Янтарное море (гет)

Он снова сидит в моей лаборатории, ровно

нарезая ингредиенты, бросая оценивающий взгляд

на булькающее варево. Его глаза красные от недостатка сна,

его плечи напряжены от долгого пребывания в одной позе.

Мне даже не нужно спускаться к нему, чтобы увидеть это,

я просто знаю, ведь так каждый день.

 

 

Однажды, в пасмурный весенний вечер, мою работу над дипломным проектом прервал требовательный звонок в дверь. На пороге стоял Северус Снейп собственной персоной. Вокруг этой личности по университету магических дисциплин ходило много слухов, однако студенты практически никогда его не видели.

После победы над Темным Лордом все были уверены, что профессор зельеварения, гроза подземелий Хогвартса, погиб в последней битве. Его появление на торжественном вечере в министерстве магии повергло всех в шок. Впрочем, мистер Снейп явился только затем, чтобы все наяву убедились, что он жив, а заодно снять с себя обязанности директора школы. Он ушел, не пожав руку министру, не поприветствовав мистера Поттера (мальчика-который-выжил/юношу-благодаря-которому-воцарился-мир-в-магической-Британии) и проигнорировав попытку вручения ему Ордена Мерлина I степени.

В Хогвартс он так и не вернулся, но появился в нашем университете в должности заведующего библиотечными архивами. Почему один из лучших зельеваров в мире предпочел заниматься рутиной, составляя библиотечные перечни — никто не знал.

— Мисс Кроссман, — холодный голос вырвал меня из размышлений. — Объясните мне, почему вы грубо нарушаете правила библиотеки и задерживаете сдачу редких книг?

Вот так сразу в лоб! Как будто я помню, какие книги я задерживаю. У меня остался месяц до сдачи и защиты дипломного проекта. Разумеется, я запаслась материалом. Но интересовало другое...

— Мисс Кроссман, мне повторить вопрос?

— Извините, профессор Снейп. Но... Вы ко всем студентам приходите домой? Или я пропустила нескольких сов с гневными письмами?

— Это вас не касается. И я давно уже не профессор. — Пауза. — Мне срочно нужна одна книга, и она точно у вас.

Я оценила его сердитый вид.

— Может, вам лучше зайти?

Через пару минут я притащила в гостиную, где расположился мой незваный гость, большую стопку книг. Но, едва взглянув на корешки, он произнес:

— Мисс Кроссман, не держите меня за идиота. Я же сказал вам: редкое издание! «Магические свойства субтропических растений» XVIII века.

— Простите, мистер Снейп, — я старалась держаться вежливо. — Но эту книгу я взяла только неделю назад и еще не успела выписать весь нужный материал. Тем более, правилами разрешено удерживать издания по две-три недели.

— Считайте, что я эти правила изменил. Немедленно принесите книгу!

— Боюсь, мне придется вам отказать...

— Мисс Кроссман! — он поднялся с дивана.

— Я не могу! Мой проект как раз по этой теме, это единственное издание, где я нашла нужную информацию. — Вздохнув, я продолжила: — Но не думаю, что вам так необходимо вернуть эту книгу на полку. А раз это личные цели...

— Мисс Кроссман... — его голос был похож на рык.

— То я предлагаю вам вместе работать над книгой, — досказала свою мысль я и замерла в ожидании ответа.

— Что? — похоже, это сбило его с толку.

— Вы ищете какую-то информацию, возможно, ставите эксперименты, не просто же так вы, талантливейший зельевар, герой войны, выбрали не кресло заведующего кафедры, а пыльную библиотеку древнейшего университета магии!

Неожиданно для меня, а может, и для самого себя, он согласился. И остался до утра, всю ночь делая выписки из книги, но ушел раньше, чем я спустилась вниз. Через пару дней эта ситуация повторилась, потом еще и еще раз... Новые дни, новые книги, но неизменный скрип пера наполнял гостиную по вечерам.

На пятый вечер я зашла в гостиную в первом часу ночи и, подойдя к погрузившемуся в чтение гостю, осторожно поставила на стол рядом с ним чашку чая. Он отреагировал молниеносно, схватив мою руку, как только я отпустила ручку чашки. Я замерла в нерешительности, но Снейп, словно спохватившись или вспомнив, что это я, а он в моем доме, расслабился. Но, как мне показалось, в тот момент, когда разжимал пальцы, он еле уловимо провел большим пальцем по моей коже. А с утра на кухне я нашла испитый заварник от чая.

* * *

Как-то раз я пришла домой пораньше и решила в этот день поставить решительную точку в отказах бывшего профессора присоединиться ко мне за трапезой. Возможно, это глупо, но мне хотелось доказать, что готовлю я не хуже, чем сдавала все экзамены по зельям. Надо ли говорить, что я ни разу не оставила экзаменационной комиссии никаких зацепок для того, чтобы поставить мне меньше «Превосходно». Вечером, когда пришел мой ожидаемый гость, я была во всеоружии.

— Добрый вечер, профессор, — произнесла я, увидев, как он заходит в гостиную.

— Мисс Кроссман, не думал, что у вас такая плохая память, вы все время забываете, что я больше не преподаю, — ответил он, проходя вглубь комнаты к большому столу.

— Зато вы учили меня, — я пожала плечами. — Это забыть сложно.

— Хм, не припомню у вас особого рвения к моему предмету в школьные годы. — Снейп на секунду задумался.

— Конечно, вы обращаете внимание исключительно на слизеринцев или на тех, кто делает ошибки. — Вздох. — Когтевран, выпуск шесть лет назад.

— Припоминаю. Кажется, вы были старостой.

— Да. Но, похоже, ваше «П» для вас расшифровывается как «просто правильно», скучно, не так ли? Впрочем, какое это теперь имеет значение...

— Надеюсь, что вы пошли в медицину не из-за, как вам кажется, недооцененных знаний?

— О, по крайней мере, вы тут точно ни при чем. Хотя отчасти вы правы, но я хочу видеть плоды своих стараний и знаний, а не размахивать бумажкой с ученой степенью.

— Заинтриговали.

— Обещаю ответить, если вы со мной поужинаете, — говоря, я поднялась с кресла. — В любом случае, у меня закончился ваш любимый Earl Grey.

— Это ультиматум, мисс? — насмешливо уточнил Снейп.

— Это просьба. — Пауза. — Настойчивая, — добавила я с легкой улыбкой и, развернувшись, ушла на кухню, а он последовал за мной с небольшим отставанием.

— На факультет колдомедицины я поступила из-за деда. Имя Стефан Эйк вам о чем-то говорит? — начала свой рассказ я, ставя на стол закуски и разливая вино.

— Норвежский исследователь, натуралист, химик?

— Признаться, я удивлена, что вы знаете магловских ученых, но да, вы правы. — Пригубив вино, я продолжила: — Вышло так, что его дочь, моя мать, оказалась маглорожденной волшебницей и таким образом познакомила его с миром магии. Мой дед долго сокрушался, что она после школы быстро вышла замуж и даже не думала попробовать применить его знания в магической среде. Но я захотела исполнить его мечту, тем более, что к этому у меня самой всегда лежало сердце.

— Он вас воспитывал?

— Вы догадались. — Пауза. — Да, я жила у него в Норвегии до одиннадцати лет, а родители были заняты карьерой в министерстве магии. Наш домик стоял недалеко от моря... Наверное, самое счастливое время в моей жизни.

— Сейчас вы живете одна...

— Да, дед сорвался со скалы в одной из экспедиций, когда я заканчивала пятый курс. А родители, — я замялась. — Они погибли в день падения министерства... Мне остался этот дом, счет в банке и пустота.

— И после этого вы окончательно решили, что медицина — ваше призвание? — из голоса Снейпа пропали все язвительные ноты.

— Человеческая жизнь хрупка, — снова сделав глоток, ответила я. — Если я смогу кому-то помочь, думаю, это хорошо.

— И время ее коротко... — еле слышно раздалось в ответ.

— Простите?

— Благодарю за ужин, мисс Кроссман. Мне пора.

— Но вы так ничего и не попробовали!

— Мисс Кроссман, — он прикрыл глаза, — не стоит беспокоиться.

Он просто встал и ушел, а во мне не было сил, чтобы подняться. Не знаю, на что я надеялась, глупая. Зачем начала рассказывать, легче было держать эти годы все в себе. Допив остатки вина из бокала, я махнула палочкой, и чистая посуда сама сложилась в шкаф, а блюда — в холодильник. Вспомнилось, как папа препирался с мамой по поводу новых магловских штук в доме, но в итоге всегда разрешал. Как же давно это было.

Мой бывший профессор пришел на следующий день только поздним вечером. О его приходе я узнала не сразу, но опознала по знакомому звону на кухне.

— Не ищите, я же говорила вам, что чай закончился, — я начала говорить, еще находясь в середине коридора.

— Мисс Кроссман.

— Вы ожидали увидеть кого-то другого, профессор? — зайдя на кухню, выключила кипящий чайник.

— Нет. — Пауза. — Я пришел забрать книги.

— На кухне? — я махнула рукой. — Есть только обычный черный, без бергамота, на верхней полке. Пирог разогреть?

— Что?

— Пирог, — я подошла к холодильнику, — рыбный...

Кажется, я просто не дала ему возможности отказать или согласиться, через пару минут на столе стояли две чашки с чаем и тарелки с кусками горячего пирога.

— Значит, вы все-таки едите, — с улыбкой заметила я.

— Редко, — уклончиво ответил Снейп, ковыряя вилкой пирог.

— Еще чаю?

— Да, пожалуй.

— Почему вы вчера ушли?

— Подумал, что будет слишком много сентиментальности для одного вечера. — Увидев мой вопросительный взгляд, он продолжил: — Рыбный пирог любила готовить моя мать, отец требовал мясо, но наша семья была не богата.

В комнате повисла тишина. Я невольно затронула какой-то из грустных пластов его воспоминаний. То, как он сейчас смотрел на меня, заставляло — нет, не стыдиться, но чувствовать неловкость. Я было открыла рот, но не нашла слов.

— Мисс Кроссман. Спасибо. — Он встал и вздохнул. — Но не нужно.

* * *

Последующие дни были неотличимы от предыдущих, хотя нет, ночами редкие разговоры стали чуть теплее, но не более. Недолго думая, я предложила ему воспользоваться моей лабораторией, куда я помимо всего прочего перевезла записи своего деда. А следом, за поздним ужином, прямо попросила его просмотреть мою дипломную работу. Он, сделав несколько едких замечаний, все же не отказал. Еще через пару недель, когда я праздновала защиту дипломной работы на превосходно, он впервые не ушел утром, а занял гостевую комнату.

Вскоре я отгуляла выпускной, поутру на кухне меня ждала чашка холодного кофе и антипохмельное зелье. Спасибо я сказала делом — приготовила его любимый рыбный пирог.

Пройдя собеседование в Мунго, не давая себе передышки от учебы, я получила место стажера под руководством известного целителя Итана Брукса, его имя много значило, но поговаривали, он был жутким консерватором. Это не могло меня не печалить, за время учебы я накопила несколько рецептов усовершенствованных зелий и противоядий. Когда я рассказала об этом в один из вечеров своему частому гостю, Снейп заинтересовался и захотел проверить рецептуру, результатом остались довольны мы оба.

Я работала в первую смену, и у меня был довольно свободный вечер: готовка занимала не так много времени, с уборкой помогала магия, а лабораторию оккупировал мой бывший учитель, лишая меня возможности заниматься исследованиями. Почему я позволила ему остаться тогда и почему до сих пор позволяю практически жить в моем доме? Однажды он сам задал этот вопрос.

— Мисс Кроссман, ваше гостеприимство не имеет границ.

— Вы намекаете, что излишне задержались тут? Я вас не гоню, — отвечаю ему, раскладывая купленные травы по полкам.

— И все же?

— Вы мне не мешаете. Мы даже почти не общаемся, единственное… Вы практически выжили меня из собственной лаборатории, — говоря, оглядываюсь, он кривит губы в подобии улыбки. — А вы?

— Меня все устраивает, кроме того, что вы мне ничем не обязаны, — руки скрещены на груди, на лице все то же строгое выражение.

— То есть это вы не хотите быть мне обязаны? Что ж… — на пару минут я задумалась, мне и в голову не приходило что-то у него просить. — Для начала расскажите мне, что вы делаете здесь? Быть может, я даже смогу помочь?

— Я не из тех людей, кто просит помощи, поверьте, я справлюсь со своей проблемой самостоятельно.

— Тогда что вас тут держит? — подхожу вплотную, чтобы видеть в полумраке его темные глаза. — Вам некуда идти?

— У меня есть свой дом…

— Я спрашивала не об этом.

Два взгляда, две пары карих глаз, его — темные как ночь, мои — светлые как день.

— Я наткнулся на ваши черновые записи, много неточностей, но задумки стоящие…

— Значит, вы хотите остаться в обмен на помощь?

Молчание.

— Спокойной ночи, Северус…

* * *

Перо в руках щекотало пальцы. Чернила мокрые, жидкие, как вода. Свечи догорают, надо бы поменять...

Потерев глаза, зельевар еще раз критическим взглядом посмотрел на расчеты и задумался. «Что ж, в теории все верно, а вот на практике все зависит от очень многих мелочей. Нужно тщательно проверить компоненты этого рецепта на завтра, кажется, закончились листья шалфея и лунная роса... Попросить Эмбер... Черт.»

Это имя всплывало двадцать шесть раз за последние три часа. Конечно, это не удивительно, но волновало. И Северуса Снейпа еще больше волновал сам факт, что он может из-за чего-то или кого-то волноваться. Или даже то, какие именно чувства взволнованы. Штормовой ветер ворвался в тихую гавань...

Эта девчонка забыла свой шарф, когда зашла вниз в лабораторию сегодня вечером. Все было как обычно: ее теплое приветствие, пакет с ингредиентами, вопрос про поздний ужин и нужно ли что еще. Нужно.

Мягкий кашемир, запах пота, смешанный с легким цветочным ароматом. Эмбер... двадцать семь.

Жаркое лето знаменовалось сухим молчанием. Его снова нет, запасается свежими травами, но поздно ночью в прихожей загорается свет.

Когда осень дождями ударила в окна, я уже не мыслила своей жизни без домашнего запаха старых книг, черного чая с бергамотом и различных трав. Мой дом был пропитан им, я была пропитана им...

В одну из ночей я спустилась на кухню за стаканом воды и вернулась к себе, как обычно. Но едва я сделала несколько шагов в темноте к кровати, как меня остановил знакомый голос.

— За все время вы ни разу не заперли дверь... — послышалось где-то за спиной.

— Не вижу смысла, профессор, — не обернувшись, ответила я.

— Ты думаешь?.. — мужчина приблизился так, что его дыхание касалось моей щеки.

— Я не боюсь тебя, Северус.

Как только эти слова растворились в тишине, его руки мягко легли на мою талию.

Я шумно вдохнула, но он не спешил. Для начала лишь осторожно оглаживал ладонями контуры моего тела. Поясок халата поддался его тонким пальцам. Снейп легко коснулся поцелуем моего неприкрытого тканью плеча, затем, скользя губами по коже, поднялся выше. Мои пальцы тем временем сжимали шелк ночной сорочки. Почувствовав, как напряглись мои руки, остановился, но не разомкнул объятий. Он ждал ответа, и я его дала, тем, что отпустила ткань и положила ладони поверх его рук. И они заскользили, лаская, дразня мое тело, пока наше дыхание не начало учащаться.

Откинув голову ему на плечо, подставляя, таким образом, шею под его ищущие губы, я закинула руки назад, касаясь его волос. Ноготками чуть царапаю шею, он реагирует резким вздохом. Пальцы нащупывают ворот рубашки, разворачиваюсь к нему всем корпусом. Вдруг понимаю, что впервые вижу его без мантии, хотя в темноте мало что видно. Под моими исследующими пальцами он стройный, жилистый. Тянусь к пуговицам, пока он мягко оттесняет меня назад к кровати. Усадив меня на край, опускается на ковер.

Его шепот… Все остатки одежды исчезают. Его губы на моем колене, кончики пальцев по лодыжке вверх, слишком осторожно, почти на грани щекотки.

Не остаюсь в долгу, сполна возвращаю ласку. Плечи, руки, длинные пальцы… Тихо стонет в ответ на касания, мышцы под пальцами расслабляются; как давно у него не было женщины?

Он все прячет лицо, выцеловывая внутреннюю часть бедра, так медленно поднимаясь выше. Словно молит о милости, стоя на коленях.

— Северус... — запускаю пальцы в его волосы, он замирает в ожидании. — Иди ко мне...

И он поднимается, не упуская ни дюйма моего обнажённого тела. Губы сухие, тонкие, но горячий язык, кружащий вокруг соска, заставляет выгнуться.

Ждала ли? Да… С тех самых пор, как заметила этот взгляд, как он перестал разговаривать со мной по ночам, как запретил и вовсе спускаться в лабораторию. Но чтобы так? Нет…

Не выдерживая больше этой медленной пытки, тяну его руку туда, где я уже давно готова его принять. Понимает. Задыхается, весь дрожит, плавно погружаясь. Толчки глубокие, тягучие. Рвусь вверх, навстречу, сильные руки удерживают бедра.

— Я не стеклянная.

— Хочу тебя так.

Долго, неторопливо, размеренно, но неизбежно искра за искрой… и вспышка. Сильная вспышка. Гладит, успокаивая, не двигаясь какое-то время, и продолжает, пока не взрывается сам.

Тянет в сон, странно…

Впервые за долгое время я поздно проснулась. Благо, это утро воскресенья, и нет нужды спешить на работу. На мне сорочка, между ног сухо. Очищающее заклинание? О событиях прошедшей ночи напоминают лишь смятые простыни.

Потягиваюсь, встаю и замечаю на прикроватной тумбе пузырек из темного стекла. Еще теплый, свежесваренное... Противозачаточное? Принюхиваясь, понимаю, что не ошиблась с предположением, на вкус горчит, но меньше обычного, и послевкусие миндаля — наверное, его рецепт.

А дом снова пуст.

* * *

Проходит неделя, дверь в мою комнату опять открывается. Снейп останавливается в дверях, он явно не ожидал увидеть свет свечей в два часа ночи.

— Ты ждала?.. — вопрос звучит неуверенно.

— Как видишь. И жду большего…

— Нокс.

В темноте все чувствуется острее, но я так хочу видеть его лицо в момент страсти. Отдаваться во власть этих рук легко, мое тело соскучилось, последние отношения я порвала год назад, но никогда еще не было так… В ребро колет не нежность, а позднее осознание: эта осторожность — не трепет, но ласка. Я привыкла к страстным романам, пусть их было не много, но…

Он заставляет ждать, не дает перенять инициативу, снова затягивает в воронку медленных движений. Все не так — и одновременно как нужно.

Затихаем в объятьях друг друга, он благодарно целует в плечо, только я жду другого. Слова всплывают и гаснут, не успеваю, так устала, и веки налились свинцом.

Утром очередное зелье и неожиданно записка ровным почерком. С улыбкой читаю список ингредиентов и время.

Во второй половине дня мы много спорим, портим серебряный котел, но все же работаем. Вместе. Это греет душу. Ему нравятся мои рецепты, хоть это и не показывается явно, отпускаются язвительные шуточки по поводу моей наивной веры учебникам. Так я узнала, что экстракт ромашки не всегда стабилизирует зелье с добавлением волчьей ягоды, а также что семена бадьяна, собранные у восьмилетнего растения, имеют более сильные свойства.

— На сегодня все, — по-учительски строго ставит точку.

— Я пойду, приготовлю ужин, тебе чего-нибудь хочется? — невинно интересуюсь я, наблюдая, как он прибирает рабочее место.

— Не знаю. — Пауза. — Я еще поработаю.

Так странно, обычно он всегда с видом гурмана комментирует мои блюда, много ли специй, достаточно ли прожарилось мясо.

— Северус…

— Мисс Кроссман, — перебивает. — Прошу, не задерживайтесь.

Поджав губы, ухожу на кухню. Наверху захлопывается дверь. Работает он, как же, к себе ушел и наверняка опять дверь закрыл. Рассержено кромсаю капусту в тонкую соломку.

Через час спускается, ужинает, смотрит долго, но молчит. Извиняется только ночью, целуя спину сквозь шелк ночной рубашки.

— Днем я думаю только о работе.

— Хорошо, — голос приглушен подушкой.

— Эмбер...

Тонкие пальцы скользят под ткань...

Осень в этом году необычайно короткая, уже выпал первый снег. Северус несколько вечеров бурчал, что не успел срезать некоторые виды трав, которым требуется засохнуть естественным путем вместе с корнем в земле. Я же радовалась, что прошла испытательный срок и получила доступ к более сложным случаям. Но мой наставник, целитель Брукс, совершенно не давал свободы действий, ограничивая старыми стандартами и правилами. Именно поэтому я решила написать диссертацию, а впоследствии, возможно, и собственную книгу. Однако готовить материал, оказывается, не так просто.

— Нет, это никуда не годится, папоротник нужно замачивать не более, чем на два часа, иначе он потеряет половину свойств! А здесь сколько? Четыре?

— Это мой рецепт!

— И он ничего не будет стоить, если нужный эффект не будет достигнут. — Взмах палочкой, и котел пуст. — Пересчитай, — отрезал Снейп.

— Скучаете по школе, профессор? — не удержалась от шпильки. — Так и слышу: «Десять баллов с Когтеврана».

— Сразу пятьдесят, чтобы отбить охоту к глупым экспериментам. — Видя, как я поджала губы, добавил: — Учебный план предполагает только базовые знания.

— До пятого курса… После С.О.В. были таблицы на составление.

— Да, может быть, — хмурится, — пробовал пару раз в качестве проверки.

— И каковы были результаты?

— Я не помню, — уходит от ответа.

* * *

Впервые я заперла дверь на ключ. В предыдущие недели он приходил исключительно по выходным, сейчас же, выучив мое новое расписание, и по некоторым будням, когда на следующий день выпадало свободное утро. Эдакий элемент молчаливой заботы: чувствует, когда я сильно устала, — не беспокоит. А я, быть может, хотела бы вот так просто прижаться к мужскому плечу, но в его руках я засыпаю слишком быстро, а после он всегда уходит. Это трудно — терпеть его холодный официальный тон днем в лаборатории, а ночью тонуть в медленных ласках. Брал бы он просто свое удовольствие, я бы не металась, не думала, выгнала взашей, и дело с концом. Но он каждый раз безмолвно просит, усмиряя мой пыл, заставляя сдаться на его волю.

Нежный, ласковый, внимательный любовник. Кажется, так говорят в таких случаях. В случае с ним «внимательный» — это именно то слово. Внимательный к каждой мелочи, к каждой моей реакции на любое свое действие. Использующий свой опыт ученого в обращении с женщиной. Медлительность, кажется единственным недостатком, который он с лихвой компенсирует ласками. И все же было в этом нечто отчужденное, словно он каждый раз ищет идеальную последовательность эксперимента.

Когда ручка двери не повернулась, он просто ушел.

— Доброе утро, завтракать будешь или, как обычно, только чай? — стараюсь не показать удивления, Снейп с утра запирался внизу до позднего вечера.

— Чай. — Пауза. — Ты выглядишь бледной, все в порядке? — вежливый вопрос, но тон деловитый.

— О, ничего, — добавляю в свой кофе сливки. — Обычное женское недомогание.

— Хорошо, — звучит двусмысленно, но, по крайней мере, его зелья точно эффективны. — Ты сегодня долго?

— Придется две смены, там несколько тяжелых случаев, нужно дежурить.

— Помню, ты вчера рассказывала. Источник определили?

— Еще нет, но подозревают, что кто-то продал этим беднягам испорченные зелья под видом Кроветворного. Как очнутся, расспросим.

Кивает, допивает чай и уходит, не прощаясь.

Проходя в гостиную, одергиваю мантию и бросаю краткий взгляд в зеркало — и правда бледная. Камин, летучий порох, зеленое пламя: «Больница святого Мунго, четвертый этаж»*.

* * *

— Мистер Брукс… Да погодите же! — кричать в спину начальству плохой тон, но и хлопать дверь перед лицом сотрудников тоже. — Мистер Брукс! — выбежала следом.

— Целитель Брукс! — внезапно развернулся.

— Хорошо, извините. Целитель Брукс, я прошу, выслушайте мое предложение…

— Я уже слышал ваши бредни. Мой ответ тот же: нет! — он бросил на ходу, двигаясь дальше по коридору.

— Но почему? Вы обещали рассмотреть, если я сделаю расчеты и… — от возмущения в пальцах хрустит пергамент.

— Мисс Кроссман, ваше стремление похвально, но совет целителей принял решение действовать проверенным способом.

— Но это не помогает! Тем более случай совершенно неизвестный.

— На кону жизни четырех волшебников! Это не экспериментальные мыши для ваших выдумок!

— Я только хочу помочь!

— Вот идите и работайте, а не придумывайте, что вы умнее старших целителей больницы!

— Но я…

— Мисс Кроссман! — остановился, ткнул пальцем в дверь. — Займитесь больными из 418 палаты, поменяйте капельницы.

— Да, сэр, — глубокий вздох.

— И чтоб я вас не видел в спецотделении!

— Да, сэр.

* * *

Совсем мальчишка, вчерашний выпускник Хогвартса. Мать каждый раз с надеждой треплет темные кудри и шепчет ласково: «Джонни». Последний ее визит придает мне уверенности, в противовес ее отчаянию. Рука у него еле теплая, кровь движется медленно, но тихий пульс успокаивает. Я должна хотя бы попытаться…

Полторы недели борьбы. Полторы недели споров. Двое скончались. Третьему повезло, он выпил совсем малую дозу этой отравы, но все еще без сознания. Четвертого лихорадит, он то приходит в сознание, то вновь впадает в беспамятство, и в этом моя заслуга, моя вина.

Кусаю губы, кручу в пальцах пустой флакон. Радость, возникшая при первом взгляде ясно-голубых глаз, улетучилась так же быстро, как и появилась. Его бьет судорога. Меня бьет резкая ругань начальства. Кто-то пускает кровь с вены, пытаясь вывести мое зелье. Хрусталь разбивается под ногами. Мой крик тонет в чужих голосах, как они не понимают, что потеря крови сведет его в могилу быстрее, чем если бы я ошиблась в лекарстве.

От запаха крови дурно, не мне, слава Мерлину, младший целитель на секунду теряет сознание. Рывок вперед и невербальное заживляющее из последних сил. Осколки под коленями и мокрая простынь под руками.

В три часа ночи, не спав перед этим предыдущую, на ногах держит лишь адреналин. Запнулась о порожек камина, вываливаюсь прямо на ковер. С трудом поднимаюсь, вспоминая и бабку черта, и задницу Мерлина. С подбородка капают злые слезы, прямо на ненавистную желтую, перепачканную свежей кровью, мантию целителя. Остервенело рву ворот, так, что пуговицы катятся по полу. Снейп появляется как раз в тот момент, когда я кидаю мантию в огонь.

— Скончался? — Северус как никто знал, как я переживала за этого больного, молодого парня Джона.

— Еще нет, но это дело времени, его организм слишком слаб, чтобы справиться, — отвечаю сиплым голосом, вдыхая противный дым сгоревшей ткани. — Меня уволили…

Не комментирует, сгребает в охапку, уводит наверх.

— Я все просчитала, и ты проверил. — Без ответа. — Я была уверена!

Шатает, упала бы, да руки крепкие не дают. Дверь открывается беззвучно, взмах руки, и зажигается пара свечей.

— Северус. Нет. — Глядя, как его пальцы быстро расправляются с пуговицами на испачканной блузке. — Я слишком устала.

— Ты на взводе, все равно не уснешь. — Отирает фалангами пальцев слезы со щек. — Прекрати, этим ты точно не поможешь, ты сделала, что могла.

— Это неправильно… — Качаю головой.

— Не суди себя. — С каких пор я слышу поддержку из его уст?.. — В душ, живо.

От резкой смены тона хочется вздрогнуть. Горячая вода, холодная — почти не чувствую разницы. Из-за меня погибнет человек, уйдет в агонии, возможно, уже испустил дух… Если бы мне только разрешили раньше, у него был шанс.

Комната пуста, постель слишком большая и холодная. Час ворочаюсь с боку на бок. Злость, отчаяние, гнев, печаль, растерянность. Он был прав, не усну. Чертыхаюсь, что не держу зелье сна без сновидений под рукой. Еще через полчаса, когда я была уже готова сама встать, дверь отворяется.

— Скажи, что ты принес зелье для сна!

— Не стоит, наутро будет только хуже, — подходя ближе, говорит мужчина.

— Из личного опыта? — закусываю щеку изнутри, я старалась не вспоминать о его прошлом.

— Да.

Гаснут свечи. Его прикосновения бьют током, и тело предательски отвечает нервозным желанием. Сорочка летит на пол. Мерлин, сколько же на нем пуговиц? Облегченно выдыхаю, когда он все же применяет магию, чтобы раздеться. Он гладит, мнет, целует мое тело, а я опускаю руку к его паху.

— Нетерпеливая, — шипит Снейп.

Неожиданно перекатывается на спину, впервые позволяя мне быть сверху. Мысли исчезают, остаются только ритм, ощущение его пальцев, сильно стискивающих бедра, отзвуки стонов и цветные мушки под зажмуренными веками. Руки соскальзывают с его плеч, дрожа, падаю ему на грудь.

— Так вот чего ты ищешь у меня в постели, — сквозь частые вздохи. — Свободы? Забытья? Покоя?

— Теперь спи, — целует в висок, — спи…

 

_________________

* 4 этаж. Отравления растениями и зельями.

Ноябрь выдался на удивление снежным. Тяжелые облака услали все небо, не давая пробиться солнечному свету. Чертова Англия, вся серая насквозь, не дождь, так просто тучи. Дом весь день тонет в полумраке. Идти за вином в подвал было лень, зато в гостиной нашлось огневиски. Плещется по дну, играет бликами от свечей, горько.

— Это ты зря, — Снейп отбирает стакан.

— Это всего лишь второй! — алкоголь еще не ударил в голову, но пальцы послушно разжимаются.

— Третьего не будет, — строго, как в школе.

Настроение спорить исчезает. Все исчезает. Разве что горечь на языке. Такая тишина в доме, будто раньше не прислушивалась. И холодно… Камин нетоплен.

— Я бы на вашем месте взял себя в руки.

— С чего бы?

Смотрит долго. Неуютно. Кутаюсь плотнее в старую шаль. Шерсть кусает ладони.

— Это была его кровь? — неожиданно заинтересовано спрашивает он.

— Что?

Вместо ответа уходит, стуча каблуками по дубовой лестнице, вниз.

* * *

Сахар один к трем… Росы одну унцию, родниковой воды — две.

Пару ложек крахмала… Сушеные крылышки черных мотыльков, одна горсть, растолочь в пыль.

Ваниль на кончике ножа… Полыни свежей две щепотки цветков и убавить огонь.

Тесто выстоять два часа… Сушёные златоглазки целиком дюжину, накрыть крышкой, томить полчаса. Начать вторую стадию.

— …Эмбер!

Вздрогнула.

— Где ты витаешь?

— Прости, что?

— Я сказал, чтобы ты ожидала гостей, не сегодня так завтра, — кривая улыбка, — и пирог будет весьма кстати.

— Ничего не понимаю, кого? — утерла лоб.

— Не знаю, кого-то из начальства.

— Снейп! Прекрати говорить загадками.

— Сердишься, уже хорошо, а то два дня ни на что не реагируешь.

— Да объясни!

— Выжил твой мальчишка, — схватил за плечи, — выжил!

— Откуда… ты… с чего…

Перезвон дверного колокольчика разносится по дому.

* * *

— Не в моих правилах извиняться, мисс Кроссман, но, должен признать, мы вас недооценили, — пузатый волшебник грузно осел на диван.

— Приму за большой комплимент, целитель Бекер, — я старалась быть вежливой, сдерживая раздражение.

— Однако, безусловно, играет роль большой процент удачно сложившихся обстоятельств. Риск был велик, думаю, вы осознаете. И ваш поступок как таковой: вы пренебрегли приказом, поставили под угрозу весь коллектив… Но все же мы готовы предоставить вам еще один шанс…

— Давайте к делу, — все же не выдержала я. — Вы пришли просить меня вернуться? Или милостиво передать от начальства разрешение и дальше спасать жизни?

— Целитель Брукс предупреждал меня, что вы очень упертая девушка, но что еще и наглая! — он даже побагровел от возмущения.

— Ах, оставьте! — махнула рукой. — Вы здесь вовсе не для того, чтобы читать нотации.

— Гм… — гость замялся, почесав подбородок, все же признался: — Нам нужна ваша формула.

— А с чего вы взяли, что я отдам вам свою разработку?! — выделив "свою" спросила я, борясь с безысходным отчаяньем; нет, они не смогут просто так отобрать и присвоить плоды моих изысканий, я не позволю!

— С того что это работает… — он подался корпусом вперед. — К нам поступило еще двое больных с похожими симптомами. Вы понимаете… Мы действительно бессильны, выжил только тот юноша, которому вы успели дать ваше средство…

Голова кругом. Если в прошлый раз списали на случайность, то теперь это похоже на сознательно подстроенный инцидент. А если это так — будут ещё жертвы. Кто-то продает по дешевке просроченные зелья? Еще хуже, если эту отраву варят специально. Пристально глядя на целителя, я потребовала немедленно рассказать всю имеющуюся информацию.

Этой ночью было не до сна. Мои обиды не стоили человеческих жизней. Осмотр новых пациентов принес еще больше вопросов; симптомы были схожи, но не идентичны. Радовало только одно: старшие целители больше не лезли под руку со своими запретами, пусть и стремились жестко контролировать, заставляя отчитываться за каждое движение.

Мне так и не разрешили проведать Джона, но колдосестры передали, что он пришел в себя и узнает близких, хотя до полного выздоровления еще далеко, однако сейчас помогает и обычная терапия как при бытовых отравлениях.

Впервые поймала себя на мысли что хочется поскорее вернуться домой: к Северусу, к умному собеседнику, опытному зельевару, к мужчине в конце концов. Но, увы, я вернулась только к утру, когда настроение у него бывает самое скверное. Однако вся эта ситуация его заинтересовала, и именно он указал на необходимость не только создать противоядие, но и выследить источник распространения. Немного отдохнув, пришлось снова вернуться в Мунго.

Во-первых, нам удалось выяснить, что все пострадавшие были, так или иначе, знакомы друг с другом. Во-вторых, после тщательного обыска вещей пациентов , было обнаружено несколько пустых склянок: оказалось, что отравлено было не только кроветворное зелье, но и кровоостанавливающее, обезболивающее и стандартное восстанавливающее; то есть те зелья, которые требуются в первую очередь при травмах, те которые мы галлонами варили во время войны.

Во что ввязались эти молодые люди? Кто снабдил их этой отравой? Кто еще может пострадать?

Наконец подключили аврорат. Они отнеслись к этому без энтузиазма, но выписали ордер на проверку всех волшебных аптек.

* * *

— Не стоит обольщаться, — ответил Северус, после того как скептически выслушал новости.

— Что ты имеешь ввиду? — уточнила я, убирая со стола.

— Аврорат сейчас сытый. Для них все закончилось, можно расслабиться и почивать на лаврах недавней славы, — говоря, он внимательно наблюдал за моими действиями.

— Увы, ты прав… — я встряхнула головой, ставя посуду в мойку.

Он умеет двигаться удивительно тихо.

— Эмбер… — тихо-тихо прошелестело над ухом.

— Тебе достаточно? Может добавки? Еще остался лимонный пирог.

— Оставь это, — руки обвили талию. — Хотя от десерта не откажусь.

Сдвинув ворот блузки, он начинает легонько прикусывать тонкую кожу шеи, пока ладони ласкают изгибы.

— Имей совесть, — на самом деле мне вовсе не хотелось его останавливать. — Дай хотя бы привести себя в порядок, я насквозь пропахла больницей.

— Хорошо, я зайду через полчаса, — он явно нарочно выбрал для укуса самое чувствительное место.

— Неужто соскучился? — едва подавив стон.

— Скоро узнаешь, — мягко усмехнулся Снейп, наконец отпуская меня.

Его руки повсюду, казалось, он не пропускает ни дюйма моего тела, желая что? ощутить ли, запомнить… Но чувствуя мое внутренне напряжение, он меняет тактику, обрушиваясь изощренной лаской между моих бедер. Ладони удерживают бедра разведёнными, пока его язык настойчиво подводит к черте. Дожидается пока я утихну, и как прежде ничего не говорит, только ласкает, губы на груди, пальцы скользят по коже. Возбуждение поднимается снова, и его движения, мощные и ритмичные, как волна прибоя, неизбежно погружают в море наслаждения, заставляя хрипнуть от стонов. И он утопает почти сразу после меня, придавливая своим телом, затихает в моих объятьях восстанавливая дыхание. Вернув самообладание он так привычно тянет руку к моему виску, чтобы отточенным быстрым движением начертить руну сна. В этот раз я успеваю.

— Если ты не любишь женщин, которые болтают после секса, то я не из таких, — холодно роняю я, перехватывая кисть.

Северус устало вздыхает и перекатывается на спину, с силой проводит ладонями по лицу прежде чем встать и начать одеваться.

— Так ничего и не скажешь?

— Ты уверена что хочешь знать?

Первой хлопнула дверь в ванную комнату.

Снейп чувствовал, что его жизнь продолжает висеть на волоске. За полтора года работы, перечитав большую часть всевозможных новых и старых, в том числе редких изданий по травологии и зельеделию, перебрав все ингредиенты, бывшие в тот злополучный день в Тупике Прядильщиков, он не приблизился ни на йоту к решению своей проблемы. Мертвый день, когда работал лишь натренированный холодный ум. Закат раскаленной лавой возрождал органы чувств вместе с болью. Ночь, полная нестерпимых желаний и зверского голода. Рассвет в предсмертной агонии. Утро в полным забытьи и безразличии. День в работе и ожидании...

Иногда ему удавалось украсть пару часов ночного спокойного здорового сна, дарившего хоть какое-то облегчение его боли, после чего даже день казался не таким долгим. Но уснуть он мог только если удавалось усмирить внутреннее пламя.

Она хорошо готовила; поначалу удивлялась привычке бывшего профессора есть только в темное время суток, но после пары месяцев привыкла и не пыталась что-то изменить. Никогда не говорила ни слова, когда из ее погреба исчезала очередная бутылка вина. Терпела ставшее привычным дневное скверное язвительное настроение, прощала привычку тратить ингредиенты из ее лаборатории. И многое, многое другое...

Эмбер позволяла ему все, казалось, совершенно все. Когда Северус впервые открыл дверь ее комнаты, он не сомневался в отказе, но девушка приняла его без смущения и раздумий. Он не знал, как это объяснить, разве что мог списать на её одиночество. Их ночи взаимного удовольствия были частыми, да что говорить, он бы требовал этого ежедневно, если бы не беспокоился оказаться слишком навязчивым, боялся нарваться на отказ. И однажды его система дала сбой — отныне дверь в комнату Эмбер была заперта.

Днем они продолжали играть роли равнодушных соседей, она продолжала заботиться, готовить и выполнять редкие поручения, но ночью... Это кажется смешным, но от бывшего пожирателя смерти девушка закрывала дверь на обычный ключ и ставила простейшие следящие чары, которые бы просто разбудили ее, если бы он предпринял попытку войти. Но он этого не делал, и ему приходилось всю ночь работать внизу, где травы напрочь перебивали память о ее запахе и нежной коже, или уходить из дома, или напиваться огневиски. Конкретную причину отказа она не озвучила, а он не спрашивал. Так прошел месяц...

* * *

Работать вместе со Снейпом удавалось. Строго регламентированное время с трех до восьми вечера. Аккурат после моей утренней смены до ужина, который опять же готовила я. Казалось, сил на большее уже не хватит.

Каждый день ранний подъем, завтрак сократился до глотока кофе. Работа, где приходилось раз за разом отстаивать свое мнение. Дом, где некогда расслабиться, так как, наскоро перекусив, нужно спешить вниз к котлам с лекарством. После готовить ужин, кормить моего зельевара, убираться… Поздно вечером одно желание — спать.

Внешне все спокойно. Северус молчит. Ни слова лишнего с той ночи, только работа, только дела. И работы хватает, лекарство готовится сложно и долго, иначе Джону я бы дала зелье куда раньше. Сейчас мы готовим ему дополнительный отвар, кровь должна полностью восстановиться. Он уже почти поправился, ему разрешили ходить по коридору, но еще оставят на пару недель под наблюдением.

Аврорат свернул деятельность, как и предполагал Снейп. Якобы они не хотят понапрасну поднимать панику, отговариваются, что провели проверки и ничего не обнаружили, новых жертв нет, а значит, все это несчастный случай.

За всеми делами можно пытаться спрятаться, но от себя не убежишь. Он ни разу ничего не спросил за этот месяц, не постучался, не проявил какой-либо интерес. Хотя нет, интерес, конечно, был, о Моргана, эти его взгляды по вечерам. Рано или поздно любому терпению приходит конец.

* * *

Она сидела за своим привычным местом за кухонным столом, изящно держа в руке стакан воды, и делала мелкие глотки. Красивая, домашняя, открытая. Черный халат запахнут так небрежно, что без труда видно длинную темно-зеленую сорочку. Снейп знал, что днем Эмбер предпочитала сине-голубую гамму. В ее спальне он гасил свет раньше, чем успевал обратить внимание на такие, казалось бы, мелочи. Ночью она предпочитала зеленый. Она неплохо, хоть и не полностью, блокировала его попытки пробить канал зрительного контакта. Но даже без этого он понимал, сегодня, сейчас — это не случайность.

Ее расслабленная поза, одна рука на столешнице, другая с бокалом воды, корпус откинут на спинку стула, нога на ногу... Полы халата свисают по бокам, узкая ночнушка натянута на бедрах...

— Эмбер... — замер в дверях.

— Доброй ночи Северус, — улыбка мерцает.

— Что ты творишь? — подошел ближе, магнитом тянет.

— Извини?

— Прекрати…

— Ты уже запретил мне появляться в собственной лаборатории без твоего разрешения, что еще? — вопреки всему тон ее голоса не был сердитым.

Но внезапно она отставила стакан и поднялась.

— Спокойной ночи, Северус.

Поравнявшись с ним, она не удостоила его взглядом, и его это разозлило.

— Эмбер! — он поймал её за руку и привлек к себе.

— Ты чего-то хочешь? — почти невинно, легким голосом поинтересовалась она, пока Снейп лишь сильнее прижимал ее к своему телу, но молчал.

— Ну?

— Ты знаешь...

— Я знаю только чего хочу я, — с этими словами она неторопливо приблизила свое лицо к нему и нежно коснулась губами губ.

Он не пытался ответить, но ощущение мягких теплых губ манило и затягивало в воронку. Это пленило, пьянило. Ее пальцы запутались в его волосах, отчаянно притягивая ближе. Снейп дернулся, словно захлебываясь, и повернул голову всторону.

— Пусти меня, — потребовала она, убирая руки от его лица.

— Эмбер...

— Боюсь, наши желания не совпадают, пусти, — настаивала она.

И он отпустил, коря себя за малодушие.

* * *

Игра в прятки... Шла пятая неделя, и у меня не оставалось сил вести себя, как обычно, вежливо и непринужденно.

Сидя за туалетным столиком, я расчесывала перед сном волосы, когда услышала, как открывается дверь. Пришел.

— Не нужно волноваться, — заходя в комнату, произнес Снейп. — Я понимаю, что ты просто не успела запереть дверь.

— Да, боюсь, я плохо себя чувствую в последнее время...

— Твоё физическое состояние в норме. Я раз в неделю проводил диагностику.

— О! Без моего ведома? Впрочем, спасибо за заботу, — в зеркало мне было видно, что он сел на кровать. — А плохо может быть только физически?

— Я за этим и пришел, — его лицо нахмурилось, он чувствовал себя крайне неуютно, но продолжил. — Что происходит?

— Думаю, тебя волнует, что не происходит, — заметила я, заплетая косу.

— Ты провоцируешь.

— Если бы я хотела тебя соблазнить, я бы это сделала.

Хмурится. Ничего, потерпит, поговорить действительно нужно. Сам пришел. Я продолжила:

— Северус, мы взрослые люди с простыми человеческими желаниями. Но согласись, если большая разница между похотью и страстью.

— Эмбер, я не… — попытался перебить он.

— Да, ты меня не принуждаешь, не требуешь, даже не просишь! — я развернулась к нему вполоборота и уже тише добавила: — Но ведь хочешь?

Он молчал, лишь пристально смотрел в глаза, пока я медленно вставала и подходила ближе. О, нет, легименция сейчас бесполезна. Думать можно о том, что запланировано, а я действую по наитию. Вот так, совсем близко, буквально каких-то несколько дюймов между нами.

— Хочешь? — повторяю я, касаясь рукой его щеки.

Снейп поворачивает голову, закрывает глаза, целует ладонь. Но по-прежнему тишина. Левой рукой за талию притягивает к себе вплотную, а правой пытается достать палочку. Успеваю, перехватываю его кисть.

— Не надо, не сейчас, — забираю палочку из его пальцев и кладу ее на прикроватный столик.

Его ладони ласкают бедра, спину, губы сквозь шелк целуют грудь. Осторожно притягивает ближе, помогает оседлать свои колени, тянет край сорочки вверх, оголяя ноги. Зарываюсь пальцами в его волосы, когда губы обхватывают тугой сосок. Глаза закрыты, но руки смелеют.

— Северус... Пожалуйста... Посмотри на меня.

«Ради бога, подними голову, пожалуйста, подари хоть один взгляд, скажи, что нужна...»

— Северус, — но он все молчит... — Снейп!

Сжимаю пальцы, тяну за волосы, заставляю его поднять лицо. Расфокусированный взгляд. Обида бьет в грудь, но тут же сменяется решительной сердитостью. Пользуясь его кратким замешательством, толкаю в плечи, заставляя упасть на спину. Пока он моргает и пытается снова сесть, я успеваю соскользнуть с его колен и расстегнуть брюки.

— Эмбер!

Поздно. Теперь говорить что-либо поздно, не сможешь. Поначалу пытаешься отстраниться, но дрожь выдает с головой, я оказалась напористее.

Руку крепче, твой рык, губы туже, твой стон...

Вытирая влажный рот тыльной стороной руки, иду в сторону ванной. У самой двери меня настигает твое заклятье. Тупая боль и нечеткий каскад образов замелькали перед глазами.

— Не смей!

Сейчас он слаб, зацепил только верхний эмоциональный слой. Ну что ж, давай, почувствуй! Кажется, ярость придает сил, атака затухла.

— Ты получил что хотел! Уходи!

Хлопнув дверью, я задвинула задвижку и залезла под ледяной душ. Успокоиться, нужно успокоиться...

Когда я вышла, комната была вновь пуста.

Незаметно подкралось Рождество. Снег успел несколько раз замести улицы и растаять. В ординаторской кто-то повесил еловую ветвь, на омелу, к счастью, не решились. Однако я не спешила привносить дух праздника в свой дом; к чему, если последние годы я проводила праздники вне него... Сейчас, конечно, кое-что изменилось, и меня, как молодого и необремененного семьей специалиста, поставили работать как раз в сочельник.

Под вечер в больнице стоял оживленный гул, всем хотелось скорее попасть домой. Целители, совершив последний обход, поторопили засидевшихся родственников пациентов и сами отчалили к рождественскому ужину. И вот последние сотрудники окрасили камины зеленым пламенем, напоследок успев пожелать счастливого Рождества. Осталось только по несколько дежурных на этаж. Мне в напарницы досталась Мэнди, мы неплохо ладили, хоть и не часто общались. Она была на год младше меня, но работала уже второй год после трех лет обучения на медсестру.

— Это самое вкусное печенье в моей жизни! Ну, просто тает во рту! — заявила Мэнди, с детским азартом поглощая угощение.

— Могу дать рецепт, — улыбнулась я.

— Обязательно!

— А мне нравится твой пунш, что ты добавила? Мускатный орех? Что-то необычное, — задумчиво глядя на стакан.

— Неа, это одна индийская травка, название не скажу, язык сломаю! Лучше потом принесу, — ответив, Мэнди снова принялась хрустеть печеньем.

Она мне определенно нравилась. Казавшаяся с первого взгляда немного инфальтильной, в работе она была усердна и исполнительна, а добрый нрав помогал легко находить общий язык с самым привередливым посетителем или пациентом больницы. Вот и сейчас она беззаботно болтает о том, что накупила племянникам, немного печалясь, что не застанет их радостные моськи при распаковке подарков, но не забывает поглядывать на часы: минут через двадцать нам предстоит очередной обход.

...Едва зайдя в последнюю палату, мы услышали колокольчик сигнальных чар — кто-то нуждался в нашей помощи. Оставив Мэнди продолжать обход, я поспешила в приемный холл. Меня дожидался пожилой мужчина с внуком, которого выворачивало в мусорное ведро, его поддерживала медсестра. Что ж, Рождество без происшествий я редкий случай.

— Доброй ночи, я целитель Кроссман. Мальчика начало рвать еще дома или это реакция на перемещение? — без лишних объяснений я кинула в пострадавшего пару диагностический заклинаний.

— Да это, — неуверенно начал мужчина, утирая вспотевший лоб, — я отвернулся, а он пакет с конфетами умыкнул, ночью наелся малек, я и не заметил…

Диагностическая сетка мигала оранжевыми всполохами. Плохо. Действовать надо быстро.

— Мистер, присядьте и ответьте. Когда началась рвота?

— А? Может час назад, но прекратилось, потом снова.

Я растерла виски. Часы над регистрационной стойкой, украшенной нетающими сосульками, начали отбивать четыре.

— В палату его живо, — распорядилась я. — Промывание желудка зельем номер пятнадцать. Регидратация и, если позывы прекратятся — укрепляющее. Если через полчаса картина не изменится — сообщить мне. Это всё.

Медсестра, получив указания, взмахом палочки очистила ведро, сунула его в руки деду и поспешно увела пациента, который, хоть и был бледен, явно находил ситуацию довольно забавной.

— А вы, — я обратилась к старичку, — постарайтесь все же вспомнить, во сколько отправили ребенка спать и что это были за конфеты? Может что-то экзотическое дарили? Фрукты?

— Что вы, какая экзотика! Гусь, пудинг, как всегда, — он замолчал, рассеянно поглаживая лысину.

— Мистер?

— Крон. Джеймс Крон.

— Мистер Крон, постарайтесь успокоиться и ответьте по делу, прошу. Когда, по-вашему, ваш внук начал есть эти конфеты и как они выглядели?

— Милочка, я ж и не волшебник, так, старый сквиб, а тут дочь сподобилась приехать. Вот внука привезла…

— Мистер Крон!

— Да... Наверное, часа в два, — он задумался. — Не знаю, большой магазин, мне сказали все мальчишки от них без ума, яркие такие обертки.

— Вы сами их покупали? Где? — вот это было важно.

— В Косом! Там много детей было, я и подумал, раз всем нравится, надо взять.

— Где сейчас мать ребенка? — можно немного расслабиться, кажется картина начинает вырисовываться.

— Она легла раньше, устала, выпила это сонное зелье, чтоб сразу.

Убедившись, что большего я от него не добьюсь, я пригласила старичка присесть, а сама отправилась посоветоваться с напарницей, которая сейчас должна была закончить осмотр мальчика.

— Мэнди. Помоги, — отыскав напарницу, обратилась я. — Похоже, это смесь простых конфет с блевательными батончиками. Но что-то меня напрягает. Видишь это? — взмах палочки, оранжевые искры продолжают бегать по телу мальчика.

— Вижу. Может, просто слишком много съел? Концентрация высокая для ребенка, сколько ему там, года четыре.

— Столько бы не вместилось.

— Ты плохо знаешь детей, — она хихикнула. — Пока состояние стабильное, рвота прекратилась, он, конечно, ослаб, но зелья организм не отвергает.

— Хорошо. Значит, оставляем на несколько дней под наблюдением.

Пять утра. Небо — выцветший переплет. От магического света уже режет глаза. Звонят сигнальные чары.

* * *

Она вернулась домой почти к обеду. Столкнулись на лестнице, она лишь устало кивнула в знак приветствия. В гостиной стояла небольшая синяя ель, вчера ему было оставлено немало угощений, но никаких подарков. Он и не ожидал. Даже хотел уйти, чтобы не смущать, но она опередила, сказав, что будет дежурить . От себя он лишь пополнил запасы аптечки укрепляющим и бодрящим, что в последнее время все быстрее исчезали.

Из комнаты она вышла уже ночью, застав его в гостиной. Он как раз дочитывал письмо из небольшой стопки.

— Я все заберу, добрый вечер.

Эмбер не спешила отвечать, она прошлась по комнате, взглянула на две стопки цветных коробочек. Уселась рядом на диван и вдруг повеселев, спросила:

— Тут завелись мыши? Или ты вчера изображал огнедышащего дракона? — в ответ на поднятую бровь,она пояснила. — Исчез пряничный домик. Он был хоть и вполне съедобным, но больше декоративным, имбиря я пересыпала изрядно, — она пытается не рассмеяться.

— Гм, с чаем вполне сносно.

Она откинулась на спинку дивана, все еще улыбаясь.

— Его запасы, наверное, надо пополнить?

— Не помешает.

Он едва не фыркнул от раздражения. Вот так, не общавшись почти месяц, они сидят около рождественской ели и говорят о печенье и чае. О, на самом деле его раздражал ее запах. Чертовка минут пять, как вылезла из ванны. Кожа ее еще покрасневшая, источала густой, для его тонкого нюха зельевара, цветочный аромат. Должно пройти не меньше получаса, чтобы запах стал менее плотным, смешиваясь с природным запахом ее кожи.

Жарко. От едва тлеющего камина жарко. От ее близости жарко. Протяни руку, коснешься тонкого запястья, нескрытого широким рукавом домашнего халата.

Пальцы в кулаки. Хорошо, что не видит.

— Ты сбила ритм.

— Не беда. У меня пара дней выходных.

Сухо. По-бытовому. Но язык не поворачивается подумать "по-домашнему".

— Я собственно пришла за тем же, — она открыла глаза, махнула на стопку писем и подарков.

— Ты не против, что мои попали сюда? Настроено на адресата, не на дом, но все же.

— Нет, тем более слухи, что мы работаем вместе уже разлетелись, — она пожала плечами, скорее делая вид, что ей все равно.

— Не слухи, факты, — он внимательно следил за реакцией.

— Да, факты, — она все же поморщилась. — Я не скрывала, но и не рассказывала специально. Однако, то, что я заполучила самого удивительного специалиста, как рецензента дипломной работы, вызвало множество слухов. Но, надо признать, половина из них верные.

— Например?

— Тебе не о чем беспокоиться, — Эмбер передернула плечами, словно стало зябко. — Магическая общественность старых устоев. В их глазах ты чуть ли не свят, а я эдакая нахальная соблазнительница, у которой нет ни родителей, ни чистокровных родственников, ни связей, ни триллионов галлеонов, а есть только молодое тело и желание найти покровителя хотя бы в научной сфере.

Повисло молчание. Последний уголек потух в камине. Свечи на столе едва разгоняли мрак.

— Северус, если ты переживаешь за мою репутацию, то не стоит. Я ожидала чего-то подобного. Если же, — она глубоко вздохнула, — если же тебя волнует, почему я с тобой легла, то вовсе не по этой причине.

Рука к руке, кожа к коже. Ее касание, легкое, почти невесомое пробирает до раскаленных искр по позвоночнику.

— Я устала обижаться на тебя. Мне хорошо с тобой. — Вздох. — Но так сложно.

— Что изменилось? — голос звучит почти грубо; ему не нравилась ее власть, как ни противься, как ни скрывай.

— А ты не думал... Впрочем, о чем я, мужчины о таком никогда не думают.

Вникнуть, приласкать, успокоить.

— Нет. Я сама все позволила. И для тебя эти правила, точнее их отсутствие — тебя это идеально устраивает, — вывернула ладонь.

Поймать, вернуть, присвоить.

— Я женщина, мантикора меня задери, не кухарка, не лаборант, не шлюха в конце концов!

Остановить, сломить, утешить.

— И я сделаю самую женскую вещь, Северус, я просто снова обижусь, если ты сейчас не скажешь ни слова, — сердце колотится, как у загнанной совы.

Ты. Нужна. Мне.

— Мне съехать?

Ну что ж, два слова.

— Делай что хочешь, раз я тебе не нужна,

Спина прямая, ушла не обернувшись, и кого ему это напоминает?

Остановить? Вернуть? Успокоить?

* * *

Как же болит голова. Надо завязывать с бодрящим. Еще и живот ноет. ПМС как он есть, только как-то долго, даже маги не додумались, как держать в узде женские гормоны. Вот кто вчера за язык тянул. Хотелось тепла, а вышло? Лучше не вспоминать.

Выбраться из постели, как душно. На письма ответить. Может заглянуть к Вивьен? На Новый год надо слетать к Эспену. Чаю купить, большую пачку. Готовить лень, уж для себя так точно. А вдруг уехал? Вот и проверим.

Лаборатория встречает привычными запахами и бульканьем котлов. Аптечный шкафчик забит под завязку. Придирчиво разглядываю темное как чернила обезболивающее.

— Усиленное, достаточно пять капель.

Вздрагиваю, вот ведь кошачья поступь. Не стыдно, совсем не стыдно, имела право, скорее, обидно от несдержанности.

— Спасибо, запомню, — не оборачиваюсь.

— А что беспокоит? Может кровевосполняющее для профилактики?

Что-что, а цикл мой он помнит. Ну, получай.

— Пока не нужно. У меня задержка, — нейтрально, буднично.

Затылком чую, нет, не заклинание, тяжелый взгляд.

— И ты говоришь только сейчас? — голос звучит, будто лед крошится.

Выпив зелье, разворачиваюсь к нему лицом. Надо же, не давит, в голову не лезет, лишь брови нахмурены.

— Самое верное средство контрацепции это воздержание, и мы не спим два месяца. А задержка, — пожимаю плечами, — дней шесть, может перенервничала.

— Ты много работаешь, больше других.

Есть чему удивиться, ведь не расслабился. Медлю, обхожу стол.

— У меня нет протекции. Мне приходится отстаивать свое место, взять-то меня взяли, но уже один раз уволили. Я даже диплом писала одна без присмотра.

— Как ты осталась без рецензента?

— О! Я и без куратора осталась, — кусаю губу, но решаюсь досказать: — Я банально ему не дала. А рецензент его хороший друг, и солидарно с ним не захотел со мной сотрудничать.

Черт, неужели этот разговор встает на рельсы вчерашнего. Забрать зелье наверх, пусть под рукой будет. Не успеваю уйти.

— Ты талантлива, — он говорит утвердительно.

— Этого мало Северус, тебе ли не знать?

Снова хмурится. Его брови, единственное, что выражает эмоции, ах, и еще уголок рта дергается в исключительных случаях, лицо застыло маской, даже глаза оживают только вечером, наверное, блики от свечей отражаются в черных агатах.

— Мы все платим, меньше или больше. И я плачу терпением к слухам, осуждению, пренебрежению, неуважению. Но это лучше, чем предавать гордость и самоуважение.

— О плате, — он заговорил чуть медленнее обычного. — Хорошо, что напомнила. Я ведь все время вел журнал ингредиентов, вот посмотри, колонка истраченного, колонка купленного, колонка собранного...

— Ты так ничего и не понял, — вздох застрял где-то в горле, ни вздохнуть не выдохнуть.

На кой кельпи ты остался, только мысли бередить непотребные, сам приучил, к рукам, к сладкой неге, и сам же отдаляешь, не называешь своей. Сама хороша, не держу, не гоню. Клубок садомазохизма. К дракону в пасть.

Не думать, не думать, уйти. Он тоже не держит.

Как же живот ноет. Ступенька. Голове вроде легче. Другая. На письма ответить. Дверь скрипит, всё забываю смазать.

___________________

Бечено на половину))

А мурка спряталась под стол))) Очень не хочется тапков за год ожидания! )))

Утро выдалось слякотным. Едва выпавшая снежная крупа таяла прямо на глазах. Я чувствую себя немного глупо, поправляя теплую мантию с мехом, когда выхожу через черный ход и глубоко вдыхаю влажный воздух. Короткий взгляд на часы: ещё полминуты. В руках затейливый ключ, я успеваю сосчитать металлические листья, украшающие кольцо, и меня закручивает воронка портключа.

Перемещение точное и аккуратное, вот что значит рука мастера. Глаза слепит белизна снега, а от холодного ветра на миг перехватывает дыхание. Ключ обжигает ладонь, надеть перчатки дома я не додумалась. Спрятав уже плохо гнущиеся пальцы в карманы, наконец перевожу дух и оглядываюсь. Точка прибытия оказывается около внушительных кованых ворот и тянущегося от них длинной изгороди. Следуя присланным вместе с приглашением указаниям, касаюсь ключом центра ворот, и те беззвучно распахиваются, открывая взору широкую подъездную дорожку.

Войдя в ворота, я немного потопталась на месте, привыкая к кристально чистому морозному воздуху, и уверенно двинулась в путь сквозь густой ельник, постепенно сменяющийся светлым садом. С упоением слушая скрип снега под ногами, я получала поистине колоссальное удовольствие от прогулки, на небе ни облачка. Низкое зимнее солнце то выглядывало, то пряталось за верхушки могучих елей, словно играло. Вдалеке показался дом.

Большой дом из красного кирпича, заваленный снегом сад, тщательно расчищенная дорожка, еловый венок на двери, весёлый колокольчик и громкий детский смех. Малышня облепила меня со всех сторон, свалив в ближайший сугроб.

— Тетя Эмбер приехала! — заголосил старший.

Ближайшее окно распахнулось, и женщина в наскоро накинутой на голову теплой шали ворчливо скомандовала:

— А ну живо в дом! Ишь, раздетые выбежали!

Окно захлопнулось, мелкие разбойники, все так же смеясь, ринулись обратно в тепло, даже не потрудившись закрыть входную дверь, а я сделала попытку встать, но поскользнулась.

— Мама, — раздалось из прихожей, — это бесполезно, к тому же я наложила согревающие чары. — В дверях появилась моя подруга и, заметив меня, воскликнула со смехом в голосе: — Ох, ладно ребятня, а ты чего валяешься?

— Я тоже рада тебя видеть! — наконец сумев подняться, ответила я.

Проводив в дом и сотворив очищающие чары, Вивьен стиснула меня в объятьях.

— Я так соскучилась по тебе, птичка! — в ее радостном голосе все же звучали нотки грусти.

— И я, — выдохнула я куда-то в плечо подруге, — но, видит Мерлин, как я рада, что у нас больше нет тех причин видеться.

— Да, — она разомкнула объятия и украдкой смахнула кончиком пальца в уголке глаза. — Пошли, чаем тебя напою, небось, замерзла вся. Тут от ворот не меньше мили, а Кейб до сих пор против подключения каминной сети в нашу сторону.

Чаем, вопреки байкам о шотландской скупости, в этом доме называлось поедание всего, что может сойти за сладкое и закуску, а то и переходя к горячему, но непременно с долгими разговорами и обменом новостями. И разговоры были не пустыми: не перетирание косточек, не обмусоливание сплетен, но участливая доверительная беседа. К нам то и дело забегали многочисленные разновозрастные отпрыски семей Фабер и Гивинг, чтобы урвать то печенье, то пирожное и умчаться по своим делам. Через пару часов, наговорившись и насмеявшись чуть не до хрипоты, мы решили заканчивать.

Утомленных подвижными играми и горой съеденных сладостей младших ожидал дневной сон. Я было предложила свою помощь в уборке столовой, но Адалин, все так же укутанная в шаль, лишь усмехнулась, напомнив, что в этом доме есть эльфы, которые и так плачут, что на кухню их почти не пускают. Воспользовавшись заминкой, Мила, младшая сестра Вивьен, утащила меня наверх хвастаться подарками.

—…это от крестной, это от однокурсниц, а это… — ее глаза засияли, —…от жениха!

— Очень красиво! — восхитилась я, глядя на роскошную мантию винно-пурпурного цвета с вышитым вязью изумрудным узором по подолу, — но несколько не по возрасту, не находишь?

— Мама говорит, это знак серьезных намерений, — говоря, она поглаживает ткань. — Помолвка — это уже серьезно, но узнать друг друга… — она замялась. — Думаю, нам предстоит выход в свет вместе.

— Боишься? Я бы боялась.

— А разве вы не?.. — неуверенно произнесла она запинаясь.

— Не успела.

Наивное дитя, знала бы она мою историю со сватовством. Впрочем, и мне вспоминать не хотелось: этот внезапный план матери, молчаливое согласие отца, белую розу в потных руках мальчишки, противных французских лягушек и трусливый побег из страны. Конечно, мне стоит радоваться, что сама помолвка не успела состояться. Лишь краткое знакомство в начале седьмого курса. Турнир Трёх Волшебников, будь он неладен. На рождественские каникулы домой я вернулась со скандалом, благодаря дочерям «школьных подруг матери». Моя мать училась в Шармбатоне, активно распуская слухи, что она полукровка. И не знаю что хуже: враньё о статусе крови или попытки выставить моего деда рогоносцем.

Мои невольные воспоминания прервала Вивьен, которая, оказывается, меня искала. Я встряхнула головой, прогоняя грустные мысли, и позволила себя увести. Мы поднялись этажом выше и вошли в комнаты хозяйки дома. Несмотря на обилие черного дерева в отделке спальни, она выглядела очень уютно и тепло. Тут — мягкий ковер, там — гора подушек с ручной вышивкой.

— Что-то я устала, полежишь со мной? — попросила Вивьен, направляясь к внушительных размеров кровати, но, оглянувшись, увидела, как я замялась, и рассмеялась: — Это мои личные комнаты, супружеская спальня ещё больше.

Уверена, что видела, как она подмигнула. Шутливо фыркнув в ответ, я начала разуваться.

— Ну, а теперь рассказывай, — улегшись на подушках, начала допрос подруга.

— А чем же тогда я занималась последние три часа? — сделав задумчивую гримасу, протянула я.

— Ах так! Неделю без сладкого, будешь знать как недоговаривать!

Угрозу дополнил прицельный полёт небольшой подушки прямо мне в голову.

— Вив…

— Что — «Вив»? Раньше между нами не было секретов, — с мягким упреком напомнила Вивьен, пристально глядя на меня.

— Пожалуйста, не обижайся… — неуверенно попросила я.

— А ты не обижай! — перебила она.

Ее недовольство было очевидным и, наверное, справедливым, но как можно облечь в слова всё, что происходит между ним и мною? Если вообще что-то происходит…

— Ну что ты как маленькая?! — я приподнялась на локтях, надеясь, что на лице моём написана должная степень недоумения.

— Мне можно! — самодовольно заявила она и сложила руки домиком на животе.

— Вив! — обрадованно воскликнула я.

— Ой, заладила. Все. Не расстраивай беременную женщину, сделай милость, утоли мое любопытство, а то я наслушалась… — видя, как мое лицо помрачнело, неуверенно закончила она: — слухов.

— Ну, — мне оставалось только сдаться, — во-первых, не совсем слухи, но во-вторых, они все неверны, кроме самого факта.

— Значит, все-таки он… И как? — если она и была удивлена, то любопытство вновь пересилило.

Я вздохнула. Если бы я сама себе могла это объяснить. Что ж, оттолкнемся от очевидного.

— Живём вместе. Работа спорится, попутно обмен опытом, в быту не особенно прихотлив, — собственный голос казался мне чужим, наверное, таким постным тоном рассказывают про кота, который уже десяток лет живет с тобой под одной крышей.

— И-и?.. — многозначительно тянет Вив.

— Секс — хорош, — не выдержав, фыркнула я. — Ну что, твоя душенька довольна?

— Я за тебя рада, — ее голос полон искренности. — На самом деле это очень много, хотя смотрю на тебя, и что-то подсказывает, что тебе этого мало. Я права?

Со стоном я накрыла лицо подушкой. Вивьен всегда была прозорлива. Она рассмеялась и ткнула мне в ребра пальцем. Мало… Мало — это очень, очень мягко сказано!

— Это как погода в Лондоне, — буркнула я.

— Что-что? — после секундной борьбы она отобрала подушку. — Теперь ты как маленькая прячешься.

— Ноль градусов. Такая жуткая неопределенность, ни капли тепла, но и ни одной колючей снежинки.

— Не сходится, раз есть... — она сделала многозначительную паузу, — контакт, то равнодушия точно нет, — Вив улеглась на отобранную подушку, повернувшись ко мне боком.

— Но кроме него-то — ничего, — со вздохом отозвалась я.

— Нет, погоди, это с Джорданом у тебя был только секс, а тут как минимум и работа, и совместное проживание. К тому же, он никогда не производил впечатление человека, который берет первое попавшееся… Что ты там себе напридумывала уже, а? — она прищурилась, обдумывая какую-то мысль. — Ну-ка, дорогая моя, признавайся давай, неужто романтики захотелось? — в голосе её прозвучала мягкая насмешка. — Давай вспоминать…

— О, нет, Вив!..

— Значит, так, — она продолжила, проигнорировав мой протест, — Джордан тебя, гм, быстренько отлюбливал где-нибудь в подсобке, а ты на большее как-то и не рассчитывала.

— Была война! Мы жили одним днем! — возмутилась я.

— Да, была, и для нас она была почти два года. Наша война была за жизнь людей, и она на самом деле никогда не кончится…

Только сейчас я обратила внимание, что мы лежали, зеркально повторяя одну и ту же позу: на боку, поджав ноги, соприкасаясь коленями, и лицом к лицу на одной кровати. Часто именно так мы и отдыхали многочисленными ночами после смен. Она к тому времени успела выучиться на целителя, выйти замуж и родить двоих детей. Я лишь перешла на четвертый курс, когда было объявлено экстренное положение и всем стало ясно, что рук в Мунго не хватает. За первый год мы пережили несколько крупных ссор и срывов, живя в одной маленькой комнатушке маггловской квартиры напротив больницы; это неизбежно, когда каждый привык распоряжаться своим домом. Но второй год нас сплотил, даже сроднил до молекул крови и магии. Она потеряла мужа, я потеряла родителей и следом первую любовь. Только любовь ли?

— Или смотри, — сквозь шум в ушах смысл сказанного подругой доходил до меня не сразу, — Вильям — вот уж кто на романтику не был скуп. Сколько он тебе декламировал сонетов своего тезки. — Вив притворно закатила глаза. — И ты что? Сбежала, не выдержав и двух месяцев его излияний!

— К черту! — перебила я.

— Не ругайся, тут дети, — хихикнув, она накрыла ладонью живот. — Итак, на чем я остановилась? Джордан — там вообще ничего, но тебя устраивало. От романтика Вильяма ты сбежала сама. Потом был Макс, хороший парень, но как раз из-за постели ты его и бросила, хотя он был готов жениться. Кто ещё? Генри и Стив не считаются, ты их отшила после первого же свидания. Ах да, Жак! Этот трусишка тоже не считается. Я права?

— В целом да, но, Вив, чего ты добиваешься? — сдалась я.

— Чтобы ты сама честно призналась, чего хочешь, затем посмотрела на ситуацию со стороны и определилась — подходит это тебе или нет. А то, подруга моя, кажется, что ты надумала себе сотни сценариев, но ни один не похож на реальность. От этого и маешься.

— Все получилось странно, он тогда вообще заявился за книгой, — я вздохнула и продолжила вспоминать, — а я не могла ее упустить, там была спорная информация, которую в последующих переизданиях убрали. Предложила, что он может у меня работать, вот и остался. Я же нашла-таки выгоду, заманив лабораторией, показала ему свой проект. Как специалист он, конечно, неподражаем, сам много экспериментирует.

— Наверное, не только в лаборатории экспериментирует, — пробежав по моей руке кончиками пальцев, предположила Вивьен.

— Ох! Вот что тебя интересует! — я перехватила ее пальцы, ощутив гладкость массивного обручального кольца.

— А я и не скрываю, — пожала плечами она.

— Любопытно мне было! Любопытно, — мне казалось, я задыхаюсь. — Знаешь, он так смотрел на меня, далеко не сразу, постепенно, по нарастающей, но с таким глубоким огнем, что, как бы банально это ни звучало, у меня ноги подкашивались. И потом, когда дошло до дела, с таким трепетом еще никто ко мне не прикасался. По крайней мере, мне так казалось. — Вдох, выдох; Вивьен ободряюще сжала мои пальцы. — В тот миг я почувствовала себя, ну, знаешь, особенной. Все мы знали его — и не знали совершенно! Это все завертелось, и я…

— Привязалась, очаровалась… — подсказала Вив.

— И, похоже, обманулась, — подвела итог я.

— Почему? Вы уживаетесь вместе, в постели все хорошо, много общих интересов, вы стимулируете друг друга в области работы, у меня даже с мужем всего этого нет. А я, на секундочку, очень счастлива в браке, — заметила она.

— Насколько он горяч и нежен по ночам, настолько при свете дня отчужден, — признавшись в самом трудном, я вновь вцепилась в её руку в поисках поддержки.

— Это сбивает с толку, но, могу сказать, мой муж поступает почти так же, — помедлив, пояснила она. — Он до сих пор предпочитает уединение, большую часть суток пропадает в мастерской. Последние годы он провел практически в одиночестве, в скорби и боли, что не сумел защитить супругу. На мне он женился почти вынужденно, его престарелая мать настояла, чтобы он нашел хорошую женщину и взялся за воспитание детей. Это был брак по расчету. Но даже такой брак должен быть консумирован, чтобы дети без проблем были приняты в новый род. И знаешь, прошло все немного неловко, но очень удачно, — она улыбнулась и вновь начала поглаживать рукой едва заметно округлившийся живот. — Мы не планировали прямо сейчас, но случайно увлеклись. Ты же знаешь, как сильно я любила Роберта, он был моим первым и, я всегда надеялась, что единственным мужчиной, но новый брак оказался чем-то большим, чем выгодно-договорным. Не случись этого, я бы так и не узнала, что такое небо в алмазах, о чем пишут во всех романах, — договорив, она заметно покраснела.

Я поймала себя на на мысли что последние минут пять рассматриваю ее обручальное кольцо. Массивный перстень, ветви черненого серебра оплетают большой сапфир вытянутой формы, как в случае с портключом чувствуется рука мастера.

— Он артефактор? — уточнила я, пытаясь припомнить, о чем Вив мне писала в письмах.

— Да, изначально специализировался на чарах, а потом, как-то в путешествии очаровался работой одного мастера, напросился в ученики. Пришлось учить язык и жить в лесу около трех лет. Кажется, где-то в Сибири, — она тоже посмотрела на кольцо. — Он любит металлы, говорит, работа его завлекает и успокаивает, — она перевела взгляд на меня, — нам всем нужно свое дело.

— Я понимаю. Согласна, что ему, — я не могла сейчас назвать его по имени, — необходима сосредоточенность на работе, но он то игнорирует меня, то… из крайности в крайность.

— Не буду особо советовать, но думается мне, что он из тех мужчин, кто показывает делом, а не красивыми речами. И, по-моему, это скорее плюс.

— С одной стороны, я это понимаю, с другой — всё равно жутко бесит! Мне не хватает определенности и стабильности. А спросить в лоб… боюсь. Пыталась, не вышло, — выпалив это, я перевернулась на живот, прячась от света.

Вивьен молчала, нежно поглаживая меня по спине. Такая ласка сродни материнской. К горлу подступил комок, к глазам слезы.

— Ну, милая, — они придвинулась ближе, обнимая меня за плечи, — прости, если…

— Нет-нет, все хорошо, — я промокнула глаза рукавом — не хватало ещё испортить хозяйское покрывало, — просто столько всего навалилось. С ним неопределенность, на работе все сложно, куда двигаться дальше — непонятно, — сделав глубокий вдох, я заставила себя сесть, развернулась лицом к подруге и произнесла со всей искренностью: — Ты не представляешь, как я рада, что ты меня пригласила, спасибо тебе большое, это был лучший подарок.

— Он еще не закончен! — она достала носовой платок и, приподнявшись, промокнула последние следы моих слез. — Ты ведь останешься на завтра? Обещалась приехать бабушка Гертруда, она часто о тебе спрашивает.

— Кстати, все хотела спросить, почему ее еще нет, она мне очень нужна, — осторожно подбирая слова и стараясь изобразить на лице безразличное выражение, обронила я, — есть небольшая проблема.

— Ты?.. — она послала мне многозначительный взгляд.

— Нет, — я мотнула головой, — но что-то не так.

— Я уверена, она разберется, — Вив мягко ущипнула меня за подбородок, — не вешай нос.

— Прости, что-то я расклеилась…

— Брось! — она махнула рукой с зажатым в ней платком. — Лучше отдохни, я планировала чуть позже, как младшие проснутся, выйти на прогулку… или ты сегодня уже намерзлась?

— Хорошая мысль, я с радостью присоединюсь.

Одарив меня ободряющей улыбкой, Вивьен взбила кулаком подушку и вновь улеглась. Пока я, нашарив обувь ногой, спустилась с кровати и обулась, моя подруга успела заснуть. Стараясь как можно тише выйти, я обернулась в дверях. Ожидание малыша явно пошло ей на пользу, Вив обрела большую мягкость линий и движений, лицо чуть округлилось и чаще озарялось улыбкой, снова стали заметны ямочки на щеках. Она выглядит почти как тогда. До войны.

Осторожно прикрыв дверь, я двинулась в сторону гостевого крыла, чтобы привести себя в порядок. Но, похоже, заблудилась. Лестница, которая должна была вести на этаж ниже, все никак не кончалась. Насчитав три пролета, я остановилась у последнего факела и уже было хотела позвать домовика, ушастик Тивви был приставлен к гостям, но услышала оклик:

— Могу я чем-то помочь?

Из темноты снизу появился обладатель рычащего баса. Он медленно поднялся навстречу, настенный факел обрисовал контур широких плеч. Неосознанно я отступила назад.

— Простите, если напугал, — он окинул меня внимательным взглядом. — Вы заплутали или Вивьен вас послала ко мне?

— Я свернула не там, — смущенно ответила, наконец узнав хозяина дома. — Добрый день мистер Фабер.

— Добрый-добрый, мисс Кроссман… — он хмыкнул в бороду. — Ваша лестница следующая, нужно было дойти до конца коридора.

— Благодарю, сэр.

Миролюбиво улыбнувшись, я развернулась и начала подниматься, чувствуя, что он не сдвинется с места, пока я не выйду и не закрою дверь наверху. Оказавшись в коридоре, я осмотрела дверь: она ничем не отличалась от остальных, а вот дверной косяк был покрыт искусной цепочкой рун. И как это я ее сразу не заметила? Хотя не исключено, что она видна невооруженному глазу лишь пару минут после активации. Я не стала дожидаться, исчезнут ли руны, мне хотелось отдохнуть и подумать. Вивьен подкинула мне пищи для размышлений.

Комната, где меня поселили, была большой и светлой, и радовала красивым видом на яблоневый сад. Солнце окончательно скрылось, уснуло в снеговых облаках, ели утопали в голубоватом снеге. Отдохнуть мне не удалось, хотя я честно провалялась не меньше часа на заботливо взбитых домовиками перинах. Мысли одолевали. Вивьен была права.

Услышав над головой веселый топот маленьких ножек, я решила встать. Раз дети проснулись, значит скоро будем собираться гулять. Мое предположение оказалось очень вовремя, так как буквально через минуту ко мне заглянула Мила и позвала на прогулку. Одевшись потеплее, я спустила вниз. Ребетня уже нетерпеливо крутилась в холле и, шумно переговариваясь, заканчивали сборы.

— Мила! Пошли с нами!

— Вот еще, вы мне опять прическу испортите!

— Мама, ты нам заколдуешь огоньки?

— Я потерял перчатку!

— Дэнис, отдай шапку!

Прервал этот шум и гам мелодичный свист. Вивьен, удостоверившись, что завладела всеобщим вниманием, попросила всех, кто уже полностью одет, выходить на улицу. К дверям пронесся табун жеребят. Хлопок в ладоши — и около нее материализовалась домовичка, которая, всплеснув руками, шустро нашла все пропажи. Наконец все были готовы и вышли во двор.

— Тоже артефакт? — спросила я, покосившись на деревянный свисток в руках Вив.

— Просто безделушка, но очень полезная. Леди кричать не положено, — хихикнув, ответила она.

Дети радовались снегу, как чуду. Кто-то сразу убежал достраивать башню. Кто-то решил сделать снежного ангела. Сгущались ранние зимние сумерки, и Клара, двоюродная сестра Вив, запустила световые шары. Она осталась сидеть на лавочке недалеко от дома, а мы с Вивьен решились пройтись по тропинке вокруг места для игр.

— Не похоже что ты поспала, — заметила Вив. — Я тебя все же расстроила?

Я неопределенно пожала плечами, медля отвечать, и взяла ее под руку. Мы прошли не меньше одного круга, пока я не решилась заговорить, хоть и о другом.

— Почему Мила все же не пошла с нами? — поинтересовалась я.

— У нее сеанс общения с женихом, они переговариваются раз в неделю примерно в это время, Кейб сделал для них сквозные зеркала,— она глубоко вздохнула. — Он старше ненамного, года на два, но общается так, что… очаровывает, — Вивьен нахмурилась. — Я как-то случайно подслушала.

— И тебя что-то смутило? Ты с ней об этом говорила? — я посмотрела на подругу, ее лицо до сих пор было напряженным.

— Пыталась. — Она оглянулась на детей и продолжила тише: — Я приглашала погостить: он отговорился занятостью, не пригласил её в ответ. Мама ведет переписку с его родственниками и меня в это не посвящает, но похоже ей тоже не все нравится.

— Но как тогда дело уже дошло до помолвки? — я крепче сжала ее руку, стараясь поддержать.

— Они познакомились в начале прошлых летних каникул на отдыхе в Риме, меня там не было. Мать говорила, что ей очень понравилась эта семья, они младшая ветвь Шафик. О помолвке заговорили его родители пару месяцев назад, но чует мое сердце — он с ней нечестен, — она опять вздохнула и посмотрела на горящие окна дома. — Что ж, не стоит об этом, уверена мама разберется.

— Адалин мудрая женщина, — я согласилась и сменила тему. — Что-то я не вижу плющ, вроде бы северное крыло на фотографиях, что ты высылала, выглядело увитым?

— Так и было год назад, это магический охранник, он оплетает пустующие здания сохраняя магию и артефакты спящими. Но с тех пор, как в доме появились дети, ни один уголок не спит, — она спрятала улыбку в меховом воротнике.

— А твой муж… он не против всей твоей родни? И где его дети от первого брака, я что-то запуталась, — я оглянулась на играющих детей.

— Дочь учится в Ильверморни, но приезжать категорически против, осталась с бабушкой в Америке, — она вздохнула и пояснила: — подростковый возраст, в школе подруги, да и с матерью она была близка, три года прошло, но ей тяжело. А младший Калеб вон бегает, — Вив кивнула в сторону проносящегося мимо снежной бабы шустрого мальчугана. — Ей пятнадцать, ему семь. Что до моей семьи, — она опять хихикнула, — мягко говоря он был в шоке от нашего клана, но дом большой, и мы собираемся только на праздники, сейчас он прячется в мастерской, но я уже по нему скучаю, — она в напускной обиде надула губы.

— Так-так-так! Сколько ты там говоришь вы увлекались? Замужем ты почти год, а срок вроде бы небольшой, — я решила немного подколоть ее.

— А-а! Баш на баш, да? — обличающе протянула она, но на вопрос ответила: — По сути, первые месяцы мы знакомились друг с другом, привыкали, а потом уж все пошло как по маслу.

— Кого вы ждете? Было бы хорошо разбавить мальчишеский полк, — заметила я.

— Именно! Бабушка говорит будет дочь. — Она засмеялась, — я уже предчувствую, как эта принцесса будет вить веревки из отца и братьев! — Вив вдруг погрустнела и тихо продолжила: — Только, надеюсь Бренда не будет ревновать еще больше.

Мне на нос опустилась первая снежинка.

— Снежные мухи! — завопил младший из ребят, имя которого я не успела запомнить, и принялся ловить языком крупные хлопья снега.

— Не мухи, а пчелы! — отозвался Калеб. — И у них есть королева!

— Точно мухи! Пчелы быстро летают, а эти сонные мухи-и, — протянул Дени, и тоже высунул язык.

Эта шутливая перепалка переросла в битву снежками и привлекла наше внимание.

— Это они о Снежной королеве? Не знала, что ты читаешь детям маггловские сказки, — заметила я.

— Минутку, — Вив извинилась передо мной и развернулась в сторону снежной битвы. — Дети, через пятнадцать минут возвращаемся в дом.

В ответ на перебой послышалось:

— Ну мам!

— А мы будем пить горячий шоколад?!

— Еще полчасика!

— Можно будет покататься на метле в большой зале?

Вивьен лишь улыбнулась и махнула рукой, взяв меня под локоть, мы продолжили наш путь.

— Вот так всегда, хорошо, что почти не болеют, это ведь их первая снежная зима, надеюсь, уже закалились. Ах да, сказки. Читаю, — она на миг прикрыла глаза. — Они часто не могли заснуть, пришлось закупиться сказками со всего мира, как магического, так и магловского.

— Но сейчас уже лучше? — осторожно уточнила я, прекрасно понимая, что ни для кого из нас, война не прошла без последствий, даже для детей, которых держали вдали от событий.

— В целом да, дети быстро забывают, но если бы мы взрослые тряслись меньше, было бы проще, — она решила поделиться: — Клара до сих пор может проснуться посреди ночи и начать судорожно проверять закрыты ли окна и двери. Тут скорее муж и сын ее успокаивают, чем наоборот.

— У целителя Беннета хорошая терапия… — начала я.

— Да ты упоминала когда-то, мы пробовали, не помогло, — она покачала головой. — Бабушка твердит, что нужно только время и терпение. Стараемся поддерживать как можем.

— Гертруда не ошибается, ты сама знаешь, значит, время.

— Время... — Вив передернула плечами. — Все, домой, я точно замерзла, — она повернулась к детям и дунула в свисток.

Мальчишки горланящей толпой ринулись домой. Выглядели они как самые настоящие снежные воины, мантии и шапки были щедро украшены белым. Они хоть и ныли что рано, но с удовольствием вылезли из промокшей одежды и запросили обещанное какао.

Клара и Адалин занялись детьми, а Вив позвала меня за собой. Мы поднялись наверх и направились к уже знакомой мне двери с рунами.

— Ох, ты уверена что это хорошая идея? — удивилась я, поняв куда мы идем. — Мне показалось он не был рад гостям.

— У него лежит мой тебе подарок, — Вив обернулась и через плечо улыбнулась мне. — К тому же я о тебе много рассказывала, не думаю что он будет против.

— Так вот как он меня узнал, — я пыталась припомнить фотографировались ли мы с ней вместе.

— Просто, кроме тебя гостей не ожидалось, не считая родни — с улыбкой пояснила Вив. — Мой муж сильно обеспокоен безопасностью дома, твой портключ в прямом смысле ключ от нашего дома. — На ее лице промелькнуло виноватое выражение, — у меня случайно сохранился твой платок, но это позволило Кейбу настроить артефакт именно на тебя, в чужих руках он не сработает. Впрочем, пусть он сам расскажет как активизировать и где хранить.

Когда мы дошли до последнего факела, я не раздумывая извлекла палочку и зажгла Люмос, продолжая спускаться вниз. Но Вивьен остановилась и жестом притормозила меня. Видимо лаборатория была под особыми чарами, и соваться туда без хозяина не стоило. Дожидались мы недолго, следилка и в этот раз сработала как надо. Скрипнули петли, отворяя тяжелую дверь, мистер Фабер показался на пороге и приглашающе махнул рукой.

Вив вошла первой и исчезла в недрах едва освещенной комнаты, свечи горели только около массивного рабочего стола. Закрыв за мной дверь, мистер Фабер деликатно взяв меня за локоть повел в другой конец комнаты, где на странного вида коряге, потому что назвать это стулом не поворачивался язык, уже расположилась Вив. Пока я недоуменно обдумывала, удобно ли ей сидеть на непонятно как соединенных ветках, она попросила:

— Кейб, зажги, пожалуйста, дракончика, что-то я еще не согрелась, — и, видимо поняв мои сомнения, с улыбкой сказала: — Давай попробуй, внешность бывает обманчивой!

С опаской я опустилась на ближайшую деревянную конструкцию, приняв ее за высокохудожественный табурет, что вызвало тихий смешок обоих супругов.

— Нет, дорогая, это подставка для ног! Садись в кресло, — Вив явно потешалась надо мной.

Мистер Фабер вопросительно посмотрел на жену, дождался ее кивка и подошел ко мне. Я и опомниться не успела, как он без видимых усилий поднял меня и усадил в то, что они называли креслом. Мой удивленный вздох едва не перешёл в визг — ветви подо мной зашевелились как змеи, но, не успела я перевести дыхание, все прекратилось. Он тем временем спокойно переставил табурет, то есть подставку, на правильное место — под ноги своей жене. Ветви бесшумно закачались и поднялись чуть выше.

— Идеально! — довольно резюмировала Вив.

— О, — все что я смогла вымолвить, когда, наконец, смогла себя заставить откинуться на спинку кресла.

Действительно, очень удобно. Про зачарованную мебель я только слышала, не думала что увижу и потрогаю когда-то вживую. Считалось, что мастеров, знающих этот секрет, осталось не больше тридцати на весь земной шар. Судя по хитрой улыбке Вив, на такую реакцию она и рассчитывала. Послышался тихий скрежет металла: мистер Фабер возился с чем-то у стены.

— Смотри, завораживает каждый раз! — с по-детски горящими глазами произнесла она.

Он вернулся к нам и тоже присел в ветвистое кресло. Теперь скрежет больше напоминал клёкот птиц, звук становился все громче и пронзительнее. В воздух взмыл язык пламени, освещая очертания крошечного, по сравнению с живыми собратьями, железного дракона. Он ходил вдоль каменной стены раскрывая и складывая крылья, гордо выпячивая грудь, украшенную светящимся тёмно-красным самоцветом, периодически выпуская небольшую струю огня. В комнате заметно потеплело.

— Удивительно, — восхитилась я и, приглядевшись, добавила: — это рубин?

— Да, тут нужен мощный сердечник, — хмыкнул мистер Фабер. — Пришлось повозиться с этим малышом.

— Это еще не все сюрпризы на сегодня, — заметила Вив и подмигнула мужу.

Он сделал замысловатый пасс палочкой, заскрипели выдвигаемые ящики. К нам подкатился кофейный столик, на который опустились бокалы и пару бутылок. Пока он разливал вино, я решила уточнить у подруги:

— А тебе точно можно?

— Разведенное — немного можно. Обязательно попробуй, легкое и сладкое, — добавила она, чуть ли не облизываясь. — Вишневое.

— Мисс Кроссман, предлагаю за знакомство, — пробасил хозяин дома и поднял бокал.

Мы обменялись улыбками с Вивьен и поддержали. Вино и правда было очень вкусным, вначале больше напоминало вишневый сок, но послевкусие было слегка вяжущее и к сладости примешивалась пикантная горчинка.

— Мистер… — начала я, но Вив меня перебила.

— Хватит уже официальничать! — она ткнула в меня пальцем. — Эмбер — Кейб, — указала на мужа. — Так, я же обещала тебе подарок, — спохватилась она.

Пригладив бороду Кейб согласно хмыкнул, затем из под стола достал подарочную коробку и передал ее мне. Внутри оказались сапоги: не слишком высокие, с устойчивым, но изящным каблуком. В моем стиле. Я провела рукой по голенищу, и немало удивилась почувствовав под пальцами не кожу, а как будто чешуйки.

— Драконья кожа! Это же безумно дорого, — возмутилась я, но голос выдавал мое восхищение.

— Там еще перчатки, вам пригодится в работе, — с плохо скрываемой гордостью заявил Кейб. — Сапожки пропитаны зельями, в них не будет ни жарко, ни холодно, и нет опасности поймать какую-нибудь пакость, как, например, магическую подножку.

— Я надеюсь, размер подойдет, — добавила Вив и заерзала в кресле.

— Не знаю, как благодарить, — растерялась я.

— И не стоит, — он покосился на жену. — Дорогая, может, тебе нужно отдохнуть?

— Точно девочка! Капризуля, — она забавно сморщила нос. — Да, пойду полежу, — щелчком пальцев призвала домовичку и подмигнула перед перемещением, — а вы общайтесь-общайтесь, не скучайте!

Повисшую тишину нарушил клекот. Кейб вздохнул и отошел к дракону; стало довольно тепло, можно и выключить. Он вернулся и взялся за бутылку.

— Вивьен стала быстро уставать? — ответом мне стал нечитаемый тяжелый взгляд. — Я только хотела сказать… Это нормально, что вы переживаете, но, если что, мы все поможем, да и Гертруда бы предупредила.

Он не ответил, все так же смотрел из— под кустистых бровей. Потом все же отвел взгляд, мне показалось, его лицо дрогнуло, но было легко ошибиться в свете свечей. Посмотрев на бутылку в своей руке, он едва заметно фыркнул и достал другую, непривычно прямоугольную бутыль. Кейб очистил бокалы и наполнил новым напитком и добавил лед. Прозрачный ликер на глазах помутнел — Куантро.

— А вы ценитель, — заметила я, принюхавшись к апельсиновым нотам.

— Ей не легко дается беременность, — наконец, заговорил он, — но она так счастлива.

— Разве не это самое главное?

Он отсалютовал мне бокалом. Сладость и горечь. Прохлада танцевала на языке, цитрус опьянял. Я не заметила, как все выпила, Кейб без лишних слов поднял бутыль. Протянув пустой бокал, я наблюдала за его движениями и невольно заметила — на левой руке три пальца были изуродованы, расплющены без возможности восстановления. И мне было знакомо такое увечье. Я задержала дыхание. Горлышко бутылки глухо звякнуло о край стакана. Он понял.

— Плен. По одному за день неподчинения, — он сделал глоток. — Меня сломала весть о смерти Элен, она защищала детей и билась насмерть, — глоток, — слава всем богам, они успели переместиться порталом, — до дна. — Потерять еще кого-то я не готов.

Второй бокал показался острее и тяжелее.

— Тянул как мог, но пришлось сделать.

Я не понимала точно о чем он, но чувствовала потребность удержать. Медленно, чтобы не спугнуть, я протянула руки и обхватила его пострадавшую ладонь.

— Мистер Фабер… Кейб, — я пересела ближе. — Это было давно, сейчас вы не один, ваш сын здесь, и Вив, и не родившаяся малышка. Вы нужны здесь и сейчас, а прошлое не исправить, — ответом мне был затравленный взгляд. — Кейб, я тоже не свята, да и никто.

— От ваших действий кто-то умирал? — за жесткостью пряталась горечь.

— Скорее от бездействия, всегда было мало сил, сращивать раны одновременно у нескольких невозможно, пока спасаешь одного, другой может погибнуть, — голос подводит. — Или проспишь лишние пять минут, а предыдущая смена зашивается и магии не хватает, — к горлу подступает ком.

— Как она с этим справилась? — “она” звучит с невиданной теплотой.

— Ей есть, ради кого, — глоток, уже теплое, искры из глаз от яркого эфира. — И вам есть.

Темно и тепло. Сладко пахло апельсинами, но под ложечкой скопилась горечь.

— Я рассчитывала что вы поговорите, а не напьетесь, — прошелестел шепот Вив. — Ты же сама знаешь, без еды тебя быстро развозит.

Мне на лоб мягко опустилась рука, скользнула ниже, убрала локон с шеки.

— Ты проснулась, я чувствую, — ее голос звучал совсем рядом.

Я приоткрыла глаза, сомнений не было: я уснула у Кейба внизу и домовики перенесли меня в спальню. Выпила лишка. Сейчас и не вспомнить. Погрязнув каждый в своих мыслях, мы выпили не по одному бокалу. И Вив права: на пустой желудок я быстро пьянею. Опять права.

Мне не нравилось напиваться, но сейчас было легко, даже голова не кружилась. Я бы даже назвала свои мысли четкими, вот только слова их опережали:

— А борода не щекотится? Ну когда вы… — выпалила я, не успев даже мельком обдумать вопрос.

Вивьен прыснула, вслед за ней я тоже засмеялась, но тут же застонала. Голова вдруг отозвалась тупой болью.

— Похоже этот вопрос мучал тебя весь вечер. Щекотятся только кончики, а так не мешает, — она покачала головой. — Тебе дать зелье?

— Наверное, выпью утром полпорции, — я прислушалась к ощущениям, — сейчас лучше просто поспать.

— Как знаешь, но я попрошу Тивви за тобой присмотреть, — она встала и погрозила мне пальцем на прощание.

Я перевернулась на бок и завернулась в одеяло, но снова уснуть не удалось. Мысли плавали вокруг последних дней; да, я сильно скучала по подруге, но сейчас находиться в этом доме было как-то… лишним? Будто я ворую кусочек этой насыщенной семейной жизни, напитываюсь чужим уютом. Даже мягкая постель стала раздражать.

Встать, посетить уборную и отправиться домой.

Умывшись и тщательно почистив зубы, я пригладила волосы мокрыми руками. Что ж, выгляжу неплохо. Я вызвала домовика и убедила его открыть для меня камин, и лишь оказавшись в своем доме, задумалась: а ради чего я собственно сорвалась с места? Там, по сути, я чужая, но и здесь нежданная. В камине догорало последнее полено, до рассвета оставалось несколько часов.

Очень хотелось пить. Пройдя на кухню за водой, я налила себе еще и горячего чая. Стоило закрыть глаза, голова начинала идти кругом, поэтому решив разобраться с несрочной корреспонденцией, я вместе с чашкой вернулась в гостиную. Отложив в сторону стандартные поздравительные открытки, взялась за скопившуюся стопку зельедельческих журналов, чтобы сделать закладки на статьи, которые стоит прочитать: последнее время их было немало.

Я успела мелкими глотками осушить чашку. Внутри разлилось тепло, но через считанные минуты желудок будто налился свинцом, а сознание затопила вторая волна опьянения. Буквы перед глазами заплясали, голова потяжелела. Горячее питьё было совершенно лишним. Когда нет практики, забываешь такие нюансы. Со стоном я выпустила журнал из рук и откинулась на спинку дивана. Чёрт, стоило, всё же, заставить себя уснуть.

— Что-то случилось? Ты должна была вернуться завтра днем, — произнес Снейп за моей спиной.

От неожиданности я вздрогнула. Оглянувшись, я заметила в его руках кружку чая, видимо заходил на кухню и услышал меня из коридора. Он был полностью одет, значит не ложился. Он обошел диван и уселся рядом, сделал пару глотков чая, прошелся цепким взглядом по учиненному мной хаосу и нахмурился. А я не могла отвести от него взгляда: как адамово яблоко движется под тугим воротником, как выразительно выгибается бровь. Не поэтому ли я шагнула в камин раньше времени? Уж не этого ли тепла мне хотелось? Тепла… От него? Самой смешно. Мысли снова приобрели скользкую текучесть, за хвост не поймать.

— Что такого случилось, что ты напилась? — голос звучит неприятно резко.

— Ничего, встреча друзей, — я почти равнодушно пожала плечами; похоже, мы с Кейбом выпили на равных, вот только, учитывая, что я вешу раза в два меньше него… — Не рассчитала силы, наверное, — сконфуженно закончила я под его осуждающим взглядом, но тут же возмутилась — кто он такой, чтобы меня стыдить?

— Стоит быть осторожнее, — в его голосе слышалась не забота, скорее предостережение.

Оказывается, я успела подвинуться ближе, потому что через мгновение положила голову на его плечо. Он вытерпел лишь минуту.

— Это не лучшее место для сна, — заметил он.

— Однозначно, — отозвалась я, пытаясь забраться к нему на колени. — Для этого ты слишком костлявый.

Снейп едва ли не раздраженно шипит, перехватывая мою ногу. Его ладонь на моём бедре. Крылья его носа начинают трепетать, а меня бросает в жар.

— Ты пьяна, — отрезал он, стараясь не смотреть мне в лицо.

— Не настолько! — возмутилась я и, извернувшись, касаюсь ладонью его щеки.

Наконец он смотрит на меня тяжелым пронизывающим взглядом. Уж не знаю что он видит в моих хмельных глазах, но это ему не нравится. Осуждает. Смущаясь, я опускаю взгляд: напряженный рот, почти ниточка вместо губ, подбородок, выглядывающий из-за ворота шейный платок и пуговицы. Много пуговиц. Не поддаются! Скользят в пальцах, не подцепить.

— Ты же будешь потом жалеть, — говорит он с горечью.

— Я уже и так полгода жалею, — я опять не контролирую слова, — и столько же наслаждаюсь.

Руки в тиски, но на меня ли он злится? Ан нет, не отталкивает, наоборот прижимает к себе, тесно как в капкане. Пара глубоких вздохов. Мягкость губ у виска.

— Отрезвляющие чары работают грубо, если ты пообещаешь не натворить глупостей, я быстро доварю зелье, основа есть, — четко, безэмоционально, словно выносит вердикт. — Завтра ты не работаешь, но если были запланированы дела, лучше уже не ложиться.

Под пальцами грохочет грудная клетка, я с трудом понимаю что он от меня хочет. Это я буду жалеть? А он? Брезгует пьяными женщинами? Мы за ужином не раз выпивали по бокалу вина, конечно бокал это мало, но… Ускользает.

— Мой принц настолько благороден? — вырывается у меня, он дергается и отстраняет меня от своей груди, но предусмотрительно все еще удерживает руки.

— Я ни разу не пользовался неадекватным состоянием или силой в отношении женщин, — в воздухе словно натянулась струна.

— Ночь откровений? Я ни разу не спала с тем, кто мне безразличен, — струна накаляется.

Его взгляд почти безумен, рот приоткрывается будто он готов что-то сказать, но не произносит ни звука. Я хочу этого, знать, каков на вкус его поцелуй, каковы его губы, такие тонкие и такие манящие. Он реагирует почти молниеносно, но только почти. Я успеваю почувствовать легкий аромат меда и хвои, горьковатый от крепкого чая вкус. Успеваю сохранить это в уголке сознании прежде чем окунуться в сон. Струна лопнула.

* * *

Проснулась от тяжелого сна я только после обеда, с чугунной головой. Воспоминания хлынули нестройным потоком. Благо, оставленные на тумбочке зелья выправили ситуацию. Приняв контрастный душ, я стала чувствовать себя достаточно живой, чтобы спуститься в кухню и сварить кофе. На перилах лестницы сидела охристо-рыжая сипуха с зажатым в одной лапе письмом. Она ухнула, приветствуя меня, чем привлекла внимание пересекающего холл Снейпа.

— Она не захотела отдавать мне письмо и пыталась клюнуть, — произнес он, даже не притормозив, не удостоив меня взглядом и не поздоровавшись.

— Клавдия — птичка с характером, — забирая почту, я ответила пустому коридору.

Пока я неспешно пила кофе и читала письмо, Северус несколько раз ходил из лаборатории в гостиную и обратно. Любопытство победило. Закончив с завтраком, я зашла в комнату и увидела что все пространство рабочего стола покрыто открытыми книгами. А Северус в очередной раз вернулся из подвала.

— Здесь больше места и лучше освещение, — сухо произнес он, присаживаясь за стол.

Я молча прошлась по гостиной. Именно здесь Северус и работал первые месяцы, до того как в итоге оккупировал лабораторию и гостевую комнату. Меня посетило чувство дежавю, та же строгость, тот же краткий взгляд исподлобья. Мне за вчерашнее стыдно не было, а что он думал на этот счет — оставалось загадкой. Возможно, следует дождаться вечера, когда его рабочая прыть утихает и сменяется весьма земными заботами.

Писала Вив, активно интересуясь, как у меня дела, особенно на личном фронте; беспокоилась, что я так и не повидала Гертруду — та была занята сложными родами. А что могло произойти за полдня? Про свою выходку я в ответном письме не упомянула, может, потом. Что до Гертруды, то да, моя задержка до сих пор беспокоит, и живот периодически болит. Но посвещать в личное кого-то из Мунго я не хотела.

Писал Эспен, и, что удивительно, обещался приехать в Лондон. И это было отдельное письмо, после рождественских подарков. Интригует. Мы виделись раз в год, максимум два. Прошлой зимой он уже приезжал по делам, но в этот раз о работе он не писал. Поживем — увидим.

В тишине мы продолжили заниматься каждый своим делом. Зимнее солнце лениво сползло за горизонт. Северус еще пару раз отлучался, наверное, проверял состояние какого-то экспериментального зелья, а затем возвращался к книгам. Я ответила на письма и утомлённо вздохнула; стопка получилась приличной, сове предстоит много работы. Я достала деревянную тарелку и положила туда кусочки вяленого мяса, сова громко ухнула, приветствуя угощение, но и покосилась на гору писем. Неожиданно она стала поводом нарушить молчание.

— Не знал, что у тебя есть сова, — как бы между прочим заметил Северус, переворачивая страницу очередного фолианта.

— Наверное, потому что Клавдия необщительная птица и любит сидеть на чердаке, а письма оставлять здесь, — я протянула руку чтобы погладить перышки у нее на голове, но та увернулась и возмущенно на меня уставилась. — Я подобрала ее со сломанным крылом в одном заброшенном доме. Еще тогда.

— Что ты там делала? — все тот же нарочито безразличный тон.

— Что и всегда — лечила, — кажется, теперь я удостоилась его открытого взгляда.

— Интересно, — он провел пальцем по нижней губе.

Думаю, он не ставил задачей меня смутить или напомнить о вчерашнем, по моим наблюдениям, этот жест был редок и действительно выдавал его интерес и задумчивость. Но Снейп не спешил спрашивать. Пришлось ответить самой.

— Это была наша инициатива, несколько человек, мы… — я замялась и осторожно продолжила: — Проверенный человек передавал весточку, если кому-то сильно нужна была помощь. Неофициально.

— Многие маглорожденные скрывались, — он кивнул сам себе.

— От одного режима бежали одни, от другого другие, — о, я была довольна его краткой, но реакцией, такого он явно не ожидал.

— Даже так.

— Да. После смерти… — я закрыла глаза, но продолжила, умолчав о главном: — Я осталась одна и меня это встряхнуло, а увидев в кого превращаются милые мальчики, вкусив крови, быстро прозрела, что на войне страдают все, особенно слабые.

— Не боялась?

— Боялась, но так я чувствовала хоть что-то.

Когда я открыла глаза, он деликатно отвел взгляд. И разговор прервался опять же по вине моей птички. Склевав мясо, она подлетела ко мне, шумно ухнула и протянула лапу. Что ж, с одним делом на сегодня покончено. Я тихо ушла готовить ужин.

Пока я делала один из любимейших соусов, умудрилась задуматься, да так, что не заметила, когда оказалась на кухне не одна. Снейп зашел, по-хозяйски налил себе чай и уселся за стол, наблюдая как я вожусь у плиты. Так, кажется, соус я перемешиваю слишком активно, по краю миски стекает жирная капля. Наконец все готово. Накрыв на стол, я старалась вести себя непринужденно, но то и дело возвращалась к одной мысли: Мэнди прислала весточку — Джонни выписали без меня, она не видела, кто забирал его из больницы, хотя это была ее смена, и считала, что выписывать его еще рано.

— Может стоит написать или узнать адрес и попробовать связаться по камину? — голос Северуса вернул меня к реальности. — К чему впустую переживать, когда можно узнать наверняка?

Я неосознанно потерла пальцами левый висок и кивнула в знак согласия. Обычно я чувствовала воздействие, но видимо мое беспокойство было заметно и невооруженным глазом, а подробности плавали на поверхности. Хочется верить, что, кроме того раза, он больше не лез мне в голову, хотя чего можно ожидать от бывшего шпиона? Спрашивать он не любит. Встряхнув головой, я продолжила ужин, все же молодая спаржа с голландским соусом восхитительна. Обмакнув очередную веточку в соус и слизав его, снова зачерпнула и с хрустом откусила верхушку.

— Если бы я не чувствовал, что твои мысли сейчас далеко… — заявил он с легкой усмешкой, что ввело меня в легкое замешательство.

— Обычно я более прямолинейна, — наконец поняв, о чем он, я вновь макнула спаржу в соус.

Снейп не выглядел напряженным, но заинтересованным, хотя и прекрасно держал себя в руках. Увы, я была не в лучшей форме, чтобы активно продолжить вечер, да и завтра первый рабочий день после насыщенных выходных. Он это понимал, даже вскользь посоветовал не злоупотреблять зельями, а пораньше лечь отдыхать.

Он… умеет быть чутким.

* * *

В гостиной пылал камин, разгоняя зимний холод и сырость. Эмбер, очевидно, утомившуюся за день на работе, быстро разморило в тепле, и она задремала в ближайшем к огню кресле. На столике рядом неаккуратным ворохом лежала небрежно сброшенная мантия, на полу около кресла стоял пакет с эмблемой аптеки и снятые сапожки.

Почти сливаясь с темнотой, в коридоре замер мужчина в черном. За окнами с небес лился холодный свет луны, а в комнате все плавилось от яркого огня. Когда Северус подошел к спящей девушке, часы пробили одиннадцать раз. Сон не был глубоким, но дрёма полностью опутала ее своими сетями.

Развалилась в кресле совсем не как леди, одну ногу, с которой почти сполз чулок, подогнула под себя, голову склонила к плечу — мышцы сведёт, а ей и без того проблем хватает. Стоит ли будить? Такая уставшая, простая, домашняя. Он оглянулся в поисках подушки и обнаружил несколько на диване. Осторожно приподняв голову Эмбер и подложив подушку, он не смог не воспользоваться моментом. Ладони заскользили вниз. К виску прилипла тонкая прядь, шея в испарине, на блузке расстегнуты две верхние пуговицы, еще одну — и можно полюбоваться ложбинкой. Она почувствовала, вздохнула, даже немного заворочалась, пытаясь принять более удобную позу, но не проснулась. Юбка задралась, одно колено обтянуто шерстяным чулком, другое оголенное, кожа нежная, теплая. После недолгих раздумий Снейп опустился на ковер рядом с креслом, отодвинув покупки и обувь. Так было удобнее наблюдать, как по ее тонкой шее скатывается капелька пота.

Правильнее было бы уйти, хорошо — уложить ее на диван, в идеале — отнести в спальню, не разбудив. Но жажда диким зверем уже скреблась внутри. Запах ее тела сводил с ума, ее природный аромат и еще — всегда — что-то легкое цветочное... сейчас к нему примешивались отголоски больницы, аптеки и мокрой улицы. Голая коленка притягивала взгляд. Эмбер снова завозилась, выпрямила ноги. Чулок слетел на пол. А это что? На ступне красные пятна.

Он осторожно прикоснулся к наметившейся мозоли, потом оглянулся на ее сапоги, чешуйки которых отражали пляску отблесков пламени, и хмыкнул: «Женщины».

Повинуясь призывному заклинанию, по воздуху к нему приплыла небольшая банка. Зачерпнув мазь пальцами, Снейп еще раз окинул взглядом спящую девушку и, встряхнув головой, словно прогоняя последние сомнения, принялся втирать мазь.

Встрепенулась.

Он одной рукой чуть сильнее сжал лодыжку, не давая вырваться, и продолжил наносить лекарство.

Затихла.

Сочтя результат удовлетворительным, он остановился. Не поднимая глаз, он потянул второй чулок вниз — та же картина. Мазь, теплота кожи, потрескивающие поленья в камине. Когда с лечебными процедурами было покончено, Северус отставил в сторону банку, но не отодвинулся сам. Напротив, уверенно положил ладонь на ее колено и, наконец, заглянул в ее лицо.

Она наблюдала из под полуопущенных ресниц, прикусив фалангу согнутого указательного пальца. Сегодня слова были излишни. Эмбер боролась с собой, чтобы не выдать нахлынувших чувств. Он на коленях у ее ног, так похоже на их первую ночь, но сейчас все иначе. Как и прежде, он дает ей выбор, ждет, не шелохнувшись, пока она не дает однозначный ответ — едва заметно разводит колени.

В этот раз ощущения ярче, жар ли тому виною и золотистый свет от камина, или несколько недель без её тепла, или от того, что Северус стащил с нее всю одежду, но сам оставался полностью одет. Меньше нежности, больше напора. Его рот терзал грудь, ладони сминали ягодицы. Шерсть сюртука покалывала обнажённую кожу, Эмбер только и могла, что хвататься за него руками и ногами, притягивая ближе. Он уже достаточно хорошо изучил ее тело, чтобы безошибочно подвести к оргазму, но не спешил этого делать.

Раздразнить Эмбер было недолго, пылкости ей было не занимать. Северус отстранился, наблюдая, как она закусила губу, чтобы сдержать стон разочарования. И, надо признать, ему очень нравилось, что он видел. Эмбер, действительно красивая, с очень женственными формами, сейчас беззастенчиво была вся на виду. Пучок распался, темные локоны рассыпались по плечам, глаза подёрнулись поволокой, влажно поблёскивали приоткрытые губы.

Видя, что Северус не спешит продолжать, она попробовала дотянуться до пуговиц его сюртука, но он мягко отстранил ее руку. Тогда Эмбер сжала коленями его бедра, чуть выгнулась вперед и сама начала ласкать свою грудь, пощипывая влажные от его слюны соски. А вот это было слишком…

Крепко взяв ее за бедра, он сдернул ее к краю кресла, а затем снова отстранился, чтобы перевернуть на живот, успев подсунуть под грудь подушку для большего удобства. Эмбер перекинула волосы на левое плечо, и хотела было оглянуться, но он властно опустил ладонь между лопаток.

Звякнула пряжка ремня. Одна, две… Эмбер знала, что у него брюки с ширинкой на пуговицах. Пять, шесть…

Ей казалось, что воздух звенит от напряжения. Толчок. Стон… его ли, ее?

Она приподняла бедра, встречая его движения, прогнулась в спине, когда его большие пальцы скользнули в ямочки на пояснице. Северус больше не медлил, он размашисто двигался, подбадриваемый ее несдержанными стонами и вскриками. Эмбер вцепилась в края подушки, выгнулась еще сильнее и забилась под ним. Он замедлился, смакуя ее дрожь, но надолго его не хватило.

Усевшись на пятки, он притянул ее к себе, обнимая за талию и утыкаясь носом в ее волосы. Она откинула голову ему на плечо и облизала пересохшие губы.Снейпу пришлось хорошенько сконцентрироваться, чтобы призвать бутылку самого легкого вина с другого конца гостиной. Улыбнувшись, Эмбер сделала прямо из горла пару крупных глотков и довольно вздохнула.

— Хорошо… — протянула она, потягиваясь, как сытая кошка.

— Хорошо, — согласился Северус. — Устала? Как твоя шея? — уточнил он, касаясь губами плеча.

— Гм… Требует твоего внимания, — она решительно поддержала его игру, тем более спать уже совершенно расхотелось; голос его более хриплый, чем обычно, вызвал новую волну мурашек по спине.

Небольшой укус подтвердил ее догадку.

— Наверху, — она мягко отстранила его руку, обвивающую ее талию, и встала.

Подобрав с пола блузку, доходящую ей до середины бедра, и накинув ее на голое тело, Эмбер направилась к лестнице. Ей хотелось оглянуться, убедиться, что Северус следует за ней, так тихи были его шаги. Но только у двери она обернулась, чтобы взять его за руку и завести в спальню. Приветственно вспыхнули свечи.

Еще не дойдя до кровати, она ленивым движением плеч позволила рубашке соскользнуть на пол под пристальным взглядом Снейпа. Только ради этого стоило ее надеть внизу. Затем она забралась на кровать и устроилась сидя по-турецки спиной к краю. Он действительно начал разминать её шею, умело находя зажатые мышцы. Эмбер рвано вздыхала от особо болезненных манипуляций, но затем расслабилась. Покрасневшая кожа требовала успокоения. Мягкие поглаживания, затем и поцелуи. Все таки шея у нее чертовски чувствительная. Но если во время массажа она еще могла сдерживаться, то теперь терпения уже стало не хватать. Она откинулась назад, чувствуя обнаженной спиной его нагое тело. Когда успел?

Молчание, не считая вздохов. Эмбер развернулась и привлекла его к себе. В этот раз свечи горели ярче обычного, раньше Северус приглушал свет. Сейчас же он жадно разглядывал и гладил ее тело, заставляя жарче отзываться и выгибаться навстречу. В какой-то момент он, поцеловав коленку, закинул ее ногу себе на плечо. Блестящие глаза, кожа покрытая капельками пота, никакого стеснения. Она протяжно застонала, он чувствовал напряжение ее тела, еще немного. Её ладони скользили по его рукам и груди, она пыталась ухватиться чтобы притянуть его. “Ближе, ближе…”. Он понял и опустился на нее всем телом. Она вполне могла его поцарапать, если бы пальцы не соскальзывали на мокрой спине, а вот зубы в момент кульминации определенно оставили след на плече.

Ведьма? Горячая штучка? Северус не мог и не хотел придумывать подобные слова для нее, но случившееся ставило его перед фактом — он едва не сорвался. Эмбер как раз осталась крайне довольна, он чувствовал как мощно было ее желание и наслаждение. Сил не было даже разорвать объятья, он так и уснул. На ней. В ней.

Даже утром, проснувшись перед рассветом, он до последнего лежал в ее объятьях, слушал, как глубоко и ровно она дышит, словно это спокойствие передавалось ему. Прежде чем встать, принести ей зелье и по привычке убрать следы бурной ночи, с некой досадой, он поймал себя на отголоске сожаления.

Начинался новый день. Первый солнечный луч обрушивается ледяным хлыстом. Сегодня у него есть силы выдержать это, не искусав губы в кровь. Новый день, новая попытка все исправить.

К утру мною овладело замысловатое сочетание зовущей к подвигам бодрости духа и придавливающей к матрасу телесной истомы. Мышцы явно намекали на ночные подвиги, пришлось принять недолгую горячую ванну с расслабляющим зельем — на работе следовало появиться с полными силами.

Закончив сборы, едва не опаздывая, я спустилась к камину, но вот переместиться не смогла. Летучий порох, не долетев до огня, ударился о невидимую стену, всколыхнувшуюся радужными разводами, точно плёнка мыльного пузыря. Камин. Щеки запылали. Если бы кто-то, например Вив — у нее был полный доступ — попытался связаться… А я даже не подумала об этом и не заметила, когда вчера Северус его заблокировал.

Для аппарации пришлось выйти через заднюю дверь, пытаться снять неизвестный блок было бы пустой тратой времени. За порогом меня ждал сюрприз в виде мокрого Снейпа. От неожиданности я споткнулась, и ему пришлось меня поддержать. Мокро. Он был в промокшей насквозь одежде, и с волос капало прямо мне на лицо. Запах дождя и мужского пота. Его пота. Кажется, колени меня снова подвели.

— Да что с вами? — недовольно, как это часто бывало поутру, произнес он, держа меня за локти.

— Видимо, не выспалась, — пробормотала я, по сути, сущую правду.

На что он не ответил и, удостоверившись, что я достаточно крепко стою на ногах, отпустил меня и скрылся в доме. Хлопнула дверь. Меня это возмутило и отрезвило. Запоздало я осознала, что он был очень непривычно одет — в маггловский черный спортивный костюм. Северус Снейп бегает по утрам? Удивительное утро. Хмыкнув, я шагнула с крыльца, подставляя дождю лицо, и через мгновение аппарировала в Мунго.

Работа закружила с первых минут. Пожилой мужчина, перепутавший листья лекарственной и дикой бегонии в зелье от артрита, мальчик, укусивший ядовитый кактус на спор, девочка, пытавшаяся дома впечатлить родителей взорвавшимся зельем, волшебница средних лет, злоупотребившая большим количеством молодильного зелья, и прочая, и прочая…

К обеду я была выжата, как бубонтюбер. Нагрузка после праздников приличная, кто-то из сотрудников ещё отдыхает, у кого-то заболели дети — нехватка как минимум двух пар рук ощущается остро. Жаль, Вивьен не скоро сможет вернуться, хотя сомневаюсь, что она вообще этого хочет. Интересно, когда освободится Гертруда? И кстати, кто выписал Джона?

Кое-как удалось урвать минутку отдыха, в ординаторской кто-то снова заварил чай с лакрицей, что ж, врачи тоже болеют.

— Целитель Кроссман, — заглянув в комнату, окликнула меня молоденькая медсестра. — Там привезли пациента, ожог — не ожог, посмотрите?

— Конечно, — скрывая желание вздохнуть, ответила я.

Без укрепляющего опять не обойтись.

* * *

Утренний откат он выдержал стойко, однако скованность мышц после рассветных судорог раздражала. Нет ничего действеннее, чем контрастный душ и энергичная пробежка, если брать в расчет невозможность просто выпить зелье.

Но утро принесло не только боль, но и озарение. Северус исписал два свитка на основе прочитанных вчера книг, исправил таблицу, забраковал основу зелья и начал все заново. Опомнился от исследовательского угара он только на закате, наступление которого он благополучно проморгал, встретив его на полу. Камень холодил ладони и мокрое лицо. Не был готов. Вывернуло наизнанку до искр из глаз. Придя в себя, он медленно встал, проверил заклинание стазиса на одном котле и помешал в другом. Пока все правильно. Решив, что сегодня большего не сделает, он вышел из лаборатории.

Речь, едва уловимую, на грани слышимости, но явно чужую, он — многолетняя привычка едва ли не на уровне инстинкта — скорее почувствовал, нежели услышал. В доме был посторонний. Эмбер о гостях не упоминала, но могли же к ней заглянуть подруги или… Палочка легла в руку. Сначала он почувствовал запах, а затем увидел. Багровые мазки, еще свежие, проложили цепочку вдоль лестницы и коридора. Медленно он двинулся вперед к гостиной.

— Гелли! Не стой, растяпа, — послышалась возня, — потом тут уберешь, комнату приготовь!

— Гелли сделает, — пропищала домовичка и исчезла с характерным хлопком.

— Терпи, девочка!

Снейп скользнул в комнату. Камин горел ярко, бросая вверх зеленые искры, коробка с летучим порохом, перевернутая, валялась рядом. Сгорбленная старушка шептала что-то неразборчивое себе под нос около лежащей на полу Эмбер. Она, похоже, была в полубессознательном состоянии, юбка обагрена кровью.

— Явился, виновничек, — закончив заговор, произнесла гостья и зыркнула в угол, где замер Снейп.

Он быстро определил, что действия этой старушки не враждебны, но встретить такой силы взгляд не был готов. Она ступила ближе, разглядывая, вглядываясь. Светло-голубые льдистые глаза на мгновение-другое сковали, казалось, смели все барьеры, но это не было легилименцией. Это было обращением к самой сути.

— Ты не смотри, что сирота, за нее есть, кому вступиться, — жестко заявила она.

Исходящие от неё волны некой внутренней силы напрочь развеяли первое впечатление о ней как о безобидной бабушке.

— Я никогда не желал Эмбер зла, — он сказал чистую правду.

Она кивнула и отвернулась. Присев на край дивана, она начала искать что-то в карманах и, найдя самокрутку, подпалила и сделала пару затяжек. Не успел Северус удивиться или потребовать объяснений, как старая леди, хорошенько затянувшись, выдохнула дым над Эмбер. Дым расползся вокруг ее тела, образовывая кокон. В это же время с хлопком появилась на вид такая же древняя, как и ее хозяйка, домовичка и пропищала:

— Госпожа, все готово.

— Вовремя. — Еще одна затяжка и выдох, кокон уплотнился. — Переноси нас. Аккуратно!

Домовиха щелкнула пальцами, и они втроем исчезли. А Снейп пытался осознать, что же сейчас произошло. То, что Эмбер стало плохо и она позвала на помощь, было очевидно. Но что случилось, и почему она не позвала сначала его, и почему ей пришлось спускаться по лестнице, она же могла аппарировать, только если… Он замотал головой. Этого не может быть. Но он должен знать наверняка. Он быстро поднялся в свою комнату. Перерыв сундук и полки, наконец нашел искомое и, как можно тише, пробрался к спальне Эмбер, разматывая на ходу клубок телесного цвета.

— Сейчас боль пройдет, миленькая, потерпи еще, — гостья ворковала, как любящая бабушка.

Эмбер не отзывалась, лишь часто-часто дышала. Послышался новый напев, Северус снова не смог разобрать слов, не латынь и не греческий. Он прижался лбом к двери, размышляя, стоит ли оставаться, и в этот момент пение стало выше и громче, а Эмбер шумно, со сдерживаемым стоном, втянула воздух сквозь сжатые зубы. Ему хватило выдержки не толкнуть наверняка запертую дверь, лишь ладони в кулаки до побелевших костяшек. И все стихло.

Звон хрусталя.

— Пей же! — Кашель. — Допивай-допивай, не малиновый сироп, конечно.

— Воды, — голос у Эмбер непривычно тихий и сиплый.

— Сама знаешь, что пока нельзя. — Слышно, как шуршит накрахмаленное белье. — Давай тебя, наконец, разденем, кровотечение я остановила, нужно осмотреть.

Вдох. Шуршание. Минуты текут. Выдох.

— Все хорошо. Полежать придется, попить отвары… Теперь зелья нельзя, только простые отвары, — Северусу показалось или последнее было сказано громче?

— Гер… — тихо-тихо.

— Тебе бы поспать, — с намеком произнесла гостья и, судя по звукам, поправила одеяло.

— Герта, — настойчивее.

— Что ты маешься? Через день будешь ползать, через неделю прыгать. Гелли уже все прибирает, в Мунго я сообщу, лежи себе отдыхай…

— Герта! — твердо.

— Вот заладила! Не знаю пока, но узнаю. Надо с твоим горе-зельеваром побеседовать. Давай спи! — пробурчала старушка.

— Гер, у меня магия пропала, — ее голос дрогнул. — Скажи…

Вдох.

— С чего ты взяла? Сама же проверяла наверняка не раз. Ах, патронус у нее не получился! А с какими новостями ты домой вернулась, а? Хорошо еще, догадалась не аппарировать, знаешь ведь, что при больших кровопотерях магия в жизненный резерв уходит. У-у-у, — протянула она, — вот смотри, да смотри же, видишь — белый? Я же сразу сказала: все хорошо! Я что, врать тебе буду? Не выкидыш это, нет.

Выдох.

— Спи, с остальным я разберусь, — поставив точку в разговоре, она закряхтела, очевидно, слезая с кровати, и направилась к двери.

Северус дернулся и отступил, но не ушел. Едва успел убрать подслушку, перед тем как отворилась дверь. Она вышла, коротко взглянула в его сторону и махнула рукой, приглашая следовать за собой. Спустились они опять в гостиную, где все оказалось уже убрано.

— У меня нет времени следовать приличиям, — начала она, устало опустившись в кресло, и наконец представилась: — Гертруда Гивинг, — она замолчала, склонив голову к плечу, приглядываясь, и продолжила: — Тебе представляться нет нужды, — снова замолчала, прикрыла глаза и покивала сама себе. — Жаль, что не я тебя принимала, помогла бы, Эйлин была славной, хоть и слабенькой, но сделала что могла, магия подсказала.

Снейп удивлённо воззрился на нее. Разумеется, он знал, кто она, он помнил сложные, начавшиеся раньше срока, роды Нарциссы. Точнее, он помнил граничащее с истерикой состояние Люциуса, они тогда тесно общались. И то, как он практически сразу успокоился, стоило миссис Гивинг появиться в их доме. В ее руках побывали почти все новорожденные уважаемых семей, но и в Мунго она регулярно появлялась. Однако, что она имела ввиду, помянув его мать, он понять не смог.

— Ты напиши-ка мне, чем ее поил, — она нахмурилась. — Наверняка же модифицировал, так что — подробный рецепт и состав. И все, что в последнее время, — она бросила задумчивый взгляд куда-то в потолок, — скажем, недели за две, она могла употребить.

Он отошёл к столу и взялся за перо, искоса поглядывая на нее. Сейчас она выглядела озабоченной. Принявшись снова рыться в карманах, она вытащила блокнот и простой карандаш. Написала записку и, оторвав листок, положила его на кофейный столик. Тот сам свернулся в самолётик и спланировал с края стола в камин.

Получив от Снейпа список, она долго его читала, пожевывая губы. Наконец вздохнула и разразилась тирадой на тему гениев-неучей.

— Нет, ты бы ещё белладонну положил! И как ты мог не заметить сразу, сколько она хлещет обезболивающего пополам с укрепляющим, ещё и концентрированного! Эх, молодёжь! — она что-то черкала карандашом. — Вам повезло, что на, так скажем, опасные дни не попали, — он едва не поперхнулся вдохом. — За это хвалю, единственное. Нет, сам рецепт неплох, но вот это все, — подчеркнула несколько строк, — это крайне нестабильно. Ты чего добивался-то? Чем не понравилось стандартное зелье? Их пять основных. Я уж молчу, зачем девочку надо было поить, сам мог пить, раз твоя инициатива.

Северус стиснул зубы.

— А ей даже кроветворное нельзя сейчас, — она продолжала сокрушаться, — крапивы хоть навари. Потерять почти две пинты! Но больше нервы… — покачала головой. — Вот ещё, значит, мяты, она успокоит и спазмы снимает, и ромашки. Только отдельно! Заварить как чай, укутать, дать настояться и все.

Он молча кивнул.

— Это, конечно, если она ещё что-то примет из твоих рук, — она нахмурилась и забормотала: — Гелли часто не попрыгает, Вив бы позвать, но нет. Ладно, — она хлопнула в ладоши, призывая домовичку, и встала, — Эмбер должна проспать примерно сутки, я постараюсь завтра вечером заглянуть или прислать Гелли. Ты присматривай, мало ли что.

Напоследок Гертруда внимательно посмотрела на молчаливого Снейпа, сама себе кивнула, будто что-то поняла, и исчезла в зеленом пламени камина.

* * *

Небо серое. Тяжелое. Снеговое? Комната черно-белая и будто припыленная. Одеяло тяжелое, руки не поднять. И холодно, холодно…

За окном совсем темно. Тускло-серая луна. Тяжело. Холодно. Словно придавлена сугробом. Ноги сводит судорогой.

Рядом что-то шуршит, кто-то ходит, что-то говорит.

Тепло. Нет, жар до боли. Будто в ноги воткнули тысячи раскаленных игл. И сил уже нет даже на то, чтобы сдержать стон. Впрочем, и на него тоже. Горечь трав на искусанных губах. Темно. Тяжело.

Кипенно-белый. Ясно-голубой. Подушки облаками, одеяла волнами. Глаза режет.

— Мисс Эмбер очнулась! — где-то рядом обрадовано пропищала Гелли.

— Гер… — куда-то в спасительную темноту.

— Сейчас придет, — спокойный и негромкий голос.

Шаги и двери, двери и шаги.

— Птичка, ты что-то долго, — мягко пожурила Гертруда, настойчиво выпутывая меня из одеял. — Я уж думала ошиблась где, ан нет, видать истощение было крепче, чем я думала.

— Какой день и что… — начала было я.

— Все в порядке. Проспала полтора дня, вместо суток, ну да ничего, — журчала она, поднимая к груди на мне сорочку, — так, последний раз тебя осмотрю и можешь опять вить гнездо.

Закончив осмотр, как визуальный, так и магический, Гертруда одобрительно покивала, укрыла меня и затем, наконец, начала объяснять:

— Багульник, донник, зверобой, — припечатала она. — Надеюсь, пояснять что-где не нужно.

— Лакрица… — расстроенно добавила я.

— Еще и лакрица? Эх ты, дуреха! — в сердцах воскликнула она, но тут же смягчилась: — Прости, птичка, я ж понимаю, ты сама медик и привыкла, что зелья не должны конфликтовать, но что случилось, то случилось, — тяжело вздохнула. — Ты его не ругай! Хватит с него и разгневанной бабки! — она заговорщически подмигнула. — Если б ты была спокойной дамой с минимумом забот, побочки бы и не вылезли, его рецепт вполне действенный, но… Да ты и сама знаешь, сколько нахлебалась укрепляющего, и от него одного могут быть последствия, а тут уж все вместе.

Она замолчала, давая мне проникнуться ее мыслью. То, что она начала защищать Снейпа, оказалось крайне неожиданным. Мне повезло, что Герта была у Вив в тот вечер. Перспектива истечь кровью и умереть из-за банальных месячных, хотя ни разу не банальных, была абсурдной. Задержка эта еще…

— Он, конечно, виноват, не спорю, но по недосмотру. Только Бог не ошибается, — продолжила Гертруда. — Просто хочу, чтобы ты знала, он эти полтора дня провел у твоей двери, не смея зайти, кроме как для дела. Поил отварами, снимал судороги. Я приходила лишь один раз, но была спокойна за тебя, — она взяла меня за руку.

— Однако мне стоило хотя бы спросить о модификации, — не смогла смолчать я, чувствуя, как глаза начинает щипать.

— И себя не вини. Я бы тоже ему доверилась без оглядки, — она сильнее сжала мою ладонь. — Только, боюсь, это на вас повлияет, — вздохнула, — уже повлияло.

— У нас все сложно… И даже нет «нас».

Смешно крякнув, она посмотрела на меня тем самым взглядом любящей бабушки, от которого и донельзя стыдно, что вспоминаешь каждую стащенную из буфета шоколадную лягушку, и щемяще тепло на сердце, так, что хочется спрятаться в этих морщинистых руках от всего мира.

— Дураки оба!

— Ты мне еще вот что скажи. Что-то могло… кроме трав, повлиять на свертываемость? — спросила Гертруда у Снейпа.

Они сидели в гостиной и только что закончили рассчитывать таблицу вливаемых в Эмбер снадобий. Он застыл ненадолго, сосредоточенно думая, и как-то неожиданно тихо и неуверенно заговорил:

— Не думаю. Хотя именно это я не проверял, но… — и не смог закончить, лишь крепко сжал зубы, скрывая волнение.

— Я так и чувствовала, что не все с тобой гладко, — она цокнула языком. — Дай-ка я на тебя посмотрю! Можно? — с этими словами она вытащила откуда-то из складок мантии монокль с цветным стеклом.

Он отступил было в сторону, но затем кивнул и смиренно замер в ожидании.

— Пусть магия будет мне свидетелем, не ради праздного любопытства, а по долгу целителя и повитухи, — заявила миссис Гивинг. — Что ж, что-то такое я и предполагала, — она протерла стекло и снова приставила монокль к глазу. — Нет, определенно, само по себе твое семя не несет вреда, но с кровью что-то неясное.

— Это уже мое дело, — Снейп прервал ее резче, чем хотел.

— А ты понимаешь, что если бы… — она посмотрела на него тем пронизывающим взглядом, как и в первую встречу, — что Эмбер непременно бы оставила дитя? Да будь ты и здоров, она бы тяжело понесла, а сейчас и вовсе. Это, — она махнула рукой в сторону лестницы, — это цветочки.

Он в два шага ретировался к окну, вовсе не за тем чтобы любоваться звездами. Дальше от огня, дальше от света, дальше от правды.

— Неужели ты до сих пор ее не понял? — Герта покачала головой. — Разве не заметил, как она вкладывается, ныряет с головой в каждую проблему? — ее не смущало говорить ему в спину. — А ты честно признаться боишься, — голос ее был уставшим, а тон скорее печальным, — глупые вы, — не дождавшись от него ответа, она скомандовала домовичке: — Гелли, домой.

* * *

Провалявшись в кровати еще день, я сделала несколько попыток выйти из комнаты, но дверь была хитро зачарована. Она открывалась, но не давала пройти. И каждый раз, из-за угла появлялся Снейп, будничным холодным голосом уточняя, что случилось и передавая неизменную рекомендацию миссис Гивинг вернуться к отдыху. Не то чтобы я спешила сворачивать горы, сил было еще очень мало, но сидеть без дела не привыкла. Кто-кто, а Герта это отлично знала, и, явившись на четвертый день моего заключения, застала меня у раскрытого окна, играющей со снегом в замерзших руках. Вместо приветствия она схватила меня за плечо, бурча потянула от окна до кровати, и угомонилась лишь укутав меня в несколько одеял и навесив согревающие чары.

— Если бы ты вила веревку из простыней я бы не удивилась, но это что такое? — встревоженно спросила Гертруда.

— Снег… Колючий и холодный.

— Кто? — она многозначительно взглянула в сторону двери. — Так, ясно.

Я ещё сама не поняла, о снеге говорила ли, а она уже всё раскусила…

— Герта…

— Как дети малые, ей-богу! Сидите по норам и сами себя грызете, вроде и хорошо что не друг друга, а хоть повеселей бы было! — проворчала она и, поднявшись, направилась к туалетному столику, заставленному сейчас стаканами и кувшинами. — Ладно, что у нас тут… ага…

Теплые волны качали и убаюкивали. Меня начало клонить в сон. Пока она считала, сколько я выпила настоев и проводила диагностику, я успела задремать. Последней мыслью было, что Герта навела не только согревающие заклинания.

К следующему пробуждению меня подтолкнула природа. Уже стемнело, ещё полдня пролетело. Я старалась встать осторожно, памятуя об общей слабости и возможном головокружении, да так и застыла у кровати. Из коридора доносились приглушенные голоса:

—…рано…

— Когда она узнает…

— Все равно уже ничего не исправить, сейчас волнения ей не к чему. Пусть восстановится…

Очень хотелось добраться до двери и вывести заговорщиков на чистую воду, но… Не думать о воде! Когда я покинула уборную, разумеется, уже никого не застала. От бессилия даже разозлиться не вышло. Постель манила теплом, но я решила в конце концов поискать свою палочку, хотя и понимала, что бесполезно. Убив за безуспешными поисками целую вечность, я снова легла, усталость взяла верх.

Утром я проснулась под бодрое позвякивание. Гертруда уже начала проводить очередную диагностику, а ее домовичка ловко заменяла пустые кувшины на наполненные свежими настоями.

— Ага, проснулась уже, — резюмировала себе под нос Герта, чему-то лукаво улыбаясь.

— А что мне еще делать? Спать и просыпаться, и снова спать, — беззлобно фыркнула я. — Ты что-то зачастила…

— Да вот слежу чтобы ты глупостей не наделала, — она посмотрела на меня долгим взглядом и продолжила: — Молодец, что хоть догадалась без магии обойтись.

— В беспалочковой я не так сильна… К слову, где моя палочка? И долго ли мне тут еще сидеть? Кто-то обещал что через неделю я прыгать смогу, а пятый день из комнаты не выпускает!

— Ой! Обидься еще! — она хохотнула и, сделав последнюю пометку в блокноте, наконец, ответила: — Сегодня и выпущу, а палочка твоя на каминной полке, могу попросить Гелли принести хоть сейчас, но прошу: потерпи еще три-четыре дня. Рано тебе начинать бурную деятельность, — она погрозила мне пальцем.

На том и порешили. Справедливо рассудив, что кризис миновал и осталось еще несколько дней долечиться, и что я вполне могу справиться сама, Гертруда отбыла с домовичкой домой, оставив мне массу ценных указаний.

Многим за счастье поваляться дома в полном безделии, но на меня это навевало тоску. Следовало для начала привести себя в порядок: я приняла разрешенную едва теплую, но с ароматной пеной ванну, побаловала волосы лечебными маслами, а то даже зеркало заявило, что с такой мочалкой на голове стыдно на люди показываться, да и в целом есть время покопаться в шкафу с косметическими средствами. Став похожей на выздоравливающую, а не больную, я рискнула спуститься вниз.

Палочка, как и сказала Герта, лежала на каминной полке. Гостиная и лестница были вычищены, коробка с каминный порохом стояла полная на привычном месте, будто и не было ничего. На кухне обнаружился зачарованный неостывающий глиняный горшочек с овощным рагу. Надо будет не забыть вернуть.

А так все было на своих местах, все тот же пустой лондонский дом. За окном кому-то сигналит желтое такси, дождь со снегом пачкает тротуар, серое небо хмурится. В доме тишина, прерываемая лишь моим дыханием и скрипучим тиком старых часов. Сова, очевидно, спит на чердаке после ночной охоты.

В лаборатории пусто, ни соринки на разделочном столе, ни смятого черновика в корзине. Северуса нет. Как и его личных вещей.

Пусто.

Бесцельно слоняться по дому не хотелось, зато сейчас точно нет отговорок от бумажных дел. Гоблины отлично знают свое дело, но отпускать все на самотек нельзя, поэтому минимум раз в полгода приходится проверять гроссбух.

Кабинет отца. Каждый раз мне дается непросто.

Все та же квадратная комната, внушительный книжный шкаф во всю стену, несколько разнокалиберных спящих портретов, огромный стол по центру и последние отчеты под пресс-папье из мореного дуба.

Погрузившись в бумаги, я, разумеется, отметила возросшие траты, но дела шли хорошо и поводов для волнения не было. В свое время отец, не в последнюю очередь благодаря своему положению в министерстве, вложился в несколько прибыльных дел, и, пускай наша семья не владела ни одним предприятием, и доход имела не огромный, но приличный и вполне стабильный. О чем мне решили напомнить:

— Дорогая, ты могла бы и не работать!

— Меня все устраивает, — устало отозвалась я, подобный разговор происходил не впервые.

— Но зачем ты так себя изводишь? Ты давно смотрелась в зеркало? Или ты нездорова?

— Мама, ты как всегда преувеличиваешь, — внутри сквозила досада, как же мне не хотелось вновь пререкаться.

— Генри, скажи ей! — она обратилась к сидящему в соседнем кресле супругу.

Отец на мгновение нахмурил брови, привычным жестом сложил газету, и произнес:

— Эмбер, дочка, слушайся маму, — затем снова погрузился в чтение.

Все как обычно.

— Спасибо за заботу, но мне нужно сосредоточиться, — ответила я и накинула на портрет темную ткань с вышитыми рунами.

— Зачем ты так? — отец успел перескочить в свой небольшой настольный портрет. — Она же волнуется.

— Папа, — я устало откинулась на спинку стула, — она всегда мной недовольна, чтобы я не делала. И ты говоришь со мной нормально, только когда ее нет рядом, — прикрыв глаза, я постаралась прогнать отголоски былых обид и настроиться на деловой тон: — Лучше скажи, стоит ли продолжать держать счет №68 или попробовать вложить? Эспен в том году упоминал, что их фирма подумывает расшириться.

— Тот, что в валюте маглов? — отец задумался и потер подбородок, — очень может быть, что стоит вложить, принеси мне их статистику за последний год, чтобы удостовериться.

— Хорошо, тем более, Эспен скоро приедет в Лондон, — я переложила пару свитков и свежую газету в небольшой сундучок, и постучала по крышке палочкой два раза, его брат-близнец на портрете вспыхнул голубым цветом. — Вот посмотри пожалуйста, скоро нужно будет менять защитные кристаллы, есть несколько предложений.

Дальнейший диалог продолжился в деловом русле. Не скажу, что заниматься подобными делами мне нравилось, всегда можно нанять поверенного, но отец привил мне ответственность в делах.

Наверное, он просто не знал, о чем говорят с маленькими девочками, и, когда мы бывали втроем, все внимание на себя перетягивала говорливая мать, а он привык отмалчиваться. Ведь правда, какому мужчине интересно слушать о том, какой цвет снова вошел в моду или как я потеряла очередную шляпку. Только когда он работал дома, а я сбегала после уроков этикета в пыльную тишину кабинета, тогда лишь мы могли поговорить. Он сажал меня колени, а позже завёл небольшую табуретку и рассказывал для меня, даже показывал на карте, где живут и кормятся овечки, как стригут и обрабатывают шерсть, и как потом получаются мои теплые платья. И, конечно, сколько вложено наших денег в ту или иную фирму и какой доход они приносит. Рассказывал, какие глупые запросы или серьезные дела он делает для министра, но без подробностей, конечно. Потом, устав, он предлагал партию-другую в шахматы, поначалу учил и поддавался, но ближе к окончанию школы мы играли как равные. Отец никогда не говорил о любви, но всегда крепко обнимал меня перед расставанием; не говорил, как выбрать успешного жениха, но рассказывал, как много разных людей встретилось ему в жизни; не советовал, как выбить себе место попрестижнее, но научил стремиться к поставленной цели. И его главный подарок в моей жизни — исполнение моего, а не чужого, желания учиться на целителя и личная лаборатория, которая лишь немного уступала университетской.

Мать же успевала везде и всюду. Она и работала с отцом в одном отделе, как раз все возможные «договориться/уговорить» было по ее части. И дома она, не уставая, вертелась как волчок. Всегда идеально собранная, с прекрасной памятью на каждую мелочь. Разве что готовить она не любила, но и тут выкрутилась с помощью хорошего ресторанчика, холодильника и специальных чар. Помню, папа бурчал, зачем нужна эта штука, еще и электрическая. Вот парадокс, накладывать каждый день чары консервации матери терпения не хватало, а на то, чтобы четверть часа каждое утро рисовать вручную идеальные стрелки на глазах — вполне. Впрочем отец любил ее очень сильно. И все их перепалки длились не дольше пяти минут с верной победой матери.

Элла Эйк — красавица и умница, маглорожденная и небогатая. Она не была самой умной на курсе, но явно в лидирующей десятке Шармбатона. Что до красоты, то она пошла в мать-итальянку, практически ничего не взяв от норвежца-отца. И Генри Кроссман влюбился по уши, как мальчишка. Элла не успела завершить стажировку во французском Министерстве Магии, как обзавелась помолвочным кольцом. Он был очень спокойным по характеру и в Париж приехал по делам, но за несколько дней был полностью очарован милой Элли.

Для чопорных англичан она была слишком яркой, слишком шумной и слишком непохожей на первую супругу моего отца. Может, именно поэтому она ему и приглянулась. Да, он был вдовцом, и никогда эта тема не поднималась в нашем доме; я знала лишь, что это она была англичанка, прожила недолго и не успела подарить отцу ребенка. Много лет отец жил один, поругавшись со старшим братом; он переехал в этот небольшой, по меркам аристократии, дом, где не было даже домового эльфа, и посвятил себя работе, пока однажды не встретил мою мать.

За делами я просидела до вечера, сама виновата, давно не проверяла, увлекшись… вдох и выдох… спокойно. Не впервой в омут с головой. Из каждой авантюры мне удавалось выйти с минимальными последствиями, по крайней мере раньше.

Прибрать все по местам. Захватить пару важных писем. Пойти, наконец, чего-то перекусить. На кухне испитый чайник. Спокойно!

Ноги несут в гостинную, хоть к какому-то теплу. Огонь едва мерцает зеленым огнем.

— Кто там? — удивленно спрашиваю я, подкидывая летучего порошка.

— Уф! Я думала, ты уже и не ответишь! — перевернутая голова Вив появляется в камине.

— Здравствуй! Тебе так удобно? — я и рада видеть подругу, и досадливо смущена, наверное, Герта ее попросила.

— Ну, — она хихикнула и протянула: — лежать на шика-а-арном ковре, муж на днях приволок… потом расскажу! В общем, лежать в моем положении всяко удобнее, чем стоять на коленях полчаса!

— Прости, — это о чем я думала, что пропустила оповещение? О ком… — Зайдешь?

— Не могу, извини, я на минутку, — она вмиг стала серьезной. — Ты как? Бабушка рассказала в общих чертах, но…

— Уже нормально, — я пожала плечами, — немного отдохну и снова в бой.

— Это-то меня и беспокоит, — ее не обманул мой нарочито бодрый тон. — Опять не долечишься, а дел наберешь выше головы!

— Вив… — в глазах защипало от зарождающихся слёз. — Мне так проще.

— Птичка, что случилось? — из ее голоса пропала вся строгость.

— Ничего, в том-то и дело что ничего.

— Но?

— Вив, — горло сдавило. — Мы даже не обсудили ничего. Он ушел. Просто исчез. И я… Я не знаю…

— Подожди-подожди! Не накручивай себя почем зря, — она задумалась, будто что-то просчитывая в уме: — Вспомни, ну это глупость конечно, но как ты три дня извинялась, что сожгла мой последний кофе! А тут уж не шутки. Представь каково ему? Знать что сам навредил…

— Но я же его не виню!

— А он наверняка винит! Остыньте оба. Созреете и поговорите.

— Не думаю… он ничего не обещал, да и вообще, все это… — я могла только беспомощно всплеснуть руками.

— Тихо. Успокойся и долечись. Толк сейчас с тебя такой? Переключи внимание. К тебе же Эспен скоро приедет? Подарок ты еще не купила? Вот займись. И себя побалуй, — она помолчала немного, и добавила уже совсем мягко: — Птичка, я знаю, ты привыкла с размахом: что любить, что страдать, полумеры не твое. Но сейчас… Не замыкайся, выйди на новый уровень. Несолидно в твоем возрасте страдать максимализмом! — она подмигнула мне и улыбнулась. — Лучше обнови гардероб и поищи подарок на крестины!

— Вивьен?!

— А что? У меня есть кто-то ближе тебя?

И слезы хлынули, но совсем другие, не те горькие, которые я душила, а легкие и радостные.

— Ложись спать, птичка, а завтра к обеду пойдем пройдемся по Лондону, ты его немагическую часть знаешь лучше, — голова в камине начала поворачиваться, значит разговор подходит к концу. — Ох, меня зовут домашние!

— Хорошо.

___________________

Всем выжившим привет и большое спасибо! Движемся дальше, медленно, но верно!