Семейная реликвия (гет)

Гермиона почувствовала, как дрожь пробежала по ее позвоночнику, когда рука Люциуса скользнула вверх по руке, через плечо, а потом и вокруг, чтобы обхватить затылок. Когда он наклонился, то встал на колени и потянул ее вперед, их губы встретились... Он поцеловал ее с такой нежностью, что она почти захныкала у него на губах. Его потребность в Гермионе была такой ощутимой, что она чувствовала ее при каждом нажатии и отступлении его губ, каждом движении его языка у нее во рту. Его руки жадно ласкали ее. Они поглаживали ее горло и ключицу, восхищаясь мягкостью ее рук, поглаживали нежные округлости ее груди под платьем.

Прикосновения Люциуса скользили по талии и бедрам, пока пальцы не достигли обнаженной кожи колен. Он ловко сунул их под подол и начал сдвигать ткань ее платья наверх, на ходу комкая ткань. Гермиона ахнула, но он тут же наполнил рот своим языком, углубляя поцелуй и пожирая ее, теряя себя во вкусе этой женщины. Когда он поцеловал ее, руки Гермионы схватили его за рубашку. Она вцепилась в него, и костяшки ее пальцев даже побелели от силы захвата. Где-то в ее голове тихий голос шептал, что она не должна этого делать, что сейчас он скорбит, а она должна уйти... но потребность, которая проистекала от его губ к ее рту, была слишком большой, и Гермиона не могла отказать ему.

Длинные пальцы Люциуса скользнули под край ее простых хлопчатобумажных трусиков, и быстрым рывком потянули их вниз по бедрам, через колени, позволяя им упасть на пол вокруг ее лодыжек.

— Люциус… — только и смогла выдохнуть она, когда он отпустил ее губы. — Мы должны пойти в твою комнату…

Ничего не отвечая, Люциус взял ее за руки и поднял так, что теперь она сидела с прямой спиной, а не лежала на диване. Его пальцы скользнули к скрытой молнии у нее на платье, через несколько секунд он расстегнул ее и потянул платье вверх, бросая его через всю комнату.

— Нет… сейчас... здесь, — хрипло прошептал он. Он посмотрел на нее, сидевшую только в крошечном черном лифчике, с волосами, все еще аккуратно скрученными и прижатыми к затылку. Быстро снял с нее бюстгальтер, освободив грудь. Увидев которую, он низко зарычал, и член его сильно прижался к застежке брюк. Гермиона вздрогнула, когда Люциус оказался перед ней. Он схватил ее ноги под колени и дернул их вперед, так что она упала на самый край дивана, а колени обняли его бедра с обеих сторон.

— Так мило смотришься, — пробормотал он, и пальцы скользнули, чтобы взъерошить маленькую соломенную копну кудряшек у нее на лобке.

Люциус опустил руку, разделяя и поглаживая распухшие складочки. Они были мягкими, мокрыми и скользкими. А клитор так и вовсе казался крошечным упругим бутоном, жаждущим внимания.

— Раздвинь ноги, — тихо приказал он. Гермиона приоткрыла бедра. — Шире, — он мягко толкнул их, и она раскрыла настолько широко, насколько было удобно. Гермиона наблюдала за ним, когда он смотрел на нее, раздвигая половые губы и глядя на розовую, блестящую сущность. Она вскрикнула, когда Люциус наклонился вперед, его волосы щекотали ее бедра, и толкнул между них свое лицо. Он был прожорлив, его проворный язык будто скользил по ее чувствительной плоти. А ее пальцы скручивались в его волосах, заставляя его сжимать ей запястья и прижимать их к дивану рядом с бедрами Гермионы.

— О, боже, — прошептала она, не в силах удержаться от движения навстречу его голодному рту. Она выгнулась и покрутила бедрами, подталкивая свою плоть его грабительскому, жадному языку в поисках новых и восхитительных мучений.

— Люциус… я… я… сейчас... — она еле справилась с шоком. — Пожалуйста!

Он же казался пьяным от этого сладкого и острого аромата. А ее просьба так и вовсе была похожа на сладкую музыку для его ушей. Он хотел еще больше этих стонов, на самом деле, он хотел услышать ее крики, хотел почувствовать пульсацию ее влагалища на своих губах, когда она достигает оргазма. Эта ведьма была готова к освобождению, все ее тело словно бы напрягалось для него, бедра Гермионы дрожали, а мышцы живота судорожно напрягались. Негромкие слабые стоны и крики заполнили комнату, поднимая все выше и выше, пока наконец не превратились в громкий и хриплый визг, когда она, наконец, упала через край в блаженство. Люциус по-прежнему оставался с ней, продолжая полизывать и посасывать нежную плоть, пока Гермиона не вдохнула глубоко, и ее бедра не прекратили судорожно сжиматься вокруг его головы.

Он повернул лицо и поцеловал внутреннюю часть ее бедер, осторожно вытирая губы тыльной стороной ладони, прежде чем встать, чтобы взглянуть на нее. Она тяжело дышала, ее глаза были полузакрытыми и гладкими, а кожа покраснела до самого красивого розового цвета, который он когда-либо видел.

— Люциус… это было так невероятно, — хрипло сказала Гермиона. Потом она села, и ее пальцы тут же дотронулись до пуговиц на его рубашке. Она только что кончила, но уже чувствовала себя опустошенной, она нуждалась в нем внутри себя, она хотела его. Люциус поднялся, вытягивая полы рубашки из брюк, чтобы она смогла покончить с пуговицами. И наблюдал, положив руки на ее плечи, пока она возилась с его поясом, а затем и с застежками брюк. Его карманы зазвенели монетами, которые звонко падали на пол, оставляя его стоять перед ней в одной только расстегнутой рубашке.

— Гермиона, — выдохнул он ее имя, когда пальцы Гермионы обвились вокруг его члена. Почему-то, услышав свое имя, она возбудилась еще больше. Это давало ей возможность узнать, чего ему особенно нравится, занимаясь любовью, чего хочет от нее. Она позволила своей голове откинуться назад, глядя ему в глаза и поддерживая зрительный контакт, потом раздвинула губы, наклонилась вперед и втянула пульсирующий кончик в рот.

— О-о... — простонал Люциус, и его ресницы затрепетали, когда он начал одной рукой тихонько поглаживать ей голову, наслаждаясь нежностью губ, обхватывающих член. — Да... — прошипел он, чувствуя, как мягкий, бархатистый язык начал скользить по нижней части его головки. Ее крепко захваченный кулачок начал скользить по всей длине члена, усиливая удовольствие. Это было так хорошо, а ее рот казался просто невероятным, когда она обсасывала и облизывала его напряженный, эрегированный член. Малфой просто потерялся в этом удовольствии, неспособный думать ни о чем кроме восхитительного ощущения ее прикосновений.

Люциус напрягся, осознавая это электрическое ощущение надвигающегося семяизвержения, начинающегося в основании его позвоночника и медленно двигающегося вверх. Он не был готов к этому. И не хотел проливаться ей в рот. Он хотел уложить ее, раздвинуть ноги и вбиваться, вколачиваться в нее, чтобы избавиться от всякого напряжения и стресса, которые он всегда испытывал во время их близости.

— Остановись... — приказал он, сжимая пальцы в ее волосах и отводя голову Гермионы назад, правда, стараясь не причинять ей боль. — Мне нужно…

"Как сказать женщине, что хочешь быть только с ней? Что тебе хочется вколачиваться в нее, что ты должен взять ее, причем, взять не обязательно нежно?"

Гермиона увидела, как его лицо исказилось... и поняла почему. Ему нужно было, чтобы она приняла его, приняла единственным способом, которым он мог поделиться в тот момент. Она кивнула головой, ее рука нежно погладила его по животу, когда она села на диван. Гермиона опустилась на спинку дивана, и ее колени утонули в подушках.

— Сегодня вечером… я твоя, — тихо сказала она через плечо, скрестив руки на подушках, и положила голову, наклоняясь в знак приглашения. Его глаза заблестели, когда Люциус провел руками по мягким изгибам ее спины. Бледная плоть пылала в свете огня, когда он поглаживал и разминал ее, заставляя вспыхивать и нагреваться под его прикосновением. Одной рукой он установил член у входа во влагалище, а другой прижал ее к спинке, побуждая наклониться еще сильней. Его колени покоились на краю диванных подушек, когда он двинулся вперед, потирая ноющим кончиком о ее скользкий вход. Член Люциуса был мучительно твердым и толстым, а Гермиона была такой горячей и напряженной.

Он застонал, исчезая широким грибовидным кончиком своего члена в ее гладком и влажном влагалище, которое обвивалось вокруг него словно теплый уютный рукав. На мгновение Люциус даже закрыл глаза и наслаждался этим ощущением... но желание и острая потребность пронзили плоть Малфоя. Он схватил ее за бедра, его пальцы впились в мягкую кожу, и он толкнулся вперед, входя до упора. Люциус не мог остановиться, не мог себя контролировать, когда начал яростно брать это молодое готовое для близости женское тело. Вход... выход... потом тяжелее, быстрее... ему казалось, что он проникает в нее недостаточно глубоко, что ему все равно не хватает ее... что не может получить ее достаточно... Люциус был почти в отчаянии, движимый болью и нетерпением. Ему нужно было забвение, которое он мог найти только там, в глубине ее приветливого тела.

Гермиона стонала, но не от боли, а от явного удовольствия, когда с силой отвечала ему, побуждая принять то, что было ему нужно, и как было нужно. Благодарность Малфоя была неизмерима, когда его бедра снова и снова хлопали ее по спине. Диван ерзал и скользил по паркетному полу, и, скорее всего, слуги наверняка слышали это безобразие через полуоткрытую дверь, но ему было все равно, и все, что его сейчас волновало, — это крики его ведьмы и ее пульсация вокруг его члена. Он почувствовал, как ее пальцы гладят по основанию его члена... она быстро, яростными круговыми движениями терла клитор, откидываясь назад на него, делая его проникновения невероятно глубже. Она поднялась, прижавшись спиной к его груди, одна рука потянулась к его шее, другая же продолжала поглаживать себя.

— Ещё… Люциус, пожалуйста, — прошептала она.

Его руки поднялись, чтобы схватить ее грудь, пальцы пощипывали пульсирующие соски, мягко перекатывая и подергивая их, пока он продолжал двигаться в Гермионе.

— ДА! — закричала она, и ее влагалище сжалось вокруг члена Люциуса, словно крепкий кулак, сжимая и пульсируя так сильно, что это было почти больно... почти. Его руки сжали ее грудь, почти слишком сильно, когда тело его взорвалось. Белый свет вспыхнул за закрытыми веками Люциуса, когда оргазм выплеснулся из него в голодное и жадно сокращающееся влагалище Гермионы. Снова и снова его член исторгал молочную дань, наполняя свою ведьму не только семенем, но и всеми теми эмоциями, что угрожали поглотить его.

— С тобой все нормально? — задыхался он в ее шею. Оба тяжело дышали, тела слипались от пота. Когда член немного смягчился, он выскользнул из жадной застежки ее тела. И неохотно выпустил ее, а Гермиона обернулась в его руках, ее голова упиралась в ему в грудь.

— Я более чем в порядке, — тихо ответила она.

— Спасибо, — прошептал он.

— Прекрати уже благодарить меня.

Люциус наклонился и бросил подушки на диван, а затем потянул ее на пол, прижав к себе ближе. Они так и лежали перед камином. Гермиона положила голову ему на плечо, а ее рука еще долго слегка поглаживала его грудь. Они оба молчаливо уставились в огонь. Так уж получилось... Она совершенно не любила его, а Люциус совсем не любил ее, но вот беда... то, что она дала ему сегодня, было для него гораздо более ценным, чем все, что он когда-либо получал. Вот только... как он сможет показать ей это?