Олдовая история о каверзах бытия (гет)

Философ никакой радости по поводу их приезда не выразил. Бросив сухое «я вас ждал», он погрузил всех в самолет. В Москве к ним присоединился задумчивый парень с зелеными дредами и девушка с тоненькими косичками. Познакомиться с ними Зигги не успел, потому что большую часть полета просто-напросто проспал. Но был очень рад, когда ноги его коснулись земли.

— Добро пожаловать — США! — Философ устало улыбнулся. Он пошел вперед по пыльной дороге, вся честная компания побрела за ним. — Мы опоздали на целый день, но еще успеем насладиться чудесной атмосферой Вудстока. Я уже слышу звуки музыки, значит мы близко.

Зигги вертел головой во все стороны, рядом с ним спокойно шла Майя, держась за его руку. Навстречу им шагала странная парочка. Юноша в длинной черной юбке, в широкополой шляпе, черном сюртуке и девушка в черном платье на высоких каблуках. Зигги изумленно уставился на них и дернул Философа за рукав:

— Кто это?

— Готы.

— Что это?..

— Так же как мы дети цветов, они — дети тьмы. В какой степени мы светлы и радостны, в такой степени они мрачны и печальны.

— Бедняги. Они, наверное, не знают, как хорош свет.

Философ пожал плечами:

— Каждый находит утешение в своем.

Зигги не стал больше спрашивать. На их пути стали попадаться машины, брошенные у дороги, микроавтобусы, разрисованные вдоль и поперек; обладатели этих транспортов загорали прямо на крыше своего автомобиля. Музыка раздавалась все отчетливее. Казалось, весь маленький городок пропитан этой особой, ни на что непохожей атмосферой единства, добра, взаимопонимания. Все те люди, которые встречались им на пути, словно уже были знакомы между собой тысячу лет. И они улыбались уставшей компании так приветливо, будто были самыми близкими друзьями. Повсюду — в траве, на дороге, на деревьях были люди. Доброжелательные и приветливые. Каждый занимался своим делом, но никто не мешал остальным. Кто-то играл на гитаре, кто-то общался между собой, но нигде нельзя было увидеть скучающих лиц. Нигде никто не ссорился, не ругался. Наверное, это был другой мир. Или другая планета. Веселая девушка пробежала мимо них и одела на голову Зигги венок. И тут, где-то в груди, он почувствовал, как разгорается солнечный шар, ослепляя все вокруг. Ему захотелось обнять весь мир, всю вселенную. Ему захотелось выразить, как он любит все и вся. И, не выдержав этого наплыва, он помчался вперед, раскинув руки в стороны, крича что-то неразборчивое на ходу. Окружающие смотрели на него и одобрительно улыбались. Он мог бежать так очень долго, ловя порывы ветра на своих ладонях и подставляя лицо солнцу, но его остановил парень с зелеными дредами, тот самый, которого Зигги видел еще в Москве.

— Ты ведь из России? — как ни в чем не бывало спросил он. Зигги кивнул, переводя дыхание. — А то я здесь застрял… Ни слова на бритише, хоть с соотечественником поспикать.

Он зажмурился, как кот и присел на траву, под пологом ели. Музыку здесь было слышно очень хорошо, но она не мешала разговору. Зигги устроился рядом:

— А что ты делаешь на Вудстоке?

— Да я с подругой за компанию приехал. Мне, честно говоря, вся эта музыка до лампочки.

— Ты что… это же рок! Это сила, стихия, ураган! Столько сразу эмоций поднимается со дна души! Рок… это даже не стиль жизни, это сама жизнь.

— Красиво спикаешь. Пишешь?

— Можно и так сказать. Рисую.

— Жертва творческих мук. А я вот пишу. Рассчитываю на Вудстоке найти образ для своей будущей книги.

— Ого, ты писатель. А что пишешь?

— То что травка нашепчет. А ты не хотел бы быть моим образом?

— Да что я… у меня очень серая, скучная жизнь. Все как у всех.

— То что ты человек радуги, это уже отличает тебя от других.

Они замолчали. На сцене прыгал какой-то парень с длинными патлами. Он выкладывался на полную катушку. Казалось, он сам был музыкой, наслаждался каждым словом, каждой нотой. Его глаза были закрыты от удовольствия, а руки в экстазе бегали по ладам гитары.

— Хорошо поет, зараза, — писатель жевал травинку. — Душу выкладывает. Как тебя хоть звать-то?

— Зигги.

— Грей, — он протянул парню руку. Ладонь было тонкая, но уверенная. К ним подбежала Майя.

— Зигги, я хочу танцевать, — протянула она капризным голосом.

Он отмахнулся:

— Не сейчас.

— Ну пошли, потанцуем, — девушка потянула его за рукав.

— Послушай, чуть позже я обязательно с тобой потанцую.

— Ну ладно, — она надула губки.

— Не обижайся, принцесса!

Она махнула рукой и растворилась в толпе.

— Отношения… сложная штука, — вставил Грей.

— Один никогда не может понять другого, — добавил Зигги.

— Наверное, мы выпущены с разных заводов.

— Я иногда думаю, что творчество — это как женщина. Такое же изменчивое, непостоянное. Вот сегодня оно есть, а завтра уже — оп! — и нет. Как ты думаешь?

Грей откинулся на траву.

— Искусство писателя можно сравнить с бриллиантом. Впрочем, любой талант похож на алмаз. Этот алмаз есть у каждого человека, но кто-то, приложив усилия, работал, точил этот камень, очистил его, огранил — и тот засверкал со всею силою. Засверкал так, что другие смогли увидеть этот свет. А кто-то забросил свой алмаз, и он потускнел, зарос пылью и грязью. Человек ошибся, пошел не по тому пути, погрязая в повседневности. Я считаю, что каждый должен отыскать свой цвет камня и работать над ним. Человек живет для того, чтобы давать свет другим, чтобы совершенствоваться в своем таланте. Представь, мы можем все время, отведенное нам, взращивать в себе свой алмаз! Если каждый будет делать это, то наша планета заблистает разными цветами. И тогда не будет места темноте, — он помолчал. — А бывает, что мы дарим свой алмаз другому человеку, сгораем для него. Я думаю, не нужно этого делать, ведь человек может выкинуть твой камешек, как ненужный. Но сердце бывает очень глупым.

— Ты говоришь — будто книгу пишешь. Расскажи мне, сложно это — писать тексты?

— Бывают интересные тексты, бывают скучные, бывают интригующие, бывают поучительные. Но есть особый вид: красивые тексты. Прочитывая подобное творение, испытываешь ни с чем несравнимое удовольствие. Чем-то напоминает глоток свежего воздуха, или прыжок в кристально чистый бассейн. Читаешь — и глаз ни за что не запинается, все течет ровно и гладко с изысканными изгибами, подобными женскому телу или утренней неге. Пьешь этот текст и никак не можешь напиться, смакуешь каждую буковку. Хочется прикрыть глаза от наслаждения и вместе с тем невозможно оторвать взгляда. Тонкий аромат пронизывает все расстояние между тобой и книгой. Красивые тексты легко остаются в закоулках нашего подсознания и зачастую выныривают оттуда для того, чтобы еще раз походкой модели пройтись перед искушенными зрителями.

— Не встречал такого… я, должно быть, еще не видел красивых текстов. А как понять, что человек — твой?

— Как ты беспорядочно задаешь вопросы… Это чувствуется сердцем. Это настолько банально, что не хочется и говорить. Все, как пишут смазливые поэты: души обретают друг друга, сходятся пазлами вот и все. Это чувствуется.

К ним подбежала девчонка с тоненькими косичками и обняла Грея. Пока она перебирал дреды писателя-философа, Зигги задумался: «А что, если это действительно не тот человек? Может быть, я пропустил нужного? Или сейчас ошибся… Как узнать, вдруг чувства обманут». Грей заметил душевные метания Зигги и протянул ему трубку, набитую марихуаной.

— Что это?

— Избавление от всех проблем.

«А может и правда стоит попробовать? Вон люди вокруг курят эту дурь — и ничего. Ну и к черту все! Давно хотел попробовать». Он взял косяк и затянулся.

Зигги показалось, что его кто-то стукнул по голове кувалдой. Все резко поплыло, расширилось, а потом сузилось. Рядом была искривленная, улыбающаяся физиономия Грея. Голова его заполняла все пространство и, казалось, сейчас лопнет. Он отшатнулся. Все люди вокруг были с огромными головами, точно воздушные шары. И когда они улыбались, то шары лопались. Зигги схватился за голову. «Э, как тебя от травки-то прет», сказал кто-то рядом. Он вдруг увидел странный туннель, затягивающий разноцветными спиралями. Парень неосторожно заглянул внутрь и полетел в глубину. Он услышал женский смех и увидел зеленые глаза. Чьи-то руки непонятной субстанции схватили его и закружили по всему туннелю. У него жутко закружилась голова. Глаза моргнули и исчезли. Зигги показалось, что все вокруг сотрясается, невыносимо разрывая его слух. Внезапно со сцены спрыгнуло какое-то чудовище и понеслось на него, размахивая дубиной. Зигги заорал и со всех ног помчался от монстра. Ему казалось, что если тот настигнет его — тогда все, крышка. Он почувствовал, как кто-то опрокинул его на землю и что-то с силой вливает ему в горло, поминутно суя в нос какие-то специи. Парень постепенно приходил в себя. Над ним склонилась Гуппи.

— Что это, — он закашлялся.

— Чай. С лимоном. Обычный чай.

— Спасибо…

— Ну что, понравилось? — она саркастично смотрела на него. Зигги виновато опустил глаза.

— Если честно — нет.

— Вот и не суй в себя всякую дурь. Посмотри вокруг — тебе этого мало?

Зигги послушно огляделся. Повсюду царило добро и любовь. Музыка соединяла все это в единую композицию. Мир вдруг показался ему таким большим и необъятным. «Действительно, что еще нужно? Вот она — жизнь! Какой еще кайф нужно получать кроме жизни. Ее с лихвой хватает! Музыка — сильнее всякого наркотика, любовь в тысячу раз мощнее любого энергетика, реальность пьянит покруче алкоголя. Жить. Отныне это мой героин», — Зигги вздохнул полной грудью и упал на траву. Рядом в небо улыбалась Гуппи. А музыка лилась непрерывным потоком, оставаясь на губах и в сердце.

— Америка! Какая страна!.. Свобода — делай что хочешь!.. — кот катался в траве.

— Поосторожнее с травкой, она здесь особенная, едким дымком пропитанная, — предостерегла Сансара. — Давно пора разбомбить эту Америку ко всем чертям.

— А ты останешься без клиентов. Место, где поля конопли растут и процветают и пользуются спросом у местного населения…

— Все равно не люблю эту страну. Но ты прав, приходится возиться ради собственного же блага. Где там Зигги-то пропал?

— Вон, на полянке рядом с рощей спит. Видишь ту рыженькую? Так в том месте.

— Надо бы укрыть чем-то, а то замерзнет бедолага ночью. Кстати странные отношения у них с рыженькой. Вроде как и дружба…

— Скорее духовная связь — они станут братом и сестрой, мне так кажется. Ну отношения больше, чем дружеские, но и не любовь как между мужчиной и женщиной.

— Все-таки надо его укрыть, — фея осторожно накинула покрывало. — А отношения… Да, они самые. Хорошо, если так. Что-то я с вами совсем подобрела. Надо какую-нибудь пакость сотворить. Вот, например, белобрысая мне эта не нравится.

— Да, подобрела. Я согласен на пакость! Давно мне так хорошо не было, как под солнцем этой страны…

— Разомлел ты в Америке. Но белобрысой пора мозги спутать, хватит Зигги доставать.

— Пакость, да во благо подопечному… — Анубис улыбнулся своей чеширской улыбкой.

— Это что-то новенькое. Ну он ведь тоже попереживает, не без этого… Слушай, полетели-ка в Россию! Не могу в Америке, аллергия, — она раздраженно поежилась.

— Ты права, — кот резко сорвался с места.

Сансара еле успела нырнуть за ним.