Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Мой шестой год обучения в Хогвартсе, переломный год и в моей истории, и в истории магического мира, подошёл к концу.

Бузинную палочку разместили в тайнике. Никто из волшебников так и не узнал о ней, а магглам не было до странного предмета никакого дела. Где она лежит и как охраняется, я писать не буду. Скажу одно: я убеждён, что крови и смерти в её судьбе больше не будет. Гриндевальд скончался в августе девяносто седьмого. Кольца при нём, я выяснил, обнаружено не было.

Летом мне предстояло несколько встреч, и самая трудная из них — с настоящей главой Отдела. Когда я вошёл в её кабинет, на мгновение мне показалось, что я попал к бабушке. И сама она — женщина хорошо за шестьдесят, с благородной сединой и лёгкой вежливой улыбкой — чем-то неуловимо напомнила мне Её Величество. Я готовился к этому разговору как к битве, вооружался, но растерял всё заготовленное, едва открыв рот.

— Что ж, Ваше Высочество, я могу вас поздравить. До сих пор шестнадцатилетнему мальчику ещё не удавалось разрушить то, что планировали лучшие аналитики британских спецслужб. Но, пожалуй, и в этом есть свои преимущества. Чаю? Простите, что я не встаю, очень болит колено.

У Дженкинса были черепашьи глаза, противная улыбка и ледяные ладони. Эта женщина подкупала обаянием и мягкой силой.

— Если бы не ваше вмешательство, пожалуй, мы отыграли бы больше позиций, — заметила она после недолгой беседы о погоде. — Как минимум, покончили бы с гоблинской гегемонией в финансовом секторе, а если бы повезло…

— Вы просчитались, мэм, — произнёс я негромко, отставляя белую фарфоровую чашку с незабудками на блюдце, — с этой статьёй о Риддле. Потому что вам и в голову не могло прийти, что он спрятал крестраж в Хогвартсе и выберет именно его для первого удара. Никто из маггловских политиков так не поступил бы. Да что там, никто из ирландских боевиков не упустил бы шанса атаковать правительство. Насколько оно было беззащитным в тот момент?

— В достаточной степени, чтобы наша помощь пришлась кстати, — со вздохом ответила она. — Но да, мы просчитались.

— Не потому что ваши аналитики плохи, мэм. Просто они не волшебники.

— В этом ваш посыл? Только волшебник может предугадать действие другого волшебника?

— Только волшебник может править другими волшебниками. А вот будет очередной Министр Магии лоялен к вам или нет — уже другой вопрос.

Она покачала головой и спросила:

— Чудачества герцога Эдинбургского на прошлой неделе — ваших рук дело, Ваше Высочество? Или это инсценировка?

— Что более вероятно: я заколдовал собственного деда на прогулке или на той же прогулке я убедил его немного подыграть? Ваши боевики могут выжечь магический мир, но пользы от этого будет немного, мэм. Куда меньше, чем если он добровольно и с энтузиазмом будет служить Короне.

Я сидел в строгом кабинете, слушал с детства знакомый лай корги за стенкой, пил чай и беседовал с этой женщиной о будущем, которое она видела ничуть не хуже меня. И впереди нас ждало ещё бесчисленное множество таких бесед.

* * *

Итак, читатель, самое время завершать повествование. Кажется, оно затянулось — и всё равно, боюсь, мне не удалось вместить в него все подробности. Многое я опускал сознательно. На страницах рукописи я не упомянул ни одну из коротких иностранных поездок, куда отправлялся с родителями или один. Не рассказал о том, как испугался, когда бабушка слегла с пневмонией. Ни словом не обмолвился о музыкальных концертах в Хогвартсе и о скандале с любовными зельями на один из Дней святого Валентина. Но, полагаю, тебе хватит фантазии и жизненного опыта, чтобы самостоятельно додумать те моменты, которые не вошли в эту историю. Сейчас же я считаю своим долгом рассказать немного о судьбах тех, с кем познакомил тебя.

Начну, конечно, с ближайших друзей.

Седьмой курс мы проучились очень спокойно. Меня, довольно ожидаемо, назначили старостой школы в паре со Сьюзен, но наша работа оказалась простой: ни каменеющих школьников, ни беглых преступников, ни драматических испытаний, ни войны за порогом — обычная учёба, обычные нарушения дисциплины, обычные будни. Мы сдали ЖАБА. Некоторые — сносно, другие — с блеском. Уже в июле девяносто восьмого года мы гуляли на свадьбе Рона и Лаванды. Лично мне тогда был не совсем понятен этот союз, но сейчас я могу отметить, что он на диво гармоничен.

Рон не стал аврором. После блестящих матчей на седьмом курсе его пригласили в команду «Пушек Педдл», во второй состав. Через два года на Чемпионате мира по квиддичу мы рукоплескали его великолепной игре. Сборная Англии победила, и, во многом, это была заслуга Рона Уизли. Первыми, кто обнял чемпиона, были Лаванда и годовалый Эдди Уизли. После двенадцати лет спортивной карьеры Рон, к тому моменту — счастливый отец четверых детей, ушёл в тренерство и отлично там себя чувствует. Мы шутим, что им с Лавандой надо поднажать, а то пока у них дома не набирается полноценной квиддичной команды, но они держатся твёрдо: детей им хватит. Их достаточно много, чтобы они не скучали в одиночестве, но при этом родителям хватает на всех времени и внимания.

Гермиона и Драко расстались сразу после выпускного. Это был тихий, но болезненный разрыв по её инициативе. Простившись с нами, Гермиона на долгих три года пропала из волшебного мира. Я изредка созванивался с ней, но почти ничего не знал о её жизни.. Вернулась она спокойно, без помпы, и сразу же устроилась в Мунго на курсы ментального целительства. По окончании она открыла на Косой аллее первый центр психологической помощи — он расположен так далеко от огромного, отделанного в кричащих цветах «Мира ужасающих развлечений» близнецов Уизли, как это возможно.

При центре через полгода заработала вечерняя школа для тех, кто не имеет права владеть палочкой, следом — ночлежка, кухня, служба занятости. Богачи ходят к Гермионе анонимно, разбираясь со своими проблемами в личной жизни, а остальные находят у неё приют и получают новый старт в жизни. Конечно, учит Гермиона и домовых эльфов. Они следят за порядком, готовят, а в обмен обучаются грамоте, основам жизни в волшебном мире и праву. Хотя деньги эльфам не нужны, Гермиона держит для них фонд заработной платы. Она убеждена, что для свободного существа важна уверенность в материальном благополучии.

Её шрамы немного побледнели, но по-прежнему очень заметны, и она их не прячет. Я глубоко уважаю деятельность Гермионы и регулярно отправляю пожертвования, но, должен признать, наша тесная дружба закончилась в школе. Мы ценим друг друга, нежно бережём общие воспоминания, но она считает, что меня слишком захватила политика. А я, в свою очередь, не готов посвящать всего себя благотворительности.

Драко, Гарри и Сириус Блэк, как и планировали, отправились в кругосветное путешествие. Приехали через год, причём Блэк — женатым на знойной испанке с нравом фурии. Оба счастливы сверх всякой меры.

Гарри, давным-давно расставшийся с Джинни Уизли, до сих пор ведёт холостяцкую жизнь. Нам говорит, что мечтает встретить ту самую настоящую любовь, но, по правде сказать, мы ему не верим: хотел бы — давно бы нашёл. Зато он обожает и детей Рона, и своего крестника, Джима Блэка, и всегда рад провести с ними выходные или отпуск. Он, несмотря на все уговоры Блэка, устроился в Аврорат и не так давно его возглавил. Должен признать, что Аврорату это на пользу, как и самому Гарри. За прошлые подвиги в борьбе с Риддлом и за последующие Гарри получил немало наград — есть среди них и маггловские. Ещё несколько успешных секретных операций и, подозреваю, мистер Поттер будет произведён в рыцари Её Величеством.

Драко вернулся из путешествия отнюдь не счастливым. Какое-то время пробыл дома, с отцом — не то успешно притворяющимся, не то действительно потерявшим рассудок, — с матерью, которую нежно любил. А потом пошёл в Мунго, учиться на целителя. Полагаю, где-то там в больничных коридорах они снова встретились с Гермионой. И хотя она до сих пор отказывается выходить за него замуж, они вместе и любят друг друга.

Что касается Блейза, то он теперь — мой телохранитель. После школы нам пришлось расстаться на время. Я точно знаю, что он несколько месяцев жил дома у Луны Лавгуд, пропускал мимо ушей специфические рассуждения её отца, занимался садом, дрессировал ядовитые растения. Потом навестил свою новорождённую сводную сестру, но пробыл в доме у четы Снейпов минут десять и рванул прочь, куда глаза глядят. Просидел два месяца в волшебной тюрьме в Италии, стал чуть ли не национальным героем в Сербии, ушёл в глубокий запой в России, под Саратовом, вышел из запоя, преподавал в Колдовстворце тёмную магию, пока не исчез с середины урока, чтобы больше никогда не возвращаться. Купил яхту, соблазнил какую-то маггловскую голливудскую актрису, засветился в кино и сбежал, подчищая память о себе.

Луна Лавгуд тогда была в экспедиции в Южной Америке, в глухом лесу в долине Амазонки: вместе с группой натуралистов они искали редких волшебных животных. Игнорируя все охранные чары, Блейз ввалился в лагерь, оборванный, с длинной царапиной на правой руке и с фингалом под глазом, сел у костра и спросил, не найдётся ли чего поесть. Луна утверждает, что сначала он заблудился в лесу, а потом всё-таки нашёлся. Я убеждён, что она подобрала моего дорогого друга как бездомного котёнка — или как мордастого котяру, который сбежал из дома по зову природы и попал в передрягу. В любом случае, я благодарен ей за то, что она его отмыла, подлечила и вернула в Британию, где я имел возможность… Хотелось бы сказать: оборвать ему уши за все его сомнительные подвиги. Но на деле — просто крепко обнять.

Он любит Луну какой-то своей, совершенно непонятной нормальным людям любовью. Иногда пишут: «Готов носить её на руках». Ерунда. Луна однажды высказалась поэтичнее и страшнее: «Готов поить собственной кровью». Как по мне, это значительно ближе к Блейзу. Я никогда не назвал бы их семьей или даже парой. Просто Луна — это Луна, она живёт в своём мире. А Блейз — это Блейз, и он стоит на страже её мира.

Схожей любовью, полагаю, он любит и меня. Поэтому после того, как на меня состоялось почти удавшееся покушение, он решил лично заняться моей охраной. Когда он шагает у меня за спиной, со своей обычной кривоватой ухмылочкой, спрятав руки за спину, я знаю, что мне не грозит ни одно вражеское заклятье. Он всё ещё временами невыносим. И всё ещё — мой лучший друг, с которым одинаково приятно говорить и молчать.

Сменщика себе, кстати, он подобрал под стать — это Кассиус Уоррингтон. Таким образом, когда Блейз занят, я нахожусь под бдительным присмотром ещё одного тёмного мага с сомнительной репутацией и некоторой склонностью к насилию. Радует одно: в большинстве своём о Касси обыватели ничего не знают, а выглядит он как типичный безголовый мордоворот, особенно если выдвинет вперёд челюсть и начнёт помахивать длинными руками.

В Хогвартсе всё тихо и спокойно. Профессор Слагхорн ворчит, что стал староват для своей должности, но это выглядит как кокетство. Его управление пошло школе на пользу: такого количества семинаров от специалистов со всего мира, как при Слагхорне, здесь не проходило ни разу. Это хорошо сказывается на магическом образовании.

Перси Уизли отказался возвращаться в Министерство — остался преподавать трансфигурацию и управлять Гриффиндором. Через год на место преподавателя зельеварения пришёл совершенно мне незнакомый мистер Клайвден, ровесник Перси или немного старше. Он учился на Рейвенкло, но это не помешало ему возглавить змеиный дом. Слизеринцы сначала сопротивлялись, а потом смирились и приняли нового декана. Мистер Уизли и мистер Клайвден — близкие друзья и много делают для сотрудничества факультетов. Поговаривают, что иногда они засиживаются с планами мероприятий далеко за полночь, и, зевая, мистер Уизли возвращается в свои покои, когда уже начинает светать. Но кто станет осуждать их, если результат очевиден? Вражда Гриффиндора и Слизерина практически сошла на нет.

Наши бравые журналисты — Джинни и Колин — оба сделали карьеру в прессе. Колин — великолепный фотограф, а Джинни сулят место будущего главного редактора «Пророка». Год назад они поженились, объяснив это тем, что заключили соглашение: если не встретят никого до двадцати семи лет… Никто не удивился: все давно привыкли воспринимать их единым целым, правда, не как пару, а как сиамских близнецов.

Спустя четыре года после битвы за Хогвартс в «Пророке» вышла статья анонимного автора: «Кто привёл к власти Тома Риддла?». Жёстко и едко описывалась история Риддла, куда более подробная, чем в первой публикации о нём. А дальше делались совсем уж скандальные выводы. Пятидесятые годы были временем реакции на ужасы, творимые Гриндевальдом. Но среди аристократии, особенно британской, почти не пострадавшей в недавней войне, по-прежнему витали идеи превосходства магов над магглами. Озвучивать такие идеи самим им было не с руки, и главы самых знатных семей приметили и вытащили на свет талантливого полукровку. С одной стороны — наследник Слизерина, с другой — парнишка с амбициями, но без гроша за душой. Он стал идеальным кандидатом на роль марионеточного лидера оппозиции. Чего Лестрейнджи, Блэки, Малфои, Нотты и многие другие не ожидали, так это выхода марионетки из повиновения. Риддл легко вскружил головы их наследникам, поставил им на руки свои метки, а потом добрался до старших. Погибли многие. Автор статьи, кажется, не симпатизировал вообще никому — лил и лил желчь по страницам.

Со временем мы узнали имя анонима, а потом и привыкли к его манере письма. Сейчас Деннис Криви — журналист-расследователь, владелец независимой газеты, которая стоит у Министерства костью в горле. И ладно бы Криви был оппозиционером, так нет — он идейно и, с позволения сказать, от чистого сердца поливает грязью все партии без исключения. Причём на него не действуют методы борьбы, опробованные на таблоидах — он никогда не врёт и не подтасовывает факты. И, увы, никто не уличил его в незаконных анимагических превращениях, чтобы прижать к ногтю.

Раз уж зашёл разговор об этом, скажу, что мистер Паркер раз восемь отказывался от повышения или продвижения по службе. Так что, и по сей день, он мой личный пресс-секретарь (и, несомненно, ангел-хранитель). Между нами было много всего: разногласий, ссор. Я рос, менялся, а он не всегда успевал заметить, что я сегодня уже не совсем тот, что вчера. Но я могу с уверенностью назвать его своей правой рукой. Он женат на своей работе, хотя это я пытался исправить. Тонкс влюблена в него последние лет восемь, если не больше, но Паркер только морщит нос и убегает по делам. Невыносимый человек!

Что же касается меня, то я проиграл наше с мистером Снейпом пари. Министром Магии я стал незадолго до двадцать шестого дня рождения. Пришлось выполнять условия, но сделал я это, признаюсь, с удовольствием: было приятно заполучить в Визенгамоте ещё одного если не друга, то союзника.

Сразу после школы я, простившись с мечтами об историческом образовании в Кембридже, объявил о горячем желании поступить в Сандхёрст. До сих пор при воспоминании о Королевской военной академии меня пробивает холодный пот — это было, я подсчитал, триста двадцать дней ада. Тем не менее, я прошёл полный курс подготовки на командующего офицера Британской армии, прежде чем официально принять присягу у Брауна и его людей. Теперь сквибы составляют полк особого назначения, подчиняются лично мне как командиру. В реальности я стараюсь даже не вспоминать, что где-то в шкафу у меня лежит военная форма, а в боевых операциях, если таковые случаются, командование на себя принимает мистер Браун. У нас с ним по этому поводу полный мир и согласие.

После Сандхёрста я пошёл в Министерство Магии, получив от бабушки разрешение нарушить негласный запрет на работу в офисе. Служил в департаменте международных отношений, потом в департаменте магического правопорядка — зарылся в магическое законодательство с головой, прихватив за компанию Сьюзен. Участвовал в заседаниях Визенгамота, встречал иностранные делегации. Вероятно, я бы ещё какое-то время наслаждался свободой, если бы здоровье Скримджера не пошатнулось. Будучи аврором, он перенёс несколько тяжёлых ранений, а после того, как заболел драконьей оспой, они начали давать о себе знать.

Два года мы готовили предвыборную кампанию и общались с членами Визенгамота. Сначала Паркер сделал ставку на мой образ молодого, энергичного и современного человека, который хорошо погружён в дела Министерства. И на этом мы едва не проиграли — пришлось быстро отступать от намеченного плана и прописывать новый. Как выяснилось, для аристократов Визенгамота мой маггловский титул значил куда больше, чем мои личные качества. Паркер как-то пошутил, что мы в двух шагах от создания магической монархии, но я считаю подобные высказывания недопустимыми. В Британии один монарх, и это — Её Величество. Кроме того, надо же учитывать интересы либеральной части населения! Чтобы быть ближе к ним, а заодно немного упростить документооборот, я изменил фамилию, оставив только её первую часть.

Я занимаю свой пост уже пять лет. Идёт ли моё руководство на пользу волшебному миру? Я могу только надеяться на это. Спустя пятьдесят, может, сто лет другие будут анализировать мои действия и выносить им оценку.

Однозначно удалось улучшить систему дошкольного информирования магглорождённых. Департаменты министерства находятся в процессе реструктуризации — хотелось бы, чтобы управляющий аппарат был более современным. У нас есть несколько больших засекреченных проектов с магглами, и я с чистой совестью доверил их тому, кто, по мнению Дженкинса и остальных, возглавляет список самых опасных волшебников Британии — руководителю Отдела тайн. Пожалуй, я могу понять логику составителей — даже волшебники понятия не имеют, насколько велики возможности этого подразделения — но есть подозрение, что чемоданчик с красной кнопкой существенно уступает по степени опасности некоторым их разработкам. Правда, некоторое количество совместных чаепитий и обнаруженная общая нелюбовь к лисьей охоте сделали нас с руководителем этого странного места неплохими партнёрами.

Кстати, именно он подсказал схему, которая позволила создать независимый магический банк. Нам потребовалось привлечение маггловского капитала, но отнюдь не на сто процентов — их доля составляет всего процентов пятнадцать, а контроль за оборотом бумажных галеонов лежит целиком и полностью на Министерстве магии, как и должно быть. Гринготтс остался банком для старой аристократии, которой приятно хранить золотые слитки в подземельях с драконами. Зарплаты, пенсии, вклады, кредиты для физических лиц и бизнеса, ипотечные программы и страхование — за всеми этими услугами идут в Национальный волшебный банк, тем самым укрепляя его позиции.

Наиболее незаменимым человеком в том, чтобы отобрать у гоблинов финансовый контроль, стала, предсказуемо, Долорес Амбридж. Мне её Крауч, уходя на пенсию, передал по наследству, и я нахожу её крайне полезной — примерно как ядовитый перстень Борджиа. Бывает очень кстати, но чуть зазеваешься — и пострадаешь сам. Так и балансируем между сотрудничеством и ненавистью друг к другу, а работа постепенно идёт.

Обязанности Министра магии и принадлежность к волшебному миру не позволяют мне проводить много времени с семьёй, хотя нас по-прежнему связывают нежные родственные чувства. Подготовка на военного офицера прибавила мне немало очков в глазах отца. Поздравляя меня с выпуском, он сказал, что горд тем, каким мужчиной я вырос.

Бабушка, слава Господу, по-прежнему занимает свой пост. По моей просьбе мистер Снейп и Блейз в соавторстве разработали для них с дедушкой укрепляющие зелья, поэтому, надеюсь, их здоровье ещё долгое время будет в порядке.

С Анной я увиделся вскоре после окончания Сандхёрста. Она приехала в Лондон без мужа, но с ребёнком. Я её едва узнал — она загорела, постриглась, но выглядела очень энергичной и счастливой. Постепенно все остальные приняли её выбор. Она не имеет права наследовать престол и не участвует в официальных мероприятиях, но она по-прежнему моя сестра. С её мужем мне тоже довелось пообщаться, он показался мне приятным человеком, который искренне её любит. Однажды я познакомил Анну с Гермионой — кажется, они нашли друг друга и развивают несколько общих проектов.

Видения будущего никуда не делись, но я окончательно перестал их бояться. Пожалуй, разговор с Гриндевальдом помог мне понять главное: это только мои видения, мне ими и управлять.

Иногда они помогают мне разобраться в политической ситуации, иногда только путают. Но несколько раз мне удавалось вмешаться и изменить ход судьбы. По косвенным признакам я определил тот тоннель, где должна была погибнуть леди Диана Спенсер, и предотвратил её смерть — мои кузены не потеряли мать, и я этому рад.

Однажды целый месяц меня преследовал образ четырёх самолётов, врезающихся в Нью-Йоркские небоскрёбы. Я точно знал место, но дата? Дату пришлось искать в ещё более далёком будущем, в котором о той катастрофе будут говорить, как о «событиях одиннадцатого сентября». Слава Богу, теперь не будут, и одиннадцатое сентября — самый обычный день в календаре.

Некоторые теракты, стихийные бедствия и личные трагедии мне удаётся предотвратить. За другими я вынужден просто наблюдать. Как-то раз, на большом приёме, мне удалось поговорить со старейшиной О’Хейз. Как и положено ирландской ведьме, она напустила тумана, но мне показалось, что мои действия, во всяком случае, не вызывают у неё недовольства.

Видения будущего совершенно не подготовили меня к тому, что однажды я прочитаю в «Пророке» о разводе Билла Уизли и Флёр Уизли (в девичестве — Делакур). Я не обзавёлся дурной привычкой к курению, но в тот момент, до дедушкиному меткому выражению, пальцы сами принялись искать портсигар. Предсказуемо, не нашли.

Я осознавал, что меня это никак не касается. Их брак был, вероятно, слишком поспешным, слишком ранним, но это — их личное дело. Они оба были моими хорошими знакомыми, я попросил Паркера отправить им обоим от моего имени письма со словами сочувствия и поддержки. И намеренно даже не заглянул в них, не желая знать, что именно мой секретарь там понаписал. В глубине души я бы хотел кинуться к ней немедленно, сказать, что по-прежнему её люблю. Но здравый смысл удержал меня от подобной нелепости. Ранее она была замужней женщиной, теперь она — разведённая женщина. Даже при том, что мои шансы унаследовать британский престол, к счастью, невелики, это недопустимо.

Примерно такими мантрами я успокаивал себя до тех пор, пока мы с Флёр не встретились на одном из обсуждений по банковскому вопросу. И стало понятно, что для работы здравого смысла мне жизненно необходимо, чтобы Флёр находилась на расстоянии в несколько миль, не ближе. Так что я смирился, махнул рукой и позволил себе любить её от всего сердца.

Блейз предлагал лечить это по методу «клин клином», но мне эта методика не нравилась. Возможно, будь у меня другие советчики, дело пошло бы быстрее, но больше ни с кем эту тему я не обсуждал. Так или иначе, мы с Флёр виделись регулярно. Она, безо всякой моей помощи или протекции, разумеется, быстро поднялась по карьерной лестнице в финансовом департаменте. На министерских приёмах и на вечерах в домах аристократов я не отказывал себе в удовольствии пригласить её на танец, но сам себе поставил условие: один, не больше.

Потом она стала бывать на наших полуформальных встречах с теми, кого я мысленно называл своей командой. Беседовала о чём-то со Сьюзен, тормошила Крауча, втягивала Диггори в долгий спор о французской дипломатии, а однажды прокляла Блейза. На спор, с его разрешения, но каким-то совсем уж коварным способом. После этого Блейз проникся к ней искренним уважением, смешанным с опаской. И, честно говоря, я подозреваю его в сговоре. Иначе как объяснить, что однажды после такой встречи в моём доме разошлись все, а Флёр задержалась? Мимо Блейза и муха не пролетит — если он не впустит её самостоятельно.

Что ж, мы остались наедине и поговорили. Потом поговорили ещё некоторое время. Потом выяснилось, что тем для обсуждения накопилось слишком много, и беседу пришлось продолжить следующим вечером. А там оказалось, что мы интересуем друг друга достаточно, чтобы провести вместе оставшиеся лет девяносто-сто жизни. Даже если это означает, что мне придётся получать специальное разрешение на брак, ей — принимать англиканскую веру, и нам обоим — отбиваться от снобов в Визенгамоте, которые были не в восторге от нечеловеческого происхождения жены министра.

Ты помнишь, мой читатель, как летом после шестого курса в Хогвартсе я пришёл к тебе с рассказами про Риддла, Отдел, Дженкинса и политические игры? Уверен, что помнишь. Тогда ты согласился помочь мне в небольшом розыгрыше, а в обмен я дал тебе слово: однажды я расскажу тебе всю эту историю в подробностях. На то, чтобы сдержать обещание, ушло больше десяти лет, и я уже получил твоё прощение за задержку. Но теперь я вручаю тебе эту рукопись, надеясь, что она покажется тебе не слишком затянутой или скучной.

Я могу поручиться за её достоверность в той мере, в которой достоверны мои собственные воспоминания. В школе я вёл дневники, они помогли мне не запутаться в хронологии. Мне подарили редкий артефакт — Омут памяти — и некоторые моменты я пересматривал, чтобы воспроизвести диалоги и интонации со всей точностью. Мне бы ни за что не удалось написать так много, если бы не самопишущее перо. Возможно, благодаря ему некоторые места вышли даже более эмоциональными, чем я готов был допустить.

Но, пока я писал, у этой работы появился ещё один читатель. Возможно, спустя много лет, когда он как следует научится читать и, что не менее важно, задавать вопросы, я отдам ему эти записки. И, если он осудит меня, если сочтёт мои действия неправильными, если скажет, что поступил бы иначе, я порадуюсь — сыновьям положено превосходить отцов. Своему я этого желаю от всего сердца. Итак, дорогой читатель, я прощаюсь, выражая надежду, что не очень утомил тебя ни самим рассказом, ни сомнительным, далёким от литературы слогом.

С глубоким уважением,

Альберт Маунтбеттен, принц Йоркский, Министр Магии Британии.