Олдовая история о каверзах бытия (гет)

«Человек — как роман: до самой последней страницы не знаешь,

чем кончится. Иначе не стоило бы и читать»

Е. Замятин «Мы»

«Быть непохожим на других — это грех,

который не прощает ни одно общество»

М. Митчелл «Унесенные ветром»

Пролог

Ой!

Рука коснулась чего-то вязкого. Неприятное ощущение пробежало по телу, но ладонь осталась чистой.

Ха-ха!

Это кто-то необычный рассмеялся над вами. Быстро открываются глаза: над головой, под ногами, везде это странное вещество. Неустойчивая композиция, казалось, потеряет свою форму от одного взгляда. Управляемая мыслями, она грозилась разрушиться от мечущегося воображения какого-нибудь сумасшедшего писателя эпохи Декаданса. От вязкого вещества тянутся легкие, похожие на шелковую ткань, отростки, медленно извиваясь в пространстве и окутывая каждого, кто бы мог коснуться мысленного облака.

Что это?

Невольно хочется кричать, но… где же рот?.. Тело тут же сливается с зеленой липкой массой, настолько тесно, что незаметно становится ей же…

2:00. Вы просыпаетесь. Вскочив с кровати, в легкие с шумным вдохом набирается кислород. Вы проводите по лицу. На руке остается липкий пот, как живое напоминание об ушедшем кошмаре.

Что это было?

Закроем глаза и вырвемся на мгновение за границы реальности. Представьте, что кроме нашего мира существуют другие измерения, Вселенные, в которых обитают живые существа. Неожиданно, не так ли? Между этими мирами могут перемещаться некие посланники, проводники. В разных измерениях их называют по-разному. Мы именуем их судьбой. Перемещаются они по каналам подсознания, созданным нашей с вами фантазией. Когда человек (или какое-то другое существо из иного мира) мечтает, строит воздушные замки, в эту межпланетную сферу добавляется вязкое вещество, которое и служит для перемещения нашим проводникам. Если убрать мышление, то все планеты просто были бы свалены в одну кучу, и началась бы полная неразбериха.

Теплым летним вечером (а на Эрасте это было утро) в коридорах подсознания встретились двое.

— Кто здесь? — маленькая фея, удобно расположившаяся в вязких облаках наших мыслей, повернула изящную головку на тонкой шее, встрепетнув легкими крылышками. Из темноты размеренным шагом выступил Анубис.

— Сансара? Это ты, моя прекрасная фея? С какого перепуга мы с тобой здесь встретились?

— Неужели это ты, старый проказник? А каким ветром тебя занесло за границу незримой туманности?

— Ха. Я тут часто пролетаю, занимаясь неотложными делами. А сейчас как-то случайно получилось, что залетел в этот проход.

— Забавно. Еще бы сколько веков не встретились, если б не случайности, — фея по привычке кокетливо поправила витые волосы. — А я совсем недавно развязала войну на Гвитене и решила отдохнуть от всяческих пакостей. Ты тоже свободен?

— Ну ты как всегда в своем репертуаре, — усмехнулся древний бог смерти. — Проказничаешь, людей спаиваешь. Однако мне прибыльно, да хлопотно… Пока всех замумифицируешь… избранных правда… Но… толку от них ни какого! Ни радости…

— Ну не скажи! Помнишь, как мы вдвоем во вторую мировую на Земле развлекались? Вот времечко-то было… — фея мечтательно закатила глаза. — Но ты не ответил на вопрос…

— А что, хорошая идея! — Анубис плюхнулся рядом с феей на вязкое облако. — Я чувствую, что сейчас мне необходим небольшой отдых. Есть предложения? Может, проведем время вместе?

— Предложения? Море! — Сансара оживилась.

— Море? — не понял песоголовый бог.

— Да! Как тебе идея попроказничать? Вспомнить былые времена… Эх, все-таки как хорошо было… Почему бы нам не тряхнуть стариной?

— Почему бы и нет. Так какие там предложения на счет попроказничать?

— Хм… К примеру, берем какую-нибудь планетку, скажем Земля…

— Ну конечно, на Земле тебе тогда очень понравилось…

— Ага, и к тому же она неподалеку. Выбираем себе две жертвы и развлекаемся!

— Одну мне, другую тебе? — Анубис почесал длинное ухо. — Хм… А как развлекаться будем?

— Что как? Проще некуда! Разве никогда такого не делал? Можно даже с временным пространством поиграться…

— Путешествие во времени? — он почесал второе ухо.

— Конечно, песоголовый! Ты что-то туго соображаешь сегодня.

— Заработаешься тут…

— Кстати, о баранах: как люди отреагируют на твой… кхм… необычный внешний вид?

— А что, тебе не нравится?

— Мне-то все нравится, яхонтовый мой. Но согласись, не каждый день встречаешь такую красоту неземную на улицах города.

— Ах ты! Мое обличье в древнем Египте считалось священным и одним из красивейших…

— Ну ты же мастер перевоплощений, придумай что-нибудь посовременнее.

-…хотя ты права: сейчас мало кто интересуется моим временем. Но ты жестоко права (хотя я бы тебя растерзал за твои дерзкие слова, не будь ты моей старой знакомой). Я поменяю облик! Только вот в кого мне превратиться? — нахмурился Анубис.

— Черное, шерстистое чудо. Только не в собаку! У меня с некоторых пор аллергия на них. К тебе это не относится, — поспешно поправилась фея.

— А как же ты? А, да, я забыл: тебя, богиню абсента, простые смертные просто так не увидят…

— …к тому же современные люди так (извиняюсь за обороты) бухают, что зеленые феи для них не новость. Недавно побывала в галлюцинациях одного, так еле ноги унесла.

— Оказывается и тебе достается, — улыбнулся, оскаля острые зубы, Анубис. — Итак, не будем терять время! Берем курс на планету людей. По дороге перевоплощусь, — добавил он, заметив острый вопросительный взгляд подруги.

Теплое солнце обрушило на землю целый шквал яркой энергии. Самый жаркий месяц в этом году выдался действительно таковым. Деревья и трава радовали своей свежестью, асфальт, словно только что выпущенный из печки пирог, обдавал жаром. Во дворе дети баловались со шлангом, брызгая друг на друга, а чуть подальше собака играла с собственным хвостом.

По дороге уверенным шагом шел молодой человек, улыбаясь всему вокруг. Его открытое лицо радовалось каждой травинке, каждому листочку, шуршавшему на дереве. Разомлевшие от жары прохожие с недоумением оборачивались на улыбающегося парня, не понимая, почему он так счастлив. А юноша, прищуривая один глаз, смотрел на ясное небо, на верхушки деревьев и просто радовался жизни. Надо сказать, что прохожие удивлялись не только его хорошему настроению: внешность парня тоже привлекала внимание. Светло-русые волосы спускались до плеч; разлетаясь в кудрях, они были похожи на тополиный пух, который колыхался от малейшего движения ветра. Голубые глаза были широко распахнуты и казались неестественно большого размера. Когда он смотрел на свет, зрачки сужались и становились настолько светлыми, что глаза выглядели прозрачными. Поверх кудрявых волос была натянута тряпичная повязка, с левой стороны которой спускалась плетеная веревочка, увешанная деревянными бусинами в зеленых узорах. На салатовой рубашке, расстегнутой на груди, болтался амулет, кулон с ракушкой и металлический пацифик. ЗАтасканные джинсы были продраны на коленке и уставлены заплатами. Видно, что кое-где джинсовой ткани не хватило и заплату пришлось сделать из обычной. Высокий рост и босые ноги дополняли нескладный образ.

«Солнце, природа, воздух — что еще нужно для счастья? Они не правы. Деньги, богатство, социальное положение не делают человека счастливым. Любовь, мир и жизнь — вот что важно на этой планете. Каждый может научиться радоваться, если поймет эти простые истины. А неужели так сложно понять то, что лежит на поверхности, что давно известно. Тогда все будут счастливы, тогда воцарится долгожданный мир на земле. Неужели есть те, кто не хочет этого? Пиплы, очнитесь, настоящая жизнь рядом с вами, почему вы не видите ее?» — так размышлял молодой хиппи в разгар лета. Впереди, прямо на траве, в длинной юбке сидела девушка и плела венок из травы и ромашек. Юноша подбежал к ней:

— Нора, где наши?

Девушка махнула рукой вправо. Действительно, как он не заметил их? Около высокого, красного здания стояла молодежь в цветастых юбках и рубашках, улыбаясь и что-то оживленно обсуждая. Он с гордостью подумал: «Система» и подбежал к ним.

— Зигги, привет! — послышались отовсюду радостные голоса. Он счастливо улыбнулся:

— Френды, что обсуждаем?

— Прикинь, какая тема: лайтовый сейшн на три дня, — к нему обратился черноволосый парень, активно жестикулируя руками.

— Кайф! Где?

— В городке Уоллкилл.

— Вау. США?

— А ты продвинутый.

— Мы как раз обсуждали возможности попасть туда, — высокий юноша в окружении девчонок задумчиво прислонился к стене.

— Хич? — рыжеволосая девушка беззаботно улыбалась.

— Автостопом далеко не доедешь — Америка все-таки.

— А тикета есть?

— Ванок.

— Клева, — настроение у парня еще больше поднялось.

— Не, пиплы, безмазняк. Как мы туда доберемся? Совершенно незнакомая страна, — серьезная девушка вертела в руках косяк.

— У Бриты как всегда даун, — черноволосый парень хитро улыбнулся. Она с досадой отмахнулась.

— Я рассуждаю здраво.

— Многие из нас знают английский, — высокий парень примирительно улыбнулся — он был авторитетом в компании.

— К тому же, все люди братья, не говоря уже о волосатых. Мы же сами говорим об этом! На сейшне по определению должна быть дружеская обстановка, свои пиплы помогут, — вмешался Зигги. Брита недоверчиво хмыкнула.

— Но если не хочешь, можешь не ехать, — авторитет слишком поспешно зевнул. Девушка смешалась.

— Почему не хочу… Я как все… все вместе поедем.

— Кстати, Зигги, с тобой Музыкант хотел поговорить.

— Музыкант? Я о таком не слышал…

— Вон он сидит, — юноша показал рукой на хиппи в круглых очках, который играл что-то очень красивое на гитаре Норе. Сердце Зигги отчего-то быстро забилось. Музыканта он знал, как лидера группы «Новый день», но с ним никогда не общался. «А если он мне предложит участвовать с ними в концертах? Но я даже палочки барабанные в руках держать не умею, не то что гитару». Он подошел к солисту и тихонько присел рядом на траву. Музыкант тут же оборвал мелодию и повернулся к нему, доброжелательно улыбнувшись.

— Зигги, я много слышал о тебе.

— Кто был так добр, что уже успел рекомендовать меня?

— Философ, — он сделал небольшую паузу. — Хотел бы ты помочь группе?

— Разумеется.

— Говорят, ты неплохо рисуешь…

— На художественном учусь, но как это относится к…

— Нам нужны хорошие художники, — перебил он недоумевающего парня. Зигги решил промолчать, чтобы не ляпнуть чего-то не того. Музыкант взял в рот травинку, повертев ее между зубов.

— Зачем вам нужны художники? — все-таки спросил он.

— Альбомы, выступления, афиши… Для всего этого нужны красочные рисунки, необычные способы оформления. Ты парень с воображением, думаю, справишься. А цена вопроса… — он почесал за ухом. — Мы обычно прибыль поровну делим.

— Прайс — не вопрос. Мне будет просто интересно работать с вами! — у Зиги загорелись глаза.

— Вот и славно, — Музыкант снял очки и довольно прищурил глаза, глядя на солнце. К ним подошли остальные.

— Философ, ты был прав — парень неплохой.

— Я слов на ветер не бросаю. А ты не подведи меня, — Философ хлопнул Зигги по плечу.

— Пиплы! — к ним, запыхавшись, подбежал невысокий парень. — У Тома вписка сегодня свободна, он зовет всех на тусняк.

Хиппи заулыбались, одобрительно качая головой.

— Значит, встретимся все сегодня там. Еще хочу сказать — собирайте потихоньку деньги. Есть возможность достать десять билетов на самолет, но они стоят денег.

— Только десять? — перебил Философа Зигги.

— Да, — он внимательно посмотрел на него. — Поэтому нужны деньги.

Философ развернулся и пошел по дороге.

— Ты куда?

— На работу.

— У него есть ворк? — Брита удивленно приподняла брови.

— Есть. Официант в дорогом ресторане, — осторожно подала голос рыженькая девушка, смотревшая ему вслед.

— Да и нам, пожалуй, работу придется приобрести, — Зигги от задумчивости заговорил на нормальном языке. Среди Системы Философ был тем из немногих, кто полностью не признавал сленга.

— Может нааскаем? — предложил черноволосый паренек.

— Этим пусть герлы занимаются, — усмехнулся подбежавший блондин.

— У них реально это лучше получается, — согласно кивнул Зигги. Все серьезно задумались над новой проблемой. Но не в их правилах было долго печалиться по поводу одного вопроса. Вскоре девчонки беззаботно махнули рукой:

— Мы на аск, — Брита взяла за руку рыжеволосую девчушку, Нору и все вместе отправились в сторону вокзала.

— А я пойду ворк искать, — Зигги поправил хайратник. — Кто со мной?

Оставшиеся отрицательно мотнули головой.

— Я с Музыкантом. Нам тексты надо писать, — черноволосый паренек улыбнулся.

— А я обещался к пэрентам зайти, — пробормотал блондин.

— Ну тогда я покамал.

— Чувак, не заморачивайся! Запомни — без кайфа нет лайфа.

— Без прайса, к сожалению, та же ситуация, — Зигги улыбнулся и, махнув всем рукой, отправился на поиски работы. Время шло к вечеру и людей на улицах прибавилось. Многие взрослые недовольно косились на беззаботного хиппи.

«Прекрасно. Попасть в группу, к тому же не просто так, а за капусту. Такая маза не каждый день выпадает. А там я могу реализовать свои возможности. Если меня заметят, то…» — от таких радужных мыслей у него закружилась голова. Но перед юным хиппи встал новый вопрос — работа. Он был не так давно в Системе и никак не мог понять одного правила — беззаботности. Его голову постоянно одолевали какие-то мысли, он решал важные проблемы. Правда, Зигги никому не рассказывал о своих домыслах, теориях, которые рождались у него каждый день. Пробовал записывать, даже тетрадку завел. Философ постоянно учил его не думать лишнего, освободить голову от повседневных забот, чтобы достичь духовного расцвета, но у него этого никак не получалось. Жизнь постоянно подкидывала ему какие-то проблемы, которые необходимо было решать. Как, например, сейчас.

Зигги никогда не работал в официальном смысле этого слова. Нет, конечно, в ранней юности были какие-то заработки, но в целом его обеспечивали родители. Ему казалось, что это просто. Что работодателям так нужны рабочие, что его с руками и ногами оторвут. Однако…

…после бесконечных мотаний по серьезным дяденькам и строгим тетенькам, Зигги устало присел на ступеньки редакции газеты «Комсомолка». Везде он получал решительный отказ. Либо начальник проводил с ним для вида беседу, в конце которой доказывал, почему он им не подходит, либо сразу с порога говорил «до свидания». На возмущенный вопль юноши «почему?!», он без обидняков заявлял: «Беги, пока в милицию не сдал».

Хиппи уныло подпер рукой щеку: «Почему такая несправедливость? Я ведь такой же человек, как они. Мы же все равны, они сами пропагандируют это. Странная политика: на словах одно, а на деле совсем другое. Они говорят о равенстве и тут же дискриминируют, устраивают винтилово, вылавливая нас, где попало. А это неправильно!» Он с досадой стукнул кулаком по ступенькам и взглянул на солнце.

— Опаздываю, — он поднялся и вприпрыжку помчался к Тому.

— Брр… Куда мы заехали?! Какое противное солнце…— Анубис сморщился.

— Да ну тебя! Вполне кайфовое местечко, — Сансара понежилась в лучах заходящего солнца.

— Ну и кого ты там присмотрела в этом «лайтовом» местечке?

— Ммм… Пожалуй, вон тот, кудрявенький, — она указала пальчиком на спешащего Зигги.

— Хиппи… Хаос!..

— Система!

— Система… А хотя мне этот твой хиппи нравится.

— Чой-то, мрачный ты наш?

— Необычные люди меня всегда притягивали (что конечно не скажешь про миргалов).

— Вот над ним и поиздевааемся, — она довольно потерла руки. — Жвачку в волосы, крем для бритья в ботинки…

— Но-но. Мы тут судьбой решили стать, а не заниматься мелкими пакостями.

— Ну тогда кирпич на голову, ноги в автокатастрофу.

— Э… да так не интересно будет! Угробишь ты его на один удар, смотри какой щупленький, а потом что? Нееет.

— А потом скука… Ну да, ты прав… Мы что-нибудь поинтереснее придумаем.

— Наша судьба распорядится за нас сама — давай пока что наблюдать за этим. А кстати! Пошли-ка выбирать мою жертву!

-…Реальность является системой частей, и, как в любой системе, в ней действует стремление к равновесному функционированию, — Идар сидел, развалившись в компьютерном кресле, скрестив ноги на клавиатуре. — Поэтому на все ее элементы распространяется закон взаимопомощи с целью обеспечить это равновесие. Уровни от неживого до животного, безусловно, подчиняются этому закону, так как у них нет возможности выбора. В них желание получать имеет форму получать "ради других" (ради блага системы). А человеческий уровень в силу наличия в нем разума позволяет себе получать "ради себя", не принимая в расчет интересы равновесия системы. Многое в восприятии реальности зависит от наших представлений о ее возникновении и развитии. Как происходит процесс осознания реальности? Чтобы реальность осознать, необходимо ее воспринять. Многое в восприятии реальности зависит от наших представлений о ее возникновении и развитии. Но все же… земля провалится к чертям в конце концов… И человечество, боящееся смерти, сгинет. Мир — это материалистическая субстанция сего нематериалистического бытия, и мы в нем — гости, странники, которые путешествуют в свой уготованный… дом… Жизнь, это всего лишь путь: нам необходимо его преодолеть, иначе можно оказаться в небытии… — юноша замолчал, прикрыв глаза.

Это был молодой человек лет 19. Черные его волосы падали на лоб, закрывая пол лица, но можно было заметить тонкие, прямые, даже немножко острые черты.

Комната, где находился он, пребывала в полумраке, только светло-серые обои с незатейливыми завитками являлись кое-каким источником света, отражая немногочисленные лучи солнца. Однотонную конструкцию мебели и всей комнаты нарушали только лишь компьютерный стул и сам парень, выделяясь черным пятном на светлом ковре.

— Это мироздание временно, вечного здесь нет, — Идар открыл глаза и на мгновение замер: он увидел два желтых огонька, мелькнувших за стеклом. Парень подорвался к окну — но ничего.

— Показалось что ли? — юноша потер висок.

Он оглянулся. Четкие контуры лица сжались, сузились. На лбу залегла складка подозрения. Недоверие сверкнуло в сузившихся зрачках.

— Стены мешают мыслям. Они давят на наше сознание. Нам нужен простор… — Идар дернулся к дверям. — Прочь. Прочь отсюда…

Он быстро пробежал лестничный пролет, в холле неожиданно наткнувшись на отца. Крепкая его фигура возвышалась над утонченным миниатюрным Идаром.

— Привет, сын, — голубые глаза доброжелательно блеснули. Казалось, он смотрел сквозь юношу, проникая вглубь души, но не находил ответа.

— Привет, — парень испуганно отшатнулся, направившись к выходу.

— Ты со мной не пообедаешь?

— Мне некогда, — пробурчал сын, на ходу натягивая куртку.

Погода, не смотря на середину июня, не предвещала ничего хорошего. Противный мелкий дождик закрывал обзор, залепляя глаза. Серый день, тусклые дома, хмурые прохожие. Нет никакого разнообразия…

Юноша пробежал несколько темных переулков, перешел две шумных автострады со спешащими куда-то людьми. Всем не было дела ни до кого, тем более до человека в черных одеждах.

Наконец Идар достиг реки. Широкий простор открылся для взора. Вода была темно-свинцовая, и неспокойные волны ее плескались у подножия обрыва, играя барашками пены. Река и белое небо на горизонте сливались в одно необъятное пространство, которое притягивало и манило в пучину колыханий.

Ветер здесь был сильнее. Казалось, еще чуть-чуть и он продует тебя насквозь и унесет далеко-далеко, за границы невообразимого.

Ветер раскачивал ветви кустов, деревьев, играл волосами Идара, яростно раскидывая их по лицу. Сам юноша, наслаждаясь силами природы, стоял на краю бездны, раскинув руки. Тонкая его фигура еле заметно выдавалась на фоне бушующих стихий.

— Ты как всегда неотразим, брат мой, Идар.

Юноша резко обернулся.

— Дождь! Куда ты меня завел?! — отряхивала крылышки под крышей поблекшая фея.

— Вполне приличное местечко. И погода то что надо.

— Отомстил так отомстил…

— Месть, это блюдо, которое подают на закуску. Ну я же не специально. Так, чистая случайность.

— Да уж, знаю я тебя. Ты, я так понимаю, берешь себе того черного?

— Их там два. Который тебе приглянулся?

— Волосатенький.

— Ха, а я выберу помладше. Мы каак раз упали на его окно.

— В лужу упали, между прочим!!! — Сансара погрозила ему кулаком.

— Ну я же не виноват. А хоть ты и бесплотная, на тебя не так было больно падать, — Анубис ехидно прищурил глаза. Вымокшая фея промолчала и, лишь недовольно скосила глаза:

— И чем тебе это депрессивно-непонятное нравится?

— Не знаю. Чем-то. Чем-то он приглянулся мне. Наверное возраст один и тот же, как и у твоего «волосатенького».

— Наверное. Ну все, я устала! — она сердито топнула ножкой. Анубис удивленно поднял глаза:

— Еще только все началось… Все самое интересное пропустим.

— Я по своему соскучилась! Отправили парня к какому-то Тому и без присмотра! — Сансара схватила брыкающегося Анубиса за ухо и поволокла в безвременное пространство.

Большинство знакомых уже было здесь. У Тома всегда собиралось много народу — это место было негласно объявлено постоянной точкой для тусовок. Здесь все время находились какие-то люди, по большей части хиппи. Дом был просторный, в два этажа, и сюда стекались торгаши, зачастую устраивая незаконную торговлю. То и дело туда-сюда сновали таинственные личности — поставщики марихуаны и прочих наркотиков, обитали бездомные и безработные (правда до тех пор, пока Том не находил им работу).

Вот и сейчас здесь собралась основная масса вольной молодежи. Зигги огляделся — он искал Философа.

— Эй, Зигги! Камай сюда! — черноволосый паренек, который сообщил ему о предстоящем фестивале, энергично замахал руками. Он подошел к барной стойке.

— Ты не видел Философа?

— Он на втором этаже. Слушай, какая тема, — он схватил его за руку, видя, что Зигги собрался идти. — Философ сказал — сегодня никаких разговоров о фесте.

— Почему?

— Вудсток — это тема для делового спика, а сегодня мы отдыхаем, расслабляемся, — он сделал глоток из бутылки. — Калики есть?

— Нет, не принимаю… — он растерялся. Зигги рассчитывал сегодня решить этот вопрос, а ему предлагают расслабиться. Это было совсем не в его планах. Его неуемная энергия требовала обсуждения, решения сложных задач, но приспособления не находила. Он вздохнул и заказал бутылку портвейна: «Напиться что ли…»

— Добрый человек, передай пожалуйста прайс на Три топора.

Зигги взял деньги из рук доброжелательного хиппи в длинной белой рубахе. Когда пойло было у него, он с любопытством отправился за необычным человеком. Тот уселся на цветные ковры под навесом из шелковой, яркой ткани с разными бирюльками, звеневшими при каждом движении. Зигги присел рядом.

— Можно нарушить твое уединение?

Тот согласно улыбнулся. Зигги непременно хотелось расспросить его о нем самом, но все фразы, которые приходили ему в голову, были либо слишком банальными, либо неуместными.

— Держи свою дурь, — через шелковую занавеску просунулась рука и кинула им пакет с марихуаной.

— Спасибо, добрый человек, — он набил трубку.

— Почему ты называешь всех добрым человеком? Ведь они могут быть плохими.

— Ты не прав. Каждый человек содержит в себе что-то хорошее и что-то плохое. Плохое и так лежит на поверхности, ничего не стоит рассмотреть его, а вот доброе важно разглядеть. Разглядеть и открыть это в человеке. Недаром Библия учит нас любви к ближнему. А что значит полюбить? Значит принять его, как родственника. Ведь все люди братья, ты знаешь это. Нужно найти в человеке хорошее полюбить это со всею силою души и этим самым заставить поверить его самого в собственную доброту. А когда он поверит в это, то будет вытаскивать на поверхность все то хорошее, что есть в нем. И постепенно темнота под натиском света уйдет, испарится.

— Получается, все добрые?

— Все.

— И береза, и преступники, и террористы?

— В каждом есть что-то светлое, — он затянулся и блаженно прикрыл глаза. — Просто иногда наши айзы закрыты настолько плотно, что мы не видим очевидных вещей.

Зигги задумался. Он пытался разгадать, на чем строятся его рассуждения. По мягким тканям прошел черный кот и уселся на коленях его собеседника.

— Откуда он здесь?

— Мы думаем о том, о чем думать совсем не следует. Что тебе даст, если ты узнаешь происхождение этого кота, — он погладил черную шерсть.

— Ничего, — Зигги растерялся.

— Вот видишь. А ты засоряешь свою голову ненужной информацией, тогда как в это время мог думать о полезных вещах.

— А что, по-твоему действительно полезные вещи?

— Этому нас учит книга книг. Там есть ответы на все вопросы.

— А… так ты из этих… из фанатиков.

Его собеседник удивленно приподнял брови.

— Ну… религиозных я имел ввиду.

Он улыбнулся:

— Ты противоречишь сам себе. Фанатик — это, как я понимаю, человек, который соблюдает все положения дотошно, с таким рвением, что оно становится запредельным.

— Да…

— Но ведь сказано в Библии: не сотвори себе кумира. Получается, фанатизм сам по себе греховен.

— Ну да… Прости, я не подумал, — его новый знакомый нравился ему все больше и больше. — Только не пытайся затянуть меня во все это.

— Я считаю, к этому каждый человек должен прийти сам. Но ты не можешь не согласиться с учением Христа.

— Почему?

— Потому что ты один из прекрасных людей. Их взгляды во многом соприкасаются с религией.

— А ведь действительно… Наверное, к одному и тому же можно прийти разными путями, — Зигги задумался.

— Остается лишь один вопрос: какой путь правильный, — он снова глубоко затянулся.

— Какая разница? Результат один.

— Не верно. Смотри: двое друзей идут к посту начальника. Один честным путем, другой с помощью обмана. И тот и другой достиг своей цели. Вопрос: кто был прав?

— Первый. Но ты хочешь сказать, что путь хиппи — плохой?

— Нет. В этом случае оба пути верны, если есть голова на плечах.

— Зачем мы тогда развели эту дискуссию?

— Чтобы показать тебе возможность выбора.

Зигги сделал большой глоток. Он чувствовал странно притяжение к этому человеку, несмотря на то, что порою не понимал.

— Как тебя зовут?

— Шуа.

— Зигги, — он пожал ему руку: ладонь была сухая и теплая. — Ты давно здесь тусуешься?

— Частенько бываю, — согласно кивнул он.

— Пиплы! Я вас всех так люблю, вы такие клеевые! Лайф это крутая штука! Любите, пиплы! — промчался кто-то по нижнему этажу. Они выглянули из-за занавески. Хиппи в яркой шапочке обнимал двух своих друзей, с выражением полного счастья на лице.

— Во прет-то, — сказал кто-то.

— Как ты думаешь, что бы сделали с ним на улице?

— Свинтили бы в обезьянник.

— Правильно. А по сути за что?

— За нарушение порядка.

— Нет. За счастье. Он счастлив, а они пытаются отобрать это теплое чувство. Но счастье нельзя отнять. Можно лишь испортить настроение.

— Красиво спикаешь. Ты случайно не писатель?

— Нет. Простой смертный.

— А где учишься?

— Работаю. Меня выгнали с факультета психологии.

— Я никак не могу найти себе ворк! Все шузы истер.

— Могу предложить тебе подработку. В автомастерской.

— Конечно, я согласен!

— Завтра отведу тебя.

— Шуа, травка есть? — к ним заглянул Музыкант.

— Держи.

— Спасибо, брат.

— Музыкант, слабай нам что-нибудь!

— У него такие клевые запилы, — послышались отовсюду нетрезвые голоса.

— Без проблем, френды, — до них донеслось энергичное гитарное соло. Шуа улыбнулся, покачивая головой в такт музыке.

— На факультете психологии… А можешь мне разъяснить кое-что?

— Давай.

— Мои пэренты…

— Родителей нужно уважать, — строго перебил его Шуа.

— Да, но мой фазер такой безмазовый мен! Он никогда в жизни не интересовался моими делами, заботился только о собственной репутации.

— Наверное, на это есть свои причины.

— Ну вот слушай. В детстве, когда я был маленьким бэбисем, у отца с матерью случился сильный разрыв. Она выкинула его вещи за порог, он плюнул на все и ушел. У матери часто случались подобные закидоны, я ее не виню. Три года она водила к себе мужчин, развлекалась, в общем, жила, как хотела. Я был предоставлен самому себе. Мне тогда было шесть лет. Через три года опомнился отец и вернулся домой. Мать тогда уже нагулялась и с радостью приняла его обратно. Казалось бы все наладилось, пришло в норму, но нет, — он допил портвейн и с сожалением посмотрел на пустую бутылку.

— Травки? — понимающе протянул трубку Шуа.

— Нет, не курю. Отец сначала объявил мне бойкот. Около года он даже не смотрел в мою сторону, будто меня нет. Потом он вспомнил, что у него есть сын и начал усиленно заниматься его нравственным воспитанием. Он постоянно критиковал мои действия, заставлял меня делать то, что для мужчины в принципе унизительно, если я что-то не могу сделать, то оскорблял меня. Но самое главное, он запрещал мне заниматься рисованием. Я был практически лишен любимого дела. Он выкидывал мои кисти, краски, листы… Я находил иногда возможность рисовать на чердаках или у друзей. Вскоре мне все это надоело и, с помощью матери, мне удалось поступить в художественное. Кстати о маме. С того момента она настолько крепко вцепилась в меня, что не отступала ни на шаг. Носилась со мной, как с маленьким ребенком. Столь странная перемена меня поражала и, порою, напрягала. Я уже взрослый парень, мне нужна самостоятельность. Но, видимо, она считала, что самостоятельности я наелся в детстве, — он замолчал. — Надо бы за вайном сходить.

— Погоди. Сейчас я скажу. Ты чувствуешь себя обиженным за то, как с тобой обращались в детстве. Мать и отец ощущают себя виноватыми, но проявляют это по разному. Когда вернулся отец, он не знал, как вести себя с тобой. Поэтому игнорировал целый год. Потом совесть заела его до такой степени, что он кинулся тебя воспитывать, может быть в несколько утрированно-жесткой форме. Мама, в свою очередь, пыталась загладить свою вину чрезмерным уходом. У тебя получилось неравномерное воспитание. Необычная ты, должно быть, личность, — он с интересом посмотрел на Зигги. Тот отобрал у него бутылку. В их уютный уголок заглянули две девушки.

— Я слышала ты клево рисуешь, — Нора уселась на ковры.

— Кто сдал?

— Музыкант, — она открыто улыбнулась. — Нарисуй меня.

— Конечно, сестра, — он поискал взглядом лист бумаги и наткнулся на подругу Норы. Внутри него все перевернулось. Либо он слишком много выпил, либо это была прекрасная богиня из галлюциногенного сна. Она была похожа на глоток свежей воды. С легким плеском ее живительная влага спасала уставший взгляд. Как юный, только что распустившийся цветок, она украшала жизнь. Ее красотою можно было наслаждаться вечно. Как чистый звук, извлеченный из струны, она вливалась в уши, уставшие от неправды мира, и услаждала возбужденное сознание. Это была самая прекрасная птица, самая лучшая картина, самый великолепный стих, самая чудесная галлюцинация искушенного воображения. Словно венец искусства она возвышалась над всем, что пылилось под сенью мира. Его вдруг окутала зеленоватая дымка, и закружилась голова. Сквозь пары манящего дурмана послышался мелодичный женский голос: «Ох уж эти случайности».

— Держи листок, — услышал он голос Шуа и очнулся. Как во сне, еще не отойдя от испытанного, он начал водить невесть откуда взявшимся карандашом по листу бумаги. Рука привычно работала, но сознание по-прежнему блуждало там, в клубах дыма. Через несколько минут рисунок был готов.

— Лайтово… Это как будто из дыма, да? Тия, посмотри.

Черноволосая девушка наклонилась, коснувшись листка двумя пальцами, и улыбнулась, взглянув на окаменевшего Зигги. Подруги подхватили рисунок и убежали. Шуа тихонько рассмеялся.

— Что это было? — Зигги не мог прийти в себя.

— Стрела Амура вылетела из коварного лука и поразила его прямо в сердце.

— Какая девушка… Ты видел?

— Я предпочитаю закрывать глаза на подобных волшебниц, — он с силой затянулся.

— Попробуй тут закрой глаза…

— Травки хочешь?

Зигги замялся. Вдруг послышался грохот, шум и топот бегущих ног.

— Винтилово!

— Береза!

— Фрэнды, бегите!

— Систему не свинтить!

Зигги дернулся было, чтобы бежать, но Шуа схватил его за руку:

— Сиди тихо, может не заметят.

— Нет, я все-таки попробую.

Парень осторожно выбрался и стал продвигаться к выходу. Среди толпы было не понять кто свой, а кто нет. Зато сквозь копошащуюся массу можно было легко добраться до…

— Папа?

— Игорь? Ты что здесь делаешь?

— Где мне еще быть?

— Домой, немедленно, — высокий мужчина с сухими чертами лица перешел на шепот.

— Я не пойду домой, здесь мои друзья!

— Твои друзья сейчас окажутся в обезьяннике. Ничего не желаю слышать! — он схватил его за руку и потащил в машину. Зигги пытался отбиваться, но у отца была крепкая хватка.

Внутри него поднималась волна ярости: этот человек всегда портил то, что у него есть. Сейчас он ненавидел его. Ненавидел за его правильность, за то, что он всегда принижает его. Он чувствовал, как гнев переполняет все существо.

— Нам нужно серьезно поговорить, — мужчина завел машину.

— Я устал с тобой серьезно разговаривать.

— А ты по-другому не понимаешь.

— А ты не пытался со мной иначе спикать.

Мужчина с черными волосами вздохнул.

— Игорь, ты несерьезно относишься к жизни.

— А ты ее вообще не понимаешь.

— Ты приходишь домой только поспать и иногда поесть. Все! Больше мы тебя не видим. Ладно, во время учебы, понять можно, но сейчас, летом! Мать переживает. Мы ничего не знаем о тебе.

— Потому что никогда не интересовались!

— Да, у меня много работы. Но я пытаюсь прокормить семью! И тебя в том числе.

— Тебе было бы лучше, если бы я совсем исчез.

— Да ты сам-то пробовал хоть раз поговорить с нами! Зарос волосам, нацепил джинсы, невесть откуда взятые, и ходит довольный. Люди работают, трудятся, а ты! Что сделал ты?

— Я учусь к твоему сведению! И если у меня длинный хаер и рваные трузера это не значит, что я плохой человек! Ты эгоист, ты думаешь только о себе.

— А ты будто бы нет!

Они оба замолчали.

— Я не хочу с тобой ссориться. Об одном прошу, Игорь, поговори сегодня с матерью.

— Ладно...

Остаток пути они проехали молча.

— М-да.

— Какой он оказывается эгоист! — Сансара разочарованно скривила лицо.

— Все юноши в этом возрасте подвержены максимализму. Ничего особенного, — он зевнул.

— Психолог, — проворчала она. — А тебе похоже Шуа приглянулся, вон даже на колени к нему запрыгнул.

— Хороший он чувак. Не к Зигги же мне в самом деле было запрыгивать!

— Ну да, он на тебя странно отреагировал.

— Будто на тебя нет.

— Я усиленно пыталась заставить его принять травки! А эта зараза все отказывалась! Пришлось через дымок влезать, — она невинно улыбнулась.

— Хочешь на наркотики его подсадить?

— Не без этого. Пусть вкусит в полной мере романтику хиппанства. Что-то мы здесь засиделись…

— Да! Ты вообще оборвала на самом интересном месте!!! А если он упадет?..

— Полетели ловить.

— Спокойней. Спокойней, — Аларис легким движением руки удержал Идара, покачнувшегося навстречу пропасти. — Детям тьмы подобает быть холодными и невозмутимыми во всех ситуациях, какими бы они ни были.

— Да, учитель, — Идар потупил взгляд. Его всегда охватывало непонятное чувство, когда он смотрел на Алариса. Здесь была доля страха и трепета, подобострастие и своего рода отчуждение. Идар иногда даже не пытался с ним бороться.

— Ты готов? Сегодня ночью мы проведем обряд посвящения для нового брата. Нужно подготовиться к церемонии. Мне требуется твоя помощь, — Аларис обернулся к Идару. Его темные длинные волосы разлетались на ветру, бликуя в солнечных лучах, словно языки пламени. Черный плащ был распахнут, и его длинные полы развевались. Казалось, он танцует с ветром, и этот дикий танец открывает всю его страстную сущность, подавленную и сокрытую от всех.

Или это просто совпадение?

— Конечно, Аларис, — Идар последний раз оглянулся, прощаясь с буйными волнами, и проследовал за своим повелителем. Он знал, что такого подобного, возможно, уже не увидит.

* * *

-…Земное бытие для нас является испытанием. Каждый из нас подвергается пытке жизни. Ты видишь людей? Они гуляют, наслаждаются жизнью. Ты тоже можешь быть там.

— Они не думают о темной ее стороне. Не задумываются о последствиях. Незнание становится ошибкой, которая ведет за собой нежелательные события.

Юноша отвернулся:

— Какая детская наивность — быть счастливым. Радость заключена в печали, грусти. Счастье — приземленное чувство, чувство слабых. Тоска, истинная грусть — вот высокие чувства, доступные в полной мере лишь познавшим истину Смерти.

— Но все же: на земле есть блага, удовлетворяющие все потребности человека.

— Порой кажется, что когда достигнешь всего, не захочется жить. Потерян смысл жизни. Неужели для этого родился человек, чтобы существовать?! Мы не вечны, все в этом мире не вечно, то, что нам кажется реальностью, на самом деле является иллюзией, родившейся в собственном сознании. Для нас важно то, что будет.

— Что же ты хочешь?..

В центре города движение было замедлено — приближался большой праздник. Автомобилей здесь не было, и горожане чинно прохаживались по тротуарам, наслаждаясь влажным, легким ветерком. Два представителя готической субкультуры сидели на скамье под огромной кроной молодого каштана.

— Что я хочу?.. — переспросил Идар. — Я пока что не определился. Но уверен, что вступление в ваши ряды даст мне спокойствие, и я найду свое предназначение в жизни.

Он замолчал. Аларис с легкой улыбкой наблюдал за своим собеседником.

— Хорошо. Теперь поговорим о главном, — Аларис чуть нахмурился. — Новичок, которого мы сегодня посвящаем, не вызывает у меня особого доверия.

— Зачем же его было брать?

— Мы не можем отвергать всех. Каждый новый приходящий в наше братство, вступает туда с какой-либо целью. Для кого-то это является стилем в одежде и музыке, для кого-то — это занятие свободного времени. Только для немногих это понятие жизни…

Они замолчали. Неожиданно зашуршала трава, и на тротуар выскочил черный кот. Брезгливо отряхнувшись, он запрыгнул на скамейку. Идар с удивлением наблюдал за ним. Кот, прищуря желтые глаза, окинул взглядом фигуру юноши, а затем пристально уставился в глаза.

— Кс-кс-кс, — парень протянул руку, чтобы погладить. Но кот неожиданно сам запрыгнул ему на колени.

— Тебя любят животные? — Аларис улыбнулся.

— Видимо, я притягиваю только черных, — Идар тоже улыбнулся.

Кот довольно замурлыкал. Поглаживая черное создание, Идар заметил тонкий ошейник, сплетенный из черной кожи. Юноша осторожно засунул руку под подбородок кота в поисках метки или медальона. Нащупав холодный металл, он вытащил, чтобы рассмотреть. Это был кулон наподобие креста, только верхняя его часть раздваивалась и закруглялась, напоминая каплю.

— Да это же… анкх!..

Кот зашипел и, оцарапав руку Идара, вырвался на волю.

— Пойдем, нам пора, — Аларис резко встал.

— Не айс…

— Да как он посмел дотронуться до моего амулета?!?

— Не кипятись, зачем ему твой, у него самого такой же.

— Ах, да. Я забыл: он же гот…

-…недоделанный…

— Он видимо недавно стал таковым.

— И что их привлекает в этой мрачности? Не понимаю… Сколько бы он не распинался тут — не понимаю…

— Да ты на себя посмотри: мрачности в тебе до самых костей. Развязываешь войны, пакостишь, вредишь.

— Я не мрачная, я вредная! А хиппи меня больше привлекают.

— А меня привлекает мрачность — не зря столько времени провел в Аиде.

— Давай ему какую-нибудь гадость сделаем!

— Погоди еще: успеем. Потусуемся на посвящении, тогда и сотворим.

— Многообещающее начало. Только сейчас моя очередь! Я хочу своему все-таки что-нибудь подстроить, — она усмехнулась.

— Ладно, — кот вновь зевнул.

— Игорюша, покушай еще оладушек.

— Мам, я наелся, — Зигги завтракал у себя на кухне. Его мать, низенькая женщина с забранными волосами, все время волновалась и пыталась подлить ему чаю, соуса, положить еще еды. Оба не знали, как начать разговор и оба чувствовали себя не в своей тарелке.

— Сынок, куда же тебя занесло… — наконец вздохнула мать.

— Мам, быть хиппи это не плохо.

— Чем же это хорошо-то! Ходишь как оборванец целый день некормленый.

— Вот скажи мне, — он положил ложечку на край блюдца и развернулся к матери. — Ты хочешь, чтобы не было войны?

Женщина неуверенно кивнула.

— А чтобы был мир, добро, любовь? Чтобы все уважали друг друга, помогали в трудностях.

— Ну как же… да.

— Так вот мы за это боремся!

— Боретесь? Вы что, сражаетесь? — женщина испуганно вытаращила глаза.

— Нет! Я не так выразился… — он хлопнул себя по лбу. — В общем, мам, в этом нет ничего плохого. Мне пора идти.

— Да-да, конечно. Только ты забегай иногда.

— Я же почти каждую ночь дома найтую! — в нем опять стало подниматься раздражение. Зигги встал и застегнул рубашку на три целые пуговицы.

— Игорюша, ты заходи…

— Постараюсь, — он вышел из дома на улицу и задумался. Шуа сказал, что проводит его на новую работу, но где теперь сам Шуа? Он отошел подальше от своего дома и присел на скамейку. «Почему он всегда так некстати вмешивается в мою жизнь. Не будь его, я мог быть там, с ними. Но нет! Обязательно нужно вмешаться, перепутать все карты и уйти с чувством выполненного долга. Почему нельзя быть как все другие отцы? Ходить себе тихо-мирно на работу и изредка спрашивать про оценки в школе».

— Доброго тебе утра.

Зигги поднял взгляд: перед ним стоял улыбающийся Шуа.

— Привет! — он набросился на него с объятиями. — Я уж думал, тебя свинтили.

— Нет, я вовремя слинял. Отделался легкими царапинами.

— А много наших забрали?

— Знаю, что до второго этажа не добрались вообще. Видел, что Джеф скипал — со мною бежал. Девчонок крутить даже не стали. Странно, что они вообще устроили винтилово — Том на хорошем счету у властей этого города, — он немного помолчал. — Но нам нужно идти.

— Да, я поэтому и искал тебя.

Шуа пошел вперед. Зигги украдкой наблюдал за ним: вид у парня был неважный. Глаза красные от недосыпания, на щеке две царапины — следы вчерашней битвы, посеревшая от пыли и пота рубашка.

— Вот мы и пришли. Пойдем, я познакомлю тебя со здешним начальником.

Они прошли под низким навесом. В просторной мастерской их встретил высокий мужчина в грязных перчатках, перебиравший инструменты.

— Шуа, где ты болтаешься, я давно тебя жду.

— Сергей, познакомьтесь, это Зигги. Вы говорили, вам требуются рабочие руки.

Мужчина оглядел его с ног до головы:

— Тоже из твоих, из этих?

— Да, — сдержанно кивнул он.

— Ну хорошо, возьмем на испытательный срок. Будешь работать с клиентами и мыть машины. А пока посиди там.

Зигги присел на стул у выхода. Шуа уже успел переоблачиться и сейчас щеголял в одежде рабочего, с забранными волосами. Снаружи послышался сигнал машины.

— А вот и первый клиент. Иди, встречай.

Из машины вылез беспокойный мужчина в сером костюме, постоянно поглядывающий на часы.

— Побыстрее, если можно. Общая проверка и чистка, — он поднял взгляд. — Фу, волосатик!

Зигги пропустил замечание мимо ушей.

— Сейчас будет сделано, — он ушел выполнять заказ. Мужчина, брезгливо морщась, отряхнул руки, как будто он прикасался к нему.

Следующий клиент вообще отказался от услуг мастерской, как только увидел Зигги.

Полный мужчина презрительно посмотрел на него снизу вверх.

— Ха, волосатик! Что, жизнь приперла, так на работу пришел? Прожигаете деньги родителей, воруете у честных граждан! Ну с меня ты ни копейки не получишь, — он сел в машину и уехал. Зигги вздохнул: нелегким будет денек…

— … два клиента?! За весь день только два клиента? И в самые плохие времена у нас было больше! — Сергей распалялся все сильнее и сильнее. — Ты извини, парень, но тебя держать себе в убыток.

— Но я не виноват, что они на меня так реагируют! — Зигги тоже был взвинчен до предела.

— Переоделся бы что ли…

— Почему я должен переодеваться? Это моя сущность, и они должны принимать меня таким, какой я есть! Где же их мнимое равенство, терпимость?

— Ну тогда до свидания. Вот тебе деньги за сегодняшний день, а больше извини, ничем помочь не могу.

Зигги забрал деньги и, не прощаясь, вышел из мастерской. Шуа молча подошел сзади и положил ему руку на плечо.

— Только не надо сейчас читать нотации!

— Я и не собирался.

— Что же делать…

— Зачем тебе нужны деньги?

— Я хочу на Вудсток поехать.

— Вудсток?

— Фестиваль рок-музыки. Судя по тому, что я слышал, там будет нереальный кайф.

— Не нужно поспешных выводов. Есть возможность еще заработать?

— Да вроде как нет…

— Не заморачивайся: само придет.

— Может у отца попросить… — Зигги будто бы не слышал его.

— Новая форма аска. Ну иди, проси.

— Где я тебя потом смогу найти?

— А зачем меня искать, я сам найдусь, — Шуа завязал хайратник.

— Нет, я серьезно.

— И я, — он развернулся и пошел по тротуару.

— Ты куда?

— Теряться.

Зигги усмехнулся и отправился домой: он знал, что сейчас его ждет долгий разговор с отцом…

— …пап, мне нужны деньги.

— Сразу нет. Но интересно зачем.

— Если нет, то тогда зачем?

— Вдруг ты меня переубедишь.

— Я хочу поехать на фестиваль рок-музыки. В Америку, — уточнил он.

— Это… нет! Это безрассудство, это глупость! О чем ты вообще думаешь? Ехать в незнакомую страну, непонятно зачем, на какой-то фестиваль.

— Это важно для нас, — он чувствовал, что разговор бесполезный, но зачем-то продолжал его.

— Тысячу раз нет! Я запрещаю тебе ехать туда.

— Я все равно поеду.

— Как же мне надоело твое твердолобое упрямство! Я тебя не выпущу.

— Я найду способ убежать.

— Я тебя в тюрьму упрячу!

— Собственного сына?

— Да все что угодно, чтобы ты не ехал!

— Ты делаешь все, чтобы досадить мне, чтобы сделать мне больно.

— Нет, это ты… ты…

— Послушай меня. Я не хочу тебя видеть. Я сегодня же ухожу отсюда.

— Да пожалуйста, убирайся! С этого дня я за тебя не отвечаю, — его отец скрестил руки на груди.

Зигги прошел в свою комнату и начал скидывать вещи в большой походный рюкзак. Внешне он был спокоен, но внутри у него все пылало гневом.

— И что, даже не попрощаешься? — отец уже жалел о своем поспешном решении.

— Всего доброго.

На улице его затрясло от злости. Неподалеку стоял Шуа и разговаривал с Музыкантом. Зигги подошел к ним. Друзья внимательно посмотрели на своего приятеля. У него были с силой сжаты кулаки, лицо покрылось красными пятнами, а зубы плотно стиснуты.

— Можешь ударить меня, — спокойно произнес Шуа. Музыкант дотронулся до его руки. Первый наплыв злости прошел.

— Выгнал?

— Сам ушел.

— И что теперь?

— Не знаю. Мне даже найт провести негде.

Музыкант пожал плечами:

— Я тебе тут не помощник. Сам где попало обитаю.

Шуа колебался.

— Наверное, я бы мог помочь, — сказал он и тут же пожалел об этом.

— Спасибо, брат! Что бы я без тебя делал.

Шуа помрачнел. Музыкант понимающе усмехнулся и напел:

— Когда пройдет твой старый день,

Когда уйдут обиды, горечь слез,

Когда играть и петь тебе не будет лень,

Тогда скажу: держи по ветру нос!

— Новая песня? — Шуа все еще пребывал в задумчивости.

— Черновики. До встречи.

Они махнули ему рукой.

— Ну пойдем, — вздохнул Шуа.

Они вошли в маленькую комнатушку на первом этаже серого дома.

— Сынок, это ты? — им навстречу ковыляла сухонькая старушка с дрожащими руками. Шуа подбежал к ней и приобнял за плечи:

— Да, мамуль.

— Хорошо, что ты пришел. У нас лампочка в коридоре погасла, такая темнотюга.

— Мам, познакомься, это мой друг, Зигги, — сдержанно представил он его. Зигги растерянно улыбнулся.

— Здравствуйте…

— Он немного поживет у нас.

— Конечно-конечно. Я вот похлебку приготовила.

— Мам, ты полежи, отдохни.

Старушка закивала головой и побрела в комнату.

— Ты голоден?

У Зигги внезапно пропал весь аппетит, и он отрицательно мотнул головой. Шуа нахмурился.

— Не обессудь, придется нам вдвоем ютиться в маленькой каморке.

— Я не против… я ничего.

Шуа провел его в небольшую комнатушку с двумя матрасами, множеством книг и листов.

— Ну, в общем-то можешь отдыхать.

Зигги плюхнулся на матрас:

— Жалеешь, что привел меня?

— Люди должны помогать друг другу, — он поморщился. — А то, что у меня старая, слабая мать, так этого я не стыжусь!

— Нет, я не о том, — он замолчал, боясь сказать что-то не к месту. Шуа напряженно прислушивался к оханьям за стеной. Наконец, кровать перестала скрипеть, и вздохи прекратились.

— Странное существо человек. Он не знает, что с ним будет, а уже строит планы на завтра, — Зигги задумался.

— Завтра? А завтра просто не существует.

— Как это?

— Вот так. Есть вечное сегодня. Просто прожито по-разному. Понимаешь, в чем вся прелесть? Есть сегодня и нужно успеть его прожить! Успеть сделать все, что ты хочешь. Это как будто бы сегодня твой последний день… Нет, не так. Будто сегодняшний день — это бутылка самого изысканного вина. И ты должен выпить его до дна, наслаждаясь каждой каплей. На самом деле, во всем можно найти хорошее. Стоит только присмотреться.

— Значит, мы неправильно живем.

— Да мы вообще жить не начинали.

Шуа закрыл глаза. В этот момент Зигги почувствовал себя таким бесконечно далеким от него, даже немного чужим. Словно Шуа — посланник с другой планеты.

В коридоре послышался шорох открываемой двери. Шуа тут же выскочил в прихожую. Зигги тихонько подкрался к щелке, чтобы слышать все, что там происходит.

— У меня к тебе просьба… — Шуа старался говорить тише. Женский голос так же тихо отвечал ему:

— Говори.

— У нас какое-то время поживет человек. Ему некуда идти. Ты можешь где-нибудь пожить?

— Без проблем. Меня давно Брита звала. Только можно я некоторые вещи заберу?

— Да, я тебе сам принесу. Сейчас ты куда, к ней?

— Нет, к Философу.

— Удивлен. Подробнее?

— Эх, было бы о чем…

— Ты не права. Было бы о ком…

— Не говори так о нем!

— Я о нем еще ничего не сказал, — по звуку голоса Зигги догадался, что Шуа нахмурился. — Но я не одобряю…

— Ты же прекрасный человек, ты всех любишь.

— Я всех люблю, но я не одобряю. Зачем ты к нему?

— Там все собираются. По поводу Вудстока.

— Туда я тебе вообще не советую ехать.

— Вудсток? Почему я ничего не слышал? — из дверей показался Зигги. В недовольном лице Шуа читалось: «Подслушивал, зараза».

— Да, вот сейчас собрание начнется, — удивленно проговорила рыжеволосая девушка.

— А где? — Зигги притворился, что слышал только часть разговора.

— На квартире у Философа.

— Я пойду с тобой?

Девушка пожала плечами. Шуа вздохнул:

— Приведи его хоть обратно.

На квартире у Философа собирались по особым случаям. Там было не так много места, как у Тома и поэтому народ располагался, кто где может. Только в свою комнату он никого не пускал. Сейчас в гостиной столпилось много людей, и они теснились под столом, на диване, на полу, на подоконнике. На столе сидел сам Философ. При виде вошедшего Зигги он почему-то нахмурился и отвернулся. Зигги осторожно прошел и уселся у дивана. Брита подмигнула ему.

— Братья и сестры. Я вас собрал здесь, чтобы обсудить Вудсток, — он внимательно посмотрел на каждого. — Вас здесь очень много. А между тем, поехать могут лишь восемь.

Послышался возмущенный ропот:

— Ты же говорил десять билетов!

— К нам в Москве присоединятся два наших брата

— Но мы все хотим поехать! — Зигги возмущался больше всех: ему не нравились косые взгляды Философа.

— Это все мелочи. Отсев произойдет сам собой, — их руководитель улыбнулся. — Главное то, что это страна чужая нам…

— Для нас нет чужих!

— Да, но вести себя там нужно предельно осторожно…

— Что за нравоучения? Забей ты на эту ерунду!

Философ нахмурился и раздраженно бросил:

— Вы хотите по делу? Едем послезавтра вечером. У меня все.

Он спрыгнул со стола и ушел к себе в комнату. Все недоуменно переглянулись.

— А где? — Брита потерла нос.

— А во сколько? — волосатый парень доставал что-то из кармана. Зигги казалось странным все происходящее. Все шло совсем не так, как он представлял. Сзади его кто-то осторожно похлопал по плечу. Юноша обернулся и увидел круглые очки Музыканта:

— Завтра в восемь вечера концерт. Нужна твоя помощь.

— Кайф, а где?

— В клубе «Красный Октябрь» — Музыкант усмехнулся. — К утру нужна афиша, а к вечеру два больших полотна с лайтовым оформлением, сможешь?

— Не вопрос.

— Клевый ты чувак, — губы солиста растянулись в улыбке.

Зигги приметил светловолосую девушку у окна, которая колокольчиком смеялась на какую-то шутку, сказанную ее подругой. Он залюбовался на ее лучистые глаза, беззаботную улыбку. Ей, казалось, не было никакого дела до споров, происходивших в душе юноши, до войны, развернувшейся внутри него. «А почему я должен думать об этом? Пусть воюют».

— Вперед войнааа!!! — Сансара воинственно подпрыгивала на одном месте.

— Да он, по-видимому, и не собирается воевать, — Анубис выглянул из-под чьей-то юбки.

— Ну, конечно, он же этот, как его… пацифист! Не удалось мне ничего таки подстроить… но отца я подговорила отказать! — она довольно улыбнулась.

— Уверена что ты? Он и сам горазд на такие штуки.

— Ну уж нет! Перед моим своевременным прилетом он был настроен как раз положительно. А вот ты зачем Шуа подговорил?

— В каком смысле подговорил? — кот неодобрительно сверкнул глазами.

— Зачем разрешил Зигги к нему переехать? Он был готов отказать!

— Ха-ха-ха! Зигги — мой подопечный разве?! Захотела себе жертву — вот и выпутывайся!

— Это ты мне помешал!

— Ладно-ладно, это я. Позлишься потом. Разрешаю даже напакостить у готов. Давай уже наконец переместимся в ночь…

В темном проходе послышались шаги. В коридоре не было освещения, только сквозь небольшие щели в стенах проникали слабые лучи вечернего солнца. Шаги приближались. Теперь стало возможно рассмотреть неясный силуэт: высокий человек в длинном плаще нес что-то в руках. Быстро пробежав мимо, он свернул за угол. Если проследовать за ним, можно оказаться в большой комнате, мгновенно потеряв его из виду среди других многочисленных людей. Тусклый свет свечей ослепляет глаза — привыкшим к темноте, освещение им кажется очень ярким.

Чуть освоившись, ты начинаешь различать и другие предметы в комнате: большая, квадратная, она, казалось, могла вместить множество человек. Двери здесь были одна напротив другой. Через первую туда-сюда сновали чем-то занятые люди. Вторая дверь была заперта снаружи.

— Black Angel, не мешайся под ногами. Лучше зажги канделябры на стенах, — молодой юноша, хлопая длинными ресницами, посмотрел на «длинного в плаще» и побежал исполнять приказание.

Посреди помещения находился стол. На нем стояли маленькая красная свеча, чаша и тот самый сверток, который принес наш проводник.

Окон здесь не было — эта комната находилась в самом центре заброшенного здания. Этот дом построил два века назад какой-то купец, увлекавшийся культурой западных стран. Каким-то чудом это здание сохранилось. Оказавшись на окраине города (из-за смещения центра), он никому не мешал, поэтому его оставили как достояние прошлого. Но по прошествии некоторого времени, этот дом забыли, и сие стало излюбленным местом для Goths.

Сегодня на полночь было назначено собрание — все стекались на торжество. Посвящение всегда было большим праздником для готов и великой честью для посвящаемого. Поэтому все избранные постепенно сходились сюда, появляясь парами и поодиночке.

— Все готово? Все пришли? — спросил Shadow, откидывая со лба капюшон с красной подкладкой.

— Да. Через пять минут начинаем, — ответил Идар, поправляя полы точно такого же плаща. — Ты принес реликвию?

— Она уже на месте.

Подойдя ко столу, Идар откинул ткань, скрывавшую неизвестный доселе предмет.

— Shadow! Где ты его раздобыл? — удивленно воскликнул юноша, аккуратно развертывая человеческий череп.

— Связи, — усмехнулся гот.

В зале царило сдержанное оживление. Дети тьмы стояли кто где и тихонько переговаривались.

Закончив приготовления, Shadow поднял руку: все мгновенно стихло. Готы выстроились вдоль стен. Идар и Shadow встали по краям стола.

Ровно в полночь (а отсюда хорошо был слышен звон часов на городской площади) открылись створки запечатанных дверей: сперва в помещение ворвался густой туман, закрывая весь обзор. Он постепенно оседал и становился прозрачным, подсвечиваясь мягким зеленым сиянием. Никто не заметил, как зашли остальные. Когда же туман, расползаясь по комнате, опустился на пол, стало возможно рассмотреть вошедших: два стража держали под руки человека в белом балахоне. Аларис, стоявший позади них, обошел стол.

— Подойди ближе… — стражи сняли повязку с глаз новичка. Он растерянно захлопал глазами, с любопытством оглядываясь вокруг.

— Скажи мне, зачем ты пришел сюда?

Юноша оторопело уставился на предводителя:

— Ну… как! Как это зачем?! Ну… Я же гот!

Стражи переглянулись.

— В смысле в том… — он взял себя в руки. — Смысл моей жизни заключен в обретении покоя среди вас, прекрасных слуг Смерти!..

«И зачем только мы его берем?» — Идар поморщился.

Аларис кивнул. Стражи подвели его ближе к столу.

— Ты уверен своих силах перенести те испытания, которые налагает наша жизнь?

Посвящаемый прикрыл глаза в знак согласия.

— Тогда опусти свою длань на эту главу, — Аларис указал на череп, лежащий на черной шелковой ткани. — И повторяй за мной: Я клянусь в сией мрачной и непроходимой бездне проживать свое земное бытие, чтить и уважать законы Тьмы, усмирять свое экзальтированное сознание прохладой сумрачных размышлений, быть верным Мраку, разделяя свое существование с моими нареченными братьями и сестрами.

Он повторил эти торжественные слова клятвы и почувствовал, как гордость переполняет его душу.

Стражи отошли в сторону. Стоящие по краям стола подошли к юноше и, неизвестно откуда взявшимися, ножами стали разрезать длинные рукава. Стоящие у стен, затянули что-то заунывно-торжественное. Закончив обряд порчи балахона, на новоизбранного накинули черную ткань, в знак вступления в общество.

— Отныне твое имя Сандалф, что в переводе означает «истинный волк». Теперь ты один из нас. Твое настоящее предназначение заключено в вечном покое. Помни свою клятву.

Хор смолк. Стражи увели юношу.

— А теперь прошу пройти всех в наш пиршественный зал для продолжения празднества, — Аларис вышел первым, подавая всем пример последовать за ним.

Комната, куда направились представители темной субкультуры, находилась этажом выше и была значительно меньше и вытянутее, церемониального зала.

Через древние полуразрушенные решетки окон проникал слабый ночной свет, легкий ветерок, игравший висюльками старинных свечных люстр, почти не холодил голые плечи готесс. Около одной из стен находился шведский стол с легкими закусками и напитками. В углу стола стояла стопка тарелок. Мрачные юноши и девушки разбирали еду и разбредались кто куда. Романтики устраивались на подоконниках, ища вдохновения в лицезрении полной луны. Остальные разговаривали, собираясь небольшими группами. В общем, все было как всегда.

Внезапно открылась дверь, и вошли трое: нареченный Сандалфом и сопровождающие его стражи. Зал на мгновение стих, но это было только мгновение, и вскоре беззаботный гул восстановился.

— Приветствуем тебя, наш новый брат! — Идар подошел к троице. — Позволь ознакомить тебя с данной обстановкой.

— Я тебя узнал: ты порезал мою руку, когда рвал рукав, — Сандалф неодобрительно сверкнул глазами.

— Мне очень жаль. Но все же, прошу, пройдем дальше.

Представив новопосвященного некоторым лицам и оставив его беседовать с одной из компаний, Идар подошел к окну.

— Грустишь, красавчик? — к юноше подошла высокая (чуть ли не на целую голову выше) девушка.

— Нет, мне ни грустно ни холодно, Валькирия, — он недовольно отвернулся. Имея средний рост для юношей его немного смущали высокие люди, а в особенности девушки. Да и сама Валькирия подошла не в самый подходящий момент — неприятный осадок остался в его душе после кратковременного общения с Сандалфом.

— Что же ты тогда стоишь здесь? Побудь с нами, в компании. Или ты хочешь немножко романтики? — готесса нежно приобняла задумавшегося Идара и притянула к своей груди.

— Валькирия! Что ты делаешь?! Веди себя прилично хотя бы сегодня! — Идар вырвался из объятий девушки и направился к выходу — настроение было испорчено окончательно. Валькирия вслед весело расхохоталась: ей нравилось играть с этим «мрачным романтиком», не имеющим своей девушки. И Идар это знал, но ничего поделать не мог — не поднимешь же руку на женщину, тем более на одну из самых прекрасных черных роз, за которых разорвут на части «во имя их спасения и защиты чести».

У дверей Иадр столкнулся с Аларисом:

— Ты уже уходишь?

— Да. У меня разболелась голова — не хочу мешать своим видом празднику. До завтра.

— До сегодня, — улыбнулся предводитель.

Юноша вышел.

— Мамочка не потеряет?

— Ты один дойдешь?

— Может, проводить?!

Ну конечно. Куда ж без этого? Парочка его ненавистников тихо, но отчетливо пустили стрелы сарказма и зло рассмеялись. Парень также знал, что они завидуют его тесным отношениям с Аларисом, поэтому ненавидят.

* * *

В холле его встретил отец: скрещенные на груди руки и хмурый взгляд исподлобья не предвещали ничего хорошего. Он стоял рядом с зеркалом, прислонившись одним боком к стене, и внимательно наблюдал за сыном, как тот раздевается.

— Ну и где ты был? — слова отца прозвучали глухо, но четко. Идар молча прошел мимо.

— Юра! Я тебя спрашиваю!

— Мне не 13 лет, чтобы отчитываться перед тобой, — спокойно ответил он.

— Юра! — мужчина остановил юношу, развернув его за плечи. — У тебя же есть телефон, мог бы предупредить?!

— Он разрядился еще вечером, — парень стоял, отвернув голову.

— Сын, — отец поднял его лицо и пристально посмотрел в голубые глаза сына. Да, это, возможно, единственное, что досталось от него в наследство. Только его глаза собственного сына выражали безразличие и что-то еще, непонятное для него. — Ты опять был у своих готов?! Что же ты делаешь с собой? Умой лицо и ложись спать! Завтра поговорим… — мужчина сел на диван, устало откинув голову на спинку.

Юра молча направился наверх. Парень поплутал немного в полумраке, несколько раз проходя мимо своей комнаты — переехав сюда полмесяца назад, он еще плохо ориентировался в этом доме. Наконец, нащупав заветную ручку, он плюхнулся в кресло, обхватив руками голову.

— Эта бренная жизнь… Она немыслимо невыносима и немилосердна… Когда же и мой час придет?..

Просидев так минут пять, он, размазав по лицу злые слезы и краску, схватил ручку… Когда пришел в себя, он прочитал следующее:

По темной аллее идет человек.

Несет он подмышкой прекрасный букет:

Черные розы, построившись в ряд,

Молчат о печали, и грустен их взгляд.

Одежды, темнее безлунной ночи,

И мрачен их вид. «Не плачь, но кричи.

Не думай, но верь, тогда обретешь

То счастье, которое ты изберешь.

Не слушай иных, кто против нас всех:

Они не заменят тебе тех утех,

Которые здесь почувствовал ты».

Он помнит, он верит, он видит. «Но Вы…»

Тот день роковой: он как наяву.

День посвящения… Летом в жару,

В душную полночь, когда город спал,

В темной развалине отрок лежал.

Копья, кинжалы, мечи и ножи

Склонились над ним в виде звезды.

Длинный, как день, сухой и прямой

Маг-чародей заклинанье прочел.

«Встань, о, наш брат! Теперь среди нас

Обретешь ты покой. Придет и твой час!»

Юноша медленно сел на скамью.

Он был на месте. «Тебя все и ждут» —

Черное платье; крылья-глаза;

Белый румянец — это она…

Вам не понять красоты наших мыслей.

Мир на земле — наш смысл жизни.

Черная прядь на лицо упадет.

Всё изменяется… «Люди, я — гот!»

— Да, полный бред, — усмехнулся Идар.

— Пиплы, я — хиппи! — Сансара каталась под столом от смеха.

— Тебе смешно, а он в депрессии, — в зрачках Анубиса отразилась улыбка. — Рад за тебя, моя вредная фея, что тебе удалось немножко развеяться на празднике.

— Да, спасибо тебе, мой мрачный друг, что привел меня в это полчище! — она довольно потерла ладошки. — А он должен быть благодарен — депрессия, это для поддержания его же имиджа.

— Хочешь сказать, что спасибо должен сказать я? — кот соскочил с окна и прыгнул бесшумно на стол. — Уморился, бедняжка, — бог Смерти осторожно потрогал лапой покойно спящего Идара.

— А ты почему? — она нагло уселась на расслабленную спину гота.

— Как бы это мое увлечение, и ты посодействовала развитию событий.

— Кстати о событиях. Чой-то он так на этого волчару ощерился? Мне этот субъект тоже показался довольно противненьким — не люблю подлиз, — она передернула плечами, играя с цепочкой на шее спящего. — Эта его слащавая мордашка и ненатуральность… Брр! Чую, он еще попадется нам на пути...

— Понаблюдаем за ним? Али натворим что? Или может быть пока не стоит вмешиваться…

— Нам? Не вмешиваться?! Хотя, судя по его противному взгляду он еще покруче нас натворит делов…

— Посмотрим, если что — время никогда не поздно вернуть, изменив ход событий.

— Да… мы это умеем! А вот что это за дыдла к нему клеется?

— Готесса.

— Кэп. Понятно, что не реперша. Но… явно никакой любви тут нет и быть не может. Что за дурацкие навязывающиеся отношения?

— Тебе захотелось поссорить — ты разругалась в пух и прах. Тебе приспичило развязать войну — ты подкосила главное жизненное составляющее — здоровье. Также и ей — в силу своего самовлюбленного характера, возвышения своей красоты — захотелось поиграть, потравить, поиздеваться, etc.

— Нашел с кем сравнить! Как всегда тактично, Анубис!.. Но хотя ты в чем-то прав — мы немного похожи, так же любим управлять. Только уж ей не сравниться со мной!

— На то и есть женская натура, сущность, которую не отнять…

— Ох, вы, мужчины, никогда не понимаете нас, женщин!

— Ну, я не совсем и мужчина, а ты — не совсем и женщина. Не понимая тебя, не был бы я твоим ненаглядным.

— Ах да, милый котик, ты-то умеешь когда надо понять, — Сансара кокетливо поправила прическу. — Но, согласись, у мужчин с женщинами (имею в виду земных представителей) с этим большие проблемы…

— С этим я соглашусь, — Анубис задумчиво посмотрел на юношу. — А что, неплохая идея! Ты согласна на очередное развлечение?

Фея внимательно посмотрела в оживленно заблестевшие глаза своего спутника и в ответ только загадочно усмехнулась…

Шуа дремал, сидя на светлом столике с книгой в одной руке. Вторая безвольно опустилась вниз и подергивалась в такт какой-то музыке, звучавшей внутри него. Его голова устало склонилась к груди, а сбившийся хайратник сполз, запутавшись в длинных волосах.

Послышался негромкий стук двери и в комнату кто-то осторожно прокрался. Шуа недовольно пошевелил пальцами, чувствуя, что его спокойствие нарушают, проникая в зону отдыха: «Опять не удалось восстановить силы…» Он услышал тихое шуршание в углу и еле слышное бормотание. Помедлив минут пять, Шуа приоткрыл один глаз: у мольберта с чистым, белым полотном стоял его неугомонный знакомый и водил кистью по… воздуху. Шуа от удивления открыл второй глаз. Манипуляции Зигги продолжались довольно долго. Но вот он обмакнул кисть в ядовито-желтую краску и полоснул по бумаге. Получилась широкая, яркая полоса. Зигги сосредоточенно наклонился над новой банкой краски. Шуа сам не заметил, как сполз на край стола, с любопытством наблюдая за юным художником. Тот неожиданно плеснул полбанки зеленой краски прямо на холст и тут же начал придавать пятну нужную форму. Надо сказать, форма получилась еще корявее, чем изначальная клякса. Следующие мазки кистью, вымазанной красной краской были аккуратнее и завивались спиралями вокруг основного безобразия. Зигги весь отдался этому процессу творчества. Вскоре и кисть ему стала не нужна, и он делал осторожные движения подушечками пальцев. Его кудри то и дело взлетали вместе со взмахами. Тонкие гибкие пальцы подчинялись малейшему вздоху и уже неслись по белому полю, оставляя за собой яркие следы. Шуа так засмотрелся на юношу, отдавшемуся порыву вдохновения, что неосторожно выронил книгу. Она звучно шлепнулась на пол. Зигги вздрогнул и обернулся.

— А, это ты, — он почему-то облегченно вздохнул. Шуа виновато почесал за ухом:

— Извини… Я немного задремал.

— Нет, ничего… Я уже закончил. Как тебе? — он взволнованно отошел от холста. Шуа внимательно всмотрелся в глубину рисунка.

— Это взорвет мозг нашим потомкам, — усмехнулся он. — Но мне нравится!

— Это афиша. Осталось написать текст.

— Да, сегодня же концерт. Надо найти Музыканта. Ты со мной?

— Нет, мне нужно еще закончить, — Зигги торопливо дорисовывал буквы. — Передай, что я сам повешу афишу.

Шуа кивнул и вышел из комнаты. Зигги порылся в вещах и вынул на свет потрепанную тетрадку в зеленой обложке. Он улыбнулся и написал несколько строк: «Зачем составлять планы? Зачем устанавливать себе рамки? Мы можем больше: мы можем выйти за пределы возможного! Нужно использовать лайф на всю катушку, потому что это наш мир!» Полюбовавшись минут пять на запись, он решительно поднялся:

— А теперь за дело.

…в клубе была такая толкучка, что найти кого-либо знакомого не представлялось возможным. Зигги молча развесил над сценой полотна с яркими рисунками. А народ все шел и шел; казалось, клуб сейчас лопнет по швам. Зигги уселся у самой сцены, апатично предположив, что гора сама придет к Магомету. И вправду, вскоре над ним послышался мелодичный голос Музыканта:

— Красивые рисунки. Молодец, парень.

— Он у нас талант, — улыбнулся стоящий рядом Шуа.

— Скоро концерт?

— Прямо сейчас, — Музыкант перекинулся через бортик на сцену. Толпа восторженно зашумела.

— Где все наши?

— Наши? — Шуа широко развел руками. — Вот все наши.

Зигги усмехнулся, поняв намек. К ним подошел Философ.

— Здравствуй, — сухо поздоровался с ним Шуа. Тот лишь кивнул в ответ.

— Зигги, выйди на минутку, — Философ неожиданно опустил на его плечо тяжелую руку. Они вышли вдвоем из прокуренного клуба. На улице капал противный мелкий дождь, который не смягчал духоту.

— Мне нужно с тобой поговорить, — Философ запихал руки в карманы зеленых брюк. Зигги только прищурился: в последнее время он остерегался разговоров с вожаком их городской системы. Философ вздохнул:

— Думаю, что ты не сможешь поехать с нами.

— Почему?! — он задохнулся от возмущения. Философ будто бы замялся:

— Потому что билетов мало… А народу много.

— Но почему именно я?

— Перст судьбы, — он усмехнулся.

— Нет уж, потрудись объяснить по-хорошему.

— Пойми, ты еще слишком молодой, неопытный. Да, твои рассуждения правильны, но ты сам не следуешь им.

— С чего ты взял?!

— Посмотри, как ты легко воспламеняешься. Любой раздражитель — и ты уже повышаешь голос, злишься. Разве это пристало нам?

Зигги бессильно закрыл глаза: он понял, что если Философ уперся, то переубеждать бессмысленно. Дождь мелким песком бежал по лицу. Вдруг к ним неожиданно подбежала темноволосая девушка и задорно улыбнулась.

— Давай руку, — обратилась она к Зигги. Он растерянно протянул ладонь. Она обвязала вокруг запястья плетеный браслет.

— Загадывай желание.

«Будешь моей», — полуутвердительно подумал он, глядя прямо в глаза таинственной красавице. Он сам не ожидал от себя такой мысли, но повторная встреча с этой волшебницей застала его врасплох.

— Фенечка не порвется — желание сбудется, — девушка беззаботно улыбнулась и упорхнула по своим делам. Философ неожиданно смягчился.

— А ты знаешь, что сочетание синего и зеленого цвета обозначает трассу, — он поглядел на фенечку. — Ладно. Завтра в пять вечера ждем на путях. Оттуда автостопом до Москвы.

Философ скрылся за коричневой дверью. «Странно все это» — Зигги пожал плечами. Сзади кто-то похлопал его по спине.

— Отец?

— Игорь, я хотел бы извиниться за то, что наговорил тебе.

— Мы оба были не правы.

— Да. Возвращайся домой.

— Хорошо, — внутри стало внезапно легко от такого простого решения.

— Вот и замечательно, — просиял отец. Зигги почесал затылок и улыбнулся во всю ширину рта: «Сегодня изменчивая Фортуна явно на моей стороне!»

— Сансара меня зовут! — фея зашуршала листьями.

— Тишше, спалишшься! — прошипел Анубис, еле удерживаясь на ветке.

Зигги вернулся к отдыхающим. Шуа сидел в укромном уголочке за барной стойкой. «Бармен» в это время вовсю плясал у сцены. Шуа с наслаждением опрокидывал в себя бутылку виски. Судя по пустым емкостям, валявшимся неподалеку, он уже хорошо отдохнул.

— Двенадцатилетний. Шик, — Зигги взглянул на этикетку.

— Кайфуем.

Хиппи открыл бутылку портвейна. Шуа, несмотря на количество выпитого алкоголя, держался молодцом. Веселье в клубе шло своим чередом. Большинство активно двигались под звуки музыки. Остальные расползлись по углам, наслаждаясь опасными коктейлями.

— И что тебе он сказал?

— Кто? — Зигги засмотрелся на рок-группу, на мгновение забыв о существовании Шуа.

— Философ, — он поморщился.

— Все о том же. Вудсток.

Шуа как-то странно хмыкнул.

— Почему ты его так не любишь…

— На то есть свои причины.

— Сам же проповедуешь любовь.

— Любовь… Если б ты знал, какая бывает любовь… И как это высокое чувство не подходит к этому гаденышу, — он хлебнул вина.

— Каждый человек достоин любви…

— О да. Но не он и не ее любви.

Зигги недоуменно приподнял бровь.

— Видишь ту девушку? — Шуа указал на рыжеволосую девчушку, которая о чем-то оживленно разговаривала с Норой. Зигги кивнул. Он много раз видел ее в их компании.

— А что не так?

— Это очень долгая и грустная история.

— Но мы не торопимся…

— Ну слушай. Ты знаешь, почему Философа так прозвали?

— Нет.

— Все довольно-таки просто: он учился на филфаке. Еще в школе этот «самородок» выказывал большой интерес к наукам. Он был буквально помешан на учебе. А она была младше его. И любила без памяти. Она увидела его еще на каком-то концерте, он выступал с речью. Увидела и потеряла голову. С тех пор она ходила за ним по пятам, восхищаясь всем, что бы он ни сказал. Ему нравилось такое обожание, и он не препятствовал развитию чувства у девушки. Он вселил в нее надежду, сам того не подозревая. А когда все зашло слишком далеко, то пошел на попятную. Провел с ней разъяснительную беседу на тему «почему маленьким девочкам не стоит влюбляться в больших мальчиков». Она тогда много плакала, но неопытное сердце уже попалось в капкан. Он с успехом окончил школу и поступил в университет. Она узнала его адрес, писала ему письма, но не получала ответа. Хотя я подозреваю, что адрес был неверный. Позже, она следом за ним поступила в тот же университет. А его через год отчислили за свободолюбивые высказывания. Он гордо разорвал свои документы и ушел в систему…

— А ты к тому времени был прекрасным человеком? — перебил его Зигги.

— Да… Но я болтался где-то. Не было тогда такой большой общности. А Философ как-то быстро завоевал всеобщее доверие и сплотил нас в систему. Может это и хорошо. Спорный вопрос. Как только он ушел, эта дурочка тут же кинулась за ним, сменив косички на растрепанный хаер. Теперь она стала здесь поклонятся ему. Она видела, как он при ней развлекается с девушками, но, глотая слезы, закрывала глаза. Она уже не показывала свои чувства, боясь навсегда отвернуть его от себя. А ему… а что ему? Он свободен.

Шуа закрыл глаза и припал к горлышку бутылки. Зигги задумчиво посмотрел на рыжеволосую девушку, которая тихонько стояла рядом с Философом, пока тот разговаривал с каким-то парнем.

— Ты так рассказываешь все это… будто… Ты любишь ее?

— Да. Она моя сестра.

Зигги удивленно поднял брови. Перед его лицом появился бокал с зеленой жидкостью.

— Что это?

— Напиток из воронки забытья, — Шуа странно усмехнулся. — Абсент.

Зигги сделал неуверенный глоток. Все вокруг отчего-то завертелось, поплыло и ухнуло в темноту.

— Эх, молодежь, — Шуа с сожалением поглядел на спящего собутыльника.

— Эээ… как его разнесло, — Анубис задумчиво почесал за ухом.

— Молодец, Шуа! Споил таки мальчонку, — она усмехнулась. — Но, заметь, он вполне счастлив. Я сегодня хороошая.

— Молодец, возьми с полки конфетку, — кот улыбнулся и стал похож на Чеширского кота.

— Чеширр! Но я не люблю сладкое — от него зубы портятся.

— А от алкоголя нет?

— Зубы? Нет. Как-то скучно, когда все хорошо. Может сделаем ставки?

— Опять отрываться на моем подопечном?! Да ни за что!

— Нет-нет. На этот раз поиграемся с Зигги. Доедет чувак до Вудстока живым-здоровым, али нет?

— Ну все, — неожиданно рассердился Анубис. — Пошли к Идарику!

— А как же ставки!

— Ррр… На месте ориентироваться будем.

— Злой ты, нехороший. Но фиг с тобой.

— Но я же не сказал нет.

Пошатываясь, Идар спускался вниз по лестнице. Голова после вчерашнего (или сегодняшнего?) лежания на столе затекла и жутко болела. Внешний вид оставлял желать лучшего: синие тени под глазами стали еще темней, на бледном правильном лице казалось, застыла жизнь — настолько оно было бесцветно. В прозрачных глазах замер неразрешимый вопрос.

Еще утро: часы показывали двадцать минут десятого. Страшно хочется пить. Таблетки от головной боли на кухне.

Юноша неслышно открыл шкафчик: аптечка, как и предполагалось, лежала на месте, но как ни странно — обезболивающего не было. Тяжело вздохнув, он отпил глоток воды и… поперхнулся: как он не заметил его!

Отец сидел за столом, задумчиво мешая кофе:

— Привет, сын, — он внимательно осмотрел мрачную фигурку.

— Привет… — Идар смотрел на отца, от растерянности не зная, что делать дальше.

— Может быть, присядешь? — в его голосе прозвучали стальные нотки: он все еще сердится?

Парень нехотя присел на краешек стула, уставившись на стакан в руке.

— Ты мне ничего не хочешь сказать?

Банальная фраза, развязывающая конфликты. А что нужно сказать? Что у каждого своя жизнь или просить ни за что прощения?

— Почему ты молчишь? Я с тобой разговариваю!

Внутри сильно застучало, заметалось, волной растекаясь по всему телу. Пальцы сильно сжали стакан. Идар почти не слышал отца. Обычные нравоучения, заставляющие нервничать. А кому понравится, когда твоим сознанием владеет мысль, что взрыв неизбежен. Или может быть лучше сделать вид, что тебе это безразлично? Но… нет…

— …Я не понимаю, что ты там нашел?! Юра!.. Юра…

Парень встал, как-то странно посмотрев на отца, и… упал.

«Вот и все», — только и успел подумать Идар.

* * *

— Небольшое психическое расстройство плюс переутомление. Ему необходим отдых, — Идар приоткрыл глаза: молодой врач складывал медикаменты. — Не стоит сейчас его особо беспокоить.

Идар осмотрелся сквозь прикрытые ресницы: он лежит на диване в гостиной, укутанный теплым пледом. Отца не видно, зато слышен его встревоженный голос.

Пошевелиться невозможно — противная слабость сковала все мышцы. Липкая дремота смежила веки, и юноша вновь погрузился в сон.

Хотя сном это состояние вряд ли можно было бы назвать. Парень метался и бредил в пылу, перепугав всех домашних.

…Идар проснулся поздно вечером, рядом с ним, в кресле, сидела домохозяйка. Она по-видимому задремала от усталости. Юноша чуть было приподнялся, но тут же со стоном повалился обратно.

— Юрочка! Ты очнулся? — женщина довольно проворно для своих лет подскочила к изнемогающему Идару. Тут же сунула стакан воды (нет, не воды — какой-то гадости) и положила на лоб мокрую повязку.

— Нина Михайловна… тетя Нина… Что с моей головой?

— Не двигайся! Ты неудачно упал и сильно стукнулся. Все, лежи. Как мы все перепугались!.. Такой грохот раздался! Таня первая сообразила: прибежала на кухню, а там Гога мертвенно-бледный такой пытается тебя в чувство привести… Ох, отпаивали мы тогда его валерьянкой… Ну, ты, милок, спи. Врач тебе прописал постельный режим.

— К тому же ты не выйдешь на улицу до тех пор, пока не оклемаешься, — отец осторожно присел в ногах. Идар попытался нахмуриться, хотя и сам понимал, что он прав — положение не из лучших, поэтому просто уткнулся в подушку.

— Ох, что же мне с тобою делать… — мужчина приложил ладонь к голове.

— Ничего не надо со мной делать, — пробурчал Идар, проваливаясь в глубокий сон.

На следующий день парень бродил по дому. От нечего делать, он обошел все комнаты, заглянул в каждый шкаф, чуть не заплутав в переходах. Коттедж был небольшой, но таил в себе множество просторных лабиринтов. Этот домик находился в районе, закрытом от больших автострад: семья переехала сюда вследствие болезни мамы. Сейчас она лечилась заграницей, а сын и отец обустраивали дом.

Хоть и проходил ремонт, несколько комнат были необжиты. А на мансарде Идар не был вообще.

Немножко поразмыслив, он осторожно направился к лестнице, ведущей наверх. Доски дружелюбно заскрипели, а ручка без труда поддалась легкому нажатию руки.

На чердаке было темно, но темнота эта была пронизана пучками солнечных лучей, в которых витала пыль. Идар прошелся по комнате — здесь не было ни страшно, ни скучно.

— Как, однако, здесь просторно… — парень задрал голову — угол покатой крыши уходил ввысь, создавая ощущение правильности и законченности.

— Юрий! Где ты? Мама звонит! — еле слышно раздался голос домохозяйки. Юноша вскочил.

— Я еще сюда вернусь, — Идар осторожно захлопнул дверь.

-…Юрка? Привет! Как дела? Как поживает макушка?

— Привет, мам, неплохо. Как у тебя дела?

— Да вот, пока не родила, — она засмеялась в трубку. Идар тоже улыбнулся. Он не понимал маминого юмора, но этот юмор ему нравился.

— Ты все шутишь.

— А что мне еще делать? — в голосе мамы послышалось удивление. — Оптимистичней смотри на жизнь. Или тебе по статусу не положено?

— Да, именно не положено, — парень рассмеялся. Ну хоть кто-то его понимает.

— Ну тогда передавай привет своим готярам.

— Мам!

— Да ладно тебе! — мама рассмеялась.

— Постарайся не болеть, — неожиданно перевел разговор Идар. Странное чувство навалилось вдруг на него.

— Что это за унылый тон?! Где мой всегда жизнерадостный Юрка?

— Когда это я был жизнерадостным?! Я спокойный и невозмутимый!

— Ну да, ты же гот. Все-таки ты мой сын, — с хитринкой в голосе произнесла она.

— Намек понят, — он улыбнулся.

— Кого-то мне она напоминает… Где-то я ее уже слышала… Понять не могу! — Сансара в задумчивости нахмурила лоб.

— Да? Ты тоже так считаешь? История становится все запутанней…

— И хотя я не вспомню, кто она, но время покажет. А что это он чуть что в обмороки падает?

— Нервное потрясение ты называешь «чуть что»?

— Пфф! Этих нервных потрясений у человека тысячи в день. И ничего. Слабак! — она насмешливо улыбнулась.

— Да ты бы вообще помолчала: вспомни своего Зигги за бокалом абсента… Кстати про земное тело: тебе не понять, пока не побываешь в этой дурацкой оболочке… Я не могу до сих пор привыкнуть к линьке!!!

— Важна не оболочка, важен дух, таящийся внутри нее. Но мне очень повезло, что у меня нет этой оболочки. Ведь без нее свобода ощущается в полной мере.

— Да, но без тела на Земле не ощутишь ни вкуса, ни запаха, ни почувствуешь тепла солнца или дуновения ветра… Так что еще нужно посмотреть, кому повезло больше.

— В какой-то степени ты прав, мой шерстистый друг. Но внешняя оболочка накладывает обязанности, свои проблемы.

— Сансара! Ты забываешь — даже в этом пушистом и шерстистом теле я все-таки остаюсь богом. И мои способности хоть и уменьшились из-за силы притяжения, все же остались.

— Бу! Достаточно рассуждений. Теперь идем к моему, хватит тут рассиживаться! — Сансара схватила Анубиса за лапу и потащила в другое измерение.

— Эй, парень, проснись, солнышко уйдет, — кто-то мягко, но настойчиво теребил Зигги за плечо. Он кое-как разлепил глаза. Перед ним стояла та самая рыжеволосая девушка, сестра Шуа. Он вопросительно взглянул на нее. Она ласково улыбнулась:

— Ты ведь собираешься на Вудсток, да?

Он привстал на локте и сонно огляделся. Вокруг царил хаос; клуб был перевернут с ног на голову, повсюду валялись пустые бутылки и шприцы. Сам Зигги лежал на смятой шелковой занавеске, на его голове был намотан чурбан из белой простыни. Он потер глаза и попытался найти часы.

— Да, еду. А что?

— Да ничего. Только все уже скипали.

— Как так? — он вскочил. Сна как ни бывало. — Вечером же!

— Они неожиданно изменили время и переставили на утро.

— Черт! А ты почему здесь? Тоже вроде собиралась ехать...

— Я подругу ждала, она только сейчас приехала. Да и тебя неудобно было бросать.

— Ты настоящий фрэнд, на тебя можно положиться. Но как вы планируете добраться до Москвы? — юноша выпутывался из занавески.

— Что тут думать? Автостопом!

Зигги замешкался. Он никогда не пробовал добираться до пункта назначения таким странным способом. Парень много раз слышал о романтике подобного приключения из уст олдовых хиппанов, но, откровенно говоря, немного побаивался. Поэтому предусмотрительно поинтересовался:

— Опыт имеется?

— Какой же человек радуги не путешествовал автостопом? Конечно, имеется!

— Придется поверить, — он вздохнул. Гуппи схватила его за руку и потащила к выходу.

— Пойдем, я познакомлю тебя с Майей!

Зигги еще протирал глаза ото сна. Его немного мутило от выпитого вчера абсента, и кружилась голова. На улице свежий ветер взметнул его легкие кудри. Он опустил веки, вдыхая воздух, не загрязненный табачным дымом. Вдруг он услышал резкий голос, возвращающий к действительности:

— Привет!

Он поморщился: голос был неприятен ему. Зигги открыл глаза. Рядом стояла невысокая, стройная девушка с белокурыми волосами. Приторная улыбка делала ее лицо безобразно вызывающим, а нос, чуть вздернутый вверх, придавал ей заносчивый вид. Коротенькая рубашка с расширенными рукавами не скрывала стройной талии, а узкие джинсы обтягивали худые ноги. Единственное примечательное в ее образе — глаза. Но они стоили того, чтобы забыть обо всех прочих недостатках. Это были чистые, ясные глаза цвета весеннего неба. Когда оно девственно светло, еще не запятнано первыми грозами. Такие глаза должны быть у Музы, из которой черпает свое вдохновение счастливый писатель. Ведь счастье иметь у себя океан вдохновения. Все эти мысли внезапно пришли в голову еще не проснувшемуся Зигги. Он шагнул к девушке и прямо спросил:

— Вы согласны быть моей Музой?

Она глупо хихикнула и отвела глаза. Гуппи помахала руками перед носом вдохновившегося художника.

— Потом наговоритесь, нам пора в путь.

— Ты знаешь дорогу?

— Я знаю, как дойти до села, которое не так далеко от Москвы. Оно является своеобразным указателем для нас. Там спросим дорогу, а если повезет, то доедем на авто.

— А может и сейчас повезет. Шофера люди добрые, — Зигги расхрабрился и вышел на дорогу. Третья по счету машина притормозила у обочины.

— Куда вам, ребятки? — из окна высунулся улыбчивый мужчина.

— В Москву.

— Эвона как. Ну в Москву не обещаю, но до ближайшего населенного пункта довезу. А там ловите попутку.

— Это как раз то, о чем я вам говорила! — обрадовалась Гуппи.

— Забирайтесь! — мужчина махнул им рукой. Трое хиппанов залезли в машину. Там Зигги тут же приступил к осаждению новой знакомой. Он решил, что она непременно должна принадлежать ему. Именно так: принадлежать.

— Кто дал вам такие удивительные глаза?

Майя снова хихикнула. Парень продолжал:

— Словно звезды с неба. Говорят, что свет звезд доходит до нас через миллионы лет. Быть может вы всего лишь мое чудесное видение...

— Может быть, — у нее был тоненький, немного писклявый голос.

— Знаете, я немного художник... я хотел бы изобразить на листе ваши глаза. Вы позволите?..

— Думаю, да. И перестань выкать!

— Да. Давайте перейдем на ты, — его ничуть не смутило столь грубое обращение. — Я не теряю надежды на твою благосклонность....

Она улыбнулась и вложила свою руку в его. Он мог больше не говорить. Зигги прикрыл глаза и поцеловал кончики ее пальцев.

Тем временем, шофер разговаривал с Гуппи.

— А в Москву-то вам зачем?

— Мы едем на фестиваль рок-музыки.

— В Москву?

— Нет, в Америку.

— Ого, куда вас несет.

— А в Москве нас ждут друзья. Оттуда-то мы и полетим.

— Вы кто такие? Студенты?

— Мы — система.

— Это что еще за зверь?

— Люди радуги, дети цветов.

— Это что же, вы верите в то, что вы дети цветов?

— Цветы красивы?

— Да.

— Каким должен быть идеальный человек? Свободным, добрым, честным, смелым, независимым, ласковым... этот список можно продолжать до бесконечности. А мы — дети цветов, следовательно, дети красоты, идеала. Поэтому мы должны соответствовать своим родителям и стремиться к прекрасному. Сечешь фишку?

— Красиво говоришь. А на деле так разве?

— У нас так. У нас свой собственный мир радуги.

— И что, там может быть каждый?

— Конечно.

— И если я захочу быть вот этим... цветочным, то...

-...то просто открой сердце и впусти туда солнце, — девушка открыла окно машины, мужчина усмехнулся. Внезапно машина сделала несколько рывков и заглохла.

— Бензин закончился, — шофер с досадой стукнул по рулю и выбрался на дорогу.

— И что же теперь? — Зигги последовал его примеру.

— А что теперь? Пешком пойдем. До деревеньки рукой подать.

— А машина?

— Я потом подъеду — заберу. У меня там родственники. Заодно и заправка.

Странная компания отправилась в путь по пыльной дороге. Гуппи с шофером шли впереди, о чем-то тихонько беседуя. Майя запрыгнула верхом на Зигги, обвив его шею руками, а он размышлял о своей вдруг обретенной Музе.

Он испытывал странное, противоречивое чувство. Ему не нравилась она сама, его раздражали ее вызывающие манеры, глупый смех. Но ее глаза покорили его. Он был влюблен в два бездонных океана. Ее глаза нравились ему отдельно от самой Майи. Эти кристаллы запали ему в душу, и он чувствовал, что так просто они оттуда не уйдут. Эти очарованные небом глаза еще долго будут мучить его во снах. В беспокойных, волнующих снах, дарующих сладостное предчувствие счастья.

— Вот мы и пришли, — радостно воскликнул их попутчик. Путники шагали по небольшой, но ухоженной деревеньке.

— Большое вам спасибо! — Гуппи улыбнулась доброму шоферу.

— Тебе спасибо, доченька. Ты мне глаза раскрыла — оказывается, я совсем неправильно жил. Компания присела на скамейку. Майя неловко задела стоящую рядом бутылку с вином и та разбилась. Из деревянного дома выскочил лохматый мужчина и яростно замахал руками.

— Это была последняя бутылка! Смотреть надо, куда садишься! — его глаза налились кровью. Майя испуганно хлопала ресницами. Зигги попытался утихомирить злобного субъекта.

— Эй, пипл, пис, чувак! Спокойно.

— Что ты мне тут пикаешь?! Эта кобыла мне все вино разлила!

— Как ты смеешь называть мою герлу кобылой, цивил!

— Чего-о?! — мужчина с размаху заехал Зигги кулаком по лицу. Тот упал на землю и тут же вскочил. Парень рвался отомстить за себя и девушку, но Гуппи благоразумно сдерживала его. Разъяренный мужчина, сорвав свою злость, куда-то ушел. Гуппи взяла ситуацию в свои руки:

— Сегодня ночь будет сухая и теплая. Перенайтаем в поле, я видела там стог сена. Майя, раздобудь немного поитать, а мы с Зигги найдем приличное место для найта и приведем нашего друга в порядок, — она выразительно посмотрела на красное пятно будущего фингала. Майя кивнула.

Очень скоро Гуппи нашла большой стог сена.

— Подожди меня, я скоро, — она убежала в поле. Зигги запрокинул голову, зарывшись в мягкую солому. На небе уже медленно проступали светлые звезды. Свинцовая боль под глазом начала отдаваться в голове. Он закрыл глаза и почувствовал, как чьи-то заботливые руки прикладывают к больному месту прохладный компресс. Боль потихоньку начала уходить.

— Что это? — он открыл один глаз и увидел рыжие локоны.

— Целебная трава. Эх ты, пацифист недоделанный, зачем спорить-то начал? Покричал бы и ушел.

— Он мою девушку кобылой назвал, я не мог этого допустить.

— Она уже твоя девушка? Быстро вы, — Гуппи усмехнулась.

— Купидон — штука коварная.

— О да… — она печально вздохнула. — И что, скажешь — это любовь.

— Не скажу… А какая она, любовь?

— Когда трепещет сердце, когда внутри поют птицы, а в душе распускается огромный бутон при виде любимого.

— Ты уверена, что он стоит твоей любви?

— О ком ты? — насторожилась девушка.

— О Философе.

— Шуа… болтун!

— Он был пьян, и прошу, не выдавай меня! — Зигги понял, что сболтнул лишнего.

— Не выдам.

— Ну… что скажешь?

— Что скажу? Откровенничать — так до конца. По совести говоря, это я недостойна его любви.

— Тебе не кажется, что ты его идеализируешь?

Она вздохнула.

— Он странный. Очень странный. То отталкивает, то притягивает. Я порою устаю от такой карусели. Наши «отношения» похожи на игру хозяина с котенком. Он забавляется, манит ярким бантиком и тут же отдергивает, не давая возможности поймать.

— Но может тогда и не стоит его любить?

Гуппи усмехнулась.

— Ты можешь заставить солнце перестать светить?

— Нет.

— Так и горящее сердце не может перестать любить.

— Но ведь солнце иногда закрывают тучи.

— Но светить от этого оно не перестает.

— Фрэнды! — послышался голос Майи. Она вела за собой какого-то парня двадцати пяти лет. — Вот этот пипл согласился довезти нас до Москвы.

— Здорово!

— Позвольте представиться — Максим. Моя машина стоит неподалеку.

Друзья вприпрыжку побежали к небольшому автобусику. Хозяин машины сел за руль:

— Там сзади есть какие-то матрасы, одеяла. Можете выспаться.

— Замечательно, это то, о чем я мечтал, — Зигги рухнул на матрас. Рядом пристроилась Майя, а Гуппи достала из цветной сумки какую-то книжку и погрузилась в чтение. Зигги услышал, как тронулась машина. «Завтра уже будем в Москве», — засыпая, подумал он.

— Ну и странные же у него вкусы! То нравилась одна, а тут попался-таки на твою удочку, засмотрелся на затуманенные глаза! — Анубис свесился с крыши машины.

— Да я и не ожидала, что он так легко попадется, — Сансара развела руками. — И что он в ней нашел? Ничем непримечательная девчушка. Я-то мечтала, что она всю дорогу его будет раздражать, нервишки попортит, а вон оно как вышло…

— Ты расстроилась? Тебе жалко Тию? Не хочешь оставлять задуманного?

— Честно говоря, есть что-то такое… Ну ничего, он еще нахлебается с ней…

— Хочешь еще каверз? Пошли развлекаться с Идаром!

— Уже? Так быстро?

— А ты не хочешь? Ну, твое дело.

— Очень хочу, но я ни разу не каталась на машинах! Погоди немного.

— Чувствуешь, как ветер сдувает тебя с крыши? Это по-настоящему классно.

— Да ну тебя, — вяло отмахнулась зеленая фея. — Лучше скажи — как тебе Майя?

— Да мне как-то все равно на нее. Только вот Зигги дурак, что завязал с ней отношения. Да какие это отношения вообще! Так, развлечение для белобрысой кобылы.

— Повелся на глаза… Хотя… ведь говорят глаза — зеркало души? Как она может быть пустышкой с такими «очарованными» глазами?

— Ты ошибаешься: она и есть пустышка. Ее глаза настолько прекрасны, что не сразу замечаешь их бездонную пустоту. Голубые стекляшки.

— Да, наверное, ты прав… — она задумалась. Тут в Сансару неожиданно прилетело банкой, выброшенной из автомобиля. Фея обиженно заверещала. — Эй ты! Ноги поотрываю и палочки вставлю!

— Ха-ха-ха! Полетели к Идару! А то еще натворишь делов.

— Прочь из этого негостеприимного места… У меня уже получается быть готом?

— Нет! — Анубис оскалил в улыбке треугольные зубы и прыгнул в пространственную воронку.

— Это ведь ты специально, да?.. — Сансара нырнула вслед за ним.

— Ничего себе «домик»! — Shadow с интересом разглядывал холл.

— Проходи давай, — Идар в отличие от своего собрата, с которого градом катился пот, был укутан с ног до головы.

— Ты что, собираешь экспедицию в Антарктиду? Меня возьмешь?

— Нет. Дом еще не нагрелся. Поэтому здесь прохладно как в склепе.

— На улице будет чуть потеплей, — Shadow обтер лоб. — Может быть, покажешь свою комнату?

— Э… ну пойдем.

Поднимаясь по лестнице, они столкнулись с Таней, до смерти перепугав ее. Она еще никак не могла привыкнуть к этим «готическим штучкам».

— Кто эта малышка? — довольно усмехнулся Shadow.

— Таня? Она, так назовем, ассистентка Нины Михайловны, домохозяйки.

— А я уже удивился, почему ты мне ничего не рассказываешь о своих братьях и сестрах!..

— Нет у меня никого. Один я…

— Естественно один! Поэтому Валькирия к тебе и липнет.

— Да я про семью имею в виду!

— Понятно, что про семью. Будь у тебя родные брат или сестра — был бы и тыл. Не так страшно находиться среди клана.

— Не страшно мне среди них!.. Вас, нет, нас! Ты меня запутал…

— Успокойся, Идар. Совсем от рук отбился, — Shadow усмехнулся. — Некоторые считают наше общество организацией, где сотрудничают и выполняют приказы. К сожалению, так думает большинство. На самом же деле мы обязаны существовать как семья. Отношения должны основываться на родственных. Тебе до сих пор тяжело находиться среди клана?

— Меня это не волнует. Конечно, на счет этого со мной разговаривал Аларис…

— Аларис наш предводитель и отец: он хорошо относится к послушным детям. Но недружный коллектив не так-то просто удержать в своих руках. А ты стараешься быть независимым. Не обманывай себя. Твои доводы не утвердительны. Почему у меня такое мнение о тебе? Я давно за тобой наблюдаю.

— И каковы результаты? — Идар резко развернулся и вдруг оказался совсем рядом с Shadow-ом.

— Пока что неопределенные, — наклонившись, прошептал на ухо своему спутнику Shadow.

— Мы пришли, — Идар открыл дверь своей комнаты.

— Какая-то она маленькая… — задумчиво протянул гость.

— Тебе тоже так кажется? Тогда времени не хватило для экскурсии по дому. Поэтому я выбрал первую попавшуюся, о чем сейчас жалею.

— Квадратная и серая… как ты здесь живешь? — Shadow подошел к окну.

— Я здесь только сплю, — виновато улыбнулся Идар.

— Тем более. Альтернативы нет?

— Ну… есть одно место.

Через несколько минут они оказались на мансарде.

— OMG! Это просто!.. — парень почти перегнулся через подоконник, пораженный открывшемуся виду на город.

— Отсюда можно рассмотреть почти весь центр, — Идар стоял, закрыв глаза, наслаждаясь волнами теплого ветра.

— Что ж ты тогда медлишь с выбором? — Shadow внимательно посмотрел на юношу.

— Я думал об этом, — Идар поднял голову: их взгляды встретились. — И все же, почему ты? Тебя отправили ко мне?

— Нет, я сам вызвался, — его холодные серые глаза сверкнули. — Когда прошло два дня с тех пор как ты «исчез», предводитель занервничал. Собрали совет и решили, что ты умер. Поэтому выслали делегацию в виде меня, дабы принести соболезнования твоему семейству. А ты оказался живым здоровым!

— М-да, как же ты тогда нашел меня?

— Аларис подробно описал дорогу и этот «маленький трехэтажный домик». Ну и имя сказал, на всякий случай…

— Имя? Постой, так ты знаешь мое имя?!

— Теперь да. Хочешь знать мое?

— Не значит ли это, что мы переходим на новый уровень общения?..

— Выходит да.

— Тогда хочу.

— Мое имя, данное при рождении Сергей.

— Вот как… — он усмехнулся. — Рад знакомству, — и рассмеялся.

— Вполне готишное начало для наших тесных отношений.

Идар поперхнулся.

— Да ладно тебе! — рассмеялся уже Shadow. — Отношения разные бывают. Ты мне нравишься как человек. Иногда смотрю на тебя, и внутри возникает странное чувство, как будто я тебя знаю давным-давно… И хоть мы и ровесники, ты кажешься мне старше…

— …

— Переселение душ еще не доказано!

— Разве? — Анубис почесал за ухом.

Shadow рассмеялся:

— Не бери себе в голову, а то еще возгордишься.

— Обязательно.

— «К рукам твоим, таким жестоким, я покланялся как гильотине…» Что?

Идар тяжело вздохнул и отвел укоризненный взгляд.

— Готика, это не состояние души, — неожиданно перевел тему Shadow. — Это состояние мира. Если ты предашься ей до последней капли крови, то она поглотит твое сознание.

-…и ты будешь служить ей вечно. И кто еще из нас философ?

— Какой ты невнимательный!.. Мы учимся на одном курсе, только на разных отделениях.

— Ты — филолог?

— Угу, — поежился Shadow.

— Все, пошли отогреваться, — Идар потащил вниз своего гостя.

* * *

Красные лучи заходящего солнца упали на решетку, окрасив помещение мягким светом.

— Предводитель! — Сандалф ворвался в комнату и быстрым шагом направился к Аларису, задумчиво сидящему на окне. — Предводитель!

— Ну что тебе, истинный волк? — Аларис недовольно оторвался от солнца.

— Пришли известия от Shadow-а: Идар всего-навсего заболел.

— Как и предполагалось, — облегченно выдохнул Аларис. — Рад, что с ним все в порядке. Благодарю за информацию, Сандалф. Можешь идти.

— Да, — он развернулся. — Но все же, повелитель, разрешите мне высказаться.

— Говори, я слушаю тебя.

— У меня возникли сомнения… насчет Идара.

— Да? Какие могут быть сомнения?

— Может быть, его подчинение вам всего лишь игра? Может быть, его действия хорошо продуманы и спланированы? А его слова лести — ложь?

Глаза Алариса загорелись диким пламенем, отражая в зрачках красный свет солнца. Но ни один мускул на его теле не вздрогнул.

— Волчонок… — его голос был тяжелым и до удивления спокойным. — При других обстоятельствах и в другом месте ты бы так просто не ушел. Мой ранг не позволяет мне совершить подобное. Но твои слова зажгли мне душу. Поэтому устроим ему испытание. А ты — убирайся и не показывайся мне сегодня на глаза!..

— Да, повелитель, — Сандалф рысцой выбежал за дверь.

«Вот и попался зверек в клетку. Осталось только посадить на цепь и закусить», — улыбнулся своим мыслям Волк.

«Неужели мне кто-то не подчиняется?» — Аларис сидел на подоконнике в глубокой задумчивости: Сандалф разжег в нем ту искру, которую он так старательно задувал. Так легко нашел в нем слабое место и выставил все в свою пользу. Как ни старался предводитель готов, но на этот раз не смог справиться со своим темпераментом. Он твердо решил убедиться в искренности своего любимца.

— В хиппи его! За свободу, за независимость! — Сансара подпрыгивала на стуле.

— Кого? Алариса? — кот выглянул из-под шкафа.

— Нет! Эта темная готяра нам не товарищ. Идара — он же к независимости-то рвется.

— А, точно. Много хочет.

— Пожалуй ему этого не позволят. Эти готы строям ходят за своим предводителем: шаг влево, шаг вправо — расстрел.

— Это тебе не хиппи… Зигги что хочет, то и делает — нет препятствий, нет проблем.

— Ну не скажи: он такое творит, что такиие проблемы себе накликает.

— Да… проблемы, мне так кажется, не только у одного твоего Зигги появились…

— Кстати да. Чой-то на него Сандалф зубы точит? — Сансара нахмурилась, но тотчас оживилась. — Стойте. Это же проказы! Неприятности! Лююди!!!

— Да, проказы, да не твои. Помнишь, мы разговаривали на счет него? У этого щенка мозги работают что надо. В этих делах он не тормозит.

— Все-таки проступает его подленькая сущность… Он был бы неплохим нашим учеником, не правда ли?

— О, да. Только не пошло бы нам на пользу такое обучение…

— Научились бы плохому от мальчика-пса! — Сансара рассмеялась.

— Мы-то научились бы, да вот только такой ученик, получив достойное от нас образование, пошел бы против своих учителей!

— Верно… Ну и к черту таких учеников! А мы пока понаблюдаем, что из этого выйдет... Лишь бы далеко не зашло.

— Если зайдет — рядом же будем. Время — не проблема!

— Эх, что я слышу от себя: защищать какого-то малолетнего гота, — печально вздохнула фея.

— Малолетнего Зигги же защищаешь. Пособи и мне.

— Хорошо. Полетели уже, вперед, в Америку! В этой дыре я еще не была.

— Как скажешь, моя прелестная кикимора.

Философ никакой радости по поводу их приезда не выразил. Бросив сухое «я вас ждал», он погрузил всех в самолет. В Москве к ним присоединился задумчивый парень с зелеными дредами и девушка с тоненькими косичками. Познакомиться с ними Зигги не успел, потому что большую часть полета просто-напросто проспал. Но был очень рад, когда ноги его коснулись земли.

— Добро пожаловать — США! — Философ устало улыбнулся. Он пошел вперед по пыльной дороге, вся честная компания побрела за ним. — Мы опоздали на целый день, но еще успеем насладиться чудесной атмосферой Вудстока. Я уже слышу звуки музыки, значит мы близко.

Зигги вертел головой во все стороны, рядом с ним спокойно шла Майя, держась за его руку. Навстречу им шагала странная парочка. Юноша в длинной черной юбке, в широкополой шляпе, черном сюртуке и девушка в черном платье на высоких каблуках. Зигги изумленно уставился на них и дернул Философа за рукав:

— Кто это?

— Готы.

— Что это?..

— Так же как мы дети цветов, они — дети тьмы. В какой степени мы светлы и радостны, в такой степени они мрачны и печальны.

— Бедняги. Они, наверное, не знают, как хорош свет.

Философ пожал плечами:

— Каждый находит утешение в своем.

Зигги не стал больше спрашивать. На их пути стали попадаться машины, брошенные у дороги, микроавтобусы, разрисованные вдоль и поперек; обладатели этих транспортов загорали прямо на крыше своего автомобиля. Музыка раздавалась все отчетливее. Казалось, весь маленький городок пропитан этой особой, ни на что непохожей атмосферой единства, добра, взаимопонимания. Все те люди, которые встречались им на пути, словно уже были знакомы между собой тысячу лет. И они улыбались уставшей компании так приветливо, будто были самыми близкими друзьями. Повсюду — в траве, на дороге, на деревьях были люди. Доброжелательные и приветливые. Каждый занимался своим делом, но никто не мешал остальным. Кто-то играл на гитаре, кто-то общался между собой, но нигде нельзя было увидеть скучающих лиц. Нигде никто не ссорился, не ругался. Наверное, это был другой мир. Или другая планета. Веселая девушка пробежала мимо них и одела на голову Зигги венок. И тут, где-то в груди, он почувствовал, как разгорается солнечный шар, ослепляя все вокруг. Ему захотелось обнять весь мир, всю вселенную. Ему захотелось выразить, как он любит все и вся. И, не выдержав этого наплыва, он помчался вперед, раскинув руки в стороны, крича что-то неразборчивое на ходу. Окружающие смотрели на него и одобрительно улыбались. Он мог бежать так очень долго, ловя порывы ветра на своих ладонях и подставляя лицо солнцу, но его остановил парень с зелеными дредами, тот самый, которого Зигги видел еще в Москве.

— Ты ведь из России? — как ни в чем не бывало спросил он. Зигги кивнул, переводя дыхание. — А то я здесь застрял… Ни слова на бритише, хоть с соотечественником поспикать.

Он зажмурился, как кот и присел на траву, под пологом ели. Музыку здесь было слышно очень хорошо, но она не мешала разговору. Зигги устроился рядом:

— А что ты делаешь на Вудстоке?

— Да я с подругой за компанию приехал. Мне, честно говоря, вся эта музыка до лампочки.

— Ты что… это же рок! Это сила, стихия, ураган! Столько сразу эмоций поднимается со дна души! Рок… это даже не стиль жизни, это сама жизнь.

— Красиво спикаешь. Пишешь?

— Можно и так сказать. Рисую.

— Жертва творческих мук. А я вот пишу. Рассчитываю на Вудстоке найти образ для своей будущей книги.

— Ого, ты писатель. А что пишешь?

— То что травка нашепчет. А ты не хотел бы быть моим образом?

— Да что я… у меня очень серая, скучная жизнь. Все как у всех.

— То что ты человек радуги, это уже отличает тебя от других.

Они замолчали. На сцене прыгал какой-то парень с длинными патлами. Он выкладывался на полную катушку. Казалось, он сам был музыкой, наслаждался каждым словом, каждой нотой. Его глаза были закрыты от удовольствия, а руки в экстазе бегали по ладам гитары.

— Хорошо поет, зараза, — писатель жевал травинку. — Душу выкладывает. Как тебя хоть звать-то?

— Зигги.

— Грей, — он протянул парню руку. Ладонь было тонкая, но уверенная. К ним подбежала Майя.

— Зигги, я хочу танцевать, — протянула она капризным голосом.

Он отмахнулся:

— Не сейчас.

— Ну пошли, потанцуем, — девушка потянула его за рукав.

— Послушай, чуть позже я обязательно с тобой потанцую.

— Ну ладно, — она надула губки.

— Не обижайся, принцесса!

Она махнула рукой и растворилась в толпе.

— Отношения… сложная штука, — вставил Грей.

— Один никогда не может понять другого, — добавил Зигги.

— Наверное, мы выпущены с разных заводов.

— Я иногда думаю, что творчество — это как женщина. Такое же изменчивое, непостоянное. Вот сегодня оно есть, а завтра уже — оп! — и нет. Как ты думаешь?

Грей откинулся на траву.

— Искусство писателя можно сравнить с бриллиантом. Впрочем, любой талант похож на алмаз. Этот алмаз есть у каждого человека, но кто-то, приложив усилия, работал, точил этот камень, очистил его, огранил — и тот засверкал со всею силою. Засверкал так, что другие смогли увидеть этот свет. А кто-то забросил свой алмаз, и он потускнел, зарос пылью и грязью. Человек ошибся, пошел не по тому пути, погрязая в повседневности. Я считаю, что каждый должен отыскать свой цвет камня и работать над ним. Человек живет для того, чтобы давать свет другим, чтобы совершенствоваться в своем таланте. Представь, мы можем все время, отведенное нам, взращивать в себе свой алмаз! Если каждый будет делать это, то наша планета заблистает разными цветами. И тогда не будет места темноте, — он помолчал. — А бывает, что мы дарим свой алмаз другому человеку, сгораем для него. Я думаю, не нужно этого делать, ведь человек может выкинуть твой камешек, как ненужный. Но сердце бывает очень глупым.

— Ты говоришь — будто книгу пишешь. Расскажи мне, сложно это — писать тексты?

— Бывают интересные тексты, бывают скучные, бывают интригующие, бывают поучительные. Но есть особый вид: красивые тексты. Прочитывая подобное творение, испытываешь ни с чем несравнимое удовольствие. Чем-то напоминает глоток свежего воздуха, или прыжок в кристально чистый бассейн. Читаешь — и глаз ни за что не запинается, все течет ровно и гладко с изысканными изгибами, подобными женскому телу или утренней неге. Пьешь этот текст и никак не можешь напиться, смакуешь каждую буковку. Хочется прикрыть глаза от наслаждения и вместе с тем невозможно оторвать взгляда. Тонкий аромат пронизывает все расстояние между тобой и книгой. Красивые тексты легко остаются в закоулках нашего подсознания и зачастую выныривают оттуда для того, чтобы еще раз походкой модели пройтись перед искушенными зрителями.

— Не встречал такого… я, должно быть, еще не видел красивых текстов. А как понять, что человек — твой?

— Как ты беспорядочно задаешь вопросы… Это чувствуется сердцем. Это настолько банально, что не хочется и говорить. Все, как пишут смазливые поэты: души обретают друг друга, сходятся пазлами вот и все. Это чувствуется.

К ним подбежала девчонка с тоненькими косичками и обняла Грея. Пока она перебирал дреды писателя-философа, Зигги задумался: «А что, если это действительно не тот человек? Может быть, я пропустил нужного? Или сейчас ошибся… Как узнать, вдруг чувства обманут». Грей заметил душевные метания Зигги и протянул ему трубку, набитую марихуаной.

— Что это?

— Избавление от всех проблем.

«А может и правда стоит попробовать? Вон люди вокруг курят эту дурь — и ничего. Ну и к черту все! Давно хотел попробовать». Он взял косяк и затянулся.

Зигги показалось, что его кто-то стукнул по голове кувалдой. Все резко поплыло, расширилось, а потом сузилось. Рядом была искривленная, улыбающаяся физиономия Грея. Голова его заполняла все пространство и, казалось, сейчас лопнет. Он отшатнулся. Все люди вокруг были с огромными головами, точно воздушные шары. И когда они улыбались, то шары лопались. Зигги схватился за голову. «Э, как тебя от травки-то прет», сказал кто-то рядом. Он вдруг увидел странный туннель, затягивающий разноцветными спиралями. Парень неосторожно заглянул внутрь и полетел в глубину. Он услышал женский смех и увидел зеленые глаза. Чьи-то руки непонятной субстанции схватили его и закружили по всему туннелю. У него жутко закружилась голова. Глаза моргнули и исчезли. Зигги показалось, что все вокруг сотрясается, невыносимо разрывая его слух. Внезапно со сцены спрыгнуло какое-то чудовище и понеслось на него, размахивая дубиной. Зигги заорал и со всех ног помчался от монстра. Ему казалось, что если тот настигнет его — тогда все, крышка. Он почувствовал, как кто-то опрокинул его на землю и что-то с силой вливает ему в горло, поминутно суя в нос какие-то специи. Парень постепенно приходил в себя. Над ним склонилась Гуппи.

— Что это, — он закашлялся.

— Чай. С лимоном. Обычный чай.

— Спасибо…

— Ну что, понравилось? — она саркастично смотрела на него. Зигги виновато опустил глаза.

— Если честно — нет.

— Вот и не суй в себя всякую дурь. Посмотри вокруг — тебе этого мало?

Зигги послушно огляделся. Повсюду царило добро и любовь. Музыка соединяла все это в единую композицию. Мир вдруг показался ему таким большим и необъятным. «Действительно, что еще нужно? Вот она — жизнь! Какой еще кайф нужно получать кроме жизни. Ее с лихвой хватает! Музыка — сильнее всякого наркотика, любовь в тысячу раз мощнее любого энергетика, реальность пьянит покруче алкоголя. Жить. Отныне это мой героин», — Зигги вздохнул полной грудью и упал на траву. Рядом в небо улыбалась Гуппи. А музыка лилась непрерывным потоком, оставаясь на губах и в сердце.

— Америка! Какая страна!.. Свобода — делай что хочешь!.. — кот катался в траве.

— Поосторожнее с травкой, она здесь особенная, едким дымком пропитанная, — предостерегла Сансара. — Давно пора разбомбить эту Америку ко всем чертям.

— А ты останешься без клиентов. Место, где поля конопли растут и процветают и пользуются спросом у местного населения…

— Все равно не люблю эту страну. Но ты прав, приходится возиться ради собственного же блага. Где там Зигги-то пропал?

— Вон, на полянке рядом с рощей спит. Видишь ту рыженькую? Так в том месте.

— Надо бы укрыть чем-то, а то замерзнет бедолага ночью. Кстати странные отношения у них с рыженькой. Вроде как и дружба…

— Скорее духовная связь — они станут братом и сестрой, мне так кажется. Ну отношения больше, чем дружеские, но и не любовь как между мужчиной и женщиной.

— Все-таки надо его укрыть, — фея осторожно накинула покрывало. — А отношения… Да, они самые. Хорошо, если так. Что-то я с вами совсем подобрела. Надо какую-нибудь пакость сотворить. Вот, например, белобрысая мне эта не нравится.

— Да, подобрела. Я согласен на пакость! Давно мне так хорошо не было, как под солнцем этой страны…

— Разомлел ты в Америке. Но белобрысой пора мозги спутать, хватит Зигги доставать.

— Пакость, да во благо подопечному… — Анубис улыбнулся своей чеширской улыбкой.

— Это что-то новенькое. Ну он ведь тоже попереживает, не без этого… Слушай, полетели-ка в Россию! Не могу в Америке, аллергия, — она раздраженно поежилась.

— Ты права, — кот резко сорвался с места.

Сансара еле успела нырнуть за ним.

На просьбу Юры о смене комнаты, отец с энтузиазмом согласился и, выделив сыну рабочую бригаду для обустройства мансарды, радостно укатил заграницу по своим делам.

Верхний этаж в сравнении с остальными, был небольшим и состоял из трех комнат. В этих комнатах ничто не напоминало о прошлых хозяевах (видимо они не пользовались чердаком) — ничего не было, кроме как нескольких ящиков, оставшихся с переезда неразобранными. Во всех ящиках оказались книги: пришлось перенести их в библиотеку.

-…Соловьев!.. Да это же великий философ! — Идар, пораженный своей находкой, смачно сдунул пыль с увесистого томика.

— Ага, «Вынос мозгов» обучающая стадия. Приписка: для чайников, — отозвался Shadow, с интересом разглядывая «Войну и мир». — Когда-то и Толстым нам прочищали крышу.

— Было время… Что… Что здесь делает Библия?

— Что?! Самая готишная книга хранилась у тебя на чердаке, а ты даже не знал об этом? Какая старинная!..

— Это ты да я «готишные». Только в наше время модно фотошопировать фотографии «сидя в полнолуние, положив руку с черными когтями на историю древних христиан». А когда-то эта догматика была неписаным законом в сердцах людей. Вера и служение Всевышнему — есть истинный путь к отточенному уму и гармонии в душе…

— Хватит, хватит, птичка! Спускайся с небес на землю. Полетала и достаточно…

— Как всегда сбиваешь с мысли… — Идар обиженно потряс толстый словарь иностранных слов: неожиданно из него выпала толстая тетрадь. Твердая ее обложка настолько потрепалась и потеряла вид, что трудно было разобрать, какого она раньше была цвета.

Идар осторожно перелистнул страницы.

— Дневник?..

Сие сокровище было испещрено крупным, на вид красивым, но вблизи непонятным подчерком, поля изрисованы фантастическими рисунками. Чуть ли не в каждой странице были вложены различные бумажки, билеты и даже фотографии.

— Кто это? — на первой фотокарточке были засняты длинноволосые мужчины и женщины в каких-то лохмотьях, сидящих в высокой траве.

— Бомжи, — предположил Shadow.

На следующих других также были подобные персоны, расположившиеся ли у костра с гитарой, танцующие ли при свете факелов.

Но попалась одна фотография, отличающаяся от других, и наши археологи сразу же обратили на нее внимание.

— Слушай, Идарчик, да это же наши собратья!

Необычная группа людей разгуливала по улицам города, не подозревая, что их фотографируют. Длинноволосые мужчины в темных штанах-клешах, молодые женщины с черными губами в длинных платьях и впрямь чем-то напоминали современных представителей готической культуры.

— Да ну, разве они одевались так раньше?

— Ты что, старых фоток никогда не видел?

— Видел, только не такие.

— А год, интересно, какой? Видимо еще тогда клеш был на пике моды.

— Все возможно, — Идар чихнул: пыли — хоть отбавляй.

— Какая готишная красотка! — на следующей фотокарточке была девушка в длинном простом платье, танцующая среди спелых колосьев пшеницы.

— Тебе все бы готишные.

Shadow молча ткнул носом Идара в фотографию.

— И вправду красивая…

Длинные темные волосы девушки, казалось, играли с ветром, повторяя каждое прихотливое его движение.

— Я влюблен… — Shadow притворно закатил глаза.

— Все, романтик, закругляемся, — Идар сгреб все фотографии в тетрадь и с шумом захлопнул толстый словарь. Веселая пыль с радостью разлетелась по комнате, кувыркаясь в лучах полуденного солнца.

«Надо не забыть забрать тетрадь», — подумал Идар, закрывая дверь библиотеки.

* * *

«Он как всегда невозмутим и прекрасен. Слегка бледноват, но эта одухотворяющая мрачность придает ему особый шарм. Но сейчас не об этом…»

— Прошу прощения, повелитель! — Идар припал на одно колено. — Нет оправдания моему поступку!.. Но я не смог сообщить вам о своем отсутствии.

— Встань, Идар. Забудем это — ты не совершил ничего противозаконного. Сейчас у меня к тебе есть просьба, скорее поручение: к нам приезжает важный гость. Напиши торжественную оду до завтра.

— Будет сделано.

— Да, кстати, отправляйся-ка ты к надгробию Марии — там сегодня пусто.

— Да, повелитель.

«Надгробие Марии» — место вполне подходящее для творчества. Небольшую панельную плиту, застрявшую каким-то образом в дремучем лесу, прозвали так, потому что считали, что, падая, эта плита задавила девушку, спасшую от злой участи своего любимого. Бред, конечно, но здесь поверие это священно и влюбленные часто проводят тут время.

Идар осмотрелся:

— Все как и полагается: лес, кладбище, гот и луна. Нет, луны нет — ночи теперь белые… Но это только мне на руку.

Юноша уселся в метрах двух от плиты, дабы не осквернять ее своим одиночеством. Он не задумывался, почему Аларис направил его сюда — предводитель лучше знает, что делает. На его территории он хозяин стаи.

— Прохладненько… — Идар поежился. Но внезапно на него нахлынул поток слов, которые нужно было успеть записать, поэтому стало не до холода.

Прекрасный лик и светлый взор

Мои затмит глаза.

Когда явится предо мной

Чудесная стезя.

Ваш образ — стая черных птиц,

Взметнувшихся под облаками,

Я упаду пред вами ниц,

Коснувшись ног ваших устами.

Взглянули б вы хоть раз тогда,

Когда, презренные склонятся.

Пред вами вся моя судьба

Вольны вы ей распоряжаться.

И ваша властная рука

Должна вершить над нами суд.

И наша жизнь теперь легка -

И наш свободен ум…

— …Идар! Я убью тебя, если ты не отзовешься!..

— М? — юноша поднял голову: вокруг него стояла толпа (по крайней мере, ему так показалось) готов.

— Ты жалкий, ничтожный червяк, не достойный называться нашим собратом.

— Валькирия?

— Как ты смеешь к ней так обращаться?

«Что это они все?»

— На тебе нет амулета.

— Ты не гот.

— Ты носишь цветное белье!

— Ты не наш собрат.

— Ты хам и несдержан.

— Ты недостоин своего звания!

— Ты…

— Замолчите все на одну минуту: я допишу.

Но толпа загалдела пуще прежнего. Мало того, они зачем-то потащили Идара к плите и «приковали» к его запястью цепь.

— Бардак… Скоро рассвет, а ода еще не закончена. Ну да черт с вами… — парень закрыл глаза и попытался сосредоточиться: вскоре под шум и гам родились последние строчки:

И сердце рвется ввысь, туда

Где правит ночь и темнота.

Идар поднял голову: толпа надрывалась.

— А? О чем это вы?

Кто-то махнул рукой и все замолкло.

— На этот раз тебе повезло, — произнес до боли знакомый голос. Но кто же это? — В следующий раз не жди пощады… — Сандалф жестом приказал всем разойтись.

— Мой хороший, — Валькирия, присев, потрепала закованного по щеке. — Новое испытание настанет прямо сейчас. А это я передам, — она вырвала исписанный одой листок и, небрежно сложив, засунула в корсет. — Сладкой ночи, — готесса, вскочив, засмеялась.

Густые сумерки спустились на лес. Неясные очертания деревьев стали приобретать причудливые формы. Наступил самый тихий час в сутках, когда, кажется, замирает сама тишина.

«Испытание, значит… А стихотворение это для отвода глаз?.. Да нет, Валькирия его забрала, значит гость — это правда. Что же они мне говорили? Хотели нарушить мое спокойствие? Возможно, но это только возможно, они взбудоражили бы меня, не будь я занят делом… Но за что? За какие проступки? Аларис во мне усомнился?.. Да, безусловно Аларис в курсе всего этого, иначе бы они так не кричали. «Мое небытие в смирительной рубашке…» Незачем сейчас об этом думать: завтра разберусь». Идар лег вдоль плиты, стараясь не думать о ночных насекомых.

— Да, а еще ты в обмороки падаешь на каждом шагу. Это дополнительно к обвинениям, — зеленая фея ехидно улыбнулась.

— Это и к твоему Зигги относится: слабый он на все спиртное да пахнущее, — Анубис сощурил глаза.

— Это я его еще кислотой не накормила. Хотя попробуй-ка своего напоить да наркотиками накормить. Еще как свалится.

— За что кислотой-то? Может быть ты и права — стоит попробовать его напоить или подсадить на наркотики, — кот преспокойно улегся на тумбу под статуей ангела.

— Ну представляешь, глотаешь ты, например, Ленина и глюки ловишь. Весело. А наркотики это идея… Давай твоего кислотой напичкаем? Клевая штука.

— Вся твоя доброта осталась в нелюбимой Америке рядом со спящим хиппи. Хоть богу Смерти и не положено питать нежные чувства, но по отношению к сему субъекту я чувствую ответственность и покровительство. Ты понимаешь, о чем я, Сансара?

— Ну да… Сама вон покрывалышком подоткнула, — проворчала фея. Но ворчание ее было добродушным.

— Так ты со мной не хочешь ругаться? — кот играючи выпустил когти.

— Да ну тебя. Кстати, чей это дневник он нашел? Что-то мне сильно напоминает…

— Бомжи… — Анубис расхохотался. — Дальше видно будет. Мне сейчас интереснее узнать, что Идарчик собирается с ним делать.

— Читать! А готы… думаешь, они по приказанию Алариса так обозлились?

— Нет, я так не думаю. Цепи не было в мыслях предводителя. Надо бы срочно что-то предпринять...

— Потом предпримем! Хватит лясы точить. Между прочим, мы оставили Зигги на съедение Америки!

Утро застало Зигги на траве, накрытым чьим-то покрывалом. Он открыл глаза. Над головой было серое небо, которое не предвещало ничего хорошего. Парень поежился: утро было прохладным. Он поднялся, щуря глаза (они еще не проснулись). Большинство посетителей фестиваля уже пробудились и что-то варили на кострах. Зигги зевнул во всю ширину рта и огляделся в поиске знакомых. Грей что-то писал под деревом, его девушка рядом открывала банку с консервами, Философ сидел на краю чьей-то машины и разговаривал с черноволосой девушкой, держа ее за руку, неподалеку Гуппи кусала губы, не отрывая взгляда от говорящих. Зигги покачал головой. Желудок недовольным урчанием напомнил ему, что не мешало бы поесть, а в горле совсем пересохло.

— Привет! — обвила его шею руками Майя. Он вздрогнул от неожиданности:

— Привет…

— Ну, как ты?

— Ничего. Пить только хочется ужасно.

Она протянула ему бутылку с портвейном. Он жадно припал к ней губами.

— А ты вчера обещал мне потанцевать.

— Если ты меня еще и покормишь, то я с тобой хоть на воде станцую.

— Покормить? Это можно, — она подбежала к Гуппи и что-то спросила. Та, не отрывая взгляда от машины, кивнула и махнула рукой по направлению сумки. Через несколько секунд перед Зигги появилось полбатона и томатная паста. Парень заметно оживился:

— Ты чудо!

— Я знаю.

Когда хиппи наелся, Майя потащила его к сцене. Пробиться через толпу людей было практически невозможно, хотя каждый миролюбиво уступал дорогу. Наконец, они пробрались в середину толпы: дальше идти было нельзя, но сцену прекрасно видно и отсюда. Майя начала красиво двигаться под громкий рок-н-ролл. Зигги неуверенно начал делать какие-то непонятные движения. Майя рассмеялась:

— Расслабься и почувствуй музыку. Здесь — центр вселенной.

Парень попробовал сосредоточиться и закрыл глаза. Когда он абстрагировался от внешней обстановки, музыка заполнила всего его, и тело само начало двигаться. Он поднял руки и закачался из стороны в сторону, расплываясь в улыбке: ему нравилось танцевать!

Внезапно грянул дождь. Зигги замер от неожиданности. Майя завизжала то ли от восторга, то ли от внезапности. Над их головами тут же появилась чья-то болоневая куртка, и они оказались зажаты между двумя хиппанами. Обнявшись между собою и прижавшись поплотнее, они умудрялись вмещаться вчетвером под одной курточкой. Зигги чувствовал дыхание остальных и тепло их тел: «Вот что нас спасет. Единство. Не свобода, не индивидуальность, как привыкли они твердить, а единство. Только вместе, сообща мы на что-то способны. А свобода… взаимное равенство и уважение — вот что свобода. В одиночестве ты ничто, зато когда с друзьями — сила. Вместе способны свернуть горы, перейти моря, перемахнуть через небеса. Дружбой надо дорожить, любовью. Все люди — одна семья. Мы должны быть вместе».

— Зигги, иди к нам! — из-под большого навеса выглянул Грей. Юноша взял за руку их спасителей и побежал к писателю. Вчетвером они забрались под полог. Джеф, черноволосый парень с живыми глазами, пытался разжечь костер. Вскоре у него это получилось. Напротив Зигги сидел седовласый старик с трубкой во рту. Рядом находился Грей со своей неизменной, потрепанной тетрадкой и что-то записывал. Зигги прислушался: старик рассказывал историю:

— Да… сейчас совсем не то, что раньше… Раньше было грандиознее, ярче, масштабнее. А что сейчас? Только жалкое подобие. Это уже не войдет в историю как то, первое.

— Гуру, расскажи, что было тогда, — с нетерпением вопрошал Грей.

— О… К тому времени молодежный бунт шестидесятых годов достиг своей высшей точки. Но никогда еще под знаменами рок-музыки, мира и любви не собиралось вместе столько молодых людей. Дети цветов, борцы за права человека, пацифисты и ветераны войны во Вьетнаме, активисты черных движений, студенты, наркоманы, грозные байкеры и бродяги со всей Америки ехали и шли пешком в Вудсток. Четыреста пятьдесят тысяч человек провели три счастливых дня на поле люцерны, взятом в аренду у Макса Ясгура. Эти дни превратились в настоящую легенду. Зрителей было невозможно много, половина из них без билетов. Не хватало продовольствия, негде было укрыться от дождя. Но при этом не было ни полиции, ни национальной гвардии. Помню, полицейский танцевал со мной, с цветком, вставленным в каску. Полмиллиона людей три дня курили марихуану, пели «Fuck the war» и никому не подчинялись. За этот короткий промежуток времени пестрая масса образовала настоящую мини-нацию, у которой умы, глаза и уши были широко открыты, наркотики узаконены, а любовь свободна. И пусть это покажется странным, но серьезных инцидентов на Вудстоке почти не случалось. Военные привозили на вертолетах пищу и напитки, а еще сбрасывали с небес цветы, тысячи цветов. И кстати, за время фестиваля в Вудстоке родилось двое детей: вот уж поистине дети рока! С тех самых пор слово Вудсток стало символом полной свободы и бунтарского духа шестидесятых. Великое, прекрасное время.

Гуру закрыл глаза и замолчал, затянувшись из расписной трубки. Зигги только сейчас заметил, что он изъясняется по-русски, хоть и с сильным акцентом. Дождь колотил по навесу, вгоняя в сон. Костер приятно потрескивал, и отблески пламени плясали на лице у седовласого старика.

— А почему фестиваль называется Вудсток? — Джеф шарил по карманам.

— Изначально планировалось провести его в городе Вудсток округа Ольстер, однако у города не оказалось подходящей территории для такого события. Место отыскалось в городке Уоллкилл. Мероприятие едва не сорвалось, но было спасено Сэмом Ясгуром, — Гуру открыл глаза. Зигги внимательно вслушивался в его слова. Он жалел, что не родился на несколько десятилетий раньше в Америке.

— К сожалению, тогда и начался закат эры прекрасных людей, — вздохнул Грей. — Все что их объединяло: тяжелые времена, война во Вьетнаме, постепенно отошло, закончилось. А мы лишь отголоски той мощной Системы.

Вот тут Зигги был в корне не согласен, но решил не встревать, тем более к нему обратился длинноволосый хиппи:

— Эй, фрэнд, фотик нужен? — он показал ему фотоаппарат.

— Твой?

— Мой, но мне он как собаке пятая нога. Я торчу часто, потеряю или сломаю ненароком, а тебе может послужит.

— Ну давай.

Парень протянул ему увесистый агрегат.

— Спасибо, чувак, — Зигги рассматривал занятную вещицу.

— Обращайся.

Юноша заглянул в объектив и нажал на спуск. В кадр попала их компания у костра. «На память оставлю», — подумал парень. Он почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. В поиске источника, он поднял голову и столкнулся взглядом с Гуру. Тот словно заглядывал внутрь него. Старик чуть качнул головой. Зигги пересел к нему поближе.

— Ты еще совсем янговый… — непонятно для чего сказал Гуру.

— Ну да, недавно примкнул к цветам, — усмехнулся хиппи.

— Не говори так. В цветы переселяются души умерших. А когда цветок погибает, душа освобождается, переносится на небо.

Зигги смутился. Он еще не знал всех тонкостей философии детей цветов.

— А хочешь узнать правду жизни?

— Конечно хочу.

— Я могу дать тебе то, с помощью чего ты обретешь просветление. Достигнешь высшей точки прозрения.

— Что это?

— Ты когда-нибудь слышал о медитациях?

— Отдаленно, — неуверенно произнес Зигги.

— Хочешь, попробуем прямо сейчас?

— Это ведь не опасно?

Гуру усмехнулся:

— Нет.

— Тогда я не против.

— Немного объясню, что к чему. Медитация — это состояние, когда человек концентрирует свои мысли и ощущения на определенной эмоции. Самой важной и трудной задачей является отсечение всех других посторонних мыслей, звуков и воспоминаний, — он помолчал, усаживаясь в позу лотоса. Зигги кое-как сложил ноги. — Протяни мне руки.

Гуру взял руки хиппи в свои ладони и закрыл глаза. Зигги последовал его примеру.

— Все твои мысли покидают тебя. Твое тело расслабляется и становится похожим на мягкую глину. Внутри ощущается легкость и невесомость.

Юный ученик усиленно концентрировался. Старик продолжал говорить глухим, грудным голосом:

— Сделай глубокий вдох. Теперь выдох. Со дна земли поднимается невидимая сила. Она рвется наружу зелеными потоками. Перед тобой открывается портал, и энергия обволакивает тебя зеленой дымкой. Постепенно это облако приподнимает тебя над землей и несет вперед. Ты чувствуешь, как тебя касается эта мягкая субстанция. Внезапно зеленая дымка исчезает, и ты летишь вниз. Но не успеваешь разбиться — тебя подхватывают глубокие волны. Ты окунаешься в чистую прозрачную воду и чувствуешь, как твое тело наполняется силой. Вся усталость уходит прочь. Чистые потоки воды несут тебя вперед. Ты с наслаждением переворачиваешься с живота на спину и чувствуешь, как фонтан выталкивает тебя вверх. Ты высоко взлетаешь вместе с брызгами. Наверху тебя ловит синий ветер. Он очищает твое сознание от суеты, от хлопот. Он дает тебе спокойствие, поднимая все выше и выше. Солнечный луч проникает сквозь тебя, напитывая энергией, знанием, ясностью. Ты медленно спускаешься по облакам на землю. Ты чувствуешь себя великолепно.

Гуру замолчал и выпустил руки Зигги. Тот медленно приходил в себя. Старик опять задышал через трубку и выжидательно смотрел на парня.

— Вау, — выдохнул тот. — У меня даже хэнды онемели. Пожалуй, я зависну на этих медитациях.

Гуру усмехнулся:

— Обучать тебя у меня возможности нет, но могу подарить книжку. Там все подробно написано. А ты вижу парень толковый.

— Спасибо, — Зигги взял в руки потертую книжечку. От ее страниц пахнуло таинственностью, затхлостью и мудростью веков. Словно за этими страницами прячется то, что нельзя увидеть с первого взгляда. «Быть может, я узнаю для чего я здесь… Быть может, я узнаю зачем мы все созданы. Поверить не могу — через несколько страниц передо мной предстанет истина», — Юноша немного замечтался.

— Когда-то я тоже пробовал медитировать. Это очень помогает при усталости и душевном расстройстве.

— Ты? Медитировал? Кстати говоря, что это за зеленая дымка там в медитациях? Что еще за конкуренция?!

— Да, когда-то я этим занимался. И это не твоя конкуренция — можно сказать, эта зеленая дымка твоя родственница — дух Земли, богиня Гойя. Вы произошли из одной материи, только силы ваши распределены по-разному.

— Ох, как я, свою соотечественницу не узнала. Чего только в этой Америке не забудешь.

-…Скорее всего, она не твоя соотечественница. Гойя не имеет ни материального обличья, ни духовного, и никогда не отлучается от своего тела…

— Скука… — протянула фея. — Но черт с ней. А этот Гуру пудрит мозги покруче абсента и травки…

— Вот он-то и будет тебе конкурентом! Так что не спи, Сансара, не то заберет он у тебя Зигги.

— Вот еще! Во-первых, он простой смертный, а во-вторых, Зигги прочно привязан ко мне. Все, поехали в готику. Настроение поганое…

— Э… А где он? — ранним утром толпа готов недоуменно взирала на опустевшее надгробие.

Shadow присел на корточки, рассматривая изломанную цепь.

«А что ей-то здесь нужно было?» — он поднял валявшуюся в траве отвертку с выцарапанной на синей ручке буквой А.

— Э… куда это мы?

— Мы не успели… Что тут произошло без нас?!

— Упс, промазали чуток… Мотай назад!

Кот закрыл глаза, сосредоточившись на временных переходах подсознания.

— Нам сюда! — он прыгнул куда-то в сторону.

— Вечно ты меня не ждешь, — пробурчала Сансара.

2.00. Три подростка, загадочно надвинув на лица капюшоны, быстро продвигались по улице. Тихонько пересмеиваясь и толкаясь, они, верно, направлялись к окраине города.

— Стойте! Это же черная кошка! — взвизгнула одна девчонка, открывая еще детское личико с длинной выбеленной челкой.

— Леся, это же лаффно! — другая девочка, откидывая такую же, только черную челку на левый бок, весело захихикала над подругой.

— Он такой милый!.. — третья девчонка, казавшаяся чуть старше остальных, присела на корточки и протянула руку, чтобы погладить кота. Но зверек отпрыгнул в сторону и чинно перебежал тротуар поперек.

— Черная кошка перебежала нам дорогу! — крашеная блондинка неожиданно разревелась.

— Леся, Леся, прикрой рот шарффигом! Спалимся! — брюнетка запрыгала вокруг ревущей Леси. — Саш, скажи ей!

— Заткнитесь обе! — в ее голосе прозвучали стальные нотки. — Котик убежал… — Саша поджала губки. — Хоть никуда вас не бери.

Шли дальше молча. Леся и брюнетка, которую звали Лиза, дулись друг на друга, поэтому не разговаривали. А Саша молчала, потому что была занята своими мыслями.

— Не нужно нам никуда было сегодня идти!.. — вновь заныла Леся.

— Так топай домой! — вскипела Лиза.

— Черная кошка, конечно не фонтан, но разве не прикольно попасть в передрягу ночью на могильнике? — подала голос Саша. — Сами напросились.

Спустя некоторое время девочки добрались до своей цели: заброшенное кладбище встретило их еловыми лапами старых деревьев.

— Это где-то здесь…

Девочки оживились при виде неясного очертания панели, белеющей среди кустов.

— Да! Это то самое место!..

Взволнованная своей находкой, компания кинулась туда, не разбирая дороги.

— А! — блондинка встала как вкопанная.

— Что?! — Лиза и Саша подбежали к подруге.

— Труп!..

— Ааа!!!

Девчачий визг на миг пронзил лесную тишину и три фигурки бросились в разные стороны — кто куда.

Саша не успела сделать и двух шагов, как растянулась на земле, запнувшись об корень.

— Не зачем так орать, — произнес спокойный голос.

Девушка обернулась: «труп» медленно сел, разминая суставы. Зрелище, так сказать, не очень, и Саша вжалась в дерево.

— Ты… живой?..

— А ты веришь в зомби? Что вам вообще здесь нужно было? Разорались как шальные…

— А что ты тут делаешь?

— Это тебя не касается, — парень хрустнул затекшей шеей.

— Ну и я не обязана отвечать на твои вопросы.

Они помолчали. Но бездействовать было бы глупо.

— Уходи отсюда. Скоро сюда придут мои собратья…

— Так ты гот?! Вау!.. — Саша подскочила к юноше. — А ты вовсе не страшный! — девушка откинула темную челку.

— Что в твоем понимании значит страшный?.. Постой, — он осмотрел ее внешний вид. — Ты — эмокид?

— Ну да, — она утвердительно кивнула головой. — А что?

— Ничего, — его глаза сузились. — Только мне по уставу положено уничтожить тебя. В нашей гуманной стране я могу сделать это только морально.

— Да помолчи ты!.. — девушка насторожилась. — Слышишь?..

— Слышу. Уходи!

— Они меня поймают… Ты мне поможешь! — Саша схватила юношу за руку.

— Что?!

— Помоги мне… Плииз…

— Я не могу, — он поднял правую руку, на которой красовался металлический обруч.

— Что ж ты раньше-то молчал?!

Эмочка сняла со спины портфель и, покопавшись в нем, вытащила складной нож.

— Где-то тут была отвертка… Ага! Вот она!

Вставив в замочную скважину штырь, девушка стала осторожно его поворачивать.

— Ничего не выйдет…

Вдруг что-то щелкнуло и браслет раскололся на две части.

— Вау!.. — парень покрутил освобожденной кистью. — Бежим! — опомнившись, он схватил за руку Сашу и помчался вперед. — Только ради моего вызволения…

Уклоняясь от выскакивающих перед носом деревьев, они бежали, казалось, со скоростью света.

— Отбились? — лес стал немножко реже.

— Сюда, — гот внезапно кинулся к нависшей корнями над дорогой коряге.

— Что?

Идар резко присел, увлекая за собой девушку.

— Тише! — придвинувшись ближе, он накинул на нее полы своего плаща.

Послышались пьяные голоса, и нетрезвая компания гуляющих людей прошла совсем рядом с вжавшейся в землю парочкой.

— Придется идти другой дорогой… Сколько тебе лет? — парень осторожно привстал, отряхивая плащ.

— Шестнадцать…

— То-то я думаю, комплектация у тебя не подростковая…

Маленький кулачок прилетел в живот. Идар согнулся пополам, задерживая дыхание от боли.

— Извращенец.

— Кто бы говорил…

Выбравшись из своего укрытия, они побежали в обход — на всякий случай.

— Ты хорошо… знаешь этот… лес? — Саша задыхалась от быстрого бега.

— Как свои пять пальцев…

Резко свернув направо, они оказались на открытом пространстве.

— Река!.. — девушка облегченно вздохнула. Они спустились с крутого склона и рухнули у воды.

— Что бы они со мной сделали?.. — переводя дух, спросила Саша.

— Провели обряд очищения. Или приковали на мое место…

— Что они сделают с тобой?

— Не знаю…

Бледный, еле заметный серп луны выглянул из-за туч. Волны успокаивающе плескались у берега. Два человека неподвижно лежали на песке и смотрели в небо. Глаза закрылись сами собой.

— Почему вы так ненавидите нас?

— Потому что эмокиды — вечно плачущие и депрессивные подростки. Печаль — не для тинэйджеров: это состояние души прекрасно — есть время поразмышлять о смерти. А вы депрессуете только о любви и тому подобной чепухе. Простыми словами, эмокиды многое взяли из готики — как внешний вид, так и мировоззрение, — он потер глаза, борясь с дремотой. — Вставай, я тебя провожу.

— Сама дойду, не маленькая, — вспылила девушка.

— Как хочешь, — Идар неспеша направился к тропинке. — Может быть скажешь имя моей избавительницы?

— Александра, — буркнула Саша и припустилась бежать.

Придя домой, Идар в бессилии упал на кровать, но тут же вскочил: острая мысль, как игла, пронзила его сознание. «А что если с ней что-то случилось?..» Юноша нервно прошелся по комнате.

— Оставить девушку одну ночью!.. — он метнулся к окну.

— Сансара, помоги ему… — Анубис, недовольно щуря желтые глаза, сердито посмотрел на фею.

— Я подумаю, — она взмахнула тонкой рукой, медленно превращавшейся в дымку.

Свежий утренний воздух ворвался в комнату и в сознанье Идара. В глазах позеленело, потом сделалось темно. И парень, пошатнувшись, упал в забытьи.

— Помогла, называется… — проворчал Анубис, спрыгивая на пол. — Усыпила, не поднять.

— Зато он теперь проспит спокойным сном до утра. А девчонка… сама дойдет, ничего с ней не случится.

— М-да? Проспит без галлюцинаций? А девчонка… ты уверена, что ничего ей САМА не подстроила?

— Стану я с какой-то малолеткой возиться. А галлюцинации… надо подумать.

— Сансара!.. — он обреченно посмотрел на фею.

— Ну ладно… Только ради вас, — она шутливо изогнулась в поклоне.

— Мрр… Слова моей благодарности не высказать словами… — кот, решив подыграть, мягко выгнулся, выпуская когти.

— Как ты думаешь, мы еще встретимся с этой девчонкой? — перевела тему Сансара.

— Если только сами того не пожелаем.

— А что? Давай поиграемся.

— Скрещивать-перекрещивать, это по твоей части, — кот улыбнулся.

— Все-таки женская натура, как ни крути. Готишные оказались девочки, не остановились, когда ты им дорогу перебежал!

— Готишная из этих эмочек только Саша. Надо бы разузнать о ней побольше.

— Узнаем. Но все это потом. А мы остановились на медитациях… Какая-то атмосфера там подозрительная, носом чую.

— Не хочется оставлять его без присмотра, — он указал на распростертого на полу гота.

— Он сейчас так дрыхнет, что его и танком не разбудишь. Так что не беспокойся, — Сансара прыгнула в воронку.

— Становится такой странной, как только дело касается этого хиппаря… — проворчал Анубис, прыгая следом.

Под навес к компании заглянула чья-то взъерошенная голова:

— Пиплы, дождь закончился. Там наши веселье устроили в грязи! Целый аттракцион.

Успевшие сдружиться хиппаны переглянулись:

— Клево! Я, пожалуй, присоединюсь к ним, — Джеф вскочил с места. Грей подобрал свой блокнот и молча вышел из палатки. «Наверное, за поиском новых образов», подумал Зигги. Гуру даже не пошевелился. В конце концов, почти вся компания убежала поближе к веселью. Зигги за плечо потрясла Майя:

— Пойдем купаться!

— Но я хотел бы посмотреть на аттракцион, — он попытался вяло отбиться, но девушка словно не слышала. Она схватила Зигги за руку и потащила к реке. Он успел по дороге запихать книжку в заплечный рюкзачок, который всегда таскал с собой.

На реке было много волосатых. Они брызгали водой друг на друга, визжали, улыбались, плавали. Многие были без одежды, многие прыгали в воду прямо в одежде. Майя стягивала с себя кофту.

— Пойдем!

— Нет… я не хочу клоуз мочить… Я тебя лучше на берегу подожду.

— Ну, как знаешь.

Девушка с разбегу прыгнула в реку. Зигги огляделся: вокруг на траве лежали выкупавшиеся люди. Парень вздохнул и наткнулся взглядом на черноволосую девушку, которая плела венок из белых цветов. «Это же та самая, которая мне фенечку подарила. Как ее бишь зовут… Не вспомню. Но это она». Зигги невольно залюбовался ее полупрофилем. Ветер легко взметнул волосы девушки, и она поправила выбившуюся прядь. Юноша непроизвольно вытащил из рюкзака тетрадку и начал украдкой рисовать ее. Нежные черты быстро появлялись на белом листе. Особо долго Зигги провозился с изгибом шеи, но получилось, по его мнению, неплохо. Художник оторвался от своего творения и обратил свой взор на реку в поисках Майи. Сколько он так просидел? Не заметила ли она, что он рисует постороннюю девушку? Но вскоре эти вопросы сами собой испарились в воздухе, потому что он увидел весьма нелицеприятную картину. Майя стояла в воде, обнаженная по пояс, и самозабвенно целовалась с каким-то длинноволосым хиппаном. Зигги от удивления потерял дар речи.

— Вот они, недостатки свободы, — усмехнулся рядом мягкий голос. Зигги увидел Грея, меланхолично пожевывавшего травинку.

— Но как? Это же… что это?

— Ветер… Сильный поток воздуха, стихия. Он несется по всему миру. Трепещет под крылом. Блудный ветер. Кого он только не обнял, кого только не обласкал! Непостоянный. Но ни с кем не остался. Улетел прочь. Он играет с листьями деревьев, запутывается в волосах, колышет волны, возносится к солнцу и, не обжегшись, возвращается на землю. Что может остановить ветер? Дождь иногда немного задерживает его. Дождь… Такой же блудный, как ветер. Хотя возможно, дождь плачет только по солнцу. Когда его нет, дождь смеется и снова плачет, от радости. Если прислушаться, то можно услышать, как он выстукивает: где ты, где ты? А солнце как будто играет. Очень редко выглядывает к дождю. Оно такое же непостоянное, как ветер. Ласкает многих своими лучами, а к дождю не возвращается. Дождь убивает огонь. А солнце на него похоже. Огонь… опасная стихия. Может разгораться сильнее, может утихать. Пламя согревает, но и обжигает.

— Даже думать не хочу над значением этого всего, — пробурчал Зигги. Действительно, его мысли сейчас были заняты не тем. Майя, заметив парня, поплыла к берегу. Он прожигал ее взглядом.

— Что это все значит?! — закричал он, не смущаясь людей вокруг. — Прямо перед моим носом, нисколько не стыдясь! Как так можно!

— Что ты орешь, я ничего такого не сделала! — Майя, как ни в чем не бывало, развалилась на траве. — Кис?

— Не трогай меня! — с отвращением отпрянул он. — Как это вообще называется!

— Фрилав.

— Неслыханная наглость! — он резко устал. — Все. Я больше не хочу… ничего…

— Ну что ты так из-за пустяка…

Он посмотрел в ее равнодушные глаза и не увидел неба. Они потеряли то очарование, которое он наблюдал прежде. Подделка под бриллиант, фальшивка. Он встал и побрел вперед, ничего не видя перед собою. Его заполняло разочарование, разъедая изнутри. Ему было горько и больно. Он никак не мог понять, почему он ошибся. Ему казалось, что его жестоко обманули, предали, кинули. «Безмазняк» — с тоской подумал он. Чей-то резкий голос вернул его в реальность. Зигги обернулся и увидел Философа, а неподалеку Гуппи. Философ кричал. Зигги никогда не видел, чтобы этот невозмутимый человек кричал.

— ТЫ! Хватит меня преследовать. Куда не обернусь — везде ты! Ты постоянно ходишь за мной по пятам, — он яростно сверкал на нее глазами-щелочками. Девушка вся съежилась и инстинктивно закрылась руками. — Ты не понимаешь, что ты мне не нужна? Только мешаешься! И смотришь, словно я в чем-то виноват перед тобою. Совсем крэйзанулась! Пошла вон!

Зигги первый раз слышал, чтобы Философ сказал что-то на их сленге. Но это его уже не волновало: он летел на помощь Гуппи. Юноша с силой оттолкнул разъяренного Философа так, что тот не удержался и упал на траву.

— Протри свои айзы, ты ее до слез довел! — Зигги бросился к Гуппи, пытаясь закрыть ее от всего. На Философа с неодобрением поглядывали местные хиппаны. Зигги поспешил отвести девушку подальше от толпы. Они присели в тени дерева.

— Ты как, в порядке? — Зигги словно забыл о собственных неудачах. Гуппи отняла руки от лица.

— Спасибо тебе… я бы дальше не вынесла, — вопреки его ожиданиям, она совсем не плакала, только глаза были какими-то пустыми, словно потеряли что-то важное.

— Из-за чего все?

Она помотала головой, изо всех сил сжимая кулаки.

— Ты расскажи, легче станет, — он взял ее за руку. Девушка тоскливо посмотрела на приятеля и заговорила прерывающимся голосом:

— Крах глупой мечты. Что ж, смысла надеяться нет. И не было. Он такой же чужой, как и прежде. Такой же далекий и непонятный. Для меня непонятный. Столько этих разговоров про любовь, боль, разбитые сердца. Да разве можно это все уложить в простые слова? Такого сравнения не подобрать, чтобы описать эту боль. Словно рушится весь мир. Но как рушится мир? Дома падают, земля развертывается, и все это грохот, шум, лязг, визг. И все это паника. И все это покрывает сверху серая-серая пыль. А после — пустота. Больше нет ни черта. Последняя черта.

Тогда хочется лезть на стенку от горя, грызть зубами стулья и столы, рвать когтями ковры и обои. Только бы сбежать от этой ноющей боли, которая стучит в голове и мечется в сердце. Только бы убежать от этих навязчивых мыслей. И так день за днем. При свете солнца — борьба с самой собой, нарастающие истерики, которые никак нельзя выпускать наружу, и ты зажимаешь рот рукой, чтобы случайно не закричать. А ночью в борьбу вступает злостный Морфей. Гадкой змеей подползает к сознанию, чтобы отравить его страшными снами. Чем красивее картинка, тем больнее иллюзия. А иллюзия страшна, и бороться с ней подчас невозможно. Не думать, но как? Уродская красота мелькает красным блеском. Счастье умалишенных.

Она опустила голову. Зигги осторожно притянул ее к себе. Ему было жалко эту девчушку, ведь он сам не испытывал и сотой доли тех чувств, что испытывала она. Он махнул рукой на свою глупую «любовь» и решил забыть о ней, как о мимолетном сне. К ним подбежал Джеф:

— Пиплы, Философ сказал, чтобы все собирались у дороги. Go to home! — он широко улыбнулся и убежал.

— Пойдем, нам пора, — он погладил Гуппи по голове. Она решительно поднялась.

— Спасибо тебе еще раз. Ты настоящий фрэнд, я бы одна не справилась.

Зигги улыбнулся. Но перед тем, как уйти, он развернулся и сфотографировал все поле, разукрашенное во все цвета яркими нарядами прекрасных людей. Юноша знал, что даже застывшая фотография будет хранить ту энергию, которой напиталась вся атмосфера на несколько километров вширь.

— Как жаль, что все закончилось. Фестиваль был отличный.

— У нас все впереди. Что было — то было.

— Ты права. Только вперед, — он улыбнулся.

— Домоой!!! — Анубис весело прыгал в траве.

— Как все печально сложилось однако… — Сансара не спешила покидать нагретое местечко.

— Для кого как. По мне даже лучше, что этот Философ раскрыл глаза бедняжке.

— Ха… ха… Думаешь у нее глаза откроются? После стольких лет ослепления дурочка не прозреет.

— Сама не прозреет. Мы поможем. Через Зигги.

— Хы, приключения, — оживилась Сансара.

— О, да. И на этот раз предлагаю я.

— А я безумно рада, что Зиггушенька наконец бросил эту белобрысую!

— Сама же хотела их свести! И свела, а теперь радуешься, что наш хиппи тебя же победил.

— Как свела, так и развела, — показала язык вредная фея.

— Но на этот раз он САМ с ней расстался.

— Ну предположим не сам, а с помощью жуткой наглости Майи.

— Естественно! Ты на минуту отлучилась, срок действия твоего «затуманивания мозгов» закончился и наглость проступила. Сансара! Опоздаем! Они уже уехали!..

— Ну полетели к твоему. Что здесь зря пропадать. Я жутко не люблю поездки.

— Ха-ха! Банку вспомнила? — рассмеялся кот, прыгая следом за рассерженной Сансарой.

— …И что мне теперь делать?! — Идар нервно бегал по комнате.

— Ничего, — Shadow задумчиво взирал на сии метания.

— Как это ничего?! — аж перехватило дыхание.

— Для начала успокойся. Что это ты так разнервничался? А? Ты все правильно сделал.

— Что? — Идар вконец растерялся.

— Тебе же ничего не сказали про то, что ты можешь прогуляться или нет.

— Ты хочешь сказать…

— Угу, именно это. Пошли!

Через несколько минут оба гота вышли из дома. Вскоре предстоит разговор с Аларисом. Да, он знает, что говорить в оправдание. Необходимо сосредоточиться. Но где взять эту уверенность в себе? Почему-то сегодня ночью она переполняла сознание и душу. Но сейчас… сейчас нужно собрать волю в кулак.

— Повелитель, — Идар склонил голову.

— Идар? Проходи, — желтые линзы сузились в приветственной улыбке глаз.

— Я сделал, что вы просили. Надеюсь, вам передали оду?

— Передали. Сегодня вечером встречаем гостя. Твое участие обязательно. И кстати, как тебе полнолунная ночь?

— Замечательно. Сначала все написал, а потом у меня оду забрали, не забыв прицепить к плите.

— О, как тебе мое испытание? Понравилось?

— Так это правда? За что? В чем я провинился перед вами?

— Значит, так надо было, — Аларис отвернулся. — Как ты объяснишь сломанную цепь?

— Я мог бы придумать в свое оправдание все что угодно. Например, «меня нашли кладоискатели-некроманты и увели с собой для экспериментов, а я долго отбивался и все-таки смог от них сбежать». Но скажу лучше правду: мне надоело ждать и мерзнуть, поэтому я просто пошел домой отсыпаться.

— Хочешь сказать, что детский визг с тобой никак не связан?

— Нет, не хочу. Благодаря этим малолеткам во мне проснулся человек. И я понял, что замерзаю.

— Как же тебе удалось освободиться?

— Вспомнил школьный курс физики — обычный клин и механическая сила. Вокруг полно металлических брусьев.

— Вот как. Что ж, ты прошел это испытание, — улыбнулся вождь. — А теперь новое задание…

— Самое подходящее время! — Анубис выпрыгнул в окно.

— А то! Поможем парню! — Сансара растворилась в воздухе.

* * *

«Какое ужасное солнце!.. Оно так и норовит прожечь мне спину… И зачем только им потребовались зеленые свечи?! Черных разве не достаточно?.. Теперь в центр тащиться…»

По спине пробежала очередная капля пота. Глоток холодной воды и жизнь вновь приобретает смысл. Сколько еще осталось?..

Идар поднял взгляд — на небе ни облачка. Горячий ветер развевает волосы, но не облегчает положения. Люди, все, как по команде, залезли в шорты и шлепанцы.

Внезапно Идар почувствовал чей-то пристальный взгляд и повернул голову — возникло смутное ощущение, что где-то он уже видел это лицо — девушка, шедшая навстречу, с интересом рассматривала его. Странно, но он точно где-то видел ее!

Так, косясь друг на друга из-под челок, они прошли мимо. Совсем рядом.

— Придурки… — Анубис закрыл лапой глаза.

— Да что они делают?! — Сансара прыгала от нетерпения.

Идар остановился. Вдруг его лицо озарила смутная догадка:

— Девушка, мы не знакомы? Александра?..

Счастливая улыбка скользнула на лице Саши:

— Это ты?! Неужели!.. Я даже не думала, что можем встретиться снова! — подпрыгнув, она повисла на шее гота.

— Алек… Саша! Подожди!.. Прекрати, не то упадем!..

Но и его переполняла радость неожиданной встречи с эмочкой.

— …А почему Идар? Почему тебе дали такое имя?

— «Идар» означает орел. А дали мне это имя, потому что я все время витаю в облаках, ну в смысле в познаниях мира и души человека. Я учусь на философском факультете. Каждому посвящаемому дается имя в связи с его характером и интересами.

— Где ты учишься? Сколько тебе лет?!

— Девятнадцать.

— Девятнадцать?! Я бы не дала тебе больше семнадцати…

— Не велика разница! — Идар рассмеялся.

— Как тебя занесло в готику? — перевела тему Саша.

— Это что, интервью?

— Нет, мне просто интересно знать…

— На это есть свои причины. Я не хочу об этом говорить.

— Ясно. А братья, сестры есть?

— Ни родных, ни двоюродных.

— А у меня брат — гот.

— Гот? Может, я его знаю?

— Может быть. Только настоящее имя тебе ничего не даст. Сам знаешь ваши порядки.

— Точно. Ну хотя бы как выглядит?

— На меня чем-то похож, только у него светлые волосы.

— Ммм… действительно, мне это ровным счетом ничего не дает.

Девушка рассмеялась:

— Как-нибудь познакомлю.

Жара осталась где-то позади. Этот день прошел, но он был одним из тех дней, которые человечество считает самыми прекрасными и счастливыми в жизни.

Парочка сидела на скамейке в тени большого дерева, когда мимо них прошел черный кот, на мгновение бросив сердитый взгляд.

— Кс-кс-кс…

— Знакомый котик… — Идар окаменел. — Сколько времени? Восемь? Еще успеваю… Алексаша…

— До завтра тогда, — она улыбнулась.

— До завтра… — он наклонился и поцеловал ее в висок.

«Что-что, а нежности и сюсюканья я от себя не ожидала… Что со мной? Или это он так отличается от всех моих бывший и знакомых парней? Я не знаю, пока что, ответа на этот вопрос», — Саша вздохнула и отправилась в другую сторону.

— Е, зерно посеяно! Остается ждать ростков, — Сансара улыбалась во все шестьсот шестьдесят шесть зубов.

— Красивые зубки, давно я их не видел. Помню, как однажды в юности мы решили поиграть в кошки-мышки, и ты играючи укусила меня за хвост… Море крови и красивый шрам микроскопических дырочек в три ряда…

— Хы, до сих пор шрам остался?

— Хочешь взглянуть?

— Ох, какой интимный вопросик, — Сансара язвительно закатила глаза. — А если сеьезно, думаешь у Идара с Сашей что-нибудь выйдет?

— Серьезно-несерьезно, что-нибудь да выйдет. Постараемся, — котик тоже улыбнулся.

— А у тебя-то зубки не такие фантастические.

— Для тебя может быть и нет, а для котов и тем более для людей они оочень даже фантастические. Острые, как сабли, длинные и красивые…

— Ну хватит о наших голливудских улыбках. Что дальше делать будем? Али на самотек все пустим?

— Ты про зубы или про Сашу с Идариком? Если про них, то забросим-ка их на недельку и пойдем дурить голову Зигги — давно мы ему пакостей не строили. А если про зубки…

— Ты все прекрасно понял! Не притворяйся. Полетели к хиппушке!

— Что, прямо сейчас? Они же еще в Америке. Я не полезу в это пекло! — Анубис крепко вцепился когтями и зубами в дверь портала.

Зигги бежал со всех ног вперед. Он должен был успеть, найти его, пока он никуда не делся. Он должен был срочно поговорить с ним. Родные дома мелькали перед ним, мостовая чинно бежала под ногами. Полурастегнутую рубашку рвал ветер, а обшарпанные ботинки легко касались булыжников. «Только бы найти… успеть», — Зигги свернул за очередной угол. Запыхавшись, он сбавил скорость и пошел быстрым шагом. Возникло ощущение, что все резко преобразилось. Дома вроде те, а вроде и нет. «Что случилось с машинами?» — Зигги потер лоб: «Похоже, галлюцинации до сих пор преследуют». Эта мысль еще прочнее укрепилась в нем, когда он увидел мрачного юношу, который спокойно шествовал по тротуару. «Неужели готы и до нас добрались?» — парень покачал головой и снова побежал.

— Анубис, не спорь, нам пора!

— Неет! Я еще тут кое-что забыл сделать! Пусти!!!

— Ты что творишь? Смотри — здесь Зигги! Его разорвало! Паника-паника!!!

— Что?! Какой Зигги?! Пространства сместились… — кот от удивления ослабил хватку.

— Делай что-нибудь, ааа! — Сансара замолотила кулачками по черной спине и неожиданно вцепилась зубами в пушистый хвост. Кот рявкнул и они улетели в воронку.

Вскоре все вернулось на свои места, но странное ощущение, что он где-то видел этого гота, что-то очень знакомое в его чертах, не покидало Зигги всю дорогу.

Наконец, он увидел у моста разноцветную компанию. Счастливчики, которые побывали на Вудстоке, делились впечатлениями с теми, кому не представилось такой возможности. Парень в разноцветных штанах, заметив остановившегося юношу, махнул рукой:

— Зигги, иди к нам! Ты ведь тоже там был, да?

Зигги заметил, как непроизвольно скривилось лицо Философа, когда он услышал знакомое имя. Юноша подошел к большой компании.

— Привет, пиплы. Да, мы недавно оттуда, — он бросил взгляд на предводителя. Тот все еще пытался совладать с собою. Зигги тем временем поискал глазами Гуппи: ее нигде не было.

— А что тебе больше всего понравилось на фестивале, — к нему обратилась Брита.

— Мне? — хиппи напряг память. На ум лезло только предательство Майи, передоз наркотой и скандал с Философом. — Новые знакомства, скорей всего.

— А как же та незабываемая атмосфера Вудстока?

— Понимаешь, об этом не хочу говорить. Словно если ты распахнешь рот, то вся эта энергия вылетит и исчезнет. А так хочется сохранить ее теплоту в своем сердце, чтобы еще долгие годы она грела душу.

— А я уж было испугалась за твое красноречие, — усмехнулась девушка.

Зигги удивился:

— Никогда им не обладал.

— Кстати, тебя этот, с зеленым хаером разыскивал, — Джеф раскладывал на ладони какие-то таблеточки.

— Грей? Он здесь, в нашем городе?

— Да, он у Философа остановился.

— У тебя есть вписка? — Зигги обратился прямо к предводителю.

— Я там почти не живу, — скривился тот в улыбке.

— Хотел бы повидать его.

— Отправлю к Шуа. Ты ведь теперь там тусуешься? — Философ заглянул в его глаза с какой-то дерзостью. Зигги чуть смутился.

— Да…

— Вот и славно.

Парень все не знал, как начать свой разговор с Философом. Он чувствовал, что это необходимо, но не ведал, как поступить. Промолчать он не мог. Не в его правилах закрывать на такое глаза. Но и объяснить все доходчиво, без крика, тоже было выше его сил. Он даже в мыслях не мог сдержать свой пыл. Поэтому юноша мучительно искал нужные слова.

Тема Вудстока себя полностью исчерпала, и хиппи потихоньку разбрелись на кучки. Они улыбались, шутя и переговариваясь между собой о чем-то. Нора с Бритой затеяли пляску, Джеф находился под очередным кайфом, а Философ сидел на траве, позволяя перебирать свои волосы светловолосой девушке.

— Можно поговорить? — Зигги все-таки набрался наглости. Философ молча встал и отошел подальше от остальных. Девушка, похоже, не сильно расстроилась и пересела к парню в цветастых штанах.

— Я хотел поговорить о Гуппи…

Философ недовольно скривился и огляделся по сторонам. Они находились недалеко от старого парка, заросшего высокими деревьями и, откровенно говоря, основательно запущенного.

— А ты что, в ее защитники записался?

— Мы друзья. И я не хочу, чтобы кто-то обижал моих друзей! — опять вспылил Зигги.

— Ну хорошо, я готов выслушать все, что ты скажешь, — Философ скрестил руки на груди.

— Тебе не кажется, что ты несправедлив к ней? Она ведь действительно любит тебя. Искренняя, чистая любовь девушки — я об этом могу только мечтать. У тебя же все это прямо под носом, протяни руку и возьми, но ты игнорируешь собственное счастье. Ты думаешь, что приобретешь его с мочалками, которых ты меняешь каждый день? Да ни одна из них не даст тебе той любви, которая есть у нее. Разве можно это вообще сравнивать? А ты причиняешь ей боль, постоянно меняя девушек, к тому же устраиваешь при всех разнос. Казнь за любовь. Ты любишь? Так получай, несчастная! — он патетически возвысил голос.

— Стоп. Ты слишком скор на расправу. Остынь. Самое первое, что я хочу тебе сказать: ты не имеешь никакого права поучать меня.

— Дескать, не нужны мне ваши советы, живу как хочу.

— То, что ты мне говоришь, это не совет. Это навязывание своего мнения. К тому же я тебя старше. И я не просил советов. Другое дело, если бы я сам обратился к тебе: помоги, я запутался.

— Но я же должен показать тебе, как ты ошибаешься! Обратить внимание на то, чего ты не замечаешь.

— А с чего ты взял, что я не замечаю ее? Все вижу. Смею признаться, многое понимаю. Я не слепец, это вы ежесекундно делаете из меня такового.

— Но… тогда почему?

— Тебе не приходила в голову простая мысль, что я ее не люблю? — он вздохнул. Только сейчас Зигги заметил, насколько уставшим выглядит их главарь. — Скажи мне, юный друг, что важнее всего для нас, людей радуги?

— Мир на земле.

— Свобода. Собственная, чужая — она ценится больше всего. Мы отстаиваем, боремся, оберегаем — все за нее. В одной песне Джон Леннон призвал нас: «Я скажу тебе только одно: ты должен быть свободен!» А отношения, особенно длительные, сковывают всего тебя. Это крест на всей жизни! Я не могу пойти на такое. Я должен ощущать себя независимым.

— Ценой счастья?

— Свобода и есть для меня счастье.

Зигги почувствовал бессилие перед упрямством его собеседника. Он высыпал все аргументы на гордую голову предводителя, но последний даже не дрогнул. Философ продолжал:

— Но, спасибо. Ты открыл мне глаза.

— Правда?

— Да. Если она стала рассказывать другим о своих чувствах, то нужно срочно пресекать все это. Потому что всякие там советчики могут убедить невинную девушку в том, что надежда есть. Шуа — другое дело, он сразу заявил, что я дурак набитый и посоветовал своей сестрице выкинуть меня из головы, — Философ так просто рассуждал о себе, словно о постороннем человеке.

— Ты думаешь, она сможет забыть тебя?

— Любая болезнь лечится. И эта в том числе, — он развернулся и направился к мосту. Не пройдя и полпути, Философ обернулся. — А тебе совет: не пытайся никого скрещивать. Я свободен. Ты свободен. Лети и не загромождай себя цепями.

Зигги нахмурился. Подобная развязка никак ему не нравилась. Да и где-то внутри он чувствовал, что напортачил. Сзади кто-то набросился на него, молотя по спине кулачками. Парень инстинктивно нагнулся.

— Я все слышала! Да как ты мог, предатель! — это была Гуппи.

— Постой, ты меня ни с кем не перепутала?

— Разве так друзья поступают? Даже мне ничего не сказал!

— Я думал, так будет лучше.

— Тебе думать противопоказано! Он теперь на меня даже смотреть не захочет.

— Да погоди ты, — Зигги попытался обнять девушку, но та толкнула его в грудь обеими руками.

— Видеть тебя не желаю! — она убежала, размазывая по лицу слезы. Зигги бросился за зеленой юбкой, мелькавшей между деревьями. На развилке дороги он остановился. Гуппи как сквозь землю провалилась. Две теплые ладони вдруг легли на его глаза.

— Она! — выпалил он.

Ответом ему был легкий колокольчиковый смех.

— Да уж, не он, — девушка заглянула в его лицо. — Привет.

— Привет… — он стоял, совершенно оглушенный.

— Эй, а я тебя узнала. Носишь фенечку?

— Да, — он во все глаза смотрел на нее, боясь моргнуть.

— И как желание, сбывается?

— Очень на это надеюсь, — он взял себя в руки. — Как тебе Вудсток?

— Вот только не надо опять об этом! В дороге только и делали, что обсуждали. Одно могу сказать (для тех, кто не слышал), я научилась играть на флейте.

— Я уснул в дороге, — он виновато теребил расту. — А меня научишь?

— А у тебя других дел нет? — ее мимика постоянно менялась, скрывая настоящие мысли.

— Почему… есть. Но ради таких уроков могу и отменить.

— Не стоит, — она мягко ступала по траве.

— А ты где живешь?

«Что за глупость я спрашиваю?» — укорил Зигги самого себя.

— В уютном гнездышке.

— Так ты птица?

— Ага, — она вдруг всмотрелась в его глаза. — Либо раннее утро, либо поздняя ночь.

— Чтобы повстречать такую птицу, можно вообще не спать.

— А что любишь ты: утро или вечер?

— Скорее утро. Ведь это начало нового, это свежесть мысли.

— Значит, ты не познал таинств ночи, — загадочно улыбнулась девушка.

— А ты можешь открыть мне их?

— Если только ты загадал это в желании.

— Вполне возможно.

— Мы врем только сами себе, — она сорвала ромашку и повертела ее в руках.

— Возможно, сейчас чья-то душа отлетела на небо, — вспомнил Зигги слова Гуру.

— Держи, — она сунула ему цветок и побежала по высокой траве.

— Куда ты? — крикнул он ей вслед.

— Еще увидимся. Где-нибудь у воды.

— Как тебя зовут?

— Тия.

«Точно. Как чай. Зеленый, прохладный чай. Тогда кто-то ее позвал. У воды… что это значит? Надо бежать к озеру». Зигги никогда прежде не замечал, как красиво вечернее солнце, путавшееся в высоких деревьях. Свежесть ветра, игравшего с листьями, обволакивала душу, насыщая ее кислородом. Он вздохнул как можно глубже и провел рукой по мягкой траве. Пальцы тут же ощутили прикосновение природы. Захотелось в сладостном экстазе зарыться в душистой траве, обнявшись с полевыми цветами.

Зигги улыбнулся. Он вспомнил, что еще не видел Шуа после приезда. К тому же ему сейчас очень требовалась поддержка старшего товарища.

Но там его ждало большое разочарование. Еще у дома друга Зигги охватила непонятная тревога, беспокойство. Вроде все было как обычно и в то же время что-то не так. Он подумал, что Гуппи должно быть серьезно на него обиделась. «Надо будет поговорить с ней». У самой двери Зигги совсем замялся, но, набравшись духу, осторожно ударил в нее два раза. Дверь со скрипом распахнулась. На пороге стоял Шуа с каменным выражением лица.

— Привет, — Зигги неуверенно махнул рукой. — А мы вот вернулись.

Шуа не пошевельнулся, все так же презрительно взирая на него.

— Пустишь?

Шуа покачал головой и захлопнул дверь перед носом Зигги. Тот ругнулся и отправился домой.

Вечерние сумерки опустились на город. Редкие звезды замигали на темном небосклоне. Зигги медленно брел по сухому асфальту. Город резко опустел, как только стрелки перевалили за десять вечера. Только редкие прохожие пробегали домой, да кое-где молодежь на лавочках отмечала последний месяц лета. Август… Солнце уже не такое жаркое, ветер зачастую проникает под легкую рубашку. Юноша поежился. Тучи сгустились, и через несколько мгновений хлынул дождь. Настроение совсем опустилось. Дождь тут же вымочил асфальт и кудри Зигги. Живописно растрепанные локоны вяло поникли. «Самое время подумать о собственной ничтожности», — мелькнула мрачная мысль. Юноша поднялся по ступенькам и оказался в теплой квартире.

— Гога! Дай-ка я тебя обниму, — к нему подскочила стройная, молодая женщина с кудрявыми волосами.

— Тетя Нина? — Зигги почувствовал, как его сжимают в объятиях. Он украдкой огляделся. Отец со скучающим видом уставился в телевизор (он не выносил подобные семейные сборы), а мать, напротив, с сияющим лицом восторженно наблюдала за всем происходящим.

— Игорь, Нина погостит у нас несколько дней.

— О нет, Мария, ты преувеличиваешь, я завтра же уеду. К вам проездом заскочила, повидать своего любимого племянничка, — женщина плюхнулась на диван. Зигги мысленно вздохнул и уселся в кресло. Тетя Нина ему нравилась, она в всегда поддерживала его, с ней можно было поговорить по душам, но сейчас он более всего желал уединения.

— Ну что, Гога, рассказывай, как жизнь молодая?

— А что с ней станется? Не лайф — а вечный кайф!

— Все хиппуешь? Кстати, чуть не забыла, я же тебе сувенир припасла, — женщина вынула из сумки пластинку.

— Битлы? — Зигги недоверчиво вертел в руках яркий диск.

— Они самые! Последнее издание. Нравится?

— Клевый рекорд, — на самом деле юноша не был заядлым битломаном, но слышал, что многие знакомые ловят кайф от этой музыки.

— На кого учишься-то?

— На художника.

— Да, у меня в гостиной твоя картина висит. Приходят разные гости, с умным видом рассматривают и выдают: это Ван Гог или фовизм, такой-то год.

— А вы что? — Зигги невольно улыбнулся.

— А я молчу в тряпочку.

— Но Игорек у нас будет бизнесменом, — вовремя встрепенулась мамаша.

— Это мы еще посмотрим.

— Еще как будет! — вставил отец.

— Это моя жизнь, а не твоя, — огрызнулся парень.

— И я не позволю моему сыну закончить ее под забором, как какая-то шавка.

— Да что ты понимаешь?

— Уж побольше тебя.

Зигги прикрыл глаза. Ярость опять запульсировала в висках. Он резко встал и вышел за дверь.

— Что же вы давите на парня, — Нина Михайловна взглядом отметила, что пластинку он все же забрал с собой.

— Но он жизнь свою губит! — в голосе Марии сквозила патетика.

— Он уже не маленький.

В дверь снова просунулась голова Зигги:

— Кстати, где мои краски?

— В подвале валяются, — равнодушно бросил отец.

Юноша спустился в подвал. Раньше эта каморка была излюбленным местом его обитания. И сейчас, несмотря на пыль, она хранила следы уютного жилья. Походный рюкзак, приборы для рисования — все было свалено в углу. Никто не успел их разобрать после приезда парня. Зигги прислушался к себе — музы не было и в помине. Он открыл рюкзак: оттуда сразу вылетел дух Вудстока. Воспоминания еще были свежи в памяти. Потрепанная тетрадка, переполненная фотокарточками, с травой, зацепившейся на страничках, портрет Тии, фотоаппарат, засохшие цветы и желтая старая книжечка. «Совсем забыл про нее», — Зигги окунулся в потрепанные страницы.

— Бла-бла-бла… Это все предисловие… Вот! Медитация, помогающая установить внутренний баланс и достичь духовного просветления. Примечание: в первый раз советуем выполнять упражнение в присутствии… бла-бла… Прочая чушь. Итак, приступим…

Зигги уселся в позу лотоса и погрузился в себя. Его зрение словно включило инверсию и теперь наблюдало мир внутри. Разноцветные спирали обволакивали мозг, наполняя тот нужной информацией. Его собственное субъективное медленно переходило в нечто постороннее. Яркие блики вдруг заметались. Сознание успело выдать последнюю мысль. Что-то идет не так… Сбой. Сбой системы!..

— Как бы его далеко не занесло! — бог Смерти на секунду даже забыл об укушенном хвосте.

— Ничего страшного, поплавает в коридорах своего подсознания, а там мы. Поджидаем его, бедненького, с кувалдами и когтями.

— И зубами, ты забыла добавить… — проворчал кот.

— Ну прости, я испугалась… А у меня, между прочим, полый рот шерсти!

— Вычистишь! А мне мое тело жалко!

— Вылечишься! До свадьбы заживет, — она ехидно усмехнулась.

— Чтоо? До какой это еще свадьбы?! Уж не до нашей ли с тобой?!

— Ну подцепишь здесь какую-нибудь кошечку… — Сансара беззаботно болтала ногами, но потом до нее дошел смысл сказанного Анубисом. — Чтоо???

— ТО! Сама так выразилась! Где это ты таких словечек набралась?

— Уж не предложение ли это, дружочек мой обкусанный. Здесь и нахваталась.

— Обкусанный тобой же. Давай пластинку сменим…

— Что-то Зигги в этот раз напортачил… И зачем он вообще полез?

— Все люди делают ошибки. И черные кошки тоже дорогу перебегают…

— В этот день ты не поленился побегать у него перед носом, видимо.

— Ну… я не отрицаю того, что я БЕГАЛ. А бегал потому что ТЫ постаралась.

— Да уж ору было хоть отбавляй. Жаль что никто не понял твоих криков о помощи и все швырялись в тебя тухлыми сосисками. А в меня как обычно прилетело банкой…

— Вот видишь, как я был прав на счет этого места! Полетели обратно.

— Зато тут вполне прохладно… Полетели уж.

«...А я думал о любви и симпатии, о пустых пивных банках и о сигаретах, немножко о гитарах, и мысли мои текли спокойно, я принимал жизнь такой, какая она есть, и был полон суровой доброты, в моих мирах отныне и навсегда...

Исключения подтверждают правила. Поэтому мы, такие разные, притягиваем друг друга. И неважно, что подумают люди. Главное, что мы любим.

Раньше у меня было заблуждение, что я все смогу. Но это не так — завоевать сердце человека не так-то просто, тем более, если ты совершил кучу ошибок. Но эта девушка все-таки полюбила меня. За что? Сам не знаю. Видимо, нравиться могут только качества, товарный вид, а любить можно лишь внутренний мир.

Странный народ — люди. Мы можем совмещать в себе две противоположности: душу и тело, разум и сердце, наслаждение и совесть».

Идар закрыл тетрадь-дневник, найденный когда-то в старых книгах. Да, новый этап, светлая полоса в его жизни. Саша перевернула все вверх дном. И это даже нравилось. И как кстати подвернувшийся дневник понемногу разъяснял правила новой игры — взаимоотношений.

На улице плюс тридцать пять. Раскаленный асфальт прожигает тонкие подошвы сандалий и тапочек. В магазинах опустошены холодильники с напитками. И всего лишь обещали какую-то неделю аномальной жары!

— Благодать, — довольно протянула Сансара, поправляя солнечные очки.

— Да не говори, — черный кот недовольно отряхнулся, обрызгав фею. — Даже в воду пришлось лезть! Где то готишное местечко?

Идти пришлось недалеко. Но Идар успел взмокнуть, поднимаясь по лестнице. Дверь открыла Саша.

— Муза, спаси меня, умираю… — юноша рухнул на колени, уткнувшись в живот эмочки.

— Ванная налево по коридору, полотенце любое.

— Понял. А я-то думал, что ты, как истинная Муза потоком прекрасных слов охладишь разум поэта.

— Обойдешься! — рассмеялась девушка и потрепала его макушку.

Холодные струи освежают и тело и разум. Звук воды успокаивает и расслабляет.

— Эх, нога застряла! Штаны прилипли. И хрен с ними! Ну уж нет, влезу! А майка? О нет, абсолютно сырая! Придется временно походить без нее, — Идар накинул полотенце на шею и вышел.

— Моя комната прямо по курсу, — девушка стояла за спиной.

— Ты что, всегда стоишь за дверью и подслушиваешь?

— Нет, просто мимо проходила.

Войдя в комнату, парень в изнеможении рухнул на пол.

— Для этого существуют кровати.

— Меня пол больше привлекает на данный момент…

Тем не менее, ему пришлось перебраться выше: сквозняк остудил кожу, и на полу стало некомфортно.

-…так сколько вас было? Трое? И зачем же вашей субкультуре понадобилось кладбище?

— Значит надо было.

— О да… «Эмо — это те же готы, которых родители ночью не пускают на кладбище. Вот они и плачут». Захотелось познать нашей истины?

— Вовсе нет! Мы шли к плите!..

— Надгробию Марии? Тебе брат про нее рассказывал? Но зачем?

— Чтобы загадать желание…

-…а я там оказался как кстати не вовремя… Что за желание?

— Ну… найти вторую половинку… — Саша нахмурилась. — Только оно уже сбылось.

Идар смотрел в ее серые глаза и не понимал смысла слов. Разум отвергал только что услышанное признание. Но душа рвалась к небесам. Идар наклонился. Как бы боясь спугнуть мгновение, он медлил. Но девушка сама припала к его губам. Первый поцелуй. Второй, третий. Тело перестает слушать голову. Руки движутся интуитивно.

— Что, все настолько серьезно? — на пороге стоял невозмутимый Shadow.

— Послушай, братец, — сердитая Саша соскочила с дивана. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не входил без стука в мою комнату?!

— Прости, увидел в коридоре знакомую обувь и решил заглянуть.

— Знакомую? Ты наверное хотел сказать незнакомую?

— Нет, я именно так и хотел сказать — знакомую.

— Саша, твой брат Shadow?.. — Идар, наконец, обрел дар речи.

— Так вы что, знакомы?!

— Мы хорошие друзья, сестренка. Можно даже сказать лучшие друзья. А на каком этапе ваши отношения? — в голосе гота слышалась ревность.

— Пока дело дошло до первого поцелуя, — парень нехотя встал.

— Ну, я не против.

— Не против? — он подошел ближе.

— Я — нет.

— Эй-эй-эй! Вы может быть разъясните мне что здесь происходит?! — эмочка встала между парнями.

— Просто кому-то везет с друзьями, а кому-то со старшими братьями, — Идар мягко улыбнулся.

— Да ну вас! Кстати говоря, тебе тоже пора освежиться, Сережа. Марш в ванную! А ты — пошли на кухню, — и Саша первая вылетела за дверь.

* * *

«Почему-то в таких ситуациях человек задает себе естественный вопрос и не находит на него ответа.

Зачем, спрашивается, вообще нужны эти чувства? Страдания, переживания… неужели без этого никак нельзя?

На самом деле любовь дана людям для взаимодействия и общения. Без нее мы бы погрязли в ненависти и злобе. Тогда бы человеческий род исчез с лица Земли. Мы же не животные, чтобы полностью подчиняться природным инстинктам! У нас есть право выбора.

Наташа для меня не просто девушка, она путеводящая звезда, солнце, которое своими лучами указывает мне дорогу к голубому горизонту».

— Вот как. Получается для меня Алексаша — Луна на моем ночном беспросветном небе жизни, — улыбнулся Идар. — Луна?..

Мысли мысли

В голове зависли

Томный шепот

Очередных дверей,

Скрипевших у меня над ухом

В ту ночь, когда пришла она…

Одна любовь моя,

Печаль одна.

Лишь ей стихи и песни -

Все о ней, так интересней;

Что, впрочем, и не важно,

Поймут ли меня здесь.

Корабликом бумажным

Плывет по жизни смерть,

Мой крейсер не потопит,

Твой катер не убить.

Лишь можно подстрелить,

Взорвать на миллиарды

Осколков. И добить…

А что же я от темы отклоняюсь

Да, повторяюсь, -

Все о ней.

И ей посвящена

Незатемненная весна…

Только приди ко мне сегодня ночью,

Вновь будоражить мои очи,

Лишь загляни ко мне, Луна...

— Вау, как быстро у них все развивается. Не ожидала, — Сансара пряталась за чайником.

— С каких пор Идар ходит с чайником в комнату? — Анубис сливался с темнотой под шкафом, единственное, что выдавало его присутствие, так это пожелтевший бинт на кончике хвоста. Но Идар этого не замечал.

— Имидж — ничто, жажда — все!

— Я вижу, ты не только поговорок нахваталась… — проворчал Анубис.

— А как же! Массовой информацией интересуемся-с.

— Все-то ты успеваешь! Тогда придумай новую пакость для готов. Расслабились больно…

— А давай им ноги переломаем! Шучу-шучу. Пусть возникнут против его новой любви. Дескать, нечего неверную в наш стан приводить!

— А что, неплохая идея для встряски! Должен же он хоть когда-нибудь стать самостоятельнее. Вот Зигги продвинулся. Хотя меня ему все равно не перепрыгнуть, — кот, чем-то недовольный, явно был настроен враждебно.

— Да, и пусть уж валит из этой готики! Не понравилось мне у них. Как-то несерьезно что ли… А чой-то ты такой надутый?

— Жарко, — коротко бросил привыкший к холоду склепа Анубис.

— Согласна. Давай грозу устроим? И свалим.

— Ай да!

В солнечный день Гуппи сидела на полянке, поросшей свежей зеленью. Грей рядом играл что-то мелодичное на гитаре. Недавно Музыкант показал ему пару аккордов, и юноша усердно тренировался. Он был твердо убежден в том, что творческий человек должен овладеть тремя сторонами искусства: музыкой, живописью и писательской деятельностью. Музыка ему давалась легко. «Только вот с кистью никак управиться не могу», — огорчался писатель.

Гуппи плела фенечку. На душе у нее было очень неспокойно из-за ссоры с Зигги. Глубоко внутри она понимала, что зря накричала на него. Но никак не могла смириться с тем, что после того разговора Философ усиленно ее избегал.

— Ну что, подруга по несчастью, откуда на лице твоем ненастье? — девушку за плечи обнял Шуа. Она чуть вздрогнула.

— Эх, братишка, что-то Зигги давно не видно.

— Верное замечание, — нахмурился Шуа. Грей перестал играть:

— Я не видел его с тех пор, как вернулся с Вудстока.

— Может, что-то случилось? — Гуппи встревожилась. К троице подошла небольшая компания хиппанов.

— Слышали новость? — Брита выглядела мрачнее тучи. Друзья переглянулись.

— Какую?

— Музыкант… уехал, — Нора еле сдерживала слезы.

— Как уехал? — Грей подскочил, Гуппи зажала рот руками. — Я его вчера только видел.

— Наширялся наркотой, его вставило…

— Потерял контроль над телом и попал под поезд. Мгновенная смерть, — продолжила Брита. Шуа медленно поднялся с земли. За ним встали остальные, поникнув головами. Вдруг кто-то запел песню веселого Музыканта. Его одинокий голос, как отклик прекрасной души, пронесся над поляной:

— Возьмемся за руки и победим невзгоды,

Ведь в мире дружбы ничего сильнее нет.

Остальные подхватили:

— Улыбкой ясною мы встретим все народы,

Любовь и мир — вот вам на все ответ.

— Не будем грустить. Наш Музыкант всегда улыбался. Теперь ему хорошо, — философски заметил Шуа.

— Дети цветов не знают горя, — Брита мужественно подняла голову. Грей успокаивал плачущую Гуппи, хотя сам находился в откровенной прострации.

— Пора подумать о настоящем. Кто-нибудь знает, где Зигги?

— Я знаю, — Джеф находился тут же и, против своего обыкновения, не был под кайфом. — Он уже три дня на моем чердаке тусуется.

— И что он там делает?

— Откуда мне знать? Я не заходил.

Шуа рванул было по дороге, но вся толпа тут же двинулась за ним.

— Стойте. Не стоит его сейчас пугать таким количеством народа. Я пойду с ним поговорю, а потом приведу к вам.

Увидев, что его слова подействовали, Шуа побежал к дому Джефа. Благо, этот небольшой домик знали все.

Он стал не похож на себя. Его кудрявые волосы, прежде легко разлетавшиеся на ветру, теперь лежали тяжелым грузом на плечах. Зеленая рубашка свалялась и стала похожа на половую тряпку. Глаза помутнели, в них уже не было того оживленного блеска. Он обнимал старенькую гитару и много пил. Пил все подряд. Он валялся на мятом покрывале, окруженный бутылками и доказывал им нетрезвым голосом, что истина прячется совсем не там, где мы ее ищем.

Шуа покачал головой и тронул его за плечо:

— Эй, брат!

Зигги взглянул на него стеклянными зрачками.

— Очнись, это я, Шуа.

Он зашевелился и попытался заговорить. Шуа тихонько потряс его.

— Что с тобой стало?

— Я увидел. Я увидел эту черную пустоту, — его язык заплетался, а в глазах мелькал страх.

— Где?

— Там. В глубине космоса. Понимаешь, мы все ищем не там. Мы все не туда идем. Это крах. Конец мира, взрыв Вселенной. Понимаешь, смысла-то нет. И куда теперь?

Шуа вздохнул:

— Знаешь, нам и не нужно знать Истину для того, чтобы жить.

— Но мы неправильно живем! Что проповедуем… любовь? Ха-ха, кому нужна твоя любовь? В конце концов, мир сомнет тебя, как ненужную бумажку и выкинет в урну. Мы ведь ровным счетом ничего не значим. Копошимся, как тараканы. Что есть мы в глазах Вселенной?

— Каждый из нас Вселенная. Ты — целый мир. Мир, который живет ради любви, с помощью любви, во имя любви.

— Но нет смысла жить! Где он, если потом конец! — он неестественно расхохотался.

— А смысл кроется совсем не в конце.

— Тогда в чем же?

— В романе порою не важна концовка. Важны те острые моменты, которые запомнились читателю. Так и в жизни. Нужно прожить ее так, чтобы счастливых, запоминающихся моментов было больше.

— Так получается смысл в счастье? В самом процессе жизни?

Шуа кивнул.

— Но как достичь этого счастья? Что мы можем…

— Мы можем абсолютно все. И ты не поверишь, как просто иметь то, что ты хочешь. Еще Кэт Стивенс сказал: «Если ты хочешь быть свободен — будь. Потому что есть миллион вещей, кем ты можешь быть».

Зигги глубоко задумался. Шуа не мешал ему. Наконец, юноша вскочил и вытолкал своего товарища за дверь. Шуа недоуменно поднял брови.

— Погоди… я сейчас, — парень захлопнул хлипкую деревяшку, которая служила ему дверью. Шуа вышел на улицу, обеспокоенно хмурясь. Вскоре из дома выбежал Зигги с огромным листом ватмана.

— Пойми ты, это мой, новый мир! Я сам, сам его рисую. Вот это, — он развернул полотно во всю ширину на земле. — Это не обычный лист бумаги. Это — полотно мечты, обращающее все в реальность. Вот что ты хочешь? Что хочешь ты! Нарисуй, представь и все это будет в твоих руках. Это даже не мечта, пустая, бесплотная, это реальность, яркая, новая, существующая! Она тут, рядом, она твоя. Вот в этих вот твоих ладонях, — он схватил растерянного Шуа за руки и затряс их. — Я понял, понял теперь свою ошибку! Жизнь-то наша, понимаешь? Она вот тут, в сердце. А сердце в нас. Значит мы, каждый из нас, управляем миром. Нашим миром!

Шуа улыбнулся. Он радовался тому, что «просветление», данное медитациями, наконец, обрело свою форму. Правильную форму. На самом деле, все это и было спрятано в нем, только вышло наверх благодаря сильному толчку.

К ним подошел Грей. Он ничего не сказал, только похлопал Зигги по плечу.

— Я так рада, что ты в порядке! — пронесся разноцветный вихрь: это Гуппи накинулась на него. — Прости, что я столько всего наговорила!

Зигги погладил ее по спине.

— Это ты меня прости. Я ведь хотел, как лучше… Только вышло все почему-то наоборот.

Она подняла на него сияющее лицо. Он улыбнулся.

Вдруг Шуа толкнул его в бок. Парень проследил за его взглядом и увидел Тию, уютно устроившуюся между двух сросшихся деревьев. Она что-то чертила на листе бумаги и, казалось, не замечала ничего вокруг.

— Давай, это твой шанс, — подмигнул Шуа.

— Да нет, она даже не смотрит в мою сторону.

В этот самый момент девушка подняла голову и улыбнулась Зигги.

— Ну же вперед!

— Посмотри на мой вид! Я не видел душа несколько дней!

— Ты же дитя цветов. Немного грязи тебе не повредит, — Гуппи быстро сообразила что к чему и подтолкнула сомневающегося юношу.

— Привет, — он неуверенно улыбнулся Тии.

— Привет! Ужасно выглядишь, — весело заметила она. — Но мне даже нравится. Хочешь немного развеяться?

— Думаю, мне это не помешает.

— Тогда пойдем.

— А куда мы?

— Туда, где время замирает и слышен лишь счастливый смех.

Зигги кивнул и решил больше не задавать вопросов. Вскоре они вышли на трассу.

— Поедем автостопом. Ты не против?

— Только за, — он вспомнил прошлое уютное путешествие и принялся ловить машину. Через несколько мгновений остановился разукрашенный автобус.

— А нам везет! — Тия улыбнулась. Из окошечка выглянула Брита:

— Какие пиплы! Вы куда?

— На сейшн.

— А мы к морю. Ну ничего, подбросим чуток. Залезайте!

Парочка забралась в уютный автобус. Здесь собралась довольно большая компания.

— Что с тобой, Зигги? Ты жутко выглядишь, — Нора села напротив двух автостопщиков.

— Спасибо. Ты не первая, кто говорит мне это сегодня.

— Значит, есть повод задуматься, — в глазах Тии заплясали бесенята. Нора хмыкнула и что-то достала из заплечной сумки.

— Держите, она протянула им два кулона в виде капельки.

— Что это? — Зигги внимательно всмотрелся в синий камень.

— Это амулет. На счастье.

Автобус сильно тряхнуло, и он остановился.

— Ну вот. Мы приехали, — весело воскликнула Нора. — А вам, дорогие мои, придется камать дальше без нас.

— Спасибо и на этом, — Зигги помог выбраться Тие.

— Удачи! — разноцветная компания спускалась к морю.

Зигги с Тией вышли на трассу. Вечер опустился на дорогу. По обочинам горели ночные огни. Машины со свистом пролетали мимо странной парочки. Зигги начал закипать и что-то бормотать под нос о несправедливости мира, когда у обочины остановилась тонированная машина. Из окна высунулся интеллигентного вида мужчина.

— Куда вам?

— В Сысоевку.

— Залезайте. Мы мимо едем.

Парень с девушкой забрались на заднее сиденье, где мирно храпел здоровенный амбал с двухнедельной щетиной.

— Это мой брат. Недавно откинулся, — пояснил интеллигент. Зигги почувствовал, как напряглась его спутница. Он осторожно сжал ее руку. Она не пошевельнулась. Половину дороги они проехали молча. Вдруг амбал задвигался и проснулся, обведя всех мутным взглядом.

— Димон, это что еще за фрукты?

— Оставь их. Я согласился подбросить по пути.

— Очень разумно, — ухмыльнулся амбал. — Эта вишенка очень даже ничего.

Тия придвинулась ближе к Зигги.

— Молчи уже, Сема, — интеллигент равнодушно смотрел на дорогу.

— Может, остановишь тут у лесочка? — громила сверкнул глазами.

— Второй срок хочешь мотать?

— Да кто узнает-то? Лес кругом.

— Остановите, пожалуйста, — хриплым голосом произнес Зигги.

— Вы не волнуйтесь, это Сема шутит.

— Ага, — гоготнул амбал и ущипнул Тию за плечо. Она взвизгнула от неожиданности и напряжения.

— Сема!

— Да я ничего...

Машина остановилась. Зигги с Тией переглянулись: деревни не было видно.

— Идите по тропинке, и там будет Сысоевка, — бросил интеллигент и рванул с места. Тия трясло мелкой дрожью, и она вцепилась в рукав Зигги.

— Пойдем? — осторожно спросил он.

— Я так перепугалась... — девушка взяла себя в руки. Он ласково обнял ее за талию, и они направились к большому полю, откуда раздавалась музыка. Здесь было очень много народу и все веселились. Кто-то танцевал, кто-то отдыхал в тени деревьев. Неподалеку протекала речка. Тия потянула Зигги за рукав и увлекла за собой под крону раскидистой березы у самого берега реки. Зигги скинул рюкзак с плеч и прислонился к черно-белому стволу. Тия расположилась рядом, чуть касаясь его плеча.

— Ты всегда ходишь с этим рюкзаком?

— Ага.

— Что в нем?

— Всякое барахло.

— Можно заглянуть?

— Конечно.

Она вытащила собственный портрет и удивленно всмотрелась в знакомые черты.

— Неужели это я?

— А что, не похоже?

— Глаза немного не такие.

— Чтобы нарисовать твои глаза, нужно ими надышаться.

— Что же тебе мешает сделать это?

— Недостаток кислорода, который чувствую каждый раз, когда вижу тебя.

Девушка тем временем отыскала пластинку.

— Битлы! — ее глаза заблестели. — У тебя есть Let it be?

— Видимо…

— Дашь послушать?

— Могу подарить, — усмехнулся он.

— Правда? — она прижала к себе пластинку. — Не шутишь?

— Забирай.

— Ты волшебник! Как много всего у меня связано с этой группой… — ее взор затуманился.

— Что например?

— Они помогают в трудных ситуациях. Странно, но эти песни словно заряжают своей особенной энергетикой. Когда слышишь их, то хочется жить. Именно жить во весь размах красок. Знаешь, когда мне грустно, я слушаю Битлз. Вся грусть уходит мгновенно. «Музыке неизменно присуща трансцендентальность, поскольку она достигает в человеке таких глубин, достижения которых от нее не ожидаешь». Так говорил Джордж Харрисон.

— Это один из участников Битлз?

— Да, — она улыбнулась, как бы поражаясь его неосведомленности.

— Получается Битлз и есть твой наркотик. С помощью них ты расслабляешься.

— Не совсем… Есть еще одна штука.

— Какая? — заинтересовался Зигги.

— Вдохнуть пары бензина и улететь в небеса.

— Токсикоманишь?

— Есть немного…

— А насчет музыки… я плохо ее понимаю, — поспешил парень перевести тему. — Мне ближе кисть и холст. Наверное, каждый видит в своей деятельности особую трудность.

— «Любой вид искусства — это муки боли. То же можно сказать и о жизни». Кстати, это сказал великий Леннон.

— Знаем, читали, — он замялся, не зная, что сказать. Тут Тия неожиданно толкнула его, но Зигги успел в последний момент ухватить девушку за талию, и они оба кубарем слетели в реку.

— Заодно освежишься! — весело воскликнула девушка. Парень не ответил, только закружил ее в воде.

— Эй, пиплы! — им кричал гитарист из группы Музыканта. Мы отыграли, сворачиваемся, вас подбросить?

— Да! — Тия первая выскочила из воды и побежала к яркой машине. Зигги еле успел за ней, на ходу выжимая рубашку.

— Вот и мой дом, — Тия замедлила шаг. Зигги остановился.

— Спасибо за прекрасную ночь.

— Обращайся! — она улыбнулась и две очаровательные ямочки появились на прекрасных щечках. Он вздохнул.

— Эй, а где твоя фенечка? — она взяла его за руку.

— Сегодня была со мной, — он удивленно посмотрел на запястье. — Наверно потерял в реке.

— Значит желание сбылось?

— Должно быть…

— А что ты загадал?

Зигги не ответил, а только припал к ее чуть приоткрытым губам. Она запустила руки в его шевелюру.

— Пока…

— До встречи!

Девушка убежала в дом. Философ, стоя у окна, крепко стиснул кулаки и зубы: «Щенок…»

— У... Хана нашему хиппи.

— Чой-то? — Сансара летела за Зигги, который в легком опьянении шагал домой.

— Да ты посмотри вон в то окно, — Анубис махнул лапой на дом, куда вбежала Тия. — Философ — не лучший демократ...

— Черт! Спасать надо... Срочно причем.

— Чего?! Обойдется! Пусть сам с ним разбирается, если ему так дорога Тия.

— Ну вот... Только все у чувака налаживаться стало, а тут это изваяние застыло.

— Не время разговоры разговаривать! Полетели к Идару, — сказав это, Анубис открыл временное пространство.

— Ты что, издеваешься?! Тут такое… а ты!.. — Сансара не могла найти слов от негодования. — У него, можно сказать, поворотный момент в жизни! Вообще, получится у него что-нибудь с Тией? Или эта пташка быстренько улетит, оставив моего хиппана загнивать...

— Ну, автостоп благополучно подействовал на их отношения, разве не так? Зигги сам может постоять за себя и свою любовь. Не у одного него, в конце концов, проблемы! — вконец разозлился кот. — Воронка сейчас закроется, — проворчал он и потянул брыкающуюся Сансару.

— Что тебя заинтересовало в моей сестре?

— Что, вот так с ходу? Даже привет не скажешь?

— Нет. Не время. Скоро будешь отчитываться перед начальством за свой союз.

— Что, уже донесли?

— Скорее всего. Я хочу первым услышать истину, перед тем, как ты навесишь лапши на уши Аларису.

— Ошибаешься. Тогда я сказал чистую правду, упустив момент с Сашей во избежание неприятных последствий.

— Да, мы так договаривались. Но я никак не думал, что ты закрутишь роман с одной из этих дурочек! Да еще с ней!..

— Ты нервничаешь?

— Да, я нервничаю! Потому что никак не могу понять, почему?..

— Знаешь, даже самые злейшие враги сближаются, когда переживают общее горе или опасность. Я уже было забыл о Саше, как она вновь появилась в моей жизни. Я почувствовал, что мне с ней хорошо. И хочу, чтобы она тоже была счастливой.

— Она счастлива. В том-то и дело… Когда сестра с тобой, то она становится совершенно другой: нежной, отзывчивой. Какой и должна быть. Саша — дикий зверь, а ты укротил и приручил ее… Помни только одно: не пользуйся ее доверием!

— Я обещаю.

Они помолчали.

— Скажи мне, ты знал все с самого начала и молчал?

— Да. Я думал, так будет лучше.

— Разве Саша тебе говорила, что ходила к надгробию и встретила привязанного гота?

— Нет, я нашел это, — он вытащил из кармана складной нож с синей ручкой. — Передай ей.

— Угу.

* * *

«Обруч забыла… блин, он уже здесь».

Идар сидел на скамейке под деревом, задумчиво устремив взгляд куда-то вдаль.

— Привет, любимый, — Саша прижалась к нему.

— Привет, Алексаша, — юноша устало улыбнулся и обнял ее.

— Что это ты такой вялый? — девушка удивленно уставилась на гота.

— Мне положено быть таковым.

— Нет, ты сегодня какой-то особенно апатичный.

— Это пустяки. Кстати, тебе Shadow просил передать, — он протянул эмочке складной нож.

— А! Я его везде обыскалась!.. Как ты сказал? Ша?..

— Shadow.

— Призрак нашел мой нож?! Я конечно все понимаю, что ты гот, но призраки так просто не находят ножи и не являются кому попало!..

— А я и не есть, кто попало, — улыбнулся Идар. — Так зовут твоего брата. Он нашел твою пропажу.

— Что?! А почему у него такое имя?

— Спроси его как-нибудь сама, при удобном случае, — он почему-то усмехнулся.

— Может быть, все-таки скажешь, почему у тебя такое плохое настроение? — насупилась Саша.

— Да это не суть важно… — замялся Идар. — Ну помнишь, я тебе говорил, что наши субкультуры враждуют? Много общего, но не совместимы? Сегодня мне опять прочистили мозги на этот счет. И я не знаю… не знаю что делать…

— Что ты этим хочешь сказать? — девушка вскочила. — Ты хочешь бросить меня?

— Что?.. Нет! Я не это имел в виду… я…

— Закончились слова оправдания?!

— О чем ты? Успокойся!

— Ты прав — мы несовместимы!!!

— Да что ты вообще понимаешь?!

Проглотив слезы, Саша бросилась бежать. Он не стал ее догонять. Не из-за того, что не смог бы этого сделать, но просто, от внезапной обиды. Тоска, засевшая в груди, опустилась ниже, куда-то под желудок — стало еще хуже. Губит собственная неуверенность — она, как чума поражает все: мысли, тело, действия. Страх умерщвляет разум.

Идар встал со скамьи и медленно побрел домой. Вечер постепенно спускался на улицы города, удлиняя тени и превращая все в однородную серую массу. Юноша поднял голову вверх: тучи сгущались — будет дождь?.. Сверкнуло. Идар помотал головой, будто вытряхивая из памяти только что увиденную вспышку. Улицы пустынны — люди разбежались по домам и кафешкам, словно испугавшись грозы. Только один, как ненормальный, бежит куда-то сломя голову. Рубашка держится на одной пуговице, длинные волосы рвет ветер. И в глазах то же смятение и отчаяние, что и у него. Волосатый уставился на Идара во все глаза (как будто он готов не видел!) и исчез.

— Это что, мы? — Анубис ткнул лапой на грозовое облако, где они когда-то выясняли отношения. — Ай! Ты меня укусила… — он передернулся.

— Будто только сейчас заметил! Однако, как это забавно смотрится со стороны!

«Показалось? — Идар потер глаза. — Такое возникает на нервной почве. Называется галлюцинациями» — вспомнилось как нельзя кстати из курса психологии.

— Почему она так со мной?..

Я люблю твой нежный свет,

Успокаивающий душу,

Я люблю лежать во мгле;

Ты одна: все что мне нужно.

Окруженная сияньем,

Даришь мне свою любовь,

Открываешь смело тайны,

Будоражишь мою кровь.

Ночь пройдет, и ты растаешь,

Словно не было тебя;

И осталось только пламя

В душе поэта навсегда…

— Да это же птичка!

— Иеху! Идар!

— Иди к нам!

— Сегодня гуляем!!!

— Отрываемся по полной!

Юноша поднял голову.

— Так... Это что за пиплы? И куда они твоего Идарчика утащить собираются? — пробурчала все еще сердитая Сансара.

— Не имею понятия: в темноте не различишь кто это. И все же давай понаблюдаем за ними.

— Обязательно! Кстати, отчего вспылила Саша? Вроде ничего парень особенного не сказал.

— Для кого как. Иногда даже самые простые слова могут стать роковыми.

— Проще к миру, проще! Улыбнулся и вперед, грузишь тут этими своими сложностями!

— Кто бы говорил.

— Я? Да я сама простота!

— Угу. Зигги-Зигги. Трясешься над ним, как над маленьким.

— Зато я не загружаю других своей жуткой непонятной философией, — Сансара обиженно поджала шубки. — А тебе не кажется, что мы стали похожи на своих жертв? Словно не мы влияем на их судьбу, а они на нас...

— Знаешь, доля правды есть в твоих словах. Надо срочно заканчивать наш эксперимент. Только вот как-то не интересно будет бросить их на полпути без повода. Давай, еще немного за ними понаблюдаем.

— Я думаю, должен быть какой-то логический конец. Ведь к чему-то наши подопечные шли, развивались. Не могут же они до конца жизни остаться готами и хиппи. Что-то должно произойти, — Сансара задумалась.

— Мне кажется, конец не за горами.

Зигги лежал на полу среди кучи барахла, в комнате Шуа, и мечтательно взирал на потолок. На улице светало. Шуа выкладывал какую-то мозаику на стене. Грей рядом перебирал помятые листы, видимо рукопись новой книги.

— Это была лучшая ночь в моей жизни! — выдохнул Зигги.

— О, как мы заговорили, — усмехнулся Шуа, не отрываясь от своего дела.

— Неужели небеса, наконец, смилостивились и послали мне такой подарок!

— Погоди радоваться, не может все идти так гладко, — вздохнул Грей.

— Ну давай, отправь его опять на недельку в депрессию, — проворчал Шуа.

— Давай-ка я тебя лучше делом займу, — писатель поднял на Зигги свои изумрудные глаза. — Мне нужно оформление для новой книги. Ты же художник? Нарисуй обложку. Если мне понравится, то возьму тебя оформителем.

— А о чем книга?

— О глубинах подсознания, о том, чего может достичь человеческое воображение. Немного психодела и наркотиков. Сможешь?

— Постараюсь.

— Ты слышал песню Imagine?

— Не припоминаю…

— Что ты, это ж практически наш гимн! Послушай, она подходит к атмосфере книги, — Грей нажал на кнопку старенького магнитофона, и из динамиков раздались звуки пианино. Зигги взялся за кисть и уставился на мольберт. Кисть привычно полетела по чистому листу. Грей тем временем подошел к Шуа.

— Прочтешь? — он протянул ему рукопись.

— Ага.

— Что ты такое выкладываешь?

— Мозаику из стеклышек.

— И что на ней будет изображено?

— Гармония и мир.

Когда солнце поднялось над крышами, раздалось восклицание Зигги:

— Готово!

Грей и Шуа подошли к картине.

— Неплохо, — Шуа наклонил голову.

— Как раз то, что мне нужно, — улыбнулся Грей.

Зигги плюхнулся на кровать, которую Шуа отодвинул от стены, чтобы продолжить мозаику.

— У тебя бывало такое… когда не хочется жить? — обратился Зигги к Шуа.

— Тебе ли об этом говорить, — хмыкнул Грей.

— Бывает вот так, идешь по пыльной дороге в минуты грусти или печали, и смотришь вниз. Внизу только камни и песок. Иногда попадаются лужи. А в лужах отражается твоя унылая физиономия. И вокруг снуют тысячи людей, ты спиной чувствуешь их суету. А если закрыть глаза, то можно почувствовать злость, ревность, зависть и множество проблем. И ты ускоряешь шаг, чтобы убежать отовсюду. По обыкновению приходишь на речку: символ свободы и все такое. Поднимаешь голову, оглядываешься — а вокруг такая красота… День уже клонится к закату, воздух небывало чист и свеж. Ты вдыхаешь полной грудью, и голова немного кружится. То ли от сирени, которая цветет неподалеку, то ли от прилива свежего воздуха. Присаживаешься на траву и проводишь по ней рукой. Она мягкая, точно шелковая, и успокаивает взгляд своей нежной зеленью. Деревья приятно шуршат, сливаясь с музыкой ветра. Ты поднимаешь глаза на небо и видишь ярко-красный взрыв у линии горизонта. Вся сила, красота, энергия собралась там. Невозможно оторвать взгляд. И в такие моменты ты понимаешь: стоит жить. Хотя бы ради этой красоты, которой может наслаждаться человеческое естество. Что стоят все материальные блага по сравнению с этим? Это же жизнь. Ее не оценишь в обычных единицах.

— Пойти что ли погулять, — Зигги задумался.

— Все неудачи — временные. Закончится черная полоса и вновь начнется радуга.

— Я все думаю, ты рассуждаешь о жизни в целом, не касаясь одной деликатной темы. Ты любил когда-нибудь?

— Есть такая теория: о неприятии Любовью некоторых личностей.

— Кто ж ее создал?

— Я.

— И в чем она заключается?

— Некоторые люди любимы любовью и поэтому обретают семейное счастье. А некоторых госпожа Любовь презрительно обходит стороной, брезгливо отряхивая ручки. И дело не в характере, не во внешности, просто никак. Делай что хочешь — никак.

— И что, невозможно заслужить ее благосклонность?

— Я думаю, возможна сделка. Но мне жаль души. К тому же хватает любви мира.

— Но…

— Ты запутался? Это еще одна теория. Любовь подразделяется на несколько отсеков. Любовь мира, любовь противоположностей, любовь людей. Еще в отдельный отсек я бы отправил любовь родителей, ну да ладно. Любовь мира (под миром я подразумеваю Бога) доступна каждому — Он любит всех. Любовь противоположностей возможна по блату. Любовь людей заслужить просто — нужно лишь отдавать им свою.

— Иисус тоже отдавал любовь. А что получил взамен? — вмешался Грей.

— Получил любовь! И не хочу об этом, — Шуа отвернулся к стене, и Зигги понял, что это не первый их спор с Греем.

В коридоре раздался громкий хлопок дверью. Друзья переглянулись и выбежали из комнаты.

— Щенок! — нечто схватило Зигги за ворот рубашки и затрясло со всей силой.

— Философ? — парень от растерянности забыл сопротивляться.

— Ты что творишь! — опомнились Шуа с Греем и оттащили Философа от Зигги. Первый раз они видели главаря в таком состоянии.

— Как ты посмел коснуться ее своими грязными руками?!

— Да о чем ты?

— Я запрещаю тебе встречаться с Тией! Слышишь?

— Какое ты имеешь право указывать мне?

— Она моя сестра!

— Что?.. — Зигги не верил своим ушам.

— Можешь забыть о ней! Больше ты ее не увидишь.

Зигги стоял оглушенный. Ему показалось, что мир вокруг треснул и с невообразимым шумом рухнул вниз.

— Я сделаю все, чтобы воспрепятствовать вашему общению! — Философ все не успокаивался.

— Что происходит? — в коридор вышла сонная Гуппи в длинной мятой футболке до колен и с двумя потрепанными косичками. Она протирала глаза ото сна и никак не могла разлепить веки. Философ неожиданно замер, словно его резко поразили. Шуа с Греем переглянулись и отпустили его. Он подошел к Гуппи и с выражением неподдельного удивления всмотрелся в ее лицо. Она, наконец, продрала глаза и смущенно улыбнулась. Философ два раза моргнул и, будто удивляясь сам себе, обнял девушку. Та видимо подумала, что это продолжение сна. Невольные зрители этой сцены пооткрывали рты.

— Какой же я дурак, прости меня! — он был явно не в себе. Что касается Гуппи, так она была глубоко убеждена в том, что спит.

— Я ведь люблю тебя… не мог понять раньше… а может признаться, — Философ вдруг прильнул к ее губам.

— Могу теперь я закатить истерику на тему «она моя сестра!»? — раздраженно бросил Шуа.

— А так вообще бывает? — глаза Зигги готовы были вывалиться из орбит.

— Быстро вы… — хмыкнул Грей.

— Уберитесь из моего сна, — промычала Гуппи. Философ улыбнулся:

— Это не сон.

— Так я и поверила.

Грей радостно ущипнул ее за руку.

— Ай! — девушка недоуменно уставилась на собравшихся. — А что, собственно, происходит?

— Философ рассказывает нам о том, какой он дурак. Увлекательнейшая история! — язвил Шуа.

— Я люблю тебя, — повторил Философ.

— Но… как? Так же не бывает, — чуть не плакала девушка. Философ прижал ее к себе.

— Когда я увидел тебя настоящую, то понял, что люблю тебя. Просто раньше ты пряталась за масками, а теперь вышла такая… родная, близкая, без притворств. Раньше между мной и тобой словно была выстроена стена. Я тебя не видел, потому что ты тщательно сливалась со всеми. Да и не пытался сравнивать. Но сейчас…

— Хэппи энд. Все счастливы, все хлопают в ладоши, — Шуа пожал плечами.

— Прости, Зигги. Возможно, я не понимал тебя, потому что в моем сердце не было любви.

— Это значит, я получил твое благословение? — усмехнулся Зигги.

— Давай не будем больше ссориться.

— Давай.

Грей, который стоял все это время у окна, окликнул Зигги. Парень, увидев Тию, сидящей на траве у дома, выбежал на улицу.

— Тия!

Она обернулась и приветливо улыбнулась.

— Здравствуй.

Юноша подошел и взял ее за руки. Она просто стояла и смотрела в его глаза своим чистым, ясным взглядом.

— И что дальше?

— А что дальше? — пожала плечами девушка. — Как прежде, так и теперь.

— У меня складывается впечатление, что уже ничего не будет как раньше, — покачал юноша головой.

— Верно. Ведь каждое следующее мгновение отличается от предыдущего.

— Но каждое следующее мгновение может оказаться роковым. И не будет никакого потом, завтра, — Зигги поднял глаза вверх, будто пытаясь скрыть слезы.

— Зачем вся эта философия? Проще на мир смотри, будет день — будет пища, — она обвила его шею руками.

— Ты со мной?

— Сковали для птицы золотую клетку… — она чуть слышно вздохнула.

— Подари мне крылья, и мы вместе взлетим над землей.

— Ну что ж, полетели, мой ясный сокол, — она прищурилась и наклонила голову вбок.

— Зигги!

Парень обернулся. На пороге стоял Шуа.

— Чего тебе?

— Зайди в дом, мне нужно с тобой поговорить.

Зигги взял за руку свою девушку и прошел в знакомую квартирку. На кухне уже сидели и мило пили чай Философ с Гуппи и Грей.

— Тия, ты можешь присоединиться к брату, а вот этого пипла я у вас украду, — Шуа увел Зигги в свою комнату. Последний начал упаковывать свои вещи в рюкзак. Шуа расселся на ковре.

— Куда собираешься? Не в дальнюю ли дорогу?

— В очень дальнюю… в новую жизнь.

Зигги сосредоточенно нахмурился:

— Шуа, скажи, неужели это все… конец системы?

— Ну да, — он равнодушно смотрел в окно.

— Получается наши взгляды были ошибочны, раз они не получили развития.

— Ты ошибаешься. Любая система должна разрушиться. Дети цветов — это нечто большее, чем система. Посмотри за окно. Что ты там видишь?

— Огромный, яркий мир, полный свободы и счастья!

— А обычный человек видит там просто-напросто красный дом. И магазин за углом. Этим (да и не только) мы отличаемся от всех.

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать… Ведь я ухожу из системы, все, нет больше никакого мы!

— Но система не уйдет из тебя. И не было никакого мы. Был ты. Свободный, независимый. Был и есть.

Зигги снял хайратник и долго рассматривал его.

— Не могу поверить, что уже все.

Шуа подошел к своему другу.

— Прекрасный человек навсегда останется в тебе. Если только ты сам не задушишь его.

Зигги поднял взгляд на товарища:

— Наше поколение постепенно уходит. Но мы жили. Любили. Хотели мира и свободы.

— И у нас было все это. Кажется, Джон Леннон сказал такую фразу: «Если кто-нибудь скажет, что любовь и мир — это клише, которое ушло вместе с шестидесятыми, это будет его проблемой. Любовь и мир вечны».

— Я понял тебя.

— Не забывай своих старых друзей. Мы всегда готовы прийти к тебе на помощь, — Шуа улыбнулся и от его глаз разошлись лучики. Зигги с чувством обнял своего друга. Шуа достал из кармана камень, привязанный к шнурку. Камень был чуть похож на сапфир. Он протянул его Зигги.

— Это талисман. Он верно служил мне долгое время. Теперь, надеюсь, послужит тебе.

— Нет, я не могу это принять, а ты как же?

— Все мы ходим под дланью Бога. Я уже устроился в жизни, а тебе еще все предстоит. Возьми.

— Спасибо.

— Зигги, нам пора, — в комнату заглянула Тия.

Он взвалил на плечи рюкзак. Шуа пожал ему руку и кивнул головой:

— С Богом.

— И все? — разочарованно протянул Анубис. — Конец системы?

— Ты так говоришь, будто это конец Зигги, — проворчала Сансара. — Я же говорю, что этот детский лепет должен был изжить себя. Но… все равно частичка системы останется в нем.

— Все уже было сказано и без нас. Точка поставлена; теперь в жизни Зигги начнется новый этап. Теперь он уже не будет зависеть от нас. Полетели к Идару.

— Никуда я не пойду! Что это еще за новости! — зеленая фея сердито топнула ножкой.

— Как! История Зигги закончилась! Мы не сможем больше ничего сделать для него. Не время спорить.

— Ладно, там поговори… — произнесла Сансара упавшим голосом.

Пересекая огромными прыжками коридоры подсознания, Анубис с Сансарой за спиной, которая уселась на него, как на коня, пытались попасть во время Идара. Но почему-то эта дорога не кончалась.

— Я уже устал… — кот плюхнулся на бок, придавив засыпающую фею. — Чего это так долго мы?

— Не знаю… У меня даун. Кажется мы заблудились.

— Ты знаешь, думаю, что ты права. Давай пока здесь передохнем.

— Ох… устала, — Сансара опустилась на легкое облако и удивленно огляделась. — А это место мне кажется знакомым.

Анубис оглянулся: это место и вправду было знакомым, только вот теперь мясистые зеленые облака были больше чем тогда, в первую их встречу с Сансарой.

— Забавно. Конец истории находится в начале. Это ведь то самое место, где нам пришла в голову бредовая идея попроказничать.

— …направо… хиппи. А вот и проход во время гота! — Анубис уже не слушал Сансару.

— Кстати, вернемся к детям цветов. Тебе не кажется вся эта истории с Философом и Гуппи слишком фантастичной?

— Как бы жизнь не казалось мрачной и жестокой, фантастика все-таки бывает, и после долгих мучений, как после длительного путешествия человек возвращается домой, наступает, наконец, желанное счастье.

— Ладно. Пора с этим заканчивать. Пошли проверим Идара, к чему он там пришел в своем пути.

— Ну что ж, пойдем. Может быть мы его тоже увидим в последний раз.

Юноша поднял голову: прямо перед ним стояла веселая подвыпившая компания готов.

«Странно, почему они празднуют?»

— Что ты глаза таращишь?! Пошли давай!

— Разве сегодня что-то особенное? — парень явно тормозил, приходя в себя после стольких потрясений.

— Ну ты и придурок, — протянула Лакрима, высокая готесса с серебристыми волосами. — В клубе рок-фест, а ты что, забыл?

— Видимо так оно и есть… — Идар опустил глаза.

Но собратья долго бездействовать ему не дали: возмущенно загалдев, они сгребли его в охапку и потащили по направлению «Темного уголка», где уже неистовствовали гитары.

«Оказывается, я популярен не только среди завистников, — он покрутил головой. — А я даже не знал».

Парни и девушки, готы и готессы запихали его в середину толпы (не дав возможности убежать), оживленно о чем-то расспрашивали, но не дождавшись ответа, уже болтали о другом, хлопали по плечам, висли на шее. Каким-то образом (а Идар так и не понял каким) у него в руках оказалась бутылка, и после нескольких добровольно-принудительных глотков, он горланил вместе со всеми.

— Ишь, нечисти выползли! — возмущенно закричала какая-то тетка, высунувшись с балкона соседнего дома.

— И вырядились-то, срам глядеть на них! На кого похожи! — охнула соседка, выглянув с другого балкона.

— Музыку тут они свою слушают! Убирайтесь отсюда!

— Бум-бах-барабах, а не музыка! — дружно закивали другие жители домов.

В другой раз представители темной расы невозмутимо прошли бы мимо, но только не сегодня!

— Fuck your are! Бабульки!

— Рок звучит в наших сердцах!

— Голос почини!

— Да ты посмотри, какая аппетитная булочка!

— Точно для тебя!

Дружный хохот, крики и свист заглушили всё абсолютно.

— I want to you myself! I am everybody’s fool! I’m sorry!.. Listen to me?! I love you…

Крик Идара слился с всеобщим гулом. И никто не понял его.

В клубе собралось довольно много человек. Металлисты, панки, готы, просто неформалы, склонные к тяжелой музыке пришли сюда развлекаться. Гости веселились, пили, танцевали. Звучит банально, да? На самом деле все выглядело очень ненормально для непривыкших глаз. Разрисованные, металлизированные, обернутые в латекс тела, высокие прически, громыхающая музыка, заставляющая невольно трясти головой вверх-вниз, вправо-влево, вокруг своей оси. Напитки и закуски в стиле «Halloween» и декоративно обшарпанные стены. Все здесь было по-другому.

-…а с чего такой шум? Разве Аларис устранил категорический императив? — парень уткнулся в стакан с зеленой жидкостью.

— Аларис? Ха! Да я вижу ты новичок! Посмотри-ка туда, — «опытный» собеседник ткнул пальцем на сцену.

Прищурив глаза для большей ясности, Идар обнаружил своего повелителя, прыгающего возле самой сцены. Длинные темные волосы порывистыми волнами следовали за своим обладателем. Словно языки пламени, вырвавшиеся из-под контроля, разгораются с неимоверной скоростью. Огонь ласкает предметы обстановки, превращая в тлен все.

— Fire, — выдавил пораженный Идар.

— О, да. Ты первый раз видишь его таким?

— Да нет, наверное…

— Что? Так да или нет?

— Нет, но скорее всего я догадывался о его сущности, — он хмыкнул.

— Ммм, вот как. И сколько ты времени посвящен?

— Почти год.

— Ууу, маловато, — ухмыльнулся собеседник.

— Мало-немало, да высоко забрался, — шею Идара обхватила когтистая рука Миланте. — Он на особом положении у Алариса, да, Птичка? — присев к нему на колено, миловидная готесса потискала его за щеку.

— Кто тебя просил, Миланте?.. — он слабо попытался отбиться.

— Даже сама королева ночи Moon положила на него глаз.

— Уау! Что ж ты раньше молчал?

— Это что-нибудь бы изменило? Подумаешь, написал в ее честь поэму. Откуда же я мог знать, что этот важный гость — женщина, так благосклонно улыбнувшаяся на мой бред?!

— Ха! Ты оказывается такой тихоня, а я-то думал, что ты baby bat. Хилдафонс, — наконец представился гот.

— Идар. Что же, Хилдафонс, не будь я тем самым, кто сейчас перед тобой, ты бы не назвал своего имени?

— Такие уж правила. Принимай или отрицай. Выберешь последнее — туда тебе дорога, — он усмехнулся, кивнув куда-то головой. — Underworld.

— Да нет, сущий ад теперь здесь, — улыбнулась Миланте, молча наблюдавшая за ними все это время. — Сейчас начнутся танцы!

Девушка спрыгнула с затекших колен гота и потащила обоих на танцпол.

— Спорить с ней бесполезно, — закатил глаза Идар.

— Люблю напористых, — подмигнул Хилдафонс.

Зазвучала вполне готическая музыка: все отошли, уступая дорогу дитятям тьмы. Танец был подобен восстанию зомби из могил. Однако синхронные движения создавали ощущение некой красоты и гармонии.

Танец марионеток. Руки в стороны, ноги вместе. Затем одновременно ноги криво, колени вместе и сгиб рук в локтях. Круговое движение правым локтем, затем левым. Круг головой. Прыжок, ноги вместе, руки скрещены на груди. Затем прыжок с поворотом на 180 градусов и все повторяется сначала.

— Уау! Я в ауте!

— Было круто! — наша троица, напрыгавшись, вновь двинулась к барной стойке.

— Идаарчик! Что же ты такой грустный? — Миланте положила локти к нему на спину.

— Что, слишком все серьезно? — с другой стороны подсел «воин».

— Не важно, — Идар отхлебнул из стакана.

— Абсентом горе не зальешь, — как-то многозначительно протянул гот.

— Что ты хочешь сказать?

— Хочешь оттянуться и забыть все неприятности?

— Наркотики?

Кривая улыбка насмешливо растянулась на лице Хилдафонса.

— Боишься?

— Вовсе нет…

— Тогда пошли…

— Я знаю одно место, — коварно улыбнулась Миланте.

Идти пришлось недалеко — всего лишь в комнату с надписью «служебное помещение». На условный стук дверь открыл высокий, бритый налысо здоровяк и удивленно поднял бровь.

— Еще один? Где вы их берете? Самим что ли много?

— Он в печали, — Миланте втолкнула в комнату застывшего Идара.

Кое-где на полу, на креслах, на столе лежали, как показалось, спящие люди. Вглядевшись внимательней в лица, можно было заметить, что большинство из них молодые, даже совсем юные. Еще один, как пациент сидел на высоком табурете и с нетерпением ждал, пока ему перевяжут жгутом руку, чтобы ввести глюкозу под названием Смерть.

Сердце глухо застучало о ребра, сознание заработало как в замедленной съемке. Глаза фиксировали каждое движение падающего парня на пол.

— Черт, опять не словил! — второй громила поднял за шиворот «трупика» и перенес в другой конец комнаты.

— Тебе сегодня не везет с клиентами — больно шустрые, — захохотал первый. — И что же у тебя за горе? — уже с любопытством обратился к Идару.

— Девушка его бросила, — надув губки кинула Миланте.

— Да, серьезно! Серьезней некуда, — хохотнул здоровяк.

— Вам, ребятки, как обычно? А с тобой мы разберемся, — подмигнул первый. — Все забудешь…

Идар уже понял, что ошибся. И спасительная дверь сзади, стоит лишь открыть ее. Но было уже поздно: последняя фраза наркоторговца прочно укрепилась в сознании, как заноза, полученная внезапно от задетого деревянного бруска. Потом ее очень трудно будет вытащить…

— Все, говорите, забуду?

— Непременно! Парень, я позабочусь об этом, — ухмыльнулся второй.

Прошло минут пять с тех пор, как они перешли за грань реальности, то есть зашли в эту комнату. Но для Идара это показалось вечностью. Вот уже Миланте медленно съехала по стенке в объятья «спящего» Хилдафонса.

«Один раз — и ничего не случится» — ныла противная заноза.

Теперь уже он сидел на этом месте пыток и с волнением наблюдал за странными манипуляциями. Колба… шприц… спички… игла… огонь… блюдце… шприц… жгут… Все плывет перед глазами.

Поздно. Поздно!..

«Нет, ничего не поздно!» — наконец-то живительный кислород заполнил место вытащенной занозы… Нет, слишком поздно.

Идар вскрикнул от укола.

— Какие мы неженки!

Грозная фигура посерела и поплыла. Пока что сознание еще улавливало смысл слов, но и они казались тяжелыми и глухими, словно в пустую бочку бросали камни.

— Держи, пока этот не упал.

Внезапно гигантская черная волна накрыла с головой и понесла в неизвестность. Словно огромный ластик, она стерла все изображения и звуки.

«Ну и где обещанные галлюцинации?» — усмехнулся Идар черному пространству. И зря: в ту же секунду он оказался в воронкоподобных лабиринтах. Радужные, шахматные, черно-белые, они кружили голову и останавливали ритм сознания. С каждым поворотом, воронки раскручивались все быстрее и быстрее, превращаясь в спирали, подобные тем, что в мясорубке. И все они надвинулись на него. Он попытался бежать, но ноги утопали в зеленой жидкости. Еще мгновение, и первая спираль коснулась его плеча, увлекая в другое измерение и, как ни странно, причиняя огромную физическую боль. Парень в ужасе попытался кричать, но голос прозвучал пусто, ни единого звука не прорвалось через этот вакуум.

«Ну вот и все…» — заколотилось в сознании.

— Открой глаза, Идар! Идар! Открой глаза!

Голос был незнакомым и требовательным. Но я открыл глаза. Пусто, темно. Нет, светлеет с каждым его шагом. Я вижу его: это кот, черный, чернее ночи. Нет, это уже не кот — встав на задние лапы, он изменил свою форму тела, став в полтора раза выше меня.

— Дитя, что ты тут забыл?

— Кто ты?

Анубис закатил глаза.

— Как можно не узнать древнеегипетского бога смерти? Я поражаюсь этим людям!..

Я молчал, потрясенный своими догадками.

— Отвечай же мне, я не намерен смотреть и ждать, пока ты зайдешь слишком далеко.

— Но… где спирали? И где выход?..

Я смотрел на грозного Анубиса и чувствовал себя пятилетним ребенком.

— Стоять не имеет смысла, идем искать выход. По дороге расскажу все.

Я сделал неуверенный шаг и чуть не упал в невидимую бездну.

— Будешь сомневаться — погибнешь.

Сказал он, вытаскивая меня, как котенка за шкирку.

— Доверься своему сердцу. Оно гораздо светлее, чем ты думаешь. Научись заново дышать, видеть, чувствовать. Однажды и я попал в это место. Я долго искал выход, падал в пропасти и увязал в жидких стенах. Когда, совсем отчаявшись, я потерял всякую надежду на спасение, появилась она. Такая безжалостная и жестокая на первый взгляд, смилостивилась надо мной и спустилась вниз, сюда, дабы осветить мне путь собою. Это крошечное, но могущественное создание вывело меня отсюда, из омута отчаяния. Да, это место — Отчаяние. Ничто не сравнится с этой бесконечной мукой, где Страх плетет свои паучьи сети в потаенных углах, тем самым усугубляя твое положение. Может быть, ты хочешь спросить меня, почему попал не на сказочную цветочную поляну с огромными бабочками, а именно сюда? Перед тем, как использовать запрещенный прием, прибегнув к помощи Сансары, тобой овладело отчаяние и страх — те самые спирали, приносящие боль твоей душе — ты просто-напросто попал не туда. Зачем тебе, человеческое дитя, надо было принимать наркотики?

— Тогда мы бы никогда не встретились. Почему ты здесь, рядом со мной?

— Ты и сам все прекрасно понимаешь. Зачем лишние подробности?

— Ну, да. Ты же уже приложил свою руку к моей судьбе?

Я улыбнулся и поднял глаза: мой спутник удивился.

— Не хочешь выходить из транса?! Я помогу тебе.

Он рассердился и зарычал что-то на странном языке.

— Мне бы не хотелось так быстро расставаться с тобой.

— Увидимся еще.

Проворчал он и растаял. Почва под ногами разверзлась, и я оказался в белом пролете. Лететь пришлось недолго — с размаху я ударился об дно.

-…А, это ты!..

— Хочу посмотреть на своих торчков.

— Опять будешь морали им читать?

— Не без этого. Может быть, впустишь? Или ты забыл наш уговор?

— Входи.

Аларис презрительно сощурил глаза и вошел внутрь.

Идар закашлялся, все еще не приходя в сознание.

— Может я зря так его? — черный кот безразлично лизнул лапу.

— Ты зазря много лишнего наболтал! — фея, пунцовая от смущения, стукнула его по макушке маленьким кулачком.

— Что он здесь делает?! — Аларис побледнел и подбежал к задыхающемуся Идару. — Срочно скорую… Дверь откройте!

Громилы нехотя, но послушно бросились исполнять его приказания. Аларис подхватил легкого Идара на руки и выбежал на улицу. В клубе мало кто обратил внимание на это — такое, хоть и не часто, но случалось. Поэтому клуб хотели закрыть, но не могли докопаться до истины — факты фактами, а доказательств не было. Все тщательно скрывалось. Даже Аларис был причастен к договору.

Картина ночи. Грохот музыки, крики фанатов, пустынная улица и обезумевший, но спокойный предводитель готов с умирающим на руках.

— Он же умрет! — Сансара в ужасе закрыла рот ладонью. — Люди, вы что, не видите?!

— Неужели я перестарался?.. Нет!

— Возвращай его быстро к жизни! Слышишь! — Сансара трепала кота по ушам.

— Я итак сделал все что мог… — протянул Анубис упавшим голосом. — Теперь он должен сам!

— Он же справится… он же сильный…

— Возможно, ты права. Несмотря на то, что он может упасть в обморок, Идар силен духом… Поэтому он справится!

— Чертовы наркотики, зачем вообще ввязался?

— Это у тебя надо спросить, зачем ты позволила создать такую гадость, как наркотики!.. — черный кот был сам на себя не похож.

— Ха. Во-первых, наркотики создала не я. Люди, по природе своей, не добившись ничего в жизни, нашли себе новую жизнь, параллельную реальность. Глупость человеческая. Вот за нее и расплачиваются. Во-вторых, у парня своя голова на плечах! А в-третьих, кто у нас бог Смерти, забирающий жизни людей? И ты мне еще что-то говоришь! — возмутилась королева абсента.

— Но у него был повод…

— Любовь ваша! — разворчалась Сансара: задели ее больную струнку. — Нашли на что время и нервы тратить. Будто без нее не выжить. Легче. Да и проще! Лучше бы учился по-хорошему, а не всякой дурью голову забивал.

— Ты сама себе противоречишь. Говоришь о правильном, а самой нравится хаос и хиппи.

— Я? О правильном? Чой-то я действительно... Смотри, скорая, наконец приехала!

— Неужели! Идар, держись, — Анубис подбежал ближе. Сансара понимающе усмехнулась.

«Нельзя так отупеть, чтобы ко всему привыкнуть.

Производя оценку, ты просто отказываешься

от прежних ошибок»

Ф. Кафка «Замок»

Он, еще такой слабый, сидел в кабинете отца. Наверное, впервые они нашли общую тему для разговора.

-…Ты понимаешь, что это все это очень серьезно?.. — Игорь Александрович беспокойно расхаживал по комнате. — Да сколько раз это можно повторять!.. Твоя мать больна эпилепсией только потому, что раньше была токсикоманкой… Мне самому хватило одного раза, чтобы понять что это…

Анубис и Сансара настороженно переглянулись.

— А отец-то не промах, — Сансара наморщила лоб.

— Знаешь, что мне кажется…

— Ты раньше этого не рассказывал, — Идар недоверчиво поднял глаза.

— Я боялся травмировать твою психику и заполучить недоверие к себе… Но как видишь, это произошло без моей исповеди, — Зигги уселся рядом с сыном. — Что ж, тогда слушай мою историю. Все началось с того, когда я был таким же 19-летним юнцом, как ты…

— Как?!?

— Без комментариев. Мы полные…

— Но как??? Как могло случиться, что два совершенно противоположных субъекта, которых мы выбрали чисто случайно, оказались так близки…

— Случайности не случайны… — протянул Анубис. — Все же и мы — часть Вселенной.

— Ох уж эти твои случайности… У дураков мысли сходятся — вот как это называется! — Сансара подпрыгивала на месте то ли от возмущения, то ли от удивления.

— Жребий пал на них, чтобы мы изменили их судьбу. А представь, если бы мы попали на Идара и его будущего ребенка? — ухмыльнулся кот.

— Боюсь представить, кем бы он оказался… Скинхедом? Репером?

— Ну… не будем загадывать. Можно заглянуть в будущее, — он состроил глазки. — Но уже просто так, ради интереса.

— О нет, мне хватило!..

…Игорь Александрович поднялся с места и достал картонную каробку из шкафа. В ней лежали кулон-капелька, зеленая рубашка, поблекший пацифик, отрезанная раста и старый хайратник. Мужчина повязал хайратник на голову и счастливо улыбнулся, совсем как тогда, в 80-е. Идар смотрел на своего отца и не узнавал его.

— Да... было время, — его глаза блестели.

— Я на чердаке нашел старый дневник... Уж не твой ли, — вспомнил Идар.

— Ты нашел мой дневник? — Зигги вскочил. — Где он?

— В моем столе, — юноша попытался встать, но был еще очень слаб. К тому же Игорь Александрович уже помчался в комнату сына.

— Сколько с ним связано... Смотри, это портрет твоей матери.

— Ого, какая молодая! Это ты рисовал?

— Я... А вот фотография с Вудстока... великолепный был фестиваль. О... тут мы на вписке у Джефа...

— Что такое вписка?

— Квартира.

— Это ты на хипповском сленге, да?

— Было время... И сколько всего пришлось пережить, пока я не завоевал Наташу... — он опять мечтательно улыбнулся.

…в тот самый день, когда Зигги простился с системой, он сделал предложение своей девушке. И в скором времени они обвенчались. На их свадьбе букет поймала Гуппи и не случайно. Через неделю Анна (Гуппи) и Евгений (Философ) заключили союз. Кстати говоря, сейчас у них прекрасная семья и две очаровательные дочки. Философ работает редактором в издательстве. В обычные дни он строгий Евгений Васильевич в костюме, при галстуке. Но раз в полгода он превращается в Философа и устраивает сейшена для янговых и олдовых хиппи. «Нет, не выгнать прекрасного человека из хипповской души», — каждый раз повторяет бывший предводитель системы. Евгений нежно и преданно любит свою супругу, которая ждет третьего ребенка.

Когда Игорь и Наташа (Тия) стали жить вместе, первое время не обходилось без скандалов. Но семья смогла все преодолеть, и Наташа превратилась в образцовую мать. Правда токсикомания сыграла с ней свою злую шутку и после рождения ребенка у Натальи проявились первые признаки эпилепсии. Зигги вкалывал на двух работах и успевал рисовать картины (все такие же психоделичные, как в восьмидесятых). Он копил деньги на лечение. Наташа стала писать стихи и к всеобщему удивлению вскоре выпустила свой сборник, который отличился громким успехом.

Шуа частенько захаживал к ним в гости. Его, казалось, время нисколько не трогает. Какой-то раз он целый месяц ходил мрачнее тучи, а потом исчез. Все пытались его отыскать, но так и не смогли. Никто и не узнал бы, что с ним случилось, если бы через десять лет Игорь не обнаружил письмо:

«Здравствуй, дорогой Зигги.

Пишет тебе твой друг Шуа. Прошу извинить меня за то, что не сообщал о себе.

Я все не мог найти себе места в жизни. На моих глазах вы обрастали семьями, достигали успехов, а я болтался ненужной тлей между вами. После уютного ужина в вашей семье, один раз, я решил доехать до моря. Отправился, как обычно, автостопом. Подвез меня ни кто иной, как монах с горы Афон. Да так подвез, что оказался я не на море, а в том самом монастыре. Как приехал, так и остался там. Теперь я уверен, что брата Николая направил сам Бог. И я бесконечно благодарен ему за это.

Теперь я чувствую себя на своем месте. Теперь я по-настоящему счастлив. Надеюсь, что у тебя все замечательно. За всю свою жизнь я многого наговорил. Прости меня, если чем обидел. Но я хочу дать тебе последний совет. Никогда не выпускай любви из своего сердца.

Монах Иоанн».

Грей в огромном количестве выпускал книги. Но прогорел на этом деле. Когда его работы заметили, то раскритиковали в популярном журнале. Прочитав море критики, он не выдержал и залег на дно. На дне его поджидала бутылка. Несостоявшийся писатель запил. Так бы может он и сгинул, если бы не Брита. Эта решительная девушка сунула ему в руки гитару и сказала: «Играй!» Он начал подрабатывать в переходах. Там-то его и заметил продюсер одной известной музыкальной компании. В считанные дни он стал звездой. Отбоя от поклонниц не было. На пике его популярности кто-то нашел книги Грея и все тут же начали восхищаться его писательским талантом, а он горько вздыхал: «Пока ты непопулярен, ты никому не нужен». По поводу его личной жизни в прессе ходило немало слухов, но на самом деле он был одинок. До тех пор, пока не встретился взглядом с одной прелестницей...

-…Знаешь, не стоит переживать так об этих особах женского пола. Они так непредсказуемы!.. Кстати, твоя Саша была здесь — видимо не хватило смелости придти в больницу — вся в слезах — мне долго пришлось ее успокаивать. Говорит, что это из-за нее. Пыталась написать тебе письмо, но только извела бумагу, поэтому просто просила простить ее и передать, что очень любит. Эх, Юрка-Юрка! С твоим-то характером прямая тебе дорога в эмокиды.

— Интересуешься субкультурами? — челка закрывала пол лица, поэтому было не видно, как из светлых глаз скатились две слезы.

— Это мое увлечение, — рассмеялся Зигги, собирая волосы обратно в хвост.

— Отец… спасибо…

— Эй, ты что, плачешь?..

— Вот и все… конец нашей олдовой истории.

— Закончились и каверзы бытия.

— Не могу поверить, что все… я буду по ним скучать, — протянула Сансара.

— Планета Земля — одна из самых красивейших и престранных планет в Галактике. И существа ее, давно позабывшие наше величие, все же забавны и интересны.

— Да… Не зря мы выбрали Землю. А все же я хотела бы посмотреть на того же Идара лет через двадцать…

— А каков будет Зигги?.. — Анубис горько вздохнул.

— Эх… любая история подходит к концу… И наша, не исключение. Радует то, что она не была бесцельной, бессмысленной, как жизнь некоторых людей. Существование их течет медленно, как фруктовый кефир. А здесь они двигались, росли и… пришли каждый к своему выводу.

— Начало истории каждой рукописи порою читать нудно и неинтересно, но когда страницы заканчиваются, хочется продолжения…

— Это намек? — Сансара хитро взглянула на погрустневшего друга.

Зеленые облака замелькали перед глазами. Сухой ветер хлестал по ушам и трепал волосы. Точка встречи и расставания покажется через несколько метров. Поворот, еще поворот. Они в нерешительности остановились, думая, что больше не встретятся.

— Ну что, кто будет нашей следующей жертвой? — прищурился Анубис.

Сансара только рассмеялась.