Вернуть Джека (джен)

«Здесь тихо. И тепло. Мне кажется, что я слышу ласковый голос. Он не похож ни на какой другой. Как если бы огонь умел говорить: мягкий и… трескучий. Тихий. Он повторяет, что всё наладится, и это только страшилки. А Светлана сама не понимает, что творит…

Светлана…

Я поверил ей, опять. Это на меня не похоже, я же всегда хорошо чувствовал ложь. Почему именно она меня запутала? Так обидно, слов нет. Вот мне бы сейчас залезть под одеяло и укрыться в него с головой — но не знаю, тут бывают одеяла? Я вот сейчас даже рук и ног не чувствую. Вообще ничего. Но перед глазами белым-бело, и это не слепит.

Что, Солнце, так это ты меня успокаиваешь? Мне жаль тебя. Но как же так получилось, что ты запустило своего ребёнка? Почему эта милая девочка с мельницы сошла с ума? Видишь, я ни о чём другом уже думать не могу. Ответь же мне, пожалуйста. Больше мне и не надо…

Ну вот, молчишь. Да, наверное, тяжело придумать ответ. Но хотя бы расскажи, есть ли способ мне вернуться? Мои друзья с ней один на один. Софи, Джейми. Эмма… Ей точно не поздоровится, хотя она и не виновата ни в чём.

Я хочу домой. Чего же ты медлишь?»…

«Не торопи Солнышко, Джек, оно и так болеет. Потерпи чуть-чуть».

«Стой-стой! Я узнаю этот голос… Только сейчас ты вроде не заикаешься. Хрусталка? Но ты же разбилась!»

«Да, и на землю мне больше не попасть, не направить мою подругу. Хотя она мне почти как сестра, ведь я жила половинкой её души. Пока она позволяла. Прости, что я вовремя не предупредила тебя о том, что она задумала. Было так страшно… Помнишь, что она сделала с другими игрушками? Во что превратила свою мечту… А начиналось-то всё здорово».

«Выходит, раз ты здесь, ты — ребёнок Солнца?»

«Ну конечно. Посланный Светлане в помощь задолго до того, как она попросилась к нему. Нас тут много, его деток. Думаешь, кто такие лучики? Вот это мы есть. А Светлана — она же приёмная, у неё бы так ни за что не получилось, хоть и какой-то силой её наделили. Но никто не ожидал, что её помешательство дойдёт до такого. Мы думали, что когда уголёк обиды покинет её сердце, она станет прежней. Но ей всё ещё чего-то не хватает».

«И что же, из-за её капризов миру конец?»

«Нет, ну что ты. Кто она, и что — мир? Даже полудуху не пойти против законов Вселенной. Рано или поздно проклятие, хоть оно и замедлилось сейчас, съест её — и всё пойдёт своим чередом. Вот только что Светлана до этого успеет сделать твоим близким — будет не исправить».

«Нет-нет, ничего плохого она больше не сделает моим друзьям! Почему же вы с Солнцем отмалчиваетесь, оно что, не хочет меня отпускать? Вы поймите, меня ждут!»

«Ты занял здесь место Светланы, и мы не можем тебя просто так отпустить. Да и есть вещи, которые тебе лучше знать перед тем, как встретиться с ней ещё раз. Например, что она обожает лесть. И какую бы она пакость не совершила, если ласково оправдать её, то всё — ты на время её друг».

«Что, так ты знала?! А раньше нельзя было мне это сказать?»..

«Т-ш-ш-ш. Злобу тут не любят, так что спокойнее. Так… Ещё Светлана любит врать — так что не верь ни единому её слову».

«Хрусталка. Ты издеваешься».

«И ещё — вряд ли от неё получится избавиться навсегда. Способность возрождать у неё не только для других — но и для себя».

«Ты говоришь мне, что она Терминатор? Вот так, в конце всего? Да, вы с ней определённо сёстры!»

«Но она исчезнет такой, какой мы её знаем. Это будет совсем другой человек. И мне так жаль… Она дорога мне — и Солнцу. Она — наша семья, какой бы ни была. Наверное, ей этого было мало, и домоседство затуманило ей разум. Но по-другому было нельзя. Когда ей ещё разрешали свободно гулять по миру, Светлана помогала больным и беспомощным. Да, представляешь. У неё было много друзей. Но то время было тёмным, и неприятели объявили её ведьмой. А ты же знаешь, что с ними делали. Так что солнце только спасало её, прокляв. Может, это было не совсем правильно — но люди, они же другие, с ними надо вести себя не так, как с нами. Это, наверное, и испортило милую девочку».

«И в самом деле, что бы она с вами ни сделала, вы её прощаете…»

«Как и Хранители прощают тебя, Джек. Вы с ней похожи больше, чем тебе хочется признавать».

«Я подумаю над этим потом. А теперь, если ты закончила, можно я уже отправлюсь к своим друзьям? Они в опасности из-за вашей милой девочки, помнишь?»

«Да. Не знаю, почему она решила, что мы будем удерживать тебя здесь век за веком. Ты же не сирота, в отличие от неё. Я слышу, что Солнце мне шепчет, что пора. Только тебе будет больно, предупреждаю. Но ты стерпи, ладно? Итак, раз ты занимаешь место Светланы, придётся мне опять пострадать. Не знаю, на сколько меня хватит, но попробую обмануть мир, как будто она здесь. Чувствую, даром мне это не пройдёт. Но и ты, давай, оправдай старания».

«Да уж постараюсь. Можно быстрее, по-жа-луй-ста? Ты же знаешь, я и половины не понимаю, что ты мне твердишь про ваши правила. И, если честно, мне всё равно. Моя семья в беде — и нужно скорее им помочь. Так что шевелитесь, иначе передозировка злобой будет обеспечена».

«Хорошо. И вот пришёл заветный час».

«Какой?»

«…И пусть Светлана исчезнет вместе со мной».

«Какой час?!»

«Час нам с ней погаснуть».

* * *

Джека отбрасывает мощной волной света, и он стучится о ствол дерева. Держась за затылок и скрипя зубами от боли, глядит на Солнце, но на этот раз не очень-то получается. Оно вновь сияет ярче яркого, вот только всё то время, пока Джек приходит в себя, стоит на месте.

— Значит, есть шанс, что всё это мне не причудилось? — спрашивает сам у себя. — Что задумала Хрусталка? Ну и жуткие были её последние слова… Стойте-ка… Джейми и Софи! Чего я тут прохлаждаюсь?!

Джек как можно быстрее прилетает к их дому. Открытая дверь и зловещая тишина не предвещают ничего хорошего. И когда Джек, осторожна ступая мимо гостиной, видит старших Беннетов застывшими — по-настоящему застывшими, как восковые фигуры — с гримасами ужаса тут-то понимает: ему больше не придётся сдерживать себя не причинять Светлане серьёзный вред. Теперь возмущение взрывает каждую мысль о ней.

Готовый к обороне, он медленно проходит в коридор — и срывается, когда видит, как Софи и Джейми сидят в спальне спиной друг ко другу привязанные, а Эмма лежит на полу без чувств.

— Что тут произошло?! — сбивчиво выговаривает Джек, пытаясь развязать мёртвые узлы. Никто ему не отвечает, даже Софи, как бы он ни привлекал внимание, и не смотрит в его сторону. И когда с ужасом подносит к её плечу руку и она проходит насквозь, бормочет, глядя на неё: — Не-е-ет… Что это чудовище сделало с вами? Ну же, ребята, почему вы такие вялые!

Сзади слышатся шаги, и Джек готовится к нападению.

— А ты что, думали, я зря их так оставила? — хихикает голос Светланы: — Не-е-ет, они, люди, мне нужны! И не только для того, чтобы я не исчезла. Главное ведь — я оставлю вас без воображения, но, поверьте, мне оно пригодится больше. Нужно менять этот мир! А своего у меня, как ни печально, не хватает, — и меняет тон на горделивый: — А я надеялась, что родственнички поддержат меня в последний момент. Не-е-ет, всё туда же! Ну как тебе атмосферка, оценил? Пожил бы там века?

И Светлана вскрикивает. То ли от злости, то ли от отчаяния — у Джека получается запереть во льду саму дочь Солнца. Но он уже начинает таять, так что бывший Хранитель Веселья спешит докричаться до друзей.

— Тогда так.

Он замораживает верёвку, и легко рвёт её. Легонько бьёт ребят морозом по щекам и твердит:

— Бегите, пожалуйста, куда угодно, только не дайте ей себя найти!

И словно услышав, Джейми всё ещё с сонным видом тащит Софи из дома. Джек следит за ними из-за окна, и когда брат с сестрой пропадают из виду, вздыхает с облегчением. Сам он не собирается бежать, как и прятать Эмму: Джек едва ли надеется, что она когда-нибудь проснётся. Просто садится на колени, прижимает к себе, жмурится и целует в макушку.

— Всё бесполезно. Теперь совсем.

* * *

«И что ты делаешь?»

«Хрусталка? Откуда ты… Это как-то очень не круто слышать твой голос вот так вдруг. И куда всё подевалось, как будто я опять на Солнце?»

«Представь, что одной ногой ты здесь, а другой там. Знаешь, я очень много энергии трачу, перенося тебя то туда, то сюда, так что не сомневаюсь, что счастливого окончания этой истории я точно не дождусь».

«Счастливый финал? Да куда…»

«Тш-ш-ш! Куда сдаваться вздумал? Ты уж прости, но сюсюкаться нам некогда: исправляй свои ошибки, пока ещё не поздно. Да, до сих пор не поздно! Ты не бойся, я тебе подскажу, что делать. Сама только-только до этого додумалась. Ну как раньше нельзя было прийти к этой мысли?»

«Не знаю, Хрусталка, я уже, кажется, ни во что не верю».

«Ага, значит, Светлана добилась своего. Хорошо, давай на этом распрощаемся. Она будет красть воображение детей, придумает новый мир и этим сломает его. А ты так под вечное самобичевание через пару веков станешь таким, как Кромешник. Вот радость-то нечисти будет!»

«Говори… Просто говори, что ты задумала».

«Я помню, что у тебя вроде как есть дар замораживать воспоминания. Смотри. Светлана, когда она что-то хочет претворить в жизнь, должна в деталях это представить. Тебе нужно как-то сделать так, чтобы она представила луну. И всё! Проблемы решатся… Хотя погоди. То есть, нет, пока ещё не решатся, но у тебя появится время, и её план с созданием нового мира точно провалится».

«Хрусталка! И как я это сделаю? Это очень странная идея, наверное, как и все твои идеи».

«Так, я сейчас точно последней капельки энергии лишусь, так что сам додумывай. Желаю удачи, ты давай, поднимайся духом».

* * *

— Она пожертвовала силами ради тебя. Даже не верится.

Пришедшая в себя Светлана нависает над Джеком, скрестив руки и прожигая его завистливым взглядом:

— Хрусталка после твоих путешествий будет веками приходить в себя. Какого чёрта она это сделала? О чём вы говорили?

Джек видит, что Светлана боится. Её плечи дрожат, она часто моргает и всё прочищает горло. Он бы опять её пожалел, если бы у него отняли память о всём том, что она с ним сделала. Не с Хранителями, не с Луноликим, не Солнцем, не с временем — а с ним.

Джек перекладывает Эмму на кресло, поворачивается к Светлане и наставляет на неё посох. Лицо Светланы нервно дёргается, и она протягивает к нему руку, спрашивая:

— Ты, правда, так и просишься на то, чтобы я испортила твою жизнь раз и навсегда? — и её голос дрожит.

— Порти, — пожимает плечами Джек, — доводи всё до конца. Ты ж не остановишься. Но всё вокруг не виновато в том, что с тобой случилось. Это обстоятельства, — он с тоской глядит на Эмму: — Думаешь, у меня нет причины ныть, какая у меня ужасная судьба? У всех есть такие причины. Но мы почему-то стараемся ради настоящего, ради будущего, а ты — как застряла в своём болоте, так и сидишь в нём, наслаждаешься! И если что-то у тебя не так — ты это заслужила. Потому что тебе столько давалось шансов начать по-новому! Ты везучая, Светлана — но дурочка, ужасная, распоследняя дурочка.

— Ну да, это так, — у Светланы брызжут красные слёзы: — Всё так. А я по-другому жить не умею. Да и не хочу… А если бы хотела — ха-ха, уже поздно! Но давай не отлынивать от дел, — она размазывает алые следы по щекам подпалённым рукавом и широко улыбается: — Мне понравилась твоя речь, хоть ты меня и обозвал. Принцесску твою я не трону. А тебе я опять дам выбирать, кем ты хочешь стать: букашкой, или, может быть, второй моей собачкой, сразу после Кромешника?

Джек сжимает покрепче посох и отвечает:

— Может быть, пора и тебе начать выбирать?

И вновь её морозит. Когда Светлана с диким хохотом падает на пол, Джек признаёт, что у неё была возможность атаковать первой и сделать с ним, в общем-то, всё, что ей захочется. И эта одна-единственная мысль вселяет надежду на то, что идея Хрусталки не выйдет провальной.

Джек садится рядом со Светланой и внимательно вглядывается в её округлившиеся глаза:

— Это действительно ты?

И дочь Солнца замирает. Нет больше хохота. Она сипло произносит:

— Да. Как же ещё.

Джек вздыхает:

— Ты притворяешься, потому что хочешь поговорить со мной?

Светлана молчит.

— Раз ты всё равно собиралась превратить меня в зверушку и остаться в одиночестве на вековечные, почему бы тебе не раскрыть свою душу? — осторожно предлагает Джек.

— Я не могу.

— Почему это?

Светлана то ли усмехается, то ли начинает новую истерику:

— А разве у меня что-то от неё осталось?

Джек чувствует себя нехорошо. Способ внушить Светлане, чтобы она вернула всё как было, который он придумал, ему не очень-то нравится. Пока тяжело представить, что он будет делать с воспоминаниями об этом моменте, но ничего другого на ум не приходит — и медлить никак нельзя.

— Конечно, — говорит Джек, едва скрывая жуткое волнение, что щипает живот: — Вот же ты, сейчас, настоящая. Тебе бы попробовать всегда быть такой искренней. И доброй. В конце концов, никогда же ничего не поздно исправить.

Он убеждает, что в других обстоятельствах так бы с ней не церемонился. А когда лёд полностью оттаивает, а Светлана не спешит на него нападать и не сводит с него глаз, он понимает, что и делать-то почти ничего не придётся. Всё как-нибудь само.

«Только бы не умереть, — повторяет он себе и старается не зажмуриться, когда Светлана наклоняется к нему ближе, чем обычно. — И как вообще можно было докатиться до этого? Если Хрусталка обманула, я её из Солнца обратно сюда притащу и сделаю из неё ледяную статую. Вот бы было круто, окажись всё кошмаром. Так, я не о том думаю». И Джек старается как можно чётче представить себе, как сияет в чистом ночном небе луна, а её лучи чистым светом укрывают землю.

Поцелуй получается странным. Непонятным. Коротким.

— Спасибо, — бормочет Светлана и торопится уйти: — Я… — она нелепо машет рукой, подходя к двери, и произносит с жалостью: — Ты забирай сестрёнку и уходи. Сделай так, чтобы я ещё раз тебя не увидела. Потому что следующий раз точно будет последним… Я предупредила, пожалуйста, послушай.

И когда дверь захлопывается, Джек заворожено моргает, смотрит на руки, на ноги и шепчет:

— И всё-таки не умер…

* * *

Дочь Солнца с в ужасе жмурится и бьёт себя по лицу. Кром с любопытством выглядывает из будки, а она прячет от него лицо:

— Нет-нет-нет…

Садится прямо на траву, обнимает колени и качается, как маятник, ледяным взглядом смотря в никуда:

— Что же со мной происходит…

Светлана закрывает глаза, возводит руки к небесам и шепчет: «Пусть то, что я вижу перед глазами, станет явью».

Медленно и с громом из-за горизонта выкатывается луна. Тучи рассеиваются. Её волшебное сияние смешивается с лучиками Солнца.

Они висят по разные стороны света и, кажется, не могут друг на друга налюбоваться.

— Луноликий? — Светлана, вставшая на ноги, пошатывается и прислоняется к кирпичной стене: — Как? Что… Я… — красные слёзы бегут по её лицу, и она с горечью проговаривает: — Вот почему он…

Сильнее пахнет волшебством.

— Уничтожу, пусть мне это будет стоить жизни! — и вопит так, что с деревьев сбегает листва.

С опухшими чёрными венами Светлана зажигает в ладонях огненные шары и с ноги разметает дверь в щепки, готовая разметать так того, кто обманул её. Но Светлана спотыкается о пустоту.

— Сбежал, — цедит сквозь зубы Светлана: — Я же теперь погибну!.. Проклятье… Оно вновь… — задыхается, — мои силы… — неловкими шагами выходит на крыльцо и грозит пальцем Солнцу: — Хрусталка, случись что со мной, и тебя не станет. Тупица!

И резвый солнечный луч сбивает Светлану на землю. Она задевает собачью миску, и одежду забрызгивает остатками корма.

— Ну что же… Ненавижу!

Раскалённой рукой дочь Солнца задевает цепь, и та за секунды плавится. Кром, не медля, прыгает ей на грудь, оставляя грязные следы, и убегает.

— И от тебя я и лужицы не оставлю, раз ты так, — кричит, срывая голос, Светлана, пытается обратиться в лучик, но не получается: — Та-а-ак… Солнышко оживает, значит. Да пошло всё!

Прихрамывая и вопя от боли, Светлана следует за псом, который со всех лап бежит в парк, и она не перестаёт пытаться.

* * *

Джек, слабо улыбаясь, видит всё из-за угла и говорит спящей на руках Эмме:

— Надо же, получилось… Хрусталка, — поднимает взгляд, — ты гений. Что же теперь?

Он решает присматривать за Светланой до самого конца. Легко прячась от неё, обгоняет и почти сразу в парке натыкается на необычного пса.

Кром, шумно дыша, останавливается у жёлтого дуба и вымученно роняет морду к его корням. Джек, поняв, что вот оно — то, что называют близкой победой — совсем рядом, оставляет Эмму на скамейке за кустами, перехватывает посох и идёт к рычащей собаке, выставляя руку.

— Не трогай меня, а то ведь знаешь, что я могу с тобой сделать, — и для убедительности покрывает облезлую шерсть пса инеем. Продолжая прожигать его неистовой ненавистью, Кром замирает, поджав хвост и навострив уши.

— И от этого блохастика зависит судьба мира… — вздыхает Джек, садится на корточки и с серьёзным видом командует: — Когда твоя дочь тебя догонит, ты сделаешь всё, чтобы показать, как любишь её, понял? — пёс издаёт звук, похожий на смех. — Я ведь из тебя ледышку сделаю, даже не пожалею, только попробуй не послушайся!

Пёс дёргается с места, но Джек, ожидая чего-то такого, примораживает лапы к земле. Кром скулит, а бывший Хранитель Веселья, легонько постучав посохом по его голове, обещает:

— А ледышку расколю на мелкие кусочки.

Это работает: пёс обречённо склоняется и, как только Джек освобождает лапы, обратно садится у дерева и ждёт.

Джек, вовремя заметив яркий блик вдалеке, еле ползущий между домов и аллей, прячется вместе с Эммой за памятник. Он осторожно выглядывает, сжимая ладонь Эммы. Шепчет Солнцу, чтобы всё было хорошо, как ему и обещали. Теперь ему чудится, что такого понятия как «время» вообще не существует. Мгновения тянутся, как века.

Светлана обращается в девушку и, сильно пошатываясь, торопливо подходит к недвижимому Крому.

— Ты посмотри, как я всё устроила. Ты же этого и хотел, правда? — она нервно хихикает и прячет лицо: — Теперь этот мир принадлежит нам двоим. Теперь мы меня вспомнил?

Кром подходит к ней, поскуливая, и чуть не выдаёт Джека, взглянув в его сторону — но он успевает спрятаться, и Светлана его не замечает. Её лицо сияет, а глаза широко раскрываются, когда Кром позволяет погладить себя, да ещё и машет хвостом.

— Теперь ты меня любишь, — охает она и тискает собаку, безумно улыбаясь и целуя её. — А ведь это так хорошо, что Хранители вышли против тебя. По-другому мы бы не встретились. Как же здорово, что мы теперь есть друг у друга, папочка. Больше мне ничего не надо.

И ветер поднимает вместе с листьями и палками грусть, тоску и отчаяние, бьёт ими по лицу Светлане, а она всё ещё счастливо обнимает Крома, покрываясь чёрнотой.

Лунный и солнечный свет густеют. Джек не может такое перенести и жмурится.

А Светлана, как бы опасно и больно это ни было, всё смотрит нежным взглядом на Крома.

Поднимается шум, похожий на стук миллионов барабанов, прогоняя мрак и черноту за тридевять земель.

Светлана кричит, закрывая уши, а Кром спешит сбежать с её колен.

Дочь Солнца тянется к нему, чтобы догнать, встряхивает пыль с юбки, и с новой вспышкой света не удерживается на ногах, как будто он сталкивает её.

— Куда ты убежал, папа? Ты же любишь меня! — грустным голосом говорит Светлана, пока мимо неё пролетают сучья, палки, мусор. Всё это ранит её, и от красавицы остаётся больная, раненая и уставшая странница, сиротливо глядящая вслед Крому: — Я была права… Никому я не нужна. Что же… Раз так, раз вы ни в какую даже и помнить обо мне не хотите — я устала от этого. Забери меня, Солнышко, — она не может поднять руки и едва шевелит пальцами: — Что мне новый мир? Таким, как я, надеяться не на что.

Воет вихрь, кружит вокруг неё сверкающей пылью.

И всё затихает.

* * *

Когда Джек открывает глаза, сестрёнка уже улыбается ему, но бормочет сонным голосом:

— Как классно — я думала, что сны не видят сны. А я видела. Ты сражался со злой ведьмой и победил.

Джек охает и прижимает её к себе крепко-накрепко, глядит наверх — солнце уступило место луне, и она по-королевски возвышается над небом, а тучи отползают как будто в страхе. Он обращает внимание, что прохожие тоже просыпаются от спячки, и каждый идёт по своим делам, совсем не замечая ни Джека, ни сестрёнку. Вновь ветер теребит по макушке, по-братски бьёт по спине и обещает унести хоть на край света, а в воздухе витает волшебство — Джек чувствует, как невидимые бабочки порхают в животе, и хочется весь мир перевернуть с ног на голову.

Но неприятное воспоминание, как капелька нефти в роднике, портит чистоту момента:

— Эмма, — сжимает её за плечи, — ты не выходи за тень, не дай лунному свету коснуться ни дюйму себя. Я так не хочу оставлять тебя, но нужно проверить, как там дочь Солнца. Не бойся, ладно, я скоро при…

И раскалывается его пробудившееся счастье.

Светлана лежит замертво, а чёрные вены похожи на густые сухие лозы, которые обвили тело. Джек кладёт её голову на колени и с жалостью гладит по волосам, не может ничего сказать окликающей его Эмме и даже встать на ноги. Джек мысленно обращается к ней: «Ну как ты там? У меня получилось? Всё, обида ведь ушла, в чём же дело?» Он ждёт, когда Светлана откроет глаза и прежней смущённой улыбкой, такой, как на мельнице, расцветёт.

— Я знаю, о чём ты думаешь: «О, небеса, наконец-то она отстала!» Признаюсь, я и сам не нарадуюсь. А ты молодец, догадался, что к чему. Может, всё же мы станем одной командой?

Джек медленно поворачивает голову и хмурит брови, когда видит прямо перед носом довольное лицо Кромешника в человеческом обличии. Повелитель ночных кошмаров сверкает жёлтыми глазами на бездыханную Светлану и с наглым видом дёргает её локон:

— А эта девчонка получила то, что заслужила. Но чего расстраиваться? Лучше подумай о том, каких дел мы с тобой наворотим! Я буду пугать детей, а ты замораживать воспоминания о кошмарах, и запомнят нас на веки-вечные! Смотри, в последний раз предлагаю.

Джек бьёт морозом по ладони Кромешника и всем видом показывает, что приближаться к нему и к Светлане не стоит. Кромешник усмехается:

— Она уничтожила вас, а ты по ней тоскуешь! Она же монстр, в ней нет ничего, за что любят и ценят.

— Правда? — сквозь зубы процеживает Джек. — Вот что ты говоришь о собственной дочери?

— Я бы с большей охотой признал такого сына, как ты, чем такую дочь, как она, — хохот Кромешника пробирает до мурашек. — Она мне не нужна, слишком капризная и неуправляемая. Истеричка.

— Остался бы ты псом, мир стал бы чудеснее, — буркает Джек, а Кромешник скалится и вновь наклоняется к нему с самым недобрым видом, и он язвит: — Ну надо же, Кромик как с цепи сорвался!

— Ну ты сам виноват, Джек! — выкрикивает Кромешник, протягивает руки к небу и закрывает глаза. Поднимается тьма, окутывает его, как кокон бабочку. Ветер срывает с магазинчиков неподалёку вывески и пугает людей. Все бегут, кто куда, в ужасе крича о спасении, но Джек не думает и с места сдвинуться. Он с каменным лицом наблюдает, как из рассеивающегося мрака нескончаемо выступают кошмары.

Приспешники страха с большой злостью и отчаянием носятся по улицам городка, выискивая дома, где спят дети, как голодные вампиры. Часть кошмаров послушно остается с Кромешником и окружает Джека, который тихо ликует, что тот ещё не знает об Эмме.

— Пока тьма только вернулась и у неё полно сил, она поглотит тебя, Джек. Извини, но я добьюсь своего.

Джек не может остановить чёрный дым, который ползёт к нему липкими щупальцами: лёд и снег не удерживают. И бежать ему не хочется — он просто не готов поверить, что из-за прихоти Кромешника Джек изменит себе и станет равным ему. И он смело глядит на надвигающийся мрак, а Повелитель ночных кошмаров рассказывает приспешникам, какой Джек самонадеянный и глупый.

И песочный хлыст рассекает эту тьму одним ударом.

— Песочник, — сияет Джек, и Хранитель Снов снимает перед ним воображаемую шляпу, приземляясь рядом. Он тот, что прежде — милый добрый дух, который похож на маленькое солнышко.

— Эй! Тебя уже не должно существовать, ты исчез! — с сорвавшимся голосом Кромешник залетает на кошмар и командует: — Везите прочь отсюда.

Но бумеранг пролетает сквозь кошмара, и тот исчезает. Кромешник сваливается в лужу.

— Кро-о-олик! — с ещё большим восторгом протягивает Джек, и Хранитель Надежды, подмигнув ему, берёт Кромешника за шкирку, как провинившегося котёнка, и тыкает прямо в пузо только что прибежавшему Северянину.

— Привет, Джек, — ещё не отдышавшись, он машет другу рукой: — Мы тут опоздали чуток, всё в себя приходили после того, что случилось. Да и кто-то нас в доме запер, долго не могли выбраться.

— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! — улыбается во все зубы Джек. А оскорблённый Кромешник как раз оттряхивается, как в него не полной скорости врезается Зубная Фея.

— Что-то я подразучилась махать крылышками… Только не смейся, Джек, — поднявшись, она озадаченно потирает затылок и вдруг первая замечает притаившуюся на памятником Эмму: — Ты чего пугаешься, лисёнок? Всё будет хорошо, мы не дадим твоего брата в обиду этому буке.

— И сейчас мы с ним разберёмся раз и навсегда, — деловито хлопает лапами Пасхальный Кролик и не успевает подойти к Кромешнику, как он свистит кошмарам, и лошади с жёлтыми глазами мчатся к ним.

— Быстрее, прячьте Эмму! Они её вытолкнут на лунный свет! — испуганно дёргается Джек, и Пасхальный Кролик, шустро сообразив, заслоняет её собой:

— Чёрта с два вы её найдёте, неудачники! — Хранитель Надежды показывает им кукиш, и, засмотревшись, кошмары сталкиваются.

— Откуда вы только взялись, — бурчит Кромешник, пока Песочник один за другим без устали сбивает кошмаров, мчащихся на помощь Повелителю.

— А ты думал, чудеса только к тебе вернулись? — усмехается Северянин и что-то нащупывает в рубашке: — О, превеликий Чуковский, мне нужен мой тулуп! В его бездонных карманах должны уже были созреть порталы!

— Ребята… Всем нам не терпится вернуться домой, но пока у нас полно дел, — Зубная Фея подсаживается к Джеку и с сочувствием глядит ему в глаза: — Мне кажется, ты столько всего пережил, что вообще не понимаешь, что происходит… Ой, смотрите, что со Светланой! Надо же… Как ты победил её?

— Я не побеждал её, — тяжело вздыхает Джек. — И не злитесь на Светлану, вы всего не знаете. Надо ей как-то помочь, если… это ещё возможно. Почему Луноликий молчит?

— Она буквально стёрла нас в порошок! — в ярости всплёскивает лапами Пасхальный Кролик, дав Кромешнику по носу: — Украла память, а потом издевалась, хотела выкачать из детей воображение, как дурацкая вампирша! Этому вообще можно придумать оправдание?

— Э-э-э… Ну… Вообще если с ней поговорить, она неплохой человек. Её испортила обида на отца, помните?

— Чего? — хором переспрашивают Хранители, а Песочник выпускает пар из ушей. Кролик добавляет:

— Друг, ты это, не переволновался часом?

— Я знаю, это звучит…

— Абсурдно. Сумасшедше!

— Да хватит перебивать меня!..

И спор прерывает Луноликий.

Он несколько мгновений освещающет Хранителей так ярко, что они прикрывают лица. Когда на Светлану падает лунный луч, она вспархивает тысячью тысяч светлячков и улетает к звёздам.

А в руке Джека остаётся лишь хрустальный осколок из её кармана.

— Мы могли ей помочь измениться, — шепчет он, хватаясь за голову, и срывается на крик: — Северянин, спроси у него, почему он это сделал?!

— Да потому что ему наплевать, что ты чувствуешь, — вставляет слово Кромешник и получает подзатыльник от Песочника.

Северянин, постучав Джеку по плечу, задирает голову, жмурится, и несколько мгновений слышно, какую грустную колыбельную поёт миру ночь.

— Прости, — с виноватым видом отвечает Северянин, — но он думает, что тебе не время знать причину. И… ты должен ещё кое-кого ему вернуть, — со вздохом Хранитель Детства кивает на памятник. — Он сердится.

— А я говорил, — подытоживает Кромешник и злобно хохочет: — Да ты погряз в этой мусорной яме навсегда, мальчик.

Джек мечется к Эмме и крепко прижимает её к себе, не выпуская из тени. Незаметно замораживает воспоминания друзей о ней — такой печальной, но улыбающейся, в платье из фантиков и со спутанными волосами, с самыми ясными и прекрасными глазами и тёплыми объятиями.

— Ты должен меня отпустить, — спокойно говорит Эмма, оттряхивая его растянутый свитер от травинок: — А я тебе расскажу про свою самую заветную мечту — и, знаешь, она сбылась.

Она зовёт, чтобы он наклонился, и тихонько проговаривает на ухо:

— Я мечтала вернуть тебя.

И Джек целует её в макушку, дрожащим голосом напевая колыбельную их матери:

— Солнце съело небеса,

Лучики гоняют

Родинки туда-сюда,

Щёчки загорают.

Для тебя моя душа

Птица крепостная.

Я тебя, моё дитя,

В жизнь не потеряю.

Джеку кажется, что чем крепче они будут держаться за руки, тем чётче он будет помнить это мгновение. Эмма вытирает с его лица слёзы дрожащими пальцами, шмыгает носом и бормочет:

— Я буду с тобой всегда, только подумай обо мне — куда же я денусь?

И одной ногой шагает в лунный свет — и Джек хватает её за плечи, пока Эмма наполовину становится песочной.

— Но стой же! Столько планов… — лепечет он. — Магазин живых игрушек… мы бы следили за ним вместе. Считали плохие и хорошие поступки детей, их горести и радости. Мы бы уболтали Северянина подарить нам самые-самые крутые подарки и устроить Рождество у самой-самой большой ёлки. Нужно только уговорить Луноликого, он добрый, он согласится…

— Джек, — добродушно усмехается Эмма, сияя сильнее луны, — и всё это у тебя будет. Впереди — такая весёлая и интересная жизнь! Ты станешь лучшим смотрителем магазина живых игрушек. Теперь ты точно готов. Я хочу, чтобы ты не зависел от прошлого, хорошо?

Она делает ещё шаг, с трудом отстранившись от Джека, и становится прозрачной, как призрак, но всё улыбается:

— И да… придумай другое название этому домику для живых игрушек, ладно? «Магазин» — не классно звучит.

Поднимается ветер, и разбрасывает Эмму по миру звёздной пылью. Джеку чудится, будто её едва различимая рука треплет его по голове перед тем, как исчезает.

Никто не решается издать и звука — а Кромешнику, слишком вдохновлённому увиденным, Песочник затыкает рот.

Джек горько вздыхает и поднимает взгляд к небу — из загадочного далёка за ним пристально следит Луноликий. Закрывает глаза и расплывается в улыбке — то мгновение с Эммой всё ещё с ним, и так будет всегда.

— Хрусталка! — зажигается Джек и готовит посох: — И о тебе никогда не забудут, что бы с тобой ни случилось.

Снежинки щёлкают Хранителей по носам, и те удивлённо переглядываются. Но Джек торопится к Кромешнику, и им ничего не объясняет.

— Твоя дочь любила тебя, рыцарь прекрасных сновидений, — говорит он, надеясь увидеть в жёлтых глазах что-то кроме злости: — Я верю, что ты всё ещё там и слышишь меня. Тебе есть за кого бороться — так чего же ты медлишь? Может, уйдут века, как ты одержишь победу над кошмарами — но что для нас теперь время? Не забывай никогда о тех, кто тебе дорог — какое бы проклятье тебе ни мешало.

И хотя Кромешник ухмыляется и бормочет грубые слова, Джек надеется, что искорка веры в его взгляде не показалось, когда он замораживал воспоминание о его дочери. То, где Светлана говорит, как любит своего отца и что всё было ради него.

* * *

— Джек! Я вижу тебя, я вновь тебя вижу!

— Фух, нашли, весь город избегали… А я говорила, что он настоящий и твои воспоминания тоже!

И его сбивают с ног Джейми с Софи — на вид уставшие и потрёпанные, но счастливые. Джек смеётся и кидает в них снежки, не успевают они отбиваться. А когда они делают перерыв, чтобы отдышаться, Джейми смущённо проговаривает:

— Ты прости меня, я почему-то не мог никому верить. Ни тебе, ни Софи, ни себе. Что это такое?

— Переходный возраст, — и без капли обиды отвечает Джек. — Ты решал, что оставить во взрослую жизнь. И я жутко рад, что нас ты решил взять в своё будущее!

— Но я бросил тебя, когда был так нужен.

— А вот и нет, Джейми. Именно благодаря твоему письму я вспомнил, что же для меня важно на самом деле. Тебе было сложно, но ты старался — и спасибо за это, дружище! И тебе, храбрая Софи! Вы — часть моей семьи!

И они валяются в сугробах, которые без проблем сотворил Джек, а прохожие безумно таращатся на ранний первый снег. Так проходит много времени, и когда ребята прощаются, с обещанием непременно скоро увидеться вновь, Джек замечает, что только Северянин и остался умиляться на их встречу.

— Хранители спешили по делам, а Песочник с собой Кромешника прихватил, интересно, зачем? — хитро спрашивает Северянин. — Ну а я не устоял перед таким моментом. Прямо дух захватило. Хорошо, что у тебя такие замечательные, верные друзья. Но ведь и нам пора за работу, правда, Ледяной Джек, Хранитель Веселья?

— Не думал, что когда-нибудь обрадуюсь слову «работа», — и они вместе с Северяниным хохочут: — О, как же я скучал по этому… Северянин, — нерешительно топчется на месте и робко поднимает глаза: — Я всё ещё в деле?

Вместо ответа, топнув несколько раз ногой возле фиалки и открыв кроличью нору, Хранитель Детства спрашивает:

— Может, сначала ко мне в гости заглянешь? — и тихо добавляет, прикрыв рот ладонью: — На самом деле я хочу проверить, как там йети с эльфами, и один, боюсь, грохнусь в обморок.

— Коне-е-ечно! Самому не терпится увидеть этих лохматых приятелей и бестолковых гномиков! — с энтузиазмом протягивает Ледяной Джек и перед тем, как запрыгнуть в нору после Северянина, мельком взглядывает на исчезающего в рассвете Луноликого: — Вот бы и у неё был ещё один шанс.