Severus (джен)

Солнце висело над самыми верхушками деревьев, когда над небольшим плато перед воротами замка трижды прозвучал сигнал, возвещающий о начале праздника. Серебристый звук труб отразился от высоких стен и унесся в выцветшее небо. Северус поднял голову и посмотрел на медленно приближающиеся с запада облака.

— Ночью будет гроза, — словно отвечая на его мысли, сказал Люциус. — Главное, чтобы она не помешала охотникам. Если до окончания сумерек никто из них не убьет дромарога, турнир не будет считаться завершенным, а это плохая примета.

Северус кивнул и хотел уже поинтересоваться, кто такой дромарог и случалось ли охотникам вернуться без добычи, но уже в следующий момент происходящее внизу заставило его забыть обо всем. Высокие, расположенные прямо напротив трибуны, на которой сидел маркиз с семьей и почетные гости замка, ворота распахнулись, и на турнирную площадку вступили фантастические существа. Вид их вызвал у Северуса прилив восторга и ужаса.

— Это как раз и есть охотники, — пояснил Люциус. — Они всегда открывают парад участников.

Присмотревшись, Северус понял, что существа, которых он поначалу принял за невиданных двухголовых чудовищ, на самом деле представляют собой дуэт… состоящий из всадника и…

— А-а… как… — Северус хотел узнать, на ком это едут охотники, но Малфой, видимо, понял его по-своему.

— Стать одним из этих парней непросто. Кроме знатного происхождения, нужно ещё быть достаточно сумасшедшим, чтобы взгромоздиться на грифона, — насмешливо сообщил он, но в его интонациях слышались также и завистливые нотки. — Я уже не говорю о том, сколько денег нужно потратить на этого зверя и на дрессировщиков, способных обуздать его хоть немного… — Малфой сделал паузу, а потом картинно добавил: — Я однажды видел, как грифон откусил дрессировщику руку по локоть. А некоторые остаются и без головы!

Северус едва успел сжать губы, чтобы сдержать потрясенный возглас. Он поспешно отвернулся, сделав вид, что смотрит в сторону, пока Малфой не принял его за слабонервную девицу.

— А сколько стоит э… грифон? — спросил он, лишь бы что-то сказать.

— Что, хочешь присмотреть себе одного? — ехидно поинтересовался Люциус, но, видимо, заметив, как нахмурился собеседник, поспешно сменил интонацию. — Я точно не знаю, — сказал он миролюбиво. — Говорят, их покупают маленькими и платят золотом по весу.

— То есть… за них дают столько золота, сколько они весят? — переспросил Северус, не веря своим ушам. Проснувшаяся было злость на Малфоя тут же растворилась, когда он осознал, как ему повезло с рунеспуром. Вряд ли маркиза стала бы покупать яйцо — довольно тяжелое, судя по тому, как оно оттягивало карман, если бы торговец потребовал его вес золотом!

— Точно! Думаю, даже самый маленький грифон стоит не меньше трёхсот галеонов. Я уже не говорю о том, сколько нужно заплатить дрессировщику, чтобы он решился рискнуть своей головой и взялся бы учить такую тварь выездке, да и вообще...

Закончить Люциусу помешал герольд, одетый в синий и серебряный — цвета маркиза де Сен-Аман. Остановившись перед главной трибуной, он снова затрубил, затем спешился и низко поклонился хозяину турнира.

— Мессир, мы просим вас начать Летний турнир! — звонко провозгласил он.

Шум на трибунах мгновенно стих, и взгляды присутствующих устремились на устроителя турнира.

Маркиз де Сен-Аман неспешно поднялся, и Северусу показалось, что он неоднократно сидел за одним столом и даже разговаривал сегодня утром совсем с другим человеком. До сих пор Рене представлялся ему великодушным аристократом и… да, наверное, добрым человеком, которому он был благодарен за щедрость и снисходительность, которую тот проявил к нему, безродному полукровке из богом забытого городка. Тот человек вызывал в нем симпатию и уважение, но сейчас… В шелковом синем плаще, черном с серебром камзоле, перехваченном роскошной перевязью, с клинком в богато украшенных инкрустациями ножнах хозяин замка Монмирель казался ему героем старинных легенд. Хотя дело, возможно, было вовсе не в костюме, а в идеально прямой осанке, гордой и одновременно естественной манере держаться. Как бы там ни было, Северуса охватил восторг, но потом… Он снова вспомнил обнаруженный в подвале родного дома портрет Эйлин и Рене…

Почему их изобразили вместе, словно брата и сестру или жениха с невестой? Что означал этот портрет? И что могло заставить мать выйти за Тобиаса Снейпа?

Однако все мысли о портрете и Эйлин тут же вылетели у него из головы, когда Рене достал волшебную палочку и, начертав в воздухе цепочку неизвестных Северусу символов, негромко произнес:

— Largior hic campos aeter

Lumine vestit purpureo.

Tenebras sunt!

И тут же, словно в ответ на его слова, ветер донес откуда-то приглушенный вой, а чуть позже глухое рычание — словно бы где-то далеко, за многие мили от замка проснулся огромный зверь. А возможно, монстров было даже несколько.

— Кто это воет? — спросил Северус, ощутив, как от этих звуков по спине пробежал холодок.

— Дромароги! — В глазах Люциуса сверкнул азарт. — Рене произнес условную фразу, которая сняла наложенное на них сонное заклятие. Теперь они готовы встретить охотников.

Тем временем Рене опустился на свое место, а в ворота ристалища потекла пестрая процессия участников грядущих состязаний. Среди них были не только колдуны и волшебницы, но также представители других разумных магических рас. По крайней мере, Северус разглядел нескольких кентавров и каких-то уродливых карликов. Однако сейчас его мысли были заняты вовсе не ими.

По правде говоря, он никогда не видел ни одного живого дромарога, но зато вдоволь налюбовался их изображениями. Не требовалось слишком большой фантазии, чтобы представить себе крупного серо-лилового зверя с огромным горбом на спине и длинными острыми рогами. А если к этому добавить ещё и свирепый нрав, любому станет ясно, что это не те существа, к встрече с которыми нужно стремиться. К тому же у дромарогов была еще одна неприятная особенность.

— Мне кажется, это охотники не готовы к такой встрече! — скептически заметил Северус. — Ведь шкура дромарога прочнее драконьей. Её не пробить сталью, и даже большинство заклинаний тут бессильно.

Услышав эти слова, Люциус повернулся и несколько мгновений пристально смотрел на маленького соседа. В глазах его было неприкрытое удивление, и Северус ощутил вспышку мстительного удовлетворения.

«Реванш за грифона!» — удовлетворенно отметил он про себя.

— Да, все верно, — отозвался наконец Малфой, не отводя от собеседника изучающего взгляда. — Шкуру дромарога не пробить, но… — он многозначительно помолчал, — у самого свирепого и непобедимого чудовища есть слабые места, — закончил он и снова принялся разглядывать группку необыкновенно красивых длинноволосых девушек, которые в этот момент как раз проходили мимо центральной трибуны. Словно почувствовав его взгляд, одна из них внезапно подняла голову и ослепительно улыбнулась Люциусу. Северус тут же услышал, как участилось дыхание Малфоя, а потом тот сорвал приколотую к камзолу бутоньерку и бросил её красавице. Девушка ловко поймала цветы и прикрепила их к платью, послав галантному кавалеру лукавый взгляд.

И тут его осенило.

— Глаза! — воскликнул Северус, вспомнив рисунок из «Магической Британии».

— Ты прав, — Люциус повернулся к нему, но взгляд у него все ещё был мечтательным. — У дромарога большие глаза, и это неплохая мишень. Попав в неё, скажем, копьем, его действительно можно убить. Но и это весьма непросто сделать, так как рога защищают большую часть цели. К тому же это опасно. Несмотря на большую массу, эти создания очень быстры — глазом не успеешь моргнуть, как тебя продырявят.

— А почему бы охотникам не воспользоваться луком? — озвучил пришедшую в голову мысль Северус. — Тогда бы не пришлось приближаться к ним на опасное расстояние.

Люциус одобрительно покивал.

— Потому что это ритуальный поединок, — объяснил он. — Смысл его в том, что охотник должен сразиться с дромарогом и победить его в честном бою, а не просто убить издалека, ничем не рискуя. Но твоя версия мне нравится. Если бы ты не был полукровкой, попал бы на Слизерин, я в этом уверен, — сказал он с усмешкой, но в голосе его явно слышалось одобрение.

Северус вдруг ощутил, что краснеет, хотя и не понимал, почему.

— А так… — Люциус смерил его оценивающим взглядом, — для Хаффлпаффа ты слишком сообразительный, а любой гриффиндорец счел бы твоё предложение не достаточно… благоро-о-одным, — Малфой издевательски протянул слог. — Так что будешь на Рэйвенкло, — уверенно заключил он.

У Северуса так и чесался язык ответить какой-нибудь дерзостью, но в следующее мгновенье ему пришло в голову, что Люциус прав. Основатель Слизерина действительно создал факультет исключительно для чистокровных волшебников, просто Северус до сих пор был настолько уверен, что будет учиться на том же факультете, что и Эйлин, Айрис и все представители семейства Принц, что ему даже в голову не приходило, что его распределят куда-то ещё.

Но сейчас правда открылась ему во всей своей неприглядной наготе.

Мир как будто бы подернулся серой пеленой, поглотившей звуки и краски. Веселое возбуждение, владевшее им с тех пор, как он занял место на трибуне среди нарядных и беззаботных гостей Рене, исчезло без следа. Острое чувство одиночества и чужеродности всему этому яркому праздничному миру накрыло его ледяной волной.

А потом он испытал вспышку обжигающей злости на Эйлин, которая лишила его возможности учиться на Слизерине.

Видимо, переполнявшие его эмоции красноречиво отразились на лице, потому что у самого уха вдруг раздался тихий шепот Люциуса:

— Не стоит так переживать. Насколько я знаю, одному полукровке всё-таки удалось попасть на Слизерин.

Северус недоверчиво посмотрел на Малфоя, ожидая увидеть на его лице фальшивое сочувствие или даже насмешку. Однако, к его удивлению, вид у того был совершенно серьёзный.

— Это, должно быть, произошло очень давно, — сказал Северус понуро. — Сейчас такое невозможно.

Губы Люциуса самодовольно изогнулись.

— Ты ошибаешься, — заговорщически прошептал он. — Волшебник, о котором я говорю, чуть старше моего отца. Он иногда приходит к нам в мэнор, так что я видел его своими глазами. Может быть, в один прекрасный день ты тоже с ним встретишься.

Люциус ободряюще похлопал его по плечу, и Северус почувствовал, как в сердце потихоньку закрадывается надежда, а мир вновь обретает краски.

Кто знает, может быть, ему и правда удастся познакомиться с этим удивительным магом, и тот научит его, как добиться желаемого и обмануть судьбу.

* * *

Когда настроение Северуса улучшилось настолько, что он снова заинтересовался происходящим на ристалище, оказалось, что пока он предавался мрачным мыслям, парад участников завершился, охотники уже отбыли на поиски дромарогов, а слуги и пажи заканчивали приготовления к первым поединкам.

Как объяснил Люциус, эта часть турнира посвящалась дуэлям. По традиции, любой совершеннолетний волшебник мог стать зачинщиком и выбрать себе любого противника из числа участников или даже гостей независимо от того, мужчина это или женщина, если, конечно, гость согласится принять вызов. Ведь считается, что искусство волшебника не зависит от пола.

— А разве можно отказаться? — спросил Северус, представив, как кто-то из участников, среди которых попадались довольно отталкивающие на вид экземпляры, вызывает на поединок, например, Амалию или… Эйлин… когда та была такой, как на портрете, и наверняка тоже присутствовала на Летних турнирах, устраиваемых владельцами Монмиреля.

— Вообще-то можно, — отозвался Люциус. — Но это считается не слишком почетным. Лучше, если на вызов ответит кто-то из близких такого мага или волшебницы: брат, друг или супруг, если речь идет о даме. Конечно, такого уже давно не случалось, хотя… — Малфой внезапно запнулся. — Кажется, нечто подобное недавно произошло… Довольно необычный случай… Тот волшебник… — Люциус прервал свой вдруг ставший сбивчивым рассказ и замолчал, как будто подбирая слова. — Полукровка, поступивший на Слизерин, как-то вызвал прежнего хозяина этого замка, отца Рене. Но тот был тогда уже стар и болен, так что за него выступила его молодая супруга.

— Мать маркиза Рене? — удивленно переспросил Северус.

— Мачеха, — улыбнулся Люциус. — Она была англичанкой, а звали её Одиллия. Очень сильная волшебница и к тому же родственница моей будущей невесты. Только надеюсь, мне не придется жениться на той, которую ты видел сегодня утром. Хотя Беллатрикс очень похожа на Одиллию. Ты сможешь в этом убедиться, когда я покажу тебе её портрет, он висит в гостиной.

Северусу хотелось узнать, чем закончился тот поединок. Если честно, поступок таинственного полукровки со Слизерина ему был не по душе. Зачем тому понадобилось вызывать на дуэль больного старика, а потом сражаться с его супругой?

Однако ничего больше он спросить не успел, так как герольд объявил начало первых поединков, и Люциус принялся торопливо объяснять Северусу условия начинающегося действа.

*

Согласно правилам турнира, ристалище разделили на четыре сектора, в каждом из которых одновременно сражалось по два противника. Побежденный покидал площадку, выбывая из дальнейших состязаний, а победитель мог уйти и отдохнуть до тех пор, пока не объявят начало второго тура, или сразиться, выбрав себе нового соперника. В этом случае он мог заработать дополнительные баллы, которые впоследствии сыграли бы решающую роль, если финальный поединок закончится вничью. За ходом боев наблюдали судьи, непредвзятость которых контролировалась целым рядом суровых обетов.

Было и ещё одно правило. В первом туре допускалось применение всех возможных боевых заклятий, кроме трёх Непростительных, и чар, наносящих тяжелые увечья. Во втором участники должны были показать уже более высокое мастерство, и потому здесь особенно ценилась не столько мощь мага, сколько его ловкость, быстрота и изящество. Кроме того, здесь уже допускалось применение трансфигурации. Третий тур должен был стать триумфом магического искусства. До него добирались уже настоящие мастера, и потому требования к его участникам были самые серьезные. Предпочтение отдавалось лично созданным заклятьям, кроме того, участники могли обращаться к анимагии и зельям, а также использовать артефакты, правда, при условии, что таковые созданы магом или волшебницей лично.

*

Люциус едва успел закончить краткий обзор турнирных традиций, как по знаку герольдов начался поединок. По правую руку от них сражалась очень необычная пара: кентавр и молодой маг в черном плаще и маске. А вот дуэлянты, расположившиеся на площадке по левую руку, смотрелись, по мнению Северуса, просто нелепо. Девушка, улыбавшаяся Малфою во время парада открытия, ловко отбивала атаки наступавшего на неё уродливого карлика, едва доходившего ей до пояса. Картина выглядела настолько невероятно — комично и вместе с тем завораживающе, — что притягивала Северуса как магнит.

Присмотревшись к карлику, Северус заметил, что у того в руках не палочка, а маленький жезл, на конце которого сверкал какой-то красный, как кровь, камень.

— Это гоблин, — пояснил Люциус, видимо, заметив, куда устремлен его взгляд. — У них своя магия — довольно сильная, хотя и необычная. Гоблины создали её, научившись использовать энергию металлов и драгоценных камней. Главным образом, они применяют свои знания в ювелирном, оружейном и банковском деле, но, как видишь, некоторые из них мечтают о боевой славе, — закончил он насмешливо.

Словно в подтверждение его слов, камень, венчавший жезл карлика, ярко вспыхнул и выбросил алый луч, ударивший прямо под ноги девушке. Та в самый последний миг успела отскочить, но земля в том месте, где она только что стояла, задымилась.

— По-моему, он неплох, — пробормотал Северус.

— Возможно, но я ставлю на вейлу, — отозвался Люциус.

— На кого?

— На вейлу, — снисходительно повторил Малфой. — Неужели ты никогда о них не слышал?

— Н-нет, — покачал головой Северус.

— Ну тогда запоминай, малыш: вейла возьмет верх над любым мужчиной, от двенадцатилетнего подростка до… двухсотлетнего старика, если, конечно, того к тому времени ещё можно называть мужчиной. А также над кентавром, гоблином, вампиром… — Люциус рассмеялся. — Просто эта… видимо, решила поиграть со своим соперником и пока не пустила в ход главное своё оружие.

— Какое? — Северус был так изумлен, что даже забыл обидеться на «малыша».

— Потерпи. Смотри внимательно, и, я думаю, скоро ты сам все увидишь.

Но Северус и так смотрел на происходящее во все глаза.

Зрелище захватило его уже с самых первых мгновений. Да и могло ли быть иначе! У него на глазах вершилось чудо, о котором ещё несколько дней назад он не мог и мечтать. Самые яркие, фантастические страницы Истории Магической Британии оживали перед ним, и это было восхитительнее самых невероятных снов! Тем более что всё это происходило на самом деле!

Он уже не следил только за парой гоблин — вейла. Его взгляд перемещался то к кентавру с волшебником, то скользил вглубь ристалища, где самозабвенно бились два высоких рыжих мага в зелёных плащах — по словам Люциуса, это были братья близнецы, которые уже несколько лет подряд приезжали на турнир, чтобы в сражении выяснить, кто из них сильнее, но каждый раз судьи присуждали им ничью. Иногда он украдкой поглядывал на Рене, который задумчиво смотрел в какую-то точку, словно бы мысли его блуждали вдали от турнира, или на маленькую Айллин, что сидела рядом с маркизой и, казалось, впитывала происходящее с такой же жадностью, что и он сам. Время от времени его мысли возвращались в комнату, где под подушкой его дожидалось драгоценное яйцо.

Постепенно утомленное обилием ярких впечатлений внимание его начало рассеиваться. Северус не заметил, в какой момент волшебники на трибунах, участники турнира, небо над головой и темнеющий вдали лес слились в пестрый вязкий водоворот, который вращался все медленнее и медленнее. Цветовые пятна и звуки смешивались, краски выцветали, весь мир незаметно отдалялся, пока, наконец, не исчез, оставив Северуса в непонятном… ничто.