Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Теодор чуть задержался, чтобы умыться после непрошенного сна, и зашёл в Трапезный зал одним из последних.

Зачарованное небо низкими тучами закрывало потолок, и такие же тучи читались на лицах студентов. Гриффиндорцы кидали враждебные взгляды на стол преподавателей, где место Дамблдора занял Снейп. Даже Амбридж не осмеливалась занимать роскошное кресло Альбуса Дамблдора, а Северус Снейп сделал это и, судя по виду, презирал любого, кто ставил его под сомнение.

В этом году ему предстояло сидеть первым на своём факультете. Иерархия Слизерина была крайне важна, и если бы кто-то занял место во главе стола, пока он добирался до замка, это бы значило настоящий вызов — но нет. Малфой не приехал в Хогвартс. Гойл погиб. Дэвис, его возлюбленная, так же отсутствовала за столом. Крэбба не интересовали политические интриги. Забини никогда не был амбициозен настолько. Гринграсс со столь печальным видом буравила его ещё в поезде во время встречи с префектами, что Теодор невольно подумал о расстройстве её помолвки. Отец Буллстроуд был приближённым Фаджа, а сама она никогда не стремилась к власти. Паркинсон отказалась от того, чтобы стать префектом девочек, и это одно уже было указанием, что никто с курса не стал бы кидать ему вызов.

Облегчением для Теодора стало и то, что никто из шестикурсников не попытался устроить переворот. Флинт и Монтегю расселись по разные стороны стола и делали вид, что не видят друг друга, и весь их курс с разным успехом примыкал к одной из сторон.

Нотт сел у самого края. Рядом с ним, в паре футов, на возвышении стоял главный стол, преподавательский, где со слизеринского края виднелась пара свободных мест.

Теодор оглядел и другие столы. У воронов убавилось студентов — не меньше четверти как будто бы пропали из замка, начиная с индианки Патил, которая ещё в конце минувшего года вместе с сестрой-близняшкой покинула Хогвартс, и заканчивая смутно знакомыми третьекурсниками. Были и новые лица, не иначе как до-распределённые на факультеты. Рядом с Луной Лавгуд оказался высокий и широкоплечий, но худой юноша с горящим и немного чокнутым взглядом — он неуловимо напоминал неудавшегося директора Хогвартса Скамандера, «вечного чудака», как его называла леди Виктория.

Нотт в очередной раз пожалел, что вся связь с бабушкой оборвалась — он не мог даже послать ей письмо с описанием своей жизни здесь, не мог спросить совета. Проклятый барьер разделил их на «здесь» и «там», как метко выразился Тюбер, так и не нашедший брата.

Скрипнула дверь зала, и Минерва Макгонагалл, столь же строгая, сколь и обычно, ввела вереницу первокурсников. Меньше полусотни на вид детей поступало в Хогвартс, половина от того, сколько поступило год назад.

— Теперь снова будут сдвоенные пары, — поделилась с Дафной Буллстроуд.

— Проклятый Барьер, — скрипнул зубами Забини, сидящий справа от Теодора.

Стол Слизерина, как и каждый год, был самым первым в зале от левой стены, и Крэбб сидел спиной к поступающим — но он даже не делал попытки развернуться и сидел, прикрыв глаза.

Профессора Граббли-Планк и Вектор вынесли шляпу, а Флитвик, не вставая со своего места, наколдовал из подноса, на котором покоился артефакт, табурет, вызвав жидкие аплодисменты среди студентов и восторженные ахи малышей. Их самих Тео не слышал, но выражения их лиц говорили сами за себя.

Среди детей бросались в глаза те, кто пришёл из маггловского мира. На их лицах восхищение и испуг смешивались друг с другом наиболее ярко, а те, кто происходил из чистокровных или хотя бы магических семей, смотрели на действо перед собой гораздо спокойнее. «Кто из них Диггори», — подумал Тео, разглядывая столпившихся в проходе детей.

Шляпа проснулась и закашляла, а потом запела своим странным голосом, то низким и тягучим, то высоким и отрывистым.

Чудесный Хогвартс вас зовёт!

Всему, что захочешь, ученье есть

— лишь пережить бы нам невзгод

И чтоб был в Британии мир за честь!

Знания-учи и-эссе-пиши,

ночью-не-шали квиддич-полюби!

Вне замка стен сгустился мрак

— но в Хогвартсе каждый найдёт приют!

Был Годрик храбр, добра Хельга,

и мудрой Ровене оды поют!

Слизерин-сказал! Замок-оставлял!

Думали-тогда! Что-не-навсегда!

И долгие прошли года,

Студентов сквозь стены прошло несчесть

Решили раз и навсегда

Детей простецов не пускать вовесть

План-был-обречён, Слизерин-в-почёт

Волшебству-ура, детям-спать-пора!

Что было раньше — не при чём,

Сегодняшним настало жить нам днём,

Сплотиться нужно нам порой

Вокруг фигуры молодой!

Битва-здесь-грядёт! Кто-то-не-придёт!

Тот-кому-не-жить! Не-должен-вас-убить!

— Весёлая песенка… — под нос себе сказал Теодор, лишь Шляпа умолкла под гробовую тишину.

— Этот мотив мне знаком, — пробормотал Забини. Тео повернулся к нему. Юноша был хмур.

— И что же это?

— «Пляска смерти».

— Очень в духе. Тот, кому не жить, убить… опять она рифмует на глаголы.

Крэбб, сидевший напротив, икнул и затрясся, пытаясь унять смех.

Началась церемония распределения. Теодор хлопал вместе со всеми, размышляя над тем, какой подтекст скрывала в своей песни шляпа. Какую битву она предрекала?

В общем-то единственным, что он запомнил изо всего распределения, было распределение Диггори на Хаффлпафф.

Едва Септима Вектор унесла Шляпу, Снейп встал со своего места — и во всём зале воцарилась тишина. В прошлые годы наверняка нашлись бы смельчаки, что освистали бы директора — но не теперь. Когда ещё только вводили детей, до Тео добрались слухи, что в полёте Хогвартс-экспресс снаружи где-то в сумерках сопровождали дементоры — якобы, они искали Поттера. Откуда бы ему взяться в поезде оставалось загадкой.

— Добрый вечер, — прошелестел Снейп едва слышно, но его шёпот шелестел в каждом углу и каждых ушах. — Меня зовут Северус Снейп, и с этого года я — директор школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. В этом году замок ожидают перемены — те, кто учился в прошлые годы, их сразу почувствуют. Студенческая вольница должна остаться в прошлом, и все вы, наконец, должны учиться в замке.

Сотни глаз внимательно следили за директором. Ни единым жестом он не двигал свои руки, замерев, как статуя он шевелил лишь своими губами, а его чёрные, цепкие глаза оглядывали зал и, казалось, проникали своим взглядом в душу.

— Попечители дали мне неограниченные полномочия. Нарушителям дисциплины достанутся розги, как это было ещё сорок лет назад. Тем, кто нарушит повторно, достанутся ограничения. Хотите играть в квиддич? Сдавайте вовремя работы и не нарушайте комендантский час. Префекты во главе со Старшим префектом будут патрулировать Хогвартс вместе с добровольцами, и всех нарушителей ждёт неминуемое наказание.

Младшекурсники затравленно переглядывались. Снейп выпрямился и взмахнул рукой. С грохотом распахнулись двери Трапезного зала, впуская две фигуры в дорожных плащах. Тео с брезгливым презрением отметил, что вошедшие не справились с тем, чтобы заколдовать свою одежду на непромокаемость. Мужчина и женщина, одинаково невысокие, с бледными, серыми лицами и бешеными глазами, гримасами, меняющими друг друга каждое мгновение. Похожие друг на друга, как две капли воды, невысокие и узкоплечие.

В полной тишине, провожаемые сотнями взглядов, эти двое прошли к столу преподавателей.

— Северус! — воскликнул с показной радостью мужчина. Его визгливый голос тут же напомнил Теодору о том, где именно он слышал его. В Астрономической башне ночью на двадцать первое мая, призывавшего Грегори Гойла совершить своё проклятье. — Какая прекрасная погода в этот чудесный день! Гораздо лучше, чем в Париже!

По спине Нотта пробежали мурашки. Кэрроу — а это были они, брат и сестра, Кэрроу — даже не скрывали, что участвовали в убийстве бывшей жены наследника престола.

Снейп ничего не ответил им, и они сами заняли два свободных места. Их лица были полны предвкушения, смешанного с ненавистью, и Тео с трудом сдерживался от того, чтобы состроить отвращённую гримасу.

— Я рад представить вам, — продолжил Снейп, — наших новых преподавателей. Профессор Амикус Кэрроу будет вести Тёмные искусства в этом году, а профессор Алекто Кэрроу — маггловедение.

— Сэр, а как же «Защита»? — выкрикнул кто-то из гриффиндорской части зала. Храбрецы всё же не кончились в замке.

— «Защита»?! — рассмеялся безумным смехом Кэрроу прежде, чем Снейп успел что-нибудь ответить. — Как можно защищаться от того, чего не знаешь? Я научу вас Тёмным искусствам, если вы будете достаточно прилежны, чтобы хоть что-нибудь понять!

Его голос был отвратителен и вызывал у Нотта стойкое желание скривиться. Постные лица слизеринцев показывали, что едва ли кто-то был вдохновлён такой речью. Нет, вдохновлённые были — Флинт довольно улыбался, но среди старшекурсников он был один.

— Все отработки, которые будут назначены за дисциплинарные проступки, будут проводиться под надзором профессора Кэрроу, — говорил Снейп. — Выход в Хогсмид будет закрыт для тех, кто имеет более одной отработки в месяц. Даты квиддичных отборов будут назначены Старшим префектом. А теперь… прошу, наслаждайтесь нашим праздничным ужином. С возвращением в Хогвартс!

Он позволил себе даже усмехнуться, но эта усмешка звучала как настоящая насмешка после всего, что он успел сказать.

* * *

Находиться в спальне было некомфортно.

С самого первого курса Тео привык, что их было пятеро.

Да, Малфой первое время жил в «отдельной комнате». Потом на его кровати расположился его американский дружок, а когда он слинял — Малфой и сам занял пустующую койку, одумавшись. Или его отец лишился места в Попечительском совете. Или что-то ещё.

Факт был фактом — их всегда было пятеро.

Теперь же в спальне юношей седьмого курса стояло три кровати. Теодора Нотта, Блейза Забини и Винсента Крэбба. Между каждой из них можно было лечь на пол поперёк — и всё равно оставалось место.

Хогвартс был их домом большую часть минувших шести лет, и все они привыкли к тому, как выглядел этот дом. Теперь же он был разрушен, и то, как выглядела спальня, подтверждало это.

— Ненавижу, — процедил Блейз. Он обхватил себя руками за плечи и с недовольством пнул шкаф.

Теодор не придумал ничего лучше, чем положить ладонь ему на плечо.

— Мы обязательно победим, Блейз, — тихо сказал Тео. — Непременно.

— Кто мы, Нотт? — взвился Забини, стряхивая руку приятеля (приятеля ли?) с плеча. — Ты запер Дина неизвестно где, а до того вломился в его память, как громорог, и это как раз тогда, когда узурпаторы министерства объявили о своей «новой политике». На чьей ты вообще стороне?

Теодор и Блейз встретились взглядами.

— И не надо на меня смотреть таким холодным взглядом, Нотт. Мы шесть лет спим в соседних кроватях — и оказывается, что ты выступил в поддержку тех, кого всегда критиковал!

— Забини, — с нажимом прервал его Теодор. — Я никогда не менял свою сторону. Я выступаю за магию. Магию и магов. Магическое сообщество. Магическую Британию. Те, кто пытается нас разъединить, все они, не разделяют мои ценности.

— Поэтому я вижу на страницах газеты каждый понедельник твоё имя в списке поддержавших очередные людоедские законы?! Ты подлец и трус, Тео.

В его голосе не было упрёка. Лишь разочарование.

— Ты смеешь меня обвинять? Что я, по-твоему, должен былсделать?! Поднять мятеж, как ирландские имбецилы? Сбежать за Канал в день свержения, пока не подняли Барьер? Что, расскажи мне!

— Не быть лицемерным!

— Я слизеринец, Забини. И если ты не понимаешь мою игру, то, пожалуйста, не мешай, если хочешь помочь и приблизить нашу победу!

— Так поделись ей. Поделись! Почему Бут и Лонгботтом знают, что ты притащил в замок какую-то маггловскую поебень, а мне ты ничего не сказал, ни весточкой, ни словом?

Теодор вдруг всё понял. Не претензия двигала Блейзом, не желание утвердиться над Ноттом, не дух соперничества — но ревность, желание оказаться в его команде, а не в стороне.

— Потому что ты мог быть где угодно, — спокойно, выдохнув, осознав мотивы истерики мулата, ответил Тео. — В своей любимой Венеции или Генуе. В Париже, где у тебя повсюду любовные интриги, если верить сплетням. До этого дня я не знал, что ты в Британии — ведь ты сам ничего не писал мне все эти дни. Почему я должен делать это первым, Забини? Ведь это ты хочешь в мою команду, а не наоборот.

Слизеринец будто бы сдулся, не находя ответ.

— Я уважаю тебя, Блейз. И ценю нашу прошлую дружбу. Так же, как ценил дружбу с Томасом, раз позволил ему укрыться от преследований. Но если ты хочешь быть в моей команде — заяви об этом не в истерике.

Тео развернулся на каблуках и вышел из спальни, чуть не налетев на Крэбба. Тот уже заходил в пустое, опустевшее помещение вместе с Тео, но тогда ушёл, не желая признавать новые реалии.

В гостиной было людно.

Новые старосты уже закончили давать вводную речь первокурсникам и распустили их по спальням.

Многие студенты экспрессивно обсуждали что-то, чего было не расслышать в общем гомоне голосов; многие показывали друг другу страницы каких-то книг, почему-то сразу вызвавших ассоциацию с Локхартом. Часы над камином показывали половину десятого, и мало кто уже расходился спать.

— Тео! — окликнула его Дафна, приветливо махнув рукой. Она сидела вместе с Паркинсон, Буллстроуд, своей младшей сестрой и несколькими её сокурсниками, явно пускающими слюни на обеих Гринграсс — сёстры были красивы, как прекрасные и печальные феи. Нотт подошёл ближе и наколдовал себе стул из чайного столика. — Как ты думаешь, это правда?

— Что именно? — посчитал нужным уточнить юноша.

— Ну, как же? — девушка даже нетерпеливо подалась вперёд. — Все обсуждают это! То, что Гриндевальд и Дамблдор были с самого начала заодно, и всё их противостояние — не что иное, как враньё и ложь Дамблдора! Ты разве не читал книгу?

Тео неловко улыбнулся и оправил манжеты рубашки. В этом году большинство студентов было одето старомодно, в мантии, а некоторые юноши и не одевали рубашки под них, подражая старикам из Визенгамота. Иные из тех вовсе ничего не надевали под мантии, как ходили скабрезные слухи среди «многомудрых» чародеев, которые краем уха постоянно слышал Нотт.

— Дафна, — мягко сказал он. — Честно говоря, книга вышла в достаточно насыщенный промежуток времени, и я её не читал. Хотел отложить до Хогвартса, но, кажется, и здесь у меня не будет времени. А что именно пишет Скитер?

— Она пишет, что Батильда Бэгшот, ну, которая историк, приходится тёткой Гриндевальду, — нетерпеливо стали пересказывать сплетники, перебивая друг друга. — И Дамблдор приезжал к ней…

— Нет, это Геллерт приезжал к ней!

— Да, а Дамблдоры переехали туда же, в Годрикову лощину, когда отец Дамблдора сел в Азкабан!

— Убил магглов, потому что они напали на его младшую дочь!

— И при этом старик всегда защищал магглов! Немыслимо!

— И Гриндевальд и Дамблдор были друзьями, вместе увлекшимися поиском Даров смерти!

— А потом, когда Гриндевальд провозгласил свою идею уничтожить магглов, Дамблдор якобы поссорился с ним, в ответ на что тот убил его сестру!

Из этого потока бессвязных восклицаний от шестерых студентов Теодор понял лишь то, что Скитер накопала достаточно материала, который можно было бы подать как грязное бельё… полвека назад. Теперь же события конца прошлого столетия, когда Дамблдор и Гриндевальд были подростками, едва ли можно было считать чем-то откровенным, ведь оба они были мертвы, один в действительности, а другой — фигурально, запертый пожизненно в замке в Альпах.

Подумав об этом, Теодор вдруг что-то понял, но что именно он понял, осознать он не успел — его отвлёк староста шестого курса Монтегю, подсевший к их компании.

— Нотт, ты же и правда собрался патрулировать коридоры тройками, да?

Тео неодобрительно покосился на лицо чуть прыщавого юноши, глаза которого блестели в лукавом предвкушении.

— Да. А что?

— А четверокурсницам… четверокурсникам можно будет участвовать?

— Ты почему спрашиваешь? Завтра после занятий в башне префектов будет собрание, оставь свои вопросы до этого момента, — с явным намерением отделаться от него ответил Тео.

Монтегю отвлёкся на кого-то из четверокурсников, подошедших к нему, и внимание Нотта снова переключилось на сокурсниц.

— Я не думаю, что всё, что нарыла Скитер — правда, — заговорил Тео, возвращаясь к первому вопросу. — Из вашего рассказа я уловил, что она, якобы, раскрыла подробности детства покойного директора; так это детство было век назад! Кто бы ей рассказал всё это? Значит, либо он сам надиктовал ей текст и дал денег на выпуск биографии, помните, она была в замке?

Девушки кивнули, Панси выглядела задумчивой.

— Вот, либо она это придумала. Не так много магов из поколения Дабмлдора живы.

— Батильда Бэгшот и сама ещё жива, — сказала вдруг Буллстроуд. — Мой дядя живёт в Годриковой лощине, в паре улиц от дома Бэгшот и места, где был старый дом Поттеров.

Теодор подумал, что наверняка видел её дом — тогда же, когда они показывали с Арчи и Томасом Британию американским кузенам Золи и Айми. Но не знал об этом тогда.

— Сомневаюсь, что она решила бы выдать такие грязные подробности о своём племяннике и директоре Хогвартса, — повторил мысль Тео. — Поэтому я бы отнёсся к этой книге как минимум скептически. Время сейчас такое. Не подумайте, директор всегда казался мне чудаком, а его позиция по поводу магглов и вовсе странная, но его заслуги ведь не только в Британии признавали. А сейчас Британия одна против всего мира, отделённая Барьером.

Пожелав всем спокойного сна, он вернулся в спальню и принял душ, прежде, чем созвониться с Джинни. Та поделилась своими новостями и впечатлениями — оказалось, что из всего седьмого курса Невилл был единственным мальчиком на факультете: Поттер и Рон были «где-то», Томас прятался в Актоне в Нотт-холле, а Финнеган присоединился к ирландским повстанцам. На курсе самой Джинни двое ребят не появились после лета, тоже ирландцы, полукровка Брайгонсон и магглорождённый Брайансон, которых постоянно путали профессора.

То, что ирландцы вернулись в замок не все, было не слишком плохо. Об этом подумалось Теодору перед сном. Война могла миновать школу на этот раз.

Впрочем, утро принесло неожиданные вести — и эти вести не были добрыми.