Приемыш сятихоко (джен)

Обманчиво расслабленная поза, ровное течение чакры, ничего скрывающего лицо или волосы, полуприкрытые глаза — и его не заметили и даже не заподозрили, хотя уже трижды пробегали мимо. Скоро выйдет время пряток и тогда придется показаться, а заодно показать случайно открытую технику. Конечно, опытных шиноби он не обманул, он все еще не овладел техникой в совершенстве, но интерес привлек, вон сколько их по округе собралось, возле каждого куста кто-нибудь да есть, наблюдают за безуспешными поисками. Тобирама не бросал попыток создать технику клонирования, однако результаты оставались неудачными. Рей-сан и Коно-сенсей советовали переключиться на что-нибудь другое, но предложение Нэдзукоры-сенсея понравилось больше — попробовать выжать что-нибудь полезное из уже полученного.

— Не стоит отказываться от техники просто потому, что она не та, что вам нужна. Никогда не знаешь, что преподнесет жизнь в следующий момент, может статься и это на что-то сгодиться.

И один из результатов он решился предъявить клану. Хенге — в честь самых известных мастеров перевоплощения, хенге-ёкаев — довольно простая техника в освоении, но не в использовании. Техника создает иллюзорный покров на пользователе, меняя его внешность, но помимо невысоких требований к объему чакры и контролю нужно еще что-то вроде лицедейского таланта. Потому что просто внешний облик никого не обманет — походка, голос, жесты, слова, да даже дыхание враз выдадут обманщика, не говоря уже о несоответствии мелких деталей, вроде неподвижных волос и одежды в ветреный день.

Ему самому потребовалось много времени, чтобы научиться отмечать эти мелочи и контролировать каждое движение, и то он промахивается через раз. С гримом возни было намного меньше, но и ограничения у прикладных методов больше, хенге же позволяет прикидываться хоть камнем, главное замедлить дыхание и затаиться как на охоте, потому что звуки техника не скрывает. Учитывая, что основана она на иллюзии, шаринган и бьякуган наверняка смогут смотреть сквозь нее, псы Инузука и жуки Абураме вряд ли этим обманутся, да и пресловутые Нара наблюдательны достаточно, чтобы их не обмануло хенге.

Но как здраво заметил Нэдзукора-сан, это не единственные возможные противники, к тому же шиноби порой требуется добыть информацию у обычных людей, которые редко бывают так внимательны к мелочам.

— Шикамэ-сенсей, сдаемся! — наконец устало объявил Хаширама, уверенный, что наставник точно знает, где спрятался Торью.

— В этот раз у вас почти не было шансов, — неожиданно учитель утешающе потрепал по голове ребят помладше. — Да и некоторые взрослые не сразу заметили. Я, например, уверен, что не знаю этой техники, а потому, не расскажешь немного, Тобирама-кун?

— Торью?! — лица братьев синхронно вытянулись, когда сидящий на ступеньках старик с типичными для Сенджу чертами лица встал и развеял технику, открыв всем Тобираму.

— Я назвал эту технику хенге…

Пояснения заняли немного времени, но после его отправили к ирьенинам на проверку, нет ли у его изобретения последствий, где ему знатно досталось за эксперименты. Ладно, сейчас у него все получилось, а если в следующий раз не повезет и его раскидает по разным концам кратера, который останется от селения? Конечно, с таким количеством используемой чакры он даже себе не слишком бы навредил, но помня о соединении техник шиноби и оммедзи, он молча выслушал очередную лекцию по технике безопасности. А после его представили совету с целью получить технику для клана.

С техниками было все просто: захваченные на миссиях свитки принадлежали клану и лежали в общем доступе в библиотеке, придуманные принадлежали авторам и если их признавали полезными, то соклановец получал некоторую сумму в обмен на свиток и обучение наставников. В свое время похожим образом был получен шуншин, хотя его создала куноичи из страны молний, но она вошла в клан через брак и принесла скоростную технику как приданое. В других кланах ситуация складывалась по-разному, потому что настолько широкого спектра способностей не было ни у кого, чаще напротив, разрабатывался и совершенствовался некий спектр техник, доступных только членам клана по праву крови.

Имеющие потребность в техниках самого разного назначения и стихийной направленности Сенджу создавали их сами — и многие техники изначально принадлежали Сенджу, но их продавали и обменивали регулярно, распространяя их среди прочих шиноби. Не то чтобы лесной клан был умнее или талантливее прочих — скрепя сердце, Тобирама признавал, что те же Нара в среднем обойдут их в интеллекте как стоячих — но в других кланах не было поощрения, кроме официального признания.Он не знал почему так, почему другие шиноби считают, что быть известным как создатель техники достаточно, чтобы талантливые бойцы создавали техники, не заточенные под личностные особенности, но радовался, что Сенджу отличались прагматичным подходом. Благо клана, конечно, прекрасная цель, но с денежным поощрением она стала намного приятнее для достижения — ему еще целый клан кормить, небольшой и не прожорливый, но все же!

Уже на следующий день свиток с описанием техники, печатей, инструкцией по применению и прочими заметками занял почетное место в библиотеке клана, а он передавал знания клановым наставникам для будущих поколений. Нынешнее его обязали обучить самостоятельно, обозначив уроки как персональную миссию и заплатив соответственно. Хоть в чем-то совет был един — в последнее время старейшины все чаще спорили на повышенных тонах, особенно после кланового собрания по поводу договора с Учихами. Рей-сан по его просьбе присутствовала на собрании, и на сятихоко спорящее людское сборище произвело неизгладимое впечатление:

— Я понимаю, почему ёкаев обвинили в уничтожении человечества — в отличие от богов, тогда многие демоны жили среди вас или поблизости и сталкивались с подобным постоянно. На вас даже терпения милосердной Канон не хватило бы!

Старейшины, группа Каору-сама, спорили яростно и отчаянно, до последнего напоминая, насколько глупо доверять врагам, сколько крови пролилось за века клановой вражды и как опасны иллюзии шарингана. Тем не менее, те, кто регулярно выходил в поле, кто отправлял в патрули детей, высказались непреклонно и договор был заключен со всеми возможными предосторожностями под несмолкающие споры всех со всеми, здравые опасения и высказанную шепотом надежду на улучшение ситуации в будущем.

Брата сдавать никому не стали и «как Буцума-сама дошел до такого безумия» осталось неизвестным подавляющему большинству соклановцев, что впрочем, не мешало им строить самые дикие теории, из которых версия про психическое нездоровье была далеко не самой оскорбительной. Хорошо, что у мамы хороший слух, крепкая рука и умение правильно подавать отцу информацию, а потому глава клана не стал уточнять предпосылки попадания к ирьенинам пары десятков соклановцев. Повторной экзекуции не потребовалось, а у мамы еще несколько дней было прекрасное настроение, несмотря на долгое восстановление после миссии в стране Ветра.

Шиноби умудрились найти виновных в уничтожении верхушки клана Фуума, вернее, нашлись смертники, старательно намекающие на свои усилия, вызвав тем нервный тик у ёкаев. В кои-то веки действовали сразу несколько кланов, потихоньку, по двое-трое за раз избавляясь от сумасшедших, приписавших себе уничтожение шиноби на территории их же клана. Не то чтобы все на этом успокоились, продолжали поглядывать в оба, но мама вернулась живой и даже осталась сильным бойцом после лечения, а потому все остальное отступило на задний план.

— И что, они продолжают видеться, даже зная, что за ними наблюдают? — лицо Каварамы выражало забавную смесь из удивления, облегчения и обреченности.

— Не просто знают — последнее время охранники даже не скрываются.

Первый месяц Хаширама и Мадара держались, изображая курьеров, послов, переговорщиков и так далее — в основном усилиями последнего, если бы не его грозные взгляды, аники бы давно вернулся к прежнему общению с нытьем, играми и валянием дурака. Умезава-сама все время неподобающе старейшине хихикал, вспоминая ужимки Хаширамы, старающегося быть серьезным перед лицом соседей, но в итоге все равно возвращающегося к самому себе. И первое, что сделал Мадара, когда устал изображать из себя дрессированную мартышку — швырнул брата в реку.

На обиженные вопли и непонимание наследник Учиха разразился криком, что чуть не поседел, когда в первый раз передавал бумаги Таджиме, потому как тот решил поиздеваться над сыном и сделал вид, будто понятия не имеет о чем речь. Хаши возразил, что он не виноват, что отец Мадары над ним пошутил, Мадара вышел из себя и все предсказуемо окончилось дракой в лучших традициях пары оболтусов. После они дружно наплевали на наблюдение и каждую встречу носились то на один берег, то на другой, то вообще в сторону от привычного места.

Но их курьерская миссия на том не закончилась: отец с инициативной группой, в которую входили как Умезава-сама, так и Каору-сама — давние противники в совете, представляющие диаметрально противоположные взгляды и создающие баланс при принятии решения — продолжал переписку с главой клана Учих, обсуждая следующий шаг к примирению кланов. Заметно легче стало после О-бона и получения одобрения от предков с обеих сторон — рискнули бы те выступить против мира после угроз Нэдзукоры-сана! Но на всякий случай Тобирама продолжал держать Кавараму в курсе всего, на случай, если понадобится обойти прямой приказ отца. Польщенный доверием братишка по собственной инициативе завел привычку прислушиваться к сплетням внутри клана, кто что думает о происходящем, и передавать полученные сведения ему.

Это оставило Итаму в одиночестве — когда тайну знают все, кроме одного, им это ощущается на подсознательном уровне — что, разумеется, не могло не выйти всем боком. Как он умудрился найти свиток с маминым договором с волками — одним ками известно, даже Шуичи-сан не знал, где тот находится, а ведь крысы все селение снизу доверху изучили. Мало того, что Итама нашел этот свиток, маленький умник, желая доказать, что к нему надо относится серьезно, оставил там свою подпись. Волки гордые и свирепые звери, и не порвали мелкого на части только потому, что опознали по запаху как «волчонка Акане», человека из их стаи.

— Как они вообще узнали, что Итама подписал контракт, он же не пытался их призвать? — когда скандал прошел острую фазу, Тобирама рискнул задать матери пару уточняющих вопросов.

— И на том спасибо, — вздрогнула мама, видимо, представив последствия такой неразумной попытки. — Понимаешь, Торью, договора с призывными животными дело сугубо индивидуальное для каждого мира. Волки уничтожают не понравившегося им человека, даже если он силен и его чакра подходит их виду, потому что он все равно чужак, они не ощущают его частью стаи, а для волков стая это все. Поэтому их свиток настроен таким образом, что они узнают, когда кто-то его подписывает, чтобы сразу решить, примут ли его или нет. Кроме того жизнь шиноби полна опасностей и риска, есть высокая вероятность, что свиток попадет в чужие руки, а волки не собираются безмолвно подчиняться абы кому.

— Я думал, что если подписал свиток, то уже нет пути назад, — интересно, все призывные животные такие придирчивые?

— Пути назад нет, — тут же подтвердила мама с какой-то нехорошей улыбкой. — Либо ты понравишься, либо умрешь. Если бы Итама не понравился волкам, мне пришлось бы сразиться с Широсе насмерть и уничтожить свиток, чтобы волки не могли появиться в нашем мире.

А вот это был бы очень плохой результат, мама практически вырастила Широсе-сан и в бою та давно уже стала третьей рукой для матери. Очень и очень смертоносной третьей рукой. Понятно, почему Итаму теперь гоняют так, что он просто падает при входе в дом, засыпая в полете и не просыпаясь, пока его утром не уволокут на полигон. Мама взяла перерыв специально, чтобы выразить неудовольствие младшему отпрыску и заодно потренировать его персонально, дабы знал, с чем будет иметь дело, когда станет достаточно взрослым для самостоятельного призыва. Пока что ориентируются на пятнадцать лет, но это неточно, слишком многое зависит не от физического развития, а от разума и Инь-чакры.

Если ребенок контактирует с призывными животными с уже подписанным контрактом слишком рано, он может перенять звериные черты, поведение или логику. Такое уже бывало в прошлом, получившие звериное воспитание люди были сильны, их связь с призывом была невероятно крепка, вот только круг миссий был ограничен — как можно меньше контакта с не-врагами, чтобы не ронять репутацию клана. И если стоял выбор между человеком и зверем зверолюди всегда выбирали зверя.

— Дети очень сильно подвержены влиянию посторонней чакры, а мире призыва она пронизывает все вокруг. Они переставали считать себя только людьми, скорее зверьми в людском обличии, и в итоге всегда покидали клан. Вопрос стайной принадлежности в случае волков, псов и им подобных стайных животных стоит крайне остро, будь это хотя бы лисицы, можно было бы обучать лет с двенадцати, потому что лисы индивидуалисты, принадлежность к общему виду их связывает меньше, чем традиции и обычаи племени.

— У лис свое племя? Откуда ты это знаешь? Волки рассказали? Призывные миры общаются между собой? — он забросал мать вопросами, прежде чем она успела ответить хотя бы на первый.

— Тихо! — грозного окрика хватило, чтобы опомниться. — Призывные миры не то чтобы общаются между собой, но какой-то контакт точно поддерживают. Правда, как именно, они не рассказывают, не людское это дело. И друг о друге они почти не рассказывают, оговорка тут, воспоминание там — так и узнала по чуть-чуть.

— Вот как? Жаль, было бы интересно… — он не успел договорить, как мама положила руку ему на голову. Мягко. С лаской. Как мама всегда делает, если считает, что ты собираешься сотворить некую глупость, а потому предупредительное поглаживание может в любой миг сменить крепкая хватка для непослушного щенка. Примораживает к месту за доли секунды, все глупости из головы улетучиваются, включая те, что не успели там возникнуть.

— Даже. Не. Думай. О. Свободном. Призыве, — улыбка тоже была очень ласковой. Он кивнул, и мама вышла из пугающей ипостаси. — Во всяком случае, раньше шестнадцати. Договорились?

Он снова послушно кивнул: мама сама сбежала в мир призыва в шестнадцать, потому ограничила именно им. Не то чтобы Тобирама всерьез рассматривал возможность свободного призыва, учитывая сложные многоуровневые и многослойные связи реального мира, призывных миров и изнанки и его ко всему этому отношение.

— Вот и славно. Расскажи лучше, как успехи у твоих учеников?

— Они не мои ученики…

Хенге осваивалось относительно быстро, взрослыми так вообще влет, но вот оттачивать его — дело для упорных или кровно заинтересованных. А потому настаивать на идеальном исполнении Тобирама не стал, вместо того предложив сыграть в угадайку, раз уж прятки превратились в «найди Тобираму». Смысл в том, что собравшиеся тянут бумажку с именем человека, чей облик должны позаимствовать, на короткий промежуток времени все расходятся и через несколько минут начинаются поиски. Кто под техникой? Кто настоящий? Как узнать, если пользоваться сенсорными способностями запрещено? Игра на оттачивание внимательности и наблюдательности, а также для более близкого знакомства с собственными соклановцами, раз уж даже в лицо всех не помнят.

У отца до сих пор рот кривился при воспоминании, как дети дружной стайкой проигнорировали незнакомого взрослого, удовольствовавшись лишь схожими внешними чертами и чакрой Сенджу. А Тобирама, когда сидел под хенге, искренне радовался, что далеко не каждый сенсор способен «узнать» чакру даже знакомого человека и что аники далеко не так хорош в этом. С годами, конечно, Хаши станет лучше, но Мэдока-сенсей обещал научить изменять чакру достаточно, чтобы стереть узнаваемый личностный оттенок.

Угу, если им суждено будет прожить еще лет десять — сенсея в очередной раз наказали за вызывающее поведение, когда его с почетным эскортом провожали из квартала красных фонарей в каком-то городке неподалеку. Дети пищат от восторга, Мэдока-сенсей тоже пищит, но от ужаса, ибо на сей раз взвинченный договором совет смилостивиться отказался наотрез, и к пятым суткам сенсор был похож на несвежего покойника — так его умотали детки.

— Заклятие искаженного разума или, как его еще называют, проклятие одержимости, действует на большинство ёкаев, но с разной силой и зависит от силы духа не только оммёдзи, но и самого демона, — Рей вдохновенно писала водой в воздухе, рассказывая про неизученное заклятие оммёдзи. — Следует учитывать, что заклятие редко действует в случае, если объект уже находится под действием сильной эмоциональной привязанности. Его так же можно наложить на людей, но для человеческого духа заклятие слишком сильно и его след останется на несколько жизней вперед.

Расписание детеныша наконец-то стало более упорядоченным в плане обучения, никаких новых учителей или областей знаний, в которые надо нырять с головой, не появлялись почти год. Обучив вытягивать воду из воздуха, она милостиво позволила Торе обучаться суйтону только с Норайо-сенсеем — исключительно временная мера, пока не обучится уже известным дзюцу! — когда как сама вернулась к практике оммёдо. Нэдзуми с упоением вбивал в его голову яды, явно соревнуясь с каппой, с точно таким же маниакальным упорством взявшимся за противоядия.

Оба порывались усовершенствовать систему обучения, проверяя и яды, и противоядия прямо на Тобираме, но налетевшая гроза, двое суток бушевавшая поблизости от селения, вразумила обоих, ибо бегать от молний можно, но недолго. Мальчик, конечно, наедине осторожно уточнил, можно ли избежать подобных вспышек гнева, не называя ее несдержанной особой, которой и кунай доверить опасно, но мысленно явно именно это и подразумевал. Рей не стала разъяснять, что тысячелетнее заключение повлияло на ее силу в отрицательную сторону, у ребенка хватает над чем подумать и без ее трудностей.

Контролировать стихию, особенно такую дикую и неукротимую как шторм, непростое дело даже для того, кто с этим рожден. Постепенно все вернется на круги своя, но требуется немного времени, а она упустила эти моменты из внимания, пока занималась делами Торы. Что ж с годами связь становится удобнее, теперь пока мальчик тренируется с другими учителями, она может отойти подальше, чтобы восстанавливать форму и не привлекать внимание людей.

— Измени положение локтя, да, вот так, — но на некоторых занятиях она все же присутствовала.

Через несколько лет Тобирама будет создавать собственный стиль боя на мечах, сочетая его с талантом управлять водой, и тут Мамору ему не помощник, как впрочем и Норайо, тому до сих пор нужна как минимум печать концентрации для выполнения техник. Оставалась только она сама и Рей честно старалась понять, что делать с остро наточенной железкой в руках, чтобы не убиться самому и по возможности заколоть кого-нибудь другого, желательно врага. Не то чтобы у нее был шанс стать мечницей, ей никогда не было интересно оружие как таковое, но вот принцип работы с ним, идеи как приспособить те же Водяные копья — все это понадобится в будущем.

Если Тора до него доживет.

— Катон: Великий огненный шар!

Вспышки пламени, алые как кровь глаза с черными запятыми — на новой миссии, снова курьерской, их противниками стали Учихи, и бой был жарким, огненным. Но и воды вокруг было много, она постаралась незаметно поднять к поверхности подземные реки, откуда Торе было проще их использовать. Юную куноичи Сенджу поймали в гендзюцу, но на детеныша эти шутки не подействовали, а в бою на мечах он умудрился остаться целым с противником лет на десять старше, что уже было достижением — Учиха был силен.

Бой не был проигран полностью, но вот миссию Сенджу провалили: противники забрали посылку. Командир отряда был ранен, как и другой старший шиноби, девушка потеряла сознание из-за воздействия на разум, а потому на ногах остались лишь двое мальчишек, Тобирама и подросток постарше, ровесник Хаширамы. Тобирама помогал раненым, пока Сенджу Тсуеши обустраивал лагерь: очевидно, что в таком состоянии они никуда не пойдут, и тем более не станут преследовать похитителей.

— Интересно, что там такого ценного было? — глядя в огонь, протянул подросток, тут же скосив глаза на командира. Юудей, шиноби, умудрившийся дожить до тридцати с лишним лет и стать отцом аж троих детей, старший из которых уже выполнил первую взрослую миссию и вернулся живым, только фыркнул в ответ на неприкрытое любопытство.

— Заказчик не стал распространяться, только уточнил, что это очень важная реликвия рода его господина и что ее потеря — удар в самое сердце, — ответил Хирота, зло глядя на перебинтованную ногу, будто желая взглядом залечить широкую рваную рану, к тому же приправленную огнем. — Все они так говорят. И очень мало кто честно скажет, что за его реликвией охотятся, что наймут других шиноби, причем не поскупятся на Учиха, нет, на это им мозгов не хватит. А мы вообще-то молодняк выгуливаем!

Ну да, молодняк, одиннадцать-тринадцать лет, самый неприятный возраст для шиноби и тех, кто выдает им задание: вроде и бойцы, а вроде и нет. Сенджу Сумико, попавшая под иллюзию, очнувшись, сжалась в клубочек и никак не реагировала на окружающий мир, ее даже водой облили, бесполезно. Не хочет говорить, не хочет есть, ничего не хочет делать, только лежать и думать, вспоминая проигрыш. Рей прекрасно понимала, что добрыми ее мысли не будут, а ведь могла бы порадоваться, что жива осталась. Тобирама в смертях напарников часто винил себя, забывая про юный возраст. Детеныш упрямо игнорировал логику и здравый смысл, как и прочие шиноби, с болезненной решимостью топя себя в тренировках, и каждый раз требовалось время, чтобы Тора оправился от очередной потери.

Рей резко вынырнула из мыслей. Возле лагеря появился наблюдатель и, предупредив Тобираму, она отправилась на разведку. Конечно, он мог бы и сам проверить, сенсор же, но пусть лучше отдохнет после боя, возможно, волноваться не о чем: она и сама убьет врага, раз уж шиноби его не заметили и проблем с неопознанным трупом не будет. Но просто избавиться от Учихи она не решилась. Рей легко вспомнила противника Торы: три запятых, ровесник Мамору, мечник с умениями иллюзиониста. Не зная, как будет лучше поступить, она вернулась к детенышу, чтобы тот предупредил остальных. Формирование иероглифов из воды было трудным делом, требовался высокий контроль над стихией, чем дальше надо было переслать информацию, тем сложнее, не говоря уже о необходимом прикрытии: выброс чакры могли почувствовать, и под наблюдением он точно не прошел бы незамеченным. Как летом на встрече с Индрой: Тора вылавливал рыбу и чертил водой перед отцом, спрашивая дозволения. Тогда она ему помогала во многом, но сейчас детеныш справлялся почти в одиночку.

— Красиво… — подросток восхищенно смотрел на мерцающие капли воды, формирующие то одну фигуру, то другую, переливаясь в свете костра. Тобирама делал вид, что техника предназначена для куноичи, пока формировал сообщение водяными иероглифами, прикрываясь от наблюдателя телом Тсуеши. Неожиданно достиг обеих целей: баловство с водой привлекло внимание Сумико, а командир неприметным жестом дал понять, что прочел сообщение.

— Чакры что ли много? — проворчал Хирота, давая повод остановить представление.

— Я же Сенджу, — фыркнул в ответ Тобирама, прикрывая глаза. Рей готова была на хвост спорить, что детеныш следил за Учихой и его эмоциональным состоянием, пытаясь разгадать, что тому надо.

— Пусть молодняк веселится, пока может. Через пару дней будем перед заказчиком краснеть, — махнул рукой Юудей, обращая внимание на девочку. — Как ты, Сумико-кун?

— Лучше, командир, — тихий ответ и Тора возобновил представление, на сей раз действительно пытаясь отвлечь девочку.

— Гендзюцу довольно неприятная штука, — сочувственно буркнул Хирота. — Тем более, когда одним взглядом, не дурак видимо накладывал.

— Я не поэтому так отреагировала, — неожиданно резко ответила куноичи, будто не она только что умирающего лебедя изображала. И тут же развернулась к Тобираме и буквально потребовала ответа. — Почему не тебя оно не подействовало?

— Видимо, перетрудился на тебе, — вильнул в сторону детеныш, а до Рей дошло, что это вполне могло заинтересовать наблюдателя в достаточной степени, что тот решился на шпионаж.

— Это неправда!

— Неважно. Сумел избежать или сбросить гендзюцу — честь и хвала. А тебе надо больше тренироваться, — командир тоже не считал правильным говорить о чужих секретах и умениях при постороннем, но Сумико вполне могла не видеть сообщения, как и прикинувшийся мышкой Тсуеши. — Повезло еще, что с Учихами снижение потерь идет, иначе бой окончился бы намного хуже.

— Это как так надо тренироваться… — начала снова Сумико. Рей зарычала, от злости внезапно вспомнив, что эта же девчонка годы назад принесла Торе отравленный чай. Знала она о яде или нет, сятихоко не волновало, а вот устроить её месяц непрерывных кошмаров хотелось.

— Гендзюцу воздействует на мозг, внедряя Инь-чакру пользователя в объект. Чтобы не поддаться его действию, твоя Инь-чакра должна быть плотнее и сильнее чем у врага, — резко ответил Тобирама, озвучивая, в общем-то, общеизвестные вещи, поэтому его не стали прерывать.

— Инь-чакра это духовная составляющая, воля и интеллект, — продолжил парад очевидностей командир, слегка улыбаясь. — Вот и тренируй их. Хотя бы первое.

«Если вторым обделили» повисло в воздухе, но озвучивать это никто не стал. Девчонка вспыхнула, но промолчала, признавая вину, и ушла спать, ее дежурство было на рассвете, Тсуеши же остался сидеть, кося глазами то на Тобираму, то на Юудея, то на собственные колени. Наблюдатель тоже никуда не делся, Тора продолжал «докладывать» о его эмоциональном состоянии, пока официально игрался с водой.

— А как тренировать интеллект? — неожиданно выпалил Тсуеши, Тора аж воду уронил, чуть не потушив костер.

— Биджу! — подавился напитком Хирота. — Орать-то зачем?

— Простите, — смутился парнишка, стыдливо опустив голову.

— Играй в сёги, — ответил, как ни в чем не бывало, Тора. — Читай и думай о том, что прочел. Слушай и задавай вопросы.

— И все? — с удивлением и ноткой разочарования уточнил подросток, Рей чуть не фыркнула в ответ, но тут же вернула внимание к месту, где сидел наблюдатель.

— Как ты тренируешь тело? — вместо ответа, Тора использовал типичный прием наставников: задавай вопросы, пока ученик не дойдет до ответа сам.

— Ну, как все. Упражнения там, тренировки…

— И все? — детеныш идеально передал интонацию вопроса, собеседник ее узнал и покраснел до кончиков ушей. — Дело не в сложности тренировок. Дело в постоянстве. Свободен — тренируй тело. Кончились силы — тренируй ум. Заболела голова — медитируй. Потерял концентрацию — отдохни и телом, и разумом. Отдохнул — снова тренируйся. Все просто, только следовать этому пути не сбиваясь, сложно. Воли не хватает или соблазнов много — повод прекратить найдется, а причина всегда одна — не хочешь.

Размеренный тон, слова ложились как камни в основании дворца, веско, внушительно, словно не повторяли все те же избитые истины, а были откровением свыше. Реакция была соответствующая: Тсуеши аж вперед подался с приоткрытым ртом, Юудей кивал на каждое предложение, даже Хирота выглядел не недовольным поздними посиделками, а задумчивым. Как оказалось, задумался он немного о другом:

— Теперь понятно, почему Шикамэ-сенсей позволяет остальным бегать за тобой, как утятам за уткой. Ты умеешь говорить.

Тора неопределенно повел плечами, завершая разговор и предлагая отправиться «спать». Учиха не стал нападать, лишь тихо ушел и, только когда он удалился достаточно, Тобирама сообщил об этом остальным. Они продолжили путь уже на следующий день, раны были не настолько серьезны, да и Хирота владел основами ирьендзюцу — «жить захочешь, всему научишься» — и перед несостоявшимся получателем стояли на исходе третьего дня.

— Значит, шкатулка с ее содержимым была украдена? — уточнил худощавый мужчина с высоким лбом, глава небольшого аристократического клана. Неменяющееся выражение лица немного напрягало, даже шиноби реагируют активнее.

— Совершенно верно, — склонил голову Юудей.

— Что насчет бумаг?

— Прошу, Секингай-сама, — хотя бы наполовину миссию выполнили, Сенджу с поклоном передал какие-то раздельные листы и письмо. Наниматель вскрыл его тут же, нимало не беспокоясь о конфиденциальности.

— Превосходно, — уголки губ мужчины поднялись на пару миллиметров, демонстрируя небывалую радость. Он кивнул одному из слуг и тот проводил шиноби в их комнаты.

Как только двери за ними закрылись, команда вопросительно уставилась на Юудея, понимая, что если кто-то и понимает, что происходят, то это он. А тот с лукавой улыбкой сообщил, что шкатулка была ловушкой для дураков и настоящей миссией было доставить письмо и важные документы, а после следить за безопасностью семьи Секингая-сама, охраняя его поместье. Именно поэтому он позволил забрать посылку, сделав вид, что сохранить следующее поколение важнее, что в принципе было правдой и соответствовало тому, что знают о Сенджу теперь.

Из-за наблюдателя успокоить молодняк после провала не вышло, а потом шиноби счел все полезным уроком на будущее и не стал рассказывать. Но попенял им, что не задумались, почему на курьерскую миссию выбрали трех дотонщиков, причем одного с навыками ирьендзюцу. Сам Юудей использовал Суйтон, как и Торью, а так же Фуутон, поэтому в случае нападения они должны были вступить в бой с противниками, пока остальные защищают обывателей

— Кто будет охранять в первую смену?

Целое поместье слишком объемная задача, поэтому усилия будут сосредоточены на жене и дочери аристократа. И то, днем они обе под охраной самураев, мало кто обнаглеет в достаточной степени, чтобы напасть при свете солнца. А ночь — время шиноби: пора Торе проверить, чему его научил нэдзуми. Однако Рей больше интересовало, заметит ли Тобирама, в каком интересном доме находится. Она-то почувствовала это, еще до того как прошла первый барьер, а вот детеныш, если что и заметил, то явно не обратил внимание. Ничего, на следующий день наверстают, шиноби не приказывали сидеть в комнатах безвылазно, напротив, предложили показать поместье. И во время прогулки она спокойно уточнила:

— Тебя не смущает такое обилие барьеров?

Тора аж споткнулся, хорошо, что они вдвоем бродили, не хватало еще произвести негативное впечатление.

— Я их не заметил, пока вы не сказали, Рей-сан, — после минутного молчания ответил Тора. — Они немного сумбурно расставлены, но работают. Как такое возможно?

— Тот, кто их устанавливал, знал лишь общий принцип, но обладал верой, очень сильной верой и очень сильным страхом, — Рей приблизилась к дереву, обвитому веревкой. — Здесь закопан оберег, взывающий к Канон и Шинигами одновременно.

— Богиня милосердия и бог смерти? — переспросил Тобирама, хмурясь. Вспомнит ли? — Кто-то просил упокоить дух умершего насильственной смертью?

— Очень настырный дух, который станет лезть к живым, — но это не все странности.

— Это аякаси? Но это же… новое еще, никак не века назад сделано!

Вот именно, детеныш. Вот именно.

Никого из людей не удивляли развешанные по стенам обереги, висят себе бумажки с символами и висят. Но это была письменность оммёдзи, не совсем каноничная, но Рей-сан говорила, что с опытом у каждого оммёдзи появляется своя уникальная манера, узнаваемый стиль, который немного, но усиливает действие. Но в надписях не чувствовалось опыта. Он сам не очень понимал, как это объяснить, но у него было ощущение, что некоторая неточность была вызвана как раз отсутствием опыта, а не персональным стилем. Однако барьеры стояли как фуин-защита Узумаки, крепкая стена, не позволяющая какому-то духу ворваться и причинить вред живущим здесь. Но как давно они были сделаны? Какого аякаси разозлили жители поместья, что им потребовалась защита? И кто эту защиту поставил?

— О, эти таинственные письмена создала покойная госпожа, матушка господина, — найти болтливого слугу было непросто, но все же он справился. Главное, чтобы их никто не подслушал, иначе влетит обоим. — Умирая, она завещала хранить их, и господин, уважая волю матушки, приказал беречь каждую оставленную ей вещь и даже дважды приводил священнослужителя.

— Как думаете, от какого аякаси она защищалась? — нападения все не было, таинственное дело господина Секингая затянулось, а потому в поместье они задержались.

Рей-сан зажмурилась всем своим видом давая понять, что не имеет ни малейшего представления о странностях покойницы. Последние дни сятихоко развлекалась, насылая кошмары на пару чванливых прислужников и высокомерного самурайчика из охраны. Тобираму презрительное отношение «воина чести» не коробило, а вот у тигрицы аж глаза горели от ярости, так что хорошо, что дайёкай ограничилась кошмарами.

— Можно сходить на местное кладбище посмотреть есть ли там кто, — лениво махнула хвостом Рей-сан.

Ага, сходить на кладбище, где у тебя нет нормальной причины находиться. Придется снова обманывать, идти несколькими маршрутами, путать следы и менять облик. Но сходить хотелось, как минимум, чтобы сбежать от взгляда Сумико. Куноичи наблюдала за ним с того самого дня, постоянно, нагло, раздражая и вынуждая держать темперамент в стальном захвате, но он запретил Рей-сан пугать ее кошмарами. Девушка нужна им в нормальном состоянии, а не полусонная и едва вписывающаяся в повороты. Вопросы куноичи больше не задавала, а смотреть никто не запретит, даже если его нервирует такое внимание. Однако как только они вернутся домой, он предоставит Рей-сан полную свободу деятельности, иначе велик риск, что о тренировках с учителями с изнанки придется забыть.

— А можно снять все барьеры и посмотреть, кто явится, — с немного большим воодушевлением предложила сятихоко.

— Это точно не вариант.

Сидеть и смотреть, как кого-то выпивают досуха, едят живьем или что-то хуже? Нет, он, конечно, шиноби и психика у него крепче, чем у обычного человека, но это слишком. А потому правдами и неправдами он сумел попасть на кладбище ближе к закату. Чувствительные люди обычно говорят, что ощущают на кладбище холод, страх, тревогу, будто за ними наблюдают. Рациональные отрицают какое-либо воздействие, место не лучше и не хуже любого другого.

Поэтому Тобирама не мог признаться никому из людей, что он чувствует себя на кладбище хорошо. Хотя это не совсем то слово, не хорошо, а спокойно? Верно? Цельно? На кладбище он был тем, кем родился — не шиноби клана Сенджу, им он стал с годами, а оммёдзи. Видящим. Знающим. Тем, для кого пройти за грань неоднократно, не подвиг, а рутина. Тем, кто всегда — всегда! — живет по обе стороны мира. Холод, пронизывавший его возле могил, проникающий в самые кости, перестал пугать после заключения договора с Рей-сан, а позднее даже стал неким благословением, некой материей иного мира, проникающей внутрь и укрепляющей на свой, особый манер. Он часть изнанки, а потому могильный холод не может причинить ему вреда.

На некоторых кладбищах обитали души умерших, по тем или иным причинам привязанные к месту последнего упокоения, но он их еще никогда не встречал. На этом же кладбище кто-то был, он ощущал аякаси, быть может даже того же самого и был настороже, не зная, нападет ли на него неизвестный дух.

— Подойди, — когда стало очевидно, что показываться им на глаза никто не торопится, Рей-сан приказала аякаси предстать перед ними.

Мало кто рискнет оспаривать волю и желание О-Рей-химе, а потому вскоре они увидели силуэт женщины, по мере приближения которой Тобирама все больше сожалел о своем любопытстве. Разлагающаяся плоть, кое-где уже была видна кость, синевато-серая кожа — ходячий труп во всем своем отвратительном великолепии. Прекрасное кимоно, в котором была похоронена женщина, поблекло, но не истлело, храня остатки былой красоты. В волосах еще виднелись украшения, незнакомка была либо богата, либо любима кем-то, обладающим средствами и готовым потратить их на похороны.

— Хонэ-онна, — он слегка склонил голову, приветствуя аякаси.

— О-Рей-химе. Оммёдзи, — голос был удивительно мелодичен и нежен, будто не зависел от сгнивших связок и был привязан к самой душе.

Было очевидно, что именно от нее покойная Секингай-сан защищала любимого сына, однако удивительным был сам факт появления аякаси, человеческая чакра препятствовала становлению демоном, даже в самых малых дозах, что означало почти невероятное — спустя тысячелетие все еще были люди, не обладающие и каплей чакры.

— Именно что были, Тора. Она мертва лет пятнадцать, — он предложил аякаси помощь, упокоить ее дух было несложно, но девушка отказалась. Это не сильно удивляло, хонэ-онна привязана к миру живых любовью, что сильнее смерти: пока Секингай-сама жив, она останется здесь и будет каждую ночь искать способ вернуться к нему.

— Сколько? — ахнул Тора, уверенный, что девушка в могиле несколько месяцев. — Как она сохранилась так хорошо?

— Она перестала быть человеком, когда вернулась из иного мира, а потому обычные законы над ней не властны. Конечно, разложение пошло бы обычным темпом, если бы она могла добраться до возлюбленного и утащить его в Чистый мир с собой, но как видишь, он защищен очень хорошо.

— Зачем ей это, если она его любит? — кое-что он все же не понимал. Разве не должна аякаси желать счастья Секингаю-сама, почему она стремится его убить?

— Потому что не понимает, что убивает. Не понимает, что причиняет вред, выпивая жизненные силы. И даже если ей сто раз это сказать, не поможет, она просто не воспримет информацию, — Рей-сан боднула его головой, подбадривая. — Пойми, Тора, это просто ее природа. Как аме-онна всегда создает дождь, хонэ-онна всегда стремится забрать любимого с собой, ибо только таким и видит их счастье.

— А мужчинам не противно? — шиноби не брезгливы, но разлагающийся труп все же вне его понимания.

— Так. Тобирама, ты мои уроки вообще слушаешь? Или запоминаешь лишь то, что сочтешь полезным? — тигрица хлестнула его хвостом, отвешивая подзатыльник. — Жертвы не видят труп, они ослеплены любовью и видят их такими же прекрасными, как при жизни, так воздействуют чары хонэ-онны.

— Я запомню это.

Чего он не сказал сятихоко, так это того, что ему жаль мертвую девушку. Секингай-сама уже отпустил ее, забыл, создал семью и стал отцом, а она все еще верит в них, все еще любит. Но барьеры на доме он укрепил основательно. Мертвое — мертвым, а живым надо жить дальше.