М или Ж? (гет)

Глава 12

Шел тысяча пятьсот пятьдесят четвертый год от рождества Христова, в чем-то знаменательный для Англии. За несколько лет, прошедших с момента начала колониальной и торговой экспансии, государство уже успело утвердиться, как морская держава, что способствовало еще большему его процветанию. Английские шерсть и сукно пользовались спросом везде, куда дотянули свои руки купцы торговых компаний. А брак Марии Тюдор с испанским наследником Филиппом позволял королю Англии Генриху VIII надеяться на какое-никакое подобие мира между двумя странами.

Однако, в магическом мире происходили свои события, свои войны и перемирия, и волшебники обращали на происходящее в мире маглов не слишком много внимания. В отличие от простых людей, маги уже давно исследовали все возможные уголки планеты, и их братию можно было встретить где угодно.

В сотнях миль от Англии, омываемый водами двух океанов, расположился крупнейший остров в мире. И пусть поверхность Гренландии почти сплошь покрывали ледники, и даже коротким летом они не таяли, уступая совсем немного солнцу и его лучам, однако и здесь жили люди. Коренные жители — эскимосы, давно уже приспособились к суровому климату острова, добывая пропитание с помощью нехитрого рыбачьего промысла, селясь на узких прибрежных полосах земли, свободных от ледников, а немногочисленные колонизаторы-европейцы, выстроившие рядом свои собственные поселения, вели с ними активную торговлю дарами цивилизации.

Остров был колонизирован Норвегией, но английские маги успели тоже его облюбовать. Именно здесь, на самом севере Гренландии, основал свою школу магии Адриан Озиферн, пусть не слишком известный, но гениальный волшебник. Облюбовав укрытую от посторонних взглядов горной грядой долину, Озиферн провел поистине грандиозную работу по строительству школы, и был весьма доволен результатом, приступая к обязанностям директора.

Школа магии Сноубридж, бывшая детищем Адриана, отмечала свой десятилетний юбилей, впрочем, как и сам основатель школы, которому исполнилось уже не много ни мало, шестьдесят лет. Эти два события, несомненно, стали бы не менее знаменательными для магического мира, если бы виновник торжества, увлеченный своим новым исследованием, совершенно не забыл об этом. Озиферн даже не появился на празднике, устроенном в его честь — брошенный в спешке на стол тонкий листок пергамента, с выведенным на нем изысканным почерком текстом приглашения, был благополучно похоронен под кипой бумаг с его собственными записями и докладами его помощников. Массивный стол из мореного дуба стоял в его маленьком кабинете, размерами чуть побольше обычной кладовки, который в свою очередь находился в лаборатории, расположенной на самом нижнем этаже подземелий, чьи лабиринты густой сетью ветвились под школой.

Об этой лаборатории знали лишь несколько человек, включая самого Озиферна, а еще меньше знало о том, чем именно здесь занимаются. Опыты, проводимые в стенах этого мрачного помещения, вырубленного в скальной тверди глубоко под землей, своим глухими стенами без окон и низким, нависшим над головой потолком, больше напоминавшего каземат, повергли бы в ужас даже самых бывалых профессоров этой школы, заставив все имеющиеся у них на головах волосы встать дыбом. Но посторонние сюда не забредали. Единственным выходом отсюда была толстая дубовая дверь, защищенная самым сильным из известных охранных заклинаний, и эта мера предосторожности была не лишней. Лаборатория хранила много секретов, и многие из них было бы чрезвычайно опасно выпускать во внешний мир, в котором обычные люди страшились даже элементарных проявлений магии. У самого Адриана волос было куда меньше, чем у его профессоров, и свою лысину он благополучно прятал под щедро напудренным париком, а бояться он уже давно перестал, воплощая в жизнь самые свои смелые идеи и гипотезы. Его неутомимая, любознательная натура компенсировала непримечательную внешность: слишком полная шея, нос картошкой, и тяжелый раздвоенный подбородок.

И вот сегодня, как раз в день юбилея, случилось нечто, заставившее напрочь забыть его обо всем на свете. Именно сегодня исследование, которому он посвятил не один год, казавшее поначалу крайне сомнительным, а в устах некоторых скептически настроенных личностей просто невозможным, наконец-то дало результаты. Хотя, если бы Озиферн предвидел, чем все это закончится, возможно он бы так не радовался. Конечно, формула, связывающая воедино все четыре стихии для получения нужного результата, была им десятки раз проанализирована, а каждая составляющая тщательно просчитана, но всегда существовала вероятность ошибки. Нет, в этот раз Адриан был уверен в успехе, и десятки загубленных лабораторных крыс, мышей и прочая живность не в счет, к чему вообще вспоминать об этом?

Протерев широким рукавом своего скромного серого балахона, сшитого однако из тончайшей шерсти, стекла очков в тонкой медной оправе, он напялил их обратно на нос и поспешил в лабораторию, не забыв при этом аккуратно захлопнуть дверь в кабинет. От взмаха палочкой десятки свечей в бронзовых канделябрах тут же вспыхнули по стенам ярким ровным светом, осветив длинную комнату с неровными каменными стенами, часть из которых была прикрыта гобеленами. Почти все пространство комнаты занимали крепко сбитые деревянные столы, расставленные в шахматном порядке, а по стенам тянулись ряды полок и стеллажей, заваленные невообразимым хламом, в котором обычный человек не нашел бы для себя ничего стоящего.

Подопытный номер сто тринадцать, а именно белая крыса по кличке Флаффи, как всегда встретил своего хозяина радостным писком, в надежде на очередное лакомство. Громоздкая железная клетка с частыми прутьями стояла на одном из лабораторных столов, занимая большую его часть. Флаффи был не единственным питомцем здесь — в дальнем углу комнаты стоял аквариум с рыбками, но они служили по большей части украшением, дабы радовать взгляд тех, кто долгие часы безвылазно проводил в лаборатории. Озиферн успел привязаться к Флаффи за тот год, что крыса прожила здесь, и ему было почти жаль его. Но он ни минуты не сомневался, что его открытие стоит такой малой жертвы.

Листки с расчетами, которые он вынул из внутреннего кармана балахона, были уже потрепанными и измятыми от длительного ношения. Охваченный предвкушением от предстоящего, с тем лихорадочным блеском в глазах, что присущ всем сумасшедшим гениям, он поспешил к столу с клеткой, сгорая от нетерпения и желания проверить свою догадку немедленно. Положив бумаги на край стола, он, путаясь в рукавах, выудил палочку из глубин одеяния и нацелил ее на зверька. Тщательно выговаривая каждую букву, Озиферн с торжеством в голосе произнес «magicae impotens, fiat!»*, и тут же из палочки вырвался тонкий сноп света толщиной с палец, в котором, если приглядеться, причудливо переплелись четыре цвета, каждый из которых соответствовал одной из природных стихий. Луч беспрепятственно пронзил маленькое тельце, не причинив ему видимого вреда — Флаффи замер всего на несколько мгновений, а потом снова, как ни в чем не бывало, весело закружил по клетке. Выждав пару минут, и глубоко вздохнув, Адриан немного нетвердой от волнения рукой снова поднял палочку, и с его уст слетело тихое «круцио», прозвучавшее слишком печально для непростительного заклинания.

В следующее мгновение Озиферн уже корчился на полу в муках, ослепший и оглохший от боли. Каким-то необъяснимым образом заклинание отскочило от крысы и попало в самого ученого.

И если бы верный помощник Адриана Чарли Бартоломью, повсюду разыскивавший нерадивого юбиляра, не подоспел вовремя, слабое сердце ученого не выдержало бы такого испытания.

Вся школа сбилась с ног, пытаясь отыскать Озиферна, и именно Бартоломью, будучи близким другом Адриана и посвященным во все его эксперименты в подземной лаборатории, первым догадался, где он может быть. Когда он вбежал в лабораторию, вид скрюченного, с искаженным от боли лицом Озиферна на секунду испугал его. Но за годы работы со слегка сумасшедшим гением сам уже далеко не молодой волшебник повидал много всякого, и потому, взяв себя в руки, он выхватил свою палочку и быстро расколдовал несчастного.

Чарли понадобилось полчаса, чтобы привести профессора в чувство и когда тот, наконец, со стоном открыл глаза, тут же сердито заметил, что тот совсем себя не бережет, и пора бы уже ему завязывать с этими треклятыми опытами, иначе все это не доведет до добра. Но Озиферн как обычно проигнорировал все его высказывания, он уже привык к ворчанию помощника, и понимал, что тот просто искренне переживает за него. Однако, несмотря ни на что, Адриан был полон решимости закончить свои исследования. С трудом поднявшись на ноги при помощи Чарли, он поправил съехавшие очки, вытер платком пот со лба и заковылял до клетки с Флаффи. Что-то пошло не так, но он не мог понять, что именно. Нужна еще одна попытка, возможна она подскажет, где он допустил ошибку. И тут его взгляд упал на аквариум, где среди подводных зарослей мирно плавала стайка серебристых рыбок, поднимая со дна клубы песчаной взвеси и не подозревая о грозящей им опасности.

«Да, пожалуй, они подойдут» — подумалось Озиферну, и недолго думая, он, прихрамывая, подошел к столу с аквариумом. Чарли тут же последовал за ним, на ходу продолжая распекать ученого. Встав позади аквариума, чтобы не попасть под очередной магический рикошет, он недовольно поджав губы, замолчал, поняв всю бесполезность своих нравоучений.

Ни Бартоломью, ни Озиферн так и не смогли потом толком объяснить, что же произошло в тот момент, когда было произнесено заклятие. Проклятый разноцветный луч, сорвавшийся с конца палочки Озиферна, вместо того, чтобы следовать прямой траектории, преломился о толщу темно-зеленой, мутной от песка воды, и огибая рыбок, прошел аквариум насквозь и устремился прямо к Чарли. Мгновение, и свечение исчезло, поглощенное телом волшебника, который не ощутил ничего, кроме легкого покалывания на коже. Ошарашенный, он уставился на не менее изумленного Озиферна, в глазах которого читался страх, смешанный с восторгом. Все снова вышло не так, как планировалось, но все остались живы, и ладно. Для Адриана этого было достаточно, чтобы он смог выбросить из головы свою оплошность, из-за которой мог пострадать не он один. Не время мучиться совестью, когда свершается открытие всей его жизни.

Конечно, ему пришлось долго уговаривать помощника, прежде чем тот позволил заколдовать себя, хотя разумеется, Озиферн не собирался применять к живому человеку ничего непростительного. Но, тем не менее, взгляд Бартоломью был полон недоверия, когда профессор вновь поднял палочку, предусмотрительно встав подальше от испытуемого.

Раз за разом, он посылал заклинания одно за другим, но ни оглушение, ни замораживание не действовали. Он перепробовал все, что мог, а Чарли продолжал стоять в той же напряженной позе, каждый раз крепко зажмуриваясь, когда в него летело очередное заклинание.

Радости и восторгу Озиферна не было бы конца, если бы с трудом пришедший в себя от пережитого друг не заметил, что некрасиво заставлять гостей так долго ждать. Но очередная неожиданность заставила их обоих надолго забыть о празднике. Уходя из лаборатории, Чарли как обычно достал свою палочку, чтобы погасить свет, но когда он взмахнул ею, свечи продолжали гореть как ни в чем не бывало. Сконцентрировавшись, он попробовал снова, но это было все равно, что пытаться задуть их с такого расстояния обычным дыханием.

Но даже тогда Озиферн не сразу осознал масштабы того, что он натворил. Пытаясь создать абсолютную защиту от магии, он не учел один из вселенских законов — приобретя одно, ты неизбежно теряешь что-то другое. Так и случилось с его другом и помощником — обретя полную магическую неуязвимость, он вместе с тем лишился всей своей магии, став одним из тех, кого волшебники презрительно именовали маглами.

___________________________________

* — магия бессильна, да будет так! (лат.)

* * *

За окном снова неистовствовала метель, превращая день в сумерки, и ее завывания навевали уныние на Драко, в душе которого тоже бушевала непогода. Стоя у окна, он наблюдал, как по снежному покрову змейкой струится поземка, и ему хотелось так же унестись вдаль, подхваченному ветром, ускользнуть от всех проблем, что свалились на него, чтобы не пришлось принимать решение, от которого зависело бы множество жизней. Но Малфой понимал, что выбирать все же придется, так или иначе, и его сердце разрывалось на части каждый раз, как он представлял себе последствия своего выбора. Судьба матери в том случае, если он не захочет отдать Волдеморту желаемое, рисовалась Драко в самых мрачных красках, и его пробирала дрожь даже от мыслей об этом. С другой стороны, Малфой прекрасно представлял, что будет, если подобной силой завладеет Темный лорд — возможно, тогда он не раз проклянет себя за то, что сделал. И было еще одно «но» — Гермиона. Как всегда, думая о ней, он первым делом представлял себе растрепанного паренька с серьезным лицом и задумчивым взглядом.

Было непривычным называть ее по имени. С каким-то странным удовольствием Драко произнес это имя вслух, привыкая к его звучанию. Для него она всегда была в лучшем случае Грейнджер, а обычно просто «грязнокровка». Была… Кто же она ему теперь? Не враг, это точно. Хотя, кого он обманывает — он больше не представлял себе жизни без нее. Но теперь, когда она причислила его к Пожирателям, для нее все могло быть иначе. А он за прошедшие три дня так и не решился поговорить с Гермионой, не смог придумать подходящих слов, ведь чтобы он не сказал, она наверняка ему не поверит. И он так и не узнал причину, по которой она так яростно сражалась с ним за обладание этой дурацкой бумажкой.

В растерянных чувствах Малфой отошел от окна и тяжело опустился на кровать, склонив голову и ссутулившись. Он не знал, долго ли так просидел, но когда он вздрогнул от внезапно раздавшегося стука в окно, и поднял глаза, сумерки уже сменились вечерней темнотой, и светильник на стене загорелся мягким голубым светом, разгоняя наполнивший комнату мрак. Крошка-сова, бурая с коричневыми пятнами, неистово хлопая крыльями, колотила своим маленьким клювом по стеклу, призывая, чтобы ее впустили внутрь. Драко знал, она принесла очередное письмо от Снейпа, в котором он снова призывает Малфоя поторопиться.

Не вскрывая конверта, парень кинул письмо на кровать и, подтянув стол поближе к себе, взялся за перо. В тот миг, когда он открыл окно, и ледяной порыв швырнул птицу в руки Драко, он уже понял, какой ему сделать выбор. На белоснежном листке, вырванном из школьной тетради, он торопливо нацарапал ответное послание.

«Я нашел свиток. Но планы меняются. Возможно, я пожалею о своем решении, но я не позволю Темному лорду завладеть этим заклинанием. И даже не пытайся переубедить меня, я не передумаю.

Прошу тебя об одном — защити мою мать! Я не знаю, к кому бы я еще мог обратиться с подобной просьбой, кому еще я мог бы довериться. Уверен, ты сможешь придумать выход из этой ситуации, ведь Волдеморт доверяет тебе… насколько он вообще может верить хоть кому-то из Пожирателей.

Я не буду ничего предпринимать, пока не дождусь твоего ответа».

Ни приветствия, ни подписи Драко как обычно не поставил, соблюдая простую меру предосторожности, хотя и так вряд ли кто-нибудь здесь узнал бы об их тайной переписке и стал перехватывать сову. Аккуратно свернув листок в трубочку, он шелковой лентой крепко прикрепил его к птичьей лапке и выпустил ту в ночь. Наблюдая за стремительно мчащейся по небу птицей, он порадовался, что ветер стих, а значит, ответ дойдет до места назначения так быстро, как только можно.

Было уже далеко за полночь, когда сова снова постучала в окно. Драко думал, что от нетерпения не сможет спать всю ночь, но стук вывел его из дремы — оказывается, он уже задремал, и его голова уже покоилась на подушке. Поспешно вскочив на ноги, слегка пошатываясь спросонья, он подбежал к окошку и резко распахнул его настежь. Морозный воздух обжег легкие, и Драко, закашлявшись, захлопнул створки, чуть не прищемив сове хвост. Обиженно заклекотав, птица затрепыхалась в его руках, пытаясь вырваться, и больно клюнула его в ладонь. Малфой, чертыхнувшись, выпустил птицу из рук, едва успев вытащить из ее лап послание, и тут же развернул его, не обращая внимание на пронзительные крики кружащей над его головой совы.

«Я был уверен, что ты так и поступишь. Я знал, что ты примешь правильное решение, и рад, что не ошибся в тебе».

Первые строчки письма ввергли Драко в недоумение. И как это понимать? Почему Северус соглашается с ним? Когда он успел пересмотреть свои взгляды?

Читая дальше, он удивлялся все больше, понимая, что Снейп далеко не тот, за кого себя выдает. Кто знает, может ли Пожиратель оказаться по другую сторону баррикад? Но концовка письма развеяла подозрения Драко.

«С Нарциссой все будет в порядке, можешь не беспокоиться об этом, я сумею оградить твою мать от опасности. Думаю, у Темного лорда не останется к тебе никаких претензий, если я закончу то, что ты не смог. Это отвлечет его внимание от твоей персоны, в случае успеха ему будет не до тебя.

Делай то, что должен, и ни о чем не беспокойся… Хотел бы я знать, что ты задумал».

Малфоя прошиб холодный пот, рука непроизвольно сжалась в кулак, сминая тонкий листок. Он знал, что ничего не сможет сделать, ему не под силу спасти всех сразу. Но на него вдруг накатила такая тоска, что впору выть на луну. Да, он всегда недолюбливал старика, хотя тот не давал ему для этого повода. Но даже ему он не желал такой участи, и по той же причине он пошел против Волдеморта, больше страшась тех кошмаров, в которых он собственноручно убивает Дамблдора, чем кары со стороны Темного лорда.

Но, как бы то ни было, теперь у Драко развязаны руки, и оставалась лишь одна проблема. И возможно решить ее окажется куда сложней, чем все остальные.

* * *

— Ты точно не передумаешь? — Генри надеялся, что его голос звучит достаточно ровно, и не выдает охватившего его разочарования и грусти. — Ты и в самом деле намерен вот так бросить все и уехать, даже несмотря на то, что успешно сдал все экзамены? Неужели даже директор не смог тебя уговорить?

Его собеседник слегка поморщился от вопроса и заерзал на широком деревянном стуле с резной спинкой, пытаясь устроиться поудобней на слишком твердой для долгого сидения поверхности.

Они оба расположились по обе стороны от высокого камина в общей гостиной факультета огня, пытаясь хоть немного согреться после продолжительной прогулки за пределами школы. Это было частью последнего экзамена — силой огня они должны были выплавить в снежном покрове сложный узор размерами в поперечнике в несколько десятков шагов, в переплетениях которого не было никакого смысла, лишь способ проверить, насколько хорошо они научились контролировать свою силу.

Гостиная была почти пуста, все давно разбрелись по своим комнатам сразу после испытания, слишком уставшие, чтобы идти на ужин, и лишь несколько учеников остались, чтобы обсудить экзамен и на скорую руку перекусить прямо тут. Многие из них косились в сторону сидящей возле камина парочки, одни с завистью, а другие с явным уважением — ведь именно Оушен справился с возложенным на него преподавателями заданием с завидной легкостью. Большинство первокурсников не смогли осилить и половины узора, и им предстояла еще неделя ожиданий, прежде чем им позволят пересдать. Но ведь у них не было опыта Генри и его силы.

— Я так решил, и на то у меня свои причины, — мягко произнес лже-Мэт, несмотря на явное нежелание отвечать.

При взгляде на дорожные чемоданы, стоящие у ног этого горе-студента, сердце Оушена болезненно сжалось. Девушка, что притворялась его другом, не оставляла ему никаких шансов на что-то большее. Она уедет, и на этом все закончится, маловероятно, что они когда-нибудь увидятся вновь. И даже сейчас, когда разлука с ней грозит разбить его сердце, он не может открыть ей, что знает ее маленькую тайну, в надежде на то, что это ее остановит. Генри боялся, что ее не удержит рядом с ним даже это. От этого становилось не менее горько.

— Что же это за причины, из-за которых ты срываешься с места, не закончив обучение? Мне просто интересно… — парень помедлил, прежде чем продолжить. — Скажи, ты уезжаешь из-за него?

Несмотря на все старания, его голос сорвался на последнем слове, но он не обратил на это внимание, ему было важней, что она ответит.

Девушке не надо было объяснять, кого он имел в виду. И как всегда, при упоминании Малфоя она резко погрустнела, ее взгляд наполнился необъяснимой болью, отчего у Генри возникало стойкое желание отыскать этого мерзавца и поинтересоваться, чем он снова посмел обидеть ее. И будто бы прочитав его мысли, объект его неприязни не заставил себя долго ждать.

— Да, мне тоже любопытно, от кого же ты бежишь? — ледяной голос, тепла в котором было не больше, чем в снежной пустыне за стенами школы, раздался прямо за их спинами.

Она повернулась так резко, что чуть не свалилась со стула, и аврор с трудом удержался от того, чтобы помочь ей. Пора уже отвыкать от этой привычки — привычки быть ее ангелом-хранителем.

— Ты прекрасно знаешь, от кого, Малфой. Не притворяйся еще большим идиотом, чем ты есть.

Ее лицо приобрело каменное выражение, словно она хотела спрятать все свои эмоции за этой маской, а Драко дернулся, как от пощечины, но как ни странно проглотил оскорбление в свой адрес.

Поглощенный борьбой с внезапно нахлынувшей яростью и ревностью при виде Малфоя, Оушен все же заметил, что девушка снова обращалась к Драко не по имени, как было в самом начале их общего знакомства, когда эти двое цапались как кошка с собакой. Значит все же Малфой виноват в том, что он больше ее не увидит. Генри непроизвольно сжал кулаки, ему стоило все больших трудов просто сидеть на месте и молчать, не вмешиваясь в разговор. Хорошо, что последние студенты уже разошлись, и гостиная совсем опустела. Незачем им все это видеть.

— Ладно, хватит с меня вопросов. Мне уже пора, — девушка решительно поднялась со стула и, подхватив чемоданы, шагнула к камину. — До свидания, Генри, я буду скучать по тебе.

Она поставила чемоданы и обернувшись к нему, грустно улыбнулась ему, избегая взглядом хмурого как туча Драко. Достав из кармана школьного пиджака, который она так и не сменила на что-то более обыденное, маленький бархатный мешочек с летучим порохом, она развязала тесемки, и набрав горсть порошка, уже приготовилась бросить его в камин, когда Малфой вдруг сошел с ума.

У Генри были все основания так думать, когда тот, внезапно сорвавшись с места, кинулся к девушке и обнял ее, отчего она вздрогнула, и разжав руку, просыпала весь порох на пол.

Остолбеневший от неожиданности, Оушен застыл на стуле, будто приклеенный, не в силах что-либо сделать.

— Что ты делаешь? — услышал он растерянный голосок. — Отпусти меня сейчас же!

— Не могу, — теперь холода в голосе Драко не было и в помине, скорей неукротимая стихия извергающегося вулкана, грозящаяся излиться очередной лавиной. — Даже если от этого будет зависеть моя жизнь, я не смогу отпустить тебя.

А спустя миг оцепенение Генри как рукой сняло, и теперь уже он почувствовал, как внутри него закипает огонь, способный сжечь его дотла. Случилось то, чего он никак не ожидал — наплевав на его присутствие и на желания самой девушки, Малфой поцеловал ее. Это означало только одно, он тоже узнал ее секрет, иначе и быть не может.

Вскочив со стула, он бросился к ненавистному сопернику и оттащил его от своей любимой, а потом с огромным удовольствием врезал Драко, вложив в удар всю силу. О, как же давно он желал это сделать! Закрыв глаза, он приготовился к ответному удару, даже не думая уворачиваться.

— Да, пожалуй, я заслужил это, — Генри удивленно открыл глаза и увидел перед собой мрачную ухмылку Малфоя, выглядевшую еще более зловещей от размазанной по разбитым губам того крови. — Ну, давай же, ударь меня еще раз! Я же вижу, что тебе этого хочется.

Опустив дрожащие руки, прижав их к телу, чтобы не поддаться искушению, он мельком взглянул на побледневшую девушку, все еще не понимавшую, что происходит, а затем снова посмотрел на бывшего друга.

— Давно ты знаешь о ней? — хрипло спросил он Драко, даже не уточняя, о ком спрашивает.

Стоящая позади них девушка сдавленно охнула и сделала шаг к ним, но замерла на полпути.

Вопрос стер ухмылку с лица Малфоя. Его лицо страдальчески скривилось, и Генри было удивительно видеть подобную реакцию. Нет, он решительно ничего не понимал!

— О Гермионе? Буквально несколько дней назад, но это ничего не меняет. Даже если ты тоже об этом знал.

«Так значит вот как ее зовут? Но теперь, по крайней мере, понятно, из-за кого она такая грустная», — он отогнал эти волнующие мысли и сосредоточился на том, кто стоял сейчас перед ним.

— Не меняет чего? Того, что стоило тебе узнать, кто она, ты тут же решил, что и ей не устоять перед твоим очарованием? Да как ты посмел…

— Я люблю ее, — ответ Драко заставил аврора поперхнуться, и он, закашлявшись, отшатнулся назад, не веря своим ушам.

— Ты врешь, — прошептал Оушен тихо, но Малфой стоял достаточно близко, чтобы услышать его. — Ты не мог влюбиться в нее так быстро.

Достав из нагрудного кармана белоснежный платок с вышитым на нем его именем, и вытерев с губ кровь, чем безнадежно испортил платок, Драко снова усмехнулся.

— Так и есть. Я полюбил ее еще тогда, когда понятия не имел, что наш очаровательный сосед не тот, за кого себя выдает. Впрочем, я вижу, ты тоже далеко не равнодушен к ней, я прав? — последнюю фразу он произнес вполголоса, адресуя эти слова только Оушену.

Гермиона вздохнула, а Генри не глядя опустился на стул, едва не сев мимо. Это был удар ниже пояса, и глядя на то, какими глазами смотрит на Драко девушка, он понял, что проиграл эту войну.

Похоже, Малфой тоже так считал, потому как он тут же развернулся к Гермионе, давая понять, что не намерен больше с ним разговаривать.

Запустив руку за пазуху, он словно фокусник извлек на свет лист пожелтевшей бумаги, свернутый в свиток, и протянул его девушке. Взгляд, с которым она посмотрела на свиток, можно было бы назвать радостным, если бы не озадаченное выражение лица, будто Малфой предложил руку и сердце. Нерешительно протянув руку, она взялась за свиток, но Драко не торопился отдавать его ей.

— Зачем тебе он? Теперь-то ты можешь об этом рассказать? Или это слишком большой секрет?

Опустив руку, Гермиона прислонилась к стене и устало закрыла глаза. Похоже, она решила, что Малфой передумал. Но что такого в этом свитке?

И тут Генри пробрала дрожь — это была всего лишь догадка, но она слишком походила на правду. Возможно ли… Мог ли Малфой добраться до заклинания Озиферна первым? Но как, ведь у самого аврора не было ни малейшей зацепки, где его искать. Кроме этого странного имечка, упомянутого самим Озиферном.

— Ничего грандиозного, никаких планов по завоеванию мира и прочей чепухи. Я всего лишь пытаюсь спасти свою маму.

Драко так и не отдал ей свиток, продолжая сжимать его в руках. Вместо этого, он схватил девушку за руку и потянул за собой к камину. Генри дернулся было за ним, но передумал. Забрать заклинание, если это и в самом деле оно, он всегда успеет. Оушен сумеет отследить их перемещения через каминную сеть в любой момент, но если это поможет Гермионе, то можно и немного подождать.

— Я отправляюсь с тобой, — тоном, не терпящим возражений, заявил Малфой. — Ведь, стоит только тебя оставить одну, как ты тут же влипнешь в очередные неприятности.

Обернувшись напоследок, его прекрасная Гермиона посмотрела на него виноватым взглядом и одними губами произнесла «прощай».

— До свидания, Гермиона, — прошептал Генри, теперь уже уверенный, что они вскоре снова встретятся.