Кровные узы (гет)

Из беспокойного сна Скорпиуса выдернул топот ног и громкий стук захлопывающейся двери. Наплевав на пульсирующую головную боль, сдавившую виски, он стремительно поднялся и резко, — но не достаточно, — раздëрнул полог кровати: комната уже была пуста.

Не успел.

Юноша обречëнно упал обратно на белоснежные простыни и только тогда позволил себе сморщиться от неприятной пульсации в голове. Не стоило отмечать успешную операцию по падению Джеймса Поттера и Гриффиндора посреди учебной недели. Или вообще не стоило отмечать такое. А может, и устраивать всё это было не нужно?

Чёрт.

Голова разболелась пуще прежнего, и Скорпиус мучительно застонал, зарывшись лицом в подушку. Но мыслей было слишком много, и с каждой мигрень только усиливалась, и он не выдержал. Превозмогая боль, он откинул с себя одеяло и резко слез с кровати, не позволяя себе слишком много думать. На автомате запрыгнул в спортивные штаны и накинул толстовку прямо на голый торс так быстро, что даже не успел почувствовать холод промёрзлых сырых подземелий. Скользнул взглядом по небрежно заправленной кровати Ала, его письменному столу, пустому, как и вчера вечером, с разницей лишь в отсутствующей сумке, которая, определённо, была, когда Малфой вернулся в комнату из факультетской гостиной.

Интересно, Альбус хотя бы ночевал в их с другом общей спальне? Когда Серена увела Скорпиуса из третьего хранилища, где продолжала разворачиваться драма, тот был подавлен и разозлён на самого себя за всё, что натворил. Он корил себя за каждую грубую или ехидную фразочку, которую когда-либо говорил Джеймсу и Лили, за все подлости, которые совершал, был готов простить Джеймсу даже его поступок по отношению к Серене, простить всё, лишь бы это закончилось, лишь бы Альбус не отвернулся от него, лишь бы Лили Поттер продолжала окидывать его насмешливым взглядом вместо презрительного. Но он уже успел совершить всё это и отменить своих поступков не мог, хотя грешным делом задумался, а не раздобыть ли ему «Маховик времени», чтобы исправить совершённое?

В гостиной к их появлению уже собрались представители всех курсов, и его сообщники в красках рассказывали им о случившемся, показывали колдографии и хохотали над глупыми и испуганными лицами гриффиндорцев, которые подверглись нападению боггартов. Скорпиуса встретили как героя, и он даже не успел воспротивиться, как его подхватили за руки и ноги и стали покачивать и подбрасывать вверх в свете тусклой лампы, скандируя его имя. И он даже сумел забыть уничижительные взгляды Поттеров и проигнорировал осуждающий взгляд сестры, которая стояла в стороне, скрестив руки на груди. Чувство эйфории от своего триумфа захватило его и заставляло торжественно улюлюкать и смеяться от счастья вместе со всеми. Чествование Малфоя плавно перетекло в шумную вечеринку с алкоголем, пьяными танцами и забавными истриями о случившемся. Празднуя, Скорпиус мысленно приободрился: он знал, что всё это ещё можно исправить, он найдёт нужные слова, чтобы хотя бы Альбус понял его и простил. Он был уверен, что сумеет вернуть доверие друга.

Но Альбус так и не появился в гостиной. Пьяный и угнетённый, Малфой завалился в комнату, едва соображая, что происходит вокруг, и тут же отправился спать. И на утро его ждали последствия: жуткое похмелье, чувство вины, накрывшее с новой силой, и всё более призрачная надежда на то, что Ал простит его.

Стук в дверь не принёс плодов: за ней стояла тишина, что окутала собой всё хогвартское подземелье. Скорпиус предпринял ещё одну попытку, но и она не увенчалась успехом. Едва он занёс руку для третьей — за дверью послышались приглушённые шаги, и через мгновение на пороге появился недовольный Маркус.

— Ты издеваешься? — мрачно осведомился он, прислонившись плечом к косяку. — Время видел?

— Время «Антипохмельного»! — как можно более жизнерадостно — чтобы побесить недовольного Забини — выпалил Малфой, заговорщически поигрывая пальчиками.

Маркус обречённо закатил глаза и подарил раннему гостю всецело ненавидящий взгляд.

— У меня закончилось, — процедил он и приготовился захлопнуть дверь прямо перед малфоевским носом. — Спроси у Доминик, она забрала у меня последнее.

— Да твою ж...

Скорпиус остался в коридоре в одиночестве и, пересыпая своё бурчание проклятиями, поплёлся в женское крыло. Остановившись напротив нужной комнаты, он громко забарабанил в дверь, не заботясь о том, что может перебудить всё слизеринское общежитие и вызвать гнев не только Королевы, но и подавляющей части своих сокурсников. Шаги послышались сразу же, и он запоздало сообразил, что дверь ему может открыть вовсе не Доминик, а...

— Скорпиус? — тонкие брови Бефаны взлетели вверх, делая её похожей на мелкую курносую собачку, и парень обречённо вздохнул. Только этого ему не хватало. — Что ты здесь делаешь?

— Вообще-то я к Доминик, — он решил сразу обозначить цель своего визита.

Нотт тут же изменилась в лице. Она недовольно хмыкнула и вальяжно прикоснулась к дверному косяку, поведя при этом плечом, отчего тоненькая лямка её ярко-розового пеньюара скользнула вниз по смуглой руке. Скорпиус напряжённо сглотнул, наблюдая за её прищуренным взглядом, лишь бы не смотреть на едва прикрытые ноги и обнажённое острое плечо.

— Её нет, — резко ответила Бефф и со злым превосходством добавила:

— Она вообще не ночевала здесь сегодня.

— А, ясно, — как можно равнодушнее отмахнулся Малфой и попятился назад. — Тогда зайду попозже.

— Можешь подождать её внутри, — она дёрнула головой в сторону комнаты и кокетливо прошлась потемневшими глазами по его едва прикрытому толстовкой прессу.

Скорпиус судорожно перевёл дыхание и с силой впился ногтями в ладони.

Карма что, решила пройтись по нему в облике Бефаны Нотт?!

— Да нет, не стоит, — нервно проговорил он. — Не буду тебе мешать...

— Ты не помешаешь.

— И всё-таки...

— Какого чёрта? — послышался усталый голос слева от них, и Бефана и Скорпиус синхронно обернулись к медленно приближающейся к двери Доминик.

— Я хотел попросить у тебя «Антипохмельное»! — с готовностью воскликнул Малфой и поморщился, когда головная боль, о которой во время разговора с Бефф он успел забыть, снова дала о себе знать.

Доминик одарила его взглядом, которому позавидовал бы и Маркус, и небрежно пихнула парня плечом в сторону, когда подходила к комнате. Бефана пропустила её вперёд и сама, бросив последний вожделеющий взгляд на Скорпиуса, скрылась внутри.

— Ну Уизли, тебе жалко что ли? — возмутился Малфой и вновь сморщился.

Через несколько минут, когда он уже отчаялся, дверь снова распахнулась, и Доминик с недовольным выражением лица протянула ему склянку с зельем. Скорпиус тотчас схватился за спасительную микстуру и, пока девушка снова не скрылась в спальне, как бы невзначай спросил:

— А где это мы ночуем, если не в своей постели и не в постели своего бойфренда?

— Не твоё дело, — бросила Доминик и, наблюдая за его по-идиотски улыбающейся физиономией, добавила:

— Мартышка-переросток.

И дверь за ней снова с грохотом захлопнулась, оставив Скорпиуса возмущаться в одиночестве.

К завтраку юноша был уже свеж, полон сил и планов, как он поговорит с Альбусом и как тот простит его. В прекрасном расположении духа он переступил порог Большого зала одним из первых и с аппетитом принялся поглощать порцию жирной глазуньи с беконом и тостами. Однако с каждым вошедшим в зал студентом, которым был не Ал и даже не Лили, с каждой дурацкой шуткой кого-то из слизеринцев настроение его всё падало.

И стало только хуже, когда Альбус таки показался в Большом зале. Скорпиус смотрел на него немигающим взглядом, но тот не спешил подходить: застыл у самого входа и так же продолжительно смотрел в ответ. Презрительно, — определил Малфой, и это вызвало внутри непреодолимую тоску. А когда вслед за ним в зале показались его брат и сестра, и Лили окинула Скорпиуса ненавидящим взглядом, вся решимость и вера испарились окончательно, оставив внутри осадок отчаяния и безнадёжности. Альбус отвёл взгляд от друга и прошёл к гриффиндорскому столу вместе с Лили, что теперь подчёркнуто не смотрела на слизеринский, и Джеймсом, который, казалось, до сих пор пребывал в прострации и даже не подумал кинуть ни единого взгляда на виновника своих злоключений.

Скорпиус ещё долго буравил взглядом их затылки и, не выдержав, со звоном откинул вилку на тарелку и поспешно покинул помещение, игнорируя многочисленные взгляды. Весь первый урок он не находил себе места, сидел как на иголках и кидал взгляд на часы в надежде на то, что пара скорее закончится. Он несколько раз поменял своё решение подходить к Альбусу или нет, сотни раз прокрутил предположительный разговор в голове. И как только прозвенел долгожданный звон колокола, подорвался с места и покинул аудиторию, намереваясь запереться в комнате и лежать там до тех пор, пока проблема не решит сама себя. Но далеко уйти ему не удалось: на выходе его грубо схватили за предплечье и, впившись в него ярко-красными острыми ногтями, потащили в сторону от всех. Скорпиус и возмутиться не успел, когда Деметрия резко развернула его к себе и вперила свой настойчивый взгляд в его растерянный.

— Какого чёрта, Забини?!

— Если хоть заикнёшься о том, что я тоже участвовала в твоём плане, и это дойдёт до Ала — все узнают о том, что это ты в прошлом году у...

— Тш-тш-тшшш... — Малфой поспешил закрыть ладонью её рот и нервно обернулся, проверяя, не услышал ли их кто.

Деметрия в долгу не осталась и цапнула его руку зубами. Скорпиус взвыл от боли и отдернул ладонь, прижимая укушенный палец к груди.

— Ты совсем ненормальная?! — громким шёпотом выпалил парень. — А если ты меня бешенством заразила?!

— Ты меня понял? — Забини опасно сверкнула глазами, взмахнула копной кудрявых блестящих волос и, цокая каблуками, эффектной походкой удалилась.

— Вот же стерва, — обиженно выплюнул ей вслед Малфой и, забывшись, поплëлся в направлении кабинета Заклинаний, а мысль о прогуле снова всплыла лишь после того, как профессор Локонс уже ворвалась в кабинет к шестикурсникам.

Он едва пережил этот урок: матерился и скалился про себя, когда кто-то начинал слишком уж умничать, таким образом несколько раз обозвал Розу Уизли заучкой, мысленно нарисовал рожки на голове Хелены Причард и расстрелял Джеральда Фоули из гипотетического пистолета за крайнюю степень глупости — он был единственным в своëм экземпляре.

Оказавшись, наконец, в спальне, он без сил упал лицом в привычно незаправленную кровать и пролежал так до тех пор, пока не услышал, как кто-то дëргает ручку двери снаружи. Он резко подорвался и сел на месте, тотчас столкнувшись с недовольным взглядом Альбуса. Тот прошёл к столу и скинул учебную сумку, повесив её на спинку стула, и так и стоял спиной к Скорпиусу, пока он не решился заговорить:

— Я знаю, что поступил как последний конченый...

— Мудак, — закончил за него Ал и таки обернулся.

На его лице застыла лёгкая полуулыбка, и на миг Малфой позволил себе усмехнуться, подумав, что друг уже простил его, и стоило только покаяться. Но взгляд Альбуса — разочарованный и потухший — твердил обратное. Скорпиус сглотнул колючий ком, сдавивший горло, и позволил себе короткий болезненный вздох.

— Я знаю, Ал, я знаю, что не следовало так поступать! — на эмоциях он подскочил с кровати и сделал несколько шагов в направлении друга. — Просто твой брат выбесил меня, и я отключил мозги! И вообще я всё это не один делал...

Альбус издал злой смешок и покачал головой.

— В этом весь ты: как бы ни накосячил — продолжаешь обвинять других, снимать с себя ответственность, оправдываться...

— Но я правда не думал, что всë выйдет из-под контроля! Это не должно было зайти так далеко, мы собирались просто немного напугать их типичными страхами вроде мышей и пауков...

— И для этого использовали боггартов... — воскликнул Ал, и Скорпиус впервые видел его таким, — которые вызывают самые потаённые страхи! Откуда ты мог знать, что это не приведёт к нервному срыву или, скажем, к сердечному приступу?!

— Не преувеличивай, — закатив глаза, фыркнул Скорпиус.

— Да пошёл ты... баран!

Малфой не успел сообразить, как Альбус развернулся и вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. Со стены упали несколько медалей и рамок с грамотами за успехи в спорте, и грохот эхом разнесся по опустевшей комнате. Скорпиус смотрел перед собой расфокусировавшимся взглядом и медленно осознавал, что в очередной раз всё испортил.

* * *

— Гадюка!

Лили Поттер оттолкнула со своего пути Деметрию, и та, засеменив ногами на высоченных каблуках, едва не налетела на какого-то хаффлпаффского пятикурсника. Маркус иронично хмыкнул, когда сестра, таки восстановив равновесие, оказалась рядом с ним, и снова опустил глаза на разворот книги.

— Рыжая медведица, — сквозь зубы прорычала она и, поправив юбку и складки на блузке, запрыгнула на подоконник рядом со своим братом. — Гриффиндорцы совсем страх потеряли! Страх... — девушка захихикала, прикрывая расширившуюся улыбку ладошкой, и Маркус обречённо закрыл томик, подозревая, что сестрица так просто от него не отстанет.

— Будь добра, прекрати каждый раз рассказывать о том, какой гениальный план вы придумали, чтобы поиздеваться над гриффиндорцами, — скривился он. — Я ещё вчера наслушался об этом от Розье. Кажется, его эта миссия повергла в восторг даже больше, чем Малфоя.

Деметрия издала ещё несколько смешков и одарила брата скептичным взглядом:

— Ты не был бы таким эмоциональным скрягой, если бы развлёкся с нами! Ты ведь сам всегда жалуешься, что тебе скучно!

— Такая чушь, как издёвки над гриффиндорцами, не разбавит серые будни и уж точно не привнесёт в жизнь новых красок. По крайней мере, если ты не кретин, — фыркнул Маркус и совершил попытку снова открыть книгу, но сестра не отставала:

— Ты говоришь так только потому, что хочешь залезть в трусы к этой ботаничке Уизли.

Маркус смерил Деметрию тяжёлым взглядом и, прикрывшись маской в стиле «Да ты спятила!», мысленно задался вопросом, откуда в руки сестры могла попасть такая конфиденциальная информация, которую он не то что не рассказал бы кому-то — могиле бы не доверил. Нерисса отпадала сразу же: та могла попасть в компанию к Деметрии только преследуя общие цели в виде измывания над гриффиндорцами, в остальном же общество легкомысленных поверхностных принцессок претило ей, и представить её сплетничающей с кем-то из них его воображение отказывалось. А знала об этом только Лестрейндж. Конечно, сестра могла проявить чудеса внимательности и находчивости и сама прийти к правильному ответу, но в её исключительные способности верилось с трудом. Тем более сейчас, когда она с глупым видом накручивала на палец прядь своих лощёных волос.

— Это ещё более идиотская мысль, чем участвовать в авантюрах Малфоя, — равнодушно хмыкнул Маркус, так что не оставалось сомнений в том, что его слова — чистейшая, словно первая весенняя капель, правда; он скучающе окинул взглядом коридор, неосознанно выискивая взглядом шестикурсников в красно-золотых галстуках или с брошками с эмблемой Гриффиндора.

— Точно, — согласно кивнула Деми. — Это просто позор.

— С чего в твою светлую умнейшую головку, — с издёвкой начал парень, — вообще пришла такая абсурдная мысль?

— С того, — Деметрия кинула на него выразительный взгляд, — что я не слепая! И вижу, как ты вечно пялишься на нас, когда мы выходим с гриффиндорцами с общих занятий! Явно уж не из-за того, что внезапно озаботился моей успеваемостью! Потому что на меня ты посмотрел лишь раз, когда я перекрыла тебе доступ к виду на эту серую мышку!

Маркус продолжил безэмоционально смотреть на сестру, пока она распылялась, выкладывая всё новые факты, из которых следовало, что он как маньяк преследует Розу Уизли по пятам. И мысленно чертыхнулся, ведь осведомлённость кого бы то ни было только помешала бы ему. Тем более протеже самой Королевы, которая любила сплетничать и раздувать скандалы на пустом месте. Воображение уже успело нарисовать десятки сценариев того, как его планы становятся общественным достоянием, Роза навсегда отшивает его, а её докучливый дружок Маклагген и вовсе накидывается с кулаками. Конечно, в пяти процентах случаев всё могло сложиться иначе, но Маркус не привык рассчитывать на авось и надеяться на эти несчастные доли, когда можно было забрать себе все сто.

— У тебя на редкость богатое воображение, — безразлично кинул он, надеясь-таки разубедить сестру. — Где оно было, когда ты устраивала заурядную пошлятину, выставляя её вечеринкой в честь своего шестнадцатилетия?

Деметрия оскорблённо вздёрнула брови, спрыгнув с подоконника, скрестила руки на груди и встала напротив брата.

— А что Доминик думает о твоей новой пассии? — Маркус понимал, что она пытается дожать его и заставить проболтаться, но не собирался проигрывать, хотя Деметрия не сдавалась:

— Ой, подожди, они ведь кузины! У тебя фетиш такой?

— А что Альбус думает о том, что ты участвовала в операции Малфоя и способствовала тому, что его кузены и родные брат и сестра подверглись нападению боггарта?

Деметрия, позабыв о своей цели, вспыхнула и эмоционально всплеснула руками. Этого-то он и добивался.

— Ал не знает об этом. А если узнает, — она понизила голос до гортанного шипения, — вы с Малфоем первые встанете в очередь на то, чтобы я прикончила вас!

— Но ведь ему может рассказать кто-то ещё, — продолжал продавливать эту точку Маркус.

Девушка рыкнула и принялась загибать пальцы:

— Вы с Малфоем уже заочно трупы, если проболтаетесь, так что, надеюсь, у вас хватит ума не трепаться, — она загнула второй. — Серена не любит провоцировать скандалы и вряд ли вообще поднимет эту тему, зная, как Альбус болезненно реагирует на это. Третье: Хелена и Камилла уже получили ряд наставлений, из которых стало ясно, что лучше помалкивать. Ну а с остальными он толком не общается, так что... — она пересчитала все пальцы и мило улыбнулась, довольная своей смекалкой.

— И всё же я не был бы на сто процентов уверен в том, что он не узнает правду, — безапелляционно заключил Маркус, ставя если не точку, то, по крайней мере, точку с запятой.

— Главное помалкивай, и будет всем счастье.

— Тебе того же советую.

Вот теперь была точка.

Деметрия окинула его раздражённым взглядом и, молча всплеснув руками, умчалась вглубь коридора, а её мельтешащая на периферии зрения фигура тут же скрылась за спинами других студентов. Маркус устало прикрыл глаза и припал лбом к холодному стеклу. Через несколько минут он почувствовал, как головная боль от разговора с сестрой мало помалу отступает, и вновь вернулся мыслями в шумный коридор. Но ненадолго. Скользнув взглядом по опушке, которая виднелась из окна, под раскидистым дубом с пожелтевшими листьями он обнаружил девушку, укутанную в клетчатый плед. И эта картина ни на секунду не заняла бы его мысли, если бы девушка не тряхнула головой, отчего её рыжие локоны высыпались наружу, почти слившись с пёстрой опавшей листвой. Он вгляделся внимательнее и ухмыльнулся. Роза Уизли, вооружившись книгой и стаканчиком с каким-то горячим напитком, мирно сидела под сгорбленными над ней полуголыми ветвями и бегала глазами по страницам фолианта, который сжимали её изящные пальцы. Можно ли было назвать это удачей, Маркус не знал, но с готовностью спрыгнул с подоконника, намереваясь сделать ещё один шаг навстречу этой гордой неприступной гриффиндорке.

— Маркус.

Юноша обратил внимание на Серену, проходившую мимо, и не нашёл ничего плохого в том, чтобы проделать некоторый путь в её компании. Они давно не разговаривали.

— Серена, — кивнул он, показывая, что заметил её. Несколько минут они молча шли рядом, и Маркус заметил:

— Ты выглядишь скверно.

Девушка кинула на него усталый взгляд, а тёмные круги под глазами и наспех собранный пучок на затылке только подтвердили его слова.

— В высшем обществе светские дамы бы уже заклевали тебя за подобную бестактность.

— Это не бестактность, дорогая, а прямолинейность и умение замечать детали, — снисходительно поправил её Забини.

Серена лишь покачала головой, но от комментариев воздержалась. Они вместе спустились на первый этаж, перекидываясь ничего не значащими фразами. Думы Маркуса были заняты предстоящей встречей с Розой Уизли, а Серена, должно быть, мысленно уже сидела в библиотеке, куда собиралась пойти после того, как занесёт в комнату сумку. Прежде чем выйти в главные ворота, Забини обратился к девушке:

— Что было вчера с Поттерами? Розье ничего не рассказывал об их боггартах, а Скорпиус избегает этой темы.

Малфой подарила ему обречённый взгляд и подошла чуть ближе, чтобы никто не услышал.

— Это было ужасно, Маркус. Скорпиус совсем потерял голову! Ну кто в здравом уме способен на такое?!

Маркус поджал губы и кивнул ей за спину. Серена порывисто обернулась и встретилась глазами со своим братом. Скорпиус ещё несколько мгновений смотрел в ответ, но потом сорвался с места и рывком умчался, оставив девушку понуро смотреть ему вслед.

— Он пытается быть хорошим братом и отстоять твою честь, — беспристрастно заметил Маркус.

— Если бы моя честь была задета, я бы отстояла её сама!

И девушка скрылась в подземельях, оставив Маркуса одного.

Найти Розу Уизли с улицы оказалось сложнее, чем он предполагал. Юноша отчётливо помнил, что она сидела с западной стороны замка, а значит, он шёл в верном направлении. Однако следов пребывая девушки не находил. Он отошёл вглубь перелеска и стал изучать стены школы в поисках окна, возле которого сидел. Кажется, нужно было взять левее, и Маркус послушно двинулся дальше. А когда обнаружил предполагаемое окно, вернулся обратно к испещрённой временем стене и уже внимательнее вгляделся в кроны красно-золотых деревьев. Ветер усиливался, небо затягивали подёрнутые белесой дымкой сизые тучи, и парень боялся, что не успеет, и Роза сбежит от непогоды раньше, чем он сумеет её найти. Однако ему несказанно повезло: в нескольких метрах он всё-таки обнаружил её. Она всё так же сидела на земле, укутанная в тёплый плед, и вглядывалась в строчки букв, то и дело поднося к пухлым губам дымящийся крафтовый стаканчик. Ветер разносил вокруг запах нового пергамента, кофе и сладко-пряных духов, и на секунду Маркус потерялся в своих ощущениях, следя за девушкой.

Они не разговаривали с того случая, когда им помешал этот надоедливый равенкловец, а после и вовсе не представлялось случая. Признаться, известие о том, что Роза начала встречаться с Эриданом Маклаггеном, несколько сбило его с толку, но только потому что появление третьего участника игры было для него неожиданным. Однако, это придавало ей новых красок, и Забини вспыхнул ещё большим азартом. Он часто пересекался с Розой взглядом в Большом зале или коридорах во время больших перемен, но девушка так же быстро отворачивалась — растерянно и испуганно, — а то и вовсе избегала смотреть на него, скользя мимо, словно его не существует. Он не мог понять до конца, что было скрыто за этой неприступной стеной. И от того ещё безудержнее стремился разгадать её непокорное сердце.

Спасаясь от порывистого ветра, юноша поплотнее запахнул на себе тренч и подошёл ближе. Отодвинув от лица тонкие голые ветви, он притаился за деревом в нескольких метрах от девушки и устремил на неё внимательный взгляд. Роза продолжала бегать глазами по строчкам толстой книги, время от времени грея руки об горячий стакан с кофе, и Маркус не мог заставить себя шагнуть из засады и прервать её времяпрепровождение. Нужно было как-то отвлечь её, а затем вовремя появиться, пока она вновь не погрузилась в чтение — это звучало как план.

Забини ухмыльнулся, когда в поле зрения попала стайка пролетающих синиц и одна из них села на склонившуюся над Розой ветку. Ему хватило и одного взгляда, чтобы птица замерла и сорвалась с ветки вниз, глухо стукнувшись о землю, покрытую пожухлой травой. Девушка, привыкшая к размеренной тишине, тихо вскрикнула от неожиданности и вскинула голову в поисках источника шума. Её взгляд упал на застывшее тельце, и она издала судорожный вздох, а Маркус сделал шаг из своей засады.

— Какая встреча, — негромко произнёс он, вальяжно двигаясь по направлению к девушке.

Роза перевела испуганный взгляд с синицы на Маркуса, и взгляд этот вмиг преобразился в неприязненный, что не осталось без внимания юноши. Девушка прижала раскрытую книгу к груди и следила за его размеренным движением, пока он не остановился в нескольких шагах от дерева, взирая на неё с высоты своего роста.

— Ты что, преследуешь меня? — сощурив глаза, осведомилась Роза.

— Прогулка в такую погоду несказанно бодрит, — беспечно пожал плечами Забини. — Особенно после лекции про заключение пакта о мирном сосуществовании с троллями.

Девушка вздёрнула брови и коротко хмыкнула:

— Очень убедительно.

Маркус польщённо склонил голову, но расслабляться раньше времени не стал, и был прав: Роза дёрнула головой в сторону, а затем вновь кинула на него неприязненный взгляд.

— Это ты сделал?

Забини незаметно скользнул взглядом по тельцу замершей птицы и посмотрел на Розу как ни в чём не бывало, озадаченно нахмурив брови.

— О чём ты?

Девушка издала смешок, но обстановку это не разрядило. Напротив: она вскочила на ноги и, всплеснув руками, твёрдо проговорила:

— Прекрати играть комедию! — но Маркус спокойно продолжал смотреть в ответ, и Роза, не выдержав затянувшегося зрительного контакта, вновь заговорила, настойчиво глядя ему в глаза:

— Что тебе от меня нужно?

Маркус внимательно следил за тем, как нервно она теребит краешек книги, как то и дело кидает взгляд в сторону, намереваясь если не сбежать, то найти что-то или кого-то, способного избавить её от нежеланной компании. И потому вдвойне забавнее было наблюдать за тем, как она пытается быть раскованной и дерзкой — не собой. Но кем она была на самом деле? Это Маркус и пытался понять, потому как верил, что роль тихони-ботанички — не её предел. И он хотел любой ценой вывести её из равновесия, выбить из привычного ритма, развести на настоящие эмоции — сделать всё, чтобы она открылась со своей совершенно особенной стороны, точно так же, как когда-то он узнал настоящую Доминик. И он знал, что для этого требуется.

— Хватит и твоего приятного общества, в частности интеллектуальной беседы или даже увлекательной дискуссии, — легко начал Забини то, во что — он был в этом уверен — Роза не поверит. — Скажем, о внедрении в составы зелий магловских препаратов или...

— Что. Тебе. От меня. Нужно!? — перебила его девушка, раздельно проговаривая каждое слово.

Маркус с интересом наблюдал, как твёрдо она смотрит ему в глаза, наверное, впервые не испытывая смятения или страха. Роза скрестила руки на груди, ожидая ответа на свой вопрос, и клетчатый плед съехал с её плеч, открывая обзор на белый вязаный кардиган и бежевую мини-юбку, которая открывала прекрасный обзор на стройные ноги. Парень скользнул взглядом по её фигуре и вернулся обратно к лицу. Волосы девушки растрепались под действием порывистого ветра и небрежно лежали на плечах, а глаза метали молнии, от чего она казалась ещё красивее. Он встретился с её пристальным взглядом и сделал шаг навстречу.

— Ты мне интересна, — вкрадчиво проговорил Забини, следя за её реакцией. — Это никак не укладывается в твоей голове? Я думал, ты совсем не глупая девочка.

Роза вскинулась на такое пренебрежительное обращение, и это Маркус заметил тоже.

— Так интересна, что ты, желая получить моё внимание, убиваешь ни в чём не повинную птицу? — презрительно спросила девушка, и он был уверен, что это её настоящая реакция. Роза громко фыркнула и, после нескольких секунд картинного вспоминания, вновь заговорила:

— Ах, постой, это не худшее, что ты мог сделать: например, натравить на моих кузенов боггартов и потешаться над этим с компанией таких же беспринципных и подлых слизеринцев!

Каждое её слово буквально отвешивало ему пощёчину, но он принимал её с благосклонной усмешкой, лукаво наблюдая за тем, как Роза распылялась всё больше. Это уже больше походило на неё настоящую. Но Маркус не останавливался и продолжал продавливать её:

— Если это единственная причина, по которой ты сейчас смотришь на меня, как на какого-то Пожирателя смерти, то знай: я не участвовал в этом, — он коротко усмехнулся. — В принципе считаю это бессмысленной затеей.

Не осталось без внимания и то, как внимательно Роза слушала его речь, на секунду поумерив свой пыл. Однако плотно сжатые кулачки и напряжение на симпатичном личике не давали и шанса на то, что она поверила своему оппоненту.

— Конкретно так расправляться со своими соперниками — бессмысленно? Или в целом? — наконец, спустя несколько минут молчания, спросила она.

— Тебе правда это важно? — лукаво ухмыльнулся Маркус и поймал её растерянный взгляд — он подловил её.

Как бы она ни старалась показать, что ей плевать на все его слова, Роза словно пропускала их через себя — неосознанно и безотчётно. В какой-то степени это прельщало Маркуса, но, анализируя уже полученные знания об Уизли, он рассудил, что в этой ситуации роль сыграл научный склад ума девушки, которая привыкла раскладывать по полочкам все факты и суждения, которые слышала, ведь только так она могла сделать выводы и прийти к определённому умозаключению. Возможно, поэтому с ней было так непросто? Потому что она слишком много думала, в том числе над своими словами и действиями, да что там — над своими собственными мыслями. Этим они были похожи.

Эта игра затягивала всё больше, и дело было даже не в пари с Нериссой — игра, которую он вёл с Розой Уизли, была куда более увлекательной.

— Даже странно, что ты в этом не участвовал, — презрительно хмыкнула девушка, не позволяя Маркусу остаться победителем, — учитывая, как ты жаждешь общения со мной, было бы целесообразно расправиться с моим парнем таким образом?

Забини позволил себе не такую сдержанную ухмылку, и не без ехидства заметил:

— Кстати об этом: это был весьма отчаянный ход. Или скорее отчаявшийся?

— О чём это ты? — холодно уточнила Роза, вздёрнув брови.

— О том, — проникновенно начал Забини, — что вызвать ревность того равенкловца Скамандера со мной не вышло, и ты решила сыграть ва-банк?

Нужно было отдать ей должное: девушка очень натурально изобразила равнодушное недоумение в стиле: «Как такая невозможная чушь могла прийти в твою светлую голову?!» — но Маркус не купился. Он и сам не единожды прибегал к нему хотя бы сегодня в разговоре с сестрой.

— Какая глупость, — подтверждая его суждение, фыркнула Роза. — А ты, видимо, настолько заскучал в отношениях с Доминик, что от отчаяния решил приударить за её кузиной? — елейным голоском пропела она, однако в зелёных глазах блеснули недобрые огоньки.

И Маркуса это насторожило.

— К чему ты клонишь?

Неужели он ошибся, и Роза питает к своей кузине те самые чувства, которые не позволили бы ей увести её парня? Если это действительно было так, то всё только усложнялось, оставляя не так много вариантов: расстаться с Доминик, очаровать Розу настолько, что она потеряет голову и поддастся или отступиться. И ни один из вариантов не казался ему реальным.

— К тому, что ты животное, — звенящим голосом проговорила девушка, уничижительно глядя в прозрачные словно горный ручей глаза напротив.

Она кинула новый болезненный взгляд на замершую в оцепенении синицу.

— Несчастная птица тому доказательство, — холодно произнесла она и, проходя мимо, кинула на него последний небрежный взгляд. — До скорого.

— Жду не дождусь.

Она уходила прочь, заставляя пёструю опавшую листву шуршать под каблучками ботфорт, а Маркус застыл в молчании, словно выкованная из мрамора скульптура: такой же холодный и одинокий, единственный в своём экземпляре, не подпускающий ближе, чем на расстояние торжественной красной ленточки. Никто бы не посмел пересечь её — он бы просто не позволил кому-либо оказаться ближе, чем он был готов подпустить. Так было проще: это была его подушка безопасности, которая предостерегала от ненужных чувств и бессмысленных переживаний. Разбитого сердца. И ради этого относительного спокойствия он был готов прятаться за семью замками равнодушия и хладнокровия. Ведь так делали все.

Маркус медленно подошёл к птице и, присев на корточки, аккуратно взял её в руки. Словно оттаявшая от теплоты его рук, синица тут же встрепенулась и взлетела ввысь, сопровождаемая его флегматичным взглядом. Небо полностью затянули серые тучи, а на горизонте яркой вспышкой сверкнула молния, предзнаменующая начало грозы.

Что ж, этот раунд он проиграл. Но игра была не закончена.

* * *

— Ты точно в порядке?

Лили ласково провела ладонью по растрёпанным волосам Джеймса, но он дёрнул головой, освобождаясь от поглаживания, и скривил лицо в недовольной гримасе.

— Я не маленький, чтобы жалеть меня и утешать. Сам справлюсь, — выплюнул он, но взглянуть на сестру не решился.

Ему было стыдно, ведь она на самом деле переживала за него, а он пренебрегал этим. Но с раздражением справиться не мог. Он не любил быть жертвой и выслушивать многочисленные слова поддержки или сожаления, так он чувствовал себя слабым и жалким, а он не хотел быть таким. Он должен был быть Джеймсом "Мне всё нипочём" Поттером, у которого всегда всё под контролем, который просчитывает свои действия на шаг вперёд, должен был быть идеальным старостой и капитаном команды, который никогда не делает ошибок — совершенством.

И Лили тоже знала это, поэтому не обижалась на него. И, конечно, она прекрасно понимала, что вчерашний инцидент с боггартом окончательно выбил почву у него из-под ног. Джеймс и так был сам не свой последний месяц: ходил чернее тучи, хоть и делал вид, что всё в порядке, всё чаще проводил время в уединении, хотя всегда любил быть в центре внимания, похудел и осунулся, что можно было списать на чрезмерные тренировки и стресс из-за начала последнего учебного года. Но Лили знала, что всё не так просто, хотя и не понимала, что именно, а точнее — что стало первостепенной тому причиной.

Звук торопливых шагов эхом разнесся по пустому коридору, и спустя несколько мгновений в нишу, где сидели Джеймс и Лили, ворвался Альбус. Он нервно смахнул со лба отросшую чёлку, что-то прошипел под нос и уселся рядом с сестрой на широком низком подоконнике. Они уже давно не собирались с этом месте, хотя, когда Лили была на первом курсе, встречались здесь несколько раз в неделю, проводя семейные вечера за играми в скрэббл или настольный квиддич.

— Ты чего такой злой? — удивилась младшенькая, смерив недовольное лицо Альбуса подозрительным взглядом. — Хотя погоди, не говори ни слова, я сама угадаю! Твой мерзкий гнилостный дружок сделал что-то ещё?

— Кроме того, что уже натворил? — усмехнулся Альбус, заметно успокоившись. — Начал оправдываться и обвинять всех вокруг в том, что произошло. Хотя всё началось неплохо: он почти признался в том, что мудак.

— Почти не считается, — фыркнула Лили.

— Надеюсь, теперь ты понимаешь, о чём мы всегда тебе говорили? — подал голос Джеймс. — Твой Малфой...

— Я знаю... — устало вздохнул Ал и откинулся на холодное стекло. — Но мне на самом деле даже показалось, что ему жаль. Но после нашего разговора... Мне кажется, ему вообще не знакомы такие понятия, как стыд и совесть.

— Ему никогда не бывает жаль, — безжалостно заявила Лили, вспоминая все гадости, которые он сделал прежде. Ведь если он, уже успев натворить столько, продолжал в том же духе — о каких муках совести может идти речь?

— Просто он двуличная крыса. Змея, как и все слизеринцы... Без обид Ал, — Джеймс поднял руки вверх, виновато взглянув на брата.

Альбус лишь отмахнулся, и некоторое время они просидели в молчании, занятые своими мыслями. Прошлым вечером они остались в гостиной Гриффиндора и, точно как в детстве, сидели допоздна в комнате Джеймса, разговаривали, играли в карты и настольные игры, слушали музыку и дрались подушками. И всё бы ничего, но от Лили не ускользнули пустой взгляд Джима и загруженный Ала, хотя они и старались делать вид, что уже всё в порядке. Со стороны и она, должно быть, выглядела так, словно уже забыла и свою встречу с боггартом, и признание Малфоя; но, возможно, и в её глазах братья могли прочесть злость, отчаяние и что-то ещё неуловимое, чему она сама не могла дать определение. Особенно после признания Малфоя.

— Мне пора, — внезапно Джеймс поднялся с подоконника и, повесив лямку сумки на плечо, кивнул в сторону. — Хотел ещё заскочить в библиотеку.

— Какая библиотека, Джим? — возмутилась Лили, подрываясь за ним. — В твоём состоянии...

— А что с моим состоянием? — в голосе брата послышались опасные нотки, и девушка виновато потупила взгляд, растеряв весь свой запал.

— Мне тоже надо, — Альбус поднялся следом и встал рядом с Лили. — Завтра сдавать эссе по Зельям, а я вчера так к нему и не приступил.

Он успокаивающе провёл ладонью по плечу сестры, и та подарила ему благодарную улыбку. Она ещё долго смотрела вслед братьям, пока они не скрылись из виду, и устало перевела взгляд в окно. Октябрь уже вступил в свои права и окончательно окрасил всё вокруг в красно-золотой. Но сегодня даже яркие цвета осени казались блёклыми и потухшими из-за низких сизых туч, обволакивающих небо. Вот-вот мог политься дождь, и Лили ждала, что капли часто забарабанят по окну, просясь зайти внутрь. И раскат грома вкупе со вспышкой молнии, что на миг осветила полутёмный коридор, заставили вчерашнее воспоминание встать перед глазами. Девушка застыла посреди коридора и заворожённо смотрела на то, как капли дождя яростно бьются о стекло. Внутри у неё происходило нечто подобное.

— Опять разобьёшь всё к чертям?

Лили вздрогнула и порывисто обернулась. Взгляд Малфоя припечатал её к месту, заставив сердце загромыхать в груди сильнее, а мысли в голове отчаянно затрепетать, путаясь и переплетаясь с произошедшим вчера. Она бегающим взглядом скользила по его лицу, цепляясь за поджатые губы и прищуренные глаза, в которых читались злость и одновременно с тем плохо скрытое отчаяние.

Картинка того, как она касается губами его щеки (пусть он и выглядел иначе) заставила краску прилить к лицу, и Лили нервно дёрнулась и проделала несколько неуверенных шажков, чтобы убежать от него. Но он преградил ей путь, а когда девушка метнулась в другую сторону, снова встал на пути.

— Чего тебе надо, Малфой? — со всей злостью, на которую была способна, выплюнула Лили.

Скорпиус молча смотрел на девушку, искривляя лицо в горькой усмешке, и она была готова биться в истерических конвульсиях. Непогода продолжала буйствовать за окном, то и дело освещая коридор яркими вспышками и оглушающим грохотанием. Это всё казалось каким-то бредом, страшным сном, встречей с боггартом, только теперь он явился к ней в облике Малфоя. А то, что теперь именно он станет её главным страхом, Лили не сомневалась. Ужасно хотелось вскинуть палочку вперёд и громогласно прокричать «Ридикулус». Наблюдать, как Малфой становится посмешищем и исчезает во тьме. Но тело словно сковало, и девушка не могла пошевелиться, продолжая ощущать на себе его продолжительный взгляд.

— Собираешься оправдываться и говорить, что ты не виноват? — выкрикнула она, не выдержав этого. Только так она и могла отыграться. — Что всё устроили другие, а ты просто мимо проходил?!

И она не знала, какой ответ хотела бы получить.

Малфой криво усмехнулся, но получилось не очень весело. Он скрестил руки на груди и вскинул брови:

— Зачем? Вы же и так считаете меня крысой и змеёй и думали так всегда, — выплюнул он, и Лили поняла, что он подслушивал их разговор. Скорпиус горько усмехнулся. — Мои слова и поступки ведь ничего не меняют, да?

Почему-то ей стало стыдно, но вместе с тем непреодолимая злоба из-за вчерашнего так и рвалась наружу:

— Да! Потому что ты всегда говоришь гадости и поступаешь по-свински!

— О да-а-а, и именно поэтому я спас тебя от этого чёртова боггарта, рискуя своей же жизнью! — иронично заявил он, закатив глаза. — Но, да, конечно, это ничего не значит!

— Ты прикалываешься сейчас?! — вспыхнула Лили и подошла к нему почти вплотную, тыча пальцем в грудь. — Ты натравил на меня этого боггарта! Ты подверг меня опасности! Ты... И ты сейчас говоришь о благородстве и том, что тебя обвиняют безосновательно?

Её голос эхом пронёсся по пустому коридору, сопровождаясь громыханием из-за окна и вспышкой молнии, что ослепила Малфоя. Казалось, это искры сыпались из глаз Лили. Он бы должен был испугаться, но его только раззадорила злость девушки. Он и сам сделал шаг навстречу, сокращая расстояние ещё на несколько сантиметров, и встал совсем близко, глядя на девушку сверху вниз.

— А как на счёт тебя самой? Не ты ли всегда первая бесишься, едва завидев меня, и сразу же мчишься атаковать? Не ты ли обзываешь, унижаешь...

Лили издала нервный смешок, больше похожий на писк, и Малфой разозлился сильнее.

— Что смешного?

— Ты такой забавный, Малфой. Строишь из себя мученика, плачешься о том, что тебя не любят, унижают, обзывают... Но не ты ли первый наговорил мне гадостей, когда я хотела подружиться с тобой? — на миг, когда Лили осознала, что произнесла это вслух, она была готова надавать пощёчин самой себе, но гнев до того завладел её разумом, что она уже не могла остановиться:

— Ты сам виноват в том, что я так отношусь к тебе, потому что это ты был тем, кто сделал первый шаг на тропе этой войны! Если бы ты не был таким мудаком, всё могло сложиться иначе! Мы могли общаться нормально, или стать друзьями, или...

Громогласный смех Малфоя пронёсся по коридору не хуже раскатов грома, и Лили словно ледяной водой окатили. Она поймала его насмешливый взгляд, не заметив в глубине голубых глаз кое-что ещё, и со злостью сжала кулаки. Конечно, ему это и не нужно было. Какая же идиотка! И, словно в подтверждение этого, он злобно выплюнул:

— А мне плевать на это! Я ведь крыса и змея и должен поступать соответственно. Не ты ли кричала об этом все эти грёбаные четыре года?!

— Не забудь ещё о том, что ты кичливый напыщенный индюк!

— Разумеется! Тупой курице никогда не понять!

— Это что ещё за птицеферма?! — прогремел голос Минервы МакГонагалл, и Скорпиус тяжело прикрыл глаза, готовясь к очередной порции нотаций, а Лили скрестила руки на груди и ненавидяще уставилась на парня. — Живо ко мне в кабинет! — директор сверкнула глазами не хуже молний за окном, и застучала каблуками по каменному полу.

Скорпиус и Лили кинули друг на друга презрительные взгляды и обречённо последовали за ней, больше не взглянув друг на друга ни разу. Пока МакГонагалл отчитывала их в своём кабинете, Поттер упрямо сверлила взглядом портрет Альбуса Дамблдора, который то и дело подмигивал ей из своей позолоченной рамы; Малфой же уставился на свои кроссовки, думая лишь о том, что надо бы завязать шнурки, тонкими змеями вившиеся по полу.

Речь была долгой и красочной, приправленной сотней примеров, и закончилась наставлениями о том, что все должны жить дружно, в том числе и представители разных факультетов, и Лили выказала своё откровенное «фи» на такую глупость.

— И чтобы я больше такого не слышала! В противном случае, вы оба лишитесь привилегии посещать Хогсмид до конца этого года! — напоследок настояла Минерва, и отпустила учеников.

Лили первая вылетела из кабинета, но горгулья была слишком медленной, и Малфой успел просочиться в проход до того, как она начала спускаться, и девушке пришлось лицезреть его ухмыляющуюся физиономию до тех пор, пока они не оказались в коридоре. Но не успела она скрыться, в спину ей прилетело ехидное:

— Что это было вчера?

Лили недоумённо нахмурилась и, развернувшись к Малфою, подарила ему презрительный взгляд.

— Это надо у тебя спросить: какого чёрта ты вообще имел право играть на страхах других людей, не имея представления о том, к чему это могло привести?!

Скорпиуса её тон не тронул, и он даже не изменился в лице, подходя к ней ближе: его глаза недобро поблёскивали в свете тусклых факелов, губы были тронуты кривой усмешкой, а руки сложены на груди.

— Да уж, кто бы мог подумать, что ты боишься собственного отражения. Не просто же так весь кабинет облепили зеркала, — издевательски выдал он, впиваясь в неё ехидным взглядом.

Лили вспыхнула и не сдержалась: сильно толкнула его в грудь, но широкоплечую фигуру Малфоя столкнуть с места оказалось не так просто; он лишь на дюйм сдвинулся и ещё более насмешливо взглянул на её тощие ручки и тщетные попытки сделать ему больно. Но сделала же.

— Не мели чушь, Малфой! — выплюнула она. — По крайне мере, я не боюсь собственного папашу! Должно быть, отвратительным человеком надо быть, чтобы тебя ненавидел собственный отец, да?

Успев уловить в его взгляде недобрые огоньки, девушка поспешила скрыться и остановилась только тогда, когда дыхание начало сбиваться. Она устало прислонилась спиной к холодному камню и возвела глаза к высокому потолку, на котором то и дело плясали тени от деревьев, колышущихся под действием порывистого ветра снаружи. Прикрыв глаза, она осознанно позволила воспоминаниям, от которых бежала весь день, затопить мысли. Образ Джеймса-Малфоя, их разговор и мимолётный поцелуй, который до сих пор жаром оставался на её губах, пустой кабинет и десятки зеркал, отбрасывающих блики и её отражение по всему помещению. Она до последнего не могла понять, что происходит: предстала ли перед ней неизвестная ранее комната или это шутка кого-то, кто знает. И когда стёкла начали трещать и разбиваться с оглушительным звоном, она всё ещё не понимала, что это делает не она. Лишь потом, когда Малфой нежнее, чем то следовало, коснулся её мокрых щёк, прижал к себе своими сильным руками, а после обрушил на неё всю правду, девушка всё поняла.

Её главным страхом всегда была она сама, а точнее — то, что Лили могла сделать, перестав контролировать свои эмоции. Первый же боггарт на третьем курсе предстал перед ней в виде напольного зеркала, что тут же треснуло и разлетелось на миллионы крошечных осколков, едва не задев стоящих позади однокурсников. Было тяжело найти что-то смешное в том, что своей несдержанностью она могла навредить другим, и Лили так и не научилась справляться со своим боггартом.

Когда она оказалась среди зеркал, она и не подумала, что это может быть он, и не могла понять, почему зеркала вдруг начали ломаться, ведь она была относительно спокойна. Но позже, когда стёкла начали сыпаться сильнее, и она услышала голос Малфоя, страх сковал настолько сильно, что она перестала сдерживать эмоции и кипящую, словно в жерле вулкана, магию, что текла по её венам. И уже тогда зеркала начали разлетаться по её вине. И остановиться она уже не могла. Только когда лицо Скорпиуса выросло перед ней, она почувствовала, как паника отступает, но злость сменила её на этом поприще.

И ей казалось, что теперь она будет преследовать её бесконечно.

Лили увидела медленно растущую трещину на стекле напротив стены, возле которой стояла, и закрыла глаза, вдумчиво выдохнув.

Наверное, поэтому девушка и бежала от связей, сторонилась общения и не спешила завязывать какого-то рода отношения, ведь в любой момент могла причинить вред своим близким одним простым срывом. Её бы не поняли или осудили, назвали сумасшедшей и больше никогда не подходили, боясь, что всплеск может повториться.

Но почему тогда Малфой не боялся?

* * *

Серена перевела взгляд на исписанный едва ли на треть лист пергамента и тяжело вздохнула, осознавая, что впереди её ждёт ещё не один час работы над эссе для Слизнорта. Кинув понурый взгляд на Тома, который и сам находился не в лучшем положении, она решительно отодвинула от себя увесистый томик и со скрежетом шаркнула стулом по полу.

— Не говори, что ты закончила, иначе я залпом выпью склянку «Напитка живой смерти», и ты потеряешь последнего компаньона в подготовке к занятиям.

Том утомлённо откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, помассировал их подушечками пальцев.

— Из этой книги я почерпнула всё, что могла...

— Идёшь на поиски следующей, чтобы выжать соки и из неё?

Серена бросила терпеливый взгляд на друга и наткнулась на его лукаво поблёскивающие глаза. Не выдержав, девушка тихонько прыснула, подхватила со стола увесистый томик и скрылась за ближайшим стеллажом.

Сегодня Пьюси был подозрительно мягок и непривычно много шутил, и постепенно девушка пришла к выводу, что таким образом он рассчитывал разрядить обстановку после вчерашнего инцидента, о котором не переставали судачить слизеринцы и которое уже набило прогорклую оскомину где-то в правом полушарии. Воспоминание об увиденном в хранилище терзало её всю ночь, вызывая красочные образы из прошлого, заставляя мозг усиленно работать над построением логических цепочек, лемм и теорий, и уснула Серена только под утро, снедаемая снами о бладжерах, бессознательных девицах и Джеймсе Поттере. Подняться с постели было ещё тяжелее и, проспав все уместные и уже неприличные сроки, Малфой заставила себя собраться и хоть как-то привести в порядок внешний вид, чтобы выглядеть опрятно и не вызывать вопросов. Но стоило ей подойти к зеркалу и взглянуть на своё усталое отражение, новая волна воспоминаний затопила разум и отвертеться от неё не получилось до сих пор. Все занятия она молила себя, а затем заставляла и даже угрожала, что, если хоть на секунду переведёт взгляд на Джеймса, проткнёт свою же руку стальным пером, не заботясь о том, как неэстетично будет выглядеть это зрелище. И таки выполнила свою установку: послушно смотрела исключительно на преподавателя, хотя едва ли соображала, что он хотел донести до своих учеников, ведь где-то за головами Бефаны Нотт и Джона Ирвина на периферии зрения мелькала его фигура, а это было куда важнее.

Она не хотела думать и анализировать всё случившееся, но это вошло в её привычку ещё с третьего курса, когда она вернулась после двух месяцев реабилитации в больнице Святого Мунго и полугодичного обучения на дому. С тех пор Джеймс Поттер прочно поселился в её мыслях.

Библиотека в столь поздний час освещалась лишь несколькими тусклыми лампами и всполохами молний, что разрезали почерневшее небо, а периодический рокот грома, вой шквального ветра и крапанье дождя по окнам стали характерной музыкой, напоминающей неспокойные и бесноватые симфонии Стравинского. Серена не любила играть его, предпочитая что-то более классическое, спокойное и мелодичное, но сейчас с великим удовольствием аккомпанировала бы редким ученикам, что забрели в стены библиотеки в такое время и негромко перешëптывались и шуршали страницами древних фолиантов. Возможно, так бы она смогла отгородиться от потока непрошенных мыслей. Но это было весьма сомнительно.

Завернув в нужный проход с книгами по Зельеварению, она от неожиданности выронила томик из рук, нарушая устоявшуюся в этой части библиотеки тишину, и парень, что внимательно изучал содержимое полки, отвлëкся от своего занятия и повернул к ней голову. Серена судорожно выдохнула, поймав встревоженный взгляд Джеймса, и неосознанно сделала шаг назад. То, от чего она бежала весь день (а по правде — все шесть лет), настигло её в самый неподходящий момент, когда мыслей стало слишком много, и они были готовы вырваться наружу именно перед предметом этих дум.

Джеймс продолжал смотреть на внезапно ворвавшуюся в его спокойную обитель Серену, и затянувшийся зрительный контакт поселил в её вымотанном сознании ещё большую нервозность. Внезапно юноша пришёл в движение, и ей показалось, что он собирается скрыться, но тот лишь присел и поднял книгу, которая при падении отлетела прямо ему под ноги.

— Осторожнее, — протягивая ей томик, негромко произнёс Джеймс.

— Прошу прощения, — быстро проговорила Серена и запнулась. — В смысле... спасибо.

Поттер вопросительно приподнял брови, почему-то не спеша сбегать, как делал всегда, когда они сталкивались лицом к лицу. И девушка не смогла даже перевести дыхание после своей сбивчивой речи, когда он снова заговорил:

— Ты извиняешься за то, что уронила книгу?

— Нет, — качнула она головой. — За то, что произошло вчера.

— Так ты тоже в этом участвовала?

Серена не могла понять, всерьез ли он спрашивает это или просто издевается, но, как всегда в случае с Джеймсом Поттером, говорила только то, что думала на самом деле, не заботясь о приличиях и манерах:

— Нет, я не знала, что они затевают подобное. Догадывалась, конечно, но и не представляла, что... это что-то настолько... низкое... — она растерялась и уже не могла подобрать слов. — Я... прошу прощения за брата.

— Но он сделал это из-за того, что я сделал с тобой, — напомнил Джеймс, и Серена уловила нотки раздражения в его голосе.

Вот к такому Поттеру — презирающему и пренебрежительному — она привыкла за все годы их знакомства. Это было обидно и унизительно и даже вызывало в глубине души неподвластную её сознанию тоску. И каждый раз она проглатывала свою обиду и гордо проходила мимо, уязвлëнно отводя глаза. Но на этот раз девушка вздëрнула голову и уверенно посмотрела ему в глаза:

— Я не просила его об этом. Всё, что я хотела сказать тебе, я уже сказала.

Напряжённые плечи Джеймса опустились, а взгляд изменился. Серена успела заметить в его глазах стыд и жалость до того, пока он не сменил их равнодушием.

— Тогда ты не должна отвечать за его поступки и извиняться за него, — он опустил взгляд в пол, словно боясь взглянуть на девушку. — Он не маленький, и должен думать своей головой.

— Он мой младший брат, — пожала плечами Малфой. — И я не могу не чувствовать ответственность за него.

Джеймс посмотрел на неё, но ничего не ответил. Казалось, в этот момент что-то неуловимо поменялось: спала та отчуждëнность, что они взращивали годами, и возникло нечто другое — понимание и принятие того, что никаких недопониманий между ними быть не должно. Но как только трепетный момент закончился, и лицо Джеймса вновь примерило привычную непроницаемую маску, закрылась и Серена, натянув вежливую улыбку.

— Ещё удивимся, — понимая, что разговор окончен, проговорила она и, запнувшись, добавила:

— Всего хорошего.

Она сбежала, так и не взяв нужную ей книгу, и, коря себя за такое до абсурдности нелепое прощание и поспешный побег, вернулась к столику, за которым сидел Том. Девушка устало упала на стул и закрыла лицо руками, сосредоточенно переводя дыхание.

Этот разговор, вопреки её ожиданиям, не принёс должного облегчения, лишь запутал её ещё больше. Джеймс Поттер вызывал в её сердце самые разные эмоции: от заинтересованности и понимания до обиды и даже злости. Можно ли было сказать, что Серена испытывала к нему неприязнь? Нет, это было слишком громкое заявление. Та маленькая Серена Малфой, которая месяцами взращивала в себе злобу к этому заносчивому гриффиндорцу, который не задумывается о своих словах и поступках, возможно, на самом деле ненавидела его. Но она не могла ненавидеть его после того, как на третьем курсе, после своего возвращения в Хогвартс, увидела его боггарта — ведь он был воплощением его настоящего, доказательством того, что ему на самом деле жаль, что он так поступил с Сереной. И с тех пор, превозмогая свои прежние чувства, она наблюдала за ним, замечала то, что для всех оставалось незаметным: желание Джеймса смыть неблаговидный поступок, стать лучше, стать другим, взрослым и осознанным Джеймсом, который не способен на импульсивность и глупость. Хотя поначалу ей и казалось это лицемерием и жаждой незаслуженных славы и уважения, со временем она поняла все его мотивы и стремления. Поняла и приняла их, тем самым позволив себе простить его. И это изменило её саму.

— Всё в порядке?

Серена слишком резко убрала от лица руки, чтобы это казалось не подозрительным, и обратила взор на Томаса, увидев в ответ его обеспокоенный взгляд.

— Да... просто устала... — на выдохе произнесла она, уже понимая, что Том не поверит ни одному её слову.

— От учёбы или выходок Скорпиуса? — спокойно уточнил Пьюси, внимательно заглядывая ей в глаза.

Хотелось признаться: «От всего», — но Серена поборола этот порыв.

— Эссе оказалось слишком сложным...

— Брось, — добродушно отмахнулся Том. — Ты, как всегда, получишь «Превосходно». Слизнорт тебя обожает.

— Как и любого другого слизеринца, — поправила его девушка. — Кстати, тебе не кажется, что он слишком предвзято относится к гриффиндорцам?

— Ты это о Джеймсе? — со снисходительной усмешкой уточнил юноша.

— О профессоре Урхарт, — закатила глаза Серена.

— Мне всегда казалось, что они неровно дышат друг к другу, — со смешком признался Том.

— Да брось, они же ненавидят друг друга. Это дикое предположение.

— Многие делают вид, что не любят кого-то, а на самом деле...

— Можешь не продолжать, — прервала его девушка. — С таким же успехом можно предположить, что Лили Поттер и Скорпиус на самом деле нежно влюблены друг в друга ещё с первой встречи...

Томас зашёлся в смехе, и смотрительница библиотеки предупреждающе шикнула на него. Он пригнулся к столу и, закрыв рот ладонью, продолжал безудержно хихикать к свой кулак.

— Вот это — дикое предположение.

Серена не сдержалась и тоже издала смешок, но под недовольным взглядом мадам Бабблинг засобиралась, шёпотом заметив:

— Нам лучше уйти, пока мадам Банг не выгнала нас с позором.

Пьюси согласно кивнул и, периодически посмеиваясь, принялся спихивать в сумку учебные принадлежности. Избегая сердитых взглядов библиотекарши, они записались в формуляре и спешно покинули помещение.

Коридоры совсем опустели, и в подземелья пара спускалась под аккомпанемент своего смеха и едких подковырок со стороны Тома. Слизеринская гостиная встретила их той же атмосферой, что царила здесь вчера: слизеринцы шумели, делились последними новостями и историями. Увернувшись от пролетающих по воздуху колдографий, где Эридан Маклагген с ужасом на лице выбегает из кабинета, Серена поразительно точно определила местоположение брата: тот сидел во главе своих однокурсников бок о бок с Розье и смеялся громче всех.

— Скорпиус совсем стыд потерял, — хмыкнул Пьюси ей на ухо, и девушка обречённо выдохнула, качая головой.

В этот момент в гостиной показался Альбус и, увидев развлекающихся слизеринцев, быстро засеменил по направлению к своей комнате, то и дело пригибаясь и уворачиваясь от столкновений. Серена успела заметить взгляд брата, провожающего друга до самой двери, до того момента, когда он встал с дивана и, прокладывая дорогу сквозь шумную толпу, двинулся за ним. Следуя на опережение, Серена успела перехватить его на полпути, и Скорпиус с досадой хмыкнул и вызывающе вздёрнул брови.

— Ты хотя бы осознаёшь все последствия того, что натворил? Хотя, о чём это я? Учитывая, что ты продолжаешь...

— Мерлина ради, да отвали ты от меня со своими благодетельными проповедями! — перебил её брат. — Нашлась тут Мать Тереза грёбаная!..

— Как тебе не стыдно говорить такое своей сестре?! — одёрнул его Том, выросший прямо перед растерянной Сереной.

Скорпиус, уже готовый удалиться, резко развернулся и презрительно уставился на него.

— А ты вообще заткнись! И прежде чем учить кого-то, посмотри на себя! — он ткнул пальцем ему в грудь, и Пьюси, не удержав равновесие, сделал шаг назад. — Эгоистичный мудак, скачущий между двух юбок. Хотя нет — трёх, Серена ведь тоже входит в твой калейдоскоп?!

Кинув последний полный презрения взгляд на Томаса, он молниеносно покинул гостиную, шум в которой не прекращался.

— Не слушай его, — выдохнула Серена и, подцепив рукой ладонь юноши, сжала её в поддерживающем жесте.

— Да нет... он прав, на самом деле, — уголки губ слабо приподнялись, и он накрыл второй ладонью руку девушки. — Во всём, что не касается тебя.

* * *

— Не школа, а зоопарк какой-то!

Скорпиус плюхнулся на диван так, что пружины услужливо подкинули его вверх, как на аттракционе «Укрощение метлы».

— Ты понял это только спустя пять лет обучения здесь? — меланхолично уточнил Маркус, расположившийся напротив Малфоя.

Тот резко выпрямился и раздражённо ткнул пальцем в его сторону, но от комментариев воздержался. Плюхнувшись обратно на спинку дивана, он буквально утонул в мягких плюшевых подушках и протяжно застонал, вложив в этот скулёж все чувства, что он не мог выразить словами.

— Не день, а... — Скорпиус зло выдохнул, подавив желание смачно выругаться. — Меня успели обозвать мартышкой, бараном, крысой, змеёй и индюком! И это если я не забыл вдруг чего!..

— Я тоже получила комплимент, — не отрываясь от чтения глянцевого журнала, хмыкнула Деметрия; она, закинув ногу на ногу, сидела в отдельном кресле справа от Маркуса. — Поттер назвала меня гадюкой.

— Ну а я, — подняв вверх бокал с огневиски, добавил её брат, — просто животное.

Какое-то время они молча переглядывались, подавляя непрошенные улыбки, но потом не выдержали и одновременно прыснули, заливая опустевшую гостиную звонким смехом.

— Нет, ну что за зоопарк?!