Потерян и не найден (гет)

Северус вложил в заклинание всю боль от увиденного в чужой памяти. Он давно знал, что существуют вещи, о которых лучше не знать, но при виде мечтательно улыбающегося Поттера не сдержался. Чужие воспоминания ярким потоком хлынули в сознание Северуса — и было ясно, что это воспоминания, а не мечты! Теперь враг истекал кровью у его ног в полутемном коридоре.

Часть Северуса кричала, что нельзя так просто стоять, надо что-то делать, быть может, позвать мадам Помфри. Но он продолжал смотреть на алые ручейки. Кровь… Северус даже не подозревал, что ее так много в человеке. Надо просто подождать полчаса, и враг уже никогда не встанет, не обнимет Лили и не будет с ней… Может быть, усовершенствовать заклинание, чтобы жертва умирала в сознании, полностью понимая, что происходит?

Кровь продолжала течь.

И больше он никогда не услышит ненавистное «Нюниус».

И Лили больше не сможет целовать Поттера.

Северус внезапно представил лицо Лили, когда она узнает о том, что он сделал. Нет, она не начнет его уважать, наоборот — никогда не простит ему убийство возлюбленного.

А еще — два года назад Поттер спас ему жизнь, рискуя собой. «Он спасал своих дружков!» — кричал внутренний голос. Может быть, но всё же Поттер добровольно вошел в подземный ход к оборотню, тащил оттуда оторопевшего от ужаса Северуса… Северус еще помнил мелькнувшее у него тогда теплое чувство благодарности.

Чаша весов, склонившись на сторону добра, уже не могла остановиться.

Северус вздохнул и вновь поднял палочку:

— Вулнера санентур, — прошептал он. — Вулнера санентур…

Поздно вечером, глядя в темноте на изнанку своего полога, Северус вновь перебирал памяти события сегодняшнего вечера.

Едва он успел залечить раны, которые сам же нанес, как услышал топот со стороны главной лестницы. Шарахнувшись в сторону, Северус спрятался за гобеленом в проходе, ведущем к подземельям. Теперь он не мог ничего не видеть, но слышал все, что происходило возле Поттера.

Два крика слились в один:

— Джеймс!

— Сохатый!

Северус до боли сжал кулаки, не давая воли эмоциям. Он только что сделал выбор: пусть Лили будет счастлива. Он сам так решил.

Вот только никогда он не слышал, чтобы Лили так переживала за него.

— Джеймс, что с тобой? Ты ранен? О боже, что это? — голос Лили сорвался.

Она любит его, с горечью осознал Северус. И реагирует, как должен реагировать любящий человек. Он, Северус, тоже кричал бы, увидев Лили в луже крови. И навсегда возненавидел бы того, кто сотворил такое.

— Вроде кровь не течет, — это уже голос Люпина. — Люмос!

Снова вскрик нескольких голосов.

Северус догадался, что они увидели следы от ран, которые теперь покрывали лицо и тело Поттера. Да, не такой он сейчас красавчик, с располосованной физиономией.

— Похоже, что раны уже залечили… — несколько растеряно произнесла Лили. — Джеймс?

Последний вскрик отличался от предыдущих. Почти сразу Северус понял, в чем дело:

— Что… — прохрипел Поттер.

— Как ты себя чувствуешь?

— Больно… и слабость…

— Неудивительно, столько крови потерял! — это уже Блэк. — Сохатый, дружище, потерпи. Сейчас мы доставим тебя в Больничное крыло.

Возникла пауза, во время которой Северус тщетно пытался понять, что происходит. Голос Поттера упал до шепота.

— Джеймс, надо к мадам Помфри! Мне кажется, с тобой всё в порядке, но пусть она посмотрит! И надо обработать раны бадьяном, чтобы шрамов не было, и выпить кровевосполняющее. Пожалуйста, Джеймс. Не упрямься, — голос Лили звучал совсем рядом.

Северус закусил губу. От ревности гудело в ушах, а в глазах стали закипать предательские слезы.

— Да подождет твой Дамблдор! — резко сказал Люпин. — К мадам Помфри сначала, а потом хоть к министру магии иди!

Насколько Северус мог судить, друзья все-таки убедили Поттера обратиться к целительнице Хогвартса.

И только сейчас Северус задумался, какие последствия этот случай мог иметь лично для него.

На следующий день выяснилось, что волновался он не напрасно. После завтрака его вызвали к Слизнорту, где уже сидели суровая МакГонагалл и встревоженный Дамблдор.

— Мистер Снейп, — Слизнорт попытался говорить мягко, но голос срывался. — Нам стало известно, что вчера вечером вы применили очень плохое заклинание к Джеймсу Поттеру. К счастью, друзья вовремя нашли его и доставили в Больничное крыло. Мы не успели точно выяснить, что это было за заклинание, но очевидно, что вы использовали, — Слизнорт заколебался и совсем тихо произнес: — темную магию.

Еще вчера Северус решил не лгать в ответе на прямые вопросы — в такой ситуации учителя имеют право проверить палочку ученика при помощи «Приори Инкантатем». Но рассказывать он тоже ничего не собирался.

— Ну же, Снейп, — не дождавшись ответа, произнесла МакГонагалл. — Вы можете как-то прокомментировать слова профессора Слизнорта?

— Нет, — глухо отозвался Северус.

Интересно, кто из них троих так настойчиво пробивается в его сознание?

— То есть вы признаете, что пытались смертельно ранить мистера Поттера?

Признаваться не хотелось, отпираться было бессмысленно. Постаравшись принять как можно более бесстрастный вид, Северус продолжал молчать.

— Мистер Снейп, расскажите, как было дело, — вмешался Дамблдор. — Мистер Поттер сказал, что на него напали именно вы. Ваша взаимная неприязнь известна всей школе, но никогда еще не доходило до прямой угрозы жизни.

— О, в самом деле? — не сдержался Северус. — Оборотни, значит, угрозой для жизни не считаются? Или жизнь слизеринца менее ценна, чем гриффиндорца?

— Мистер Снейп! — хором воскликнули Слизнорт и МакГонагалл. Дамблдор молчал.

Вновь повисла пауза.

— Мистер Снейп, вы использовали против мистера Поттера режущее заклинание? — спросил Дамблдор.

— Да, — выдавил из себя Северус, глядя в стену.

— Зачем?

— Сами же сказали про неприязнь, — Северус чувствовал, будто шагает в пропасть.

МакГонагалл возмущенно втянула воздух, крылья ее носа затрепетали.

— Друзья мистера Поттера утверждают, что нашли его без сознания, в луже крови, однако раны уже не кровоточили, — продолжал Дамблдор, пристально глядя на Северуса. — Мадам Помфри сомневается, что такое кровотечение могло остановиться самостоятельно. Более того, многие раны успели полностью затянуться. Похоже, кто-то лечил мистера Поттера, но, услышав шаги, сбежал. Мистер Снейп, вы знаете, кто это был?

К своему стыду, Северус был рад возможности оправдаться:

— Это был я.

— Я правильно понимаю, что вы применили против мистера Поттера темное заклинание, очевидно, желая ему смерти, но потом изменили свое решение? — спокойно спросил Дамблдор.

МакГонагалл с огромной неприязнью смотрела на Северуса, а Слизнорт, похоже, не знал, куда деваться.

— Да, — выдавил из себя Северус.

Тишина стала вязкой.

— Что ж… — Дамблдор обернулся к Слизнорту. — Гораций, как декан факультета, займитесь, пожалуйста, вопросом о наказании этого студента. Вы, конечно, знаете, что за применение темной магии в стенах школы полагается исключение, — сердце Северуса упало, — но мистер Снейп сам залечил раны. Я полагаю это серьезным смягчающим обстоятельством. К тому же до окончания седьмого курса осталось так немного… И пока вы продумываете меру наказания, будьте добры, оставьте нас с Северусом наедине. Минерва, благодарю вас за помощь. Как видите, расследование нападения на вашего студента не затянулось.

Слизнорт вышел, а профессор МакГонагалл задержалась в дверях:

— Альбус, могу я быть уверена, что Снейп будет наказан со всей строгостью?

— Это не мне решать, Минерва, — мягко напомнил Дамблдор. — Однако мне хотелось бы думать, что профессор Слизнорт учтет все факторы…

— Но темная магия, Альбус! Смертельно опасная ситуация!

Северус вспыхнул и сцепил зубы, понимая, что сейчас скажет профессору трансфигурации какую-нибудь грубость. К своему удивлению, он нашел поддержку у директора:

— Смертельно опасная ситуация, которая разрешилась благополучно. Причем, замечу вам, не в результате простого везения. Как нам напомнил мистер Снейп, мы уже видели подобное. Необходимо учесть все обстоятельства, — негромко, но веско повторил Дамблдор.

МакГонагалл, поджав губы, вышла из кабинета.

Северус с опаской взглянул на Дамблдора. Тот смотрел на него спокойно, немного печально и неприятно понимающе.

— Мистер Снейп, скажите, что это было за заклинание? Мадам Помфри сказала, что никогда не видела подобного, да и я, признаться, затрудняюсь с определением.

Назойливая легилименция раздражала.

— Это я его изобрел, сэр, — стараясь говорить вежливо, произнес Северус. — Как и контрзаклятие.

Дамблдор грустно улыбнулся:

— Очень жаль, Северус, что первое заклятие, которое ты изобрел, оказалось темным. Но меня не может не радовать, что ты подумал и о светлой стороне. Я разговаривал с профессором Слизнортом, — внезапно переменил тему Дамблдор, — он отзывается о тебе как о юноше, не лишенном зельварческого таланта. Тебе нравится зельеварение?

— Д-да, очень, — произнес Северус, немного шокированный сменой темы. Подумав, он добавил: — Сэр.

— А кто обучал тебя ментальной магии?

— Моя мама, сэр. Она волшебница из рода Принц, — зачем-то добавил Северус.

Дамблдор покивал головой, как будто в подтверждение какой-то своей мысли.

— Ты уже решил, чем займешься после школы?

— Да, сэр! — Северус дерзко посмотрел на директора. — Надеюсь устроиться туда, где мои способности будут ценить.

Дамблдор тяжело вздохнул.

— Ну что ж, Северус… Какой бы ты не выбрал путь, помни, что тот, кто ищет помощи, всегда найдет её в Хогвартсе.

Директор поднялся из-за стола:

— Сейчас я приглашу вашего декана. Он озвучит вам наказание. До свидания, мистер Снейп. Надеюсь, что нам больше не придется разговаривать по столь печальным поводам.

— Д-до свидания, — выговорил Северус, глядя вслед Дамблдору и машинально вставая при виде входящего Слизнорта.

Получив месяц отработок у Филча, Северус подумал, что весьма легко отделался.

К удивлению Северуса, мести со стороны гриффиндорцев не последовало. Мародерская компания жила своей жизнью, полностью игнорируя слизеринцев. Привыкнув к постоянным стычкам, Северус готов был заподозрить неладное.

Тем временем надвигались выпускные экзамены. В середине февраля преподаватели выдали списки экзаменационных вопросов, которые охватывали весь школьный курс. Подготовка к ЖАБА отнимала все время, хотя когда отработки закончились, стало полегче. При этом на уроках им постоянно давали новые темы, которые тоже требовалось осваивать и закреплять. Весь седьмой курс стонал от нагрузок, но Северус радовался и глубже зарывался в книги. Учить, отрабатывать, рассчитывать, запоминать — чтобы получить работу в Отделе тайн, нужны высшие баллы. И не думать, не вспоминать о девушке, которая два года назад готовилась к СОВ рядом с ним. Северус вытеснял мысли о Лили весь день, но она приходила к нему во сне.

В конце марта ученики Хогвартса стали свидетелями, как гриффиндорцы отмечают день рождения Поттера. Тот ходил в окружении друзей и поклонников, принимая поздравления и невыносимо довольный собой, а Лили держала за его руку и смотрела с такой гордостью, как будто он стал по меньшей мере министром магии. Северус отворачивался, завидев их, и изо всех сил старался не думать, как Лили поздравит Поттера наедине. Он готов был нарваться на стычку, но удерживался, понимая, что и так балансирует на грани исключения. А Поттер… тот просто смотрел сквозь Северуса, как будто это был неодушевленный предмет. Никто в здравом уме ведь не станет презирать стул или ревновать к нему любимую девушку? Лили вела себя так же, лишь с той разницей, что изредка Северус всё же ловил на себе ее взгляд, полыхающий самой настоящей ненавистью.

В начале Пасхальных каникул Лили вдруг исчезла. Вначале Северус не придал значения тому, что Лили не пришла на обед — в конце концов, они могли просто разминуться. Но потом она не появилась на ужине, и на следующий день Северус ее тоже не видел, при этом Мародеры присутствовали в полном составе. Северус терялся в догадках и уже готов был послать записку Люпину, но вскоре все объяснило письмо матери:

В Коукворте на днях был ужасный случай, — писала Эйлин. — В одном из домов на Дьюк-стрит случился пожар. Ветром огонь перекинуло на соседние участки. Пострадало очень много людей, некоторые погибли. Насколько я знаю, родители девочки, которая учится с тобой на одном курсе, тоже погибли.

У Северуса задрожали руки, и он уронил пергамент. Он почти не знал Эвансов, но Лили, несчастная Лили представилась ему! Она очень привязана к родителям, и как ей больно потерять сразу обоих!

Лили появилась в последний день каникул — побледневшая, похудевшая. Поттер не отходил от нее ни на шаг, и Северус не смел подойти, чтобы выразить соболезнования. Но время шло, напряженная подготовка к экзаменам заставляла забыть обо всем остальном, и к концу семестра Лили вновь начала улыбаться.

* * *

— Я даже не знаю, от чего мне больнее, — говорила Лили, забившись в угол общей гостиной. — Я едва успела прийти в себя от того, что Снейп оказался способным на такое… А тут родители… И под конец сестра добила: у нее, мол, скоро свадьба, но она не считает нужным меня приглашать, так как там соберутся исключительно нормальные люди… Но при этом, — Лили хмыкнула, — Петунья все-таки считает нужным, чтобы я познакомилась с ее Верноном.

Ремус сочувственно глядел на нее. Все-таки Сохатый, несмотря на все его достоинства, порой проявляет чудеса бесчувственности. Он пытается развеселить Лили, когда она старается просто не плакать.

— Сестра пригласила тебя в гости? — спросил Ремус.

— Пока не знаю. Может быть, встретимся в ресторане. Я в любом случае пойду с Джеймсом, даже если Петунье это не понравится.

Несмотря на хорошую погоду, общая гостиная была полна учеников. Джеймс и Сириус ушли на тренировку — финал кубка школы по квиддичу был не за горами, — а Лили с Ремусом пытались готовиться к экзаменам.

— Когда я поступила в Хогвартс, мне казалось, что я попала в сказку. А теперь я вижу, что сказка страшная… Пожиратели Смерти творят черт знает что… Спасти родителей я не смогла… Да еще и двух близких друзей потеряла…

В ответ на вопросительный взгляд Ремуса Лили пояснила:

— Петунья и Снейп. С Петуньей мы рассорились раньше — из-за того, что я волшебница, а она нет. А про Снейпа ты сам все знаешь.

Лили вздохнула:

— Мне кажется, я уже давно не обманываюсь на его счет. Но каждый раз как ножом по сердцу: сначала — что он Пожиратель Смерти, потом — вот это заклинание против Джеймса. Ведь он чуть не убил его! Я вообще не понимаю, каким чудом Сохатый выжил!

Ремус пододвинулся ближе:

— Я кое-что знаю об этом — случайно услышал разговор Помфри и МакГонагалл. Они заметили меня и попросили никому не говорить, поэтому я молчал. Но раз ты так переживаешь… Да, это действительно Снейп проклял Джеймса никому неизвестным заклинанием. Вроде как сам его создал — это Дамблдор так считает. Но потом опомнился и залечил раны.

Лили не поверила своим ушам:

— Он сам? Сам вылечил Джеймса?

— Ну да. Если бы не это, то никто бы уже не помог — ведь контрзаклятье тоже неизвестно.

Лили очень хотела, чтобы ее бывший друг оказался лучше, чем она уже привыкла о нем думать.

— Надо об этом и Джеймсу сказать!

— Он в курсе — тоже слышал этот разговор, правда, не весь. Но основное он понял. А как ты думаешь, почему он не кинулся драться со Снейпом на следующий же день после выписки?

Лили слабо улыбнулась:

— Я, кстати, задавалась этим вопросом. А Снейп… Я же его с девяти лет знаю! В детстве он был одиноким, несчастным — но не жестоким. Правда, Ремус, в нем не было злобы. Он был равнодушен к другим людям и их страданиям — но и только. Меня обижало, что он не испытывает сочувствия к Петунье, но он ведь и зла ей не желал! Как же он мог стать таким? Видимо, влияние слизеринцев, этого ужасного Мальсибера и других. Зачем он вообще с ними дружит?

Ремус не ответил. Он прекрасно понимал, что значит обрести друзей после долгих лет одиночества, и знал, на сколько недостатков этих друзей можно закрыть глаза.

— Ты скучаешь по нему, — утвердительно произнес он.

Лили кивнула:

— Только не говори Джеймсу, он не поймет. Мне действительно не хватает той дружбы, но я не смогу дружить с Пожирателем Смерти. Да и он не станет со мной дружить — они с Джеймсом и минуты рядом не продержатся. Наверное, я просто глупая, что цепляюсь за прошлое.

— Раны заживают, даже самые болезненные.

Ремус знал, о чем говорил — два года назад у него умерла мама.

— И я думаю, когда-нибудь ты помиришься с сестрой. А может быть, и с Северусом.

Лили знала, что на самом деле он так не думает. Но это было то, что она жаждала услышать и чего не догадывался сказать Джеймс.

* * *

А сам Джеймс Поттер наслаждался последними неделями в стенах Хогвартса. Он не рассказывал об этом даже Бродяге, но пережитая близость смерти что-то изменила в нем. Ему больше не хотелось тратить драгоценные минуты жизни на издевательства над Нюнчиком — уж лучше в это время целовать Лили. Да и издеваться, по правде говоря, тоже уже не хотелось. Он стал понимать, как должен был чувствовать себя Снейп после случая с Гремучей ивой. Ненависть и ярость за попытку убить, — и благодарность за спасение жизни.

Когда-то Снейп вызывал у Джеймса лишь презрительную усмешку: некрасивый и затюканый, он составлял яркий контраст Поттеру и Блэку. К тому же от него исходил такой сладкий, такой манящий запах жертвы, что удержаться от насмешек было невозможно. О, Нюнчик пытался противостоять — на первом курсе он знал больше темных заклинаний, чем половина старшекурсников. Джеймс, воспитанный в неприязни к темной магии, воспринял это как личный вызов. На четвертом курсе вражда приняла новый оборот. Джеймс из кожи вон лез, чтобы показать, как он хорош, просто лучший парень в этой школе! Но Лили продолжала дружить с жалким грязным Нюниусом — и презрение превращалось в ненависть, а издевательства становились всё более изощренными. Именно тогда Джеймс неосознанно стал принимать Нюнчика как равного соперника. Ревность туманила разум при виде Лили, идущей рядом с Нюниусом в школьном коридоре, сидящей с ним за одной партой на зельеварении, слушающей его рассказы. В те минуты Джеймс думал, что способен на убийство. Но как оказалось, нет. Что-то дрогнуло в душе, когда Джеймс узнал, что Снейп идет навстречу оборотню, не подозревая об опасности. Чтобы не говорил потом Снейп, первым побуждением Джеймса было спасти жизнь ненавистного Нюниуса… да нет, не Нюниуса — человека. Хотя позже, глядя на их прогулки с Лили у вечернего озера, Джеймс готов был пожалеть о своем человеколюбии. Единственное, что радовало — тайну Лунатика и роль Бродяги в произошедшем удалось сохранить в тайне, в то время как слухи о чудесном спасении слизеринца Поттером поползли по факультету. Тогда же Джеймс услышал в коридоре разговор когтевранских однокурсниц о Снейпе:

— А он стал ничего. Помнишь, раньше был мелким, чумазым, даже смотреть противно было? А теперь как вырос! И лицо стало такое… интересное…

— А главное, мыться научился! — подхватила вторая девушка, и все покатились со смеху. Джеймс, идя позади них, усмехнулся.

— Ну и это тоже, — не стала спорить первая. — Хотя он и раньше не вонял, просто выглядел как-то… как-то фу. Но если бы я не помнила, каким он был пару лет назад, я бы, может, и влюбилась…

— Кхм… Думаешь, Эванс его разглядит? Она с ним столько лет гуляет, но что-то я не замечала у них амурных отношений.

— Ой, да ну, — поморщилась третья. — Он же нищий. Я бы никогда не стала встречаться с парнем, у которого даже одежда подержанная. Чего от него на свидании-то ждать, прогулку по улице? Поттер или Блэк с Гриффиндора куда как лучше.

Последнего вывода Джеймс уже не слышал. При мысли, что девушки, оказывается, могут считать Нюнчика привлекательным, а значит, так может думать и Лили, у него болела голова, а руки дрожали и сами тянулись к волшебной палочке.

«Доказать, что он ничтожество… — стучало в висках у Джеймса. — Доказать Лили, что он ничтожество…».

Это было накануне СОВ по защите от темных искусств.

И вот уже несколько месяцев Джеймс торжествовал. Он встречается с самой красивой девушкой, о которой мечтал столько лет. Она с ним, только с ним и никаких Нюниусов на горизонте! А уж после режущего проклятия Лили всерьез возненавидела бывшего друга. Может ли существовать более весомое доказательство ее любви? Джеймс таял от нежности, глядя, как вспыхивают искорки ненависти в глазах Лили, стоит ей завидеть Снейпа. Сам он на давнего противника даже не смотрел. Победитель может себе позволить быть милосердным.