Шкатулка с секретом (гет)

До «Театрал Отеля» действительно было недалеко, всего три квартала. И бедолага Кекс не уставал этому радоваться…

Нет, сторонний прохожий не заметил бы ничего необычного. Сторонний прохожий решил бы, что по тротуару неуверенно ковыляет хромая подагрическая старуха, а почтительный внук заботливо поддерживает ее под руку; правда, бабулька уж как-то очень настойчиво виснет на верзиле-внучке, а бледная физиономия внука перекошена чуть напряжённее, чем этого можно было бы ожидать, но, говоря откровенно, стороннему прохожему было бы на все это абсолютно наплевать. И уж подавно этот сторонний, по жизни озабоченный собственными делами прохожий не углядел бы спрятанный под широкой старухиной кофтой пистолет, упиравшийся дулом аккурат в печень бедолаги-внучка…

— Сюда, — хрипло сказал Кекс.

К парадному входу в шикарный «Театрал Отель» они все же не подошли, но Антиплащ не слишком этому удивился: Кекс повел спутника за угол, в безлюдный переулок, к небольшому павильончику, примыкающему к задней стене отеля — и вывеска над входом в павильончик скромно гласила: «Прачечная». В темноватом полуподвальном помещении витали едкие ароматы сырости, мыла и каких-то специфических моющих средств; откуда-то из-за выложенной голубоватой кафельной плиткой стены доносилось бульканье сливаемой в трубы воды и шум работающих машин. Дверь налево вела в собственно прачечную, над дверью направо тускло и категорично светились зеленоватые буквы «WC» — общественный туалет? За столиком администратора посреди вестибюльчика маялся над кроссвордом дюжий бритоголовый субъект в фирменной куртке не то работника прачечной, не то санитара психушки; услышав стук входной двери, он поднял на посетителей ленивый взор. Брови его, густые, черные и кустистые, точно мохнатые гусеницы, удивленно поползли вверх.

Антиплащ легонько подтолкнул онемевшего спутника пистолетом в бок.

— Здорово, Зигги, — пролепетал Кекс. — Нам тут… надо… ну, ты понял. — Он судорожно стрельнул глазами в сторону неприметной двери с надписью «WC».

— Правда надо? Во как? А зачем? — Бритоголовый, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула, смерил Кекса задумчивым взглядом. Неторопливо перевел взор на трясущуюся рядом седую сгорбленную старушку. — А это что с тобой за мешок склеротичных сосудов? Девочка по вызову?

— Хи, хи… да давненько уже не девочка, чудила, ты что, не приметил? И горжусь этим! — проскрипела в ответ старуха — прежде, чем обомлевший Кекс успел открыть рот для ответа. — Пропусти, милай… Очень надобно.

— К Старшому, что ли?

— Ага, ага. По большому, милок, по большому. Насилу терплю уж…

Бритоголовый, если и пришел в недоумение или замешательство, виду не подал. Но колючие его, подозрительные и неприязненные глазки стали еще более колючими, неприязненными и подозрительными.

— Ты что, старая курва… мало того, что не девочка, так еще и глухая поди, а?

— Чаво? Ась? — Бабка приложила ладонь к уху. — Ты чаво калякаешь-то, сердешный мой?

— Глухая, говорю, бабка? — проревел Зигги. — Ага?

— Бухая? Я? Бог с тобой, сынку! Я — бухая? Да я уж десять лет как завязала…

Бритоголовый вымученно закатил глаза.

— Ну, ну. В глухой завязке, значит? Хвалю!.. Ты кого сюда притащил, Кекс?

— Секс? Да уж какой там секс, в мои-то годы… скажешь тоже, чертушка окаянный! — Старуха игриво захихикала, затряслась всем телом, будто пораженная пляской святого Витта. — Али ты того… геронтофил?

— Да ты что, бабуся, боже меня упаси! — буркнул Зигги. — Разочарована, а? — Он бросил взгляд на страдальчески перекошенную физиономию Кекса. — У тебя что, проблемы?

— Ага… — прохрипел Кекс прежде, чем Антиплащ успел его предостерегающе ущипнуть. — Еще какие…

— Ладно. — Чуть помолчав, Зигги рывком поднялся. — Не в службу, а в дружбу. Пошли! — Он направился к белой двери с надписью «WC» — и Кекс с Антиплащом потащились следом за ним. В недрах небольшого помещения за дверью предсказуемо обнаружилось с полдюжины закрытых сортирных кабинок, но Зигги прошел дальше — в подсобку, заставленную пластиковыми баками и пакетами со стиральным порошком; концентрация специфических химических ароматов тут была настолько высокой, что у Антиплаща, никогда не склонного к аллергии, разом зачесалось под шерстяной кофтой всё — даже в тех местах, где от рождения никогда ничего не свербело. В углу подсобки имелась еще одна неприметная серенькая дверка безо всяких признаков замка или засова — чтобы открыть ее, Зигги приложил палец к сенсорному датчику рядом с дверью, замаскированному под обычный звонок.

Нехилая, однако, у них тут в общественном сортире система охраны…

Что-то едва слышно чмокнуло, дверца бесшумно распахнулась. Открылись крутые ступеньки и за ними — узкий темный коридорчик, испятнанный светом тускловато-бледных, как нарывающие прыщи, круглых ламп, привинченных к потолку. Зигги с ухмылкой обернулся к Антиплащу.

— Прошу вас, мадам. После вас!

— Охо-хонюшки… я и так насилу швыряюсь и ногами ворохаю, где уж мне по лестницам-то лазать… Подсобляй, внучек…

Увы! Проход был такой узкий и низкий, что идти по ступенькам можно было лишь наклонившись и по одиночке; Кекс рванул вперед с какой-то судорожной поспешностью, и Антиплащ торопливо шагнул по ступеням следом за ним… Он тут же понял свою ошибку, но было поздно: прежде, чем он успел сойти с лестницы и вновь взять заложника на прицел, бравый Зигги, неосмотрительно оставленный в тылу, резко наклонился и рванул его сзади за подол юбки.

Антиплащ кувырком полетел вниз по ступеням.

— Осторожнее! — взвизгнул отшатнувшийся к стене Кекс. — У него пистолет!

Все произошло очень быстро. (На)падение было таким неожиданным, а ступеньки — такими крутыми, что на какое-то мгновение от боли и шока Антиплащ выбыл из игры; прежде, чем он успел прийти в себя, вновь схватить выпавшее из рук оружие и высвободить запутавшиеся в широком подоле ноги, Кекс навалился на него всей своей плотной недюжинной массой… а Зигги вырос рядом с тяжелой монтировкой в руке — и в следующий миг в затылке Антиплаща крепко оглушающе вспыхнуло…

Последнее, что он успел подумать перед тем, как мир вокруг него подернулся мутной черной пеленой — его сейчас будут долго и жестоко мочить.

И хорошо, если только в стиральной машине…

* * *

— Дьявол! Он еще не очнулся? Здорово Зигги его приложил…

— Сейчас очухается, не переживай. Передай-ка мне графин…

Холодная вода потоком хлынула Антиплащу в лицо — и, чтобы не задохнуться, он вынужден был зафыркать и затрясти головой, чувствуя, как стекают по щекам (за шиворот!) холодные мерзкие струйки. Где-то рядом хором заржали: Анти медленно приоткрыл глаза…

М-да. Это могла быть как «уютная задняя комнатка» в «Театрал Отеле», так и засекреченный подземный бункер где-нибудь в засушливых саваннах Австралии. Просторное, но почему-то лишенное окон помещение освещалось белым холодноватым сиянием встроенных в потолок светильников и было обставлено с явной претензией на роскошь: глубокие мягкие кресла, ковер на полу, тяжелая мебель с позолотой, стилизованная под викторианскую эпоху, невнятные (тоже, видимо, стилизованные — под Пикассо) картины на стенах, журнальный столик, на который небрежно брошены карточки и фишки какой-то замысловатой бизнес-игры… Антиплащ лежал на кожаном диване в углу комнаты; он по-прежнему был в своем нелепом старушечьем маскараде, разве что без чепца и без парика, и голова его гудела, подобно медному колоколу, а в затылке мучительно пульсировала острая сверлящая боль. В кончиках пальцев слегка покалывало — и Анти осторожно пошевелил ими, чтобы попытаться вернуть утраченную чувствительность… что ж, по крайней мере, он был не связан и никак не ограничен в свободе передвижений — уже хорошо! Впрочем, передвигаться ему было особенно некуда: над ним склонился ухмыляющийся чернобровый Зигги с пустым стаканом в руке. Кекса нигде не было видно, но чуть поодаль, в другом, невидимом для Антиплаща углу комнаты отчетливо угадывалось присутствие людей — людей настороженных, решительно настроенных, достаточно неприятных: людей с оружием в руках, без излишних заморочек в душе и без дурацкой жалости в сердце… Но в первую очередь внимание Антиплаща все-таки привлек человек, сидящий в кресле напротив, возле массивного письменного стола — человек, который был очень хорошо известен в определенной среде, и имя которого, опять-таки в определенной среде, ассоциировалось, увы, отнюдь не со знаменитым персонажем доброй детской сказки…

Железный Дровосек.

Глухая, с узкими прорезями для глаз маска скрывала верхнюю половину его лица — и в первую секунду Антиплащ решил, что она действительно сделана из железа, но, приглядевшись, понял, что вся эта жуткая ржавчина, окалина и мерзкие потеки киновари на темной «железной» поверхности — всего лишь плод причудливой фантазии искусного художника. Находящегося, судя по всему, в плену вязкого наркотического кошмара… Да, маска призвана была вызывать шок, омерзение и парализующий ужас — и, надо признать, вполне успешно справлялась со своей задачей: по крайней мере, в первое мгновение пленник волей-неволей содрогнулся…

Но тут же постарался справиться с собой.

И придать физиономии выражение терпеливой вежливой скуки. Дескать, видели-с и не впечатлились. Ха, ха! Чего изволите?

Слова сейчас явно были излишни.

И поэтому Дровосек заговорил первым.

— Ну, здравствуй… Антиплащ. Что, и на старуху бывает проруха, м-м? — Голос его был мягок и хорошо поставлен — голос профессионального актера или оратора; но в то же время слегка, чуть-чуть зловеще глуховат — как раз настолько, чтобы внушить собеседнику легкую нервозность и почтительный трепет. Каждую свою фразу он отделял едва заметной, но при том очень веской и значительной паузой. — Давненько, признаться, я хотел тебя увидеть — но до сих пор тебе, к вящей моей досаде, удавалось как-то избегать встречи… впрочем, я всегда знал, что рано или поздно твое неуемное любопытство тебя ко мне приведет. Ну что ж, тем лучше! Нам с тобой давно пора обстоятельно потолковать о делах насущных, и разговор этот, — на губах его зазмеилась какая-то очень кривая, очень неприятная, очень ядовитая и многообещающая усмешка, — разговор этот, клянусь, обещает быть долгим…