Я не умею прощать (гет)

Шло время. Говорят, оно лечит, но то ли его прошло слишком мало, то ли алкоголя было слишком много (хотя возможны вариации), но легче не становилось. Переступив грань между дружбой и любовью, всегда неизменно теряешь друга, но совсем не факт, что обретаешь возлюбленного. Амелия прекрасно понимала, что сама, своими руками разрушила тот шаткий мостик, что связывал ее с Северусом. Если у человека есть идеал, пусть даже самим им придуманный, этот идеал всегда должен оставаться для человека недосягаемым. Потому что, если к нему прикоснуться, идеал пропадет. Она и представить себе не могла, что они окажутся в такой ситуации. Только не с Северусом. Каждый раз, завидя черную мантию или услышав знакомый голос, волшебница старалась куда-нибудь испариться. Ей было неловко и почему-то стыдно. Каждый вечер, приходя к себе, Амелия старалась как-то отвлечься, но, в конце концов, всегда оказывалась в кресле у камина с очередной порцией виски, прокручивая в голове воспоминания и, до боли в висках, пытаясь найти выход из сложившейся дурацкой ситуации. Маленькая эльфийка Минти, с которой волшебница познакомилась еще в детстве, работая на кухне школы, только качала головой, периодически выволакивая пустую бутылку и слыша приказ принести новую.

Чтобы хоть как-то отойти от рождественских событий, Амелия наконец решила заняться чем-то новым для себя и попытаться побольше узнать о своем настоящем родителе. Насколько она помнила, в запасниках школьной библиотеки можно было найти все что угодно. Подойдя к библиотечной картотеке, она мысленно сформулировала запрос: Карнелион Флехлер. Практически сразу молодая женщина услышала знакомый шелест. Открыв ящик, она с разочарованием обнаружила, что материала было совсем немного. Все, чем располагала библиотека Хогвартса, была одна книга о патронусах и периодика за 1963-1967 годы. Но это было все же лучше, чем ничего.

Сев за один из множества свободных столов, молодая женщина погрузилась в чтение, делая при этом кое-какие заметки:

Ноябрь 1963 года:

Английский волшебник Карнелион Флехлер заявил о сборе команды для экспериментов по созданию независимого патронуса.

Июль 1964:

При проведении эксперимента в лаборатории профессора произошел взрыв. Трое волшебников погибли. Профессор Джереми Мейз находится в критическом состоянии

Март 1965:

Патронусы, которых пытаются сделать полноценными независимыми существами, ведут себя крайне агрессивно и уже неоднократно атаковали своих создателей.

Февраль 1966:

Патронус попытался навредить себе.

Патронус сбежал от создателя.

Апрель 1966:

Флехлер объявляет о прекращении разработки.

Август 1966:

При неясных обстоятельствах погибает семья профессора.

— Нашла что-нибудь интересное для себя? — раздался рядом голос Дамблдора.

— Его дочь. Ее звали Амелия, — молодая женщина показала на фотографию в газете. — Мы очень похожи.

— Возможно, так профессору было легче, — предположил директор.

— Откуда мое имя? — Амелия подняла на него глаза. — Я Брайн, а не Флехлер.

— Почему тебя это удивляет? Как думаешь, что это за организация, которая довлела на Карнелиона.

Молодая женщина задумалась.

— Пожиратели?

— Да, точнее их зачатки. Свое громкое имя они получили только в 70-е. Я думаю это еще одна причина, почему он отвез тебя к чужим людям. Дал чужое имя. Он спрятал тебя. Думаю, если бы его не убили, он бы забрал тебя, как только ты была бы готова узнать правду о себе.

— Но зачем им было убивать его?

— Я думаю, это вышло случайно.

— Как можно случайно убить человека? — недоумевала волшебница.

— Не все обладают таким упорством Амелия, как ты. Не всем хватает силы сопротивляться ядам и пыточным заклятиях.

— Они хотели узнать, где я?

— Или это, или же заставить Карнелиона работать на них.

— Какой смысл сторонникам Темного Лорда заставлять профессора создавать патронусов. Они же не могут нанести никому никакого вреда?

— Что происходит, если долго смотреть на солнце, не жмурясь, не закрывая глаз?

— Слепнешь.

— Абсолютный свет также опасен, как и абсолютная тьма. К тому же, если одну бестелесную сущность удалось загнать в человеческую оболочку, то может получиться и с другой.

— В мире полно темных тварей, — с грустью заметила Амелия. — Создание управляемой армии рабов — вот была их цель.

— Да, боюсь, что у твоих собратьев была бы именно такая роль.

Амелия уставилась на лежащее перед ней фото. Губы сжались в две тонкие линии, уголки рта стали резко очерчены. В памяти всплыл один эпизод.

«Я сидела на крыше в своем тайнике и смотрела в разбитое окно. Шел дождь. Серое небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами. Такими же тучами была затянута моя душа. Сегодня хоронили маму. Несколько дней назад домой привезли брата. Нет. Не правда. Она никогда не была моей мамой. И никакого брата у меня нет. Это просто чужая семья, куда меня подкинули. Но этой женщине я благодарна. Ведь наверняка это она уговорила отца не выбрасывать меня в ближайший мусорный бак. Я никогда не могла понять, почему они вместе? Он вечно орал на нее, бил, бил их сына. А меня не трогал. Никогда. Почему интересно? Она была красивая. Очень красивая. И добрая. Просто за годы этой постоянной тирании и побоев она огрубела. А он… он только орал на нее. Кричал, срываясь на визг, что она уродка, что не умеет то, не может это… только пил, бил и устраивал скандалы. А сын? Ее единственный любимый сын недалеко ушел от отца. Сколько себя помню, он всегда был груб и язвителен с ней. А она с каждым его ядовитым ответом все больше угасала. Но все равно продолжала писать ему. Она могла часами торчать в его комнате, ходить по ней кругами, перекладывая его вещи, а в конце концов вернуть все на места. Он приезжает только на лето. Но мне кажется, если бы не отец, она была бы рада видеть его чаще. И почему-то мне кажется, что он приезжал бы. Я не раз замечала, как он пытается побороть в себе радость, когда видит ее после года разлуки. Маму да, но не отца. Отца он просто тихо ненавидит. Но не трогает. Якобы мама ему запретила. Смешно. Как будто можно остановить человека, который все для себя решил.

Но сегодня ее не стало. Точнее не стало совсем. А сама мама ушла от нас тем утром…они опять поссорились, отец кричал, расшвыривая по комнате вещи, она сначала пыталась его успокоить, потом плакала, потом… потом пошла мыть посуду. Я услышала звон, выбежала. А мамы уже не было. Было только тело, оболочка. И смотря в ее мертвое лицо, я вспоминала восковые фигуры. Один в один как люди, но не люди. Так и она. Один в один как мама, но уже не мама. Помню, как одевала ее в зеленое платье. Единственная красивая вещь, что у нее осталась. Одевала, бережно докасаясь до ее безжизненных ледяных рук, приглаживала потускневшие волосы. Наряжала ее, как девочки наряжают куклы. А потом я ушла к себе. Полдня у ее кровати сидел отец, потом пришел брат. А я ни разу больше не вошла в ее комнату. Потому что там, в комнате, только оболочка, а она сама где-то рядом, эта женщина, что растила меня. Не особо любила, не особо защищала, но дала мне кров и некую иллюзию семьи. Возможно не самую удачную иллюзию, но это все что у нее было.

Сегодня весь день идет дождь. Мелкий, противный, пронизывающий до самых костей дождь. Как будто сама природа грустит вместе с нами. На кладбище немноголюдно. Я стояла в стороне от них. В стороне от Тобиаса Снейпа ревущего в голос. Совершенно разбитого и беспомощного, похожего на маленького ребенка, оставленного в магазине. На какой-то момент мне показалось, что, возможно, он правда любил жену. В стороне от Северуса. Бледного, беспомощного, сломленного Северуса, заламывавшего руки и кусавшего губы, чтобы не реветь. Я смотрела на них со стороны. Я не была рядом с ними. Во мне не было той непереносимой боли, что сжирала каждого из них. Не было слез. Была только пустота. Всепоглощающая, оглушающая и ослепляющая пустота. Вакуум.

— Давно ты тут сидишь? — раздался знакомый голос над ухом.

Я вздрогнула.

— С похорон. Как ты нашел меня?

— Пойдем домой.

— Не хочу, — я отрицательно покачала головой.

— Там теперь не так, как раньше.

— Я знаю. Поэтому я не хочу туда возвращаться.

— Ты боишься его? — высокий бледный юноша с давно нестрижеными волосами и впалой грудью сел рядом.

— Нет. Мне плевать на него.

Мы помолчали.

— Скоро уезжаешь? — спросила я его.

— В субботу за мной вернется декан, — ответил юноша. — Если отец посмеет тебя хоть пальцем тронуть, — добавил он — сразу напиши мне.

— Северус, — я посмотрела на него, — мы давно живем тут без тебя. Ты думаешь, мама была надежным защитником?

Он промолчал.

— Не беспокойся, он меня не тронет, — продолжила я, облокачиваясь на холодную серую стену. — Он думает я не такая как вы.

— А ты такая? — удивился юноша.

Вместо ответа я перевела взгляд на старую запыленную лампу, стоящую неподалеку. Сосредоточившись, я передала ей всю свою грусть и тоску. Лампа задрожала и разлетелась вдребезги.

— Ничего себе, — выдохнул он. — Ты можешь это контролировать?

— Я стараюсь, — пробурчала я. — Не хочу, чтобы он видел.

Юноша сгреб меня в охапку и посадил к себе на колени.

— Не волнуйся, крошка, — пытался он успокоить меня, гладя по голове одной рукой и обнимая другой, — Он не посмеет тебя тронуть. А если тронет, я его убью.

Внезапно я ощутила, что в эту субботу я останусь совершенно одна. Северус вернется к учебе, мамы больше нет, и что мне делать одной в этом огромном враждебном мире я решительно не знала. Отца в расчет брать не приходилось. Он и до этого не особо утруждал себя, просиживая большую часть времени или в пабах, или на диване, а теперь так и вовсе превращался в тихого алкоголика. Мне вдруг стало очень зябко, а к горлу подступили ненужные слезы.

„Я не стану плакать, — подумала я, — я не плакала, когда увидела ее на кухне, когда переодевала в платье, когда ее гроб опускали в могилу и начинали закапывать. И сейчас не буду.“

Но вместо этого я глубже зарылась в куртку Северуса и расплакалась. На улице шел дождь. Темнело.»

Сначала семья — пусть приемная, неблагополучная, но все же семья. Потом Лила. Теперь человек, который ее создал. Кто-то отнимает у нее все, что для нее важно.

— Они убили Карнелиона, — не отрываясь от фото, произнесла Амелия, пытаясь прогнать так некстати нахлынувшие воспоминания. — Но его наработки, его лаборатория, команда?

— Все утеряно. — Альбус тяжело вздохнул и пожал плечами. — Джереми Мейз исчез.

— Я родилась магглом, — Амелия посмотрела на профессора. — У меня была семья? Откуда он взял меня?

— Этого я не знаю, — Дамблдор покачал головой. — Но вы можете поискать, — и хитро подмигнул. — Мисс Брайн, я хочу вас кое о чем попросить.

— Слушаю, директор.

— В следующий раз, когда ваши подопечные будут устраивать не слишком удачные экперименты, не выгораживайте их передо мной.

— Я не совсем понимаю вас, — нахмурилась волшебница.

Дамблдор еще раз улыбнулся и, обогнув стол, сел напротив молодой женщины.

— Я уже говорил вам, что вы должны уметь контролировать свои эмоции. Что вы работаете с детьми, и они не должны видеть вас ничего кроме уверенности.

— Я стараюсь.

— У вас не получается, — на нее смотрели проницательные голубые глаза. — Вы сильно изменились после Рождества. Учащиеся подумали, что это из-за их выходки на Святочном Балу. Видимо некоторые из них считают, что я зверь, который доводит людей до нервного срыва. Сказать по правде, я немного этим удивлен. Я всегда стараюсь быть максимально дипломатичным со всеми. Но не в этом суть. На днях ко мне в кабинет явились некоторые ученики, участвующие в ваших постановках. А также мистер Чэн и мистер Финниган. Говорят, с ними сначала шел даже мистер Малфой, но в моем кабинете его не было. Они рассказали, что изначально костюмы выглядели гораздо более скромно, нежели те, которые мы увидели в итоге. И что они около месяца тайно репетировали в Выручай-комнате свою версию постановки.

— Зачем?

— Им хотелось показать, что они способны на большее.

— Да уж, показали, так показали.

— Они также признались, что вы были не в курсе их шалости и просили не увольнять вас.

Волшебница улыбнулась, щеки ее залились легким румянцем.

— Спасибо, Амелия. — сказал Дамблор.

— За что? — удивилась та.

— Сначала я пригласил вас, только чтобы вы научили детей танцевать, чтобы они не так сильно выделялись на фоне наших гостей. Но вы учите их большему. Они учатся взаимодействовать, дружить, жертвовать чем-то ради других. На моей памяти это первый раз, когда ученики заступились за профессора.

— Наверное, потому что раньше никто не заступался за них? — предположила Амелия. — Не выгораживал, как вы выразились, — она посмотрела на директора. — Поэтому я вынуждена отказать вам в вашей просьбе, Альбус. Я, как и прежде, буду выгораживать их и заступаться за них, если они будут экспериментировать в рамках моего предмета.

— Другого ответа я и не ждал, — покачал головой сидящий напротив волшебник. — А теперь заканчивайте тут и пойдем в Большой Зал. Скоро обед.

После обеда Амелия направлялась в Малый Зал, чтобы сделать первые наброски мероприятия по случаю Дня Святого Валентина.

— Отпустите, — раздалось из одного из боковых коридоров. В ответ послышись несколько мужских смешков.

— Не рыпайся, грязнокровка.

Амелия ускорила шаг. В одной из ниш коридора трое парней зажали девушку. Она пыталась отбиться от них, ожесточенно маша тонкими ручками, волосы растрепались, мантия была задрана.

— Отпусти, я сказала, — яростно кричала она. — Вам это с рук не сойдет!

— Я говорил, не ходи тут, эта наша территория.

— Я все расскажу профессору!

— Профессор тебе не поверит. Надо было меньше обжиматься со своим дружком из Дурмстранга, — злорадно улыбаясь, заметил один из обидчиков.

Она смачно плюнула ему в лицо.

Удар, голова девушки дернулась назад. На мгновение она перестала сопротивляться и двое других тут же схватили ее за руки, лишив главного оружия.

— Ты заплатишь за это, мерзкая грязнокровка, — прошипел первый, подходя ближе и грубо хватая ее за лицо. — Ребята держите ее.

— Иммобулюс! — трое мальчишек замерли на месте: двое так и держа девушку со злорадными улыбками, еще один с рукой около штанов. На лице девушки застыло выражение неприкрытого ужаса.

Амелия поспешно направилась ко всей компании с другого конца коридора. Оказавшись рядом с ними, она взяла главного зачинщика за ворот мантии, снимая заклинание. Не сразу поняв, что происходит, он дернулся вперед, но поводок из собственной мантии быстро расставил все по местам.

— Вы в порядке, мисс Грейнджер? — поинтересовалась волшебница.

— Да, мисс Брайн, — ответила та, высвободившись из рук обидчиков, и поправляя прическу. Она была совсем не в порядке: губы дергались, щеки пылали, ее била дрожь.

— Вам нужна помощь? — Амелия, свободной рукой взяла ее за плечо.

— Нет, спасибо.

— Хорошо, тогда сейчас, мы все вместе господами Гойлом, Крэббом и Малфоем, отправимся их декану.

Драко попытался вывернуться из рук профессора, но волшебница держала его железной хваткой.

Они так и пошли впереди мисс Брайн, держащая Малфоя за шиворот, рядом с ней Гермиона в помятой мантии, чуть позади напуганные и притихшие Крэбб и Гойл.

Дойдя до дверей декана Слизерина, мисс Брайн обратилась к учащимся.

— Всем ждать здесь.

После этого она отрыла дверь, задержалась на мгновение, вздохнула, пытаясь не выдать волнения, и вошла внутрь.

— Добрый день, профессор.

Северус оторвался от лежащих перед ним свитков.

— Добрый день, мисс Брайн.

— Несколько минут назад я застала Малфоя, Крэбба и Гойла за одним крайне нелицеприятным занятием. — Амелия пошла к столу. Она старалась смотреть куда угодно, только не на сидящего за столом мужчину. — Они приставали к мисс Грейнждер. И если бы я не подоспела вовремя, все могло печально закончиться.

Спейн молчал, разглядывая ее холодными темными глазами.

— Но Вы успели? — уточнил он.

— Да, к счастью.

В кабинете снова повисла тишина.

— И что будем делать? — поинтересовалась волшебница.

— Ничего.

— Ничего?

— Ничего не произошло, поэтому я ничего не буду делать.

Амелия вскинула брови.

— Ты сам себя слышишь? — возмутилась она. Волшебница настолько удивилась услышанному, что забыла и про страх, и про волнение. — Я пришла сюда и сообщила, что твои подопечные чуть не изнасиловали ученицу школы, но все, что ты собираешься предпринять это НИЧЕГО?

— Амелия, я много лет являюсь деканом факультета Слизерин, много лет преподаю в школе, и прекрасно знаю, какие ситуации требуют моего внимания, а какие нет. Мисс Грейнджер ведет себя вызывающе, и то, что произошло, только послужит ей уроком. Я не буду бросать тень на фамилии трех очень уважаемых в магическом мире семейств, из-за одной выпендривающейся грязнокрови.

— Грязнокровки?! — Амелия не верила своим ушам. — И это говорит мне волшебник, чей отец был магглом!

Профессор Снейп снова опустил глаза в бумаги. Она всплеснула руками. На нее волнами накатывали злоба, ярость и презрение. Сжав кулаки и губы, дрожа от негодования, она оперлась руками на стол.

— Возможно, ты забыл, Северус, — тихо проговорила она, наклонившись к нему совсем близко. Из-за опущенных бровей на профессора зло смотрели сузившиеся и приобретшие угловатую, заостренную форму глаза. — Лили Эванс тоже была, как ты сказал, грязнокровка.

Он побледнел. Перо в сильной руке треснуло, не выдержав давления. Он не поднял взгляда от бумаг, но Амелия знала, что в них сейчас бушует настоящая буря. Ее стрела попала прямо в цель. Она выпрямилась и, развернувшись, отправилась к выходу.

— Хорошего дня, — дверь за волшебницей громко захлопнулась.

За дверью на нее смотрели четыре пары испуганных глаз. Волшебница облила мальчиков взглядом, полным презрения и обратилась к Гермионе:

— Идемте, мисс Грейнджер, вам нужно привести себя в порядок, а мне отправить несколько сов.

Она обняла Гермиону за плечи, и они направились к лестнице.

— Уже поздно, — услышала она за спиной нахальный голос Драко. — Он уже в продаже.

— Мои совы полетят совсем по другим адресам, мистер Малфой, — Амелия даже не оглянулась.

— Профессор, — подала голос мисс Грейнджер, когда они дошли до гриффиндорской башни.

— Что?

— Не пишите никому про этот случай.

Амелия вскинула брови.

— Вы уверены?

— Да. Я не хочу, что кто-нибудь еще об этом узнал, — она опустила глаза, щеки ее снова пылали.

— Как преподаватель школы я обязана отреагировать на случившееся, вы же это понимаете? — уточнила волшебница.

Девушка кивнула.

— Но как женщина я вас понимаю, — добавила Амелия.

Гермиона подняла глаза.

— Идите, мисс Грейнджер, и постарайтесь, чтобы никто не видел вас в таком виде. Что касается людей, что вас обидели, я обещаю, что не буду ничего сообщать посторонним, но сделаю все необходимое, чтобы их проучить.

Гермиона спрятала глаза и часто-часто заморгала. Амелия, взяла ее за плечи.

— Ну же, вы же сильная и очень умная девочка.

Та кивнула, и глубоко вздохнув, отправилась в гостиную факультета.

За окном шел снег. Неспешно падая большими хлопьями, он укрывал все вокруг мягким белоснежным одеялом. Природа спала. Амелия стояла у окна совятни с тонкой изящной деревянной трубкой в озябших руках. Зимняя мантия из тонкой шерсти чуть колыхалась под едва уловимым морозным ветром. Все обитатели башни, кроме одного, мирно спали, нахохлившись на своих насестах. И только одна птица переминалась с ноги на ногу, сидя на окне возле молодой волшебницы.

— Вы курите?

Амелия обернулась к Малфою, выпуская тонкую струйку дыма.

— Случается, — и снова повернулась к окну.

— На территории школы курить запрещено, — злорадно отметил юноша.

— Я нарушаю многие правила школы, как вы, мистер Малфой.

Он вспыхнул, вспомнив свой недавний позор.

— Даже если вы напишите отцу, он вам не поверит! — озлобился он.

— Вы о сегодняшнем конфузе с мисс Грейнджер? — поинтересовалась она. — Я собиралась писать не об этом.

— Это почему же?

— Прежде всего, потому что в этом году школе не нужны скандалы.

— Тогда что в письме? — задиристо спросил Драко, указав на свиток, привязанный к лапке совы.

— Ах это, — она погладила птицу по перьям. — Это новость о вашем маленьком бизнесе.

— Если вы напишите об этом, — презрительно усмехнулся юноша, — ваша же голова полетит с плеч.

— С чего бы? — она картинно улыбнулась.

— Вы поручились за меня. Вы способствовали выходу пластинки в свет.

— Я? — казалось, ее возмущению и удивлению нет предела. — Мистер Малфой, вы меня переоцениваете! Я скромный учитель танцев, а не воротила музыкального бизнеса. За вас поручалась не я, но спасибо, что не подвели.

— Там псевдоним, вы не сможете доказать, что пластика моя.

— Псевдоним да…но внешность-то вы не меняли.

Бледное лицо Драко стало почти белым. Он быстрыми нервными шагами подошел ближе.

— Хотите заключить сделку?

Волшебница презрительно улыбнулась. Она словно стала выше в этот момент, смотря на юношу сверху вниз и всем своим видом показывая свое превосходство.

— Возможно.

— Какие ваши условия? — почти плаксиво спросил он.

Она закурила трубку.

— Ну, — подумав, сказала она. — Для начала вы никому не скажете, что я курю здесь.

— Что еще?

— Вы, в присутствии меня, своего декана, мистеров Крэбба и Гойла извинитесь перед мисс Грейнджер.

— Ни за что!

— И больше никогда не позволите себе такого недостойного для волшебника поведения, — продолжила мисс Брайн, не обратив на слова Драко никакого внимания.

Малфой нервно поднес дрожащую руку ко лбу.

— Давайте все обсудим!

— Вы не поняли, мистер Малфой, — голос остался таким же спокойным и тихим, но приобрел опасные нотки, — я с вами не торгуюсь.

Она еще раз погладила птицу. Драко отвел взгляд в сторону, словно пытаясь найти свое спасение на просторах совятни.

— Ну… — наконец произнес он и его голос прервался от волнения. — Хорошо.

— Завтра в полдень.

Он молча буравил ее ненавидящим взглядом.

— Вы можете идти.

Юноша пулей бросился вон из башни.

Амелия в третий раз погладила птицу, осторожно сняла с ее лапы послание и развернула. Свиток был пуст.

Ближе к полуночи мисс Брйн вернулась в свои комнаты. Амелии было холодно. Не помогал ни жарко полыхающий камин, ни теплая шаль, в которую куталась волшебница. Внезапно в дверь ее комнат постучали. Это был профессор Флитвик. Амелия растерянно смотрела, как профессор деловито прошел прямо к камину, ни сказав ни слова, извлек из недр мантии бутылку и разлил ее содержимое по двум стаканам.

— Что это? — удивленно спросила волшебница, закрывая за гостем дверь.

— Хочешь спиваться, спивайся нормальным алкоголем, а не той бурдой, которые домовые эльфы таскают сюда.

— С чего вы взяли, что я спиваюсь? — Амелия, недоумевая, подошла к креслам и, указав профессору на одно, сама опустилась в другое.

— С того, что ты после Святочного Бала почти не появляешься в коридорах Хогвартса, Большом Зале, ходишь как после встречи с дементором, но самое главное, потому что по утрам эльфы тащат из твоей комнаты пустые бутылки и заменяют их на новые к вечеру. Что случилось? — он протянул ей свою короткую пухлую руку со стаканом.

Амелия взяла его и опустила голову, пряча глаза.

— Это все из-за того, что директор вновь недоволен мной, — проговорила она, водя пальцем по ободку стакана. — Я много надежд возлагала на этот Бал, а все вышло совсем наоборот.

— Ты же не надеешься, что я правда поверю в этот бред? — серьезно спросил Флитвик, отхлебывая напиток.

— Честно говоря, я на это надеялась, — с грустной улыбкой проговорила волшебница. — Что это?

— Это чудесный коньяк двадцатилетней выдержки.

Она сделала глоток.

— Вы всегда знали меня лучше всех, профессор. Я могла обмануть Дамблдора, Слизнорта, но не вас. Как бы я не старалась, вы всегда читали меня как открытую книгу. Только к вам я могла прийти с какой-нибудь безумной идеей и надеяться, что вы не поднимите меня на смех. Иногда я жалею, что не попала к вам.

«Вечером я как обычно отправилась в теплицы к мадам Спраут. И хотя теперь это не было моей обязанностью, мне нравилось помогать профессору травологии. Она обладала легким нравом и изумительным чувством юмора. Мы могли часами сидеть в теплицах и болтать обо всем на свете, начиная с растений, которыми занимались, и кончая последними школьными новостями и сплетнями.

— Признаться, мы все были крайне удивлены, когда ты попала на Слизерин, девочка, — проговорила мадам Спраут, когда мы вдвоем переносили гору пустых горшков из одной теплицы в другую.

— Почему? — поинтересовалась я.

— Ну, за этот год мы немного тебя узнали. Я слышала, некоторые учителя даже ставки делали.

— И куда вы думали, я попаду?

— Я, как и большинство преподавателей, прочила тебя на факультет к профессору Флитвику. Да он и сам ждал тебя. Когда шляпа тебя отправила в Слизерин, он даже подпрынул от неожиданности.

— А почему все так удивлены? Почему меня ждали в Рэйвенкло?

— Ты тянешься к знаниям, книгам, ты творческая натура, и ты не глупа. Ты никогда не унываешь, хотя жизнь не слишком тебя балует, правда? Вылитая ученица Рэйвенкло. К тому же профессор в восторге от твоих пышек, — мадам Спраут заговорчески мне подмигнула. — Признаться, я даже не знаю, как ты выживешь среди этих подхалимов и предателей, которыми кишит Слизерин.

— Не все такие уж плохие, — весело отозвалась я. — Да и я вовсе не сахар. Вот увидите!

— Поживем — увидим, — недоверчиво проговорила профессор.»

Амелия подняла глаза на сидящего напротив нее волшебника.

— Да, и сейчас я вижу, что ты напугана и растеряна, — проговорил он. — Ты ходишь, опустив голову, прячешь глаза, почти не с кем не разговаривая. А вечерами, ты пьешь в своих комнатах, и мечешься здесь как зверь в клетке.

Она снова опустила глаза и вжалась в кресло.

— Да, я растеряна. Я запуталась, — она остановилась, словно подбирая слова. — Было нечто, чего я очень хотела, о чем очень давно мечтала, и вот недавно я добилась этого. Я взяла то, что мне было нужно. И поняла, что мне это было не к чему. Я совершила ужасную ошибку. И, боюсь, потеряла лучшего друга.

В комнате повисла тишина. Профессор молча разглядывал сидящую перед ним женщину. Всегда такая живая и веселая, шумным ураганом носящаяся по коридорам школы девочка, какой он ее помнил с детства, сейчас она сидела в кресле напротив, сжавшись, и словно пыталась стать невидимой.

— Ну, — наконец произнес он. — Во-первых, все мы совершаем ошибки. И какие из них ужасные, а какие нет, покажет только время. А во-вторых, — он сделал еще один глоток, — если ты не можешь повлиять на ситуацию, отпусти ее.

— Отпустить?

— Именно так. Отпустить. Живи дальше, отвлекись, и жизнь сама укажет тебе верный путь.

— Знать бы еще как…

— Работай! Амелия, у нас на носу Валентинов день, номеров нет, музыки нет, декораций нет, и даже мистер Финниган, вместо того, чтобы изобретать очередную бомбу, скитается неприкаянный.

Волшебница улыбнулась вымученной фальшивой улыбкой.

— Наверное, вы правы.

— Разумеется, я прав. Так что заканчивай глупить и начинай работать.

Профессор Флитвик поднялся.

— Профессор, — окликнула его Амелия.

Он обернулся и выжидающе посмотрел на нее.

— Пообещайте мне, — попросила волшебница, — что если я когда-нибудь безбожно напьюсь у вас на глазах, вы доведете меня до этих комнат.

— Всенепременно, моя догорая, — серьезно пообещал он.

За окном все также шел снег. Было холодно.