Играя по правилам (гет)

Приближался День святого Валентина, а это значит, что до оглашения результатов нашего с Лили спора осталось чуть больше трех недель. Не то чтобы я рассчитывал за это время найти девушку, которую мог бы полюбить, но и сдаваться тоже не намеревался. Поэтому когда Лили предложила мне пригласить на свидание Марлин Маккиннон, я подумал — а почему бы и нет?

Марлин наверняка рассказала Лили, как именно я пригласил ее, но уж чего я никак не мог ожидать, так это того, что Лили последует моему совету и станет снова общаться с Нюниусом. Когда в понедельник они вместе сели на заклинаниях, у меня руки зачесались схватить этого сальноволосого недоумка за шкирку и вывесить за окном вниз головой. Скрипел я зубами минут сорок, в итоге Бродяга не выдержал и шикнул:

— Сохатый, твою бабушку! Какого черта происходит?! Я уже пол-урока у тебя спрашиваю: насчет Хогсмида все в силе?

Наверное, мой свирепый взгляд сказал все за меня, поскольку Бродяга тут же отстал и насупился. Я ощутил укол вины, чего со мной не было уже давно. Не хватало еще на друзьях срываться из-за моей пустой башки и дурацкой гордыни.

— Извини, Сириус, — буркнул я, — я не говорил вам? Я иду с Марлин.

Блэк, кажется, настолько оторопел, что даже злиться перестал.

— Ни фига себе, — присвистнул он, отчего к нам обернулась дюжина голов, и Эванс с Нюниусом в том числе.

Бродягу поддержал Лунатик.

— Сохатый, ты здоров? — деликатно поинтересовался он. — Ты же за милю ее обычно обходил.

— Ты был прав, когда говорил, что девушка мечты должна быть порядочной и скромной, — пожал я плечами. Я, конечно, жениться на Маккиннон не намерен... но чем черт не шутит? Вдруг она и есть моя истиная вторая половинка?

Блэк поиграл бровями и ничего не сказал.

Плохое настроение Лили передалось и мне, я отшивал всех знакомых, поимевших несчастье обратиться ко мне, грубостями, нахамил Вектор и тут же раскаялся: Блэк по-прежнему не ходил на нумерологию и вообще не думал извиняться перед профессоршей. Иногда я думал, что плевать он хотел на Вектор с высокой колокольни, но мы с Лунатиком как-то провели небольшой анализ и выяснили, что Сириус всерьез что-то к ней испытывает. Говорить с ним мы и не пытались, ибо это а) бесполезно и б) бесперспективно. Нам не так уж и долго осталось учиться в Хогвартсе, после выпуска Сириус обязательно кого-нибудь себе подыщет. С такими данными как у него один он точно не останется.

И все-таки мне было интересно, почему Лили ходит угрюмая, ведь в компании Нюнчика она вполне естественно улыбалась. Но стоило ей остаться одной, как она тут же уходила в себя, словно устрица. Как-то я поймал себя на том, что мне чего-то страшно не хватает. Как оказалось, я соскучился по ее улыбке, адресованной если не мне, то хотя бы кому-то помимо Снейпа. Всякий раз как я видел их вместе, мне хотелось превратить этого кретина в холодец. Лили, очнись, я же пошутил тогда!

Тридцатого января ей исполнилось восемнадцать, но даже праздник не улучшил ее настроения. Почему-то она выглядела ужасно одинокой и беззащитной, а я ничего не мог с этим поделать. Вспомнив, с каким упоением она слушала сказку в моем исполнении, я основательно порылся дома и нашел старый потрепанный экземпляр сказок барда Бидля. Мне они уже ни к чему, а вот Эванс с удовольствием почитает. Наспех нацарапав записку с поздравлениями, я вложил ее в книгу и вручил своему филину, который доставил Лили мой подарок за обедом. Мне казалось, что так будет эффектнее, чем если я просто вручу ей в руки эту несчастную книжку.

Прикрываясь большой супницей, я наблюдал за Лили, которая с недоуменным выражением лица распечатывала большой конверт. Выудив из него книгу, она сначала явно не понимала, что все это значит, но когда стала читать записку, на ее лице расцвела столь долгожданная улыбка. Было видно, что ей мой подарок пришелся по нраву. С уверенностью могу заявить, что любая другая на ее месте тут же надула бы губки: мол, Поттер, неужели у тебя нет лишних десяти галеонов на НОВУЮ книгу и нормальную открытку? Но я неплохо знаю Эванс — она слегка ненормальная и будет рада даже искуственному букету ромашек, главное, чтобы подарок был сделан от всего сердца.

Перехватив мой взгляд, они слегка порозовела от смущения, а затем кивнула и одними губами произнесла:

— Спасибо.

Вечером в гостиной я маялся с домашкой по зельям, Лили нигде видно не было. В конце концов я возмутился — у нас ведь договоренность своеобразная: она помогает мне с зельями, а я ей с трансфигурацией. Где ее носит? Небось, заперлась в Выручай-комнате с Нюнчиком и парой бутылок сливочного пива, а может, лежит сейчас в своих личных покоях и льет слезы из-за того, что в день рождения рядом с ней нет ее «любимого человека», то есть этого противного Алекса Хоупа... В гостиную вошла Марлин и радостно улыбнулась мне, и в этот момент я понял, что заводить с ней роман — безнадежное дело. В моих глазах она была лучшей подругой Лили, следовательно, я буду смотреть на нее и видеть только Эванс, слышать ее реплики из чужих уст. Все это означало, что я погряз в очень больших проблемах. Колоссальных, я бы даже сказал.

Но Марлин ничего не подозревала о моих метаниях, и совсем необязательно просвещать ее на этот счет. Надеюсь, что я смогу дать ей понять, что не в состоянии разделить ее чувства, и при этом не сделать ей больно. Да, ситуация не приведи Мерлин. Ну а пока еще у меня есть время разобраться с самим собой, а до этого буду встречаться с подругой Лили, даже если мне придется сдохнуть от одиночества.

Поход был назначен на второе февраля. Мы с Марлин договорились встретиться в гостиной. Как и полагается, она задержалась буквально на пять минут, но я не мог на нее злиться. Она так и светилась счастьем, а я думал только о том, как бы начать разговор. В конце концов, она сама что-то спросила, кажется, о моей будущей профессии, и я сразу же зацепился за эту тему, что-то ей отвечая и для приличия задавая свои вопросы. Поначалу Марлин весело щебетала, но к тому моменту, когда мы дошли до деревни, она самую малость погрустнела, и я решил, что дело во мне.

— Это платье Лили? — вдруг спросил я, когда мы устроились за столиком в пиццерии мадам Бертольд. Голубое платье-свитер сидело на девушке неплохо, но я не мог не отметить, что Лили оно идет больше. Марлин улыбнулась и кокетливо заправила прядку волос за ухо.

— Да. Она одолжила его мне.

— Почему? — мне никогда не понять эту девчачью манеру меняться шмотками.

Она пожала плечами.

— Не знаю. Возможно, оно ей надоело. Ну, — она раскрыла меню, закатанное в пластик, — что будем заказывать?

— Предоставляю выбор даме, — я последовал ее примеру, но только для того, чтобы хоть чем-то себя занять.

Нет, Марлин, бесспорно, девушка очень хорошая. Но разве это волнует того, кто влюблен в другую?..

Марлин сделала заказ и откинулась на стуле. С вежливым интересом она огляделась вокруг, но знакомых в кафе не было. Хотя... вру. В дальнем углу самозабвенно целовались Клео Девлин и Антонин Долохов. Вскоре они отлепились друг от друга, и наши с Клео взгляды встретились. Она, казалось, смутилась, но тут же взяла себя в руки и демонстративно коснулась щеки Долохова. Я подавил усмешку и отвернулся.

— В последнее время с ней происходит что-то странное, — вырвалось у меня. Марлин подняла на меня удивленный взгляд. — Перестала улыбаться, ходит все время одна... Вы не поссорились?

— Я полагаю, речь идет о Лили? — осведомилась она. Я кивнул.

— Нет, мы не поссорились, но... — она задумчиво закусила губу. — Знаешь, порой это сложно объяснить. Я думаю, что она пока и сама не понимает причину своего плохого настроения.

— А ты знаешь ее? Ну, эту причину? — сердце почему-то забилось быстрее. Марлин вздохнула.

— Догадываюсь. И еще я, кажется, поняла, зачем ты меня пригласил сегодня в Хогсмид. Кажется, тебе требуется психотерапевт.

Я ощутил себя полными кретином.

— Прости, Марлин, — я попытался улыбнуться. — Больше ни слова об Эванс, хорошо? Давай поговорим о тебе. Например... э-э-э...

Она мягко засмеялась, прерывая мое бессвязное бормотание.

— Джеймс, даже не пытайся сделать вид, будто хочешь говорить обо мне. С самого начала, когда я спустилась к тебе, было понятно, что твои мысли где-то очень далеко.

— Неужели это так заметно? — я упал духом. Оказывается, не так уж и хорошо я умею скрывать свои эмоции.

— Мне — да. Другим — не знаю. Возможно, Сириус и Римус тоже видят тебя насквозь. И еще Лили.

— Почему Лили?

Она снова засмеялась.

— А про Римуса и Сириуса даже не спросил... Впрочем, это и так понятно. Они твои лучшие друзья. За все время, что вы провели вместе, они изучили тебя от и до. Что касается Лили, то... я даже не знаю, кто тебя знает лучше — друзья или же та, кого ты считаешь врагом.

— Я не считаю ее врагом, — попытался вставить я, но Марлин подняла руку, и я замолчал.

— Вам просто нужно поговорить, Джеймс. Думаю, многое прояснится. Я знаю, что ты не считаешь ее врагом. Поверь мне, она тоже давно забыла о вашей неприязни. Я не имею права это говорить, но... когда я сказала ей о нашем с тобой свидании, она пыталась радоваться, но от меня не укрылось то, что в глазах у нее блестели слезы.

— Ты хочешь сказать, что она... — доходило до меня медленно, но то, к чему я пришел, было определенно приятным.

Марлин нетерпеливо кивнула и улыбнулась.

— Я могу ошибаться, — добавила она, — но не думаю, что неправа.

Внезапно я нахмурился. Что-то как-то подозрительно гладко все получается...

— Марлин, скажи, почему ты все это мне говоришь? Какой тебе резон? Ты же ничего не выиграешь...

Она отодвинула пустую тарелку из-под пиццы и скрестила руки на груди.

— Джеймс, это ты привык постоянно что-то брать для себя, не так ли? Посуди сам: ты прекрасно знаешь, что я с первого курса, как полная дура, влюблена в тебя, хотя ни на что и не надеюсь. И вот теперь, когда у нас с тобой вроде бы что-то наметилось... Стала бы я тратить время на пустые разговоры о Лили, если бы знала, что они беспочвенны?

Закончив свою речь, она подала официантке знак, чтобы та принесла счет. Я не знал, что мне и думать. С одной стороны, рассуждения Марлин многое прояснили, но с другой... Что если причина состояния Лили в чем-то ином? Что, если я признаюсь ей в своих чувствах, а они безответны? Моя гордость этого не выдержит, мы поссоримся пуще прежнего и до конца своих дней будем ненавидеть друг друга, как и прежде. Черт бы меня побрал! И как меня только угораздило?

— Спасибо тебе, Марлин, — искренне сказал я, помогая ей надеть пальто. Она действительно замечательная и достойная девушка. — Как мне тебя отблагодарить?

Она махнула рукой в сторону лежавшего на столе счета.

— Можешь заплатить за мою пиццу.

— Я бы заплатил за тебя в любом случае...

Она задумалась.

— Тогда еще кое-что. Никогда больше не приглашай меня на свидание, — она по-дружески чмокнула меня в щеку и упорхнула за дверь.

Я решил не возвращаться в Хогвартс, а остаться на выходные дома, с матерью. Интересно, поговорил ли с ней Уэбер?

Мне требовалось многое обдумать.

Мама обрадовалась мне, но от меня не укрылись ее покрасневшие глаза.

— Кушать будешь? — спросила она. Я покачал головой.

— В пиццерии пообедал. У тебя все в порядке?

Она не ответила и ушла к себе. Я тяжело вздохнул. Никогда бы не подумал, что мама будет так переживать разрыв с этим слизняком.

Лежа у себя в комнате на холодной кровати, я вспоминал все то, что когда-либо произошло между мной и Лили. На первом курсе ей особенно доставалось, когда она принималась выгораживать своего никчемного дружка перед нами.

На втором она докучала нам тем, что караулила у портрета Полной Дамы и не пускала по ночам бродить по школе. Нас это, разумеется, никогда не останавливало, но бесило жутко. И если Бродяга с Лунатиком лишь закрывали глаза, моля Мерлина о терпении, то я просто накладывал на Лили Петрификус, и мы со спокойными душами занимались своими мародерскими делами.

На третьем курсе Лили узнала от того же Нюнчика, что Римус — оборотень. И хотя она восприняла эту новость спокойно, но какое-то время открыто избегала его, что выводило меня из себя. В итоге они умудрились помириться, Римус заверил ее, что ничуть не обижается и все понимает, но мне не так-то просто было забыть ее ужимки.

На четвертом курсе я как-то после урока травологии вернулся в теплицу за забытой чернильницей и застукал там Лили и Снегга, которые делали вид, что целовались. Это было так... противно и смешно одновременно, что я потом долго подкалывал ее, а она в отместку ляпнула что-то про мою семью и отца в частности. Тогда он как раз умер, и ее насмешки я терпеть уже не мог. Наша неприязнь переросла в самую настоящую войну. И дня не проходило без того, чтобы мы не махали палочками друг на друга.

На пятом курсе война достигла своего пика, когда мы в очередной раз издевались над Нюниусом, а Лили, бросившаяся на его защиту, была удостоена звания «грязнокровки» от того, кого считала своим лучшим другом. Естественно, дружбе пришел конец, и в этом она винила исключительно меня.

На шестом курсе мы слегка подостыли друг к другу, но возобновили вражду снова, причем из-за какой-то пустяковой ерунды. И только седьмой курс повернул ее таким боком, что становилось страшно. Как такое могло произойти? А главное, когда?!

Лили меня однозначно ненавидит. Слишком много горьких чувств я причинил ей. Правда, нельзя сказать, что она причинила мне меньше, но...

— Эванс никогда не узнает о моих чувствах, — зло сказал я в пространство и ткнул кулаком подушку. — Никогда.

С этими мыслями я забылся тревожным сном, в котором меня постоянно кто-то звал. Не знаю, сколько прошло времени, но разбудил меня какой-то ослепительный свет, который, как оказалось, излучал большой серебристый пес, замерший посреди моей комнаты — Патронус Бродяги. Заметив, что я продрал глаза, пес вильнул хвостом и прорычал голосом моего лучшего друга:

— Какого хрена ты не отвечаешь на зеркало?!

Не успел я сообразить, о каком зеркале идет речь, как Патронус растаял в воздухе. Злясь на самого себя и на Бродягу за то, что разбудил, я нашарил в кармане куртки Сквозное зеркало — наше мародерское изобретение еще на четвертом курсе. Тогда только Лунатику удалось наложить на него Протеевы чары, но сам он от подобного экземпляра отказался. Его не так часто оставляли после уроков, как нас с Бродягой, а зеркалами мы пользовались только в таких случаях.

— Сириус Блэк, — буркнул я, глядя в помутневшее от времени зеркало, в котором мгновенно возникла рассерженная физиономия моего друга. — Ну чего тебе? Я тут сплю вообще-то...

— Ты дома что ли? — протянул Блэк, подозрительно сощурившись. Я лишь лаконично кивнул. — Ну, простите, спящая красавица, что злобный дядя Сириус разбудил вашу тушку...

— Ну хватит паясничать, — зевнул я. — Выкладывай уже.

Несмотря на злость и сонливость, мне стало любопытно, зачем я так срочно понадобился Бродяге, что он даже Патронуса пустить на мои поиски не поленился.

— Ну во-первых, тут Филч уже с ног сбился, ищет тебя. Мы сказали ему, что ты давно вернулся, а он по причине бестолковости тебя пропустил. Вряд ли он нам поверил, ну да ладно, главное, что ты нашелся.

— А во-вторых?

Блэк явно силился сохранить равнодушное лицо, но у него это плохо получилось. Довольная улыбка выдала блохастого со всеми потрохами.

— Я решился, Сохатый. Сегодня я видел ее в «Трех метлах» в компании какого-то упыря, и во мне будто что-то щелкнуло. Я сказал себе: «Блэк, ты мужик или кто, в конце концов? Если ты обидел женщину, которая тебе небезразлична, то найди в себе силы хотя бы извиниться перед ней, а там будь что будет…»

— Погоди, — перебил его я. — Я так понимаю, речь идет о Вектор?

— Ну не об Эванс же твоей ненаглядной, — фыркнул он, и я закатил глаза. Вот уж точно ненаглядная личность. — Я не знаю, что на меня нашло, но я пошел к ней в кабинет и... Она была так ошарашена, но я успел выпалить извинения и хотел уже свалить, а она меня окликнула и сказала, что уже давно на меня не в обиде. А еще спросила, правда ли то, что я тогда ей наплел. И... я сказал, что правда.

— И она тебе поверила? — обалдел я.

Сириус наверняка пожал плечами, в маленьком зеркальце было не очень понятно.

— Ну... поверила, не поверила... Какая разница? Она меня простила. И еще сказала, что в любом случае у нас с ней ничего не будет, по крайней мере, до тех пор, пока я школу не закончу, — он хмыкнул. — Какой-то восемнадцатый век просто.

— Ну вы же можете по крайней мере... просто общаться. Дружить, в конце концов. Такие отношения тебе только на пользу пойдут. И зачет будет автоматом.

— Да ну его, зачет этот, — ухмыльнулся Блэк. — Плевать. Просто я теперь снова буду ходить на нумерологию.

Не знал я, что моего друга так переклинит. Словно это был не он, а какая-то его дешевая подделка. Любовь... чертово чувство! Что эта стерва с людьми-то делает?!

Бродяга что-то еще мне рассказывал, явно не замечая, что я не разделяю его восторга.

— Послушай, старик, меня мама зовет, — вклинился я в его монолог. — Но я ужасно рад за вас с госпожой Септимой, правда. Завтра я приду в замок, ты мне все нормально расскажешь, хорошо?

— Погоди, а как ваше свидание с Маккиннон? — успел услышать я прежде, чем отключиться.

Какая насмешка судьбы! Такое ощущение, что в этом мире вдруг резко стало всем подряд везти в любви. Всем, кроме меня.