Ветер крепчает (джен)

31.12.831 (07 часов 53 минуты)

Сегодняшний день обещает пройти сумбурно, в спешке. Нам нужно много всего успеть: и найти пристойную одежду для Фарлана и Изабель — не пойдут же они в суд в старой, потёртой одежде, и оформить опекунство и удочерение, — и окончательно собрать все вещи, распределив на каждого допустимую нагрузку и откинув всё лишнее. Кажется, что конца этому дню не будет.

Я просыпаюсь от того, что по мне что-то активно скачет, и обнаруживаю Изабель и Жуть, которые уже устроили небольшие догонялки на нашей с Леви кровати с утра пораньше. Интересно, где при этом обретается её «старший брат». Чуть поворачиваю голову и обнаруживаю мелкого капитана с чашкой чая за столом, с интересом наблюдающего за издевательствами надо мной. Пол начисто вымыт, и посуды на сушке нет, значит, он уже давно проснулся. Мог бы и меня разбудить, в конце концов, чтобы одному со всем не возиться. Я решаю ещё немного поваляться, прокрастинируя, но вселенная настойчиво намекает, что пора вставать: маленькая, но на редкость острая коленка Изабель прилетает мне точно в солнечное сплетение, и я, беззвучно матерясь, пытаюсь снова научиться дышать, стремительно капитулируя подальше от места боевых действий на пол. Деревянные доски холодные, несмотря на разожжённый камин, и я понимаю, почему девочка резвится на кровати — всё-таки она не до конца ещё поправилась. Закутываюсь в куртку за неимением тут пледа и бреду на кухню. Мне срочно нужен чай.

— Доброе утро, солнце моё.

Отбираю у Леви чашку, привычно хватаясь снизу. Мальчик несколько мгновений мрачно смотрит на наши пальцы, обхватившие белую тару с обеих сторон, но всё же выпускает фарфор, давая мне доступ к кофеину.

— Доброе, — отвечает он наконец. — Я завтрак на всех приготовил.

— Правда? Спасибо большое, радость моя! Что бы я без тебя делала? — благодарно улыбаюсь я и ерошу приятно мягкие темные пряди. — Зови тогда всех к столу, я накрою и молока погрею.

Леви послушно поднимается, несмотря на хмурый вид, и идёт мимо Изабель в сторону лестницы вниз, но ненадолго останавливается около нашей кровати.

— Эй, мелочь, только попробуй отсюда слезть. — Мой малыш мрачен и непреклонен. — Я вернусь и сам отнесу тебя, поняла? Приберись тут пока, раз уж развела срач!

Наблюдаю за происходящим из кухонной зоны, накрывая на стол и всем своим видом показывая, что ничего не слышу и не вижу. Но довольная улыбка сама собой расползается по щекам. Кажется, фасолина и в самом деле меня вчера услышал. Девочка кивает, но, похоже, суровость «старшего братика» её нисколько не пугает, и в кратчайшие сроки расстилает одеяло по кровати. Жуть, правда, ей в этом малость не помогает, настырно играя с краем ткани и пытаясь утянуть подальше подушку, но девочка легко справляется с этим бунтом.

Снизу поднимаются Леви с привычным выражением «вы все говно» на лице и мрачный уже с утра Фарлан. Опять повздорили, что ли? Мой малыш по пути сажает нашу красавицу на закорки каким-то больно уж привычным жестом, и в таком составе эта компания доезжает до стола чтобы нестройным хором пожелать мне доброго утра.

— Да вы, как я погляжу, уже спелись, — хмыкаю я, накладывая всем оладушки, заботливо прикрытые до этого полотенцем. Горячие кружки уже стоят рядом с каждой тарелкой.

— Завтра нам будет нужно выбраться из этой жопы. Конечно, мы должны найти общий язык, — фыркает Фарлан, отчего-то косясь на Леви, и потирает затылок. А, разъяснительные беседы. Это хорошо, меньше шансов, что он где-нибудь лажанёт.

— Ну и отлично. Надеюсь, план тебе уже известен? — Блондин кивает. — Всё в плане устраивает?

— Нет. — Фарлан чуть морщится и упорно смотрит в тарелку. — Меня не устраивает лестница, по которой мы будем подниматься.

— А что с одиннадцатой лестницей не так? Она ближе всего к нам, — пытаюсь я понять, где могла просчитаться.

— Я бы пошёл на шестую. Она не принадлежит ни Санесу, ни Николаю Лобову. Там у нас больше шансов добраться наверх.

Я молчу некоторое время, размышляя. А ведь нейтральная территория — самое то, чтобы уйти, не обосравшись при этом.

— Сколько ещё есть лестниц, неподконтрольных им обоим? — осторожно спрашиваю я.

— Эта — единственная, — тут же отвечает Леви. — Поэтому я и сказал, что идея тупая.

— И в самом деле тупо будет так попасться. Если уж Санес где и будет нас ждать, так это там, — спокойно подтверждаю я выводы сына и тут же добавляю: — Пей молоко, пока горячее.

Леви кривится. Глядя на него, кривится и Изабель, отодвигая стакан. Хотя до этого преспокойно пила свою порцию. Так, это ещё что за саботаж? Я чуть наклоняюсь к своему ёжику и шёпотом указываю на очевидное:

— Ты ведь теперь старший брат, нет? Твоя сестрёнка всё за тобой повторяет. И ей молоко даже нужнее, чем тебе. Так что изволь заботиться о ней как следует, в том числе на личном примере показывая, как себя вести. Пей молоко и не бурчи. Если остынет — появится противная пенка. Поверь, это будет ещё неприятнее на вкус.

Леви кидает быстрый взгляд на девочку, которая в открытую наблюдает за ним, и послушно выпивает свою порцию залпом, тут же придвигая ближе мою большую кружку с чаем. Ещё и мелочь отчитывает за то, что сама не пьёт. Ну хоть так. Я возвращаюсь обратно к насущному, глядя, как Изабель снова берёт в руки свой стакан:

— Мы пойдём по лестнице, которую крышует Лобов. Там нас наверняка пропустят, пускай и за кругленькую сумму, но всё же. Надо только как можно скорее разобраться с вашими документами.

— Вот как? — Фарлан удивлённо переводит взгляд с меня на Леви. — Извините, я и в самом деле не подумал об этом.

— Не переживай. — Осторожно касаюсь рукава его рубашки, успокаивая. — Ещё научишься просчитывать такие вещи. Какие твои годы, в конце концов. Я сама долго думала, как нам проскочить. И до сих пор не уверена на сто процентов в том, что у нас всё получится. Твоя информация определённо нам помогла, спасибо. Леви. — Перевожу взгляд на своего вундеркинда, ожидая его вердикта: — Как думаешь, может, стоит сегодня сходить к шестой лестнице, потоптаться вокруг?

— Думаешь привлечь внимание к тому выходу, чтобы завтра там было больше народу и меньше следили за другими местами? — тут же понимает он. — Да, звучит неплохо. Там же рядом находится одно из зданий Военной Полиции. Так что, если мы пойдём туда, всё будет выглядеть подозрительно, но не постановочно. Палиться два раза на усыновлении в одном и том же месте — такая себе идея, могут привлечь за подозрение на рабовладение.

— Окей, звучит как план.

Поднимаюсь из-за стола, убирая свою тарелку.

— Единственное, что мне не нравится, — так это то, что мы пойдём к ближайшей лестнице. По-моему, идея не очень удачная. Ты ведь об этом подумал, Фарлан? — Малыш кивает, а я задумываюсь, мысленно представляя карту Подземного Города. — Возможно, имеет смысл пойти к восьмой…

— Думаешь, дойдём? — хмурится Леви. — У нас, конечно, совсем мало вещей, но и до восьмой лестницы полчаса переться.

— Придётся дойти. — Пожимаю плечами. — Лучше не рисковать, как по мне. И восьмая ведёт почти напрямую к зданию суда. Уж там-то нас будут ждать в последнюю очередь. Так, ладно, собирайтесь давайте. Сначала рынок, потом документы, потом быстро домой — отсыпаться.

— Да, — не очень дружно отвечает детвора, разбредаясь по дому.

Я остаюсь собираться, пока дети чистят зубы и приводят себя в порядок. Где-то внизу Изабель звонко рассказывает Леви, как здорово наконец будет пойти погулять. Жуть запрыгивает на стол рядом со мной и тычется башкой в локоть, требуя ласки. Почёсывая мурчащее чудовище, я невольно задумываюсь, возможно ли вообще быть настолько счастливой и как мне это счастье сохранить.

* * *

— Следят? — тихо спрашиваю я, подхватывая уставшую Изабель в новой, опрятной одёжке на руки. Её шерстяная юбка-солнце тут как никогда кстати и хорошо укрывает ножки.

— Да, за нами ходят как минимум двое, — подтверждает Леви и тут же шикает на Фарлана: — Не оглядывайся, выдашь нас на раз.

— И не собирался, — тут же надувается блондин, поглубже засовывая руки в карманы.

Я хмыкаю, чуть качая головой, и сворачиваю к лестнице. Мы все трое дружно останавливаемся и, задрав головы, внимательно всматриваемся в самый верх, где заканчиваются ступени и виднеется небольшой прямоугольник света из-за распахнутых сейчас дверей.

— Там птичка.

Изабель пальчиком указывает наверх, где прямо над спасительным выходом свила гнездо какая-то местная разновидность голубя.

— Да. В некоторых наро… Кхм, в некоторых регионах этих птичек считают символом мира и надежды. Забавно, да? — Я осторожно поправляю чуть съехавшую набок шапочку, прикрывая замёрзшее ушко.

— Она потерялась? — тихо спрашивает девочка. — Это место ведь совсем не подходит для птичек, которые умеют высоко-высоко летать.

— Почему ты так думаешь? — Перехватываю малявку поудобнее. — По-моему, эта пернатая очень даже на своём месте. Там в гнезде тепло, улететь наружу всегда может, никто её там не трогает… Лепота же.

— Это место жестокое и грязное. Никто не должен тут жить! — категорично отрезает малышка и отворачивается, пряча недовольную мордашку в складках моей куртки.

Мы с Леви переглядываемся, и он первым протягивает руку, чтобы забрать у меня поклажу. Внимательно осматриваю мостовую и, когда не нахожу льда, со спокойной душой высоко подкидываю малышку, тут же ловя её и закружив на вытянутых руках.

— Изабель, каким бы ни было это место — это твоя Родина, твой дом. А дом не может быть плохим или хорошим, ведь все зависит от людей, живущих в нём. Смотри, ты тоже можешь тут летать «высоко-высоко».

Смеясь, подкидываю девочку ещё раз, и она от восторга пищит, требуя «полетать» ещё и ещё.

Что ж, это вполне в моих силах.

* * *

Заполнение бумаг в этот раз проходит без вопросов. Мои документы при мне, а в архиве находятся упоминания о рождении Фарлана и Изабель. Оказывается, что получать свои документы за деньги по достижении совершеннолетия — тут чуть ли не одна из самых рутинных вещей. Конечно, всем им до этого ещё далеко, но десятилетний Фарлан вполне подпадает под нужную картину мира госслужащего. Нам достаточно лишь сказать, что старые копии документов были утеряны. Так что теперь весь мой детсад учтён, задокументирован и записан на моё имя. Фарлана, кстати, тоже приходится внести как «сына», потому что иначе за него пришлось бы платить на выходе отдельно, а у нас денег по новым расценкам хватает лишь на одну неполную семью. В «паспорте» появляются две новые строки, полностью заполняя все пространство, отведённое под личную жизнь. Отлично, а я-то грешным делом думала, что мой максимум — это стать мамой одному ребёнку. Ага, щас. Размечталась.

По дороге домой я прошу Леви купить себе с новоиспечёнными братом и сестрой по бублику, а сама ухожу в небольшую лавочку со всякой всячиной. Оставлять в Новый год детей без подарков было бы просто кощунством с моей стороны. И, о чудо, мне на глаза попадается мелко перемолотое какао! Я нехорошо ухмыляюсь, выкладывая деньги на прилавок и наблюдая, как заворачивают мои покупки. Пусть только теперь попробуют отказаться пить молоко, мелкие кошмарики!

Дети, разумеется, тут же замечают объёмный пакет у меня в руках, наперебой начиная спрашивать, что там и для чего. Любопытные и весёлые, с красными щеками и выпечкой в руках. Ну прямо загляденье! Жалко, что я не могу использовать здесь телефон, чтобы снять их на камеру, да и разряжен он уже довольно давно. Так что я просто стараюсь как можно более детально запомнить и детский смех, и радость в глазах, и то, как, забавно поджимая ноги, Изабель повисает на руках между двумя мальчишками, раскачивающими её, как на качелях. С удивлением понимаю, что готова завтра убить, если это потребуется, чтобы сохранить их безмятежное счастье. Только бы выйти отсюда, и я подарю им весь мир.

1.1.832 (03 часа 57 минут)

Утром Нового года мы с Леви просыпаемся одновременно. Переглядываемся и начинаем быстро паковать вещи, собирая деньги и самое необходимое по всему дому. Детей внизу пока не будим, но шёпотом переговариваемся, обсуждая, кто что понесёт. В итоге Фарлану достаётся Жуть и рюкзак с вещами, в которые мы переоденемся уже наверху, после побега, поменяв потную одежду на свежую и опрятную. Туда же убираем некоторую непортящуюся еду в зиплоке, оставшемся ещё с моей экспедиции. Чуть подумав, отдаю ему и сумку с посудой тоже, не пропадать же добру в конце концов! Я понесу разобранный велосипед в своём привычном рюкзаке, а Леви — Изабель. Попутно я запаковываю и тут же засовываю под ёлку подарки, и Леви, обнаружив на одном из них, с шарфом, своё имя, тут же спрашивает, может ли он присоединиться ко мне и подарить своего медвежонка и этот шарф новым ребятам.

— Конечно можешь, солнце моё. — Я опускаюсь перед ним на колени, заглядывая в серые океаны и привычно пропадая в них. — Это твои вещи, и ты вправе делать с ними всё, что захочешь.

— Просто я получил уже так много подарков, и сейчас тоже. — Он немного растерянно смотрит на одну из коробок. — Я хочу, чтобы и у них было что-то… своё. Будет нечестно, если они получат только шоколад и тот странный порошок, которые мы, к тому же, будем есть все вместе.

— Я очень горжусь тобой. — Обнимаю своего малыша, и не могу не заметить. — Кажется, только что я начала любить тебя ещё больше.

Сейчас он напоминает мне моего брата улыбкой и тем, как без малейших сомнений делится своими, в общем-то первыми, именно личными вещами.

— Эй, чего сырость разводишь?

Детская ручка неловко стирает влажную дорожку с моей щеки, и я тихо хмыкаю, успокаиваясь.

— Ничего. Просто ты напомнил мне одного очень хорошего человека из моего мира, по которому я сильно скучаю. Ты будешь отличным старшим братом, фасолина.

В начале шестого будим наконец детей. Фарлан теребит новый шарф, подозрительно поглядывая на мой свитер, связанный из той же пряжи, а Изабель носится по дому с медведем в обнимку, словно желая поделиться своим счастьем со всем миром.

Мы же с Леви тщательно всё проверяем. Дом надо будет «законсервировать», выкинув всю оставшуюся еду и мусор. Попутно приходится объяснять, что именно детям придётся надеть сейчас, а что уже потом, когда мы будем наверху. Перед дорогой я готовлю на всех горячий шоколад, и по глазам Леви вижу немой вопрос: «А что, так можно было?!» Можно, мой хороший, но не каждый день.

Ровно в семь утра мы вытряхиваемся из дома, как воры, через окно. Я спускаюсь первой, ловлю багаж, потом помогаю спуститься Фарлану и Изабель. Последним идёт Леви, предварительно отвязав верёвку и прикрыв за собой ставни на защёлку. Теперь всё выглядит так, будто из дома никто и не выходил. Мальчик свешивается с подоконника на вытянутых руках и по моему сигналу разжимает пальцы. Подставляю руки и ловлю его, тут же аккуратно опуская на мостовую. Хорошо, первый этап пройден. Мы распределяем сумки и бесшумно продвигаемся по ещё спящим улицам — жизнь в Подземном Городе начинается обычно ближе к полудню, а заканчивается часа в три ночи. Но, разумеется, всё не может идти совсем уж гладко: наш путь лежит мимо ненавистного мне уже рынка, и нас замечает противная карга Фина, которая торговала раньше с нами рядом, пока её не попросили из рядов торговцев. По её глазам я вижу, что стоит нам лишь завернуть за угол, и эта сволочь тут же помчится докладывать куда следует.

— Мальчики, ускоряемся, — напряжённо говорю я, забирая Изабель и сажая ту себе на плечи.

Так Леви сможет быстрее бежать и, если вдруг что, мы прорвёмся даже с боем.

Сын хмурится, оглядывает улицу и уводит нас какими-то окольными путями далеко вбок. Кажется, идти мы теперь будем дольше. Переулки становятся уже и загаженнее, но и людей тут, слава богу, нет. Последние несколько кварталов мы пробираемся чуть ли не на ощупь, настолько здесь безлюдно и темно.

Часы на главной башне бьют четверть девятого, когда мы наконец добираемся до нужной нам лестницы. Деньги у меня уже наготове, как и документы. Леви оглядывает улицу и даёт отмашку. Бежать никак нельзя — тут бегают только преступники, а полиции вокруг куда ни плюнь просто. Поэтому, предупредив детей ещё раз о беге, выхожу первой, и, поправив юбку, вспоминаю школьные годы и как ходить стремительным шагом так, чтобы это было не слишком уж палевно. До стражника каких-то двадцать метров. Краем глаза вижу вывернувшего с другой стороны площади мужика. Знакомого, чёрт возьми, мужика. Один из наших «охранников», мать его через колено! Леви тоже его замечает и хватается за пояс, но тут же вспоминает, что нож я отобрала — мало ли, вдруг нас будут досматривать. Чуть качаю головой, останавливая его от поспешных действий, и подхожу к стражнику. Держи себя в руках, Алиса! Около полицейского ничего тебе не сделают. «Улыбаемся и машем», мать-перемать!

— День добрый, господин. — Вежливо приседаю в знак уважения и протягиваю документы двумя руками. — У нас предписание на выход на поверхность.

Человек Санеса тоже бежать не может — всё же тут слишком много полиции и территория чужая. Но если он дойдёт до нас раньше, чем мы пройдём через арку, — нам всё равно кабздец. Уверена, что он найдёт, чем подгадить.

Солдат привычно тупит, как и всякий уважающий себя погранец. Должен же он, в конце концов, показать свою важность и власть. Слишком быстро и целенаправленно шедшего мужика всё-таки тормозит полицейский, начиная что-то расспрашивать. Хмырь в ответ машет руками, возмущается и тычет пальцем в нашу сторону. Погранец замечает эту безобразную сцену и поворачивается ко мне:

— Ваши документы в порядке, но я вынужден спросить: не осталось ли у вас… незаконченных дел?

— Нет, не осталось. — Я показываю ему оба заявления об увольнении, точнее, их копии, и передаю крупный мешочек с местной валютой. — Я — честная гражданка. Вот оплата. Так мы можем идти?

— Д-да, конечно, проходите. — Мужчина косится на Жуть, сидящую у Фарлана в капюшоне. — Только учтите, что, если тот мужчина тоже заплатит, я буду вынужден пропустить и его. Вчера два крупных бизнесмена договорились об уступках…

— Спасибо… за вашу службу. — Кланяюсь, показывая свою благодарность за информацию, и пропускаю детей вперёд, чуть подталкивая их в спины: — Быстрее, вы идёте первыми. Не тормозим, товарищи. Ходу, ходу!

Мы почти взбегаем вверх, но на середине лестницы я понимаю, что за нами бегут уже как минимум двое, судя по голосам и нелицеприятным комментариям. Блядство! На ходу скидываю Леви Изабель, а Фарлану — велосипед, сама же выхватываю у последнего сумку с посудой.

— Живо наверх, вы оба! — коротко приказываю я, разворачиваясь назад.

— Но! — пытается возразить Фарлан, однако Леви хватает его за рукав и буквально тащит за собой.

Хорошо, молодец, какой же он у меня послушный мальчик! Достаю набор тарелок и бросаю в первого проходимца. Он, не успев увернуться, тут же летит под ноги остальным, заметно их замедляя. Осталось ещё трое. Гадство. Стремительно поднимаюсь наверх, перепрыгивая по несколько ступенек, остаётся всего какая-то четверть пути, когда меня пытаются ухватить за болтающийся подол. Следующей в ход идёт кастрюля, которую я тут же кидаю по коленям ещё одного претендента в травмпункт. Минус один. Последнему достаётся удар сковороды, который отбрасывает мужика к стене. Остальные как-то немного тормозят, с ужасом глядя на кровавый след, оставшийся на камне. Пока они таращатся, я добегаю до конца лестницы, откидывая свою ношу куда подальше. Там, впереди, нам это уже вряд ли пригодится. Дети ждут меня в самом конце, перед дверями.

Мы вместе вываливаемся в какой-то предбанник, в котором два суровых солдата очень подозрительно на нас косятся. Ну ещё бы. Я стою с заткнутой за пояс юбкой, дети все в мыле и с объёмными мешками за спиной. Чудный видок, должно быть. С достоинством поправляю одежду и снова протягиваю документы, ногой настойчиво прикрывая дверь, ведущую назад. Один из солдат интересуется, есть ли за нами ещё люди, относящиеся к нашей группе, и после отрицательного ответа дверь за нашими спинами запирают на засов. Шикарно! Документы на этот раз проверяют споро и вежливо просят проследовать сразу же к зданию суда. Что ж, отлично! Тут же, пока дети не замёрзли, предлагаю им быстро переодеться, обтеревшись полотенцем. Всё-таки в суд надо будет явиться уже в приличном виде. Стражники немного выпадают в осадок, но нам ничего не говорят. Особенно уверенно они молчат, когда я тоже переодеваюсь в приличную одежду. Усмехаюсь. Ну да, мужики в любом из миров одинаковые.

Наконец мы готовы, и перед нами распахиваются следующие двери, наружу. Шесть месяцев. Целых полгода я ждала этого момента.

Нас встречают предрассветные сумерки и снег, много снега.

— Почему так темно? — тут же обижается Фарлан. — Я думал, снаружи днём должно быть светло!

— Что это такое белое? Как красиво! — радостно изумляется Изабель, норовя тут же присесть на корточки и попробовать снег на вкус.

Вовремя одёргиваю её, говоря, что снег будем пробовать после суда.

— Ещё просто слишком рано, прелесть моя, — усмехаюсь я в ответ на комментарий блондина, и тут же вижу, как у Леви широко распахиваются глаза.

Первый солнечный луч показывается из-за края стены, и уже через полминуты из-за местного «горизонта» медленно выплывает красный бочок солнца.

— Ого!

— А-а-а, здорово!!!

Изабель замирает на месте, так и не зачерпнув в ладошку снег, и широко улыбается, чуть щуря глаза.

— Неплохо… — выдыхает стоящий рядом малыш, внимательно наблюдая за метаморфозами.

Небеса из темно-фиолетовых окрашиваются в красно-оранжевую палитру, постепенно приобретая привычно голубой цвет.

— Добро пожаловать в новый мир, солнце моё, — улыбаюсь я, поплотнее натягивая ему на уши шапочку. — Теперь-то я обязательно научу тебя всему, что обещала.

Леви улыбается, прижимаясь ко мне сквозь слои одежды, но без подкола, конечно, не обходится:

— Сначала суд выиграй, дурында.

— Всенепременно, мой капитан. — Фасолина поднимает на меня глаза, и я довольно щурюсь, глядя, как солнце приятно пробегается по пока что ещё слишком белой коже моего мальчика. — Как я могу проиграть, если ты будешь на моей стороне, а?

— Никак, — соглашается Леви, и мы вместе усмехаемся, без слов понимая друг друга.

Если уж мы вышли из-под земли, то теперь всё, что будет дальше, — так, небольшие неурядицы. Обратно никакая сила нас уже не загонит.

1.1.832 (10 часов 11 минут)

Пиксис встречает нас в здании суда и проводит в тёплую комнату, где мы со всем комфортом располагаемся. До суда ещё около двух часов, и мы с ним ещё раз собираемся обговорить мою стратегию. Рядом с мужчиной двое солдат, в одном из которых я с удивлением узнаю будущего главу Разведкорпуса. Ну здравствуй, бровастик.

— Признаться, я несколько обескуражен. — Пиксис по-доброму прячет улыбку в усах, подавая мне горячий чай, чуть разбавленный коньяком. — В прошлый раз вы оказались женщиной, хотя подписывались мужским именем, в этот — приводите с собой целый выводок вместо одного мальчика.

— Я тут ни при чём, честное слово. Оно само, — смеюсь я в ответ, принимая чашку на блюдце. — Ещё позавчера в это же время никаких детей кроме моего сына даже в планах не было. Как видите, жизнь меня очень любит. Во все ще… кхм, во всех смыслах, в общем.

— Быть может, вы познакомите нас?

— Да, конечно. Это мой сын, Леви Аккерман.

Я аккуратно поправляю темные пряди волос у сидящего рядом мальчика. Ему явно неудобно в такой обстановке — он зажат с двух сторон мною и Изабель, активно поедающей печенье, а прямо перед ним, подавшись вперёд, сидит ещё и стрёмный лысый мужик в военной форме.

— А, наслышан о вас, молодой человек. — Пиксис протягивает руку, и мой ёжик, украдкой взглянув на меня, всё же крепко пожимает протянутую конечность. Но молчит пока что, слава богу.

— Рядом с Леви его младшая сестра, Изабель Магнолия, и Фарлан Чёрч. Они оба появились в нашей компании при, так сказать, крайне занимательных обстоятельствах, но уже вполне освоились. Фарлан, кстати, помог мне доработать тормоза.

— О, то самое устройство! Должно быть, вы уже пригласили его в подмастерья? — Пиксис с уважением смеривает острым взглядом блондина, и тут же переводит его на своего бровастого сопровождающего: — А это мой хороший друг, подающий надежды разведчик, Эрвин Смит. Он крайне заинтересовался некоторыми вашими идеями.

Хмыкаю, смерив этого восемнадцатилетнего пацана скептическим взглядом. Парень протягивает мне руку, и я нехотя всё же пожимаю её, никак не отреагировав ни на вежливую улыбку, ни на заверения о радости от знакомства со мной. Резко забираю ладонь из мужских пальцев, полностью теряя интерес к этому будущему манипулятору. Думается мне, мы с тобой ещё часто будем видеться, парнишка.

Я оборачиваюсь к, надеюсь, своему будущему работодателю, попутно доставая из одной из сумок свой тубус с документацией.

— Пиксис, а теперь серьёзно. У меня есть в загашнике парочка идей, но на их реализацию нужны люди. Я могу лишь подсказать, как что должно выглядеть и работать. Остальное будет зависеть от ваших спецов. Давайте, раз уж мы тут всё равно прохлаждаемся, обсудим заодно мой контракт с армией и то, в каком направлении я буду толкать прогресс. Что здесь, наверху, интересует людей больше: здравоохранение, образование или вооружение?

Я вкратце обрисовываю несколько идей по каждому из направлений, наверное, немного увлекаясь в процессе — когда я заканчиваю с объяснениями, времени до полудня остаётся не так уж и много.

— Было бы неплохо, если бы вы работали во всех направлениях, — осторожно замечает глава Южного округа, внимательно выслушав, что я имею ему предложить. — Что до контракта, так он давно уже составлен. Осталось только подписать. Сотрудничать будете со мной напрямую, место в штабе вам выделим…

— Нет, так не пойдёт. — Откидываюсь на спинку, складывая руки на груди. — Дети не должны расти среди военных. Вы бы ведь не отправили своих детей на военную базу? Вот и я так думаю. Мне бы хотелось дом на юге стены Роза, недалеко от Троста. Там же обустроим мастерскую и полигон для испытаний. И от любопытных глаз далеко, и нам с детьми будет где порезвиться. А отчёты о работе могу вам хоть каждую неделю строчить.

Пиксис, чуть поразмыслив, соглашается с этим доводом, пообещав найти «что-нибудь подходящее».

— Дальше. Летом, начиная с двадцатого мая и по двадцатое августа, на протяжении следующих четырнадцати лет я работать не буду. Отпуск. Зато всё остальное время буду пахать без каникул.

— И что же вы планируете делать, если не секрет? — осторожно интересуется офицер.

— А… Видите ли, я обещала одному замечательному мальчику, что научу его многим интересным вещам, например, сплавляться на плотах или строить шалаши в лесу. — Леви вскидывается, глядя на меня. Кажется, он уже успел позабыть о том нашем разговоре. — И что мы обязательно объездим всю территорию внутри стен. Так что летом, когда дороги хорошие, я планирую выполнять обещание, разъезжая с детьми по всем доступным нам сейчас землям.

— Вы так говорите, как будто верите, что мы вот-вот продвинемся далеко вперёд, — пытается влезть в разговор бровастый. — Признаться честно, я предчувствую большие перемены в нашем корпусе в ближайшее время…

— Нет, у вас сложилось неверное представление, — прерываю я его агитационные речи. Знаю я, зачем ты тут эту фигню всем в уши льёшь. — Я весьма пессимистично настроена и поэтому скорее хочу показать детям как можно больше разных мест, пока в них ещё можно попасть. Только наивный идиот поверит в то, что, не имея более совершенного оружия, чем есть у вас сейчас, можно добиться хоть каких-то серьёзных успехов. Стены простояли сто лет, да? Но кто сказал, что они простоят ещё столько же? Их нужно укреплять и модернизировать, особенно ворота, если вы не хотите однажды оказаться в большой мясистой жопке. Ну разработаете вы, допустим, эффективное, мобильное построение. Шикарно, классно, замечательно. Но до тех пор, пока вы как грёбаные мухи летаете с мечами, с мечами, чёрт возьми, вокруг здоровущих людоедов — шансов на победу у вас просто ноль целых хрен десятых.

— Вот как. — Кажется, мои крайне «антипартийные» идеи нисколько не беспокоят блондина, в отличие от Пиксиса, взглядом намекающего мне прикрыть варежку. — То есть вы считаете, что стены могут пасть?

— То есть я считаю, что вашей организации нужно меньше гробить людей снаружи стен и больше думать над тем, как убивать врагов не приближаясь к ним, — прищурившись, отвечаю я предельно честно. — Ваша нынешняя политика с «посвятите свои сердца» крайне дурно пахнет. Много смертей и потраченных ресурсов, а выхлоп никакой. Вы бы хоть поймать парочку попытались, чтобы узнать про них чуть больше, чем крайне информативное «ничего». Но довольно о Разведке. Что я, жительница Подземного Города, в конце концов, могу знать о титанах и борьбе с ними?

Усмехаюсь, глядя, как бледнеет Смит. Ещё не научился держать эмоции в узде. Совсем мальчишка.

— Пиксис, так что насчёт моих условий?

— Они вполне разумны, — кивает мой теперь уже почти что коллега. — Подпишем договор. Суд через двадцать минут, а тебе ещё нужно приготовить своё изобретение.

— А, да, точно. Фарлан, поможешь собрать?

— Да, конечно.

Мой блондин осторожно просачивается мимо застывшего памятником самому себе Смита и опускается рядом со мной около рюкзака.

Пока мы копаемся, я даю ребятам чёткие наставления, чего не следует делать, пока я буду на слушании. Наконец, велосипед собран, контракт подписан, и я более-менее морально готова раскидать любые аргументы о моей «бесполезности». Леви ловит меня у двери, обхватив за талию, и тихо желает удачи. Опускаюсь перед ним на одно колено, демонстрируя немного ошалевшим мужчинам штанину, выглядывающую из-под юбки.

— Всё будет хорошо, фасолина. Я обязательно справлюсь, по-другому и быть не может. Главное, не забывай…

— Никакой поножовщины, не давать Изабель бегать по коридорам и не разговаривать с подозрительными блондинами, — повторяет Леви.

— Умничка, — улыбаюсь я в ответ. — Когда за вами придут, чтобы проводить в зал, веди себя прилично. И никакого мата, пожалуйста.

— Ладно, — хитро усмехается вслед за мной Леви. — Тебя это тоже касается?

— О, меня это будет касаться в первую очередь.

Поднимаюсь с колен и подхожу к двери. Вдох, выдох. Всё, я готова. Усмехаюсь, складывая из пальцев пистолет.

— Ну что, ребята, покажем этим снобам небольшую игру в мафию?