Возвращение Принца-полукровки: Любовь и тайны Северуса Снейпа (джен)

Любезный читатель!

В одном из своих интервью Джоан Роулинг объявила о том, что будет написана восьмая книга о Гарри Поттере, которая будет опубликована под названием «Гарри Поттер и Восстание Темного Принца» (ориг. “Harry Potter and the Rise of The Dark Prince”).

Содержание новой книги, разумеется, держится в секрете, однако Роулинг намекнула, что Гарри на этот раз не будет главным героем.

«Возвращение Принца-полукровки: Любовь и тайны Северуса Снейпа», по сути, представляет собой авторский вариант продолжения Поттерианы в том ключе, в каком, возможно, предполагалось продолжение данного цикла самой Дж. К. Роулинг*.

Из всех персонажей цикла Дж. К. Роулинг наибольший потенциал для дальнейшего развития автор настоящей работы видит в характере Северуса Снейпа, за которым тянется шлейф тайн и интриг и о котором сама Дж. К. Роулинг в одном из своих интервью сказала: «это не герой, а подарок для автора».

По прочтении саги Дж. К. Роулинг остается ощущение недосказанности во всем, что касается профессора Снейпа, и возникает целый ряд вопросов, связанных с судьбой этого персонажа, на которые автор настоящего сиквела попытается найти ответы.

Помимо тайн и интриг, касающихся главного героя настоящей истории, автора в большой степени интересует становление характеров и взаимоотношений Снейпа и Альбуса Дамблдора. Из канона ясно, что между этими персонажами существует особая связь — настолько прочная, что эти двое понимают друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. Автор «Возвращения Принца-полукровки…» берет на себя нелегкую, но несомненно интересную задачу попробовать раскрыть всю подноготную столь теплых и доверительных взаимоотношений, показать все, что осталось «за кадром», с начала и до конца. Ведь очень важный аспект цикла Поттерианы состоит в том, как постепенно менялось отношение Дамблдора к Снейпу, как Дамблдор принял бывшего Пожирателя смерти, поверил ему и в конце концов попросил его о том, что можно доверить только очень близкому человеку и в то же время — абсолютному единомышленнику — о помощи в своей смерти и завершении дела своей жизни.

Другой аспект, интересующий автора настоящего сиквела, состоит в том, чтобы показать, как могли сложиться дальнейшие взаимоотношения Снейпа и Гарри Поттера и каким образом, в конце концов, могли пересечься их судьбы.

Автор благодарит Вас за внимание.

* Автор в курсе, что пьесу Джека Торна и Джона Тиффани «Гарри Поттер и Проклятое дитя» (ориг. Harry Potter and the Cursed Child) (2016), несмотря на то, что она во многих нюансах — начиная от жанра и заканчивая бесконтрольным использованием Маховиков Времени (Хроноворотов) и чернокожей Гермионой, занимающей пост министра магии, — явно выбивается из цикла Поттерианы, причислили к канону. Что ж, попробуем повернуть наш сюжет так, чтобы это тоже учитывалось. Но при том при всем, нашу Гермиону все-таки играет Эмма Уотсон (именно она — настоящая, а не принявшая Оборотное зелье с волосом актера, игравшего Кингсли Щелкболта; и, кстати, вопреки утверждению Дж. К. Роулинг: «Нигде не сказано, что Гермиона была белой», столь тщательно и любовно прописанная во всех ее книгах копна каштановых волос характерна, скорее, для представителей нордического типа европеоидной расы, к коим до известного момента эта героиня и относилась, чем для… ну, Вы поняли), жанр повествования не идет в явном диссонансе с книгами Поттерианы, написанными Дж. К. Роулинг, а весь запас Маховиков Времени (Хроноворотов) Министерства магии по нашей версии, согласно заявлению самой Дж. К. Роулинг на официальном сайте Pottermore, уничтожен во время сражения в Отделе тайн спустя три года после того, как Гермионе Грейнджер было предоставлено разрешение на использование одного из них в Хогвартсе. Не забудем мы и о том, что канонический лимит на относительно безопасное для волшебника перемещение во времени с помощью Маховика Времени (Хроноворота), позволяющее ему вернуться назад без ощутимых повреждений, составляет не больше трех часов, равных трем оборотам Маховика Времени (Хроноворота).

Тем не менее эти и другие строго соблюденные нюансы Поттерианы сюжетно пересекутся здесь с пьесой «Гарри Поттер и Проклятое дитя». Канон так канон. Ну, и… Раз Роулинг любит пошутить, то и у нас без этого не обойдется. Кто не спрятался, мы не виноваты.

PS: О Снейпе и поцелуе дементора мы помним. Это тоже учитывается. Все секреты раскроются в финале.

— Так вы сохраняли ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?

— Вас это шокирует, Северус? Сколько людей, мужчин и женщин, погибло на ваших глазах?

— В последнее время — только те, кого я не мог спасти. — Снейп поднялся. — Вы меня использовали.

— То есть?

— Я шпионил ради вас, лгал ради вас, подвергал себя смертельной опасности ради вас. И думал, что делаю все это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили. А теперь вы говорите мне, что растили его как свинью для убоя...

— Это прямо-таки трогательно, Северус, — серьезно сказал Дамблдор. — Уж не привязались ли вы, в конце концов, к мальчику?

— К мальчику? — выкрикнул Снейп. — Экспекто патронум!

Из кончика его палочки вырвалась серебряная лань, спрыгнула на пол, одним прыжком пересекла кабинет и вылетела в раскрытое окно. Дамблдор смотрел ей вслед. Когда серебряное свечение погасло, он обернулся к Снейпу, и глаза его были полны слез.

— Через столько лет?

— Всегда, — ответил Снейп.

Дж. К. Роулинг

Единственное благо — неоплатный долг.

Гилберт Кийт Честертон

Этот человек, появившийся из ниоткуда, быстрым движением сорвал с себя мантию и огляделся. Стоя в этой просторной круглой комнате со множеством окон, где все для него начиналось, он с удивлением обнаружил, что почти все здесь осталось по-прежнему. Ему на миг показалось, что он только вчера в последний раз поднялся с директорского кресла и покинул этот кабинет, а теперь вернулся в такую привычную и родную ему обстановку. Цепкий взгляд черных глаз скользил по разнообразным столикам с кручеными ножками, на которых размещались хрупкие серебряные приборы; какие-то из этих приборов постоянно трещали и звякали, какие-то пыхтели и выпускали струйки дыма. На одной из многочисленных полок, заполняющих директорский кабинет, среди бесчисленных магических фолиантов и рукописей стоял Омут памяти, где серебрились чьи-то воспоминания. На стенах мирно дремали в своих портретах прежние директора и директрисы Хогвартса[1]. Его собственного портрета здесь все еще не было. Хотя, вероятно, попытки поместить полотно в золоченой раме, на котором красовалось изображение самого молодого директора Школы чародейства и волшебства Хогвартс неоднократно предпринимались, магия кабинета, конечно, проявляла непревзойденное упорство в своем нежелании принимать в ряды почивших живого[2]. Но, видимо, никому бы и в голову не пришло такое простое объяснение — ведь все обитатели замка по-прежнему считают его умершим.

Портретная галерея успела пополниться с тех пор, как он был здесь в последний раз: за внушительной рамой появившегося здесь нового полотна тихонько посапывала не так давно почившая после долгой и преданной службы школе профессор Минерва МакГонагалл[3].

Люди на портретах не могли видеть его — даже теперь, когда он сбросил мантию-невидимку, сделанную им собственноручно. У него было достаточно времени для того, чтобы в совершенстве овладеть умением становиться невидимым без мантии и множеством других навыков, демонстрирующих вершины волшебного мастерства. Хотя его и в прежнюю пору ни в коем случае нельзя было упрекнуть в отсутствии этих весьма полезных магических знаний — напротив — до тех сокровищ магии, что были ведомы ему, вероятно, не докопался бы даже самый могущественный чародей.

Впрочем, обитатель одного из висевших в кабинете портретов мгновенно насторожился. Старый колдун с длинной седой бородой с любопытством оглядывал нового гостя директорского кабинета сквозь очки-половинки. Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, один из величайших волшебников своего времени, чье имя в магическом мире стало символом высшего Добра и Справедливости (хотя на деле Дамблдор отнюдь не был лишен таких качеств, как хитрость, умение плести интриги и манипулировать людьми — но все это было исключительно во имя благих целей), несомненно, и после своей смерти умел видеть человека насквозь — даже минуя чары наимощнейшего Дезиллюминационного заклинания.

Голубые и черные глаза впились друг в друга жадным взглядом.

— Северус? — тихо, но внятно произнес голос с портрета.

— Да, — ответил спокойный низкий голос. — Я вернулся, Дамблдор.

Обитатель портрета немного помолчал, продолжая внимательно разглядывать своего собеседника, а затем все тем же ровным тоном с философским видом проговорил:

— Что ж. Этого следовало ожидать. Вопрос лишь в том, как… — он не договорил. Голос его внезапно дрогнул; из-под очков-половинок хлынули слезы и полились на серебристо-седую бороду.

— Мне потребовался двадцать один год на то, чтобы восстановить свои силы. Больше, чем Темному Лорду, который в свое время успешно справился с той же задачей всего за четырнадцать с половиной лет, — твердо произнес новоприбывший — чародей средних (по магическим меркам) лет по имени Северус Снейп.

— Неужели… неужели вы сделали себе крестраж[4], Северус? — спросил Дамблдор, продолжая сверлить своего собеседника испытывающим взглядом. — А затем использовали силы древнейшей магии — жуткие темные силы для восстановления, подобно Волдеморту? Значит… Ваша душа раскололась… Все-таки раскололась после моего убийства?!

— Нет, — тихо ответил Снейп. — Полагаю, моя душа уцелела. Ведь я убил вас потому, что вы сами просили меня об этом. Чтобы избавить вас от предсмертных мучений и унижения, как вы в этом меня убедили. Вы же помните, чего мне стоило решиться на это… на то, чтобы исполнить вашу просьбу… Хотя я и знал… знал, как никто другой… что вы были обречены, понимал, каковы ваши страдания, а когда вы оказались там, на Астрономической башне, видел, что вам оставались считанные минуты. И кроме того, я догадывался о том, почему вы выбрали для этой цели именно меня. Ведь я был единственным из преданных вам людей, кто, как вы верно просчитали наперед, оказался способным переступить через самого себя и сделать это для вас. А также — ради спасения души сына Малфоев и, конечно, ради того, чтобы я получил возможность продолжить начатое вами дело. Дело всей вашей — а следовательно — и моей жизни, господин директор. Собственно, я никогда не согласился бы на эту вашу немыслимую затею, будь у меня хоть малейший выбор. Но вы сделали все от вас зависящее, чтобы лишить меня даже этой счастливой привилегии.

Черные глаза вновь вскинулись к портрету Альбуса Дамблдора, полыхнув немыслимой болью и выражая скрытый упрек:

— Что же касается крестражей, то, насколько мне известно, для их создания нужно предварительно выполнить некий темный ритуал, а затем уже совершить убийство. Иными словами, все эти действия должны быть вполне осознанными и практически во всех ситуациях — тщательно спланированными, а само убийство — целенаправленным и хладнокровным. Разве так обстояло дело в нашем с вами случае? — Снейп продолжал пронизывать портретное изображение испытывающим, исполненным потаенной боли взглядом. — Да и вообще… мне бы и в голову не пришло прибегать к столь темной и опасной области магии. Я думал, что вы знаете меня, Дамблдор, но, видимо, ошибался, раз вы могли вообразить хоть на миг, что я оказался способен на такое. Кстати, вы так и не сказали мне, что Темный Лорд использовал крестражи. Но я и сам догадывался об этом.

На лице Альбуса Дамблдора отразилось удовлетворение, смешанное с так хорошо знакомым Снейпу выражением маленького личного триумфа. Почтенный педагог не мог отказать себе в удовольствии время от времени устраивать подобные хитрые провокации своему ученику и сотруднику и наблюдать за его реакцией, которая, к слову сказать, всякий раз доставляла Дамблдору неизменную радость. Он полагал, что для такого упрямого строптивца, как Северус Снейп, который упорно не желал признавать свои положительные качества, стремясь скрыть их от всех и вся, будет, безусловно, полезным, если оного строптивца лишний разок ткнуть носом в его собственную человечность. Что Дамблдор и делал при каждом удобном случае с нескрываемым наслаждением.

Однако, как показывал многолетний педагогический опыт Дамблдора, после кнута следует дать пряник (ну или хотя бы лимонную дольку). Он слишком уважал чувства Снейпа, чтобы сознательно подвергать их длительным испытаниям, какими бы благими побуждениями они ни были продиктованы.

— Простите, Северус, — с чувством проговорил Дамблдор. — Пожалуйста, забудьте о моих словах. Вы не представляете, насколько я сожалею о сказанном… — его раскаяние было проникнуто неподдельной искренностью. — Но все мы были убеждены… Гарри видел своими глазами…

Снейп высоко вскинул брови.

— Поттер? Что может знать этот дерзкий мальчишка? Впрочем, я и забыл, что он имел неосторожную способность впускать в свое сознание мысли Темного Лорда. Но не мои. Не больше, чем сам я желал ему показать. За редким исключением, демонстрирующим его вопиющую бестактность и не поддающееся контролю праздное любопытство.

Теперь лицо Альбуса Дамблдора озарила широкая улыбка.

— Я смотрю, вы не изменились, Северус. Совсем не изменились. Но как же вам удалось спастись? Ведь та змея…

— Я дал вам слово, Дамблдор, — ответил Снейп. Он перевел взгляд своих черных глаз на дремавшего в своем портрете Финеаса Найджеллуса Блэка, а затем снова взглянул на Дамблдора с упрямым вызовом: — Разве этого не достаточно?

И снова в воздухе повисло молчание.

— Гарри мог поклясться, что змея Волдеморта… Он видел, сколько крови вы потеряли. Этот укус, если вам не удалось от него уклониться в той ситуации, в которой вы оказались, несовместим с жизнью.

— Да, я побывал в том странном помещении, на «вокзале Кингс-Кросс», как некоторые его называют, — задумчиво проговорил Снейп. — И даже ухитрился сесть на поезд, чтобы направиться туда, откуда нет возврата. — Он издал короткий смешок. — Но тут я вспомнил о том, что дал вам слово и успел спрыгнуть на платформу с уходящего поезда. Хотя мне и не хотелось жить, — а впрочем, я чувствую себя мертвым уже давно… с того злополучного Хэллоуина… Лишь Мерлин знает, как я устал, и чего мне стоило заставить себя убедиться в том, что мальчишка увидит мои воспоминания и поймет, что от него требуется. Думаю, не стоит напоминать о том, как меня самого в свое время шокировало это известие. Но я должен был в очередной раз проявить нечеловеческое самообладание и честно выполнить свою миссию ради той, что для меня была и остается дороже всех на свете.

— Что ж, я видел вас там, на том перепутье, мой мальчик, — признался Дамблдор, пропустив мимо ушей язвительную колкость Снейпа по поводу возвращения с того света ради «данного обещания». — Мне очень хотелось подойти к вам тогда, но я не решился, поскольку было ясно, что вы ожидали встретить там… кого-то другого, — Дамблдор тихо вздохнул; в голубых глазах, спрятанных за очками-половинками, проскользнул отблеск сочувствия и печали. — Как бы то ни было, я полагал, что вы не задержитесь в том вневременном пространстве и не вернетесь назад, а пойдете дальше. И все же… Что на самом деле с вами произошло, Северус?

Снейп пристально посмотрел в глаза своего почтенного наставника.

— Полагаю, вы и сами можете выяснить это. Разве вы не владеете в совершенстве легилименцией? Подозреваю, что вы не утратили этой способности даже теперь.

Он протянул вперед левую руку и засучил рукав. Черной Метки там уже не было.

— Вы думаете, я мог позволить себе покинуть вас, пока не убедился, что она исчезла? И это не временное явление, как бывало раньше. Метка не проявится уже никогда. Несомненно, что моя рука теперь осталась бы чистой даже в том случае, если бы Темный Лорд возродился из мертвых. Всю свою жизнь я мечтал избавиться от этого проклятия, и все-таки в конце концов мне это удалось. — Снейп немного помолчал и пояснил: — Мне случалось видеть, что произошло с Метками настоящих Пожирателей смерти[5] после гибели Темного Лорда. Тех, кто остался предан ему до конца. Их Метки обуглились и превратились в пожизненное клеймо. Случившееся же с моей Меткой можно назвать подлинным чудом, и все же это непреложный факт.

Голубые глаза Дамблдора снова наполнились слезами.

— Спасибо, Северус! Я рад… Я бесконечно рад, что вы вернулись.

— Я знал, на что иду, — решительно произнес Снейп. — Я был готов к смерти в любой момент. И наверное, вы догадываетесь, что для меня было бы наивысшим счастьем умереть… Умереть за Нее… За ту, что была смыслом моей жизни, и ради кого я продолжал жить даже после…

Снейп не договорил. Он прошелся вдоль кабинета, пытаясь унять колотившую его дрожь. Внешне он выглядел вполне спокойно — он научился скрывать свои подлинные чувства уже давно — но только не от старого волшебника, внимательно глядевшего за ним с портрета. Альбус Дамблдор слишком хорошо знал своего ученика и понимал, чего стоит тому это напускное хладнокровие. Вот с таким вот деланным спокойствием Северус Снейп говорил с ним много лет назад, когда впервые узнал, что сын Лили Поттер, урожденной Эванс, которого они вместе — Альбус и Северус — защищали с самого рождения, должен умереть потому, что только эта жертва может избавить мир от того, кто называл себя Темным Лордом. Снейп, тем временем, снова остановился возле портрета Дамблдора. Прошло несколько минут, которые показались вечностью, прежде чем он нашел в себе силы продолжить:

— Однако я понимал, что столь счастливое событие, как мой уход в вечность, должно произойти не раньше, чем я смог бы наверняка удостовериться в том, что надлежащим образом исполнил ваше поручение. Оно ведь было частью той миссии, которую я должен был осуществить ради Нее. Поэтому мне приходилось всегда быть начеку. Я должен был предвидеть любой сценарий своей смерти, который мог задействовать Темный Лорд. Я понимал, что он может использовать свою змею, чтобы убить меня. И потому заранее запасся несколькими безоарами в качестве вернейшего противоядия и наварил Кровевосстанавливающего зелья. Ни одна из моих последних встреч с Темным Лордом не обходилась без этих запасов. Флакон с зельем и безоары, а также — экстракт бадьяна, обладающий ранозаживляющими свойствами, всегда были со мной, даже по ночам. Как и моя волшебная палочка.

— Да, — задумчиво проговорил Дамблдор. — До меня доходили слухи о том, что вы никогда не снимали мантии. Никто не видел на вас иной одежды даже в ночное время[6].

— Никогда — с тех пор как получил от вас задание, — поправил его Снейп. — Под мантией я мог надежно спрятать свои запасы — разумеется, с помощью специального заклинания, позволяющего защитить от любого нежелательного вторжения вроде Манящих чар Темного Лорда и его людей. И свое оружие. — Он ловко выхватил из внутреннего кармана своей теперешней обветшалой мантии волшебную палочку и показал Дамблдору.

— Черное дерево и сердечная жила дракона… Тринадцать дюймов. Да, я узнаю ее, — сказал Дамблдор.

Снейп усмехнулся и произнес:

— Вы становитесь точной копией Олливандера. Какое вам дело до того, из каких магических материалов изготовлена моя палочка?

— Вы правы, Северус. Это совершенно неважно. По крайней мере — теперь.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего-ничего, — поспешно ответил Дамблдор. — Я с нетерпением жду продолжения вашей истории, Северус.

Снейп быстро взмахнул палочкой, одним неуловимым движением обводя портреты, висевшие в кабинете, и осыпая их столпом красных искр. Затем он снова повернулся к Дамблдору и спокойно пояснил:

— МакГонагалл и другие. Не желаю, чтобы они что-либо узнали. А также — вспомнили о том, что я здесь был. Я наложил на них невербальное оглушающее заклятие с сопутствующим эффектом изменения памяти, действующее исключительно на портреты умерших волшебников[7].

— Ваше новое изобретение, Северус?

— У меня было более чем достаточно времени на то, чтобы изобретать новые заклинания. Это не единственное, — ответил Снейп. — Однако все это в конечном счете не имеет никакого отношения к причине моего появления здесь. Я прошу вас… Я настаиваю на том, чтобы вы меня выслушали. Это действительно очень важно.

— Будьте осторожны, Северус, — предупредил Дамблдор. — Большинство из ваших «фирменных» заклинаний, хоть и не входят в число Непростительных, но все же представителями закона не одобряются. Удивляюсь только, как Министерство до сих пор вас не выследило.

— Умоляю вас, Дамблдор. Для Министерства я давно уже человек вне закона. Как-никак, я бывший Пожиратель смерти, к тому же, благодаря вам, на мне висит убийство, в личности исполнителя которого никто не усомнится, — Снейп криво усмехнулся. — Если бы им удалось установить, что я жив и выследить меня, я давно уже находился бы в Азкабане, где в лучшем случае отбывал бы пожизненный срок. А в худшем, как вы понимаете, получил бы поцелуй дементора.

Дамблдор с горечью взглянул на Снейпа.

— Не беспокойтесь, Дамблдор, — отозвался Снейп небрежным тоном. — Я знаю все возможные уловки Министерства и соблюдаю осторожность. Мне приходится жить отшельником, скрываясь от представителей закона. Я продолжаю свои эксперименты с зельями, несмотря на то, что лишился возможности патентовать и продавать легально свои изобретения. Кроме того, я занимаюсь различными изысканиями в области алхимии и целительства, изучаю свойства металлов и их взаимодействия со всевозможными природными материалами, пишу и публикую научные работы. Для того чтобы заключать договора с издательствами, мне приходится изменять с помощью трансфигурации или Оборотного зелья свою внешность и предоставлять фиктивные документы.

Снейп тяжело вздохнул и добавил:

— Ничего не поделаешь, приходится обманывать наш наигуманнейший закон, коль скоро он отказывает в возможности добычи хлеба насущного честным путем. Но кроме Министерства у меня есть и другие враги, может быть, даже более опасные. Сейчас положение сильно изменилось. Опасность грозит всему, что для нас с вами дорого. Вот почему я и прошу меня выслушать.

Дамблдор кивнул и приготовился слушать.

— Я говорил вам, что вы использовали меня, — сказал Снейп. — Я знаю, что так оно и было. Но помня об этом, я помню и о том, что все обернулось к лучшему. Совместными усилиями мы добились своей цели. Спасли сына Лили. Ведь именно такова была конечная цель вашего грандиозного плана, не так ли, Дамблдор? Жизнь Гарри Поттера, а не его смерть.

— Жизнь Гарри Поттера, а не его смерть. Вот именно, — произнес Дамблдор с оттенком тихой торжественности. — Я рад, что вы наконец поняли меня правильно, Северус.

— Вы не сочли необходимым дать мне какие-либо объяснения по этому поводу, — в голосе Снейпа прозвучал открытый упрек. — Вероятно, на этот раз решили устроить такую весьма своеобразную проверку на предмет моего доверия к вам. Как видите, Дамблдор, несмотря ни на что я доверял вам много больше, чем вы — мне. Когда во мне схлынула первая — и совершенно естественная и справедливая — буря возмущения, я отчетливо осознал, что вы просто не могли не предусмотреть возможности спасения для вашего обожаемого Поттера. Ваши слова, с которыми вы обратились ко мне, когда позвали меня снова, укрепили меня в моей вере в вас, Дамблдор. Стоило только вам произнести заветную фразу: «Доверьтесь мне, Северус. Прошу вас» — и этого было вполне достаточно. Только поэтому я согласился исполнить ваше последнее поручение, касающееся мальчишки и Темного Лорда.

Снейп перевел дыхание и добавил:

— Вы были одним из немногих, кто знал, что участь мальчика предрешена изначально. Крестражи Темного Лорда неизбежно должны были быть уничтожены. Все до единого, включая тот живой крестраж, который был создан им непреднамеренно. Так что шанс на благополучный исход для Поттера в решающем поединке между ним и Темным Лордом был не просто ничтожным. Он был фактически иллюзорным.

— Верно, Северус, верно. И все же он существовал. А значит, нашей с вами задачей было всеми возможными силами за него цепляться. До самого конца, каким бы не оказался этот конец как для самого Гарри, так и для всех нас.

— Что ж. Можно считать, что вы совершили невозможное, — отозвался Снейп. — Полагаю, мне следует вас поздравить с успешным осуществлением вашего блистательного замысла. Ведь Поттер не только не был убит, но и не стал убийцей. Он вышел из поединка с Темным Лордом с неповрежденной и чистой душой, что, безусловно, не могло меня не порадовать. Остается лишь надеяться на то, что эта игра действительно стоила свеч, и все ее случайные жертвы — включая, разумеется, и вашу личную жертву, Дамблдор, — были не напрасны.

— Если кто и совершил невозможное, Северус, то только не я, — в донесшихся из глубины портретного полотна словах звучала непередаваемая скорбь. — Я так и не смог исполнить свою миссию до конца. Ведь я надеялся, что смогу спасти не только Гарри, но и другого человека. Трудного ребенка по имени Том Риддл, которого впоследствии магический мир узнал как Темного Лорда, и становлению личности которого я не уделил должного внимания с самого начала, хотя у меня и была такая возможность. Это и было главной моей ошибкой, мой мальчик. Ошибкой, в которой я раскаивался всю свою жизнь, и все же надеялся до последнего, что еще не поздно ее исправить, хотя бы отчасти. Увы, как же я заблуждался! Но не беспокойтесь, Северус, я не умею долго себя корить, так что это пройдет. Что же касается Гарри Поттера, то я бесконечно рад, что все получилось. Но это далеко не только моя заслуга. Ведь именно вы приняли в опеке и защите Гарри самое непосредственное участие. И сделали это вовсе не потому, что я поставил перед вами эту задачу. Нет, Северус. В этом, как, впрочем, почти во всем, что вы совершили за свою жизнь, вы следовали зову собственного сердца.

Снейп выдавил из себя подобие саркастической усмешки и, слегка поклонившись, ответил в своем привычном язвительном тоне:

— Как вам будет угодно, господин директор.

— Не пытайтесь отрицать очевидного. И кстати, смею напомнить, что Гарри вышел из поединка с Волдемортом с неповрежденной душой благодаря тому, что использовал самое что ни на есть безобидное заклинание, которому его некогда научили вы. Хотя во время тех достопамятных занятий в дуэльном клубе вы никак не могли знать, что простейшее заклинание Разоружения может сыграть в жизни Гарри столь важную роль, и тем не менее факт остается фактом: первым, кто показал мальчику это нехитрое, но в то же время — весьма полезное заклинание — были именно вы, Северус. — Дамблдор лукаво взглянул на своего ученика и сотрудника и добавил: — Ну что ж, если для вас так спокойнее, считайте, что вы опекали и защищали не Гарри Поттера. Вы заботились о сыне Лили.

На лице Дамблдора снова появилась мягкая улыбка:

— Гарри теперь и сам отец троих детей. У Лили есть внуки. Одному из них дали имя Альбус Северус. О нас не забыли.

Снейп внезапно вздрогнул. Его рука потянулась к виску, смахивая непрошенную слезу. Несмотря на всю его железную выдержку и умение скрывать свои подлинные чувства за маской невозмутимого хладнокровия, эта дань уважения от Поттера почему-то глубоко тронула его уже тогда, когда ему довелось об этом узнать. Теперь же он вновь не сумел совладать со своими эмоциями, да и не видел смысла утаивать их от вездесущего Дамблдора. Только в присутствии этого почтенного человека — учителя и наставника — Северус, привыкший в любой другой ситуации наглухо закрывать свои эмоции, застегивать их на все пуговицы, мог позволить себе быть таким. Из всех обитателей замка Хогвартс — да пожалуй, из всех представителей волшебного сообщества — Альбус Дамблдор был единственным, кто знал настоящего Северуса Снейпа и по достоинству ценил его человеческие качества. Кроме того, мудрый наставник умел улавливать малейшие перепады настроения своего ученика и каким-то шестым чувством ощущать всю его неизбывную боль. Боль, с которой Северус предстал перед лицом своего учителя в тот злополучный Хэллоуин без малого сорок лет назад и которая стала той незримой нитью, что связала этих двоих прочнейшими нерушимыми вовеки узами.

— Я видел его, — тихо произнес Снейп, справившись со своим волнением. — У него ее глаза. Глаза Лили.

— Да, — подтвердил Дамблдор. — У сына Гарри глаза Лили Эванс. Как и у самого Гарри.

— Поттер все равно остался скверным мальчишкой. Знаете, какое имя он дал своему старшему сыну?

— Конечно, — ответил Дамблдор. — Старший сын Гарри носит имя Джеймс Сириус[8].

— Вот именно, — сказал Снейп, стиснув зубы.

— Но в этом нет ничего предосудительного, Северус, — возразил Дамблдор. — Вполне естественно, что Гарри решил назвать сына в честь своего отца и крестного, которых он очень любил.

— Мне нечего сказать вам на это, Дамблдор. Вы не хуже меня знаете, какие замечательные ухищрения придумывали эти двое, чтобы всласть поглумиться надо мною. Ничего умнее они, очевидно, не могли себе вообразить.

— Джеймс Поттер спас вас от смерти, Северус, — напомнил Дамблдор. — Не забывайте об этом.

— Но… — в негодовании произнес Снейп.

— Я знаю, что вы об этом думаете, — поспешно перебил его Дамблдор. — И все же полагаю, что здесь вы ошибаетесь. Джеймс сделал это не для того, чтобы, как вы выражаетесь, «спасти свою шею и своих друзей»[9]. Совсем не поэтому. Придет время, и вы это поймете.

— Я поклялся, что выплачу Поттеру этот долг. И мне казалось, я уже давно сделал это, не так ли? Хотя Джеймс Поттер был последним, о ком я думал, все то время, когда рисковал жизнью во имя спасения ее… Их сына… Я делал это только ради Лили, и так уж вышло, что по счастливой случайности это совпало с возвращением долга… Джеймсу.

Лицо Снейпа приобрело напряженное выражение. Было видно, что бывшему профессору зельеварения, защиты от Темных искусств и самому молодому главе Хогвартса пришлось сделать над собой титаническое усилие, чтобы заставить себя произнести это имя.

— Кстати, вы в курсе, что дочь Гарри зовут Лили? — спросил Дамблдор, не обратив внимания на последнюю реплику собеседника.

— Ее я тоже видел, — резко сказал Снейп. — Самое худшее, что мог сделать Поттер — это назвать свою дочь этим именем, да еще и осквернить память матери, присовокупив к нему второе имя Луна. Лили может быть только одна. Лили Эванс. Одна и навсегда.

Снейп достал из внутреннего кармана мантии половинку старой выцветшей фотографии, с которой махала рукой смеющаяся Лили, такая же естественная и прекрасная, какой была при жизни; ее изображение он отодрал от общего семейного снимка с Джеймсом и годовалым Гарри, летающим на игрушечной метле, подаренной Сириусом на день рождения крестника. Вторую половину разрушенной Снейпом фотографии позднее обнаружил Гарри в комнате своего крестного в доме номер двенадцать на площади Гриммо. Он забрал ее себе вместе с первым листом письма Лили к Сириусу, окончание которого также было изъято Снейпом, не устоявшим перед искушением взять себе эти заключительные строки на память о Лили.

Дамблдор внимательно наблюдал за своим собеседником. Он не одобрил поступка Снейпа, так откровенно покусившегося на чужую собственность, но промолчал. В конце концов, Лили и Джеймс создали крепкую и дружную семью, у них родился замечательный сын, гордость своих родителей, гордость Хогвартса и гордость Дамблдора. А Снейп… Что ему, собственно, остается? Из всего перечисленного, очевидно, только последнее… гордость Дамблдора. Это было самым главным и самым сложным достижением Снейпа. И Дамблдор был уверен, что Северус Снейп своей безоговорочной преданностью и непревзойденной отвагой, которые он проявлял на протяжении многих лет, вполне искупил свои ошибки и заслужил его гордость.

— Вы ведь не просто так наблюдали за Гарри и его семьей, Северус, — заметил Дамблдор.

— Ну разумеется, — ответил Снейп. — Вы же знаете, что наш Избранный мальчик и дня не может прожить без приключений. Даже теперь, когда он повзрослел, за ним нужен глаз да глаз, чтобы он не попал в очередную переделку.

— Значит, вы тайком помогали ему все эти годы, невзирая на существенный риск, что вас могли обнаружить и изловить сотрудники Министерства или другие недоброжелатели? Не сомневаюсь, что, если бы хоть один из них мог допустить мысль, что вам удалось выжить, за вашу голову назначили бы награду не меньше тысячи галеонов.

— А что мне оставалось делать? — отозвался Снейп. — Разве у меня был выбор, учитывая поразительную способность Поттера навлекать на себя неприятности? Разумеется, я не в восторге от того, что мне приходится нянчиться с ним даже теперь, пусть и тайком. Но вы знаете, почему я это делаю и буду делать до конца своих дней.

Дамблдор довольно долго глядел на своего ученика и сотрудника, и в его мудром взоре отражалась искренняя благодарность.

— Так о чем вы собирались рассказать мне, Северус? — наконец нарушил незыблемую тишину Дамблдор.

Снейп поднял на него черные глаза.

— Ну что ж, — ответил он. — Начну с самого начала. Точнее — с того момента, как Темный Лорд позвал меня к себе той ночью, намереваясь убить. Я догадывался о его планах, но не мог и помыслить о том, чтобы не явиться на его зов. Я должен был убедиться, что его змея Нагини находится под магической защитой, о которой вы говорили, что послужило бы мне сигналом к тому, что можно действовать дальше по вашему поручению. Кроме того, мне надлежало до последнего притворяться его слугой, чтобы ни в коем случае не вызвать его подозрений. Когда я увидел змею, свернувшуюся кольцами внутри магического шара, то сразу понял, что пора действовать. Я немедленно попытался войти в сознание Поттера, чтобы передать ему необходимую информацию. Но насколько Поттер неспособен к окклюменции, настолько же упорно его сознание отклоняет любую попытку руководства его мыслями. Он мог четко воспринимать лишь мысли Темного Лорда. Мои же попытки внедрить свои мысли в его сознание полностью блокировались его упрямым недоверием ко мне. Вот тогда я и совершил свой самый досадный промах — упустил подходящий момент. Краем глаза я успел лишь заметить, что Темный Лорд поднял свою палочку и направил на змею. Сделай он явный выпад в мою сторону, я бы среагировал мгновенно и сумел бы увернуться от его заклятия. Быть может, в какую-то долю секунды я еще мог бы это сделать. Но тут я вдруг ощутил, что Поттер находится совсем рядом и понял, что у меня есть только один способ передать ему свои мысли… единственный способ сделать это, минуя вмешательство Темного Лорда, который, несомненно, покинул бы Визжащую хижину, как только убедился бы, что змея, которая практически никогда его не подводила, сделала свое дело. И тогда я, не сопротивляясь, позволил Темному Лорду напустить на себя Нагини.

Дамблдор был потрясен.

— Это чудо, что вы не погибли, Северус! — с чувством воскликнул он.

— Да, — согласился Снейп. — Все решила доля секунды. Передо мной стояло две задачи — причем смысл этих задач был противоречив. С одной стороны мне хотелось на этот раз наиболее полно раскрыть свои мысли Поттеру, так как я знал, что другого такого случая мне не представится никогда. С другой же стороны необходимо было убедиться, что Поттер увидит мои воспоминания и сделает то, что от него требовалось. Поэтому я позволил практически всей своей крови вылиться из моего тела вместе с моими мыслями. Сознание мое помутилось, я уже почти не мог дышать. Понимая, что вряд ли сумею довести свое дело до конца, я приготовился к смерти. Но перед этим… Перед тем как уйти навсегда… мне во что бы то ни стало захотелось в последний раз увидеть ее глаза… глаза Лили Эванс. Поттер понял мое желание, которое я успел озвучить вслух и дал мне эту возможность. Силы уже покидали меня, дыхание останавливалось, и взор заволакивался тьмой. Но этот взгляд… взгляд этих колдовских зеленых глаз… ее глаз… словно вдохнул в меня последний глоток жизни и хотя губы мои уже не могли пошевелиться, я успел мысленно произнести невербальное заклинание. По правде говоря, я уже почти не надеялся на чудо. И тем не менее оно произошло. Как раз в тот момент, когда Поттер отвернулся от меня и направился на выход, полагая, очевидно, что я уже не вернусь, из-под моей мантии выскользнул флакон Кровевосстанавливающего зелья, которое закапало прямо в мой раскрытый рот. И почти одновременно с этим ко мне в рот влетел безоар, а на открытую рану на шее пролился экстракт бадьяна. Вот то, что фактически решило в конечном счете мою судьбу, подарив мне возможность вернуться в этот мир оттуда, откуда не может быть возврата.

— Но… двадцать один год… Кто бы мог вообразить… И никто за все это время так и не узнал об этом? О том, что вы не погибли?

— Меня никто не искал. После гибели Темного Лорда мысли всех представителей волшебного мира были заняты лишь этим грандиозным событием. Долгое время никто и не думал проникнуть в Визжащую хижину, да и, как вам известно, мало кто умеет входить в нее. И все же я был не один. Я получил помощь от того, от кого меньше всего ее ожидал.

— Вот как? — произнес Дамблдор и вопросительно вскинул седые брови.

— Мне помог сын Лонгботтомов.

— Невилл? — удивленно проговорил Дамблдор.

— Да, — тихо ответил Снейп. — Его привел ко мне меч Годрика Гриффиндора, которым он прикончил змею. На этом мече остались следы моей крови, которые притягивали его ко мне. Лонгботтом почувствовал это и последовал туда, куда указывал ему меч.

Лицо Дамблдора вновь просияло.

— Значит, меч Годрика Гриффиндора вывел Невилла к Визжащей хижине и помог ему пробраться в нее?

— Полагаю, да. Лонгботтом к тому времени уже знал, на чьей я стороне и решил, по-видимому, спасти меня от неминуемой смерти, — Снейп печально усмехнулся. — Вы же знаете, Дамблдор: Лонгботтома я «люблю» почти также сильно как Гарри Поттера, и все же надо отдать ему должное. Он сделал все, чтобы сохранить мне жизнь и все это время выхаживал меня. Следуя зову меча Гриффиндора, он тайком пробирался в Визжащую хижину, а затем и в другое убежище, куда мы с ним аппарировали[10] некоторое время спустя, и делал для меня все необходимое.

Он немного помолчал и добавил:

— Кровевосстанавливающее зелье, экстракт бадьяна и безоары, конечно, сыграли немаловажную роль в моем восстановлении. Но в данном случае эти средства были хороши только для того, чтобы лишь на какое-то время отсрочить неизбежное. Их действия было достаточно, чтобы я мог выполнить ваше задание, но чтобы вытравить яд Нагини, над усовершенствованием которого Темный Лорд изрядно потрудился после его досадного промаха с Артуром Уизли, нужно было нечто более действенное. И в этом-то как раз мне и помог Лонгботтом.

— И Невилл все это время так успешно скрывал от всех правду?! — изумился Дамблдор. — Но когда же он успевал бывать у вас? Ведь у него теперь своя собственная семья. Я знаю, что мисс Ханна Аббот стала его женой. Она родила ему двоих дочерей Алисию и Амели. Если только…

— Как видите, Лонгботтом неплохо умеет хранить секреты. Вы правы: он пользовался Маховиком Времени[11]. Сумел добыть соответствующее разрешение от Министерства. Заверил их, что это необходимо для того, чтобы бывать почаще возле своих больных родителей и престарелой миссис Августы и в то же время уделять должное внимание жене и дочерям. Но на самом деле он бывал у меня так часто и так долго, как только мог. Полагаю, мисс Аббот, ставшая теперь миссис Лонгботтом, так ничего и не узнала, — равно как и мисс Алисия и мисс Амели.

Лицо Дамблдора теперь выражало крайнюю озабоченность.

— Но как же… — медленно проговорил он. — Каким образом он смог спасти вас, Северус? Ведь речь идет о змее Волдеморта. Ее яд обладает исключительными свойствами. Даже слезы феникса здесь едва ли могли помочь, хотя Фоукс, несомненно, прилетел бы к вам, если бы не покинул Хогвартс и его окрестности навсегда после моей кончины. Ведь Артура Уизли удалось тогда спасти лишь чудом. Только благодаря тому, что помощь подоспела мгновенно, и им сразу же занялись хорошие специалисты. Вам же, учитывая все условия, тем более если действие яда было усовершенствовано Волдемортом, грозила неминуемая смерть.

— И я готов был ее принять. Более того, я давно искал ее. Но я желал смерти не как избавления от мучений моего сердца, от того благословения и проклятия моей жизни, что носило вполне конкретное имя Лили Эванс. Лишь в смерти видел я ту незримую ступень, которая могла приблизить меня к Ней. Это единственная мечта, которую я еще могу себе позволить — приблизиться к Лили там, в том мире, хотя бы для того, чтобы узнать, добился ли я ее прощения. Когда благодаря безоарам и Кровевосстанавливающему зелью я дождался нужного момента и понял, что справился с вашим заданием, мне ничего иного не оставалось, как с легким сердцем покинуть этот мир. Но тут появился Лонгботтом и пожелал спасти меня во что бы то ни стало, — Снейп снова криво усмехнулся. — Я понял это как знак… Как послание, говорящее о том, что моя миссия еще не окончена. Что я еще не прошел отведенных мне в этой жизни испытаний до конца. А значит, еще не заслужил роскоши перейти в мир иной. Я знал одно средство… Средство, которое подействует наверняка. Но я был так слаб, что без помощи Лонгботтома мне было бы не под силу применить его. И мне пришлось попросить его об этой маленькой услуге. Он сделал то, что от него требовалось. Спас мне жизнь. Теперь я у него в неоплатном долгу. И по мере моих сил делаю все возможное, чтобы отплатить ему за то, что он продлил мои мучения, но сделал все, что было необходимо, чтобы дать мне возможность наиболее полно исполнить свой долг и хотя бы отчасти искупить свою вину перед Нею.

Дамблдор печально улыбнулся.

— Невилл стал превосходным профессором зельеварения. Полагаю, это ваша заслуга, Северус?

— Лонгботтом неплохо разбирается в травологии, которую он, как вы знаете, преподавал в этой школе до того, как взял мой предмет[12]. Он знает многие целебные свойства трав и растений. Когда он учился в Хогвартсе, ему недоставало лишь усидчивости и веры в свои силы, чтобы справляться с приготовлением зелий. Я видел это уже тогда, но предпочитал об этом умалчивать. Теперь же, когда он спас меня, я постепенно раскрываю ему секреты зельеварения, известные только мне. Это все, что я могу на данный момент для него сделать.

— Я догадываюсь о том, что заставляло вас недолюбливать Невилла, когда он учился в Хогвартсе, — задумчиво произнес Дамблдор. — Ведь именно он, а не Гарри, мог оказаться тем Избранным мальчиком, о котором говорилось в пророчестве. Если бы Волдеморт знал наверняка, что речь шла о Невилле, а не о Гарри, и если бы это действительно был Невилл, то Темный Лорд и его приспешники стали бы преследовать семью Лонгботтомов, а не Поттеров, и тогда…

— Да, — почти беззвучно произнес Снейп, и его обыкновенно холодные черные глаза вспыхнули неистовой болью. — Тогда Лили, вероятнее всего, осталась бы жива.

[1] По словам исследователей творчества Роулинг, прообразом Хогвартса послужила старинная шотландская частная школа Гордонстоун (Gordonstoun), где обучался, к примеру, принц Чарльз. Существует легенда, что замок построен настоящим волшебником, сэром Робертом Гордоном, жившим в XVII веке и, по шотландским преданиям, продавшим душу дьяволу. Говорят, что Гордон провел в подземелье школы семь лет, сидя у камина, и в результате обрел свойства саламандры. Выползшая из огня саламандра поведала Роберту Гордону тайны жизни.

Другим возможным прообразом Хогвартса называют частную школу Джорджа Хериота (George Heriot’s School) в Эдинбурге — одну из ведущих начальных и средних школ Шотландии. Это учреждение было основано в 1628 году как госпиталь королевским золотых дел мастером Джорджем Хериотом и в 1659 году открыто. (Источник: https://globallab.org/ru/blog/message/afa43d84-c0b7-11e3-b030-08606e697fd7.html#.VWO1v0ZCC95).

[2] Приведем фрагмент интервью Джоан Роулинг (ответы на вопросы читателей), где писательница высказывается на тему отсутствия портрета Северуса Снейпа в директорском кабинете Хогвартса после финальной битвы:

Laura Trego: Отсутствие портрета Снейпа в кабинете директора было умышленным или нет?

JKR: Умышленным. Снейп покинул свой пост еще до смерти, так что он не заслужил места среди круга величайших. Но мне нравится думать, что Гарри поспособствует тому, чтобы со временем портрет Снейпа там появился. (Источник: Чат сайта Leaky Cauldron с Дж. К. Роулинг; чат с Дж. К. Роулинг на сайте Bloomsbury).

Автор настоящего сиквела предлагает свой вариант интерпретации подтвержденного самой Дж. К. Роулинг факта отсутствия портрета Снейпа в директорском кабинете Хогвартса.

[3] Согласно интервью Дж. К. Роулинг (см.: http://www.today.com/id/19959323), в период между 2011 и 2017 гг. Минерва МакГонагалл сложила с себя полномочия директора Хогвартса, поскольку «она уже немного устала». Однако есть основания предполагать, что она продолжала оставаться в Школе чародейства и волшебства если не в должности заместителя директора, то, по крайней мере, в должности декана Гриффиндора. В данном сиквеле начало повествования относится к 2019 году, и смерть Минервы МакГонагалл является авторским предположением, не противоречащим ни собственно канону, ни постканонным событиям, выясняющимся из интервью Дж. К. Роулинг.

[4] Термин «крестраж» применяется в официальном переводе Поттерианы издательства «Росмэн». В оригинальном тексте Поттерианы данное понятие, характеризующее могущественный объект, в который темный маг заключает часть своей души, чтобы после смерти тела использовать сохраненную часть души и возродиться, обозначается термином horcrux. Автор настоящего сиквела в данном случае счел целесообразным остановиться на «росмэновском» варианте.

[5] Термин «Пожиратели смерти» применяется в официальном переводе Поттерианы издательства «Росмэн»; существует также перевод «Упивающиеся смертью». В оригинальном тексте Поттерианы данное понятие, характеризующее группу последователей Лорда Волдеморта, обозначается как The Death Eaters. На самом деле и тот и другой переводы неверны. Скорее всего, переводить стоило «Вкушающие смерть» (название заимствовано из стихотворения Альфреда Теннисона «Lotus Eaters» — «Вкушающие лотос»).

Исторически организация «Пожиратели смерти» создана в 1967 году на основе организации «Вальпургиевы рыцари» (ориг. The Knights of Walpurgis), созданной в 1943 году.

Официальными целями данных организаций являются:

— сохранение магической культуры

— обеспечение безопасности магического мира в ситуации усугубляющейся и бесконтрольной маггловской экспансии

Об организации «Вальпургиевы рыцари» Дж. К. Роулинг упоминает в одном из своих интервью. [См.: CBBC Newsround — FULL transcript of JK's OOTP interview (http://news.bbc.co.uk/cbbcnews/hi/uk/newsid_3004000/3004878.stm)].

[6] Подлинный факт, взятый из канона. О том, что Северус Снейп не снимал мантии (по крайней мере, в ночь своего последнего рандеву с Темным Лордом), свидетельствуют следующие строки: «При виде его в Гарри вскипела ненависть. За тяжестью преступлений Снейпа он забыл подробности его внешности: эти жирные черные волосы, патлами свисающие по сторонам худого лица, мертвый, холодный взгляд черных глаз. Он был не в пижаме, а в обычной своей черной мантии и тоже держал палочку на изготовку» («Гарри Поттер и Дары Смерти». Глава 30).

[7] Данное заклинание не упоминается в каноне и является специфическим изобретением автора настоящего сиквела (© Екатерина М.).

[8] В каноне упоминается только полное имя среднего из троих детей Гарри Поттера — Альбус Северус (ориг. Albus Severus) (см.: Роулинг Дж. К. Гарри Поттер и Дары Смерти); двое других детей именуются «Джеймс» (ориг. James) и «Лили» (ориг. Lily). Однако в соответствии с официальными данными, старший сын и дочь Гарри также имели двойные имена — Джеймс Сириус (ориг. James Sirius) и Лили Полумна (ориг. Lily Luna). [Источник: Times Online — The Unwritten Story of Harry's Friends and Their Children (http://entertainment.timesonline.co.uk/tol/arts_and_entertainment/books/article3105517.ece)].

[9] © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Дары Смерти».

[10] Понятие «аппарация» (ориг. Apparition), характеризующее способ моментального перемещения волшебника на достаточно дальнее расстояние, здесь и далее употребляется как наиболее соответствующее традиционным нормам англо-русского перевода. В официальном переводе Поттерианы издательства «Росмэн» для обозначения данного понятия применяется термин «трансгрессия».

[11] Понятие «Маховик Времени» применяется в официальном переводе Поттерианы издательства «Росмэн». В оригинальном тексте Поттерианы данное понятие, характеризующее волшебный предмет, напоминающий посаженные на ось песочные часы, позволяющий вернуться в недалекое прошлое, обозначается термином The Time-Turner. Также встречается перевод «Хроноворот». Автор настоящего сиквела в данном случае счел целесообразным остановиться на «росмэновском» варианте, полностью воспроизводя принятую издательством орфографию русскоязычного написания данного названия (в т. ч. — заглавные буквы в начале обоих составляющих его слов).

[12] Автор настоящего сиквела в данном случае постарался скорректировать неточность официального перевода издательства «Росмэн» в обозначении предмета, который преподавал Невилл. В данном случае переводчиками употреблен термин «зельеварение» (ориг. The Potions) вместо «травологии» / «гербологии» (ориг. Herbology). В оригинале данная фраза, относящаяся к деятельности Невилла в Хогвартсе на момент 2017 года, звучит так: “Outside, yeah, but at school he's Professor Longbottom, isn't he? I can't walk into Herbology and give him love….” (“Harry Potter and the Deathly Hallows ”. Chapter 37. Epilogue — Nineteen Years Later; здесь и далее выделение курсивом и жирным шрифтом выполнено автором настоящего сиквела). В официальном переводе издательства «Росмэн» аналогичный фрагмент трактуется следующим образом: « — Так то дома, а в школе он профессор Долгопупс! Представляешь, я приду на зельеварение и скажу…» («Гарри Поттер и Дары Смерти». Девятнадцать лет спустя). (В данном фрагменте сохранена орфография перевода; в целях удобства идентификации с основным текстом данного сиквела заменена лишь фамилия Невилла, которая дается здесь в транслитерированном варианте). Так что, «назначив» Невилла преподавателем зельеварения два года спустя после описываемых в Эпилоге событий, автор настоящего сиквела попытался наиболее оптимальным образом «объединить» непосредственно канон и официальный «росмэновский» перевод.

Следует также принять во внимание, что в 2014 году на официальном сайте Pottermore появилась статья Дж. К. Роулинг «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу» (ориг. DUMBLEDORE'S ARMY REUNITES AT QUIDDITCH WORLD CUP FINAL), написанная от лица корреспондента магической газеты «Ежедневный пророк» Риты Скитер. В данной статье представлены некоторые герои Поттерианы в период, непосредственно предшествующий тридцать четвертому дню рождения Гарри Поттера; в их числе и Невилл Лонгботтом. Он описывается вот как: «Невилл Лонгботтом, например, теперь стал известным преподавателем травологии в школе волшебства Хогвартс. Сюда, в Патагонию, он приехал со своей женой Ханной. До недавнего времени пара жила над пабом "Дырявый котел" в Лондоне, но ходят слухи, что теперь в их жизни грядут перемены — Ханна подала заявку на должность целительницы в Хогвартсе. Есть также слух, что сама она, как и ее муж, в последнее время чересчур увлекается огненным виски, но, как бы то ни было, мы желаем Ханне успеха в ее карьерных начинаниях». (Официальный источник: https://www.pottermore.com/?returnPath=en/daily-prophet/qwc2014/2014-07-08/dumbledores-army-reunites; русскоязычные версии: http://tjournal.ru/paper/rita-skeeter-column?from=rss и http://www.adme.ru/vdohnovenie/dzhoan-rouling-napisala-rasskaz-o-34-letnem-garri-pottere-719410/#image6825160). Тем не менее, даже учитывая эти данные, вполне можно допустить, что к описываемому в настоящем сиквеле периоду (то есть пять лет спустя после выхода упомянутой статьи в «Ежедневном пророке» и два года спустя после событий, описанных в Эпилоге) Невилл Лонгботтом стал преподавателем зельеварения. Что же касается прозрачного намека на злоупотребление женой Невилла (да и самим Невиллом) огневиски, то не стоит забывать, что данная статья написана от лица Риты Скитер, не брезговавшей стряпать свои статьи и мемуары по принципу: «Ложка правды на две бочки лжи». Таким образом, ничего из того, что написано мисс Скитер, не следует воспринимать буквально. Иными словами, выбрав формой описания постхогвартского периода жизни героев газетную статью под авторством Риты Скитер, Дж. К. Роулинг как бы ведет с читателями «двойную игру», где жизнь героев Поттерианы преподнесена сквозь призму двуликости: с точки зрения мисс Скитер и самой Дж. К. Роулинг. И у каждой из них своя правда.

Нельзя уйти от своей судьбы, — другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий.

Фридрих Энгельс

Они сидели у старого камина, в котором плясали зеленые языки холодного пламени, в темном отсыревшем помещении пещеры, так похожей на тот кабинет, где проходили уроки зельеварения. Внутри камина виднелся большой котел с зельем, окутанным облаком золотистого пара. Рядом на столе стоял еще один котел, очевидно, с уже готовым волшебным снадобьем.

— Так, Лонгботтом, посмотрим, что у нас на сегодня.

Снейп внимательно вглядывался в пергамент, поданный ему Невиллом:

— Раздувающее зелье для второго курса и Зелье для улучшения памяти и умственных способностей для пятого курса[1]. Отлично. — Он взял перо, сделал несколько пометок в старинных фолиантах и отдал книги Невиллу со словами: — Замените подчеркнутые мною ингредиенты. Добавьте жабьи глаза вместо сушеной крапивы в указанных мною пропорциях в первое зелье и крылышки новорожденной бабочки вместо гусеничных лапок во второе.

— Хорошо, профессор, — ответил Невилл, покорно забрав учебники.

— В следующий раз принесите мне списки волшебных снадобий, выдвигаемых в этом году в экзаменационных требованиях Министерства для СОВ и для ЖАБА. Я внесу в ваши книги необходимые поправки и прослежу за тем, чтобы вы сами попробовали сварить здесь все эти зелья по новым рецептам.

Невилл согласно кивнул.

— Могу я что-нибудь сделать для вас, профессор? — тихо спросил он.

— Нет, на сегодня вы мне не понадобитесь. Можете идти. Жду вас завтра в обычное время.

Невилл снова коротко кивнул:

— Что ж, тогда до завтра, профессор.

Он направился к выходу и через несколько мгновений скрылся из виду. Почти сразу же после этого послышался легкий хлопок, возвещающий о том, что он успешно аппарировал.

* * *

Оставшись один, Снейп неторопливым шагом направился к каминной полке и снял оттуда прозрачный сосуд. Омут памяти его собственноручного изготовления. Долгие годы он трудился над тем, чтобы сделать такую уникальную вещь, единственный аналог которой (только сделанный не из уникального вида стекла, а из камня) стоял в кабинете директора Хогвартса, и вот наконец эта трудоемкая работа была успешно завершена.

Снейп поставил на стол сосуд, в котором всевозможными цветами искрилась жидкость. До сих пор этот сосуд был девственно чист — он не содержал в себе ни одного воспоминания. Теперь настало время нарушить эту нетронутую первозданность и впустить в него мысли, так давно и так мучительно одолевавшие несчастного мастера зельеварения.

Очень медленным движением Снейп погрузил руку во внутренний карман мантии и вытащил оттуда волшебную палочку.

Все так же неторопливо профессор коснулся кончиком палочки своего виска и отдернул руку, вытянув наружу прилипшую к палочке длинную серебристую нить. Он опустил воспоминание в искрившуюся жидкость в сосуде и снова приставил палочку к виску.

Проделав эту процедуру несколько раз, Снейп сунул руку под мантию и извлек из внутреннего кармана небольшую пустую склянку. Он в последний раз медленно коснулся своего виска волшебной палочкой. Несколько мгновений спустя на кончике палочки снова повисла серебряная нить. Самое постыдное, самое омерзительное и самое страшное воспоминание, от которого Северус Снейп стремился избавиться всю свою жизнь. Отделив эту ненавистную мысль от своей головы, профессор опустил ее в приготовленную емкость, где она немедленно свернулась витками, а затем расширилась и улеглась, взвихрившись, словно газ. Снейп плотно закрыл крышкой пузырек и поставил его в небольшую нишу над камином, завесив ее черной тканью.

Затем он снова вернулся к столу и, сделав глубокий вдох, погрузил голову в Омут памяти, где уже вовсю кружились серебристо-белым водоворотом воспоминания. Снейп почти с наслаждением подумал, что он окунется в те призрачные сферы своего сознания, которые были неведомы никому, кроме него самого. Конечно, кое-что успел увидеть Поттер — что-то — по инициативе Снейпа, а что-то исключительно по зову наглой бесцеремонности самого Поттера. Гарри Поттер даже получил доступ тому сокровенному, что Северус Снейп, будучи в здравом уме и твердой памяти, не открыл бы ему ни за что на свете. Светлые воспоминания о Лили были лишь его, Северуса, достоянием, и только крайние обстоятельства могли заставить его поделиться ими с мальчишкой Поттером. Отрадным утешением для Снейпа, выпотрошившего свою душу, вывернувшего ее наизнанку перед лицом неотвратимой неизбежности, служило лишь то благословенное обстоятельство, что это было далеко не все. Главные сокровища Северуса по-прежнему оставались при нем. Такие воспоминания принадлежали только ему самому — они были как бы его святая святых, и он ревностно охранял их от любых возможных посягательств кого бы то ни было из внешнего мира. Северус бережно, по крупицам копил их в своем сознании и не допускал к ним никого — даже вездесущего Темного Лорда.

Он давно ждал момента, когда сможет окунуться в прошлое и, возможно, получит шанс что-то переосмыслить, ибо, овладев в совершенстве легилименцией, он обрел способность не только проникать в сознание других людей, но и безошибочно ощущать их эмоции. Теперь он сможет отслеживать каждое переживание тех, кого увидит в Омуте памяти.

* * *

Пролетев сквозь тьму, Снейп приземлился неподалеку от того места, где под раскидистым буком на берегу озера сидел худенький парнишка лет пятнадцати с сальными черными до плеч волосами, такими же черными проницательными глазами и крючковатым носом, резко выделяющимся на его бледном лице. Возле него уютно расположилась стройная рыжеволосая девушка того же возраста, которая глядела на своего задумчивого спутника слегка раскосыми колдовскими ярко-зелеными глазами.

— Лили, я все осознал, — тихо, но твердо сказал парнишка. — Ты была права. Мальсибер, Эйвери, Макнейр, Малфой и другие — неподходящая для меня компания. Я больше не стану связываться с ними. Никогда.

Девушка широко улыбнулась:

— Я знала, что ты поймешь это, Сев, — сказала она. — Удивляюсь только, как ты вообще мог с ними дружить. Они сторонники Темной магии, они Пожиратели смерти. Ты ведь совсем не такой.

— Что ж, это верно, — согласился молодой человек, в котором Снейп, воспользовавшийся Омутом памяти, разумеется, узнал себя, каким он был в подростковом возрасте (взрослый Снейп продолжал молча наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой). — Я только хотел научиться защищать себя, чтобы этот Поттер и его дружки перестали наконец меня задирать.

Это была правда, но лишь отчасти. На самом деле было время, когда Северус Снейп действительно всерьез увлекался Темными искусствами, но коль скоро эта склонность не устраивала Лили Эванс, он готов был отказаться от этого увлечения. Он уже давно знал, что ради этой девушки он сделает все что угодно, поступится любыми своими склонностями и желаниями. Однако дело было не только в его увлечении, которое уже предстало Северусу совсем в ином свете, как только он осознал, в чем состоит деятельность Темного Лорда и Пожирателей смерти. Было и кое-что еще, что упорно продолжало держать его в обществе приспешников Темного Лорда и даже заставило ближе сойтись с теми, кто представлял собой так называемую элиту Пожирателей смерти. Но в этом он не признается никому на свете и прежде всего — этой милой и светлой девушке.

— Да и к тому же… — продолжал он, стараясь все-таки быть как можно более искренним со своей очаровательной спутницей, — у меня никогда не было настоящих друзей… кроме тебя. Благодаря Поттеру, Блэку, Люпину и их прихвостню Петтигрю я был вечной мишенью для насмешек и издевательств у всего Хогвартса. Они же всеобщие любимцы и всегда руководят мнением других.

— Только не моим, — живо отозвалась Лили. — Я думаю о людях только то, что вижу сама, и никто не может влиять на мое мнение.

— И на мое тоже, — твердо сказал Снейп.

Он немного помолчал, а затем добавил:

— Эйвери, Мальсибер, Малфой и их приспешники все время пытаются склонить меня к тому, чтобы я прошел обряд посвящения. Чтобы стал настоящим Пожирателем смерти. Говорят, что я трус, раз до сих пор не сделал этого.

— Нет, — возразила Лили и снова мягко улыбнулась. — Наоборот. Ты очень смелый, если можешь противостоять этим… Я не могу подобрать подходящего слова, чтобы выразить всю свою ненависть к ним. Пожиратели смерти — только так их можно назвать. Знаешь, как они обзывают таких как я — рожденных в семьях магглов? Они называют нас грязнокровками.

Снейп молча смотрел в ее зеленые глаза.

— Откуда… Как ты узнала? — наконец спросил он, понизив голос. Снейп, конечно, был прекрасно знаком с этим скверным словечком, часто употребляемым представителями компании, в которой он вращался в последнее время. Да что греха таить — он и сам активно использовал это низкое ругательство в отношении людей, единственная провинность которых состояла в том, что их родители не являлись чистокровными волшебниками. Он был не в восторге от того, что приходится подстраиваться под своих приятелей и перенимать их дурной лексикон, но в противном случае он стал бы изгоем в том единственном обществе, которое приняло его как своего и в котором он, собственно, и чувствовал себя своим… До определенного момента… Но… чтобы об этом каким бы то ни было образом проведала Лили… Такая милая, добрая и открытая девушка, происходившая из обыкновенной семьи, где кроме нее не было ни одного волшебника или волшебницы, а потому всей душой сочувствовавшая себе подобным… Этого он нипочем не желал.

— Я слышала, как твой дружок Эйвери распекал одного второкурсника, не поскупившись на самые подлые оскорбления, особо подчеркнув, что, когда к власти придет Темный Лорд и установит новый режим, грязнокровкам укажут наконец их место в магическом мире.

Она отвела взгляд, но затем снова серьезно посмотрела на своего спутника и робко спросила:

— Ты же никогда не скажешь так обо мне, верно, Сев? Ты не против того, чтобы дружить со мной и не относишься предвзято ко всем другим, кто родился в таких семьях?

— Нет, — тихо, но твердо ответил Снейп. — Нет, конечно… Я ведь и сам наполовину такой. Ты знаешь. Моя мать колдунья, а отец маггл… Тобиас Снейп. Он не обрадовался, когда узнал, что женился на ведьме; он вообще мало чему радуется и мало к кому питает привязанность. Ты же помнишь, я рассказывал тебе о постоянных ссорах своих родителей… Я, как и ты, рос среди магглов… Да и в конце концов, разве это так важно? Важно, кем станешь ты сам.

На какое-то время повисла мертвая тишина. Парень и девушка смотрели друг на друга. Их взгляды сияли.

— Знаешь… — чуть слышно проговорила Лили. — Ты мне очень нравишься, Северус.

Широкая, счастливая улыбка озарила худое и бледное лицо парня. Он быстро достал из кармана, вшитого с внутренней стороны рукава мантии, волшебную палочку и, взмахнув ею, громко и радостно выкрикнул:

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Из кончика его палочки тут же вырвалась серебряная лань и стремительно понеслась по направлению к озеру.

— Лань! — поразилась Лили. — Но это же мой Патронус! Мой! Я где-то читала об этом… Об одинаковых Патронусах. Это явление крайне редкое… Почти невероятное… Такое бывает разве что один раз на многие миллионы… Так значит… — прошептала она потрясенно. — Значит, ты… меня… — она запнулась, и ее щеки залил нежный румянец.

— Да… — просто, без тени наигранности ответил Снейп. — Это ведь не секрет для тебя, Лили. Так было и так будет.

И мысленно прибавил:

«Всегда».

Северусу не хотелось говорить этого вслух. Это был первый и единственный раз, когда он позволил себе в разговоре с той, что занимала все его мысли, подобный прозрачный намек.

Да и разве любовь нуждается в словах? Что толку в высокопарных признаниях и клятвах? Любовь — это сокровище души и руководство ко всем поступкам. Человек может совершить ошибку, но настоящая любовь, как путеводная звезда, выведет его из любой трясины и направит на верный путь. Во всем мире нет и не будет того, на что он не согласится во имя своей любви к Ней.

Он любил ее всегда. С того момента, когда впервые увидел ее знойным летним днем четыре года назад на детской площадке в Коукворте — небольшом провинциальном городке, расположенном недалеко от побережья Англии, где стояли ее и его дома. Ее семья жила в достатке, тогда как невзрачный домик его родителей ютился в нищенском квартале на улице с красноречивым названием Паучий тупик.

Если между двумя людьми, которые по иронии судьбы стали родителями Северуса, и было когда-то некое подобие взаимной привязанности, в чем сам он сильно сомневался, то со временем оно исчезло без следа, оставив лишь горечь разочарования. Постоянные ссоры и скандалы мистера и миссис Снейп стали для них обычным времяпрепровождением. И на этом фоне его собственная молчаливая любовь к Лили казалась благословением свыше. Да она и была таким благословением, ибо это чувство для Северуса заключало в себе самое мироздание. Оно было его тайным сокровищем, его алтарем, его жертвенной чашей, на которой он навеки оставил свое сердце. Он никогда не был приверженцем каких-либо религиозных убеждений (да в мире волшебников и нет религии), но его любовь была олицетворением его собственной веры — веры высокого порядка, даже более прочной и совершенной, чем любая магия. Северус Снейп впервые почувствовал в себе дыхание настоящей жизни лишь в тот момент, когда увидел раскачивающуюся на качелях маленькую рыжеволосую колдунью, покорившую его с первого взгляда и навсегда.

Лили безмятежно улыбнулась. Похоже, она не восприняла его слов всерьез. По крайней мере, это произошло не сразу. Можно было не сомневаться, что любая другая девица, услышав признание в любви, пусть и мимолетное, высказанное лишь полунамеком, проявила бы свойственное подавляющему большинству молодых леди жеманство. Любая — но только не Лили Эванс. Эта девушка пленяла своей простотой и естественностью. Совершенное отсутствие жеманства и спеси было одним из тех проявлений натуры мисс Эванс, каковые делали ее самой милой и привлекательной в глазах ее юного друга. И все же Лили была явно под впечатлением. Она не могла отвести завороженного взора от восхитительного животного, словно сотканного из серебристой паутины. Потребовалось определенное усилие, прежде чем мисс Эванс овладела собой и снова повернулась к своему спутнику. Ее лицо запылало от волнения.

— Ты… Ты впервые сделал это? — спросила она, глядя на него в нерешительности, почти в смятении. — Это был твой первый Патронус?

Юноша глядел на нее во все глаза, в которых отразилась непередаваемая радость — такая светлая и беспредельная, какую нельзя было спутать ни с чем.

Лили была поражена. Она достаточно хорошо знала своего друга, чтобы у нее возникли хоть какие-то сомнения в его магических способностях. Северусу всегда легко давались любые даже самые сложные заклинания. Более того, она подозревала, что он сам способен творить сильнейшую магию, которая была неведома никому другому. И почему-то нисколько не сомневалась в том, что Северус научился вызывать Патронуса задолго до того, как это умение пришло к ней самой.

— Удивлена? — тихо спросил Снейп.

Лили неопределенно кивнула.

— Я и сам был поражен, если честно, — признался Северус. — Патронус был одним из немногих заклинаний, которые мне никак не давались. Я говорю так не оттого, что кичусь своими колдовскими умениями. Ты знаешь, что мне не свойственно бахвальство. Но с другой стороны, я догадываюсь, что не лишен определенных способностей, и потому долго не мог понять…

Лили вскинула голову, не сдержав улыбки.

Снейп заглянул прямо в ее глаза, долго всматривался в их изумрудную бездонность, а затем серьезно проговорил:

— Я знаю, о чем ты подумала. Я просто хочу быть правдивым хотя бы с самим собой и с тобой, Лили. К чему притворство и ложная скромность? Да, я признаю, что обладаю некоторыми способностями в области магии — может быть, даже в большей мере, чем другие наши сокурсники. Другой вопрос, чего стоят эти способности и в какое русло они направлены.

— Надеюсь, ты сумеешь направить их в нужное русло, — просто ответила Лили.

— Я начал говорить вовсе не о том, Лили, — Снейп прищурился. — Я думаю о самом Патронусе, об этой совершенно особой светлой магической сущности. Мне приходилось долго размышлять о причине, по которой мне никак не удавалось вызвать его. Я полагал, что моя душа настолько погрязла во мраке, что отыскать в ней свет и наделить этот свет магической силой, проливающейся из палочки в виде Патронуса, мне неподвластно. Но теперь я вижу, что ошибался. Это умение все же пришло ко мне. Пусть это произошло позже, чем у других — не важно. Главное — оно пришло, а значит, и в моей душе есть свет. И он проснулся благодаря тебе, Лили! — лицо Снейпа вновь озарила открытая лучезарная улыбка. — Ты понимаешь это? Именно ты разбудила его!

Лили была озадачена. Стараясь скрыть это за видимой беспечностью, она присела на корточки и сорвала душистый полевой цветок, укрытый чахлой травинкой. Она долго боролась с собой, боясь показаться бестактной, но в конце концов все же подняла на своего спутника робкий взор зеленых глаз и спросила:

— Неужели… неужели до этого у тебя ничего не получалось с Патронусом? Совсем ничего?

Зная нелегкий характер Северуса, Лили ожидала вспышки — ее друг мог поставить на место кого угодно, если бы захотел. Однако, похоже, он ничуть не обиделся на ее вопрос. Его губы даже тронула легкая улыбка, в которой отражалась некая потаенная печаль. Он покачал головой и ответил:

— Ни одной искры… Ни единого облачка… Ничего…

— Но это означает, что до сегодняшнего дня у тебя не нашлось ни одного яркого воспоминания, которое ты мог бы назвать счастливым! — Лили смотрела на него с пониманием и чем-то, похожим на сочувствие. — Неужели в твоей жизни не было ничего светлого и отрадного, о чем можно было бы подумать и сконцентрировать на этом свою волю, чтобы вызвать Патронуса?

Снейп пожал плечами и ответил:

— По-видимому, нет. Но теперь это не имеет значения, разве не так?

Действительно, жизнь выходца из бедняцкого провинциального квартала не была богата событиями. Он с раннего детства привык к постоянным насмешкам сверстников, которых не устраивало в нем буквально все — от старой поношенной одежды и нездоровой худобы до его манеры держаться независимо и обособленно. Жизнь в убогой лачуге с неизменно пьяным отцом, чьими любимыми развлечениями были сквернословие и рукоприкладство и с вечно запуганной забитой матерью, которая, хотя и была, как подозревал Северус, одаренной волшебницей, боялась своего мужа-маггла, поскольку была зависима от него — была лишь жалким существованием. И только встреча с Лили Эванс изменила его восприятие мира. Но само это событие он отнюдь не считал светлым либо счастливым воспоминанием, ибо это было нечто большее. Эта встреча стала для него судьбоносной, и именно с нее началась его жизнь. Все, что было до этого, казалось ему чем-то далеким и иллюзорным. Но даже вспоминая об этом дне, о мгновении, когда он впервые увидел Ее, он никак не мог призвать ту светлую силу, которая явилась ему сейчас.

— Конечно! — услышал он радостный возглас Лили и поймал взглядом нежную улыбку, озарившую ее лицо. — Но тогда… — она на мгновение задумалась. — Тогда тем более удивительно, что у тебя с первой же попытки, когда заклинание все же сработало, вышел полноценный телесный Патронус! Это же очень непростая магия, Северус. Многим волшебникам и волшебницам за всю жизнь не удается прийти к тому, чтобы их Патронус обрел форму. У меня, к примеру, это получилось совсем недавно. До этого выходили лишь тоненькие серебристые струйки или в лучшем случае снопы искр и легкие облачка. Только каких-нибудь пару недель назад мой Патронус принял очертания лани. И я поразилась, когда увидела, что твой Патронус в точности повторяет по своей форме тот, что появился у меня.

— Правда? — во взгляде Снейпа читалось изумление. Затем его лицо приобрело обычное серьезное выражение, и он проговорил: — Значит, так было суждено, чтобы я дождался тебя… А что касается счастливых воспоминаний… Вероятно, в моем случае требовалось нечто иное… некая живая эмоция… настолько сильная и яркая, чтобы ей оказалось подвластно пробудить в моей душе и вызвать к жизни эту светлую магическую сущность[2].

Лили продолжала глядеть на него; в ее изумрудных глазах отражалась неизбывная нежность.

— Спасибо тебе, Лили, — тихо, но очень серьезно сказал Снейп. — Ты даже не представляешь, что ты сделала для меня сейчас.

Больше он ничего говорить не стал. Он и так поведал ей слишком многое.

Северус не любил всякого рода сентиментальностей и пустых, ничего не стоящих фраз. Но то, что случилось в этот день — день, который можно было назвать счастливейшим в его жизни — разве это не лучшее проявление того, что творилось теперь у него в душе? Этот Патронус должен был открыть той, которая вызвала к жизни лучшие чувства его создателя, несравненно больше, нежели любые пылкие заверения.

— Я нисколько не сомневалась в том, что твоя душа наделена светом. И я бесконечно рада, если сумела помочь тебе его отыскать, — тихий девичий голос внезапно вырвал парня из его грез.

Северус ничего не ответил. Он снова поднял волшебную палочку и, осторожно коснувшись ею пышной копны волос своей спутницы, мягко провел по ним.

— Ты позволишь?

Она поняла, что он хочет сделать, и не отстранилась.

Снейп произнес заклинание, и изящный рыжий локон тут же отделился от головы его юной подруги и оказался в его руках.

— Не возражаешь, если я возьму его себе? — спросил Снейп. — Он будет со мной всегда как знак того, что сегодня произошло.

Лили кивнула, говоря тем самым, что она не возражает, и подставила солнцу счастливое смеющееся лицо.

— Я тоже хотел бы кое-что тебе подарить, — сказал Снейп. Он направил свою волшебную палочку на стоящий поблизости рюкзак и произнес заклинание Манящих чар. Рюкзак тут же раскрылся, и из него вылетел и поплыл по воздуху прямо в руки юноши старый потрепанный учебник, на корешке которого значилось: «Расширенный курс зельеварения», «для шестого курса», и стояло имя автора: Либациус Бораго.

— Эта книга хранилась в нашей семье уже много лет. По ней занималась еще моя мать. Она передала ее мне в собственность, чтобы я мог заранее готовиться к шестому курсу. Не смотри, что она такая старая и потертая, — смущенно добавил Северус. — Думаю, ты найдешь в ней массу вещей, которые тебе пригодятся в следующем учебном году.

— Но ведь это семейная реликвия! — растроганно произнесла Лили. — Прости, но я не вправе ее забрать.

— Я хочу, чтобы теперь она была у тебя, — не терпящим возражения голосом проговорил Снейп. — Отныне и навсегда. Прошу тебя, открой ее и взгляни на то, что в ней содержится.

Лили послушалась и раскрыла учебник. На внутренней стороне обложки мелким убористым почерком было выведено:

«Эта книга является собственностью Принца-полукровки»[3].

— Как странно… — задумчиво проговорила она. — Принц-полукровка… Это ведь ты ее подписал? Но почему Принц? У тебя в роду был кто-то королевской крови?

— Да нет же, — улыбнувшись сказал Снейп. — Принц — это фамилия моей матери. А зовут ее Эйлин. В годы своей учебы в Хогвартсе она была капитаном школьной команды по игре в плюй-камни.

— Да… понимаю… — несколько растерянно проговорила Лили. — Но почему Принц-полукровка?

— Ну просто, — замялся Снейп, — я придумал себе такое прозвище и подписался им. Вот и все. Ты просмотри книгу дальше. — Он умолчал о том, что на выбор звучного имени, указанного на внутренней стороне обложки учебника, непосредственно повлияло его увлечение Темными искусствами и тот факт, что он вращался в соответствующих кругах; Северус пожалел, что успел сделать на книге надпись, которая могла невольно обидеть его подругу.

Лили пролистала страницы учебника и обнаружила, что все они вдоль и поперек исписаны чернилами от руки, причем буквы выведены, несомненно, тем же почерком, что и подпись внутри обложки. Многие рекомендации к составлению зелий в оригинальном тексте Либациуса Бораго были нещадно вычеркнуты, а поверх них рукою Снейпа подписаны другие указания, которые, очевидно, он считал более правильными в руководстве по зельеварению. Кроме того, на полях учебника в ряде страниц также от руки были вписаны некоторые заклинания, которые ей были неизвестны.

— Но зачем?! — гневно воскликнула она. — Зачем ты испортил учебник, Северус? Это же семейная реликвия! Памятный дар от твоей матери!

— Мне так было удобнее, — просто ответил Снейп. — Я спрашивал мать, позволит ли она мне делать в книге пометки для себя, и она не возражала. Прошу тебя, возьми, ее, Лили. Если ты откинешь свою гордость и будешь следовать тем рекомендациям, которые я оставил, ты вскоре станешь подлинной мастерицей в приготовлении сложнейших зелий. Попадешь в любимые ученицы профессора Слагхорна. Не будет никого, кто сравнялся бы с тобой в искусстве зельеварения.

— Но я не желаю принимать ничьей помощи! — возмутилась Лили. — Я всегда предпочитала делать все сама. Сама, без чужих подсказок!

Снейп недовольно нахмурил взор и произнес:

— Разве мы с тобой чужие?

Сказано это было очень тихим и ровным голосом, но взгляд Лили мгновенно потеплел.

— Но как же ты? — спросила она. — Ты останешься без учебника?

Снейп понял, что она уже готова согласиться, и его лицо снова озарила широкая радостная улыбка.

— Обо мне не беспокойся, Лили, — ответил он. — Мать купит мне новый учебник. А если это будет ей не по карману, попрошу профессора Слагхорна одолжить мне на время один из запасных учебников, хранящихся у него в кабинете. В любом случае мне от учебника мало проку. Я знаю все, что там написано, назубок. А вот тебе, надеюсь, он поможет. Я предлагаю его тебе от чистого сердца. Я хочу, чтобы ты знала обо всех секретах, известных мне, а эта книга раскрывает многие из них. Ты согласна забрать ее, Лили? — он посмотрел на нее долгим испытывающим взором.

И девушка утвердительно кивнула.

— У меня к тебе только одна просьба, — сказал Снейп, очень серьезно взглянув прямо в ярко-зеленые глаза своей спутницы. — В книге я записал некоторые заклинания… не совсем обычного свойства. Они могут пригодиться только на крайний случай. Я сам придумал их, но гордиться здесь нечем. Я прошу тебя никогда их не применять. И никогда никому о них не рассказывать. Никому, ни под каким предлогом. Ты мне обещаешь?

И Лили снова согласно кивнула.

* * *

Картина исчезла, и сцена переменилась. Теперь Снейп увидел себя, сидящим неподалеку от того же букового дерева, когда он вышел подышать воздухом после экзамена СОВ по защите от Темных искусств. Рядом под буком расположилась веселая компания неразлучных друзей: Джеймс Поттер, Сириус Блэк, Ремус Люпин и Питер Петтигрю, очевидно, тоже решили прогуляться в этот приятный летний денек. Снейп издали пересматривал ненавистную ему сцену, когда его злейший враг Джеймс Поттер со своим лучшим дружком Сириусом Блэком всячески старались отыграться на нем, пытаясь развеять скуку.

Северус знал, чем обычно заканчивались подобные стычки, и потому почти не пытался защититься. Двое против одного, к тому же с поддержкой еще пары закадычных друзей Поттера, которые предпочли пока что занять наблюдательную позицию, но в любой момент могли прийти на помощь приятелям — такой расклад был по меньшей мере нечестным. Но Снейп держался до последнего. Будучи мгновенно обезоруженным ненавистным Поттером, Северус позволил врагам всячески измываться над собой и применять неэтичные заклинания, обороняясь лишь словесно, хотя к тому времени уже знал множество невербальных заклятий, которые позволили бы ему вновь завладеть волшебной палочкой и достойно отбиваться. Одно из таких заклятий он применил к Поттеру лишь тогда, когда тот зашел уже слишком далеко. Северус знал, что это заклинание, не раз проверенное им на самом себе, заведомо безопасно: оно рассекает кожу противника, оставляя глубокий порез, но в то же время уберегает потенциальную жертву от избыточной потери крови и обладает эффектом быстрой регенерации поврежденных тканей.

В ответ Поттер, желая потешиться над ним всласть, навел на него волшебную палочку, и Снейп завис в воздухе вверх ногами, выставив на всеобщее обозрение серые от грязи подштанники. Невербальное заклинание Левикорпус! — тут же сообразил возмущенный Снейп. — Заклинание, придуманное им самим, которое должно было быть известно лишь ему одному! Одному ли? — страшная мысль пронзила Снейпа: — Ведь об этом заклинании, так же, как и о некоторых других его изобретениях, теперь знала Лили. Он просил… просил ее никому об этом не рассказывать. Неужели она пренебрегла его просьбой? Предала его… выдала все то сокровенное, что произошло между ними в тот день, Поттеру и его дружкам? Сколько еще людей знают об этом? А о других заклинаниях, вписанных им на полях учебника? Хорошо еще, что Поттеру не пришло в голову использовать вместо Левикорпуса заклинание Сектумсемпра, также придуманное Снейпом и записанное в учебнике с пометкой «от врагов», но еще ни разу им не опробованное! В противном случае тот, кто подвергся его действию, мог бы до конца своих дней остаться инвалидом, лишенным какой-либо части тела, а то и вовсе погибнуть от стремительной потери крови. — Снейпа раздирало негодование. А Лили в эту самую минуту стояла рядом и как ни в чем не бывало заступалась за него перед Поттером и его компанией.

Джеймс Поттер произнес контрзаклинание (Либеракорпус), и Снейп упал на землю как тряпичная кукла.

«Тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус…»[4] — слышать такое из уст ненавистного Поттера, да еще в присутствии Лили… Лили, которую он всем сердцем боготворил и которая оказалась подлой предательницей — Снейп никогда еще не испытывал большего унижения. И неужели она видит в нем слабака, норовившего спрятаться за женскую юбку и с радостью принимающего ее заступничество? Вот, оказывается, каково ее подлинное отношение к нему! Она считает его жалким ничтожеством, не способным за себя постоять, в то время как на самом деле он всегда гордился своей самостоятельностью и независимостью. Он скорее бы умер, чем позволил бы женщине носиться с ним как с малолетним ребенком и защищать от врагов. Хотя сам он был полукровкой, его железная выдержка, умение держаться с достоинством и владеть собой в любой ситуации, не полагаясь на чью бы то ни было благотворительность, были предметом невольного восхищения и зависти многих чистокровных волшебников. Краем глаза он заметил, что по лицу Лили скользнула едва уловимая тень улыбки. Так значит, она считает его смешным! Ярость, ослепившая его, перешла все мыслимые границы. И тогда с его языка сорвалась та роковая фраза, за которую он впоследствии расплачивался всю свою жизнь:

«Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок!»

Он видел, как она вздрогнула от неожиданного оскорбления, но почти сразу же овладела собой и произнесла слова, растоптавшие его окончательно:

«Что ж, прекрасно. В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоем месте я бы постирала подштанники, Нюниус».

Но несносному Поттеру и этого оказалось мало. Едва Лили, которую, очевидно, душила глубокая обида, почти убежала прочь и скрылась в отдалении, как заводила Мародеров (так тайком именовали себя представители компании Джеймса Поттера), недолго думая, снова подвесил Северуса в воздухе вверх ногами, не мудрствуя лукаво, применив все тот же злополучный Левикорпус. И словно для Снейпа и без того было недостаточно унижения, Джеймс Поттер внес эффектный заключительный штрих — забыв обо всех этических нормах, позволил себе весьма… экстравагантную выходку с подштанниками «Нюнчика» на глазах у всей честной мародерской компании, а также — у мгновенно собравшейся насладиться столь… многообещающим зрелищем толпы других студентов Хогвартса. (Да уж… Воистину, некоторым — кхм… — пикантным подробностям лучше оставаться «за кадром»).

Для Снейпа это стало последней каплей. Такого неслыханного надругательства над человеческим достоинством невозможно забыть — и тем более — простить всю оставшуюся жизнь. Но это в его положении было еще не самым худшим. По-настоящему мерзким и поганым было сознание того, что Северус сам заслужил свое наказание в полной мере, ибо позволил себе так жестоко обидеть единственную девушку, которую он по-прежнему — несмотря ни на что — горячо и преданно любил.

Очевидно, на сей раз Поттер мстил за нее — а значит, Снейп, какая бы черная ненависть к своему беспощадному мучителю его не обуревала, был просто обязан покорно перенести все изощренные выходки своего заклятого врага. Ничего хуже полнейшего осознания собственного недостойного поведения по отношению к Лили для Северуса быть уже не могло.

* * *

Картина снова переменилась. Снейп и Лили стояли возле портрета Полной Дамы перед входом в башню Гриффиндора. Ярость и негодование душили Северуса; обида пробирала сознание со страшной силой. И все-таки он просил прощения. Он умолял ее простить его, впервые в своей жизни отринув всю свою гордость и встав на колени. Он провел бы возле башни Гриффиндора всю ночь, если бы это потребовалось, только бы она выслушала его, только бы простила это страшное оскорбление. Чувство вины пересиливало даже негодование, ярость и обиду. Ведь жившая в нем любовь к этой девушке никуда не делась. Это светлое пылкое чувство, навеки поселившееся в его сердце, не могло сокрушить ничто — даже ее предательство. Но она не простила.

Возможно, Лили было бы проще пересилить свои эмоции, если бы этот юноша меньше для нее значил. Но поскольку за все время их знакомства Северус уже успел стать для нее кем-то несравненно большим, чем просто друг, ее буквально душила горькая обида, которую она была не в силах вырвать из своего сердца. Лили не сомневалась в том, что теперь Северус потерян для нее навсегда, и от этого она чувствовала такую жгучую боль и опустошенность, что ей хотелось лишь одного — умереть. А раз уж это не представлялось возможным — что ж. Ей придется забыть Северуса. Эта задача казалась Лили непосильной, но если она проявит слабость сейчас, если останется подле него чуть дольше, то, вероятно, уже не сможет сопротивляться своим чувствам и позволит себе растоптать собственную гордость. Она отвернулась от Северуса и исчезла в ночи. Исчезла навсегда, оставив его наедине со своим невыразимым горем и отчаянием.

В душе Снейпа осталась лишь зловещая пустота, которая ширилась и разрасталась с каждым мгновением. Пустота и беспредельный мрак, потому, что, как казалось ему самому, в нем словно бы умерло что-то светлое — то, ради чего стоило жить и за что бороться. Тот незримый луч, который он извлек из недр своего сознания вместе со своим первым Патронусом.

У него был шанс на жизнь, наполненную смыслом и светом. Но то, что он сделал сегодня — непростительная обида, которую он нанес той единственной, что навеки поселилась в его сердце, уничтожила все его наилучшие устремления.

Северус Снейп относился к категории тех людей, которые никогда и не в чем не делают себе скидок, не позволяют себе малейших проявлений слабости и не ищут оправданий. Вот и теперь он твердо постановил для себя, что непременно накажет себя за боль, причиненную этой милой хрупкой девушке. Заставит себя заплатить сполна за такое кощунственное оскорбление самого дорогого для него человека. Он подвергнет себя самой страшной пытке, которую он мог себе вообразить: заставит себя отгородиться от всего, что связано с Нею, отрежет себя от всего доброго и светлого в этом мире, ибо этот свет и эта доброта — есть та великая суть, что составляют основу Ее натуры.

Только теперь, когда Северус мчался прочь от гриффиндорской гостиной, он осознал то, что раньше было скрыто за ширмой его собственного эгоизма и ревности, которая поднималась в нем всякий раз, как он поддавался размышлениям о Лили и Джеймсе Поттере (для Снейпа было очевидным, что Лили нравилась Поттеру уже давно, и все его кривляния и ухищрения имели перед собой весьма прозрачную цель: понравиться ей). Как он мог подумать, что она была способна на предательство? Безумие и наваждение, накрывшее его с головой, затмило ему глаза. Та нежнейшая Лилия, которую он хранил в своем сердце, была воплощением света и чистоты. Он же оказался недостойным соприкоснуться с этим небесным созданием. Даже если она когда-нибудь и простит нанесенную им немыслимую обиду, сам он не простит себе этого никогда.

Он знал, что, оскорбив свою любимую, потерял ее навсегда, а все остальное не имело для него значения.

Теперь у него только одна дорога.

Он уйдет туда, откуда пришел.

Во тьму…

[1] Зелье для улучшения памяти и умственных способностей не упоминается в каноне и является специфическим изобретением автора настоящего сиквела (© Екатерина М.).

[2] Автор настоящего сиквела выбрал нетрадиционный и не прописанный в каноне способ появления первого Патронуса у Северуса Снейпа, что представляется вполне логичным, поскольку и сам Патронус данного персонажа Поттерианы является особенным.

[3] © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Принц-полукровка».

[4] Здесь и далее © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Орден Феникса».

И снова все замелькало и понеслось, заискрившись в радужном водовороте. Прошло достаточно много времени, прежде чем Снейп увидел следующую картину.

Начало седьмого курса.

Он сидел на берегу озера, уткнувшись лицом в колени, и плечи его содрогались от безудержных беззвучных рыданий.

Теперь уже действительно все было кончено. Северус сделал то, что навсегда отделило его от прошлой жизни и от всего, что было связано с этой жизнью. И прежде всего — от Лили Эванс. Одним махом отрезал все пути к возвращению назад.

Несмотря ни на что, он решился на это не сразу. Прошло больше года после той злополучной сцены у озера. Северус словно хотел дать себе шанс все исправить, но понял, в конце концов, что он лишился этого права.

За это время в его жизни многое изменилось. Он успел похоронить своих родителей и испить до дна горечь одиночества и тоски.

Стоя над застывшим в вечной неподвижности телом матери, Северус словно бы навсегда прощался со своей юностью, расставался с ее последними иллюзиями.

Мать была для него не только женщиной, подарившей ему жизнь, но и единственным человеком, кто понимал его без слов, с естественной легкостью, непринужденностью и нежной улыбкой на лице сносил все причуды его характера и поддерживал его даже в те минуты, когда ему казалось, что от него отвернулся весь мир.

В детстве мама была для него тем светлым лучиком, который протянулся к нему из непостижимого и пленительного волшебного мира. Она рассказывала ему потрясающие по своей красоте истории о Хогвартсе и его обитателях, заставляющие маленького Северуса восторженно задерживать дыхание и раз за разом погружающие его в чарующую негу восхитительной сказки, которая вот-вот должна была воплотиться в жизнь.

Жадно вслушиваясь в нежный словно мелодичный колокольчик голос мамы, Северус забывал обо всем на свете — о противно храпевшем в соседней комнате пьяном отце, о зиявших на мамином теле синяках и ссадинах, которые та стыдливо прикрывала от сына, о вынужденном прозябании в этих ненавистных маггловских трущобах…

А еще мама, пожалуй, слишком его опекала. Так было всегда — с тех пор как Северус себя помнил. Даже во время прогулок Эйлин Принц, ставшая миссис Снейп, неизменно старалась держать сына за руку, словно боясь отпустить его, потерять свое самое дорогое сокровище. Северуса подобное обращение жутко раздражало, он хотел быть самостоятельным, хотел глотнуть настоящей свободы. Как теперь он жалел об этом! Как мечтал, чтобы мамины теплые пальцы вновь стиснули его запястье как можно крепче — и уже не отпускали его никогда! Задыхаясь от стремительно накрывшей его тоски и безысходности, он присел на корточки возле маминой кровати и судорожно сжал в своих дрожащих ладонях холодную тонкую кисть.

Северус вспомнил, каким дивным восторгом исполнилось все его существо в тот благословенный день, когда он впервые встретил Лили. Мама тоже заметила это — да и как можно было не заметить его лучившегося неподдельным ликованием лица. Но расспрашивать ни о чем не стала, лишь печально и нежно поглядела на него и ушла в свою комнату, словно почувствовав, что стала лишней, что с этого дня сердце ее сына занято кем-то другим.

Она ошиблась. Несмотря на вспыхнувшее в своем заветном алтаре горячее чувство к Лили, любовь Северуса к матери никуда не делась. Но знала ли об этом та, что лежала теперь перед ним неподвижно и строго, словно застывшее изваяние, с поникшим бледным лицом, обрамленным слегка посеребренными сединою черными волосами, та, что подарила ему эту жизнь и открыла перед ним восхитительный мир магии?

Северус искренне надеялся, что знала. О Мерлин, как же это больно! Ему хотелось кричать, крушить все, что попадется под руку, разнести эту убогую лачугу ко всем мордредовым чертям, но он не мог сдвинуться с места и не мог выдавить из себя ни звука. Хотелось зарыться головой в окоченевшее мамино плечо и плакать, плакать навзрыд, но глаза его оставались сухими.

Когда-то он думал, что ненавидит своего отца, методично и безжалостно отравлявшего им с матерью существование, но, когда он увидел Тобиаса Снейпа на смертном одре, весь накопившийся за долгие годы негатив исчез без следа — осталась лишь горечь — несбывшаяся мечта о крепкой и дружной семье.

Но теперь, когда он потерял последнего родного и действительно дорогого ему человека — маму — он изведал вкус настоящего горя во всей его неотвратимой полноте и безысходности, опустился в самые глубокие пучины отчаяния.

Как ему хотелось, чтобы Лили в эти страшные мгновения оказалась рядом с ним! Не для того, чтобы поддержать его, разделить его боль, а просто рядом… как друг… как человек… Но это было эфемерной, недостижимой мечтой, столь же далекой от действительности с ее окружающей мертвой пустотой, заплесневевшими остатками чая в кружке и стремительно распространявшимся по дому запахом разложения, сколь восхитительный Патронус Северуса был далек от его заиндевевшей в беспросветном мраке души.

В одночасье осиротевший, предоставленный теперь исключительно самому себе, Северус словно бесплотная тень слонялся по опустевшему дому и напряженно вглядывался в окна, ожидая, что ему еще выпадет счастье увидеть хотя бы издалека восхитительное создание с рыжими волосами и миндалевидными зелеными глазами. Теперь на этом свете у него оставалось лишь единственное бесценное сокровище. Сокровище, которое он посмел осквернить своим грязным языком, и которое ему было необходимо беречь больше жизни…

…Когда пришло время возвращаться в Хогвартс на шестой курс, Северус сразу же почувствовал разительную перемену в отношении к себе со стороны своих сокурсников. Теперь уже даже большинство учеников факультета Слизерин избегали общения с ним, словно почувствовав в нем надтреснутость и отчужденность от всего мира.

Впрочем, никто больше не предпринимал попыток его поддеть или выставить на смех перед сокурсниками или учителями, как это бывало прежде. Он испытывал по этому поводу своеобразное мрачное удовлетворение. Теперь он уже не позволил бы себя унижать, и его рука не дрогнула бы, чтобы достойно ответить своим обидчикам, но ему не хотелось связываться ни с кем. Какой смысл в возможности наказать своих недругов, если он потерял Лили? Он нанес ей обиду, которая проложила между ними непроходимую пропасть. Он понимал, что должен теперь забыть о ней навсегда. Но, несмотря на все усилия вырвать из своего сердца ее образ, он продолжал любить ее и знал, что ему никуда не деться от этого чувства. Его любовь неподвластна Смерти и не покорится законам бытия. Она сильнее самой могущественной магии на свете.

Единственное, что он теперь мог себе позволить — это время от времени бросать на бывшую подругу полные сожаления короткие взгляды, и это болезненное самоистязание сделалось его скрытой натурой. Несмотря на губительную сущность подобного соблазна, Северус Снейп был не в силах ему противиться.

Он ожидал презрения и равнодушия, но видел в ее глазах лишь страдание, которое терзало его сердце хуже любой холодной надменности. Возможно, она даже была готова простить его, но он знал, что сам себя не простит никогда. Северус пробовал как-то отвлечься от этого безумного наваждения, загрузив себя работой, чтобы у него не оставалось ни одной свободной секунды на мысли о Ней. Днями и ночами он просиживал в библиотеке и в слизеринской гостиной за конспектами. И все равно любая мелочь вызывала в его памяти Ее образ.

Северус понимал, что должен был покончить с этим раз и навсегда. И теперь он решился на то, чтобы окончательно изменить свою жизнь. Когда-то у него имелись амбиции, он хотел проникнуть в тайны Темных искусств, хотел получить магическую силу, которая поставила бы его выше его недругов. Но, углубившись в свои мысли, осознал, что все эти устремления так же, как и все прочие его жизненные цели, были неразрывно связаны с Лили Эванс. Он хотел, чтобы она увидела и оценила его достижения и, кроме того — и это было основным его стремлением — сознательно и подсознательно искал любую возможность защитить ее — всегда и везде, как только возникнет такая необходимость. Только это имело для него значение — от всех своих иных желаний и амбиций он готов был отказаться ради нее. Он почувствовал эту готовность каждой клеточкой своего тела, и именно тогда в нем проснулась та благодатная светлая сила, которая воплотилась в его Патронусе — восхитительной серебряной лани, которая была олицетворением Ее чистой, не тронутой скверной души.

Со времени той злополучной ссоры Северус часто пробирался на поляну, раскинувшуюся возле школы, в ранние утренние часы, когда все его сокурсники мирно спали в своих задернутых пологами постелях, и там, оставаясь один на один с природой — единственной свидетельницей, которой он мог доверить свои секреты, снова и снова пытался вызвать Патронуса. Однако, к его величайшей досаде и разочарованию, все эти попытки заканчивались неудачей. В нем словно бы что-то надломилось, и заветная светлая сила, озарившая его душу, исчезла, словно ее никогда и не было.

Осознав, что Темные искусства были нужны ему отнюдь не ради самих Темных искусств, а только ради любимой, Снейп теперь не испытывал ни малейшего желания вернуться к своим прежним увлечениям. Тем более что с некоторых пор он стал всей душой ненавидеть все, что так или иначе было связанно с деятельностью Пожирателей смерти. Но разрыв с Лили вынудил Северуса в конце концов покориться тому, что он считал теперь своей неизбежной участью. Он убедился в том, что больше не способен творить Светлую магию, а значит, это его единственный путь. Но он ни за что не потащит за собой в бездну такое поразительное ангельское создание, как Лили Эванс. Нет! Она рождена для света и радости, так пусть она будет счастлива в мире, где нет места пороку и тьме! В мире, где не будет его. Северус Снейп добровольно шагнул в пропасть, навеки отделившую его от Нее. И все же он понимал, что какой бы неодолимой ни была эта пропасть, он никогда не перестанет любить Лили, и до какого бы предела ни дошло его безрассудство, он будет продолжать жить только во имя этой любви.

* * *

— Ну что, все-таки обратился, дурачок? Стал Пожирателем смерти?

Снейп мгновенно поднял и снова опустил взор. Перед ним стоял бледный худощавый парнишка приблизительно его возраста с густой копной светло-каштановых волос и очень серьезными голубыми глазами, отражающими несвойственную его возрасту мудрость. Это был Ремус Люпин. Один из них. Один из злополучных дружков Поттера. Он стоял неподалеку и, видимо, давно наблюдал за ним.

— Ты??? — пораженно выдохнул Северус, поспешно отведя глаза в сторону. Его дыхание участилось, желваки заходили на скулах в бессильной ярости. Однако он заставил себя усмирить свое негодование, ведь у него имелся вопрос, который следовало разрешить здесь и сейчас.

— Люпин… послушай… Как… как ты сюда пробрался? — недоумение Снейпа, застигнутого врасплох, казалось, вытеснило все прочие мысли и даже временно отодвинуло на второй план давнюю вражду. — Я установил вокруг этого места достаточно мощные защитные чары.

Ремус печально улыбнулся:

— Я обнаружил и снял их. Никогда не считал себя сильным волшебником, но защита от Темных искусств всегда была моим коньком… так что знаю пару приемов распознавания магической защиты.

Снейп встрепенулся и смерил наглеца, посмевшего столь бесцеремонно вторгнуться в его личное пространство, свирепым взглядом.

— Не беспокойся, — поспешил откликнуться Люпин. — Я выстроил здесь новый защитный барьер, так что нас никто не увидит. Разве что кто-нибудь из учителей может почувствовать чары, но все они настолько загружены работой в начале учебного года, что им, по-моему, ни до чего нет дела.

— Ну и что ты тут забыл, хотел бы я знать? — огрызнулся Снейп и вдруг отчаянно выкрикнул: — Я ненавижу тебя! Ненавижу вас всех! Будьте вы все прокляты!

— Зря ты так, парень! — произнес Люпин после недолгого молчания. — Проклятие, насылаемое волшебником, может воплотиться в жизнь. Хорошо еще, что при тебе нет волшебной палочки.

Снейп резко откинулся назад и внимательнее вгляделся в лицо сокурсника. Удивительно, но, похоже, Ремус его не осуждал. В голубых глазах, грустно глядевших в черные глаза Северуса, угадывалось, скорее сочувствие, нежели порицание. Даже после того действительно страшного и темного деяния, которое Северус Снейп совершил несколько часов назад. Деяния, перечеркнувшего всю его жизнь.

— Чего тебе от меня нужно?! — пронзительный голос Снейпа снова сорвался в беззвучные рыдания. — Тебя что, Поттер сюда прислал, чтобы вполне насладиться… насладиться моим отчаянием и унижением?

Люпин горько улыбнулся:

— Никто не собирается тебя обвинять, и уж тем более, как ты говоришь, «наслаждаться твоим отчаянием и унижением». Если хочешь знать, Джеймс сейчас места себе не находит. Рвет на себе волосы от страшного стыда и раскаяния…

Северус хотел ответить на это колкостью, но промолчал, снова уткнувшись лицом в колени.

— Уходи, — тихо промолвил он. — Не желаю тебя видеть. Не желаю видеть никого из вашей компании. И вообще никого на свете.

— Нет, — твердо сказал Люпин. — Я побуду с тобой.

Он опустился на землю возле сокурсника и, протянув руку, положил ее ему на плечо. Снейп вздрогнул, но не уклонился от прикосновения Люпина и не убрал со своего плеча его руки.

— Я догадываюсь о том, что толкнуло тебя на этот страшный шаг, — сказал Люпин.

— Да неужели?! — огрызнулся Снейп и сбросил руку Люпина со своего плеча.

— Мне очень жаль, что так произошло… — тихо произнес Люпин. — Мне правда очень жаль!

Снейп ничего не ответил — лишь кинул хмурый взгляд на давнего врага, чьи голубые глаза в данный момент были полны сочувствия.

— Боюсь, тебя неслабо накажут, — тихо произнес Ремус. — Твоя ночная отлучка не могла остаться незамеченной. Ты поставил на уши всех слизеринских старост и декана, Северус. Профессор Слагхорн сбился с ног, разыскивая тебя. Если дело дойдет до разбирательства у директора, то так и до отчисления из школы недолго…

Снейп издал колючий смешок:

— Ты что, явился сюда читать мне мораль? Можешь не стараться, ничего не выйдет, так как я, видимо, аморален в самой своей сущности.

— Нет… я вовсе не собирался отчитывать тебя, ты не подумай… — поспешил объясниться Люпин. — Просто… я… беспокоюсь о тебе. И подумал, что…

— Ты? Беспокоишься обо мне? — резко прервал его Снейп. — С каких это пор ты стал таким сердобольным, вервольф ты наш… домашний?

Щеки Люпина моментально вспыхнули, голубые глаза стыдливо опустились.

— Ты прав, — тихо проговорил он после достаточно длительного молчания. — Я вервольф… и этим все сказано.

Ремус поднял на сокурсника робкий взор и продолжил:

— Я тоже долгое время был одинок… Как и ты… У меня не было, да и не могло быть друзей… в моем положении… Да что мне тебе говорить?.. Ты и сам все прекрасно знаешь… Ты ведь чуть не погиб из-за меня. Тогда, той ночью…

Он тяжело вздохнул и добавил:

— Но ты ведь знаешь, я этого не хотел… Я не хочу никого пугать… тем более убивать… Просто такова доля оборотня… Быть изгоем… Джеймс и Сириус… они ведь неплохие ребята, Северус. Если бы не они, я до сих пор был бы одиноким. Они, можно сказать, вытащили меня из бездны, и я наконец почувствовал себя человеком.

— Вытащили из бездны, говоришь?! — зло отозвался Снейп. — А меня кто вытащит?! Меня?! Из той пропасти, в которой я оказался по их милости, возврата нет!

— Выбор есть всегда, — возразил Люпин.

Снейп вгляделся в его бледное болезненное лицо.

— Что ты знаешь?! — яростно взревел он. — Что ты можешь знать об этом?!

— Только то, что сказал, — невозмутимо ответил Люпин. — Выбор есть всегда. И никогда не поздно вернуться назад, если ты действительно этого пожелаешь.

Снейп одним рывком разодрал рукав рубашки, обнажив левую руку чуть выше локтя. На бледной коже внутренней части предплечья была выжжена Черная Метка. Она все еще была воспалена и сильно кровоточила.

— Эта Метка появилась здесь несколько часов назад, — сказал он, стиснув зубы. — И от нее уже не избавишься, как бы тебе этого ни хотелось. Никогда.

— Да, твоя рука уже не заживет, — сказал Люпин. — Но душу излечить можно. Поверь мне.

— Ты не понимаешь! — отчаянно выкрикнул Северус. — Это не просто обычная отметина! Это клеймо! Теперь я напрямую связан с Темным Лордом! Он может руководить мною посредством этой Метки! А если я откажусь повиноваться его приказам, может убить меня! Но это было бы даже лучше! Я предпочел бы смерть подобному бесчестью!

Он понимал это уже сейчас. Да, он готов был признать, что в убеждениях Темного Лорда, увещевавшего о необходимости усовершенствования законов магического мира, о введении новых реформ, направленных на укрепление позиций чистокровных волшебников, необходимость ограничения их контактов с магглами и изменение системы образования, чтобы волшебники могли изучать древнейшие магические науки, познавать свою историю, обычаи и традиции, было рациональное зерно. Собственно, эти идеи прокрались в магический мир уже давно. Задолго до того как Темный Лорд стал набирать силу, их проповедовал Геллерт Гриндельвальд — европейский волшебник, считавшийся самым сильным и опасным темным колдуном своего времени и между прочим в пору своей благословенной юности водивший дружбу ни с кем иным, как с самим Альбусом Дамблдором. Ходили слухи, что эти двое были неразлучны до того момента, пока юный Альбус, который поначалу видел в убеждениях Гриндельвальда возможность улучшения жизни для всего народа — как волшебников, так и магглов, не осознал своей ошибки и не отвернулся от совсем зарвавшегося и зациклившегося на своих утопических идеях Геллерта, чьей конечной целью был ни больше ни меньше как захват власти над всем сущим.

Как бы то ни было, идеи Геллерта Гриндельвальда не пропали втуне. Они все больше и больше укреплялись в сознании магической общественности, и вот настало время, когда среди волшебников Британии появился новый сильный лидер, готовый взять на себя воплощение этих грандиозных планов. Этим новым лидером стал колдун, назвавший себя Лордом Волдемортом, который взялся за дело с еще более слепым фанатизмом, чем его легендарный предшественник. Если Гриндельвальд еще умел держать себя в рамках, то Волдеморт (требовавший от своих сторонников именовать себя не иначе, как Темным Лордом), в чьих жилах, наряду с кровью волшебников, текла и кровь обычных, лишенных магии людей, был просто помешан на своем крайне негативном отношении к оным недостойным созданиям, оскверняющим волшебную кровь. Посему, провозглашая вполне рациональные убеждения Гриндельвальда, Лорд Волдеморт не гнушался вполне открыто проявлять всю свою прочно укоренившуюся в сознании ненависть к магглам и магглорожденным.

Северус Снейп, уже достаточно долго вращавшийся в кругах его последователей, имел возможность наблюдать собственными глазами, до каких неимоверных масштабов дошла эта, поистине не знающая границ, ненависть и злоба Темного Лорда. Да, Лорд Волдеморт соблюдал осторожность, отправляя на свои ответственные задания только тех своих сторонников, что были вхожи в его ближайший круг. И все же у молодого Северуса было достаточно здравого смысла, чтобы в полной мере понять и осознать, насколько неприемлемыми и кощунственными были методы, которые они применяли в достижении своих целей. Он очень пристально наблюдал за теми, кого называл своими приятелями. Однажды ему удалось незаметно наложить на себя Дезиллюминационные чары и тайком пробраться в самый эпицентр событий.

Зрелище, представшее во всей своей отвратительной сущности юному Снейпу, было поистине ошеломляющим. На каждом шагу Пожирателями смерти совершались грязные убийства магглов и магглорожденных, извращенные пытки и прочие зверства, причем последователи Темного Лорда не гнушались даже самыми мерзкими садистскими приемами. Они разрушали семьи, пытали и убивали родителей на глазах их детей, зверски издевались над любым, кто, по той или иной причине был неугоден Темному Лорду. К моменту своего посвящения в ряды сторонников тирана Северус успел увидеть достаточно, чтобы понять, какая участь ему уготована. И это было действительно страшно. Погано… Грязно… Омерзительно… До того омерзительно, что от одного взгляда на подобные «забавы» тех, кто номинально считается твоими приятелями, можно было лишиться рассудка.

И все же Северус упорно продолжал поддерживать видимость дружеских отношений с последователями Темного Лорда и даже тесно сошелся с теми, кто был вхож в его ближайший круг. Он научился успешно маскировать свою глубочайшую неприязнь к этим отвратительным созданиям природы и проявлять завидную дипломатию в общении с ними. Это было необходимо, и Северус превосходно осознавал, для чего он вынужден это делать. Но он торжественно поклялся себе, что кроме него об этом не узнает никто на свете и прежде всего — рыжеволосая девушка по имени Лили Эванс — такая милая и безупречно светлая, словно спорхнувшая с небес ясная звездочка, озарившая земное пространство своим дивным сиянием.

* * *

Снейп резко смолк, стараясь подавить тошноту, вызванную одними лишь отвратительными воспоминаниями, а потом у него помимо его воли прорвались слова, в которых прозвучала вся та невыразимая боль, что теснилась теперь в его мыслях и наполняла собою все его сознание:

— Отныне я не просто изгой, каким был раньше! Я прокаженный!!! Ты понимаешь это, Люпин?! Я прокаженный!!!

— Ну будет, будет, — примирительно сказал Ремус. — Настанет время, и ты поймешь, что я был прав.

Снейп снова кинул на своего собеседника пронзительный взгляд гипнотических черных глаз:

— Надеюсь, ты никому не проболтаешься о том, что застал меня в таком состоянии? — спросил он, понизив голос. — Они все считают, что получить Черную Метку, а вместе с нею — часть силы и могущества Темного Лорда — было пределом моих мечтаний. Так вот: не стоит их разубеждать. Пусть думают, как им угодно.

— Ты говоришь о наших сокурсниках? — уточнил Люпин.

— Вот именно, — отозвался Снейп, — и прежде всего — о твоих дорогих дружках Поттере и Блэке. Они нипочем не должны прознать о том, что я принял Метку Темного Лорда не по своей воле. Ты можешь пообещать, что не расскажешь им об этом?

Черные глаза напряженно впились в лицо Люпина.

Тот коротко кивнул в ответ, а затем задумчиво проговорил:

— Я только никак не могу понять, зачем вообще тебе это было нужно. Что изначально побудило тебя связаться с компанией сподвижников Сам-Знаешь-Кого? Я, к примеру, никогда не считал тебя одним из них; я словно нутром чуял, что здесь что-то не так. Вот и теперь мне достаточно было лишь взглянуть на тебя, чтобы вполне убедиться в своей правоте. Так что же все-таки заставило тебя сойтись с этими отморозками, Северус?

Снейп наградил своего собеседника очередным хмурым взглядом, брошенным исподлобья, и неохотно ответил:

— Полагаю, тебя это касается меньше всего. Буду весьма признателен, если ты впредь перестанешь докучать мне подобными вопросами.

Он резко отвернулся, но несколько мгновений спустя повернулся снова. Взгляд черных глаз, устремившихся к лицу Люпина, выражал совершенное спокойствие.

Ремус оторопел:

— Неужели это было не обычным порывом, характерным для фанатиков Того-Кого-Нельзя-Называть, а вполне осмысленным и тщательно обдуманным поступком? — спросил он наконец, словно очнувшись от наваждения.

Северус едва заметно кивнул, всем своим видом показывая, что не желает продолжать этот разговор.

— Ну что ты ко мне прицепился, Люпин? Разве тебе не все равно?

— А если не все равно? — голубые глаза Ремуса были полны сочувствия.

Снейп долго и напряженно вглядывался в них, а затем ответил:

— Я заблуждался с самого начала. Я был честолюбив, хотел узнать как можно больше о магии, чтобы самоутвердиться среди сокурсников и чтобы… не важно. В любом случае я слишком мало знал о Темном Лорде — исключительно со слов тех слизеринцев, которые поддерживали его идеи и превозносили его до небес. Должен признать, мне многое импонировало в их рассказах… до поры до времени. Темный Лорд обещал предоставить простор для тех, кто жаждет получить обширные магические знания, навести порядок в вопросах образования молодых волшебников, восстановить значимость факультета Слизерин. Я поверил, что найду в Темном Лорде учителя, мудрого наставника, под руководством которого я смог бы познавать магию во всей ее сложности и многогранности, освоить многие боевые и защитные приемы. Но постепенно ко мне пришло понимание, что я ошибся, страшно ошибся…

Северус тяжело отдышался и снова перевел напряженный взгляд на своего сокурсника:

— Я побывал в Преисподней, Люпин. Я видел такую грязь и мерзость, которые тебе и не снились даже в самые жуткие для тебя часы полнолуний. И это при том, что тогда я еще не сошелся с ближайшими сподвижниками Темного Лорда, а только внимательно наблюдал за ними. И все же я принял для себя решение вступить в их компанию, так как у меня созрел план, который я надеялся привести в исполнение, подобравшись к Темному Лорду как можно ближе. Но стать своим среди Пожирателей смерти чисто номинально — это одно дело, а принять Метку и стать одним из них по-настоящему — совсем другое. Теперь, в моем нынешнем положении, мне будет гораздо сложнее осуществить свое намерение, и тем не менее это все еще возможно. Хотя если честно, я верил до последнего, что до этого не дойдет. — Он бросил выразительный взгляд в сторону валявшейся неподалеку черной мантии и маски Пожирателя смерти.

— План? — переспросил Ремус, в глазах которого отразился неистовый ужас, смешанный с неподдельным интересом. — Неужели… неужели ты что-то задумал… против Сам-Знаешь-Кого?

— Я этого не говорил, — заметил Снейп, нахмурившись. — И вообще… отстань уже от меня, а, Люпин.

— О-о… слизеринские хитрости да секреты! — интерес в глазах Люпина разгорелся еще сильнее. — Что ж… Понимаю…

— Думай, как тебе угодно, — угрюмо бросил Снейп. — Все равно ничего не добьешься своими назойливыми расспросами.

— Ну, кое-чего я уже добился, — улыбнулся Ремус. — Если честно, я даже не надеялся на подобную откровенность. Я благодарен тебе за то, что ты все же решился довериться мне, даже несмотря на…

— Ладно, проехали, — раздраженно перебил его Снейп. — Видимо, мне позарез нужно было выговориться, а ты вроде как оказался под боком… Мерлиновы штаны! Никогда не думал, что докачусь до того, чтобы принимать сочувствие от поттеровского припевалы…

— Можешь обзывать меня как угодно, я не обижусь, — мягко проговорил Ремус. — Только скажи мне вот что: все наши сокурсники, да и многие студенты других курсов знают о твоем увлечении Темными искусствами. Ты ведь и Джеймса шарахнул тогда темномагическим заклятием… здесь… у озера… верно?

— А вот это уж точно не твое дело! — вскинулся Снейп. — Поттер сам нарвался — вот и отхватил по заслугам! И это еще мало я с ним поквитался — ну ничего, когда-нибудь он еще у меня получит! — руки Северуса непроизвольно сжались в кулаки.

— Это была Темная магия в чистом виде, не так ли? — фраза прозвучала как утверждение. — Почему ты этим интересуешься? Или это тоже часть твоего секретного плана?

Северус повернулся и в упор взглянул на собеседника. В глазах Люпина не было и тени порицания; в них отражалось искреннее участие, желание выслушать. И Снейпа уже в который раз за сегодняшний день непостижимым образом тронула эта искренность, побудила поделиться с оборотнем некоторыми своими соображениями, которые он прежде считал сугубо личными, не предназначенными для посторонних ушей (тем более если упомянутые уши торчат из головы «поттеровского припевалы»).

— Ну… можно сказать и так, — ответил он после достаточно длительного молчания. — Хотя… подобные знания и главное — опыт — необходимы в принципе. Владение боевой магией в любой ее ипостаси — есть залог самодостаточности. Лишь ограниченные людишки да маменькины сынки воротят носы от темномагических заклинаний только потому, что они относятся к разряду таковых. Наоборот… я считаю, что в рамках магического образования следует всячески поощрять не только теоретические знания в области Темных искусств — а в Хогвартсе этих знаний дают катастрофически мало из боязни воспитать полчища темных магов (Северус презрительно фыркнул) — но и практические умения. Ведь порой и обычным бытовым заклинанием можно нанести непоправимый вред, а применением Темной магии в должное время и в должном месте — спасти чью-то жизнь.

— Верно, — заметил Люпин. — Признаться, я как-то и не задумывался над этим.

— Вот именно, — ответил Снейп. — Над этим вообще мало кто задумывается, а не мешало бы… Здесь все зависит от личности волшебника, от его целей и намерений… Важно не спрятать от человека оружие, а дать ему возможность овладеть им, хотя бы для того, чтобы он смог достойно защититься, когда потребуется. А как использовать это оружие — во благо или во вред — зависит только от самого человека, от его выбора… Да и вообще… само разделение на «темное» и «светлое»… какой-то фееричный бред просто… Разве среди тех, кто относится к категории «светлых», нет людей с нечистой совестью и мелкой, продажной душонкой? Еще как есть! Ух, ненавижу я эти припечатываемые непроходимыми глупцами ярлыки и сложившиеся в магическом обществе стереотипы — мол «светлый» — значит хороший, являющий собой олицетворение Добра, а «темный» — плохой, воплощающий Зло. Все это полнейшая чушь и сплошное лицемерие!

Снейп в досаде сплюнул в сторону и продолжил:

— Лично я признаю лишь единственный подлинный Свет — тот, который есть в самом человеке, в его сердце. И даже в сердце того, кто всю свою жизнь считал себя неотъемлемой частью Тьмы, может найтись лучик подлинного животворящего Света. Поверь мне, Люпин: я знаю, о чем говорю… А что до Поттера… Если уж ты так о нем печешься, могу тебя успокоить. Это было заклинание моего изобретения. Да, из разряда темномагических, но самого простейшего уровня, заведомо безопасное. Необходимая самооборона. Не более… Так что, как видишь, жив твой Поттер, здоров и весел. Но это пока. Будет выступать, тогда уж точно ног не унесет! Так ему и передай!

Северус снова сжал руки в кулаки, отдышался и, несколько успокоившись, добавил:

— Теперь ты, надеюсь, понял мою позицию относительно Темных искусств. Подобные соображения и прельстили меня поначалу в убеждениях Темного Лорда, который пообещал произвести коренные реформы в сфере образования, ввести Темные искусства в школьную программу на законных основаниях как древнейшую и полезнейшую магическую дисциплину… Но когда я увидел все эти зверства, которые творят Пожиратели смерти по приказу… Повелителя…

Последнее слово Северус буквально выплюнул, чувствуя, что в нем вскипает ярость и ненависть такой силы, что он вынужден был замолчать, чтобы перевести дыхание.

— А ты не думаешь, что это может быть опасно? — участливо поинтересовался Люпин. — То есть… я хочу сказать… столь открыто проявлять свои эмоции? Ведь Тот-Кого-Нельзя-Называть может почувствовать твой негатив, направленный на него, и жестоко тебя наказать, а то и, не дай Мерлин, убить.

Снейп пристально поглядел в глаза Люпину и отрицательно покачал головой.

— Нет… полагаю, территория Хогвартса достаточно хорошо защищена, и здесь есть профессор Дамблдор, который всегда заботится о безопасности учеников школы. Так что едва ли Темный Лорд сможет причинить мне вред, пока я здесь. Кроме того, я умею контролировать ситуацию и закрывать свое сознание, как только почувствую малейшее вторжение извне, — пояснил он и едва заметно улыбнулся уголками губ. Надо же. Люпин интересуется им, причем очевидно, что этот интерес совершенно искренний. Поттеровский дружок всерьез озабочен дальнейшей судьбой заклятого врага любого из тех, кто вхож в компанию Поттера. Кто бы мог подумать?

Тем не менее следует принять меры предосторожности. Все-таки Люпин из компании Поттера, а значит, излишняя откровенность Северуса с оборотнем могла привести к самым нежелательным последствиям. Строго говоря, для интровертного Снейпа открыть (и даже слегка приоткрыть) душу кому бы то ни было вообще считалось из ряда вон выходящим событием. Не говоря уже о том, если этот кто-то ни больше ни меньше как один из представителей ненавистной ему компании. Только крайняя степень отчаяния и безысходности сложившейся ситуации могла толкнуть Северуса на подобную откровенность. Это было ничем иным, как подлинным, раздирающим, словно стальные когти стервятника, плачем его души.

Снейп снова перевел черные глаза на своего собеседника и прежде, чем отвести взгляд, невозмутимо заявил:

— Если ты дерзнешь кому-нибудь разболтать о том, что сейчас узнал, я изменю тебе память. А заодно — сотру память у любого, кто так или иначе проведает об этом. Так ты обещаешь держать язык за зубами?

— Ну хорошо, — покорно согласился Ремус, — я сделаю так, как ты пожелаешь. Можешь на меня положиться.

Он на минуту задумался и вдруг спросил:

— Но как же… Ты сказал, что умеешь закрывать свое сознание… Неужели такое возможно… с Тем-Кого-Нельзя-Называть? Ты что же, и вправду владеешь легилименцией на таком уровне, что даже Сам-Знаешь-Кто не увидел твоего негатива… когда проходило твое посвящение?

Северус нахмурился:

— Это касается лишь Темного Лорда и меня. Исключительно нас двоих.

Воцарилось мертвое молчание. Через какое-то время Люпин вновь заговорил:

— Что ж, понимаю… Ты и так поделился со мной слишком многими личными тайнами. Я больше не стану ни о чем тебя расспрашивать… Извини…

Он тихо вздохнул и добавил:

— Мне только очень жаль Лили.

Снейп мгновенно поднял на него взор.

— Да-да, не удивляйся, — сказал Люпин. — Я знаю, что ты подумал, что это она рассказала Джеймсу о том заклинании. Она тоже это поняла… Поняла, что ты посчитал ее предательницей и отдала тот злосчастный учебник зельеварения профессору Слагхорну. Она не объяснила ему, почему так поступила. Я только видел, как она выбежала из класса вся в слезах. Говорят, она заперлась в тот день в туалете Плаксы Миртл и прорыдала там до самого утра.

— Но разве это была не она?! — воскликнул Снейп. — Разве Поттер узнал об этом не от нее?!

Люпин печально покачал головой.

— Но тогда… — Северус не договорил. Слезы градом катились из его черных глаз.

Он уже давно знал об этом. Он понимал это, когда шел на этот страшный шаг. И все же каким-то краем сознания еще тешил себя надеждой, что может найти оправдание своему поступку ее предательством. Снова непростительный эгоизм. Что ж, тем справедливее будет расплата. Он не сомневался в том, что заслужил свое наказание сполна.

Северус Снейп поклялся себе, что это был первый и последний раз в его жизни, когда он проявил подобное малодушие. Эта ошибка обошлась ему слишком дорогой ценой, и теперь у него нет никаких шансов ее исправить.

— Твой учебник уже давно стал популярным, — сказал Люпин. — Задолго до того, как ты отдал его Лили. Кто-то из слизеринцев, не помню, кто именно, да оно и не важно, с удовольствием им попользовался в твое отсутствие. Заклинание Левикорпус очень быстро распространилось среди студентов Хогвартса и, конечно, дошло до Джеймса. Я тоже знаю о нем уже достаточно долгое время.

Снейп чувствовал, что не могло быть иначе, и все же, услышав это из уст сокурсника, он был по-настоящему потрясен. Он снова и снова прокручивал в своей памяти минувшие события, словно желая наказать себя еще сильнее.

Люпин печально улыбнулся:

— А ты и не знал?

— Я назвал ее грязнокровкой!!! — бешено вскричал Снейп. — Это я во всем виноват! Я сам все растоптал! Никогда не прощу себя! Никогда!.. Уходи!.. Ну что же ты не уходишь?! Я ненавижу себя, слышишь! Я себя ненавижу!

Да, это случилось уже в тот самый момент. Северус Снейп заложил свою душу Дьяволу не каких-нибудь семь-восемь часов назад, когда стал официальным Пожирателем смерти. Это произошло много раньше — в конце пятого курса, когда с его уст слетело это непростительное слово. Это оно будет гореть вечным клеймом на его левой руке чуть выше локтя. И он не сомневался, что никогда в своей жизни не сможет искупить эту вину.

Люпин придвинулся ближе, наклонился к самому уху Снейпа и тихо произнес:

— Ты должен кое-что узнать, Северус.

Снейп резко повернулся и заглянул прямо в серьезные голубые глаза.

— Это касается Лили.

Оборотень внезапно смолк, словно собираясь с мыслями, а затем тихо проговорил:

— Она больше не держит на тебя обиды. Она тебя простила.

— Простила?! — поразился Снейп. — Но ведь она не знает…

— Она знает, — заверил его Люпин. — Она знает все.

— Но откуда тебе известно… — начал Снейп.

— Я сам говорил с ней, — ответил Люпин. — Она сейчас находится в больничном крыле. Недавно пришла в себя после очень глубокого обморока.

— Как она? — Северус, казалось, мгновенно позабыл обо всем на свете. — С ней все будет в порядке? Отвечай! — обеими руками он вцепился в мантию сокурсника.

— Не волнуйся, — улыбнулся тот. — Ее жизнь вне опасности. Мадам Помфри вовремя оказала ей помощь.

Снейп перевел дух и отер здоровой рукой мгновенно выступивший на лбу пот.

— Мадам Помфри пока никого к ней не пускает. Но для меня сделала исключение, поскольку я староста факультета.

Северус презрительно фыркнул.

— Она рассказала мне многое… о тебе… О том, что с тобой случилось. Я узнал об этом именно от нее.

Снейп ошеломленно глядел на Люпина.

— Лили поняла, насколько ты тогда был обижен. Поняла слишком поздно. Она сразу же простила тебе то злополучное оскорбление, осознав, какими побуждениями, какой яростью и негодованием оно было вырвано из твоих уст. Но она никак не могла понять и простить другого. Того, что ты мог настолько ужасно о ней подумать. Посчитать, что она была способна на такую низкую подлость… которой она и представить себе не могла…

Оборотень ненадолго смолк и искоса глянул на собеседника, продолжавшего жадно ловить каждое слово.

— Она очень хотела поговорить с тобой… выяснить все до конца… Но никак не могла тебя отыскать. И тогда она поняла, что ты можешь сделать непоправимое. И словно почувствовала, что это произойдет именно нынче ночью. Лили выпросила у Джеймса Мантию-невидимку и… специальную карту, где отмечены… некоторые потайные ходы Хогвартса, благодаря которой сумела пробраться в деревню Хогсмид. А оттуда, накрывшись Мантией-невидимкой, аппарировала к тому месту. К месту, где это происходило.

— Она знала это место? Она БЫЛА ТАМ?! — изумлению Снейпа не было предела. — Но ведь это крайне опасно! Ее могли убить в любую секунду!!!

Люпин грустно улыбнулся:

— Лили любила тебя, Северус. Она не могла спокойно сидеть и дожидаться того, что может произойти. Она оказалась там в тот самый момент… В момент, когда все было потеряно… И все же она, как могла, пыталась защитить тебя, хотя и понимала, что все уже случилось. Утром ее нашли на опушке Запретного леса. Подоспевшая мадам Помфри констатировала глубокий обморок и отнесла бедняжку в больничное крыло.

— Зачем?! — бешено выкрикнул Снейп. — Зачем она это сделала?! Рисковала своей жизнью! А если бы она погибла!!! Ведь это единственное, что для меня может быть хуже всего! Даже хуже того, что произошло этой ночью! Единственное… И если мне суждено еще жить, я буду жить только ради нее!

Ремус печально покачал головой:

— Мне очень жаль… — тихо произнес он. — Но после твоего посвящения вы уже не можете быть вместе. Никогда. Отныне вы стоите по разные стороны пропасти. Быть с тобой теперь означает для нее принять темную сторону. Отвернуться от всего светлого и доброго, — действительно светлого и доброго, даже в твоем понимании, — что может быть в жизни. Разве ты сам хочешь для нее такой участи?

Голубые глаза встретились с черными в ожидании ответа.

Снейп бешено схватился руками за голову и снова уткнулся лицом в колени; из груди его прорвался отчаянный хрип, напоминавший рев раненного животного. Все это было очевидным для него с самого начала, и теперь было уже поздно раскаиваться в содеянном. Сознавая всю тяжесть своей вины перед Лили, он сам определил себе это наказание. И теперь ему остается лишь смиренно покориться неизбежному.

Некоторое время спустя он поднял на Люпина взгляд, в котором отчетливо читалась тревога:

— Ее ведь накажут теперь… из-за меня… Ее ночная отлучка… Запретный лес… Такие нарушения школьных правил вряд ли так просто спустят на тормозах… Тем более после ее обморока… Впрочем, — поспешно добавил Северус, — все это сущие пустяки в сравнении с тем, что могло произойти с ней этой ночью… Мерлин свидетель, я и подумать не мог, что она решится на такое… из-за меня.

— Не беспокойся, — улыбнулся Ремус. — Лили отсутствовала в школе на совершенно официальном основании. Как только она обнаружила, что тебя нет на месте в такое время, она обратилась к профессору МакГонагалл и, как староста школы добилась, чтобы та подписала разрешение на твои поиски. Я поручился, что прослежу за тем, чтобы Лили не покинула границ Хогвартса. Но… не смог… А что касается Запретного леса и обморока, то я не сомневаюсь, что Джеймс что-нибудь придумает, чтобы замять этот инцидент.

Лицо Снейпа перекосило от ярости, едва он услышал ненавистное имя:

— Что?! Поттер?! Какого… При чем здесь он? Лили покинула школу по моей вине, так? А значит, вся ответственность за то, что с ней случилось, лежит на мне. И пусть Поттер засунет свое показное благородство… куда подальше. Я сам улажу все с МакГонагалл. Клянусь Мерлином, я добьюсь того, чтобы Лили избежала наказания!

— Ну и как ты намерен это сделать? — поинтересовался Люпин. — Наглядно продемонстрируешь профессору МакГонагалл свою Метку?

Снейп взглянул на него; в черных глазах вспыхнул упрямый вызов:

— И продемонстрирую. А что? Мне нечего терять. Ниже падать уже некуда. А для нее… для ее благополучия… да что там говорить…

Северус резко отвернулся и снова зарылся лицом в колени.

— И такова будет твоя благодарность Лили? — донесся до него негромкий, но настойчивый голос Ремуса. — Она ведь, как ты можешь догадаться, не сказала о том, что ей довелось увидеть этой ночью, никому из профессоров. Да и вообще никому, за исключением, разве что, тех считанных друзей, кому она привыкла доверять безоговорочно. Наврала профессору МакГонагалл и мадам Помфри, что не помнит ничего из того, что с ней произошло. Прикрыла тебя перед ними… да собственно и перед всей школой, понимаешь? Так что советую тебе не горячиться, а подумать, как ты сможешь объяснить свое таинственное исчезновение, пока есть время. Если ты не найдешь себе достойного оправдания и не сумеешь преподнести это так, чтобы тебе поверили, значит, ты не ценишь усилия Лили, которая старалась выгородить тебя любыми путями.

— Сколько можно повторять, Люпин: я не нуждаюсь ни в чьем заступничестве! — зло огрызнулся Снейп. — Лили… она что же, думает, что я только и жду момента, чтобы спрятаться за ее юбку? Как же она ошибается! Я в состоянии сам позаботиться не только о себе, но и о ней тоже.

Люпин какое-то время нерешительно наблюдал за сокурсником, а затем робко погладил его рукой по спине:

— Не волнуйся, я никому никогда не скажу о том, что узнал, — проговорил он, и тон его при этом сделался крайне серьезным. — Я принес Лили Непреложный Обет. Джеймс проскользнул в больничное крыло под Мантией-невидимкой и, оглушив ненадолго мадам Помфри с помощью заклинания «Остолбеней»[1], скрепил его для нас, трижды осветив наши сомкнутые руки искрами из волшебной палочки. Ты ведь знаешь, что такое Непреложный Обет. Его нарушение влечет за собой немедленную смерть. Так что эта тайна останется в неприкосновенности. Но Лили разрешила рассказать все тебе; мы специально обговорили это при проведении процедуры скрепления Обета. Она хотела, чтобы ты обо всем узнал.

Он немного помолчал и добавил:

— Она ведь до сих пор тебя любит, Северус. Она поклялась, что как бы ни сложилась в дальнейшем ее судьба, она сохранит своего Патронуса. Свою лань в знак того, что в душе она навсегда останется верна только тебе.

* * *

Какое-то время они посидели молча, прислушиваясь к легкому дыханию ветерка в траве и мерному шелесту буковых листьев. Затем Люпин проговорил:

— Я знаю, в том, что с тобой случилось, есть и моя вина, — в его голосе звучала искренняя печаль. — И причем немалая. Я ведь и пальцем не пошевелил для того, чтобы это предотвратить. Чтобы помешать Джеймсу проделывать с тобой свои выкрутасы. Просто сидел в сторонке и спокойно наблюдал за этим безобразием. Теперь я знаю, что обязан был вмешаться. Ты уж прости меня, ладно? Ничего подобного больше не повторится. Обещаю. Со временем я постараюсь изменить память у тех, кто будет впредь применять заклинания из твоего учебника, чтобы никто больше не вздумал ими пользоваться и чтобы все забыли о том, откуда о них узнали. Так что тайны «Расширенного курса зельеварения» останутся при тебе. В этом можешь на меня положиться. И конечно, сам я никогда никому не скажу, что мне об этом известно. А что касается Джеймса, то с ним я серьезно поговорю. Да он и сам уже не посмеет…

Снейп поднял голову и, в упор взглянув на оборотня, угрюмо бросил:

— Знаю! Никто больше не отважится со мной шутить. Побоятся за свою шкуру. Я же теперь могу донести на своих обидчиков Темному Лорду, — он криво усмехнулся. — А если серьезно, никто теперь и близко ко мне не подойдет. Все будут шарахаться от меня — ведь я же стал прокаженным!

Он снова бросил красноречивый взгляд на сокурсника, и тот мгновенно понял, что если бы Северус Снейп намеревался всерьез сразиться с Джеймсом, то от его товарища уже давно осталось бы мокрое место. Ведь Снейпу были ведомы заклинания такой силы, о которой Джеймс Поттер не имел и понятия. Не говоря уже о том, что массу мощнейших заклятий, — причем большинство из них были, мягко говоря, отнюдь не безобидны, — Северус придумывал сам. А значит, ему достало благородства не использовать свои знания во зло даже в целях необходимой самозащиты. Чего, к сожалению, не скажешь о Джеймсе, который изощрялся, как только мог, чтобы как можно больнее уязвить Снейпа, унизить его перед всей их компанией.

Люпин глядел на собеседника своими голубыми глазами. На его осунувшемся бледном лице отражалось сожаление и сочувствие.

— Мне очень жаль, что я не подумал поговорить с тобой раньше, — тихо промолвил он. — Я, как и многие другие, грешу тем, что подвержен предрассудкам. Ты же учишься на Слизерине…

— А значит, надо меня ненавидеть, верно? — по лицу Снейпа скользнула горькая ухмылка.

— Теперь я понял, что ошибался, — серьезно сказал Люпин. — Ты несравненно лучше, чем многие гриффиндорцы. То, что с тобой произошло сегодня — нелепое недоразумение. Ты сделал это по ошибке… от полного отчаяния… А значит, твоя душа осталась нетронутой. Рано или поздно ты обязательно очистишься от этой скверны. Я в этом убежден.

Снейп ничего не ответил, и Люпин продолжил:

— Мы с тобой могли бы стать хорошими друзьями, Северус. Мы оба находимся в схожем положении. Быть оборотнем — незавидная доля.

— Это все же лучше, чем быть слугою Темного Лорда, — нехотя отозвался Снейп.

— Ты ведь не подлинный его слуга, — возразил Люпин. — И никогда не станешь им. В конце концов, мы с тобой оба отверженные. Я, как и ты, обречен на одиночество. У меня никогда не будет семьи… детей… Ни одна женщина на свете не согласится стать женой оборотня!

Северус резко повернулся и пристально посмотрел на Ремуса, сильно сощурив оба черных глаза, словно пронизывая сокурсника взглядом насквозь.

— Да, шансы невелики, — честно признался он. — Но если ты встретишь ту, которая по-настоящему тебя полюбит, ту, что предназначена тебе судьбой, ты можешь жениться, несмотря ни на что. У тебя даже могут быть дети. Состояние того, кто страдает ликантропией, поддается контролю. Это сложно, но возможно.

Черные глаза продолжали внимательно изучать осунувшееся лицо, выделявшееся в ярких лучах утреннего солнца своей болезненной белизною:

— Только если тебе все же посчастливится встретить свою судьбу, тем более тебе будет просто необходимо отучиться от своей позорной привычки зарывать голову в песок и уклоняться от проблем. Поверь мне, «страусом» быть гораздо хуже, чем оборотнем. Одно дело, если такое поведение наносит вред только тебе самому и совсем другое — если от этого страдают окружающие, тем более — твоя половинка. Не допусти, чтобы эта твоя «милая» манера встала на пути к твоему счастью.

Снейп, имевший довольно устойчивую привычку огрызаться и язвить, еще никогда не говорил в таком тоне ни с кем, кроме Лили и, быть может, своей матери, когда та еще пребывала в добром здравии. Но чтобы он был настолько серьезен и откровенен в беседе с гриффиндорцем, да и к тому же, — с поттеровским дружком? Это было поистине невероятно! Северус продолжал исподлобья глядеть на сокурсника, как бы оценивая, стоит ли лишний раз откровенничать с ним. Решив, по-видимому, что, раз уж он сегодня позволил себе непростительное нытье, которое не только было ему совершенно не свойственно, но и противоречило его природе, он сыграет роль жалкого хлюпика до конца и будет откровенным настолько, насколько это возможно — благо Ремус, несмотря на все его причуды, был одним из немногих, кто действительно отличался способностью хранить секреты — не зря даже Лили доверила переживания своего сердца именно ему. Риск, что оборотень мог кому-нибудь проболтаться об их разговоре, практически сводился к нулю. К тому же Люпин был отнюдь не глуп и в любом случае знал слишком много. Так что Снейп решил, что, пожалуй, может позволить себе выразить свои эмоции один-единственный раз — первый и последний, когда он приоткрывает кому-то свою душу (Северус мысленно поклялся себе, что больше никто и никогда не увидит его слез и не услышит жалоб — разве что крайние обстоятельства заставят его когда-нибудь поступиться этим решением). Определив подобное наказание за свою несдержанность, он обреченно проговорил:

— А вот я уж точно никогда не женюсь. За меня могла бы пойти только такая же прокаженная… Пожирательница смерти! Но разве я соглашусь на такое?! Мне нужна только Лили. А ее я уже потерял.

Люпин печально улыбнулся, по-видимому, не придав значения подобному откровению и размышляя о своем. Следующая фраза оборотня полностью подтвердила справедливость этого заключения:

— Что ж. Придется мне, видно, пировать на свадьбах Джеймса и Сириуса.

Снейп приподнял бровь, как бы выражая легкое удивление, и ответил:

— Опять страусиные замашки, Люпин? Что ж, живи, как знаешь. А что касается Блэка… Не думаю, что этот пижон когда-нибудь женится. Это не в его характере. Ему лишь бы вволю порисоваться да рискнуть лишний раз своей шеей. Он будет улыбаться в тот момент, когда окажется на волосок от смерти. Тяга к постоянному риску и приключениям — вот его стихия. Ничто другое, — в том числе и женщины, — его не интересует. Разве что так, ради развлечения, ну и чтобы было перед кем покрасоваться вволю. А вот Поттер — другое дело. Уж он-то наверняка пойдет под венец. И вероятно, очень скоро.

— Э-э… да ты не просто волшебник, парень! — Люпин глядел на сокурсника с нескрываемым восхищением. — Ты прорицатель! Тебя впору вместо Кассандры Трелони нанимать!

— Нет, — тихо ответил Снейп. — Я всего лишь умею видеть человеческую натуру. Это незавидный дар, и за него приходится дорого платить. Он обрекает на одиночество того, кто им наделен… Это еще один мой маленький секрет, о котором, надеюсь, ты никому не проболтаешься.

Он снова пристально поглядел на Люпина и неожиданно произнес:

— Я не против того, чтобы дружить с тобой, Ремус… если твое предложение о дружбе было действительно искренним.

Северус сам оторопел от того, что он сейчас сказал. Подобные слова были неслыханным вызовом всем его принципам и убеждениям. Согласиться на дружбу с тем, кого он считал одним из своих злейших врагов — да скорее вселенная взорвалась бы ко всем мордредовым чертям! Впрочем, в этот день Северус Снейп вообще преподносил себе сюрприз за сюрпризом. Видно, пережитый шок и отчаяние довели его до крайней точки.

— Конечно! — живо отозвался Люпин. — Я бы очень этого хотел! Мы могли бы помогать друг другу! Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы помочь тебе и поддержать в трудный час. Думаю, я смог бы сдерживать тебя, когда… понимал бы, что Тот-Кого-Нельзя-Называть пытается руководить тобою. По крайней мере, я бы попытался. И был бы бесконечно рад, если бы хоть немного поспособствовал тому, чтобы защитить твою душу, уберечь ее от скверны.

Северус посмотрел на него как на полоумного:

— Ты? Сдерживать меня? Интересно, как ты себе это представляешь? Ты не имеешь и малейшего понятия о той нерасторжимой связи с Темным Лордом, что заложена в этой Метке.

Тем не менее высказывание Люпина вновь заставило Снейпа невольно улыбнуться уголками губ. В его глазах впервые за все это время мелькнул отблеск светлой надежды.

— И все же я вижу, что твои намерения вполне искренни. А раз так, — в голосе Северуса появилась решительность, — я тоже сделаю для тебя все, что в моих силах. К каждому полнолунию я буду готовить специальное зелье, которое всякий раз позволит тебе избавляться от твоих мучений. Тебя больше не будут донимать жуткие боли, с которыми неминуемо сопряжены твои превращения. Ты перестанешь кидаться на людей и будешь тихо отдыхать в постели, спокойно дожидаясь убывающей фазы луны.

— Ты правда можешь сделать это? — спросил Люпин, и его лицо просияло. — Ты действительно умеешь готовить такое зелье?

— Да, — тихо ответил Снейп. — Это одна из уникальнейших разработок за всю историю зельеварения магической Британии. Новейшее средство, использующее передовые технологии приготовления, а потому пока что известное лишь в узких кругах. Его изобретателем считается Дамокл Белби, хотя я сильно сомневаюсь, что это имя тебе о чем-нибудь скажет… Зелье, как я и говорил, значительно облегчает симптомы ликантропии и имеет соответствующее название Волчье противоядие или Аконитовое зелье, поскольку одним из основных его компонентов является аконит… Нет, Люпин, даже не пытайся выведать у меня его полный рецепт, — поспешно добавил Северус, увидев, что в голубых глазах оборотня засветился неподдельный интерес. — Это строжайшая тайна, так что ты все равно ничего не добьешься. И кроме того, едва ли ты сумеешь приготовить такое снадобье самостоятельно: здесь нужно действовать очень четко и точно, а любое отклонение от рецепта в процессе приготовления сделает зелье непригодной для употребления отравой. Так что не советую тебе так рисковать… Но не беспокойся: я же обещал помочь тебе, так что твердо намерен делать это снадобье для тебя всегда, покуда силы меня не оставят.

Он внимательнее вгляделся в бледное изможденное лицо Ремуса, перевел взгляд на его уставшие глаза с потрескавшимися капиллярами, под которыми залегли темные тени и, горько усмехнувшись, заметил:

— Для тебя ведь тоже нынешняя ночь выдалась несладкой, верно?

Люпин быстро отвел глаза и залился краской. Снейп был абсолютно прав: Ремус всего-то два-три часа назад оклемался после «веселой» полнолунной ночки.

От проницательного взора Северуса не укрылось внезапное смущение оборотня. Будучи по своей природе деликатнейшим молодым человеком, Ремус, очевидно, надеялся, что Снейп проявит ту же душевную тонкость, которую, безусловно, проявил бы он сам по отношению к любому, оказавшемуся в столь щекотливом положении, и не станет развивать тему. Да, как видно, не на того нарвался. Снейп, определенно, не относился к той категории людей, которые были склонны щадить чьи-либо чувства; тем более он не собирался этого делать после того, как над его собственными чувствами столь жестоко надругались. Северус явно не спешил переводить разговор в иное русло.

— И нечего тут разыгрывать из себя кисейную барышню! — раздраженно отрезал Снейп, заставляя несчастного оборотня покраснеть еще сильнее. — Научись вести себя достойно, Люпин. Не умеешь справляться со своей природой самостоятельно — значит, и не надо. Прими себя таким, какой ты есть. Брось зацикливаться на своем оборотничестве, жалеть себя и ждать, чтобы тебя пожалели другие.

Он снова заглянул в измученные голубые глаза:

— Не думал, что когда-нибудь скажу такое кому-то из компании Поттера, но ты действительно здорово поддержал меня сегодня, Ремус, — Снейп в первый раз (если не считать ответа на предложение о дружбе) назвал его по имени, — поэтому я не считаю себя вправе молчать. В тебе есть то, чего нет во многих студентах и даже во многих преподавателях Хогвартса. Какая-то чуть ли не патологическая порядочность, что ли.

Люпин поднял на него робкий взор.

— Да не удивляйся ты так, Мерлина ради, и не делай вид, что ты об этом не знаешь, — продолжал Снейп, пронизывая сокурсника гипнотическим взглядом. — Тебе, определенно, есть чем гордиться, Ремус Люпин. Мне неоднократно доводилось наблюдать за тобой, впрочем, — Северус саркастически хмыкнул, — как и за другими представителями вашей компании, поэтому я знаю, о чем говорю. Взять хотя бы сегодняшний случай. Я сам занимался детальной разработкой антиликантропного зелья в целях усовершенствовать его состав, так что достаточно хорошо изучил все симптомы оборотничества и их последствия. По всем признакам, после одной такой ночи, как сегодня, ты должен был отлеживаться в постели и набираться сил по меньшей мере трое суток кряду.

Снейп продолжал внимательно вглядываться в изможденное, осунувшееся лицо Люпина:

— Не сомневаюсь, что любой другой, окажись он на твоем месте, так бы и поступил. Любой, но только не ты. Ты переступил через самого себя, чтобы выслушать Лили… а теперь еще и возишься тут со мной… — Северус едва заметно улыбнулся. — Разве это не величайшие сокровища сердца — такая исключительная порядочность и отзывчивость? Мне, к примеру, еще учиться и учиться этому у тебя, Ремус Люпин. А что касается твоего треклятого оборотничества, то тут, как я уже сказал, я тебе помогу. Но ты должен пообещать мне одну вещь.

Люпин с тревогой взглянул на него, вероятно, уже догадываясь, о чем пойдет речь.

— Обещай мне, что порвешь с Поттером и его компанией.

Взор Люпина, устремленный на сокурсника, выражал глубокую печаль.

Снейп тут же понял все без слов.

— Прости, Северус, — сказал Люпин. — Ты хороший, ты замечательный парень… Но Джеймс и Сириус… Я не могу оставить их… Понимаешь… я к ним действительно очень привязан и дорожу их дружбой.

— Что ж, тогда уходи, — хмуро бросил Снейп. — Уходи и больше не возвращайся.

— Но мы могли бы дружить все вместе! — расстроено отозвался Люпин.

— У тебя был шанс, Ремус, — спокойно и холодно ответил Снейп. — Ты сделал свой выбор. Единственное, что я могу предложить тебе теперь — это приглядывать за тобой. Следить, чтобы ты не попал в беду. Защищать тебя и оказывать помощь, если потребуется[2]. На большее не надейся.

Снейп быстро встал, подобрал лежащую рядом черную мантию и маску Пожирателя смерти и, кинув на Люпина последний печальный взгляд, достал свою волшебную палочку.

— Эй-эй, ты чего надумал? — встрепенулся Ремус и инстинктивно потянулся к внутреннему карману мантии за своей палочкой:

— Экспеллиарм… — начал он, очевидно, решив предупредить выпад Снейпа, послав в того разоружающее заклятие.

Но Северус уже прицелился точно в центральную зону лба сокурсника, сделал короткий взмах, и из кончика его палочки вырвался тонкий, едва различимый золотистый луч. Люпин остался стоять без движения,

растерянно озираясь вокруг, а Снейп, не говоря ни слова, стремительно развернулся на каблуках, снял наложенные Ремусом защитные чары и зашагал прочь, заметая свои следы тянувшимся по земле длинным широким шлейфом изумрудной мантии.

[1] «Остолбеней» (ориг. Stupefy; другие переводы «Замри», «Окаменей», «Ступефай») — оглушающее заклинание. Противник ненадолго ввергается в шок и не в состоянии что-либо предпринять. Отличается от парализующего заклинания Петрификус Тоталус (ориг. Full Body-Bind Curse) («Петрификус Тоталус»; ориг. Petrificus Totalus) тем, что поверженный противник не вытягивается по стойке «смирно», но при этом он не видит (глаза закрыты), не слышит, и не чувствует ничего. При прямом попадании в человека его отбрасывает на несколько метров. В большинстве игр и фильмов «Остолбеней» синего цвета. В книгах он красный.

[2] Собственно, весь этот эпизод (под условным наименованием «Несостоявшаяся дружба») порожден размышлениями автора настоящего сиквела о неоднозначности отношений таких персонажей Поттерианы, как Северус Снейп и Ремус Люпин. Все обиды Северуса на Ремуса (главным образом, возникающие в ходе третьего года обучения Гарри Поттера в Хогвартсе, когда оборотень получил место преподавателя защиты от Темных искусств) могли являться не только следствием доходящей до крайностей ревности Снейпа (в чисто человеческом аспекте этого понятия), связанной с Дамблдором (ведь Северусу было нелегко примириться с тем фактом, что его начальник, которого он, безусловно, ценил и уважал, и чьего расположения сам он добивался преданной многолетней службой, стал открыто благоволить к новому сотруднику, имевшему, к тому же, прямое отношение к ненавистной ему компании Мародеров). Эти обиды могли иметь также личный характер в свете возможного сближения Снейпа и Люпина в прошлом, и оттого проявляться у мнительного Северуса в столь острой форме (вспомним прямо-таки маниакальное буйство Снейпа в Визжащей хижине в финале «Гарри Поттера и узника Азкабана», где тот, казалось бы, напрочь забывает, что впервые за долгие годы видит воочию ненавистного «предателя» Лили Сириуса Блэка и буквально набрасывается на Люпина, который предал с таким трудом завоеванное благожелательное отношение Северуса этой встречей со старым другом).

Несмотря на обилие язвительных шпилек Снейпа в адрес Люпина, неоднократно предпринимаемые попытки обнародовать оборотничество последнего перед учениками, и т. д., на протяжении цикла мы видим, что Северус постоянно проявляет тайную заботу о Ремусе. То Снейп начинает всерьез волноваться, принял ли Люпин в надлежащие сроки очередную порцию Волчьего противоядия, которое профессор зелий готовил для новоиспеченного учителя защиты от Темных искусств по заданию Дамблдора и в конце концов сам несет лекарство для коллеги в его кабинет, причем по ходу сюжета лекарство приносится собственноручно Снейпом в кабинет Люпина по крайней мере дважды [«Гарри Поттер и узник Азкабана». Глава 8 (факт). Глава 19 (упоминание постфактум устами Снейпа)]. Когда профессор зельеварения приносит лекарство в последний раз, он обнаруживает на столе у профессора ЗОТИ злосчастную Карту Мародеров, которую расценивает как свидетельство неблагонадежности Люпина и благодаря которой в итоге оказывается в Визжащей хижине, где буквально срывается на оборотня («Гарри Поттер и узник Азкабана». Глава 19). То во время операции «Семь Поттеров» Северус по странному совпадению оказывается в группе Пожирателей смерти, преследовавшей именно Ремуса Люпина, летевшего в паре с «лже-Поттером» Джорджем Уизли. Снейп случайно поражает Джорджа заклятием Сектумсемпра, промахнувшись мимо своей настоящей цели — Пожирателя смерти, пытавшегося нанести удар по оборотню [«Гарри Поттер и Дары Смерти». Глава 4, глава 5 (события). Глава 33 (пояснение событий)]. Автору настоящего сиквела думается, что подобное сознательное стремление Снейпа защитить Люпина не могло возникнуть просто так, на пустом месте. Для проявления такой трогательной опеки со стороны Снейпа, вероятно, должна была быть веская причина.

Кстати, Люпин был единственным из компании Мародеров, кто старался всячески поддержать Снейпа, оградить его от нападок Гарри и Сириуса и заверить Гарри, что Северусу можно доверять, так как ему доверяет сам Дамблдор («Гарри Поттер и Принц-полукровка». Глава 16). Далее, в том же самом разговоре Гарри и Люпина, когда Поттер спрашивает учителя о Принце-полукровке и его знаменитом учебнике по зельеварению, мы можем наблюдать чрезвычайно интересную картину поведения педагога. Люпин, который, в силу своего характера, подобно Альбусу Дамблдору, принципиально не может соврать, начинает с истинно-дамблдоровской изворотливостью уклоняться от прямых ответов на поставленные вопросы. Вспомним коронную фразу, которую почтенный директор выдавал в ответ на любой вопрос, на который он не мог (читайте — не хотел) ответить прямо: «Очевидно, так». Точно так же, как мы увидим далее, поступает и Люпин. Приведем некоторые примеры:

Вопрос Гарри: — Вам не случалось слышать, чтобы кого-нибудь называли «Принцем-полукровкой»?

Действия Люпина: Ремус переспрашивает: — Полукровкой… как там? [Типичный прием, рассчитанный на то, чтобы потянуть время и, пока Гарри что-то скажет, продумать возможный вариант ответа.]

[Логично напрашивающийся вариант прямого ответа: — Да нет, Гарри, что-то не припомню ничего подобного. И все! Вопрос исчерпан! Но следует учитывать: Люпин, как и Дамблдор, не умеет откровенно врать. Поэтому:]

Конечный ответ Люпина: — Среди волшебников нет принцев, — улыбаясь [прием психологического давления на собеседника, дабы отвлечь его внимание от уклончивого ответа, а также естественный способ скрыть собственное волнение, связанное с необходимостью избегать прямого ответа], сказал Люпин. — Это что же, титул, который ты намерен принять? Мне казалось, довольно будет и Избранного. [Рассуждения, имеющие весьма отдаленное отношение к сути вопроса и в конце — небольшая язвительная шпилька в адрес Гарри — также весьма действенный психологический прием, направленный на то, чтобы сбить с толку, запутать и постепенно увести разговор в другое русло.]

Далее следует выразительнейший по своему «закадровому» содержанию диалог:

— Но мне казалось, что его [заклинание Левикорпус] изобрели, когда вы учились в школе, — настаивал Гарри.

— Вовсе не обязательно, — сказал Люпин. — Заклинания входят в моду и выходят из нее подобно всему остальному. [Опять-таки отвлеченные рассуждения вместо логично напрашивающегося любого из трех возможных вариантов прямого ответа: «Да», «Нет», «Не знаю».]

Он вгляделся в лицо Гарри, потом сказал негромко:

— Джеймс был чистокровным волшебником, Гарри, и могу тебя уверить, он никогда не просил, чтобы мы называли его «принцем». [Люпин, будучи честным и справедливым человеком, отводит подозрения Гарри насчет отца, так и не давая при этом прямого ответа на поставленный вопрос.]

Гарри, махнув рукой на притворство, спросил:

— Может быть, это был Сириус? Или вы?

— Ни в коем случае. [(sic!) Ключевая фраза во всем этом диалоге. Первый и единственный на протяжении всего обсуждения этой темы прямой ответ Люпина — краткий и внятный. Причем заметим, что Люпин может столь категорично ответить не только за себя самого, но и за Сириуса. А вот это уже является весомым аргументом в пользу предположения, что таинственный владелец учебника Принца-полукровки был оборотню известен.]

— Просто я думал… — Гарри уставился в огонь. — В общем, он очень помог мне на уроках зельеварения, Принц то есть.

— Насколько стара эта книга, Гарри? [Люпин, убедившись, что в намерении Гарри выяснить правду нет злого умысла в отношении хозяина загадочного учебника (и только после этого!) мягко направляет ученика к дальнейшим действиям, опять-таки, так и не дав прямого ответа («Не знаю») на вопрос, кому, собственно, принадлежал учебник.]

— Не знаю, не проверял.

— Что ж, проверь, может быть, это поможет тебе выяснить, давно ли Принц учился в Хогвартсе, — сказал Люпин.

Показательным моментом в отношениях Снейпа и Люпина является сама гибель Ремуса. Эта трагедия произошла приблизительно в то время, когда Темный Лорд призвал Северуса для последнего рандеву, венцом которого должно было стать его убийство. Такой расклад позволяет предполагать, что до тех пор, пока Северус не получил приказа от Темного Лорда явиться в Визжащую хижину, он мог тайком следить за сражавшимся сокурсником и своевременно оказывать ему содействие. Иными словами, не окажись сам Снейп в смертельной опасности, у Люпина был бы реальный шанс выжить в той войне.

И хотя Люпин в приведенном ранее разговоре признается, что он и Снейп «никогда не были закадычными друзьями» (заявление, кстати, само по себе довольно странное: ведь вроде бы всем и так должно быть понятно, что о дружбе между Снейпом и одним из представителей компании Мародеров не может быть и речи), тем не менее, исходя из поведения обоих профессоров в отношении друг друга, показанного на протяжении всей Поттерианы, нельзя исключить вероятность, что между Северусом и Ремусом в какой-то период их знакомства мог состояться разговор по душам. Автор данного сиквела приводит свою версию подобного разговора.

Кабинет директора выплыл из тумана и приобрел свои обычные очертания.

— Северус? — Дамблдор с тревогой глядел на своего гостя из-за рамы своего портрета сквозь поблескивающие при ясном солнечном свете очки-половинки. — Вы о чем-то задумались?

— Так, вспомнил о былом, — ответил Снейп своим характерным низким голосом. — Не так давно я впервые опробовал одно из своих новых изобретений… вернее — модифицированный вариант того, что уже было придумано до меня… Но это к делу не относится. Дамблдор, я пришел вам сказать… Пусть ваши люди готовятся к новой войне. Отдайте указание мракоборцам поднять все возможные силы для своей защиты. Вы можете сделать это через любых ваших помощников, которые продолжают служить вам верой и правдой.

— Но почему вы так говорите, Северус? — насторожился Дамблдор. — Вы что-то знаете?

Снейп утвердительно кивнул.

— Из Азкабана совершен ряд побегов, — ответил он. — Пожиратели смерти возвращаются. Они собирают новые силы. Продолжают неофициально вербовать людей в свои ряды. Среди их предводителей Мальсибер, Лестрейндж, Долохов, Роул, Яксли, а также — Люциус Малфой, Крэбб и Гойл-старший, Амикус и Алекто Кэрроу.

— Долохов? — удивился Дамблдор. — Я полагал, что он погиб в битве за Хогвартс. Разве не его сразил заклятием Филиус Флитвик?

— Флитвик лишь тяжело ранил Долохова, — ответил Снейп. — Но тот сумел выжить и был отправлен в Азкабан.

— И все они сбежали из Азкабана незамеченными? — нахмурившись спросил Дамблдор. — Так, что об этом никто не узнал?

— Вероятно, у них был план, который они вынашивали уже давно.

— Но Министерство магии молчит, — сказал Дамблдор. — В газетах нет никаких сообщений о беглецах, насколько мне известно. Министерские работники не поднимают тревоги. Никто не разыскивается. Все, что происходит сейчас в волшебном мире, никак не проявляет вторжения темных сил.

— Темные силы вторгаются именно тогда, когда меньше всего этого ожидаешь, — заметил Снейп. — Уж вы-то не хуже меня знаете это, Дамблдор.

Он ненадолго смолк, а затем добавил:

— Министр и его люди попали под заклятие Империус. Теперь они действуют в интересах Пожирателей смерти. Как видите, история повторяется, Дамблдор.

Дамблдор изумленно глядел на Снейпа.

— Но откуда вам это известно, Северус? — спросил он. — Откуда вы знаете, что слуги Волдеморта… — он не договорил.

— Я слежу за ними, — ответил Снейп. — И уже довольно давно.

— И какова же их главная цель, как вы полагаете?

Снейп внимательно вгляделся в лицо Дамблдора своими черными глазами и ровным голосом проговорил:

— Я убежден, что вы и сами знаете ответ на свой вопрос. Разумеется, их основная задача на сегодняшний день состоит в том, чтобы вернуть к жизни Темного Лорда, а затем — восстановить его силы и былое могущество, насколько это возможно.

Он тревожно вздохнул, а затем пояснил:

— Видите ли, Дамблдор, конечно, многие Пожиратели смерти боялись Темного Лорда. Этот страх, бесспорно, присутствует и по сей день. Однако, как вы сами можете догадаться, жизнь сподвижников Темного Лорда при новом режиме изменилась не в лучшую сторону. Заключение в Азкабан, обыски, конфискации имущества и прочие подобные «прелести» отнюдь не скрасили им существование. Пожиратели смерти оказались в отчаянном положении и теперь хотят переломить ситуацию. Разумеется, большинство из них страшатся гнева Темного Лорда, но своим поступком рассчитывают вернуть его милость. Кроме того, не стоит забывать о том, что среди сторонников Темного Лорда остались еще такие преданные ему люди, как, к примеру, Родольфус Лестрейндж, которые пойдут на все, чтобы возвратить власть Повелителю, и вместе с тем вновь обрести свои прежние привилегии в кругу его ближайших подданных.

— Но ведь это полное безумие, Северус, — Дамблдор строго взглянул на Снейпа. — Волдеморт мертв, душа его беспощадно разорвана, и все его крестражи уничтожены. Думаю, исходя из того, что произошло, справедливо будет сказать, что ему никогда не подняться из праха и не возвратить то, чего он лишился.

— И это говорите мне вы? — Снейп глядел на Дамблдора с изумлением. — Вам ли не знать, до каких границ способна дойти Темная магия?!

— Но от души Волдеморта не осталось даже жалких осколков, запрятанных в крестражи, — резонно заметил Дамблдор.

— Для начала будет вполне довольно вернуть на землю тело Темного Лорда. В том виде, в каком оно было к моменту решающей схватки с Поттером после того, как был уничтожен… последний крестраж, — глухо произнес Снейп. — А потом… слуги Темного Лорда помогут ему найти укрытие, где он сможет постепенно, не торопясь, восстанавливать свои силы. По крайней мере, таков изначальный план их действий.

— Что ж. В таком случае они намереваются совершить заведомую глупость. Волдеморту пришлось самому неоднократно убедиться, что бороться со смертью бессмысленно. Можно лишь на время отсрочить неизбежное. Не в этом ли вся соль сказки о трех братьях, владевших Дарами Смерти? — И Дамблдор вдруг добродушно подмигнул Снейпу. — Не волнуйтесь, Северус. Из этой безумной затеи ничего не выйдет, уверяю вас. Не стоит им мешать — пусть делают как знают. В конце концов все зло, которое они творят, неизбежно им возвернется.

— Возможно, — ответил Снейп. — Не стану оспаривать вашу философию. Но пока Темного Лорда и его приспешников настигнет кара, в мире распространится дух зла. Будут гибнуть невинные люди, а жертв и без того было предостаточно. И кроме того…

— Что случилось, Северус? — насторожился Дамблдор, увидев, как внезапно побелело лицо Снейпа.

— Они хотят осквернить ее могилу, — глухо, сквозь зубы ответил Снейп. — Могилу Лили.

— Но каким образом?

— Не вынуждайте меня рассказывать вам подробности… Разве вы не знаете, каково мне хотя бы помыслить об этом? — голос Снейпа дрогнул, а его черные глаза исполнились жгучей боли. От вездесущего Альбуса Дамблдора не было смысла прятать своих чувств.

Он снова прошелся вдоль кабинета, стараясь хоть немного успокоиться, и снова вернулся к портрету Дамблдора.

— Они планируют сделать это во время обряда воскрешения[1] Темного Лорда. А сам обряд провести на кладбище в Годриковой лощине, прямо возле ее могилы.

— Рядом с Лили похоронен еще и Джеймс, — сказал Дамблдор. — Это их общая могила, не забывайте, Северус.

— Поттер их мало волнует, — ответил Снейп, — впрочем, как и меня. Их интересуют только останки Лили. Темный Лорд ведь знал о том, что Лили дала своему сыну мощную защиту, позволившую ему выжить после убийственного заклятия, и что кровь Гарри Поттера, с помощью которой он восстанавливал свое тело, также содержит защитные чары Лили. Поначалу он полагал, что кровь мальчишки сделает его гораздо сильнее, чем чья-либо еще, и был уверен в том, что после обряда возрождения защита Лили распространилась и на него. Но какое-то время спустя Темный Лорд начал сомневаться в справедливости этих выводов и решил, что кровь Поттера, приправленная материнской защитой, в конце концов окажется для него губительной. Однажды он обмолвился об этом в разговоре со мной в присутствии Яксли, Долохова и других Пожирателей смерти. Теперь слуги Темного Лорда вспомнили об этом и посчитали, что одной из непременных составляющих обряда воскрешения Повелителя должно быть надругательство над останками Лили и последующее их уничтожение. Они полагают, что это наилучший способ освободить воскреснувшую плоть Повелителя от ее чар, сыгравших в его жизни роковую роль.

Дамблдор потрясенно глядел на Снейпа.

— Это ведь была его единственная надежда, Северус, — едва слышно произнес голос с портрета; в голосе этом прозвучало глубочайшее сожаление. — Кровь Гарри Поттера, содержащая защитные чары его матери, была единственной возможностью спасения для несчастного Тома Риддла. Но вся беда в том, что злое начало настолько глубоко въелось в сознание Волдеморта, что то единственное, что еще могло его спасти, оказалось для него губительным. Мне очень жаль, что так произошло. И здесь есть значительная доля моей вины.

— Вы вините себя в том, что не сумели спасти… Тома Риддла… — Северус впервые в своей жизни произнес это имя. Но это было не важно. Дамблдор уже во второй раз на протяжении этого разговора упомянул о… дракловом Повелителе. В первый раз Снейп каким-то невероятным усилием над собой сумел сдержаться, но на этот раз… Все! С него довольно! Теперь он как никогда ощутил потребность выплеснуть наружу накопившуюся за долгие годы лавину эмоций! — А ее, Дамблдор?! Ее вы не защитили! И после этого… после этого вы еще можете говорить… о Томе Риддле?! …Об ее убийце?!

— Я не могу сказать вам по этому поводу больше, чем вы уже знаете, — в голосе почтенного старца звучала самая искренняя и глубокая печаль. — Сожалею, но я по-прежнему не могу прибавить к этому ничего, кроме одного: ПРОСТИТЕ, Северус.

— А Маховики Времени?! — вдруг спросил Снейп, не в силах подавить вспыхнувшую ярость. — У вас же был доступ к ним, Дамблдор! Была возможность вернуться в прошлое и все изменить… Предотвратить ее гибель…

— Есть непреложный закон волшебного мира, Северус. Закон, о котором вы превосходно осведомлены: нельзя допускать временных парадоксов, когда событие уже свершилось. Увы, в этом случае мы были бессильны.

— А мне плевать на временные парадоксы! — гневно выпалил Снейп; глаза его бешено засверкали. — Плевать на все! Вы дали мне обещание и не сдержали своего слова… Но, как выяснилось, больше всего вы сожалеете вовсе не об этом, а… о Томе Риддле!!!

Голубые глаза неотрывно глядели в черные, и эти пересекшиеся взгляды, казалось, заключали в себе самое мироздание. В это мгновение, вероятно, не было на свете людей, столь глубоко, столь живо чувствовавших друг друга, как эти двое.

И снова боль… Неизбывная… Жгучая… Наполняющая собою все сознание… И этот пронизывающий насквозь взгляд гипнотических глаз с портрета. Глаз, полных горечи…

Стало нестерпимо душно. Воздух вокруг словно нагрелся до предела, пропитавшись всем тем, что осталось невысказанным. Предельно простым и в то же время — непостижимым. По крайней мере, Северус Снейп упорно не желал этого постигать:

«Том Риддл не виноват в ее смерти, мой мальчик… Не больше, чем я сам или вы… Поймите же, наконец: Том Риддл — не убийца и никогда им не был. Убийца — тот, в кого превратился этот несчастный человек, став Лордом Волдемортом… Я не смог… Не смог этому помешать… И тут, увы, уже не ограничишься банальным "Мне жаль": эта моя ошибка покорежила слишком много жизней и душ… В этом смысле у вас передо мною неоспоримое преимущество, Северус… Да-да, не удивляйтесь: все ваши ошибки — ничто в сравнении с этой одной, совершенной мною. Потому что такое невозможно искупить ничем».

С портретного полотна донесся тяжелый вздох. Дамблдор вновь внимательно вгляделся в черные глаза и тихо спросил:

— Могу я чем-нибудь помочь вам, мой мальчик?

Удивительно. Впервые Дамблдор предлагает помощь, а не просит о ней… Нет, не так. Не отдает приказов. Просил он лишь однажды. Ну ладно — дважды в своей жизни. Обе эти просьбы были практически невыполнимы, и все же Северус не отказал Дамблдору и сделал то, что от него требовалось.

— Можете.

Голос Снейпа прозвучал как-то глухо и отдаленно, словно доносился из потустороннего мира. А может быть, так оно и было на самом деле?

— Я не допущу ничего подобного, — с каждым мгновением голос обретал твердость, возвращаясь в постылую реальность. — Клянусь, я сделаю все для того, чтобы обряда воскрешения Темного Лорда не состоялось! Надеюсь, вы со мной, Дамблдор?

— Конечно, Северус, — ответил Дамблдор.

Напряжение последних минут постепенно отпускало. Оба собеседника словно возвращались из липкой и холодной зыбучей трясины — каждый к своей объективной реальности.

— Они сейчас готовят все необходимое для этого Темного ритуала, — сообщил Снейп. — Собирают по крупицам орудия для воскрешения. Моя же задача раздобыть эти орудия раньше Пожирателей смерти и спрятать их так, чтобы никто и никогда их не нашел.

Он сунул руку под мантию, затем вытащил наружу и разжал кулак. На его ладони лежал черный камень, на котором виднелось нечто вроде своеобразной гравировки, похожей на изображение глаза: круг с пересекающей его вертикальной чертой, заключенные в треугольник.

— Воскрешающий камень? — изумился Дамблдор. — Тот самый… — он не договорил.

— Именно, — тихим и глубоким голосом ответил Снейп. — Тот самый, который, собственно, и погубил вас, Дамблдор. Поверьте мне, я сделал для вас тогда все, что смог. И мне очень жаль, что вы не позвали меня раньше… Хотя это могло лишь на какое-то время отсрочить неизбежное.

— Я знаю, Северус, — сказал Дамблдор. — И я невыразимо благодарен вам за все, что вы для меня сделали. А также — за то, что вы сделали для всех нас. Я могу лишь догадываться, насколько тяжело было вам жить в атмосфере всеобщей ненависти, оставаясь в глазах каждого студента и преподавателя Хогвартса хладнокровным убийцей, предателем и узурпатором, и при этом каждое мгновение рисковать своей жизнью во имя общего спасения и тайно помогать всякому, кто в этом нуждался. Я говорил, что такую работу я не мог бы доверить никому, кроме вас, и я рад, что не ошибся. Лишь благодаря вам и вашему образцовому управлению делами школы Хогвартс выстоял в тот страшный год, когда Волдеморт и его сторонники захватили власть. В глубине души я всегда надеялся, что настанет день… когда я смогу поблагодарить вас лично. И я бесконечно счастлив, Северус, что это мое желание все же осуществилось.

Он ненадолго смолк, потянувшись рукою к уголку глаза, чтобы вытереть непрошенную слезу, а затем продолжил:

— Итак, вернемся к некоему кольцу, которое я в свое время имел глупость надеть. Ну и соответственно к Воскрешающему камню. Повторяю, вы мне очень помогли тогда, Северус. Помнится, вы сказали, что на кольце лежало заклятие исключительной силы, и это одно из тех проклятий, чары которого будут постепенно распространяться, так что сдержать их невозможно.

Снейп коротко кивнул.

— Вы точно знали, какое это было заклятие? Я хочу сказать, не заметили ли вы, что, если даже не брать в расчет мою почерневшую руку, со мной произошло нечто… скажем так… странное, когда я вернулся из того путешествия?

— Вероятно, я знал не все, — произнес Снейп после некоторых раздумий. — Но и тех сведений, которыми я мог располагать, осмотрев вас, было достаточно, чтобы сделать определенные выводы.

— Выводы о моем состоянии? — уточнил Дамблдор. — Да что уж там, вы даже определили срок моей дальнейшей весьма недолгой жизни.

— Я всего лишь ответил на ваш же вопрос, — уточнил Снейп, приподняв бровь. — Не понимаю, к чему вы клоните, Дамблдор.

Взгляд голубых глаз волшебника на портрете смягчился и стал настолько открытым и доверительным, насколько это было возможно.

— Вы правы, Северус, — просто ответил Дамблдор. — При всей вашей осведомленности по части Темной магии, вы знали далеко не все. Когда я надел зачарованное кольцо, со мной произошло нечто более страшное, чем вы могли себе представить. Но давайте пока не будем об этом. Я обещаю вам рассказать все без утайки, когда придет время.

Взгляд Снейпа, устремленный на Дамблдора, полыхнул негодованием:

— Вот, значит, как? Когда придет время? И вы водили меня за нос уже тогда? Да еще имели немыслимую наглость спрашивать, сколько вам осталось, уже зная о том, о чем не знал я? Что ж, в таком случае весьма любопытно, как это я умудрился не попасть пальцем в небо и определить вам сроки, близкие к действительности.

— Нет-нет, Северус, я знал, о чем спрашиваю. Мы с вами имели в виду одно и то же — а именно заклятие, наложенное на кольцо. Но вы правы и в том, что знали не все. Я получил тогда дополнительную дозу неких… скажем так… особых чар, которые вы, при всем вашем мастерстве, не смогли бы распознать. Но как раз это-то никак не могло отразиться на продолжительности моей жизни, хотя и было куда опаснее чар кольца, которые ее существенно сократили.

Снейп смотрел на него в полном недоумении, граничащем с немыслимой яростью.

— Ну-ну, мой мальчик, успокойтесь, — мягко проговорил Дамблдор. — Я же обещал, что обо всем расскажу вам… со временем, — он тихо вздохнул и спросил: — Так вы нашли Воскрешающий камень там, в лесу? Вы знали, где Гарри его обронил?

— Да. Я все время следовал мыслями за Поттером — до тех пор, пока не убедился в гибели Темного Лорда. Позже, когда я уже достаточно окреп, я специально вернулся в лес, пробрался к тому месту и подобрал его.

— Но для чего вы это сделали, Северус? — спросил Дамблдор.

— Потому что его ищут они… Пожиратели смерти… Воскрешающий камень — это одно из тех средств, которые необходимы для обряда воскрешения Темного Лорда. Но это далеко не все. Для проведения этого ритуала нужно собрать все три уникальных артефакта, нареченных Дарами Смерти, а также другие сильные магические вещества; в их число, кстати, входит Магистерий, получаемый посредством алхимического Великого Делания[2] и именуемый также эликсиром жизни и Философским камнем. Вы случайно не в курсе, Дамблдор, сохранился ли еще у Николаса Фламеля Магистерий?

— Эликсир, Северус, — поправил Дамблдор, строго взглянув на Снейпа из-под очков-половинок. — Именно эликсир. Не забывайте, что Философский камень, согласно весьма искусно выстроенной нами с вами легенде, был уничтожен. Никто из непосвященных в тайны алхимии не должен каким бы то ни было образом прознать о том, что это не так. Что Философский камень и Жизненный эликсир — есть единая непреложная сущность.

Он выдержал короткую паузу и добавил:

— Что ж, полагаю, Николас еще не использовал все запасы чудодейственного эликсира.

— Значит, Пожиратели смерти станут за ним охотиться, — предупредил его Снейп. — Как и за Мантией Игнотуса Певерелла. Вы смогли бы найти способ, чтобы дать знать Фламелю и Поттеру? Эликсир и Мантию необходимо спрятать как можно дальше, чтобы слуги Темного Лорда никогда их не нашли.

— Конечно, Северус, — заверил его Дамблдор. — Я обязательно отряжу своих людей сообщить об этом Николасу и Гарри.

— Только постарайтесь, чтобы никто не узнал, что вы действуете по моей просьбе, — поспешно предупредил Снейп. — Никто не должен догадаться о том, что мне удалось избежать смерти. По крайней мере — до тех пор, пока не будет ясно, что план моих бывших «коллег» по Темным искусствам потерпел поражение.

Лицо Дамблдора озарилось печальной улыбкой.

— И снова вы просите меня умалчивать о самом лучшем, что в вас есть. Ну что ж, так тому и быть. Как бы то ни было, я рад, что вы вернулись и рад тому, что вы остались прежним, Северус.

Он немного помолчал, а затем добавил:

— Я убежден, что и Гарри был бы рад узнать правду о вас. О том, что вы живы и что вы снова с нами.

— Поттер и так знает достаточно, — возразил Снейп. — Больше ему знать совсем ни к чему, — он тревожно взглянул на Дамблдора и тихо произнес: — Он искал меня, Дамблдор. Поттер вспомнил обо мне на следующее утро после битвы за Хогвартс. Он оказался единственным, кроме Лонгботтома, кого еще тревожила моя судьба. Вернее, — поправился он, и на лице его отразилось подобие горькой усмешки, — судьба моего тела. Поттер хотел похоронить меня, как того требует обычай, коль скоро я был реабилитирован в его глазах. Он надеялся, что сможет отдать мне последние почести.

— Узнаю характер Гарри, — сказал Дамблдор и снова печально улыбнулся. — Он обязательно стал бы искать вас, Северус. После того, что ему стало о вас известно, я нисколько в этом не сомневаюсь. Иначе он не был бы Гарри Поттером.

— Я тоже догадывался о том, что Поттер рано или поздно явится по мою душу, — вынужден был согласиться Снейп. — Но я не хотел, чтобы он меня обнаружил. Я все время следовал мыслями за ним, как до гибели Темного Лорда, так и после — следовал, покуда мог дышать. Когда меня отыскал Лонгботтом, я уже длительное время находился при смерти. И все же я мог подсказать ему заклинание, которым он воспользовался для того, чтобы окончательно заблокировать вход в Визжащую хижину.

— Что ж, — живо отозвался Дамблдор. — Мне доводилось слышать о том, что после нашей победы над Волдемортом никто не смог отыскать корешка Гремучей ивы, открывающего этот вход. Но все полагали, что это дело рук самого Волдеморта, что он сам заколдовал Визжащую хижину сразу же после того, как покинул ее, натравив на вас свою змею.

— Нет, — ответил Снейп своим низким глубоким голосом. — Как я уже сказал, это сделал Лонгботтом по моей просьбе. Так что, когда Поттер явился к Гремучей иве с намерением найти мое тело и похоронить меня, он вынужден был возвратиться в замок ни с чем. Я к тому времени все еще находился на грани жизни и смерти, и как бы ни решилась моя судьба, я не желал, чтобы Поттер меня обнаружил — живым или мертвым. Позднее, когда я уже достаточно окреп, чтобы мое тело могло вынести давление аппарации, мы с Лонгботтомом направились в то место, которое я считал наиболее подходящим, если учитывать мое положение.

[1] Данный магический обряд не упоминается в каноне и является специфическим изобретением автора настоящего сиквела (© Екатерина М.). Из семи известных в мире Поттерианы магических обрядов (к коим относятся заклинание Жертвы, заклинание Невидимого расширения, заклинание Табу, Надзор, Непреложный Обет, обряд возрождения, Фиделиус) ближе всего к обряду возрождения.

[2] Великое Делание (лат. Opus Magnum или Magnum Opus) — в алхимии процесс получения Философского камня (иначе именуемого Эликсиром философов), а также достижение просветленного сознания, слияния духа и материи. Некоторые из алхимиков утверждали, что им удалось успешно осуществить Великое Делание; в их числе Николя Фламель и Калиостро. Элифас Леви, один из первых современных церемониальных магов и вдохновитель Герметического Ордена Золотой Зари, дает такое определение: «Великое Делание, прежде всего, создание человека им самим, то есть полное и всеобщее раскрытие его способностей, власть над своей судьбой, и, в особенности, совершенное освобождение его воли». (Леви Э. Учение и Ритуал. М: Эксмо-пресс, 2002). Получаемый путем Великого Делания Философский камень (лат. Lapis philosophorum) [он же Магистерий (лат. Magisterium), Ребис, Эликсир философов, Жизненный эликсир, Красная тинктура, Великий эликсир, Пятый элемент] представлял собой некую субстанцию, внешне напоминающую порошок либо жидкость. Дж. К. Роулинг в Поттериане разграничивает такие идентичные сущности Алхимии, как Философский камень и Жизненный эликсир. Это неверно по своему определению, так что в данном случае есть возможность сгладить эту неточность.

Дамблдор задумчиво сморщил лоб, а затем спросил:

— Кстати, любопытно было бы узнать, как вы оказались в этом кабинете, Северус? Ведь на территории Хогвартса запрещена аппарация.

Снейп ничего не ответил, лишь едва заметно кивнул в сторону одного из окон кабинета, которое оказалось раскрытым.

Дамблдор нахмурился:

— Вы хотите сказать…

Снейп снова коротко кивнул.

— Метлы я при вас не вижу, — задумчиво проговорил Дамблдор. — Может быть, вы воспользовались порталом[1], Северус? Впрочем, использование порталов контролируется Министерством магии, так что, как разумный человек, вряд ли вы стали бы так рисковать без особой на то причины. Но в таком случае каким образом вы могли попасть в кабинет через окно?

Снейп недовольно сдвинул брови:

— Разве МакГонагалл не упоминала при вас о нашем с ней последнем решающем поединке? И Поттер об этом не рассказывал? Ему выпал случай быть свидетелем этого, надо полагать, весьма захватывающего зрелища.

Дамблдор продолжал сверлить своего собеседника неодобрительным взглядом.

— Вообще-то я предпочитаю не драться с женщинами, — продолжал Снейп, словно не замечая того испепеляющего взора, которым наградил его Дамблдор. — Но МакГонагалл не оставила мне выбора. Хотя, как вы сами можете догадаться, с моей стороны это была никоим образом не дуэль, а всего-навсего самооборона, и мне оставалось лишь сожалеть о том, что миссис гриффиндорская храбрость вовремя этого не поняла. Я едва успевал отражать ее молниеносные заклятия, одновременно делая все возможное для того, чтобы ненароком не причинить вреда моей отважной противнице. К тому же на помощь ей подоспели Флитвик и Спраут, — если не брать в расчет еще и притащившегося вместе с ними старого Слагхорна, — и я был вынужден спасаться бегством, чтобы выиграть для себя хотя бы немного времени. Ведь мне надлежало еще сделать самое главное — исполнить то, что вы мне поручили, Дамблдор.

Лицо Альбуса Дамблдора на портрете сделалось таким же белым, как окружающее его полотно.

— …Да, — сказал он столь растерянным голосом, какого Снейпу еще не доводилось от него слышать. — Гарри что-то упоминал о разбитом окне, от которого к наружным стенам замка летела «огромная, похожая на летучую мышь фигура»[2]. Так это и в самом деле были вы, Северус? Вы умеете летать без метлы? И сейчас вы попали в кабинет именно таким способом?

— Послушайте, Дамблдор, — тихо проговорил Снейп, неотрывно глядя в буравящие его с портрета голубые глаза, спрятанные за очками-половинками. — Замок все еще охраняется достаточно мощными заклинаниями. Аппарация на его территории запрещена; использование портала могло вызвать ненужные подозрения. Мне не оставалось ничего другого, кроме как воспользоваться единственным доступным для меня способом, чтобы проникнуть сюда.

— Но ведь умением летать без метлы, насколько мне известно, со времен самого Салазара Слизерина — единственного, кто, согласно легенде, мог передвигаться подобным образом, обладал лишь один волшебник, — потрясенно произнес Дамблдор. — Единственным последователем Слизерина, кому такое было под силу, был Волдеморт. Разве не так? Ведь Том Риддл неспроста назвался Волдемортом. Анаграмма имени Tom Marvolo Riddle — I am Lord Voldemort — это всего лишь часть его гениальнейшего замысла. Другая же часть заключалась в том, что новое имя Тома должно было наилучшим образом отражать его сущность и в то же время — демонстрировать навыки. “Vol de Mort”, помимо всех прочих значений, может быть интерпретировано как «Полет Смерти»[3]. Улавливаете, Северус? «Полет Смерти». То, что за многие годы удавалось только Тому Риддлу — вернее сказать — Волдеморту. Или он обучил этому… своих слуг?

— Нет, — ответил Снейп тихим, глубоким тоном. — Это было одним из тех уникальных умений, которыми Темный Лорд никогда не делился со своими сподвижниками. И кстати, выражение “Vol de Mort”, помимо упомянутого вами «Полета Смерти» или «Смертельного Полета» может интерпретироваться иначе. Не стоит забывать об этом, Дамблдор.

— Разумеется, — Дамблдор на портрете расправил плечи и отточенным движением пригладил свою серебристую бороду. — Том, будучи молодым человеком с буйной фантазией, придумал себе многоликое имя. Lord Voldemort. «Лорд, воспаривший над Смертью»; «Лорд, вознесшийся над Смертью». Или, быть может, «Лорд, победивший Смерть»? Впервые открыто бросивший вызов Смерти таким оригинальным способом, впоследствии проделывал это многократно… Так вы утверждаете, что он не обучал вас своему коронному трюку — Смертельному Полету?

— Вы ожидаете, чтобы я поклялся вам в этом? — уточнил Снейп, зло прищурившись.

— Нет-нет, — поспешно откликнулся Дамблдор. — Не стоит. Я верю вам, Северус. Но в таком случае… — он осекся и замер, продолжая с нарастающей с каждым мгновением тревогой всматриваться в горящие вызовом черные глаза.

— Позвольте вам напомнить, что Филиус Флитвик… — начал Снейп, но Дамблдор его перебил:

— Северус, мы с вами оба прекрасно знаем, что только Гарри, и никто, кроме него, в силу определенных обстоятельств, владел некоторыми… дарованиями, которыми его, сам того не желая, наградил Волдеморт. И лишь потому, что тот, кого вы называете Темным Лордом (хотя для меня он навсегда останется мальчишкой по имени Том Риддл, таким, как я его запомнил при первой нашей встрече — ведь позже он уже потерял всякое человеческое обличье), отметил Гарри как равного себе в соответствии с предсказанием, мальчик и получил редчайший дар говорить на парселтанге и впускать в свое сознание мысли Волдеморта. Только поэтому, Северус. Не будь той знаменательной ночи, когда Волдеморт сделал свою не увенчавшуюся успехом попытку убить Гарри Поттера, Гарри остался бы обычным мальчиком, волшебником, конечно, но не имеющим особенностей, отличающих его от других его сверстников из волшебных семей. Вы же, совершенно определенно, не имели подобных столкновений с Волдемортом. И все же вы можете проделывать тот уникальный трюк, который давался только ему. Разве вы сами не согласитесь со мной, что это… в некотором роде… удивительно? Что касается Филиуса, то в том, что, в силу своей легковесности, он порою применяет чары левитации к самому себе, нет ничего странного. Ваш же случай практически не имеет себе аналогов, а потому мне было бы чрезвычайно интересно узнать, как вам это удается.

— Дамблдор, мне не хочется это обсуждать, — поспешно отозвался Снейп. — Если вы полагаете, что меня распирает от гордости осознание того, что я, волею Мерлина, оказался единственным, кто разделяет некоторые способности Темного Лорда, то вы глубоко заблуждаетесь. Я никогда не выпячиваю этих способностей и пользуюсь ими только в случае крайней необходимости.

— Я нисколько не сомневаюсь, что это так, Северус, — поспешил откликнуться Дамблдор. — Но должен признаться, я крайне озадачен. Уже одно то, что вы владеете этим редчайшим навыком…

— …говорит о том, что я отъявленный злодей, способный составить достойную конкуренцию Темному Лорду, верно? — Снейп насмешливо взглянул в голубые глаза на портрете, внимательно наблюдавшие за ним из-под очков-половинок. — Что ж, я привык к тому, что все представители магического мира без исключения думают обо мне именно так. Вернее, — поправился он, — думали прежде. Меня мало волновало их мнение — я просто продолжал делать то, что считал своим долгом. Но вы, Дамблдор! Вы как никто другой знаете меня… знаете, на что я соглашался ради вас. И давайте покончим с этим. Вы в курсе, почему я сегодня здесь, и я прошу вас о помощи.

— Все последние годы я безоговорочно доверял вам, Северус, — сказал Дамблдор, серьезно глядя своими голубыми глазами в черные глаза Снейпа. — Теперь же, я думаю, настал ваш черед довериться мне. Как бы то ни было, очевидно, что если вы смогли проникнуть сюда, и причем сделали это столь необычным способом, то это означает, что магия замка все еще признает в вас хозяина этого кабинета наряду с действующим ныне главой Хогвартса.

Он снова задумался, перевел взгляд на слегка заколыхавшиеся волосы своего ученика и тихо проговорил:

— Я, конечно, слышал поверья о том, что тот, кто познает себя и преодолеет страх смерти, откроет себе доступ к собственным неизведанным силам, которые могут проявиться в любой форме. Именно этот процесс самопознания и очищения души путем страданий, ведущий к мудрости и подлинному могуществу, и получил свое материальное воплощение в Философском камне. Вы, бесспорно, очень храбрый человек, Северус, и, как вы сами неоднократно доказали, не боитесь смерти. Кроме того, у вас было достаточно времени и возможностей для самопознания и очищения души. Но, полагаю, в вашем случае дело не только в этом. И теперь я вынужден настаивать, чтобы вы мне ответили, когда и при каких обстоятельствах у вас проявилась эта способность?

— Ну хорошо. Хорошо, я отвечу, раз для вас это так важно, — черные глаза сверкнули упрямым вызовом. — Видите ли, Дамблдор, не вам одному довелось лететь вниз головой с Астрономической башни. Задолго до того как отправить вас в это «приятное» путешествие, я испытал все его «прелести» на себе.

— То есть… вы хотите сказать… Это то, о чем я подумал? — с нарисованного бледного лица схлынула последняя краска.

— Очень возможно. Для вас ведь не новость, что мне не хотелось жить… тогда… Перед тем как вы обеспечили меня делом на много лет вперед. После того… как это случилось… как она погибла, меня уже ничто не держало в этой жизни, и я решил покончить со всем этим раз и навсегда.

— Таким способом?! Вы посчитали, что прыжок с Астрономической башни решит все ваши проблемы?!

— Верх наивности, не правда ли? — Снейп горько усмехнулся. — Глупо было надеяться, что я смогу отделаться так легко. Применить к самому себе убивающее заклятие я не мог по ряду причин. Во-первых, я был настолько подавлен произошедшим, что во мне уже не осталось магической силы, по крайней мере — достаточной для того, чтобы заклятие сработало, а для восстановления требовалось длительное время. А во-вторых, я имею основание полагать, что Темный Лорд во время регулярных проверок палочек своих слуг проводил с ними основательную работу, нейтрализуя возможность применения убийственного заклятия владельцев палочек к самим себе. Видите ли, Дамблдор, — продолжил он, — Темный Лорд привык держать все под контролем, а потому предусматривал любую ситуацию до мелочей: его сподвижники должны быть полностью в его власти, а потому лишены даже такой счастливой привилегии, как самоубийство. По крайней мере, он делал все для того, чтобы максимально усложнить своим людям эту задачу.

В этих словах звучала едкая ирония, смешанная с плохо скрываемым презрением.

— Полагаю, это еще не все, Северус, — произнес Дамблдор, грустно улыбнувшись. — Вероятно, Волдеморт, проводя работу с вашими палочками, блокировал не только возможность самоубийства своих людей, но и применения убийственного заклятия в отношении друг друга[4]. Один Пожиратель смерти не может убить другого, по крайней мере, с помощью стандартного убийственного заклятия, ведь так? Поэтому вы и использовали Сектумсемпру во время операции «Семь Поттеров», когда нанесли случайное увечье Джорджу Уизли, верно? Так что, полагаю, мальчику повезло: ведь, как ни парадоксально это звучит, он обязан жизнью именно Волдеморту.

Дамблдор строго взглянул на Снейпа.

— В последнее время на моих глазах гибли только те, кого я не мог спасти, — тихо, но твердо ответил тот. — Я уже говорил и повторю это снова. Я не стал бы убивать человека по своей доброй воле — с меня довольно и многочисленных ошибок моей молодости. И я не делаю различий между мракоборцем и Пожирателем смерти — да, в сущности, эти различия не так уж и велики. Так что применение Сектумсемпры вместо убийственного заклятия в том случае объяснялось лишь стремлением из двух зол выбрать наименьшее. Я не хотел убивать человека — будь то мальчишка Уизли или Пожиратель смерти — не важно. И вы это знаете лучше, чем кто бы то ни было еще.

Взгляд Дамблдора мгновенно потеплел, и морщинистое лицо озарилось светлой улыбкой:

— Знаю, Северус, знаю. Но, признаться, не могу удержаться от своих стариковских провокаций. Вы уже должны были привыкнуть к ним — за столько-то лет общения со мной.

— Поймите меня правильно, Дамблдор, — поспешил объясниться Снейп, — я не ангел, и упаси меня Мерлин выглядеть таковым в чьих-либо глазах, в том числе и в ваших. Больше всего на свете ненавижу, когда меня вынуждают петь дифирамбы самому себе в попытке объяснить мотивы моих поступков. А именно так это и выглядит по вашей милости.

— Ну-ну, не обижайтесь, мой мальчик, — примирительно проговорил Дамблдор. — Как бы то ни было, сути это не меняет: так или иначе, Пожиратели смерти не могут использовать друг против друга убийственное заклятие. Лично я не припомню ни одного подобного случая, а я, как вы знаете, на наблюдательность не жалуюсь. И подозреваю, что дело тут вовсе не в палочках, а в особой магии Черной Метки, связывающей сподвижников Волдеморта между собой, а также — с их Повелителем. Вы ведь знали об этом, не так ли, Северус? Не забывайте: я вижу, когда вы говорите неправду.

— О да, вы ведь у нас непревзойденный легилимент, как же я мог забыть, — съязвил Снейп.

— Узнаю ваш природный сарказм, — произнес Дамблдор как ни в чем не бывало. — Но вы знаете: меня трудно задеть даже с таким острым язычком, как у вас, мой мальчик, — он снова мягко улыбнулся. — Итак, с вашего позволения, я продолжу… Главное же заключается в том, что убийственное заклятие сподвижников Волдеморта не может сработать применительно к их Повелителю. Вы правы: Темный Лорд превосходный стратег и предусмотрел все до мелочей. Особенно в том, что касается его жизни: он сделал все, чтобы лишний раз подстраховать себя от смерти — даже несмотря на существование нескольких крестражей и пророчества — впрочем, о последнем он тогда еще не знал.

— Темного Лорда было невозможно сокрушить в принципе, и вы это знаете не хуже меня, Дамблдор, — живо возразил Снейп. — По крайней мере, с помощью стандартного убийственного заклятия этого никак нельзя было сделать, так как оно срабатывает только в том случае, если более сильный маг применяет его к более слабому. Ни в коей мере не наоборот. Темному Лорду не мог противостоять никто, и здесь не имел значения факт наличия у него крестражей, как и количество оных. Так же, как не имело значения и то, кто на какой стороне. Не забывайте, Дамблдор, что, исходя из этих соображений, Темный Лорд и поручил ваше убийство Драко Малфою, ни на мгновение не усомнившись, что тот потерпит сокрушительное поражение, и более того, рассчитывая именно на неудачу мальчишки и сладость последующего наказания для него и его родителей.

— Ну да, а потом, если я правильно помню, он планировал оказать честь моего убийства вам, не так ли, Северус?

В черных глазах, неотрывно глядевших на портрет, вспыхнула такая немыслимая боль, что Дамблдор невольно отвел взгляд.

— Ну-ну, мой мальчик, я же знаю, как все было на самом деле и хватит уже себя корить, — он глубоко вздохнул и добавил: — И все же, исходя из ваших измышлений на эту тему, довольно любопытно, что вам удалось то, чего не удавалось еще никому. Итак, если принять за правду ваше изречение о том, что убийственное заклятие срабатывает только в случае его применения более сильным волшебником к более слабому, выходит так, что вы сильнее меня. Забавно.

— Вы же знаете, что это не так! — гневно выпалил Снейп. — Вы были тогда, мягко скажем, не в лучшей форме, а моим самым большим желанием было прекратить наконец ваши страдания. И сделать это любой ценой. Я вложил в это заклятие всю свою неимоверную горечь и боль за вас, Дамблдор. Только поэтому оно сработало, я убежден. И да, я ненавидел вас в тот момент. Ненавидел всей душой — за то, что вы все-таки заставили меня пойти на это. Заставили убить вас.

— Допустим, — спокойно ответил Дамблдор. — А что, интересно, вы скажете на то, что Темный Лорд в любом случае намеревался сразить меня чужими руками? Ведь я, бесспорно, мешал его планам. Более того, полагаю, что не ошибусь, если скажу, что он долгие годы грезил тем, чтобы увидеть меня мертвым. Отчего же он сам не торопился осуществить свою заветную мечту, а вместо этого предпочитал поручать это дело другим? И, как вы верно заметили, не сомневался в том, что эти другие потерпят неудачу.

— Очевидно, Темный Лорд не решался к вам подступиться потому, что в ваших руках находилась Бузинная палочка, хозяином которой вы оставались на протяжении многих лет. И это в его глазах являлось гарантией вашего превосходства над ним.

— Ошибаетесь, — все также спокойно продолжал Дамблдор. — Темный Лорд вышел на след Бузинной палочки незадолго до его решающего поединка с Гарри. Волдеморт никак не мог понять, что же раз за разом мешает ему одерживать победу над этим мальчиком и стал искать непобедимое оружие. Это и привело его в конце концов к Бузинной палочке, за которой он стал охотиться со всей свойственной ему маниакальностью. Так что его трепет передо мной и его боязнь покончить со мной самолично вызваны отнюдь не той причиной, которую вы мне назвали. Может быть, вы все же догадаетесь об истиной причине того, что Темный Лорд уделял столь великое значение моей скромной персоне?

— Вы сказали, что, когда вы надели зачарованное кольцо, с вами произошло нечто такое, о чем вы до сих пор не пожелали со мной поделиться. Так, может быть, Темный Лорд знал об этом? И это каким-то образом сдерживало его? Наверняка он знал о том, что с вами произошло на самом деле… Знал, что вы и так уже обречены, но понимал, что существует то, что помешает вам поддаться его чарам. Да и вообще — любым чарам, покуда не настанет надлежащий срок.

— А знаете, мой мальчик, — задумчиво проговорил Дамблдор, — сейчас вы почти попали в самую точку. Тот самый «подарок», который я получил от кольца Марволо Гонта, и был одним из тех факторов, которые останавливали Волдеморта в том, чтобы покончить со мной. Сделав кольцо крестражем, он невольно угодил в свой собственный капкан. Он догадывался о том, что произошло со мной в жилище Гонтов, а потому не решался поднять на меня руку, будучи в то же время уверенным, что никому другому не удастся покончить со мной.

Он тяжело вздохнул, а затем поднял на своего собеседника просветленный взгляд и проговорил:

— Ну хорошо, я расскажу вам. Собственно, мне нечего от вас скрывать, так что я в любом случае собирался открыть вам эту тайну позднее. Но раз уж вы такой сообразительный… Что ж. Когда я разбил Воскрешающий камень в кольце мечом Гриффиндора, я полагал, что уничтожил содержащийся в нем крестраж.

— А что, разве нет? — насторожился Снейп.

Дамблдор сокрушенно покачал головой:

— В том-то и дело, что нет. Кольцо было проклято таким образом, что тот, кто мог решиться на попытку уничтожить в нем крестраж…

— Только не говорите мне, что…

— Увы, мой мальчик, это я и хочу сказать. Разбив Воскрешающий камень и надев кольцо, я, к своему ужасу, сам стал носителем крестража Волдеморта[5].

— И вы молчали! — полыхая негодованием, воскликнул Снейп. — И именно поэтому… поэтому так настаивали на своем убийстве. Вы надеялись, что, поручив мне эту грандиозную миссию, окажете мне честь уничтожить крестраж, чтобы убрать еще один досадный камушек на пути сокрушительного триумфа Поттера в поединке с Темным Лордом, так? Ведь получается, что крестраж, носителем которого вы стали, фактически отнимал у мальчишки последний шанс? И это «сокровище», которое вы в себе вмещали, неизбежно нужно было устранить перед тем, как состоится решающий поединок Поттера и Темного Лорда. А заодно, разумеется, я должен был проявить гуманность по отношению к умирающему старику, отправив его к праотцам быстро и без мучений! Не кажется ли вам, что это уже слишком, Дамблдор?

Черные глаза напряженно впивались в голубые, спрятанные за очками-половинками.

— Северус, Северус, ну успокойтесь, — мягко произнес Дамблдор. — Да, в том положении это был фактически единственный выход. Но все получилось не совсем так, как я предполагал.

— То есть?

— Видите ли, мой мальчик, убив меня, вы не уничтожили крестраж. Вы лишь помогли несчастному старику избавиться от страданий. Но это само по себе уже не мало.

— Не уничтожил?

— Не забывайте, Северус: крестраж можно уничтожить лишь определенным образом. Здесь может подействовать только очень сильный магический артефакт либо особое магическое вещество. Меч Годрика Гриффиндора, яд Ва…

— Можете не продолжать, — перебил его Снейп, сощурив черные глаза. — Я так понимаю, что Поттеру во время решающего поединка с Темным Лордом в счастливом избавлении от крестража оказала содействие Бузинная палочка и, возможно, какая-то особая магия, непосредственно связанная с пророчеством. Именно объединение этих факторов и помогло мальчишке, так? Но каким же образом, позвольте узнать, был уничтожен тот крестраж, носителем которого стали вы, Дамблдор?

— Вы не совсем правы, мой мальчик. В случае Гарри, то есть его успешного избавления от крестража, основополагающую роль сыграл иной фактор. Как, собственно, и в моем случае. Я непременно расскажу вам об этом позднее.

— Опять загадки Сфинкса? — Снейп разъярялся с каждым мгновением. — Что ж, это вполне в вашем духе. Дайте-ка догадаться. Вы хотели облегчить мне задачу с крестражем, испив той «замечательной» зеленой водички из каменной чаши, где находился поддельный медальон Слизерина. Не удивляйтесь: я знаю и об этом. Но, видимо, сведения, которыми я располагаю — ничто в сравнении с тем неисчерпаемым кладезем тайн, который вы все еще от меня скрываете. Так что, это была часть вашей миссии? Вы хотели убить таким образом сразу трех зайцев — уничтожить крестраж в медальоне, если бы он там действительно был, помочь мне в уничтожении крестража, носителем которого стали вы, и заодно облегчить мне муки совести, фактически не оставив выбора. Так?

Дамблдор лишь отрицательно покачал головой.

— Но в таком случае как же… — Снейп не договорил.

— Крестраж, погребенный вместе с моими останками, уничтожил сам Волдеморт в тот момент, когда разрушил мою гробницу, расколов ее от изножья до изголовья, и осквернил мой труп, взяв Бузинную палочку из моих мертвых рук, сложенных на груди.

При этих словах Снейпа передернуло.

— К тому времени от души Тома Риддла уже практически ничего не осталось. И каждое его злодеяние такого масштаба раскалывало и уничтожало уже те частицы его души, что были запрятаны в крестражи. Именно это и произошло в моем случае. А что, собственно, вас так удивляет Северус? — спросил Дамблдор. — Вы были живым свидетелем множества кощунственных деяний.

— И более того, в изрядной их доле принимал непосредственное участие, хотите вы сказать?

На губах Снейпа появилась вымученная улыбка, которая со стороны казалась гримасой отвращения к самому себе.

— Нет, — тихо ответил старец с портрета. — Не хочу. Запомните, Северус: я больше никогда и ни в чем не упрекну вас. Как бы то ни было, — продолжил он, — крестраж, поселившийся во мне после неудачи с кольцом Марволо Гонта, был не единственной причиной, по которой Темный Лорд не мог отважиться меня убить, будучи убежденным, что это будет не под силу никому другому. Кроме того, в этом случае речь идет лишь о последнем годе моей жизни, а Волдеморт опасался подступиться ко мне задолго до того, как это произошло. Как вы полагаете, почему?

Северус молчал, но было видно, как по его лбу и щекам прокатилась судорога, несомненно, свидетельствовавшая о мучительных раздумьях.

— Ну да ладно, пока что это не важно, — донесся словно из потустороннего мира голос Дамблдора, и Снейп постепенно вернулся к реальности. — Полагаю, мы с вами еще вернемся к этому весьма занимательному вопросу. А сейчас я внимательно слушаю вас дальше, Северус. Итак, вы задумали самоубийство. И чем же закончился ваш отчаянный эксперимент?

— Как видите — ничем, — сквозь зубы процедил Снейп. — Полет был коротким и стремительным. Но уже у самой земли что-то задержало меня, не позволив мне упасть. Мое тело подбросило вверх, а затем плавно понесло по воздуху, словно бы надо мной раскрылся купол парашюта. В другое время за то, чтобы приобрести столь редкое умение, я отдал бы все на свете. Но тогда… тогда я проклял его, ибо догадывался, откуда оно явилось.

— Подозреваю, что вы были правы, мой мальчик, — Дамблдор тяжело вздохнул. — Вероятно, это подарок Тьмы. Как и многие другие ваши таланты. Тьма питает вас, дает вам силы. Возможно, развив свои способности и научившись правильно истолковывать посылы темных сил, вы смогли бы…

— Смог бы что, Дамблдор? — брови Снейпа взлетели вверх, а тонкие губы тронула злая усмешка. — Дайте-ка догадаться. Вы хотели сказать, что я мог бы стать Повелителем Тьмы?

— Нет, Северус, — голос Дамблдора стал крайне серьезным. — Тьмой повелевать невозможно в принципе, ибо она есть прародитель всего сущего. Без Тьмы не было бы Света, а следовательно — и всего живого. Это так. Все мы — дети Тьмы, мой мальчик, но далеко не со всеми Тьма так щедра, как с вами. Именно это меня и волнует.

— Я пытался… — тихо произнес Снейп. — Когда я понял, что Тьма не пускает меня к Ней, я предпринял попытку разделаться с ее влиянием… Нет нужды говорить, к чему это привело — вы и сами все прекрасно помните, Дамблдор.

— Да, — задумчиво подтвердил тот. — Вы совершили тогда страшную ошибку и чуть не поплатились за это жизнью. Не окажись меня рядом, едва ли вы сумели бы выкарабкаться. Запомните вот что, Северус: не следует отвергать подарки Тьмы, в противном случае с вас взыщется много больше.

— Да уж я понял, — зло усмехнулся Снейп.

— Если Тьма благоволит к вам, мой мальчик, то ваша задача состоит в том, чтобы научиться грамотно пользоваться ее щедротами. Только и всего. Согласен, это задача не из простых. Ни Том, ни Салазар не сумели справиться с этим.

Дамблдор задумался, а затем произнес:

— Если честно, то я боялся, что вы пойдете по их стопам, ведь только вы способны черпать силы Тьмы наравне с этими двоими. Но я вижу, что мои страхи не оправдались, и я, разумеется, бесконечно этому рад. И все же сам факт… Чем можно объяснить столь живое и глубокое единение с Тьмой, какое демонстрируете вы — вот в чем вопрос.

Снейп ничего не ответил. Он снова устремил взгляд антрацитовых глаз на Дамблдора, словно стараясь передать изображенному на портрете старцу всю заключенную в них Тьму.

[1] Термин «портал» применяется в официальном переводе Поттерианы издательства «Росмэн». В оригинальном тексте Поттерианы данное понятие, характеризующее предмет, использующийся для того, чтобы перенести волшебников из одного места в другое в заранее установленное время, обозначается термином Portkey. Вероятно, по традиционным нормам англо-русского перевода, более точным был бы вариант «портключ», однако автор настоящего сиквела в данном случае счел целесообразным остановиться на «росмэновском» варианте.

[2] Здесь и далее © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Дары Смерти».

[3] Имя Волдеморт может происходить от фр. Vol de Mort — «Полет Смерти». Дж. К. Роулинг достаточно хорошо знает французский язык и подрабатывала частными уроками. В интерпретации данного имени уместны также и другие значения, приведенные в основном тексте.

Здесь имеет место анаграмма имени «Том Марволо Риддл» (при перестановке букв получается «Я Лорд Волдеморт», что в оригинале выглядит как «Tom Marvolo Riddle — I am Lord Voldemort»). При переводе фразы на русский язык (если иметь в виду официальный перевод Поттерианы издательства «Росмэн») I am было пропущено, имя Marvolo сменилось на Нарволо, фамилия Riddle — на Реддл, при этом значение английского слова riddle (загадка, головоломка, тайна) при переводе фамилии утрачено. Имя Voldemort для сохранения анаграммы передано как Волан-де-Морт.

[4] Автор настоящего сиквела не нашел в каноне ни одного случая убийства одним Пожирателям смерти другого и представил здесь свое объяснение этого факта, а также — факта отсутствия в каноне случаев самоубийства Пожирателей смерти.

[5] Авторское дополнение, не противоречащее канону.

Дамблдор поднял правую руку, которая сейчас выглядела совершенно здоровой — очевидно, со времени его смерти поразившее его заклятие, защищавшее кольцо Марволо Гонта, утратило свою силу — и медленно поправил на носу свои очки-половинки.

— Разумеется, я помогу вам, Северус, — продолжил он. — Но прежде я хотел бы вас кое о чем спросить.

Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем, понизив голос, проговорил:

— Первым делом ответьте мне, откуда вам известно о Дарах Смерти? Ведь, насколько я могу судить, даже самому Волдеморту была неведома разгадка этой тайны. Ведь он превратил в крестраж один из трех Даров — Воскрешающий камень.

Снейп бросил на Дамблдора нахмуренный взор и пояснил:

— Я стал догадываться о Дарах еще с тех пор, как вы поручили мне передать Поттеру меч Годрика Гриффиндора. Я понимал, что мальчишка покинул Хогвартс, чтобы исполнить некую миссию, к выполнению которой вы готовили его весь предыдущий год. Вы дали мне слишком много ответственных заданий, Дамблдор, и чтобы рассчитывать хотя бы на малейший успех, я просто был вынужден время от времени следить за Поттером.

Он устремил взгляд своих черных глаз на мирно посапывавшего в своем портрете Финеаса Найджеллуса Блэка и продолжил:

— Финеас Найджеллус оказывал мне неоценимую помощь. Со временем он научился незаметно отражать заклятия мисс Грейнджер невербальным заклинанием, которое я ему подсказал. Для этого не требовалось даже волшебной палочки, достаточно было лишь произнести контрзаклинание одними губами. С тех пор Финеас Найджеллус мог видеть через черную повязку[1], которую девчонка всякий раз исправно наколдовывала, и сообщал мне о каждом передвижении Гарри Поттера и его друзей. Правда, он мог это делать лишь в тех случаях, когда посещал свой второй портрет, и когда мисс Грейнджер вызволяла его раму из своей маленькой расшитой бисером сумочки, заколдованной заклятием Незримого расширения. Но мне этого было довольно, чтобы составить для себя общую картину того, что у них происходит. Так, в числе прочего, мне стало известно и о Дарах Смерти. Впрочем, — добавил Снейп, издав саркастический смешок, — вы и сами наверняка превосходно осведомлены об этом, Дамблдор, хоть и весьма правдоподобно притворялись спящим, пока я давал Финеасу Найджеллусу соответствующие указания.

— А каким образом, позвольте узнать, о Дарах стало известно Пожирателям смерти? — спросил Дамблдор, очевидно, намеренно проигнорировав очередную язвительную реплику Снейпа.

— Им любезно сообщил об этом Ксенофилиус Лавгуд, — ответил Снейп. — На допросе с пристрастием.

Он кинул на Дамблдора выразительный взгляд.

— Вы хотите сказать… Ксенофилиуса Лавгуда подвергли пыткам?

— К нему применяли Круциатус, — пояснил Снейп. — Руквуд, Долохов и Яксли делали это по очереди… Вы же знаете Ксенофилиуса, Дамблдор. Пожиратели смерти сильно переоценили его, раз им хоть на миг могло прийти в голову использовать против него Непростительное заклинание. Для Лавгуда было бы достаточно, чтобы его всего лишь обезоружили, — желтые зубы Снейпа обнажились в презрительной усмешке. — Он же родную мать готов продать с потрохами, если существует малейшая угроза для его жизни и благополучия. Впрочем, надо отдать ему должное: о своей дочери он беспокоится все же больше, чем о собственной ничтожной шкуре.

— Что ж, надо полагать, теперь Пожиратели смерти неплохо осведомлены, — печально заметил Дамблдор. — И когда же они намерены привести в исполнение свой грандиозный план?

— В идеале они планируют провести церемонию воскрешения Темного Лорда в ночь на 31 октября. Ведь как раз в ту самую ночь много лет назад погибла Лили. Они считают именно эту дату залогом своего успеха.

Снейп тяжело вздохнул, устремил на Дамблдора исполненный страдания взор, и продолжил:

— Но если обратиться к логике, со стороны Долохова, Яксли и прочих это чистая самонадеянность. До намеченного срока осталось всего лишь три месяца, а у них нет ничего из того, что требуется для проведения этого обряда. Ни одного предмета из тех, что, по их утверждениям, могли бы им пригодиться.

— А вы, Северус? Вы сами точно знаете, что требуется для этой… церемонии? — спросил Дамблдор, продолжая сверлить своего собеседника настороженным взглядом. — И как вы полагаете, существует ли возможность успеха в исполнении этого замысла?

— Не сомневаюсь, что Пожиратели смерти не остановятся ни перед чем, чтобы добиться своего, — ответил Снейп. — Они используют любые способы, даже самые темные и опасные, для достижения этой цели.

Он немого помолчал, а затем добавил:

— Амикус Кэрроу с помощью Манящих чар добыл для своих сторонников книгу, называемую «Тайны наитемнейшего искусства». Этим он завоевал авторитет среди Пожирателей смерти, они избрали его своим формальным предводителем, очевидно, рассчитывая, что непроходимая тупость Амикуса может в любое время сыграть им на руку. Тем более что Люциус Малфой и другие после долгого пребывания в Азкабане заметно подрастеряли свой лоск, в то время как брат и сестра Кэрроу все же сумели сохранить некоторое подобие вменяемости, ибо весьма ограниченные умственные возможности этих мразей дали им существенное преимущество перед остальными — ведь дементоры мало действуют на откровенных тупиц. Но вернемся к книге. Если мне не изменяет память, это то самое издание, из которого Темный Лорд почерпнул в свое время интересующие его сведения о крестражах — Амикус что-то упоминал об этом в разговоре со своими последователями (как видите, в том, что касается Темных искусств, даже он иногда может поднапрячь свои мозги) — и которое вы, Дамблдор, изъяли когда-то из запретной секции библиотеки и хранили здесь. Так что теперь у Пожирателей смерти есть превосходный источник информации, где, надо полагать, описан не один, а несколько способов проведения обряда воскрешения.

— А вы не пробовали переманить у них эту книгу? — на всякий случай спросил Дамблдор, хотя заранее знал ответ.

— Вы удивляете меня, Дамблдор, — проговорил Снейп, приподняв бровь. — Разумеется, брат и сестра Кэрроу наложили на книгу множество мощнейших защитных заклинаний, как только она оказалась в их руках. И хотя я имею представление о том, как разрушить эти темные чары, я никогда не стал бы этого делать. Это ведь Темная магия в чистом виде. Не вижу смысла отрицать, что я достаточно хорошо осведомлен в Темных искусствах, но применять эти знания на практике мне доводилось крайне редко. И вам, Дамблдор, прекрасно об этом известно.

Снейп бросил на Дамблдора вызывающий взгляд.

— Вы правы, Северус, — тон Дамблдора заметно смягчился, — прошу вас, простите меня… И все же, знаете ли вы, что именно — кроме Даров Смерти и эликсира жизни — требуется для церемонии воскрешения?

— Я догадываюсь, — уклончиво ответил Снейп. — Есть несколько различных вариантов… возможно, два или три, если быть точнее… Полагаю, в «Тайнах наитемнейшего искусства» описан каждый из них. Но в любом случае три Дара Смерти — Бузинная палочка, Воскрешающий камень и Мантия-невидимка — являются неотъемлемыми основными составляющими. Наличие других компонентов зависит от способа, который выберут для проведения обряда Пожиратели смерти.

Он ненадолго смолк, а затем добавил:

— Я постараюсь выяснить подробнее их план действий и дам вам знать об этом, Дамблдор. Я вернусь сюда, как только получу необходимые сведения.

Дамблдор согласно кивнул, и тут взор его голубых глаз упал на мантию-невидимку, которая висела на полусогнутой руке Снейпа, свернутая в несколько слоев и отливающая серебром.

— Это ведь необычная мантия, верно, Северус? — с нескрываемым любопытством оглядывая изделие, спросил он.

— Вы правы, — неохотно согласился Снейп. — Это мантия-невидимка.

— Где вы ее взяли? — Дамблдор не сводил со Снейпа своих пронзительно-голубых глаз.

— Я сделал ее своими руками, — тихо, но твердо ответил Снейп.

— Своими руками? — изумленно повторил Дамблдор, седые брови которого моментально взлетели вверх.

— Я изготовил ее уже давно по просьбе Аластора Муди, — пояснил Снейп. — Разумеется, я понимал, что с некоторых пор этот старый мракоборец относился ко мне предвзято как к одному из давних знакомцев с проклятой татуировкой на левом предплечье, которых он чуть не упрятал в Азкабан. Я прекрасно представлял себе, каково его мнение обо мне. И все же Муди сам пришел ко мне тогда, и раз он заставил себя переступить через свои принципы, невзирая на его… как бы это сказать помягче… неприязнь ко всем Пожирателям смерти вообще и ко мне в частности, значит, действительно был в отчаянном положении. А я привык оказывать помощь любому, кто по той или иной причине за ней обращается. К тому же Муди был нашим союзником по Ордену Феникса, а значит, исполнив его просьбу, я не нарушил бы наш с вами договор. Он с видимой неохотой признался мне, что для его работы нужна надежная маскировка, а его мантия-невидимка никуда не годится, и я согласился сделать для него эту. Мантия хранилась у него много лет. Позднее ею неоднократно пользовался мракоборец по имени Стерджис Подмор, которому Муди одалживал ее на время, когда тот дежурил в Министерстве магии[2]. Во время допроса в Министерстве, когда Подмор, провалив порученное ему задание, был приговорен Министерским судом к полугодовому заключению в Азкабане, мантию хотели изъять, но, вероятно, сработали какие-то защитные чары, и министерским работникам так и не удалось ее отыскать. Когда Подмор, отбыв надлежащий срок, вернулся из Азкабана, он вновь обнаружил мантию у себя. Позднее он отдал ее мне, сказав, что сам Грозный Глаз Муди попросил его вернуть эту вещь законному владельцу. Я сразу узнал свое изделие и обрадовался, что мантия благополучно возвратилась ко мне.

Дамблдор некоторое время молчал, то и дело переводя изумленный взгляд с худого и бледного лица Снейпа на мантию и обратно, а затем неожиданно проговорил:

— Северус, у меня к вам просьба.

Взгляд Снейпа, обращенный к портретному полотну, мгновенно стал настороженным.

— Не могли бы вы на некоторое время оставить свою мантию здесь? Вы сможете забрать ее обратно сразу же, когда возвратитесь сюда с новостями, — поспешил добавить Дамблдор. — Я знаю, насколько она необходима вам для вашей безопасности и уверяю вас, что вы получите ее назад в целости и сохранности так скоро, как только это будет возможно. Полагаю, это займет не больше недели.

Снейп продолжал напряженно всматриваться в портретное полотно, изображавшее почтенного старца; затем он коротко кивнул и произнес:

— Что ж, как видно, такова цена вашего доверия ко мне. А наше с вами дальнейшее… сотрудничество возможно только во взаимном доверии…

Он тихо вздохнул и добавил:

— Только позвольте мне спрятать мантию, скажем, вот в этот шкаф, — он указал рукой на внушительный шифоньер, стоявший неподалеку, — и запечатать ее в этом временном хранилище стандартными заклинаниями. Вы сможете воспользоваться ею по своему усмотрению, если пожелаете, через любого волшебника, который согласится вам помочь. Только дайте мне слово, что мантия не попадет в ненадежные руки.

— Даю слово, Северус, — решительно сказал Дамблдор, серьезно глядя прямо в черные глаза Снейпа.

Снейп аккуратно свернул свою мантию-невидимку, убрал ее в шифоньер и несколько раз взмахнул волшебной палочкой, произнося защитные заклинания.

— Я вернусь к вам, как только это станет возможным, — сказал он, снова повернувшись к портрету Дамблдора. — Сообщу новости и заберу мантию. А вы пока передайте Поттеру и Фламелю надлежащие указания.

Снейп на какое-то время задумался и промолвил:

— Ах да, и вот еще что. Поручите кому-нибудь из мракоборнического центра охранять вашу могилу. Пусть на нее наложат усиленные защитные заклинания и пусть мракоборцы отрядят своего человека на то, чтобы все время быть возле вашей гробницы и не спускать с нее глаз. Ведь Пожиратели смерти рассчитывают найти Бузинную палочку, которая столь же необходима им для обряда воскрешения Темного Лорда, как и два других артефакта, именуемых Дарами Смерти — Воскрешающий камень и Мантия-невидимка. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы ваша могила была осквернена во второй раз и чтобы Бузинная палочка досталась слугам Темного Лорда.

Дамблдор мгновенно насторожился. Он вспомнил еще об одной детали, показавшейся ему странной.

— Кстати, Северус, — проговорил он, стараясь придать своему голосу безмятежное выражение, — мне так показалось или вы и в самом деле восстановили целостность Воскрешающего камня? Я отчетливо видел на нем вертикальную черту, символизирующую Бузинную палочку, а ведь, если мне не изменяет память, я разрушил Камень как раз в том месте, где проходила эта черта.

Снейп вгляделся в голубые глаза Дамблдора и ответил:

— Я вижу, вы не утратили своей проницательности, Дамблдор. Что ж, вы правы. Поскольку Камень больше не является крестражем, и в нем уже не кроются опасные темные силы, я счел целесообразным починить его.

— Но для чего вам это понадобилось, позвольте узнать? — Дамблдор не спускал со своего собеседника настороженного взора.

— Этому трудно дать объяснение, — ответил Снейп своим тихим низким голосом. — Давайте считать, что такое решение подсказало мне сердце.

— Северус, это может быть очень серьезно, — строго заметил Дамблдор. — Более серьезно, чем вы можете себе представить.

Он испустил печальный вздох и проговорил:

— Вам прекрасно известно, к чему привела меня моя одержимость Дарами Смерти. Все три магических артефакта, объединенные этим названием, в то или иное время побывали в моих руках. И каждый раз, когда подобное случалось, это оборачивалось трагедией. Я стал владельцем Бузинной палочки, но похоронил сестру и потерял расположение брата. Потом Джеймс Поттер показал мне Мантию-невидимку, и я во второй раз поддался искушению и исследовал ее дольше, чем предполагал. Когда я понял, что передо мной подлинный Дар Смерти, я уже был не в силах с ним расстаться. Нет нужды говорить вам, к чему это привело.

Снейп молчал, но Дамблдор увидел, что с его и без того бледного лица схлынула последняя краска.

— Джеймс и Лили погибли, а я остался с двумя Дарами, — продолжал Дамблдор, сделав над собой усилие. — А что касается Воскрешающего камня, то вам лучше всех известно, чем это для меня обернулось. Я заплатил жизнью за то, что в третий раз поддался этому соблазну, хотя цена этой ошибки была неизмеримо ниже, чем в двух предыдущих случаях. Мне не хотелось бы, чтобы такой человек, как вы, человек, который оказался гораздо лучше меня, повторил мои ошибки. Вам следует быть предельно осторожным, Северус. Особенно в том, что касается Воскрешающего камня. Хотя бы потому, что если даже малейший осколок хранившейся в Воскрешающем камне частицы души Волдеморта каким-то чудом затаился внутри Камня, то, замуровав его, вы снова… могли превратить его в крестраж Волдеморта.

Дамблдор, вероятно, ожидал, что это известие напугает или, по крайней мере, озадачит Снейпа и был немало удивлен, увидев широкую улыбку, появившуюся на лице профессора зельеварения; это тем более было странным, если учитывать, что Снейп улыбался лишь в редких случаях.

— Это совершенно исключено, — уверенным и спокойным тоном ответил Снейп. — Я тщательно проверял осколок Воскрешающего камня на наличие темных сил различными способами, прежде чем решился восстановить его целостность. И не нашел никаких признаков того, о чем вы только что говорили. Камень абсолютно чист, я в этом убежден.

— Ну хорошо, я верю вам, Северус, — произнес Дамблдор после достаточно долгого молчания, в продолжение которого его голубые глаза, скрытые за очками-половинками, тревожно и внимательно оглядывали Снейпа. — Но это не самая большая опасность, которая таится в Воскрешающем камне. Его хранение и тем более — использование грозит обернуться куда большими неприятностями, чем это может показаться на первый взгляд. Вам, как человеку, имеющему не последнее отношение к исследованию природы древних артефактов, должно быть это известно.

— Я догадываюсь, о чем вы говорите, Дамблдор, — уклончиво ответил Снейп. — Камень действительно представляет серьезную угрозу не только для того, у кого он находится в данный момент, но и для всего магического и немагического мира. Это как раз и является одной из причин, почему я посчитал, что этому артефакту лучше быть у меня, нежели у любого другого, кто мог найти и забрать его. Я, по крайней мере, имею представление о том, как контролировать природу Камня и сдерживать его силы.

— Вы уверены, что справитесь с этим, Северус? — Дамблдор глядел на своего собеседника очень внимательно и серьезно.

— Уж во всяком случае я постараюсь не поддаться его действию. Полагаю, что мне это будет проще, чем кому бы то ни было еще.

— В этом, наверное, вы правы, — задумчиво проговорил Дамблдор. — Хотя поручиться, как вы сами понимаете, никто не может. Повторяю: будьте осторожны. Впрочем, возможно, оно и к лучшему, — прибавил он, несколько поразмыслив. — Опыт столкновения со злом, таящимся внутри Камня, может быть весьма и весьма полезным. Причем это касается не только вас, Северус. Подобную школу выносливости неплохо было бы пройти и Гарри.

Дамблдор еще раз оценивающе взглянул на Снейпа и тихо, как бы про себя, прибавил:

— Да. Я убежден. Теперь, после всех произошедших событий, вы оба закалились в борьбе настолько, что, несомненно, готовы к этому испытанию в достаточной мере.

Снейп насторожился. Неужели Дамблдор что-то затеял? Похоже, он снова строит грандиозные планы с участием незаменимых исполнителей — самого Северуса и Мальчика, Который Выжил:

— Что вы сказали?

— Нет, ничего, Северус, — отозвался Дамблдор, на лице которого появилась безмятежная улыбка. — Не обращайте внимания.

Он пригладил свою серебристую бороду и добавил:

— Что ж, буду ждать вас с новостями. Только, прошу вас, будьте осторожны. Вам повезло, что Филиус нынче отлучился по делам. Постарайтесь в другой раз выбрать время, когда его снова здесь не будет.

— Я следил за Флитвиком снаружи, пока не убедился, что он покинул кабинет, — проговорил Снейп. — Хорошо еще, что он догадался оставить открытым окно, иначе мне было бы сложнее сюда пробраться — ведь в противном случае еще пришлось бы восстанавливать разбитое стекло, и причем дважды, если учесть, что мне надлежит еще и благополучно вернуться назад. Так что он, можно сказать, оказал мне услугу. Но лучше бы он был осторожнее ради своей собственной безопасности и безопасности студентов Хогвартса, учитывая создавшееся положение.

Он немного помолчал и заметил:

— Кстати, я был немало удивлен, увидев его здесь. Я полагал, что после МакГонагалл пост директора примет Гораций Слагхорн. Ведь, как бы то ни было, он самый старший и самый опытный из всех оставшихся преподавателей Хогвартса, хотя и не отличается особой смелостью и решительностью.

— Филиус Флитвик — лишь временный исполнитель обязанностей директора, — пояснил Дамблдор с печальной улыбкой. — Министерство магии не так давно прислало любезное уведомление, что с начала нового учебного года поставит на это место своего человека. Если учесть обстоятельства, о которых вы упомянули в начале нашего разговора, Северус, нетрудно предположить, что этим человеком окажется Долорес Джейн Амбридж.

Снейп нахмурил лоб, но промолчал.

Он резко повернулся на своих каблуках, одновременно взмахивая волшебной палочкой и произнося невербальное контрзаклинание собственного изобретения, чтобы снять с портретов умерших директоров и директрис Хогвартса наложенные им ранее чары оглушающего заклятия и частично восстановить память. Почти в то же мгновение ноги Снейпа оторвались от пола, и он стремительно вылетел в раскрытое окно. Лишь Дамблдор краем глаза успел заметить внушительный силуэт «похожей на летучую мышь фигуры» своего недавнего собеседника; для обитателей же всех прочих портретов, украшавших директорский кабинет, Северус Снейп по-прежнему оставался невидимым.

[1] Черную повязку героиня Поттерианы Гермиона Грейнджер наколдовывала портрету Финеаса Найджеллуса Блэка, произнося заклинание «Затмись» (ориг. Obscuro), чтобы он не мог наблюдать за тем, что происходило у Гарри, Рона и Гермионы во время поисков крестражей («Гарри Поттер и Дары Смерти». Глава 15). В каноне не нет упоминания специфического контрзаклинания к данному заклятию и не приведено конкретных случаев использования подобного контрзаклинания. Вероятно, действие данного заклинания могло быть отменено одним из универсальных контрзаклинаний, к примеру, Фините Инкантатем (ориг. Finite Incantatem). Также в тексте Поттерианы не прописано напрямую, что заклинание «Затмись» можно отменить невербальным способом, но нет и категорического опровержения подобной возможности. Таким образом, учитывая, что владение невербальными заклинаниями было одной из безусловно сильных сторон Северуса Снейпа, автор настоящего сиквела считает вполне логичным представленное здесь толкование событий книги «Гарри Поттер и Дары Смерти».

[2] Данная мантия-невидимка упоминается в каноне как «лучшая мантия Муди» («Гарри Поттер и Орден Феникса». Глава 9). Автор настоящего сиквела склоняется к мысли, что эта мантия может иметь свою историю, с которой и предлагает ознакомиться читателям.

И снова все закружилось и понеслось в стремительном радужном водовороте. Снейп пролетел сквозь тьму и приземлился в общей гостиной башни Гриффиндора. Он мгновенно узнал себя, каким он был в середине седьмого курса. Молодой Снейп стоял в центре просторной комнаты, скрытый от посторонних взоров Дезиллюминационным заклятием, и неотрывно глядел на Лили. Он пробрался сюда вслед за ней и незаметно проскользнул в проем между стеной и створкой портрета Полной дамы, открывшего проход после того, как девушка назвала пароль.

Лили примостилась в небольшом уютном кресле возле камина, и до ушей Снейпа донеслись ее приглушенные всхлипывания.

Как ему хотелось, чтобы Лили смогла его увидеть, как отчаянно тянуло его поговорить с ней, ободрить, утешить! Его одолевало неудержимое желание прикоснуться к ней, провести рукой по ее густым рыжим волосам… Но он не посмел. Он знал, что между ними лежит неодолимая пропасть; пропасть, которую воздвиг он сам своим неосмотрительным и необратимым проступком. Теперь он мог лишь грустно глядеть на нее и отчаянно корить самого себя.

БАХ!

Портрет Полной Дамы неожиданно отъехал в сторону, несколько мгновений спустя вернулся в свое прежнее положение, и почти сразу же после этого в гостиной появился Джеймс Поттер, державший в руках Мантию-невидимку, которую он, очевидно, только что сорвал с себя.

Едва уловимым движением взметнувшейся в воздух руки, Джеймс пригладил свои непокорные волосы, торчавшие, как обычно, в разные стороны и, недолго думая, размашистым самоуверенным шагом двинулся прямо по направлению к Лили, минуя взбешенного подобной неслыханной наглостью Снейпа, который по-прежнему оставался невидимым для них обоих.

— Эй, Эванс, кончай хандрить! — с деланной небрежностью произнес Джеймс.

Ответом ему было лишь сдавленное всхлипывание.

— Кончай хандрить, тебе говорят! — не отступал Джеймс. — Пойдем-ка лучше погуляем. Ну?

— С тобой? — Лили подняла на него опухшие от слез глаза. — Ни за что! — яростно бросила она сквозь зубы. — Убирайся отсюда, Поттер, и никогда больше не подходи ко мне! Ты слышал?

Джеймс лишь громко расхохотался.

— Ну-ну, — проговорил он с насмешливой ухмылкой. — Сидишь в одиночестве вот уже который месяц, будто бы стараешься укрыться от всего волшебного мира. Даже в Хогсмиде в этом году ни разу не побывала. А ведь ты, как-никак, староста школы и должна подавать пример не только всему нашему факультету, но и всему Хогвартсу.

Молодой Снейп (являвшийся объектом пристальной слежки Снейпа взрослого из Омута памяти), неотрывно наблюдавший за разворачивающейся сценой, впервые заметил ало-золотой значок старосты школы, приколотый к складке мантии на груди Лили.

— Еще немного, и ты станешь похожей на Плаксу Миртл, — продолжал сыпать колкостями Джеймс. — И тогда уже ни один парень не посмотрит в твою сторону!

Левая рука Снейпа непроизвольно сжалась в кулак, а правая — инстинктивно потянулась за волшебной палочкой, лежавшей во внутреннем кармане его мантии — такой же невидимой, как и он сам. Но, сделав над собой невероятное усилие, Северус заставил себя опустить руку. Теперь он не имеет права даже на это. Не может позволить себе защитить любимую девушку, по крайней мере — открыто, с существенным риском себя обнаружить. Он утратил эту счастливую привилегию с тех пор, как стал Пожирателем смерти. Нет. С того момента, как произнес это ужасное слово. И кроме того, было что-то неуловимое в глазах Джеймса — что-то, что заставило Снейпа обуздать свой порыв.

Лицо Лили мгновенно вспыхнуло праведным гневом. Ее зеленые глаза, глядевшие на Джеймса, сузились; в них загорелся опасный огонек, выражающий крайнюю степень презрения.

— УБИРАЙСЯ!!! — прокричала она, вложив в этот отчаянный возглас всю злость, на которую была способна.

Джеймс Поттер снова раскатисто рассмеялся.

— Вот так гораздо лучше, Эванс! — одобрительно провозгласил он. — Давай! Кричи! Ругайся! Выплескивай свое негодование! Можешь треснуть меня по башке или превратить в противную жабу, если захочешь! Но только прошу тебя: не раскисай!!! Найди в себе силы жить дальше и радоваться жизни!.. Вот, гляди, — он вытащил из-под полы своей алой мантии большую жирную крысу и, держа ее в одной руке, грациозным движением фокусника протянул в сторону Лили, которая с ужасом поскорее отпрянула назад от подобного «джентльменского» жеста.

— Ты издеваешься надо мной, да, Поттер?! — в отчаянии воскликнула она. — Можешь не трудиться. Я уже и так в достаточной мере унижена и растоптана.

— Издеваюсь? — переспросил Джеймс. — И не думаю! Как раз наоборот: хотел тебя позабавить.

— И это ты называешь забавой? Ты считаешь забавным подсовывать мне безобразную крысу? Так? Отвечай! — она извлекла из внутреннего кармана своей мантии волшебную палочку и угрожающе наставила на Джеймса.

Джеймс Поттер медленно поднял вверх обе руки, в одной из которых он по-прежнему держал пронзительно визжащую крысу, в другой — Мантию-невидимку, и с видом безусловной покорности подставил грудь Лили.

— Всегда мечтал погибнуть от убийственного заклятия, выпущенного из палочки, вложенной в эти прелестные пальчики, — полушутя-полусерьезно заметил он.

— Забирай свою поганую крысу и проваливай! — сквозь зубы процедила Лили. — Ты мне омерзителен!

— Крысу? — наигранно удивленным тоном переспросил Джеймс. — Какую крысу? Ах, эту? Так это вовсе не крыса.

— Не крыса? — эти слова вырвались у Лили помимо ее воли.

— Конечно не крыса. Это мой скользкий приятель Питер Петтигрю.

— Так ты заколдовал Петтигрю? — возмутилась Лили. — Превратил беднягу в крысу, а теперь хвастаешь этим своим небывалым достижением, так? А ну расколдуй его! — ее возглас звучал как приказ. — Расколдуй немедленно!

— Я бы и рад это сделать, да не могу, — ответил Джеймс все тем же деланно беспечным голосом.

— Что значит — не можешь? — гневно спросила Лили. — Как напакостить вволю, так — пожалуйста, а как исправить причиненное зло — так в кусты? Прекрасно! Тогда отнеси своего друга профессору МакГонагалл, чтобы она вернула ему его обычный вид.

— О, в этом вовсе нет надобности, — ответил Джеймс. — Питер и сам прекрасно справится с этой задачей.

— Как это? — в голосе Лили звучала язвительность.

— Сегодня для нашего простачка Питера наступил знаменательный день, — пояснил Джеймс, постаравшись придать своему голосу оттенок торжественной загадочности. — Только вообрази, Эванс: несравненный Питер Петтигрю наконец-то стал анимагом. Теперь он умеет превращаться в зверюгу, которая нагляднейшим образом отображает его хитрую, изворотливую и подобострастную сущность, то есть — в крысу. Ну-ка, Питер, — обратился Джеймс к своему маленькому приятелю, — покажи нам с Эванс вершины анимагического мастерства и стань самим собой!

Он опустил крысу на пол, и та в считанные секунды выросла на глазах и превратилась в низенького плотного молодого человека: этот человечек испуганно взглянул сначала на Джеймса, затем на Лили своими маленькими водянистыми глазками, которые даже в его обычном облике напоминали крысиные. Затем отвернулся, быстро засеменил прочь и скрылся за проемом портрета Полной Дамы.

В ясных зеленых глазах Лили впервые за все время ее разговора с Джеймсом мелькнул интерес, смешанный с нескрываемым изумлением.

— Но ведь для того чтобы стать анимагом требуются долгие годы непрерывной практики, — серьезно заметила она. — Я помню, профессор МакГонагалл рассказывала об этом… И потом, анимагу обязательно следует встать на учет в Министерстве; незарегистрированные анимаги жестко караются законом. Надеюсь, Питер знает об этом? — Лили строго взглянула на Джеймса.

— Он знает, не сомневайся, — ответил Джеймс. — Мы все превосходно осведомлены в этом вопросе — впрочем, как и во всех других делах, касаемых анимагов.

— Все — это ваша компания?

— Ну, главным образом, мы с Сириусом… И Питер. Хочешь, открою тебе страшную тайну, Эванс? Так вот, я тоже анимаг.

— Ты? — изумилась Лили.

— Ну да, — просто ответил Джеймс. — Мы с Сириусом уже давно освоили эту занимательную науку. Так что мы двое, а теперь еще и Питер — незарегистрированные анимаги, — гордо объявил он.

— А как вы посмотрите, если я доложу об этом в Министерство? — полунасмешливо пригрозила Лили.

Джеймс серьезно и внимательно поглядел на нее и спросил:

— Ты правда способна на такое, Лили? — он в первый раз назвал ее по имени. — Ты действительно можешь сделать это?

Лили не ответила, и Джеймс тихо проговорил:

— Об этом не знает никто из преподавателей и студентов Хогвартса; ни единая живая душа, кроме нас троих, да еще Ремуса Люпина, ради которого мы и старались стать анимагами, чтобы он не чувствовал себя одиноким в то время, когда… наступает фаза полнолуния. Чтобы научиться превращаться в животных, нам потребовалось почти три года упорной работы, и только на пятом курсе мы увидели реальные результаты своих трудов. Но даже и тогда не все проходило гладко. Питеру, к примеру, еще долгое время никак не удавалось освоить последний этап превращения; он добился этого лишь сегодня путем бесконечных изматывающих тренировок. Теперь в нашу строжайшую тайну посвящена и ты; сегодня я доверил тебе нашу жизнь. Если ты выдашь наш секрет, то все мы схлопочем срок в Азкабане, и тебе, Лили, прекрасно это известно. Ты что же, отдашь нас всех на милость дементоров, и тебя совсем не будет мучить совесть?

— Докажи, — сказала Лили, проигнорировав его вопрос; в ее глазах светился неподдельный интерес.

— Что? — не понял Джеймс.

— Докажи, что ты анимаг. Превратись в животное, в которое ты умеешь превращаться.

— Ты действительно хочешь этого?

Лили кивнула.

Джеймс сделал несколько шагов назад; с каждым мгновением тело его меняло форму. Наконец он остановился, на миг зависнув над полом в виде белесого тумана, и в следующую минуту туман приобрел очертания восхитительного стройного оленя.

Лили не сумела сдержать восторженного возгласа. И даже Снейп, который также наблюдал сцену превращения, оставаясь при этом невидимым, был по-настоящему изумлен.

Олень медленно направился к Лили, обошел вокруг кресла, в котором она сидела, а затем, снова оказавшись с ней лицом к лицу, вдруг приподнял свое переднее правое копытце и грациозно протянул его в ее сторону. И Лили, сама того не осознавая, инстинктивно подняла свою руку и мягко пожала предложенное копытце.

Животное снова отошло назад, меняя на ходу свои очертания; и вот из белесого тумана, вновь на мгновение зависшего над полом, выплыло и материализовалось тело юноши.

— Ну вот, Эванс, — сказал Джеймс Поттер, не скрывая самодовольной улыбки. — Отныне ты просто обязана гулять со мной!

Лицо Лили немедленно нахмурилось.

— Разве ты не знала? — Джеймс высоко вскинул брови, как бы выражая притворное удивление. — Пожать лапу анимагу означает скрепить соглашение о вечной дружбе с ним.

— Но это нечестно! — возмутилась Лили. — Ты не предупредил меня ни о чем подобном!

— А если бы предупредил, — серьезно глядя на нее произнес Джеймс, — ты отказалась бы принять мою лапу и мою дружбу?

— Ты наглый лицемер, задавака и самовлюбленный тип, Джеймс Поттер! — воскликнула взбешенная Лили. — Уходи! Убирайся немедленно! Меня от тебя тошнит!

И Джеймс снова оглушительно рассмеялся.

— Ну, с этим я как-нибудь справлюсь, — резонно заметил он. — Мне далеко не впервой слышать от тебя такое. По правде говоря, я и не ждал ничего другого. Но сегодня я рад и этому. Гнев и негодование — лучшие лекарства от беспросветной скорби и отчаяния, в которых ты погрязла в последнее время. Так что, пожалуйста, гневайся и злись на здоровье. Но только не раскисай, ладно?

Лили подняла взор и, к своему изумлению, увидела, что сквозь неказистые круглые очки Джеймса на нее внимательно смотрят большие карие глаза, излучающие неизбывное тепло и безграничную доброту. Подобное выражение ей доводилось видеть в глазах лишь одного человека: взор Северуса Снейпа обыкновенно хранил холодную угрюмость — но только не в ее присутствии. Рядом с Лили взгляд Северуса моментально преображался, становясь беспредельно теплым, мягким и проникновенным. И вот теперь, глядя в лучистые глаза Джеймса Поттера, Лили словно тонула во взгляде того единственного, которому по-прежнему безраздельно принадлежало ее сердце.

И Лили в первый раз широко и искренне улыбнулась Джеймсу.

Его лицо мгновенно просияло, озарившись ответной улыбкой.

— Ты знаешь, что сегодня в нашей школе плановый поход в Хогсмид? — тут же спросил Джеймс, стараясь как можно скорее закрепить свой успех, хотя ему было прекрасно известно, что она, как староста школы, в курсе всех мероприятий, проводимых в Хогвартсе, несмотря на то, что продолжает упорно отказываться от участия в них.

Он увидел, что она едва заметно кивнула.

— Знаешь, мне ужасно надоело ходить туда в одной и той же компании Сириуса, Ремуса и Питера. Сегодня я хотел бы изменить эту традицию. Я приглашаю тебя прогуляться со мной в Хогсмид, Лили. Можешь выбрать себе любые угощения в «Сладком королевстве». Особенно рекомендую сахарные перья, лакричные палочки и «тараканьи усы». А потом, если ты захочешь, зайдем в «Три метлы» и выпьем по бутылочке сливочного пива. И учти, — поспешно добавил он, — отказа я не принимаю. Буду ждать тебя через полчаса у выхода из замка.

Не успела она ответить, как Джеймс взмахнул волшебной палочкой, в мгновение ока извлеченной из внутреннего кармана его алой мантии, произнес заклинание Орхидеус, и в старинной хрустальной вазе, украшавшей стоявший неподалеку столик, появился роскошный букет орхидей, нежные цветки которых были так похожи на лилии. Еще один взмах волшебной палочкой (сопровождаемый словами Агглутиум пергамент), — и к букету аккуратно прикрепился исписанный зелеными чернилами свиток пергамента, сложенный в форме сердечка.

Лили бросила завороженный взгляд на букет, а затем оглянулась на Джеймса. Но тот уже исчез, скрывшись под Мантией-невидимкой, и, необычайно довольный собой, направился к выходу из общей гостиной. Перед тем как покинуть комнату, Джеймс снял с дверного проема, загороженного портретом Полной Дамы, чары, временно запечатывающие проход (он дважды накладывал эти чары — как только вошел в гостиную и после того, как расколдовал проход, чтобы Питер смог свободно отсюда выйти), и Снейп вслед за ним беспрепятственно проскользнул наружу, по-прежнему скрытый от посторонних взоров Дезиллюминационным заклинанием.

Сцена скрылась в вихре пестрых красок, и новая картина проступила сквозь недра всепоглощающей тьмы. Снейп, вновь невидимый, сидел в пабе «Три метлы». За соседним столиком расположились Джеймс и Лили, к которым как раз подходила полненькая и розовощекая мадам Розмерта.

— Что будете заказывать, молодые люди? — улыбаясь, спросила она.

— Четыре маленьких бутылочки сливочного пива и два десерта с волшебными вишнями и ананасом, пожалуйста, — ответил Джеймс. — И все, что пожелает эта юная леди, — он едва заметно кивнул в сторону Лили.

— Мне ничего не нужно, — поспешно отозвалась Лили, переводя несколько растерянный взгляд своих зеленых глаз на внушительный кулек предназначенных для нее сладостей в руке Джеймса, которыми, он, несмотря на все ее протесты, отоварился в «Сладком королевстве».

Мадам Розмерта снова понимающе улыбнулась и направилась за свою стойку выполнять заказ.

Джеймс взглянул на Лили и, чуть наклонившись к ней, таинственным шепотом проговорил:

— Эти волшебные вишни довольно шумно взрываются, когда их начинаешь есть, но делаются при этом изумительно вкусными и ничего вокруг не забрызгивают. Так что их можно лопать, не опасаясь запачкать лицо себе и окружающим.

— Очень мило, — вяло произнесла в ответ Лили.

— Тебе вовсе не обязательно поддерживать разговор, — сказал Джеймс, серьезно глядя на свою хорошенькую рыжеволосую спутницу. — Я могу говорить за двоих, а ты слушай, ешь и отдыхай.

Лили ничего не ответила, лишь приняла из рук снова подошедшей к их столику запыхавшейся мадам Розмерты заказанные Джеймсом бутылочки сливочного пива.

— Думаю, на сегодня нам будет достаточно выпить по бутылочке, — понизив голос, произнес Джеймс. — А оставшиеся две я хочу отдать тебе вместе с этими сладостями, — он слегка встряхнул рукой, в которой держал кулек затейливых товаров из «Сладкого королевства». Если захочешь, можешь позвать меня на их распитие.

Щеки Лили мгновенно вспыхнули негодованием, но она на этот раз предпочла промолчать.

— Прости, я не хотел тебя обидеть, — быстро добавил Джеймс. — Просто не слишком удачно пошутил. Я знаю, что ты не в восторге от моего общества. Что ж, распей их со своими подругами.

Лили осмелилась поднять на Джеймса взор, и увидела, что в его карих глазах появился оттенок неизбывной печали.

— Ладно, забыли, — проговорила она примирительным тоном. — Расскажи что-нибудь о себе.

— Все, что тебе будет интересно! — просиял Джеймс.

— Что ты знаешь о своих родителях?

— Они… обычные, ничем не выдающиеся волшебники… Маму зовут Юфимия[1]. О ней можно говорить бесконечно много, но сегодня я скажу лишь, что такой замечательной любящей матери, вероятно, нет ни у кого на свете. Она только и делает, что старается всеми возможными способами развлечь и побаловать меня. — Джеймс мягко улыбнулся. — Если честно, то я вообще не понимаю, как можно быть матерью такого законченного шалопая, как я. Но моя мама справляется с этим просто великолепно. Невооруженным глазом видно, что она меня обожает — правда, не знаю за что. А еще она очень предана моему отцу и свято чтит традиции нашей семьи.

Джеймс замолчал, наблюдая, как к ним снова подошла мадам Розмерта и аккуратно поставила на столик маленькие тарелочки с десертом.

— А твой отец? — живо спросила Лили; было видно, что разговор ее заинтересовал. — Расскажи что-нибудь о нем.

— Мой отец, Флимонт Поттер, является для меня человеком, которым я бесконечно горжусь и на которого стараюсь быть похожим. Он совершенно потрясающий зельевар и в свое время значительно приумножил состояние нашей семьи, создав знаменитое волшебное снадобье «Простоблеск».

— Правда? — во взгляде Лили мелькнуло удивление, вот-вот готовое смениться неподдельным восхищением. — Это то самое, про которое говорят: «Две капли укротят даже самую непослушную гриву»?

— Именно, — улыбнулся Джеймс. — А ты что, тоже им пользуешься? Ой, прости, — поспешно добавил он, увидев, что щеки Лили вспыхнули, а в ее глазах отразилось негодование. — Так вот, что касается моего отца… Я слышал, что он унаследовал талант зельевара от своего далекого предка Линфреда Стинчкомбского, которого историки признают создателем ряда средств, применяющихся в зельях, в том числе и в тех, что используются по сей день, включая Костерост и Бодроперцовое зелье.

— Да, с твоей необузданной страстью к квиддичу и дракам Костерост тебе бы точно не помешал, — заметила Лили полунасмешливо-полусерьезно.

— Да ладно, чего уж там, — смутился Джеймс. — Ну, набью пару шишек, подумаешь! Ты лучше слушай дальше. История семьи Поттер утверждает, что старший сын Линфреда, Хардвин, женился на красивой молодой ведьме по имени Иоланта Певерелл, происходившей из старинного волшебного рода Певереллов. Она приходилась внучкой Игнотусу Певереллу — младшему из трех легендарных братьев. Именно Игнотус, являвшийся, как показывает история, далеким предком моего отца, по утверждениям искателей, много веков назад получил один из трех уникальных артефактов, именуемых Дарами Смерти — Мантию-невидимку. Близкие знакомые отца мне не раз намекали, что Мантия-невидимка, которую мой отец пока дал мне во временное пользование, а затем обещал завещать — это тот самый Дар, но сам отец ничего об этом не говорил, только велел беречь Мантию как бесценное сокровище и когда-нибудь передать ее своему старшему сыну, если он у меня будет. Ты ведь, должно быть, не знаешь «Сказки о трех братьях»?

Лили отрицательно покачала головой.

— Эта сказка напечатана в волшебной книге под названием «Сказки барда Бидля». Не стану долго распространяться по поводу ее сюжета, но соль там в том, что каждый из трех братьев — искатели Даров Смерти полагают, что ими были братья Певереллы: Антиох, Кадм и Игнотус — высказал по одному своему сокровенному желанию, и коварная Смерть воплотила эти желания, оделив братьев тремя Дарами. Старшему брату — то есть Антиоху, если верить версии искателей — досталась «волшебная палочка, самая могущественная на свете, чтобы ее хозяин всегда побеждал в поединке»[2], среднему — Кадму — камень, что «владеет силой возвращать мертвых». Младший же — Игнотус — захотел получить «такую вещь, чтобы он смог уйти» от Смерти и «Смерть не догнала бы его»; так, если верить сказке, Игнотус стал владельцем Мантии-невидимки. Позднее Смерть забрала двух старших братьев одного за другим, младшего же, согласно преданию, искала «много лет, да так и не нашла. А когда младший брат состарился, то сам снял Мантию-невидимку и отдал ее своему сыну. Встретил он Смерть как давнего друга и своей охотой с нею пошел, и как равные ушли они из этого мира»… Вот так, примерно, говорится об этом в «Сказках барда Бидля». Но мне кажется, это обычная легенда и ничего более. Просто красивая сказка — из тех, которые волшебники любят рассказывать на грядущую ночь своим детям.

Лили едва не задохнулась от внезапно нахлынувшего волнения. Джеймс только что поделился с ней чем-то очень личным, сокровенным. И это касалось не только его самого, но и всей семьи Поттеров. Наверняка об этом не знает никто из тех, кто не имеет прямого отношения к родословной Поттеров — включая закадычных дружков Джеймса. Рассказ о семейном предании означал полное и безоговорочное доверие с его стороны, так как было очевидно, что этот секрет его предков был для него даже важнее, чем его собственная анимагическая тайна.

Лили отметила также, что в манерах Джеймса, в его поведении и словах появилось что-то новое и неуловимое — какая-то завораживающая искренность, пришедшая на смену кичливости и позерству. Неужели Поттер и впрямь повзрослел? Или это она сама изменилась и стала воспринимать его иначе? А может быть — и то и другое вместе?

Однако Лили отнюдь не спешила выказывать бывшему выскочке и задаваке свое расположение, а потому постаралась изобразить на лице строгость и невозмутимость.

— Не знаю, — серьезно сказала она. — Мне кажется, в этом что-то есть. А что еще ты можешь поведать о своем отце?

— Только то, что много лет назад он учился в Хогвартсе на факультете Гриффиндор. Я еще в детстве твердо решил для себя, что непременно пойду по отцовским стопам.

Лицо Джеймса озарилось улыбкой, исполненной нескрываемой гордости, смешанной с печалью и беспокойством.

— Я очень скучаю по своим родителям, — тихо признался он. — Уже давно не получал от них вестей. Жду не дождусь лета, когда смогу вернуться в Годрикову лощину и снова их увидеть. Может быть… — Джеймс поднял на Лили совершенно не свойственный ему робкий взор, — может быть… когда-нибудь ты тоже захочешь с ними познакомиться? Я с большим удовольствием представлю тебя своей семье, Лили.

— Что ж, если твои родители, которые, насколько я могла понять из твоего рассказа, являются чистокровными волшебниками, не станут возражать против знакомства с такой, как я, то я не против, — неожиданно ответила Лили.

— Не станут возражать? — переспросил Джеймс. — Они будут рады познакомиться с тобой. — Мои родители — люди без предрассудков и смотрят не на родословную человека, а на него самого.

Джеймс ободряюще улыбнулся.

— Я рассказывал им о тебе, Лили. Ты им уже безумно нравишься, заочно, конечно, и они ждут не дождутся, когда же наконец смогут увидеть тебя воочию.

— Что ж, в таком случае я тоже буду рада знакомству с ними, — просто ответила Лили.

Они еще немного посидели, доели десерт и довольно мило поболтали. Это обстоятельство само по себе было удивительным для Лили, которая никак не ожидала, что Джеймс Поттер, на которого она до сей поры смотрела с нескрываемым осуждением, граничащим с презрением, может оказаться таким приятным собеседником.

Когда тарелки и бутылочки из-под сливочного пива опустели, Джеймс взмахнул волшебной палочкой, пустая посуда сама собой сложилась в аккуратную стопку, поплыла по воздуху и опустилась прямо на подъехавшую к их столику тележку мадам Розмерты.

— Всего хорошего, молодые люди, — сказала хозяйка паба, провожая Джеймса и Лили приветливой улыбкой. — Не забывайте время от времени заглядывать сюда, — она игриво подмигнула Лили.

— Спасибо, мадам Розмерта, — искренне поблагодарил ее Джеймс. — Непременно как-нибудь зайдем.

Он галантно помог Лили выйти из-за стола, расплатился по счету, Лили тоже тепло поблагодарила мадам Розмерту, и они покинули «Три метлы». Снейп, по-прежнему оставаясь невидимым, последовал за ними. Все трое оказались на завьюженной первым снегом улице. Морозный воздух Хогсмида бодрил, а мягкий ветерок приятно освежал.

Джеймс остановился и с нежностью взглянул на свою рыжеволосую и зеленоглазую спутницу.

— Лили, спасибо, что согласилась прийти сюда со мной, — тихо сказал он. — Для меня это было очень важно. А для тебя? — не дав ей ответить, он поспешно добавил: — Примешь ли ты мое приглашение, если я снова позову тебя на прогулку?

Колдовские зеленые глаза мгновенно наполнились слезами.

— Лили, что с тобой? — озабоченно спросил Джеймс. — Ты в порядке?

— Зачем ты это делал, Джеймс?! — спросила та в порыве отчаяния. — Зачем все время травил его?.. Северуса…

Джеймс ответил не сразу. Он достаточно долго молчал, по-видимому, собираясь с мыслями, а затем, глядя прямо в глаза своей спутницы, очень серьезно проговорил:

— Лили, я… Мне жаль, что так произошло… Мне действительно жаль…

Он снова смолк; в его карих глазах отразилась такая мучительная скорбь, которую невозможно было передать никакими словами.

— Это было… глупое ребячество… бахвальство перед друзьями… и перед тобой, Лили… Да-да, не удивляйся… ты мне давно понравилась, и я не знал, как сделать так, чтобы ты обратила на меня внимание… и вот… вышло как-то по-дурацки…

— По-дурацки?! — воскликнула Лили в негодовании. — По-дурацки?! Да ты… Ты… — она не договорила: судорожно прикрыла глаза руками и разразилась безудержными рыданиями.

— Лили… — попытался успокоить ее Джеймс. — Прости, я не хотел… Я правда не хотел. Я и подумать не мог, что все обернется именно так…

— Разве можно простить такое? — Лили задыхалась от бешенства. — В любом случае просить прощения следует вовсе не у меня, а у него. И будь я на его месте…

— Эй, здорово, Сохатый! — неожиданно услышал Джеймс позади себя знакомый голос.

Это был его лучший друг Сириус Блэк — симпатичный молодой человек с серыми глазами и черными, как смоль, волосами.

Лицо Джеймса мгновенно озарила радостная улыбка.

— Бродяга! — воскликнул он, едва не задушив Сириуса в объятиях. — Ну, как делишки?

— Все тип-топ, как обычно, — Сириус ободряюще улыбнулся и показал Джеймсу большой палец. — Слушай, Сохатый, могу я украсть у тебя ненадолго твою очаровательную спутницу? — он бросил выразительный взгляд на Лили. — Не беспокойся, я верну ее тебе живую и невредимую минут через пять, идет? Лили, надо поговорить, — обратился он к девушке. — Ты не против?

Лили отняла руки от заплаканного лица, согласно кивнула, и отошла в сторону вслед за Сириусом. Невидимый Снейп бесшумно проскользнул за ними.

— Лили, у меня плохие новости, — понизив голос, сказал Сириус. — Джеймс пока ничего не знает… я прошу тебя… не говори ему… Мне кажется, будет лучше, если все мы будем стараться скрывать от него произошедшее… так долго, как только это будет возможно… Рано или поздно правда все равно всплывет, я понимаю… Но, по-моему, будет жестоко… сообщить ему обо всем так… сразу… Обещаешь, что ни о чем ему не расскажешь?

Лили поспешно кивнула и тихо спросила:

— А что случилось?

— Это касается родителей Джеймса. Они попали в больницу святого Мунго, и теперь оба находятся в состоянии комы. Похоже, мистер и миссис Поттер подхватили драконью оспу. — Сириус судорожно сглотнул, словно его что-то душило, а затем пояснил: — Мне сообщил об этом мой брат Регулус. Видишь ли, Лили, это долгая история, но, в общем, я не так давно порвал с семьей. Этот шаг окончательный, и назад дороги не будет. Между мной и другими Блэками — по крайней мере, теми, что находятся со мной в ближайшей степени родства, то бишь, родителями и братом — прекратились всякие контакты, так что сам факт, что Регулус подошел ко мне — несомненно, есть нечто поистине выдающееся. Брат рассказал мне, что он получил письмо от наших родителей, в котором сообщалось об этом… Конечно, по заверениям целителей, они попытаются сделать все возможное, чтобы вывести мистера и миссис Поттер из комы и привести их заболевание к стадии ремиссии, но если принять во внимание почтенный возраст родителей Джеймса, характер их заболевания и состояние, в котором они были доставлены в больницу, то на их выздоровление не остается никакой надежды. Они обречены, Лили. По сути, это вопрос нескольких месяцев, в лучшем случае — полутора — пары лет[3].

У Лили мгновенно зашумело в ушах, и земля ушла из-под ног. Уж она-то знала не понаслышке, какие страдания предстоит пережить Джеймсу в недалеком будущем. Чуть больше двух лет назад она сама лишилась родителей, которые покинули этот мир в один год с небольшой разницей во времени. Но у нее есть сестра… Правда, они с Петуньей не ладят, но все равно отрадно, когда на земле еще остался кто-то родной. Джеймс же, судя по тому, что она сегодня узнала, был единственным сыном своих родителей, их любимцем и баловнем. Она видела, с какой необычайной теплотой он говорил о них. Их потеря станет для него тяжелейшим ударом.

— Джеймс очень их любит, — голос Сириуса словно вернул Лили из небытия. — Боюсь даже представить, что с ним станет, когда он узнает правду… Ты уж будь с ним помягче, ладно?

Лили снова кивнула, сглатывая слезы.

— Мы все постараемся поддержать его как сможем… И все же я убежден, что для него особенно важно сейчас, чтобы рядом была именно ты, Лили.

* * *

Следующие картины в Омуте памяти стремительно сменяли друг друга. Снейп издали просмотрел еще несколько романтических эпизодов, когда Лили и Джеймс гуляли вдвоем, а сам он, по-прежнему скрытый чарами Дезиллюминационного заклинания, незаметно следовал за ними. С каждой новой прогулкой становилось все более очевидно, что Джеймс и Лили постепенно сильнее и сильнее привязываются друг к другу. Они уже не таили лучезарных улыбок и нежных взглядов. Их все чаще можно было видеть держащимися за руки; то и дело до ушей Снейпа доносился их заливистый счастливый смех.

Снейп не мог ни в чем винить Лили; он знал, что рано или поздно она начнет встречаться с другим парнем, что у нее когда-нибудь появится своя семья, дети… Он уже почти смирился с этим, хотя стоило ему лишь на миг об этом подумать, как в нем моментально вспыхивала ярость, подстрекаемая дикой ревностью, которая неистовым ключом закипала в его жилах. И все же он старался обуздать свои эмоции, прекрасно осознавая, что для него уже все потеряно. Лили молода, у нее впереди вся жизнь… Было бы верхом жестокости, если бы она схоронила себя заживо… тем более — по его вине. Северус Снейп любил Лили Эванс… любил самой искренней, горячей, беззаветной и самоотверженной любовью. Он хотел, чтобы она была счастлива… Пусть… пусть даже не с ним… Но… чтобы именно Джеймс Поттер… Снова этот злосчастный Поттер… Такое не могло привидеться Снейпу в самом страшном кошмаре…

[1] По официальным данным Pottermore, родителей Джеймса Поттера звали Юфимия (ориг. Euphemia) и Флимонт (ориг. Fleamont). В описании семьи Поттеров автор настоящего сиквела опирается на сведения, предоставленные Дж. К. Роулинг (официальный источник: https://www.pottermore.com/writing-by-jk-rowling/the-potter-family).

[2] Здесь и далее © Дж. К. Роулинг: «Сказки барда Бидля»; издательство «Росмэн». (Роулинг Дж. К. Сказки барда Бидля. — М. Росмэн, 2008).

[3] По официальным данным Pottermore, мистер и миссис Поттер смогли дожить до свадьбы их сына Джеймса и магглорожденной девушки по имени Лили Эванс, но так и не застали своего единственного внука Гарри. Драконья оспа, с которой они не могли справиться в силу своего преклонного возраста, унесла их жизни одну за другой с разницей в несколько дней, и тогда Джеймс получил в наследство Мантию-невидимку Игнотуса Певерелла (официальный источник: https://www.pottermore.com/writing-by-jk-rowling/the-potter-family).

Снейп в очередной раз пролетел сквозь тьму и приземлился в Большом зале, где ученики Хогвартса наслаждались аппетитным завтраком, доставленным, как обычно, эльфами-домовиками с их кухни. Он увидел себя, сидящим за слизеринским столом несколько поодаль от других студентов… Даже слизеринцы в основной своей массе теперь сторонились его, справедливо полагая, что он стал Пожирателем смерти. Молодой Снейп неотрывно смотрел на Лили, сидящую за столом Гриффиндора. Та с беспокойством вглядывалась в ту сторону, где обычно сидел Джеймс в окружении своих друзей. Сейчас его место пустовало; Снейп заметил, как Сириус Блэк и Ремус Люпин обменялись встревоженными взглядами. Лили, вероятно, тоже это увидела. Она быстро вышла из-за стола и, в мгновение ока взлетев вверх по винтовой лестнице, оказалась перед портретом Полной Дамы. Снейп, быстро наложивший на себя невидимые чары, едва поспел проскользнуть вслед за ней в Общую гостиную, а оттуда — в мужскую спальню для семикурсников Гриффиндора.

Спальня на первый взгляд казалась пустой, но с кровати Джеймса доносились едва слышные всхлипывания.

— Джеймс… — тихо позвала Лили. — Джеймс, я знаю, что ты здесь…

Всхлипывания усилились.

Лили протянула вперед обе руки, как будто она что-то нащупывала. Наконец ее пальцы сомкнулись, словно хватая воздух, и в следующий момент Лили и Снейп увидели сидящего на кровати Джеймса, который судорожно прикрывал лицо ладонями, а в руках Лили оказалась внезапно проступившая из ниоткуда очень легкая серебристая ткань. Это была Мантия-невидимка, которой Джеймс, очевидно, решил укрыться от посторонних взоров.

Снейп, никак не ожидавший увидеть своего ненавистного соперника в столь жалком положении, поспешил запереть дверь защитным заклинанием, чтобы никто не мог проникнуть в спальню. Ни Джеймс, ни Лили этого не заметили, поскольку Снейп был невидимым, а примененное им заклинание — невербальным.

Джеймс оторвал от лица мокрые ладони и поднял на Лили покрасневшие и опухшие глаза. Его очки лежали рядом на подушке, так что из-за сильной близорукости он едва различал смутные очертания склонившейся над ним стройной фигуры.

— Лили? — едва слышно произнес он. — Как… как ты здесь очутилась? Девочкам… сюда нельзя… — он снова тихонько всхлипнул.

Лили ничего не ответила, только присела рядом в изножье кровати, робко обхватила рукой плечи Джеймса и устремила на него полный сочувствия взор.

— Ты… Ты ведь все знаешь, да? — в голосе Джеймса звучало такое отчаяние, что сердце Лили едва не перевернулось у нее в груди. Джеймс легким кивком указал в сторону, где валялся скомканный листок пергамента. — Это… письмо пришло сегодня утром… Официальное заключение из больницы святого Мунго…

Лили быстро пересекла спальню, подняла письмо и, развернув пергамент, пробежала его глазами. В письме, выдержанном в сухом официальном тоне, сообщалось, что целителям больницы святого Мунго ценой продолжительных усилий удалось наконец вывести мистера и миссис Поттер из коматозного состояния. Сейчас они делают все возможное, чтобы перевести их заболевание в стадию ремиссии, но, учитывая возраст пациентов и характер их заболевания, никаких утешительных прогнозов они дать не могут. Целители уже перепробовали все известные средства для лечения драконьей оспы, но даже новейшие методы, оказавшиеся весьма эффективными в ряде случаев, здесь не сработали. Так что единственному сыну мистера и миссис Поттер советуют крепиться — самое страшное может произойти в любой момент. Если даже целителям удастся ослабить симптомы заболевания, это лишь на какое-то время отсрочит неизбежное. Самый благоприятный в данном случае прогноз — не более полутора-двух лет.

— Джеймс, я… — Лили запнулась. — Мне очень жаль…

Джеймс снова поднял на нее полные слез глаза.

— Как… как давно ты узнала? — тихо спросил он.

Лили не стала кривить душой:

— Около… около полутора месяцев назад.

Лицо Джеймса исказилось страшной мукой:

— И ты… ты молчала?! Все это время знала и молчала?!

Лили снова подошла к кровати Джеймса и присела рядом на корточки, мягко сомкнув свои пальцы на его широких запястьях.

— Я знаю, как это больно… Поверь мне… Я ведь и сама потеряла родителей… около двух с половиной лет назад[1].

— Правда? — Джеймс взглянул на Лили; в его больших и лучистых карих глазах в этот момент ощущалась такая трогательная детская наивность, что Лили с трудом верилось, что перед ней сидит тот самый человек, который за эти полтора месяца буквально вытащил ее из глубочайшей депрессии.

— Да, — тихо ответила она. — Произошел… несчастный случай… Оба они попали в больницу — в одну из тех, где лечат магглов… А потом…

* * *

Лили старалась подобрать подходящие слова, чтобы ободрить Джеймса, но ее саму стремительно накрывала волна жгучей боли. Для девушки, еще не достигшей пятнадцатилетнего возраста, внезапная гибель родителей стала настоящим ударом. Страшное горе, постигшее семейство Эвансов, не сблизило Лили со старшей сестрой — напротив — обе замкнулись в себе, отдалившись друг от друга настолько, насколько это было возможно в их положении. И если Петунья еще могла держать себя в руках, по-прежнему продолжая заниматься хозяйственными делами и со свойственной ей маниакальной аккуратностью тщательно следить за своей внешностью и одеждой, то Лили было все равно. Она буквально силой заставляла себя встать с постели и, проклиная все на свете, бралась за расческу.

С грехом пополам расчесав жесткие и непокорные рыжие волосы, Лили, не мудрствуя лукаво, стягивала вьющиеся пряди в обыкновенный хвост. Затем она неохотно шла на кухню, где всякий раз натыкалась на недовольный взгляд Петуньи, вынужденной теперь готовить на себя и на сестру, наливала себе чай, брала пару тостов и удалялась в свою комнату, отчаянно вгрызаясь в румяные хрустящие хлебцы и размазывая по щекам жгучие слезы.

Лили не хотелось жить. Невыразимая тоска и отчаяние накрывали ее с головой. Все то, что раньше казалось приятным и вызывало радость и смех, теперь жутко раздражало. Весточки от подруг, регулярно приносимые совами, подвергались безжалостному уничтожению еще до вскрытия перевязанных затейливыми ленточками свитков пергамента, подарки демонстративно игнорировались. По своей природе живая и общительная мисс Эванс перестала ходить в гости и принимать гостей в своем доме. Она потеряла интерес ко всему на свете.

Из того страшного кошмара ее буквально вытащил Северус. В самый день смерти матери Лили, он, словно нутром почувствовав неладное, примчался к дому Эвансов и опустился на холодную отсыревшую землю возле запертой калитки. Накрапывал противный мелкий дождик. Влажный промозглый ветер пробирался под тонкую льняную блузу Северуса (сменившую несколько лет назад ненавистную рубашку с отложным воротником, обрамленным потрепанными кружевами по типу жабо), сковывая своим леденящим дыханием все его тело, доводя до непроизвольных судорог, но его это не волновало. Он просидел так до тех пор, пока Лили не выглянула в окно, не сжалилась над ним и не впустила в дом. Практически то же самое, благо, правда, что без дождя, повторилось в день смерти отца мисс Эванс.

Северус ни разу, ни единым словом не напомнил Лили о ее горе. Но было видно, что каждую ее потерю он принимает и переживает как свою. В обоих случаях Северус лишь молча впивался долгим сочувственным взглядом в исполненные невыразимого страдания зеленые миндалевидные глаза, а затем робко, но крепко обнимал Лили за плечи, бережно прижимая к груди ее хорошенькую головку с выбивающимися из хвоста медными вьющимися прядями.

Северус неизменно находился рядом с Лили и в дни похорон и во все последующее время ее глубочайшего отчаяния и печали. Он словно бы чувствовал, что в эти минуты нужен ей как никогда. Время от времени он осторожно сжимал ее дрожащие холодные пальцы в своей надежной ладони, задерживая ее руку в своей ровно настолько, сколько это требовалось Лили. Сколько Петунья ни куксилась, сколько ни кривила в досаде тонкие губы, она не могла ничего поделать — ей приходилось мириться с постоянным присутствием в доме Эвансов этого неотесанного сальноволосого замухрышки. Вскоре Петунья уехала в Лондон, где прошла курсы быстрого набора текста и получила работу в офисе. Из редких писем сестры Лили узнала, что та начала встречаться с «надежным и респектабельным» магглом по имени Вернон Дерсли[2].

Как Лили жалела потом, что не ответила на такую безграничную душевную щедрость Северуса и не была рядом с ним год спустя, когда его самого постигло столь же тяжкое горе!

Да, к тому времени, когда умерли родители Северуса, он и Лили уже были в ссоре, но именно тогда у мисс Эванс появился превосходный шанс все исправить. От одной лишь мысли о том, что вовремя проявленная ею чуткость могла предотвратить роковые последствия, ей становилось нечем дышать, и ее глаза стремительно застилала пелена слез.

* * *

— Твои родители живы, Джеймс, — услышала она свой собственный голос — мягкий и очень тихий, словно бы доносившийся из небытия. — По крайней мере, сейчас, в данный момент, они живы. Помни об этом и цени каждое мгновение, проведенное с ними.

— Я очень хотел бы увидеть их, — также тихо ответил Джеймс. — Я пробовал… сегодня утром, как только прочел письмо… Пробовал тайком пробраться к ним… Обернувшись оленем, я доскакал до Хогсмида, а затем аппарировал в Лондон, к больнице святого Мунго. Но меня так и не пустили к родителям, как я ни умолял всех — от дежурившей на пропускном посту ведьмы до главного целителя. Я попытался было проскочить на третий этаж, где лечат больных с инфекционными заболеваниями, под Мантией-невидимкой, но, видимо, в больнице стоят какие-то особые распознающие чары, так что меня сразу же засекли и вернули назад.

— Что ж, будем надеяться, целителям удастся хотя бы на какое-то время блокировать распространение инфекции, снизить до приемлемого предела вероятность заражения, и тогда у тебя еще появится возможность не только увидеть своих родителей, но и поговорить с ними, обнять их и сказать, как ты их любишь. У меня такой возможности уже не будет никогда.

Она на какое-то время замолчала, стараясь отогнать прочь вновь нахлынувшие воспоминания, а затем, улыбнувшись сквозь слезы, добавила:

— Может быть, ты еще успеешь познакомить меня с ними, как и обещал.

— Ты понравишься им, — Джеймс в первый раз улыбнулся; улыбка получилась вымученной, но в ней было нечто настолько искреннее и трогательное, что зацепило Лили неимоверно, пробудив какие-то новые, совершенно неведомые чувства. — Ты просто не можешь не понравиться.

— Прости, что я так долго ничего тебе не говорила, — негромко произнесла Лили. — Я не хотела причинять тебе боль.

Джеймс довольно долго глядел на нее затуманенным взором, а затем согласно кивнул и сказал:

— Думаю, не ты одна скрывала от меня правду… Сириус тоже знал, ведь так?

Лили грустно кивнула.

Джеймс снова вгляделся в ее зеленые глаза и неожиданно спросил:

— Ты поэтому соглашалась гулять со мной, да? Ты делала это из жалости, верно, Лили?

Лили отрицательно покачала головой, но в то же время осознала, что в словах Джеймса была доля правды. Но то была не обычная жалость — если вообще можно было так назвать те душевные порывы, к которым, скорее, подходило определение «сочувствие». Нет… к этой жалости (или сочувствию) примешивалось что-то иное… Нежность, глубокая нежность… и, может быть… нечто большее… чувство, которое сама она не успела понять… и тем более не могла истолковать…

Джеймс потянул руку за очками, надел их и, снова взглянув на Лили, мгновенно уловил выражение, появившееся на ее лице.

— Лили… — тихо сказал он. — Я не хочу, чтобы ты жалела меня. Никто не должен был видеть моих слез.

Лили печально улыбнулась:

— Под Мантией-невидимкой не скроешь терзаний чуткого сердца.

Джеймс не спускал с нее пронзительного взгляда. Некоторое время прошло в незыблемом молчании. Наконец Джеймс засунул руку во внутренний карман мантии и вытащил оттуда волшебную палочку; Лили с тревогой и любопытством наблюдала за ним.

Джеймс взмахнул палочкой, произнеся при этом невербальное заклинание, и в следующее мгновение в его свободной руке (в другой он по-прежнему держал палочку) появилась маленькая, отделанная пурпурным бархатом коробочка в форме сердечка. Джеймс слегка постучал палочкой по ее крышке, и коробочка раскрылась. Внутри лежало изящное золотое колечко, украшенное восхитительным изумрудом, превосходно гармонировавшим с зелеными глазами Лили, которая с невыразимым трепетом в сердце смотрела, как Джеймс встает с кровати и становится на одно колено:

— Лили, выходи за меня замуж, — сказал он, очень серьезно глядя в ее глаза. — Тот, кто именует себя Темным Лордом, собирает людей под свои знамена, а это значит, что скоро нас всех ожидает особенно нелегкое время. Кто знает, как все может сложиться: вполне возможно, это мой единственный шанс попросить твоей руки. Я хотел бы всегда быть рядом с тобой, хотел бы иметь возможность оберегать и защищать тебя — всегда и везде, когда бы это ни потребовалось. Я люблю тебя… всегда любил… С тех пор как впервые увидел тебя там, в купе «Хогвартского экспресса»… С того дня я ни разу не взглянул ни на одну другую девчонку. И никогда не взгляну. Мне очень страшно, Лили. Ты теперь знаешь, каково мое положение, знаешь, что случилось с моими родителями. После них у меня никого не останется в этой жизни — ни единой родной и близкой души, кроме, быть может, Сириуса, но это совсем другое дело — у него своя дорога, а я… я живу теперь только ради тебя, Лили… И ради наших будущих детей, если мне улыбнется такое счастье… если ты дашь согласие…

Этого Снейп вынести уже не смог. Поттер даже не знает, насколько он счастливый. Счастливый уже оттого, что она оказалась рядом с ним в этот момент. Ему дозволено быть близко к ней, глядеть на нее, принимать ее утешения, в то время как сам Северус был лишен всего этого. Когда он потерял родителей (обе эти утраты, словно по злой иронии судьбы, постигли его в течение года — так же, как это произошло у Лили и, очевидно, произойдет у Поттера)[3], он остался один на один со своим горем. И со своей разъедающей сердце любовью к Ней. И хуже всего то, что только он один был в этом виноват.

Снейп резко повернулся к двери спальни, поспешно снял ранее наложенное им защитное заклинание и стремительно выбежал прочь. Взрослый Снейп из Омута памяти, как обычно, последовал за ним.

[1] По поводу датировки рождения и смерти родителей Лили Эванс никаких официальных данных, подтвержденных непосредственно Дж. К. Роулинг, нет. Согласно русскоязычной ГП-вики, рождение мистера и миссис Эванс датируется не позже 1940 года, дата смерти указана до октября 1981 года, т. е., до момента гибели Джеймса и Лили Поттеров (см.: http://ru.harrypotter.wikia.com/). Англоязычная HP-wiki предлагает следующую датировку жизни мистера и миссис Эванс: рождение — в (или до) 1942 г., смерть — между 1 сентября 1971 и октябрем 1981 года, т. е., между поступлением Лили в Хогвартс и гибелью четы Поттеров (см.: http://harrypotter.wikia.com/). Что касается свадьбы Лили и Джеймса Поттеров, то достоверно известно, что на этом мероприятии присутствовал Сириус Блэк в качестве шафера (прописано непосредственно в каноне). Неизвестно, присутствовал ли на свадьбе кто-то из родителей невесты или к тому времени оба они умерли (см.: http://ru.harrypotter.wikia.com/). Автор настоящего сиквела, учитывая все имеющиеся данные на эту тему, попытался выстроить наиболее правдоподобную, на его взгляд, хронологию событий.

[2] История знакомства Вернона Дерсли и Петуньи Эванс приведена здесь в согласии с официальными данными Pottermore (официальный источник: https://www.pottermore.com/writing-by-jk-rowling/vernon-and-petunia-dursley).

[3] По поводу датировки рождения и смерти родителей Северуса Снейпа, равно как и в случаях с родителями Лили Эванс, мы не имеем никаких официальных данных, подтвержденных непосредственно Дж. К. Роулинг. Правда, в одном из интервью писательница упомянула, что Северус осиротел еще учась в Хогвартсе на последних курсах, но не привела при этом конкретных дат. Даты рождения и смерти отца Северуса, Тобиаса Снейпа, не указаны ни в одном источнике. Что касается матери Северуса, Эйлин Принц, русскоязычная ГП-вики приводит только приблизительную дату смерти — до 1996 года (см.: http://ru.harrypotter.wikia.com/). Кроме того, здесь встречается упоминание о судьбе обоих родителей Северуса на 1996 год: «Не известна судьба Тобиаса и Эйлин, но к 1996 году их обоих уже точно нет в живых: Северус живет в родительском доме в Паучьем тупике лишь вдвоем с Хвостом, и квартира имеет такой вид, будто уже не первый год является домом только для Северуса» (см.: http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Эйлин_Принц). Англоязычная HP-wiki указывает примерную дату рождения матери Северуса — ок. 1930 — 1935 года (см.: http://harrypotter.wikia.com/), основываясь на факте, что учебник Эйлин Принц по зельеварению для шестого курса (он же — знаменитый учебник Принца-полукровки) был опубликован за пятьдесят лет того, как попал в руки Гарри Поттеру в 1996 году. Автор настоящего сиквела выстраивает свое предположение относительно периода смерти родителей Северуса, не противоречащее имеющимся на сегодняшний день данным.

Отчаяние и негодование душили молодого Снейпа, и он, по-прежнему оставаясь невидимым, но отнюдь не бесплотным, чуть не сшиб набегу нескольких старшекурсников, направлявшихся в Общую гостиную Гриффиндора. Среди этих ребят были Сириус Блэк и Ремус Люпин, которые, судя по их взволнованным лицам, торопились проведать своего друга, не явившегося на завтрак в Большой зал.

— Ремус! — неожиданно послышался отчаянный возглас.

Сердце Снейпа оборвалось: это кричала Лили. Она бежала по направлению к ним, вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся; слезы стремительным потоком катились из ее прекрасных зеленых глаз. Снейп едва успел отскочить в сторону, уступая ей дорогу.

Лили остановилась напротив друзей; Снейп бросил быстрый взгляд на ее руки и сразу с несказанным облегчением отметил про себя, что ни на одном из ее пальцев не сверкает золотое колечко с изумрудом.

— Сириус, прости, — поспешно извинилась она. — Мне нужно поговорить с Ремусом. Ремус, пожалуйста… — в ее глазах отразилась немая мольба: — Пожалуйста, выслушай меня! Это очень важно!

— Конечно, Лили… — тут же участливо отозвался Люпин. — Извини, Бродяга, — он печально улыбнулся Сириусу.

— О чем разговор, Лунатик! — Сириус кинул на него понимающий взгляд. — Пойду, проведаю Сохатого… Ты приходи, когда сможешь, ладно? Выше нос, Лили! — подбодрил он. — Все у тебя будет тип-топ, ты уж мне поверь!

Не дождавшись ответа, он быстро развернулся, зашагал к портрету Полной дамы, назвал пароль и скрылся в проеме появившегося прохода.

Лили поспешно направилась вверх по лестнице, и Ремус покорно последовал за ней. Снейп не мог воспротивиться искушению узнать, что же произошло между Джеймсом и Лили за те считанные минуты, которые они оставались наедине друг с другом после того, как он покинул мужскую спальню Гриффиндора. С величайшим трудом обуздав свое отчаяние и усилив Маскирующие чары, он устремился вслед за Лили и Ремусом.

Они поднялись на восьмой этаж; Лили остановилась и схватила Люпина за руку; Снейп мгновенно сообразил, что она выбрала местом для разговора Выручай-комнату[1]. Не теряя ни минуты, он незаметно вцепился в мантию Ремуса (Снейп из Омута памяти схватил за руку себя молодого), и они все вместе три раза прошлись вдоль стены, а затем проскользнули в появившуюся из ниоткуда маленькую дверцу.

Их взорам предстало уютное светлое помещение, обставленное просто, но со вкусом. Лили быстро прошла вперед и села на низенький, обитый зеленым сукном диван, легким кивком пригласив своего зримого спутника последовать ее примеру. Люпин присел на краешек того же дивана напротив Лили, а оба Снейпа — молодой и взрослый — остались стоять возле закрывшейся за ними двери.

— Ремус, — сказала Лили без обиняков, — Джеймс только что сделал мне предложение. Он просил меня стать его женой.

На лице Люпина, очевидно, не заметившего подвоха, тут же появилась лучезарная улыбка:

— Что ж, поздравляю, Лили! — живо отозвался он. — Поздравляю от всей души! Джеймс будет прекрасным мужем, он даст тебе счастье, которого ты заслуживаешь, как никто другой![2]

Лили печально покачала головой и тут же закрыла лицо руками.

Люпин наконец начал что-то понимать.

— Ты… ты что, отказала ему?

Ответа не последовало. Лили еще крепче прижала руки к лицу и вдруг разразилась такими отчаянными рыданиями, что даже у спокойного, уравновешенного Люпина от жалости заныло сердце; чувства же, которые в тот момент испытал Снейп, невозможно было выразить никакими словами.

Ремус мягко опустил свою руку на плечо своей спутницы и с тревогой вгляделся в ее лицо. Та отняла свои пальцы от заплаканных глаз и печально взглянула на него.

— Отказала? — тихо повторил он свой вопрос.

Лили отрицательно покачала головой.

— Тогда что же? — продолжал терпеливо расспрашивать Люпин.

— Не отказала… — прошептала Лили почти одними губами. — Не отказала… но и не дала согласия… Я сказала, что мне нужно подумать… попросила Джеймса дать мне время…

Люпин вздохнул с заметным облегчением, Снейп же, напротив, насторожился еще сильнее.

— Я не знаю, что мне делать, Ремус! — в отчаянии воскликнула Лили. — Я в полном замешательстве!

— А Джеймс? — тихо спросил Люпин. — Он согласился… согласился подождать?

Лили кивнула и печально улыбнулась:

— Он сказал, что будет ждать меня всю жизнь, если потребуется, какой бы срок ни был ему отмерен. Настаивал, чтобы я в любом случае взяла его кольцо… просто как памятный подарок… Но я так не могу.

— Что же помешало тебе принять его предложение?

Лили ничего не ответила, лишь устремила на своего собеседника выразительный, исполненный беспредельной тоски взор.

Лицо Люпина приняло озабоченное выражение.

— Ты… ты все еще любишь его, да? Любишь Северуса Снейпа?

Воцарилось долгое молчание. Снейп, пристально наблюдавший за Лили, затаил дыхание.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Лили ответила:

— Мне кажется, сейчас даже сильнее, чем когда бы то ни было еще, если это возможно.

Она снова замолчала, продолжая тоскливо глядеть на Люпина, а затем неожиданно добавила:

— Но и Джеймса… Джеймса я тоже люблю… и очень…

Люпин встал.

— Ты, я вижу, осуждаешь меня, Ремус… — печально произнесла Лили. — Что ж, это твое право.

Люпин молча прошелся вдоль кабинета и снова остановился напротив сокурсницы.

— Нет, Лили, вовсе нет, — сказал он, снова взглянув ей в глаза. — Но я не понимаю… не понимаю, чем я могу тебе помочь.

— Я не прошу о помощи, — ответила Лили. — Мне просто хотелось выговориться… излить душу… Ты самый мудрый и смышленый из всех, кого я знаю и кому могу доверять… кроме Северуса… и Джеймса… Ты — хранитель нашего Непреложного Обета… И я подумала, что если ты меня не поймешь, то не поймет никто.

Взор Люпина заметно смягчился. Он снова сел на диван напротив Лили и мягко взял ее руки в свои.

— Я хотел бы помочь тебе, Лили, — тихо произнес он. — Но в таком… деликатном вопросе только ты сама можешь принять решение.

— Я понятия не имею, как такое могло произойти… — сказала Лили. — И если честно, то я сама себя презираю… Но я не хочу… я не имею права допустить, чтобы из-за меня страдали другие люди… Тем более — те, кого я больше всего люблю.

Она снова ненадолго смолка, затем серьезно взглянула Люпину прямо в глаза и проговорила:

— Понимаешь, Ремус… Когда я поближе узнала Джеймса, то поразилась, насколько они похожи… Он и Северус… Ты скажешь, что я сумасшедшая, но это действительно так. Они парадоксально похожи — и в то же время — непохожи друг на друга. Есть нечто неуловимое… то, что их объединяет… быть может, заметное только для меня… и все же оно существует…

— Кажется, я начинаю понимать тебя, Лили, — печально улыбнувшись, сказал Люпин. — И здесь я вынужден с тобой согласиться… Оно действительно существует… Я сам убедился в этом после разговора с Северусом… когда я рассказал ему о том, о чем ему следовало узнать. Очень возможно, именно в этом их поразительном сходстве — и в то же время — различии между собой — и кроется разгадка нетерпимости каждого из них по отношению к другому. И этим же, скорее всего, объясняется то, что оба они полюбили одну и ту же девушку.

Он с искренним участием взглянул на Лили, а затем философски изрек:

— Что ж, давай попробуем разобраться. Скажи мне, Лили, если допустить… допустить на один-единственный неуловимый миг, что не Джеймс, а Северус Снейп сделал бы тебе предложение. Какой бы ты тогда дала ответ?

— Если существовала бы возможность, хотя бы призрачная надежда на то, что… определенные обстоятельства можно было бы изменить… и если бы я не узнала Джеймса… Я, конечно, ответила бы согласием… Но теперь это невозможно…

— Почему? — продолжал допытываться Люпин.

— Потому, что нас разделяет пропасть… пропасть, которую никакими силами нельзя преодолеть. Ты же знаешь. И в этом большей частью виновата я сама. Ты можешь понять, Рем, как я раскаиваюсь в том, что произошло. Я отдала бы все на свете, только бы вернуть былое и не повторить прежних ошибок.

— А если допустить… чисто теоретически, конечно… Что ничего не произошло… Что Северус Снейп остался таким, каким был прежде… Но и Джеймса ты знала бы также близко, как сейчас?

— Тогда… Тогда, скорее всего, я вообще отказалась бы выйти замуж… чтобы не обидеть ни одного из них… Я и теперь, в той ситуации, в которой я оказалась, собираюсь поступить именно так… Мне кажется, это было бы самым верным решением…

— И ты будешь счастлива, обрекая себя на одиночество? Сейчас, в это нелегкое время, когда каждый готов отдать жизнь за то, чтобы быть как можно ближе к любимому человеку, чтобы лишний раз обнять его и прижать к груди — ведь кто знает, что будет завтра? — Люпин внимательно вглядывался в печальные глаза Лили.

— По крайней мере, так я буду спокойна, — тихо, но решительно ответила та. — Я буду знать, что по моей вине не будет страдать ни один из них… и мне этого довольно…

— Ты так полагаешь? — серьезно спросил Люпин.

— Я в этом убеждена.

— Ты думаешь, что Джеймс… и Северус… были бы рады… если бы увидели, что ты жертвуешь собою ради них… сознательно отсекаешь возможность для каждого из них быть рядом с тобой?

Лили поглядела на Люпина с недоумением; но самое глубокое действие этот простой, казалось бы, вопрос произвел на Снейпа, который продолжал незримо стоять возле двери. Он глядел на Лили, и сердце его разрывалось на части от невыразимой боли.

— Ремус, — неожиданно сказала Лили, — ты не поверишь, но я чувствую, что Северус где-то рядом. Я все это время каким-то внутренним чутьем ощущала его незримое присутствие. Как будто он тайно следует за мной… и… может быть, охраняет меня… остерегает от бед, не вмешиваясь при этом в мою жизнь… как бы больно ему при этом не было. Представь себе, Рем: он даже никому ни словом не обмолвился о том, что Джеймс, Сириус и Питер — незарегистрированные анимаги. Хотя я просто уверена, что он знает об этом. Но не выдает их секрета, чтобы не причинить мне боли.

— Знаешь, — серьезно проговорил Люпин, — я нисколько не удивлюсь, если так оно и есть. Он очень необычный молодой человек… Северус Снейп… И очень сильный волшебник.

— Я часто украдкой смотрю на него, когда мы сталкиваемся на уроках… или когда завтракаем, обедаем либо ужинаем в Большом зале, — печально отозвалась Лили. — И знаешь, порою мне кажется, что ничего не случилось, что все это было словно в кошмарном сне. И я все время ощущаю на себе его взгляд… — такой пронзительный и такой понимающий взгляд, как будто Северус знает каждую тайну моей души… как будто каким-то непостижимым образом ведает обо всем, что со мной происходит.

— Что же, по-твоему, он чувствует сейчас, Лили? — спросил Люпин. — Вот в эту самую минуту?

— Я лучше скажу, как я сама это ощущаю… Потому, что то, что чувствует он, невозможно передать никакими словами… Как будто его душа отделилась от тела и плачет кровавыми слезами… И как будто… как будто он… меня отпускает…

Люпин мягко улыбнулся:

— Это доказывает силу его любви, Лили.

Он немного помолчал, а затем добавил:

— Возможность создать семью — это великое благо, которое дается не каждому. Было бы в высшей степени неразумно… и малодушно… отказываться от него. А учитывая ситуацию, сложившуюся в магическом мире, когда опасность грозит всем без исключения, будь то волшебник и или маггл — особенно.

— Я… понимаю, почему ты так говоришь, Ремус, — сказала Лили, и в голосе ее прозвучало сочувствие.

— Едва ли мне когда-нибудь улыбнется такое счастье. Счастье, которое ты с такой… готовностью собиралась отвергнуть.

Глаза Лили снова наполнились слезами:

— Ремус… — она протянула обе руки и мягко коснулась ладонями его запястий. — Ты обязательно будешь счастлив! Когда-нибудь… ты встретишь свою судьбу… Надо… надо только поверить… поверить в эту возможность! У тебя непременно все образуется… иначе просто и быть не может! Ведь ты… ты такой замечательный человек… Ты заслуживаешь самого большого счастья, какое только можно себе представить!

— Спасибо, Лили… — Люпин снова печально улыбнулся.

— Есть… есть кое-что, о чем, я полагаю, ты должна узнать… прежде чем примешь окончательное решение.

Лили устремила на него вопросительный взор.

— Видишь ли… Джеймс не хотел, чтобы тебе каким-то образом это стало известно, но при сложившихся обстоятельствах я просто не могу позволить себе умолчать об этом.

— О чем ты говоришь, Ремус? — спросила Лили; в ее голосе звучала тревога.

— Джеймс… он тоже был в ту ночь… там… где это происходило… на Кладбище чистокровных волшебников, возле могилы Салазара Слизерина.

— ДЖЕЙМС?! — изумилась Лили. — Но как… каким образом?!

Ошибки быть не могло. Ремус назвал точное место… он никак не мог узнать об этом от нее: рассказав ему о событиях той ночи, Лили скрыла эту подробность. А значит… значит, Джеймс и в самом деле был там… в том проклятом всеми темными силами уголке земли, где происходит посвящение Пожирателей смерти.

— Когда ты выпросила у Джеймса Мантию-невидимку и Карту Мародеров, он сразу же заподозрил неладное и прокрался из замка вслед за тобой. В тот момент, когда ты накинула Мантию на себя, он обернулся оленем и следовал за тобой потайным ходом до самой деревни Хогсмид… Видишь ли, Лили, — торопливо пояснил Люпин, — анимаги, когда они принимают обличье животных, обретают способность видеть даже сквозь Мантию-невидимку[3]. Так что Джеймс мог беспрепятственно разглядеть, в какую сторону ты направляешься. Как только ты остановилась, собираясь аппарировать к тому месту, Джеймс зацепился копытцем за край твоей собственной мантии и таким образом оказался там же где и ты. Он быстро спрятался за одним из соседних надгробий и принял человеческий облик, продолжая наблюдать за тобой.

Лили была по-настоящему потрясена. Значит, той ночью они все трое были на Кладбище чистокровных волшебников… Северус, Лили и Джеймс. Лили всеми силами старалась защитить Северуса, а Джеймс… Выходит, что Джеймс в это же самое время делал все для того, чтобы защитить ее.

— Джеймс сразу же, как только смог, воздвиг вокруг тебя невидимую магическую стену защиты, — словно подтверждая мысли Лили, проговорил Люпин. — А когда… все закончилось, он подбежал к тебе… но ты уже была без сознания.

Люпин печально вздохнул:

— Это Джеймс вынес тебя оттуда, Лили. В глубоком обмороке, но живой и невредимой. Он подхватил тебя и аппарировал вместе с тобой к опушке Запретного леса, а затем рассказал о случившемся профессору Дамблдору и мадам Помфри, которые доставили тебя в больничное крыло… Джеймсу, конечно, назначили потом отработки за ночную вылазку, но все были рады, что он нашел тебя, поэтому его не сильно муштровали. А к нашим мародерским выходкам все давно привыкли. К тому же, как ты, вероятно, помнишь, в ту ночь было полнолуние, — Ремус едва слышно вздохнул. — Поэтому ни у кого не оставалось сомнений, что Джеймс, как и Сириус, как это обычно бывает в такие дни, находился рядом со мной.

В комнате воцарилось долгое молчание. Изумлению Лили не было предела. Она могла вообразить себе все что угодно, но только не это.

И вдруг, словно из ниоткуда, в Выручай-комнату ворвалась серебряная лань. Она трижды обежала вокруг дивана, где сидели Лили и Ремус, проскакала вдоль помещения и выпрыгнула в раскрытое окно.

— Патронус? — Люпин глядел вслед исчезающему в туманной дымке животному с недоумением, смешанным с нескрываемым восхищением. — Лишь наделенному по-настоящему чутким и любящим сердцем волшебнику под силу вызвать такого…

— Это Северус, — тихо ответила Лили, и лицо ее мгновенно озарила нежная улыбка. — Он… он меня благословляет.

* * *

Это было самым трудным решением Северуса Снейпа. Добровольно отдать ту, что для него дороже всех на свете, ненавистному позеру Поттеру… Один Мерлин знает, как ему больно, но ради нее он обязан преодолеть даже это. Северус отчетливо понимал, что только с Джеймсом Поттером Лили может быть счастлива. А ее счастье для него всегда было и будет превыше всего.

[1] На первый взгляд может показаться странным допущение, что Лили знала о Выручай-комнате. Домовой эльф Добби, впервые рассказав Гарри Поттеру об этом зачарованном помещении, на вопрос Гарри: «Сколько народу о ней знает?» ответил: «Очень мало, сэр. Люди натыкаются на нее, когда очень нужно, но потом не могут ее найти — им невдомек, что она всегда есть и только ждет, когда ее призовут на службу» («Гарри Поттер и Орден Феникса». Глава 23).

До этого о Выручай-комнате упоминает Альбус Дамблдор в разговоре с Игорем Каркаровым на Святочном балу: «А я, Игорь, не стал бы утверждать, что знаю все секреты Хогвартса, — добродушно ответил Дамблдор. — Не далее как сегодня утром отправился я в туалет, свернул не туда, и очутился в прелестной, совершенно незнакомой комнате с превосходной коллекцией ночных горшков. Позже я вернулся получше осмотреть ее, а комнатка-то исчезла. Я, конечно, все равно ее отыщу. Возможно, она доступна только в полшестого утра, а может, когда месяц в фазе одна четверть или когда слишком полный мочевой пузырь» («Гарри Поттер и Кубок огня». Глава 18).

Однако это упоминание весьма расплывчато и звучит сомнительно, если учитывать контекст и личность персонажа, к которому обращены эти слова. Дамблдор, скорее всего, знал о Выручай-комнате, ведь, как выясняется позднее, об этом помещении знали даже некоторые студенты. В частности, близнецы Уизли натыкались на эту комнату и даже пользовались ею в своих целях еще до того, как Добби рассказал о ней Гарри: «Чудно! Однажды мы прятались тут от Филча, помнишь, Джордж? И тогда это был чулан с вениками» — заявляет Фред («Гарри Поттер и Орден Феникса». Глава 18).

Так что вполне логично было бы предположить, что вездесущим Мародерам было знакомо это тайное убежище, даже несмотря на то, что, благодаря своим своеобразным чарам, Выручай-комната не отображалась на их самодельной Карте. Ну а Джеймс Поттер мог «по секрету» показать комнату Лили.

[2] Если внимательно проанализировать все книги и фильмы о Гарри Поттере, а также интервью Дж. К. Роулинг, в которых писательница отвечает на вопросы читателей на предмет взаимоотношений Ремуса Люпина и Лили Эванс, то вырисовывается весьма трогательная картина романтической дружбы, которая со временем вполне могла перерасти в нечто большее, не будь Ремус одним из лучших друзей Джеймса Поттера. Уважая чувства друга, Люпин не мог соперничать с ним. В то же время Ремус, несомненно, ценил деликатность Лили в отношении его «пушистой проблемы»: Лили, скорее всего, понимала, что Ремус был оборотнем, но не хотела, чтобы об этом знали другие. Вот пример из диалога Лили и Северуса Снейпа, когда он в порыве отчаяния пытается открыть ей глаза на проблему Люпина:

«— Они где-то шляются по ночам. И с Люпином этим что-то странное творится. Куда это он постоянно уходит?

— Он болен, — ответила Лили. — Говорят, он очень болен.

— Ага, заболевает каждый месяц в день полнолуния?

— Я знаю твою теорию, — холодно откликнулась Лили. — Но почему это тебя так волнует? Тебе-то какое дело, чем они занимаются по ночам?» («Гарри Поттер и Дары Смерти». Глава 33).

Из приведенного фрагмента мы видим, что Лили со всей возможной деликатностью пытается пробудить в Северусе сочувствие к проблеме Люпина, а когда ей это не удается, уводит его от темы.

В фильме «Гарри Поттер и узник Азкабана» Ремус отзывается о Лили не только с глубоким уважением, но и с большой нежностью. Вот что он говорит Гарри:

«В свое время мне помогла только твоя мать. Она была не просто одаренной колдуньей, но еще и необычайно доброй женщиной. Она была наделена способностью видеть красоту в других, возможно, каким-то особым образом, даже в тех случаях, когда сам человек не мог видеть ее в себе».

Отвечая на вопросы читателей в своих интервью, Дж. К. Роулинг весьма прозрачно намекала, что Лили нравилась Люпину как девушка. Приведем небольшой фрагмент из интервью TLC и Mugglenet от 16 июля 2005 года в подтверждение вышесказанному:

ES (Emerson Spartz): Кроме Джеймса, кто-нибудь еще ухаживал за Лили?

JKR: Конечно. [Пауза.] Она, как и Джинни, была популярной.

MA (Melissa Anelli): Снейп?

JKR: Я уже несколько раз слышала эту теорию.

ES (Emerson Spartz): А как насчет Люпина?

JKR: Я могу ответить только про одного.

ES (Emerson Spartz): А как насчет обоих? По очереди.

JKR: Я не могу ответить. (Источник: http://jkrowling.nm.ru/).

[3] В каноне не было случая, чтобы анимаг продемонстрировал подобное умение. Тем не менее оно было доступно по крайней мере одному действующему персонажу Поттерианы — Аластору Муди; кроме того, в отдельных случаях Альбус Дамблдор мог видеть Гарри под Мантией-невидимкой, применяя невербальное заклинание «Гоменум ревелио» (ориг. Homenum Revelio), разоблачающее присутствие человека; также интересен тот факт, что змея Нагини однажды заметила Гарри и Гермиону, когда они прятались под Мантией-невидимкой. Таким образом, автор настоящего сиквела не усматривает в данной ситуации явных противоречий с оригинальным текстом Поттерианы.

Профессор Филиус Флитвик почти незаметно появился в директорском кабинете и, проходя мимо висевших на стенах портретов умерших директоров и директрис Хогвартса, устремился к своему рабочему столу. С трудом взгромоздившись в слишком высокое для него кресло, он тяжело отдышался и, обращаясь к самому себе, с философским видом изрек:

— Все-таки иногда бывает досадно быть таким маленьким. Впрочем, — добавил он, — я ведь всегда могу применить заклинание левитации к самому себе. К тому же, в тех местах, где не наложены чары против аппарации, я могу переносить свое тело хоть на край света с легкостью пушинки.

Тяжело кряхтя и одновременно пытаясь напевать себе под нос какую-то невразумительную мелодию (действия, сами по себе плохо совместимые и сложные в совокупном выполнении хотя бы с точки зрения физиологии, но для декана факультета Рэйвенкло, обладающего нетрадиционным мышлением и способностью связывать воедино все, что на первый взгляд противоречит друг другу — отнюдь не удивительные), профессор Флитвик потянул свою крохотную ручонку, держащую волшебную палочку, к ящикам директорского стола. Он направил палочку на один из ящиков и произнес заклинание. Ящик раскрылся, и оттуда по воздуху выплыла пухленькая, красиво оформленная книжечка, которая, сделав в воздухе грациозный виток, медленно приземлилась на стол.

Филиус Флитвик с любопытством оглядел свою добычу. С глянцевой поверхности обложки на него глядело суровое мрачное лицо, обрамленное ниспадающими до плеч черными сальными волосами. Среди прочих весьма характерных черт лица особенно выделялись крючковатый нос и слегка сощуренные черные глаза. От этих глаз исходила удивительная проницательная сила. Едва Флитвик глянул на эту странную и в то же время — беспредельно знакомую фотографию, как ее обитатель, словно мгновенно почувствовав на себе взгляд старого профессора заклинаний, стремительно развернулся и зашагал прочь, оставив на поверхности книги лишь пустую рамку, над которой витиеватыми золотыми буквами было выведено название:

«Северус Снейп: сволочь или святой?»

Ниже, чуть более мелким шрифтом шла надпись:

«Эксклюзивная биография непревзойденного мастера зельеварения и бывшего директора Хогвартса, состоявшего на службе у самого Темного Лорда

от автора бестселлеров "Армандо Диппет: идеал или идиот?" и "Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора"

Риты Скитер».

Рядом с именем автора в небольшом глянцевом кружочке красовалось изображение стервозного вида блондинки в роговых очках, отделанных фальшивыми драгоценностями. Блондинка, напустив на себя вид таинственной отрешенности, лениво посасывала зеленое перо и одновременно кокетливо подмигивала Флитвику одним из своих колдовских зеленых глаз, эффектно очерченных роговой оправой очков.

Профессор Флитвик протяжно вздохнул и, громко прокашлявшись, протянул руку к книге. Он уже собирался развернуть обложку и, смакуя предстоящее удовольствие, погрузиться в чтение, но тут почувствовал, что за ним словно бы кто-то внимательно наблюдает. Профессор с явной неохотой оторвал взгляд от книги и беспокойно повертел головой из стороны в сторону в поисках того, кто за ним следит.

Бывшие директора Хогвартса мирно дремали в своих портретах — все, кроме одного. Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор с нескрываемым интересом поглядывал из под своих очков-половинок на профессора Флитвика — а точнее — на книгу, лежащую в миниатюрной ладони старого мастера заклинаний.

— Альбус? — Флитвик поднял на портрет рассеянный взгляд. — В чем дело, Альбус? Вы хотите мне что-то сказать?

— Директор, — обратился к нему Дамблдор очень серьезным тоном, — я всего лишь хочу задать вопрос… Но для меня очень важно, чтобы вы ответили на него честно.

— Я вас внимательно слушаю, Альбус, — произнес Флитвик, мгновенно принявший вид философской отрешенности.

— Эта книга… — Дамблдор повел своими голубыми глазами в сторону пухленького томика, по-прежнему крепко сжимаемого в руке профессора Флитвика. — Откуда она у вас?

Флитвик перевел задумчивый взор на книгу и сказал:

— Это… это презент, так сказать.

— От кого?

— От автора. Лично в руки, нда-с.

— Что? — лицо Дамблдора перекосилось гримасой отвращения. — Вы принимаете подарки от Риты Скитер, Филиус? Должен сказать, я немало удивлен…

— А что такого? — Флитвик пожал своими крохотными плечами. — Милая ведьмочка, по-моему. И перо у нее острое. Ловко подмечает все детали.

— С каких это пор вы сделались столь ярым поклонником мисс Скитер и ее знаменитых мемуаров, Филиус? — поинтересовался Дамблдор, в глазах которого отразился огонек презрения.

— Я просто не отказываюсь ни от чего из того, что мне предлагают, — Флитвик с вызовом взглянул на Дамблдора. — Мне прекрасно известно, кто такая Рита Скитер, Альбус.

Взгляд Дамблдора, устремленный на Флитвика, мгновенно смягчился.

— А почему она подарила вам эту книгу, как вы полагаете?

— Понятия не имею, — равнодушно отозвался Флитвик. — Сказала, что в знак благодарности… Мол, я оказал ей неоценимую услугу в ее написании. Но, признаться, я не припомню, чтобы сообщал ей какие-либо хоть сколь-нибудь ценные сведения.

— Когда она дала вам книгу? — Дамблдор продолжал напряженно глядеть на Флитвика.

— Э…э… лет так… …дцать назад, — ответил Флитвик, почесывая затылок. — Несколько месяцев спустя после гибели Темного Лорда… и соответственно — смерти героя этой… биографии, — он постучал своим крохотным пальчиком по фотографии на обложке, где по-прежнему красовалась пустая портретная рамка, и одними губами прошептал: — Если только Северус Снейп действительно умер, в чем я лично сомневаюсь.

Дамблдор насторожился. Он снова впился в профессора заклинаний своими голубыми глазами, но предпочел промолчать, чтобы не навлечь ненужных подозрений. Он лишь спросил:

— А почему вы захотели… ознакомиться с книгой… или перечитать ее именно сейчас, Филиус?

— Гм… хороший вопрос, — отозвался профессор Флитвик. — Действительно, почему?

— Филиус, — серьезно сказал Дамблдор, — не могли бы вы оказать мне услугу?

Флитвик снова многозначительно почесал затылок.

— А… в чем, собственно, дело?

— Эта книга… — Дамблдор кивком указал в сторону пухлого томика. — Могу я… позаимствовать ее у вас?

— Разве вы сможете это сделать, Альбус? — Флитвик удивленно вскинул брови. — В том положении, в каком вы находитесь теперь…

— Я собираюсь… отдать ее на время… одной нашей ученице. Мне хотелось бы услышать ее мнение. Как вы считаете, Филиус, могу я это сделать?

— Что ж, можете, пожалуй, — отозвался Флитвик рассеянным тоном. — Только на вашем месте я выбрал бы мисс Лавгуд, а не мисс Грейнджер, хотя против последней я тоже ничего не имею[2].

— Спасибо, Филиус, — поблагодарил его Дамблдор, несколько (впрочем — не сильно) удивившись тому, насколько быстро Флитвик смог разгадать его замысел.

— Я положу книгу в верхний ящик стола, — сказал Флитвик. — Отпирающее заклинание мисс Грейнджер известно. Простите, Альбус, не могу привыкнуть к тому, что наши ученицы повыскакивали замуж и стали именоваться «миссис», а большая их часть еще и фамилии сменила. Просто кошмар какой-то… По мне, уж лучше по старинке!

Профессор Флитвик вернулся к столу и убрал книгу в ящик. Подняв волшебную палочку, он запечатал ящик заклинанием и загадочно произнес:

— Видно, придется мне таинственным образом исчезать из этого кабинета время от времени. Кстати, не беспокойтесь, Альбус: в следующий раз я тоже «случайно» оставлю окно открытым.

[1] «Северус Снейп: сволочь или святой?» (ориг. Snape: Scoundrel or Saint?) — так называется бестселлер Риты Скитер, который она выпустила после смерти Волдеморта. Кроме того, после войны Скитер выпустила книгу о Гарри Поттере (точное название не указано), а также — книгу под названием «Отряд Дамблдора: Темная сторона демобилизации» (ориг. Dumbledore's Army: The Dark Side of the Demob), повествующую о жизнях и судьбах членов Отряда Дамблдора; по официальным данным Pottermore, книга вышла в тридцать четвертый день рождения Гарри Поттера, 31 июля 2014 года. Книга «Отряд Дамблдора: Темная сторона демобилизации» упоминается в статье Дж. К. Роулинг «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу» (ориг. DUMBLEDORE'S ARMY REUNITES AT QUIDDITCH WORLD CUP FINAL), написанной от лица Риты Скитер для газеты «Ежедневный пророк» и датированной 2014 годом — периодом, непосредственно предшествующим тридцать четвертому дню рождения Гарри Поттера (официальный источник: https://www.pottermore.com/?returnPath=en/daily-prophet/qwc2014/2014-07-08/dumbledores-army-reunites; русскоязычные версии: http://tjournal.ru/paper/rita-skeeter-column?from=rss и http://www.adme.ru/vdohnovenie/dzhoan-rouling-napisala-rasskaz-o-34-letnem-garri-pottere-719410/#image6825160; см. примеч. выше). [Примеч.: О книге «Северус Снейп: сволочь или святой?» (ориг. Snape: Scoundrel or Saint?) говорит сама Джоан Роулинг в одном из своих интервью. Полностью это интервью приведено на сайте: http://www.harrypotter.com.ua/index.php?showtopic=41360. Русскоязычная версия написания названия данной книги (за исключением фамилии героя, воспроизводящей в данном контексте ее оригинальное произношение) предлагается здесь в соответствии со следующим источником: http://ru.harrypotter.wikia.com/].

[2] По информации из Твиттера Дж. К. Роулинг, Луна Лавгуд (ориг. Luna Lovegood) и Гермиона Джин Грейнджер (ориг. Hermione Jean Granger) фамилии после замужества не меняли. Из героинь Поттерианы девичьи фамилии, судя по информации с официального сайта Pottermore, оставили также Нимфадора Тонкс (ориг. Nymphadora Tonks) и Мероуп Гонт (ориг. Merope Gaunt), хотя как англаязычная, так и русскоязычная Викии по Гарри Поттеру на этот счет утверждают обратное. Чистокровная волшебница Эйлин Принц (ориг. Eileen Prince), хотя и вышла за маггла, после замужества фамилию сменила, став миссис Снейп (ориг. Eileen Snape) — равно как и Андромеда Блэк [ориг. Andromeda Tonks (née Black)] рассталась со своей благородной фамилией, взяв фамилию своего магглорожденного мужа (Тонкс). Здесь и далее Дамблдор, Флитвик и другие преподаватели предпочитают пользоваться в обращении к своим ученицам приставкой «мисс», несмотря на их замужний статус.

По официальным данным, Луна Лавгуд в постхогвартский период вышла замуж за Рольфа Скамандера (ориг. Rolf Scamander), являвшегося внуком Ньюта Скамандера (ориг. Newton Scamander), автора учебника для первого курса по уходу за магическими существами «Фантастические животные: места обитания» (ориг. Fantastic Beasts and Where to Find Them) и его жены Порпентины (ориг. Porpentina). Так же как и дед, Рольф занимается изучением редких животных. Ньют Скамандер упоминается в первой книге Поттерианы «Гарри Поттер и философский камень». [Информация о замужестве Луны Лавгуд представлена здесь: http://ru.harrypotter.wikia.com/]. В браке с Рольфом Скамандером у Луны родились двое сыновей-близнецов Лоркан (ориг. Lorcan) и Лисандер (ориг. Lysander). Что касается матери Луны, которая позиционируется в каноне как «выдающаяся волшебница», погибшая в результате своего очередного эксперимента (неправильно сработавшего заклинания), то, согласно новейшим официальным данным, она носила «говорящее» имя Пандора (огиг. Pandora). [Источник: Pottermore — New from J.K. Rowling: Illness and Disability (https://www.pottermore.com/en-us?returnPath=en-us/book4/chapter36/moment1/illness-and-disability)]. Напомним, что в древнегреческой мифологии Пандора (Πανδώρα — «всем одаренная», всеодаренная, вседающая) — первая женщина, созданная по велению Зевса в наказание людям за похищение для них Прометеем огня. Любопытная Пандора открыла полученный ею от Зевса сосуд (πιθος) (ящик Пандоры), из которого тут же по земле разлетелись все несчастья и бедствия, а под захлопнутой в страхе крышкой осталась на донышке только надежда.

* * *

Кухня в цокольном этаже дома номер двенадцать на площади Гриммо в этот день была полна народу. Здесь отмечалось важное событие: день рождения хозяина дома и главы большого семейства Гарри Джеймса Поттера.

Гарри и его очаровательная супруга Джинни (гордо именуемая теперь миссис Джиневрой Поттер, хотя для своего мужа она по-прежнему оставалась милой и задорной Джинни Уизли) с видимым удовольствием принимали в своем доме гостей — многочисленных родственников и ближайших друзей семьи.

Разумеется, без лучших друзей Гарри — Рона и Гермионы (которые уже около двадцати лет как стали родственниками мистера Поттера, ведь Рон был братом Джинни) — не обходилось ни одно семейное торжество. На этот раз были приглашены также и другие братья Джинни. В первую очередь, конечно, Джордж, который, несмотря на тяжело перенесенную потерю своего брата-близнеца, сумел сохранить свойственный лишь ему и его погибшему брату поистине неиссякаемый юмор и оптимизм. Потом — Перси, превратившийся теперь в степенного мужчину средних лет, Чарли, специально по случаю дня рождения Гарри прибывший из Румынии, и, наконец, Билл (самый старший из братьев Уизли), появлявшийся на всех семейных празднествах в неизменном сопровождении своей совершенно потрясающей по красоте жены-француженки с экзотическим именем Флер и не менее очаровательной дочери Мари-Виктуар[1].

В числе гостей также присутствовал крестник Гарри Тедди Люпин — очень скромный и вдумчивый молодой человек, обладавший редкими моральными качествами, очевидно, доставшимися ему по наследству от покойных родителей, что, однако, не мешало ему лихо крутить роман с Мари-Виктуар.

И конечно, Гарри не мог не пригласить своих хороших знакомых — Рольфа Скамандера и его жену Луну Лавгуд, которая, как и некоторые другие эксцентричные волшебницы (к примеру, Гермиона Грейнджер), не согласилась после замужества сменить фамилию — ведь Луна была давней подругой Поттеров; именно в ее честь дочь мистера Поттера (младший ребенок в семье) получила свое второе имя. Что до детей Рольфа и Луны — озорных близнецов Лоркана и Лисандера, неизменно напоминавших всем собравшимся Фреда и Джорджа Уизли в пору их лихой юности — то на сей раз любящие родители не оставили маленьких сорванцов «дома с дедушкой»[2], как бывало обычно, когда семью Скамандеров-Лавгудов приглашали на различные торжества, а взяли с собой на праздник ко всеобщему удовольствию и невероятной радости Джорджа, который не мог надышаться на их с Фредом новое живое воплощение.

Большой сосновый стол, не так давно купленный в магазине лучшей волшебной мебели, ломился от обилия всевозможных яств. Старый домовой эльф Кричер и заботливая теща Гарри миссис Уизли постарались на славу. Миссис Уизли наготовила, казалось бы, из простых продуктов таких роскошных сэндвичей и салатов, что все присутствующие — а их было по меньшей мере человек двадцать — с жадностью вглядывались в опустевшие блюда в поисках добавки. А Кричер, отвесив хозяину и гостям низкие поклоны, при этом то и дело неуклюже поправляя одной рукой свою набедренную повязку, которая все время норовила съехать набок, подал к праздничному обеду великолепное тушеное мясо и нежнейший пирог с почками собственноручного приготовления.

Под конец трапезы миссис Уизли торжественно водрузила в самый центр стола огромный торт со взбитыми сливками, украшенный засахаренными лилиями и тридцатью девятью золотыми шариками-снитчами, отличавшимися от настоящих снитчей только тем, что были съедобными. При этом опустевшие тарелки и бокалы из-под тыквенного сока сами собой сложились в аккуратные стопки и, с поразительным проворством минуя гостей, поплыли по воздуху по направлению к раковине, где за них тут же взялась старая, но безупречно чистая волшебная щетка. А тем временем на столе, словно из воздуха (на самом же деле благодаря специфической магии Кричера), материализовались чашки и блюдца из изысканнейшего китайского фарфора, которые были частью бесценного старинного сервиза, доставшегося Гарри по наследству от его крестного Сириуса Блэка. Чашки мгновенно наполнились ароматным чаем, оказавшимся ровно такой температуры, чтобы его можно было пить с удовольствием, не обжигаясь и не задумываясь о том, что эта досадная неприятность может тебе грозить.

— Даже и не мечтай о подарках к следующему дню рождения, Гарри, — заявила Гермиона, с видимым наслаждением прихлебывая из чашки.

— Да, пл-лиятель, в ш-шледующий л-лаз обо-деш-шься беш подал-лков, — промямлил Рон, разжевывая при этом солидный кусок сливочного торта. — Уж иж-жвини.

— Рон, ну когда ты наконец отучишься разговаривать с набитым ртом? — возмутилась Гермиона. — Какой пример ты подаешь детям?

— А я о чем всегда ему говорила? — поддержала невестку миссис Уизли. — Рональд Уизли, будь добр, слушай свою жену, если уж не желаешь слушать мать!

— Кто сказал, что к сорока годам подарки не дарят? — с мечтательным видом произнесла Луна, которая, очевидно, пропустила последние реплики мимо ушей. — По-моему, как раз наоборот.

— Это не важно, — отозвался Гарри. — Главное, чтобы вы все, друзья мои, были со мной.

Джинни, нежно привлекая к себе младшего сына и дочь, поддержала его ободряющей улыбкой.

— У нас во Ф’ганции д’гугие т’гадиции, — сказала Флер, тряхнув своими длинными светлыми волосами. — Так что пода’гок за нами, ’Арри. П’гавда, Билл? — она кокетливо поглядела на своего мужа, который ответил ей обожающим взглядом.

— Ты лучше смотри за Мари-Виктуар, Флер, — посоветовала Гермиона. — Не кажется ли тебе, что твоя милая дочурка опять уединилась в спальне с Тедди?

— Что? Они снова целуются? — оживился Джеймс Сириус, старший сын Гарри. — А это правда, что Тедди и Мари научились дышать ушами? Правда? Хотелось бы мне узнать, как это у них получается![3] Пап, можно я побегу подсмотрю за ними в замочную скважину? Ну пожалуйста, па!

— Нет, Джеймс, — на полном серьезе ответил Гарри. — Ты лучше пригляди за Алом, а с Тедди я сам как-нибудь разберусь.

Он встал из-за стола и, извинившись перед гостями, поднялся в спальню, но еще успел услышать позади себя приглушенные ободряющие реплики Джорджа, обращенные к Джеймсу: «Ладно, не расстраивайся, племянник. Мы с твоим дядей Роном оформим для тебя эксклюзивный заказ на изготовление партии Увеличителей глазных яблок. Знаешь, это такая специальная штуковина с проводами. Все, что тебе нужно сделать — это потихоньку подсунуть провода под дверь. И все! Отрываешься по полной программе! Неограниченный обзор всех потаенных уголков и специальный бонус для наблюдающих за целующимися парочками…»

Дальнейшего Гарри не слышал. Он быстро преодолел последний лестничный пролет, слегка приоткрыл дверь и увидел, что его двадцатиоднолетний крестник нежно обнимает за талию миниатюрную длинноволосую блондинку, в которой сам почтенный мистер Поттер с трудом узнавал свою повзрослевшую племянницу. Гарри Поттер постарался согнать со своего лица следы отеческой нежности и умиления и придать ему строгий вид, а когда, как ему показалось, ему это удалось, он поправил на носу свои круглые очки, решительно подтолкнул дверь и оказался в спальне.

— Эдвард Ремус Люпин, — тихо, но твердо сказал Гарри, — как ты полагаешь, что сказал бы твой отец, если бы был сейчас жив и видел подобное безобразие?

— А что мы такого делаем, крестный? — с искренним недоумением спросил молодой человек. — Мы вроде бы совершеннолетние, к тому же у нас с Мари все серьезно, мы собираемся пожениться, правда, Мари?

— Пожалуйста, не ’гугайте Тедди, дядя ’Арри, — горячо вступилась за своего кавалера Мари-Виктуар. — Он гово’гит чистую п’гавду!

— Мари, сделай милость, спускайся к родителям, — с напускной строгостью произнес Гарри. — Тедди скоро присоединится к вам на кухне.

— Пойми меня правильно, Тед, — сказал Гарри, когда Мари-Виктуар с расстроенным видом покинула спальню. — Я обещал твоему отцу, что сделаю все для того, чтобы помочь ему вырастить тебя достойным человеком. Теперь я просто обязан сдержать свое слово в память о нем.

— Но мы с Мари…

— Собираетесь пожениться, знаю, — Гарри мягко улыбнулся. — Я верю, что ты не обидишь ее, Тед.

Глаза Гарри внезапно засветились безграничною теплотой:

— Твои родители… Они были замечательными людьми, Тедди. Ремус Люпин и Нимфадора Тонкс. Твой отец, Ремус Люпин, был одним из лучших друзей моих родителей, Лили и Джеймса Поттеров. И он был моим собственным учителем и другом. Очень надеюсь, что ты, мой мальчик, будешь чтить и уважать память о своем отце и о своей матери, которые пали смертью храбрых в борьбе с Темными силами.

— Конечно, крестный, — ответил Тедди, лицо которого стало очень серьезным. — Я не подведу вас, не сомневайтесь.

— Может, хватит уже поучать молодежь? — услышал Гарри позади себя знакомый голос, похожий на фальцет.

Он обернулся.

В проеме портретной рамы, висевшей возле кроватей, возникла высокая фигура Финеаса Найджеллуса Блэка. Финеас пристально смотрел на Гарри умными глазами и лениво поглаживал пальцем свою остроконечную бородку.

— Финеас? — мигом насторожился Гарри. — Что вы здесь делаете?

— Вообще-то я здесь… так сказать… живу… дурья твоя голова, — отозвался Финеас Найджеллус. — Финеас… я попросил бы вас не выражаться… в присутствии моего крестника, — строго произнес Гарри, но, зная, что Финеас Найджеллус Блэк не имеет привычки появляться на своем портрете просто так, тут же спросил: — И все-таки, что-то случилось?

— У меня для вас послание, — неохотно сообщил Финеас Найджеллус. — От Альбуса Дамблдора.

— От Альбуса Дамблдора? — завороженно переспросил Гарри.

— Если бы я был вашим отцом, милейший, то посоветовал бы вам прочистить уши. Впрочем, если учесть, что все волшебники находятся в какой-то степени родства друг с другом, я вполне мог бы являться вашим дальним предком, хотя предпочитаю не иметь таких… проблемных родственников, как вы. Так что с чистой совестью могу дать вам такой совет.

Финеас Найджеллус немного помолчал, продолжая отрешенно глядеть на Гарри, а затем вяло проговорил:

— На самом деле я вполне мог бы проигнорировать просьбу Дамблдора. На нас, бывших директорах Хогвартса, лежит обязанность служить лишь ныне действующему главе волшебной школы. А поскольку сейчас это учебное заведение находится в ведомстве Филиуса Флитвика, выполнение желаний Дамблдора не входит в перечень моих обязанностей. Так что можно считать, что я оказываю ему услугу. Впрочем, я счел необходимым проинформировать Флитвика о том, что Дамблдор дает мне тайные поручения и уточнил, следует ли мне участвовать в затеях старого интригана. Флитвик возражать не стал, и вот я здесь.

Гарри продолжал выжидательно глядеть на Финеаса.

— Не хочу показаться невежливым, — произнес бывший декан Слизерина, — но такой разговор не для посторонних ушей, — Финеас Найджеллус устремил выразительный взгляд в сторону крестника мистера Поттера.

— Тедди… — начал Гарри, но тот уже перехватил взгляд достопочтенного мистера Блэка и покорно устремился к выходу из спальни.

— Дамблдор желает видеть вас, — сказал Финеас Найджеллус, едва за молодым Люпином закрылась дверь.

— Что? — настороженно переспросил Гарри.

— Вы опять меня не расслышали? Дамблдор желает вас видеть. Он хочет видеть вас троих, так что, будьте добры, передайте его пожелание мистеру Рональду Уизли и его жене. Что касается вашей супруги, то ей об этом знать не обязательно. Пристройте своих детей в безопасное место до конца лета и отправляйтесь. Дорогу вы найдете.

— А как же моя работа? — невольно вырвалось у Гарри, но Финеас кинул на него такой уничтожающий взгляд, что он тут же осекся.

— А кем вы работаете, позвольте узнать? — в голосе, доносившемся с портретного полотна, слышалась откровенная насмешка, и Гарри увидел, как почтенный обитатель портрета ехидно вскинул тонкую бровь.

— Вообще-то я возглавляю Отдел управления мракоборцев в Министерстве магии[4], — сказал Гарри, с вызовом взглянув на Финеаса.

— Понятно, значит, никем, — заключил Финеас Найджеллус, и на губах его тотчас отразилась едкая усмешка. Он демонстративно отвернулся и зашагал прочь вглубь портретного полотна[5]. Однако, почти уже скрывшись из виду, он стремительно развернулся и, вновь приблизившись, презрительным тоном произнес:

— Да, чуть не забыл. Захватите с собой вашу Мантию-невидимку. Похоже, что Дамблдора она о-очень сильно интересует.

[1] Из статьи Дж. К. Роулинг «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу» (ориг. DUMBLEDORE'S ARMY REUNITES AT QUIDDITCH WORLD CUP FINAL), написанной от лица Риты Скитер для газеты «Ежедневный пророк» и датированной 2014 годом — периодом, непосредственно предшествующим тридцать четвертому дню рождения Гарри Поттера, мы узнаем некоторые любопытные детали из жизни и деятельности каждого из братьев Уизли в постхогвартский период. К примеру, Перси представлен здесь работающим в транспортном отделе министерства «по чьей вине мы торчим в пробках»; Чарли по-прежнему занимается драконами и «все никак не женится»; «бедняга Билл», «получивший ужасные шрамы после своей "встречи" с оборотнем», все же каким-то образом умудрился «взять в жены красавицу Флер Делакур. Что помогло ему? Заклятие, любовный напиток, шантаж, похищение?» (официальный источник: https://www.pottermore.com/?returnPath=en/daily-prophet/qwc2014/2014-07-08/dumbledores-army-reunites; русскоязычные версии: http://tjournal.ru/paper/rita-skeeter-column?from=rss и http://www.adme.ru/vdohnovenie/dzhoan-rouling-napisala-rasskaz-o-34-letnem-garri-pottere-719410/#image6825160; см. примеч. выше). Данная статья предоставляет бесспорно интересные сведения о жизни и деятельности членов Отряда Дамблдора в постхогвартский период. Однако не стоит забывать о том, что она написана от лица Риты Скитер, а значит, почерпнутые из нее сведения не следует понимать буквально.

[2] В указанной выше статье Дж. К. Роулинг «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу» (ориг. DUMBLEDORE'S ARMY REUNITES AT QUIDDITCH WORLD CUP FINAL) (2014) о Луне Лавгуд и ее детях говорится следующее: «Эксцентричная, как и всегда, Луна носится по своей VIP-секции в платье цветов флагов всех шестнадцати команд, участвующих в турнире. Двое ее детей-близнецов "остались дома с дедушкой". Может быть, это всего лишь эвфемизм, заменяющий выражение "слишком проблемные, чтобы появиться с ними в обществе"? Хотя такое, конечно, могли бы предположить только злые языки» (официальный источник: https://www.pottermore.com/?returnPath=en/daily-prophet/qwc2014/2014-07-08/dumbledores-army-reunites; русскоязычные версии: http://tjournal.ru/paper/rita-skeeter-column?from=rss и http://www.adme.ru/vdohnovenie/dzhoan-rouling-napisala-rasskaz-o-34-letnem-garri-pottere-719410/#image6825160; см. примеч. выше).

[3] Еще одна отсылка к статье Дж. К. Роулинг «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу» (ориг. DUMBLEDORE'S ARMY REUNITES AT QUIDDITCH WORLD CUP FINAL) (2014). Вот что мы узнаем из нее о Тедди Люпине, Мари-Виктуар и их отношениях: «Наверняка, Поттер обеспокоится, когда узнает, как вел себя его шестнадцатилетний крестный сын Тедди Люпин — метаморфомаг с яркими голубыми волосами. Конечно, трудно винить Поттера при его занятости в том, что он недостаточно следит за оставшимся без родителей мальчиком. Но все же страшно представить, что может стать с Люпином, если он так и останется без должного надзора. В то же время, Билл и Флер Уизли наверняка когда-нибудь узнают, что их дочь Виктуар готова последовать в любой темный уголок, куда только ни поманит ее Люпин. Хорошая новость, наверное, только в том, что оба они — и Виктуар, и Люпин — научились дышать через уши. Ведь как еще можно объяснить, что они могут так долго целоваться» (официальный источник: https://www.pottermore.com/?returnPath=en/daily-prophet/qwc2014/2014-07-08/dumbledores-army-reunites; русскоязычные версии: http://tjournal.ru/paper/rita-skeeter-column?from=rss и http://www.adme.ru/vdohnovenie/dzhoan-rouling-napisala-rasskaz-o-34-letnem-garri-pottere-719410/#image6825160; см. примеч. выше).

[4] Данная информация официально подтверждена самой Дж. К. Роулинг. Писательница делилась сведениями о деталях, не вошедших в Эпилог Поттерианы: «…Гарри вместе с Роном стали аврорами (мракоборцами). К Эпилогу Гарри уже начальник отдела»; «…Гарри и Рон полностью перестроили отдел авроров (мракоборцев). Теперь они признанные специалисты своего дела. Не имеет значения, сколько им лет или что еще они совершили». [Источник: Vieira, Meredith. "JK Rowling One-On-One: Part One." Today Show (NBC), 26 July 2007 (http://www.accio-quote.org/articles/2007/0726-today-vieira1.html)]. Об этом также говорится в упомянутой выше статье Дж. К. Роулинг «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу» (ориг. DUMBLEDORE'S ARMY REUNITES AT QUIDDITCH WORLD CUP FINAL), написанной от лица Риты Скитер для газеты «Ежедневный пророк» и датированной 2014 годом (официальный источник: https://www.pottermore.com/?returnPath=en/daily-prophet/qwc2014/2014-07-08/dumbledores-army-reunites; русскоязычные версии: http://tjournal.ru/paper/rita-skeeter-column?from=rss и http://www.adme.ru/vdohnovenie/dzhoan-rouling-napisala-rasskaz-o-34-letnem-garri-pottere-719410/#image6825160). Подробнее о работе Рональда Уизли и Гермионы Грейнджер в постхогвартский период см. в примеч. ниже.

[5] По канону обитатели волшебных портретов обычно выходят сбоку из рамы, мгновенно переходя в любой другой портрет, где бы этот портрет ни находился. Исключение составляет портрет Арианы Дамблдор, обитательница которого разворачивалась и шла назад, словно бы по длинному тоннелю, который существовал на самом деле, представляя собой секретный проход между трактиром Аберфорта Дамблдора и Выручай-комнатой («Гарри Поттер и Дары Смерти». Глава 28). Однако автор настоящего сиквела не усматривает в данной ситуации явных противоречий с каноном, так как в оригинальном тексте Поттерианы нет категоричного утверждения, что Ариана Дамблдор была единственной волшебницей, наделенной умением перемещаться в своем портрете указанным способом. Один из двух упомянутых в Поттериане портретов Финеаса Найджеллуса Блэка находился непосредственно в директорском кабинете Хогвартса, другой — в доме номер двенадцать на площади Гриммо. Не исключено, что между этими двумя портретами также существовал секретный проход, по которому время от времени мог двигаться Финеас Найджеллус, чередуя этот способ перемещения с традиционным.

* * *

— Значит, договорились, миссис Уизли? — сказал Гарри, сердечно сжимая руку теще. — Присмотрите за Джеймсом, Алом, Лили и Тедом?

— Конечно, Гарри, — поспешно отозвалась миссис Уизли. — Рон… Гермиона… Гарри… — ее глаза мгновенно наполнились слезами. — Пожалуйста… будьте осторожны… и… берегите себя!

Она сжала в крепких объятиях сначала сына, затем Гермиону, а когда очередь дошла до Гарри, то он, улучив момент, чтобы их никто не услышал, прошептал:

— Только не говорите Джинни и детям, куда мы направляемся. Заберите их всех в «Нору». Пусть Билл, Флер и Мари тоже временно поживут у вас, ну и Рози и Хьюго — само собой. Я очень на вас надеюсь.

Не дождавшись ответа, он повернулся к друзьям:

— Ну что, готовы?

Рон и Гермиона, словно сговорившись между собой, одновременно молча кивнули.

Гарри направил волшебную палочку на видавший виды старый носок и тихо, с подобающей моменту торжественностью, произнес: «Портус!»[1] Носок задрожал, налился голубым сиянием, а через несколько секунд снова погас и застыл в неподвижности.

— Хватайтесь, живо! — скомандовал Гарри друзьям; Рон и Гермиона уцепились за разные края носка. — Увидимся на месте, — бросил он, оглядываясь на них через плечо. — Раз… два… три!

Гарри едва успел подумать, что, как ни крути, а все-таки удобно работать в Министерстве магии, ведь служебное положение позволяет пользоваться порталами, Маховиками Времени и прочими подобными прелестями жизни на законном основании, как ощутил знакомый толчок внизу живота, и друзья, руки которых намертво прилипли к носку, унеслись далеко-далеко в стремительном красочном вихре.

Наконец взор Гарри прояснился, и шум в ушах затих. Он огляделся и обнаружил, что приземлился в знакомом круглом кабинете. Рядом с ним с некоторым смущением и растерянностью озирались по сторонам Рон и Гермиона.

Кабинет казался пустым. В массивных портретных рамах, как обычно, дремали бывшие директора и директрисы Хогвартса. Финеас Найджеллус Блэк уже вернулся в свой портрет. С его полотна доносился негромкий храп, сливавшийся с ритмичным посапыванием обитателей прочих портретов.

— Гарри? — тихий старческий голос донесся с одного из полотен. — Рон? Гермиона?

Все трое мгновенно обернулись.

Из-за портретной рамы прямо на них глядел Дамблдор. Его густая седая борода и усы словно растворились и потонули в широкой-преширокой и светлой-пресветлой улыбке.

Друзья поднялись и подошли к портрету.

— Вы даже не представляете себе… — голос Дамблдора внезапно дрогнул, но он все же справился с собой и договорил: — до чего же я рад вас видеть!

— Учитель… — тихо промолвил Гарри, который был растроган встречей не меньше Дамблдора. Он впервые обратился к своему почтенному наставнику именно так: «Master», а не «Professor»[2].

— Учитель… — повторил он, не сводя завороженного взгляда с лица Дамблдора. — Я… Мы… готовы следовать за вами… Готовы исполнить любое… ваше поручение!

— Гарри… Гарри… — произнес Дамблдор, лицо которого просияло умилением и в то же время выражало неприкрытую гордость. — Я не могу давать тебе поручений. Я обращаюсь к тебе как к равному… к тебе и к твоим друзьям Рональду и Гермионе… Ведь вы такие и есть… — он сглотнул непрошенные слезы. — Я… я горжусь вами, Гарри… Бесконечно горжусь.

Воцарилась долгая тишина. Наконец Дамблдор снова заговорил:

— Все-таки удивительная вещь — время. Какой могучей силой оно наделено! Эта сила неизмеримо больше, чем любая, даже самая мощная магия. Мисс Грейнджер… пожалуйста, подойдите ближе.

Гермиона выступила вперед. Дамблдор оглядел свою повзрослевшую ученицу с видимым удовольствием. Она, должно быть, и сама не подозревала, насколько похорошела за это время. На пороге своего сорокалетнего юбилея Гермиона сохранила стройную фигуру, ничуть не пострадавшую от двух беременностей, завершившихся рождением здоровеньких деток. Ее глубоко посаженные карие глаза смотрели на почтенного обитателя портрета очень внимательно и серьезно. У нее был приятный овал лица, которое обрамляли красиво уложенные густые каштановые волосы.

— Мисс Грейнджер… — обратился к ней Дамблдор. — Вы всегда показывали удивительную мудрость и смекалку. Кроме того, вы отважны, как и полагается выпускнице Гриффиндора. Пожалуй, я могу доверить вам самое сложное и, может быть, наиболее важное… Собственно, пока у меня к вам две просьбы. Вы сможете помочь мне, мисс Грейнджер?

Гермиона кивнула и выжидающе взглянула на Дамблдора.

— Будьте добры, подойдите к столу (Гермиона исполнила это указание) и достаньте из верхнего ящика книгу.

Гермиона направила волшебную палочку на упомянутый ящик и отчетливо произнесла:

— Алохомора!

Ящик со скрипом открылся. Внутри него поверх бумажных стопок лежал пухленький томик. Внимательно приглядевшись, Гермиона увидела название: «Северус Снейп: сволочь или святой?» и ниже — имя автора: «Рита Скитер».

— Акцио, книга! — произнесла Гермиона без дальнейших указаний, и пухленький томик тотчас поплыл по воздуху и мгновение спустя оказался в ее руках.

— Вы могли бы очень внимательно изучить эту книгу, мисс Грейнджер? Мне было бы чрезвычайно интересно услышать ваше мнение.

— Конечно, профессор Дамблдор, — охотно отозвалась Гермиона. — А… каким будет ваше второе поручение?

— Просьба, мисс Грейнджер, просьба, — мягко поправил ее Дамблдор. — Вторую просьбу я, возможно, выскажу чуть позже. В том случае, если эта книга, — он кивком указал на пухленький томик в руках Гермионы, — каким бы то ни было образом не наведет вас на мысль. Но очень может быть, что при внимательном ее изучении вы и сами поймете, о чем еще я хотел бы вас попросить.

Гермиона снова кивнула и спросила:

— Профессор Дамблдор… позвольте узнать… эти ваши… просьбы каким-то образом связаны с… — она устремила красноречивый взгляд на обложку книги, где в небольшой рамке возникло изображение волшебника с суровым лицом, обрамленным сальными до плеч волосами, с которого пристально смотрели в необозримую даль прищуренные проницательные глаза.

— …с профессором Снейпом? — договорил за нее Дамблдор. — Очень возможно… Да, очевидно, это так. Только запомните: никто, кроме вас троих, не должен об этом узнать. Я очень надеюсь на вас, мисс Грейнджер. Мистер Уизли!

— Да, профессор Дамблдор, — Рон шагнул вперед.

Дамблдор с удовлетворением отметил про себя, что его ученик заметно повзрослел. Он стал еще выше, чем в то время, когда Дамблдору довелось его увидеть в последний раз, но с возрастом его «долговязость» стала менее заметной. Зато его приятно округлившееся лицо по-прежнему было усыпано милыми веснушками и обрамлено копной рыжих волос — черты, безошибочно отличающие всех представителей рода Уизли.

— Если я правильно проинформирован, вы теперь работаете вместе с вашим братом Джорджем в магазине «Всевозможные волшебные вредилки»?

— Да, — отозвался Рон. — Я… пытаюсь замещать… нашего с Джорджем погибшего брата… Фреда[3]. Только едва ли это возможно… Таким, каким был Фред, я никогда не стану.

— Для каждого из нас найдется свое место в жизни, — мягко улыбнулся Дамблдор. — И вам, мистер Уизли, совсем не нужно стремиться на кого-либо походить. Вы такой, какой вы есть, и это замечательно.

Он помолчал, глядя на Рона покровительственно-отеческим взглядом.

— Мистер Уизли, — снова обратился к нему Дамблдор. — Вы не могли бы выделить какое-то время, чтобы помочь… защитить мою могилу?

— Вашу могилу? — переспросил Рон с немалым изумлением.

Дамблдор ответил легким кивком.

— Видите ли… возникла необходимость… оградить мою могилу от возможного вторжения темных сил.

Гарри, Рон и Гермиона одновременно устремили на почтенного директора встревоженные взгляды.

— Не пугайтесь, пока ничего страшного не произошло и будем надеяться, что не произойдет, — поспешил заверить их Дамблдор. — Но, как говорится, осторожность никогда не повредит. Мистер Уизли… Если вы сможете, помогите окружить мою могилу защитным барьером и два-три раза в месяц наведывайтесь к моей гробнице, чтобы усиливать слабеющие со временем защитные заклинания и проверяйте… осталась ли еще в моих руках Бузинная палочка. Как вы полагаете, вы справитесь с этим, Рональд?

— Вполне, — с неожиданной уверенностью ответил Рон.

— Что ж, в таком случае — удачи.

[1] Напомним, что, согласно канону, на территории Хогвартса запрещена аппарация; портал же является одним из средств перемещения человека на данную территорию. В частности, в книге «Гарри Поттер и Орден Феникса» с помощью портала Альбус Дамблдор переправил Гарри Поттера из здания Министерства магии в директорский кабинет. («Гарри Поттер и Орден Феникса». Глава 36, глава 37).

[2] В английском языке наименование «Master» имеет более широкий спектр значений, чем «Professor». К примеру, помимо «Учителя», оно может быть интерпретировано как «Мастер», «Хозяин», «Магистр», «Господин», «Капитан», «Владелец» и др., и даже «Создатель».

[3] Подробнее о работе Рональда Уизли в постхогвартский период см. в примеч. ниже.

Дамблдор перевел выразительный взгляд на Гарри, но тот, на мгновение опередив момент, когда учитель обратится к нему, с готовностью выступил вперед.

— Гарри… — лицо Дамблдора вновь просияло улыбкой. — Ты… ты совсем не изменился, — сказал он, снова поглядев на своего воспитанника со странной смесью гордости и умиления, — но вместе с тем стал другим. Взрослее… и… несравненно мудрее того одиннадцатилетнего мальчишки со шрамом на лбу… И ты стал еще больше походить на своего отца… Да… Те же черты лица, что и у Джеймса, удивительным образом сочетающие в себе детскую наивность и в то же время — решительность и отвагу, свойственные только очень мужественным людям… Те же черные, вечно взъерошенные волосы… Только твои глаза… эти лучистые зеленые глаза… они точь-в-точь такие же, как у твоей матери… Лили… Милой и нежной Лили…

Гарри смотрел на Дамблдора в напряженном ожидании.

— Гарри, не беспокойся, я больше не попрошу тебя, — пусть даже негласно, — отыскивать и уничтожать крестражи… — Дамблдор сверкнул своими очками-половинками, как будто хотел таким образом задорно подмигнуть ученику. — Я всего лишь хотел бы, чтобы ты навестил моего давнего друга Николаса Фламеля.

— Николаса Фламеля? — лицо Гарри застыло в немалом изумлении. — Выдающегося алхимика? Того самого, который…

— Совершенно верно, Гарри, — ответил Дамблдор, и на лице его появилось удовлетворенное выражение. — Того самого, который создал Философский камень, так внимательно изученный тобою на первом курсе Хогвартса.

— Разве… разве он еще жив? — спросил Гарри. — Я помню, вы говорили, что он и его жена давно готовы к смерти как к «новому увлекательному приключению»[1]. И потом… Философский камень ведь уничтожен. Или это не так?

— Верно, Гарри, все верно… Философский камень, как я и говорил, действительно уничтожен. И Николас со своей женой Пернеллой в самом деле вполне готовы к смерти. Однако я, помнится, упоминал тогда, что у Николаса и Пернеллы еще остались достаточные запасы эликсира для того, чтобы они могли привести в порядок свои дела. А дела эти, надо полагать, еще далеки от своего завершения. Так что не сомневаюсь, что Николас Фламель пока жив. И я прошу тебя, Гарри, навестить его и сказать, что я хотел бы его увидеть.

— Вы хотите… хотите, чтобы он явился сюда? В этот самый кабинет? — переспросил Гарри.

— Именно так, Гарри, — с улыбкой отозвался Дамблдор. — И передай ему, пожалуйста, чтобы он захватил с собой все имеющиеся у него запасы эликсира жизни.

— Эликсира жизни? — снова переспросил Гарри. — Чтобы он принес эликсир вам?

— Надеюсь, ты не думаешь, что я собираюсь его отведать, чтобы возродиться к новой жизни? — Дамблдор впервые посмотрел на Гарри суровым взглядом. — Для меня это уже бесполезно и в любом случае мне ни к чему, что называется, «воскресать из мертвых». Это противоречит всем законам природы. Я уже умер и, признаться, не хотел бы умирать дважды, — взгляд Дамблдора, устремленный на Гарри, снова смягчился: — Не то чтобы это было так уж ужасно, но, знаешь ли, ощущение не из приятных.

Он ненадолго смолк, а затем пояснил:

— Я просто хотел бы, чтобы Николас принес эликсир сюда, в этот кабинет. Ты сможешь передать ему мою просьбу, Гарри?

— Конечно, профессор, — отозвался Гарри. — Только… — тут же спохватился он. — Только я не знаю, как его найти.

— О, это проще простого, — с улыбкой отозвался Дамблдор. — У тебя остался какой-нибудь вкладыш от шоколадной лягушки с его портретом?

Пока Гарри пытался лихорадочно сообразить, сохранился ли у него вкладыш с изображением Николаса Фламеля, он услышал голос Гермионы:

— Кажется… в нашей с Роном коллекции сохранился один такой вкладыш.

— Точно! — тут же откликнулся Рон, от души хлопнув себя рукой по лбу. — Помнишь, Гарри, я говорил тебе, что у меня только Агриппы и Птолемея не хватает?[2] Остальные все в сборе! Ой, простите, профессор, — поспешно извинился он, кинув на Дамблдора виноватый взгляд.

— Ничего, Рон, — снова улыбнулся Дамблдор. — Так вот, Гарри, нужно только приставить к изображению на вкладыше волшебную палочку и пятикратно отчетливо произнести имя Николаса Фламеля, читая его попеременно обычным способом и, что называется, в обратную сторону, то есть проговаривая составляющие его буквы справа налево вот так: «Nicolas Flamel — lemalF salociN»[3].

Последнюю фразу Дамблдор произнес, понизив голос, так что она прозвучала очень похоже на заклинание.

— Надеюсь, ты хорошо запомнил, Гарри? Если нет, то лучше предварительно все запиши, а затем прочти, чтобы ничего не перепутать.

— Это очень просто, профессор, — улыбнулся Гарри. — Гораздо проще, чем на первом курсе было выучить фразу «Вингардиум ЛевиОса».

— Да… Гарри! — поспешно окликнул его Дамблдор. — Ты принес свою Мантию-невидимку?

— Конечно, профессор, — тут же отозвался Гарри и вытащил из-под надетой по случаю парадной мантии легкий сверток.

— Могу ли я… забрать ее у тебя на некоторое время, Гарри? Мне… очень нужно кое-что проверить. Думаю, через несколько дней я смогу тебе ее отдать.

— Хорошо, профессор, — ответил Гарри и положил Мантию в верхний ящик стола — в тот самый, откуда Гермиона недавно извлекла книгу Риты Скитер. Гарри запечатал ящик стандартным набором заклинаний, а затем спросил:

— Да, а как мне выбраться обратно от мистера Фламеля?

— Как вы полагаете, мисс Грейнджер, как это сделать? — живо спросил Дамблдор, обращаясь к Гермионе.

— Ну, исходя из соображений логики, для этого нужно снова коснуться волшебной палочкой изображения на вкладыше и пятикратно произнести ту же фразу, что и при входе в жилище Фламеля, только наоборот, — Гермиона сделала серьезное лицо и выразительно произнесла:

— lemalF salociN — Nicolas Flamel.

[1] © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и философский камень».

[2] © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и философский камень». (Цит. искаж.).

[3] Данный способ попадания к Николасу Фламелю и возвращения назад (см. ниже в основном тексте) изобретен автором настоящего сиквела (© Екатерина М.). Подчеркнем, что хотя французский алхимик Николас (Николя) Фламель [фр. Nicolas Flamel, 1330 — 22 марта 1418(?)], которому действительно приписывают создание Философского камня (лат. Lapis philosophorum) [он же Магистерий (лат. Magisterium), Ребис, Эликсир философов, Жизненный эликсир, Красная тинктура, Великий эликсир, Пятый элемент] и его жена Пернелла (или по другой транскрипции «Перренелль») — реально существовавшие люди, которые по сути волшебниками не являлись, но в мире Поттерианы, очевидно, позиционируются именно как волшебники, по крайней мере — сам Фламель (что доказывает, в частности, наличие картинки с его изображением на одном из вкладышей от шоколадных лягушек, а также — факт тесного общения Николаса с Альбусом Дамблдором). Так что в дальнейшем повествовании Николас Фламель будет фигурировать как маг.

Почему все считают, что Лили умерла?

Снейп всегда задавал себе этот вопрос и всегда находил на него единственный возможный ответ.

Это ведь не так. Она всегда будет жить в нем самом. Она и есть его Патронус. Серебряная лань, вызываемая с помощью волшебной палочки из потаенных закутков его сердца — ни что иное, как Ее душа. Она всегда защищает и оберегает его, помогая в трудные минуты принять верное решение. Именно душа Лили, материализовавшаяся в Патронусе-лани, стала некогда проводником между ним и Ее сыном, когда возникла необходимость передать тому меч Гриффиндора.

Северус Снейп твердо знал, что его лань — это его тайна, которую он ни за что никому не раскроет. Кроме него самого, его Патронуса видел только один человек — Дамблдор. Но это был как раз тот самый случай, когда крайние обстоятельства заставили Северуса выдать свой заветный секрет. Он должен был вызвать Дамблдора, чтобы умолять его защитить Ее. Стоя на пустынной, промерзшей вершине холма в сгустившемся мраке ночи и прислушиваясь к порывам ветра, терзавшим голые ветви деревьев, Снейп отчетливо понимал, что послать Дамблдору Патронуса — единственный способ добиться, чтобы тот его выслушал и, возможно, помог[1]. Не приведи он наглядного доказательства, что он способен извлечь лучик света из своего заиндевевшего в леденящих потемках сердца, Дамблдор ни за что не явился бы к нему — ни тогда, ни после.

Почему-то Северус был уверен, что у него ничего не получится. Ведь после того как он оскорбил Лили, заклинание Патронуса долго ему не давалось. Из бесчисленных попыток вызвать Патронуса до визита к Дамблдору, который стал знаковым событием в его судьбе, лишь две были удачными. В первый раз за долгое время Северусу удалось вызвать Патронуса в Выручай-комнате в присутствии Лили и Ремуса Люпина, когда он впервые услышал из уст Лили, что та его любит (пусть даже она при этом обращалась не к нему, а к Ремусу, но говорила именно о нем — о Северусе Снейпе) и понял, что хочет для нее счастья любой ценой — пусть и не с ним, а с его заклятым врагом.

Вторая удачная попытка вызвать Патронуса, как это ни странно, состоялась на свадьбе Лили.

Северус вновь и вновь просматривал в Омуте памяти это торжественное событие, а также — другие воспоминания прошлого, которые за ним последовали.

* * *

Пролетев сквозь тьму, Снейп оказался на улице за большим деревом рядом с молодым человеком лет двадцати, в котором он тут же узнал себя (надо заметить, что, как это наглядно показывали все предшествующие попытки погружения в прошлое, Северус мог видеть себя в молодости даже сквозь мощнейшие Дезиллюминационные чары). На этот раз юный Снейп, как обычно, был под Маскирующими чарами и пристально наблюдал за торжественной церемонией, проходящей в Годриковой лощине.

Вот нарядная праздничная толпа хлынула в роскошный свадебный шатер. Из-за укрытия, где прятался Северус, открывался великолепный обзор — даже внутреннее помещение шатра, напоминавшее с виду маггловскую церковную кафедру, расстилалось перед ним как на ладони. Внутри все было убрано живыми цветами, источавшими пленительный терпкий аромат. По центру от входа стелилась дорожка из лепестков красных и белых роз. Лепестки двигались в разных направлениях, складываясь в причудливые узоры, невольно восхищавшие всех присутствующих.

Гостей было немного, зато все как один излучали приветливость и дружелюбие. Компания Мародеров, понятное дело, была в полном составе. Ремус Люпин и Питер Петтигрю терпеливо ожидали того счастливого момента, когда Сириус Блэк, который выступал в качестве шафера на этой свадьбе, введет Джеймса Поттера.

Все были одеты подобающе случаю. На Ремусе Люпине были модные бриджи, льняная рубашка, алый бархатный камзол и красно-золотая мантия. Питер Петтигрю предпочел черные кюлоты, белоснежные чулки, туфли с пряжками на низком каблуке, несколько нелепую футболку с изображением герба Хогвартса и синюю мантию, доходившую до пят.

Среди гостей присутствовали также некоторые учителя Хогвартса. Взор Снейпа сразу выделил Альбуса Дамблдора, торжественно восседавшего на скамье в первом ряду. Длинная белоснежная борода почтенного главы Хогвартса на этот раз была аккуратно подобрана, перевязана лентой и убрана под мантию — очевидно, в целях разумной предосторожности, чтобы виновники торжества и гости ненароком не споткнулись о серебристую россыпь и не запутались в ней.

По левую сторону от Дамблдора сидел Гораций Слагхорн, одетый как отъявленный денди. Его строгий костюм состоял из бриджей, шелковой рубашки, бархатного камзола изумрудного цвета и длинной болотной мантии. На ногах, как и в случае Питера Петтигрю, красовались старомодные туфли с пряжками.

В руках профессор Слагхорн держал прозрачный аквариум, в котором плавала восхитительная красная рыбка с золотистыми плавниками и отливающей золотом чешуей. Рыбка, звавшаяся Фрэнсис, была преподнесена в дар Горацию Слагхорну Лили Эванс[2] — Снейп узнал этот необычный подарок с первого взгляда. Сегодня головка Фрэнсис была увенчана маленькой золотистой короной. Профессор Слагхорн не упустил случая продемонстрировать это чудо почтеннейшей публике и захватил аквариум с собой на свадьбу.

Внезапно откуда-то сверху полилась божественная музыка, похожая на пение ангелов, и со стороны входа появился Джеймс Поттер, идущий под руку со своим шафером Сириусом Блэком, излучавшим в данный момент поистине аристократическое достоинство. Поттер тоже старался держаться, как подобает настоящему джентльмену. Во всяком случае, в этот день с него как ветром снесло привычное бахвальство и спесь.

Но Северуса Снейпа (как в своем нынешнем обличье, так и в обличье молодого паренька) интересовало лишь одно. Он с нетерпением и сильным волнением ожидал выхода Лили.

Она взошла, точно звезда в темноте ночного неба, держа под руку девушку, в которой Северус узнал их бывшую сокурсницу с факультета Рэйвенкло[3].

Однако его взгляд, едва зацепивший сокурсницу, снова вернулся к Лили и уже больше от нее не отрывался. На ней было платье совершенно простого фасона, украшенное только лентами и жемчужинами причудливой формы. Молодая женщина, готовая вступить в новую фазу своей жизни, была похожа на свежую, только-только распустившуюся лилию, омытую прозрачными каплями утренней росы. Роскошные рыжие волосы были убраны в незамысловатую прическу. Мисс Эванс, которая сегодня должна была стать миссис Поттер, лишь распустила две небольшие пряди по бокам, завитые изящными локонами. На ее голове не было ни фаты, ни диадемы. Вместо них прическу украшала крупная белоснежная лилия, подчеркивающая естественную красоту невесты. Лили неспешно шла вперед — легко, словно паря по воздуху, ступала по дорожке из розовых лепестков, озаряя всех присутствующих своей счастливой улыбкой.

[1] Имеется в виду обычный Патронус, а не говорящий, так как по канону говорящих Патронусов могли вызывать только члены Ордена Феникса, да и то не все, а лишь приближенные к Дамблдору. На описанный в данном случае период времени Северус Снейп еще не был таковым, да и позднее он не пользовался Патронусом как средством передачи информации, поскольку избегал применять этот вид магии в чьем-либо присутствии.

[2] О рыбке, именуемой Фрэнсис, упоминается в фильме «Гарри Поттер и Принц-полукровка». Профессор Слагхорн рассказывает Гарри, как Лили трансфигурировала рыбку в лепесток лилии, поместила лепесток в аквариум, наполненный очень небольшим количеством воды, и устроила аквариум на столе своего профессора зельеварения в день его рождения. Когда Слагхорн увидел аквариум, лепесток стал тонуть и внезапно превратился в очень красивую золотую рыбку. Слагхорн держал Фрэнсис у себя в течение нескольких лет. Наутро после гибели Лили профессор не обнаружил рыбки в аквариуме. Он справедливо посчитал ее исчезновение знаком трагедии, произошедшей с дарительницей.

[3] По традиции в Англии к священному алтарю невесту обычно ведет отец или брат, за ней следуют подружки или же девочки, держащие корзины с цветами. У алтаря невеста становится по левую руку от жениха, родители и замужние сестры располагаются слева от нее, за ними выстраиваются подружки. Но в принципе при отсутствии отца и братьев у невесты возможны и исключения. Если венчание проходит с соблюдением традиций (насколько это возможно в той или иной ситуации), то роль «посаженного отца» может взять на себя «старшая» подружка, которую рекомендовал назначить «Этикет ухаживаний и брака» для сопровождения невесты по магазинам, помощи в подготовке наряда и прочих приготовлений; во время церемонии венчания именно «старшая» подружка держит букет и перчатки невесты.

Напомним, что достоверно известно лишь то, что на свадьбе Джеймса Поттера и Лили Эванс присутствовал Сириус Блэк в качестве шафера (прописано непосредственно в каноне); что же касается родителей невесты, то неизвестно, присутствовал ли кто-либо из них на данном мероприятии или к тому времени оба они умерли (см.: http://ru.harrypotter.wikia.com/). Поскольку в настоящем сиквеле автор выстраивает события исходя из последнего предположения, было бы логично, чтобы Лили ввел в свадебный шатер кто-либо из мужчин, близких ее семье. Но о близких родственниках Эвансов, которые поддерживали настолько тесную связь с семьей, чтобы на свадебной церемонии взять на себя обязанности отца мисс Эванс, также нет никаких официальных упоминаний. В принципе в качестве «сопровождающего» Лили могли назначить одного из друзей Джеймса. Поскольку Сириус Блэк, очевидно, сопровождал жениха, то для сопровождения невесты в ее ситуации наиболее подходящей кандидатурой является Ремус Люпин, но в таком случае участие оного в свадебной церемонии, по идее, должно было быть прописано в каноне наравне с участием Сириуса Блэка. Однако о роли Ремуса в церемонии бракосочетания Лили и Джеймса в Поттериане умалчивается. Таким образом, остается только описанный выше вариант со «старшей» подружкой невесты. Именно этим соображением и руководствуется автор настоящего сиквела.

Юный Северус смотрел на нее из-за своего укрытия с трепетом и благоговением. До его ушей то и дело долетали реплики гостей, которым он не придавал никакого значения.

— Какая восхитительная пара! — воскликнула профессор МакГонагалл, присутствовавшая на торжестве в числе прочих гостей.

— Наша мисс Эванс сегодня — настоящая королева, — произнес Гораций Слагхорн, в чьем голосе звучала торжественность. — Она была моей любимой ученицей, да… С каким удивительным мастерством она изготавливала сложнейшие зелья! Будто бы непостижимая высшая воля руководила ее золотыми ручками и светлым умом. Что тут скажешь: талант, настоящий талант. И кроме того, без преувеличений могу назвать эту девушку самым милым и внимательным человеком, которого я знаю. Вот, поглядите!

Он показал всем присутствующим аквариум, в котором плавала диковинная рыбка в золотой короне.

— Это чудо мисс Эванс подарила мне на день рождения, — похвалился профессор Слагхорн. — Юная леди продемонстрировала вершины волшебного мастерства, заколдовав лепесток тигровой лилии так, чтобы он прямо на моих глазах превратился в рыбку — вот в эту самую, — он кивнул на аквариум и продолжил: — Я дал этому великолепному созданию имя Фрэнсис. Теперь она живет в моем доме. Вы знаете, я заметил одну любопытнейшую деталь. Дело в том, что Фрэнсис очень тонко чувствует любую перемену в настроении мисс Эванс. Если нашей милой юной леди радостно и хорошо, Фрэнсис спокойно и безмятежно плавает в своем аквариуме, а чуть девушка загрустит, рыбка тотчас опускается на дно и лежит там как неживая, лишь слегка шевеля плавниками.

— Превосходно! — отозвался Альбус Дамблдор, чинно опустив себе в рот засахаренную лимонную дольку.

— Да, — согласился Гораций Слагхорн. — Клянусь бородой Мерлина, такого потрясающего единения я ни разу не видел за всю свою жизнь. И вот, пожалуйста, полюбуйтесь: малютка Фрэнсис за сегодняшнюю ночь «отрастила» на своей голове вот такую корону, — он ткнул указательным пальцем правой руки на то место, где красовалась корона рыбки. — Как будто почувствовала, что у нашей дорогой мисс Эванс сегодня особенный день.

— В самом деле невероятно! — с чувством произнесла профессор МакГонагалл. — Если уж у рыбки за одну ночь «отросла» корона, то, несомненно, это хороший знак. Это значит, что брак Лили и Джеймса будет счастливым. Они действительно идеально подходят друг другу. Даже их Патронусы, которые отражают сущность создающего их волшебника, являют собой поразительно гармоничное сочетание. Лань и олень — поистине восхитительная пара![1]

Снейп почувствовал резкий укол в сердце. Минерва МакГонагалл говорила о Патронусах — об этих непостижимых и сокровенных магических сущностях — так же легко и непринужденно, как будто пила чай с лимонными дольками Дамблдора. «Лань и олень — просто идеальная гармоничная пара». Да что все эти люди могут знать? Он поклялся себе, что никто и никогда не узнает, что его собственный Патронус — точь-в-точь такая же лань, как у Лили. Разве что крайние обстоятельства заставят его выдать эту сокровенную тайну.

Тем временем Лили приблизилась к Джеймсу, который тут же слегка кивнул головой низенькому волшебнику, облаченному в мантию, напоминавшую по своему покрою маггловский стихарь, в знак того, что можно начать церемонию.

Волшебник хорошенько прокашлялся в ладонь и произнес торжественным певучим голосом:

— Дамы и господа! Мы собрались здесь ныне, чтобы отпраздновать союз двух верных сердец…

Снейпа словно подкосило: он упал на колени, тяжело дыша и прикрывая пылающее лицо руками. Откуда-то из глубинных недр сознания доносились до него обрывки фраз, произносимых все тем же певучим голосом:

— Джеймс Флимонт Поттер, берете ли вы Лили…

От одного ее имени сердце Снейпа заколотилось так, что было весьма удивительно, что оно до сих пор не выпорхнуло из его груди. Черные глаза наполнились слезами; Северусу было так больно, что он мог позволить себе в первый раз за долгое время выплеснуть наружу всю длительно накапливавшуюся лаву эмоций, ведь его никто не видел. Он прощался с Лили. Прощался навсегда. Теперь она будет принадлежать другому. Этому ненавистному задаваке Джеймсу Поттеру.

— Лили Гортензия Эванс, берете ли вы Джеймса Флимонта Поттера в законные мужья…[2]

— В таком случае я объявляю вас соединенными узами до конца ваших дней.

На новобрачных хлынул дождь из серебристых звезд, по воздуху неспешно поплыли дивные райские птицы, а над головами всех присутствующих раздался перезвон золотых колоколец.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем новобрачные и гости покинули свадебный шатер. Первыми на цветочную дорожку ступили молодожены, а за ними хлынула и основная толпа. Снейп не спускал проницательного взора с лица Лили. Оно светилось безмятежнейшим счастьем. Что ж, значит, и в самом деле так суждено. Значит, Лили поступила верно. Интересно, понимает ли Поттер хотя бы отдаленно, какое сокровище ему досталось? Сможет ли он достойно защитить Лили, уберечь ее от зла и напастей?

Тем временем Лили, извинившись перед молодым мужем и гостями и сославшись на головную боль, сказала, что ей нужно на минуту уединиться. Она быстро подошла к одному из деревьев, росших возле высокой каменной ограды — совсем недалеко от того места, где стоял Северус, и, спрятавшись за толстым узловатым стволом, выкрикнула:

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Из кончика ее палочки вырвалась серебряная лань и резво поскакала вдоль стройного ряда деревьев.

Лицо Северуса Снейпа тотчас просияло почти безмятежным счастьем. Лили сохранила своего Патронуса! Значит, как бы ни сложилась их дальнейшая жизнь, Лили Эванс (да, да, именно Эванс, а не Поттер!) всегда будет помнить о нем. Значит, она не потеряна для него навсегда. Их по-прежнему объединяет главное — сильное чувство взаимной любви, воплощенное в образе серебряной лани.

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ! — выкрикнул Северус. С его палочки также спорхнула серебряная лань и быстро припустила вслед за ланью Лили, пока не поравнялась с нею. Когда же это произошло, обе лани остановились и растаяли в воздухе, оставив вокруг себя серебристые пылинки, которые тоже вскоре исчезли.

Северус мог поклясться чем угодно, что Лили сейчас смотрела прямо в его черные глаза. Неужели она и впрямь видела его, несмотря на Маскирующие чары? Ведь у нее не могло быть специальной мази, позволяющей видеть даже того, кто применил мощное Дезиллюминационное заклинание. Такую мазь можно было добыть только в Параллельном магическом измерении. Но Лили никак не смогла бы там оказаться, даже если бы очень захотела. Доступ в Параллельное магическое измерение был строго ограничен: лишь немногие очень сильные маги, в большинстве своем — почтенного возраста — могли туда попасть. А это означало, что Лили все еще любила его — причем столь же сильно, как и он — ее. Потому что только самое сильное чувство позволяло видеть любимого человека сквозь выполненные со всем возможным для юношеского возраста мастерством Дезиллюминационные чары.

[1] На самом деле в тексте Поттерианы нет ни одного прямого либо косвенного упоминания формы Патронуса Джеймса Поттера. В книге «Гарри Поттер и узник Азкабана» есть сцена у озера, когда Гарри безуспешно пытается прогнать дементоров от себя и от находящегося на грани обморока Сириуса Блэка. В самый тяжелый момент этой неравной схватки Гарри видит серебряное сияние, разгорающееся все сильнее, а когда дементоры стали отступать, его взору предстало «животное, излучавшее потоки света. Оно галопом уносилось прочь, прямо по глади озера. Пот заливал глаза, но Гарри пытался разглядеть, кто это… Зверь сверкал, как волшебный единорог…» («Гарри Поттер и узник Азкабана». Глава 20). Позднее Гарри понял, что излучающим потоки света животным был Патронус и решил, что этого Патронуса создал его умерший отец, чтобы в трудный момент защитить сына: ведь Гарри и вправду видел на противоположном берегу, куда направлялся Патронус, завершив свою миссию, чью-то неясную тень и очень знакомые движения. В итоге оказалось, что Гарри видел самого себя как бы со стороны; подобный парадокс возник в результате использования им Маховика Времени (см. примеч. выше). Гарри понял, что спасительного Патронуса, который оказался не изначально казавшимся ему единорогом, а оленем, создал он сам, находясь в другом временном пространстве. Так что его версия о том, что данный Патронус принадлежал его отцу, оказалась ошибочной.

Однако сама Джоан Роулинг в американском онлайн-чате Bloomsbury.com в записи от 30 июля 2007 года не опровергла утверждения, что Патронусом Джеймса Поттера и в самом деле являлся олень, как и в случае с его сыном Гарри. Приведем небольшой фрагмент записи в чате в подтверждение вышесказанному:

Chely: То, что Патронус Джеймса — олень, а Лили — лань — это совпадение?

JKR: Нет, Патронус часто изменяется, принимая вид, ассоциирующийся с любимым человеком (потому что часто «счастливая мысль», с помощью которой создают Патронуса, связана с любимым). [Источник: J.K. Rowling and the Live Chat, Bloomsbury.com, 30 July, 2007 (http://www.accio-quote.org/articles/2007/0730-bloomsbury-chat.html)].

Кстати, следует отметить, что применительно к Патронусу Снейпа и Лили автор настоящего сиквела использует обозначение «лань» в соответствии с официальным переводом издательства «Росмэн». В действительности же оригинальное обозначение Doe идентифицируется с female deer, что наиболее точно переводится как «олениха» (или «самка оленя»). Собственно лань, как порода оленя, соответствует англоязычному термину fallow-deer. В то же время, согласно словарю этимологии английских слов, термином doe в старом английском языке обозначалась самка лани (female of the fallow-deer), а начиная с XVII века этим же термином обозначалась самка зайца или кролика (female of hare or rabbit).

Для обозначения Патронуса Джеймса Поттера (оленя) употребляется английское слово stag (см. оригинал приведенного выше фрагмента записи в онлайн-чате с Дж. К. Роулинг), что соответствует оленю-самцу (male deer).

Таким образом, отличие Патронуса Снейпа и Лили от Патронуса Джеймса Поттера состоит в том, что, будучи схожими по своей форме, они несут в себе различную энергетику. В случае Снейпа и Лили мы имеем дело с Патронусом, несущим в себе женскую энергетику (олениха; самка оленя; лань), в случае же Джеймса Поттера — с Патронусом, наделенным мужской энергетикой (олень; самец оленя).

[2] Вторые имена Джеймса Поттера и Лили Эванс являются авторским предположением. В каноне упоминаются только первые имена каждого из них — Джеймс (ориг. James) и Лили (ориг. Lily). Если информация о родителях Джеймса Поттера, на которую опирается автор настоящего сиквела в выборе второго имени данного персонажа, на сегодняшний день официально утвердилась (см. примеч. выше), то в том, что касается родителей Лили Эванс, к сожалению, нет никаких официальных данных, подтверждающих их подлинные имена и точные годы жизни, так что в данном случае выбор второго имени был сделан абсолютно произвольно, о чем автор счел необходимым честно предупредить читателей. Исходя из того, что у Эвансов, очевидно, была традиция давать девочкам цветочные имена (такие, как Лили и Петунья), имя Гортензия (англ. Hortense) видится автору одним из наиболее актуальных вариантов.

* * *

Картина переменилась. Теперь молодой Снейп стоял в мрачном отсыревшем помещении, походившем на номер самого дрянного отеля. Обои здесь были ободраны, на полу валялось все что попало, сверху сыпалась штукатурка. В центре стоял продолговатый сосновый стол, вокруг которого размещалось около дюжины стульев. Большая часть из них благословенно пустовала. Во главе стола восседал сам Темный Лорд, поигрывавший волшебной палочкой, как обычно лежавшей в его руке. Молодой Снейп подошел к Волдеморту и сел по правую сторону от него.

— Ты уверен, Северус? — спросил Темный Лорд, вглядываясь в глаза новоприбывшего. — Ты абсолютно точно передал мне все сведения, которые узнал?

— Да, Повелитель, — спокойно ответил Снейп.

— Ты можешь повторить слово в слово то, что сейчас мне сказал?

— Разумеется, Повелитель.

— Ну так повтори.

— Извольте, Повелитель. Прорицательница в хогсмидском трактире изрекла следующее пророчество:

«Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда, рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца…»[1]

Снейп остановился и выжидающе взглянул на Повелителя.

— И это все? — прокрался в сознание ледяной голос, в котором ощущалось глубокое разочарование.

Снейп молча кивнул.

— Странно, — нараспев произнес Темный Лорд. — Почему ты не дослушал пророчество до конца, Северус?

— Меня фактически поймали с поличным, Повелитель, — все так же спокойно ответил его собеседник. — Я должен был думать о том, как унести оттуда ноги, пока Дамблдор не догадался, что я исполняю ваше поручение.

— Неужели ты струсил, Северус? А я-то думал, что не знаю более смелого и решительного человека, чем мой верный сторонник Северус Снейп.

— Мне нечего бояться, — ответил Снейп, несколько нахмурившись. — Я просто старался сделать так, как будет лучше для вас, Повелитель. Ведь, раскрыв мою принадлежность к вашему ближайшему кругу, Дамблдор и его сподвижники из Ордена Феникса непременно вышли бы на вас. А нам с вами этого не нужно, верно, Повелитель? — в голосе послышался вызов.

— А что, ты здраво рассуждаешь, Северус, — Темный Лорд издал ядовитый смешок, но лицо его тотчас обрело прежнее выражение ледяной непроницаемости и хладнокровия. — На исходе седьмого месяца, говоришь? — Волдеморт задумался, приложив свой белоснежный палец к губам. — Интересно… Кто бы это мог быть? Как ты полагаешь, Северус?

— Не имею понятия, Повелитель.

— Что ж, думаю, сейчас мы все узнаем, — изрек Темный Лорд и поднял волшебную палочку. Он стал очерчивать в воздухе замысловатый узор; глаза его горели лихорадочным огнем, тонкие бескровные губы едва заметно шевелились, шепча заклинание. Наконец он опустил палочку, обратил на своего молодого слугу довольный взор и произнес:

— Итак, Северус, благодаря применению особого вида магии, мне кое-что удалось прояснить. Наше внимание должно сосредоточиться на двух детях из магических семей; оба этих ребенка по показаниям моего специального теста родятся в конце июля текущего года. Один из них появится на свет в семье Лонгботтомов. Слыхал о таких? — Волдеморт поднял на Снейпа полыхавший огнем взгляд.

— Кажется, это молодая пара мракоборцев, служащих в Министерстве магии и доблестно выполняющих поручения Ордена Феникса, верно, Повелитель?

— Именно так, — Волдеморт улыбнулся одной из своих самых мерзких улыбок. — Что же касается второго ребенка… По моим данным, тот должен родиться в семье Поттеров, — он продолжал сверлить Снейпа своим огненным взглядом.

— В семье… Поттеров? — голос Северуса едва заметно дрогнул.

«…рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца…» — эти слова, вероятно, не совсем трезвой и, похоже, окончательно спятившей прорицательницы, случайно подслушанные в захудалом трактире Хогсмида, эхом отозвались в воспаленном мозгу Снейпа. Уже тогда у него мелькнула мысль о Лили… о том, что речь может идти о ребенке, которого она собиралась родить (Северус продолжал появляться возле жилища Поттеров под Дезиллюминационными чарами, когда чувствовал, что его поддержка особенно нужна Лили и, конечно, узнал о намечающемся прибавлении в семействе одним из первых). Выдержка и хладнокровие практически никогда не изменяли Снейпу, но только не в этом случае. Перед глазами все поплыло, и он едва не лишился сознания, вцепившись мертвой хваткой в перила лестницы. Северусу каким-то чудом удалось избежать обморока, но он не сумел удержаться на ногах и упал на ступеньки с немилосердным грохотом. Воздушный поток, вызванный падением, распахнул дверь гостиничного номера, где проходила деловая встреча прорицательницы с Альбусом Дамблдором.

Трактирщик Аберфорт Дамблдор, приходившийся Альбусу младшим братом, появился так быстро, словно возник из-под земли или аппарировал с малого расстояния. Он поднял Снейпа за шиворот и, недолго думая, поволок прямо в тот самый номер, откуда доносился этот леденящий кровь потусторонний голос и который, очевидно, снимала прорицательница. Остановившись в дверях, Аберфорт коротко поприветствовал брата и невзрачную особу в очках с толстыми линзами, сплошь увешанную дешевого вида бусами и браслетами и укутанную несколькими совершенно безвкусными разноцветными шалями. Эта в высшей степени странная женщина с диковатым видом озиралась вокруг, словно не понимая, что здесь происходит. В ноздри Северуса резко и неприятно ударил едкий запах хереса. Да, несомненно, прорицательница изрядно перебрала. Трактирщик между тем в своей привычной манере, то и дело сопровождаемой крепким словцом, громогласно возвещал о том, что поймал шпиона.

Северус и сам недоумевал, каким чудом ему удалось выкарабкаться из той передряги. Он смутно помнил, что бормотал какие-то извинения, а потом… его накрыла волна отчаяния и кошмара. Шатаясь, он брел по непривычно безлюдной улице Хогсмида, лихорадочно соображая, как ему поступить. О том, чтобы скрыть полученные сведения от Темного Лорда, нечего было и думать, каким бы мастером окклюменции он не был. Волдеморту хватило бы одного взгляда в сознание своего подчиненного, чтобы распознать обман. По этой же причине он не мог предложить себя на роль Хранителя Тайны Поттеров — слишком тесно он связан с Темным Лордом — никто даже не подозревает, насколько нерасторжима эта связь. Да и сам Поттер, дракл бы его побрал, нипочем не согласился бы доверить свою жизнь и жизни своей жены и будущего ребенка Пожирателю смерти. Впрочем, Поттер будет последним ослом, если решит провести обряд Фиделиуса с кем-то другим. Разве только… А впрочем, нет. Слуга Темного Лорда не смеет и мечтать о содействии Дамблдора.

Что же ему оставалось? Предупредить Лили? Умолять ее бежать из страны вместе с этим чертовым Поттером, если уж на то пошло? Мысль неплохая, но что, если это лишь навредит? Что, если речь вообще идет о другой семье и другом младенце? «…рожденный на исходе седьмого месяца…» Вроде бы в это же время должен родиться первенец Лонгботтомов, также подходящий под описание провидицы. Да мало ли кто еще? Эх, если бы только ему самому знать наверняка! Ну как… как он мог совершенно идиотским образом выдать себя и не дослушать пророчество до конца? А впрочем… если речь и в самом деле шла о Лили… об ее ребенке… разве от этого было бы легче? И дернуло же его вообще подслушивать под дверью! Одна из его бесчисленных ошибок — не первая и не последняя.

Теперь Северус по-настоящему жалел лишь об одном.

Когда-то он изобрел заклинание, которое в данной ситуации могло бы по-настоящему помочь. Но вся беда в том, что это было заклинание ограниченного действия. В свое время он наложил его на Ремуса Люпина и тем самым исчерпал его ресурсы. Таким образом, единственным приходившим на ум вариантом было скрыться вместе с Лили и больше никогда не показываться на глаза Повелителю, но в его положении подобное не представлялось возможным. Магия Метки сработает мгновенно и незамедлительно выдаст его местонахождение. К тому же, похоже, Темный Лорд вездесущ и всегда находит того, кого ищет. Так что подобный поступок лишь навлечет подозрения, и Темный Лорд получит Лили на блюдечке в качестве ценного приза. Ну уж нет! Этого он ни за что не допустит! Темный Лорд в любом случае узнает о пророчестве. Северус понимал, что будет лучше ему самому рассказать о подслушанном разговоре, тем более что Темный Лорд дал ему прямое указание доносить обо всем, что так или иначе может вызвать его интерес. Что ж, Северус исполнит возложенное на него ответственное поручение: ведь при таком раскладе он попадет в фавор к Повелителю, а это, в свою очередь, даст ему шанс на некую… просьбу. И он воспользуется этим шансом. Он будет просить о милости для Лили. Будет молить на коленях, если понадобится. В конце концов, он добыл для Повелителя ценную информацию, а Темный Лорд умеет быть благодарным. И коль скоро что-то пообещает, то держит свое слово. По крайней мере, Снейп на это надеялся. Если в его положении вообще можно было надеяться на что-либо[2].

[1] © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Орден Феникса».

[2] По канону Северус Снейп изначально не предполагал, что пророчество может быть связано с Поттерами. Однако, проанализировав поведение Снейпа в той ситуации и задавшись вопросом, почему он не дослушал пророчество до конца, фактически выдав свое присутствие в трактире Аберфорта Дамблдора, автор настоящего сиквела пришел к выводу, что он мог догадаться об этом уже в тот момент.

— В семье Поттеров… А что такое?

— Видите ли, Повелитель, по моему скромному мнению, вам стоит более подробно рассмотреть вариант с Лонгботтомами. Все-таки это семья чистокровных волшебников и, вероятно, у их наследника больше шансов тягаться с чародеем высшего уровня — то есть с вами, Повелитель — нежели у будущего отпрыска Поттеров, чья мать происходит из семьи магглов.

— Я, безусловно, ценю твое мнение, Северус, — отозвался Волдеморт. — И все же я полагаю иначе. Думаю, что в данном случае речь идет именно о ребенке Поттеров.

— Но почему вы так полагаете, Повелитель?

Длинные белые пальцы постучали по краю стола и машинально ухватились за страницу «Ежедневного пророка», оставленного кем-то из подданных Темного Лорда:

— Видишь ли, Северус, мой специальный тест показал, что младенец Лонгботтомов родится либо сквибом, либо практически никудышным волшебником с очень низким уровнем магии. Конечно, не исключена возможность, что со временем этот ребенок сумеет развить свою волшебную силу, но для него это будет весьма и весьма сложно. Зато уровень магии наследника Поттеров уже изначально обещает быть достаточно высоким. Не знаю уж, по какой причине, но это так. А следовательно, я имею все основания полагать, что именно об этом ребенке шла речь в пророчестве.

— И вы… Вы хотите убить Поттеров? Всю их семью? — спросил Снейп и затаил дыхание в ожидании ответа.

— Вероятно, мне придется это сделать, — произнес Волдеморт ледяным тоном. — Поттеры изрядно попортили мне кровь, и я уже давно мечтаю от них избавиться. Они ведь состоят в Ордене Феникса — этой дрянной организации светлых магов, которые затевают бессмысленную борьбу со мной.

— Безусловно, Повелитель, — отозвался Снейп. — Но, с вашего позволения, вернемся к Поттерам. Насколько я понял, вам особенно мешает только младенец, так зачем же вам убивать его… родителей? Можете ли вы сохранить жизнь хотя бы женщине… его матери? Я убежден, что она не представляет никакой угрозы.

— Почему ты спрашиваешь об этом, Северус? — насторожился Темный Лорд.

— Позвольте напомнить, Повелитель, что вы дали мне слово. Мы с вами связаны не только Черной Меткой. Наше единение гораздо глубже — мы связаны Непреложным Обетом[1]. Пощадите эту женщину, Повелитель. Даруйте ей жизнь. Я вас прошу.

В этот момент Северус Снейп как никогда остро почувствовал и осознал свою совершенную готовность служить Темному Лорду со всей возможной верностью и преданностью до конца своих дней, если только Повелитель сдержит свое слово. Если сохранит жизнь Лили.

— Вот оно что… — задумчиво проговорил Волдеморт, — так Лили Поттер и есть та самая грязнокровка, о которой шла речь в ту ночь, когда прошло твое посвящение в Пожиратели смерти?

— Магглорожденная, Повелитель, — поправил Северус.

— Ну разумеется… Интересно… Эта Лили Поттер что, действительно такая особенная, коль скоро ты предпочел ее совершенной во всех отношениях Беллатрикс Блэк?

Северус не ответил. Он лишь молитвенно сложил руки на груди и горячо прошептал:

— Я прошу вас, не убивайте ее, Повелитель. Только не Лили! Лучше убейте меня!

Темный Лорд довольно долго взирал на Снейпа своими огненными глазами, а затем холодно изрек:

— Хорошо, Северус. Я не стану убивать эту молодую женщину. Но только потому, что меня просишь об этом ты. Мы с тобой скрепили особое соглашение, и я не стану нарушать его без крайней надобности.

Длинные пальцы отпустили газетный листок и снова с силой стиснули рукоятку волшебной палочки:

— Если женщина будет вести себя благоразумно, то останется в живых. Вот единственное, что я могу пообещать тебе, Северус.

— Благодарю вас, Повелитель, — машинально ответил Снейп. — Я могу идти?

— Да, Северус. Ступай. Ты добыл для меня поистине бесценные сведения, так что на сегодня я тебя отпускаю.

Снейп поклонился и вышел из комнаты, по дороге лихорадочно размышляя о том, как наилучшим образом защитить Лили, к кому обратиться за поддержкой. Вывод напрашивался только один. Но задача эта теперь казалась еще более сложной, чем откровенно врать в глаза Темному Лорду. И все же он пойдет на этот шаг. Он сделает все для того, чтобы его солнечная Лилия осталась в живых.

— Северус, я даю тебе задание, — словно откуда-то из глубины внедрился в его сознание голос Темного Лорда.

— Да, Повелитель? — собственный голос также показался Снейпу далеким отзвуком реальности.

— Ты должен связаться с Альбусом Дамблдором. Постарайся войти к нему в доверие — а еще лучше — получить должность учителя в Хогвартсе. Мои источники информации утверждают, что там как раз освобождается пост профессора зельеварения. А лучшего кандидата на это место, чем ты, Северус, Дамблдору не найти. И будь всегда на связи со мной. Докладывай мне обо всем, что затевает Орден Феникса, а также — обо всем, что происходит в Хогвартсе. Иными словами, тебе выпала величайшая честь стать моим секретным агентом. Ты понял меня, Северус?

— Да, Повелитель, — ответил Снейп, поклонившись.

Что ж, такое положение дел его вполне устраивает, ибо оно как нельзя лучше совпадает с его собственными намерениями.

[1] Авторское дополнение, не противоречащее канону.

Картина переменилась. Северус издалека наблюдал знакомую сцену своей встречи с Альбусом Дамблдором. Он стоял в темноте на вершине холма. Здесь было как-то особенно пусто и холодно. Лишь ветер, шумящий в ветвях деревьев и пронизывающий насквозь, был его незримым спутником. Позабыв обо всем на свете, кроме своей главной цели, Северус Снейп взмахнул волшебной палочкой и в первый раз после, казалось бы, бесконечной череды неудач выпустил своего Патронуса. Серебряная лань, проскакав несколько ярдов вдоль озера, легко и грациозно взмыла в воздух и впрыгнула прямо в раскрытое окно директорского кабинета.

Снейп был почти убежден, что Дамблдор проигнорирует его послание, однако, вопреки этим ожиданиям, тот явился на встречу. Едва завидев материализовавшегося из ничего старого волшебника, Снейп упал на колени, нарушив все свои принципы. До того он стоял на коленях лишь один раз в своей жизни. Перед Ней… перед Лили Эванс…

«<…> — Итак, Северус, что за весть шлет мне Лорд Волдеморт?

— Нет… никакой вести… Я пришел по собственному почину! — Снейп заламывал руки. Черные волосы развевались на ветру вокруг его головы, и вид у него был немного безумный. — Я пришел с предостережением… нет, с просьбой… пожалуйста…

Дамблдор взмахнул палочкой. Листья по-прежнему летели по ветру, но там, где стояли они со Снейпом, стало совсем тихо.

— Какая же просьба ко мне может быть у Пожирателя смерти?

— Пророчество… предсказание Трелони…

— Ах да, — откликнулся Дамблдор. — И что из этого вы доложили Лорду Волдеморту?

— Все… все, что слышал! — ответил Снейп. — И поэтому… из-за этого… он думает, что пророчество относится к Лили Эванс!

— В пророчестве ничего не сказано о женщине, — сказал Дамблдор. — Речь там шла о мальчике, который родился в конце июля…

— Вы понимаете, о чем я говорю! Он думает, что речь идет о ее сыне… Он собирается отправиться к ней… убить их всех…

— Если она так много для вас значит, — сказал Дамблдор, — то Лорд Волдеморт, несомненно, пощадит ее. Разве не могли вы попросить его пощадить мать в обмен на сына?

— Я… я просил…

— Вы мне отвратительны, — сказал Дамблдор; тон его был исполнен презрения. Снейп слегка отпрянул. — Значит, вам плевать, что ее муж и сын погибнут? Пусть гибнут, лишь бы вы получили то, что хотите?

Снейп молчал, не спуская глаз с Дамблдора.

— Ну так спрячьте их всех, — прохрипел он. — Спасите ее… их. Прошу вас.

— А что я получу взамен, Северус?

— Взамен? — Снейп ошеломленно глядел на Дамблдора, и на какое-то мгновение могло показаться, что он будет спорить, однако после недолгого молчания Снейп сказал: — Все что угодно»[1].

Эти слова, исторгнутые из самого сердца Северуса Снейпа в порыве отчаяния, были сущей правдой. Если Дамблдор поможет защитить Лили — если есть хотя бы малейшая возможность сделать это — он, Северус Снейп, будет предан Альбусу Дамблдору до конца своих дней. Несмотря на проклятие Черной Метки. Несмотря на нерасторжимую связь, навеки соединившую его и Темного Лорда.

[1] Здесь и далее © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Дары Смерти».

* * *

И вновь сцена переменилась. Северус стоял у калитки небольшого оплетенного плющом коттеджа рядом с самим собой в молодости. Молодой Снейп был скрыт от посторонних взоров Дезиллюминационным заклинанием. Оба Снейпа стояли в высокой по пояс траве. Изнутри вдоль забора разрослась живая изгородь.

Молодой Снейп знает, что Темный Лорд уже рядом. Он пристально следит за его передвижениями.

В последнее время Повелитель буквально завалил Северуса работой по изготовлению незаконных зелий. На сегодня ему, разумеется, также было дано задание, объем которого требовал непременного длительного присутствия в лаборатории, где в данный момент Северус и обязан был находиться. Но что-то заставило его насторожиться. Он чувствовал, что близится то неотвратимое, чего он так боялся.

Снейп выбрался из лаборатории, с большим трудом подобрав контрзаклинание против мощнейших запирающих чар, предусмотрительно наложенных Темным Лордом (уж верно, сам Мерлин помог в момент отчаяния и безысходности), и немедленно аппарировал к коттеджу Поттеров — как раз вовремя: оглядевшись по сторонам, он увидел подлетающую к калитке зловещую фигуру с полыхавшими яростным огнем щелками глаз. Темный Лорд охвачен всепоглощающим стремлением уничтожить того, о ком говорилось в треклятом пророчестве, и Северусу каким-то чудом удается остаться незамеченным. Но это ненадолго. Конечно, обнаружить и распознать даже выполненные со всей возможной безупречностью Дезиллюминационные чары Повелитель сумеет на раз. Снейп прекрасно знал, что своим появлением здесь фактически подписал себе смертный приговор. Впрочем, это сейчас не важно. Главное — Лили[1].

Что он может сделать? Как ее защитить? Теперь, когда чары Фиделиуса сняты, обнаружить убежище Поттеров и, соответственно, самих Поттеров не составит для Темного Лорда никакого труда. Волдеморт бесшумно приблизился к зачарованному от магглов коттеджу и заглянул в окно. Северус, также бросивший взгляд на окно, увидел трогательную до умиления семейную идиллию: Поттеры, отец и сын, сидят в своей гостиной. Джеймс Поттер развлекает своего малыша, выпуская из волшебной палочки клубы разноцветного дыма. Черноволосый мальчонка в синей пижаме хохочет и ловит ручками дым…

Вот дверь в гостиную открывается и входит Она. Сердце Снейпа пропустило несколько ударов. Лили, как обычно, ослепительно хороша в своем домашнем махровом халате и изящных босоножках. Ее длинные темно-рыжие волосы беспорядочно растрепались по спине, и прядь локонов упала ей на лицо. Она принимает малыша из рук Джеймса Поттера. Мальчик по-прежнему безмятежно хохочет. Лили отвечает ему нежной материнской улыбкой.

И вдруг…

«<…> — Лили, хватай Гарри и беги! Беги! Быстрее! Я задержу его!»

Последовал оглушительный взрыв презрительного хохота:

— Задержишь?! Меня?! Без волшебной палочки, с пустыми руками?! Авада Кедавра!

Снейп, выглянувший из-за своего укрытия, увидел, как замертво рухнул Джеймс Поттер. Но это зрелище не тронуло его… почти не тронуло. Все его мысли были только о Ней. Он слышал истошные крики Лили, доносившиеся с верхнего этажа, и у него заходилось сердце.

Волдеморт оказался рядом с нею в мгновение ока. Лили на удивление быстро овладела собой и теперь стояла перед ним строгая и решительная — с ребенком на руках. В следующее мгновение она опустила малыша в кроватку и заслонила собой, раскинув в стороны руки.

Что она делает?! Зачем?! Для чего она жертвует собой?! Ради ребенка?! Если бы она только знала, что она значит для него, Северуса Снейпа! В ней сосредоточен весь его мир!

Темному Лорду нужен мальчишка. Более того — он дал слово, что не тронет ее. Так неужели он нарушит собственное слово? Но это же Темный Лорд. Снейп знал, как никто другой, что это мерзкое существо, которое он называет Повелителем, ради достижения своей цели пойдет на все. Поднять руку на беззащитную женщину, вся вина которой состояла в том, что она хотела спасти своего ребенка? Да на раз плюнуть! И никакие просьбы, мольбы и Непреложные Обеты его не остановят.

Северус взглянул на Темного Лорда. Отвратительное змееподобное лицо с суженными до щелок огненными глазами. Белая рука с тонкими паучьими пальцами достает волшебную палочку.

— Авада Кедавра!

Эти страшные слова убийственного заклятия произнес не Темный Лорд. Их произнес Северус Снейп. Впервые в своей жизни. В эти слова была вложена вся его неотступная боль за Лили и вся его ненависть к Волдеморту.

[1] Из сообщения на официальном сайте Роулинг в разделе «Слухи» от 29 сентября 2006 года: «Снейп прятался под мантией-невидимкой в ночь, когда погибли Поттеры». Ответ Дж. К. Роулинг: «Нет, это не так». (Источник: http://jkrowling.nm.ru/).

Такое положение вещей вполне логично, ведь по канону Мантия-невидимка на тот момент находилась у Альбуса Дамблдора. Однако сам факт присутствия Северуса возле дома Поттеров в момент их гибели никто не отрицал, так что он вполне мог там находиться, скрываясь под Дезиллюминационными чарами.

Ничего не произошло. Заклинание, как и следовало ожидать, не сработало. С тех пор как он принял Черную Метку, его и Темного Лорда навеки связала сильнейшая Темная магия, которая автоматически блокировала все заклятия Пожирателей смерти, направленные на Повелителя.

Снейп, конечно же, знал об этом. Равно как и о том, что Темного Лорда невозможно сокрушить в принципе. Что, кстати, и подтверждало треклятое подслушанное пророчество, где упоминалось лишь о единственном исключении в этом плане, и Снейп вполне отдавал себе отчет, что сам он уж точно не имеет к оному исключению никакого отношения. Но в данный момент его душила ненависть такой страшной силы, что он на какую-то долю секунды подумал, что ему вполне по силам убить Темного Лорда.

« — Только не Гарри, пожалуйста, не надо!

— Отойди прочь, глупая девчонка… Прочь…

— Пожалуйста, только не Гарри… Убейте лучше меня, меня…»

На мгновение в голове Северуса мелькнула шальная мысль прямо сейчас, сию минуту, аппарировать на верхний этаж коттеджа, схватить Лили и ребенка и вместе с ними направиться в безопасное место. Но единовременная тройная аппарация чревата неприятными последствиями, а если с сыном Лили что-то случится и это произойдет по его вине, она никогда ему этого не простит. К тому же этот в высшей степени глупый поступок может лишь на короткое время отсрочить неизбежное. Северуса и Повелителя связывает как минимум магия Метки (не говоря уже о чем-то несравненно большем), благодаря которой Темный Лорд найдет своего слугу хоть на краю света; тем самым Северус лишь обречет на мучительную смерть не только себя самого, но и ту, которую он отчаянно жаждет спасти.

Как бы то ни было, в данный момент было необходимо действовать — и причем как можно скорее. Нужно было срочно что-нибудь предпринять. Но что? Вот вопрос, на который Северус Снейп тщетно старался найти ответ.

Темный Лорд отвергает Светлую магию. Он не приемлет ничего, что так или иначе демонстрирует человеческую привязанность и любовь. А значит, магия любви и должна быть главным оружием в борьбе с Волдемортом. Эта мысль пришла к Северусу как подлинное озарение свыше.

«Ну конечно же! — лихорадочно неслось в его голове. — Заклинание Патронуса! Серебряная лань — Лили и моя! Вот то единственное средство, которое может преградить путь Темному Лорду. Темный Лорд не приемлет Светлой магии ни в каком ее проявлении; не означает ли это, что он вообще не может видеть Патронусов? В любом случае надо действовать не раздумывая». Итак… Постараться отрешиться от всех эмоций (о Мерлин, насколько же это трудно в данный момент), сосредоточиться на самом светлом воспоминании, которое можно назвать счастливым, и…

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

— АВАДА КЕДАВРА!

Волдеморт опередил Северуса всего лишь на какую-то долю секунды. Лили, словно подкошенная, замертво рухнула на пол. Снейп упал на землю, заламывая руки и всем телом содрогаясь от рыданий. Все было кончено. Жизнь Северуса Снейпа больше не имела смысла. Прямо у него на глазах погас тот единственный огонек, который освещал его путь во мраке. И самым ужасным было то, что он видел все это и ничего не смог сделать для того, чтобы его звездочка осталась жива, хотя это было самым горячим его желанием. Он сам без колебаний принял бы свою смерть, лишь бы предотвратить ее гибель. Но вся беда была в том, что даже если бы он предложил свою жизнь в обмен на жизнь Лили, это едва ли могло хоть чем-то помочь.

Видит Мерлин, он сделал все, что мог, чтобы исправить собственную нелепейшую ошибку с этим мордредовым пророчеством. Когда он понял, что Темный Лорд станет охотиться на Поттеров, он попытался поговорить с Лили, убедить ее бежать вместе с ребенком — не важно, куда. Но она была убеждена, что сумеет защитить своего сына и во всем полагалась на мужа. Тогда Северус перешагнул через свою гордость, предприняв несколько попыток переговорить с несносным недоумком Джеймсом Поттером, предостеречь его от опасности, нависшей над его семьей. Северус умолял Поттера немедленно скрыться из страны вместе с женой и сыном, но этот упрямый осел, помешанный на идеях Ордена Феникса и своем непременном содействии этой организации, ничего не желал слушать. И тогда Северус в сердцах выкрикнул:

— Если из-за тебя что-то случится с Лили, если с ее головы упадет хоть один волос, ты покойник, Поттер! Клянусь Мерлином, я убью тебя!

Все оказалось напрасно. Теперь Джеймс Поттер мертв, и даже в этом ему невероятно повезло. Ненавистный гриффиндорский выскочка и позер принял быструю и легкую смерть, так и не узнав о том, что его жена всего лишь несколько минут спустя последовала за ним. У Поттера оставалась надежда на ее счастливое избавление, надежда, за которую Снейп готов был отдать все на свете. Но коварная судьба снова посмеялась над ним, заставив его быть живым свидетелем самого худшего, что могло быть в его жизни.

Больше его не интересовало ничего. Он не видел, как его серебряная лань впрыгнула в раскрытое окно гостиной, доскакала до волшебной палочки Лили и, коснувшись головой ее рукояти, исчезла, словно бы растворившись в древке. Мгновение спустя из кончика палочки Лили выскочили две серебряные лани и устремились прямо к лежащей неподалеку волшебной палочке Джеймса Поттера. Обе лани таким же образом втянулись в рукоять палочки Джеймса, а затем выпрыгнули из ее кончика вместе с великолепным стройным серебряным оленем.

Лани и олень проскакали до конца гостиной, взбежали вверх по лестнице и в мгновение ока оказались в детской спальне, где лежала мертвая Лили. Волдеморт, полыхавший яростью, направил свою палочку на лоб младенца, сидевшего в своей кроватке и плачущего от испуга, словно бы почувствовавшего, что его родителей больше нет.

— АВАДА КЕДАВРА! — в бешенстве выкрикнул Темный Лорд.

Зеленая вспышка вырвалась из кончика его палочки и понеслась к плачущему ребенку. Но мгновением раньше обе лани и олень подскочили к детской кроватке, подпрыгнули вверх и, коснувшись своими головами маленького лобика аккурат в том самом месте, куда прицеливался Темный Лорд, исчезли, словно бы втянувшись в голову малыша.

Так, помимо той защиты, которую обеспечила Гарри Поттеру материнская жертва, тот получил еще и тройную защиту: от обоих родителей и от того, кто больше всех на свете любил его мать.

* * *

Картина исчезла. Северус Снейп снова увидел себя в директорском кабинете. Теперь, когда для него все было кончено, Дамблдор поставил перед ним новую цель: защищать и оберегать маленького Гарри. Сына Лили. Северусу казалось, что в его голове всю жизнь будут звучать строгие назидания почтенного старца. Да, Дамблдор был тогда чересчур резок и даже жесток со своим учеником. Но только такая тактика мудрейшего учителя могла как следует встряхнуть Снейпа, вытащить его из самых глубин отчаяния.

« — Ее сын выжил.

Снейп мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху.

— Ее сын жив. У него ее глаза, такие же точно. Вы ведь помните глаза Лили Эванс?

— ПРЕКРАТИТЕ! — выкрикнул Снейп. — Умерла… навсегда…

— Вас мучает совесть, Северус?

— Лучше бы… лучше бы я умер…

— И какая от этого была бы польза? — холодно спросил Дамблдор. — Если вы любили Лили Эванс, если вы действительно любили ее, то ваш дальнейший путь ясен.

Глаза Снейпа были затуманены болью, и слова Дамблдора дошли до него не сразу.

— Что… что вы хотите этим сказать?

— Вы знаете, как и почему она погибла. Сделайте так, чтобы это было не зря. Помогите мне защитить сына Лили.

— Ему не нужна защита. Темный Лорд ушел…

— Темный Лорд вернется, и тогда Гарри Поттер окажется в страшной опасности.

Наступило долгое молчание. Снейп постепенно брал себя в руки, его дыхание стало ровнее. Наконец он произнес:

— Хорошо. Ладно. Но только — ни слова никому, Дамблдор! Это должно остаться между нами. Поклянитесь! Я не вынесу… тем более сын Поттера… Дайте мне слово!

— Дать слово, Северус, что я никому никогда не расскажу о самом лучшем, что в вас есть? — Дамблдор вздохнул, глядя в злое, измученное лицо Снейпа. — Ну, если вы настаиваете…»

Что ж, так тому и быть. Хотя сам Северус чувствовал тогда, что ему эта жизнь больше ни к чему, но ради того, чтобы защитить мальчика — единственное крошечное создание, которое осталось после Лили, кровь и плоть той, кого он любил больше всего на свете (впрочем, мальчишка еще и сын окаянного Поттера; Северус этого не забудет, но, как ни странно, именно теперь, в данный момент, ему на это глубоко наплевать), он просто обязан был взять себя в руки и продолжать жить. Теперь его жизненные задачи сосредоточились в одном маленьком человечке — в Мальчике, Который Выжил.

БУМ!

Возле окна директорского кабинета волшебной школы Хогвартс с треском приземлился маленький плотный человечек неопределенного возраста в одежде, которая была в расцвете своей моды по меньшей мере пару веков назад и, с видимым отвращением откинув в сторону изящную фарфоровую чашку, которая тут же разбилась на пять осколков различной формы, возмущенно пробурчал себе под нос:

— Те’гпеть не могу по’гталы!

Человечек поднялся на ноги и брезгливо отряхнулся. Оглядевшись по сторонам, он сразу же заметил среди спящих в своих портретах волшебников высокого худого старца с серебристыми волосами и бородой. В отличие от прочих обитателей висящих в кабинете портретных полотен, старец не спал и даже не думал притворяться спящим. Он внимательно разглядывал нового гостя сквозь неплотно сидящие на кончике носа очки-половинки.

— Ну наконец-то! — произнес старец с портрета, и лицо его мгновенно озарила теплая улыбка.

Новоявленный гость, прихрамывая и опираясь на толстую тросточку, подошел почти вплотную к портрету и, пристально поглядев в проницательные голубые глаза, с чувством произнес:

— Аль-бус Дам-блё-дорр!

— Я вижу, за столько лет вы все еще не отделались от своего французского акцента, Николас, — Дамблдор с интересом глядел на странного посетителя (который в данный момент казался до неправдоподобия полным), по-прежнему продолжая улыбаться.

— Виноват, Альбус, — произнес тот уже на чистейшем английском. — Все время путаю различные языки и забываю следить за произношением, по привычке сводя все к родному акценту. Так вы хотели меня видеть, друг мой?

— Я всегда был рад вам, Николас. А сейчас — особенно. Ведь в последний раз мы встречались с вами, когда я еще не перешагнул тот предел, который именуется «жизнью». Тогда у меня еще сохранялась тайная иллюзия, что я буду жить вечно, как и мой любезный друг Николас Фламель, — Дамблдор бросил выразительный взгляд на своего гостя.

— Признаться, я тоже не думал, что мне доведется увидеть вас в вашем… новом качестве так скоро, Альбус, — отозвался Фламель, — хотя вы и не употребляли эликсира жизни. Ваш… посланник обмолвился, что это… событие произошло более двадцати лет назад.

— Так оно и есть… да… определенно, это так, — произнес Дамблдор и, снова мягко улыбнувшись, спросил: — А… какое впечатление у вас сложилось о нем?

— О человеке, которого вы послали за мной?

— Я всего лишь попросил его отправиться за вами, Николас, — поправил его Дамблдор. — И Гарри оказал мне эту услугу.

— Это ведь был Гарри Поттер, верно? — глаза Фламеля заискрились любопытством.

— А вы как полагаете, Николас? — Дамблдор продолжал загадочно улыбаться.

— Он представился вашим учеником, но имени не назвал. Хотя, конечно, я сразу же понял, кто он такой. Это ведь он достал тогда из зеркала Еиналеж достопамятный предмет, который мы с вами весьма успешно замаскировали под Философский камень… Кстати, Альбус, я принес вам то, о чем вы просили.

Он засунул руку под мантию и вытащил здоровенный зачарованный сосуд, плотно закупоренный хрустальной крышкой, отчего сразу же «похудел» на несколько размеров.

— Эликсир жизни? — оживился Дамблдор. — Замечательно, Николас.

— На какой период времени он вам потребуется?

— Примерно месяца на три.

— Что ж, в таком случае мне придется взять трехмесячный запас для нас с Пернеллой.

Фламель достал волшебную палочку и наколдовал из воздуха небольшой флакон, наложил на него чары, после чего направил палочку на сосуд с эликсиром, и хрустальная крышка со звоном отскочила в сторону. Фламель погрузил флакончик в сосуд и зачерпнул эликсир, затем вынул заполненный до краев флакончик, бережно закупорил пробкой и убрал во внутренний карман своей мантии. Покончив с этим, он накрыл сосуд хрустальной крышкой и спросил:

— Куда я могу его спрятать?

Дамблдор легким кивком указал на стоящий в противоположной стороне кабинета внушительный шифоньер и пояснил:

— Этот шкаф запечатан стандартным набором заклинаний. Отоприте его, Николас, достаньте оттуда то, что там лежит, а на освободившееся место поставьте сосуд с эликсиром.

Фламель подошел к шифоньеру, поднял волшебную палочку и стал бормотать заклинания. Шкаф открылся на удивление бесшумно. Ученый направил палочку внутрь и применил Манящие чары. Ничего не произошло. Тогда он пробормотал длинную магическую формулу, очевидно, собственного изобретения (в числе прочих научных открытий Фламеля числился и способ приманивать древние артефакты, неподдающиеся стандартным Манящим чарам). Из глубины шифоньера с едва различимым ухом шуршанием выплыла очень легкая серебристая ткань, которая мгновение спустя повисла в его руках.

Глаза Фламеля тотчас засветились живым интересом:

— Это… Неужели это она? Та самая? — спросил он, не сводя с мантии-невидимки (а это была та мантия-невидимка, что оставил Снейп во время своего недавнего визита в директорский кабинет) восхищенного взора.

— Нет, — ответил Дамблдор, наблюдавший за происходящим с не меньшим интересом, чем его французский друг. — Но очень похожа. Вы согласны, Николас?

— Трудно судить, — произнес Фламель, с нескрываемым любопытством разглядывая мантию. — Обычным Манящим чарам не поддается, что уже весьма настораживает. Но для того чтобы доподлинно установить ценность изделия, необходимо провести ряд исследований.

— Сколько времени это займет? — спросил Дамблдор.

— У магглов на подобную диагностику может уйти вся жизнь, и при этом они не сдвинутся с мертвой точки в своих изысканиях. Мне же потребуется, как я полагаю, не меньше полутора-двух часов.

— А если… в ваших руках окажется подлинный образец? За какое время вы смогли бы сравнить его с тем изделием, которое сейчас находится у вас, чтобы точно установить, в чем состоят их сходства и различия?

— Подлинный образец?! — Фламель поднял на Дамблдора недоверчивый, но полный неподдельного интереса взгляд. — Неужели вы хотите сказать…

— Вот именно, Николас, — Дамблдор был весьма доволен произведенным эффектом. — Та самая Мантия тоже находится здесь. Самый высший и совершенный из трех Даров Смерти. Она заперта в верхнем ящике вот этого стола, — он указал взглядом в сторону директорского стола, куда Гарри убрал свою мантию-невидимку. — Хотите на нее взглянуть?

Фламель глядел на Дамблдора словно завороженный. Наконец он опомнился и быстро проковылял к директорскому столу. Несколько мгновений спустя он уже держал в руках мантию-невидимку, которую принес Гарри; другая же мантия-невидимка теперь висела на его полусогнутой правой руке. В глазах ученого, внимательно разглядывающего бесценный раритет, отражался немой восторг.

— Так сколько времени вам потребуется на то, чтобы сравнить эти две мантии? — вывел его из состояния блаженного оцепления голос Дамблдора.

— Учитывая обстоятельства… учитывая возможность сравнить предложенную вами мантию с подлинным образцом… думаю, я сумею справиться примерно за полчаса.

— Когда же вы смогли бы приступить к делу? — спросил Дамблдор.

— Если вы не возражаете, то прямо сейчас.

— Тогда приступайте.

Фламель аккуратно разложил обе мантии на столе и наколдовал необходимые для исследования приборы: большой микроскоп, с виду напоминающий астрономический телескоп, серебряные ножницы, иглы и пинцеты разных размеров, а также — различного вида сосуды, реторты и колбы с водой.

Дамблдор, с интересом наблюдавший за деловито расставлявшим свой инструментарий коллегой, невольно улыбнулся:

— Браво, Николас! Вы в считанные мгновения превратили этот кабинет в самую настоящую великолепно оборудованную алхимическую лабораторию. Для полного подобия недостает разве что вашего знаменитого атанора[1] с Философским Яйцом[2].

— Атанор с Философским Яйцом являются необходимыми, можно даже сказать — главными инструментами в процессе Великого Делания[3]. Для данного теста они не потребуются. Сделайте милость, Альбус, не отвлекайте меня.

Фламель стал водить своей волшебной палочкой по обеим мантиям, произнося заклинания и время от времени спрыскивая каждую из них водой из различных колб. Затем он поочередно внимательно рассмотрел мантии под микроскопом, стараясь не упустить из вида ни малейшей детали. При этом ножницы, иглы, пинцеты и прочие колюще-режущие предметы, которые теперь в изобилии оснащали директорский стол, ученый так и не рискнул применить ни к одной из мантий.

Наконец он отодвинул в сторону микроскоп, бережно сложил на столе обе мантии и устремил на Дамблдора выразительный взгляд.

— Что скажете, Николас? — спросил Дамблдор, не сводя со своего французского приятеля пронзительных голубых глаз. — Каким будет ваш вердикт?

— Нда-с, нелегкую задачу подкинули вы мне, мой друг. Тут определенно есть над чем поразмыслить, — Фламель демонстративно поскреб затылок. — Они почти идентичны, Альбус. Есть, конечно, незначительные различия в фактуре материала, в плотности и цвете ткани, но они обнаруживаются только при очень внимательном рассмотрении. Основное же различие этих изделий состоит вот в чем.

Он коснулся одной из мантий-невидимок волшебной палочкой, и на кромке подола этого изделия отобразился совсем небольшой по размеру и едва различимый даже для глаза волшебника мерцающий золотистый символ в виде круга с пересекающей его вертикальной чертой, которые вместе были заключены в чуть ярче очерченный по своим границам треугольник.

— Видите, Альбус? — спросил Фламель. — Это знак качества. Он указывает на то, что именно эта Мантия является подлинной.

— Знак Даров Смерти, — завороженно произнес Дамблдор. — Поразительно!

— Полагаю, что в том случае, если эта Мантия находится в руках своего настоящего владельца, этот символ проступает на ней сам по себе, без прикосновения волшебной палочкой.

— А что вы скажете о другой мантии, Николас? — живо поинтересовался Дамблдор.

— На другой мантии, разумеется, такого знака нет. Но если отбросить в сторону упомянутые мною ранее незначительные различия, то по своим свойствам, как я и говорил, она почти идентична первой. Это просто удивительно, но данное изделие практически в точности воспроизводит подлинный артефакт, сохраняя его уникальные качества и функциональность. Эта мантия, как и ее легендарный прообраз, не изнашивается, не рвется, не тускнеет от старости, а наложенные на нее чары не истощаются и не могут быть нейтрализованы разоблачающим заклятием[4]. Главное же заключается в том, что данная копия по всем показателям проходит фирменный тест от Николаса Фламеля на предмет соответствия подлинному артефакту. Вот, поглядите!

Он взмахнул волшебной палочкой. Обе мантии со свистящим шелестом взлетели вверх, на мгновение неподвижно зависли в воздухе, а затем сложились в замысловатую фигуру, в которой безошибочно распознавался символ Даров Смерти.

— Вы понимаете, что это означает, Альбус? — Фламель бросил на Дамблдора выразительный взгляд.

— Я хотел бы услышать ответ на этот вопрос от вас, любезный друг.

[1] Слово «атанор», которым алхимики называли глиняную печь с платформой или подставкой на середине, происходит от al-tannuor, что по-арабски означает просто «печь» (см.: Holmyard E. J. Alchemy. Dover Pub., N. Y., 1990. — P. 47).

[2] Философским Яйцом (Ovum Philosophorum) называется внутренняя часть философского сосуда, то есть — колба или реторта, помещенная в атанор.

[3] То есть — в процессе изготовления Философского камня.

[4] Об уникальных свойствах Мантии-невидимки, позиционирующейся в мире Поттерианы как один из трех Даров Смерти, а также — об особенностях данного артефакта, отличающих его от обычных мантий-невидимок, говорится в книге Дж. К. Роулинг «Сказки барда Бидля» (ориг. The Tales of Beedle the Bard) в комментариях Альбуса Дамблдора к «Сказке о трех братьях» и в Примечаниях. (См.: Роулинг Дж. К. Сказки барда Бидля. — М. Росмэн, 2008). Любопытно, кстати, что обычные мантии-невидимки встречались не только в мире волшебников. В частности, существуют сведения, что некие «мантии-невидимки» фигурируют в записях о закупках реквизита для шекспировского театра «Глобус». Их носили рабочие сцены, менявшие реквизит; зрители таким образом понимали, что на тех не следует обращать внимания. (Источник: Лекция искусствоведа Алексея Бартошевича «Для кого был написан "Гамлет"?» — http://postnauka.ru/lectures/45106).

Воцарилось напряженное молчание. Наконец Фламель спросил:

— Полагаю, вы знаете волшебника, который изготовил эту мантию? — он легким кивком указал в сторону одного из серебристых полотен, все еще висевших в воздухе, очерчивая символику Даров Смерти.

— Разумеется, Николас, — ответил Дамблдор. — Я думаю, что и вы тоже знаете его. Не так ли, друг мой?

— Давайте оставим этот вопрос открытым. Для нас сейчас важно другое. Скажите, Альбус, почему вы попросили меня исследовать эту мантию? Для чего вам потребовалось сравнивать ее с подлинным артефактом? — Фламель опустил палочку, и обе мантии бесшумно расправились в воздухе, плавно опустились на стол и сложились в два аккуратных свертка.

— Попробуем списать это на свойственное мне от природы праздное любопытно, — ответил Дамблдор. — Мне просто было интересно, что вы об этом думаете, Николас.

— Будьте осторожны, Альбус, — предупредил Фламель. — Сдается мне, что тут все не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Он вгляделся в голубые глаза бывшего директора Хогвартса и, понизив голос, произнес:

— Я слышал… краем уха… что некий волшебник сумел восстановить некогда разрушенный вами, любезный друг, Воскрешающий камень в его первозданном виде. Это действительно так?

— Вы неплохо проинформированы, Николас, — ответил Дамблдор.

— Надеюсь, вы понимаете, что для того, чтобы это сделать, отнюдь не достаточно просто взмахнуть волшебной палочкой и сказать «Репаро»?

Дамблдор ничего не ответил, продолжая выжидательно глядеть на своего коллегу.

— Поверьте, Альбус, мне довелось немало повидать за мою необыкновенно… я бы даже сказал — неестественно долгую жизнь. Я был свидетелем невероятных чудес магии, происходящих во всем мире. Я сам — откинув в сторону скромность — могу заявить о множестве сделанных мною открытий в области изучения магии всевозможных видов и уровней. Не считая моих многочисленных трудов по алхимии. Но даже я очень сильно сомневаюсь, что всех моих знаний и магических способностей будет достаточно для того, чтобы рискнуть проделывать подобные… эксперименты с Дарами Смерти.

— Простите, но я предпочел бы, чтобы вы выражались яснее, Николас.

— Изготовление мантии, практически в точности воспроизводящей по своим свойствам ту, что является подлинным артефактом, обозначаемым как Дар Смерти, и восстановление — и надо полагать, осуществленное весьма успешно — другого артефакта — Воскрешающего камня, одного из наиболее темных и опасных предметов из всего сущего — дело рук одного и того же волшебника, не так ли, Альбус?

— Я этого не утверждал, — заметил Дамблдор.

— Надеюсь, вы понимаете, какими последствиями грозит хранение и, не дай Мерлин использование такой «милой» вещицы, как Воскрешающий камень?

— Более чем, — ответил Дамблдор, внимательно осматривая свою правую руку, которая теперь не была почерневшей и сморщенной, как будто обгоревшей, но явно помнила иные времена.

— Знаете, Альбус, я дам вам совет, если позволите.

— Мне будет весьма любопытно его услышать.

— Обратитесь к Кассандре.

— Что?

— Обратитесь к Кассандре. Она знает все.

— Вы говорите о Кассандре Трелони, друг мой?

— А разве вам известна другая Кассандра?

В кабинете снова воцарилось молчание. Фламель бережно поставил сосуд с эликсиром жизни в открытый шкаф, а рядом уложил мантию, оставленную Снейпом. Затем он снова убрал в ящик мантию Гарри и пояснил:

— Я положил обе мантии на их прежние места, чтобы их владельцы смогли беспрепятственно их забрать. Думаю, что волшебнику, изготовившему вторую мантию, прекрасно известно, что я отдал вам эликсир жизни, если только он не имеет прямого отношения к этому вашему поручению, что очень возможно. Поэтому я не стал прятать эликсир отдельно.

— Так что насчет Кассандры, Николас? — напомнил ему Дамблдор.

— Ах да, — отозвался Фламель. — Полагаю, вы сможете связаться с ней через… своего посланника.

— Гарри?

— Вот именно. Проникнуть в иную магическую плоскость, в которой обитает Кассандра, может лишь подлинный Повелитель смерти. А это как раз мистер Поттер, если я правильно понимаю.

— Вы что-то знаете, не так ли, Николас? — спросил Дамблдор, напряженно глядя на старого друга. — Вы, определенно, располагаете сведениями о том, кто изготовил мантию и восстановил Воскрешающий камень — если принять как правду высказанное вами предположение, что это был один и тот же волшебник, хотя повторюсь: я этого не утверждал. Так почему бы вам самому не рассказать мне обо всем, что вам известно?

— Видите ли, Альбус, около полутора столетий назад, когда вас, любезный друг, еще не было на свете, Кассандра Трелони изрекла пророчество. Я оказался одним из немногих свидетелей этого знаменательного события. И единственным из всех, кто жив по сей день. Это пророчество находится в ведении Высших Сил, так что я не имею права его разглашать. Я должен был лишь исполнить одно указание самой Кассандры, чтобы пророчество не вступило в противоречие с важнейшим волшебным законом, запрещающим какие бы то ни было изменения во времени. Иными словами, чтобы позволить свершиться более позднему пророчеству, которое сделала праправнучка Кассандры Сибилла Трелони.

— Вы хотите сказать, — уточнил Дамблдор, осторожно перебирая пальцами свою серебристую бороду, — что если бы вы по поручению Кассандры каким бы то ни было образом не вмешались в ход событий, то пророчество Сибиллы касательно Гарри Поттера и Темного Лорда не имело бы никакой силы?

— Вот именно, — согласился Фламель. — Если бы я своевременно не исполнил поручение Кассандры и не проследил бы, чтобы тот, кому я передал ее указание, выполнил ее волю надлежащим образом, то все могло сложиться иначе, и последствия могли оказаться совершенно непредсказуемыми.

Он извлек из внутреннего кармана своей поношенной малиновой мантии небольшой пустой и плотно закупоренный стеклянной пробкой флакон. Направил на флакон волшебную палочку, и пробка с мелодичным звоном выскочила и отлетела на стол. Затем медленно поднес палочку к виску, и на ее кончике засеребрилась тонкая нить. Не торопясь, ученый вытянул нить и опустил ее в пустой флакон, где она немедленно сложилась кольцами, а затем расширилась и улеглась, взвихрившись, словно газ.

Фламель приставил палочку к виску и вытащил еще одну серебряную нить, которую затем опустил в тот же флакон.

— Я оставил здесь два своих воспоминания, — пояснил он, — снова поворачиваясь к портрету Дамблдора. — Они будут важны для того, чтобы вы смогли восстановить полную картину произошедших событий. Будьте добры, Альбус, передайте их мистеру Поттеру. Пусть он просмотрит их в надлежащее время. Но помните: увидеть их он сможет не раньше, чем попадет к Кассандре и своими ушами услышит сделанное ею пророчество. В противном случае он не увидит в Омуте памяти ничего существенного, и воспоминания утратят для него свою силу. Тогда он уже не сможет воспользоваться ими в должный момент.

Фламель убрал флакон с воспоминаниями в тот же ящик стола, куда до этого положил принесенную Гарри Мантию-невидимку, запер ящик заклинаниями и подошел к разбитой чашке.

— Репаро! — произнес он, направив волшебную палочку на разбросанные по полу кабинета осколки фарфора. Осколки моментально срослись, и чашка стала как новенькая.

— Портус! — скомандовал Фламель, наставив палочку на восстановленную чашку, которая тут же со звоном задрожала, заискрившись голубым сиянием, а спустя несколько мгновений снова погасла и успокоилась.

— Да, Альбус, — торопливо предупредил он, — не забудьте сказать мистеру Поттеру, что только он один сможет попасть к Кассандре. И главное, что он сумеет сделать это лишь тогда, когда больше всего на свете этого пожелает.

Дамблдор встревоженно взглянул на своего коллегу.

— Вы, вероятно, забыли, что то зеркало заколдовано, Николас, — с грустью сказал он. — В свое время я хорошенько над ним поработал. Это было необходимо для той светлой цели, о которой вам прекрасно известно, друг мой.

— Полагаю, те чары развеялись после вашей смерти. А если и нет, то оно все равно не утратило своих изначальных свойств. В любом случае, Альбус, это единственный путь. Но нельзя сообщать о нем напрямую. Необходимо, чтобы мистер Поттер сам обо всем догадался, иначе волшебство не сработает, и все усилия окажутся бесполезными.

— Но ведь есть и иной способ, Николас, — возразил Дамблдор. — Гораздо более быстрый и безопасный.

— Нет, Альбус, — ответил Фламель, печально покачав головой. — Сожалею, но я не имею права этого делать. Я могу позволить себе открыть этот путь лишь единожды и только тогда, когда исполняю важнейшее поручение. При данных обстоятельствах это далеко не так, и в любом случае я уже давно использовал эту единственную возможность.

Он простился с Дамблдором, поспешно схватился за портал и в следующее мгновение унесся прочь, словно подхваченный со всех сторон мощным порывом ветра.

* * *

— Гарри! — тихо позвала Гермиона. Сладко зевнув, она взяла в руки пухленькую книжечку, с обложки которой на нее смотрело суровое лицо волшебника с прищуренными проницательными глазами. — Гарри, пожалуйста, подойди сюда!

Гарри, только что закончивший давать поручения Кричеру (тот, выслушав указания хозяина, мгновенно исчез из кухни, словно растворившись в воздухе), приблизился к столу, за которым сидела Гермиона; одной рукой она придерживала за ручку чайную чашку, время от времени прихлебывая чай, а другой начала неохотно пролистывать книгу.

— Гарри, как ты думаешь, почему профессор Дамблдор попросил меня изучить эту книгу?

— Понятия не имею, — ответил Гарри. — Если бы он хотел получить какие-либо сведения о Северусе Снейпе, хоть чуточку близкие к действительности, он предложил бы прочесть все что угодно, но только не книгу, автором которой является Рита Скитер.

— С каких это пор ты стал таким умным, Гарри? — Гермиона иронично улыбнулась и жестом пригласила друга присесть на соседний стул.

Гарри откашлялся, отодвинул стул и сел рядом с ней.

— Если честно, то я вообще не понимаю, к чему профессору Дамблдору понадобилось ворошить прошлое, — задумчиво сказал он. — Северус Снейп умер и, надеюсь, покоится с миром.

— Очевидно, профессору Дамблдору необходимо что-то выяснить, и причем выяснить любыми путями, — Гермиона снова отхлебнула солидный глоток чаю и с задумчивым видом поставила чашку на стол. — А что касается Риты Скитер, то ты, конечно, прав, Гарри, но лишь отчасти. На страницах ее книг порою встречаются действительно правдивые факты, вот только выудить их из бесконечного потока грязи, которым мисс Скитер щедро поливает героев своих «бестселлеров» зачастую оказывается весьма и весьма проблематично…

Она снова закрыла книгу, отложила ее на стол рядом с недопитой чашкой чая и устремила на Гарри взгляд, исполненный бесконечной тоски:

— Ах, Гарри! Если бы ты только знал, до чего же мне их не хватает! Когда же наконец вернется Рон, и когда я снова смогу увидеть Рози и Хьюго?

Гарри понимающе улыбнулся и ответил:

— Я тоже очень скучаю по Джинни и детям, Гермиона. Рон, по крайней мере, время от времени навещает нас, и ты можешь убедиться, что с ним все в порядке. Чего не скажешь обо мне: я чувствую, что здесь не все так просто, и мне лучше пока не видеться с родными, чтобы не навлечь на них неприятностей.

В глазах Гермионы отразилось сочувствие.

— Не переживай, Гарри. Скоро все утрясется, вот увидишь.

— Надеюсь, что рано или поздно все это закончится, и мы снова сможем быть с нашими семьями, — отозвался Гарри. — В любом случае не сомневаюсь, что миссис Уизли сумеет как следует присмотреть за всеми своими внуками и внучками.

— Как у тебя с работой? — Гермиона взглянула на друга с некоторой обеспокоенностью. Она, как и Гарри, работала в Министерстве магии, где, вопреки убеждениям своей далекой юности, когда она смеялась над идеей стать юристом, занимала достаточно высокую должность в Отделе обеспечения магического правопорядка[1]. Теперь Гермиона уже не так скептически относилась к своей специальности и была рада, что вносит свою лепту в семейный бюджет. Как бы то ни было, идея завязнуть в рутине домашнего хозяйства ее совсем не вдохновляла. Она презрительно морщила свое хорошенькое личико, как только представляла себя чинной матроной в домашнем халате и в белом фартуке, денно и нощно горбатившейся на кухне в окружении оравы голодных ребятишек. Нет, она нипочем не хотела повторять судьбу своей милейшей свекрови Молли Уизли! С тех пор как Рон неожиданно оставил свой пост в Отделе управления мракоборцев в Министерстве и целиком погрузился в коммерцию, помогая своему брату Джорджу, Гермиона стала главным добытчиком в семье и была чрезвычайно горда этим обстоятельством. Более того, где-то в альтернативной реальности Гермиона видела себя ни больше ни меньше как сверхважной особой, занимающей пост министра магии, и, что уже совсем не вязалось ни с чем и выходило за рамки всего возможного и невозможного, почему-то чернокожей[2].

Лицо Гарри мгновенно стало серьезным.

— В Министерстве сейчас происходит что-то странное, — проговорил он, понизив голос. — Вероятно, ты и сама это заметила. Пока я беру плановый отпуск, а там посмотрим. Полагаю, нам с тобой придется временно оставить работу. Политическая ситуация в магической Британии неожиданно изменилась не в нашу пользу, и ждать каких-либо улучшений не стоит — по крайней мере, в ближайшее время. В любом случае появляться в Министерстве сейчас крайне опасно. Все отделы заполонили стукачи, которые, похоже, находятся под Империусом.

— Ты думаешь? — Гермиона насторожилась. — Как же удачно получилось, что я сейчас в отпуске. Но как нам быть дальше?

— Ну, пока на моем счету в «Гринготтсе» достаточно накоплений, а позже подумаю, на чем можно подзаработать. А тебе предлагаю на время расслабиться и спокойно передать бразды правления своему мужу.

Гарри отважился поднять взгляд на подругу и увидел ее печальное лицо.

— Поверь мне, так будет лучше, — добавил он, поглядев ей в глаза. — Не переживай, мы вернемся, как только это станет возможно. А до тех пор очень разумно использовать эту вынужденную передышку для того, чтобы наиболее плодотворно выполнять нашу миссию.

— Да… — неуверенно отозвалась Гермиона. — Да, Гарри, наверное, ты прав.

Она сделала очередной глоток чаю и снова неохотно взяла книгу Риты Скитер.

— Давай просмотрим ее вместе, — предложила она.

Гарри кивнул, приблизил свою голову к плечу Гермионы; оба они склонились над книгой, на обложке которой тут же заискрились и замелькали разными цветами буквы, складывающиеся в название: «Северус Снейп: сволочь или святой?»

Гермиона раскрыла книгу на первой главе с красноречивым подзаголовком: «Тайна рождения и прочие секреты», и друзья приступили к чтению.

[1] Данная информация официально подтверждена самой Дж. К. Роулинг. Писательница делилась сведениями о деталях, не вошедших в Эпилог Поттерианы: «…Гермиона… что ж, я думаю, она сейчас занимает достаточно высокую должность в Отделе магического правопорядка. Я бы предположила, что ее интеллектуальный потенциал и ее знания о том, как действуют Темные искусства, действительно дали ей достаточно прочный фундамент. Они (Гарри, Рон и Гермиона) сделали новый мир». [Источник: Vieira, Meredith. "JK Rowling One-On-One: Part One." Today Show (NBC), 26 July 2007 (http://www.accio-quote.org/articles/2007/0726-today-vieira1.html)]. О министерской деятельности Гермионы Грейнджер упоминается также в статье Дж. К. Роулинг «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу» (ориг. DUMBLEDORE'S ARMY REUNITES AT QUIDDITCH WORLD CUP FINAL), написанной от лица Риты Скитер для газеты «Ежедневный пророк» и датированной 2014 годом — периодом, непосредственно предшествующим тридцать четвертому дню рождения Гарри Поттера: «Гермиона Грейнджер всегда была femme fatale этой компании. СМИ уже много раз писали о том, как она в молодости заигрывала с чувствами юного Поттера, затем поддалась чарам мужественного Виктора Крама, в итоге остановив свой выбор на верном друге Роне. Сейчас, занимая пост замглавы Отдела магического правопорядка, она один из кандидатов на повышение в министерстве. И конечно же, она еще и счастливая мать двоих детей — сына Хьюго и дочери Розы. Доказывает ли пример Гермионы Грейнджер, что "ведьма может успеть везде"? (Нет, не может, если судить по ее прическе)» (официальный источник: https://www.pottermore.com/?returnPath=en/daily-prophet/qwc2014/2014-07-08/dumbledores-army-reunites; русскоязычные версии: http://tjournal.ru/paper/rita-skeeter-column?from=rss и http://www.adme.ru/vdohnovenie/dzhoan-rouling-napisala-rasskaz-o-34-letnem-garri-pottere-719410/#image6825160; см. примеч. выше).

По поводу чернокожей и занимающей пост министра магии Гермионы отсылка к пьесе Джека Торна и Джона Тиффани «Гарри Поттер и Проклятое дитя» (ориг. Harry Potter and the Cursed Child) (2016), позиционирующейся как официальное продолжение Поттерианы, а также — к словам самой Дж. К. Роулинг: «Нигде не сказано, что Гермиона была белой».

[2] По официальным данным Pottermore, через два года после того, как Рональд Уизли приступил к своей работе в Отделе управления мракоборцев в Министерстве магии, он оставил эту должность, чтобы помочь своему брату Джорджу Уизли на коммерческом поприще. Заняв место своего погибшего брата Фреда, Рональд стал совладельцем магазина «Всевозможные волшебные вредилки» вместе с Джорджем. О работе Рональда Уизли в постхогвартский период говорится в статье Дж. К. Роулинг «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу» (ориг. DUMBLEDORE'S ARMY REUNITES AT QUIDDITCH WORLD CUP FINAL), написанной от лица Риты Скитер для газеты «Ежедневный пророк» и датированной 2014 годом — периодом, непосредственно предшествующим тридцать четвертому дню рождения Гарри Поттера: «Сразу после той битвы рыжеволосый Рональд Уизли получил работу в Министерстве Магии вместе с Поттером. Через два года он оставил свою должность, чтобы стать одним из управляющих в магазине "Всевозможные волшебные вредилки". Был ли он так уж рад помочь своему брату Джорджу с бизнесом, как говорил? Или же ему просто надоело постоянно находиться в тени Поттера? Была ли работа в департаменте мракоборцев слишком сложна для того, кто когда-то признался, что уничтожение крестражей "плохо сказалось на нем"? Со стороны никто не найдет у Уизли признаков умственного расстройства. Однако общественности просто не дают подобраться к нему ближе, чтобы сделать объективные выводы. Не кажется ли это подозрительным?» (официальный источник: https://www.pottermore.com/?returnPath=en/daily-prophet/qwc2014/2014-07-08/dumbledores-army-reunites; русскоязычные версии: http://tjournal.ru/paper/rita-skeeter-column?from=rss и http://www.adme.ru/vdohnovenie/dzhoan-rouling-napisala-rasskaz-o-34-letnem-garri-pottere-719410/#image6825160; см. примеч. выше).

«Дорогие читатели!

Перед вами книга, посвященная одному из самых загадочных и могущественных волшебников, чье имя можно смело поставить рядом с именами таких широко известных в магическом мире людей, как герой моего прошлого биографического бестселлера Альбус Дамблдор и некий волнующий умы многих поколений волшебников и волшебниц темный колдун, которого все мы привыкли именовать Сами-Знаете-Кем.

Да-да, не удивляйтесь, мои дорогие: по своей магической силе Северус Снейп, вероятно, ничуть не уступает тому, кого сам он и ему подобные называли "Темным Лордом".

Не так давно стали известны некоторые подробности из жизни Северуса Снейпа, которые шокировали добрую половину волшебного населения. Долгое время многие колдуны и колдуньи считали, что Снейп состоит на службе у Темного Лорда и весьма прилежно исполняет все указания своего Повелителя. Сами Пожиратели смерти часто толковали между собой о том, что Сами-Знаете-Кто считал Северуса своим самым верным и преданным слугой, которому он смело мог поручить наиболее сложные и ответственные задания.

Однако несколько месяцев назад появились новые сведения, касающиеся деятельности Северуса Снейпа, заставившие магическую общественность взглянуть на его взаимоотношения с Темным Лордом под другим углом. Сведения эти были получены ни кем иным, как самим Гарри Поттером, также называемым "Мальчиком, Который Выжил" или "Избранным" — уникальным юным волшебником, которому дважды удалось каким-то загадочным образом противостоять убийственному заклинанию, наложенному Сами-Знаете-Кем, и в итоге сразить того, кого считают самым темным и опасным волшебником всех времен и народов.

Согласно этим рассекреченным сведениям, полученным мистером Поттером якобы из воспоминаний самого Северуса Снейпа, Северус лишь весьма успешно притворялся, что служит Темному Лорду, на самом же деле он со всей возможной добросовестностью выполнял поручения Альбуса Дамблдора, направленные на то, чтобы сразить Темного Лорда и уничтожить все зло на земле… "ради общего блага"»…

Тут из страницы книги между строчками выплыло знакомое лицо стервозного вида блондинки с зеленым пером, лукаво подмигивавшей своим читателям из-под роговых очков, оправа которых была усыпана мелкими фальшивыми драгоценными камешками.

Гарри и Гермиона с видимым отвращением проводили появившуюся и тут же скрывшуюся за строчками книги картинку и снова погрузились в чтение.

«Однако насколько эти новые данные в конечном счете окажутся правдивыми — вот вопрос, который, я уверена, и по сей день занимает магическую общественность. Кем же на самом деле является этот таинственный, вечно ускользающий из поля зрения самых могущественных магов нашего времени Северус Снейп? Волшебник, в совершенстве владевший легилименцией и окклюменцией — навыками доступными лишь единичным представителям магического мира, из которых автор этой книги может выделить только двоих, кто владел этими умениями наравне со Снейпом — это Альбус Дамблдор и Тот-Кого-Нельзя-Называть. Колдун, которому под силу самостоятельно изобретать заклинания различных видов — в числе которых были, несомненно, самые темные и опасные, к коим, в частности, относится, его знаменитое заклятие Сектумсемпра. Единственный из всех живших в наше время — да, убеждена, — и во все другие времена — чародеев, кто, — согласно неоспоримым свидетельствам профессора Филиуса Флитвика, ведущего курс заклинаний в Школе чародейства и волшебства Хогвартс, а также — профессора Помоны Спраут, преподающей в той же Школе травологию, — разделяет уникальную способность летать без задействования метлы, фестрала, портала и других магических средств и способов передвижения по воздуху с самим Темным Лордом, который, согласно бытующему поверью, перенял этот дар у легендарного Салазара Слизерина.

Неужели же такому, бесспорно, феноменальному волшебнику, способному долгие годы с ежесекундным риском для жизни исполнять роль "двойного агента" с таким успехом, что ни Альбус Дамблдор (к слову сказать, лично ходатайствовавший за Снейпа во время следственных процессов над Пожирателями смерти после гибели четы Поттеров, без звука назначивший Северуса на должность преподавателя зельеварения в Хогвартсе, а позднее — и отдавший ему полномочия декана факультета Слизерин; более того, согласно полученным от Гарри Поттера данным, в конце концов сделавший все для назначения Снейпа на пост директора Хогвартса), ни сам Темный Лорд ни разу не заметили подвоха и не усомнились в своем исполнителе, не под силу сфабриковать свидетельства, которые по каким-либо причинам могли сыграть ему на руку? Возможно ли, что сам Северус Снейп тщательно поработал над своими воспоминаниями, изменив их так, как ему хотелось, прежде чем он соизволил передать их Гарри Поттеру?»

— Возмутительное кощунство! — воскликнул Гарри. — Как эту Скитер только земля носит?!

— Не отвлекайся, Гарри, — сказала Гермиона. — Лучше читай внимательно, чтобы не упустить ничего важного.

Они снова склонили головы над книгой и продолжили чтение.

«Итак, дорогие читатели, давайте обратимся к фактам.

Согласно сведениям из архивов с личными данными преподавателей и студентов Хогвартса, Северус Снейп родился девятого января тысяча девятьсот шестидесятого года. Он был единственным, но, похоже, не слишком любимым сыном чистокровной волшебницы Эйлин Принц и маггла Тобиаса Снейпа. О матери Северуса Эйлин Принц известно лишь то, что она в свое время училась в Хогвартсе на факультете Слизерин. В хогвартской библиотеке сохранилась вырезка из газеты с фотографией пятнадцатилетней Эйлин (копия этой фотографии прилагается ниже). Согласно подписи под фотографией, будущая миссис Снейп была капитаном школьной команды по игре в плюй-камни».

Гермиона перелистнула страницы книги до первой заметки в разделе «Приложения», и они с Гарри увидели фотографию очень худенькой девочки-подростка с густыми бровями и длинным бледным лицом, отражавшим одновременно сварливость и замкнутость. Под фотографией виднелась подпись, оформленная в виде бегущей строки: «Эйлин Принц, капитан команды Хогвартса по игре в плюй-камни»[1].

— Помнишь, Гарри, — задумчиво проговорила Гермиона, — когда мы были на шестом курсе, я нашла эту фотографию в библиотечном архиве хогвартских периодических изданий и показала ее тебе? Признаться, меня ужасно раздражал этот «Расширенный курс зельеварения», подписанный Принцем-полукровкой, рекомендации которого помогали тебе завоевывать незаслуженную репутацию отменного мастера зельеварения.

Гарри лишь утвердительно кивнул и жестом попросил Гермиону вернуться к чтению. Та послушно перелистнула страницы обратно.

«Что касается происхождения Эйлин Принц, то оно до сих пор остается тайной за семью печатями. Я лично пыталась найти хоть какие-то зацепки, которые могли вывести меня на какие-либо сведения о ее родне, но в конце концов была вынуждена отказаться от этой бесполезной затеи и признать тщетность своих усилий. Даже в известной книге "Природная знать. Родословная волшебников", где содержатся все сохранившиеся к данному времени сведения о семьях чистокровных волшебников, нет никакой информации относительно фамильной принадлежности Принцев к какому-либо из известных древних волшебных родов, хотя не исключена возможность, что эти сведения каким-то образом зашифрованы.

Отсутствие информации о родне Эйлин Принц, естественно, вызвало у меня множество вопросов. Действительно ли мать Северуса Снейпа была чистокровной волшебницей? Если да, то куда исчезли данные о ее родне? И главное, если принять факт чистокровности Эйлин за правду, то почему она вышла замуж за маггла и поселилась вместе с ним городке Коукворт, расположенном недалеко от побережья Англии, в заброшенном районе, который чистокровные волшебники называют "маггловской клоакой"? Именно в этом районе на невзрачной, загрязненной фабричным дымом улице под названием Паучий тупик, в нищенском домике (фотографию внешнего вида и интерьера этого дома см. в "Приложениях") и родился герой этой книги.

Детство Северуса, по свидетельствам соседей-магглов (не могу поручиться, что подобным свидетельствам стоит доверять без оглядки, но за неимением иных аргументов мы можем допустить предположение, что их слова являются правдой), было унылым и безотрадным. Родители мальчика часто ссорились; временами их разборки доходили до драк. Ребенок постоянно недоедал и ходил в обносках. Подобное положение вещей невольно наводит на мысль, что юная Эйлин, влюбившись в маггла, использовала приворотные чары, чтобы женить его на себе, а когда чары рассеялись, маггл стал в открытую выражать свое пренебрежительное отношение к ней и к ребенку. Иными словами, очень похоже, что Эйлин Принц практически в точности повторила историю Мероуп Гонт, которая, использовав магию, обманным путем добилась расположения маггла по имени Том Риддл, а тот, будучи ослепленным чарами, вынужден был на ней жениться, и вследствие этой роковой ошибки на свет появился Тот-Кого-Нельзя-Называть.

Для Эйлин Принц подобная ошибка обернулась рождением ее единственного сына Северуса.

Однако, как было упомянуто мною ранее, не только истории рождения роднят этих двух, бесспорно, могущественнейших волшебников.

По свидетельствам тех же соседей, Северус рос замкнутым и нелюдимым мальчиком (здесь снова просматривается очевидное сходство со сведениями о юном Томе Риддле, осиротевшем сыне колдуньи Мероуп и маггла, в честь которого Мероуп дала сыну его имя). Маленького Снейпа редко видели на улице, впрочем, как и его мать. Да и в тех единичных случаях, когда эти двое выбирались из своего укрытия, они появлялись либо вдвоем, либо каждый поодиночке, но никто не помнит, чтобы их хотя бы раз в жизни застали в ином обществе, кроме общества друг друга.

Впрочем, так было до тех пор, пока наш герой не повстречал на одной из своих редких одиноких прогулок жившую в том же городке, но в несравненно более респектабельном доме на другой улице юную Лили Эванс, позднее ставшую матерью известного всему волшебному миру "Мальчика, Который Выжил". Соседи, знавшие Лили как милую, приветливую девочку, недоумевали, что может быть общего у нее и этого грубого, неотесанного парня, от которого даже вежливого "здравствуйте" и "до свидания" никто никогда не слышал.

— Это был мерзкий грязный оборвыш, который постоянно дерзил и шпионил за нами, — говорит о юном Снейпе старшая сестра Лили Петунья Дерсли, та самая сердобольная тетушка, которая позже приютила в своем доме сына сестры — маленького сиротку Гарри Поттера. — Мальчишка жил вместе со своими родителями у реки, в Паучьем тупике — месте, куда нипочем не ступит нога добропорядочного человека. Он все время грязно ругался и оскорблял меня, когда я подходила, чтобы увести от него свою сестру. Однажды он сделал так, что меня больно ударил по плечу толстый сук дерева. И даже не подумал извиниться! Я уговаривала Лили прекратить всякое общение с подобным отребьем, но она упорно продолжала дружить с этим противным грубияном и нахалом. В конце концов я оставила свои заведомо бессмысленные попытки каким бы то ни было образом вразумить сестру, и вскоре они вместе уехали в эту свою так называемую "школу".

[1] © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Принц-полукровка».

В годы своего обучения в Хогвартсе Северус, согласно отзывам его преподавателей и соучеников, ничуть не изменил своим привычкам. Распределяющая шляпа, как и следовало ожидать, отправила мальчика на факультет Слизерин по стопам его матери. И, учитывая приверженность юного Снейпа к Темным искусствам, которую он неизменно демонстрировал на протяжении своего дальнейшего пребывания в Хогвартсе, надо полагать, что он был рад там оказаться, несмотря на то, что его милая подружка Лили Эванс поступила на Гриффиндор.

В Хогвартсе Северус Снейп проявил себя прилежным и способным учеником, преподаватели в большинстве своем были им довольны. Особенных успехов Северус достиг в двух школьных предметах: в зельеварении (ставшем впоследствии его основной специальностью) и в защите от Темных искусств (дисциплина, которую он на определенном этапе своей учительской карьеры преподавал в течение года).

Но, несмотря на успехи в учебе, Северус Снейп продолжал оставаться замкнутым и нелюдимым юношей. Он не водил дружбы ни с кем из соучеников, а те предпочитали держаться подальше от "странного парня" (так охарактеризовали Северуса несколько его сокурсников, которых удалось разыскать и расспросить автору этой книги).

Особенно напряженные отношения сложились у Снейпа с его однокурсником Джеймсом Поттером (будущим отцом знаменитого Гарри Поттера). Никто не знает, в чем кроется основная причина возникшей между ними взаимной неприязни, но эти двое невзлюбили друг друга с первого взгляда. Джеймс был одним из лучших выпускников своего курса, непревзойденным ловцом гриффиндорской команды, любимцем многих преподавателей и душой любой компании. Конечно, на фоне столь блестящего студента замкнутый и одинокий Северус выглядел жалким заморышем. Обостряло ситуацию то обстоятельство, что оба молодых человека — Джеймс Поттер и Северус Снейп — что называется "неровно дышали" к Лили Эванс, "подруге детства" Северуса, которая в конце концов, как и следовало ожидать, предпочла бедному юноше, не имеющему ни кната (ни даже маггловского пенса) за душой, его успешного, обеспеченного соперника, каковым, несомненно, являлся Джеймс Поттер.

На последних годах обучения Северус Снейп еще больше замыкался в себе и отдалялся от однокурсников. Вот тогда-то увлечение Северуса Темными искусствами и проявилось с небывалой дотоле силой. Примерно в то же время особенно ярко выразились и его способности к зельеварению. Новые заклинания (в том числе и те, что можно смело отнести к темнейшим и опаснейшим областям магии) Снейп изобретал с той же быстротой, с какой переделывал на свой лад рецепты сложнейших зелий. Знания свои он старался держать в строжайшем секрете, но столь блестящие способности не могли укрыться от глаз вездесущего Темного Лорда, который отрядил нескольких Пожирателей смерти с целью завербовать в свои ряды такого ценного союзника. Сами-Знаете-Кто даже заставил себя в первый раз в своей жизни смириться с тем фактом, что ему придется взять к себе в услужение полукровку, поскольку обычно в его окружении были лишь чистокровные волшебники. Неоспоримые таланты и умения Северуса перевесили даже это строжайшее ограничение.

И тут моих читателей ожидает первый сюрприз. Угрюмый и нелюдимый Северус, столь яро отвергавший любые притязания на дружбу с кем-либо из своих сокурсников, на удивление быстро сошелся с новой компанией, где он практически сразу же стал "своим человеком". Следуя принятым в новых кругах веяниям моды, Северус Снейп придумал себе звучное прозвище "Принц-полукровка" (очевидно, на основе показавшегося ему остроумным сочетания фамилии его матери и его собственного полумаггловского происхождения) и даже стал подписывать им некоторые свои личные вещи, которые, надо полагать, имели для него особую ценность.

К числу подписанных таким образом вещей относится, в частности, принадлежащий Снейпу учебник Либациуса Бораго "Расширенный курс зельеварения", предназначенный для шестого года обучения в Хогвартсе. Мне посчастливилось лично просмотреть этот учебник, в настоящее время хранящийся в кабинете Горация Слагхорна, который ведет теперь в Хогвартсе курс зельеварения. Я ужаснулась тому, с какой легкостью Снейп вносил свои поправки в канонический текст учебного пособия, утвержденного Министерством магии как безусловный стандарт всех принятых норм обучения юных колдунов и чародеев. Ради интереса я переписала в свою малюсенькую тетрадку один из классических рецептов зелья в соответствии с его каноническим описанием, а затем добавила к своим записям рецепт того же зелья, учитывающий рекомендации Снейпа. Придя домой, я постаралась приготовить упомянутое зелье двумя способами: традиционным и следующим "фирменному рецепту" Снейпа. Каково же было мое удивление, когда я испытала оба полученных зелья в действии и обнаружила, что все утвержденные Министерством стандарты превращаются в ничто в сравнении с феноменальными познаниями Снейпа в области зельеварения!

Я снова наведалась в кабинет профессора Слагхорна, но уже не одна. На сей раз меня сопровождал эксперт-почерковед, которого я попросила сверить почерк в учебнике "Расширенный курс зельеварения" и в журнальных записях профессора Снейпа, где он записывал календарные планы своих уроков и производил аттестацию учеников. Как и следовало ожидать, почерк во всех случаях принадлежал руке одного и того же человека, что неоспоримо доказывает, что поправки в "Расширенном курсе зельеварения" были внесены именно Северусом Снейпом, и подпись "Принц-полукровка" оставлена в учебнике им же.

Однако эксперта встревожило другое. Он признался, что в свое время ему доводилось видеть в подлиннике подпись самого Салазара Слизерина — основателя одноименного факультета, чьи убеждения о приоритете чистокровности в мире волшебников проповедовал Темный Лорд. По утверждениям эксперта, подпись Северуса Снейпа в школьных журналах с поразительной точностью воспроизводит во всех деталях подпись его легендарного предшественника. Мы произвели поиск в школьных архивах и нашли неопровержимое подтверждение нашим заключениям, которые до того момента можно было рассматривать лишь на уровне предположений. В одном из архивов обнаружились подписи всех четырех основателей хогвартских факультетов, из которых сразу же бросалась в глаза змееобразная сдвоенная "S", воспроизводящая инициалы Салазара Слизерина, которые словно очерчивали две крупные змеиные фигуры, символизирующие его факультет. Именно таким образом подписывался в журналах и Северус Снейп (факсимиле обеих подписей приводятся в "Приложениях")».

Гарри и Гермиона снова нырнули в конец книги и, покопавшись в разделе «Приложения», увидели две факсимильные подписи, воспроизводящие сдвоенные змеевидные фигуры в форме буквы «S». Выглядело это примерно так:

ګ ς ګ ς

Факсимильная Факсимильная

подпись подпись

Салазара Слизерина Северуса Снейпа

— А что, по-моему, очень похоже, — сказал Гарри, задумчиво разглядывая образцы факсимильных подписей. — И еще эти замысловатые завитушки напомнили мне двух змей с поднятыми головками и изумрудными глазами, вырезанных в стене Тайной комнаты, тех самых, что сторожили проход в помещение и оживали, открывая этот проход, когда им отдавали соответствующий приказ на змеином языке.

— А мне кажется, — ответила Гермиона, — что все эти россказни и изыскания притянуты за уши. И сильно. Оно и понятно: эта Скитер всегда пишет в расчете на то, чтобы произвести эффект.

— Интересно, — проговорил Гарри, — как она узнала историю Мероуп Гонт, которая приворожила отца Волдеморта?

Гермиона театрально закатила глаза:

— Я тебя умоляю, Гарри, — ответила она. — По-моему, мы еще в пору нашей бытности студентами четвертого курса Хогвартса разгадали, каким образом Рита Скитер собирает информацию и раздобывает свои «эксклюзивные интервью».

— Ты хочешь сказать, что она могла присутствовать на моих уроках у профессора Дамблдора, приняв свой анимагический облик?

— Ей это не впервой, — резонно заметила Гермиона. — Не удивлюсь, если я и сейчас замечу где-то поблизости большого назойливого жука с отметинами вокруг усиков, в точности повторяющими линии ее кошмарных очков.

— Ладно, ладно, — засмеялся Гарри. — Что там дальше?

Он взял из рук Гермионы книгу, снова перелистнул страницы на то место, где они прервали чтение и, хорошенько прокашлявшись, чинно продекламировал:

— Глава вторая. «Слуга Темного Лорда или Посланник Добрых Сил?»

— Ну уж нет, Гарри! — воскликнула Гермиона. — На сегодня с меня хватит!

Она быстро встала из-за стола и отправила свою чашку с остатками чая в раковину, где за нее тут же взялась волшебная щетка.