Хи но Казе (гет)

Примечания:

Итак, дорогие, последняя официальная глава этого фанфика, которая завершает историю наших девочек и их путь ниндзя. Мы не прощаемся с героями, потому что ещё будут экстры, послесловие от авторов и, конечно, спин-оффы. Но мы рады, что вы прошли с нами до конца ;) Благодарим за всю поддержку и всегда будем рады почитать ваши отзывы!

Коноха. 1 ноября, 34 года после рождения Наруто.

Andrea Corr — On My Father's Wings: Kayley+++

Акеми просыпается от звука грома за окном. Она выпутывается из объятий Канкуро и вылезает из кровати, — ее взгляд цепляется за окруженную фотографиями в рамках деревянную ящерицу Накику, стоящую на комоде напротив кровати; там же лежат и старые отцовские четки, — чтобы подойти к окну. В Суне дождь, особенно такой — страшная редкость.

Она присаживается на подоконник и наблюдает за буйством природы, наслаждаясь прохладой, от которой уже успела отвыкнуть. В Конохе-то гроза — самое обычное дело, но здесь это у многих вызывает удивление, особенно у детей, которые, бывало, подолгу такого не видели. Ее собственные вот к раскатам точно не привыкли, ей бы сходить посмотреть, спят ли они, но Акеми не может оторвать глаз от затянутого тучами темного неба и молний, рассекающих его то тут, то там.

Почти как чидори, который она видела у Саске и Рокудайме. Красиво и страшно, но ей у себя дома безопасно. Акеми ничего не боится, потому что это всего лишь гроза, потому что она сама может легко стать самым страшным штормом — после всех их экспериментов с Накику ее ящерицы стали очень разнообразными, так что устроить грозу тоже в ее власти. Она невольно улыбается, думая о подруге, которая вот только на днях заглянула в Суну, чтобы со всеми повидаться и вернулась в Коноху. Это же еще даже не конец их планов, дальше будет больше.

И разбираться с последствиями Наруто и Гааре, которые взвалили на себя тяжкое бремя управления деревнями. Сами виноваты, а то, что они с Накику теперь видятся не так часто, не беда — им и встреч, что они устраивают, хватает, чтобы все вспомнили про тех самых летающих ослов, которые так впечатлили Тсунаде-сама, что она аж пугала ими своих преемников. Акеми все еще немного обидно, что их с Накику труды не оценили, да и не сделали тогда ее улетевшие ящерицы ничего особо плохого. Никто же даже не пострадал!

Акеми вздыхает и высовывает на улицу руку, чтобы капли дождя упали на ее ладонь. Ей ужасно хочется выйти в их маленький дворик, но потом придется идти в душ и переодеваться, а на это у нее настроения нет. Она хочет обратно под бок к Канкуро, вдыхать аромат сандала и кофе, давно ассоциирующийся у нее со всем ей родным и дорогим, и заснуть под раскаты грома и стук дождевых капель об оконную раму. Ей кажется, что выспится она этой ночью как никогда хорошо, особенно потому что завтра с утра никуда не нужно торопиться.

Может быть, вообще остаться завтра дома? Выходной же, проведут время с детьми, а когда те заснут, они с Канкуро проведут уже вместе вдвоем так, как они любят. Иногда Акеми скучает по годам своей юности: они не были беспечными, потому что шла война, потому что кругом умирали люди, в том числе и те, кто был ей дорог и близок, но она была куда свободнее. Сейчас она уже далеко не девочка, у нее есть муж и трое детей, — четверо, если считать Минору, который растет с ее детьми, — своя собственная команда, за которой тоже надо присматривать, так что сорваться куда-то легко и просто уже не выходит.

Акеми вспоминает, как моталась туда-сюда, разрываясь между Конохой и Суной. Вспоминает, как недовольна была ее мать, как она упрямо отстаивала свое право на счастье. Каким-то образом Акеми интуитивно угадала, что оно именно тут, в Суне, спрятано в мастерской, в которую злоязыкий старший сын Йондайме Казекаге не каждого пускал. Если кто-то попросит ее объяснить, почему ей тогда так уперлось донимать Канкуро, то она вряд ли сможет дать внятный ответ. Да и о чем может идти речь, если ей было тринадцать, и все незнакомое у нее вызывало не страх, а интерес?

Ей понравился странный противоречивый мальчик, которого она узнала без краски на лице просто по глазам. Ей понравилась странная колючая девочка, иголки которой так ни разу и не распороли ладони Акеми. Ей понравился строгая и резкая девочка с четырьмя хвостиками, оказавшаяся на деле суровой, но заботливой. Ей понравился высокий парень со светлыми глазами и веселой улыбкой, самый обманчиво приятный из всех песчаников. Ей понравился мальчик-чудовище, ради которого она переступила через страх, о чем ни разу не пожалела.

Ей все понравилось, в том числе и жизнь тут. Суна стала ей родной, Акеми вот, даже команду взяла, что как-то и не планировала делать. Просто кому еще возиться с приемным сыном Гаары, как не ей? Гаара и Ханаби мало того, что заняты, так еще и родители, вот сразу и отпадают, Канкуро не очень-то подходит на роль наставника, так что выбор пал на Акеми. С ними… сложно, но она, пожалуй, довольна. Шинки забавный, особенно тем, как хорохорится и пытается казаться старше своих лет.

Слишком ответственный, не умеющий показывать свою любовь, но Акеми видит ее по тому, как он относится к неожиданно большой семье, которую обрел. Хороший из него выходит старший брат и товарищ по команде. Только упрямый как осел, копия что отца, что дяди, что тети.

Тихий стук в дверь вырывает ее из мыслей. Акеми поворачивает голову и прислушивается. Стук раздается еще раз, а следом за ним неуверенное «мам». Детей они с Канкуро приучили стучаться и не входить до тех пор, пока им не разрешат, — если только никто не пострадал, конечно, или не случилось еще какой беды, — поэтому дочь не торопится повернуть дверную ручку.

— Заходи, — говорит Акеми, даже не удивляясь, когда видит на пороге свою восьмилетнюю дочь, держащую за руки братьев семи и шести лет. Минору сегодня ночует у себя дома, потому что Ичи в кои-то веки дома, понятное дело, что мальчику хочется провести время со своим отцом, по которому он соскучился. — Что случилось, ящерки?

— Такеру испугался грозы, — отвечает Карура, старательно не отводя глаз от своей матери, и Акеми точно знает, что она бессовестно врет, потому что самый младший из ее детей сонно моргает. Его явно подняли из постели, разбудив, чтобы притащить сюда и использовать в качестве оправдания. Изао тоже не выглядит напуганным, а вот Каруре не по себе, вон как тонкие губы — совсем как у отца, один в один, — поджимает. Впрочем, ловить ее на этой лжи Акеми не собирается. — Можно мы поспим тут?

Акеми слезает с подоконника и возвращается на кровать к Канкуро. Она опускается на матрас и распахивает объятия, в которые ее дети радостно забираются. Дочь она мажет губами по лбу, Изао — по щеке, а Такеру целует куда-то в шею. Канкуро от всей этой возни просыпается, приподнимается на локтях, обводя сонными глазами свою семью. Сердитым он не выглядит, особенно, когда замечает, как жмется к нему Карура, успевшая забраться под одеяло.

— Грозы испугались, что ли? — хриплым голосом спрашивает он, когда все дети устраиваются и затихают, тут же проваливаясь в сон. Даже обычно беспокойный Изао засыпает, прижавшись к сестре и закинув на нее руку с ободранным локтем. Он страшный непоседа, постоянно где-то калечится, пусть и не сильно. — Можно подождать, а потом унести их обратно, пусть в своих кроватях спят.

— Зачем? Не мешают же, — Акеми улыбается и дотягивается до Канкуро рукой. Она лежит на боку и, перетягиваясь через детей, гладит его по щеке. — Пусть поспят одну ночь у нас, а завтра проведем время вместе, — в конце концов, они были уже пару недель все заняты, дети соскучились и обрадуются тому, что родители могут посвятить им целый день.

Канкуро целует ее ладонь и кивает. Завтра они будут вместе, вместе они будут послезавтра и так еще очень много дней. Вместе — их маленькой семьей, а потом и большой, когда все те, кого Акеми любит и держит близко у своего сердца, соберутся вместе. Их много в её жизни: младший брат, дядя и кузены, самая лучшая названная старшая сестра и племянники, бабушка, любимая команда и уйма друзей. Это все ее семья, которую она сама себе выбрала.

Жаль только, что родители всего этого не увидели, жаль, что не знают своих внуков. Их не было рядом, когда Акеми выходила замуж, а Яхико женился. Их не было рядом, когда у них у обоих появились дети. Когда-нибудь они встретятся, и тогда она расскажет им все истории, что у нее накопились.

А пока она об этом не думает, а смотрит на своего мужа и детей и улыбается, любуясь ими и уже не представляя свою жизнь без них.

Девчонка тринадцати лет не знала, что в Суне найдет себе сестру, с которой они будут понимать друг друга без слов. Она не знала, что ее домом станет чужая скрытая деревня. Она не знала, какую дорогу пройдет и сколько у нее будет поражений и побед, потерь и приобретений. Она не знала, что теплый осенний ветерок унесет ее из зеленой Конохи в желто-оранжевую Суну. Она ничего не знала про союз, но и началось же все не с этого.

Девчонка с тупым кунаем у реки в Лесу Смерти даже не знала, как ее жизнь изменится из-за надменного мальчишки с такими темными глазами, что они едва не показались ей черными, а не бирюзовыми. Она и представить себе не могла, а если бы и представила, то вряд ли сумела бы во все поверить.

Девчонка была глупая и наивная, но, несмотря ни на что, оказалась удачливая, раз нашла свой путь и не сбилась с него, хотя могла. На ее счастье, всегда находились руки, способные удержать ее рядом даже в самую страшную бурю. Самые крепкие руки, самые надежные и самые дорогие, других ей и не надо.

В Канкуро бушует ветер, а в ней — горит огонь. Сочетание странное, многим непонятное, но они вместе уже так долго, и его ветер только становится сильнее, а ее огонь ярче. Акеми закрывает глаза и с улыбкой засыпает, точно зная, что она всегда будет тут в безопасности, дорогой и любимой.

Коноха. 1 ноября, 34 года после рождения Наруто.

Павел Воля ft Город 312 — Мама+++

Кику торопится в Коноху. Она соскучилась по своему пофигисту-сыну, по своей очень странной — муж, Ако и Куро вместе рядом не стояли, разве что Карура — дочери и, конечно, по мужу. Она соскучилась по своим ученикам, которых не могла взять в эту миссию разведки: всё-таки, тройняшки Ширануи, несмотря на все их таланты, пока ещё слишком шумные.

Она даже успела соскучиться по Темари, Шикамару, Канкуро, Гааре, Акеми, Ханаби, Ичи и их детям, хотя видела песчаников всего два дня назад, потому что путь домой пролегал через страну Ветра, и не заглянуть в Суну она не могла. Она скучает по Неджи и Тентен, по Юменочиву (или как там её?), по Ино и Генме. В её сердце всё больше места, всё больше людей, всё больше солнца.

Всех и не упомнишь, но по всем она скучает. Даже по Саске — кем он там ей приходится, она уже не помнит, но со скрипом принимает тот факт, что они дальние родственники. С тех пор, как Учиха с Сакурой решили, что им не по пути, оба участника команды семь нравятся ей куда больше. Особенно Сакура, которая расцвела очаровательным весенним цветком, будучи под присмотром Какаши-семпая.

Возможно, Кику стоит взять отпуск хотя бы на месяц. Свозить семью в онсен Умеко-сан, или вообще всей большой компанией ещё раз поплыть на Косен, благо ей и Ичи официально вернули право на землю поместья Росоку. Бездетный даймё страны Света даже предлагал её брату стать наследником, но старший Ритсуми слишком уж привык к Суне. А вот насчёт Минору, своего сына, он всё ещё раздумывает. Поздно, конечно, спохватился: Минору точно выпустится из академии в команде Каруры, и ни на какой райский остров плыть не захочет, тем паче, руководить им.

Накику радуется тому, что путешествовать, в отличие от Риры-баа, может не только скрываясь от врагов. А просто из-за миссий, да даже по зову души: в конце концов, большинство стран уже который год в мире и согласии, а не только Ветер и Огонь. Она начала писать собственные дневники, которые — как она надеется — никому в будущем не придётся сжигать. Чи-чан, когда она по секрету ему об этом рассказала, был в восторге и даже предложил публиковаться, ведь у него теперь так много знакомств в издательствах. Самый популярный писатель десятилетия, не считая классики порнушки Джирайя-сама.

Кику отчитывается Наруто, который засиживается допоздна, и кладёт руку ему на плечо в немой поддержке. Они никогда не были близки, но… они связаны Хи но Иши, разве нет? Хокаге первым бы ринулся её защищать, если бы они вместе были на поле боя. С Нанадайме Хокаге она связана волей Огня, а с Годайме Казекаге — волей Ветра и семейными, пусть и не кровными узами. Если они разделят силу на всех, то всем хватит. Кику выпускает когти хенка и чувствует бездонную, яркую, тёплую чакру Курамы, которая полностью с ней согласна.

— Иди домой, — советует Накику. — Никто без тебя не помрёт этим вечером. А если и помрёт, это их проблемы.

— Ты пришла мне это сказать? — невесело смеётся Наруто. — Могла бы и утром заглянуть.

— Могла бы, — соглашается Кику. — Но я знала, что ты будешь тут торчать. Весь в своего учителя. Хоть бы брал с него пример сейчас, а не с того, кем он был после войны.

— Тогда на нём лежала большая ответственность.

— В пизду ответственность, — легкомысленно говорит Кику, и у Нанадайме лицо вытягивается, словно до сих пор не привык к её лексикону. — Ответственность разная бывает, — вспомнить тех же Неджи и Сая. — Если ты проведёшь ночь в своей постели с любимой женой, а завтра утром с детьми, а после обеда с новыми силами возьмёшься за работу, никому от этого хуже не станет.

Уговаривать Хокаге она, конечно, не будет, но когда Кику выходит из кабинета, то замечает, что Наруто снимает свой плащ и надевает простую куртку. Она улыбается, срываясь с места и торопясь… домой?

Нигде в мастерской Чиву не горит свет, хотя из детской на втором этаже пробивается тусклый отблеск бледного жёлто-зелёного цвета, похожий на инка. Не спят, черти такие, куда только Сай смотрит? Ну и что, что Айри уже генин, а Айро совсем скоро им станет?

Кику забирается в гостевую… в их с Саем спальню через окно, попутно обезвреживая все хитроумные ловушки, которые выставил её муж. С мстительной ухмылкой проходит мимо кровати, не поворачивая головы в сторону супружеского ложа. Поднимается по лестнице наверх и останавливается аккурат перед приоткрытой дверью комнаты детей, заглядывая внутрь но даже не призывая инка. Ей любопытно, почувствуют они её или нет. В конце концов, следующее поколение должно быть ещё лучше, ещё красивее, ещё талантливее. А в их с Саем детях смешались воля Огня и воля Ветра.

— Да хватит уже щипаться, ты вконец обнаглела! — жалуется Айро, при этом разрисовывая очередную нелепую марионетку, которую Айриме успела сварганить за время отсутствия матери. Это даже не птицекрокодил, не Куроари, а что-то похожее на фигуру с обложки анатомической энциклопедии. В рассеянном свете летающего болотного огонька очертания куклы плохо видно, но в нём же она кажется ещё жутче. Ни у одного из их детей нет инка, но, видимо, Айриме научилась как-то по-новому использовать хенка.

— Быстрее давай, Ай-отото, завтра уже мама вернётся. Хочу сделать ей сюрприз.

— Это не тот сюрприз, которому можно обрадоваться, Ай-анэ.

Кику осторожно прикрывает дверь, думая, что зря она поднялась их проверить, лучше бы сразу душ внизу приняла и устроилась под боком у Сая. Хотя двойняшки заняты перепалкой и совсем не обращают внимания на скрип половиц пристройки к пристройке.

Её такая непохожая на родителей, но, наверное, похожая на прабабку Сэкирэи, дочь фыркает на замечание брата о том, что мать слишком часто уходит на миссии.

— Это потому что она успевает соскучиться по отцу. Иначе им бы уже не интересно было друг с другом трахаться.

Так, от кого эта пигалица успела понахвататься, интересно?

— Не хочу ничего знать об интимной жизни наших родителей, — кривится Айро. — Но она же не забудет однажды, где дом?

— Дурачок, — Айриме трясёт своими красно-каштановыми локонами и на правах старшей, родившейся на пару десятков минут раньше, треплет брату чёрные волосы. — Разве мама тебя ничему не научила?

— А тебя научила? Когда успела? В кого ты вообще такая садистка дурная? В Сасори-данна?

— Научила, — непривычно серьезно говорит Айри, которой дядя Куро подарил любимую марионетку матери на выпуск из академии. — Дом это там, где семья. Где те, кого ты любишь. И где тебя ждут.

Дети замолкают, а Кику, тихо улыбаясь, решает не делать им замечание о том, что они всё ещё не спят. Взрослые уже, сами разберутся. Она быстро ополаскивается, и, как и планировала, юркает под одеяло, прижимаясь к тёплому боку мужа. Сай что-то забавно бормочет, пытаясь обхватить её руками и ногами, но не просыпается. Видимо, устал следить за этими сорванцами.

— Я дома, — шепчет Накику, утыкаясь носом ему в шею. Она дома здесь, она дома в Суне, она дома где угодно, пока её ждут.

Она прошла длинный путь, чтобы найти ответы на свои вопросы. И впереди её ждёт ещё немало, но самое главное она уже давно нашла.