Знакомые мелодии (гет)

Летняя ночь светла. С синего неба смотрят звёзды, и тонкий месяц блестит в вышине; горячий свет факелов и прохладный лунный свет скользят по остриям копий в руках стражников. Взят последний замок, отгремел последний бой. Недавние противники, навек примирённые великой тайной смерти, спят вечным сном под покрывалом тяжёлой земли. Им отданы последние почести — последняя дань. О них останется память — это забота живых.

Живые спят глубоким сном, какой охватывает людей, смертельно усталых, обессиленных долгой борьбой. Не объяты сном лишь часовые.

И... ещё один человек.

Бальтазар лежит на холме, уткнувшись лицом в траву, ещё не потерявшую тепла, какое дарит земле летнее солнце, раскинув руки, как мёртвый. Он и есть мёртвый. Сейчас — когда никто и ничто, кроме лунного света, не станет свидетелем его горя. Некоторые люди умирают от тоски и отчаяния, сходят с ума от боли, но у него на это права нет. Пройдёт время — несколько мучительных вечностей промчится над его головой — и он поднимется, и уйдёт, шатаясь, куда зовёт его долг.

Но половина его души останется здесь.

Всё можно вынести, только не гибель надежды.

А его надежда умерла.

Чуть больше полугода прошло с того дня, когда Вероника — теперь уже нет сомнений, что то была она! — принесла в замок Мерлина своё письмо — предупрежденье. Они не нашли, не нагнали её. Гонец, отправленный навстречу Максиму Хорвату, принёс послание, призванное успокоить их: с Вероникой всё в порядке, она возмущена и разгневана кознями Морганы, посмевшей очернить доброе имя её супруга.

Но когда прибыл к Мерлину Хорват со своею спутницей — с первого взгляда на них ясно стало, что перейдён последний рубеж. Колдовской перстень Вероники красовался у Хорвата на руке; а рядом с ним стояла, усмехаясь издевательски, сама королева Моргана. Она могла перенять черты лица своей младшей сестры, но взгляд её... как смогла бы эта безумная, озлобленная тварь глядеть так же, как глядела добрая, нежная Вероника?

Великая битва разыгралась в залах Мерлинова замка. Сбежал Макс Хорват, подлец и предатель; свою новую повелительницу — и ту бросил на произвол судьбы. Схватились во дворе замка стражники с воинами Морганы. Последним усилием воли, последним напряжением могущественной волшебной силы одолел Мерлин Моргану — превратил её в камень. Но это великое колдовство стоило ему жизни; силы окончательно покинули его.

Мерлин успел ещё узнать и услышать, что воины Морганы перебиты или взяты в плен; успел передать ученику последний завет: найти, отыскать в море людском Наследника — чародея, чья сила будет равна его, Мерлина, силе.

— Но он будет лучше... чище... светлее душой... найди его, Бальтазар... не надо! — серая старческая рука взметнулась в последнем повелительном жесте. — Не хлопочи, оставь меня в покое. Время дорого. Отыщи его... и её.

О последнем он мог и не просить бы. Взор старика остановился, он вздохнул глубоко и весь как-то вытянулся сразу; усталая душа его отлетела в неизведанные дали, оставив на земле опустевшую, высохшую оболочку. Бальтазар, не веря ещё самому себе, протянул руку и закрыл наставнику глаза.

Чья-то рука осторожно коснулась его плеча, он вздрогнул и обернулся. Спокойно и серьёзно глядели на него лица старых служанок, живших в замке с давних пор.

— Ступай, сынок. Мы позаботимся о господине Мерлине.

Будь Вероника здесь, она руководила бы ими в этом печальном обряде; сердце кольнуло воспоминание о несчастной Игрэйне, чьих предупреждений он не смог понять, чьей просьбы не смог выполнить. И он поднялся с колен, сжимая в руке серебряное кольцо Дракона — ключ к тайне Наследника; он обернулся ещё раз на этих женщин, таких величавых и строгих перед лицом великой тайны. Завтра, на погребении, они будут рвать свои седые волосы и рыдать, изливая душу в привычных словах бабьих причитаний...

Как это люди могут кричать и выть от горя? Он не в силах был произнести ни слова — ни тогда, ни теперь. Горе сковало его уста молчанием. Но он должен был говорить — с воинами, со знатными людьми, со всеми, кто шёл за великим чародеем Мерлином все эти долгие, долгие годы.

Теперь они шли за Бальтазаром.

Максим Хорват сбежал, скрылся, чтобы добраться до войск королевы Морганы; отныне они подчинились ему; и две рати вновь схлестнулись в жестокой борьбе. Зима сменилась весною, весна — летом, но Бальтазару иной раз казалось, что он всё ещё мечется в той метельной ночи, когда исчезла Вероника — растворилась в пространстве, исчезла, как видение.

Он искал её, искал повсюду, где проходили их отряды, но никто, нигде не видал прекрасной чародейки. Хорват тоже разыскивал её, и Бальтазар холодел при мысли о том, что тот найдёт её первым. Он не мог представить себе, как же жила она всё это время — одна, без магии, без опоры, с таким камнем на сердце?..

Если, конечно, была она жива.

И вот уж взят последний замок, родовой замок Максима Хорвата, последний оплот тёмных магов в Камелоте.

Стихла битва в окрестностях замка, расставлены на башнях караулы, и только во внутреннем дворе ещё сражаются двое — два главных противника, Бальтазар и Хорват. И видит последний, что ему не избегнуть гибели. Пусть и трудно им одолеть друг друга — так долго воевали они плечом к плечу, так хорошо изучили все повадки, да и учились они у одного и того же наставника; но исход сражения всё очевиднее с каждым мгновением. Справедливый, но какой-то холодный и расчётливый гнев направляет руку Бальтазара — и вот Хорват уже только обороняется, отступает; и, видимо, в последней надежде ослабить противника, чтоб горе затуманило ему глаза и разум, Макс заговаривает о Веронике. Сквозь звон мечей звучит её имя; и Хорват рассказывает, что совсем не по доброй воле она пошла за ним, что приворожила её Моргана; что и женой-то его она не была, поскольку обряд, соединивший их, не был законным; что, освободившись от чар, Вероника познала все унижения, какие выпадают на долю наложнице, удерживаемой насильно; и самое главное — нынче она мертва, и даже могилы её не осталось...

Неверен оказался расчёт Макса; одно могло порадовать его: проигрывая в последнем поединке, он сумел причинить своему победителю невыносимую боль.

И вот Хорват падает на землю, и у шеи его блестит сталь меча.

— Что ж ты? — прохрипел Хорват, и Бальтазар узнал издевательскую усмешку, исказившую лицо его бывшего друга. — Духу не хватает?

— Отчего же. Только для тебя это слишком благородная смерть...

В первый и последний раз в жизни Бальтазар увидел, как лицо Макса Хорвата исказилось и посерело от страха; быть казнённым с позором — что может быть страшнее? Разве что казнь, какую могут измыслить все те люди, которых он предал, которым изменил. Даже светлые волшебники иногда доходят до крайности. Бальтазар знал, что не допустит никакого бесчинства, но Хорвату-то это было неизвестно!

Осыпаемый проклятиями и бранью, Макс Хорват был казнён у ворот собственного замка. Его тело ещё болталось в петле. Завтра его закопают у крепостного рва, неподалёку, и никто не вспомнит, где лежат его поганые кости.

Бальтазар не стал рисковать и везти его в Карлион: ещё сбежит по дороге. Король Артур вынес бы такой же приговор. Королю сейчас не до суда над предателем: на его руках разорённые земли, и множество решений, сложных и трудных, ждёт его всякий день.

Вот и всё.

Стихла битва, взят последний замок, а победитель лежит, обессиленный, у могильного холма.

Летняя ночь светла и тиха, но у него в ушах ещё звучит неумолчный вой памятной метели; всё оказалось заметено, затуманено, опутано ложью, миражами и виденьями обманной страны, страны неверной...

Обман! Максим Хорват — лжец, лжец, вся жизнь его была обманным виденьем... И за эту мелькнувшую усталом разуме мысль уцепился Бальтазар с отчаянной надеждой утопающего. Кто поручится, что последние, предсмертные признания Хорвата не были очередной ложью? Расставив часовых, Бальтазар со своими ближайшими соратниками обошёл весь замок, выпустил узников из подземелья, и они не нашли и следа Вероники. Но...

Но он разберёт весь замок по камешку, перероет все холмы, обойдёт заново все дороги...

Хорват — презренный лжец. Он и в этот раз солгал, без сомнения!

...За спиною слышится шорох, шаги — точно бежит кто-то маленький и лёгкий, кто-то, совсем не умеющий подкрадываться в темноте. Бальтазар поднял голову: перед ним стоял беленький мальчик лет семи-восьми, растрёпанный, в драной рубашонке. Он тяжело дышал — совсем запыхался.

— Сэр рыцарь! Насилу отыскал... дед мой... вас... зовёт, значит...

С трудом, словно просыпаясь от тяжкого сна, Бальтазар слушал сбивчивые слова мальчишки. Тот, осмелев, потянул его за рукав.

— Вы ранены, сэр? Позвать кого?

— Нет, нет. Куда ты?..

— Дед... как прослышал, что замок-то пал, а господина повесили... позвать велел.

— Где твой дед-то?

...Бывший слуга Макса Хорвата сидел у огня в одной из хижинок деревни, лежавшей неподалёку от замка. Когда мальчишка подвёл к нему Бальтазара, старик повернулся и как-то странно взглянул в его сторону — куда-то поверх головы, а затем промычал что-то невнятное. Бальтазар кивнул, понимая: несчастный слеп и нем, и разговор с ним будет труден.

— Я дедушку хорошо понимаю, — произнёс мальчик, уже окончательно освоившийся с Бальтазаром. — Это... он... — тут слова застряли у мальчишки в горле, словно какая-то сила мешала ему произнести их, — он... ну... хм...

— Это Хорват! — догадался Бальтазар. — Он лишил его языка и глаз! И заколдовал, чтобы...

Старик и мальчик закивали.

— Я сниму с вас заклятье, — произнёс Бальтазар, — и кто ещё пострадал из-за вашего бывшего хозяина... чтоб ему на том свете... — слова кончились, и он устало потёр лоб, прислонясь плечом к закопчённой стене. Глаза сами собой закрывались. Последние силы уходили.

Тут раскрылась дверь хижины, и на пороге появилась женщина; из-под бабьего платка у неё выбивались такие же светлые волосы, как у мальчишки, такие же синие глаза глядели из-под светлых ресниц на загорелом лице. Увидав Бальтазара, она ахнула, поправила платок, вытерла о передник мокрые руки, поклонилась низко — и рухнула в ноги.

Было что-то знакомое в ней: точно, видел он её в замке среди тех, кто пришёл к выпущенным из подземелья узникам.

— Да встань же ты, оставь! — воскликнул он, словно моля о пощаде; он поднял её и усадил, как куклу, на скамью в углу.

— Дедушка не то хотел сказать, заклятье то неснимаемое, — пояснил мальчик, — он про молодую госпожу!

Бальтазар открыл глаза и резко обернулся. Сон и слабость сняло как рукой.

— Что? Что? О ней?

— Он... — мальчик нахмурился, будто прислушиваясь, прислонился плечом к старику, а тот гладил его по беленьким волосам тёмной морщинистой рукой, — он говорит... она убежала... моя сестра, старшая... служила... у госпожи... и она открыла ей двери замка, помогла убежать. Они с господином поссорились, и он запер её... Сестра моя ушла в лес, и там живёт у людей, сбежавших раньше от хозяина. А госпожа ушла... далеко. Её не видели больше... Ты не говорил! — мальчик ахнул, глянул изумлённо на деда. — Мы думали — умерли обе! Сестра приходила сюда... а ты смолчал!

— Он молчал, потому что вам безопасней было не знать правды, — Бальтазар услышал свой собственный голос, и старик закивал седой головою, подтверждая его слова. — Так она была жива? И не возвращалась больше? Вы не знаете о том?

— Нет, не возвращалась, — продолжил мальчик, — она убежала, как и сестра моя. Госпожа была добрая, и при ней было хорошо. Без неё совсем худо стало...

Женщина, всё сидевшая покорно на скамье, куда Бальтазар усадил её, кивнула согласно. Глаза её горели, сухие губы дрожали — она ведь тоже обрела сейчас потерянную было надежду, из бездны отчаяния поднялась. Каким же безбрежным должно было быть её горе!

— Всю жизнь я знал его, Макса Хорвата, — медленно произнёс он, — и не мог помыслить, что, здесь, со своими людьми, мог творить он такое. Я звал его другом — и не знал, каким он был. А должен был знать... едва ли найдутся слова, чтоб сказать, как виноват я перед вами — и как благодарен вам...

...Вскоре последний замок был обыскан вновь от глубин подвалов до самых высоких башен; никого не нашли там. Вернулись из лесу люди, скрывавшиеся от жестокого хозяина, которого ныне настигла кара; была среди них беленькая девушка, бывшая служанка Вероники. Рассказала она Бальтазару, как выпустила из замка молодую госпожу, и как ушла та и больше не возвращалась. Не желала она принять никакой благодарности за свой поступок, и уверяла, что добрый рыцарь уж отблагодарил её: ведь он освободил от тёмного заклятия её жениха, томившегося у Хорвата в подвале, а младшего брата обещал обучить волшебству — ведь у мальчишки, способного услышать немного, явно немалый талант. Бальтазар понадеялся было — уж этот ли ребёнок с ясными голубыми глазами является Наследником Мерлина, не его ли ему было велено искать? Но нет — серебряный дракон не ожил в грязной ладошке удивлённого мальчишки, и Бальтазар сказал себе, что это было бы слишком легко...

И вот он оставлял последний замок, вновь собираясь в долгий, далёкий путь. Во дворе старого замка толпились слуги и жители ближайшей деревни; многие из них обрели свободу, многим был возвращён человеческий облик в тот день, когда Бальтазар пришёл сюда со своими воинами; и нынче люди провожали уходившие из замка отряды слезами благодарности и добрыми напутствиями.

И, прислушиваясь к словам этих людей, словам простым и бесхитростным, Бальтазар чувствовал, как стихает в памяти вой метели. Голоса — детские, женские, старческие, — заглушали тоскливую песню ледяной стихии, и надежда в его сердце вспыхивала вновь.