The moment to live (гет)

Иногда — нет, наверное, довольно часто — Гермионе казалось, что Рон категорически не хочет идти на бал, но она не совсем понимала — из-за нее (все-таки прошлый их бал окончился неприятно) или вообще. Да, танцы, деловые знакомства и разговоры были не теми занятиями, которыми Рон увлекался, но... неужели он не мог понять, насколько важно их участие в этом мероприятии? Они должны были показать — не только себе, но и всему миру, который с мая разрывался от тысячи предположений, что же будет с Англией в будущем, — что они готовы бороться дальше, если это необходимо.

Как бы Гермиона ни надеялась, что конфликтов уже не будет, она твердо знала, что их не избежать. Пусть — невооруженных, но все же не избежать. В предыдущие три года было слишком много недовольств тем, какую политику проводили министры Фадж, Скримджер и Толстоватый, особенно учитывая то, что их курсы и мнения, которые они навязывали, были прямо противоположны друг другу. Один заявлял, что Тот-Кого-Нельзя-Называть мертв; второй — что тот жив и действует; третий же — что тот не представляет опасности, в отличие от человека, которого до этого считали (впрочем, не все и не всегда) светлым героем. От Флер Гермиона знала, какое недоумение и недоверие посеяла эта смута в других странах — и вот снова новый министр, новая политика, новые убеждения... и им, победителям, снова придется сталкиваться с противодействием.

Объяснить это Рону было легко, а вот то, что само собой это не разрешится (и что, более того, именно им предстоит разруливать эту ситуацию)... казалось, он не хотел этого принимать.

Порой он казался ей совсем ребенком — ответственность переложить на других, права качать себе, — но в то же время ребенком очень сознательным и даже порою проницательным. Рон знал, что она не уйдет на юридическое поприще, и всячески поддерживал ее в этом решении ("Там тебя заклюют, скажут, что ты не понимаешь устройства того, что собираешься менять"), но в то же время и не хотел, чтобы она посвящала себя колдомедицине.

В какой-то момент ей начало казаться, что он хочет видеть в ней подобие своей матери — женщины, безусловно, деятельной, но живущей только своей семьей и домашними делами. Может быть, Рон опирался на опыт Билла — ведь Флер, приехав работать, вышла замуж и отошла от карьеры, — но не мог же он не понимать, что она-то, Гермиона, вовсе не собирается поступать так!

Впрочем, эти мысли проходили, хоть иногда и возвращались, и Гермиона лишь надеялась, что Рон почувствует хоть толику той ответственности, которую возложил на себя Гарри.

Рон и Гарри... сколько бы в течение долгих школьных лет она не ссорилась с ними, они всегда оставались ее лучшими друзьями. Гермиона порой думала, что у нее нет девочек-подруг из-за того, что она совсем не делает шагов в стороны предполагаемой дружбы — и только подружившись с Джинни, Гермиона поняла, что бывает, наоборот, излишне деятельной. Может быть, девушке не положено с такой горячностью набрасываться, например, на новые идеи и строить грандиозные планы. Джинни такой не была — и пользовалась популярностью.

Нет, Гермиона, конечно, не ревновала к ней ни Рона, ни Гарри — да никого, в общем-то, — но все же иногда чувствовала досаду из-за того, что к Джинни прислушивались и раньше, в то время как с ее мнением считались (да и то не всегда) только тогда, когда оно относилось к учебе и другим очень серьезным делам. После войны, разумеется, Гермиона как будто приобрела больше веса в делах и решениях, но все равно оставалась "боевой подругой Гарри Поттера", как написали на ее карточке во вкладыше шоколадной лягушки.

Собственно говоря, именно ей она и была, но внутри всегда чувствовала, что способна на большее — хоть и не всегда хотела этого.

А вот Рон... он, напротив, хотел, но не спешил реализовать свои желания. "Еще успеется — мне всего восемнадцать", говорил он и возвращался к плюй-камням или квиддичу. Рон был мальчишкой — серьезным при всей своей ребячливости — и, наверное, потому они с Гермионой дополняли друг друга.

Иногда, словно неожиданно вспоминая, насколько они разные, ей становилось страшновато — как будто порой она не видела для них будущего. Но проходили дни, недели и месяцы, а Рон все так же кривился и отмахивался, если нужно было делать уроки или изучать брошюры академии при Аврорате, но все так же неизменно признавал ее право на свою точку зрения и даже пытался понять ее.

"Хорошо, что он вовсе не бескомпромиссный", думала Гермиона, подсовывая ему в журнал по квиддичу пергамент со списком необходимых к изучению заклинаний.

При всех своих совершенно различных интересах вместе им было... гораздо легче, чем в начале думала Гермиона. Первое время они, конечно, чувствовали себя неловко, оставаясь наедине, не смотрели друг другу в глаза и с неизвестным раньше трудом находили темы для разговоров, но потом это незаметно прошло, и только одно давило на Гермиону.

Признавая за ней право на свою (полностью противоположную) точку зрения, считаясь с ее интересами и искренне интересуясь ее мнением (хоть и далеко не всегда следуя ему), Рон при этом умудрялся непонятным образом опекать ее. Нет, он не делал ей одолжения, разговаривая с ней, и не вел себя снисходительно, но все равно словно зажимал ее в какие-то рамки своего покровительства. Он давал ей возможность брать верх и быть мозговым центром их пары, но всегда вел себя так, будто решает именно он.

И Гермиона, не терпящая этих невидимых и никому неведомых рамок, ничего не могла с эти поделать.

* * *

Мысль о том, что родителей, вообще-то, неплохо было бы познакомить с Роном еще до того, как на Новый год приедут Гарри и Джинни, приходила Гермионе в голову уже давно. На самом деле, мама с папой встречали всю семью Уизли, да и по рассказам Гермионы более-менее представляли, с кем она дружит, но... проблема заключалась именно в этом самом слове "дружат".

Ее родители познакомились еще в медицинском университете и быстро подружились, но пережили по одному неудачному браку и много ссор до тех пор, пока не поняли, что любят друг друга. Отведав все «прелести» и «гадости» ранних свадеб, они настоятельно рекомендовали Гермионе не торопиться в любовных делах — точнее, рекомендовали бы: они ведь вовсе не знали о том, что у их дочери появился вполне реальный молодой человек.

После того, как Гермиона вернула их из Австралии, Грейнджеры, конечно, не раз видели Рона, но девушка сильно сомневалась в том, что они рассматривали его как-то иначе, кроме как ее хорошего друга. К новому году ей, видимо, предстояло переубедить их в этом, и это была одна из тех немногих задач, приступая к которым, Гермиона решительно не знала, с чего начать.

* * *

День рождения ее матери выпадал на удобное для планов Гермионы время — на середину декабря, да еще и на субботу, — и она отпросилась сама и отпросила Рона у профессора МакГонагалл, заверив, что к вечеру воскресенья они оба будут в школе и окажутся готовыми к новой учебной неделе. Конкретно на этом заявлении Рон недовольно поморщился, всем своим видом говоря "Ну вы же понимаете, это только ради ее и, пожалуй, вашего спокойствия", так что, открывая им свой камин, директор (видимо, поняв, зачем они покидают школу на этих выходных), напоследок легонько улыбнулась и пожелала им удачи.

* * *

Выскочив из камина Дырявого котла и отряхнув совсем не запачкавшуюся одежду, Гермиона почувствовала себя как нельзя более глупо. Само это чувство было для нее новым и неприятным, и, как только Рон вылез следом за ней, Гермиона поторопила его и бодрым шагом направилась к двери. Многие косились им вслед и оживленно перешептывались, но Гермиона не обращала внимания. Неужели она не имеет права пройтись по Косому переулку и купить подарок своей матери?

Рон слегка уныло плелся позади — Гермиона не понимала, волновался ли он перед предстоящей встречей с ее родителями, или из-за ее мрачного, почти торжественного молчания просто чувствовал себя не в своей тарелке.

Остановив свой выбор на небольшой модели Хогвартса в стеклянной пирамидке и типичных волшебных сладостях, Гермиона аккуратно подписала открытку и взяла Рона под руку:

— Готов?

Он кивнул с почти уверенным выражением лица, и Гермиона аппарировала их обоих.

* * *

Родители уже ждали — стол был накрыт, а из маггловского приемника в углу негромко лилась приятная мелодия. Гермиона заметила, что Рон прислушался и даже одобрительно кивнул — наверное, после однообразного пения Селестины Уорлок ABBA пришлась ему по душе.

Пока мама охала над миниатюрным Хогвартсом, отец разглядывал Рона с видом охотника, готового выпустить собак за добычей.

— Значит, молодой человек, — сказал он наконец, и Гермиона напряглась, ожидая чего угодно, — вы ухаживаете за моей дочерью.

— Именно так, сэр, — необычайно серьезно ответил Рон и, поймав напряженный взгляд Гермионы, легонько кивнул ей. У Гермионы вдруг возникло ощущение, что она — персонаж какой-то комедии, где герой пытается убедить отца девушки в своей вечной любви к ней. Неужели в жизни это именно так и происходит?..

— Садитесь за стол, — не обращая внимания на некоторую напряженность между мужчинами, произнесла мама, и Гермиона, сев напротив нее, протянула руку и переплела пальцы с Роном. Он слегка сжал их, и Гермиона почувствовала, что в эту минуту она, несомненно, только и может передать главенство и принятие решений в его руки. Сама она перед лицом отца (несомненно, строгого и, скорее всего, относящегося к ней как к девочке, которую все еще надо опекать) неожиданно слегка стушевалась и не решалась вставить ни слова, чувствуя, что он и Рон должны самостоятельно прийти к пониманию.

— Ну что же... — протянул отец и вдруг усмехнулся, — главное — не торопите события.

Наверное, эта внезапная фраза была сродни его благословению (учитывая то, что мать в этот момент не поджала губы, как боялась Гермиона, а снисходительно улыбнулась), но в тот момент Гермиона это не поняла.

Уже гораздо позже, когда они, стоя на улице в ожидании Ночного рыцаря до Хогсмида, молчали, каждый погруженный в свои мысли, Рон неловко заявил:

— Я думаю, твои родители поняли все еще тогда, когда я за тобой в августе заходил. Ну, помнишь, ты им шишки помогать собирала?

Гермиона улыбнулась, вспомнив, как Рон опешил при виде нее — в коротких шортах, открытой майке и с подвязанными волосами, — а потом поинтересовался, почему она не применяет магию для такого пустякового дела.

— Ты еще скажи, что тогда и поговорил с папой, — фыркнула Гермиона.

— Ну-у... типа того, — с виноватым видом произнес Рон. — Ты не сердишься? Все равно он нормально ко мне отнесся!

Гермиона покачала головой — ну как на него можно сердиться? — и поцеловала в нос (Рон зажмурился, когда ее волосы полезли ему в глаза).

Если у нее и оставались сомнения в том, что они справятся, что смогут провести вместе о-очень много времени, — то они уже исчезли.

_________________________

К этой главе появился вбоквелл-зарисовка — http://www.fanfics.me/index.php?section=3&id=62314