Недетская сказка (джен)

Рыцарь шёл по каменистому полю, перед ним крепость из чёрного камня, позади него, вдалеке, высился лес. Он знал откуда-то, что идёт во дворец, и должен кому-то помочь. Он подошёл к воротам, и они открылись, словно его кто-то ждал. Места казались очень знакомыми, поэтому Рыцарь даже не вытащил клинки из ножен, он чувствовал себя, как дома. За воротами его ждал воин в чёрных доспехах, громоздких и тяжёлых, не таких как у Ивэйна, он сказал, что его тут уже ждут, и что бы он шёл за ним. Они шли пустынными улицами, неживыми, гулкими, только ветер гонял по мостовой сухую листву и крутил мелкие вихри сажи, поднялись по широкой лестнице во дворец, прошли длинной анфиладой пустынных залов, и вышли к огромным дверям. Воин сказал:

— Только ты можешь туда войти. Мне запрещено, — повернулся, не взглянув на Ивэйна, и ушёл. Ивэйн толкнул тяжёлые створки дверей. Он стоял на пороге огромного мрачного зала. В каменном полу отражались факелы.

В центре стоял стол, за ним сидели пятеро мужчин в чёрных доспехах, оружие лежало рядом и висело на высоких спинках резных стульев, пол вокруг был завален картами и обрывками бумаги. Они говорили о чем-то, склонившись над столом. Ивэйну не было видно, что это — сидевший спиной ко входу грузный мужчина с рыжевато-русыми волосами, заплетёнными в косу, загораживал обзор. У огромного камина, стоял ещё один, высокий и лёгкий, он читал пергаментный свиток, развернув его к огню, тёмные волосы падали ему на лицо. Вот он поднял голову от пергамента и встретил взгляд Ивэйна.

— Здравствуй, ты пришёл как раз вовремя.

— Здравствуй, Эрин, — ответил Рыцарь, — в городе пусто.

— Тут война. Не хотим рисковать лишними жизнями. Мы вывели всех, — Эрин опустил руку с пергаментом вниз, край свитка попал за решетку камина.

— Сколько у вас воинов? — Ивэйн с интересом смотрел, как край пергамента начинает дымиться.

— Давай присядем и всё обсудим, — Эрин быстро пошёл к столу, тонкая полоска дыма тянулась за ним, как серая лента. Пятеро за столом подняли головы и замолчали, когда они подошли. Ивэйн знал их, имена, лица, он помнил почти всех, кроме этого юноши, почти ребёнка, с длинными светлыми волосами. Мужчина с косой, повернувшийся к подошедшим — Толон, он мастерски владеет боевыми молотами.

Когда сидевшие встали, здороваясь, и задвигали тяжёлые стулья, давая подошедшим место за столом, Ивэйн сел слева от него на стул, который принес Элион, этот незнакомый ему мальчик с колчаном. Напротив Ивэйна оказался Нариэн, крепкого телосложения высокий мужчина, Ивэйн помнил, он предпочитал в бою двуручный меч. Слева от него сидел Орин, его меч лежал под рукой поперек стола . Рядом с ним на краю стула с выпрямленной спиной — Истар, алхимик. Они тоже помнили Ивэйна и, кажется, были рады ему. Элион так и вовсе смотрел на Рыцаря во все глаза, он видел его впервые, но много о нем слышал. Ивэйн сел за стол, Орин отодвинул бумаги, выложил перед Ивэйном карту. Истар, сидящий рядом, ухватил за витое горло бутылку и покачал. Рыцарь в ответ сделал неопределённый жест и алхимик взял бокал, вытер краем мантии, налил. Толон буркнул:

— Не бойся, он тоже его пил…

Алхимик открыл было рот, чтобы ответить, но только скривился и подвинул бокал Ивэйну. Вино было маслянистым и сладким, старое эльфийское вино, Ивэйн сделал глоток и спросил:

— Сколько воинов в городе?

— Около трёх тысяч, — низким грубым голосом отозвался Толон, — скажи, Элион, сколько из них лучников и мы их в счёт не будем брать.

— Их ровно шестьсот, — негромко ответил Элион, — но почему мы их в счёт не берём? — он поднял длинные ресницы, глянул коротко на Толона.

— Да потому что они в ближнем бою ничего не сделают, ну кроме тебя.

Лучник возмущенно распахнул синие глаза и даже порозовел от гнева, но Ивэйн перебил его:

— А остальные чем владеют?

— Шестьсот копий, и около полутора тысяч мечей, — повернулся к нему Толон, — остальные владеют всем, но не эффективно, так что их лучше всего оставить в крепости, чтоб держали стены замка.

— А противник?

— Противник имеет большие силы, — ответил Эрин, — намного больше.

— Больше, — кивнул головой Орин, — это верно.

— Кто этот противник? — спросил Ивэйн.

Истар двигал на столе лист бумаги тонкими пальцами:

— Противник наш необычен, даже странно, что это они вдруг взялись такими методами, я лично не ожидал от них, — насмешливо начал он.

— Да вояки Света там, — перебил Толон.

— Да, и они выжгли поля. Сами скрываются в лесу, — сказал Элион.

— Я думаю, нам тянуть не стоит, — Истар повысил голос, в упор глядя на Толона, — тем более к нам уже никто не придёт, завтра самое время начать..

— Да, пожалуй ты прав, — ответил ему Эрин, а Толон хмыкнул.

— Элион возьмёт к себе лучников, Эрин — воинов с копьями, Нариэн и Орин, возьмут мечников, а остальные будут помогать друг другу, — продолжал Истар.

Остальные согласно закивали, зашумели и стали подниматься из-за стола.

— Хотя я вижу, что Ивэйн кое-что задумал, но это его дело, — проговорил негромко в общем шуме Истар.

Они уходили, взяв свое оружие, только Элион все вертелся около стола, поглядывая на Ивэйна, но так и не решаясь ничего сказать.

А Рыцарь остался сидеть, качая бокал, разглядывая карту. Все уже разошлись, даже юный лучник ушёл, а он продолжал сидеть и думать о чем-то своём. Камин почти догорел, когда Рыцарь отставил вино и вышел из дверей. Там, в полумраке, его негромко окликнули:

— Ивэйн, Ивэйн, нужно поговорить, — это был Элион, — скажи, что ты задумал?— спросил он, подойдя.

— Ничего, просто всем нам нужно идти вперёди всех, кроме тебя, ты будешь прикрывать сзади.

— Но это же не всё, что у тебя на уме, не так ли?

— Это всё, — сказал Ивэйн Элиону, затем добавил очень тихо, — что тебе нужно знать...

И прошёл мимо него через зал, на смотровую площадку. Уже давно стемнело, а Ивэйн всё стоял и смотрел на лес, где загорались костры противника, на звёзды, вдыхал тёплый ночной запах земли. … «Всё из-за того, что они считают, что тьма — это зло». Глубоко вздохнув, Ивэйн повернулся и тихо побрёл в спальню.

Шатер на опушке леса хлопал от ветра откинутым полотнищем у входа. Сидящий за столом худой темноволосый человек в доспехах не по размеру, поморщился. Он любил порядок, непослушный ветер раздражал его. Он любил порядок и держал руку с двузубой серебряной вилкой над блюдом, словно размышляя, какой кусок подцепить, чтобы не сильно разрушить симметрично разложенную еду. Когда в шатер вошел, спеша, человек и споткнулся у входа, сидящий за столом поморщился. Он взял в руки стакан с водой, отпил, глотнул, поставил точно на то же место и только тогда спросил стоящего сбоку от него, склонившегося в поклоне человека:

— Что?

Тот облегченно вздохнул, разогнулся и доложил:

— К нам прибудет ещё войско в размере десяти тысяч воинов, но ближе к вечеру.

— Хорошо… хорошо…, — человек за столом снова занес вилку над блюдом, помедлил и оглянулся, — а сколько нас сейчас?

— Двенадцать тысяч воинов, и около тысячи человек тут.

— А этих, кого мы осаждаем, сколько их?

— По нашим подсчётам, около трёх. Тысяч. Может, мы ошибаемся, но не больше, чем на сотню.

— Точность! — человек за столом взмахнул вилкой с кусочком курицы, — во всём нужна точность!

Стоящий за его спиной снова вздохнул.

— К ним вчера ещё один пожаловал, как сообщили наши постовые.

— А что ж они его не убили? Он же был один, — и обедающий осторожно положил кусочек курицы в рот.

— Мы думали он не один, и он шпион, и его пропустили.

Наступило молчание. Сидящий за столом осторожно ел, пил мелкими глотками воду. Стоящий за ним, затаив дыхание, следил, как опускается в блюдо вилка, как поднимается и ставится на место стакан. Наконец, сидящий за столом отодвинул блюдо и произнес:

— Ну хорошо, один в поле не воин, одним больше, одним меньше. А теперь иди, и пусть выходят строиться, через час выдвинемся.

Человек перевел дыхание, снова низко поклонился и вышел. За шатром поднялся шум, послышались возгласы людей, команды, ржание лошадей, зазвенело оружие.

На следующее утро Ивэйн проснулся очень рано, замок ещё спал. Но сон не шёл и поэтому, полежав ещё некоторое время в постели, он встал, оделся и вышел. Он не хотел есть, поэтому просто вернулся в тот зал, где был вчера. Там было пусто и тихо, беспорядочно стоящие стулья, потухший камин, из открытого окна тянуло далеким дымом, ветер шевелил карты на столе. На спинке одного стула висел лук, его забыл этот мальчик, Элион. Рыцарь взял его в руки, отошёл, рассматривая, к окну. Серебряная рукоять, серебряные кончики плеч, холодный металл, чёрное бархатистое дерево. Он смотрел в окно, на нежную дымку рассвета над лесом, тонкие слоистые дымы от далеких костров противника, текущие над равниной, машинально поглаживая пальцами витиеватый узор на внешней стороне чужого лука...

Он очнулся от мыслей, когда к нему подошел Толон.

— Он снова забыл лук? Все время оставляет где-то, потом ищет,— и он улыбнулся, — как ребенок.

— Он молод, — ответил Ивэйн, — забавный лук, почему серебро?

— Говорит, идёт к черным доспехам, для него это ещё важно. А золото, говорит, как-то старит, — и он захохотал.

Истар, вошедший в зал, поморщился и быстро отошел к столу, предпочитая с Толоном не встречаться, сделал вид, что ему очень важны карты. Постепенно все собрались, переговаривались, спорили, в зал стали заходить какие-то другие люди с докладами, стало шумно. Ивэйн остался у окна, смотрел на равнину, когда к нему подошел Элион, осторожно взял свой лук из его рук, пробормотал что-то, наверное, благодарность. Но Рыцарь уже не слушал, потому что Толон громко произнес, перекрывая шум в зале:

— Нам пора выходить, они только что вышли на открытую местность. Элион, сколько их? — добавил он.

— Их в четыре раза больше нас, — ответил лучник, повернувшись от окна.

— Ну да, конечно, но зато один всего на четверых — это как-то не честно, тебе так не кажется, Эрин? — продолжал Толон.

— Для кого-то это самый раз, а для кого-то и нет…

— Давайте выходить, а то руки уже чешутся! — перебил Толон.

— Тебе бы только подраться, — усмехнулся Элион, но Толон уже шёл к выходу.

Ивэйн вышел последним, но шёл быстро, и приблизился к впереди идущему Толону, когда он спускался с крыльца. Небо заволакивалось тучами, ветер гнал их стада к востоку, скрывая всходящее солнце. В пустынном городе слышались только шаги и звяканье оружия, далёкие голоса. Ближе к городским воротам отряды воинов выходили из боковых улиц, у выхода они вытекали рекой в открытые створы тяжёлых городских ворот.

Ивэйн поднял голову — на стене крепости выстраивались лучники. Элион уже стоял в центре, закинув руки, завязывал шнурком длинные светлые волосы. У ворот Рыцаря задержал Истар:

— Послушай, Ивэйн, почему мы не в замке? Там у нас больше возможности выжить.

— Они могут нас осадить, пока мы не умрём от голода и жажды. Лучше умереть в бою, нежели как трусы, не так ли? — Ивэйн повернулся к проходящему мимо Эрину.

— Так, — ответил тот, замедлив шаг, — Держимся по двое, удерживаем края, центр возьмёт Элион, он справится. Толон с Орином, Истар с Нариэном. Я с Ивэйном — пойдём по центру, как только сможем выйти на свободное от стрел место.

И они вышли за ворота.

Элион смотрел с городской стены на ровное поле: на выжженной земле обгорелые прутья редких кустов качались под ветром, от леса двигалась отряды противника, оставляя за собой тёмное пространство утоптанной земли, блестя латами, как пена прибоя на воде прилива, заполняющего равнину, внизу, под городской стеной, перепутанная масса людей выстраивалась в ровные ряды.

Наконец все смолкло. Они стояли друг напротив друга — тёмные ряды у стен города, перед ними перекатываемые ветром волны сохранившейся яркой травы около городских стен, блестящие ряды противника, тяжёлое пасмурное небо лежало над ними, был слышен только свист ветра и странный гул — совместное тысячное дыхание. И мне уже невыносимо ждать, мой дорогой, и я хотела бы, чтобы всё закончилось сию же минуту, все развернулись обратно, развеялись вчерашние душные дымы пожаров, трава встала за уходящими прочь воинами, люди втекли в городские ворота, тучи разошлись над миром и запели птицы.

— Элион, давай! — крикнул Толон, юный лучник привстал и вытянулся на стене, град стрел обрушился на ряды противника.

Там, в середине чужого войска, все смялось и упали первые мёртвые, мгновенно возникли звуки и движение, ряды людей сдвинулись и перемешались. Всё началось. Полоса противника распалась, они уходили от стрел в стороны. Отряды Толона и Орина встречали их слева, сокрушая молотами тяжёлые доспехи, как скорлупу, и разрезая их мечами, словно лист бумаги. А справа — отряды Нариэна и Истара. Они теснили противника к центру, не давая пройти вперед, сгоняли под стрелы Элиона. Если забыть, что это смерть, если просто закрыть глаза и слушать, то это похоже на музыку, ритмичный гул голосов, звоны мечей и глухие удары молотов о доспехи, вскрики умирающих и раненых, и нежное пение тетивы луков. Пауза — там, на городской стене, Элион берет в руку следующую стрелу, и скрежет битвы прорезает свист, и накатывает волна шума от падения тел и стонов и криков, и снова прорывается многоголосый совместный гул. Но ты все равно когда-нибудь откроешь глаза. И увидишь сожженную черную землю и мертвых людей, они лежат в неловких странных позах, их лица белы и глаза пусты, петли кишок и раны, налитые темнеющей кровью, и над всем этим острый железный запах крови, желчи, дыма, пота и страха. Так пахнет война.

Элион подался вперед, схватившись обеими руками за стену, смотрел, как завороженный, на равнину перед крепостью. Две силы, две армии, как берег и море — четкая узкая линия воинов Тьмы и набегающие волны воинов Света, и вскипающая, как прибой у скал, битва, сверкание мечей, движение, там, где они сходились вместе. Вот эту сверкающую линию смертельного хаоса прорезала слева длинная полоса, уходящая насквозь, огибая зону обстрела, в сторону леса. Мелькали яркие клинки, и враги падали, как деревья на лесной просеке, оставляя мертвый недвижный след среди движущейся массы людей, это Ивэйн двигался вперед, оставляя за спиной сотни поверженных врагов. Яркий взмах меча, звон стали, встретившейся с чужой кольчугой, скрежет разрезаемых доспехов, летящий веер крови обрушивается на него, окатывает каплями, стучит, как дождь, и след его оружия несколько секунд горит в тёмном воздухе, густом, то ли от поднятой ногами многих людей сажи и пыли, то ли от многих сотен душ, уходящих из падающих тел умирающих людей в тяжёлое низкое небо. Он был полон ярости и жажды, его противник, теперь он пуст, он мертв. А Рыцарь уже вырвался и бежит по выжженной земле к лесу.

Посмотри, я даже сказала бы, что он летит над землёй, как ветер. Ты знаешь, сколько бы я не смотрела на его бег, везде и всегда, я всегда удивляюсь, как может человек так двигаться, так красиво бежать, так воплощать движением и лёгкость и силу одновременно. Но как бы я хотела сейчас, чтобы он бежал не по чёрной земле, поднимая смерчи сажи, выпачканный в крови, сжимая в руках свои яркие клинки, а по зелёной траве, раскинув навстречу кому-нибудь сильные и свободные руки для объятья.

Он остановился только в лесу, чтобы обернуться и посмотреть, не следует ли кто-то за ним. И скользнул, как тень, во влажную тьму леса. Ему было видно, куда нужно идти, земля была вытоптана шагами врага. И он шёл от дерева к дереву, вдоль этой тропы, неслышный, незаметный, слышащий и замечающий всё. Он убивал часовых, неслышно подходя к ним сзади, и несколько раз ему пришлось вытирать о траву скользкие от крови рукояти клинков. И Рыцарь вышел к поляне с шатром.

Человек в доспехах не по росту ходил по шатру, квадратом, точно рассчитывая шаги вокруг стола, по восемь шагов на каждую сторону. Ему всегда казалось, что точность его движений в такую минуту имеет значение для исхода боя. Его советник стоял около входа, молчал и не двигался. Но там, извне шатра послышался какой-то возглас, шум падения. Человек остановился. Он даже загнул три пальца на левой руке, чтобы запомнить, сколько шагов он сделает потом, чтобы повернуть.

— Советник, сходи узнай, кто это тревожит меня своим … — но договорить не успел. В шатер вошел юноша.

Нас ведь с тобой не удивляет это, мой дорогой, так ведь. И ты, и я, мы знаем, мы видим, кто это. И мне не нравится на него смотреть. Потому что лицо его зло, а одежда в крови и он вытирает свои волшебные клинки. Наверное, я рассуждаю, как женщина. Но я и не могу рассуждать иначе. Они были так красивы, клинки, когда их покачивали под светом луны ясной ночью, и вязь букв проступала на них. Теперь на них кровь и Рыцарь отирает их куском оторванной от чего-то ткани.

Человек у стола смотрел на Рыцаря и думал, что сейчас он просто прикажет убить его, этого неприятного юношу в перепачканной одежде, со спутанными влажными волосами, его унесут и исчезнет тревожащий запах крови и ветра, а он продолжит в тишине свое важное движение — еще пять шагов, потом поворот направо, еще восемь шагов и ещё поворот направо, и ещё, а потом все закончится, они победят.

— Ты кто такой?!

И юноша кинул испачканный кусок ткани на пол, человек у стола проследил за ним, поморщился и поджал тонкие губы.

— Я Ивэйн, тот, которого вы пропустили вчера.

— Но как? Это же невозможно. Не мог же ты убить около тысячи лучших моих воинов?!

— Меньше, я убил меньше, это так. Точно не скажу, сколько. Но я убил ещё около тысячи, там, на поле сражения, и ты бы знал это, если бы сражался сам.

И он сделал шаг вперед.

— У тебя есть выбор, сразись со мной или умри, как трус. Что выберешь?

— Я выбираю твою смерть! — рявкнул в ответ важный полководец, — Советник, убей его!

Но советник даже не шелохнулся. Он попятился назад, уперся в прогнувшуюся ткань шатра, замер, испуганно вытаращив глаза. Ивэйн даже голову не повернул в его сторону:

— Советник, ты же умный, я думаю, ты понял, что не справишься со мной, но и убивать тебя мне нет желания.

И советник замотал головой и издал какой-то странный звук, похожий на задавленный всхлип.

— Ах, так! Да я тебя лично четвертую, как только убью его! — и человек у стола даже разжал пальцы, взмахнув рукой.

— Ну, значит ты согласен на бой? — насмешливо произнес Ивэйн.

— Да, я тебя убью. Я убью!

И он сделал шаг к столу.

— Ну это ещё посмотрим. Как тебя, кстати, зовут?

— Илларион Дэли, — он схватил со стола украшенные рубинами ножны и со звоном вытянул меч, — Зачем тебе? Моё имя тебе всё равно не понадобится!

Он был сильно разозлён, он даже толкнул стол, освобождая место, и вызвал этим ужас у советника, всё ещё испуганно стоящего у стены.

— Просто привычка, приятно назвать врага по имени перед его смертью.

И они двинулись по кругу. Илларион сделал выпад — Ивэйн отбил, даже не глядя, словно играя, ещё выпад — мимо, занёс над головой руки с мечом, он был чуть выше Рыцаря, но кажется, давно не дрался, только ходил вокруг стола, да и меч его был тяжел, он словно тянул его назад, Ивэйн подошёл вплотную и толкнул рукоятью клинка в грудь — и тот упал, потеряв равновесие.

— Вот так! — улыбнулся Ивэйн. — Давай, вставай, даю тебе ещё шанс.

Илларион, багровый от ярости, шарил руками вокруг себя, ища выпавший меч, не сводя взгляда с Рыцаря, губы его дрожали, он нашел, неуклюже вскочил на ноги и пошел вперед, размахивая мечом. Он был рассержен, он вспотел от усилий, он бросался вперед и промахивался, словно уже не видел ничего побелевшими от бессильной ярости глазами. Но его меч проваливался в пространство или натыкался на легкие клинки Ивэйна, высекая искры, звеня, никогда не попадая в цель. Но вот Рыцарь засмеялся и выбил меч из его рук. Илларион стоял перед ним, отклонившись назад, упершись руками в стол позади себя. Ивэйн произнес негромко и спокойно:

— Ты не трус, хотя, с таким владением мечом, тебя убил бы и неопытный воин.

Клинок блеснул в его руках, из рассеченного горла хлынула кровь, залив лицо Рыцаря. Он отер рукавом губы и повернулся. Советник стоял в углу и не мог пошевелиться.

— Я знаю, к вам идёт подмога. Но будет поздно.

— Да, господин, — промямлил советник.

— Не называй меня господином! Я ненавижу когда так говорят, я не имею власти над твоей жизнью!

Советник тихо пятился к выходу, скользя руками по такни шатра за своей спиной:

— Но вы же убили его… Его, — и он показал глазами на тело своего господина.

— Это его судьба, — послышался голос у входа. И советник застыл, повернув голову.

Темная тень стояла в проеме шатра, окружённая светящимся ореолом полуденного солнца.

— А ты кто такой? — резко спросил Ивэйн.

Он казалось, готов был сразить ещё раз, и убить ещё раз.

— Я — смерть… — ответил Смерть, ведь это был он, мой дорогой.

Но Рыцарь не понимал ничего, он стоял с клинками в руках, он тяжело дышал, невидящие глаза, белое лицо, он слышал запах крови и был готов драться и убивать, убивать. И мне больно смотреть на него, мой дорогой. А Смерть сделал шаг вперед и мягко произнес:

— Ивэйн, Ивэйн…Вспомни о розе, о белой Розе перед окном твоей спальни.

— Война ещё не окончена!

— Все кончено. Помощь не придёт. Там у них мор. Я позволю выжить только тысяче человек. А с ними справятся и без тебя. Толон с Эрином справятся без тебя. Нам пора идти.

И он протянул руку и взял Рыцаря за запястье.

Война, война, мужчинам всегда кажется, что настоящее действие, тем более — совместное действие, это обязательно — разрушение, война. Мужчин скрепляют битвы и смерть. Они оценивают друг друга по битвам и смерти. Они уважают друг друга за битвы и смерти. И они часто не замечают того, что кажется им мелочью, ничего не значащей мелочью, легким пустяком, существующим между прочим — выбор узора на клинке, слова, сложенные в сказку. Но эти лёгкие пустяки в конце концов всегда оказываются ценнее, мой дорогой.