Отчаяние и негодование душили молодого Снейпа, и он, по-прежнему оставаясь невидимым, но отнюдь не бесплотным, чуть не сшиб набегу нескольких старшекурсников, направлявшихся в Общую гостиную Гриффиндора. Среди этих ребят были Сириус Блэк и Ремус Люпин, которые, судя по их взволнованным лицам, торопились проведать своего друга, не явившегося на завтрак в Большой зал.
— Ремус! — неожиданно послышался отчаянный возглас.
Сердце Снейпа оборвалось: это кричала Лили. Она бежала по направлению к ним, вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся; слезы стремительным потоком катились из ее прекрасных зеленых глаз. Снейп едва успел отскочить в сторону, уступая ей дорогу.
Лили остановилась напротив друзей; Снейп бросил быстрый взгляд на ее руки и сразу с несказанным облегчением отметил про себя, что ни на одном из ее пальцев не сверкает золотое колечко с изумрудом.
— Сириус, прости, — поспешно извинилась она. — Мне нужно поговорить с Ремусом. Ремус, пожалуйста… — в ее глазах отразилась немая мольба: — Пожалуйста, выслушай меня! Это очень важно!
— Конечно, Лили… — тут же участливо отозвался Люпин. — Извини, Бродяга, — он печально улыбнулся Сириусу.
— О чем разговор, Лунатик! — Сириус кинул на него понимающий взгляд. — Пойду, проведаю Сохатого… Ты приходи, когда сможешь, ладно? Выше нос, Лили! — подбодрил он. — Все у тебя будет тип-топ, ты уж мне поверь!
Не дождавшись ответа, он быстро развернулся, зашагал к портрету Полной дамы, назвал пароль и скрылся в проеме появившегося прохода.
Лили поспешно направилась вверх по лестнице, и Ремус покорно последовал за ней. Снейп не мог воспротивиться искушению узнать, что же произошло между Джеймсом и Лили за те считанные минуты, которые они оставались наедине друг с другом после того, как он покинул мужскую спальню Гриффиндора. С величайшим трудом обуздав свое отчаяние и усилив Маскирующие чары, он устремился вслед за Лили и Ремусом.
Они поднялись на восьмой этаж; Лили остановилась и схватила Люпина за руку; Снейп мгновенно сообразил, что она выбрала местом для разговора Выручай-комнату[1]. Не теряя ни минуты, он незаметно вцепился в мантию Ремуса (Снейп из Омута памяти схватил за руку себя молодого), и они все вместе три раза прошлись вдоль стены, а затем проскользнули в появившуюся из ниоткуда маленькую дверцу.
Их взорам предстало уютное светлое помещение, обставленное просто, но со вкусом. Лили быстро прошла вперед и села на низенький, обитый зеленым сукном диван, легким кивком пригласив своего зримого спутника последовать ее примеру. Люпин присел на краешек того же дивана напротив Лили, а оба Снейпа — молодой и взрослый — остались стоять возле закрывшейся за ними двери.
— Ремус, — сказала Лили без обиняков, — Джеймс только что сделал мне предложение. Он просил меня стать его женой.
На лице Люпина, очевидно, не заметившего подвоха, тут же появилась лучезарная улыбка:
— Что ж, поздравляю, Лили! — живо отозвался он. — Поздравляю от всей души! Джеймс будет прекрасным мужем, он даст тебе счастье, которого ты заслуживаешь, как никто другой![2]
Лили печально покачала головой и тут же закрыла лицо руками.
Люпин наконец начал что-то понимать.
— Ты… ты что, отказала ему?
Ответа не последовало. Лили еще крепче прижала руки к лицу и вдруг разразилась такими отчаянными рыданиями, что даже у спокойного, уравновешенного Люпина от жалости заныло сердце; чувства же, которые в тот момент испытал Снейп, невозможно было выразить никакими словами.
Ремус мягко опустил свою руку на плечо своей спутницы и с тревогой вгляделся в ее лицо. Та отняла свои пальцы от заплаканных глаз и печально взглянула на него.
— Отказала? — тихо повторил он свой вопрос.
Лили отрицательно покачала головой.
— Тогда что же? — продолжал терпеливо расспрашивать Люпин.
— Не отказала… — прошептала Лили почти одними губами. — Не отказала… но и не дала согласия… Я сказала, что мне нужно подумать… попросила Джеймса дать мне время…
Люпин вздохнул с заметным облегчением, Снейп же, напротив, насторожился еще сильнее.
— Я не знаю, что мне делать, Ремус! — в отчаянии воскликнула Лили. — Я в полном замешательстве!
— А Джеймс? — тихо спросил Люпин. — Он согласился… согласился подождать?
Лили кивнула и печально улыбнулась:
— Он сказал, что будет ждать меня всю жизнь, если потребуется, какой бы срок ни был ему отмерен. Настаивал, чтобы я в любом случае взяла его кольцо… просто как памятный подарок… Но я так не могу.
— Что же помешало тебе принять его предложение?
Лили ничего не ответила, лишь устремила на своего собеседника выразительный, исполненный беспредельной тоски взор.
Лицо Люпина приняло озабоченное выражение.
— Ты… ты все еще любишь его, да? Любишь Северуса Снейпа?
Воцарилось долгое молчание. Снейп, пристально наблюдавший за Лили, затаил дыхание.
Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Лили ответила:
— Мне кажется, сейчас даже сильнее, чем когда бы то ни было еще, если это возможно.
Она снова замолчала, продолжая тоскливо глядеть на Люпина, а затем неожиданно добавила:
— Но и Джеймса… Джеймса я тоже люблю… и очень…
Люпин встал.
— Ты, я вижу, осуждаешь меня, Ремус… — печально произнесла Лили. — Что ж, это твое право.
Люпин молча прошелся вдоль кабинета и снова остановился напротив сокурсницы.
— Нет, Лили, вовсе нет, — сказал он, снова взглянув ей в глаза. — Но я не понимаю… не понимаю, чем я могу тебе помочь.
— Я не прошу о помощи, — ответила Лили. — Мне просто хотелось выговориться… излить душу… Ты самый мудрый и смышленый из всех, кого я знаю и кому могу доверять… кроме Северуса… и Джеймса… Ты — хранитель нашего Непреложного Обета… И я подумала, что если ты меня не поймешь, то не поймет никто.
Взор Люпина заметно смягчился. Он снова сел на диван напротив Лили и мягко взял ее руки в свои.
— Я хотел бы помочь тебе, Лили, — тихо произнес он. — Но в таком… деликатном вопросе только ты сама можешь принять решение.
— Я понятия не имею, как такое могло произойти… — сказала Лили. — И если честно, то я сама себя презираю… Но я не хочу… я не имею права допустить, чтобы из-за меня страдали другие люди… Тем более — те, кого я больше всего люблю.
Она снова ненадолго смолка, затем серьезно взглянула Люпину прямо в глаза и проговорила:
— Понимаешь, Ремус… Когда я поближе узнала Джеймса, то поразилась, насколько они похожи… Он и Северус… Ты скажешь, что я сумасшедшая, но это действительно так. Они парадоксально похожи — и в то же время — непохожи друг на друга. Есть нечто неуловимое… то, что их объединяет… быть может, заметное только для меня… и все же оно существует…
— Кажется, я начинаю понимать тебя, Лили, — печально улыбнувшись, сказал Люпин. — И здесь я вынужден с тобой согласиться… Оно действительно существует… Я сам убедился в этом после разговора с Северусом… когда я рассказал ему о том, о чем ему следовало узнать. Очень возможно, именно в этом их поразительном сходстве — и в то же время — различии между собой — и кроется разгадка нетерпимости каждого из них по отношению к другому. И этим же, скорее всего, объясняется то, что оба они полюбили одну и ту же девушку.
Он с искренним участием взглянул на Лили, а затем философски изрек:
— Что ж, давай попробуем разобраться. Скажи мне, Лили, если допустить… допустить на один-единственный неуловимый миг, что не Джеймс, а Северус Снейп сделал бы тебе предложение. Какой бы ты тогда дала ответ?
— Если существовала бы возможность, хотя бы призрачная надежда на то, что… определенные обстоятельства можно было бы изменить… и если бы я не узнала Джеймса… Я, конечно, ответила бы согласием… Но теперь это невозможно…
— Почему? — продолжал допытываться Люпин.
— Потому, что нас разделяет пропасть… пропасть, которую никакими силами нельзя преодолеть. Ты же знаешь. И в этом большей частью виновата я сама. Ты можешь понять, Рем, как я раскаиваюсь в том, что произошло. Я отдала бы все на свете, только бы вернуть былое и не повторить прежних ошибок.
— А если допустить… чисто теоретически, конечно… Что ничего не произошло… Что Северус Снейп остался таким, каким был прежде… Но и Джеймса ты знала бы также близко, как сейчас?
— Тогда… Тогда, скорее всего, я вообще отказалась бы выйти замуж… чтобы не обидеть ни одного из них… Я и теперь, в той ситуации, в которой я оказалась, собираюсь поступить именно так… Мне кажется, это было бы самым верным решением…
— И ты будешь счастлива, обрекая себя на одиночество? Сейчас, в это нелегкое время, когда каждый готов отдать жизнь за то, чтобы быть как можно ближе к любимому человеку, чтобы лишний раз обнять его и прижать к груди — ведь кто знает, что будет завтра? — Люпин внимательно вглядывался в печальные глаза Лили.
— По крайней мере, так я буду спокойна, — тихо, но решительно ответила та. — Я буду знать, что по моей вине не будет страдать ни один из них… и мне этого довольно…
— Ты так полагаешь? — серьезно спросил Люпин.
— Я в этом убеждена.
— Ты думаешь, что Джеймс… и Северус… были бы рады… если бы увидели, что ты жертвуешь собою ради них… сознательно отсекаешь возможность для каждого из них быть рядом с тобой?
Лили поглядела на Люпина с недоумением; но самое глубокое действие этот простой, казалось бы, вопрос произвел на Снейпа, который продолжал незримо стоять возле двери. Он глядел на Лили, и сердце его разрывалось на части от невыразимой боли.
— Ремус, — неожиданно сказала Лили, — ты не поверишь, но я чувствую, что Северус где-то рядом. Я все это время каким-то внутренним чутьем ощущала его незримое присутствие. Как будто он тайно следует за мной… и… может быть, охраняет меня… остерегает от бед, не вмешиваясь при этом в мою жизнь… как бы больно ему при этом не было. Представь себе, Рем: он даже никому ни словом не обмолвился о том, что Джеймс, Сириус и Питер — незарегистрированные анимаги. Хотя я просто уверена, что он знает об этом. Но не выдает их секрета, чтобы не причинить мне боли.
— Знаешь, — серьезно проговорил Люпин, — я нисколько не удивлюсь, если так оно и есть. Он очень необычный молодой человек… Северус Снейп… И очень сильный волшебник.
— Я часто украдкой смотрю на него, когда мы сталкиваемся на уроках… или когда завтракаем, обедаем либо ужинаем в Большом зале, — печально отозвалась Лили. — И знаешь, порою мне кажется, что ничего не случилось, что все это было словно в кошмарном сне. И я все время ощущаю на себе его взгляд… — такой пронзительный и такой понимающий взгляд, как будто Северус знает каждую тайну моей души… как будто каким-то непостижимым образом ведает обо всем, что со мной происходит.
— Что же, по-твоему, он чувствует сейчас, Лили? — спросил Люпин. — Вот в эту самую минуту?
— Я лучше скажу, как я сама это ощущаю… Потому, что то, что чувствует он, невозможно передать никакими словами… Как будто его душа отделилась от тела и плачет кровавыми слезами… И как будто… как будто он… меня отпускает…
Люпин мягко улыбнулся:
— Это доказывает силу его любви, Лили.
Он немного помолчал, а затем добавил:
— Возможность создать семью — это великое благо, которое дается не каждому. Было бы в высшей степени неразумно… и малодушно… отказываться от него. А учитывая ситуацию, сложившуюся в магическом мире, когда опасность грозит всем без исключения, будь то волшебник и или маггл — особенно.
— Я… понимаю, почему ты так говоришь, Ремус, — сказала Лили, и в голосе ее прозвучало сочувствие.
— Едва ли мне когда-нибудь улыбнется такое счастье. Счастье, которое ты с такой… готовностью собиралась отвергнуть.
Глаза Лили снова наполнились слезами:
— Ремус… — она протянула обе руки и мягко коснулась ладонями его запястий. — Ты обязательно будешь счастлив! Когда-нибудь… ты встретишь свою судьбу… Надо… надо только поверить… поверить в эту возможность! У тебя непременно все образуется… иначе просто и быть не может! Ведь ты… ты такой замечательный человек… Ты заслуживаешь самого большого счастья, какое только можно себе представить!
— Спасибо, Лили… — Люпин снова печально улыбнулся.
— Есть… есть кое-что, о чем, я полагаю, ты должна узнать… прежде чем примешь окончательное решение.
Лили устремила на него вопросительный взор.
— Видишь ли… Джеймс не хотел, чтобы тебе каким-то образом это стало известно, но при сложившихся обстоятельствах я просто не могу позволить себе умолчать об этом.
— О чем ты говоришь, Ремус? — спросила Лили; в ее голосе звучала тревога.
— Джеймс… он тоже был в ту ночь… там… где это происходило… на Кладбище чистокровных волшебников, возле могилы Салазара Слизерина.
— ДЖЕЙМС?! — изумилась Лили. — Но как… каким образом?!
Ошибки быть не могло. Ремус назвал точное место… он никак не мог узнать об этом от нее: рассказав ему о событиях той ночи, Лили скрыла эту подробность. А значит… значит, Джеймс и в самом деле был там… в том проклятом всеми темными силами уголке земли, где происходит посвящение Пожирателей смерти.
— Когда ты выпросила у Джеймса Мантию-невидимку и Карту Мародеров, он сразу же заподозрил неладное и прокрался из замка вслед за тобой. В тот момент, когда ты накинула Мантию на себя, он обернулся оленем и следовал за тобой потайным ходом до самой деревни Хогсмид… Видишь ли, Лили, — торопливо пояснил Люпин, — анимаги, когда они принимают обличье животных, обретают способность видеть даже сквозь Мантию-невидимку[3]. Так что Джеймс мог беспрепятственно разглядеть, в какую сторону ты направляешься. Как только ты остановилась, собираясь аппарировать к тому месту, Джеймс зацепился копытцем за край твоей собственной мантии и таким образом оказался там же где и ты. Он быстро спрятался за одним из соседних надгробий и принял человеческий облик, продолжая наблюдать за тобой.
Лили была по-настоящему потрясена. Значит, той ночью они все трое были на Кладбище чистокровных волшебников… Северус, Лили и Джеймс. Лили всеми силами старалась защитить Северуса, а Джеймс… Выходит, что Джеймс в это же самое время делал все для того, чтобы защитить ее.
— Джеймс сразу же, как только смог, воздвиг вокруг тебя невидимую магическую стену защиты, — словно подтверждая мысли Лили, проговорил Люпин. — А когда… все закончилось, он подбежал к тебе… но ты уже была без сознания.
Люпин печально вздохнул:
— Это Джеймс вынес тебя оттуда, Лили. В глубоком обмороке, но живой и невредимой. Он подхватил тебя и аппарировал вместе с тобой к опушке Запретного леса, а затем рассказал о случившемся профессору Дамблдору и мадам Помфри, которые доставили тебя в больничное крыло… Джеймсу, конечно, назначили потом отработки за ночную вылазку, но все были рады, что он нашел тебя, поэтому его не сильно муштровали. А к нашим мародерским выходкам все давно привыкли. К тому же, как ты, вероятно, помнишь, в ту ночь было полнолуние, — Ремус едва слышно вздохнул. — Поэтому ни у кого не оставалось сомнений, что Джеймс, как и Сириус, как это обычно бывает в такие дни, находился рядом со мной.
В комнате воцарилось долгое молчание. Изумлению Лили не было предела. Она могла вообразить себе все что угодно, но только не это.
И вдруг, словно из ниоткуда, в Выручай-комнату ворвалась серебряная лань. Она трижды обежала вокруг дивана, где сидели Лили и Ремус, проскакала вдоль помещения и выпрыгнула в раскрытое окно.
— Патронус? — Люпин глядел вслед исчезающему в туманной дымке животному с недоумением, смешанным с нескрываемым восхищением. — Лишь наделенному по-настоящему чутким и любящим сердцем волшебнику под силу вызвать такого…
— Это Северус, — тихо ответила Лили, и лицо ее мгновенно озарила нежная улыбка. — Он… он меня благословляет.
* * *
Это было самым трудным решением Северуса Снейпа. Добровольно отдать ту, что для него дороже всех на свете, ненавистному позеру Поттеру… Один Мерлин знает, как ему больно, но ради нее он обязан преодолеть даже это. Северус отчетливо понимал, что только с Джеймсом Поттером Лили может быть счастлива. А ее счастье для него всегда было и будет превыше всего.
[1] На первый взгляд может показаться странным допущение, что Лили знала о Выручай-комнате. Домовой эльф Добби, впервые рассказав Гарри Поттеру об этом зачарованном помещении, на вопрос Гарри: «Сколько народу о ней знает?» ответил: «Очень мало, сэр. Люди натыкаются на нее, когда очень нужно, но потом не могут ее найти — им невдомек, что она всегда есть и только ждет, когда ее призовут на службу» («Гарри Поттер и Орден Феникса». Глава 23).
До этого о Выручай-комнате упоминает Альбус Дамблдор в разговоре с Игорем Каркаровым на Святочном балу: «А я, Игорь, не стал бы утверждать, что знаю все секреты Хогвартса, — добродушно ответил Дамблдор. — Не далее как сегодня утром отправился я в туалет, свернул не туда, и очутился в прелестной, совершенно незнакомой комнате с превосходной коллекцией ночных горшков. Позже я вернулся получше осмотреть ее, а комнатка-то исчезла. Я, конечно, все равно ее отыщу. Возможно, она доступна только в полшестого утра, а может, когда месяц в фазе одна четверть или когда слишком полный мочевой пузырь» («Гарри Поттер и Кубок огня». Глава 18).
Однако это упоминание весьма расплывчато и звучит сомнительно, если учитывать контекст и личность персонажа, к которому обращены эти слова. Дамблдор, скорее всего, знал о Выручай-комнате, ведь, как выясняется позднее, об этом помещении знали даже некоторые студенты. В частности, близнецы Уизли натыкались на эту комнату и даже пользовались ею в своих целях еще до того, как Добби рассказал о ней Гарри: «Чудно! Однажды мы прятались тут от Филча, помнишь, Джордж? И тогда это был чулан с вениками» — заявляет Фред («Гарри Поттер и Орден Феникса». Глава 18).
Так что вполне логично было бы предположить, что вездесущим Мародерам было знакомо это тайное убежище, даже несмотря на то, что, благодаря своим своеобразным чарам, Выручай-комната не отображалась на их самодельной Карте. Ну а Джеймс Поттер мог «по секрету» показать комнату Лили.
[2] Если внимательно проанализировать все книги и фильмы о Гарри Поттере, а также интервью Дж. К. Роулинг, в которых писательница отвечает на вопросы читателей на предмет взаимоотношений Ремуса Люпина и Лили Эванс, то вырисовывается весьма трогательная картина романтической дружбы, которая со временем вполне могла перерасти в нечто большее, не будь Ремус одним из лучших друзей Джеймса Поттера. Уважая чувства друга, Люпин не мог соперничать с ним. В то же время Ремус, несомненно, ценил деликатность Лили в отношении его «пушистой проблемы»: Лили, скорее всего, понимала, что Ремус был оборотнем, но не хотела, чтобы об этом знали другие. Вот пример из диалога Лили и Северуса Снейпа, когда он в порыве отчаяния пытается открыть ей глаза на проблему Люпина:
«— Они где-то шляются по ночам. И с Люпином этим что-то странное творится. Куда это он постоянно уходит?
— Он болен, — ответила Лили. — Говорят, он очень болен.
— Ага, заболевает каждый месяц в день полнолуния?
— Я знаю твою теорию, — холодно откликнулась Лили. — Но почему это тебя так волнует? Тебе-то какое дело, чем они занимаются по ночам?» («Гарри Поттер и Дары Смерти». Глава 33).
Из приведенного фрагмента мы видим, что Лили со всей возможной деликатностью пытается пробудить в Северусе сочувствие к проблеме Люпина, а когда ей это не удается, уводит его от темы.
В фильме «Гарри Поттер и узник Азкабана» Ремус отзывается о Лили не только с глубоким уважением, но и с большой нежностью. Вот что он говорит Гарри:
«В свое время мне помогла только твоя мать. Она была не просто одаренной колдуньей, но еще и необычайно доброй женщиной. Она была наделена способностью видеть красоту в других, возможно, каким-то особым образом, даже в тех случаях, когда сам человек не мог видеть ее в себе».
Отвечая на вопросы читателей в своих интервью, Дж. К. Роулинг весьма прозрачно намекала, что Лили нравилась Люпину как девушка. Приведем небольшой фрагмент из интервью TLC и Mugglenet от 16 июля 2005 года в подтверждение вышесказанному:
ES (Emerson Spartz): Кроме Джеймса, кто-нибудь еще ухаживал за Лили?
JKR: Конечно. [Пауза.] Она, как и Джинни, была популярной.
MA (Melissa Anelli): Снейп?
JKR: Я уже несколько раз слышала эту теорию.
ES (Emerson Spartz): А как насчет Люпина?
JKR: Я могу ответить только про одного.
ES (Emerson Spartz): А как насчет обоих? По очереди.
JKR: Я не могу ответить. (Источник: http://jkrowling.nm.ru/).
[3] В каноне не было случая, чтобы анимаг продемонстрировал подобное умение. Тем не менее оно было доступно по крайней мере одному действующему персонажу Поттерианы — Аластору Муди; кроме того, в отдельных случаях Альбус Дамблдор мог видеть Гарри под Мантией-невидимкой, применяя невербальное заклинание «Гоменум ревелио» (ориг. Homenum Revelio), разоблачающее присутствие человека; также интересен тот факт, что змея Нагини однажды заметила Гарри и Гермиону, когда они прятались под Мантией-невидимкой. Таким образом, автор настоящего сиквела не усматривает в данной ситуации явных противоречий с оригинальным текстом Поттерианы.