Приемыш сятихоко (джен)

Мальчик осторожно приблизился к реке, похожий на настороженного зверька, бдительно рассматривающего водную гладь. Не может быть никаких сомнений: он ее видел. Она показалась очень аккуратно, мельком, но так, чтобы была очевидна неестественная природа. И ее увидел человек. Было трудно поверить в такую удачу: она ждала оммёдзи так долго, что почти забыла, как звучит песнь родного океана. Если бы она была расторопнее, она бы вырвалась отсюда еще пару веков назад, но того человека перехватили горные тэнгу, и ничего не осталось кроме как ждать дальше. Этого-то она не упустит! Совсем еще юный, много моложе предыдущего, значит будет проще. Она внимательно рассматривала мальчика, присевшего на берегу, но готового сбежать сразу, если нечто подозрительное, показавшееся из воды, окажется опасным.

Худой, но не тощий, а жилистый. Мягкие пушистые волосы цвета соломы и карие с красным отливом глаза. Руки в мозолях, по всему телу мелкие травмы вроде синяков и порезов, костяшки сбиты, на коленях ссадины. Будущий воин, или они сами себя называют — шиноби. Люди, использующие чакру, чтобы убивать друг друга. Предложить силу? Но ей совсем не хочется участвовать в этой бойне, которую люди зовут войной. Надо придумать что-нибудь другое, присмотреться поближе, не может же быть, чтобы такую юную жизнь интересовали лишь убийства? Но и терять время опасно, снова упустить свой шанс? Да, конечно, пока мальчик вырастет и достаточно окрепнет для дальней дороги пройдут годы, но что для нее человеческий срок — роса поутру! А следующий оммедзи в этих местах, еще неизвестно через сколько веков объявится. Мальчик тем временем осторожно зачерпнул воды, все еще готовый в любой момент отпрыгнуть. До чего забавно он выглядел! А не подшутить ли?

Старательно маскируясь в воде, она резко подплыла к ребенку, боднув головой опустившуюся за водой руку. Мальчик отскочил с удивительной для ребёнка скоростью, уже с оружием в руках, готовый обороняться от чудища:

— Сятихоко! — хрипло выдохнул ребенок, разом потеряв большую часть своей уверенности. А приятно, что люди про них еще помнят, ей-то уже казалось, что после треклятого Хагоромо память о тропе теней унесло течением жизни.

— Рей, — странно, она вроде вежливо представилась, так почему мальчик напугался еще больше и отпрыгнул еще дальше? — А ты кто?

Кажется, она недостаточно хорошо изучила людские нормы общения. Как иначе объяснить, что ребенок вспыхнул чакрой, вздрогнул и убежал, кинув в ее сторону кунай. Нет, конечно, на реке она видела такое достаточно часто, но была уверена, что оружием люди приветствуют тех, кого будут убивать. А какой человек сможет убить ёкая? Пусть и одаренный, но без обучения, он не имеет шансов даже против кодамы, что уж говорить о ней. И что она успела ему сделать? Не найдя ответы на возникшие вопросы, ёкай разочарованно погрузилась глубоко в воду, размышляя о странных существах, именуемых людьми и их не менее странных привычках. А ей надо как-то их изучить, иначе договориться с мальчиком не получится.

Летя по лесу, он даже не рисковал обернуться, дабы проверить, следует ли чудище за ним — в легендах упоминалось, что сятихоко может принимать обличие тигра и гнаться за своей жертвой по земле. От него нигде не спрятаться, не скрыться, его не обманет ни вода, ни запутанные следы, а привести такое в селение — пусть лучше погибнет он один! И он бежал в иную сторону, как можно дальше от семьи, надеясь, что по пути монстру не попадется кто-нибудь другой. И дернуло же его обратить внимание на рыбу со странной головой! Подумаешь, может она просто несъедобная, вот и не видел такую никогда, увидел и увидел, пошел бы дальше, глядишь, монстр бы им не заинтересовался.

А теперь он оказался в скверной ситуации, пусть и на клановых землях, но и тут можно наткнуться на врага, и помощь не придет — он ушел далеко в сторону от обычных маршрутов патрулирования. Отбежав так далеко, как только возможно, чтобы не потерять необходимые для боя силы, он наконец выбрал место для засады. Тигра не было, а потому он обустроил ловушку с теми невеликими возможностями, что у него были, и приготовился ждать, максимально скрыв следы чакры и замедлив даже дыхание.

Ловушка сработала как и предполагалось, только попался в нее молодой олень, а ожидаемый противник так и не появился. Конечно, было вероятность, что сятихоко просто обнаружил его раньше и ждет, что его приведут к клану, но, поразмыслив над этим, пришлось признать, что в таком случае их найдут люди, высланные на его поиски, а значит он все равно приведет опасность к клану. Тогда лучше вывести его к селению, больше шансов отбиться. Но сначала разобраться с добычей.

По пути ему пришлось признать, что-либо маскировка демона на слишком высоком для него уровне — что было бы обидно, но не удивительно — либо ёкай и вовсе остался у реки. Хорошо бы если так.

— С возвращением! Я думал, ты ушел тренироваться, а не охотиться! — первым дома его встретил старший брат.

— Я тренировался ставить ловушки и в одну из них угодил олень, — мама уже была дома, недовольная его долгим отсутствием, но принявшая объяснения, а потому лишь легким подзатыльником показавшая недовольство, она удалилась с принесенным мясом.

— Это ж на кого ты ставил ее изначально? — почесал затылок аники, снова растягивая губы в этой идиотской улыбке, которой невозможно не ответить, хотя он очень старался.

— Ни на кого. Я подготовил засаду из подручных материалов, не рассчитывал, что кто-то или что-то попадется, — буркнул в ответ, все же улыбнувшись уголком рта, когда в общей комнате на него налетели младшие братишки, до этого сервировавшие стол. — Я даже не опоздал?

Хохот старшего брата однажды разрушит их дом, до того он был громким и сильным.

— Если бы опоздал, то столкнулся бы с отцом! — и то верно, отец не одобрял пропуск ужина и завтрака, хотя обед можно было и самому сообразить, если тренировался слишком далеко от дома.

Ужин прошел тихо, разговоры за столом в присутствии отца не велись уже давно, потому как слишком часто они оканчивались ссорами отца и аники. После пары случаев, когда на пол летела еда, мама очень доходчиво объяснила обоим, что-либо они за столом молчат, либо питаются сами. Спорить с Акане Белой Волчицей по пустякам остерегались даже самые упертые старейшины, тем более что она была права, отстаивая возможность для семьи спокойно поесть.

Однако это не означало, что они не ссорились позже: аники слишком отличался от других детей, желая мира с другими кланами, а не мести за павших в войнах. Отец никогда не одобрял такие мысли и мечты и обычно, чтобы хотя бы немного его успокоить, он тренировался до полного опустошения, демонстрируя верность клановым идеалам и ненависть к врагам. И никогда никому не говорил, что идеи брата его увлекали по-настоящему сильно, что он тоже с трудом сдерживает слезы на похоронах, особенно, когда хоронят детей, всякий раз опасаясь, что однажды также положат в могилу его братьев. Но мир казался недостижимым, особенно с проклятыми демонами с кроваво-алыми глазами.

Слишком много крови пролилось, слишком многие ушли в Чистый мир на этой войне и противостояние казалось вечным: до них веками сражались и будут после, возможно, тоже века. Бесконечный цикл смертей и мести, который чем больше он слушал брата, тем более бессмысленным ему казался. Но остановить это колесо, смириться с потерей и жить, зная, что убийца еще живет под этим небом?! Это было просто выше человеческих сил.

Он никому не рассказал об увиденном на реке, подозревая, что родные решат, что он попал под гендзюцу, потому как никогда не замечали ничего подозрительного вокруг. Они не обращали внимание на то, как шелестит листва, будто деревья общаются между собой, единственное, что их беспокоило, не скрыто ли этими листьями присутствие врага. Они никогда не ощущали холода возле могил, что пронзает самую суть, и кажется, будто задержавшись там лишнее мгновение, он замерзнет насмерть, оставаясь теплым и живым снаружи. И они никогда не видели край белоснежного кимоно в те редкие дни, когда зимой шел снег и выходить за пределы селения приходилось очень осторожно, потому как на снегу сложнее затирать следы. Он же замечал все это, но давно перестал говорить из страха, что его сочтут сумасшедшим и не позволят сражаться за клан. Со временем он тоже научился не замечать, игнорировать, и почти два года у него это получалось, а теперь что ж, все с начала? Или вовсе не ходить к реке?

Мальчик снова пришел тогда, когда она уже почти потеряла надежду и собиралась сама выйти на берег его поискать. Все такой же побитый, худой, с пушистой копной волос, настороженный и наверняка опасающийся — как он тогда припустил! — но он пришел сюда сам, невзирая на угрозу, пусть и нацепил на себя все это железо. Снова показаться? А после смотреть в удаляющуюся спину. Спасибо, не хочется. Люди едят рыбу, может выкинуть парочку на берег?

— Покажись! — требовательный тон не скрыл ноток страха, но она не спешила вылезать. Много чести по такому зову являться. Неизвестно, как часто она будет нужна ему больше, чем он ей, так что надо наслаждаться возможностью. — Я знаю, что ты здесь!

Она продолжила выжидать, пока нервно оглядывающийся ребенок не приблизился к воде достаточно близко, чтобы можно было плеснуть немного ему в лицо. Паренек шарахнулся в сторону, снова с железом в руках, но швырять в ее направлении ничем не стал.

— Людские нормы общения такие странные, — проворчала она вслух, все же высунувшись из воды. Контакт надо налаживать, а то опять кто-нибудь из-под носа уведет. — Опять будешь железками бросаться?

— Кто ты?! — голос мальчика резко взлетел и истончился. Неудивительно, с такими размерами она могла бы проглотить его целиком, так что чудо, что он не сбежал еще.

— Рей. Я говорила, — прорычала в ответ, не понимая, настолько ли плоха у ребенка память, насколько это выглядит. В таком случае, возможность улучшить ее можно добавить в список пунктов «почему надо соглашаться на договор с грозным и страшным ёкаем». — А ты?

— Не скажу! — звонко ответил мальчишка, уже не так сильно дрожащий, но определенно все еще ее боящийся. — Я знаю, что ёкаем нельзя называть имена!

— Почему? — какой-никакой разговор уже наладился, что она засчитала в личные победы. А то, что он такой странный — в людские причуды.

— А то я не знаю, что вы можете сотворить, зная имя, — уже куда решительнее отрезал мальчик, приободрившись ее спокойным поведением.

— Здорово. А что мы можем сотворить? — что толку от имени человека? Звуки обычные, ничего особенного в них нет. Это ёкаем можно управлять при должных навыках и знании имени, оно у них одно, уникальное и единственное, людьми обычно и без того просто манипулировать. Должно быть просто, тут же поправилась про себя, кажется, этому тоже надо учиться.

— В легендах сказано, что зная имя, можно наслать болезни или вовсе проклясть! — зачем такие сложности, когда достаточно просто знать, кого проклинаешь? — Ты монстр!

— Я не умею проклинать по имени и даже не знаю, кто так может, — во время разговора, ребенок не двигался с места, все больше успокаиваясь и готовясь к чему-то. — Зачем тогда ты вернулся?

— Чтобы изгнать тебя! — это еще что за новости? — Здесь лучшее место для рыбалки и я продолжу сюда ходить.

— Так я не запрещаю, — отлично, значит есть и время, и возможность сблизиться с ребенком. Только как она его раньше тут не встретила? Видимо, по случайности не сталкивались. — Приходи и лови.

— Чтобы ты меня под воду утянуло?! Не выйдет, я тебя насквозь вижу! — а вот это уже интересно. Сятихоко медленно изогнулась всем телом, внимательно разглядывая доступную его часть на предмет просвечивания.

— И как ты это делаешь?

— Делаю что? — озадаченный мальчик переложил орудие для уничтожения себе подобных в другую руку, но взгляда не отвел.

— Видишь меня насквозь. Я не прозрачная, — еще раз взглянув на себя она уставилась на мальчика не менее озадаченно. — У тебя какие-то особенные глаза?

— Нет! Я не один из этих проклятых демонов! — резко разозлился мальчик. — Убирайся от сюда!

— Не уберусь, — до чего наглый малец. У прошлого характер был лучше, ямабуси от него были в полном восторге, особенно от восхищенных присвистываний. Кстати, о тэнгу… Обратиться что ли к Карасумару? Карасу-тэнгу непревзойденные мастера боя, можно будет предложить мальцу хорошего учителя в обмен на договор. Да и ей спокойнее будет, мальчик нужен живым, а с постоянными людскими дрязгами слишком легко умереть. Люди хрупкие.

— Тогда… Тогда я заставлю тебя! — ребенок резко приблизился, угрожающе занеся меч.

Монстр не двигался с места, никак не реагируя на него и не пытаясь защищаться, а потому меч легко вошел в плоть прямо посреди тигриного лба. Вернее, прошел там, где должна быть плоть, прошел насквозь и он почти упал в воду, в последний миг сохранив равновесие и контроль над чакрой. Отпрыгнув, спешно пересмотрел стратегию, напряженно прикидывая, стоит ли использовать одну из редких взрывных печатей, полученных в качестве приза с поединков на прошлом дне детей. Монстр же просто смотрел на него, выражение морды, если он правильно его интерпретировал, было самым что ни на есть удивленным. Чего он?

— Что ты делаешь? — он над ним издевается!

— Не смей смеяться надо мной!

— Моя речь похожа на звуки смеха? — еще более удивленное выражение. У тигров нет таких выразительных морд!

— Сражайся со мной! — разгневанный, он снова напал, но меч как и в прошлый раз пронзил пустоту, хотя на сей раз он не потерял равновесия и даже рискнул ступить на воду, дабы было сподручнее атаковать ёкая.

— Зачем? — в другое время он описал бы увиденное, как крайне забавное зрелище: существо озадаченно склонило голову в одну сторону, в то время как рыбье тело скрутилось в другую, дабы не перевернуться, выражение морды было озадаченным, будто оно и правда не понимало, что происходит.

— Это мое место!

— Ты ходишь сюда за рыбой. Я же сказала, что ты можешь продолжать ее ловить, — отвечал… отвечала сятихоко, не пытаясь напасть. — Ее хватит на многих, не переживай.

— Да не переживаю я! — взорвался он окончательно и рванул вперед, рубя монстра и с отчаянием понимая, что все его попытки причинить хоть малейший вред буквально уходят в воду. А выражение морды монстра, определенно сбитого с толку, только добавляло ощущения, что он в иллюзии. Но он уже несколько раз останавливал ток чакры и ничего не менялось. От запредельного идиотизма ситуации хотелось рычать, ёкай же добавила масла в огонь, уточняя, является ли попытка проткнуть кого-то железом обычным для людей приветствием.

— Да что за! — он все же нашел в себе силы признать глупость происходящего и отступил назад, сев на берегу, уже не беспокоясь, что ёкай нападет на него, все равно он ей сделать ничего не сможет.

— Ты сейчас будешь ловить рыбу? — деловито уточнила тигриная голова, будто не ее он пытался покрошить как редьку дайкон.

— Нет, я готовился сражаться, а не рыбачить, — он уже не огрызался на глупые вопросы. В конце концов шиноби должен иметь много терпения, а он так позорно потерял над собой контроль, что узнал бы отец — его ждало бы наказание. К тому же иногда аники заносит в такие дебри, что только контроль над собой удерживал от рукоприкладства. А сейчас… он просто устал. Неделями сидеть и ждать, когда гипотетическое чудовище нападет на селение было невыносимо. Он никогда не видел ёкаев так близко. Никогда не разговаривал с ними. И никогда не хотел этого делать в будущем.

— Тогда может возьмешь? — плеснуло, он снова подхватился, готовый ко всему, но только не к еще живой рыбе, отчаянно прыгающей на берегу и желающей вернуться в родную стихию. — Тебе надо поесть, ты тощий.

Тощий. Замечательно, теперь его еще и демоны будут жалеть. Когда мир успел сойти с ума? Но рыбу он подобрал, задумываясь над возможным ядом и обещая себе, что дома внимательно все выпотрошит и изучит на предмет возможных опасностей.

— Спасибо, — ёкай, не ёкай, но за угощение стоит поблагодарить. Как бы безумно это не звучало в такой ситуации.

Мальчик вернулся опять, уже гораздо раньше чем в прошлый раз. Наверное, надо дать ему еще рыбы, тогда он станет приходить чаще.

— Рыбалка требует тишины, — возвестил ребенок, устроившись на берегу, все еще во всеоружии, но хотя бы не пытающийся нашинковать ее мечом. Что такое меч, как с ним обращаться, чтобы не самоубиться, и что именно пытался претворить в жизнь мальчик, она прекрасно понимала, но сочла за неплохое начало. Говорят, какие-то оммедзи начинали с попыток убить тенгу, тем им и нравились, так что может это что-то вроде традиции. Самопроизвольно возникшей.

Последующие три встречи они так и просидели: он — на берегу с удочкой, кося на нее глазами, она — в воде, открыто рассматривая. Рей запомнила про тишину, но не успевала хоть как-то наладить общение в то время пока мальчик устраивался на берегу или собирался домой. Будет довольно обидно, если его кто-нибудь перехватит, пока она молча на него пялится. Но на шестую встречу случился прорыв — мальчик пришел без удочки и даже без доспехов.

— Ёкаи умеют воскрешать мертвых?

— Нет, — удивленная вопросом, она заинтересовалась почти против воли. — А есть те, кого бы ты хотел вернуть?

— Нет! То есть… я просто спросил, — отвернулся мальчик, пряча слезы.

— Не надо возвращать ушедших, — попробовала разговорить она ребенка. — В Чистом мире намного лучше, чем здесь.

— Откуда ты знаешь? — мальчик так резко повернул голову, что на мгновение она испугалась, что он ее просто свернет. — Демоны могут попасть в Чистый мир?

— Конечно. Чистый мир — одна из областей изнанки, она для людей, но ёкаям тоже можно туда заглядывать, были бы причины. Тем более что люди там недолго, всего-то века два или три, потом они перерождаются.

— Два-три века?! — подскочил мальчик. — Это по-твоему недолго?! Сколько тебе лет?

— Не знаю, — моргнула пару раз, проверяя, не ослышалась ли. — Пять тысячелетий точно есть, а сколько сверх того — не знаю, но до шести не дошло.

Ребенок ошеломленно присел обратно, уже не пытаясь сжаться, отвернуться, просто во все глаза смотрел на нее.

— Тысячелетий? Стоп, как так! Пять тысячелетий, а не знаешь, что люди просто так ни на кого не нападают?

Сятихоко удивилась. Открыла рот. Закрыла. Задумалась, потому как не далее как вчера на ее реке люди именно тем и занимались, что просто так набрасывались друг на друга с оружием, убивая и калеча точно таких же людей. Причины не было, во всяком случае она ее не поняла, о чем и рассказала мальчику, все же втянув его в разговор. По мере расспросов ребенок все больше бледнел, пока не вскочил на ноги и не заорал:

— Это были Учихи! Проклятые демоны! Да как ты вообще можешь говорить, что без причины?! Ты хоть знаешь, скольких Сенджу они убили? Сотни и тысячи!

— А вы сколько? — слегка обалдев, все же спросила Рей.

— Это была месть, наши родные не упокоятся с миром, пока их убийцы живы!

— Почему это? — еще больше удивилась она, уверенная, что в Чистом мире ребенок еще не бывал. Да и волнуются там люди обычно не о своих убийцах, а о своих родственниках, в основном детях, она что-то не припомнит, чтобы кому-то было дело до тех, кто его убил или его потомков, только если они не угроза оставшимся близким.

— То есть как, почему? — чуть тише переспросил мальчик.

А услышав ее пояснение, не поверил, возмутился "наглой ложью" и снова сбежал. Неужели и правда придется идти за ним на землю?

Он не ходил к реке уже почти два месяца, и аники начал странно на него поглядывать и задавать еще более странные вопросы. Младшие от него не отставали, но с ними было намного проще, их легче отвлечь, все же большая часть унаследованного непрошибаемого упрямства досталась Хашираме, видимо как старшему. Хотя за годы он немного, но научился противостоять той волне энтузиазма, которая бурлила в его старшем брате и грозила затопить все вокруг… пока не натыкалась на скалу по имени Буцума Сенджу. Отец всегда был несгибаемым, жестким и упрямым человеком, а боль от потери старшего брата и легшая на плечи ответственность за клан ухудшили и без того непростой характер. Теперь когда отец был дома, с ним говорила только мать, они же предпочитали молчать и ждать, пока старшие не заговорят с ними сами.

Из-за этого обстановка становилась все тяжелее, он почти мог видеть, как темнеет дом, как гулко звучит неосторожный, не до конца отточенный шаг, как все реже улыбаются младшие и не мог понять, как ему это остановить. А еще в переставшем быть уютным доме слова сятихоко всплывали в памяти сами собой, будто вбитые в голову. Может ёкай и правда его заколдовала, даже без имени, а может это от того, что успокоившись, он куда проще отнесся к мысли, что мертвым и правда не нужна их месть. Потому что ему, например, она точно будет не нужна, ему хватит, если братья будут жить так долго, как это возможно. Наверное, все потому что он еще не вступал в сражения и не терял семью? Но тогда кому на самом деле нужна месть, мертвым или живым, и если последним, то почему никто прямо об этом не скажет?

— Неожиданно хороший вопрос, — протянула старая, если не древняя, куноичи и задумчиво повертела чашку в руках. — Хороший, но лучше его не задавать. Никому из молодых.

Учитывая, что для Сенджу Акико даже некоторые старейшины считались недостаточно зрелыми, он опасался узнавать, сколько ей лет. Пять тысячелетий-то, конечно, не ее случай, но вот застать его деда в колыбели женщина вполне могла, поэтому в совете старейшин к ней относились с большим уважением. Почему, устав мучиться вопросами, он пошел именно к ней, он и себе не мог объяснить, просто во время тренировки неожиданно заметил слишком живой и внимательный взгляд той, что обычно смотрела далеко за пределы селения. Заметил, а после тренировки подошел сам, и теперь сидел на энгаве, пил чай и размышлял, что с ним сделает отец, когда узнает о неподобающих для сына главы клана мыслях. Хаши наказывали бамбуковой палкой, но возможно для него выдумают что-то новенькое, из-за обмана-то.

— Месть на самом деле никому ничего не дает, ни живым радости, ни мертвым упокоения, — продолжила она, когда он решил было, что женщина заснула с открытыми глазами. — Я-то это точно знаю, эти проклятые войны унесли всех, кого я любила и за кого мстила как одержимая, не зная ни сна, ни покоя. А когда мстить стало некому, стали приходить уже ко мне, по мою душу. Тоже мстили. Наверное тогда и сломалось что-то во мне, когда, в очередной раз выжив, я оставила умирать ребенка чуть старше тебя, желавшего отмстить то ли за отца, то ли за мать, то ли еще за кого — я даже не задумывалась об этом. Просто убивала всех, с кем сражалась, не думая, не чувствуя, — глубокий вздох, — и не живя ни до сражений, ни во время, ни тем более после них.

— Только им, — кивок в сторону, — этого не объяснишь и не докажешь. Потому что боль затуманивает разум, а ненависть закрывает сердце. А когда ни сердцем, ни разумом не смотришь, то и не видишь, что на другом конце меча такой же человек как и ты, с живым сердцем и душой, у которого тоже есть семья, те, кто будет по нему горевать и мстить тебе в ответ. Сам наверное не раз слышал, что о тех же Учихах только как о демонах и говорим. Демоны с алыми как пролитая кровь глазами, холодные и безжалостные. И дети знают их только такими, отучаются думать и видеть во врагах людей. Да, так легче убивать, но это не меняет главного: мы становимся не меньшими монстрами, чем те, кого зовем демонами.

Придавленный ее словами, он тихо сидел, позабыв и про чай, и про настоящего ёкая, из-за которого так глубоко задумался над существующей ситуацией. На вопрос, почему она все это рассказывает ему, а не другим взрослым, особенно старейшинам и главе клана, ведь все решения принимают они, женщина устало и горько усмехнулась:

— Они меня не услышат. Даже я сама, но лет на двадцать моложе, себя бы не услышала. А если все же сказать, то назовут сумасшедшей и никакой тогда возможности хотя бы смягчить ситуацию не будет.

— Тогда почему вы рассказали мне?

— Сложно объяснить, — она улыбнулась, уже не горько, но все равно печально. — Наверное, я увидела надежду. Надежду на более мирную жизнь, более безопасную, хотя бы для вас, детей.

Надежду? В нем? Но это Хаширама мечтает о мире, он же никогда не подавал виду, что хотя бы задумывается над «бреднями» старшего брата, стараясь быть идеальным сыном идеального шиноби, не позволяя себе ни слез, ни чувств, во всяком случае на людях.

— Да, твой брат мечтает о мире и в отличие от тебя не скрывает этого, но кое-чего он не понимает. И вряд ли сможет понять. Да, он любит и испытывает боль от потери, но он не ощущает желания отомстить, причинить такую же боль в ответ. Бывают и такие люди, — она продолжала улыбаться, на сей раз глядя ему в глаза, наблюдая, понимает ли он о чем она говорит. И ками видят, он понимал. Пусть не разумом, но сердцем он всегда это знал, Хаширама не похож на остальных Сенджу в самой своей сути. — Они не умеют ненавидеть так, чтобы до самого сердца этот яд добрался, пронзил насквозь и пропитал человека целиком. И это неумение, невозможность ощутить такую жажду мести — оно не дает им до конца понять тех, кто может. Тех, кто ненавидит, кто мстит, кто пытается облегчить свою боль, причиняя ее другим, но не понимает, что это путь в никуда. А ты… Когда твои дядя и кузены погибли, ты хотел отомстить. Ты пылал этим желанием, горечью от потери и скрытым страхом за семью, это было видно даже полуслепой сумасшедшей старухе, вроде меня. А сегодня ты спрашиваешь, кому на самом деле нужна месть. Я может и полуслепа, но разум мой все еще при мне. Ты уже не жаждешь мести, как твоя сестра.

Он вздрогнул. Сенджу Тока, его кузина, отказалась от опеки его семьи, выбрав дальнюю родственницу, и мотивировала это тем, что у тети она будет не только жить, но и учиться, и с тех пор практически не вылезает с тренировочных площадок. Ее глаза горели безо всякого шарингана, ее успехи привлекли внимание главы клана и похвалу старейшин, но все в нем буквально застывало как лед, потому что его сестра умирала внутри и никто этого не видел. Никто не пытался это остановить.

— Вы думаете, есть способ примирить враждующие кланы?

— Я его не нашла. Возможно, тебе повезет больше, а если нет — верю, ты тоже найдешь причину надеяться, что это случится в будущем. Как я сейчас.

В смятенных чувствах он покинул дом старейшины, с удивлением понимая, что пробыл там несколько часов и дома его ждет нагоняй за пропущенный ужин. Нагоняй был, но не сильный: Хаши видел, как он пошел к старейшине, и предупредил родителей. Конечно, их интересовало, зачем его вызвали — что он сам пошел никому в голову не пришло, это же старейшины! Да, опытные и сильные шиноби, но это не делает их менее ворчливыми и вредными стариками, от которых молодежь только нотации и поучения слышит.

— Старейшина Акико наблюдала за моей тренировкой. Мне было интересно ее мнение, — отцу нельзя знать об их разговоре, это он понимал как никогда четко. Но врать в лицо было нельзя, не только из-за неуважения, но и потому что не умел лгать так хорошо, чтобы обмануть опытного шиноби.

— Акико-сама опытная куноичи, сильнейшая в свое время, — кивнул своим мыслям отец. — И что она тебе сказала?

— Она сказала, что увидела надежду на лучшее будущее, — ни слова лжи, но отец не поймет, что скрывается за этими словами.

— И все? — разочарованно протянул Каварама. — Ты сидел с ней несколько часов!

— Мы пили чай.

— Чайную церемонию проводили?! — тут пришли в ужас остальные братья. Для них, непосед, единственная однажды проведенная чайная церемония сохранилась в памяти как пытка, которую они готовы променять на бамбук не задумываясь, все трое. Ему тоже не понравилось, но не требованием сидеть спокойно несколько часов, слушая витиеватые беседы взрослых и наслаждаясь чаем, а невозможностью сделать что-нибудь более полезное: потренироваться, почитать старые свитки, или продолжить изучение окружающего мира.

— Нет, старейшина Акико не любит чайные церемонии, — ответила мама. — Но тебе пришлось долго ждать, прежде чем она что-нибудь скажет?

— Старейшина говорит редко, но никогда — просто так, — подчеркнул важность слов отец. И одобрительно на него взглянул. — Помни, что теперь ты сын главы клана, пусть и второй, и будь этого достойным.

— Я буду помнить, отец, — а еще у сына главы клана есть неофициальный допуск почти ко всем документам клана, кроме самых секретных, а потому запечатанных, по той простой причине, что находиться они будут в кабинете Буцумы. Это определенно важное напоминание.

Мальчик вернулся сам, когда она уже потеряла надежду. Пришел без доспехов, без удочки и вроде не такой расстроенный, как в прошлый раз. Или ей показалось? И даже сам попробовал завязать беседу.

— Живой человек может поговорить с ушедшими в Чистый мир? — а, нашел свободный источник информации. Стоит поощрить его любопытство, тогда он будет приходить чаще.

— Смотря какой человек. Ёкаев видят далеко не все, — а вернее таких крайне мало, даже тех, кто видел хотя бы смутные силуэты, меньше сотни на весь мир, а уж так ясно и точно, как видит этот ребенок — и того меньше.

— А я бы смог? — а вот и крючок. Но взгляд мальчика ей понравился, серьезный и решительный, его дух укрепился за время, что она его не видела.

— Тебе нужно обучение, — намек столько тонкий, что его бы и слепой увидел. Вот и собеседник понял, губы сжались в тонкую полоску, но взгляда не отвел.

— Что я могу предложить взамен?

— Себя, — ребенок поперхнулся воздухом и осторожно уточнил, желает ли она его все-таки съесть. От такой трактовки она тоже захлебнулась воздухом, потому как только человек мог сделать такой вывод. — Мне нужен договор с человеком, чтобы путешествовать вместе с ним. Я не была дома свыше тысячелетия…

Кажется, последнее повлияло на мальчика больше всего:

— Хорошо, сятихоко. Я помогу тебе добраться до твоего дома, а ты поможешь мне принести мир на эти земли.

— Я Рей.

— А я — Тобирама. Сенджу Тобирама.

— Аники, можно с тобой поговорить? — Хаширама мгновенно прервал тренировку и подбежал с такой скоростью, что Тобирама чуть не отскочил в сторону и еще раз задумался, нет ли иного способа помочь кузине. Нет, пришлось признать, его либо нет, либо он его не видел. Брат умеет управляться с чувствами лучше многих, не позволяя горю затопить себя с головой, а сейчас это как никогда важно в их семье. — Ты давно наблюдал за Токой-нээ-сан?

— Э… А что-то случилось? — очевидно, аники был слишком занят повысившейся нагрузкой на тренировках. Клановые наставники прекрасно понимали, что один из бойцов Сенджу — это одно, а наследник — совсем иное.

— Мне не нравится выражение ее глаз, — а один он ей помочь не смог, не умеет он правильно говорить с людьми, слишком сух и скрытен.

Брат посерьезнел, кое-что даже он не мог не заметить, а после улыбнулся не той идиотской широкой улыбкой, а нормальной, гораздо менее заметной, но почему-то кажущейся куда честнее и надежнее. Аники пообещал присмотреться к кузине и попробовать помочь, если ей и правда это надо, вдвоем должны справиться. Потому что изменения в Токе стали видны невооруженным глазом: исхудала, черты лица заострились, все чаще на ее лице виден почти звериный оскал, особенно на тренировках с мечом, скорее всего, представляет как будет убивать Учих. Среди Сенджу настолько неадекватное поведение тихо порицалось, шиноби должны уметь сдерживать эмоции, так что как минимум одну прочувствованную лекцию о сдержанности кузина уже прослушала от тети. А может и не одну, но очевидно это не то что нужно.

— Торью, может потренируемся вместе? — аники с надеждой взглянул на него, щенячьим взглядом напомнив, что теперь вместе они тренировались гораздо реже, чем раньше. А все из-за его учителя.

Сятихоко — ёкай, управляющий погодой, способный как вызвать, так и унять дождь, все время следующий за китом, дабы он не поедал крупных рыб. Так сказано в легендах, и хотя про погоду было написано относительно правдиво, часть про китов вызвала у Рей-сан недоумение, зачем ей это нужно. А в основе управления погодой лежало то, что ёкай назвала «колесом изменения воды». Вода никогда не уходит никуда и даже когда кажется, что под действием огня она исчезла, она становится паром, частью воздуха. И в воздухе на самом деле много воды, облака, по словам учителя, состоят из них, что открывало ему удивительные перспективы как суитонщику.

Его сродство с водой повысилось после заключения договора «кровь-дух-разум», так же как и уровень инь-чакры, что привело к усиленным физическим тренировкам, дабы привести систему к относительному равновесию, иначе однажды он рискует «заблудиться в собственном разуме». Пришлось долго расспрашивать учителя, прежде чем понять, что эти слова значили ни много, ни мало — безумие. Сильный шиноби — а он собирался стать именно таким — и сошедший с ума, от одной мысли бросало в дрожь и он готов был тренироваться днями и ночами, дабы избежать этого.

Рей-сан учила его суитону так, как не сможет никто просто потому, что люди не ощущают воду так, как водный дух. Ёкаи часть самой природы и пользуются ее даром, в то время как люди, по словам учителя, чакру получили обманом. Узнать такое было неприятно, и этот вопрос они пока что отложили, единственное вынеся, что есть некая чакра, пропитывающая весь мир и ёкаи пользуются именно ей, поэтому их нельзя ощутить сенсорам. Если бы шиноби могли ощущать воду, дерево или еще что-то подобное, они могли бы заметить ёкаев, например, кодамы ощущались бы как дерево, юки-онны — как сугробы, а сама Рей-сан — как река.

— Конечно, можно было бы попробовать научить тебя ей пользоваться, но риск сейчас слишком велик, мне не хотелось бы, чтобы ты расплылся лужицей. Не думаю, что смогу собрать тебя обратно в человека.

Ему этого тоже не хотелось, и слово «сейчас» перекрывало все разочарование, потому как оно определенно несло в себе «когда-нибудь». Рей-сан учила его самому единению со стихией и настаивала на долгих медитациях, которыми в клане не то что пренебрегали — не считали достаточно практичными, а потому уделяли «непозволительно мало времени, чего еще ждать от людей». Человеческие навыки мало интересовали его наставницу, как и способы создания дзюцу — зачем они ей, той, что одной волей может обрушить ливень и создать шторм из ничего?

За что именно отвечает та или иная печать, почему, если использовать их в одном порядке, будет один результат, а в обратном — другой, как сократить их число — ответы все эти вопросы они могли искать только вместе, опираясь на его исследования. А потому приходилось часами искать теорию в старых свитках, которые были доступны всем в клане, но при том — совершенно неинтересны подавляющему большинству. Продираться сквозь иносказательные обороты, запутанные рассуждения, как будто лишенные логики, а на самом деле скрывающие ее на втором, а то и третьем слое многозначных символов, пытаться выловить из всей философской воды крупицы истины — о, это было дело для очень терпеливых, настойчивых и просто-напросто упертых людей.

Детям сложно концентрироваться внимание на столь скучных вещах, когда можно нарабатывать силу, тренируясь с мечом и разучивая уже известные техники у старших, и взрослые только поддерживали такой настрой. Теория не спасет тебе жизнь на войне, только практические навыки имеют вес, а потому за последние недели за Тобирамой стала закрепляться репутация довольно странного ребенка, погруженного в чтение больше, чем в тренировки. Отцу это, конечно, не понравилось, но одной проверочного спарринга хватило, чтобы показать, что чем бы он ни занимался, но важные дела не забрасывает и от него отстали. Вот только с братом он занимался теперь куда реже.

— Надеюсь, ты готов проиграть?

— Еще чего!

После заключения договора ей стало намного легче выходить на берег и принимать тигриную форму, но пока Тора не пройдет по тропе теней в первый раз, она решила вторым обличием не злоупотреблять, это плохо скажется на состоянии мальчика. Ребенок оказался еще забавнее, чем она думала. Узнав, какой именно договор она хочет заключить, он перебрал все легенды, старые свитки, даже с другими людьми о том заговаривал, но откуда ж им знать? Наконец он нашел нечто похожее, что оставило его в глубоком недоумении, потому как в легенде этот договор описывался как брачный — она почти плакала от смеха, когда растерянный мальчишка пришел к ней и в морду спросил, желает ли она стать его супругой. Юки-онны так, кстати, и поступали, все же первые снежные девы были людьми, им это ближе, чем тем, в ком человеческой крови не было никогда. Но это были редкие случаи и человек должен быть необычным. Ее детеныш, конечно, очень особенный, но именно что детеныш.

Договор, который они с Тобирамой в итоге заключили, был иной природы. Тора перестал быть для ёкаев чужаком и человеком, скорее ёкаем-полукровкой, которого она признает родичем, а ссориться с О-Рей-химе дураков не было уже очень давно. Мудрый и удивительно некровожадный каппа Коно, один из ее давних знакомых, уже выразил осторожный интерес и предложил поесть свежей рыбы, когда мальчик будет готов встретиться. Карасумару, воин тэнгу, уже согласился обучать мальчика искусству боя, причем, сгорая от любопытства, наведался к ее подопечному лично, скрываясь в ветвях. С ним самим он не говорил, но уровень оценил как «бывало и хуже», а уж его лестное «голова есть, остальное — дело времени» и вовсе заставило улыбнуться.

Мальчик действительно был неглуп, удивительно прагматичен для своих лет и целеустремлен, как горный поток — куда ему надо, туда и течет, любое препятствие либо обогнет, либо пробьет. Получив учителя и вовсе как с цепи сорвался, то в свитках зароется, то на нее с вопросами насядет, то мечом без устали машет, словно не видит, что для тонких детских ручонок железка слишком большая и неподходящая. Впрочем, у шиноби все дети такие, едва над травой возвышаются, а туда же, доспехи, меч и вперед, умирать.

Сама Рей обучала взаимодействию с водой, спасибо ками, что у Торы изначальное сродство с ней было высоким, ямабуси, помнится, вообще с этим не повезло: его человек даже не был шиноби, а родственной стихией была земля, не ветер. А вот в обучении конкретно умениям оммёдзи пока пришлось ограничиваться теорией и знакомством — пока тоже только теоретическим — с разными представителями мира ёкаев, способами взаимодействия между ними и людьми, особенно тщательно вспоминались наземные демоны-людоеды, с ними она пока не сможет совладать, не раньше чем окончательно выйдет на берег. Те же каппы тоже весьма охочи до утопленников, но кто бы из морских обезьян рискнул хотя бы оскалиться на ее мальчика? Им тоже жить хочется.

— Рей-сан, а призванные животные и ёкаи не родственники?

Иногда он ставил ее вопросами в тупик. Иногда озадачивал и ей приходилось выяснять правду у других. А иногда ее просто распирало от удовольствия, что ребенок любознателен и умен и о некоторых вещах догадывается сам. Как о связи ёкаев и призывов. Миры, в которых те обитают, являются частью и внешнего мира, и изнанки, естественной границей между живыми и мертвыми, демонами и людьми. А потому ёкаев и призывных животных связывают если не родственные, то очень близкие к ним отношения, некоторые демоны даже поселяются в их мирах, проверяя подписывающих контракт людей. Изначально, задолго до ее рождения таких отдельных миров не существовало, были просто ёкаи и животные, которых первые по тем или иным причинам опекали.

— Чаще всего такой причиной было все же родство, хотя ёкаи предпочитали чаще спариваться с людьми, чем с животными, но случаи бывали. Нэдзуми, некоматы, кицуне — минимум у дюжины ёкаев потомки живут в мирах призывных животных, к которым в свою очередь есть доступ у людей.

— А у вас?

— Нет, у меня нет потомков в призывных мирах.

— А семья? — а вот это уже что-то новенькое. Рей взглянула на мальчика с оттенком удивления, раньше он не пытался задавать личные вопросы, что-то поменялось? Тора ощутимо смутился. — Если не хотите, не отвечайте.

— У меня есть родители, старший брат и младшая сестра, если они вступили в брак, то возможно и племянники. У нас дворец на дне океана, что далеко на северо-востоке отсюда, тебе там понравится.

— А я его увижу? — опешил Тора.

— Ты забыл? Условия договора: мы установим мир на этих землях, в первую очередь между Сенджу и Учиха, а ты поможешь мне добраться до дома.

— Но дно океана!

— Ты суитонщик и у нас договор. Заодно увидишь, как прекрасен океан, и тогда точно поймешь, почему вода — первоисточник всего живого.

— Это… — Тобирама сначала задумался, а потом отвел глаза, — я не скоро смогу отвести вас домой. Мне потребуется много времени, чтобы добиться цели. Мы воюем уже несколько веков! Кажется, будто война вечна.

— Война идет тысячу лет, насколько мне известно, — чуть больше, потому как привязали ее к этой реке как раз во время боя Индры с отцом, а это было ровно тысячу и десять лет назад.

— Рей-сан, как думаешь… у меня получится? — тихо спросил Тобирама, осторожно касаясь речной глади, не глядя на сятихоко. — Просто… ненависть пускает корни так глубоко. И меняет всех так сильно. Я уже не узнаю Току, и не знаю как ей помочь. Меня она отталкивает, считая ребенком, хотя я всего на четыре года младше. Я попросил о помощи аники, но кажется, у него тоже не получается. Я не знаю, как помочь одной-единственной кузине, и возомнил, что смогу остановить все это сам!

Он плакал. Без слез, но столько тоски исходило из самого сердца, что даже не будь они связаны договором, она бы не смогла остаться в стороне.

— Но ведь никто не говорил, что тебе придется делать все в одиночку. Твой брат тоже мечтает о мире, твои младшие братья еще не пропитаны войной, твой отец — глава клана, самый главный человек в селении, и одна из старейшин поддерживает тебя. У тебя есть шанс достичь цели, но это возможно только если ты не станешь опускать руки, чтобы ни случилось.

— Я знаю, я не сдаюсь, просто…

— Просто когда воды становится слишком много, ее надо выплеснуть, — иначе она погрузит сердце в океанический холод и равнодушие. С другими стихиями также. Слишком много огня — и человек выгорает до пепла. Слишком много земли — и сам становится как камень: твердолобым, неспособным на перемены даже ради родных. Слишком много воздуха — и нет больше ни чувств, ни привязанностей. Слишком много молнии — и человек искрит резкостью, раня всех вокруг, особенно самых близких.

Ребенок послушал ее, пока не соглашаясь, но принимая к сведению, что тип чакры взаимосвязан с эмоциями, и пусть эти связи не такие прямые, как она описала, но они есть и влияют на его самочувствие, он усвоил. Отпускать эмоции, не копить в себе — это несколько противоречило описанию идеального шиноби, но идеальный шиноби — это такой каменный истукан, способный к логическим размышлениям и физическим реакциям, но не более. Ограниченное и ущербное существо, даже не понимающее своей никчемности и бесполезности. Ох и разругались они после этой фразы — казалось бы насмерть, но договор штука обоюдная, а потому через несколько суток мальчик вернулся на берег для новой ссоры. Еще несколько дней — и они уже не ссорятся, а спорят. Того гляди, через год до мальчика дойдет смысл, а еще через пару лет — и осознание правоты. Или она слишком торопит события?

— Тока-нээ-сан, тебе надо передохнуть.

— Я не устала!

— У тебя руки уже дрожат. Тренируясь в таком состоянии ты скорее навредишь себе, чем станешь сильнее.

— Чтоб ты понимал! — раздраженный взмах мечом — настоящим, не тренировочным и только реакция спасла его от раны. Это уже переходит все границы.

— Убить пытаешься? Не выйдет, сейчас я тебя уделаю даже без рук, — чуть больше насмешки в голосе, прищурить глаза, чтобы не показать настоящих эмоций, и подготовиться к бою. Почти настоящему, потому как кузина сейчас себя не контролирует.

Выпад без предупреждения — еле успел уклониться и погасить рефлекторное нападение в ответ. Не сейчас. Сейчас надо уклоняться от ее ударов, тянуть время, пусть вымотается до конца. Но злость будто придала ей сил, а уж ярости на лице — она тоже заметила подавленную реакцию — на весь клан Учих хватит и еще останется.

— Сражайся! — ей все больше злил его отказ нападать в ответ, а уж на спрятанные за спиной руки она смотрела так, будто хотела их отгрызть. Слишком запустили ситуацию, она мало вменяема сейчас. Жаль, никого рядом нет, кто сказал бы что ему с этим делать. — Сражайся, биджу тебя задери! Тобирама!

— Я не нападаю и не использую рук. И ты все еще не можешь меня одолеть.

Сохраняй спокойствие, будто скрытый тягун, раздражай равнодушием и жди удачного момента. Рей-сан учила управлять водой, но так, что часть ее собственного мировоззрения оседала в нем, почти незаметно, но меняя его, подстраивая. Единственное, что его примиряло с ситуацией — сятихоко предупреждала еще до заключения договора, что будет его воспитывать как младшего родственника. Кем именно он ей стал, он не очень понимал, потому как для ёкая даже они с Учихами считались родичами и потому их война с ее точки зрения была ужасна вдвойне.

— Не смей меня недооценивать!

Движения старшей сестры стали еще резче и быстрее, но настолько предсказуемыми и прямыми ударами не достать даже Кавараму, он начинал отклоняться, еще когда она только думала нанести удар. И она уставала. После тренировки и стольких ударов впустую, ее заносило после каждого его уклонения, и наконец в один из таких случаев он сильным ударом ноги выбил меч у нее из рук. Без оружия она перешла в чистый тай, все еще не пытаясь использовать техники, слава ками, помнила еще настолько ее уровень выше. Или у нее просто закончилась чакра? Без рук стало совсем туго, но он все еще упорствовал в стремлении показать, насколько она ошибается, доводя себя до изнеможения.

Ярость — неплохое топливо, но оно не может действовать долго, если человек устал и ослаблен, а потому ему удалось продержаться до момента, когда сестра начала совершать глупые ошибки и воспользоваться этим.

— Теперь видишь? — стоя над сестрой и держа ногу у нее на спине, дабы не вскочила и не продолжила, он перевел дыхание, думая, что от медитаций есть еще одно полезное умение, ему стало проще контролировать легкие, хотя и не сказать что раньше он задыхался. Такие шиноби долго не живут, но умение правильно дышать не вбивалось на уровне естественного поведения, а вырабатывалось в боях и тренировках, а теперь оказывается, что еще и в медитациях.

— Я просто устала с тренировки!

— И собиралась продолжать, доводя себя до состояния «уносите тело», — незнакомый голос раздался сбоку, но Тобирама даже не дернулся. Не почувствовать в бою направленный взгляд было верхом неприспособленности к жизни шиноби. Взрослый Сенджу, малознакомый, но кажется его дом был на окраине селения, а там живут только лучшие бойцы, чтобы в случае опасности стать первым рубежом обороны. Сенджу Мамору, наконец-то вспомнилось имя. — Шиноби должен знать свои пределы и не переходить их, чтобы не потерять боеспособность.

— Я знаю! Я не ребенок! — еще яростнее ответила Тока и пришлось бы приложить куда большие усилия для захвата, но Тора и не собирался этого делать, спокойно отступив. Кажется, поражение на глазах другого шиноби задело кузину намного сильнее, чем получалось словами.

— А ведешь себя хуже чем ребенок младше тебя, — с намеком ответил мужчина.

— Вы просто не понимаете! — взорвалась она окончательно. Хорошо, что плотину все-таки прорвало, и плохо, что это случилось на глазах у постороннего. Конечно, они клан и все такое, но в клане разные люди встречаются. Кто-то поддержал бы Току, а кто-то, узнав, что именно собирается сказать кузине Тобирама, сдаст его совету как предателя. — Я должна стать сильнее!

— Для чего? — он вернул внимание на себя. Сейчас самое время поговорить о наболевшем, накипевшем, о том, что однажды сожрало бы ее изнутри, как старейшину Акико.

— Чтобы отомстить! — переведя дыхание, она продолжила чуть спокойнее. — Как ты не поймешь, я должна отмстить Учихам, они убили их всех! Моего отца, братьев! Ты же был нормальным, Тобирама! Что с тобой случилось? Стал таким же идиотом как Хаши!

— Отомстить… Для чего ты будешь мстить? — сохраняй спокойствие. Это все тот же бой, просто средства другие — тактика все та же.

— Чтобы они упокоились с миром, — уверено ответила Тока.

— То есть ты уверена, что это их желание… — будто не спрашивая, а утверждая, протянул он в ответ. И, не дав и слова сказать, спросил. — А когда ты умрешь, кому надо будет мстить за тебя? Мне? Но я наверное тоже уже буду убит… Итаме или Кавараме?

Оторопь кузины почти заставила его извиниться, но вместо этого он посмотрел на нее наиболее честным и незамутненным взглядом, будто правда интересовался, кто должен будет убивать ее убийц. Сенджу Мамору не вмешивался, только смотрел осуждающе, все же так откровенно говорить «буду убит», будто признавая себя слабым, было неправильно для будущего шиноби. Конечно, до старости доживали единицы. Не всегда в бою, но умирали шиноби в большинстве своем задолго до сорока пяти, возраста, когда силы идут на спад и воин может стать старейшиной.

— Я не дам себя убить, — сама понимая, как глупо это звучит, кузина тем не менее отмахивалась от дурных мыслей. — А если и умру, я не хочу, чтобы за меня мстили вы!

— А кто тогда? — сделав еще более удивленное лицо, уточнил Тобирама. — Младших братьев и сестер у тебя нет, а дети еще вопрос будут ли… Но если будут, понятно, что месть станет их правом, а если нет? Только мы останемся, хотя может тогда дети будут уже у нас…

— Вообще никому не надо! — прикрикнула Тока.

— Тогда почему должна ты? — тягун опасное течение. Его может быть не видно сверху, можно стоять в двух шагах и не заметить, но стоит в него зайти — унесет мгновенно.

Вот и Току унесло. Ей очень хотелось спорить, это было видно по глазам, но настаивать, что она должна мстить, а за нее — не надо, было очевидно проигрышным вариантом, пока она не приведет действительно весомые аргументы. Он сомневался, что когда-либо найдет их убедительными.

— И теперь этот Мамору учит тебя кендзюцу? — значит пора знакомить Тору с Карасумару, теперь рост навыков не будет удивительным, а то она уже голову сломала как бы начать воинское обучение, не выдавая лишнего, а то от вопросов ребенок не отобьется.

— По его словам, его впечатлило, как я в три движения сломал уверенность Токи в выбранной цели. Сказал, что умение выждать нужный момент и точность при ударе сделают меня очень опасным противником и он хотел бы мне в этом помочь.

— А еще ему хотелось убедиться, что ты — не твой брат, и не мечтаешь о мире с другими кланами? — скептически уточнила Рей, потому как люди никогда ничего не делали просто так.

— Возможно. Но это же хорошо, — и что в этом хорошего? — Он будет так или иначе, но подводить наши беседы к этой теме, выясняя, что я на самом деле думаю, а значит у меня есть шанс убедить его посмотреть на происходящее с моей точки зрения.

Тоже вариант, если браться за обработку старшего поколения, то чем раньше тем лучше. Конечно, останься Тора один, в итоге сдался бы, подчинился решению старших и вместо стремления к миру вполне мог бы усугубить войну, вот только теперь сдвинуть его с намеченного пути не проще чем перевернуть землю. В некоторой степени будет подталкивать заключенный контракт, она обещала помочь с миром, он с возвращением на родину, но основная защита стоит на том, что очень трудно переубедить человека с таким количеством инь-чакры. Именно она сейчас заставляет мозг мальчика развиваться стремительным потоком, за которым тело просто не успевает, поэтому пустые слова и лозунги на него просто не подействуют.

А логические доводы в пользу войны найти будет нелегко, никакая память предков не уравновесит будущее потомков, вот если Учихи поставят целью тотальное уничтожение всех Сенджу — тогда да, их придется перебить и то, можно будет сохранить детей и воспитать как должно. Кроме того, когда Тора станет чуть опытнее в делах оммедзи, можно будет поискать каких-нибудь полезных союзников вроде баку, демона кошмаров. Если Сенджу и Учихи перестанут хотя бы во сне воевать и терять близких, им будет намного легче работать. Но сначала тенгу и каппа.

Карасумару был доволен первой встречей: тенгу напал без предупреждения, вернее, не подав иных знаков присутствия, кроме как типичных людских ошибок в засадах. Тора их заметил, а потому нападение не стало такой неожиданностью, в отличие от противника. Не то что Тобирама, Рей сама не ожидала, что воин-ёкай решит проверить способности будущего ученика таким образом, но поразмыслив пришлось оставить это на его совести. Впрочем, мальчик тоже довольно быстро очухался, получив по шее, выслушал поток комментариев вроде «орудуешь мечом как обезьяна палкой», «тебе лучше вышиванием заняться», «моя бабушка лучше сражается, чем ты» — и заявил, что его все устраивает, спасибо, Рей-сан, за такого сенсея, жаль, не вы сами, но все и так хорошо. Карасумару потом небрежно брякнул, что женщины все равно ничего не понимают в хорошей стали, и пару часов просыхал после хорошей помывки.

— Ты все равно не владеешь мечом! На что тут обижаться?! — вопил тенгу, пока его крутило в водовороте, возникшем в реке по ее воле. — Ну перышки-старперушки, Рей! Ну, я же прав! Ну! Ну, ладно, я прошу прощения!

— Помочь обсохнуть? — вроде вежливое предложение, но карасу-тенгу глянул так, будто сятихоко предложила ему в огне поплясать без перьев.

— Да чтоб мне один ветер жрать, чтоб я еще раз с тобой связался! — свяжешься, еще не раз. Сколько раз водный дух его купала в реке — ничего, обсохнет, обматерит, попетушиться и через пару месяцев снова рядом его длинный нос мелькает, каркает да клюется. А теперь с учетом общего ученика, чье время еще и поделить надо правильно и удобно для всех — и вовсе не станет пропадать.

— Вы давно знакомы? — осторожно осведомился Тобирама, до сих пор тихо тренировавшийся на берегу. А то, что глазами косил — это простительно, ребенок же.

— По меркам ёкаев не очень, а по людским — на много жизней хватит, — ответила она, глядя, как ворчащий Карасумару усаживается на камнях, раскрыв крылья и распушив перья. — Свыше трех тысячелетий минули, как в мои родные края занесло западным ветром одного непоседливого вороненка.

— Я не вороненок, тигриная морда!

— Хотел силу показать, с бураном посоревноваться, — меланхолично продолжила ёкай, будто не заметив возмущение друга. — Фудзин-доно наказал его за наглость и отправил далеко за пределы привычных мест, оставив почти над самым моим домом. Мы с братом проводили его домой. Это был первый раз, когда я оказалась в этих землях, и в дальнейшем часто их навещала.

— А потом спустя сотни и сотни лет, Рей спасла моего друга-человека, и мой долг лично ей стал просто камнем на шее, — буркнул Карасумару. Будто о нем часто напоминали! — Не напоминала, но он просто был! Тем более что из-за этого тебя и привязали к этой реке!

— А что именно случилось с Рей-сан? — склонил голову набок Тора. Любопытный ребенок, все-то ему нужно знать.

— Узнаешь в другой раз, хорошо? — все равно узнает. Но пусть лучше эту историю он услышит от ёкаев с изнанки, они расскажут лучше и полнее. И наверняка попросят его о помощи, за которую можно заручиться их поддержкой, что определенно облегчит мальчику жизнь. Сделает ее хоть чуточку, но безопаснее. — Но если вкратце, то я не могу покинуть эту реку самостоятельно уже тысячу лет по воле одного человека, верившего, что люди и их желания главенствуют над миром. Он свое уже получил, но я бы не отказалась встретить его в Чистом мире и устроить цикл четырех водоворотов или еще что-нибудь подобное.

— Угу, ему многие бы хотели высказать пару ласковых, жаль, что ками уже до него добрались, — буркнул ворон. Индра был очень дружен с лесными тенгу и его смерть ударила по Карасумару так же сильно, как смерть любого брата из племени. Но прошлого даже ками не могут изменить. — Когда поведешь мальца тропой теней?

— Посмотрим. Хочу, чтобы он окреп, но с этим лучше долго не затягивать, так что наверное в следующую длинную ночь.

— Что такое тропа теней? — мальчик не стал спорить или возмущаться, что решают за него, что определенно было на руку, но удивляло. — Что? Если я не знаю о чем речь, а вы знаете, значит мне нечего сказать.

— Какое доверие! — одобрительно присвистнул Карасумару и потрепал мальчика по волосам. — Тропа теней, пацан, это дорога на изнанку этого мира, проще говоря, в мир мертвых и неживых. Тебе, как заключившему кровный контракт, можно будет пройти туда и даже обязательно, иначе твоя связь с ёкаями будет односторонней и принесет куда меньше пользы, чем должна. Не говоря уже о том, что это просто опасно для тебя самого.

— Проведу тебя туда я, как родич, принявший под опеку, — продолжила Рей. — Но для живых путь туда непростой. Самое сложное — в первый раз, чтобы попасть в мир изнанки, тебе придется по-настоящему умереть.

Мальчик скатился с камня, где учился держать равновесие на одной ноге, но тенгу ничего не сказал, все же новость для ребенка была довольно шокирующей. Но он снова не стал возмущаться, только мотнул головой и уставился на сятихоко.

— И что дальше? После того как я умру?

— Это будет не настолько плохо, я обещаю. Ты не почувствуешь боли, скорее просто заснешь и проснешься только через несколько суток, — пошевелив усами так и брызнув водой так, чтобы та попала на мальчишку, она продолжила. — Вся суматоха с остановкой сердца и запуском будет на других людях, а о том, чтобы они этим занялись, позаботится твой учитель.

— Даже если мне придется их пинать в твоем направлении, — хохотнул ёкай, задрав выдающийся нос в небо. А после посерьезнел. — Пацан, запомни, ты связан контрактом, а потому стал очень трудноубиваемой целью, просто потому что ты не умрешь, пока твое сердце и мозг целы. Все остальное может быть в труху и пепел, но каппы смогут собрать тебя заново. Они лучшие врачеватели мира духов, что просто адски обидно, учитывая, что они кровожадные, алчные до утопленников ублюдки. Поэтому выбирай любой способ, и мы обеспечим тебе визит туда и дорогу обратно.

— Выбрать самому? — окончательно растерялся Тобирама.

— Ты можешь оставить это на откуп мне, — предложила Рей. Мальчик интенсивно закивал, соглашаясь, а сятихоко смиренно вздохнула, принимая на себя тяжесть чужого доверия.

Будь Тобирама чуть внимательнее в этот момент, он бы заметил, что вздох был немного наигранным, а смирение — показным, но он был слишком рад, что не придется резать себе горло кунаем, чтобы отвлекаться на остальное. Когда ребенок убежал, карасу-тенгу вопросительно уставился на давнюю приятельницу. Она же только уточнила, готов ли он принять участие в этом нехорошем деле и, лишь получив безоговорочную поддержку, попросила помочь с информацией и влиянием на людей. Большую часть новостей о клане, о людях, их традициях и обычаях она узнавала от ребенка. Ребенка, который, конечно, умный и быстро развивающийся, но недостаточно взрослый, чтобы заметить и узнать многие важные мелочи. Нашептывать людям и вселять страх за некоторые мысли они начнут, как только разберутся, кто что из себя представляет. И именно этим предлагалось заняться ёкаю в то время, пока Тора будет занят с ней или сам по себе в лесу, чтобы не вызывать лишних вопросов.

— В крайнем случае скажу, что мне просто любопытно, — отмахнулся от ее предостережений крылатый ёкай. — Брось, до долгой ночи еще много времени по людским меркам, он не соотнесет события. Не в таком возрасте, разве что став старше…

— Неплохо. Но ты снова забылся, — Мамору-сенсей всегда начинал объяснять его ошибки еще до того, как он поднимался с земли. — Наноси удар сфокусировано. Меч должен ударить в определенную точку вне зависимости от того, есть ли по пути препятствие или нет. Тогда ты не потеряешь равновесие, если противник увернется от удара.

— Да, сенсей, — он мог выдержать еще один спарринг, но потом до дома будет плестись как больное животное, а отец за такое шкуру спустит.

— На сегодня достаточно, — сенсей видел его состояние и оценивал с поразительной точностью, не прибегая ни к каким дзюцу. Опыт. — В течение недели меня не будет в селении, тренируйся самостоятельно, как я тебе показал.

— Да, сенсей.

Что он усвоил за эти месяцы совершенно точно: его учитель очень востребованный шиноби. Сенджу Мамору часто отправляли на миссии, особенно если речь шла об охране — заказчики считали наличие человека с именем «защитник» хорошим знаком — но обучение конкретно кендзюцу шло не так уж медленно благодаря второму, тайному сенсею. Хотя когда он попробовал назвать его «Карасумару-сенсей», то получил неприличный жест под нос и требование засунуть вежливость в одно место и ограничить почтительность «Карасумару-саном». Грубо, но честно, при всей своей одаренности в обучении, тенгу был простым и понятным, куда ближе к человеку, чем казались ёкаи, особенно глядя на Рей-сан.

Когда он случайно отметил это вслух, демон вместо того чтобы разозлиться, рассмеялся и заявил, что лесные тенгу постоянно наблюдают за людьми и понимают их не хуже аякаси — демонов, что когда-то давно были людьми. Тенгу вообще охотно рассказывал о других ёкаях, честно, неприглядно, не скрывая, что большинство из них не любят людей. Или, что еще хуже — любят слишком сильно.

— Сам понимаешь, что люди просто так не пропадают. Это либо другие люди труп спрятали, либо ёкай сожрал, причем целиком. Некоторые едят только определенные части тела, глаза там или мозги, еще очень уважают печень. А вот помню, был один знакомый гурман, так тот вообще только жертв выкидыша поедал, вечно голодный ходил.

После таких откровений ему можно было засчитывать лесную маскировку, как высокоуровневую, он очень хорошо сливался с зелеными кронами, невзирая на соломенные волосы. Он не всегда мог понять всерьез Карасумару ему это рассказывает или нет, но Рей подтверждала каждую его историю, а после сообщила, что врать ему тенгу не станет и даже приукрашивать, потому как ёкаи достаточно ужасны сами по себе. Ему серьезно повезло, что он никогда не сталкивался с демонами-людоедами, пока был один.

— Торью-нии снова последний пришел! — возмутился Итама, встречая его дома.

— Простите, я задержался с учителем, — повинился Тобирама, впрочем, не чувствуя себя виноватым. Ему и так редко удается позаниматься с человеческим наставником, чтобы терять это время. Даже ради дня рождения Хаширамы.

— Ничего. Мамору-сан завтра отправляется на ту же миссию, что и твой брат, он старался дать тебе как можно больше перед отбытием, — отец, что неудивительно, тоже спокойно относился к его опозданиям. Привык уже, что если опаздывает Тора, то по уважительной причине, это Хаши может просто замечтаться где-нибудь в лесу.

Десятилетие старшего брата — важный праздник, знак, что он достаточно вырос для выполнения миссий далеко за пределами селения и их территории. И уже завтра он отправится на миссию по охране какого-то важного чиновника в стране Рек. Отец выдал целую речь о взрослении и ответственности и закончил ее, от всей души пожелав брату убить так много врагов, что считать устанет. Разумеется, Хаши такое напутствие не понравилось, и он прямо об этом заявил. Мама была на миссии и не могла утихомирить эту парочку, так что между ними попробовал влезть он сам, и почти получилось усмирить шторм, как аники выскочил из-за его спины с очередным дерзким высказыванием и ощутил силу отцовской любви на себе.

— Хаши-нии, может ты перестанешь спорить с отцом? — позже, в их комнате, когда Тобирама обрабатывал «рану», Итама осторожно начал разговор. — Просто ты же знаешь, что это бессмысленно, мы всегда воевали, этого не изменить.

— Если никто ничего не делает, то ничего и не изменится, — тихо фыркнул Тора прежде, чем Хаши успел вскинуться на младшего брата. — Вот только пустыми возражениями ты вопрос не решишь и свою точку зрения не докажешь.

— Кроме того, ты подрываешь авторитет отца, споря с ним на глазах не только семьи, но и посторонних, — припомнил пару последних случаев Каварама. — А это он спустить не сможет, даже если захочет, честь и достоинство главы клана и все такое.

— И что вы предлагаете? — вспылил Хаши, отталкивая обоих. — Смириться и тоже пойти убивать Учих? Поймите, они такие же люди как мы! И они тоже сражаются, потому что мы убиваем их близких, они тоже мстят!

— Мы это знаем, — чуть резче ответил Тора, замечая, что в данном случае стоило бы говорить только за себя. — Только споришь ты не с Учихами, а с нашим отцом. А он, если ты не заметил, не дает волю эмоциям и никогда не позволяет чувствам управлять собой.

— И что с того? — полюбопытствовал Итама, самый младший, еще не имеющий твердых взглядов на события вокруг, а потому следующий за старшими братьями.

— С того, что споря с отцом нужно упирать не на чувства — они такие же, как мы! — а на логику. Да, Учихи убивают детей Сенджу. Но на войну нас отправляют взрослые, не задумываясь, что толку от нас на поле боя только против таких же детей, и то гибнут в итоге оба, потому как не умеют еще сражаться и одновременно отслеживать обстановку вокруг. Надо показать данные за несколько десятилетий, те, что указывают нашу численность, там станет видно, что число Сенджу стремительно сокращается, еще два-три поколения — и мы канем в историю, если не озаботимся сохранением людей сейчас. А учитывая, что самая высокая смертность именно в возрасте семи-десяти лет, когда нас впервые выпускают из селения, значит надо повысить этот возраст, и вместо того чтобы кидать в пекло, озаботиться нормальным сроком обучения.

— Но мир так не установить, — горько ответил Хаширама, в то время как младшие возмущенно загалдели, что сидеть дома, когда остальные сражаются нечестно.

— Зато если мы перестанем выпускать на поле боя детей, так же поступят и Учихи, решив, что мы копим силы или еще что-то. Уже меньше трупов, уже меньше жертв. Аники, пойми, путь к миру будет долгим, если ты хочешь настоящий мир, а не подковерную войну, когда в лицо улыбаются, а за спиной подсыпают яд.

— И то верно! — засиял старший брат, напугав резкой сменой реакции даже привычных ко всему родственников. — Вместе мы сможем достичь его!

— Отец нас убьет, — обреченно простонал Каварама, пока Хаши носился по комнате, а Итама радостно подпрыгивал за ним.

— Всех не получится, без наследников останется, — то, что мама вряд ли родит еще одного ребенка, сказали ирьенины, потому она и вышла на миссии вновь. — Хотя, конечно, есть вариант, что клан возглавит Тока, но не раньше чем определится с целью.

После той беседы кузина заметно успокоилась, хотя все еще бросала на него недовольные взгляды и несколько раз заводила старый спор. Без толку — ни один ее аргумент не оказался достаточно веской причиной, показывающей, почему она может мстить и умирать от рук других мстителей, а они нет. А учитывая, что аники он про их разговор не сказал ни слова, то сгусток оптимизма не имел ни малейшего понятия о сдвиге и продолжал сносить волнами тепла и доброты уже не такую устойчивую конструкцию «смерть всем Учихам». Интересно, сколько времени займет принятие мысли, что мертвым не нужна месть?

— О, благодарю, — аники даже не дождался, когда Сумико-сан, внучка старейшины Кейташи, поставит чашку на стол, и сам его захватил.

Было очевидно, что сладкий фруктовый чай предназначался Торе, в то время как ближе к самому Хашираме поставили горький чай кудин, которого старший брат уже напился на целую жизнь вперед. После очередной стычки с отцом из дома пропали все фруктовые и цветочные чаи и запасы сладостей резко сократились. Естественно, все они пошли младшим братьям, так что Тобирама подозревал, что аники скоро отца съест, лишь бы тот перестал быть преградой к обожаемой пище. Однако старейшины, пригласившие их с братом на чай, этого не знали, а потому выглядели искренне ошарашенными грубым нарушением этикета.

— Я приношу извинения за действия моего брата, — жаль, что не он старший, тогда подобная ситуация не выглядела бы так комично. И подтянул к себе чашку с кудином, в отличие от брата он умел наслаждаться сладким послевкусием после еле терпимой горечи. Лица старших вытянулись еще больше, но он ничего не мог придумать, чтобы исправить нарушения этикета как-то иначе. О, превосходный чай. Дожить до почтенного возраста стоит хотя бы ради такого чая, ибо все лучшее — старшим.

— Это… простительно, Тобирама-кун, Хаширама-кун, — наконец отмерла старейшина Минори-сама, пока Кейташи-сама и третий из старших Озэму-сама скрывали растерянность за чашками.

Беседа прошла в дальнейшем очень и очень неловко и неуклюже, оставив лишь недоумение — что это было? Будто старейшины впервые видят нарушающего этикет ребенка, да и взрослые иногда такое отчебучивали, что впору за голову хвататься, особенно, когда саке выпьют без меры. Но Тора не стал указывать на это брату и тем более отцу, который и сам мог отметить странности, пока слушал Хашираму, разглагольствующего перед младшими братьями: отца аники старательно игнорировал уже третью неделю, сухо отвечая на заданные вопросы и на все указания говоря «Да, Буцума-сама». Будто перед ним исключительно глава клана.

Тора подозревал, что отца это задевало, пусть тот никогда ни единым взглядом или словом не давал этого понять. Просто раньше после ссоры Буцума обычно очень долго осматривал и чистил снаряжение, очевидно успокаивая себя монотонным и привычным занятием, а теперь он занимался этим ежедневно чуть ли не в каждый перерыв между выполнением обязанностей главы клана, тренировками и работой с документами. Заботливее к ним отец не стал, но когда брат проник на совет с речью, подкрепленной дюжиной фактов, глава клана добился того, чтобы детей до десяти лет стали больше оберегать от столкновений с другими шиноби. Кроме того, бегство с поля боя перестало быть позорным для детей, а многие командиры уже высказывались, что скорее сами дадут приказ отступать.

То, что ради этого Тора перечитал и сделал пометки о содержимом более чем тридцати свитков, не так важно, потому как на эти поиски его сподвигло замечание Рей-сан, что их клан уменьшается в численности с каждым поколением. Пусть он и нашел подтверждение всему, но его на совет бы не пустили, а брат мало того что наследник, так и уже сейчас обладает влиянием, с которым сложно не считаться. Его трудное освоение Суйтона и Дотона неожиданно вылилось в рождение совершенно нового кеккей-генкая, названного Мокутон — стихия Дерева. Разумеется, старшие в этом увидели очередной шанс на победу над давним противников и благословение богов, брата назвали гением клана и так далее.

Вот только аники не скрывал ни отношения к бессмысленной бойне, ни к старейшинам, так что среди других Сенджу пошли шепотки и пока еще риторические вопросы, кого именно благословляли ками: клан Сенджу или конкретно миролюбивого Хашираму?

— Ты выглядишь уставшим, Торью-нии, — после ужина Каварама, наиболее наблюдательный из братьев, подошел к нему с вопросом в глазах.

А он и правда неважно себя чувствовал, но никак не мог понять причин. Тренировка была исключительно самостоятельной и закончилась в итоге в горе свитков: Мамору-сенсей на миссии, Карасумару-сан сегодня был занят, Рей-сан и та предложила ему отдохнуть. Утомлять себя без присмотра он не рисковал, помнил, как на Току-нээ-сан орал Сэтору-сан, главный ирьенин клана. — Может, пойдешь спать сейчас?

— Наверное, ты прав, братишка, — взъерошив младшему волосы, он ушел в их спальню, зная, что минимум пару часов его не станут беспокоить и даже Хашираме не дадут.

Но стоило ему улечься на футон, как он подскочил: в тенях сидел огромный тигр, и если бы не знакомое выражение морды, он атаковал бы без промедления, ведомый лишь мыслью о беззащитной семье. Да, с главой и гением клана в одном доме семья все равно казалась недостаточно защищенной, во всяком случае, от созданий изнанки. Вот только атаковать ёкая, который по демоническим законам ныне твой родич… есть и поумнее способы опозориться на весь мир, пусть и скрытый от людей.

— Ложись спать, Тора, — тихо прорычал тигр. — Сегодня мы отправимся на изнанку.

Долгая ночь. Биджу, сегодня та самая долгая ночь, а он напрочь о ней забыл, ведь ёкаи ни словом, ни жестом о ней не напоминали! Тем не менее он привычно подчинился, но уточнил, каким образом его будут убивать — этот момент тоже внезапно воскрес в памяти.

— Все уже сделано. Твоя усталость вызвана ядом, через какое-то время твои легкие и сердце парализует. Не волнуйся, пацан, я на стреме и не дам тебе так тупо сдохнуть, — грубоватый тенгу тоже был в комнате, до поры до времени скрытый Рей-сан.

— Вы подсыпали мне яд? — совсем тихо спросил мальчик, засыпая.

— Не мы и не тебе. Все, вопросы потом, спать! — и его будто унесло незримым течением.

Вокруг не было ничего нового и незнакомого, он просто оказался на все том же месте у реки, где тренировался с Рей-сан.

— Идем по течению, — тигрица тоже была рядом и первой ступила на воду, замерцавшую таинственным синим светом. — Никуда не сходи с тропы, а лучше — держись за мою шкуру или хвост.

Он осторожно взялся за шерсть на спине Рей-сан. Мягкая и текучая, совсем не похожая на жесткую короткую шерсть настоящего тигра, она так и просила погладить ее еще и еще. Ступая по воде рядом с внушающим благоговейный страх демоном, он все волновался о родных и о словах Карасумару-сана. Яд был подсыпан не ёкаями и не ему. Старейшины были странно взволнованы и обеспокоены, нить беседы была нелогичной и обрывочной. Хаширама схватился за чашку чая, предназначавшуюся не ему, а он сам выпил чай брата. Но смерть обладателя нового кеккей-генкая невыгодна клану!

— Если не оставить следы, ведущие в сторону Учих, — ответила на его вырвавшийся вопрос Рей-сан. — Это озлобит и главу клана, и всех тех, кто начал прислушиваться к проповедям наследника. Кроме того конкретно этот яд парализует внутренние органы, но становится опасным только при повышенной дозировке, надолго останавливая сердце и легкие.

— А я меньше брата, поэтому его доза для меня оказался смертельной, — согласно кивнул Тора. — Рей-сан, вы говорили, что Чистый мир находится на изнанке…

— Извини, но сегодня мы туда не пойдем, — ни капли извинительного тона в голосе ёкая не было. — Чистый мир для человеческой души, особенно такой юной может стать ловушкой, ибо там действительно хорошо, а потому вытаскивать мне тебя придется за шкирку и то не факт, что получится.

— Вот как. Хорошо, но ведь мы туда сходим? Когда-нибудь.

— Конечно, но не в ближайшие годы, а после посмотрим по твоему желанию, может быть, сам расхочешь, — поглощенный разговором Тора не сразу заметил изменения в окружении.

Сгустившаяся было темнота вновь отступила, но теперь они оказались в какой-то не то деревне, не то городке. Это и есть мир демонов? Не сильно-то и отличается от людей… если не считать жителей. Здесь было много юрэй, именно в том виде, какими они были в момент смерти, то есть несли голову в руках или шли с ножом в спине. Летали умершие от голода ицумадэн, и бродили рокуро-куби, чьи длинные шеи казались нескончаемыми, и, кажется, он видел в затылке одного призрака другой рот.

— Здесь живут аякаси, достигшие цели в мире живых, поэтому все кажется тебе знакомым.

— О, — только и мог ответить Тобирама. — Куда именно мы идем и что надо будет делать мне? Мы как-то ни разу не обсуждали этот момент.

— Мы идем на встречу с несколькими ёкаями, которые расскажут тебе историю обретения людьми чакры и почему большинство из нас терпеть не может людей, но благосклонны к некоторым представителям человеческого рода. Но это чуть погодя, пусть они сначала вернутся из мира живых, мы как раз успеем зайти к местным ямабуси.

Мальчик не переставал украдкой озираться, пока она не фыркнула, что Тора может спокойно проявлять любопытство, но для пущей безопасности пусть продолжает держаться за нее. Ребенок действительно стал чуть спокойнее, чем когда они только ступили на тропу, но это также означало, что его любопытство не будет сдержано страхом. Аякаси часто относятся к людям много хуже прочих ёкаев, потому как сами были людьми, но к ее подопечному отнеслись достаточно дружелюбно, они то и дело махали ему руками, кивали и неприкрыто пялились с любопытством. Новый оммёдзи — большое событие, а то, что он так юн и уже нашел защиту среди старших ёкаев, только подогревало интерес. Тобирама вел себя осторожно и вежливо, совсем как учили, кланялся, здоровался с теми, кто приветствовал его словами, и ни на шаг не отходил от нее, хотя пара симпатичных юрэй предлагали «милому мальчику» угоститься данго и прочими вкусностями. Данго ему впрочем все же всучили и пока тот растеряно хлопал глазами, она оцарапала себя когтем и угостила юрэй нежданным лакомством в ответ.

— В следующий раз это будет твоя кровь.

— Так я все-таки съедобен для демонов? — шепотом уточнил ребенок, когда они прошли городок.

— Съедобно все, люди, бывает, тоже питаются другими людьми, но ты другое дело. Лучшее, что может когда-либо попробовать ёкай — кровь духовидца, отданная добровольно. Поэтому как только получишь запечатывающие свитки и научишься их создавать, будешь делать запасы из своей крови. Мало ли кому и когда придется платить.

— А вы?

— А я — дочь короля-дракона Рю-о, моя кровь ядовита для врагов, но отданная мной же довольно приятна на вкус. Хотя, конечно, не так как твоя.

— Когда вы рассказывали про демонов, то не говорили этого, — с намеком на упрек произнес мальчик.

— Потому что действительно изысканный вкус твоя кровь приобрела сейчас, когда ты прошел границу миров. До этого ты был чуть вкуснее других людей, но не настолько чтобы всеми силами сохранять тебе жизнь, дабы наслаждаться вкусом подольше.

— Логика ёкаев ставит меня в неловкое положение, — проворчал ребенок и затих, оглядываясь.

Ломаное пространство мира духов тоже заставило его мозги кипеть почти нефигурально. Буквально пройдя пару шагов по одной полянке, они оказались где-то в районе гор, и мальчик потратил несколько минут только чтобы убедиться, что у него нет галлюцинаций. А после забросал вопросами на тему искривленных пространств, причинами их возникновения, принципами работы и способами управления, как, что, почему, зачем — хорошо, что ямабуси-тенгу отвлекли его от расспросов, они успеют все обсудить, когда вернутся к живым. Искривление пространства очень заинтересовало мальчика, но рассказывать о них затруднительно, на изнанке оно возникло само по себе и по каким законам происходит смещение осей, никто кроме богов не скажет. Возможно, и они не знают.

У ямабуси они задержались, ей хотелось познакомить Тобираму с Ушодой — тем самым оммёдзи, которого она в свое время упустила. Подопечный ямабуси после смерти остался с ними, как собрат, но был рад познакомиться с ребенком, ступившим на его путь. Их договора с духами отличаются, Ушоду уже после смерти признали родней, в то время как Тора ее родич уже сейчас, но в целом ситуации довольно похожи. Будет неплохо, если ребенка будет навещать кто-то, кто поймет и разделит его чувства, невозможность поделиться тайной с другими угнетает. Ушода понял Рей без слов и пообещал иногда заглядывать, причем иногда по меркам людей, а не ёкаев, которые тоже могут такое сказать и появиться лет через сто, забыв, что век людей совсем недолог.

— Красиво… — завороженно прошептал мальчик, задрав голову.

Это верно, долина тысячи водопадов одно из красивейших мест изнанки: прозрачнейшая вода, переливающаяся всеми известными цветами, густая яркая зелень и множество цветов, из которых он мог узнать единицы. Свет в долине лился будто бы со всей поверхности неба, ибо солнца не было, в траве носились пушистые сунэ-косури, ластясь к ногам маленького оммёдзи, а по воздуху плыли крошечные кохэку-дзори. В самом сердце долины толпилось множество ёкаев, пришедших с хякки яко, парада демонов. Люди почему-то жутко его боялись раньше, в то время как демоны просто праздновали самую долгую и темную ночь года.

— Сейчас живые про парад и не вспомнят, — заметил кицуне Инари, старейший из лисьего племени, когда услышал, как Рей рассказывала про обычай и празднования ёкаев. — Маленький оммёдзи сможет присоединиться к нам в следующем году?

— Если будут силы, — Инари выглядел сбитым с толку, и ей пришлось пояснять. — Он может быть слишком уставшим для странствия хякки яко. Люди отправляют детенышей убивать очень рано, наступила его девятая зима, а руки уже в крови.

— Люди такие странные, — устало покачал головой старый ёкай и сочувственно взглянул на мальчика. — Надеюсь, ты сможешь однажды просто порадоваться солнцу и свежей пище и подарить другу хорошую шутку.

— У кицуне считается хорошим тоном по-доброму подшучивать над теми, кто им нравится, — напомнила мальчику Рей. — А если не нравится, то шутка будет злой и кровавой.

— Мы не станем так шутить над твоим детенышем, — с достоинством отреагировал на скрытое предупреждение лис. — Если он не придет однажды за нашими шкурами.

— Мне хватает своей добычи, — теперь отвечал уже Тора, намекая, что он не станет охотиться на кицуне, пока они не встанут на его пути.

— Хороший ответ! — раскатистый смех напомнил о Карасумару, но это был не он и даже не тенгу. Громадный тануки величаво подошел, аккуратно перенося свое главное достоинство. — Старый Мудзики рад видеть О-Рей-химе в добром здравии! И хотел бы познакомиться с маленьким оммёдзи!

Шумный, вечно нетрезвый тануки тем не менее был одним из самых добродушных ёкаев, так что она не возражала против его знакомства с ребенком. Инари и Мудзики уже тут, скоро подойдут и остальные из компании собратьев по несчастью. Вот уже видны хвосты Некоры, главы племени демонических кошек, где-то вдали ощущается Каватаги, старейшина капп, а вот к ним, рассекая толпу, будто острейший клинок, плывет по воздуху Сашико из табуна сагари. Глаза Торы принимали все более и более круглую форму.

Ёкаев было много. Так много и такие разные, что даже с разрешением Рей-сан он не рисковал далеко от нее отойти, а только вертел головой во все стороны. Что его удивляло — никто из ёкаев не возмущался его присутствию, напротив, они были ему рады, что, разумеется, настораживало и вызывало подозрения. Зачем-то он им нужен, причем Рей-сан об этом знает, потому и привела к ним.

— Не надо так волноваться, — промурлыкала двухвостая кошка, Некора-сан, предводительница нэкомат и бакэнэко. — Обижать тебя никто не рискнет, всем шкура дорога, а О-Рей-химе за тебя ее не только снимет, но и вторую дождется.

— Прошу простить мое волнение, но я не понимаю, зачем я вам нужен, — он старался отвечать вежливо, не показывая эмоций, но очевидно провалился.

— Нужен? С чего ты это взял? — крякнул старый каппа Каватаги-сан. Он совсем не был похож на Коно-сана, каппу, живущего в реке Рей-сан, слишком злой взгляд и каждое движение казалось сдержанной в последний момент атакой.

— А с чего бы вам быть такими приветливыми? — нахально, но ему не нравится этот ёкай и он не станет этого скрывать, раз уж все и так видят его насквозь!

— Каватаги, достаточно, — Юсикай-сан, лидер уси-они, отмахнулся от недовольства водного демона как от мошки. — Нужен, но если откажешься, никто тебя не заставит.

— Попробовали бы, — фыркнул Шигеаки, гигантское демоническое насекомое, с опаской глядя на довольно прижмурившуюся Рей-сан. Да, когда за твоей спиной огромный тигр, к тому же мастер суйтона, как-то сразу становится спокойнее.

— Нам действительно нужна твоя помощь, юный оммёдзи, — заговорил Инари-сан, остальные же старейшины расселись рядом, всем своим видом показывая, что говорить от их лица будет лис. — Но сначала я расскажу тебе историю, для людей уже старую, подзабытую и перевранную от и до.

Тобирама не был готов к истории, рассказанной ёкаем. Истории одной семьи, трагедия которой в итоге привела к дисбалансу всего мира, нарушив привычный ход вещей и создав на обломках прошлого то, что он знал как единственно верную реальность. Историю о том, как Ооцуки Кагуя спасла сына от смерти, украв у богов плод дерева шинджу — гигантского бога-дерева, столь огромного, что казалось, он соединяет небо и землю. Гигантское дерево сгнило, так как его плод вкусили не боги, и те разгневались как никогда. Кагуя была проклята и обращена в бездушного монстра, легендарного десятихвостого, убивавшего людей одним своим присутствием.

И продолжение истории оказалось не лучше: спасенный Хагоромо стал известен как Отшельник Рикудо, мастер нин и первый в мире человек, овладевший чакрой. Рикудо годами мечтал снять с матери проклятие, но вместо того, чтобы пойти к ками и предложить искупить вину, он стал искать другие способы. И нашел.

— Он заполучил девять юных ёкаев и передал им силу десятихвостого, навеки заточив их разум в гигантских оболочках из отравляющей чакры, — на этих словах остальные ёкаи поморщились, а Некора и вовсе смахнула с глаз слезу. — Наши дети уже тысячелетие как не могут вернуться домой, не могут освободиться от проклятия Хагоромо, потому что освободить их может только оммёдзи.

— И других не было за все это время? А Ушода-сан? — он же тоже человек… был им, почему он отказался помочь?

— Ушода-кун не отказывался и очень хотел помочь, но он не был шиноби, не владел человеческой чакрой. Добрый да совестливый, редкость среди вашего племени, но в данном случае он был бессилен, — пояснил садзаэ-они Дзабуро-сан.

— Но ведь у всех людей есть чакра, — неожиданно сообразил Тора. — Сенсоры видят их!

— Мало ее было. И у людей ее вообще быть не должно! — рявкнул Каватаги-сан.

— Хагоромо ведь не просто овладел чакрой и породил таких же могущественных детей, — покачал головой Юсикай-сан. — Он постоянно использовал ее на благо людей, исцелял, выращивал пищу, да много чего делал! У людей теперь есть чакра, за тысячу лет практически не осталось тех, у кого бы ее не было, просто у обычного человека ее гораздо меньше, чем у шиноби — кровных потомков Хагоромо.

— То есть все шиноби его потомки? — такое не укладывалось в голове.

— Не его, вернее, не только его, — признал Шигеаки-сан. — Есть те, в ком проснулось наследие богов или демонов. Оно должно было спать, они были обычными людьми! Но потом появилась это треклятая человеческая чакра, и все покатилось в пропасть.

— Шиге принимает все близко к сердцу и его можно понять, — Мудзики-сан слегка сжал его плечо. — Среди шиноби есть его прямые потомки, достаточно близкие по нашим меркам. И муши-акума до сих пор не могут принять того, что их родичи втянуты в бесконечный кровавый кошмар.

— Но кто… — даже не закончил вопрос Тобирама. Потому как только один клан имел почти мистическую связь с насекомыми, позволяя тем жить в своем теле и сражаться сообща. — Абураме.

— Именно, — подтвердил Инари-сан.

— А Инузуки случайно не родственники какому-нибудь инугами? — он хотел пошутить, правда. Но получил в ответ лишь кивки и серьезные взгляды. — А Хатаке?

— Нет, у них исключительно призыв, — тут же замахали конечностями ёкаи. — Еще кого-нибудь сможешь опознать?

— А что есть еще?! — он не сдержался, но и стыдно ему не было.

— Есть Нара — родня кагэ-оннам, Хозуки — потомки фуны-юрэй и Юки, они произошли от юки-онны. От женщин одни беды, я всегда это знал, — и Шишио-сан, демон хихи, тут же получил по шее от Некоры под одобрительный присвист ёкаев, позиционирующих себя женским полом.

— Это очень давнее родство, а вот Шигеаки… незадолго до той истории, верно? — сумрачный взгляд и резкий кивок был красноречивым ответом.

— И это еще не все, — полу-утвердительно спросил Тобирама. — И никто из них не может помочь, потому как, не смотря на родство с ёкаями, они их не видят.

Он знал от Рей-сан, что дар оммедзи крайне редок, встречается намного реже, чем ценнейшие клановые геномы, но настолько болезненная потребность в человеке, видящем созданий изнанки, ему и в голову не приходила.

— Но ты, Тобирама-кун, — заговорила уже Сашико-сан. — Ты можешь помочь. Ты шиноби, учишься владеть чакрой и ты оммёдзи под защитой О-Рей-химе!

— Эта история связана и с О-Рей-химе, и если она не против, я могу рассказать, — старый кицуне смотрел не на него, а на сятихоко, принявшую в воде привычный облик.

Получив молчаливое разрешение, Инари продолжил. И попал этим дополнением в самое сердце. Индра, старший сын Хагоромо, прародитель Учих, был другом ёкаев, особенно воинов карасу-тенгу и его сенсея в частности, и многому научился у них. Он стал отдаляться от отца еще до истории с поимкой маленьких демонов, но любовь к младшему брату жила в его сердце. И в итоге он поверил Асуре, что отец не навредит ёкаям и сам привел к ним малышей.

— В защиту Асуры можно сказать, что он правда верил, что ёкаям чакра десятихвостого не навредит, а только усилит их, — буркнул Мудзики-сан. Тануки устало качал головой, вспоминая прошлое. — Младший сын Хагоромо был наивным парнишкой, верил в лучшее в людях, давал вторые и третьи шансы и никогда не замечал, когда в человеке умирало последнее добро. Его было легко обмануть, потому Хагоромо и послал младшего сына к старшему.

— Когда же стало очевидно, что Рикудо соврал, Индра взбесился…

Бой против отца был безжалостным, яростным и сложным, а уж то, что между ними пытался встрять любимый младший брат и только отошедшая от проклятия бабушка, мать их отца, превращало его в сущую пытку для Индры. Его друзья карасу-тенгу помогали ему, но они плохо сражаются, если не убивают, а потому помощь их была очень ограниченной, дабы не сделать хуже.

— В то время О-Рей-химе гостила у друга-тенгу…

И оказалась втянута в бой, вернее, сама в него влилась на стороне Индры, как только узнала, что сотворил Хагоромо. Рей-сан приняла на себя удар, призванный пленить дух старшего сына, но на ёкая дзюцу подействовало иначе. Вместо рабского поводка с другим концом в руках Хагоромо она оказалась привязанной к реке. Снять оковы получилось благодаря договору с Тобирамой, человеческая чакра в его крови разрушила странно подействовавшую печать Хагоромо. Рей-сан стала свободной от реки, но пока не может слишком отдаляться от Торы, связь свежая, а оттого крепкая, как цепь. Потому и домой ее надо будет провожать.

— Закончилось все плачевно, — печально рассказывал Инари-сан. — Индра атаковал отца, но того заслонила Кагуя, погибнув на месте. Хагоромо, на глазах которого умерла мать, что он так долго пытался спасти, обезумел. Следующий его удар должен был убить Индру, но…

— Вмешался Асура, — Торе не сомневался в собственных словах. Он старался защитить аники от отца и словами, и физически и не видел причин, почему бы этого не сделал Асура, особенно, когда дело зашло так далеко.

— Вы, люди, совершенно безумны, — хрипло выдохнул Каватаги-сан, и ему совсем не хотелось с каппой спорить. — Убиваете и мстите, получаете месть в ответ и снова идете проливать кровь… Чем хорошим хоть раз это обернулось? Взять хотя бы тех же Ооцуки: внук убил бабушку, отец убил сына и теперь они веками наблюдают, как их потомки воюют между собой, проливая все больше крови! Я каппа, все знают нашу свирепость, но разведенный людьми кровавый бардак — перебор даже для нас!

— Индру отец все-таки убил. Вместе с собой, — закончил Шишио-сан и почесал шишку на голове. — Какое-то там самоубийственное заклинание, дырка в земле получилась глубокая. Ее после водой затопило, залив образовался.

— Что я могу сделать? — тихо спросил он, когда погрузившиеся в печальные воспоминания ёкаи немного пришли в себя, скинув налет тоски и отчаяния.

— А ты хочешь что-то сделать? — наконец заговорила Рей-сан.

Она казалась равнодушной к произошедшему, но он был уверен, что ёкай прикидывается. Она, как и девять маленьких демонов потеряли возможность вернуться домой, возможно они не видели родных все это время — ей было больно и обидно, не могло не быть. Чудо, что она, кажется, не винила в этом Индру.

— А Индра-то в чем виноват? В том, что поверил? В том, что хотел исправить ошибку? Я даже треклятого Хагоромо не могу винить — он хотел спасти мать. Идиот, самоуверенный, наглый, безмозглый, ставящий людей на вершину иерархии и не ставящий ни в рье других, но я могу его понять. А когда понимаешь — ненавидеть намного сложнее. Это не значит, что получив возможность его стукнуть, я этого не сделаю, но он и без того наказан. И он, и его мать.

Она, правда, не ненавидела Хагоромо. Ругала, проклинала, мечтала притопить его в этой же реке и попрыгать сверху, но не ненавидела. Потому что не его вина, что он поверил в свое могущество — ками должны были вмешаться раньше. Отец и остальные должны были сказать, что они недовольны и что он должен сделать в искупление, чтобы ками сняли с Кагуи проклятие. А заодно показать, что они настолько сильны, что Хагоромо не стоит и вякать против богов. Конечно, на изнанке они выпустили гнев, но снять человеческое проклятие не смог не то, что король-дракон — его и шинигами-сама окрестил невозможным делом. Наличие чакры подняло Рикудо над прочими людьми и сделало его силу неподвластной богам, но позволить наглому человеку быть равным им? На это ками пойти не могли, отомстив по-своему: заставив Хагоромо смотреть на смерть потомков от рук друг друга, вечно напоминая, как погибла его собственная семья.

То, что при этом месть задела непричастных — норма. То, что они, не сумев помочь новоявленным биджу, бросили их на произвол судьбы — типично. То, что ее, дочь хранителя Порядка, оставили прикованной к реке и забыли — ожидаемо. Потому что ками не могут ошибаться. Потому что не может быть в мире того, что им неподвластно. Потому что они олицетворение и самая суть миропорядка и не могут быть не правы.

Потому что боги на самом деле слишком похожи на собственные творения — людей — и никогда этого не признают.

— Так что я должен сделать, если хочу помочь биджу? — деловитым тоном осведомился мальчик, напрочь разрушая тягостное молчание.

— Для начала стать сильным шиноби, — фыркнул тануки и потрепал Тору по волосам. — Пойми, Тобирама-кун, главное, чтобы ты не потерял желание помочь, остальное мы расскажем, научим и поможем, как только, так сразу.

— Хорошо, — вздохнул ребенок, выражая тем свое недовольство, что не может вот прямо сейчас побежать спасать мир. До чего забавный малец.

— Ну раз потенциальным согласием мы заручились, не грех и отметить! — подхватил радостную волну Мудзики. — Выпьем!

— Он еще маленький! — тут же зашипела Некора. — Старый алкаш!

— По такому поводу нельзя не выпить! — заспорил Юсикай.

— Совсем сдурели? — вежливо осведомился Инари.

Празднование долгой ночи закончилось на веселой ноте, и Рей наконец-то услышала, как смеется мальчик, который, казалось, даже улыбается не чаще раза в месяц. У ёкаев появилась надежда, у Торы — новое знание, до которых он жаден до невозможности, а у нее — уверенность, что наказание Хагоромо закончится еще до ее возвращения домой.

— Нам пора, — празднование затянулось и сильно. Учитывая обстоятельства в мире живых, она не спешила возвращаться, но всему приходит конец. Мальчику еще предстоит увидеть, чем обернулась для него ночь.

Обратный путь был длиннее, сятихоко показала и Звездную гряду, горы, что высотой достигают неба, и лощину буйных ветров, обитель Фудзина-сама, и лес мононокэ, где живут ёкаи, только-только развившиеся из животных, и обещала показать еще многое, но в следующий визит. По дороге Рей объясняла, что сначала ребенку будет проще попадать на изнанку с реки, потому как вода его естественная стихия и проводник силы. Это уже позже он наловчится ступать на тропу теней с любого места в мире живых, причем не прибегаю к убиению собственного тела.

— Что произошло? — ахнул мальчик, рассмотрев собственное тело.

Рей не стала отвечать, только подтолкнула его в нужном направлении. Волосы ребенка побелели, став того изумительного серебристого цвета, которого не может быть у обычных людей. Кожа стала совсем светлой и казалась слегка мерцающей в лунном свете. А когда Тора открыл алые как рубины глаза, Рей и вовсе заурчала от удовольствия, такая красота получилась! Сидящий у футона мужчина пошевелился, то ли отреагировав на колебания воздуха, то ли чакра проснувшегося отличается от бессознательного. Устало вздохнув, он взглянул на Тору и замер.

— Отец? — слабым голосом позвал Тобирама. — Что случилось?

— Ты был невнимателен, — Рей аж на хвост уселась. Это еще что за претензии к чуть не погибшему ребенку?! — Ты был отравлен и проспал больше трех суток. Тебе нужно больше тренироваться.

Это ему обеспечат. Карасумару был в восторге от наставничества и бросать ученика на полпути не стал бы даже без ее просьб. Еще, наверное, стоит поговорить с Коно-саном на тему обучения мальчика врачеванию и созданию ядов и противоядий в обмен на огурцы и трупы. Осталось придумать, как найти для всего время.

— Да, отец. Больше этого не повторится, — равнодушным тоном ответил Тора, пока огромный тигр, видимый только ему, с озадаченным выражением морды смотрел на отца. Было довольно сложно не улыбнуться, глядя на Рей-сан, но Буцума был бы недоволен, если бы он себе такое позволил. — Кто-нибудь еще пострадал?

— Нет, — резко ответил отец и встал. — Твоя мать и братья зайдут к тебе.

Проводив отца взглядом, он наконец-то смог вздохнуть с облегчением. Он ничего не сказал про изменившуюся внешность сына, даже не намекнул. Решил, что это нестандартная реакция на компоненты яда?

— Привет, пацан, — Карасумару-сан пролетел сквозь стену, успокаивая привычным оскалом. — Да, в таком виде ты больше похож на оммёдзи. Как тебе изнанка?

— Красиво. А почему я так выгляжу?

— А ты думал смерть проходит бесследно? — приподнятая бровь тигра выражала настолько искреннее недоумение, что ему пришлось прикусить губу, чтобы не улыбнуться.

Топот ног мог бы и мертвого поднять, но он успел только привстать на локтях, как отворились седзи, и в комнату влетело три урагана:

— Отото! Торью-нии!

— Ой, какие у тебя глаза! — проявил ненужную внимательность Каварама, пока Хаширама и Итама рванули обниматься.

— Ты очнулся, — когда братья почти задушили его в объятиях, в комнату вошла мать, быстрыми движениями вытащила его из-под них и ненадолго прижала к себе. — Как твое самочувствие?

— Тело кажется слабым, — недовольно ответил он, слегка обняв мать в ответ. Рей-сан выразительно рыкнула, намекая, что он не должен показывать, что что-то знает о произошедшем. С отцом было легче, тому было достаточно послушного молчания, мать же наверняка заметит, если он не станет задавать вопросы. — Я даже не заметил яда. Как меня отравили? Как враги проникли сюда?

— Ты не ждал нападения в родном селении, — отвела глаза мать. Значит, они уже знают, кто виноват. — Ничего, поправишься и быстро вернешь форму тренировками. А сейчас тебе нужно отдыхать. А вам — спать!

Младшие братья попробовали поныть, но Хаши неожиданно утихомирил обоих, сказав, что Тобирама еще слишком слаб и ему нужен покой и тишина. Мама одобрительно взъерошила аники волосы и ушла, только помогла перенести футон Торы в общую спальню. Но Хаши не был бы Хаши, если бы не заскулил, как только решил, что родители достаточно далеко.

— Я так рад, что ты очнулся, отото, — и слезы ручьем вместе с почти осязаемой аурой всепоглощающего счастья. Эмоции аники всегда были чем-то недоступным его пониманию, бурный неконтролируемый поток, иногда казалось, что сам Хаширама не может предсказать, что выкинет в следующий момент: запрыгает от радости или печально уткнется носом в землю.

— Аники, ну ты как всегда, — проворчал он, вместе с тем потрепав брата по голове. — А что ты сотворил с волосами? Что за идиотский горшок?

— Это сущие пустяки по сравнению с твоими, — хихикнул Итама, которому тут же закрыл рот Каварама.

Вспомнив, что он вроде как не должен ничего знать, Тора спросил:

— А что с моими не так? Спутались?

— Ты поседел, — тихо ответил Каварама, пока Итама отполз с футона, а Хаши зарыдал уже куда трагичнее.

— Откуда в твоем брате столько воды? — Рей-сан с нескрываемым удивлением рассматривала аники, кружа вокруг него, пользуясь своей невидимостью для людей, пока Карасумару ржал, сидя сбоку от него.

— Он вообще чудак! Но забавный и заботливый, сидел тут с твоим телом часами, пока родители не прогоняли. Кого-то мне напоминает, а кого — не могу вспомнить, — одобрительно заявил тенгу и тут же обратился к Торе. — Твои братья ждут реакции, не отвлекайся на нас.

Итама протягивал ему меч, видимо, чтобы посмотреть в отражение, пока Каварама затеребил край одеяла. Тора взглянул на себя, не очень представляя, как именно он будет изображать шок, но этого и не потребовалось: он действительно был удивлен. Ёкаи, пользуясь паузой, сбежали сквозь стену.

— Это ничего страшного, — залепетал Хаши. — Мы все равно тебя любим!

— Хотя глаза у тебя как шаринганы, — брякнул Итама, который шаринган, слава ками, еще ни разу и не видел. Каварама слегка стукнул того по плечу «думай что говоришь», но Тору это не задевало.

Красные как кровь глаза, бледная как у покойника кожа, седые вздыбленные волосы — таким лицом только врагов пугать. Но если это вся плата за договор с ёкаями, то они сильно продешевили. За безопасность родных он и душу мог продать, не сильно торгуясь.

— Как думаешь, стоит предупредить пацана? — спросил тенгу, глядя на мужчину, замершего напротив комнаты детей.

— Посмотрим по ситуации.

Отец Торы был куда более суровым и жестким, чем ей казалось по описанию мальчика. Или его так ожесточило нападение на детей? Тем временем, мальчишки продолжили болтать, как ни в чем не бывало, убеждая брата, что внешность не главное. И что им не понравилось? Люди странные.

— Аники, тебе ничего не рассказывали? — прервал все разглагольствования Тора. По тону было ясно, что он спрашивает о покушении, и мужчина ощутимо напрягся.

— А? А, нет, ничего, этим отец сам занимается, — тенгу скептически изогнул бровь, Рей фыркнула. Даже не видя лица, только по голосу было очевидно, что парнишка врет. Да он даже самого мелкого из них не обманет!

— Хаши-нии совсем не умеет врать, — вздох. Кажется это третий из них? У младшего голос вроде выше и звонче.

— Кто это был, аники?

— Их еще не нашли, ведется расследование…

— Ложь, — отчеканил детеныш таким тоном, что даже их пробрало, Карасумару вспушил перья и одобрительно ухмыльнулся. — Если бы не нашли, отец бы сидел здесь и спрашивал, что последнее я помню, когда и что ел и пил, чтобы определиться со временем и местом отравления. И еще что-нибудь спрашивал, я уверен, но он просто ушел.

— Эй, а старик-то доволен, — тихо сообщил тенгу очевидный факт. Да, отец Торы был горд, что ум мальчика работал как надо, приосанился слегка.

— Какой из него старик? — она фыркнула в ответ. — Он же человек, младше тебя раз в сто.

— Скорее в двести, — пожал плечами друг. — Выглядит как старик, ведет себя как старик, думает как старик, значит старик и есть.

— Торью, отец просто хотел дать тебе отдохнуть, — еще более неубедительно ответил Хаширама. Оптимист. Рей уже знала, что у детеныша тигриная хватка, стало быть, старший мальчик от него не отделается, пока не ответит на все вопросы.

— Наш отец? — переспросил один из братьев. — Дал отдохнуть? Хаши-нии, мы вообще одного и того же человека подразумеваем?

Смех, тихий и искренний, но мужчина слегка скривился: сжал губы в еще более тонкую полосу, прищурил глаза, пальцы сомкнулись в кулаки. Наверное, неприятно, когда дети не верят, что ты можешь беспокоиться об их самочувствии больше, чем о долге? Даже если это правда.

— Он на самом деле не так плох, — тут же вякнул старший и ойкнул. Кажется, кто-то щелкнул его по носу. — За что, отото?!

— Кто меня отравил, аники? — молодец, Тора, не дал сбить себя с толку. — Как враг проник в селение и почему тогда отравили только меня? И если ты продолжишь увиливать, я пойду искать ответы сам.

— Тебе нельзя активничать, пока ирьенин не разрешит!

— Так не вынуждай меня, — грязный шантаж. Хорошая тактика.

Тяжелый вздох, чудо, что тонкие стенки седзе не порвались. Старший из братьев действительно многое знал: что-то сказал отец, что-то подслушал сам, о чем-то догадался. Все пошло по плану: старейшины решились рискнуть и немного напугать старшего из детей главы клана, заодно вновь разжигая ненависть к красноглазым врагам, которая в преддверии зимы немного ослабла. У ёкаев ушло немало времени, чтобы добиться от старейшин действий, Рей уже подумывала плюнуть на этот план, оставив его на потом. Эти старые душой, закостеневшие и не способные принять мир со всеми будущими изменениями люди только мешали бы Торе добиваться цели. От них нужно было избавиться так, чтобы мальчик, если случайно узнает правду, не расстроился, не счел себя виноватым и уж тем более не обвинил бы их.

Шепот тут, идея там, и все надо было сделать так, чтобы никто не заподозрил невидимого подстрекателя, так что Карасумару получил заслуженные молчаливые овации за колоссальный труд. А вот чтобы попутать яды ему даже вмешиваться не пришлось, а ведь тенгу собирался уронить один из стаканов, зная, что Хаширама, не задумываясь, отдаст брату чашку, пока ждет следующую. Тот же поступил куда лучше, и Тора получил порцию яда, скрытого за горечью великолепного чая.

— Это просто ужасно, — тихо пробормотал Каварама. — Это же старейшины!

— Это действительно ужасно, — тихо и твердо ответил Хаширама, Рей даже зашла внутрь, убедиться, что слух ее не обманул, до того тон был незнакомым. Ребенок был напуган, но сятихоко готова была поставить собственный хвост, что его больше пугала возможность подвести под удар брата, чем погибнуть самому. — Как они могли так поступить?

— Там твой отец за стеной, подслушивает уже какое-то время, — Тобирама дернулся и распахнул глаза, но его братья не заметили, потому как смотрели на татами, размышляя о своем. А вот ее подопечный что-то задумал, взгляд стал до боли знакомым. Еле заметными движениями он ткнул сначала в ее направлении, а потом в стену за спиной. Это он так ей приказывает?! А, руки сложены ладонями вместе, это просьба. Тигр величаво удалилась наблюдать за Буцумой, ибо зачем же еще мальчику ее выставлять?

— Чему вы удивляетесь? — мужчина напрягся. — Это же старейшины.

— И что? — осторожно спросил Каварама.

— Как думаешь, скольких детей они уже убили? — Карасумару присвистнул. Да, мальчик умеет ранить словами ничуть не хуже чем мечом или кунаем. Резкость в тоне будто отвесила пощечину, мужчина стал прислушиваться внимательнее. — Какая им разница, одним больше, одним меньше.

— Торью!

— Но это же были Учихи! И другие!

— А ты — Сенджу! — заспорили братья.

— И что с того? Вы серьезно думаете, что есть разница? Кровь у всех красная, — фыркнул Тора. — Если человек убивает детей, он уже монстр, и в этом мы с Учихами не сильно отличаемся.

— Ты не прав, Тобирама, — снова этот серьезный тон. О, Рей очень хотела бы посмотреть в глаза старшему из детей, просто чтобы понять, когда он настоящий: когда его эмоции скачут бешеными кроликами или сейчас, когда его голосом можно резать сталь. — Ты просто не знаешь, они не собирались убивать. Яд предназначался мне, и его доза не была смертельной.

— Я прав и могу это доказать, — он даже не раздумывал над ответом. Ей стоит сказать мальчику, чтоб был бдительнее. Буцума, однако, ничего подозрительного не заметил и почти прильнул к седзе, вслушиваясь в разговор. — Да, они рассчитывали напугать тебя, но не стали менять планы, хотя знали, что яд выпил я.

— Но что они могли? — спросил младший. А правильно ли они этот разговор при детях завели, все же мелкому только пять? С другой стороны — через пару лет он выйдет в поле с катаной наперевес, так что наверное, с ним уже нельзя обращаться как с маленьким.

— Они могли дать мне противоядие под тем или иным предлогом. Они могли намекнуть нам зайти к ирьенинам на осмотр, например, сказать, что мы плохо выглядим, и они волнуются. Они могли, в конце концов, честно признаться и принять ответственность в глазах отца и других старейшин, но помочь мне своевременно! — сорвался под конец Тора. Испугался, но за кого: за себя или все же за брата, которому и предназначался яд? — Они ничего не сделали.

— Но почему? — беззащитно и слабо спросил кто-то из мальчиков. — Почему, Торью-нии?

— Потому что я — не наследник. У меня нет кеккей-генкая или еще каких-либо выдающихся способностей. Неизвестно, стану ли я так же силен как отец и доживу ли вообще, а потому мной можно пожертвовать. Они ведь собирались спихнуть вину на Учих?

— Да, — еле слышно даже со слухом демона.

— Просто представьте, как идеально бы для них все сложилось: одаренный наследник жив-здоров и после смерти брата наверняка позабыл глупости о мире, весь клан заново пылает ненавистью к безжалостным Учихам, да и глава клана, потеряв сына, мог стать более управляемым. Отец нас любит, пусть и не показывает чувств, чтобы мы к нему не сильно привязывались. Гибель любого из нас ударит по нему сильнее, чем смерть дяди, а ведь отец до сих пор носит по нему траур.

Ничто из сказанного не повлияло на мужчину так сильно, как последние слова, он даже покачнулся.

— Эй, он тут в обморок не свалится? — изобразил беспокойство Карасумару, на деле жутко довольный учеником. Интересно, сам Тора понимает, насколько удачный удар нанес?

— Уверен? — хриплый шепот. Старший?

— Насчет траура? Конечно. У него из рукава иногда выглядывает светлый лоскуток, в основном спрятанный под обмоткой. Это от дядиного хаори, ткань слишком похожа для совпадения.

— Но он никогда не!

— Отец не показывает эмоции, аники, но это не значит, что он их не испытывает. Поэтому действия старейшин могли оказаться фатальными и навсегда закрыть отца для мира.

— Но они же старейшины… — тоненьким голоском проскулил младший из детей.

— Угу. Они старейшины, старые и опытные шиноби. Они многое пережили, через многое прошли, многих потеряли, — Тора будто плел кружево, Рей сама его чуть не заслушалась. А уж какой эффект это должно оказать на детей! — А потому они смотрят на жизнь иначе, чем мы. Мы верим, что клан существует для людей. Они действуют так, словно это люди существуют для клана.

— Идеальный удар, — заявил Карасумару, рассматривая побледневшее лицо Сенджу Буцумы. — Одна точная фраза — и старик засомневался в собственном пути.

— Не только это, — фыркнула Рей в ответ. — Он и так расшатан заговором в собственном клане, причем на самой его верхушке.

— Как думаешь, что будет, если эта пикантная ситуация станет достоянием всего клана? — оскал тенгу был полон злого веселья и сятихоко не могла не откликнуться.

— Думаю, это будет интересно.

Примечание к части

1. Шукаку — тануки (демон енот), старейшина — Мудзики

2. Мататаби — некомата (демон кошка), старейшина — Некора

3. Исобу — каппа (демон черепаха), старейшина — Каватаги

4. Сон Гоку — ёкай хихи (демон обезьяна), старейшина — Шишио

5. Кокуо — сагари (демон в виде головы лошади), старейшина — Сашико

6. Сайкен — садзаэ-они (демон морская улитка), старейшина — Дзабуро

7. Чоумей — муши-акума (в гугл-переводе "демоническое насекомое"), старейшина — Шигеаки

8. Гьюки — уси-они (демон бык), старейшина — Юсикай

9. Курама — кицуне (демон лисица), старейшина Инари

Каким образом о предательстве узнал остальной клан, Буцума не знал, хотя догадывался, что люди, занимавшиеся расследованием по горячим следам, были слишком потрясены открывшейся картиной, чтобы удержать языки за зубами. Не знал он также, что ему с этим делать. Вернее, он знал, что бы он хотел сделать — особенно с Сенджу Кейташи, заявившем, что ради клана можно пожертвовать слабым мальчишкой, которому теперь-то точно не светит стать сильным шиноби — но сомневался, что этого ждут от главы клана, а потому пребывал в глубоких раздумьях.

Особенно трудно было быть беспристрастным после бессонных ночей у футона сына, когда он собственными глазами видел, как краски покидали его лицо, а жизнь — тело. Теперь одного взгляда на Тобираму хватало, чтобы чувствовать и вину, и бессильный гнев, и даже страх. Ничего больше ему не хотелось, чем объявить провинившихся изменниками и казнить за предательство, но это было ложью, а обманывать родной клан — гиблое дело. На собрание он шел твердой походкой, ни словом, ни жестом не показывая, что не имеет ни малейшего понятия, чем оно закончится.

— Старейшина Кейташи перегнул палку, но действовал в интересах клана, — Каору-сама уверено настаивала на порицании, но не более, в качестве наказания. Интересно, если бы был отравлен ее внук, она была бы столь же милосердна? — Тем более что его опасения не беспочвенны, наследник позволяет себе сеять смуту в мыслях соклановцев и говорит возмутительные вещи! Если бы предки его слышали, они бы прокляли миг его рождения!

— Старейшина Каору! — одернул заговорившуюся женщину старик Умезава, до того как Буцума успел хоть слово вставить, а потому глава ограничился тяжелым взглядом. Убедившись, что конфликт погас, не разгоревшись, старейшина продолжил. — В свою очередь хочу сказать, что сколь бы благородны не были причины, это не означает вседозволенность в методах. Калечить собственных детей, чтобы они сильнее ненавидели Учих? Вздор! Ради кого тогда мы воюем, если не ради этих детей? Я глубоко убежден, что виновные должны быть наказаны за предательство по всей строгости законов клана.

Гвалт стоял куда хуже, чем во время принятия закона о защите детей, хотя тогда как раз горячились именно Кейташи, Минори и Озэму, ныне сидящие в камерах и ждущие их решения. Маловероятно, что сегодня они достигнут консенсуса, не тогда, когда старейшины готовы чуть ли не в глотки друг другу вцепиться, отстаивая свою точку зрения. Все, кроме одной.

— Акико-сама, а что вы думаете по поводу сложившейся ситуации? — старейшина Сора, уставший от бесполезных попыток навести порядок, воззвал к самой старшей из присутствующих.

И — чудо! — но шум стих. К словам Акико-сама, старейшей куноичи клана, прислушивались всегда, хотя на его памяти она заговаривала и высказывалась редко, в основном, когда ее просили. Вот и сейчас, она спокойно смотрела в чашку с чаем и улыбалась.

— Чаинка всплыла. Добрый знак, — и сделала элегантный глоток, пока старейшины собирались с силами продолжить спор, считая, что большего от нее не добьются. Они ошиблись. — Буцума-сама, а вы говорили на эту тему с сыном?

— Хороший вопрос! — оживился Умезава-сама. — Какова реакция наследника?

Буцума тяжело вздохнул, жалея, что не может позволить себе большего и наорать на них всех. Какая может быть реакция на попытку убийства, в которой пострадал младший брат? Хаширама в кои-то веки и слушать не хотел о прощении, напротив, настаивал на строгости и суровости, пространственно рассуждал о том, куда заведут клан люди, способные положить на алтарь мести собственных детей, и продолжал настаивать на необходимости мира, пока соклановцы совсем с ума не посходили. С последним спорить было особенно трудно.

«Шиноби рождены, чтобы умирать на полях сражений» — то, во что он верил годами.

«Получается шиноби не отличаются от животных? Домашний скот приходит в этот мир, чтобы их сожрали» — с недавних пор в ответ на привычные рассуждения регулярно всплывала пропитанная язвительностью и горечью мысль.

— Вот! Вот до чего довела их выходка, наследник утвердился в собственных заблуждениях! — нравоучительно задрал палец Йошида-сама.

— Я спрашивала не о мнении наследника, — прервала того Акико-сама. — Буцума-сама, вы знаете, что о наказании думает ваш второй сын, Тобирама-кун? Он пострадал больше всех, потому его мнение мне кажется особенно интересным.

Буцума озадаченно покачал головой. Тобираму он, естественно, не спрашивал, да и сам сын никогда не заговаривал о наказании виновных, даже когда Хаширама устраивал концерты со штормами из эмоций.

— Вот как. Я недавно имела удовольствие показать мальчику сёги и немного поговорить о произошедшем, — получив отрицательный ответ, Акико-сама снова уставилась в чай. Буцума нахмурился, недовольный, что сын снова остался наедине с посторонним соклановцем, будто покушение его ничему не научило. И тут же одернул себя — что теперь, и по родному селению с мечом наперевес ходить? К тому же, с Акико-сама он уже беседовал раньше один, и ничего не случилось, ожидаемо, что сын ей доверяет. — Тобирама-кун глубоко убежден, что такого преступления стоило ожидать от чудовищ, убивающих детей, а судить монстров по людским законам нет смысла. Он сказал, что наказания не нужно вообще.

«Чудовища. Для сына мы все чудовища, и Сенджу, и Учихи».

— Что? — поперхнулся воздухом Умезава, да и остальные выглядели не лучше. Нестрогое наказание это одно, но совсем не наказывать? Неужели яд все-таки повлиял на разум в противовес всему, что говорили ирьенины?

— Если повторять дословно, то «клан знает о преступлении, а потому отсутствие наказание развяжет всем руки и даст возможность узнать, сколько человеческого в нас осталось».

Вот теперь тишина была абсолютной. Даже сам Буцума не смотрел на произошедшее с такой стороны. Клан, все взрослые соклановцы знают, что трое старейшин практически убили его сына, чтобы снова разжечь пламя мести и ненависти, и не сказать, что они одобрили их действия. А если быть честным, то большинство требовало изгнания или казни, и Буцума не мог потушить в себе гордость за клан, потому что они не согласны ради цели идти по трупам своих детей. Кто бы что ни говорил про подлость и бессердечность шиноби, есть границы, которые не перейдут даже они.

— Кхм, знаете, Буцума-сама, в этом что-то есть, — прокашлялся старейшина Умезава. А после улыбнулся чуть кривой, полной какой-то злой радости улыбкой. — Пожалуй, я даже соглашусь с таким решением, при условии, конечно, что мест в совете они лишатся. Иначе нас самих ждет наказание от клана.

— Кейташи-сама, Минори-сама и Озему-сама — мудрые люди и опытные шиноби! В отличие от особо щепетильных, — Каору практически выплюнула это слово, — они готовы идти на жертвы во имя интересов клана!

«Во имя интересов клана… Какая удобная отговорка» Буцума едва подавил в себе недостойный порыв озвучить подсознательную мысль, тем более что старейшина не закончила.

— Они имеют полное право…

— Выйдите из здания совета и скажите это нашим людям, — с насмешкой прервал ее Умезава. — Уверен, что наши ирьенины достаточно хороши, чтобы помочь вам пережить реакцию соклановцев.

Буцума только хмыкнул, когда как многие поддержали Умезаву смешками. О да, они все почувствовали, как вокруг здания расхаживают свободные жители селения, ожидая решения. И было нетрудно предсказать, какое именно наказание их на самом деле устроит, и как они отреагируют, если предавшие старейшины останутся в совете.

— Больше возражений нет? Никто не желает высказаться? — для порядка уточнил он. Старейшины попереглядывались, но никто ничего не сказал. — Тогда я поддерживаю это решение. Старейшины Сенджу Кейташи, Сенджу Озэму и Сенджу Минори изгнаны из совета клана без права на возвращение.

Меньше чем через неделю Кейташи-сама оказался у ирьенинов с подозрением на отравление, усугубленное сильной аллергической реакцией. Несвежая рыба. И он бы не придал тому значения, если бы Минори-сама не лежала в соседней палате со сломанной ногой, а Озэму-сама после избытка саке не мерещились бы рогатые демоны, из-за нападений на которых он лежал на футоне связанный как гусеница. Это могло быть чем угодно, но только не совпадением, однако ни каких следов не было, и свидетели как один уверяли в случайности произошедшего. И, положа руку на сердце, глава клана был убежден, что даже если бы кто-то оговорился в показаниях, его поправили бы следователи. Клан дружно ополчился на старых дураков, и только вопрос времени, когда эти трое покинут селение по собственному желанию и что они успеют к тому моменту пережить: лечили их те же ирьенины, что боролись за жизнь Тобирамы.

— Знаешь, Буцума, я не думал, что скажу это, но мне их почти жаль, — качал головой старик Умезава. — Твой сын придумал поистине непредсказуемое в своей жестокости наказание, просто не став его требовать.

А допив чай, уверено заявил:

— Когда-нибудь он станет самым страшным человеком в стране. Как минимум одним из них.

Глядя на Тобираму, спокойно и терпеливо поправляющего ошибки в тренировочном комплексе Итамы, Буцума сильно сомневался в словах Умезавы. Да, его второй сын был умным и немного странным, любил старые свитки сильнее, чем остальные дети спарринги и игры, часто пропадал на самостоятельных тренировках и его заалевшие глаза порой пугали даже самого Буцуму, закаленного в боях с шаринганистыми ублюдками. Но самым страшным человеком в стране? Невозможно.

Из его сыновей Тобирама больше всех похож на него: сдержанный в эмоциях, скрывающий истинные чувства за маской, но готовый стоять за клан до последнего вздоха, даже если его будут просить этого не делать. Тобирама понимает его как никто другой, не только смотрит на отца, но и видит, что он прячет ото всех, вон как с куском ткани поймал. Буцума с того вечера трижды замечал, как старший сын косится на его руки, но игнорировал, пока пораженный вздох не подсказал, что да, увидел наконец. Воспитанием Хаширамы придется заняться вплотную, он же совсем не умеет держать себя в руках!

А младший еще как умеет и что у него на уме, даже Буцума затрудняется сказать, но наблюдая за сыновьями пристальнее обычного, он, наконец, заметил то, что раньше ускользало от его внимания: Тобирама тоже считает, что войну можно прекратить и без тотального уничтожения противника. Но в отличие от старшего отпрыска понимает, что мечты не осуществляются сами по себе и просто настаивать на мире недостаточно, чтобы его достичь. Действия старейшин и отсутствие наказание сыграло маленькому заговорщику на руку: большинство людей стало с большей охотой задумываться о возможном перемирии со старым врагом, и даже Буцума перестал откидывать эту мысль как недопустимую. Потому что не оставлял в покое вопрос: кого он видит, глядя в зеркало? Монстра или все еще человека?

«Идеальный шиноби подобен идеальному клинку».

«Тогда кто твой хозяин, клинок? Кто решает, чьей крови ты напьешься сегодня?»

Он не стал вызывать на откровенный разговор второго сына, пустив ситуацию в клане на самотек. Хотел посмотреть, что в итоге получится, настраиваясь при необходимости прикрыть Тобираму от гнева старейшин. Поменял бы он решение, если бы знал, что это приведет его сюда?

— Буцума-сама, еще семь шиноби появилось, — еле слышно сообщил Мэдока, и не доверять одному из лучших сенсоров причин не было. — Кажется, это Цучигумо, чакра похожа.

Шесть Учих, ослабленных боем, на землях Сенджу, очевидно, спасаются бегством от Цучигумо. Трое взрослых Учиха, от одного вида которых кипит кровь, и трое детей, ровесники его собственных, их смерть сейчас повиснет неподъемным грузом. Человек, убивающий детей — монстр. Но эти дети однажды вырастут и придут за головами его собственных детей.

Что важнее: их жизни или их отношение?

— Буцума-сама, они здесь.

Он и сам видел: преследователи нагнали жертв и Учихи обреченно развернулись, принимая последний бой. Они могут ничего не делать, просто подождать и Цучигумо избавятся от красноглазых демонов самостоятельно, наверняка потеряв несколько бойцов, а потому станут легкой добычей для его патруля. Надо просто подождать, он же шиноби, терпение его второе имя… Так какого биджу его кунай летит на поле боя?!

Сражение было коротким, но запомнилось не схватками, а лицами Учих, сначала отчаявшимися, когда они появились, а потом все более вытягивающимися от изумления. Давние враги просто проигнорировали их присутствие, избрав целью преследователей — есть от чего перепроверить себя на гендзюцу. Ладно, с идиотами из Цучигумо разобрались, они уже никому ничего не доложат, а дальше-то что? Учихи перевели дух и готовы драться до последней капли крови, кроме двоих младших, у тех в глазах только неприкрытый ужас. Копия Таджимы крепче вцепился в кунай, будто ему это поможет. Но никто не нападает — Учихи не знают чего ожидать, а Сенджу не получили приказа.

Можно убить только взрослых, отпустив детей, пусть учишата навсегда запомнят, как опасны Сенджу. Да, это было бы идеальным компромиссом между совестью, заговорившей голосом второго сына, и здравым смыслом шиноби.

— Буцума-сама? — Сенджу Тока, его племянница, единственное, что осталось от нии-сана на этом свете, ждала его решения, готовая вцепиться врагам в глотки во имя мести… Или нет?

Хаширама. Или Тобирама. Или оба — но не это важно, а то, что они как-то своего добились: Тока-чан не рвется в бой с Учихами, даже зная, что они одержат безоговорочную победу. Да и остальной отряд, в общем-то, не нападал и даже не сильно рвался в атаку на ослабших врагов. Куда катится этот мир, к биджу в задницу?

— Проваливайте.

Он смотрит на лицо, на подбородок, на лоб, но не в глаза, зная, что не сможет ответить на немой вопрос в них. Женщина, единственная женщина в отряде, закрывавшая собой детей, поджала губы, не веря, но уже надеясь.

— Вы оглохли? Проваливайте! — раздраженный взмах рукой почти спутали с атакой, но именно что почти: ни слова не говоря, женщина увела за собой сначала детей, а потом и остальные умчались следом. Спины напряжены, головами мотают, явно подозревают не то гендзюцу, не то сумасшествие, причем неизвестно, что лучше, безумцев и их шаринган не предскажет. — Возвращаемся на маршрут.

Закончить патрулирование и домой. Его ждет семья, Акане наверное уже начала готовить ужин, а дети закончили тренировки. Уже к завтрашнему рассвету все селение будет судачить о том, что глава совсем размяк, отпустил Учих-недобитков, хотя могли влегкую избавиться аж от шести угроз за раз. Уже завтра на собрании ему объявят о недоверии и лишат статуса главы клана. Но это будет завтра, и подумает он об этом тоже завтра.

Он подумает об этом завтра, а сейчас ему ничего больше не хотелось, кроме как тихо сидеть на пороге комнаты и смотреть на детей. Его детей. Детей, которых уже сегодня должно было остаться только двое, но в комнате спят все пятеро, и от одной мысли о причинах подобного чуда у него раскалывается голова. Старый враг, изученный за годы сражений от и до, знакомый до последнего шрама, оставленного его рукой. И двух лет не прошло, как они обменяли ближайших родственников, сменив их на постах глав кланов и увеличив кровавый счет между ними. А теперь — такое милосердие. Не узнал? Конечно, с веером на одежде, характерными чертами лица и чакрой, не говоря уже о том, что Рюу похож на него как миниатюрная копия. Тогда почему?

— Все размышляешь? — тихий, нежный голос и любимые руки, да будет проклята война, обагрившая их кровью. — Пойдем, вдруг дети проснутся. На сегодня им хватит потрясений и без твоих ночных бдений.

Он позволил увести себя на кухню и сел рядом с супругой, не думая, а просто наслаждаясь возможностью вот так сидеть рядом, зная, что уже сегодня мог остаться в опустевшем доме один с двумя детьми, которые бы точно осиротели сразу на обоих родителей, пускай бы он еще дышал.

— Ты уверена, что это был Буцума? — он задавал этот вопрос неоднократно, весь отряд трижды проверили на отравление и гендзюцу, но не нашли ничего неожиданного. Ничего, что вызвало бы спутанность сознания или галлюцинации.

— Уверена, — глубокий вдох. Мичие устала отвечать на один и тот же вопрос, но понимала его недоумение и терпеливо отвечала раз за разом. — Он выглядел как Буцума, его чакра ощущалась как чакра Буцумы, его брови были нахмурены, как брови Буцумы и к нему обращались «Буцума-сама». Думаю, мы можем предполагать, что это был Сенджу Буцума.

Но понимание не значило, что ее это не раздражало.

— Я просто не понимаю, — догадка, конечно, была, безумная, как и все события сегодняшнего дня, а старая надежда нежданно подняла голову спустя все эти десятилетия, но он не дал ей ходу. Мужчина закрыл глаза и устало прилег на стол. Никому кроме жены не позволено видеть его таким, а потому он наслаждался возможностью перестать быть главой клана и побыть просто человеком. Растерянным, сбитым с толку, но невозможно счастливым от того, что его семья вернулась домой. — Давай в следующий раз твои родители сами нас навестят? Я готов отправить за ними отряд.

Мичие не была клановой, но родилась в семье потомственных шиноби, осевших в одной из деревень страны Птиц и поколениями успешно защищавших ее от бандитов и других шиноби. Ему повезло познакомиться с ней, когда он остановился на ночлег в ее деревне, возвращаясь с курьерской миссии в стране Жемчуга. Отец, конечно, рассчитывал, что он выберет кого-нибудь из клановых девушек, чтобы не ослаблять главную ветвь, но стоять на пути полюбившего Учихи не рисковал даже глава клана со всем советом, а потому вскоре Сакурадзаки Мичие стала Учихой Мичие. И уже сейчас можно сказать, что клан от этого только выиграл: что первенец Мадара, что второй сын Изуна показывали успехи, более чем достойные наследников. Рюу, Рэйден и Тетсуя тоже подают надежды, а уж после сегодняшних событий дети наверняка возьмутся за тренировки с удвоенной силой.

— Последние месяцы Сенджу стали сражаться не так яростно, многие получают раны, но выживают, — напомнила жена. — И они почти перестали нападать первыми.

— Да, несколько последних встреч совета были целиком о странностях Сенджу, но разгадать их план никак не получается, у нас не хватает данных. Разведчики разводят руками, упоминают только, что клан недавно покинули сразу трое старейшин, но о причинах ничего толком не известно. Предполагают, что они ослабли за прошлый год, что Буцума не справляется с обязанностями главы клана, что они затаились и чего-то ждут — версий слишком много, а понять, что они замыслили, порой не могут и сами Сенджу.

— Некоторые даже высказываются, что это скрытое оскорбление, — Мичи ахнула, прижав руки ко рту. Да, его тоже удивил этот вывод, но он не так нелогичен, как кажется. — Вроде как мы больше не считаемся опасным врагом, а потому они могут нас игнорировать.

— Я бы не назвала это игнорированием, — усмехнулась Мичие. — Буцума был недоволен, зол и на нас, и на себя, только рычал «проваливайте». Будь он котом, шипел бы и бил хвостом.

— Тогда почему он вас отпустил, хотя был так взбешен?

— Не знаю, — супруга устало развела руками и собралась уходить. Ей давно пора спать, после всех сражений и тревог жизненно необходим отдых, но она все равно пришла к нему, зная, что он не может уснуть из-за размышлений. — Но я знаю, что я видела, Джима. Кунай Буцумы не дал убить Рюу и даже если это какой-то коварный план Сенджу, я ему благодарна.

Не сказать, что это упрощало ситуацию.

— Буцума-сама, что вы задумали на самом деле?

Это почти смешно. Они третий час пытаются добиться от него признания: «да, я придумал план, как заманить Учих в ловушку, и действую строго по нему». И никакие его слова, что он об этом и не думал, не помогают. У них и без того много вопросов, которые надо обсудить, количество заказов стало расти последнее время безо всяких видимых причин, скоро некого будет отправлять на миссии, а они зациклились на чертовых Учихах! Биджу, знал бы — лично бы всех шестерых выпотрошил!

— Акико-сама? — почти отчаявшись получить адекватную реакцию, он обратился к единственной не высказавшейся персоне.

— Холодный чай летом идеально сочетается с шинген-моти, вы не находите? — Акико-сама не изменяет себе. Хоть что-то в сходящем с ума мире идет как привычно. — Чем бы ни руководствовался глава клана, позволяя Учихам пройти через наши земли, это принесет свои плоды так же, как и «случайные» действия остальных бойцов.

— О чем это вы? — нахмурился Сора-сама.

— Я говорю про ошибки взрослых, позволившие большинству маленьких противников сбежать с поля боя. Хотя некоторых приходилось пинать в нужном направлении, но это частности, — Акико-сама улыбалась с таким превосходством, будто знала много больше остальных, и это было несколько обескураживающе. Старейшая всегда казалось чуть в стороне от клана, редко прямо вмешивалась в дела, но обладала достаточным авторитетом, чтобы затыкать даже самых горластых спорщиков. Но то, что она говорила… измена? — Никто не хочет выглядеть чудовищем в глазах соклановцев, а потому нередко детям шиноби удается уйти с поля боя или хотя бы остаться в живых. Да и в целом убивать без прямого приказа стали меньше. Конечно, если есть такая возможность.

— Это опасно!

— Предательство!

— Немыслимо!

— Это очень дурные вести, — громко заговорила Каору-сан. — Эти люди должны быть наказаны! Шиноби не ведают жалости! Упущенные противники вырастут и нападут на нас с большей силой! Такая недальновидная тактика опасна для клана!

Согласный ропот, недовольные взгляды в его сторону, потому как он тоже «жалостливый» воин, упустивший не только детей, но и трех взрослых — и когда уже его будут отстранять?

— Да, это опасно, — ропот мгновенно стих. Да чтобы Умезава-сама согласился с Каору-сама? Когда небо успело упасть на землю? — Но пока что это играет на руку клану.

— С чего бы? — поразился Буцума.

— С того что последние месяцы даже простые люди сплетничают о нас, как о шиноби, в лучшую сторону отличающихся от прочих. Сенджу не убивают детей. Сенджу не пускают детей на поле боя. Сенджу добрее и благороднее других шиноби. Неважно, насколько это правдиво, — возвысил голос Умезава, перекрывая ошарашенные возгласы. — Важно то, что люди в это верят и идут к нам. Вы все уже ощутили приток заказов, все чаще люди обращаются к нам и скоро придется отказываться от некоторых предложений, потому как у нас не хватит людей.

— И что нам с этим делать? — подал голос Сора-сама. Озадаченные переглядывания демонстрировали, что ответа не знает никто.

«Вариант «поддерживать новую репутацию в дальнейшем» даже не рассматривается. Одно слово — шиноби».

— Если долго сидеть на берегу реки, то можно дождаться, когда по ней проплывет труп врага, — с легкой улыбкой прервала затянувшееся молчание Акико-сама.

— Вы предлагаете ничего не делать? — возмутилась Каору-сама.

— И позволить каждому бойцу решать за себя, — с нажимом заговорил Умезава. — Мы не станем приказывать убивать детей, не станем это запрещать, но и не будем наказывать за милосердие.

— Будущее покажет, к чему это приведет. Возможно, к войне на истребление, — согласился Сора-сама. — А может быть к снижению потерь в будущем. Союз Ино-Шика-Чоу уже обратил внимание на происходящее, а Нара, вынужден признать, лучшие аналитики среди шиноби. И их внимание это скорее интерес, чем опаска. Мы не кровожадные демоны, как о нас нередко отзываются даже другие шиноби из-за этой проклятой войны, и доказываем это делом, а не словами. Чуть более светлая репутация лишней не будет, главное периодически напоминать, что мы сильнейший клан страны огня.

Уже позже, сидя за чашкой чая со старым товарищем отца, Буцума рассказал об опасениях по поводу этого собрания:

— И ты всерьез думал, что тебя сместят с позиции главы клана? — старик Умезава смотрел на него так, словно большей чуши в жизни не слышал. А после расхохотался. — Ками, Буцума, ты же не наивный юнец! В клане нет шиноби сильнее тебя, а право вести клан всегда у сильнейшего, даже если родство с главной ветвью очень отдаленное. А у тебя ближе не бывает! Ты же не пытаешься поломать всем хребты о колено, приказывая сложить оружие и закопаться в землю, забыв о боях и сражениях!

— Чего?! — поперхнулся Буцума. Даже подумать о таком было странно, не то что услышать или воплотить в жизнь. — Я что, рехнулся, по-вашему? Я не собираюсь предавать предков!

— Я знаю. Но время идет и все меняется. Мы либо поспеем за этими изменениями, либо нас унесет потоком истории.

— Я не понимаю, — сдался Буцума, устало опустив плечи. Он, правда, перестал понимать происходящее. Он фактически предал клан, отпустив их кровного врага, и не одного, а шестерых, причем наследников Таджимы, и все что получил — «посмотрим, что будет дальше»?!

— Я заметил, — насмешливо фыркнул старейшина. — Не сказать, что я сразу понял, что происходит, скорее, стал прозревать после той зимней истории, — история? Еще бы несчастным случаем назвал! Его девятилетний сын сед как старик и красноглаз как Учиха! — Я наконец-то открыл глаза на то, что творится вокруг, то, что не замечал, занимаясь, как мне казалось, более важными делами. Клан, клановая политика, отношение бойцов к старым врагам — все это меняется, но исключительно мелкими шагами, поэтому-то последствия стали заметны только сейчас. О мире говорить рано, но люди стали больше смотреть в будущее, чем оглядываться в прошлое. Больше думать о счастье детей, чем о мести за стариков. И либо мы пойдем в том же направлении, либо однажды придется изгнать из клана всех остальных, кроме нескольких особо упертых мстителей.

— И что нам с этим делать? — ошарашенно спросил Буцума, холодея и понимая, с чего, вернее, с кого все началось. И тут же клятвенно пообещал. — Я его выпорю.

— Кого? — опешил уже Умезава.

— Хашираму! Это все его крики о мире без войн! Наглый, нахальный мальчишка, совершенно не думающий об уважении предков…

— Которые предпочли бы видеть потомков живыми и процветающими, а не уничтоженными, — прервал его яростную речь старейшина. — Я понимаю тебя, Буцума, и я прекрасно представляю реакцию Арэты на происходящее, но твой отец уже в Чистом мире и если этому упрямому барану что-то не нравится, он может подождать меня и высказаться лично. Но нам надо думать о будущем. Наследник уже показывал сводные таблицы с численностью клана в каждом десятилетии, ты не можешь не признавать, что, продолжая воевать, мы теряем все больше людей. И большинство — в очень юном возрасте, во время первых боев не на жизнь, а на смерть. Так не может больше продолжаться.

— Мы все еще можем победить!

— Можем, Буцума, никто не говорит, что не можем. Но какой ценой? — старик потер костяшками лоб, и внезапно стало очевидно, как много ему лет. Как много он пережил и как много потерял. И что он от всего этого безумно устал. — Мы будем вымотаны, обескровлены и возможно потеряем лучших воинов в этой бойне. И что с нами станет тогда? Нас разорвут другие кланы, и мы все, и Сенджу, и Учиха останемся лишь воспоминанием. Я этого не хочу и пока буду жив — не допущу. И если клан примет решение продолжать войну… я вернусь на поле боя, чтобы там остаться.

Разбитый услышанным, но не позволяющий и толике эмоций просочиться в мир вовне, Буцума вернулся домой и еще на пороге услышал крики и смех из комнаты детей. Недолго думая, он подкрался и заглянул внутрь, наслаждаясь детским восторгом и любовью к жизни, пока это возможно. Кавараме уже семь, он уже участвует в патрулировании на зависть младшему Итаме, но благодаря закону о защите детей как полноценного бойца его пока не рассматривали, просто прикрепляли к той или иной команде. Именно увеличенный состав патруля позволил им без потерь отбиться от отряда Инузук с их бешеными псами, а сын отделался рваным крестообразным шрамом на щеке и налег на тренировки с удвоенной силой.

— Так нечестно! — вопил Хаширама, снова уносясь в водовороте эмоций. Вот и что делать с упорным нежеланием наследника держать себя в руках? И он еще не забыл желание выпороть старшего сына, что занес заразу примирения в клан. — Почему ты снова победил?!

— Потому что Хаши-нии вообще не думает о стратегии, — рассмеялся Каварама, прижимаясь к Тобираме, очевидно, снова обставившем брата в сёги. Ну с такой-то наставницей неудивительно. — Ты же ходишь почти наугад!

— Неправда! — еще более патетичный вопль из угла комнаты. Так к ним сбежится все селение.

— Аники не ходит наугад, — спокойно согласился Тора, готовясь к новой партии — его старший отпрыск не умел сдаваться или принимать поражение. — Хаширама тактик и действует согласно сложившейся на доске ситуации, спасая ее в «здесь-и-сейчас», не просчитывая шаги до конца партии.

— О, это лучший комплимент, что я услышал от тебя за всю жизнь! — солнечная улыбка и счастливые объятия. Он слишком легко бросается в крайности.

— Это не отменяет того, что тебе нужно развивать стратегическое мышление, — тут же припечатал красноглазый ворчун. — Ты же наследник, будущий глава!

— А я не понял, почему Торью-нии выиграл, если Хаши-нии реагировал на каждую угрозу, — растеряно похлопал глазами Итама. Младшенький вообще что-то понимает в сёги?

— Как обычно, — фыркнул Тобирама. — Сконцентрировавшись на деталях и локальных неприятностях, аники упустил из вида общую картину, чего делать категорически нельзя. Умение адаптироваться к любым изменениям, терпение и настойчивость — вот и весь рецепт победы.

Тобирама слегка улыбался уголком губ, пока объяснял братьям, Буцума же замер, пораженный осознанием открывшейся картины.

«Вода принимает любую форму, куда ее не нальешь, но при этом реку нельзя сбить с курса, она либо раскалывает, либо огибает любое препятствие, продолжая течь в одном лишь ей нужном направлении».

Не Хаширама. Хаши слишком прямой и чистосердечный, честный и открытый, он говорил о мечтах вслух, громко, чтобы все знали. И на фоне шумного Хаширамы никто не заметит его тихого и сдержанного брата, который двумя-тремя фразами оборачивает твои мысли и убеждения против тебя же. Умный, поразительно умный ребенок, с ненормально развитым мозгом и дисбалансом чакры в сторону Инь, маленькими шажками умудрялся менять людей вокруг, пользуясь братом как щитом. Пока Хаширама ошарашивает и налетает ураганом, заставляя поднимать защиту, Тобирама изучает ее на бреши, находит и бьет точно туда, чтобы позволить старшему брату проникнуть в самое сердце и посеять там семена надежды.

Как они целенаправленно поступили с Токой. Как они невольно проделали это с ним самим полгода назад. Как они умудрились поступить со всем кланом, когда Торью предложил не наказывать отравивших его старейшин и тем самым сплотил клан против них и их методов, разом и окоротив особо зверствовавших на поле боя, и создав почву для идей Хаширамы. Вода веками стачивает камни, придавая им гладкую приятную форму. И сын его — что та вода — обтачивает клан, избавляя от особо острых углом, смягчая, но не меняя сути.

«Так ли это плохо?»

Тобирама рассмеялся, глядя, как Хаширама приплясывает рядом со столом и требует реванша, но Буцуму не оставляло подозрение, что смеялся сын не только и не столько над этим. Маленький интриган.

Старый интриган. Ну, не такой уж и старый, Буцума даже младше его самого, но биджу его задери, что он задумал?! Новая выходка Сенджу лишила покоя весь клан, люди обсуждали, спорили, ругались и строили теории от несбыточной надежды до вселенского заговора. Собрание старейшин продолжалось уже несколько часов, но и они никак не могли прийти к единому мнению по поводу интриг Сенджу. Чего добиваются вроде бы хорошо изученные враги, понять не получалось, хотя предположений было много, начиная от усыпления бдительности с последующим нападением и заканчивая списком тех, кто мог бы наложить на вечных противников гендзюцу. Гендзюцу, которое не заметят Учихи? Смешно, да и Сенджу не такие идиоты. Нет, это точно их план, понять бы, в чем его смысл.

— Возможно, мы ищем черную кошку в комнате, где ее нет, — неожиданно сказал Учиха Фумайо. Он не был сильным шиноби в привычном понимании, но его дьявольский и изобретательный ум давал фору многим куда более сильным противникам. А потому к его словам стоило бы прислушаться.

— Хотите сказать, что Сенджу просто так взбрело в голову перестать нас убивать при первой удобной возможности? — гаркнул Учиха Керо, один из самых подозрительных людей, которых Таджима вообще когда-либо встречал. Старик перепроверял на яды собственноручно заваренный чай, что уж говорить о подозрительном поведении лесного клана.

— Я не говорил, что черной кошки вовсе не существует, — спокойно парировал Фумайо-сама. — Да, Сенджу поумерили кровожадность, но они сделали это не только по отношению к нам. Значит, это имеет лишь косвенное отношение к нашей войне.

— И чего, по-вашему, они добиваются? — спросил Таджима, когда пауза затянулась.

— Чего они добиваются, я не скажу, я не Сенджу в конце концов. Но могу сказать, чего они уже добились. Они улучшают репутацию среди заказчиков. Она и раньше была достаточно высокой, но теперь к Сенджу идут не только из-за их силы, но и потому что считают их «чище» прочих шиноби. Добрее и благороднее, даже самураи перестали плеваться в их сторону, а вы все знаете мнение этих высокомерных идиотов о ремесле шиноби.

А вот этот момент они упустили. Репутация клана Учиха была по-настоящему пугающей: сильные, умные, опасные, ночные тени с пылающими алыми глазами, их не на пустом месте называли «демонами». Но, как и во всем, в такой репутации был немалый минус, что заказчики тоже их боялись, а потому нанимали с меньшей охотой, чем проклятых Сенджу. Сенджу, которые теперь на их фоне и вовсе засияют белоснежными одеяниями. Неважно, сколько крови на их руках, людская вера удивительно инертна. Люди будут продолжать заблуждаться и идти к лесовикам. И нести им деньги, деньги, которых иной раз так не хватает клану красноглазых, что приходится браться за любую возможность заработать.

— Тогда надо поломать им планы, — заявил Учиха Тоширо, уже предвкушая. Да, если где-то что-то надо разрушить, Тоширо-сама всегда готов поучаствовать и не поверишь, что это мудрый старейшина, а не десятилетний сорванец.

— Поломать планы мы всегда успеем, — чуть помедлив, заговорила Мегуми-сама, Учиха только наполовину. Может поэтому она самая миролюбивая куноичи клана, если такое слово вообще применимо к шиноби. — Однако мне не нравится, что все мы уверенно отбрасываем возможность, что Сенджу действительно устали от войны и не желают начинать новый виток кровопролития.

— Они не могут!

— Это же Сенджу!

— Забыли, скольких наших соклановцев они перебили?! — раздались возмущенные возгласы, Таджиме пришлось прикрикнуть на них, чтобы угомонить балаган. На себя он тоже мысленно прикрикнул, снова затаптывая биджеву надежду, что ему не придется хоронить сыновей.

— Мы тоже истребили немало Сенджу, — спокойно ответила Мегуми-сама, будто не слышала выкриков соклановцев или они ее не волновали. — Если это план Сенджу, пусть и по улучшению репутации, мы им воспользуемся, просто повторив их действия. Мы будем готовы отреагировать в случае угрозы. Но если мы ошибаемся, то ломая их планы, потеряем шанс на перемирие, и нам снова придется хоронить детей и внуков. Возможно, вам все равно, — еще одна волна возмущенных криков, но теперь Мегуми-сама не стала ее пережидать. — Но я напомню, что мы свое уже отвоевали! А потому вопрос лишь в том, настолько ли сильна наша ненависть, чтобы лишать остальной клан шанса на будущее.

Учиха Мегуми потеряла в битвах с Сенджу сначала родителей и старшего брата, а после троих детей. У старейшины остались лишь невестка и двое внуков, которые как раз скоро вольются в ряды воинов селения. Ничего удивительного, что она с таким облегчением встретила новости об изменениях в политике Сенджу: новая модель поведения дарит ей надежду, что ее внуки переживут встречу с заклятыми врагами. И она перегрызет глотку любому, кто будет ставить палки в колеса.

Если это обманный маневр, чтобы застать их клан врасплох, он лично убьет и Буцуму, и всех его потомков, неважно, сколь юны они будут.

Итак, свиток заполнен. Торью слегка подул на него, чтобы тушь высохла быстрее, и отложил в сторону, где Рей-сан перечитала написанное. Они устроились на одной из лесных полянок в окружении любопытных кодам — духов деревьев, чьи голоса он слышал раньше в шелесте листвы. Кодама были довольно добрыми духами для тех, кто относился к лесу с уважением, пусть шиноби и делали это только чтобы не оставлять лишних следов.

— Хорошо, с этим разобрались, — проверив, точно ли он расписал правильный порядок празднования О-бона, Рей-сан сложила свиток и передала одному из лесных духов. — Тебе пора возвращаться домой. Завтра получишь состаренный свиток и вроде как случайно найдешь его в библиотеке. Проследишь, чтобы твой неугомонный братец им заинтересовался?

— Конечно, Рей-сан.

Даже заговаривать о содержимом в итоге не пришлось, оказалось, достаточно устроиться читать в углу их комнаты, чтобы заинтересовать Кавараму, начать объяснять, чтобы подбежал Итама, а где все — там и Хаширама, иначе он начнет скулить, что его бросили. Клан обычно праздновал день мертвых одним днем, поминая ушедших и обхаживая имеющиеся могилы. Кто ж из ныне живущих людей знал, что О-бон должен проводиться иначе?

— Он идет три дня? — да, он тоже был удивлен.

— О, фонари, мы же повесим фонари? Я сам их зажгу, ладно? — Хаширама мгновенно загорелся идеей провести праздник по всем канонам.

— Аники, эти фонари должен зажигать старший в роду, то есть отец.

— А костер кто? И мы же не можем развести костер прямо на земле? А еще алтарь, дома нет алтаря, я точно знаю, недавно в кладовке был.

— Итама, что ты там искал?

— Ну…

— Не важно, Торью! Важно то, что алтарь можно заказать у Косаки-сана!

— Еще нужна любимая еда умерших. Я помню, что Аки и Ютака любили данго и якинику, но что поставить дяде? Может отца спросить? — Каварама уже прикидывал, что надо будет приготовить для ушедших.

— Лучше Току!

— Стоит ли ей напоминать? — засомневался Хаширама.

— Конечно, это же ее отец и братья, она тоже захочет участвовать! — тут же возразил Итама, Тора же умолчал, что кузина сдерет с них шкуры и будет совершенно права, если они не расскажут ей, как правильно поминать ушедших. Не говоря уже о взбучке, которую оммёдзи получит от дяди.

— Нужны будут еще плавучие фонари, — Тора почесал в затылке. Он как-то не подумал, что даже энтузиазма брата может не хватить на то, чтобы сподвигнуть весь клан сходить к реке и спустить по ней плавучие фонарики. И что ему делать?

— Решим на третий день — ответила на его немой вопрос Рей-сан.

— А где будем их спускать?

— А зачем нужен огурец?

— Еще и баклажан… Я не люблю баклажаны! — заскулил Итама, большой нелюбитель овощей в принципе, но нелюбовь к баклажанам была на каком-то совершенно ином уровне.

— Вот, здесь написано, что огурец с приделанными ногами символизирует быстроногого коня, который привезет души усопших в мир живых, а баклажан — это бык, на котором они вернутся обратно, — Каварама развернул свиток так, чтобы и Хаши с Итамой могли прочесть написанное.

— А если сделать только коня, они останутся с нами?

После вопроса Итамы повисло неловкое молчание. Очевидно, младший из братьев всерьез в это поверил, в отличие от того же Хаши, который растеряно смотрел на Тору в поисках помощи.

— Останутся, — вообще-то нет, он как оммёдзи обязан будет сопроводить их на изнанку. — Но им хорошо в Чистом мире, лучше, чем здесь. Зачем мешать им вернуться туда?

— Точно-точно хорошо? Они по нам не скучают?

— Скучают, конечно. Но мертвым не место среди живых, им тут будет тоскливо и одиноко, ведь мы их не увидим и не услышим, а там они с другими душами.

— Тогда ладно, — с тяжелым вздохом согласился Итама. — Но я не буду есть баклажан, хорошо?

Тора немного опасался, что взрослые откажутся праздновать О-бон по непривычным традициям, но старший брат проявил неожиданную мудрость и хитрость, сначала рассказав о праздновании и воодушевив толпу ровесников, и у взрослых почти не осталось выбора. Нет, конечно, они все еще могли запретить, но веской причины не было, никто же не собирался отменить тренировки и миссии, а потому глава клана на следующем собрании объявил о трехдневном праздновании. По словам Рей-сан, старейшины уже устали удивляться чему-либо, а потому старый незнакомый свиток, так внезапно и вовремя найденный в клановой библиотеке, просматривали не слишком придирчиво, предпочитая не баламутить воду по столь несерьезному поводу.

Для них несерьезному.

— Рей-сан, все точно получится?

— Конечно. Тора, от тебя лично во время О-бон зависит не так уж много, главное, чтобы остальные расставили необходимые атрибуты с полным осознанием, что они сделали и зачем. Теперь это знают даже дети, так что твоя часть работы почти выполнена.

— Почти? Что я должен буду сделать?

— Подбросить в костер мон клана, окропленный твоей кровью, чтобы духам было проще найти дорогу в первый раз. А потом проследить, чтобы все покинули мир живых. Как видишь, ничего сложного.

Сложности были с иной стороны. Души Сенджу, еще не ушедшие на перерождение, особенно те, кто ушел не так давно и имел живых близких, устроили суматоху в Чистом мире. Аякаси и ёкаи, наблюдая за безумной свистопляской уже мертвых Сенджу, приноровились ухудшать любую ненормальную ситуацию, доводя все до абсурда. Вот зачем душам тащить что-либо из Чистого мира живым? Рей не понимала человеческой логики, которая, кажется, становилась еще страннее со смертью. Мудзики явно наслаждался происходящим — в кои-то веки люди вспомнят правильные традиции! — а вот Некора шипела и следила за порядком, хотя ее никто об этом не просил, и уж тем более не было сумасшедших рискнуть ей приказывать. Как сказал Инари, чем бы кошка ни тешилась, лишь бы когтями не полосовала.

С долгой ночи Рей постоянно крутилась возле ребенка в обличии тигра, пользуясь доступной ей свободой передвижений, но во время его тренировок с Коно или Карасумару она позволяла себе отойти дальше, чем в пределах прямой видимости, изучая обитателей леса. В основном вокруг были духи деревьев кодама, но была и парочка древних юрэй, не Сенджу — сятихоко вообще еще ни разу не встречала призрака шиноби. Это казалось парадоксальным, у них-то и смерть насильственная и дела есть неоконченные вроде мести или невыполненного задания, все условия, но нет, не существует юрэй-шиноби. Возможно, человеческая чакра как-то препятствовала превращению в призрака. Что важнее, в чаще леса было несколько дзюбокко и Рей пришлось повозиться, избавляясь от них, мало ли, нападут еще на юного оммёдзи или его родичей. Старший из братьев бывает непозволительно рассеянным и мечтательным, задумается над чем-нибудь — и сожрут его деревья, в тени которых так приятно отдыхать. Тем не менее, осмотр территории показал, что лес условно безопасен, но ровно до момента как там появляются люди.

Даже без потомков Индры у клана Сенджу хватало забот, с одной стороны были некие Хагоромо — интересно, связаны ли они с идиотом-Хагоромо? — те еще занозы, с ними мир кажется куда более недостижимым, чем с Учихами. Красноглазые шиноби хотя бы не используют слабых членов клана в качестве ходячих бомб. Она даже не сразу поняла, что имел в виду Тора, когда просвещал про особенности Хагоромо. Культ силы это нормально, ёкаям подобная логика понятна и близка, но это не означало дурного отношения к слабым родичам — это же родня, одна кровь. Тобирама тоже пока что слабый детеныш, но даже если он таким и останется, и она, и ее семья, когда познакомится с оммёдзи, будут его защищать по праву родства. А потому клан Хагоромо оказался в мысленном списке тех кланов, с которыми разговор будет на языке силы, по крайней мере, пока они не изменят отношения внутри клана.

В тот же список к изумлению Торы были отправлены Хьюги, третий по силе клан, за их бессердечную политику клеймения побочной ветви клана. Защита уникальных органов зрения это одно, но пыточный агрегат?! Вне понимания ёкая. В тот же список ушел и клан Фуума — за любовь к зверскому расчленению противников, причем так, чтобы жертва жила до самого финала резни. Если бы они так информацию пытались получить, изучали какие-то особенности противника или еще какая понятная и логичная причина, сятихоко бы смолчала. Но просто из-за садистического склада личности, кровожадности и жестокости? Нет. И клан Тенсо — за беспощадную выбраковку собственного потомства в ежегодных поединках на смерть.

У Сенджу тоже были соревнования среди детей, но никогда на смерть, несколько несерьезных травм не в счет. Просто празднование Сити-Го-Сан на воинский манер: семилетние дети сражаются друг с другом, показывая свои пока еще невеликие навыки и потенциал как шиноби. Тобирама незадолго до их встречи выиграл такой турнир, как и его старший брат на пару лет раньше, а потому Каварама, третий сын, с начала лета на полигоне чуть ли не ночует, чтобы не дай ками не ударить в грязь лицом. Тобираме пришлось присматривать за его тренировками, чтобы тот не переусердствовал и не попал к ирьенинам. А Рей тем временем приглядывалась к новой семье, пытаясь понять, какие именно люди так важны для маленького оммёдзи, потому как, раз он родич и ей, и им, значит ёкаю они тоже не чужие.

— Мам, я побегу тренироваться, мне Хаши-нии обещал показать новый прием!

Итама, самый младший из детей, горный ручей, звонкий, сияющий, похожий этим на Хашираму. За него Тора боится больше чем за остальных, потому как младший, потому как еще невинный, с чистыми от крови руками и еще совсем детским взглядом на мир. Нет, он, конечно, знает что такое смерть, учится сражаться и убивать, но в его маленьком личном мире все спокойно. Родители и старшие братья живы и здоровы, ему самому ни разу не приходилось сражаться насмерть, и ему остался еще целый год тихого счастья непонимания. Непонимания, почему после миссий его старший брат запирается в комнате почти на весь день, почему его отец превращается в каменного истукана или почему его мать ежедневно возносит молитвы богам. Рей знает: ее не услышат. Боги ведь совсем как люди, не хотят слышать неприглядную правду: наказав Хагоромо, они обрекли на страдания и смерть тысячи неповинных людей.

— Торью-нии, я могу еще тренироваться, я уверен.

— А я уверен, что тебе нужен отдых. Вечером еще позанимаешься.

Каварама, немногословный и тихий, настоящий омут, нырнув в который рискуешь не вынырнуть никогда. Есть в ребенке что-то скрытое, опасное и безжалостное. Карасумару тоже это чувствовал, говорил, что тому, кто причинит вред его близким, лучше будет самому закопаться — милосерднее. Но предан семье беззаветно, любит родных такими как есть и, что ценила Рей превыше прочего, всегда слушался Тобираму, даже если был не согласен, даже если спорил до хрипоты — все равно следовал за вторым старшим братом. Хаширама такого авторитета у младших не имел и иногда закатывал по этому поводу драматические представления, уныло сгорбившись в углу комнаты, пока остальные его утешали. Или пинали, но это скорее Тора, чем младшие.

Старший из братьев был шумным, искрящимся и очень живым, он легко переключался между эмоциями, позволяя им течь, словно весенним ручьям, недолго и бурно. Казалось бы парнишка легкомысленный, беспечный, но Рей было очевидно, что перед ней расстилается настоящее море: на поверхности рябь от любого ветра, а в глубине вод сильное и ровное течение, неизменное и непрерывное. Тора тоже видел семейную стойкость характера в старшем брате, а потому уважал того не меньше чем отца, просто никогда не показывал. Нередко одаривал пинками и тычками, когда того заносило, но с той же частотой вставал между старшим братом и отцом, не давая последнему проявлять нрав и ломать сына в подходящую для шиноби форму.

Буцума Сенджу был странным человеком. Он любил своих детей, но никогда не показывал этого. Он мог дойти до крайней степени бешенства, но чем сильнее он злился, тем менее выраженным был его гнев. Если бы не наблюдательность Торы, Рей и сама бы ненадолго обманулась равнодушным выражением лица и суровыми словами, но сын судил отца по поступкам, которые нередко демонстрировали совсем не то, что он говорил. При первом знакомстве сятихоко опешила от его слов, сказанных сыну так, словно тот был виноват в отравлении, но слова Тору не задели.

Отец мог говорить сколь угодно жестким тоном, но именно он сидел возле ребенка ночью, когда остальная семья забывалась беспокойным сном, при том, что главе клана отдых был нужен больше чем им. Мужчина не хотел, чтобы сын очнулся после тяжелой болезни в одиночестве. Отец Торы учил детей, что шиноби не плачут, что они приходят в этот мир сражаться и умирать в бою, и это высшая воинская доблесть, но при том хранил в рукаве обрывок хаори старшего брата, а под татами в комнате — заколку матери и курительную трубку отца. Мужчина ненавидит всех Учих поголовно, но пару месяцев назад отпустил аж шестерых шиноби вражеского клана. Буцума Сенджу был очень странным человеком, Рей не удавалось понять, что и как работает в его голове, но Тора любил отца, и этого сятихоко было достаточно.

Зато было понятно, от кого Тобирама унаследовал талант прятать эмоции и чувства за маской равнодушия, Карасумару почти отчаялся добиться от мальчика реакции на смешные рожицы и шутки, когда рядом были другие люди. Равнодушное лицо, почти идеальное игнорирование, хотя иной раз ребенок не мог удержаться от смешка, пусть и приходилось потом оправдываться, что вспомнил что-то. Хотя особенно весело ей стало, когда на вопрос, не раздражают ли Тору ужимки тенгу, мальчик ответил, что это хорошая тренировка для его выдержки. Карасумару тогда трое суток дулся где-то в лесу, не выходя на зов, и явился только для тренировки. Прощения у него так и не попросили и ёкай утроил усилия по доведению ребенка, ей даже пришлось одернуть ворона пару раз, когда тенгу изображал, что укусит кого-нибудь или покалечит. На такое Тобирама, конечно, среагировал бы, но терять доверие ребенка из-за глупой шутки? Никогда.

— Мама, тебе нужна помощь?

Акане Сенджу, Белая Волчица, чьи светлые волосы и карминовые глаза изначально унаследовал сын, выглядела как никогда домашней в кимоно со следами готовки. Забавно, но кухня в доме всегда была полем боя: либо устной битвы между отцом и старшим сыном, либо физической схватки шиноби с ингредиентами. Учитывая, что в одном случае из трех побеждали вторые, и еда становилась малосъедобной, сятихоко перестала удивляться, почему ее оммёдзи такой тощий. Тора редко помогал матери из-за частой занятости, обычно на кухне крутились младшие братья, старший и вовсе был занят по макушку то миссиями, то тренировками. Куноичи же была немного свободнее, пусть и была женой главы клана, и вернувшимся в строй воином, но Сенджу в принципе нечасто отправляли на задания женщин. Традиции, да и новых шиноби надо кому-то плодить. Это при том, что по силе Акане была в первой пятерке клана! Рей этого категорически не понимала, но людская логика любого духа в тупик поставит.

— Как тренировки с Мамору-сенсеем?

— Когда-нибудь я смогу нанести ему нормальный удар, но, к сожалению, не сегодня, — чуть улыбнулся Тобирама, когда мать утешительно взъерошила ему волосы.

— Обязательно, Торью, но сейчас тебе надо накрошить овощи, а не учителя. Так что прекрати держать нож как кунай.

— Но ты держишь так же.

Акане любила своих детей, и сятихоко не раз задавалась вопросом, как ей хватает духу отправлять их на миссии с улыбкой и обещанием чего-нибудь вкусного по возвращении. Женщина ни разу не показала сыновьям, как она за них волнуется, что молится за них ночами, что сон ее становится тревожным, а движения чуть напряженными всякий раз, как Хаширама уходит на миссии, а Тобирама и Каварама — на патрулирование. Она никогда не заговаривала об этом с мужем, хотя с ума сходили они оба — Рей наблюдала за ними, когда могла, и была абсолютно уверена, что не будь они хорошими шиноби — почти каменные истуканы, не способные на эмоции и чувства — полезли бы на стенку от волнения. И все равно продолжают идиотские разборки, не принесшие ничего кроме крови и жертв! Люди кажутся безнадежными.

Они безнадежны! Тобирама со странной смесью отчаяния и смирения наблюдал за очередным спором между Хаширамой и Токой. Он понял бы многое: споры об Учихах, войне и мести до сих пор эхом звучали у него в голове каждый раз, когда он слышал этих двоих одновременно. Но спорить о цвете фонариков? Нет, это было выше его понимания, как и то, почему аники непременно хотел сделать их оранжевыми, а Тока черными.

— В свитке не указано, какого они должны быть цвета, — вмешался он прежде, чем спор перерос в ссору. — А раз мы не знаем, логичнее сделать их разных цветов, чтобы хоть один, но выполнил свое предназначение.

Просиявший брат и одобрительно-победная ухмылка кузины ознаменовали окончание разборок. Иногда он не мог понять, спорят ли они всерьез или просто ждут момента, когда у него кончится терпение, и он вмешается и найдет компромисс.

— Они просто скучают по тебе, — пожал плечами на его раздраженную отповедь Карасумару-сан. — Сам посуди, ты ежедневно тренируешься раза в два больше чем они, проводишь время то со своим сенсеем, то со мной, то с Рей, то с каппой. Потом ты постоянно сидишь в вашей библиотеке, тоже часами. Единственный человек, общения с которым ты ищешь сам — та старушенция из нормальных Сенджу, и то, вы можете весь вечер за сёги просидеть, обменявшись лишь приветствием и прощанием. А вечером ты обычно настолько уставший, что они стараются особо к тебе не лезть. Такими темпами люди вообще разуверятся в твоем существовании и назначат на должность кланового приведения.

С этой стороны он на ситуацию не смотрел. Но что можно было с этим сделать, представлялось плохо: тренировки важны, особенно те, которые видит клан, потому как он не имеет права позорить отца. Но и забрасывать исследования не хотелось, слишком интересным оказалось даже не изучать конкретные дзюцу, а искать логику их создания. Какие печати используются, в каком порядке и главное почему именно так? А уж выведение закономерностей, каких-то общих законов, которые, если вывести правильно, можно будет использовать и самому создавать дзюцу — от одних только мыслей дух захватывало. А сёги… Наверное, он мог бы ими пожертвовать, если бы не одно весомое «но»: Акико-сама старейшина. У нее есть влияние на весь клан, которое не скоро будет у него, а потому донести до нее идеи и методы воздействия, пусть и таким сложным путем, было важнее в перспективе.

— Семью тоже забывать не надо, — старый каппа, попенявший ему на невнимательность, оказался хорошим слушателем, и если бы не редкие, но выразительные взгляды на его шею, он бы и забыл, что перед ним не мудрый дядюшка, а людоед. Впрочем, не исключено, что ёкай напоминал ему специально.

— Но я же не могу разорваться, — устало парировал Тора. Эмоциональный всплеск прошел, оставив его опустошенным с начавшей болеть головой и опустившимися руками.

— Не можешь, — согласился каппа. — Если позволишь, то пока ты отдыхаешь, я бы хотел рассказать тебе одну историю…

Когда-то давно, люди уж и не помнят те времена, жил один умный человек. Действительно умный, особенный и гениальный, как сказали бы люди. И была у того человека мечта, заветное желание, ради которого он трудился, не покладая рук, забывая иной раз про сон и еду. И в один чудесный день его мечта наконец-то осуществилась. Попутно сломав несколько других жизней, но того человека это не интересовало. Хотелось бы сказать, что он был ослеплен осуществившейся мечтой, но его изначально не слишком беспокоила цена. Умный — не значит мудрый. И осознание истинной стоимости желаемого заняло у него на порядок больше времени, нежели его достижение: если на осуществление мечты он положил одну свою жизнь, то ее ценой стали тысячи и тысячи жизней людей, не повинных в его делах.

— Почему вы мне это рассказываете, Коно-сан? — когда каппа замолчал и не стал продолжать, Тора наконец спросил.

— Потому что мне не хочется, чтобы ты заплатил за мечту слишком высокую цену, как это сделал твой далекий предок, небезызвестный Хагоромо, — и явно для того, чтобы он не подумал о ёкае слишком хорошо, тут же добавил. — Ибо это расстроит О-Рей-химе и она затопит эту местность, превратив в край болот и туманов, а я предпочитаю чистую реку и солнечную нежаркую погоду.

Помолчав немного, ёкай подытожил:

— Не плати за силу временем, которое можно подарить семье. Сильным ты станешь в любом случае, а вот упущенное время не вернется никогда. Даже ками не могут обратить реку времени вспять.

— Но я должен стать сильнее, чтобы защитить их, — не то чтобы он не понимал каппу, он понимал даже слишком хорошо, но не мог отступить. Не тогда, когда Кавараме снятся кошмары, а Хаширама по ночам сидит возле их футонов, потому что ему опять приснились их похороны. Он защитит братьев, неважно какой ценой, иначе зачем ему мир? Мир нужен лишь, чтобы они жили в безопасности.

— Упрямый головастик, — проворчал старик. — Ладно, давай подойдем к вопросу с точки зрения так любимой тобой логики. Сколько времени займет получение достаточной силы, чтобы защитить твоих братьев? Год, десять, двадцать?

Когда Тора не ответил, Коно-сан продолжил:

— Допустим, это заняло немного времени, лет пять, например. Что тебе даст эта сила? Ты будешь ходить за каждым из них, защищая от любого ветерка? И как ты это сделаешь, братьев трое, а ты один? Ты же не можешь разорваться.

Ехидный комментарий, его собственные слова, хлестнул довольно болезненно. А вредный ёкай не унимался:

— И даже если разорвешься, кто позволит тебе их нянчить в таком-то возрасте? Двое из них уже сами по себе бегают, задания выполняют, по реке О-Рей-химе нередко пробегают в компании других людей. Взрослых людей, для которых твои братья полноценные бойцы и должны быть поддержкой и помощью в той же степени, что и они — им.

Кулаки сжались сами собой. И оспорить слова старого демона было нечем. А тот решил его совсем добить:

— Но это был идеальный вариант, — чуть печальная недоулыбка, и он уже знает, что скажет учитель следующим. — Вариант, в котором твои братья выживут. Ты знаешь, что мир вокруг безжалостен, враги твоего клана жестоки и даже слабые, они все еще сильнее детей. Ты уже чуть не потерял одного из братьев, так скажи мне, если бы это случилось, не жалел бы ты, что проводил с ним так мало времени?

Уходил он от каппы подавленным, но в то же время логичные аргументы позволили с чистой совестью идти сразу домой, а не в клановое хранилище знаний. Коно-сенсей прав, как бы он не спешил, пройдут годы, прежде чем его тренировки принесут плоды. Годы, за которые все может десять раз измениться. О второй причине он старался не думать.

— Что случилось? — конечно, Рей-сан замечает его состояние. Конечно, ей не все равно.

— Я просто понял, что ошибался довольно долгое время, — наконец нашел он наиболее обтекаемую формулировку. Лгать не хотелось, говорить прямо тоже, так что он прошел по узкой дорожке между правдой и ложью и был доволен результатом.

— Если ты понял, в чем ошибся, значит, можешь исправить, — уверено прорычала в ответ сятихоко и потерлась головой о его скулу. Есть что-то тревожное в том, что его ничуть не пугает подобное проявление сочувствия и поддержки от тигра, способного заглотить его целиком и не подавиться.

— Спасибо, Рей-сан. Ничего, если мы не пойдем читать свитки? Хочу помочь остальным с подготовкой к фестивалю О-бон, — когда тигр согласно склонил голову, он едва удержался от попытки почесать ей за ушами. Руку жалко.

Когда уставшие от возни детишки улеглись спать, Рей спустилась вниз, на кухню, где по ночам нередко сидели родители ее родича. Они многое обсуждали и детей, и клан, и врагов, и союзников, так что она находила эти наблюдения более чем полезными.

— Я не опоздал? — Карасумару нередко к ней присоединялся, в конце концов, сейчас нашептываниями они занимаются вдвоем. Люди упрямы, инертны и консервативны, и пока только один клан стремится к снижению потерь, ничего не выйдет, их просто перебьют, а потому они старались понять, что вообще творится в мире живых, как им на это повлиять так, чтобы семья оммёдзи была в наибольшей безопасности.

— Нара прислали письмо с запоздалыми поздравлениями на Танабату, — так вот что его так беспокоило весь день!

— Что, прости? — отодвинула чашку с чаем Акане. Подождала, видимо, надеясь, что муж скажет, что пошутил, все же поздравления от не-союзного клана более чем странное дело. Да еще и с Танабаты прошло полтора месяца. Помолчала, нахмурившись. — Если бы они насчет О-бона что-то сказали, было бы понятно, оскорбление и насмешка как есть, но это? Зачем им слать поздравления с Танабатой?

— Думаю, это попытка наладить контакт без использования холодного оружия. Потому так поздно отправили, намекая, что могли бы оскорбить, но демонстративно не стали, — Буцума склонил голову и усмехнулся. — Кажется, изменения в поведении наших шиноби вызвали интерес Нара, а где Нара, там и Акимичи с Яманака. Вот они и пытаются разузнать, что к чему, начиная очень издалека.

— И что ты им ответишь?

— Уже. Тоже отправили поздравления, — фыркнул мужчина, почему-то безмерно собой довольный.

— И ничего кроме? — приподняла бровь Акане. — И правильно, если им так интересно, пусть сами попробуют поддержать переписку.

Сятихоко с карасу-тенгу вздохнули совершенно синхронно, Карасумару даже стукнул ладонью по лицу. Интересно, как у таких прямолинейных людей родился Тора? Очевидно же, что одного только ответа на поздравления достаточно, чтобы понять, что клан Сенджу всерьез изменил внешнюю политику и мировоззрение верхушки, раз письмо прочли и ответили такими же словами, что было невозможным еще лет пять назад. И тон ответа, Рей готова была поклясться, что Буцума постарался отвечать вежливо и учтиво, как в изначальном письме, тем самым показывая, что открыт для сотрудничества.

— Как он вообще стал главой клана? — тихо прошептал Карасумару, хоть и знал, что никто кроме Рей его не услышит.

— Сильнейший боец, сын и брат предыдущих глав и помогал с делами по возможности, то есть какой-никакой опыт управления кланом у него есть, — во всяком случае, так объяснял выбор Тобирама, когда она спросила, почему главой не стала его кузина как единственный оставшийся в живых потомок предыдущего главы. Так было бы будь они не шиноби, а знатью, людьми, которые считаются выше остальных, Тора называл их дайме и феодалы-кугэ.

— Но, конечно, сила в приоритете?

— Шиноби, — будто это все объясняло.

Но логика шиноби отличалась от логики других людей, во всяком случае, по словам Торы. Сама Рей совсем не-шиноби видела только мельком, когда мальчик во время патруля уговорил командира на минуту остановиться и помочь какому-то старику с телегой. Бедный мужчина побледнел, когда рядом с ним приземлились шиноби, но когда они уходили, вернув и закрепив колесо его телеги на законном месте, старик кланялся им в пояс, громко благодаря. Командир отряда был не очень доволен, но Тора подчеркнул, что они теперь беспокоятся о репутации и каждая потраченная на то минута лишней не будет. Переспорить детеныша было непростым делом даже для ёкаев, что уж говорить об обычном человеке, который в глубине души не видел ничего плохого в крошечном отклонении от привычной модели поведения.

Рей думала, что дело не обошлось бы так легко, если бы не-шиноби не сунул ребенку монет в качестве оплаты. По возвращении Буцума напомнил, что они благотворительностью не занимаются, но подзаработать немного, не мешая основному делу, не запрещено, так что Тобирама честно отдал монеты как оплату клану за миссию и получил долю как исполнитель. С учетом размеров суммы это выглядело смешно, но порядок есть порядок. Отец Рей, король-дракон Рю-о, хранитель порядка, который вот уже тысячу лет не покидает дворец и показательно страдает из-за заключения дочери, будет доволен новым родичем. А не будет — его проблема.

— Что там с празднованием О-бон?

Глава клана откинулся на спинку дивана и начал перечислять довольным тоном, будто это были его личные достижения:

— Все готовятся по мере сил. Старейшина Умезава назначил несколько человек для уборки тех могил, от кого никого не осталось. Старейшина Каору распределила расположение ларьков, кажется, идея провести небольшой фестиваль похожий на те, что проходят в городах, воодушевила даже ее. Фонарики, я так понял, делает каждый самостоятельно, а алтари заказывают у Косаки и его учеников.

— Ох уж эти фонарики! Хаши и Тока поспорили из-за цвета, пока их не помирил Торью, весь вечер в итоге красили, даже несколько разноцветных сделали. Думаешь, лишние можно будет кому-нибудь передать? Дети еще обещали помочь с готовкой, потому как у них нет патрулей на этой неделе, — будто не Буцума составлял это расписание. Хотя зная этого истукана, Рей не оставляло подозрение, что мальчикам действительно просто повезло. — Алтарь можно будет забрать завтра.

— Отлично, — мужчина кивнул, принимая к сведению, что у кого как, а у него дома все будет готово к сроку. — Знаешь, старик Умезава сказал, что нам действительно нужно помянуть родных не с печалью, а с радостью, не оплакивая их уход, а вспоминая все то хорошее, что у нас было.

— Хорошо, что свиток нашли так вовремя, — усмехается Акане и разговор затихает сам собой. Их разговор.

— Мне не нравится этот взгляд, — сятихоко ощутимо напрягается, когда взгляд Буцумы из лениво-расслабленного становится цепким и напряженным с последним замечанием жены. — Он что-то подозревает?

— Наверняка, — тенгу, впрочем, относится ко всему куда легче. — Даже если так, то что с того?

— Ты понимаешь, что если он решит убить Тору, то мальчик не станет сопротивляться? — вот тут ворон напрягся. — А он может, если ему покажется, что ребенок опасен для остальных. Если узнает, на что он будет способен в будущем.

Буцума был отцом, но он же был и главой клана, и опасным шиноби, с руками по плечи в крови. И Карасумару лучше нее знал людей и понимал, что отличаться от других опасно. Если Тобираму раскроют как оммёдзи, то его вполне может ждать смерть.

— Или они захотят использовать его способности и будут пробовать подчинить с его силой других ёкаев или биджу, — не иди речь о родичах Торы, можно было бы не волноваться, они бы просто помогли мальчику сбежать или перебили все угрозы. Но Тобирама не даст им так поступить в любом случае: если бежать он, может быть, и согласится, то убить их, чтобы выжить самому — нет.

— Твои предложения?

— Я поговорю с уже ушедшими. Пусть возьмут все на себя под любым предлогом.

— Например, что в эти пыльные архивы никто считай и не заходит? — ухмыльнулся ёкай. — И если заходит, то идет к стеллажам с техниками, а не с историей и древними традициями и обычаями?

— Да, это поможет. Пусть скажут, что сумели общими усилиями привлечь внимание к свитку.

Селение выглядело… ярко. Разноцветные фонарики, горящие урны, лавки с едой — казалось, будто перед ним гражданские, а не шиноби, но это было ошибочной мыслью. Напротив, именно из-за празднования и попытки выглядеть не столь угрожающе, большинство нацепило на себя столько спрятанного оружия, сколько с доспехами не носит. Выглядело это довольно смешно, если положить руку на сердце. Он сам, как и его братья ограничились парой кунаев, впрочем, у него были причины верить в безопасность: кодамы бы предупредили его, появись поблизости от селения чужие. Но об этом никто не знал, а потому количество и частота смен патруля были увеличены и сконцентрированы они были возле селения, когда как обычно старались проверять отдаленные территории клана.

— Торью, пойдем уже!

Хаширама в нетерпении тягал его в одну сторону, Итама в другую, Каварама откровенно спрятался за его спиной от энтузиазма братьев, и в какой-то момент он почти пожелал вернуться в тишину архивов. Почти — и тут же отвесил себе мысленную оплеуху, дернул обоих братьев к себе, чтобы выслушать их предложения. В итоге сначала они пошли за кальмарами для Итамы, а уже потом за сладостями, по которым так скучал Хаширама — хотя, несомненно, намного меньше, чем до долгой ночи, когда аники чуть не обвинил себя и любовь к сладкому в отравлении младшего брата. После Каварама убедил их сходить к ларьку с такояки, пока сам Тобирама мучительно соображал, что бы ему купить для себя.

Со всех сторон на него смотрели большие и грустные глаза братьев, которым показалось, что ему невесело, так как он никуда их не тащит, только за ними ходит и вообще. Наконец, сжалившийся над ним тенгу, присоединившийся к фестивалю, ткнул пальцем в лавку с чем-то незнакомым, и он с облегчением предложил попробовать нечто новенькое. Сенджу Казума с супругой Синако с удовольствием рассказали о необычном овоще, выращиваемом в стране Демона, в которой они как-то выполняли миссию по сопровождению. Во время подготовки к О-бону им повезло найти этот овощ на рынке задешево, потому как на неизвестный продукт всегда мало покупателей. Вот и они попались в ту же ловушку, потому как сами-то знали вкус, а вот убедить соклановцев оказалось сложнее.

— Никогда не говорите при аники, что что-то сложно или невозможно сделать, — отстраненно посоветовал семейной паре Тобирама, равнодушно глядя на брата, взобравшегося на бочку из-под воды и во все горло рекламирующего новое блюдо. — Он воспримет это как вызов, и вы от него не отделаетесь.

— Но яки-имо вкусное, — заметил Итама, наворачивая вторую порцию. — Нехорошо, что об этом другие не знают.

— Тебе подкатить вторую бочку? — изогнул бровь Каварама. Он-то еще с такояки не разделался, а потому отнесся к блюду скептически.

— Сейчас вернусь, — и пока братья хлопали глазами, Тобирама нырнул в толпу с несколькими порциями яки-имо. Надо дать попробовать как можно большему числу людей, тогда толку от зазываний аники будет больше.

Отец с мамой, Тока-нээ, Акико-сама и Умезава-сама, несколько более знакомых соклановцев, Мамору-сенсей с девушкой — симпатичная, интересно, она сильная куноичи? — оббежав всех и угостив новым яством, пока есть, он вернулся к остальным, ориентируясь на стоявшего на бочке Хашираму. У лавки уже появились покупатели, привлеченные восхищенными восхвалениями брата, в основном его почитатели из ровесников и их братья и сестры, впрочем, если они не снимут аники с бочки, взрослые подойдут, лишь бы он угомонился.

Но сначала пришлось бы продраться сквозь эту толпу, ибо фанатов у старшего брата было много. Он же и обладатель нового кеккей-генкая, и сын главы клана, и вообще душка — дети и молодежь слетались на брата как мотыльки на огонь, но не сгорали, а грелись в его сиянии. Одно было плохо: среди этого сонма поклонников у аники не было ни одного настоящего друга, того, с кем он бы разделил не только успехи, но и неудачи, не только победы, но и поражения. И это была та ситуация, с которой Тобирама не мог помочь, как бы ни хотел. Ему, Кавараме и Итаме было проще, все же на них не наседали клановые наставники, не ставили всем в пример, да и свободы им давалось однозначно больше, чем бунтарю Хашираме.

— Тора, у нас гость, — Рей-сан, естественно, тоже бродила рядом, но чуть в стороне, как и Карасумару-сан, давая провести время с братьями. — Попробуй найти его самостоятельно.

А вот это что-то новенькое. Сятихоко обычно не давала ему таких заданий, хотя он уже умел искать созданий изнанки с помощью сенсорики оммёдзи, но никогда не пробовал в толпе людей. Найдя минутку, когда Итаму отвлекли друзья, а Кавараму — Хаширама, он ввинтился в толпу, ища укромный уголок, где мог бы сосредоточиться. К сожалению, искать он мог только в состоянии покоя, но это временные трудности, связанные в основном с опытом и тренировками, нежели врожденным талантом. Поиск не занял многих усилий, ёкай даже не пытался спрятаться. Не слабый, но до тех, с кем он обычно имеет дело, незнакомцу далеко.

— Бива-бокубоку, — тихо охнул Тобирама, глядя на ёкая с человеческим телом и головой в виде бивы, выступающего на импровизированной сцене с инструментом в руках. Музыка, что он играл, была, как и полагалось, прекрасна и восхищала мастерством, но откуда он здесь и как его не заметили?

— Кому-то надо тщательнее запоминать, что ему рассказывают о ёкаях, — фыркнул над ухом невесть когда нагнавший его тенгу. — Это же цукумогами, они подпитываются людской энергетикой столетие, знают ее и могут воспроизвести. Он просто зачаровал всех музыкой, и люди видят обычного слепого монаха. И то, что его пропустили во вроде как закрытое поселение шиноби, тоже заслуга его чар. Не парься, монах уползет, как только закончится празднование О-бон, только надо будет ему подаяния кинуть.

— Он сам пришел? — подозрительно глянув на заулыбавшихся ёкаев, он признал со вздохом, что эта парочка интриганов однажды сведет его с ума. — Вы его позвали?

— Можно и так сказать. Его музыка расслабляет и успокаивает, и душам ушедших будет приятно разделить с родными хоть что-то, пусть те и не знают об этом. А, вот и они.

Тобирама развернулся так резко, что чуть не упал. Духи Сенджу вернулись домой. Они мелькали повсюду, незримые живым, но их это мало волновало, все же время призраков ночь. А пока они искали родственников, друзей и просто знакомых, родные дома и любимые места, сновали в толпе рыбками, то и дело указывая на кого-то из живых и радостными возгласами отмечая, кто и как успел измениться за время их отсутствия:

— Сачико, смотри, наш-то как вырос! Вблизи прям гора, а не человек!

— О, ками, у Юрико уже двое детей, вы только посмотрите на них!

— Глянь, Сора уже совсем старик! Того гляди, скоро снова вместе напьемся!

Пролетая мимо, они обязательно здоровались с ним — как же, единственный Сенджу что видит их! — но ответа не ждали, понимая, что если он начнет говорить с ними на людях, то скоро окажется у ирьенинов. А вскоре ему стало не до духов:

— Вон он! Хватай! — и трое братьев налетели на него как цунами, сбивая с ног и оплетая всеми имеющимися конечностями. — Торью, ты зачем сбежал?! Тебе с нами не интересно? Ну, Торью!

До самой ночи ему пришлось убеждать их, что нет, ему не стало скучно, сначала унесло толпой, а после его заинтересовали лавки поблизости и он просто не успел пойти на их поиски. Ладно бы ныл только аники, к этому Тора привык и мог проигнорировать, но ведь и Каварама, и Итама присоединились к Хашираме! На фестивале он еще как-то перенаправлял их внимание, но дома пришлось дослушать представление до конца. Хорошо, что мама услышала возню и зашла настоятельно пожелать спокойной ночи. Спорить с матерью даже Хаши не рисковал.

— Да, внук, наворотил ты дел, — высокий крепкий мужчина в красных доспехах со знаком Сенджу смотрел на него выжидающе, с выражением «как оправдываться станешь?»

— Вы, Арэта-джи-сан, наворотили не меньше, как и поколения Сенджу до вас, — с непоколебимым спокойствием ответил Тобирама, с вызовом уставившись на незнакомого, но все равного родного деда, отца его отца. Теперь очевидно, от кого у них каменное лицо и упрямый характер.

— Упрямый мальчишка! Ты хоть понимаешь, к чему ведет вся эта миролюбивая ересь, которой ты так усердно пичкаешь клан?! — взорвался негодованием Сенджу Арэта. Он много распинался и о жертвах, принесенных другими Сенджу, и о чести клана, и о непременном уничтожении их всех, стоит им пойти путем меньшего насилия.

Тора слушал бывшего главу клана внимательно, особенно прислушиваясь к примерам на личном опыте, стремясь понять, сколько было в прошлых сражений людской ненависти, а сколько — божественной случайности, приводящей к разгоранию войны. Потому как Хаширама никак не мог быть первым шиноби, пожелавшим мира, все люди устают от бесконечных сражений и не хотят терять близких. Но эти мечты либо оставались детскими мечтами, либо кто-то вмешивался. Ками категорически не желали давать и шанса на мир. Учитывая рассказанное ёкаями, он не мог игнорировать возможное вмешательство иных сил, пусть пока смутно представлял, чем им ответить.

Судя по всему, стоило конфликту между кланами снизиться, из-за множественных потерь, по жизненной необходимости или кто-нибудь всерьез захочет заключить хотя бы перемирие, как непременно что-то случалось. Два кугэ наймут Сенджу и Учиха воевать между собой до последней капли крови во имя поссорившихся феодалов. Появится какой-нибудь безумный мститель, которого и свои-то опасаются. Какой-нибудь третий клан сорвет переговоры так, чтобы спровоцировать новый виток. В их кровавой истории было многое, и ничего удивительного, что мир никак не наступал: единственные, кому этот мир нужен — сами Сенджу и Учихи.

Всех остальных либо не волновала, либо устраивала война, когда два сильнейших клана истребляют друг друга, тогда как их союз стал бы силой, с которой пришлось бы считаться даже дайме. Правителя, конечно, можно сменить, наложить гендзюцу или запугать, несмотря ни на каких самураев, но еще оставались другие кланы шиноби, которых тоже устраивала сложившаяся ситуация. Особенно Хьюги, которые со своим высокомерием и сосредоточенностью исключительно на тайдзюцу покушаются на статус сильнейшего клана — они банально берут числом. Когда у Сенджу и Учих в семье с тремя детьми до взрослого возраста доживает в лучшем случае один ребенок, а у Хьюг выборка среди детей только на основании Бьякугана — в итоге все выливается в существенный численный перевес.

Конечно, глаза у них интересные и полезные, особенно будь они ирьенинами, но когда твой противник не способен на атаки с дистанции, а ты мастер ниндзюцу — это даже не смешно. На одного Сенджу Хьюги могут потерять с десяток своих, а потому особо не рыпаются. Только забирают работу и считаются третьими по силе среди заказчиков именно из-за численности. Вроде как: сохраняют такое количество бойцов, несмотря на клановые войны — значит, сильны. А Хьюги просто держатся особняком настолько, насколько это возможно, чтобы не прослыть трусами и слабаками.

— Ты все равно поступишь по-своему, — неожиданно оборвал горячую речь Арэта-джи. — Упрямый как отец.

— А он — как вы, — парировал Тобирама. — Арэта-сама, я понимаю ваше беспокойство, но я знаю, что вы в Чистом мире видели все происходящее и знаете первопричины. Мы должны прекратить войну, пока она не прекратила наше существование.

— Да понимаю я, — дед уселся под сакурой, тогда как до этого они болтались в абсолютном нигде, скрытом туманом. Сейчас же они сидели во дворе их дома, на террасе. — Просто вымораживает мысль о несражающихся Буцуме и Таджиме.

— Почему это? — обалдел он. Почему именно они? Разве деда убил не предыдущий глава Учих, какие у него счеты к нынешнему?

Когда дед отвернулся, Тора подумал, что там кто-то еще появился. Никого не было, а упорное молчание Арэты только подзуживало любопытство. Ничего, он терпеливый, и даже когда проснется, дед от него не отделается, если надо будет, в Чистом мире навестит. Видимо, последнее Сенджу Арэта тоже понимал, потому с тяжким вздохом начал рассказывать о давней истории, когда его непутевый младший сын стал пропадать из селения на несколько часов чуть ли не ежедневно. Когда же дед за ним проследил, то чуть не прирезал отпрыска за предательство. Вздумал он с Учихой общаться, да предки в гробах перевернулись! Дружба закончилась схваткой не на жизнь, а на смерть и на том дело было решено. С тех пор глава клана Сенджу за младшим потомком следил особенно тщательно, воспитывал особенно усердно, так что ничего удивительного, что Буцума в итоге превратился в его копию.

— Ну, не совсем копию, — Рей-сан вошла в его сон с поистине тигриной грацией. — Все же твой отец помнит о первом впечатлении от человеческого общения с врагом. Он отпустил шестерых шиноби, зная кто они, на что точно был не способен твой дед. А ты, человек, прекрати сеять свои глупости, будто не ты играешь со старым врагом в карты!

— Да ладно? — обалдел Тора, уставившись на Арэту во все глаза. Нет, что в Чистом мире в принципе сражаются только недавно умершие, он знал, как и то, что надолго их не хватает, либо сами выдыхаются, либо родственники вбивают в головы здравый смысл. Но играть с ним в карты? И после этого он еще что-то будет выговаривать?! — Арэта-сама, вы ничего не хотите объяснить?

Старик стоял с каменным выражением лица, но будь перед ним отец, а не дед, Тора бы счел его смущенным. Да, наверное, дед был смущен.

— Пора мне уже. С Буцумой потолковать, Умезаву проведать, Акико-сан навестить, — по мере перечисления Арэта все больше истончался, пока не пропал целиком.

— Думаю, он пытался проверить твою решимость и продемонстрировать свое упрямство, — Рей-сан повела головой и обернулась к нему. — Люди такие странные.

Тобирама лишь беспомощно пожал плечами. Ёкай была права от и до, возразить было нечего и незачем. Он и сам начал уверяться, что люди — биджу, до чего странные.

Каварама нервничал. Старался не показывать, но лучше бы он направил усилия на попытку привести себя в адекватное состояние, чем на неудачное актерство. Братья пытались его успокоить, но на ее предложение влить в мальчика успокоительный сбор, Тора отреагировал очень недовольным взглядом, и сятихоко рыбкой метнулась в толпу зрителей к Карасумару. Тенгу спрятался там от оммёдзи еще раньше, когда предложил подбодрить Кавараму словами, что проигрывать не страшно, ведь поражение — путь к будущим победам. Что ж, значит, карасу-тенгу не так хорошо понимает людей, как бахвалится всякий раз, когда она попадает впросак, что не могло не приподнять ей настроения.

Карасумару мгновенно уловил веселье в ее глазах и тут же распушил перья, показывая, какой он гордый ёкай, которого не заботит чужое мнение.

— Смотреть надо туда, Рей, — для верности ткнул пальцем на площадку тренировочного полигона, одного из многих в селении Сенджу, но на сей раз забитого до отказа. — Первый бой начинается.

— Думаешь присмотреть еще одного ученика? — поддела в ответ, но послушно уставилась на двух мальчиков. Ками, до чего они маленькие! Такими тонкими ручонками бы палочки с данго держать, а не мечи длиной в половину роста.

— Если я и стал бы кого-то еще учить, то братьев Тобирамы, — неожиданно серьезно ответил Карасумару. — Но они меня не видят, а потому через год-другой учить их станет он сам.

— Ну, он помогал Кавараме с тренировками для этого турнира, — внезапная серьезность ее несколько обескуражили.

— Этого мало, — ответил ёкай и тут же подскочил. — Ну куда ты бьешь?! Слепой, дерева не видишь? — дети бились в полную силу, но чего там можно показать в семь лет? Даже по людским меркам это не возраст. — Понимаешь, Рей, дело не только в том, что это его братья и, занимаясь с ними, он увеличит их шансы на выживание. Это его приоритетная цель. Моя цель — выучить настоящего мастера. Когда учишь сам, начинаешь видеть то, что не замечаешь, пока учишься. Такие тонкости, которые может подметить лишь наставник, вроде как мелочь, но нет ни одного настоящего мастера клинка, у которого не было бы хоть одного выпестованного, доведенного до ума ученика. И те, кто заявляет, что не хочет передавать искусство другим, в итоге оказываются слабее тех, кто учит, потому что досконального понимания у них нет. Так что не будь у мелкого братьев, я бы его все равно к кому-нибудь припряг, пусть и не так скоро. Хотя он мог бы чаще заниматься со старшим братом, тот вроде с мечом куда хуже управляется, все больше с цветочками носится?

— Этот их кеккей-генкай сам по себе ничего не значит, способности надо развивать, — дети сражались слишком увлеченно, уже второй бой, заражая этим толпу, выкрики и комментарии раздавались со всех сторон, и ёкаям пришлось повысить голос, чтобы слышать друг друга. — Никто не может его научить, парнишке приходится изворачиваться самому. Трудно создавать с нуля, когда нет никакой общей теории.

— Ох уж эти люди, никакого системного подхода к знаниям, — слышать такое от тенгу, чье обучение исключительно устное и всегда на практике, было странно. — Что? Логика и система в обучении у нас есть, а устная или письменная, теоретическая или практическая — это уже разные подходы и методики.

— Тоже верно. С другой стороны, Хагоромо вроде вывел первичные закономерности, иначе люди вообще бы чакру не освоили. Но они слишком много воюют, времени нет на полноценные исследования. Вот и мучаются с новыми смешанными стихиями, тыкая пальцем во все стороны, авось попадут.

— Хашираме выделили двух наставников, справятся как-нибудь, — Карасумару задумался и отвлекся от боя. — И по воде, и по земле, должны же понимать, что творят и чему учат.

— Мастера, для которых стихия почти часть собственной сути, лучшие, кого Сенджу могли назначить, — на данный момент. Тобирама превзойдет суйтонщика через несколько лет, это неизбежно как рассвет. — Но это не значит, что они знают, что делать с совмещенной стихией. Ты же сам рассказывал, какой кошмар творился, когда они пытались подобрать основную печать, отвечающую за стихийное преобразование!

— Ага, каждый настаивал на печати своей стихии, пока паренек не выбрал какую-то третью. Мне правда показалось, что пацан ткнул наугад и просто потребовал от собственного тела и чакры, чтобы получилось.

— Может, так оно и было. Любая стихия нуждается во вливании Инь и Ян, и его воли вполне могло хватить, чтобы «убедить тело», что эта печать — та самая.

— О, наш выходит!

Карасумару выглядел довольно мило, когда уверенно заявлял «наш» про Кавараму, к которому имел более опосредованное отношение, чем она — родич ее родича! — но сятихоко не стала этого говорить. Мальчик стал немного выше и крепче с момента получения первого шрама, когда смерть прошла мимо него на расстоянии вздоха, но все еще казался ей непозволительно юным. Люди безумны, и ей повезло, что Тора видит это безумие и собирается остановить. Его соперник был таким же волнующимся мальчишкой с мечом в руках, только чуть повыше ростом. Но клинком владел куда хуже, чем натасканный братьями Каварама, так что этот бой прошел быстро и четко, а вот следующий соперник заставил мальчика вспомнить и метание, и рукопашный бой. Ничего, победы просто не даются.

А Карасумару не унимался, комментировал каждый неверный шаг, тут не довел удар, тут перестарался, улетел вперед — под ворчливый бубнеж с трудом получалось сосредоточиться на происходящем. Совсем гладко турнир пройти не мог, двух обалдуев, чуть ли не нанизавшихся на мечи, лишь бы достать соперника, ирьенины уволокли с поля боя и прописали в больничном доме на две недели. Еще один умник попытался похвастаться дзюцу стихии земли и чихнул пылью, попав не только на соперника, но и на судью, зрителей и себя самого не забыв изукрасить. Почему взрослые не отскочили, Рей не понимала, но вид чумазых и сердитых шиноби славно повеселил ёкаев.

— Ну слава ками, можно выдохнуть. Самое трудное позади, — уверено заявил Карасумару. Глядя на Буцуму, слегка перекосившегося в попытке скрыть радость и гордость, Рей вздохнула.

— Ты же понимаешь, что теперь насядет самый младший? Ему через год в таком же участвовать.

— Перышки-старперышки!

— Торью-ни, ты же будешь меня тренировать? — до следующего Сити-Го-Сан год. Ровно год. Так почему ему не дают уснуть сейчас?

— А я? Я тоже могу! — захныкал Хаширама.

— Не рано ли ты беспокоишься? — сонно осведомился Каварама. Уставший после турнира, особенно после финального матча, когда ему пришлось завершать бой с одной рукой, тогда как второй выбили плечевой сустав, братишка очень хотел спать. А они тут шепчутся.

— Не рано! Вас победителей уже трое, я же не могу быть единственным слабаком!

— Тише, Итама, помешаешь спать отцу, и тренировка начнется сию секунду для всех.

Этого хватило, чтобы братцы затихли как мыши в норе. Уснули не просто быстро — мгновенно: от шиноби требуется засыпать в любом подходящем месте и мгновенно пробуждаться по первому требованию. Хаширама говорил, что на миссиях нормально спать вообще нельзя, только дремать вполглаза, несмотря на дозорных, вдруг на них гендзюцу нашлют незаметно, или еще что. Выучиться спать некрепко и при этом успевать отдохнуть было непросто, но и с этим он вроде справлялся, к неудовольствию сятихоко. Рей-сан настаивала, что здоровый сон слишком важен в таком юном возрасте, а на миссиях она посторожит сама: ёкаям не нужен сон, отдых и прочие человеческие потребности им чужды.

Но, как оказалось, не чужды слабости вроде саке, карточных игр и пари: Ушода-сан, навестивший его вскоре после О-бона много чего рассказал. Нет, конечно, дайёкаи — старшие ёкаи, еще называемые высшими, потому как обладают большой силой и властью над остальными демонами, такие как Рей-сан, Инари-сан, Некора-сан — не зависимы от подобных мелочей. Тот же Мудзики-сан выглядит и ведет себя как пьяница, но спокойно переживет, если однажды все саке просто исчезнет. Старейшины ёкаев передали ему через Ушоду-сана приветствия и приглашали на парад хякки яко в долгую ночь, но он не был уверен, что согласится, если патрулирование выпадет на следующий день после шествия. С другой стороны это будет первая возможность посмотреть на мир, до десятилетия почти вся зима, а долгая ночь уже через несколько недель.

— Да не парься ты так, у тебя впереди этих парадов завались! — хлопнул по плечу Карасумару-сан, чуть не сбив с ног. — Пропустишь один так ничего страшного, связь с изнанкой у тебя уже есть, связь с Рей стабилизируется буквально за какие-то лет десять, все отлично идет!

— А я бы хотела, чтобы Тора смог пойти на парад, — тренировка с тенгу закончилась, и сятихоко пришла забрать его на занятие. — Мне нужно пройтись по миру, а парад проходит по всем землям и людским, и закрытым от них.

— Я постараюсь, Рей-сан, но сами понимаете, не я составляю расписание на патрулирование.

— Знаю, — тигр величаво поплыла вглубь леса, а не к реке, что настораживало. Чем они будут заниматься? — Сегодня вновь займемся суйтоном. Контроль над стихией развит неплохо для твоего возраста, подземные источники ты уже ощущаешь, не сосредотачиваясь на поиске, так что пора переходить к следующему пункту. Сегодня ты будешь медитировать до тех пор, пока сам не ощутишь воду в живых объектах. Практиковаться будешь, как обычно, до достойного результата. Потом уже перейдем к воздуху.

Уроки с Рей-сан пошли в гору совсем недавно, после О-бон он сумел ненадолго пустить ее в свое тело, максимально скрыв чакру, будто прятался от сенсоров. Раньше, до Рикудо, для духов не было проблемы в том, чтобы занять чье-то тело без согласия, но теперь люди обрели естественную защиту, и пришлось бы договариваться, а шиноби и вовсе должен был скрывать очаг.

Тобирама не мог не думать, что это к лучшему. Он уже достаточно знал о ёкаях, чтобы понимать, насколько пренебрежительно большинство из них относится к людям. Сейчас многое изменилось, демоны стараются игнорировать людей, но раньше с ними и вовсе не считались. Так же как люди не считаются с мнением насекомого, просто давят, если попадается на пути. На это его замечание демонам ответить было нечего кроме как «ты оммёдзи, с тобой бы считались». С ним — да, может быть, если бы он нашел учителя, покровителя или еще кого-то, а с его семьей? Уточнять он не стал, просто запомнил на случай, если появится дзюцу, способное полностью лишить человека чакры и ее духовной защиты.

Рей-сан даже в его теле использовала природную чакру, и он впервые смог ощутить, насколько она отличается от человеческой. Чакра человека была близка к основной стихии. Основной стихией отца был дотон — и подходил тому идеально. Аромат земли после дождя, настолько сильный и глубокий, что Тобираме временами казалось, что где-то прошел ливень, а он и не заметил. Отец был почти беззвучен, только еле слышимый треск, но стоило потянуться чувствами, как накатывало ощущение, словно дотрагивался до камня. В хорошем настроении это была теплая шершавая поверхность, мгновенно вспоминалось, как приятно лежать на нагретом камне возле реки. В дурном — ровный, будто срезанный, холодный и при неосторожности еще и режуще-острый камень, неподвижная тяжелая глыба. Треск в такие моменты был громче, но без помощи Рей-сан он бы ни за что не опознал неразвитый Райтон.

Аники же шумел всегда. Были ли то листья на ветру или барабанящие по ним капли, тихим аники был в худшие моменты жизни, и его нервы натягивались как струны бивы, когда чакра старшего брата вдруг замолкала. Но Хаширама не только шумел: нагретый солнцем или охлажденный ветром и тенью, сухой или мокрый лист — ощущений тоже хватало. А вкус и запах были едины в представлении — обожаемый братом фруктовый чай. Итама на вкус был сладким, как сироп из лесных ягод, и громким как Хаширама, но его шум был грохотом земли при обвалах. Касаясь чакры младшего из братьев, Тобирама всегда ощущал теплый юго-восточный ветер, принесший аромат благовоний страны Ветра. Дурманящие ощущения.

Каварама был другим. Суйтонщик с небольшой примесью дотона, Тобирама ощущал его не как реку, а скорее как проточное озеро. Вода не была стоячей, но переменялась так медленно, что изменения были заметны только по истечении времени, когда ничего не могло уже на него повлиять. Запах хвои, сильный, густой и терпкий, а вкус как у натто, специфический, но родной и знакомый. Ощущения от чакры Каварамы настолько отличались в сравнении с другими членами семьи, что обескураживали, но под всем этим Тобирама все равно чувствовал нечто родное, не поддающееся словесному описанию.

Мать была почти такой же тихой как отец, журчала, как прохладный ручей. Аромат сушеных трав, который окутывал всякий раз, как он оказывался в доме целителей, резкий, терпкий, сильный. Вкус был приятным и мягким, как у текучего меда, а по ощущениям — как окунуться в прохладную воду в жаркий день или в горячий источник зимой. Мама всегда была такой, принимающей, когда бы к ней не тянулся, всегда ощущал именно то, что ему было нужно в тот момент.

— Мать же. У вас была общая чакра первые девять месяцев жизни и это останется с вами навсегда, — пояснила Рей-сан. Он вообще мало с кем мог обсудить сенсорные ощущения, усилившиеся после всех потрясений до невообразимых высот.

Когда он попытался рассказать, как теперь ощущает чужую чакру, большая часть сенсоров только пожимали плечами, недоумевая, о чем он. Для них было просто: либо чувствуешь, либо нет. Стихию они еще могли ощутить, обжигающий огонь или прохладную воду, но и только. А потом отец привел его к Сенджу Мэдоке. Для того услышанное не было откровением или чем-то странным, напротив, сенсор сказал, что Тобирама ощущает мир много полнее, чем большинство из них, а потому ему работать над восприятием надо иначе. Сначала научиться отсекать лишнюю информацию и ощущения, иначе информационная перегрузка при попытке «оглядеться» убьет его. Мэдока-сан предположил, что подобные возможности тесно связаны с инь-чакрой, которой у него было в избытке, что непривычно для Сенджу.

— В некоторой степени он прав, но в конечном итоге это просто усиление твоих природных данных. И так бы стал отличным сенсором, просто теперь у тебя более объемная картина.

— И мне нужно ее урезать, чтобы эта полнота меня не убила, — значит, еще один учитель, еще один тип тренировок. Главное не оказаться у ирьенинов из-за перегрузки, остальное он переживет.

Возвращаясь к природной чакре — она оказалась иной. Конечно, общее между типами было. Она также беспрерывно текла, циркулировала, не останавливаясь ни на миг, но человеческая циркулировала в теле, природная — во всем мире. Он видел лишь малую часть ее, потому как видел лишь мир рядом с собой, но знал: и в земле, и в воде, и в воздухе, и в деревьях, даже в камнях протекала природная чакра. Все было живым. Человеческая чакра несла в себе оттенок стихии, даже если человек не использовал стихийные техники или вообще не был шиноби, но природная будто проистекала из одной стихии в другую, в том самом цикле, который наставники вбивали в голову каждому ребенку клана.

Но он не мог надолго впускать Рей-сан, потому вскоре мир вновь потерял часть красок, звуков и запахов. В следующий миг после разделения, пока не пропало ощущение полной картины мира, на одном контроле он создал тонкий столбец воды высотой в пару метров. Ни одной печати, ни единого слова, только воля, преобразование чакры в стихию и контроль над ней. Рей-сан требовала, чтобы он развивал это умение, менял форму, увеличивал количество и скорость создания. Восхищенный первым успехом, он тренировался как проклятый, не только заставляя воду следовать его воле, но и разыскивая ее всюду. Тогда он впервые осознал, насколько высоко в небе плывут облака, до них он едва-едва дотягивался, и то — если Рей-сан подгоняла те ближе. А ведь, казалось бы, только прыгни повыше — и коснешься.

Искать воду под землей было полезно, но трудно, другая стихия мешала, а сродства с Дотоном у него вопреки ожиданиям не было. Сятихоко, однако, этому не удивлялась, обронила лишь, что если у него и есть вторая стихия, то скорее молния, она же управляет погодой, в том числе может и грозу с молниями вызвать. Тем более что зачатки стихии молнии были и у отца, только тот то ли не стал, то ли не смог его развить. Райтон был опасен в освоении, опаснее, чем тот же Катон и тем более привычный Суйтон, да и преобразовать чакру в молнию у него не получалось. Но предложение ударить его молнией во время грозы он отклонил. Он это переживет, Тобирама даже не сомневался, а вот его родные могут поседеть, откачивая его повторно.

— Тебя могу откачать и я, — щедро предложил помощь Коно-сан, но он остался непреклонен.

— Оставим это на крайний случай.

Уроки каппы нравились Торе ничуть не меньше чем занятия с ней или Карасумару. Особенно сильно с тех пор, как кто-то из ирьенинов обронил, что для мальчика потолок в ирьендзюцу — первая помощь. Слишком большой перекос в сторону Инь, так что серьезное лечение не его стезя, не стоит тратить время. Коно как услышал, чуть не отправился отрывать ирьенину голову, раз пустая и бестолковая, еле угомонили бушующего водяного:

— Да что этот человечишка вообще понимает?! Решил, что зальет раненого своей дурной людской чакрой — и оно само восстановится?! Что он вообще без чакры может?!

Основы исцеления мед-чакрой примерно так и выглядели — восстановление растраченной чакры проводилось на начальном этапе лечения, чтобы она помогала ирьенину в исцелении организма. Но говорить, что все ирьендзюцу в этом и состоит, было неверно. Исцеление требовало обязательных глубоких познаний об устройстве и работе человеческого организма, взаимодействия систем с очагом и чакрой, как собственной, так и направленной извне. В последнем и была основная сложность, чакра для лечения специально создавалась нейтральной, чтобы воздействовать на любой организм и не вызвать конфликта с чакрой пациента.

Преобразовывать и удерживать мед-чакру при долгом и продолжительном лечении сложно. От ирьенинов требуется высокий контроль и при том — достаточный объем, иначе помощи от них мало. Контроль у Тобирамы был среднего уровня, даже скорее с ухудшением, потому как ему сложно было найти баланс из-за непривычного перекоса в Инь, хотя тот и стал выправляться с возрастом и ростом физических показателей. Но до этого еще надо дожить, сейчас ситуация была на уровне «за гранью возможного». Оммёдзи в принципе всегда танцевали на этой грани и за ней, так что опускать руки никто не собирался.

Но контроль над несбалансированной чакрой потребует годы и годы упорных занятий, а умения целителя нужны еще вчера. Когда она впервые увидела мальчика в крови, чуть к живым не присоединилась, потому что знать, что Тора выживет это одно, а видеть его раненым — другое. Та бесполезная паника, из-за которой Карасумару смеялся над ней с месяц, однако, привела к любопытному выводу: кровь почти вся состоит из воды, девять объемов из десяти, а потому возможно получится использовать стихию для целительства.

Каппы исцеляют так же как лечат не-шиноби, вот только знаний, умений и опыта у демонов несоизмеримо больше, люди же имеют скверную привычку терять информацию или ее носителей до того, как она распространится. Полное и подробное устройство человеческого организма на уровне настолько малых частиц, что они и не видны глазу — Рей и сама нередко слушала старого каппу, учась вместе с Торой. Травы и настрои, многие из которых неизвестны людям, просто потому что создание лекарств — это множество последовательных экспериментов, на которые нужны время, деньги, ум и прирожденный талант. Лекарь считается талантливым, если открыл хотя бы одно новое лекарство и одаренным, если предложил действующую методику исцеления. Если Тора однажды решит продать полученные от каппы знания — озолотится и впишет имя в историю.

Хотя вряд ли он хотя бы задумается над этим, детеныш слишком близок к ёкаям, чтобы думать настолько людскими категориями. Достаточно близок, чтобы пожелать разделить с ними парад демонов.

— Ты уверен, что тебе хватит сил на весь путь? Начав шествие, ты не сможешь сойти с полпути, — сятихоко была озабочена состоянием ребенка, хотя патрулирование прошло удачно и спокойно. Ни схваток, ни травм, только физическая усталость, но она может оказаться фатальной.

— Я сейчас прогоню чакру по каналам и быстро восстановлю силы. К тому же из-за патруля никто не станет обращать внимание, если я завтра встану чуть позже привычного времени, — аргументированно возразил Тора.

— Этого не следует допускать, иначе они заметят, что спишь ты подозрительно крепко. А спрашивать, почему ты восстанавливаешь скорым способом, когда мог бы лечь спать, никто не станет?

— Я обещал после ужина посмотреть спарринг на мечах Итамы и Каварамы и подсказать, на что им стоит обратить внимание, — и это продумал. Хорошо.

Младшие братишки про обещание помнили и угрызений совести, что мучают уставшего старшего брата, когда есть еще один, не испытывали — Тобираму учил один из лучших мастеров кендзюцу в клане, а Хаширама тренировался с клинком значительно реже, уделяя много времени уникальному Мокутону. Это не помешало старшему из детей присоединиться к брату на учительском поприще.

Мальчишки дрались старательно, и это Тора отметил первой ошибкой: слишком усердствовали, напрягались больше необходимого и устали раньше, чем могли бы. Итама, забыв о защите, постоянно пытался атаковать, Каварама несколько раз мог поймать его на контратаке, но ни разу не попытался, пожалев младшего брата, за это тоже схлопотали оба. После долгой и прочувствованной лекции, что самоуверенность ведет только до могилы, Тора провел второй спарринг, болезненными тычками деревянного меча показывая, почему младшему брату очень нужно подтянуть защиту — иначе старший брат выкрасит его в сине-фиолетовый.

— Не расстраивайся. Будем гонять тебя на тренировках — в бою гонять будешь уже ты, — сообщил он расстроенному Итаме, помогая встать на ноги. — А сейчас спать!

Второй визит на изнанку прошел легче первого, со стороны живых это выглядело как глубокий сон, хотя вытаскивать Тору пришлось зубами за шкирку. Слишком мало сил вложил в заклятье, с этим у него были проблемы, которые она не могла решить. Он по-прежнему держался за нее, но гораздо спокойнее осматривался в деревне аякаси, вежливо здоровался, но останавливать их она не позволила, снова воспользовавшись ходами искривленного пространства, чтобы добраться до тории, где собирались остальные ёкаи, решившие поучаствовать в шествии.

— Доброй ночи, О-Рей-химе! Старый Мудзики горд приветствовать вас на параде! О, маленький оммёдзи смог к нам присоединиться? Очень рад! — тануки заметил их первым и вскоре они были окружены знакомыми ёкаями.

Первым в тории прошел нурарихен, очень похожий на старого человека ёкай, всегда возглавляющий хякки яко, благодаря полезной способности строить небесные мосты, по которым демоны проходили по всему миру за одну ночь, пусть и самую долгую в году. Затем обычно шествовали старшие ёкаи, поэтому они с мальчиком не успели разглядеть всех участвующих в параде, хотя детенышу наверняка было любопытно. Ничего, даже за человеческую жизнь он успеет на всех наглядеться, а после смерти — еще и устать от порождений изнанки. Неподалеку от них шел Иримэ, немолодой ёкай из стаи инугами, и Рей была уверена, что он не просто так пробился поближе к оммёдзи. Но пока демон молчал, Тобирама наслаждался прогулкой, и сятихоко сосредоточилась на поиске материалов для подарка детенышу.

Предельная концентрация Торы на защите младших братьев и сохранении их жизней подала ей прекрасную идею, как помочь в нелегком деле. Конечно, использование подарка может стоить оммёдзи жизни, но если бы мальчик цеплялся за жизнь, мечтал о бессмертии и прочей чуши, она бы ни за что не признала его родичем. Заключила бы рабочий контракт, и дела бы ей не было до его печалей. Но Тора другой, жизнью разбрасываться не станет, но и рискнет ей ради близких, не задумываясь. А вот и подходящий ледник!

— Рей-сан, где мы? — тихий шепот Тобирамы на секунду отвлек ее, но тут мальчика затянул в разговор Ушода-сан, тоже присоединившийся к шествию в этом году. Ему же «надо помогать кохаю», как пояснил свои действия оммёдзи.

А они были далеко за пределами привычных Торе территорий, на землях, которые люди назвали страной Льда. Сама страна действительно была покрыта льдом во многих местах. Самой высокой ее точкой был вулкан, давно уже не извергавшийся, где обитали снежные девы, что придавало тамошнему льду совершенно особый привкус. Люди растапливали лед и распивали как дорогостоящий напиток. Вкус был действительно великолепный, благотворно влиял на здоровье живых, но ей лед нужен был для иных целей.

Юки-онны радостно приветствовали гостей с шествия, но сами в подобном почти не участвовали: слишком сильно привязывались к месту обитания. Новый оммёдзи ненадолго завладел их вниманием, так что ее просьбу выполнили, не особенно интересуясь, а зачем лед погодному ёкаю. Она преобразовала подаренный кусок в ледяные наручи и закрепила их на лапах как раз вовремя, чтобы поспеть за шествием. Выстроенный нурарихеном мост был крайне прочен, хотя выглядел как тончайшее шелковое полотно, что определенно нервировало Тору: мальчик все время косил взглядом под ноги, хотя старался казаться уверенным, даже когда ее не было рядом. Рей за него не волновалась, Ушода, Мудзики, Инари и Некора были рядом, и даже самый голодный, кровожадный и дайконоголовый ёкай не рискнет оскалиться на человека с такой защитой.

— Рей-сан! — но все же ее присутствие успокаивало мальчика больше других, он ощутимо расслабился и снова запустил руку в ее шерсть. Нравится она ему, что ли? — Куда вы уходили?

— Позже расскажу, — боднула ребенка головой, чтобы не отвлекался от окружающей красоты.

В стране Тигра было на что посмотреть: совершенно иной лесной массив, отличные от привычных ему деревья и кусты, а уж какие фрукты здесь были! Она уговорила его отведать парочку, коли есть такая возможность, так потом еле убедила не утащить несколько штук братьям как гостинцы. Как бы он объяснил их появление? Людей они видели лишь мельком, но ёкаи старались не приближаться к ним — парад периодически терял незаметность и живые их видели. Кричали и падали в обморок, а такое внимание никому не нужно.

Страну Земли она ограбила на подходящие камни — малахит, сердолик и черный авантюрин — а в стране Звезд нагло отломила когтем частицу упавшего метеорита. Пускай упал он давно, уникальные свойства космический камень сохранил, а потому был признан чутьем как пригодный. Тобирама вскоре и вовсе забыл про страх, и пришлось следить, как бы ребенок не отстал, благо Ушода за ним присматривал как за собственным потомком. Иримэ все принюхивался к Торе, как обычно разбирая мешанину общего запаха на составляющие, чтобы понять чего ожидать. Кажется, его устроил результат, потому как в стране Ветра он, наконец, заговорил:

— Доброй ночи, юный оммёдзи. Желаю я иметь разговор с тобой и твоим покровителем, — убедившись, что он привлек внимание, демон продолжил. — Имя мне Иримэ из стаи псов-демонов, что зовутся инугами.

— Тобирама, — склонил голову мальчик, не понимая, чего ждать от странно говорящего ёкая. — О-Рей-химе, я полагаю, вы знаете?

— Могучий ёкай, что держит воду под своим контролем, знаю, конечно. Помощь мне требуется от оммёдзи юного, плата меня не страшит, но дело важное, клык дарую.

— Расскажите подробнее, Иримэ-сан, — Рей с трудом не дала прорваться в голос раздражению.

Старый пес может долго растекаться мыслью по древу, сятихоко хорошо помнила, как он навещал храм ее отца. Инугами тогда почти сутки окольными путями выражал соболезнование в связи с внезапной потерей и жреца, и послушника. Король-дракон воплощал собой внимание и спокойствие, но его дети не могли похвастаться такой выдержкой. Брат регулярно отлучался под разными предлогами, а сестрица нагло сказалась больной. Рей же поверила, что ее терпение поистине безгранично. Что ж, это было задолго до заключения.

— Сын мой, Инукамэ имя его, отпрыском обзавелся в мире живых, — на этом моменте она чуть в лапах не запуталась, до того ее ошарашили слова Иримэ. Ёкаи не заводили с людьми общих детей свыше тысячелетия, последними были муши-акума, и тут такие новости! — Недавно совсем, только сотня лет минула, как тот народился.

— Совсем щенок! — закашлялся любопытный Мудзики. Ничуть не стыдясь того, что его поймали на подслушивании, тануки заговорил с инугами. — Как ты это допустил, Ири-кун?

— Наследник характером в меня, а юность мою ты помнишь, Му-кун. Для него приключение все, сколько бы шкур я с него не драл, — устало ответил Иримэ.

На этом моменте Рей отвлеклась на очередной подходящий компонент в стране Железа, чакропроводящий металл. Кайкэн уже имел владельца, а потому Рей честно оставила наруч в обмен. Ей хватит льда и в одном, и никто не обвинит ее в воровстве. Когда она вернулась, Тора выглядел основательно сбитым с толку.

— Иримэ-сан попросил помочь правнуку его внука, — Тора, кажется, запутался, выстраивая логические родственные цепочки. — Сказал, что тот родился с избытком человеческой чакры и это плохо на него влияет, но я не могу понять, как именно.

— Полагаю, щенок теряет контроль над собой, когда использует человеческую чакру. Рано или поздно он сойдет с ума окончательно, натворив перед этим дел.

— Истинно так, — печально подтвердил инугами. — Внук мой породил детей с обычной женщиной, как и его сын, но его внучка, моя праправнучка, стала частью клана воинов Инузука, дальних родичей Тайсе, и сын ее уродился шиноби. Лет ему столько же, сколько тебе юный оммёдзи, он познал вкус крови, и его разум подвергается испытанию всякий раз, как он вступает в бой.

— Чем обернется помощь? — пока Тобирама приходил в себе от внезапного предложения, Рей заинтересовалась более практичным вопросом оплаты.

— Мы отдадим одного из наших провинившихся собратьев в сикигами, — с готовностью ответил Иримэ, этот вопрос явно обсуждался с альфой стаи, уж очень быстро он предложил бойца для оммёдзи.

— Почему провинившихся? — уточнил Тора. Про сикигами — духов, плененных оммёдзи для службы — он уже знал, как и то, что ему лет двадцать надо тренироваться, прежде чем он готов будет ловить ёкаев для создания сикигами. Иримэ предложил хорошую оплату за помощь потомку.

— Что-то вроде наказания и перевоспитания одновременно. В былые времена, когда твой дар встречался чаще, это было обычной практикой, — хохотнул Мудзики. — О, юный оммёдзи, смотри!

Они пересекли море, залитое лунным светом, сверкающее как драгоценные камни, и оказались в стране Морей. Единственная страна, где о ёкаях помнят и где есть целый храм, посвященный Умибозу, демону из глубин океана. Старик не показывался веками, ходят слухи, что он давно обратился морской водой, но это не мешает людям посещать храм, молиться, чтобы корабли благополучно доплывали до места назначения, и даже приносить жертвы. Часто — человеческие.

— Нынче как раз подходящее время для их обрядов, — сказанное заставляло ребенка нервничать, но Рей не стала вмешиваться. Люди и сами по себе способны на многие мерзости, и ёкаи тут не причем. — А вон и местные нингё!

По идеи русалки не должны были вызывать в нем отвращение, рыбы с человеческой головой не могут быть страшнее Рей-сан, с телом рыбы и головой тигра. Но Рей-сан притягивала скорее восхищенный взгляд: мягкая серебристая шерсть с темно-синими полосами, тех же цветов чешуя, все сплавлено в идеальную, отточенную форму. Великолепие сятихоко было невозможно не заметить, нингё же вызывали отторжение на каком-то глубинном уровне, настолько противоестественным казался их внешний вид, что даже чарующее пение не могло хоть на секунду застлать ему взор.

В храме на острове действительно были люди, поэтому демоны особенно тщательно следили за тем, чтобы их не заметили. Но Тобирама не обратил на это внимания: на алтаре лежала жертва. Человеческая, как и сказали ёкаи, молоденькая совсем девушка, наверное, ровесница Токи-нээ с золотыми волосами и синими как океан глазами, так сильно напомнившими глаза Рей-сан, что он невольно засмотрелся, сравнивая.

— Цвет глаз служит основанием выбора, по идее, но здесь таких много и нередко люди стараются свести счеты с кем-нибудь, предложив дитя неприятеля в жертвы, — просветил его Иримэ-сан.

Из толпы вышел пожилой мужчина в богатых одеждах с золотым обручем на голове. Он начал читать молитву, воззвание к морскому владыке, одновременно поднимая кривой кинжал над телом жертвы. Девушка молчала, не пыталась вырваться или как-то еще сопротивляться, но маловероятно, что плакала она от гордости за оказанную честь.

— Достаточно, — он был благодарен Рей-сан за вмешательство. Пусть его и сочтут слабаком, но одно дело смерть в бою, другое — на жертвенном алтаре от рук односельчан. — Нам следует продолжать путь.

И сятихоко впервые при нем использовала то, что ёкаи называли «ужасом». Схожая с Ки — жаждой крови — способность демонов внушать беспричинный страх, доводя до иррациональной неконтролируемой паники, бегства и, изредка, до остановки сердца. Конечно, сила «ужаса» зависела от силы ёкая, как и у людей жажда крови шиноби и обычного наемника были совершенно разного уровня, но она не казалась ему впечатляющей способностью, так, просто отпугивание слабаков. Ранее он уже просил Карасумару показать, что это за ощущение, чтобы понять насколько оно отличается от ки, но демонстрация не шла ни в какое сравнение с реальным воздействием.

Пробрало даже дайёкаев поблизости, он сам так и вовсе плюхнулся на дорогу, казалось, его сердце сейчас пробьет грудную клетку, так сильно оно колотилось. Люди же сначала застыли, а после с дикими воплями сбежали, одна лишь жертва осталась лежать без сознания. Рей быстрым движением лапы разорвала ее путы и вернулась к остальным. Нурарихен без лишних слов взялся прокладывать дальнейший путь, Иримэ и Мудзики промолчали, а Тобирама мысленно задался вопросом, сколько времени они просто смотрели на бессмысленные жертвы.

И тут же одернул себя. Это ёкаи, какое им дело до людских страданий? Ушода-сан сочувственно сжал руку на плече, безмолвно поддерживая, единственный человек из всех вокруг. Вернее, тот, кто хотя бы был человеком и мог его понять.

— О, это земля создана для вас, О-Рей-химе, юный оммёдзи! — захохотал Мудзики, когда они проходили по стране дождя.

— Интересно, как давно здесь живет аме-онна? — задумчиво огляделась Рей-сан. — Причем явно не одна живет, а с выводком амэфури-кодзо, иначе здесь было бы намного меньше воды.

Он помнил из уроков Рей-сан, что раньше женщинами дождя часто становились матери, потерявшие детей, обращавшиеся в аякаси от невыносимого горя. Такие аме-онны крадут чужих малышей у нерадивых мамашек, которых сочли недостойными счастья материнства, обращая детей в амефури-кодзо. В стране Дождя вполне могла жить многодетная семья водных духов, но они их не видели, и вскоре перешли на новые земли. Иримэ-сан больше не заговаривал о потомке, видимо сочтя договор заключенным, в то время как ничего о мальчике не рассказал, кроме клановой принадлежности.

— Как мне его искать, в клане же за сотню людей? — он спросил, уже когда ёкаи проходили по землям страны Когтя.

Парад близился к концу, и демоны совсем распоясались, саке пили буквально из горла огромных кувшинов, в хвосте шествия некоторые допились до жевания одной мандзю с двух сторон, и Тобирама немного жалел, что с полпути нельзя свернуть.

— Не забывай, что щенок твой ровесник, на весь клан собачников таких найдется пара десятков, уже меньше искать. Да и времени у нас по людским меркам много. Иримэ пришел «как только узнал о новом оммёдзи». Спустя полтора года для древнего ёкая «как только, так сразу», поэтому если мы потратим на поиски лет десять, он не обратит внимания и сочтет, что быстро управились.

Рей-сан говорила логичные, здравые вещи, но он не переставал думать об этом снова и снова. Даже если он найдет этого Инузуку, что ему делать? Он и свой-то рассудок боится потерять из-за обилия Инь-чакры, потому что его тело просто не приспособлено к подобному перекосу, он же Сенджу! Хотя у того мальчика наверное такие же проблемы, переизбыток инь-чакры у непривычного организма, возможно ему подойдут те же методики что и ему?

— Не совсем, — Рей-сан улеглась на полу рядом с его футоном.

В этот раз они не стали задерживаться в долине с остальными ёкаями, хотя Мудзики-сан очень их уговаривал.

— Вся проблема в наследии. В тебе есть крохи крови ёкаев, но настолько дальние, что это просто капли в море, они никак на тебя не влияют. А в том щенке этой крови свыше одной двадцатой должно быть. Шутка ли, прапрадед чистокровный ёкай, да еще и кровь Инузука, которые родичи Тайсе, вожака стаи. Потомки его племянника, что однозначно хорошо, Инари рассказывал, что Инуяша в отличие от почтенного дядюшки, максимум позадираться мог по молодости. Но скалить клыки все щенки любят, а вот сам Тайсе кобель каких поискать, повезло, что людьми брезговал, а то сейчас только его потомки бы и бегали.

Представив множество кланов потомков незнакомого инугами — почему-то с собачьими ушами и разговаривающих исключительно в странной манере Иримэ-сана — Тобирама только вздрогнул и поспешно отогнал жуткую картину. Хорошо, что уже рассвет, пора вставать и идти тренироваться.

Один и тот же комплекс — упражнения на разминку и полтора десятка ката тайдзюцу — повторяемый день за днем, год за годом, призванный вбить навыки на уровень безусловных рефлексов, резко усложнился, стоило Рей-сан спросить, почему он тренируется на земле, а не допустим стоя на дереве, где заодно можно и контроль чакры тренировать. На дереве, горизонтально и вниз головой, на воде, на качающейся доске, пытаясь удержать равновесие без использования чакры — какие только идеи не возникали в голове у ёкая просто потому, что ей никто не говорил, что так нельзя.

Не то чтобы это говорилось другим детям, но все повторяют, как показали, те же, кто выбрал своей специализацией тайдзюцу, обычно ищут персональный стиль и приемы. Усложнением обычной программы никто вроде не занимался — работает же, бойцы получаются отменные! Лет через десять. С другой стороны не каждый ребенок может потянуть изменения, он сам неоднократно рисковал свернуть шею на обычной тренировке, просто потому что ходить и бегать по разным поверхностям одно, а тренировать ката, привычные к земле — другое.

— Наверное, остальные это нарабатывают уже в боях. Сражаетесь же вы как-то, — задумчиво жмурилась огромная тигрица, и он возвращался к занятиям.

О том, что уроки настоящего тайдзюцу преподает жизнь, он узнал еще до встречи с Рей-сан, но никак не мог понять, почему обучение не меняется, ведь очевидно же, что без этого шансы бойца пережить первую схватку снижаются. Он говорил об этом с отцом, получил тогда резкую отповедь, что умных людей и без него хватает, и отстал. Наставники могут учить, как им вздумается, а братьев он пинал тренироваться по его подобию. Разумеется, Хаширама в короткий срок превзошел его умения, но аники признавал пользу, не бросал тренировки и помогал младшим как мог.

Итаме контроль давался труднее остальных, самый младший все-таки, Кавараме же было сложно тренироваться вверх ногами, до сих пор иногда терял концентрацию и падал. Тобирама сам также летал, потому как помимо физических тренировок еще и читать пытался, вися вниз головой, а свитки увлекали и требовали много больше внимания, чем отработанные движения. Кендзюцу тоже можно было тренировать и даже нужно, особенно после того как он, увлекшись спаррингом с Хаширамой, перерезал ветку, на которой они стояли. В бою это стоило бы ему жизни. Но это все на клановых полигонах, во дворе или еще где-нибудь, где его могли видеть люди.

Тренировки с ёкаями начинались с охоты. Он убегал в лес, стараясь не оставлять и намека на свое присутствие, а Карасумару-сан через некоторое время шел его искать. Именно шел, как будто человек, чтобы проверить как хорошо он заметает следы, поэтому Рей-сан не подходила — сятихоко всегда знала, где он находится, эффект их связи. Сломанные ветки, следы на земле и прочие детали давно уже пропали из списка его ошибок, а вот плохо затертый запах, царапина на коре дерева и изредка волос — биджев седой волос, вызывающе торчащий на виду! — духи природы легко находили подобные мелочи и выслеживали слишком быстро. Занятия были каждый день, но ёкаи обычно чередовались, чтобы и развивался он равномерно, и не перетрудился со всеми тренировками.

На уроки Коно-сана он стал приносить трупы с патрулей, коих было не так уж много — только если дело было у реки, тогда он скидывал труп в воду, и дальше его переноска становилась заботой сятихоко. Водяной тоже хранил их в воде, что должно было скверно сказываться на состоянии тела — но нет, каким попало в лапы демонов, с таким Тора и работал. Вскрывал трупы под руководством ёкая обычным кунаем, старик ворчал, чтобы он привыкал работать всем, что есть в зоне доступности, мало ли какая ситуация может сложиться. Логичный аргумент, поэтому зашивать гипотетические раны он учился и иглой, и заостренной палочкой, укрепляя ту чакрой, иначе ломалась быстро.

Стихийная чакра действительно помогала в исцелении, как минимум остановить кровотечение и заставить кровь течь по сосудам, несмотря на разрыв. Но какой концентрации это требовало! Потому после всех занятий он садился за «создание костылей» — разработку дзюцу, которое позволит контролировать этот процесс с меньшим вниманием, а то и вовсе без него, если он сможет разработать печать, которая бы фиксировала необходимые процессы без его дальнейшего участия. С печатями он застрял надолго.

— Поработили они его душу, — завывал, издеваясь, Карасумару-сан.

— Где бы учителя достать? — размышляла Рей-сан, потому как в клане мастеров не было.

— Пожалей пацана, демоница! — патетично взывал к отсутствующей совести тенгу, но его стойко игнорировали.

Рей-сан предложила поискать ёкаев в стране Водоворота, где жили дальние родичи его клана — Узумаки или заслать кого-то из созданий изнанки, пусть поучатся у людей и передадут знания Тобираме. Хороший вариант, осталось найти добровольцев. Рассуждения вывели его на вполне логичную мысль об использовании демонов для добычи информации. Для ёкаев почти не осталось преград в мире живых, единичные случаи — храмы, где есть настоящий Верховный жрец, блюдущий заветы и следующий исключительно воле богов. Вот уж кто действительно не мог быть человеком — только проводником воли свыше. Но таких почти не осталось, во всяком случае, судя по слухам, гуляющим среди ёкаев, а те… немного по-другому оценивают время, и могут ошибаться.

Но возвращаясь к идее со шпионами, ему потребуется еще какое-то время для реализации. Пленить он сможет не скоро, поэтому придется договариваться, что потребует платы, а он кроме крови мало что может предложить. Конечно, можно было бы выезжать на силе Рей-сан… но у него еще не атрофировалось чувство самосохранения: никакой ёкай не станет долго подчиняться человеку, что прячется за другим демоном. При таком подходе ему однажды откусят голову и будут в своем праве с точки зрения ёкаев. Быть оммёдзи почетно, с такими людьми демоны считаются, но только если те действительно чего-то стоят, без этого используют как источник вкусностей и все.

Знания о ёкаях, в чем их сила и слабость, что против них можно использовать, а что нельзя ни при каких условиях — Рей-сан старательно вбивала в его голову все, что могла, приговаривая, что как только с этим закончат, она начнет по-настоящему его гонять с заклятиями оммёдзи и языком демонов. Некоторые заклинания он уже знал, но вот с их исполнением вышла загвоздка: он плохо понимал, что требуется для активации. Не чакра, это он уже уяснил, но поклялся провести серию экспериментов с использованием чакры и магии оммёдзи — когда придумает, как это сделать безопасно. Потому что первая и последняя попытка окончилась взрывом.

Когда он пришел в себя у ирьенинов, пришлось сказать, будто не рассчитал в работе с взрывными свитками. Как на идиота на него смотрели все, включая Итаму, отец отвесил подзатыльник и потребовал от клановых наставников, чтобы его усиленно прогнали по основам работы с взрыв-печатями. Те расстарались на славу, заставив написать и подорвать столько хлопушек, что только чудо и ирьенины спасли от глухоты. Но заклинания все еще не работали даже в пол-силы и Рей-сан мало чем помогала, с ее точки зрения все было очевидно:

— Есть лишь ты и твоя воля, больше тебе ничего не надо.

И вот как это понимать? Да он даже в старых свитках о ручных печатях больше смысла находил, а уж там-то воды лили столько, что на пару океанов хватит. Но даже плохо понимая, что он делает не так, он исправно учил заклятья. Рано или поздно, но он поймет принцип и ему все это пригодится. Например, когда он найдет того Инузуку и приведет его ёкайскую сущность к порядку. Или встретит какого-нибудь они-людоеда. Или придется отгонять от селения опасного ёкая.

В общем, планов было много, времени было мало, а жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

— Итак, завтра твоя первая миссия далеко за пределами селения, — свое десятилетие он встретит уже на пути к заказчику, поэтому поздравления получал заранее.

Напутственная речь отца отличалась от той, что читалась брату. Нет, он все так же говорил, что приказы надо исполнять, врагов нельзя недооценивать, а себя — переоценивать, но никаких пожеланий о большом количестве убитых врагов не было. Как сказала Рей-сан, люди, в отличие от богов, имеют склонность к изменениям, и кажется, его отец тоже начал меняться. Немного.

— Волнуешься? — тигр величаво склонила голову набок, с интересом рассматривая жестко контролируемую суету сборов.

— Есть от чего, — одними губами ответил он, следя, чтобы его никто не услышал. — На типичную миссию по доставке документов идут аж трое шиноби. Заказчик объяснял это суеверием, но это слишком простое объяснение, тем более для торговца — эти люди умеют считать деньги и ни за какие приметы не станут тратить лишнее. Отцу тоже это не нравится, поэтому он и отправляет Мэдоку-сана и Судзуэ-сана.

— Да-да, «глаз ками» и «каменный бог», я их запомнила, — Рей-сан с насмешкой относилась к прозвищам шиноби, несмотря на все объяснения о важности грозной репутации. Репутацию она понимала, звучные прозвища — нет. Если он станет сильным и известным шиноби с крутой кличкой, она ему житья не даст.

Утром они вышли чуть свет, документы надо было забрать из столицы и доставить в Рюсон, центр префектуры на юго-востоке страны. После им предписывалось дождаться ответных бумаг и доставить их в столицу заказчику. Даже со скоростью шиноби миссия займет не меньше двух недель — это если ответ напишут быстро. Путь до Химачи был коротким, чуть больше суток по прямой — шиноби дороги не нужны. Столица страны поражала толпами жителей, люди сновали как в гигантском муравейнике, все куда-то шли, что-то делали, с кем-то говорили. Шумно, многолюдно и многоёкайно, если можно так выразиться. Что ж, теперь он точно знал, где можно найти свободных демонов, осталось понять, как уговорить их поработать на человека.

— Аякаси и ёкаев тут много, это верно, но сколько из них тебе подойдут? — они устроились в городском парке на лавочке перекусить, пока есть возможность. Судзуэ-сан отправился к заказчику, Мэдока-сан — за какой-то девушкой, а он смог спокойно побеседовать с Рей-сан. — Даже сейчас в квартале красных фонарей много така-онн, потому как их цель в мире живых — пугать посетителей публичных домов и работниц. Вот только работать они на тебя не станут, у них несколько иные интересы. Вон в том богатом доме — видишь его? — живет каге-онна, следующая за родной кровью, такая тоже от них ни на шаг.

— Я думал, что потомки кагэ-онны — Нара? — заинтересовался Тобирама.

— Они потомки ёкая, а в том доме живут потомки женщины, что стала кагэ-онной после смерти. Чувствуешь разницу?

— Да, эти люди не шиноби. А кто-то более понятный и менее приметный, вроде нэдзуми в городе есть?

— Есть, как им не быть в человеческом-то городе? Их мы и будем вербовать, хотя бы потому что они точно согласятся.

— Почему?!

— Во-первых, тогда обязанность по их пропитанию ляжет на тебя, а крысы довольно прожорливы, хорошо хоть трупами не брезгуют. Во-вторых, для крыс служение оммёдзи почетно. К нэдзуми обычно относятся без уважения, слишком много предубеждений: готовые за деньги на любой проступок, скрывающиеся в ночи, бесчестные убийцы, шпионы и диверсанты. Совсем как…

— Шиноби, — тихо закончил Тобирама. Не совсем, конечно, шиноби пусть и не любят, но боятся их силы, а крысы — какая за ними сила? Особенно с точки зрения демонов, где перевоплощение в человека — единственная магия нэдзуми — считается обыденным и несложным делом. Потому и отношение такое.

— Шиноби умеют вызывать уважение, основанное на страхе. После ваших стычек иногда только кратеры остаются. Хотя для «скрывающихся в ночи» некоторые из вас удивительно шумные, заметные и определенно имеют антиталант к шпионажу. Я надеюсь, что ты таких чудачеств устраивать не станешь, но умные нэдзуми будут ценным приобретением, — согласно склонила голову Рей-сан. Дайёкай никогда не обратит внимание на кого-то столь ничтожного, как нэдзуми, но если крысы будут ему полезны, сятихоко не скажет слова против.

— Выходим сейчас, доставка срочная, — Мэдока-сан пришел сразу за Судзуэ-саном и финальные слова командир говорил уже на ходу. — Не буду спрашивать, где ты шлялся во время задания, но изволь в следующий раз быть на месте вовремя!

В городе перемещаться верхними путями было нельзя: разрушат парочку зданий, глава с них шкуры снимет, чтобы оплатить ремонт. Всем шиноби было строго запрещено сражаться в городской черте, особенно это касалось столицы, так что здесь могли пересекаться представители самых разных кланов, вплоть до самих Сенджу и Учиха и максимум, который они себе позволяли — злобные взгляды. Да и заказчиков распугают разборками, что им потом — в грабеж удариться?

Здесь и сейчас воля дайме была весомым аргументом против любых сражений, просто потому что отвечать придется всему клану. А вдруг правителю придет в голову идея о показательном наказании? Наймет несколько враждебных кланов, спустит с поводка псов-самураев, подтянет «войска» из обычных людей, чтобы в случае чего закидать пушечным мясом — и все. Был клан — и нет клана. Даже Сенджу.

А вот за городом их уже ждали. Дюжина наемников, не-шиноби, но оружие качественное, не чакропроводящая сталь, но очень неплохо для обычных людей, дорогое удовольствие. Насчет подготовки сказать ничего не получилось: Мэдока-сан заметил их издалека, и Судзуэ-сан утопил в земле троих кандидатов в главари банды, которому собрался задать пару вопросов. Оставшимся честно предложили сбежать, но умных людей не нашлось, и Сенджу обзавелись кучкой аккуратно и чисто убитых тел. Что могут обычные люди против шиноби? Перерезать глотки всем, кроме пойманных в каменную ловушку, было минутным делом. После был недолгий, но раздражающий монотонностью труд по запечатыванию тел, пока Судзуэ-сан допрашивал главаря.

Свитки для хранения трупов на удивление несильно отличались от обычных вещевых, а вот живых переносить, увы, невозможно, если ты не Узумаки. Большую часть придется сдать селению — ирьенины по трупам изучают строение человеческого тела, так что лишними не будут, но парочку он утащит для собственных нужд. Интересно, насколько много едят крысы и как ему их прокормить? Трупы, к сожалению, тоже на дороге не валяются. Практичный подход к телам павших не коробил шиноби, но когда сятихоко однажды спросила, почему он не собирает трупы врагов, которыми можно угостить каппу, он чуть с ветки не свалился. Про эту особенность сенсея он помнил всегда, но старался не задумываться и на насмешливые плотоядные взгляды не реагировать.

Это было довольно неразумное поведение, с такими учителями надо поддерживать хорошие отношения, а мертвым уже все равно, сожрут их тела, распотрошат или похоронят, пусть чаще их бросали прямо на поле боя. Какое-то время переноской занималась Рей-сан, и с первым же трупом каппа стал учить его на практике, заявляя, что это Тобирама виноват, что так долго тянул с подопытным материалом. Полагаться исключительно на сятихоко было неприятно, но то одно, то другое, и в итоге обучение печатям застыло на теоретической стадии. Пока отец не пнул клановых наставников за тот случай, когда он смешал ниндзюцу и оммёдо, но соврал, что работал со взрывными печатями. Основы в него тогда вдалбливали на совесть, и под шумок удалось уговорить обучить и другим известным клану печатям, и он не успокоился, пока не выучил все, что было по ним в клановой библиотеке.

Мастера печатей в клане не водились, это была привилегия «красноволосых демонов», но вот создателей простых печатей, вроде взрывных печатей и печатей хранения было достаточно. В свое время знаниями щедро поделились дальние родственники и давние союзники Узумаки, которые печатями могли сделать вообще все, включая запечатывание живого, еще сопротивляющегося врага одним касанием. Жаль только, что зная, как именно сделать печать, соклановцы не могли объяснить принцип работы и теорию построения. Исследований на эту тему в клановых свитках было немного: привыкли закупать нужное у красноволосых родичей и не пытались объять необъятное. Повезло хоть, что для создания простых печатей отнюдь не нужен был филигранный контроль, как он здраво опасался — Узумаки сами имели немало проблем из-за слишком большого объема чакры, а потому расходники были простыми в создании. Почему при всей простоте и доступности не у всех получалось, не могли объяснить даже мастера, разводя руками и говоря про врожденный талант.

Талант — не талант, но у него вышли вполне приемлемые печати, так что трудности были лишь в финансовых затратах на чакропроводящую бумагу и затратах времени на написание. Первую проблему он решил, подписавшись на создание определенного количества печатей на нужды клана — хотя традиционно это был один из способов заработать для шиноби, окончивших работу в поле. Инвалиды и старики, те, кто выжил и сохранил достаточно гордости, чтобы стараться быть полезными остальным. Отец таких бойцов уважал, это было очевидно по его неодобрительно изгибавшимся бровям в присутствии тех, кто, сойдя с пути шиноби, предпочитал сидеть на шее семьи или клана. К его желанию присоединиться к общему делу в обмен на материалы и результаты для личного пользования отец отнесся благосклонно — после беседы с наставниками, разумеется, ему тот взрыв до могилы будут припоминать, так что с месяц назад он обзавелся первыми сделанными свитками хранения.

Но проблема времени в итоге стала еще острее, его категорически не хватало. Надо узнать, нет ли у демонов способности раздваиваться, он готов хоть всю кровь из себя выцедить за это умение.

— Насколько мне известно, раздваиваться ёкаи не могут, все копии иллюзорны, а потому тебе бесполезны, — отвечала на его расспросы Рей-сан. — Подумаем над этой задачей, когда вернемся, она явно важнее прочих.

Ее взгляд красноречиво намекал на его усталость, недосып и прочие последствия перегруженных учебой и тренировками дней.

А она думала, что наконец-то научилась понимать людей на достаточном уровне, чтобы предсказывать их поведение. Уроки Карасумару, общение с детенышем и изучение целого клана шиноби были хорошим подспорьем для сятихоко. До заключения единственными людьми, с кем она общалась, были жрецы отца, и мимолетные наблюдения, случайные и непоследовательные, никак не могли пролить свет на эти загадочные создания. И как показала жизнь, ей еще многое предстоит узнать: те двое, что были командой Торы на миссии, самозабвенно обсуждали мальчика в его отсутствие, и тон их беседы ей не нравился.

Люди были уверены, что заметят детеныша задолго до того, как он сможет их услышать. Угу, заметят они, когда духи леса, да и она сама, сокроют оммёдзи от любого сенсора, сделав его частью природы вокруг. Покров держится недолго, но им хватило и того. Старший боец, шиноби с душой, покрытой шрамами, что тигр полосами, казался молчаливым и сдержанным, но то видимо было только в присутствии Торы:

— А глаза? Смотреть не могу, все шаринган вижу, — мужчина дотронулся до шрама на глазу и тут же опустил руку.

— Ну есть такое, мне тоже напоминает, — согласился Мэдока. — Ничего, привыкнешь со временем, я первое время на одной силе воли себя держал, потому как такой талант упускать нельзя. Ему и глаза-то не нужны, пусть хоть вырывает.

Энтузиазм учителя Торы по сенсорике начал напрягать даже ее, что уж говорить о мальчике, ставшем еще бледнее, что казалось удивительным с его-то белоснежной красотой.

— Надеюсь, что привыкну до того, как во время боя увижу его глаза и атакую на инстинктах.

— Откусить ему голову? — на полном серьезе предложила Рей, потому что слова мужчины расстроили детеныша, тот поник и нахмурился, скрывая взгляд за челкой.

Тобирама встрепенулся и уставился на нее круглыми глазами. Проморгавшись, он отрицательно покачал головой и слегка приподнял уголки губ, обозначая улыбку. Глубоко вздохнув и изгнав с лица все эмоции, Тора вышел из-под покрова ёкаев так, чтобы у его напарников было время перевести тему. Мужчины ничем не выдали удивления, что так поздно его заметили, мальчик в свою очередь не показал, что он что-то слышал. Идиллия по-шинобски. Ничего, она сможет с этим разобраться.

Ёкаи не зачаровывают людей, не накладывают гендзюцу — как люди вообще это делают? — и все поступки, по которые говорят «демон попутал», на самом деле желания и стремления самих пострадавших. Просто эти желания обычно подавляют, загоняют вглубь подсознания, обманывая себя и других. Демону-то всего и надо, что поднять и вытянуть их, а у нее за последний год было столько практики, что даже Карасумару сказал, что у нее что-то получается. Конечно, тенгу было проще, он давно знает людей, даже был друг-человек, но иногда было невероятно обидно, когда она столько времени мучилась, подбирала ключик к человеку, а Карасумару раскалывал того как орешек за пару часов!

Впрочем, учил друг на совесть, личным примером, пусть и хохотал до слез над ее ошибками, но всегда пояснял Рей непонятные моменты, которые было стыдно спрашивать у Тобирамы. Да и рано ему некоторые вопросы задавать, особенно про странные выкрутасы людей, которых Карасумару классифицировал как «влюбленные идиоты». Но этого шиноби она обработает с очень конкретной задачей: перестать зацикливаться на внешности мальчика. А для этого ему нужно увидеть Тобираму по-настоящему, чтобы внутреннее заслонило внешнее.

Шиноби не спал, была его очередь сидеть на дежурстве, что мешало планам погрузиться в чужой сон, но и Рей хотела сначала просто присмотреться, попробовать по внешнему виду понять, какой человек ведет ее детеныша на миссию. Особенно ее интересовала отметина на глазу, о которой тот вспоминал, когда говорил о Торе. Разрез явно оставили специально — слишком ровно и четко. Следы после сражений рваные и резкие, Карасумару показывал разницу. Его пытали? А смысл разрезать кожу здесь, это не слишком болезненно. Оставили специально, на память? Шрам проходил через бровь и глаз на скулу до уровня верхней губы, но орган зрения цел — а ведь разумнее его вырвать. Такое точно не забудется, заодно снизит полезность на время, пока освоится с новым видением.

Она слегка прикоснулась к шраму, зная, что человек ощутит легкий холодок, может это что-нибудь подскажет. Да, это явно оставлено на память, горькую и… Мог ли он оставить этот шрам сам? У учителя Торы есть оставленный им самим шрам, он сам показал его мальчику в начале обучения. Тонкий и аккуратный двойной разрез на ведущей руке, напоминание о младших сестрах. Карасумару тогда долго ругал не слышавшего его мечника, приговаривая, что родных в сердце хранят, а не на теле отметинами, но Тора после пояснил недопонятое демонами. Сестры его учителя были живы, это была не память о них, как ошибочно решили ёкаи.

Это было напоминание, ради кого он поднимает меч. Обещание защитить их этим мечом, когда один за другим погибли родители. И приказ самому себе: не забывать, что его меч в первую очередь для защиты, а не для убийства. Шрам был оставлен самостоятельно, как клятва оставаться собой в угаре войны и именно поэтому шиноби заинтересовал Тобирама — потому что был похож, не хотел подчиняться течению и плыть по реке ненависти и мести. Рей думала, что Сенджу Мамору опасался, не является ли Тобирама копией брата, не предает ли мечтой о мире идеалы клана и память об ушедших. Ошиблась: Сенджу Мамору надеялся, что нашел единомышленника.

Да, Сенджу Судзуэ мог оставить себе этот шрам или попросить кого-то помочь. О чем он может напоминать, на лице, броский и заметный? Его не видит носитель, но всегда может ощутить, его видят все, кто с ним общается и вряд ли старшим в клане понравилась мысль, что шиноби сам создал себе примету во внешнем виде. Хотя такой тонкий, его легко замаскировать мазями и присыпкой. Торе досталось легкое время для дежурства, на рассвете, поэтому она погрузилась в чужой сон сразу как убедилась, что детеныш проснулся и готов внимательно следить за окружением.

Сны дотонщику снились типично-шинобские: кошмар о трудной миссии, закончившейся смертями лучшего друга и невесты. Смерти, которые он не смог простить себе просто за то, что выжил — Рей внимательно просмотрела сон-воспоминание, но все еще сомневалась в выводах о причине чувства вины и подспудного желания наказания. Спасти их успел бы только демон, но человек втемяшил в голову, что смог бы, но не сделал и поедом себя ел. Шрам остался памятью, потому как друг себе сделал такой еще в детстве, доказывая стайке мальчишек лет четырех-пяти, что не боится боли. Дурость человеческая, ни житья от нее, ни покоя, а избавиться — и вместо человека дышащий труп. Причем тут Тобирама?

Или он не причем, а дело в шарингане, на который похожи глаза мальчика. Те смерти дело рук красноглазых, но разве он не встретился с ушедшими на праздновании О-бон, не получил покой на душе, зная, что месть не нужна? А. Может быть он отсутствовал в селении во время О-бона и ничего не знает? Никто из Сенджу не делился с другими, что именно он увидел или услышал во сне, даже Хаширама был непривычно скрытен и молчалив. Наверное, для людей это что-то очень личное.

Темп взвинтили мгновенно, но Тобирама мог его держать: он считался быстрейшим в своем поколении Сенджу, обходя даже аники. На бегу удавалось лишь слегка сканировать окружение, его концентрация еще не достигла нужного уровня, поэтому он положился на Мэдоку-сана и духов леса: Рей-сан была в глубоких раздумьях из-за Судзуэ-сана. Когда он впервые услышал, что ёкаи нашептывают крамольные мысли его клану, он возмутился и выразил неудовольствие в крайне резкой форме. За что сначала получил по шее от обоих сенсеев, а после — двухчасовую лекцию о том, как именно воздействуют на людей ёкаи и почему им вполне могли противостоять некоторые люди даже без дара оммёдзи.

Демоны не могут наслать на человека гендзюцу — это было первым, что он понял из полученной информации. Демоны могут высосать душу и заменить ее кем-то другим, например, собой. Некоторые могут убить человека и принять его облик, например, кицуне, нэдзуми, некоматы. Но чаще всего ёкаи проникают во сны человека, вызывая самые болезненные воспоминания, самые острые страхи, самые темные мысли. Узнают человеческую подноготную, заставляют сомневаться и цепляются за темные уголки души

— Это основное отличие ёкая от ками, на самом-то деле, — доверительно пояснял заинтригованному Тобираме Карасумару. — Ёкаи могут схватиться лишь за темные порывы души, за страхи, ненависть, зависть — самое мерзкое чувство, из-за него человек в итоге сам себя не узнает. Ками же предпочитают светлые отголоски, доброту там, самопожертвование, любовь, в конце концов.

— Особенно Джашин, — с непроницаемым выражением прервала тогда тенгу Рей-сан, и тот тут же свернул тему.

— Ну, перушки-старперушки, Рей! Нашла кого вспомнить! — и больше они его не упоминали, пообещав лишь, что расскажут о богах чуть позже, когда он станет чуть старше и чуть мудрее.

В случае с его соклановцами демоны искали страхи. Самый главный страх у людей был один: потерять близких. И ёкаи цеплялись за этот страх, нашептывая, что если войну не прекратить, то потери все будут множиться, показывали в кошмарах худшие сюжеты будущего, которые только могло породить воображение шиноби — богатое на кровь и смерть, но в то же время давая место робкой надежде «а что если?» Что, если наследник прав? Что, если войну можно прекратить сейчас, а не в необозримом будущем, упокоив всех врагов, но и потеряв всех близких?

Демоны шептали, издевательски вопрошая, скольких любимых людей шиноби готовы положить на алтарь будущей победы, напоминали о старейшинах, почти возложивших на этот алтарь детей главы клана, глумились над мыслями о недовольных предках, которые в Чистом мире устроят взбучку за мир с врагами, и медленно опутывали людей пеленой сомнений. Его отравление, О-бон, ощутимое снижение потерь среди детей, да даже приток заказов — все это расшатывало, рвало на части и ломало впитанную с молоком матери уверенность, что врагов нужно уничтожать любой ценой, что мир с ними невозможен по определению.

Конечно, даже у ёкаев ушло бы непозволительно много времени, чтобы обработать каждого соклановца, потому сначала они сосредоточились на старейшинах. Некоторые оказались удивительно упрямы, Каору-сама так и вовсе окрестили камнем, который проще разрушить, чем договориться, но та же Акико-сама была на их стороне с самого начала. После стали искать наиболее непримиримых и жестких, а также тех, чьи потери произошли недавно, чьи раны свежи и кровоточат. Иногда по толпе бежал шепоток, который не принадлежал живым, но только тогда, когда можно принять услышанное за подслушанное, а не заподозрить невидимого подстрекателя.

По словам Рей-сан работы было много, предвиделось еще больше, и он не имел права отставать, осторожно подводя к таким жертвам ёкайской промывки мозгов Хаши под любым предлогом, иногда все же вмешиваясь, но чаще наблюдая. Энергетика у брата была бешеной, если он действовал, то строго по принципу «вижу цель — не вижу препятствий» и, учитывая молчание отца, не находилось никого, кто действительно мог бы ему помешать. Но понаблюдать за работой демонов напрямую еще не удавалось — всегда был чем-то или кем-то занят. А Судзуэ-сан, которому не повезло оказаться жертвой экспериментов, никак не показывал результаты воздействия Рей-сан. Конечно, сятихоко говорила, что у нее шептания получаются хуже, чем у Карасумару из-за малого опыта, но за пять ночей должно что-то измениться?!

Нападение было быстрым, четким и наглым до невозможности. Утром, близко к конечной цели маршрута — к городу они должны были выйти на закате. Трое шиноби, но все взрослые, а потому его не рассматривали как противника, скорее как уязвимость. Типичные черты во внешнем облике и известные всем техники помогли опознать тройку Нара-Акимичи-Яманака. Кодамы не могли предупредить его о врагах, потому как лес уже остался за спиной, а Рей-сан обратила на них внимание слишком поздно. Замерев под воздействием техники Нара, он заметил мелькнувший в глазах взрослых страх, тут же сменившийся злостью на себя, на него и, конечно, на нападавших.

Рей-сан пока не вмешивалась, но предупредила, что если его жизнь окажется под угрозой — меч был возле артерии, такую рану без каппы будет сложно вылечить — она оторвет головы и противникам, и товарищам, чтобы некому было рассказать о гигантском тигре из ниоткуда. Наверное, потребность скрывать его способности была одной из второстепенных причин, почему Рей-сан отказалась участвовать в схватках с людьми без жизненной необходимости, и он не пытался ее уговорить. Вмешивать ёкаев в людские разборки — навлекать на себя проблемы с ками, а он всего лишь человек, пусть и оммёдзи.

— Добрый день, — довольно вежливо заговорил Нара, теневым подражанием заставив Тобираму прижать к горлу собственный меч. — Вы не могли бы отдать нам документы глубокоуважаемого Хироси-сана?

Интересно, способность довести людей до бешенства простой вежливостью является клановой или он тоже сможет этому научиться? Он, например, готов сам под меч подставиться, лишь бы добраться до раздражающего противника.

— Не стоит дергаться, Сенджу, — предвосхитил действия Мэдоки-сана Яманака, готовый чуть что использовать свою технику. — Не думаю, что вам хочется рассказывать клану, почему вы убили одного из своих детей. Вы же теперь «добрые шиноби»?

Здоровяк Акимичи тем временем встал напротив Судзуэ-сана, готовый отреагировать на любое движение. С одной стороны, трое воинов, из которых лишь у одного чисто боевая специализация, против Судзуэ-сана и Мэдоки-сана не выстоят. С другой — решиться переступить через его труп товарищи не смогут. И из-за новой политики клана, и из-за отца, и вообще позволить умирать одному из соклановцев ради бумаг какого-то торговца — который явно что-то подозревал, но даже словом не намекнул! — это непохоже на Сенджу. Хорошо, что противники захотели поговорить. Хорошо, что Рей-сан требовала от него много больше чем клановые наставники. Хорошо, что они не в пустыне.

— Биджу! — рыкнули Яманака и Акимичи, когда им в глаза прилетела вода, буквально высосанная из дерева.

Нара бы нашел, что к тому добавить, если бы не захлебывался в тонком, но сильном потоке, который Тобирама пустил тому в ноздри. Вражеская техника пропала, трудно сосредоточиться, когда вода через нос в глотку лезет. Мэдока-сан уже вступил в бой с Яманака, Акимичи отбивался от глыб Судзуэ-сана. Даже захлебываясь от воды, Нара почти увернулся от первого удара, удалось лишь порезать правую руку. Следующий удар принят кунаем, противник почти откашлялся от воды, еще удар, кунай против меча, Нара обычно слабы в кендзюцу и тайдзюцу. Пригнуться, пропустить удар, ломануться вперед в очевидную ловушку, ожидаемая, но все равно очень быстрая атака с невидимой области — и контрудар! И — снова треклятая тень, но теперь, когда он знает, как…

И он провалился в густую темноту без звуков и запахов, не понимая, где барахтается и куда надо направляться, чтобы выйти из странной техники. Это определенно была вражеская техника. Теневое подражание Нары по эффективности и близко не стояло с новым болезненным и ноющим ощущением беспомощности, когда он точно знал, что Мэдока-сан и Судзуэ-сан снова столкнулись с выбором перешагнуть через его труп или сдаться. То, что враги определенно не хотели их убивать, было слабым утешением — именно он стал слабым звеном в команде, неизвестно, сколько времени запертый неизвестно где и кем.

Но техники тени вряд ли на такое способны, а уж тем более боевые Акимичи. Его мозг лихорадочно складывал все условия, приходя к однозначному выводу: он под действием контроля сознания Яманака, его оттерли от управления телом и заперли в собственной голове так, чтобы он не смог даже увидеть пленившего или что он сейчас делает. Как люди, в которых вселялся ёкай.

Ёкаи.

Оммёдзи.

Он оммёдзи. Помогут ли заклинания? И даже если могут, то сможет ли он выполнить их с достаточной силой, чтобы выгнать Яманака, пока не стало поздно?

«Есть лишь ты и твоя воля» — эхом прогремел голос Рей-сан, давнее воспоминание из времени, когда он только начал учиться у сятихоко, будто ждавшее его мысли, чтобы выскочить из глубин памяти. Обычный человек мог противостоять демонам в прошлом. Главное — сила духа: если человек не испытывает сомнений, сожалений, или имеет, но не поддается им и твердо идет по выбранному пути, ёкаи его не сдвинут.

Нет сомнений. Нет сожалений. И страха почему-то тоже нет. Есть лишь он, его сознание и его воля. И он не позволит каким-то мозголомам хозяйничать в его голове и ставить соклановцев в патовую ситуацию!

— Изыди!

Рей застыла, не поверив ушам. Голос, родной голос детеныша, наконец-то зазвучал правильно. Так, как должен звучать голос оммёдзи, голос сильного духом, с несгибаемой волей и неоспоримой властью приказывать созданиям изнанки. Конечно, дайёкаям приказывать ни у какого человека сил не хватит, но говорить на равных более чем реально. Наконец-то он понял! И даже использовал заклинание изгнания на самом себе, выдворяя проклятого шиноби из собственного тела!

Тобирама — а это снова был Тобирама, а не тот светловолосый — стоял напротив противников, пока его товарищи приходили в себя от скоростного боя, когда они пытались скрутить ребенка до того, как он навредит себе, а человек в теле Торы пытался их убить. Попутно им приходилось защищаться и от Акимичи с Нарой, так что проигрыш внезапно стал вопросом времени, и даже ее вмешательство мало чем могло помочь — она не могла вытащить врага из Торы из-за человеческой чакры.

Но как только ее ученик стал самим собой, как расклад мгновенно поменялся: один из противников, отхватив технику оммёдо — рассчитанную на силу духа демона, а не человека! — лежал без сознания в руках шиноби с хвостом, мешая тому нормально сражаться, а третий не смог выстоять перед тремя обозленными Сенджу. Противников связали надежно, из такого количества узлов только змея вывернется, и Судзуэ приступил к допросу.

Ну как допросу, шиноби с хвостом хватило ума честно ответить, кто его нанял и почему, чтобы не доводить до пыток и членовредительства. Пока взрослые решали взрослые дела, Тора как настоящий маленький целитель, занялся сломанной ногой одного из врагов, вправляя кость под рычание шиноби, и крепко привязывая ногу к частям доспеха, потому как бегать за ветками в лес — много чести для врага, ему еще своих надо осмотреть на предмет ран.

— Хватит его мучить! — не выдержал еле слышного стона товарища говоривший. — Я уже все рассказал!

— Нара-сан, у него сломана нога, открытый перелом, надо зафиксировать, остановить кровотечение по возможности и избавить рану от грязи, иначе смерть от заражения крови будет долгой и мучительной, — детеныш даже не смотрел на Нару, продолжая нелегкий труд по оказанию первой помощи. — Вы не собирались нас убивать, и даже когда могли перерезать мне глотку, не стали этого делать, стараясь решить вопрос без кровопролития. Мне кажется, что это заслуживает соответственного обращения.

— Развязывать не станем, — тут же откликнулся Судзуэ-сан, внимательно осматривая перевязку. — Остальные ранены не так серьезно, а вот Акимичи не боец, пока кость не срастется. У вас вроде плохо с ирьенинами?

Да из всех людских кланов только Сенджу и не испытывали проблем с ирьендзюцу! Хотя еще у Узумаки были их печати, у некоторых кланов была повышенная регенерация, а у кого-то — стойкость к физическим повреждениям. У кланов поверженных противников не было ничего из вышеперечисленного — кроме природной крепости Акимичи — но были мозги, позволяющие отделываться минимумом травм. Каждый клан шиноби эволюционировал так, чтобы выживать, иначе и быть не могло.

— И вам надо будет показать его лекарю, — добавил Мэдока. — Со всем уважением к твоим способностям, но ты даже ирьендзюцу не изучаешь.

— Так я и оказываю только первую помощь, — мог бы и больше, но не противникам же.

— Что ж, спасибо и на том, — хмыкнул Нара, не сводя глаз с мальчика. — Как твое имя, боец?

— Имя? — Тора, уже прицепившийся к ране на руке Судзуэ-сана, только на мгновение глянул на мужчину с хвостом и тут же вернулся к своему делу. — Я Сенджу, это ведь очевидно.

— Я знаю, — усмешка была отнюдь не оскалом пленного врага, Нара как будто расслабился. Впрочем, Тора наверняка этого и добивался своей помощью, и нынешним ворчанием из-за травм командира. — Просто любопытно узнать имя столь многообещающего шиноби из прославленного клана. В конце концов, не каждый взрослый может противостоять техникам Яманака.

Рей расхохоталась. Нара так грубо и очевидно льстил, ожидая гордо раздувшегося ребенка, что не рассмеяться было выше ее сил. Тора тоже слегка улыбался, пользуясь тем, что никто кроме Судзуэ-сана этого не видел, а взрослым шиноби, уже знающим, что мальчик на лесть не покупается, оставалось лишь прикусывать языки и смотреть куда угодно, но не в глаза ожидающему Нара.

— Тобирама, его зовут Тобирама Сенджу, — представил Мэдока. — Может сами назоветесь?

— Нара Дайске. С ногой — Акимичи Ёри. Лежит Яманака Рен, — представил не только себя, но и сокомандников Нара. — Вы можете не представляться, Сенджу Судзуэ и Сэнджу Мэдока широко известны в узких кругах.

— И вы все равно напали, — покачал головой Мэдока, ему явно польстило узнавание. Рей лишь головой качала, какой из него шиноби? Они же ночные тени, выполняют задания так, что комар носа не подточит, никто не видел, не слышал, и вообще вам померещилось. Как они могут гордиться известностью и узнаваемостью?

— Работа, — попробовал пожать плечами собеседник, но веревки мешали.

— Заодно разжились интересной информацией, — хмыкнул Тора, подкрадываясь к Мэдоке-сану.

— Я цел! Ни царапины! — кинув взгляд на замотанного командира, сенсор тут же отскочил от целителя. — И информацию они не получили, свиток у нас.

А мозги — у них, вон как Нара смотрит, вроде скучающе и сонно, а стоит подойти поближе и приглядеться, как понимаешь, что он разложил по отдельным корзинам каждый жест, взгляд, да даже интонацию и выбор слов. Благодаря тому, что успела понять о людях и шиноби в частности, Рей понимала, что Сенджу раскрыли о себе очень много. Они не убили противников и даже не спорили, когда тем стали оказывать первую помощь. Они старались сохранить младшего, слабого члена клана, пусть и многообещающего, но сейчас жизнь Торы в глазах шиноби стоила намного меньше жизней двух известных соклановцев. Они вели себя намного расслабленнее, чем полагалось при врагах, только потому, что те по их наблюдениям не намеревались убивать или всерьез калечить.

И это только то, что отметила она, плохо знающий людей ёкай! Сколько всего заметил Нара — клан умников, как его описал Тора — только ему и известно. И Мэдока то ли этого не заметил, то ли играет какую-то роль, но если играет — то он рожден для театральных подмостков.

— Как думаете, Яманака-сан очнется? — тихо спросил у командира Тобирама, но ответил ему другой человек.

— Очнется. Рен иной раз на пару суток в обморок падал, — пробасил Акимичи, покосившись на товарища, не сболтнул ли он лишнего. — И никто не сможет навредить Яманака будучи под контролем.

Рей бы поспорила, очень активно, но если человеку так хочется верить, пожалуйста. Торе же она сказала, что шиноби надо выспаться, как следует — а то, что спать он будет с месяц, малозначительное уточнение. Заклинание для изгнания ёкая, создания изнанки, для которого люди лишь пища, это очень сильный удар по человеку. Как если бы кошка получила удар, призванный отогнать тигра. Яманака гуляет в степях собственного сознания, и проснется, скорее всего, не совсем тем, кем заснул, ибо открытое подсознание покажет ему много такого, чего он не помнил, не обратил внимания или проигнорировал, не желая знать. Скрытые желания, сомнения — и все в бесконечном, безвременном потоке, в котором можно и потерять себя как личность. Но этого она Торе не расскажет, вдруг он захочет как-то это исправить? Или вскрыть Яманаке мозг, используя технику оммёдзи, и посмотреть что там и как?

Выяснив все интересное для себя и оставив противников связанными — Мэдока уверял, что меньше чем через час выкрутятся, всех шиноби учат не только вязать узлы, но и выворачиваться из них — Сенджу поспешили в город, разгоряченные схваткой, проскакали весь путь как на крыльях и оказались у цели задолго до захода солнца. Человек, которому предназначались документы, выразил устную благодарность и распорядился предоставить шиноби ночлег и все необходимое, от еды до лекарств. Всплеск сил закончился и, поев, Сенджу растянулись на отдых. Конечно, долго лежать и отдыхать они не могли, как будто чакра подстегивала их что-то делать, говорить ли, бежать тренироваться или просто интенсивно думать — неважно, главное тратить энергию.

— Ты сумел выгнать из головы взрослого шиноби из клана Яманака, — неопределенным тоном протянул Судзуэ. Командира отряда раздирали разные чувства и Рей тонула в их мешанине. Там был и всеобъемлющий шок, потому что для ребенка вырваться из-под техники взрослого, опытного бойца почти нереально, и уважение, ведь смог, сдюжил, и растерянность, почему не у всех зрелых бойцов получается, и, как ни забавно, гордость — вот какой у нашего клана боец растет.

— Вы читали легенды о ёкаях? — Тора читал старые свитки братьям, но указывал более точное развитие событий, мягко вкладывая в их головы информацию по мерам предосторожности. На всякий случай. — О тех, кто в тела вселяется. В свитках так все описывается, будто авторы под эту технику попали. Вот я и вспомнил, пока болтался в подсознании.

— И ты проорал «изыди!», словно изгонял демона? — закусил губу Мэдока, но это не помогло, и кровать сенсора затряслась от смеха. — И что теперь с этим демоном будет?

— Не имею ни малейшего понятия. Яманака-сан, наверное, не первый раз вылетает из чужой головы, поспит, восстановится и очнется, — пожал плечами Тобирама. Наконец-то он ощущал себя действительно наравне со старшими товарищами, снисхождение заметно поубавилось после боя. — Вообще, мне кажется, что Яманака-сан сам виноват. Он недооценил противника это раз. И использовал слишком мало Инь-чакры это два.

— А у тебя перекос как раз в сторону Инь, много больше, чем у типичного Сенджу, — задумчиво пожевал губу Мэдока-сан, кивая собственным словам. — Да, логично получается. Но «изыди»!

И сенсор снова расхохотался, аж задрыгал ногами. Мэдока-сенсей иногда так сильно напоминал Хашираму детскими повадками, что он начинал молиться, чтобы аники не вырос в подобие его учителя по сенсорике. Нет, Мэдока был хорошим, сильным шиноби, верным клану бойцом, сенсором от бога и неплохим, в общем-то, человеком.

Но это не отменяло того, что именно его снимали с дерева, пьяного и утверждающего, что земля пропадает у него из-под ног и на дереве безопаснее. Именно Мэдока периодически возвращался в клан, прикрываясь ветками и листьями, потому как проиграл в городе все кроме фундоси. Именно Мэдока-сан рыбкой выпрыгивал из окон личных покоев различных девушек и бегал от их охраны.

Результат у выходок всегда был неизменен. Сначала дядя, а теперь отец злился и тащил на спарринг для выбивания дури, старейшины читали нотации хором и по очереди, после назначали наказание. Они отправляли Мэдоку-сан заниматься различными небоевыми делами, вроде возни с маленькими детьми, чьи родители были на миссиях — и через пару дней сенсор бил поклоны перед домом совещаний, умоляя послать его хоть на штурм селения Учих, лишь бы не к детям.

Карасумару-сан обожал эти концерты, Рей-сан пожимала плечами, ёкаи и не такое устраивали на гулянках, а сам Тобирама мечтал провалиться под землю при каждой выходке учителя. Мамору-сенсей, впрочем, не разделял его трагедии, смеялся и говорил, что с такими соклановцами, как Мэдока жить веселее, потому что, глядя на его выходки, забываешь про войну и смерть. Остальные соклановцы тоже любили сенсея таким, какой есть, лишь некоторые ворчали и качали головами «какой пример он подает молодежи».

— Есть планы на следующий день? — отсмеявшись, повернулся к нему учитель. — Сам понимаешь, Тобирама-кун, тренироваться не получится, читать нечего, а за другими занятиями я тебя и не заставал ни разу.

— Так нельзя, парень, — неожиданно развернулся к ним Судзуэ-сан, поддерживая Мэдоку. — Тренировки, конечно, важны, но и отдыхать нужно. И занятие какое-нибудь небоевое обязательно должно быть.

— Да быть не может! Слова Сэтору-сана наконец-то дошли до твоего разума! — нарочито удивленно ахнул Мэдока-сан. — Ты же сам кроме тренировок ничем не занимаешься!

Тобирама лишь прищурился на это откровение. Кажется, Рей-сан умудрилась добиться немного не того эффекта, какого хотела, но для его соклановца так даже лучше, если он вспомнит, что есть жизнь и за пределами полей сражений и тренировочных полигонов. То, что его сокомандники знакомы, он и так знал, вернее, был уверен: примерно одного возраста, оба умудрились дожить до тех лет, когда численность поколения становится меньше раз в пять, они просто не могли быть слишком чужими друг другу. Наверняка выполнили много совместных миссий и не раз прикрывали друг другу спину, но могут ли они быть действительно друзьями, а не товарищами? Слишком уж неприкрыто Мэдока-сан радуется словам Судзуэ-сана, несмотря на прилетевшую ему в лицо подушку, от которой специально не стал уворачиваться.

— Я собирался посмотреть, как живут обычные люди, город как таковой и поискать что-нибудь вроде сувенира братьям. Первая миссия далеко за пределами наших территорий, как-никак, — он отвечал, проигнорировав и шутливые разборки, и фальшивое обиженное лицо сенсея, и столько же фальшиво возмущенное лицо командира. — Это дозволено?

— Да, — кивнул Судзуэ-сан. — Мы здесь минимум на сутки, как сказал получатель, завтра будет первое собрание по поводу полученных документов. Обращаю внимание: первое!

— То есть мы тут застряли, — констатировал Мэдока-сан, пока Тобирама усиленно боролся со сном. Уснуть сразу после заката? Ему же не два года! — Тобирама-кун, если ты вымотался, то спи. Мне кажется, ты достаточно опытный шиноби, чтобы понимать, насколько важен отдых после боя.

Есть вещи, с которыми невозможно спорить. Именно так утешал себя утром Тобирама, когда заметил смешинки в глазах Мэдоки-сенсея, который, несмотря на вчерашние слова, предложил потренироваться в сенсорике, так как это «не разрушит город до основания, значит, Буцума-сама не казнит нас на месте». О да, занятие прошло именно так, как он подозревал: сенсей каждые десять минут уточнял, все ли с ним хорошо, и не стоит ли «малышу» отдохнуть. В первый раз он даже не понял, что это к нему обратились, во второй недовольно зыркнул, в пятый рыкнул, а на десятый ответил, что если Мэдоке-сенсею так не терпится обзавестись собственным ребенком, он может намекнуть старейшинам, что главный гуляка селения готов остепениться, просто смущается об этом сказать. Судзуэ-сан аплодировал стоя.

— Я бы тоже тебе похлопала, но уж больно смешное было зрелище, — поделилась с ним Рей-сан, когда они гуляли по городу. Да, огромный тигр, катающийся от смеха по полу, был тем еще зрелищем, ничуть не уступающим насмерть перепуганному Мэдоке-сенсею. Сенсор стал бледнее, чем сам Тобирама, лицо вытянулось так, будто он за секунду сбросил килограмм десять и столько же лет добавил к возрасту.

Они обследовали рынок, подслушивали речи торгашей и покупателей, изучали цены и в целом ассортимент, пытаясь понять, как вообще живет мир за пределами селения, как живут и мыслят люди, которым не надо в семь лет брать в руки меч и идти убивать. Что он усвоил из пространственных речей Акико-сама, так это то, что мир, конечно, чудесная мечта, но шиноби тоже люди и им надо что-то кушать, поэтому если они не хотят зарабатывать сражениями с другими шиноби, надо думать, что они могут предложить на рынке.

Охрана караванов от разбойников, скоростная и безопасная доставка, охрана богатых персон на постоянной основе или во время каких-то важных событий — все это тоже заработок, но его не хватит. А если два феодала войной друг на друга пойдут? А если какому-нибудь кугэ или дайме надо будет выбирать одного из наследников? По традиции объявлялось сражение между кланами, вернее между определенным числом людей от каждого клана, в каком клане останется выживший или умрет последний шиноби — того наследника и выберут, дескать, на его стороне воля богов.

А до их смертей дела нет и не будет. Шиноби оружие, а цель оружия — проливать кровь и нести смерть, пока не сломается так, что и не восстановить. Ни о каком мире не будет и речи, если он не придумает, как покончить с этой кровавой практикой.

— А если поддержать дайме — он же официально руководит всеми людьми в стране? — и привести всех этих кугэ ему под пяту в обмен на запрет лишнего кровопролития?

— Это принесет еще больше крови и в будущем будет сложно убедить этих людей доверять нам.

Даже если получится запугать всех вышестоящих, чтобы подчинялись одному, нет никаких гарантий, что они не обманут в ответ, решив отомстить. Нет, кровью тут точно ничего не решить, но бескровно — пока нет никаких идей. Пока что остается лишь искать иные способы заработать ремеслом шиноби, хотя иногда у него появлялись идеи о применении тех же стихийных дзюцу не для сражений, а чего-нибудь мирного. С другой стороны, когда Рей-сан спросила, как бы он отреагировал на предложение полить чьи-нибудь поля с помощью суйтона, его просто перекосило. Да, если уж он так реагирует, то остальное точно поверят, что Яманака ему мозги повредил.

— Насчет сувениров братьям, — протянула Рей-сан, когда он зашел в лавку за подарочными сладостями. — У меня есть то, что ты можешь им подарить.

Но прежде чем выслушать пояснения ёкая пришлось найти достаточно укромное место в большом и густонаселенном городе — в середине рабочего дня это оказался парк, тем более что без шиноби некому было оккупировать каждую ветку. Тигр, одним прыжком взобравшийся на ветку, которая бы и тигренка не выдержала, величаво улегся, протянув в лапе четыре подвески. Сначала он решил, что это просто разноцветные плоские камни, но стоило взять один в руки и присмотреться, как стало очевидно, что это свернувшийся в клубок сятихоко.

При детальном осмотре он выяснил, что у малахитового демона морда довольная, жмурящаяся, высеченного на сердолике иначе, чем коварным, не назовешь, а незнакомый прежде черный авантюрин порадовал облизывающимся ёкаем. Последний камень был простым на вид, темным и чуть шершавым, но почему-то из четырех подвесок эта приглянулась больше всего. Он долго держал камень в руке, вглядывался в чуть хмурую, серьезную морду и понимал, что его что-то тянет к камню, некая связь, природа которой казалась очень знакомой. Не кровь и не чакра, нечто нематериальное, что-то на уровне духовных материй.

— Это осколок небесного камня, — насладившись его удивлением, Рей-сан соизволила заговорить. — И тебе он приглянулся, потому как испокон времен это был камень оммёдзи и жрецов. У настоящего верховного жреца всегда есть символ его бога из метеорита, дар покровителя в знак признания. В твоем случае это знак признанного изнанкой оммёдзи и дар родичу, чтобы ты мог помочь своей человеческой семье.

Тобирама впился в тигра взглядом, безмолвно прося продолжить. Что дают эти камни? Чем они помогут его семье, его братьям?

— Сразу предупреждаю, пользоваться ими опасно. Не для них, а для тебя, — будто ему было до того дело. — Они могут создавать связь между тобой и твоими родными. Больше всего ты боишься их смерти, а потому камни призваны протянуть твоим братьям руку помощи. Они не вылечат смертельные раны, не защитят от удара, но позволят прожить достаточно долго, чтобы дождаться помощи.

— И в чем опасность?

— Опасно вмешиваться в работу шинигами, не предложив соответствующей платы. Но ты оммёдзи и это несколько нивелирует равнозначность обмена, — тигр выглядел чуть недовольно, будто ей самой не очень нравилось то, что она скажет. — Они смогут задержаться на этом свете за счет твоих жизненных сил. То есть, если кто-то будет умирать, то камни свяжут вас, и с этого момента вы проживете одинаковое количество времени. И если твоего брата спасти не успеют…

— Я тоже умру, — цена была не так высока, как он опасался, душу продавать или жертвовать другим соклановцем не надо было, а себя не так жалко. Только как же договор? — А что будет с вами, Рей-сан?

— Учитывая, что это мой дар? Ничего. Ты сделал все что мог, я тоже, договор выполнен, пусть поставленные цели не достигнуты из-за независящих обстоятельств.

— Но как вы вернетесь домой?

— Я уже свободна, детеныш. Так что твоя смерть лишь отсрочит мое возвращение, а не отменит. Тебя должно больше волновать то, что, умерев, ты не сможешь помочь своему клану и оставшимся братьям. Или что долго не продержишься, вздумай получить смертельную рану сразу двое или все трое.

— Я понимаю. Но меня все устраивает, — Тобирама крепче сжал подвески. Нет, он не думал, что сятихоко может передумать дарить их, но ощущать в руках дополнительный шанс на выживание братьев было нужно. — Спасибо, Рей-сан.

Детенышу подарок определенно понравился, он сразу отправился искать, на что их можно прицепить, чтобы братья с подарком не расставались. Скоро младший из них достигнет семилетнего возраста и отправится в первый патруль, а они нечасто бывают мирными, это Рей уже сама увидела. День прошел без неожиданностей, а под вечер старший шиноби сообщил, что разрешил проблему с врагом заказчика — тем, кто нанял сначала группу наемников, а после тройку шиноби. Точнее, указал на нее нанимателю и тот дополнил миссию, разумеется, с оплатой. Обычных людей, во всяком случае, имеющих некоторый вес в обществе, не убивали без прямого заказа, потому как плодить проблемы на пустом месте в принципе никто не любил, да и мертвый миссию не закажет.

— И в итоге, так вот оно и получилось, — разводил руками Мэдока-сан, пытаясь объяснить Судзуэ-сану, почему за ним по всему городу гонялись стражники, а он вместо того чтобы их разогнать бегал, петлял зайцем и вообще позорился от души. Одно хорошо: символики Сенджу на нем не было, так что никто его с ними не свяжет.

— Вот как надо было умудриться залезть в личные покои единственной знатной девушки на весь город?! — командир отряда метался по комнате перед вытянувшимся в струночку проштрафившимся сенсором, тихо ругаясь сквозь зубы. — Я же сказал, чтоб на задании был на месте!

— Уточняю, я обязан «быть на месте вовремя», — нахально улыбнулся Мэдока-сан. — А сейчас, если мы пока не отправляемся в путь, я, пожалуй, еще прогуляюсь, уже как шиноби!

Рей тоже собралась пройтись по городу. В столице у них не было времени, да и после может не быть, так что искать нэдзуми она решила прямо в Рюсоне, причем сначала она побеседует с ними одна. Торе она сказала, что крысы согласятся служить, но на деле все далеко не так очевидно.

— Семья моя насчитывает немного, лишь три десятка хвостов, — степенно рассказывал старый нэдзуми, Нэдзукора Шуичи.

Повезло, что она нашла действительно небольшое крысиное семейство. Маленькой группе непросто отстаивать территорию перед другими стаями и добывать пропитание, а потому предложение служить оммедзи выглядит еще выгоднее. И прокормить тридцать крыс легче, что тоже немаловажный фактор. Надо обязательно подбить Тору угостить нэдзуми свежим покойником, в знак принятия на службу. Шуичи был относительно молодым ёкаем, а его старший сын был младше того же Карасумару, что впрочем не мешало нэдзуми вести себя с достоинством и уважением будто старейшине. Неожиданностью оказалось логичное требование ёкая сначала познакомиться с ее детенышем, а уж потом решать, соглашаться ли на службу:

— Со всем уважением О-Рей-химе, но я желаю лично изучить человека, которому буду служить не только я сам, но и мои дети. Мы достаточно давно живем среди людей и, простите за прямоту, знаем их намного лучше вас и разбираемся в их потаенных мотивах и низких желаниях. Возможно, юный оммёдзи еще недостаточно зрел для человеческой пакости, а возможно он хорошо скрывается. Вы ведь не заглядывали в его душу?

Нет и даже во сны приходила только один раз, на О-бон, но Тора не настолько плох, как опасается демоническая крыса. Конечно, шиноби это убийцы, шпионы, лицемеры и воры, но кажется нэдзуми волнует не его род занятий, а такие качества как подлость, трусость и вероломство. Забавно, что крыс обычно подозревают именно в этом и неоднократно обвиняли и доказывали — вот только соотношение честных и бесчестных что среди крыс, что среди других ёкаев было идентичным. В каждом роду, в каждом сообществе есть свои темные пятна.

Договорившись о встрече в более удобное время, Рей вернулась к мальчику на рассвете, чтобы увидеть его выходящим из дома в компании командира. Во время ее отсутствия ребенка в очередной раз озарило, и он срочно отпросился на поиски места для тренировки за городом. Судзуэ не рискнул отпускать его одного, так что планы Мэдоки на день сильно поменялись, о чем он громогласно оповестил как бы ни весь город. Тора какое-то время искал источник воды, было непросто найти независимый от города, чтобы потраченная на тренировки вода не отразилась на снабжении Рюсона.

Последовательность печатей Рей узнала, пусть она и была видоизменена: Тора собирался создать водяного дракона, хотя последнее время он размышлял над его модификацией.

— Это еще что? — будь тут Карасумару он высказался бы намного грубее, потому как некая двухголовая образина ничуть не напоминала дракона, скорее какого-то двухголового слизняка. Судзуэ и она впечатлила.

— Водяной дракон с некоторыми изменениями, — устало выдохнул Тора. — Снова неудача…

— Парень, тебе всего десять, а я ни разу не слышал, чтобы кто-то создал полноценный водяной дракон раньше хотя бы тринадцати, как мастер суйтона Норайо. Он ведь учит твоего брата?

— Я не этого добивался. Для дракона нужно много чакры, но небольшую версию создать не сложно, я же хотел модифицировать его в двухглавого, чтобы поражать две цели за раз. Управление двумя одинаковыми конструктами тяжело дается, как если одной рукой складывать дзюцу, а другой сражаться мечом, но это возможно при соответствующих тренировках. К сожалению, у меня не получается создать двухглавого дракона так, чтобы его головы действовали отдельно друг от друга.

— Так, стоп. Ты хочешь сказать, что можешь сделать водяного дракона? — услышал главное шиноби.

— Маленькую версию, — Тора все еще пребывал в своих мыслях, пока Рей ворчала, что он должен в первую очередь подумать о раздваивающемся дзюцу, пока не помер от переутомления.

— Насколько маленькую?

— Настолько.

Чтобы не мучиться измерениями, Тобирама мгновенно сложил печати, создавая обычного водяного дракона, чей силуэт окутал детскую фигурку, но для взрослого был все же маловат. Однако и его хватило, чтобы Судзуэ удивленно присвистнул и спросил, какого биджу Норайо-сан учит наследника, когда рядом такой талант бегает? Только ради этого можно было простить взрослому шиноби наглое вторжение на тренировку: широко распахнутые глаза детеныша того стоили. Тора не особо верил, когда его хвалили они с Карасумару, хотя бы потому что в ниндзюцу ёкаи не понимали ничего сверх того, что он им объяснял, это все равно что восхищение каких-нибудь обывателей. А вот когда впечатлен старший Сенджу — это уже достижение.

— У аники кеккей-генкай, а я справляюсь, есть же клановые наставники и другие учителя, — уточнять, что учителем суйтона у него пятитысячелетний демон он явно счел излишним. — Мокутон слишком загадочен в освоении, чтобы оставить Хаши одного.

Судзуэ не стал спорить, но Рей готова была спорить на свой хвост, что в отчете главе обязательно будет пара строк про нынешний уровень второго отпрыска. Затем взрослый шиноби прогнал Тору по всему тренировочному комплексу, от метания сюрикенов до кендзюцу, а также попросил повторить то беспечатное владение водой, что мальчик показал в схватке с шиноби. Тренировка затянулась, и возвращались они ближе к полудню, когда услышали громкую брань.

Шиноби любопытны как кошки, а потому оба Сенджу отправились на шум, скрывая себя и свою чакру. Зазря — на открытой местности не было никого, кто мог бы заметить их присутствие, ибо выскочили они недалеко от обычной деревушки домов на сорок. Подслушав ругающихся мужчин, Судзуэ расслабился: крестьянам не было дела до шиноби, они не услышали шум от их тренировки, так что, чтобы их не беспокоило, это точно не касалось Сенджу, потому он дал отмашку отступить. В отличие от Рей командир не заметил задумчивого взгляда Тобирамы.

— Я даже не хочу выяснять, почему ты пошел туда ночью, а не днем или хотя бы вечером, сказав, что еще не нагулялся, — Рей-сан ворчала тихо, внимательно озираясь, и с таким напарником он ощущал себя намного спокойнее, чем стоило бы. — Но будь милостив, расскажи, как ты собрался искать обычных людей, с твоими сенсорными способностями ты рискуешь слечь от перегрузки.

И это был весьма насущный вопрос: он еще не придумал, чем сможет помочь, он же не Инузука или Абураме, он не поисковик, пока не разберется с повышенной чувствительностью, но отступать не собирался. У него есть время, способности и проблема, требующая решения — этого достаточно, а сятихоко хватило упрямого: «Я хочу попробовать». Пробуй, действуй, дерзай — дайёкай с удовольствием помогала ему в разных экспериментах и эскападах, по-настоящему гордилась успехами и никогда не говорила: «это невозможно». И конкретно в этом случае помощь ему очень пригодится, он сильно потратился на утренней тренировке и не успел восстановиться. Но для начала им надо определить направления поиска, хотя кое-какие идеи у него были.

— Просека?

— Да, среди пропавших были люди, занимавшиеся прорубанием короткой дороги до деревни. Поиски лучше начать оттуда.

— Тогда почему люди сами их не нашли до сих пор, это ведь логичное направление.

— Возможно, не заметили каких-то деталей? — вопросительно покосился на тигра Тобирама. Скептический взгляд выразил все, что об этом подумала ёкай, слова были не нужны. — Возможно, там ничего нет, но что мешает нам поискать какого-нибудь ёкая и узнать, что случилось?

— Ёкай и случился, — мрачный голос Рей-сан заставил его так резко остановиться, что он чуть не упал с дерева. — Знаю, что сейчас не лучшее время для тренировок, но лучше бы тебе сначала самому ощутить их присутствие.

Их? Несколько демонов, да еще и враждебных — иначе Рей-сан не была бы такой хмурой? Он не сразу понял, в чем дело даже когда сосредоточился на поиске созданий изнанки, но когда понял, чуть не поседел вторично. Демоны-они, гигантские человекоподобные людоеды, не уступающие в кровожадности каппам, только морские обезьяны предпочитают утопленников, когда как Они могут как приготовить пищу, так и съесть человека живьем. Когда Рей-сан не могла покинуть реку, она все время волновалась, не нападут ли на него эти чудовища, а сейчас он идет прямо к ним в пасть. Предварительно облившись травяным настоем и вытерев себя листьями так, что на коже появились зеленоватые разводы, он понадеялся, что его запах достаточно ослаблен, чтобы рискнуть подойти к людоедам и те не учуяли его. Рей-сан была очень недовольна, но:

— Я не могу постоянно оберегать тебя. Поэтому будет лучше, если ты столкнешься с кем-то опасным, когда я рядом и смогу уничтожить всех врагов без возможности быть обнаруженными.

Опасными обожравшиеся Они не были, заодно раскрылся секрет пропадающих в лесу людей, хотя местные жители предполагали, что речь о гигантской стае волков или других хищниках. Один торговец даже шепотом утверждал, постоянно озираясь, что это шиноби натаскивают своих детей на кровь. Кровь была повсюду, на земле, на деревьях, на камнях и траве, трое монстров сожрали несчастных живьем, а после, по словам сятихоко, могут и все вокруг облизать, собирая последние невпитавшиеся капли. Было страшно, никакое знание о равнодушии и кровожадности демонов не могли подготовить к такому, даже поле битвы выглядело не так тошнотворно. Или ему просто везло до сих пор? Самый крупный из Они сыто рыгнул, облизывая кость, двое других явно спали, да и этот, скорее всего, сейчас уснет.

— Что собираешься делать?

— Не уверен, Рей-сан. Оставить все, как есть, нельзя, они убьют еще больше людей.

Тобирама похолодел от мысли, что эти монстры ворвутся в город, убивая его жителей без разбора, а те не смогут защититься, потому что даже не увидят угрозу. И тут же одернул себя напоминанием, что Они вообще-то редко нападают на большие скопления людей, хоть и людоеды, потому что слишком велик риск нарваться на истинно верующих, которые начнут читать молитвы, и на ёкаев обратят внимание ками. Значит город в безопасности.

Но не все те люди, что продолжат прорубать дорогу, не те стражники, которых скоро пошлют на поиски пропавших, не собиратели трав, не охотники — список можно продолжать, пока глава города не наймет шиноби, сообразив, что сил обычных людей недостаточно. Ёкаи не любят сталкиваться с шиноби из-за человеческой чакры, даже Они, потому как если обычных людей, судя по всему, они еще могут сожрать, то бойцами с большим количеством чакры Они отравятся. Будет возможность — надо будет проверить, но сейчас он может скормить только себя, поэтому придется подождать.

— Я пройдусь, оторву им головы… — он не дал ей закончить заманчивое предложение.

— Рей-сан, спасибо, но я должен уметь справляться с опасностями сам, — Рей-сан оскалилась в неодобрении, но не стала спорить. Тобирама ведь прав, Они встречаются время от времени, и нередко сбиваются в группы, и если он не научится их убивать, ему ничто не поможет на изнанке.

— И что ты собрался сделать, гениальный детеныш?

— Пройтись и отрезать им головы? — озадаченная морда ёкая ему очень понравилась, но не стоило злить обеспокоенную родственницу. — Я отрежу головы двоим, что бы сразиться с третьим и посмотреть, насколько лучше стали получаться заклятья. Мне кажется, что благодаря вселению Яманака я понял, чего мне не хватало раньше.

— Начни с самого крупного, тогда если он умудрится пробудить тех двоих, у тебя будет шанс справиться без моего вмешательства.

Он подкрался по всем правилам тайного ремесла, потому как хоть демоны и спали, сон их был довольно чуток — все трое Они дернулись, когда Рей-сан фыркнула чуть громче и огромная кошка тут же пригнулась за кустарником, прижав уши, не желая портить ему первую охоту на ёкаев. Самый здоровый Они был вопиюще красного цвета, ярче хиганбаны (ликорис кроваво-красный), с одним рогом посреди лба, двумя парами торчащих из пасти клыков и самым мерзким запахом, который только мог существовать в мире. Ох, оно и к лучшему, что он не Инузука, те уже были бы в недееспособном состоянии от одной только демонической вони.

Спал демон на спине, раскинув руки, в очень удобной для отрубания головы позиции, поэтому ничего удивительного, что вскоре Тобирама подкрадывался ко второму демону, заснувшему сидя. Шепот заклинания, иначе обычное оружие ничем бы не навредило порождению изнанки, но Они невовремя дернулся, потому вместо аккуратного разреза, меч вгрызся и застрял в ёкае, попав в кость. Рев демона мог бы его оглушить, останься он рядом с ним, но Тобирама успел отскочить поодаль и начал читать заклятье оцепенения, логично рассудив, что с такой раной демону все равно не выжить, так что главное его обезвредить, пока третий только соображает, что происходит. Заклинание сработало лишь частично, Они рухнул, ноги ему не подчинялись, что не помешало ёкаю бешено скрести землю и рычать как дикому зверю, совсем потеряв разум от боли.

Но повторить удачный удар он не успел: третий демон обрушил дубину прямо на то место, где он был секунду назад. Громадное чудовище оказалось быстрее и маневреннее, чем ожидал Тобирама, даже с подготовкой шиноби ему пришлось сосредоточиться исключительно на уклонении, потому как одно-единственное попадание превратило бы его в мокрое пятно. Времени обдумать идею не было, поэтому водяные снаряды полетели в Они беспорядочно, просто чтобы выиграть немного времени. Позже он был уверен, что это помощь Рей-сан, хотя сятихоко утверждала, что просто смотрела, как ему повезло: вода попала демону в глаз с такой силой, что тот обратил на это внимание и замер, прижав лапу к пострадавшей части тела. Этого мгновения хватило на заклинание призрачного пламени, которое вместо того чтобы мгновенно испепелить противника, заставило его мучиться, сгорая живьем.

Ёкай метался, воя от боли, у самого Тобирамы волосы дыбом встали от диких звуков, пока горящий не споткнулся о тело парализованного и уже погибшего ёкая.

— Заклинание можно повторить с большей силой, тогда его мучения прекратятся, — чей-то голос за спиной заставил его подскочить в боевую стойку, ругая себя за невнимательность. Но Рей-сан была спокойна, показывая, что опасаться некого.

За их спинами стоял человек, вернее, ёкай в обличии человека, среднего роста, на вид ровесник отца, с узкими чертами лица и чуть сощурившимися от улыбки глазами. И даже видя, он едва мог его ощутить! Человеческой сенсорикой никак, а вот со способностями духовидца что-то мелькало на краю чувств. Действительно идеальные шпионы и невидимки.

— Ты будешь читать заклинание? А то он еще не умер, — Рей-сан как всегда вовремя акцентировала внимание на важных делах. Второе прочтение — и Они испепелился, вернее, то что от него осталось к тому моменту. Жуткая смерть, ему предстоит много работы над техниками оммёдзи.

— Для первой попытки не плохо, — милостиво кивнула наставница.

— Доброй ночи, О-Рей-химэ, юный оммёдзи, — вежливо приветствовал их незнакомец. — Я Нэдзукора Шуичи, приятно познакомиться. Ходят слухи, будто вы ищите на службу стаю нэдзуми?

Нэдзуми показался Тобираме довольно необычным ёкаем, очень похожим на человека, а потому настораживающим вдвойне. Но слухи — Рей-сан рассказала? — он подтвердил, как и то, что слуг у него пока не имеется, а потому первые, скорее всего, будут в особом почете. Ёкай заверил, что предложение его интересует, впечатления от первой встречи самые наилучшие, и он весьма польщен тем, что именно его семью выбрали для служения.

— А ты ему понравился, — фыркнула Рей-сан, когда Нэдзукора-сан откланялся собирать семью в дорогу, до селения Сенджу они доберутся сами, разместятся в лесу, а там и обряд принятия на службу проведут, на родной земле Тобираме будет легче.

— В смысле? — вспомнив острые зубы нового знакомого, он поежился. Ему и Коно-сенсея хватает, чтобы ощущать себя куском съедобного мяса!

— Он не хотел принимать предложения до личной встречи с оммёдзи, утверждал, что должен сам проверить, стоишь ли ты внимания, не прячешь ли какой-нибудь людской мерзости в глубине души.

— А после увидел убитых Они и решил, что лучше не сопротивляться? — а вот это было неприятно, запугивать возможных вассалов он не хотел. Служение из страха совсем не то же самое, что служение из верности.

— Увидел, что ты не пожалел сил, чтобы прекратить мучения демона, хотя многие из людей решили бы, что он заслужил их.

— Почему это? — опешил Тобирама.

— В смысле, почему? — уставилась в ответ Рей-сан. — Они людоеды, ты сам видел остатки их пиршества.

— И что? Люди для них пища, точно так же как для людей овцы, свиньи, олени и прочие. Это естественно для Они — есть людей, так что пытать его за то, кем он родился, было бы идиотизмом.

— О. Ясно, — моргнув, ёкай медленно развернулась и отправилась назад в город. Он поспешил следом, надо вернуться до рассвета, тогда может быть, его отсутствие не заметят.

Детеныш оказался мудрее и разумнее, чем Рей ожидала, и это немного выбило из колеи. А нэдзуми вполне мог заметить и одобрить будущего сюзерена, сятихоко прекрасно знала, что крыс следил за ними еще во временном жилище, наблюдал и делал выводы. Сообщать об этом мальчику она сочла нечестным по отношению к нэдзуми, да и самой любопытно было, пройдет ли ребенок неведомую проверку, а если нет — не стоит ли ей самой к нему присмотреться. Что ж, то ли ей божественно везет, то ли у нее интуитивное чутье на людей, с которыми можно иметь дело, но Тора проверку прошел с блеском, ёкай рассыпался в сверх вежливых речах, опасаясь неловким словом упустить хороший шанс для семьи. Про нэдзуми многое говорят, нередко не без оснований, но вот про крысу, предавшую свою семью, свою стаю, она не слышала ни разу, а это уже показатель.

Еще пару суток им пришлось провести в городе, хотя уже вечером следующего дня Мэдока лез на стенку и бегал по потолку, невзирая на требования командира успокоиться и спуститься. Сенсору было банально скучно, так как пойти и проиграться в карты он не мог, совесть не позволяла, выпивать было опасно, а с девушками не складывалось после памятного забега. Если Хаширама действительно станет похожим на этого «шиноби», чего опасается Тора, она в зубах притащит Мудзики, Тайсе и Шишио, чтобы старший из братьев Торы предавался порокам в компании демонов, пока его тошнить от гуляний не станет. Одна проблема — как бы не помер в процессе, детеныш ей этого не простит.

Обратный путь был не в пример легче и безопаснее, с гипотетическим врагом похоже поговорили очень результативно, но бдительность шиноби не ослабляли, выставляли дозоры, сканировали местность, ставили ловушки возле лагеря. Судзуэ явно потеплел в отношении мальчика после тренировки, поэтому она от него отстала, с кошмарами пусть сам справляется. Она только напомнит Торе, чтобы в следующий О-бон пропустившие предыдущий были в селении, и этого будет достаточно.

Как и предсказывалось, в столице они не задержались лишней минуты, отдохнули перед дорогой, пользуясь запретом на свары в городах, и ринулись домой. Ей казалось, что с каждым шагом шиноби двигались все быстрее, спеша увидеть родное селение, так что на приветствие патрульных и их понимающие усмешки обратила внимание только она. А вот дома их ждали неприятные вести.

— И часто он так? — сцепив руки, спросил Тобирама Итаму, глядя как Каварама истязает тренировочный столб как одержимый.

— С того патруля каждый день, Хаши-нии уже несколько раз относил его к ирьенинам, пытался его образумить, но бесполезно. Торью-нии, ты же сможешь что-нибудь сделать? — младший ребенок пролез под руку, находя успокоение в руках старшего брата.

— Сделаю, — но сначала им надо разузнать подробности о попавшем в засаду патруле, который пережила лишь половина бойцов.

Но с ребенком сможет справиться сам Тобирама, найдет нужные слова, если надо будет, вобьет их в голову силой, а вот что делать с пропавшим Карасумару — вопрос вопросов. Воин тенгу обещал присматривать за братьями Тобирамы, но судя по всему, его не было рядом, когда Каварама едва не погиб, и Рей очень хотелось бы услышать объяснения. Вот только карасу-тенгу не появлялся в селении уже с неделю, кодамы утверждали, что он в лесу, но к Сенджу не возвращался. Рей успела встревожиться в достаточной степени, чтобы решиться оставить детеныша без присмотра и поискать друга, как пропажа вернулась сама. Духи леса донесли до него весть об их возвращении, иначе вряд ли бы он вернулся.

Потому что его новости обескуражили даже Тобираму, что уж говорить о ней:

— Индра вернулся.

— Индра вернулся.

Что-то в его картине мира перестало сходиться.

— А твой брат — Асура.

Фатально перестало.

В себя он пришел, будучи вытащенным из тела заботливой сятихоко, уже перенесшей его к реке, а уж когда Рей-сан по совету болтливого тенгу подняла лапу для первой пощечины, заговорил на опережение:

— Когда я уходил на миссию, у меня было три брата, ни одного из которых не звали Асура. Откуда он взялся? — возможно, удивление было сильнее, чем ему казалось.

— Старший твой брат, Хаширама Сенджу — реинкарнация Асуры, — пояснил тенгу, позабавленный их реакцией. Будто не он явился к ним серьезный как сто старейшин.

— Если Индра с Асурой переродились, то наказание Хагоромо и его семьи завершено, — задумчиво протянула Рей-сан, искоса поглядывая на него, будто он должен что-то понять, но никак не поймет. Поняв, что он все еще в недоумении, тигр тяжело вздохнула. — Тора, в чем суть наказания?

— Потомки Рикудо убивали друг друга на войне, напоминая о гибели его собственной семьи, — не задумываясь, ответил он и замер. — Если наказание завершено, то… боги не станут мешать миру между нашими кланами?

— Я бы даже сказал, что они не против немного поспособствовать, — каркнул невыносимо довольный тенгу. — В конце концов, они могли переродиться кем угодно, от дайме до крестьян, но стали именно шиноби и именно Сенджу и Учиха!

— Индра переродился Учихой? — что ж, на фоне прочего, это казалось вполне логичным ходом. Потомки Индры, Учихи, породили его реинкарнацию, потомки Асуры — реинкарнацию Асуры. Это что получается, его брату свыше тысячи лет?!

— Надо будет плотнее заняться твоим обучением, — проворчала Рей-сан, хотя сама же возмущалась, что он себя слишком грузит. — Ты тоже чья-то реинкарнация, но ты же не ощущаешь себя старцем? Так с чего бы твоему брату вдруг стала тысяча лет? Во время перехода из Чистого мира душу избавляют от груза прошлой жизни, закрывая ее память, а вместе с памятью уходит и большая часть того, что вы зовете личностью. Некий остов, самая сердцевина души, остается неизменной в каждой жизни. Есть души, чья суть — гниль и в любых условиях, хоть самых расчудесных, безопасных и любящих вырастет мразь. А есть те, кто пройдет по макушку в грязи, по самому дну жизни, но такими не станут, все равно останется что-то светлое и чистое, потому что в душе заложено иное.

— Я Асуру не узнал просто потому, что был плохо с ним знаком, — оправдывался Карасумару-сан, хотя его никто ни в чем не винил.

— А Индру знал настолько хорошо, что определил в первого взгляда, — сятихоко покачала головой. — Забавно, мне казалось, что Индра настолько привязан к брату, что уши тебе им прожужжит, во сне увидишь, опознаешь.

— Как видишь, не вышло, — глухим голосом ответил Карасумару, опуская голову и явно погружаясь в воспоминания. — Знаешь, его это и сгубило тогда. Когда Асура погиб у него на руках, Индра просто… сломался. Пойми, пацан, он был оммёдзи, как ты, а оммёдзи просто не могут быть слабаками, ибо ваша сила это сила духа, это закаленная воля и характер крепче стали, но! Тогда Индра был сломлен. Он хотел умереть, чтобы найти брата в Чистом мире — он знал как, он мог.

— Подозреваю, что он был сильно разочарован. Чего Индра не мог ожидать, так это решения ками, — Рей-сан невесело усмехнулась и улеглась за его спиной, позволяя свернуться у тигра под боком и погреться, хотя как могла душа ощущать холод? — Наказание для отца — конечно, это правильно. Для него самого — разумеется, он виноват! Но его бабушка? Которая десятилетиями была в шкуре монстра, одинокая, ненавидимая всем человечеством, но все равно неистово любящая сына и не жалевшая о решении ни минуты? Вряд ли. И уж тем более он не мог ожидать, что так же будет мучиться и страдать его младший братик.

— Война разгорелась не сразу, — вспоминал Карасумару-сан. — Кузены все же, как ты и та девчонка Тока, но обвинения в смерти отцов были брошены, и общение между вашими семьями было прекращено. Время шло, лет тридцать-сорок было тихо: мы перебирали информацию, искали, как освободить Рей, что-то пытался сделать ее отец и другие боги, а люди просто продолжали жить. Ками было откровенно не до итогового решения, хотя семья Хагоромо уже столкнулась на изнанке с их гневом. Когда же стало очевидно, что раз Рей прикована к реке волей, кровью и чакрой человека, то и освободить ее сможет лишь человек — вот тогда ярость затмила разум Королю-дракону.

— Мой отец — хранитель порядка, — тихо продолжила Рей-сан. — Ты пока не понимаешь, что это значит, я позже расскажу про круг шести, но сейчас важно знать одно: хранитель порядка один из столпов мира и если он теряет над собой контроль… это плохо для всех. Катаклизмы и разрушения в природе, раздоры среди ёкаев и младших богов, у людей началась эпоха войн.

— Не то чтобы раньше вы жили мирно, в любви и согласии, — с грубоватой печалью хмыкнул тенгу, присев рядом с ними. — Стремление к разрушению так же сильно в людях, как и стремление к миру, это и есть баланс, но то что началось тогда, не шло ни в какое сравнение. Ты думаешь сейчас плохо, когда все воюют против всех с кратковременными затишьями? Тогда присовокупи к этому стихийные бедствия, когда любое море, река, озеро, да даже болото бесится как одержимое, поглощая собой все больше людей. Когда дожди идут почти постоянно, когда шторм сносит даже вековые деревья, а про небо уже и не помнишь, какого было цвета на самом деле. И люди все равно воюют, не могут остановиться, даже если понимают, что только усугубляют несчастья, что против стихии надо объединиться, а не обвинять друг друга в гневе ками.

— Король-дракон Рю-о, бог воды и океана, — тихо прошептал он в ответ, вспомнив старые легенды. Отец Рей имел власть над всей водой в мире, одно из самых могущественных созданий в мире.

— И этот король был в ярости, — подтвердил Карасумару. — Его дочь отняли у него второй раз, он имел право на гнев, но все же тогда король переборщил, и остальным богам пришлось пойти на жесткие меры, чтобы остановить его.

— Отец… плохо это воспринял. Он заперся в нашем дворце, отказавшись как-либо взаимодействовать с миром, — Рей-сан тяжело вздохнула, но не выглядела жалеющей о решении помочь Индре в битве. — Его обязанности пришлось взять на себя брату и Сио-нии-сан справляется, но…

— Он вот уже девять столетий не может вырваться из бесконечного круга обязанностей, чтобы навестить Рей, — ответил на немой вопрос ворон. — Ее мать покровительствует всему живому в воде, а это ничуть не меньший список живности и зелени, что на суше, а уж теперь, когда Рю-о-сама в молчаливом гневе и не против уничтожить все живое, это на порядок сложнее. А буйная и безбашенная сестричка считается слишком маленькой, чтобы хотя бы раз навестить старшую сестру.

— Карасу, ей меньше чем тебе, когда мы только познакомились. Я не сомневаюсь, что Цунами пыталась сбежать и маме приходится еще и за ней следить, — усталый вздох показывает, что они не в первый раз обсуждают ее разорванную связь с семьей, о которой сам Тобирама давно хотел, но никак не решался спросить. — И мы не об этом говорили. Возвращаясь к теме, гнев богов начал эти войны, проклятие ками нарушило ледяное равнодушие между вашими кланами, обратив ее в ненависть еще при живых внуках Рикудо. Если быть точной, все началось с момента, когда внук Асуры убил внука Индры.

— Это было случайным и нелепым стечением обстоятельств, которому поспособствовала воля ками, — покачал головой Карасумару, не глядя на Тобираму.

Пытаясь проследить за его взглядом, он вздрогнул от осознания, что перед ним очевидцы всех тех событий, о которых никто из живых не помнит. То, что для людей лишь записи в старых свитках да могилы, для ёкаев воспоминания, потому как наверняка не одно поколение Сенджу и Учиха сгинуло на берегах реки Рей-сан, не один труп унесло ее течением. Было странно наконец-то осознать тяжесть прожитых демонами лет, тогда как в обычном состоянии он бы назвал их ровесниками его учителей, пара десятков лет, может чуть больше. — И все завертелось, пока дюжину суток назад твоего неугомонного брата не понесло на реку Рей, где уже был Индра.

И снова насмешливо сверкает глазами ворон-тенгу, а рядом рычит недовольная мельтешением крыльев ёкая гигантская тигрица, и уже нет ощущения, что он лишь бесконечно малая песчинка на берегу бескрайнего океана. Просто он и его близкие: старший родич и ее друг.

— Внешне похож, кстати, но впрочем Учиха все как под копирку, это Сенджу разнообразили род генами всех мастей, — хохотнул демон, жмурясь. Наверное, вспоминал первую за десять веков встречу с другом. Или он не считается другом, раз уж личность другая?

— Ты же понимаешь, что он не твой друг, с которым вы крушили горы просто потому, что они оказались у вас на пути? — Рей-сан говорила как обычно без экивоков, но во взгляде сквозило сочувствие.

— Да понимаю я все, — подозрительно легко отмахнулся Карасумару-сан и улыбнулся беззаботно как Хаширама, словно ничто в мире не омрачает его настроение. — Я просто рад, что для него все закончилось. Индра наверняка с ума сходил, глядя на войну, особенно на смерти детей. Он знаешь, как мелочь любил? Любую, для него чужих детенышей не было. И себя он веками винил, всю душу изорвал себе — этот парень даже тени моей не видел. А теперь он может просто жить. Конечно, жизнь наемных убийц трудная, но я уверен, что это много лучше чем бессрочное пребывание в кошмаре наяву.

— Я очень рада за тебя и за Индру. А теперь вернемся к одному важному вопросу, — этот тон Рей-сан они знали хорошо. Сейчас кто-то будет плавать. — Где ты был во время патруля Каварамы?

Тенгу не дал ответить плотный водный снаряд в форме шара, утопивший его в реке с головой, но ни Рей, ни Тобирама не нуждались в ответе, ясно как день, что ворон был в поселении Учих, присматривался к реинкарнации друга.

— Может оно и к лучшему, — Каварама жив, с его одержимостью тренировками он разберется, зато появилась весомая для тенгу причина поселиться среди клана пока-еще-врагов, которым тоже надо направить мысли в нужную сторону. Ранее карасу-тенгу избегал селения Учиха, но теперь вряд ли он откажется посодействовать, как-никак мост касается двух сторон.

Детеныш продолжал ее удивлять рассудительностью и несвойственной детям мудростью. Да, за младшего брата он волновался, но сдержанно, поставив в списке запланированного еще одну проблему, решение которой он непременно найдет. Тенгу не может толком оторвать себя от реинкарнации друга? Хорошо, заодно с его кланом поработает, в первую очередь с главой и старейшинами. Не сможет уделять занятиям столько же времени? Рей еще поговорит с Карасумару по этому поводу — не дело бросать ученика! — но сам Тора пожал плечами, сказал, что у него будет чуть больше времени на другие тренировки. Ему с сенсорикой надо разобраться, улучшить технику водяного дракона, поработать над раздваиванием, пока его не утащили к ирьенинам с истощением и прочее, прочее, прочее.

Тенгу целую минуту разорялся, что раз его уроки не так уж нужны, то может ему и продолжать не надо. Возмущался настолько интенсивно, что не заметил, как Рей отпустила мальчика отсыпаться, а сама приготовила для друга водовороты, чтобы от всей души прополоскать мозги и вправить извилины.

— А теперь поговорим, карасу-тенгу, — она очень редко обращалась с другом так, но сейчас ее терпение, изрядно подпорченное заключением, было на исходе. Карасумару это явно осознал, потому как замер, настороженно глядя на нее. — Восемнадцать дней назад ты обещал, что присмотришь за братьями Тобирамы. Никто тебя не просил, ты сам дал слово. И сам его нарушил.

— Я не мог поступить иначе, — огрызнулся тенгу, впрочем, признавая за собой вину. Совесть грызла его все эти дни, и долго это продолжаться не могло. Карасумару просто взорвался. — Ты хоть представляешь себе, каково это, тысячу лет жить знать, что твои друзья страдают из-за гребанного упрямства гребанных ками, всей пользы от которых — протирание тронов их великобожественными задницами! Что ты с этой гребанной рекой, что Индра на изнанке, ками знают где! Я один оказался настолько везучим ублюдком, что ни во что не вляпался и ничего не огреб, хотя тоже влез по самые помидоры!

В этот раз он орал дольше, выплескивая все то, что копил тысячу лет, за которую повзрослел веков на сто. Рей слушала, не перебивая, мысленно отмечая, что люди и ёкаи не сильно отличаются друг от друга в искусстве самоедства. Что Судзуэ Сенджу, что Карасумару — оба винили себя в том, что от них не зависело. Тенгу не мог пойти против решения богов, иначе пострадала бы вся стая. Пусть его сородичи после той истории покинули лес и переселились куда-то на север, но они оставались семьей и стаей, рисковать ими он бы не стал никогда.

Что же касаемо ее — она сама ввязалась в схватку людей, будучи не готовой к их реальным возможностям, и получила свое за неосторожность и недальновидность. За дальнейшие события, включая истерику отца и последовавшие разрушения, она отказалась чувствовать вину. Многоуважаемый Рю-о-сама мог бы и выступить гласом разума в среди богов и потребовать от Рикудо освободить дочь в обмен на… да хоть бы на освобождение Асуры — самого невиновного из семьи Хагоромо. Но нет, они будут спорить, ругаться, сражаться, круша мир вокруг, но никогда не признают, что им нужна помощь какого-то там человечишки. Но это все прошлое.

— Крылья печёные! — в какой-то момент тенгу пошел по второму кругу, поэтому она скинула его в воду вторично, к водоворотам, с удовольствием слушая, как самобичевания сменяются негодующими воплями и бранью в ее адрес. Но рот она ему прополощет.

— И каков он теперь? Индра, — Карасумару сушился, возмущался и пыхтел, но выглядел намного лучше, довольная улыбка снова и снова мелькала на лице.

— Вот знаешь, все меняется, а его помешательство на братьях остается! Страшно представить, что будет, если однажды он уродится единственным ребенком в семье. Но сильный, этого не отнять. Не в плане духа, тут-то да, заключение сильно ослабило его волю, а как шиноби — боец будет видный, наследник клана и все такое.

Карасумару говорил с легкой улыбкой, потому как Индра тоже любил и умел сражаться, и мелкий Учиха определенно напоминал ему друга. Рей не могла не задуматься, не выйдет ли этот самообман однажды боком Тобираме, и что она может предпринять, чтобы избежать этого.

— А как миссия Торы? — о, кто-то вспомнил, что у детеныша была первая миссия! Надо же.

— Это было полезно…

По мере повествования глаза тенгу все больше приобретали форму круга. Оно и понятно, Тобирама наконец-то понял, как работают заклятья, пусть и использовал одно из них на человеке, уничтожил трех Они, причем одного в прямом бою, и уже следующей ночью примет вассальную клятву от клана нэдзуми. И все за одну миссию — есть чему удивиться. Нэдзукора и его стая уже были на землях Сенджу, Рей чувствовала их месторасположение, но сегодня вести к ним не стала, Торе нужен отдых.

А ей самой лучше успокоить мечущегося в кошмаре Кавараму: мальчик снова проживал треклятый патруль. Закон о защите детей командир группы соблюдал, поэтому при виде толпы врагов отослал Кавараму за помощью, а другие Сенджу не позволили его преследовать. Сам ребенок не понимал этого, но к ближайшей группе соклановцев его вывели кодама, надо будет сказать Торе, чтобы поблагодарил их. Их шепот, принимаемый за глас интуиции, привел юного шиноби к своим и подмога прибыла достаточно быстро чтобы спасти последнего выжившего человека, того самого командира, самого опытного из пятерых бойцов. Напавшие тоже понесли потери, потому подкрепление сумело их частично убить, частично прогнать с территорий Сенджу, но ранены оказались все.

Ситуация казалась ясной, но Рей беспокоили непонятные слова о предательстве и трусости, что сопровождали сон мальчика. Откуда это вообще взялось?

— Спасибо, Рей-сан, — тихо пробормотал Тора, пристально вглядываясь в усталое с самого утра лицо младшего брата. — Я с этим разберусь, но мне нужно, чтобы вы проследили за советом клана, оно как раз сегодня будет.

— А что там не так?

— Как они собираются реагировать на вторжение, что планируется, как, когда, кто будет отвечать за это направление. Мне нужна информация, Рей-сан, чтобы успеть подготовиться к войне.

Клан Фуума, ответственный за нападение состоял в состоянии перманентной войны всех со всеми — как и прочие кланы, однако конкретно сейчас они воевали с Хагоромо и отряд, который сражался с патрульными Сенджу, оказывается, срезал через чужие земли путь. Рей зарычала от невыносимого чувства несправедливости и неправильности. Сенджу — соклановцы ее детеныша! — погибли просто потому, что Фуума на них случайно напоролись, так бы просто пробежали без лишнего кровопролития. На совете всерьез рассматривалось предложение заключить временный союз с Хагоромо и ей пришлось приложить все усилия, чтобы не снести голову тем, кто отстаивал эту идею. Хагоромо делали из слабых соклановцев смертников, как можно их вообще нормальными считать?!

Но в итоге Буцума волей главы клана решительно отверг это предложение, отметив, что Хагоромо достаточно безбашенны, чтобы рискнуть использовать Сенджу как пушечное мясо, и лучше всего будет отмстить Фуума самостоятельно, не вмешиваясь в их войну. Как именно, пока оставалось вопросом, к общему решению прийти не удалось, потому что объявлять им войну означало новые жертвы, так что хотелось бы нанести один точный и сильный удар. Показательный. Вот только куда и как? Ей тоже надо будет подумать, и если им с Торой удастся найти ответ, то можно будет через Акико передать вариант совету. Чего не предвидела ни она, ни Тобирама, так это внезапной вспышки интереса к детенышу со стороны старейшин.

— Мэдока-кун был, как всегда, чрезвычайно громок, — поморщился старейшина Сора. — Но и сплетни на сей раз прелюбопытные. Чтобы ребенок сумел избавиться от контроля Яманака? Никогда о таком не слышал. Как он это сделал?

— Я еще не расспрашивал Тобираму по поводу миссии, доклад прочел незадолго до встречи, — Буцума поморщился, явно недовольный собой, потому как вчера ему хватило короткого рассказа, как Сенджу избили всех врагов и выполнили миссию. Тора не стал даже упоминать, что попался мозголому, так что его отец наверняка еще пройдется по этой теме наедине.

— Вы ослепли, что ли?! — прервала обсуждение самая твердолобая из живых старейшин, Каору. Ни ей, ни Карасумару так и не удалось изменить ее позицию хоть немного. — Или ума лишились? Наши бойцы щадят врагов, оставляют их за своей спиной, а вы и рады?!

— А у них был приказ уничтожать всех противников? — ответил Умезава. — Не было. Поэтому решение за командиром миссии. Я доверяю суждению Судзуэ-куна и если он счел, что эти шиноби больше не представляют для них угрозу, так тому и быть.

— Поправлю, они не представляли угрозы на тот момент, но что случится в следующий раз? — напряженно отметил другой старейшина. — Пощадить врагов сейчас, значит навлечь беду на клан позднее.

— Но убить их, когда они явно хотели решить дело без кровопролития? — возразил следующий оратор. — Тройственный союз никогда не выступал против Сенджу напрямую, они скорее нейтральны, чем враждебны, и отталкивать их неразумно и чревато большими жертвами в будущем.

— А вы что скажете, Акико-сама?

— Прекрасные сладости изготавливают в Рюсоне, идеально подходят к весеннему чаю, — Акико, как всегда спокойная, чуть улыбалась, пока остальные устало качали головами. — Скоро расцветет сакура. Было бы неправильно орошать ее лишней кровью.

Совет спорил, Рей наблюдала, как медленно и верно сторонники мирного пути одолевали воинственных, но не утративших разум соклановцев. Их логика была понятна, но если детеныш всерьез собрался добиться мира, параноиков надо переубедить. Карасумару бы очень пригодился, но даже Рей сомневалась, что у Учих нет своих «Каору и прочие», а потому ворон нужнее будет там, среди потомков Индры. Радовало, что Буцума Сенджу уже не выглядел верным сторонником войны, хотя на этом собрании он скорее казался чуть отсутствующим, и после она последовала за ним. За главой клана нужно присматривать, а если Торе что-то понадобится, он ее позовет, сейчас пусть займется младшим братом.

— Трус!

— Предатель!

— Слабак!

Одной загадкой меньше: теперь он точно знает, кто вкладывает в голову Каварамы разные глупости. Сенджу Саюри, ровесница младшего брата, ее отец погиб в патруле. Мелкая не придумала ничего умнее, чем назначить Кавараму виновным, и притянула на тренировочный полигон несколько других ребят, как тех, чьи родные пострадали, так и тех, кому просто нужна жертва. Младший брат продолжал игнорировать выкрики, тренируясь с мечом, но уши его горели и Тобирама не мог сказать точно от чего: от незаслуженной обиды или от стыда. И если второе, то с этим тоже надо будет разбираться, потому что приказы командира надо выполнять!

— Ты бросил своих соклановцев!

— Спасая свою шкуру!

— Если точнее, то выполняя приказ командира, некоего Сенджу Цутому, — он вмешался до того, как эта толпа дерзнула напасть на братишку. Что неудивительно, его никто не замечал до этого момента: дети вздрогнули, а Каварама остановил тренировку и развернулся к нему с удивленным и настороженным выражением лица. Не знаешь, что сделает старший брат? Вспомни Току. Тока-нээ-сан тоже сидела в кустах, просто дальше и он по идее не знал о ее присутствии. — Или вы считаете правильным нарушить приказ?

— Да! — ни секунды не сомневаясь, выкрикнула Саюри, когда как среди остальных детей определенно начали проглядывать сомнения.

— Хорошо, допустим, ты на месте Каварамы не выполнила бы приказ и осталась на поле боя. Я правильно тебя понял? — дождавшись резкого кивка, Тобирама спросил. — И что бы ты делала?

— Сражалась! — видимо, направление его рассуждений показалось им одобряющим, дети закивали, приободренные. А вот Каварама, знающий его больше прочих, напрягся и нахмурился, ожидая «тягун».

— И чем бы закончился патруль?

— Мы бы победили!

— Хочешь сказать, что пятеро Сенджу, чьих сил хватило лишь на то чтобы прогнать отряд Фуума, слабее одной тебя?

Угу, воодушевление резко закончилось. Легко кричать о трусости и предательстве, забыв, что именно Каварама привел на поле боя подмогу. Легко забыть, что не выжил бы никто, если бы Каварама отказался выполнять приказ.

— Я сильная, — упрямо набычилась девочка. Как знакомо.

— Докажи.

Без оружия. Без рук. Она на два года младше, не монстр же он, так что никаких сильных ударов, только обозначение удара и шлепки, не болезненные для тела, но для самолюбия хуже меча в печень. Не контролирующий эмоции ребенок выдохся быстро, остальные дети не стали проверять, сколько продержаться сами.

— Я старше всего на два года, но ты уже видишь разницу в уровнях. Там же было почти два десятка взрослых подготовленных шиноби. Так что я повторю свой вопрос: что бы случилось, если бы Каварама — да любой из вас — остался на поле боя, не выполнив приказ отступать за помощью?

— …

— Я не слышу.

— Все бы погибли! — крикнула Саюри, посмотрела на него с земли и расплакалась. А вот это проблема, особенно с учетом, что шмыганья стали раздаваться и от остальных.

— Ну-ну, слезами горю не поможешь, — Тока-нээ-сан заметила его растерянность с присущей старшим сестрам легкостью, пусть он старался не показывать эмоции. — Иди уже, дальше я тут разберусь.

Каварама оставался на его совести. Пусть он и видел, что на поле боя его сверстники не ровня даже тем, кто на пару лет старше, от чувства вины так просто не избавиться. И пусть Каварама к нему прислушивается, как к старшему брату, будет лучше, если кто-нибудь еще скажет, что он поступил правильно. Отец, конечно, неплохой вариант, но тот иногда скажет так, что лучше бы молчал, только хуже сделает, а потому придется рискнуть.

— Ты не против навестить Цутому-сана? — Каварама, ожидающий очереди по вычищению глупости из головы, застыл, непонимающе посмотрел на него, но кивнул, все еще настороженный. — Отлично, только возьмем ему фруктов в качестве гостинца.

Цутому-сан их визиту удивился и это еще мягко сказано. Смысл приходить к раненым, если они вскоре вернутся домой? И уж тем более, когда вы только в лицо друг друга и знаете. Мужчина явно не ожидал, что Тобирама после приветствия низко поклонится ему и поблагодарит за брата.

— Я следовал законам клана, — отбрыкнулся он в первый раз.

— Дети на поле боя полезны только против таких же детей, — попытка номер два.

— И кого бы я мог послать за помощью, по-твоему? — третья была удачнее, Тобирама разогнулся, скосив глаза на брата, насупившегося после первого удивления.

— Как насчет любого другого бойца?

— Издеваешься? Без обид, парень, но дети настолько слабее взрослых, что даже говорить не о чем. Вот будь в патруле двое детей, тогда да, можно было бы задуматься.

— И выбрать того, кто младше? — спросил Каварама, но ответил ему не Цутому-сан.

— И выбрать того, кто быстрее, — твердо ответил Тобирама, получив утверждающее мычание от больного. — Если бы выбирали из нас двоих, то послали бы меня.

— А вот если выбирать из тебя и наследника, то тебя, — дополнил взрослый шиноби. — Хаширама-кун быстрее, но не настолько, чтобы это стало критическим фактором, зато он намного сильнее, как боец. Да и он почти взрослый.

— Непросто быть командиром, — Тобирама взъерошил волосы младшему брату и дождался вздоха и чуть обозначенной улыбки. — Приходится принимать непростые решения за считанные мгновения.

— Да понял я, понял, Торью-нии! Я поступил правильно. Больше не буду себя загонять, — обиженно надулся Каварама, все еще чуть улыбаясь.

— Ты даже не представляешь, как я рад это слышать! — подкравшийся Сэтору-сан заставил всех вздрогнуть. Вот это скрытность! Как сказала бы Рей-сан, истинный шиноби, не то что прочие. — Знаешь, попасть к ирьенинам трижды за каких-то десять дней, притом не выходя на дальние миссии, это своеобразный рекорд! И я был бы очень рад, если бы ты его не улучшал.

— Простите, Сэтору-сан, — у целителя прощения просили все трое, чисто инстинктивно, ибо главный ирьенин клана запросто может пойти ездить по ушам главе клана, а у того разговор короткий.

— Хорошая работа, Тобирама-кун, — он чуть дернулся, не столько удивленный, что его знают — после отравления все в селении знали, кто он и почему так выглядит, но вот тон обращения, теплый, заботливый, как от дяди или еще какого близкого родственника, был неожиданным. Сэтору-сан, конечно, был родней, соклановцем, но неблизким. Кажется, его прадед и дед ирьенина были троюродными братьями или что-то в этом духе. — Как я и думал, без тебя Хаширама-кун не был бы так успешен.

Тобирама лишь кивнул в ответ, не став развивать тему. К чему, если и так ясно, что наблюдательные соклановцы уже сопоставили факты и сложили два и два. Хорошо, что их немного и хорошо, что отец поддерживает молчанием. Сэтору-сан точно не будет возражать против их с аники деятельности: физическое здоровье слишком тесно связано с душевным, а потому от небольшой помощи ирьенин не откажется. Правда, подозрительный взгляд Каварамы прожигал в нем две дырки, но можно воспользоваться положением старшего брата и загонять мелкого на тренировке, а после — в сёги, чтобы кипели и мозги, и мышцы.

— Торью-нии! Кава-нии! — план меняется незначительно, теперь укатать надо обоих, иначе Итама возмутится, что с ним никто не занимается, а аники как назло куда-то испарился. На сёги его уже не хватит, сляжет от усталости, ибо укатать двоих маленьких чистокровных Сенджу и не укататься самому — пока что недостижимый уровень.

Как раз к концу тренировки подошла Рей-сан, очевидно озадаченная подслушанными вестями, так что он поспешил выйти в лес, зная, что даже если не станет далеко отходить, кодамы его прикроют.

— Буцума собирается назначить тебе наставника по суйтону, — а, вот что так не понравилось сятихоко. На ее вотчину покушаются, он бы тоже обиделся. — Ты покажешь этому сенсею все изученные техники, пусть они пока слабые, но получаются. Технику надо лишь отточить, а запас чакры вырастет с возрастом. Я хочу, чтобы ты доказал, что справляешься и сам, что наставник тебе не нужен. Мы не можем сейчас выделять на это время, когда есть прогресс в искусстве оммёдо!

— Хорошо, с этим будем разбираться, когда учителя назначат. Что с войной?

— Пока глухо, объявлять войну не хотят из-за будущих жертв, обсуждают, как бы нанести показательный удар, чтобы прониклись и больше не лезли. Какой именно еще думают, у нас есть время высказать свои предложения, — тигр почесала лапой голову, выглядя комично задумчивой. — Столкновение было десять дней назад, так почему они до сих пор размышляют?

— Рей-сан, людям нужно время восстановить полностью картину событий. Да, мы знаем, что это клан Фуума, но почему они напали, было ли это их объявлением войны, несчастным случаем, может они планировали подставить другой клан или еще что-то. Теперь клан располагает информацией, которую, поверьте, не так просто найти, и решает, что предпринять.

— Услышанные варианты мне не понравились. Хагоромо те еще монстры, а устраивать войну — ты же можешь погибнуть!

— Это обычный риск для шиноби, — не мог не улыбнуться он. Рей-сан, конечно, старалась, но понять шиноби, понять людей, чья жизнь сражения, была все же не в силах, а потому судила с позиции обычного человека. Поправка, обычного ёкая. — Но может быть, нам удастся придумать иной вариант мести.

— Например, отловить пятерых их шиноби и отрезать тем руки и ноги? — от вопроса, заданного невинным тоном, будто сятихоко не видела ничего ужасающего в предложенном, он закашлялся. — С одной стороны никто не будет убит, с другой клан Фуума потеряет пятерых бойцов, которые к тому же станут наглядным примером, что не надо лезть к Сенджу.

— Да, рационально, — не самое худшее предложение, просто от Рей-сан он его не ожидал. То она мыслит категориями не-шиноби, вроде «ты можешь погибнуть», то предлагает то, что и он сам не сразу рискнет озвучить. — Но недостаточно грозно. Это же Фуума, они же кровожадные как каппы. Нужно что-то такое, что шокирует их и заставит осторожничать, но при этом не напугает до такой степени, что они решат объявить нам войну до полного уничтожения.

Она продолжала думать над проблемой и вечером, пока Тобирама отбивался от расспросов отца, матери и трех братьев, которых очень заинтересовали вскрытые Буцумой подробности миссии. Тора был никакой, но Рей осталась непреклонна: надо принять присягу от крыс, дальнейшее промедление будет оскорблением. Карасумару вызвали с помощью кодам, он должен был проследить, чтобы семья Торы не заметила его физического отсутствия.

— Труп взял?

— Я и другие угощения захватил, а то как-то неудобно будет, — Тобирама неслышно скользил по лесу, огибая ночных дозорных. — А саке пить обязательно?

— Одну чоко надо распить, это важно для обряда.

Ребенок вздохнул, слегка надувшись, видимо вспомнил своего учителя по сенсорике и что тот вытворял в подпитии. Это он еще ёкаев плохо знает, Рей следила особенно тщательно и детеныш никого не видел сильно пьяным кроме строго контролирующего каждый вздох Мудзики. Тора мог не беспокоиться о гипотетической привязанности к алкоголю, она легко выбьет ее из него, даже если придется притащить Коно-сана и провести принудительную очистку организма.

А вот та неловкость, с какой он покупал саке — вот это точно войдет в число наиболее ценных совместных воспоминаний: маленький, красный от смущения и нервно оглядывающийся Тобирама стоял на потолке вниз головой и очень серьезно требовал продать ему саке и вообще не спорить с шиноби по пустякам. В конце концов, он же не грабит, честно готов заплатить, только продайте. Правда, зачем он на выходе обернулся и заявил, что это на спор, она не поняла, но спрашивать не стала, позже Карасумару допросит. Прочие покупки совершались не в пример скучнее и обыденнее, но зато на какое-то время будущие вассалы обеспечены пропитанием.

Пока она предавалась воспоминаниям, они дошли до нового жилища нэдзуми. Мальчик застыл, с круглыми глазами осматривая небольшие деревянные дома, так напоминающие его собственное селение. Да, что ни говори, а нэдзуми провели с людьми очень много времени, привыкли жить в человеческих домах и на новом месте поспешили поставить тоже самое.

— Когда они успели отстроиться? — так его это волновало?!

— Тора, это же ёкаи, — с легким упреком ответила она. — Нет, нам определенно надо корректировать твое обучение, это же элементарные понятия. Конечно, нужно знать, чем опасен тот или иной ёкай или как его уничтожить, каким заклятьем, но и мирные способности, нормы поведения и обычаи тоже надо запоминать. Моя вина.

— Если вы не против, О-Рей-химе, я мог бы помочь в обучении Тобирамы-сама, — Нэдзукора Шуичи приветствовал их, пока остальные нэдзуми держались на почтительном расстоянии, слегка склонив головы. — Но сначала разберемся с делами насущными.

Обряд был простым, оставьте пышные церемонии ками и их последователям, но связь была установлена правильная и прочная. Не только вассалы обязаны служить, но и сюзерен обязан защищать, так что первым делом после обряда они с Торой обратились к кодамам: и поблагодарить за Кавараму, и официально сообщить о статусе стаи Нэдзукоры, чтобы наладить взаимодействие. Какое-то время они посидели на пиру — понимая, что мальчику будет неприятен акт людоедства, крысы предпочли отложить труп на более позднее празднование, но ребенку нужно было отдыхать, а потому вскоре они покинули общество демонов.

Когда Тора уже спал, Рей продолжила размышлять над проблемой Фуума, решив поискать варианты в головах других Сенджу: кому, как не им, известно, что может напугать шиноби, но не приведет в ужас? Вариантов было много, шиноби тоже люди и боялись не только смерти близких, но и одиночества, осуждения, предательства, пленения, пыток и того, что они станут предателями клана из-за них — много чего. Да, прошлась она сегодня по кошмарам. Надо будет сказать нэдзуми, чтобы отыскали и пригласили поработать демона баку, будет ему тут раздолье. Проблемой было то, что Фуума казались ей куда более неадекватными, чем Сенджу, а потому то, что могло напугать соклановцев Торы, могло не подействовать на их врагов. О. Она забыла рассказать Торе, что его отец очень странно отреагировал на докладную Судзуэ-сана, вроде и рад, но в то же время, что-то в этой радости ей не понравилось. Не мог же Буцума понять, что Тора оммёдзи из-за одного слова?!

— До меня дошли интересные слухи, — после обычной разминки учитель Торы по маханию мечом внезапно пожелал поговорить. — Ты и правда можешь использовать Водяные копья без ручных печатей?

— Я бы не назвал их Водяными копьями, это просто водяные потоки, небольшого диаметра, но довольно сильные, обычных людей режет неплохо, — Тобирама слегка скривился, очевидно, вспомнив, как чуть не потерял руку, когда экспериментировал с направлением потока. Она тогда еле успела перехватить управление — оказывается, иметь дело с водой, заряженной человеческой чакрой, все равно, что человеку без нее толкать валун выше своей головы. Возможно, но силы требует немеряно. — Но против шиноби, особенно дотонщиков с Каменной броней, не пробовал, может и не пробьет. Хотя если их закрутить по спирали…

— Подними меч, — прервал его рассуждения Мамору. — Я защищаюсь, ты атакуешь, но не только клинком, но и Водяными копьями.

Она подошла поближе, но все же держалась на расстоянии, чтобы не отвлекать Тору, наблюдая за спаррингом, в кои-то веки, найдя в нем что-то интересное. Воду детеныш вытягивал отовсюду, на тренировочном полигоне не было открытого источника, а потому мечник был весьма удивлен, когда столбец воды вырос из ближайшего дерева. Влагу в живом существе она восстановила, понимая, что мальчику не до того, но надо будет ему напомнить, что вытягивать воду стоит осторожнее. Из таких юных стволов особенно, их очень легко высушить в щепки, а кодамы такое не прощают. Да, в бою не на жизнь, а на смерть допустимо многое, но на тренировке ей придется следить за увлекающимся ребенком и требовать внимания к миру, если он, в отличие от прочих людей, желает быть его частью. Еще надо будет научить вытягивать воду из воздуха, ибо снарядов много не бывает, а тратить чакру, преобразовывая в воду ее, несколько расточительно. Конечно, у Сенджу запас сил большой, и детеныш станет одним из сильнейших в клане, но это же не причина разбрасываться чакрой.

Поединок — или нечто, призванное им называться — продолжался достаточно долго, чтобы под конец Тобирама дрожал, пытаясь выправить сбившееся дыхание, а его учитель с любопытством рассматривал порезанную одежду, уделяя особое внимание местам, где удар прошел очень близко.

— Что ж, это было познавательно.

Объединить навыки в управлении водой с мечом, создавая особенный, персональный стиль Тобирамы — да, это будет действительно интересная задача. Главная трудность именно в управлении и сознательном выделении разного количества чакры на одну и ту же технику, чтобы вода при необходимости сменяла полярность действий: обеспечивала прикрытие в защите и усиливала напор атаки. Чем-то похоже на сражение двумя мечами, но в то же время совершенно на ином уровне, потому как одно дело управлять телом, другое — поставить на службу разум, которому будут подчиняться режущие потоки. С точки зрения Сенджу Мамору — интересное, перспективное направление, над которым надо будет работать с десяток лет минимум, потому как требуется отточить разум до соответствующего уровня контроля, чтобы в сражении ничто не поколебало его в степени, достаточной, чтобы потерять управление над дополнительными клинками.

С точки зрения Рей — еще один способ сохранить детенышу голову. С возможностью ее потерять в процессе освоения, потому как строиться новый стиль будет с нуля, хотя наверняка не так долго, как думает мечник. Мальчик куда более организован и его ум сосредоточен на поставленных целях куда лучше, чем может показаться из-за его возраста. Но главной причиной, почему разработку собственного стиля отложили на будущее — возраст. Ребенок еще растет и хотя с такими родителями он наверняка будет высоким и вряд ли изменит жилистому телосложению, еще слишком рано об этом судить. Некие наработки, конечно, они будут делать, но, по словам Мамору, раньше пятнадцати-шестнадцати вплотную подходить к вопросу не стоит.

— Это логично, тем более что Торе надо закончить с основами и поднабраться личного опыта, которого, поверь, никогда не будет достаточно. Всегда есть вероятность, что найдется противник, которому есть чем удивить, — ночью Карасумару покинул реинкарнацию Индры, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и познакомиться с кланом Нэдзукора. — Кстати, а как тебе твой… кхм, напарник? Другой учитель Торы по управлению стихией. Поладите?

Рей вздохнула: ну какое поладите, если человек не будет знать о ее существовании? Не говоря уже о том, что они и сами неплохо справлялись, что мальчик и продемонстрировал в тот же день. Сенджу Норайо должен был только оценить потенциал Тобирамы, а потому скучающим тоном предложил в нин-спарринге показать, на что он способен. Тора деловито уточнил, что будет, если он ранит старшего соклановца, получил снисходительный хмык и уверение, что ничего не будет, ибо и царапины не оставит. Мамору, присутствовавший при встрече, сцедил усмешку в кулак и пожелал удачи, сам же встал на краю полигона, готовый и наблюдать, и бегать от случайных атак. Рей подозревала, что на начало тренировки Тора не имел никакого желания показывать себя, даже если она настаивала избавиться от будущего учителя — занимателя свободного времени — показав, что он не нужен. Обычные ручные печати и стандартные шинобские техники, как у любого другого пользователя суйтона, может чуть качественнее. А потом очень умный Норайо-сан сообщил, что так и знал, что докладом Судзуэ можно растапливать костер, ибо что может каменный истукан понимать в суйтоне.

Что он зря это сказал, он наверняка понял сам, когда Тобирама донес мысль лучшим способом из возможных — устроил бой на выжимание, превратив полигон в грязевое озеро. Норайо трижды захлебывался, поймал вскользь два копья и один раз рухнул лицом в грязь. Рей откровенно смеялась над недоумением человека, пока детеныш показывал, сколь мало шиноби понимает о воде на самом деле. Да что вообще может человек знать о стихии, что породила саму жизнь? Когда были лишь небо и земля, не было в мире ничего, что жило бы и дышало, и лишь после рождения воды и огня, мир предстал в своем великолепии. О, Рей ничуть не умаляла другие силы, прекрасно понимая, что без взаимодействия четырех первостихий ничего бы не получилось, но… в основе того, что обычно считают живым лежит вода. Те же люди более чем на две трети состоят из воды. И ее примитивное использование руками самодовольного шиноби выводило Рей из себя, так что каждый удачный удар Торы она встречала с восторгом, хотя в ответ в мальчика летели техники совсем недетского уровня, не говоря уже о затраченном количестве чакры или объемах воды, обрушивающихся на ребенка.

Сначала Норайо пытался сокрушить Тору разницей в боевой мощи, заодно устроив спонтанную тренировку на контроль чакры, потому что бегать по земле одно дело, а по грязи — иное и внимание на это тоже расходуется. А после разум взял вверх над гордыней и атаки стали значительно слабее, менее затратными и зрелищными — и намного эффективнее. Конечно, детеныш еще не мог справиться с взрослым шиноби, даже в ограниченном условиями поединке, но это не отменяло того, что Тора был значительно чище, чем его противник и это, пожалуй, было достаточно приятно для глаз, чтобы она не задумывалась, откусить ли Норайо голову. Может быть, Тобираме действительно пригодится учитель исключительно шинобским техникам, особенно такой: мокрый, грязный, потерявший большую часть надменности и скучающий вид с табличкой «я здесь самый лучший».

— Вот только я не ожидала, что Норайо пойдет в таком виде к Буцуме и заявит, что сам займется Торой, когда будет свободное время, — отец Тобирамы и сам этого не ожидал, это было очевидно по его лицу.

— Рей, у тебя сейчас лицо как у Мудзики, нашедшего годовой запас саке. Что там случилось?

— Буцума ответил в духе «вставай в очередь», — тенгу выпучился как лягушка. — Ну, не напрямую, но смысл был именно такой: он сообщил, что Тора почти перестал посещать занятия клановых наставников, потому что у него два персональных учителя, Мамору — признанный мастер меча, и Мэдока — один из лучших сенсоров. Кроме того ребенок поддерживает клан, рисуя печати-расходники и изучая и сортируя информацию в библиотеке. Поэтому если у Норайо найдется свободное время, не факт что оно найдется у Тобирамы.

— И что этот Норайо ответил?

— Сказал, что они еще разберутся, кто за кем в очереди будет, — в тот момент что у нее, что у Торы, что у Буцумы пропал дар речи, а потому последнее слово осталось за суйтонщиком

— А Хаширама? — пригладив встопорщившиеся перья, Карасумару припомнил, что Норайо вообще-то помогал старшему брату Торы в освоении Мокутона.

— Он, кстати, неплохо продвинулся, я и не заметила, как он дошел от простого контроля над элементом до придумывания техник.

— Ты же знала, что пацан отдал ему свои теоретические наработки по ручным печатям, их функциям и взаимосвязям и прочему!

— И мы оба знаем, что Хаширама свиток при нем глянул и больше не открывал, — зло прошипела Рей. Она так и не простила мальчишке пренебрежения работой детеныша.

Тобирама тоже знал и молчал, хотя ему наверняка было обидно, что его труд был легко отброшен в сторону, несмотря на все благодарности. Сятихоко тогда неделю мучила треклятого мальчишку кошмарами, пока Тора не узнал и не пресек действия против любимого старшего брата. Мальчик говорил и о разных приоритетах, и что его аники больше практик, а теория вызывает у него скуку, и что исследования все равно неполные, но все эти отговорки и надуманные причины не отменяли главного. Хашираме плевать на приложенные братом усилия, если они не были приложены к чему-то, что он сам считал важным. И это настолько выводило Рей из себя, что она иногда думала, что у нее шерсть полезет от злости.

— Он в любом случае продолжит тренировать Хашираму, это приказ совета.

Рей успела уяснить всю алогичность и запутанность системы власти в клане Сенджу. Вроде все просто: есть глава клана и все ему подчиняются. Как все повелители, покровители и просто связанные с водой боги и ёкаи подчиняются Рю-о-сама. Вот только даже если все эти существа соберутся и скажут, что Рю-о-сама не прав, в лучшем случае их не послушают. В худшем — будут новые боги и ёкаи. С людьми так не работало: Буцума был главой Сенджу, но Совет старейшин, даже не в полном составе, две трети от всех, мог оспорить любой его приказ. Мало того, если совет пришел к чему-то единогласно, то глава клана обязан был подчиниться, даже если не согласен! Он должен был учитывать мнение стариков, осторожно вести их так, чтобы его приказы в итоге принимались, а те, что он считает ошибочными, нет. И если Рей правильно представляет, каков из себя Буцума Сенджу — прямолинейный, простой, упрямый и твердолобый — тому очень повезло, что на его стороне Умезава и Акико, сам бы он не смог управиться со старейшинами.

И что еще хуже — с любыми бойцами тоже были трудности. Приказ Совета был неоспорим и должен быть выполнен немедленно. Приказ главы клана можно было поднять на обсуждение, если не было особого положения, острой фазы войны, например. Не говоря уже о ежегодном собрании всех взрослых бойцов клана, где участвовали все старше шестнадцати, а то и помладше, если были достойны, и вплоть до уже отошедших от работы в поле шиноби, еще не впавших в маразм. Вот это было чем-то страшным, многоголосым и нервным, где что-то требовали, о чем-то спрашивали, и в чем-то упрекали. У Рей просто слов не находилось — зачем им вообще нужен глава клана? Пусть сидят со своим советом и решают большинством голосов. И долгое время не понимала, пока Карасумару не заявил, что глава клана будет нести ответственность за неудачи.

— Это люди, Рей. Успех общий, провал — персональный.

Это было ненормально настолько, что даже соответствовало человечеству. Если Рю-о-сама принимал неправильное решение, он нес за это ответственность. Но и за грамотное управление, за порядок в мире хвалы тоже были лишь ему. Это было просто и логично, и почему люди не могли так поступить, оставалось загадкой. Карасумару что-то пытался прояснить, что людям хотелось чувствовать себя причастными, что они решают свои судьбы сами и все в том же духе, но Рей в ответ ткнула его в список негласных правил, которые она все же записала, и тенгу замолчал.

Общее собрание могло шуметь, но не было похоже, будто они правда что-то решали, скорее привлекали внимание старших к своим вопросам. Все решения в итоге были за советом, в котором было ограниченное число участников, и вопрос о принятии новых членов решался ими же. И в то же время старейшины не могли не пригласить в Совет некоторых особо выдающихся соклановцев, соответствующего возраста, даже если эти люди высказывали оппозиционные мнения. Потому что иначе бы их не поняли прочие соклановцы, потому что кланом должны управлять лучшие и точка. Эта система была чужда Рей, но она припоминала, что у многих ёкайских общин, кланов и стай было нечто подобное в основе управления, кроме того система работала, а значит, все нормально.

Все нормально. Этой мантрой он возвращал мыслям привычный холодный отстраненный оттенок, пока его дружно поедали глазами пять пар глаз, способных разжалобить камень. И как назло Рей-сан с Карасумару-саном еще не вернулись из поселения нэдзуми, чтобы хотя бы посмеяться над ситуацией и над его растерянностью. Почему-то обычно показного удивления сятихоко или искреннего веселья тенгу было достаточно, чтобы смириться с окружающей его действительностью и ее непревзойденным умением устраивать неожиданности. Сейчас неожиданность оказалась подстроена не без участия Каварамы и Итамы, Хаширама же выглядел таким же удивленным… а, нет, он уже счастлив, доволен и вот-вот объявит об этом на все селение.

— Аники.

— Тобирама, это же здорово, — его тон урезонил брата достаточно, чтобы тот не орал, но восторга в голосе не убавилось ни на чуть. — Ты же не откажешься?

Отказаться под прицелом стольких глаз и явно ощущаемого взгляда в спину, который мог принадлежать лишь одному из двоих, отцу или матери? Нерационально, недальновидно и неразумно.

— На полигон. Каварама, по дороге расскажешь, как вы до этого дошли.

Сначала он посмотрит, что эти дети могут, каков уровень их подготовки. И уже потом решит, как поудачнее вписать нежданных последователей в свои тренировки с братьями. Начиналось все намного банальнее, чем он ожидал: расстроенная Саюри, выплакав все глаза в кимоно Токи-нээ, поддалась на провокацию кузины и устроила спарринг с Каварамой. Бахвалиться, как Тобирама, тот не стал, но победил всухую. Неудивительно, от победителя Сити-Го-Сан это ожидалось, но разрыв в уровнях оказался неожиданностью и для него самого, и для Токи-нээ-сан. Хотя учитывая, что единственным условием спарринга было остаться без серьезных травм, то удивляться было нечему, младший брат использовал все преимущества местности, сражаясь с самых разных позиций и загоняя туда девочку, откровенно неготовую к столь резкому напору.

Впечатлившиеся по макушку юные шиноби выпросили право присутствовать на их семейных тренировках, Тока поддержала стремление молодежи тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться, а крайним остался Тобирама, как инициатор всех новшеств. Итама подхватил волну, потому что тренироваться в компании интереснее и спаррингуясь с ребятами старше себя он хорошо подготовится к праздничным соревнованиям. А Хаширама… остается Хаширамой, что бы ни случилось. Именно так прокомментировала ситуацию вернувшаяся Рей-сан, очевидно, не слишком удивленная сложившимися обстоятельствами. Карасумару знатно повеселился, глядя на его неуклюжие попытки помочь с тренировками в новых условиях, в которых едва нашлось время для его собственных занятий.

Тренировать двух Сенджу трудно. Тренировать почти десяток? Он проникся намного большим уважением к клановым наставникам, хотя и раньше осознавал их труд.

— Смотри на это иначе: теперь ты будешь постоянно тренировать выносливость, моральную устойчивость и эмоциональную стабильность, — почти серьезно заявил ему карасу-тенгу, хотя лицо его выражало самое настоящее удовольствие его мучениями.

Во время завтрака говорил в основном Хаширама с поддержкой не менее взбудораженного Итамы, поэтому он смог послушать ёкаев. Демоны, не тратя время зря, скорректировали его расписание, заодно отправив пару нэдзуми к Учихам для присмотра в то время, когда Карасумару будет его учить. Количество часов, уделяемых занятиям оммёдзи, пришлось уменьшить с увеличением дел с людьми, и Рей-сан была этим очень недовольна. Рано или поздно, но он будет готов завершить обучение с точки зрения людей, и тогда сятихоко наверняка отыграется за все упущенное время. Если не умрет от истощения раньше.

— Рей-сан, что может быть настолько важным? — после занятий с Мэдокой, которого опять отправляли на миссию, сятихоко в приказном порядке потребовала, чтобы он отложил все свитки и шел за ней в лес.

Будь это тренировка суйтона, она бы так и сказала, но, пусть они и шли к реке, скрытность она требовала на высочайшем уровне, и лишь узрев берег, он понял, в чем дело. Рей-сан хотела, чтобы он увидел реинкарнацию печально знаменитого оммёдзи — Учиху Мадару. Аники тоже бегал по берегу, как всегда беспокойный, ластящийся щенок со штормом из эмоций, но и Учиха не показался близким к идеалу шиноби. Напротив, шумный, вспыхивающий как спичка мальчишка очень забавно терялся, когда Хаши погружался в свое «я-очень-расстроен» состояние, явно не представляя, что ему делать и как утешать приятеля. А вот то, что ни один из них даже не задумался о возможной слежке, его разочаровало. Они же шиноби!

— Наверное, здесь они забывают о том, что они шиноби и пытаются быть просто детьми, — Рей-сан снова рассуждала как не-шиноби, но ее слова казались верными. — В конце концов, ни у кого из вас не было детства, неудивительно, что эти двое пытаются урвать хотя бы его кусочек.

Бросая в реку камешки. Что ж, не самый худший вариант, причем он готов руку заложить, что оба в курсе, что приятель тоже шиноби, может даже догадываются из каких кланов, но упорно стараются игнорировать правду за ее неудобство. Он ушел, не дожидаясь окончания встречи, лишь убедился, что за братом и его знакомым присматривают, да и подаренный амулет аники не снимал даже во сне, как и Итама с Каварамой, что хоть чуть-чуть, но успокаивало. Хотя один момент ему надо было обсудить с братом.

— Аники, на пару слов, — перехватив возвращающегося сияющего Хашираму за ворот кимоно, Тобирама протащил того через кусты к сохранившемуся во влажной почве отпечатку ноги. — Не оставляй таких следов, если не хочешь, чтобы тебя выследили.

— Торью, ты слишком серьезный, — привычно заныл брат, что-то говоря про территорию Сенджу, близость селения и прочее, он его не слушал.

— А ты слишком беспечный и это может тебе дорого обойтись, — отрезал Тобирама и не дал брату снова заговорить, убив все возражения на корню. — Или не тебе, а твоему приятелю.

— Ты знаешь? — он успел развернуться, не ожидая ответа, но аники перехватил его руку с молниеносной скоростью.

— Видел вас сегодня, — не стал отпираться Тобирама.

— Не говори отцу! — это было ожидаемой просьбой, но все равно неприятной. Неужели Хаши не замечает, насколько отец изменился? Тобирама даже припомнить не мог, когда Буцума в последний раз поднимал на кого-либо из них руку, даже если Хаши снова начинал свои проповеди о мире во всем мире. — Пожалуйста, Торью!

— Не скажу, если он сам не спросит. О большем не проси, — однажды отец точно заинтересуется отлучками наследника.

Или его «заинтересуют». Потому что дружба наследников враждующих кланов может стать тем самым мостом, что объединит кланы и покончит с враждой. Но чтобы все сработало «как надо», а не «как получится», хотя бы несколько человек с разных концов моста должны об этом знать. Отец, Акико-сама, Мамору-сенсей были подходящими кандидатурами, возможно, Умезава-сама и, разумеется, мама утопит их в ночных горшках, если они не посвятят ее в тайну такого масштаба.

— Хорошо, — смирился старший брат. И тут же просиял. — Спасибо, Торью!

— Смотри, чтобы я не пожалел об этом обещании, — не попади в беду, бестолковый, наивный, легкомысленный старший брат. — И я рад, что у тебя появился друг.

— Еще раз.

Руки быстро сложили серию печатей, водяная стена создалась быстрее, но ее прочность все еще была далека от требуемой. Норайо-сенсей покачал головой:

— Еще раз.

Повтор за повтором, ни слова об ошибках — стиль преподавания лучшего суйтонщика Сенджу неимоверно раздражал Рей-сан, а потому тигрица сидела спиной к ним и недовольно размахивала хвостом, но молчала, не собираясь его отвлекать. Тобираму вначале тоже напрягала привычка нового сенсея говорить, на что обратить внимание, только в конце занятия, не дав шанса исправиться на ходу. А после привык, начал отслеживать мимику Норайо, пытаясь сопоставить изменения в технике и изменения в выражении лица.

Получалось плохо, но иных вариантов у него не было: Мамору-сенсей и Мэдока-сенсей на миссиях, а других учителей, к которым можно сбежать от суйтонщика, у него официально нет. От занятий клановых наставников его освободили, но он занимался с другими Сенджу его возраста и младше по утрам и мысленно клялся однажды поставить наставникам памятник. И спросить, как с такой эмоциональной устойчивостью и психической стабильностью на них действует гендзюцу. Или лучше расспросить Току-нээ-сан? В последнее время у нее заметные успехи в этой области, Хаширама восторгался на весь дом, пока кузина не отправила его ловить невидимых бабочек.

— На сегодня достаточно, — чакры минимум, только чтобы здесь не рухнуть, значит никаких тренировок, свитки, свитки и только свитки. — Водяная стена требует большего количества Ян-чакры.

— А сказать раньше бы переломился? — рыкнула Рей-сан, оскалившись в сторону Норайо-сана, который ее, разумеется, не увидел.

— Рей-сан, подход Норайо-сана требует от учеников собственных умственных усилий, — в клановом хранилище свитков как всегда пустынно и тихо. Немного обидно, что так мало ценится труд прошлых поколений, но это дает возможность поговорить с Рей-сан, оставаясь на безопасной территории и в собственном теле. — Он давал мне время самому понять, что именно я делаю неправильно, поэтому и не исправлял ошибки. Если все время все разжевывать, то ученики не научатся думать своей головой.

— А если разжевывать чаще, то времени бы уходило меньше, — Рей-сан иногда удивительно упряма. Или это из-за того, что Норайо-сан «потеснил» ее с места сенсея, как уверял Карасумару-сан?

— Мне вообще-то повезло, что со мной Норайо-сан занимается индивидуально.

Лучший мастер суйтона, лучший мастер дотона, лучший мечник — неважно, в какой области, но если ты признан лучшим, то обязан выучить хотя бы несколько соклановцев, повышая силу клана. Мамору-сенсея недавно нагрузили еще пятью подростками, двенадцати-пятнадцати лет, талантливыми и умелыми для своего возраста, а потому время на Тобираму сократилось. И он наконец-то смог приблизиться к теоретическим выкладкам по разделению, вернее, созданию своей временной копии. Первоначальный упор на полную копию пришлось отставить, ибо выращивание с нуля собственного тела, а после создания дополнительного сознания, прицепление его к душе — все это грозилось превратиться в работу на всю жизнь с неясными результатами, а потому совет Коно-сана — упрощай! — был принят на вооружение.

— Если возможно создать водяную копию дракона, то почему бы не создать водяную копию человека? — первый шаг был сделан с подсказкой Рей-сан.

Однако эта копия оказалась немногим полезнее того самого дракона, просто вода в форме человека, которую никто не спутает, не говоря уже о невозможности использовать ее в жизни.

— Хей, Торью, глянь, какое забавное отражение получается! — домашние хлопоты тогда были целиком на их плечах, потому что мама была на миссии.

Они с братьями почти час после стирки убили на кривляния возле воды, смеясь и поддразнивая друг друга. Именно тогда его озарило мыслью, что способность воды к отражению поможет и в создании клона. Отражение получилось, но контролировать его было сложно, слишком текучая, непостоянная основа, и клон все еще был бесполезен.

— Наложить гендзюцу на конструкцию из воды? Давай попробуем!

Облик сошелся. А пользы все не было, хотя с точки зрения Токи-нээ-сан в идеальном исполнении такая фальшивка вполне могла бы на пару секунд обмануть другого шиноби, а потому была не так плоха. А вот контроль над ней был загвоздкой, вместе они действовали недостаточно синхронно, а в одиночку даже гендзюцу на воду наложить не получалось, потому что мешала неразрывная связь с водяной фигурой. Его нужно было сделать самостоятельным.

— Получается, надо вложить в клона твою собственную память?

— Или вырвать чужую душу из тела и связать ее с твоим клоном?

— Не проще ли сразу испробовать на человеке заклятие связывание духа? Изгнать получилось, может и это выйдет? Тогда и клон не понадобится!

Нэдзуми честно старались помочь с идеями. Дети Шуичи-сана частично разбрелись по заданиям, частично остались в поселении в лесу Сенджу, куда он регулярно приносил пойманную на охоте дичь или рыбу, крупы, овощи и вообще любой продукт, на какой хватало заработка юного шиноби. Чудо что еще никто не заинтересовался, а на кой биджу ему столько продуктов, не говоря уже о трупах. Но с другой стороны, семеро нэдзуми отправились в Узушио и устроились в разных домах, тщательно перенимая знания о печатях, еще четверо шпионили в доме дайме страны Огня, прислушиваясь и присматриваясь к ситуации в стране в целом, особенно тщательно отслеживая любое упоминание клана. После можно будет подумать, какую еще пользу можно с этого получить при нулевом опыте, но пока пусть просто изучают, может однажды придется заменить кого-то со двора ёкайским способом.

Трое нэдзуми помладше присматривают за его собственным кланом по очереди, двое шпионят за кланом Учиха, еще две пары он отправил к Фуума. Один отряд Фуума поймали возле границ клановых земель и использовали как красноречивый — кровавый — пример того, что территория Сенджу закрыта для посторонних шиноби. Акико-сама, да и он сам сильно сомневались, что обожающих кровопролитие Фуума это чем-то впечатлит, скорее лишь раззадорит, а потому хорошо было бы держать руку на пульсе. Однако пока все было тихо, последнее время война между Фуума и Хагоромо сошла на уровень единичных стычек, и этим затишьем надо было воспользоваться.

— Скопировать душу невозможно, разделить, не уничтожив в процессе, тоже, — Коно-сан как и Рей-сан был категоричен и резок, когда он выдвигал теорию об использовании знаний оммёдзи для решения этой задачи.

Но окончательное представление о том, каким должен быть результат, он получил совершенно случайно:

— Биджу, с твоей сенсорикой ты будто в душу заглядываешь!

— В каком смысле, Мэдока-сенсей?

— А еще гением называют, — сенсор фыркнул. — Ты даже не замечаешь, насколько совпадают твои ощущения от чужой чакры с характером обладателя.

То, о чем не могли подумать демоны, слишком привыкшие к отсутствию чакры у людей. То, о чем должен был в первую очередь вспомнить он сам, но нет, зацепился за духовы практики и не сообразил без указующего пинка. Копия чакросистемы, оформленная в копию внешнего облика пользователя. Идея есть, суть понятна, осталось просмотреть данные по печатям, чтобы понять, какие и в каком порядке надо использовать для получения нужного результата. Хотя вряд ли ему так повезет, что понадобятся лишь наиболее часто встречающиеся, скорее всего, потребуется нечто редкое, а то вовсе архаичное, что ему несколько месяцев придется подбирать сочетание, на которое чакросистема среагирует как надо.

— Смотри на это с другой стороны — вдруг в процессе изобретешь что-нибудь еще? — Рей-сан старалась поддержать, но по одному ее взгляду было ясно, что она тоже настраивается на длительные поиски.

— Завтра на миссию, сопровождение и охрана каравана, будь готов, — жизнь, разумеется, вносила свои коррективы.

На некоторые миссии нужно было собираться и готовиться несколько дней. Конечно, миссии были с конкретным сроком исполнения, но, например, к убийству богатого хорошо защищенного человека или к краже имеющего охрану объекта нужно было готовиться хотя бы какое-то время. О предположительно простых миссиях сообщали накануне, вроде охраны каравана, доставки или чего-то подобного. Не сказать, что это было удобно, особенно когда занимаешься у шести разных учителей, причем не все из которых живые и относительно доброжелательные, Коно-сан за срыв занятия без предупреждения заставил его готовить человечину, а после объявил это тренировкой. Он там зеленый как сам каппа стал, ни пообедать, ни поужинать не смог, Карасумару-сан хохотал так, что мог и живых разбудить. Кроме того, а как же его долг по отношению к нэдзуми?

— Ты слишком серьезно относишься к своим обязанностям. Ты уже их откормил на славу, дальше можешь приходить намного реже, — Рей-сан не понимала его беспокойства, демона куда больше интересовала миссия, а точнее время возвращения, когда можно будет вернуться к работе над дзюцу. — Ёкаям не нужно столько пищи, столько людям, даже таким слабым, как нэдзуми. Обжорством отличаются такие демоны как Они, но они предпочитают человечину, тот же Коно-сан, хоть и каппа, спокойно годами без них обходится. Так что принесенных тобой припасов им надолго хватит, не переживай.

Он не переживал, просто ему понравились нэдзуми. Про них говорят много неласкового, вроде, что они ударят в спину при первой же возможности, но учитывая, что многие обращаются к ним, как к грязи под ногами, независимо от пользы и способностей, неудивительно, что и ответное отношение оставляет желать лучшего. Ушода-сан, не так давно его навестивший, одобрил выбор вассалов и союзников, подтвердив, что крысы умеют подчиняться и выполнять приказы, при этом обладают высоким интеллектом и будут честными с тем, кто хорошо к ним отнесется. Нэдзуми умеют ценить доброе отношение и в отличие от людей об этом не забывают, что является следствием их иной черты — тех, кто причинил им вред, они тоже помнят очень и очень хорошо и могут выжидать веками, чтобы отмстить так, что вовек не забудется: в уме и изобретательности им не откажешь.

— Как бы еще они выжили с таким слабыми для ёкаев способностями? — пожимал плечами опытный оммедзи. — С ними просто не желают связываться, понимая, что от мести со стороны всего клана спастись попросту не удастся и повезет, если нацелятся на тебя, а не всех прочих родичей. Это Нэдзукора маленький клан, их не трогают именно из-за порядочности, другие далеко не столь принципиальны, а их стаи переваливают за тысячу особей, такое не каждый дайёкай остановит.

При этом нэдзуми достаточно умны, чтобы не ввязываться в неприятности с дайёкаями, а те в свою очередь редко обращают внимание на мелочь. Как у крестьян и феодалов: одни не нарываются, другие не замечают.

— У людей определенно проблемы с чувством самосохранения, — он не мог не согласится с Рей-сан. На что вообще надеются обычные люди, нападая на шиноби?

Нынешние сокомандники тоже этого не знали, впрочем, Карасумару-сан упоминал, что в тринадцать-четырнадцать лет у парней иные интересы, чем поиск здравого смысла и логики в действиях разного бандитского отребья. Сенджу Кайто и Сенджу Аота были серьезны и сдержаны внешне, но вот чакра иногда их выдавала. Чувства улавливали порывы южного горячего ветра и, как ни странно, сильные огненные всполохи, хотя после такого количества стычек с Учихами — признанными мастерами Катона — у них, наверное, были вторые по качеству катонщики ввиду множества техник, исполнение которых видели десятки и сотни раз. Только обладателей катона в клане было немного, еще меньше тех, кому имело смысл тратить время на развитие этой стихии: у Сенджу подавляли Дотон и Суйтон. Потому он так удивлялся, когда почувствовал в отце и в себе Райтон — самая редкая для Сенджу стихия, никогда не основная, и очень редко развитая до боеспособного состояния. Максимум, который ему довелось наблюдать — ирьенин использовал всплеск чакры молнии, чтобы запустить сердечную мышцу.

Командиром был назначен старший из них, Кайто, катонщик был внуком одного из старейшин, а потому Тобирама не сильно удивился излишне уверенному взгляду и троекратному повторению «слушайся моих приказов». Ощущение, будто в первый раз командиром назначают, это видно по командам и классическому разделению обязанностей: следят двое, один в начале, другой в конце, третий отдыхает в середине каравана. Караван был небольшим, торговца Сенджу знали давно, он их не первый год нанимал, а потому неудивительно, что уже на третий день заказчик осторожно поинтересовался необычной окраской Торью. Со всеми извинениями и экивоками, готовый чуть что дать задний ход — злить шиноби, даже маленьких, он не рисковал, слишком хорошо представлял возможности — но все же любопытство его буквально глодало.

— Расскажешь? — удивленно вытянула морду Рей-сан. — А это можно?

Ничего секретного в облике и его причинах не было, но подробности он упустил, сказав, что едва выжил после отравления, а седина и красные глаза лишь последствия. Торгаш сочувственно покивал головой, отошел достаточно на его взгляд далеко и пробормотал о несчастных шиноби, у которых даже дети седые. Рей-сан откровенно прикусила хвост, глядя на его лицо, видимо на нем было написано что-то очень забавное, потому как Торью не ожидал жалости, скорее ворчания о сумасшедших и пугающих убийцах. Но с другой стороны, жалость унижает больше чем презрение, поэтому пришлось приложить немало усилий, чтобы ничем себя не выдать. А на обратном пути он стал свидетелем презабавного разговора:

— Как думаешь, все нормально? Я хорошо справляюсь? — Кайто был странно взволнован, Торью же напрягся, вспомнив, что в подслушивании главное не услышать лишнего.

— Все отлично, миссия прошла образцово, — голос Аоты был ниже обычного, а интонации мягче, он обращался к командиру, как сам Тобирама к Итаме. — А бандитов убрали так чисто и быстро, что заказчик только после боя понял, что было нападение. Не стоит так нервничать, сам же видишь, обычный парнишка, нормальный, исполнительный.

— Ага, вот только обычные парнишки не разбрасывают водяные копья на одном контроле чакры и не избавляются самостоятельно от техники Яманака, — устало вздохнул юный командир. — Сам же видел, как он тех разбойников нанизал, даже дернуться не успели.

— Видел, как и то, как ты оставшихся до хрустящей корочки прожарил, — нарочито легкомысленно ответил собеседник. — Да брось, нормальный парень, не задается, не бравирует, приказы исполняет без жалоб, твое руководство признает. Чего нервничаешь?

— Наверное, потому что в первый раз командую, — чуть спокойнее ответил катонщик. — Ну и впечатление хотелось бы хорошее оставить у главной ветви.

— Так ты репутацию нарабатываешь? Сказал бы сразу! Но лучше бы ты так перед наследником красовался, шансы выше, этот может и не понять

Тора молчал всю обратную дорогу, и она всерьез размышляла, не лучше ли будет вытащить его из тела во время сна и поговорить, понять, что беспокоит детеныша. Но на обратном пути команда Тобирамы наткнулась на скульптурную композицию «Учихи и Сенджу», и все размышления пришлось отбросить. Года три-четыре назад воды ее реки уже обагрились бы кровью, а противники были покрыты ранами, если не мертвы, сейчас же они видели две застывшие группы, видимо, сенсора не оказалось ни в одной, и встреча их малость удивила. Что произошло дальше, ей было сложно понять: вот вроде только что троица пряталась в кустах, как раздался окрик «стоять». Повинуясь жесту командира патруля, все трое оказались возле своих, все так же краем глаза следя за Учихами.

Закончилось все это всеобщим побегом: Тора и его команда продолжили путь домой, а патрульные с обеих сторон вернулись к патрулированию. Отчет о миссии не стали откладывать, о простых заданиях докладывали устно, письменный же сдавался после и только по требованию, но Кайто добавил еще и про встречу патрульных и не сказать, что Буцуму услышанное оставило равнодушным. Что тут происходит? Его злит, что сражения не было?

— Разрешите войти? — стоило подросткам покинуть главный дом, как Тобирама вернулся в кабинет отца, все так же не перемолвившись с ней и словечком. Что-то определенно случилось, что-то, что она не поняла или не заметила.

— Это я привлек внимание Сенджу Дзина вопреки правилам, — видя лицо Буцумы, Рей мысленно зарычала. Детеныш сделал что-то не так, за что его накажут, а она понятия не имеет, о чем речь и чем ему это грозит!

— Поясни свои действия, — голос главы клана был тихим и ровным, это сбивало с толку. Рей еще ни разу не видела, чтобы на что-то плохое он реагировал так спокойно. Или это до поры до времени?

— Никто из присутствовавших не хотел кровопролития, как это ни странно, поэтому они и ждали реакции противника. Никто не мог отступить первым, сочли бы за проявление слабости. Я просто перевесил чашу весов: с численным преимуществом мы могли отступить, не потеряв лица.

— Все? — дождавшись уверенного кивка, Буцума потер переносицу и сообщил. — Свободен. С твоим наказанием я определюсь после того, как выслушаю отчет патруля.

Рей в нетерпении наматывала круги вокруг дома главы клана, пока Тобирама общался с братьями, ел и просто отдыхал в кругу семьи, понимая, что ее любопытство может и подождать, а вот соскучившиеся дети — нет. Любая миссия может оказаться последней, а потому общение до и после нее крайне важно. Сходить что ли к Нэдзукоре, новости хоть узнать?

— О-Рей-химе-сама, приветствую вас, — маленькая мышка, одна из младших дочек Шуичи склонилась перед ней в изящном поклоне. Нет, все же есть что-то цепляющее в простоте человеческой формы, недаром каждый ёкай умеет обращаться человеком. — Я Нэдзукора Мию, для меня честь знакомство с вами.

— Приветствую, — нетерпеливо махнув хвостом на все приличия, она спросила. — Ты одна из наблюдателей за Сенджу? Поведай мне новости, Мию.

— Да, о-химе-сама, — еще один поклон, а после почтительно глядя на ее лапы, мышка заговорила.

Наконец-то до земель Сенджу дошли баку, нэдзуми отыскали сразу троих и предложили попировать в селении шиноби: демонам кошмаров тут всегда найдется, чем подкрепиться, жаль, что их по всему миру не так уж и много. Старшие дети Шуичи, осевшие в Узушио, передали первые свитки с основами теории печатей, вот Тора обрадуется. А что не радовало, так это присутствие среди Узумаки настоящего жреца шинигами: сухонький длиннобородый старик сначала упорно гонял их шпионов, а когда его скрутили свои же, сочтя сумасшедшим, и вовсе обозлился.

Благо Шуичи проявил разумную инициативу и отправил обиженному старцу в подарок дорогущее саке и письмо, в котором после многословных извинений сообщал, что его господину оммёдзи крайне нужны основы столь многогранного искусства, однако на настоящие клановые тайны он посягать не смеет, желая идти своим путем и совершать персональные открытия. Складно и честно, Торе действительно главное понять принцип работы, а если нужна будет какая-то из уже изобретенных печатей, то и купить можно, Узумаки были довольно щедры, особенно по отношению к дальней родне. Ответ еще не пришел, однако опытный вожак нэдзуми был уверен, что все пройдет благополучно, а потому этот вопрос они раскроют Тобираме постфактум.

В клане Фуума брожения усиливались с течением войны, ультиматум Сенджу им не понравился, но вроде они собрались его проглотить, так что удара с этой стороны пока можно не ждать. А вот финальная весть подняла ей всю шерсть дыбом:

— Каварама проследил за Хаширамой и увидел его встречу с Учихой?!

Вот это было неожиданно. Они с Торой рассчитывали, что вскоре после О-бона — когда Учихи тоже повстречаются с покойными родичами — привлекут внимание глав кланов к встречам детей и это станет первым шагом к улучшению взаимоотношений, можно будет задуматься хотя бы над договором о ненападении, но жизнь вносит свои коррективы. Кодамы пытались предупредить наследника о слежке, но тот был слишком увлечен предстоящей встречей и тренировкой, чтобы их услышать. Но тогда почему Буцума так равнодушен?

— Каварама-сан не стал ничего никому рассказывать, — тихо ответила нэдзуми, еще больше склоняясь. Опасалась, видимо, как бы Рей случайно не заглотила ее отвисшей пастью.

— Почему?

— Мы не знаем точно, о-химе-сама. Отец высказал предположение, что Каварама-сан желает узнать мнение Тобирамы-сама.

Ох. Зная третьего из отпрысков Буцумы, Рей решила, что это даже похоже на правду: мнение Торы было для младшего брата очень весомым, особенно в последнее время. Может еще не все потеряно? Еще целый месяц до празднования мертвых, они успеют впихнуть в голову Хаши идею познакомить друга со старыми традициями, а Карасумару — вытянуть информацию из реинкарнации Индры в присутствии других Учих. А вот после празднования можно планировать и дальнейшие действия. Но сначала она узнает, чего именно добивался Тора нынешними действиями.

— В каком смысле чего добивался»? Рей-сан, этот день войдет в историю, как первый день, когда патрули кланов Учиха и Сенджу разошлись без кровопролития. Из-за соседства мы каждый год платили кровавую дань водам вашей реки, но сегодня, впервые за почти тысячу лет, этого не произошло. Это важное событие, доказывающее, что если не союз, то перемирие между нами возможно.

— Вот знаешь, моей реке ваша кровь точно ни к чему, — Рей изобразила обиду из-за выбора слов, но надолго ее не хватило. — А как ты показался тому Сенджу так, чтобы тебя не заметили Учихи? У тебя не было прямой возможности, кусты ты не сдвигал, не шумел, а уловку я не раскусила.

— Рей-сан, это был обычный взгляд в упор. Его даже обычные люди чувствуют, что уж говорить о шиноби, — мальчик ответил с ноткой упрека, вроде как, это же очевидно, но озвучивать не стал.

Наверняка понял, что красный как томат тигр противоестественен.

— Торью-ни, ты не занят? — разумеется, Каварама не стал откладывать вопрос на близкое будущее и пришел поговорить уже на следующий день после утренней тренировки.

Лес шумел на ветру, кодамы бдели за округой, а потому говорить там можно было о чем угодно, в том числе и о встречах наследников враждующих кланов. Каварама с легкостью опознал Учиху, те были узнаваемы и без шарингана, но вот итоговый вопрос поставил в тупик и Тору, и ее. Юного Сенджу интересовало, зачем его братья предают клан.

— Я представляю, почему ты счел предателем Хашираму, хотя он им не является совершенно точно, — осторожно ответил Тора. — Но почему ты посчитал предателем меня?

— Тобирама-нии-сама, — от одного только обращения Тора передернулся. Насладившись эффектом, маленький интриган продолжил. — Со всем уважением сообщаю, что интеллект в нашей семье наследственный и принадлежит не только тебе, а потому прошу не пытаться убедить меня, что ты не знал об этих встречах. А раз знал, но не сказал нашему многоуважаемому отцу, значит вы с братом в сговоре, общем или одностороннем неважно. Потому я и интересуюсь.

— Допустим, ты прав, я знал об этих встречах, но не видел угрозы, а потому не стал докладывать отцу. Это делает меня предателем в глазах старейшин вроде Каору-сама. Что дальше? — ей тоже было интересно, чего ради Каварама завел этот разговор. Сдаст отцу — маловероятно, иначе не стал бы молчать.

— И как долго мы должны это скрывать? — уже «мы». Авторитет старшего брата незаметно для них успел подняться выше отца и главы клана?!

— Хотя бы до О-бона. Там видно будет.

Хашираме решили не говорить про осведомленность младшего брата, на всякий случай, тот иногда реагировал поразительно неадекватно, еще начнет предлагать тоже познакомиться с его другом — Тобирама тогда еле отбился от наседающего братца. Мальчик был уверен, что если Мадара узнает о количестве посвященных в тайну, то либо решит, что готовится засада, либо притащит собственных братьев, а там кто его знает, когда они проболтаются. Шиноби, конечно, учат держать языки за зубами, но это же свои будут.

Вместе с подготовкой к празднованию дня мертвых — даже шептать не пришлось, чтобы пропустившие прошлый остались в селении — Тобирама усиленно гонял детвору на тренировках. Особенное внимание, конечно было Итаме и Кавараме, но младшему перепадало ото всех: вскоре ему исполнится семь, а там и первый патруль, и свобода в пределах клановых земель, и первый бой насмерть. Неудивительно, что трое старших на ушах стояли, вспоминая собственный опыт, почему-то в основном трагический, когда соклановцы, особенно дети, гибли у них на глазах, и проецировали образ на Итаму.

После долгих раздумий Буцума определил в наказание Тобираме тройной объем печатей, причем с прежней оплатой в течение трех месяцев, что сильно ударило по их планам. Но он наказывал как глава клана, а не как отец, а потому наказание должно было быть говорящим, либо показывающим его полное неодобрение, либо молчаливое поощрение и создание печатей явно относилось ко второму, что не могли не заметить другие Сенджу. Сенджу Акико так и вовсе завуалировано похвалила мальчика, угостив довольно дорогими сладостями и прекрасным чаем, явно припасенным для особых случаев.

Несмотря на все проблемы, детеныш продолжал раздумывать над техникой клонирования, ибо разделением задача не решится, изучал свитки по фуиндзюцу, тренировался с наставниками и сам. И он даже нашел время уточнить, не желает ли аники приобщить к старым традициям нового друга. Аники горел желанием, полыхал энтузиазмом и вообще вел себя так, словно внутри пожар и шторм одновременно, и на мгновение Рей стало жалко реинкарнацию Индры, такой бешеный энтузиазм кого угодно собьет с толку.

— Знаешь, твой брат меня напрягает, — вскоре после этого выдал Карасумару на ночной встрече. — Вроде бы такой позитивный, улыбчивый — он реально такой, но при этом иной раз такое выкинет, что я просто перья теряю.

— Вы сейчас о чем? — подозрительно уточнил Тора, отсаживаясь от распушившего перья тенгу.

— Он сегодня Мадару заколебал О-боном. Тренировки меткости — «на праздновании все были увешаны таким количеством сюрикенов и кунаев, что доспехи не нужны были». Тренируют скорость — «вот с такой же скоростью мы готовились к празднику». К тому моменту, как они начали спарринг, Индра его закопать хотел! Крыльями клянусь, в жизни такого надоеду не встречал!

— Он Мадара, — только и ответил Тора, чей старший брат так близко к сердцу принял идею просветить Учиху. Рей все еще было немного жаль мальчишку-Учиху, но именно что немного: он стал другом Хаширамы добровольно и осознанно, тогда как Тора с тем возится с детства, потому что семью не выбирают. — И я все еще не понимаю, из-за чего вы вдруг стали перья терять.

— А? А, это просто выражение, но суть в том, что после спарринга, когда Мадара на одной только злости заломал его, твой брат внезапно перестал улыбаться как умалишенный, а серьезнейшим тоном сказал, что Учихам очень надо провести празднование дня мертвых по старым традициям. Я тогда застыл как каменное изваяние, такой тон был — вожак иногда так же говорил, на общем слете или когда отсекал кого-то от стаи. Индра тоже проникся, поэтому на следующую встречу твой брат обещал принести свиток с описанием, а то мало ли что он упустил.

— Это правильно, если люди не понимают, что и зачем делают, духи не смогут к ним прийти, — согласилась Рей, не отрывая взгляда от глубоко задумавшегося Тобирамы. — Тора, что-то не так?

— Все в порядке, — не все и не в порядке. — Просто задумался, поможет ли встреча с прошлыми поколениями нашим усилиям установить мир или напротив растревожит душевные раны? С Сенджу сработало, но Учихи другие.

— Почему? — Рей нахмурилась, не очень понимая, что может пойти не так. — И те, и те люди, шиноби, какая может быть разница?

— У вас даже дома похожи и их расположение внутри селения, — фыркнул Карасумару. — Но если серьезно, то опасения небеспочвенны. Учихи привязываются к родным крепче, это как механизм самозащиты.

— Что, прости? — вот теперь ошарашены были они оба.

— Пацан, что ты знаешь о чудо-глазках дальних родичей?

— Шаринган — додзюцу Учих, во время активации цвет глаз становится красным, появляется рисунок круг с запятой, запятых может быть от одной до трех, демонстрирующих уровень развития глаз. Шаринган позволяет накладывать гендзюцу взглядом, копировать техники ниндзюцу, тайдзюцу и кендзюцу, идеально попадать в мишени кунаями и сюрикенами, а также предвидеть ближайшее будущее. Правда, я еще не знаю, как соотносятся способности с количеством символов в глазах.

— Невозможно! — возмущенно подскочила Рей. — Даже богам не дано видеть будущее!

— Но в остальном ты прав, зрение изумительное, промахиваются Учиха с активным шаринганом крайне редко, и память у них невероятная, запоминают все с одного взгляда, — карасу-тенгу не дал ей разразиться негодованием в полной мере, оно и к лучшему. — А насчет предвидения, шаринган позволяет заметить мельчайшие нюансы в положении тела и проанализировать их, так что угадать, как и куда будут атаковать или как защищаться, вполне реально.

— Тора, если бы они предсказывали будущее, то поселились бы в игровых домах, — вздохнула Рей, вспоминая, как не далее как двое суток назад по лесу опять шел полуголый Мэдока, проигравшийся в который раз. — Или открыли дома предсказаний.

— Но предугадать то, что не связано с живыми объектами они не в силах, как например игральные кости или выпавшие карты. Хотя правильно расшифровать выражения лиц, заметить работу рук и переиграть мошенников на основе увиденных деталей, они могут.

— Вернись к шарингану и механизму самозащиты, — Рей нетерпеливо махнула хвостом. Сколько этот ворон будет за него тянуть?

— Ах да! Обычно шаринган пробуждается от сильных эмоций, эволюционирует он тоже под действием эмоциональной сферы, хотя если у шиноби недостаточно чакры, ничего не получится, поэтому не каждый Учиха бегает с тремя запятыми.

— Проклятие ненависти, — согласно кивнул Тобирама, но заметил ее недоумение и пояснил. — Ходят слухи о проклятии ненависти Учиха, что они глаза под ее воздействием активируют.

— Пацан, ты как оммёдзи мог бы сам заметить, есть на Учиха проклятие или нет, — укоризненно ответил ему Карасумару. — Шаринган чаще всего пробуждается, когда Учиха теряет близкого человека, потому что они привязываются сильнее прочих людей. Сколько я ни искал, не нашел ни единого упоминания, чтобы додзюцу пробудили положительные чувства, поэтому сделал вывод о самозащите, чудо-глазки защищают носителя от угрозы, унесшей жизнь родича. Ведь недаром Учихи так хорошо разбираются в людях, и солгать им почти невозможно — шаринган защищает носителя и от душевной боли предательства.

— Знаешь, я тоже хочу шаринган, — только и смогла ответить Рей. — Чтобы разбираться в людях.

— Рей… Перышки-старперушки, ты же ёкай! Тебе нужен лишь опыт, дальше станешь, как орешки щелкать, да в небо поплевывать!

— Думаю, в этом есть смысл, потому что если бы носитель пробуждал шаринган не из-за насильственной смерти, например, когда близкий человек умирает от старости или болезни, то не было бы Учиха без активного додзюцу, — Тора задумчиво взглянул на примостившегося рядом с ним кодаму. Духи леса последнее время лезли все чаще, им очень нравилось, когда Тора гладил их по голове, видимо по привычке, как Итаму или Кавараму. Или Хашираму, когда тот расстраивался не по пустякам.

— Это не отменяет главного вопроса, — она вернулась к изначальной теме. — Не повредит ли встреча живых и мертвых клана Учиха нашей цели? Раз они были так привязаны, не станет ли О-бон напоминанием о потерях, которые подстегнут чувство мести?

— Это будет зависеть от мертвых, — Нэдзукора-сан подошел настолько незаметно, что они подпрыгнули на месте. — Доброй ночи, Тобирама-сама, О-Рей-химе-сама, Карасумару-кун. Вы не против, если я присоединюсь?

— Конечно, нет, Нэдзукора-сан.

Взрослый опытный нэдзуми аккуратно пожурил их, что его не пригласили на совет, Тора с круглыми глазами пытался объяснить, что никакого совета нет, и потерпел сокрушительное поражение перед лицом логики и фактов. Да, они собирались здесь, на реке, он даже покидал тело исключительно чтобы их некому было подслушать. Да, они обсуждали планы, обменивались информацией и сообща решали, что делать дальше. Да, вывод логичный: он собирает совет ёкаев для решения проблем людей. И да, разумеется, больше таких оплошностей не допустит и будет рад видеть на собрании Нэдзукору-сана. Нэдзуми, посмеиваясь, обещал отправить посланника на изнанку, чтобы предупредить духов Учих и Сенджу, что если какие-то слова или действия будут мешать плану по примирению кланов, их съедят демоны.

— Угрожать обязательно? — Рей не очень понимала, почему бы мертвым пытаться разжечь войну, но раз все этого опасаются, значит, есть от чего.

— Не угроза, просто скажем, что будем очень упрашивать уважаемого оммёдзи позволить нам решать, каким будет наказание для ослушников, — оскалился ёкай. — О-химе-сама, дело не в том, что они попробуют развязать войну, конечно, им нет в том смысла, но вот сказать что-то вроде «жаль, что мы не можем видеться часто», «жаль, что я уже мертв» — этого может оказаться достаточно, чтобы заново всколыхнуть жажду мести. Не беспокойтесь, Тобирама-сама, шиноби не самые глупые люди, во всяком случае, большинство из них, поэтому они будут следить за словами. А встреча эта нужна, иначе ныне живущие потомки Индры так и будут разрываться между благополучием детей и покоем ушедших. Но если их предки сами скажут, что им не нужна месть, вряд ли они будут сопротивляться тенденциям к бескровному решению вопроса.

— До тех пор пока вас не наймут противоборствующие стороны, — проворчал Карасумару. — Мы ведь так и не придумали, что делать в таком случае? И цепочка снова натянется: новые трупы — новые мстители — все снова воюют.

— Лучше решать проблемы по мере поступления, — поспешила прервать разговор Рей, ощущая, что на сон мальчику остается все меньше времени. — Всегда можно избавиться от нанимателей.

— Давайте это оставим на самый крайний случай, — тут же вскинулся Тобирама. — А то если всякий раз избавляться от куге, то без заказчиков мы долго не протянем.

— Мы что-нибудь придумаем, — твердо повторил ее слова тенгу и подмигнул ей, пока Тора не видел.

Наверняка подумал о том же что и она: всегда можно использовать могущество дайёкая и заменить обычного человека демоном, у тех-то человеческой, мешающей чакры намного меньше чем у шиноби. Нэдзукора согласно кивнул, чуть улыбаясь, подтвердив, что он тоже считает план удобным, но оммёдзи о нем лучше не сообщать. И особенные люди, общающиеся с ёкаями наравне, почему-то плохо воспринимают людоедство, даже если речь о мешающихся чужаках.

Придумать можно все что угодно, но далеко не все можно воплотить в жизнь. Полученные из Узушио свитки лишь подтверждали эту мысль. Для печатей использовались обычные иероглифы, но пишутся в сочетании кайсё и сосё, не говоря уже о том, что в основном для фуин используют редкие, малоиспользуемые символы, многие из которых практически забыты. И для каждого не только написания, но и прочтения существует свой способ наполнения печати чакрой — свыше восьмидесяти тысяч вариантов. Для написания рабочей печати этого знания достаточно, но для создания собственных нужно учитывать различные варианты сочетания этих символов между собой. Не говоря уже об использовании не иероглифов, но символов и знаков, чье написание и наполнение чакрой специально придумано для той или иной печати.

— С трудом верится, что все это придумано за какие-то тысячу лет, — протянула Рей-сан, как обычно присоединившаяся к его занятиям. Хорошо, что дома никого не было, и он мог спокойно с ней разговаривать.

— Рей-сан, для людей тысячелетие очень большой срок, — возразил он в ответ, возвращаясь к первому свитку. Для начала нужно разобраться в работе уже известных печатей, а уж потом…

Он не успел убрать свитки, аники ворвался в комнату ураганом, молчаливым, а оттого еще более пугающим.

— Аники? Срочная миссия?

— На границе заметили Фуума, отец отправляет туда отряд, — Хаширама уже заканчивал сборы, не обращая внимания ни на что вокруг.

Аники умчался, не оглядываясь и не отвлекаясь, а потому не заметил, как Тобирама рухнул на татами, скрючившись от внезапной слабости. Даже просто пошевелить рукой казалось сверхсложной задачей, будто он несколько часов бездумно тренировался, но ничего не ныло и не болело. Просто тело было непослушным куском плоти, даже чакра не помогала взять себя под контроль. Какого биджу с ним происходит?!

— Это действие амулета, — холодный голос сятихоко привел его паникующий разум к порядку. — Рана Итамы слишком серьезна, иначе подействовало бы намного слабее.

Итама! Сесть. Надо сесть, надо встать, надо идти туда, Итаме нужна помощь, вставай уже!

— Лежать, — лапа тигра придавила его слабо трепыхающееся тело к татами. — Не вздумай тратить силы, умрете оба. Твой отец уже отправил людей на помощь, кодамы проследят, чтобы они не заплутали. Лучше начни нормально дышать, а не хватать воздух, как рыба на суше.

Дышать. Не шевелиться. Отдавать каждую кроху сил, физических и душевных брату, чтобы тот успел дотянуть до ирьенинов. Ками, какое счастье, что аники уже изучает ирьендзюцу! Время шло непонятно, казалось, прошли часы, но сумерки только сгущались, медленно и вязко. Рей-сан легла рядом, поддерживая его угасающее сознание.

— Не сопротивляйся, Тора. Не трать силы ни на что, — Рей-сан слегка потерлась головой о его руку. — Спи, детеныш.

— Рей-сан, простите. Если что…

И провалился в темноту, не успев извиниться перед сятихоко, что не сумел сдержать обещание. Очнулся он, когда Рей-сан сильно тряхнула его тело, приводя в чувство. Подвеска на шее нагрелась до почти болезненной температуры, он не удивится, если останется след на ее месте на теле.

— Итама?

— Жив и будет жить, — Рей-сан лизнула его щеку. — Иначе мы бы встретились уже в Чистом мире. Но я рада, что вы решили задержаться.

Он легко фыркнул, почему-то комментарий ёкая показался очень смешным, но сил на смех не хватило. Ему нужно восстановить силы хотя бы для того, чтобы встретить братьев, а уж после можно упасть спать. С трудом сев, он отдышался. Да, если подобное застанет его в бою, умрут они быстро.

— Если твои братья не получат гарантировано смертельный удар, то нет, — Рей-сан присела, чтобы он мог опереться на ее спину. — Удар в сердце смертелен и для тебя. Мне даже интересно, что сделает Шинигами-сама, чтобы нивелировать противоречие.

— Что?

— Удар в сердце, были считанные доли мгновения, чтобы амулет успел подействовать, так что если ваши целители увидят рану, у них возникнут вопросы. Шинигами не может допустить подобного, смерть — исход для всего живого. Скорее всего, он передвинет рану, чтобы она казалась опасной, но не смертельной.

— А он не разозлится?

— Кто?

— Шинигами.

— На что?

— Что мы выжили, — Рей-сан казалась обескураженной предположением, поэтому он продолжил с сомнением. — Итама ведь должен был умереть, да и я вместе с ним, а тут мы выжили, против его воли.

Окончить мысль ему не удалось: Рей-сан расхохоталась так, что стены бы задрожали, будь она частью этого мира, а не изнанки. Опора пропала, огромный тигр кувыркался по полу, смеясь, и в итоге укатился куда-то в спальню родителей.

— Ты иногда такое скажешь, Тора, что я просто падаю, — отсмеявшись, наконец, заговорила Рей-сан. — Если бы Шинигами-сама был против подобных чудес, я бы просто не смогла создать эти подвески, дайёкаи тоже подчиняются воле богов, подчиняясь договору, заключенному после крайней войны богов и демонов.

— Война ками и ёкаев? — встрепенулся он, на мгновение забыв, что тело еще не оправилось и брякнулся на пол снова. Передохнув, он снова сел, куда легче на этот раз, и требовательно уставился на сенсей. — Когда это было? Почему? Кто победил?

— Ох, Тора-Тора, — почему-то печально ответила Рей-сан. — В той войне не было победителей, были лишь те, кто пострадал меньше. И это еще хороший результат, война на уничтожение обычно заканчивается именно что аннигиляцией одной из сторон, без права на милосердие. Причины были простыми — власть нового порядка. Ёкаи отстаивали право на жизнь, право существовать также как и раньше, а сил у нас хоть и меньше чем у богов, но тоже хватает. Боги же сочли ёкаев виноватыми в гибели человечества, и определили в качестве наказания полное уничтожение демонов всех мастей, вне зависимости от причастности и реальной вовлеченности.

— Гибель человечества?! — в горле было слишком сухо, поэтому вместо вскрика получился хрип.

— Это было еще до моего рождения, Тора, свыше десяти тысяч лет назад, — и тут же, без перехода. — Твои братья возвращаются.

То, что было смертельным ударом в сердце, стало сквозной раной легкого, опасной, но меч был чист, стало быть, не придется бороться с заражением, крови брат потерял не так много как мог бы, если бы меч вытащили, потому что руку напавшего отрезали почти в тот же момент. В доме целителей он останется недели на две-три, просто потому что в его возрасте лучше по возможности полагаться на естественную регенерацию, чтобы организм привык и к ранам, и к кровопотерям. Но Итама был жив и это самое главное.

— Ого. Вот теперь по нему точно видно, что вы братья, — Каварама блекло улыбнулся, стараясь сдержать слезы облегчения.

— Угу. Был один седой пацан, стало полтора, — так же тихо ответил Тобирама, глядя на бледное лицо младшего брата: ровно половина волос на голове Итамы была седой, как его собственная шевелюра. Если у него еще и глаз будет красным, это будет за гранью логики и здравого смысла.

— Перестаньте, — грозным шепотом ответила им мать и поправила одеяло больного. — Главное, что он жив, а как выглядит, неважно. Хаширама был в такой панике, повторял, что удар пришелся в сердце, теперь Сэтору-сан грозится поменять ему расположение внутренних органов, если он их отличить не способен.

Рей-сан шумно выдохнула, явно подумав о том же, что и он — старший брат что-то заметил.

— Я попрошу Котоку, чтобы он поработал с его снами, — тихо сообщила тигрица и ушла, отправившись на поиски Котоку-сана, одного из демонов кошмаров. Он сумеет, управляя снами, убедить аники, что рана в сердце — всего лишь кошмар, а на самом деле ранено было только легкое. — И надо будет то же самое проделать с Сэтору и всеми, кто его слышал.

— А где аники? Он не ранен? — серьезных ран точно нет, иначе он вряд ли бы выжил, но почему Хаширама не здесь?

— Целители его усыпили, он порывался прийти к Итаме, наплевав на собственные раны, — отец тоже пришел проведать младшего сына и теперь хмуро подмечал все признаки тяжелого состояния. Торью был готов поспорить, что когда Итама очнется, отец будет холодно распекать его за недостаток сил, стараясь скрыть, что сам чуть не поседел.

— Нэдзукора-сан, доброй ночи, — когда Тобирама забылся сном, она отправилась в поселение нэдзуми.

— И вам того же, О-Рей-химе-сама, — поклонился Шуичи.

— Прошу простить мне низкий этикет, — заранее извинившись, она перешла к делу. — Клан Фуума снова напал на клан моего подопечного, чуть не убил его младшего брата и снова смог выйти из боя менее пострадавшим.

— Это тяжкое злодеяние, — крыс растянул губы в улыбке, не касающейся глаз. Неприятное зрелище. — Вы поэтому собираете тучи?

— Утопить их было бы неплохо, но долго, маловероятно, да и пострадает много непричастных, — переполнить горные реки дождевой водой, вызвать паводок она могла с относительной легкостью, но пострадают от такого не шиноби, а обычные люди. Тора не поймет, обычные люди производят пищу, они нужны живыми и здоровыми. — Это эмоции, не обращайте внимание.

— Нам убить всех? — Нэдзукора нахмурился, прикидывая объем предполагаемой задачи.

— Нет, боюсь, Тобирама плохо воспримет уничтожение всего клана, тем более что я не хочу, чтобы шиноби стали подозревать о появлении неизвестного противника. Атмосфера всеобщей подозрительности затормозит продвижение к цели. И дети… Нет, всех убить никак нельзя.

— Тогда сосредоточиться на старшем поколении? — задумался Нэдзукора. — Или лучше акцентировать удар на тех, кто негативно относится к Сенджу?

— В первую очередь старейшины и глава клана. Несчастные случаи, удачный удар противника — что угодно подойдет, вплоть до застрявшей в горле косточки и остановки сердца во сне. Сначала надо вызвать сумятицу в клане, а смена всего совета в короткий промежуток времени — чем не причина для брожений?

— А после среди оставшихся отыскать угрожающих клану Тобирамы-сама и уничтожить точно так же, — подхватил мысль нэдзуми, предвкушающе улыбнувшись. — Мы управимся с этим до конца года, если ваш гнев не будет утихать все это время.

— Вам нужен дождь? Я могла бы позвать аме-онну, чтобы вы на месте решали, устраивает вас погода или нет, — на самом деле Рей обращалась к младшим водным демонам только дважды, но это не значит, что она не сможет сделать это сейчас.

— Это будет весьма полезно, вы ведь не можете покидать Тобираму-сама, — одобрил крыс. — Я так понимаю, что любые враждебные действия по отношению к клану Фуума должны встретить нашу безоговорочную поддержку?

— Не думаю, что вам стоит распылять свои силы. Скольких вы сможете отправить в селение Фуума?

— Десяток хвостов должно хватить вдобавок к тем, кто уже там. Но я думаю пойти с ними лично, на случай неприятных неожиданностей.

— Предусмотрительно. За кланом присмотрит ваша супруга? — Нэдзукора Минако, вечно занятая детенышами и домом нэдзуми, не казалась подходящей кандидатурой для управления кланом, в конце концов, последние пять малышей родились меньше трех лет назад и очень нуждаются в матери. С другой стороны, она второй ёкай в иерархии клана после главы семьи.

— Нет, Мина-чан слишком занята младшими, — улыбнулся Шуичи-сан. — Мой старший отпрыск, Ичиро, младше вас, но уже способен заменить меня в случае необходимости.

— Тогда завтра вечером мы с Торой вас навестим, определимся окончательно с целями и познакомимся с вашим сыном плотнее.

Юные нэдзуми старались держаться от них подальше, Тора был господином оммёдзи, Рей — химе и дайёкаем, их закономерно опасались. Та же Мию к ней приблизилась только потому, что опасалась, что изнывающий от нетерпения дайёкай сорвет накопившееся раздражение на вассалах, а поблизости были ее младшие братья. Она не могла рисковать ими, а потому дерзнула вызвать огонь на себя. Тобирама еще слишком неопытен и плохо понимает, почему нэдзуми кланяются, высказывают уважение, но отнюдь не стремятся к общению. До тех пор пока они не изучат его досконально, не научатся по одному лишь выражению глаз определять его настрой и состояние, они будут осторожничать. Крысы никогда бы не выжили ни в мире живых, ни тем более на изнанке, если бы не были бдительными и благоразумными.

С другой стороны, демоны баку тоже редко обращались к Торе напрямую, предпочитая иметь дело с другими демонами, но не с человеком. По словам Котоку им просто привычнее понимать людей через их сны, а не посредством общения, но юный оммёдзи был категорически против вмешательства малознакомых демонов в его бессознательное. Слишком хорошо понимал, насколько это опасно.

— Вы можете приказывать другим демонам? — наутро после тренировки под легким мелким дождиком и визита к младшему брату Тобирама снова устроился в библиотеке клана.

— Не приказывать, позвать. Если они не захотят помочь, я не имею права их заставлять, — Рей погрузилась в воспоминания. — Правда, я не помню ни одного случая, чтобы дайёкаям отказывали без веских причин.

— Угу, полагаю, демоны тоже жить хотят, — усмехнулся мальчик. Выглядел он значительно лучше, что радовало: не пришлось придумывать оправдания, а вчера — вчера просто переволновался за брата, учтет и будет впредь лучше контролировать эмоции.

— Тора!

— И когда вы собираетесь это сделать? — мгновенно сменил тему дерзкий мальчишка.

— Я уже позвала, две откликнулись, — два недоумевающих взгляда встретились. Рей не понимала, почему она должна была откладывать призыв, а Тобирама, как выяснилось, был уверен, что стоит позвать, как демоны тут же явятся.

— Аякаси нужно больше времени, чем ёкаям, чтобы прийти на зов. Это нэдзуми могут спокойно добежать до того же Узушио за сутки, пользуясь тропой теней. Аяакаси же были людьми, а потому для них подобные перемещения ограничены.

— Рей-сан, — Тобирама лишь мельком выглянул в окно и застыл с широко открытыми глазами.

— О, надо же!

Коно-сан пришел в селение с парой собратьев, явно вбив им в головы, что этих людей есть нельзя. Вот никак. Вообще. Даже рот не разевайте. Шишки на головах демонов были преувеличено большими, почти комичными, если бы не обиженно-злые взгляды на старшего родича и алчные и голодные — на людей.

— Я могу выкрасть труп у ирьенинов, — тихо предложил Тобирама, тоже заметивший эти взгляды и мгновенно напрягшийся.

— Лучше пусть кодамы покажут им путь к вчерашнему побоищу, тела Фуума еще там.

Старый водяной с облегчением отпустил более юных сородичей подкрепиться и ушел к тренировочной поляне возле дома Торы. Оказывается, услышав от нэдзуми про их задумку, каппа решил помочь по-своему и позвал пару племянников потолковее. Тобирама поблагодарил учителя, предложив тому напиток с кровью, еще один токкури уйдет молодняку в качестве платы. Ближе к вечеру рядом с каппой сидели две аме-онны, прибывшие из страны Дождя. Аякаси упорно называли друг друга сестрами и настороженно поглядывали на Тобираму, пока Рей не отмела все вопросы, назвав мальчика родичем.

К просьбе они отнеслись с пониманием, предложенная награда их более чем устроила, а после их отбытия и знакомства с наследником Нэдзукора Тора вслух порадовался, что слово в мире ёкаев значит действительно много, и ему не надо будет контролировать их работу. Уж больно странные взгляды стали кидать на него демоницы.

— Так они присматриваются к потенциальному супругу, — деланно изумился его реакции Карасумару, и Рей едва сдержала смешок, когда Тора плюхнулся на землю, будто его ноги не удержали. — А что? Ты очень завидная партия, пусть и человек, но родич О-Рей-химе, дочери самого Рю-о-сама, так что готовься морально. Я лично не удивлюсь, если те же нэкоматы или кицуне в качестве платы за освобождение собрата от проклятия предложат хорошенькую кошечку или лисичку в законные супруги.

Вспыхнувший как ликорис Тобирама еще долго радовал глаза ёкаев алым цветом не только глаз, но и лица, еще больше усугубившемся, когда Акане предположила, что сын заболел и отправила того спать, накачав какими-то травами.

— И как давно ты знаешь? — голос отца был сухим, выражение лица непроницаемым, а поза Рей-сан ярче любых слов говорила, что одно неверное действие с его стороны, соответствующая реакция отца — и тот останется калекой. Убивать «отца родича», который с точки зрения ёкаев в данном случае не родич, но и не чужак, сятихоко не станет, но вот все остальное более чем возможно.

— Некоторое время, — биджу подери, почему все так не вовремя?!

Осень недавно вступила в права, заказов все еще много, так почему у главы клана нашлось время на семью?! Отец обратил внимание на отлучки аники раньше, чем он успел придумать, как это дело преподнести так, чтобы приблизиться к цели, а не получить два трупа предателей и обострение конфликта, которым будет любоваться уже из Чистого мира. Не говоря уже об Учихах, у большей части которых всплеск эмоциональной нестабильности из-за О-бона, а у меньшей части — всплеск подозрительности, вызвавший сумасшедший поиск наславшего гендзюцу на обладателей шарингана. Вот и носятся красноглазые как осами укушенные, то ли действительно ищут, то ли просто от лишних мыслей пытаются головы проветрить. Одно хорошо — они так этим озадачены, что на Сенджу почти не обращают внимания, на собрании старейшины уже выдумывали, какие коварные планы вынашивают Учихи.

— И ты не доложил мне, — уже не спрашивал, а утверждал. — Не сказал совету. Не поставил в известность никого из старших, намного более мудрых и опытных шиноби, чем ты!

Молчание. Любой ответ вызовет негативную реакцию, а последствия ударят не столько по клану, сколько по семье.

— Даже не попробуешь оправдаться?! — сорвался, наконец, глава клана, хотя сейчас скорее, отец. Сильно напуганный предоставленными врагу возможностями и старательно хватающийся за привычный образ, чтобы хоть как-то удержаться от падения в бесконечное «а если бы». И ответ мог быть только один.

— Нет, — отец задохнулся от неимоверной наглости, и это выиграло ему немного времени. — Я не подводил тебя раньше. Почему ты думаешь, что я сделал это сейчас?

— А как еще это понимать?!

— Так же, как и все предыдущие шаги, — не надо пытаться убедить его, что отец не заметил. Все он видел, все ухищрения с изменением настроения клана, начиная от скомбинированного с аники давления на психику и заканчивая обучением ровесников братьев с вложением в их головы мысли, что воспринимать всех не-Сенджу только как врагов, не слишком умно.

— И ты готов зайти так далеко и рискнуть родным братом ради возможно неосуществимой цели?! — голос был слишком громким, еще не отошел от срыва. — Как ты вообще устроил эти встречи?

— Я их не устраивал.

Шерсть Рей-сан наконец опустилась, а сама ёкай уменьшила размер тела, вернувшись к привычному облику. Буря миновала, значит можно поговорить о деле. Он спокойно и по возможности подробно рассказал, что, вернувшись с первой взрослой миссии, обнаружил ряд проблем, требующих его внимания. Его младшего брата подвергли остракизму за четкое и успешное выполнение приказа, его старший брат пропадал в одиночестве где-то на границах их территорий, и никто из родителей не пытался повлиять на ситуацию, если вообще заметил ее. Неприкрытый упрек отец принял со сжатыми губами, и Тобирама продолжил.

Рассказ о Кавараме он сократил до слов «решив первую задачу, я приступил ко второй», а дальше последовала история, как он проследил за старшим братом, крайне небрежно следующим к реке, естественной границе их территорий, и увидел того с другом. Как опознал в мальчишке с противоположного берега Учиху. И как быстро пришел к мысли, что стоит посмотреть, чем это кончится, решив не рассказывать ничего ни главе клана, ни старейшинам. Самонадеянно, но до сих пор ничего тревожащего не случилось, кроме разве что усилившегося желания брата закончить войну. Мальчик из враждебного — но уже не вражеского, красноглазые приняли новые правила игры — клана вел себя типично для шиноби их лет, хотя вряд ли Хаши удостаивался равного и вольного общения в последние годы.

Статус наследника проводил незримую черту между братом и ровесниками, но об этом он отцу рассказывать не стал. Тот бы все равно не понял — он никогда наследником не был: к тому моменту, как скончался Арэта-сама, у дяди Сэкимы уже был сын. Даже сейчас, когда отец стал главой клана, без посторонних его друзья и товарищи по-прежнему общались с ним как с братом по оружию, а не как с кем-то выше их по положению и способностям. Отцу никогда не понять насколько одиноким чувствовал себя аники, хотя Рей-сан справедливо указывала, что если бы Хаши хоть раз увидел равных в братьях… но они были младшими. Семьей, родней, очень важными и дорогими людьми, ради которых и умереть не жалко, но всегда теми, кого надо защищать и оберегать, а такое отношение равенству не способствует.

— И ты счел, что твоего опыта хватит, чтобы раскусить обманку и завлекающего в ловушку врага? — устало рявкнул отец. Уже прогресс, их сочли идиотами, а не предателями.

— Я счел, что сначала надо понаблюдать за несколькими встречами, а потому какое-то время присматривался, — ёкаи в один голос рекомендовали ему лично понаблюдать за общением брата и Учихи, просто чтобы посмотреть, куда это их заведет. А теперь это очень помогало ему в разговоре с отцом, потому что, как повторял Нэдзукора-сан, во все времена лучшей ложью была правда.

— И как?

— Меня в достаточной степени пугает сочетание упрямой настойчивости и безграничного оптимизма у брата, чтобы посочувствовать Учихе, — он правда тому сочувствовал. Потому что аники не признавал полумер в таких тонких материях как дружба и привязанность, а потому даже если изначально особо сближаться с братом Мадара не хотел, то теперь он уже точно попался. Тобирама кусал губы, сдерживая смех, когда аники впадал с уныние, а его друг начинал чуть ли не с бубном плясать, лишь бы Хаши снова сиял улыбкой.

— Они просто общаются? — отца, казалось, немного успокоили эти слова, потому что даже такой твердолобый человек не мог не заметить, как действует на людей аники.

— Еще тренируются, но аники ни разу не использовал Мокутон, а Учиха шаринган. Они стараются не замечать оговорок друг друга, скрывая от самих себя, из каких они кланов.

Отец кивнул на его слова, но уже не слушал: глаза главы клана смотрели сквозь него, скорее всего, просчитывая варианты развития событий и возможные исходы, как благоприятные, так и трагичные. Последних, естественно, было больше, и Торью гадал, кто на сей раз победит в Буцуме Сенджу: отец, который боится потерять сына, или глава клана, который не может не увидеть в зародившейся дружбе шанс на мирный договор.

— Ты ведь ни разу не подумал, что будет, если их выследят Учихи? — и что на это ответить? Их не выследят, потому что ёкаи собьют со следа любого шиноби, в чьей реакции не будут уверены? Угу, а после его вырубят и отправят на обследование, сначала на поиск гендзюцу, а когда ничего не найдут — к ирьенинам.

— Хаширама тоже сенсор, пусть и не очень одаренный, — осторожно ответил он, а на намекающий взгляд возразил. — Я умею скрывать чакру на куда более высоком уровне, чем большинство шиноби.

Что тоже было правдой, с какой-то точки зрения. В основном, когда это было очень надо, его прятали демоны, Рей-сан или кодамы, но сам он тоже тренировался не покладая рук, чтобы перестать полагаться на чужую силу. Отец этого не знал, однако слышал и читал отчеты с миссий, в которых иногда упоминались его умения.

— Этого может оказаться недостаточно, — командный голос и взгляд чуть свысока: отец уже придумал решение, но ему надо дать Тобираме как следует прочувствовать все гипотетические последствия своеволия. А потому ничего не оставалось, как изобразить растерянный и чуть напуганный взгляд, но лицо он держал мастерски, иного отец не принял бы. Удовлетворившись увиденным, тот продолжил. — В следующий раз с Хаширамой пойдет охранник.

— Охранник?! — да тот же снесет Учихе голову!

Мадара, конечно, нахальный и самоуверенный мальчишка, которого иной раз хотелось окунуть в воду с головой, просто чтобы перестал задирать нос, но это не делало его злым или жестоким. Кроме того, в связи с бесчеловечным убийством первого друга Хаширама устроит акт каннибализма, поедая мозги соклановцам, если не что-то похуже. Впрочем, Тобираме будет все равно, ему самому оторвет голову Карасумару-сан. Если тенгу по каким-то причинам не успеет вмешаться, и не убьет охранника, но тогда в полный рост встанет проблема ёкаев и оммёдзи. И все тоже вполне может закончиться его похоронами.

— Не считай меня идиотом, — Буцума отвесил ему тяжелый подзатыльник. — Нам не нужна смерть щенка Учихи, тем более такого. Ты не знал? В клане красноглазых только один человек носит имя Мадара — старший отпрыск нынешнего главы клана Учихи Таджимы.

Впечатление, что ёкаи упустили этот момент как не стоящий внимания. Но в сложившихся обстоятельствах это важно: возможно, отец увидел в дружбе Хаширамы и Мадары отголосок прошлого, давно выбитого из памяти что тела, что духа адской дрессировкой Арэты.

— Добрый день, Буцума-сама, Тобирама-кун, — чего он не ожидал, так это того, что отец, не откладывая дело на потом, прикажет следовать за ним в домик Умезавы-сама, одного из наиболее адекватных старейшин. Если это слово вообще применимо к шиноби, тем более прошедшим через бесконечные войны. — Чаю?

Все серьезные дела решаются только после чашки чая, а потому они какое-то время наслаждались напитком, отец и старейшина обсуждали вкусовые качества, способы заваривания и подобающие сладости. Тобирама прикусывал губу, когда отец вместо ответа многозначительно мычал и задумчиво хмыкал: тот обычно не обращал внимания на такие мелочи, как подходящие к времени года чаи и сладости, а потому далеко не всегда мог поддержать беседу осмысленной фразой.

— Сколь бы не был мне приятен ваш визит, я подозреваю, что чашка хорошего чая не единственная причина навестить старика, — первым перешел к делу Умезава-сан.

— Он наверняка сгорал от любопытства, — фыркнула Рей-сан и тут же замолчала, понимая, что ее комментарии могут отвлечь от действительно важных деталей разговора.

— Больше года назад, Умезава-сама, вы сказали, что если клан пожелает продолжить войну, то вы оставите пост старейшины и вернетесь на поле боя, — хорошо, что он уже отставил чай, не хотелось бы сломать чужой сервиз, пусть и случайно. Где это видано, чтобы почтенный старейшина сражался на войне?

— Я не отказываюсь от своих слов, — твердо ответил старик, гордо выпрямившись, желая с достоинством выслушать главу клана. Тобирама не мог не восхититься: Умезава-сама наверняка решил, что начинается новый виток в войне и надежды на мир пошли прахом, но он принимает удар так, как не всякий воин способен.

— А если я попрошу тебя вернуться в строй не из-за войны, а ради мира?

— Прошу прощения?

— Я прошу тебя тайно присматривать за встречами наследников кланов Сенджу и Учиха, на случай если кто-то пожелает на них напасть или красноглазые плохо отреагируют на круг общения своего наследника.

Это надолго лишило старейшину голоса. Они терпеливо ждали, когда пожилой человек выпьет еще чашку чая, съест все сладости, но когда Умезава-сан попробовал декоративные листья, отцу пришлось прокашляться, привлекая внимание.

— Я правильно понимаю, Буцума? Твой старший сын дружит с наследником клана Учиха, и ты хочешь, чтобы я за ними присматривал?

— Именно, — старейшина снова замолчал, но не ушел вглубь себя, а оценивающе уставился на отца, будто пытался переосмыслить то, что знал о человеке напротив. У Рей-сан был такой же взгляд всякий раз, когда он объяснял поступки людей, странные с точки зрения ёкая, но логичные и обоснованные с его собственной стороны.

— Я понимаю, как действовать в случае нападения, неважно Учихи или еще кто, но как ты представляешь себе мои действия в случае, если Таджима тоже отправит наблюдателя?

— Скрывайся и от него, — пожал плечами отец, определенно не очень-то веря в собственную задумку. Вряд ли это укрылось от Умезавы-сама, но тот предпочел промолчать.

— Легко сказать, — озадаченно ответил старейшина. — И чем, по-твоему, это кончится?

— Если в течение года ситуация не изменится в худшую сторону, мы начнем переговоры с кланом Учиха, — твердо ответил отец, пока Торью старательно сдерживал поток вопросов. Когда отец решился на перемирие с красноглазыми?! — А вот этот слишком умный шиноби, бесконтрольно тратящий свободное время, будет во всем вам помогать, Умезава-сама.

А вот это было неожиданно.

— Что?! — взревела Рей-сан, он крепко вцепился в столешницу, мысленно изумляясь собственной сдержанности. Не иначе как шутки Карасумару-сана помогли. — Да как ты смеешь, человек!

Дослушать беседу под аккомпанемент ярко выраженного недовольства сятихоко получилось лишь отрывочно, но общий смысл был очевиден. Давнего друга его деда сделали нянькой двух самоуверенных идиотов с надеждой, что они не сложат голову из-за излишней настойчивости в достижении цели.

— Тобирама, можешь быть свободен, — наконец услышал он сквозь рычание Рей-сан. — Завтра после тренировки поступаешь в распоряжение Умезавы-сама.

Ему ничего не оставалось, кроме как покинуть дом старейшины и отправиться на урок Коно-сана — судя по состоянию Рей-сан, каппа единственный доступный на данный момент учитель. Да и надо предупредить, что у него снова перестановки в расписании.

Когда Тора ушел, она какое-то время всерьез подумывала, не проломить ли головой Буцумы пол, а за ним и землю, но скрепя сердце пришлось признать, что, не зная про существование ёкаев, шиноби отреагировал на диво сдержанно и рационально. Тому же Хашираме раньше перепадали более существенные наказания, а ведь он тогда просто возмущался существующим порядком, а не встречался тайком с врагом.

— Уверен, что сейчас подходящее время? — озабоченно спросил Умезава, наливая еще чая. Люди много пьют, когда волнуются, это еще Коно-сан пояснял. — Учихи последние недели странно себя ведут, да и действия какие-то нелогичные.

— Знаешь, я, когда про этих прохвостов узнал, как-то сразу понял, почему красноглазые себя странно ведут, — Буцума ухмылялся насмешливо с ноткой превосходства.

— Не томи старика, — проворчал старейшина. — А то вспомню былые годы и достану бамбуковую палку!

— У нас есть два факта, — поднял палец вверх Буцума, явно испытывая терпение единственного слушателя и получая от этого удовольствие. — Факт первый: мой сын дружит с Учихой, а какой у меня наследник ты и сам знаешь. Факт второй: странности в поведении красноглазых начались аккурат после О-бона.

— Ты думаешь Хаширама рассказал мальчишке из Учих, как надо проводить О-бон и убедил его настроить на это весь клан? — Умезава ошарашенно уставился на собеседника, а Рей не могла не восхититься столь быстрым прозрением со стороны Буцумы. Нет, все же мозги Тобирама добрал у обоих родителей. И немного обделил старшего брата.

— Не думаю, уверен, — отец Торы устало кивнул в ответ. — Надо было выпороть обоих. Еще год назад.

— Не помогло бы, — тяжко вздохнул старейшина. — Наследственность.

— Догадываюсь, — проворчал Буцума и с тоской взглянул в опустевшую чашку из-под чая. — А что-нибудь покрепче есть?

— Как Акане рассказывать будешь? — Умезава дождался, пока глава клана выпьет предложенное саке, и только тогда спросил про мать Торы. — И сразу уточняю, ты в завещании уточнял, хоронить тебя или сжигать?

— Хоронить. Если что-то останется.

Да, Акане Сенджу опасались. Не только потому, что по силе она в первой пятерке, но и потому что куноичи становилась просто бешеной, когда речь заходила о ее детях — клан Фуума познал сие на себе. Нэдзукора честно следовал плану, дожди шли по территории кровожадного клана постоянно, раздражая и без того не слишком дружелюбных людей. Регулярные ссоры и стычки внутри клана, постоянные потери — Хагоромо войну не прекратили, напротив, как будто поднакопили сил и спустили все на врагов, которым резко стало очень не везти. Но помимо этого на Фуума открыла охоту мать Торы, и Шуичи-сан отослал к ней одного из отпрысков, чтобы помочь и заодно присмотреть за матерью оммёдзи.

За месяц кровожадный клан понес больше потерь, чем за прошедшие полгода, и если раньше про Акане Сенджу говорили, что она супруга главы клана и мать наследника, то теперь она снова засияла как Белая Волчица Сенджу. Соклановцы-то и раньше знали, что с этой женщиной лучше договариваться и не злить, а вот до прочих шиноби дошло только после наглядной демонстрации, когда противник остался живым, но в таком состоянии, что убийство стало бы актом милосердия. Рей потребовала от крыс, чтобы до всех и каждого было донесено, из-за чего именно Сенджу спустили с поводка такого грозного противника, иначе заработанная репутация ухнула бы в пропасть, дескать, обманули всех. Но одно дело непредсказуемая кровожадная куноичи, а другое — разгневанная мать, едва не потерявшая сына, такое даже обычные люди воспринимают с долей сопереживания.

Что впрочем не заставило Рей хоть чуточку посочувствовать Буцуме, который нагло лишил детеныша крох действительно свободного времени. Они уже давно не могут выкроить время на отработку навыков оммёдзи, про управление водой она не заикается, пусть осваивает человеческие навыки. Карасумару и вовсе про обязательства позабыл, никак на Индру не налюбуется, Коно-сан ворчал, что мальчик скоро забывать станет, где у человека что находится и как все это лечить. Зато печати у него выходят как с шаринганом сделанные, один в один, ибо практики из-за наказания стало неимоверно много.

Единственное, работу над чем ребенок продолжал, невзирая ни на какие трудности, это техника клонирования. Перебрав пару десятков вариантов печатей для техники, он сообщил, что немного приблизился к пониманию, как должна действовать чакросистема, чтобы техника сработала, но пока что результатов не было. Положительных не было, просто неудачных было немало, например, теперь Тора точно знает, как выдать свое месторасположение, превратившись в световой маяк. К нему тогда прискакала толпа сенсоров, оглушенная внезапной вспышкой родственной чакры, и сильно озадачилась, обнаружив тренирующегося Тору, правда, что именно они ощутили, рассказывать отказались.

Или когда копии получились, но оказались бесполезны — оказывается, вместо объемной копии чакросистемы с покровом внешнего облика получился только покров и то иллюзорный. Копия была еще более бесполезна, чем самая первая водяная фигура — той хотя бы огненный шар можно парировать, а использовать иллюзии против тех же Учих или Хьюг — они разве что от смеха помрут. Рей иногда задумывалась, не смогут ли обладатели додзюцу при определенных обстоятельствах видеть ёкаев? За тысячу лет это, конечно, не случилось, но это всего лишь тысяча лет. Те же питомцы клана Инузук оказались потомками призывных псов, которые в свою очередь потомки инугами, поэтому могут учуять неосторожных демонов.

Она убедилась в этом, когда Нэдзукора отправил разведчика в клан Инузук — нэдзуми слышал слухи о псах, способных заметить ёкаев, но никогда не сталкивался. Выяснилось, что некоторые собаки, самые выдающиеся в плане интеллекта и симбиотической связи с шиноби, чуяли разведчиков как крыс с подозрительными нотками в запахе. Все подозрительное опасно, а потому та мышка едва хвост унесла. Искать потомка Иримэ придется самим и не сказать, что ее это радовало. Интересно, а если отправить аме-онну, смогут ли ее опознать? Аякаси отличаются от ёкаев, да и может быть, ее не обнаружат из-за дождя? Надо будет проверить.

— Ты ведь понимаешь, что надо посвятить в эту ситуацию и других? — Умезава отвлек Буцуму от мыслей о гневе супруги и поставил еще одну тарелочку сладостей к чаю. — Хотя бы пару старейшин и несколько опытных шиноби, чтобы если что-то случится с нами, были те, кто знает правду.

— Я понимаю. Но Тобирама не будет о них знать, — значит, она обязательно должна все передать детенышу. — Он реагирует слишком непредсказуемо, может рассказать Хашираме, а что тот сделает, одним ками известно, — сколько раз говорить, что боги не видят будущее? Почему люди так уверены, что богам зачем-то нужен весь этот бардак? — Как насчет Соры-сама и Акико-сама?

— Я бы предпочел Камибуси, насколько мне известно, его семья в основном поддерживает планы по перемирию, а вот старший сын Соры скорее поддержит позицию Каору.

Какое-то время они перебирали варианты, остановившись в итоге на каком-то Ютаке: Рей с трудом вспомнила этого человека, уж больно тихим и молчаливым он был. Именно потому, что он явно был себе на уме, предпочитая наблюдать, а не говорить и действовать, она забеспокоилась, решив непременно отправить нэдзуми и баку понаблюдать конкретно за этим человеком. Из взрослых шиноби, кому будет позволено узнать о продвижении в деле о перемирии, она знала персонально только Акане, Мамору и Цутому, еще два имени надо будет тоже проверить. Что ж, когда Учихи узнают о встречах, Карасумару придется потрудиться, чтобы количество посвященных было близким. Еще одна схожая черта, еще один камень в основание моста между кланами. Она лишь надеялась, что им не придется закладывать в основание женщину с ребенком.

— Я знаю Ёрико-сан и Шинро-сана, они и раньше редко убивали детей, да и противников больше калечили, чем убивали. Ничего удивительного, что они же первыми подхватили тенденцию к снижению кровопролития, — Тобирама был расстроен тем, насколько меньше веры ему стало, но не удивлен. — Отец мог вообще отвести меня к ирьенинам, чтобы те заблокировали память.

И тут же охнул, когда Коно треснул его по лбу лапой.

— Балбес! Можно подумать эти ваши лекаришки способны заблокировать память! А если бы и могли, то точно не частями! Ты бы забыл, как горшком пользоваться!

— Звучит пугающе, Коно-сенсей. А демоны могут стереть память?

— Я могу повредить связи в твоей голове, что точно приведет к потере памяти и хуже, но заблокировать лишь какое-то конкретное воспоминание вне моих сил, — ответил каппа. — Хотя баку через сны могут подменить воспоминание, но там свои сложности, точнее не скажу.

Вообще-то, обычно ёкаям не нужно умение искажать память. Демоны могли принять нужный облик, если хотели остаться неузнанными, могли убить, если человек владел информацией, которая не должна была быть у людей, могли свести страхом с ума, чтобы сделать разум недоступным даже другим ёкаям, если уж по каким-то причинам убивать было нельзя. Но стирать, видоизменять и вообще копаться в человеческом сознании мало кто любил. И большинство таких демонов она порвет без приветствий, если они приблизятся к Торе. Слишком опасные.

— Рей-сан, вы сильно злитесь из-за наказания? — ночью надо спать, но сейчас никак не получится, слишком многое надо обсудить.

— Могло быть хуже, — действительно, глава обязан защищать клан, несмотря ни на что, и Буцума был вправе прикопать отпрысков собственноручно.

— Не надо так плохо думать о моем отце, — закатил глаза Тора. — Лучше расскажите, что с Фуума?

— Все с ними не в порядке, — степенно ответил Ичиро, стараясь казаться столь же уверенным в себе, что его отец. Не сказать, что у него получалось, но они молчали. — Совет потерял пятерых, общий счет погибших растет, и они скоро пойдут на отчаянные меры.

Когда крыс замолчал, Рей какое-то время думала, что он просто решается сказать Тобираме неприятную правду, но нэдзуми продолжал молчать. Стать гонцом дурных вестей придется ей.

— Фуума собираются снизить возраст бойцов. Они отправят на поле боя пятилетних детей, — детенышей, которые только-только поняли, за какой конец куная держаться. Люди безумны.

Тора поджал губы, видимо, догадывался о таком результате, но вот его решение обескуражило ёкаев:

— Остановимся на этом.

— Чего?! — воскликнул Карасумару, пока Рей и Ичиро молча смотрели на мальчика. И вот этот ребенок возмущался нелогичностью и нерациональностью?

— Вы меня слышали, — голос Тобирамы изменился. Оммёдзи говорил, и его приходилось слушать и слушаться. — Единственное, что вы сделаете — добьете совет старейшин, но показательно. Лучше всего использовать яд. Но на этом все, оставите пару наблюдателей, остальные пусть возвращаются, я хочу, чтобы вы проследили за кланом теневиков.

— Нара? Зачем это?

— Затем, что они продолжают слать поздравления, на пересекающихся миссиях потерь нет несколько месяцев — и я хочу знать, что это означает. К чему они идут, заинтересованы ли в союзе и так далее. И да, отправьте одного из демонов баку к Учихам.

Умезава-сама смотрел на него испытующе, словно ждал каких-то слов или действий, но он молчал и старательно держал лицо. Старейшина, убедившись, что кроме как приветствия он ему ничего не скажет, вздохнул и указал на сложенные пирамидой свитки.

— Раз уж мне выделили тебя в помощь, то займись пока что бумагами.

Список погибших. Длинный список имен, возле каждого стояло краткое примечание: при каких обстоятельствах погиб, нашли ли тело, получилось ли похоронить.

— Обычно мы подводим итоги в начале зимы, когда потери снижаются намного существеннее, но бывают исключительные обстоятельства. Воспользуйся еще и этими списками.

Перепись, ежегодная перепись соклановцев, по семьям, и их надо сопоставить с имеющимся списком погибших, записывая в отдельный список тех, у кого не способные позаботиться о себе родные. Отдельный список для тех, у кого были дети, не достигшие десяти лет — надо было убедиться, что их новые опекуны справляются с обязанностями и способны вырастить следующее поколение бойцов. Еще один для тех, у кого не осталось никого, кто заботился бы о могиле, этим тоже займется клан, особую значимость список приобрел теперь, после проведения правильных обрядов на О-бон. Третий — для тех, чьи тела не нашли и есть сомнения в смерти. Бывало, что шиноби пропадали на месяцы, а после спасались и возвращались из плена. И под действием яда или гендзюцу становились угрозой клану, поэтому таких вернувшихся проверяли отдельные специалисты. И устраняли, при необходимости.

— Закончил? — Умезава-сама занимался другими документами, но Тобирама ощущал его взгляды, а потому старался держать лицо. Было непросто: Рей-сан зло шипела, что жестоко заставлять его работать со списками погибших, не говоря уже про сирот и тех, кого, возможно, будут вынуждены уничтожить сами соклановцы. — Хорошо. Надеюсь, ты понимаешь, для чего это.

Разумеется, понимал. Одно неверное движение — и список вырастет. Прояви доверие к тому, кто его не заслуживает — и список не поместится на одном свитке. Рискуя, не забывай — одна ошибка утянет за тобой весь клан. Но у него была помощь, на которую никто больше рассчитывать не может, а потому это не заставит его отвернуться от цели.

— Тобирама освободился? — мама появилась неожиданно, а тренировочный костюм носил следы недавнего спарринга. Очень качественного спарринга. Рей-сан зарычала низко и угрожающе, будто опасность от матери была как от смертельного врага.

Мама не давила Ки, не ругалась и не испускала давящую ауру, обещающую мучения и страдания, но это напрягало больше всего.

— На сегодня мы закончили, Акане-сан, — получив сочувственный взгляд старейшины, Тобирама вздохнул и слегка качнул головой, отказываясь от вмешательства Рей-сан. Он пережил собственную смерть, конечно, он переживет и недовольство матери.

Правда, какой ценой? Болело все. Акане Сенджу устроила допрос прямо на тренировочном полигоне, одним лишь взглядом распугав всех тренировавшихся там Сенджу. Когда узнал, почему не сказал, чем думал и не стоит ли ей вскрыть сыну череп и убедиться в наличие мозгов. Кончилось это взрывом, мама добросовестно напомнила, почему маленьким шиноби не стоит пытаться решать глобальные задачи — придут взрослые шиноби и накостыляют. Конечно, она ему ничего не сломала и не повредила всерьез, но синяков и ушибов на нем столько, что если его не отнесут к ирьенинам, он забудет настоящий цвет кожи. Чакры было на дне, еще чуть-чуть и перейдет в критическое состояние, пошевелиться было непосильной задачей.

— Торью, дорогой, больше никогда ничего не скрывай от матери, хорошо? — ласковое поглаживание по голове, но он старательно хлопал глазами и делал вид, что не понимает, чего от него хотят. — Торью?

Старательно искажая звуки, он промычал «не могут обещать», но так непонятно, что даже Рей-сан уточнила, не желает ли он раскрыть секрет оммёдзи.

— Вот и хорошо. А сейчас пойдем-ка к отцу, — женщина легко подняла его в воздух.

— Тебя несут к ирьенинам, — Рей-сан шла рядом, но по выражению морды было непонятно, что ее впечатлило: мамино воспитание или что к лекарям он все же попадет.

— Тобирама? — отец был у ирьенинов в состоянии ничуть не лучшем чем его собственное, а то и похуже: левая рука была жестко зафиксирована, как при переломе.

— Он всего лишь устал, дорогой. Ты не передумал?

— Нет, — ответ был тверд, а учитывая, что мама была цела и лишь слегка потрепана, отец позволил ей выплеснуть всю ярость из-за плана, где они будут рисковать жизнью аники. Не то, чтобы ей было легче, но спорить она пока не станет, раз уж не смогла сразу настоять на своем. Посмотрит, куда это заведет, и если Мадара сделает хоть что-то не так — Учихи получат только его шаринганы.

— Хорошо, но я тоже буду присматривать за сыном.

Итак, мама не сдаст их всем скопом Совету, который явно будет против подобных инициатив, и даже поучаствует в защите брата. А то, что супруга главы клана отправила того на койку — это не такое уж выдающее событие, всегда можно придумать левую причину. Например, что мама бурно отреагировала на запрет охоты на Фуума: это отец действительно сделал после того, как та угодила в засаду и выжила лишь чудом. И только Тобирама и создания изнанки знали, что чудо зовут Нэдзукора Шухей, нэдзуми был пятым сын Шуичи-сана, и именно ему доверили помогать Сенджу Акане на пути истребления вражеского клана.

В любом случае состоянию отца можно найти объяснение, в то время как он сам, скорее всего, будет жертвой несдержанного характера. Сенджу в принципе не настолько патриархальны, как многие другие кланы шиноби и не-шиноби: женщины отнюдь не обязаны покоряться воле мужчин, привязывая себя к дому и детям. Хотя, конечно, куноичи реже ходят на миссии и берегут их больше, особенно когда есть маленькие дети — шиноби, потерявшие матерей в раннем детстве, отставали от прочих в плане силы и умственных способностей. Но все же семейная ссора с выкатыванием супругов на тренировочные полянки и полигоны с их последующим разрушением была не такой уж редкой историей. Хотя, конечно, те, кто слишком пекся о своей репутации, старались до такого не доводить. Методы были разными: некоторые откровенно умасливали и подкупали половинку, причем как мужчины, так и женщины, а некоторые строили витиеватые фразы, пространные рассуждения и вообще всячески изощрялись в ораторском искусстве, чтобы убедить в своей правоте.

Большинство шиноби не боялись выражения чувств: Акико-сама как-то рассказывала, как во время ссоры они с супругом утопили селение, а тренировочный полигон пришлось восстанавливать пяти дотонщикам. Тобирама до сих пор не мог представить, как можно так разругаться из-за занавесок. Откуда такие заскоки у шиноби, которые на миссиях на земле спят и жуками питаются, а то и вовсе без сна и отдыха? Акико-сама, тонко улыбаясь, отвечала, что миссия это миссия, а дом это дом, тут все выверты психики всплывают и вспыхивают. Изобразив на лице понимание, Тобирама мысленно поклялся не возвращаться к вопросу странностей семейной жизни раньше двадцатилетия.

— Тобирама?

— Да, отец?

— Никогда больше не зли мать.

— Сделаю все, что в моих силах, отец, — Рей глубокомысленно закивала рядом. Все же его мама впечатлила и пятитысячелетнего демона.

На следующий день их отпустили еще на рассвете, хотя Сэтору-сан, не ведая истинных причин, смеялся и предлагал задержать их подольше, а то вдруг Белая Волчица решит, что им мало? На утренней тренировке дети полыхали любопытством, особенно братья, но рассказал он всю подноготную только Кавараме, очень и очень тихо, чтобы сохранять хоть какую-то свободу действий, все же не настолько он бунтарь, чтобы идти против прямых приказов. А так, в случае чего нужную информацию аники может передать и младший брат, если например, отец решит похитить Мадару или совершить еще что-то столь же недальновидное.

После тренировки Тобирама поспешил к старейшине, опасаясь снова столкнуться со списком погибших. Но вместо этого ему выдали совсем иную, гораздо менее болезненную работу, Рей-сан довольно мурлыкала и делала вид, что ни она, ни демоны кошмаров тут совершенно ни при чем. План закупок продуктов на осень с примерными ценами в разных уголках страны, а то и за ее пределами подразумевал большое количество расчетов. Очень большое, через три с половиной часа Тобирама был уверен, что стук костяшек счетов будет преследовать его и во сне. Но лучше перестук, чем имена тех, кто уже никогда не вернется домой.

Умезава-сама занимался другими свитками, но контролировал его работу от и до и после сообщил, что его работа будет проверена дополнительно. Это успокаивало, пусть Рей-сан и ворчала, что если ему так не доверяют, то могли бы и сами сделать, но самого Торью преследовала лишь мысль, что не все так просто с помощью Умезаве-сама. Если бы отец был всерьез им недоволен, то наказал бы иначе и уж тем более не допустил бы до важного дела, зная, что для Тобирамы ответственное задание — почти награда. Доказательство, что его воспринимают всерьез, верят в его силы и рассчитывают на его знания и умения. Так почему тогда?

— Надеюсь, ты не ждешь, что я хоть что-то понимаю в логике Буцумы? — проворчала Рей-сан, когда он, наконец, нашел минутку с ней поговорить. — Люди безумны, алогичны, а то, что они называют здравым смыслом, лучше просто выкинуть в болото, все больше пользы.

— Мы не настолько плохи, — попробовал он поспорить, но насмешливый взгляд ёкая утопил все возражения прямо в глотке. — Ладно, но что с этим делать?

— Жить, — махнула хвостом сятихоко. — Жить и надеяться, что не сойдешь с ума. Ты помнишь, про опасность перекоса Инь-чакры?

Безумие, не то, которое высмеивает Рей-сан, а настоящее, которое превратит его в обузу для семьи и нарушителя договора. Он жилы рвал, избегая такого исхода, тренировался как проклятый, но сейчас у него просто не хватает времени на это.

— Кого волнует, хватает у тебя времени или нет? — Рей-сан волновало, он это знал. Его самого волновало. А больше никого, потому что никто и не знал. — Придется снова сократить время на сон.

Но сначала он обязан был собственными глазами убедиться, что его родители не свернут шею другу аники. Вчетвером они следовали за Хаширамой, и Торью мысленно похвалил брата, потому как тот явно что-то чувствовал: все время тревожно озирался, тщательно заметал следы и даже вырастил несколько кустов для прикрытия. Вот только толку от этого не было, и к реке они вышли как раз вовремя, чтобы увидеть ритуал обмена камнями — знак, что все спокойно, можно поболтать. Об этом он не рассказывал, но сомневался, что взрослые не догадались сами. Рей рядом ворчала, что для человеческой развалины Умезава-сама непозволительно бодрый и крепкий и ему пришлось прикусить язык, чтобы не фыркнуть. Но если за старейшину он был спокоен, тот всегда держал под контролем себя, чувства, эмоции, и мысли наверняка тоже — а отец нет. И мама — мама вообще отдельная история, ее бешенство, вылившееся в истребление шиноби клана Фуума, не скоро забудется.

Пока он тихо паниковал в кустах, старший брат радовался жизни ярко и открыто, вопреки всем правилам шиноби. Аники с другом тренировался в беге по вертикальным плоскостям, обходя Учиху с обижавшей того легкостью, Тора же подумал, что правильно сделал, заставляя близких тренироваться по методике от сятихоко, результат уже заметен. Мама самодовольно хмыкала, отец тоже прищуривался довольно, одни Умезава-сама не проявлял никаких признаков интереса, гордости за юного соклановца и вообще каких-либо эмоций, и Тобираме оставалось лишь молча завидовать такому самоконтролю — при приглушении эмоций вероятность выдать себя сенсорам становится значительно ниже. Завидовать и клясться, что не прекратит тренировки пока не станет лучше.

— Эге, так вот какие у нас тут наблюдатели, да? — тенгу не стал рисковать, возникая бесшумно, а просто перелетел к ним со стороны Учих. — Не многовато ли?

— Могло быть больше, — Рей-сан отвечала Карасумару-сана вместо него, закатив глаза. — И вообще, сиди поближе к Учихе, на всякий случай.

— Перышки-старперушки, Рей, думаешь, я не смогу защитить пацана от тройки людей?

— Не выдав себя? — комментарий приморозил тенгу на секунду, в следующую он уже был возле аники и Мадары.

Встреча продлилась довольно долгое время, хорошо, что на сегодня его освободили от тренировок с учителями, иначе прилетело бы за отсутствие, особенно шуточками Мэдоки-сана.

— Что ж, я понял, с чем имею дело, — Умезава пригласил главную семью в дом для обсуждения увиденного. Разумеется, она последовала за ними. Но сначала чай, это какой-то негласный закон для всех старейшин? Акико тоже всегда поит Тору чаем во время игры в сёги.

— Очевидно, что мальчик не представляет угрозы Хаши, — Акане продолжала улыбаться с оттенком превосходства. — Как минимум, потому что слабее.

— То, что он носится быстрее и увертливее, не делает его неуязвимым! — рявкнул в ответ Буцума. Увиденный спарринг произвел на него впечатление тем, как легко могла реинкарнация Индры перерезать горло доверившемуся Хашираме. — Однажды этот Учиха со злости пробудит шаринган и увидим еще, сколько Хаширама сможет против него продержаться.

— Шаринган можно пробудить со злости? — Тобирама искренне заинтересовался вопросом странных глаз давних врагов. Теория Карасумару о самозащите рушилась на глазах, но кого еще им расспрашивать про шаринган, как не старших Сенджу? Самих Учих они спросить не могут, и вряд ли смогут в ближайшее десятилетие.

— Ты еще ни разу не видел пробуждение шарингана, — протянул Буцума, задумчиво рассматривая ребенка. Ей этот взгляд не нравился. — Да и с красноглазыми сталкивался несколько раз от силы, потому и не понимаешь, какая они угроза на самом деле. Стоило бы…

— Даже не продолжай, Буцума, — Акане не дала супруг договорить, одним взглядом заставляя прислушаться к себе. — Уже весь клан в курсе, что ты намерен в итоге прийти к миру с Учихами, поздно отступать.

— Что важнее: в клане многие если не согласны с тобой, то смирились, даже Каору ворчит скорее по привычке, — фыркнул Умезава. Взрослые будто забыли о присутствии Торы, а тот и помалкивал, кося глазами, но не привлекая к себе внимание. — Да и сами Учихи, как видишь, не совсем пропащие.

— Да, забавный паренек у Таджимы растет, — Акане вспомнила о собственном отпрыске и растрепала и без того беспорядочные пряди Торы. — И Торью оказался прав, это действительно удачный шанс. Не потеряй его, хорошо?

Акане сказала это таким тоном, что даже Рей было очевидно, что статус сильнейшего шиноби и главы клана не спасет Буцуму от долго нахождения у ирьенинов, если он бездарно потратит такую возможность. Рей ему почти посочувствовала, но тут же вспомнила, что детенышу придется тренироваться ночью и разозлилась достаточно, чтобы понадеяться, что Буцума навлечет на себя гнев супруги, коли уж Тора запретил ей вмешиваться.

— Ночные тренировки вредны для детенышей, — спустя неделю вернулись нэдзуми, и на собрании снова был Шуичи. И проводить их приходилось прямо после тренировки Тобирамы, вытаскивать измученного оммёдзи из тела ради секретности никто не собирался. Караульные из мелких нэдзуми, готовых поднять шум или укусить кого-нибудь из незваных наблюдателей, честно несли охрану, потому что обсудить надо было многое. — Хотя Тобирама-сама мог бы и перестать тренировать других малышей, тогда у него было бы больше времени на себя.

— Он от этого не откажется, сам понимаешь, — она уже говорила с детенышем на эту тему, получила непреклонный отказ и готовность сдохнуть от переутомления.

— Вообще-то я все слышу, не надо говорить так, будто меня здесь нет, — Тобирама говорил тихо, на всякий случай, но ёкаи его слышали. — Лучше скажите, что с Фуума?

— Совет старейшин уничтожен, отравили всех, заодно прихватили несколько наиболее радикально настроенных взрослых. Им еще долго не будет дела до Сенджу, гарантирую, — Шуичи был немного недоволен слишком мягким наказанием, но бормотал что-то про юность и избыточную наивность и смиренно следовал слову оммёдзи. — Вина должна пасть на шиноби песков, мы использовали множество украденных у них ядов, чтобы нельзя было определить точнее.

— Хорошо. Когда отдохнете, мне нужна будет информация о клане Нара. И еще кое-что — я хочу, чтобы вы изучили всех крупных феодалов страны Огня из числа тех, у кого несколько законных наследников.

— Хочешь избавить знать от трудностей выбора, чтобы они не наняли ваши кланы? Правильно мыслишь! — Карасумару хлопнул было Тору по плечу, но мальчик отклонился и замотал головой.

— Нет, я просто хотел подготовиться к будущему. У меня есть мысль, как можно было бы избежать кровопролития в этом случае, но она пока имеет лишь смутные очертания.

— А если кому-то надо будет решить вопрос в ближайшие недели?

— Попробую осуществить и будь то, что будет, — Тобирама был упрямым. Очень упрямым, Рю-о-сама точно почувствует родственную душу. — Главное — оказаться в числе тех, кто будет сражаться во имя одного из наследников.

— Я так понимаю, нам надо будет сделать все, чтобы оттянуть выбор наследника на пару лет? — когда Тора ушел спать, умный нэдзуми ненадолго задержался для подтверждения собственных мыслей. Тобирама еще слишком юн для подобных миссий, а уж если у него пока только мысли, без конкретного плана… Пусть лучше с наследующими произойдут несчастные случаи, чем они будут рисковать единственным оммёдзи!

— Лучше сразу на три-четыре.

— Это верно, но не можем же мы все случаи предугадать! — Карасумару раздраженно взмахнул крыльями. Кажется, нервозность клана Учиха из-за встречи с родичами сильно его допекла.

— Никто не может выпить море. Но если каждый раз выливать по бочке — все становится возможным, — она перестала злиться на друга за то, что тот бросил детеныша. Перестала. — Сейчас мы можем предотвратить эту угрозу, а также пройтись по самым отчаянным мстителям и свернуть им либо мозги, либо шею.

— Вы все еще злитесь, — ровно констатировал Нэдзукора-сан, как только Карасумару скрылся в лесу.

— Нет, — она раздраженно махнула хвостом, собираясь уходить, но нэдзуми все равно продолжил.

— О-Рей-химе, Тобирама-сама ваш родич, подопечный и ученик, разумеется, для вас его заботы и потребности превыше прочих людских бед. Но Карасумару-кун связан с ним иначе, для него Тобирама-сама ученик, причем не слишком добровольный.

— Он не позволил Торе называть его сенсеем, — только теперь ей стало очевидно, что тенгу не был учителем. Он наставлял, он помогал, он действовал как учитель, но сенсеем он не был. — Я плохо понимаю воинские правила и обычаи, но это что-то значит?

— В некоторой степени, — согласился Недзукора. — Отказ от ученика — пятно на чести воина. Если ученик не усвоил урок, значит ты плохой учитель. Если он опозорил тебя — смой позор его кровью. Если он предал — убей. Но не бросай, пока не доучишь. Ученик может остаться недоучкой только в одном случае — если пережил бой, унесший жизнь мастера.

— Получается, на него не за что злиться, — Рей тихо рассмеялась собственной недалекости. Ей не на что злиться, друг не обязан возиться с ее детенышем, он не брал его в ученики. Значит, она найдет другого. Того, кто будет учить, кто не бросит и не отступит перед призраком прошлого, увлекшись самой мыслью о вернувшемся друге и напрочь отметая правду: Мадара не Индра. — Не подскажете, кто согласился бы обучать Тобираму дальше?

— Я могу предложить свои услуги, — почтительно склонил голову Шуичи. — Нэдзуми, конечно, специализируются на неприглядных делах: тихие убийства, диверсии, шпионаж и добыча информации — но это полезные умения для тех, кого почему-то зовут демонами ночи. В честной схватке на мечах мне никогда не сравнится с карасу-тенгу, но что касается ядов, могу поспорить в знаниях и с уважаемым Коно-саном.

— А ведь если подумать, то шиноби должны быть похожими на вас, — в голове всплыли схватки шиноби, которые ей повезло увидеть. Техники разной мощности, метательные снаряды и лобовое столкновение с клинками наголо. Неудивительно, что нэдзуми с таким сарказмом окрестил шиноби «демонами ночи», люди такой фейерверк устраивают, что ночью как днем светло. — Уверена, Тора будет доволен.

— Я почту за честь обучать Тобираму-сама основам тайного ремесла, — поколебавшись, нэдзуми продолжил. — О-Рей-химе-сама, прежде чем что-то решать, прошу вас подумать об одном. Тысячу лет назад у Карасумару-куна было три существа, которых он называл друзьями не из стаи, и ни одного из них он не смог защитить. Ваш уважаемый брат скорбит из-за случившегося с вами, гневается на высших богов и совершенно погребен под обязанностями, которые свалились на него столь внезапно. Вы были пленены, прикованы к реке на целое тысячелетие, что, безусловно, долгий срок для юного ёкая. И Индра, друг-человек, тот, кто косвенно виновен в произошедшем, был наказан ками, а его родичи прокляты бессмысленной войной. Ваш брат не один, он с семьей и получает поддержку от них. Вы тоже не одна, Карасумару-кун оставался рядом веками, несмотря на то, что его стая давно покинула эти места. И теперь, когда вы свободны, он узнал, что душа его друга, третьего из тех, кто пострадал, но кому никто не помогал и не поддерживал все это время, вернулась в наш мир. Стоит ли его осуждать, что он решил остаться рядом с ним?

— Я поняла вас, Шуичи-сан, — парадоксальным образом, но после отповеди вместо вины она чувствовала облегчение. Ощущать себя преданным больно и осознание ошибки радовало. — Доброй ночи. Хорошо отдохните: Тора имеет привычку вцепляться в учителей мертвой хваткой и держать, пока не выгрызет все, что тот знает.

Несмотря на все старания по перераспределению времени и сокращению уроков, нагрузка на него свалилась много больше прежней, а потому к Сити-Го-Сану Тобирама сам себе напоминал мертвеца: осунувшееся лицо, глубокие тени под глазами, общий вес некритически снизился просто потому что поспать стало много важнее чем поесть. Прибавляя к этому красные глаза, причем нередко с покрасневшими белками, и седые волосы — было странно, что он только однажды напугал кого-то. Но напугал до слез: маленькая сестренка одного из детей, тренировавшихся с ним по утрам, прокралась на полигоны, хотя еще была слишком мала для занятий. Он очутился перед девочкой быстрее, чем мозг успел сообразить, кого он почувствовал, а потому ребенок уверовал в демонов из Нижнего мира и разревелся.

— Визит к ирьенину ничего не изменит, — упорствовал Торью, но не сильно брыкался, пока его, спеленатого по всем правилам искусства пленения, тащили в дом исцеления.

— Это ты еще не знаешь главного, — Хаширама, инициатор захвата, тащил его под мышкой с посильной помощью Токи-нээ-сан, Каварама шел следом, уверенный в правоте действий до глубины души, а Итама зайчиком скакал чуть впереди. — Сэтору-сан вернулся вчера после ужина!

— Так что готовься, Торью, будет тебе веселье! — засмеялась Тока-нээ-сан, вспомнив собственную историю отношений с главой лекарей Сенджу.

Рей-сан фыркнула, возмущенная самим фактом, что Тобираме не расскажут столь важной новости, как возвращение главного ирьенина из осеннего похода за травами. Но он был уверен, что даже если Сэтору-сан будет недоволен его состоянием, максимум что сделает целитель — устроит ему персональную выволочку, как Токе-нээ-сан. Он фатально ошибся, но проспав почти трое суток, не мог не почувствовать, насколько улучшилось его самочувствие. А после Рей-сан рассказала, что пропустил, и ему почти захотелось уснуть еще на несколько дней, чтобы проспать последствия.

Аники знал про ночные тренировки и не преминул подробно поведать ирьенину его график занятий, не забыв ни про занятия с детьми клана, ни про печати, которые он три месяца готовил как на износ и работа с Умезавой-сама ничуть на это не повлияла. Его собственные исследования, тренировки с Нэдзукорой-саном, оказавшемся требовательным и опытным сенсеем — все это лишь усугубляло его состояние, хотя нэдзуми старался ограничивать его нагрузку.

Главный целитель выслушал аники молча и отправился прямиком к главе клана за ответом на один простой вопрос: нельзя ли было выбрать более гуманный способ избавиться от второго наследника. От такой постановки вопроса дар речи пропал даже у Рей-сан, не то что у отца и старейшины Умезавы. То, что Сэтору-сана не смутило проходящее в тот момент собрание, и он ворвался посреди совещания, было сладким соусом к данго. Конечно, старики были недовольны, но после выразительного напоминания, что в их возрасте появление у ирьенина — вопрос времени, притихли. И Рей-сан была уверена, что не последнюю роль при этом играло любопытство и желание посмотреть представление из первых рядов.

Сэтору-сан никого не разочаровал: целитель методично разъяснил его состояние несведущим, так же выразительно и дотошно расписал будущие сценарии, а после — что он бы сделал с теми, кто довел бойца до настолько небоеспособного состояния. Отец попробовал возразить, дескать, настоящего шиноби стопкой свитков не испугать и припомнил, что сам Тобирама с удовольствием возится в библиотеке.

— Он так посмотрел на Буцуму, словно у него рога выросли, — смеясь, продолжала рассказывать Рей-сан. Но то, что она рассказала дальше, заморозило его на месте.

Сэтору-сан рассказал о его ночных тренировках и вреде, который они приносят. На последней миссии Торью и вовсе выжил чудом, именуемым разгневанный демон: Рей-сан оторвала его противнику голову, воспользовавшись моментом, когда они скрылись с глаз его команды. И то, им пришлось спешно заметать следы, чтобы тело выглядело правдоподобно, иначе другие Сенджу стали бы задавать вопросы.

— Кроме того, Сэтору знал, к чему ведет дисбаланс чакры Инь и Ян, — Рей-сан уже не выглядела такой довольной. — Собрание закончилось само собой, поэтому дальше он говорил с Буцумой наедине и рассказал, что если ты не будешь тренировать тело в том же ритме, что и до наказания, то сойдешь с ума. Он подозревал, что ты знаешь о риске и стараешься спасти себя дополнительными тренировками, но ему и в голову не пришло, что ты никому про это не сказал. Так что Буцума ждет твоего пробуждения и с моей точки зрения, хорошо, что не Акане.

Против воли он сглотнул.

— Твоя мать все еще на миссии, иначе она прекратила бы это давным-давно, — Рей-сан покачала головой. — Мы не подумали о последствиях уничтожения лидеров клана Фуума.

Вскоре после «знакомства» с Мадарой Буцума отправил супругу с небольшим отрядом на продолжительную миссию по шпионажу в страну Ветра. И наверняка там не только Сенджу: после громкого убийства старейшин и опытных бойцов Фуума многие кланы заинтересовались, кому из любителей ядов те перешли дорогу. Все же отравить столько могущественных и опытных шиноби в их же поселении и не оставить следов — это крайне высокий уровень. Такого врага надо знать в лицо, иначе никто не сможет чувствовать себя в безопасности.

А уж как встрепенулись Сенджу! Ни он, ни Рей-сан не подумали вспомнить про его собственное отравление — для них это было способом прогуляться по Тропе теней, а ведь ситуации получились похожими: смертельный яд в сердце клановой территории, под носом у взрослых защитников. Тогда соклановцы землю рыли, ища виновных на стороне, и были разбиты информацией, что предатели внутри клана. А теперь в отличие от прочих шиноби у Сенджу была и версия о внутреннем разладе, но подробностей, конечно, узнать не удалось, иначе бы разброс ядов и способов отравления привел бы их именно к мысли о перевороте.

— И когда ты собирался рассказать, насколько опасно для тебя уменьшать время тренировок тайдзюцу? — он был уверен, что ответ «никогда» отцу не понравится, но другого у него не было, а потому пришлось промолчать. — Ясно. Сэтору-сан приказал дать тебе еще три дня отдыха, так что ступай в комнату и не покидай ее лишний раз. Займись корректировкой своего расписания. И я запрещаю тебе тренироваться ночью. Все ясно?

— Да, отец, — поклонится и молча уйти.

Чтобы уже в комнате скользнуть вдоль одной из твердых, настоящих стен на пол и наконец-то выдохнуть. Отец злился и злился всерьез, давление чакры было невыносимым и дышать в его присутствии было трудно с того самого момента, как тот понял, что Тобирама держал от него секреты и что, скорее всего, умудрился сохранить некоторые. И что он — отец, глава семьи, глава клана — не может их вызнать просто потому, что понятия не имеет о чем спрашивать.

— Может приляжешь? — Рей-сан боднула его головой, подталкивая к собранным футонам. — Заодно свитки почитаешь.

Новая партия свитков из Узушио дождалась своего часа. Изучая их, он все больше поражался, сколь многое должен знать мастер печатей и сколько терпения и усидчивости требуется, чтобы им стать.

— Клан Узумаки известен некоторой импульсивностью. Как они вообще становятся мастерами?

— Они известны долгожительством, а еще регенерацией и соответственно медленным старением, — первым Узумаки был отпрыск клана Сенджу, веков так семь назад, и во многом свойства чакры двух кланов были схожи. И сходство было намного сильнее, чем с Учихами, хотя разошлись кровные линии почти так же давно. — Они становятся мастерами в возрасте, до которого многие не доживают.

— А как тогда доживают они? — Рей-сан старалась, но еще многого не знала о людях и шиноби, а потому часто задавала вопросы, ответы на которые для него были естественны, словно бы он родился с этим знанием.

— Никто не хочет ссориться с кланом мастеров печатей. Помимо того, что они создают все используемые шиноби удобства вроде того же ящика хранения продуктов, они также успешно используют печати для создания лучших в мире ловушек, на них опасно нападать. И Узумаки не любят воевать — даже с учетом наших родственных связей, они не воюют с Учихами, относятся неприязненно, но не враждебно и торгуют так же, как с другими кланами, тот же ассортимент, те же цены.

— Но вам полагается больше?

— Да, мы можем закупать недоступные прочим печати, но далеко не все, что имеются у Узумаки. И совершенно точно мы не знаем все печати, какие они вообще могут создать.

Но нэдзуми старались разузнать как можно больше, хотя самого Тобираму здорово напрягало обещание жреца Шинигами присматривать за ними. Он даже подумывал отозвать крыс, но после передумал. Они знают о риске, они знают о возможной опасности и они почти как шиноби, только ёкаи. Однажды ему также придется вести людей на рискованные операции или отправлять на них приказом — аники вряд ли управится с кланом самостоятельно — а потому нужно привыкать к подобной ответственности. А учитывая все то, что нэдзуми знали о скрытности и выживании в тяжелых условиях, он верил, что жрец Шинигами не сможет причинить им вреда, если ёкаи не переступят границы допустимого.

— Торью-ни? — в дверь робко просочился Итама, и Тобирама, едва успевший спрятать свитки, протянул к брату руки, приглашая присесть рядом. — А ты будешь завтра на соревнованиях?

— Если мне позволят выйти, — будет ли визит на праздник «лишним разом»? Нет иного выхода, кроме как спросить напрямую, но что-то ему не улыбалось попадаться на глаза отцу так скоро после взрыва. — Ты готов? Прости, что не мог уделить тебе столько же внимания, сколько уделял Кавараме.

— Ничего страшного, — братишка устроился рядом клубочком, положив голову на колени Торью. — Зато я мог тренироваться с ребятами постарше, а Хаши-ни говорит, что опыт лучший учитель.

— В этом он прав, — по словам Рей-сан аники не покидал пределов селения, пока он спал, да и сейчас он ощущался в селении. Причем как будто бы в доме Умезавы-сама? — А ты не знаешь где сейчас аники?

— Он у старейшины Умезавы, — Итама довольно зажмурился, когда Тобирама начал по привычке гладить его по голове. Ни дать ни взять котенок, того гляди замурлычет. — Ему было очень интересно, с чем именно ты ему помогаешь, ну старейшина и предложил походить к нему неделю, помочь с бумагами.

— Надо же, — протянул он в ответ, не уверенный как на это реагировать. Аники и бумаги? Не самое удачное сочетание, уж это-то он знает.

— Он сидит там дольше тебя, — тут же подтвердил его подозрения хихикнувший Итама. — Намного дольше!

— И выпадает почти никаким, — Кавараме принес чай и немного сладостей. — И все повторяет, что у него голова кругом идет от бесконечных чисел и расчетов. Ты правда помогал вести бюджет клана все это время?

— Не то чтобы помогал, меня постоянно перепроверяли, да и не бюджет, так несколько статей, сравнивал цены, пытался соблюсти баланс риска и результата.

А еще страшно злился, что некоторые решения можно принимать лишь с высоты опыта, а не путем точных расчетов. Старейшина лишь посмеивался и исправлял, объясняя, что, несмотря на все преимущества свитков хранения, покупки до границ территорий клана лучше перевозить обычным способом, потому как уничтожить свиток может даже обычный человек. И тогда все, что в нем хранилось, навсегда потеряно. Поэтому закупать на юге страны они не могут, слишком дорогая перевозка, хотя цены там стабильно ниже, чем на севере, некоторые продукты закупаются в стране Горячих источников, потому что это дешевле, чем везти с запада страны Огня — деталей было так много, что он не был уверен, что человек в состоянии уследить за всем в одиночку. Аники точно нужна будет помощь в будущем.

— Хей! Сладкое — и без меня! — он проболтал с братьями до ужина, они устно разбирали тактики сражений один-на-один и искали слабые места будущих противников Итамы, поэтому когда ворвался ураган Хаширама, то застал их всех врасплох. А его мгновенное скатывание в уныние вызвало лишь тяжкий вздох.

Утешить старшего брата, начать готовить ужин, постараться его не сжечь, не пересолить, не дать аники разгромить кухню, поспорить с отцом по поводу праздника, отстоять право присутствовать — после приема пищи хотелось прилечь и не двигаться до утра, но кто ж позволит ему такую роскошь? Братья уже знали, что ему лучше не высовывать нос из комнаты, а потому засели вместе с ним. Слушая, как Хаширама плачется из-за счетов, костяшки которых стучат у него в голове, наблюдая, как сдержанно говорит о Сенджу Саюри Каварама, уклоняясь от ударов невидимого меча Итамы, он не мог перестать думать, что в расписание нужно выделить специальный блок свободного времени для общения с семьей. И сделать это нужно было давно.

Труд нескольких часов лежал перед ним во всем своем уродстве. Нет, тело собрано правильно, но выглядело просто ужасно, одни швы. Хотя красота не главное, главное, чтобы старый каппа не откусил ему голову со словами, что она ему все равно не нужна.

— Что ж, это лучше чем я ожидал, строение тела ты усвоил крепко, — после вдумчивого осмотра Коно-сенсей, наконец, соблаговолил милосердно кивнуть, принимая работу.

Тобирама перевел дух: обучение продолжится без унизительного повторения с обязательными издевками от каппы. После того, как он свалился с переутомлением, Рей-сан на месяц отстранила его от всех занятий с ёкаями, прорычав, что в ее планах на ближайшие полвека нет его похорон. Лекция от отца была куда длиннее, но несла тот же смысл: только идиот будет ослаблять себя до боя, а идиотам миссию не доверят — его заперли в селении и это было показателем сильного недовольства отца.

Месяц, занятый уроками исключительно с людьми и собственными исследованиями, оказался слишком свободным и у него уже руки зудели от желания вернуться к привычному образу жизни. Но сятихоко была непреклонна, а когда он попробовал настоять на своем, ощутил яки дайёкая и чуть не откусил себе язык. С другой стороны, он стал еще больше времени сидеть в библиотеке, перечитывая старые хроники, а после пересказывая их братьям по вечерам.

И ему пришлось рассказать историю, в которую не поверили, не могли поверить, а он знал, что она правдива. Как минимум в самом необыкновенном: что есть человек, который будет жить, даже если отрубить ему голову и проткнуть сердце. Сила ёкаев не сможет спасти от такого. Сила ками?

— Джашин-сама хранитель Хаоса, один из круга шести, — когда он отрыл этот свиток, тоже не сразу поверил. Ровно до того момента, как проснулся среди ночи с полным осознанием, что одно упомянутое имя он уже слышал. Благо, на сей раз Рей-сан не стала отказывать в лекции, хотя и настояла, чтобы сначала он выспался, а потом уже слушал про старшего бога. — У него только один жрец, в отличие от Каннон-сама с ее толпой последователей, из которых по-настоящему верующими будет от силы треть. И да, жреца Джашина может убить только сам Джашин, причем эта смерть будет такой, что не пожелаешь худшим из врагов.

И он боялся спросить, откуда Рей-сан это знает.

— Хаос противостоит Порядку, но между богами нет вражды. Хотя их общение очень трудное именно из-за противоборствующих начал. Шинигами и Каннон с этим намного легче, смерть закономерный итог жизни, а вот Кагуцучи и Эмма-Дай-о, хранители света и тьмы, признавая, что одного без другого не будет, каждое собрание спорят и ругаются. Один вспыльчивый, другой язвительный, а их встречи — пачка взрыв-печатей.

— Собрание?

— Когда старшие ками видят угрозу себе или миру, они собираются и решают, как им с ней покончить. Наказание Кагуи было решено на одном из таких собраний. Наказание Хагоромо и его сыновей тоже и это был первый раз за несколько тысячелетий, когда две встречи проводились в такой малый промежуток времени.

Точно. У ками понятия времени еще хуже, чем у ёкаев: Рей-сан хотя бы признает, что пять-шесть десятилетий могут считаться долгим сроком, с точки зрения людей. А вот пара лет нет, поэтому она периодически оглядывает его с головы до ног и спрашивает, почему он постоянно меняется.

— А почему Карасумару-сану так не нравится Джашин? — пусть год назад ему не стали пояснять ничего про ками, он запомнил, как исказилось лицо тенгу при упоминании бога хаоса.

— Потому что в прошлом Джашин-сама заявил, что ощиплет и сварит его живьем, если он будет доводить меня до слез.

Ладно. Это наверняка какой-то очередной выверт непонятной ёкайской логики. Он с этим справится. Рей-сан же справляется с человеческой?

— Почему?

— Джашин-сама довольно кровожадный, — Рей-сан будто не понимая, а может и правда не понимая его недоумения, махнула хвостом. — Его жрецы пьют кровь жертв, чтобы убивая себя, убивать их. А уж как Джашин полюбил войны! Фанатики-джашиниты нередко становятся катализатором войн, потому что это хаос во всей красе.

— Джашин-сама ваш… друг? — как вежливо спросить, с какого перепугу кровожадный бог хаоса защищает дочь хранителя порядка? И как ему быть, если у Рей-сан есть и такие друзья?

— Другом может быть только равный, Тора — назидательно отметила Рей-сан и улыбнулась. Зубасто-клыкасто улыбнулась. — Но я поняла, что ты пытался спросить. Все боги родственники между собой, близкие даже по вашим меркам. Джашин-сама приходится моему отцу кузеном, а мне соответственно дядей, поэтому когда Карасумару пару раз довел меня до обиженного мяуканья, Джашин-сама решил, что терпеть этого не намерен, и очень четко обозначил, чем тенгу это грозит.

— Он, кажется, добр к вам, — чудом он сумел выдавить из себя членораздельные звуки. Дядя?!

— Конечно. Твои родичи ведь любят тебя? — сятихоко взглянула на него с удивлением. — Ками тоже могут любить. И ненавидеть. Я вроде уже говорила, что люди созданы похожими на богов.

Момент был идеальным. Но все же… он не любил, когда чужие совали нос в его семью, и Рей-сан вряд ли понравится его вопрос, тем более что у людей в таком случае ответ был бы позорным, а реакция на любопытство крайне негативной. И в то же время не спросить он не мог: Рей-сан ему не чужая.

— О-Рей-химе-сама, почему у бога-дракона дочь — дайёкай?

Сятихоко замолчала. Посмотрела на него оценивающе — как он сам на свежепойманную рыбу — и отвела взгляд. А когда он уже хотел извиниться за избыточное любопытство, заговорила.

— Я ведь уже упоминала войну богов и демонов?

— Да, Рей-сан. Закончилась десять тысяч лет назад, причина — гибель человечества, в которой боги обвинили демонов. Победителей не было, только менее пострадавшие. Вроде все.

— Ками планировали полностью истребить ёкаев, и какое-то время преимущество было на их стороне, не только из-за силы, но и потому что общины и кланы демонов были разобщены. Понимаешь, Тора, до войны тот же хякки яко был не поводом встретиться, повеселиться вместе, а парадом, где показывалась мощь и сила рода. Тогда не прийти на хякки яко было все равно что расписаться в собственной слабости — смертельно опасное дело.

— Немного напоминает нашу ситуацию, — смущенно признал он. — Все против всех, кроме временных союзников.

— У ёкаев с союзами лучше, у людей только Нара-Яманака-Акимичи поколениями держатся — отмахнулась Рей-сан, все также не глядя на него. — Демоны все же объединили усилия в той войне, хватило ума, и тогда пришел черед богов нести потери, ибо в чем, в чем, а в уничтожении живого ёкаям нет равных уже тысячелетия. Забавно, что раньше это первенство держали люди.

— А Шинигами?!

— Его власть над созданиями изнанки ограничена, и уничтожить всех мановением руки он не может. Младших богов тогда хорошо проредили, с сотню только и осталось. Силы заканчивались стремительно, но что хуже всего — мир тоже начал разрушаться, вслед за изнанкой, что держится лишь на нас и богах. Ёкаям было плевать, руководствуясь «умрем, но заберем вас с собой», а вот старшие боги задумались. Первый круг шести слился с миром, остановив его разрушение, а их преемники заключили мир с ёкаями. Но нужна была гарантия, что-то, что помешает богам вновь взяться за истреблением демонов из-за мести, пустых обвинений или на всякий случай. Этим гарантом должен был стать ребенок хранителя Порядка, но мой старший брат к тому моменту уже родился. Ты не представляешь, насколько хрупким стало перемирие к тому моменту, как я наконец-то родилась. У богов не может быть дочери-ёкая, только если на то не будет их воли и особенной подготовки. Все ками родственники, а потому демоны приняли дочь Рю-о-сама как залог, как обещание, что если война и повторится, то сначала боги опробуют все способы удержать мир, — Рей-сан наконец-то взглянула на него и неожиданно фыркнула. — Не надо так смотреть, Тора. Я химе и дайёкай, чье существование слишком важно для мироздания, что развязывает мне руки во многих ситуациях. Не надо меня жалеть, я же тебя не жалею.

— Простите, Рей-сан, — ками, не могли, что ли, дать ему прикусить язык и не тревожить такие старые раны?! А то, что Рей-сан все еще больно от того, что ей пожертвовали еще до рождения, он ощущал всеми фибрами души. — А как же история с Рикудо?

— Мое заключение ударило по всем, Тора. Именно поэтому вожак стаи Карасумару ни слова не сказал, когда тот решил остаться, пока его сородичи перелетели на север. В ином случае, его бы изгнали, а изгнанник… Это трудный путь, особенно для настолько стайных ёкаев, как карасу-тенгу.

— Разве ёкаи не могли надавить на богов, чтобы они договорились с Рикудо? — раз Рей-сан носит титул принцессы демонов, то логично, что старейшины, главы и вожаки ёкаев могли выступить единым фронтом.

— Могли. Они и пытались, особенно когда разъярился отец, но ответ был прост: я жива. Я жива, невредима настолько, насколько это возможно, а потому им нечего предъявить богам. Вот если бы заключение меня убивало…

Но это было не так и Рей-сан ничего не оставалось кроме как ждать. Биджу, неудивительно, что большинство ёкаев так ему радо! Тысяча лет не срок для демона, но если Рей-сан не могла уйти, оставаясь исключительно в форме полурыбы-полутигра, а ками не настолько всемогущи, как считалось ранее… Если бы появился кто-то, желающий развязать войну заново, ему было бы достаточно убить химе и запутать следы. Кто бы остановил вспыхнувшее пламя, если тот, кто должен хранить порядок, предается истерике у себя во дворце и плюет на весь мир?

— Рей-сан, получается, тысячу лет мир висел на волоске? — он даже не мог осуждать себя за дрожащий голос.

— Меня не так легко убить, детеныш, — достаточно быстро уловила нить его размышлений сятихоко. — Но в первые лет триста ситуация была довольно напряженной. Тогда по берегам реки ходили практически дозоры ёкаев, опасающихся за будущее и не придумавших ничего лучше, чем охранять меня. Потребовалось время, прежде чем эти брожения прекратились. А потом появился ты, и они окончательно успокоились.

Угу, зная, что сятихоко может в случае чего сбежать под защиту божественного отца, он бы тоже спал спокойнее.

— Рей-сан, если бы вы с самого начала сообщили, что стоит на кону, я бы раздумывал меньше.

— Или не поверил вообще, — логичный аргумент.

— Поверить не могу! — злое шипение растревожило бы всю округу, если бы его было слышно живым. — Нэдзуми!

— Они самые, — с достоинством и каплей насмешки ответил Шуичи-сан.

— О-Рей-химе!

— Она самая, — почему бы не поддержать ожидаемый, но все же забавный диалог?

В ответ раздался лишь невнятный вопль, словно кошке наступили на хвост. Очень большой кошке. На один из двух хвостов. Нэкора распаляла гнев с самой долгой ночи, которую они с Торой благоразумно пропустили. Вернее, Тобирама был уверен, что она все еще злится на его невнимательность к собственному здоровью, сама же Рей прекрасно понимала, какой на изнанке шторм из-за того что юный оммёдзи призвал на службу каких-то крыс.

Одной из причин найма нэдзуми было именно состояние дел на изнанке. Конечно, сейчас демоны действительно осознавали свою принадлежность к ёкаям как нечто общее, важное и ценное, и пределом конфликта были несколько стычек, после которых драчуны нередко шли кутить вместе. Иногда конечно, ссоры перерастали в многовековые обиды, но ничего по-настоящему плохого и смертельного не случалось уже давно — слишком мало их осталось. Но это не означало, что поступившие на службу к Торе не станут случайно выпячивать новый статус, как бы невзначай заявляя, что у них очень много дел, но награда того стоит.

Нэдзуми в этом плане были идеальны. Изначально невысокое положение, нелюбовь к хякки яко и другим сборищам, да и сомневалась Рей, что тот же Шуичи побежит хвастаться. Не говоря уже о том, что те же нэкоматы оставались кошками по натуре, то есть хочу — служу, хочу — дружу, а хочу — все дело торможу. Инугами в этом плане были лучше, верные и привыкшие к подчинению, но с ними договор был бы на иных условиях, они бы повесили на детеныша множество обязательств. Да и крысы в плане способностей все же полезнее, особенно сейчас, когда Шуичи начал учить Тору незаметности, шпионажу, подлогу и прочим крысиным делам.

— Ну-ну, Нэкора, не стоит так возмущаться, — нэкомата возмущенно зашипела на Инари, но старый лис ее проигнорировал. — И все же, необычный выбор вассалов, о-химе-сама.

— Вы говорите так словно это мой выбор.

Тора действительно первым озвучил как вариант нэдзуми. Конечно, она поддержала его выбор и привела несколько аргументов в пользу именно крыс, но это уже детали. А вот призвать к порядку и дисциплине тех же демонических кошек крайне сложно, особенно не вошедшему в полную силу оммёдзи, слишком своевольный народ. Инугами недостаточно инициативны, кицуне, напротив, слишком себе на уме, тануки не за каждое дело возьмутся из-за лени — и после перебора вариантов остаются нэдзуми. Крысы удивительно удачны именно как вассалы, а вот в качестве сикигами лучше кого-то посильнее искать, вроде гасадокуро. Хотя пройдет еще много времени, прежде чем Тобирама дерзнет напасть на гигантский скелет, созданный из костей умерших от голода и войн людей. Слишком большой, слишком сильный и очень, очень опасный.

— Нэкора все так же вспыльчива, — Мудзики, третий ёкай из пришедших в поселение нэдзуми без приглашения, был куда благодушнее и веселее, чем его спутники, но и его удивил выбор Торы. — О-Рей-химе, вам не кажется, что для защиты оммёдзи стоит использовать иных демонов? Я не говорю, что нэдзуми слабые, Нэдзукора-кун, ни в коем случае, но ваша сила в количестве, а ваша семья довольно малочисленна.

— Тобирама-сама принял наш клан под свою руку, и я не смею оспаривать его решение, — улыбнулся Шуичи, но если его глаза не были кусочками льда, она съест собственный хвост.

— О, это что же такое полезное вы можете, что не смогли бы сделать мои кошечки? — прошипела все еще взбешенная Нэкора. Старейшина демонических кошек удивительно плохо держала себя в руках. Уязвленная гордость страшная вещь.

— Например, подчиняться приказам? — с иронией ответил Нэдзукора. — Всем известно, что кошки не признают приказов, вас надо просить, в лапах валяться и то не факт что поможет, тем более что пользы от вас — чуть.

— Ну, раз это решение оммёдзи, то тут ничего не поделаешь, — поспешили вмешаться Инари и Мудзики, прежде чем Нэкора набросилась на Шуичи. — Мы, пожалуй, откланяемся, всего наилучшего, О-Рей-химе, Нэдзукора-кун.

Демонический крыс с облегчением выдохнул, когда старейшины скользнули на тропу теней. Он очень хорошо держался все это время, хотя прекрасно понимал, что та же нэкомата порвет его на части за пару минут. Не говоря уже о том, что он намного младше любого из гостей и это тоже создавало определенные трудности, хотя бы это снисходительное «Нэдзукора-кун».

— Давно хотела спросить, Шуичи-сан, почему ваши имена отличаются от обычных демонических?

— Вы имеете ввиду фамилию? — усмехнулся Нэдзукора. — Мой отец придумал ее, когда стал выдавать себя за человеческого наемника.

Что?! Видя ее недоумение, крыс рассмеялся. Оказалось, отец Шуичи работал с людьми задолго до их уничтожения, изображая человека для деликатных поручений. А это талант, одной интонацией пояснить, что именно считалось деликатным делом: шпионаж, добыча информации, тайное устранение конкурентов и прочих неудобных людей — то, чему сейчас Шуичи учил Тобираму. За тесную связь с людьми Нэдзукора-старший пострадал дважды, в первый раз, когда его клан не одобрил эти «людские побегушки» и отрекся от него, второй — во время войны с богами, когда крыс погиб одним из первых. Неудивительно, что после такого Шуичи увел семью в норы, живя возле людей, но не связываясь с ними, не прикидываясь человеком и всячески ограждая от этого собственных детей.

Рей не была уверена, как на это реагировать. С одной стороны, Шуичи-сан не просто наблюдал за людьми, нет, в юности он с ними знакомился, работал, помогая отцу, выдавал себя за человека, что значительно повышает его полезность для Тобирамы в качестве вассала и наставника. С другой стороны — Шуичи-сан был весьма невысокого мнения о человечестве в целом, презирал многие частности и открыто демонстрировал неприязнь к некоторым людским привычкам и обычаям. А на вопросы отвечал лишь, что изучил людей слишком хорошо. Что ж, пока это не вредит Тобираме, она будет молчать и принимать все как есть.

— Осталось только перевязать, — Тора устало вздохнул, встряхнулся и взялся за перевязочный материал.

Возвращение к привычному течению жизни означало также возвращение к миссиям, а потому сейчас они были где-то на пути в Таби, охраняя дочь какого-то важного сановника из столицы, на ее пути домой. Официально это была просто охрана, но отряд состоял аж из семи шиноби, из которых только четверо не маскировались, кроме того было три мечника, обучившихся в стране Железа — постоянная охрана девушки. Предосторожность была связана с деятельностью ее отца: девчушку могли украсть и использовать в качестве заложницы. И только после первого, спланированного, полного заготовленных ловушек нападения глава отряда Сенджу Цутому смог выбить из главной сопровождающей, что «господину Осаму уже угрожали жизнью единственной дочери, поэтому он и решил оправить ее домой под защиту своих надежных людей». Предупредить о таком ненадежных шиноби он решил излишним. Прелесть какая, Рей уже хотела откусить ему голову.

Ловушки были сплошь механическими, ни капли чакры, а потому сенсорика не спасала, только тренировки внимательности к мелочам, проводимые как живыми, так и демоническими наставниками помогли избежать или отбить все летящее в него железо. Наемники, даже хорошо вооруженные и опытные, тоже не оказались проблемой, но их было много, так что совсем без ранений обойтись не удалось. О многом говорил и сам факт, что кому-то было известно не только об избранном маршруте, но и о времени, когда они сюда подойдут, чтобы в ловушку не попал кто-то еще.

— Это была проба сил, — тихо и уверено говорил отряду командир, при том внимательно следя, чтобы никто кроме Сенджу его не услышал. — Они хотели узнать, что мы из себя представляем, чтобы спланировать основные нападение и засаду.

— Логично, — также тихо ответила Сенджу Нанако, опекунша и учительница Токи, то есть мастер гендзюцу. — Кроме того, я подозреваю, что доносчик прямо здесь, в свите химе.

— Я попробую его найти, — Рей решила больше не засиживаться с людьми, она все равно не может ни посоветовать что-то, ни помочь, у этих шиноби хватало опыта и в построении засад, и в попадании в них же. А вот пойти поискать предателя, вот это ей по плечу.

Из-за нападения остановиться на привал пришлось прямо в лесу, но местные кодамы оказались куда менее дружелюбными, чем в лесу Сенджу. У Торы бы не вышло тихо с ними договориться, поэтому она лично говорила с наглыми чурбаками, угрожая постоянными дождями превратить весь лес в болото в случае неповиновения. А чтобы они не затаили серьезной обиды, она отдала им кувшин с настойкой на крови оммёдзи, так что ворчать они будут, но честно и заранее оповестят о любом человеке или животном с чакрой, которое посмеет приблизиться к лагерю. А пока Тора не уснул — шиноби прорабатывали планы на следующие дни и будущее нападение — она пройдется по снам обывателей и посмотрит, не поможет ли капля яки показать, чего они боятся. Предатель не может не бояться разоблачения!

Вот только как Тобираме обосновать эту информацию? Как только Тора заснул, она скользнула в его сон, показывая из-за кого миссия под угрозой, чтобы он знал откуда ждать удар. Но сказать никому не мог, как и пояснить ей, что у них за план, потому что вытаскивать его из тела так далеко от ее реки пока еще опасно. Год, может два практик оммёдо — и преграды не станет, но сейчас он может просто умереть. В их планы это не входило, а потому она не отставала от детеныша ни на шаг в последующие трое суток до следующего нападения.

В этот раз ловушка была лишь в том, чтобы помешать не-шиноби сбежать от напавших, вынуждая Тору и его отряд сражаться с оглядкой, чтобы не задеть тех, кого они защищают, а потому Сенджу не могли использовать самые мощные техники из своего арсенала, в отличие от противников. Кто-то опознал их как Сарутоби. Насколько Рей помнила объяснения Тобирамы, этот клан специализировался на стихийных техниках. Что ж, с водой у них определенно проблемы: пусть она не могла перехватить над ней контроль из-за человеческой чакры, затруднить работу она могла и делала с удовольствием. Тобирама сражался мечом, используя свою скорость, чтобы приблизиться к противнику, явно не слишком склонному к кендзюцу. Успех! Ровно до того момента, как один из напавших использовал гигантский шар огня, чтобы уничтожить повозку с охраняемой девушкой.

— Саюри-химе! — истошные вопли дам из свиты девчушки и слуг были слышны даже сквозь грохот столкнувшихся техник Дотона, когда достигшие цели — достигшие ли? — шиноби убегали под плотным обстрелом Цутому.

План сработал почти идеально. Им повезло, что среди напавших не было сенсора, иначе бы обман не удался, а сражение затянулось. Как только он почувствовал легкий флер чакры спереди, тут же дал условный сигнал командиру, готовясь к бою. Сражение было скоростным, полным огня, ветра и молнии, хотя один пользователь Дотона все же был и среди напавших. Другое дело, что техники суйтона были не то чтобы замедлены — он сам использовал меч, оставив воду как козырь — но контроль техник был затруднен, и противники явно тратили на это больше времени и чакры. Опыт позволял видеть мелкие детали говорящие не только о трудностях, но и удивлении, неожиданном для них препятствии и непонимании причин. Рей-сан никогда не сражалась напрямую, понимая, что этого им не скрыть, но подножка, легкий толчок, трудности с водой — все эти мелочи были жизненно важны в схватках, и она использовала их все.

— Химе-сама! — кричала и плакала сухопарая женщина средних лет, отчаянно вырываясь из хватки других дам, рвалась к горящей повозке, не понимая, что при таком взрыве от обычного человека останется только пепел.

— Тора, а что с вами будет за провал миссии? — Рей-сан была озадачена, потому как раньше ему везло, и ни одна миссия не была провалена всухую. Точно, Рей-сан же не слышала их вчерашний разговор!

Вспомнив не только это, но и собственное дополнительное задание, Тобирама сконцентрировался на сенсорике, одновременно и ощущая всех собравшихся, и ограничивая ощущения, чтобы не словить шок. Что ж, теперь у него есть обоснования к обвинению, хотя бы для Цутому-сана, гражданские-то вряд ли поймут, как он опознал предателя. Он постарался малозаметной улыбкой успокоить Рей-сан — страшно подумать до чего дойдет взволнованная новыми обстоятельствами сятихоко — и отправился к командиру.

Цутому-сан сидел возле раненного мечника, его руки были объяты мед-чакрой, но насколько Тора помнил, шиноби не был силен в ирьендзюцу, только поверхностные травмы и первая помощь. И такую рану он не исцелит, самурай или прошедший самурайскую школу потерял слишком много крови. Даже владей Цутому-сан нужной техникой, восстановить кровь в организме можно только в определенном количестве — нередко недостаточном, чтобы спасти от такой раны.

— Цутому, — Нанако-сан подошла следом. — Осмотри других, ему ты помочь не сможешь.

Вот только раны остальных не были настолько серьезны. Рей-сан с задумчивым видом плюхнулась рядом с раненым, изучая рваную рану, из которой, несмотря на все усилия, продолжала течь кровь.

Кровь состоит из воды. Может ли он?

— Лучше подумай, что ты будешь чувствовать, если даже не попробуешь, — казалось, ёкай читала его мысли. Лучше жалеть о сделанном.

— Командир, позвольте…

Кровь состоит из воды, но контролю поддавалась как грязь. Очень жидкая, очень водянистая, но грязь, то есть контролировалась она с трудом, но главное — поддавалась, очищалась и возвращалась туда, где ей место. Покинув тело, кровь перестала быть частью системы, а потому в ней не было чакры раненого, потому он мог ей управлять. И даже когда он осторожно возвращал ее в артерию — любой другой сосуд был слишком узким, он и так тратил половину сил из-за тонкой, сложной для него работы — она все еще была под его контролем, пока не перемешается с той, что осталась в организме, и не будет пропитана собственной чакрой мечника.

— Хватит, Тобирама, — сколько он так просидел, он не мог сказать, только пот на лбу и кровь, текущая из носа, подсказывали, что достаточное время, чтобы вымотаться до полусмерти. Командир закончил обрабатывать рану, пока он медленным движением пытался поменять позу, о том чтобы встать не было и речи. — Тебе нужен отдых, ложись.

Рей-сан сидела рядом, взволнованная, но чем-то до странности довольная, Нанако-сан командовала охраняемыми, химе ревела среди своих прислужниц, а несколько слуг-мужчин, товарищи мечника и четвертый член отряда Сенджу Кай охраняли всех. Можно немного отдохнуть.

— Ты не забыл про предателя? Скажи про него и падай спать, после такого ни одна скотина не вякнет против, — в словах Рей-сан был свой резон, ему не хотелось после трудного дня еще и смотреть на допрос в полевых условиях.

— Цутому-сан, — еле слышно, но для шиноби достаточно. — Одна из дам испытывала подозрительные эмоции после нападения и взрыва.

А если быть точнее, под всем испытываемым закономерным страхом женщина ликовала, а после появления спрятанной химе среди прочего преобладал шок и такая яркая злость, что он опешил на секунду. Указав глазами на виновную, он с чистой совестью позволил усталости затопить его сознание, а когда очнулся среди гражданских было на одну конкретную личность меньше. И пусть это было по-детски, недостойно шиноби клана Сенджу, но он был рад не знать подробностей.

— Очнулся? — Рей-сан как всегда была рядом, в какой-то незнакомой комнатушке неизвестно где. — Вы не стали оставаться на месте после побоища, и сейчас устроились в маленькой деревеньке. Полный состав придворных все равно никто не знает, так что разболтать лишнего не смогут. На месте оставили условный сигнал «предательницы» для спокойствия возможных преследователей. Девчонку пришлось нести на носилках, ибо «химе не пристало пачкать обувь», — тигрица раздраженно махнула хвостом. — Ну так сняла бы их и пошла босиком!

Немного успокоившись, сятихоко продолжила вводить его в курс дела:

— Правда, перед входом в деревню во имя безопасности она пошла рядом с прислужницами, притворяясь одной из них. Тебя, того мечника и еще пару слуг несли на спинах. Воин выживет, это уже очевидно, никто не пострадал настолько сильно, чтобы умереть, но те прислужники вряд ли смогут продолжить работать. У одного теперь нет руки, раздавило камнями, а другой ничего не видит — сильный удар по затылку. Синяки, царапины, ушибы, вывихи и несколько переломов — а они скулят так, будто сию секунду лягут и умрут.

Рей-сан все еще плохо понимала, насколько отличается укрепленный чакрой и тренировками организм шиноби от обычного человека. Не говоря уже о последствиях травм: шиноби будут продолжать тренироваться даже без руки или зрения, искать иные способы быть полезными и клан их не бросит. А обычные люди? Особенно низкого происхождения, без силы клана и семьи за спиной, он просто обречены на прозябание в нищете и медленную смерть. Но эту тему они обсудят уже дома, сначала надо добраться до Таби и сдать химе людям ее отца.

— Ты очнулся? — Нанако-сан вошла тихо, но отбросила скрытность сразу как заметила, что он в сознании. — Мы не могли никого оставить рядом с тобой, из охраны химе дееспособными остались только Кай, я и Цутому. Как твое самочувствие?

— Все в порядке.

Не в порядке, совсем нет, оставить раненого товарища, тем более без сознания, не способного оказать врагам сопротивление, было не в характере Сенджу. Не за пределами деревни, но даже в поселении возле дома целителей всегда находился кто-то, кто мог дать отпор на случай нападения. Что-то произошло.

— Химе была крайне напугана произошедшими событиями и очень настойчиво требовала нашего постоянного присутствия, — то есть устроила безобразную истерику, требуя, чтобы ее охраняли денно и нощно. После взрыва — неудивительно. — Пришлось помочь ей уснуть.

То есть усыпить с помощью гендзюцу. Но куда смотрели остатки ее охраны? Самураи могут пользоваться чакрой, просто не так эффективно как шиноби, и пропустить воздействие на охраняемый объект не могли! Или могли?

— Ты потратил очень много сил, спасая жизнь их товарища и брата по оружию, — видимо, все вопросы были написаны у него на лице, раз Нанако-сан стала на них отвечать. — Тока-чан не рассказывала, что ты можешь манипулировать кровью.

И если это не была просьба поделиться информацией, то он покрасит волосы в черный, нацепит балахон Учих и заявится в таком виде к отцу в кабинет. Интересно, сколько секунд он бы прожил после такой выходки?

— Я этого тоже не знал, — в меру честно, но без подробностей. И никакой дополнительной информации, он же шиноби.

Поняв, что больше он ничего не скажет, куноичи чуть довольно улыбнулась — только не говорите, что это была проверка, хорошо ли он соображает? — и предложила привести себя в порядок и поужинать. Позже его хотел видеть начальник охраны с длинной и пустой благодарностью и пациент с куда более честным «спасибо». Цутому-сан проверил его состояние и, найдя удовлетворительным, оставил на дежурство с Каем, сохранившем больше всего сил, пока командир и Нанако-сан легли восстанавливать силы. Они, конечно, надеялись, что удастся избежать повторной атаки, но никто в здравом уме не стал бы на это рассчитывать.

— О-химе-сама! — слуги в замке хором приветствовали их «настрадавшуюся» госпожу.

Интересно, это результат везения, их ловкости или небрежности противников? В оставшиеся дни у него была лишь одна проблема: сохранять хладнокровие перед лицом до смерти напуганной, нервной и балованной девчонки. Называть ее девушкой после всех истерик он просто не мог. Взрослые люди так себя не ведут, уважающие себя люди так себя не ведут, адекватные, в конце концов, люди не привлекают внимание к их маленькому недокаравану пустыми истериками!

Она требовала чтобы охраняли все и всегда, без перерывов на сон, еду и отдых, она возмущалась тем что едет в душной закрытой телеге, хотя ее же слуги ночь убили на то чтобы создать хоть что-то похожее на ее повозку, чтобы химе не дай ками не замерзла — это под всеми слоями шелка и меха в феврале месяце. Но химе недовольна, и ее со всеми почестями пересадили на открытую телегу — в той деревушке их было то всего две. И снова возмущения, хотя придворные дамы все как одна держали открытыми свои зонтики, чтобы не дай бог на химе не попала хоть капля солнца.

Ему хватило трех суток, чтобы задуматься о гендзюцу, снотворном и успокоительном, но пришлось остановиться на последнем. Буквально несколько трав в ужине знатных особ — Рей-сан подкинула их лично, чтобы его не заподозрили самураи — и дорога стала намного проще и тише, что значило безопаснее. Конечно, когда звуковой кошмар остановился внезапно, людей заподозрили в воздействии. Проверяли все, от гендзюцу до трав — вот только используемые травы были общедоступными, неопасными и действительно использовались в готовке. Надо будет подарить Коно-сану бочку огурцов, знания тот вбивал на совесть.

— Все хорошо, что хорошо заканчивается, — она зубами поправила одеяло на Тобираме и оглянулась на Карасумару. — Что-то ты невесел. Что, кто-то из Учих узнал, где пропадает Индра?

— Нет, но его младший брат это какой-то кошмар, — тихо ответил тенгу, жестом предлагая не мешать ребенку отдыхать.

Они вернулись только нынче вечером, миссия по охране затянулась дольше, чем курьерская до другого конца страны, хотя от столицы до Таби максимум три дня дороги, скорее даже два с половиной. Но мерки шиноби не совпадают с мерилом обычных людей, а потому они вернулись практически в первый день весны. Тобирама устал, а потому пока что она сама узнает все новости и от Карасумару, и от Шуичи, а уже завтра, когда у мальчика будет время, она перескажет все сама.

— В общем, он любопытный как бакэнэко, юркий как нэдзуми и упрямый как каппа. Я честно устал отвлекать его, — под конец эпического повествования о трудностях взаимодействия с юными Учихами она готова была зааплодировать оратору. — Может пусть он их увидит? Потом Таджиме будет проще, если он тоже будет морально готовиться к переговорам в течение месяцев.

— В какой-то степени вы правы, Карасумару-кун, — задумчиво ответил Шуичи-сан. — Но уверены ли вы, что глава клана Учиха не отправит за Хаширамой-куном убийц?

— Уверен, — Рей изумленно взглянула на друга. Тенгу был серьезен и непоколебимо убежден, что от Таджимы вреда не будет. А при всей внешней легкости, в людях тенгу разбирался много лучше нее, а потому не прислушаться было бы глупостью.

— Тогда я завтра же спрошу у Торы — получив согласные кивки, она обратилась к нэдзуми — что насчет Нара? Я помню, вы говорили, что они желают союза, но по каким-то причинам не рискуют сунуться. Вы узнали по каким?

— Узнал. И, признаюсь честно, я их могу понять, — мгновенно завладел вниманием Шуичи. — Союз Нара-Акимичи-Яманака был заключен триста лет назад, что для людей большой срок, и скреплен он был кровью. Браки были заключены не среди главных ветвей, но близких к вершинам власти в кланах, и до сих пор они считают допустимым для своих родичей со слабой кровью, то есть не способных использовать родовые техники, поискать пару в союзных кланах. Их союз спаян намертво, спаян понятием семьи и родства, но с Сенджу у них это не выйдет, «клан любви» же. Вот и раздумывают над вариантами, чтобы союз был союзом, а не бумажками.

— А что не так с Сенджу?

— А, Тора объяснял как-то. Сенджу не признают договорные браки.

— Но почему? — опешил Карасумару-тенгу. — Это же столько возможностей!

— Официально они говорят, что достаточно сильны и без того, чтобы торговать родичами. А неофициально… Ты уже несколько лет наблюдаешь за бунтом Хаширамы. Думаешь, его можно просто пнуть под венец с незнакомкой?

— Ага, как же! Он согласится, а потом сделает так, что от него невеста сбежит, — хохотнул Карасумару. Нет, вообще-то при тонком подходе его можно уговорить, но Буцума и тонкости? Маловероятно.

— А его мама лет пятнадцать-двадцать назад сбежала в мир призыва на глазах у старейшины, нацеленного на союз с Хатаке, и представителями пресловутых Хатаке.

По словам Акико, рассказавшей эту историю Торе, после этого был знатный скандал, но без серьезных последствий. С одной стороны оскорбить старейшину клана открытым неповиновением на глазах посторонних просто немыслимо, с другой — договорной брак и Сенджу не сочетаются в одном предложении и точка. И ведь лесной клан сам виноват в таком подходе, это же даже не Асура велел или ками прокляли: они так воспитаны и сами воспитывают так же. Можно вырастить человека покорным, привыкшим не оспаривать мнение и решение старших, этим многие грешат и люди, и ёкаи, вот только сильным бойцом такой человек не станет никогда. Сила идет от духа, воли и решимости, а эти качества в жертвенной овце не появятся, их нужно взращивать с самого начала, и не столько словами, сколько личным примером. В какой момент Сенджу, в погоне за силой, упустили этот аспект и в итоге были вынуждены спешно придумывать красивую причину, в которую будут верить другие поколения? Рей это было неизвестно, но очевидно, что это было века назад, и своеобразная традиция «клана любви» въелась не только в самих Сенджу, но и в других людей.

— О, так бунтарство у Хаши в крови? — присвистнул Карасумару. — У Учих, кстати, договорные браки с кем-то вне клана редкостная редкость, а вот внутри — нормальное дело.

— У потомков Индры есть необычные глаза, передающиеся по наследству, — уточнил Шуичи. — они обязаны контролировать семейные связи, чтобы наследие не оказалось в другом клане, а так же чтобы усилить его.

— Первым Учихам глаза не мешали, — фыркнула Рей. — И браки внутри клана точно не были нормой первые лет двести, иначе они бы выродились сами.

— К тому же, насколько мне известно, жена Таджимы не из Учих, — с намеком на вопрос сообщил Шуичи. — А ведь глаза главной ветви должны быть сильнее прочих.

— Должны, но почему-то сила у всех шаринганов идентичная, разве что накал чувств для достижения следующей ступени разный. А Мичие из семьи шиноби, это верно. Тут понимаете в чем соль, Учихи очень зависят от своих чувств, а потому стоять на пути соклановца в такой ситуации довольно рискованно, можно в итоге тронувшегося умом получить.

— Получается, что шаринган отнюдь не механизм самозащиты, как ты полагал?

— С чего вдруг? Защищать не только жизнь можно.

Он все такой же тихий. Еле уловимое дыхание и слабый пульс — можно подумать, что это всего лишь слишком крепкий сон, но брат не просыпается, если его потрясти, а любой шиноби подскочит от самого прикосновения, даже если инстинкты убеждают в безопасности. Когда он в первый раз застал брата в таком состоянии, только ступор и шок не дали побежать за ирьенином, выиграв несколько минут для анализа. С тех пор каждую ночь он прислушивается с закрытыми глазами и засыпает лишь, когда дыхание брата становится громче, реальнее, показывая, что независимо от того, что он делал раньше, сейчас отото действительно спит.

В этот раз странное состояние затянулось, и лишь с первыми лучами солнца он услышал размеренный глубокий вздох, показывающий, что Торью снова можно разбудить шорохом. Встал тот, разумеется, вместе со всеми и тренировался как ни в чем ни бывало, будто спокойно спал всю ночь. А может быть и спал, а ему просто надо проветрить голову и перестать думать о том, чего быть не может.

Но души предков, приходящие на О-бон были настоящими. Седина в волосах его младших братьев была настоящей. И сквозная рана в сердце Итамы тоже была настоящей, как бы ни пытались убедить его в обратном старшие ирьенины и его собственные сновидения. Наверное, он бы поверил им, если бы не волосы Итамы: Тобирама поседел в точно таких же обстоятельствах. Торью был мертв несколько минут, он хорошо помнит, как суетились ирьенины, заставляя сердце брата биться, а легкие вбирать в себя воздух.

Седина захватила половину волос Итамы, а официальное ранение не было настолько тяжелым. И что важнее всего — Хаширама запомнил случайное прикосновение к подвеске, подаренной Тобирамой. Тогда амулет в виде странной рыбы с головой тигра был настолько горячим, что мог и обжечь, но в тот момент ощущение проскользнуло вспышкой, а чуть позже все прошло. Сложив все воспоминания и ощущения, он только покачал головой — это он должен защищать их, он же старший брат!

— Интересно, считают ли меня старшим братом на самом деле…

— А как иначе? — как обычно, Мадара, видя подавленное и чуть отвлеченное состояние, разговорил его во время перерыва.

— Но он часто защищает меня от отца, когда мы ругаемся. И у младших Торью непререкаемый авторитет, не то что я. Должно же быть наоборот!

— Должно, — Мадара отвел глаза, как всегда делал, когда собирался с духом сказать что-то неприятное. — Готов спорить, он считает тебя старшим братом, за которым надо приглядывать из-за твоего поведения.

— …Ну я это подозревал, — было бы сложно не понять, что его ужимки, призванные повеселить обожаемых братишек, у сверхсерьезного Торью не найдут понимания.

— Тогда в чем проблема? Веди себя по-взрослому и все наладится!

Легко ему говорить. Скрытный мальчишка с серьезным взглядом, Мадара ничем не напоминал его самого, в то время как Хашираму распирало от чувств. От радости, что у него есть друг, который разделяет его мечты, хотя явно из вражеского клана. От восторга, когда получается создать что-то новое с помощью Мокутона, от самого знания, что его техники не для разрушения, хотя так их тоже придется использовать. От счастья, что его братья в безопасности родного дома, пусть и на недолгое время — до следующей миссии или патруля.

От горечи, когда не возвращались те, к кому успел прикипеть душой. От боли, когда некогда счастливые лица хмурились, искажались слезами, горем и ненавистью. От страха, что однажды также с миссий не вернутся и его родные. Он не понимал, как можно чувствовать все это и не взрываться, пытаясь удержать безэмоциональную маску и ровный тон — но у всех получалось. Кроме него.

«Каждая стихия влияет на своего носителя и чем выше сродство, тем сильнее влияние. Избыток камня приводит к твердолобости и не способности изменяться. Избыток огня превращает в пепел и от человека остается лишь дышащая оболочка. Избыток молнии приводит к резкости и ограниченности. Избыток ветра — к легковесности и отсутствию привязанностей. Избыток воды — к заморозке чувств и эмоций».

Вот бы Тобирама еще изучил, как влияют на шиноби смешанные стихии! Мокутон это Вода и Земля, но что-то подсказывало Хашираме, что последствия не будут просто суммой последствий избытка Дотона и Суйтона. Сам он не мог ни объяснить реакции, ни вывести последствия Мокутона для его эмоционального состояния, он и насчет типичных стихий не понял, откуда Тобирама вывел эти закономерности, но наблюдая за соклановцами пришлось признать его правоту. Особенно это было видно по отцу и самому Тобираме, но этого Хаширама не собирался рассказывать никому, даже Мадаре.

— Ты слишком спешишь, Саюри-чан, доводи ката до конца.

— Итама, делай меньший размах при ударе.

— Судзуки, сконцентрируйся, ты слишком озабочен тем, что происходит вокруг, а должен беспокоиться о том, что происходит конкретно здесь с тобой.

— Аники, прекращай витать в облаках!

Ни в каких облаках он не витал, разумеется, просто не мог не косить глазами, наблюдая за младшим братом, к которому с таким вниманием прислушивалось столько детей. Наставник Шикамэ ворчал, что его указаниям столько внимания не уделяют, но признавал, что никому другому из молодежи не доверил бы проводить тренировки. Конечно, как только утром стали собираться больше пятнадцати детей, на полигоне дежурил кто-нибудь из наставников, на всякий случай, но никто не мешал Тобираме вводить то, что он считал нужным.

А нужным братишка неожиданно счел игры, аргументируя, что до двенадцати лет — когда мозг человека сформируется до конца — внимание легче концентрировать на чем-то интересном именно ребенку. В каждой обычной игре можно было найти что тренировать юному шиноби. Те же прятки способствовали скрытности и развивали внимательность не хуже привычной полосы препятствий, играть можно было по всему селению, главное никому не мешать и не попасть на тренировочном полигоне под чью-нибудь атаку. Ничего удивительного, что однажды он обнаружил Итаму в хозяйственном складе в горшке для хранения масла, благо пустом, и почти весь день чуял соответствующий аромат.

Но так, как умудрялся скрываться Тобирама, еще никому не удавалось. Самое обидное, что находился в итоге он как бы ни на том же самом месте, с какого начинались поиски, но даже зная это, найти его становилось труднее с каждой игрой.

— Так нечестно! — заскулил Итама, когда все наконец собрались, признавая очередное поражение. Итама входил в стихийно образованный отряд Хаширамы — детей и подростков, изучающих Дотон. Они разрыли всю почву вокруг того места, где предположительно прятался Тобирама и никого не нашли. Все близлежащие деревья были оккупированы группой под предводительством Каварамы, отряд Токи искал Торью в окрестностях. — Ну где он мог спрятаться?!

— Может на этот раз Торью-чан нашел укрытие в другом месте? — Тока-нээ-чан была недовольна настолько, что не удержалась от язвительного «-чан», напоминающего, кто здесь старше. Хаширама так и не рискнул сказать, что теперь она выглядит еще смешнее, проигрывая мальчику на четыре года младше.

— Ладно, кто за то чтобы расширить круг поиска? — он взял на себя командование, краем глаза отмечая насмешливую улыбку Юрико-сенсей. Сегодня был ее черед присматривать за ними утром, а наставники редко отказывали себе в удовольствии посмотреть на прятки, как и некоторые другие старшие шиноби, вроде Мэдоки-сана, учителя Тобирамы по сенсорике.

— Времени не хватит, — буркнул Каварама, все еще оглядывающийся, вдруг случится чудо и откуда-нибудь покажется Торью.

— Тогда поднимаем белый флаг? — Хаши оглядел недовольные, но смирившиеся мордашки и оглянулся на Юрико-сенсей. — Сенсей, вы можете сказать Тобираме, что мы сдаемся?

— Я и сам слышу, аники.

Подпрыгнули все, причем многие еще в прыжке развернулись в нужном направлении. Тобирама, улыбаясь, помахал им рукой с крыльца дома Акико-сама под дружный горестный стон. Только Тобираме придет в голову заглянуть в гости к старейшине во время игры в прятки! Акико-сама стояла рядом, с легкой полуулыбкой рассматривая детей, и подростки невольно подтянулись, стараясь не показывать усталость. Старейшина мало кому показывала такое расположение, как его братишке, и это было еще одним поводом для гордости, наравне с признанием от Норайо-сенсея и доверием клановых наставников.

— Вы были очень усердны, — Акико-сама закончила рассматривать их и то, во что превратилась местность после поисков, и повернулась к брату. — Тобирама-кун, спасибо за интересную партию.

— Спасибо, что уделили мне время, Акико-сама.

Если они просто играли в сёги — Хаширама простолюдин из страны Снега.

— Нии-сан! Ты обещал потренироваться с нами! — Рюу и Изуна поймали его сразу после завтрака, налетев с двух сторон и схватив его за руки. Не то чтобы он не мог от них отвязаться, но он и правда обещал.

Буря восторга, охватившая полянку, когда братишки поняли, что он никуда не убегает, продлилась недолго, благо оба помнили, что шиноби должен контролировать эмоции. Тренировка с младшими никогда не была простой задачей. Как старший он обязан присматривать за ними, чтобы не покалечились всерьез и не травмировали друг друга, и в то же время всегда быть на шаг впереди: сильнее, опытнее, умнее. Таланты братьев ничуть не облегчали ему задачу: Изуна осваивал Катон нереальными темпами, а Рюу собиралась взять в ученики Учиха Наоми — одна из сильнейших мастеров иллюзий.

Без активного додзюцу он чуть не попал в гендзюцу Рюу, секунду спустя осознал, что его просто отвлекли — и чудом ускользнул от огненного шара. Из-за отлучек младшие братья часто тренировались вдвоем и хорошо сработались, а потому гоняли его с умом и превеликим удовольствием, явно наказывая за недостаточное внимание. Какое-то время он позволял им выпускать пар, просто уворачиваясь от ударов, но когда ему чуть не спалили брови, решил, что с него хватит, и уже сам гонял братцев. Загонял до лежачего состояния, но и сам с трудом на ногах стоял, невольно раздуваясь от гордости за мелких.

Зато в таком состоянии они точно не попробуют за ним следить, а то он уже несколько раз ощущал чье-то внимание. Конечно, Мадара не привел к реке хвост, но петлять для этого и маскировать следы приходилось долго.

— И нам пришлось равнять землю и высаживать там цветы! — как всегда эмоционально рассказывал Хаширама, когда после обычной тренировки они присели на берегу просто пообщаться. Кем надо быть, чтобы не суметь найти младшего брата в родном селении? — В следующий раз надо будет сначала все дома проверить!

— Не думаю, что вам это поможет, — Мадара снисходительно хмыкнул на наивные надежды друга. Даже ему было очевидно, что младший брат Хаширамы не станет прятаться в одном и том же месте дважды. — Лучше бы ты сенсорные способности тренировал, тогда бы точно нашел.

— Я пытался и все равно не получилось, — с до нелепого гордой улыбкой ответил чудаковатый друг. Чему тут гордиться, тому, что его обошел младший брат?

— Торью гений, но мало кто понимает это! — вспышка настоящего, неприкрытого гнева застала его врасплох. Впрочем, она быстро закончилась, и Хаширама виновато отвел взгляд. — Понимаешь, Дара, меня называют гением не столько из-за личных усилий, а из-за врожденных способностей. Я просто родился с этим даром, если бы это было не так, я был бы обычным, пусть и сильным шиноби. А Торью очень умный, он действительно гений, но это замечают единицы. Остальные слишком часто просто не всматриваются или вовсе отводят глаза.

— Из-за чего? — Хаширама не первый раз упоминал, что внешность его брата чем-то выделяется, но никогда не пояснял, что именно с той не так, чем только распалял любопытство. Шиноби, в конце концов, не страдают щепетильностью в вопросах внешнего вида, поэтому причины некоторого отчуждения оставались крайне загадочными.

Друг закаменел, а после неловко сменил тему разговора, подтверждая, что там умалчивают что-то интересное, но настаивать Мадара не стал. В кои-то веки Хаширама проявил достойные шиноби скрытность и упорство, сразу видно, что братьями тот дорожит — как и сам Мадара. Мечта о мире, где детям не придется умирать на войне, выросшая из отчаянного нежелания терять родных, объединила их с самого начала.

Когда Мадара осознал, к какому клану принадлежит новый знакомый, то поклялся узнать, почему Сенджу свели потери в стычках к минимуму. Несколько лет назад даже и представить было сложно патрульных, пересёкшихся, но не вступивших в бой, но вот уже год как все лишь переглядываются и возвращаются к работе, будто не с кровными врагами повстречались. Он, конечно, этому рад, особенно теперь, когда и двойняшки Рэйден и Тетсуя достигли семилетнего возраста и были включены в список бойцов селения, но причин внезапного миролюбия никто не знал, и это тревожило всех в селении.

После О-сёгацу он рискнул признаться в своей клановой принадлежности и чуть не упал, когда Хаширама с убийственной прямотой заявил, что знает об этом давно. С одной стороны, как бы глупо он себя не вел, но полным идиотом друг не был, поэтому наверное не стоило так удивляться. С другой — когда Хаширама с детской непосредственностью заявил, что их еще прошлой весной видел младший брат, который и раскрыл Сенджу глаза, кем является его друг, Мадаре захотелось стукнуть его о дерево. И стукнуться самому, чтобы выяснить, что деревяннее.

Однако даже после чистосердечных признаний Хаширама не рассказал, почему его клан стал так сильно и внезапно меняться. Сенджу стали куда милосерднее, если такое слово вообще применимо к шиноби, а проливать детскую кровь перестали полностью, даже отказались принимать заказы на убийство и похищение детей различных кугэ, неблагоразумно отступая от верного источника доходов. Вот только не похоже, что щепетильность плохо сказалась на Сенджу: Хаши так и вовсе заявил, что небольшой отток заказчиков не повредит, а то некоторые его соклановцы месяцами домой не возвращались, получая миссии с курьерами.

Ведомый целью Учиха становится крайне упрямым, то есть упорным, а потому в один из летних дней их секретное место для встреч было разбавлено двумя новыми лицами: они привели младших братьев. Когда он с большими предосторожностями, таясь ото всех, рассказал Изуне о друге из вражеского клана, отото его удивил куда более сдержанной реакцией, чем он ожидал. Тот сначала проверил себя на гендзюцу, потом пощупал ему лоб, проверяя температуру, и уже после всего этого стукнулся головой о дерево и глухо простонал: «за что?»

Как бы то ни было, он уговорил младшего брата не только не рассказывать отцу, но и сходить с ним на следующую встречу, пусть и пришлось задействовать шантаж, что там будут сразу двое Сенджу против него одного, не бросит же он нии-сана в беде? Да и упустить возможность хоть немного пролить свет на таинственные изменения в клане давних противников было очень соблазнительно для юных шиноби.

— Нии-сан, — дернул его за рукав Изуна, во все глаза глядя на появившихся на другом берегу Сенджу. Точнее, на одного из них, и Мадара не мог его в том винить.

Сияющий улыбкой Хаширама был обычным зрелищем или, по крайней мере, не таким броским, как его спутник. Выделяющая внешность, еще мягко сказано. Седые вздыбленные волосы, белая как первый снег кожа, даже их клан не такой высветленный, и красные как кровь глаза. Что ж один из его вопросов только что получил ответ: кто из Сенджу сможет спокойно смотреть прямо в глаза, так похожие на Шаринган? Поймав себя на неприличном разглядывании, Мадара прокашлялся, одергивая тем и себя, и младшего брата.

— Привет! — Хаширама превзошел самого себя в скорости, рванув на их сторону берега, сразу как они обменялись камнями, доказывая личность и подтверждая безопасность. Оставалось лишь радоваться, что сей буйный энтузиазм направлен не на него. — Я Хаширама! А это Тобирама, мой младший брат! А я и не знал, что у Мадары такой милый младший братик! Тебя ведь Изуна зовут? Можно звать тебя Изу-кун?

— Рад знакомству, — приветствовал красноглазый Сенджу, степенно прошествовав на их берег, не обращая внимания разглагольствующего старшего брата. Ошеломленный Изуна потеряно кивнул ему в ответ.

— Да утихни ты уже! — прикрикнул Мадара на друга, видя, что бесконечный поток сознания Хаширамы вот-вот поглотит сознание отото. Вздохнув, он повернулся к младшему Сенджу. — Я Мадара, это мой младший брат Изуна, тоже рады знакомству.

— Что с ним? — очень тихо спросил Изуна, глядя на печального Хашираму с неизменной тучкой. Видимо, опасался привлечь его внимание и быть унесенным новым речевым потоком. Мадара уже собирался подойти и как-то поднять настроение Хаши, когда услышал нового знакомого.

— Аники довольно эмоциональный, — равнодушно ответил седой мальчишка, будто его брат капнул соус на одежду, а не совершил непозволительную для шиноби ошибку, демонстрируя эмоции. И обратился к Мадаре напрямую. — Зачем ты настаивал на встрече?

— Я? Я не настаивал, это Хаширама предложил, — усмехнулся Мадара. В ответ получил насмешливый хмык и сузившиеся глаза, смотрящие прямо в его собственные. Он что, не боится величайшего додзюцу?

Тобирама ему не поверил. Лицо его осталось таким же спокойным и беспристрастным, но общая атмосфера будто стала холоднее, Хаширама насторожился мгновенно и подскочил к ним с расспросами. Он попробовал отмахнуться, сказав, что все нормально, но друг впервые вслух заявил, что не желает слышать лжи и увиливаний. До этого Хаширама если и замечал его оговорки и умалчивание, то принимал молча, уважая право на секреты и позволяя сохраняться некоторой недосказанности, но стоило в поле зрения оказаться младшему брату, как шутки кончились. Если лесовик решит, что он, Мадара, как-то обидел его драгоценного отото, то действовать будет быстро и беспощадно, а учитывая, что друг был сильнее в искусстве шиноби, последствия обещали быть очень запоминающимися. Повисшее напряжение разрезал Изуна:

— Твоя взяла! Нии-сан действительно устроил так, чтобы твой брат предложил привести нас сюда, доволен?

— Зачем? — немигающий взгляд скользнул по Изуне и замер на нем, вызывая подсознательное напряжение и желание отскочить и вытащить кунай.

— Хотел кое-что узнать, — биджу, выглядело так, словно он поддался на давление младшего Сенджу! Видимо, наглый пацан заметил изменения в нем и демонстративно смягчил и взгляд, и позу, плюхнувшись на берег, в то время как остальные остались стоять. — Ты знаешь, кто мы? — молчаливый кивок, а в глазах друга мелькает осознание, но поздно. — Мне было интересно, почему ваш клан так изменился за какую-то пару лет. Это я и хотел узнать.

— А спросить аники не пробовал? — насмешливо фыркнул Тобирама, пока Хаширама молча давил на них взглядом. Тяжелым, пасмурным взглядом, от которого мурашки по коже и сердце ёкало где-то в пятках. Мадара и не знал, что его добродушный и мечтательно-наивный друг может так смотреть.

— Мадара…

— Он не рассказывал, — они с Хаши заговорили одновременно, но Тобирама как-то взглядом остановил брата, чтобы Учиха мог закончить. Сдержать прерывистый вздох было сложнее, чем попасть по мишеням с закрытыми глазами, но и показывать волнение и тем паче нервозность перед шиноби другого клана недопустимо. Впервые за все время общения Мадара так остро ощутил, что друг — чужой. Не из клана.

— Логично.

Печать концентрации — что Мадара, что Изуна отскочили на десяток шагов, готовые к бою, как только младший Сенджу начал складывать печать, но мальчишка не нападал. Вдогонку к ощущению предательства и бессмысленности мечтаний пришло осознание, что так медленно печати даже Тетсуя не складывает, и напряжение немного ослабло. Из реки стали медленно выплывать небольшие объемы воды с заключенной внутри рыбой, Изуна осторожно скосил на Мадару глаза, безмолвно спрашивая, что им делать.

— Он не мог рассказать, — заговорил Тобирама, смотря им в лицо оценивающе-острым взглядом. Возможно, он и правда не собирается нападать? — Вы клановые, должны понимать, что есть вещи, которые нельзя рассказывать чужим. О первопричинах, о сломе в сознании мы не рассказывали даже Узумаки.

А ведь клан мастеров печатей — дальние родичи Сенджу, с которыми те поддерживают очень близкие связи! Но Мадара действительно понимал: клановые тайны не рассказывают посторонним, а некоторые и вовсе известны лишь единицам в верхушке клана! Ему, наследнику, только начали открывать некоторые из подобных секретов, потому как он смог дожить до тринадцати лет, доказав, что имеет достаточно силы и мужества хранить эти тайны. Неудивительно, что Хаширама так упорно отмалчивался.

— С другой стороны, неизвестность порождает множество версий, среди которых массовое безумие и хитровывернутое гендзюцу — далеко не самые глупые, — размерено продолжил брат Хаширамы и тут же замолчал. И ответил, лишь когда на берегу оказалось с десяток рыбин, и он отпустил контроль над стихией, надо сказать, впечатляющий для его возраста. Однако позерство недешево стоило, Тобирама с трудом переводил дыхание, а по лицу скользнула капелька пота. Перенапрягся, но напряжение из фигуры ушло, он даже слегка улыбнулся. — Такие истории лучше не рассказывать на пустой желудок. Сообразите костер?

— Торью! — ахнул Хаширама.

Так им все-таки расскажут?! Мадаре не нужно было и слова говорить, они с Изуной метнулись в лес одновременно, а после небольшой струей пламени разожгли костер, пока Хаши и его брат потрошили рыбу и нанизывали ее на заостренные ветки. Треск костра успокаивал, а хладнокровие, с которым Сенджу смотрели на слабенькое дзюцу огня, радовало — они не ждали нападения, значит, сами действительно ничего не планировали.

— Прежде чем я начну рассказывать, — странно, но роль рассказчика взял на себя Тобирама, хотя явно был не настолько разговорчив, как его брат, — позволь задать один вопрос, Мадара. В клане известны твои взгляды на сложившуюся ситуацию? О вашей с аники мечте о мире без войн?

— Нет, конечно! — Мадара аж поперхнулся от представленной картинки. Изуна от него не отставал, моргая круглыми как у совы глазами и вертя головой почти с такой же гибкостью.

— А у нас — знают, — отрезал Тобирама. Что? — Хаширама никогда не скрывал отношения к потерям в войне, причины которой не помнит никто из ныне живущих людей. О его миролюбии и желании мира осведомлен весь клан, от древней старейшины до младенцев в колыбельках.

Он серьезно? Хаширама говорил об этом вслух? При старших?! Почему…

— И тебя не наказали? — Изуна взъерошился как напуганный вороненок, видимо слишком ярко вообразил, что сделал бы с Мадарой отец, если бы тот хотя бы заикнулся о прекращении войны с Сенджу. Хотя он не совсем прав, после того как вмешательство Сенджу Буцумы спало его младших братьев от смерти, отец значительно смягчился, как и большая часть клана, но до того момента — наказание было бы очень жестким.

— Наказывали регулярно и бамбуковая палка не самое страшное, — невесело усмехнулся Хаширама, глядя только в костер.

— В общем, все знали о взглядах Хаши. Все знали так же и то, что он был рожден с уникальным талантом, который мгновенно повысил его значимость в глазах соклановцев. А это привело к тому, что над словами аники стали задумываться.

— Полагаю, реакция старых кошелок была не очень хорошей? — Мадаре показалось, будто он угадал к чему все идет, но судя по прерывистому дыханию Хаши что-то было не так. — Эй, ты чего?

— Реакция старейшин была крайне негативной, — красные глаза смотрели неправильно. Дети не должны так смотреть: сквозь него будто мальчик видел что-то недоступное остальным. — Они решили подбросить дров в костер ненависти к клану Учиха, отравив наследника и свалив вину на давних врагов.

Какое-то время они просто сидели, не в силах поверить в низость неизвестных стариков Сенджу, но когда осознали:

— Что?! Какого биджу?! Ваши старперы из ума выжили?! Мы не трусы! Мы убиваем в бою!

— Да если бы мы могли к вам пробраться и отравить, это точно не был бы какой-то пацан!

Сенджу подождали, пока они проорутся, деловито проверяя рыбу и разворачивая ее другими боками к огню. Перед лицом такого спокойствия было почти неловко за вспышку гнева и потерю контроля, но вспоминая, что задумали старейшины лесного клана, хотелось пойти и спалить их живьем. Кое-как успокоившись и успокоив брата — Изуну пришлось макнуть головой в реку — он потребовал продолжения.

— Было бы лучше, если бы эту часть рассказал аники, — неожиданно перевел стрелки Тобирама, но Хаши с мольбой уставился на брата, явно не желая говорить. — Аники, я не могу представить полную картину, потому что сначала был мертв, а потом несколько суток пролежал без сознания.

— Торью, не говори так! — Хаширама рванул к брату с объятьями, которые тот принял с внешним равнодушием, но так же крепко обнял брата в ответ одной рукой, второй же погладил по голове. — Ты живой, ты выжил, не говори так.

— Как это, был мертв? — голос Изуны, надломленный и ошеломленный, привлек его внимание. Братишка сидел с потерянным видом, будто ему только что сказали, что Учихи стали торговцами, чакра исчезла, а ходить надо по небу.

— Ты же не считаешь, что я родился седым и красноглазым? — с горькой иронией спросил Тобирама.

— Они отравили тебя, не Хаши, а тебя, — он сам изумился, каким спокойным был его голос, совершенно не отражающий бушующий в груди ураган чувств, гнев и ярость на неизвестных Сенджу смешивалась с горечью и жалостью к ребенку, на которого напали собственные соклановцы. Непростительно. Невозможно. Это просто-напросто неправильно. Дом — это место, где безопасно. Где на тебя нападают только чтобы научить защищаться. Где не надо ждать удара в спину, яда в пище и смерти за каждым деревом.

— Это моя вина, — глухо опроверг его слова Хаширама, но тут же получил подзатыльник от младшего Сенджу. — Торью!

— Чушь. Я тебе уже говорил, почему в этом виновны только старейшины, — тот твердо возразил брату и перевел взгляд на Мадару. — Отравление вышло случайным, и доза, рассчитанная на некоторое время вывести аники из строя, для меня оказалась смертельной. Ирьенины долго боролись за мою жизнь, а когда я очнулся спустя трое суток, они не были уверены, что последствия не помешают мне стать шиноби. Из-за небрежности и изначального нарушения планов старейшины не сумели грамотно запутать следы и оставить намеки на ваше участие. Их раскрыли еще до моего пробуждения.

— Казнили? — лучше бы запытали до смерти, но вряд ли Сенджу стали бы опускаться до такого. Соклановцы, как-никак.

— Нет, — хитрая усмешка никак не вязалась с рассказанным. — Их выгнали из совета старейшин.

— И все?! — поняв, что продолжения не будет, Изуна взорвался возмущениями, на долю секунды опередив в этом Мадару.

Всласть проругавшись и придумав сотню вариантов наказания, которые бы устроили на месте старших Сенджу, они сели обратно. Шиноби, биджу задери, прекрасно контролирующие эмоции! Увидел бы отец — головы бы открутил обоим.

— Рыба готова, — индифферентно сообщил красноглазый Сенджу. Да кто сейчас есть будет?! — Аники так волновался из-за встречи, что почти не завтракал.

— Тебя что не волнует, что твой клан ничего не сделал с твоими возможными убийцами?! — ненормальное равнодушие Тобирамы задело Мадару сильнее, чем он думал. Вернее, стоило ему только представить, как подобное происходит в их клане, где жертвой интриг старейшин стал Изуна… Еще чуть-чуть и второй ступени шарингана бы достиг.

— Кто сказал, что клан ничего не сделал? — нарочито удивленным тоном ответил вопросом на вопрос Тобирама. — Кажется, ты плохо представляешь, какие Сенджу на самом деле.

— О чем ты? — то, что Сенджу не кровожадные демоны, которыми их пугали в детстве, они с Изуной знали, но к чему он ведет?

— Клан Сенджу называют кланом любви, потому что мы создаем семью исключительно по собственной воле, а не по сговору старших или решению старейшин, но из-за этого связи внутри клана отличаются в сторону большей крепости и значимости, — странная традиция враждебного клана давно была притчей во языцех. Разбавляя кровь, впуская в семьи чужаков, Сенджу бросали вызов многим кланам с ярко-выраженным геномом, которым приходилось прилагать множественные усилия для сохранения и приумножения наследия. — А потому идея «убить одного из детей клана, чтобы остальные еще сильнее возненавидели наших врагов» не нашла отклика. И это позволило взрослым остановиться. Остановиться и взглянуть на самих себя. Вот скажите, ради чего мы сражаемся?

— Ради клана, — заученно ответил Изуна.

— Ради семьи, — чуть более лично, осознанно дополнил Мадара. Он сражается, чтобы его семья была в безопасности, и неважно, скольких ему придется убить ради этого. — Чтобы защитить младших братьев.

— И где здесь логика? — одна приподнятая бровь выразила столько скепсиса, что до него не сразу дошел смысл вопроса. — Можно сколько угодно ненавидеть врагов за то, что они убивают наших близких, но на войну их отправляем именно мы. Вернее, руководство клана. Произошедшее заставило взрослых остановиться и задуматься, куда именно нас завела ненависть и жажда мести. Кем мы стали, если нас ведут люди, способные собственноручно возложить на алтарь войны наших детей?

— Это было непросто, — пока они с братом проникались словами, младший Сенджу очистил рыбу и себе, и Хашираме и продолжил говорить. — На провинившихся обрушился гнев соклановцев, скрытный, потому что они все же оставались родичами, и в то же время беспощадный, потому что простить их просто не могли. Они попадали к ирьенинам так часто, что им выделили отдельную комнату в доме целителей, и даже так — в итоге они покинули клан. Но еще этот гнев привел к тому, что взрослым стало сложнее убивать детей. Просто потому что это на шаг сближало со старейшинами, вело к осуждению со стороны близких, на что многие просто не могли пойти. А когда начинаешь щадить хоть кого-то, вернуться к прежней холодной безжалостности сложнее.

— Про шиноби многие говорят, что у нас нет чести, — тихо, глухо заговорил Хаширама, так и не притронувшийся к еде. — Но даже так, есть вещи, которые мы не станем делать.

— Это если говорить о наших кланах, — тут же уточнил младший Сенджу. Заметив недоуменные взгляды, он закатил глаза и раздражительно фыркнул. — Бросьте, все вы знаете, что Хагоромо постоянно жертвуют слабыми соклановцами, Хьюга пытают своих, используя печать побочной ветви, а Тенсо устраивают на Сити-Го-Сан смертельный турнир, где выживает половина участников. И это только кланы в стране Огня, говорят, в стране Воды совсем отмороженные. Мы на их фоне щепетильные и жалостливые, вообще на шиноби не тянем.

— Ну да, мы так не поступаем, но… — первым заговорил Изуна, пока Мадара с Хаширамой переваривали простую мысль, что у Сенджу и Учиха на самом деле больше общего, чем им казалось. — Нии-сан?

Изуна смотрел на него растеряно, прося объяснить то, что он и сам толком не понимал, кроме банального «мы не такие». Но ведь и про Сенджу можно сказать «мы не они», но почему же тогда реакция у них такая похожая?

— Забавно, да? — усмехнулся Тобирама. — Мы враждуем так давно, что сами не заметили, как это сделало нас похожими. В принципах — ни мы, ни вы не станем жертвовать соклановцами ради мимолетной выгоды. И вы, и мы предпочтем отступить, оставив поле боя за врагом, но сохранить хотя бы часть отряда. За столетия выработался набор негласных правил, который мы соблюдаем просто потому что. Мы не пожалеем куная для медленно умирающего под обвалом врага, а вы не используете самые тяжелые гендзюцу на детях, хотя они к ним куда более уязвимы, нежели взрослые опытные противники. Мы не забираем шаринганы и сжигаем трупы, если никого из ваших нет поблизости, а вы позволяете забрать тела, даже если мы отступаем. Поэтому когда Сенджу перестали убивать детей и стали искать способы избежать беспричинных сражений, Учихи поступили также, пусть и не знали, что на нас нашло.

Возразить на это было нечего. Совет сомневался, отец так и вовсе сон потерял, но даже не зная причин, ища подвох в каждом событии, они все равно приняли новые правила войны, про которую уже никто не мог уверено сказать, продолжается она или нет. Обменивающиеся настороженными взглядами патрули. Стычки на миссиях, когда проигрывающей стороне дают уйти, отступить, иной раз без потерь. И молчание там, где раньше звучали призывы о мести, проклятия в адрес старых врагов и сказки о безжалостных нелюдях с сердцами из камня.

— А ты наблюдательный, — наконец отмер Мадара, про себя отмечая, что младший Сенджу действительно слишком умен. Внимателен, прозорлив и умеет подобрать слова так, чтобы они брали за живое — научили или прирожденный оратор?

— Это не мои выводы, — хмыкнул Тобирама, прицеливаясь к следующей рыбе. — Вернее, я только подытожил то, что встречается в разных отчетах, воспоминаниях и наблюдениях на протяжении многих лет. Ты даже не представляешь, сколько свитков я перечитал и частично переписал, чтобы прийти к парадоксальному выводу о нашей схожести. И довольно иронично то, что мы сейчас считаем его парадоксальным — ведь Индра и Асура были родными братьями, их воспитывали одни родители, потому ничего удивительного в том, что они передали схожее наследие потомкам, быть не должно.

Значит не только наблюдательный, но и умеет работать с информацией из разных источников, систематизировать ее и делать выводы. Мадаре уже позволили помогать отцу с делами клана, и он целый месяц убил на то, чтобы кое-как вникнуть в ту малую часть дел, которую ему доверили, и то, до сих пор ошибается и спрашивает советов, а потому не мог не оценить трудолюбие и скрупулёзность нового знакомого. Гений, но гений упорного труда, а не прирожденной одаренности, как Хаширама, неудивительно, что это мало кто видит. И глаза цвета крови не улучшают ситуацию, не говоря уже о том, что серьезный маленький Сенджу наверняка служит постоянным напоминанием взрослым о предательстве старейшин. Большая часть странностей Хаширамы и Сенджу в целом нашла свои ответы, он не зря добивался этой встречи.

— А теперь мой черед спрашивать! — неожиданно воскликнул Хаширама, и, видя, как у друга горят глаза, Мадара подсознательно напрягся. — Изуна, а Мадара всегда не мог облегчиться, если на него смотрят?

Мадара бешено зарычал и бросился за другом в погоню, намереваясь того утопить, пока младший братишка оторопело моргал, не в силах даже мысленно воспроизвести обескураживающе наглый вопрос Хаши, а мелкий Сенджу громко напоминал, что он сам стал другом деревянного обалдуя, добровольно и осознанно. Будто у Мадары был шанс отвертеться!

Защитная стена из дерева не получалась, одного контроля над смешанной стихией было недостаточно, но даже со свитком Тобирамы у него не вышло составить подходящую последовательность печатей.

— Хаши-нии, ты еще не закончил? — Итама выглянул из-за дерева с одной стороны, когда с другой показался Каварама — и он снова не смог сдержать радостный возглас, что младшим братишкам нужна его помощь.

Оказалось, им даже не помощь нужна была, просто он так увлекся разработкой новой техники Мокутона, что совсем забросил их вечерние посиделки. С недавних пор у всех них появилось столько забот, что чтобы просто посидеть вместе, поговорить обо всем на свете, приходилось заранее договариваться. Их с Тобирамой переселили в другую комнату, специально сделали пристрой на первом этаже, потому что всем четверым стало банально тесно.

Его изделия из дерева, созданные чтобы отточить контроль над стихией. Свитки Тобирамы, которые, несмотря на педантичность и аккуратность, находились в самых неожиданных местах. Оружие Каварамы, за которым тот, как отец, предпочитал ухаживать в тишине спальни. Растения Итамы с разным набором почвы для экспериментов — подхватил слово у Торью и не оставил никому выбора. Хочет младший брат тренировать Дотон таким образом — пожалуйста, лишь бы не тратил время впустую.

Дом не был рассчитан на четверку детей с разными интересами, все же их семья считалась большой по меркам клана. А каково Мадаре с четырьмя братьями?

— У Учих есть семья, где семеро детей, — сообщил Тобирама, когда после совместной тренировки они присели передохнуть. — Так что нам еще повезло, четверо — идеальное количество.

— Семеро? Вот это да… У нас таких больших семей точно не бывает, — на вопросительный взгляд Тообирамы Хаши улыбнулся. Даже его любознательный младший брат не знает всего.

Сенджу известны крепостью тела и жизненной силой, что обусловлено большим количеством Ян-чакры. Но в то же время ее подавляющее количество осложняет беременность: даже женщинам Сенджу трудно выносить ребенка от сильного соклановца, потому что для формирования собственной чакросистемы дитя тянет чакру из матери. В основном Ян-чакру, так как Инь, духовная составляющая, начинает полноценно развиваться уже после рождения.

Конечно, ирьенины делают все возможное, делясь медчакрой и поддерживая организм будущей матери, особенно на последних сроках, но этого иногда недостаточно. Особенно если речь о женщине не-Сенджу, для них роды могут закончить трагически. Выслушав небольшую лекцию об особенностях клана, Тобирама согласился, что им несказанно повезло, что их мама — одна из сильнейших шиноби клана.

— У Узумаки те же проблемы? Они куда больше беспокоятся о будущем поколении, редко отпускают детей на миссии и известны выносливостью, долгожительством и плотной чакрой, с преобладанием Ян. Логично предположить, что у них те же проблемы, если не хуже.

— Не задумывался, — честно признал он брату и по взгляду понял, что прокололся.

— Аники, а зачем ты вообще интересовался беременностями?

— Ой, я забыл, меня же Умезава-сама ждет! Я побежал, до ужина, отото! — ложь, никто его не ждет, но не может же он рассказать младшему брату, что в доме целителей его приставили помогать чакрой женщинам на последнем триместре? Ему самому даже думать обо всем этом неловко, а Торью и вовсе еще маленький!

Но к старейшине он все равно пошел предложить помощь с документами, в этой войне никакие руки лишними не будут. Однако, он никак не ожидал увидеть там отца. Буцума не был недоволен, вернее, он об этом не сказал, а выглядел недовольным он всегда, поэтому Хаширама снова предложил старейшине помощь.

— Есть кое-что с чем бы ты мог помочь, — с странной улыбкой Умезава-сама протянул ему часть бумаг, над которыми работал с отцом, невзирая на удивление главы клана.

— Что… — он хотел крикнуть, но воздух покинул легкие слишком быстро, и все что он смог — прохрипеть.

— Передашь этот черновик с письмом своему приятелю из Учих. Завтра.

Голос отца звучал близко, но слова все равно не достигали сознания, Хаширама был слишком занят чтением первого в истории черновика договора о ненападении между кланами Учиха и Сенджу.

— Когда? — хриплый голос, Умезава-сама пододвинул чашку чая. — Как давно ты…

— С осени, — отец насмешливо уточнил. — Ты всерьез думал, что можешь утаить общение с врагом?

— Не то, — он не знает, что выдают его глаза, но и глава клана, и старейшина напрягаются так, словно он сейчас на них нападет. — Как давно ты ищешь мира с Учихами? Ты же называл их демонами, орал, что не будет нам покоя, пока хоть один Учиха ходит по этой земле!

— Наглеешь, — предостерег его отец, но Хашираму уже несло.

Он не запомнил, что кричал, не запомнил, что отвечал отец, помнил лишь как впервые с того момента, как отец поднял на него руку в первый раз, он ответил, на эмоциях превратив комнату в домике Умезавы-сама в бамбуковую рощу. Натворил дел и сбежал в лес, не обращая внимания на крики за спиной. Только устроившись на одном из самых старых деревьев в глубине леса, он попробовал помедитировать, успокоиться достаточно, чтобы не представлять опасность для окружающих. Лес всегда его успокаивал, а в заметках Тобирамы было указано, что близость со стихией может помочь повысить сродство с ней.

Иногда, когда не было дел в клане, встреч на реке, он ходил именно к этому дереву, старому, надежному, вечному. Изредка ему казалось, будто дерево что-то шепчет, но он редко мог разобрать слова, шорох листьев смазывал звучание, растворял его в обычном шуме леса, и миг откровения терялся в прошлом. Интересно, как четко слышит этот шум Тобирама? С тех пор, как отото изменился, Хаширама ни разу не смог за ним понаблюдать, а ведь когда-то лес был его вотчиной! Но дар его брата, дар, который тот получил вместе с алыми как всевидящий шаринган глазами и сединой старейшины, не позволял оставаться незамеченным. Кого видели его глаза, Хаширама не знал, но подозревал, что даже если он рискнет и прямо спросит, Торью не расскажет правду, придумает миллион логичных ответов, но не правду, а потому приходилось внимательно следить и отмечать странности.

Крепкий сон, когда брата было не добудиться никакими силами, длящийся обычно пару часов. Яманака, взрослый и сильный шиноби, побежденный на собственном поле боя ребенком вдвое младше него. Знания, которых не было ни у кого из людей: Хаши проверил несколько рассказанных братом легенд и убедился, что они переделаны. В том, что Торью мог неправильно запомнить истории, он не верил, а в сознательное изменение в пользу правдивости верилось легко. Кто учил младшего брата, Хаширама не знал, но подозревал, что живым оно не было.

И лишь одна зацепка, одно сильное, красноречивое изменение, одно событие поменявшее их мир на до и после: смерть. Торью был мертв, а как говорят ирьенины, даже кратковременная смерть может повлиять безвозвратно. Учитель показывал описание разных случаев, от неизвестных языков до полной потери памяти, но чтобы кто-то стал видеть мертвых, научился призывать их в мир живых — не было и намека. Могли ли эти знания оставить без записей в силу их невероятности?

— Аники? — и снова братишка показывает чудеса, находя его там, кто никто и не подумает искать. — Что случилось?

— Как Умезава-сама? Я его не задел?

— Нет, но бамбука ему теперь хватит на год, — дрогнул уголок губ Тобирамы, пока младший брат осматривал его, ища повреждения или ками знают что еще. — Почему ты так расстроился?

— Я разозлился, — только его младшие братишки могли назвать злость огорчением. Почему они не верили, что он способен на настоящий глубокий гнев, тот, что тлеет у него в сердце и разгорается всякий раз, когда отец появляется в поле зрения?

— Почему? — настойчивости Торью всегда было не занимать.

— Ты знаешь, что отец готов заключить договор с Учиха?

— Да, — он отшатнулся. Не может быть. Торью не мог его предать! — Я сказал, что буду молчать, пока отец не спросит.

— Но ты не сказал, что рассказал ему!

— Этого я не обещал.

— А если бы!

— Отец ведет клан к прекращению войны, а смерть наследника Учих отбросила бы нас назад. Прекрати уже считать его монстром и прозрей!

— Я давно прозрел! Я не понимаю, почему ты его простил!

— За что простил? — искреннее недоумение в голосе брата обескуражило и Хашираму.

Как Тобирама мог забыть? Когда несколько лет назад Хаширама впервые осудил действия клана и всю эту богами проклятую войну, отец впервые так разозлился. Буцума Сенджу никогда не был образцом сдержанности, но тогда он впервые ударил одного из своих отпрысков — и этим ребенком не был Хаширама. Уже тогда Торью был быстрым, не только физически, но и умственно и видя, к чему все идет, отото заслонил Хаши собой. Удар пришелся на скулу, но обошлось без серьезных последствий, но главное не это.

Хаширама ни за что не поверит в то, что отец не успел остановиться, он же, биджу дери, шиноби, а Торью тогда было чуть больше семи, он мог действовать быстрее Хаши, но не настолько быстро, чтобы Буцума его не заметил. И он все равно ударил. Ударил младшего сына, чтобы наказать старшего — и этого Хаширама ему не простил. Как Тобирама мог забыть? Младший братишка надолго задумался, разглядывая его так, словно никогда прежде не видел.

— Никогда бы не подумал, — наконец, пробормотал братишка. — Аники, ты ведь восхищался отцом больше всех нас.

У Торью определенно талант примораживать его одной фразой.

— Поэтому ты ему рассказал? Ну, что не считаешь правильной войну и вражду, причины которой не помнят? Ты верил, что отец тебя поймет.

Тобираму часто называли безэмоциональным, чересчур серьезным и строгим с чувствами, но никто и никогда не отрицал его ума. И проницательность брата вроде не должна была его удивлять, но удивила, обескуражила и обезоружила. Конечно, он был тем еще идиотом, когда подумал, будто отец может понять его мечту о мире, где не придется воевать. Буцума Сенджу всю жизнь этой войне посвятил, с чего бы ему соглашаться с мнением какого-то сопляка, пусть и родного по крови?

— Поэтому ты к нему так строг, что до сих пор простить не можешь, — Тобирама улыбался редко, но всякий раз скупая и искренняя улыбка порождала странные ассоциации. Луч солнца после проливного дождя или весенняя капель в стране Снега. — Поэтому так в штыки воспринял черновик договора. Легче злиться и обижаться, чем принять тот простой факт, что отец тоже человек. Неидеальный, со своими недостатками, но он тоже может измениться и изменить точку зрения.

— Но он ударил тебя! Когда должен был наказать меня!

— Один раз, аники. После тебе перепало свыше сотни наказаний, но отец больше никогда не пытался воздействовать на любого из нас, применяя карательные меры к остальным. А ведь это точно заставило бы тебя замолчать.

— К чему ты ведешь? — неприятно чувствовать надувшимся малышом, который обиделся на ступеньку, о которую запнулся, но тон брата не оставлял места для иных чувств. Он облажался.

— Вам стоит поговорить. Биджу, аники ты уболтал большую часть селения, они тоже поверили, что можно жить без войны, так почему ты не использовал талант на отце? Он не силен в разговорах, предпочитая действия, но тебя же это не остановит? Мы ведь семья.

— Ты забыл упомянуть, что я после каждой душещипательной беседы рискую оказаться у ирьенинов? — только представив возможную беседу с отцом, Хаши захихикал. А если звук был чуть истеричным — ну это бывает.

— Риск неподходящее слово, оно подразумевает, что есть вероятность, что ирьенин тебе не понадобиться.

— Ах ты!

— Хаши-нии! Торью-нии! Мы вас обыскались! — а он и не заметил, как их убежище отыскали Каварама и Итама. — Хаши-нии, Умезава-сама требует, чтобы ты… сейчас… «самолично привел в надлежащий вид подаренную рощу». Ты подарил ему рощу?!

Угу, подарил. Теперь вот отдуваться надо. С отцом он не виделся до самого ужина, восстанавливая порядок в доме старейшины, и то с самим бамбуком будет разбираться еще неделю. И каждый день начинать с поклонов старейшине, за то что он несдержанный болван. Ничего сложного, очевидно же, что чем ниже кланяешься, тем меньше людей видят, какие печати ты складываешь. Хорошо, что Умезава-сама неплохо к нему относился, та же Каору-сама с удовольствием съела бы живьем, вздумай он хоть царапину на ее доме оставить, не то что проломленный потолок, испорченные стены и пол. С другой стороны, Каору-сама явно не была посвящена в тайну Мадары, а Умезава-сама был и очень подробно рассказал, что он думает по поводу неосмотрительных решений наследника. И настоятельно рекомендовал извиниться перед отцом.

Извинения тот принял, отвесил подзатыльник и велел все же вникнуть в текст черновика, перед тем как отдавать его Учихе, заодно упомянул, что Таджима-сама тоже давно знает про их встречи, поэтому другу тоже прилетит. После было время для семьи, и он очень старался изобразить загадочную улыбку на все вопросы о роще Умезавы-сама, чтобы не признаваться, что он натворил. Малозаметные посторонним, но легко угадываемые родными усмешки Тобирамы только усложняли ему задачу, а потому той же ночью он отомстил, привлекая брата к собственным трудностям:

— Торью, не мог бы ты мне помочь с техникой Мокутона?

— Аники, ты перетрудился. Ты единственный обладатель стихии Дерева, чем я могу тебе помочь?

Он и сам не заметил, как увлекся, рассказывая о неудачных попытках создать прочную защиту из дерева. Пока рассказывал, раскрыл все свитки с расчетами и прикидками по ручным печатям и под конец спросил, есть ли у отото данные по нестандартным печатям и не стоит ли ему переключиться на них для достижения нужного эффекта. Брат молчал, рассматривая его записи трудночитаемым взглядом, пугая Хашираму. Что он сделал не так?

— Ты его читал.

— Что читал? — осторожно, не вспугнуть и не разозлить.

Торью перевел взгляд на него и медленно, как ребенку, пояснил:

— Свиток с разбором стандартных ручных печатей и их взаимодействие на примере уже созданных техник.

— Конечно! — Хаширама недоуменно заморгал. Как бы он научился создавать техники совершенно нового генома, если бы не подаренный братом свиток? Учителя предлагали примерить к Мокутону последовательность печатей известных техник Дотона и Суйтона, но шансов на успех было бы мало, пока он бы не научился переводить на нормальный язык интуитивное понимание стихии. — Ты проделал большую работу, я бы не скоро смог создавать техники без твоей помощи.

Младший братишка вздрогнул и отвел глаза, слегка розовея. Быть того не может!

— Торью… отото, ты что, думал, что я не ценил твой подарок?

Лучше бы не спрашивал, такого горького взгляда у брата он еще не видел никогда и никогда бы не захотел. Действуя инстинктивно, Хаши резко сблизился с братом и обнял, не в силах больше выносить его печаль и обиду, как выяснилось, пустую. В кои-то веки слишком серьезный и сконцентрированный на делах братец не стал ворчать, а молча уткнулся носом ему в плечо, и это пугало ничуть не меньше, чем его взгляд.

— Ну чего ты, Торью… Конечно, я его прочитал, постоянно читаю, ты ведь старался… почему ты так плохо обо мне думаешь?

— Аники, — твердая мозолистая ладошка уперлась в лоб и отодвинула его без всякой жалости. — Мы живем в одной комнате, и я ни разу не видел, чтобы ты его хотя бы разворачивал.

— А зачем мне это делать? — с недоумением уставился Хаши на брата. Тобирама в свою очередь приподнял брови, выказывая крайнюю степень озадаченности. Сложив все полученные данные в одну корзину, он еле удержался от того, чтобы вырастить дерево покрепче и побиться об него головой. — Я дурак!

— Я знаю.

— Я серьезно!

— Повторяю, я знаю. Не соблаговолишь ли пояснить, почему на этот раз?

Вздохнув поглубже — братишка, конечно, не со зла, но все равно обидно — он заговорил:

— Бумага состоит из древесных волокон. Я напитываю свиток стихийной чакрой, это позволяет читать его, не разворачивая. Конечно, чтобы прочесть таким способом нужно много времени, зато запоминается лучше, поверь!

— И часто ты так читаешь? Сколько именно чакры тратиться? Расход постоянный или достаточно влить некоторое количество и читать, пока контроль над ней не потеряешь? А…

Вот теперь он узнал своего отото, стоит только показаться чему-то новому и неизученному на горизонте, как у Торью глаза загораются, что, как, почему, зачем. Под расспросы о необычном способе чтения он и уснул, впервые за долгое время не оставшись прислушиваться к сну брата. Слишком утомительный день.

— Что это?

Отец смотрел не на письмо или свиток с черновым вариантом договора, а на него и Мадара медленно покрывался холодным потом. Конечно, Хаши радостно вякнул, что отцы уже в курсе их дружбы и поддерживают, но что если он ошибся? Тогда Мадаре придется во всем признаваться?! Если он это переживет, то при следующей встрече подожжет волосы Хаширамы.

— Это письмо от главы клана Сенджу и черновик договора о ненападении, — но отпираться от кары отцовской он будет до последнего!

— Как оно у тебя оказалось?

— Принес наследник клана Сенджу лично.

— Ты встретил наследника Сенджу и не напал? — в идее, что Учихи произошли от кицуне, что-то есть, улыбку отца иначе, чем лисьей назвать невозможно.

— Мы сражались, — спарринг тоже бой, только тренировочный.

— И? — вот теперь Мадара был уверен, что отец все знает, просто издевается за то, что подставился, скрывался и не признался.

— А после Хаши передал мне бумаги и попросил отдать тебе, — нахально ответил он отцу. А смысл увиливать теперь? Нет, лучше он будет действовать так, будто ничуть не сомневался в словах друга и шел с уверенностью, что глава клана все одобряет.

— Хорошо.

И что, все? Мадара удивленно уставился на отца, тот взглянул в ответ, и он с трудом удержался от ругани, пока глава клана, чуть улыбаясь, жестом отпустил его из кабинета. Ну, конечно, стоило ему сделать вид, что все так и задумано, отбросив сомнения, вызванные в первую очередь отцом, как дразнить его стало неинтересно! И как он узнает, что именно было в письме Буцумы Сенджу? Черновик-то Хаши так принес, они вместе его почитали, друг все ворчал, что такими темпами до союзного договора дойдет, когда они внуков нянчить будут, но Мадара прекрасно понимал, что это — огромный шаг вперед, немыслимый еще лет пять назад.

Договор закреплял на уровне законов клана все то, что люди уже начали делать: снижать потери, расходиться при патрулировании, воздерживаться от схваток, если это не предусмотрено заданием и прочее, прочее. Он не повлияет на текущую ситуацию, но станет основой для будущих соглашений, и что важнее всего — они останутся секретом для других кланов и двора дайме. Кое в чем брат Хаши был абсолютно прав, хоть и не хотелось этого признавать: Сенджу и Учихи враждовали так долго, что стали похожи, и тем же отличаются от прочих шиноби. У них есть шанс на равный союз, в отличие от тех же Хагоромо. Обвешивать детей взрыв печатями и отправлять к врагам? Никогда!

И в то же время Мадара понимал то, чего не хотел понять Хаширама: их союз станет костью в горле очень и очень многим власть имеющим. Он уже видел, как легко все сорвать парой провокаций сейчас, когда все так зыбко и сомнительно, а потому надеялся, что в пунктах договора заметят его личную приписку о сохранении тайны. Ну не идиоты же взрослые?

— Учитывая, что недавно все поддерживали войну — ты слишком хорошо о них думаешь, нии-сан.

Изуна выглядел непривычно серьезно, пока Мадара рассказывал младшему брату о бумагах Сенджу, но очень нагло смеялся, когда он признался, что знать не знал о слежке и надеется, что у отото не будет проблем. А после усердно гонял брата по полянке, злясь, что сразу не догадался, что если его кто и выследил бы, так это Изуна, хитрая наглая ласка. И когда они встречались с Сенджу младший брат знал и о встречах, и том, что отец приставил пару соглядатаев.

— И они будут очень рады разобрать твои ошибки на ваших с Хаширамой тренировках — последняя фраза остановила так, словно он врезался в дерево. Кто-то видел все их с Хаширамой занятия, слышал их рассуждения и … Биджу! Все те глупости, что он делал, когда успокаивал Хашираму!

Мадара поклялся, что при следующей встрече — а в том, что она точно состоится, он не сомневался — он первым делом кинет друга в реку как те камешки. Может и правда потонет?

Примечание к части

Предположительно, что к описанному лету Мадара уже пробудил шаринган, ибо в канонную версию (пробуждение после разорванной дружбы) я не очень верю — как бы пацан лет 13 угрохал несколько взрослых Сенджу, не имея даже шарингана???

Если кому интересно, здесь Мадаре и Хаши уже 13, Тобираме 11, Изуне 10 (да, по моим предположениям он младше Торы на год, исходя из дат рождения Мадары и Изуны и предположения, что Хаши и Дара родились в один год)

Обманчиво расслабленная поза, ровное течение чакры, ничего скрывающего лицо или волосы, полуприкрытые глаза — и его не заметили и даже не заподозрили, хотя уже трижды пробегали мимо. Скоро выйдет время пряток и тогда придется показаться, а заодно показать случайно открытую технику. Конечно, опытных шиноби он не обманул, он все еще не овладел техникой в совершенстве, но интерес привлек, вон сколько их по округе собралось, возле каждого куста кто-нибудь да есть, наблюдают за безуспешными поисками. Тобирама не бросал попыток создать технику клонирования, однако результаты оставались неудачными. Рей-сан и Коно-сенсей советовали переключиться на что-нибудь другое, но предложение Нэдзукоры-сенсея понравилось больше — попробовать выжать что-нибудь полезное из уже полученного.

— Не стоит отказываться от техники просто потому, что она не та, что вам нужна. Никогда не знаешь, что преподнесет жизнь в следующий момент, может статься и это на что-то сгодиться.

И один из результатов он решился предъявить клану. Хенге — в честь самых известных мастеров перевоплощения, хенге-ёкаев — довольно простая техника в освоении, но не в использовании. Техника создает иллюзорный покров на пользователе, меняя его внешность, но помимо невысоких требований к объему чакры и контролю нужно еще что-то вроде лицедейского таланта. Потому что просто внешний облик никого не обманет — походка, голос, жесты, слова, да даже дыхание враз выдадут обманщика, не говоря уже о несоответствии мелких деталей, вроде неподвижных волос и одежды в ветреный день.

Ему самому потребовалось много времени, чтобы научиться отмечать эти мелочи и контролировать каждое движение, и то он промахивается через раз. С гримом возни было намного меньше, но и ограничения у прикладных методов больше, хенге же позволяет прикидываться хоть камнем, главное замедлить дыхание и затаиться как на охоте, потому что звуки техника не скрывает. Учитывая, что основана она на иллюзии, шаринган и бьякуган наверняка смогут смотреть сквозь нее, псы Инузука и жуки Абураме вряд ли этим обманутся, да и пресловутые Нара наблюдательны достаточно, чтобы их не обмануло хенге.

Но как здраво заметил Нэдзукора-сан, это не единственные возможные противники, к тому же шиноби порой требуется добыть информацию у обычных людей, которые редко бывают так внимательны к мелочам.

— Шикамэ-сенсей, сдаемся! — наконец устало объявил Хаширама, уверенный, что наставник точно знает, где спрятался Торью.

— В этот раз у вас почти не было шансов, — неожиданно учитель утешающе потрепал по голове ребят помладше. — Да и некоторые взрослые не сразу заметили. Я, например, уверен, что не знаю этой техники, а потому, не расскажешь немного, Тобирама-кун?

— Торью?! — лица братьев синхронно вытянулись, когда сидящий на ступеньках старик с типичными для Сенджу чертами лица встал и развеял технику, открыв всем Тобираму.

— Я назвал эту технику хенге…

Пояснения заняли немного времени, но после его отправили к ирьенинам на проверку, нет ли у его изобретения последствий, где ему знатно досталось за эксперименты. Ладно, сейчас у него все получилось, а если в следующий раз не повезет и его раскидает по разным концам кратера, который останется от селения? Конечно, с таким количеством используемой чакры он даже себе не слишком бы навредил, но помня о соединении техник шиноби и оммедзи, он молча выслушал очередную лекцию по технике безопасности. А после его представили совету с целью получить технику для клана.

С техниками было все просто: захваченные на миссиях свитки принадлежали клану и лежали в общем доступе в библиотеке, придуманные принадлежали авторам и если их признавали полезными, то соклановец получал некоторую сумму в обмен на свиток и обучение наставников. В свое время похожим образом был получен шуншин, хотя его создала куноичи из страны молний, но она вошла в клан через брак и принесла скоростную технику как приданое. В других кланах ситуация складывалась по-разному, потому что настолько широкого спектра способностей не было ни у кого, чаще напротив, разрабатывался и совершенствовался некий спектр техник, доступных только членам клана по праву крови.

Имеющие потребность в техниках самого разного назначения и стихийной направленности Сенджу создавали их сами — и многие техники изначально принадлежали Сенджу, но их продавали и обменивали регулярно, распространяя их среди прочих шиноби. Не то чтобы лесной клан был умнее или талантливее прочих — скрепя сердце, Тобирама признавал, что те же Нара в среднем обойдут их в интеллекте как стоячих — но в других кланах не было поощрения, кроме официального признания.Он не знал почему так, почему другие шиноби считают, что быть известным как создатель техники достаточно, чтобы талантливые бойцы создавали техники, не заточенные под личностные особенности, но радовался, что Сенджу отличались прагматичным подходом. Благо клана, конечно, прекрасная цель, но с денежным поощрением она стала намного приятнее для достижения — ему еще целый клан кормить, небольшой и не прожорливый, но все же!

Уже на следующий день свиток с описанием техники, печатей, инструкцией по применению и прочими заметками занял почетное место в библиотеке клана, а он передавал знания клановым наставникам для будущих поколений. Нынешнее его обязали обучить самостоятельно, обозначив уроки как персональную миссию и заплатив соответственно. Хоть в чем-то совет был един — в последнее время старейшины все чаще спорили на повышенных тонах, особенно после кланового собрания по поводу договора с Учихами. Рей-сан по его просьбе присутствовала на собрании, и на сятихоко спорящее людское сборище произвело неизгладимое впечатление:

— Я понимаю, почему ёкаев обвинили в уничтожении человечества — в отличие от богов, тогда многие демоны жили среди вас или поблизости и сталкивались с подобным постоянно. На вас даже терпения милосердной Канон не хватило бы!

Старейшины, группа Каору-сама, спорили яростно и отчаянно, до последнего напоминая, насколько глупо доверять врагам, сколько крови пролилось за века клановой вражды и как опасны иллюзии шарингана. Тем не менее, те, кто регулярно выходил в поле, кто отправлял в патрули детей, высказались непреклонно и договор был заключен со всеми возможными предосторожностями под несмолкающие споры всех со всеми, здравые опасения и высказанную шепотом надежду на улучшение ситуации в будущем.

Брата сдавать никому не стали и «как Буцума-сама дошел до такого безумия» осталось неизвестным подавляющему большинству соклановцев, что впрочем, не мешало им строить самые дикие теории, из которых версия про психическое нездоровье была далеко не самой оскорбительной. Хорошо, что у мамы хороший слух, крепкая рука и умение правильно подавать отцу информацию, а потому глава клана не стал уточнять предпосылки попадания к ирьенинам пары десятков соклановцев. Повторной экзекуции не потребовалось, а у мамы еще несколько дней было прекрасное настроение, несмотря на долгое восстановление после миссии в стране Ветра.

Шиноби умудрились найти виновных в уничтожении верхушки клана Фуума, вернее, нашлись смертники, старательно намекающие на свои усилия, вызвав тем нервный тик у ёкаев. В кои-то веки действовали сразу несколько кланов, потихоньку, по двое-трое за раз избавляясь от сумасшедших, приписавших себе уничтожение шиноби на территории их же клана. Не то чтобы все на этом успокоились, продолжали поглядывать в оба, но мама вернулась живой и даже осталась сильным бойцом после лечения, а потому все остальное отступило на задний план.

— И что, они продолжают видеться, даже зная, что за ними наблюдают? — лицо Каварамы выражало забавную смесь из удивления, облегчения и обреченности.

— Не просто знают — последнее время охранники даже не скрываются.

Первый месяц Хаширама и Мадара держались, изображая курьеров, послов, переговорщиков и так далее — в основном усилиями последнего, если бы не его грозные взгляды, аники бы давно вернулся к прежнему общению с нытьем, играми и валянием дурака. Умезава-сама все время неподобающе старейшине хихикал, вспоминая ужимки Хаширамы, старающегося быть серьезным перед лицом соседей, но в итоге все равно возвращающегося к самому себе. И первое, что сделал Мадара, когда устал изображать из себя дрессированную мартышку — швырнул брата в реку.

На обиженные вопли и непонимание наследник Учиха разразился криком, что чуть не поседел, когда в первый раз передавал бумаги Таджиме, потому как тот решил поиздеваться над сыном и сделал вид, будто понятия не имеет о чем речь. Хаши возразил, что он не виноват, что отец Мадары над ним пошутил, Мадара вышел из себя и все предсказуемо окончилось дракой в лучших традициях пары оболтусов. После они дружно наплевали на наблюдение и каждую встречу носились то на один берег, то на другой, то вообще в сторону от привычного места.

Но их курьерская миссия на том не закончилась: отец с инициативной группой, в которую входили как Умезава-сама, так и Каору-сама — давние противники в совете, представляющие диаметрально противоположные взгляды и создающие баланс при принятии решения — продолжал переписку с главой клана Учих, обсуждая следующий шаг к примирению кланов. Заметно легче стало после О-бона и получения одобрения от предков с обеих сторон — рискнули бы те выступить против мира после угроз Нэдзукоры-сана! Но на всякий случай Тобирама продолжал держать Кавараму в курсе всего, на случай, если понадобится обойти прямой приказ отца. Польщенный доверием братишка по собственной инициативе завел привычку прислушиваться к сплетням внутри клана, кто что думает о происходящем, и передавать полученные сведения ему.

Это оставило Итаму в одиночестве — когда тайну знают все, кроме одного, им это ощущается на подсознательном уровне — что, разумеется, не могло не выйти всем боком. Как он умудрился найти свиток с маминым договором с волками — одним ками известно, даже Шуичи-сан не знал, где тот находится, а ведь крысы все селение снизу доверху изучили. Мало того, что Итама нашел этот свиток, маленький умник, желая доказать, что к нему надо относится серьезно, оставил там свою подпись. Волки гордые и свирепые звери, и не порвали мелкого на части только потому, что опознали по запаху как «волчонка Акане», человека из их стаи.

— Как они вообще узнали, что Итама подписал контракт, он же не пытался их призвать? — когда скандал прошел острую фазу, Тобирама рискнул задать матери пару уточняющих вопросов.

— И на том спасибо, — вздрогнула мама, видимо, представив последствия такой неразумной попытки. — Понимаешь, Торью, договора с призывными животными дело сугубо индивидуальное для каждого мира. Волки уничтожают не понравившегося им человека, даже если он силен и его чакра подходит их виду, потому что он все равно чужак, они не ощущают его частью стаи, а для волков стая это все. Поэтому их свиток настроен таким образом, что они узнают, когда кто-то его подписывает, чтобы сразу решить, примут ли его или нет. Кроме того жизнь шиноби полна опасностей и риска, есть высокая вероятность, что свиток попадет в чужие руки, а волки не собираются безмолвно подчиняться абы кому.

— Я думал, что если подписал свиток, то уже нет пути назад, — интересно, все призывные животные такие придирчивые?

— Пути назад нет, — тут же подтвердила мама с какой-то нехорошей улыбкой. — Либо ты понравишься, либо умрешь. Если бы Итама не понравился волкам, мне пришлось бы сразиться с Широсе насмерть и уничтожить свиток, чтобы волки не могли появиться в нашем мире.

А вот это был бы очень плохой результат, мама практически вырастила Широсе-сан и в бою та давно уже стала третьей рукой для матери. Очень и очень смертоносной третьей рукой. Понятно, почему Итаму теперь гоняют так, что он просто падает при входе в дом, засыпая в полете и не просыпаясь, пока его утром не уволокут на полигон. Мама взяла перерыв специально, чтобы выразить неудовольствие младшему отпрыску и заодно потренировать его персонально, дабы знал, с чем будет иметь дело, когда станет достаточно взрослым для самостоятельного призыва. Пока что ориентируются на пятнадцать лет, но это неточно, слишком многое зависит не от физического развития, а от разума и Инь-чакры.

Если ребенок контактирует с призывными животными с уже подписанным контрактом слишком рано, он может перенять звериные черты, поведение или логику. Такое уже бывало в прошлом, получившие звериное воспитание люди были сильны, их связь с призывом была невероятно крепка, вот только круг миссий был ограничен — как можно меньше контакта с не-врагами, чтобы не ронять репутацию клана. И если стоял выбор между человеком и зверем зверолюди всегда выбирали зверя.

— Дети очень сильно подвержены влиянию посторонней чакры, а мире призыва она пронизывает все вокруг. Они переставали считать себя только людьми, скорее зверьми в людском обличии, и в итоге всегда покидали клан. Вопрос стайной принадлежности в случае волков, псов и им подобных стайных животных стоит крайне остро, будь это хотя бы лисицы, можно было бы обучать лет с двенадцати, потому что лисы индивидуалисты, принадлежность к общему виду их связывает меньше, чем традиции и обычаи племени.

— У лис свое племя? Откуда ты это знаешь? Волки рассказали? Призывные миры общаются между собой? — он забросал мать вопросами, прежде чем она успела ответить хотя бы на первый.

— Тихо! — грозного окрика хватило, чтобы опомниться. — Призывные миры не то чтобы общаются между собой, но какой-то контакт точно поддерживают. Правда, как именно, они не рассказывают, не людское это дело. И друг о друге они почти не рассказывают, оговорка тут, воспоминание там — так и узнала по чуть-чуть.

— Вот как? Жаль, было бы интересно… — он не успел договорить, как мама положила руку ему на голову. Мягко. С лаской. Как мама всегда делает, если считает, что ты собираешься сотворить некую глупость, а потому предупредительное поглаживание может в любой миг сменить крепкая хватка для непослушного щенка. Примораживает к месту за доли секунды, все глупости из головы улетучиваются, включая те, что не успели там возникнуть.

— Даже. Не. Думай. О. Свободном. Призыве, — улыбка тоже была очень ласковой. Он кивнул, и мама вышла из пугающей ипостаси. — Во всяком случае, раньше шестнадцати. Договорились?

Он снова послушно кивнул: мама сама сбежала в мир призыва в шестнадцать, потому ограничила именно им. Не то чтобы Тобирама всерьез рассматривал возможность свободного призыва, учитывая сложные многоуровневые и многослойные связи реального мира, призывных миров и изнанки и его ко всему этому отношение.

— Вот и славно. Расскажи лучше, как успехи у твоих учеников?

— Они не мои ученики…

Хенге осваивалось относительно быстро, взрослыми так вообще влет, но вот оттачивать его — дело для упорных или кровно заинтересованных. А потому настаивать на идеальном исполнении Тобирама не стал, вместо того предложив сыграть в угадайку, раз уж прятки превратились в «найди Тобираму». Смысл в том, что собравшиеся тянут бумажку с именем человека, чей облик должны позаимствовать, на короткий промежуток времени все расходятся и через несколько минут начинаются поиски. Кто под техникой? Кто настоящий? Как узнать, если пользоваться сенсорными способностями запрещено? Игра на оттачивание внимательности и наблюдательности, а также для более близкого знакомства с собственными соклановцами, раз уж даже в лицо всех не помнят.

У отца до сих пор рот кривился при воспоминании, как дети дружной стайкой проигнорировали незнакомого взрослого, удовольствовавшись лишь схожими внешними чертами и чакрой Сенджу. А Тобирама, когда сидел под хенге, искренне радовался, что далеко не каждый сенсор способен «узнать» чакру даже знакомого человека и что аники далеко не так хорош в этом. С годами, конечно, Хаши станет лучше, но Мэдока-сенсей обещал научить изменять чакру достаточно, чтобы стереть узнаваемый личностный оттенок.

Угу, если им суждено будет прожить еще лет десять — сенсея в очередной раз наказали за вызывающее поведение, когда его с почетным эскортом провожали из квартала красных фонарей в каком-то городке неподалеку. Дети пищат от восторга, Мэдока-сенсей тоже пищит, но от ужаса, ибо на сей раз взвинченный договором совет смилостивиться отказался наотрез, и к пятым суткам сенсор был похож на несвежего покойника — так его умотали детки.

— Заклятие искаженного разума или, как его еще называют, проклятие одержимости, действует на большинство ёкаев, но с разной силой и зависит от силы духа не только оммёдзи, но и самого демона, — Рей вдохновенно писала водой в воздухе, рассказывая про неизученное заклятие оммёдзи. — Следует учитывать, что заклятие редко действует в случае, если объект уже находится под действием сильной эмоциональной привязанности. Его так же можно наложить на людей, но для человеческого духа заклятие слишком сильно и его след останется на несколько жизней вперед.

Расписание детеныша наконец-то стало более упорядоченным в плане обучения, никаких новых учителей или областей знаний, в которые надо нырять с головой, не появлялись почти год. Обучив вытягивать воду из воздуха, она милостиво позволила Торе обучаться суйтону только с Норайо-сенсеем — исключительно временная мера, пока не обучится уже известным дзюцу! — когда как сама вернулась к практике оммёдо. Нэдзуми с упоением вбивал в его голову яды, явно соревнуясь с каппой, с точно таким же маниакальным упорством взявшимся за противоядия.

Оба порывались усовершенствовать систему обучения, проверяя и яды, и противоядия прямо на Тобираме, но налетевшая гроза, двое суток бушевавшая поблизости от селения, вразумила обоих, ибо бегать от молний можно, но недолго. Мальчик, конечно, наедине осторожно уточнил, можно ли избежать подобных вспышек гнева, не называя ее несдержанной особой, которой и кунай доверить опасно, но мысленно явно именно это и подразумевал. Рей не стала разъяснять, что тысячелетнее заключение повлияло на ее силу в отрицательную сторону, у ребенка хватает над чем подумать и без ее трудностей.

Контролировать стихию, особенно такую дикую и неукротимую как шторм, непростое дело даже для того, кто с этим рожден. Постепенно все вернется на круги своя, но требуется немного времени, а она упустила эти моменты из внимания, пока занималась делами Торы. Что ж с годами связь становится удобнее, теперь пока мальчик тренируется с другими учителями, она может отойти подальше, чтобы восстанавливать форму и не привлекать внимание людей.

— Измени положение локтя, да, вот так, — но на некоторых занятиях она все же присутствовала.

Через несколько лет Тобирама будет создавать собственный стиль боя на мечах, сочетая его с талантом управлять водой, и тут Мамору ему не помощник, как впрочем и Норайо, тому до сих пор нужна как минимум печать концентрации для выполнения техник. Оставалась только она сама и Рей честно старалась понять, что делать с остро наточенной железкой в руках, чтобы не убиться самому и по возможности заколоть кого-нибудь другого, желательно врага. Не то чтобы у нее был шанс стать мечницей, ей никогда не было интересно оружие как таковое, но вот принцип работы с ним, идеи как приспособить те же Водяные копья — все это понадобится в будущем.

Если Тора до него доживет.

— Катон: Великий огненный шар!

Вспышки пламени, алые как кровь глаза с черными запятыми — на новой миссии, снова курьерской, их противниками стали Учихи, и бой был жарким, огненным. Но и воды вокруг было много, она постаралась незаметно поднять к поверхности подземные реки, откуда Торе было проще их использовать. Юную куноичи Сенджу поймали в гендзюцу, но на детеныша эти шутки не подействовали, а в бою на мечах он умудрился остаться целым с противником лет на десять старше, что уже было достижением — Учиха был силен.

Бой не был проигран полностью, но вот миссию Сенджу провалили: противники забрали посылку. Командир отряда был ранен, как и другой старший шиноби, девушка потеряла сознание из-за воздействия на разум, а потому на ногах остались лишь двое мальчишек, Тобирама и подросток постарше, ровесник Хаширамы. Тобирама помогал раненым, пока Сенджу Тсуеши обустраивал лагерь: очевидно, что в таком состоянии они никуда не пойдут, и тем более не станут преследовать похитителей.

— Интересно, что там такого ценного было? — глядя в огонь, протянул подросток, тут же скосив глаза на командира. Юудей, шиноби, умудрившийся дожить до тридцати с лишним лет и стать отцом аж троих детей, старший из которых уже выполнил первую взрослую миссию и вернулся живым, только фыркнул в ответ на неприкрытое любопытство.

— Заказчик не стал распространяться, только уточнил, что это очень важная реликвия рода его господина и что ее потеря — удар в самое сердце, — ответил Хирота, зло глядя на перебинтованную ногу, будто желая взглядом залечить широкую рваную рану, к тому же приправленную огнем. — Все они так говорят. И очень мало кто честно скажет, что за его реликвией охотятся, что наймут других шиноби, причем не поскупятся на Учиха, нет, на это им мозгов не хватит. А мы вообще-то молодняк выгуливаем!

Ну да, молодняк, одиннадцать-тринадцать лет, самый неприятный возраст для шиноби и тех, кто выдает им задание: вроде и бойцы, а вроде и нет. Сенджу Сумико, попавшая под иллюзию, очнувшись, сжалась в клубочек и никак не реагировала на окружающий мир, ее даже водой облили, бесполезно. Не хочет говорить, не хочет есть, ничего не хочет делать, только лежать и думать, вспоминая проигрыш. Рей прекрасно понимала, что добрыми ее мысли не будут, а ведь могла бы порадоваться, что жива осталась. Тобирама в смертях напарников часто винил себя, забывая про юный возраст. Детеныш упрямо игнорировал логику и здравый смысл, как и прочие шиноби, с болезненной решимостью топя себя в тренировках, и каждый раз требовалось время, чтобы Тора оправился от очередной потери.

Рей резко вынырнула из мыслей. Возле лагеря появился наблюдатель и, предупредив Тобираму, она отправилась на разведку. Конечно, он мог бы и сам проверить, сенсор же, но пусть лучше отдохнет после боя, возможно, волноваться не о чем: она и сама убьет врага, раз уж шиноби его не заметили и проблем с неопознанным трупом не будет. Но просто избавиться от Учихи она не решилась. Рей легко вспомнила противника Торы: три запятых, ровесник Мамору, мечник с умениями иллюзиониста. Не зная, как будет лучше поступить, она вернулась к детенышу, чтобы тот предупредил остальных. Формирование иероглифов из воды было трудным делом, требовался высокий контроль над стихией, чем дальше надо было переслать информацию, тем сложнее, не говоря уже о необходимом прикрытии: выброс чакры могли почувствовать, и под наблюдением он точно не прошел бы незамеченным. Как летом на встрече с Индрой: Тора вылавливал рыбу и чертил водой перед отцом, спрашивая дозволения. Тогда она ему помогала во многом, но сейчас детеныш справлялся почти в одиночку.

— Красиво… — подросток восхищенно смотрел на мерцающие капли воды, формирующие то одну фигуру, то другую, переливаясь в свете костра. Тобирама делал вид, что техника предназначена для куноичи, пока формировал сообщение водяными иероглифами, прикрываясь от наблюдателя телом Тсуеши. Неожиданно достиг обеих целей: баловство с водой привлекло внимание Сумико, а командир неприметным жестом дал понять, что прочел сообщение.

— Чакры что ли много? — проворчал Хирота, давая повод остановить представление.

— Я же Сенджу, — фыркнул в ответ Тобирама, прикрывая глаза. Рей готова была на хвост спорить, что детеныш следил за Учихой и его эмоциональным состоянием, пытаясь разгадать, что тому надо.

— Пусть молодняк веселится, пока может. Через пару дней будем перед заказчиком краснеть, — махнул рукой Юудей, обращая внимание на девочку. — Как ты, Сумико-кун?

— Лучше, командир, — тихий ответ и Тора возобновил представление, на сей раз действительно пытаясь отвлечь девочку.

— Гендзюцу довольно неприятная штука, — сочувственно буркнул Хирота. — Тем более, когда одним взглядом, не дурак видимо накладывал.

— Я не поэтому так отреагировала, — неожиданно резко ответила куноичи, будто не она только что умирающего лебедя изображала. И тут же развернулась к Тобираме и буквально потребовала ответа. — Почему не тебя оно не подействовало?

— Видимо, перетрудился на тебе, — вильнул в сторону детеныш, а до Рей дошло, что это вполне могло заинтересовать наблюдателя в достаточной степени, что тот решился на шпионаж.

— Это неправда!

— Неважно. Сумел избежать или сбросить гендзюцу — честь и хвала. А тебе надо больше тренироваться, — командир тоже не считал правильным говорить о чужих секретах и умениях при постороннем, но Сумико вполне могла не видеть сообщения, как и прикинувшийся мышкой Тсуеши. — Повезло еще, что с Учихами снижение потерь идет, иначе бой окончился бы намного хуже.

— Это как так надо тренироваться… — начала снова Сумико. Рей зарычала, от злости внезапно вспомнив, что эта же девчонка годы назад принесла Торе отравленный чай. Знала она о яде или нет, сятихоко не волновало, а вот устроить её месяц непрерывных кошмаров хотелось.

— Гендзюцу воздействует на мозг, внедряя Инь-чакру пользователя в объект. Чтобы не поддаться его действию, твоя Инь-чакра должна быть плотнее и сильнее чем у врага, — резко ответил Тобирама, озвучивая, в общем-то, общеизвестные вещи, поэтому его не стали прерывать.

— Инь-чакра это духовная составляющая, воля и интеллект, — продолжил парад очевидностей командир, слегка улыбаясь. — Вот и тренируй их. Хотя бы первое.

«Если вторым обделили» повисло в воздухе, но озвучивать это никто не стал. Девчонка вспыхнула, но промолчала, признавая вину, и ушла спать, ее дежурство было на рассвете, Тсуеши же остался сидеть, кося глазами то на Тобираму, то на Юудея, то на собственные колени. Наблюдатель тоже никуда не делся, Тора продолжал «докладывать» о его эмоциональном состоянии, пока официально игрался с водой.

— А как тренировать интеллект? — неожиданно выпалил Тсуеши, Тора аж воду уронил, чуть не потушив костер.

— Биджу! — подавился напитком Хирота. — Орать-то зачем?

— Простите, — смутился парнишка, стыдливо опустив голову.

— Играй в сёги, — ответил, как ни в чем не бывало, Тора. — Читай и думай о том, что прочел. Слушай и задавай вопросы.

— И все? — с удивлением и ноткой разочарования уточнил подросток, Рей чуть не фыркнула в ответ, но тут же вернула внимание к месту, где сидел наблюдатель.

— Как ты тренируешь тело? — вместо ответа, Тора использовал типичный прием наставников: задавай вопросы, пока ученик не дойдет до ответа сам.

— Ну, как все. Упражнения там, тренировки…

— И все? — детеныш идеально передал интонацию вопроса, собеседник ее узнал и покраснел до кончиков ушей. — Дело не в сложности тренировок. Дело в постоянстве. Свободен — тренируй тело. Кончились силы — тренируй ум. Заболела голова — медитируй. Потерял концентрацию — отдохни и телом, и разумом. Отдохнул — снова тренируйся. Все просто, только следовать этому пути не сбиваясь, сложно. Воли не хватает или соблазнов много — повод прекратить найдется, а причина всегда одна — не хочешь.

Размеренный тон, слова ложились как камни в основании дворца, веско, внушительно, словно не повторяли все те же избитые истины, а были откровением свыше. Реакция была соответствующая: Тсуеши аж вперед подался с приоткрытым ртом, Юудей кивал на каждое предложение, даже Хирота выглядел не недовольным поздними посиделками, а задумчивым. Как оказалось, задумался он немного о другом:

— Теперь понятно, почему Шикамэ-сенсей позволяет остальным бегать за тобой, как утятам за уткой. Ты умеешь говорить.

Тора неопределенно повел плечами, завершая разговор и предлагая отправиться «спать». Учиха не стал нападать, лишь тихо ушел и, только когда он удалился достаточно, Тобирама сообщил об этом остальным. Они продолжили путь уже на следующий день, раны были не настолько серьезны, да и Хирота владел основами ирьендзюцу — «жить захочешь, всему научишься» — и перед несостоявшимся получателем стояли на исходе третьего дня.

— Значит, шкатулка с ее содержимым была украдена? — уточнил худощавый мужчина с высоким лбом, глава небольшого аристократического клана. Неменяющееся выражение лица немного напрягало, даже шиноби реагируют активнее.

— Совершенно верно, — склонил голову Юудей.

— Что насчет бумаг?

— Прошу, Секингай-сама, — хотя бы наполовину миссию выполнили, Сенджу с поклоном передал какие-то раздельные листы и письмо. Наниматель вскрыл его тут же, нимало не беспокоясь о конфиденциальности.

— Превосходно, — уголки губ мужчины поднялись на пару миллиметров, демонстрируя небывалую радость. Он кивнул одному из слуг и тот проводил шиноби в их комнаты.

Как только двери за ними закрылись, команда вопросительно уставилась на Юудея, понимая, что если кто-то и понимает, что происходят, то это он. А тот с лукавой улыбкой сообщил, что шкатулка была ловушкой для дураков и настоящей миссией было доставить письмо и важные документы, а после следить за безопасностью семьи Секингая-сама, охраняя его поместье. Именно поэтому он позволил забрать посылку, сделав вид, что сохранить следующее поколение важнее, что в принципе было правдой и соответствовало тому, что знают о Сенджу теперь.

Из-за наблюдателя успокоить молодняк после провала не вышло, а потом шиноби счел все полезным уроком на будущее и не стал рассказывать. Но попенял им, что не задумались, почему на курьерскую миссию выбрали трех дотонщиков, причем одного с навыками ирьендзюцу. Сам Юудей использовал Суйтон, как и Торью, а так же Фуутон, поэтому в случае нападения они должны были вступить в бой с противниками, пока остальные защищают обывателей

— Кто будет охранять в первую смену?

Целое поместье слишком объемная задача, поэтому усилия будут сосредоточены на жене и дочери аристократа. И то, днем они обе под охраной самураев, мало кто обнаглеет в достаточной степени, чтобы напасть при свете солнца. А ночь — время шиноби: пора Торе проверить, чему его научил нэдзуми. Однако Рей больше интересовало, заметит ли Тобирама, в каком интересном доме находится. Она-то почувствовала это, еще до того как прошла первый барьер, а вот детеныш, если что и заметил, то явно не обратил внимание. Ничего, на следующий день наверстают, шиноби не приказывали сидеть в комнатах безвылазно, напротив, предложили показать поместье. И во время прогулки она спокойно уточнила:

— Тебя не смущает такое обилие барьеров?

Тора аж споткнулся, хорошо, что они вдвоем бродили, не хватало еще произвести негативное впечатление.

— Я их не заметил, пока вы не сказали, Рей-сан, — после минутного молчания ответил Тора. — Они немного сумбурно расставлены, но работают. Как такое возможно?

— Тот, кто их устанавливал, знал лишь общий принцип, но обладал верой, очень сильной верой и очень сильным страхом, — Рей приблизилась к дереву, обвитому веревкой. — Здесь закопан оберег, взывающий к Канон и Шинигами одновременно.

— Богиня милосердия и бог смерти? — переспросил Тобирама, хмурясь. Вспомнит ли? — Кто-то просил упокоить дух умершего насильственной смертью?

— Очень настырный дух, который станет лезть к живым, — но это не все странности.

— Это аякаси? Но это же… новое еще, никак не века назад сделано!

Вот именно, детеныш. Вот именно.

Никого из людей не удивляли развешанные по стенам обереги, висят себе бумажки с символами и висят. Но это была письменность оммёдзи, не совсем каноничная, но Рей-сан говорила, что с опытом у каждого оммёдзи появляется своя уникальная манера, узнаваемый стиль, который немного, но усиливает действие. Но в надписях не чувствовалось опыта. Он сам не очень понимал, как это объяснить, но у него было ощущение, что некоторая неточность была вызвана как раз отсутствием опыта, а не персональным стилем. Однако барьеры стояли как фуин-защита Узумаки, крепкая стена, не позволяющая какому-то духу ворваться и причинить вред живущим здесь. Но как давно они были сделаны? Какого аякаси разозлили жители поместья, что им потребовалась защита? И кто эту защиту поставил?

— О, эти таинственные письмена создала покойная госпожа, матушка господина, — найти болтливого слугу было непросто, но все же он справился. Главное, чтобы их никто не подслушал, иначе влетит обоим. — Умирая, она завещала хранить их, и господин, уважая волю матушки, приказал беречь каждую оставленную ей вещь и даже дважды приводил священнослужителя.

— Как думаете, от какого аякаси она защищалась? — нападения все не было, таинственное дело господина Секингая затянулось, а потому в поместье они задержались.

Рей-сан зажмурилась всем своим видом давая понять, что не имеет ни малейшего представления о странностях покойницы. Последние дни сятихоко развлекалась, насылая кошмары на пару чванливых прислужников и высокомерного самурайчика из охраны. Тобираму презрительное отношение «воина чести» не коробило, а вот у тигрицы аж глаза горели от ярости, так что хорошо, что дайёкай ограничилась кошмарами.

— Можно сходить на местное кладбище посмотреть есть ли там кто, — лениво махнула хвостом Рей-сан.

Ага, сходить на кладбище, где у тебя нет нормальной причины находиться. Придется снова обманывать, идти несколькими маршрутами, путать следы и менять облик. Но сходить хотелось, как минимум, чтобы сбежать от взгляда Сумико. Куноичи наблюдала за ним с того самого дня, постоянно, нагло, раздражая и вынуждая держать темперамент в стальном захвате, но он запретил Рей-сан пугать ее кошмарами. Девушка нужна им в нормальном состоянии, а не полусонная и едва вписывающаяся в повороты. Вопросы куноичи больше не задавала, а смотреть никто не запретит, даже если его нервирует такое внимание. Однако как только они вернутся домой, он предоставит Рей-сан полную свободу деятельности, иначе велик риск, что о тренировках с учителями с изнанки придется забыть.

— А можно снять все барьеры и посмотреть, кто явится, — с немного большим воодушевлением предложила сятихоко.

— Это точно не вариант.

Сидеть и смотреть, как кого-то выпивают досуха, едят живьем или что-то хуже? Нет, он, конечно, шиноби и психика у него крепче, чем у обычного человека, но это слишком. А потому правдами и неправдами он сумел попасть на кладбище ближе к закату. Чувствительные люди обычно говорят, что ощущают на кладбище холод, страх, тревогу, будто за ними наблюдают. Рациональные отрицают какое-либо воздействие, место не лучше и не хуже любого другого.

Поэтому Тобирама не мог признаться никому из людей, что он чувствует себя на кладбище хорошо. Хотя это не совсем то слово, не хорошо, а спокойно? Верно? Цельно? На кладбище он был тем, кем родился — не шиноби клана Сенджу, им он стал с годами, а оммёдзи. Видящим. Знающим. Тем, для кого пройти за грань неоднократно, не подвиг, а рутина. Тем, кто всегда — всегда! — живет по обе стороны мира. Холод, пронизывавший его возле могил, проникающий в самые кости, перестал пугать после заключения договора с Рей-сан, а позднее даже стал неким благословением, некой материей иного мира, проникающей внутрь и укрепляющей на свой, особый манер. Он часть изнанки, а потому могильный холод не может причинить ему вреда.

На некоторых кладбищах обитали души умерших, по тем или иным причинам привязанные к месту последнего упокоения, но он их еще никогда не встречал. На этом же кладбище кто-то был, он ощущал аякаси, быть может даже того же самого и был настороже, не зная, нападет ли на него неизвестный дух.

— Подойди, — когда стало очевидно, что показываться им на глаза никто не торопится, Рей-сан приказала аякаси предстать перед ними.

Мало кто рискнет оспаривать волю и желание О-Рей-химе, а потому вскоре они увидели силуэт женщины, по мере приближения которой Тобирама все больше сожалел о своем любопытстве. Разлагающаяся плоть, кое-где уже была видна кость, синевато-серая кожа — ходячий труп во всем своем отвратительном великолепии. Прекрасное кимоно, в котором была похоронена женщина, поблекло, но не истлело, храня остатки былой красоты. В волосах еще виднелись украшения, незнакомка была либо богата, либо любима кем-то, обладающим средствами и готовым потратить их на похороны.

— Хонэ-онна, — он слегка склонил голову, приветствуя аякаси.

— О-Рей-химе. Оммёдзи, — голос был удивительно мелодичен и нежен, будто не зависел от сгнивших связок и был привязан к самой душе.

Было очевидно, что именно от нее покойная Секингай-сан защищала любимого сына, однако удивительным был сам факт появления аякаси, человеческая чакра препятствовала становлению демоном, даже в самых малых дозах, что означало почти невероятное — спустя тысячелетие все еще были люди, не обладающие и каплей чакры.

— Именно что были, Тора. Она мертва лет пятнадцать, — он предложил аякаси помощь, упокоить ее дух было несложно, но девушка отказалась. Это не сильно удивляло, хонэ-онна привязана к миру живых любовью, что сильнее смерти: пока Секингай-сама жив, она останется здесь и будет каждую ночь искать способ вернуться к нему.

— Сколько? — ахнул Тора, уверенный, что девушка в могиле несколько месяцев. — Как она сохранилась так хорошо?

— Она перестала быть человеком, когда вернулась из иного мира, а потому обычные законы над ней не властны. Конечно, разложение пошло бы обычным темпом, если бы она могла добраться до возлюбленного и утащить его в Чистый мир с собой, но как видишь, он защищен очень хорошо.

— Зачем ей это, если она его любит? — кое-что он все же не понимал. Разве не должна аякаси желать счастья Секингаю-сама, почему она стремится его убить?

— Потому что не понимает, что убивает. Не понимает, что причиняет вред, выпивая жизненные силы. И даже если ей сто раз это сказать, не поможет, она просто не воспримет информацию, — Рей-сан боднула его головой, подбадривая. — Пойми, Тора, это просто ее природа. Как аме-онна всегда создает дождь, хонэ-онна всегда стремится забрать любимого с собой, ибо только таким и видит их счастье.

— А мужчинам не противно? — шиноби не брезгливы, но разлагающийся труп все же вне его понимания.

— Так. Тобирама, ты мои уроки вообще слушаешь? Или запоминаешь лишь то, что сочтешь полезным? — тигрица хлестнула его хвостом, отвешивая подзатыльник. — Жертвы не видят труп, они ослеплены любовью и видят их такими же прекрасными, как при жизни, так воздействуют чары хонэ-онны.

— Я запомню это.

Чего он не сказал сятихоко, так это того, что ему жаль мертвую девушку. Секингай-сама уже отпустил ее, забыл, создал семью и стал отцом, а она все еще верит в них, все еще любит. Но барьеры на доме он укрепил основательно. Мертвое — мертвым, а живым надо жить дальше.

Кровь никак не хотела смываться, хотя он пытался избавиться от нее не меньше получаса времени. Руки все еще были покрыты кровавыми разводами. Он удвоил усилия, но тут на руки легла лапа. Большая белоснежная тигриная лапа.

— Тора, хватит, — твердый голос, не менее твердый взгляд. — Просыпайся.

Сон. Это был всего лишь сон. Кошмар о несмываемой крови, которую ночь подряд не давал ему расслабиться, а до дома — и демонов баку — еще целые сутки дороги. Кажется, в этот раз у него нет иного выбора, кроме как довериться ёкаям, он не может одолеть игры собственного ума без помощи. Крайняя миссия прошла плохо и закончилась фатальным поражением от Хагоромо и их самоубийц. Нет, сначала положение дел было удачным, они отбили два нападения, одно от обычных наемников, другое от Хагоромо, но тогда те выступали в прямом столкновении, устроив засаду.

Прибыв на место и временно передав охрану Сикимидзу-сана самураям из службы дайме, они оставались неподалеку на отдых — чиновник не собирался задержаться в городе более чем на трое суток, Сенджу должны были сопровождать его дальше. На второй день с ними связался начальник стражи и попросил помочь им и вернуться к охране аристократа на злосчастные полтора дня, подкрепив просьбу финансово — отдельный контракт, не с чиновником, а со стражей. Насторожиться они должны были уже тогда: чтоб самураи доверили охрану «ночным крысам»? Им следовало сразу понять, что не все так просто, тогда и не удивились бы нападению со спины: Хагоромо подменили самураев еще до их прихода.

Все они были мечниками, а потому движения их не выдавали, сенсорика ощущала недовольство, нетерпение, раздражение — но ничего похожего на предвкушение или азарт, что могло выдать их намерения. Тобирама невесело усмехнулся. Ну какой азарт и тем паче предвкушение, когда все эти шиноби были смертниками. Невысокий уровень чакры, больше чем у обычных людей, но ниже среднего для действующего шиноби, как раз самураи уровня подмастерье, коими они себя и назвали. Хагоромо с промытыми старейшинами мозгами жили недолго, но умирали ярко, уходя во вспышке десятков взрывных печатей и унося с собой врагов. Чиновник, разумеется, не пережил атаки от собственной охраны. Как и трое Сенджу: Кенго, Хикико и Аота. Выжил командир, Сенджу Цутому, потому что за секунды успел укрепить тело Дотоном. И выжил Тобирама, потому что оммёдзи страшно живучи.

— Ты не виноват в случившемся.

Он промолчал. Рей-сан понимала, что его терзает не смерть соклановцев. Раны от потери родичей болят, как же иначе, но это знакомая боль, ее он испытывает с тех пор, как начал понимать, что такое смерть и что шиноби с ней навечно повязаны: едят с одного стола, спят в одной кровати и лишь ждут тот миг, когда она их заберет. Но он впервые столкнулся с самоубийством во имя чести — исключительно самурайским обычаем.

Начальник охраны, не заподозривший подлога, смыл позор кровью, предварительно убедившись, что пострадавшие и шиноби получат всю возможную помощь. Самурай даже отправил послание Сенджу, чтобы те как-то отреагировали на произошедшее. Раны были слишком серьезны, отцу пришлось направить к ним ирьенина и еще двоих соклановцев для сопровождения, в том числе аники. Удостоверившись, что для пострадавших и погибших он сделал все возможное, Умеда Такихиро ушел в Чистый мир, по самурайским обычаям вспоров себе живот. И именно его кровь Тора пытается смыть каждую ночь.

— Торью?

Хаширама помогал Асахи-сану в лечении, и наверняка все еще был уставшим, но стоило Тобираме проснуться, как брат просыпался следом, будто настроившись на его чакру.

— Я в порядке. Просто проснулся, — вернее был спасен из кошмара сятихоко. — Спи, нии-сан, тебе надо отдохнуть, — ками видят, как надо. Мешки под глазами, непривычно бледное лицо — травмы Тобирамы были тяжелее, чем Цутому-сана, и выложиться обоим целителям пришлось на полную.

— Торью, ты не зовешь меня «нии-саном» лет с четырех, — упрямо помотал головой брат. — Что тебе снилось?

— Умеда-сан, — аники тяжко вздохнул, пересел поближе и обнял так крепко, что кости должны были затрещать. — Я не знаю, почему на меня так подействовала одна смерть, тем более совершенно незнакомого человека.

— Ну, не совсем незнакомый, — старший брат чуть отстранился, но рукой продолжил ерошить Торе волосы, массируя затылок. — Думаю, тебя задела не сама смерть, а ее причины. Все же для нас понятие самоубийства чуждо.

Аники отвел взгляд, не видя, что в том направлении сидит Рей-сан и старательно ему поддакивает, качая головой. С еще одним тяжелым вздохом Хаши продолжил:

— Шиноби учат не сдаваться ни в каких обстоятельствах, сражаться до последнего вздоха, терпеть, пока не вырубишься от боли, но не умирать вот так, по собственной воле, собственной рукой. Еще можно понять, если тебя взяли в плен, а в голове важные сведения о клане, но во имя чести… Это бессмысленно, по-моему. Смерть не имеет возврата, не прощает оплошности, не дает и шанса исправить ошибки.

— Но самураи считают иначе.

— Они — не мы, — подтвердил очевидное Хаширама. — И я не думаю, что здесь возможно что-то исправить. Совершенно иная философия, иной взгляд на мир. Для самурая смерть — один из выходов, а провал — конец всему, в то время как для шиноби наоборот, поражение — один из возможных исходов. Неблагоприятный, но если ты это пережил, то не все потеряно.

— Наша репутация сильно пострадает? — перевел тему Тобирама. Умом он все понимал, осталось лишь убедить подсознание.

— Не думаю, — нахмурился брат. — Сражения, полноценные бои в городе запрещены, а Хагоромо устроили массовый взрыв. Ты был не в состоянии вникать в новости, но помимо вас погибло много обычных людей, кто от ударной волны, кто под обломками поместья, кто в давке, возникшей из-за паники. Дайме будет очень недоволен, но его гнев обрушится на Хагоромо, не на нас.

Обрушится — какое неточное слово. Дайме страны Травы не был достаточно богат, чтобы нанять другие кланы для уничтожения оступившихся, да и тогда избавиться от аристократа маленькой страны было бы трудно, но осуществимо для потерявших якоря Хагоромо. Однако дайме оказался умен, не стал раздувать скандал, чего-то требовать и вообще шуметь. Так действует талая вода под ледником — ты до последнего не поймешь, что она делает, пока не станет слишком поздно. Аристократы страны Травы очень быстро поняли, что нанимать Хагоромо — плохая идея, влечет за собой холодное отношение правителя, падение с незримой иерархии двора, внимание внутренней разведки и как результат может закончиться потерей и статуса, и головы.

Стоит ли говорить, что подобная тактика «скрытого недовольства» оказалась настолько успешной, что ее переняли и другие недовольные — все же взрывы в городе нарушали законы практически каждой страны. Дайме страны Огня, что неудивительно, первым осознал зависимость господ шиноби от таких обычных, слабых людишек-заказчиков и начал собственную облаву. В конце концов, сначала они разрушают здания в небольшом городке страны Травы, потом — в главном городе страны Чая, а после и до столицы страны Огня дойдут! Нэдзукора-сенсей пояснял это закономерным страхом властьимущих, что у них эту власть отберут, если они позволят проигнорировать такое нарушение общего закона.

Тобирама подозревал, что к прозрению дайме приложили призрачные лапки нэдзуми, отправленные во дворец для шпионажа, но на прямой вопрос у Рей-сан и Нэдзукоры-сенсея имелись сто и один ответ, а от наводящих они увиливали с грациозностью тысячелетних ёкаев. В конце концов, Карасумару-сан порекомендовал не пытаться узнать то, что ему все равно не расскажут, а то «таких водорослей на уши повесят, что в каппу превратишься».

— Превосходный яд, смерть жертвы определенно будет полна страданий. Жаль, что заданием было противоядие, — Коно-сенсей был деловит, язвителен и как обычно, предпочитал сначала пройтись по ошибкам, прежде чем вспомнить, что что-то хорошее все же получилось. Но противоядия у Тобирамы действительно получались не сразу, первыми варевами он угробил бы надежнее, чем ядом. Да и определить яд на слух, после перечисления симптомов было пока сложновато. — Сам скажешь, в чем ошибся или на это твоего гения мало?

— Слишком мало выжимки ирного корня и добавил поздно, она не успела схватиться с маслом из цветов берру.

Конечно, это были не все его ошибки, но основные, не соверши он их, и снадобье еще можно было бы спасти или хотя бы получить на выходе не яд. Впрочем, чтобы он не сделал, ничто не отменит необходимость начать сначала и приготовить биджево противоядие, пока Коно-сан не воспользовался отсутствием Рей-сан и не влил в него яд.

Рей устало водила глазами из стороны в сторону, следя за другой разъяренной тигрицей, вернее, волчицей. Акане до сих пор злилась, что Буцума запретил ей поголовно вырезать всех Хагоромо. Скандал был знатный, полигон после них пришлось перекраивать Дотоном, а в доме воцарилась неестественная тишина, где даже ёкаи стали переговариваться шепотом. Буцума был прав даже в глазах Рей, до сих пор не слишком хорошо ориентирующейся в логике и мировоззрении шиноби. В отличие от Фуума, пресекших границы территории Сенджу, причем дважды, Хагоромо напали на миссии, а потому отреагировать так же кроваво клан не мог.

Нет, конечно, при встречах миром не разойдутся, но откровенно охотиться было нельзя, нечто вроде негласного правила. Тем более что из пятерых Сенджу выжило двое, в то время как семеро Хагоромо больше никогда не будут представлять угрозы. Акане, самое интересное, все прекрасно понимала, ей просто надо было выпустить пар, а после оба увлеклись и теперь нужно время, что буря в чашке улеглась. Но на всякий случай Тобирама попросил Рей присмотреть за женщиной, мало ли какие коварные планы придут той в голову.

Чего ребенок точно не ожидал, так это того, что коварные планы придут в голову Рей, Шуичи и Карасумару. Повторять череду случайностей Фуума они не могли, шиноби слишком подозрительны, чтобы не отметить закономерность, но вот стравить их с другим кланом было интересной идеей.

— Не думаю, что пацан одобрит очередную бойню, — Карасумару все чаще возвращался к ним. Рей было очень любопытно, разглядел ли он, наконец, Мадару за тенью Индры, но задавать вопрос пока не решалась.

— Когда пострадал его брат, он не был милосерден, — возразил Нэдзукора.

— Так то брат!

И в этом был корень проблемы: если за родственников Тора готов был мстить, то за себя лишь с оглядкой, как будет лучше для всех. Впрочем, даже если ёкаи ничего делать не станут, Хагоромо сами навлекут на себя беду — есть всем надо, и если работы нет, они пойдут грабить.

— Погибнет еще больше людей, — на следующую ночь они обратились к детенышу, все же иметь тайны от оммёдзи, когда его напрямую касается, неприемлемо. И нарисованное демонами будущее ему определенно не понравилось. Подумав еще немного, он с тяжелым вздохом принял поражение. — И с кем вы собираетесь их стравить?

— Мы думали о кланах страны Воды — отвечал Шуичи-сан. — Они кровожаднее, чем местные кланы, Хагоромо с ними придется повозиться.

— А насчет стравливания — у дайме страны Воды два сына, можно устроить привычные бои за выбор наследника.

— Они же еще совсем маленькие? — изумился Тобирама. — Да и чаще всего нанимают как раз Учиха и Сенджу.

— Если вы согласитесь, то мой клан сможет повернуть все в нужное русло. А насчет возраста — всегда можно сказать, что чем раньше будет определен наследник, тем лучше, больше времени на подготовку, — пояснил нэдзуми.

— Не беспокойся, пацан, от раннего выбора в других странах людей как-нибудь удержат. Нетрадиционно же, — каркнул Карасумару.

Ну да, обычно выбирают, когда претендентам исполнится хотя бы десять лет, слишком многие дети умирают в детстве, слишком опекаемые, чтобы вырасти сильными и здоровыми. Детям дайме страны Воды было всего полтора и два года, оба от наложниц, что уравнивало их шансы. Удобный вариант, но сколько идей им пришлось переработать, чтобы остановиться на этой!

— В таких конфликтах чаще всего участвуют взрослые бойцы, то есть дети будут в большей безопасности, чем на обычной миссии. Участники с обеих сторон строго регламентированы, то есть остальной клан вроде как не вовлечен, да и выставят они лучших, чтобы не ударить в грязь лицом.

— Вы кое-что забыли, — тихо пробормотал Тора на все их аргументы. — Дайме объявили изменником каждого, кто наймет Хагоромо.

— Дайме страны Воды не присоединился к маршу протеста, — тут же парировал Нэдзукора.

— И как самоуверенный и самовлюбленный власть имущий человек, он может заявить, что чужие действия ему не указ и нанять Хагоромо просто в пику остальным, — хохотнул тенгу.

— Это может сработать, — задумчиво кивнул Тобирама.

Сработало настолько безупречно, что неволей заподозришь чьи-то божественные руки, но влияние, если и было, то настолько легкое, что ни один ёкай его не почувствовал. правда они не рассказали Торе, что по итогам стычки должны победить Хагоромо. Победить, но потерять сильных бойцов, заказчиков в стране Огня они прохлопали сами, а потому переезд в страну Воды был бы логичным ходом, если уж они сумели посадить на место наследника своего претендента. Но, конечно, эту идею в головы старейшин клана нэдзуми будут вкладывать собственными лапами, люди иногда до неприличия упрямо цепляются за прошлое.

— Я еще не настолько стар, чтобы переселяться!

— Докажи!

— Идет! Я выбью из тебя пыль!

У Карасумару в свое время не нашлось слов, чтобы прокомментировать «кочевую» традицию Сенджу, что показательно. У Рей их тоже не находилось. Лесной клан жил на одном месте, но вот внутри клана дома менялись практически ежегодно. На окраине проживали сильнейшие бойцы, первый бастион обороны при нападении — и первые жертвы, если кто-нибудь увлечется на тренировке, ибо полигоны для взрослых бойцов были довольно близко к селению. Дом главы клана, разумеется, был с краю, что и позволяло Хашираме незаметно сбегать из селения. В центре селения был дом целителей, где лежали раненые, детские тренировочные площадки, дома старейшин и дом совета, где те регулярно собирались, всех остальных старались расселять исходя из логики «кто сильнее, тот дальше от центра».

Но сила — понятие непостоянное, с возрастом любое могущество идет на спад, а потому переезды были частым делом и не всегда приятным: кому ж понравится признавать себя слабым? Наверное, не будь Сенджу опытными пользователями Дотона, такая традиция и вовсе бы не зародилась, но когда перетащить целый дом с двором дело нескольких часов — почему бы и нет. Каждую весну Сенджу устраивали общий сбор для оглашения решения, кто переезжает в центр, кто на границу, каждый год составлялся новый план селения. По словам Нэдзукоры, чьи мышата облазили, наверное, уже половину мира, если бы другие кланы знали о маленькой особенности Сенджу, объявили бы чокнутыми, потому как стихия земли должна призывать своих пользователей к постоянству, а не ежегодным перестановкам.

Раньше Тобираму все эти разъезды не касались, потому как силу Буцумы признали еще до женитьбы, и Тора с рождения жил на границе селения. Но в этом году с достижением шестнадцати лет отдельный дом получала Тока, чьи успехи в гендзюцу уже не слишком отставали от ее наставницы, благодаря регулярным тренировкам с устойчивым к иллюзиям детенышем. Как та говорила: «если я когда-нибудь заставлю Торью увидеть хотя бы лишний камень, я стану мастером не хуже Учих». Тобирама видел иллюзии, но прозрачным маревом, незначительным и слабым, а потому заставить его потеряться в иллюзии могло лишь очень большое их количество. От кузины он этого не скрывал, но ей пока не удавалось выполнить задуманное. Что не мешало девчонке тренироваться до потери пульса, ставить в ступор прочих Сенджу и получить место близко к границе селения, как его окрестил Хаширама — вторая живая стена.

— С новосельем, Тока-чан!

Рей с любопытством осматривалась в небольшом традиционном домике, вспоминая, с каким упоением девушка таскала с миссий небольшие детали интерьера. Дом это дом, место, где можно быть собой: куда можно притащить кипу маленьких разноцветных подушек и никто не вякнет, что шиноби так не поступают. Да, гостиная и кухня отличались лаконичностью, привычной по дому Торы, но вот спальня, куда тигрица с некоторым сомнением сунула нос, была настолько девичьей, что она так и застыла на пороге с отвисшей челюстью. Вязаные подушечки это полбеды, на них, может, сидеть удобно, но вот набор расписанных глиняных статуэток, изображающих семью, явно не был практичным элементом декора. Торе про маленькое открытие она не стала рассказывать, но пометку сделать комнату детеныша поинтереснее в мыслях оставила.

Мамору-сенсей сиял. Практически в буквальном смысле, счастливый настолько, что лишь отмахивался на все смешки учеников. Отмахивался мечом и ученики после тренировки были настолько грязными, что, не сговариваясь, вместе отправились отмываться в ручье, но все равно реакция была ленивой, бедной на эмоции.

— Интересно, долго он будет такой восторженный? — хохотнул Ичиро, старший из учеников Мамору. Перебросив надоедливую косу за спину в стотысячный раз, подросток выжидающе уставился на остальных.

— Ближайший год, наверное, — хихикнул Таро, его торчащие уши заалели, вызывая смешки старших учеников.

— До осени потерпим, а потом его Юйко-сан отвлечет на себя, — Риса самоуверено махнула рукой, будто раз сто наблюдала за предсвадебным поведением учителей.

— Ну до осени-то мы дотерпим, да, сэмпай? — Тобирама в ответ лишь плеснул на Ичиро водой. Смешливый соклановец с удовольствием величал Тору сэмпаем, невзирая на пять лет разницы в пользу первого, аргументируя тем, что Тора начал учиться у Мамору-сенсея на годы раньше остальных.

— Ичиро никак забыть не может, как ты его дважды на лопатки опрокинул, — Майко с легкой надменностью снизошла до никому не нужных пояснений. Злится до сих пор, что несмотря на успехи в кендзюцу ее поселили недалеко от центра и изгаляется над каждым, кто оказался чуть дальше середины. Ичиро же боец средне-ближней дистанции, силен и в кендзюцу, и в ниндзюцу, не говоря уже об основах ирьендзюцу.

— Ичиро побеждал чаще, — немногословный Кума взглянул на Майко фирменным тяжелым взглядом исподлобья, и после недолгой борьбы девушка отвернулась с презрительным фырканьем. «Медведь» же перевел взгляд на Торью. — Не обижайся.

— Не буду. Мне не хватает массы тела, чтобы быть сносным противником в чистом кендзюцу, — на фоне остальных учеников он смотрелся воробушком. До гормональной вспышки и резкого прибавления роста ему еще пара-тройка лет, если не больше.

— А теперь серьезный вопрос! — снова перетянул на себя внимание Ичиро. — Что будем дарить сенсею на свадьбу?

Охрипнув от споров, они разошлись недовольные друг другом, и Тобирама был уверен, что спорить они будут минимум пару недель, одно хорошо — время еще есть. Однако стоило ему вернуться домой, как все мысли о грядущей свадьбе учителя вымело футоном: Хаширама закончил свою технику древесного дракона. Почему аники вздумалось опробовать ее дома, а не на полигоне — другой разговор, но стены им придется восстанавливать с нуля.

— Я использовал немного больше чакры, чем требовалось, — чуть смеясь, ответил Хаши, неловко почесав затылок. Туда ему прилетело одновременно от отца и от матери, так что чудо, что его не пришлось нести к ирьенинам.

— Немного больше? — ахнул Итама, пока Каварама мерно бился головой о спину Торью.

— Почему Торью-ни не может быть нашим единственным старшим братом? — проворчал тот, остановившись.

Взрослые миссии, начавшиеся этой весной, успели потрепать Кавараму, во всяком случае, на выходки Хаширамы он стал реагировать почти как Тора: закатыванием глаз и ворчанием, а то и подзатыльником, когда совсем уж допекало. Однако по ночам, когда Итама засыпал, Каварама нередко прокрадывался к ним и они часами сидели втроем в темноте, слушая лишь дыхание друг друга. Миссии отличались от патрулей, не столько шансами на столкновение с врагом — эта вероятность всегда была высока — сколько столкновением с жизнью, полностью отличной от их собственной. Тобирама не сомневался, что братья тоже задаются вопросом: как бы сложилась их судьба, если бы они не родились в клане шиноби?

— А Хаши куда?

— Самым младшим. По уровню интеллекта подойдет.

Тобирама покачал головой. С одной стороны, конечно, Хаширама чудак, с другой — в данном случае дело не в глупости, а в контроле, ибо объем чакры аники вызывал завистливый присвист у взрослых уже сейчас. Уставший организм отказывается держать контроль чакры на требуемом уровне, и вместо попытки использовать дзюцу после непростых теоретических выкладок аники стоило отдохнуть. Тогда немного больше чакры было бы именно что немного, а не здоровенной деревянной образиной, хвостом бывшей в их комнате, а головой — на улице. Туловище продавило пол где-то в гостиной и мама после двухчасового спарринга, успешно совмещенного с воспитательной лекцией, объявила, что давно пора было поменять татами, и тот низкий шкаф ей совсем не нравился, удачно, что дракон его разбил вдребезги.

— Знаешь, аники, твои техники, конечно, удивительны, но пока разрушений от них больше, чем созиданий, — он отвернулся, чтобы не рассмеяться надутому Хашираме в лицо, уж больно комично тот обижался. И не сказал, что приятно поражен тем, как аники в рекордные сроки научился изготавливать раму для сёдзи, выращивая уже решеткой, осталось лишь бумагу приклеить.

И буквально неделю спустя пришлось признать, что с их образом жизни аники нечасто сможет мирно использовать Мокутон. Хаширама впервые был командиром отряда и волновался о каждой мелочи, пусть речь шла всего лишь об охране каравана. Но караван богатого торговца, набитый не только товарами, но и уже вырученными деньгами, лакомая приманка для разбойников, которые почему-то не считают группу подростков-шиноби угрозой, даже если их шесть человек. Тобирама даже перестал собирать трупы, только отрезал головы главарям, надеясь, что за них можно будет выручить немного денег у градоправителей. Сенджу по-прежнему не хватает людей на все заказы, иначе на этой миссии было бы хотя бы пара взрослых опытных шиноби, но что есть, то есть, они в целом справляются.

— Тобирама, проверь окрестности!

— Тсуеши, осмотри повреждения!

— Сацуки, займись ранеными!

К пятому городу путешествие стало совсем рутинным: город, пара дней на разгрузку-погрузку, награждение за бандитов, дорога, бандиты, дорога, город. Иногда шиноби приходилось помимо охраны еще и с дорогой возиться. Страна Дождя не баловала разнообразием погодных условий, и им пришлось потратить немало чакры, превращая грязевые болотца в нечто проходимое. Песчаные барханы страны Ветра и обманчивые миражи пустыни не находили одобрения у Рей-сан, тигрица непрерывно брезгливо отряхивалась. Торью был уверен, что демону никакой песок на самом деле не страшен и это просто ее личные заморочки. Ну с чего бы сятихоко — ёкаю дождя и дочери Бога воды и океана — любить пустыню?

Но скверное настроение Рей-сан не мешало ей помогать с добычей воды из подземного источника, когда он почти валился с ног от усталости. Внезапная тренировка на сродство со стихией в условиях повышенной сложности тоже удалась, хотя когда он поднял довольно грязную воду на поверхность, сам мокрый от пота как рыба, торговец и его слуги долго не могли поверить, что это не мираж. Но выхода не было: из-за шалостей сына торговца они потеряли почти два кувшина драгоценной воды, и визг наказываемого идиота разносился на мили вокруг.

Повезло, что в одном торгаш не обманул — у него не оказалось врагов, способных нанять шиноби, так что местные кланы, конечно, демонстративно пробегали поблизости, но в схватку ради схватки не вступали.

— Я умер, — обычно громкий и драматичный, аники рухнул на походный мешок еле слышно. Одно это заставило Торью оторваться от собственного спального места и провести поверхностный осмотр старшего брата. Сятихоко и вовсе оторвалась от обычного караула и подошла понюхать брата.

— Ты не ранен.

— Я очень-очень устал и если вернусь домой, выращу бонсай у отца на голове, — только повернул голову в его сторону Хаширама.

— Когда вернешься, — поправил его Тора. — Что он не так сделал?

— Назначил командиром на миссию, что длится уже второй месяц? — вопросительно приподнял бровь Хаширама.

— Рано или поздно это все равно бы случилось, — резонно заметил он в ответ. — Да и ты прекрасно знаешь, что заказов слишком много, нам и так повезло, что отправили такую большую группу, причем с двумя ирьенинами.

— Тут ты прав, Торью. Жаль, что ирьендзюцу тебе не далось, ты бы точно стал намного лучше меня, — объяснять, что когда он повзрослеет, баланс чакры выправится и ирьендзюцу покорится, он не стал: брат сам увидит в свое время. — Хотя ты и без него хорошо лечишь, правда, когда все отравились теми грибами, мы не успели бы всем помочь.

Успели бы, отравление было отнюдь не смертельным, но когда тренированные желудки юных шиноби легко справились с несварением, обычные люди маялись животом и никак не могли продолжить путь. Ему потребовалось пара часов, чтобы не только сварить лекарственный настой, но и напоить всех в караване, пока остальные охраняли внезапно занедуживших. Используй они только ирьендзюцу, то потратили бы больше времени, не факт, что помогли бы всем, да и Хаши с Сацуки остались бы с пустыми резервами, что неприемлемо в их условиях, но никто бы в любом случае не погиб, так что аники как обычно преувеличивает его заслуги.

— Думай об этом иначе: завтра уже все закончится, — посоветовал Торью, укладываясь обратно спать.

— Это единственная причина, почему я планирую завтра встать.

Она почувствовала это сразу, как они вернулись в леса Сенджу, детеныш же был слишком усталым. Но уже на следующий день во время написания печатей для клана, он тихо поинтересовался, что за странное ощущение преследует его по пятам.

— Не могу даже точно сказать, что какое оно. Будто на плечах лежит кусок льда, холодное, тяжелое, скинуть невозможно, и промерзаешь под ним до внутренностей. И темно, словно солнце светит вполсилы или на глазах пленка, — ребенок потеряно развел руками, не зная, как объять необъятное.

— Так ощущается смерть, Тора. Нечеловеческая смерть, — ибо люди слишком легко и слишком часто умирают, чтобы их гибель, даже массовая была ощутима оммёдзи. — Во время войны ёкаи и младшие боги гибли постоянно, и их смерть легла на мир невесомым и при этом совершенно неподъемным грузом. Выжившим людям тогда приходилось настолько нелегко, что развитие человечества откатилось сильно назад.

— Кто-то тогда все же выжил? — мгновенно навострил уши детеныш.

— Да, конечно, как бы чудовищен не был конец человечества, некоторым повезло его пережить, — чуть удивленно ответила Рей. — Ты что, думал, что все человечество вымерло?

— Конечно! Вы же сами сказали, что это война началась из-за гибели всех людей.

— Наверное, надо было выразиться иначе, — она и не подумала, что ребенок воспримет слова так буквально. — Как думаешь, Тора, сколько времени нужно было людям, чтобы достичь нынешнего образа жизни?

Тобирама склонил голову и нахмурился, определенно смутно представляя, что она подразумевает под «нынешним образом жизни».

— Сотни тысяч лет, Тора, вот сколько нужно было времени, чтобы человечество достигло того, что есть сейчас, а ведь на момент уничтожения уровень был на порядок выше.

— Сколько?! — подскочил детеныш, все еще изумляющийся, когда ёкаи начинают оперировать слишком большими для человека цифрами. Встряхнувшись, мальчик взглянул на нее менее удивленно. — Рей-сан, а образ жизни — это совокупность каких факторов?

— Виды деятельности, общественные отношения и система управления обществом, уровень культурного развития, — начала перечислять в ответ, но заметив чуть смущенный взгляд, поменяла направление речи. — Впрочем, не так это важно. В прошлом под конец люди слишком сильно увеличили темп развития, но не уследили за его равномерностью в разных областях жизни, то есть вооружение развивалось семимильными темпами, а вот понимания, какую ответственность они на себя взяли, люди так и не достигли, что и привело к последней мировой войне.

— А при чем тут ёкаи? Почему ками обвинили вас в гибели человечества, если люди сами пришли к этому? — логичный вопрос, детеныш. А боги ничуть не логичнее людей.

— Потому что демоны были и остаются ближе к людям, чем боги. Очень похожие, а потому далекие ками не слишком пристально следили за происходящим, считая все мирскими делами, их не касающимися. Ёкаи же были рядом и не видели дурного, люди уничтожали друг друга тысячелетиями, изобретая для этого все более совершенные способы.

— А на самом деле? — тут же уловил натянутость объяснений Тобирама.

— А на самом деле всем просто было все равно, что там люди творят. Джашин войны любит, а Шинигами лишь ворчит из-за объема работы. Даже богине милосердия Каннон было дело лишь до тех, кто ей молился, остальные осенялись божественной благодатью по остаточному принципу. Людей же всего несколько миллиардов, — шиноби закашлялся на этой фразе, и Рей с опозданием вспомнила, что теперь людей намного меньше, счет в миллионах идет, если не сотнях тысяч. — А жизни в мире на порядки больше.

— Это ж какое оружие могло уничтожить столько людей? — ошеломлено прошептал Тора.

— Я те времена не застала, только по рассказам родных, — она развела лапами и поспешила сменить тему. — Думаю, нам стоит проститься с уходящим. Когда тебя не станут искать?

Кодамы — духи деревьев, и жизнь их неразрывна связана. Они не вмешиваются в происходящее, принимая и жизнь, и смерть с много большим смирением, нежели любой другой ёкай. Они никогда не защищаются, никогда не нападают, скорее предпочтут исчезнуть, чтобы никогда больше не показаться. И даже ками не в силах повлиять на кодама, если те не желают показаться, что ставило их на совершенно особую ступень изнаночной иерархии.

Кодама живут только в мире живых, никогда не пересекая границу и ни у одного дерева изнанки нет духа-хранителя. Почему так — никто не знает, а сами кодама молчат, лишь таинственно шелестя на расспросы, показывая тем смех. Отец когда-то рассказывал, что духов леса нельзя отнести полностью ни к богам, ни к ёкаям, они даже не между ними, а где-то в стороне, наблюдатели, связанные с миром крепче богов, лишь в шаге от того чтобы слиться с миром как первый круг шести.

— Ему недолго осталось? — глаза детеныша были полны печали.

— Даже по человеческим меркам, — она мягко потерлась о кору. Сухая, но еще не безжизненная, пришло время для духа, дерево окончит свой путь уже без него. — Несколько дней, может неделя.

Дерево Суги* было древним, намного древнее своих собратьев, старше самой Рей — и невыносимо юным по меркам богов. Шесть с половиной тысячелетий — когда возраст обычного ёкая исчисляется десятками тысячелетий! Усталый дух прилег в корнях родного дерева, но стоило им с Тобирамой подойти, как тот изъявил желание полежать под боком оммёдзи. Детеныш осторожно гладил кодаму по голове, пока собратья того кружили поблизости и что-то шептали, слишком тихо, чтобы разобрал кто-то кроме них. Наконец, один из них вышел вперед:

— Знающий.

— Знающий, знающий, знающий… — эхом подхватили остальные.

— Помощь.

— Помощь, помощь, помощь…

Манера общения кодама сильно отличалась, подчеркивая их общность и единство, но слова они выговаривали разборчиво и вскоре они выяснили, что кодама хотят, чтобы Тора привел к умирающему дереву «деревянного человека» — Хашираму.

— Видимо, его зовут так из-за Мокутона, — растеряно размышлял Тобирама на пути к дому.

— У нас в любом случае нет иного варианта.

— Но что он может? Дерево ничем не болеет, это было бы видно.

— Приведем и узнаем, — отмахнулась Рей. Создатель деревьев из чакры был достаточно любим лесными духами, чтобы те позвали его просто проститься, но если нет — Торью рядом, переведет просьбы, если понадобится.

Хаширама с восторгом согласился прогуляться до дерева, одного только обещания, что древнее этого растения он не видел, хватило. Старший брат детеныша чувствовал лес даже лучше чем Тора: оммёдзи имел дело с духами, в то время как Хаширама погружался с закрытую лесную систему как «свой», словно еще одно дерево. Даже животным приходилось часами быть неподвижными — в засаде, например — чтобы слиться с природой, а юному шиноби даже напрягаться не приходилось. Мокутон это или душа Асуры после тысячелетнего заточения привязалась к миру живых крепче прочих, Рей не понимала, но принимала во внимание.

— Какое оно огромное! — восхищенно присвистнул Хаширама, медленно подходя к дереву.

— И старое, — Тора же напротив подошел довольно быстро и устроился на прежнем месте, кодама лег рядом, усталый и маленький, словно ставший еще меньше.

Мягко поглаживая кору дерева, старший из братьев начал медленный обход, замирая и будто прислушиваясь. Остальные кодама следовали за ним, переговариваясь и наблюдая. Рей тоже легла рядом с кодама, позволяя лесному духу устроиться ногами на ее хвосте, в то время как голова была под еле заметными поглаживаниями Тобирамы: оммёдзи не мог позволить себе большее при брате.

— Торью, — тихо позвал Хаширама, заставив навострить уши обоих. Присев рядом, но к счастью не на кодаму, подросток заговорил так же тихо. — Это дерево умирает.

— Откуда ты знаешь? — опешил Тора, но быстро взял себя в руки. — Мокутоном проверил?

— Не совсем, — мотнул головой Хаши. — Ощущения рядом с ним такие… Холодные.

Он провел пальцами по воздуху, будто пытался поймать туман, разочарованно вздохнул и посмотрел на брата в упор.

— Торью, поверь, я знаю, как ощущается умирающее дерево. Когда я только начал сражаться, эти ощущения отвлекали от боя и чуть не стоили мне жизни.

— Ты никогда не рассказывал, — медленно ответил детеныш, не отводя взгляда.

— Услышал бы отец, оторвал бы голову как бесполезную, — отмахнулся старший.

— Или сказал бы научиться это контролировать, — парировал Тора, явно уязвленный выпадом в сторону отца. Но секунду спустя от вспышки недовольства не осталось и следа. — Я тебе верю, аники.

— Но оно действительно древнее, наверное, самое старое дерево в лесу, — тут же пошел на мировую Хаширама и прижался к плечу брата, глядя на могучий ствол и слегка поглаживая ближайший корень. Кодама на это довольно заворчал, остальные же закурлыкали на каком-то своем языке. — Как ты узнал, что оно такое старое?

— Толстое, — пожал плечами Тобирама, Рей же уткнулась носом в лапы. Более наивного способа определять возраст дерева ей еще слышать не доводилось.

Они просидели у дерева почти час, когда кодама встал с нагретого места и осторожно потянул Тору за собой. Лесные духи зашуршали травой и зашептали, привлекая внимание Хаширамы, так что Тобирама мог без вопросов проследовать за кодамой и привести туда брата.

— Я обязательно о нем позабочусь, — торжественно обещал Хаширама, обращаясь к стволу дерева суги, не видя кодамы, но тот согласно закивал, принимая обещание.

Обещание духам надо держать, даже уходящим. Особенно уходящим. Но маленький черенок был настоящим сокровищем, пусть человек об этом не догадывался, и Рей непременно проследит за его дальнейшей судьбой.

— Тора, ты же помнишь, что я тебе рассказывала про кодам? — ближе к вечеру им удалось уличить минутку для разговора, пока остальные братья сидели возле Хаширамы, слушая его рассказ про умирающее старое дерево, о чьем потомке Хаши пообещал заботиться. — Дух дерева появляется, когда-то проживает тысячу лет, сам по себе, без чьего либо влияния.

— Да, я помню, Рей-сан, — с недоумением ответил Тобирама.

— Но этот черенок уже обладает духом. Несформированным, незрелым, младенцем, если перевести на человеческий манер, но живым, — конечно, до полноценного духа дерева ему придется развиваться не один десяток лет, но не все тысячелетие.

— Разве такое возможно? — опешил детеныш.

— Очень-очень редкий случай, когда дерево может породить росток с духом.

Встретившись глазами с Тобирамой, Рей поняла, что он, наконец, понял, что именно случилось. Черенок с духом. Невероятная ценность. Нечеловеческий уровень ответственности. Кодамы доверили Хашираме своего детеныша, но назвать опеку над будущим кодамой иначе, чем испытанием, сложно. Остается лишь вопрос: что они хотят увидеть в итоге?

Примечание к части

*криптомерия или японский кедр. Посмотрите на Дзёмон Суги — вот это я понимаю Дерево!

Черенок дерева Суги под присмотром аники уютно устроился в их комнате, на росток благоприятно влиял Мокутон, а на формирующийся дух — практикующий оммёдзи. А еще он неожиданно подал Тобираме идею, что именно надо изменить в разрабатываемой уже который год технике, чтобы наконец-то создать клона. Шиноби подозревал, что этот же момент, эта неувязка в логике создания мешает ему в изменении техники водяного дракона, создавая вместо двухглавого чудовища непонятного слизняка с двумя отростками. Он вкладывал в технику слишком мало свободы.

— Со всем уважением, Тобирама-сама, но боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите, — Нэдзукора-сенсей поймал его на излишне отстраненном выполнении упражнения «передвижение в тенях», оттачивающем искусство слежки в толпе, и поинтересовался причинами безучастности. Нэдзуми никогда не повышал голос, когда он ошибался или отвлекался от основной темы занятия, но от сухих равнодушных нотаций, одним тоном подчеркивающих, кому нужны эти занятия, становилось действительно стыдно. Поэтому стараясь избежать их, он признался, над чем размышлял уже которую неделю.

— При создании клона я слишком акцентировался на полной идентичности, тем самым создавая противоречие заложенной в клона самостоятельности, потому что полная идентичность возможна лишь при моем сознательном контроле.

— Стало быть, зная причины, по которым у вас не получалось создать клона, вы можете вернуться к работе? — медленно переваривал его слова Шуичи-сан. — И отчего вы решили отказаться?

— От контроля. Копия будет решать поставленные задачи на свой страх и риск, но учитывая, что Инь-чакра будет использоваться моя, я полагаю, что с простыми делами, вроде написания давно отработанных взрыв-печатей, она точно справится. Конечно, чакры в нее придется вложить немало…

Немало — это мягко сказано. После повторных расчетов он выяснил, что в технику будет уходить половина — половина! — всего объема чакры. Для обеспечения наиболее полной копии его мышления потребуется вся доступная часть Инь-чакры, но более половины не имеет смысла, иначе он будет лежать с головной болью, а заниматься делами. Рей-сан успокаивала, что это предварительные варианты, возможно, его еще осенит, и это было его единственным утешением и надеждой. Рассказывать кому-то кроме сятихоко о неудачах он не собирался: взрослые и аники заняты, а младшие братья должны видеть в нем учителя. И как сказал Шикамэ-сенсей, «пока ты их учишь, ты не имеешь права на ошибку».

Итама теперь тренируется с мамой официально, даже на утренние общие с другими детьми тренировки иногда не приходит — отсыпается. Аники недавно отправили на первую одиночную миссию — слишком поздно с точки зрения некоторых старейшин, но глас разума напомнил, что наследник клана обладает уникальным геномом, а потому рисковать им ради соблюдения традиций недальновидно. Один Каварама бродит без персональных наставников. Одно время он боялся, что братишка почувствует себя обособленным, у Хаши двое, у него трое учителей, но судя по всему, младший брат нашел иное, более нетипичное занятие: забота о детях, чьи родные на миссии.

Вообще дом для таких вот малышей — лет до семи — был маленьким, отец помнил лишь один период в его жизни, когда там жило свыше двадцати детей. Трудное время, самые ожесточенные бои на отцовской памяти, естественно, с Учиха, хоронили чуть ли не ежедневно и тех, о ком некому было позаботиться, было много. В любом случае группа детей Сенджу означала гигантскую пачку взрыв-печатей с нестабильным управляющим контуром, ими нужно было заниматься, следить, чтобы они не травмировали себя и не помешали другим. Поэтому, когда Мэдока-сенсей узнал, что Каварама занимается этим добровольно, вслух заявил, что он такой же чудак, как его старший брат — сенсор не переставал нарочито изумляться желанию Тобирамы тренироваться младших шиноби клана.

После этого Мэдоку никто из Сенджу не видел почти месяц, ибо отец, опасаясь, что мама сотрет толкового сенсора в порошок, отправил его на миссию по охране семьи какого торговца очень далеко от Страны Огня. Негласное порицание главы клана проявило себя во всей красе: у торгаша было пятеро детей-погодок, и самому старшему было семь. Сенсей после нервной миссии зарекся вообще рот открывать в присутствии главной семьи, тем более в их сторону. Мамору-сенсей заключил пари с женой, на какое время хватит болтуна, мечник был уверен в приятеле, так что ставил на неделю, но женская интуиция настаивала на двух днях.

— И что? Кто в итоге оказался прав? — Карасумару-сан стал чаще спарринговаться с ним, требуя не только сражаться, но и говорить на отвлеченные темы, пару раз даже пришлось по памяти пересказать лекции.

— Он сходил в игорный дом. Теперь снова с детьми, Каварама ух! — пропустил удар по запястью, чуть меч не выронил, увлекшись воспоминаниями, — жалуется, что толку от него меньше нуля и просит найти ему другое наказание, биджу! — второй раз по ноге, там не синяк, там перелом будет такими темпами, — которое не задевало бы его и детей.

— То есть оба ошиблись, — расшифровал карасу-тенгу, проводя очередную контратаку так, что даже увернувшись от удара, он получил по шее.

— Верно, но почему-то Мамору-сенсей ошибся больше, — этот странный момент на какое-то время занял его мысли, рвавшиеся переключиться на что угодно другое, лишь бы не сидеть снова с техникой клонирования.

— Вырастешь — поймешь!

Спарринговаться с тенгу было не только полезно, но и просто весело, воздух всегда был пропитан азартом, без единой мысли о долге, ответственности и прочем грузе шиноби. Карасумару-сан не сражался — жил боями, ему было неважно, вести ли танец стали до смерти или они просто палками на потеху бьются. Это отношение в корне отличалось от тренировок с нэдзуми, но именно Шуичи-сенсей ненавязчиво указал ему разницу. Тренироваться он любил, как и многие другие Сенджу, но изначально все равно сидел долг перед кланом, потому что основной курс тренировок проходили все. Вне зависимости от того, будет ли Сенджу ходить на миссии или, например, его талант к ирьендзюцу окажется столь велик, что Сэтору-сан будет спорить с Советом до победного, чтобы сохранить юное дарование. Ирьенин тоже должен быть бойцом, воином, способным не только спасти, но и отнять множество жизней.

Перед тенгу такой задачи не стояло — кто теперь станет убивать стайного ёкая из известных именно что боевыми умениями? Карасумару-сан из, можно сказать, мирного времени, родился уже после кровавой войны, сплотившей демонов в достаточной степени, что они могли не ждать смертельной угрозы друг от друга. Поэтому духовный настрой тенгу был иным, отличным от людского, без забитого на подкорку «должен» — потому что не должен. Просто любовь к битвам в природе карасу-тенгу, поэтому они и учатся, и учат, и тренируются, и сражаются. И глубоко в душе Тобирама не мог не задаваться вопросом: не стало ли это глубинное отличие Мадары от Индры тем, что сняло, наконец, пелену с глаз тенгу.

Индра ведь был рожден в иное время. Когда выживание после катастрофы стало не просто легендой — было практически забыто, а войн как сейчас не было, потому что и шиноби не было, некому было быть угрозой сыну Рикудо-сеннина. И учился Индра просто ради себя. Защитить себя и родных, но без довлеющего «обязательно», потому что больше некому, потому что все сражаются. А Мадара — сын их времени. Любит сражения, но даже если бы не любил, все равно бы взялся за меч, потому что иначе никак, старший сын главы клана, будущий лидер, обязанный сохранить и преумножить силу клана. Это было сильным отличием, бросалось в глаза сильнее отсутствующего дара оммёдзи, но тревожить карасу-тенгу расспросами он не стал. Незачем.

Эмоциональность старшего брата детеныша начал ее утомлять, но она не позволила себе большего, чем недовольно прикрыть глаза: Торе приходилось много хуже.

— Аники, ты слишком бурно реагируешь.

— Ты не понимаешь, Торью! А что если он ее обидит? — земля ему илом. Иллюзии очень хорошо развивают воображение, а потому месть от девочки была бы запоминающейся вплоть до письменных свидетельств для урока следующим поколениям.

— Думаешь, Токе-нээ-чан понадобится помощь в избавлении от тела? — нарочито серьезно уточнил детеныш.

— Что?!

После того, как Хаширама увидел Току с ее возлюбленным, прошло почти три часа. И все это время он носился по их с детенышем комнате, размахивал руками и не умолкал ни на минуту. Возмущался. Удивлялся. Опасался. Вопрошал. Паниковал. Тобирама устало смотрел на старшего брата, уже не пытаясь взывать к логике и здравому смыслу, а Рей изначально питала мало надежд на действенность адекватных аргументов в такой ситуации. Уже знакома с этим, как и Карасумару.

— О да, Сио был на взводе, это мягко сказано! — ночью, когда Хашираму наконец-то угомонила мать, они с Торой пришли к реке на очередную общую встречу. — В его взгляде я видел столько способов убийства, что впору сесть и записывать за мастером!

Сейчас тенгу гоготал гусем, а вот тогда ему точно было не до смеха. Где рядовой карасу-тенгу, а где — наследник бога-дракона? С чего Сио-нии-сан решил, что давний друг представляет какую-то гипотетическую опасность для ее сердца, сятихоко не поняла, но откровенно ненормальное и нерациональное поведение брата запомнила накрепко. Может со временем старший брат станет спокойнее реагировать, но пока лучше его не дразнить, она-то переживет, а вот какой-нибудь несчастный — однозначно нет, тенгу спасла лишь тысячелетняя дружба.

— Лучше порадуйся, что кузина старше вас, а потому может удержать твоего братца в узде, — под конец порекомендовал Карасумару. — Вот шла бы речь о младшей сестренке, я бы и ре не поставил на несчастного.

— Раз уж зашла такая деликатная тема, — Шуичи-сан, до того с удовольствием слушавший повесть «сто самых длинных и страшных лет жизни Карасумару, воина-тенгу», плавно перевел тему. — Трио Нара-Яманака-Акимичи собираются предложить клану Сенджу союз, скрепленный браком.

— Не согласятся, — отрезал детеныш.

— Если бы они предложили исключительно договорной брак, то да, — спокойно продолжил нэдзуми, одним лишь взглядом выразив все, что думал о перебивании старших. Тора вспыхнул как закатное солнце. — Они предлагают каждому из четырех кланов отправить дюжину молодых свободных от матримониальных обязательств шиноби обоего пола на празднование О-сегацу в столицу для знакомства и возможного скрепления союза.

Это… было нестандартно. Даже Рей понимала, что такое событие не пройдет незамеченным и демонстративное заявление, что Нара-Акимичи-Яманака ищут союза с Сенджу, обязательно будет иметь последствия, даже если затея не удастся. Это был смелый шаг. И опасный, потому как тройственный союз был незыблем долгие годы, и появление гипотетического четвертого, тем более такого тяжеловесного как Сенджу, нарушит хрупкое равновесие и затишье в войнах. Не говоря уже о будущей реакции Учих.

— Вот это действительно проблема. Не лучше сначала добиться хоть какого-то продвижения по договору с Учихами? А то эти гордецы еще начнут вопить, что их, таких невероятных шиноби, потомков самого Рикудо, ставят на один уровень с какими-то Нара. На тех же не написано, что они от крови ёкаев, — тенгу взъерошил перья, видимо вообразил, как целый клан в истерику впадает из-за поцарапанной гордости, но ответить ему демоны не успели.

— Значит, Сенджу, потомкам того же Хагоромо, не зазорно стоять с этими кланами на равных и соглашаться на союз, а Учихам гордость не позволяет? — очень тихо и зло переспросил детеныш. Вокруг ощутимо похолодало: оммёдзи потерял контроль над эмоциями. — Если они будут недовольны и начнут отступать от своего слова, значит так тому и быть! Всегда можно вернуться к варианту с полным истреблением.

Встреча закончилась в тот же миг, Тобирама поклонился онемевшим ёкаям и ушел, а Рей осталась с некрасиво разинутой пастью, потому что детеныш не мог желать уничтожения такой толпы из-за их гордыни. Это все эмоции, Тора не настолько жесток, как прочие шиноби, взращенные войной. Верно же?

— Дело не только в эмоциях, — тихо сказал Шуичи-сан, будто отвечая на ее мысли. — Хаширама-кун все больше отдаляется от родных братьев в пользу того мальчика из клана Учих. Это не может не ранить.

— Как думаете, если немного потревожить ночной покой мальчишки, это поможет? — она, конечно, замечала, что Хаширама сутками пропадает на берегу, это все-таки ее река, но не придала этому значения, а теперь жалела о невнимательности.

— Если только Тобирама-сама не пресечет это на корню.

Не пресек. Сложно запретить что-то, о чем не знаешь — Тору отправили на очередную миссию, и нэдзуми пообещал напомнить Хашираме, что дружба дружбой, а семьей надо дорожить на постоянной основе. Миссия была банальной — призвать к ответу очередную распоясавшуюся банду — поэтому Рей ничуть не удивилась, что отправили подростков помладше: Тобираму, Кавараму и Куму в качестве лидера. Детеныш раньше не выполнял миссий с младшим братом, а потому был ощутимо взволнован, старший товарищ же неодобрительно качал головой. Рей тревожил лишь вариант, в котором активируется талисман младшего Сенджу, остальное мальчишки переживут без потерь.

— Ты пытаешься его опекать. Не надо, — уже после истребления бандитов, Кума решил высказаться, когда Каварама отлучился. — Это вредно для него.

— Я знаю. Просто я никогда не выполнял миссий с братом, за которым надо присматривать, — в обычной жизни за Хаширамой обычно глаз да глаз, но в бою старший отпрыск Буцумы был нереально хорош, успевая и сражаться, и присматривать за самим Тобирамой.

— Он умелый. Не порть, — сказал, как отрезал, и детенышу ничего не оставалось кроме как уныло кивнуть в ответ.

По словам Нэдзукоры-сана Каварама был действительно неплохим бойцом, признающим свои недостатки и старающимся их исправить, но в нем не хватало искрящегося, яркого таланта, который четко отслеживался у старших братьев. В иной среде это привело бы к разладу и зависти, но здесь пока все балансировало в относительном покое: Тобирама, как мог, тянул младшего брата, особенно после того как Итамой занялась Акане, и пока этого хватало. Но если Каварама не найдет свою нишу в ближайшее время, начнутся трудности.

Мышцы приятно ныли, общая усталость привела к тому странному чувству легкости мысли, когда кажется, что тебя уже ничто не волнует и не беспокоит. Ровно до того момента, как в спину влетает давно замеченный метеор в облике человека. Секунду спустя метеоров становится два и обоим нужно внимание старшего брата.

— Мама на миссии только вторые сутки, а ты уже бурлишь как горный поток, — фыркнул Тобирама, разворачиваясь к братьям. — А у тебя, очевидно, сегодня было мало забот с малышней?

— Сегодня все освободились раньше! — чуть задыхаясь, вывалил Итама. — И ты, и Хаши-ни!

— Мы давно не сидели все вместе, вчетвером, — подхватил нить Каварама, отстранившись, потирая руку — косой, еще свежий рубец обещал стать очередным напоминанием, как близко проходила смерть. — Тем более что нас скоро снова по миссиям раскидают.

— От меня, я так понимаю, требуется что-нибудь приготовить? — почти обреченно спросил и крайне удивился резкому отрицанию.

— Я попросил Саваши-сан приготовить ужин с десертом в обмен на уборку! — засиял гордостью Итама. — Мы с Каварамой уже закончили!

— Хаши-ни немного не в состоянии что-либо делать, — чуть печально улыбнулся Каварама. С последней миссии аники принесли на руках, причем отец и старейшины подозревали, что это только начало. Стоило противникам опознать обладателя нового кеккей-генкая, как атаки резко сконцентрировались на нем. Он сам тогда был на патрулировании, и понадобилась вся сила воли, чтобы ни единым жестом не выдать резко ослабшее состояние.

— Что ж, тогда десерт ему будет очень кстати, — обычно режим со сниженной активностью не то чтобы легко давался брату, но подавленное состояние духа сдерживало куда лучше физических травм.

Для Хаширамы знание, что его считают угрозой, что другие готовы переступить через множество трупов как своих, так и чужих, ради его головы, оказалось болезненным и угнетающим. Новый геном, новая способность и природный талант сделали его целью номер один в их поколении, причем явно не только среди Сенджу, а потому с ворчанием и сомнением, но совет согласился попробовать заключить союз с Нара-Яманака-Акимичи с помощью брака. Им нужны союзники или хотя бы положительно настроенные нейтральные кланы, но принуждать к браку Сенджу не станут, не настолько все плохо, а потому молодым шиноби скажут лишь присмотреться.

Конечно, до О-сёгацу они никак не успевали договориться, а потому пока что планируют на фестиваль Танабаты — в больших городах это довольно популярный и громкий праздник, да и символично будет. До лета еще несколько месяцев, а потому никто особо не нервничает, шутят лишь, что самые недовольные срочно побегут в храм с кем-нибудь из соклановцев. Другое дело, что в каждой группе должен быть человек из главной семьи или хотя бы достаточно к ней близкий.

— Все же предпочтительнее союз главных семей или хотя бы из потомков старейшин, вроде как выше по положению в клане, — Каварама просвещал Итаму без его помощи, и это было так ново, что усталость постепенно сдавалась под натиском любопытства.

— А они тоже отправят представителей главной ветви? — конечно, куда денутся.

— Яманака вообще наследника отправят, Нара и Акимичи тоже кого-то важного, — Тора не успел уточнить, откуда такое известно младшему брата, Итама его перебил.

— А почему тогда Совет решил отправить Току-нээ, а не Хаши-нии?

Куноичи — дочь предыдущего главы клана, племянница нынешнего — у Токи была изначально высокая позиция и кузина изо всех сил старалась ей соответствовать, став мастером гендзюцу. Не было ничего удивительного, что ее предложили в качестве представителя главной семьи Сенджу. Вот только выбор кузины — часть типично шинобской логики старейшин, которые не имеют привычки доверять чужим, не-из-клана. А тут еще и травмы Хаширамы. Редкий случай единодушия в Совете, когда никто не хочет рисковать носителем уникального генома, а потому плевать всем на мысли и чувства Токи-нээ-сан — долг превыше всего, да и не факт что сработает.

Току не радует назначение, но ее успокаивает мысль, что насильно не выдадут в любом случае. Тобирама не стал уточнять, что насилие бывает разным и постоянное давление и взывание к долгу перед кланом и семьей могут привести к нужному результату даже против воли. Ничего, если до такого дойдет, он не станет отсиживаться в стороне, да и маме всегда можно нажаловаться — вот кто с удовольствием вколотит в землю всех упрямцев, свой-то побег она хорошо помнит.

В ходе переговоров число участников от других кланов снизили вдвое, расклад стал восемнадцать чужаков против двенадцати Сенджу, но это все еще весомое преимущество. А потребовать уменьшить их число еще больше нельзя, иначе покажется, будто Сенджу боятся — а они не имеют право на слабость. Поэтому в группу вошли и одаренный катонщик Кайто, и Ичиро-семпай-кохай, они так и не разобрались, как будет правильнее, и Мэдока-сенсей, который вроде как молодой и неженатый, но скорее взрослый надсмотрщик, и в кои-то веки учитель абсолютно серьезен и собран. К тому же после Хагоромо кланы не рискнут устраивать разборки в городах, потому и планируют встречу на столичном фестивале, где главной угрозой будут тихие способы убийства, вроде яда.

— Жаль, что ее на задание отправили, можно было бы и ее пригласить, — тихо сказал Хаширама, все еще неуютно себя чувствующий из-за повышенной важности в глазах Совета. — Ей нелегко сейчас.

— Ничего не попишешь, у нас мало мастеров гендзюцу. Почему вообще заказчик пришел к нам, а не к Учихам или Курама, вот в чем загадка, — запрос вызывал легкое недоумение, все же иллюзиями их клан не слишком увлекался, это красноглазые могут убить обманом разума. — Кстати, как там шаринганистые поживают?

— Ну, Мадара ничего особо не рассказывает, — разумеется, они не порадовались возможному сближению Сенджу с тройственным союзом, ибо тогда у старейшин неизбежно возникнет закономерный вопрос: а на кой биджу нам Учихи, с которыми кровная вражда уже тысячелетие? Те же, догадываясь о таких мыслях, ищут способ обезопасить себя, потому Мадара и молчит, ибо сдавать своих болтливому приятелю предательство.

— Я вот думаю, — конечно, тогда с ёкаями говорила злость. Он не мог всерьез пожелать уничтожения Учих, на сближение с которыми убито столько ресурсов. Как бы ни было грустно терять брата таким непривычным и одновременно обыденным способом. — Если вы с Мадарой всерьез нацелены на создание общей деревни, то Учихам надо выстраивать мосты с теми кланами, с которыми у нас нет контактов.

— В смысле? — стоило упомянуть общую с другом мечту, как аники встрепенулся, глаза нараспашку, уши тоже, и все внимание на него. Как мило.

— Нара сами ищут союз с нами, но если все сложится успешно, образно говоря, то мы станем больше «весить», чем давние противники, а потому им тоже надо себя «утяжелить» союзом с другим кланом или даже кланами. Например, те же Хатаке. Или Инузука, — он проигнорировал напоминание Рей-сан, что с Инузука искать контакт следует им из-за просьбы Иримэ-сана. — К Хьюгам они вряд ли приблизятся, с Курама тоже трудные взаимоотношения. А вот Абураме достаточно спокойный клан, себе на уме, конечно, как и все шиноби, но мне кажется, с ними можно иметь дело.

— Тогда если и мы, и Учихи заключим союзы с другими кланами, особенно с теми, кто не любит лишних конфликтов, то при окончательном примирении в нашу деревню сразу войдет множество кланов, — загорелся аники.

— Не забывай, Хаши-ни, что наше с Учихами сближение надо держать в тайне до последнего! — тут же одернул его Каварама. — Примиряться с давними врагами непросто для всех, одной-единственной провокации будет достаточно, чтобы уничтожить все надежды.

— А если шиноби объединятся, нашими врагами станут самураи? Или обычные люди? — Итама выглядел растерянным и всерьез озадаченным, концепция мира без врагов в принципе не рассматривается шиноби.

— Нас будут рассматривать как угрозу и те, и другие, но им не хватит сил всерьез тягаться с объединенными кланами. А вот когда, чувствуя угрозу, такие же объединения станут создавать шиноби в других местах — тогда и будет очевидно, кто нам враги.

— Почему нельзя жить в мире? Никому ведь не хочется умирать и терять близких, — Хаширама говорил тихо, устало, с чуждой ему ноткой обреченности, будто и сам наконец принял, что мир во всем мире невозможен. — Мы могли бы заключить всеобщий союз, всех кланов в мире!

— Невозможно, — сказали, как отрезали, причем все трое, на что аники сначала вздрогнул удивленно, а потом насупился как ребенок. Немного странно, что Хаши в свои четырнадцать никак не может понять то, что Итама понимает в восемь.

— Почему это? Если даже Сенджу и Учихи смогли преодолеть кровную вражду, то что мешает сделать также и остальным?

— Мы всего лишь люди.

Можно подумать, люди могут жить без конфликтов. Да никогда! Может быть, не так открыто, сдерживая агрессию, но всегда найдет повод для войны, а причина, причины всегда одинаковые: власть и ресурсы. Деревня шиноби станет угрозой всему нынешнему порядку, но чтобы ее одолеть всем прочим придется заключать союзы уже меж собой, что приведет к созданию системы деревень. Нэдзукора-сан как-то провел специальное занятие, прикидывая развитие событий в будущем. Скорее всего, объединение пойдет по территориальному признаку, но, разумеется, вражда, длящаяся поколениями, еще долго будет сказываться, замедляя процесс.

— И войны будут намного кровопролитнее, нежели сейчас, — Акико-сама редко приглашала его, чаще он сам заходил, надеясь привести мысли в порядок и всякий раз с удовольствием погружаясь в странно отрешенную атмосферу. Не то чтобы старейшине не было дела до происходящего, напротив, она стала активнее участвовать в заседаниях совета, но вот умиротворение, редкое для шиноби удовольствие, вокруг нее царило постоянно. Самому Тобираме казалось, что старейшина каким-то образом взаимодействует с миром в медитативном состоянии, до того ощущения знакомые в ее присутствии.

— Думаете, от объединения кланов станет только хуже? — потерял серебро. Интересно, он хотя бы раз выиграет в сёги у Акико-сама?

— Сложно сказать, — старейшина терпеливо ждала его ход, вкушая чай. — Войны не прекратятся в любом случае, как бы нам не хотелось. Другой вопрос — сможем ли мы свести их к менее разрушительным? Незначительным и коротким столкновениям, которые не обязуют терять жизни тысячам.

— Если потери в войнах деревень будут грандиозными, возможно удастся запугать этим настолько, что люди перейдут на подковерные игры и потери в стычках снизятся, — он сам понимал, насколько невероятно звучат его идеи.

— Дело не только в этом, — Акико-сама тактично не стала указывать на его наивность. — Сколько времени потребуется кланам, чтобы доверять друг другу настолько, что смогут сражаться плечом к плечу? Доверять спину тому, чьи предки, а то и он сам, убивали твоих соклановцев?

— Хороший вопрос, — уже проиграл? Быстрее обычного.

Детенышу не хватает практических навыков. После достопамятной схватки с Они он ни разу не сталкивался с демонами в бою и не мог быть уверенным в успехе. Сама она не может притащить к нему подопытных, не может далеко отойти, да и большинство созданий изнанки присмирело за это тысячелетие, пока люди приобретали чакру. В таком случае нужен определенный типаж, либо безумцы, либо отступники, те, за кого не вступятся другие, те, кто заслужил участь казненного — и страна Демонов в этом плане выглядела весьма привлекательно. В местных горах до сих пор приносили человеческие жертвоприношения, а где жертвы, там и людоеды, причем, скорее всего, Они, способные переварить людей даже с чакрой.

Вопрос, собственно, состоял в том, когда подвернется удобная миссия, чтобы можно было заглянуть туда и попрактиковаться в боях с демонами. Страна Они была довольно закрытой, замкнутой и варившейся в собственном мирке, где шиноби редко проявлялись, так несколько семей, даже не кланов, и те работали чаще с соседями — страной Болот или страной Когтя. Все это разведали мышата Шуичи в столице, пока старшие ёкаи пытались придумать миссию такого характера, чтобы отправили именно Тобираму. Тора пока неизвестная величина и если попросить в качестве исполнителя именно его, это лишь насторожит шиноби настолько, что они, если не откажут сразу, то наверняка пошлют наблюдателей. Не говоря уже о…

— Еще раз.

Еле уловимое движение пальцев — Тора преуспел не только в мгновенном складывании печатей, но и успешно сократил их число в большинстве техник, постоянно отрабатывая те под присмотром Сенджу Норайо до полубессознательного состояния. Взрывная волна воды — техника, создающая высокую волну, немного напоминала силу Цунами. Младшая сестра создавала и покоряла гигантские волны, когда те обрушивались на побережье, то оставляли после себя лишь разрушения. Тобираме пока не хватало чакры, чтобы волна стала по силе равной цунами, но опытный шиноби периодически требовал от мальчика затратных техник, чтобы расширять пределы и заставлять очаг чакры вырабатывать энергию быстрее, больше, насыщеннее.

После таких дней, когда Тора почти падал от истощения, соотношение Инь-Ян чакры улучшалось, потому что в масштабных техниках требовалось в основном вливание Ян, и именно ее недостаток приходилось восстанавливать организму. Норайо выбирал дни подобных тренировок после консультаций с ирьенинами, которые получили четкий приказ отслеживать баланс чакры у Торы еще после его истощения год назад, поэтому Рей давно не лезла в тренировки по управлению водой. Только наблюдала, подмечая, что за какую-то тысячу лет люди сумели набраться опыта путем получения шишек и готовы справляться собственными силами даже с нестандартными случаями вроде Торы. Это впечатляло.

— Сегодня у тебя тренировка с Мамору-куном? Тогда достаточно.

О да, самые выматывающие подростка дни, когда все его учителя были свободны и передавали подростка от одного к другому, после чего Мэдока нередко относил никакого Тобираму домой. Иногда и к себе, если сам устал, потому что живет на другом конце внешнего круга селения. Сенсор, несмотря на дурашливое поведение, никогда не отказывал в гостеприимстве, то есть сятихоко могла быть уверена, что детеныша накормят, закинут в ванную и уложат на футон.

Сама Рей в такие ночи не вытаскивала детеныша, из тела позволяя выспаться, а гуляла по домам Сенджу, с любопытством изучая, как и чем они живут, что им важно, о чем они говорят между собой, изумляясь, как такие разные люди могут вырасти в одинаковых условиях постоянных сражений. Она старалась запоминать людей, но лучше всего это получалось после их миссий с Тобирамой, тогда имена, действия, мысли и сны резко сбивались в кучу и создавали достаточно полный и объемный образ еще одного соклановца Торы.

Было радостно отмечать, что кошмары мучили людей не так часто, пусть баку все еще хватало еды, но шиноби определенно стали лучше спать. Баку поглощали не все кошмары, но она никогда не пыталась выяснить, по каким причинам они обходят некоторых людей стороной. Вот и сейчас, Сенджу немногим старше Хаширамы вздрагивал во сне, но баку занимался его семьей, пропустив подростка.

— Ринтоку-сан, почему вы не помогаете ему?

Баку лениво скользнул по ней взглядом и ответил размеренным, равнодушным тоном:

— Человек еще не пережил этот кошмар.

И ушел в следующий дом, оставив недоумевающей сятихоко пищу для размышления. Значит, кошмары надо как-то переживать?

— О-Рей-химе, сны у людей — это работа тонкой материи бессознательного, то, на что сами люди не могут повлиять, то, что откладывается в их разуме инстинктивно, — старый каппа улыбался до странности мягко, как всегда, когда учил ее чему-то. Забавно, насколько по-разному Коно-сан объяснял ей и Торе: резкий и ворчливый с детенышем, мягкий и терпеливый с ней. — Это сигнал, знак, что что-то неправильно в жизни этого человека, и разуму нужно время, что осознать это. И только после этого баку заберут кошмар, когда человек из него что-то вынесет и преодолеет.

— А если нет? Если человека этот кошмар сломает? — душевный слом или как-то так говорил старый ирьенин, говоря об одном из бойцов Сенджу, чьи потухшие глаза действовали Торе на нервы.

— Это тоже осознание, — тихо ответил Коно-сан, выжидая, когда она наконец поймет.

Баку пожиратели кошмаров. Это их суть и естество. И это не делает их хоть чуточку добрыми к людям, как бы ни казалось со стороны. Баку не волнует, что кошмары могут сломать человека, им лишь нужно, что эти сны были пережиты — только тогда они их съедят.

— Иронично, — она устало покачала головой. — Все время учу Тобираму, что ёкаи никогда не пойдут против природы, что демоны не бывают добрыми в людском понимании, но сама же могу про это забыть. Как так, Коно-сан?

— О-Рей-химе не может быть никем иным кроме О-Рей-химе, — медленно, взвешенно отвечал каппа. — Но если бы не условия мира… вы бы родились штормовой богиней Араши-но-мегами. Не забывайте, о-химе-сама, даже демоническая природа не затмит божественное происхождение. Некоторые вещи вам придется узнавать от других ёкаев.

Она так и не рискнула спросить, откуда Коно-сан знает, кем она бы родилась, если бы не требования старейшин ёкаев — вскрывать некоторые секреты она попросту не готова. Но зарубку в памяти оставила: однажды, когда она вернется домой, спросит у родителей, кем она должна была родиться и откуда это известно одному старому каппе. Но в одном старый знакомый был прав — она не может быть никем иным, кроме химе ёкаев и аякаси.

— Рей-сан, вы уверены, что все получится? — детеныш с сомнением уставился на надвигающиеся тучи.

— Ни в чем нельзя быть уверенным полностью. Но велика вероятность, что тебе это поможет, а потому мы рискнем, — рисковать, конечно, будет в основном Тора.

Зимние грозы характеризовались низко плывущими тучами, но когда их создавал дайёкай? Небо казалось было пропитано водой, мгновенно взметнулся ветер, отзываясь на демонический призыв, раскаты грома не заставили себя ждать, как и проблески молний. Тобирама поежился, глядя на небо, Коно-сан с оттенком восхищения присвистнул, когда небо наконец-то разразилось дождем. Ливнем. Безудержная, дикая стихия, должная нести смерть и разрушения, перед самым ударом будто слабела, смягчая напор, и последствия должны быть менее опасными. Ибо гроза — лишь помощь в обучении.

— Вы уверены, что последствия будут незаметны для окружающих?

— Ровно до тех пор, как ты начнешь использовать вторую стихию.

Прямой удар молнии все же слишком опасен для детеныша, а потому гроза будет прикрытием от любопытных глаз. Спрятавшиеся по укрытиям шиноби не заметят, как Тора будет пытаться почувствовать связь со стихией в шаровой молнии. и изредка — касаться ее мощи.

— Своеобразные же у вас представления о подарках, Рей-сан, — пробормотал детеныш, усиленно концентрируясь на искрящемся шаре перед собой.

С другой стороны, конечно, приятно, что сятихоко, узнав о важности тринадцатилетия в кланах шиноби, решительно настроилась одарить по-родственному и в их стиле. Но если оружие и техники были нормальным подарком, то возможность обрести вторую стихию была практически бесценна с учетом сложности конкретно в его случае. Вода отказывалась уступать, подавляя и вбирая в себя все, было бы намного проще не будь Суйтон его основной стихией еще до договора с Рей-сан. А потому никакие обычные тренировки не могли помочь пробудить вторую стихию, далеко не все сенсоры вообще отмечали ее наличие. Мэдока-сенсей был одним из тех, кто не только знал о Райтоне, но и настаивал, чтобы Тобирама продолжал попытки.

— Уж лучше ты будешь пытаться овладеть молнией, чем сложишь голову в своих экспериментах, как только у тебя появится свободное время, — деланно небрежно отмахивался сенсор.

Резон в его словах все же был — всему, чему мог, Мэдока-сенсей его научил. Последнее время их тренировки были лишь оттачиванием контроля и осторожным, крайне осторожным расширением диапазона, что он мог спокойно тренировать без надзора, освободив тем сенсея от навязанного ученика. Сенсор освобождаться не спешил, напротив, количество тренировок возросло, съев часть времени, определенного для его личных исследований. Впрочем, Тобирама не жаловался — он снова оказался в тупике с техникой клонирования, потому как не мог увязать серию печатей так, чтобы поток используемой чакры был равномерен. Он подозревал, что в итоге ему придется нырнуть с головой в нестандартные печати, но пока оттягивал этот момент, зная, что вскоре Мэдока-сенсей все равно завершит его курс обучения, а значит, появится время.

— Сенсей, я начал изучение Райтона, — и наконец, в один из вечеров, когда после тренировок не хотелось шевелить ни единым мускулом, он продемонстрировал крошечную искорку между пальцами. После впечатляющих результатов с водой он был не просто разочарован — чуть ли не подавлен результатами, за что сначала получил подзатыльник от Рей-сан, потом взбучку от Карасумару-сана и прочувствованную лекцию от Нэдзукоры-сенсея.

— Что ж так мелко-то? — фыркнул мужчина, насмешливо улыбаясь. — Я уж думал все, сейчас будет тут гром и молнии, а ты искорку какую-то выдавил.

— Могу сначала вас утопить, а потом ткнуть этой искоркой, — сенсор не менялся. Даже зная, что тот не пытается его высмеять или унизить, Тобирама все равно раздражался на его замечания, пусть и понимал, что пока что результаты выглядят жалко. Наверное, правдивость и делала замечания обиднее. — Хотя лучше подожду, пока вы объявите меня закончившим обучение. Отпраздную.

— Не боишься так и не дождаться этого радостного события? — хохотнул Мэдока-сенсей, но Тобирама сразу уловил, что ни грамма веселья учитель не испытывал.

— В чем дело, сенсей? — кое-как заставив себя приподняться на локтях, он тихо выругался и развернулся к наставнику лицом. — Вы странно себя ведете сейчас, проводите тренировки, которую я могу проходить один, но при том увеличили число занятий. Я не понимаю, в чем целесообразность?

— В чем спрашиваешь? — учитель, напротив, рухнул на футон и уставился в потолок. — Ты ведь знаешь в чем самая соль обучения? Не только ученик внимает мудрости учителя, но и учитель набирается свежих взглядов и идей у ученика.

— Знаю, с детьми все время через это прохожу, — он пожал плечами и тут же охнул, упав на футон. Мамору-сенсей, конечно, настаивал, что истинного мастерства не достичь, если не повторить каждый удар десять тысяч раз, но у него, кажется, руки раньше отвалятся. — Они иногда такие связки приемов выдают, что впору новый стиль тайдзюцу придумывать.

— С детьми! — фыркнул уже куда веселее сенсор. — Сам-то давно вырос?

— Мне тринадцать, сенсей, — напомнил Тобирама, внутри на самом деле радуясь, что один из возрастных рубежей пройден. Он дожил до тринадцати, доказал, что у него хороший потенциал, и он старается его реализовать — есть чем гордиться!

— И то верно, — легкость, веселость сенсея неожиданно отступили, выпуская то, что шиноби обычно держал в себе даже на тренировках — смертоносного воина, кто видел и осязал слишком много смертей для каких-то двадцати с лишним лет. Серьезный взгляд, напряжение в позе — и Тобирама мгновенно насторожился в ответ. — Так ответь мне, как взрослый взрослому, куда ты ведешь наш клан, Тобирама?

— Куда веду клан? — озадаченно переспросил он, склонив голову. Жаль, что Рей-сан здесь нет, может она что-нибудь подсказала.

— К какой цели, если тебе такая постановка вопроса удобнее, — деланно пожал плечами учитель, не сводя с него глаз. — Для меня последние полгода были довольно продуктивными в плане размышлений, а наши тренировки позволил как следует изучить тебя и тех, с кем ты часто контактируешь. Поэтому, пожалуйста, давай минуем стадию, на которой ты изображаешь из себя дурачка, и перейдем к той, где ты говоришь серьезно.

— Как скажете, — сенсор может прочувствовать не только чакру, но и стихии, практически обнажая душу. И сенсей все время сидел рядом на тренировке, не только контролируя, как влияет на него выбранный радиус и диапазон чувств, но и сканируя его самого. Умно. Неожиданно. Бесполезно. — Веду в лучшее будущее.

— Не слишком ли амбициозно для мальчишки? — вроде усмехается, а взгляд становится жестче. До отца все равно далеко. И до Арэты-сама.

— Для сына главы клана — в самый раз.

— И откуда ж тебе известно, что для клана будет лучше? — все тот же едкий тон. — Не думаешь, что ошибаешься?

— Могу и ошибаться, — сбив тем настрой на скандал, Торью уставился в потолок. Потому что смешно. Потому что глупо. Потому что, даже зная его как облупленного, как казалось сенсею, тот всерьез решил, что Тобирама может не сомневаться в мечтах и планах? — Но так дальше продолжаться не может, сенсей, иначе мы станем историей через пару поколений.

— Ты осознаешь цену ошибки в вопросах такого уровня? — и все же есть преимущества общения с сенсором. Учитель по чакре определял правду и не задавал лишних вопросов, предпочитая вслушиваться в ее течение. То, что он мог им управлять на несколько более высоком уровне, чем ожидал сенсей, уже детали.

— Осознаю, вот только этот путь прокладываю не я, — вернее, не столько он, сколько все, кого он на это неблагодарное дело подвязал. — Таким составом ошибиться сложнее. Все еще возможно, но риски снижены.

— Юности свойственна самоуверенность, — пространно ответил учитель, и Тора горько усмехнулся. Для гражданских возраст сенсея все еще считается молодостью, но срок жизни шиноби настолько короче, что слова Мэдоки не кажутся ни в малейшей степени абсурдными. И от этого волком выть хочется.

— Зрелости свойственна косность, — инертность даже, когда чтобы развернуться в новом направлении нужно вдвое больше времени просто на то, что обдумать саму идею. — Потому и работать мы должны сообща, так же как учителя и ученики: служа общей цели, одни даруют опыт, другие — новые идеи.

— Ты ведь понимаешь, что в жизни ничто не будет так идеально? — это не звучало вопросом: ответ учитель уже знал. И все равно выразил некий уровень сочувствия бесполезному барахтанью в водопаде.

— Невозможность достичь цели — недостаточно веская причина, чтобы останавливаться.

Прозвучали слова резко, как будто камни рухнули — и выстроили между ними незримую стену. В следующий раз сенсей заговорил уже утром:

— Мне действительно больше нечему тебя учить. Если говорить честно, последние месяцы я скорее сам у тебя учился, изучая, как именно ты видишь мир, когда настраиваешься, стараясь вызвать соответствующие ощущения у себя, подстраивая чакру, — сенсей улыбался краешком рта. Ночной разговор явно дал ему пищу для размышления на следующие полгода, если не больше. — Ты можешь продолжать тренировки самостоятельно, но я прошу тебя помнить об осторожности и контролировать поток информации, поступающий при активной сенсорике.

— Разумеется, сенсей.

Ближе к концу весны он получил, наконец, официальное признание — одиночную миссию. Отец тихо ворчал, что ему повезло, что Узумаки успели закончить его новый хаппури, забитый сложнейшей из когда-либо виденных им печатей. Тонкая аккуратная вязь, но резкий и решительный почерк мастера фуиндзюцу, была призвана не только хранить часть его Ян-чакры, но и задействовать ее в подавлении Инь-чакры в случае резкого перекоса баланса Инь-Ян. Страховка от безумия с расчетом, что через несколько лет она ему будет не нужна. Подарок на тринадцатилетие, однако прибыл он несколько позже, он едва успел разобраться в принципах работы и заполнить хранилище очищенной Ян, как пришел заказ на миссию, будто идеально подходящей для него.

Куге просил телохранителя для младшей дочери на время морского путешествия по заливу Ванруда. Охота на девочку не велась, но в морских путешествиях всякое бывает, поэтому феодал решил нанять отряд самураев для защиты корабля от нападения и отдельно шиноби для защиты дочери. Среди требований-просьб был и приблизительный возраст, чтобы дочка не слишком активно пыталась от охраны убежать, все же ровесник вызывает хоть какой-то интерес, а вот на взрослых, битых жизнью воинов она уже насмотрелась.

— А зачем они вообще в залив этот собрались? — пока что было ясно лишь, что миссия будет долгой, больше одного шиноби нанять сочли излишним, и преимущественным требованием были возраст и сродство с водой. Последнее — исключительно исходя из здравого смысла, корабль есть корабль, суйтонщик там много полезнее и сильнее дотонщика и тем более катонщика, хотя фуутон тоже был бы полезен.

— Дети заказчика захотели посмотреть на пустующие острова на северо-востоке, те, что определяют границы океана Исуго, — отец впервые в жизни решил проконтролировать его сборы, а заодно ответить на некоторые вопросы. — Старший сын справится с защитой самостоятельно, мечник, самурай-подмастерье. Наши аналитики подозревают, что тебя наняли не столько телохранителем, сколько нянькой, чтобы химе не утонула, свалившись по недосмотру за борт. Иначе наняли бы несколько человек на круглосуточную охрану, а так — ночи у тебя свободны для отдыха, подстроишься под ее режим дня. Потому не слишком беспокойся, миссия, конечно, долгая, пару месяцев минимум, но обещает быть спокойной. До заказчика тебя проводят, есть миссия, подходящая по маршруту, дальше сам справишься. Не опозорь клан!

— Никогда, отец.

На самый крайний случай Рей-сан готова вмешаться, но он все равно волновался, как перед самой первой миссией. И то, чем она в итоге обернулась, ничуть не облегчали его ношу сейчас. Однако на борт корабля он поднялся со спокойным выражением лица, нейтрально поприветствовал охрану и всем видом выражал непоколебимую уверенность в своих силах. А вот сятихоко была неспокойна:

— Что-то не так с этим кораблем, Тора, — хрипло выговаривала она, когда они еще только приближались к нему. — Я не чувствую угрозы, но там есть кто-то из порождений изнанки. Будь настороже!

А теперь он шел по кораблю, буквально кричащему о роскоши и богатстве его владельцев, настороженный и ищущий следы ёкаев в каждой тени. И без того очевидно, что такое судно непременно станет целью всех окрестных пиратов номер один, так еще и с демонами возиться? Он на это не подписывался, так что первым же делом после знакомства с подопечной он попросит Рей-сан найти источник их общего беспокойства и либо договориться о не вмешательстве, либо изгонит его куда подальше. Но сначала — знакомство.

— Господин, позвольте сообщить: шиноби прибыл, — слуга говорил и кланялся так, словно тоже был феодалом, просто менее знатным. Тень за золотистой ширмой шевельнулась.

— Оставь нас, — вышколенный слуга ни единым жестом не выразил удивления из-за желания господина остаться один на один с убийцей-из-тени. Поклонился и вышел, словно ему все равно, что его хозяину могут перерезать глотку быстрее, чем он моргнет.

Как только слуга покинул каюту и закрыл за собой дверь, тень за ширмой снова шевельнулась: господин явно желал выйти из-за нее и познакомиться, так сказать, лицом к лицу. Интересно, зачем он вообще сел за нее в таком случае? Высокий, молодой, хорошо сложенный, даже под всеми этими слоями шелка видно, что мужчина тренирован. Гордая осанка, светлого оттенка глаза, то ли голубые, то ли серые, правильные, черты лица и длинные серебристые волосы, собранные сзади, дополняли образ молодого человека из высшей знати. Слишком высокородного. Слишком идеально выглядящего. И подозрительно уверено смотревшего туда, где вообще-то никто никого видеть не должен.

— Рад видеть тебя снова, Рей, — изумленный Тобирама перевел взгляд на сятихоко, которую, оказывается, не только видят, но и знают, и опешил еще больше, глядя на слезы, стекающими хрустальными капельками по тигриной морде.

— Сио-нии-сан… — а он полагал, что удивиться еще больше физически невозможно.