Гордиев узел (гет)

С тобой хоть однажды было такое?

Чтоб небо кружилось над головою,

Чтоб черные точки перед глазами

Метались огненными роями?..

И ты сознаешь: свалилось на темя

Такое, что вылечит только время,

Но в завтра тебе заглядывать жутко,

Ты хочешь вернуть минувшие сутки,

Где было уютно и так тепло,

Где ЭТО еще не произошло...

Бывало? И длилось больше чем миг?

Тогда ты отчаяние постиг.

(М. Семенова, «Истовик—камень»)

Гарри вернулся в кресло, оперся локтями о колени и спрятал в ладонях лицо.

Узел затянулся.

Разрубить, нельзя развязать.

Гарри не мог понять — как? Как что-то подобное могло случиться с ним? Он искал и не находил ту отправную точку, после которой все покатилось под откос, тот спусковой механизм, который вдруг сломался, и отпустил на волю все последующие события. И они, эти события, помчались вперед, словно снежный ком с горы, не замечая препятствий и не разбирая дороги, ломая и круша все на своем пути. В том числе и его, Гарри, жизнь. И что теперь делать, он не знал. Да и думать об этом не хотелось. Вдруг навалилась нечеловеческая усталость; Гарри откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Просидеть бы здесь в таком положении вечность... ну, или пока все само собой не утрясется...

Огонь в камине уютно потрескивал, в эти звуки вплетался приглушенный шум дождя за окном, и в маленькой гостиной было удивительно спокойно. Гарри вдруг ощутил волну магии, прокатившуюся по комнате, и оглянулся, машинально вскидывая ладонь в защитном жесте. Хмыкнул про себя: рефлексы — великая вещь! Теперь ему, чтобы защититься, даже палочка не нужна. Да он просто забыл о ней! Однако опасаться, как оказалось, было нечего; это была магия самой Выручай-комнаты. Гостиная немного увеличилась в размерах, и у дальней стены на небольшом возвышении появился рояль. Гарри улыбнулся. Похоже, Выручай-комната задалась целью предугадывать любое его желание.

Он откинул крышку и пробежался пальцами по клавишам. Инструмент отозвался на прикосновение звуками — теплыми, тягучими, насыщенными. Гарри снова приподнял краешек губ в улыбке и уселся на стул. Дикая смесь чувств вылилась такой же хаотичностью звуков; не было даже намека на мелодию, рояль надрывался на низких нотах и казалось, что даже в воздухе потрескивают электрические разряды. Но постепенно Гарри успокоился, и музыка полилась из-под его пальцев, чистая и звонкая, словно капель. В ней слышались и отголоски первого весеннего грома, и дробный перестук капель по крышам домов, и шум деревьев, напоенных влагой... Магия Гарри сплелась с магией Выручай-комнаты, впиталась в стены, расширяя, преобразовывая окружающее пространство. И вот комната уже и не комната вовсе, а лес, стеной окружающий небольшую поляну, и каждый листок, каждая травинка блестит в лучах невесть откуда взявшегося солнца.

Гарри изменений не замечал. Доиграв последние аккорды, он с силой провел обеими ладонями по лицу, поставив локти прямо на клавиши. Те отозвались жалобным треньком с одной стороны и колокольным звоном — с другой. Этот диссонанс разрушил все волшебство, и когда Гарри спустя несколько мгновений огляделся, перед ним была все та же знакомая сине-бежевая гостиная.

Он погладил инструмент по лакированной крышке и снова вернулся к камину, остановился рядом, пристально вглядываясь в огонь. Языки пламени танцевали извечный свой танец, и ему вдруг показалось, что сухой жар огня, коснувшись глаз и открытых участков кожи, вливается в него, впитывается через поры, потек по жилам вместо крови... Гарри моргнул, прогоняя наваждение — и померещится же такое! Как-то внезапно ему стало холодно; на ближайшем кресле тут же появился пушистый клетчатый плед — Выручай-комната исправно выполняла свои обязанности. Небрежно шевельнув кистью, Гарри трансфигурировал кресло в удобный диванчик и забрался на него с ногами, укрывшись пледом и подоткнув края. Глаза закрылись сами собой: отчего-то размышлять в темноте всегда было легче.

Вся сложившаяся ситуация просто требовала того, чтобы быть рассмотренной со всех сторон, разобранной на составляющие и разложенной по невидимым полочкам в одном конкретно взятом мозгу. Но Гарри предпочел бы вообще ни думать об этом, ни даже вспоминать. А мысли прыгали в голове, как блохи, вызывая перед внутренним взором то четкие картинки, то размытые образы, и не думать не получалось.

Нет, с точки зрения здравого смысла Гарри мог найти объяснение и поведению Снейпа, которому Нерушимый обет запрещал сближаться с собственным сыном, и странному, нелогичному поступку Рона и Гермионы, которые раздули ссору на пустом месте, а потом его же в ней обвинили. Все было предельно ясно и до смешного просто: старик все-таки переиграл его. Гарри коротко и зло рассмеялся, и этот смех странно и жутко прозвучал в пустой комнате. Да уж, весьма дальновидно было со стороны директора обрабатывать карманного героя, используя для этого близких ему людей. Видимо, ему выгодно, когда упомянутый герой одинок и потерян, ведь тогда им гораздо легче управлять. Но Гарри уже был куклой. Надо ли говорить, что ему не понравилось? Да и какому вообще трезвомыслящему человеку понравится, что его жизнью размениваются, словно пешкой на шахматной доске?..

Гарри вскочил, отбросив плед, и принялся мерить шагами комнату. Решение пришло почти мгновенно, однако оставалось еще кое-что проверить. Он набросил на плечи мантию-невидимку, с которой в последнее время практически не расставался, и вышел в коридор.

Подземелья встретили его тишиной. Каждый звук отражался эхом от каменных стен. И Гарри невольно сбавил шаг, ступая едва ли не на цыпочках и прислушиваясь к каждому шороху. Свернув за угол, он внезапно остановился в нескольких шагах от кабинета слизеринского декана. У двери, прямо на полу, кто-то сидел. Этот кто-то завернулся в мантию с головой; и неудивительно: здесь же холодно, как... как в подземельях! Гарри едва слышно фыркнул, потешаясь над нелепым каламбуром, и человек вскочил, откидывая капюшон и озираясь. Мелькнули белые волосы.

— Кто здесь?

Гарри вздохнул и снял мантию-невидимку.

— Привет, Малфой.

— Поттер, — ответный кивок. — Ну, конечно, кто бы сомневался!

— Ты чего не спишь? — Гарри прислонился спиной к стене рядом с Малфоем.

— Могу задать тебе тот же вопрос, — буркнул тот. — Кроме того, я на своей территории, а вот что ты здесь делаешь?

— Гуляю.

— Угу... Конкретно к этой двери, — это даже не было вопросом.

— Вот же язва! Заметь, Малфой, я ведь не спрашиваю, что делаешь ты конкретно у этой двери.

— Жду, — Малфой сполз по стене и снова устроился на полу. Гарри, потрясенный, примостился рядом.

— Объяснишь?

— А надо?

— Надо, раз спрашиваю.

— Снейпа, — Малфой кивнул на дверь, — уже четыре дня Лорд держит при себе. И при этом он в очень, очень плохом настроении. Собственно, — он неловко передернул плечами, — прошлой ночью я имел сомнительное удовольствие почувствовать это на своей шкуре... А Снейп приказал возвращаться в школу и не беспокоиться! А как я могу?... — Малфой с коротким стоном спрятал лицо в ладонях.

— Понятно... — протянул Гарри.

Что ж, это многое объясняло. В первую очередь, то, что Снейп не захотел с ним разговаривать тогда. Ему просто было некогда! Но все равно, это была только часть претензий, которые Гарри очень хотелось предъявить «уважаемому профессору». О большинстве из них слишком больно было даже думать, не то, что озвучить.

— Поттер! Ты заснул? — Малфой пощелкал пальцами у него перед носом.

— А?.. Извини, задумался.

— Я спрашиваю: что ты здесь делаешь посреди ночи?

— Да почти то же, что и ты. Я рассчитывал поговорить со Снейпом, если он уже вернулся.

— Поговорить о чем?

— Не твое дело, — Гарри мгновенно закрылся, словно захлопнул невидимую дверцу, запирая на замок все эмоции.

— Ну-ну, — Малфой бросил на него косой взгляд. — Ты еще выпить предложи.

— Не дождешься.

— Я так и понял, — Малфой картинно вздохнул и возвел очи горе, а затем продолжил уже совершенно другим тоном: — Шел бы ты отсюда, а? Не ровен час — увидит кто-нибудь.

— Ты будешь удивлен, Малфой, но в этот раз я с тобой согласен. Мне действительно пора.

Гарри легко вскочил на ноги и направился к выходу, спиной ощущая обеспокоенный взгляд.

* * *

Выручай-комната уже дожидалась его, чуть приотворив дверь. Гарри озадаченно нахмурился. Еще одна загадка на его голову! Хотя, если начать сравнивать, она сейчас и вовсе не имеет никакого значения. Он решительно захлопнул дверь за собой и от всей души пожелал, чтобы его здесь никто не смог найти.

Гарри упал в кресло и откинул голову на спинку. Все силы разом закончились; то, что держало его на плаву, гнало вперед — желание прояснить хоть один из множества вопросов — уже не в состоянии было сдерживать глухое отчаяние, тяжелым камнем ворочавшееся внутри. Реальность догнала и накрыла штормовой волной, взламывая и сминая все барьеры, высасывая последние силы — и Гарри позволил себе еще один, последний раз поддаться слабости. Зажмурившись, вжавшись спиной в кресло, вцепившись ногтями в подлокотники с такой силой, что затрещала обивка, его душила боль, он вдыхал и не мог вдохнуть вдруг ставший невыносимо горячим воздух. И жгло под веками, и в груди кто-то сверлил огромную дыру, оставляя рваную, пульсирующую болью рану... И завывал ураганный ветер над головой, порожденный вырвавшейся магией, и Гарри из последних сил держал над ней контроль, ведь в школе полно ни в чем не повинный детей...

Он не смог бы сказать, сколько просидел вот так, раздавленный, разобранный на части, как маггловский конструктор, пережидая и боль, и разгул почти неконтролируемой силы. Когда Гарри открыл глаза, от гостиной остались только голые стены, да и те словно раздвинулись, превращая пространство в огромный, похожий на тренировочный, зал. В центре его стояло кресло, в котором сидел Гарри, и это был здесь единственный предмет мебели. В окна под потолком заглядывал серенький рассвет. Медленно, словно нехотя, Выручай-комната приняла прежний вид знакомой уже до последней мелочи гостиной. Перед Гарри снова заплясало пламя камина; сам он попытался хотя бы сесть ровнее — и не смог. Это уже было интересно. С начала учебного года он не чувствовал такой слабости, даже если перед этим до полного изнеможения тренировался в беспалочковой магии. Видимо, сегодня он действительно был на грани срыва, и если бы не благоприобретенный железный контроль... Гарри зябко передернул плечами, попросил у Выручай-комнаты спальню вместо гостиной и, не раздеваясь, заполз под темно-синее покрывало. Последним усилием он сбросил ботинки — и провалился в сон.

Разбудил его шум дождя; Гарри с мученическим стоном вытащил свое тело из кровати и отправился в ванную. К его возвращению обстановка снова изменилась, и Гарри уже привычно занял «свое» кресло перед камином. Взмахнул рукой, заклинанием определяя время — оказалось, что уже четыре часа, и он проспал почти весь день. Интересно, кто-нибудь заметил его отсутствие? Выходные же... Если его искали и не нашли, то, возможно, забьют тревогу, когда он завтра не явится на занятия. А он на них не появится, однозначно. Он не привык менять однажды принятые решения.

Вчерашнее взвинченное состояние как-то схлынуло, оставив после себя лишь огромную усталость и тягучую пустоту внутри. Гарри просто сидел, глядя на огонь в камине, не имея ни сил, ни желания о чем-то думать и вспоминать, искать причины всего того, что случилось, заново переживать разочарование. Хватит уже лелеять свою боль и обиду! Хватит обвинять весь мир! Если подобное случилось с ним — значит, он позволил этому случиться. Но это уж точно в последний раз!.. Крохотные язычки пламени появились на кончиках пальцев, быстро растекаясь выше по рукам, охватили плечи. Огонь в камине взревел и тоже потянулся к Гарри. Он испуганно вскочил и отшатнулся, но не смог сделать и шагу, словно прирос к полу. Огонь свернулся вокруг него коконом, не причиняя вреда, только легко согревая, ероша отдельные прядки волос на лбу; он впитывался в него, исчезал под одеждой, защитным слоем ложась на кожу, пока не исчез весь, до последней искры.

Камин потух. Гарри взмахнул рукой, вызывая в памяти Insendio, и тут же отскочил в сторону, когда с ладони сорвалась просто лавина огня, не только зажигая камин, но и попутно опаляя драпировку на стенах. Он поспешно сжал руку в кулак, и все сразу же прекратилось. Гарри поднес ладонь ближе к глазам, рассматривая ее, словно в первый раз видел. Снова попробовал вызвать огонек, но теперь был настороже, и язычок пламени, лизнувший центр ладони, был совсем маленьким. Гарри перевел дух, убрал огонек и фыркнул почти весело. Ну надо же! Оказывается, когда говорят, что если перед вами закрываются одни двери, судьба сразу открывает другие, то это не такой уж бред. Гарри пока не знал, какая ему выгода от того, что он может плеваться огнем как дракон, и как можно употребить это умение сейчас или позже, но это определенно было бы неплохим подспорьем в его дальнейших планах.

Гарри снова вернулся в кресло, но почти сразу встал, посмеиваясь над собой. Похоже. Он уже сроднился с этим предметом мебели. Если так пойдет и дальше — вообще к нему прирастет. То-то будет зрелище! Отбросив веселье, он снова начал утаптывать тропинку в синем ковре гостиной, обдумывая детали предстоящих действий. Воскресенье на исходе; если что-то и делать, то только сегодня, иначе завтра, когда он не появится на занятиях, Дамблдор первым всполошится и перекроет все входы-выходы. А Гарри надо — очень надо, просто позарез — покинуть школу. Нужно добраться незамеченным хотя бы до главных ворот, а там можно будет вызвать Ночной рыцарь. Если закутаться в мантию и поглубже натянуть капюшон, может, и повезет остаться неузнанным. Гарри представил себе ворота, которые всегда на его памяти были распахнуты настежь — ну, на ночь-то их, ясное дело, заперли, и не только на обычный ключ, — так четко, словно видел перед собой, до последней завитушки, и... почувствовал, как его словно уносит порывом ветра. В следующую секунду он уже стоял на дороге, ведущей в Хогсмид, его тело снова было окутано огнем, который, впрочем, очень быстро втянулся обратно, а прямо перед ним высились главные ворота.

Гарри потрясенно огляделся. Интересный способ перемещения, ничего не скажешь. Немного напоминало то, как Дамблдор в прошлом году исчез из школы с помощью Фоукса — тоже во вспышке пламени. Над этим стоило подумать, но определенно не сейчас...

Уже стемнело, и во всех окнах Хогвартса зажегся свет. С этого расстояния замок казался вырезанным из какой-то книжки с картинками, и был сказочно красив. Гарри с внезапной грустью подумал о том, что будет скучать по этому месту. Несмотря ни на что, Хогвартс стал ему настоящим домом и, пожалуй, останется таким еще на долгое время.

Однако надо было проверить новую способность. Вернуться, что ли обратно в Выручай-комнату? Но что, если вместо наколдованной его воображением гостиной в стенах школы он попадет в точно такую же, но реальную, и где-нибудь у черта на рогах? Поразмыслив таким образом, Гарри решил, что лучше будет все же переместиться в коридор на восьмом этаже. Сейчас ночь, до отбоя уже недалеко, да и вообще там редко кто ходит. Только вот понять бы еще, как это действует... Наверное, подобное перемещение в пространстве сродни аппарации, следовательно, принцип действия примерно одинаков. Гарри прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться... мгновенный перенос — и вот он уже оглядывается в слабо освещенном коридоре.

— Поттер! Ты с ума сошел? Что ты творишь?

— Малфой! — Гарри резко развернулся и вскинул ладонь в защитном жесте. — Тебе жизнь не дорога? — разглядев, что никакой опасности нет, он облегченно привалился к стене. — Ты следишь за мной, что ли?

— Очень надо! — Малфой старательно изображал равнодушие, но глаза горели любопытством. И оно явно одержало верх. — А... что это было?

— Ты о чем?

— О, вот только не надо притворяться! — Малфой вздохнул и в миротворческом жесте поднял перед собой раскрытые ладони. — Я никому не скажу. Обещаю. Или тебе нужен Нерушимый обет?

— Ты не знаешь, о чем просишь, — Гарри растерянно взъерошил волосы, не представляя, как ему теперь выруливать из этой ситуации.

— Ну, почему же. Например, я прекрасно понял, что ты не собираешься здесь оставаться. Я ведь прав?

На несколько долгих мгновений Гарри просто дар речи потерял. Он хлопал ресницами и беззвучно открывал и закрывал рот и чувствовал себя при этом полным идиотом.

— Поттер?

— Так, ладно, пойдем, — Гарри открыл появившуюся в стене дверь и пропустил Малфоя вперед; затем закрыл ее за собой и встал на пороге, сложив руки на груди. — Как ты догадался? Неужели это так очевидно?

— Да нет. Всего лишь предположение. Как говорится: имеющий глаза... Но я ведь не ошибся?

— Малфой, — Гарри говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Я не буду требовать от тебя Нерушимого обета, ни каких-либо еще клятв. Просто пообещай мне, что от тебя никто ничего не узнает.

— С чего бы вдруг такое доверие?

Гарри устало пожал плечами, машинально потирая лоб. Действительно, с чего бы? Он и сам не мог себе этого объяснить, но чувствовал, что так будет правильно, а с некоторых пор он привык доверять своим ощущениям. Но не говорить же это Малфою; потому он отделался лишь невразумительным:

— Не знаю... Неважно. Итак?..

— Хорошо, хорошо. Я обещаю тебе, Поттер, что никому и ничего не скажу. Хотя сомневаюсь, что меня вообще будут о чем-либо спрашивать... — последнюю фразу он еле слышно пробубнил себе под нос, но Гарри все равно услышал, хоть и не среагировал, признавая некоторую правоту этих слов.

Он прислонился плечом к двери и выжидающе уставился на Малфоя:

— Ты еще что-то хотел?

Тот с самым независимым видом сунул руки в карманы и огляделся.

— Знакомый интерьер...

— Просто понравился, — буркнул Гарри. — Так что?

— Поттер, я ведь уже пообещал хранить твои тайны. Но меня крайне интересует один вопрос...

— Только один?

— О, Мерлин! На самом деле, вопросов около полусотни, но оцени: я пытаюсь сдерживаться!

— Угу... ладно. На один я отвечу, — Гарри прошел к камину, умостился в «своем» кресле, мимоходом кивнув Малфою на второе, и преувеличенно демонстративно уставился на собеседника: — Я весь обратился в слух.

— М-м-м... Скажи, я действительно видел то, что я видел, или это зрительные галлюцинации?

— Конкретнее.

— В стенах замка нельзя аппарировать; и тебя совершенно точно не было в коридоре, когда я туда пришел. А потом ты появился в вихре огня. Как?..

— Знаешь, Малфой... ты умудрился задать единственный вопрос, на который у меня нет ответа. По крайней мере, конкретного. Я понятия не имею, как оно работает, но, думается мне, это не совсем аппарация. Скорее, больше похоже на то, как перемещаются фениксы.

— Но огонь!

— Н-ну... я его вроде как укротил.

— Ты владеешь беспалочковой магией?

— Есть немного. А что?

— Покажешь?

Это было сказано с таким поистине детским восторгом, что Гарри не сдержал улыбку. Ему было совсем нетрудно устроить показательное шоу, тем более, что два с половиной месяца усиленных тренировок действительно не прошли даром. А последние события приучили крепко держать себя в руках, и «выпускать пар» приходилось строго дозировано... Гарри кивнул:

— Хорошо. Если ты так хочешь...

Он начал с самого простого: щелчком пальцев потушил и снова зажег свечи на каминной полке. Малфой удержался от восторгов, но глаза его так и светились каким-то собственным светом. Затем Гарри отошел на свободное пространство, взмахом руки создал из воздуха несколько изящных стульев, превратил их в одно кресло, трансфигурировал его в стол на гнутых ножках, а из стола получился рояль, похожий на тот, на котором он играл накануне. Гарри пробежался по клавишам, наслаждаясь чистым звуком, и удовлетворенно вздохнул. На все про все ушло времени меньше минуты. Гарри вернулся в кресло и расслабленно откинулся на спинку.

— Впечатляет... — протянул Малфой. — Долго учился?

— Не очень, — хорошее настроение как ветром сдуло, стоило только вспомнить, у кого он учился. — Думаю, на сегодня хватит и вопросов, и демонстраций. Тебе не пора ли уходить?

Малфой не стал спорить. Он отошел к двери, но, уже взявшись за ручку, вдруг остановился; затем решительно вернулся. Гарри поднялся со своего места и встал напротив него.

— Прощай, Поттер. Было приятно с тобой общаться. Хоть и мало, — Малфой протянул руку, и Гарри пожал ее без раздумий. — Жаль, что больше не увидимся.

Гарри неопределенно передернул плечами:

— Пиши, если что. Возможно, я даже отвечу.

— Угу... — Малфой взмахнул рукой на прощание и закрыл за собой дверь.

Гарри зябко поежился и с некоторым усилием сконцентрировался на первоочередных задачах. Перво-наперво нужно было решить, брать ли ему какие-то вещи с собой или пусть остаются. И если брать, то как это сделать? Идти в факультетскую гостиную не хотелось. Может, если попросить Выручай-комнату перенести сюда его сундук... Не успел он додумать эту мысль, а означенный сундук уже появился перед ним. Гарри восхитился такой предупредительностью и закопался в нем чуть ли не по пояс. Результатом поисков стал рюкзак, расширенный изнутри пространственной магией, подаренный Сириусом летом перед пятым курсом. В него отправился альбом с фотографиями родителей, карта Мародеров, кошелек с несколькими галеонами и некоторым количеством маггловских денег (теперь он мог только похвалить свою интуицию, заставившую его попросить миссис Уизли обменять деньги в Гринготтсе, хотя и сам тогда не очень понимал, зачем ему это), смена белья и пара чистых рубашек; мантия-невидимка тоже перекочевала туда из кармана.

Застегнув рюкзак и отправив сундук туда, откуда он появился, Гарри присел на ручку кресла; снял очки и с силой потер лицо ладонями. В этот момент он ощутил, что принятое решение тяготит его, но отступать было поздно, да и некуда. Пусть первую часть плана реализовать не удалось из-за отсутствия главного действующего лица — теперь это уже неважно. Сейчас многое стало неважным, но хорошо уже то, что некоторые темные моменты прояснились.

Например, пусть и с опозданием, но до Гарри дошло, почему Ремус избегал его. Он же присутствовал при той проверке в Гринготтсе, следовательно, все понял, а Дамблдор, пожалуй, еще и добавил что-то о всеобщем благе. Ремус — человек мягкий и внушаемый, вот и послушался «Величайшего и Светлейшего». Гарри только надеялся, что Люпин поймет мотивы его поступка и, если понадобится, сумеет удержать вспыльчивого Сириуса от необдуманных действий, если... когда тот очнется.

Сириус... невозможность видеться с ним или хотя бы узнавать новости о его состоянии жгла изнутри, заставляла терять уверенность в правильности принятого решения, сковывала волю... Гарри крепко зажмурился и помотал головой, словно хотел вытряхнуть из нее образ крестного: такой, каким он запомнился с прошлого Рождества — смеющийся и искрящийся чистой, незамутненной радостью, и другой, из Мунго — бледный и изможденный. Сириус из головы крестника вытряхиваться упрямо не желал, но потом вдруг поддался — и его лицо сменилось сияющим лицом Гермионы, какой она была этим летом на Гриммо. Тогда еще все было хорошо, и они втроем могли просто радоваться жизни... Сердце уже почти привычно полоснуло болью, и Гарри согнулся, обхватив себя руками и хватая воздух ртом. Кровоточащая рана в груди снова открылась и запульсировала, заставляя сердце биться неровными толчками. Дышать, дышать... неровный вдох... такой же рваный выдох... Мерлин, да когда же это закончится?

Спустя вечность — или всего несколько минут — Гарри все же удалось взять себя в руки. Он сполз на пол, привалился к креслу спиной и попросил у Выручай-комнаты стакан воды: наколдовать самому не было никакой возможности — слишком тряслись руки. Напившись и кое-как умывшись, он почувствовал себя почти человеком. Дальше прохлаждаться было нельзя; Гарри рывком поднялся, подхватил рюкзак и, сосредоточившись, перенесся по знакомому с детства адресу.

* * *

Прайвет-драйв выглядела так же, как и всегда — чистая, прилизанная, обезличенная до крайности. Одинаковые дома, одинаковые подъездные дорожки к одинаковым гаражам, ровные квадраты газонов за невысокими заборчиками — все это навевало тоску. Хотелось развернуться и сбежать отсюда, куда глаза глядят, только бы не видеть всего этого, и не слышать того, что — Гарри был уверен — он может услышать уже спустя несколько минут.

В доме номер четыре неярко светилось только окно в гостиной: Дурсли смотрели телевизор перед сном. Гарри остановился на крыльце, глубоко вдохнул и выдохнул и постучал. Потом еще. И еще. Наконец, из-за двери раздался рык Дурсля-старшего:

— Мы ничего не покупаем! Кто бы ты ни был, убирайся отсюда!

— Дядя Вернон, это я, — Гарри усилием воли заставил себя не волноваться. В конце концов, ничего ему не сделают. Не смогут.

В замке повернулся ключ; дверь открылась.

— Ты?! Что ты здесь делаешь, мальчишка?!

— Не орите, дядя. Соседей перебудите, — Гарри внезапно ощутил спокойствие. Ему было все равно, он больше не боялся. — Я могу войти? Внутри разговаривать удобнее.

— Что?! Да ты!.. — Вернон побагровел — хотя куда уж больше-то? — и захлопнул дверь у Гарри перед носом. — Пошел прочь! Возвращайся туда, откуда пришел! И не смей больше здесь появляться!

— В принципе, я так и думал, — Гарри говорил тихо, но за дверью умолкли и явно прислушивались к его словам. — Не хотел я этого, но вы не оставили мне выбора...

Он переместился в гостиную и был почти оглушен истошным визгом тети Петуньи. В коридоре затопотало, и в дверях появился Вернон; Гарри нарочно не прятал огонь, и теперь откровенно наслаждался животным ужасом «любимых» родственников. Дадли, вон, вообще за диваном спрятался... Наконец, вздохнув, он прекратил представление, а то вдруг их, чего доброго, еще удар хватит.

Все так же спокойно он расположился в кресле и жестом предложил Дурслям рассаживаться; те, все еще под впечатлением от увиденного, починились. Гарри прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Он совершенно не знал, с чего начать, но поговорить с родственниками было жизненно необходимо. Первые десять лет жизни его называли уродом и ублюдком, его мать — потаскухой, а отца — бесхребетным слизнем, неспособным держать в руках собственную жену. Когда Гарри узнал, что он — волшебник, то перестал обращать внимание на издевательства, считая их очередной ложью; он поехал в Хогвартс и благополучно забыл об этом. Теперь, в свете последних событий, выяснилось, что оскорбления не были беспочвенными. Гарри рассеянно поднял руку, чтобы по старой привычке потереть лоб, и поймал себя на середине движения. Нервно хохотнул, отчего Дурсли синхронно вздрогнули, и опустил руку. Мысли из головы словно ветром выдуло. О чем он хотел поговорить? Что спросить? Да и зачем вообще сюда пришел?

— Долго ты еще собираешься молчать? — тетя Петуния не выдержала первой; ее голос дрожал и к концу фразы сорвался на визг. — Приперся среди ночи, ковер поджег, права качаешь... Какие у тебя могут быть права, ты, незаконнорожденный ублюдок, втершийся в нашу семью?!

Гарри поморщился; крики Петунии резали слух почему-то сильнее обычного. Тетке явно надоело многолетнее молчание и ее, что называется, «понесло». Но — вынесло в правильном направлении. Кажется. Странно, что дядя молчит, только цвет его лица медленно становится уже не багровым, а какого-то невнятного фиолетового оттенка; однако, похоже, он решил не мешать своей жене высказывать наболевшее. Теперь главное — дать Петунии выговориться, не сбить ее с мысли, и тогда даже спрашивать ни о чем не придется. Гарри изобразил на лице заинтересованность и в упор посмотрел на тетку. Та, подогретая его молчанием, кричала:

— Всегда знала, что благодарности от тебя нам не дождаться! Мы приняли тебя, кормили, одевали, даже несмотря на то, что моя сестрица оказалась... — Петуния бросила быстрый взгляд на сжавшегося в углу дивана Дадли и замолчала, проглотив резкое слово. — И совершенно прав был этот ваш Дамблдор, когда говорил о строгом воспитании! Но, видимо, наше все-таки оказалось недостаточно строгим, раз уж из тебя выросло то, что выросло. Я предчувствовала, к чему приведет наша снисходительность! Нас никто не спросил, хотим ли мы жить под одной крышей с таким... таким, как ты! Зачем ты вообще сюда явился? Тебя же забирал твой папаша, разве ты не к нему отправился?..

Тетка выдохлась и замолчала. Гарри опустил голову и сжал виски ладонями; голова раскалывалась от криков, и не было никаких сил — ни моральных, ни физических — осознать и осмыслить полученную информацию. Кажется, он узнал даже немного больше, чем рассчитывал...

В полной тишине Гарри поднялся и вышел, аккуратно прикрыв за собой входную дверь. Холодный ночной воздух немного отрезвил его, остудил пылающий лоб, и головная боль слегка отступила. Гарри забрел в старый сквер, где часто прятался от Дадли сотоварищи, и сел прямо на землю на огороженной со всех сторон деревьями полянке; подтянул колени к груди и обхватил их руками.

Вот и все.

Круг замкнулся.

В принципе, чего-то подобного стоило ожидать, но знание причиняло боль. Десять лет унижений и побоев — и все это только для того, чтобы он был воспитан с подобающей строгостью! И к нему еще, оказывается, были снисходительны! И они — все они! — знали, с самого начала знали, кто он, чей он на самом деле сын, знали все чертовы обстоятельства его появления на свет. А Дамблдор? Это ж каким цинизмом надо обладать, чтобы в глаза говорить о том, что он очень похож на Джеймса Поттера, и при этом знать, что каждое слово — ложь? Гарри почувствовал, что его снова начало трясти. Нельзя было запереть все эмоции внутри и надеяться, что они никогда не вырвутся. Слишком свежа еще была рана. Можно было только надеяться, что со временем станет легче, и он больше не будет срываться по малейшему поводу. А пока — магия снова закручивалась воронкой, еще не очень большой, но Гарри чувствовал, что в этот раз не сможет ее сдержать — да и не очень хотел, если уж на то пошло, — горечь копилась в груди, вырываясь бесконтрольно толчками силы. Едва затянувшиеся края рваной раны, бывшей теперь на том месте, где у всех нормальных людей находилось сердце, снова разошлись и закровоточили, запульсировали болью, болью! Гарри запрокинул голову и закричал — громко, надрывно; крик перешел в надсадный вой, а затем в хрип — он сорвал связки. В небо устремился столб пламени; огонь гудел и потрескивал и, кажется, даже звезды плавились от его жара.

Сколько это длилось, Гарри не знал. Прошли минуты? Часы? Так ли важно время, когда сгораешь в этой боли, и единственное, чего хочется прямо сейчас, — это бесследно исчезнуть с лица земли и никогда, никогда больше сюда не возвращаться. В конце концов, выдохшись, Гарри провалился в забытье, как в бездонную яму, в черноту без единого лучика света...

* * *

Очнулся он от того, что дико замерз.

За ночь подморозило, и жухлую траву покрывал иней, а лужи, оставшиеся после недавнего дождя, затянуло хрупкой, почти прозрачной корочкой льда.

Гарри застонал и перекатился на бок; определенно, холодная земля — не самое лучшее место для ночлега. С некоторым трудом он сел, а затем и встал; колени подгибались, в голове шумело, обморочная слабость накатывала волнами. Да уж, стоит, наверное, ограничить количество подобных срывов, а то потратит он всю оставшуюся жизнь на то, чтобы после них восстановиться... Прислонившись к дереву, Гарри пережидал головокружение, оглядываясь по сторонам. На том месте, где он лежал, остался ровный выжженный круг диаметром около трех — трех с половиной ярдов, и больше ничего не указывало на то, что прошлой ночью здесь что-то происходило. Гарри не сдержал смешок: вот так и появляются разные истории об инопланетянах...

Голова перестала кружиться, да и слабость вроде тоже отступила. Гарри отметил про себя, что с каждым разом последствия все слабее. Значит ли это, что его магическая сила возрастает? Или же он просто привык? Однако сейчас было не самое удачное время, чтобы размышлять об этом. Стоило бы побеспокоиться о более прозаичных вещах. Например, куда ему теперь идти и что делать. Щелчком пальцев приведя одежду в порядок и мимоходом отметив, что снова даже не вспомнил о палочке, Гарри нагнулся к лежащему на земле рюкзаку... и замер в нелепой позе, категорически отказываясь понимать и принимать происходящее. Длинные, на первый взгляд — как минимум, до лопаток, пряди волос соскользнули с плеч и свесились по обеим сторонам лица. Гарри выпрямился и неверяще скосил глаза в сторону. Это явно не было галлюцинацией; волосы были темными — гораздо темнее, чем прежний оттенок его шевелюры — и гладкими, только слегка завивались на концах, и никакого подобия вороньего гнезда.

Гарри поспешно наколдовал зеркало и посмотрелся в него, выискивая изменения. Таковых было немного: изменился цвет лица, кожа стала аристократически бледной; само лицо чуть удлинилось, резче очертились скулы, и стала тверже линия подбородка. Нос, хвала Мерлину, не превратился в снейповский шнобель, да глаза остались зелеными; только если раньше это была зелень молодой весенней листвы, то теперь — камень-малахит, густого темно-зеленого оттенка, с то и дело поблескивающими в глубине золотистыми искорками. Гарри вздохнул и убрал зеркало. В целом, все было не так уж плохо. По крайней мере, теперь его будет немного труднее узнать — наверное, внешность изменилась после последнего, самого мощного по силе выброса. Кроме того — и Гарри только сейчас заметил отсутствие привычной тяжести оправы на переносице, — видимо, очки ему больше не понадобятся. Прошлой ночью они слетели с него и, похоже, расплавились в том же огне, который оставил черную проплешину на полянке. Ну, что ж... Гарри собрал волосы в низкий хвост, поднял-таки с земли свой рюкзак и, поразмыслив немного, достал из кармана волшебную палочку. Задумчиво покрутив ее в руках, он бросил ее точно в центр выжженного круга. Дерево вспыхнуло легко, и через несколько секунд от бывшего когда-то таким необходимым магического инструмента осталась только горстка пепла. Жаль, конечно, было расставаться с палочкой, все-таки она верно служила ему на протяжении нескольких лет, но наложенный на нее Министерством След, позволяющий засечь любое, даже самое мелкое колдовство, Гарри категорически не устраивал. А принимая во внимание то, что до совершеннолетия ему осталось больше полугода, ее наличие могло быть и очень опасным. Мало ли какие там еще могут быть навешаны чары! Ну, и то, что беспалочковая магия давалась в последнее время все легче и легче, тоже вселяло определенную уверенность...

Сосредоточившись, Гарри перенесся в неприметный тупичок у вокзала Кингс-Кросс, в котором когда-то, перед началом второго курса, мистер Уизли оставлял свой летающий «Форд». Теперь казалось, что с той поры прошло не несколько лет, а несколько веков...

Решительно тряхнув головой, Гарри вышел из тупичка. Перед ним стояло несколько важных задач, и в первую очередь надо было найти работу и жилье. Преследования он не боялся, впрочем, как и неизбежных трудностей.

В конце концов, в маггловском мире так легко затеряться...