Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

На утреннее начало заседания в Визенгамоте Тео едва не опоздал. Смотритель Филч, отвечавший за открытие ворот Хогвартса для студентов по необходимости в замке отсутствовал, что было очевидным для Теодора фактом, но неочевидной стала необходимость получения разрешения лично у директора. Снейпа ему пришлось искать, и только отправка Патронуса помогла улицезреть злое лицо мужчины, который буквально выплюнул ему в лицо разрешение и поставил подпись на бланк произвольной формы.

Лишь после этого ему удалось отправиться в Министерство. Лестница была неожиданно перекрыта, а мраморная крошка в коридоре выглядела не просто осыпавшейся, но выщербленной. Тео опасливо косился на следы непонятных заклинаний и чар, оставшихся от столкновения, случившегося там, ожидая лифт.

В дверь зала он входил прямо перед полным мужчиной с окладистой бородой, ранее редко виденным на заседаниях. Он был лордом Верхнего Визенгамота, а лацканы его мантии украшала брошка в виде серебряной кисти винограда, сверкающая старинной магией. Теодор не успел дойти до лестницы, как мужчина протиснулся вперёд него с решительным и злым видом, прижимая к груди красный металлический ящик с антенной — колдорадио, как догадался Тео.

— УИЗЛИ! — громогласно проревел мужчина, потрясая ящиком в обеих руках. — УИЗЛИ, ТВОЮ МАТЬ МОРГАНУ!

Гомон лордов и пэров стих. Лорд Руперт, восстановившийся после событий на свадьбе, поднялся со своего места на верхних рядах.

— Что ты хотел, Харвейс? — громко спросил он.

— Какого хера твои племянники поджигают страну, а?! — лорд Харвейс вновь потряс красным радио.

— Что здесь происходит? — спросил протиснувшийся через образовавшуюся толпу лорд Яксли. — Что за митинг?!

— Милорд Яксли, вот! — тучный волшебник потряс своим колдорадио. — Уизли саботируют наши усилия к сохранению мира!

— Уизли? — глупо переспросил Яксли. — Какие Уизли?

— Те, которые моего сына головой в толчок макали! Сволочи эти! Я их узнаю, собак рыжих, и во сне! Вот, слушайте!

Он торжественно водрузил зачарованную технику на бортик места Персиваля, который счёл за лучшее отойти, и, приставив палочку, повернул пару раз. Из динамика спереди, закрытого латунной решёткой, зашипели голоса.

— …правы, мистер Бин! — сквозь шипение Тео узнал голос одного из близнецов Уизли! — Борьба с тиранией Пожирателей — святое дело каждого из нас!

— Скажу вам, мистер Пауэрс, — сквозь ещё более сильные помехи, добавил второй. — Я уверен, что эта гадюка забилась в самую глубокую нору, спасаясь там и пережидая, пока её бойцовые псы всё-таки справятся с лепреконовыми сыновьями. У него не хватает яиц, чтобы справиться с ними самому — он слишком боится за себя! Трус и подлец, прикрывшийся раболепием своих слуг, хрустальная пустышка!

— ПРЕКРАТИТЬ! — аж завизжал откуда-то сверху Рудольфус Лестрейндж. Вмиг, как чёрное облако, он оказался у подножия зала и совершенно по-маггловски ударил тучного лорда в лицо. Тот охнул и осел, схватившись за челюсть. — РЕДУКТО! РЕДУКТО!

Из его палочки аж сверкали искры. Лишь только разрушительные чары достигли корпуса радио, оно вспыхнуло магией изнутри и разлетелось на тысячу осколков, от которых Тео присел, прикрыв лицо руками.

— Запретить! Прекратить это! Яксли, сука! Повелитель узнает! — Лестрейндж бился в самой настоящей истерике, пока лорды вокруг спешно удалялись. Наконец, когда перед бывшим узником Азкабана остался лишь один Верховный чародей, белый, как мел, и даже несчастный лорд Харвейс уполз куда-то подальше, Лестрейндж злобно ожёг зал взглядом и быстрым шагом направился к дверям.

Спустя час в зал вошли дополнительые Пожиратели, трое, во главе с не скрывающим своего лица, спокойным и даже насмешливо умиротворённым Рабастаном Лестрейнджем. Одетый с иголочки в маггловского покроя костюм, со шляпой-федорой в затянутой белой перчаткой руке и тростью во второй, что придавало ему вид какого-то гангстера из маггловских фильмов, он дождался, пока Верховный чародей обратил на него внимание и остановил гневную речь пэра от Оксфорда о необходимости приструнить грязнокровок, что совершенно не таясь учились среди магглов в Оксфордском университете и то и дело колдовали, не соблюдая Статут Секретности.

— Лорд Уизли, к вам есть несколько вопросов, — вежливо обратился он, сверкая своими холодными, безэмоциональными глазами. — Пройдёмте.

Бледный Руперт Уизли покинул зал вместе с Лестрейнджами, а в конце дня Теодор, аппарировав в Аберайрон через три прыжка в Кент, Корнуолл и Нортумберленд, записал впервые в жизни громовещатели каждому из близнецов Уизли, которые незамедлительно отправил из Хогсмида.

* * *

Первым событием, действительно всколыхнувшим спокойствие в Хогвартсе, стало приближение квиддичного сезона. В конце второй недели учёбы Тео всё-таки смог согласовать и настоять на компромиссах со всеми четырьмя капитанами команд: слизеринец-пятикурсник Уркхарт, хаффлпаффец Смит, райвенкловец Митчелл, самый юный из капитанов, и гриффиндорский пятикурсник Пикс все вчетвером, кривя друг другу рожи, поставили магические подписи под расписанием тренировок в башне префекта, с каждым днём всё сильнее превращающейся в личный рабочий кабинет Теодора.

Это была сложная комбинация: Уркхарт приходился родственником профессорам Кэрроу, и даже более близким, чем выпустившаяся в прошлом году Гестия, а потому пользовался этим родством так, как только мог. Теодор «вынуждено» пошёл на попятую и позволил ему, «скрепя сердце» поставить отбор на утро субботы. Вечер субботы ушёл райвенкловцам, утро воскресенья — гриффам, а вечер воскресенья забрал себе Смит, вечно недовольный всем на свете. Тео подозревал, что в первую очередь тот был недоволен необходимостью провести ещё один год в Хогвартсе, а не летать в составе одной из команд Британской лиги.

Все четыре отборочных тренировки требовали при этом личного присутствия Теодора и наиболее доверенных префектов. Это было нужно, чтобы минимизировать шанс травм студентов — Помфри, когда он заглядывал к ней с предупреждением о том, что согласовал на выходные первые квиддичные события школьного сезона, медиведьма слезно попросила его обойтись без травм. Будто бы он ронял игроков с мётел.

Так или иначе, младшекурсники уже заполонили койки в Больничном крыле. Ожоги пострадавших на зельеварении были причиной практически всех из них, и лишь пара детей пострадала в бытовых спорах в гостиных.

Отработки, которые проходили только и исключительно у Кэрроу, сначала страшили Тео, который решил было, что это будет источником бесконечных проблем, но реальность несколько успокоила его. Алекто Кэрроу собрала в одном из классов два десятка классных досок и мел — и каждый провинившийся студент три часа должен был безостановочно писать на досках «Я никогда не буду нарушать правила». Артур, получивший взыскание от Амикуса за нерасторопность в коридоре — он банально сонный налетел на Пожирателя — жаловался, что рука от такого взыскания устаёт через десять минут, и это превращается в настоящую пытку, хуже, чем у Филча.

Сквиб забирал палочки и выдавал швабры, но сообразительные и талантливые студенты широко обходили этот запрет, колдуя без палочек. Колдовством, позволявшим писать мелом на доске, никто ещё не владел.

На слизеринскую тренировку пришло под полсотни человек. Второкурсники, третьекурсники, которые сели на низкие, тренировочные трибуны, такие же, какие стояли на поле, когда здесь был Лабиринт третьего Испытания, казалось, скорее пытались поддержать друг друга, чем действительно хотели отобраться в сборную.

Тут как тут нашлись Бэддок и Пакстон.

— И что, вы совсем не хотите в сборную? — спросил у них Тео, когда Джим выложил ему весь расклад того, кто претендовал на какую позицию.

Мимо на метле пронёсся их рослый сокурсник Джош Вэйси, претендовавший на то, чтобы второй год остаться Охотником.

— Вон, Джо пусть летает, — пожал плечами щуплый Джим. — И рискует подставиться под бладжеры. Дедушка писал, что сейчас Костерост не сварить, пока не взойдёт китайская капуста к весне.

Теодор лишь вздохнул. Он не рисковал узнавать у зельеваров наличие ингредиентов — в Хогвартсе были какие-то запасы, но исходить нужно было из того, что на долго бы их всё равно не хватило.

— Это разумно, если ты хочешь выстроить карьеру в квиддиче, — поддакнул ему Бэддок, чуть более высокий и широкоплечий. — Ни я, ни он не хотим.

Этим всё и объяснялось. Забини, летавший в прошлом году как ещё один охотник, на этот раз отказался от своей позиции и сидел по другую руку от Теодора, то и дело комментируя происходящее на поле.

Как ни удивительно, вся тренировка прошла без происшествий.

В вечеру погода ухудшилась. Теодор завернулся в плащ от поднявшегося ветра. Хмурое вечернее небо то и дело порывалось разродиться дождём.

В команду райвенкловцев ажиотаж был куда меньшим. Капитан Митчелл, полукровка, собственно и капитаном был, как и Чанг несколькими годами ранее, лишь потому что воронам обычно квиддич был куда менее интересен, чем познание мира вокруг.

Десяток студентов в сине-серебряных шарфах на трибунах, немного осоловевшая мадам Хуч и пара десятков студентов в квиддичной форме, у некоторых — явно трансфигурированная.

— Тео, ты вообще в Хогсмид ходил сегодня? — плюхнулся рядом с ним Бут, источавший аромат сливочного пива, отвлекая Нотта от действа на поле. Митчелл выпустил снитч — ловца у него не было.

— Неа, — ответил ему Тео, покосившись на друга. Бут шумно высморкался в белый с розовым цветком платок и рассказал печальную историю, как в «Трёх мётлах» подсел к Паркинсон, с которой вроде как всё переписывался, а она случайно («Ага, как же», — подумал Тео) опрокинула на него бокал сливочного пива.

Когда он подходил уже к самой концовке рассказа, студенты загомонили. Теодор сконцентрировался на поле и тут же вскочил, подняв палочку. Практически вертикально вверх, свечой, устремлялся какой-то темноволосый мальчишка в школьной мантии.

— Вернитесь, Мансур! — кричала Хуч хриплым голосом, а он взлетал всё выше и выше… пока не отпустил метлу. Маленькая фигурка под визг немногочисленных трибун летела кубарем вниз как будто бы вечность — и эту вечность Теодор пытался подхватить его чарами левитации, промахиваясь то один раз, то другой…

С чавканьем тело влетело в песок под левыми кольцами квиддичного поля. Заморосил дождь.

* * *

Теодор не запомнил дорогу до Больничного крыла. Хуч, под визг студентов, трансфигурировала носилки, и вслед за ней Нотт побежал к замку. Откуда-то там, рядом с ширмой, за которой лежало бездыханное тело подростка, возник мрачный Флитвик, констатировавший очевидное. Мадам Помфри украдкой утирала левой рукой слёзы в уголках глаз, правой рукой колдуя какие-то невиданные чары, читаемые нараспев на древнем кельтском наречии.

— Бесполезно, Помфри, — рыкнула мадам Хуч. — Пацан мёртв.

— Корриго Корпсо, — своим высоким грустным голосом произнёс полугоблин. У Теодора свело зубы от мерзкого хрустящего звука, с которым груда, бывшая волшебником, приняла обыкновенный облик.

Найдя в себе тот осколок гриффиндорской храбрости, что, должно быть, хотела бы завещать ему тётушка, Теодор ступил вперёд. Мертвецки-бледное лицо черноволосого мальчика, того самого, что заходил в купе девочки Эльзы в поезде две недели назад, было всё покрыто песком. Его чёрные глаза были закрыты, а правая скула ввалилась внутрь. Это было ужасающее зрелище. С трудом проглотив накопившуюся во рту вязкую слюну, Теодор отвернулся и встретился взглядом с Флитвиком.

Разочарование, недовольство и скорбь читались в его глазах безо всякой ментальной магии.

— Как это случилось? — спросил Флитвик, обращаясь к Теодору, даже не к Роланде Хуч, но он не успел ответить — с лёгким шуршанием мантий о каменный пол и стуком каблуков к ним приблизились директор Снейп и профессор Кэрроу.

— Что именно случилось, Филиус, — медленно, растягивая слова в какой-то едкой попытке подражать Малфою, спросил Снейп, переводя взгляд с одного на другого. Его чёрные очи остановились на миг на Теодоре, и он вновь словно наяву вспомнил, как мальчишка стрелой взмыл вверх и камнем рухнул вниз. Словно сбрасывая наваждение, что обещало приходить к нему в кошмарах вновь, Тео моргнул.

— Мальчик сорвался с метлы, Северус, — грубо отрезала Хуч. — Это моя вина.

Женщина стояла, расправив плечи. Суровая гэльская ведьма будто бы всем своим видом выражала непокорность судьбе — и готовность принять любое решение.

— Сорвался с метлы, — повторил Снейп словно бы одними губами. — Первокурсник Райвенкло.

Кэрроу ступил вперёд, словно заинтересованный тем, что должно было открыться его взгляду. Нотт внимательно следил за неприязненным магом — на лице того на мгновение проступил страх, так ужасна была картина погибшего мальчика. Белые простыни, на которых он лежал, покрылись красными пятнами уже тёмного, почти бурого цвета.

— Не припоминаю его на своих занятиях, — наконец, вымолвил он.

— Это оттого, Амикус, — гневно заметил Филиус, — что вы пригрозили магглорождённым отработки в виде мишеней для старшекурсников. Мальчик испугался и решил заниматься самостоятельно, прося помощи лишь у старост.

— А, так он был грязнокровкой? — уточнил Кэрроу. Он словно бы расслабился, и на его лице даже появилась какая-то… плотоядная улыбка. — Тогда зачем мы переживаем? Повелитель приказал нам избавиться от всех грязнокровок в Хогвартсе, от всех, кто воровал нашу магию. Даже жаль, что я не успел вернуть его магию достойным, пока он был ещё жив.

Теодор вспомнил кисточку плети, удары которой сделали из спины смотрителя Филча кровавое решето, и испытал отвращение к этому мужчине, столь сильное, что оно не могло не отразиться на его лице. Кэрроу не мог не заметить это, и ухмыльнулся ещё сильнее.

— Если вы думали, что у меня есть к вам какое-то уважение, Амикус, — заявил Флитвик, — то вы ошибались ещё тогда. Знайте же; к вам я питаю лишь одно чувство, и это презрение, мистер Кэрроу.

Толстые губы Пожирателя смерти, всё ещё кривившиеся в ухмылке, задрожали от гнева. Снейп ступил вперёд.

— Довольно, Филиус. В школе погиб студент, этого не случалось с девяносто пятого. Магглорождённые, — он выделил это слово голосом, — нередко погибают, не сумев обуздать магию. Едва ли треть доживает до одиннадцати лет. Смерть мистера… Мансура трагична лишь для его родителей. Поппи, позаботься о подготовке тела. Филиус, отправляйтесь завтра же к родителям мальчишки. Я позабочусь, чтобы министр прислал кого-нибудь из обливаторов.

Он перевёл взгляд на замершего Нотта.

— Мистер старший префект же должен извлечь из этого урок, — веско обронил Снейп. — Магглорождённые не знают магии. Они не владеют ей. Квиддич — не то место, куда им стоит лезть.

— И вообще, — поддакнул ему Кэрроу, — как это ваш хвалёный подход к дисциплине учитывает первокурсника на метле, а, Нотт?

Это был болезненный удар. Тео шумно втянул воздух, сжав зубы. Рецепта исправления этой ошибки у него не было.

— Действительно, это моя оплошность, профессор, сэр. Я и другие префекты приложим все усилия, чтобы другие волшебники не повторили судьбу этого мальчика.

— И позаботьтесь о тех, кто стал свидетелем, — вновь противно ухмыльнулся Кэрроу. — Я видел вашу фамилию в списке тех, кто получил лицензию обливатора на курсах мерзавца Тики.

По спине Тео под рубашкой пробежали капельки пота.

— Что вы имеете в виду, профессор? — едва спокойно спросил он у Пожирателя смерти. Тот мерзко усмехнулся ещё сильнее и визгливо рассмеялся.

— Я говорю, что память детям об этом грязнокровке нужно стереть! Всем, кто был свидетелем! Вы же не хотите, чтобы эти дети ссались по ночам в кошмарах, а, Нотт?

— Амикус, я не замечал за тобой заботы о ментальном здоровье райвенкловцев, — одернул его тихим голосом директор. — Филиус, пришлите ко мне капитана команды. С мистером Митчеллом нужно провести беседу. Вы все можете быть свободны. А вас, Нотт, я попрошу остаться.

Подчиняясь приказу директора, Роланда Хуч и Филиус Флитвик проследовали к дверям. Туда же, после недолгой дуэли взглядов, вслед за ними отправился и Кэрроу, а Помфри удалилась в свои покои. Лишь Теодор остался стоять там, где стоял, словно бы пригвождённый аурой директора — хотя видел наверняка, что он никакую магию не использовал.

Снейп слегка скривился.

— Год начинается преотвратительно, мистер Нотт. Я предупреждал вас, что не стоило лезть в политику. Бравурные речи в гостиных и передовицы газет, вы словно паяц на службе капитала. Мальчишка, что танцует под чужую дудку.

— Я отстаиваю свои идеалы, сэр, — попытался возразить задетый за живое Теодор.

— Вот ваши идеалы, Нотт. Вот они, — резко бросил ему директор, без палочки вынуждая его развернуться к безжизненному телу. — Ваши идеалы не помешали мальчишке одиннадцати лет отроду прыгнуть на метлу, чтобы разбиться насмерть. Ваши идеалы не остановили его в полёте. Ваши идеалы не помогут его безутешным отцу и матери, которые так рвались из этого ужасного Карачи в Лондон.

Его слова ранили не хуже клинка.

— Если бы не вы, Нотт, он бы жил в своём даунтауне, изредка пугая способностями сверстников. Но вы решили поиграть в благородство — и теперь ему не придётся больше жить. Сделайте так, Нотт, чтобы нам не пришлось больше отправлять тела детей матерям в спичечных коробках.

Теодор зажмурился. Директор как будто бы хотел ему что-то сказать.

— Вы… вы правда думаете, что, останься он в Лондоне, ему бы ничего не грозило? — тихо спросил он. — Профессор Кэрроу каждый день не устаёт повторять про отъём магии, и даже безобидный Филч…

— Заткните свой рот, Нотт, пока вы не наговорили слишком много дури, — посоветовал ему Снейп. — И подумайте над моими словами. Можете идти. Со студентами я поговорю самостоятельно.

На негнущихся ногах Теодор вышел из Больничного крыла и постарался найти одиночество, чтобы выпустить эмоции, накопившиеся за последние часы.