У Шэнь Юаня новый план (джен)

* Ян Минчжу, ученица музыкальному совершенствованию, из Хуаньхуа *

Ян Минчжу пришла в себя на кровати, которую уже привыкла называть своей. В шатре никого не было, девушки, наверное, ушли на занятия, а её даже никто не разбудил. Всё же затянувшаяся неопределённость их положения вызывала сложности — подругами они не стали и теперь были совсем одни в чужом окружении.

Снаружи доносились громкие голоса, именно они её и разбудили. Девушка осторожно встала, поправила причёску и одежду и поспешила наружу — не так часто в этой стороне лечебного лагеря кто-то шумел.

— …не собираюсь!

— Тебе лучше уступить, — негромкий рокочущий бас господина У Мина был знаком каждому в лечебном лагере.

Хотя девушки Хуаньхуа к нему формально не относились, он всё равно за ними присматривал, всё же они жили на его территории.

— А то что? Не ты меня позвал на пик, не тебе от меня требовать подчинения! — дерзкий говорящий стоял спиной, господин У Мин же казался невозмутимым, он даже заложил руки за спину. Мужчины на пике Цинцзин были неестественно красивы, а У Мин красивее всех* — правильные черты лица, густые ресницы, и у глаз морщинки, словно он часто улыбается, тонкий шрам его совсем не портит, а придаёт мужественности.

*(Девушкам из Хуаньхуа не было хода на пик Цинцзин, они не покидали лечебного лагеря.)

«Ох, нельзя мне об этом думать!» — одёрнула себя девушка.

Сейчас же лицо господина У Мина казалось вытёсанным из камня, а меч на его поясе недовольно вибрировал, но наглец напротив не затыкался.

— Я подчинюсь только Шэнь Цинцю, так и запомни!

Не только Ян Минчжу привлёк шум. Вокруг скандалиста собиралась толпа, раздался недовольный ропот. Главу лечебного лагеря уважали, а пришлый выскочка со странными запросами никому не был интересен.

— Господин У Мин, зачем Вы его терпите! — возмутился один из мужчин, одетых в скромную одежду бродячего заклинателя.

— Вышвырните дурака прочь, пусть за воротами дожидается лорда Цинцзин, — закричали другие.

— Да, нашёлся тут! Порядок для всех один!

Наглец не ожидал, что и обычные заклинатели не будут на его стороне, и растерялся.

— Что вы тут топчетесь, а ну расходитесь, у всех есть занятия! Или мне вам сказать, чем заняться? Не стесняйтесь, подходите, у меня дел на всех хватит, — Тан Хуан — помощник господина У Мина — был злым и языкастым, с ним никто не любил связываться, даже Ян Минчжу предпочла бы ускользнуть, но не попасть ему на язык. Люди, недовольно ворча, расходились, хотя скандалиста многим хотелось проучить.

— Ну что, дружок, зачем шумим, портим настроение уважаемым людям? Господин У Мин, Вас, наверное, на стройке ждут, а тут мы сами разберёмся, ведь так? — Тан Хуан жизнерадостно улыбнулся устроившему скандал мужчине. За спиной лекаря стоял человек-гора Цянь Чао и его парные мечи, наглец не осмелился спорить и недовольно промолчал.

Ян Минчжу была вся поглощена разворачивающейся сценой, ей так редко удавалась увидеть настоящую жизнь пика Цинцзин, что она не сразу услышала осторожное покашливание, раздавшееся сзади. Госпожа Нин Инъин не забыла про неё. Вот только застала в такой неприглядной ситуации — за подслушиванием. Ян Минчжу покраснела, но та сделала вид, что ничего не заметила.

— Раз ты уже проснулась, пойдём быстрее — шицзунь прилетел, он сможет оценить ваши успехи.

Они поспешили в класс.

Ян Минчжу ждала престарелого, потерявшего достоинство сластолюбца, а встретила мужчину в полном расцвете сил. Шэнь Цинцю смотрел в душу огромными глазами цвета цин. Он был стройный станом как духовный бамбук и лицом белый, словно нефрит. Его ци окружала будто облаком, не давая дышать, в его присутствии хотелось преклонить колени, столь сильна была его внутренняя сила.

«Зачем почти вознёсшемуся небожителю сдались смертные перепёлки ивовых домов? — искренне недоумевала Ян Минчжу, — любая дева была бы счастлива разделить ложе с прекрасным и незабываемым Шэнь Цинцю, не говоря уже о пути совершенствования. Стоит ему пожелать, он мог бы и гарем набрать — самые знатные семьи с радостью отдали бы ему своих дочерей, те бы ещё драку устроили за право возлечь с лордом Цинцзин.»

Так думала не только она, девушки, которые были тихи и замкнуты последнее время, необычайно оживились.

Глава пика шёл по рядам, и ничто не могло скрыться от его строгого взгляда. Раскрасневшиеся от смущения и удовольствия девушки глупо хихикали, и Ян Минчжу сама была такой же. Она поймала себе на мысли, что готова замереть и просто смотреть на прекрасное утончённое лицо лорда, забыв обо всём: о своей миссии, о братьях.

Лорд Цинцзин мелодичным голосом небрежно давал указания, нефритовой длинной заколкой указывал на ошибки и распекал недостаточно старательных, а девы вокруг млели. Его голос так ласкал слух, что смысл сказанного ускользал, Ян Минчжу приходилось прикладывать усилия, чтобы окончательно не превратиться в дурочку и записывать ценные замечания.

Ян Минчжу могла бы одуматься, ведь красота — это не всё, ей ли этого не знать, но Лорд Цинцзин не отказался дать им мастер-класс, и Ян Минчжу потрясённо замерла, раскрыв рот — ей стало стыдно своих жалких попыток в музицировании. Гуцинь подчинялся рукам лорда Цинцзин так, — наставники были правы, — будто и вправду был частью его души. Неудивительно, что учителя разве что стихи не слагали о такой игре, вот только обычным словам не хватало объёма, они не могли передать всю глубину чуда, которое творил повелитель четырёх искусств. Тот был истинным мастером музыкального совершенствования, понятно, почему все остальные так неохотно отзывались на этот титул.

Простая мелодия успокаивала сердце и заставляла думать о хорошем, она была словно ковш холодной колодезной воды в жаркий день или пенье соловья в тенистой роще, простая, безыскусная и исцеляющая. Хотелось расправить плечи и поверить в себя, просто встать и идти туда, куда звало сердце. Люди, проходящие мимо зала для занятий, замирали на месте, пленённые мелодией, они заглядывали в окна и стояли у дверей, еле слышно перешёптывались:

— Шицзунь прилетел. Слышите! Так играет только шицзунь.

А гуцинь набирал силу, он стучался в каждую душу, обещая и воодушевляя. Расправлял спутанные мысли и душевные стремления, помогал найти в себе то, что мешало, и отринуть это. Добившись исправления смертных ошибок тела, он брался за духовные, подсказывая, как надо вести круг ци, помогая энергии человека расправить крылья силы и изгнать демоническую ци одним сильным ударом. Вечная борьба добра со злом, и теперь с помощью музыки каждый мог стать в ней победителем. На глаза наворачивались слёзы, так прекрасно это было. Ян Минчжу задыхалась, ей казалось, что и в ней самой что-то необратимо меняется. Вот только что?

Музыка незаметно началась и столь же незаметно закончилась. Пока неловкие ученицы Хуаньхуа приходили в себя, а люди тихо расходились, не смея беспокоить владыку пика, Лорд Цинцзин уже задавал следующий вопрос:

— Нин Инъин, ты говорила, что здесь есть человек в шаге от мастерства в игре на пипе, покажи мне её!

Ян Минчжу чуть в обморок не упала, когда поняла, что речь о ней. Мастерство? Какое мастерство? Она — жалкая неудачница, еле-еле играет одну-единственную мелодию, выученную в юности. Но Нин Инъин кивнула, велев начинать, и Ян Минчжу не осмелилась ослушаться. Руки дрожали, первые ноты надрывно плакали, хотя это была весёлая мелодия. Лорд Цинцзин, сидевший перед классом, словно прекрасная нефритовая статуя, внимательно слушал, напротив него стоял учитель гуциня, он, низко склонившись, протягивал мастеру пипу.

Ян Минчжу не сомневалась, что глава четырёх искусств был удивительно талантлив, но это всё равно было неожиданным — мало кто из мужчин занимался пипой, она всегда считалась женским инструментом. Она потеряла последнюю уверенность в себе, но когда её ноты, дрожащие и слабые, были готовы затихнуть, сильная рука мастера подхватила их и повела за собой, делая из простой плясовой что-то совсем другое.

— Вступайте, наставник! Вы же умеете, — усмехнулся Лорд Цинцзин, обращаясь к их учителю, — Нин Инъин, не говори, что у тебя нет пипы в мешочке цянькунь.

— Шицзунь, Вы же знаете, что я предпочитаю гуцинь.

— Я тебя ограничиваю? — слегка приподнял уголки губ Шэнь Цинцю.

Лорд Цинцзин играл легко и спокойно, умудряясь одновременно разговаривать и посматривать, насколько внимательно наблюдают за ним гостьи из Хуаньхуа, он и Ян Минчжу успевал одобрительно кивать, поддерживая.

Его чуть появившаяся на лице полуулыбка была столь обворожительной, что девушки ахнули, их сердца зашлись восторгом. Мужчина, полный внутренней силы и недостижимый, будто небожитель, сразу стал близким и доступным, такого легко можно было представить лежащим на кровати — будь Ян Минчжу чуть более чувствительной, у неё могла бы носом пойти кровь, но пипа заставляла оставаться сосредоточенной на игре.

А Лорд Цинцзин на их глазах создавал очередное чудо — трепещущая живая россыпь нот обрела глубину. Ян Минчжу ушам своим не верила, словно у юношеской легкомысленности появилась зрелая основа, надёжная и крепкая. Руки мужчины накладывали второй слой нот, более низкий и звучный, отстающий от основного на один удар сердца. Госпожа Нин Инъин вступила со следующим вдохом. Большой гуцинь уже лежал перед ней на столе, а она смотрела строго на него, погрузившись в себя, будто не простую плясовую мелодию творила, а шла на бой. И тоже низкие ноты, раскатистые, сильные, дарующие поддержку. Мастера с такой лёгкостью меняли рисунок мелодии и делали это столь синхронно, будто договорились заранее, а потом долго репетировали.

Наставник тоже играл на пипе — когда он начал, Ян Минчжу не заметила, его мелодия не создавала нового, она поддерживала её ритм, добавляя многоголосие и делая мелодию совершенной. Но девушке чего-то не хватало, может, той лёгкости и силы, как когда она играла на лестнице Цинцзин.

«Вокруг одни мастера, они помогут и поддержат», — успокаивала себя девушка. Первую каплю ци она влила осторожно, боясь, что теперь нота изменит звучание, а наполнить энергией все остальные ей не хватит сил.

Госпожа Нин Инъин торжествующе улыбнулась. Нет, не ей, а своему учителю. Ян Минчжу заметила, но решила не обольщаться, может, ей показалось. Приближался припев и сумасшедшая скорость, когда танцующие должны были закружиться волчком. Девушка начала добавлять ци, чувствуя, как дрожат её духовные корни, они не были рассчитаны на использование такого количества энергий, в прошлый раз она не заметила — была увлечена мелодией, а сейчас они ныли, будто перетруженные мышцы.

Она не сможет. Не справится. Ян Минчжу боялась погрузиться в свою боль, она отстранённо наблюдала, как тело, не выдерживающее нагрузки, начинает подводить, пальцы слабеют, перед глазами всё плывет. Но тут еле слышная часть, которую играл Лорд Цинцзин, стала оглушающе громкой, его волосы взметнул ветер, хотя откуда тому взяться в помещении. Ян Минчжу сделала вдох и пропала, её тело наполнилось ци, но не той, что наполняла бамбуковый пик, а той, что… сравнить было не с чем. Небесный простор и безграничная сила, горький аромат бамбука и сладкий стелющихся колокольчиков… Ян Минчжу чуть не расплакалась, её словно обняли дружеские руки, помогли подняться и повели за собой. Как закончилась мелодия, она не помнила, просто дарующий жизнь ветер исчез и словно воздуха стало не хватать — ей стало душно на вершине Цинцзин. Издалека доносились голоса:

— Ты была совершенно права, девушка подходит. Я позволяю ей присоединиться к моему классу младших учеников. Остальное зависит от её старательности.

Раздался неразборчивый ответ госпожи Нин Инъин.

— Привлеки её к утренним и вечерним тренировкам и попроси У Мина понаблюдать за её духовными корнями — мне показалось, они раскрываются. А остальными я недоволен. Дворцу Хуаньхуа нужны мастера музыкального совершенствования. Вам, девушки, надо усерднее развивать свои таланты, если вы хотите помочь своему ордену.