Severus (джен)

О дитя, иди скорей

В край озёр и камышей

За прекрасной феей вслед —

Ибо в мире столько горя,

Что другой дороги нет.

(У. Б. Йейтс. Пропавший мальчик)

Таких городов, как N, на севере Англии немало. В эпоху промышленного бума они в изобилии вырастали вокруг заводов и фабрик, похожие друг на друга как близнецы: закопченные и унылые, застроенные однотипными двухэтажными домами. Непременная часть пейзажа — заводские трубы, источающие едкий желтовато-коричневый дым. Они гордо возвышаются над узкими лабиринтами улиц, утверждая свою власть над живущими здесь людьми.

С севера и востока городок огибает река. Некогда кристально-чистая, теперь она грязного болотного цвета. На ней уже не увидишь ни диких уток, ни лебедей, только изредка спустится к воде тощая лиса или выйдет на берег выдра. Они совершенно не пугливы, ведь люди появляются редко. А что им здесь делать? Рыбы нет, особых красот — тоже.

Правда, в мае берега сплошь покрывают дикие ирисы. В это время река напоминает потемневший и проржавевший от времени меч, который какой-то безумный коллекционер поместил в бархатное фиолетово-синее ложе. Но эта пора длится недолго, и оставшуюся часть года любоваться здесь совершенно нечем. По крайней мере, местные жители в этом твёрдо уверены. Поэтому берег обычно пуст.

Безлюдна и маленькая роща, что сбегает к воде на восточной окраине городка. Какой-нибудь чудак-путешественник, пожалуй, мог бы найти её живописной, но туристы, как правило, обходят N стороной. И напрасно. Например, если немного углубиться под сень старых вязов, можно увидеть картину, способную заставить всякого уважающего себя прерафаэлита умереть от зависти. Или немедленно схватиться за кисть и запечатлеть жемчужные облака, змеящуюся среди высоких трав реку, старую раскидистую иву, склонившую зелёные ветви к самой воде, а под ней — босоногого мальчика лет восьми-девяти с огромным оправленным в серебро фолиантом на коленях.

Конечно, рядовой житель N, никогда не бывавший в Лондонской галерее Тэйт и не знакомый с полотнами Россетти, Милле или Уотерхауса, не найдёт здесь ничего заслуживающего внимания. Скорее всего, это зрелище даже внушит ему безотчетное раздражение. Почему? Ответ прост: всему виной детали. В мире нет ничего более могущественного. Мелочи, нюансы, пустяки руководят нашими поступками и определяют симпатии. Благодаря им одни люди нам кажутся милыми и приятными, а другие — отталкивающими. По едва уловимым признакам мы бессознательно определяем кто перед нами — свой или чужой, друг или враг. И если что-то в вашей манере одеваться или вести себя кажется окружающим необычным, считайте, что вы причислены к вражескому лагерю. И хорошо, если ваши соседи или сослуживцы ограничатся косыми взглядами.

А теперь представьте себе ребёнка, который выглядит не так, как другие. Множество странностей выдают его с головой. В первую очередь, в глаза бросается нелепая одежда. Костюм мальчика состоит из коротких, протёртых на коленях, грязных джинсов и шёлковой рубашки странного кроя, словно взятой из музейных запасников. О почтенном возрасте этого предмета говорит его желтизна. Рубашку украшают потрепанные кружева — они обрамляют не только манжеты, но также большой отложной воротник и даже глубокий вырез на груди. Судя по богатству отделки, рубашка была сшита для человека знатного и состоятельного, но было это очень давно. Вероятно, века полтора назад она выглядела модно, но сейчас смотрится не более естественно, чем парик Мадам Помпадур на домохозяйке.

Книга, которую читает мальчик, имеет ещё более странный вид. Не только букинист-антиквар, но любой мало-мальски образованный человек сразу поймёт, что огромный, украшенный серебряными накладками и переплетённый в кожу том очень старый и стоит дорого. Как он попал в руки ребёнка? Вот вопрос. Но и это ещё не самое удивительное. Гораздо более сильное впечатление производит сам ребёнок. Его серьёзное, худое, очень бледное лицо с умным выпуклым лбом, довольно крупным носом и высокими скулами выглядит строго, по-взрослому и, на первый взгляд, совершенно не сочетается с живым, открытым взглядом больших, черных, как спелые вишни, глаз. Их выражение изменчиво и отражает каждое движение души их обладателя. Красиво очерченный рот — верный союзник глаз в войне против аскетической жёсткости остальных черт. Яркие, немного капризные губы выдают натуру пылкую и насмешливую. Завершают картину длинные — до середины лопаток — смоляные волосы, немного вьющиеся на концах. Мальчик полностью погружён в своё занятие — похоже, для него нет дела приятнее, чем чтение.

На берегу ни души. Никакие чужаки, знающие толк в живописи, никогда не забредут на берег маленькой речки, а жители N поднимут на смех любого, кто посмеет сказать, что внешность этого ребенка хотя бы интересна. В своём убежище под ивой мальчик смотрится ещё более или менее естественно, но стоит ему показаться на улице — среди сверстников, — и сразу становится понятно, насколько он не похож на них. В N эталоном красоты считаются белокурые, пухленькие и розовощёкие ангелочки с рождественских открыток. А этот, как будто в насмешку, худ, черноволос, бледен, да ещё одет так, будто сбежал с костюмированного бала и не успел толком переодеться. Какое оскорбление общественному вкусу!

По правде сказать, сам Северус тоже не считал себя милым мальчиком. Иногда он внимательно разглядывал своё отражение в тусклом зеркале, что стояло в углу его комнаты, но делал это отнюдь не из тщеславия. Вовсе нет! Изучая резкие черты своего лица, длинные руки и ноги, нелепый костюм, состоящий частично из содержимого старых сундуков матери, а частично — из вещей, купленных в лавке, где продавалась поношенная одежда, Северус снова и снова убеждался в справедливости окружающих. «Эй, ворона!» — кричали ему соседские мальчишки и, наверное, были правы. «Как ещё можно звать такого... — Северус задумался, пытаясь найти подходящее слово, — ну, в общем, такого как я?» Как правило подходящего сравнения не находилось, и мальчик, передёрнув плечами, отходил от зеркала.

Когда Северус смотрел на себя, ему вспоминалась маггловская сказка о птенце, которого ненавидел весь птичий двор. Бедняга решил бежать куда глаза глядят, лишь бы не слышать ежедневных напоминаний о своём уродстве. И он сбежал. В незнакомый страшный мир, променяв сытую жизнь на свободу.

Сказка нравилась Северусу ровно до этого места, все последующее хотелось выбросить куда подальше. Маггл-сказочник явно хотел выбить слезу из своих читателей. Страница за страницей он подробно описывал злоключения, которые обрушились на птенца с наступлением холодов. Тут были и голод, и коварная хищница-лиса. В конце концов, птенец решился на ещё один побег. На сей раз — в объятья смерти, которую дурачок, видимо, представлял себе чем-то возвышенным. Финал же сказки, по мнению Северуса, был попросту смехотворен. Оказывается, ненавистный всем урод превратился в статного красавца-лебедя.

Вспоминая эту глупую историю, Северус ощущал приступы тошноты. Если первая её часть ещё походила на правду, то вторая была просто нелепой выдумкой. Северус не верил, что урод может стать красавцем, и не понимал, как можно перед кем-то раболепствовать из-за внешности? Если, скажем, у кого-то прямой нос, а у тебя похож на клюв — разве это повод унижаться? Северус был убеждён, что главное для мужчины — мозги, характер, талант и мастерство. Да, именно в такой последовательности. Хотя он не отказался бы от более приличной одежды. К сожалению, Эйлин было безразлично, в чём он ходит, и Северусу оставалось только прятать кружевные лохмотья под старой курткой отца. Так он и поступал. Только оказавшись в своём убежище под ивой, где никто посторонний не мог его увидеть, Северус избавлялся от неё. Конечно, если было тепло.

С тех пор, как Эйлин показала Северусу буквы, и он научился читать, жизнь обрела новые краски. Насмешки сверстников, грубость отца, холодность матери, бесконечные ссоры родителей, одиночество и неприкаянность, конечно же, никуда не делись, нет. Просто всё это выцветало, становилось далёким, призрачным и нереальным, стоило ему открыть книгу. Чем старше становился Северус, тем больше времени проводил в обществе своих безмолвных друзей. Впрочем, иных у него никогда не было, но он не жаловался, особенно после того как научился ещё и писать. Самостоятельно.

Как-то Северусу пришла в голову мысль, что с книгами тоже можно разговаривать. Только для этого нужно выучить их язык и научиться писать. Тогда, прочитав что-нибудь, можно будет написать ответ. Вот и получится разговор — и даже не хуже, чем если бы у него появился настоящий друг среди соседских детей. А если подумать, то книга будет даже лучше — ведь она умеет рассказывать интересные истории и, конечно, уж не станет дразнить его из-за плохой одежды.

Так Северус решил завести себе бумажных друзей. Вначале он переписывал страницы из своих любимых книг, старательно копируя печатные буквы. Так продолжалось до тех пор, пока однажды за этим занятием его не застала Эйлин. Мать скептически посмотрела на довольно корявые, несмотря на все старания, строчки, но вопреки ожиданиям Северуса не стала смеяться. Поджав губы, она молча вышла из комнаты, а когда вернулась, в её руках была пожелтевшая тетрадка с прописями. От изумления он не знал что сказать, а Эйлин, положив тетрадь ему на колени, развернулась и ушла, не проронив ни слова. Весь остаток дня Северус провёл, пытаясь как можно точнее повторить изящные линии, пока глаза не начали слезиться от усталости, но к вечеру он добился более или менее приемлемого результата и решил, что может попробовать написать что-нибудь.

Перед тем, как лечь спать, Северус внимательно осмотрел книги, стоявшие на его полке (в основном это были маггловские сказки, которые он нашёл в кладовой Эйлин) и выбрал потрёпанный синий томик. Перелистав страницы, он нашёл ту самую историю о маленьком уродце-утёнке. Затем положил книгу на стол, взял в руку перо и старательно вывел прямо под заголовком:

Ерунда! Никогда уроду не стать красивым!

Внимательно рассмотрев то, что получилось, Северус удовлетворённо вздохнул. Ему давно хотелось высказать своё мнение по поводу этой сказки, но не было никого, кто захотел бы его слушать. Теперь ему стало легче, как если бы он поделился с кем-нибудь своими чувствами.

* * *

В этом году лето пришло в Йоркшир непривычно рано. Весь июнь стояла ясная, сухая погода, и Северус проводил под старой ивой целые дни. Он вставал рано, чуть ли не с первыми лучами солнца. Плеснув в лицо холодной водой он, ещё сонный, тихо спускался в кухню, завтракал бутербродом из подсохшего хлеба с сыром и выбегал из затхлого дома, прихватив с собой книгу.

Сегодняшний день выдался особенно жарким, и старая отцовская куртка валялась на земле.

Судя по коротким теням деревьев, было около полудня. Устав от чтения, Северус бережно положил тяжёлый фолиант на куртку, а сам раскинулся на траве, задумчиво глядя, как купаются гибкие ветви ивы в мутноватой речной воде. Летние дни бежали незаметно и быстро, словно облака, проплывающие сейчас над головой. Их причудливые формы всё время менялись, и в этом было что-то завораживающее. Северус некоторое время смотрел на них и сам не заметил, как погрузился в дрёму. Здесь под ивой всё было окутано мягким изумрудным сумраком. Казалось, его обнимают чьи-то ласковые руки, и от этого внутри стало так хорошо, так спокойно, как никогда не бывало дома. Покачивая, баюкая, шепча, река и ветер пели ему колыбельную, и в конце концов он заснул, поддавшись их мягким, но настойчивым уговорам.

Похоже, Северус спал довольно долго, потому что, когда он открыл глаза, солнце уже клонилось к закату. Тени под ивой из изумрудных стали серыми, а ветер совсем стих. Несколько раз моргнув, мальчик медленно поднялся и расправил затёкшие плечи. «Сколько же я проспал?» — подумал он, оглядываясь вокруг и пытаясь прикинуть который час. Судя по всему, уже поздно. Пора возвращаться домой...

Северус поморщился. Отец приходил с работы в семь и всякий раз злился, если его к этому времени ещё не было дома. Так что медлить не стоило. Если же поторопиться, домашнего скандала можно будет избежать. С этими мыслями он торопливо схватил тяжёлый том, прижал к груди, укрывая под широкой курткой и со всех ног помчался домой. Главное, незаметно прокрасться к себе и спрятать книгу. Он ведь не хочет, чтобы кто-нибудь её увидел? Возможно, утащив это сокровище без спроса, он поступил дурно, но, если честно, ничуть об этом не жалел.

* * *

В тот день ему действительно повезло. Обычно мать не позволяла заходить в её комнаты и, покидая дом, всегда запирала дверь на ключ. Но в ту пятницу всё складывалось наилучшим для Северуса образом. Эйлин получила от кого-то письмо и, наспех собравшись, ушла, сказав, что вернётся поздно. Отец должен был появиться не раньше десяти: последний вечер рабочей недели он обычно проводил в пабе, надираясь там с друзьями до полубессознательного состояния. На несколько часов Северус остался один.

Немного подумав, он решил не ходить к реке, так как весь день шёл дождь, и на улице было промозгло и сыро. Плюс ко всему, у него с утра болела голова, поэтому читать совсем не хотелось. Не зная чем себя занять, он принялся бесцельно слоняться по дому.

Их жилище ничем не отличалось от соседских. Дом как дом, самый обыкновенный: небольшой, в два этажа. На первом — крохотная прихожая, кухня, гостиная с вечно дымящим камином и тёмная кладовка, где Эйлин хранила кое-какие припасы и сушила травы. На втором — четыре довольно тесные комнаты. Та, что рядом с лестницей, — самая маленькая и похожая на пенал — принадлежала Северусу. Комната напротив была всегда заперта, и что там внутри, было совершенно непонятно. В конце короткого коридора угрюмо смотрели друг на друга двери родительских спален. Сколько Северус себя помнил, отец и мать спали порознь. Раньше он даже считал, что так и должно быть, но с тех пор, как начал потихоньку таскать книги из большого шкафа, что стоял в гостиной, у него на сей счёт появились некоторые сомнения.

Этим вечером своё путешествие по дому Северус начал с кладовки. Дом в Паучьем Тупике он не любил, но это место ему нравилось. Здесь всегда было идеально чисто, уютно, пахло сушеными травами, и даже темнота была не пугающей, а какой-то мягкой и тёплой. Когда Северус был совсем маленький, отец часто запирал его здесь в наказание, не подозревая, что мальчик плачет только до тех пор, пока за ним не захлопывалась дверь. А как только тяжёлые шаги удалялись на безопасное расстояние, на лице малыша появлялась лукавая улыбка и, устроившись среди тряпья и старых маггловских книг, оставшихся от прежних жильцов, он засыпал самым безмятежным сном, который почему-то никогда не посещал его в отведённой ему спальне.

Вот и сейчас, стоило лишь распахнуть узкую, покрытую облупившейся краской дверь, как в нос ударила знакомая пряная смесь полыни, розмарина, душицы, шалфея, зверобоя продырявленного и ещё каких-то трав, запах которых он не смог различить. Прикрыв глаза, Северус немного постоял на пороге, вдыхая резкий аромат, от которого боль в висках слегка притупилась, но не ушла, спрятавшись, словно трусливый пёс, в конуру. Подумав ещё несколько секунд, он решительно захлопнул дверь. Это было хорошее место для размышлений и сна, но сейчас ни то ни другое не входило в его планы.

Обследовав все закоулки внизу и зачем-то заглянув в закопчённую пасть камина, Северус поднялся на второй этаж. Постоял у запертой двери «той самой» комнаты, заглянул в замочную скважину, но то ли из-за того, что внутри было темно, то ли ещё по какой-то причине, так ничего и не разглядел. В свою комнату заходить не стал: «спасибо, успела надоесть» — пробормотал он, передёрнув плечами, и остановился, размышляя, куда бы ещё заглянуть, раз уж представился такой случай. Спускаться вниз не хотелось, и Северус неспешно пошёл по коридору, который довольно быстро закончился, приведя его к спальне Эйлин. От нечего делать он легонько провёл пальцами по шершавой, растрескавшейся деревянной двери, погладил медную ручку. «Вот здорово было бы попасть внутрь», — пронеслась соблазнительная мысль. Конечно, он бывал там раньше, и не раз, но всегда, всегда за ним следили строгие глаза матери, так что не было даже речи о том, чтобы заглянуть в ящик секретера или приподнять крышку старого сундука. «Вряд ли что-то выйдет и сейчас, — со вздохом подумал он, — ведь дверь наверняка заперта». Тем не менее его рука сама собой потянулась вперёд. Некоторое время Северус стоял, покачиваясь на носках, касаясь кончиками дрожащих пальцев холодного металла и слушая отчаянный стук сердца в груди, а потом зажмурился и медленно нажал на ручку.

Он сделал это просто так, совершенно не надеясь на успех и, наверное, поэтому вздрогнул, услышав тихий щелчок замка. Северус изумлённо распахнул глаза, пытаясь осознать случившееся, а потом осторожно толкнул тяжёлую дверь.

Даже сейчас, спустя почти две недели после того случая, он прекрасно помнил, как стоял на пороге, разрываясь между запретом и любопытством, понимая, что просто не в состоянии упустить такую возможность. Конечно, если его проделка обнаружится, Северусу не поздоровится, но... Ему так давно этого хотелось! Сколько раз он мечтал прикоснуться к настоящей магии, хоть краем глаза взглянуть на мир, в котором ему предстоит жить! И не так уж много времени осталось ждать. Скоро он станет настоящим волшебником — сильным, могущественным. Не сразу, конечно, ведь ему предстоит столько всего узнать, так многому научиться. Хотя он уже и теперь кое-что может.

Например, прошлым летом ему даже удалось вызвать небольшой дождь. Северус сделал это без палочки, просто потому, что стало жаль засыхающие без влаги деревья в роще. Он не знал, как помочь им, и просто зажмурился, стараясь представить, как на блёклом знойном небе над головой появляется тёмное облако. От напряжения у него свело челюсти и щипало под веками, но когда он уже был готов сдаться, в лицо ударил порыв свежего ветра. От неожиданности Северус открыл глаза и увидел, что всё вокруг потемнело. Если честно, ему очень хотелось, чтобы была ещё и гроза, но даже без неё вышло неплохо. Несмелые прохладные капли быстро сменились настоящим ливнем. Северус стоял, подставив лицо весёлым серебряным струям, и смеялся. Кончики пальцев покалывали тысячи маленьких иголок, а тело стало лёгким, как пёрышко: казалось, стоит только оттолкнуться от земли, и взлетишь. Песня льющейся с неба воды мешалась с голосами деревьев и даже травы, оживающих прямо на глазах. Впервые в жизни он был счастлив, и это счастье ему подарила магия. И потом, когда дождь прекратился, его ещё долго не покидало странное радостное чувство, от которого хотелось сделать что-то такое, что не делал ещё никто и никогда.

Возвращаясь домой на закате солнца, он услышал разговор двух соседок, судачивших о странном маленьком облаке над рощей при том, что в других местах не выпало ни капли.

Даже сейчас это воспоминание заставило его улыбнуться: в тот день он в первый раз ощутил спавшую в нём силу — и это ему понравилось. Даже очень понравилось. Может быть, он станет лучшим магом в школе!

После того происшествия Северус стал буквально одержим желанием как можно скорее начать учиться. Он не собирался просто сидеть и ждать, когда ему исполнится одиннадцать. Ведь раз у него уже получилось управлять своей силой без всяких знаний, что же будет когда в его руках окажется настоящий учебник заклинаний! От предвкушения у Северуса сладко заныло в груди. «Тогда можно было бы начать заниматься самостоятельно, не дожидаясь школы», — мечтал он, прикрыв глаза. Воображение уже рисовало ему самые радужные перспективы, но для того, чтобы они осуществились, нужно было решиться и войти наконец в Святая Святых, путь куда ему был закрыт и за нарушение запрета ждало суровое наказание.

Северус тяжело вздохнул. Выбор и правда был трудным, и чтобы помочь себе решиться, он снова представил то, что ждёт его в случае успеха. Он мечтал найти в комнате Эйлин что-то такое, что поможет ему узнать больше о магии. «Должно ведь было сохраниться что-нибудь с тех времён, когда она ещё не забросила волшебство? Какие-нибудь вещи или книги. Не могла же она уничтожить всё, что связывало её с прошлой жизнью?» Северус был совершенно уверен, что такого просто не могло быть! — А если что-то сохранилось, то прятать это лучше всего в своей комнате, верно? Не зря же она не разрешает ему заходить туда! И уж точно, что-то есть в старом сундуке, который стоит между кроватью и туалетным столиком. Таков был ход его мыслей, и сейчас самое время проверить, насколько верны эти предположения.

Первым делом Северус собирался заглянуть в старый сундук. Накрытый тяжелой тёмной тканью, тот словно бы звал его, обещая поделиться своими секретами. Несколько раз Северусу даже казалось, что он слышит тихий вкрадчивый шёпот, но стоило лишь начать вслушиваться в него, как иллюзия тут же рассеивалась. Конечно, в книгах из шкафа, до которых ему удалось добраться, говорилось, что магические тайники обычно охраняют сторожевые заклятья, среди которых попадаются по-настоящему неприятные: например, способные навести порчу или даже убить. Оставалось лишь надеяться, что Эйлин сочла замок на двери спальни достаточной защитой. Однако проверить это можно было только опытным путём.

«Неужели я струшу сейчас, когда удача сама идёт в руки и нужно всего лишь пойти и взять то, что я хочу?» — подумал он, всё ещё колеблясь.

Трусом Северус себя не считал. По крайней мере, он бы не стал искать спасения от острых лисьих зубов в красивой — "как бы не так!" — смерти под ударами лебединых клювов! Гораздо умнее (и смелее!) было бы выжить всем им на зло. Лично он бы так и поступил. Да!

И, отбросив последние сомнения, Северус решительно переступил порог спальни.

*

В комнате было довольно темно: главным образом, из-за плотных штор, не пропускавших солнечный свет. Но Северус не боялся темноты. Немного поразмыслив, он решил, что так даже лучше, ведь полумрак скроет его преступление. Появись здесь внезапно кто-нибудь из взрослых, он не сразу заметит нарушителя, а Северус наверняка успеет спрятаться!

Немного успокоив себя этими мыслями, он принялся изучать обстановку. На первый взгляд ничего необычного в комнате не было. Спальня как спальня. Никому бы и в голову не пришло, что она принадлежит колдунье. Конечно, Северусу было только девять, он ещё не умел должным образом управлять собственной силой, но чужую чувствовал безошибочно. Так вот на первый взгляд в комнате Эйлин не было ни одной вещи со следами магии. Даже в хрустальном флаконе, что стоял на туалетном столике, оказались обычные духи. "Vol de Nuit" — прочитал Северус и осторожно вынул притертую пробку. Тёмная маслянисто-густая жидкость пахла темной водой, ночью и смутным предвкушением опасности. Этот странный тревожный аромат Северус помнил. Иногда он окутывал Эйлин едва уловимой вуалью, и тогда мать казалась ему особенно далекой и неприступной.

Торопливо вернув пробку на место, Северус отставил флакон и с тоской оглянулся, ощущая, как внутри растет разочарование. Неужели мать и впрямь всё уничтожила! Зачем? Всё равно отец, ненавидевший магию всеми фибрами души, ни разу на его памяти не переступал этого порога.

Оставалось проверить сундук. «Уж в нём-то обязательно что-нибудь найдётся», — попытался он успокоить себя и нетерпеливо сорвал ткань с крышки.

В первый раз объект его интереса оказался перед ним без покрова. И так близко! Сундук выглядел старым и даже ветхим, Северус дал бы ему лет двести. Кожа, которой он был некогда обит, во многих местах облезла, обнажив деревянный остов. Но на боковых стенках ещё можно было разобрать витиеватые инициалы его владелицы — Э. П. Покрытый пылью, рассохшийся, с облупившейся краской, местами торчавшей, как сухая рыбья чешуя, он манил своими тайнами и немного пугал. Однако страх, который испытывал Северус, не шёл ни в какое сравнение с терзавшим его любопытством. Перед этим мучителем Северус никогда не мог устоять. Но... как открыть замок?! Оставалось только надеяться, что Эйлин не использовала запирающих заклинаний. Проверить же это можно было только одним способом... Северус опустился на колени и ещё раз прислушался к царившей в доме тишине. Всё в порядке. Отец не должен вернуться раньше, чем через час.

В кармане обнаружилась старая шпилька, которая уже не раз служила ему верой и правдой, помогая добывать из запертых шкафов книги. На сей раз, правда, пришлось попотеть. Этот замок был устроен хитрее, но несмотря ни на что, спустя примерно полчаса, после невероятных трудов, от которых сводило пальцы и спину, тихий щелчок сообщил, что усилия увенчались успехом. Северус с облегчением выдохнул и, откинув волосы с мокрого лба, осторожно приподнял тяжёлую крышку.

Судя по всему, сундук не открывали очень давно. В нос тут же ударила смесь пыли с лавандой, заставив Северуса громко чихнуть. Усвоив урок и стараясь почти не дышать, он принялся исследовать содержимое сундука. Увы, вначале он даже подумал, что зря поддался искушению. Вместо заколдованных предметов, могущественных артефактов и свитков с тайными заклинаниями Северус нашёл лишь несколько платьев, сломанный веер, старую школьную мантию с гербом Слизерина, какие-то учебники (кажется, по уходу за магическими животными) и несколько типично девчоночьих писем от подруг. Самым ценным среди всего этого хлама был увесистый фолиант да треснувшая волшебная палочка, из сердцевины которой торчало что-то вроде толстого белого волоса. Немного поколебавшись, Северус решил и то и другое взять с собой, чтобы внимательнее рассмотреть на досуге. Пусть он не нашёл того, на что рассчитывал, палочка, пусть даже сломанная, и книга — лучше, чем ничего. «Может быть, там найдутся какие-нибудь заклинания. А если обнаружится, что палочка действует, то в следующий раз, когда родителей не будет дома, можно будет попробовать немного поколдовать», — решил он. От этих мыслей настроение сразу улучшилось. Северус опустил крышку и с улыбкой поднялся с пола, с осторожностью пряча в боковой карман джинсов хрупкую добычу. Затем вернул на место ткань, стараясь придать складкам прежний вид, и, прижимая к груди тяжелый том, направился к двери. Оставалось надеяться, что Эйлин не обнаружит пропажу.

* * *

За окном сгущались сумерки, когда на пороге появился отец. Северус заметил, что тот не настолько пьян, чтобы молча подняться в свою комнату и уснуть. Это было плохо. В таком состоянии родитель становился жутко раздражительным и придирчивым. Выход был один — поскорее убраться с глаз долой. Но едва Северус приготовился незаметно улизнуть в свою комнату, Тобиас схватил его за руку.

— Где мать? — хрипло прорычал он.

Северус глубоко вдохнул.— «Тихим этот вечер не будет», — с грустью подумал он, мысленно распрощавшись с надеждой провести спокойный вечер в своей комнате в компании извлечённых из сундука трофеев.

— Она получила письмо и ушла. Сказала, что к ужину вернётся.

Тобиас хмыкнул и, заметно покачиваясь, направился на кухню.

— В этом чертовом доме ужинают, когда я прихожу, — мрачно сообщил он, уставившись мутным взглядом в стену. Похоже, эта короткая речь отняла у него много сил, потому что он покачнулся и, стараясь сохранить равновесие, оперся руками о столешницу. — И подай что-нибудь под задницу, живо!

Стараясь скрыть гримасу отвращения, Северус подвинул к нему тяжёлый табурет.

— Чего уставился? — Тобиас грузно опустился на скрипнувший предмет обстановки и хмуро уставился на сына. — Раз уж твоей матери нет, придётся тебе позаботиться о папочке! — протянул Тобиас, растягивая губы в отвратительной гримасе, которая, по его представлению, должна была изображать улыбку. Ласковую, конечно же.

В такие минуты больше всего на свете Северусу хотелось оказаться подальше от этого мрачного дома, от Тупика Прядильщиков и, главное, от этого отвратительного маггла, который по какой-то невероятной случайности оказался его отцом.

Почему-то при мыслях об отце Северусу становилось безумно стыдно и за себя, и за Эйлин, до пылающих щёк, до спазма в горле. Словно это он ввалился в дом как свинья — грязный и отвратительный. И ему придётся терпеть это ещё два года, пока он не уедет в Хогвартс и не станет наконец волшебником.

Как всегда, мысль об этом согрела, и Северус, расправив плечи, пошёл к холодильнику. Открыв дверцу и обежав взглядом скудное содержимое — в основном, это были полуфабрикаты — он задумался над тем, что быстрее — поджарить котлеты или отварить сардельки. В тот миг, когда его рука потянулась к сарделькам, послышался шум открывающейся двери. Северус вздохнул с облегчением — вернулась Эйлин.

*

После ужина, едва дождавшись разрешения встать из-за стола, Северус помчался в свою комнату. Книга, которую он нашёл в сундуке, называлась «Тайные истории магической Британии» и хотя в ней не обнаружилось заклинаний, оказалась настоящим сокровищем. Здесь были собраны легенды о волшебниках и ведьмах прошлого — начиная с самой глубокой древности. Некоторые из историй увлекали его немыслимыми приключениями, некоторые рассказывали о таких вещах, что щёки Северуса покрывались жарким румянцем, но каждая уводила в неведомый, чужой, но оттого ещё более притягательный мир магии.

Поскольку Северус не был уверен, что мать снисходительно отнесётся к тому, что он без спроса забрался в её старый сундук, он решил, что лучше будет не попадаться ей на глаза с конфискованной книгой. Он читал её по ночам, в своей спальне, готовый в любой момент спрятать под подушку и заменить Сказками Барда Биддля. Раньше «Сказки» нравились Северусу, но с тех пор, как в его руках очутилась «История», он их знал уже наизусть, а кроме того, о событиях, происходивших на самом деле, читать было гораздо интереснее. Теперь, едва дождавшись конца ужина, он как вихрь взлетал по лестнице на второй этаж, устраивался на подоконнике или забирался в постель и с упоением погружался в мир магических войн, романов и дворцовых переворотов. Днём же Северус брал «Тайные истории» с собой на прогулку.

Чаще всего он отправлялся в маленькую рощу, к старой иве. Это место располагалось вдали от дорог, так что случайные прохожие редко забредали сюда, а местным обитателям делать здесь было нечего. В городке не одобрялось безделье, а кому кроме самого отъявленного лентяя могло прийти в голову пялиться на воду посреди дня? Кроме того, старая ива пользовалась дурной славой. Рассказывали, что здесь не раз видели странную серебристую фигуру женщины, которая могла вдруг превращаться в белый туман, протягивающийся через речку, как мост, и войти в него означало верную смерть. Некоторые говорили, что никакой «белой дамы» не существует, а под ивой любит отдыхать Херн-охотник — получеловек-полу-олень. Кто-то же утверждал, что призраков под ивой никогда не водилось, а вот неясные вздохи услышать можно. В общем, по мнению жителей городка, место это было странное, и приличным людям там делать нечего, а вот Северусу оно понравилось сразу. Было в нём что-то чарующее и уютное. Склонившиеся до самой воды ветви надёжно скрывали его от мира, тихо журчала вода, словно что-то рассказывая, а когда налетал ветерок, ей вторил камыш. Солнце мягко пробивалось сквозь листву, дававшую зеленоватую полутень. Здесь же лежало упавшее дерево: судя по обугленному стволу, в него когда-то попала молния, а в нескольких шагах от него бежал ручей, вода в котором всегда была очень холодной и необыкновенно вкусной. Это было идеальное убежище, поэтому летом Северус проводил здесь дни напролёт и никто не нарушал его уединения до... того самого дня.

День, который Северусу суждено было запомнить на всю жизнь, начался как обычно.

Проснувшись с восходом солнца и наспех перекусив остатками вчерашнего ужина, мальчик выбежал из дому, пряча под курткой "Тайные истории магической Британии".

Через четверть часа он был уже в своём убежище под старой ивой, но, вопреки обыкновению, не стал устраиваться с книгой на поваленном дереве. Сегодня у него были другие планы: по крайней мере, на первую половину дня.

Вчера, копаясь в старых вещах на чердаке, он нашёл треснувшую бамбуковую удочку, несколько обрывков лески и жестяную коробку с крючками. Внимательно изучив находки, Северус обнаружил, что если куски лески связать, а потом подержать узелки над горящей спичкой, можно соорудить приемлемую снасть. Крючки также оказались вполне ничего: под слоем ржавчины обнаружилась довольно неплохая сталь. Раздобыть грузило и вырезать из куска пенопласта поплавок труда не составило, а в грядках на заднем дворе полно червей. Так что утро Северус намеревался посвятить рыбалке. А то, что раньше такими вещами ему заниматься не приходилось, лишь подстёгивало азарт. Вдруг на его крючок попадётся большая рыба? Может быть, это будет даже сом!

Прибыв на место, Северус снял куртку, бережно завернул в неё драгоценную книгу и положил в небольшое углубление под упавшим деревом. Сам же, насадив на крючок червя, устроился неподалёку и стал ждать.

Конечно, Северус знал, что ловля рыбы требует терпения, но надеялся, что поймает свою рыбу до полудня. Однако время шло, солнце поднималось всё выше и выше, а поплавок даже ни разу не дрогнул! Тогда Северус решил, что вовсе незачем терять столько времени попусту, если можно совместить два дела. Ведь если привязать удочку к дереву, то можно будет освободить руки — это ничуть не помешает ему наблюдать за снастью! Тогда он сможет читать, а время пойдёт быстрее.

И действительно, теперь ловить рыбу стало гораздо интереснее.

Однако ласковое тепло, мелодичное журчание воды в ручье, тихий шелест листьев над головой быстро призвали сон. Неслышно ступая, он подкрался к мальчику и поймал его в свои сети. Не прошло и получаса, как темноволосая голова медленно склонилась на грудь, глаза закрылись, и вот уже единственным читателем старого фолианта остался ветер, беспрепятственно листавший пожелтевшие от времени страницы. Впрочем, непоседе-ветру это занятие довольно скоро наскучило, и, растрепав напоследок смоляные кудри, он умчался прочь в поисках новых забав.

Когда Северус открыл глаза, солнце уже миновало зенит и продолжало свой путь на запад, но вовсе не жаркие лучи, пробивавшиеся сквозь завесу листвы, разбудили его. Это были негромкие, мелодичные звуки, сплетавшиеся с песней ручья. Некоторое время он прислушивался, пока не понял, что звуки эти рождены не природой, а человеком. Кто-то тихо напевал, и Северус принялся моргать, чтобы разглядеть неизвестного певца, а точнее... певицу.

Ею оказалась невысокая хрупкая девочка с длинными, почти до пояса, рыжими как пламя, волосами. Она стояла прямо посреди ручья, и вода доходила ей до середины икр. Налетевший внезапно порыв ветра подбросил пряди, и они взлетели вверх своевольными языками, ещё более усиливая сходство. В какой-то момент находившемуся на грани сна и яви Северусу показалось, что он и впрямь смотрит на огонь, только от девочки исходил не жар, а сила. Всё её существо излучало магию, которую он ощущал каждой клеточкой своего тела. Маленькая волшебница — а в том, что это была именно волшебница, Северус не сомневался — напевала и, стоя на одной ноге, в такт болтала другой в воде. На ней было надето простое белое платье, судя по всему — довольно длинное, потому что подол намок, вынудив девочку подобрать его выше колен.

В какой-то миг Северус подумал, что продолжает спать и видит сон. Он помнил, что перед тем, как уснуть, читал историю волшебницы Мелюзины, которая могла превращаться в красную рыбку с золотыми чешуйками, а выходя на берег, снова становилась девушкой. "Нет ничего удивительного в том, что мне снится то, о чём я читал", — рассуждал Северус, продолжая сквозь полуопущенные ресницы рассматривать необычную гостью.

Тем временем та перестала петь и низко наклонилась к воде, словно пытаясь разглядеть что-то на дне ручья. Её волосы скользнули вниз, совершенно скрыв при этом лицо и подарив взору мальчика невиданное зрелище пламени, которое не гасит вода. "Должно быть, она разглядывает своих подданных — маленьких рыбок, — подумал он, и вдруг его осенило: — а что если она тоже сейчас превратится в одну из них?" Северус перестал дышать и широко раскрыл глаза, не желая упустить момента превращения. Казалось, даже ветер прекратил шептаться с ивой и тоже замер в ожидании чуда. На мгновение над рощей воцарилась звенящая тишина, которую безжалостно разорвал крик, показавшийся Северусу оглушительным:

— Лили! Где ты, Лили?

Северус вздрогнул. Голос был неприятным и резким, а главное — он разрушил тайну.

Волшебство оказалось иллюзией, рассыпавшейся на тысячи осколков. Северус остро ощутил горькое разочарование и досаду. С изумлением он смотрел, как из окружавших ручей зарослей выбежала тёмно-русая девочка в желтом платье. Она была повыше той, которую Северус принял за Мелюзину и, вероятно, немного постарше. Но главное — в ней не было ни капли магии.

Кто эти девочки? Вряд ли они сёстры... Хотя старшая может быть просто сквибом. Северус знал, что у волшебников иногда рождаются дети, лишённые магического дара. Кто их родители? Почему он не видел их раньше?

Пока он задавался всеми этими вопросами, девочка в жёлтом платье решительным шагом прошествовала к воде и остановилась у самой кромки, уперев руки в бока.

— Вот ты где, Лили, — сказала она важно, — мама велела, чтобы ты сейчас же шла домой.

Рыжеволосая девочка неторопливо обернулась, но ничего не ответила. Тогда другая, видимо, посчитав, что нужно добавить своим словам убедительности, произнесла:

— Я не удивлюсь, если тебе не разрешат завтра вообще выходить из дому.

Некоторое время та, которую звали Лили, продолжала молча смотреть на собеседницу, а потом, не проронив ни слова, вышла из ручья, взяла в руки сандалии, которые Северус до сих пор не замечал, и, гордо подняв голову, пошла по тропинке, ведущей из рощи к главной улице их городка. А та, что была постарше, скорчив кислую рожицу, отправилась вслед за ней, и скоро обе скрылись из виду.

Некоторое время Северус смотрел в ту сторону, куда ушли девочки. Потом медленно встал и подошёл к месту, где стояла Лили. Вода быстро смывает все следы, и на чистом желтом песке, покрывавшем дно ручья, не осталось ни единого доказательства того, что всё увиденное им происходило на самом деле. Постояв и посмотрев немного на стайку резвящихся крохотных рыбок, Северус вздохнул. Затем повернулся, неспешно подошёл к оставленному месту и сел, снова прислонившись спиной к стволу ивы. Волшебство, еще несколько мгновений назад казавшееся реальнее самой реальности, растаяло в один миг, оставив внутри странный холод. Несмотря на жаркий летний день, ему стало зябко и он закутался в отцовскую куртку.

Книга лежала на земле, но читать не хотелось, а рыбалка больше не представляла никакого интереса. И хотя взгляд его был устремлен на пожелтевшие страницы, он всё ещё видел рыжеволосую девочку в белом платье...

* * *

Этой ночью, также как и следующей, она ему не приснилась. В последнее время Северус вообще перестал запоминать свои сны, что было довольно необычно, ведь, как правило, его ночи были полны ярких видений. Теперь в них вошли тишина и пустота. Дни тоже стали какими-то иными. Прежние занятия и даже "Тайные истории магической Британии" казались уже не такими увлекательными. Порой Северус ловил себя на том, что грезит наяву. Даже Эйлин заметила, что он ведёт себя не так, как всегда, и несколько раз её изучающий взгляд останавливался на сыне. А когда после ужина, вместо того чтобы как обычно убежать в свою комнату, он застыл на своём табурете, задумчиво уставившись в пространство перед собой, она спросила:

— Что с тобой, Северус?

От неожиданности он вздрогнул и попытался стряхнуть с себя оцепенение.

— Что?

Подойдя вплотную, Эйлин положила ему руку на лоб.

— По-моему, у тебя лихорадка, — строго сказала она. — Иди к себе, я сейчас принесу зелье.

Северус не стал сопротивляться и послушно поднялся в свою комнату, тем более что он в самом деле ощущал себя как-то странно. Голова немного кружилась, щёки горели, и лечь в постель было приятно.

Несмотря на то, что обычно Эйлин старалась не прибегать к магии в быту, лечиться маггловскими средствами в этом доме было не принято. Когда она или Северус болели, Эйлин доставала из шкафчика, стоявшего в её комнате, пузырьки с зельями и выбирала подходящее данному случаю. Иногда она смешивала их в специальном флаконе со шкалой на боковой поверхности, тщательно отмеряя необходимое количество того или иного компонента.

Северус подозревал, что запасы зелий мать возобновляет сама, потому что в определённые дни она могла на сутки запереться в одной из подвальных комнат дома, куда ему ещё ни разу не удалось проникнуть. Судя по тому, что именно туда она шла сразу после того, как возвращалась с новым запасом трав, которые предпочитала собирать сама, в этой комнате размещалась её лаборатория.

Северус не раз просил Эйлин позволить ему зайти туда, но всякий раз она отвечала отказом.

Теперь же, устроившись под одеялом и ожидая возвращения матери, он строил догадки: найдёт ли Эйлин требуемое зелье в шкафу или нужно будет готовить смесь? А может быть, она не обнаружит ничего подходящего, и ей придётся спуститься в лабораторию? Судя по тому, что с тех пор, как она приказала ему идти наверх, прошло не меньше десяти минут, это было очень возможно. Северус едва удержался от искушения потихоньку спуститься и посмотреть, открыта ли дверь под лестницей. Если да, он мог бы заглянуть хотя бы в щёлочку...

Ещё некоторое время прошло в мучительной борьбе любопытства и осторожности. Северус уже был готов признать победу первого, как в комнату вошла Эйлин. Поджав губы, она поставила на прикроватный столик стакан, в котором радужно переливалось что-то похожее на желе. Судя по её недовольному виду, ей пришлось спускаться в лабораторию в то время, когда отец был дома, а она обычно старалась не напоминать лишний раз мужу о том, что она — волшебница. «Значит, скандала не избежать, — с тоской подумал Северус, — а может быть, они уже поругались».

* * *

С того момента, как Северус впервые увидел Лили, прошло два дня. Всё это время он отчаянно боролся с желанием снова пойти в рощу и посмотреть, не придёт ли та необычная девочка. Главным аргументом против того, чтобы совершить такой позорный для волшебника поступок, как слежка за магглами, было нежелание испытать чувство глубокого презрения к себе, которое неизбежно последует после. Ему и так хватало поводов для плохого настроения. Каждый раз, просыпаясь в своей неуютной комнате, Северус ощущал глубокое отвращение ко всему, что его окружало, — эти стены, казалось, дышали холодом и равнодушием.

Чем старше становился Северус, тем более крепла неприязнь к родительскому дому. Уже название улицы, на которой он стоял, казалось, не сулило ничего хорошего его обитателям.

Тупик прядильщиков, Паучий тупик.

Северусу было около восьми лет, когда ему внезапно открылся его жуткий смысл. Он был липким и серым, как тенета, затягивающие попавшую в них жертву, чьи порывы к свободе лишь ускоряют жуткую развязку. Помнится, тогда Северус подумал, что это может стать плохим знаком. Но он не хотел чувствовать себя никчемной мухой, он даже дал себе слово сделать всё, что от него зависит, что угодно, только бы вырваться из паутины, которую соткала для него судьба. Помнится, принятое решение немного успокоило его, но вскоре Северус наткнулся в какой-то книге на греческую легенду о мойрах — уродливых, древних старухах, прядущих судьбу смертных, и ужас вернулся к нему с новой силой. Как-то они даже приснились ему. Он видел старшую. Она медленно наматывала серую нить на жёлтые скрюченные пальцы. Через какое-то мгновение, заморозившее кровь Северуса и показавшееся ему бесконечным, старуха подняла голову и, глядя ему прямо в глаза, сказала: "Видишь эту грубую нить, мальчик, — это твоя судьба, так что не мечтай о звёздах".

Северус проснулся в холодном поту, охваченный чувством безысходности. В самом деле, как он смеет мечтать о свете, когда его доля — грубая серая нитка... Но что-то, сидевшее глубоко внутри него, сказало: "Ты можешь стать кем пожелаешь, если отважишься. Не сдавайся!"

* * *

Прошло ещё несколько дней, а рыжая девочка почему-то не забывалась, хотя Северус всеми силами пытался отвлечься, погружаясь в любимые книги. Но, несмотря на все меры, он всё-таки думал о Лили. И вот простое тому доказательство: забежав на кухню, чтобы найти съестное и застав там Эйлин, которая что-то перебирала в шкафу, он вдруг выпалил:

— Мама, у магглов могут рождаться дети-волшебники?

Руки Эйлин замерли, и в кухне на мгновение воцарилась тишина.

— Откуда ты взял подобную чушь? — резко спросила она, продолжив прерванное было занятие.

— Я видел, — просто сказал Северус. — Недалеко от нас живёт девочка. У неё сестра — маггл, а я... — он вдруг запнулся.

Мать обернулась и пристально посмотрела на него.

— Не смей приближаться к ней, — сказала она, в ее голосе послышалась угроза.

Северусу эти интонации были хорошо знакомы. Обычно они означали, что в случае неповиновения его ожидают неприятности. Но, несмотря на то, что намёк был ему понятен, мальчик упрямо наклонил голову, не собираясь так легко сдаваться.

— Почему? — спросил он.

— Потому что волшебники нашей семьи не общаются с грязнокровками, — прошипела Эйлин, впиваясь глазами в лицо сына.

Северус прекрасно знал, что так называют выскочек из неволшебных семей, которых природа почему-то пожелала наградить магическимим способностями. В чистокровных семьях, подобных той, из которой происходила Эйлин, к ним относились с презрением, считая второсортными созданиями, не намного лучшими, чем домовые эльфы. "Тогда почему она вышла замуж за маггла?" — в очередной раз задал он себе вопрос, логичный ответ на который в голову не приходил.

— А по-моему, она как раз самая подходящая компания для полукровки вроде меня, — сказал Северус, с вызовом посмотрев в глаза матери. — Ведь моя кровь тоже наполовину грязная!

Губы Эйлин побелели от ярости.

— Дерзкий выродок, — выкрикнула она, — как ты смеешь перечить матери! Если бы я сама не родила тебя, ни за что бы не поверила, что ты мой сын!

"Я бы тоже не поверил, если бы зеркало не напоминало мне об этом всякий раз, когда я в него смотрюсь", — со злостью подумал Северус, резко отвернувшись и выбегая из кухни. Вихрем взлетев по шаткой лестнице, он заперся в своей комнате.

Забравшись с ногами на кровать и чувствуя, как внутри него всё кипит от гнева, Северус погрузился в невесёлые мысли.

Действительно, обычно Эйлин предпочитала не вспоминать о том, что у неё есть сын. Её совершенно не трогало во что он одет и накормлен ли он, не говоря уж о том, чтобы интересоваться его чувствами. Когда Северус был ещё мал, он часто плакал в своей кроватке оттого, что уложив его, Эйлин уходила к себе, не обращая внимания на просьбы посидеть с ним немного или хотя бы оставить включенным свет. Тогда он сжимался в комок под тонким, почти не дававшим тепла одеялом, дрожа от холода и страха. Он был уверен, что, наверное, в чём-то виноват, если мать сердита на него. Иногда ему удавалось убедить себя в том, что если он будет вести себя хорошо, Эйлин обязательно обнимет его и, может быть, посидит с ним вечером перед сном.

Так продолжалось довольно долго, пока однажды мальчик не понял, что просить, плакать, стараться заслужить расположение матери бессмысленно. Что бы он ни делал, это не заставит мать изменить к нему отношение. "Наверное, это со мной что-то не так", — говорил он себе. Но и самовнушение не помогало принять очевидное. Несмотря ни на что Северус верил — однажды всё изменится...

Перемены наступили гораздо скорее, чем надеялся Северус.

Как-то раз поздним вечером он решил заглянуть на кухню в поисках съестного. Крадучись, словно кошка, он осторожно спустился вниз, стараясь не наступать на скрипевшие ступеньки, и уже был готов проскользнуть через коридор, как вдруг услышал шаги. Кто-то шел ему навстречу.

Совершенно не горя желанием объяснять ни отцу, ни матери причину, по которой он бродит ночью по дому, Северус быстро нырнул под лестницу и затаился.

Через несколько секунд показалась Эйлин. В руке она держала волшебную палочку, на конце которой светился голубоватый огонёк. Глаза мальчика изумлённо распахнулись. Северус мог пересчитать по пальцам одной руки те случаи, когда видел в руках матери палочку. От предвкушения, что он вот-вот станет свидетелем чего-то необычного, Северус перестал дышать.

Тем временем Эйлин подошла к двери своей лаборатории, которая размещалась прямо напротив того места, где прятался Северус. Затем она тихо шепнула "Alohomora" и взмахнула палочкой. Благодаря огоньку Северус прекрасно разглядел рисунок, который кончик палочки начертал в темноте, и был уверен, что сможет повторить его в точности. При этой мысли сердце Северуса радостно забилось: "Я смогу попасть туда! Нужно только дождаться удобного момента!"

Такой момент наступил через несколько дней. Судя по тому, как тщательно Эйлин проверяла заточку серебряных ножей и маленьких позолоченных ножниц, которые всегда брала с собой, готовясь пополнять запасы трав для зелий, она собралась отправиться за ними этим вечером.

Поднявшись в свою комнату, Северус занял наблюдательный пункт на подоконнике, откуда была хорошо видна входная дверь. В том, что предположения оказались верными, он убедился очень скоро. Не прошло и получаса, как Эйлин, закутанная в широкий тёмный плащ с капюшоном, покинула дом.

"Это нужно сделать сегодня", — подумал Северус. Действительно, неизвестно, когда ещё представится удобный случай, к тому же Тобиаса дома тоже не было, так что нужно ловить удачу.

Выждав ещё минут десять, Северус слез с подоконника, вытащил из-под матраса заимствованную из сундука матери треснувшую палочку и начал спускаться вниз по лестнице.

В доме стояла тишина. Не было слышно ни шороха. Безмолвие нарушал только звук его собственных шагов да гулкие удары сердца в груди.

Прошла минута или две, и вот он уже стоит перед маленькой дверью. "Интересно, что увидит Тобиас, если войдёт сюда? — пронеслась в голове мысль. — Вероятно, чулан для мётел". На месте Эйлин, он непременно использовал бы маскировочные чары. Ему живо представилось, как угрюмый отец подходит, шатаясь, к двери, рывком открывает её, и на него обрушивается гора старых мётел, дырявых вёдер и куча разного хлама. Нарисованная воображением картинка показалась Северусу настолько забавной, что он рассмеялся.

Смех немного снял напряжение, вернув уверенность в том, что сегодня у него всё получится.

— "Lumos", — прошептал он, сжимая палочку дрожащими пальцами. К счастью, она не подвела и на кончике вспыхнул маленький огонёк.

Северус улыбнулся, ощущая, как страх постепенно уступает место радостному возбуждению: ещё немного и он увидит своими глазами настоящую волшебную лабораторию!

Итак, палочка отлично работала. Осталось лишь произнести подслушанное у Эйлин отпирающее заклинание и как можно точнее повторить движение рукой. Проделав всё, что было необходимо, Северус коснулся ладонью медной ручки, но... ничего не произошло. Дверь не поддавалась!

Должно быть, он всё-таки что-то сделал не так!

По спине пробежал холодок. Собрав остатки мужества, Северус предпринял ещё одну попытку и нажал на деревянную поверхность сильнее... Хвала Мерлину! Ржавые петли заскрипели и тяжёлая дверь широко распахнулась, словно бы приглашая шагнуть в таинственную густую тьму.

Немного постояв на пороге, Северус последовал безмолвному приглашению и вошёл.

* * *

Северусу несколько раз попадались рисунки, изображавшие волшебные лаборатории, поэтому и здесь он ожидал увидеть огромный разделочный стол, полки вдоль стен, уставленные банками с ингредиентами, реторты, пробирки и, конечно же, котлы разных размеров.

Однако вместо этого он попал в просторную полупустую комнату, разделённую аркой на две части. В той, что была ближе ко входу, было довольно темно, но Северусу удалось разглядеть в центре тёмный прямоугольник: наверное, всё-таки это был стол и на нём что-то стеклянно поблёскивало. У самого входа стоял небольшой треножник с крюком посередине — вероятно, на него подвешивали котёл, а внизу — маленькая медная жаровня. Справа, вдоль стены располагались стеллажи с книгами. Северус поднял палочку повыше. Свет волшебного огонька выхватил из темноты связки трав, которые свешивались с потолка, несколько реторт на небольшом грубо вытесанном из каменной глыбы столе. Судя по всему, это действительно была лаборатория Эйлин, но Северусу почему-то стало грустно. Воодушевление покинуло его. Здесь было не интереснее, чем в кладовке. Только травы! Никаких заспиртованных глаз и языков, никаких сушёных сердец мантикор, и никаких могущественных артефактов, которые Северус в изобилии видел на иллюстрациях, изображавших лаборатории магов! Здесь же, судя по всему, не готовилось ничего сложнее, чем зелье от простуды.

Северус вздохнул, стараясь не поддаваться охватившему его разочарованию, и уныло поплёлся разглядывать второе помещение.

По размеру оно было гораздо больше и напоминало богато убранную гостиную. Желая рассмотреть всё получше, Северус осторожно прикрыл за собой входную дверь и сделал несколько шагов вперёд. В тот же миг в комнате вспыхнули свечи, заставив Северуса издать изумлённый возглас. Обстановка здесь очень отличалась от того, что Северус привык видеть в остальной части их дома. Всюду царил идеальный порядок, а убранство показалось мальчику роскошным. Центр гостиной занимал внушительный овальный стол из тёмного дерева, украшенный резьбой так же, как и спинки стоявших вокруг него стульев. У самой дальней стены помещался внушительный мягкий диван, перед которым лежал ковёр, сшитый из шкур, похожих на рысьи. С задрапированного лиловым шёлком потолка свешивалась кованая люстра из тёмного металла. Прямо напротив входа зиял провал огромного камина: полка над ним и прилегающие части стены были отделаны тёмно-синим камнем, в котором проблёскивали золотистые искорки. "Кажется, этот камень называется лазурит", — тихонько пробормотал Северус, вспомнив книгу "Природные камни и их магические свойства", которая стояла в большом шкафу.

Некоторое время Северус стоял посреди необычной комнаты, позабыв, как дышать. "Разве может всё это помещаться в маленькой подвальной каморке?" — недоумевал он. Ясно было лишь то, что всё это создала Эйлин. "Наверное, здесь она проводит много времени", — предположил он. Мать довольно часто пропадала вечерами, а поскольку её невозможно было найти ни в одной комнате, Северус думал, что она уходит из дому. Теперь же её исчезновения получили объяснение.

Подойдя к камину, он увидел висящий над ним большой парный портрет, изображавший девушку в синем платье, и высокого светловолосого мужчину в серебристой мантии.

Девушка сидела в широком кресле, поза была одновременно непринуждённой и сдержанной. Её нельзя было назвать писаной красавицей, но несмотря на это, Северус не мог оторвать от неё взгляда. Большие, чёрные, обрамлённые густыми и прямыми, как стрелы, ресницами глаза, аристократический нос был крупноват, линии скул и подбородка казались немного резкими. Это лицо напомнило Северусу гравюры, изображающие героинь античных трагедий. Белоснежные удлинённые пальцы, изящные кисти рук. Девушка была бы похожа на мраморную статую — совершенную и холодную, если бы не мягкая улыбка, озарявшая строгие черты. И... это была не просто улыбка: её глаза сияли, казалось, весь её облик излучал свет. Наверное, изображенная на картине девушка была счастлива.

Вероятно, Северус простоял у портрета довольно долго. Чем больше он вглядывался в лицо девушки, тем всё более знакомым оно казалось. Его взгляд цепко впился в тонкие, но красиво очерченные и яркие губы, в тщательно уложенные блестящие черные волосы, скользнул вниз по шее и остановился у маленькой тёмной родинки под левой ключицей... Северус забыл как дышать.

— Но ведь это, это же... Эйлин! — неверяще прошептал он и замер, пытаясь осознать слова, которые невольно сорвались с языка.

Пытаясь прогнать странное наваждение, Северус несколько раз моргнул и снова широко открыл глаза. Портрет упорно не желал исчезать. Нет сомнений, это была его мама. Несмотря на гордую осанку и немного надменный вид, Эйлин здесь было лет 16 — 18. Очевидно, портрет писался до её свадьбы с Тобиасом Снейпом. "Если бы она не вышла за отца, то и сейчас выглядела бы примерно так же", — с грустью подумал Северус. И снова вопрос: "Зачем она сделала это?", который он задавал себе столько раз, остался без ответа. Более того, теперь поступок матери показался ему просто безумным.

"Что было бы, если бы всё произошло не так, как произошло?" — думал он. Воображение тут же принялось рисовать картины их предполагаемой жизни. Северус представил себе, как Эйлин — такая же элегантная, как на этом портрете — берёт его за руку и они идут гулять, как они сидят у камина и мама читает ему книгу, а потом укладывает его в постель, как они втроём — он, Эйлин и отец — плывут на настоящей яхте с белыми парусами... Только почему-то на месте отца Северус не мог представить Тобиаса...

"Мог ли тот воображаемый отец походить на мужчину, который на портрете стоял позади кресла девушки в синем платье? — спрашивал он себя и понимал, что не знает ответа. Он даже не мог бы с уверенностью утверждать, что желал бы такого хода событий. Ведь если бы Эйлин вышла замуж за этого элегантного аристократа — наверняка чистокровного волшебника — его, Северуса, не было бы на свете. Голова мальчика кружилась от всех открытий этого вечера и от мыслей, которые они рождали.

Желая немного отвлечься от хаоса, воцарившегося у него в голове, Северус подошёл вплотную к камину и коснулся тёмной резной рамы портрета. Дерево неожиданно оказалось необычно холодным, а в пальцы Северуса словно впились ледяные иголки. Он хотел отдёрнуть руку, но та будто онемела и не слушалась. Северус не успел даже испугаться, потому что в то же мгновение пол ушёл из-под ног, и мощный вихрь вырвал его из пространства, в котором он только что находился.

Странное путешествие оказалось коротким и в следующий же миг окончилось. Нёсший Северуса поток швырнул его на каменный пол прямо посреди огромного зала, полного нарядно одетых людей. Послышались изумлённые восклицания женщин, и тут же всё словно подёрнулось серым туманом, скрывшим от Северуса новообретённую реальность. Поэтому он не видел, как из окружившей его толпы вышел высокий светловолосый мужчина в черной, шитой серебром мантии, как он склонился над ним, внимательно вглядываясь в лицо мальчика, а затем взял его на руки и вышел из зала, ни сказав никому из гостей ни слова.

* * *

Очнулся Северус в мягкой кровати среди пахнувших лавандой и какими-то незнакомыми травами подушек и невесомых одеял. Тело казалось лёгким, словно утратившим вес. Кажется, день был в самом разгаре, потому что нахальный луч, пробившийся сквозь тяжёлые серебристо-голубые шторы, ощутимо припекал кончик носа. Северус чихнул и окончательно проснулся.

Внимательно оглядевшись, он осознал, что находится в большой светлой комнате. Кроме просторной кровати с балдахином, в комнате стояли большой зеркальный шкаф на гнутых ножках и два кресла перед камином.

Спальня была восьмиугольной: четыре стены занимали высокие окна, к одной примыкало изголовье кровати, с обеих сторон от него располагались две скрытые драпировкой двери, а слева стоял шкаф.

Сладко потянувшись на гладких как шёлк простынях, Северус выбрался из постели и застыл перед зеркалом. Зрелище, представшее его глазам, впечатляло. Он был одет в длинную тонкую хлопковую рубашку, ворот и подол которой были богато украшены кружевами. В этом наряде со своими длинными, снова отросшими до лопаток волосами, он выглядел странно: "Словно девчонка", — подумал он, с досадой дёргая пенную волну на манжете. Но кружево ласкало ладонь, да и ткань рубашки была приятна на ощупь, и Северус решил на время смириться со странным одеянием. Отойдя от зеркального шкафа, он принялся исследовать комнату, в которой очутился.

Процесс не занял много времени. Оказалось, та дверь, что была справа от кровати, вела в отделанную белым мрамором ванную, а левую Северус решил сейчас не открывать, рассудив, что пока не готов показаться на глаза посторонним.

Занимаясь утренним туалетом, он постарался вспомнить предшествующие его пробуждению события, но без особого результата. Последнее, что он видел, перед тем как очнуться в незнакомой спальне, был ярко освещённый зал и размытые очертания склонившихся над ним людей.

Его размышления, сопровождавшие процесс умывания, были прерваны негромким хлопком, внезапно раздавшимся за спиной.

Северус быстро обернулся и увидел маленькое тщедушное существо с огромными ушами и голубыми глазами навыкате. Единственным предметом одежды странного создания было полотенце явно кухонного назначения, задрапированное вокруг худого тела на манер римской тоги.

Пока остолбеневший Северус смотрел на... непонятно кого, существо очертило вокруг себя широкий круг босой ногой и склонилось в низком поклоне, подметая пол ушами.

— Меня зовут Трике, господин, — пропищало существо. — Я домовой эльф хозяина Рене, и хозяин приказал Трике служить вам, пока вы гостите у нас! Что изволит господин?

С каждой фразой его голос звучал всё громче, а последний вопрос, казалось, и вовсе привёл несуразное создание в состояние экстаза: выкрикнув его, существо распласталось на полу и в этой позе преданно взирало на своего повелителя.

У Северуса отнялся язык. С тех пор, как он открыл дверь в подвале дома в Паучьем Тупике, мир, похоже, задался целью свести его с ума. Каждое новое приключение причудливей предыдущего. "Вот уж точно, из огня да в полымя", — подумал он, ощущая себя героем "Тайных историй магической Британии".

Пришедшее на ум сравнение заставило его собрать волю в кулак и задать вопрос, который сейчас волновал его больше всего.

— Где я нахожусь? — Северус прикладывал все усилия для того, чтобы его голос не дрожал.

— Господин — гость в Замке Монмирель, что принадлежит мессиру Рене, маркизу де Сен-Аман, — с достоинством вышколенного дворецкого произнёс эльф.

Английский язык в устах Трике звучал немного непривычно: эльф как-то странно растягивал слова и к тому же картавил. Но больше всего удивляло то, что ни имя хозяина замка, ни название местности ничего не говорили Северусу, несмотря на то, что он уже два года прилежно изучал землеописание Британии по книгам. Уязвлённый своим внезапно открывшимся невежеством, он решил уточнить:

— А в каком графстве расположен замок Мон... Монми...? — Северус споткнулся на непривычном слове и почувствовал, что его щёки начинают гореть от смущения.

— Монмирель, господин, — услужливо подсказал Трике, а потом его глаза полезли на лоб:

— Графстве? Вы сказали «графстве», господин? — изумлённо переспросил эльф и вдруг, рухнув, как подкошенный, на колени, начал биться головой о пол, истошно вопя:

— О, простите, неотёсанного Трике, господин! Трике плохой, невоспитанный эльф, отвечает вопросом на вопрос, как троллье отребье! Трике позорит имя хозяина Рене! Трике сам всё расскажет хозяину... сейчас же пойдёт... да-да, попросит хозяина Рене послать этого негодного эльфа чистить конюшни...

Безумные речи странного существа становились всё более бессвязными. Северус видел, что этот — как его там зовут? — Трике вот-вот впадёт в истерику, а этого допустить никак нельзя: столько всего нужно узнать о том, что это за место и кто владелец замка! Поэтому Северус попытался вразумить захлёбывающегося словами и слезами эльфа и для начала попробовал отодрать костлявые руки от сморщенного личика, которое тот уже расцарапал до крови.

— Прекрати! Прекрати немедленно! — потребовал Северус, удерживая руки Трике и решительно пресекая попытку маленького бесноватого выцарапать себе ещё и глаза. — Вместо того чтобы устраивать истерики, встань и расскажи мне всё, что знаешь об этом замке и твоём хозяине! — Северус старался, чтобы его голос звучал солидно и по-взрослому, — но, видя, что Трике не собирается униматься, решил прибегнуть к угрозе:

— Или мне придётся сказать ему, что ты плохо служил его гостю.

Идея оказалась удачной.

Едва Северус произнёс эти слова, Трике дёрнулся и затих, словно молнией пораженный. А уже через секунду перестал рыдать, вскочил с пола и начал вываливать на Северуса груды сведений о славных предках нынешнего хозяина замка начиная со времён разграбления Рима варварами.

Северус мгновенно осознал свой промах и, решительно прервав излияния эльфа, заставил его рассказать кратко о том, где стоит замок и кто его нынешний владелец.

Трике повиновался, и Северус с изумлением узнал, что каким-то образом очутился во Франции, а точнее — на юге страны — в Провансе. Именно здесь, в древних горах, на ненаходимых магглами землях и стоял уже более тысячи лет замок Монмирель. Его нынешний властитель — Маркиз де Сен-Аман — глава одного из древнейших волшебных родов Европы.

Услышав ответ Трике, Северус едва удержался от того, чтобы не открыть рот от изумления, но, хоть и не без труда, взял себя в руки. Конечно же, в "Тайных историях магической Британии" да и в других книгах о волшебниках он читал, что существуют способы мгновенно преодолевать большие расстояния с помощью магии. Правда, в большинстве случаев нужно было знать специальные заклинания или уметь аппарировать. Конечно, Северус помнил и о портключах... Оставалось понять, что именно в тайной гостиной Эйлин могло перенести его так далеко от Йоркшира.

Северус постарался вспомнить в деталях все, к чему он там притрагивался... Вот он подходит к камину, стоит у портрета, а потом... его пальцы касаются холодного дерева... Да! Вот оно! Похоже, портключём послужила именно рама. А если так, может ли замок, в котором он сейчас очутился, быть как-то связанным с изображённым вместе с Эйлин волшебником?

Погрузившись в размышления, Северус не заметил, как Трике куда-то исчез, а потом появился со стопкой разноцветных полотенец, которые положил на небольшом туалетном столике.

— Хозяин Рене просил передать господину, что будет рад, если господин присоединится к завтраку, который будет подан в малую гостиную через полчаса — ровно в одиннадцать. — Произнеся скороговоркой длинную фразу, Трике низко поклонился. — Мантия господина уже готова, и, если господину угодно, Трике поможет ему одеться. А сейчас я приготовлю господину ванну, — добавил он, преданно смотря Северусу в глаза.

От ванны очень хотелось отказаться, тем более что Северус уже умылся и почистил зубы. Но эльф смотрел с такой надеждой, что возражать он не решился, а кроме того, он в чужой стране, и кто знает, какие здесь обычаи. Невежей тоже выглядеть не хотелось. Так что, взвесив все за и против, Северус нехотя кивнул.

Его смирение оказалось наказуемо. Трике как вихрь заметался по комнате, и вот уже через считанные минуты огромная мраморная ванна на массивных бронзовых ножках была наполнена ароматной водой, в которой что-то плавало. Присмотревшись, Северус понял, что это лепестки роз и ещё каких-то неизвестных цветов. От пришедшей в голову ассоциации с омовениями, столь любимыми египетской царицей Клеопатрой, он поморщился, но деваться было некуда. Пришлось нехотя стаскивать с себя кружевную рубашку и лезть в воду.

Прованский обычай мыться, отплёвываясь от сушеных цветочков и отдирая от себя мокрые лепестки, так и норовящие прилипнуть к самым неподходящим местам, Северусу не понравился.

В дополнение ко всему Трике вознамерился лично заняться его волосами. Вначале процедура показалась Северусу просто ужасной и прежде всего потому, что длилась целую вечность. Эльф трижды наносил на его волосы отвратительный шампунь — по виду напоминающий болотную грязь а потом так долго вымывал скользкую массу из длинных густых волос, что Северус решил уже, что это мучение никогда не закончится. Борясь с вновь накатившей от тёплой воды и расслабляющих ароматов сонливостью, он уже подбирал слова, которые могли бы заставить Трике убраться, как, окатив его благоухающей уже успевшими надоесть розами водой, тот высушил волосы одним взмахом руки. Затем, полюбовавшись плодами своих усилий, эльф восторженно пропищал:

— Готово, господин!

Не помня себя от радости, что утомительное действо под названием "Ванна по-провански" наконец осталось позади, Северус буквально выпрыгнул из ванны, схватил первое попавшееся полотенце и стал торопливо вытираться, всей душой стремясь вырваться из ослепительно сияющей неволи. Но оказалось, что за её пределами его ждут новые испытания...

После того как были надеты бельё и жемчужно-серая рубашка — на сей раз шёлковая и без кружев (последнему обстоятельству Северус очень порадовался), неугомонный Трике попросил "господина" встать перед зеркалом. Порядком раздражённый самоуправством эльфа, мальчик скрепя сердце повиновался.

— Пусть господин не гневается, — домовик завёл свою любимую песню, — но позволено ли будет ничтожному Трике помочь господину с прической?

Увы, вопрос этот был риторическим. Даже не подумав дождаться ответа, эльф пробормотал себе под нос что-то неразборчивое и прищёлкнул пальцами, в одну секунду укоротив длинные волосы Северуса и заставив их лечь аккуратными прядями.

— Доволен ли господин? — спросил Трике тоном идеального слуги, подобострастно заглядывая в глаза возмущенной жертве.

Северус нахмурился и посмотрел в зеркало. После проделанных в ванной процедур и магической стрижки волосы ниспадали чуть ниже плеч блестящей черной волной. Внимательно изучив своё отражение, Северус вынужден был признать, что теперь они выглядят гораздо лучше, но вслух выражать свой восторг не стал и в ответ на выжидающий взгляд Трике ограничился коротким кивком. Но тут же пожалел об этом.

"Наверное, нужно было что-то сказать", — с огорчением подумал Северус. Ему показалось, что эльф расстроен его реакцией. Но, очевидно, домовики замка Монмирель не были избалованы многословными благодарностями хозяев, так как уже спустя миг обиженное выражение в голубых глазах Трике сменил энтузиазм. И вот уже тёмно-синяя мантия ("кажется, такого же цвета как платье Эйлин на том портрете", — отметил про себя Северус) плавно выплыла из раскрытого шкафа, опустилась ему на плечи и сама собой застегнулась. Подскочивший Трике бережно расправил складки и расплылся от удовольствия, по-видимому, наслаждаясь плодами своих трудов.

— Следуйте за мной, господин, — почтительно проговорил эльф, склоняясь в низком поклоне. — Я проведу вас в малую гостиную. Хозяин уже ждёт.

Северусу ничего не оставалось, как послушно последовать за своим ушастым проводником.

После долгого блуждания по широким мраморным лестницам и роскошным анфиладам замка Монмирель, показавшегося Северусу необъятным, они наконец остановились у белой, украшенной резьбой и позолотой двери.

Трике обернулся, окинул придирчивым взглядом костюм своего подопечного, удовлетворённо кивнул, а затем заставил дверь распахнуться. Преодолев накатившее внезапно смущение, Северус вошёл в небольшую светлую комнату и, потрясенный, замер на пороге.

За накрытым белой скатертью круглым столом он увидел уже знакомого по вчерашнему портрету светловолосого мужчину, а рядом с ним сидела... Эйлин.

* * *

Секунду, показавшуюся ему вечностью, Северус стоял и смотрел как его мать, одетая в длинную зелёную мантию, а не в привычное маггловское платье, о чём-то тихо разговаривает со своим соседом по столу. "Наверное, это и есть хозяин замка — маркиз Рене де Сен-Аман", — всплыло в его памяти услышанное от Трике имя.

Что делать дальше, Северус не знал. К счастью, помог эльф:

— Монсеньор Рене, к вам сэр Северус Снейп! — громко объявил он, заставив сидящих за столом повернуть головы.

Изо всех сил стараясь совладать с предательским смущением, Северус поклонился, постаравшись держаться спокойно и с достоинством, делая вид, что представления в светском обществе для него привычны.

— Подойдите и присоединяйтесь к нам, Северус, — прозвучал в ответ мягкий и глубокий голос хозяина, который, видимо, из уважения к гостям предпочёл говорить по-английски.

Северус подошёл к столу и занял стул, услужливо отодвинутый для него Трике. Он избегал смотреть на Эйлин, опасаясь увидеть на её лице гнев, тем более что сейчас он его заслужил. Однако, судя по всему, она не намеревалась обсуждать его проступок в присутствии постороннего. Северус облегчённо вздохнул. Во-первых, это означало, что наказание откладывается, а во-вторых, не придётся краснеть перед этим человеком, который почему-то ему нравился.

Маркиз приказал Трике прислуживать им, и в ту же секунду стол был уставлен подносами с самой разнообразной едой. Большую часть блюд Северус видел в первый раз и совершенно не представлял, как всё это нужно есть. Он бросил неуверенный взгляд на Эйлин, которая, видя его смущение, нахмурилась. Желая избежать какой-нибудь оплошности, Северус попросил Трике положить ему на тарелку круассан, но хозяин решительно остановил его.

— Я рекомендую вам, Северус, не начинать со сладкого. Попробуйте вот этот салат, по-настоящему его готовят только в Провансе, — сказал маркиз и доброжелательно улыбнулся.

Всё время, пока длился завтрак, Эйлин говорила очень мало. Зато владелец замка показал себя внимательным и заботливым хозяином, ведя непринуждённую беседу об истории и обычаях этих мест. Маркиз был превосходным рассказчиком, и скоро Северус почти забыл о своём смущении и сумел расслабиться настолько, что стал получать удовольствие от кулинарного искусства местного повара.

После того как был выпит кофе — ароматный и изумительно вкусный, маркиз предложил продолжить разговор в его кабинете.

Услышав его слова, Северус вновь напрягся, ожидая неприятностей, но и на сей раз всё обошлось. Миссис Снейп с достоинством кивнула и, не говоря ни слова, поднялась. На сына она предпочитала не смотреть. Похоже, Эйлин во всём предоставила ведущую роль хозяину замка. После того как все заняли свои места в удобных мягких креслах, маркиз де Сен-Аман приступил к главному.

— Ваша мама, Северус, и я давно знакомы, — сказал он мягко. — Смею надеяться, она считает меня своим другом, — произнеся эту фразу, маркиз внимательно посмотрел на Эйлин, которая, поймав его взгляд, сдержанно кивнула в ответ. — В юности мы много общались и продолжаем время от времени видеться теперь. — Тут он сделал небольшую паузу и, отведя глаза от лица Северуса, к которому всё это время обращался, продолжил: — Поэтому, когда вчера портключ перенёс вас сюда, то я, хотя и был удивлён столь внезапным появлением и даже не догадывался о вашем существовании, по вашему облику предположил, что вы, должно быть, в родстве с семьёй Принц.

При этих словах Северус мучительно покраснел, представив, как выглядело его внезапное появление посреди зала, полного гостей. К счастью, в этот момент на него никто не смотрел. Эйлин отстранённо изучала пейзаж за окном, а маркиз задумчиво поглаживал подлокотники своего кресла.

— А поскольку, как я уже говорил, нас с Эйлин связывает давняя дружба, я известил её о вашем появлении в замке Монмирель, и она прибыла сюда в тот же вечер.

На языке Северуса вертелось множество вопросов. Например, почему, в таком случае, его не поспешили вернуть наверняка очень рассерженной Эйлин, почему вместо этого уложили в кровать и дали выспаться, как будто он у себя дома, и зачем понадобились все эти водные процедуры, стрижки и переодевания? В какой-то момент он чуть было не поддался искушению и даже открыл рот, но поймав молниеносный взгляд матери, поспешил его закрыть.

Тем временем маркиз встал и неспешно подошёл к столу, на котором ничего не было кроме письменного прибора и массивного серебряного подсвечника, изображавшего пару влюблённых, слившихся в страстном поцелуе. Маркиз задумчиво провёл рукой по полированной поверхности стола и продолжил:

— Судя по тому, что, очутившись в зале, вы потеряли сознание, это был ваш первый опыт перемещения с помощью портключа. — Заметив, что при этих словах щёки Северуса стали пунцовыми, маркиз мягко сказал: — Не нужно так смущаться, Северус, в вашем возрасте это предсказуемо, тем более что вы путешествовали без помощи взрослого мага. Могу предположить, что вы, возможно, вообще были первым волшебником, который перемещался с помощью портключа, не достигнув 11-летия и не начав обучения в Хогвартсе.

Голос маркиза звучал мягко и успокаивающе, а приведённые им объяснения немного помогли Северусу смириться со своим далёким от идеалов мужественности поведением. Почувствовав на себе взгляд хозяина замка, он поднял голову и встретился с внимательными синими глазами, в которых увидел тепло и сочувствие.

— Вам просто нужно было как следует выспаться, а сейчас, полагаю, вы в полном порядке. Ведь так, Северус? — спросил маркиз, продолжая смотреть на него.

— Да, сэр. Большое спасибо, — смущённо ответил Северус. Он снова почувствовал себя неловко. Интуиция подсказывала, что нужно ещё что-то добавить, к тому же у него ещё оставалась масса вопросов, но слова упорно не шли на ум.

Повисла напряженная пауза.

Северус видел, как Эйлин сделала движение рукой, словно собираясь что-то сказать, но маркиз опередил её.

— Прошу прощения, Эйлин, за то, что вмешиваюсь, но мне кажется, что долгие разговоры сейчас противопоказаны вашему сыну. — Северусу показалось, маркиз сделал ударение на двух последних словах, и что в этот момент Эйлин немного напряглась, но тут же овладела собой. "Наверное, мне показалось", — решил он, глядя на сидевшую перед ним спокойную и сдержанную женщину.

— Так вот, Северус. Учитывая давнюю дружбу наших семей, я предложил вашей маме позволить вам остаться и погостить в замке некоторое время... скажем, месяц. Дело в том, что по случаю дня рождения моей дочери здесь собрались родственники и друзья, в том числе и британские. Мы с Эйлин решили, что вам будет полезно познакомиться с вашими ровесниками, тем более что с некоторыми из них вам предстоит учиться вместе в Хогвартсе. Сегодня вечером я представлю вас моим гостям, а пока можете быть свободны. — А затем, отвечая на невысказанный вопрос, по-видимому, промелькнувший в глазах Северуса, добавил:

— Ваша матушка навестит вас немного позже, и вы сможете поговорить.

Сказав это мягким но, не терпящим возражений голосом, хозяин замка Монмирель вызвал Трике. Поклонившись, эльф жестом предложил Северусу следовать за ним.

* * *

Вернувшись в свою комнату, Северус опустился на краешек кресла и попытался предположить, чего ему следует ждать от предстоящей беседы с матерью. То, что в ней не будет ничего приятного, он не сомневался. И хотя Эйлин сама никогда не наказывала его физически, её подчёркнутое безразличие, колкие, ранящие слова, которые она умела направить в самое уязвимое место, причиняли боль куда более сильную, чем порки, которые иногда устраивал ему Тобиас.

Северус опасался, что она скажет, будто он опозорил её, появившись перед посторонними в своём нелепом домашнем наряде, боялся услышать, как она называет его жалким маггловским выродком, которого она стыдится, но, пожалуй, больше всего его страшило то, что она сочтёт его полной бездарью, который не способен воспользоваться портключем без того, чтобы не грохнуться в обморок.

Теперь, ожидая прихода Эйлин, Северус почти забыл успокаивающие слова маркиза о том, что произошедшее с ним вчера вовсе не говорит о его слабости или бездарности как волшебника. Снова и снова он вспоминал во всех подробностях своё позорное появление прямо посреди нарядных гостей замка — испуганного внезапным перемещением, одетого в нелепую маггловскую одежду, с длинными как у девчонки волосами. Никогда ещё он не чувствовал себя более несчастным и жалким, чем сейчас, скорчившись в мягком удобном кресле посреди всей этой чужой и унизительной роскоши.

Судя по тому, как от неудобной позы затекли его ноги, прошло немало времени, когда перед ним появился Трике.

— Господин! — теперь даже высокий голос эльфа казался Северусу каким-то глумливым. — Господин, ваша матушка желает говорить с вами на террасе! Позвольте мне проводить вас!

Северус молча поднялся, отряхнул смявшуюся местами мантию и обреченно последовал за домовиком.

На сей раз путь был недолгим. Они спустились всего на два этажа вниз по широкой мраморной лестнице, прошли через отделанный каким-то розоватым камнем зал и оказались на террасе, с которой открывался захватывающий вид на горы. То есть Северус подумал, что вид мог бы увлечь его, если бы не предстоящий разговор.

Эйлин уже ждала его. Она стояла спиной ко входу, опершись на балюстраду и глядя вдаль. Когда Северус подошёл совсем близко, она не обернулась. Несколько минут прошли в тягостном молчании. Потом, не меняя положения, Эйлин тихо сказала:

— Я не думала, что мне придётся представить тебя обществу до того, как ты отправишься в Хогвартс. Да и потом... Но так случилось, и теперь ничего нельзя поправить...

Её голос звучал задумчиво, как будто она говорила сама с собой.

"Она стыдится меня, она не хотела, чтобы все эти люди вообще знали о моём существовании", — подумал Северус с тоской, чувствуя, как горло перехватывает от обиды. Он вдруг осознал, что его вина не столько в том, что он пробрался в её комнаты, взял её старую палочку, подслушал и повторил охранные заклинания — все эти поступки, которые вчера казались ему страшными и заслуживающими самого сурового наказания, были детскими и несерьёзными. За них его ожидала, самое большое, порка Тобиаса. Даже прилюдное падение в обморок, оказывается, было не столь страшным. Только в эту минуту он понял, что единственным непростительным его преступлением было то, что он — полукровка, наполовину маггл — посмел явиться перед теми, кто знал Эйлин Принц — наследницу древнего и знатного рода, и которые теперь видели как низко она пала.

"Такое сложно не заметить, — сказал Северус сам себе, — особенно если результат и главное доказательство падения в прямом смысле свалилось им на головы". Невольно сложившийся каламбур заставил Северуса криво усмехнуться, но лишь сгустил тьму, окутавшую его душу.

Так, в молчании, изредка нарушаемом только свистом ветра в бойницах древнего замка, они простояли ещё некоторое время.

Северус не знал, о чём думает его мать, но чувствовал, что его вчерашний поступок ещё больше углубил её неприязнь к нему. "Она никогда не простит мне того, что её друзья, тот же маркиз, видели грязного уродливого полумаггла, оказавшегося её сыном", — сказал себе Северус, и холодное молчание Эйлин было красноречивей любого ответа.

Северус сидел в библиотеке и пытался собраться с мыслями, которые снова и снова возвращались на продуваемую ветрами террасу. Там Эйлин сообщила, что он остаётся в замке Монмирель на месяц, по истечении которого она сама заберёт его домой. Северуса неприятно задело то, что Эйлин и не подумала спросить у него — хочет ли он этого! Им распорядились словно вещью, у которой нет ни права голоса, ни собственного мнения.

Конечно, он не собирался скучать по дому в Паучьем тупике. Напротив, замок Монмирель манил новизной, возможностью прикоснуться к миру магии, о котором он до сих пор мог только мечтать, и, самое главное, огромной библиотекой. Радости Северуса не было предела, когда Трике сообщил ему, что мессир Рене разрешил брать оттуда любые книги. Одна только мысль о хранящихся там сокровищах заставляла его сердце едва ли не выпрыгивать от предвкушения новых открытий. Книги заклинаний, сборники рецептов редких зелий, жизнеописания прославленных магов — и вот все эти богатства оказались в его полном распоряжении. О такой удаче Северус не мог и мечтать. Точнее, мечтать-то он мечтал, но вот представить, что это может стать реальным, не мог.

И всё-таки это произошло!

Жмурясь от удовольствия, Северус осторожно провёл кончиками пальцев по обложке старого фолианта, а потом открыл глаза и прочитал наполовину стёршуюся надпись:

Салазар Слизерин:

Зелья и Заклинания

иллюстрированное жизнеописание знаменитого мага

снабжённое историей его самых знаменитых

изобретений

После того как эйфория, вызванная невероятным количеством увлекательных книг, попавших в его распоряжение, немного улеглась, он остановил свой выбор на этой, решив взять её с собой.

Выйдя из библиотеки, Северус не стал звать Трике. Ему хотелось спокойно осмотреться в замке и попытаться самостоятельно найти дорогу в свою комнату. От мысли, что его весь месяц будут кругом водить за ручку, становилось тошно. Значит, нужно поскорее научиться ориентироваться в лабиринте залов и галерей. Всё равно заблудиться здесь невозможно. Трике ещё утром сказал, что его можно вызвать в любой момент, достаточно лишь произнести вслух его имя.

Северус решил не торопиться с этим. После всех событий прошлого вечера и сегодняшнего утра он хотел побыть один. Оставалось только найти подходящее место. Возвращаться в свою комнату сейчас не хотелось. Возможно, потому что там было слишком светло, а ему лучше всего думалось в полумраке. Почему-то вспомнилась кладовая Эйлин, тёплая темнота, запах трав... В глазах немедленно защипало, и Северус отчаянно заморгал, стараясь прогнать подступившие слёзы. Проходя через очередную анфиладу комнат, он выбрал небольшой кабинет, отделанный в изумрудных тонах. Причудливые узоры на тонких малахитовых колоннах, которые поддерживали изящный сводчатый потолок, напоминали гибкие ветви речной ивы, и Северус решил остаться здесь. Прикрыв за собой дверь, мальчик устроился в уютном кресле у окна, раскрыл книгу и погрузился в чтение.

Сколько времени он так просидел, сказать было трудно. Оказалось, что с выбором он не ошибся. Книга была захватывающей, хотя некоторые места понять было непросто. Особенно сложно приходилось там, где описание жизни Слизерина прерывалось рецептами созданных им или усовершенствованных зелий. Из книги Северус также узнал, что Салазару пришлось много путешествовать, а ещё участвовать в магических поединках, в которых он применял заклинания собственного изобретения. С каждой страницей мальчик увлекался всё больше и больше, совершенно забыв обо всём на свете.

В комнате постепенно темнело, но погружённый в захватывающую историю Северус этого не замечал, пока не стало совсем темно. Буквы различались уже с трудом, и скоро читать стало невозможно. Северус со вздохом закрыл книгу.

Только сейчас он сообразил, что, зачитавшись, пропустил обед, и теперь проснувшийся голод напомнил ему об ужине и о грядущем представлении гостям маркиза. Нельзя сказать, чтобы мысли эти были приятны Северусу, но выбирать не приходилось. Более того, нужно спешить. Наверняка до ужина осталось немного времени! Он уже собирался позвать Трике, чтобы тот проводил его в комнату, но осуществить своё намерение не успел. Стоило ему подняться с кресла, в котором он сидел, как дверь приютившего его кабинета распахнулась.

Из-за сгустившихся сумерек Северус не мог как следует разглядеть стоявшего на пороге человека. Однако уже в следующее мгновение незваный гость перешагнул порог кабинета, закрыл за собой дверь и произнёс заклинание, заставившее запылать камин и стоявшие на столе свечи.

— Кажется, у Рене новые гости, — негромко произнёс он по-английски, слегка растягивая гласные.

От яркого света Северус зажмурился, а потом попытался приоткрыть глаза и рассмотреть вошедшего. Голос незнакомца показался ему приятным — довольно высокий, но мягкий, словно обволакивающий. Пришелец сделал несколько шагов по направлению к камину и остановился. Постепенно глаза Северуса привыкали к освещению, и он увидел худощавого, довольно высокого юношу, примерно пятнадцати лет. Больше всего в его облике Северуса удивили его волосы — очень светлые, словно сияющие и, о Мерлин, длинные, примерно до лопаток! При этом — удивительная вещь — они вовсе не делали его похожим на девочку. Это наблюдение заставило Северуса немного приободриться и перестать стесняться своих тщательно уложенных стараниями Трике локонов. "Может быть, у волшебников так принято?" — подумал мальчик, не сразу заметив, что пока он размышлял об этом, взгляд незнакомца неспешно скользил по мантии Северуса, его рукам и наконец остановился на лице. Столь пристальное внимание к своей персоне ему совершенно не понравилось. Не в силах скрыть раздражения и желая поставить наглеца на место, он с вызовом произнёс:

— Вообще-то воспитанные люди начинают с приветствия!

На лице юноши не дрогнул ни один мускул. Казалось, резкие слова не произвели на него ни малейшего впечатления. Некоторое время он молчал, впившись взглядом в глаза собеседника, а потом вздёрнул подбородок и, воспользовавшись немалым преимуществом в росте, посмотрел на Северуса сверху вниз.

— А воспитанные дети, — он особо выделил последние слово, — не грубят старшим.

Северус на миг растерялся от подобной наглости и уже хотел было достойно ответить на вызов, но тут произошло неожиданное: незнакомец снисходительно улыбнулся.

— Впрочем, мы сейчас не в обществе, — миролюбиво сказал он, — поэтому я считаю, можно обойтись без ненужных церемоний. К тому же здесь нет никого, кто мог бы представить нас. Придётся сделать это самому. — Он выдержал небольшую паузу и сказал: — Меня зовут Люциус Малфой, — и протянул руку.

Северус едва удержался от того, чтобы открыть рот, но потом постарался принять равнодушный вид.

— Северус Снейп, — сказал он в ответ, и их руки соединились в приветственном жесте.

Через несколько минут они вместе покинули кабинет.

* * *

По дороге в свои комнаты, которые, как оказалось, находились недалеко от апартаментов, предоставленных чете Малфоев и их сыну, Северус узнал, что Хозяин замка Монмирель находится в родстве с семьёй его нового знакомого.

— Рене женат на двоюродной сестре моего отца, они часто бывают в нашем поместье, так же как и мы — здесь, так что... — в этот миг, заметив изумление на лице мальчика, Люциус прервал рассказ, а потом, видимо, сообразив в чём дело, снисходительно пояснил: — все чистокровные волшебники так или иначе приходятся родственниками друг другу. Разве ты этого не знаешь? — Северус не знал и вместо ответа неопределённо покачал головой. Люциус усмехнулся, а потом непринуждённо продолжил: — Вообще-то мне нравится Прованс, здесь красиво! Но, понимаешь, когда в замке собирается много гостей, тут становится очень скучно: всё время нужно "соответствовать" положению. Отец очень следит за этим. О том, чтобы делать что хочешь, лучше забыть. Нужно изображать из себя воспитанного мальчика, вести вежливые беседы с пожилыми леди, почтительно смотреть в рот каждому взрослому и соглашаться со всем, что тебе говорят. Отец называет это дипломатией! — Люциус поморщился и с досадой вздохнул. — Как будто я сам ничего не понимаю и должен делать всё по подсказке! — последнюю фразу он произнёс почти со страстью.

Может быть, Люциус ждал какой-то реакции, но Северус не знал, что на это можно сказать. В Паучьем тупике большую часть времени он проводил в одиночестве, а в обществе впервые оказался только здесь. Наверное, ему только предстоит узнать о всех "прелестях" светской жизни. Судя по словам Люциуса, прелести эти были весьма сомнительными. Северус с трудом представлял, каково это — всё время делать то, что от тебя требуют. Да, дома на него никто не обращал внимания, но зато он всегда делал что хотел. Впервые в жизни задумавшись о преимуществах, которые давала жизни в Паучьем тупике, он не сразу понял, о чём говорил ему Люциус:

— ...слышал вчера, как родители говорили, будто ты появился прямо посреди бального зала и страшно перепугал дам, — услышал он конец фразы.

— Я переместился с помощью портключа, — признался Северус, ощущая как щёки покрываются предательским румянцем. — Это произошло случайно.

— Я так и подумал, — заявил Люциус, немало удивив Северуса уверенностью, которая отчётливо слышалась в его голосе.

— П-почему? — спросил он, запнувшись, и ещё больше краснея от того, как по-детски это у него вышло.

— Потому, что ты сразу после перемещения упал и, ударившись о пол, потерял сознание. Если бы ты знал, что тебя ожидает, ты бы не потерял равновесие, потому что успел бы сгруппироваться. — Северус поднял голову и увидел, что Люциус говорит без тени насмешки. — Хотя, если честно, — продолжил Малфой, — когда перемещаешься без помощи взрослого да ещё в таком возрасте, падение неизбежно. А кстати, сколько тебе лет? Восемь?

Теперь румянец заливал не только щёки Северуса, но, кажется ещё и шею.

— Мне. Уже. Девять. С половиной, — произнёс он, чеканя каждое слово.

Люциус внимательно посмотрел на его напряженное лицо и сжатые губы.

— Извини, — сказал он серьёзно, — просто ты очень худой и кажешься от этого меньше, — а потом, улыбнувшись, добавил: — не переживай, здешний повар позаботится о том, чтобы это исправить.

Северус не успел ответить Люциусу, потому что в этот момент они остановились перед дверью его комнаты, и тут же в его мантию мёртвой хваткой вцепился Трике.

— Господин опаздывает! Его уже ждут в гостиной! — Эльф верещал словно его режут. — Мессир приказал Трике привести господина, а вас нигде нет! Мессир будет очень недоволен Трике, и Трике должен будет больно-больно наказать себя!

Всё это время, пока домовик сотрясал воздух отчаянными воплями, Люциус стоял в стороне, наблюдая за происходящим. Северусу показалось, что он получает от разыгравшейся на его глазах сценки немалое удовольствие. "Наверное, это выглядит забавно", — подумал он, но долго развлекать Люциуса не собирался.

— В таком случае прекрати кричать и проводи меня туда поскорее, — сказал он тихо, хватая эльфа за плечо и борясь с искушением заткнуть рот несносному созданию собственной рукой.

— Что вы! Что вы такое говорите, господин! Прежде чем идти, вам нужно вымыть руки, причесаться, переодеться к ужину...

— Только не говори мне, что я должен ещё принять ту ванну с цветочками, — Северус решительно прервал поток речей домовика. Снова бросив взгляд на Люциуса, он заметил, что тот сочувственно кивает ему, будто желая сказать: — "Вот видишь, я же тебе говорил..."

"Похоже, и правда жизнь аристократов — тяжкий труд", — подумал Северус и, кивнув Люциусу, вошел в дверь, которую Трике открыл для него и теперь нетерпеливо подпрыгивал рядом, словно умоляя "господина" поторопиться.

Приготовления к ужину не заняли много времени. Не желая гневить "мессира", Трике демонстрировал чудеса ловкости и быстроты. Как вихрь он носился по комнате, помогая Северусу справляться с непривычной одеждой, поправляя растрепавшиеся волосы и художественно распределяя складки новой мантии: на сей раз — лиловой. Когда Северус почувствовал, что ещё немного такого усердия, и он снова грохнется в обморок, Трике довольным голосом сообщил, что "вот теперь-то господин готов".

Северусу очень хотелось съязвить в ответ, но он заставил себя прикусить язык, вспомнив обиженные глаза эльфа сегодня утром. Поэтому он ограничился коротким кивком и направился к выходу.

К его изумлению, в коридоре он снова встретил Люциуса, сидевшего на небольшом диване и сосредоточенно теребившего кружевные манжеты своей рубашки. Заметив удивление в глазах Северуса, он встал.

— Родители уже в гостиной, а я уговорил их позволить мне дождаться тебя здесь. Чем меньше времени я буду там, тем лучше, — Люциус усмехнулся. — Вот увидишь сейчас это "общество", — Люциус капризно протянул последнее слово. — Одни старички и старушки. Есть ещё две девчонки, но они не в счёт. В общем — тоска смертная.

— Мы знаем куда идти, ты можешь быть свободен, — добавил он, обращаясь к не довольному таким поворотом дела Трике. Тому ничего не оставалось, как исчезнуть, скорчив напоследок кислую гримасу.

* * *

Похоже, Люциус действительно часто бывал в замке, поскольку ориентировался в бесконечном лабиринте лестниц, комнат и коридоров превосходно. Не прошло и пяти минут, как они уже стояли перед входом в гостиную.

— Главное, не смущайся, — наставлял он Северуса, — держи спину прямо, а голову — высоко. Говорить лучше поменьше, отвечай только на конкретный вопрос и не забывай добавлять всё время "да, сэр" и "нет, мадам". Первым ни к кому из старших не обращайся. В общем, всё будет хорошо, — уверенно заключил он и сделал шаг вперёд.

Северус глубоко вдохнул и последовал за ним. Через несколько шагов ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не закрыть лицо от обрушившегося на него слепящего блеска. Огромная хрустальная люстра осыпала собравшихся здесь роскошно одетых волшебников и волшебниц мириадами крохотных вспышек света, заставлявшего сверкать драгоценности, украшавшие декольте, руки и причёски дам, а также мантии гостей обоих полов. Вспомнив наставления Люциуса и стараясь держаться спокойно, Северус, едва видевший сквозь опущенные ресницы ковёр, не спеша подошел к столу. Заметив его приближение, маркиз де Сен-Аман вышел навстречу. Поставив Северуса перед собой и положив тёплую ладонь на его левое плечо, он поднял руку, привлекая внимание присутствующих.

— Дамы и господа! — произнёс он негромко, но его голос, мягкий и глубокий, наполнил собой огромный зал. — Позвольте представить вам мистера Северуса Снейпа — сына хорошо известной присутствующим здесь Эйлин Принц. Ради дружбы, много лет связывающей семьи де Сен-Аман и Принц, леди Эйлин была столь любезна, что приняла моё предложение и позволила сыну стать гостем замка Монмирель. К сожалению, дела не позволили ей самой присоединиться к блестящему обществу, собравшемуся здесь. А теперь, Северус, позвольте представить вам мою супругу — маркизу Амалию де Сен-Аман и мою дочь Элеонору...

После того как гости были представлены новоприбывшему, все заняли свои места за столом. Северус сидел рядом с маркизой и маленькой Элеонорой, которой вчера исполнилось семь лет. Гостей, сидевших напротив него, он рассмотреть не успел, поскольку внимание мальчика привлёк роскошно убранный стол, на котором по мановению руки хозяйки появились бесчисленные блюда и напитки.

Прямо перед Северусом под зелёными листьями ананаса лежал большой золотистый карп, обращённый головою к жаркому из косули; хвостом он касался огромного блюда с какими-то ярко оранжевыми существами, похожими на раков. Невиданных размеров черешни, янтарные груши, ароматные розовые сливы и виноград шести сортов возвышались пирамидами в огромных фарфоровых вазах. Яркий блеск золотой и серебряной посуды окружал стоявшие повсюду цветы сказочным сиянием. Белые шёлковые шторы на огромных окнах были опущены, отражая свет и окутывая зал жемчужной дымкой. Кажется, дымка эта обладала умиротворяющим свойством, по крайней мере, Северус вдруг почувствовал себя очень спокойно. Он прислушивался к оживлённой беседе за столом, изредка отвечая на вопросы хозяйки, и старался применить на практике советы, данные ему Люциусом.

Как и пообещал наследник Малфоев, вечер прошёл благополучно. Возвращаясь в свою комнату в сопровождении Трике, Северус вдруг вспомнил Амалию де Сен-Аман — невысокую и милую, с выразительными серыми глазами и рыжими вьющимися волосами. "Более светлыми, чем у той девочки, Лили", — подумал Северус и удивился, поймав себя на том, что сравнил искусно уложенные косы хозяйки замка с вольным живым пламенем, купавшимся на его глазах в ручье. Маркиза была ласкова с ним, усадила рядом с собой и своей маленькой дочерью, похожей на неё как две капли воды. Остальные гости — пожилые супружеские пары, солидные волшебники в дорогих мантиях, несколько дам среднего возраста, две девочки чуть младше Люциуса, все они показались Северусу чопорными и словно неживыми: церемонные жесты, скупые поклоны, холодные, безжизненные голоса.

"Может, всё дело в том, что я для них — чужак, полукровка, который свалился вчера на их головы неизвестно откуда? — говорил себе Северус. — Но ведь Люциус нормально разговаривает со мной, конечно, если не считать тех первых слов в кабинете, когда он вёл себя как заносчивый петух".

Чем больше Северус думал об этом, тем сильнее его удивляло поведение младшего Малфоя. Оно заметно отличалось от того, как держались с ним другие гости замка. За исключением, конечно, маркиза и его супруги, которые были с ним очень ласковы. Но вот почему Люциус снисходит до него? Ведь он должен считать Северуса неразумным ребёнком, к тому же ещё и нечистокровным. Пробыв среди гостей маркиза всего один вечер, Северус уже уяснил, что вопросы чистоты крови занимают их больше всего на свете. Во время ужина разговор битый час вертелся вокруг какой-то мисс де ла Кур, то ли отец, то ли дед которой, Северус толком не понял, женился на вейле. Теперь собравшееся в гостиной общество единодушно считало, что ей самое место среди магглов, потому что ни один порядочный чистокровный волшебник на ней не женится. А когда какая-то дама предположила, что нельзя быть в этом уверенным, так как сердцу-де не прикажешь, её просто подняли на смех, и весь оставшийся вечер она просидела, уткнувшись в рукоделие и, кажется, жалела о своих словах.

После этого происшествия поведение Люциуса выглядело странно. Вот то, что старшие Малфои смотрят на него свысока, Северусу было понятно. Но что заставляет их сына поступать по-другому?

"Должно быть, он разговаривает со мной от скуки", — предположил Северус и решил, что завтра попробует найти другое, более укромное место, где его никто не найдёт и где можно спокойно почитать.

Вернувшись в отведённую ему комнату, Северус быстро разделся, умылся и лег в постель. Очевидно, домовики согрели её, и Северус с наслаждением провалился в нежное обволакивающее тепло. Перед тем как окончательно уснуть, он успел подумать, что в жизни аристократов есть и приятные стороны.

* * *

Это ночью Люциус долго не мог уснуть. Проворочавшись около часа без сна, он встал, зажёг свои любимые лавандовые свечи, аромат которых всегда действовал на него умиротворяюще, и сел у камина со стихами Китса. Обычно это помогало отвлечься, выбросить из головы мешающие сну мысли. Но, видимо, не сегодня. Люциус поймал себя на том, что смотрит на пламя в камине, а нераскрытая книга так и лежит на коленях.

Пришлось сдаться. Раз уж черноглазый мальчишка не идёт у него из головы, значит, нужно понять почему. "Во-первых, потому, что его эффектное появление вчера вечером немного развеяло скуку", — сказал себе Люциус, мысленно переносясь в события вчерашнего дня. Действительно, после того как маркиз вышел из зала, неся на руках потерявшего сознание маленького оборванца словно какое-то сокровище, потрясённые гости зашумели как растревоженные пчелы.

"Что произошло?" "Кто это?" "Как!? Сам хозяин?" "Почему?" — тысячи вопросов неслись со всех сторон, но, увы, никто не мог ничего объяснить. Даже хозяйка замка, казалось, не понимала причин непонятного поведения своего супруга. Взволнованному обществу не оставалось ничего другого, как дождаться маркиза, чтобы расспросить обо всём его самого. Было ясно только то, что возникший из ниоткуда ребёнок был, по-видимому, ему знаком.

Прошло около получаса, и притихшие было гости снова начали волноваться, как двери распахнулись и в зал вошёл Рене де Сен-Аман. Извинившись перед гостями за причинённое беспокойство и за то, что был вынужден так внезапно покинуть их, он сообщил, что сейчас уже всё в порядке, и предложил продолжать веселиться. Насколько Люциус мог заметить, на все вопросы он отвечал очень лаконично: "Да, этот ребенок ему знаком. Его имя? — Пусть дорогие гости подождут до завтрашнего вечера, когда он сам представит мальчика. Подробности? — Очевидно, малыш случайно активировал портключ. А сейчас мы с Амалией приглашаем дорогих гостей занять свои места за праздничным столом".

Вот и вся информация, которую удалось вытянуть из Рене. Прямо скажем, не густо. Правда, ещё кое-что удалось извлечь из подслушанного разговора родителей. Мать говорила отцу, что она случайно оказалась рядом с тем местом, где упал мальчик, и ей удалось его немного рассмотреть. Так вот, ей показалось, что он похож на Эйлин Принц, с которой она училась вместе в Хогвартсе и которая, по слухам, вышла потом замуж за маггла. Люциус помнил смешок отца, который спросил, почему она так считает, ведь на свете, наверное, немало худых черноволосых детей. И тут мать произнесла фразу, которую Люциус запомнил очень хорошо:

— Возможно, ты прав, но не каждого Рене де Сен-Аман будет носить на руках, не правда ли?

На мгновение воцарилась тишина, а потом Люциус услышал задумчивый голос отца:

— Ты... имеешь в виду те слухи о Рене и Эйлин Принц? Пожалуй, это могло бы объяснить многое в поведении маркиза, но ты ведь знаешь, что...

К огромному разочарованию Люциуса, узнать, какой аргумент привёл отец в качестве опровержения, ему не удалось, потому что кто-то из родителей плотнее прикрыл дверь в их комнату, и больше ничего нельзя было расслышать. Но и полученной информации хватало, чтобы всерьёз задуматься о том, что скрывалось за странной сценой, произошедшей вчера на глазах у десятков людей. А то, что здесь была какая-то тайна, Люциус не сомневался. Поиски разгадки обещали быть весьма интересными, а значит, со скукой будет покончено. "Нужно постараться познакомиться с мальчишкой поближе, — сказал себе Люциус, — может быть, удастся узнать что-нибудь".

Наутро мысль о том, чтобы попробовать разгадать причину столь пристального внимания маркиза к странному ребёнку, показалась Люциусу ещё более привлекательной. Прежде всего потому, что это сулило неплохое развлечение, а кроме того, Люциус был согласен с отцом, который любил повторять, что знание, попавшее в умелые руки, — это всегда мощный инструмент воздействия на реальность. Что ж, тайна, связывающая Рене де Сен-Амана и мальчика, когда-нибудь может пригодиться, конечно, если ему удастся в неё проникнуть. А пока Люциус собирался совместить приятное с полезным.

Как только с завтраком было покончено, наследник Малфоев стал обдумывать план действий. На это у него ушло всё утро. После обеда он заявил родителям, что собирается познакомиться с виновником вчерашнего переполоха. Судя по тому, что отец благосклонно похлопал его по плечу, он был доволен. Воодушевлённый одобрением главы семьи, Люциус приступил к реализации замысла.

Он начал с того, что вызвал эльфа, который был приставлен прислуживать Малфоям, и приказал разузнать местонахождение объекта своего интереса. Как только домовик сообщил, что прибывший вчера мальчик сидит с книгой в зелёном кабинете, Люциус не мешкая отправился туда. Там и состоялось знакомство.

Сейчас, вспоминая их первый разговор, Люциус признавал, что мальчишка скорее ему понравился, чем нет. Его не смутило ни то, что Малфой заметно старше, ни надменный тон, который Люциус намеренно избрал, чтобы испытать его храбрость. Северус держался как равный: независимо и с достоинством, а роскошный костюм, в который его одели, конечно же, по приказу маркиза, как ни странно, ему шёл. И ещё немного позже, когда Люциус решил сменить тактику и постарался расположить к себе собеседника доброжелательным тоном, тот вовсе не растаял от внимания. Он принял новую манеру общения как должное, не спешил рассказать как можно больше о своей персоне, на что Люциус, признаться, рассчитывал.

В этом полукровке совершенно не было простоватости. «Или он не такой уж полукровка?» — подумал он внезапно.

Чем больше Люциус размышлял о задаче, которую он перед собой поставил, тем больше она его увлекала. "Да и разговаривать с ним было интересно", — внезапно мелькнула в голове мысль. Поймав себя на ней, Люциус немного удивился, а потом списал всё на усталость и романтическое влияние аромата лаванды в сочетании со стихами.

Определённо, пора ложиться спать! «На сегодня уже достаточно размышлений о загадочном Северусе Снейпе", — строго сказал себе Люциус и, погасив свечи, лёг в постель.

Казалось, второй день Северуса в замке Монмирель начинался так же, как первый. Снова проказник-луч, пробравшись сквозь щель между шторами, щекотал ресницы и нос. Снова, прежде чем проснуться окончательно, Северус ощутил мягкость подушки и ласкающий шёлк простыней. А когда он открыл глаза, его взору предстала светлая просторная комната, так не похожая на его тёмную маленькую спальню в их доме в Паучьем Тупике. Но, в отличие от прошлого утра, Северус знал, где находится:

"Прованс, замок Монмирель", — тихонько произнёс он нараспев, задумчиво изучая обитый белым шёлком потолок.

Лёжа в постели и наслаждаясь мягким уютным теплом, Северус стал вспоминать вчерашнее знакомство с библиотекой, которой ему разрешили пользоваться. Сердце мальчика замерло от счастья, когда он узнал, что может брать любые книги с любых полок за исключением тех, что хранились в огромном тёмном шкафу, что стоял в самом дальнем от входа углу. Признаться, запрет этот немного омрачил его радость. Закусив губу, Северус около получаса простоял перед ним, изучая большие и, должно быть, тяжёлые тома, переплетённые в странную чешуйчатую кожу. Правда потом он подумал, что в его доступе остаётся столько книг, что ему не прочитать их и за несколько лет, даже если он будет прерываться только на еду и короткий сон. С этой утешительной мыслью Северус отошёл от шкафа и принялся знакомиться с содержимым библиотеки.

Чего там только не было: книги заклинаний, иллюстрированная «История магии» в семидесяти семи (!) томах, биографии знаменитых магов и волшебниц (в том числе серия «Деяния Мерлина и его бесславная кончина»), всевозможные трактаты по алхимии и астрологии. Названия некоторых книг Северус даже прочитать не мог, потому что не знал, что означают странные знаки на их корешках, к тому же, стоило пристальнее в них всмотреться, как буквы начинали менять очертания. Как же ему хотелось узнать, что в них написано!

Проведя некоторое время в приятных мыслях, Северус заставил себя выбраться из мягких объятий постели, лишь ощутив резкий приступ голода. «Должно быть, уже поздно», — решил он, отбрасывая в сторону одеяло и ставя ноги на пол — о Мерлин, совершенно не холодный!

Дверь на балкон была открыта, и, судя по доносившемуся оттуда уже знакомому бормотанию, там хозяйничал Трике.

Северусу захотелось посмотреть, как выглядит страна, куда его перенёс портключ, и он выбежал на балкон, даже не потрудившись одеться: босиком и в длинной ночной рубашке, и замер, изумлённо распахнув глаза...

Первым и самым ярким его впечатлением от Прованса стало солнце. Северусу показалось, что стоило ему выйти из комнаты, как свет и тепло окутали его ласковым, мягким коконом. Крепко зажмурившись, он с наслаждением ступил на устилавший балкон мрамор, поражаясь тому, каким тёплым может быть камень.

Неспешно ступая по светлым, чуть шершавым плитам, Северус приблизился к балюстраде и... замер от восхищения. Открывавшийся перед его глазами вид захватывал дух, манил чуть подёрнутой дымкой голубой далью, обещал крылья.

Северусу показалось, что грудь его расширилась, наполняясь чистейшим горным воздухом. Оторваться от расстилавшейся перед глазами панорамы было не-воз-мож-но!

Северус не знал, сколько времени он простоял, вцепившись побелевшими пальцами в перила и жадно впитывая все краски и формы этого чудесного незнакомого мира. Изумрудный ковёр долины с виноградниками и лавандовыми полями, похожая на хребет дракона горная гряда на горизонте и... синий купол неба. Это было похоже на сон, и Северусу хотелось, чтобы он не заканчивался.

Поглощенный новым, невиданным зрелищем, он не слышал и не замечал, как за его спиной суетился Трике: чистил клетки с певчими птицами, менял воду золотым рыбкам, поливал цветы, растущие в больших глиняных чашах, расставленных по всему балкону.

И только после того как домовик, уже чуть не плача от отчаяния, но, тем не менее, не смея прикоснуться к "господину" и чтобы обратить на себя внимание, в сотый раз повторил, что "ванна готова, и пора приступить к утреннему туалету", мальчик очнулся от грёз. Тяжело вздохнув и бросив печальный взгляд на сказочный вид, Северус поплёлся в ванную.

Настырный эльф снова заставил Северуса пройти через все круги пытки водой. Но странная вещь: сегодня водные процедуры возмущали его меньше. Может быть, он начал постепенно привыкать к местным порядкам, или потому, что стоило Северусу прикрыть глаза, как перед ним вновь возникал пленительный пейзаж, а время останавливалось.

Дождавшись конца процедур и выбравшись наконец из маленьких, но очень цепких ручек домовика, Северус вернулся в спальню, где его уже ожидали свежее бельё, рубашка и новая мантия. "Похоже, здесь не принято два дня подряд носить одну и ту же одежду", — подумал Северус, стараясь одеться как можно быстрее и освободиться наконец от забот назойливого эльфа.

Застегнув подрагивающими от нетерпения пальцами последние пуговицы на рубашке, он уже собирался выскочить из комнаты и помчаться в библиотеку, как Трике вцепился в полу его мантии. Ворча и причитая, что "господину" не пристало покидать свои апартаменты непричесанным, Трике принялся укладывать его волосы. Северус едва не зарычал от досады, но, хвала Мерлину, сегодня эльф медитировал над ними не так долго, как вчера.

Закончив наконец утомительный утренний туалет, Трике с важным видом сообщил, что "господин" будет завтракать с хозяином и хозяйкой, а затем проводил его в ту же комнату, где вчера он встречался с Эйлин.

Войдя в малую гостиную, Северус поздоровался с маркизом, на котором были белая шёлковая рубашка и светлые брюки, и его супругой, сегодня одетой в простое хлопковое платье. Похоже, они уже ждали его, и как только он занял своё место по левую руку от хозяина замка, на столе появились салаты, тарелки со всевозможными сырами, ветчиной, сливочное масло, свежеиспечённый хлеб, фрукты, имбирное печенье, круассаны с ванильной и шоколадной начинкой, а завершал всё это аппетитное великолепие распространяющий восхитительный аромат кофейник, гордо возвышавшийся посреди стола. Как и вчера, стол был накрыт на три персоны. Перехватив недоумённый взгляд гостя, Амалия поспешила ответить на незаданный, но, видимо, отчётливо читавшийся в его глазах вопрос:

— Большинство наших гостей привыкли, чтобы им подавали завтрак в постель, но мы с Рене предпочитаем завтракать здесь, — с улыбкой сказала Амалия, — надеюсь, Северус, вы не против.

Северус быстро кивнул в ответ и улыбнулся. Если честно, он нисколько не скучал по обществу этих напыщенных господ. Напротив, он был рад, что рядом с ним сидят люди, которые, кажется, тепло относятся к нему и с которыми можно не бояться сделать что-то не так.

В общем, завтрак прошёл очень непринуждённо. Северус мог бы назвать его "домашним", если бы завтраки у него дома были похожи на этот. Спокойную атмосферу, царившую за столом, нарушил только один эпизод, произошедший ближе к концу трапезы.

— Чем бы вы хотели заняться сегодня, Северус, — осведомился маркиз, когда настала очередь кофе.

Северус невольно вздрогнул и сжался в комок.

— Если можно,— пробормотал он, уткнувшись в свою чашку, — я хотел бы почитать книгу, которую взял вчера из вашей библиотеки, сэр, — смущённо ответил Северус.

Видимо, его ответ заинтересовал хозяина замка, потому что маркиз немедленно отставил в сторону чашку и спросил:

— Позвольте узнать, какая именно книга заинтересовала вас?

Северус почувствовал, что внутри него что-то сжалось. Больше всего он сейчас боялся, что маркиз будет смеяться и скажет, что он ещё не дорос, чтобы читать такие вещи, или того хуже — просто отберёт у него драгоценный фолиант. Но, сделав над собой усилие и оторвав взгляд от причудливо изогнутых серебристых змей на скатерти, Северус робко сказал:

— "Зелья и Заклинания" Салазара Слизерина, сэр.

К огромному облегчению Северуса маркиз не стал смеяться. Несколько долгих секунд он изучал побледневшее лицо своего гостя, а потом кивнул.

— Необычный выбор для мальчика твоих лет. Книга эта достаточно сложная для понимания, и мне будет интересно побеседовать с тобой после того, как ты её прочитаешь.

Судорожно сглотнув, Северус выдавил из себя:

— Конечно, сэр. Спасибо вам, сэр, — и чтобы скрыть дрожащие от волнения руки, спрятал их под стол.

Некоторое время маркиз внимательно вглядывался в лицо мальчика, а потом кивнул в знак того, что договорённость достигнута, и обратился с каким-то вопросом к супруге. Они принялись обсуждать грядущую поездку в какой-то город (его название было Северусу незнакомо), и остаток завтрака прошёл без происшествий.

Возвращаясь к себе, Северус предвкушал приятные часы уединения с фолиантом. Теперь мысли о книге были ещё более привлекательными, поскольку их не омрачали опасения, что хозяин замка может быть против того, чтобы он прикасался к ней. А вот предложение маркиза пообщаться, когда Северус одолеет труд Слизерина, вызывало двойственные чувства.

С одной стороны, интерес, проявленный к нему взрослым волшебником, ему льстил, с другой же — мысль о том, что он чего-то не поймёт в этой увлекательной, но и правда сложной книге и опозорится — пугала.

Погруженный в свои раздумья, Северус шёл по длинным коридорам в свою спальню. Кажется, он уже начинал немного ориентироваться в этом крыле замка, где кроме его комнат располагались также малая гостиная, зал для приёмов, музыкальная комната, зимний сад и... апартаменты Малфоев.

"Вот только не хватало сейчас встретить Люциуса", — внезапно подумал Северус и ощутил, что мысль об этой встрече ему неприятна.

Конечно, вчера Люциус пытался подбодрить его, да и вообще вёл себя дружелюбно, но Северус не верил, что взрослый парень, который был лет на пять-шесть старше его, может быть искренне заинтересован в общении с таким, как он. "Должно быть, ему что-то нужно. Может быть, он хочет что-то узнать", — предположил Северус, но потом мысль эта показалась ему нелепой. Ведь он и сам мало что понимал в происходящем, но всё же решил держать ушки на макушке.

И в тот миг, когда Северус уже стоял перед дверью своей комнаты, в противоположном конце коридора появился Люциус Малфой.

Закрыть сейчас за собой дверь значило показать слабость. «Чего доброго он решит, что я боюсь!» — подумал Северус, а прослыть трусом ему совершенно не хотелось. Поэтому он остановился и просто принялся ждать. Чего? Наверное, того, чтобы Малфой сам сказал, что ему нужно.

Тем временем Люциус приблизился, и стало видно, что он непринужденно улыбается. Наследник Малфоев был одет в шоколадного цвета бархатные узкие штаны и зауженную в талии куртку. Из-под воротника выглядывала зелёная рубашка, ноги облегали высокие чёрные сапоги, закрывавшие колени, а свои длинные волосы Малфой перевязал черной лентой. Довершал щегольской наряд зелёный берет, изящно сдвинутый набок.

Глядя на небрежно поигрывавшего хлыстом Люциуса, Северус подумал, что младший Малфой напоминает ему то ли королевского пажа, то ли иллюстрацию к сценам традиционной осенней охоты на лис, которые он видел в потрёпанной маггловской книжке, найденной на чердаке их дома. Внезапно Северусу очень захотелось сказать какую-нибудь колкость по поводу костюма, но в последний момент он сдержался, вспомнив своё решение "понаблюдать", а это значит, что ссор нужно избегать. По крайней мере, пока...

— Привет, — сказал Люциус с улыбкой, останавливаясь перед ним, — я вижу, ты ранняя пташка, Северус. Уверен, большинство гостей замка Монмирель ещё спят.

— Привет, — сдержанно ответил ему Северус. — Дома я привык вставать рано.

Люциус лучезарно улыбнулся.

— Отлично! В таком случае ты сможешь составить мне компанию. Здесь потрясающе красиво, и я всегда, когда гощу у Рене, начинаю день с прогулки верхом. Я как раз собирался прокатиться, но вдвоём, думаю, будет гораздо веселее. Что скажешь, Северус?

Мальчик почувствовал, как его щёки внезапно загорелись.

— К сожалению, ничего не выйдет, — Северус решил, что нужно говорить правду, — я не умею ездить верхом.

— Неужели? У твоих родителей нет конюшни? — в голосе Малфоя слышалось изумление. Но, не дав Северусу времени на ответ, добавил: — Впрочем, это не имеет значения. Если хочешь, я научу тебя. Это не сложно, не бойся.

— Я не боюсь! — возразил Северус. — Просто у меня на сегодня были другие планы.

Казалось, удивление Люциуса выросло ещё больше.

— Вот как? — проговорил он, понизив голос. — А можно узнать, какие именно? Если это, конечно, не секрет, — добавил Малфой лукаво.

— Я хотел почитать, — просто ответил Северус. — Здесь очень много ценных книг, и я хочу воспользоваться случаем.

— Так ведь день длинный, — уверенно возразил ему Люциус, — успеешь и почитать, и поучиться верховой езде. Знаешь, не стоит ограничиваться одними книгами, некоторые важные вещи можно узнать только на практике. — Люциус подошёл ещё ближе и остановился, серьёзно глядя в глаза Северусу. — Пока ты здесь, у тебя есть возможность открыть для себя много нового. Не упускай случай, который идёт к тебе прямо в руки. Отец часто говорит мне об этом, и я считаю, что он прав. А ты как считаешь?

Северус считал, что в словах Малфоя есть смысл. Действительно, ведь читать он может и вечером, даже ночью, если захочет. Может быть, Люциус сделал это не специально, но ему удалось задеть природное любопытство Северуса. "Действительно, каково это — ездить верхом, управлять красивым, сильным животным, которое в несколько раз сильнее человека?" — подумал он. Да и посмотреть поближе на пейзаж, так пленивший его утром, представлялось очень заманчивым. Кроме того, если он примет приглашение Люциуса, можно будет "понаблюдать" за ним. В общем, Северус был склонен согласиться, если бы...

— Возможно, твой отец прав, Люциус, но я думаю, я не смогу поехать с тобой.

— Почему? — глаза Люциуса заблестели охотничьим азартом.

— У меня нет подходящей одежды. А в мантии, наверное, будет неудобно.

— Это ерунда, — возразил Малфой, — твой эльф наверняка найдёт что-нибудь подходящее, а я смогу подправить, если что-то будет слишком велико. Так что, если ты и правда согласен, давай поспешим, пока не стало слишком жарко. — Сказав это, Люциус решительно шагнул в открытую дверь. Северусу не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Очутившись внутри, Люциус принялся давать распоряжения Трике. Не прошло и нескольких минут, как перед изумлённым Северусом материализовалась целая гора рубашек, зауженных к низу брюк и бархатных курточек различных цветов, тут же выстроилась небольшая армия сапог. Придирчиво окинув взором это богатство, Люциус посмотрел на того, кому предстояло всё это носить.

— Так-так, — задумчиво протянул Малфой, подходя поближе к замершему в изумлении Северусу и внимательно того рассматривая.

— Светлая кожа, чёрные волосы, чёрные глаза... чертовски... — протянул Малфой, зачарованно вглядываясь в его лицо, и вдруг резко встряхнул головой, словно отгоняя непрошенные мысли. — Я думаю, тебе пойдут чёрный и белый цвета. Но для конных прогулок белый слишком маркий, чёрный — мрачноват для твоего возраста, а в красном ты будешь напоминать портрет маггловского кардинала или сына пирата. Поэтому... — Люциус на секунду задумался, — думаю, остановимся на синем. — С этими словами он извлёк из лежавшего перед ним разноцветного вороха тёмно-синие брюки, такого же цвета короткую курточку и серебристо-серую рубашку. Все эти предметы туалета были переданы эльфу, который принял их со всевозможным почтением и тут же уменьшил — ровно настолько, чтобы они подошли Северусу. Затем, собрав то, что было отвергнуто придирчивым Малфоем, Трике исчез.

— Теперь можешь переодеться, — сказал покровительственно Люциус, указывая рукой на лежащие на покрывале вещи.

Казалось, всё ещё не до конца пришедший в себя Северус медленно кивнул.

— Тогда давай, переодевайся и пойдём поскорее, — поторапливал его Люциус, — чего ты ждёшь?

— Жду, когда ты выйдешь, — твёрдо сказал Северус, разглядывая пол.

Услышав эти слова, Малфой изумлённо уставился на него.

— Ты что, стесняешься раздеваться при мне? — фыркнул он. — Ну и ну! Если бы я не знал, что ты волшебник, я принял бы тебя за маггла. Говорят, они такие закомплексованные! — Голос Малфоя источал крайнюю степень презрения, и Северус подумал, что сейчас самое время раскрыть этому гордецу глаза. "Пусть знает, с кем чуть было не связался", — мстительно подумал он.

— А я и есть наполовину маггл, — с вызовом заявил он, — полукровка! — И высоко вздёрнул подбородок, словно сообщил о том, что составляет предмет его заслуженной гордости. "А теперь я посмотрю, — думал он, — продолжишь ли ты навязывать мне своё драгоценное общество или оставишь в покое, чтобы я мог наконец почитать".

Северус кожей ощутил, как его комнату, недавно столь уютную и светлую, наполнила звенящая тишина, готовая вот-вот взорваться чем-то тёмным и ядовитым. Однако проходили секунды, но никто из двух мальчиков, скрестивших в немом поединке взгляды, не произносил ни слова. Первым сдался Люциус:

— Неужели! — воскликнул он, старательно изображая удивление, и Северус невольно усмехнулся.

— Только не говори, что ты не знал, — насмешливо сказал он. — Твои родители, должно быть, говорили об этом, да и ты наверняка уже вызубрил наизусть все родословные чистокровных семей, поэтому должен был понять, что фамилии Снейп среди них нет.

Произнося свою маленькую речь, Северус ожидал, что пойманный на лжи Люциус смутится. "Было бы просто замечательно, если бы он избавил меня от своего присутствия", — думал он, ощущая, как в его душе поселяется лёгкость от сознания, что ему не нужно будет изображать из себя того, кем он не является. Опустив ресницы, он представлял, как Малфой награждает его надменным взглядом, отворачивается и уходит, и был крайне изумлён, увидев, что Люциус делает ещё шаг вперёд, подходя почти вплотную.

Широко распахнув глаза, Северус наблюдал, как тот наклоняется к нему, а потом губы Люциуса шевельнулись...

— Ты в этом уверен? — прошептал он тихо, не отрывая внимательного взгляда серых глаз от лица мальчика. Через миг Люциус отодвинулся: — Я, например, нет.

Северус ошеломлённо смотрел на него, а потом с его губ сорвалось:

— Почему?

— Потому что ты не похож на маггла! — Теперь голос Люциуса звучал обыденно. Он отступил ещё немного, и Северусу показалось, что в его глазах промелькнуло что-то похожее на "особенно если избавить тебя от лохмотьев". Впрочем, может быть, это всего лишь его комплексы, вызванные нелепой одеждой, которую он носил дома, и постоянными насмешками соседских детей.

— Похож я на маггла или не похож, я не буду раздеваться перед тобой, — упрямо заявил Северус. — Если ты хочешь, чтобы я переоделся, выйди. А может, ты уже передумал брать меня с собой?

Несколько секунд Люциус молча смотрел в глаза Северусу, а потом очень серьёзно сказал:

— Тебя устроит, если я отвернусь?

В ответ Северус пожал плечами:

— Вполне.

Пока Северус снимал с себя свой утренний наряд и облачался в непривычно облегающие, но при этом оказавшиеся удобными вещи, Малфой стоял лицом к окну и повернулся только после того, как услышал тихое:

— Кажется, я готов.

Повернувшись к Северусу и окинув взглядом стройную фигуру слегка смущенного столь пристальным вниманием мальчика, Люциус удовлетворённо кивнул.

— Да, теперь всё в порядке, можно идти.

* * *

Когда Северус вернулся в свою комнату, оказалось, что он провёл на прогулке больше времени, чем рассчитывал. Почти три часа пролетели как один, но вместо ожидаемого сожаления о том, сколько интересного можно было за это время узнать из труда Салазара Слизерина, он ощущал только приятную усталость. Оказалось, не только книги могут быть захватывающими и не только из них можно узнать новые вещи.

Северусу очень понравилось общаться с лошадьми. Красивые, сильные, умные существа были своенравны и горды, у каждой — свой характер, и у Северуса язык не повернулся бы назвать ни одну из них низким словом "животное". А с доставшимся ему вороным жеребцом по кличке Алмаз, он хотел бы подружиться. Конюх Этьен, седлавший его для Северуса, рассказал, что ему три года, он хорошо объезжен и обладает покладистым нравом, но есть одно "но". После того как Северус сообщил, что из трёх предложенных ему лошадей он выбирает "Алмаза", Этьен только покачал головой:

— Воля ваша, господин, но если вы сейчас возьмёте его, о других можете забыть. Он жутко ревнивый и не простит, если вы захотите попробовать поездить ещё на ком-нибудь. Тогда уже не подходите к нему, тогда всего можно от него ожидать. Может, возьмёте лучше Жемчужину, — конюх ласково потрепал по холке рослую серебристо-серую кобылу с длинной белой гривой и задумчивым взглядом черных влажных глаз. — Очень спокойная, как раз для новичка. Ну как, уговорил я вас?

Но Северус только покачал головой.

— Если можно, я предпочёл бы Алмаза, — сказал он, зачарованно глядя на длинноногого чёрного, как смоль, поджарого красавца.

— Как хотите, господин, я вас предупредил, — проворчал Этьен, неодобрительно глядя на мальчика.

Но Северус уже не слушал ворчание старого слуги. Он не понимал, как можно променять коня своей мечты на кого-нибудь ещё.

Поймав его восторженный взгляд, Люциус хмыкнул:

— Похоже, это любовь с первого взгляда, да и по масти он тебе подходит, — и, обращаясь уже к Этьену, сказал: — присмотри за ними. — Думаю, будет лучше, если ты, для начала, будешь водить коня в поводу.

Этьен почтительно кивнул.

— Конечно, господин Малфой, я прослежу. А кого оседлать для вас?

Люциус немного подумал и подошёл к рослому серому коню с чёрной подстриженной гривой и лиловыми глазами.

— Сегодня я возьму Вереска, — сказал он, снисходительно похлопав по атласной шее, которую жеребец горделиво изогнул, словно кичась тем, что из всех стоявших в конюшне лошадей выбрали именно его.

Пока младшие конюхи готовили Вереска для прогулки, Этьен помог Северусу взобраться в седло, по ходу дела объясняя, что в нём не нужно сидеть как на стуле и, рассказал, как обращаться с уздечкой, чтобы не ранить лошадь.

Потом они сделали несколько кругов в открытом манеже. Вначале Северусу было очень страшно. Сцепив зубы, он застыл в седле, стараясь не думать о том, что будет, если он упадёт под ноги Алмаза. Но постепенно успокоенный ровной поступью коня, ласковым голосом конюха, дававшим ему советы по посадке, он осмелел и, выпустив один повод, погладил лоснящуюся, блестящую на солнце шею. Алмаз тихонько заржал, и Северусу показалось, что он ободряет его.

— Ну что же, господин Северус, — сказал Этьен, заметив, что мальчик больше не зажимается, не цепляется изо всех сил за шею коня, а сидит прямо и даже почти справился с дрожью в руках. — Думаю, вы теперь можете без меня пройтись шагом до того камня, — конюх указал на большой серый валун, наполовину скрытый высокой травой. — И не бойтесь, — добавил он, ласково глядя в расширившиеся глаза мальчика, — ваше седло зачаровано, вы не упадёте. — С этими словами он пошёл по направлению к конюшне.

Северус беспомощно оглянулся и в этот миг увидел, что к нему подъезжает Люциус.

— Для первого раза очень даже неплохо, — сказал он приблизившись. — Думаю, теперь ты справишься.

И он справился, хотя, спустившись на землю, решил, что разучился ходить. Ноги дрожали и не желали слушаться. Кое-как добравшись до своих комнат и побросав промокшую насквозь одежду на пол, Северус поковылял в ванную. Стоя под душем, приятно охлаждавшим горящие от напряжения мышцы, он снова задумался о том, почему Малфой с ним возится. "Неужели ему не жаль убить столько времени?" — снова и снова спрашивал себя Северус. Судя по всему, он опытный наездник. Ему, наверное, очень хотелось бросить неуклюжего новичка на попечение Этьена и пустить застоявшегося Вереска в галоп. А вместо этого он терпеливо ехал рядом, попутно развлекая Северуса рассказами о своих первых опытах верховой езды и время от времени давая советы. При этом Люциус совсем не казался "своим парнем", который просто так, "по доброте душевной", может заниматься благотворительностью. Тем не менее никак иначе его поступки Северус назвать не мог.

Всё это было непонятно и странно.

"Никак он проникся ко мне симпатией", — подумал Северус и сам засмеялся оттого, настолько нелепой показалась ему эта мысль. Поразмышляв над странным поведением Малфоя ещё немного, Северус решил пока не думать об этом и выбрался из душа под аккомпанемент уже привычных причитаний Трике, вопившего, что господин-де опаздывает к обеду, что он не одет, не причёсан.

Все попытки отвертеться от обеда в обществе гостей маркиза ни к чему не привели. И вот, через четверть часа, зевая во весь рот и ежесекундно спотыкаясь, Северус плёлся за эльфом в столовую, проклиная светскую жизнь и аристократические обычаи. В такие минуты ему очень хотелось вернуться в Паучий тупик.

Как это ни нелепо, но несмотря на окружавшую Северуса в замке красоту, множество книг и новых интересных развлечений, а также на доброе отношение к нему маркиза, он всё-таки скучал по дому. Может быть, поэтому ночью ему приснилась Айрис...

Айрис...

Это имя очень ей шло. В ней действительно было что-то, напоминавшее цветы, которые в изобилии росли за их домом вдоль реки. В городке, где он жил, их называли сабельниками. Северус любил заглядывать внутрь изогнутых лепестков, напоминавших язычки синего пламени, и пытаться разгадать прятавшуюся там тайну. "Как нежные бархатные лепестки могут сочетаться с листьями, похожими на клинки?" — думал он. А ещё от их аромата сладко кружилась голова. Так же как в те блаженные минуты, когда, уложив Северуса в постель, Айрис садилась рядом и ласково перебирала его волосы.

Айрис... Северус хорошо помнил её синие глаза, такие же черные, как у него, слегка вьющиеся волосы, бледную гладкую кожу, тонкие линии кистей. Она любила его... Это было так необычно, так странно. Ведь он ничего не сделал для этого, ничем не заслужил. Она любила его просто так. И когда Северус это понял, то был потрясён этим открытием до глубины души.

Несколько дней он пытался осознать эту удивительную истину, привыкнуть к ней, а потом изголодавшееся сердце мальчика неистово рванулось навстречу той, что давала ему всё: воду, солнце — всё, что было для него источником жизни.

Чуть позже Айрис объяснила Северусу, что её отец, Августус, был младшим братом Юлиуса Принца — отца Эйлин, а следовательно, сама она — двоюродная сестра его матери. Впрочем, о том, что они с Эйлин близкие родственники, красноречиво говорил весь её облик. Айрис обладала всеми фамильными чертами Принцев: высоким ростом, тонкостью кости, чёткими линиями лица, изящным, чуть надменным изгибом губ и чёрными смоляными кудрями... Но всё то, что в Эйлин преодолевало незримую грань, отделяющую красивое от характерного, в Айрис выглядело на удивление гармонично. Она была красива. Особенно ей шла задумчивость. Порой, сидя вечером перед камином с книгой в руках, она погружалась в какие-то свои размышления. В полуприкрытых глазах, затенённых завесой длинных ресниц, отражалось пламя, прекрасные черты её лица приобретали суровую непреклонность. В такие минуты Северус мог смотреть на неё не отрываясь... Но, как бы он ни любовался Айрис, порой ему хотелось, чтобы на её месте, рядом с ним, была его мать. И совсем не важно, что она далеко не так красива.

* * *

"Всё будет хорошо", — Северус поверил в это, когда Айрис приехала к ним в первый раз. Это случилось два года назад. Северусу было семь лет. Она появилась в их доме в начале мая, когда на реке расцветали ирисы. С тех пор его иногда посещали странные мысли о том, что если его жизни когда-нибудь суждено измениться к лучшему, это произойдёт в мае.

В тот день Северуса разбудило солнце. Такое слепящее и яркое, что на глаза немедленно навернулись слёзы. Первый день мая. Северус запомнил это потому, что накануне была Вальпургиева ночь, и он проторчал полночи на крыше, пытаясь рассмотреть волшебников и ведьм, летящих на весенний праздник на своих мётлах. Увы, ничего интересного увидеть не удалось, и в конце концов, разочарованный, он поплёлся в постель. Неудивительно, что сегодня он проснулся так поздно. Судя по тому, что солнце уже пришло в его комнату, до полудня осталось не больше часа. Наспех натянув поверх ночной рубашки старую школьную мантию Эйлин, которая обычно служила ему домашней одеждой, а в холодные ночи — ещё дополнительным одеялом, Северус стал спускаться по лестнице, ведущей в прихожую, намереваясь найти что-нибудь съедобное на кухне.

Не пройдя и половины пути, он услышал голоса. На кухне шёл довольно оживлённый разговор. Северус удивлённо застыл на месте и прислушался. Два женских голоса. Один из них принадлежал Эйлин, второй был совершенно незнаком. Желая уловить суть, он сделал ещё несколько шагов по ступенькам.

— Дорогая, вот так сюрприз! Тебя освободили? — голос матери звучал непривычно тепло, но в её интонациях проскальзывали настороженные нотки. Северус почувствовал, как в нём пробуждается любопытство.

— Нет, конечно же, нет! Я думаю, это вряд ли случилось бы в ближайшие двадцать лет, — гостья хрипловато рассмеялась. — А столь долгое ожидание совершенно не входило в мои планы. Так что я выбралась оттуда сама...

Северусу показалось, что собеседница матери в этот момент улыбнулась.

— Но как? Это ведь невозможно! — недоверчиво сказала Эйлин. — Дементоров нельзя...

— Тише! Давай не будем об этом сейчас, Лин, — устало прервала её женщина. — Я могу пожить здесь некоторое время?

Северус кожей ощутил напряжение повисшей в воздухе паузы. Внезапно ему захотелось, чтобы мать ответила утвердительно. У них никогда не было гостей, и ему стало любопытно, как это бывает, когда в доме появляются новые люди. Может быть, ему удастся познакомиться с кем-то интересным... Его размышления были прерваны Эйлин, которая, вздохнув, произнесла:

— Оставайся. Правда, это маггловский дом, ты к такому не привыкла...

— Я стараюсь ни к чему не привыкать, Лин, это разумно, а ты прекрасно знаешь, что здравомыслие — одна из главных черт семейного характера. Так что не переживай. Я постараюсь не стеснять вас.

Последние слова заставили Северуса затаить дыхание. Судя по всему, женщина была хорошо знакома с Эйлин, а это значит... Это могло значить только то, что она волшебница, поскольку с магглами мать не общалась принципиально. Было бы просто замечательно познакомиться с гостьей. Может быть, она согласится поговорить с ним и он сможет задать ей вопросы о волшебном мире. Через несколько лет ему исполнится одиннадцать, и он сам станет волшебником.

Не в силах больше сдерживать рвущееся из него любопытство, Северус устремился вперёд и... застыл на пороге кухни, во все глаза разглядывая сидящую на стуле девушку в тёмно-синей мантии.

— Я не отказываю тебе, Айри! Просто сомневаюсь, что тебя устроит комната, которую мы можем отдать. Да и другие, скажу откровенно, не похожи на то, к чему ты привыкла. — Эйлин нахмурилась, и Северус подумал, что матери должно быть неудобно перед гостьей за беспорядок, царивший в доме.

— Ничего страшного, Лин! Прости, что побеспокоила вас, но у меня сейчас нет другого выхода, — заверила гостья с улыбкой. — Здесь меня точно не будут искать. Что же касается обстановки, то по сравнению с Азкабаном... — девушка осеклась, заметив Северуса, который внимательно прислушивался к их разговору. Некоторое время она разглядывала его. Мальчик невольно сжался, ожидая, что сейчас она поморщится и отвернётся, как обычно делали их соседи, но, к его глубокому удивлению, вместо этого гостья приветливо кивнула ему.

— Здравствуй, малыш, — сказала она ласково. — Это ведь Северус? — Теперь она повернулась к молчавшей всё это время Эйлин. — Ну конечно же, что я спрашиваю, ведь у него всё на лице написано! Наша кровь всегда была сильна, не так ли? — лукаво усмехнулась девушка и, не дождавшись ответа хозяйки, добавила: — Я уверена, он унаследует все фамильные таланты.

— Подойди и поздоровайся с твоей тетей Айрис! — голос матери звучал сухо и невыразительно.

Северус сделал несколько неуверенных шагов вперёд и вдруг очутился в объятьях гостьи. Её волосы пахли ветром, полынью и чем-то ещё, от чего голова мальчика закружилась. А может быть, виной всему была пьянящая нежность, окутавшая его с ног до головы. Никогда в жизни Северус не ощущал ничего подобного. Ему показалось, что он летит высоко в облаках... и от этого захватывающего дух счастья почему-то стало горько. Слёзы ручьём потекли по щекам, и остановить их не было никакой возможности. Северус сделал попытку вырваться. Хотелось бежать куда глаза глядят, спрятаться в своей комнате и никогда больше не выходить оттуда. Но в тот же миг тонкие пальцы Айрис обхватили его лицо, и Северус увидел перед собой бездонные сумеречные глаза.

— Не плачь, — тихо шепнула ему она. — Всё будет хорошо, милый, вот увидишь...

Почему-то эти простые слова произвели на него удивительный эффект. Слёзы немедленно высохли, и он даже сумел улыбнуться ей в ответ.

Мать, отстранённо наблюдавшая за разворачивающейся на её глазах сценой, недовольно поджала губы.

— Я думаю, тебе нужно отдохнуть с дороги, дорогая. Пойдём, я покажу твою комнату. — С этими словами она стала подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж.

* * *

Северус был очень рад, что Айрис разместилась рядом с ним. Её дверь была прямо напротив его комнаты, и, как только устроив гостью, мать удалилась на кухню, он тут же воспользовался возможностью пробраться туда.

Судя по относительному порядку среди находившихся в комнате вещей и отсутствию пыли, Эйлин всё-таки прибегла к помощи магии. Хотя обычно она предпочитала не делать этого, что долгое время приводило Северуса в недоумение. Но сейчас она изменила своим принципам, и, переступив порог комнаты гостьи, Северус замер от удивления. На мгновенье ему показалось, что он вообще попал в чужой дом. На чистых — ни пылинки — окнах висели воздушные голубые шторы, подобранные в тон шёлковому балдахину кровати. Обновлённая мебель казалась какой-то чужой, на столе стояла ваза с огромными (Северус никогда раньше таких не видел) белыми ирисами. Но больше всего его потряс большой серебристый ковёр, занимавший всё свободное пространство комнаты.

Стараясь не шуметь, он тихонько проскользнул внутрь и увидел, что Айрис разбирала вещи, которые доставала из маленького саквояжа. Не дыша, Северус смотрел, как она одним взмахом палочки возвращает каждой настоящий размер, а затем аккуратно кладёт на кровать.

Почувствовав его присутствие, девушка оглянулась.

— Входи, Северус, — сказала она с улыбкой, но лицо её было бледным и усталым.

Мальчик неуверенно замялся на пороге.

— Я вам не помешаю? — смущённо спросил он, отрывая взгляд от ковра, который внимательно изучал, когда услышал, что к нему обращаются.

— Нисколько! Я не люблю быть одна. Располагайся, где тебе удобно, — добавила она, возвращаясь к прерванному занятию.

Как во сне, Северус сделал несколько шагов вперёд и медленно опустился на ковёр. Пушистый ворс оказался удивительно мягким наощупь, и некоторое время мальчик наслаждался приятными ощущениями, пропуская длинный шелковистый ворс сквозь пальцы.

— Здесь красиво, — задумчиво проговорил он. — Если бы... — начал он, но тут же спохватился и замолчал, отчаянно надеясь, что Айрис не расслышала его слов. Увы, его надежды не оправдались.

— Если бы что? — она внимательно смотрела на него.

Северус почувствовал, как предательская краска заливает его щёки. Ему стало так стыдно, что он был готов провалиться сквозь землю.

— Да нет, ничего... это просто... — он окончательно растерялся, не зная, как выкрутиться из неловкого положения, и вдруг выпалил:

— А вы правда мамина сестра?

— Да, — просто сказала Айрис, — двоюродная.

— Как это? — Северус непонимающе нахмурился.

— Это значит, что твой дедушка и мой отец были родными братьями.

— Понятно, — серьёзно кивнул Северус. — А вы к нам надолго? — спросил он и снова смутился, испугался, что вопрос может показаться Айрис невежливым.

— А как бы ты хотел? — спросила она в ответ, внимательно глядя ему прямо в глаза.

— Я... я хочу, чтобы вы никогда не уезжали, — пробормотал он, старательно изучая ковёр под ногами.

* * *

"Я хочу, чтобы вы никогда не уезжали..."

Северус вздрогнул и проснулся.

Несмотря на то что с момента их первой встречи прошло больше двух лет, он помнил каждое слово из того разговора.

Возможно потому, что тогда он впервые почувствовал, что с ним говорят на равных, его слушают и, наконец, потому, что на него вообще обратили внимание как на человека, пусть даже и маленького. Те три месяца, который Айрис провела в их доме, стали для него лучшими в жизни.

С Айрис было необыкновенно спокойно. Несмотря на то что Эйлин стала даже более раздражительной, чем всегда, а отец появлялся дома ещё реже, они старались не выяснять отношения при гостье. Наблюдая за родителями, Северус решил, что Эйлин просто стыдно, а Тобиас откровенно боялся родственницы, которой удалось бежать из волшебной тюрьмы. Конечно, он понятия не имел, что такое Азкабан и что значит бежать оттуда, но он был трусом и поэтому предпочитал просто не связываться.

Произошли и ещё кое-какие приятные перемены. Эйлин наконец-то занялась домом, а после того, как Айрис, взяв в руки ножницы, аккуратно подстригла локоны Северуса, достававшие уже до лопаток, и попросила её удлинить его слишком короткие джинсы, начала хоть немного следить за одеждой сына.

Северус помнил каждый день, проведённый с Айрис. Обычно, проснувшись рано утром, он лежал в кровати, прислушиваясь к каждому шороху и ожидая, когда из комнаты гостьи послышится звук открываемого окна. Это означало, что Айрис уже одета. Тогда он вскакивал с постели и прямо в рубашке нередко забывая даже обуться, бежал к заветной двери. Там он останавливался, чтобы выровнять сбившееся дыхание, и тихонько, чтобы не услышал никто из родителей, стучался. Обычно ожидание длилось недолго. Через несколько секунд дверь приоткрывалась, и мальчик бесшумно проскальзывал внутрь. Войдя в комнату, он подходил к всегда безупречно одетой и причёсанной Айрис, молча обнимал её за шею и, уткнувшись носом в волосы, сбивчиво шептал утреннее приветствие. В ответ она целовала его со словами: "Доброе утро, Северус", повергавшие всю его душу и тело в сладкий трепет. Он никогда не посмел бы признаться в этом никому на свете, включая саму Айрис, но в тот же миг начинал предвкушать завтрашний день, в надежде, что этот чудесный ритуал повторится.

Потом Айрис садилась за стол писать письма, а Северус, выбрав понравившуюся книгу из тех, что стояли в большом шкафу, устраивался прямо на ковре и принимался за чтение. Иногда он отрывался от своего занятия и подходил поближе, чтобы посмотреть на каллиграфические чёткие строчки, выходившие из-под пера Айрис, а потом снова возвращался на своё место.

Если стояла хорошая погода, после завтрака они шли гулять к реке или в маленькую рощу на берегу. Северус помнил, как во время их самой первой прогулки ему очень хотелось взять Айрис за руку, но не решался сделать это сам. Словно услышав его мысли, она протянула ему ладонь. Не помня себя от счастья, он вцепился в её пальцы и уже не выпускал их до тех пор, пока они не вернулись домой. На следующий день он уже самостоятельно ухватился за тонкое запястье и лишь слегка покраснел, поймав лукавую улыбку Айрис.

Обычно, вдоволь нагулявшись, они устраивались под старой ивой. Её ветви, изумрудным водопадом струившиеся почти до самой земли, давали густую тень и надёжно скрывали их от посторонних глаз. Айрис садилась на гладкий, лишённый коры ствол, а Северус устраивался у её ног прямо на траве. Там они разговаривали обо всём на свете, и казалось, Айрис получает от этих бесед не меньшее удовольствие, чем Северус.

Она охотно отвечала на его вопросы о школе, о семье, о волшебном мире, который принадлежал Северусу по праву рождения, но который пока оставался для него недосягаемым. Он поглощал информацию с жадностью огня, набрасывающегося на сухую траву, и его стремление узнать о магии как можно больше не могли победить даже мягкие увещевания Айрис.

— Не торопись, Северус, — говорила она, зарываясь пальцами в его волосы, которые, благодаря её заботе, стали такими же блестящими и шелковистыми, как её собственные. — Четыре года пролетят быстро, ты поедешь в Хогвартс и увидишь всё своими глазами.

— Но я хотел бы заранее знать, что меня там ожидает, — возразил Северус. — Ведь другие ученики живут в волшебных семьях, где принято пользоваться магией, а я даже никогда не видел настоящую метлу! — вздохнул он, пристально разглядывая траву.

— Не нужно так волноваться, малыш! — ответила ему Айрис. — Ты уже сейчас знаешь больше, чем многие из тех, кто приезжает в Хогвартс в первый раз. Ты любишь книги, много читаешь, и, самое главное, ты — Принц, а значит, унаследовал семейные таланты. А их немало, уверяю тебя, — Айрис улыбнулась и ласково обняла его.

Северус поднял голову и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Я думаю... я хотел бы заниматься зельями, — Северус смущённо покраснел. — Понимаешь, мне скучно, я хочу чему-нибудь учиться... Когда ты уедешь, мне нечего будет делать... и книг у нас мало... — С каждым словом голос его звучал всё тише, а последнюю фразу он договаривал уже шёпотом. Он ожидал, что Айрис будет смеяться или, как Эйлин, скажет, что осенью он пойдёт в начальную школу, где ему не придётся скучать.

Но, вопреки его опасениям, Айрис, помолчав, кивнула:

— Хорошо. Я сегодня же поговорю с твоей мамой. Думаю, она разрешит мне заниматься с тобой, тем более что все дети в нашем роду начинали обучение дома и как раз в семилетнем возрасте — это семейная традиция.

От охватившей его радости Северус вскочил на ноги.

— Спасибо! Мы можем начать завтра? — воскликнул он с надеждой и почувствовал, что земля уходит из под ног, когда Айрис кивнула ему.

В тот вечер они возвращались домой молча. Все мысли Северуса поглощал предстоящий разговор Айрис с матерью, которая вполне могла запретить занятия. С другой стороны, в присутствии кузины Эйлин обращалась с ним мягче. Может быть, она всё-таки согласится... "Пусть только она согласится, — повторял он который раз подряд беззвучную молитву, — пусть только..."

Айрис тоже не проронила ни слова до тех пор, пока они не подошли к входной двери. Тут она остановилась.

— Я поговорю с Эйлин после ужина, — сказала она, глядя Северусу в глаза. — Мне кажется, будет лучше, если ты подождёшь результата в своей комнате. После я приду к тебе и всё расскажу. Договорились?

Северусу оставалось только согласиться, и он молча кивнул.

За ужином говорили мало. Северус сидел как на иголках, и волнение его усилилось ещё больше, когда на кухню вошёл отец. Он часто исчезал на несколько дней, но даже когда бывал дома, редко ужинал с женой и сыном. Однако в присутствии Айрис в их доме многое изменилось, и теперь Тобиас Снейп вовсю изображал добропорядочного отца семейства. Присутствие Тобиаса могло понизить шансы Северуса на принятие желанного решения, и эта мысль окончательно убила аппетит.

Кое-как впихнув в себя содержимое своей тарелки, он встал из-за стола.

Поднявшись по лестнице в свою комнату, Северус закрыл за собой дверь. Конечно, он обещал Айрис подождать её здесь, но как можно спокойно сидеть, когда решается такой важный вопрос? Проведя ещё около четверти часа в сражении с самим собой, он решил, что не сможет выполнить обещание. Стараясь по возможности не шуметь, Северус открыл окно, влез на подоконник и, оценив расстояние между собой и ближайшей толстой веткой росшего у самого дома молодого бука, прыгнул...

От падения его спасли цепкие пальцы, изо всех сил вцепившиеся в гибкую опору. Дождавшись, когда дерево перестанет раскачиваться, Северус осторожно спустился на землю и бросился к окну кухни. Достигнув цели, он прижался спиной к стене и приготовился слушать. К счастью, вечер был тёплый, а окно — открыто, поэтому каждое произнесенное слово беспрепятственно достигало чутких ушей.

— Мне кажется, твоя сестра права, — Северус с удивлением услышал голос отца. — Думаю, будет разумно принять её предложение. Если, конечно, занятия не слишком затруднят нашу гостью, — вежливо добавил он.

Тобиас изо всех сил старался, чтобы у родственников супруги о нём сложилось благоприятное впечатление. Но, похоже, Эйлин не собиралась ему подыгрывать.

— С каких это пор ты стал одобрять магию? — резко спросила она. — Раньше ты даже подумать боялся о том, что соседи могут что-то заподозрить. А теперь тебе нет дела до того, что мальчишка может рассказать о своих занятиях в школе?

Но Тобиас не собирался сдаваться.

— Не очень-то он болтлив, — проворчал Тобиас. — К тому же у него нет друзей — кто захочет с таким общаться?

Горло Северуса перехватило от обиды... и самым горьким было то, что отец сказал правду. Стоило Северусу показаться на улице, как дети начинали свистеть ему вслед, насмехаясь над его внешностью и странной одеждой. А из-за того, что Эйлин откровенно презирала соседей, они в отместку распускали о них самые фантастические слухи. "Это тот самый мальчишка Снейпов", — слышал он шепот за своей спиной, и в устах обитателей их городка это было нелестным эпитетом. Стоило Северусу вспомнить об этом, как его пальцы судорожно сжались в кулаки.

— А что если вам не отдавать его в школу, — звонкий голос Айрис прервал его невесёлые размышления. — Пока я здесь, я могла бы заниматься с ним всем тем, что изучают в начальных классах, а потом дать задание на несколько месяцев. Северус талантливый и серьёзный ребёнок, он хочет учиться, и мне кажется, вполне мог бы заниматься самостоятельно. И конечно вы могли бы пригласить преподавателя, который оценивал бы его успехи. Ты ведь помнишь, Эйлин, до поступления в Хогвартс в нашей семье принято обучать детей дома.

Северус замер, не смея верить собственным ушам.

Судя по молчанию, воцарившемуся внутри помещения, родители тоже не ожидали такого поворота разговора.

От напряжения, с которым Северус ожидал их реакции, его тело окаменело. Всей душой он желал, чтобы они согласились на предложение Айрис. Маггловская школа... При одной лишь мысли о том, что ему придётся там учиться и ежедневно терпеть насмешки тупых недоумков, которые и так не дают ему прохода на улице, у него сводило челюсти. Конечно, он мог бы ответить магглам на понятном им языке, тем более что кое-какой опыт уличных драк у Северуса был. Но он приходил в отчаяние, представляя, сколько времени будет потрачено впустую на этих уроках. Читать и считать он умел и так — этому его научила Эйлин, когда ему было пять лет. Другие же предметы, которые изучают дети магглов, никогда не пригодятся волшебнику. Но благодаря Айрис у него появилась возможность избежать всех напастей, которые ему сулила маггловская начальная школа. Если Мерлин будет милостив.

"Пожалуйста, пожалуйста, пусть меня учит Айрис!" — отчаянно повторял он, сам не зная, к кому обращена его мольба, но... кажется, его всё-таки услышали...

— Хорошо, — неожиданно сказала Эйлин. — Мы согласны. — Северус подумал, что он сейчас задохнётся. — Но есть одно условие, — холодно продолжила Эйлин.

Сердце Северуса, радостно забившееся при первых словах матери, отчаянно сжалось.

— Мы согласны, чтобы ты учила нашего сына всему, что необходимо знать ребёнку его возраста, если ты согласишься приезжать к нам время от времени, чтобы лично следить за его успехами. В полном соответствии с традициями нашей семьи, — добавила Эйлин, выдержав многозначительную паузу.

Северус с отчаянием подумал, что она специально так сказала, рассчитывая, что Айрис не согласится, не желая связывать себя утомительными обязательствами, и приготовился услышать отказ. Но сегодня кто-то могущественный был явно расположен к нему...

— Я согласна, — услышал он знакомый голос сквозь оглушительный шум крови в ушах. — Если вы не возражаете, я буду проводить здесь лето и несколько недель после Рождества. Думаю, этого будет достаточно, чтобы проследить за тем, как продвигается Северус в своих занятиях.

— Но ведь вы не можете уделять ему столько своего личного времени, — послышался голос отца.

— Не волнуйтесь, это не обременит меня, — спокойно ответила Айрис. — По некоторым причинам в ближайшие несколько лет у меня будет много свободного времени.

Услышав эти слова, Северус решил не искушать больше судьбу, которая и так была к нему необычайно благосклонна в этот день. Из-за охватившего его радостного возбуждения он плохо помнил, как ему удалось снова вскарабкаться на дерево и вернуться в свою комнату тем же путём, которым он покинул её. Затолкав под кровать испачканную в земле обувь и быстро переодевшись в ночную рубашку, он свернулся в клубок под одеялом и, почти не дыша, стал ждать прихода Айрис. Больше всего на свете он боялся, что всё услышанное окажется неправдой. Вдруг они разыграли его, и сейчас ему скажут, что в сентябре он отправится в маггловскую школу.

К счастью, долго терзаться Северусу не пришлось. Не прошло и пяти минут с тех пор, как он забрался в постель, как дверь его комнаты открылась и вошла Айрис.

Тихо подойдя к кровати, она молча присела рядом с ним и строго посмотрела в глаза.

— Ты не выполнил своё обещание, — сказала она.

От стыда Северус был готов провалиться сквозь землю.

— Я... я просто не мог оставаться здесь и ждать, — еле слышно проговорил он, — простите меня.

Айрис ничего не ответила, по-прежнему не отводя от него взгляда. Через минуту она со вздохом сказала:

— Хорошо. Я понимаю, что ты чувствуешь, Северус, просто запомни на будущее — в нашей семье не принято нарушать данное слово.

— Я запомню, — сказал он в ответ.

* * *

Северус выбрался из-под невесомого одеяла, встал с кровати и вышел на террасу, глядя на лёгкие ночные облака, сквозь которые то тут, то там проглядывали звёзды.

Он вспомнил игру, которую придумал в тот — самый первый — приезд к ним Айрис. Суть её заключалась в том, чтобы прикрыть глаза и, глядя на Айрис сквозь опущенные ресницы, представлять, что это Эйлин сидит с ним у камина или держит его на коленях, что это её руки обнимают его, а сердце, которое он слышит, прижимаясь к тёплой груди, — это сердце его матери.

Конечно, Северус хорошо понимал, что это просто фантазия, но только сейчас ему стало стыдно за неё. Обманывать себя было глупо и, наверное, нечестно по отношению к Айрис.

Постояв ещё некоторое время у парапета, он тяжело вздохнул и отправился в постель, досыпать, пообещав себе впредь не слишком увлекаться подобными играми.

К сожалению, выспаться Северусу в эту ночь так и не удалось. Ему казалось, что не прошло и нескольких минут с тех пор, как он закрыл глаза, и вот уже кто-то настойчиво тряс его за плечо. «Наверное, это Трике», — подумал он с досадой, совершенно не понимая, что домовику могло понадобиться от него в столь ранний час.

— Оставь меня! — проворчал Северус, делая попытку накрыться одеялом, но то почему-то не поддавалось, как будто кто-то тянул его в противоположном направлении. Странно. Обычно эльф избегал прикасаться к «господину» без особой нужды. «А если это не Трике, кто тогда?» Любопытство заставило Северуса, приоткрыть один глаз, чтобы разглядеть неизвестного нахала, но уже в следующий миг сон слетел с него, как вода скатывается с гусиных перьев: на краю его кровати сидел необычайно довольный произведённым эффектом Люциус Малфой.

На некоторое время Северус утратил дар речи.

Изумлённо моргая, он смотрел на недавно обретённого приятеля, который мало того что явился к нему посреди ночи, так к тому же зачем-то облачился в маггловскую одежду: насколько Северус смог разглядеть, на Люциусе были тёмные брюки, гольф и короткий жакет.

— Ч-ч-то тебе нужно? — пробормотал, заикаясь, Северус, инстинктивно цепляясь пальцами за край одеяла.

Улыбка Малфоя стала ещё шире:

— Тише, — прошептал тот, прикладывая палец к губам. — Не бойся! — Люциус подмигнул, и серые глаза замерцали. — Я не собираюсь... причинить тебе вред...

— Я не боюсь, — со злостью перебил его Северус, ощутив, как прилила к щекам кровь. — С чего бы тебе хотеть причинить мне вред!?

— Ты совершенно прав! — заверил его Люциус и, внезапно перестав улыбаться, слегка наклонился к Северусу. — Просто я хочу кое-что тебе показать, — таинственно прошептал он. — Если ты действительно не боишься.

— Я. Не. Боюсь, — раздраженно прошипел Северус и посмотрел в сторону окон, чтобы хотя бы приблизительно определить который час. Судя по сереющему небу, ночь уже закончилась, но рассвет ещё не наступил. Для чего Малфою понадобилось врываться к нему ни свет ни заря? Что он собирается ему показать? Северус уже открыл рот, собираясь задать эти вопросы, но Люциус опередил его:

— Прости, что разбудил, но если ты хочешь увидеть кое-что интересное, вставай поскорее. Нам ещё идти придётся, и немало, а до места нужно добраться до восхода солнца, иначе опоздаем, — торопливо прошептал он и, глядя на изумлённое лицо Северуса, многозначительно добавил: — Сегодня 24 июня.

Конечно, Северус знал, что день летнего солнцестояния всегда был для магов особым. Например, собранные до рассвета травы обладали исключительными свойствами, а для некоторых зелий годились только такие. С особой тщательностью их хранили весь год — до тех пор пока не удавалось собрать новые. Кроме того, именно в эту пору совершались также некоторые ритуалы. В одной книге Северус прочёл, что особенно действенными считались заклинания любовной магии. «Ну и что с того? — подумал он хмуро. — Я-то здесь при чём? Мне любовная магия ни к чему. Или это Люциус собирается приворожить кого-нибудь?» — внезапная догадка заставила его усмехнуться. Однако высказывать свои подозрения вслух он не стал.

Малфоем же всё больше овладевало нетерпение.

— Так... ты идёшь? — требовательно спросил он и снова потянул на себя одеяло Северуса.

Видимо, времени и впрямь было мало. Нужно решаться. Отчаянно зевая, Северус потёр глаза и сел, поджав под себя ноги. По мере того как он просыпался, идея прогуляться и посмотреть на то, что собирался показать ему Люциус, уже не казалась такой уж непривлекательной. «Пожалуй, это будет здорово, — вкрадчиво нашёптывал ему непонятно откуда взявшийся коварный голосок. — Давай же, соглашайся, пока он не передумал!» — и с каждой секундой Северус всё больше склонялся к тому, чтобы последовать его совету.

Перемена в его настроении не ускользнула от внимательных глаз Малфоя.

— Вот и отлично! — заявил он. — Я вижу, ты уже не сердишься. Уверен, тебе понравится! — заявил он с энтузиазмом. — Но если не хочешь, чтобы мы опоздали, лучше поторопись. Там, — Люциус махнул в сторону кресла, — подходящая одежда для тебя. По лесу, знаешь ли, лучше ходить не в мантиях. Хотя, признаюсь тебе, маггловские тряпки я ненавижу: всегда чувствую в них себя сквибом, — добавил он брезгливо, как будто одна только мысль о том, чтобы идти куда-то в маггловской одежде, пусть даже это лес, была для него неприятной. — Ну, давай, собирайся, — проворчал он поднимаясь. Похоже, то обстоятельство, что ради этой прогулки пришлось напялить на себя ненавистный костюм, всё-таки заметно портило ему настроение. — Жду тебя через пять минут, — бросил он через плечо и скрылся за дверью.

Проводив его взглядом, Северус пожал плечами. Малфоевская щепетильность в отношении вещей была ему не слишком понятна. Самому ему было как-то всё равно, какая на нём одежда, если она новая и подходит по размеру, но, видимо, чистокровные волшебники придерживались другого мнения.

Северус снова посмотрел в окно. Кажется, небо стало немного светлее. «Если мне не хочется, чтобы Люциус ушёл один, нужно поторопиться», — подумал он, стряхивая с себя остатки сонной расслабленности. Выбравшись из кровати, он первым делом подошёл к креслу и начал разглядывать принесённые Малфоем вещи. Там обнаружились носки, джинсы, футболка и свитер, а на полу стояли новенькие мягкие туфли. Глядя на ожидающую его экипировку, Северус вдруг ощутил, как в нём просыпается азарт исследователя. Только вчера, затаив дыхание, он смотрел с террасы на зелёную долину, и вот скоро уже сможет по ней прогуляться! От одной только мысли об этом его охватило радостное возбуждение. К тому же так приятно будет избежать утренних пыток Трике!

— Отлично! — пробормотал он себе под нос и вприпрыжку помчался в ванную.

С водными процедурами, а потом и с одеванием, Северус старался покончить как можно быстрее, однако, вылетев за дверь, он обнаружил взволнованного и раздражённого вынужденным ожиданием Люциуса. Промедли Северус ещё хоть минуту, и тот бы ушёл без него.

— Наконец-то! — прошипел Малфой, и, бросив через плечо «Пойдём!», со всех ног понёсся к лестнице.

Северус ждал, что они снова спустятся в главный холл замка, как вчера, когда они выходили, собираясь на конную прогулку, но нет! Добравшись до второго этажа, Люциус внезапно свернул в какую-то узкую галерею, и они довольно долго шли по ней, пока не остановились перед небольшой деревянной дверью. Потянув ручку на себя, Люциус обнаружил, что дверь заперта. Недовольно пробормотав себе под нос какое-то слово, он полез в карман жакета. Оттуда Малфой извлёк несколько ключей разных форм и размеров и принялся по очереди пробовать открыть ими замок. Похоже, он всё больше беспокоился. Руки его подрагивали, так что открыть замок удалось только с третьей попытки. Тихонько скрипнув, дверь подалась вперёд, открывая их глазам низкий тёмный коридор, который едва освещали магические факелы.

Спустя несколько минут они торопливо шагали по нему, вдыхая влажный прохладный воздух.

— Это один из тайных ходов, ведущих из замка в лес, — объяснял Люциус, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы. — Их здесь очень много. Некоторые выходят на поверхность уже в горах, за десятки миль отсюда. Но тот, которым мы идём сейчас, один из самых коротких. Думаю, через полчаса мы будем на месте.

— А что это за место? — полюбопытствовал Северус, стараясь не отставать от своего проводника.

— О! Это очень необычное место, — усмехнулся Малфой. — В прошлом году мы ходили туда с отцом. Встречали восход солнца. Но... больше я не скажу тебе ни слова! — Люциус подмигнул. — Будет гораздо интереснее, если ты вначале сам всё увидишь, — произнёс он таинственно. — Конечно, потом я расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать. Если смогу... — добавил он многозначительно.

Услышав столь загадочный ответ, Северус не ощутил ни страха, ни тревоги. Напротив, ему казалось, что его тело наполнилось маленькими весёлыми пузырьками — как в шампанском, которое он украдкой попробовал несколько дней назад на праздничном ужине. Сейчас они заставляли его сердце учащённо стучать. Видимо, его состояние не укрылось от Люциуса, потому что тот подмигнул ему и сказал:

— Хотел бы поскорее до него добраться, верно? Но потерпи, нам ещё идти и идти!

С этими словами Малфой вдруг остановился, и Северус увидел, что путь им преградил большой тёмный валун. Люциус втянул воздух, как будто принюхивался к чему-то. Последовав его примеру, Северус ощутил хорошо знакомые ему запахи тины и водорослей. Так пахло в его убежище у реки. «Наверное, где-то поблизости тоже есть водоём", — решил он.

Тем временем Люциус потянулся к карману и достал из него — Северус даже моргнул, чтобы удостовериться, что ему это не привиделось, — волшебную палочку...

Малфой стоял к нему спиной и не заметил, что тело Северуса в тот же миг напряглось как струна. «Наверное, Люциус старше, чем кажется, раз ему уже можно колдовать вне стен школы?» — предположил он, и сладкая дрожь предвкушения пробежала по его телу. Из разговоров с Айрис он уже знал, что вообще-то ученикам это строго запрещено, до тех пор пока им не исполнится шестнадцать лет. В этот миг Северус был очень рад, что пошёл с Малфоем. Сейчас он увидит, как колдуют волшебники! Словно услышав его мысли, Люциус взмахнул палочкой, и Северус забыл всё, что читал или слышал о волшебниках и заклинаниях, потому что на его глазах творилась настоящая МАГИЯ. Горящими от восторга глазами он жадно следил за тем, как кончик палочки выписал что-то похожее на лежащую на боку восьмёрку, а потом коснулся тёмной поверхности прямо перед ними и... тьма как будто растаяла.

Они очутились посреди довольно густого леса. Под кронами огромных деревьев было очень темно, и на кончике полочки Люциуса зажегся маленький огонёк. «Заклинание Lumos’а», — прошептал себе под нос Северус и довольно улыбнулся, вспомнив, как во время одного из своих тайных экспериментов со старой палочкой Эйлин оно у него тоже получилось, хоть и не с первого раза.

— Что? — откликнулся Люциус, который, кажется, расслышал его шёпот.

— Нет, ничего... — с невинной улыбкой заверил его Северус, — тебе послышалось.

— В таком случае постарайся не отставать, — проворчал Люциус. — Старайся идти по моим следам — тут довольно много нор.

— Конечно, — откликнулся Северус, который ничуть не боялся кротовин и ходов, прорытых под землёй мелкими тварями.

— Ну, тогда давай поспешим! Мне кажется, мы всё-таки опаздываем! — С этими словами Люциус торопливо зашагал вперёд.

Их вела узенькая, едва заметная, заросшая травой тропинка, и путь этот не был лёгким. То и дело приходилось сражаться с коварными кустами, так и норовившими хлестнуть ветвью по лицу. В который раз, отцепляя от рукава сухую ветку, Северус порадовался предусмотрительности Малфоя, который принёс ему маггловскую одежду. Хорош бы он был здесь в шёлковой мантии, от которой к этому времени остались бы только жалкие клочья!

Примерно через полчаса быстрой ходьбы они оказались у небольшого холма, а когда подошли поближе, Северус увидел, что за зелёными плетями дикого винограда скрывается вход.

Бросив взгляд вверх, Люциус выдохнул с явным облегчением:

— Успели!

Северус был очень рад тому, что они добрались до нужного места, потому что последние шаги дались ему с большим трудом. Видимо, сказывалась вчерашняя конная прогулка, и, хоть жаловаться он не собирался, услышать о том, что трудный путь остался позади, было приятно.

— Отец говорил мне, что в этой пещере когда-то было святилище друидов, — менторским тоном сообщил Люциус. — Они с Рене нашли его несколько лет назад, во время осенней охоты, хотя предки маркиза наверняка знали о нём — там полно следов магии! — добавил он и скрылся в тёмном проёме. Северусу отчего-то стало не по себе, но он немедленно последовал за своим провожатым.

Пройдя несколько шагов в кромешной темноте, они оказались в довольно большой пещере. Вид её показался Северусу странным и почему-то знакомым. Казалось, она была сложена из гигантских прямоугольных камней, похожих на грубо отёсанные гигантские колонны. На некоторых колоннах лежали похожие камни, образуя что-то вроде перекрытий. Однако свод пещеры терялся в темноте и, судя по этому, располагался выше самой высокой «колонны». Отказавшись от идеи разглядеть потолок, Северус посмотрел себе под ноги и увидел выложенный из круглых светлых камней — размером примерно с куриное яйцо — причудливый узор, похожий на схему небольшого, но замысловатого лабиринта. Они стояли как раз у его входа, а в центре помещалось что-то вроде большого очага, тоже сложенного из камней.

«Должно быть, лабиринт ведёт к нему», — подумал Северус, пытаясь отыскать в переплетении светлых линий тропу, по которой можно было бы добраться до этого очага. Почему-то ему показалось, что на светлые камни лучше не наступать.

От созерцания камней его отвлёк голос Малфоя.

— Не жалеешь, что пошёл со мной? — спросил он, и глаза его заблестели. — Ну-ка, скажи мне теперь, на что это всё похоже? — Люциус небрежно обвёл рукой пещеру и, усмехаясь, посмотрел на своего спутника.

— На... — Северус на мгновенье задумался, пытаясь вспомнить, где он мог видеть подобное, и тут его словно осенило: — На Стоунхендж! — воскликнул он, изумляясь тому, как он сразу не догадался, и добавил: — Только... маленький!

— Верно! В таком случае ты, может быть, скажешь, для чего мы здесь?

Северус вспомнил, что подобные сооружения строились в строгом соответствии с расположением небесных тел. В школе им говорили, что это позволяло точно определять дни равноденствий и солнцестояний, а из магических книг Айрис он знал, что волшебники использовали энергию звёзд и светил в различных ритуалах.

— Ты хочешь... провести какой-то ритуал? — спросил он осторожно.

— Вот именно! — Люциус довольно усмехнулся. — А ты мне в этом поможешь... Если захочешь, конечно, — добавил он мягко. — Ничего страшного. Просто любовная магия, — Малфой презрительно хмыкнул. — Но если у нас всё пойдёт как надо, можно будет ещё немного заглянуть в будущее. Хотя для начала нам нужно пройти к очагу и поскорее, — с этими словами он снова извлёк из кармана палочку, — пока не поднялось солнце.

Люциус направил палочку туда, где в каменном узоре был обозначен вход, зажмурился и произнёс какое-то заклинание. Северус во все глаза смотрел себе под ноги, не желая пропустить ничего из того, что вот-вот должно было произойти, но... прошло несколько мгновений, а камни оставались на своих местах.

— Вот черт! — с досадой пробормотал Люциус, поднося палочку к глазам и внимательно её разглядывая. — Не слушается!

— Почему? — тихо спросил Северус.

— Она не моя, понимаешь? — серые глаза Малфоя зло сверкнули из-под нахмуренных бровей. — Я взял её у матери. Ради сегодняшнего случая, а тут... — он резко прервал себя и снова направил палочку на камни.

На сей раз Люциус старался отчётливо произносить каждое слово заклинания, вкладывая в него все силы, так, что его голос вибрировал от напряжения.

Пусть любовная магия ни капли не интересовала Северуса, всё же он очень хотел, чтобы на этот раз у Малфоя получилось, иначе окажется, что они зря проделали этот путь, а ему не терпелось посмотреть на настоящий волшебный ритуал — первый в его жизни! Он так хотел, чтобы заклинание сработало, что и сам не заметил, как зажмурился, а его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Если бы он только сумел помочь! В этот миг Северус готов был даже поделиться с Люциусом своей магией, только вот не знал, как это сделать. «Хотя... Может, достаточно будет как следует захотеть? Как тогда, когда ему удалось вызвать дождь над рощей...» Однако додумать эту мысль он не успел. Прямо над ухом раздался сухой треск, и Северус, вздрогнув, открыл глаза.

Всё-таки у Люциуса получилось! Теперь поверх петляющих линий лабиринта сверкала сеть голубоватых огоньков, и даже с высоты роста Северуса было видно, что они складываются в линию, указывающую путь к центру пещеры. С трудом оторвавшись от созерцания, Северус поднял голову и встретил сияющий взгляд Малфоя.

— Теперь поспешим! — сказал тот весело. — Иди за мной и не вздумай наступать на белые камни.

— Почему? — вопрос слетел с языка Северуса сам собой.

— Потому что если с тобой что-то случится, Рене мне этого не простит! — хмуро пробормотал он. Любопытно, несмотря на то что Люциус старался говорить непринуждённо, в его голосе отчётливо слышался страх.

Северус не стал спорить, хотя очень сомневался в том, что маркиз станет наказывать из-за него сына своих родственников. Впрочем, если нужно идти, не наступая на линии, он и не будет — что в этом такого сложного? И ободрённый этими мыслями он последовал примеру Люциуса и шагнул в лабиринт.

* * *

Оказалось, это действительно совсем не страшно. Огоньки раскинутой Малфоем сети гостеприимно мерцали. Маленькие весёлые маячки будто бы хотели подбодрить Северуса, и ему стало весело. Предвкушая встречу с чудом, он изо всех сил боролся с соблазном опередить Люциуса, который, на его взгляд, шёл слишком уж неторопливо.

С того самого мгновения, когда Северус встал с постели, в него как будто бы вселился озорной дух. От его присутствия щекотало в груди, покалывало в кончиках пальцев, а тело стало лёгким, как воздушный шар — только подпрыгни и улетишь под самые облака. А стоило переступить порог загадочной пещеры, как маленький негодник и вовсе распоясался: «Ну же, хватит плестись в хвосте! Твой приятель тащится, как старая кляча, не слушай его и беги один к очагу. Скорее!» Неизвестно почему, но каменный круг в центре волшебного лабиринта притягивал Северуса как магнит. И только опасение сойти с узенькой мерцающей тропки и наступить на запретные белые камни, что было бы неизбежно, послушайся он коварного искусителя, удерживало его. Однако с каждым шагом, приближающим их к цели, противостоять соблазну становилось всё сложнее.

От напряжения Северус сжимал кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони почти до крови, но он не сдавался. На очаг в центре он старался не смотреть и усиленно разглядывал в толстом, как ковёр, слое пыли сверкающие огоньки. Почему они вначале показались красивыми? Сейчас в мерцании голубых звёздочек ему чудилась насмешка: «опоздаешь, опоздаешь, опоздаешь!». Северус готов был зажмуриться, лишь бы не видеть нахалок!

Ощущая, что терпению приходит конец, отчаянно терзаемый демонами любопытства страдалец приподнялся на носках, чтобы посмотреть, сколько осталось до вожделенных камней, и... едва не задохнулся от огорчения. Северус готов был поклясться, что за проведённое в лабиринте время можно было обойти вокруг замка Монмирель и притом прогулочным шагом, а оказалось, что они едва преодолели половину пути!

От изумления Северус замер на месте как вкопанный.

Как такое возможно?!

На первый взгляд, пещера совсем не казалась большой. Он думал, что до центра лабиринта не более двадцати шагов! Но ничего подобного! Они шли целую вечность, а результат выглядел до обидного ничтожным!

Наверняка там, снаружи, солнце уже взошло и теперь насмехается над горе-магами! Горькое чувство, которое испытывал сейчас Северус, вполне можно было назвать отчаянием.

«Вот Люциус разозлится», — с неожиданной злостью подумал он и едва удержался от соблазна пнуть очередной неприкосновенный белый камень, с которого ему издевательски подмигивала очередная голубая звёздочка.

Словно почувствовав его состояние, Малфой бросил на Северуса беглый взгляд:

— Не беспокойся. Мы успели.

Северус невольно округлил глаза:

— Да? — усомнился он.

В ответ Люциус хмыкнул:

— Уж поверь. Понимаешь, здесь действуют охранные чары, одна из функций которых — искажать ощущения пространства и времени у тех, кто идёт по лабиринту, — сказал он, не оборачиваясь и не замедляя шага. — На случай, если сюда проникнет посторонний.

Северусу не очень-то верилось, будто постороннему позволят бродить по замку маркиза, но промолчал.

Тем временем Малфой, явно довольный своей ролью мудрого наставника, открывающего простейшие истины младенцам, продолжал:

— Тому же магглу, да, наверное, и непосвящённому магу тоже, могло бы показаться, что мы недалеко ушли от замка, так ведь? — Люциус снова взглянул через плечо на своего недоверчивого ведомого, словно ожидая от того какого-то подтверждения своим словам, но Северус сжал губы и промолчал. Он предпочитал не поддакивать только ради того, чтобы поддержать разговор. Однако Малфоя это ничуть не смутило. — А вот мой отец, — он сделал ударение на последнем слове, — например, думает, что центр лабиринта находится за сотни миль от входа. Может быть, даже вообще не во Франции.

Северус раскрыл рот.

Слова Люциуса поразили его. Как расстояние, которое на вид не превышает нескольких ярдов, может вмещать в себя сотни миль?

— А... разве это возможно? — спросил он подозрительно.

Малфой засмеялся.

— Если честно, я этого точно не знаю, — ответил он уже серьёзно. — Это всего лишь предположение отца. Но думаю, что Рене должно быть известно больше. Отец говорил, что после того, как они с маркизом наткнулись на пещеру, тот несколько дней ходил задумчивый, потом куда-то исчез, чуть ли не на месяц. А когда вернулся, почти год не вылезал из книг, — Люциус хмыкнул. — Даже консультировался с кем-то у нас, в Англии.

Северус уже почти пообещал себе набраться смелости и расспросить маркиза о странном лабиринте, но тут Люциус добавил:

— Знаешь, мне кажется, лучше не говорить ему, что мы здесь были.

В голосе Малфоя звучало беспокойство. Северус уже открыл рот, чтобы сострить насчёт пугливости Люца, но сказать ничего не успел.

— Наконец-то! Пришли! — воскликнул Малфой и с облегчением выдохнул.

Вытянув от любопытства шею, Северус попытался заглянуть через плечо значительно более высокого Малфоя, и когда ему это удалось, его глаза распахнулись.

Увы, отнюдь не от восторга.

Они стояли примерно посередине лабиринта, и до центра оставалось никак не меньше половины пути.

— Н-но мне кажется... — начал было Северус, но запнулся, услышав насмешливое фырканье Малфоя:

— Вот именно, кажется. — Люциус самодовольно протянул последнее слово. — Любой лабиринт — это, прежде всего, иллюзия, — назидательно произнёс он, поворачиваясь к Северусу. — А этот к тому же ещё защищён магически. Так что не верь глазам своим, малыш!

Неприкрытая ирония, сквозившая в голосе Малфоя, заставила Северуса нахмуриться.

— А тогда откуда ты знаешь, что мы пришли, если нельзя верить глазам? — проворчал он, не в силах скрыть обиду за «малыша» и чувствуя, что радостное настроение покидает его.

— Против иллюзий есть заклинание, — усмехнулся Люциус и, отвернувшись, что-то тихонько шепнул — тут же пространство свернулось вокруг них, как пергаментный свиток, а в следующее мгновенье они очутились в центре лабиринта у огромного, сложенного из камней круга. Посреди него стоял высокий треножник с крючком для котла, а почерневший от огня пол был покрыт толстым слоем пепла.

Северус тут же ощутил новый прилив любопытства. Предвкушая невиданные, неслыханные, вполне возможно, что и нечитанные, а главное — волшебные впечатления, мальчик едва сдерживался, чтобы не подскакивать на месте. Только опасение показаться Малфою невеждой и дикарём заставляло его стоять спокойно. Напустив на себя предельно невозмутимый вид, который, однако, совершенно не вязался с лихорадочным румянцем и блестящими от возбуждения глазами, он огляделся по сторонам в поисках котла. «Если есть треножник, то где-то рядом должен быть и котёл», — рассудил Северус и оказался прав.

Искомый предмет обнаружился неподалёку и немало удивил не только неискушенного Северуса, но и его старшего спутника. Котёл был довольно большим и вероятнее всего серебряным. Круглые бока его ослепительно сверкали в темноте, отражая свет, и это показалось Северусу необычным. Он прекрасно знал, как темнеет со временем серебро. Дома у них было несколько серебряных ножей и вилок, и Эйлин заставляла его их чистить.

— Кто же чистит этот котёл? — удивлённо пробормотал Северус, озвучивая вслух собственные мысли.

— К-кто чистит... этот котёл? — Люциус от изумления округлил глаза, а потом зашёлся тихим смехом. Однако, взглянув в хмурое лицо своего спутника, перестал смеяться.. — Кхм, прости... — он постарался принять серьёзный вид, хотя в серых глаза ещё плясали весёлые искорки. — Конкретно этот не чистит никто. Ты когда-нибудь слышал о котле Керивден и трёх волшебных каплях?

— Конечно! — возмутился Северус. Историю о волшебнице, которая год варила зелье, чтобы наделить своего уродливого сына дарами всеведения, поэзии и прорицания, он читал. Более того, втайне мечтал найти рецепт такого эликсира, а ещё лучше изобрести свой собственный, да такой, чтобы зелье варилось побыстрее.

— Но причём здесь это? — Северус прекрасно помнил, чем всё закончилось. Выплеснув три капли чудесного отвара на мальчика слугу, который помогал ведьме следить за варевом, котёл закричал громким голосом и раскололся («то есть взорвался с громким звуком», мысленно перевёл Северус с цветистого языка сказок на общепонятный).

И тут Малфой наклонился к его уху и таинственно зашептал:

— Он не взорвался. Так было написано для того, чтобы выскочки-грязнокровки не принялись его искать.

Северус с недоумением посмотрел на Люциуса, который состроил брезгливую гримасу.

— А для чего им его искать? — так же, шёпотом, спросил Северус, невольно поддавшись настроению.

— Потому что неучи считают, будто этот котёл — особый, и некоторые... — Малфой сделал многозначительную паузу, — редкие и могущественные зелья можно сварить только в нём.

— Ясно, — Северус кивнул. — А он правда особый?

— Как сказать... — насмешливо протянул Люциус. — В каком-то смысле, да. Но, конечно же, сам он ничего не сварит. А если окажется в руках бестолочи, то результат может о-очень разочаровать беднягу, — с притворным вздохом закончил он и с этими словами подвесил котёл на треногу. — Ну, а теперь к делу! Выбери двенадцать самых толстых веток и положи их в очаг, — скомандовал он.

Пока Северус старательно складывал ветки, Малфой наколдовал в котле воду и достал из кармана маленький мешочек, который спустя мгновенье превратился в объёмистую сумку.

— Это — ингредиенты для зелья и ещё кое-что для костра, — он помахал пучками каких-то незнакомых Северусу трав. — Вчера я выпросил у старого Жака несколько интересных травок, чтобы заменить шерсть козлов и порошок из слизней, — Люциус самодовольно усмехнулся, — надеюсь, на сей раз мы не задохнёмся. А то в прошлом году у Ноттов... — он оборвал свою речь и покачал головой, всем своим видом давая понять: всё было настолько плохо, что он предпочитает об этом даже не вспоминать.

— Но ведь летний костёр должен быть таким, — возразил Северус. — Я читал, что чем сильнее вонь от дыма, тем лучше. В одной книге говорилось, что вонючий дым не даёт драконам... — он вдруг замялся в нерешительности, но, заметив насмешливые искорки в глазах Люциуса, выпалил: — ... не даёт им спариваться.

Щёки Северуса вспыхнули алой зарёй.

— Ну да, конечно, — хмыкнул Люц, вынимая из сумки какие-то склянки, мешочки, пучки то ли шерсти, то ли каких-то диковинных, похожих на паклю, волос и аккуратно раскладывая всё это на большом черном камне. — Я тоже читал, что если этому не помешать, то будто бы драконье семя испортит лето и оно станет сырым и туманным.

— А разве нет? — глаза Северуса заблестели от любопытства.

— В Англии — возможно, — снисходительно ответил Малфой. — Но мы ведь в Провансе. Здесь летом никогда не бывает туманов, даже если все драконы Франции слетятся сюда для брачных игр. Так что, мне кажется, мы вполне сможем обойтись без вонючего дыма.

Малфой достал из бездонных и, Северус нисколько не сомневался в этом, волшебных недр сумки довольно большое, круглое стекло. Опережая возможный вопрос юного спутника, он вставил его в какое-то углубление в тонкой, напоминающей гигантскую иглу, каменной колонне, которую мальчик сразу даже не заметил.

— Это линза. Она поймает первый солнечный луч, — принялся объяснять Люциус, — и, сфокусировав его, зажжёт под котлом огонь. Для нашей цели это важно. А после того как пламя вспыхнет, я начну ритуал и буду вести его, — объявил он, — твоя же задача — по моему знаку бросать в огонь все эти ингредиенты в том порядке, в котором я их разложил, начиная с содержимого этого флакона. — Малфой вручил Северусу вырезанный из непрозрачного мутно-серого камня неправильной формы флакон.

Северус взял его и внезапно спросил:

— А... ты, — он смущённо сжал в ладони странно-тёплый камень, — ты хочешь кого-то приворожить?

Брови Малфоя поползли вверх.

— Приворожить? — переспросил он с ухмылкой. — Разве я похож на влюблённого?

Северус пожал плечами.

— Нет, дорогой мой, как раз наоборот. Я хочу, чтобы от меня отвязались.

— Она такая некрасивая? — поинтересовался Северус.

— Да нет, пожалуй, она очень даже ничего, — признался Люциус, но лицо его приобрело кислый вид.

— Тогда почему ты...

— Потому что она сумасшедшая! — воскликнул он с раздражением. — Вообще-то ей уже восемнадцать, так что этот учебный год в Хогвартсе был, конечно, ужасным, но зато последним! — Малфой поморщился. — Она всё время пыталась подлить мне приворотное, так что меня уже тошнило от антидотов, — Люциус схватился за горло, изображая рвотный рефлекс.

Северус слушал Малфоя широко распахнув глаза — мир раскрывался перед ним с неожиданной стороны.

— К сожалению, родители вбили себе в головы, что я должен непременно жениться на одной из сестёр Блэк, — сказал Люциус со вздохом, — и я бы предпочёл младшую, но...

Договорить он не успел, потому что полумрак пещеры прорезал алый луч, преломился, пройдя сквозь линзу, и упал на хворост под котлом. Мгновенье спустя сухое дерево охватило жадное пламя, отразившись в заблестевших глазах Малфоя.

— Ну, а теперь за дело! — воскликнул он и поспешно схватил палочку. Пальцы его чуть заметно дрожали. — По моей команде бросай в огонь ингредиенты!

Северус крепче сжал в ладони флакон, осторожно вынул из узкого горлышка пробку и приготовился действовать.

* * *

Солнце едва показалось над горизонтом, не успев тронуть шпили на высоких башнях или пролиться оранжевым дождём на ровные ряды окрестных виноградников, когда у ворот замка Монмирель вдруг появился незнакомец. Спокойно и невозмутимо он огляделся по сторонам, прошёл по неширокому каменному мосту, перекинутому через окружающий цитадель ров, и остановился у старинной кованой решётки, заграждающей вход. В следующее мгновенье решётка бесшумно поползла вверх, и, пригнув голову, он поспешил войти, не дожидаясь, пока она поднимется до конца.

Во внутреннем дворе его встретил пожилой слуга в синей бархатной ливрее и, сдержанно поклонившись, сделал знак следовать за ним.

Спустя несколько минут оба стояли у тяжёлой резной двери кабинета хозяина замка.

Ранний гость сбросил с плеч плащ и остался в элегантном сером костюме, сразу превратившись в преуспевающего маггловского адвоката или банкира.

— Прошу вас, мсье, — сказал лакей, распахивая перед ним дверь, — мессир ждёт вас.

* * *

Спустя час, прикрыв глаза и подставив лицо свежему, пахнущему травами ветру, Рене де Сен-Аман обдумывал то, что ему рассказал прибывший из Англии осведомитель.

Вести были тревожными. Магическую Британию лихорадило. По словам Арнье, в любой момент в стране могла начаться война. Увы, наблюдения очевидца — человека умного, умеющего не только смотреть, но и видеть — совпали с его собственными выводами: столкновение властей и сторонников Риддла неизбежно. А ведь когда около пятнадцати лет назад некий полукровка по имени Том Марволо Риддл провозгласил себя наследником знаменитого мага древности, одного из создателей Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, Салазара Слизерина и принялся активно собирать сторонников среди магической аристократии, в Британском Министерстве Магии его почти никто не принял всерьёз. Рене хорошо помнил, как на каком-то светском приёме высокопоставленные господа как анекдот рассказывали о притязаниях наглого выскочки, который назвался Лордом Волдемортом:

— Волдеморт? — какая-то дама в горностаевой мантии звонко рассмеялась. — Вы не шутите, мсье?

— Увы, нет, мадам, — мессир Девуа, глава тайной полиции магической Франции, возмущенно поджал тонкие губы.

— Что же, придётся вам поверить, мсье, но с таким именем во Франции ему лучше не появляться, — красавица взяла бокал с подноса выросшего как из-под земли слуги. — Если, конечно, он не собирается выступать в маггловских шоу. Мне рассказывали, что магглы очень любят читать истории о разных забавных существах, которых они называют супер-героями. У них у всех, как на подбор, очень странная внешность и забавные имена. Вот недавно видела большой плакат с синим лысым коротышкой, а внизу было написано что-то вроде Фаромат или... — дама прикусила алую губку, — ах, точно, Фантомас! Кстати, мсье, вы же должны всё знать, не так ли?

— Увы, не всё, — мессир Девуа скромно развёл холёными руками, — но мы к этому стремимся.

— Вот именно! — дама лукаво улыбнулась. — Так признайтесь нам, — она заговорщически понизила голос и приблизила губы к уху мсье Девуа, — этот Ужас-Летящий-на-Крыльях-Ночи, этот Вол-де-Морт случайно не брат Фантомаса? — спросила она и громко расхохоталась.

Рене де Сен-Аман прижал кончики пальцев к вискам. Почему-то этот разговор запомнился ему очень подробно. Может быть, для того чтобы он не забывал простую истину — любой абсурд однажды может стать реальностью.

С тех пор прошло пять лет, и над именем Лорда Волдеморта уже не смеялись. К настоящему времени в распоряжении Риддла была не маленькая армия преданных ему магов, готовых выполнить любой приказ своего господина. И самым неприятным было то, что он умело привлекал на свою сторону знать. Так что, когда его гость и родственник Абраксас Малфой принялся превозносить политические и стратегические таланты Риддла, Рене очень удивился. Он не понимал, каким образом сноб, ставящий чистоту крови превыше всего, внезапно стал поклонником полукровки-сироты. Когда же Рене попытался расспросить родственника подробнее и хотя бы узнать, встречался ли Абраксас с Риддлом лично, тот быстро сменил тему. Всё это выглядело подозрительно. Теперь же, после разговора с Арнье, Рене уже был не на шутку встревожен.

* * *

К тому времени, когда на камне остался последний ингредиент — ароматный пучок сухой вербены, — с начала ритуала уже прошло немало времени. Конечно, никаких часов у Северуса не было, но, судя по тому, как ломило спину и плечи, а также по крупным каплям пота, выступившим на висках у Люциуса, трудились они уже долго.

Словно прочитав его мысли, Малфой отёр тыльной стороной кисти влажный лоб и сказал:

— Осталось совсем немного — всего одно заклинание, а потом ты бросишь в котёл вербену, и зелье будет готово. Тогда мы с тобой сможем зачерпнуть понемногу и, когда оно настоится, выпить его перед сном, чтобы заглянуть в будущее. А если ты сохранишь его до тех пор, пока подрастёшь, и добавишь кое-какой, — Малфой подмигнул, — особый компонент, то сможешь приворожить понравившуюся тебе девочку, — добавил Люциус с усмешкой.

Северус потупился, стараясь ничем не выдать своего смущения, и принялся смотреть на огонь.

В этот миг Малфой начал нараспев декламировать заклинание на латыни, и огненные языки стали менять цвет с оранжевого на жёлтый. Потом пламя начало зеленеть: цвет салатных листьев сменился глубокой зеленью летней травы, затем стал бирюзовым, а спустя ещё минуту — голубым и наконец ярко-синим. Как заворожённый смотрел Северус на радужный огонь и чуть не пропустил знак бросить в котёл последний компонент.

Но вот душистые стебли погрузились в воду, и тут же воздух наполнился пряным и свежим ароматом.

— Теперь смотри внимательно, — сказал Люциус и, шагнув к самому котлу, выхватил из кармана небольшой серебряный нож и легко, как будто в его руке было перо, провёл лезвием по запястью. На молочно-белой коже выступили рубиновые капельки. Точным, экономным движением Малфой собрал их сверкающим лезвием и стряхнул в котёл.

Северуса охватила неконтролируемая дрожь. Он низко наклонился к тихо кипящему зелью, наблюдая, как прозрачная жидкость начинает стремительно темнеть. Со дна котла к поверхности потянулись чернильные, быстро вращающиеся вокруг своей оси спирали, похожие на маленькие смерчи. Некоторое время они двигались хаотично, а потом вдруг сложились в изображение.

Мальчик удивлённо заморгал, когда на него взглянуло бледное женское лицо. Яркие пухлые губы, маленький нос, подбородок сердечком, аккуратные брови изгибались дугой. Его можно было бы назвать кукольно-капризным, если бы не большие тёмные глаза, яростно сверкающие из-под тяжёлых век. Взгляд их гипнотически притягивал и в то же время вызывал желание отвернуться. Северусу показалось, что из них на него смотрит что-то дикое, необузданное и... стыдное.

— Это та... девушка? — несмело спросил он, отводя глаза от лица.

— Да, — тихо сказал Люциус. — Это она. Беллатрикс Блэк. Надеюсь, теперь эта Афродита найдёт себе другого Адониса.

Когда Северус добрался до своей комнаты, ему хотелось только одного — упасть в постель и уснуть. Увы, осуществить это желание не удалось: едва он успел стащить порванную о колючий кустарник куртку и затолкать её под кровать вместе с туфлями, а также комом глины, по-видимому, отвалившимся от подошвы, как в дверь осторожно постучали.

— Кто там? — недовольно поинтересовался он, пристально разглядывая пол в поисках коварно ускользнувшего от его внимания компромата.

— Простите глупого эльфа, господин, но вам пора вставать! — донёсся знакомый писклявый голос Трике.

От досады Северус сжал зубы, однако в глубине души порадовался собственной предусмотрительности: устав от навязчивых забот домовика, вчера он запретил тому появляться здесь без предупреждения.

— Что тебе нужно? — Испачканные влажные от росы брюки отправились вслед за обувью.

— Но, господин, уже поздно, а мессир хочет видеть вас через полчаса в чайной комнате! — запричитал Трике. — Разрешите вашему верному слуге войти и помочь вам с утренним туалетом!

— Н-нет! Не нужно! Я... я не сплю! А справлюсь сам! — торопливо выпалил Северус, бледнея от одной только мысли, что несносный, всюду сующий свой длинный нос коротышка извлечёт из импровизированного и, увы, ненадёжного тайника его вещи, а потом доложит обо всём маркизу! — Приходи через десять минут! — добавил он, сообразив, что к тому времени наверняка сможет избавиться от проклятых тряпок, и тогда помощь эльфа будет очень даже кстати.

— Слушаюсь, господин! — раздалось из-за двери, а потом послышался какой-то глухой стук.

Немного подумав, Северус предположил, что Трике, возможно, решил не откладывать с самонаказанием и побиться головой о пол, не отходя от места, где была совершена провинность.

И точно, словно в подтверждение догадки, его слуха коснулся пронзительный скорбный вопль:

— Простите, если глупый эльф досадил господину! Трике вернётся позже!

Северус пожал плечами и покачал головой. До сих пор он так и не привык к странным манерам домовых эльфов.

Однако в следующее мгновенье его мысли поглотили более насущные заботы. Нужно было поскорее уничтожить одежду. Но как?

Дома он несколько раз пробовал Insendio, но то ли из-за недостатка опыта, то ли из-за того, что палочка Эйлин была с трещиной, это заклинание удавалось ему не всегда. С Evanesco дело обстояло ещё хуже! Как-то, когда Эйлин в очередной раз исчезла, а пьяный отец спал в своей комнате наверху, Северус попытался попрактиковаться в магии, а заодно удалить с лестницы грязь, которую принёс на ботинках Тобиас. Успех предприятия оказался просто грандиозным! Грязь исчезла... вместе со ступеньками. В результате лестница превратилась в тренажёр для начинающих альпинистов, а ему пришлось просидеть в кладовой двое суток на одной воде. Так что от идеи сложить вещи посреди спальни и попытаться заставить их исчезнуть пришлось отказаться — Северусу совсем не хотелось, чтобы в центре комнаты появился колодец, уходящий в подвалы замка.

Мысль о том, чтобы попросить о помощи Люциуса, была отметена сразу. Зато появилась другая — на первый взгляд очень даже привлекательная. Осталось только кое-что проверить.

В тёмном лабиринте печальных перспектив забрезжил луч надежды, и, не теряя времени, Северус бросился на балкон, чтобы удостовериться в том, что ничего не напутал.

Прошлёпав босиком по согретому солнцем полу и в который раз удивившись тому, что камень, оказывается, может быть тёплым, он ухватился за парапет и посмотрел вниз.

Точно! Восьмиугольная башня, где помещалась его спальня, возвышалась над крутой скалой, основание которой терялось в бездонном на вид ущелье.

На губах мальчика расплылась довольная улыбка.

Дальнейший план родился в мгновение ока. Если скатать вещи в комок, их вполне можно будет сбросить вниз, а чтобы ветер не развесил его штаны на окрестных скалах, нужно положить внутрь что-нибудь тяжелое и перевязать свёрток.

Северус лихорадочно огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого.

На самом балконе ничего подходящего не нашлось, зато в комнате его внимание привлекли большие каминные щипцы. Конечно, может статься, их исчезновение придется потом как-то объяснять, но... он успокоил себя мыслью, что к тому времени он что-нибудь обязательно придумает.

Окрылённый собственной находчивостью, Северус взял щипцы — они оказались даже тяжелее, чем он думал — и сунул их вместе со штанами, туфлями и курткой в рубашку, подол которой предварительно завязал узлом. Получился достаточно прочный мешок, надёжность которого гарантировали рукава — их он связал крест-накрест. Скоро в его руках оказался небольшой, но довольно увесистый свёрток, а через минуту все материальные свидетельства вылазки поглотило ущелье.

Расправившись с главной проблемой сегодняшнего утра, Северус некоторое время вглядывался в тёмный провал. Сверху он напоминал разверстую пасть гигантского монстра, окаймлённую длинными и кривыми, как драконьи зубы, скалами. В животе защекотало от ужаса и сладкого предвкушения. Бездна манила и звала, обещая посвятить в тайну тайн, и только мысль о том, что вот-вот в комнате может появиться Трике, заставила его оторвать взгляд от затаившейся на дне тьмы.

Встряхнув головой, Северус спрыгнул с основания ограждающего балкон парапета, на который он сам не помнил когда успел забраться, и побежал в ванную.

К счастью, домовик появился в тот момент, когда он уже успел смыть с себя всю грязь и выбраться из-под душа. Так что эльфу осталось лишь привести в порядок его волосы и приготовить одежду. Туалет занял не более десяти минут, и в результате румяный от волнения, умытый и сияющий, как июньское утро, Северус предстал перед глазами хозяина Монмиреля вовремя.

На сей раз маркиза не составила компанию супругу, и Рене де Сен-Аман встретил гостя в одиночестве. Пока он отдавал распоряжения прислуживающему за столом эльфу, Северус обвёл глазами небольшую, отделанную зеленоватым камнем комнату, высокие распашные двери которой выходили на террасу, а потом принялся украдкой разглядывать хозяина.

Тот выглядел усталым. Бледное лицо его заострилось, между бровями появилась вертикальная морщинка, которой не было прежде, синие глаза слегка покраснели, а под ними залегли тени.

«Похоже, сегодня он спал не больше, чем я», — подумал Северус, однако углубиться в предположения о причинах мучившей маркиза бессонницы ему не удалось.

— У меня для вас хорошая новость, мой друг! — произнёс Рене де Сен-Аман с чуть лукавой, тут же преобразившей его черты улыбкой, и Северус понял, что тот заметил его интерес к своей персоне. От смущения щёки его зарделись, но он всё-таки заставил себя оторвать взгляд от скатерти, в которую мгновенье назад непроизвольно уставился, и посмотреть собеседнику в глаза. — Сегодня вы увидите вашу маму, — сказал он и, отвечая на немой вопрос в глазах мальчика, пояснил: — Эйлин прислала письмо, в котором сообщает, что приняла приглашение и посетит наш Летний Турнир.

— Летний Турнир? — изумлённо переспросил Северус, и уголки его губ, опустившиеся при известии о грядущей встрече с матерью, снова приподнялись.

— Вот именно, — подтвердил маркиз. — Так называется праздник в честь летнего солнцестояния, который ежегодно устраивается в замке, хотя, я уверен, в Провансе его отмечали задолго до того, как были возведены эти стены, — сказал он, задумчиво прикрывая глаза.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь шорохом полупрозрачных шелковых занавесей и доносившимся снаружи звонким щебетом птиц. Северус зажмурился, пытаясь осмыслить услышанное. О турнирах он, конечно же, читал, но до сих пор был уверен, что публичные поединки волшебников, не говоря уже об обычае доказывать свою доблесть на ристалище, преломляя копья с закованным в латы соперником, остались далеко в прошлом. С другой стороны, похоже, маркиз говорил о турнире вполне серьёзно.

— А... разве турниры ещё существуют, сэр? — спросил он, с недоверием глядя на погружённого в свои мысли хозяина замка.

— О, да! — Рене де Сен-Аман вдруг широко улыбнулся, и глаза его засияли мягким светом. — Турниры существуют, и сегодня ты в этом убедишься. Уверен, тебе понравится. Это довольно красиво, хотя... — улыбка его слегка угасла, — и хлопотно. Я буду рад, если согласишься нам немного помочь, — добавил он, внимательно глядя на Северуса.

...

От неожиданности мальчик растерялся. Чувствуя, что дар речи его покинул, он во все глаза смотрел на сидящего напротив мага, не понимая, смеётся тот над ним или нет.

— Так как, я могу на тебя рассчитывать, Северус? — повторил тот свой вопрос.

Сейчас на лице маркиза не осталось ни следа от улыбки. Черты лица утратили мягкость, брови сошлись над переносицей, синие глаза потемнели, их испытующий взгляд, казалось, проникал в самое сердце.

Нужно было что-то ответить... Но что?! Что он мог сказать? А главное — чем он мог помочь этому блестящему вельможе, словно бы сошедшему с иллюстраций из его любимой Истории Магической Британии? Чем вообще может помочь нищий королю, а сбежавший из грязного птичьего двора утёнок — вольному лебедю? — подумал Северус, отчего-то вспомнив ненавистную маггловскую сказку.

Не опуская головы и не отводя глаз, он сделал глубокий вдох.

— В-вы считаете... я могу вам чем-то помочь, сэр? — голос его прозвучал неуверенно и неожиданно тихо.

— Можешь, — подтвердил маркиз и кивнул, как будто желая придать больше веса своим словам.

Всё ещё не веря собственным ушам, Северус заморгал.

— Тогда я... согласен, — сказал он немного твёрже, до сих пор в глубине души ожидая, что маг вот-вот громко рассмеётся над его легковерием и глупостью.

Но этого не произошло.

— Прекрасно! — удовлетворённо объявил де Сен-Аман. — В таком случае, я объясню суть дела. После завтрака Амалия собирается в Экс. Как хозяйка замка она должна выбрать сувениры для победителей турнира, а Айллин упросила взять её с собой. К сожалению, сам я поехать с ними не смогу. Ты не против того, чтобы заменить меня и составить дамам компанию?

Заменить? Его?

Слова эти не укладывались у Северуса в голове, однако перспектива увидеть чужой город и новых людей, оказаться в самом центре до сих пор неведомой жизни, скорее всего, совершенно непохожей на единственно известную ему жизнь Йоркшира, быстро затмила и недоверие, и страх. Так что, немного подумав, всё ещё красный от смущения Северус кивнул:

— Хорошо, сэр. — А потом, немного поколебавшись, добавил: — А кто это — Айллин?

Он решил, что звонкое, как серебряный колокольчик, имя из кельтских легенд принадлежит одной из старших девочек, которых он видел на праздничном вечере, но маркиз опроверг его догадку:

— Айллин — моя дочь, — сказал он просто, — так мы зовём её дома, хотя официально она Элеонора... — Рене де Сен-Аман помолчал. — Когда она родилась, Амалия настояла, чтобы её записали под этим именем.

— Почему? — внезапно даже для самого себя спросил Северус и, проклиная свой несдержанный язык, поспешил опустить глаза.

К счастью, его собеседник, казалось, не рассердился.

— Она считает, что Айллин — несчастливое имя, — ответил он и отвёл взгляд, как показалось Северусу, немного поспешно.

На сей раз он прикусил язык, хотя ему ужасно хотелось спросить, не связано ли предубеждение маркизы с известной ему легендой о Байле и Айллин*. Конечно, надолго его терпения бы не хватило, однако маркиз избавил его от мучений и сменил тему, предложив гостю приступить наконец к завтраку.

* * *

Вот как вкратце излагает суть этой легенды Уильям Батлер Йейтс:

Байле и Айллин любили друг друга, но Энгус, бог любви, желая сделать их счастливыми в своих владениях в стране мертвых, рассказал каждому из возлюбленных о смерти другого, от чего сердца их разбились, и они умерли.

А вот как начинается его версия этого сказания:

Когда во тьме кричит кулик,

И с ветром шепчется тростник,

Из сна, из темноты ночной

Они встают передо мной:

Вождь уладов, Месгедры сын,

И дева кроткая Айллин

Дочь Лугайда, краса долин.

Любви их был заказан путь

В заботах поздних утонуть;

Их страсть остынуть не могла,

Как стынут в старости тела.

Отторженные от земли,

Они в бессмертье расцвели.

Спустя полчаса Северус мчался вниз по широкой парадной лестнице замка, перескакивая через одну, а иногда и две ступеньки, не чувствуя под собой ног. Казалось, за плечами выросли крылья, так что даже мысль о возможном падении просто не приходила ему в голову.

Его ожидало настоящее путешествие! Первое в жизни!

Маркиз сказал, что они поедут в Экс, а точнее в ту его часть, где живут волшебники, и пообещал, что после того, как будут куплены подарки для победителей Летнего турнира, можно будет заглянуть в интересующие его лавки! Перспектива увидеть своими глазами вещи, которыми пользуются маги — артефакты, книги заклинаний, самопишущие перья и летающие мётлы (Северус до сих пор не видел ни одной!) и, может быть, даже самые настоящие волшебные зелья, приводила его в экстатическое состояние. Радость не омрачало даже такое печальное обстоятельство, как отсутствие денег. Ну и что с того, что у него нет ни кната, зато он уже сегодня попадёт в мир магов и для этого не придётся ждать целых два года и поездки в Хогвартс! Действительно, день, начавшийся так неожиданно, обещал стать самым интересным в его до сих пор довольно-таки однообразной жизни!

Исполненный самых радужных перспектив, Северус преодолел последние ступеньки, выбежал во двор и... застыл от изумления.

Представляя себе во всех деталях предстоящее путешествие, он совершенно не задумывался над тем, на чём они поедут.

Он понятия не имел, каким образом предпочитают перемещаться современные волшебники, если не собираются пользоваться дымолётным порошком, портключом или аппарировать. А поскольку маркиз сказал, что по пути можно будет полюбоваться окрестностями, Северус сделал вывод, что ни один из этих способов сегодня использован не будет. Признаться, это его немного огорчило.

Совсем чуть-чуть, но, видимо, хозяин замка успел заметить, как омрачилось его лицо.

— Я уверен, тебе понравится поездка, — мягко сказал он, положив руку ему на плечо, и Северусу на мгновенье показалось, что в синих глазах заплясали весёлые искорки.

Возвращаясь в свою комнату под присмотром Трике, он постарался не гадать над этими словами и не ждать от самой дороги чего-то особенного. «Пусть даже это будет один из тех скрежещущих и дымящих железных уродцев, которые магглы гордо именуют автомобилями, — сказал себе Северус. — Дорога — это не главное».

Сеанс самовнушения помог, и, толкая тяжёлую входную дверь, он уже твёрдо решил покориться неизбежному, однако, вылетев на террасу, застыл как громом пораженный.

Перед высоким крыльцом стоял открытый лёгкий экипаж, в который была запряжена шестёрка очень рослых золотисто-рыжих коней. Но вовсе не лоснящиеся, сияющие на солнце спины, точеная гордая стать и ленивая грация удивительных созданий заставили его задохнуться от восхищения.

Проморгавшись и поспешно сжав невольно приоткрывшиеся губы, Северус медленно, как во сне, спустился по лестнице и только потом понял, что именно так его потрясло. Лошади были... крылатыми!

Как заворожённый, он сделал несколько шагов к ближайшей и встретил влажный озорной взгляд фиалкового глаза. Лошадь тихо фыркнула и, словно понимая, какое впечатление производит, медленно раскрыла бронзовое крыло. Затаив дыхание Северус смотрел и не мог насмотреться на сияющие в лучах солнца золотые перья, забыв обо всём на свете, как вдруг из-за спины послышался чей-то тихий смех.

Чувствуя, как щёки заливает краска смущения, он обернулся. За спиной, пряча в усах довольную усмешку, стоял старый Этьен.

— Хороши красавцы, верно?! — гордо объявил он. — У мессира Рене лучшие абраксанцы во Франции — это знают все! Но я считаю, — конюх понизил голос и доверительно наклонился к нему, — что таких крылатых коней и во всём мире не найти!

— Они просто... фантастические, — выдохнул наконец Северус, чувствуя, как по телу катится прохладная волна восторга и ужаса. — А мы на них... полетим? — озвучил он вертевшийся на языке вопрос, однако ответить ему Этьен уже не успел, так как на пороге появилась Амалия де Сен-Аман с маленькой Айллин, которую держала за руку, и конюх поспешно повернулся к хозяйке.

— Всё готово, госпожа, — сказал он с низким поклоном. — Экипаж в вашем распоряжении, ваши милости могут ехать.

— Хорошо, Этьен. Спасибо! — мягко откликнулась маркиза, легко спускаясь по лестнице. На ней было воздушное как облако нежно-сиреневое платье и шёлковая шляпка, отделанная лиловой лентой. Сойдя со ступеней, она привлекла к себе дочь, обняв её за плечи.

— Здравствуй, Северус, — тепло сказала она, и её серебристо-серые глаза засияли. — Ты ведь уже знаком с Айллин?

Хрупкая, одетая в точно такое же платье, как и мать, девочка несмело посмотрела на него.

— Доброе утро... Северус, — тихо пробормотала она и тут же смущенно отвела глаза.

— Да, мадам... — выпалил он, краснея ещё больше: — Доброе утро, мадам и... мисс Айллин!

Амалия улыбнулась.

— Нам будет приятно, если ты будешь звать нас по имени, — мягко сказала она и добавила: — Мы ведь собираемся стать друзьями, не так ли?

Потрясение, испытанное Северусом, затмило эмоции, которые вызвали в его душе золотые абраксанцы. Пытаясь вдохнуть, он приоткрыл рот, но, похоже, его тело забыло как дышать, а все мысли в один миг испарились из его головы.

Друзьями?!

Эта утончённая аристократка, родственница Малфоя и чистокровная волшебница предлагает ему — нищему полукровке, от которого с презрением отворачивались даже его соседи-магглы, свою... дружбу???

Это, должно быть, какая-то шутка!

Северус недоумённо переводил взгляд с маркизы на худенькое личико Айллин, пытаясь разглядеть хоть малейший знак насмешки или скрытой иронии, но... не находил. Серые глаза Амалии де Сен-Аман и светло-голубые её дочери смотрели на него серьёзно и просто.

— Я... — неуверенно начал он, сам не зная толком, что собирается сказать, — я... н-не знаю... Вы... говорите это... серьёзно? Вы хотите, чтобы...— его и без того негромкий голос с каждым словом становился всё тише и наконец сорвался.

Нет, он не мог... просто не мог произнести этого слова! Сейчас выяснится, что он ослышался, и эти изысканные дамы поднимут его на смех!

Однако наваждение не желало заканчиваться.

— Конечно серьёзно, — без тени улыбки подтвердила маркиза, наклоняясь к нему так, что их глаза оказались на одном уровне, а Северус уловил тонкий запах жасмина и роз. — Если ты этого тоже хочешь, — добавила она, устремляя на него тёплый взгляд. — Что касается нас с Айллин, мы были бы очень рады считать тебя нашим другом.

И снова повисла неловкая пауза.

Северус, смущённый и совершенно сбитый с толку, не знал, что и думать.

Маркиз, его жена и Айллин нравились ему, но... можно ли дружить с теми, кто настолько выше тебя по положению и богатству?

Этот вопрос беспокоил его и раньше. Например, размышляя над историей гадкого утёнка из сказки, Северус много раз приходил к одному и тому же выводу — не превратись тот волею фантазии сказочника-маггла в лебедя, белоснежные гордецы ни за что не приняли бы его в свою стаю. И вот то, что происходило сейчас, шло вразрез со всем тем, что он успел постичь из собственного жизненного опыта. Люди, принадлежащие к самому высшему кругу, предлагали ему свою дружбу... Как равному... Это... просто невероятно.

Северус на мгновенье зажмурился, потом открыл глаза и снова устремил испытующий взгляд на спокойно ожидавшую его ответа Амалию, а затем на Айллин. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых он с изумлением увидел тревогу и волнение.

«Ей кажется, что я откажусь», — внезапно подумал он, вдруг осознав, что эти люди действительно предоставили ему возможность сказать «нет». У него на самом деле... есть выбор.

Осознание этого окончательно излечило его от немоты и придало такой уверенности, что развернув плечи, он сказал, стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее:

— Я тоже буду очень рад...

«...дружить с вами», — добавил он мысленно, но не осмелился произнести этих слов вслух. Где-то на задворках сознания маячила мрачная тень страха перед насмешками.

Однако оказалось, что и Амалия, и Айллин не стали над ним смеяться. Более того, они его прекрасно поняли.

— Вот и замечательно, — сказала маркиза, улыбаясь, и протянула тонкую тёплую руку, которую Северус осторожно пожал. А в глазах у Айллин вспыхнула такая неподдельная радость, что губы его сами собой расплылись в ответной улыбке, которую он, впрочем, засмущавшись, поспешил скрыть. — Ну, а теперь можно ехать!

Этьен помог хозяйке сесть в экипаж, затем подсадил Айллин, а когда потом подошёл и к нему, Северус поспешил вскарабкаться самостоятельно, заметив, как конюх прячет в усах лукавую усмешку.

Не успели они устроиться на удобных бархатных сиденьях, откуда ни возьмись, появился высокий хмурый кучер в белоснежной ливрее, вскочил на своё возвышение впереди, взмахнул кнутом, свистнул, и золотые кони сорвались с места, словно подхваченные ветром.

* * *

Несмотря на то что Северус никогда не аппарировал, не путешествовал по каминной сети, а первое в его жизни и пока единственное перемещение с помощью портключа закончилось довольно печально, сейчас он нисколько не сомневался в том, что полёт в экипаже, запряжённом крылатыми конями, самый лучший способ путешествия!

Ну, возможно, не менее здорово было бы лететь на драконе — как раз вчера перед сном Северус читал о том, что Салазар Слизерин, оказывается, не только умел разговаривать со змеями, о чём в волшебном мире знал каждый, но также владел секретом, дававшим ему власть над крылатыми ящерами (впрочем, не только над ними, так как в книге говорилось, что он сумел подчинить себе даже одного василиска!).

Немного придя в себя от первого потрясения и чуть-чуть освоившись с новыми ощущениями, Северус вертел головой во все стороны, как сова.

Золотые крылатые кони летели по ослепительно-синему небу над голубыми хребтами гор, а внизу расстилались зелёные виноградники и алые от маков поля. В какой-то момент от того, что ему хотелось во что бы то ни стало разглядеть во всех подробностях каждую деталь проносящихся внизу пейзажей и непривычно-ярких красок, у него закружилась голова. Тогда, желая отделаться от неприятных ощущений, он постарался сесть как можно прямее и принялся смотреть строго перед собой, сконцентрировавшись на мерных взмахах сияющих крыльев.

— Тебе нравится Прованс?

Негромкий мелодичный голос вырвал его из блаженного оцепенения.

— Да, очень, мадам... — поймав укор в серых глазах маркизы, Северус поспешил поправиться: — ...Амалия. Здесь красиво, но всё так... — он замялся, подбирая подходящее слово...

— Необычно? — на её губах мелькнула улыбка.

— Д-да... — согласился он, вспоминая зелёный полумрак под ивой и мягкий рассеянный свет пробивавшихся сквозь облака лучей йоркширского солнца. — Слишком ярко, — он невольно прищурился, — но... всё равно... хорошо... — неуверенно закончил Северус, украдкой бросая взгляд на Айллин, которая внимательно прислушивалась к их беседе.

Та сидела очень прямо, почти неподвижно, не глядя по сторонам и немного опустив веки. Вначале он решил, что она просто боится и застыла от страха, однако потом заметил, что руки её свободно лежат на коленях, а дыхание лёгкое и спокойное. «Нет, тот, кто боится, ведёт себя иначе», — внезапно подумал он и вдруг понял, что девочка всё это время наблюдала за ним из-под завесы тёмных густых ресниц.

От этого открытия по его телу прокатилась жаркая волна смущения. Желая его скрыть, Северус отвернулся и, наклонившись, стал смотреть на проносящиеся внизу поля.

Так прошло, наверное, около получаса, а потом справа показалась... спина огромного дракона. Гигантский даже по драконьим меркам ящер, не скрываясь, растянулся на изумрудной траве. По виду монстр был не просто очень стар. От него веяло древностью. Острые шипы серо-коричневого хребта вонзались в шелковую лазурь небес, обнажившиеся от старости рёбра напоминали остов севшего на мель корабля, а длинный хвост змеился среди валунов. Положив шишковатую голову на вытянутые вперёд лапы, чудище беззаботно грело кости под жаркими лучами южного солнца.

http://gidtravel.com/country/france/Gorney_massiv_Sent-Viktuar_dp9806.html

— Гора Сен-Виктуар, — сказала внезапно Айллин, и Северус заморгал, возвращаясь из мира грёз к реальности. — Она похожа на спящего дракона, правда? Я вначале тоже так подумала.

Амалия со смехом обняла её за плечи.

— Ты фантазёрка,Айллин, вся в отца. Рене тоже рассказывал мне, что когда увидел эту гору впервые, то вначале принял её за старого-старого дракона.

— А что увидела ты?

Маркиза повела плечами, и Северусу показалось, что в её глазах промелькнула печальная тень.

— Я? Я увидела просто гору, моя дорогая. Но... может быть, всё дело в том, что мне было уже почти двадцать лет, и я немного разуверилась в сказках.

* * *

Оставшуюся часть пути все молчали. Амалия задумчиво смотрела вдаль. Айллин, потупившись, разглядывала вышитый подол платья, а Северус, прищурившись, наблюдал за игрой золотых зайчиков на спинах крылатых коней.

Странным образом слова маркизы омрачили его ещё недавно столь радужное настроение. Радость, вызванная полётом над чудесной светлой страной, предвкушением долгожданной встречи с магическим миром и новых открытий начала таять. С каждым мгновеньем она теряла остроту, угасала, а её место заменяла непонятная горечь.

Северус вздохнул и перевёл взгляд на Амалию. Её красивое лицо выглядело отрешенным и бледным, и он вдруг подумал, что жизнь этой женщины, вероятно, не так уж пронизана весельем и светом, как ему показалось вначале. Внимательно и серьёзно он смотрел неё, невольно сравнивая эти нежные линии с будто бы высеченными резцом ваятеля скульптурными чертами Принцев, и не понимал, почему сейчас Амалия напоминала ему Эйлин и... Айрис.

Судорожно вздохнув, Северус испуганно прислушался к тяжелому, давящему ощущению в груди. Сердце словно бы облепила серая паутина, запуская липкие щупальца внутрь, выпивая тепло и желания.

Ослепительный летний день словно померк, живое золото солнца покрыл свинцовый панцирь. Северусу показалось, что их лёгкий экипаж стремительно падает в разверзнувшуюся бездну, где нет ничего кроме тления.

К счастью, наваждение длилось недолго. Безысходность и смертельная тоска сменились странным покоем. Они оказались слишком тяжелы для детской души и потому вскоре канули вглубь, найдя себе пристанище в самом отдалённом уголке, ожидая времён, когда взрослые невзгоды всколыхнут тёмный омут.

* * *

Из оцепенения Северуса вывел громкий переливчатый свист. Кучер натянул вожжи, и крылатые кони стали снижаться. Ветер запел в ушах, прогоняя печаль и сбрасывая прочь паутину, опутавшую троих путешественников.

— Палатки! Мама, Северус, смотрите! — звонко воскликнула Айллин, указывая на россыпь ярких пятен внизу: казалось, кто-то опрокинул палитру гуаши на зелёное сукно.

— Ярмарка, — улыбнулась Амалия, вновь превращаясь в юную беззаботную девушку.

Северус посмотрел вниз. Позади, в золотом солнечном мареве тонули розовые очертания города, видимо, Экса, в то время как экипаж быстро снижался над большой круглой поляной. Приглядевшись внимательнее, он понял, что похожие на хаотично разбросанные на ней оранжевые, жёлтые, синие и алые пятна на самом деле — большие шатры, раскинувшиеся прямо на траве.

* * *

— Добро пожаловать, госпожа! — смуглый коренастый человек неопределённого возраста низко поклонился маркизе, когда все трое вышли из экипажа. — Мессир приказал мне сопровождать вас, — добавил он со смущением, странно смотревшемся на его грубом лице.

— Здравствуй, Жак, — сдержанно кивнула Амалия, — но... я думала, что мы справимся и сами. — Вежливая улыбка не скрыла её замешательства.

— Я знаю, ваша милость собирались прогуляться сами, — прорычал новоявленный страж, старавшийся, впрочем, чтобы его голос звучал как можно мягче, — но мессир Рене велел мне присмотреть за вами. Мало ли что! Времена сейчас не слишком-то добрые, — добавил он, и тёмные глаза сверкнули из-под кустистых бровей. — Но вы не беспокойтесь, госпожа, я вам не помешаю. Буду тише мыши, пока не понадоблюсь! — истово заверил маркизу телохранитель и замолчал, устремив на хозяйку преданный собачий взгляд.

Пока он говорил, Северус заметил, как рука Жака как бы невзначай коснулась правого кармана серой холщовой куртки. Карман слегка оттопыривался, и из него высовывался кончик чего-то похожего на волшебную палочку, хотя скорее можно было бы предположить там присутствие большого разбойничьего ножа.

Проследив это движение, Северус перевёл взгляд на Амалию. Маркиза ответила не сразу. Немного помолчав, словно что-то обдумывая, она всё же кивнула, соглашаясь, хотя и без особого энтузиазма. Было совершенно ясно, что она предпочла бы прогуляться без каких бы то ни было сопровождающих.

Всё это выглядело немного странно.

«Что плохого в том, что Рене заботится о безопасности жены и дочери?» — размышлял Северус, шагая вместе со всеми к резной деревянной калитке в низеньком заборчике, отделявшем поляну с шатрами от остального поля.

Среди шатров то там, то сям виднелись невысокие деревья с серебристой листвой, но сколько Северус ни приглядывался, он не увидел ни одного человека. И ещё больше, чем отсутствие людей, его поразила глубокая тишина. Кроме их собственных шагов, ленивого жужжания насекомых да шороха травы на ветру, не было слышно ни звука.

«Что за ярмарка такая? Ни торговцев, ни покупателей!» — подумал он, вспоминая шум и гам, производимый толпой на ежегодном осеннем торге в его родном городке.

В этот миг замыкавший маленькую процессию Жак шагнул вперёд, с грубоватой галантностью распахнул перед ними калитку, и... Северуса окатило волной звуков и запахов столь сильных, что он пошатнулся. Вцепившись пальцами в первый подвернувшийся столбик, он застыл, жадно впитывая буйствующую стихию.

Сама жизнь волновалась перед ним, шумела, переливалась всеми цветами радуги — безудержный и необъятный океан запахов, красок и магии! Над разноцветными шатрами плескались на ветру и рвались в синее небо похожие на экзотических птиц атласные флажки. Внизу сновали нарядно одетые маги и волшебницы, весело носились дети, наперебой расхваливали свой товар торговцы, а над головой посреди белого дня летали совы всех мастей и размеров, довершая картину кипучего ярмарочного буйства. В разноголосой хаотично движущейся толпе то и дело образовывались заторы, когда кому-то вдруг приходило в голову поболтать со знакомым или поглазеть на разложенные на выносных столиках или даже прямо на траве диковинные вещи.

Неизвестно, сколько бы Северус простоял так у входа, если бы не мягкая тёплая ладошка, обхватившая его пальцы. Вздрогнув, он поспешил сжать невольно приоткрывшиеся губы и повернул голову.

— Ну как, нравится? — задорно сверкнула глазами Айллин. — Это мы ещё рано сегодня приехали! Вот вечером начнётся настоящее веселье!

— А ты уже... бывала здесь раньше? — спросил Северус, запнувшись. Должно быть, он похож сейчас на настоящего дикаря, впервые попавшего в город.

— Да, в прошлом году, но... тоже днём, как сейчас.— Кзалось, улыбка Айллин чуть потускнела. — А вечером... нет, ни разу, — закончила она со вздохом.

— Тогда как же ты... — Северус хотел поинтересоваться, откуда, в таком случае, она знает, что ближе к ночи здесь будет интереснее, но не успел. Оказалось, пока они стояли у волшебных ворот, маркиза в сопровождении коротышки-стража уже почти скрылась в густой толпе и теперь, обнаружив, что дети отстали, жестом звала их.

Не разъединяя рук, нарушители дисциплины бегом бросились к ней.

— Прости, мамочка, — виновато потупилась Айллин, когда они подбежали к ожидавшим их взрослым. — Я рассказывала Северусу о ярмарке, о том, как весело бывает здесь вечером, — сказала она с такой интонацией, будто это обстоятельство могло оправдать гораздо большую оплошность, чем какое-то там отставание.

Однако, похоже, Амалия де Сен-Аман была другого мнения. Брови маркизы слегка нахмурились, лицо стало строгим. Заметив эту перемену настроения матери, Айллин уставилась в траву под ногами и крепче сжала его руку.

— Это моя вина! — решительно заявил Северус, инстинктивно делая шаг вперёд, словно желал закрыть собой девочку. — Я растерялся и... замешкался у входа, Айллин осталась со мной. Накажите меня, мадам! — воскликнул он, поднимая голову и бесстрашно глядя в потемневшие серые глаза хозяйки замка.

От волнения он совершенно забыл и недавний разговор, и предложение дружбы, и то, что всего час назад маркиза просила обращаться к ней по имени. Более того, ему отчего-то показалось, что Айллин ждёт наказание вроде тех, что устраивал ему Тобиас — то есть если даже не порка, то немедленное прекращение прогулки с последующим сидением в каком-нибудь склепе без еды и в полной темноте.

Эти мрачные картины пронеслись в его голове в один миг, а в следующий он уже решил, что возьмёт всё на себя: ему не привыкать, а вот Айллин не должна страдать от голода и страха из-за того, что он застрял на пороге, словно какая-нибудь неотесанная деревенщина!

Выпрямившись и глядя маркизе в глаза, Северус ожидал вердикта. В том, что он будет обвинительным, сомнений не было, но грядущий приговор не рождал в нём страха. В этот момент он сожалел лишь о том, что не оправдал доверия Рене и не сможет выполнить его просьбу. Однако его ждал очередной сюрприз.

— Наказать? Тебя? — серые глаза удивлённо распахнулись. Если в них мгновенье назад и был гнев, то сейчас он оказался сметён неподдельным недоумением.

— Да, пожалуйста, накажите меня вместо Айллин, — повторил Северус, но уже тише.

В его душу начали закрадываться некие смутные сомнения. Неужели он ошибся?

— Она не виновата... это... я... — Сознание того, что он поторопился с выводами, выставив себя в дурацком свете, лишило его уверенности, и он не договорил.

— Кхм, — Жак издал странный, похожий на смешок звук, но промолчал.

Повисла тишина и, окончательно стушевавшись, мальчик опустил глаза, разглядывая свою обувь.

— Я, кажется, начинаю понимать, — наконец проговорила маркиза. Голос её звучал негромко и задумчиво. — Ты... хочешь сказать, что готов... принять наказание вместо Айллин. Верно?

Язык у Северуса прилип к нёбу, так что он молча кивнул.

— И... вероятно, ты ждёшь, что тебя сейчас же отправят в замок, а возможно даже запрут в каком-нибудь подземелье?

Чувствуя себя ужасно неловко и глупо, красный как рак мальчик мельком взглянул в лицо Амалии, которое снова показалось ему строгим.

Нет, он всё понял правильно! Сейчас его отправят обратно и, возможно, даже... Нет, скорее всего... сегодня же вечером мать вернёт его в Йоркшир.

Горло сдавил тугой комок. Несметные сокровища замковой библиотеки, тёплый взгляд Рене, ласковая улыбка Амалии, тревога в глазах Айллин, захотевшей, чтобы он стал её другом, сильная горячая спина Алмаза под ладонями и... даже хитрец Люциус... Со всем этим нужно будет проститься раз и навсегда... А лучше всего постараться забыть...

Под веками защипало, и Северус зажмурился что было сил. Сердце стучало в груди пойманной птицей.

Если... если он сейчас... если они увидят... Это будет... его самым большим позором! Гораздо худшим, чем падение в обморок у всех на глазах!

От этих мыслей рот наполнился кислым вкусом страха.

С некоторых пор Северус ужасно стыдился своей чрезмерной, по его мнению, для всякого уважающего себя мужчины эмоциональности, заставлявшей полыхать щеки и блестеть предательской влагой глаза от любых сильных чувств: гнева, обиды, злости и даже восторга! С этой своей проклятой особенностью он пытался бороться всеми путями, но пока в большинстве случаев терпел поражение. Вот и сейчас, собрав волю в кулак и сжав зубы, он стоял, борясь с обжигающими слезами, которые вот-вот были готовы продемонстрировать миру, какое он ничтожество!

Поскольку все его силы в этот момент были направлены на борьбу с собой, он не сразу понял, почему его лицо вдруг оказалось прижато к чему-то воздушному и ароматному. Чьи-то руки ласково обвились вокруг него, прижимая к тёплому телу, от которого исходила мягкая сила и спокойствие, а потом одна ладонь легла на затылок, а пальцы второй приподняли подбородок.

— Я не собираюсь наказывать ни тебя, ни Айллин, — тихо сказала маркиза. — Просто... постарайтесь не отходить от нас далеко. Обещаете?

Амалия обращалась к двоим, но смотрела только на него.

Утратив дар речи, Северус растерянно молчал, вглядываясь в лицо Амалии, на котором вдруг появилась печальная улыбка, а потом кивнул:

— Обещаю, — хрипло прошептал он.

* * *

— Загляните, мадам, не пожалеете! Вы только поглядите, какие красавцы! Лучших питомцев для ваших детей вам не найти, хоть всю ярмарку обойдите! — Черноволосый и черноглазый, похожий на пирата парень в кожаных штанах и в жилете, надетом прямо на голое тело, темпераментно жестикулировал, приглашая войти в свой шатёр, над входом в который красовалась вывеска:

ЛУЧШИЕ ФАМИЛЬЯРЫ и ДОМАШНИЕ ПИТОМЦЫ

на любой вкус и кошелёк

ВОЛШЕБНЫЕ СУЩЕСТВА СО ВСЕГО СВЕТА

«Пират» приподнял полог шатра, и Северус увидел, как из тьмы на него глядят несколько пар жёлтых и зелёных огоньков — видимо, глаз так бойко разрекламированных фамильяров.

— Давайте посмотрим! — воскликнула Айллин, глядя на мать с мольбой. — И Северусу тоже хочется посмотреть, правда же? — добавила она и, повернувшись к нему, заговорщически подмигнула, призывая поддержать инициативу.

Несмотря на то, что Рене утром пообещал ему, что он сможет зайти в любую интересующую его лавку, Северус, наверное, не решился бы настаивать, однако какой-то добрый гений сегодня явно ему покровительствовал, так что Амалию не пришлось долго упрашивать. Оставив Жака нести вахту у входа, все трое вошли в таинственный полумрак.

Вначале он подумал, что угодил в большой тёмный мешок, наполненный странными шорохами и непривычными запахами. Но после того как глаза немного привыкли к полутьме, Северус обнаружил, что попал в сказку!

Кого здесь только не было! Высоко над головами висели клетки с совами, воронами и летучими мышами. На полках громоздились корзины со спящими и бодрствующими кошками, кроликами и крысами. В огромных стеклянных сосудах дремали большие толстые жабы причудливых мастей и ещё какие-то существа, похожие на крупных ящериц. Несколько больших клеток стояли на полу, но разглядеть их обитателей не удалось, так как они были завешены кусками плотной ткани.

А больше всего Северуса впечатлил огромный террариум, стоявший посреди палатки. Там, за толстым стеклом, на белом песке извивались две большие огненно-оранжевые трёхголовые змеи.

— Единственная пара рунеспуров* в Европе! — гордо объявил торговец. — Самка вот-вот должна отложить яйца, так что... — он доверительно наклонился к Амалии и свистяще зашептал: — Если мадам понимает, о чем я... то, не сомневаюсь, согласится, что семьдесят галеонов — не цена за такую редкость! Смею напомнить, что иметь рунеспуров в домашнем зоопарке очень полезно, ведь наблюдая за ними, ваши дети могли бы сделать полезные выводы о...

— Благодарю вас, — маркиза решительно оборвала вкрадчивые пиратские речи, — но у нас нет цели покупать ни рунеспуров, ни их яйца.

Услышав ответ Амалии, Северус подавил тяжёлый вздох. Будь у него деньги, он бы обязательно купил рунеспура или хотя бы одно его яйцо! Не далее как вчера он читал о том, что у Салазара Слизерина в детстве был маленький рунеспур, с которым будущий великий маг беседовал на серпентаго. Конечно, сам Северус змеиного языка не знал, но не сомневался — наблюдать за удивительным трёхголовым змеем, каждая голова которого обладала собственной волей, было бы необычайно увлекательно.

«Вот если бы Айллин попросила купить ей яйцо рунеспура, маркиза ей не отказала бы!» — с тоской подумал Северус и огляделся по сторонам. Так и есть! Девочку гораздо больше интересовали карликовые пушистики.

Желая отвлечься от мыслей о рунеспурах, Северус принялся разглядывать других обитателей лавки, как вдруг от этого занятия его оторвал восторженный вопль торговца фамильярами:

— О, мадам, смотрите! Началось!

Северус отвел взгляд от банки с широким горлом, в которой сидела большая пурпурная жаба, и увидел, что «пират», сложив руки на груди руки, склонился над террариумом. На лице его горел такой экстатический восторг, что сейчас он напоминал не плутоватого разбойника, а Антония Падуанского, проповедующего рыбам.

Подойдя ближе, он увидел, как одна чёрно-оранжевая змея, более бледной окраски и, видимо, самка, до этого спокойно лежащая, высоко поднялась на хвосте. При этом три её головы синхронно раскрыли рты и зашипели, а потом она рухнула на песок, вытянулась во всю свою внушительную длину и замерла, будто окоченела.

— Она умерла? — с тревогой спросила оказавшаяся вдруг рядом Айллин.

— Думаю, она собралась откладывать яйца, — пояснила Амалия, также приближаясь к террариуму.

— Мадам так хорошо разбирается в повадках этих редких существ! — льстиво заметил торговец, не сводя глаз с прикинувшегося мертвым рунеспура. — Сейчас, сейчас... ну, давай же, моя милая...

Словно услышав мольбу хозяина, змея приподняла правую голову, затем по её сильному телу прошёл спазм, и в открытой пасти появилось алое, полупрозрачное яйцо, в котором плавало что-то, похожее на тёмный продолговатый лист. Самка зашипела и аккуратно опустила яйцо на песок.

«Пират» в немом восторге всплеснул руками:

— Ох, одно есть! Ну же, моя хорошая, давай постарайся ещё...

Змея оказалась послушной и постаралась, дважды повторив трюк, правда уже с участием остальных голов.

Северус обратил внимание, что всё время, пока самка усердно трудилась над продолжением рода, её супруг наблюдал за происходящим, и, как показалось Северусу, вид у него был отрешенно-мечтательный.

Завершив акт воспроизводства, старательная мать свернулась клубком и, похоже, задремала. Убедившись, что ничего интересного в террариуме больше не происходит, они уже собирались уходить, когда изумлённый возглас хозяина вновь привлёк их внимание.

На сей раз «пират» снова стоял у обители рунеспуров, выпучив глаза и схватившись рукой за грудь. Рот его был открыт в немом вопле.

По спине пробежал щекочущий холодок предвкушения. Северус бросился к террариуму и увидел, как самка откладывает ещё одно яйцо, чем, похоже, привела хозяина в предынфарктное состояние.

— Этого не может быть... — бормотал он, вытирая выступившую на лбу испарину. — Яиц должно быть три... их всегда три... Мерлин светлый... как это возможно? Просто невероятно...

— Почему же невероятно? — пожал плечами Северус, напуская на себя подчеркнуто-бесстрастный вид. — Я читал, что иногда рунеспуры откладывают больше трёх яиц. Правда, из них почти никогда не появляются детеныши. Родители, как правило, прокусывают скорлупу, и змейки погибают. Наверное, рунеспуры считают числа большие трёх несчастливыми, — задумчиво добавил он, не замечая устремлённых на него потрясенных взглядов.

— О... мадам! — первым пришёл в себя хозяин. — Ваш сын очень начитан! Даже я о таком никогда не слышал! Из него наверняка выйдет выдающийся ученый! — черные глаза «пирата» масляно вспыхнули и прошлись по фигуре Амалии. — Позвольте мне подарить мальчику четвёртое яйцо. Ведь, по его словам, здесь из него все равно не будет толку!

Северус перевёл взгляд на маркизу, которая испытующе смотрела на него. Он видел, что она отнеслась к предложению без особого энтузиазма, но огорчать его ей тоже не хотелось бы. С другой стороны, просить Амалию, чтобы та позволила принять подарок, ему не позволяла гордость.

И всё же... Мысль о том, что блестящая импровизация не принесёт ему вожделенного плода, была невыносимой. Терпя жесточайшие душевные муки, хитрец уже был готов уступить соблазну, как вдруг услышал долгожданное:

— Хорошо, мы возьмём яйцо, если вы объясните мальчику, как за ним ухаживать.

— Мадам... — торговец расплылся в сладкой и, как показалось Северусу, дерзкой улыбке, — не думаю, что при таких познаниях, как у вашего сына, это необходимо, но... если вы настаиваете... — он шагнул к спрятанному за тёмной завесой шкафчику, достал тонкую книжечку с потёртой обложкой и протянул её Северусу. — Пожалуйста, молодой человек, возьмите. Я уверен, лет через двадцать мы о вас услышим.

Спустя несколько минут, покидая благословенную тьму шатра и ощущая в кармане куртки приятную тёплую тяжесть, Северус чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.

* Вот что сообщает о Рунеспурах книга «Фантастичеческие звери: где их искать»: Рунеспур (англ. Runespoor) (КММ: XXXX) — трёхголовая змея шести-семи футов в длину, багрово-оранжевого цвета с черными полосами. Родина этого животного — африканская страна Буркина-Фасо.

Рунеспуры не очень агрессивны, но в прошлом их любили темные волшебники. Маги, владеющие змеиным языком, оставили записи о разговорах с этими своеобразными змеями и об их любопытных повадках. Оказывается, каждая голова рунеспура имеет свое особое назначение. Левая голова (если смотреть на рунеспура спереди) составляет планы, решает, куда рунеспур направится и что он будет делать. Средняя голова — мечтатель. Рунеспуры могут целыми днями оставаться на одном месте, предаваясь мечтам и необыкновенным видениям. Правая голова — критик. Она оценивает действия левой и средней голов непрерывным и злобным шипением. Зубы правой головы чрезвычайно ядовиты. Рунеспуры редко доживают до старости, поскольку головы довольно часто нападают друг на друга. Обычное явление — рунеспур без правой головы. Это означает, что левая и средняя головы сговорились и отгрызли ее.

Рунеспур, в отличие от всех прочих известных нам магических зверей, откладывает яйца через рот. Яйца рунеспура высоко ценятся для приготовления эликсиров, стимулирующих умственную деятельность. И неудивительно, что подпольная торговля яйцами рунеспура и самими змеями процветает вот уже несколько столетий.

Они заглянули ещё в несколько лавок, и наконец маркиза сказала, что все необходимые покупки сделаны и можно возвращаться.

— Северус, ты хотел бы зайти куда-нибудь? — спросила Амалия, вручая Жаку пакет с потемневшей серебряной чашей, которую они купили в лавке артефактов.

— Н-нет, спасибо, — поспешно отозвался он, всем сердцем желая как можно скорее очутиться в своей комнате и начать читать о том, как растить маленького рунеспура. Больше всего его волновал вопрос: сколько дней у него есть до того, как змейка вылупится из яйца. Северус очень надеялся, что успеет подготовиться к этому событию.

Поскольку все его мысли были заняты исключительно будущим маленьким другом, обратной дороги в замок Северус почти не заметил. Впрочем, ярмарки особо тоже. Нет, он охотно шел за маркизой, слушал серебристый голосок оживленно болтающей Айллин, незаметно наблюдал за «разбойником» Жаком (недаром же Рене попросил его присмотреть за дамами!) и даже с удовольствием заглянул в палатку с вывеской «Все для зельеварения», но мысли его то и дело возвращались к теплой уютной тяжести в кармане.

«У меня будет рунеспур! Настоящий! Живой! У меня!» — звучало в голове, в то время как пальцы сами собой тянулись к гладкой, излучающей тепло поверхности.

Северус до сих пор не мог поверить в то, что его блеф сработал! Конечно, воспоминание об обмане заставляло щеки пылать, но радость от того, что затея удалась, была гораздо сильнее всех угрызений совести. Еще недавно волновавшая воображение прогулка вдруг потеряла всякую привлекательность. Сейчас самым горячим его желанием было вернуться в замок и поскорее прочитать книжку, которую ему дал торговец.

Весь обратный путь он молчал, представляя себе большого трехголового змея, в которого когда-нибудь превратится его питомец, и это немного помогало скрасить ожидание. Ему казалось, что крылатые кони летят теперь гораздо медленнее, а дорога до замка стала длиннее как минимум вдвое.

Что касается его спутниц, то их мысли, должно быть, также витали в дальних краях. Амалия листала маленькую обтянутую шелком книжечку, время от времени делая какие-то пометки, Айллин разглядывала проносящиеся внизу пейзажи. Когда же вдали показались знакомые башни замка, Северус радовался окончанию путешествия не меньше, чем утром — его началу.

И вот наконец золотые кони опустились у парадного входа. Кучер помог пассажирам выйти из экипажа, и все трое стали подниматься по лестнице, когда Северус услышал за своей спиной негромкий голос хозяйки:

— Не беспокойся, с ним ничего не случится. — Вздрогнув от неожиданности, мальчик поднял голову и встретил теплый взгляд серых глаз. — Яйца рунеспуров способны неделю сохранять полученное от матери тепло, — сказала Амалия с улыбкой.

— Правда? — с надеждой выпалил Северус, а в следующий миг опустил голову, охваченный жаркой волной стыда. Надо же было так выдать себя! И теперь конечно же маркиза догадалась, что он ровным счетом ничего не знает о рунеспурах!

Низко опустив голову, Северус готов был провалиться сквозь землю. Как он теперь посмотрит в глаза Амалии... и Рене?! А в том, что маркиза расскажет супругу о его лжи, он не сомневался.

— Простите меня, — пробормотал он, от досады и злости закусывая губу.

Вот рту появился солоноватый привкус.

Если сейчас его отправят домой, это будет только справедливо! Остается только... Северус судорожно вдохнул, готовясь произнести горькую правду. Если уж так случилось... пусть они запомнят его лжецом, но только не трусом!

— Я... — Северус запнулся, пытаясь проглотить сдавивший горло комок. Сейчас он скажет, что солгал и...

— Ты все сделал правильно, — спокойно сказала маркиза, опуская руку на его плечо и легко сжимая его пальцами.

От потрясения Северус широко распахнул глаза, недоверчиво глядя в лицо Амалии. Он был готов увидеть суровость, холод или даже презрение, но вместо этого его встретила теплая улыбка. Сердце сладко замерло, и, прежде чем Северус успел осознать, что происходит, он уже сам широко улыбался в ответ.

— Так вы знали! Вы знали, что я... — начал он, однако маркиза не позволила ему продолжить.

— Если бы мы не взяли это яйцо, торговец продал бы его в аптеку... — она на мгновенье запнулась, — как весьма ценный ингредиент...

Северус в ужасе распахнул глаза.

— Н-но почему? Он мог бы... позволить ему вылупиться и вырасти...

— Ему так проще, — в голосе Амалии промелькнула горькая нотка. — Видишь ли, Северус, растить рунеспура в неволе довольно сложно. Для этого торговцу пришлось бы немало потрудиться, похлопотать и потратить много времени и денег, а это не в его интересах, — закончила она.

Северус похолодел, представив себе участь трех змеек, оставшихся в руках купца.

— А... к-как же те три яйца, — пробормотал он, запинаясь. — Их тоже...

Амалия серьезно посмотрела ему в глаза.

— Я не знаю, Северус. Может быть да, а может быть, на них найдутся покупатели. На эту ярмарку приезжает много волшебников, и среди них могут оказаться те, кому нужны редкие животные. Тем более что отчасти ты был прав, — улыбка Амалии стала лукавой, — почему-то первые три яйца рунеспура считаются более жизнеспособными и подходящими для того, чтобы дать змейкам вылупиться. Будем надеяться, что их купят люди, которые хотят иметь фамильяра, а не...

— ... а не флакон с несколькими унциями мертвого порошка, — хмуро пробормотал себе под нос Северус.

— Мама, но если ухаживать за рунеспурами так сложно, Северусу придется непросто, так? — спросила Айллин. Она стояла рядом, жадно ловя каждое слово.

— Ты права, моя дорогая, — согласилась Амалия и погладила дочь по пшеничным вихрам, сияющим на солнце так, будто в них запутались маленькие лучики, — но мы ведь ему поможем?

— Конечно поможем! — с жаром воскликнула девочка, а потом порывисто обхватила Северуса за шею.

* * *

Солнце миновало зенит и теперь по-летнему неохотно клонилось к закату. С балкона, на котором сейчас стоял Северус, казалось, что, не желая садиться, оно зацепилось сверкающей паутиной лучей за донжон замка. От этого позолоченный шпиль, украшенный изображением ощетинившегося волка, сиял так ярко, что наворачивались слезы. Продержавшись в заведомо проигрышном поединке со светилом до тех пор, пока перед глазами не поплыли темные круги, Северус со вздохом отвернулся и направился обратно в комнату.

Некоторое время назад здесь был Трике, и от его визита остались не самые приятные воспоминания. Напудренный и напомаженный эльф, одетый по случаю праздника в белоснежное батистовое полотенце, заявил, что турнир начнется уже совсем скоро и на все приготовления у Северуса возмутительно мало времени — а именно чуть больше двух часов!

Когда же Северус заметил, что он ошибается и два часа — это очень даже много и он не собирается тратить на сборы более получаса, эльф впал в настоящую истерику. Северус и раньше подозревал, что Трике страдает маниакальным пристрастием к мытью и бесконечным переодеваниям, но сейчас он в этом окончательно убедился.

Эльф рвал на себе волосы, пытался расцарапать лицо, закатывал глаза так, что Северус в какой-то момент испугался, что они просто выкатятся из орбит, и заламывал руки. А потом и вовсе начался ад: домовик рухнул перед растерявшимся мальчиком на колени и принялся со слезами умолять «молодого господина» «пожаловать» в ванную, чтобы, как он выразился, «всё успеть и не осрамиться перед гостями».

Если до сих пор Северусу казалось, что он уже начал немного привыкать к жизни аристократов, то сейчас его мнение на этот счет резко изменилось. Потратить два часа на мытье и одевание? «Ну уж нет, это уже слишком!» — сказал он себе и решил прибегнуть к шантажу.

Сложив руки на груди и гордо подняв подбородок — именно такую позу принимала Эйлин, когда собиралась настоять на своём, — Северус строго посмотрел в округляющиеся от потрясения глаза домовика и заявил, что не собирается убивать столько времени в ванной и что получаса на приведение себя в порядок вполне достаточно. А если Трике не уймется, он скажет маркизу, что эльф не годится на роль камердинера, поскольку ведет себя как истеричная барышня и вообще слишком навязчив.

Услышав последнее слово, Трике замолчал и как-то по-детски всхлипнул. Его маленькое бледное личико пошло красными пятнами, круглые глаза наполнились слезами, а во взгляде было столько неподдельной обиды, что Северус ощутил болезненный укол в груди.

Сгорбившись и не произнеся больше ни единого слова, домовик исчез, оставив Северуса наедине с угрызениями совести.

«Наверное, не нужно было говорить ему всего этого», — в десятый раз повторил он про себя, угрюмо шлепая к креслу, в котором лежала раскрытая книга. Руководство Тарантулуса Скамандера «Как вырастить рунеспура в неволе: теория и практика» было лаконичным — всего 66 страниц! — но очень толковым. Когда в комнате появился этот не в меру обидчивый фанатик водных процедур, Северус как раз добрался до третьей и самой интересной главы, посвященной кормлению новорожденного рунеспура. Подумав, Северус пришел к выводу, что именно этим объясняется резкость, наверное, все же чрезмерная, с которой он ответил домовику.

Засопев, Северус взял в руки книгу, забрался в показавшееся уже далеко не таким уютным, как раньше, кресло и попробовал читать.

Спустя минут пять он вынужден был признать, что получается как-то не очень. И тогда, в поисках вдохновения, он отложил «Руководство», подошел в кровати и достал из-под подушки драгоценное яйцо. Ярко-алое, оно идеально помещалось в сложенных лодочкой ладонях и, словно прирученный ласковый огонек, приятно грело пальцы. Северус поднес его ближе к глазам и разглядел ещё едва заметные крохотные темные точки, проступающие на алой поверхности. Тарантулус Скамандер писал, что к моменту, когда змейка будет готова появиться на свет, эти точки сложатся в линии и все яйцо будет покрывать затейливый узор. В книге приводились образцы узоров, срисованных автором с разных яиц, и даже говорилось, как определить по ним пол новорожденного рунеспура. Но, конечно, до этого пока было далеко — Тарантулус Скамандер утверждал, что малыши появляются через сорок дней с того момента, как самка отложит яйца.

Мысли о будущем питомце заметно подняли настроение Северуса, отвлекая от мук нечистой совести: «если бы Трике не вел себя так бесцеремонно и нагло, мне не пришлось бы обижать его», — сказал он себе, гася последние колючие искорки сожалений о сказанном.

Бережно вернув яйцо в импровизированное гнездо под подушкой, он вернулся в кресло и снова взялся за книгу, однако, проявив утром невиданную благосклонность, коварная судьба, по-видимому, решила взять реванш. Не успел Северус прочитать и двух страниц, как раздался стук в дверь.

Вначале Северус подумал, что это вернулся вспомнивший о хороших манерах Трике. Он уже собирался крикнуть эльфу, что тот явился слишком рано, как резная ручка опустилась и на пороге появился... Люциус Малфой.

— Э-э... — от изумления Северус издал удивленный звук, но потом поспешил закрыть рот, пока его высокородный приятель не решил, что связался с неотесанной деревенщиной.

— День добрый, — томно протянул Люциус и, не дожидаясь приглашения, вошел, а Северус подумал, что не только домовики здесь страдают недостатком воспитания.

— Добрый, — не вставая с места и даже не пытаясь изображать вежливость, буркнул он в ответ.

Ничуть не смутившись холодным приемом, Люциус прошел к камину и бесцеремонно опустился в соседнее кресло, закинув ногу на ногу. Бросив на незваного и разодетого в кружева и черный бархат гостя короткий взгляд, Северус снова уткнулся в книгу.

— Ты разве не собираешься на турнир? — поинтересовался Люциус, небрежно вертя в руках хлыст с резной серебряной рукояткой. Северус упорно молчал, так что, не дождавшись ответа, он продолжил: — Летний турнир в замке Монмирель проводится с незапамятных времен, но... вот досада! — Малфой театрально вздохнул, — в книгах о нем ни слова! Так что на правах старшего, — Северус поморщился и демонстративно перевернул страницу, — и, что гораздо важнее, более опытного друга, — не смущаясь, продолжал вещать самозваный оратор, — я бы советовал тебе не терять редкой возможности увидеть все это... — Малфой сделал картинный жест рукой.

— Я читал о нескольких подобных турнирах, — сухо заметил Северус.

— Тем интереснее тебе будет сравнить описанное с тем, что ты увидишь своими глазами, — не сдавался Люциус. — К тому же... есть ещё один весомый повод не пропустить сегодняшний вечер... — голос его стал более низким и вкрадчивым. — Никто и никогда не писал о... турнире, на котором лежит проклятие.

— Проклятие? — встрепенулся Северус.

Люциус улыбнулся, заметив, как вспыхнул в глазах мальчика огонек любопытства.

— Да, — кивнул он.

— И... какое? — Северус вдруг ощутил, как по спине пробежал щекочущий холодок предвкушения.

— Могущественное и, судя по тому, что за несколько сотен лет его не сумели снять, очень сложное. — Малфой многозначительно покивал, от души наслаждаясь завоеванным вниманием. — Видишь ли, суть его в том, что этот турнир способен изменить судьбу его участников и гостей, полностью перевернуть их жизнь, а чаще — сломать.

Северус был потрясен. Первой его мыслью было: если Люциус не лжет, Рене, Амалия и, наверное, даже маленькая Айллин в опасности!

Однако Малфой истолковал его мимику по-своему.

— Я испугал тебя? — с усмешкой спросил он. — Не беспокойся, проклятие вредит лишь тем, в ком течет кровь хозяев Монмиреля. Мы в родстве с Рене, но не в кровном, так что нам ничто не грозит. А твоя мать была подругой маркиза, но на кровь это не влияет, верно? — Люциус многозначительно подмигнул. — В общем, я думаю, тебе тоже нечего опасаться, — заключил он.

Северус испытал странное ощущение, будто ставшие вдруг холодными глаза собеседника внимательно и скрупулезно изучают его, словно пытаясь заглянуть в душу.

— Как оно работает? — спросил Северус, надеясь отвлечь Малфоя и избавиться от неприятного ощущения.

Это помогло. Тот моргнул, и наваждение исчезло.

— Иногда происходят несчастные случаи с участниками, иногда гостей находят мертвыми в отведенных им комнатах, а иногда — люди просто исчезают.

— Как это «исчезают»? — Северус ощутил, как его глаза округляются помимо его воли. — Насовсем?

— Кто-то насовсем, а кто-то возвращается через несколько дней, но обычно ничего не помнит о том, где был все это время. Кстати, — Люциус прищурился, — десять лет назад твоя матушка исчезла в ночь после турнира, притом Рене тогда исчез тоже. Говорят, Эйлин нашлась через сутки, а Рене пришел только через три месяца, когда его уже сочли погибшим... — Малфой остановился и послал собеседнику долгий взгляд: — Странно, что ты об этом ничего не знаешь. Хотя можешь поинтересоваться подробностями у самой Эйлин.

Северус едва не выпалил, что Эйлин спрашивать бесполезно, ведь она даже о магии не желала с ним говорить, а на всех вопросах о её прошлом лежало нерушимое табу... но вовремя спохватился и прикусил язык. В Люциусе было что-то такое, что отбивало всякую охоту откровенничать с ним. Может быть, это был не слишком хорошо скрываемый интерес, который вспыхивал в серых глазах всякий раз, когда заходила речь о его матери. Поэтому Северус постарался принять невозмутимый вид и сказал:

— Когда вернусь домой, я так и сделаю. Но... сейчас я не смогу поговорить с ней. Может быть, ты расскажешь мне об этом турнире... Ну... я имею в виду... на что нужно обратить внимание, — немного неловко добавил он.

Люциус прищурился и провел пальцами по тонким кожаным полоскам плетки.

— История Летнего турнира очень длинная, и я не сумел бы рассказать тебе всего даже за сутки, — сказал он задумчиво. — Думаю, будет лучше всего, если я пойду на турнир с тобой и по ходу дела буду объяснять всё, что тебе покажется непонятным. Что же касается проклятия и связанных с ним загадочных происшествий, то об этом я расскажу тебе, когда у нас будет больше времени, скажем... этим вечером. — Люциус поднялся, подошел к двери, а потом, обернувшись, добавил: — если, конечно, на этом турнире не случится чего-нибудь такого, что могло бы нам помешать. — С этими словами он вышел, тихо прикрыв за своей спиной дверь и оставив Северуса наедине с тревожными мыслями.

Солнце висело над самыми верхушками деревьев, когда над небольшим плато перед воротами замка трижды прозвучал сигнал, возвещающий о начале праздника. Серебристый звук труб отразился от высоких стен и унесся в выцветшее небо. Северус поднял голову и посмотрел на медленно приближающиеся с запада облака.

— Ночью будет гроза, — словно отвечая на его мысли, сказал Люциус. — Главное, чтобы она не помешала охотникам. Если до окончания сумерек никто из них не убьет дромарога, турнир не будет считаться завершенным, а это плохая примета.

Северус кивнул и хотел уже поинтересоваться, кто такой дромарог и случалось ли охотникам вернуться без добычи, но уже в следующий момент происходящее внизу заставило его забыть обо всем. Высокие, расположенные прямо напротив трибуны, на которой сидел маркиз с семьей и почетные гости замка, ворота распахнулись, и на турнирную площадку вступили фантастические существа. Вид их вызвал у Северуса прилив восторга и ужаса.

— Это как раз и есть охотники, — пояснил Люциус. — Они всегда открывают парад участников.

Присмотревшись, Северус понял, что существа, которых он поначалу принял за невиданных двухголовых чудовищ, на самом деле представляют собой дуэт… состоящий из всадника и…

— А-а… как… — Северус хотел узнать, на ком это едут охотники, но Малфой, видимо, понял его по-своему.

— Стать одним из этих парней непросто. Кроме знатного происхождения, нужно ещё быть достаточно сумасшедшим, чтобы взгромоздиться на грифона, — насмешливо сообщил он, но в его интонациях слышались также и завистливые нотки. — Я уже не говорю о том, сколько денег нужно потратить на этого зверя и на дрессировщиков, способных обуздать его хоть немного… — Малфой сделал паузу, а потом картинно добавил: — Я однажды видел, как грифон откусил дрессировщику руку по локоть. А некоторые остаются и без головы!

Северус едва успел сжать губы, чтобы сдержать потрясенный возглас. Он поспешно отвернулся, сделав вид, что смотрит в сторону, пока Малфой не принял его за слабонервную девицу.

— А сколько стоит э… грифон? — спросил он, лишь бы что-то сказать.

— Что, хочешь присмотреть себе одного? — ехидно поинтересовался Люциус, но, видимо, заметив, как нахмурился собеседник, поспешно сменил интонацию. — Я точно не знаю, — сказал он миролюбиво. — Говорят, их покупают маленькими и платят золотом по весу.

— То есть… за них дают столько золота, сколько они весят? — переспросил Северус, не веря своим ушам. Проснувшаяся было злость на Малфоя тут же растворилась, когда он осознал, как ему повезло с рунеспуром. Вряд ли маркиза стала бы покупать яйцо — довольно тяжелое, судя по тому, как оно оттягивало карман, если бы торговец потребовал его вес золотом!

— Точно! Думаю, даже самый маленький грифон стоит не меньше трёхсот галеонов. Я уже не говорю о том, сколько нужно заплатить дрессировщику, чтобы он решился рискнуть своей головой и взялся бы учить такую тварь выездке, да и вообще...

Закончить Люциусу помешал герольд, одетый в синий и серебряный — цвета маркиза де Сен-Аман. Остановившись перед главной трибуной, он снова затрубил, затем спешился и низко поклонился хозяину турнира.

— Мессир, мы просим вас начать Летний турнир! — звонко провозгласил он.

Шум на трибунах мгновенно стих, и взгляды присутствующих устремились на устроителя турнира.

Маркиз де Сен-Аман неспешно поднялся, и Северусу показалось, что он неоднократно сидел за одним столом и даже разговаривал сегодня утром совсем с другим человеком. До сих пор Рене представлялся ему великодушным аристократом и… да, наверное, добрым человеком, которому он был благодарен за щедрость и снисходительность, которую тот проявил к нему, безродному полукровке из богом забытого городка. Тот человек вызывал в нем симпатию и уважение, но сейчас… В шелковом синем плаще, черном с серебром камзоле, перехваченном роскошной перевязью, с клинком в богато украшенных инкрустациями ножнах хозяин замка Монмирель казался ему героем старинных легенд. Хотя дело, возможно, было вовсе не в костюме, а в идеально прямой осанке, гордой и одновременно естественной манере держаться. Как бы там ни было, Северуса охватил восторг, но потом… Он снова вспомнил обнаруженный в подвале родного дома портрет Эйлин и Рене…

Почему их изобразили вместе, словно брата и сестру или жениха с невестой? Что означал этот портрет? И что могло заставить мать выйти за Тобиаса Снейпа?

Однако все мысли о портрете и Эйлин тут же вылетели у него из головы, когда Рене достал волшебную палочку и, начертав в воздухе цепочку неизвестных Северусу символов, негромко произнес:

— Largior hic campos aeter

Lumine vestit purpureo.

Tenebras sunt!

И тут же, словно в ответ на его слова, ветер донес откуда-то приглушенный вой, а чуть позже глухое рычание — словно бы где-то далеко, за многие мили от замка проснулся огромный зверь. А возможно, монстров было даже несколько.

— Кто это воет? — спросил Северус, ощутив, как от этих звуков по спине пробежал холодок.

— Дромароги! — В глазах Люциуса сверкнул азарт. — Рене произнес условную фразу, которая сняла наложенное на них сонное заклятие. Теперь они готовы встретить охотников.

Тем временем Рене опустился на свое место, а в ворота ристалища потекла пестрая процессия участников грядущих состязаний. Среди них были не только колдуны и волшебницы, но также представители других разумных магических рас. По крайней мере, Северус разглядел нескольких кентавров и каких-то уродливых карликов. Однако сейчас его мысли были заняты вовсе не ими.

По правде говоря, он никогда не видел ни одного живого дромарога, но зато вдоволь налюбовался их изображениями. Не требовалось слишком большой фантазии, чтобы представить себе крупного серо-лилового зверя с огромным горбом на спине и длинными острыми рогами. А если к этому добавить ещё и свирепый нрав, любому станет ясно, что это не те существа, к встрече с которыми нужно стремиться. К тому же у дромарогов была еще одна неприятная особенность.

— Мне кажется, это охотники не готовы к такой встрече! — скептически заметил Северус. — Ведь шкура дромарога прочнее драконьей. Её не пробить сталью, и даже большинство заклинаний тут бессильно.

Услышав эти слова, Люциус повернулся и несколько мгновений пристально смотрел на маленького соседа. В глазах его было неприкрытое удивление, и Северус ощутил вспышку мстительного удовлетворения.

«Реванш за грифона!» — удовлетворенно отметил он про себя.

— Да, все верно, — отозвался наконец Малфой, не отводя от собеседника изучающего взгляда. — Шкуру дромарога не пробить, но… — он многозначительно помолчал, — у самого свирепого и непобедимого чудовища есть слабые места, — закончил он и снова принялся разглядывать группку необыкновенно красивых длинноволосых девушек, которые в этот момент как раз проходили мимо центральной трибуны. Словно почувствовав его взгляд, одна из них внезапно подняла голову и ослепительно улыбнулась Люциусу. Северус тут же услышал, как участилось дыхание Малфоя, а потом тот сорвал приколотую к камзолу бутоньерку и бросил её красавице. Девушка ловко поймала цветы и прикрепила их к платью, послав галантному кавалеру лукавый взгляд.

И тут его осенило.

— Глаза! — воскликнул Северус, вспомнив рисунок из «Магической Британии».

— Ты прав, — Люциус повернулся к нему, но взгляд у него все ещё был мечтательным. — У дромарога большие глаза, и это неплохая мишень. Попав в неё, скажем, копьем, его действительно можно убить. Но и это весьма непросто сделать, так как рога защищают большую часть цели. К тому же это опасно. Несмотря на большую массу, эти создания очень быстры — глазом не успеешь моргнуть, как тебя продырявят.

— А почему бы охотникам не воспользоваться луком? — озвучил пришедшую в голову мысль Северус. — Тогда бы не пришлось приближаться к ним на опасное расстояние.

Люциус одобрительно покивал.

— Потому что это ритуальный поединок, — объяснил он. — Смысл его в том, что охотник должен сразиться с дромарогом и победить его в честном бою, а не просто убить издалека, ничем не рискуя. Но твоя версия мне нравится. Если бы ты не был полукровкой, попал бы на Слизерин, я в этом уверен, — сказал он с усмешкой, но в голосе его явно слышалось одобрение.

Северус вдруг ощутил, что краснеет, хотя и не понимал, почему.

— А так… — Люциус смерил его оценивающим взглядом, — для Хаффлпаффа ты слишком сообразительный, а любой гриффиндорец счел бы твоё предложение не достаточно… благоро-о-одным, — Малфой издевательски протянул слог. — Так что будешь на Рэйвенкло, — уверенно заключил он.

У Северуса так и чесался язык ответить какой-нибудь дерзостью, но в следующее мгновенье ему пришло в голову, что Люциус прав. Основатель Слизерина действительно создал факультет исключительно для чистокровных волшебников, просто Северус до сих пор был настолько уверен, что будет учиться на том же факультете, что и Эйлин, Айрис и все представители семейства Принц, что ему даже в голову не приходило, что его распределят куда-то ещё.

Но сейчас правда открылась ему во всей своей неприглядной наготе.

Мир как будто бы подернулся серой пеленой, поглотившей звуки и краски. Веселое возбуждение, владевшее им с тех пор, как он занял место на трибуне среди нарядных и беззаботных гостей Рене, исчезло без следа. Острое чувство одиночества и чужеродности всему этому яркому праздничному миру накрыло его ледяной волной.

А потом он испытал вспышку обжигающей злости на Эйлин, которая лишила его возможности учиться на Слизерине.

Видимо, переполнявшие его эмоции красноречиво отразились на лице, потому что у самого уха вдруг раздался тихий шепот Люциуса:

— Не стоит так переживать. Насколько я знаю, одному полукровке всё-таки удалось попасть на Слизерин.

Северус недоверчиво посмотрел на Малфоя, ожидая увидеть на его лице фальшивое сочувствие или даже насмешку. Однако, к его удивлению, вид у того был совершенно серьёзный.

— Это, должно быть, произошло очень давно, — сказал Северус понуро. — Сейчас такое невозможно.

Губы Люциуса самодовольно изогнулись.

— Ты ошибаешься, — заговорщически прошептал он. — Волшебник, о котором я говорю, чуть старше моего отца. Он иногда приходит к нам в мэнор, так что я видел его своими глазами. Может быть, в один прекрасный день ты тоже с ним встретишься.

Люциус ободряюще похлопал его по плечу, и Северус почувствовал, как в сердце потихоньку закрадывается надежда, а мир вновь обретает краски.

Кто знает, может быть, ему и правда удастся познакомиться с этим удивительным магом, и тот научит его, как добиться желаемого и обмануть судьбу.

* * *

Когда настроение Северуса улучшилось настолько, что он снова заинтересовался происходящим на ристалище, оказалось, что пока он предавался мрачным мыслям, парад участников завершился, охотники уже отбыли на поиски дромарогов, а слуги и пажи заканчивали приготовления к первым поединкам.

Как объяснил Люциус, эта часть турнира посвящалась дуэлям. По традиции, любой совершеннолетний волшебник мог стать зачинщиком и выбрать себе любого противника из числа участников или даже гостей независимо от того, мужчина это или женщина, если, конечно, гость согласится принять вызов. Ведь считается, что искусство волшебника не зависит от пола.

— А разве можно отказаться? — спросил Северус, представив, как кто-то из участников, среди которых попадались довольно отталкивающие на вид экземпляры, вызывает на поединок, например, Амалию или… Эйлин… когда та была такой, как на портрете, и наверняка тоже присутствовала на Летних турнирах, устраиваемых владельцами Монмиреля.

— Вообще-то можно, — отозвался Люциус. — Но это считается не слишком почетным. Лучше, если на вызов ответит кто-то из близких такого мага или волшебницы: брат, друг или супруг, если речь идет о даме. Конечно, такого уже давно не случалось, хотя… — Малфой внезапно запнулся. — Кажется, нечто подобное недавно произошло… Довольно необычный случай… Тот волшебник… — Люциус прервал свой вдруг ставший сбивчивым рассказ и замолчал, как будто подбирая слова. — Полукровка, поступивший на Слизерин, как-то вызвал прежнего хозяина этого замка, отца Рене. Но тот был тогда уже стар и болен, так что за него выступила его молодая супруга.

— Мать маркиза Рене? — удивленно переспросил Северус.

— Мачеха, — улыбнулся Люциус. — Она была англичанкой, а звали её Одиллия. Очень сильная волшебница и к тому же родственница моей будущей невесты. Только надеюсь, мне не придется жениться на той, которую ты видел сегодня утром. Хотя Беллатрикс очень похожа на Одиллию. Ты сможешь в этом убедиться, когда я покажу тебе её портрет, он висит в гостиной.

Северусу хотелось узнать, чем закончился тот поединок. Если честно, поступок таинственного полукровки со Слизерина ему был не по душе. Зачем тому понадобилось вызывать на дуэль больного старика, а потом сражаться с его супругой?

Однако ничего больше он спросить не успел, так как герольд объявил начало первых поединков, и Люциус принялся торопливо объяснять Северусу условия начинающегося действа.

*

Согласно правилам турнира, ристалище разделили на четыре сектора, в каждом из которых одновременно сражалось по два противника. Побежденный покидал площадку, выбывая из дальнейших состязаний, а победитель мог уйти и отдохнуть до тех пор, пока не объявят начало второго тура, или сразиться, выбрав себе нового соперника. В этом случае он мог заработать дополнительные баллы, которые впоследствии сыграли бы решающую роль, если финальный поединок закончится вничью. За ходом боев наблюдали судьи, непредвзятость которых контролировалась целым рядом суровых обетов.

Было и ещё одно правило. В первом туре допускалось применение всех возможных боевых заклятий, кроме трёх Непростительных, и чар, наносящих тяжелые увечья. Во втором участники должны были показать уже более высокое мастерство, и потому здесь особенно ценилась не столько мощь мага, сколько его ловкость, быстрота и изящество. Кроме того, здесь уже допускалось применение трансфигурации. Третий тур должен был стать триумфом магического искусства. До него добирались уже настоящие мастера, и потому требования к его участникам были самые серьезные. Предпочтение отдавалось лично созданным заклятьям, кроме того, участники могли обращаться к анимагии и зельям, а также использовать артефакты, правда, при условии, что таковые созданы магом или волшебницей лично.

*

Люциус едва успел закончить краткий обзор турнирных традиций, как по знаку герольдов начался поединок. По правую руку от них сражалась очень необычная пара: кентавр и молодой маг в черном плаще и маске. А вот дуэлянты, расположившиеся на площадке по левую руку, смотрелись, по мнению Северуса, просто нелепо. Девушка, улыбавшаяся Малфою во время парада открытия, ловко отбивала атаки наступавшего на неё уродливого карлика, едва доходившего ей до пояса. Картина выглядела настолько невероятно — комично и вместе с тем завораживающе, — что притягивала Северуса как магнит.

Присмотревшись к карлику, Северус заметил, что у того в руках не палочка, а маленький жезл, на конце которого сверкал какой-то красный, как кровь, камень.

— Это гоблин, — пояснил Люциус, видимо, заметив, куда устремлен его взгляд. — У них своя магия — довольно сильная, хотя и необычная. Гоблины создали её, научившись использовать энергию металлов и драгоценных камней. Главным образом, они применяют свои знания в ювелирном, оружейном и банковском деле, но, как видишь, некоторые из них мечтают о боевой славе, — закончил он насмешливо.

Словно в подтверждение его слов, камень, венчавший жезл карлика, ярко вспыхнул и выбросил алый луч, ударивший прямо под ноги девушке. Та в самый последний миг успела отскочить, но земля в том месте, где она только что стояла, задымилась.

— По-моему, он неплох, — пробормотал Северус.

— Возможно, но я ставлю на вейлу, — отозвался Люциус.

— На кого?

— На вейлу, — снисходительно повторил Малфой. — Неужели ты никогда о них не слышал?

— Н-нет, — покачал головой Северус.

— Ну тогда запоминай, малыш: вейла возьмет верх над любым мужчиной, от двенадцатилетнего подростка до… двухсотлетнего старика, если, конечно, того к тому времени ещё можно называть мужчиной. А также над кентавром, гоблином, вампиром… — Люциус рассмеялся. — Просто эта… видимо, решила поиграть со своим соперником и пока не пустила в ход главное своё оружие.

— Какое? — Северус был так изумлен, что даже забыл обидеться на «малыша».

— Потерпи. Смотри внимательно, и, я думаю, скоро ты сам все увидишь.

Но Северус и так смотрел на происходящее во все глаза.

Зрелище захватило его уже с самых первых мгновений. Да и могло ли быть иначе! У него на глазах вершилось чудо, о котором ещё несколько дней назад он не мог и мечтать. Самые яркие, фантастические страницы Истории Магической Британии оживали перед ним, и это было восхитительнее самых невероятных снов! Тем более что всё это происходило на самом деле!

Он уже не следил только за парой гоблин — вейла. Его взгляд перемещался то к кентавру с волшебником, то скользил вглубь ристалища, где самозабвенно бились два высоких рыжих мага в зелёных плащах — по словам Люциуса, это были братья близнецы, которые уже несколько лет подряд приезжали на турнир, чтобы в сражении выяснить, кто из них сильнее, но каждый раз судьи присуждали им ничью. Иногда он украдкой поглядывал на Рене, который задумчиво смотрел в какую-то точку, словно бы мысли его блуждали вдали от турнира, или на маленькую Айллин, что сидела рядом с маркизой и, казалось, впитывала происходящее с такой же жадностью, что и он сам. Время от времени его мысли возвращались в комнату, где под подушкой его дожидалось драгоценное яйцо.

Постепенно утомленное обилием ярких впечатлений внимание его начало рассеиваться. Северус не заметил, в какой момент волшебники на трибунах, участники турнира, небо над головой и темнеющий вдали лес слились в пестрый вязкий водоворот, который вращался все медленнее и медленнее. Цветовые пятна и звуки смешивались, краски выцветали, весь мир незаметно отдалялся, пока, наконец, не исчез, оставив Северуса в непонятном… ничто.

Тьма растекалась в воздухе, клубилась, заполняла каждую лесную ложбину и обнимала всё, что встречала на своем пути: камни, кусты, деревья. Она была живой и жадной, алчно завладевая миром земным, вытягивая щупальца к синеющим вдали пикам гор. Но пока мир высот ей был недоступен — там ещё властвовал свет: истекающий закатной кровью, обреченный, но всё же свет, и это заставляло тьму хрипеть и задыхаться от злости.

И всё же страха не было.

Времена, когда Северус боялся темноты и просил Эйлин посидеть с ним перед сном или хотя бы оставить свечу, давно прошли. Он научился не бояться притаившихся в пыльных углах монстров, когда выяснил, что эти чудовища любят менять свой облик. Немного фантазии — и вот жуткая бесформенная тварь с десятками щупалец превращается в плюшевого медвежонка — родного брата огромного золотистого чуда с алым бантом на шее и черными блестящими глазами из лавки галантерейщика. Северус столько раз заглядывался на него, проходя мимо, что представить вожделенную игрушку в своей комнате не составило никакого труда. А когда в один прекрасный день витрина оказалась пуста, он не расстроился. Почти. Потому что знал, как только стемнеет и в доме стихнут все звуки, можно вообразить, что мишка смотрит на него из угла спальни.

Так из врага тьма превратилась если не в друга, то в союзника — безликого и таинственного, но с которым можно договориться. И все же Северусу не приходило в голову, что тьма может быть… живой!

И тем не менее она была… А может быть, эти хриплые, похожие на чье-то шумное, прерывистое дыхание звуки издавал какой-то огромный зверь?

Северус прислушался.

Смесь странного утробного рычания, отдаленного глухого топота огромных ног, тихого хруста сухих веток под чьими-то мягко крадущимися лапами окружала его со всех сторон. Звуки постепенно усиливались, а значит…

Зверь приближался.

* * *

Чем дольше Люциус следил за поединком вейлы и гоблина, тем больше убеждался, что первой не придётся прибегать к чарам обольщения. С каждой минутой движения карлика становились все более скованными и неловкими — он явно устал и, похоже, уже не стремился этого скрыть.

Жаль! Люциус ощутил прилив разочарования. Ему хотелось бы посмотреть на уродца, пускающего слюни и забывшего, зачем он вообще вышел на ристалище.

Похоть делает смешным любого, а уж зрелище вожделеющего красотку гоблина обещало и вовсе стать забавнейшим событием турнира. Пожалуй, об этом стоило бы рассказать приятелям в Хогвартсе. Да и малышу Северусу было бы полезно это увидеть. Судя по всему, этот Снейп ещё совсем ребенок! Люциус скосил глаза и посмотрел на увлеченно наблюдающего за происходящим на площадке Северуса.

Похоже, того заинтересовал кентавр.

Неудивительно. Судя по тому, что удалось узнать от отца, мальчишка живет с матерью в какой-то глуши, и к тому же среди магглов. Хорошо ещё, если бедняга видел кентавров хотя бы на картинках! Хотя на картинках как раз, наверное, видел, потому при каждой удобной возможности так и стремился уткнуться в книгу.

Люциус хмыкнул и хотел было уже снова вернуться к вейле и её неудачливому противнику, как вдруг бившийся с кентавром маг направил палочку себе под ноги, и в следующий миг над площадкой взметнулся небольшой вихрь, который принялся затягивать внутрь песок и пыль. Воронка вращалась все быстрее, росла прямо на глазах, а потом ударила в кентавра.

Ристалище огласил пронзительный вопль.

Ослепленный кентавр принялся отчаянно тереть глаза, потеряв способность ориентироваться в пространстве. И тут случилось то, чего никто из присутствующих не мог ожидать.

Вместо того чтобы усмирить разросшийся до размеров небольшого смерча вихрь, обездвижить слепого противника и наслаждаться победой, маг внезапно направил бешено вращающуюся воронку в сторону главной трибуны.

Люциус увидел, как сидящие несколькими рядами ниже волшебники, в том числе Рене и отец, поспешно выхватывают палочки, а потом вдруг ощутил, что справа, там, где ещё долю секунды назад сидел Северус… никого нет.

— Что за черт, — пробормотал он, кладя руку на опустевшую скамью рядом… ещё теплую. — Куда делся мальчишка?

Сам толком не понимая, что делает, Люциус рывком поднялся на ноги, озираясь по сторонам.

На трибуне царило смятение. Волшебники шумели, вскакивали со своих мест, многие выхватили палочки, однако смотрели они вовсе не на опустевшее внезапно место рядом с ним, а совсем в другую сторону… Люциус проследил направление их взглядов и… ощутил, как округляются его глаза.

Там, где ещё несколько мгновений назад стоял маг, пославший на зрителей магический смерч, в луже собственной крови лежал… кентавр. Совершенно один. А его противник бесследно исчез.

Люциус видел, как Рене подзывает своих людей, отдает им какие-то распоряжения и вдруг… поворачивает голову и смотрит в его сторону.

Нет, не в его.

В следующий миг Люциус понимает, что маркиз смотрит на опустевшее место рядом с ним, и лицо его становится почти белым.

*

За стенами Монмиреля свирепствовала буря. Небо обрушивало на древние стены целые моря воды, ветер швырял град в разноцветные витражи с такой яростью, словно хотел уничтожить их, а пурпурные, ослепительно-белые и багровые молнии устроили адскую пляску прямо над башнями замка. Однако напряжение, повисшее в кабинете его хозяина, доставляло Люциусу Малфою, пожалуй, не меньший дискомфорт, чем тот, который он испытал бы, окажись сейчас снаружи.

— В какой момент вы поняли, что Северус исчез? — Маркиз де Сен-Аман остановился перед креслом, в котором сидел Люциус, и пронзительный взгляд потемневших, холодных, как зимнее море, глаз впился прямо в лицо. Стороннему наблюдателю, наверное, могло бы показаться, что Рене говорит спокойно, но Люциус достаточно хорошо знал маркиза, чтобы уловить в его интонациях тревогу и… непреклонную решимость сделать все возможное и невозможное ради того, чтобы найти пропавшего.

Всё-таки во всем этом было что-то странное.

Конечно, маркиз отвечает за мальчишку перед его матерью, тем более что когда-то они были очень дружны, и всё же… волнение Рене выглядело слишком глубоким, слишком… личным.

— Боюсь, я не смогу поручиться за точность… — Люциус наморщил лоб, пытаясь вспомнить все детали событий. — Помню, мы с ним разговаривали о… о правилах турнира, об участниках дуэлей. Северуса заинтересовал гоблин, и я… рассказал ему об их магии.

— Что было потом? — В голосе Рене появилось нетерпение.

Люциус нервно повел плечами.

— Потом я увлекся поединком и…

— Чьим именно? В какую сторону вы смотрели перед тем, как всё случилось? — Темные брови маркиза сошлись.

— М-м-м… Гоблина и вейлы.

Маркиз тихо фыркнул и, резко повернувшись к собеседнику спиной, подошел к окну и неподвижно застыл, глядя в покрытое тучами грозовое небо, а Люциус неожиданно ощутил, как к щекам приливает кровь.

— Ясно. Продолжайте.

Люциус шумно выдохнул и заставил себя отвести взгляд от затянутой в черный бархат спины — несмотря на глубокую ночь, маркиз так и не переоделся, оставшись в том же костюме, в котором был на турнире, избавившись лишь от плаща, — и перевел взгляд на собственные сцепленные в замок пальцы.

— Потом я взглянул на Северуса и увидел, что он увлечен поединком того мага с кентавром. Он смотрел на них, не отрываясь, и вдруг маг вызвал вихрь…

Люциус даже не понял, каким образом Рене преодолел так быстро расстояние в добрый десяток шагов, но спустя секунду маркиз уже нависал над ним.

— Что произошло потом? — Охрипший голос хозяина Монмиреля звучал тихо, однако от таящегося в нем напряжения по спине пробежал холодок.

— Потом маг направил вихрь на нас и…

— Вы это хорошо помните? Вы точно видели, что вихрь направил создавший его волшебник? — Рене склонился к Люциусу ещё ниже.

— Д-да… Почему вы спрашиваете?

— Потому что все те, с кем я до сих пор говорил, утверждают, что смерч полетел к трибунам уже после того, как маг в маске исчез.

— Не может быть, — недоверчиво прошептал Люциус. — Я видел… мне показалось, что он сделал это до того, как исчезнуть, а потом… я понял, что Северуса рядом нет.

Рене шумно втянул в себя воздух и поспешно отвернулся.

Повисла тяжелая пауза, и в этой тишине свист ветра за стенами напомнил наследнику Малфоев вой баньши, который ему однажды довелось услыхать. От накативших воспоминаний стало не по себе.

— Я должен спросить вас ещё кое о чем, — с усилием проговорил Рене спустя некоторое время.

— Да… — отозвался Люциус, стараясь не выдать накатившего вдруг приступа страха.

— В момент, когда Северус… исчез, вы не почувствовали чего-то… необычного, странного?

— Вы имеете в виду магию?

— Возможно… — Рене снова повернулся к нему и испытующе посмотрел в глаза собеседнику. — Хотя и необязательно. Итак?

Люциус прикрыл глаза, пытаясь вспомнить свои ощущения, но… нет. Он был чересчур увлечен поединком, чтобы… И тут внезапно пронесшаяся мысль заставила его невольно вздрогнуть. Хотя... Это казалось нелепым!

Увы, его реакция не укрылась от внимания наблюдателя.

— Вы что-то вспомнили… — Голос маркиза звучал утвердительно. Видимо, догадку все же придется озвучить, хотя гордость отчаянно призывала его солгать.

Словно прочитав его мысли, Рене наклонился к нему, устремив ледяной взгляд прямо в глаза своего vis-a-vis:

— Люциус, советую вам проявить благоразумие. Вы же знаете, что я пойму, если вы попытаетесь сказать неправду.

Малфой невольно сглотнул. Конечно, смерть ему не грозит, но проверять, насколько молва преувеличивает семейные таланты Сен-Аманов в области ментальной магии, у него не было ни малейшего желания. Да и стоит ли инцидент того, чтобы портить отношения с Рене? На этот счет сомнений быть не могло.

— Я уверен, это просто…

— Мистер Малфой, — несмотря на внешне спокойный тон, тихий голос маркиза звучал угрожающе, — предоставьте судить мне.

— Та вейла, что сражалась с гоблином… мне показалось, она кокетничала со мной… — Люциус запнулся, но заставил себя продолжить. — Мне кажется, она…

— Воспользовалась своим даром обольщения, чтобы отвлечь ваше внимание от Северуса?

— Д-да… — кивнул Люциус. — Хотя я не могу сказать, что… я ощущал что-то особенное… — Черт! Он чувствовал, что краснеет, как сопливый мальчишка! — Вы ведь знаете, вейлы часто пускают в ход свои чары и без особых целей, просто из тщеславия.

Рене отстранился, но по-прежнему не отводил взгляда от его смущенного лица.

— Может быть, вы правы, и это всего лишь совпадение, — устало проговорил он и добавил: — Вы свободны, Люциус, отправляйтесь отдыхать.

Несмотря на большие сомнения в том, что сегодня удастся уснуть, этому распоряжению он повиновался с большим удовольствием.

* * *

Дверь прикрылась за спиной Малфоя с тихим стуком, и Рене остался один. Впрочем, это ненадолго. Вполне вероятно, что скоро сюда придет Эйлин. По крайней мере, в ответ на отправленное утром приглашение она написала, что будет, хотя на турнире так и не появилась. Впрочем, учитывая обстоятельства, это даже к лучшему. Он предпочел бы разобраться во всем и найти Северуса самостоятельно. Может быть, она придет ночью и они спокойно поговорят. Такое уже случалось раньше, потому что Эйлин не любила церемонных бесед в присутствии посторонних ушей и глаз.

Пока же у него есть немного времени, чтобы всё обдумать. В том числе решить, стоит ли делиться с нею неприятными новостями.

Неспешно пройдясь вдоль заставленных книгами массивных шкафов, он остановился перед одним из них и уже потянулся, чтобы распахнуть дверцу, но потом отдернул руку и решительно отвернулся от полок.

Вряд ли пыльные фолианты могут сейчас помочь. У него была возможность познакомиться с тяготеющим над Летним Турниром проклятьем на собственном опыте. Не говоря о том, что, вернувшись спустя три месяца после исчезновения, он с головой погрузился в фамильные летописи и трактаты, посвященные случаям наведения порчи на древние роды.

С каким рвением он пытался разобраться в преследующих его семью чарах, понять, что именно произошло на Турнире 1959 года, и по каким дорогам его носило целых три месяца, хотя ему казалось, что прошла всего одна ночь? Но гораздо больше его интересовало другое: почему злая магия Турнира подействовала на Эйлин, хотя генеалогическое древо утверждало, что род де Сен-Аман не был кровно связан с Принцами? Пытаясь добраться до разгадки, Рене на какое-то время превратился в охотника за собственными воспоминаниями. Дни и ночи он сидел над пергаментом, пытаясь по крупицам восстановить всё, что видел в том причудливом мире, в который его забросили чары. А потом наступил момент, когда стало ясно: больше ничего сделать нельзя, хотя от ощущения, будто львиная доля событий утекла сквозь пальцы как вода, хотелось рвать и метать.

Рене снова подошел к окну, за которым постепенно стихала гроза. Слабеющий ветер торопливо разгонял рваные тучи, и в прорехах загоралось все больше звезд. Откуда-то издалека доносились глухие раскаты грома. Они напоминали сонное ворчание огромного зверя, который, почуяв близящийся рассвет, возвращался в свое логово после славной охоты. Невольное сравнение напомнило ему о том, что с точки зрения традиций этот Летний Турнир оказался успешным. Охотникам посчастливилось убить сразу двух дромарогов, что случалось нечасто и, согласно приметам, сулило удачный год для владык Монмиреля и всей провинции. Хотя верилось в это с трудом. Особенно учитывая тревожные донесения из Британии. Судя по тому, что рассказал осведомитель, волшебный мир стоял на пороге войны, которая вряд ли будет локальной.

От тягостных мыслей его отвлек звук шагов. Легких и в то же время уверенных. Таких… знакомых…

* * *

Кем бы ни было чудовище, Северус не испытывал ни малейшего желания с ним встречаться. К тому же приближалась гроза. Понятно, что нужно как можно скорее уходить отсюда, но он даже не представлял, куда угодил и в какой стороне находится замок!

Рычание стало громче. От низкого раскатистого звука по спине пробежал холодок. Северус попятился и вздрогнул от неожиданности, когда его спина уперлась во что-то твердое. Оглянувшись, он понял, что это огромное дерево, и тут же в голову пришла мысль, как спастись, если монстр приблизится на опасное расстояние.

В этот момент раздался новый раскат грома, смешавшись с протяжным трубным звуком. Может быть, это охотники?

Северус едва удержался от того, чтобы, поддавшись порыву, броситься к ним навстречу. Ведь они могли отвезти его в Монмирель! Однако в следующий миг он заставил себя отказаться от искушения. Даже если эти охотники — участники турнира, они могут в азарте погони не заметить его в темноте, если, конечно, не произойдёт чего-то похуже.

Северус постарался не представлять себе в красках, как на него налетает дромарог или перекусывает пополам грифон. Даже смутных набросков этих событий хватило, чтобы заставить его отказаться от соблазна и вернуться к первоначальному плану. Поэтому, поспешно оглядевшись, Северус стал карабкаться на дерево. К счастью, оно оказалось старым, и, несмотря на то что до нижних веток было не меньше трех его ростов, грубая, потрескавшаяся кора служила неплохой лестницей.

Через несколько минут Северус устроился между стволом и веткой — такой толстой, что её обхвату мог бы позавидовать и полувековой дуб. Стремительно смеркалось, однако немного выше того места, где он находился сейчас, на фоне ствола темнело какое-то пятно. Вероятно, это дупло, и, судя по очертаниям, очень большое. Если так, то в него вполне можно забраться и, если не явится пернатый хозяин, даже поспать. Здесь его никто не достанет, а утром...

От оптимистических рассуждений Северуса отвлек громкий треск. Он перевел взгляд вниз, и от того, что он там увидел, перехватило дыхание.

Ломая молодые деревья и кусты, на поляну вывалилось создание, которое оторопевший Северус поначалу принял за живую гору. Однако уже в следующий миг он был вынужден признать, что оказался неправ. Затормозив прямо на середине небольшой полянки, зверь ловко развернулся, приготовившись дать отпор преследователям. Огромная темная масса двигалась с быстротой, которую сложно было ожидать от существа подобных размеров, так что Северус успел заметить лишь горящие оранжевым огнем огромные глаза, показавшиеся ему размером с чайные блюдца. Эффект, который они произвели на затаившегося в своем убежище мальчика, мог поспорить лишь с впечатлением от другого, поистине выдающегося украшения — чудовищных рогов, растущих как будто бы из пасти и похожих на бивни доисторического мамонта.

Монстр задрал морду и свирепо зарычал. Казалось, он сам вызывает охотников на поединок, не желая мириться с жалкой участью преследуемой жертвы.

И тут Северус вдруг осознал, что судьба пожелала преподнести ему невероятный подарок: редчайшее зрелище, видеть которое доводилось очень немногим магам. При мысли же о том, что подавляющее большинство счастливцев были охотниками и рисковали ради этого жизнью, его охватило сладкое чувство восторга. В эту минуту он ощущал себя таким счастливым, что ни за какие блага мира не согласился бы променять свое место на этом дереве на уютную теплую кровать в замке. Затаив дыхание, он ждал появления других участников действа, и они не замедлили явиться.

Первым приближение врага почуял дромарог. Издав ещё один раскатистый рык, он пригнул голову и подобрался, готовясь к броску на неприятеля.

А в следующее мгновенье на поляну вылетели охотники. Их было двое. Один держал в руках сигнальный рог и пылающий факел. Его грифон хищно щелкал клювом и хлопал крыльями, такими ослепительно-белыми, что Северусу захотелось зажмуриться. Второй всадник, вооруженный длинным и узким клинком, с трудом удерживал своего отчаянно рвущегося вперед грифона, который, то и дело оседая на задние лапы — Северус помнил, что у грифонов они — львиные, — пытался дотянуться передними до ощетинившегося дромарога.

Первый охотник снова затрубил, и спустя секунду сильный порыв ветра принёс откуда-то издалека ответ. Простой мотив звучал торжествующе. И действительно:

— Один есть! — громко воскликнул сигнальщик.

— Да, теперь дело за нами! — отозвался его товарищ и свистнул, отпуская поводья.

Почувствовав наконец свободу, его грифон оттолкнулся задними лапами от земли и прыгнул на дромарога. Последний сориентировался мгновенно и встретил его, выставив вперед свои страшные рога. Раздался чей-то оглушительный вопль, и Северусу стоило огромных усилий не закрыть глаза, когда всадник размахнулся и нанес колющий удар, целясь в горящий, как громадная головня, глаз.

Удар был молниеносным. Однако дромарог сумел в последний миг отвернуть мохнатую морду, и сталь скользнула по кости. Раздался противный скрежет, полетели искры. Ответ не заставил себя долго ждать. Следуя заданной ударом инерции, монстр вначале опустил голову почти до земли, а потом резким рывком поднял вверх, едва не нанизав агрессора на свой жуткий рог.

— Осторожнее! — раздался испуганный крик, и Северус увидел, как товарищ нападавшего перекинул за спину сигнальный горн, собираясь броситься на помощь.

— Нет! Я справлюсь! — воскликнул тот, одновременно обходя дромарога по кругу в поисках удобной позиции для новой атаки. Монстр поворачивался вслед за ним, не сводя с врага горящего взгляда. Это было похоже на причудливый танец втроем. Каждый из партнеров одновременно танцевал друг с другом, прекрасно понимая, что наградой победителю станет жизнь и свобода, а проигравшего возьмет смерть.

Напряжение было столь велико, что воздух вокруг наэлектризовался. Северусу казалось, что его связывают с главными действующими лицами невидимые нити, и стоит только моргнуть, как хрупкое равновесие нарушится и один из дуэлянтов уйдёт в край теней.

Внезапно чудовище сделало выпад, и хотя всаднику удалось уйти от столкновения, острый рог вонзился в основание крыла грифона. Раздался страшный, почти человеческий вопль боли, от которого по телу Северуса прокатилась горячая волна. Ноги и руки его вдруг стали ватными, сердце забилось в груди пойманной птицей, и он не упал на землю только потому, что его опора обладала достаточной шириной.

Невольно приоткрыв рот и распахнув изумленно глаза, он, задыхаясь, смотрел, как грифон пытается освободиться, но каждый рывок заставляет рог ещё глубже погружаться в его тело. Тем временем всадник пытался прицелиться, но, похоже, рваные движения бедняги делали эту задачу невыполнимой. Словно почувствовав, что баланс сил склоняется в его пользу, дромарог зарычал и начал снова опускать голову… В следующий миг Северуса осенило: «Он ведь гораздо тяжелее грифона даже вместе со всадником и к тому же дьявольски силен, а значит… может попытаться подбросить их вверх, а потом просто раздавить упавших к ногам врагов». Нечто подобное он видел в журнале, который ему как-то дала Айрис, на волшебных, движущихся иллюстрациях к статье, посвященной корриде.

Не понимая толком, кому из участников смертельного поединка он сочувствует больше, Северус перевел взгляд туда, где стоял товарищ попавшего в переделку охотника, и заметил, как тот достаёт из-за спины что-то тонкое и длинное… Когда же на конце блеснул металл, стало понятно, что это…

Копье!

Северус чуть не захлебнулся воздухом.

Мерлин! Он что… собирается… Это же против правил…

И тут в ответ на его мысли охотник слегка завел назад руку, в которой держал факел, и, сильно размахнувшись, послал свое оружие в дромарога.

Время вдруг замедлило свой привычный бег, и очень отчетливо, будто все происходило не ночью, а при свете дня, Северус увидел, как копье неспешно приближается к дромарогу и, слегка задев кольчужный рукав всадника, медленно погружается в сияющий глаз.

* * *

Ещё до того, как повернуться лицом к поздней гостье, Рене знал, что это…

— Эйлин… — невольно шевельнулись его губы, в то время пока он наблюдал, как она пересекает кабинет и останавливается в двух шагах перед ним, а потом уже спокойнее добавил: — Мы ждали вас раньше…

— Я полагала, вы помните причину, по которой я не бываю на этом турнире, — перебила она, откидывая скрывавший глаза глубокий капюшон.

— Я помню, — согласился Рене. — Так же как и ваше письмо, в котором вы обещали сделать на сей раз исключение.

— Я написала, что приеду, но имела в виду не турнир, — сказала Эйлин, расстегивая фибулу плаща.

— О чем же в таком случае шла речь? — вежливо осведомился он, освобождая её от мягко шелестящего шелка цвета ночного неба.

— Я намеревалась забрать Северуса, — ответила она, опускаясь в предложенное кресло.

Рене отвернулся и молча направился к закрытому резному шкафу.

— Могу я предложить вам что-нибудь, Эйлин?

Послышался тихий смешок.

— Думаю, для Огденского немного неподходящая атмосфера. Но и время шерри для нас осталось позади, не правда ли… Рене?

Он обернулся, пристально вглядываясь в спокойное лицо и пытаясь обнаружить подтекст этого непривычно-откровенного намека.

Однако в черных глазах, взгляд которых так часто мог быть презрительным, холодным, отсутствующим, иногда сияющим или обжигающе-жарким и очень редко мягким, была лишь решимость.

— В таком случае подойдет коньяк, — спокойно сказал он, распахивая дверцы и разглядывая содержимое бара. Выбрав темную причудливой формы бутылку, Рене наполнил бокалы ароматным напитком. — Идеальный выбор для ночных бесед, — добавил он, с тонкой полуулыбкой подавая гостье бокал.

Эйлин кивнула и поднесла его к губам.

— Я знала, что ты не спишь.

Рене опустился в кресло напротив Эйлин и последовал её примеру. Густой обволакивающий огонь растекся по языку, смывая налёт никому не нужных сейчас светских любезностей.

— Верно, с тех пор ничего не изменилось. Этой ночью мне не хочется спать, — откликнулся он, делая ещё один глоток.

Некоторое время они просто молчали, наслаждаясь ночной тишиной и изысканным вкусом драгоценного напитка, а когда бокалы опустели, Рене поднялся, чтобы наполнить их снова.

— Почему ты изменила своё решение? — спросил он, касаясь пальцами гладкого обсидианового стекла и пытаясь по весу определить, сколько содержимого осталось внутри и не пора ли откупорить новую бутылку. В том, что Эйлин поймет, о чем идет речь, Рене не сомневался.

Однако она не спешила с ответом. Он неторопливо разлил остатки, вернулся на место и подал бокал, слегка задев кончиками пальцев прохладное запястье. От его внимательного взгляда не ускользнуло, что это заставило Эйлин едва заметно вздрогнуть.

Рене с трудом удалось не поддаться искушению, отбросить эту нелепую игру в светскую непринужденность, схватить её за плечи и как следует встряхнуть, наблюдая, как в холодных глазах вспыхивает огонь! Его остановила лишь мысль о том, что время, когда это было бы уместно, тоже прошло. Слишком поздно…

— Мне кажется, так будет лучше для него, — тихо сказала она, возвращая Рене в настоящее.

Хотя какое может быть настоящее, если оно пропитано горьким дымом прошлого?

— Северусу здесь хорошо, — проговорил Рене, делая большой глоток и ощущая, как коньяк прогоняет усталость, а вместе с нею тупую боль в виске. В прояснившемся сознании родилось очевидное решение: он не станет говорить Эйлин о том, что Северус исчез. По крайней мере, до тех пор, пока мальчик не найдется.

— Вот именно, что «хорошо», — с нажимом ответила Эйлин. — Я боюсь, что даже слишком. Бедному полукровке с фамилией Снейп лучше не привыкать к роскоши. Он и так не слишком любит свой дом, а мне бы не хотелось, чтобы вернувшись отсюда, — она обвела рукой обстановку, — он его возненавидел.

Прежде чем ответить, Рене помолчал.

— Мне кажется, Северус слишком живой и любознательный ребенок для этого, — возразил он. — Только по-настоящему сильное страдание способно отравить его жизнь ненавистью. Я уверен, что будет разумнее оставить его здесь, по крайней мере, на лето. Здесь он многому сможет научиться, да и климат Прованса полезнее для его здоровья, чем Йоркширский.

— Разумно ли привыкать к южному солнцу тому, кто должен будет провести семь лет на севере Шотландии? — усмехнулась Эйлин. — Впрочем, мы можем обсудить это позже. Ночные разговоры плохо вяжутся с делами, — сказала она и, помолчав, добавила: — Если только это не связано с тайными заговорами и политикой.

Рене поднялся и поставил опустевший бокал на стол.

— Ты пришла, чтобы поговорить со мной о политике? — спросил он, и глаза его потемнели.

* * *

Северус сам не знал, что заставило его остаться на месте, когда все было кончено и дромарог с протяжным стоном рухнул на землю.

Почему он не попытался позвать на помощь или как-то привлечь внимание охотников, а вместо этого молча наблюдал за происходящим? Вот метнувший копье сигнальщик подходит к своему товарищу, помогает ему сойти с раненого грифона… Потом они вместе склоняются над беднягой, видимо, осматривая повреждения. Северуса удивило, что они двигались до странности медленно, как будто находились под водой. Контуры их фигур становились все более нечеткими и расплывчатыми. А может быть, что-то случилось с его глазами?

Он прижал пальцы к векам и с силой потер их. Открыв глаза, обнаружил, что на поляне уже никого нет.

Когда он осознал, что потерял свой шанс вернуться в замок, его охватило отчаяние.

А потом пришел страх.

Тьма стала густой и непроницаемой. Да и лес вокруг как будто бы изменился. Усиливающийся с каждой минутой ветер свистел в вековых кронах, ломая сухие ветки, заставляя старые деревья жалобно скрипеть. Дуб, который дал Северусу приют, был могуч, а корни уходили в землю слишком глубоко, чтобы качаться под напором стихии, как большинство его собратьев. Великан встречал бурю неподвижно, словно гранитный утес, но каждый шквал, будто бы в отместку, срывал с его роскошной шевелюры целые пригоршни листьев.

Гроза стремительно приближалась, и медлить больше было нельзя.

Поборов сковавшее тело оцепенение, Северус заставил себя встать на ноги. Крепко вцепившись пальцами одной руки в растрескавшуюся кору, похожую на чешую гигантской рыбы, он вытянул вверх другую, чтобы ощупать замеченный раньше провал в стволе.

Первая попытка оказалась неудачной, так как для того, чтобы дотянуться до темнеющего края, его роста все-таки оказалось недостаточно. Чертыхнувшись сквозь зубы, Северус предпринял новую попытку, поднявшись на цыпочки и вытянувшись так, что жалобно заныла каждая мышца. На сей раз усилия принесли свои плоды, и кончики пальцев ощутили пустоту.

Похоже, это действительно дупло, и, должно быть, большое, подумал он и, воодушевленный этой мыслью, стал карабкаться по стволу, подгоняемый крупными холодными каплями начинающегося ливня.

* * *

Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал Люциусу, что он будет волноваться из-за постороннего, почти незнакомого мальчишки, к тому же полукровки, он бы посоветовал фантазеру проконсультироваться в св. Мунго. Но… Действительность порой преподносит сюрпризы. И вот теперь, проворочавшись в постели не меньше часа и самому себе удивляясь, он обнаружил, что не может уснуть.

Бросив угрюмый взгляд на сереющее небо и тихо выругавшись, Люциус поднялся, прошлепал босыми ногами к шкафу, достал халат, поплотнее закутался в него и устроился перед темным провалом камина. Разговор с Рене упорно не шел из головы.

Снова и снова перед ним вставало напряженное, бледное лицо маркиза. Люциус еще никогда не видел его таким взволнованным. И всё из-за маленького оборванца, который в прямом смысле свалился как снег на голову! А потом Рене принялся носиться с ним, словно с испанским инфантом!

Люциус хмыкнул неожиданному, но показавшемуся ему удачным сравнению. Хотя в мальчишке и правда что-то есть. Очень неглуп, даже, пожалуй, хитер и при этом… непосредственен. Черноволосый и черноглазый, он похож на уголёк, который готов вспыхнуть от малейшего дуновения. И Люциусу это нравилось. Большинство его кузенов и кузин по сравнению с ним казались безжизненными куклами. Конечно, за исключением Беллатрикс…

Губы Люциуса насмешливо изогнулись. В живости Беллатрикс Блэк было что-то надрывное, нарочитое… и опять же, как будто бы искусственное… Он вспомнил её резкий нервный смех и откровенные взгляды, которыми она изводила его весь прошлый семестр. В эту минуту ему вдруг пришло в голову, что за её выходками, часто идущими вразрез с благопристойностью, кроется желание вырваться из удушающего плена этикета, которому подчинялась жизнь в аристократических семьях. И всё же, несмотря на то что сам Люциус начинал понимать свою, не приведи Мерлин, невесту, её общество вызывало у него только одно желание — оказаться как можно дальше!

Совсем другое дело — этот худенький черноглазый заморыш. Горячий, легко воспламеняющийся, такой… живой! Все чувства, все эмоции отражались на его лице, как в зеркале, и наблюдать за ним было так же увлекательно, как смотреть на закатное море.

Образ, возникший перед глазами, оказался настолько красочным и ярким, что Люциус нахмурился. Несмотря на любовь к Китсу, он отнюдь не собирался становиться поэтом.

— Inflamare! — прошипел он, и в камине вспыхнул огонь. Несмотря на лето, ему было зябко. Всему виной бессонная ночь и дурацкие мысли!

Вскочив с уютного кресла, он несколько раз обошел комнату.

Импровизированный моцион помог разогнать досаду. Позлившись на себя некоторое время, Люциус в конце концов решил, что если отбросить неуместные философствования и не впадать в лирические отступления, события прошлого вечера достойны, чтобы попробовать в них разобраться.

Он начал с того, что вернулся в кресло и, глядя на пляшущие языки пламени, попытался вспомнить, что он когда-либо слышал о проклятье Летнего Турнира. Выходило, что всё, что ему было известно, он рассказал мальчишке, а именно: чары были наложены могущественным магом несколько столетий назад и действовали исключительно на членов рода де Сен-Аман. Жертвы проклятья исчезали во время турнира в неизвестном направлении, и хотя многие благополучно возвращались, за время отсутствия в них происходили внезапные перемены, которые немедленно оказывали влияние на характер, пристрастия и дальнейшую жизнь. Последствия могли быть самыми разными: кто-то разрывал помолвку прямо перед свадьбой, кто-то отказывался от наследства в пользу младшего брата, кто-то пускался в странствия. Люциус вспомнил, что слышал даже об одном самоубийстве.

Ходили слухи, что чары иногда показывают своим жертвам будущее, но вот подлинное или ложное… по понятным причинам ответить на этот вопрос не представлялось возможным.

Впрочем, углубляться во всю эту метафизику не было никакого смысла. По крайней мере, до тех пор, пока не станет ясно главное. А именно: какое отношение имеет полукровка Снейп к семейству де Сен-Аман?

Люциус наклонился за кочергой и принялся задумчиво ворошить зашипевшие угли.

И ещё не мешало бы понять, нет ли связи между этой пропажей и исчезновением его матери на турнире десять лет назад?

Пламя затрещало, с новыми силами набрасываясь на смолистые поленья, и одновременно в голове родилась мысль настолько неожиданная, что Люциус едва не выронил кочергу.

Черт! Неужели в сплетнях, что ходили о Рене и Эйлин Принц, была хоть доля правды?

Отброшенная кочерга жалобно зазвенела, а Люциус откинулся на спинку кресла.

С другой стороны, все эти неясности с исчезновениями могли иметь одно объяснение: в июне 1959 года Эйлин Принц была беременна, а отец ребенка — которым был никто иной как Северус Снейп — Рене де Сен-Аман!

Если принять эту гипотезу, многие странности, связанные с Турниром, получали простые объяснения.

Люциус ощутил, как его охватывает волна азарта, похожего на охотничий. Он рывком поднялся и снова принялся мерять шагами комнату.

Неужели все так просто?

Если бы! Существовали неоспоримые факты, противоречащие этой версии.

Так, было совершенно непонятно, почему тогда Рене не женился на Эйлин, которая была ровней ему если не по состоянию, то по древности рода? Ведь для подобных браков происхождение нередко имело даже более важное значение, чем деньги, особенно если жених был богат и мог позволить себе закрыть глаза на отсутствие приданого.

Но если бы даже по каким-то причинам этот брак не мог состояться, а Рене вынужден был бы отвергнуть Эйлин и ребенка, такая гордячка как Эйлин ни за что бы его не простила. Кроме того, её семья не оставила бы оскорбителя в покое. Все знали, что мстительность — фамильная черта Принцев, передающаяся по наследству вместе с бледной кожей, черными как ночь глазами и талантами в области ментальной магии. Но ничего подобного! Эйлин продолжала посещать друга детства, и, судя по всему, даже после её скандального брака с маглом между ними сохранились хорошие отношения.

Да, контраргументы выглядели весьма весомо.

А ведь на какой-то миг ему показалось, что он на правильном пути!

Кратковременный подъем, вызванный ощущением близкой разгадки странностей Монмиреля, его хозяев и гостей, сменился раздражением и досадой на весь белый свет, а в особенности на разные таинственные проклятья, мнимых наследников и брошенных девиц.

Бессонная ночь обещала послать мантикоре под хвост целый день.

— Ну и Мордред с ним! — решил он вслух. — Захочу, просплю хоть до ужина, а светская жизнь пусть катится к драным книззлам!

С этой успокоительной мыслью Люциус направился к кровати, устало потирая ноющие виски.

За окном разгорался стремительный июньский рассвет, знаменуя начало нового дня, которому было суждено раскрыть кое-какие секреты. В том числе некоторые из тех, что проклял в сердцах наследник благородного семейства.

Прохладный утренний воздух был прян. Запах сорванных ночной бурей листьев мешался с влажными испарениями, исходившими от земли, и тонким ароматом цветущих лугов. Можно только удивляться могуществу жизни, которая способна за считанные часы залечить нанесенные стихией раны и снова блистать ослепительной юной красотой. И Рене удивлялся, вдыхая полной грудью пьянящий, пропитанный солнцем нектар, от которого кружилась голова. Но, возможно, во всем была виновата бессонная ночь и разговор, получившийся неожиданно тяжелым. Хотя предметом беседы, к его удивлению, стал вовсе не Северус…

Рене обхватил голову ладонями и крепко сжал. Чувство собственной беспомощности угнетало, заставляло скрипеть зубами от унижения. Он хорошо знал, что искать мальчика бесполезно, а проклятье нельзя победить, как нельзя заставить судьбу отменить свой приговор, но все-таки… не мог смириться…

Он резко вскочил с кресла, в котором сидел, и зашагал по кабинету.

Если бы речь шла об обычном похищении, пусть даже с использованием магии, он отправился бы на поиски немедленно. Можно было бы взять Этьена, Жана и Николя и отправиться в лес, осмотреть следы… Но сила, что унесла Северуса, не оставляет следов!

Рене приблизился к столику, на котором ещё стояли их с Эйлин бокалы.

Все-таки хорошо, что она согласилась пока не забирать мальчика. Может быть, тот скоро найдется. Если же нет…

Что же, тогда им предстоит разговор несравнимо более… драматичный. Хотя… Рене чувствовал, что не может предугадать, как отреагирует Эйлин, когда узнает об исчезновении сына. Она могла попытаться проклясть его, а могла остаться полностью равнодушной. Холодность, с которой она обращалась в его присутствии с Северусом, неприятно удивила его.

Сдержанность, граничащая с безразличием, отсутствие эмоций…

Когда-то Эйлин была другой.

Сейчас же странная отрешенность поселилась в угольно-черных глазах. Рене помнил время, когда затаившаяся на их дне тьма была теплой. Манящей и мягкой. Возможно, опасной — не стоило забывать о том, что Эйлин принадлежала к могущественному и древнему роду, известному своими талантами в области Темных искусств, таящей соблазнительное обещание открыться достойному.

Может быть, в этом все и дело? В том, что тогда она сочла, что он недостоин? Иначе для чего бы ей делать то, что она тогда сделала? Но в таком случае пришлось бы признать, что достойным оказался этот магл... Снейп. Какой абсурд!

Из сада донеслась звонкая птичья трель, заставляя Рене встряхнуть головой, прогоняя набившие оскомину мысли. Он резко отдернул белоснежные шелковые занавеси и шагнул в распахнутые настежь двери французского балкона. В лицо ударил порыв свежего ветра, освобождая сознание от липкой, как паутина, ночной меланхолии.

И всё же эта беседа невольно всколыхнула прошлое, разбудив уснувшую за годы разлуки боль. Конечно, прошло достаточно времени, чтобы её острые, как у хищника, клыки, притупились. Наверное, боль тоже может состариться, потерять былую сноровку в пытках и все чаще предпочитать ленивую дрёму бодрствованию. И тем не менее… Даже сейчас, глядя на почти эдемскую красоту сада, он невольно возвращался в прошлое, пытаясь понять, что он сделал не так. Почему Эйлин не дождалась его возвращения? Решила, что он никогда не вернётся, или… с благодарностью воспользовалась возможностью, предоставленной судьбой, а точнее — проклятьем, для того чтобы освободиться от нелюбимого поклонника, который едва не стал мужем?

В кустах акации запела какая-то птица — тонко и пронзительно-нежно, заставляя сжаться сердце. Конечно же, в этом виновата маленькая негодница, а не проклятые воспоминания о том, что на следующее утро после его возвращения из странствий ему показали газету.

Несмотря на то что взгляд Рене был устремлен на лиловый водопад глициний, перед его глазами возникла памятная страница «Пророка»:

БЕССЛАВНЫЙ КОНЕЦ ЧИСТОКРОВНОГО РОДА

Под заголовком помещалась крупная колдография, на которой Эйлин выходила из маленькой, ветхой на вид церквушки, опираясь на руку невысокого маггла с неприятным, словно бы помятым лицом… Как оказалось — своего новоиспеченного супруга.

Вначале он не мог поверить собственным глазам. Пристально вглядываясь то в Эйлин — совершенно не похожую на себя в безвкусном, слишком пышно отделанном оборками платье, то в одутловатое лицо её спутника, выдававшего не то болезнь, не то пристрастие к алкогольным напиткам, то в унылый пейзаж захудалого рабочего городка, на фоне которого был сделан снимок, он думал, что это какой-то нелепый розыгрыш или кошмарный сон! Однако комментарий к снимку уничтожил последние надежды:

Вчера, в воскресенье, 7 августа, в церкви Воскресения, что в городе N, графство Йоркшир, состоялось венчание Эйлин Принц — единственной наследницы одного из самых уважаемых семейств магической Британии и безвестного маггла Тобиаса Снейпа, что уничтожило последнюю надежду на возрождение благородного рода.

Как мы помним, после трагической гибели юного Корнелиуса — единственного сына лорда Юлиуса Амброзиуса Принца, это почтенное семейство отныне не имело представителя мужского пола и таким образом утратило право упоминаться в «Гербовнике чистокровных волшебников». Фамильное имя было изъято из списка Священных родов Британии автором упомянутого труда Кантанкерусом Ноттом. Однако, несмотря на это, многие из нас питали надежды на то, что древняя кровь Принцев не погибнет, а его последний благородный побег будет привит к могучему и достойному древу одного из славных магических родов Британии или Европы. Но увы! Внезапный брак последней прямой наследницы лорда Принца с магглом положил им конец.

Наш корреспондент Атанасиус Скитер попытался взять интервью у леди Юлии Принц — матери Эйлин или кого-то из родственников девицы, но все они наотрез отказались комментировать её поступок. Учитывая традиции старой чистокровной знати, можно предположить, что оставшиеся члены семьи отрекутся от осквернившей род предательницы крови...

Далее шли комментарии представителей аристократии, возмущенных поступком Эйлин, словно бы соревнующиеся друг с другом в язвительности и не скупящиеся на унизительные эпитеты, но Рене уже не вникал в суть. Слишком сильно было потрясение: в один момент узнать, что ты отсутствовал неизвестно где целых три месяца, а лучшая подруга поспешила вычеркнуть тебя из своей жизни.

Странно, что он тогда не сошел с ума!

Конечно, отец сделал всё, что мог, для спасения семейной чести. Прежде всего, он позаботился о том, чтобы шавки из «Пророка» не разнюхали, что они с Эйлин были помолвлены, и устроил его брак с Амалией дель Ави.

С его точки зрения это был прекрасный выбор. Амалия была хороша собой, принадлежала к чистокровному, но не слишком знатному и к тому же небогатому роду из Нормандии, так что ради возможности породниться с владыками Монмиреля, о которой в ином случае не приходилось даже мечтать, её семья согласилась закрыть глаза на почти неприличную поспешность планируемого брака. Единственным условием, которое поставил отец Амалии, был контракт о помолвке, подписанный задним числом — 12 февраля 1959 года, что помогло соблюсти хотя бы внешние приличия. Их свадьба состоялась через три для после Рождества… И только потом Рене узнал, что Амалия тогда любила другого… Конечно, с годами они научились уважать и ценить друг друга; возможно, этому помогло сострадание — волею судеб они оба были разлучены с любимыми…

Он как-то слышал, что некоторые несчастья передаются из поколения в поколение, словно наследственные недуги, и порой задавался вопросом: не унаследуют ли их с Амалией потомки проклятье неразделенной любви?

Впрочем, сейчас все тревоги отступали перед…

— Мессир… — тихий голос камердинера Анри прервал его невеселые мысли.

— Да, — отозвался он, не оборачиваясь.

— Мессир, у меня для вас хорошая новость…

— Вот как… — Рене медленно повернулся к старому слуге, с удивлением подмечая, как сияют у того глаза. — И… какие же?

— Мальчик вернулся, — выдохнул Анри, а затем добавил: — Он в своей комнате. Спит…

Рене шагал по бесконечными анфиладам так быстро, как только мог. Видимо, сам Мордред дернул его разместить Северуса в противоположном конце замка, да ещё на несколько этажей выше! Хотелось перейти на бег, но по отношению к старому слуге это было бы жестоко. Анри и без того уже хрипло дышал ему в спину, но можно было даже не сомневаться в том, что он скорее предпочтет упасть замертво, чем отстать от своего господина. Так что приходилось держать себя в руках, мысленно проклиная умника, который построил Монмирель таким образом, что решиться на аппарацию в его стенах мог только самоубийца.

О, в любое другое время он готов был признать пользу этой затеи! Когда Рене был ещё ребенком, отец рассказал ему, что в свое время это спасло жизнь не одному предку, ведь далеко не каждый ассасин соглашался попытать удачи в месте, откуда невозможно исчезнуть. На самом деле, за последние триста лет таких дураков не находилось, а настоящие профессионалы знали: в замке нельзя было пользоваться не только аппарацией, но также любыми другими волшебными способами мгновенного перемещения в пространстве. Одно лишь кольцо главы рода могло перенести представителя семьи де Сен-Аман за пределы родовой цитадели, но в данном случае артефакт был совершенно бесполезен.

Осознание этого доводило почти до отчаяния. Ведь чем скорее он сможет расспросить Северуса об увиденном во время странствий по призрачным путям древних Мойр, тем больше тот сможет ему рассказать, а значит, будет больше шансов осмыслить…

Внезапно поток мыслей прервал хриплый стон. Рене стремительно обернулся и увидел посеревшее лицо Анри, который прижимал ладонь к груди.

— Простите… мой… господин, — прошептал тот почти белыми губами.

Рене рывком выхватил свою палочку и шагнул к старику, на ходу накладывая диагностические чары. Светящаяся паутинка окутала Анри с ног до головы, постепенно наливаясь алым в области груди. Не нужно было иметь диплом колдомедика, чтобы понять — у бедняги проблемы с сердцем. Похолодевшие пальцы сами собой стиснули древко палочки, в висках застучало. Однако, приглядевшись к мерцающей сети повнимательнее, Рене с облегчением выдохнул. Алые нити не темнели, превращаясь в черные, а значит… инфаркт его подопечному не грозил!

— Не беспокойся, Анри, — сказал он, глядя в полные отчаяния выцветшие стариковские глаза, — будешь жить. Тебе просто нужно отдохнуть.

— Я… подвел вас… мессир…

— Не говори глупостей. И вообще постарайся пока не разговаривать. Позже я к тебе зайду.

Рене осторожно пожал сухую ладонь Анри и вызвал домовика, которому приказал перенести старика в его комнату, а затем привести к больному целителя.

Отдав распоряжения, он решительно поспешил к башне, где в своей спальне должен был приходить в себя Северус.

Увы! Инцидент с Анри стоил нескольких минут драгоценного времени. Но запретить слуге следовать за собой значило бы нанести тому тяжелую обиду. Тем более что именно он первым нашел ребенка и поспешил сообщить добрую весть своему господину. Хотелось верить, что он не ошибся. А если…

Если же это всё-таки правда… Если мальчик действительно вернулся… Это значило бы, что проклятье выпустило его из своих когтей, а Турнир на сей раз обошелся без жертв. Бог свидетель, с такой жертвой он не смог бы смириться!

Внезапно накатившее осознание этого так потрясло Рене, что он чуть не споткнулся. В другое время он, пожалуй бы, попытался обдумать причину эмоционального хаоса, который завладел его душой. И только четкое понимание того, что главное сейчас — как можно скорее увидеть Северуса, заставило его продолжить путь.

* * *

Северусу снилось, будто он летит сквозь густой серый туман. Летит так стремительно, словно сам стал ветром или даже смерчем. Он несся по окутанному темными грозовыми тучами небу, и его сердце замирало от восторга, смешанного со страхом. То тут, то там вырастали огненные деревья молний. Их ветвистые разноцветные кроны с шипением погружались то в реки, то в густые лесные чащи, и тогда внизу вспыхивали пожары.

Вот появились очертания какого-то города. Острые шпили башен, украшенные резными коньками крыши тонули в густых клубах черного дыма. Словно чудовищный дракон, тьма нависла над спящей, ничего не подозревающей жертвой. Однако, спустившись чуть ниже, Северус понял, что город не спит. Черное брюхо монстра светилось багровым: внизу стремительно занимался пожар.

Глядя на пылающие дома, он мимоходом удивился тому, что совершенно не ощущает запаха гари. Однако тут же забыл об этом, полностью поглощенный жутким зрелищем, которое разворачивалось у него на глазах. В огненном лабиринте улиц метались объятые животным ужасом люди. Натыкаясь друг на друга словно слепые, опрокидывая и топча более слабых, они пытаясь спасти гибнущее добро или найти потерявшихся близких.

Северус летел уже над самыми крышами. Жар от огня бил ему в лицо, но он этого почти не замечал. Вот какая-то женщина бежит, прижимая к груди ребенка. В свете пламени её волосы кажутся ярко-рыжими, соперничая с пляшущими повсюду огненными языками. Женщина что-то кричит, а щеки её блестят от слез.

Пытаясь перекричать адский треск пламени и вопли охваченных паникой людей, Северус окликнул её, почти не надеясь быть услышанным. К счастью, женщина обернулась. Им овладело страстное желание спасти хоть кого-то из этого ада. Хотя бы попытаться! Не заботясь о том, по силам ли ему задуманное, он протянул руку, чтобы схватить её, унести из огня, защитить… И вдруг... с ужасом увидел, как его рука превращается в ленту черного бесплотного дыма, а на женщину обрушивается стена горящего дома.

Северус закричал и… проснулся.

* * *

Где-то хлопнула дверь. Хотя, возможно, ему просто померещилось, да и звук был какой-то странный… далекий и глухой, как будто в ушах было полно ваты.

Некоторое время он немного полежал, прислушиваясь к отголоскам странного напева, одновременно похожего на шепот заблудившегося в листве ветра и плеск воды. Звуки были очень приятные, и Северус попытался разобрать слова, но уже в следующий миг обнаружил, что малейшая попытка сосредоточиться вызвала сильнейший приступ тошноты.

Должно быть, он уснул на берегу реки, и солнце напекло ему голову. Но сейчас…

Сейчас уже, должно быть, поздно, а значит, скоро вернется отец! Нужно спешить домой! Немедленно!

Северус поспешно распахнул глаза и заморгал, в недоумении разглядывая странную обстановку вокруг. Но в следующий момент пришла боль. После сумеречного полумрака и ночной черноты того странного мира, где он побывал, неяркий утренний свет, казалось, выжигал глаза.

Северус невольно застонал и зажмурился, а потом попытался пошевелить пальцами ног и… не сразу понял, вышло из этой затеи хоть что-то или нет. Ощущения возвращались очень неохотно.

Нужно попробовать что-то ещё.

Подумав, он заставил себя поднять руку и коснуться кончиками пальцев лба.

Так. С некоторой заминкой тело все-таки повиновалось, хотя тошнота и не думала проходить. И все же нужно выяснить, куда его занесло.

С опаской прислушиваясь к собственному телу, Северус снова приподнял веки, на сей раз очень осторожно, и принялся разглядывать странную светлую комнату сквозь завесу ресниц.

Окружающая обстановка ничуть не напоминала ни убежище под ивой, ни его спальню, ни тем более кладовку Эйлин… И все же, эта комната казалась очень знакомой!

Северус наморщил лоб, пытаясь сообразить, откуда к нему пришло это ощущение, а потом на него обрушился водопад воспоминаний, слишком фантастических, чтобы быть правдой! Тайная лаборатория матери, путешествие через заключенный в портретной раме портал, высокий замок из белого камня, дружелюбный хозяин, все эти чудеса последних дней и…

— Рунеспур! — воскликнул Северус и, рывком перевернувшись на живот, принялся отчаянно шарить под подушкой, вмиг позабыв о тошноте и боли.

Нащупав что-то гладкое и теплое, он поспешно вытащил искомый предмет и с облегчением выдохнул.

Вот оно! Большое ярко-оранжевое яйцо слегка светилось и как будто даже немного пульсировало.

Чувствуя, как замирает сердце в груди, Северус взял его в ладони и осторожно, стараясь не раздавить, поднес свое сокровище к глазам, внимательно его разглядывая.

Похоже, скорлупа немного истончилась, и теперь можно было видеть, как внутри, в чем-то вязком и густом медленно вращается что-то похожее на довольно большой рубиновый и причудливо-изогнутый лепесток или… язычок пламени.

Словно завороженный Северус смотрел на него, отмечая, как по краям удивительного лепестка пробегают золотистые искорки, а в самой сердцевине пульсирует более темная точка.

— Сердце! — внезапно понял он, чувствуя, как по всему телу пробегает волна щекочущих пузырьков радости.

Северус и сам не заметил, как под воздействием тепла, восторга и счастья, излучаемых крохотным, заточенным в яйце созданием, развеиваются мрачные образы этой ночи. Туманные, бесформенные и внушающие страх, они стремительно блекли, отступая за грань реальности, превращаясь в смутные невыразительные тени. Поэтому, к тому времени, когда дверь спальни распахнулась, а на пороге появился хозяин Монмиреля, они почти полностью стерлись из его памяти.

* * *

— Северус, ты должен вспомнить все, что видел прошлой ночью, это очень важно! — Рене старался изо всех сил, чтобы досада, которая едкой кислотой разъедала его внутренности, не пробилась наружу. Он не хотел пугать мальчика или, ещё хуже, заставить того подумать, будто злится. Ребенок и так выглядел растерянным.

— Вы хотите, чтобы я рассказал вам о том, что мне снилось? — Большие черные глаза даже немного округлились от удивления.

Рене вздохнул и поднялся с кресла, которое за несколько минут до того подвинул к кровати.

— Видишь ли, Северус, я хочу, чтобы ты знал правду, — начал он, одновременно лихорадочно обдумывая, как лучше сформулировать то, о чем он должен сказать. — Все что ты видел — это не сон. Я знаю, что Люциус рассказал тебе о проклятье Летнего турнира, так вот… — Рене на мгновенье запнулся, но потом заставил себя закончить фразу: — Ты попал под его влияние и исчез. Проклятье увлекло тебя в… другой мир, и мне очень нужно знать, где ты очутился и что там видел. — Рене глубоко вдохнул и добавил: — Если ты вспомнишь, возможно, это поможет тебе в будущем не совершить непоправимых ошибок.

— Н-но… я ничего не помню. — Голос мальчика даже слегка охрип от огорчения. — Правда! Мы смотрели парад, потом… сражались маги и разные странные существа, о которых мне рассказывал Люциус, а потом… все куда-то исчезло. Я проснулся здесь, и у меня все болело… — Мальчик поморщился, как будто даже говорить об этом ему было неприятно.

— А как ты чувствуешь себя сейчас? — Рене ощутил ползущий по спине тревожный холодок.

— Хорошо, — не задумываясь, отозвался Северус. — Уже все прошло. — И поспешно добавил: — Можно мне встать?

Рене приблизился к кровати и положил руку на прохладный, чуть влажный лоб.

— Пока нет, Северус. Нужно, чтобы тебя вначале осмотрел колдомедик.

Мальчик чуть заметно нахмурился, но перечить не решился.

— Вот и прекрасно. — Рене удовлетворенно кивнул. — Я думаю, позже он разрешит тебе подняться. И если все будет хорошо, жду тебя после обеда в своем кабинете. Мы обсудим будущее твоего питомца, а пока постарайся все же вспомнить то, что видел.

Он отвернулся и направился к двери, ощущая устремленный в спину удивленный взгляд.

* * *

Когда Рене вернулся к себе, его настроение отнюдь не было радужным. Учитывая добрые вести, это могло показаться немного странным, однако разгадка заключалась в том, что испытанные всего несколько часов назад эмоции были слишком сильны и теперь, когда самое трудное осталось позади, их место заняла странная опустошенность.

Да, прошедшая ночь помогла осознать, как дорог ему этот ребенок. Хотя, нет! Северус понравился ему сразу. А потом симпатия даже усилилась, несмотря на то что этот худенький, бледный мальчик явно был не из тех детей, которые пользуются всеобщей любовью. Скорее всего, дело обстояло в точности наоборот, о чем, в том числе, говорил настороженный взгляд черных блестящих глаз, заставивших вспомнить дикого зверька, готового к бегству при малейшем признаке опасности.

Без сомнения, жизнь научила его скрытности. Вот и сегодня, едва услышав звук открывающейся двери, он поспешил спрятать от посторонних глаз яйцо рунеспура, которое держал в руках. Рене усмехнулся. Надо признать, он сумел сделать это быстро и ловко. И справился бы с задачей ещё лучше, если бы не пережитое приключение, которое наверняка замедлило реакцию.

Оставалось лишь удивляться тому, насколько сильно он успел привязаться к Северусу, если даже такие, не вызывающие у него обычно симпатии качества, как скрытность и хитрость, в этом случае не рождали и тени неприязни. Возможно потому, что, насколько он успел заметить, у этого ребенка они поразительным образом сочетались с искренностью и прямотой. Хотя, наверное, и это не было главным. Истина же заключалась в том, что минувшей ночью Рене вдруг осознал, что готов на все ради того, чтобы Северус благополучно вырос и достиг зрелости. Гибель же мальчика причинила бы ему страшную боль.

И если быть предельно откровенным, то, что он — сын Эйлин, не имело к этому никакого отношения.

Наступил вечер, когда в кухонное окно постучалась маленькая серая сова. Эйлин впустила гостью, которая оказалась молоденькой неясытью, и отвязала от лапки небольшой кожаный футляр. Почувствовав себя свободной, та закружила под потолком, громко требуя заслуженного вознаграждения за нелегкие труды.

— И почему все совы Айрис такие невыносимые? — хмуро пробормотала она, наколдовывая воду и орехи для пернатой нахалки. Узрев угощение, птица торжествующе ухнула и принялась энергично восстанавливать силы. Стало почти тихо.

Помассировав вдруг занывшие виски, Эйлин опустилась в стоящее у окна кресло, но разворачивать послание пока не спешила. Письма Айрис обычно не несли хороших вестей, а последние дни и без того выдались слишком непростыми, чтобы вот так сразу бросаться навстречу новым проблемам. Подумав об этом, она решила поддаться малодушному порыву и отложить чтение. Ей вдруг захотелось просто посидеть у окна, притворившись самой обычной добропорядочной хозяйкой, которая, закончив к вечеру домашние дела, ждет к ужину супруга.

И совершенно неважно, что Эйлин вовсе не была домохозяйкой, тем более добропорядочной, а ждать ей особо некого: к ужину сегодня никто не придет. Этим вечером она была в доме одна. После громкого скандала из-за того, что она позволила Северусу «остаться в лапах проклятых лягушатников и колдунов», Тобиас обложил её площадной бранью, а потом хлопнул дверью и больше дома не показывался. За годы супружества Эйлин научилась пропускать его оскорбления мимо ушей. Почти… А вот на первых порах было по-настоящему трудно: руки сами тянулись схватить палочку и поучить мужлана хорошим манерам. Но, увы! Леди Юлия Принц доходчиво объяснила своевольной дочери, что будет, если она попытается применить магию против «супруга», так что Эйлин предпочла убрать палочку подальше и не носить её с собой, особенно, когда Тобиас был дома. Так сказать, подальше от соблазна, что со временем даже вошло у неё в привычку.

Десять лет брака научили её если не сдержанности, то, по крайней мере, умению скрывать вспышки доставшегося в наследство от предков темперамента. Хотя это давалось ей очень тяжело. Порой она сама удивлялась, как до сих пор не сошла с ума: маггловское захолустье, унылое окружение, постылый неотесанный маггл вместо мужа, невозможность свободно пользоваться магией и вести жизнь, к которой привыкла, — это был самый настоящий ад. Наверное, только тайные вылазки в Монмирель и встречи с Рене, который, несмотря ни на что, не лишил её своей дружбы, не дали ей утратить рассудок. Да ещё вот такие вечера, когда она могла побыть одна.

Судьба Тобиаса её не волновала. Насколько она успела узнать навязанного благоверного, тот сейчас надирался в каком-нибудь окрестном пабе в компании подобных же забулдыг. Иногда он не показывался неделю, чему Эйлин была только рада. Чем меньше Тобиас попадался ей на глаза, тем лучше, а когда его не было достаточно долго, она даже начинала надеяться, что больше никогда не увидит проклятого мужлана. Хотя это значило бы, что её родственники более милосердны, чем ей подсказывало знание семейного характера и здравый смысл. И все же, когда едва стоящий на ногах супруг появлялся на пороге, Эйлин неизбежно испытывала острый приступ разочарования. Воистину, надежду на лучшее способны лелеять только глупцы и мазохисты!

Иногда, бессонными ночами, глядя широко распахнутыми глазами в темноту, она мечтала, как избавится от Тобиаса. В те минуты её не пугала даже перспектива скитаться, прячась от обозленных родственников, лишь бы только не видеть обрюзгшее лицо и вечно-мутный взгляд! Самым удобным было бы попросту отравить чертова супруга, но… Увы! Дорогие родственники сделали все для того, чтобы привязать её к нему крепко и надолго! Кроме того, у Эйлин были и другие причины не предпринимать мер с целью освобождения. По крайней мере, до тех пор пока Северус не отправится в Хогвартс.

Ничто так не увлекает, как размышления о неудавшейся жизни и построение планов мести. В этом Эйлин уже не раз убеждалась, так что нисколько не удивилась, когда обнаружила, что за окном уже почти совсем стемнело. Мрачно усмехнувшись, она поднялась и зажгла свечи. Откладывать чтение дольше не стоило. В конце концов, это могло оказаться даже опасным. Как любила повторять мать, даже самые неприятные новости лучше узнавать до того, как станет слишком поздно для попыток предотвратить нежелательные последствия. Так что она вернулась в оставленное кресло и прошептала условный пароль.

В тот же миг печать, скреплявшая половинки футляра, развеялась голубоватым дымком и, потянув за противоположные концы, Эйлин раскрыла маленький тубус. Крохотный свиток упал ей на колени, а в следующий миг увеличился и сам собой развернулся, явив адресату пергамент, исписанный острым стремительным почерком.

Дорогая Лин!

Прости, что пишу раньше условленного времени, но тому есть веские причины. В последние месяцы некий известный тебе маг проявляет опасную активность. Мне сообщили, что в настоящее время он оставил свои теоретические изыскания в области Темных искусств ради реальной деятельности. Судя по тому, что в данный момент он активно вербует сторонников, размах его планов обещает стать впечатляющим. В первую очередь его интересуют волшебники из старых чистокровных родов и особенно те, кто по каким-то причинам не в ладах с властями.

Как ты можешь догадаться, он заинтересовался мною и уже дважды предлагал встретиться. Поскольку ни его интересы, ни его методы добиваться желаемого не вызывают у меня ничего кроме отвращения, я под благовидным предлогом избежала подобной «чести». Однако не думаю, что он откажется от дальнейших попыток, что заметно осложняет жизнь. Похоже, в ближайшее время мне придется скрываться ещё и от его посыльных, а среди них есть очень неприятные в своей настойчивости личности.

Некоторое время назад мне сообщили, что некто весьма могущественный предлагает мне свое покровительство и помощь в разрешении моих разногласий с Министерством Магии. Конечно, это избавило бы меня от необходимости играть на два фронта, но пока я не решилась принять предложение, поскольку, как и следовало предполагать, помощь эта небескорыстна.

Прошу тебя, будь осторожна! Вполне вероятно, что ты также можешь заинтересовать мистера Т. Р., который наверняка осведомлен о твоем положении и может воспользоваться его уязвимыми сторонами. Поверь, в этом он искусен как никто.

В письме я не могу написать обо всем, о чем хочу и должна рассказать. Так что хорошо подумай о безопасном месте, где мы могли бы встретиться и без помех поговорить.

Не хочу тебя пугать, но поверь, все обстоит гораздо хуже, чем ты можешь себе представить.

Крепко тебя обнимаю и жду скорейшего ответа.

А.

Прежде чем отложить письмо, Эйлин ещё раз его перечитала. Если в первый раз оно привело её в недоумение, то сейчас в сердце закралась тревога. В чем в чем, но в трусости Айрис не упрекнул бы никто. Напротив, сестра была склонна скорее преуменьшать опасность, что в конечном счете привело к печальным последствиям и, в итоге, — заключению в Азкабан.

Конечно, им нужно поговорить, и как можно скорее. И, кажется, для этого даже есть подходящее место.

* * *

Колдомедик маркиза оказался вовсе не почтенным бородатым старцем, каким представлялся Северусу, а молодым светловолосым человеком с печальными серыми глазами. Выглядел он точь-в-точь как маггл, полюбивший волшебницу Изольду, с картинки из «Историй Магической Британии». Казалось, стоит на миг прикрыть глаза, и его светло-серая мантия превратится в сверкающие серебряные латы, а прикрепленный к поясу мешочек для зелий и снадобий — в широкий рыцарский меч. Взбодренная зрелищем память тут же подсказала ему образ рыцаря-госпитальера, совмещавший ипостаси воина и целителя.

Потрясенный неожиданностью ассоциации, Северус заморгал и, вместо того чтобы поздороваться, выпалил:

— А… вас случайно зовут не Тристан? — И немедленно покраснел, последними словами ругая себя за несдержанность.

К счастью, кроме самого лекаря и Трике, других свидетелей его конфуза поблизости не оказалось. Впрочем, негодник-эльф не удержался и скорчил насмешливую рожицу, за которую не преминул наказать себя — дернув несколько раз за уши — не сходя с места.

Кривлянья домовика немного разрядили напряжение, и нахмурившийся было колдомедик, усмехнулся:

— Верно, мое имя Тристан, — вполне дружелюбно отозвался он. — А вы, молодой человек, видимо, Северус?

Жертве собственного пылкого темперамента оставалось лишь кивнуть, не сводя глаз с чудесным образом материализовавшегося героя старой легенды.

— В таком случае, я должен вас осмотреть, — мягко сказал целитель, подходя вплотную к постели и доставая волшебную палочку. Северус прищурился, разглядывая до блеска отполированную поверхность древка и особенно внимательно — вырезанный на рукоятке узор из цветов и листьев шиповника. Но прежде чем он успел как-то прокомментировать увиденное, Тристан принялся выписывать над головой пациента замысловатые фигуры: зигзаги, кривые, круги и восьмерки, переливавшиеся всеми цветами радуги. Колдомедик то замирал, пристально вглядываясь в наливающиеся цветом линии, то снова взмахивал палочкой, сопровождая свои движения негромкими инкантациями. Через несколько мгновений Северус и думать забыл о странных совпадениях с легендой, с восторгом наблюдая за происходящим. Волшебство творилось с невиданным до сих пор размахом, и притом — прямо у него на глазах! Нужно ли добавлять, что этого оказалось более чем достаточно, чтобы он был готов созерцать подобное зрелище часами?

Увы, обследование заняло гораздо меньше времени, чем ему хотелось. Спустя всего несколько минут Тристан широким жестом «собрал» повисшие над головой Северуса диаграммы, и они погасли, будто их никогда и не было. Поймав разочарованный взгляд своего подопечного, рыцарь-колдомедик улыбнулся краешками губ — причем в его глазах ни на йоту не убавилось грусти — и объявил:

— Полагаю, мессир де Сен-Аман будет рад узнать, что, несмотря на пережитые события, в целом, с вами все в порядке.

— Так… я могу встать? — живо поинтересовался Северус, уже предвкушая множество ожидающих его совершенно неотложных дел, среди которых самое важное — дочитать книгу об уходе за рунеспурами, чтобы наконец узнать, чем кормить питомца, когда тот наконец-то вылупится. К тому же, его немного волновал предстоящая беседа с Рене: а вдруг маркиз не захочет, чтобы рунеспур жил в замке? А Северус только сейчас осознал, что родители наверняка будут против того, чтобы столь необычный фамильяр поселился в их доме в Паучьем Тупике!

— Конечно, только… — лекарь вдруг замолчал и задумчиво наморщил лоб.

Северус беспокойно заерзал на своем роскошном ложе, пытаясь придумать какой-нибудь повод удрать из пуховых объятий. Однако продолжение речи Тристана заставило его облегченно выдохнуть:

— Я бы не рекомендовал вам сегодня чрезмерной активности. Никакой беготни, верховой езды и тому подобных развлечений. Это ясно? — строго закончил он, раскрывая висящий на поясе мешочек и доставая из него флакон с какой-то бесцветной жидкостью.

Северус с готовностью кивнул. На такое условие он был согласен — всё равно ничем «активнее» чтения он сегодня и не планировал заниматься.

— Вот и прекрасно, — одобрительно заключил «госпитальер». — Проведите этот день спокойно, а завтра я снова проверю ваше состояние. Пока же примите укрепляющее, — он протянул флакон. Но не успел Северус его взять, как Трике выхватил склянку из руки колдомедика, откупорил её, вылил содержимое в стакан и долил воды из стоящего рядом кувшина.

Вода медленно окрасилась в нежно-зеленый цвет, а взгляды пациента и целителя обратились к эльфу.

— Трике просит прощения у господина Северуса и господина Тристана за свой поступок, — зачастил домовик, инстинктивно прижимая уши, — но мессир назначил негодного эльфа слугой господина Северуса, и эльф должен проверять все зелья, которые пьет господин, — таков обычай замка Монмирель!

Северус оторвался от созерцания жидкости в стакане и посмотрел на Тристана — замешательство на лице «госпитальера» довольно быстро сменилось невозмутимостью, — а потом на домовика, всем своим видом демонстрирующего непреклонную решимость.

— Так… я должен это выпить? — проговорил он, обращаясь одновременно к присутствующим и к своей интуиции. Разыгравшаяся сценка показалась ему немного странной, хотя… наверное, все-таки неопасной.

Тристан пожал плечами и промолчал, а эльф энергично закивал:

— Конечно, господин, зелье ничем вам не повредит!

Услышав заявление домовика, целитель фыркнул:

— Естественно не повредит! — А затем, не удержавшись, пробормотал себе под нос: — Тоже, нашли отравителя!

Северусу не оставалось ничего другого, как проглотить пахнущую травами смесь и уже в который раз задуматься о странных обычаях, царящих в замках прованских магов.

* * *

Когда умытый, одетый и взбодренный «госпитальерским» зельем Северус спустился в малую гостиную на завтрак, там его ожидал новый сюрприз: за накрытым столом сидела только Амалия де Сен-Аман.

Растерянно споткнувшись, он моргнул и завертел головой, в надежде обнаружить маркиза у оконной ниши или ещё в каком-нибудь углу комнаты. Но нет! Судя по всему, хозяин Монмиреля не намеревался присутствовать за завтраком.

В сердце вонзилась тоненькая иголочка разочарования. Пусть Рене и сказал, что они встретятся после обеда, Северусу отчего-то казалось, что тот не захочет надолго откладывать разговор. Конечно, положа руку на сердце, приходилось признать, что помимо уже рассказанного больше ничего припомнить не удалось, однако он сам надеялся разузнать побольше о фамильном проклятии Сен-Аманов, а ещё… Ему просто нравилось разговаривать с этим человеком. Возможно, потому, что тот относился к нему, как к равному, без покровительственной снисходительности младшего Малфоя или презрения, как соседи-магглы.

Конечно, Амалия тоже всегда была приветлива и мила, чем-то напоминая ему Айрис, но… Она была женщиной, а это всё-таки устанавливало между ними определенные условности. Хотя в чем именно они заключались, сказать было сложно. В любом случае, изменить что-либо он не мог, и поэтому, оставив размышления о различиях общения с представителями своего и противоположного полов, Северус со вздохом прошел к столу.

Какая-то эльфийка в кокетливом белом переднике отодвинула для него стул напротив хозяйки, и он покорно занял предложенное место.

— Доброе утро, Северус! — Голос маркизы звучал очень тепло. — Я рада, что ты вернулся. Тристан сообщил мне, что за исключением небольшого эмоционального истощения ты порядке. Это так?

Подняв глаза, он увидел, что маркиза улыбается.

— Доброе утро… — пробормотал он смущенно и запнулся, не зная, как закончить фразу. Памятуя о вчерашнем разговоре, следовало бы добавить «Амалия», но это показалось ему ужасно странным. Настолько, что слово это просто не шло с языка. Сегодня на Амалии было скромное домашнее платье из белого шелка, волосы заплетены в косу и убраны в простую прическу. И при этом весь её облик был настолько полон достоинства и утонченного изящества, что Северусу она казалась представительницей другого, высшего мира. Промучившись ещё немного, он наконец выдавил учтивое: — …миледи, — хотя подозревал, что маркиза может огорчиться.

И точно, сияющая улыбка Амалии померкла, по её лицу пробежала тень, а прислуживающая своей госпоже эльфийка бросила на него укоризненный взгляд.

Ощущая себя последним негодяем, Северус заерзал на ставшем вдруг неудобным стуле и хотел уже оправдаться, но не успел: двери гостиной распахнулись, и на пороге появился лакей, тут же склонившийся в почтительном поклоне.

— Моя госпожа, прошу простить меня за то, что помешал, но пришла срочная корреспонденция.

Маркиза перевела на него удивленный взгляд, но кивнула:

— Хорошо, Себастьен, подойдите.

Лакей бесшумно приблизился и протянул хозяйке серебряный поднос, на котором лежал небольшой пергаментный свиток.

Амалия взяла послание и жестом отпустила слугу. Когда дверь закрылась, она посмотрела на внимательно наблюдающего за происходящим мальчика.

— Северус, очень надеюсь, что скоро вы привыкнете видеть во мне друга, — сказала маркиза, помедлив. — Признаюсь, это я попросила мужа позволить нам позавтракать вдвоем. — Заметив его удивленный взгляд, она поспешила добавить: — Мне бы хотелось, чтобы мы лучше узнали друг друга, вы ведь не против этого? — Серые глаза снова засияли теплом, озарив все лицо мягким светом.

— Н-нет... — отозвался он и, не придумав, что ещё можно к этому добавить, принялся разглядывать диковинного вида фрукты в большой фарфоровой вазе.

В гостиной повисло неловкое молчание, но, к счастью, оно длилось не долго. Амалия сделала знак эльфийке, и та засуетилась вокруг Северуса, накладывая ему на тарелку всевозможные яства: разноцветные ломтики сыра, мед, корзиночки из песочного теста с мармеладом и джемом, аппетитные тосты, горячие, пахнущие ванилью булочки-бриошь, мягкий творог, веточки зелени и нежно-розовые лепестки лосося. Всё выглядело и пахло так соблазнительно, что рот мгновенно наполнился слюной, будто он не ел целую вечность. Только опасение показаться дикарем удержало его от соблазна наброситься на это великолепие.

— Но оставим беседы на десерт, — сказала маркиза, видимо, понимая его состояние. — Наслаждайтесь завтраком, а я вначале прочту письмо. Приятного аппетита! — И, развернув свиток, она погрузилась в чтение.

Убедившись в том, что на него не смотрят, и от этого чувствуя себя гораздо увереннее, Северус окинул взглядом разложенные перед ним яства и, не медля, принялся осваивать роскошное угощение. Вначале осторожно, поскольку многие вещи видел впервые. Например, загадочные белые шарики, разложенные на странных фиолетовых листьях и политые чем-то ярко-зеленым, он так и не осмелился попробовать. Поэтому решил начать с сэндвича, который соорудила для него услужливая эльфийка из желтой, как масло, горячей булочки, хрустящего салатного листа, мягкого творожного сыра и ярко-оранжевого кусочка подкопченной форели. Это оказалось так вкусно, что он даже не заметил, как отправил в рот последний кусок! Однако огорчаться не пришлось, так как понятливая прислужница немедленно повторила кулинарный шедевр, который Северус поглощал уже с большим самообладанием, но все равно, слишком быстро, чтобы как следует насладиться вкусом тающего во рту чуда.

Странное дело, но даже после двух замечательных сэндвичей голод, казалось, разыгрался ещё сильнее. Размышляя о причинах столь странного поведения собственного организма, обычно весьма умеренного в подобного рода притязаниях, он отпил из своего бокала солнечно-желтый сок, который по виду принял за апельсиновый. Однако оказалось, что умеренно-сладкий, чуть терпковатый освежающий вкус ему совершенно не знаком.

С немалым усилием оторвавшись от чудо-напитка и аккуратно отставив бокал на место, Северус ещё раз оглядел обильно уставленный стол. Хотелось съесть что-то ещё, тем более что как раз напротив стояло блюдо, полное сдобы, но мысль о том, что подобная прожорливость может показаться маркизе неприличной, заставила его вернуть на место руку, уже потянувшуюся за соблазном.

Спустя минуту он решил, что смотреть на эти ароматные, настойчиво-приглашающие попробовать их вещи просто невыносимо. Чтобы облегчить себе задачу, начинающий аскет отвел взгляд от искушения и обратил свое внимание на маркизу.

Похоже, вести были не слишком приятные: белоснежный лоб Амалии прочертила морщинка, а сжимавшие пергамент тонкие пальцы едва заметно дрожали.

В тот же миг сияющее утро, свежесть летнего сада, ароматный завтрак — всё как будто потускнело. Есть сразу расхотелось.

«Что-то произошло, — нашептывал внутренний голос, от которого по спине пробежал холодок. — А может быть, письмо от Эйлин, может, она решила забрать меня домой?» — тревожным вихрем пронеслось в голове.

Северусу ужасно хотелось узнать, что там написано, но он страшился не то что спросить, но даже пошевелиться и терпеливо ждал, хотя с каждой минутой это стоило ему все больших усилий.

Наконец, спустя несколько минут, показавшихся ему часами, Амалия отложила свиток на стол и подняла глаза.

— Ты ведь уже встречался со своей тетей Айрис? — спросила она.

Северус поспешно закивал, вмиг утратив дар речи. Предчувствие, говорившее, что новости как-то связаны с семьей, его не обмануло!

— Хорошо. Она приедет сюда сегодня вечером. Правда, скорее всего, ты в это время уже будешь в постели.

— А можно мне не ложиться и подождать её? — слова вырвались прежде, чем он успел их осознать.

И действительно, Амалия покачала головой.

— Не думаю, что это хорошая идея, — возразила она, слегка нахмурившись. — У твоей тети неприятности, и ей нужно поговорить с Рене, чтобы обсудить, что делать в сложившейся ситуации. — От этих слов учащенно стучавшее до этого сердце Северуса замерло. Он опустил голову и молчал. Настаивать на своем ему не позволяли смущение и гордость. — Но я уверена, что Айрис будет рада увидеть тебя утром, — закончила маркиза.

— Правда?! — воскликнул он, не веря своим ушам. — Она останется здесь?

— Конечно! — кивнула Амалия. — Независимо от того, что решит Рене, Айрис пробудет в замке по меньшей мере несколько дней. Мы ведь с ней подруги.

Новость потрясла его настолько, что он даже не нашелся, что сказать, и лишь изумленно смотрел на смеющуюся маркизу.

— Да, и притом давние! Мы с ней вместе учились во французской школе для волшебниц — в Бобатоне, если ты о такой слышал. Её бабушка, Марцелла, была француженкой и решила, что её единственная и любимая внучка получит самое лучшее образование. Видишь ли, — Амалия наклонилась к нему ближе, — она была убеждена, что девушка из хорошей семьи должна уметь не только колдовать, но также танцевать, рисовать, петь и даже писать стихи.

— А... в Бобатоне этому учат? — удивился Северус.

— Да, и очень хорошо.

— И вы при этом ещё успевали заниматься магическими предметами? — не унимался он.

— Некоторые очень даже успевали. Я, например, не так хорошо, как Айрис, — лукаво сказала маркиза. — А вот она всегда больше любила так называемые «мужские» дисциплины, особенно — защиту от темных искусств и зельеварение.

— А зельеварение — это «мужская дисциплина»? — Северус так изумился, что даже отложил на блюдо аппетитную булочку-бриошь.

— По крайней мере, так считают во Франции. Кстати, у нас в школе зелья были единственным предметом, который преподавали исключительно мужчины, а много лет назад нашим мастером зелий был знаменитый Николас Фламель.

— Алхимик? — не веря своим ушам, воскликнул Северус. — Тот, который сумел получить Тинктуру?

— Тот самый, — улыбнулась Амалия. — В Бобатоне, в саду, есть памятник Фламелю и его верной помощнице и супруге Пернель. Но я вижу, ты слышал о философском камне?

Северус кивнул:

— Мне рассказывала Айрис.

Немного помолчав, он нахмурился и задал вопрос, который сейчас волновал его сильнее всего:

— А… какие у неё неприятности?

Амалия внимательно посмотрела на него, а потом, поколебавшись, сказала:

— Мне кажется, будет лучше, если ты спросишь об этом у неё самой.

* * *

Несмотря на яркое солнце за окном и хрустально-чистый воздух, напоенный благоуханием такой идеальной свежести, которая может быть только после бурной грозовой ночи, Люциус проснулся в скверном настроении. Как ни странно, причиной тому стала отнюдь не больная голова и даже не напряженный разговор с маркизом, после которого ему удалось уснуть только на рассвете. О том, что мрачное расположение духа может возникнуть из-за пропажи черноглазого полукровки, он старался не думать. Однако каковыми бы ни оказались предпосылки, факт оставался фактом — изысканный завтрак, поданный ему в постель эльфийкой Зизи, был решительно отвергнут.

Ограничившись чашкой кофе, Люциус привел себя в порядок, оделся и направился к матери.

Леди Малфой прислала ему записку с просьбой зайти к ней перед поездкой в Экс, где была намечена встреча с приятелями Люциуса: Генрихом Селвином, который также был слизеринцем, однако в следующем году должен был закончить Хогвартс, и его французскими кузенами. Предполагалось, что после обеда в поместье, принадлежавшем родственникам Генриха, молодые люди отправятся играть в гольф, или на скачки, или на спуск новой яхты — детали не столь важны. Главное — это было прекрасным предлогом разнообразить довольно скучное, с точки зрения пятнадцатилетнего подростка, пребывание в обществе девчонок и стариков. Не удивительно, что Люциус с нетерпением ждал этой вылазки, однако теперь почему-то ехать не хотелось…

Увы, отказываться было поздно. И данное обстоятельство также вносило лепту в его восприятие этого замечательного утра.

Так что теперь, хмурясь и не оставляя попыток изобрести весомый повод послать сову с отказом, Люциус приблизился к двери будуара леди Малфой. Он уже готов был постучать, как вдруг рука его замерла в дюйме от обильно украшенной резьбой двери.

— …мальчишка Снейп вернулся! Видимо, это произошло на рассвете. Он просто появился в своей постели, по крайней мере, так мне сказала об этом эльфийка-прислужница. — Голос отца звучал приглушенно, но внятно.

Люциус вздрогнул и приблизил ухо к двери, стараясь не думать о том, как выглядит со стороны и чем будет объяснять неподобающее аристократу поведение, если его застанут за столь неблаговидным занятием, как подслушивание.

— И что это может означать? — лениво поинтересовалась леди Малфой.

— Прежде всего то, моя дорогая, что он действительно попал под действие проклятия, а не был, например, украден, как я предполагал ранее.

— Не говори ерунды, Абраксас! — Из-за двери донеслись легкие шаги, как будто мать расхаживала по комнате. Люциус знал эту её привычку — волнуясь, она с трудом могла усидеть на одном месте. — Это — фамильное проклятие, и оно действует только на кровных родственников маркиза. Должно быть, маленькая ушастая негодница все придумала.

— А если это правда? — помолчав, осторожно проговорил лорд Малфой. — Если мальчик и впрямь…

— Это невозможно, ты сам знаешь. Если бы брак между Принцами и Сен-Аманами не был заведомо бесплодным, маркизой стала бы Эйлин, а не эта серая мышка дель Ави.

Последняя фраза заставила благородного наследника древнего рода забыть обо всех условностях и плотно прильнуть ухом к прохладной поверхности двери.

— Но тогда… — отец что-то глухо пробормотал и, к досаде Люциуса, часть фразы от него ускользнула, но потом тот снова повысил голос: — …и всё-таки хотелось бы узнать больше о том, что произошло, — задумчиво сказал он. — А ведь ты могла бы…

— Это может не понравиться Рене, — возразила леди Малфой. — В конце концов, так ли это важно для нас знать, чей сын этот черноглазый мальчишка.

Люциус услышал, как отец снисходительно рассмеялся.

— Увы, миледи, несмотря на ваш ум, вы — женщина и вам не дано заглядывать вперед, — веско проговорил Абраксас. — Сейчас, пока он мал, это и впрямь имеет мало значения, но вот когда он вырастет... У Рене нет сына, по крайней мере, пока, и если в этом вороненке течет его кровь, однажды он сможет унаследовать деньги и власть, принадлежащие Сен-Аманам.

После этих слов на некоторое время стало тихо.

Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Люциус изнывал от любопытства, гадая о причине. То ли родители перешли на шепот, то ли мать просто обдумывала слова лорда Малфоя. Наконец послышался тихий стук, словно кто-то поставил какой-то предмет на стол, а вслед за тем голос матери:

— Я могла бы попытаться, если ты считаешь это настолько важным, но… Повторяю, это опасно. И если Рене узнает…

— Он не узнает. Послушай! — Абраксас заметно воодушевился, и голос его зазвучал полнее и четче. — Мы попросим Люциуса пригласить мальчика к нам, скажем, на ужин. Несколько капель твоей настойки — и ты сможешь попасть в его сон. А там уж ты поймешь, что он видел, пока находился под воздействием проклятья. И решишь, имеет ли оно отношение к роду де Сен-Аман. Если да, то вывод может быть только один…

Внезапно послышались чьи-то шаги.

Вздрогнув, Люциус отпрянул от двери и увидел Тристана — семейного колдомедика маркиза, который стремительно шел прямо к нему. Нужно срочно что-то делать, пока его не заподозрили… Не медля больше ни секунды, он постарался изобразить полное неведение на лице и наконец постучал.

Спустя час с небольшим Люциус угрюмо шагал по роскошным залам, размышляя о том, что иногда исполнение желаний приносит больше огорчений, чем радости. Вот как сейчас! С одной стороны, у него появилась возможность остаться в замке: родители велели написать Селвину, что он не сможет сегодня приехать в Экс, из-за семейных дел. А с другой — участвовать в затеянном ими спектакле было противно. Будь у него возможность выбора, он предпочел бы и вовсе не знать о нем. И зачем только Мордред дернул его явиться как раз в тот момент, когда мать с отцом обсуждали свои планы касательно Снейпа, да ещё подслушивать?!

Нет, план был бы хорош, если бы речь шла о ком-то другом. Тогда он был бы только рад. Отец совершенно прав, утверждая, что информация — это ключ, открывающий любые двери к любым мечтам, но сегодня Люциус понял, что некоторые знания способны если не отравить жизнь, то очень качественно испортить настроение.

Свернув в боковую галерею, он наконец достиг цели своего пути — южной башни, в которой располагался роскошный летний сад, полный диковинных растений со всего света. Люциус любил уединяться здесь от шумной малышни, которой запрещалось переступать порог сада, поскольку некоторые экспонаты были ядовиты. А если бы одурманивающее дыхание Анчара Сирийского могло отпугнуть ещё и родителей, вот было бы счастье!

Так, предаваясь бесплодным мечтам, он миновал аллею азалий, подошел к одной из своих любимых скамеек под усыпанной зреющими плодами финиковой пальмой и со вздохом опустился на неё. В руках у него была какая-то книга. Конечно до страсти, которую испытывал Северус к печатным и рукописным текстам, ему очень далеко, и всё-таки… Иногда хотелось избавиться от надзора требовательных родительских глаз. А заодно и от докучливых родственников и просто посидеть с какой-нибудь любопытной историей, зная, что никакая тетушка не станет расспрашивать его о том, как поживают двоюродные кузены, или о тому подобной ерунде.

Рассеянный взгляд Люциуса скользнул по алому переплету. Том он схватил наугад, для виду — на случай, если придется объяснять, чем он здесь занимался. Книга — прекрасный повод уединиться в оранжерее, так что, проходя мимо библиотеки, он взял с полки первую попавшуюся, не глядя.

И что же ему послал Мерлин?

Увидев название, он усмехнулся. Дракловы книззлы! Это «Волшебный декамерон» Амброзиуса Сладкого.

Кхм, более чем забавно… Пожалуй, не слишком удачное прикрытие! Это вам не солидный, навевающий смертную скуку «Справочник бытовых чар» или «Полный перечень чистокровных родов Европы». Такое лучше никому не показывать, а то ещё решат, что он дрочит дни напролет.

Конечно, года два назад Люциус обнаружил экземпляр в Малфой мэноре и прочел его с огромным удовольствием. Но сегодня настроение совершенно не располагало к погружению в эротические грезы, и он с досадой отбросил творение знаменитого мастера пикантной прозы в сторону. Сейчас есть дело поважней. Нужно подумать о том, что делать в этой дурацкой и унизительной ситуации, раз уж не удалось её избежать, а видит Мерлин, он старался!

Ссылки на запланированную поездку к Селвину не помогли. Отец с нескрываемой иронией выслушал его вдохновенную речь о том, как его ждут истосковавшиеся друзья, и остался непреклонен:

— Сегодня ты никуда не поедешь! Останешься и приведешь к нам на ужин мальчишку. Вот завтра можешь отправляться куда пожелаешь! — Тон, с которым Абраксас Малфой говорил с ним, давал понять, что отец не потерпит никаких возражений.

Не мог же он признаться, что подслушал их разговор, и считает их интригу низкой?

Но его ощущения были именно такими. Конечно, строить многоходовые планы, ведущие к укреплению собственного авторитета у товарищей по факультету и в конечном итоге способствующие преуспеянию и укреплению благоденствия семьи — это замечательно! Он увлеченно и с удовольствием предавался этому полезному занятию в Хогвартсе. Но одно дело оставить в дураках сверстника, такого же хитрого слизеринца, не говоря уже о простофилях с других факультетов, и совсем другое — манипулировать ребенком — мальчишкой, который ещё и волшебной школы не видел! Что бы там ни говорили, совесть у него была и теперь подсказывала, что это унизительно. А свою честь Люциус ценил высоко. В конце концов, он не какой-нибудь безродный грязнокровка!

Почему же родители этого не понимают?

Люциус тяжело вздохнул и закинул ноги на скамейку. В этой более удобной позе мысли потекли непринужденнее.

С другой стороны, почему всё это так его волнует? Ведь совсем недавно он сам страстно желал выяснить происхождение черноглазого полукровки. Да и теперь было бы очень любопытно узнать эту тайну. Так что мотивы родителей понятны. Но! Нельзя же действовать настолько грубо! В конце концов, это ещё и опасно. Ведь если Рене узнает о затее, у отца будет неприятности. Маркиз не тот человек, которого стоит превращать во врага. Даже Малфои не могут себе этого позволить. Не говоря уже о том, что было бы жаль никогда больше не пользоваться гостеприимством Монмиреля…

Люциус нахмурился, представив себе разлуку с Вереском… Конечно, в Малфой-мэноре тоже очень хорошие лошади, но к этой он успел по-настоящему привязаться… Прикрыв глаза, он вспомнил необыкновенное ощущение полного слияния с конем, охватывающий его восторг от его необузданной мощи во время головокружительных скачек наперегонки с ветром по прованским холмам. Вереск был очень умен. Казалось, он умел угадывать желания всадника, а его галоп просто неподражаем. Не удивительно, если среди предков этого чудесного скакуна были крылатые абраксанцы! Но…

Наследник Малфоев резко встряхнул головой, заставляя себя вернуться к действительности. До обеда, когда он по расчету родителей должен пригласить Северуса, оставалось не так уж много времени, а он до сих пор так ничего и не придумал!

А если выбросить из головы всю эту дурь о чести и сделать так, как приказал отец? Насколько велики шансы, что у родителей все получится, а Рене останется в неведении? Но даже если всё сложится наилучшим образом… Что насчет Северуса? Не повредит ли ему то, что с ним собираются сделать?

Люциус сам удивился, когда при этой мысли что-то неприятно кольнуло в сердце. Однако, отложив анализ своих реакций до более подходящего момента, он вернулся к размышлениям.

Конечно, мать очень искусна в том, что касается магии снов. Люциус знал, что в Бобатоне, который она окончила, изучали различные способы манипуляции со сновидениями. Более того, Ортанс д’Артуа, будущая леди Малфой, была настоящим мастером в этом тонком искусстве. И всё же существовала вероятность, пусть и очень небольшая, причинить вред тому, в чьё сознание пытались проникнуть при помощи подобных ухищрений. Но она — была! И этот факт вызывал в его душе протест. Он, Люциус, определенно не хотел, чтобы с этим странным черноглазым полукровкой что-то случилось.

Вот! Кажется, он понял, в чем тут дело!

С младых ногтей ему внушали, что Малфои никогда не делают того, чего они не желают делать. «Не хочешь — не делай!» Этот принцип Люциус усвоил как следует. И сейчас самое время о нем вспомнить.

Прекрасно! Раз ему не хочется участвовать в этом фарсе, он и не будет! Осталось самое простое — придумать, как не делать то, что требует от тебя лорд Абраксас Малфой. Всего лишь!

Губы Люциуса саркастически изогнулись. Легко сказать!

Но с другой стороны… Рене как-то сказал, что браться следует только за то, что по-настоящему сложно. Всё остальное не стоит усилий.

Эти его слова показались Люциусу верхом истинного аристократизма. Он бы хотел освоить также и этот девиз, в добавок к уже упомянутому. Но одно дело — мечтать о том, как он, высокородный лорд Малфой, играючи справляется с самыми невероятными задачами, и совсем другое — жить так. Вот попробуй применить красивую фразу на деле! Хотя… никто, мало-мальски знающий маркиза де Сен-Аман, не посмел бы упрекнуть его в бахвальстве. А значит, он, Люциус, тоже попробует сделать что-то очень и очень сложное. Например… найдет выход из этой дурацкой ситуации, не поступившись собственными желаниями.

* * *

В то время как Люциус был занят разрешением морально-этических проблем, обрушившихся на него этим утором, ничего не подозревающий Северус проводил время гораздо более приятно.

Вернувшись после завтрака с Амалией в свою комнату, он прыгнул на кровать и, приподняв набитую мягчайшим пухом подушку, заглянул в импровизированное гнездо, которое устроил там для своего будущего питомца. На фоне белых шелковых простыней алое яйцо смотрелось замечательно! Немного полюбовавшись на него, он осторожно коснулся кончиками пальцев полупрозрачной, источающей теплый свет оболочки. Подушечки легко закололо — Северус заставил себя не одергивать ладонь, — и по руке немедленно прокатилась ласковая волна магии. Распространяясь по всему телу, она постепенно слабела, пока не затихла совсем, оставив после себя ощущение легкой радостной силы.

Северус прикрыл глаза, и уголки губ его приподнялись, когда он подумал, что, возможно, обитатель яйца тоже почувствовал его прикосновение.

Вчера, когда он касался яйца, ничего подобного не происходило! Может, это связано с тем, что рунеспур внутри растет? Должно быть, и магии в нем тоже становится больше?

Размышляя таким образом, Северус достал свое сокровище из гнезда, стараясь держать его с одной стороны достаточно крепко, чтобы не выронить, а с другой — так бережно, чтобы не раздавить. Затем он перевернулся на спину и принялся разглядывать яйцо на свет.

Темных точек на скорлупе стало больше, и кое-где они начали группироваться в линии — фрагменты будущего узора. В руководстве Тарантулуса Скамандера «Как вырастить рунеспура в неволе», которое Северус собирался прямо сегодня ещё раз внимательно перечитать, чтобы удостовериться, что ничего не пропустил, говорилось, что примерно за неделю до вылупления по этому рисунку можно будет узнать пол маленького жильца.

Конечно, было бы здорово, если бы это оказался он. Наверное, с фамильяром одного пола шансов подружиться будет больше. Но даже если там м-м… девочка, Северус будет раз найти общий язык и с ней. Фигурально выражаясь. Увы, парселтангом он не владел.

Мысль о том, что он не сможет разговаривать со своим фамильяром, как это делал Слизерин, вырвала из груди Северуса печальный вздох, но потом его рассуждения приняли новое направление.

Скамандер утверждал, что маленькая змейка появится на свет через сорок дней. И Северус принялся считать. Поскольку мать отложила яйцо 24-го июня, выходило, что рунеспур вылупится… 3 августа.

— Третьего августа, — пробормотал Северус, чувствуя, как его охватывает ужас. Но ведь… Эйлин разрешила ему остаться в Монмиреле всего на месяц, и то лишь после того, как на этом настоял маркиз. И это ещё в лучшем случае! Насколько он знал свою мать, та могла в любой момент передумать и забрать его. Что же тогда делать с рунеспуром?

А если она не разрешит взять яйцо с собой, или… — следующая мысль заставила Северуса похолодеть, — или продаст, или, того хуже, сама использует его в каком-нибудь зелье!

Руки его вдруг задрожали, и, опасаясь ненароком выронить живую драгоценность, он поспешно вернул его под подушку. Затем вскочил с кровати и заметался по комнате, ощущая, как в сердце закрадывается отчаяние. И тут его вдруг осенило…

Конечно!

Он пойдёт к Рене и…

Нет! Лучше к Амалии. Ей хотя бы не нужно объяснять, откуда у него взялся рунеспур. Так вот, он отправится к маркизе и спросит, нельзя ли оставить яйцо в замке… Конечно, если Эйлин не позволит взять его с собой в Йоркшир. Ясно, что по доброй воле он ни за что не расстанется со своим питомцем.

Но в этом случае… — Северус снова погрустнел, и плечи его поникли, — в этом случае он не увидит малыша, когда тот вылупится. Да и увидит ли он его вообще когда-нибудь?!

Совершенно упав духом и плохо соображая, что делает, он поплелся на балкон. На сей раз его не радовало ни приятное тепло, исходящее от нагретого щедрым солнцем Прованса пола, ни изумительной красоты пейзаж. Северус их просто не замечал.

И почему он не подумал об этом раньше?

Там, в палатке ярмарочного торговца, он даже не вспомнил о том, что мало получить рунеспура! Главное — придумать, как удержать его при себе, учитывая все домашние обстоятельства. И самое обидное то, что даже если случится чудо и Эйлин позволит взять яйцо с собой, чем он собирается кормить малыша? Черствыми корками и овсянкой? Ясно ведь, что личинок огнеполза, жизненно необходимых новорожденной змейке, в Паучьем тупике не достать!

Обхватив голову руками, Северус с отвратительной ясностью осознал: он вынужден попросить Амалию не только оставить яйцо в Монмиреле, но ещё и заботиться о рунеспуре, когда тот появится на свет! Страстное желание иметь фамильяра повлекло за собой обман, а теперь открылась масса ещё более неприятных последствий. Неужели это закон жизни — всегда платить за желаемое унижениями и стыдом?

* * *

Поднимая руку, чтобы постучать в дверь кабинета Рене, Люциус и сам до конца не знал, что собирается сказать.

Однако другого выхода не было. Или ему просто не хватило ума до него додуматься. Но сейчас отступать уже поздно. Придется последовать ещё одному уроку отца: когда не можешь предугадать развитие ситуации или реакцию собеседника, импровизируй, пусть даже это рискованно.

Услышав приглашение войти, Люциус тихо откашлялся. Затем сглотнул и заставил себя переступить порог. Глухой стук прикрывшейся за спиной двери показался ему оглушительным.

Вот и всё. Мосты сожжены.

Преодолевая внезапно накатившую слабость, он заставил себя сделать ещё несколько шагов по направлению к столу, за которым маркиз де Сен-Аман разбирал сейчас какие-то свитки.

Прошло несколько секунд, прежде чем Рене наконец поднял голову и с интересом посмотрел на визитера.

— Люциус? — во взгляде маркиза мелькнуло удивление. — Разве вы не собирались сегодня к друзьям?

Прежде чем ответить, он сделал глубокий вдох:

— Я хотел, но…

Смотри ему в глаза. Пусть он видит, что ты не лжешь.

Рене жестом предложил ему занять стоящее у стола кресло.

— Я вас слушаю.

Люциус послушно присел и заставил себя посмотреть в стремительно темнеющие глаза.

Он что-то подозревает?

Дальше тянуть некуда.

— Мессир, я нахожусь в затруднительном положении, но поступить иначе было бы…

… бесчестно? Да, конечно, но в устах Малфоев это слово звучит несколько м-м… неубедительно.

— … против моих принципов. — И, прежде чем маркиз успел что-то сказать, выпалил: — Это касается Северуса.

На лице маркиза не дрогнул ни единый мускул, но его пальцы непроизвольно сжались в кулак, смяв ближайший пергамент.

— Северуса? — В тихом голосе слышался арктический холод.

— Да. И… Я не знаю никого из его родных, — объяснил Люциус, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. — Поэтому я решил, что лучше всего рассказать вам.

Изучающий взгляд вдруг мягко погрузился в его душу, словно нож в подтаявшее масло.

— Очень разумно с вашей стороны.

— Я… — Люциус запнулся, потому что в ушах далеким эхом зазвучал голос отца:

…никуда не поедешь! Останешься… приведешь… мальчишку. А завтра… отправляться куда пожелаешь…

От неожиданности он резко зажмурился и непроизвольно встряхнул головой, отгоняя неизвестно откуда взявшееся наваждение.

— Продолжайте.

Реплика маркиза вывела его из ступора.

— Простите, — пробормотал он, краснея за глупое поведение.

Неужели я боюсь?

Всего несколько минут назад подобная мысль показалась бы Люциусу дикой. Рене ему всегда нравился, в том числе своей безукоризненной светскостью. И он был уверен, что тоже нравится маркизу. Но сейчас… Под устремленным на него острым требовательным взглядом он ощущал себя очень неуютно, а его самообладание стремительно таяло.

— Мои родители… — Люциус бессознательно вцепился в подлокотник кресла, будто ища опоры. — Они решили выяснить, что видел Северус, когда находился под действием проклятья Летнего Турнира, и…

— Ваша матушка решила воспользоваться своими умениями…— закончил за него Рене, чуть прикрывая глаза.

Этот новый взгляд маркиза вызвал у Люциуса впечатление, будто тонкая игла мягко вошла в его мозг.

Должно быть, это и есть легиллименция, — с каким-то отстраненным любопытством подумал он.

— Да, — ответил он еле слышно, — ощущая страх и одновременно облегчение от того, что не придется самому всё объяснять. А потом, испытывая невероятную потребность ответить на незаданный вслух вопрос, добавил: — Я не хочу, чтобы с Северусом что-то случилось, но… Я также…

— Не беспокойтесь, — Рене отвел взгляд, заставляя Люциуса выдохнуть от облегчения. Ощущение чужого присутствия в сознании исчезло. — Никто не узнает о том, что вы здесь были. — Он сделал паузу, а потом закончил: — Думаю, не позже чем через час вы сможете повидать ваших друзей.

С тех пор как Эйлин переступила порог убогой лачуги в Паучьем Тупике, жизнь её нельзя было назвать радужной. Серые унылые дни вяло текли друг за другом, складываясь в недели, месяцы и годы, словно звенья тюремных оков, опутывая свою жертву и становясь со временем лишь тяжелее. Конца этому видно не было, и она постепенно окружила себя прочной стеной холодного безразличия, за которой ей было более или менее комфортно и пробить которую могло только действительно неординарное событие.

Так, в прошлую встречу Рене привел её в ярость, заявив, что, отгородившись от мира и в том числе от единственного сына ледяным барьером, она лишила себя остатков свободы.

А ведь вначале всё шло так, как было задумано. Они обсудили письмо Айрис, которое в свете наполнивших магическую Британию слухов о каком-то сумасшедшем, вербующим как темных тварей, так и выходцев из старинных семей, предстало в ещё более тревожном свете. Затем разговор перешел на Северуса, и… Тут-то все и началось. Рене принялся расспрашивать о его характере, привычках, занятиях так увлеченно, что она даже ощутила иррациональный укол ревности. Конечно, это было нелепым, но его серые глаза сияли от неподдельного интереса, даже… нежности — и Эйлин не выдержала.

— Какое тебе дело до чужого ребенка? — спросила она, не скрывая досады.

А в ответ услышала, что, насколько можно судить, наблюдая за мальчиком, тот, вероятно, привык ощущать себя чужим и в собственном доме.

И тогда она бросилась на него с кулаками и криками, будто заурядная мещанка, позабыв о гордости, равно как и о принятом десять лет назад решении не показывать своих чувств. Особенно — ему!

Однако проклятые эмоции уже вырвались на волю стремительным потоком, обуздать который не было никакой возможности. Вслед за оскорблениями, на которые Рене ответил тем, что лишь крепко прижал её к своей груди, последовали жалобы на несправедливость судьбы и, наконец, слезы. О, их было много, слишком много! Все, которые скопились на сердце за последние десять лет.

Когда Эйлин немного успокоилась и пришла в себя, за окнами разгорался рассвет. Не смея поднять глаз на внимательно наблюдающего за ней Рене, она пила крепкий обжигающий кофе, сгорая от стыда. Никогда в жизни ей не было так тошно, даже когда напившийся для храбрости Тобиас возжелал осуществить свои права и едва не преуспел, потому что сообразил предварительно спрятать палочку строптивой супруги. Если тогда от гадливого ощущения удалось избавиться, наказав наглеца одним очень нехорошим заклятьем из личного арсенала бабушки Тисифоны, а затем Обливиэйта, то на сей раз действенного средства просто не существовало. И, должно быть, сложив все, что она в запале выкрикивала, Рене вполне мог догадаться… Если так, то нужно хорошо подумать, как вести себя при следующей встрече и что все-таки делать с Северусом — оставить его в Монмиреле до конца лета, как настаивал де Сен-Аман, или забрать поскорее в Йоркшир и постараться просто забыть обо всем.

— Проклятье! — пробормотала она, вставая с постели, и, зябко поежившись, набросила потертый халат. Бессонная ночь определенно не способствовала ясности мысли. Вероятно, лучше выбраться из этого могильника, по недоразумению именуемого домом, и пройтись.

* * *

Солнце уже клонилось к закату, когда Эйлин решила присесть за столик паба «Врата Эреба», располагавшегося в крохотном безымянном переулке между Ноктурн и Дайгон аллеями. Несмотря на зловещее название, это было уютное заведение с открытой террасой, выходившей на запад.

Одетый во все красное официант принес пинту красного имбирного эля, блюдо пряных оливок, корзинку с горячими, только что из печи, булочками и удалился. Эйлин пригубила эль — действительно, замечательный. Однажды они были здесь с Рене, много лет назад, так много, что она уже почти забыла об этом, однако сегодня ноги почему-то принесли её именно сюда.

Прикрыв веки, она сидела, подставив лицо прохладному ветерку, когда вдруг услышала:

— Надеюсь, вы простите мою смелость…

Эйлин открыла глаза, в то время как её рука сама легла на скрытую в складках мантии палочку. В следующий миг она увидела перед собой высокого темноволосого мага. У незнакомца была бледная кожа и правильные черты лица, однако красоту его портило выражение холодной жестокости, сквозившее во взгляде и жесткой линии рта. Улыбнувшись одними губами, он театральным жестом откинул полу черного плаща и занял место напротив. Прежде чем Эйлин успела ответить, он произнес, понизив голос:

— Мы официально не представлены, но дело, о котором я хочу с вами поговорить, очень важное и не терпит отлагательств. Только по этой причине, поверьте, я пренебрег приличиями. — Маг помолчал и добавил: — Меня зовут… Том Риддл.

Эйлин показалось, что, прежде чем произнести свое имя, он слегка поморщился, словно уже само его звучание было ему неприятно. Ей не нравился этот волшебник, его манеры — показная вежливость не шла ему, словно роскошный костюм, надетый с чужого плеча, — так же как и его самоуверенность.

— Прошу прощения, меня ждут в другом месте… — начала она, поднимаясь, но маг внезапно схватил её запястье, вынуждая снова сесть.

— Вначале вы выслушаете меня, — зло прошипел он, наклоняясь к ней, но потом разжал пальцы и уже более светским тоном добавил: — Это действительно важно, если не для вас, то для вашей сестры.

— Полагаю, это не так, — ответила Эйлин хмурясь. Она уже подумывала, каким заклинанием лучше воспользоваться: парализующим или усыпляющим.

— Не советую делать глупостей, миссис Снейп! — усмехнулся странный собеседник, будто бы прочитав её мысли. — Я имею в виду вашу кузину Айрис, — он осклабился. — Я сделал ей предложение и притом очень заманчивое, но она, видимо, пока это не осознала. Мне бы очень хотелось, чтобы вы помогли ей в этом. Просто скажите, что ей с её прошлым нет иного пути, как присоединиться ко мне.

— Почему бы вам не обойтись без посредников и не сказать ей всё это лично? — процедила Эйлин сквозь зубы. Она больше не сомневалась в том, что перед нею не кто иной, как Лорд Волдеморт.

Риддл издал лающий смешок, продемонстрировав ровный ряд крупных зубов.

— О, я так и сделаю, обязательно, — отозвался он. — Только не думаю, что её порадует наша беседа. Видите ли, она уже столько раз избегала меня, что, боюсь, мне придется прибегнуть к… особым средствам убеждения, а они не всем нравятся. — Он притворно вздохнул и поднялся. — Поэтому позвольте мне дать вам совет, миссис Снейп: всем будет лучше и спокойнее, в том числе и вам, и вашему мужу-магглу, если Айрис решит сотрудничать с нами. Передайте ей, что это было последнее… вежливое предложение. Всего наилучшего, мадам, — насмешливо закончил Риддл.

Отмахнувшись от подошедшего официанта, он спустился с террасы и аппарировал.

Эйлин посидела ещё немного, рассеянно пригубила эль, но поняла, что совершенно не ощущает вкуса. Она никогда не была ни трусихой, ни чрезмерно чувствительной, но этот разговор по-настоящему её напугал. Борясь с подступающей к горлу тошнотой, она положила на стол галеон и поспешила домой.

Айрис права. Ситуация действительно очень серьезная, и нужно всё как следует обдумать.

* * *

Проверив ещё раз устроенное под подушкой гнездо и убедившись, что с питомцем все в порядке, Северус спустился в сад.

Расспросив Трике, он узнал, что маркиза часто гуляет там перед ужином, и решил, что будет удобнее всего поговорить с ней именно там — без ненужных свидетелей. Однако, приблизившись к вырубленному в скале гроту, на скамейке у которого, по словам эльфа, можно было найти Амалию, он понял, что сегодня судьба к нему не благоволит. Вместо хозяйки Монмиреля он обнаружил там маленькую Айллин в обществе няни, которая читала ей вслух какую-то книгу.

Ему оставалось только удалиться, уповая на то, что завтра повезет больше. Развернувшись, он успел сделать всего один шаг, как услышал за спиной звонкий голос:

— Северус!

Послышался шорох гравия и легкие быстрые шаги.

Он поспешно оглянулся и увидел направляющуюся к нему девочку. Встретившись с ним взглядом, та остановилась и на мгновенье отвела глаза, а на чуть загорелых щеках отчетливо проступил румянец.

— Ты… — начала она, но вдруг замялась и покраснела ещё сильнее.

— Я искал здесь вашу матушку, — сказал Северус, чтобы заполнить неловкую паузу. — Трике сказал мне, что она любит здесь гулять.

— Это правда, — нежное личико Айллин озарилось улыбкой. — Мама очень любит это место, но сегодня она не очень хорошо себя чувствует, и я пришла сюда с Луизой. Она читает мне сказки. Хочешь послушать?

Северус уже собрался ответить, что не очень любит сказки, но малышка смотрела на него с такой надеждой, что у него просто язык не повернулся ей отказать. Так что он кивнул, в глубине души жалея о том, что придется отложить «Деяния Слизерина» до ночи, но когда увидел, как засияли от радости серые глаза Айллин, он решил, что поступил очень даже правильно.

Маркиза обнаружила простой серый конверт с красной сургучной печатью перед самой прогулкой. Её удивило, что письмо лежало не на подносе для корреспонденции, как обычно, а прямо на кроватной подушке, будто отправитель желал подчеркнуть интимность послания. А учитывая, что послания Рене выглядели иначе…

Амалия на миг прикрыла глаза, ощутив бегущий по спине холодок тревоги.

Кто мог отправить подобное? Чужая записка в спальне замужней дамы… Это как минимум неуместно.

Она открыла глаза и, прищурившись, подошла к кровати. Письмо и не думало исчезать, хотя, наверное, было бы гораздо спокойнее списать всё на чей-то глупый розыгрыш.

Ещё немного поколебавшись, она всё-таки взяла его в руки и внимательно оглядела. Ни адреса, ни имени.

На какой-то миг ей захотелось не читая бросить странный листок в камин и забыть о происшествии, но проснувшееся любопытство побудило присесть за туалетный столик и сорвать печать. Однако не успела она пробежаться глазами по первой строке, как пальцы её задрожали, а кровь отлила от щёк.

*

Рене возвращался к себе после несколько затянувшегося разговора с Малфоями, когда камеристка Амалии, задыхаясь, бросилась к нему навстречу.

— Мессир, простите, но я должна сказать вам нечто важное… — обычно сдержанная и немногословная, как все северянки, Брангена запнулась и отвела глаза.

— В чем дело? — Скользнув взглядом по её раскрасневшимся щекам, он спрятал руки за спину и сцепил пальцы в замок, чтобы не выдать охватившей его вдруг тревоги. Бран всегда была для Амалии много больше, чем простая служанка. Преданная наперсница, которая предпочла оставить родных и отправиться в чужой, незнакомый Прованс, чем расстаться с молочной сестрой и подругой.

— Мессир, моя госпожа, — Брангена сделала ещё одну попытку начать. — Маркиза… не пошла на прогулку, сказала, что ей нездоровится, и…. до сих пор из комнаты не выходила, — сбивчиво выпалила она, подтверждая его худшие опасения: что-то случилось с Амалией или с Айллин.

— Ты стучала?

— Д-да, мессир, но она… Она ответила, что хочет побыть одна. Вы ведь знаете… — камеристка остановилась, подбирая слова, и вновь отвела глаза. — Ей иногда это нужно…

Несколько мгновений Рене смотрел на нервные пальцы камеристки, безотчетно теребившие край кружевного форменного передника, а потом кивнул:

— Хорошо. Спасибо, что рассказала мне. Можешь идти. Я сам зайду к госпоже и во всем разберусь.

Брангена низко поклонилась и почтительно шагнула в сторону, уступая дорогу хозяину.

* * *

Часы давно пробили семь, а значит, следовало одеваться к ужину, но Амалия не могла заставить себя пошевелиться. На ней до сих пор было домашнее платье, то самое, в котором она собиралась отправиться на прогулку, а волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Но это её нисколько не волновало. С бледным, похожим на маску лицом она сидела за туалетным столиком, устремив неподвижный взгляд в бездонные глубины зеркала. Казалось, маркиза подверглась парализующему заклятью неизвестного преступника, каким-то образом сумевшего нейтрализовать защитную магию, охраняющую замок и его обитателей.

Так вначале решил и Рене, когда Амалия никак не отреагировала на его появление.

Бросившись к застывшей фигуре, он уже хотел коснуться её плеча, как вдруг заметил раскрытое письмо на ковре. Рука Рене медленно опустилась, а затем он наклонился и поднял пергамент. Лиловые чернила, острый, нервный почерк… Смутно знакомый.

Моя дорогая Амалия…

Он заставил себя прерваться.

Есть ли у него право читать послание, адресованное Амалии?

Но если не прочесть его, как можно разобраться в том, что произошло?

Поколебавшись, Рене решил, что ситуация требует отбросить правила этикета, и вернулся к письму:

Прости меня тысячу раз за то, что, возможно, этим посланием причиняю тебе боль, но я просто не в силах дольше молчать! С момента нашей последней встречи скоро исполнится десять лет, а я все не могу забыть тот день. Много раз я пытался смириться с судьбой и разорвать связавшие нас узы. Я пытался начать новую жизнь: путешествовал, выбирая самые опасные тропы, несколько лет провел в Боливии, даже воевал, но… куда бы я ни шел, с кем бы ни говорил, повсюду мне виделось твое лицо. Сколько раз мне казалось, что достаточно протянуть руку, чтобы ощутить тяжелый шелк твоих кос, ощутить их сводящий с ума аромат, тепло твоего тела. А сегодня ночью ты снова была моей, и моя рука лежала на твоей груди… И каким же горьким оказалось пробуждение! Мерлин, пожалей безумца, который не в силах забыть тебя. Я знаю, что ты принадлежишь другому и не нарушишь данной ему клятвы, и всё-таки! Несмотря ни на что, я не теряю надежды снова услышать наяву, как бьется твое сердце. Сердце, которое должно быть только моим. Всегда!

Клянусь тебе, я буду ждать этого момента, я сделаю все, что в моих силах, ради возможности его приблизить. Может быть, твой муж умрет, даст тебе развод или каким-нибудь ещё образом освободит тебя от клятвы!

Прости, я знаю, что болен тобой! Я безумен! Пожалей же меня, как смертельно больного, который просит тебя лишь об одном — помни меня и знай, что на свете нет ничего, чем бы я ни пожертвовал бы за возможность снова назвать тебя моей.

Т.

Перечитав письмо ещё раз, Рене аккуратно сложил его и спрятал в карман.

Несмотря на всю видимую нелепость его первого предположения о том, что в состоянии Амалии виноват забравшийся в дом злоумышленник, оно оказалось недалеким от истины.

* * *

Большинство родственников и гостей разъехались, и ужин подали в малой гостиной. Здесь обычно собирались только самые близкие. Впрочем, хоть и не все из присутствующих формально относились к семейству де Сен-Аман, однако чужих здесь также не было. В самом начале трапезы Рене сообщил, что лорд и леди Малфой внезапно решили присоединиться к наследнику и в полном составе отправились навещать французскую родню. И вот теперь за столом сидели лишь маркиз и маркиза де Сен-Аман, Северус, маленькая Айллин и прибывшая полчаса назад Эйлин.

Несмотря на то что мысли Северуса были заняты судьбой рунеспура, ему сразу показалось, что Рене и Амалия чем-то озабочены. Маркиза была очень бледна и хотя старалась улыбаться, казалось, избегала встречаться глазами с супругом. Тот же, в свою очередь, выглядел непривычно отстраненным. Эйлин держалась подчеркнуто чопорно, что также не способствовало восстановлению непринужденной атмосферы. В итоге, ужин прошел в тягостном молчании, под тихое позвякивание серебряных приборов, а бесшумно перемещавшиеся слуги лишь усиливали сходство этой трапезы с каким-то мрачным ритуалом.

Когда же Амалия вдруг поднялась и, сообщив, что нездорова, покинула гостиную, стало совсем тоскливо.

С её уходом атмосфера сгустилась ещё сильнее, и Северус окончательно сник. Разыгравшееся воображение уже рисовало ему разные ужасы, подстерегавшие его невылупившегося питомца, как вдруг маркиз нарушил тишину, обратившись персонально к нему:

— Дорогой Северус, возможно, вы немного утешитесь, если узнаете, что ваша тетя, мисс Айрис, прибудет к нам сегодня.

От неожиданности Северус уронил на блюдце нож, даже не заметив, как нахмурилась Эйлин. Рывком подняв голову, он жадно вгляделся в лицо хозяина замка.

— Правда? — вопрос сорвался с губ сам собой. Несмотря на утренний разговор с Амалией, он до сих пор не мог поверить в этот приезд. Это было бы слишком хорошо для привычной реальности.

— Правда, — Рене улыбнулся в ответ краешком губ. — Но, полагаю, она появится здесь ближе к ночи, когда вы уже будете спать. В связи с этим я попросил бы вас потерпеть до утра, тем более что нам с ней нужно будет обсудить несколько важных вопросов. Так как, вы можете пообещать, что не станете искать встречи с вашей тетей и не покинете вашу комнату до утра?

Прежде чем ответить, Северус помолчал, прикусив губу.

Увы! Маркиз будто бы прочитал его мысли. А ведь он действительно собирался разузнать у Трике, в какой комнате остановится Айрис, чтобы пробраться к ней сразу после того, как она поговорит с Рене. Ещё лучше было бы послушать сам разговор. Он предпочел бы знать правду о той опасности, которая ей грозит. Но…

Он ведь обещал Айрис не лгать…

— Итак, ваше слово, Северус… — потребовал Рене.

И ему не оставалось ничего другого, как обреченно прошептать в ответ:

— Обещаю.

* * *

Этой ночью Амалия долго не могла уснуть, а когда ей все-таки удалось забыться, ей приснилась знакомая песчаная коса.

— Мы всегда будем вместе, правда? — спросила она, останавливаясь и пытаясь отдышаться.

— Конечно, — уверенно ответил Лео и крепче сжал её пальцы в своей ладони. — Я никогда не оставлю тебя, если только…

— Если что? — она устремила на друга испытующий взгляд.

— Если только я не надоем тебе, и ты сама не велишь мне уйти, — скороговоркой отозвался он и улыбнулся в ожидании привычного ответа.

У этого диалога было множество вариаций, изобретение которых давно превратилось у них в игру. А началось все, когда старая Зельда — полуслепая сумасшедшая старуха, — наблюдая за тем, как рыбацкий сын Лео и девочка из господского дома вместе строят песчаную крепость, однажды сказала мальчику:

— Какой же ты глупый, что дружишь с ней! Вот увидишь, она выйдет за ровню, а ты останешься один.

В тот день Амалия не растерялась и, отряхнув песок с рук, возразила:

— Нет! Мы всегда будем вместе.

Спустя годы их маленькая игра неизменно заканчивалась этими словами.

Так было наяву, а потом, когда предсказание старухи сбылось, много раз повторялось во сне, когда ей снилась песчаная коса.

— Мы всегда будем вместе.

*

Лунный луч скользнул по белому шелку подушки, затем, немного помедлив, коснулся густых ресниц спящей.

Веки женщины дрогнули, но не открылись.

— Мы всегда будем вместе, — сонно прошептала она и улыбнулась, не подозревая о том, что её слышит вовсе не тот, кому этот ответ предназначен.

Время приближалось к полуночи, когда в распахнутое окно влетел сыч.

Громко ухнув, птица опустилась на заваленную свитками и старинными манускриптами широкую столешницу и нетерпеливо вытянула вперед лапу.

Высокий волшебник, внимательно рассматривающий потрепанную, пожелтевшую от времени карту, выпрямился, затем перевел тяжелый взгляд на пернатого почтальона. В следующий миг, повинуясь невербальному приказу, послание упало, а длинные бледные пальцы хищно сомкнулись на свернутом в трубочку пергаменте.

Маг обошел стол и, не выпуская свитка, опустился в кресло. Судя по нетерпеливому огоньку, вспыхнувшему в его глазах, он ждал этих вестей, хотя теперь и не спешил прочесть послание. Вместо того чтобы сорвать печать и развернуть свиток, он прикрыл глаза и некоторое время сидел неподвижно. Волшебник выглядел словно получивший желанную добычу зверь, который совершенно уверен в том, что жертва никуда не денется, и, прежде чем вонзить в её горло острые клыки, стремится продлить удовольствие, предвкушая грядущий пир. Увы, наслаждение длилось недолго, а сладкие грезы прервало громкое уханье. Возмущенная птица решила напомнить, что проделанный ею долгий путь требует достойного вознаграждения.

Темные брови волшебника сошлись над переносицей, полные, красивой формы губы сложились в брезгливую гримасу. Маг открыл глаза и раздраженно затряс бронзовый колокольчик.

Не успело стихнуть эхо звонка, как дверь комнаты бесшумно распахнулась. На пороге появился низенький тщедушный человечек неопределенного возраста и какой-то бесполой внешности. Его по-бабьи толстые щеки были покрыты густой щетиной, а довольно широкие для столь скромного роста плечи по своей объемистости все-таки уступали первенство внушительной заднице.

— Покорми Гадеса, а потом можешь убираться. Ты мне сегодня больше не нужен, — процедил сквозь зубы хозяин кабинета.

— Да, мой лорд! — пискнул в ответ слуга. Низко поклонившись, он опрометью бросился к стоящему у стены комоду за совиным кормом.

Отдав приказ, маг будто бы забыл о существовании нелепого человечка и развернул наконец свиток. По мере чтения улыбка, появившаяся на его губах, становилась все шире, обнажая крупные белые зубы. Видимо, новости и в самом деле были хорошими, потому что он перечитал письмо ещё несколько раз, хотя на пергаменте было всего несколько слов:

Мой Лорд!

Ваш приказ выполнен в точности. Она, без сомнения, прочла Ваше послание. Но похоже, что маркиз также видел письмо. Надеюсь, последнее обстоятельство вас не прогневает.

Жду дальнейших приказаний.

Всегда преданный Вам нижайший и покорнейший Ваш

Слуга.

Наконец маг отложил в сторону свиток и плотоядно ухмыльнулся.

— Не прогневает? — повторил он чуть нараспев и поднялся. Затем, сделав несколько шагов по комнате, подошел к насесту, на котором уже подкрепившийся сыч устраивался на заслуженный отдых. — Пожалуй, на сей раз нет, — задумчиво проговорил он, поглаживая мягкие перья птицы.

Спустя несколько минут волшебник вернулся к столу и снова склонился над картой, хотя взгляд его затуманенных глаз был устремлен куда-то вдаль.

— Это даже хорошо, что Сен-Аман видел письмо, — пробормотал он, будто отвечая на собственные мысли. — Пожалуй, сейчас самый удачный момент для того, чтобы заявить о себе. Возможно, это заставит его вести себя более благоразумно и… — в темных глазах полыхнуло пламя, — не вставать на моем пути.

* * *

На благоухающие холмы Прованса опустилась теплая южная ночь.

Светлый замок спал, окруженный мощной сетью защитных чар, накрывавших его невидимым, но непроницаемым куполом не только от вторжения злоумышленников, но и от любых шпионских чар. Слабый свет виднелся лишь в окне кабинета маркиза.

— У хозяина сегодня гости, — конюх Этьен кивнул в сторону слабого огонька на одной из башен.

— Да уж, — проворчал в ответ шорник и по совместительству привратник Николя — белобрысый и рослый, на вид ему можно было дать лет сорок. — Как бы не было проблем от таких гостей!

Третий участник импровизированной посиделки у костра — Жан, приземистый черноволосый парень, задача которого состояла в том, чтобы помогать остальным слугам по мере необходимости, промолчал, но, судя по хмурому виду, он вполне разделял это мнение.

— Какие ещё проблемы? — изумился конюх. — Даже если этот мир полетит в тартарары, Монмирель будет стоять как стоял. Я ещё от деда слышал, что первый из Сен-Аманов позвал на строительство замка волшебный народ и расплатился с ними на совесть. Говорят даже, — он понизил голос, — отдал их Королю своего единственного сына, а всем известно, что нет прочнее вещи, оплаченной кровью. Вот оно как!

— Вот уж изверг! — выпалил вдруг Жан и, устыдившись своей несдержанности, насупился ещё больше и замолчал.

— Эй, придержи-ка язык! — рыкнул Николя. — Не ровен час, услышит кто-нибудь.

— Да что это ты так распереживался, — усмехнулся Этьен и погладил седые усы. — Мальчишка-то, небось, жив и сейчас. Живет среди волшебного народа припеваючи. Но вот для родного отца он все равно, что умер. Потому что с тех пор, как отдал его хозяин Королю, так никто его и не видел. Госпожа-то вскоре умерла от горя. Пришлось тогда мессиру брать вторую жену, но с тех пор будто бы на всех их потомках лежит проклятье. Никто из этого рода не может быть счастлив в любви, да...

После его слов повисло молчание, нарушаемое лишь треском огня да криками ночных птиц.

Потом Жан хрипло откашлялся.

— А госпожа Амалия… Получается, она тоже несчастна?

Николя метнул на разболтавшегося парня суровый взгляд, но на сей раз ничего не сказал.

— Может, и так, — задумчиво откликнулся конюх. — Как ей не быть! Хотя хозяин Рене хорошо к ней относится и очень балует, но… На то оно и проклятие, — философски заключил он и пошевелил палкой хворост.

Сноп искр взметнулся высоко в небо, пламя поднялось выше, испугав охотившуюся летучую мышь.

Жан проводил глазами её причудливый полет и внезапно сказал:

— Легенды легендами, но вот я сегодня на кухне слышал, что госпожа будто бы получила какое-то письмо и весь день проплакала. Её горничная сказала, что та даже гулять не пошла. Так, это… Я стало быть подумал, что из-за этой английской мадмуазель, но теперь… Может, это письмо ей написал её друг, которого она бросила, чтобы выйти замуж за мессира Рене…

— Меньше бы ты болтал, парень, — проворчал Николя, поднимаясь. — Тут полно домовиков. Наплетут хозяину о твоей болтовне, да с три короба от себя добавят, и пойдешь отсюда несолоно хлебавши. Ладно, пойду-ка факелы лучше проверю. Всё будет дело…

Когда его высокая фигура исчезла в темноте, Жан пробурчал:

— Мне он не нравится. Если кто и донесет на меня мессиру, то только он.

Этьен ничего не ответил. То и впрямь ли не расслышал, то ли сделал вид, что увлеченно проверяет, насколько готовы угли, чтобы запечь в них пойманную на закате рыбу.

* * *

— Не думайте, что я недооцениваю… — голос Рене сорвался, и, чтобы закончить фразу, ему пришлось сделать вдох, — …нашего врага. Однако, повторяю, Монмирель и его обитатели ему не по зубам. Даже если кому-то... — он поднял голову и пристально посмотрел в лицо сидящей перед ним молодой женщины, — это не кажется очевидным.

Та в ответ и не подумала отвести взгляд.

— Я и не собиралась ставить под сомнение защиту этого замка, — отозвалась она. — Но при этом я слишком хорошо понимаю, с кем мы имеем дело. — Голос её звучал негромко, но твердо. — Я не питаю никаких иллюзий. Признаться, это было бы очень странно, учитывая его любовь к пренебрежению писаными и неписаными законами. После того, что он сделал с… — Айрис бросила выразительный взгляд на силуэт сидящей у камина Амалии и замолчала, не закончив фразы. Впрочем, присутствующие и так прекрасно её поняли.

— Вот именно. — Рене порывисто поднялся из-за стола и подошел к супруге.

Услышав его шаги, та не пошевелилась, но лежащие на подлокотниках пальцы судорожно дернулись, впиваясь в мягкий бархат обивки.

— Амалия, — тихо сказал де Сен-Аман. Он опустил ладонь на её хрупкое плечо, вздрогнувшее от этого прикосновения, и мягко сжал его. — Уже поздно. Мне кажется, тебе лучше лечь.

В ответ маркиза лишь покачала головой.

— Нет, — возразила она. — Я хочу помочь. Может быть, я… смогу что-то подсказать. Найти нужный довод, если потребуется. Все-таки я… — она опустила голову ещё ниже, но заставила себя договорить: — я тоже знаю его.

Последние слова Амалия произнесла одними губами, но Рене услышал их и невольно скрипнул зубами, а на его бледном виске бешено запульсировала вена. Он хотел было что-то сказать, но его опередили:

— Сейчас речь не об этом, — хрипло заметила Айрис и встала. — Поскольку Риддлу нужна только я, не стоит подвергать опасности всех вас. А учитывая то, что он каким-то образом сумел преодолеть защиту замка и подбросить это письмо, эти стены не защитят и меня. Будет лучше, если я уйду.

— Ему не пришлось ничего преодолевать, — Рене резко развернулся и отошел к высокому стрельчатому окну, за которым разливалась чернильная тьма. — У него здесь шпион. Кто-то из слуг, я полагаю, но завтра буду знать наверняка. И ещё… — он немного помолчал, что-то обдумывая, а когда заговорил, в голосе его звенела сталь: — Подбросить письмо — это все, на что он сейчас способен, иначе… Он бы не упустил своего шанса, так что в данном случае прав я, а не вы. Повторяю: оставайтесь здесь, Айрис. Возможно, на данный момент Монмирель — единственное безопасное для вас место во всем мире. По крайней мере, пока мы не придумаем что-то ещё.

— И все-таки риск навредить вам всем есть. А поэтому я предпочла бы…

— Вы спорите уже почти целый час, — негромкий женский голос, внезапно прозвучавший из противоположного угла кабинета, заставил Айрис споткнуться на полуслове. — А все потому, что кое-кто одержим дьявольской гордостью. Я бы даже сказала — «фамильной», — Эйлин усмехнулась, поставила пустой коньячный бокал на маленький столик и многозначительно посмотрела на раскрасневшуюся в запале спора кузину. — Если кого-то здесь интересует мое мнение, то вот оно. Я считаю, прав Рене. — Она откинулась на высокую спинку кресла и пояснила: — Если бы Том мог сделать что-то большее, чем убедить кого-то из прислуги подбросить письмо, он бы сделал это. А значит, добраться до обитателей Монмиреля по-настоящему он не способен. — Эйлин бросила многозначительный взгляд на вздрогнувшую в своем кресле Амалию.

— Возможно, в данном случае Риддл просто предпочитает моральный садизм всем прочим его разновидностям, — не сдавалась Айрис. — Или просто ждет удобного момента, чтобы…

— Нет, — Рене не дал ей закончить. — Поверь, я знаю, о чем говорю. Кроме того, этой ночью вам в любом случае лучше всего остаться здесь, а завтра я выясню, кто пронес в замок послание Риддла, и тогда мы продолжим наш разговор. Пока же нам всем нужно отдохнуть. Доброй ночи, сударыни! — с этими словами он вызвал слуг, пресекая возможные возражения со стороны дам.

* * *

В спальне было темно, но свет зажигать Айрис не стала Сейчас, когда нервы напряжены до предела, хотелось побыть в тишине и в темноте. Просто подумать.

Она опустилась в кресло, плотнее закутываясь в халат. Несмотря на хваленое тепло летнего Прованса, её ощутимо знобило. Хотя, вероятно, всё дело в обыкновенной бессоннице. И конечно же, не иначе как по закону подлости, многорукая тварь решила вцепиться в неё как раз в тот миг, когда наконец появилась возможность выспаться — впервые за последние четыре месяца скитаний по маггловским отелям или домам, хозяева которых уехали в отпуск. Всюду приходилось спать вполглаза, чутко прислушиваясь к любому звуку и ежечасно ожидая, что охранные чары вот-вот оповестят о прибытии незваных гостей. Хотя на сей раз обошлось без эксцессов. Её предупредили. Но расслабляться не приходилось. Риддл любит поиграть с намеченной жертвой в кошки-мышки, но отступать не намерен. Любопытно, он всегда так настойчив или просто принял отказ за личное оскорбление?

Но при всей своей любви к клоунаде он действительно опасен. И что бы там ни говорил Рене, мысль, что своим присутствием она подвергает опасности Северуса и особенно — Амалию, выводила её из себя.

Если бы не Эйлин, маркиза, возможно, удалось бы переубедить.

«А чего ты ожидала? Что все будут смотреть тебе в рот, считая твое мнение единственно верным?»

Задумавшись, Айрис не успела ещё осознать, что за дверью кто-то стоит, как отточенный годами инстинкт самосохранения заставил пальцы сомкнуться вокруг древка волшебной палочки.

Конечно, в этом замке ей вряд ли что-то угрожает — Айрис склонна была согласиться в этом с Рене, — но все-таки оставалась сотая доля процента, что одержимый сразу несколькими маниями безумец, могущественный и в чем-то, наверное, даже гениальный, сумеет изобрести способ проникнуть сюда, невзирая на самую изощренную защиту. Не дыша, она следила за тем, как медленно поворачивается блестящая ручка, доходит до упора и…

Дверь приоткрылась, и Айрис с облегчением выдохнула, увидев на пороге Амалию.

— Я не помешала? — тихо спросила та, проскальзывая внутрь.

— Конечно же нет! Я не спала. — Айрис поднялась навстречу подруге и крепко сжала её в объятиях. — Давай, присядь! Хочешь чаю?

Амалия покачала головой и вдруг выпалила:

— Зачем? Зачем он это делает? Неужели только чтобы отомстить Рене?

Айрис усадила её в кресло, а сама устроилась на подлокотнике, положив руку на вздрагивающие плечи.

— Думаю, Риддл в самом деле испытывает к тебе какие-то чувства. Это не любовь, естественно, нет! Скорее это прихоть, желание во что бы то ни стало настоять на своем и одновременно причинить боль Рене.

— Он не отступится, — Амалия сжала ладонями виски. — Порой я думаю, что мне лучше умереть!

— Нет! Не смей! — Айрис встряхнула подругу за плечи. — Ты нужна своему мужу, подумай, что будет с Айллин! Ты нужна им и… мне!

— Я боюсь его, — прошептала Амалия. — После того, что он сделал с Лео! Со мной! — голос её сорвался. С тех пор как я узнала, что он убил Лео и, приняв его облик, овладел мной, я чувствую себя грязной! Скажи, как только Рене не тошнит от меня?! Как он может прикасаться ко мне, зная… — Голос её сорвался.

— Успокойся, пожалуйста, дорогая! Рене знал, что ты любила другого, когда женился на тебе, — Айрис прижала её голову к груди и успокаивающе гладила по спине, будто ребенка.

— Но… я не понимаю, почему он не убил меня, когда узнал, что под личиной Лео находился этот отвратительный монстр? После того, как получил письмо Риддла? О! — воскликнула она, высвобождаясь из объятий подруги. — Эта тварь, должно быть, не поскупилась на краски, расписывая во всех подробностях события той проклятой ночи! — выкрикнула она и впилась зубами в запястье, чтобы подавить рвущийся из груди крик.

— Почему ты не хочешь, чтобы Рене или я наложили на тебя Обливиэйт. Тебе бы стало легче.

Амалия подняла на неё взгляд покрасневших глаз.

— Потому что я тогда забуду, кто повинен в моих муках. И не смогу отомстить.

Предрассветный Хогсмид спал, когда на задворках паба «Кабанья голова» раздался хлопок, и из сумрака выступила закутанная в плащ фигура.

Замерев на секунду и удостоверившись, что вокруг всё спокойно, а ловушек, по крайней мере видимых, нет, прибывший направился к задней двери паба, которая, согласно договоренности, была приоткрыта. Достигнув входа, больше похожего на тайный лаз в разбойничье логово, маг, вместо того чтобы откинуть капюшон, закрывавший лицо, надвинул его еще глубже и только потом переступил низкий порог.

В темном коридоре, как и на узкой грязной лестнице, не было ни души, однако на стене тускло горел один из двух закрепленных в держателе факелов — условный знак, означавший, что посторонних нет и все идет согласно плану.

Бесшумно преодолев оба пролета, пришелец остановился перед низенькой дверью справа и, только убедившись, что скрытая в складках палочка на месте, толкнул её. Несмотря на обильно покрывавшие потемневшее от времени полотно паутины и грязь, она открылась совершенно бесшумно, демонстрируя угольно-черный провал, но стоило оказаться внутри, как иллюзия развеялась, открывая взору вошедшего вполне сносно освещенную комнату, в центре которой стоял… Альбус Дамблдор.

В следующий же миг дверь за спиной закрылась, а по контуру пробежала вспышка защитных и заглушающих заклинаний.

— Добро пожаловать, — глава Визенгамота приглашающе указал на низкое кресло у закопченного камина, — уверяю вас, здесь вы можете чувствовать себя совершенно спокойно, а я гарантирую вам полную безопасность.

В ответ на эту реплику тонкие руки медленно поднялись и отбросили капюшон.

— Если бы я не знал, кто вы, то решил бы, что вернулся в пору моей юности, а передо мной стоит Селена Принц. — Дамблдор с улыбкой погладил седую бороду. — Ваша прабабушка была первой красавицей Хогвартса, когда мы там учились.

Проследив, что гостья последовала его совету и села, он опустился в соседнее кресло. В следующий миг камине вспыхнул неяркий огонь.

— Надеюсь, вы не возражаете, — Дамблдор кивнул в сторону весело пляшущих язычков. — В этом году лето в Шотландии выдалось не слишком теплым, а на рассвете мои старые кости особенно чувствительны к сырости. Но не смею утомлять вас больше старческим брюзжанием, дорогая Айрис. Перейдем к делу. — Сложив руки на груди, он немного помолчал перед тем как продолжить. — Полагаю, в последние дни произошло нечто необычное, если вы решились встретиться со мной именно сейчас, а не год назад, когда я впервые предложил вам свою помощь. Я прав?

— Да, — собеседница повернула голову так, чтобы лучше видеть его лицо. — Риддл встретился с Эйлин и предупредил, что в последний раз вежливо приглашает меня присоединиться к нему. Конечно, я легко могла бы скрыться, уехав, например, в Южную Америку, но я беспокоюсь за сестру и её сына. Они живут в маггловском районе Йоркшира и совершенно беззащитны.

— Вы так полагаете? — Дамблдор тонко усмехнулся. — Мне кажется, Эйлин Принц в состоянии постоять за себя или уйти от преследования, если возникнет такая необходимость. — Помолчав, он добавил: — Но мне кажется, есть что-то ещё, некое обстоятельство, о котором вы умолчали.

По лицу Айрис пробежала тень сомнения, которую Дамблдор, без сомнения, заметил, потому что, наклонившись к ней, сказал, понизив голос.

— Позвольте дать вам совет, мисс. Если желаете, чтобы я вам доверял, не пытайтесь что-то скрыть от меня. Это в ваших же интересах. Чем полнее я буду представлять картину происходящего, тем лучше смогу вам помочь.

* * *

Северус так боялся пропустить встречу с Айрис, что не спал всю ночь, занимая себя то воспоминаниями о чудесах, с которыми столкнулся в замке де Сен-Амана, то мечтами о растущем в яйце фамильяре, с которым они обязательно станут отличными друзьями. Но на рассвете, убаюканный радужными перспективами, он все-таки забылся незаметно подкравшимся сном.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда он открыл глаза. Опрометью выскочив из постели, он бросился в ванную, где с рекордной скоростью расправился с утренним туалетом. Вернувшись в спальню, чтобы одеться, Северус наткнулся на Трике, раскладывающего на кровати приготовленный для нового дня костюм.

— Господин торопится? — поинтересовался эльф, наблюдая, как его подопечный едва не оторвал пуговицу на вороте, оказавшуюся чуть более тугой, чем остальные.

— Да!

— В таком случае позвольте негодному Трике помочь вам, — ушастый слуга боком подступил поближе — видимо, отнес получившийся слишком резким ответ на счет своей назойливости.

— Хорошо, — нетерпеливо кивнул Северус, позволяя эльфу одним щелчком завершить процесс одевания.

Конечно, можно было не сомневаться, что ободренный домовик примется еще и за прическу, но, к счастью, теперь, зная о его нелюбви к подобным процедурам, Трике справился с задачей со спринтерской скоростью — один щелчок узловатых пальцев, и волосы упали на плечи аккуратной шелковой волной.

— Трике может идти? — пробормотал эльф, склоняясь в низком поклоне.

— Постой! — Северус заметил, как округлились от удивления глаза домовика, привыкшего, что вверенный его заботам гость предпочитает видеть своего слугу как можно меньше. — Прошлой ночью в замок должна была прибыть еще одна дама. Ты знаешь, где она остановилась?

— Конечно! — Трике с энтузиазмом закивал. — Комната мадмуазель Айрис совсем рядом.

— Ты проводишь меня к ней? — торопливо попросил Северус. — Мне очень нужно её увидеть. Сейчас!

Острые уши эльфа внезапно поникли.

— Простите, господин, но это невозможною.Мадмуазель нет сейчас в замке!

— Нет в замке… — повторил Северус с отчаянием. Он ведь чувствовал, что нельзя спать. — Нужно было караулить под дверью! — пробормотал он, забыв, что его слышат.

— Мадмуазель Айрис ушла почти сразу после разговора с мессиром Рене, — пояснил Трике с видом таким виноватым, будто причиной огорчения господин стал его же собственный проступок.

— Но ведь… — Северус прикусил губу, ощущая, как предательски защипало глаза, — мне нужно было…

Тихий стук в дверь заставил его замолчать.

До сих пор к нему здесь приходил только Люциус, но Малфой стучал уверенно и громко или даже вовсе не утруждал себя оповещением о собственном присутствии, как в ту ночь на 24 июня, когда предложил поучаствовать в волшебном ритуале.

— Это маленькая мадмуазель Айллин, — объяснил эльф.

Айллин?

Северус широко распахнул глаза.

Но… Что заставило её прийти?

— Входите! — пригласил он, стараясь говорить по-взрослому уверенно и громко.

Трике тут же подскочил к двери и распахнул её, приглашая девочку войти.

Гостья робко переступила порог и присела в коротком поклоне.

— Доброе утро, — тихо сказала она, поспешив добавить: — Я знаю, почему ушла Айрис.

От смущения и неожиданности Северус замешкался и вместо приветствия молча кивнул, совершенно не представляя, что сказать.

— Если Трике понадобится, пусть господин только позовет! — пропищал эльф и деликатно исчез, оставив его наедине с гостьей.

— Это правда? — голос Северуса заметно охрип. — Ты действительно знаешь? — И окончательно смутившись, пробормотал: — Прости… те, я хотел сказать вы…

— Да, — Айллин, казалось, не обратила внимания на его неуклюжую попытку загладить неловкость. — Я… я подслушала. Не специально. Просто не могла уснуть и пришла к маме, но её не было в комнате, — она принялась объяснять, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Я думала, мама у Айрис, но там тоже было пусто. Тогда я решила дождаться кого-то из них и, наверное, уснула в кресле, а потом меня разбудили голоса. Мама пришла к Айрис, и они долго говорили… — Теперь румянец на щеках девочки не уступал по яркости его собственному. — Наверное, я не всё поняла, но… кажется, Айрис кто-то преследует. Кто-то опасный и злой. Отец предложил ей жить с нами, а она отказалась, сказала, что должна уйти.

— Уйти? — Северус не верил собственным ушам.

— Она боится, что если останется, то мы все тоже можем пострадать.

Айллин замолчала, осмелившись наконец взглянуть ему в глаза.

Нужно было что-то сказать, но язык будто прилип к небу, а голову заполнила звенящая пустота.

Северус растерянно опустился на ковер, и Айллин последовала его примеру.

Некоторое время они сидели в полной тишине, нарушаемой только доносившимся с балкона щебетом птиц. Наконец она сказала:

— Я думаю, Айрис еще вернется...

— Рене обещал, что мы с ней увидимся, — кивнул Северус.

— Тогда не сомневайся, — Айллин осторожно коснулась его руки, — отец никогда не нарушает слова.

* * *

— Мессир, я готов поручиться за каждого из ваших слуг. — Седой мажордом был непривычно угрюм и бледен. — Никто из них не предаст вас, даже под угрозой смерти, — серые глаза слуги сверкнули из-под кустистых бровей.

Маркиз де Сен-Аман поднялся с кресла, обошел широкий кабинетный стол и остановился прямо напротив собеседника.

— Я знаю, Арно, — сказал он, успокаивающе коснувшись ладонью худого плеча, — и всё-таки прошу вас внимательно наблюдать за вашими подчиненными. А пока соберите всех в холле, скажем, через полчаса. Я сам поговорю с каждым.

Мажордом поклонился и вышел, оставив Рене наедине с тревожными мыслями.

С тех пор как умер отец, он вплотную занимался делами поместья, не перекладывая эти обязанности на управляющего. За исключением непродолжительных поездок он почти не покидал замок, так что имел достаточно времени и возможностей, чтобы узнать своих людей, а многие из работающих сейчас слуг были наняты после личного собеседования. Арно прав — все они заслуживали доверия. Однако даже если исключить подкуп, все равно оставалась вероятность, что к кому-то из них применили какое-то заклинание, например, Империус. В этом случае выявить того, кто подбросил Амалии послание Риддла, будет непросто. Конечно, можно применить легилименцию, но если заклятье накладывал мастер ментальной магии, то искомый момент, скорее всего, замаскирован ложными воспоминаниями…

На месте Риддла он сам поступил бы так же. И всё-таки шпион будет обнаружен. Никто не в силах изменить природу вещей, а суть темной магии такова, что полностью скрыть её следы невозможно.

Рене задумчиво подошел к окну и немного постоял, наблюдая, как Этьен с Жаном и Николя ведут лошадей к замковым воротам, видимо, собираясь купаться. Это зрелище на мгновенье оторвало его от дум, заставляя вспомнить вчерашний рассказ конюха о том, как ловко Северус расположил к себе норовистого Алмаза.

— Богом клянусь вам, мессир, малыш — молодец! — восторженно восклицал он. — А ведь ваша милость знает, что этот жеребец — настоящий дьявол и видит нутро человека. Трусов и предателей и всякую шваль чует издалека, ни за что не подпустит к себе кого попало. Когда мальчик его выбрал, я поначалу испугался, думал, вдруг чего случится, малец-то никогда лошадей живых не видел, мог бы испугаться. Но какое-там! — Этьен сиял, будто получил в подарок лучшего абраксанца. — Чертяка принял его, будто знал всю жизнь!

Конюх ушел, что-то бормоча о доброй крови, которую не спрячешь, а Рене вновь усомнился в том, что Северус сын пьяницы-маггла, которого помнил по свадебной колдографии Эйлин из Ежедневного Пророка.

Сейчас он вновь вспомнил тот разговор и в который раз поймал себя на ощущении, что в истории происхождения Северуса далеко не всё так ясно, как казалось на первый взгляд.

Когда мальчик впервые появился в замке, он сразу увидел в нем черты Эйлин. Вид ребенка, лежащего на полу его гостиной, всколыхнул душу, заставив забыть, что вокруг гости и на него смотрят десятки посторонних глаз. В тот вечер он нес Северуса в свою детскую спальню, слыша лишь пульсацию крови в ушах и воображая, что так мог бы выглядеть их с Эйлин сын.

Потом, когда гости уже разошлись, появилась она и поклялась, что Северус — сын Тобиаса Снейпа. Остаток ночи они проговорили о чем угодно, только не о том, что хотел знать Рене.

Почему она вышла за этого маггла? Почему оставила его, забыв все обещания? Наконец, как случилось, что её родные позволили допустить этот нелепый и унизительный брак?

Но стоило затронуть хоть один из этих вопросов, как она хмурилась и немедленно замолкала, в конце концов пригрозив, что немедленно уйдет, если он не оставит все, что так или иначе связано с данной темой.

Глубокой ночью Эйлин вернулась к себе, оживив призраки прошлого, которые принялись терзать старые раны с остервенением и жестокостью, достойными гарпий. До самого рассвета он боролся с безумным искушением не верить.

Он упорно внушал себе, что исправить ничего нельзя, что нужно принять сложившееся положение вещей как данность. Жить дальше. Заниматься делами поместья, поддерживать политический и общественный вес рода, за судьбу которого в ответе только он один, быть хорошим мужем и отцом.

С наступлением дня он немного пришел в себя, а прогулка по парку помогла изгнать последние следы едва не завладевшего им сумасшествия.

Но не сомнения! Поэтому, когда утром Эйлин пришла, чтобы забрать мальчика, он убедил её оставить Северуса погостить в замке, желая приглядеться поближе и самому решить, что правда, а что ложь.

Рене отошел от окна, возвращаясь к действительности. История с подброшенным письмом вынуждала отложить пока прояснение загадки Эйлин. Сейчас важнее всего узнать, кого из слуг подчинил себе Риддл, и как можно скорее устранить угрозу, нависшую над семьей. А после того, как все будет улажено, можно вплотную заняться выяснением происхождения Северуса.

* * *

Просторный кабинет директора еще утопал в полумраке, хотя первые лучи стремительно поднимающегося солнца уже играли на разнообразных серебряных инструментах и волшебных приборах, угрожая вскоре залить жидким золотом все его пространство. Большинство обитателей волшебных портретов еще спали, а некоторые, в том числе Финеас Найджелус, видимо ещё не вернулись с ночной прогулки.

Фоукс — фамильяр директора — тоже мирно дремал на своем насесте, когда Альбус Дамблдор вдруг возник посреди свободного пространства башни, заставив феникса лениво приоткрыть один глаз.

Убедившись, что хозяин цел и здоров, Фоукс сунул голову под крыло, всем своим видом давая понять, что теперь-то никто не помешает ему спать столько, сколько он пожелает.

— Что-нибудь новое, Джулия? — директор обратился к молодо выглядевшей черноволосой ведьме, в роскошной парчовой мантии — самой молодой директрисе Хогвартса, наперснице и личной колдунье Марии Стюарт, пытавшейся спасти свою патронессу от казни, но убитой охотниками на ведьм.

— Том снова экспериментировал с защитой замка, Минерва присылала патронуса, предупреждая, что немного задержится в Вене и вернется не раньше середины июля, гриффиндорцы снова устроили дуэль со слизеринцами, но вряд хоть что-то из этого претендует на звание «новости», — ведьма широко зевнула. — С твоего позволения, я навещу свою прапрапраправнучку в Эдинбурге, — сказала она и исчезла, не дожидаясь ответа Дамблдора.

— Да-да, конечно, — рассеянно кивнул тот, явно поглощенный другими мыслями.

Медленно поднявшись по ступенькам на возвышение, где располагался его рабочий стол, Альбус опустился в похожее на трон кресло с высокой спинкой и некоторое время оставался неподвижным. Спустя некоторое время он призвал широкую каменную чашу, покрытую узором древних рун, и опустил в неё серебристую ленту воспоминаний, которую извлек, поднеся палочку к виску.

Наклонившись к глянцевой поверхности, Дамблдор всмотрелся в проступившие очертания узкого женского лица, а затем решительно окунулся в чашу.

*

Просмотрев воспоминания о встрече с Айрис Принц, Дамблдор устало откинулся на спинку своего кресла.

Красавица оказалась твердым орешком. Ни богатый опыт, ни оттачиваемое десятилетиями искусство убеждения, которое некоторые отчего-то осуждающе называли манипуляцией, не дали желаемого результата. Даже обещание предать забвению дело, приведшее её в Азкабан, не возымело эффекта. Тонко улыбнувшись, она заметила, что, как уважаемый председатель Визенгамота наверняка помнит, суда не было, как и дела, поэтому ворошить прошлое значило бы бросить тень на министра Феликса Флинта и, конечно же, на него самого — как председателя Верховного суда.

Увы, только шантаж — крайняя мера, к которой Альбус не любил прибегать без крайней необходимости, позволил сдвинуть дело с мертвой точки. Следует отметить себе на будущее — девочка по-настоящему привязана к семье и пойдет на многое, чтобы избежать скандала.

Дамблдор потер нывшие от напряжения виски — пытаясь взломать ментальную защиту упрямицы, он явно перестарался, — вышел из-за стола и сделал несколько кругов по кабинету.

Конечно, было бы идеально иметь своего человека, да еще с такими способностями к окклюменции, среди приближенных Тома. А значит, нужно разузнать побольше об этой истории со скоропостижной свадьбой Эйлин. В случае успеха, в его руках окажется козырь, который позволит непосредственно влиять на её кузину, и тогда…

Альбус усмехнулся и прикрыл глаза, представляя, как из первых рук узнает, о замыслах Риддла.

Тогда желанный идеал станет реальностью, а исход назревающей войны гораздо более предсказуемым.

* * *

Солнце почти достигло зенита, а Айрис всё не было. По крайней мере Трике, обещавший немедленно сообщить Северусу, когда она вернется в замок, упорно не показывался на глаза.

И вообще, чутье, натренированное жизнью в Паучьем тупике, подсказывало ему, что происходит что-то неладное. А факты лишь подтверждали эти ощущения.

Так, например, впервые с того дня, как он оказался здесь, ему пришлось завтракать в одиночестве. Северус сам удивлялся, насколько быстро, оказывается, можно привязаться к хорошему! Вот как можно было тосковать по обществу маркиза, Амалии и даже маленькой Айллин, после того как всю свою сознательную жизнь завтракал в полном одиночестве в чулане с сушеными травами, под старой ивой или даже и вовсе на бегу, пробираясь задворками к реке?

Еще более странным казалось то, что после привычного ломтя черствого хлеба теперь даже горячие булочки с ванилью и корицей, на которые можно намазать нежнейший сливочный сыр или янтарный мед, и полная ваза роскошных тропических фруктов не могли компенсировать их отсутствие!

Когда же Северус попытался узнать у прислуживающей ему эльфийки, почему он сидит за роскошно накрытым столом один, та нахмурилась и сухо сообщила, что «мессир очень-очень занят, а госпожа нездорова». Больше ничего узнать не удалось, поскольку домовуха упорно притворялась глухой и больше не проронила ни слова.

Аппетит пропал совершенно, и, снедаемый тревогой, он отправился бесцельно бродить по замку.

Вначале ноги занесли его в оранжерею, где он нечаянно спугнул парочку какаду, полюбовался пестрыми красками азалий, но, вспомнив, что некоторые из них могут быть ядовиты, близко подходить не стал, и, наконец, движимый любопытством сорвал и надкусил финик, оказавшийся недозрелым.

Сейчас Северуса не радовала даже библиотека, куда он забрел, чтобы хоть как-то убить время. В результате, постояв перед тем самым по-прежнему запертым шкафом, он понял, что если бы какая-нибудь добрая фея предложила ему выбор, он предпочел бы получить хоть какую-то весть от Айрис или узнать, что у Рене и его домочадцев все в порядке, возможности добраться до его содержимого. Так что когда в портретной галерее повстречался Люциус, он едва удержался от того, чтобы не броситься ему навстречу.

— Привет! — на заострившемся лице наследника Малфоев расцвела улыбка. — Что тут происходит? Этьен сказал, что родители уехали еще вчера, а я только что вернулся от Селвинов, но уже целый час не могу поговорить с Рене. Его камердинер сидит у двери кабинета, как цепной пес, и никого не пускает.

Северус пожал плечами.

— Я тоже с утра ещё никого здесь не видел, кроме домовиков, — сказал он.

— Зато я видел, — заговорщически прошептал Люциус. — Твоя мама здесь и, кажется, тоже жаждет пообщаться с маркизом. Я слышал, как она ругалась по этому поводу с камердинером. Представляешь, её — Малфой сделал ударение на последнем слове, — он тоже не пустил!

Северус лишь покачал головой. Всё происходящее здесь ему совершенно не нравилось!

* * *

Беседа со слугами ничего не дала. Увы, приходилось признать, что проблема оказалась более сложной, чем надеялся Рене. Если кто-то из челяди и подвергался магическому воздействию злоумышленника, то следов обнаружить пока не удалось. Нужно будет поговорить с каждым в отдельности, а также — включить в круг подозреваемых Тристана и гостей. Учитывая же тот факт, что основная их часть разъехалась, на установление истины уйдет немало времени. Того самого драгоценного времени, которого у него нет!

— Трудный день, милый?

Низкий женский голос заставил маркиза оглянуться.

Темный овал старинного портрета, привезенного из Шотландии его мачехой вместе с прочим приданым, ожил, и теперь с полотна на него с усмешкой смотрела красивая молодая ведьма в ало-золотой мантии старинного покроя.

— Надеюсь, ваш день выдался гораздо более приятным, миледи. — Рене учтиво поклонился, ожидая продолжения.

— Мои дни не так хороши, как бы мне хотелось, маркиз, — по лицу красавицы пробежала мимолетная тень, — но вы ведь знаете, я не теряю надежды, что с вашей помощью это скоро изменится.

— Если… это будет в моих силах, мадам.

— Я в этом не сомневаюсь, — кивнула волшебница. — Но сейчас я пришла не для того, чтобы обсуждать условия нашего договора, тем более что при данных обстоятельствах я гораздо более полезна тебе в своем нынешнем состоянии. И сейчас ты в этом убедишься.

— Я слушаю. — Рене приблизился к портрету и наколдовал заглушающий купол.

— Мудрый поступок, — одобрила ведьма. — Но к делу. У меня есть новости, и, боюсь, они не добавят вам настроения. Вкратце они сводятся к следующему: Альбус Дамблдор встречался несколько часов назад с Айрис Принц. Его цель убедить её шпионить на Риддла.

Рене показалось, что он ослышался.

— Шпионить на Риддла? — переспросил он, не в силах скрыть недоверия.

— Вот именно! — Вопреки его опасениям, Джулия и не подумала оскорбиться, что означало одно — дело представляется ей слишком серьёзным, чтобы играть. — Светлейшему магу Британии крайне необходим свой человек среди членов ближнего круга Тома. Без такого союзника он рискует проиграть, и достаточно умен, чтобы это понимать.

— Но почему именно Айрис? Разве в Британии нет готовых сотрудничать с Дамблдором мужчин? — Рене нахмурился.

— Мой милый, — волшебница со вздохом опустилась в материализовавшееся за спиной старинное кресло. — Не мне говорить вам об этом, ведь я, как вы знаете, умерла в 1587 году, но ваши представления о чести устарели как минимум на добрую сотню лет! Даже в мое время, когда рыцарский кодекс был еще в почете, мужчины, в погоне за властью, легко приносили в жертву женщин. Свидетельство тому — печальная участь моей королевы. Что уж говорить о вашем веке!

— И всё-таки я не понимаю, — Рене прислонился к косяку окна. — В его распоряжении вся волшебная школа, полная горячих голов. Насколько мне известно, большинство гриффиндорцев боготворит директора. Разве это не идеальное место для вербовки?

— Для вербовки пушечного мяса — уж прости меня за откровенность, — возможно, — отозвалась ведьма.— Но Дамблдору нужен особый талант. Из тех, что порой встречаются в старинных семьях, да и то не слишком часто. Ты следишь за моей мыслью?

— Понимаю, — Рене на мгновенье прикрыл глаза. — Ему нужен хороший менталист.

Джулия усмехнулась, обнажив белоснежные зубки.

— Не просто хороший, а исключительный. Я знаю две-три семьи, в которых время от времени такие рождаются: Блэки, Мраксы, Малфои… — ведьма прищурилась, — и…

— И Принцы, — голос его предательски дрогнул, что вряд ли укрылось от проницательной собеседницы.

— Вот именно, — одобрительно кивнула она, — ты уловил суть.

— И все они традиционно учатся на Слизерине.

— А значит, не стремятся становиться марионетками Альбуса, — закончила Джулия.

— Зато они готовы подставить шею под ярмо Риддла, — пальцы Рене сами собой сжались в кулаки. — Я был неприятно удивлен, когда глава рода Малфой принялся расхваливать всю ту чушь, которую распространяет так называемый Темный Лорд.

— К сожалению, ты прав. — Она извлекла из пространства кружевной веер и задумчиво поиграла им. — Здесь мы вновь возвращаемся к твоему вопросу о том, для чего Альбусу так нужна Айрис. По моему мнению, у него просто нет выбора. Из нынешнего молодого поколения у неё лучшие способности к ментальной магии. Её талант на несколько порядков превосходит способности юного Люциуса. Очень даже неплоха Беллатрикс Блэк, но и она сильно уступает Айрис как в мастерстве, так и в опыте. Кроме того, насколько мне известно, склонить её на свою сторону вряд ли под силу даже такому хитрецу как Альбус. По слухам, она просто боготворит Тома. Я слышала, — ведьма понизила голос, — как Финеас Найджелус рассказывал Дамблдору, что Белла ждёт не дождётся, когда Люциусу исполнится семнадцать, и можно будет выйти за него, чтобы в статусе леди Малфой присоединиться к Риддлу.

— Неужели эти глупцы не понимают, что… — не закончив фразы, Рене прервался, потрясенный догадкой.

— Да? — в глазах Джулии вспыхнул неподдельный интерес.

Однако он молчал, ощущая, как распутывается клубок не связанных на первый взгляд фактов. Донесения Арнье — его осведомителя в Лондоне, энтузиазм, с которым Абраксас превозносил идеи Риддла и ловко ушел от расспросов, когда убедился, что у собеседника они не вызывают ничего, кроме отвращения. Когда же Рене прямо спросил родственника, говорил ли тот с Томом лично, Малфой отделался уклончивым замечанием, что встретиться с Лордом очень сложно и что тот сам выбирает время и место.

Похоже, Малфой знал о методах Тома не понаслышке, а учитывая, что в той беседе Абраксас явно пытался прощупать отношение Рене к своему кумиру, вполне вероятно, что, в случае положительной реакции, он попытался бы и его привлечь на сторону Риддла.

— Ты что-то вспомнил? — нетерпеливо напомнила о себе волшебница.

Рене поднял руку, призывая её помолчать, в то время как в его мозгу окончательно сложилась картина событий. Если допустить, что Малфой действительно примкнул к Лорду, именно он мог бы по приказу своего хозяина подбросить письмо Амалии — лично или наложив Конфундус на домовика. Внезапный отъезд косвенно подтверждал его вину. К сожалению, в данный момент Абраксас находился вне досягаемости, и проверить догадку не представлялось возможным.

— Это не касается темы нашей беседы, — ответил наконец он, переводя взгляд на собеседницу и возвращаясь к действительности.

— Как сказать, — Джулия прищурилась, изучающе его разглядывая. — В непростые времена, подобные вашим, самые разные, на первый взгляд не связанные между собой события могут оказаться звеньями одной и той же цепи.

— Возможно, но пока я не хотел бы обсуждать данный вопрос.

— Хорошо, — согласилась волшебница. — Просто напоминаю, что если ты захочешь поделиться своими тревогами, я всегда готова помочь. Ты ведь знаешь, что заслужить твою благодарность в моих интересах?

— Я знаю, — ответил он, наблюдая, как выцветают яркие краски портрета.

— Прощай!

Изображение становилось всё более блеклым, будто призрачным, и вот холст вновь стал темным и безжизненным.

*

Вернувшись за свой стол, Рене размышлял над полученными новостями.

Он был почти уверен в том, что его догадка о роли Абраксаса в истории с подброшенным письмом верна. Скорее всего, слуги действительно ни при чём, что и доказала встреча в холле. К тому же из работающих в Монмиреле людей в комнату Амалии есть прямой доступ лишь у Брангены, которая не выходит из замка уже многие годы, а значит, заколдовать её у злоумышленника не было никакой возможности. Домовиков связывает родовая магия, которая не позволила бы навредить хозяйке, кроме того, все они любят Амалию и искренне ей преданы. С Тристаном — домашним врачом — не помешает поговорить, но сделает он это скорее для очистки совести, чем надеясь обнаружить в его поведении что-то подозрительное.

Рене позвонил, и в следующий же миг на пороге возник камердинер.

— Мессир, вас желает видеть госпожа Эйлин, — сказал он, тяжело дыша, будто поднялся до самого верха донжона.

Анри знал подругу еще со времен их детской дружбы и упорно не желал называть её миссис Снейп.

— Хорошо, Анри, пригласи её и передай, пожалуйста, Тристану, что я жду его после ужина у себя.

Старый слуга с поклоном исчез, а в следующий же миг в кабинет стремительно вошла Эйлин.

— Ты заставил меня ждать! — Она пересекла пространство, разделяющее вход и рабочий стол, и остановилась прямо напротив, проигнорировав предложение присесть.

Черные глаза возмущенно сверкали, яркие губы были сурово сжаты, на щеках горел гневный румянец.

— Что случилось? — Рене рывком поднялся навстречу.

— Ты знаешь, где Айрис? — Эйлин судорожно ухватилась за столешницу, подаваясь к нему всем телом, и в тот же миг он ощутил мощную попытку прорваться в его сознание.

— Прекрати!

Эйлин резко отшатнулась, и по её щекам разлилась бледность.

— Я… — голос её сорвался. — Прости. Я подумала…

— Что стоило тебе уйти, как я тут же выставил её за дверь? — резкие слова сорвались прежде, чем он успел удержать их.

Эйлин в изнеможении опустилась в материализовавшееся за спиной кресло.

— Нет, — она откинулась на спинку, будто тот порыв отнял у неё все силы. — Конечно же, нет. Но я решила, что Айрис посвятила тебя в свои планы, что вы что-то задумали.

Теперь уже Рене стоял перед ней.

— Если ты о её решении довериться Дамблдору, то для меня это такая же неожиданность, как и для тебя.

— Дамблдору… — Казалось, лицо Эйлин вовсе лишилось красок. — Откуда ты это знаешь?

— Из надежного источника.

— В таком случае, она сошла с ума…

— Не думаю, — скрестив руки на груди, он постарался успокоиться и не наговорить слов, о которых потом пожалеет. — Это у вас в крови, — процедил он зло сквозь стиснутые зубы. — Во всем полагаться лишь на себя, решать все проблемы в одиночку, вести себя так, будто вы одни на целом свете!

— Ты прав, — отвернувшись, Эйлин отстраненно смотрела в одну точку, будто забыла о его присутствии. — Мы, Принцы, не перекладываем проблемы на плечи близких, — сказала она и, помолчав, добавила: — когда же становится по-настоящему трудно, мы готовы продать душу дьяволу за тех, кого любим.

* * *

Старый особняк стоял прямо в лесу и казался совершенно заброшенным. Ветхая крыша давно провалилась, и в хмурое, несмотря на лето, северное небо уныло смотрели прогнившие балки перекрытий. Вековые буки и лиственницы подступали почти вплотную к сложенным из серого, грубо отесанного гранита стенам, обильно покрытым мхом, а толстый суковатый ствол мертвой, лишенной коры сосны перегородил подъездную дорожку. Однако Айрис это не остановило. Она упрямо шла к своей цели, и в какой-то момент чары развеялись, открывая вид на небольшой, но крепкий замок — старое родовое гнездо Принцев, о существовании которого в волшебной Британии никто не слышал уже более полутора веков.

В их семье всегда большое значение придавалось вопросам безопасности, и это обиталище, стоявшее на землях, куда могла ступить лишь нога волшебника, принадлежащего к клану, выполняло функцию фамильной цитадели. Сейчас же здесь жила леди Тисифона, прабабка Юлиуса Амброзиуса Принца — нынешнего главы рода.

Сегодня Айрис впервые пришла сюда без родителей и с конкретной целью. Если кто и мог рассказать ей правду о семейном скандале, на который сегодня намекал Дамблдор и из-за последствий которого она оказалась в Азкабане, то сделать это могла только хозяйка замка.

*

Леди Тисифона встретила нежданную гостью в парадной гостиной.

За свою жизнь Айрис видела прапрабабку не более трех раз, последний из которых пришелся на праздник по поводу совершеннолетия, и всякий раз поражалась тому, что время, казалось, совершенно не властно над ней. Несмотря на преклонный даже для волшебницы возраст, та выглядела превосходно: гладкая — ни морщинки — кожа, яркие синие глаза, гордый изгиб черных бровей, идеально прямая осанка. Только белоснежные волосы, уложенные в высокую прическу, и взгляд, от которого веяло накопленной за невероятно долгую жизнь мудростью и кажущимся почти потусторонним холодом, напоминали, что старейшей леди клана более двух сотен лет.

— Рада тебя видеть, — голос хозяйки прозвучал удивительно молодо. — Ты здесь, следовательно, сумела выбраться из Азкабана и не запятнала родовую честь, как я и полагала с самого начала. Садись.

Леди Тисифона указала на кресло, стоявшее напротив её собственного.

— Вы предполагали, что я… сумею бежать? — Айрис так удивилась, что забыла поблагодарить за приглашение, хотя с детства знала, что та не терпит даже малейшего отступления от этикета.

Но на сей раз прабабка не заметила оплошности, или предпочла сделать вид.

— Конечно, — усмехнулась она, снисходительно глядя на свою праправнучку. — Более того, я сама посоветовала Августусу отдать аврорам тебя вместо твоего никчемного кузена. Но вот тут я ошиблась, — Тисифона покачала головой, будто не замечая ошеломленного взгляда Айрис. — Мальчишка всё равно плохо кончил, и в результате имя Принцев было вычеркнуто из Книги чистокровных родов Британии. — Нахмурившись, она замолчала, погрузившись в какие-то мысли.

Айрис тоже не представляла, что сказать. Оглушенная открывшейся правдой, опустив веки и до боли прикусив губу, она слушала, как шумит кровь в ушах, изо всех сил стараясь сдержать обжигающе-горячие слезы.

Казалось, цель визита достигнута. Она узнала, что хотела, хоть и без подробностей. До сих пор она полагала, что оказалась в тюрьме по ложному обвинению в применении запрещенных законом темно-магических практик и ритуальном убийстве маггла, как ей объявили на тайном заседании суда.

Сколько бессонных ночей провела она в камере для особо опасных преступников, под свист ледяного ветра пытаясь понять, почему никто не озаботился поиском настоящего виновного, и в конце концов решила, что дело просто сфабриковали, в действительности же не было ни убийства, ни некромантского ритуала. Ведь, несмотря на её требования предоставить улики своих злодеяний, красочно описанных в обвинительном приговоре, председатель суда — Министр Филиус Флинт — заявил, что её преступления слишком отвратительны, чтобы предъявлять присутствующим столь мерзкие свидетельства, и вполне достаточно того, что присяжные ознакомлены с ними и уже вынесли свой вердикт.

В реальности всё оказалось значительно проще. Семья добровольно пожертвовала ей — младшей в роду, чтобы спасти Корнелиуса, брата Эйлин и единственного сына Юлиуса Амброзиуса Принца — наследника, которому предстояло возглавить фамилию после смерти своего отца. И не важно, что эта жертва оказалась напрасной.

В конце концов, поборов сжавший горло ком, Айрис спросила:

— Почему вы были так уверены, что я сумею бежать?

— Потому что знала: ты единственная из всех моих потомков унаследовала дар к анимагическому превращению. Если большинству волшебников приходится год за годом совершенствоваться в этом искусстве, ты способна найти свою форму гораздо быстрее, особенно если попадешь в ситуацию, прямо угрожающую жизни. Я узнала, что ты обладаешь этим талантом, когда тебе исполнилось семнадцать. Надеюсь, ты помнишь, что именно я провела твой ритуал посвящения? — Дождавшись её кивка, Тисифона сухо рассмеялась. — Сейчас многие старые семьи отказались от этой традиции, считая её пережитком прошлого. Напрасно! Некоторые редкие способности, спящие в древней крови, можно пробудить только во время такого обряда. — Прабабка замолчала, пристально глядя на Айрис, будто хотела прочитать её мысли.

— Мне понадобилось полтора года, чтобы понять, что я могу превратиться, и еще месяц, чтобы привыкнуть к своей анимагической форме, — глухо сказала она, инстинктивно выставляя ментальный экран.

— Да, кстати, какова твоя форма? — хозяйка совершенно проигнорировала неприкрытую горечь, прозвучавшую в её словах.

— Летучая мышь, — хрипло ответила Айрис и, взглянув в глаза собеседнице, была поражена весельем, вспыхнувшем в её взгляде:

— Ты — истинная наследница Принцев! — с гордостью произнесла леди Тисифона и рассмеялась.

Прошло три недели, но Айрис так и не появлялась.

Чтобы как-то скрасить ожидание и немного отвлечься, Северус старался заполнить долгие дни до отказа: исследовал библиотеку, крутился на конюшне, гулял по окрестностям с Люциусом или в саду с Айллин, а вечерами подсчитывал сутки, оставшиеся до появления маленького рунеспура.

Как-то, выполняя данное накануне обещание, Этьен отвел его в горы, чтобы показать табун золотых абраксанцев, так поразивших его во время поездки в Экс. Затаив дыхание, мальчик смотрел, как пара крылатых красавцев поднялась в воздух, затеяв веселую игру в ослепительно-синем утреннем небе. Он так засмотрелся, что не заметил, что белоснежный жеребенок осторожно приблизился и, вытянув еще тонкую шею, старательно обнюхивал его куртку.

— Смотри, какой шустрый! — одобрительно улыбнулся конюх, заметив, что происходит. — Вишь, учуял, что мы с не с пустыми руками пришли. Ну-ка, давай угостим его.

Северус тут же достал из кармана большое предварительно порезанное яблоко и протянул руку.

Жеребенок оказался смелым и не стал мешкать. Доверчиво тычась мягкими губами в раскрытую ладонь, он вмиг расправился с лакомством. Тогда Северус осторожно погладил нежные холмики будущих крыльев на теплой спине. Малыш прикрыл полупрозрачные веки и, переступая на тонких ногах, тихо фыркнул от удовольствия.

— А он останется белым, когда вырастет? — полюбопытствовал Северус.

Этьен покачал головой.

— Нет, в его родне все золотые. Это они когда маленькие — белые, а как исполнится три года, начинают менять масть.

— Как единороги, только наоборот, — с пониманием кивнул Северус, недавно прочитав сочинение Ньюта Скамандера «Фантастические звери: где их искать». Конечно, внимательнее всего он изучил раздел, посвященный рунеспурам, но затем, увлекшись, ознакомился и с остальным текстом тоже.

— Верно! Вижу, ты смышленый малый, — Этьен с видимым удовольствием потрепал его по макушке. — Единороги рождаются золотыми, а взрослея, белеют. Так вот с золотыми абраксанцами всё наоборот.

— Почему? — заинтересовался Северус.

— Не знаю, молодой господин, — развел руками конюх. — Наверняка где-то про это написано, да мне такие книги не попадались. Я ведь, это, не слишком люблю читать. Вы бы спросили у мессира. Хозяин должен про такое знать. Как старый маркиз умер, он и завел этих коников, сам за ними ездил в заморские страны. Может, и книжку какую про них даст.

— А Рене… — он покраснел и быстро поправился: — то есть маркиз де Сен-Аман уже вернулся? — По словам Трике, хозяин Монмиреля уехал вечером того же дня, что и Айрис, и Северус теперь ждал его возвращения с не меньшим нетерпением.

— Пока нет, — вздохнул Этьен и, наклонившись, добавил уже тише: — вот и госпожа маркиза очень волнуется, места себе не находит.

— Вы не знаете, куда он уехал? — спросил Северус, досадуя на собственное любопытство, но не в силах сдержаться. А вдруг Рене поехал искать Айрис?

— Знаю только то, что сказал всем Арно, мажордом. По его словам, у мессира дела в столице, в Париже, значит, но как там оно на самом деле, никому не ведомо, — прошептал конюх ему в самое ухо, будто их могли подслушать. — Времена сейчас темные, так что всяко может быть.

После этого разговора тревога пробудилась в душе Северуса с новой силой. С того дня, вернувшись к себе, он каждый вечер забирался с ногами в кресло, надеясь, что взятая из библиотеки «История алхимического искусства в Европе» поможет отвлечься. Но не тут-то было! Взгляд упорно застревал на одной странице, в то время как воображение подбрасывало картины одна другой страшнее. Неизвестные злодеи в масках похищали Айрис или, устроив засаду в их доме в Паучьем тупике, набрасывались на Эйлин, а Рене тщетно пытался их спасти. Даже теплое, слабо пульсирующее магией яйцо рунеспура в ладони не помогло прогнать порожденных фантазией монстров.

В конце концов, дневная усталость брала своё, и Северус засыпал на неразобранной кровати прямо в одежде, чтобы утром проснуться от возмущенных причитаний домовика.

* * *

Длинный июльский день наконец подошел к концу, и наступила ночь — время, которое Альбус любил больше всего. Только ночью можно как следует подумать, ни на что не отвлекаясь. А ему было о чем поразмыслить.

Хмуро отодвинув в сторону раскрытое письмо Николаса Фламеля, который никак не мог найти время, чтобы навестить старого друга в Хогвартсе, Дамблдор тяжело поднялся со своего кресла.

Как ни прискорбно сознавать, но в ближайшее время у него, видимо, не будет подходящего агента в окружении Тома. Айрис Принц оказалась слишком несговорчивой и строптивой. Не помешает ещё раз просмотреть воспоминание о беседе, состоявшейся на прошлой неделе. Иногда по прошествии времени можно заметить важную деталь, оставшуюся без внимания в ходе разговора. Интуиция тоже подсказывала, что в какой-то момент он почти нащупал нужную нить, так некстати потом ускользнувшую.

Походив немного по кабинету, Альбус достал из шкафа нужный фиал, ненадолго задержав его в ладони и в который раз подивившись тому, как холодное стекло не только не согрелось в руках, но стало еще холоднее. Затем вернулся за стол, призвал Омут памяти и, полюбовавшись флуоресцентным отблеском серебристой нити, опустил лицо в чашу.

Как всегда, после стремительного, но краткого падения, он оказался в тесной комнате паба «Кабанья голова», где у зажженного камина сидели два мага — седобородый волшебник в пурпурной мантии и закутанная в черный плащ молодая ведьма. Подойдя поближе, он стал наблюдать за разыгрывающейся сценой:

— Мне тяжело говорить об этом, моя дорогая, но…

Дамблдор увидел, как его двойник сделал выразительную паузу, а затем с печальным вздохом устремил проницательный взгляд в темные глаза девушки.

— …Если вы откажетесь нам помочь, я буду вынужден предать огласке ваше дело, что, как вы понимаете, нанесет серьезный удар по репутации Принцев и, уверен, огорчит ваших близких.

На протяжении всей фразы бледное лицо Айрис Принц сохраняло спокойное, даже холодное выражение, однако на последних словах густые ресницы дрогнули, а на виске вдруг проступила и запульсировала тонкая венка.

Вот оно! Неужели не показалось, а тема семьи и есть искомая точка?

Несколько мгновений девушка молчала, сжав губы и устремив отстраненный взгляд в огонь. Что также можно объяснить попыткой скрыть истинные эмоции.

Пауза явно затягивалась. Что же, самое время развить наметившийся прогресс!

— Советую Вам очень хорошо подумать, прежде чем давать ответ, — запечатленный магией памяти Дамблдор наклонился к своей собеседнице и доверительно продолжил: — Ваша семья пожертвовала многим, чтобы произошедшее с вами осталось в тайне, и не буду скрывать, я тоже внес свой скромный вклад ради нашей юношеской дружбы с Селеной. Вам этого не понять, дорогая, ведь вы так молоды, — он прикрыл глаза, тонко улыбаясь в бороду, — но старость — сентиментальна, и мне было бы больно поспособствовать разрушению всего созданного нашими общими усилиями.

— Вашими общими усилиями? — Айрис рывком подняла голову и с гневом посмотрела ему в глаза. Да и кто бы на его месте устоял перед искушением заглянуть в мысли собеседника, столь явно охваченного сильными чувствами.

Дамблдор в кресле поморщился, когда его ментальный импульс тут же утонул в пестрой мешанине подброшенных образов.

— Мерлин светлый! — пробормотал Альбус-наблюдатель, вспоминая волну накатившей в тот же миг тошноты. И этот талант сейчас ускользал из его рук!

— Да, общими,— старый волшебник кивнул, чтобы добавить веса собственным словам, — но в первую очередь усилиями ваших родственников, конечно.

— Простите, сэр, но я вижу в ваших словах явное противоречие, — Айрис Принц нахмурилась, очень напомнив в этот момент свою кузину Эйлин. — Вы говорите, что заботитесь о репутации нашего рода, и тут же предлагаете мне присоединиться к Риддлу. Разве это не лучший способ уронить честь семьи в глазах половины волшебного сообщества?

Лицо Дамблдора-из-Омута стало очень серьезным:

— Моя дорогая, — в его голосе отчетливо зазвучали укоризненные нотки, — но разве осознание того, что вы служите правому делу — это недостаточная награда за косые взгляды и неприязнь, которую большинство никогда не посмеет высказать вам в лицо? Разве мало вам знать, что вашей работой вы способствуете победе светлых сил в войне, которая обещает стать самой жестокой в истории магической Британии? Что вы теряете? Что же касается вашей личной репутации, то она…

— …и без того испорчена? — Айрис вцепилась в ветхие подлокотники так крепко, что тонкие пальцы побелели. — Вы это хотели сказать?!

Альбус-двойник потер лоб и покачал головой, всем своим видом давая понять, что не ожидал услышать подобной бестактности.

— Я хотел сказать, что Том знает о вашем деле, — спокойно объяснил он, но в его взгляде сверкнула сталь, контрастируя с мягкостью интонации. — И ваше увлечение темными магическими дисциплинами, стоившее вам свободы, — лучшая для него рекомендация. Мало кто из его нынешних сторонников может представить столь… подходящее досье. А вот нам бы это сыграло на руку, особенно вкупе с вашими другими талантами.

— Но если вы считаете меня таким ценным союзником, сэр, — Айрис решительно поднялась, её щеки пылали, — к чему все эти разговоры о семейной репутации? Почему бы вам честно не сказать, что вы желаете сделать меня своими глазами и ушами у Риддла?

Дамблдор смотрел, как его воссозданная Омутом копия неспешно следует примеру молодой ведьмы.

— Потому, что мне действительно небезразлична судьба вашей семьи, которая в последние годы пережила несколько жестоких ударов, — медленно проговорил он, не отводя взгляда от её глаз, а затем веско добавил: — Но забота о благе одного рода не заслоняет более значительной цели — уберечь от войны всю магическую Британию.

Айрис Принц открыла рот, собираясь ответить, но Альбус уже не слушал, покидая воспоминание.

Он уже увидел все, что хотел. Если на девочку и можно как-то повлиять, то исключительно со стороны её родственников.

Устало поднявшись, Дамблдор подошел к окну. Над замком ярко сияли звезды, а черное зеркало озера рассекала призрачная лунная дорожка. В самом деле, очень жаль, что Селена умерла, её-то он сумел бы убедить помочь. Но… Нет, так нет! Сейчас стоит подумать, как можно использовать в этом деле Юлиуса Принца, хотя после гибели сына тот стал настоящим затворником и добраться до него очень непросто. Пока же можно попытаться узнать побольше о самой Айрис.

Оторвавшись от созерцания ночного пейзажа, Альбус приблизился к одному из волшебных инструментов, который немедленно ожил, издавая тихий мелодичный звон. Над серебряной воронкой, покоящейся на некоем подобии песочных часов, показалось голубоватое облачко, в которое он осторожно опустил извлеченный из маленького цилиндра, похожего на золотую игольницу, черный блестящий волос.

Облачко тут же вспыхнуло алым. От него отделилась полупрозрачная сфера, внутри которой возник серый вихрь, постепенно принявший форму летучей мыши.

— Очень, очень интересно, — пробормотал он, наблюдая за трансформацией, и, чуть повысив дрогнувший голос, спросил:

— Немертвые?

В ответ на его реплику фигура в сфере начала стремительно светлеть и наконец ослепительно засияла, будто маленькое солнце.

— Магия рода, — удовлетворенно кивнул Дамблдор, жестом развеивая сферу.

С тихим свистом облачко втянулось внутрь волшебного прибора. В кабинете вновь стало сумрачно и тихо.

— Вот, значит, как, — он покачал головой, будто до сих пор не мог поверить увиденному. — А я ведь считал рассказы Селены выдумками, — пробормотал Альбус, неторопливо возвращаясь за свой стол. До рассвета оставалось около двух часов, а значит, есть время все хорошенько осмыслить.

* * *

Не по-летнему холодный ветер зло набрасывался на поросшие вереском холмы, гнал по небу серые облака, заставлял гнуться верхушки деревьев, свистел и выл среди древних камней полуразрушенного круга.

Это по его вине звук аппарации улетел к морю, позволив Рене подойти к сидящей на скале женщине незамеченным. Когда разделяющее их пространство сократилось до нескольких футов, та, ощутив чужое присутствие, резко обернулась, одновременно выхватывая палочку.

— Как ты меня нашел? — спросила Айрис вместо приветствия, не потрудившись скрыть досаду.

Рене усмехнулся.

— Мне помогли.

— Но Эйлин не знает об этом месте, — она нахмурилась.

— Я не имел в виду Эйлин. — Рене опустился рядом. — Мне помогли фейри. Здешние холмы, — он рукой указал на окрестности, — принадлежат им.

— Вот как? — Айрис приподняла черную бровь. — Мне давно известно это место, но за все время не только не встречала здесь волшебный народ, но даже не слышала о них.

— Я узнал об этом месте и его маленьких обитателях в силу особых обстоятельств, — прищурился Рене. — Но я пришел сюда, чтобы поговорить не об этом. — Он повернулся и теперь прямо смотрел ей в лицо. — Это место ненадежно. Я не хочу, чтобы ты здесь оставалась.

Айрис пожала плечами.

— Со времени нашего последнего разговора прошло достаточно времени, — заметила она, — но пока меня никто здесь не побеспокоил. А между тем я точно знаю, что меня ищет не только Риддл, но и Дамблдор.

— Кстати, о Дамблдоре. Что ему нужно?

— Агент. Ему нужен карманный шпион, — она криво усмехнулась, — у Риддла.

— В таком случае он не успокоится, пока не вынудит тебя работать на него, — пальцы Рене инстинктивно сомкнулись на древке палочки. — А он всегда добивается желаемого, особенно если ставка высока.

— Не представляю, как ему это удастся на этот раз, — Айрис откинула капюшон, с наслаждением подставляя лицо навстречу порыву ветра. — У меня было достаточно времени, чтобы оценить свободу. Я не желаю становиться ничьей слугой.

— Тебе следует уехать, — твердо сказал он. — И конечно, тебе нельзя быть здесь.

Айрис открыла было рот, чтобы возразить, но он поднял руку, жестом давая понять, что не закончил.

— Я знаю, что Риддл подчинил себе слуа*. Скоро весь Неблагий двор** присоединится к нему, если только это уже не произошло. Послушай меня, — Рене мягко взял её за руку, — лучше всего тебе будет в Монмиреле. Его строили горные фейри и поклялись защищать. Эта цитадель Волдеморту не по зубам. Кроме того, я принял дополнительные меры. Отныне любой, кто носит печать Риддла, не сможет войти в замок. Пойдем со мной. Сейчас!

Ответ последовал не сразу.

— Ты предлагаешь мне жить в заточении? — наконец спросила она.

— Не в большем, чем здесь или где-то ещё. Даже меньше. Монмирель — не Азкабан. Кроме того, с тобой будут друзья. А разве ты здесь свободна? — Рене не заметил, как повысил голос. — Ты не будешь чувствовать воли, даже если скроешься от преследователей на другом конце света, ведь ты уедешь туда не по своему выбору. — Он поднялся, давая понять, что разговор подошел к концу. — Итак, твое слово?

Опустив веки, Айрис долго смотрела, как колышется вереск под порывами ветра, а потом сказала:

— Да. — Она встала, протягивая ему руку.

— Это хороший выбор. — Рене улыбнулся краем губ и мягко добавил: — Северус будет рад.

*Слуа — самые жестокие и злобные фейри из Неблагого Двора. Это воинство неупокоенных мертвецов. Стаями носятся они по небу, сражаясь без устали друг с другом и другими духами. Их кровь пятнает скалы и валуны, а крики и лязг оружия разносятся далеко окрест в холодные зимние ночи. Свои ряды они пополняют за счет людей, которых призывают под свои знамена, и зову их не может противиться ни один смертный.

**Неблагой двор — в шотландском фольклоре волшебный народ делится на Благий и Неблагий дворы. В последнем обитают злобные фейри, портящие скот, похищающие людей и обращающие их в рабство. Встреча с фейри из Неблагого Двора предвещает смерть.

Скорлупа треснула на целые сутки раньше ожидаемого срока, и произошло это на рассвете.

Северус спал. Ему снилось, что он летит в непроглядной ночи над бескрайней ослепительно-белой равниной. Воздух звенел от холода, но Северус отчего-то совершенно не мерз и даже не удивлялся этому. Вдруг он заметил, что лед под ним начал стремительно покрываться затейливым узором трещин. В какой-то момент темные линии налились багрянцем, затем заалели и наконец взорвались жидким огнем. Фонтаны раскаленной плазмы выстрелили в темное небо, которое зашипело, будто потревоженное змеиное гнездо, и ответило мощным разрядом разноцветных молний, ударивших в ледяное поле.

Северус вздрогнул, испуганно открыл глаза и с облегчением увидел над собой привычный шелковый полог. Ладони коснулись прохладной простыни.

— Это Монмирель. Я в своей спальне. Всё хорошо, — прошептал он, стараясь успокоиться, в то время как учащенное дыхание постепенно возвращалось к спокойному ритму. Однако ощущение, что происходит что-то необычное, не уходило.

Ладонь привычным движением скользнула под подушку, но там было пусто.

На лбу вступила испарина. Однако спустя несколько сумасшедших ударов сердца Северус вспомнил, что, следуя совету из зачитанного за последний месяц до дыр руководства Тарантулуса Скамандера «Как вырастить рунеспура в неволе: теория и практика», два дня назад он перенес яйцо на балкон. Знаменитый магозоолог утверждал, что за некоторое время до ожидаемого появления рунеспура яйцо необходимо держать под открытым небом, чтобы «свет солнца и звёзд соединились с магией зародыша, ибо только в этом случае новорожденный получит запас энергии, необходимый для долгой, здоровой и полноценной жизни».

И теперь, судя по донёсшемуся откуда-то со стороны балкона странному постукиванию, там явно что-то происходило.

Поспешно отбросив в сторону одеяло, спотыкаясь спросонку, путаясь в полах ночной сорочки, Северус пулей вылетел в раскрытую дверь и…

Ошеломленно застыл, завороженный невероятным зрелищем.

В предрассветных сумерках, на светлых мраморных плитах распласталось алое пятно, будто вопреки летнему буйству неизвестно откуда прилетевший шальной ветер занес на балкон крупный осенний лист.

Спустя мгновение лист шевельнулся, превратившись в язычок волшебного пламени, не нуждающийся в подпитке извне. Вот он качнулся раз, другой и вдруг увенчался трехзубчатой короной, в которой, если присмотреться, легко можно было угадать… три крошечных головы.

Северус осторожно приблизился, не отрывая взгляда от фантастического зрелища, а затем медленно опустился на колени. Все три головы приподнялись чуть выше и, покачиваясь в воздухе, устремили на него немигающий взгляд черных глаз-бусинок. Некоторое время новорожденный рунеспур изучал его, а потом синхронно, как по команде, широко раскрыл свои крохотные розовые рты и громко зашипел.

— Поздравляю, господин! — тихий шепот донесся из-за спины, разрушая звенящую нить волшебства, соединявшую его с маленьким фамильяром.

Обернувшись, Северус увидел чем-то невероятно довольного Трике. Большие выпуклые глаза эльфа восторженно сияли, рот расплылся в широкой улыбке.

— Какой замечательный день! — в порыве чувств домовик прижал к груди руки. — Ваш фамильяр наконец-то вылупился, и Трике уже принес ему змеиного молока! — Он извлек из складок своего полотенца три миниатюрных бутылочки с чем-то опалово-белым и довольно густым. — Но Трике ни за что бы не побеспокоил господина в такой важный момент, если бы у него не было еще одной, прекрасной, самой лучшей, просто замечательной новости! — бормотал эльф, переступая с ноги на ногу, будто пытался удержать рвущиеся наружу слова и доложить как положено — толково и четко, но, увы, не слишком успешно.

— В чем дело, Трике? — Необычное поведение домовика уже начинало беспокоить. — Что-то случилось?

— Случилось, господин! Ох, случилось! — От избытка чувств интонации экзальтированного домовика достигли предельно-высокого регистра. — Мессир Рене вернулся и… И с ним… И с ним мисс Айрис!

— Что?! — Северус вскочил как ужаленный. — Они в порядке? Ты присмотришь за моим рунеспуром, если я отлучусь на минутку? Когда я могу её увидеть? — Он переводил взгляд с притихшего на полу фамильяра, словно понимавшего всю важность полученного известия для хозяина, на приплясывающего на месте домовика, как вдруг услышал знакомый мягкий голос:

— Сейчас. И для этого тебе не нужно поручать фамильяра Трике.

Северусу показалось, что он продолжает спать.

— Наверняка и рунеспур мне тоже привиделся, — пробормотал он себе под нос.

Ведь сегодня ещё только второе августа, и змейка должна вылупиться только завтра.

С этими мыслями, подкрепленными для надежности хорошим щипком, он медленно повернулся на звук.

Нет, это был не сон! Запястье горело — у его ног по-прежнему тихо шипел фамильяр, а в арочном проеме стояла улыбающаяся Айрис.

* * *

Поздно вечером, после целого дня веселья и приятных, но, что уж там скрывать, немного утомительных хлопот, связанных с новорожденным, когда Северус уже лежал в своей постели, к нему заглянула Айрис.

— Теперь ты будешь жить здесь? — спросил он, когда та призвала кресло к изголовью и уютно устроилась в нём, подобрав под себя ноги.

— Да, — она кивнула, — некоторое время придется.

Ему показалось, или её лицо действительно стало печальным? А если так, то почему? Что касается самого Северуса, то он лично готов был отдать половину жизни за то, чтобы остаться здесь. Например, до Хогвартса. А если бы у него еще была волшебная палочка… Сколько разных заклинаний можно было бы узнать! Живя в Монмиреле, он мог бы по-настоящему учиться магии. И не по книгам, а вживую, на практике! А после сегодняшней экскурсии в подземную лабораторию, которую устроил Рене специально для него с Айрис — вот где был настоящий рай! — Северус уже подумывал о том, чтобы переступить через гордость и попросить у маркиза разрешения задержаться здесь хотя бы до начала сентября.

— Тебе не нравится Монмирель?

Айрис тихо вздохнула.

— Я бы предпочла сама выбирать где жить, а не прятаться, пусть даже в самом лучшем в мире месте.

Северус помолчал, а потом, поколебавшись, признался:

— А я бы… Я бы хотел здесь остаться.

Айрис мимолетно коснулась его макушки.

— Тебе здесь нравится?

— Очень! — выдохнул он с энтузиазмом и уже тише добавил: — Я не смогу взять с собой рунеспура — отец ни за что не позволит, чтобы тот жил в доме. Ты же знаешь, он терпеть не может магию. Так что мне, скорее всего, придется оставить его здесь. Я буду очень скучать по нему и… по тебе. — К концу фразы голос его совсем сел, и последние слова едва прозвучали. Но оказалось, что их услышали.

Наклонившись к нему, Айрис сказала:

— В таком случае, я могу тебя порадовать.

От этих слов сердце Северуса застучало так часто и сильно, что стало больно в груди. Прикусив губу и отчего-то зажмурившись, он ждал продолжения, предчувствуя небывалый и очень важный поворот в судьбе, в то время как его душа разрывалась между отчаянием и надеждой.

— Ты остаёшься в замке.

Потрясенный, Северус широко распахнул глаза. Наверное, он ослышался.

— Я… остаюсь? — пробормотал он, пытаясь разглядеть лицо Айрис и одновременно страшась увидеть, что она смеется. — Ты шутишь?

— Я бы не стала так с тобой шутить, — серьезно ответила она и взяла его за руку. — Сегодня Рене поговорил с твоей мамой и убедил её. Я тоже там была и всё слышала. Повторяю: ты остаёшься.

Он покачал головой, всё ещё не в силах поверить услышанному. Разве это возможно? Подобное случается только в глупых сказках, таких, как та история о гадком утенке, принятом лебедями в свою стаю.

— Но… — Северус попытался проглотить застрявший в горле ком. — Для чего ему это? Я имею в виду Рене.

Вот теперь Айрис тихонько рассмеялась.

— Потому что это правильно — позволить тебе учиться. Ты ведь помнишь, что я обещала заниматься с тобой, а раз я не могу выйти за пределы владений де Сен-Амана, ты должен жить здесь, верно?

— Да, но… отец. Он точно не позволит, он…

— Об этом не беспокойся, — она успокаивающе сжала его ладонь, перед тем как отпустить. — Эйлин лично позаботится, чтобы Тобиас был совершенно уверен в том, что ты живешь в его доме и ведешь себя в соответствии с его представлениями о послушном сыне.

Северус открыл было рот, но потом понял, что просто не знает, что ещё сказать.

В голове царила приятная пустота, вмиг навалившаяся усталость окутала мягким теплым коконом, веки стали наливаться свинцом.

Ему показалось, что перед тем как уйти Айрис быстро наклонилась и её губы легко коснулись его лба, а в следующее мгновение он уже провалился в глубокий сон.

Алое солнце скрылось за отрогами гор, и короткие декабрьские сумерки вступили в свои права, раскрасив скалистые склоны всеми оттенками синего и лилового. Наступала Ночь Матери — первая из тринадцати ночей Йоля, когда открываются врата подземного мира, а живущие могут говорить с ушедшими предками и стихийными духами.

Рене отошел от окна и перевел взгляд на тёмный проем пустого портрета. Скоро придет Джулия, и настанет пора исполнить обещание, данное год назад. Таким же синим вечером, похожим на этот, как две капли воды.

Постояв немного у холста, он сел у камина, погружаясь в воспоминания.

*

В тот день Амалия с Айллин отправились навещать родных и должны были вернуться только следующим утром. Сам же он, после окончания последнего в уходящем году собрания Совета Двенадцати, не став задерживаться в столице, поспешил домой. Ответив на срочные письма, Рене занялся делами имения у себя в кабинете, когда у него внезапно возникло ощущение постороннего присутствия. Поначалу он отогнал его как заведомо невероятное, списав всё на скопившуюся за последние дни усталость. Ведь правда, в замок, построенный чарами фейри, без приглашения хозяина не было ходу ни одному чужаку — ни магу, ни духу, ни оборотню. Однако оказалось, что чувства не обманули. В тот вечер Джулия впервые пришла к нему и предложила год верной службы в обмен на шанс вернуться к жизни.

— Разве такое возможно? — изумился он, выслушав её. — Мёртвым не дано вернуться, если они не избрали путь в неведомое, отказавшись от участи призрака.

— Мы не можем обрести жизнь в мире людей, всё верно, — признала ведьма. — Но страна фейри живет по своим законам. Король одного из волшебных племен может даровать жизнь ушедшему магу, если пожелает. Ты ведь знаешь мою историю?

Рене кивнул. Действительно, когда Одиллия — новая жена отца — привезла с собой пустой темный холст в старинной раме и пожелала, чтобы его повесили в кабинете маркиза, он очень удивился. И тогда в ответ на расспросы отец рассказал об изображенной на портрете ведьме.

— Джулия из семьи твоей мачехи — древнего и влиятельного шотландского рода — умерла молодой. Не пожелав оставить Марию Стюарт — свою подругу и королеву, — она сопровождала её на плаху, чтобы вопреки намерениям врагов смерть той оказалась быстрой и легкой. Выдающаяся волшебница, Джулия три года была директрисой Хогвартса. Один из её портретов находится в этой школе, а ещё два и сейчас висят в местах, где можно порой увидеть и услышать то, что полезно знать Сен-Аманам. Она охотно делится со мной важной информацией. Обрести подобного союзника — большая удача для нашей семьи.

С тех пор как отцовский кабинет стал принадлежать Рене, он ещё ни разу не видел обитательницы этого портрета. И вот теперь, спустя много лет после ухода отца, холст вновь ожил.

— Уверена, ты слышал обо мне, — сказала красавица, удобно расположившись в выступившем из темноты кресле. — Я пришла к тебе, чтобы заключить договор. Если ты согласишься, а спустя год признаешь, что мои услуги оказались полезны твоей семье, то в следующую Ночь Матери отведешь меня к своему предку, владыке горных фейри, и попросишь его подарить мне новую жизнь в его стране.

Слова Джулии показались Рене странными, но торопиться с отказом, не прояснив некоторые моменты, было бы неразумно, ведь дьявол, как известно, таится в деталях.

— О каких услугах ты говоришь? — прямо спросил он, подойдя к холсту и внимательно глядя в живые черные глаза женщины. — Почему ты решила, что можешь быть полезна?

— С некоторых пор Сен-Аманами заинтересовался Альбус Дамблдор, — откровенно ответила она. — Тебе, без сомнения, известно, что после победы над Гриндевальдом именно он во многом определяет политику Магической Британии, хотя избегает первых ролей, предпочитая держаться в тени. Нынешний Министр — не делает ничего, не посоветовавшись прежде с ним. В эти годы башня директора Хогвартса — не просто кабинет директора, — Джулия ослепительно улыбнулась, — это один из центров современной магической политики Европы. Я решила, что ты не откажешься узнать о некоторых планах его хозяина.

— Но у моей семьи никогда не было ничего общего с Дамблдором, — пожал плечами Рене.

— Твой отец был достаточно мудр для того, чтобы так продолжалось как можно дольше, — согласилась ведьма. — Но с некоторых пор ситуация изменилась. Скажем так: в настоящее время Дамблдор возлагает кое-какое надежды на Принцев, да и отсутствие у тебя наследника заставляет его подумать о возможных вариантах распределения власти за Круглым Столом в будущем.

*

Много лет назад, еще только готовясь вступить в права наследства, Рене узнал, что слухи, прежде доходившие до него, не лгут, а неприступность Монмиреля была оплачена жертвой. Более тысячи лет назад, в ночь Великой Матери кельтов, первый хозяин цитадели отдал своего старшего сына и наследника королю горных фейри, оплатив тем самым труд строителей крепости. Кровь ребенка должна была оживить магию замка, скрепив вечный союз между потомками Сен-Аманов и обитающим здесь волшебным племенем.

Позже, уже на смертном одре, отец рассказал ему остальную часть этой истории. Оказалось, горный король пощадил дитя и усыновил его. Когда же по прошествии нескольких веков властитель горных фейри погиб в схватке с предводителем Неблагого Двора, согласно завещанию именно приемный сын был назван новым владыкой.

За свою жизнь Рене видел его всего дважды — в детстве, заблудившись в лесу, когда горный король вывел его к воротам замка, и в день совершеннолетия, на церемонии введения в род и в права наследства, тогда ещё и не подозревая, что тот — его кровный предок.

*

Сейчас, когда с момента знакомства с Джулией прошел год, были все основания расценивать её предложение как удачное и крайне своевременное.

Помимо важной информации, позволившей не раз разгадать интриги соперников в Совете Пэров, их договор позволил ему вовремя оказать помощь Айрис и убедить Эйлин оставить Северуса в Монмиреле. Основной упор он сделал на том, что это поможет обеспечить безопасность ребенка, если Альбус или, что еще вероятнее, Риддл, решит сыграть ва-банк и похитить его с расчетом сделать Айрис более сговорчивой.

Мысль о Северусе заставила Рене улыбнуться.

Чем дольше он наблюдал за ним, тем больше радовался, что решил принять его в замке. Мальчик оказался талантлив, умен, трудолюбив и развит не по годам. С огромным интересом он занимался с Айрис, которая начала учить его чарам, астрономии, а также основам зельеварения, в которых, по её словам, делал большие успехи. В свободное же время он мгновенно преображался, превращаясь в доброго и внимательного товарища Айллин по играм, которая, похоже, искренне привязалась к нему.

Порой, беседуя со своим маленьким гостем о магии или о прочитанных книгах, Рене так увлекался, что забывал, что этот ребенок не является членом семьи и может в любой момент покинуть замок.

Однако порой им овладевала смутная тревога за его судьбу. Особенно когда он понимал, что в сыне Эйлин живет страстная, необузданная душа его матери, но только ещё более цельная, упорная, беспощадная к недостаткам и слабостям как собственным, так и чужим. И если эмоциональные вспышки Эйлин можно было переждать или перенаправить в более безопасное русло, то Северус отдавался овладевшему им порыву целиком и полностью, становясь в подобном состоянии совершенно неуправляемым. Когда же обнаружилось, что мальчик прекрасно умеет скрывать свои истинные намерения и чувства, Рене не на шутку обеспокоился. Особенно выяснив, что ради возможности добиться желаемого Северус способен ждать так долго, сколько потребуется, не теряя из виду поставленную цель.

Последний такой случай произошел совсем недавно. Оказалось, что ради шанса заглянуть в единственный в библиотеке запертый шкаф с книгами по темным искусствам, к которым он, по словам Айрис, питал повышенный интерес, Северус целый месяц изображал полное равнодушие к его содержимому. Но стоило Айрис отвлечься, как он ухитрился стащить оттуда книгу, посвященную ритуальной некромантии.

Об этом происшествии Рене рассказал домовик, ставший невольным свидетелем случившегося, да и сам Северус сознался, что взял привлекший его том, хотя и понимал, что не должен был этого делать.

Позже, когда насупившийся Северус ушел к себе, Рене долго размышлял над тем, что произошло. Он оценил по достоинству и умение добиваться желаемого, и самообладание, сделавшее бы честь даже взрослому, но эти же качества внушали страх за его будущее.

* * *

— Пора! — негромкий женский голос прервал размышления, возвращая к действительности.

Не оборачиваясь, Рене поднялся.

Пришло время возвращать долг.

— Пора, — эхом откликнулся он и, приблизившись к портрету, увидел, как темный холст наливается красками. Ещё секунда — и вот с него уже смотрит Джулия.

— Я готова.

Рене кивнул и поднес правую руку к портрету, наблюдая, как кончики пальцев коснулись нарисованной руки, однако ощутил при этом не прохладную поверхность холста, а нежную, чуть теплую кожу.

— В таком случае, вперед!

Окружающий мир утратил объем, превратившись в плоскость, а потом и вовсе сжался до одной-единственной точки. Физического тела больше не было, и только сознание не позволяло признать полное и окончательное исчезновение.

Странное состояние длилось всего миг, а может, целую вечность — сложно сказать, если ты всего лишь мыслящая абстракция вне времени и пространства, но когда всё прекратилось, они с Джулией стояли в ярко освещенном высоком сводчатом зале, стены которого, казалось, были сложены из отполированного до зеркального блеска лазурита.

Повернув голову, Рене увидел, что Джулия превратилась в высокую стройную женщину, а её алая мантия стала черным шелковым плащом. Заметив его взгляд, она ободряюще кивнула, хотя лицо было серьезным и бледным.

В этот же миг раздались шаги: неторопливые и уверенные, они звучали очень отчетливо и властно. Огромный зал наполнился эхом, но по-прежнему казался пустым.

Его пальцы сами собой сомкнулись на древке палочки, когда зазвучал чей-то негромкий голос, от которого по спине пробежал холодок.

— Приветствую тебя, Рене, титулярный король Иерусалима, граф Тулузский, маркиз де Сен-Аман и прочая, и прочая. Приветствую и тебя, Джулия МакГейл.

Светильники ярко вспыхнули, и отразившийся от стен свет больно ударил по глазам, заставляя зажмуриться. Когда же удалось приоткрыть веки, перед ними уже стоял среднего возраста рыцарь в тонкой серебряной кольчуге, с широких плеч спадал черный бархатный плащ, а голову венчал золотой, усыпанный алмазами, обруч.

— Меня зовут Бран, — сказал владыка фейри. — Я знаю, зачем вы здесь. Но вначале соблюдем священный закон гостеприимства.

Король поднял руку — и перед ними возник роскошно накрытый стол. Среди благоухающих гирлянд, свитых из лилий и роз, была расставлена золотая и серебряная утварь, полная всевозможных яств, кувшины с вином, огромные, полные диковинных фруктов вазы из горного хрусталя и кубки, вырезанные из драгоценных камней всех цветов радуги. Новый взмах — и перед гостями появились покрытые узорчатыми коврами скамьи, а невидимые музыканты заиграли на арфах и флейтах чарующую музыку.

Когда трапеза была окончена, стол исчез, музыка смолкла, а зал превратился в роскошный, заросший маками сад, посреди которого выросла ажурная беседка, увитая виноградной лозой.

— А теперь поговорим о делах, — сказал король горных фейри, когда они вошли внутрь. — Как я уже сказал, мне известно, чего хочет эта женщина, — он кивком указал на Джулию. — Она действительно оказала тебе несколько ценных услуг, и в награду я подарю ей новую жизнь среди моих подданных.

— Спасибо, владыка, — Джулия благодарно наклонила голову, улыбнулась и… исчезла, будто растаяла.

— Она будет счастлива в нашей стране, — пообещал Бран, переводя взгляд на оставшегося гостя. — Теперь скажи, чем я могу помочь тебе.

— Я пришел сюда, потому что обещал, — пожал плечами Рене. — Лично мне ничего не нужно.

— Хороший ответ, — кивнул король. — Ты действительно имеешь всё, в чем нуждаешься, и понимаешь это. Но я могу подарить тебе знание, которое ты ищешь в последние годы и не можешь найти. Но сегодня, ради Великой Матери и её властью, ты узнаешь ответ на любой твой вопрос о прошлом, настоящем или будущем. Вот, — Бран протянул ему широкую деревянную чашу, испещренную рунной вязью. — Испей из неё и узнаешь желаемое, а теперь — прощай!

— Прощай, — эхом откликнулся Рене и, не раздумывая, осушил пахнущий полынью и медом напиток.

* * *

Большая, белого воска свеча едва тлела, не столько освещая вырубленный в пещере ритуальный зал, сколько усиливая тьму. Посреди зала располагалась мраморная чаша, полная воды, над которой низко склонилась тонкая девичья фигура, закутанная в светлую мантию.

Девушка читала заклинание, и её голос сливался с тихим журчанием воды, превращаясь в тихую печальную песню. Наконец последний звук растаял, и тут же над чашей поднялась высокая полупрозрачная фигура, будто сотканная из тумана и водяных струй.

— Род Сен-Аманов проклят, — голос призрака напоминал змеиное шипение. — Соединившись с ним в браке, ты останешься бесплодна и навлечешь на Принцев погибель и проклятье. Зачав же в грехе, искупишь его. Но только тогда сын, которого родишь, очистит кровь отца своего, если сохранишь его в тайне и безвестности, если понесет он тяжесть преступления предка, заплатив унижением и слезами.

Видение растаяло без следа, а девушка упала на колени, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.

* * *

Рождественское утро выдалось сияющим и светлым. Северус открыл глаза и тут же зажмурился, глядя из-за завесы ресниц на ярко-синее — без единого облачка — небо. На мгновенье ему показалось, что поднимающееся над горами солнце переливается радужными красками, а в комнате звенят невидимые колокольчики.

Он потянулся и зажмурился, вспоминая, что сегодня Рене обещал взять его с собой в Экс, где должен был встретиться с Николасом Фламелем — величайшим алхимиком тысячелетия, единственным, кому за последние несколько столетий удалось создать Философский камень. Но это будет после завтрака, а пока…

Отбросив одеяло, Северус прошлепал босыми ногами на балкон, где в миниатюрной пещере, обустроенной согласно рекомендациям Тарантулуса Скамандера, жил его рунеспур. Заглянув в круглое отверстие входа, он изумился, когда не увидел питомца. Не было его и в других облюбованных местах: ни в горшке с миниатюрным апельсиновым деревцем, ни даже у аквариума с золотыми рыбками, за которыми с интересом наблюдали все три головы, а такое единодушие случалось нечасто.

Уже начав беспокоиться, Северус вернулся в свою комнату и только тогда обнаружил блудного фамильяра. Просунув кончик полосатого хвоста между слоями оберточной бумаги, тот сосредоточенно вскрывал уже третий по счету подарок. Рядом, в обрывках упаковки, уже лежала какая-то книга, а в разнокалиберных склянках можно было легко узнать элементы из «Набора для начинающих зельеваров». Голова-стратег быстро заметила хозяина и, наклонившись к остальным, что-то предостерегающе прошипела, но остальные участники тройственного союза — Мечтатель и Критик, с их шей свисали разноцветные атласные ленты — даже не подумали прервать своё не слишком праведное занятие.

Северус так хохотал, что на глаза навернулись слёзы, встревожив Айрис, которая принесла ему свой подарок — прекрасную волшебную палочку из черного дерева.

— Одиннадцать и три четверти дюйма, сердцевина — сердечная жила Химеры. Её прислала твоя бабушка Тисифона. Давай посмотрим, подойдет ли она тебе.

С замиранием сердца — это же самая настоящая волшебная палочка, и только его! — он взял её в руки, ощутив, как украшенное рунами древко начало нагреваться.

Сосредоточившись на ощущениях, он медленно поднял руку, а затем повторил движение, которое как-то нашел в одной редкой книге заклинаний из библиотеки Рене и которое изучал уже несколько дней.

«Пусть всё получится!» — мысленно попросил он. И палочка не подвела — к ногам Айрис упала охапка ароматных, удивительно крупных белых и синих ирисов.

*

После дня, полного веселья, подарков и восхитительных сюрпризов, Северус провалился в сон, как только его голова коснулась подушки. В следующий миг он уже крепко спал и видел, что Лили — маленькая волшебница, которую при первой встрече он отчего-то прринял за Мелюзину, — стала его лучшей подругой. Там, во сне, ярко светило солнце, и они играли на лугу, поросшем полевыми цветами и травами, а потом уснули, обнявшись, и ветер лениво переплетал огненные пряди с иссиня-черными, заставляя спящего в Монмиреле мальчика счастливо улыбаться.