Аркан без имени (гет)

— Северус, мы думали, ты мертв...

— А я и был мертв, — ответил он холодно. Пожилая дама попятилась, проговорив:

— Мистер Малфой объяснил мне ситуацию в общих чертах.

За несколько месяцев Минерва почти отвыкла от холодной язвительности, присущей бывшему главе Слизерина. Северус, скрестив на груди руки и сжав челюсти, смерил ее взглядом.

— Я понимаю, что ты хочешь найти Гермиону. Но речь идет о древнем ритуале, очень небезопасном...

— А зачем, по-твоему, я прибыл сюда, если не за тем, чтобы узнать поподробнее об этой древней магии? Ты знаешь о ней больше меня.

— Вот поэтому я бы не советовала...

— У меня нет выбора. Только так можно спасти ее. Диан Кехт — бог врачевания. Если я увижусь с ним, то, возможно, смогу уговорить его вылечить Гермиону.

— Он не станет делать это просто так! — вспылила Минерва, возводя руки к небу. — Такая магия всегда требует чего-то взамен! И тебе этого должно быть известно лучше, чем кому-либо!

— Вся жизнь состоит из жертв, Минерва!

— Ты понятия не имеешь, что он может у тебя попросить! Он бог, а боги всегда пренебрегали людскими судьбами! Именно потому эта магия и запрещена! Министерство жестко карает подобные попытки.

— И какой министр мне помешает? Темный Лорд или покойный Корнелиус Фадж? — саркастично заместил мастер зелий.

Бывший декан Гриффиндора недовольно поджала губы, прежде чем ответить:

— Нет, конечно, никто не сможет тебе помешать, но бывшая коллега, которая тебя уважает, надеется, что ты все-таки передумаешь. И, Мерлин знает, как я привязана к Гермионе...

— Просто расскажи мне о заклинании, с которым можно обратиться к Банши.

— Значит, никакие доводы не заставят тебя изменить решение?

— Нет.

Минерва очень серьезно посмотрела на него и протянула руку к пергаменту.

— В таком случае, остается только изучить это заклинание, — смирившись, сказала она и развернула свиток.

— Знай, что... я ценю твою помощь.

Волшебница вскинула голову на бывшего коллегу. Она достаточно хорошо знала этого человека, чтобы понимать, что эти слова означали намного больше, чем можно было предположить. По-своему Северус ее благодарил.

— Ритуал должен проводиться при первых лучах солнца, — она попыталась скрыть свое смущение. — Ты должен будешь позвать Банши, повторив заклинание семь раз, — продолжала женщина, роясь в секретере в поисках чистого пергамента и пера.

Нашла, развернула и заскользила по нему пером, переводя древнюю кельтскую формулу на латынь. Северус наблюдал за нею, шагая из угла в угол, тем самым выдавая свое нетерпение. МакГонагалл протянула ему лист, который он лихорадочно схватил.

— Кажется, это несложно, — пробормотал он, вчитываясь в пергамент.

— О, ничего сложного, ты прав, — заявила Минерва. — Его даже пятикурсник способен произнести правильно! Опасны последствия...

— Что произойдет, когда я его произнесу?

— Не могу утверждать наверняка, но думаю, что Банши явится и испытает твое сердце.

Северус недоуменно поднял брови:

— И как именно?

— Понятия не имею, но в любовных делах они считаются самыми могущественными волшебницами. Если Банши сочтет тебя искренним, то поведет за собой в Маг Мелл и представит Диану Кехту. Северус, еще раз предупреждаю, я не уверена, что это будет выгодная сделка.

Не придав значения сомнениям Минервы, мастер зелий скатал пергамент, едва подсохли чернила, и сунул его в карман сюртука.

— Выгодная или нет, узнаем завтра.

* * *

Она хотела пойти на встречу спокойно, чтобы не выдать своего волнения. Но вместо этого, бегом бросилась к библиотеке, запнулась о толстый ковер и чуть не растянулась.

— Нимфадора, подожди...

— Пусти меня, Ремус, — она пыталась сбросить руку, которой он перехватил ее, когда она уже почти вошла в комнату.

— Дай ей немного времени. Она устала за время скитаний и путешествия... Ты только сильнее ее расстроишь.

— Я не ...

— Прежде всего ей нужен покой и отдых, — отрезал он.

А как успокоиться ей? Как?

Терпение не входило в число ее добродетелей! Она никогда не умела сдерживать эмоции и не знала полумер... Мерлин, как трудно ей было с таким темпераментом во время учебы в школе авроров! И вообще, какой нормальный человек, какая сестра могла бы держать себя в руках в такой ситуации?

Им надо о многом поговорить. Тонкс не терпелось задать вопросы, которые одолевали ее с момента нападения на «Вересковую пустошь». Она строила предположения — одно причудливее другого. Да, ей нужны ответы. И нужно было увидеть Габриэль снова.

— Я знаю все это, Ремус, — ответила она, опустив плечи, неожиданно чувствуя себя усталой.

— Я с тобой ... — прошептал он, нежно поглаживая ее лицо большим пальцем.

Она вздрогнула, когда он слегка надавил на ее округлые скулы. Одним движением он склонился к Нимфадоре и прижался своей теплой слегка шершавой щекой к ее щеке.

Теплый любящий голос Ремуса, его нежные касания и ее младшая сестра, находящаяся там, за дверью, так переполнили сердце эмоциями, будто на нее обрушилась вся боль мира. Тонкс почувствовала закипающие в глазах слезы, сердце колотилось как сумасшедшее.

Ремус был прав. Она должна держать себя в руках и унять желание сжать Габриэль в объятиях и забросать вопросами.

А в глубине души что-то неприятное, чего Нимфадора старалась не замечать, но ночью, в темноте, думала об этом, нашептывало ей, что это еще не конец... Она была рада, что сестра жива, но эта радость не могла заглушить боли.

Дрожащей рукой она повернула ручку двери и вошла в библиотеку.

Габриэль была там, она водила пальцем по пыльному гобелену с семейным древом Блэков. Услышав шаги, она резко повернулась. Худая, груди почти нет, волосы тусклые, блеклые, лицо осунулось. Тонкс ахнула от неожиданности.

— Габи... — пролепетала она едва слышно.

Та вздрогнула, сделала шаг вперед и внезапно остановилась. Тонкс сразу заметила нерешительность девушки.

— Прости... Мне так жаль... Если бы ты знала, как мне жаль...

— Ты не должна ни о чем жалеть, — Тонкс шагнула к младшей сестре.

— Если бы ты знала... Ты никогда меня не простишь, — простонала девушка, съезжая по стене. Лицо ее было в слезах. — Никогда ... Потому что я сама себя не прощу.

* * *

— Ты уверен в том, что предлагаешь, Поттер?

— Почти. Во всяком случае, мы перебрали уже все остальные варианты. Каждый предмет, который может иметь для Волдеморта значение...

— И? — спросил блондин.

— И ничего! Ничего из этого не было хоркруксом! Так что если у тебя есть блестящая идея, Малфой... — с сарказмом заметил Гарри, перекатывая между пальцами палочку.

— Я просто говорю, что это не самый очевидный вариант. И я не думаю, что Темный Лорд доверил бы часть своей души живому существу, даже если это животное!

Гарри усмехнулся.

— Не очевидный вариант?

— Эй! Ребята, хватит! Мы здесь не играем! — Голос Рона привлек внимание двух молодых людей, которые сразу посмотрели на него.

— Полагаю, Уизли прав.

— Слушай, Малфой, — спокойно сказал Рон. — Это не так уж глупо... Змеи всегда играли важную роль в жизни Сам-знаешь-кого. Гарри видел воспоминания Дамблдора, когда маленький Том был в приюте. Он уже тогда хвастался, что говорит со змеями!

— И сам Салазар говорил со змеями! — поддержал друга Гарри, качая головой.

— Тем более, что... — заколебался Рон, отводя глаза.

— Что? — Малфой терял терпение.

— Гермиона тоже упомянула об этой возможности, когда мы начали поиски хоркруксов!

Рон увидел, как помрачнел Гарри, а Драко широко улыбнулся.

— В таком случае, надо только устранить Нагини! — воскликнул он, вставая. — И пока вы разрабатываете план, я вернусь в Хогвартс.

— Надо срочно увидеться с профессором МакГонагалл. Собрать Орден и прорабатывать нападение, — добавил Гарри, воспряв духом, убедившись в надежности своего плана.

* * *

— Завтра! — раздался голос бывшего декана Гриффиндора.

— Что должно произойти завтра?

Дверь скрипнула, и прозвучал высокомерный голос, который Северус сразу же узнал. В кабинет вошел Гарри Поттер в сопровождении Рональда и Джинни Уизли.

— Поттер, — прошипел он презрительно.

— Снейп, — в тон ему ответил мальчишка.

— Вас никогда не учили стучать, прежде чем войти? — спросил Снейп, сверля молодого человека взглядом.

— У меня нет привычки стучать в двери в моем собственном доме.

Уязвленный этим замечанием, Снейп не смог сдержать язвительной усмешки, возникшей на губах при первом виде Поттера.

— В доме блохастой шавки, вы хотите сказать, — охотно поправил он.

— Не смейте говорить о Сириусе! Никогда больше не произносите его имени! — вспылил молодой человек, прижав кончик палочки к горлу зельевара.

Северус не ожидал внезапной реакции Поттера и не заметил, когда тот выхватил палочку. А когда, наконец, разгадал его жест, было уже поздно. Этот крайне неприятный выпад явно говорил, какие чувства Поттер испытывает к своему бывшему учителю: ненависть его нисколько не уменьшилась, наоборот, только возросла!

— Опустите палочку, — прошипел Снейп, положив ладонь на теплое дерево.

Мальчишка смотрел на него дерзким взглядом, что в другой ситуации довело бы Снейпа до белого каления. Но тяжесть положения перевешивала отвращение к отпрыску Джеймса Поттера!

— Или что? — насмешливо спросил Выживший.

— Мистер Поттер! — попыталась приструнить мальчишку глава Гриффиндора. — Враг дает нам предостаточно возможностей рисковать своими жизнями, так что не хватало еще, чтобы мы поубивали друг друга сами, особенно, когда цель так близка!

— У меня нет времени на игрушки, Поттер! — раздраженно буркнул Северус.

— Гарри... хватит. — Уизли приблизился к Поттеру и положил руку ему на плечо.

— Почему я должен доставить ему такое удовольствие?! В Хогвартсе он не упускал случая оскорбить нас! Он постоянно нас унижал! Ты уже забыл?!

— Я ничего не забыл, Гарри, но не унижайся сам до этого.

Северус увидел, как на лице молодого человека проступило смущение. В конце концов, поколебавшись пару секунд, он опустил палочку.

— Ты прав, Рон, я не стану унижаться до его поведения! — Поттер спрятал палочку в карман.

— Отлично, а теперь оставьте нас, — потерял терпение Северус. — Я должен проговорить с профессором МакГонагалл.

— Я не уйду, пока не узнаю, что на самом деле произошло в «Вересковой пустоши», и что вы задумали на завтра! — категорически отказался молодой человек.

— Это вас не касается, Поттер!

— Все, что происходит с любым членом Ордена, меня касается! — возразил тот с уверенностью, удивившей мастера зелий.

— Минерва вам объяснит, — ответил он, изумляясь собственной сдержанности. — Для меня это дело, не терпящее отлагательств.

— Что может быть более срочным, чем Волдеморт!

Северус не смог сдержать дрожь отвращения при имени бывшего Господина, прозвучавшего из уст мальчишки. Он надеялся, что никто этого не заметил. Взгляд его стал жестким, и он сказал ровным голосом:

— Гермиона.

— Вы собираетесь очертя голову броситься в логово Волдеморта? Лучше не придумаешь!

— Я пытаюсь найти способ вылечить мою жену! — проорал он, направляясь к выходу из кабинета, игнорируя взгляды обоих Уизли и Минервы.

Поттер вспыхнул, вспомнив о связи, объединяющей Снейпа и Гермиону.

— Поздно же вы опомнились, Снейп!

— Прощу прощения? — черные глаза полыхнули гневом.

— Где вы были, когда Гермиону, — Северусу снова показалось, что молодой человек с трудом произносит ее имя, — похитили Пожиратели?

— Не смей, сопляк! Не смей говорить так о моей жене! Моей жене! Слышишь?

Давно его не доводили до такого бешенства. Северус едва сдерживался, чтобы не пустить в ход палочку! Он был в такой ярости, что... Хрясь!

Он не успел разозлиться еще больше — его с такой силой ударили в лицо, что он пошатнулся. Впечатавшись в стену коридора, он пытался остановить текущую из носа кровь. Нос горел, а левая, по-видимому, сломанная, скула начала распухать.

Поттер таки ударил его, улучив момент!

— Северус! Гарри! — слышал он краем уха. А когда открыл глаза, то увидел как Джинни Уизли, плача, выбежала из комнаты. Поттер последовал за ней.

* * *

Половицы скрипели под ногами, привлекая внимание портретов. Эльф указал на последнюю комнату в конце коридора на третьем этаже.

Замерев перед дверью, держась за медную ручку, Северус колебался. Глубоко вздохнув, он выждал несколько секунд, повернул ручку и вошел.

В комнату, казалось, несколько месяцев никто не заходил. Пыль и затхлый воздух щекотали ноздри. Глаза постепенно привыкали к темноте.

Он зажег свечи взмахом палочки и огляделся. Старинный комод, накрытый пожелтевший от времени салфеткой. Толстый ковер на полу. Тяжелые портьеры на единственном окне. Подсвечник, покрытый воском. Кровать, высокая и широкая. Матрас, видневшийся из-под скомканной простыни. Подушки, смятые той самой ночью.

Внезапно Северус понял, что ему не хватает воздуха. Он не мог нормально дышать: пытался вдохнуть, но воздух не попадал в легкие. Что с ним? Сказывалась ли это усталость, не оставляющая его с тех пор, как он сбежал из Англии? Или разговор с Минервой так на него подействовал? А может, это из-за поттеровского удара?

Нет, причина вовсе не в усталости, не в Минерве и даже не в Поттере. А в этом доме, в этой лестнице, скрипучем старом паркете комнаты. Их комнаты.

Северус почувствовал, как подкосились ноги, и он чуть не рухнул снова, уже второй раз за день. В последний момент успел схватиться за комод. Подождав немного, он, шатаясь, направился в ванную.

Не поддаваться эмоциям! Не сметь!

Опершись левой рукой на раковину, он разглядывал свое отражение в зеркале. Сопляк ему хорошо врезал. Левая щека и нос опухли, кровь запеклась на губах и подбородке — та еще картинка.

Прекратив самолюбование, он открыл кран и плеснул в лицо теплой водой. Стало немного легче. Не глядя, снял с крючка на стене махровое полотенце, намочил его и начал аккуратно обмывать нос. Сколько раз ему приходилось проделывать такое в бытность свою шпионом, возвращаясь в свои комнаты после ночной работы у Лорда? Наказания, стычки между Пожирателями и аврорами не проходили безболезненно.

Разница заключалась в том, что раньше он лечился тайком, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но сейчас-то все по-другому. Он уже не шпион. Ему не нужно скрывать, кто он на самом деле, что думает, кому верит.

Закрыв кран, он в последний раз глянул в зеркало: левая сторона лица опухла и уже начала синеть, но кровь отмылась.

Северус сделал глубокий вдох, прежде чем пойти и лечь.

Он всегда был готов к тому, что Поттер рано или поздно бросит ему вызов. В конце концов, Гермиона ушла от Поттера к нему, Северусу. Можно было представить боль и унижение парня, когда его невеста предпочла ему человека, которого он всегда открыто ненавидел. Северус давно ждал подобной реакции, но ее все не было. До сегодняшнего дня.

Северус сел. Под его весом пружины заскрипели. Правда, когда-нибудь это должно было случиться!

Он снял мантию, расстегнул сюртук, бросил их на сундук в ногах кровати, разулся. Оставшись в брюках и рубашке, растянулся на матрасе. Закрыв глаза, попытался очистить свой разум. Завтра предстоит напряженный день, в котором не должно быть места для ошибок.

Через несколько минут он выбросил из головы главные события дня. Поспешный отъезд из Румынии, объяснения Минервы, ссора с Поттером... Но она, Гермиона, никак не желал покидать его мысли. И созданная им пустота в сознании упрямо заполнялась ею. Ночь, проведенная в этой комнате, сделала Гермиону его женой прежде, чем брачная церемония.

Все напоминало о ней. Скомканная простыня. Тепло постели. Ее запах, который, Северусу казалось, он ощущал, несмотря на прошедшие месяцы. Казалось, он даже мог снова ее увидеть, прикоснуться к ней... Бедный его рассудок!

Он боролся с ней и с собой, стараясь выбросить эти образы из головы. Напрасно.

Гермиона была здесь, над ним, он видел ее покрытую мурашками кожу, капельки пота и взлохмаченные волосы... Вся она была воплощенным желанием — с полуприкрытыми глазами и щеками, покрасневшими от удовольствия и волнения их первого раза.

— Гермиона, да, — услышал он собственный хриплый шепот.

Она двигалась тихо, медленно, он направлял ее, удерживая за талию... Боги, он ощущал все! Каждую ласку, каждое касание, прикосновение ее груди к его, когда она наклонилась, чтобы завладеть его ртом.

О да, ее рот! Ее губы и язык! Он стал их рабом, стал зависим от их нежного тепла и сладости, и не мог насытиться. А ее груди! Маленькие груди с нежными розовыми сосками, покачивающиеся в такт движениям бедер, более медленным и ритмичным, так как он, переполненный удовольствием, ее больше не контролировал.

Но ему требовалось большее, требовалось проникнуть в нее глубже, сплавить их тела, стать единым целым. Быстрым движением он перевернулся на живот, вцепился в простыню и вдавил свое дрожащее тело в матрас.

Он давил на нее своим весом, входил и выходил из нее все настойчивее, жестче, как ей хотелось. В паху было горячо, по венам растекался огонь... И она принадлежала ему. Такая открытая, такая доверчивая... Он позволил этому потоку ощущений захватить себя целиком: вцепился в перину, разорвав ткань, и задушил крик в подушке, пьяный от удовольствия, дрожащий всем телом.

Растянувшись плашмя на животе, сотрясаемый оргазмом, Северус задыхался. Ему было плохо, противно от того удовольствия, которое он получил, предаваясь этой позорной и нездоровой галлюцинации. Но ради счастья вновь обнять Гермиону он готов был вынести и стыд, и позор.

Все казалось таким реальным... настолько реальным, что ему стало физически больно.

Почти животный крик вырвался из его горла помимо воли. В этом крике были вся боль и все отчаяние последних месяцев. Наконец-то они выплеснулись наружу. Наконец. Зарывшись лицом в простыню, Северус зарыдал.