Остывший чай (гет)

Я пробыл у Эрики ровно столько, сколько мне требовалось для того, чтобы упокоиться. Мы много говорили о том, что могло бы быть. Мы обсуждали наше прошлое не без улыбки на лице. Я позволяю себе такое крайне редко. Только тогда, когда всё уже буквально желает взорваться внутри тебя, и ты не знаешь как с этим справляться. Голова начинает болеть как-то по особенному: не физически, а морально. Она переполнена, и желает выбросить все лишнее. Сьюзен не поняла бы этого \"мусора\", к сожалению. Я не могу делиться с ней своими переживаниями. Нет, совершенно наоборот: она должна.

Через некоторое время я всё же решил вернуться домой. До сих пор осталась привычка называть это заброшенное, убогое место \"домом\". Черт, а ведь это так. Мы прожили здесь больше трёх лет. Возможно, что это место имеет полное право так называться, но дело в другом. У меня нет желания принимать данный факт. Мне хочется думать, что мой дом цел и невредим, уютный и практичный одновременно, стоит где-то очень далеко от этой \"свалки\", и ждёт, ждёт нас. Глупые надежды, пожалуй. Скорее всего, он давно уже уничтожен.

Я открываю дверь, захожу в тусклое помещение, отодвигаю гобелен, отпираю вторую дверь, спускаюсь вниз. Слышу голоса. Я бы мог подумать, что это всего лишь Сьюзен, что она начала напевать песню, или просто разговаривать сама с собой, но голос был мужской. Это был Том. Трудно не узнать его высокого, звонкого голоса. Я останавливаюсь буквально на последней ступеньке. Они не могут видеть меня, а я их.

— Милая, тебе понравилось в городе? — спрашивал он.

— Конечно! — спешила ответить она,— Я никогда не видела столько солнца, и не чувствовала столько ветра!

А ведь это ложь. Она видела, она чувствовала. Единственная проблема — она не помнит, не знает, не хочет знать, потому что я заставил её отречься от всего этого.

— Ты хочешь жить там? Снаружи? Хочешь покинуть эти темные стены?

Это уже слишком, как мне кажется. Ясно почему он нас предал. Ему плевать на меня, ему плевать на то, что могут сделать со мной. Я знаю, он знает, что если Сьюзен найдут, все подумают, что она лишь пленница, и оправдают, избавив от наказания. Она сможет жить спокойно вместе с Томом где-то очень далеко. Будет ли её жизнь лучше, чем здесь, я не знаю. Но уверен, что жизнь в тюрьме, которая мне грозит, не самая прекрасная.

Я выхожу из своего укрытия, и оказываюсь в двух шагах от Тома. Он сидит в моём кресле. Черт, я ненавижу его ещё больше. Милая улыбка на его лице лишь усугубляет моё психическое состояние. Я хочу наброситься на него, схватить за шею, медленно душить, наблюдая за тем, как он задыхается. Но я всего лишь подхожу ближе, и останавливаюсь, в ожидании хоть какой-то реплики с его стороны.

— Рей, ты быстро вернулся, — замечает он.

— Вижу, тебе удалось просчитать всё до последней минуты. Жаль, что ты не предугадал моего возвращения.

— Не начинай язвить. Я пришел проведать вас.

— Проверка — твои вечные спутники?

— Не говори так. Они здесь не по моему желанию. Это случайность, на самом деле.

— Я не поверю, что они пытали тебя, и ты, не выдержав смертельных мук, рассказал им о Сьюзен! Ты всего лишь тупоголовый мерзавец! Твоего скромного ума хватило только на ЭТО?! Я думал, что гениальный ребёнок — Том придумает что-нибудь более разумное.

— Ты думаешь, что я рассказал им? А ты не думал, что они могли назвать предателем меня только потому, что я был в городе, и только из-за того, что я твой брат! Предателем мог быть кто угодно! Даже Эрика! А вдруг, ей надоело твоё присутствие, надоело смотреть на мучения бедной девочки?!

— Всем плевать. Всем плевать на наши судьбы. Им нет до нас дела, а ты всегда мечтал о том, чтобы она жила на \"свободе\". Только, к сожалению, на мнимой свободе. В любом случае, нет смысла разбираться в этом. Какая разница?! Ты должен уйти! Оставь нас в покое, и не смей больше здесь появляться!

— Ты не в праве мне запрещать! Я буду находиться в этом городе столько времени, сколько мне будет угодно!

— Или угодно твоему начальнику?

— К черту!

Том поднимается на ноги, и, задев меня плечом, взлетает по лестнице вверх. Звук закрывающейся двери, скрип пола, ещё одна дверь, и, наконец, мы дождались тишины. Всё это время Сьюзен не отводила от меня взгляда. Я рад, что она молчала, не встревала в разговор. Это помешало бы. Она не в состоянии спорить. Не со мной.

Сьюзен медленно поднимается на ноги, небрежно откидывает волосы назад, поправляет свою черную футболке, и, закусив губу, ждёт, что я начну кричать на неё, обвинять в том, в чем она не виновата. Да, я делал так раньше, когда она забывала запереть на ночь окно, когда пыталась выскользнуть из дома, когда не допивала чай. Я находил в этом определённое удовлетворение.

Сейчас я не хочу ничего говорить. У меня совершенно другие планы. Я замечаю, что за креслом спрятан рюкзак. Она собралась, как я и просил, но посчитала нужным не сообщать об этом Тому. Умница. Хорошо, что ей вышибло не все мозги. Кусочек нетронутого разума всё ещё давал о себе знать, но сколько это продлится? Сколько осталось до того, как он сдастся?

— Идём! — говорю я, — Возьми то, что собрала, попрощайся с этим местом, поплачь, если хочешь, и выходи. Я буду ждать на улице.

— Что? Куда мы уходим?

Она делает шаг мне навстречу, и пристально выпучивает глаза. Могу ли я надеяться на то, что она не ждёт ответа? Нет, конечно, нет.

— К морю.

Я подмигиваю ей, забираю свои давно собранные вещи, и поднимаюсь к двери.

***

Ждать женщину — сущий ад. Я выкуриваю уже вторую сигарету. Сидя на крыльце, уставившись в небо, стараюсь не думать о ней.

Эрика давно подозревала, что я собираюсь убраться подальше. Множество раз она намекала мне на то, что это надо сделать как можно быстрее. Но у меня никогда не было плана действий. В принципе, сейчас у меня его тоже нет. Было лишь одно важное задание, которое требовалось выполнить, чтобы строить планы. Задание выполнено, а плана нет, но оставаться я здесь больше не хочу. Надо быть реалистом. План ниоткуда не появится, и если его не было два года, как минимум, почему он должен всплыть через год? Через два?

Я сказал, что мы идём к морю. Почему бы и нет? Если мы выберемся, я готов отправиться куда угодно. Я не лгал ей. Надеюсь, она сумеет осуществить свою мечту однажды. С моей помощью или нет. Это неважно, как и то, что она сумасшедшая.

Сьюзен. Сьюзен. Сьюзен. Все мысли только о ней, как бы я не старался. Мне хочется уехать очень далеко, выбросить её из головы, и никогда не вспоминать. Это как долг. Я делаю должное, спасая её. Есть ли в этом моё желание? Черт знает. Мне уже кажется, что нет. Даже ни капли.

Дверь открывается. Сьюзен выглядит очень спокойной. Что она делала всё это время? Ведь она давно собралась. Ей оставалось только лишь сидеть на холодной полу, и думать, думать, и думать. О чем? Она никогда мне не скажет. Её мысли всегда оставались загадкой. Именно те, которые она скрывала, никогда я не мог угадать. Она отдавала мне то, что считала нужным, но этого было недостаточно. Слишком мало, что понять человека, узнать его, его душу.

— Ты готова?

Она кивает, протягивая мне рисунок. Теперь я понимаю, что заставило её так долго мучить меня. Она зарисовывала комнату. Вот наши кресла справа, окошко напротив, чашка чая на полу, скомканный плед. Это не поможет ей! Не станет легче, если тащить прошлое с собой. У меня возникает желание порвать рисунок, выбросить, и именно так я и поступаю. Я рву его на мелкие части. Сьюзен с непониманием опускается на колени, и отбрасывает в сторону рюкзак.

— Зачем?! Я же так старалась!

— Я тоже старался! Слушай, не стоило этого делать. Неужели, ты не понимала того, что я не позволю его оставить? Ты же знала. Так зачем?

— Я надеялась, что..

— Даже не продолжай! Зайдём к Эрике.

Эрика выглядела взволнованной. Что-то случилось. Николас. Я был уверен в этом. Единственный человек, который может заставить её тревожиться — сын. Я был немного удивлён, увидев Падму на кухне. Стройная женщина лет тридцати, брюнетка с ярко выраженными скулами сидела за столом, раскладывая бумаги в две стопки. Она не заметила нашего прихода. У меня было время спрятать Сьюзен в другой комнате.

Эрика сообразила не сразу. Её голова была забита чем-то другим, и я её не виню.

— Рей? Я давно тебе не видела, сынок,— начала Падма, — Ты, вероятно, уже не помнишь меня, но я никогда не забуду, как ты помог мне перевести вещи.

— Что ты, Падма! Я тебя помню, можешь не сомневаться. А вещи...не за что. Я слышал, что ты ищешь работу?

— Да. Я решила, что хочу уехать. Не могу больше здесь жить.

Она поднялась, и направилась к нам в гостиную. Она была очень тощей. Это нормально, если ты живёшь в городе, где единственная пища — твоё отчаяние. Падма села в кресло напротив дивана. Её серое, лишенное жизни лицо смотрелось неуместно в ярко зелёном кресле.

— А письма уже приходили? — спросил я.

— Нет. Я отправила заявку только две недели назад. Ещё рано, но надеюсь, что они примут меня.

Я отвел от неё взгляд, и взглянул на притихшую Эрику. Она стояла у края дивана, упираясь руками. Я понимал, что ей было неинтересно выслуживаться разговоры о работе. По крайней мере, сейчас. Надо было выпроводить Падму, и вернуть Сьюзен сюда, ко мне. Что бы там ни было, я не представляю, что она может натворить одна.

— Падма, они не упустят такой шанс.

Она взглянула на меня таким взглядом, будто я над ней издевался. Так ненавистно и неправильно. Она подскочила, и, хмыкнув, вылетела из дома, громко захлопнув дверь. Я рад. Черт, я так рад, что она ушла.

— Эрика, что случилось с Николасом?— сразу же задаю я вопрос.

— Тайная организация. Ты был прав. Они снова набирают агентов.

— Возможно, всё обойдётся в этот раз.

Ложь. Ничего не обойдётся. Она это знает, я знаю, все знают, но эта фраза была обязательна. Не знаю почему, но я должен был солгать.

— Вы уходите? — спросила она, кивая на комнату, в которой сейчас находилось дикое дитя.

— Да.

Эрика подошла к двери, выпустила Сьюзен, и протянула ей чашку чая. Та приняла её с благодарностью. Ни одна, ни другая не проронили ни слова. Сьюзен была рада согреться. Она знала, что Эрике можно доверять.

— Уходите быстрее. Проверка всё ещё в городе, поэтому времени у вас мало. Рей, у тебя есть план?

— О! Мы отправимся на море!— радостно вскрикнула Сьюзен.

Эрика замолчала на несколько секунд, бросила на меня понимающий взгляд, и отпила из своей чашки. Я позвал Сьюзен к себе. Она уселась рядом, чуть не пролив жидкость, и начала наивно хлопать глазами, переводя взгляд с Эрики на меня.

— Конечно, море, — подтвердила Эрика.

Стук в дверь. Он был очень коротким, деловым. Никто не смеет стучаться в этом городе. Это могла быть Падма, вернувшаяся за сумочкой, или пакетом, но я отчетливо понимал, что это не она. Мне хватило ума схватить Сьюзен, завести в комнату, и приказать ей прыгать через окно в задний сад. На всё это ушло не больше трёх минут.

Дверь была открыта, когда я вернулся в гостиную