Янтарное море (гет)

— Ты мне еще вот что скажи. Что-то могло… кроме трав, повлиять на свертываемость? — спросила Гертруда у Снейпа.

Они сидели в гостиной и только что закончили рассчитывать таблицу вливаемых в Эмбер снадобий. Он застыл ненадолго, сосредоточенно думая, и как-то неожиданно тихо и неуверенно заговорил:

— Не думаю. Хотя именно это я не проверял, но… — и не смог закончить, лишь крепко сжал зубы, скрывая волнение.

— Я так и чувствовала, что не все с тобой гладко, — она цокнула языком. — Дай-ка я на тебя посмотрю! Можно? — с этими словами она вытащила откуда-то из складок мантии монокль с цветным стеклом.

Он отступил было в сторону, но затем кивнул и смиренно замер в ожидании.

— Пусть магия будет мне свидетелем, не ради праздного любопытства, а по долгу целителя и повитухи, — заявила миссис Гивинг. — Что ж, что-то такое я и предполагала, — она протерла стекло и снова приставила монокль к глазу. — Нет, определенно, само по себе твое семя не несет вреда, но с кровью что-то неясное.

— Это уже мое дело, — Снейп прервал ее резче, чем хотел.

— А ты понимаешь, что если бы… — она посмотрела на него тем пронизывающим взглядом, как и в первую встречу, — что Эмбер непременно бы оставила дитя? Да будь ты и здоров, она бы тяжело понесла, а сейчас и вовсе. Это, — она махнула рукой в сторону лестницы, — это цветочки.

Он в два шага ретировался к окну, вовсе не за тем чтобы любоваться звездами. Дальше от огня, дальше от света, дальше от правды.

— Неужели ты до сих пор ее не понял? — Герта покачала головой. — Разве не заметил, как она вкладывается, ныряет с головой в каждую проблему? — ее не смущало говорить ему в спину. — А ты честно признаться боишься, — голос ее был уставшим, а тон скорее печальным, — глупые вы, — не дождавшись от него ответа, она скомандовала домовичке: — Гелли, домой.

* * *

Провалявшись в кровати еще день, я сделала несколько попыток выйти из комнаты, но дверь была хитро зачарована. Она открывалась, но не давала пройти. И каждый раз, из-за угла появлялся Снейп, будничным холодным голосом уточняя, что случилось и передавая неизменную рекомендацию миссис Гивинг вернуться к отдыху. Не то чтобы я спешила сворачивать горы, сил было еще очень мало, но сидеть без дела не привыкла. Кто-кто, а Герта это отлично знала, и, явившись на четвертый день моего заключения, застала меня у раскрытого окна, играющей со снегом в замерзших руках. Вместо приветствия она схватила меня за плечо, бурча потянула от окна до кровати, и угомонилась лишь укутав меня в несколько одеял и навесив согревающие чары.

— Если бы ты вила веревку из простыней я бы не удивилась, но это что такое? — встревоженно спросила Гертруда.

— Снег… Колючий и холодный.

— Кто? — она многозначительно взглянула в сторону двери. — Так, ясно.

Я ещё сама не поняла, о снеге говорила ли, а она уже всё раскусила…

— Герта…

— Как дети малые, ей-богу! Сидите по норам и сами себя грызете, вроде и хорошо что не друг друга, а хоть повеселей бы было! — проворчала она и, поднявшись, направилась к туалетному столику, заставленному сейчас стаканами и кувшинами. — Ладно, что у нас тут… ага…

Теплые волны качали и убаюкивали. Меня начало клонить в сон. Пока она считала, сколько я выпила настоев и проводила диагностику, я успела задремать. Последней мыслью было, что Герта навела не только согревающие заклинания.

К следующему пробуждению меня подтолкнула природа. Уже стемнело, ещё полдня пролетело. Я старалась встать осторожно, памятуя об общей слабости и возможном головокружении, да так и застыла у кровати. Из коридора доносились приглушенные голоса:

—…рано…

— Когда она узнает…

— Все равно уже ничего не исправить, сейчас волнения ей не к чему. Пусть восстановится…

Очень хотелось добраться до двери и вывести заговорщиков на чистую воду, но… Не думать о воде! Когда я покинула уборную, разумеется, уже никого не застала. От бессилия даже разозлиться не вышло. Постель манила теплом, но я решила в конце концов поискать свою палочку, хотя и понимала, что бесполезно. Убив за безуспешными поисками целую вечность, я снова легла, усталость взяла верх.

Утром я проснулась под бодрое позвякивание. Гертруда уже начала проводить очередную диагностику, а ее домовичка ловко заменяла пустые кувшины на наполненные свежими настоями.

— Ага, проснулась уже, — резюмировала себе под нос Герта, чему-то лукаво улыбаясь.

— А что мне еще делать? Спать и просыпаться, и снова спать, — беззлобно фыркнула я. — Ты что-то зачастила…

— Да вот слежу чтобы ты глупостей не наделала, — она посмотрела на меня долгим взглядом и продолжила: — Молодец, что хоть догадалась без магии обойтись.

— В беспалочковой я не так сильна… К слову, где моя палочка? И долго ли мне тут еще сидеть? Кто-то обещал что через неделю я прыгать смогу, а пятый день из комнаты не выпускает!

— Ой! Обидься еще! — она хохотнула и, сделав последнюю пометку в блокноте, наконец, ответила: — Сегодня и выпущу, а палочка твоя на каминной полке, могу попросить Гелли принести хоть сейчас, но прошу: потерпи еще три-четыре дня. Рано тебе начинать бурную деятельность, — она погрозила мне пальцем.

На том и порешили. Справедливо рассудив, что кризис миновал и осталось еще несколько дней долечиться, и что я вполне могу справиться сама, Гертруда отбыла с домовичкой домой, оставив мне массу ценных указаний.

Многим за счастье поваляться дома в полном безделии, но на меня это навевало тоску. Следовало для начала привести себя в порядок: я приняла разрешенную едва теплую, но с ароматной пеной ванну, побаловала волосы лечебными маслами, а то даже зеркало заявило, что с такой мочалкой на голове стыдно на люди показываться, да и в целом есть время покопаться в шкафу с косметическими средствами. Став похожей на выздоравливающую, а не больную, я рискнула спуститься вниз.

Палочка, как и сказала Герта, лежала на каминной полке. Гостиная и лестница были вычищены, коробка с каминный порохом стояла полная на привычном месте, будто и не было ничего. На кухне обнаружился зачарованный неостывающий глиняный горшочек с овощным рагу. Надо будет не забыть вернуть.

А так все было на своих местах, все тот же пустой лондонский дом. За окном кому-то сигналит желтое такси, дождь со снегом пачкает тротуар, серое небо хмурится. В доме тишина, прерываемая лишь моим дыханием и скрипучим тиком старых часов. Сова, очевидно, спит на чердаке после ночной охоты.

В лаборатории пусто, ни соринки на разделочном столе, ни смятого черновика в корзине. Северуса нет. Как и его личных вещей.

Пусто.

Бесцельно слоняться по дому не хотелось, зато сейчас точно нет отговорок от бумажных дел. Гоблины отлично знают свое дело, но отпускать все на самотек нельзя, поэтому минимум раз в полгода приходится проверять гроссбух.

Кабинет отца. Каждый раз мне дается непросто.

Все та же квадратная комната, внушительный книжный шкаф во всю стену, несколько разнокалиберных спящих портретов, огромный стол по центру и последние отчеты под пресс-папье из мореного дуба.

Погрузившись в бумаги, я, разумеется, отметила возросшие траты, но дела шли хорошо и поводов для волнения не было. В свое время отец, не в последнюю очередь благодаря своему положению в министерстве, вложился в несколько прибыльных дел, и, пускай наша семья не владела ни одним предприятием, и доход имела не огромный, но приличный и вполне стабильный. О чем мне решили напомнить:

— Дорогая, ты могла бы и не работать!

— Меня все устраивает, — устало отозвалась я, подобный разговор происходил не впервые.

— Но зачем ты так себя изводишь? Ты давно смотрелась в зеркало? Или ты нездорова?

— Мама, ты как всегда преувеличиваешь, — внутри сквозила досада, как же мне не хотелось вновь пререкаться.

— Генри, скажи ей! — она обратилась к сидящему в соседнем кресле супругу.

Отец на мгновение нахмурил брови, привычным жестом сложил газету, и произнес:

— Эмбер, дочка, слушайся маму, — затем снова погрузился в чтение.

Все как обычно.

— Спасибо за заботу, но мне нужно сосредоточиться, — ответила я и накинула на портрет темную ткань с вышитыми рунами.

— Зачем ты так? — отец успел перескочить в свой небольшой настольный портрет. — Она же волнуется.

— Папа, — я устало откинулась на спинку стула, — она всегда мной недовольна, чтобы я не делала. И ты говоришь со мной нормально, только когда ее нет рядом, — прикрыв глаза, я постаралась прогнать отголоски былых обид и настроиться на деловой тон: — Лучше скажи, стоит ли продолжать держать счет №68 или попробовать вложить? Эспен в том году упоминал, что их фирма подумывает расшириться.

— Тот, что в валюте маглов? — отец задумался и потер подбородок, — очень может быть, что стоит вложить, принеси мне их статистику за последний год, чтобы удостовериться.

— Хорошо, тем более, Эспен скоро приедет в Лондон, — я переложила пару свитков и свежую газету в небольшой сундучок, и постучала по крышке палочкой два раза, его брат-близнец на портрете вспыхнул голубым цветом. — Вот посмотри пожалуйста, скоро нужно будет менять защитные кристаллы, есть несколько предложений.

Дальнейший диалог продолжился в деловом русле. Не скажу, что заниматься подобными делами мне нравилось, всегда можно нанять поверенного, но отец привил мне ответственность в делах.

Наверное, он просто не знал, о чем говорят с маленькими девочками, и, когда мы бывали втроем, все внимание на себя перетягивала говорливая мать, а он привык отмалчиваться. Ведь правда, какому мужчине интересно слушать о том, какой цвет снова вошел в моду или как я потеряла очередную шляпку. Только когда он работал дома, а я сбегала после уроков этикета в пыльную тишину кабинета, тогда лишь мы могли поговорить. Он сажал меня колени, а позже завёл небольшую табуретку и рассказывал для меня, даже показывал на карте, где живут и кормятся овечки, как стригут и обрабатывают шерсть, и как потом получаются мои теплые платья. И, конечно, сколько вложено наших денег в ту или иную фирму и какой доход они приносит. Рассказывал, какие глупые запросы или серьезные дела он делает для министра, но без подробностей, конечно. Потом, устав, он предлагал партию-другую в шахматы, поначалу учил и поддавался, но ближе к окончанию школы мы играли как равные. Отец никогда не говорил о любви, но всегда крепко обнимал меня перед расставанием; не говорил, как выбрать успешного жениха, но рассказывал, как много разных людей встретилось ему в жизни; не советовал, как выбить себе место попрестижнее, но научил стремиться к поставленной цели. И его главный подарок в моей жизни — исполнение моего, а не чужого, желания учиться на целителя и личная лаборатория, которая лишь немного уступала университетской.

Мать же успевала везде и всюду. Она и работала с отцом в одном отделе, как раз все возможные «договориться/уговорить» было по ее части. И дома она, не уставая, вертелась как волчок. Всегда идеально собранная, с прекрасной памятью на каждую мелочь. Разве что готовить она не любила, но и тут выкрутилась с помощью хорошего ресторанчика, холодильника и специальных чар. Помню, папа бурчал, зачем нужна эта штука, еще и электрическая. Вот парадокс, накладывать каждый день чары консервации матери терпения не хватало, а на то, чтобы четверть часа каждое утро рисовать вручную идеальные стрелки на глазах — вполне. Впрочем отец любил ее очень сильно. И все их перепалки длились не дольше пяти минут с верной победой матери.

Элла Эйк — красавица и умница, маглорожденная и небогатая. Она не была самой умной на курсе, но явно в лидирующей десятке Шармбатона. Что до красоты, то она пошла в мать-итальянку, практически ничего не взяв от норвежца-отца. И Генри Кроссман влюбился по уши, как мальчишка. Элла не успела завершить стажировку во французском Министерстве Магии, как обзавелась помолвочным кольцом. Он был очень спокойным по характеру и в Париж приехал по делам, но за несколько дней был полностью очарован милой Элли.

Для чопорных англичан она была слишком яркой, слишком шумной и слишком непохожей на первую супругу моего отца. Может, именно поэтому она ему и приглянулась. Да, он был вдовцом, и никогда эта тема не поднималась в нашем доме; я знала лишь, что это она была англичанка, прожила недолго и не успела подарить отцу ребенка. Много лет отец жил один, поругавшись со старшим братом; он переехал в этот небольшой, по меркам аристократии, дом, где не было даже домового эльфа, и посвятил себя работе, пока однажды не встретил мою мать.

За делами я просидела до вечера, сама виновата, давно не проверяла, увлекшись… вдох и выдох… спокойно. Не впервой в омут с головой. Из каждой авантюры мне удавалось выйти с минимальными последствиями, по крайней мере раньше.

Прибрать все по местам. Захватить пару важных писем. Пойти, наконец, чего-то перекусить. На кухне испитый чайник. Спокойно!

Ноги несут в гостинную, хоть к какому-то теплу. Огонь едва мерцает зеленым огнем.

— Кто там? — удивленно спрашиваю я, подкидывая летучего порошка.

— Уф! Я думала, ты уже и не ответишь! — перевернутая голова Вив появляется в камине.

— Здравствуй! Тебе так удобно? — я и рада видеть подругу, и досадливо смущена, наверное, Герта ее попросила.

— Ну, — она хихикнула и протянула: — лежать на шика-а-арном ковре, муж на днях приволок… потом расскажу! В общем, лежать в моем положении всяко удобнее, чем стоять на коленях полчаса!

— Прости, — это о чем я думала, что пропустила оповещение? О ком… — Зайдешь?

— Не могу, извини, я на минутку, — она вмиг стала серьезной. — Ты как? Бабушка рассказала в общих чертах, но…

— Уже нормально, — я пожала плечами, — немного отдохну и снова в бой.

— Это-то меня и беспокоит, — ее не обманул мой нарочито бодрый тон. — Опять не долечишься, а дел наберешь выше головы!

— Вив… — в глазах защипало от зарождающихся слёз. — Мне так проще.

— Птичка, что случилось? — из ее голоса пропала вся строгость.

— Ничего, в том-то и дело что ничего.

— Но?

— Вив, — горло сдавило. — Мы даже не обсудили ничего. Он ушел. Просто исчез. И я… Я не знаю…

— Подожди-подожди! Не накручивай себя почем зря, — она задумалась, будто что-то просчитывая в уме: — Вспомни, ну это глупость конечно, но как ты три дня извинялась, что сожгла мой последний кофе! А тут уж не шутки. Представь каково ему? Знать что сам навредил…

— Но я же его не виню!

— А он наверняка винит! Остыньте оба. Созреете и поговорите.

— Не думаю… он ничего не обещал, да и вообще, все это… — я могла только беспомощно всплеснуть руками.

— Тихо. Успокойся и долечись. Толк сейчас с тебя такой? Переключи внимание. К тебе же Эспен скоро приедет? Подарок ты еще не купила? Вот займись. И себя побалуй, — она помолчала немного, и добавила уже совсем мягко: — Птичка, я знаю, ты привыкла с размахом: что любить, что страдать, полумеры не твое. Но сейчас… Не замыкайся, выйди на новый уровень. Несолидно в твоем возрасте страдать максимализмом! — она подмигнула мне и улыбнулась. — Лучше обнови гардероб и поищи подарок на крестины!

— Вивьен?!

— А что? У меня есть кто-то ближе тебя?

И слезы хлынули, но совсем другие, не те горькие, которые я душила, а легкие и радостные.

— Ложись спать, птичка, а завтра к обеду пойдем пройдемся по Лондону, ты его немагическую часть знаешь лучше, — голова в камине начала поворачиваться, значит разговор подходит к концу. — Ох, меня зовут домашние!

— Хорошо.

___________________

Всем выжившим привет и большое спасибо! Движемся дальше, медленно, но верно!