Ветер крепчает (джен)

5.10.2012 (14 часов 44 минуты)

Вокруг — противный писк мониторов, регистрирующих сердцебиение и прочие столь необходимые для поддержания жизни показатели. Тихие разговоры врачей и интернов, переругивание медсестёр за дверью прозрачного бокса. Каждодневные обходы и непрекращающиеся вопросы. Вопросы-вопросы-вопросы, куда же без них. И чистота, стерильная чистота. И ведь даже какой-нибудь хиленькой фиалки нет, и принести не дадут. Моя работа напрямую связана с природой, и я так соскучилась по ней. Мне непривычно так надолго оставаться вдали от глины и скал. Нигде в палате не найти ни соринки, ни пятнышка. У грязи здесь нет и шанса.

Сколько я уже тут? Дни сливаются в общее, неделимое пятно. И радует лишь одно — положив увитую проводами руку на живот, я чувствую слабый, но оттого не менее уверенный толчок в ответ. «Я всё ещё здесь, я всё ещё жив», — напоминает мне мой малыш, и мои обескровленные, потрескавшиеся губы сами собой складываются в улыбку. Моя храбрая фасолина, мы ещё с тобой повоюем, ведь так? Боже, неужели хоть что-то в этой жизни мне удастся наконец не похерить?

— Как мы себя чувствуем? — В палату с улыбкой заруливает доктор Ким со своей неизменной свитой из испуганных детишек-интернов, готовых выпрыгнуть из штанов за похвалу.

— Сносно, как для пациента из онкологии, док, — огрызаюсь я в ответ.

Сегодня это уже третий такой обход, и каждый раз эта улыбчивая сволочь начинает его одинаково. Совсем фантазия отсутствует, видать.

Врач вздыхает, молча ожидая, пока один из стажёров закончит быстрый осмотр, и сверяет данные.

— Что ж, на удивление, результаты у вас и правда… сносные, пока что. Но больше тянуть нельзя: мы дали вам все шансы, дорогая, как вы и хотели. Я назначу процедуру на шесть вечера. — Доктор Ким ободряюще улыбается, а у меня всё внутри буквально переворачивается от ужаса, пока он выносит свой вердикт. — Поверьте, Алиса, семьдесят процентов — уже отличный результат. Вы хорошо сражались, но теперь пора позаботиться и о вас тоже.

Что? Опять он?.. Ну уж нет.

— Пять недель назад, на осмотре, вы говорили мне, что у этого ребенка нет ни единого шанса, что я не успею его выносить, — медленно проговаривая слова, замечаю я. — Потом, когда мы с вами снова встретились на двадцать второй неделе беременности, вы утверждали, что дела мои настолько плохи, что мне и думать о будущем не стоит. Что лечение начинать нужно немедленно. И вот мы с вами здесь, спустя почти три недели. И дела у меня очень даже сносные. Всё ещё сомневаетесь во мне, а?

По глазам врача вижу, что ещё как сомневается. Тяжёлый вздох лишь подтверждает мои догадки.

— Послушайте, Алиса, то, что рак ещё не перешел в некурабельную фазу — чистой воды чудо, величайшее для вас чудо. Но…

— Ещё две недели, — обрываю я его. — Две недели, и я вся ваша, обещаю. Семьдесят процентов меня не устраивают. Я сильная, в отличие от той фасолины во мне, и пока у меня ещё есть эти силы, я подожду. Этот ребёнок заслуживает того, чтобы мы подождали ещё чуть-чуть.

— Но у вас нет этих двух недель, Алиса, как вы этого не понимаете?! — подпускает врач побольше профессиональной строгости в голос. — Пока счёт шёл на месяцы — я мог закрыть глаза на вашу браваду, на ваше нежелание принимать обезболивающее и проходить химиотерапию. Но теперь счёт идет даже не на недели, а на дни. Вы понимаете это?

— Понимаю. Но согласитесь, «девяносто» всё-таки звучит куда надёжнее, чем «семьдесят», а? — усмехаюсь я, опять нежно накрывая свой живот и переводя взгляд на один из мониторов.

Он, присоединённый ко мне тонким проводом, показывает частый-частый ритм маленького сердечка, успокаивая и давая надежду. Я подожду. А боль… Она пройдёт. Всё обойдётся, фасолина. Даже если твоя мама мало что смогла в этой жизни сделать правильно, с тобой она не проебётся. Ни за что.

Доктор Ким вздыхает и словно нехотя говорит:

— Я позову отца ребёнка. Может, хоть он сумеет вас убедить. — Ещё некоторое время он ждёт от меня хоть какой-то реакции, но её нет и не будет.

Я продолжаю завороженно следить за тонкой полосочкой на мониторе, старательно поспевающей за моим малышом. Ничто в мире не изменит моего решения — я дождусь двадцать седьмой недели беременности. Во что бы то ни стало. Врач ещё раз вздыхает, но, наконец, покидает нас. Вслед за ним выходит и его свита, тихо перешептываясь и наверняка строя предположения насчёт того, как меня можно было бы переубедить. В палате сразу же становится легче дышать. Но, к сожалению, ненадолго.

— Алисия! — Чак, как всегда, импульсивен и шумен и опять зовёт меня этим мудацким аналогом моего имени, но даже это служит приятным разнообразием в моей до ужаса стерильной рутине. — Алисия, немедленно перестань. Хватит, довольно геройствовать.

— Чак, — пытаюсь я его прервать, но тщетно.

— Что «Чак», что «Чак»? — Громко хлопает стеклянной дверью блондин. — Ты что, хочешь оставить меня отцом-одиночкой?

Конечно же нет, кто доверит тебе ребёнка, идиот? Да я даже в обычный поход с тобой не пойду, не говоря уже о полноценном восхождении. А ты тут мне про отцовство заливаешь. Наивное трепло. Я уже давным-давно договорилась с братом, что он, в случае чего, возьмёт этого ребёнка себе. Да и его дочь сейчас как раз в подходящем возрасте… Но говорю я, конечно же, совсем не это:

— Ты ведь меня знаешь, дружище. Я справлюсь.

— Да ни черта подобного!

Он делает ещё шаг вперёд, и я невольно с надеждой кошусь на его ноги, обутые в тяжёлые зимние сапоги, — из моего окна открывается вид на унылый мегаполис, где нет ни грамма зелени, так что, может, хоть этот визитёр принесет мне немного земли? Но на дорогой даже с виду обуви кокетливо красуются розовые бахилы. Что и следовало ожидать, у грязи нет и шанса попасть сюда.

— Ты! Ты совсем уже рехнулась с этим материнством. Как вернулась из отпуска, так с цепи сорвалась. Завязывай уже! Я, мне… Мне насрать на этого ребёнка, слышишь меня?! Я ни в жизнь не буду платить за любое лечение, хоть как-то связанное с ним, так и знай!

Ах, сколько экспрессии, сколько эмоций… Как бы не заржать над ним, а то тут и до рукоприкладства уже недалеко.

— И чего ты лыбишься? Что такого смешного я тут сказал, Алисия?! Мне и в самом деле насрать на этого ребёнка. Мне вообще на всё насрать, кроме тебя. — Чак с размаху опирается рукой о головную секцию чуть выше моей подушки и мрачно нависает надо мной. — Только посмей отправиться на тот свет, сволочь, и твой ребёнок прямо из отделения поедет в приёмную семью. Помяни моё слово, так и будет!

Ох, как же я на это надеюсь. Расти рядом с таким неуравновешенным уродом было бы для тебя куда хуже, фасолина. Поверь маме, мама проверяла эту гипотезу лично, так что уже обо всём позаботилась. И этот дядя совсем даже не твой настоящий папа, не переживай. Мама делала тест, так что ничего этот придурок тебе не сделает. Обещаю.

Я отрываюсь от мысленного воркования, напрягаясь из-за внезапной паузы. Чак молчит, с ужасом глядя куда-то вниз. Чуть наклонившись, вижу мочесборник, и всё внутри резко обрывается. Коричневая, уходящая в грязно-красный жидкость, стекая вниз по трубке, медленно капает вниз, мимо прозрачного мешка, тонкой вязкой струйкой прямо на пол, нарушая стерильность помещения. Нет. Нет-нет-нет, не надо! Ещё рано, ещё слишком рано!

— Врач… Позовите врача! — Чак отработанным движением долбит по тревожной кнопке, и мир вокруг взрывается тревожным писком сирены.

Всё вмиг завертелось, понеслось по какой-то неправильной, сумасшедшей орбите. Медсестра по приказу Кима вкалывает мне какой-то препарат, и, уже почти ничего не видя, я нахожу руку своего врача, требовательно в неё вцепляясь. Что со мной будет? Что будет с фасолиной?

— Какой… Какой у нас план, док? — заплетающимся языком спрашиваю я, пытаясь поймать взгляд внимательных карих глаз.

— Спасти вас обоих. Похоже, ваше время и вправду пришло. Готовьтесь, Алиса, скоро вы увидите своего сына. Я предупреждал — мы слишком затянули… с лечением. Теперь вам придётся жить с последствиями своих решений, — с каждой секундой становясь всё мрачнее, отвечает врач, отцепляя мои пальцы от своего рукава.

— Задайте там жару, док. Я верю в вас, — только и успеваю сказать я, прежде чем меня вкатывают в операционную и всё вокруг заливает яркий свет.

* * *

— Пульс не…

— Начинайте делать…

— Интубируйте…

— Что с?..

— Сэр, прошло больше двадцати минут… Сэр, остановитесь. Сэр, это бесполезно, сэр…

* * *

Я открываю глаза в уже привычной палате. Растерянно оглядываю потолок, пытаясь найти ответы, но тут… Живот, что с животом? Почему он такой небольшой? Фасолина… Где, где мой ребёнок?! Нервно бью несколько раз по тревожной кнопке, оповещая всё отделение о своём пробуждении.

— А-алисия, — облегчённо раздаётся со стороны. — Алисия, ты наконец просну…

— Где он? — перебиваю я тупые блеяния. — Где мой ребёнок?

По глазам влетевшего в палату доктора Кима я уже знаю ответ, но…

— Где мой малыш, док? — Мне очень страшно услышать ответ, но он мне нужен.

— Я… Мне очень жаль, мисс Селезнёва… — переходит врач на официальный тон впервые с нашего первого знакомства. — Мы сделали всё, что могли, реанимировали его в течение…

Я не слышу. Не могу. Не хочу. Лишь молча смотрю, как две молчаливые медсестры оттирают с пола уже почти засохшее грязно-красное пятно.

— Покажите. — Хватаясь руками за поручни, я сажусь, несмотря на все возражения и крики вокруг, макнув одну из ступней в собственные отходы жизнедеятельности.

Боли нет, осталась лишь чёткая цель. И если потребуется, я поползу по этому грязному теперь полу, лишь бы добраться туда, куда мне было так нужно.

— Покажите мне его.

— Но…

— Мне это нужно. Прошу, просто покажите мне моего мальчика.

Прижимая к себе холодный комочек с мягкими чёрными волосиками на макушке, я могу думать лишь об одном: я была неправа. Я была так неправа, малыш. Грязь всё-таки смогла пробраться в ту палату. Более того, она была там с самого начала. Спала, ела, шутила… Любила тебя. Но от этого менее грязной не становилась…

Мой малыш пах весной, горной свежестью луга с кровавым металлическим отзвуком. Прижав к себе самое родное существо в последний раз, я аккуратно положила его обратно в люльку из-под инкубатора, без сил оседая рядом на холодный пол и медленно зарываясь пальцами в растрёпанные волосы.

Я всё проебала. На этот раз — окончательно.

12.5.2021 (21 час 38 минут)

— Алисия, да дался тебе этот Непал? Ну что с тобой в последнее время происходит, а? На работе годами без отпусков и выходных пропадаешь, с долгом этим носишься, вместо того чтобы решить всё по-простому, по-семейному… Потом внезапно месяцами не выходишь из отеля, поглощая тонны фастфуда и сажая зрение на каких-то тупых японских мультфильмах, а теперь и вовсе срываешься по первому же зову своего бывшего тренера в какую-то задницу мира. — Чак прерывисто выдохнул и нервно зачесал противно пшеничного цвета волосы назад.

Сейчас от обвинений и давления должен перейти к нравоучениям и мозгоёбству, тут и к гадалке не ходи.

— Повзрослей уже наконец и научись здраво смотреть на реальность вокруг себя. — Ну говорила же. — Я знаю, что рак вернулся, и готов снова финансово помочь, так что…

Ага, плавали, знаем. Я ж ещё прошлый долг всего год назад выплачивать закончила. Неужели этот придурок и в самом деле мог рассчитывать, что я снова наступлю на те же грабли? Ладно, мне просто нужно обойти его и...

Этот придурок крепко схватил меня за руку, резко дёргая назад и насильно разворачивая лицом к себе.

— Забудь ты уже про все свои глупости с альпинизмом. Тебе себя сейчас спасать надо, а не других страховать. — Чак вдруг резко смягчился, отпуская моё запястье и нежно проведя ладонью вверх, до лямки моего рюкзака. — Я уже всё рассказал твоим родителям и связался с твоим новым боссом, так что проблем на работе у тебя не будет.

Он сделал что? Нихуя себе в этот раз он расстарался. Так, блять.

— Ты же ведь не была дома уже хрен знает сколько лет! Поехали домой, твои родители…

Всё. Довольно. С меня хватит.

— Чак. Заткнись и уйди с дороги. Сейчас же. То, что ты каким-то чудом поддерживаешь связь с моими предками, несмотря на свой ублюдочный характер, ещё не даёт тебе право свободно срать мне в уши. Долг я тебе вернула, и снова на ту же уловку не попадусь, не дождёшься. Что с работы меня, судя по твоему тону, уволил… Спасибо, давно сама хотела это сделать: платили там всё равно хреново.

Я усмехнулась, смело шагая вперёд, вплотную к этому кретину. Пусть только попробует ещё раз обосрать мне последний месяц нормальной жизни.

— Так что отъебись-ка ты по-хорошему, пока я запрет на приближение не запросила. Я в курсе, что ты охуеть какой юрист… по прошлому опыту помню. Но даже ты оспорить временный запрет сможешь не сразу. Меня попросили быть инструктором у студентов-спасателей. Там сильная команда и сильный стратег. Так что я еду в эту экспедицию, хочешь ты того или нет. Дом стоял без меня двенадцать лет. Простоит и ещё немного. А вот «богиня плодородия» без меня совсем зачахнет.

— Ты… Ты же ведь не собираешься вот так просто…

— Это не твоё дело, Чак. Мои предки могли бы позвонить мне хоть раз за все эти сраные двенадцать лет, а не присылать тебя как гребаного посла доброй воли всякий раз, как придёт время оплачивать счета. Твоё счастье, что они не знают про ту тонну говна, которой ты щедро сдобрил мою жизнь. Но к твоему неудовольствию, в этот раз я со всем справлюсь сама, так или иначе. И начну с того, что сгоняю в горы и получу неплохой гонорар за любимую работу. Уж если я справилась с грёбаным раком в одиночку в первый раз, то с каким-то плёвым маршрутом и подавно разберусь.

24.6.2021 (17 часов 52 минуты)

«Охрененно разобралась, — под грохот лавины думала я, вместе с группой молча наблюдая за приближающимся белым ужасом гор, — просто на высший, мать твою, балл».

— Красиво идёт, чёрт возьми, — крикнул мне на ухо напарник, торопливо раскурив сигарету. — И ведь сейчас совсем не сезон. Как специально нас ждала, родимая.

— Красиво, — тут же согласилась я, отбирая драгоценный источник никотина и в последний раз затягиваясь. Бежать было бесполезно, прятаться на открытой местности — невозможно. Нам оставалось лишь отдать должное красоте природы.

А дальше было больно, холодно и… И странно.

24.6.2021 (17 часов 52 минуты)24.6.831

В груди тянуло, а тело в спецодежде мгновенно взопрело. Хорошо хоть приземлилась я на рюкзак, а не голой спиной на камень.

— Вот же ж оладушек обоссанный.

Потирая ушибленный бок, аккуратно огляделась. Не поняла. Я очнулась на куче какого-то хлама, и вокруг вместо снега, отвесных скал и холода было темно, сыро и тепло. Как в жопе у… Тряхнула головой, прогоняя неуместное сравнение. Хотя помоями и в самом деле воняло знатно, прямо как под заказ. Я находилась в самом начале узкого переулка, зажатая между двух невысоких домов в европейском стиле. Сам переулок был под завязку забит старыми ящиками и прочей рухлядью. Разглядывать тут больше было нечего, и я перевела взгляд на улицу. Откуда здесь, мать вашу через колено, улица? Ведь ещё секунду назад я была высоко в горах. Какого… Какого чёрта тут происходит?! Провела по стене рукой, отчётливо ощущая шероховатость камня. Это не галлюцинация. Ну не может у человека одновременно коротить все органы чувств. Я и в самом деле где-то очень далеко от гор. Рядом кто-то зашевелился, и я скосила взгляд на кучу ящиков. За ними явно кто-то был.

— Эй, — несмело позвала я, попой чуя ещё одну порцайку приключений. — Кто там?

Из-за ящиков показался ребёнок, мальчик лет шести, замирая в расслабленной оборонительной позе и придерживая что-то у себя под рубашкой. В правой руке у него при этом отчётливо блеснул нож. Очаровательно, и куда только родители смотрят?

— Привет. — Стараясь не делать резких движений, я подтянулась по стене, принимая вертикальное положение, и улыбнулась как можно мягче, чтобы не пугать малыша. — Классный ножик. По дереву учишься вырезать, да?

На меня посмотрели примерно так же, как мой учитель по физике смотрел в седьмом классе после особо неудачной шутки про применение закона Архимеда в постельных утехах. Серые глаза изучили меня с головы до ног совсем не по-детски холодно и, удовлетворившись осмотром, вернулись к моему лицу. Пока он осматривал меня, я с не меньшим интересом наблюдала за ним. Худой, мелкий совсем пацан, скорее всего европеец, ну или метис, если судить по прямым чёрным волосам, выглядел на удивление опрятно, довольно сильно выделяясь на общем фоне засранных по самые крыши улиц. Так, пора исправлять ситуацию. Не знаю, зачем ему нож, но чувствую, узнавать мне это будет не слишком приятно. Вокруг был район, похожий на обшарпанное гетто шестидесятых, и одинокий ребёнок в переулке с ножом — ситуация вообще как под заказ из хорроров. Так что надо бы узнать по-быстрому, где я, и валить подобру-поздорову.

— Извини, фигню всякую болтаю, да? Я тут немного заблудилась, кажется. Не подскажешь где мы? — держа руки у него на виду, продолжила я налаживать контакт с туземцем, по-прежнему не двигаясь. Собственные рёбра материли меня даже от такой расслабленной позы, и мне бы не хотелось увеличивать этот дискомфорт ещё больше. Да и пугать ребёнка не стоило — чревато. Со стороны мальчика раздался характерный звук умирающего кита. — Ты голоден? У меня есть немного еды в рюкзаке. Хочешь? Я — Алиса, а ты?

Малыш не спешил мне отвечать, а со стороны улицы раздались крики, приближающиеся к нам.

— Ну и куда забрался этот крысёныш? Только попадись он мне, паскуда!

Мммм, а приключения-то только прибывают. Глядя на то, как напрягся мальчишка, усиленно поправляя что-то под рубашкой, я горько вздохнула, расстегнула куртку и раскорячилась в переулке, полностью перегораживая на него обзор. На всякий случай сняла с пояса ледоруб. Мало ли насколько эти туземцы окажутся «добрыми». Рёбра, отозвавшись тупой болью, послали меня очень далеко в эротическое турне, но мужики были уже совсем рядом и выбирать не приходилось.

— Господа, вы про мальчишку такого невысокого и чистоплюйненького, что ли? — привлекла я их внимание, глядя на то, как два борова в замызганных куртёнках методично обшаривают каждую подворотню. Сзади послышался шорох. Как-то угрожающе близко послышался.

— Тебе какое дело, шваль? — довольно грубо «поприветствовал» меня в ответ тот, что был потолще, но подходить, слава богу, не стал. Вот и отличненько.

— Да мне-то ничего, но, может, вам интересно будет. Он дальше по улице пробежал буквально пару минут назад. — Для убедительности ткнула в ту сторону пальцем и покивала своим словам, буквально затылком чувствуя опасность. — Ещё и сбил меня, шкет мелкий. Вот, всё никак оправиться не могу.

Но мужики меня уже не слышали, продолжая погоню. Проводив их рассеянным взглядом и осмотрев улицу на предмет других подозрительных личностей, я устало откинулась на стену, цепляя ледоруб обратно на пояс.

— Всё, парень, выдыхай. — Повернула голову в его сторону и подняла руки повыше, чтобы их было видно. — Они ушли.

Мальчик обнаружился очень близко, отвратительно близко, с перехваченным явно для удара ножом. Я даже не знала уже, пугаться мне или смеяться от нелепости происходящего. Приподняла бровь, молча наблюдая за пацаном. Пару секунд он так же молча смотрел в ответ, после чего, недовольно нахмурившись, огляделся по сторонам, убрал нож в задний карман, схватил меня за руку и рванул из переулка ровно в противоположную от мужиков сторону.

Все собранные под лавиной ушибы тут же дали о себе знать, но я, сцепив зубы, упрямо бежала за ребёнком. Похоже, он знал, что тут к чему. Да и не факт, что, не найдя мелкого воришку, мужчины не вернулись бы уже за мной. Так, просто чтобы отыграться. Получать ещё больше синяков не хотелось, и я сочла за благо довериться малышу.

* * *

Пробежав пару кварталов, мы свернули в ещё один переулок, и меня буквально швырнули в стену дома. Я даже вдохнуть после такого не успела, как воротник моей флиски уже был зажат в детских ручонках. Меня мотнуло вперёд, и я оказалась лицом к лицу с этим на редкость сильным парнишкой.

— Эй, ты! Откуда ты и как здесь оказалась? — грубо тряхнув меня, спросил пацан.

— Для начала конкретизируй своё «здесь», пожалуйста, — прохрипела я, не пытаясь, тем не менее, схватить мальчика за руки. Я знала приёмы самообороны и могла бы освободиться от захвата, но бить ребёнка… Ну уж нет. Серые глаза напротив абсолютно ничего не выражали, а и так нахмуренные брови сошлись на переносице ещё больше. Он ведь… точно ребёнок? — Серьёзно, парень. Я не знаю, где я. Очнулась в том переулке, а до этого… До этого меня, вроде как, снесло лавиной.

— Что такое «лавина»? — спросил всё-таки ребёнок, судя по голосу, наконец небрежно отпуская меня и приваливаясь спиной к соседней стене.

— Природное явление, часто встречающееся в горах. Огромная масса снега и льда, которая несётся вниз со страшной скоростью и сметает всё на своём пути. — Я помедлила, глядя на то, как чистая курточка парня елозит по покрытой, кажется, вековым налётом дерьма стене, и всё-таки не выдержала: — Ты б не прислонялся там, а? Грязно же что пиз… Грязно, в общем.

— Тут везде грязно, — буркнул мой собеседник в ответ, но от стены всё же отлип. — Так откуда ты?

— Территориально или где родилась? — уточнила я со смешком, но, не получив реакции, вздохнула и нехотя ответила: — Полчаса назад была в Непале, вроде как. Живу в Нью-Йорке последние… лет пятнадцать уже. Родилась в Санкт-Петербурге.

— Чушь. Таких мест здесь нет. Видимо, ты сильно долбанулась башкой при падении, — отрезал мальчик.

— Падении?

— Да, я видел, как ты упала с крыши, — спокойно кивнул он.

— Очаровательно, — хмыкнула я в ответ, но, услышав очередную руладу со стороны малыша, решила на время свернуть разговор. — Слушай, моё предложение по поводу еды всё ещё в силе.

Неподалёку послышались звуки поножовщины, пронзительно заорала какая-то женщина. Я вздрогнула, невольно оглядываясь. Жизнь в мегаполисе, да ещё и неподалёку от Бруклина, научила меня не ввязываться в неприятности.

— Так, парень, я знаю, что незнакомцам доверять не надо и всё такое, но я лицензированный спасатель и нанесение вреда людям ровно противоположно моей работе. Могу документы свои показать, если надо. Ну а ты у нас, вроде как, опасный малый, с ножом, и можешь за себя, наверное, постоять. Так что предлагаю сделку. Давай мы найдём какое-нибудь более-менее спокойное место. Я тебя накормлю, а ты расскажешь мне, где я, чёрт побери, оказалась. Окей?

Некоторое время мы прислушивались к шуму борьбы, ну, точнее я прислушивалась, а парень, видимо, пытался понять, можно ли мне доверять, внимательно меня осматривая. Наконец, приняв решение, он ткнул пальцем в мой ледоруб:

— Отдай мне это и по рукам.

Без вопросов отстегнула оборудование с пояса и, убрав острые грани в предохранители, передала предмет мальчику. Ни слова больше не говоря, он опять схватил меня за запястье и повёл по извилистым улочкам ещё дальше. Как он сказал, к нему «домой». Под конец нашего маршрута меня ощутимо качало, и я, уже не особо стесняясь малыша, витиевато, но шепотом «выпускала пар».

Мы ввалились в какой-то дом, весьма обшарпанный снаружи, но чистый внутри. Парень легко отбросил меня к стене у двери и прошёл вглубь комнаты, видимо, чтобы сгрузить свою добычу. Света не хватало, конечно, чтобы всё рассмотреть, но тут был чуть покосившийся стол, на который малыш тут же из-под рубашки вывалил пару булок не первой свежести. Из примечательного тут ещё были несколько ящиков, заменяющих стулья и шкафы, и какая-то куча тряпок у стены. Миленько.

— Ну привет ещё раз, чудо, — наконец отдышавшись, смогла я выдавить из себя, не спеша, впрочем, подниматься с пола. Там было вполне уютно, и моя тушка молила оставить всё как есть. Правда, мне было жарко, тело под одеждой взопрело и требовало принять болеутоляющее, но для этого надо было встать и найти грёбаную аптечку.

— Как ты попала в Подземный город? — заговорил, наконец, мальчик, проигнорировав моё приветствие. — Не ври мне, падаль, иначе выкину в два счёта отсюда.

— Подземный город? Бомбоубежище больших масштабов, что ли? — чуть нахмурившись, попыталась я сообразить, что за хрень тут происходит.

— Ты несёшь какую-то херню. — Мой собеседник тоже не впечатлился содержанием нашего диалога, ещё сильнее нахмурившись и отступив на пару шагов.

— Да, знаешь, мне часто это говорят, — сострила я, хохотнув, и наконец приняла более-менее вертикальное положение. — Так, парень, веришь ты мне или нет, но буквально полчаса назад я была в экспедиции очень высоко в горах, в Непале. Потом меня вместе с группой снесло к чертям собачьим с маршрута лавиной, и я отключилась. Очнулась уже тут, и я без понятия, где на нашей планете есть «подземные города», разве что, возможно, в Турции. Видишь мою одежду? — Оттянула ворот куртки за собачку, тут же расстёгивая заодно и флиску, «кокетливо» демонстрируя термобельё под ней. — Не знаю, почему тут так тепло, но там, где я по идее должна бы лежать под кучей снега, было пиз… очень холодно. И я действительно не понимаю, что за хрень тут происходит.

— Твоя одежда и в самом деле не похожа на местную, — заметил парень, и, чуть помедлив, спросил: — Ты… Из-за стен?

— «Из-за стен»? Мы что, в Северной Корее, что ли? — нервно хохотнула я, но встретилась с совершенно ничего не понимающим взглядом. — Так, ладно, проехали. Давай начнём с простого. Где твои родители? Уже поздно, не стоит заставлять их волноваться.

— У меня их нет, — присев на один из ящиков около стола, ответил малыш. Ответил холодно и чётко, словно робот. Он просто констатировал факт. Что за хрень? Дети… Дети не должны так говорить. Мы помолчали, я не знала, как мне на это реагировать. Нервно скинула куртку и флиску. Ощущения были на редкость гадкими. Надо перевести разговор в более мирное русло.

— А как называется эта страна?

— Страна?

— Да, страна. Государство. Местность, объединяющая большую территорию, где много городов и деревень. Как она называется?

— Мы сейчас внутри стены Сина в Подземном городе. Это под столицей, Митрой, — получила я восхитительный в своей абсурдности ответ.

— Ммм, не знаю такой столицы. Хотя по географии, вроде как, всегда «отлично» было, — взлохматив и без того запутанную шевелюру, заметила я в пустоту, но продолжила задавать вопросы, попутно копаясь в рюкзаке в поисках аптечки. После того, как я сняла верхнюю одежду, дышать стало намного легче. — А всего сколько стен? И зачем они нужны?

— Мы окружены тремя стенами: Марией, Розой, и Синой. Они были построены более ста лет назад и защищают нас от титанов, — словно по учебнику протараторил мальчик, внимательно наблюдая за всем, что я доставала из рюкзака. — Что это за хрень у тебя?

Его палец указывал точно на железо, которое я сложила отдельно.

— Альпинистское снаряжение, — вздохнув, ответила я, по очереди демонстрируя о чём говорю. — Кошки, страховочный комплект, а у тебя на столе — ледоруб.

Содержание моего оборудования ему не понравилось, судя по напряженной позе, и я, ещё раз вздохнув, отодвинулась подальше и вынужденно предложила:

— Можешь забрать это, если не доверяешь. Только будь осторожен, пожалуйста. Ещё мне не хватало разбираться с чужими травмами — своих пока вполне хватает.

Трогать он ничего не стал, видимо, поняв наконец, что я ничего делать не буду. Некоторое время мы молчали: я устало разбирала вещи, аптечка всё никак не находилась, парень наблюдал. А потом до меня дошло, что он мне только что сказал. Я замерла, тупо глядя в стену напротив.

— Ты… Ты сказал «титаны»? В смысле огромные людоеды? — очень медленно спросила я, надеясь, что мне послышалось или что он просто не то имел в виду. Но три стены и титаны… Наводили на весьма неприятные мысли. И либо я свихнулась, либо умерла и попала хрен пойми куда, либо… Либо кто-то тут откровенно брешет и развлекается за мой счёт.

— Да, всё верно, — кивнул парень. — Там, откуда ты, они ведь тоже есть?

— Что? Нет, конечно! Это же просто выдумка. — Я внимательно посмотрела на мальчика, тщательно разглядывая его одежду и обувь. Вроде на современные не похожи, но, может, его родители повёрнуты на экологии? Или меня тут пытаются пранкануть по-взрослому. — Ты меня ведь сейчас просто разыгрываешь, да?

— Я похож на грёбаного шутника? — мрачно осведомился мой собеседник.

— Нет, а я похожа на чокнутую? — в тон ответила я.

— Да, вполне.

— Чёрт. Что ж… Справедливо, — хмыкнула я, откидываясь затылком на стену. — Серьёзно, пацан, ты правда думаешь, что я поверю, что попала в придуманный каким-то японцем мир?

— О чём ты?

— Я о том нашумевшем аниме, по которому так тащатся ребята чуть постарше тебя по всему миру. Смотрела его недавно по совету племянницы. История среднячковая, как по мне, хотя картинка цепляет, не спорю.

— Без понятия, о чём ты, дурында.

— Ага, ладно. Вернёмся к этому позже. — Спорить сил не было.

Ни на что уже не было сил. Парень, посчитав, что разговор окончен, жадно накинулся на хлеб. Я ещё раз внимательно его осмотрела и заметила то, что до этого не слишком бросалось мне в глаза — мальчик был слишком тощим и ел явно не первой свежести хлеб жадно, едва прожёвывая.

— Эй, — привлекла я его внимание, — когда ты ел в последний раз?

— Позавчера утром, — ненадолго оторвавшись, ответил он, смерив меня не самым добрым взглядом.

— Что?! Почему ты мне сразу не сказал?! Сижу тут, как дура, болтаю, а ты два дня, блять, не ел! — Вскочила на ноги, позабыв про рёбра и вообще про всё вокруг. — Как часто ты голодаешь? У тебя болит живот? А рвота или запоры бывают?

— Тебе-то что? — резко напрягся малыш.

— «Мне-то что»? Ты, блять, ребёнок с продолжительным голоданием, и по-твоему мне должно быть всё равно? — У меня аж дыхание перехватило от изумления.

Пацан пожал плечами:

— Все вокруг плевать хотели друг на друга, почему с тобой должно быть иначе?

— Потому что я человек, а не тупое животное, понятно? И я не оставлю ребёнка голодным, — припечатала я, нахмурившись, и с куда большей расторопностью начала потрошить рюкзак, найдя наконец аптечку, а прямо под ней — свой комплект для бивуака. — Отложи нахрен эту гадость, тебе нельзя сейчас такое, — рявкнула я между делом и достала, наконец, свою личную гордость — почти во все экспедиции, несмотря на смех новичков, я брала упаковку сухой детской каши.

Мальчик, обескураженный моей внезапной активностью, действительно оторвался от еды, пододвигая свой нож поближе. Я предпочла не обращать внимания на последнее его действие и поставила найденную упаковку и термос с водой перед ним, гордо припечатав:

— Вот. То, что нужно. Ты ведь ешь кашу, да? Сейчас мы тебя быстро на ноги поставим! Запей пока то, что уже съел, водой. Талый снег с изотоником, конечно, немного так себе на вкус, но пока ничего лучше предложить не могу. Так, ладно, без паники. Ты не выглядишь готовым вот-вот грохнуться в обморок. Это уже хорошо. Значит, мы что-нибудь сообразим с твоим рационом и постепенно вернём тебя обратно к нормальному питанию. Что ты обычно ешь?

Немного поколебавшись, малыш всё-таки отложил хлеб и послушно взял термос с водой, кажется, немного потеряв связь с реальностью. У меня же тряслись руки, и я пыталась вспомнить всё, что успела выучить на подготовительных курсах спасателей.

— Хлеб и кашу. Иногда, если повезёт, ещё яблоки.

— Так, хорошо. Каша у нас есть. И тушенку, думаю, можно попробовать тебе дать, если совсем чуть-чуть. С этого и начнём. А пока пей воду и как можно больше. Сейчас обработаю синяки и приготовлю нормальный ужин, ладно?

Дальше я сосредоточилась исключительно на себе, проверяя, что там с рёбрами и многочисленными ушибами. От моего здоровья сейчас зависела не только я, и это немного пугало. Слава богу, обошлось без переломов, и даже без трещин: никаких проблем с глубокими вдохами, ни странных звуков при аккуратных наклонах, ни даже сконцентрированных чётко в одном месте болевых ощущений. Просто огромный синяк на весь бок. Хм, да я, похоже, в любимчиках у удачи! Подняла глаза на парня, закончив, наконец, свои изыскания. Он до сих пор, нахмурившись, крутил в руках термос. Вот же молодёжь пошла.

— Давай помогу. — Вздохнув, заставила себя встать и протянула руку. Рука была мгновенно перехвачена, и хватка оказалась совсем недетской. — Эй! Мне больно.

— Не трогай меня. Не хочу запачкаться. — Парень брезгливо откинул мою руку и волком уставился на меня. Пришлось отойти на шаг и вызвать пояснительную бригаду.

— Слушай, я просто хотела открыть тебе термос и пойти спокойно готовить еду. Трогать тебя и в мыслях не было. Ты же хочешь есть, да? Давай не будем воевать, а просто уже наконец поужинаем.

— Для чего этот твой «термос»? — хмуро спросил он, тем не менее протягивая мне вышеозначенный предмет.

— Он помогает довольно долго сохранять температуру налитой в него жидкости. Нальёшь в него что-то горячее, например, чай и даже в самой холодной местности через два или три часа сможешь выпить всё ещё горячий напиток. В горах очень холодно, и без термоса вода бы просто замёрзла. Вот, держи. — Открутив крышку, подала ему обратно и осмотрелась. Комната была маленькой, и тут было одно окно с плотно заколоченными ставнями.

— Странный вкус, — не преминул тут же сообщить мне парень. — Ты меня травануть хочешь?

— Я в курсе, что странный, и предупреждала об этом. Вот, смотри, я тоже выпью. — Показательно сделала пару больших глотков и отдала ёмкость обратно. — И мне ничего не будет. Это просто вода с изотоником. Да, противная, но ничего другого пока что нет. Кстати о замёрзшей воде. — Жестом фокусника достала бутылку с водой из рюкзака. — Это — последняя бутылка нормальной воды. Видишь, там внутри плавает лёд. Он там потому, что даже несмотря на то, что эта вода лежала внутри довольно плотного рюкзака, снаружи было настолько холодно, что вода попросту замёрзла. А здесь, спустя полчаса, начала оттаивать обратно. А в термосе вода при этом тёплая, да?

— Да. — Ребёнок недоверчиво прикоснулся кончиками пальцев к холодному пластику. — Как странно. Ты и в самом деле откуда-то издалека?

— Ага. После ужина могу показать фотки… То есть рисунки тех мест, где я была. — Пожав плечами, собрала горелку и достала котелок.

— Наверное, тут горелку лучше не включать, да? Закрытые ставни, спёртый воздух… Ладно, пойду на улицу кашеварить. Достань пока чай, пожалуйста. Он вон в том мешке.

— Чай? — как-то несмело спросил мальчик, чуть шире приоткрыв глаза.

— Ну да, обычный чёрный чай. Там ещё сушки, вроде, были, — недоуменно ответила я, про себя отмечая: «Ничего себе, как парня торкнуло-то, а».

Оставив дверь приоткрытой, чтобы ему было меня видно, а мне, соответственно, его, вышла во двор, прикидывая, где удобнее будет разбить временную «кухню». Всякий мусор вокруг вводил в уныние, а разъёбанная мостовая доверия не внушала. Сверху внезапно раздался свист, а спустя мгновение прямо надо мной пронеслось несколько человек. Вещи посыпались у меня из рук.

— Это… Это что за хрень была? — поражённо выдохнула я, судорожно тыкая пальцем в сторону улетевших людей.

— Военная Полиция, — с ходу ответил малыш, выходя следом за мной, и, нахмурившись, добавил: — Тебе лучше поскорее вернуться в дом.

— Да насрать мне, кто они. Почему они, ну, летали? — уже спокойнее спросила я, подбирая упавшие вещи и устанавливая горелку неподалёку от входа.

Теперь волноваться об их чистоте не приходилось. Ну что ж, будем надеяться, термическая обработка уберёт всё лишнее для организма.

— Ты точно не умственно отсталая? У них же приводы. Устройства пространственного маневрирования, — спокойно пояснил мальчик, словно ничего необычного не случилось, и присел рядом, подавая упаковку. — Это правда чай?

— А? Да… — У меня в голове царил полный хаос. В смысле «приводы»? В смысле они есть в реальной жизни? Всё это уже было слишком для меня. Где там мои шутеечки про клишированность темы попаданчества? Кажется, я и в самом деле угодила в другой мир.

— Какой у вас тут сейчас год? — как бы между прочим поинтересовалась я. Возможно, мне повезёт и я пропущу всю эту говномутку с Эреном, геноцидом, и Разведкорпусом.

— Восемьсот тридцать первый, — недоуменно ответил малыш.

— Грёбаное средневековье, — беззлобно констатировала я, продолжая анализировать ситуацию.

— А у вас какой был год?

— Две тысячи двадцать первый, — машинально отозвалась я.

— Так ты из будущего, что ли? — хмыкнул парень.

— Да-да, я сраная пародия на терминатора, которому дохуя надо спасти Джона Коннора, — раздраженно прошипела я в ответ, с грохотом вешая котелок над горелкой. — Ничего, что пока в этой малобюджетке ты за него?

— Нихуя не понял, что ты сейчас сказала, но лучше поумерь свой запал, — тут же осадил меня собеседник, хмурясь всё сильнее и опасно блеснув в темноте серыми глазами.

Послушно заткнулась. Восемьсот тридцать первый, а стена Мария пала в сорок пятом. О, то есть до всего пиздеца у них тут ещё лет пятнадцать? Тогда зачем я вообще тут, спрашивается? Почему так заранее, да ещё и Подземный город этот, и… О нет. Я внимательно посмотрела на удивительно сильного темноволосого мальчика с серыми глазами и вечно всем недовольной миной. С ножом. Без родителей. В Подземном Городе. За тремя стенами. О-о нет. Нет-нет-нет. О, боже, пожалуйста, нет. Да вы, блять, шутите!

— Слушай. — Я сглотнула и нервно улыбнулась. — Я ведь тебе представилась. А твоего имени так и не знаю.

— Леви. Просто Леви, — спокойно, ровно с той же интонацией, что и в мультфильме, ответил мне будущий капитан Разведкорпуса. К чести, я даже не вздрогнула, но вот внутри…

«Ох ты ж блять. ОХ ТЫ Ж БЛЯТЬ. И что мне делать? Теперь, зная, кто передо мной и что его ждёт в будущем, я как-то очень сильно сомневалась, что мне стоит оставаться с этим ребёнком. Вокруг него вечно творился какой-то пиздец. Плюс, непонятно и то, есть ли ещё где-то на горизонте Кенни или Леви уже живёт один. Вот уж с кем бы я не хотела встречаться, так это с серийным маньяком!»

Но… Внимательно посмотрела на Леви, сидящего напротив. Не похоже, чтобы он спешил к своему опекуну. И выглядел… Брошенным. Он ссутулился, отчего выглядел ещё тщедушнее, и не отрываясь смотрел то на огонь, то на упаковку чая у себя в руках. Нет, Кенни уже ушёл, оставив его одного справляться со своими проблемами. Вот чёрт. Глядя на склонившуюся тёмную макушку напротив, я поняла, что мне делать дальше. Может, план пока сложился слабый, непроработанный, но уже сейчас я твёрдо знала, что хотя бы попытаюсь помочь этому ребёнку. Протянула ему антисептик, улыбаясь как можно мягче:

— А я Алиса. Просто Алиса, приятно наконец нормально познакомиться. Вот, вымой этим руки. Еда будет готова через две минуты… Леви.

Мальчик долго не верил мне, проследив за тем, как я из небольшого пакетика высыпала кашу в котелок и сварила её там, но когда я сама доела свою порцию и налила в переносную кружку свежезаваренный чай, ребёнок наконец несмело попробовал кашу.

— Странный вкус, — тут же констатировал он, почти дословно повторяя свой недавний пассаж, но в этот раз, слава богу, хоть про отравление предположений больше не делал. — Но не так уж и плохо. Что это?

— Обычная детская каша, — нахмурилась я в ответ, не совсем понимая, в чём, собственно, проблема. — Эта даже с молоком.

— Но ведь ты заваривала её водой? С хуя ли там тогда молоко? — удивился малыш, не переставая, впрочем, работать ложкой.

Я старалась не обращать внимание на его маты, но всё равно невольно морщилась. Ну не должны маленькие дети материться, как сапожники.

— Там порошковое молоко. Оно, растворяясь в воде, становится обычным молоком. Ещё одно изобретение моего мира, — со вздохом ответила я. — Не понимаю, что тебе там кажется «странным». Это молоко, конечно, на вкус не совсем похоже на натуральное, но не настолько же, чтобы…

И тут до меня дошло. Леви просто никогда не ел ничего молочного или, по крайней мере, просто не помнил этот вкус. Поэтому, конечно, ему было непривычно. Вот чёрт. В груди заныло, и я растёрла место над сердцем, как будто это могло мне помочь. Но больше я не позволила себе ни одного жеста, ни взгляда, выдававшего бы мои чувства. Этот мальчик очень сильный, гораздо сильнее меня. И моя жалость — последнее, что ему сейчас было нужно.

— Не важно, проехали, — закрыла я тему, вздохнув. — Ешь медленнее, пожалуйста. Тебе некуда торопиться. В этой упаковке еды надолго хватит.

Мы помолчали, какое-то время думая каждый о своём. Потом я достала пакет с присыпанными сахаром сушками и протянула парочку малышу. Сама-то я вполне обходилась без сладкого, а его нужно было хоть немного побаловать.

— Леви, — наконец решилась я на разговор. Ну как «решилась» — заговорила достаточно тихо, но мальчик всё равно услышал и уверенно встретил мой взгляд. — Как долго ты живёшь один?

— Достаточно, — так же тихо ответил ребёнок. — В этом доме — около трёх месяцев.

Удовлетворённо покачала головой:

— Значит, у тебя уже есть опыт самостоятельной жизни здесь. — Леви насторожился и явно не понимал, к чему я веду, но согласно кивнул. — А я в этом мире — новичок. Мне некуда пойти, и я не знаю местных законов…

— Чего ты хочешь от меня? — В серых глазах напротив резко взметнулось штормовое предупреждение.

— Мне по силам найти работу, чтобы зарабатывать на жизнь. А тебе, судя по тому, что я видела сегодня, приходится воровать еду, чтобы выжить. Поэтому… Мы могли бы помочь друг другу. — С улыбкой проследила за тем, как приподнимаются брови малыша в ответ на моё «завлекательное» предложение. — Если ты позволишь мне остаться тут, с тобой.

Леви тут же недоверчиво нахмурился:

— Ты, блять, шутишь? Думаешь, до меня не допёрло, что ты хочешь переночевать в безопасности пару дней и свалить потом с моим барахлом? — Это совсем не было похоже на вопрос, скорее уж на констатацию фактов. Что ж, его недоверие было вполне логично, учитывая окружающую нас действительность.

— Нет, Леви. В первую очередь я хочу выжить. — Внимательно вгляделась в серые океаны напротив. — А моё выживание здесь будет явно задачей не из простых. В своём мире я никогда не жила в преступных районах, даже не гуляла особо по ночам. У меня почти всегда был доступ к еде, воде и крыше над головой. Мне не доводилось сталкиваться с настоящей преступностью, мимо которой мы шли сегодня. Никогда. Как думаешь, каковы мои шансы сейчас выжить в вашем Подземном Городе одной?

— Никаких, — безжалостно констатировал малыш, внимательно меня выслушав.

Что ж, тут он был прав. Ну, почти прав. Какие-то знания о самообороне у меня присутствовали.

— Вот именно. Поэтому, если ты, конечно, позволишь, мы могли бы помочь друг другу. Симбиоз, взаимовыручка, называй как угодно. — Некоторое время мы играли в гляделки. — Эй, я не часто предлагаю кому-то обеспечение двадцать четыре на семь. Скажи хоть, что думаешь?

— Не вижу в этом смысла. Пока что ты, помимо твоей еды, для меня бесполезна. Так что только обузой будешь. Сначала найди здесь работу. Там посмотрим, — вынес вердикт Леви, пожав плечами и поднимаясь с ящика. — Чай был вкусным, так что сегодня можешь переночевать тут.

— А? Да, спасибо, — немного охренев от перспектив, машинально ответила я, и, тряхнув головой, решила продолжать «налаживать контакт»: — Показать тебе… мой мир?

Мальчишка скептично приподнял бровь, наблюдая за тем, как я достаю из рюкзака чехол с телефоном. Но после того, как экран загорелся, весь скептицизм моего нового пока-ещё-не-совсем-сожителя испарился. В его глазах загорелся неподдельный интерес, хотя выражение лица так и не изменилось. Я подсела поближе, чтобы ему было лучше видно.

— Эта штуковина у меня в руке — устройство, в котором хранится много всякой информации. Например, фотографии. — Открыла один из альбомов. — Вот так выглядит город, откуда я родом, Санкт-Петербург. Он был построен в не самом удачном месте — на болоте. Но до чего же он красив! По легенде…

Леви слушал очень внимательно, даже жадно. Не менее жадно он разглядывал фотографии, которые я ему показывала, сопровождая свой рассказ для наглядности. Один раз даже задал вопрос, настоящее ли всё это, и я продемонстрировала, как делаются фотографии, сфотографировав нас вместе с ним на фронтальную камеру. Но городские пейзажи из центра культурной столицы России быстро ему наскучили, хотя идея города на воде и приводила его в восторг. Каменные джунгли Нью-Йорка его если и впечатлили, то ненадолго. Увидев грязь улиц, мальчик быстро потерял интерес. Поэтому дальше я показала ему морские просторы и подводные фотографии из своего недавнего отпуска в Египте. Вот тут уже мы разошлись по полной.

— А вот эта смешная хренотень, похожая на простыню, — скат. Таких, как он, называют мáнты… — Леви уже вполне спокойно сам увеличил изображение, с интересом рассматривая новое для него животное и человека в акваланге на заднем плане. Он вообще заметно расслабился, увлеченный новой, интересной игрушкой.

— Он огромный. Тебе разве не было страшно, что он тебя сожрёт? — тут же последовал вопрос.

— Нет, что ты. Эти рыбы хоть и называются «морскими дьяволами», но для человека совершенно безопасны. Они едят очень мелких рыбок — планктон и даже не ядовиты. Но, признаюсь честно, когда мимо тебя проплывает такая вот пятиметровая дура — становится «немного» не по себе, — рассмеялась я, вспоминая свои эмоции в момент столь неожиданной встречи.

— И что же, все рыбы там, в океане, такие же безобидные? — недоверчиво спросил малыш, отрываясь от разглядывания картинки.

— Почему же, в море полно опасных существ. Например, если увидишь круглого ската, похожего на блин, с длинным хвостом, особенно если он будет яркой окраски, никогда не прикасайся к нему. Они не будут тебя есть, разумеется, и обычно не вырастают больше полуметра, но могут ударить током или отравить. У них на хвосте, в отличие от манты, есть ядовитые шипы или колючки для защиты от хищников. Собственно, по поводу самих хищников… Скаты довольно близки к одним из самых безжалостных хищников в океане — акулам. Самые опасные из них для человека — белые акулы. Они могут почуять каплю крови в воде за три, а то и четыре километра от себя и не чураются нападать на людей. Поэтому на большой глубине плавать нужно очень аккуратно. Но ближе к берегу тебе нечего бояться. Просто не заходи в воду с порезами и всё будет хорошо, — успокоила я мальчика и попыталась переключить его внимание. — Кстати, смотри, видишь на песке около берега в море продолговатые полоски? Как думаешь, откуда они там?

— Откуда? — тут же спросил Леви, смачно зевая.

— Ну, вообще, официально такие полоски образуются из-за приливов и отливов. Это когда вода то прибывает, то отдаляется от берега в зависимости от времени суток. Но это если верить всяким скучным учёным. А вот я знаю совсем другую версию. По одной из легенд суровых северных народов, это следы ножек маленьких морских волн, детей морского короля, которые любят с шумом и брызгами поиграть на мелководье…

Я ещё долго рассказывала Леви сказку про следы Унды Марины, но к концу истории малыш уже совсем начал клевать носом, и я поскорее отправила его умываться. Разумеется, ванной у него тут не было, и воду предполагалось брать из подземной реки. Весело тут, однако.

Решила, что с полноценным мытьём разберёмся завтра, а пока что обтёрлась мокрым полотенцем по примеру мальчика и, понаблюдав за тем, как он закапывается в кучу тряпья, не выдержав предложила ему матрац, сверху накрыв ещё и своей пуховкой для верности. Такая себе замена нормальной кровати, но на безрыбье… Самой мне в этот раз посчастливилось спать в спальнике. Без матраца было жестковато, но, немного поворочавшись, мне наконец удалось заснуть.

26.6.831

Кажется, я только закрыла глаза, как рядом со мной раздались тихие шаги. Ох, точно, у Леви же ещё и бессонница…

— Доброе утро. — Превозмогая себя, я всё же разлепила глаза, встречаясь с мрачным предгрозовым океаном напротив. Мне, разумеется, ничего не ответили, пропустив приветствие мимо ушей. Ну и катись колбаской, вредина. — Так, сейчас приготовлю завтрак. Надо бы в этот раз дать тебе чуть больше жирного.

Пока я готовила еду, попутно пытаясь не вывихнуть себе челюсть от особо смачных зевков, мальчик оперативно свернул наши кровати и как следует подмёл пол. Ну, не так уж и много мы натрусили вчера, но дышать пылью и в самом деле было не особо полезно. А потом возник очень важный вопрос, о котором мне стоило бы подумать заранее, — какую работу и где, чёрт возьми, я должна искать. Судя по тому, что я помню, в Подземном городе было много банд, баров, контрабандистов и… кхм, «домов терпимости». Если честно, меня не привлекал ни один из этих вариантов в качестве работодателя. И тут я вспомнила про основной двигатель средневековой торговли — рынок. Тут тоже были свои минусы — всё же, вспоминая историю моего мира, я понимала, что именно вокруг рынка и вертится основной поток всего незаконного, включая рабовладельчество, но я вполне могу устроиться в какой-нибудь безобидной отрасли продавцом, грузчиком, да кем угодно! Подобная работа точно была куда «чище», чем, например, того же «бегунка». Однако стоило подумать и о прикрытии: ходить по улице девушке явно было не слишком безопасно, да и на рынок скорее возьмут мужчину, чем девушку. Фигуристой я никогда особо не была — всё же альпинизм быстро развивает мышцы плечевого пояса. Поэтому вместо привычно плавных линий у меня было довольно угловатое телосложение. Так что замотать грудь — и от парня меня хрен отличишь. Ну, если, конечно, забыть про волосы…

— Ветер крепчает, значит — старайся жить, — с усмешкой процитировала я Поля Валери́, накручивая одну из прядей на палец. — Леви, можно одолжить твой нож на пару минут?

Леви, разумеется, не доверил мне своё единственное оружие, но вполне умело смог отрезать мою косу так, чтобы всё выглядело более-менее ровно. Вот только мы не учли одной маленькой детали: стоило только отрезать основную массу волос, и на голове мгновенно образовался кучерявый шухер. Я матернулась про себя для порядка, ощупывая резко подскочившие кудряшки, но решила, что так даже лучше. Теперь меня за женщину не принял бы даже самый отчаянный «соискатель на приключения».

— Отлично получилось, Леви. Спасибо большое! — Не могла не улыбнуться ему.

— Тц. За что ты благодаришь, дура? Выглядишь теперь как потасканное чучело, — поморщился мой вынужденный парикмахер, протирая нож. — Приберись тут.

— А мне нравится! Теперь каждый раз буду тебя просить меня подстричь, так и знай! Надо бы только ножницы нормальные купить… Эх, давно у меня уже не было такой короткой стрижки. Примерно с твоего возраста, наверное. — Взлохматила шевелюру ещё сильнее под явно осуждающий взгляд. — И нафига тут что-то убирать, мы же на улице?

— Хочешь, чтобы все вокруг знали, что где-то поблизости кто-то отхреначил себе настолько длинные, кудрявые, как у овцы, волосы? Думаешь, тебя не вычислят после этого?

— А, ну тут ты прав, — вынуждена была признать я, сгребая своё «богатство» в кучу и поскорее сжигая от греха подальше. Пока волосы догорали, я рассказала ему свой примерный план.

Судя по тому, что было вчера, на рынке Леви хорошо знали, а, значит, вместе нам туда соваться точно не стоило. Поэтому я предложила ему отвести меня на площадь недалеко от рынка и встретиться там же вечером в обусловленное время. Я принесу ему еду, а он снова пустит меня переночевать у себя. Разумеется, мальчик тут же решил, что я хочу всё-таки слинять от него, но я решительно пресекла эти подозрения на корню, закопав свой рюкзак под тряпьём в одной из коробок. Леви, поняв, что я оставила все свои пожитки у него, включая и телефон тоже, немного присмирел и уже более благосклонно слушал мою «программу минимум»: прийти, увидеть, победить.

— Не помри тут в первый же день, — буркнул пацан, выводя меня в самое начало рынка.

— И тебе тоже продуктивного дня, солнце моё ненаглядное, — хохотнула я в ответ, поскорее теряясь в толпе, чтобы не получить пинка за самоуправство.

Передо мной гордо возвышались ряды заваленных всяким барахлом прилавков с толпящимися вокруг них людьми. Тут и там сновали беспризорные мальчишки, «пощипывая» зазевавшихся бандюганов, кто-то возмущался заломленной ценой. В общем, классика. На меня же никто не обращал внимания — было видно, что с меня можно поиметь разве что кукиш с маслом, да и то не факт, что без последствий для психики.

Я огляделась и решительно направилась к продовольственному «кварталу». Всякие лавочки побогаче, торгующие предметами роскоши, я сразу же отмела из списка своих потенциальных работодателей, как и аптеки. После жизни в начале нулевых в Америке я твёрдо усвоила, что именно в этих местах и собирается основная часть контрабандистов и прочих криминальных элементов. Мне же нужны были обычные торговцы продовольствием и хозтоварами — просто идеальная среда для сбора информации о неизвестном месте.

Собравшись с мыслями и натянув улыбку порасположительнее, я смело шагнула к ближайшему потенциальному нанимателю.

* * *

Нет, я, конечно, предполагала, что госпожа Фортуна сначала пару раз потрясёт у меня перед лицом своей обворожительной задницей, прежде чем показать куда более завлекательный перед, но не ожидала, что меня пошлют буквально в каждом долбанном месте, куда бы я только ни попыталась сунуться. Ближе к вечеру я была зла, взъерошена, голодна и крайне решительно настроена. Но… «Ветер крепчает». Чтоб вас всех!

Поэтому, когда очередной мужик послал меня в далёкое пешее, но не так уверенно, как в прошлый раз, я прямо заявила ему, что не уйду. Рядом с ним ютились дети, которые вроде как должны были помогать, но им совершенно точно нездоровилось, а один из его работников только что без сил сполз по стене дома, судорожно цепляясь за ногу и причитая. Вообще, это по идее должно было бы меня отпугнуть, но трогать ни детей, ни тем более грузчика я не собиралась. ЗППП получить никак не входило в мои планы, особенно в грёбаном средневековье. Подойдя к прилавку, я упрямо сложила руки на груди и вперилась требовательным взглядом в торговца.

— Как-то слишком нагло ты тут скачешь для того, кому позарез нужны деньги, — не преминул тут же сообщить мне продавец. — Не местный, да? Порядков не знаешь и наверняка какую-нибудь пакость замышляешь. Или внимание отвлекаешь. Вали-ка отсюда, пока я полицию не позвал. Всех клиентов мне распугаешь.

Оглянулась вокруг и издевательски приподняла бровь, наглядно демонстрируя отсутствие любой хоть сколь-нибудь заинтересованной публики в радиусе трёх метров от нас в столь поздний час, затем перевела взгляд на детей и медленно подняла его обратно, встречаясь глазами с мужиком.

— Мне и в самом деле нужны деньги. Очень нужны, — мрачно ответила я уже безо всякой улыбки. За день улыбало как-то немного подустало. — Но вся фишка в том, что я готов на многое ради работы именно здесь. Неужели вы думаете, что я просто так тут слонялся весь день? Что не думал о том, чтобы напроситься бегунком в одну из местных банд или стать очередным подпевалой у местных на диво сплочённых подростков? Я мог бы. И даже наверняка преуспел бы в этом. Всё же я неплохо лазаю, что точно пригодилось бы какой-нибудь группе домушников. Но у меня на шее сейчас висит маленький ребёнок, которому очень нужно показать, что даже в такой жопе, как наш городишко, можно заработать себе на жизнь не следуя… дурному примеру.

Мы внимательно сверлили глазами друг друга. Мужчина кинул мимолётный взгляд на детей, тут же возвращаясь ко мне, но я заметила. И продолжила давить:

— Я здесь не из-за себя, а из-за того мальца, к которому я просто не могу вернуться со словами, что он «был прав». Я не хочу верить в то, что он может быть прав. Что здесь себе место нужно выгрызать, отбросив всё человеческое. Это не то, чему мы должны учить детей. Это не то, каким они должны видеть окружающий мир. Поэтому, что бы ни случилось — я не уйду. Вы можете поручить мне любую работу. Любую. Скажете продавать товар — я продам с итоговой выручкой вдвое выше, чем у остальных, да ещё и прибыль вам за день посчитаю, тщательно занеся весь проданный инвентарь в журнал. Скажете отдраить прилавок до блеска или вычистить стойло вашей лошади от дерьма — так и будет. Сделаю всё на высшем уровне, ещё и получше опытных конюхов. Скажете разгрузить телегу — буду таскать ваш товар наравне с другими работниками. Я ничего не украду и буду работать усерднее остальных ваших подчинённых до тех пор, пока смогу стоять на ногах. Единственное, что мне важно, — свою выручку я заработаю честным путём. Без необходимости влезать в криминал.

— Гладко стелешь, пацан, вот только не шибко-то ты кажешься мне сильным. Кабы не сдох от одного лишь дня такой твоей «честной работы».

— Не сдохну, — заверила я его со смешком. — Хоть по мне и не скажешь, но я вполне вынослив.

— Добро. Тогда возьму тебя на испытательный срок, — кивнул мужик.

— Отлично. Когда приступать? — живо поинтересовалась я, загораясь от того, что мои старания наконец окупились.

— Что, и даже не спросишь, сколько платить буду? — недоверчиво хмыкнул торговец.

— По уровню моей работы, полагаю. Я возможностями не разбрасываюсь, так что раз предложили — я в деле, — подмигнула я ему, с готовностью шагая ближе. — Что нужно делать, шеф?

— Для начала перетащи все тюки из-под прилавка в сарай между домами, потом проведи опись всего имеющегося там товара. Детишки присмотрят за тобой. Ты же, вроде как, грамотный?

— Так точно, босс.

Я вытянулась по струнке и подхватила первый тюк. Килограмм на пять всего, говорить не о чем. Взгромоздив два тюка на плечи, спокойно потопала в сторону сарая.

— Эй, зовут-то тебя как, работничек? — окликнул меня мой-ужесточение-почти-новый босс.

— Лис, господин, — радостно улыбнулась я, чуть оборачиваясь.

Кажется, жизнь начинала налаживаться.

* * *

Окей, десять килограмм на плечах — это и в самом деле пустяк, тем более для меня. Да я в горах с сорока кило за спиной по несколько дней ходила. И это в разряженном-то воздухе! А тут… Всего каких-то двадцать ходок туда-обратно, и сил уже что-то заметно поубавилось. Вроде бы мы не на высоте, но тут было так душно, что воздух приходилось буквально забивать в лёгкие. А ещё амбре из всевозможных отходов жизнедеятельности человека тоже радости не добавляло. Но ничего, мы ещё повоюем. Натруженные пальцы плохо держали тонкий стержень местного карандаша, но держали. И я упрямо продолжала перечислять всё имеющееся в наличие на складе, аккуратно сортируя по ящикам, прокладывая бумагой, если надо, и отдельно на полях делая приписки о состоянии товара на момент учёта. Как же хорошо, что письменность тут такая же, как и у нас. Дети, что сидели около двери и внимательно за мной наблюдали, почти ничего не говоря и лишь изредка обмениваясь друг с другом короткими фразами. Не выдержав, я всё же спросила:

— Эй, детишки. — Они съёжились, вот-вот готовые позвать на помощь, но я не дала им такой возможности. — Чем вы болеете, если не секрет?

— Тем же, чем и все тут, — грубо отшила меня девочка постарше. Эх, детка, если бы от меня можно было так просто отвязаться…

— И всё-таки? — Я не отрывалась от записей, не смотрела в их сторону, продолжая выполнять свою работу. И моя отстранённость их в итоге подкупила — в ней не было жалости, просто интерес.

— Здесь нет солнца, поэтому у всех со временем начинаются проблемы со здоровьем, — сказала средняя девочка, и её тут же перебила младшая:

— Чаще всего с ногами! Как у Ганса сегодня. — Я кивнула, принимая информацию к сведению и размышляя, что же с ними происходит.

Довольно быстро я вспомнила о витамине Д3 и прочих радостях, отсутствие которых губительно для человека во многих планах. Невольно замерла, понимая, что с Леви всё тоже не шибко гладко — он же такой мелкий, да и в аниме совсем невысокого роста был. Значит, недоедание в детстве плюс вот эта вот хрень с отсутствием солнца, да? Ну ничего, теперь о нём будет кому позаботиться.

* * *

Я покинула сарай незадолго до назначенного времени встречи с моим маленьким ёжиком и передала журнал хозяину прилавка из рук в руки. Он тщательно проверил записи, и, кажется, остался доволен моим стилем ведения учёта. Торговец заглянул в сарай, проверяя, как всё разложено, и счёл новую систему весьма удобной — ближе к выходу я расположила те продукты, что вот-вот придут в негодность. Их желательно было продать побыстрее. Чуть дальше — более дорогие товары, и лишь в самом конце высились ряды с алкоголем и прочими предметами почти роскошной жизни, аккуратно занавешенные мешковиной. Мужик остался довольным и уже без отлагательств протянул мне руку:

— Что ж, парень, ты принят! Много заплатить не смогу, но сегодняшнюю долю моего грузчика — вполне.

— Спасибо. — Уверенно пожала ладонь, глядя торговцу прямо в глаза. — Но я предпочёл бы сегодня взять свою зарплату натурой.

— То есть? — напрягся мой теперь-уже-босс.

Спокойно, босс, это не то, что ты подумал.

— Выдайте мне зарплату продуктами. Меня дома ждёт маленький ребёнок. И, думаю, я могу вам подсказать, как, если не вылечить, то по крайней мере улучшить здоровье ваших детей. А заодно и неплохо подзаработать на местных доходягах.

— Да? Как? — Мужчина буквально вцепился в меня.

Я не спешила ему тут же отвечать, тщательно продумывая свой ответ. Не стоило сразу же выдавать все выгодные позиции.

— Мгновенных улучшений не ждите, но со временем им должно стать лучше, если вы измените их рацион. — Торговец явно не понял, о чём я ему втирала. Пришлось вызывать пояснительную бригаду. — Им нужна другая еда: жирная рыба, мясо, яйца, молочные продукты и фрукты. Если вы будете регулярно их этим кормить, уверен, что состояние улучшится. Кроме того, если вы предоставите некоторые из этих продуктов местным жителям, куда меньше средств у них будет уходить на врачей, и куда больше — на вас. Здоровый и способный работать потребитель заплатит куда больше, чем обессиленный и больной. А уж тот, кто заглянул в бездну нищеты и голода и потом вернулся обратно, будет хвататься за любую возможность не возвращаться туда. Понимаете, куда я веду?

— О, вот как… И откуда ты это знаешь?

— Довелось как-то… Учиться на врача, — Я немного хитрила. На самом деле сама сталкивалась с проблемой недостатка солнечного света, пока лежала в больнице во время химиотерапии в своём мире. Но им ведь это знать необязательно? — К слову о продуктах. Мне нужно то, что я вам только что перечислил. Совсем немного из того, что уже почти пришло в негодность. Нам с малышом вполне подойдёт. И ещё орехи, если можно.

— Что ж. — Мужчина смерил меня ещё одним внимательным взглядом. — Ты и в самом деле очень хорошо сегодня постарался. Собери всё необходимое и проваливай. Жду тебя завтра к семи утра. И приводи своего пацана с собой, нечего ему одному пропадать на улицах.

— Я не уверен, что ему тут будут рады. До встречи со мной мальчик часто тут подворовывал, — поделилась я своими сомнениями, давая торговцу понять, что доверяю ему в достаточной мере.

Мы понимающе переглянулись, оба догадываясь, что стояло за этими словами.

— Тогда поработай здесь месяц, а там посмотрим, — принял он наконец решение, чему-то усмехаясь в усы. — Может, я чем смогу вам помочь.

— Спасибо, господин. — Склонила голову в знак уважения. — Когда бы вы хотели подписать контракт?

— Контракт? — удивился босс. О-о, парень, неужели тут всё так печально с законодательством? М-м-м, дивный новый мир!

— Да, контракт о найме, — спокойно настояла я на своём. — Так и у вас, и у меня будут гарантии получше простого честного слова. Если вдруг что — притянете меня за уши.

Мужчина рассмеялся, качая головой, но послушно достал откуда-то из закромов два листа бумаги и довольно скоро набросал два экземпляра договора о найме сотрудника. Так я стала первым официальным работником у Йозефа Майса, неплохого, в общем-то человека. Правда, я не обольщалась — наверняка его здесь кто-то крышевал, раз уж народ рядом с его прилавком вёл себя более чем спокойно, а по-крупному обворовывать и вовсе никто не отчаивался.

Я вернулась на площадь, где мы должны были встретиться с Леви как раз вовремя — часы на башне только-только начали отбивать девятый час. Мой малыш угрюмо подпирал стену, таращясь в пустоту, и был явно недоволен жизнью. Ничего, сейчас мы всё исправим.

— Э-э-эй, — крикнула я ему издалека, маша одной рукой, а другой прижимая к себе объёмный свёрток с продуктами. — Э-эй, солнце, как прошёл твой день?

В глазах бедного парня отчётливо читалось желание то ли свалить от чокнутой меня подальше прямо сейчас, то ли отпинать на месте, но он стойко держался. Ну ещё бы — у меня ведь еда. Неспешно оттолкнувшись от стены, малыш направился прямиком ко мне, угрюмо чеканя шаг.

— Заткнись, дура. Ещё громче орать не пробовала?! — шикнул он на меня. — Что это там у тебя?

— Наш ужин, как и обещала. — Завлекающе улыбнулась. — Я же говорила, что всё будет хорошо. Нужно только приложить побольше усилий, и всё обязательно получится.

— То есть ты всё же?.. — несмело предположил Леви, скептически глядя на меня.

— Ага, я нашла себе работу! — Не удержавшись, показала ему язык и, развернувшись, направилась в сторону дома. — А как твой день прошёл? Что интересного сегодня делал?

— Не твоё собачье дело, — довольно грубо осадил меня мальчик. — Где ты взяла эту еду? У кого спёрла?

— Миленько, — хмыкнула я в ответ, доставая яблоко из пакета. — Я честно заработала всё это, так что не парься. Вот, держи, ёжик.

— Кто? — Леви послушно взял яблоко и, осмотрев со всех сторон и протерев для надёжности, наконец откусил немного.

Эх, аж душа радуется. Прячу довольную улыбку в уголках губ, чтобы не стеснять малыша.

— Ёжик. Это такой маленький зверёк, у которого вся спина в иголках, а брюшко мягкое и розовое. Когда им угрожает опасность, такие зверята сворачиваются в клубок, и никто не может их тронуть из-за иголок… А ещё они очень смешно и сердито пыхтят и громко топают по ночам. — Я поймала на себе крайне неодобрительный взгляд и мстительно добавила: — Прямо как ты сегодня с утреца.

— Неправда, — надулся малой, и я всё же не смогла удержаться от смешка.

— Ладно-ладно, прячь иголки обратно. Ты действительно тихо ходишь. А что до ежей… Вот выберемся наверх, и я тут же поймаю тебе ёжика. Но предупреждаю, про их исключительную способность создавать шум из ниоткуда посреди ночи я не шутила.

— Ты сказала, что собираешься наверх? — нахмурившись, перебил меня Леви, чуть обгоняя и загораживая дорогу.

Проблемы с доверием тут, похоже, цветут и пахнут. Не переживай, хороший мой, теперь ты навряд ли от меня отвяжешься. Наклонилась, чтобы оказаться с ним на одном уровне:

— Нет, я сказала что мы туда собираемся, если ты, конечно, захочешь. Ты пустил меня к себе переночевать, а я разделила с тобой еду. Так что мы теперь, вроде как, не совсем чужие друг другу люди. И, поскольку детям не место в этой ж… клоаке, мы с тобой рвём отсюда когти. Вместе, — вглядываясь в недоверчивый океан напротив, чётко прояснила я и, разогнувшись, беззаботно добавила: — Так что, идём домой?

Леви крайне выразительно хмыкнул, показывая, что думает о таких моих заявлениях, но мне было всё равно — он шёл рядом и даже вызвался нести продукты по очереди, глядя на то, как меня немного шатает от усталости. Что ж, кажется, со временем мы вполне сможем найти общий язык.

Леви очень умело обходил опасные районы, ведя меня по узеньким улочкам обратно домой. Один раз, правда, на нас чуть не вылили помои из окна, но это мелочи. Уж по сравнению с ножом под ребро так точно. Реакция у нас с малышом была почти одинаковая — отскочить как можно дальше и тщательно проверить одежду после инцидента. Правда, мальчик был куда быстрее, чему я была вдвойне рада — пакет с нашей едой находился сейчас у него.

— Блин, вот именно так и передаётся гепатит! — раздражённо бурчала я себе под нос, внимательно глядя теперь на открытые окна верхних этажей.

— И что это? — безразлично спросил Леви, видимо, чтобы хоть как-то разнообразить дорогу.

— М? Что такое гепатит? — Почесала в затылке, думая, как бы объяснить попонятнее. — Это заболевание такое. Воспаление печени, вроде бы, которое вызывается попаданием в организм маленьких, э-э-э, маленьких частиц грязи через кровь, некачественно вымытую еду и… В общем, другими разными способами. Эти частицы называются вирусами и, попадая внутрь тела, начинают активно множиться, что, разумеется, не слишком полезно для человека. Не только гепатит так переносится, но и многие другие болезни, иногда очень опасные, если их вовремя не обнаружить. Так что любые царапины лучше сразу промывать, а перед едой тщательно мыть руки с мылом и не тянуть их на улице в рот, окей?

Леви с ужасом таращился на меня. М-да, кажется, я открыла ему дивный новый мир мизофобии. Так, надо спасать ситуацию, он и так был чистоплюем.

— Эй, всё не так плохо, как ты думаешь. У тела есть так называемый защитный барьер, которому иногда надо немного помогать. И ключевое слово тут — немного. Так что слишком часто намывать себя и постоянно избегать грязи тоже не стоит. Если будешь слишком чистым и тем самым начнёшь чрезмерно «помогать», организм ослабит этот свой защитный барьер, и ты будешь куда быстрее в итоге заражаться и чаще болеть.

— Но ведь чистота — это хорошо, — недоуменно нахмурился Леви.

— Да, ты прав. Но во всём должна быть мера. Например, мыть пол каждый день — явный перебор, но раз в неделю устраивать влажную уборку необходимо. С личной гигиеной — та же песня.

— Понял, — отвернулся мальчик и внезапно остановился как вкопанный.

Я не стала лезть с дурацкими вопросами из разряда «что стоим, кого ждём?». Вместо этого забрала пакет и тоже прислушалась — бежать взрослому с нагрузкой будет проще, чем ребёнку. Прямо за углом небольшая группа подростков на повышенных тонах начала обсуждать какого-то «в конец зарвавшегося засранца, ворующего у них со склада дурь». Следом за их выкриками раздался чей-то стон. Помогать чуваку, увлекающемуся разными препаратами, откровенно не хотелось. Как назло, стояли они совсем недалеко от нашего убежища, и чтобы попасть домой, нам либо нужно было попасться этим агрессивным ребятам на глаза, что было наихреновейшей идеей, либо потратить лишние десять минут на обход этой честнóй компании. Леви, замерший до этого без движения, потянулся к заднему карману, к ножу. Мне вспомнились дивные уроки, которые, судя по мульту, давал этому малышу Кенни-Потрошитель. Что-то про авторитетность и базовые навыки уличного общения. Ну нет, сегодня мне точно достаточно приключений! И мне не хотелось допускать даже малейшей возможности возникновения ситуации, в которой малышу всерьёз пришлось бы кого-нибудь покалечить. Поймала его за кисть, останавливая движение, и попыталась потянуть подальше оттуда, ступая по мостовой как можно тише. Леви раздражённо дёрнул рукой, вырываясь из моей хватки. Ну конечно, его-то жопа за сегодня приключений ещё не накушалась. Не отступила, снова хватая его и крепко удерживая за запястье. Мы встретились глазами, несколько секунд безмолвно сражаясь за право выбора, занимаясь перетягиванием рук. А потом я опустила взгляд на пакет с продуктами и укоризненно посмотрела на Леви, отпуская его запястье и отступая на шаг. Это сработало, потому что ещё через несколько секунд, почти беззвучно цыкнув, он развернулся спиной к предполагаемой заварушке и повёл-таки меня в обход той недобанды.

— Спасибо, Леви, — искренне поблагодарила я малыша, ставя пакет с едой на стол. Встретившись с его вопросительным взглядом добавила: — За то, что не полез в драку, а спокойно ушёл. Ты поступил очень по-взрослому, потому что избежал неприятностей, которые могли затронуть не только тебя, но и людей рядом с тобой. — Надо было срочно переводить тему, пока мы не перешли на полемику. — Ну что, посмотрим, что сегодня заработали?

Леви хмуро и по-прежнему молча потянулся к пакету, доставая небольшую упаковку с творогом, мешочек грецких орехов и довольно большое лукошко с яйцами, доставшееся мне из-за того, что торговец попросту не знал, как их хранить, а продать за день не смог.

— Ну что, теперь, когда мы выяснили, что я буду приносить еду и деньги в дом, мне таки можно тут остаться?

— Да. Ты оказалась не такой уж и бесполезной. Хорошая работа, дурында, — не глядя на меня ответил малыш.

Улыбнулась, доставая из пакета бутыли с маслом и мёдом, обложенные ворохом старых газет. А ещё гордо продемонстрировала мальчику лимон, честно выторгованный мною сегодня у босса.

— Ну тогда у меня будет несколько простых правил, которые помогут тебе оставаться здоровым. А вот и первый твой новый самый лучший друг. — Злорадно подхихикивая, передала цитрус мальчику. Леви непонимающе на меня смотрел. — Это кислый фрукт, который очень полезен для человека. Теперь у нас с тобой будут очень чёткие правила по тому, что ты тут ешь и пьёшь, и я попрошу тебя не тянуть ничего лишнего в рот, лады?

— Тц, раскомандовалась тут. Нахуй мне какие-то твои правила?

М-да, Леви явно не понравилось моё самоуправство, но ничего. Уж лучше пусть продолжает ходить букой, чем заболеет от какой-нибудь фигни. Вылила себе немного антисептика на руки, стерилизуя их после улицы, и передала флакон Леви. Он, к слову, без вопросов повторил то же самое, несмотря на свою мрачную мину.

— Сначала выслушай сами правила, а потом бугурти. Сегодня на рынке я видела мужчину, который, скорее всего, сломал себе ногу, просто подняв небольшой вес. Хочешь лет через шесть-семь поиметь те же проблемы? Поверь, сломанные кости в принципе такое себе развлечение, а тут они у вас, к тому же, становятся как бы «полыми» без солнца. А потому срастаться будут медленно, как у стариков. Если вообще будут. Поэтому правило первое, — говорила я медленно, разворачивая творог. Его тут как раз хватит на одного человека, отлично. Леви отвернулся, но было видно, что он внимательно меня слушает, осторожно крутя в руках лимон. — Ты будешь пить много молока. Это поможет не только против местной болезни, но и выровняет, надеюсь, твой рост до нормы. Правило второе: если хочешь пить — ты пьёшь и как можно больше. Но пить тебе можно в отсутствие молока или чая исключительно кипячёную воду. С лимоном.

— И как ты себе это представляешь? — мрачно поинтересовался ребёнок.

— Нормально представляю. Возьмёшь мою бутылку из-под воды, засунешь туда большой кусок помятого лимона и будешь её с собой носить, если не хочешь стать гордым обладателем сальмонеллы или кишечной палочки. Это такие кишечные болезни, жу-у-утко неприятные и до омерзения грязные. Пить воду на улице здесь нельзя.

— А из реки?

— А ты знаешь, кто до тебя мог в эту реку, скажем, нассать? И куда, по-твоему, тут скидывают всё дерьмо? — Понаблюдала за скривившимся личиком, удовлетворённо кивая. — Вот-вот, и я о том же. Кипятить воду можно здесь с вечера, остужать… да хоть в вон том же котелке. Надо бы ещё что-нибудь с углём найти для дополнительной очистки. Фильтр, что ли, какой сделать?.. — Полив творог мёдом и присыпав орешками, пододвинула тарелку малышу. — Садись за стол и кушай. Приятного аппетита.

— А что, если у меня уже что-то есть? — настороженно спросил Леви, тем не менее послушно пододвигая один из ящиков ближе к столу. — Я ведь пил тут воду всё время раньше, как и все вокруг.

— Ну, навряд ли кто-нибудь тут действительно пьёт воду прямо из реки, разве что такие же дети, как ты. Полагаю, тебе просто не рассказали, что тут можно пить, а что — нет. Например, человек, с которым ты жил до этого… Он часто при тебе воду пил? Или всё больше алкоголь и чай?

Леви неверяще посмотрел на меня.

— Как ты?..

— У нас в средневековье никто тоже воду в чистом виде особо не пил, всё больше что-то разбавленное алкоголем, потому что он дезинфицирует, обеззараживает. То есть убивает всё вредное для нас, если его достаточно намешано. Но детям алкоголь пить нельзя, потому что он так губителен не только для всяких вирусов и бактерий, но и для мозговых клеток. Короче, не парься на эту тему. Думаю, если бы у тебя было что-то серьёзное, мы бы с тобой оба уже об этом знали. Но ты — сильный мальчик, да и зараза к заразе, как говорится, не липнет, — хохотнула я, наблюдая за тем, как заинтересованность сменяется холодной сталью, обещающей мне все муки ада. Ничего, со временем он оттает и сам начнёт шутить. — В любом случае, через несколько дней я собиралась дать тебе немного активированного угля, чтобы, если вдруг что у тебя и обнаружится, убрать эту дрянь из организма.

Хмыкнула, размышляя над тем, что Леви ещё просто не знает о всей степени своего попадания.

— Что с остальными правилами? — напомнил мне о главном малыш.

— А, да. Правило третье: ты ешь трижды в день, в одно и то же время. Медленно, вдумчиво, тщательно пережёвывая. И ешь то, что я тебе даю, а не всякую дрянь вроде старого хлеба.

— С удовольствием, — хмыкнул Леви. — Еду, я так понимаю, мне тоже придётся днём с собой таскать?

— Да, придётся. Я приготовлю тебе суп, будешь его с собой носить в термосе. А ещё ты пообещаешь мне, что не будешь влезать в драки без веской причины. — Мы встретились взглядами. Леви явно не был доволен таким новшеством, но я была непреклонна. — Хотела бы я сказать, что боюсь за тебя и поэтому прошу не лезть на рожон, но ведь ты же мне не поверишь.

— Конечно не поверю. Мы с тобой второй день всего знакомы, и ты уже «беспокоишься». Ага, ври больше! — усмехнулся пацан, и я, тяжело вздохнув, продолжила развивать свою мысль:

— Поэтому я скажу тебе, что, влезая в такие разборки, ты невольно втягиваешь и меня. Ты защититься, теоретически, можешь. Я — нет. Думай об этом, как о просьбе о защите. Компрендэс?

— Ком-что?

— Мы достигли взаимопонимания? — поправилась я, вспоминая, что здесь есть только один язык.

— Что в твоём понимании — «веская причина»? — нахмурившись, осторожно уточнил Леви, прежде чем что-либо отвечать.

— Непосредственная угроза здоровью или жизни. Твоему или близким тебе людям. Ты сможешь пообещать мне такое?

— Нет, — не раздумывая ответил малыш. — Но я могу пообещать, что постараюсь следовать твоей просьбе.

— Ну, не так уж и плохо для начала. — Несмело протянула руку и погладила Леви по голове, чуть взлохматив чёрные пряди на затылке. — Со временем, надеюсь, ты научишься решать проблемы и при помощи слов, а не только за счёт грубой силы. Это бы очень тебе помогло в будущем.

Мальчик замер, и я поскорее убралась из его личного пространства, пока мне не отхватили пальцы или ещё что. Всё-таки слишком рано ещё для таких нежностей, да? Отошла к дальнему концу стола и приступила к тому, чем так часто занималась в детстве в деревне — упаковке яиц в бумагу.

— Зачем ты кладёшь их в воду? — через некоторое время полюбопытствовал Леви, и я, не отвлекаясь от процесса, с удовольствием ответила:

— Для того, чтобы проверить, насколько они свежие. Если яйца всплывают — есть их нельзя, а если остаются на дне — можно.

— А поливаешь их маслом зачем? Оно же дорогое.

— Не дороже самих яиц. Они в таком тёмном месте особенно нужны, чтобы восполнить недостающие организму вещества. А масло поможет их дольше хранить. На всякий случай, так сказать. Ешь творог, пока не заветрился.

— Он странный. А ты сама-то есть собираешься?

— В каком смысле странный? — Я оторвалась от своего занятия и, перегнувшись через стол, мазнула кончиком своей ложки по самому краю тарелки, пробуя, что там ему не так. — Нормальный творог, очень даже вкусный. Похоже, ты просто не фанат молочных продуктов. Хреновенько для тебя, друг мой, потому что в твоей жизни их теперь будет просто завались. Ешь, а то так и останешься коротышкой. А за меня не переживай — не такая уж я и голодная. Да и у нас всё ещё осталась моя каша, если помнишь. А, и ещё вот. — Поставила перед ним упаковку со своими витаминами на две с половиной тысячи единиц. — Тебе нужно пить это по одной штуке раз в день. Лучше всего это делать утром, но начать стоит уже сегодня.

— Что это? — Мальчик высыпал на ладонь жёлтые кругляши.

— Это капсулы с витамином Д3. Если говорить простым языком, это вещество — замена солнцу, пока отсюда не выйдем. Лучше всего ешь их с ложкой масла. Будет немного противно, но так витамины будут лучше усваиваться.

— Откуда мне знать, что это не отрава?

— Господи, я тоже была такой нудной и недоверчивой в шесть? Вот. — Закатив глаза, я от души накапала себе в ложку масла, кинула туда одну таблетку, после чего под чутким надзором проглотила эту ересь, тут же запивая водой. Вспомнилось детство и рыбий жир в такой же ложке. Бррр. — Видишь, жива-здорова, цвету и почти не пахну.

— Мне почти девять! — нахмурившись и тщательно следя, что я и в самом деле проглотила таблетку, опротестовал Леви.

— М-да? Тогда количество молочных продуктов в твоей жизни только что увеличилось вдвое, пацан. Ты слишком мелкий для своего возраста, это плохо на тебе в будущем скажется. Так что, пока ещё можно что-то урвать от твоего детского развития, мы будем активно тебя растить. Кстати, забыла сказать: мой босс хочет тебя видеть через месяц или около того.

— С хуя ли? — мрачно спросил Леви, мигом растеряв всё своё детское очарование.

— С того, что я сказала ему о тебе, и меня приняли на работу, в основном, после моей пламенной речи о «будущем наших детей». Так что не залуп… Не выкобенивайся. Сходишь со мной, может, он тебя перед остальными торговцами отмажет. Станешь честным гражданином, ну?

— Нет. Об этом не может быть и речи, — спокойно покачал головой ребёнок, ссыпая таблетки обратно в пластиковую тару. — Если на рынке поймут, что ты со мной, тебя ведь мгновенно выпрут. А ещё могут позвать полицию и закрыть нас в тюрьме. Так что нет, я ни за что не сунусь в эту срань.

— Такого не будет, не переживай. Мой начальник, вроде, неплохой мужик, так что посмотрит, как я работаю, убедится в благонадёжности и, скорее всего, вступится и за тебя тоже. У меня дома есть такая фраза: «Ветер крепчает, значит — старайся жить». Так что мы просто сделаем так, чтобы моему боссу было бы попросту выгодно нас прикрывать. Всё будет отлично, надо просто немного постараться. Плюс, у нас с ним контракт. — Я потрясла раскрытой писюлькой перед мальчиком и, положив документ на стол, вернулась к яйцам. — А вот тебе дальше одному по улицам слоняться и правда не стоит.

— Что за контракт? Во что ты уже успела ввязаться? — нахмурился мальчик, глядя на бумагу.

— Соглашение о найме на работу. Там же написано.

— И от чьего имени ты его подписала? — не обращая внимания на мои предыдущие слова, продолжил спрашивать Леви.

Молча покосилась на бумагу, где на первых же строчках были написаны наши с боссом имена.

— Ты не умеешь читать, да? — со вздохом спросила я, понимая, в какую жопу мы оба попали.

Я очень не люблю учить детей, ещё в университете этого накушалась, подрабатывая репетитором в школе. И вот, видимо, опять придётся пройти все круги преподавательского ада. Ну зашибись.

— Нет, не умею, — спокойно ответил ничего не подозревающий пацан… И зашиблась золотая рыбка.

— А считать? — с надеждой спросила я, понимая, что придётся мне, кажется, учить его программе чуть ли не с детского сада.

— До ста умею.

— Отлично. — Отложила наконец полностью подготовленные к длительному хранению продукты и присела напротив, осторожно прощупывая почву, как опытный сапёр. — А сколько будет двадцать пять плюс девятнадцать?

Мальчик нахмурился и довольно долго молчал, выдав в итоге правильный ответ. Вздохнула, с тоской глядя на стену напротив.

— Где у вас тут можно купить бумагу и карандаши? Будем с тобой заниматься, — пояснила свой вопрос.

— Зачем? — недоумённо спросил Леви.

— Затем, что тебе потребовалось больше двух минут на ответ. Фиговый результат для шести лет, а для «почти девяти» и вовсе позорный, — меланхолично продолжая изучать рисунок трещин, ответила я ему. — Так что с канцелярией? Где затариваться будем?

— Хочешь сказать, что ты можешь решить быстрее? — с вызовом перебил меня пацан.

— Могу. — Устало положила голову на стол.

Готовить ещё и кашу было лень. Шут с ним, с ужином. Завтра поем.

— И сколько же будет сорок четыре плюс двадцать пять? — потребовал продемонстрировать свои умения малыш.

— Шестьдесят девять, — ответила я не думая, а парень ещё некоторое время считал, пытаясь понять, правильно ли я ответила. Вздохнула и отодрала себя от стола, чтобы заварить нам чаю. — Знания — это огромная сила, Леви. В любом из миров. Ты ведь не хочешь быть слабым?

— Нет. Но причём здесь?..

— При том, что будь ты даже сильнейшим воином человечества. — О боже, я что, только что подстебнула Капитана его же будущим? Держи себя в руках, Алиса, он же просто ребёнок. — Тобой всё равно будут помыкать более умные и хитрые. Те, кто оттачивали свой ум так же, как ты — физическую силу. Тебе бы хотелось, чтобы когда-нибудь от простого «подчинись» ты был бы готов из штанов выпрыгнуть, только бы исполнить приказ какого-нибудь слащавого блондинчика?

— Такого никогда не будет, — фыркнул Леви.

Господи, дай мне сил. Неужели со всеми детьми так сложно?

— Нет, Леви. Если ты не будешь умнее — это именно то, что с тобой произойдёт. Тот опыт, что ты каждый день получаешь на улицах, несомненно, тебе пригодится и не раз. И твоя интуиция — отличное подспорье что в бою, что в обычной жизни. Но использовать мозги тоже нужно уметь. А для этого нужно учиться.

— Завязывай с этой хуетой. Я не тупой, поэтому ничего такого со мной не случится, — упрямо возразил мальчишка, сложив руки на груди.

— Я никогда не говорила, что ты глупый, Леви. У тебя поразительно живой ум и превосходные аналитические способности. Я лишь хочу помочь тебе развить то, что у тебя уже есть, дать тебе образование, которое вряд ли будет у кого-то отсюда. Посмотри на мои вещи — они намного опережают ваше развитие. И знаю я на порядок больше местных взрослых. Ты ведь получил в подарок оружие от другого человека. У тебя теперь есть нож, профессиональный, смею заметить, нож, который в случае опасности ты не побоишься пустить в ход, так? — Я присела перед мальчиком, оказавшись на голову ниже него.

— Так. — Леви чуть прищурился, презрительно глядя на меня сверху вниз.

Он не понимал, к чему я клоню, и это чувство ему явно было не по душе.

— Тогда почему ты отказываешься получить от меня не менее мощное оружие?

Малыш нахмурился.

— Какая мне будет польза от этого твоего образования?

— О, пользы будет много. Для начала, ты начнёшь понимать, как работает мир вокруг тебя.

— Я и так понимаю и уж всяко получше твоего, — фыркнули мне в ответ.

Я подождала пару секунд, мысленно считая до десяти и повторяя, что с детьми надо вести себя мягче, и продолжила:

— Например. — Я взяла полную бутылку воды и тряпку, которой Леви до этого протёр стол. — Как ты думаешь, если я отпущу эти два предмета на одинаковой высоте, что упадёт быстрее, лёгкая тряпочка или тяжёлая бутылка?

— Что за глупый вопрос. Бутылка, конечно же, — насупившись, сходу ответил малыш.

— Уверен? — провокационно ухмыльнулась я, хитро поглядывая на своего почти-что-ученика.

— Да, конечно, уверен. Это же очевидно, дура.

— А я утверждаю, что они упадут одновременно. Кто прав, тот и побеждает в споре, идёт? Если прав ты — я отстану от тебя и буду лишь кормить, не приседая на мозг. Но если права буду я — ты послушаешься меня и будешь учиться.

— Идёт! — уверенно кивнул Леви.

— Окей, смотри внимательно, — я приподняла руки над столом, смяв ткань в клубок, и отпустила.

Итог был очевиден. Леви неверяще смотрел на стол.

— Как же так? — Он вскинул голову. — Ты просто отпустила тряпку раньше, да?

— Нет. Попробуй сам. — Кивнула на стол, и ещё несколько минут он забавлялся, экспериментируя с разными вещами.

— Как это так получается? — Леви требовательно посмотрел на меня.

Ведь может же быть нормальным мальчиком, а! Облегчённо рассмеялась, потрепав его по волосам.

— Вот для этого и нужно образование. Я всё тебе объясню, честное слово. И про то, как устроен мир, и математику, и всё, что только захочешь. Да ты и сам, научившись читать, откроешь для себя потрясающе многообразный мир. Узнаешь то, чего не знаю я, поскольку никогда не жила в этом мире. Какие растения тут где растут, какие есть животные, куда тут улетают перелётные птицы и ещё много-много всего интересного!

— Но какой смысл от этих знаний, если я никогда не выйду отсюда? — с тоской спросил мальчик.

— Эй-ей, а ну-ка выбрось эту пессимистичную ахинею из головы! — Тряхнула его для верности за плечи разок, как будто бы это и в самом деле вытрясло из него всю неуверенность.

Мальчик дёрнулся, но вырываться не стал. Правильно, я же мыла руки совсем недавно прямо при нём. Серый океан напротив лишь немного взбунтовался, но пока давал мне возможность продолжить нашу беседу:

— Мы с тобой выберемся отсюда максимум через год, понял? Всего год, и мы с тобой выйдем наверх. Обещаю. И тогда я научу тебя запускать воздушных змеев высоко-высоко в небо, строить плоты и сплавляться на них вниз по рекам, лепить зимой снеговиков и кататься по льду. Покажу все-все игры, какие только знаю. И мы вместе обойдём все районы внутри этих ваших стен. А потом, если нам повезёт и мы доживём до того дня, как Разведкорпус доберётся до края вашей суши, мы с тобой обязательно съездим туда, наружу. Увидим море, горы и другие страны. И я научу тебя плавать в солёной воде и нырять на глубину, подниматься на большие высоты и выживать в горах. Покажу, как весело кататься на горных лыжах и как управлять виндсёрфом, покоряя волны. Всё это у нас с тобой обязательно будет, слышишь? А до тех пор ты должен хорошенько постараться и усердно учиться, чтобы не проиграть всем тем напыщенным засранцам наверху, ясно?

— Ясно.

Леви отвёл глаза, сдаваясь под моим напором, и несмело улыбнулся.

А потом на меня посыпалась целая куча вопросов про внешний мир. Серьёзно, у мальчишки будто плотину прорвало. Но… пожалуй, учить Леви будет всё же не так невыносимо, как тех детишек у меня дома. Ему и в самом деле были интересны мои объяснения.

Мы улеглись спать немного за полночь, на этот раз гораздо ближе друг к другу. А ещё из нашего разговора я узнала, что зубные щётки тут всё же есть, как и зубной порошок, но вот о пастах местные ещё не знали. Зачётненько. Из чего там у нас раньше делали зубной порошок? Кажется, из мела… А много позже и из измельчённой белой глины, смешанной с разными травами? Эх, надо бы попытаться завтра вспомнить. Но, кажется, я начала догадываться, на чём мы тут с малышом поднимемся. А что, стану местным изобретателем, хе-хе. На патентах тут, думаю, можно нехило заработать. Главное — найти толковых людей, которые смогут выполнять мои задумки. «Ветер крепчает, значит — старайся жить», да?

* * *

Мы с Йозефом вполне неплохо сработались за этот месяц. Реорганизовали склад и изменили состав поставляемых продуктов, добавив пару других незначительных маркетинговых хитростей, и наша скромная контора довольно скоро смогла позволить себе не просто торговать с лотка, а переместилась в какую-никакую, но лавку, оставив место прилавка, разумеется, за собой. Так мы могли торговать на обе прослойки местного населения, охватывая куда большую аудиторию покупателей за раз. Теперь, когда мне не нужно было бегать в сарай каждые полчаса, чтобы пополнить запасы на прилавке, я смогла показать Йозефу, что вполне неплохо торгуюсь и отлично считаю. Ну и, по заветам одного мелкого чистоплюя, быстро и качественно надраиваю все поверхности до блеска, да. А ещё я предложила продавать продукты, которые вот-вот или уже немного испортились со скидкой по вечерам с прилавка. Так нам не пришлось бы выкидывать товар, который никто иначе не стал бы покупать, и он бы не залёживался на складе, всё больше теряя цену и заражая плесенью соседние продукты. Нет, о покупателях Йозеф вообще не парился, но, когда понял, что так получит навар получше, потому что со всех, так сказать, слоёв населения, всё-таки проникся моей идеей. Кроме того, я всё-таки поделилась с Йозефом ещё одной из своих идей — заворачивать продукты в старые газеты, чтобы они не бились по дороге. Из-за этих новшеств и «улучшенного сервиса» народ куда охотнее стал захаживать к нам, что увеличило выручку и, соответственно, показало мою полезность боссу.

Леви… С ним было непросто, признаю. Часто, когда мы с ним встречались по вечерам, он приходил в синяках и дома подолгу отстирывал свою одежду и окровавленные платки, о которые, полагаю, он протирал свой нож. Я пыталась его отговорить от таких «прогулок», выспрашивала, что он делал в моё отсутствие, и слегка журила за синяки, но ничего из этого не помогало. На все мои увещевания ответ был один: обещание нарушено не было и, значит, волноваться мне не о чем. И от этого становилось ещё страшнее и тревожнее, ведь, по его словам, он попадал в ситуации, опасные для его жизни и здоровья, чуть ли не каждый день. Разумеется, я не сдавалась — просто не могла сдаться — и продолжала выедать мелкому упрямцу мозг чайной ложечкой. Он, впрочем, тоже от меня в этом кропотливом занятии не отставал. Всё же воспитание грёбаного дядюшки не прошло даром и прицельно било по мне кувалдой прямиком из прошлого, порой выстреливая крайне неоднозначными беседами о том, «что такое хорошо, а что — плохо». Так мы и продолжали бодаться изо дня в день, без малейших намёков на изменения. Но, помимо этих ссор, всё было более чем хорошо: малыш исправно выполнял мои рекомендации по питанию, и синюшная бледность, свойственная местным уроженцам, стала исчезать с его лица, а глаза наконец загорелись надеждой и жаждой знаний и открытий, столь свойственной детям его возраста. Мы прошли алфавит, и с каждым днём Леви всё увереннее, пусть пока и по слогам, но читал старые газеты, что я приносила с работы, да ещё и научился складывать и вычитать большие числа в столбик. Постепенно я приучала его обходиться без бумаги, проводя всё те же действия в уме, и у нас уже наметился неплохой такой прогресс. Так, глядишь, мы скоро и до умножения с делением дойдём. Кроме всего прочего, мы начали обрастать вещами: я купила дополнительную посуду, и теперь готовить стало значительно проще. Мой газ давно уже закончился, и готовили мы теперь на костре, но с новыми кастрюлями и подставкой под них всё стало значительно проще. И, что немаловажно, я смогла раздобыть себе местную одежду, которая позволяла бы мне не слишком выбиваться на фоне местных работяг. Леви неодобрительно кривился, глядя, как я кипячу свои «секонд-хендовые» покупки, но в итоге признал, что моя идея с приобретением старого тряпья не так уж и плоха в свете наших более чем стеснённых финансовых обстоятельств. Мы даже потихоньку начали откладывать деньги на съём нормального жилья, но пока это были сущие гроши, которые нередко приходилось спускать на всякие повседневные штучки, выбивающиеся из нашего чётко ограниченного бюджета.

Единственным, помимо ссор, что омрачало нашу размеренную жизнь, было отсутствие нормального душа. Нет, я честно попыталась помыться один раз в реке, но после того, как мимо меня на коряге продрейфовала крыса, я решила раз и навсегда завязать с такими купаниями. Только кипячёная вода, в задницу эту реку. Леви не знал, что такое душ или горячая ванна, но после того, как я в свой первый выходной, разозлившись, натаскала целую бочку, хорошенько её прокипятив, и отмыла его в горячей, приятно чистой воде, малыш начал понимать, чего его лишают. Так что страдали мы оба, терпеливо дожидаясь очередного моего выходного, чтобы нормально помыться.

В один из дней своего уже-не-то-чтобы-испытательного срока я не выдержала и, пока отдраивала пол, мечтательно пробормотала себе под нос:

— Вот бы мне себя так помыть, как эти чёртовы доски!

— Что ты там говоришь, Лис? — спросил так не вовремя (или наоборот, очень вовремя) проходивший мимо Йозеф.

Я, как раз вытирая лоб, поморщилась от запаха собственного пота и решила всё-таки ответить как есть:

— Да в душ нормальный хочу! Вообще не понимаю, почему тут никто не догадался устроить общественные купальни.

— Общественные купальни?

— Да, помещение с отдельными кабинками, в котором можно было бы помыться. Можно брать поминутную плату за использование таких кабинок. И гарантом того, что люди будут ходить туда, а не на реку, будет возможность помыться в горячей, ну или хотя бы тёплой, прокипячённой воде. Плюс, если раздобыть немного песка и угля, можно будет хорошенько отфильтровывать неиспользованную прокипячённую воду и продавать местным. Ей, по крайней мере, нельзя будет отравиться.

— И что, по-твоему, это бы пользовалось спросом? — Йозеф, уже привыкший к тому, что плохих советов я не давала, задумчиво потёр подбородок.

— Сейчас — скорее всего нет, пока некоторые люди считают, что мыться раз в две недели — нормально и более чем достаточно, — гаденько усмехнулась я, переглядываясь с боссом. — Но вот после небольшой рекламы… Во что только люди не поверят, лишь бы выжить. Помнишь, как на третий день мы заплатили немного местной шпане, чтобы те распространили слух о том, что молочные продукты и яйца помогают от этой вашей подземной болезни?

— Да. И после этого спрос на эти продукты вырос, даже несмотря на их дороговизну. — Кивнула, подтверждая, что он думает в верном направлении. — К тому же, как ни странно, это действительно работает. Мои девочки уже куда лучше выглядят, даже озорничать начали. Только хранятся такие продукты совсем недолго.

— Да… — Я умолчала о том, что то лукошко с первого дня только сегодня израсходовалось. Незачем выдавать все секреты сразу. — Так вот, что, если нам сказать, что если регулярно мыться — будешь меньше болеть?

— А это правда? — с удивлением спросил босс.

Я непонимающе посмотрела на него. Ах да, ёбаное средневековье.

— Да, это правда. — Вздохнув, вернулась к натиранию пола. — Настоятельно советую вашей семье, особенно детям, умываться два раза в день, мыть руки перед каждой едой, а вечером мыться целиком. Голову мыть раз в три-четыре дня или по мере загрязнения.

— Да на это же воды не напасёшься! — с ужасом заметил мужик.

— Зато дети здоровее будут. — Флегматично пожала плечами. — Да и в принципе, повысив здесь общую чистоплотность, мы повысим наши с вами собственные шансы на выживание в этом гадюшнике. Как продукты, сгнивая, затрагивают соседние, так и люди на улицах затрагивают нас. Так что, будь у меня деньги, я бы не раздумывая вложился в постройку купален недалеко от реки. Так, под напором течения, вода сама будет поступать куда надо, её не надо будет таскать. Можно поставить средства очистки вроде сеток и фильтров, чтобы не заплывало ничего лишнего. У меня даже где-то были чертежи на эту тему. Воду потом можно было бы подавать в большие чаны и там кипятить, оттуда подавая воду уже в душевые. Если у вас есть знакомые специалисты — посоветуйтесь с ними, как это лучше сделать.

Йозеф покивал, но ничего обещать, разумеется, не стал. Но по тому, как на следующий день он пришёл на работу свежим и чисто выбритым, я догадалась, что совету моему он всё-таки внял.

28.7.831

Наконец настал день икс, когда босс выразил настойчивое желание познакомиться с мальчишкой, ради которого я «так у него надрываюсь». Он прямо заявил, что больше во мне не сомневается и даже если я притащу отъявленного бандита, встанет на мою сторону и поможет, если что. Я нервничала, правда нервничала — что Леви, что я, оба были тут без документов и без сильного плеча, на которое можно было бы опереться. А ещё, похоже, босс таким образом искал рычаг давления, при помощи которого он мог бы удержать меня у себя — многие его конкуренты, увидев привнесённые нами нововведения, пытались переманить меня к себе. Да и мои идеи, вроде как, всерьёз интересовали босса. Но я так же понимала, что не могу и дальше позволять Леви шататься по улицам в постоянной опасности, будучи так далеко от меня. И, спустя два часа полемики, уговоров и откровенных угроз с обеих сторон, мой мелкий кошмарик, наконец, сдался.

— Ты точно уверена, что мне стоит идти туда с тобой? — скептически глядя в сторону торговых рядов, спросил Леви, держась пока что в тени проулка.

— Да, уверена. И, Леви. — Протянула ему руку и, стоило нашим взглядам встретиться, серьёзно припечатала: — Используй слова. Если тебе кажется, что кто-то к тебе враждебен, положись на меня. Никакой поножовщины сегодня, пожалуйста. Мы друг друга поняли?

— Вполне, — мрачно буркнул малыш, тем не менее хватаясь за мою руку.

Что ж, всё не так уж и плохо. Похоже, он начал если не доверять мне, то по крайней мере принимать во внимание возможность получить от меня помощь.

28.7.831 (06 часов 23 минуты)

Леви накинул капюшон, ссутулился и ещё крепче вцепился в мою руку, проходя между рядами торговцев. Я тоже невольно напряглась, поддавшись атмосфере, но заставила себя расслабиться. Так мы привлекали бы ещё больше внимания. Поэтому…

— Йо, Маркус! Как сегодня ваше ничего? — Приветливо помахала уже знакомому мужику, у которого мы перекупали вино, которое босс лично отбирал для одного из небольших баров неподалёку.

— Лис, мелкий ты пакостник! Продажи после наших договорённостей с Майсом растут как на дрожжах. Точно не хочешь перейти ко мне, а? Я б хорошо приплачивал за твои советы.

— Ха-ха, нет, извините, но пока у меня с боссом контракт — никак не получится.

Я чуть поклонилась, извиняясь, и зашагала дальше.

— Смотрите-ка, это же Лис, — скривилась, прищурившись, сварливая старуха, Фина, что продавала своё скудное дерьмецо по соседству с нашей лавкой. — Кого ж ты там тащишь-то?

— Да вот, мой пацан мелкий. — Горделиво указала на Леви свободной рукой. — Теперь будет со мной тут работать.

— Что-то больно знакомый пацан-то, — значимо протянула старуха.

Леви напрягся сильнее прежнего, уже до боли стискивая мою ладонь. Ему не нравилось внимание, не нравилась ситуация и, подозреваю, больше всего не нравилось обещание, которое я с него стрясла.

— Неужели? — уже не так приветливо протянула я в ответ, делая широкий шаг вперёд и чуть задвигая малыша себе за спину.

Старуха, столкнувшись с моим взглядом, подавилась явно нелицеприятным комментарием и опустила глаза:

— Идите уже куда шли, гадёныши.

— И вам доброго дня. Уважаемая, — с издёвкой ответила я этой карге, наконец толкая дверь своего нынешнего места работы.

Над нами задорно звякнул колокольчик — ещё одна моя идея, предупреждающая о внезапных гостях куда надёжнее любого сторожа.

— Э-эй, босс, мы пришли! — Поскорее втолкнула Леви внутрь, пока ещё кто-нибудь не решил обратить на него внимание всего рынка.

— А, Лис, как всегда вовремя! — Йозеф вышел из подсобки, как всегда приветствуя меня, и перевёл взгляд на малыша. — А это…

— Леви. Извините, он немного стесняется.

Я стянула с мальчика капюшон, чуть приобняв для удобства, чтобы не отпускать его руку, и погладила по как всегда аккуратно уложенным волосам, успокаивая и показывая свою поддержку.

— Он?! — Йозеф вдруг отступил на шаг. — И это ради него ты тут горбатился по четырнадцать часов каждый день?

— Какие-то проблемы? — беззаботно спросила я в ответ, продолжая успокаивающе обнимать Леви. Кажется, ещё немного, и мне нахрен сломают руку. — Йозеф, не ты ли говорил, что примешь любого, кого я приведу, потому что доверяешь мне?

— Да, говорил, — с досадой выдохнул босс, взъерошив на затылке волосы. — Но он…

— Леви — замечательный мальчик, очень добрый и честный, — твёрдо припечатала я, не давая Йозефу и шанса начать высказывать тут всякие глупости.

Брови босса поползли вверх, а детская стальная хватка вмиг ослабла. Кажется, мне не слишком-то верили все в этой комнате, включая самого «замечательного мальчика». Тем не менее, уверенно продолжаю:

— Да, ему приходилось делать плохие вещи, чтобы выжить, потому что ни одна грёбаная свинья в этом хлеву не нашла в себе сил позаботиться о нём. Но больше ему это не понадобится. А если у него не будет причин, он не станет возвращаться к тем своим… шалостям. Я ручаюсь за Леви. С этого момента, все его косяки — мои косяки. — Мальчик передо мной вздрогнул и задрал голову, неверяще глядя на меня. Улыбнулась ему в ответ и легонько щёлкнула этого ворчуна по носу, возвращаясь взглядом к своему работодателю. — Так что, Йозеф, поможешь нам? Или спрячешь голову в ж… песок, и нам прямо сейчас стоит забрать то, что мне причитается по контракту, и свалить куда-нибудь ещё?

— Дьявол! Во имя стен, как ты предлагаешь мне вам помочь, если этот пацан обокрал тут чуть ли не каждого уважаемого продавца?

— Оу, серьёзно? А я и не знал, что ты так хорош, Ёжик, — хмыкнула я и прошла за прилавок в рабочую зону, только там наконец отпуская руку малыша, но продолжая обнимать за плечи. Показывая, что не отступлю и не оставлю его «за бортом». — Расслабься, Йозеф. Когда толпа придёт по наши души, просто дай им то, чего они жаждут больше всего.

— Чего? Дать порвать ваc на ленточки прямо здесь? — Оба мужчины в комнате синхронно напряглись, подозрительно поглядывая на меня, и, кажется, всерьёз задумались о моей адекватности.

— Нет. — Накинула привычные фартук и перчатки, в которых таскала тюки, чтобы не запачкать одежду. Вот-вот должны были прийти первые покупатели, и надо было бы начать разгружать телегу с новым товаром, только-только спущенным сверху. — Бабла, шеф, дай им бабла.

— Что?!

— Господи, Йозеф, ну что ты как ребёнок, честное слово-то, а? Отправь своего нового помощника за инфой, он всё равно тут пока бесполезен и ни черта не умеет кроме как сплетничать. Вот пусть и использует свой единственный талант нам во благо. Например, поспрашивает вокруг, что и у кого спёр Леви. Лучше даже пусть потребует с каждого пострадавшего расписку. Мол, собираем материал на пацана для полиции, больно уж он распоясался.

— Что? Ты серьёзно? Расписки?

— А почему бы и нет? Сейчас набросаю черновой вариант по-быстрому. Вот, смотри: так, мол, и так, список украденного, если есть… Должник должен уплатить столько-то за все неудобства, причиненные до такой-то даты. По факту выплаты вышеозначенной суммы, претензий больше иметь не буду. Дата погашения долга и точная сумма выплаты. Имя кредитора, подпись. Пойдёт?

— Думаю, идею твою я понял. Может и в самом деле выгореть. Но один момент всё ещё остаётся для меня загадкой. По-твоему, я буду из своего кармана платить даже не за тебя, а за какого-то щенка с улицы?

— Полегче, босс. Во-первых, долг можно довольно неплохо подсократить, пригрозив той же полицией уже продавцам. Откуда это у них столько товара в свободном доступе на прилавке лежало, чтобы один щупленький пацан смог столько спереть? И прошу тебя в будущем выбирать выражения. Леви — дорогой для меня человек, и я определённо… Расстроюсь, если ты продолжишь в том же духе, — тихо предостерегла я. — И в данном случае, повторюсь, я буду должен тебе, потому что взял на себя все обязательства Леви. Уж насчёт того, что я тебе выплачу всю сумму, ты, надеюсь, не сомневаешься? У нас этот пункт так-то в контракте прописан, если помнишь.

— О, так ты останешься тут, пока не выплатишь мне всю сумму? — оживился Йозеф.

Что ж, вот и тот рычаг, который ты так хотел найти. Пользуйся на здоровье, дружище. Пока я пользуюсь тобой.

— Да. Или пока мои идеи не сделают это за меня. Не желаешь ли… составить пустяковый договор?

Хах, а ведь сейчас я поступлю в лучших традициях двадцать первого века. Прямо как Чак, мать его. Вот уж на кого мне точно не хотелось бы быть похожей даже в мелочах.

— Что за договор? — подозрительно прищурился босс.

Ох, как же он сейчас будет ухищряться, чтобы усидеть на двух стульях…

— Я продам тебе свою идею. Одну. Которая позволит тебе заработать очень и очень большую сумму денег. И этой суммой я погашу наш с Леви долг.

Леви вдруг вцепился мне в рубашку, словно предупреждая о чём-то. Я в ответ снова успокаивающе погладила его по голове уже привычным жестом.

— Почему только одну? Давай две! Вас же двое.

— Идея одна, потому что услугу я в ответ прошу тоже одну. Моя часть сделки более чем покроет все твои неудобства.

— И что за идея? — Майс аж перегнулся через стойку от нетерпения.

— Как ты определяешь свежесть яиц? — сбила я его с мысли.

— Как-как, по запаху, разумеется, — пожал он плечами.

— Что, если я научу тебя не только определять их свежесть, не разбивая по одному из каждой партии, но ещё и научу хранить их дольше двух месяцев?

— Что-о-о?! Нет, такое невозможно. Как? Как ты собираешься это провернуть?

— Купи у меня идею — и узнаешь. — Мы с Леви, не сговариваясь, переглянувшись, на миг улыбнулись друг другу. Я подмигнула малышу. — Если мой способ сработает, ты снимешь с нас долг. Идёт? И заработаешь очень, очень много денег на этом. Гораздо больше, чем этот пацан смог бы наворовать за всю свою жизнь. А до тех пор, пока действенность моего метода не подтвердится, я буду отдавать тебе часть своей зарплаты в уплату.

— Вы оба будете, — мрачно пригрозил босс.

Но я тихо притопнула от радости, немного пугая Леви своим поведением: если уж Майс сказал «оба», значит он всё-таки принял мелкого. Значит, контракту быть!

— Так точно, сэр, — гаркнула я, отдав под козырёк.

Майс уже не обращал внимания на мои выходки, за две недели философски решив, что ради прибыли можно и потерпеть некоторые безобидные причуды. Я же, взяв чистый лист бумаги, на скорую руку составила новый договор. И вспомнила один малоприятный факт — до этого я подписывала договор о найме не от своего имени, на что мне любезно указал Леви в первый же день. Являются ли такие договоры действительными? Ох, навряд ли. Тогда я не доверяла Майсу, но теперь… Теперь его незнание было опаснее, чем раскрытие столь незначительного факта. За подмену личности нас вполне могли бы и притянуть, так что стоит прояснить этот момент сейчас. Ну что ж, была не была:

— Вот только есть одна проблемка…

— Во имя стен, ну что ещё? — патетично потрясая руками, воскликнул Йозеф.

— Я… немного схитрил при приёме на работу… — Отвожу глаза, задумчиво ероша волосы на затылке.

— А, ты про то, что на самом деле баба? Не парься, я понимаю, почему ты это делаешь, — махнул рукой, оказывается, и так всё знавший Майс, окрылённой скорой прибылью.

О, вот как, играем в открытую? Ну ладно.

— И у нас с Леви нет документов, — уже спокойнее продолжила я. — А у тебя есть связи, чтобы их раздобыть. Готова обменять ещё одну идею на них. И мы подпишем нормальный контракт на моё настоящее имя, идёт?

— Оу, и что за идею ты хочешь дать мне взамен? Это должно быть что-то грандиозное, учти! Просто так моих знакомых беспокоить мне не по карману…

Я нахмурилась, пытаясь придумать, что могу предложить этому торгашу. Что-то, что он смог бы применить в бизнесе. Что-то, связанное с продуктами… Я вспомнила деревню, маленький домик моей бабушки и ледяной погреб, в котором даже летом было очень, очень холодно. Ухмыльнулась. Ну нет, холодильник я этому торгашу не отдам, но вот то, что в нём хранится… Я перевела взгляд на Леви, вспомнив, как в первый же вечер мы с ним на двоих съели банку мясных консервов с кашей. Точно, вот оно.

— Я научу вас готовить тушенку. Это особо приготовленное мясо, которое может храниться вплоть до пяти лет.

— К-как?! — изумлённо выдохнул Йозеф, осев на столь удачно стоящий за ним стул.

Я пожала плечами. Контракт подпишет — тогда поговорим «как».

— Так что, босс, по рукам? — Искушающе улыбнулась, спокойно глядя на Майса, который явно очень сильно хотел получить обе идеи и при этом не упустить меня из своих цепких лап, и протянула ладонь для рукопожатия. — Думай быстрее, мне ещё работать. Надо успеть всё разгрузить, пока покупатели не набежали.

— Дьяволица, как есть дьяволица! — Майс подскочил и вцепился мне в руку. — Ладно, дорогуша, по рукам. Вы оба наняты. Идите, разгружайте телегу. Я пока составлю договоры и пошлю Ганса за расписками.

— Спасибо, босс. — Я знала, что ему очень нелегко далось это решение.

Мужчина хмурился, всё ещё неуверенный в своём выборе. Но он дал нам шанс. Я потянула Леви к задней двери, около которой была припаркована карета с сегодняшней продукцией. Лучше сейчас не попадаться шефу на глаза. Пусть спокойно всё обдумает.

— Ловко ты его провела, — убедившись, что никого нет, тут же выдал Леви.

Подхватила его подмышки и поставила в телегу, неодобрительно глядя снизу вверх.

— Во-первых, я никого не «проводила», Леви. Я договорилась. Это не та победа, о которой ты думаешь. А во-вторых, подай мне вон те мешки, пожалуйста.

— Но ты добилась того, что тебе от него было нужно! — возбуждённо возразил мелкий, тем не менее послушно грузя мне на плечи по мешку.

— Да. Но ты упускаешь один небольшой нюанс. Он тоже добился того, чего хотел. В нашем случае — получил нехилый такой рычаг давления, причём на нас обоих. Так что здесь нет никого, кто бы лежал «в нокауте», мы оба победили. В этом вся прелесть и опасность переговоров — взять достаточно и не дать слишком много. Хватай один из вон тех тюков, они полегче моих будут, и погнали.

Я дождалась, пока он слезет со своей ношей с телеги, и развернулась к магазину. Ах, вдвоём, думаю, мы управимся гораздо быстрее. Как же хорошо, что малыш теперь рядом и мне не нужно за него переживать!

* * *

Мы довольно быстро утрясли всё с договорами, и пока «сбор информации» на Леви продолжался (признаться, меня несколько напрягали масштабы «проделок» мальчишки), босс договорился с одним из своих друзей, который вот-вот должен был выйти в отставку, организовать нам документы. Из приятного сегодня: мой метод с яйцами пришёлся Майсу по душе, и он позволил мне продемонстрировать ему, как именно определяется свежесть яйца (заодно приготовив нам всем сытный обед), а потом я под его надзором «обработала» три штуки и отдала на хранение. Результат узнаем через две недели. Ну и ещё Майс был покорён тем, как быстро и тщательно Леви умеет убираться, и закрепил за ним теперь эту обязанность на постоянной основе. Я гордилась малышом и очень сильно. Гордилась тем, как серьёзно он относится к любому заданию, как внимательно слушает и как прилежно всё выполняет, не особо огрызаясь в ответ. Без сомнений, этот малыш не был плохим человеком, по крайней мере пока, и чёртов Кенни-Потрошитель, отправивший его на дорожку контрабандиста и убийцы, лишь дал ему навыки выживания, но не испортил окончательно. Подозреваю, что тот безжалостный характер, который я видела у Леви в аниме, появился у него как раз из-за многолетней жизни на улице. Он ведь там даже, вроде как, свою собственную банду собрал? Но, как бы я ни гордилась его успехами, я не могла одновременно не вспоминать все те вечера, когда после тяжелого рабочего дня он гонял меня с тряпкой по всей комнатушке, заставляя отдраивать наше убежище с ним наравне.

«Да, мужик, — думала я, глядя за тем, как внимательно Леви выслушивает строгое и весьма подробное ТЗ; видимо, Йозеф был уверен, что мальчишка, как и любой ребёнок, выслушав задание, выполнит лишь процентов шестьдесят от поставленной задачи… Зря он так. — Сейчас тебе это кажется неплохой чертой характера, но подожди с недельку, и этот маленький чёрт заколебёт тебя своими придирками и пререканиями, апеллируя к тому, что ты ему там сейчас так увлечённо вещаешь».

Усмехнувшись своим мыслям, переключилась на очередного покупателя.

* * *

— Никогда бы не подумал, что ты тут так много работаешь. Это же лавка торгаша, к чему тут так вкалывать? — в перерыве не преминул высказать своё мнение Леви, пока я готовила обед.

Прямо при боссе. Да господи ты боже мой, у него хоть какие-то тормоза присутствуют?! Вспомнила мульт и махнула рукой на все свои надежды. Нету там тормозов, Алиса, нету.

— С тобой тут стало полегче, но да, даже в таком… неочевидном месте работать нужно много и качественно. А вообще, с чего ты решил, что при какой угодно работе усердие и труд — лишние?

— А что, скажешь, политики наверху себе тяжким трудом карманы набивают? Любые люди при власти, будь то богатеи или чинуши, просто живут в своё удовольствие, ничего особо для этого не делая, — иронично прервал парень мой спич, явно за кем-то повторяя.

И я даже знаю за кем. Деревянная ложка довольно болезненно впилась острыми гранями в ладонь. Спокойно, Алиса, тот факт, что подобный разговор об уважении к чужой работе происходит у нас уже раз в сороковой, — не повод срываться на ребёнке. Я досчитала до десяти, повторяя, что бить детей, как в детстве иногда перепадало мне от родителей, никак нельзя, что нужно быть терпеливее. Получалось хреново, а картина того, как тяжёлая ложка впечатывается в лобешник этого мозгоклюя, почти перевешивала своей привлекательностью все разумные доводы. Но я сдержалась и спокойно опустила уже удобно лежащую в ладони ложку обратно в кастрюлю, снова помешивая почти готовый суп.

— Не знаю, что там у вас наверху за люди в правительстве, но внутри стен же нет, например, гражданской войны? Ведь нет же? — обратилась я за поддержкой к боссу.

— Нет, войны наверху нет и не предвидится, — спокойно подключился к разговору Майс, охотно мне помогая. — И голода тоже нет.

— Вот видишь. А если бы чиновники хреново выполняли свою работу, внутри стен начались бы анархия, голод и, как следствие, борьба за ресурсы. Та самая гражданская война, — спокойно констатировала я. — А по поводу сложности работы политиков… Вот тебе задачка на смекалку. У тебя есть десять буханок хлеба и тридцать голодных человек, вот-вот готовых друг другу глотки порвать за этот самых хлеб. Как ты, будучи местным землевладельцем, поступишь?

— Разделю хлеб поровну между всеми? — нахмурившись, предположил Леви.

— Хорошо, допустим. Сегодня ты раздал весь запас хлеба и кое-как, но накормил людей. А завтра?

Задавая вопрос, я поставила перед ним тарелку с наваристым супом. И обязательную теперь порцию молока. Мстительно пододвинула молоко поближе, нехорошо ухмыляясь. Леви поморщился и принялся меня сверлить требовательным взглядом. Я не дрогнула, так же требовательно глядя в ответ. Пей-пей, зараза мелкая! Это моя компенсация за постоянный вынос мозга.

— Что «завтра»? — непонимающе спросил малыш, скривившись, но послушно выпивая молоко чуть ли не залпом. Муа-ха-ха!

— Что ты будешь делать завтра? — пояснила я свой вопрос, накрывая на стол для остальных работников, в том числе для босса и его детишек.

— Опять раздам хлеб?

— Но ведь ты раздал сегодня весь запас, — описала я суть проблемы, с которой часто сталкивалась сама в детстве, только в качестве «просителя» с талончиком. — У тебя больше нет для них еды. И более того, поскольку ты был так добр и мил, что вызвался быть главным по раздаче хлеба для этих ребят, они теперь очень мило и по-доброму толпятся у тебя под окнами с факелами и вилами и требуют ещё, ожидая от тебя тех же действий, что и до этого. Что будешь делать?

— Но ведь я могу просто послать их самих растить себе еду, например? — не отвлекаясь от еды, лениво предположил мальчик. — Немного силы, и они отстанут.

— Можешь. Но люди не будут работать без оплаты своего труда, а предложить им тебе уже нечего. И во всех смертных грехах они обвинят кого? Правильно, тебя. Ведь у тебя был весь запас хлеба? Значит, это именно ты прикарманил себе остатки, и, скорее всего, у тебя-то как раз где-то есть ещё еда, припрятанная на чёрный день. Ты же сидишь себе около своей кладовой, такой довольный жизнью, а они где-то снаружи должны пахать, загибаясь от голода. В итоге, эти милые ребята, которых ты спас от одного дня голодания, нападут на тебя, не раздумывая, после такого предложения. И от разъярённой толпы один даже со всеми своими навыками спастись ты не сможешь.

— И в чём смысл этой твоей глупой задачки? — насупившись, спросил Леви.

— В том, что я сейчас описала тебе сильно упрощенную модель того, с какими решениями сталкиваются политики ежедневно. И вашим удаётся такие задачи решать, судя по тому, что внутри стен сейчас царит относительный мир. Значит, свою зарплату они получают не за просто так. А ведь решают они проблемы куда масштабнее и сложнее. И прилетит им, в случае чего, не от тридцати человек, а от населения всех трёх стен. Потому и оплата их труда соответствующая. Поэтому не думай, что хоть какая-то профессия в этом мире даётся просто и приносит лёгкие деньги. Это не так.

— Тогда почему, даже если люди, по твоим словам, работают одинаково усердно, одни протирают штаны в дорогих кабинетах наверху и живут на всём готовом, а другие, как ты, горбатятся тут, внизу, за гроши? Скажешь, что всё дело в ответственности? — раздражённо спросил мальчик.

— Ну, во-первых, не такие уж и гроши, раз мы с тобой можем позволить себе есть три раза в день и иногда даже покупать фрукты. А во-вторых… Леви, я не говорила, что все профессии оплачиваются одинаково или справедливо. Было бы хорошо, конечно, но уж слишком идеалистично. Да, те люди получают больше, потому что и ответственности, и обязанностей у них на порядок больше, чем у меня. Но справедлива ли маржа между нашими зарплатами? Нет, и близко нет. К тому же, интеллектуальный труд всегда ценится куда выше физического. Но я говорю тебе не про справедливость и не пытаюсь сказать, что эти люди не пользуются своим положением для набивания своих карманов. Наверняка они это делают, но при этом ещё и успевают работать и лишь минимально вредить экономике. А это уже немало. Поэтому нельзя не уважать чужую работу, какой бы грязной или ненужной она тебе ни казалась. Можно презирать людей за их халатное отношение к своим прямым обязанностям, за использование рабочего положения другим во вред, да даже за личные качества, которые тебе не по душе. Но не за то, кем кто-то работает. Любая профессия по-своему сложна, и поэтому любой человек, выполняющий свою работу хорошо, достоин уважения. Понятно?

— Понятно, — нахмурившись, кивнул Леви, уже доедая свой суп.

Я же только-только сама присела за стол, пододвигая к себе обед. Йозеф с детьми уже тоже доели и теперь просто прислушивались к нашей беседе, не встревая.

— А я думаю, что надо было с самого начала отправить всех работать, а в конце дня выдать немного хлеб только тем, кто работал лучше всего, чтобы они и дальше продолжали хорошо работать. И так каждый день, — пискнула Агнес, младшая дочка шефа.

— Правильно, это было бы неплохим решением, — задумчиво кивнула я в ответ. — Тогда довольные, что их кормят, люди сами бы вырастили еду, ещё и соревнуясь между собой, чтобы показать наилучший результат. А потом «победители» сами бы принесли тебе плоды своей работы, предложив и дальше управлять ресурсами и оставаться у власти. Ведь ты бы им покровительствовала, подкармливая до этого.

— А недовольных можно было бы стравить друг с другом, дезинформировав, — мрачно вставила пять копеек милашка Мэгги.

Я невесело хохотнула на пару с шефом, размышляя о политике управления Подземным городом, а Леви обиженно отодвинулся из-за стола, относя посуду в мойку. Ну вот, и как мне теперь настроить его на рабочий лад? Как же всё-таки сложно с детьми…

— Леви, ну не обижайся. Я бы в твоём возрасте ответила ещё хуже, предложив этим людям самим себе на всё заработать и послав их подальше с раздачей хлеба с самого начала. Не уходи, у меня есть к тебе ещё один разговор, — крикнула я ему вслед, не особо надеясь на успех, и обернулась к боссу. — Йозеф, ты не против, если мы поговорим с Леви наедине?

— Да не то чтобы… — Мужик ухмыльнулся. — Но вы тут такие интересные беседы ведёте, что мне как-то и уходить не хочется. Откуда же ты к нам сюда попала… Лис?

— Без понятия. У меня амнезия. — Пожала плечами, выдав ту же версию, что и всем вокруг до этого. Всё равно я не знала местной географии, а проёбываться в таких моментах не стоит. — Я бы не просила, но мне нужно поговорить с Леви о документах.

— А, дело нужное. И хорошо, что ты решила сделать это сейчас — я договорился о встрече со своим другом на этот вечер.

— Спасибо, шеф, — искренне поблагодарила я его.

— Да не за что, малыш. Ты уж постарайся оправдать мои вложения, — усмехнулся в ответ предприимчивый торгаш, пропуская Леви в комнату и плотно закрывая за собой дверь.

— Ты ведь понимаешь, что с этой просьбой с документами влезла в дерьмо по самую голову? — спокойно спросил меня мальчик, присаживаясь рядом.

— Да, понимаю, малыш. Очень хорошо понимаю, — кивнула я. — Но Майс не станет ничего предпринимать, пока мы ему полезны.

— Пока ты ему полезна, — поправил меня мальчик. — А вот я теперь — его страховка, что ты никуда не уйдёшь. Ты верно сказала тогда. Теперь у него есть чем прижать нас обоих.

— Да, всё так. — Я улыбнулась, и понизила голос, склонившись к самому его уху. — Но это нам только на руку. Вполне можно будет выбить неплохие условия проживания, наладить контакты с людьми наверху, а потом… Потом, думаю, можно будет выйти на поверхность легально.

— Что?! — Шикнула на него и сказала, что это мы обсудим дома. Лишь добавила, что можно было бы запатентовать парочку моих идей. — Тогда что ты хочешь обсудить по поводу документов?

— В первую очередь, я хочу сделать так, чтобы тебе было комфортнее всего.

— То есть?

— Я сейчас живу у тебя дома, и здесь это ни у кого не вызывает вопросов. Но может вызвать на поверхности, если мы будем действовать по тому моему плану. Я полагаю, что в этом случае смогу получить разрешение на себя, но не уверена насчёт тебя.

— Ясно, — с каменным лицом кивнул мальчик.

Он, кажется, с самого начала был готов к такой ситуации. Чёрт, а я-то думала, что он мне теперь хоть немного, но доверяет. А мы, оказывается, вообще с мёртвой точки не сдвинулись.

— Эй, что ты там себе надумал, Ёжик? — Легонько щёлкнула его по лбу. — Я говорила о том, что, если мы с тобой не будем документально связаны, нас будет очень легко разлучить. Поэтому тут есть два варианта, и я хочу понять, какой из них кажется тебе наилучшим.

Леви вскинул голову, внимательно глядя мне в глаза. Я ответила спокойным, уверенным взглядом.

— Вариант первый, менее эффективный, но имеющий право на жизнь, — опекунство. В этом случае я не стану твоей семьёй по документам, но смогу заботиться о тебе до твоего совершеннолетия, то есть до пятнадцати лет. Из минусов — я собираюсь разработать пару вещей, которые значительно изменят жизнь внутри стен. Из-за этого ваши власти мною могут заинтересоваться и, если им будет надо, счесть меня «недостаточно компетентной» и отозвать право на опеку. Или, если военные решат, что ты им подходишь, как будущий солдат, кто-то из руководства может переписать опеку на себя. И ни твоё, ни моё согласие им не потребуется. Я могу пообещать тебе, что постараюсь всеми силами не дать такому случиться, но у меня не будет реальных прав что-то сделать в случае официального разбирательства, и если придётся нарушать закон…

Малыш продолжал смотреть мне в глаза, и я опустила голову, чтобы избежать этого прямого холодного взгляда. Он ведь понимает, что я не всесильна. И я тоже. Поганое чувство. И ещё поганей, что другой вариант может оказаться для него ещё хуже. И я, по сути, загоняю его сейчас в ловушку.

— Что со вторым вариантом? — спокойно спросил мальчик.

— Прежде всего… Ты всегда можешь отказаться, Леви. Я ни за что не хочу тебя к чему-то принуждать. У тебя есть выбор отказаться или, если на поверхности ты решишь, что… В общем, ты всегда можешь отказаться от меня по вашим законам. — Мальчик скривился и отсел подальше.

— Ты тоже сможешь это сделать, так?

— Нет, со вторым вариантом я никогда не смогу от тебя отказаться, солнышко. Второй вариант — это усыновление, Леви. — Заглянула ему в глаза, пытаясь понять, какие эмоции вызвала эта информация. — В этом случае ты станешь моей семьёй. Навсегда. И никто не сможет тебя у меня забрать. Никоим образом. И, взяв на себя эту ответственность, я не смогу отказаться от неё никогда. Да и не стала бы этого делать, даже если бы возможность была.

— Почему?! Зачем тебе это? — подскочил малыш, довольно сильно хлопнув ладонями по столу. — И только попробуй мне что-нибудь тут припизднуть про заботу! Все вы гладко стелете, а потом всё равно уходите!

— Потому что если тебе хватит храбрости признать меня семьёй, я ни за что не предам твоё доверие, — оборвала я его страхи, пристально глядя в бушующие океаны напротив, говоря исключительно правду. — Потому что уже считаю тебя своей семьёй. Но мои чувства сейчас роли не играют. Мне важно сделать так, чтобы комфортно было тебе. Что бы ты сейчас ни выбрал, я никуда от тебя не денусь, пока ты сам того не захочешь, Леви. Я ни за что не уйду.

— Обещаешь? — тихо, глядя куда-то мне в район ключиц, выдохнул маленький, безумно сильный мальчик, до дрожи боявшийся поверить взрослым снова.

В груди всё перевернулось, сжимая сердце в стальных тисках. Какой же это блядский мир. Дети не должны так бояться довериться, не должны думать, как взрослые, что в любой момент им может прилететь по голове от суки-жизни. Опустилась с ним на один уровень, ловя мятежный, недоверчивый взгляд серых глаз:

— Я не могу пообещать тебе, что со мной ничего никогда не случится, солнышко. Это было бы нечестно. Но пока я жива, обещаю, что никогда от тебя не откажусь и никуда не уйду. Обещаю.

— Тогда… Я бы хотел, чтобы эти военные и чиновники засунули себе в жопу свои права.

— То есть?

— Усынови меня, — с тонкой ухмылочкой приказал мне сильнейший воин человечества, складывая руки на груди.

— Так точно, капитан, — со смехом гаркнула я в ответ, вытянувшись по струнке и отдав честь на местный лад. — Разрешите доложить оставшуюся информацию!

Леви оглушительно рассмеялся. Впервые.

— Во имя стен, Алиса, ты ужасна! — продолжая хохотать, выдал он. — Что это за поза такая?

— Ну, разве у вас не так честь отдают? — удивлённо спросила я, тоже хитро улыбаясь. — У меня сегодня в семье официально появится свой собственный маленький капитан. Так что как уж я могу тут удержаться и не салютнуть?

— Да-а, с военными тебе тут лучше не сталкиваться. Доебутся из-за твоих шуточек, — с улыбкой покачал головой мальчик.

— Да и в ж… пекло этих ваших военных. У нас тут с тобой на повестке дня ещё один вопрос, всё про те же документы. — Дождалась, пока парень снова сядет за стол, и продолжила: — В документах сегодня тебе нужно будет указать своё имя.

— Ну и что? — не понял мальчик.

— Имя и фамилию, Леви. «Просто Леви» для них не пойдёт.

— Тогда мне пойдёт любая, это же просто бумажки, — пожал он плечами.

Я помолчала, собираясь с мыслями:

— Думаю, я знаю твою настоящую фамилию, — медленно начала я говорить, продумывая каждое своё слово. — Ты во сне пару раз на позапрошлой неделе звал какого-то «Кенни»…

Леви дёрнулся, как от удара. Извини, малыш.

— И я поспрашивала в таверне, с которой сотрудничает Майс. В общем, правильно я понимаю, что твой бывший опекун — тот, кого здесь называют Кенни-Потрошителем?

Мальчик мне не ответил, весь сжавшись. О блять. Но я осталась на месте, не пытаясь его обнять. Сейчас он этого не поймёт.

— Я спрашиваю не для того, чтобы понукать тебя твоей же семьёй, — на всякий случай добавляю я. — Мы не выбираем, где и у кого нам родиться, солнышко. И я ведь не знаю ничего о том человеке кроме слухов, которым склонна не верить.

— Слухи не врут, если хочешь знать, — мрачно заметил малыш, но я не дала сбить себя с мысли.

— Зато я знаю тебя, и ты — чудесный мальчик. Я подняла эту тему лишь для того, чтобы сказать, что фамилия того мужчины — Аккерман. И у него, по слухам, была сестра. — Леви весь вскинулся, неверяще глядя на меня, когда я выдохнула следующие два слова: — Кушель Аккерман.

— То есть он… — Руки Леви безвольно упали по бокам, а на лице отразилась такая боль, какой я до этого ещё ни у кого не видела.

Слетела со стула и прижала его к себе, крепко обнимая. Плевать на всё, ему сейчас нужна поддержка. Тонкие, но сильные ручонки стиснули мою талию. Медленно, очень медленно я погладила его по голове.

— Да, судя по всему, он был твоим дядей… — Я понимала, какие мысли сейчас бродили в темноволосой голове, прижавшейся к моему животу в поисках защиты. — Леви. Я не буду его оправдывать, но думаю, что человек с таким «послужным списком» не очень понимает, как растить детей.

Малыш оторвался от меня, внимательно слушая и глядя мне в глаза.

— Могу лишь предполагать, но… Он научил тебя выживать и убивать, да? Обучил тому, что хорошо умел делать сам. Дал тебе профессиональное оружие, гарантирующее твоё выживание здесь. Всё это указывает на пусть своеобразную, но заботу, солнце моё. Поэтому… Он ушёл не потому, что не любил тебя, и не потому, что ты ему чем-то не угодил. Он просто испугался быть ответственным взрослым, испугался не справиться с ролью отца и потому решил сбежать, понимаешь?

Леви молча отвернулся, пряча лицо в моём рабочем фартуке. Хватка на моей талии немного усилилась. Я привалилась бедром к столу, медленно поглаживая голову и плечики доверившего мне своё горе ребёнка, мрачно глядя в окно, за которым где-то там, вдалеке, наверху, бродил грёбаный подонок в ковбойской шляпе, оставивший такого малыша совсем одного в жестоком, слишком ужасном мире.

* * *

Поздно вечером, уже ближе к полуночи, Майс отвёл нас к своему знакомому из полиции. Плюгавенький мужичок, чуть покряхтывая, приподнялся, встречая нас, и тут же рухнул обратно в кресло, которое уже, кажется, подстроилось по форме под его развесистый зад. Леви хмыкнул, явно припоминая наш разговор про сложность любой профессии, но я крайне вовремя сжала его руку, останавливая неуместные комментарии.

— И охота тебе с такими отбросами возиться, друг? — цыкнул чиновник, окидывая нас с Леви презрительным взглядом.

Я тут же благоразумно развернула Леви лицом к себе и обняла, скрывая тем самым от полицейского ярость, вот-вот готовую выплеснуться из этого маленького тельца. И заодно не давая малышу высказаться в ответ.

— Поверь, они того стоят, — усмехнулся босс, потирая подбородок. — Дня через два занесу тебе то, чем эта девка мне заплатила за эту… услугу.

— О, так это баба? По ней и не скажешь! — Мужчина окинул меня масленым взглядом, но от дальнейших комментариев, слава богу, удержался. А потом и вовсе перешёл на привычный мне из прошлого мира деловой тон. — Имя, фамилия, дата и место рождения?

— Алиса Селезнёва. Тыс… Кхм-кхм, прошу прощения, в горле запершило. Семнадцатое ноября семьсот девяносто восьмого года. Место рождения не знаю. — Мужчина недоуменно поднял на меня глаза. — Амнезия из-за детской травмы. Можно ли как-то поискать меня в реестрах на поверхности?

— Если не хотите в дальнейшем проблем с документами и неожиданных сюрпризов из прошлого, проще всего будет просто оформить вас как местную, — заметил полицейский.

Вздохнув, я кивнула, соглашаясь с его словами.

— Хочешь улизнуть отсюда? — понимающе хмыкнул Майс.

— Нет, зачем мне это? Просто кажется, что я не отсюда. Я помню довольно много всего, что есть наверху, помню солнце, поэтому думала, что так будет честно, — поправила я его. — Уходить отсюда я не собираюсь. Там, наверху, непонятно, что будет, а здесь у меня уже есть и стабильная работа, и понятливый начальник.

Майс довольно кивнул, принимая мои слова, и отвернулся обратно к своему другу.

— Похоже, малыш, у нас теперь с тобой одна родина, — ласково сказала я Леви, погладив его по голове.

— Теперь пацан. — Мальчик вздрогнул и вцепился в мою рубашку.

— Леви Аккерман, — на автомате ответила я за ребёнка, — двадцать пятое декабря, а вот год… Э-э-э, восемьсот двадцать второй же, да, солнце?

— Да, — тихо отозвался Леви, обнимая меня за талию.

— И мы бы хотели сразу же подать запрос на усыновление, — припечатала я, пока мужик в графе «родители» не поставил прочерк.

— О? — Полицейский оторвался от заполнения бумажек и спросил: — А у пацана точно нет семьи?

— Укажите, пожалуйста, Кушель Аккерман в качестве матери, — вежливо ответила я, внутренне закипая. А пораньше спросить не мог?! Я же видела, как ты уже поставил прочерк напротив графы отца. Подонок. — И сразу после этого — меня как приёмную.

— То есть не опекунство? — удивился Майс. — Эй, ты подумай над этим, это же навсегда, и отказаться уже не сможешь.

— Я знаю. Мы всё обсудили сегодня, — отмела я в сторону его причитания.

— Ладно-ладно. Ребёнок согласен? — скорее для галочки спросил полицай, доставая ещё один бланк.

— Согласен, — твёрдо ответил Леви, разворачиваясь в моих объятиях.

— Тогда заполните эти пропуски и подпишите документ внизу.

Я присела за стол, пододвигая документ поближе. Пробежалась глазами по сухому тексту и, не найдя никаких подвохов, заполнила всё, кроме подписи самого ребёнка.

— Леви. — Легко взъерошила тёмные волосы. — Тут нужна твоя подпись.

— Подпись? — непонимающе нахмурился малыш.

— Да, просто напиши тут своё имя, как дома.

Мальчик, неловко взяв в руки перо (до этого мы пользовались местными аналогами карандашей), старательно вывел четыре буквы, на этот раз не на газетной бумаге, а на официальном документе.

Мы замерли, вместе наблюдая за тем, как потихоньку высыхают чернила, пока полицейский не забрал у нас бумагу, ставя на неё и свою подпись, подтверждая истинность документа.

— Поздравляю, теперь вы официально жители Подземного Города, — сухо поздравил он нас через несколько минут, выдав наши местные «паспорта».

— Поздравляю, теперь вы официально достигли дна, — под нос пробормотала себе я, покидая этот «гостеприимный» кабинет.

Леви, шедший рядом и услышавший моё бормотание, тихо хмыкнул, чуть крепче сжимая мою ладонь.

* * *

Ночью я проснулась от того, что кто-то рядом тихонько стонал и всхлипывал. Осоловевшими глазами я обвела комнату и наткнулась на Леви, вцепившегося в серую от частых стирок, видавшую виды рубашку и тихо шепчущего что-то во сне. Сегодня у него был очень тяжёлый день, но я надеялась, что малыш обойдётся без кошмаров. Не обошёлся. Я нехотя встала и подошла ближе, прислушиваясь. Всё внутри оборвалось, стоило мне только услышать тихое, отчаянное «мама». Блять. «Ветер крепчает, значит — старайся жить». Но как же это, сука, сложно. Ты ведь взяла за него полную ответственность сегодня, Алиса. Ты, и никто другой, ответственна теперь за его кошмары. И ты больше не можешь просто стоять в стороне, ожидая, пока ребёнок сам справится с этой проблемой.

Аккуратно подхватив ворох из одеял и тряпья, уложила голову малыша на плечо и, немного неуклюже покачиваясь из стороны в сторону, зашагала по комнате, подражая тому, как делал в детстве мой отец. Я плохо помню его молодым, но на руках у старого морского волка всегда было очень спокойно и уютно.

— Кто тебя выдумал, звёздная страна? — почти шёпотом запела я про маленького принца, успокаивающе поглаживая ребёнка по спине.

Леви замер, видимо, проснувшись, прислушиваясь к колыбельной. Через несколько секунд вцепившиеся в мою флиску пальчики разжались, и жесткие чёрные волосы защекотали шею. Малыш прижался, поудобнее устроившись у меня на руках.

Лишь услышав тихое сопение на ухо, я наконец позволила себе присесть за стол, продолжая, впрочем, легонько укачивать мальчика на руках и тихо напевать колыбельные, какие только могла вспомнить. Чуть погодя малыш совсем расслабился, снова проваливаясь в глубокий сон, и я, поправив одеяло у него на ногах, замерла, глядя в никуда и невольно окунаясь в своё собственное горе и тревоги. Не у одного Леви был тяжёлый день.

До сегодняшнего дня я всеми силами гнала от себя страх снова быть ответственной за чужую жизнь, искала альтернативные пути решения нашей с Леви проблемы, но в итоге всё упиралось в то, что выйти из Подземного Города можно было лишь доказав свою пользу для человечества. По местным законам в этом случае я могла рассчитывать на то, что мне позволят жить на поверхности. А заодно и Леви, если он будет официально признан моей семьёй. Других, легальных путей, попросту не было. Я смирилась, свыклась с этой мыслью, думая о том, что такая привязка необходима для дела, не более того. Что Леви в любой момент, если вдруг что, сможет позаботиться о себе сам. Но в момент, когда он потребовал обещание, и потом, в офисе военной полиции так уверенно согласился, меня накрыло осознание, что усыновление — не просто слова на бумаге. Что теперь я снова стану «мамой». О господи. В тот момент я как никогда раньше понимала Кенни Аккермана. Слишком хорошо понимала, что вряд ли смогу не облажаться. Всё же, я уже была виновата в смерти своего собственного ребёнка, да и общая тенденция моих проёбов по жизни надежд особых не давала. Но отступать было поздно, и я могла лишь надеяться, что не облажаюсь хотя бы в этот раз.

Меня начали душить подступающие слёзы, в носу противно защипало, но я старалась не шуметь и не всхлипывать, чтобы не разбудить малыша. Но мрачные мысли не покидали меня, засасывая обратно в преддепрессивное состояние, в котором я провела всю химиотерапию. Если бы девять лет назад я была сильнее, если бы смогла выдержать ещё неделю или две, моему малышу было бы столько же, сколько Леви сейчас. Он бы уже пошёл в школу, играл с друзьями… Несмело я зарылась рукой в тёмные, коротко остриженные пряди. У моего сына тоже были такие же темные волосы. И от кого он только их получил, ведь не было ни у меня, ни у его отца родни с прямыми, иссиня-чёрными волосами? Я наклонила свою голову чуть ближе к такому тёплому, приятно тяжёлому мальчику, доверчиво спящему у меня на руках. И замерла.

Сильнейший воин человечества, будущий капитан Разведки Леви Аккерман пах очень знакомой, навсегда въевшейся мне в мозг весенней свежестью горного луга, сильно выбивавшейся на фоне царящего вокруг смрада.

5.10.831

Прошло уже около четырёх месяцев с момента моего сюда попадания. Треть от того времени, что я отвела на то, чтобы выбраться отсюда. Майс и в самом деле расплатился за наши с Леви долги, и теперь малыш мог ходить по рынку, не опасаясь, что его сдадут полиции. К тому же, после того, как я показала «искусство» приготовления домашней тушенки, мой босс воспылал ко мне явно какой-то нездоровой любовью — продавалось это мясо на диво хорошо, и наверху мой рецепт быстро взял в оборот Разведкорпус. Жены у босса не было, и поэтому повышенное внимание начало немного докучать. Я старательно терпела его неловкий флирт, не желая портить отношения, а дальше Йозеф пока что не заходил. Но я не обольщалась. Нужно было начинать искать другие способы заработка и убираться от него подальше.

Леви приятно меня радовал — за эти месяцы мы с ним успели пройти довольно многое из математики, и я уже начинала подумывать о том, чтобы начать давать ему самые основы физики и химии. Пусть я до сих пор не понимала, как у них тут работали эти приводы вопреки закону гравитации, но в конце концов, такие знания наверняка ему пригодятся. А ещё он вдруг как-то внезапно для меня немного подрос. Немного — это с моей точки зрения, разумеется. По местным меркам у малыша случился нехилый такой скачок роста. Не то чтобы он кардинально прибавил в высоту — об этом говорить пока было рано, — но Леви немного раздался в плечах, да и ботинки стали ему маловаты. Вопрос об одежде встал ребром, и нам пришлось потратить часть отложенных средств на покупки. Понимая, что Леви и дальше продолжит довольно быстро расти, я купила одежду на несколько размеров больше из хорошей ткани и нитки. А дальше… Дальше я прокляла всё на свете. Вы когда-нибудь пробовали шить при дрожащем свете единственной свечи? Вот и я раньше не подозревала, насколько это геморное занятие. Но, тем не менее, упрямо вспоминала искусство шитья, доставшееся мне в наследство от жизни с бабушкой. В основном я, разумеется, просто убирала лишнюю пока ткань в швы, но и это требовало огромных усилий для глаз. Я исколола себе все пальцы и под конец этой добровольной экзекуции материлась уже вполне открыто, не таясь от Леви. Финальный продукт у меня, к слову, получился сносным. Вещи немного висели на ребёнке, но в целом всё вполне подошло. Могу по праву собой гордиться, ведь в последний раз вручную шила ещё в школе. Пока Леви придирчиво осматривал свои обновки, пробуя швы на прочность, я с затаённой нежностью вспоминала зингеровскую машинку, доставшуюся мне от мамы. Эх, а ведь как с ней все было бы проще! И тут до меня дошло: у меня ведь в телефоне есть инструкция к старым машинам, скачанная мною специально, на случай, если почти пятидесятилетний механизм моей старушки решит дать сбой. С чертежами! Подробными! Я тихо притопнула под столом от радости и потянулась за телефоном.

Весь свой выходной день я посвятила тому, что перерисовывала чертежи самого устройства машинки и ножного привода для неё, загрузив Леви основами геометрии, чтобы он не ел мне мозг от безделья чайной ложечкой и не отвлекал.

С тех пор, как ему не нужно было больше уходить на улицы каждый день, он стал куда вреднее и любопытнее, заваливая меня вопросами и требованиями. Я понимала, что мальчику просто нужно как следует побеситься, выпуская накопленную за день энергию, и что даже работа в лавке не выматывала его в достаточной мере. Нужно было придумать какие-то подвижные игры, тем более что малыш быстро рос и мышечную массу ему нужно было бы набирать пропорционально развитию, но у меня самой не оставалось сил после работы, чтобы ещё и что-то придумывать. Поэтому пока что я более-менее стойко сносила все восхитительные казусы, которые подсовывал мне мальчишка. Вот и сейчас, увлёкшись чем-то у себя на листе (похоже, малыш больше рисовал, чем реально пытался что-то решить), он чуть сильнее, чем нужно, надавил на бумагу и сломал кончик очередного пера, обильно поливая бумагу кляксами. Парень замер, растерянно глядя на лист перед собой и не смея поднять на меня взгляд. Понимал, зараза, что перья дорогие. Но я предполагала, что так будет, и специально тренировала его в последние дни писать именно перьями, а не более удобным карандашом, чтобы таких вот казусов не возникало в будущем. Не учла я лишь одного: у Леви, несмотря на его довольно взрывной характер, было очень бережливое отношение к вещам, и каждый раз, когда он что-то случайно делал не так, он очень сильно пугался. Было ли это последствием жизни с «добрым» дядюшкой или же врождённой привычкой, я не знала, но для себя уяснила одно — ругать его за испорченные вещи точно не стоит. Он сам накажет себя получше любого взрослого. Вспомнился разговор, который случился у нас недели две назад.

24.9.831

— Почему ты так странно держишь чашку? — недоуменно спросила я у мальчика, поглядывая на то, как он изгаляется над бедной посудой.

Стальные глаза напротив прицельно стрельнули поверх кисти, закрывающей малышу пол-лица, и вместо того, чтобы спокойно ответить, он поступил как настоящий еврей, с готовностью подтверждая, что получил своё имя не за просто так, задав встречный вопрос:

— А ты? — Растерянно посмотрела на свою руку, держащую чашку за основание.

Со стороны смотрелось так, словно чашка «стоит» у меня на ладони, как на подставке. Я рассмеялась, понимая, что это действительно выглядит немного странно, и с удовольствием пояснила:

— Это издержки моей профессии в том мире, солнышко.

— Что? — нахмурившись, переспросил мальчик.

— Просто привыкла уже, что в основном повсюду таскаюсь с термосами и складными стаканами, чтобы не занимать места. У меня даже дома кружек особо и не было никогда. А ещё так, держа кружку на ладони, можно о неё греть руки. На холоде — весьма полезная фича, кхм, то есть дополнительная особенность.

— Понятно, — меланхолично кивнул парень в ответ, отпивая чай.

— Со мной понятно, а вот с тобой-то что? — не дала я ему соскочить с темы.

Леви цыкнул, недовольно глядя на меня, но всё же рассказал о красивой чашке, которую однажды разбил из-за того, что взялся за ручку, а та откололась в самый неудачный момент.

— И что, ты теперь всегда так делать будешь? — скептично поинтересовалась я, уже зная, в общем-то, ответ на свой вопрос.

— Я так привык, — безразлично пожал плечами малыш, отводя взгляд.

«А ещё ты не любишь повторять свои ошибки», — с грустью подумала я, пододвигая ему мешочек с печеньем чуть поближе.

5.10.831

Леви продолжил таращиться на бумагу, явно подсчитывая в уме, сколько денег только что спустил в трубу и всё сильнее сжимая сломанное перо между пальцами. Та-ак, надо прекращать это безумие. Одной странной привычки нам было более чем достаточно. Решительно встав из-за своего «рабочего» стола, я подошла и заглянула ему через плечо, рассеянно взъерошив чёрные волосы на низко склонившейся к обеденному столу макушке.

— А красиво получилось. Эдакий авангард, — философски отметила я, доставая карандаш и присаживаясь рядом. — Вот эта клякса рядом с кустом похожа на таксу. Это такая смешная, дли-и-инная собака на мелких-мелких лапах. На колбасу немного похожа. Их раньше использовали для норовой охоты. Смотри-ка, сейчас дорисуем ей уши, а сюда вот присобачим хвост, и будет вылитая такса. А вот то пятно, рядом с равнобедренным треугольником, чем-то напоминает дерево. Как думаешь, это яблоня или груша?

— Яблоня! — тут же включился мальчик, с интересом наблюдая, как у похожего на брюссельскую капусту пятна появляются корни и яблоки, и сам активно начал дорисовывать человеческие рожицы и просто предметы обихода к кляксам.

Вместе мы придумываем даже небольшую историю, пока рисуем с разных концов листа.

— А это…

Я задумалась, во чтобы превратить следующий крупный ляп, но Леви опередил меня:

— Это же колесо! От телеги?

— Или от велосипеда, — поддержала я его энтузиазм.

— А что такое велосипед? — тут же поинтересовался любознательный малыш.

— Это… Двухколёсный транспорт такой. У вас их нет, что ли? — немного удивлённо спросила я. Леви покачал головой, и я схематично нарисовала мальчика на велосипеде. — Вот так на нём катаются. А раньше, лет двести назад, велосипеды вообще вот такими вот были.

Хихикая, нарисовала знаменитый «пенни-фартинг». А потом, для наглядности, человека рядом с этой махиной.

— Хм. И как же на таком ездили? — с удивлением спросил малыш, недоуменно разглядывая это дьявольское приспособление.

— Очень, очень осторожно.

Уже не сдерживая смеха, я рассказала о несчастном Джоне Старли.

Этому джентльмену, однажды взобравшись на высокий пенни-фартинг по стремянке, пришлось весьма и весьма продолжительное время наворачивать круги по округе, прося окружающих о помощи со спуском — пока мужик наслаждался велопрогулкой, стремянку кто-то успешно умыкнул, и, вернувшись к месту старта, заветного спасения неудачливый англичанин не обнаружил. Леви тоже вовсю смеялся, наблюдая за моей пантомимой о том, как несчастный изобретатель в поте лица искал хоть что-то, за что мог бы уцепиться для спуска.

— Ты ведь это всё придумала, да? — отсмеявшись, недоверчиво спросил он. — Ну не могли же люди всерьёз использовать что-то настолько странное и неудобное!

— Почему нет? Тут ведь у вас используют приводы, а они, по-моему, тоже более чем странные и совершенно точно мало совместимые с жизнью при использовании. — Философски пожала плечами и добавила: — Зато тот мужик, всё-таки спустившись с высоты двух метров… Не без синяков и пары шишек на лбу, разумеется. — Мы вместе похихикали, представляя себе этот «спуск». — Так разозлился на полюбившийся ему транспорт, что создал более безопасный и лёгкий в использовании трёхколёсный велосипед, «Скиталец», немного похожий на ваши повозки тут. А позже из его модели сделали тот первый современный велик, который я нарисовала. Эх, как же классно было на таких мчаться вниз с горки…

— Хотелось бы и мне попробовать на таком покататься, — мечтательно добавил Леви, глядя на мои «художества».

— Посмотрим, что можно придумать.

Я потрепала его по волосам ещё раз, тоже задумчиво глядя на рисунки.

А неплохая мысль. Изобрету заново велосипед, ха-ха! И на этот раз безо всяких аллегорий, вполне даже может что-нибудь и выйти. Но если малыш думал, что я забыла про задание по геометрии, то его ждёт большое разочарование:

— А пока бери новое перо и перерешивай задачу. Рисуешь ты отлично, но про уроки тоже не забывай. Я видела, что у тебя выходил неправильный ответ. Думай дальше!

Ребёнок насупился, но без пререканий потянулся за новыми писчими принадлежностями, откидывая изрисованный лист в сторону.

— Погоди, — остановила я его.

— Что? — Мальчик замер на половине пути, так и не выкинув наши художества в коробку с мусором, который мы использовали для розжига.

— Давай-ка это сюда. — Протянула руку и даже пару раз поманила пальцами желанный лист.

— Зачем тебе?

Несмотря на вопрос, малыш послушно отдал бумагу, и я осторожно положила её чуть вдалеке от своих чертежей.

— Ты ведь там рисовал. Не хочу выкидывать твои рисунки, — просто пояснила я свой неожиданный порыв, возвращаясь к чертежам машинки.

— Странная ты, на кой ляд каракули всякие коллекционировать? — фыркнул Леви, придвигая к себе новый лист бумаги.

Я улыбнулась и втихую сделала пару снимков на столь удачно включенный сейчас телефон. Маленький ворчливый ёжик.

Наконец, когда в телефоне оставалось процентов сорок, я закончила копировать самое необходимое. И пусть неидеальные, но вполне сносные наброски первой идеи у меня теперь имелись. Хо-хо, да если мы это построим, это же будет прорывом! Сгребла все бумаги со стола и аккуратно уложила их в деревянный ящичек, который служил мне вместо секретера.

Позже, готовя ужин, я всё больше задумывалась над тем, что нужно каким-то образом заиметь связи на поверхности. А значит нужно было чем-то привлечь людей наверху. Но начать все же стоило с чего-то менее значимого. Чего-то, что я могла бы сделать сама из подручных материалов, чтобы доказать свою небесполезность. Велосипед отпадал пока по понятным причинам. Но совсем со счетов я его тоже не сбрасывала — слышала, что лошади тут стоили очень дорого и далеко не все могли их себе позволить. Велосипеды могли бы вмиг увеличить мобильность населения, облегчить быт. Но вот как разыграть эту карту грамотно, я пока не знала.

Так ничего для себя не решив, уже ночью, когда Леви лёг спать, задумчиво пролистала библиотеку в поисках ещё чего-нибудь интересного. И наткнулась глазами на «Маленького принца», хранившегося у меня в телефоне ещё с незапамятных времён, когда племяшка была чуть помладше Леви. Близился конец лета, и до дня рождения Леви оставалось чуть больше четырёх месяцев. Что ж, по крайней мере один подарок у меня для него точно есть!

Улыбнувшись, быстро, с сокращениями, переписала французскую сказку. Потом, в свободное время, надо будет её нормально написать, красиво оформить, нарисовав качественные иллюстрации… А пока и так сойдёт. Надеюсь, читать сказки ему будет куда интереснее старых местных новостей.

14.10.831

— Лис, твоя идея оказалась просто гениальной! — поймал нас с Леви прямо в дверях своим восклицанием Майс.

— И тебе доброе утро, босс, — хмуро буркнула я в ответ: ночью у Леви опять были кошмары, и я совсем не выспалась. — Ты про какую конкретно?

— Да с общественными купальнями и теми фильтрами. Дико прибыльное оказалось дело! — потирая руки, ответил Йозеф. — Я твою идейку наверх передал на встрече. Вместе с тем рецептом. И, разумеется, упомянув о тебе.

Я напряглась. Ох, нет, Йозеф. Нет, ну ты же умнее этого вот дерьма!

— Насколько «наверх»? И кто ещё там присутствовал? — осторожно спросила я, чтобы оценить уровень попадоса.

— О, это была всего лишь скромная встреча нескольких подземных торговцев и Военной Полиции

Я сглотнула.

Мафиозная встреча, как есть она. И на ней не следует высовываться слишком уж крупно. Но теперь Майс лично показал, что у него есть, с чем пробиться наверх, а это может сильно не понравиться его конкурентам. Босс же продолжал как ни в чём не бывало:

— В общем, дальше военные уже у себя там покумекали, да и попробовали сделать такой фильтр в одном из городов на юге Розы. У них там вечно какие-то неполадки с канализацией, да и река грязная. А тут, с твоими очистительными системами, которые местные инженеры довели до ума, процент болеющих в городе на порядок снизился! Невероятно, и это всего за месяц. Так что твои идеи оказались очень, очень кстати.

Я апатично пожала плечами, косясь на Леви. Куда бы его сплавить, чтобы выяснить все последствия проёба нашего босса?

— Нам что-нибудь с этого перепадёт? — без особых восторгов спросила я чисто для галочки.

Если кому с этой идеи что и перепадёт — так это разве что шефу, и хорошо если не по голове. Я же, будем надеяться, скромно останусь в тени.

— А, да. Мне выдали нехилое вознаграждение, договор на пять процентов со всех закупок тушенки. Так что следующие пару дней мы будем праздновать! И ещё, вот одноразовый пропуск на поверхность за столь ценную идею для тебя. — А, значит, я теперь тоже под ударом. Восхуитительно. — Теперь, при случае, смогу отвести тебя в приличный ресторан или театр.

Мне залихватски подмигнули. Сразу же резко захотелось дать в глаз этому ж… жигало, но я сдержала этот детский порыв.

— Звучит просто замечательно.

Я честно постаралась, чтобы мои слова прозвучали обычно, без желчи, забирая пропуск. Леви покосился на меня, на пропуск и — уже куда внимательнее — на Йозефа. А я наконец придумала, чем отвлечь моего мелкого:

— Эй, солнышко, шуруй на кухню, возьми себе молока. А то потом до обеда ничего опять съесть не успеешь.

— А может, хоть сегодня без молока? — попробовал он увильнуть уже скорее по привычке.

Малыш вообще был на удивление исполнительным в плане питания. Прости, мой хороший, но сейчас тебе лучше оказаться подальше отсюда:

— Никаких «а может». Леви Аккерман. На кухню. Мухой!

Я никогда не повышала на него голос, как бы плохо Леви себя ни вёл, как бы меня ни доставал. Принципиально. Но сейчас, будучи на взводе, сама не заметила, как перешла на «командирский» тон. И, чтобы смягчить сказанное, добавила:

— Если не будешь пить молоко, так и останешься мелкой фасолиной!

— Иду я, иду, — ворчливо отозвался Леви, уходя через заднюю дверь в жилые помещения. Если он и удивился моему тону, то вида не подал.

Я тут же посерьёзнела, стоило только скрипнуть петлям на верхней двери. И наклонила босса поближе, крепко зажав его воротник.

— Йозеф, теперь честно. Каких подлянок нам ждать? Насколько ты вляпался?

— О чём ты? Всё отлично, детка, — немного нервно улыбнулся босс.

Значит, всё ещё хуже, чем я думала.

— Не еби мне мозг! Уж не вчера родилась, чтобы не знать, что выскочкам всегда прилетает по кумполу! Ты с моими идеями полез сразу наверх, вместо того чтобы тихо-мирно их запатентовать и отойти в сторону. По-твоему, ваши военные не просматривают патенты перед их одобрением? Нет, надо было обязательно выпендриться и показать, что у тебя есть ресурсы побогаче и идеи посмелее, чем у остальных тут! Тем самым ты выделился из общей грязно-коричневой массы. Тебя заметили, взяли «на карандаш». Что дальше, а, шеф? Каков следующий шаг в твоём охуительном плане? Как скоро к нам постучат с местного уютного, засранного дна? И будет ли кому нас защитить? Точнее, будет ли у твоей «крыши» на это время?

Майс нахмурился, и вся напускная бравада с его лица вмиг исчезла.

— Да, я действительно сглупил. Много выпил и позволил себе лишнего на встрече.

Он отцепил мою руку, брезгливо отталкивая подальше

— Но не смей так со мной говорить. Или уже я заговорю с тобой по-другому, дорогуша. Я был добр к тебе, даже отдал этот чёртов пропуск, хотя мог бы и выкинуть его к чертям. Не предавай моё доверие, милочка, если не хочешь, чтобы уже я показал тебе «засранное дно». И в этом случае последним, что придёт тебе на ум, будет слово «уютный». Уж об этом я позабочусь. Возвращаясь к твоим вопросам… К счастью, моя «крыша», как ты его назвала, тоже был на той встрече, поэтому слишком сильно волноваться нам не стоит, особенно тебе с этим пропуском. Но ты права, скорее всего за нами скоро придут, — тихо ответил он мне, поглядывая в сторону двери, ведущей в жилые помещения.

Там, наверху, мирно переговаривались между собой совсем недавно вставшие девочки. Леви что-то сказал, малышки рассмеялись, и их радостный смех разогнал мрачность царящей внизу атмосферы. Мы с боссом переглянулись.

— Ты расставил людей? — спросила я чисто для галочки.

Конечно, он расставил. Может, мой босс немного и туповат, но не глуп.

— По всем ключевым точкам, — подтвердил Майс мои мысли. — Не волнуйся, нас предупредят, если запахнет жареным.

— Хорошо. Что насчёт нашего с Леви жилья? Кто-то знает о нём?

— Нет, даже я не в курсе, хотя и отправлял за вами людей в ваш первый совместный рабочий день, — досадует Йозеф, тут же отдавая должное Леви. — Всё-таки этот пацан — нечто. Ты ведь даже не поняла, что за вами следили?

— Нет, впервые об этом слышу. — Я нахмурилась, отмечая для себя факт слежки, даже не за мной, за Леви.

Видимо, мой босс хотел сдать его кому-то, но моя полезность пока что перевешивала. Или навыки моего малыша, как знать? Тут же расплылась в улыбке:

— Леви у меня и в самом деле замечательный.

— Когда ты так говоришь, мне становится жутко! — передёрнул плечами босс, отступая на шаг, и завёл свою любимую песенку: — Ты ведь понимаешь, что он не ребёнок, а настоящий монстр? Слышала, что он делал раньше? С кем жил?

— Не говори глупостей, Йозеф, — твёрдо прервала я его, чуть повышая голос. — Леви — обычный ребёнок с крайне хреновым прошлым. Того, что он уже пережил, и врагу не пожелаешь. А ещё он очень, очень сильный и храбрый мальчик, потому что смог остаться добрым, даже пройдя через всё это дерьмо.

— Тск, добрым, ага. Как знаешь, — скривился босс, но опровергнуть мои слова не успел — влетел Ганс, сообщая, что с юга в нашем направлении собирается довольно крупная группа людей.

— Нужно собрать всё самое ценное и валить, — мрачно констатировала я. — Иди, собери девочек. И никуда не выпускай детей одних. Никого из них. Я побуду тут. Товар оставим как есть, всё же застраховано, да?

— Да. И вчера я перенаправил поставки на левый склад. Сегодня пришла пустая телега. Поедем в гостиницу, с хозяином которой у нас контракт.

— Да, хорошо… И Йозеф. — Моё обращение застигло его у самой двери. — Если мой ребёнок хоть на мгновение окажется в опасности, я потом устрою тебе бюрократический ад на земле.

Мужчина мрачно кивнул и удалился из помещения. Я же сноровисто начала собирать документы из всех тайников в ящиках. Всю бухгалтерию нужно будет забрать с собой, она сейчас куда важнее самих продуктов будет — именно по ней мы потом стрясём кругленькую сумму со страховой. Об остальных документах позаботится Майс. Леви, вернувшийся в компании Мэгги, застал меня в позе черепахи — я, налегая всем весом на крышку, силилась защёлкнуть щеколды, которые никак не хотели поддаваться. Дети молча понаблюдали за бесплатным цирковым номером со стороны несколько секунд, в течение которых Леви допивал молоко. Он не собирался облегчать мне задачу и не спешил на помощь, я же в свою очередь не собиралась ему говорить, что вполне достаточно было бы выпить полбутылки, а не всё в один присест. Око за око, ёжик.

— Я пойду разгружать телегу, — наконец оповестил он меня, оставляя тару на прилавке и разворачиваясь к выходу.

Я резко дёрнулась, щеколды наконец встали в пазы, и ящик с противным грохотом рухнул на пол.

— Нет, стой!

Сама не поняла, как так быстро оказалась около него. Леви очень, очень внимательно просканировал меня нечитаемым взглядом, потом перевёл его на мою ладонь, вцепившуюся в его плечо. Поспешно разжала пальцы, боясь, что делаю ему больно:

— Не надо никуда ходить! — прозвучало немного нервно, и я поспешила исправиться, чуть кривовато улыбаясь. — Майс же сказал, что мы будем праздновать, да? Ну вот. Так что, может, вы вместе с Мэгги подниметесь обратно наверх и поможете шефу, э-э, подготовиться?

— Нет, я помогу тебе здесь. Мэгги, иди наверх, — непреклонно отрезал Леви, весь подбираясь.

Стоило девочке смыться, как Леви тут же схватил меня за ворот рубашки, совсем как я босса до этого, наклоняя ближе к себе, и тихо спросил:

— Что происходит?

— Хреново у меня получается делать вид, что всё хорошо, да? — кисло спросила я, аккуратно отстраняясь и выглядывая из-за шторки в окно, ведущее на главную улицу.

Тут мне опасаться было нечего — решётки на окнах тут были нормой, и через это нам разве что забросить что-то могут. Вроде бы снаружи пока всё было чисто. Леви ждал объяснений, и мне пришлось всё выложить:

— У Йозефа проблемы, и, поскольку мы на него работаем, у нас тоже.

— А ведь я предупреждал, что ты в конце концов ввяжешься в какое-то дерьмо из-за этого торгаша, — удовлетворённо констатировала вредная фасолина, складывая руки на груди. — Каков план?

— Использовать ситуацию по максимуму в свою пользу, разумеется, — огрызнулась я в ответ. — Сейчас спустятся остальные, и мы свалим отсюда на пару дней. Поживём в гостинице. Там, я слышала, нормальный горячий душ даже есть. В общем, устроим внеплановый отпуск, как и говорил Майс, во время которого я выем шефу мозг чайной ложечкой. Плюс, у меня есть мысли, кому можно будет написать и без связей Майса.

— Откуда бы у тебя быть таким связям? — поинтересовался малыш, подозрительно глядя на меня. — Ты в этом мире меньше полугода и уже знаешь кого-то с поверхности?

— Нет, с самим человеком я не знакома, — успокоила я своего слишком умного мальчика, очень гордясь, что он подмечает даже такие детали. Ну умничка же! — Но довольно много о нём в своё время слышала. Очень удачно, что моя идея была опробована именно на юге Розы.

— Почему? — нахмурился Леви.

— Там в Гарнизоне работает некто Дот Пиксис. И ему сейчас, если я правильно помню, немногим больше моего. Значит, сможем сработаться.

— С солдафоном? Ты? — Леви чуть сильнее нахмурил брови, ничем другим не выдавая своей реакции на сказанное. — Забудь об этой затее.

— Да ладно тебе, всё получится, — рассмеялась я, понимая, что он имеет в виду мою панибратскую манеру общения и странные порой для местных шуточки. — Тот мужик и вправду прорывной, с ним и революцию замутить не страшно! В общем, так или иначе, но мы своего добьёмся, вот увидишь! Надо только немного постараться. А ты завязывай хмуриться и фырчать, как сердитый ёжик.

Ткнула указательным пальцем ему в лоб, разглаживая морщины. Леви отстранился и, отведя взгляд, потёр то место, к которому я прикасалась.

Я старалась быть спокойной, даже шутила и кривлялась, чтобы не пугать Леви, но мне самой было очень и очень страшно. Большая группа людей… Насколько большая? Сможем ли мы уйти, успеем ли? А что, если Леви пострадает? Что, если я не смогу его защитить? На улице, как на заказ, послышались брань и чьи-то крики, и я бросилась проверять запоры, только сейчас вспомнив, что настояла два месяца назад, чтобы все двери в дом Майса баррикадировались изнутри на засов и два шпингалета, сверху и снизу от двери. Так дверь приобретала сразу четыре точки опоры по углам плюс ещё центральное ребро жесткости. Выбить такое будет непросто. Сунулась было опять к окну — посмотреть, что там происходит, но в этот раз уже Леви остановил меня, крепко вцепившись мне в рубашку и утянув подальше от штор. Мы переглянулись. Ну да, у него в таких вещах опыта побольше моего будет.

— Не высовывайся. Они вполне могут выстрелить, если увидят, что шторы шевелятся. Ты ведь обещала мне сделать всё возможное, чтобы остаться рядом, помнишь? Тогда не помри так тупо, — сухо постановил Леви, отталкивая меня подальше от двери и доставая нож.

— Да, извини, сглупила. Ты тоже не подходи близко — если дверь вынесут, то только целиком. Не стой под ударом.

Леви кивнул и чуть сдвинулся в бок. По двери сильно ударили, наверное ногой. Никакого эффекта это не произвело, и колотить стали уже прицельно, чем-то очень, очень тяжёлым. В окно влетел то ли камень, то ли деревяшка какая-то, а следом прилетел уже вполне себе идентифицируемый факел, который мгновенно поджёг шторы, и у меня немного так, буквально самую малость, сдали нервишки. Интересно, у них тут есть дымовые гранаты? Лучше бы не было! Подхватила куртку и поскорее закрыла огонь, старательно туша основной очаг. Но шторы к тому моменту, как я закончила, было уже не спасти. Так что мне оставалось только схватить ящик с документами и вместе с Леви нырнуть за прилавок, пока нас ещё не было особо видно, опасаясь, что дальше наши «гости» просто откроют стрельбу по окнам, как и предположил малыш с самого начала. Где же шеф?! Дверь пока держалась, но надолго ли её хватит? Нам нужно было лишь дождаться Майса с детьми, которые, судя по голосам, уже спускались вниз по лестнице, чтобы свалить. Но дождаться их мы не успели.

Дверь снесло с петель, и она противно ударилась об пол, осыпая всё вокруг грудой щепок. Надрывно звякнул колокольчик, со звонким бряцанием падая от такого напора на пол и укатываясь куда-то под шкафы. Я напряглась и уже открыла рот, чтобы заорать пресловутое «пожар», чтобы привлечь внимание соседей, как учили в далёком детстве на ОБЖ, но Аккерман был быстрее. Леви прижал маленькую ладошку к моим губам, внимательно следя в отражении бутылок на полках за вторженцами. И это привело меня в чувства, обрубая слепую панику на корню: все наши «соседи» и так уже знают наверняка, что никакого пожара тут нет. А вот нам не стоит выдавать своё месторасположение раньше времени. Фасолина перехватил нож задним хватом, напрягаясь сильнее прежнего, как хищник перед атакой. Накрыла его руку своей, чуть сжимая. «Не надо, не ходи!», — сказала я одними губами, но малыш меня понял. Понял, но не послушал.

Стоило бандитам только подойти ближе, как мальчик вырвал свою маленькую ладошку из моей и, перемахнув через прилавок, сделал первый выпад. Послышался чей-то хрип, маты, грянула канонада выстрелов, за которой последовал глухой удар. Я вскочила на ноги, в ужасе ожидая увидеть Леви на полу — против огнестрела никому не выстоять, но мне открылась совсем другая картина.

У прилавка лежал здоровый мужик с перерезанным горлом и пулевыми ранениями в спине, а Леви, двигаясь слишком быстро для человека, сейчас как раз с ноги прописывал в живот мужику с разряженным пистолетом. Но там был и третий, сейчас наставляющий на моего мальчика ещё один только что перезаряженный ствол. Я внутренне обмерла от ужаса, и тело действовало словно само: схватив первую попавшуюся со стенда бутылку, метнула её в мужика. По броскам у меня ещё в школе всегда было отлично, и в этот раз прицел не подвёл — тяжелая бутылка из толстого стекла с громким треском разбилась о голову мужика, обливая его с головы до ног маслом. Пока он оседал, я уже схватила следующий снаряд, перемахивая через стойку, чтобы быть ближе к Леви, и прицеливаясь в нового «посетителя», только-только входящего в зал.

Майс с грохотом открыл заднюю дверь ногой и пронёсся мимо с девочками на плече, в другой руке судорожно сжимая непонятно откуда взявшееся ружьё. Нас он звать, судя по всему, не собирался, но и я оставаться тут не планировала. Мне ничего не оставалось, кроме как оттолкнуть Леви к заднему входу, одновременно с этим метая снаряд в последнего неприятеля, и, прикрывая ящиком с документами спину от возможных выстрелов, последовать за шефом наружу. Повозка сорвалась с места ещё до того, как я успела на неё залезть, из-за чего я чуть не выпала, но маленькая сильная рука втянула меня под тент раньше, чем я успела даже испугаться возможного падения.

Шлёпнулась на деревянный пол, обдирая подбородок и ладони, но это было малой частью проблем. У Леви на рубашке алело огромное пятно крови, и я в ужасе вцепилась в него:

— Тебя ранили? Где болит? — судорожно рванула рубашку вверх, осматривая его.

— Успокойся, это не моя кровь, — вполне спокойно остановил он мои дрожащие руки и аккуратно дотронулся в свою очередь до саднящего подбородка. — Со мной всё в порядке, чего нельзя сказать о тебе. Тц, чучело неуклюжее.

— Точно в порядке? — Ещё раз бегло осмотрела его, но на малыше не было ни царапины. Удивительно. — Боже, солнце моё, как же ты меня напугал!

Прижала малыша к себе, просто чтобы почувствовать, что он реален, что он здесь, со мной.

— Эй, испачкаешься же, — завозился ужом в моих руках Леви, но я держала крепко, и он сдался, устраиваясь поудобнее у меня на коленях. Оттянул рубашку, брезгливо оглядывая масштабы катастрофы. — Тц, грязные свиньи. Одежда же совсем новая была. Жалко.

— Хрен с ней, с одеждой. Нашёл о чём волноваться! Новую купим. — Я ещё крепче притиснула его к себе. — Главное, что с тобой всё в порядке.

— Но ведь ты на эту так много времени и сил потратила, — тихо ответил Леви. — Не хочу новую.

— Значит отстираем, не переживай. Немного холодной воды и соли, и будет чище первого снега.

Господи, у меня на глазах только что убили нескольких человек, а я тут методы стирки обсуждаю! Дожили.

* * *

Ехали мы недолго, и стоило только нашей компании десантироваться со всеми пожитками, как телега рванула дальше. Видимо, чтобы отвлечь преследователей.

— Проходите, — кивнул хозяин гостиницы, господин Айзек Гроссман. — Как же это ты так лажанулся, Майс?

— Сам такого не ожидал, — пожал плечами шеф, и мне очень захотелось его чем-нибудь огреть. Всё он ожидал, только вот нас решил не предупреждать, наглый хорёк. — Так что, предоставишь нам номера?

— Да об чём речь, дорогой. Будут тебе два лучших номера. Только-только их починили после прошлых посетителей! — радушно усмехнулся Гроссман, но тут же подпортил впечатление, чуть скривившись при виде нас с Леви. — Только уж постарайтесь не наследить.

— Мы уж постараемся, — ответила я с той же интонацией, одновременно ненавязчиво закрывая Леви рот рукой. Не время сейчас выяснять отношения.

— Вот как? Тогда — добро пожаловать. — Хозяин ещё раз внимательно осмотрел меня, и добавил: — Я пришлю вам еду минут через двадцать.

— Спасибо.

Вежливо поклонилась и, подхватив Леви на руки — чтобы и в самом деле не оставил на деревянном полу кровавых следов (кровь с его подошв всё ещё отпечатывалась на всех поверхностях), последовала за шефом на второй этаж.

---

Примечания:

Вот и началась небольшая, но все-таки движуха. Как вам?

Кто-нибудь заметил, как ГГ подстебнула одну из арок основного сюжета?

Номер нам достался совсем небольшой, чуть больше нашего убежища. Двухместная кровать, стол, какой-то сундук и дверь в крохотную ванную комнату — вот и все удобства. Но кто его знает, может, тут это и в самом деле был номер класса «люкс». Я заставила Леви скинуть ботинки на одно из полотенец и только потом опустила его на пол. Его обувь надо было хорошенько отмыть, пока кровь окончательно не въелась. Вот только…

Леви медленно подошёл к столу и провёл по нему ладонью. В том месте, где он касался, поверхность стала чуть светлее, и мы оба скривились от увиденного. И эти свиньи ещё сказали нам не следить?! Уроды! Малыш поспешно вытер руки о только что снятую рубашку.

— Стой тут, я принесу всё для уборки. И вот ещё что: повяжи это себе вместо маски, пока я не найду нам пару платков. — Нехотя я отдала ему нижнюю сорочку, оставаясь лишь в туго обхватывающем грудь бинте и верхней рубашке. — Не стоит дышать пылью. Особенно в таких темных местах. Тут вполне и плесень может быть. Пока меня не будет, открой, пожалуйста, — аккуратно, чтобы не привлекать к нам лишнего внимания, — окно и проветри комнату. А, и не садись на кровать — хрен знает, какие там могут быть паразиты.

Заглянула в ванную, чтобы оценить масштабы катастрофы и замочить вещи мальчика, но почти тут же оттуда вылетела, старательно сморкаясь в платок.

— В ванную комнату тоже ни ногой, даже дверь не вздумай открывать. Там повсюду плесень. А ты босой. Подхватишь ещё какую-нибудь дрянь! Боже, что за урод держит номера в таком виде?!

На всякий случай ещё раз сказала Леви, что скоро вернусь, и пулей вылетела из комнаты.

* * *

С добычей моющих средств пришлось немного повозиться — подходящих в гостинице попросту не было, что наводило на определённые мысли о «благонадежности» данного заведения, но в конечном итоге хозяин подсказал мне, где можно купить всё необходимое, и я, не видя иного пути, решила сгонять туда по-быстрому. Всего-то пару кварталов пройти нужно было…

«Пиздец, товарищи, — думала я, сжимая горловину рубашки и медленно пятясь к стене от двух не самого чистоплотного вида мужиков. — Вот и сходила, что называется, в магазин».

И надо же мне было так лохануться: забыла по привычке застегнуть верхние пуговицы и, пробегая по улице мимо толпы вечерних пьяниц, столкнулась с одним из местных. Он, действуя не слишком скоординированно, грубо схватил меня за воротник, и верхняя застёгнутая пуговица просто оторвалась, отлетая в сторону и открывая занимательный вид на мои бинты. И на то, что под ними.

— О, так ты баба! — нехорошо усмехнулся мужик, так некстати попавшийся мне на дороге, и крикнул кому-то сбоку. — Эй, Малой! Шуруй сюда! Смотри, какую цыпу я поймал.

От компании выпивающих отделился один из мужиков.

— А чой-то она под мужика косит? Небось, рабыня какая беглая.

— Или шлюха. Гля, какая чистенькая, — подхватил второй, толкая меня в переулок. — Ты это, девка, если обслужишь нас как надо, то мы, может, тоже добрыми будем, не сильно обидим там… Ты нам, мы тебе. Сечёшь?

Я отступала к стене от этих двоих, судорожно думая, как вывернуться из этой ситуации. Вот чёрт, опять лажанулась. Как всегда всё проебала. Не сдохла под лавиной, так сдохну от рук двух средневековых пьяниц! Было ясно как день — эти двое не отстанут, пока не наиграются со мной. А наигравшись, либо выкинут в канаву уже моё тело, либо отведут на чёрный рынок. А ещё у меня во внутреннем кармане, совсем рядом с рукой, лежал именной пропуск на поверхность. Если его найдут — мне точно конец. Не будет никакой пощады. Что же делать? Сзади стена, переулок тупиковый, а эти двое перекрывали мне единственный выход. А с собой вообще ничего нет. Ничего и никого, чтобы спастись. Вот один из них достал нож, ярко блеснувший сталью. Я замерла. Нож… Двое нападающих… Спасение… Леви. Одинокий маленький мальчик со слишком взрослыми глазами. Ждущий, когда я вернусь.

Я ещё раз посмотрела на своих противников, но уже другими глазами. Примеряясь. Собираясь, готовясь дать такой отпор, на какой буду только способна. Мне. Нельзя. Не. Вернуться. Такой опции просто не предусматривается, Алиса. Ты не пропадёшь здесь, не сдашься на волю обстоятельствам. Больше нет. Мне есть куда вернуться. Есть о ком заботиться. Я больше не одна!

— Ах, действительно, почему бы нам немного не поиграть? — обворожительно улыбнулась я, поманив их жестом «иди сюда».

— Вот это уже другое дело, — радостно улыбнулся один из мужиков, пряча нож подальше и расстёгивая штаны.

Отлично. Стоило ему сделать шаг ко мне и протянуть руку, как я цепко схватилась за услужливо протянутую конечность и продолжила его движение своим весом, отбрасывая к стене. Собственно, это было то немногое, что я ещё помнила из самообороны.

— Что за?.. — Он даже не успел ничего понять, лишь начал вставать, елозя спиной по стене, а я уже использовала его плечо как опору, чтобы схватиться за подоконник второго этажа.

Поспешно подтянулась на руках, подбирая ноги, чтобы меня не стащили обратно вниз, и полезла ещё выше, цепляясь за выбоины в стене. Я вам тут альпинист вообще или кто, блин?! Расцарапывая пальцы об острые края, скользя и матерясь на чём свет стоит, я упорно лезла дальше. Снизу не менее цветасто выражали своё недовольство мужики. Мимо уха пролетел острый камень, оцарапав щёку осколками. Всхлипнула от ужаса, прижимаясь к стене, но заставила себя не разжимать пальцы, чтобы заслониться от угрозы. Нужно продолжать спокойно подниматься наверх, не думая о том, что один из мужиков уже полез вслед за мной. В любом подъёме главное — холодная голова. Нельзя действовать импульсивно. Одно неверное движение — и я полечу вниз. С высоты хорошего четвёртого этажа… Точно уж не без последствий. Перенесла вес на левую ногу, хорошенько вцепляясь руками в проверенные уже выбоины в скате крыши, и наконец смогла влезть на крышу, оставляя преследователей позади. Дальше я передвигалась исключительно по верхам, опасаясь спускаться. Преодолев пару кварталов и найдя наконец нужную мне лавку, отважилась слезть вниз, убедившись, что за мной никто не следит внизу.

— Чой-то ты по крышам-то лазаешь? — полюбопытствовала хозяйка лавки, видимо, заметившая мой спуск по стене напротив. Я вошла в лавку, продолжая запахивать рубашку, и вопросы у женщины отпали сами собой. — А. Бедная девочка…

— Всё хорошо. Мне бы… Для уборки бы всякого. — Я обвела немного безумным взглядом помещение.

Кажется, это была мастерская, которая совмещала продажу всяких бытовых мелочей с пошивом одежды. А хорошо устроилась!

— Сейчас-сейчас, всё соберём в лучшем виде, — добро улыбнулась старушка.

Слава богу, она одолжила мне иголку, пока собирала мой заказ, и я смогла пришить пуговицу обратно, приводя одежду в более-менее достойный вид. Обратно меня проводил сын этой милой старушки, заодно помогая с корзиной.

Так что возвращалась я в уже не столь гадком состоянии. Правда, меня совсем немного беспокоило, что верхняя пуговица не соответствует всем остальным, и мне не хотелось бы пугать одного крайне внимательного к деталям малыша… Но стоило войти в номер, и всё мои мысли резко испарились. Корзина со средствами, швабры и вёдра посыпались из моих ослабевших рук на пол.

Леви, сжавшись в комочек, сидел на корточках около кровати, привалившись голой спиной к стене, всё ещё послушно прижимая к носу мою сорочку, и потерянно смотрел в никуда. Не моргая, не реагируя ни на что вокруг. И, кажется, даже не дыша. Стирая колени о слишком грубую ткань штанов, приземлилась рядом с ним, резко хватая малыша за плечи. Тёплый. А под ладонью бьётся пульс. Живой. Слава богу.

— Что такое, Леви? Что с тобой?!

Чуть встряхнула его, внимательно вглядываясь в лицо. Мне совершенно не нравилось то, что происходило с моим мальчиком. Мертвенно пустой взгляд малыша наконец начал проясняться после встряски. Он моргнул пару раз и наконец сфокусировался на мне.

— Тебя долго не было, — тихо озвучил он свои наблюдения. — Я видел в окно, как ты вышла на улицу. И ты не оставила свои документы. И пропуска не было… И эта комната похожа на то место, где… Я подумал, что ты ушла от меня.

— Что?! Господи! Не смей даже больше думать о такой нелепости! — В который раз за день прижала его к себе и попросту разревелась.

Слишком уж многое сегодня случилось. Слишком много дерьма. Малыш медленно дотронулся до свежей царапины на щеке, потом до отличающейся по цвету пуговицы на рубашке и смял ткань в кулачке, внимательно изучая моё лицо. Некрасиво шмыгнула носом, собираясь с мыслями:

— Я никуда от тебя не уйду. Ты — моя ответственность, помнишь? А я твоя. Так что так просто, из-за какого-то там небольшого налёта и… сопутствующих ему мелких проблемок, ты от меня не отделаешься, фасолина!

— Да, я уже понял. Прости, что заставил тебя волноваться. — Леви облегчённо выдохнул, наконец расслабляясь, и обнял меня за шею в ответ, доверчиво прижимаясь.

— Маленький свинтус, — ласково пожурила я пацана, отряхивая его спину, и, последний раз хлюпнув носом, отстранилась, чтобы аккуратно вытереть лицо чистым платком. — Я тут, значит, думаю, как бы побыстрее отмыть всё вокруг, чтобы ты не заболел, а ты голой спиной грязную стену протираешь? Что за привычка у тебя вообще такая? Букет из кожных инфекций в личное пользование захотелось?!

— Нет, извини. — Ухо у меня прямо перед носом, неприкрытое сейчас волосами, отчетливо покраснело.

Я немного успокоилась и хмыкнула в ответ.

— Завязывай с извинениями, мистер Аутофоб! А ну-ка, быстро швабру в руки и шуруй убирать!

— Как ты меня сейчас назвала?! — тут же вскинулся мальчик, окончательно приходя в себя.

Он не понял самого слова, но мой издевательский тон дал ему понять, что сказанное не было чем-то приятным. Усмехнувшись такой реакции и убедившись в том, что с моим мальчиком теперь всё в порядке, я достала бумагу, из-за которой меня сегодня могли убить, и отдала мальчику:

— Не важно, проехали. Вот мой пропуск, держи. У тебя он будет целее, как выяснилось.

Леви перевёл взгляд на мою потрепанную рубашку, но вопросов задавать не стал.

— А пока что просто смирись с тем фактом, что, даже если небо упадёт на землю, тебе от меня не отвязаться, — в лучших традициях самого Аккермана из будущего припечатала я, скрестив руки на груди и старательно держа морду хмурым кирпичом. — Крякнем, плюнем, и вместе справимся с любой хернёй, как бы больно нас при этом ни пинала жизнь. И пока она не пнула в нас какой-нибудь восхитительной болячкой, давай-ка расфеячим этот свинарник в нормальное жилое помещение. Ну что, на тебе комната, а я пошла в ванную?

— Да, я тут справлюсь. Лис, — остановил меня его тихий голос. — Всё хорошо?

— Лучше не бывает, — решительно улыбнулась я в ответ.

— Ты тоже маску на лицо повяжи. И на волосы — потом опять будешь ругаться, что всю пыль ими собрала вместо швабры.

— Да, Капитан! — Козырнула и послушно повязала две тряпки на голову.

Что бы там сегодня ни произошло, сейчас важнее всего — уборка. Засучила рукава и ногой открыла дверь в ад ванную комнату:

— Ладненько, приступим-с! Эта грёбаная плесень сдохнет здесь и сейчас!

Вооружившись тряпками и содой, я три долбаных часа оттирала все поверхности, попеременно то растирая намешанный в тазу состав по стенам, то проверяя, достаточно ли уже отмокла наша одежда, чтобы её можно было постирать. Наконец, когда и пятна крови, и плесень были побеждены, я покинула это мрачное место и поразилась тому, как чисто теперь было в комнате. Даже кровать была с чистым бельём. М-м, кажется, я начинаю понимать ужас, который будет наводить этот парень лет через пятнадцать на своих подчинённых…

— Вау, вот это я понимаю — уровень! Молодца, Леви! Где бельё нашёл?

— В сундуке лежало, — спокойно ответил мальчик, протирающий нож и чуть раскачивающийся на стуле. — Я ещё матрас выбил и перевернул на всякий случай. Теперь нам можно помыться?

Мой взгляд на пару мгновений задержался на оттёртой до блеска стали, но я поспешно тряхнула головой, прогоняя все ненужные мысли, и улыбнулась малышу:

— Нужно! Пойдём покажу, как тут что работает…

* * *

Еду нам принесли где-то ближе к полуночи. Хмыкнула, уже не удивляясь уровню местного «сервиса», и покорно съела свою порцию. Леви, некоторое время гипнотизировавший тарелку, не меняясь в лице, отметил:

— Ты готовишь куда лучше.

Вы только посмотрите, кто-то начал привередничать, как настоящий, нормальный ребёнок! Ухмыльнулась очередной маленькой победе и поспешила ответить:

— Ну, ты, конечно, сравнил божий дар с яичницей. — Поймала его любопытствующий взгляд и уже привычно пояснила: — Выражение есть такое. Кажется, пошло от иностранного «обже дар», то есть «предмет искусства», которым часто называли драгоценные безделушки в виде яиц. То есть ты сравнил вещи не слишком-то сопоставимые друг с другом. В общем, все просто: тут люди деньги зарабатывают, и им важен сам факт того, что они дали нам еду. А я дома тебе готовлю, думая о том, чтобы было вкусно и полезно. Поэтому бесполезно сравнивать такие вещи. Итог, может, и одинаковый, но изначальные цели-то разные.

Малыш задумчиво кивнул в ответ, доедая свою порцию. Жаль, что у местных нет молока. Ему было бы неплохо выпить немного на ночь. Пока он ел, я уже успела почистить зубы и залезла под одеяло.

Леви, чуть потоптавшись, тоже залез на кровать, и я с головой укрыла его — после семи вечера тут уже было прохладно, и я была даже рада, что первая по-осеннему стылая ночь застала нас в гостинице, где было какое-никакое, но отопление, а не в нашей каморке.

Повозившись и пару раз ткнувшись мне ледяными пятками в колени, малыш наконец замер. Протянула руку и аккуратно погладила его по чистым, только что высохшим волосам.

— Сильно испугался сегодня? — шёпотом спросила я, немного жалея, что подняла эту тему.

— Нет. Всё было вполне ожидаемо, — так же тихо отозвался малыш.

Мой храбрый ёжик… Не смогла не поделиться с ним:

— А вот я испугалась. За тебя.

— С чего бы? Я ведь сильный, — искренне изумился малыш.

— От этого я не стану волноваться за тебя меньше, — печально улыбнулась я, осторожно пропуская чёрные пряди между пальцами. — Да, ты очень сильный, слава богу. Но, Леви, даже самый сильный человек в мире не всесилен. Всем рано или поздно нужна помощь.

— Да… Твой бросок сегодня и в самом деле неплохо мне помог, — усмехнулся ребёнок. — Хорошо вышло для первого раза.

— Ох, не напоминай. — Передёрнула плечами, вспомнив, как мужик осел на пол. — Надеюсь, я не убила того засранца.

— Какая разница? — Хмурый мальчик развернулся ко мне лицом, встречаясь взглядами. — Он убил бы и тебя, и меня без малейших сомнений. Мы просто успели раньше.

Я не нашлась сразу, что ему на это ответить. Судя по сегодняшнему дню, Леви убивал не впервые. От этого мне было сильно не по себе. Одно дело — видеть через экран всякие ужасы и совсем другое — лежать в одной постели с человеком, убившим сегодня двоих взрослых мужчин. Вооружённых взрослых мужчин.

— Наверное, ты прав. — Я отвела взгляд и накрыла глаза рукой, словно могла так спрятаться от всех ужасов, с которыми сегодня столкнулась. — Но я бы не хотела, чтобы ты жил в таком мире. Где нужно успевать первым. Или где нужно опасаться каждого встречного.

Мы помолчали, думая каждый о своём. Лично мне бы хотелось сравнять весь Подземный Город с землёй. Может, хоть так вся эта гниль исчезнет?

— То, что ты сегодня сказала… — Леви закопался поглубже в одеяло, тем не менее не сводя с меня напряжённого взгляда. — Это и в самом деле может случиться?

— Ты про что конкретно, мой хороший?

— Про небо. Оно и правда может упасть? Как потолок над Подземным Городом?

— Что?

Я даже не поняла поначалу, шутит он или спрашивает всерьёз. Чёрт, Алиса, конечно он серьёзно. Откуда мальчику знать о том, что происходит снаружи?

— Нет. Конечно, оно не упадёт. Это такая часто употребляемая в моём мире фраза, обозначающая что-то невозможное. Небо просто не может упасть, потому что оно не является чем-то твёрдым. Это не потолок и не купол, это… Просто обозначение того, что мы видим над собой. Сейчас попробую объяснить. Я не знаю, насколько далеко продвинулись ваши учёные, солнышко, поэтому, наверное, не стоит говорить это другим… В общем, мы все живём на планете. Это такой огромный каменный шар. Давай я тебе нарисую.

Достала карандаш и газету, которые Леви постоянно таскал с собой, и, облокотившись о подушку, нарисовала круг.

— Вот так выглядит «планета». По какой-то нелепой причине кто-то в древности назвал её комком грязи, Землёй. И спустя больше трёх тысяч лет мы всё ещё продолжаем использовать это название… М-да. Так вот, планета очень-очень большая и на семьдесят процентов покрыта водой. Вот настолько. — Заштриховала внушительную часть круга, оставляя немного места для суши. — Бóльшая часть этой воды солёная — это моря и океаны. А большие части земли, находящиеся над водой, называются континентами. Их всего шесть. Помимо них есть ещё острова — это маленькие клочки суши. А теперь начинается самое интересное.

— Если наш мир — шар, то на чём он стоит? — правильно понял Леви.

— Молодец! Ответ — ни на чём. Как бы странно это ни звучало, весь наш мир — это гигантский булыжник, висящий в пустоте, в космосе. Там нет ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Конечно, там есть и другие планеты, и звёзды тоже есть. Но вот вокруг всего этого — пустота.

— Почему… Почему же тогда мы не падаем в небо?

— О, а это я собиралась тебе рассказать, когда мы начнём проходить физику. Если вкратце, то наша планета настолько большая, что притягивает к себе всё маленькое, что находится близко к её поверхности. Тебя, меня, птиц — всё вокруг. В том числе и воздух, который на самом деле состоит из множества мелких частиц. Поэтому везде вокруг планеты есть высокий слой воздуха. Со стороны это похоже на мыльный пузырь, внутри которого находится шарик ровно по центру.

— Странно это всё, — нахмурился мальчик. — Мы просто висим в пустоте? Больше похоже на выдумку. А какого цвета тогда небо? Разве оно не должно быть всё время чёрным, раз вокруг нас пустота?

— Нет, в солнечный день небо голубое. Это так происходит потому, что солнечные лучи, входя в атмосферу, начинают от всего отражаться, в том числе и от воздуха. Поэтому нам кажется, что небо, то есть пространство над нами, — голубое. А на закате и на рассвете, когда угол падения солнечных лучей меняется, оно окрашивается в красно-фиолетовые тона. Когда же солнце уходит за горизонт, то становится темно — так же, как если бы ты задул свечу. И тогда становится видно ту самую пустоту, о которой ты спрашивал. И в ней будут видны другие источники света, которые днём заслоняет солнечный свет. Луна и звёзды.

— А из чего они сделаны?

— Луна? Это просто планета меньших размеров, которая летает вокруг Земли по кругу. А видим мы её потому, что она отражает свет солнца как большое мутное зеркало. А вот звёзды… Это большие комки крепко спрессованного горящего газа. Кстати, солнце — тоже звезда. Просто оно ближе всего к нам.

— Вот как? — сонно пробормотал Леви. — Поскорее бы всё это увидеть.

— Да… А хочешь я расскажу тебе легенду, в которую верили люди из моего мира пока ещё не знали, что живут на огромном шаре?

— И что же это за легенда?

— Она о могучем титане, — с улыбкой сказала я, и Леви тут же подскочил, напрочь забыв про сон.

— Но ведь в твоём мире нет титанов! — возмутился малыш. — Ты же мне это говорила!

— Чшш, тихо, маленький. Конечно, у нас нет титанов и никогда не было. Просто названия похожие. По мифологии, наши титаны — это дети неба и земли. Большие существа, которым, поверь мне, совершенно не интересны были люди, в отличие от ваших. И они были и остаются всего лишь легендами, выдумками, не более того.

Я рассказала про могучего Атланта, держащего на плечах небесный свод в наказание за войну с громовержцем, про Геракла, ненадолго сменившего титана на посту, и даже спела песенку Городницкого, глядя, как напротив мирно посапывает будущий капитан Разведкорпуса:

Стоят они навеки, упёрши лбы в беду,

Не боги, человеки привыкшие к труду.

И жить ещё в надежде до той поры, пока

Атланты небо держат на каменных руках.

Мне всё ещё сложно было себе представить, что вот этот порой смешной в своей браваде, порой слишком грустный и потерянный, а порой чересчур взрослый для своих лет малыш станет одной из ключевых фигур в победе жителей стен над титанами. Пожалуй, мне бы хотелось, чтобы он сам выбирал свою судьбу.

15.10.831

— Эй, ты долго ещё будешь так валяться? — Что-то легонько ткнуло меня в подбородок, и я, усиленно пытаясь продрать глаза в темпе вальса, встретилась с недовольными серыми океанами напротив.

Леви, которого я, оказывается, ночью подгребла себе под бок, был весьма раздражён невозможностью выбраться из постели, но самостоятельно выпутываться из одеяльного кокона не спешил, видимо, опасаясь сбросить меня с постели.

— Извини. — Поспешно отпустила его, вставая. Хорошенько потянулась и с немного старческим хеком сделала колесо вперёд, начиная разминку. — Ну что, идём проводить мафиозный налёт?

— Ма-фи-озный? — по слогам повторил Леви, и я объяснила ему про организованную преступность со своим кодексом чести, одновременно продолжая разминаться. Малыш присоединился ко мне в зарядке, но в ответ на эти объяснения скривился. — И тебе нравится такое? Правда считаешь, что быть преступником может быть «весело и романтично»?

— Нет, не совсем. В моём мире образ мафии, конечно же, сильно приукрашен и кардинально отличается от реальности. И, разумеется, я резко отрицательно отношусь к настоящим преступникам. Именно поэтому мы работаем на Йозефа, а не выживаем на улицах. Но в небольшой игре в мафию, Леви, есть определённый шарм. — Подмигнула малышу и повторила позу Джеймса Бонда, изображая, как держала бы пистолет, дурачась. — Как говорится, «sometimes it's good to be bad»!

— И всё-таки ты странная, — припечатал Леви, укоризненно глядя на мои ужимки. Ему не нравились мои слова, но он понял, что я всего лишь шучу, и немного оттаял. — Делай, как считаешь нужным, но не переусердствуй.

— Ладно, постараюсь не слишком позёрствовать, — усмехнулась я, потрепав всё ещё недовольного ребёнка по волосам и пытаясь хоть немного их уложить.

Свои волосы я даже трогать боялась — на голове явно был полный шухер, который не каждая расчёска вообще возьмёт. А вот у мальчика они были на удивление послушные, только отросли слишком уж сильно. Задумчиво отметила:

— Надо будет тебя скоро постричь — волосы наверняка уже в глаза лезут.

Леви в ответ философски пожал плечами и первым вышел из номера, чтобы спуститься на первый этаж. Ну да, вряд ли его сильно волнует такое.

Поймав за рукав официантку, заказала нам яичницу и спросила, нет ли у них какой подработки. Оказалось — подработка таки была. Грузчиком. Нужно было подготовить один из залов к небольшому вечернему выступлению. Думать, что за выступление тут, в Подземном Городе, может быть, мне откровенно не хотелось, но работа есть работа, так? Вряд ли Майс заплатит нам за эти дни простоя, а копить-то надо! Кстати о боссе… Я растянула губы в своей самой обворожительной улыбке, и, вальяжно протерев лавку и стол носовым платком (помня о том, что творилось в номере, насчёт общего зала я уже не обольщалась), наконец уселась напротив начальства.

— Доброе утро, Йозеф, — сладко пропела я, и шефа передёрнуло. Ну ещё бы, наверняка вспомнил наш разговор накануне. — Как здоровье, как спалось?

— Спалось отвратительно, всю ночь ждал новостей от информаторов, — устало потирая ладонями лицо, ответил Майс. — Наша крыша со всем скоро разберётся, но на это потребуется некоторое время. Ты по поводу нашего разговора? Давай, выкладывай, решим все дела побыстрее. Что ты мне там приготовила по контракту?

— К чему спешить? — Я неторопливо отпила немного чая, только что принесённого и оттого бодряще горячего. — Йозеф, мы согласились друг с другом работать, потому что уважаем чужой труд, уважаем друг друга. И позволь мне выразить надежду в нашем дальнейшем, несомненно, плодотворном сотрудничестве. В случае выполнения тобой в будущем своих обязательств, прописанных в договоре, конечно же. А не как вчера.

— Лис, — предупреждающе осадил меня Йозеф. — Не заигрывайся. Пока что ты была мне полезна, но как знать… Может, в будущем ты окажешься не столь сообразительной и расторопной, и я найду кого-нибудь пошустрее.

— «Незаменимых нет»… — с удовольствием процитировала я слоган одного из американских президентов. — Но я вынуждена настаивать на продолжении уважительных отношений с соблюдением всех условий. Всех, Йозеф Майс. И объясню почему. Это правда: ты сильно помог нам с Леви и пока что я от тебя завишу. По крайней мере, материально. Но вот беда: если меня можно заменить, то и тебя, собственно, тоже можно.

— На что это ты намекаешь? — вскинулся Майс.

Правильно вскинулся, милый. Я не забыла, как ты вчера меня прессовал и чуть не оставил нас с Леви в атакованном здании, спасая свою шкуру за наш счёт.

— Кто знает? — Пожала плечами и отпила ещё немного чая. — М-м, что ни говори, а чай тут неплохой. Не шедевр, конечно, но очень даже. Надо будет узнать, где они закупаются. И сколько платят. Может, такой чай и где подешевле можно достать?

— А то ты не знаешь! — рыкнул шеф и подался ближе. — Сама же подписываешь все чеки на закупки и поставки дефицитных товаров.

Я улыбнулась и подмигнула ему из-за чашки. Вот-вот, дорогуша. И я знаю, какие у нас наценки. Майс скривился, отстраняясь, и хмуро сложил руки на груди:

— Ладно, намёк я понял. К чему он был? Тебе нужны связи? Деньги?

— И то, и другое мне, без сомнения, необходимо, но… Конкретно сейчас у меня есть желания попримитивнее. — Опустила руку с чашкой на стол, делая небольшую паузу. — Начинает холодать, не за горами уже и зима. Так что с тебя полноценная квартира. За предоставленные… неудобства.

— А не жирно ли будет? — прищурился мой визави.

— По-твоему, наши с Леви жизни стоят меньше? — удивилась я, приподнимая брови, отвечая этому мерзавцу вопросом на вопрос. — К тому же… Ты сам подписал контракт и знаешь, что я в праве потребовать за его нарушение.

— Во имя стен, я ведь не думал, что такая ситуация и вправду произойдёт! Нашёл же себе работничков! — Йозеф закатил глаза и откинулся на стену. — Я могу предоставить вам одну из комнат у себя. У нас там тепло и есть всё необходимое.

— Нет. Нам нужно полноценное, хорошее отапливаемое жилище с кухней, нормальным санузлом, двумя спальнями и просторной мастерской. И нужно оно к тому моменту, как мы вернёмся к работе, — мило улыбнулась ему я. — Это моё окончательное условие, на котором я согласна и дальше… сотрудничать с соблюдением всех пунктов договора. Свои же будущие патенты я готова обсудить после того, как ты выполнишь свою часть договора. Как и твою долю от моих патентов после того, как ты представишь меня толковым людям из патентного бюро.

Йозеф прищурился, обдумывая предложение, и наконец кивнул.

— Ладно, по рукам.

Цыкнув, Майс всё же протянул мне руку, и я с удовольствием пожала её.

Леви наблюдал за всем со стороны, одновременно односложно отвечая дочкам шефа, пытающимся втянуть его в разговор, и доедая свой завтрак. Но, стоило мне только подняться из-за стола, тут же увязался за мной.

— Теперь я понял, почему «мафиозный», — сказал он мне в дверях в зал, который мне предстояло подготовить. — Действительно, было похоже. Кенни иногда тоже вёл свои дела так.

— Пф-ф, скажешь тоже, — хмыкнула я в ответ. — Сильно сомневаюсь, что даже в самых невозможных обстоятельствах смогу дотянуть до его уровня. Если ты не заметил, даже в этом скорее торге, нежели переговорах, я предложила взаимную выгоду, а не тупо угрожала. На такие сделки люди всегда идут куда охотнее, чем по принуждению.

Моё внимание привлёк хозяин заведения, который приветственно махнул нам рукой, подзывая к себе.

— Подожди тут, я спрошу, что нам нужно будет делать.

Следующие шесть часов я без устали носила тяжёлые декорации, перетаскивала свет, отдраивала сцену и делала ещё кучу всего. Леви тоже припрягали неподалёку для какой-то работы полегче. А потом нам поручили принести и подготовить оркестровые инструменты. Тут уже я оттянулась на славу, рассказывая Леви немного о каждом, будь то контрабас, флейта или литавры. Всё-таки не зря в своё время отходила положенные семь лет! А увидев, как Леви аккуратно несёт скрипку, и вовсе пропала. Мальчик с явной опаской нёс инструмент, непривычно маленький и лёгкий для него среди прочих струнных «гигантов». Последним мы ввозили пианино, почётно установив его неподалёку от ударных. Я с тоской провела по резному боку, поддерживающему клавиатуру. Больше заданий не было, и нам надо было бы, по-хорошему, уже идти на ужин. Но не так-то уж просто уйти от такого соблазна.

— Играете? — возник за нашей спиной хозяин, как чёрт из табакерки.

— Да, немного, — тихо ответила я, доставая тряпку и хорошенько протирая крышку инструмента, чтобы скрыть свой интерес и отпечатки.

— Вы хорошо потрудились, даже знали, в каком порядке всё расположить. Так странно… — продолжал хозяин.

Обернулась, внимательно посмотрев на него. Потом перевела взгляд на свои руки, покрытые мозолями. Рабочими и оставшимися ещё из моего мира. Ах да, я ведь совсем непохожа на музыканта, особенно теперь-то.

— По моим рукам вряд ли можно сейчас что-то сказать, но я училась семь лет игре на фортепиано и ещё шестнадцать поддерживала полученные навыки, — удовлетворила я его интерес. — В том числе мне доводилось играть и в группах. Поэтому я лишь использовала свой прошлый опыт, мистер.

— Не хотите ли что-нибудь сыграть? — Он приглашающе повёл рукой, присаживаясь на один из стульев неподалёку.

— Если мне и вправду можно… — Начисто вытерла руки и аккуратно села за инструмент.

Затаив дыхание, подняла крышку. Леви присел рядом со стариком, внимательно следя за моими действиями. Взяла на пробу пару нот, убеждаясь, что пианино не расстроено, и начала играть сначала простые классические произведения вроде той же Лунной сонаты, потом замахнулась на не так давно разученные мною в период хандры мелодии из фильмов и в конце концов снова перешла на классику, сыграв «Лето» Вивальди.

— Потрясающе, — захлопал хозяин. — Просто восхитительно! Не желаете ли выступить сегодня?

— А? Да куда уж мне. Я ведь так, любитель.

Рассеянно улыбнулась в ответ. Музыка, столь любимая мною и недоступная сейчас — телефон разрядился уже довольно давно, и пока мы не выберемся на поверхность, зарядить я его не смогу при всём желании — всё ещё не отпускала меня.

— Простите, могу ли я сыграть ещё одну мелодию?

— Да, пожалуйста. Вижу, вы и в самом деле большой ценитель.

— Спасибо вам большое. Леви, иди сюда. — Протянула руку, приглашая эту любопытную фасолину подойти поближе, и он не заставил себя долго ждать.

Малышу было очень интересно и не терпелось самому попробовать. Поэтому я усадила его к себе на колени и, прежде чем начать играть новую мелодию, объяснила, как работает этот инструмент. Леви, с позволения хозяина, заглянул под крышку, аккуратно попробовал взять пару нот, с восторгом глядя на то, как молоточки ударяют по струнам, и даже сыграл «чижика» с моими подсказками. А потом, старательно вспоминая недавно выученные ноты Дзарковского, я начала медленно наигрывать «Маленького принца». Леви сначала не узнал мелодию, чутко вслушиваясь в сплетение восьмых и четвертей, но потом расслабился и прильнул ко мне поближе, с удовольствием слушая уже знакомую ему колыбельную.

— Ты совсем другая, когда играешь, — заметил он позже в комнате. — Как будто уходишь куда-то очень далеко, где гораздо лучше, чем тут.

— Вот как? — неловко улыбнулась я в ответ.

— А тогда, с колыбельной, ты как будто взяла меня с собой, — пояснил наконец Леви свои откровения. — Ненадолго я будто вышел за стены! Увидел и море, и звёзды, и тот парусный корабль, о котором ты рассказывала. С музыкой всегда так?

— Да, всегда, — улыбнулась я такому его искреннему, свойственному детям этого возраста интересу. Мы прошли ещё один шажок! Надо будет попробовать хоть гитару тут раздобыть, что ли. — Обещаю, когда мы выберемся на поверхность, я обязательно научу тебя играть на пианино. А песни могу петь и так, если хочешь.

---

Примечания:

Мы постепенно будем расширять мир с этого момента. К сожалению, в инете мало информации по поводу людей из 831 года, поэтому будем немного импровизировать. Как вам часть?

17.10.831

Прошла пора тёплых дней. В нашем затхлом подземелье было, конечно, значительно теплее, чем снаружи, в основном за счёт застоявшегося воздуха и огромного количества дерьма на улицах, но всё равно моё термобельё пришлось тут как никогда кстати — денег нам хватило только на тёплую одежду для малыша, всё остальное пришлось вложить в обустройство нового дома и откладывание на пропуск для мальчика. Мы переехали ближе к работе, и я с удивлением узнала в новом жилище то самое место из спин-оффа, в котором тусила банда двадцатилетнего Леви. Бывают же в этом мире совпадения!

Тут было достаточно уютно: в помещении уже были и стол с добротными стульями, и диванчик, и даже две кровати на нижнем этаже. Леви, глядя на все эти новшества, тут же шепнул мне, что стоит ждать какого-то подвоха. Слишком уж тут всё хорошо. Но ни через день уборки, ни через месяц проживания на новом месте никаких казусов так и не было обнаружено, и мальчик наконец расслабился. Минусом было лишь то, что теперь наше место жительства было известно начальству. Но Леви, кажется, вполне смирился с таким положением дел и даже начал шутить, что, мол, стоило бы почаще так влипать, глядишь, мы бы и побыстрее на поверхность вырвались. Я в ответ только качала головой на такие его шуточки, но радовалась и тому, что он вообще начал шутить. Сам малыш за эти два месяца заметно оттаял и уже более чем спокойно общался со знакомыми ему людьми, не используя один лишь уличный лексикон. Да и наш распорядок стал более-менее рутинным и спокойным.

Утром мы дружно выходили на небольшую пробежку и завтракали, готовя теперь по очереди — Леви твёрдо вознамерился научиться хорошо кашеварить. Пока, правда, получалась полная размазня вместо яичницы, но парень упорно продолжал совершенствоваться. Днём мы были по уши заняты работой, в перерывах продолжая заниматься. К нам, кстати, вскоре подключились дочери Майса, и процесс пошёл ещё веселее — теперь Леви было с кем соревноваться на скорость в математике, а уж когда мы дошли до комбинаторики, так там и вовсе разгорелись нешуточные бои. На удивление, мальчик запоминал весь материал слёту и ещё ни разу не слился ни на одном из повторений пройденного: я порой закидывала его лёгкими задачками в течение дня, а он решал их в уме, чтобы поддерживать мозги в тонусе. Вечером же я теперь гоняла мальчика уже в физическом плане по небольшому пустырю, обнаруженному нами недавно на окраине, — так он спускал накопленную за день энергию и развивал мелкую и крупную моторику. Ну а мне приходилось упражняться с ним наравне, что, на удивление, было весьма сложно — всё-таки за проведённое здесь время я слегка подрастеряла былую форму и теперь в срочном порядке возвращала всё на круги своя. Да и к тому же мой Капитан решил всерьёз заняться моими навыками боя. Была ли это месть за ежедневную порцию молока, потому что валял меня мальчик в пыли и пинал, нисколько не жалея сил, или же вполне милое беспокойство за мою жизнь, и по сей день остаётся для меня загадкой. Ставлю на то, что оба этих предположения по-своему верны. А ночью, когда Леви ложился спать, я садилась за чертежи. Велосипед, после множественных неудач, решила нарисовать самый базовый, тот самый «Скиталец» старика Старли, разве что добавив к нему дисковый и ободной тормоза, мысленно благодаря отца за многочисленные ликбезы по починке моего велика в детстве. Как делать шины из каучука я и близко не представляла, но надеялась, что раз у них тут есть приводы, то и всё остальное тоже со временем и без меня изобретут. Ещё я всерьёз увлеклась идеей нормальной перьевой ручки, хотя бы такой, какие были ещё у моих родителей, со сменными перьями, и чернильницы-непроливайки, но пока что понять, как сделать тонкий наконечник, само «перо», у меня не получалось. Так и проходили дни, сменяя один другой. Разумеется, о нормальном сне пришлось забыть ещё в первую неделю, и с каждым днём я уставала всё больше, но упорно продолжала пахать, не жалея сил. На поверхности отдохну, в конце концов. Тёмные круги прочно основались у меня под глазами, что тут же послужило ещё одним поводом для шуток про наше с Леви сходство на работе.

А ещё я думала над тем, стоит ли обращаться к Пиксису или нужно искать иные пути, завязанные, в основном, на Майса. Связаться с Пиксисом означало обратить на себя внимание армии, что было бы большой ошибкой. Но и продолжи я дальше зависеть от Майса — мною уже заинтересуется полиция, то есть политики. Шило на мыло, блин. Пока выходило так, судя по осторожным намёкам от босса, что полиция мною уже заинтересовалась, пусть пока и не слишком сильно. И искать поддержки у армии в этом случае было бы более чем логично — пусть уж лучше две организации грызутся между собой, чем лишь одна из них возьмётся за меня всерьёз: в застенки местного аналога КГБ как-то не хотелось. Наконец, набравшись смелости, я написала небольшое, ни к чему не обязывающее и крайне расплывчатое письмо «Доту Пиксису в Южном районе Стены Роза», приложив в качестве обратного адреса местное почтовое отделение с пометкой «до востребования». Тут я, признаться честно, сильно рисковала. Мои писульки вполне мог прочитать кто угодно, от военной полиции до какого-нибудь недоумка в южном штабе Гарнизона. Или его бы просто не стали доставлять из-за неточного адреса. Но точного я и не знала, а потому понадеялась «на авось». Подумать так же пришлось и о возможной цензуре поступающей из-под земли корреспонденции. Потому в письме мне оставалось лишь обозначить свой немалый интерес к развитию недавно поступивших в эксплуатацию фильтров для очистки воды и готовность к конструктивному диалогу на тему дальнейших новшеств. Писала я это письмо очень поздно ночью и потому нисколько не удивилась на утро, обнаружив, что подписалась неким «Штирлицем», здраво рассудив, что мой больной мозг ещё и не такое мог бы вытворить, и решив оставить всё как есть.

Потянулись дни ожидания, во время которых я даже довела до ума чертежи велосипеда и разрозненные записи о динамо-машине, какой я её помнила из университетского курса физики. Да и чертёж и первая, бумажная модель непроливайки наконец вышли вполне удовлетворительными, хоть сейчас патентуй. В конце октября мне даже подумалось, что письмо так и не нашло своего адресата, и вместо каждодневного посещения почты, захаживать я стала хорошо если раз в неделю. И каково же было моё удивление, когда в первых числах ноября ответное письмо всё же пришло!

3.11.831

В тот день у нас был очередной выходной, который Леви решил полностью посвятить «тренировкам на практике», как он это называл. То есть нам нужно было ходить по городу и вполне целенаправленно нарываться на неприятности для получения «ценнейшего» опыта. Разумеется, я была строго против таких приключений, но в этом случае от меня мало что зависело. Если уж эта темноволосая бестия чего-то хотела, шансов избежать последующего пиздеца просто не было. Закончив же очередной этап «практической тренировки», мы наконец оказались около здания почты, и я уже скорее по привычке, чем из реальных надежд, решила туда ненадолго заглянуть. В этот раз письмо на имя «Штирлиц» было мгновенно мне предоставлено. Да так мгновенно, что даже не сразу осознала, что сжимаю в руке лист дорогой, качественной бумаги. Из здания почты я вылетела как пробка из бутылки шампанского — быстро и снося опешившего от моей прыти Леви в ближайший переулок. Он без слов всё понял, увидев зажатый у меня в пальцах конверт, и повёл домой кратчайшим путём. Читали письмо мы с ним тоже вместе, торопливо скользя по строчкам.

— А интересный мужик, с юмором. И слишком умный, — отметил мой юный экзекутор, отходя от стола на несколько шагов и внимательно глядя в окно напротив. Он всегда так делал, когда о чём-то глубоко задумывался. — Он точно военный?

— Да, точно, — кивнула я, хорошенько обдумывая полученную информацию.

Пиксис догадался, что, учитывая моё нахождение в Подземном Городе, выход на поверхность может быть несколько… затруднён, но добавил, что будет в Митре с пятого по седьмое ноября, то есть послезавтра будет первая возможность с ним пересечься, и найти его можно будет в шесть вечера в одном из небольших ресторанов неподалёку от одиннадцатой лестницы.

— Что будешь делать? Пойдёшь с ним на встречу? Туда, наверх? — безэмоционально предположил малыш, продолжая гипнотизировать оконную раму, пока я собирала мысли в кучку.

— А что делать-то? Придётся идти. Это наш шанс наконец-то выбраться отсюда, как-никак.

Почесала в затылке, с неудовольствием думая, что взять с собой Леви у меня, скорее всего, не получится — на пропуск на поверхность для него нам пока существенно не хватало денег, и достать их за такой короткий срок было бы попросту невозможно. А потом до меня дошло, что парень как-то слишком не рад открывающимся перспективам. Подозрительно прищурилась.

— Эй. Леви.

Мальчик не спешил ко мне поворачиваться и даже никак не отреагировал на обращение, застыв печальной статуей самому себе. М-м. Ясненько. Опять наступаем на те же детские грабельки, да? Со вздохом поднялась из-за стола и заступила Леви вид в окошко, наклоняясь поближе для большего эффекта. Теперь игнорировать меня было явно не так просто.

— Ты же не надумал себе опять какую-нибудь хрень? А, солнце моё? — Мальчик отвёл глаза, поморщившись, а затем резко перевёл ледяной взгляд назад, на этот раз глядя мне прямо в глаза.

— Что, скажешь, и сейчас я не прав? Ты уйдёшь наверх встречаться с этим мужиком, и что дальше? Вернёшься сюда, вниз?

— Конечно, куда ж я де…

— Да куда угодно. Мир там, наверху, по твоим же словам огромен. Было бы глупо на твоём месте не воспользоваться таким шансом.

— Тогда почему я не воспользовалась им сразу же? Почему оставалась здесь, с тобой, и не сбежала после того нападения?

Леви промолчал в ответ, хмурясь. Видимо, моё поведение до сих пор не укладывалось в системе его координат.

— Даже так, даже если ты и в самом деле решишься вернуться… Неужели ты думаешь, что там, наверху, опасностей будет меньше, чем здесь? Что, если с тобой там, вдали, что-то случится? Если тебя силой будут где-то удерживать? Что тогда, дурында?

Я опешила. До этого момента я даже и не задумывалась о том, что со мной может что-то случиться на поверхности в этом мире. Все опасности наивно присуждались исключительно Подземному Городу. Напрасно, наверняка напрасно. Но какой у нас выбор? Остаться и загнить тут? Стать подстилкой Майса и сливать ему все идеи? И чтобы Леви вот в этом вот рос?! Ну уж нет. В пекло такие перспективы!

— Этого не будет, Леви. — Неловко обняла малыша, рассеянно гладя по голове. — Обещаю, я вернусь. К тому же, как я могу не вернуться после наших-то тренировок, а? Если не побью негодяев, так уж сбежать точно теперь смогу.

На несколько минут воцарилось молчание. Мальчик совсем не двигался, вплотную привалившись ко мне, словно все силы на борьбу разом оставили его.

— Ты пойдёшь наверх, даже если я скажу, что не хочу, чтобы ты уходила? — тихо, потерянно спросил Леви куда-то мне в грудь.

Ах ты ж мелкий манипулятор! У меня тут и так сердце в пятки уходит, а ещё ты сверху такие финты накидываешь! Отстранилась, тем не менее не разжимая объятий, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Нет. Я доверяю твоим решениям. И если ты не веришь в меня, не веришь, что мы сможем попасть наверх, то я, конечно, никуда не пойду, — уверенно ответила я. Серые глаза напротив удивлённо округлились. Да-да, малой, я тоже умею бросаться такими «психологическими какахами». — Но тогда та жизнь, что есть у нас сейчас, будет потолком. Никуда дальше мы не двинемся, понимаешь? Тебя устроит жизнь в говне, пусть и относительно комфортная?

— Нет, ты ведь знаешь, что нет, — раздражённо выдохнул парень, окончательно отстраняясь.

— Да, знаю. А если ты хоть немного веришь, что у нас есть шанс… Давай рискнём. «Нет риска — нет выгоды», как говорится, — немного перефразировала я крылатый английский афоризм.

— Ладно, — после долгого молчания наконец согласился Леви, чуть кивая. — Я доверяю тебе. Не задерживайся там надолго.

— Спасибо. Я постараюсь вернуться как можно скорее, — так же серьёзно кивнула я в ответ.

Для него это не пустые слова, и подвести этого малыша у меня теперь просто нет права. Что ж, значит, остаётся только победить и вернуться к нему. Любой ценой.

5.11.831

Я заранее взяла на сегодня один из разрешённых отгулов (как же много потом будет у босса вопросов), и с утра сбегала на другой конец рынка, чтобы на отложенные с таким трудом деньги купить местную одежду хорошего качества. Мне не слишком-то хотелось, чтобы на поверхности меня вышвыривали из всех более-менее приличных мест, так что пришлось соответствовать. Местные длинные юбки были довольно неудобны и путались в ногах, но и скрывали более чем достаточно. Поэтому я уверенно надела подштанники из своего мира, местные добротные мужские ботинки и широкий пояс — если придётся бежать, просто заткну за него юбку. Под верхом платья скрылся мягкий кожаный тубус с моими самыми удачными разработками, а на бедре, как раз в прорези с карманом, пристроился нож. Последнее — требование Леви, заставившего меня дома раз десять достать и убрать обратно оружие, чтобы убедиться, что я точно смогу им воспользоваться в случае опасности.

— Вот честное слово, ты как будто на войну меня провожаешь, — хмыкнула я после финального осмотра, состоявшегося в нескольких метрах от лестницы.

— Только попробуй не вернуться ко мне, — резко оборвал все мои потуги разрядить обстановку хмурый Аккерман.

— Я постараюсь убегать как можно быстрее, солнышко. — Тепло улыбнулась на такую заботу и обняла малыша. — Увидимся здесь же вечером. Подумай пока, чего бы ты хотел на Рождество и Новый год.

— Это ещё что за поебень? — напрягся малыш, немного отвлекаясь от предстоящей разлуки.

— Праздники такие. На них дети получают подарки. Так что думай! Потом вместе напишем письмо Деду Морозу.

— Тц, опять ты какую-то хрень придумываешь, — хмуро покачал головой мой капитан. — Вали уже, а то опоздаешь.

Я рассмеялась и, махнув на прощание рукой, прошла к страже со своим пропуском. И меня, о чудо, пропустили! Сердце мгновенно ушло в пятки, а потом забилось в горле, пока я поднималась по лестнице. Хотелось оглянуться, увидеть ещё раз Леви, наверняка неотрывно следящего сейчас за мной из тени переулка, но я заставила себя смотреть только вперёд. У меня нет права на сомнения, а обернись я сейчас, только добавлю малышу лишних тревог. Нет уж. Вперёд и только вперёд!

Поверхность встретила меня ослепительным закатным небом, и я замерла на пару секунд, старательно щурясь и моргая, пытаясь заново привыкнуть к солнечному свету. А дальше было делом техники выспросить у ближайшего прохожего расположение ресторана «Три сестры». На входе, с трудом подавляя нервные смешки, представилась как госпожа Штирлиц, и меня немедленно проводили к отдельным кабинетам, то есть небольшим отдельным комнатам с не фиговой звукоизоляцией. Вот тут-то я и напряглась, неспешно кладя правую руку на бедро. Если сейчас меня не убьют и не закроют где-нибудь в застенках, это будет просто чудовищное везение. Сглотнув, я всё же сделала шаг навстречу неизвестности, переступая порог.

— О. — Мне на встречу, вопреки всем опасениям о немедленной расправе, поднялся приятного вида солдат в форме гарнизона.

В комнате он был один, что вселяло некоторую надежду. Конечно, оставались ещё портьеры… Но в пользу того, что всё куда лучше моих ожиданий и передо мной стоит тот, кто мне нужен, говорили небольшая залысина, пышные усы и золотые глаза у мужчины напротив. Собственно, последние-то и дали мне понять, что передо мной и в самом деле «экстравагантный» будущий (или уже нынешний?) глава Южного округа.

— Не ожидал, что нам с вами доведётся встретиться в первый же из обозначенных дней. А вы весьма расторопны, как для подземного жителя. К тому же, по вашему псевдониму и сухости письма я смел надеяться на встречу с мужчиной…

— Увы. — Развела руками. — Придётся вам пока что довольствоваться моей скромной компанией, сэр.

— Не прибедняйтесь, госпожа…

Мужчина крайне внимательно на меня посмотрел, что совсем не соответствовало той располагающей улыбке у него на лице и давая понять, что довольствоваться псевдонимом в общении со мной он не планирует.

— Алиса. Алиса Селезнёва, господин Пиксис. — Чуть поклонилась, соблюдая этикет, и протянула руку для рукопожатия. — В письмах нельзя было говорить своё настоящее имя. Мы не знаем, кто может их читать помимо нас. Рада наконец с вами познакомиться.

— Взаимно, госпожа Селезнёва. Позвольте предложить вам прохладительные напитки?

Офицер галантно проводил меня к одному из диванчиков около большого стола.

— Конечно, благодарю. Чистый виски, если можно, — в тон ему ответила я, опускаясь на приятно мягкую ткань.

Этот солдат доверяет тем, кто разбирается в алкоголе, вроде как? Или эта инфа из той английской пародии?..

— А дама знает толк в выпивке, — с удивлением и одобрением отметил мужик, жестом фокусника доставая два бокала и дорогую даже на вид тёмную бутыль из секретера.

— Благодарю. — Я немного отпила из поданного стакана, показывая благодарность принимающей стороне. Золотистая, как глаза моего визави, жидкость славно согрела после уличного холода. — Однако, прежде чем мы перейдём непосредственно к приятной части беседы, позвольте поинтересоваться, почему вы назначили мне эту встречу после одного лишь письма?

— Ах, это? — Пиксис поморщился. — Признаться честно, мне было любопытно познакомиться со столь неординарной личностью. Из проверенных источников я узнал, что идею с угольными фильтрами и общественными банями, существенно облегчившую жизнь всего Юга, предложил кто-то из Подземного Города. И тут ваше письмо, довольно подробно расписывающее как основные идеи, так и заинтересованность в результате, лишь подстегнувшее мой интерес. Надеюсь, вы сумеете доказать свою причастность к разработке этих технологий?

Золотые глаза будто насквозь просветили меня. Но, мужик, к твоему сожалению, у меня уже имелся дома персональный кошмарик с куда более «прочищающими» взглядами, так что я ответила кивком и лёгкой улыбкой.

— Да, разумеется. — С готовностью выложила заранее отобранные чертежи и наметки, касающиеся именно фильтрации воды и использования напора реки для подачи жидкости в нагревные установки. — Вот все интересующие вас материалы.

Пока офицер изучал бумаги, я с удовольствием ещё немного отпила из стакана, наслаждаясь «запретным» напитком. Дома таких вольностей позволить себе было нельзя — всё-таки у меня под боком жил ребёнок, — и пить в его присутствии казалось мне чем-то резко аморальным. С ним я не могла позволить себе быть слабой. Иначе он бы просто отказался от моей помощи. Но и напиваться здесь и сейчас я тоже не планировала. Мне ещё нужно будет пиздецки долго спускаться обратно. В длинной юбке. К Леви. М-да, много пить точно не стоит.

— Поразительно. У вас, если это и вправду ваши записи, довольно острый ум, — высказал наконец своё мнение Пиксис.

— Тогда, может, вам будут интересны и другие мои проекты? — Намеренно пропустила его сомнения в моей кандидатуре автора мимо ушей. — У меня есть пара интересных идей, которые мне бы хотелось запатентовать. Вы позволите?..

Я многозначительно показала на очертания тубуса под одеждой, заткнутого за пояс.

— Да-да, разумеется. — Мужчина с понимающей улыбкой повернулся ко мне боком. Не спиной.

Ну и хрен с тобой, я бы тоже не доверяла какой-то левой девице с улицы.

— Кхм, — кашлянула я, привлекая его внимание. — Благодарю за ожидание. Вот несколько проектов, которые, по моему мнению, способны изменить жизнь внутри стен к лучшему. Во-первых… Чем вы обычно пишете в высоких кабинетах?

— Как и все остальные, карандашами и перьями. — Пиксис поставил на стол свой переносной писчий набор.

— Отлично. Вы уже привычны писать пером и просто так его не ломаете. Но как быть, скажем, в дороге? Опрокинутые чернильницы, сломанные от тряски и небрежного хранения перья, смазанные в спешке отчёты…

Офицер поморщился.

— Всего этого можно избежать. Я предлагаю чернильницу-непроливайку, промокашку и железное перо. — Развернула соответствующие эскизы. — Эти предметы значительно сократят количество испорченных документов. Кроме того, я уже довольно много думала о книгопечатании. Текст книг и газет можно было бы «набирать» при помощи заранее вырезанных букв и печатать страницы большими тиражами вместо тупого переписывания. — Макнула кончик пальца в чернила и поставила свой отпечаток на лист. — Вот таким вот способом. Это бы существенно подняло общую грамотность населения из-за понизившихся цен на книги и канцтовары.

Ещё некоторое время я объясняла основные принципы работы советской ручки, собрала и наглядно показала простенькую версию непроливайки, используя заранее заготовленную модельку из вощёной бумаги. Пиксис кивал, одобрительно слушая, но интерес его явно постепенно улетучивался. Нужно было что-то делать. Да, я могу развлекать его разными мелкими штучками, увеличивающими удобство обихода, но… Ему нужно было что-то более глобальное. Придётся зайти сразу с козырей.

— Это не единственные мои проекты. Но эти — самые лёгкие в исполнении, в отличие от остальных, — легонько подвела я к дальнейшему диалогу. — Есть ещё два крупных проекта. И один из них увеличит мобильность всего населения стен.

— О как? Новый тип повозки? — понимающе предположил офицер.

— Да… Что-то вроде того. Что, если я вам скажу, что человеку больше не нужна будет лошадь для перемещения и перевозки грузов на большие расстояния? Разумеется, я не претендую на создание чего-то более быстрого привычных нам лошадей, но скорость в пятнадцать-двадцать километров в час при обычных условиях и в двадцать-двадцать пять при идеальных — гарантирую!

— Но как?.. — Пиксис подался немного вперёд. — Признаться, я впечатлился идеей наборного текста, но это!

— Сейчас, только найду документы…

Я не была готова показывать велосипед — свой главный проект — так скоро и поэтому теперь разгребала массивную стопку в поисках нужного файла.

— Погодите-ка… Что это?

Я оторвалась от перебирания бумажек и подняла на собеседника глаза. Офицер держал в руках какой-то лист, и, судя по небольшим пятнам с обратной стороны листа, это таки Левины художества, которые я, оказывается, случайно сгребла в кучу к остальным документам.

— А, это? Простите, мы с сыном рисовали. — Неловко улыбаясь, попыталась забрать лист, но офицер отвёл свою руку чуть в сторону, не отдавая наши художества.

— С сыном, да? А это, полагаю, и есть тот самый транспорт? — Пиксис ткнул пальцем поочерёдно сначала в пенни-фартинг, а потом и в более «современную» версию велосипеда.

— Да, это двухколёсный транспорт, велосипед. Он приводится в действие за счёт педалей, которые крутит человек, находящийся между двумя колёсами. — Ещё некоторое время я поясняла принцип действия велосипеда, решив, что свои чертежи достану как-нибудь потом.

Пиксису, кажется, последняя моя идея пришлась по душе. Он благосклонно подвинулся ближе, предварительно обновив наши стаканы, и с удовольствием предлагал свои идеи по использованию велосипеда в повседневной жизни: курьерские доставки, перевоз не слишком тяжёлых грузов… Довольно плавно мы перешли на личное. Офицер рассказал, что дома его ждут трое прекрасных детей и любящая жена, а потом начал расспрашивать уже меня:

— Вы говорили, что у вас есть сын. А кроме него, если ли у вас кто-то ещё?

— Нет, только сын. Собственно, именно из-за него я сейчас здесь, — ответила я, неловко теребя чуть отросшие волосы.

— Ищете для него лучшей жизни? — понимающе предположил собеседник.

— Да, конечно же ищу. Ведь он — одна из причин, почему у меня всё ещё есть силы идти вперёд. Но вот в чём дело… Будь я даже самым гениальным учёным с массой идей, полезных человечеству, они вряд ли будут замечены лишь из-за места моего рождения. — Я располагающе наклонилась чуть вперёд, положив руки на край стола. — Объясните, господин Пиксис, почему, если начать задумываться об устройстве жизни внутри стен, всё так нелогично?

Мужчина ничего не ответил, ожидая продолжения, и оно не заставило себя ждать:

— Вам никогда не было интересно, почему, имея устройства пространственного маневрирования, мы, тем не менее, продолжаем ездить на лошадях и телегах с деревянными колёсами? Почему мы не стремимся строить летательные аппараты — такие, как воздушные шары?

— Вы высказываете сейчас очень опасные мысли, Селезнёва, — предостерёг собеседник, переходя на немного панибратский тон. — Но меня посещали те же мысли, что и вас. Система внутри стен давно уже неисправна. У нас есть Разведкорпус, выходящий за стены, но при этом любая информация о том, что может находиться за пределами стен, строго засекречена. У нас целый штат учёных, но некоторые отрасли науки находятся строго под запретом. Боюсь, как бы однажды человечество из-за этих несостыковок не направило меч само же на себя.

— К сожалению, это уже происходит, только пока что весьма дозировано. Полагаю, всё дело в ограниченности ресурсов. — Чуть нахмурившись, я достала чистый лист, схематично изобразив три стены. — Это — всё доступное сейчас человечеству пространство, так? Но что будет, когда человечество слишком расплодится? Начнётся борьба за ресурсы. Поэтому и существуют и Разведотряд, и Подземный Город. Так власти сдерживают рост населения.

Постучала карандашом в задумчивости по листу, и тут до меня дошло:

— А аналога дорогим лошадям нет для того, чтобы люди не покидали свои деревни и города слишком часто. Чем меньше циркуляция населения — тем меньше и уровень рождаемости. А в Подземном Городе можно производить много нелегального и распространять потом наверху, чтобы люди меньше думали и не задавали вопросов, а заодно и под шумок гробить некоторую часть населения. С точки зрения сухих фактов всё логично, но всё же… Всё же это слишком бесчеловечно. Ведь там, внизу, есть не только взрослые, побитые уже жизнью люди. Там есть и дети, заранее обречённые на голодную, полную болезней и боли жизнь. Вы спускались туда хоть раз? — Офицер покачал головой. — Там у всех поголовно есть заболевания опорно-двигательного аппарата. У людей от тяжести банально ломаются кости, а дети там недоразвиваются и из-за этого среднестатистически подземные уроженцы не доживают и до двадцати лет. Всё-таки человек не может жить совсем без солнца, поэтому… — Я подняла решительный взгляд на собеседника, со всех сил сжав карандаш. — Почему бы не снести Подземный Город подчистую?

— То есть?

— Есть масса растений, которым не нужно много солнечного света. Наоборот, в отсутствие большого количества света они растут куда быстрее и дают больший приплод. Корнеплоды, лук, белокочанная капуста… Если бы можно было проделать совсем небольшие отверстия в потолке, чтобы света попадало процентов на десять больше, чем сейчас, и этот свет размножить системой зеркал… Тогда мы могли бы превратить Подземный Город в огромный огород. Там уже есть река, поэтому систему полива организовать будет проще простого. И даже часть местных жителей могли бы там остаться, чтобы возделывать почву. Другие же вполне могут перебраться на территории Марии, где живёт не так уж и много народу. Если бы эту идею воплотили в жизнь, тогда у всего человечества появился бы хороший запас продуктов на чёрный день.

— Вы предполагаете, что скоро жизнь внутри стен может измениться? — с доброй улыбкой психиатра спросил мужик.

И я мгновенно заткнулась. Ещё мне подозрений в причастности к событиям будущего не хватало. Так, теперь главное не ляпнуть что-нибудь не то.

— Я предполагаю худший исход событий. Стены защищали нас уже около ста лет, но что такое «сто лет»? Это четыре, в лучшем случае пять поколений. То есть и я, и вы в детстве вполне могли застать людей, которые не понаслышке знали бы о строительстве стен. Разве достаточно столь малого промежутка времени, чтобы расслабиться? По-моему, нет. Что будет, если в один день стена Мария падёт? Давайте просто представим себе. Та стена — это треть наших земель. И на ней проживает пятая часть населения. Допустим, просто допустим, что эвакуировать удастся не всех. Допустим, у нас в сухом остатке будет три пятых от населения стены Мария, считая ещё и четыре внешних города. То есть примерно двенадцать-тринадцать процентов всего человечества. Куда они пойдут? Что будут есть? Где работать? А тут, прямо под столицей, у нас уже есть всё необходимое для того, чтобы по крайней мере их накормить.

— Это… на редкость смелый план. — Пиксис откинулся на спинку дивана напротив, отпивая из своего бокала. Я последовала его примеру. — Однако ему пока что не хватает доказательной базы. Поэтому пока что всё, что вы мне сказали до этого момента, но не смогли подтвердить, я отложу на полочку вот здесь. — Он постучал себя по виску, ухмыляясь в усы. — И всё же, ваши идеи несомненно ценны для человечества. Будет глупо не давать вам развиваться дальше. Я дам вам возможность воплотить эти и другие проекты в жизнь и выступлю вашим личным поручителем на суде.

У меня сердце чуть не остановилось. То есть как это? Я… не облажалась? Всё и в самом деле получилось?!

— Вот контактные данные мои и моего знакомого, работающего в патентном бюро. Смело присылайте ему свои идеи. А эти. — Он указал на отложенные отдельно, уже продемонстрированные проекты. — Если позволите, я занесу ему лично.

— А, да, конечно.

Я сжимала в потных ладонях местный аналог визитной карточки, всё ещё не веря в свою удачу, и стремительно запоминала написанное — даже если эта бумажка потеряется или её отнимут, я всё равно смогу связаться с нужными людьми.

— Тогда, боюсь, я не располагаю более достаточным количеством времени, чтобы продолжить нашу с вами весьма занимательную беседу. Но смею надеяться, что, когда вы будете на поверхности, найдёте минутку заглянуть к нам на ужин?

— Почту за честь. — Стремительно поднялась, пожимая протянутую мне руку. — Благодарю за приятную компанию и не менее вдохновляющую выпивку.

— Вы были обворожительны сегодня. — Пиксис отпустил мою ладонь и перешёл на серьёзный тон. — Всю ту мелочёвку, о которой мы говорили вначале, предоставьте мне. Вы же постарайтесь максимально довести велосипеды до ума, возможно, даже создайте рабочий прототип. Так на суде будет больше шансов, что вам дадут сменить место жительства. Пишите, если будут нужны люди или материалы. Всё обеспечим в лучшем виде, но в разумных пределах, конечно.

— Ещё раз огромное вам спасибо за помощь, — Поклонилась, прощаясь с этим невероятным мужиком, и наконец покинула уютное здание ресторана.

Улица встретила меня промозглым холодом и удивительно ясным небом с тонким месяцем и мириадами звёзд вокруг. Я замерла в восторге: уже успела, оказывается, позабыть, как выглядит небо. В довесок, мне ещё никогда не доводилось видеть так много звёзд разом, разве что высоко в горах — обычно огни мегаполисов и тучи закрывают весь вид. И, если не смотреть на здания вокруг и не думать о юбке, обнимающей ноги, вполне можно было представить себя в каком-нибудь базовом лагере на поляне Москвина, где высота ещё не слишком сильно давит на лёгкие, но небо уже чистое и морозно звонкое.

Тряхнула головой, прогоняя наваждение. Здесь нет высоких гор, по крайней мере на этом их острове. И к чему сейчас вспоминать прошлое, если впереди у нас счастливое будущее? Так, думаю, у меня есть ещё где-то полчаса до закрытия магазинов. Я пошарила по подолу, найдя зашитый в нём мешочек с карманными деньгами, которые с большим трудом утаила от своего мелкого сожителя, подрабатывая писчим на полставки по ночам, и направилась в торговые ряды — совсем скоро будут зимние праздники, и оставить своего малыша без подарков я ну никак не могла!

5.11.831 (22 часа 02 минуты)

— Тц, ты почему так долго? — вместо приветствия выдал мне Леви. — Что вообще можно было обсуждать столько времени?

— И тебе добрый вечер, ёжик. Я скучала. — Взлохматила чёрные пряди и с облегчением рассмеялась, вспоминая наш первый день здесь, когда он точно так же меня ждал, а я несла ему хорошие новости.

Там, наверху, без сомнений дышалось лучше и было очень красиво, но тут, видя наконец Леви рядом, я с удивлением почувствовала себя… дома. На душе было тепло и радостно.

— Хорош ржать. Пошли уже домой, дурында, — рыкнул малыш, отбирая у меня один из пакетов с покупками и чеканя шаг дальше вглубь одного из переулков.

Я с улыбкой последовала за моим капитаном, напевая под нос «Вдруг как в сказке» и неимоверно раздражая этим маленького проводника, вынужденного отвлекаться от окружающих нас улиц, чтобы услышать слова.

---

Примечания:

Как и обещала, мир становится больше. А значит число возможностей налажать тоже растёт бешеными темпами :) Как вам встреча с Пиксисом? И как в целом глава? Я стараюсь смешивать серьезные части с радостными и смешными моментами. Напишите,пожалуйста, если такой стиль кажется вам не слишком удобным к прочтению.

5.11.831 (22 часа 35 минут)

— По-твоему, я должен поверить, что каждое Рождество, то есть в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое декабря, какой-то бородатый хрен залезает во все дома подряд. Через камины. — Леви крайне красноречиво посмотрел в сторону нашего узкого и к тому же весело трещащего дровами способа отопления. — И даже избежав участи быть поджаренным или банально застрять в трубе, забравшись в дом, он не просто ничего не берёт, но ещё и оставляет подарки под деревом? Ты это серьёзно сейчас? И как он сюда, под землю, на своих санях вопрётся? Бред же чистой воды.

— Ну, бред или нет, а традиция есть. Тебе что, жалко, что ли? — с улыбкой спросила я, подвигая к нему поближе лист бумаги, на котором предполагалось написать письмо.

— Нет, но это глупо, — не преминул высказать свою чёткую позицию малыш, сложив руки на груди и сверля меня крайне недовольным стальным взглядом.

— А жизнь по большей части из глупостей и состоит! — рассмеялась я, доставая ещё один лист бумаги. — Вот, я тоже напишу своё письмо, ладно? Тогда будет не так «глупо»?

— Ладно, — смирился Леви, покорно наклоняясь над столом и обмакивая перо в чернила, — а что писать-то?

— Ну, любое письмо надо начинать с обращения. Например. — Пододвинула свой лист ближе к нему. — Можно написать вот так.

Следующие полчаса мы писали свои письма, переговариваясь, советуясь и подтрунивая друг над другом. Леви спросил, что вообще ему стоит написать в качестве желания. Я даже как-то немного растерялась.

— А чего бы тебе хотелось, солнышко? — настороженно спросила я, ожидая услышать какую-нибудь забористую клюкву, но, слава богу, обошлось.

— Я бы хотел выйти отсюда поскорее. Но вряд ли твой отмороженный хрен дарит детям такие суммы, — саркастично ответил малыш.

— Да, тут ты прав. Дедушка Мороз, конечно, немножко волшебник, но всё же не настолько. — Я почесала в затылке. — А ещё что-нибудь? Что-то… менее глобальное?

— Я бы хотел… игрушку. — Леви отвёл глаза. — Как у Мэгги.

— Понятно. — Вспомнила очень кустарно сделанного медвежонка и прикинула, что вполне успею что-нибудь такое сделать. Надо только нормальные материалы здесь найти. — Тогда напиши это. И вообще всё, что ещё захочешь. Уверена, что Дедушка Мороз сможет привезти тебе если не всё, то большинство из того, что только захочешь.

— И даже… гитару? — несмело спросил Леви.

У нас с ним после той подработки в гостинице часто бывали разговоры на музыкальную тему. Кажется, малыш всерьёз увлёкся.

— И даже гитару, — уверенно кивнула я, думая, сколько бессонных ночей меня теперь ждёт.

Но… но не могла я отказать малышу, особенно в такой праздник. Да и сама, признаться, подумывала купить какой-нибудь дешёвый инструмент. Без музыки и в постоянной полутьме порой хотелось лезть на стену.

Серые океаны напротив радостно взволновались, и малыш склонился ещё ниже, быстро что-то записывая.

— А как… как заканчивать письмо? — спросил он через некоторое время.

Наклонилась над ним, пробегая быстро по строчкам взглядом, чтобы наверняка запомнить все хотелки, и достала свою корреспонденцию, чтобы наглядно объяснить местные вежливые формулировки и условности. Леви сейчас наверняка не понимал, но и такое шуточное задание было тоже своеобразным уроком для него. Даже если в будущем он и не будет писать письма, а лишь отчёты да сметы, знания местного письменного этикета лишними для него точно не будут. Пересела обратно на своё место, оставляя малыша наедине с письмом.

В следующий раз, когда я подняла на него глаза, мой маленький Капитан уже закончил писать и теперь внимательно, насупив брови, проверял свой текст. Не удержалась и перегнулась через стол, чтобы потрепать чёрные пряди на макушке.

— Хорошая работа — ты написал в этот раз совсем без ошибок. Молодец!

— А ты? Что ты написала? — Леви потянулся к моему письму.

С лёгкой улыбкой понаблюдала за сменяющими друг друга любопытством, недоверием и наконец недоумением.

— Что это? Совсем же не похоже на то, что пришлось писать мне! — вполне справедливо возмутился мальчик. — Что ещё за слащавые благодарности за «чудесный запоздалый подарок»?

— Ах, это? Ну так я же уже взрослая, ёжик. — Подпёрла голову рукой, пряча улыбку за ладонью. — И подарки от Дедушки Мороза мне совсем не положены. А он всё равно прислал один, видимо, рассчитавшись за все прошлые годы.

— И где же этот твой подарок? Я не видел никаких посылок, — категорично припечатал Леви, складывая руки на груди и сверля меня крайне недовольным взглядом.

Ему патологически не нравилось, когда я хоть немного над ним подшучивала или когда он чего-то не понимал.

— Ну, по сути не мне доставили подарок, а меня к нему. Маленькому и очень колючему такому подарочку. Который сегодня ещё не выпил свою порцию молока, кстати. — Леви показательно сверкнул на меня стальной злостью, но за молоком с кухонной полки послушно сходил. А я пояснила наконец своё письмо: — Моё попадание сюда вполне можно охарактеризовать как «чудо». Как и то, что здесь моё здоровье как-то уж слишком стремительно пошло на поправку. Поэтому я и поблагодарила.

— За что, интересно? За жизнь под землёй? Или за тяжёлый труд с низкой оплатой? Хорош подарочек, — хмыкнул ребёнок, поворачиваясь ко мне лицом.

— За спасение жизни, — невесело улыбнулась я и решила быть до конца откровенной. — Там, в своём мире, я должна была, без сомнения, умереть, но тем не менее продолжаю жить, только теперь здесь, с тобой. Да, тут трудно, но всё же всё равно лучше, чем там.

— Не понимаю. Ты ведь рассказывала мне о море, и о горах, и об огромных городах. Там было так много всего, в отличие от этой выгребной ямы, где ты даже на улицу без меня выйти спокойно не можешь. — Леви шагнул ближе и навис надо мной. — Так с хуя ли тогда здесь лучше?

— Потому что тут есть ты, солнце моё, — ответила я предельно честно, снизу вверх глядя прямо в набирающее обороты серое штормовое предупреждение. — Чуть позже ты обязательно узнаешь это на своём собственном опыте, но пока просто возьми на заметку: иногда в нашей жизни бывают небезразличные нам люди, из-за которых мы становимся сильнее. Они могут пробыть с нами всего пару дней или жить бок о бок много лет подряд, но даже за самый короткий срок они как бы «передают» нам немного своей силы, дают смысл жить дальше, продолжать бороться даже с самыми патовыми ситуациями. Для меня таким человеком стал ты.

— Тц, что за глупости?

Малыш отвернулся, но из-под чёрных прядей чётко были видны порозовевшие кончики ушек.

— Какие уж есть. — Пожала плечами и поспешно сменила тему, чтобы не смутить мальчика окончательно: — Ну что, будем отправлять письмо?

— Так поздно же уже, почта закрыта, — напомнил малыш.

— А мы воспользуемся другим способом. Им только Дедушке Морозу письма и отправляются.

Я присела перед камином, и на глазах у Леви аккуратно положила свой конверт поверх дров. Бумага, разумеется, тут же радостно вспыхнула и почти мгновенно полностью истлела. Леви, несмотря на все свои едкие комментарии, тем не менее так же послушно сжёг своё письмо.

— Ну вот, теперь письмо точно дойдёт до адресата.

Я с улыбкой наблюдала за скептично ворошащим кочергой дрова мальчишкой и не могла не думать, как же всё-таки нечеловечески мне повезло. Пусть вокруг средневековье и титаны, пусть мы сейчас живём без солнца над головой и с постоянным амбре в воздухе. Но всё это такие мелочи по сравнению с самой возможностью жить. Разогнувшись, я как следует потянулась и отправилась греть воду для душа. «Ветер крепчает, значит, старайся жить», да?

* * *

Ноябрь пролетел почти незаметно, а за ним и первая часть декабря. Леви теперь каждую неделю сам ходил за продуктами — так мальчик учился общаться и торговаться, да и местные торговцы переставали ассоциировать его с воровством, всё чаще воспринимая как рядового покупателя. Малыш всё ещё хмурился и огрызался на любой «выходящий за рамки» комментарий, но уже вполне спокойно вёл диалог с продавцами. Мы же с Пиксисом и его контактом в бюро наладили стабильную переписку, и к Рождеству мне обещали прислать первые прототипы писчих принадлежностей, сделанных по моим чертежам. Я продолжала мудрить с тормозами, собирая их из подручных деталей поломанных приводов, которыми теперь меня в достатке снабжало патентбюро, и так, и эдак прикидывала, как же их лучше сделать и насколько износостойкими они будут. В итоге, мы с Нильсоном, тем самым спецом по патентам, сошлись на ободных тормозах из-за их простоты. Потом, когда моё транспортное средство одобрят, можно будет уже что-то думать про улучшения.

А ещё наши с Леви труды наконец-то окупились — мы накопили на один билет наверх и твёрдо решили копить дальше, с замахом сразу на небольшой домик где-нибудь за стеной Роза, по возможности. Хотя озвученная Пиксисом цена за такое удовольствие немного ужасала, если честно. Вряд ли она будет для нас неподъёмной, когда мы выйдем отсюда — всё же доходы с моих первых патентов уже начали понемногу капать на счёт в Митровском банке, в основном благодаря армейским закупкам. Но про те деньги я решила пока никому не говорить, даже Леви, чтобы не обнадёживать его понапрасну. Те деньги были наверху, и афишировать их здесь я точно не собиралась, твёрдо разделяя финансы между двумя «мирами».

Я закончила, наконец, переписывать «Маленького Принца» на нормальную бумагу и теперь тщательно вырисовывала иллюстрации, приноравливаясь к местным краскам. Так что к концу декабря книжка уже была полностью готова, оплетена и спрятана в надёжное место подальше от любопытных глаз одного не в меру дотошного в уборке мальчишки — в его же старую каморку, в которой мы раньше жили. Мы с Леви вообще стали немного параноидальными в плане защиты личной жизни, особенно после того, как один раз, вернувшись домой, застали там помощника босса, спокойно заваривающего себе чай у нас на кухне. Миленько. До ящиков со всем важным этот гадёныш добраться не успел — всё лежало точно так, как мы оставили, но квартиру после потных лапок Ганса отмывали молча и не сговариваясь.

С тех пор все самые важные документы и вещи, например, одежду из моего мира, и некоторые дорогие Леви штучки мы перенесли обратно в наше «убежище», оставив дома только повседневные вещи, которые можно было бы при желании восстановить.

В процессе приготовления остальных подарков мне заново пришлось осваивать вязание крючком и спицами, вспоминая уже давно и благополучно позабытые школьные уроки. Медведь получался почему-то немного похожим то на кота, то на слона, а то и вовсе на бегемота, но я не сдавалась. Тем более что пряжа у меня появилась в рекордные сроки — Пиксис оказался на редкость мировым мужиком и прислал хорошие шерсть и хлопок.

К двадцатому декабря все подарки были запакованы и рассованы по тайникам, но была одна небольшая проблема: подходящая гитара по подъёмной для нас цене так и не нашлась. Признаться, я дико расстроилась — всё же хотелось сделать зимние праздники идеальными для Леви. Пусть они у нас будут и немного странными (Новый год здесь совсем не отмечали, в отличие от местного аналога Рождества), но всё же мне хотелось, чтобы в нашем доме хоть ненадолго поселилась сказка. Как празднуют здесь люди на поверхности, я понятия не имела, поэтому «объединила бренды», часть наших новогодних традиций перебросив на Рождество, а конец года оставив под хороший семейный ужин.

За всеми этими более чем приятными хлопотами я не заметила главного — перемены в настроении босса. Он всё чаще начал хмуриться при встрече со мной, перестал флиртовать и говорил теперь только по делу. Такое отношение меня только ещё больше расслабило, да и было чем теперь заняться помимо работы, так что я пребывала в счастливом неведении. Зря, очень зря. В мой заключительный рабочий день в этом году буря всё-таки грянула.

23.12.831

Я отправила Леви за покупками, как обычно делала до этого каждую неделю, а сама ушла проводить инвентаризацию на складе. И каково же было моё удивление, когда кто-то грубо толкнул меня в спину прямо на лестнице — да так, что я кубарем скатилась в погреб и остановилась, лишь встретившись затылком со стеной.

Ошалело попыталась сфокусироваться на фигуре на лестнице, с удивлением узнавая Йозефа, запирающего дверь на засов. А я-то всё задавалась вопросом, на кой чёрт здесь недавно появились запоры и изнутри, и снаружи. Что ж, лучше бы я и дальше этого не знала. Йозеф свысока посмотрел на меня и, нехорошо ухмыльнувшись, медленно начал спускаться, эффектно нагоняя страх гулко отдающимися от железной лестницы шагами. Вопросов я не задавала. Бессмысленное это дело, когда у мужика напротив на лице такая ухмылка играет. Зато вот шеф решил поразглагольствовать:

— В чём дело, детка? Не ожидала? А ведь я предупреждал тебя, помнишь? Предашь меня, и я покажу тебе настоящий Подземный Город. Было же дело?

Я не отвечала, следя за его движениями и оценивая пока что разделявшее нас расстояние. Нужно было действовать. Но как? Что я могу? Он знает, где мы с Леви живём. Уйду сейчас — эта паскуда вполне может и полицию нагнать, и дом поджечь, и каких-нибудь головорезов прислать. Но другой вариант, который упорно просился в голову, особенно после сожительства с моим черноволосым кошмариком, казался мне ещё хуже. Нет, про убийство и речи быть тут не может. Йозеф ведь человек, нормальный мужик. У него дети, в конце концов. Какая-никакая, а всё же семья…

— Ты думала, что найдёшь себе папика на поверхности и слиняешь от меня так просто, ммм? Нихуя этого не будет.

Аргументов за сохранение его жизни становилось всё меньше с каждым новым словом. Майс подошёл на расстояние удара ноги. Дольше ждать было нельзя. Нужно было на что-то решаться.

— Ты же ведь пришла из-за стен, не так ли? Что будет, если я скажу военным о своих подозрениях?

— Скажи конечно.

Да, знаю, с неадекватами лучше не разговаривать, но до этого шеф казался мне человеком хоть и ушлым, но всё-таки вменяемым. И что на него нашло?

— Только мне интересно, как бы я перебралась сначала за Марию, куда, по идее, снаружи никого не впускают, а потом прошла ещё две стены без документов? И нахрена мне было в таком случае, попав в Митру, лезть вниз, под землю?

Майс остановился, раздумывая над моими словами.

— Может, ты и не из-за стен, но точно не отсюда.

— Конечно не отсюда, я же говорила, что помню поверхность. — Босс сделал совсем небольшой шажок вперёд, но я заметила и приготовилась дать отпор. Зря меня, что ли, тренировал Аккерман, пусть и мелкий пока что? — Так с чего ты вообще всгоношился-то, шеф?

— Мой человек в правительстве передал про интересные письма, которые доставляют на твоё имя чуть ли не каждую неделю с поверхности. Да и обратно корреспонденция от тебя тоже ходит. Да и в доме у вас как-то многовато вещей стало.

Ага, значит, я не зря переживала о фильтрации и учёте почты. Да и Ганс рылся у нас дома совсем даже не просто так.

— Работаешь на стороне? Думаешь, сможешь меня вот так просто провести?! Кому ты сливаешь информацию о моём бизнесе? Лобову? И сколько тебе за это забашлили? Ну, говори!

Босс осклабился и резко вытянул ко мне руку, должно быть, надеясь схватить за ворот рубашки. Ага, щаз! Почти с удовольствием, не свойственным мне ранее, поймала руку и, отступив на шаг, пропустила Йозефа к стене, выворачивая любезно предоставленную мне конечность и припечатывая мужика к стене. Босс хекнул от стремительной встречи с каменной кладкой, но почти тут же попытался освободиться. Подсекла ноги, пока он не догадался лягнуть меня, и из удерживающего захват перешёл в болевой. Наклонилась ниже, тем не менее не слишком приближаясь к чужой голове — ловить челюстью макушку мне вообще не хотелось, и протянула:

— Боже-боже, а ведь вы казались мне весьма умным человеком, шеф. Нахуя мне сливать информацию куда-то на сторону, если я в столь зависимом от вас положении? Скорее всего, ваш же Ганс, крысятничавший у меня дома, и сливает всё вашим конкурентам. Вы бы лучше его проверили, честное вот слово. Хотя, это уже не моё дело. Боюсь, теперь о сотрудничестве между нами не может быть и речи. Вы в очередной раз похерили уважительные отношения, так что я разрываю наш контракт. Кстати, заявление об увольнении уже у вас «в столе» лежит чуть больше двух недель, так что всё вполне честно. За вашу помощь, как и за прочие долги давно уже уплачено, так что, пожалуй, я постараюсь найти в этом гадюшнике босса поприятнее.

— Дрянь, — выплюнул уже бывший шеф, закипая на глазах. — Как ты смеешь смотреть на меня с высока? Ганс — мой зять! Разумеется, он ни при чём. Значит, сливала всё либо ты, либо твой крысёныш. Ты думаешь, я не отправил людей за ним? Думаешь, у тебя всё под контролем? Да нихуя, его наверняка уже тащат сюда, и всё, что тебе остаётся…

Я обмерла на миг, представляя, как на моего мальчика, который только-только научился не взрываться в ответ на шутку от постороннего, которого я совсем недавно укачивала на руках после кошмара, который перестал видеть в каждом вокруг врага, обрушивается жестокость этого места.

Нет, не позволю! Довернула руку подонка, со смачным хрустом ломая её и нисколько не переживая о том, что перелом получился открытым.

Майс завизжал, как свинья, катаясь по полу, а я уже неслась к лестнице и, перепрыгивая три ступени, взлетела наверх. Вылетела в общий зал, как пробка из бутылки, и тут же захлопнула дверь. Засов тоже быстро встал в паз, надёжно разделяя нас с таким ненадёжным работодателем. Где мне искать моего малыша? Пошёл ли он обычной дорогой, или его поймали в каком-то узком переулке? Чёрт-чёрт-чёрт! Ударила по стене рядом с дверью в погреб и побежала на выход. Только будь жив, солнце моё. Пожалуйста, только будь жив!

Мы с ним столкнулись в дверях. Леви налетел на меня, ударив головой прямиком в грудь и уронив на пол.

— Эй, ты как?! — хором выкрикнули мы, сканируя друг друга встревоженными взглядами на предмет повреждений, и так же хором ответили: — Порядок! Что происходит?

— За мной была слежка, и меня постепенно брали в клещи, поэтому я двинул сразу же сюда, — первым кратко изложил всё мальчик.

Я нахмурилась и поднялась с пола, затянув ребёнка вовнутрь лавки:

— Слушай меня внимательно, Леви. — Наклонилась и заглянула в серые океаны напротив. — Мы в дерьме по самые уши — Майс поехал кукухой и решил, что я сливаю информацию по его бизнесу конкурентам. Поэтому сейчас ты побежишь отсюда очень быстро.

— Нет, я…

— Ты побежишь! — припечатала я, с силой встряхивая его и не давая себя перебить. — Найдёшь полицейского и скажешь ему, что на лавку Йозефа Майса вот-вот произойдёт вооруженное нападение. А потом спрячешься в своём старом убежище. Понял?! — Леви нахмурился, но кивнул. — Отлично, беги скорее.

— А ты? — обеспокоенно спросил малыш, вцепившись в мою рубашку и не давая себя вытолкнуть.

Я чувствовала, как сквозь пальцы утекают драгоценные секунды. Нам нельзя было в открытую идти против Майса, потому что, в отличие от шефа, у нас тут мощной крыши не было. Поэтому оставалось лишь использовать его же козыри против него самого.

— Со мной всё будет хорошо. Ну, беги скорее!

Улыбнулась как можно мягче и ободряюще, и подтолкнула его в спину.

Леви и в самом деле понёсся вниз по улице. А я зашла в дом и первым делом связала босса в подвале, оказав ему первую помощь и хорошенько заткнув рот. Когда снова запирала засов в подвал, заметила, как сильно дрожат руки. Мне было как никогда страшно. Мы в полном дерьме и балансируем сейчас на очень тонкой грани между хреновенькой победой и смачным фиаско.

* * *

Полиция всё же не успела прийти первой, и я увидела троих мужчин с ножами, быстро бегущих к лавке Йозефа. Блять, началось. Глубоко вдохнула и выдохнула, занимая оборонительную стойку, как учили на курсах. Обезвредить и не навредить. Только обезвредить. Никаких переломов и уж тем более убийств. Я справлюсь. Должна справиться!

Первый же влетевший в дверь мужик лишился ножа и улетел спиной в прилавок, там и оставшись. Кажется, лёгкое сотрясение я ему всё-таки обеспечила. Но это всё ещё входит в местные рамки самообороны против вооружённого нападения. Следующий претендент на бесплатный полёт до бессознательного был уже не так бодр и заряжен, поэтому мне пришлось немного выбить ему плечо из сустава, чтобы разоружить, после чего мужик, схватившись за поруганную конечность, осел на пол. Пнула его под дых на всякий случай, чтобы не мешался. А вот третий уже совсем не спешил. Остановился у входа, внимательно наблюдая за мной, и с противной улыбочкой потянулся к поясу. Я обмерла, мгновенно поняв, что он собирается достать. Против огнестрела шансов у меня зеро. Метнулась за прилавок, тщательно прикрывая голову.

— Что, шваль, теперь не так уже храбришься, а? — Мужик вальяжно зашёл в лавку, как к себе домой.

И как я должна справиться с такой ситуацией? Вжалась в деревянную дверцу, с ужасом слушая приближающиеся шаги. Чёрт возьми, я же обещала Леви, что со мной всё будет хорошо! Плечо задело что-то, не похожее на ручку от дверцы, и я оглянулась. Взгляд тут же упал на ружьё, про которое я совсем забыла. Его сюда повесил Майс после налёта. Закусила губу, напряжённо думая: если я сейчас выстрелю и придёт полиция — сложно будет объяснить наличие оружия. Да и забрать могут, если нанесу серьёзный вред. Но если не выстрелю — пристрелят к чёртовой бабушке уже меня. Но… Но. Стоп. Если у меня будет ружьё, которое записано на Майса, то уже босс поимеет проблем, так? Я ведь его сотрудник, пока что. Но… Стрелять в человека? Даже направлять на него ствол? Как можно?! Я не смогу! Одно дело — вывихнутая, да даже сломанная рука там или нога, и совсем другое — выстрел почти в упор. Я же и убить так могу. Голос отца отдаётся в голове, заставляя вспомнить о жёстко вдолбленном когда-то давно правиле: «не направляй оружие на другого человека, никогда, даже в шутку». Страшно, господи, как же страшно. Я кинула взгляд на бутылки, как до этого уже делал Леви. Наёмник стоял довольно близко, но приближаться к прилавку вплотную не спешил, предпочитая разглагольствовать на тему моей ничтожности как человека. М-м, я тут вообще-то пытаюсь решиться тебя пристрелить, чувак. Ты б заткнулся там, а? Не облегчай мне задачу, чтоб тебя! Снаружи раздался топот. Слава богу, стрелять, может, не придётся. Да и заряжено ли вообще это ружьё? Блядство! А если эти люди бегут не сюда? А если это не полиция, а помощники этим уродам?

— Хех, смотри-ка, похоже, босс вызвал полицию. Сейчас тебя мигом схватят, как я погляжу, — оповестил меня головорез, отметая хоть часть сомнений. — А? Что этот пацан там делает? Разве мы не его должны были сюда притащить?

Леви?! Блять-блять-блять, я же сказала не возвращаться сюда! Чёртов Аккерман!!! Нахуя только научила его думать своей головой?! По телу словно разряд тока прошёл. Голос отца больше не играет роли, потому что, если я не выстрелю, может умереть дорогой мне человек. Рука сама потянулась и сняла ружьё с зацепов. Тихо щёлкнул предохранитель, пока я разгибалась и разворачивалась. Не думала, не осознавала, что делаю, просто знала, что сейчас нужно спустить курок без всяких лишних мыслей, целясь точно немного выше и левее плеча рабочей руки противника. Он не тронет моего мальчика. Не позволю. Грянул выстрел, и мужик осел на пол, вереща и зажимая рану. А я передёрнула затвор и замерла с оружием на изготовку.

Оставшаяся парочка, которая уже очухалась и пыталась, несмотря на свои травмы, добраться до ножей, замерла, уставившись на меня, как кролики на удава.

— Никому не двигаться! — оглушительно рявкнул, вторя моим мыслям, полицейский, врываясь в помещение. — Всем бросить оружие.

Послушно поставила ружьё на предохранитель и отложила его подальше от себя, ища глазами Леви. Малыш, протиснувшись мимо военных, нашёл меня взглядом и рванулся в мою сторону, но я остановила его, едва заметно качнув головой. Не сейчас, битва ещё не выиграна. Нас с ним всё ещё могут повязать, стоит только кому-то из этих утырков открыть свои сопла. Так что пусть лучше возьмут меня одну, если спектакль не удастся.

— Ах, слава богу, вы здесь, — показательно расплакалась я, оседая на пол. — Во имя стен, какой ужас! Эти люди ворвались сюда так неожиданно, и… И… О боже, я…

— Успокойтесь, мисс. — Рядом присел один из полицейских, подавая мне платок. — Что случилось?

— Эти люди ворвались сюда и начали требовать встречи с хозяином, господином Майсом. А он… он как раз отлучился ненадолго. Должно быть, знал, что кто-то желает нам зла и забыл предупредить! — всхлипнула я, поспешно прижимая трофейный платок к лицу и пытаясь продолжить отыгрывать эту ёбаную трагикомедию. — Такое уже случалось раньше и вот опять! Неужели нам тут никогда не будет покоя? Во имя стен, мне даже пришлось воспользоваться оружием господина. Представляете, у одного из нападавших даже был пистолет!!!

— Успокойтесь, мисс, всё позади.

Ближайший к прилавку офицер налил кипячёной воды из графина и подал мне стакан. Чуть нахмурившись, он взял ружьё, из которого я стреляла, и задал следующий вопрос:

— Но откуда у Майса ружьё? Согласно нашим данным, он должен был только их продавать, а не использовать лично. — Спрятала улыбку за платком. Получи, фашист, гранату! — Эй, что там с подстреленным нападавшим?

— Небольшая царапина, легко отделался. Сразу видно, что мисс не умеет стрелять, — хохотнул другой полицай, застёгивая наручники на нападавшем.

Да-да, не умею. И отец-военный совсем ничему меня не учил, ага.

— А вы хорошо держались, милая!

— Да пиздит она! Мы по просьбе босса должны были доставить этого сучёныша и её саму отловить в городе, если понадобится! — выкрикнул меньше всех пострадавший мужик с вывихнутой рукой.

На него тоже попытались надеть наручники, и он заскулил от боли — ещё бы, вынутая из сустава кость должна болеть просто дико!

— Простите, я, кажется, вывихнула ему руку. Должно быть, очень больно… Можно помочь? А он пока расскажет, зачем же господину Майсу нас куда-то тащить, если мы и так были в лавке? Работали тут… — Покраснела и отвела взгляд, продолжая прятать часть лица за платком. — Простите, нервы. Я… немного училась врачеванию… Могу ли я вправить этому мужчине плечо обратно?

— О, да вы просто кладезь знаний! — усмехнулся полицейский, подавая мне руку.

— Нет, что вы, вовсе нет! Я… Я лишь немного совсем училась… — Приняла подставленную ладонь и, чуть пошатываясь, дошла до мужчины, приседая напротив. — Пожалуйста, положите пациента и дайте ремень.

— Ремень? — немного удивился блондин, стоящий рядом, тем не менее послушно подавая мне требуемое. Тц, не люблю блондинов.

— Да, вы будете тянуть с его помощью корпус вбок, пока я вправляю плечо. Простите. — Взялась двумя руками за локоть нападавшего, убедившись, что головка кости находится спереди, и со всем возможным состраданием добавила, глядя пациенту прямо в глаза: — Может быть немного больно, но вы уж постарайтесь не напрягать мышцы.

Глаза несчастного мужика, который решил пиздануть хуйню в самый неудачный момент, полезли на лоб в тот же момент, когда я с сочувствующей улыбкой потянула его руку на себя. Дальше он только матерился и плакал, пока я приводила его локоть к боку пациента, разворачивала под углом кисть наверх и немного вбок, приподнимала локоть над корпусом, бережно возвращая кость обратно в сустав и проворачивая уже внутри до нужной позиции посредством вращения кисти обратно к корпусу. Заткнулся он, лишь когда я медленно отпустила руку, тут же попросив найти что-нибудь для перевязки. При этом мой пациент старательно попытался отползти от меня как можно дальше, весьма двусмысленно вжимаясь в удерживающего его полицейского.

— Быть может, кому-то ещё тут нужна помощь? — Встревоженно обвела оставшуюся парочку взглядом, останавливаясь на недострелке. — Ах, я же в вас попала! Простите, мне так жаль!

— Всё хорошо! Со мной всё хорошо!!! — заверещал мужик в ответ, с ужасом косясь на меня.

Правильно косишься, ублюдок. Я совсем не против помочь тебе. Без анестезии зашить ранение, например, могу.

— Ох, вот как? Слава богу, а то я так испугалась, — ласково улыбнулась я в ответ, заставляя пострелянного судорожно отползти подальше.

— Что ж, думаю, мы тут закончили, — припечатал блондин, приказав своим людям забирать нарушителей и попросив меня показать, откуда я взяла ружьё.

Увидев пазы и поняв, что тут попахивает умышленным хранением, предполагающем использование, мужик нахмурился только сильнее и пообещал доложить об этом «куда следует». Кажется, только что Майс заимел крупные неприятности. Мне не было приятно от этой мысли — всё же у него были дети, но… На стене внизу я заметила кандалы, которых раньше там не было. Мне не хотелось бы узнать, для чего мой бывший шеф собирался их использовать. Ну его в баню, честное слово.

* * *

Лишь когда все лишние люди покинули помещение, я наконец подошла к Леви, облегчённо обнимая его и прижимая поближе.

— Слава богу, с тобой всё в порядке. Как же я испугалась, что с тобой что-нибудь случится. И прочему ты меня не послушался, а, упрямая фасолина? — прошептала я в чёрные пряди и сжала руки ещё крепче, почувствовав ответные объятия.

— А ведь я говорил, что этот мудофил ещё доставит нам неприятностей, — вместо ответа не преминул заметить малыш, ухмыляясь. — Как ты тут одна справилась, дурында?

— Нормально, только затылок немного болит, — честно сказала я, ероша его волосы.

Леви тут же оторвался, нахмурившись, и заставил меня сесть на табуретку, тщательно осматривая голову.

— Просто шишка, — констатировал он наконец. — Кто это был?

— Да, собственно, сам шеф. Спустил меня немного вниз по лестнице. Ничего, бывает.

Я обернулась и наткнулась на поистине прочищающий от запоров взгляд. Такого выражения лица я у Леви ещё не видела.

— Где он? — мертвенно спокойно спросил малыш, уже и без меня зная ответ — его взгляд с меня перекинулся на дверь в погреб.

— Э-э нет, тормози!

Загородила собой дверь, не давая войти. Меня аккуратно, но жёстко отодвинули в сторону.

— Леви. Леви, твою налево, Аккерман! Не надо этого делать. Он того не стоит! — Схватила его за руку и тут же обняла за туловище, оттаскивая подальше от двери. — Если ты сейчас что-то с ним сделаешь, нас же потом посадят. Леви, нам нельзя сейчас лажать, нужно быть предельно белыми и пушистыми, слышишь?

Малыш послушно замер, прислушиваясь ко мне. Быстро зашептала:

— Нам слушание назначили на самое начало января. Всего две недели, и мы отсюда выйдем. Но до тех пор до нас не должны доеб… К нам не должны прикопаться. Я и так сломала Йозефу руку. Здесь это фактически приговор, если он не найдёт хорошего врача. Этого более чем достаточно, поверь.

— Тц, ладно, — согласился малыш, отворачиваясь от входа в погреб, и поднял на меня посветлевшие серые глаза, неловко улыбаясь. — Пойдём домой, что ли?

— Да, пойдём, солнце моё. — Не могла не улыбнуться в ответ.

— А всё-таки есть в тебе «мафиозные» задатки, — с усмешкой добавил Леви на выходе из лавки. — Не ожидал.

— Да ну тебя в баню!

Покраснела в ответ, и почти тут же рассмеялась, отпуская весь пережитый за день стресс.

23.12.831 (20 часов 04 минуты)

Разумеется, с боссом надо было что-то делать. Нельзя было оставлять его в том подвале, но и выпускать тоже было не выходом. Но у Майса, в конце концов, есть дочери… Чёрт! Решение, которое мне предстояло принять, было совсем недетским. Поэтому, после того, как я сходила с Леви на рынок и проводила его домой, мне пришлось вернуться назад одной. Не знаю, что буду делать, но решать проблему мне точно придётся одной. И ни одного хорошего, правильного выхода из того дерьма, в которое втянул меня Йозеф, я пока не видела.

С тяжёлым сердцем толкнула входную дверь и наткнулась взглядом на двух амбалов, грубо выводящих бывшего шефа под руки из подвала, и импозантного блондина в костюме, мирно наблюдающего за происходящим со стороны. Что-то мне резко перехотелось туда входить. И без меня разберутся, ну к чёрту. Медленно начала прикрывать дверь обратно, но уйти не успела — джентельмен повернулся в мою сторону и слегка улыбнулся. Скользкая ледяная дорожка сползла вниз вдоль позвоночника от этого взгляда настоящей акулы бизнеса. Меня ж даже не найдут теперь.

— А, Селезнёва. Заходите, не стесняйтесь.

Мужчина указал на соседний стул.

Я, уже прямо вот очень готовая дать дёру, отступила на шаг от двери и упёрлась спиной в чью-то грудь. Мужик сзади подтолкнул в спину, шире открывая передо мной дверь. Делать нечего, пришлось идти. Местный глава банды мило, пробирающе располагающе улыбнулся:

— Присаживайтесь, дорогая. Весьма наслышан о вас, наслышан… Ваши фильтры теперь пользуются бешеной популярностью наверху. Особенно среди военных.

Я смотрела чётко на свои сплетённые в замок пальцы на столе, не смея поднять взгляда, и внимательно слушала этот монолог. Какие, блять, у меня «мафиозные задатки», Леви?! Вот сейчас передо мной был настоящий местный дон Корлеоне, а не наши идиотские поигрушки в благородных бандитов.

— Ваш босс, увы, показал себя не с самой лучшей стороны: использовал разные… виды товара в личных целях. Не только оружие, но и очень… Дорогой товар.

А-а, то самое пресловутое правило «своё не долбить». Кто бы мог подумать? Теперь понятно, почему шеф был таким дёрганным. Но с чего бы ему что-то принимать? Жизнь-то была вполне неплохой, вроде как.

— Правда, как оказалось, он не знал, что что-то принимает. Доверился своему помощнику слишком сильно и прогадал. Жаль, что так вышло, он был ценным сотрудником. Но правила есть правила. Мы вынуждены найти ему замену.

Где-то на заднем дворе, вторя словам мужчины напротив меня, раздался выстрел. О боже.

Меня парализовало от ужаса, хоть я и пыталась всё ещё «держать марку». Если дам слабину — меня точно убьют, тут и к гадалке не ходи. Думай, думай, Алиса, мать твою через колено! При чём тут я во всей этой истории? О моей непричастности им известно, иначе я уже была бы мертва. Меня припугивают, чтобы не спизданула лишнего? Нет, это тупо. Тогда этого разговора бы не было. Меня бы просто сопроводили на задний двор вслед за шефом. Чёрт-чёрт-чёрт! Что же тогда? Знаю всю «кухню» изнутри и смогу легко заменить босса, не нарушив поставок ни на день? Чёрт возьми, чего же я не вижу?!

С тоской подумала о доме, где Леви сейчас наверняка за чашкой чая хомячил песочное печенье, читая очередную газету на ковре перед камином. Представила, как он сосредоточенно хмурит бровки и цыкает, когда читает что-то кажущееся ему глупым. Как смешно держит свою чашку и не глядя берёт с тарелки печенье, которое вообще-то было куплено чтобы есть его с молоком. В груди заныло от нахлынувшей нежности. Эх, и нахуя я вообще сюда сунулась? Ведь могла бы сидеть рядом у камина, копаться в своих чертежах или обсуждать с этой ехидной фасолиной интересные новости… Хотя, если бы не сунулась, эти бандиты пришли бы к нам, и разговор мог бы быть совсем другим. Соберись, Алиса. Тебе всё ещё нужно вернуться домой.

— Мне показалось целесообразным попросить вас продолжить работу вашего шефа. Всё-таки вы в курсе дел и…

Тяжело вздохнула, прерывая его спич. Значит, я была права. Сотрудничество — вот что его интересует. Или не только это? Я пошла ва-банк и мысленно приготовилась, что сейчас меня-таки с девяностопроцентной вероятностью отведут на задний дворик, вслед за боссом, но:

— Простите. Предложение крайне заманчивое, однако я вынуждена отказаться.

Если подставляюсь я, ребёнка они не тронут. Он просто будет им неинтересен.

— Причина? — Мужик напротив тут же растерял весь свой лоск, подбираясь.

— Я заведовала лишь легальной частью сделок и намеренно держалась как можно дальше от… всего остального. Поэтому ничего не знаю об этой стороне бизнеса и не хочу узнавать в будущем.

— О? Так вы моралистка? — понимающе подстебнул уголовник.

— Скорее законопослушная гражданка, — осторожно поправила я собеседника.

— Ну что ж, вижу, к диалогу вы не слишком-то расположены.

Мафиози поднялся из-за стола, весьма угрожающе нависнув надо мной и всё ещё упираясь одной ладонью о столешницу рядом с моими пальцами. Я отложила хороший такой заводик кирпичей, но осталась на месте, не сдвинувшись ни на миллиметр. Никаких слабостей, Алиса. Держись!

— Мне это импонирует. Сразу видно, что товар будет в надёжных руках.

— Не будет. Я недавно официально уволилась, — спокойно ответила я, уже не так уверенная в неизбежности участи и стараясь скопировать усталый похуизм взрослого Капитана. Выходило так себе, по-моему. Но облажаться было нельзя.

— Хах. Вот как?

Мужик наклонился ниже, но я осталась в той же позе, что и ранее, продолжая гипнотизировать свои руки. Блять, как же от него воняет. Он вообще моется хоть иногда?

— Что ж. Тогда, может, вам будет интересно заниматься именно официальными товарами? Тогда всё… остальное будет отдано в руки другому человеку. И у вашей лавки, разумеется, останется моя защита.

Удивлённо моргнула. Это с чего такая щедрость вдруг? В чём подвох? Чего я не вижу?! Зачем ему давать мне защиту, если лавка перестанет быть прикрытием для отмыва денег? Или… Или не перестанет? В таком случае, если я буду «хозяйкой», вся ответственность перед законом за связанное с этой торговой точкой ляжет на меня, если под этого лощеного хрена немного копнут. И меня не выпустят наверх. В жопу такие «высокие отношения».

— Мы подпишем с вами контракт, в котором обозначим все условия. Цены с этого момента вы, разумеется, будете согласовывать со мной…

А. Так я права. Вот чего ты хочешь — привязать меня к себе. Если мой босс знал о связях с поверхностью, то этот и подавно знает. И наверняка понял, что скоро я постараюсь выйти. Хуёвенько. Но теперь, поняв ситуацию и имея перед собой более-менее полную картину, я смогу попытаться обыграть его в правовом поле.

— Нет, — тихо, но твёрдо ответила я. — Я подпишу контракт о неразглашении того, что слышала от вас сегодня. Но не более. Я ничего не видела раньше, видимо, ваши поставки шли через другой склад. Я заполняла инвентарные журналы, следила за соблюдением условий поставок и составляла смету закупок. И я согласна продолжать делать свою работу, работу помощника, как делала это при Майсе. На этом всё.

Некоторое время мы молчали. Затем мужчина надо мной хмыкнул и отошёл к одному из шкафов, в котором хранился небольшой запас выпивки.

— Значит, вы отказываетесь занимать место начальника торговой точки, но согласны быть простым подчинённым, не связанным с преступностью. Так?

— Да, всё верно.

— Что ж, вы были нам весьма полезны раньше…

Собеседник разлил янтарную жидкость по двум бокалам, подавая один из них мне. Это, типа, последняя выпивка перед путешествием в чистилище или что?

— Не вижу смысла отказываться от ваших услуг в дальнейшем. Я назначу своего человека сюда, а вы… Выходите с первого числа.

Мысленно выдохнула. Оладушек мне в носок, пронесло. Я прямо чувствовала, как старуха с косой разжала свои костлявые культяпки вокруг моих плеч и отошла на пару шагов, отпуская на время из-под своего леденящего дыхания.

— Что будет с детьми и с первым помощником Майса, Гансом? — осмелев, решила я уточнить, пока со мной, вроде как, по-доброму обращаются.

Вряд ли я могу сейчас многое сделать, но попытаться стоило.

— Боюсь, его зять оказался слишком ненадёжным подчинённым и человеком. О нём мои люди уже позаботились, как и о его семье. — Мужчина подвинул бокал ближе ко мне. Дальше отказываться было просто невежливо, и мне очень хотелось выпить после таких-то новостей, но я удержалась от соблазна — мне нужна свежая голова. — Однако Майс был хорошим работником, и я умею быть благодарным. У него осталась мать, которая в данный момент проживает на поверхности в Яркеле. Все документы на опекунство уже оформляются.

— Вот как. Слава богу, — выдохнула я и сделала вид, что отпила немного коньяка, судя по запаху.

Если всё так, то девочки скоро тоже уедут наверх. А до тех пор… Что ж, они достаточно умные и смогут о себе позаботиться. Моя поддержка сейчас им только навредит.

— Хм, вам небезразличны эти дети? — с улыбкой уточнил всё ещё безымянный визави, подтверждая мои подозрения.

Это начинало уже подбешивать. Сейчас скатится до угроз и шантажа, что ли?

— Нет, не то что бы… — задумчиво протянула я. — Просто приятно знать, что они не станут моей заботой и будут жить в семье, под присмотром.

— Значит, единственный, за кого вы на самом деле переживаете, — ваш приёмный сын? — Мужчина напротив широко улыбнулся.

Внутри всё взвыло от опасности. Рано расслабилась, дура! Похуизм, Алиса, только похуизм! Никаких эмоций, чтоб тебя!

— Нет, почему же? Конкретно в данный момент я ещё и очень сильно переживаю за сохранность ваших коленных чашечек, — честно ответила я, в упор встречаясь наконец с голубыми глазами напротив. Не люблю блондинов.

— Прошу… прощения? — Мужчина вздрогнул, не ожидая увидеть настолько тяжелого взгляда.

— Мой сын сейчас далеко, в безопасности. К тому же, он умный мальчик и не даст себя в обиду. А вот вы находитесь в непосредственной близости от меня и задаёте неправильные вопросы. Ещё один, и колени вам уже никто не починит, как и способность к репродукции, пожалуй. Гарантирую. Мне совершенно плевать, что будет конкретно со мной после. Вы-то ходить уже никогда не сможете, даже если выйдете на поверхность. Продемонстрировать?

Блондин отшатнулся, напрягаясь. Но почти сразу же оправился и расхохотался.

— А вам палец в рот не клади, да? Ну хорошо-хорошо. Контракт на продолжение работы сейчас подпишете?

— Да, подпишу. — Кивнула, продолжая внимательно сканировать обстановку. — Такого же образца, как был у нас с Йозефом Майсом.

Мужчина щёлкнул пальцами, и один из амбалов положил передо мной лист бумаги. Я не спешила подписывать, терпеливо изучая все пункты, в особенности мелкий шрифт. Затем, немного удивив остальных, просветила пергамент на свету, отмечая, что никаких скрытых пунктов для меня не запасли. Вот и хорошо.

— Подпункт 15-1-6 о праве подписывать за меня договоры вычёркиваю. Он противоречит гражданскому праву Стен. 18-4-1 о невозможности расторжения договора со стороны нанимаемого тоже, так как он противоречит основному пункту 3. А, и пункт 21 уже не актуален, поэтому я его убираю. Все проекты, которые я хотела опубликовать, уже находятся в патентбюро. Кроме того, я добавлю пункт о неразглашении сегодняшнего разговора и сокращу оплату до той, которая у меня была до этого. У вас есть вопросы или дополнения к моим поправкам?

Ещё раз просмотрела договор и передала его некому «Чарльзу Санесу». Санес? Знакомая фамилия. Чёрт, откуда я её помню? Думай, Алиса, думай!

— Занимательно. Я думал, что вы добавите себе больше выходных или что вас заинтересует пункт о медицинской помощи, но такие детали… Мне становится всё интереснее, — усмехнулся мужик. — Почему вы снизили оплату?

— Мне чужого не нужно.

Проследила, как он перечитывает и подписывает контракт.

А потом этот мудила передал мне бумагу обратно. С невинным, сука, видом. Ага, щас, разбежался. Так я и подписала перечёрканный документ! На нем же даже все зачёркнутое будет иметь силу, если подписать как есть. Боже, храни светлую голову Пиксиса, посоветовавшего мне прикупить томик местного свода законов ещё в ноябре. Пиксиса и моё университетское образование. Там ещё и не такую ахинею писать приходилось, заворачивая в самую хитровыебанную обёртку свои «мысли». Хм, а этот Санес-то не прост. Как он поступит дальше? Будет играть в паиньку и даст мне составить новый контракт или заставит подписать свою версию через угрозы и шантаж?

Совершенно спокойно взяла лист и, пройдя к прилавку под внимательными взглядами, достала две чистых бумаги снизу стопки. Перенесла исправленную версию договора, после чего опять внимательно просмотрела оба экземпляра, в том числе и на свет. Наконец, новый договор был подписан с обеих сторон и засвидетельствован двумя его подчинёнными. Санес явно был акулой бизнеса и что-то знал в законодательстве, но нихрена не смыслил в составлении контрактов и юридическом языке. Что ж, мне же лучше.

Только что, пусть и в крайне завуалированной форме, но я перенесла ответственность за торговлю в лавке с себя на прямого хозяина заведения. Для нормальных людей такие формулировки не скажут ровным счётом ничего, но вот для местного права, для старых, но всё ещё не отменённых законов, они будут легитимны. Победа, пусть небольшая, но это определённо была победа! Вот только…

Я едва не скривилась, стоило мне только осознать, кому ещё я обязана таким параноидальным отношением к любым договорам. Поверить не могу, что могла бы когда-нибудь так подумать, но похоже на то, что моё знакомство с Чаком принесло мне не одни лишь проблемы и недоверие к блондинам. Похоже, что весь тот ужас из прошлой жизни сейчас… помог мне, научив очень внимательно изучать и использовать законодательство. И как же хорошо, что про Леви в этот раз никто не вспомнил! Как его официальный родитель, я могла заключать за него договоры, но этого, слава богу, не потребовалось.

Мы с Санесом пожали друг другу руки, после чего я медленно вышла за дверь, приветливо кивнув бугаям на входе. Снаружи мне пришлось опереться о стену — ноги подкашивались от ужаса. Но нужно держаться. Пока что ещё нужно. Как хорошо, что дом совсем недалеко отсюда.

23.12.831 (21 час 06 минуты)

Стоило мне переступить порог, как я увидела именно ту картину, которую и представляла себе. Леви обернулся, отвлекаясь от газеты. Его чашка тихо звякнула о блюдце, небольшой чайничек и уже опустевшая тарелочка приютились рядом на подносе, отражая рыжие блики огня неподалёку. Малыш окинул меня нечитаемым взглядом и снова уткнулся в газету. Медленно разделась, аккуратно развесив верхнюю одежду, и присела рядом, осторожно привлекая к себе мальчика. Вдохнула родной запах, наконец расслабляясь, и легонько провела ладонью по иссиня-чёрным волосам.

— Я дома, — шепнула я, не до конца веря, что и в самом деле тут, с ним.

Ещё буквально две минуты назад меня могли убить и прикопать так, чтобы никто и никогда не нашёл. И вот я уже сижу в ложной безопасности и обнимаю любимого вредного мальчишку. Блядский мир!

— С возвращением, — так же тихо отозвался ребёнок, придвигаясь ближе и отвлекая от страшных мыслей. — Ты долго.

— Да, надо было разобраться с моей работой в лавке.

Рассказала всю ситуацию от начала и до конца, на этот раз не утаивая и того, как именно мы будем отсюда выбираться.

А выбираться мы будем быстро, куда быстрее, чем планировалось изначально. К суду у нас уже должно быть всё готово, чтобы выйти и никогда больше сюда не спускаться.

— Ты изменилась, — заметил малыш, чуть нахмурившись. — Раньше ты бы ни за что не выстрелила в человека. И тебе бы не хватило смелости так противостоять местным авторитетам.

— Хах, правда?

Прикрыла глаза рукой, усмехаясь в ответ.

Какая разница, бутылку я кинула или выстрелила, нарочно целясь мимо? Что меня действительно настораживало — так это предвкушение, которое я испытала, размазывая Майса по стене в подвале. И, пожалуй, то, как я блефовала в разговоре с Санесом, прекрасно представляя, как могла бы попытаться выполнить свои угрозы. Ну да ладно. Но Леви прав, оружие я никогда на человека не направляла, даже игрушечное. Так меня воспитал отец, и сегодня я похерила ещё один его урок.

— Да, сама от себя не ожидала такой… расчётливости, если честно. Чем дольше живу тут, тем больше понимаю, что ты был всё-таки прав, — с горечью усмехаюсь я, хотя ничего смешного в моих словах совсем нет. — К сожалению, в этом мире и в самом деле нужно успевать первым. И быть сильнейшим тоже важно. Но… Надеюсь, мы с тобой ещё застанем время, когда это изменится.

— Ты всё ещё веришь в такие глупости? Беру свои слова обратно. Ты всё такая же мечтательная идиотка, — не меняя тона, тут же подстебнул меня мелкий.

Я счастливо фыркнула, поделившись с малышом большим секретом:

— Не просто верю — знаю! Не уверена насчёт себя, но ты обязательно застанешь тот день, когда над головой у тебя будет лишь мирное небо, а титаны навсегда канут в Лету. Пусть это случится нескоро, пусть только через двадцать или тридцать лет, но вот увидишь, так и будет. Кстати, завтра мы будем с тобой закупаться для праздников, солнце моё. Готовься!

— Как скажешь. — Леви безразлично пожал плечами и тут же спокойно остудил мой энтузиазм, наливая себе ещё чаю: — Своё бревно сама потащишь.

— Да, капитан, мой капитан! — Козырнула в ответ, вызвав очередной усталый вздох у мальчика.

24.12.831 (11 часов 32 минуты)

Этим утром мы закупались по самое не хочу. Я планировала испечь шарлотку и приготовить ещё много чего вкусненького. Энергия так и била из меня ключом, несмотря на вечный недосып. Хотелось бегать, веселиться и делиться радостью со всем миром вокруг. Леви моего предпраздничного настроения пока не слишком разделял, больше косясь по сторонам, прямо как в то время, когда мы с ним только познакомились. Ох, как же я тебя понимаю, малыш. Но ведь сегодня Рождество. Могу же я хоть день-то провести спокойно, а?

Резко затормозила, не веря своим глазам. На рынок завезли хоть и плохонькие, совсем маленькие, но ёлочки! Ах, как же сразу стало тепло и радостно на душе, даже будто бы мандаринами запахло. О, да не «будто бы» — рядом с ёлками и в самом деле продавались мандарины. От радости я, позабыв про возраст, несколько раз почти неслышно хлопнула в ладоши, чем немало напрягла своего серьёзного спутника.

— Джекпот!!! Да госпожа Фортуна сегодня любит нас с тобой, фасолина! Подожди меня тут, ладно?

С широкой улыбкой развернулась к нему и потрепала по волосам. Леви посмотрел в сторону колючих деревьев, наверняка прикидывая, сколько с них натрясётся на пол, потом на меня и вздохнул, согласно кивая.

— Купи пока чего-нибудь сладкого на свой вкус и моток прочных ниток для меня, хорошо?

Леви приподнял бровь в немом вопросе, но послушно направился в сторону ларька со сладостями, всего лишь цыкнув для порядка. А я пошла торговаться за наш кусочек праздника. Стрясти ёлку удалось по весьма невысокой цене. Оказывается, их вообще доставили как ароматные дрова для розжига. Но деревья всё ещё были живыми, а иголки — зелёными, что меня более чем устраивало. А вот за мандарины пришлось отвалить просто баснословную для нас сумму — вместо одного такого мешка я вполне могла бы купить три банки хорошего чая. Но ничего, сегодня же праздник, можно и шикануть разок.

Леви обретался ровно там же, где я его оставила. Вот только не в одиночестве — ему на уши активно приседал печально знакомый нам владелец гостиницы, в которой мы укрывались при нападении. Малыш заметил меня первым и взглядом показал, что на волоске от того, чтобы начать буянить. С лёгкой улыбкой поспешила вклиниться между ним и стариком.

— Хороший день сегодня, — поприветствовал Гроссман, подавая мне руку.

Он прекрасно видел, что я не в состоянии ответить на рукопожатие — слишком уж много всего в руках было, но мужика это явно не кантовало. Ну, значит побудет немножко дураком.

— День и вправду замечательный, — ответила я, не меняя, впрочем, своей позы. — Планируете сегодня устроить ещё один концерт?

— Да, и ваша помощь могла бы мне пригодиться. — Чуть нахмурившись, господин Гроссман наконец убрал руку. — Не желаете ли выступить сегодня за хорошую плату? К сожалению, на этот вечер у меня слишком мало желающих развлечь публику…

Всерьёз задумавшись над этим предложением, уточнила, во сколько нужно будет начать, как долго играть и какая будет оплата. Деньги действительно обещались приличные: за два часа выступления я могла бы заработать столько же, сколько зарабатывали мы с Леви на пару за неделю. Соблазнительно, очень соблазнительно, особенно учитывая предстоящий выход наверх. Там надо будет сразу же обустроиться, да и за правку документов наверняка такса тоже немалой будет.

— Эй, солнышко, что скажешь? — Обернулась к молчаливому слушателю всего разговора.

— Могу порезать салат и накрыть на стол, пока ты работаешь. Потом заберу ровно в девять. До полуночи же ты успеешь приготовить всё, что хотела?

— Да, думаю, успею. Тогда мы согласны, — кивнула я Гроссману, и мы, раскланявшись, разошлись в разные стороны. Тут же поинтересовалась странной покладистостью Леви: — Как-то быстро ты согласился. Необычно для тебя.

— Так ведь деньги нам и в самом деле не помешают, — пожал плечами Леви. — На ту работу ты больше не вернёшься.

— О? Думаешь, не стоит?

Признаться честно, порой меня удивляла проницательность мальчика.

— Ты же не дура, чтобы так подставляться. Наверняка уже написала заявление и подкинула куда надо. Уверен, стоило бы тебе только выйти, и тот мусор придумает, чем тебя прижать. Тогда весь наш план пойдёт по пизде — преступникам путь наверх заказан, — привычно резко ответил малыш, пнув небольшой камушек. Тот весело застучал по мостовой, в конце концов приземляясь на кучу мусора.

К нашему общему удивлению, куча зашевелилась, и из неё выглянули любопытные зелёные глаза. Я ахнула — маленькая девочка, должно быть, вдвое младше Леви, сейчас внимательно нас с ним разглядывала.

— Эй. — Несмело присела рядом с кучей, несмотря на явное неодобрение Леви, дёрнувшего меня за куртку подальше. — Всё хорошо?

Девочка не ответила, прячась обратно. Решила не трогать её, но не могла уйти просто так. Достала буханку хлеба и бутылочку молока, которые купила сегодня, и аккуратно положила на более-менее чистую тряпку.

— Вот, поешь, пожалуйста. Тут всё свежее, — мягко добавила я, распрямляясь.

— И что это был за акт невиданной щедрости? — тут же поинтересовался Леви. — У нас самих денег не дофига, а ты еду на улице раздаёшь?

— Сегодня праздник, Леви. А там была девочка младше тебя. Как можно было просто пройти мимо и не помочь хоть как-то?

— Если бы я не пнул камень, мы бы прошли мимо, — упрямо опротестовал мальчик. — И это не наше дело, в конце концов. Тут полно бездомных детей. Что, всех их усыновишь?

Глубоко вдохнула, прикрывая глаза. Спокойно, Алиса, не всё сразу.

— Нет, не усыновлю, конечно же. Но ведь мы уже заметили эту девочку, и поэтому я не смогла пройти мимо. И это ведь были просто хлеб и молоко, так что наши запасы от этого нисколько не пострадают. — Пожала плечами и добавила: — Скажем, что это была моя порция продуктов. Могу себе позволить один раз не позавтракать.

— Тц. — Леви нахмурился сильнее и отвернулся. — Ещё чего! Это была наша общая порция. Значит, завтра разделим мой завтрак напополам.

— Ладно. — Как же я горжусь своим маленьким ёжиком. — Спасибо, солнышко.

Дома, пока Леви раскладывал продукты в шкаф, который задней стенкой уходил на улицу (эдакий вариант холодильника), я ставила ёлку. Нашла бесхозное ведро, развела таблетку аспирина с четырьмя ложками сахара в литре воды, засыпала всё сверху землёй с улицы и уже потом водрузила в полученную смесь ёлочку, для надёжности решив придавить землю камнями из мостовой снаружи. Так ёлочка бы не падала и должна была простоять неделю или две.

— А, солнце, совсем забыла! Не убирай сладкое и мандарины!

Обернулась к малышу, отвлекаясь от закапывания ствола, только чтобы заметить, как он с иронией наблюдает за моими попытками одновременно не изговнять пол и не уронить ёлку. Мандарины, нитка и вкусности лежали на столе, к которому бедром привалился этот мелкий чёрт.

— Можешь помочь мне, пожалуйста?

Леви хмыкнул, но оттолкнулся от стола и послушно присел рядом, помогая утрамбовать землю вокруг ствола. Он чуть задел плечом одну из веток, и на пол осыпалась парочка иголок. Мальчик тут же уничижительно посмотрел сначала на нарушителей чистоты, а потом и на меня.

— Я знал, что держать эту хрень в доме будет плохой идеей. К концу года весь пол будет в говне.

— Не будет. Мы застелем все какой-нибудь тканью и вытрясем её потом.

Я подошла к перенесённому из старой каморки ящику с вещами, которые Леви почти никогда не трогал, и достала женскую белую рубашку.

— Можно мне использовать это для…

Договорить я не успела — Леви вырвал у меня из руки ткань, неосознанно тут же прижимая её к груди. О. О чёрт, это же не та рубашка, с которой он несколько месяцев назад спал в обнимку? Но немного сероватая от частых стирок ткань не оставляла сомнений — я попала и попала крупно. Он уже намеревался что-то резко мне высказать, но:

— Извини. — Прежде чем он открыл рот, я подняла руки в защитном жесте и отошла на несколько шагов. — Не подумала. Извини, пожалуйста. Я больше ничего отсюда брать не буду. Здесь твои вещи и твоё личное пространство.

Леви чуть наклонил голову, скрывая глаза за отросшей чёлкой.

— Ничего, ты ведь не хотела ничего плохого. — Он помолчал, бережно сжимая в руках ткань. — Это рубашка моей мамы. Всё, что осталось от того места, где я родился.

Его слова полностью подтвердили мои подозрения. В груди кольнуло, и я растёрла кожу над сердцем, пытаясь успокоиться.

— Тогда, если это настолько важная для тебя вещь, давай положим её поаккуратнее и завернём в вощёную бумагу, чтобы она не мялась, — чуть помедлив, предложила я альтернативный вариант.

— Давай, — кивнул мальчик, несмело протягивая мне своё сокровище.

— Какой она была?

Я отвернулась, доставая бумагу, чтобы не показывать мальчику своих эмоций. Когда-нибудь этот разговор должен был случиться, и я боялась, что могу просто не справиться с такой сложной темой.

— Доброй. И слабой, — спустя несколько секунд молчания ответил Леви.

Ёлка была временно забыта. Со всей осторожностью и уважением мы вместе убирали памятную для малыша вещь, пока он вспоминал своё прошлое, в основном не слишком-то радостное. Про то, как мама приносила ему яблоки, как пела колыбельные… Как прятала под кровать, когда приходил очередной «клиент», и как горько плакала по ночам. Я молча слушала, внимательно, запоминая каждое слово и жест делившегося со мной самыми дорогими воспоминаниями Леви, который словно расцветал на глазах, вспоминая всё новые и новые детали. Глупо было бы думать, что я когда-нибудь смогу заменить ему родную мать, но я не ожидала, что между нами может быть такая пропасть. Что по сравнению с ней или с Кенни я для этого хмурого малыша — лишь вынужденный попутчик. Даже не друг, наверное, просто удобный союзник.

После того, как мы осторожно убрали пакет с рубашкой в ящик, я, ни слова не говоря — ведь жалость моему такому взрослому мальчику совсем не нужна, — достала свой немного бесполезный здесь спальник и им накрыла пространство под ёлкой. Леви, проследив за моими действиями, тихонько подошёл, поправил край и сам, впервые сам обнял меня. На секунду всё во мне замерло, не веря в то, что малыш мне настолько доверяет, но я тут же поспешила обнять его в ответ, ероша слишком длинные уже волосы и немного укачивая ребёнка в объятиях. Малыш шмыгнул носом, и я прижала его посильнее, стараясь укрыть от всего мира. Что ж, даже если он не относится ко мне так же, как я к нему, это нисколько не помешает мне защищать и… любить его и дальше.

— Тц, почему я всё ещё такой слабый? — тихо спросил мальчик, сильнее комкая мою рубашку. — Плачу тут как…

— Ты не слабый, Леви, — в тон ему возразила я. — Слёзы — это не слабость, кто бы что тебе ни говорил. Плакать нормально, даже мальчикам и взрослым. Потому что так мы выражаем свои эмоции. А из эмоций люди черпают силы на то, чтобы становиться сильнее, чтобы меняться в лучшую сторону и менять мир вокруг себя. Поэтому ты не слабый, а наоборот, сильнее многих, Леви.

— Почему ты так в этом уверена?

— Потому что знаю тебя, — честно ответила я, думая о будущем разведчике, которым он станет. Но тот образ сильнейшего воина расплывался, тускнел на фоне настоящего, реального Леви Аккермана. И продолжила я свои аргументы, говоря уже совсем о другом: — Мы прожили вместе достаточно, чтобы я с уверенностью могла сказать, что ты — хороший человек. Добрый, сильный, любопытный, умный, заботливый, совершенно невыносимо упрямый порой, замечательный мальчик.

С удивлением поняла, что готова на многое, очень, очень многое, лишь бы этот мальчик и дальше оставался счастливым. Даже на то, чтобы попытаться изменить ход событий, дав ему настоящее право выбора. Дав ему шанс самому решать, кем быть и как жить. Гораздо увереннее продолжила:

— И поэтому я буду на твоей стороне всегда, что бы ни случилось, и всегда буду в тебя верить.

— Дурында. Не обещай того, чего не сможешь выполнить. — Леви легонько ударил кулачком мне по плечу, не разжимая, впрочем, другой руки и не спеша вывернуться из моих объятий.

— Как-то не замечала за собой такой привычки, — с усмешкой ответила я ему.

* * *

— Ты когда-нибудь пробовал мандарины? — отвлекла я нас обоих от грустных мыслей спустя несколько минут.

— Нет. Они такие же кислые, как лимоны? — живо поинтересовался Леви. — По виду похожи.

— Правильно, и мандарины, и лимоны — цитрусы. Но мандарины сладкие и разделяются на дольки. Вот, смотри.

Показала, как чистить мандарин, и на пару с малышом захомячила первый оранжевый фрукт.

— Вкусно! — поделился впечатлениями Леви, и я рассмеялась в ответ.

— А то! Давай повесим их и сладости на ёлку вместо игрушек? А ты будешь подходить и брать по одному, когда захочешь.

— Эдак у нас ёлка к завтрашнему вечеру опустеет, — усмехнулся малыш, но послушно водрузил первый фрукт на колючую лапу.

— И пусть! Для того их и купили же. — Присоединилась к украшению ёлки. — Знаешь, когда я была сильно помладше тебя, мои родители искренне считали, что детям до пяти лет особенные подарки не нужны. Я не умела писать и поэтому подарков, как старший брат, от деда Мороза не получала. Отец был из военных и предпочитал функциональность и рациональность во всём, в том числе и в семейных отношениях. И поэтому каждый год мне дарили коробку с мандаринами, чтобы мы все вместе украсили ёлку и вместе их ели потом. А мой старший брат, который получал уже осмысленные подарки и нередко приписывал мои хотелки в своё письмо, всегда делился со мной потом своими подарками, чтобы «всё было честно». Хорошее было время…

— Ты скучаешь по ним? — проницательно спросил малыш, внимательно глядя на меня сквозь зелёные ветки.

— Скучаю?

Припомнила не только счастливые зимние праздники, но и сколько раз родители расходились и сходились вновь, бесконечные пьяные крики двух несчастных, неуверенных в себе и друг в друге людей и безысходность, которую ощущала, каждый раз переступая порог родного дома. Брат сбежал сразу после совершеннолетия и почти тут же стал счастливым папашей. Мне… повезло чуть меньше.

— Нет, не особо. Разве что по брату, но мы с ним давно уже не дети, и каждый живёт своей жизнью. У него есть дочка чуть постарше тебя. Смешная такая, очень увлекается биологией и хочет стать ветеринаром. А у меня есть ты. С тобой-то мне точно скучать не приходится.

— Вот как? — задумчиво протянул Леви, отводя взгляд, и, чуть помедлив, осторожно добавил: — Мне с тобой тоже.

— Ещё бы, — прыснула я в ответ. — То к работе припашу, то задачи решать заставлю…

— А то придётся убегать на телеге от одной из банд. В общем, что ни день — то новое приключение, — поддержал малыш мой юмор, тоже вовсю улыбаясь.

День плавно перешёл в вечер, и Леви проводил меня до бара, строго-настрого приказав без него никуда не уходить. Малыш ушёл домой, внимательно просканировав посетителей, а я осталась обсуждать репертуар и тематику своего выступления. На всякий случай ещё раз честно предупредила хозяина, что ни разу не музыкант, а всего лишь любитель. Но для местного контингента моих «талантов» оказалось достаточно. Песни Окуджавы и Визбора зашли тут на ура, гармонично вписавшись в общий колорит. А вот к классической музыке люди наоборот отнеслись равнодушно, сопроводив «Времена года» лишь жиденькими хлопками с первых рядов.

В перерыве я невзначай поинтересовалась у хозяина, можно ли обменять часть гонорара на старенькую гитару, которая бесхозной стояла в подсобке ещё в прошлый раз. Играть-то она играла, к тому же довольно чисто, но вот вид имела не особо презентабельный для сцены и была, мягко говоря, компактной по местным меркам. Три четверти, что ли? И мужик, на удивление, согласился отдать гитару за просто так, если я запишу ему пару песен, чем я тут же, не отходя от барной стойки, и занялась. Сам же инструмент, чтобы не палить его перед Леви, договорилась забрать двадцать пятого рано утром. Гостиница всё равно совсем недалеко от дома — как раз успею утром сбегать, пока малыш не проснулся! На радостях, что смогла-таки найти последний подарок своей неугомонной фасолине, согласилась поработать на сцене ещё шесть раз на этой неделе, то есть каждый вечер с двадцать шестого по тридцать первое. Эдак, глядишь, мы и приличную сумму за это время накопим!

Леви забрал меня точно в срок, и мы вместе вернулись домой. По дороге я рассказала, что нашла подработку и что теперь мандарины можно смело лопать — всегда сможем ещё купить. Малыш несмело улыбнулся и притянул меня за рукав, не позволяя наступить в незамеченную мною лужу.

— Ну что, будем праздновать? — весело спросила я, расстёгивая куртку. — Ух ты!

Стол был пусть небогато, но красиво и аккуратно накрыт. Да у нас, оказывается, даже скатерть имеется! Не хватало только еды.

— Вау, какой ты молодец, солнышко! — Взъерошила тёмные пряди. — Поможешь мне готовить?

— Да, ты обещала показать, как делается этот твой яблочный пирог, — напомнил Леви, и у меня кольнуло в груди.

Теперь-то я понимала, почему из всех фруктов яблоки этот ребёнок привечает больше всего. Они напоминали ему о матери, о счастливых моментах из детства. Растёрла место над сердцем, старательно улыбаясь. Сейчас не время для слабостей, Алиса.

— Шарлотка. Тогда доставай яблоки, сейчас покажу, как их нарезать.

Мальчик кивнул и направился к раковине мыть руки.

Вместе мы довольно быстро со всем управились. Леви, на удивление, отлично справлялся с довольно сложной работой и живо интересовался, что и для чего добавляется. Похоже, этот малыш твёрдо вознамерился научиться готовить как можно более разнообразную кухню, и я не могла не гордиться его успехами.

После ужина мы с ним поиграли в местный аналог монополии, который я сделала на досуге. В ней вместо одного круга было три, по числу стен, и в каждом круге были свои города, правила и тарифы на постройку «гостевых дворов». Мальчик зациклился на стене Мария, развивая её, а я — на Сине, в которой хоть и меньше было городов и больше нужно было платить, но и налог за нахождение в ней был соответствующий. А уж из тюрьмы так и вовсе нельзя было выйти, не заплатив кругленькую сумму. И то такая фича открывалась лишь через три хода. Поэтому в итоге, когда у Леви выпало двенадцать и ему пришлось перейти из Розы в Сину, его тут уже поджидала целая батарея будущих долгов.

— Так вот почему ты так легко договариваешься с местными торгашами. Ты просто сама такая же! — презрительно бросил сердитый ёжик, ссыпая мне на ладонь две трети своих отелей.

— На войне все средства хороши. — Пожала плечами в ответ. — Ну, хочешь, объявим ничью и в шахматы с тобой сыграем?

— Нет. Сначала я обыграю тебя здесь, а там посмотрим, — хмуро припечатал Леви и взял в руки инструкцию, внимательно вчитываясь в правила.

Дальше малыш целенаправленно меня гасил, нисколько не жалея. Я даже удивилась, насколько он внезапно стратегически точно стал думать, и потому проиграла ему в итоге с удовольствием, даже несмотря на то, что скидок на возраст совсем не делала.

— Проще простого.

Леви откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, с усмешкой глядя на то, как я ссыпаю все свои запасы и деньги в «банк».

— Хах, и после этого ты будешь говорить, что продумывать стратегию на несколько шагов вперёд — не твоё! — Неверяще покачала головой, складывая игру в коробку.

— Когда это я такое говорил? — тут же нахмурился Леви, вцепляясь в меня взглядом.

— А? Когда? — Вот тут-то я и поняла, что прокололась. Здесь Леви никогда такого не говорил, это были слова его персонажа, когда тот говорил о Смите. Чёрт! — Ну… Это…

Мозг работал, в спешном порядке выискивая выход из патовой ситуации. О, вот оно!

— Помнишь, когда мы с тобой в первую неделю играли в карты, и я всё время тебя обыгрывала? — Леви хмуро кивнул.

Это было в самом начале нашего знакомства, когда мы с ним ещё не очень доверяли друг другу. Тогда я посоветовала ему продумывать стратегию и считать, сколько ещё карт в колоде и какие могут быть в руках у противника, и он в самом деле тогда признал, что не слишком хорош в таком.

— Вот! Видишь, я же говорила, что от наших с тобой занятий будет толк! Смотри-ка, как сильно ты изменился за такой короткий срок! — Радостно улыбнулась, понимая, какой путь на самом деле прошёл Леви за эти полгода. — Уверена, что теперь с тобой будет гораздо интереснее играть, потому что ты начал видеть картину в целом и просчитывать свои действия наперёд, замечая, как изменится положение сил после каждого твоего действия. Как же я тобой горжусь, солнце моё!

Леви удивлённо уставился на меня. Неверие, сомнение, принятие и радость сменяли друг друга в бушующих океанах напротив. Мальчик подался вперёд и уже было приоткрыл рот чтобы что-то сказать, но тут часы пробили двенадцать.

«Бом-м, бом-м», — звучное эхо поплыло по комнате, прерывая общую уютную атмосферу. Леви закрыл рот и обернулся на часы, а потом перевёл на меня свой стальной взгляд, в котором детские радость и доверие сменялись на привычные скептицизм и внимательное опасение. Что бы он ни хотел до этого мне ответить, теперь он этого точно не скажет. Скорее сейчас опять будет какая-нибудь забористая клюква в качестве защитной реакции. Знаем, плавали. Уж не знаю, что творится у него в голове, но пусть лучше малыш с этим переспит, чем выскажет всё сейчас.

— Полночь, Леви, — заговорила я первой, поднимаясь из-за стола и убирая посуду в мойку. — Тебе пора в кроватку, чтобы Дед Мороз побыстрее к нам пришёл.

— Тц, ты так и будешь гнать эту пургу? Херня же всё это!

Мальчик, несмотря на резкие слова, помог убрать со стола и направился вниз, в спальню, но замер на пороге:

— Не задерживайся тут.

— Ага. Спокойной ночи, ёжик, — улыбнулась я в ответ и приступила к мытью посуды.

Может, Леви сегодня и выспится, а мне придётся хорошенько так потрудиться.

25.12.831 (00 часов 12 минут)

Ненадолго спустилась вниз, чтобы проверить, не холодно ли у нас в спальне, и заодно чтобы спеть Леви колыбельную. Сегодня у малыша был день рождения, и мне предстояло испечь ему торт, достать все подарки и ещё украсить квартиру. Леви быстро уснул, а я поднялась наверх. Такие ночи не были для нас чем-то необычным, и мальчик мирно спал, пока я шумела на кухне посудой, шёпотом чертыхаясь развешивала гирлянды по дому и отдраивала до блеску пол. В четыре утра я сбегала до нашего бывшего жилища и перенесла все подарки в дом, часть припрятав в коробках под столом. Эти я думала подарить Леви вечером, чтобы хоть так разделить Рождество и его личный праздник. Чуть подумав, раскидала по полу старые газеты, которые стопочкой лежали около камина, и нарисовала на них золой следы от мужских сапог, ведущие от камина к ёлке и обратно. Да, мальчик, скорее всего встанет в позу от такого свинства, но завтра это легко будет убрать парой движений. Зато какой фурор будет! С усмешкой полюбовалась на результат несколько секунд, оттирая мокрой тряпкой руки, и побежала в гостиницу за гитарой.

Вернулась я часа за два до обычного для Леви подъёма и поспешно легла спать, чтобы отвести от себя подозрения. А проснулась от пробирающего до мурашек взгляда. Надо мной возвышался будущий сильнейший воин человечества, сложив руки на груди. Предштормовое предупреждение ясно дало мне понять, что что-то явно идёт не по плану.

— Доброе утро, солнышко.

Села, чтобы оказаться с ребёнком на одном уровне и свесила ноги с кровати. Спать хотелось до ужаса, да и голова немного кружилась, но… На том свете отосплюсь!

— С Рождеством.

— Что это за дерьмо там, наверху? — Леви ткнул пальцем в сторону лестницы, требовательно глядя на меня.

— Понятия не имею, я же только что проснулась, — честно ответила я ему, пожимая плечами, и накинула куртку поверх ночной рубашки. — Ну, пойдём посмотрим, что там стряслось.

Леви, печатая шаг, поднялся наверх и продемонстрировал мне подарки под ёлкой, украшения и следы.

— Что за херня? Откуда это всё? — Мальчик смотрел на меня почти враждебно. Я усмехнулась, приваливаясь к косяку.

— Я же говорила, что сегодня Дедушка Мороз принесёт тебе подарки. Вот они, собственно говоря.

— Подарки? Мне? Но ведь в доме ничего этого не было. Откуда всё взялось? И деньги на месте. — Леви отступил на шаг, переводя недоумевающий взгляд с меня на груду коробок. Потом нахмурился. — А это?..

— Могу лишь предположить, что Дедушка не хотел морочиться и вытирать ноги, прежде чем войти, и поэтому решил использовать газеты, — усмехнулась я, глядя на то, как темнеет лицо малыша напротив.

— То есть ты хочешь сказать, что он всё же существует? Если так, то я урою эту свинью в следующем году, — спокойно сказал мальчик, глядя на следы. — Ну и мерзость.

— Эй, ну ладно тебе. Это же просто старые газеты. Сейчас всё уберу. Зато смотри, сколько всего тебе принесли. И коробки-то чистые, — поспешила я отвлечь своего мелкого чистоплюя и, пока он задумчиво изучал коробки, выкинула свои ночные художества в камин.

Леви неуверенно взял подарок поменьше и осторожно развязал пёструю ленту. Внутри его ждал немного кривовато сделанный, но всё-таки медвежонок в полосатом свитере. Мальчик замер, хмуро глядя на своего нового пушистого приятеля с разноцветными глазами-пуговицами, и несмело вынул из коробки.

— Это и правда… моё? — тихо спросил он.

— Конечно твоё, солнышко. — Опустилась рядом с малышом и легко приобняла, взлохматив волосы на затылке.

Леви недоверчиво оглядел пространство под ёлкой.

— Но почему подарков так много?

— Наверное, Дедушка Мороз просто знал, что у такого замечательного мальчика сегодня ещё и день рождения.

— А ты? Для тебя ведь тут тоже есть подарки? — нахмурился Леви, откладывая в сторону пустую коробку и придвигая ближе оставшиеся.

— А у меня особый подарок — видеть тебя счастливым и здоровым, — улыбнулась я, вставая с пола и направляясь на кухню. — Интересно, у тебя день рождения специально так был подгадан на сегодня, или это просто моё воображение?

— Тц, что за глупости у тебя опять в башке, а?!

Мальчик, смутившись, потянул за ленту большой коробки сильнее, чем было нужно, и крышка улетела, с треском ударившись об пол. Судя по размерам, в коробке должна быть гитара.

— Это же… Но как? Она ведь очень дорогая.

— Так ты же ведь написал про неё, разве нет? — Поставила чайник на плиту, а сама облокотилась о стол, наблюдая за абсолютно счастливым Леви, неловко пробующим, как звучат струны. — А что в остальных?

Дальше шли всякие свитера и шапочки, тёплая одежда и другие необходимые вещи, которые мой крайне рассудительный малыш тоже указал в письме. Как будто список вещей в поездку составлял. Но, на самом деле, вовремя же мы со всем этим подсуетились — наверху будет гораздо холоднее, чем здесь, и нужно будет сделать всё возможное, чтобы ребёнок не заболел в непривычном климате.

Леви разбирал подарки, а я готовила еду. Сегодня будет на редкость хороший день!

---

Примечания:

Мне вот интересно, хоть кто-нибудь ещё в прошлых главах провёл параллели со стальным алхимиком, который тоже был мелким и не любил молоко?

— Чем бы ты хотел заняться сегодня? — спросила я малыша после лёгкого в этот раз завтрака.

— А есть выбор? — Леви приподнял бровь. — Нам нужно на рынок, а потом на тренировку, нет? Мы и так уже из-за меня до хрена времени потеряли. Или, по-твоему, этот день чем-то должен отличаться от всех остальных?

— Так ведь сегодня твой день рождения. Так что мне бы хотелось, чтобы этот день и вправду стал для тебя особенным, — попыталась я сгладить острые углы.

Глаза Леви чуть расширились от удивления, и он поспешно отвернулся в сторону, заслонив рукой рот.

— Если ты и в самом деле горишь желанием просиживать сегодня штаны, тогда я бы хотел, чтобы ты научила меня играть на гитаре. А ещё мне нужно постричься, — пробормотал он наконец, задумчиво накрутил одну из прядей чёлки на палец, чуть подёргал и оглянулся на меня. — Что скажешь?

— А… куда-нибудь сходить ты не хочешь? Например, после стрижки? — осторожно спросила я, внимательно вглядываясь в серые океаны напротив. Можно было сходить туда, где он родился. Или на могилу его матери, если уж на то пошло. — Мы ведь скоро уйдём отсюда. Может, есть какое-нибудь место, где тебе хотелось бы побывать, но раньше не получалось попасть… или было неуютно в одиночестве?

— Нет. — Малыш не подал виду, но явно понял подтекст моего вопроса. Лишь чуть прищурился. — Если ты и в самом деле хочешь, чтобы сегодня был особенный день, давай останемся дома. Тут чисто, безопасно и тепло. Хоть на один день забудем о пиздеце снаружи.

Леви встал из-за стола и сходил за одним из своих подарков, положив его на стол. Этот парикмахерский набор я купила ещё во время своей вылазки наверх, и сейчас, похоже, настал наконец его час.

— Могу тебя подстричь, если хочешь. — Взъерошила темные пряди. — Самому-то наверняка неудобно будет.

— Напортачишь же, — скривился мальчик. — Не хочу ходить как пугало.

— Я очень постараюсь не оплошать, — пропустила я очередной его укол мимо ушей и достала из шкафа свой шампунь. — Вот. Это не то, чем ты привык мыть голову, но так волосы станут более послушными. Только осторожно, смотри, чтобы это не попало тебе в глаза. А потом сделаем из тебя юного джентльмена.

Леви цыкает, но послушно уходит с моим бутыльком в душ, чтобы вернуться меньше, чем через две минуты. Я даже посуду толком домыть не успела.

— Какой ты, однако, шустрый, — не смогла я удержаться от смешка, глядя, как слишком серьёзный мальчик тщательно протирает свои волосы.

— По-твоему, я должен был там весь день плескаться, или как? Вода дешевле не становится, дурында. — Острая сталь блеснула ненадолго из-под влажных прядей, и Леви приземлился на стул, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди. — Ну, ты так и будешь там стоять?

— Ха-ха-ха, ну и командирский же у тебя сейчас был тон, парень. — Рассмеялась до слёз и похлопала его по плечу, подмечая как в маленьком мальчишке уже сейчас проявляются черты взрослого «сильнейшего воина». Малыш скис и тут же сел нормально, смутившись. — Ты хорошо промыл волосы, молодец. Вот, давай накинем мою рубашку, чтобы на твою одежду ничего не просыпалось. Ты хочешь такую же причёску, как у тебя обычно бывает, или что-то другое?

— Обычная подойдёт, — чуть наклонившись вперёд, тихо ответил Леви.

Из-под темных волос показался кончик покрасневшего ушка. Моё ты солнышко.

— Вас поняла, мой капитан. — Хихикнула ещё раз и дала ему мандарин с ёлки, принимаясь за работу.

— Ну вот. Вроде нормально получилось… Что скажешь?

Леви ощупал затылок и провёл по вискам, пальцами прослеживая концы длинных прядей.

— Сойдёт. Сними теперь с меня уже эту хламиду. — Он нетерпеливо оттянул подол рубашки.

Поспешила осторожно избавить его от импровизированной накидки, и мы вместе быстро подмели мелкие волоски, стрясшиеся на пол. Так-то лучше, теперь Леви снова стал походить на привычного себя, каким я его встретила в том переулке полгода назад. Вот только…

— Да ты никак подрос? — изумилась я, отмечая, что макушка теперь куда ближе к моему носу, чем раньше. Видя его каждый день, я не очень замечала изменения в росте, но сейчас, вспомнив первую встречу, наконец заметила. — А ну-ка вставай к косяку.

— Да зачем? Пустая трата времени же, — цыкнул Леви, тем не менее послушно вытягиваясь по струнке вплотную к дверному проёму в ванную, где в самом начале переезда мы отметили его рост.

Поставила одну из своих папок с бумагами ему на голову, чтобы всё было честно, и карандашом отметила новую черту.

— Смотри-ка, да тут почти сантиметра два будет! — Радостно хлопнула в ладоши и нехорошо усмехнулась. — Говорила же, что молоко сработает. Надо будет почаще его тебе давать.

— Да куда же ещё чаще-то? — отмахнулся мальчик, тем не менее тоже радостно поглядывая на новую чёрточку. — Я действительно настолько вырос? Здесь? Такое возможно?

Несмелая улыбка проглянула у него на лице, и Леви поспешил отвернуться, пряча эмоции за суетой. Малыш убрал набор, протёр стол, потом сходил вниз за гитарой и только потом на меня посмотрел. Требовательно так.

— Иду я, иду, — хихикнула я, доставая чистые листы и карандаш из шкафа, и присела рядом, засучивая рукава.

Леви внимательно слушал про настройку гитары и про то, как именно нужно ставить пальцы левой руки на самых простых аккордах. Пока что у него не получалось скоординировать руки, да и кисть не гнулась как нужно, но это придёт с опытом. Мы занимались полтора или два часа, и под конец я сама потребовала перерыва. У Леви появились свежие мозоли на подушечках, но он увлечённо продолжал мучить струны, несмотря на болезненные ощущения.

— Эй, хватит на сегодня, — остановила я его наконец, положив свою ладонь поверх его.

— Нет, покажи ещё раз, что я делаю неправильно? — упрямо возразил фасолина.

— Если сейчас не остановишься — завтра не сможешь играть, — спокойно заметила я, разворачивая его ладонь и осторожно касаясь кончиков детских пальцев.

Леви сжал руку в кулачок и требовательно посмотрел на меня. Не отступится ведь, да? Отстранённо подметила:

— Знаешь, я давно уже заметила, что, похоже, всё повторяется.

— О чём это ты?

— Когда я училась играть — сама была такой же, как ты, и месяцами делала ту же ошибку. И поэтому никак не могла сдвинуться с мёртвой точки. Вот что я тебе скажу: лучше ты будешь играть всего по часу, но каждый день, чем доводить свои руки до такого состояния и ждать потом три дня, прежде чем снова взяться за инструмент. Старание и перфекционизм — это, конечно, хорошо. Но прилежание и нарабатывание опыта в обучении куда ценнее. Ты же ведь не сразу смог бы решать задачи по физике, которые я тебе сейчас даю? Сначала ты долго учил математику, помнишь?

— Да. — Леви отложил наконец гитару, внимательно меня слушая.

— И с… физическими упражнениями ведь так же было?

Мальчик кивнул.

— Так а чем это обучение отличается от того в плане методики? Со временем, при регулярных занятиях, ты станешь отличным музыкантом, тем более с твоим-то талантом и скоростью усваивания новых навыков. Но за раз научиться всему и сразу, увы, не получится.

— Я понял, — кивнул малыш и осторожно убрал инструмент в чехол. — Ты, кстати, уже закончила свой прототип того велосипеда?

— А, да, почти закончила. — Неловко почесала в затылке. — Остались только тормоза, чтоб их через колено в колодец!

— А что с ними? — не особо заинтересованно поддержал разговор мальчик.

— Да… Патентбюро говорит, что уже и так нормально всё сделано, но не могу я показать на слушании плохо работающее устройство. Никак не могу отрегулировать эти долбанные тормоза. Они то слишком резкие, то расхлябанные. А от длительной поездки по кочкам и вовсе выходят из строя. В общем, как знала, что с ними намучусь, — вздохнула я, с тоской глядя на хрен знает какой уже по счёту прототип, который сейчас торчал из коробки под столом. — С чего это ты вдруг интересуешься-то?

— Хочу попробовать самым первым, — со шкодливой улыбкой ответил Леви.

— Пффт, ладно, фасолина. Обещаю, ты будешь первым естествоиспытателем готовой модели. С твоей-то ловкостью это и в самом деле будет хорошей идеей — хоть никто не расшибётся при финальных тестах.

Вечером мы с ним всё же немного позанимались физикой и более сложной комбинаторикой. Не ожидала, что девятилетний ребёнок сможет так слёту понимать материал, который ему явно был не по возрасту, но у Леви были потрясающие успехи, и, судя по проверочным «контрольным», он и в самом деле не тупо зазубривал, а именно усваивал новую информацию, успешно потом применяя её на практике в жизни. Потрясающе, я даже немного позавидовала таким способностям. После занятий мы сыграли пару партий в шахматы. Может, я и дико не любила эту игру, но вот Леви она пришлась по душе. И кто я, спрашивается, такая, чтобы не давать ребёнку развивать свои интересы? А часов в восемь я с лёгкой улыбкой предложила накрыть на стол, и ничего не понимающий мальчик с подозрением следил за количеством блюд, возникающих на столе. Много здесь, разумеется, как дома не наготовишь — испортится ведь моментально, но по праздникам я решила брать количеством блюд, сокращая при этом размер порций. В этот раз даже удалось купить немного речной рыбы, настоящего дефицитного товара. Эх, вот бы лосося сюда… Да-а, тяжело всё-таки человеку из двадцать первого века жить в таком ограниченном в ресурсах средневековье. Но ничего!

Леви спокойно ел, иногда поглядывая на меня и наверняка замечая шкодливые улыбки и взгляды, которые я то и дело на него бросала. Наконец малыш не выдержал и отложил приборы в сторону, приколачивая меня к месту одним из своих фирменных взглядов.

— Что? — припечатал он, ожидая мгновенного ответа.

— Совсем и ничего, — с всё той же улыбкой ответила я, сглатывая смешок.

— Ты явно замышляешь что-то, что мне не понравится. Говори.

Мальчик непримиримо продолжил сверлить меня холодной сталью, складывая руки на груди и нахмурившись для пущего эффекта. Прости, малыш, но после полугода совместной жизни это на мне уже не работает.

— Ешь давай. Потом всё узнаешь. — Кивнула на его тарелку и продолжила свой ужин, не обращая внимания на бесконечное возмущение мальчика.

Мы вместе убрали со стола, на котором уже почти догорели свечи, освещавшие комнату в тандеме с камином. Я погасила старые и ушла заваривать чай, пообещав обновить канделябр, поэтому Леви ждал меня в полутьме за столом, подперев голову рукой и глядя в камин. Пока он не видел, достала торт и зажгла на нём девять свечек, которые нашла недавно на рынке по дешёвке — продавались как брак. Свечки тонкие, совсем как в моём мире, но горели дольше за счёт более грубого воска. Развернулась к столу вместе с подносом и увидела, как малыш приподнялся, отрывая кулачок от лица и с недоумением глядя то на меня, то на торт. Тихо начала петь, глядя только на малыша и мысленно прося богов не дать мне навернуться в темноте со всей этой прелестью в обнимку:

С днём рожденья тебя,

С днём рожденья тебя,

С днём рожденья Леви,

С днём рожденья тебя.

Торт надёжно встал прямо перед мальчиком, смотрящим на это светопреставление с широко раскрытыми глазами.

— И что… Что я должен сделать?

— Загадай желание и задуй свечи. Только не говори, что загадал, иначе не сбудется. — Приложила указательный палец к губам и усмехнулась, легко взъерошив тёмные пряди замершего ребёнка. — Давай скорее, пока свечи не догорели. Готов? Раз, два… Три!

Леви усердно фукнул, потешно зажмурив глаза, и свечи погасли, погружая комнату обратно в приятный полумрак.

— С днём рождения, радость моя. Поздравляю с девятилетием. — Обняла ставшего мне самым близким человечка и поцеловала чернявую макушку. — Ну что, сначала торт, а потом подарки, или сначала подарки, а потом торт?

— Какие подарки? — Леви всё ещё был удивлен и дезориентирован, судя по всему. — Они же утром были.

— Так то были подарки от Дедушки Мороза на Рождество. А эти — специально, чтобы отпраздновать появление в этом мире такого замечательного мальчика, уже от меня, — рассмеялась я, выворачиваясь из его хватки, и достала большую коробку. Всё ещё держа ту на весу, спросила: — Ну так что, каково будет ваше решение, мой капитан?

Леви ещё несколько секунд тупил, а потом со смешком покачал головой и резко встал из-за стола. С улыбкой протянула ему коробку, думая, что он решил открыть её подальше от накрытого стола, но мальчишка поднырнул у меня под рукой и с силой обнял за талию. Чего это он?

— Сдаюсь, — выдохнул он со смешком, сжимая руки чуть сильнее, но голос у малыша был серьёзным.

Он поднял лицо, встречаясь со мной взглядами. Серые океаны напротив показались мне слишком внимательными и совершенно не вязались с открытой детской улыбкой. Но сквозь толщу тревог проглядывали искорки радости и доверия:

— Я сдаюсь. Не вздумай бросить меня теперь. — Леви помедлил несколько секунд, прежде чем закончить, и его взгляд просветлел, наполнился красками вслед за сказанным: — мама.

Это обращение бьёт наотмашь. «Мама». Да что уж там. Оно подобно Хиросиме, чёрт побери. «Мама». Внутри рушатся стены, возводимые долгими годами скорби и депрессии, стираются все страхи, опасения и неопределённости. Нет, я не забыла, как держала на руках холодное тельце, такое маленькое и лёгкое, словно ненастоящее. Не забыла, как на похороны пришёл лишь брат, поддерживавший меня за локоть всё время, и как потом в больнице, глотая слёзы напополам с матами, сцеживала ненужное молоко. Но это прошлое больше не тянет меня обратно, вниз, а помогает идти вперёд, даёт надёжную опору под ногами. Ведь в новой системе координат я — мама этого малыша. Пусть он не тот мальчик, которого я родила очень, очень давно, но Леви тут, со мной, живой и тёплый, впустивший меня в свою жизнь. И теперь мы — семья, а не просто ответственные друг за друга одиночки. Широко улыбаюсь в ответ сквозь навернувшиеся на глаза слёзы, уверенно сигая с головой в бесконечно серые океаны напротив.

— Никогда. Даже если ты очень сильно будешь вредничать, солнце моё. Обещаю. — Легонько щекочу этого егозу и нежно целую в нос весело хохочущего малыша.

Я сделаю всё, что только будет в моих силах, чтобы ты был счастлив и свободен в своих решениях, фасолина.

* * *

Следующий день проходит относительно нормально. Я работаю вечером, а в остальное время мы с Леви занимаемся обычными, повседневными делами: тренируемся, учимся и дорабатываем велосипед, точнее, тормоза. К рутине, правда, добавился ещё и сбор вещей — всё-таки первого же января нас ждёт слушание, после которого решится наша судьба. Как иронично. И «на работу» мне нужно первого, и слушание на тогда же назначили…

Леви сказал, что скорее всего нам придётся бежать и бежать быстро. Согласилась без вопросов, добавив, что уходить придётся ещё затемно, хотя суд и назначен на полдень. Поэтому вещей нужно было нести самый минимум и убраны они должны быть компактно. Я долго думала, как нам всё устроить, и наконец пришла к одной интересной идее, утром двадцать седьмого взглядом зацепившись за выезжающую наверх телегу.

— Леви, а что, если большую часть своего барахла мы попросту отправим в коробках Пиксису, как «товары»? — Задумчиво почесала в затылке, глядя на извилистый серпантин. Малыш тоже некоторое время наблюдал за повозками, что-то прикидывая в уме. — Их же пропускают без вопросов, если адресовано на имя высокопоставленного военного.

— Может сработать. — Мы отправились дальше по улице, в сторону рынка. — Вот только если мы всё из дома вынесем и кто-то залезет, пока нас не будет — мы и часа не проживём. И полному кретину будет ясно, что мы собираемся съебаться.

— Согласна. — Привычно обвела взглядом окружение вокруг и вдруг заметила старьёвщика, у которого покупала когда-то поношенную одежду. Остановилась, невольно тормозя и Леви, шедшего рядом. — Знаешь, кажется, у меня появилась идея насчёт «пустого дома».

— Это тупо и растратно. — Малыш проследил направление моего взгляда и вдруг усмехнулся, обернувшись. — Но «на войне все средства хороши» же, да?

— Вот-вот, и я о том же

Отзеркалила его усмешку, и мы синхронно навострили лыжи к продавцу.

Несчастный мужик отчего-то, заметив наше приближение, посерел в лице и мгновенно выдал скидку в сорок процентов. Кажется, всё дело было в нашем немного бандитском веселье. «Что ж, — пожала я плечами, — нам же на руку».

Мы довольно споро поменяли все хорошие вещи в доме на дешёвые, ненужные в общем-то аналоги. Было крайне обидно тратить заработанные с таким большим трудом деньги на то, что никогда не будет использоваться, но всё-таки жить хотелось как-то больше. Поэтому спустя шесть часов дом снова был «обжит», а мы, наполнив две большие коробки, потащили свои настоящие пожитки на почту окольными путями. Спуская коробку на верёвке в узкий переулочек через окно, я с тоской думала, что как-то и не ожидала, что всего за полгода и при скромных накоплениях мы так захламимся, и погляди ж ты!

Разумеется, на нашем пути до почты неприятности просто не могли пройти мимо нас.

— Йоу, так это вы бывшие работнички Майса, да? — Дорогу нам заступил здоровенный бугай. И откуда он тут такой взялся, внизу-то? — Не знаю, чё вы сюда припёрлись, но это наша территория, усекли?

Сзади раздались смешки, и я заметила ещё пару хлыщей поменьше, заступающих нам отход. Оружия у них не было, обычная мелкая шваль. Значит, пришло время очередной небольшой тренировки.

— Эй, Леви, — весело поинтересовалась я, аккуратно ставя коробку на землю.

Малыш свою пока не опускал, сверля взглядом очередного самоубийцу, но ко мне голову чуть повернул. Залихватски ухмыльнулась:

— Как думаешь, этот верзила тут, внизу, первый день или второй? Вроде на третий мозги уже должны проклюнуться, нет?

— От него несёт хуже, чем от помойки вокруг. И посмотри на его еблет. Вероятность найти там даже зачатки интеллекта бесконечно стремится к нулю, — мрачно ответило моё солнышко, тоже опуская коробку и поправляя одежду. — Ставлю на пару недель. Дольше бы не выжил.

— Принято! — Выглянула из-за мальчика, наклонившись чуть в сторону, и вежливо поздоровалась, широко улыбнувшись: — День добрый. Так кто из нас прав, не подскажете? Вы идиот, мазохист или просто мудачите помаленьку, забавы ради?

— Чё?! — только подтверждая предположение Леви, набычился мужик и покраснел от распирающих его эмоций.

А потом он шагнул ближе к мальчику. Я потёрла переносицу и усмехнулась, готовая, в случае чего, взять на себя тех, кто сзади.

— Омерзительно, — спокойно констатировал Леви. — Свали с дороги.

— Ты чё несёшь, соплежуй? — продолжал разъяряться мужик, занося кулак.

Зря, чувак. Ещё секунду назад ты мог бы просто убежать.

— Ты глухой? Я сказал, что это место омерзительно.

Леви легко увернулся от замаха и прописал апперкот прямиком в солнечное сплетение оппонента. Следующим в стену полетел мужик сзади, решивший помочь своему крупному товарищу. Я же продолжала стоять у коробок, мирно наблюдая со стороны за происходящим. После всего пережитого и наших «тренировок» я чётко знала — у этих идиотов нет ни шанса против будущего «Сильнейшего». Последний криминальный элемент замер неподалёку в нерешительности, тоже наблюдая за избиением своих товарищей. Мы пересеклись взглядами. Приподняла бровь, безмолвно спрашивая, не желает ли и он за компанию получить парочку звездюлей. Мужик попятился и замер в ожидании развязки. Ну надо же, эволюционирует прямо на глазах!

— Эй! Там Военная Полиция! Они направляются сюда, наверное, услышали шум вашей драки! — раздалось вдруг сверху.

Мы с Леви синхронно задрали головы, наблюдая, как белобрысый пацан чуть постарше или того же возраста, что и Леви, сбрасывает вниз верёвку:

— За мной! Они поймают вас, если будете стоять там, внизу! Используйте верёвку, чтобы забраться на крышу, и тогда мы сможем убраться отсюда!

У меня аж рот приоткрылся от такой наглости. У Леви, впрочем, вид был не лучше.

— Да ты прикалываешься, что ли? — вторя моим мыслям, недоуменно поинтересовался малыш. — Какой нормальный человек вообще примет помощь от такого подозрительного типа, как ты?

Больше не обращая внимания на мелкого бандита, Леви поднял с земли свою коробку и спокойно пошёл дальше. Сзади, от того самого не лезшего до этого в драку мужика вдруг раздался крик, и он рванул на меня, видимо, решив, что теперь у него больше шансов, когда опасный малыш занят грузом. Недоуменно пропустила бегуна мимо и хорошенько пнула под зад, придавая ускорения в сторону финальной состыковки с плесневелой стеной и довольно острым на вид мусором, раскиданным вокруг. Что-то мне вся эта ситуация напоминала… А, точно. Помахала мальчику на крыше, задорно улыбнувшись.

— Извини, пацан. План — говно, в банду к вам не пойдём, да и с полицией у нас хорошие отношения. В следующий раз придумай что-нибудь получше.

Подняла коробку с земли и, проходя мимо заворочавшегося бугая, как следует вмазала ему каблуком по лбу. Будет тут ещё кулаками махать, мартышка драная.

— А! Постойте! — Он свесился с крыши по пояс.

Как бы не свалился там ненароком… Я затормозила и ещё раз посмотрела на него, на этот раз вполне серьёзно.

— Ты ведь Фарлан Чёрч, да? — Мальчик сбледнул с лица. Значит, я верно всё поняла. — Как надоест крутиться в банде, постоянно переживая за свою задницу, милости просим. Защиту обеспечить сможем, если ты ещё не замарал свои руки по локоть в говне, конечно. Ты вроде мальчик неплохой, с юморком, так сказать, а мне как раз нужен подмастерье. Ну бывай.

Мы с Леви спокойно пошли дальше, оставляя блондинчика обтекать.

— И почему каждый раз мои проблемы так или иначе крутятся вокруг блондинов? Им тут что, намазано, что ли? Или это заговор? — пробубнила я под нос, догоняя Леви.

— Нахрена ты ему это предложила? — тут же спросил мальчик, хмуро на меня косясь.

— Нам нужны лишние руки, Леви. Лишние руки и глаза, раз уж на то пошло. Этот мальчик выживал в банде несколько лет и знает, что там к чему. И если он придёт к нам, то будет верным. Ведь ему будет необходима защита. — Леви хмыкнул, но перебивать не стал. — И у меня хорошее предчувствие насчёт него.

— Хуёвые доводы, — постановил будущий капрал. — Но ты откуда-то знаешь его имя. Специально узнавала, что ли?

Я замялась и опустила глаза вниз. Сказать ему, что знаю, что в будущем они станут друзьями? Ну бредово звучать же будет.

— Ладно, не важно, — скривившись, выплюнул мальчик, ускоряя шаг.

— А ну-ка стоять, ёжик!

Мы только недавно стали по-настоящему доверять друг другу, и вот теперь он будет на меня обижаться? Ну уж нет. Мальчик тут же застыл и обернулся, с интересом ожидая объяснений. Ах ты хитрая сосиска, ведь не обиделся ж нифига, просто на эмоции давил. Но раз уж начала, придётся теперь рассказать хоть часть правды:

— Да, я знаю про этого пацана уже довольно давно. С того момента, как с тебя официально сняли все обвинения. В тот день его вышвырнули мне под ноги, спустив с лестницы, и я поспрашивала, что за паренёк. Оказалось, что местная полиция крышует тех, кто занимается поставками лекарства от вашей подземной болезни, а у парня заболел кто-то из семьи. Этот мальчик был в безвыходном положении и пришёл наниматься на службу, прося спасти его от жизни в банде. Его выкинули. В тот раз он просил о помощи, было заметно, что его часто и жестоко избивали «старшие товарищи», но тем не менее, судя по сегодняшней встрече, он вернулся туда, где мог достать денег, чтобы спасти дорогого ему человека.

— И теперь ты хочешь ему помочь, зная эту слезливую историю. Но его проблемы — не наше дело, — спокойно ответил Леви, чуть прикрыв глаза. — Дерьмо случается со всеми и повсюду. И от нахождения в дерьме человек автоматически хорошим не становится. Мы не несём ответственности за других людей. Они сами должны быть достаточно сильны, чтобы справиться со своими проблемами.

— Вот как? Но он же совсем ребёнок, Леви. Дети не должны нести такой ответственности. Я уверена, что если ты силён, то должен помогать тем, кто слабее. Иначе в чём смысл этой силы?

— Смысл в том, чтобы самому выжить.

— В игре на выживание сила не так уж и нужна, ёжик. Закон природы гласит, что выживает не тот, кто сильнее, а тот, кто лучше приспосабливается, — покачала я головой. — Так что твой довод не работает. Кто, по-твоему сильнее, ты или таракан?

— Что за дурацкий вопрос?

— Вот именно. А ведь тараканы существуют на земле около двухсот миллионов лет, тогда как человек разумный — всего два миллиона. А первые прародители людей, которые только-только изволили слезть с деревьев и ещё даже не знали, что такое огонь и как им пользоваться, появились примерно три миллиона лет назад. Двести миллионов против жалких трёх. Так кто дольше выживает, почти не имеет естественных врагов и выживет, даже если титаны разрушат стены?

Мы помолчали недолго.

— Фарлан Чёрч — именно приспособленец. Он выживет, даже если ему будет плохо и придётся ломать себя снова и снова. Ты же скорее пойдёшь против течения и постараешься накостылять противникам, даже если в конце тебя будет ждать гарантированный провал. Вряд ли ты полезешь в кучу с дерьмом, чтобы согреться в холодную ночь. Скорее уж найдёшь чем развести огонь или будешь бегать до утра. А вот Фарлан полезет. Я бы сказала, что он тоже по-своему силён. Поэтому подумай ещё раз, для чего нужна сила? В чём её смысл?

— Если ты ждёшь, что я отвечу хуйню в духе «чтобы защищать слабых», то этого не будет. Я не волшебный Дедушка Мороз, чтобы раздавать подарки всем подряд.

В полном молчании мы дошли до почты и отправили вещи. Так же молча отправились обратно домой, завернув по дороге на рынок за продуктами. Я шла опустив голову и думала, что чего-то всерьёз не понимаю в человеческой психологии. Взрослый Леви помог Изабель, не дав её в обиду, и вообще нередко вставал на сторону слабых по мере сил и возможностей. Этот же мелкий пацан, похоже, срать хотел на всех вокруг. Может, это всё ещё воспитание Кенни даёт о себе знать? Или я просто пока не понимаю его логики. Скосила глаза на шедшего рядом малыша и тяжело вздохнула. Леви дёрнулся, как от удара, и потупил взгляд. Чёрт, я слишком многого от него требую. Не все взрослые готовы брать на себя ответственность за помощь другим, что уж говорить об одиноком ребёнке, который только-только нашёл семью. Протянув руку, неловко погладила тёмные пряди.

— Всё хорошо, ты умничка, — тихо сказала я. — Извини, мне не надо было так на тебя давить.

— Нет. — Леви покачал головой и вдруг взял меня за руку. — Ты права. Сила нужна для того, чтобы защищать. Кенни был сильным и взял меня под свою опеку. Научил выживать, дал еду и жилище, хотя и ничем не был мне обязан. Ты тоже не раз вставала на мою защиту, даже когда это угрожало твоей собственной жизни, и заботилась обо мне несмотря на все трудности. Вот только защищать и взваливать на себя заботу о ком-то — разные вещи. Тот парень не кажется мне достаточно надёжным, чтобы впустить его в наш дом. Но если ты говоришь, что этот твой «чёрт», или как там его, изворотлив, то он и вправду может нам пригодиться. Чувствую, что первого числа проблем мы не оберёмся, и хорошо иметь третьего в качестве поддержки. Если ты ему доверяешь — ладно, пусть будет по-твоему. Но знай, в тот момент, когда он сделает хоть что-то против нас, я не буду сдерживаться.

— Вот как? Хорошо. Так мне ещё спокойнее — всё-таки я этому пацану тоже не до конца доверяю. — Сжала детскую шершавую ладошку чуть крепче, согревая. — Меня всегда учили, что нужно помогать людям вокруг. Переводить бабушек через дорогу, защищать малышей, не способных дать отпор в песочнице… Спасать людей. Это даже стало моей профессией в прошлой жизни. Не могу сказать, что была в ней хороша, да и не важно это уже. Но ты совершенно прав: все проблемы мира мы не решим и всех людей вокруг нас не осчастливим. Но мне хочется верить, что мы можем хоть немного изменить действительность вокруг нас к лучшему, помогая тем, кто в этом нуждается, по мере собственных сил и возможностей.

Вторя моим словам, из той же кучи мусора, что и до этого, высунулась вишнёво-коричневая макушка с двумя задорными хвостиками.

— Ах, это вы, тётенька. — Зелёные глаза радостно сверкнули, и малышка, что-то прижимая к груди, вывалилась на дорогу. — Тётенька, у вас не найдётся ли ещё немного еды?

— Тц. — Леви отшатнулся в сторону и теперь с нескрываемым омерзением наблюдал, — слава богу, не комментируя происходящее, — как девочка дёргает меня за штанину.

Присела на корточки, чтобы поравняться с малышкой в росте.

— Привет, я Алиса, а ты?

— Изабель, — радостно отрапортовала святая простота, широко улыбаясь. — Так у вас нет немного еды? Или просто молока? Мне не для себя. И у меня денюжки есть, честно-честно. Только на рынке мне ничего не продают.

— Не надо денег. Для кого же тебе нужно молоко? — с улыбкой спросила я.

Девочка оглянулась по сторонам и заговорщически наклонилась ко мне, показывая, что прятала в кофте:

— Для неё. Я нашла эту кошечку тут недалеко. Она всё время пищит и хочет кушать.

— Вот как? Значит, ты теперь её новая семья, да? — Достала одну из бутылочек и отдала кивнувшей в ответ девочке. — Твоего котёнка нужно часто и по чуть-чуть кормить, каждые три-четыре часа и следить, чтобы он потом обязательно писал и какал. Обычно совсем маленькие котята не могут сами справлять нужду, им в этом помогают мамы. Так что тебе нужно аккуратно массировать этой мелочи низ животика. И давай ей по три-четыре ложки молока за один приём пищи, ладно?

— О-о! Спасибо, тётенька Алиса! — просияла малышка и с добычей убежала обратно в своё укрытие, в тепло.

— Изабель, а где твои родители? — аккуратно спросила я.

Куча, весело копошившаяся до этого, замерла.

— Я… Я совсем скоро домой пойду. Просто играюсь тут пока что, — осторожно соврала девочка.

— Хорошо, не засиживайся допоздна, ладно? Ночью на улице опасно. И сама поешь.

Оставила ей немного хлеба, и мы с Леви ушли дальше.

Мне надо было уже собираться на концерт, а малышу — готовить еду, пока меня не будет. В этот раз фасолина никак не прокомментировал мои действия, лишь осторожно взял за руку. Так мы и шли до самого дома.

Примечания:

ОХРЕНЕТЬ, 107 СТРАНИЦ. КАК??? КОГДА? ПОЧЕМУ?

---

Чем ближе Новый год, тем больше я нервничаю. За домом установливают слежку, причём самую бесполезную из всех возможных. Её заметил бы даже самый рассеянный и невнимательный человек: два мужика бандитской наружности теперь трутся у нас под лестницей почти постоянно. И ведь не прогонишь их даже — вдруг это провокация и за углом дежурит полиция? Но нет, хорошенько обмозговав ситуацию, мы приходим к выводу, что скорее это нечто вроде лёгкого прессинга со стороны нового «босса». Что ж, решаем подыграть. По такому случаю мы занимаем оборонную позицию, всё больше времени проводя дома и всё меньше шляясь по улицам.

Ещё подозрительнее то, что Фарлан находит нас на рынке на следующий же день после инцидента и тут же сообщает, что готов присоединиться к нашей «шайке». Вид он при этом имеет крайне побитый, но после того, как ему вручается пакет с самыми дешёвыми продуктами, он кажется вполне довольным жизнью. Да, мы с Леви оба замечаем, что слежка и Фарлан появляются в один день. Да, Леви, оттащив меня за угол, долго со мной пререкается по этому поводу, но соглашается с доводом, что даже если мальчишка и будет собирать о нас информацию — лучше держать его поближе к себе и прощупывать в ответ. На том и решаем, а дома первым же делом составляем контракт, который пацан подписывает почти без уточнений, хотя перед этим я и предупредила, что в случае любой подставы или несоблюдения условий останавливать Леви не буду. И теперь мальчики просто неразлучны. У моего солнышка явный стресс — он тщательно оберегает наши вещи, собранные по рюкзакам, и постоянно бдит. У Фарлана тоже стресс — куда бы он ни пошёл, за ним постоянно следует зоркое штормовое предупреждение, ещё и приходится соблюдать почти стерильную чистоту. Но парень держится, вроде бы. Я, кстати, ещё на рынке оценила уровень юмора паренька, и порадовалась, что теперь-то Леви волей-неволей придётся научиться иронии и нормальным, человеческим подшучиваниям.

Правда, когда я усаживаю Фарлана в ванной и осматриваю голову на предмет вшей, а потом заставляю простирнуть всю одежду, он явно начинает подозревать неладное. А уж когда озвучиваю правила гигиены, обязательные для проживания в нашем доме, у блондина точно совершенно малость сдают нервишки. До него наконец доходит, что повёрнутых на чистоте в этом доме двое и он в меньшинстве. Начинает ли он после этого меньше юморить и влезать во все разговоры? Да ничуть, скорее, осознание всей глубины попадоса заставляет блондинчика лишь подкинуть дровишек в топку сарказма. Леви, ясное дело, достаётся больше, чем мне, — он пока что не знает, как грамотно реагировать на троллей. Я, понаблюдав за их взаимодействием, решаю подождать пару дней, на своём примере демонстрируя правильную модель поведения, а потом уже объяснить своему ёжику, если он сам не разберётся, как правильно отвечать на такие подколы без кулаков и мата.

От мальчуковых войн и постоянного напряжения у меня в рекордные сроки развивается мигрень, но пока что я ещё держусь на плаву, сливая всё раздражение от бесконечной суеты в доме на тренировках, переместившихся, правда, с удобного пустыря в не слишком удобную гостиную. В довесочек к общему хаосу прибавляется ещё и желание Фарлана учиться, появившееся, стоило только нам с Леви, как обычно, сесть за учёбу. Разумеется, он ни черта не понимает из моих объяснений — база, которая уже была у моего «первого ученика», у блондина напрочь отсутствует. Мне приходится работать «на два лагеря», но усваивать материал так же быстро, как сидящий напротив него сверстник, у блондина не получается ни в какую. Так что промучившись с ним полтора часа на простейших примерах по умножению и делению, я с чистой совестью сбагриваю его просвещение на, собственно, своего вундеркинда. С — социализация. Леви потом это ещё не раз пригодится в жизни, в конце концов. Мой ёжик ворчит, требует и даже пытается торговаться, но я откровенно говоря совсем не готова снова примерять на себя роль репетитора для ученика начальных классов на постоянной основе, и потому в темпе вальса отхожу пить чай от греха подальше. А Фарлан прохавал, что теперь может как следует оторваться на своём надзирателе, получив при этом весьма полезные знания, и удваивает расспросы. Леви, будучи умным мальчиком, быстро понимает, что его прессуют, и уже со своей стороны удваивает прессинг, согласившись обучать нового сожителя «своими методами». В общем, дом малость закипает.

Единственной отдушиной становятся мои походы на рынок, во время которых я каждый раз встречаю Изабель. Девочка радостно со мной здоровается, делится новостями из жизни мохнатого комка шерсти и просто очаровательна в своей непосредственности. Несколько раз я предупреждаю её не ночевать на улице — вроде как у неё должны быть ещё живы родители — но это не имеет должного эффекта, судя по кашлю малышки. Как бы мне ни хотелось, я не могу просто взять и забрать её домой — у нас и так уже был лишний «пассажир», который до сих пор не подозревает, что вот-вот попадёт наверх. Да и Леви бы просто взбесился от такого самоуправства. Поэтому я лишь покупаю ей тёплое одеяло из своих карманных, надеясь хоть так помочь ребёнку. Может, через пару месяцев, когда мы обустроимся наверху, я смогу вернуться за этой малышкой. Но сейчас, при наших-то крайне взрывоопасных обстоятельствах, брать на себя ответственность за этого ребёнка не в моих силах.

30.12.831

Мы с мальчиками отваживаемся выйти за покупками все вместе. Парни о чём-то между собой переругиваются, но, полагаю, совместные ночёвки и занятия пошли им на пользу. Не знаю уж, о чём они шептались внизу по ночам, пока я занималась долбанным велосипедом, который начинала уже тихо ненавидеть, но Леви нового жильца теперь… почти терпел? И даже согласился с моей идеей опекунства для Фарлана. По его словам, так блондина легче будет прижать в случае чего. Наша не слишком дружная компания сворачивает в столь знакомый мне проулок, и я замираю, с ужасом глядя на то место, где ещё вчера говорила с девочкой. Ни кучи мусора, ни одеяла, ни самого ребёнка тут не было. Как же так? Что с ней случилось, чёрт возьми?!

— Леви, — тихо спрашиваю я, боясь услышать ответ. — Как думаешь, каковы шансы, что она вняла моим словам и просто ушла домой?

Малыш косо глядит на меня и вздыхает. Отвечает, тем не менее, честно, не щадя:

— Тут рядом рабовладельческий квартал. Сама как думаешь?

Зажимаю рот обеими руками, чтобы не закричать. Но… Но ведь всё должно было быть не так, совсем не так! Неужели это я так повлияла на сюжет?! О боже. В растерянности продолжаю идти дальше, механически переставляя ноги вслед за мальчиками. Мы обходим рынок по краю, стараясь не выходить в слишком людные места. Фарлан вполне мог и донести кому не надо о наших планах, да и я лишний раз натыкаться на людей Санеса совсем не хочется.

— Эй, мам, — вырывает меня из прострации требующий внимания голос.

— Что такое, солнышко? — отвечаю я на автомате, прежде чем действительно прийти в себя.

— Дальше идти бесполезно. Там здание горит. Пожар может перекинуться на соседние дома. И народу слишком много. Давай вернёмся в начало рынка?

— Почему его никто не тушит?! — удивляюсь я, заворачивая за угол, и застываю.

Огонь лижет известняк, сытно пощёлкивает на деревянных балках и любопытно выглядывает из окон. Вокруг толпится народ, жадно наблюдая за открывшимся зрелищем и перешёптываясь. В толпе снуют карманники, а неподалёку от здания стоит и Военная Полиция.

И тут, в самом верху, в окне последнего этажа, куда огонь ещё не добрался, я замечаю рыжую макушку и две тонкие ручки, пытающиеся вытянуть ребёнка на подоконник. Что-то резко дёргает девочку вовнутрь, раздаётся испуганный вскрик. Чёрт возьми, полиция же с приводами! Что им стоит спасти ту девчонку?

Перехожу на бег почти мгновенно. Может, они просто не заметили?

— Господа! — кричу я им. — Там ребёнок в здании!

— Нам-то какое дело до третьесортного мусора? Не надо было лезть к работорговцам, — отвечает один из этих тварей, с намёком взвешивая в руке меч. — Иди отсюда, шваль, пока сама проблем не нашла на свою голову. А то вдруг ты тоже беглый товар, мм? Чем докажешь, что нет?

Я сжимаю зубы. Нельзя, нельзя нападать на них. Иначе нам никогда отсюда не выйти. Чёрт-чёрт-чёрт! Неужели у них тут нет пожарных?

— Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь, пом!..

Вздрагиваю, услышав тонкий голосок.

Знакомый голосок! До здания тут уже совсем недалеко. Вцепляюсь в волосы, осознавая, что кроме меня больше особо и некому ответить на просьбу о помощи:

— Блять! — Похоже, мне придётся туда лезть самой.

Скидываю с себя сначала куртку, а за ней и майку. Куртку, впрочем, тут же надеваю обратно. Ещё обгореть мне только не хватает.

— Эй, ты что это удумала? — опешивают мальчики, следовавшие, оказывается, за мной на расстоянии пары шагов.

— Ну почему мне ни разу нельзя обойтись без ёбаных проблем?!

Ищу глазами корыто с водой и, заткнув нос, ныряю в него с головой. Вылезаю и тут же мочу рубашку, сразу повязывая ту вокруг головы, прикрывая мокрой тканью рот и нос.

— Стойте здесь. Леви, следи за Фарланом, я сейчас вернусь.

— Нет!

Леви ни с того, ни с сего вдруг клещом цепляется в куртку. С другой стороны на мне виснет Фарлан.

— Госпожа Селезнёва, не нужно, прошу вас! Зачем вам это?!

Я отцепляю пальцы обоих и опускаюсь на одно колено перед самым важным человеком в этом мире.

— Помнишь, что я говорила тебе о своей профессии?

Заглядываю своему малышу в глаза. Мальчик жмурится и мотает головой, упрямо продолжая цепляться за меня.

— Спасатель, Леви. Я спасаю людей. А там, наверху, маленькая девочка. Ей страшно, она совсем одна и вот-вот сгорит или задохнётся от дыма. Мне тоже страшно туда идти, но больше ведь никто не пойдёт. А меня, по крайней мере, учили, что нужно делать в таких ситуациях. — Ну да, на двухдневных курсах, один раз, лет семь назад. — В моих силах спасти ту малышку, и я не могу не попытаться. Ты ведь веришь в меня, правда?

Мальчик кивает, продолжая удерживать меня. Отцепляю одну ладошку и целую её, стараясь успокоить непонятно откуда полученную царапину.

— Совсем скоро я вернусь к тебе… Я ведь обещала.

Детские пальчики нехотя разжимаются, и Леви отходит на шаг назад, оттягивая и Фарлана тоже и с болью глядя на меня.

— Буду ждать тебя здесь… Возвращайся скорее, мам.

— Я туда и обратно, приключение на десять минут, — с улыбкой цитирую я один мультфильм, вставая с колен, проверяю ещё раз импровизированную маску и бегу в сторону здания, заранее планируя свой «маршрут».

Сбоку удобный узкий переулок. По нему залезаю на крышу и уже по ней бегу до окна с девочкой. Хорошо, что она на последнем этаже. Я помню, что с ней там кто-то был, поэтому решаю зайти «без стука»: просто свешиваюсь вниз с парапета и спрыгиваю на подоконник.

Чего я не ожидаю, так это того, что здание было построено давно и не особо качественно: камень у меня под ногами почти тут же обваливается под моим весом, и я падаю вслед за ним. Плюс какой-то истерящий мужик, голый по пояс, грубо ударяет меня в живот, выбивая весь воздух из лёгких. Спасают лишь многолетние навыки, из-за которых я вцепляюсь в кладку и удерживаюсь на стене.

— Мама! — раздаётся снизу, но, слава богу, в стороне.

Кирпич под рукой горячий. Мало времени, совсем мало. Из здания слышатся пьяные бредни, мало походящие на связанную речь. Понятно, мужик ещё и в неадеквате. Везёт же мне на таких кадров.

Стискиваю зубы и отталкиваюсь от стены ногами, одновременно подтягиваясь на руках, и рывком забрасываю себя в комнату, сбивая с ног матерящегося пьянчугу. Он пытается схватить меня за ногу и утянуть на пол, но я уверенно прикладываю его носком сапога сначала в нос, а потом пару раз по почкам, нисколько не стесняясь своих действий. Обвожу глазами комнату и нахожу девочку в разодранной одежде, забившуюся в самый дальний угол небольшой комнатки. Думать, что эта пьянь хотела сделать мне не хотелось. Рядом кругами бегает и орёт свихнувшейся от страха котёнок. Сглатываю и растягиваю губы в улыбке, несмотря на страх.

— Изабель, иди скорее сюда, красавица моя. Больше тебя никто не обидит. Я пришла за тобой.

— Правда?

Ярко-зелёные глаза вспыхивают, и девочка несётся ко мне со всех ног, раскрыв объятия. Подхватываю ей на руки, прижимая к себе, и лезу наружу.

— Нет, стой! — Маленькая ручка дёргает изо всех сил за волосы. — Моя кошечка!

Матерюсь про себя, но за зверем возвращаюсь, кое-как хватаю его за шкирман и засовываю под куртку. Острые когти тут же заставляют меня пожалеть об этом, но шут с ним, сейчас не до удобств. Пол под ногами трещит, и я едва успеваю вскочить в проём окна, хватаясь за стену. Девочка верещит и плачет, хватаясь за меня и застилая весь обзор.

— Соплячка, ты ведь хочешь выжить, да? — чуть отстранив её от себя, рявкаю я так же, как когда-то орала на своих подопечных на сборах. Она кивает, в ужасе глядя на меня. — Тогда держись за меня по-нормальному. Мне нужны обе руки, чтобы вытащить нас с тобой отсюда.

Усадив малышку под куртку и застегнув пуговицы для надёжности, я лезу вверх. Сомнений по поводу того, что оставляю мужчину в бессознательном состоянии в горящем здании, у меня нет. Всех не спасёшь, в конце концов, да и не понятно, что та мразь собиралась сделать с бедной девочкой. Залезаю наверх и оглядываюсь. М-да, теперь значительно сложнее продвигаться дальше — крыша тут тоже из дерева, и я опасаюсь, что она вот-вот рухнет. Кое-где уже виднеются горящие проплешины. Остаётся только идти по узкому каменному парапету к соседнему зданию, что не очень просто, когда под тобой до хрена метров и вокруг лишь дым, и молиться, что вся эта конструкция под нами не обвалится. Видимость почти нулевая. Сцепив зубы и щуря глаза, я всё же кое-как, пригибаясь, добираюсь до угла. Закашливаюсь — намоченная тряпка не спасает от угарного газа. В глазах двоится. Блядство! Теперь прыжок. Рискованно, очень рискованно, но я проверяю парапет под ногами на устойчивость и, оттолкнувшись от крайнего камня, прыгаю. Мелкая крошка летит куда-то вниз вместе с моим сердцем. А меня буквально впечатывает в стену соседнего здания. Точнее, впечатывает мои колени — я пытаюсь защитить малышку от удара. Руки судорожно цепляются за извёстку, пытаясь найти, за что покрепче ухватиться. Я буквально соскальзываю вниз, а этого допустить никак нельзя! Спустя стоившее мне доброго десятка лет жизни мгновение, всё же нахожу подходящие выбоины, за которые и цепляюсь побелевшими от напряжения пальцами. Я судорожно дышу, пытаясь успокоиться, и наконец подтягиваюсь, затаскивая нашу троицу на крышу.

— В рот мне ноги, в ухо — веник, это было чертовски близко! — выдыхаю я, глядя в потолок и обтекая с ситуации. Девочка на мне возится и выглядывает из-под плотного материала куртки.

— Там огонёк пшикает, — делится она наблюдениями.

Лениво смотрю в сторону, куда она указывала, и тут меня резко дёргают в сторону. Мальчики, оказывается, поднялись наверх, поняв конечную точку моего маршрута, и Леви очень вовремя оттаскивает нас подальше от края крыши: из сгоревшего здания вырываются снопы искр, осыпая всё вокруг. Рядом с моим ботинком начинает тлеть сухой мох, и мы спешим спуститься вниз — на этот раз цивилизованно, по лестнице. Ещё на лестнице Леви отчего-то цепляется за меня, нисколько не чураясь мокрой, противно пахнущей болотом и гарью одежды. Так что у выхода приходится притормозить, чтобы успокоить малыша.

— Всё хорошо, фасолина. — Провожу по его дрожащей от напряжения спине рукой, другой поддерживая девочку. — Мы все живы. Ну, отпускай давай, запачкаешься же.

Мальчик отрывается от меня и цепко осматривает нашу композицию, видимо, оценивая ущерб от очередного «приключения». Изабель вдруг закашливается и начинает задыхаться, хватаясь за грудь, а не за горло. Всё-таки отравилась?! Я серею, понимая, что для маленького ребёнка порция угарного газа может быть фатальной.

— Тётенька, очень спать хочется, — хнычет девочка, комкая мой воротник в ладошках. — Мне страшно… Страшно…

Грязно выругавшись, несусь со всех ног в сторону дома, держа головку девочки приподнятой. Парни мгновенно всё понимают и бегут следом.

— Тихо-тихо, красавица моя, всё хорошо. Дыши, маленькая, глубоко дыши и не засыпай, ладно? — успокаиваю я её на ходу, хотя и сама чувствую себя не слишком хорошо.

Леви и Фарлан проносятся мимо. Торможу блондина, сгружая ему готового уже выпасть котёнка, и забег продолжается. Леви первым взлетает по лестнице и возится с замком.

Мы с Фарланом почти одновременно вваливаемся внутрь.

— Самое тёплое одеяло на стол, горячий чай с лимоном и мёдом, живо! — рычу я Леви, аккуратно опуская девочку на столешницу. — Иззи, девочка моя хорошая, слышишь меня?

Легонько встряхиваю. Девочка угукает и опять начинает хныкать, жалуясь на боль в груди. Не отключается, уже хорошо.

— Фарлан, проследи, чтобы она оставалась в сознании! — приказываю я застывшему рядом пацану и бегу к ящикам.

Слава богу, что хоть аптечку свою во время сборов я оставила. Судорожно нащупываю объёмную сумку с красным крестом и раскрываю её рядом с девочкой. Фарлан таращится на непонятные ему штуки, которых в этой реальности нет и не может быть, но мне не до его удивления. Нашатырь, кислородный баллон, разогревающая мазь. Девочка краем глаза наблюдает за всеми приготовлениями.

— Интересно, правда? — спрашиваю я, подавая ей маленький одноразовый шприц без иглы и показывая, как он работает. — Вот, смотри, при помощи этого мы с тобой после вместе покормим твоего котёнка, да? А пока что тебе нужно поправиться, красавица моя.

— Покормим? — неверяще спрашивает малышка.

— Да, конечно. Фарлан, где там эта когтистая сволочь? — бросаю я в сторону и бережно передаю котёнка девочке.

Сейчас важно, чтобы она успокоилась. Тогда быстрее придёт в норму.

Леви приносит одеяло и чистую одежду, одолжив девочке свою. Благодарю своего умного мальчика и напоминаю про чай, как можно более сладкий. Аккуратно раздеваю малышку, убирая замызганные тряпки подальше, и закутываю вместе с котёнком в тёплое одеяло. Кладу на бок. С себя тоже скидываю куртку, переодеваясь в чистое. Так, теперь лечение. Встряхиваю баночку с нашатырём с уже заранее прижатой к крышке ваткой и аккуратно провожу кругляшом сначала у себя, а потом и у девочки под носом. Изабель внимательно следит за моими действиями и вполне доверяет, не сопротивляясь моим манипуляциям. Только морщит чуть вздёрнутый носик.

— Фу, воняет! — жалуется малютка, и я улыбаюсь.

— Но спать тебе больше не хочется?

— Нет, не очень, — с удивлением рапортует Изабель.

— Мне тоже. Хорошо, тогда теперь кислород.

Я хмурюсь. Когда попала сюда, пережила крупный довольно переброс высот, да и удар о рюкзак был не слабый. А что, если я сейчас подам в маску газ, а он рванёт?

— Я сейчас.

Отхожу к окну, ведущему на боковую улочку, подальше от детей. Выставляю руку как можно дальше и вниз, чтобы между баллоном и мной была стена, максимально отворачиваю голову и нажимаю на клапан. Газ выходит с тихим пшиком, и ничего не взрывается, слава богу. Облегчённо выдыхаю и возвращаюсь к девочке.

— Вот так, теперь всё будет хорошо.

Приставляю маску к себе и под её внимательным взглядом делаю пару медленных, глубоких вдохов. Прислоняю пластик к её милым щёчкам, и малышка послушно повторяет за мной. Ещё немного себе, и снова ей, дольше на этот раз.

— Теперь должно быть полегче, да?

Девочка кивает, забирая баллон и продолжила глубоко дышать, а я аккуратно разворачиваю одеяло и принимаюсь натирать её грудь и спину разогревающей мазью, после чего очень быстро укутываю снова. Леви как раз приносит две кружки чая, и я выпиваю свою порцию влёт, немного обжигая горло и жмурясь от кисло-сладкого, почти лекарственного вкуса. Да, лимона малыш не пожалел. Молодец!

— Спасибо, солнышко, то, что надо. — Нежно улыбаюсь ему. — Ты меня прямо спас.

— Дура. — Мальчик скрывает глаза за чёлкой и легонько толкает в плечо. В следующую секунду суровая сталь пригвождает меня к месту: — Не смей больше так делать, поняла?! Там ведь кто-то был внутри помимо малявки, и ты об этом знала. Так?

— Да, всё так, — честно признаюсь я и легкомысленно пожимаю плечами. — Но я ведь справилась. Ты научил меня, как действовать в таких ситуациях. Что бы я без тебя делала?

— Ты стала действовать слишком опрометчиво. У того человека могло оказаться оружие, и ты бы ничего не смогла ему противопоставить. Не заигрывайся, если и в самом деле намерена выполнить своё обещание, — мрачно журит капитан.

— Ты прав, когда-нибудь такие импульсивные действия могут выйти мне боком. Я постараюсь быть аккуратнее. Но ведь ты же будешь рядом, чтобы мне помочь, да? — С улыбкой треплю его по голове и возвращаюсь к девочке. — Ну что, красавица моя, тебе тоже нужно выпить чай. Только осторожно, он горячий.

— Чай… — зачарованно повторяет за мной девочка, садясь вертикально, и принимает у меня из рук кружку.

— А я пока осмотрю твою пушистую мелочь, ладно?

Иззи кивает, передавая мне писклявого котёнка. Вздохнув, аккуратно прощупываю пищащую скотину. Действительно девочка, пятнистая и наглая. Животик плотный, это фигово, вроде как. Как там мама в детстве делала, когда я таскала домой домашних животных? В раковине смачиваю тряпку и аккуратно массирую низ животика, помогая несчастному созданию справить нужду. Писки прекращаются, но мелкая зараза тут же пробует куснуть мой палец, тыкаясь мордочкой в руку. Вздохнув, разбиваю одно из яиц и смешиваю белок с небольшой порцией молока. Набираю в шприц эту бурду и аккуратно скармливаю первые пять миллилитров, поглаживая мягкие бока. Зверь попался ушлый, и тут же требует ещё, довольно водя хвостом и попискивая. Приходится давать «ещё». В конце концов сгружаю котёнка и девочку на мальчишек, а сама иду на рынок. Еды теперь придётся покупать не в пример больше.

Возвращаюсь я как раз вовремя, застав допрос с пристрастием. Изабель весело болтает ножками, хомяча мандарин, а мальчики терроризируют её вопросами. При этом Леви держит чисто вымытого, белого, как оказалось, котёнка, на сгибе локтя, лениво почёсывая растекающуюся в релаксе жуть за ушком.

— Мама говорила, что в том доме жил мой папа, — начинает она что-то объяснять. — А тот дядя сказал, что отведёт меня к нему. Вот только папа так и не пришёл.

Девочка упирается взглядом в пол и раздражённо трёт кулачком глаза.

— Взрослые всегда обманывают.

— А домой ты почему не пошла, как я тебя просила, радость моя? — осторожно спрашиваю я с порога, привлекая внимание своего детсада.

— Не хочу домой, — насупливается девочка.

— Но ведь там тебя ждёт твоя мама. Она, наверное, волнуется за тебя, — продолжаю аккуратно копать я.

— Не пойду! Там страшно. — Девочка складывает ручки на груди и снова насупливается. Потом смотрит краем глаза на меня и шкодливо улыбается. — К тому же, тут есть старший братик Леви.

— Старший братик? — недоуменно переспрашивает мальчик, прерывая почёсывания.

Зверёныш у него на руках тут же начинает возиться и ударяет лапой по пальцам, давая понять, что холоп рано остановился.

— М-м, — кивает Изабель, широко улыбаясь, и сдаёт фасолину по полной программе. — Он, пока тебя не было, выгнал двух страшных дядь, которые пытались сюда войти, и котёнка помыл, и ещё дал мне вкусную штуку с дерева, и… и… и вот!

Она разводит руки в стороны, видимо, стараясь показать масштаб своего восторга, и смахивает кожуру с колен на пол.

Леви, естественно, тут же перекашивает, но, к моему изумлению, он не говорит ни слова, а просто нагибается и аккуратно всё собирает.

— Тебе бы тоже не мешало помыться, сопля, — мрачно бросает он, выкидывая мусор в ведро, и, передав девочке котёнка, начинает помогать мне разбирать пакеты. Я придерживаю его за локоть.

— Что с теми двумя?

— Спустил с лестницы. Без ножа, так что привлечь не смогут, — тут же успокаивает меня ребёнок.

— А адрес узнал? — шёпотом интересуюсь я, чуть кивая в сторону малышки.

— Да, на другом конце города, — тихо отвечает мальчик.

— Сходи туда, если не сложно. Посмотри, что да как. Я тут пока разберусь.

— Ладно. — Леви кивает и достаёт из заднего кармана завёрнутый в тряпку нож. — Эй, блондя, попробуешь что-нибудь выкинуть в моё отсутствие, и находить тебя будут потом по всему городу. По частям.

— Долго же ты этой зубочисткой кромсать-то будешь. Как бы мне не заснуть в процессе, — тут же отвечает любезностью на любезность мой новый подмастерье.

Хмыкаю и останавливаю Леви ненадолго, остужая его пыл:

— Осторожнее. — Касаюсь руки, держащей оружие, и хмурюсь. — У нас один день остался.

— Да, я помню, — кивает малыш, направляясь к выходу. — И ты тоже — убери свои вещи подальше, мало ли что. И, если можно, приготовь сегодня шарлотку, пожалуйста. Мне понравилось.

— Будет сделано, мой капитан! — козыряю я ему. — Когда вернёшься — обязательно устроим настоящее застолье. Вместе ведь веселее, правда?

— Хах, тогда постараюсь побыстрее.

Леви машет рукой на прощание и закрывает за собой дверь.

— Братик Леви тако-ой крутой, правда? — наивно интересуется у меня Изабель, которую я подхватываю на руки, пока эта егоза не упала на пол, запутавшись в одеяле.

— Да, правда. Он у нас самый лучший, — в тон ей подтверждаю я, занося в ванную.

Котёнок вручается блондину, который после моего ответа как-то очень противненько хмыкает, но не комментирует наш диалог.

Он уже знает, что будет дальше, и потому благоразумно подаёт мне частый гребень и пытается свалить на кухню нарезать салат, оставляя меня с четырёх- или пятилетней пигалицей один на один. Ну уж нет. Я не настолько глупая — блондин, пока мы будем внизу, вполне может стырить что-то из аптечки. Нам такие «утечки» никак не нужны, поэтому я сажаю его нарезать салат около двери, чтобы мне было его видно. Быстро мою крутящуюся и пытающуюся найти во что поиграть девочку и сажусь просматривать ей волосы. И вот тут-то меня ждёт неприятный сюрприз. Вшей у Изабель нет, слава богу. Видимо, при пожаре все свинтили. А вот гниды присутствуют.

— Фарлан, золотце, — тихо зову я, замерев на месте.

— Да, в чём дело, госпожа Селезнёва? — тут же материализовывается блондин, опасливо выглядывая из-за косяка.

— Будь ласков, подай уксус. И… надо будет каминными щипцами выкинуть потом одежду Изабель в окошко. У нас неучтённые пассажиры.

Мальчик вмиг всё понимает и быстро выполняет поставленную задачу, даже предлагает сбегать наверх. Как любезно.

Я вздыхаю, делаю обёртывание по всем правилам и убираюсь наверху, перепрятав все «странное» подальше, пока блондинчик следит за малявкой. А по возвращении начинается одна из самых неприятных мне рутин — ожидание. Ну не умею я нормально общаться с детьми, тем более с такими мелкими и гиперактивными. Сначала мы с девочкой играем в ладушки, потом я рассказываю ей сказку, потом ещё одну. К нам подключается сжалившийся надо мной Чёрч, недолго играя с мелочью в какую-то местную считалочку. Час всё никак не желает проходить, а минутная стрелка упорно стопорится о каждое деление. Но наконец труды наши таки окупаются — мы разматываем полотенце и вычёсываем всех вредителей, ещё раз моем голову и я натираю макушку Изабель лавандовым маслом, как делали тут мы все для профилактики.

— Ну вот, разве теперь ты не прелесть, а? — улыбаюсь я, обрядив девочку в чистую одежду и подвернув рукава на рубашке.

Девочка закашливается, но смущенно улыбается мне в ответ. Это ещё что? Только простуды нам тут не хватает! Озабоченно хмурюсь:

— Ну-ка покажи мне своё горло, красавица. Ну, давай, скажи «а-а».

Красное. Значит, всё-таки заболела. Вот чёрт. Ладно, у меня есть лекарства, как-нибудь справимся. Надо сначала узнать, что там с её семьёй.

Втроём на кухне работается гораздо лучше, чем в одиночестве, но мне не хватает Леви. Где он так задерживается, спрашивается? Уже и еда вся готова, и на стол накрыто… Закусываю губу, тревожно глядя в окно, и предлагаю сыграть в города. Фарлану идея приходится по душе, а Изабель всё больше канючит, потому что ничего о местной географии не знает. Что ж, надеюсь, она хоть что-то сегодня запомнит. В будущем ей это лишним точно не будет.

В дверь стучат. Я бегу ко входу, забыв про всякую осторожность. Хорошо, что Фарлан тормозит меня, крепко вцепившись в подол рубашки.

— Это не он. Леви бы не стал стучать — у него же есть ключи, — тихо шепчет мальчик, заставив меня наклониться ближе к себе. — Что нам делать, госпожа Селезнёва? Я… Я умею драться. Немного совсем.

Хмурюсь, понимая, что только что чуть не вылетела наружу, в одно из самых опасных мест внутри стен, безоружной. Верх идиотизма с моей стороны! А если бы с другой стороны меня поджидал бы человек с ножом? Или с пистолетом? Прав был мой мальчик, я становлюсь слишком безрассудной!

— Встаньте за мной, — тихо приказываю я. — Фарлан, если что — хватай Изабель и беги. У окна привязана верёвка, по ней можно спуститься вниз. Только проверь, что снаружи никого нет — они могли перекрыть пути отхода.

— Всё чисто. А вы? — тут же спрашивает он, недоверчиво глядя на меня.

Ну да, тут как-то не принято друг друга прикрывать. Хмыкаю, лишний раз убеждаясь в том, как же сильно отличаются наши миры.

— А я очень постараюсь побыть «отличницей» и в точности следовать всем урокам своего сына, — недобро усмехаюсь я, доставая нож и перехватывая его в воздухе задним хватом.

В конце концов, я тут что, просто так ежедневно полгода подряд пинки отхватывала? Стук повторяется. Мы с Фарланом пересекаемся взглядами. Он уже держит притихшую Изабель под мышкой, застыв у окна. Киваем друг другу, собираясь с мыслями. Страшно, но вместе с тем по телу разливаются уже знакомые злые радость и предвкушение. Ну что, кто там ещё решил испытать удачу?

— Вечер добрый, госпожа Селезнёва. — Снаружи, чуть приподняв в приветствии шляпу, обретается сам дон Корл… Санес, в общем. В обществе двоих амбалов, печальными статуями застывшими за его спиной.

— Добрый, босс, — осторожно отвечаю я, замирая на пороге. Впускать визитёров мне ой как не хочется.

Мы замираем, глядя друг на друга, как два барана из стишка на мосту. Я первой начинать разговор не собираюсь, интересоваться, зачем припёрлись эти индивиды, впрочем, тоже. Чревато неприятностями. Босс покашливает, прерывая паузу.

— Холодно сегодня. Не впустите на чашечку чая? — И эта скотина шагает вперёд, намереваясь войти.

Заслоняю вход, сделав ему шаг навстречу, и мужик вынужден остановиться, чтобы не получить от меня по подбородку.

— Простите, — мило улыбаюсь я, делая ещё один шаг вперёд и прикрывая за собой дверь. — Но у нас тут дети болеют. Не хочу, чтобы вы заразились.

Из дома тут же раздаётся понятливый сухой кашель. На два голоса. Ну вы ребят, конечно, вообще не палитесь. Чуть не улыбаюсь такой слаженности действий, но тут же вспоминаю, кто передо мной, и желание улыбаться как-то разом сходит на нет.

— Вот как. А вы, как я погляжу, всё подбираете и подбираете детей. Приют решили открыть?

— Нет, что вы. — Что тебе надо-то? — Просто сегодня произошёл один неприятный инцидент…

— Да, мне доложили, — мрачнеет мужчина. — Вы спустили моих людей с лестницы.

— Что, простите?

Я аж охреневаю от такой предъявы. Это когда б мы успели?

— Сегодня мои люди поднялись к вам, чтобы узнать, не нужна ли помощь, а вы их избили и вышвырнули вон. Так-то вы обращаетесь с собственной охраной?

— А… У нас была охрана? — Кажется, я начинаю понимать, о чём речь. — Вы про тех двоих, эм, мужчин, что несколько дней подряд околачивались около нашего дома и справляли свои дела прямо под наши окна? А нам показалось, что это были какие-то местные пьяницы. Простите, что не разглядели в них лиц, способных защитить нас от чего-либо. Возможно, предупреди вы нас или скажи те двое в первый же день, что находятся здесь для охраны, такой бы ситуации не случилось. Видимо, произошло недопонимание.

— Недопонимание, — медленно повторяет за мной Санес, прищурившись, а потом резко хватает меня за воротник и приподнимает над землёй. Ух, силён, зараза! — Слушай сюда внимательно, крошка. Мой сын на хорошем счету в Военной Полиции. Тебе ведь не нужно объяснять, что это значит?

Объяснения и в самом деле излишни. Выстрел на заднем дворе до сих пор звучит у меня в ушах. Но теперь ко всему прочему прибавляется ещё и понимание, что даже прорвавшись наверх мне нужно будет очень быстро, буквально в рекордные сроки обзавестись полезными знакомствами среди знати. Иначе нам кранты.

— Пока что ты была нам полезна, и в будущем я ожидаю от тебя примерной работы, — продолжает блондин, презрительно щурясь. — Но ещё раз ты посмеешь дерзить или проявлять неуважение по отношению ко мне или к моим людям, и я перережу нахрен глотки всем детям, живущим в этом доме, у тебя на глазах, а после пущу тебя саму по кругу. Не разочаровывай меня. Мы друг друга поняли, Селезнёва?

— Конечно… господин, — сдавленно выдыхаю я, теряя последние крупицы воздуха.

Мужчина брезгливо откидывает меня на дверь и отряхивает руку о штанину.

— Жду тебя первого в десять утра. Не появишься в срок — последствия не заставят себя ждать.

— Разумеется, господин. — Склоняю голову в жесте покорности, скрывая выражение лица.

Бежать. Нужно бежать налегке. Плевать на вещи, плевать на всё. Своя жизнь дороже. И Изабель придётся остаться здесь, теперь уже точно. Пока что её не видели, а значит она будет в безопасности вдали от нас. Да, пока что так будет лучше. Провожаю «гостей» рассеянным взглядом, глубоко вдыхаю и выдыхаю, успокаиваясь. И возвращаюсь домой уже улыбаясь.

— Ну что, ребят, не скучали тут без меня?

Пожалуй, бравады в голосе слишком уж много — Фарлан совсем не дурак, и потому на моё веселье не ведётся.

— Вы ведь собираетесь сбежать, да?

— Сбежать куда? Кто тебе такое сказал, малыш? — пробую я перевести всё в шутку, но не получается.

— И у вас есть план, как выйти наверх и там остаться, — тихо, но веско продолжает развивать мысль Фарлан. — Вы поэтому предложили мне опекунство, чтобы забрать с собой, да?

— Да, частично поэтому, — спокойно подтверждаю я его слова, оставив притворство. — Я скажу тебе то, чего не говорила Леви. И попрошу не говорить ему и впредь.

— О-о, это будет секрет? Настоящий-пренастоящий? — вклинивается Изабель. Я подхватываю её на руки и щекочу. Девочка счастливо пищит, крутясь и хохоча.

— Настоящий-пренастоящий. И братику Леви или посторонним людям его говорить не надо, ладно? Это будет наш большой секрет. — Прикладываю указательный палец к губам, и девочка весело кивает. Тихо хмыкаю, умиляясь этой картине, и снова смотрю на Чёрча. — Я знаю, что будет в будущем. Точнее, что могло бы быть. Вы все трое встретились бы гораздо позже, лет через пять или десять, и жили бы вместе в банде. Освоили приводы, попались Разведчикам на глаза, и в итоге вступили бы в их ряды. Я верю тебе, Фарлан, несмотря на то, что мы совсем ещё не знакомы, потому что знаю, каким хорошим другом ты будешь.

— Вы несёте какой-то бред, — качает головой мальчик. Ну ещё бы.

— Ты видел сегодня, как я использовала странные вещи, так?

— Это… Вы ведь из-за стен, да? — предполагает блондин.

— Нет, было бы глупо в таком случае сидеть в Подземном Городе, а не разведывать информацию наверху, не находишь? Я просто в принципе не отсюда. Из другого мира, если точнее. — Вздыхаю и подкидываю малышку, поудобнее перехватывая её. — Там у нас есть что-то вроде книг, описывающих события, которые будут происходить с вами начиная с восемьсот сорок пятого года.

— И что же будет? — напряженно спрашивает Фарлан.

— Сейчас это не важно, до этого ещё дожить надо, — тихо отвечаю я, укачивая девочку. — Я всё это говорю тебе по одной простой причине. До сегодняшнего дня я и предположить не могла, что Санес будет угрожать детям. Но теперь тут стало слишком опасно. Поэтому… Поэтому я даю тебе выбор. Ты можешь пойти с нами и помочь. Это будет рискованно, и тот проект, над которым я работаю, могут забраковать, если не доведу его до ума. И тогда мы будем в полной жопе. Но если всё получится, то мы выйдем наверх и ты сможешь жить так, как захочешь. Однако, если тебе кажется, что риск слишком велик — ты можешь отказаться и уйти сейчас, пока ты ещё не под ударом.

— Вот как. — Фарлан сжимает кулаки, глядя в пол. — Мне… Мне нужно время подумать.

— Да, конечно. Ты всегда был очень осторожен. — Немного грустно улыбаюсь. — Ну что, будем дальше готовить ужин?

— Ужин! — подтверждает Изабель дальнейший план действий.

Вряд ли она что-то поняла из нашего разговора. И слава богу. Наверное, не стоило рассказывать такую информацию при ней…

Время идёт, дети хотят есть и начинают потихоньку бушевать, а Леви… Леви всё ещё нет. Я уже готова бежать искать его в ночи, но дверь наконец открывается, останавливая мои судорожные метания от стены к стене.

— Вернулся! — Обнимаю своего малыша, облегчённо выдыхая. Это были самые тревожные три часа в моей жизни. — Почему ты так долго, фасолина?!

Ответа нет. Отстраняюсь, чтобы заглянуть в серые океаны, и замираю. Леви не в порядке, совсем нет. Случилось что-то очень плохое, потому что на моего мальчика как маску надели. Подхватываю его на руки и быстрым шагом иду вниз, предупредив детей, что мы сейчас вернёмся.

— Что случилось? — закутав переодетого мальчика в одеяло и обняв, чтобы лучше согреть, осторожно спрашиваю я.

— Я был дома у этой мелкой, — тихо отвечает малыш и, помолчав, добавляет: — Она права, там и в самом деле есть чего испугаться.

— Что там было? — Хмурюсь, пытаясь понять, что так сильно могло напугать малыша.

— Там повсюду был этот запах. — Леви обнимает себя за плечи, нервно комкая ткань в пальцах. — Запах смерти. И маленькая комната без освещения. И тело… на кровати. И пятна на коже… Грязь… Так грязно… Всё точно так, как было…

— Леви! — Чуть встряхиваю его и стараюсь поймать рассеянный стальной взгляд. — Ты здесь, со мной. Ты больше не в том страшном месте, слышишь меня? Ты вернулся домой!

Глаза напротив проясняются, и моё солнце обнимает меня в ответ:

— Да, я вернулся. Прости, что так долго.

— Ничего.

Легко поглаживаю прислонившуюся ко мне тёмную макушку и укачиваю ребёнка у себя на коленях. Прямо как когда ему снились кошмары. Вот только кошмар в этот раз был вполне реальным. Нужно его отвлечь.

— Главное, что ты в порядке. Иди помойся и за стол, ладно? Мы там вкусностей наготовили…

— Что будем делать с соплячкой? — спрашивает Леви, не отпуская меня. — Она осталась совсем одна.

— Я не знаю, — тихо отвечаю я, качая головой, и рассказываю о визите Санеса. — У нас и так уже есть Фарлан, за которым глаз да глаз нужен, и вещей, несмотря на все ухищрения, тащить много… И если мы попадёмся, то я не хочу даже думать о том, что с ней могут сделать в Военной Полиции. Может, здесь есть какой-нибудь приют или ещё что-то такое, для детей?

— «Какой-нибудь» есть, — кивает Леви. — Нормальных только нет. Эти… «приюты» прекрасно сотрудничают с работорговцами и публичными домами. Хочешь отдать туда эту наивную соплю?

— Нет, не хочу. Но какой у нас выбор? — Закусываю губу, напряженно думая. — Давай… Давай подумаем за едой, ладно? А потом всё спокойно, без нервов, обсудим втроём. У меня за сегодня уже голова трещит по швам.

— Ладно, мам. Я в душ.

Леви кивает и уходит в соседнюю комнату, продолжая кутаться в одеяло.

А я встаю и иду наверх успокаивать детский сад. Меня трясёт от одной лишь мысли, что из-за моих глупых решений могут пострадать маленькие невинные дети. Разговор с Санесом звенит в ушах, как и выстрел на заднем дворе. И эти его слова про мою «полезность»… Вот-вот перестану быть. И что тогда? Что этот человек способен сделать? Как далеко простирается его власть? И как, чёрт возьми, я должна справиться с такой ответственностью?!

Ужин проходит в мрачной атмосфере. Нам всем есть о чём подумать. Только Изабель весело стучит ложкой по столу, требуя добавки, и всячески кривляется. Она явно устала и поэтому так гиперактивна.

— Иззи, красавица моя, — тихо говорю я, когда её тарелка пустеет. — Тебе пора спать. Давай я тебя уложу и расскажу интересную сказку?

Девочка мнётся и чуть виновато спрашивает:

— А можно… можно старший братик меня уложит? С ним мне будет совсем-совсем не страшно засыпать!

Леви напротив меня хмурится, и я уже почти готова начать уговаривать девочку, что со мной тоже будет не страшно, но мальчик молча встаёт из-за стола и поднимает Изабель на руки.

— Только зубы будешь тщательно чистить. Поняла меня, сопля? — грубовато спрашивает он, тем не менее безмерно осторожно придерживая девочку, пока сносит её вниз по лестнице.

— Да! А какую сказку ты мне расскажешь, братец Леви?

— Я почитаю тебе одну книжку, которую мне подарила мама. Она с картинками…

Их голоса затихают, и мы остаёмся с Фарланом наедине, начиная убирать со стола.

— Ни за что бы не подумал, что он может быть таким, — задумчиво говорит мой помощник, сгружая тарелки в мойку.

— Может. Леви — очень добрый и заботливый мальчик, просто ему немного не повезло в жизни, — спокойно отвечаю я, с благодарностью принимая помощь. — Но ведь и ты в будущем, насколько мне известно, помогал бы своему товарищу, у которого будут проблемы с ногами, отдавая ему часть своей доли.

— Вот как? — тихо спрашивает Фарлан, пряча глаза.

— Прости, золотой мой, не стоило поднимать эту тему. Нервы сегодня ни к чёрту.

Провожу рукой по волосам, убирая отросшие пряди подальше от глаз.

— Нет, ничего. — Чёрч хмурится ещё некоторое время, а потом внезапно берёт меня осторожно за рукав. — Вы говорили, что у вас что-то не получается с вашим проектом. Покажите, может, я смогу что подсказать? В конце концов, я же ваш подмастерье.

— Хорошо… И спасибо, Фарлан, — улыбаюсь я, поняв, какой сложный выбор он только что сделал. — Только сначала приберёмся тут, пока мистер Мойдодыр не нагрянул.

Чёрч фыркает от такого прозвища и дальнейшая уборка проходит в дружеской обстановке под анекдоты и взаимные подколы.

Леви застаёт нас развалившимися на полу посреди гостиной. Повсюду лежат чертежи, линейки, карандаши… А по центру всего этого великолепия возвышается собранный и перевёрнутый сейчас на руль и сидушку велосипед. Я раскручиваю колесо и объясняю, чего пытаюсь добиться и какая ахинея выходит в итоге, а Фарлан внимательно слушает и потирает подбородок.

— Эй, — набатом проплывает головами замогильный голос над нашими. — Вы что это здесь устроили, а?

Я мгновенно поворачиваюсь, надеясь минимизировать бурю, которая вот-вот грянет, но тут Фарлан наконец выдаёт свой вердикт.

— Если ни дерево, ни металл в месте сцепления не работают, то почему бы не использовать какой-нибудь другой, нестандартный материал?

Я замираю на полдороге к Леви, уставившись в стену. Медленно повторяю его фразу:

— «Нестандартный материал»? Нестандартный…

Взгляд падает на шкафчик с обувью, на котором сейчас стоят новые, только сегодня купленные сапоги из военной униформы. С толстой резиновой, судя по всему, подошвой… «Вэйт э минет», как говорится. А что, если?..

— Мам, что на этот раз?

Леви знает этот мой взгляд и со вздохом просто интересуется, откладывая свой праведный гнев на некоторое время.

— Ты будешь меня ругать, но сделай это после, ладно? — Беру один из сапогов и пробую подошву на прочность. — Это… Это же просто идеально! Фарлан, ты — гений!

Мальчики молча охреневают, пока я отрезаю подошву и крошу её в лоскуты нужной мне формы. Так, теперь зацепы вот так поставим, используем трос и ручку от УПМ, и…

— Готово!

С восторгом кручу колёса, которые послушно останавливаются, стоит мне нажать на соответствующие рычаги.

Переворачиваю велик и быстро прибираю всё вокруг, освобождая пространство.

— Эй, погоди, это может быть опасно, — хмуро пытается остановить меня Леви, когда я перекидываю ногу через раму и отталкиваюсь ногой от земли.

И, о чудо, велосипед послушно едет! Рессоры работают, руль управляется плавно. Так, теперь тормоза… Велосипед послушно останавливается, не резко, не рывками, точно так, как надо! Пробую ещё несколько раз и понимаю — оно!

— Готово! — Я спрыгиваю с велика и обнимаю сына, весело подкидывая его в воздух и тут же ловя обратно. — Получилось, солнышко, у нас и вправду получилось!

— Сумасшедшая. — С улыбкой прижимается ко мне мальчик, обнимая за шею. — Дай хоть попробовать.

Ребята по очереди пробуют обуздать устройство, пока я осторожно поддерживаю велосипед сзади, и довольно скоро по крайней мере Леви может уже без страховки ездить по комнате, ловко огибая предметы быта. Фарлану пока не достаёт ловкости, но я успокаиваю его тем, что на открытом пространстве ему будет гораздо удобнее и всё обязательно получится. Мы вместе убираемся и укладываем наше сокровище в сумку, разобрав и упаковав детали по пакетам. И вообще запаковываем всё по максимуму. Остался один день. Всего один, и мы будем свободны.

31.12.831 (01 час 24 минуты)

— Мам.

Мы с Леви в этот раз оба спим наверху, в гостиной. Где-то в ногах мотыляется Жуть, которую на общем совете было решено назвать именно так из-за её привычки шхериться под кроватями и нападать исподтишка на проходящие мимо ступни. Мальчик доверчиво прижимается ко мне под одеялом, согревая ледяные пятки, и я вспоминаю, как он так же искал тепла в номере гостиницы. Хах, а ведь сколько воды с тех пор утекло…

— Что такое, мой хороший? — ласково отвечаю я, отводя непослушную смоляную прядку со лба напротив.

— Удочери Изабель. Пожалуйста.

Я вздыхаю. Всё-таки это не детский выбор, и, боюсь, сейчас Леви впервые во мне разочаруется, но:

— Я не могу взять на себя такую ответственность. И, как ты сам говорил, не усыновлю всех сирот. Сейчас слишком серьёзные люди идут против нас, фасолина. Я не смогу её защитить, просто не сумею. Ты и Фарлан можете за себя постоять. Она — нет. Поэтому мой ответ — нет. Это для её же блага и безопасности. Я постараюсь завтра найти ей хорошую семью, и, может, потом, когда всё уляжется, мы сможем её забрать, но…

— Мама, — прерывает сын моё бормотание. — Тебе и не надо брать ответственность за Изабель. Я возьму и буду её защищать. У меня хватит на это сил. Просто подпиши документы, чтобы мы могли забрать её с собой.

Молчу, обдумывая его слова. Помнится, в аниме именно Фарлан уговорил Леви оставить Изабель у них. А сейчас этот ребёнок сам упрашивает меня об этом. Значит ли это, что мне всё же удалось что-то изменить?

— В конце концов, я тоже хочу быть её «старшим братиком», — с усмешкой говорит мой маленький капитан, и я сдаюсь.

— Хорошо. Будь по-твоему, фасолина. Но помни: это был твой выбор и твоя ответственность. Не дай себе и шанса пожалеть о нём потом! Защищай свою сестрёнку как можно лучше, понял меня?

— Да, обещаю, — серьёзно кивает мне Леви, прежде чем уснуть.

---

Примечания:

В следующей главе будет суд и выход на поверхность. Ура! Мы наконец собрали весь детсад воедино и можем смело шуровать наверх. Если, конечно, обстоятельства не помешают. Как вам глава?

31.12.831 (07 часов 53 минуты)

Сегодняшний день обещает пройти сумбурно, в спешке. Нам нужно много всего успеть: и найти пристойную одежду для Фарлана и Изабель — не пойдут же они в суд в старой, потёртой одежде, и оформить опекунство и удочерение, — и окончательно собрать все вещи, распределив на каждого допустимую нагрузку и откинув всё лишнее. Кажется, что конца этому дню не будет.

Я просыпаюсь от того, что по мне что-то активно скачет, и обнаруживаю Изабель и Жуть, которые уже устроили небольшие догонялки на нашей с Леви кровати с утра пораньше. Интересно, где при этом обретается её «старший брат». Чуть поворачиваю голову и обнаруживаю мелкого капитана с чашкой чая за столом, с интересом наблюдающего за издевательствами надо мной. Пол начисто вымыт, и посуды на сушке нет, значит, он уже давно проснулся. Мог бы и меня разбудить, в конце концов, чтобы одному со всем не возиться. Я решаю ещё немного поваляться, прокрастинируя, но вселенная настойчиво намекает, что пора вставать: маленькая, но на редкость острая коленка Изабель прилетает мне точно в солнечное сплетение, и я, беззвучно матерясь, пытаюсь снова научиться дышать, стремительно капитулируя подальше от места боевых действий на пол. Деревянные доски холодные, несмотря на разожжённый камин, и я понимаю, почему девочка резвится на кровати — всё-таки она не до конца ещё поправилась. Закутываюсь в куртку за неимением тут пледа и бреду на кухню. Мне срочно нужен чай.

— Доброе утро, солнце моё.

Отбираю у Леви чашку, привычно хватаясь снизу. Мальчик несколько мгновений мрачно смотрит на наши пальцы, обхватившие белую тару с обеих сторон, но всё же выпускает фарфор, давая мне доступ к кофеину.

— Доброе, — отвечает он наконец. — Я завтрак на всех приготовил.

— Правда? Спасибо большое, радость моя! Что бы я без тебя делала? — благодарно улыбаюсь я и ерошу приятно мягкие темные пряди. — Зови тогда всех к столу, я накрою и молока погрею.

Леви послушно поднимается, несмотря на хмурый вид, и идёт мимо Изабель в сторону лестницы вниз, но ненадолго останавливается около нашей кровати.

— Эй, мелочь, только попробуй отсюда слезть. — Мой малыш мрачен и непреклонен. — Я вернусь и сам отнесу тебя, поняла? Приберись тут пока, раз уж развела срач!

Наблюдаю за происходящим из кухонной зоны, накрывая на стол и всем своим видом показывая, что ничего не слышу и не вижу. Но довольная улыбка сама собой расползается по щекам. Кажется, фасолина и в самом деле меня вчера услышал. Девочка кивает, но, похоже, суровость «старшего братика» её нисколько не пугает, и в кратчайшие сроки расстилает одеяло по кровати. Жуть, правда, ей в этом малость не помогает, настырно играя с краем ткани и пытаясь утянуть подальше подушку, но девочка легко справляется с этим бунтом.

Снизу поднимаются Леви с привычным выражением «вы все говно» на лице и мрачный уже с утра Фарлан. Опять повздорили, что ли? Мой малыш по пути сажает нашу красавицу на закорки каким-то больно уж привычным жестом, и в таком составе эта компания доезжает до стола чтобы нестройным хором пожелать мне доброго утра.

— Да вы, как я погляжу, уже спелись, — хмыкаю я, накладывая всем оладушки, заботливо прикрытые до этого полотенцем. Горячие кружки уже стоят рядом с каждой тарелкой.

— Завтра нам будет нужно выбраться из этой жопы. Конечно, мы должны найти общий язык, — фыркает Фарлан, отчего-то косясь на Леви, и потирает затылок. А, разъяснительные беседы. Это хорошо, меньше шансов, что он где-нибудь лажанёт.

— Ну и отлично. Надеюсь, план тебе уже известен? — Блондин кивает. — Всё в плане устраивает?

— Нет. — Фарлан чуть морщится и упорно смотрит в тарелку. — Меня не устраивает лестница, по которой мы будем подниматься.

— А что с одиннадцатой лестницей не так? Она ближе всего к нам, — пытаюсь я понять, где могла просчитаться.

— Я бы пошёл на шестую. Она не принадлежит ни Санесу, ни Николаю Лобову. Там у нас больше шансов добраться наверх.

Я молчу некоторое время, размышляя. А ведь нейтральная территория — самое то, чтобы уйти, не обосравшись при этом.

— Сколько ещё есть лестниц, неподконтрольных им обоим? — осторожно спрашиваю я.

— Эта — единственная, — тут же отвечает Леви. — Поэтому я и сказал, что идея тупая.

— И в самом деле тупо будет так попасться. Если уж Санес где и будет нас ждать, так это там, — спокойно подтверждаю я выводы сына и тут же добавляю: — Пей молоко, пока горячее.

Леви кривится. Глядя на него, кривится и Изабель, отодвигая стакан. Хотя до этого преспокойно пила свою порцию. Так, это ещё что за саботаж? Я чуть наклоняюсь к своему ёжику и шёпотом указываю на очевидное:

— Ты ведь теперь старший брат, нет? Твоя сестрёнка всё за тобой повторяет. И ей молоко даже нужнее, чем тебе. Так что изволь заботиться о ней как следует, в том числе на личном примере показывая, как себя вести. Пей молоко и не бурчи. Если остынет — появится противная пенка. Поверь, это будет ещё неприятнее на вкус.

Леви кидает быстрый взгляд на девочку, которая в открытую наблюдает за ним, и послушно выпивает свою порцию залпом, тут же придвигая ближе мою большую кружку с чаем. Ещё и мелочь отчитывает за то, что сама не пьёт. Ну хоть так. Я возвращаюсь обратно к насущному, глядя, как Изабель снова берёт в руки свой стакан:

— Мы пойдём по лестнице, которую крышует Лобов. Там нас наверняка пропустят, пускай и за кругленькую сумму, но всё же. Надо только как можно скорее разобраться с вашими документами.

— Вот как? — Фарлан удивлённо переводит взгляд с меня на Леви. — Извините, я и в самом деле не подумал об этом.

— Не переживай. — Осторожно касаюсь рукава его рубашки, успокаивая. — Ещё научишься просчитывать такие вещи. Какие твои годы, в конце концов. Я сама долго думала, как нам проскочить. И до сих пор не уверена на сто процентов в том, что у нас всё получится. Твоя информация определённо нам помогла, спасибо. Леви. — Перевожу взгляд на своего вундеркинда, ожидая его вердикта: — Как думаешь, может, стоит сегодня сходить к шестой лестнице, потоптаться вокруг?

— Думаешь привлечь внимание к тому выходу, чтобы завтра там было больше народу и меньше следили за другими местами? — тут же понимает он. — Да, звучит неплохо. Там же рядом находится одно из зданий Военной Полиции. Так что, если мы пойдём туда, всё будет выглядеть подозрительно, но не постановочно. Палиться два раза на усыновлении в одном и том же месте — такая себе идея, могут привлечь за подозрение на рабовладение.

— Окей, звучит как план.

Поднимаюсь из-за стола, убирая свою тарелку.

— Единственное, что мне не нравится, — так это то, что мы пойдём к ближайшей лестнице. По-моему, идея не очень удачная. Ты ведь об этом подумал, Фарлан? — Малыш кивает, а я задумываюсь, мысленно представляя карту Подземного Города. — Возможно, имеет смысл пойти к восьмой…

— Думаешь, дойдём? — хмурится Леви. — У нас, конечно, совсем мало вещей, но и до восьмой лестницы полчаса переться.

— Придётся дойти. — Пожимаю плечами. — Лучше не рисковать, как по мне. И восьмая ведёт почти напрямую к зданию суда. Уж там-то нас будут ждать в последнюю очередь. Так, ладно, собирайтесь давайте. Сначала рынок, потом документы, потом быстро домой — отсыпаться.

— Да, — не очень дружно отвечает детвора, разбредаясь по дому.

Я остаюсь собираться, пока дети чистят зубы и приводят себя в порядок. Где-то внизу Изабель звонко рассказывает Леви, как здорово наконец будет пойти погулять. Жуть запрыгивает на стол рядом со мной и тычется башкой в локоть, требуя ласки. Почёсывая мурчащее чудовище, я невольно задумываюсь, возможно ли вообще быть настолько счастливой и как мне это счастье сохранить.

* * *

— Следят? — тихо спрашиваю я, подхватывая уставшую Изабель в новой, опрятной одёжке на руки. Её шерстяная юбка-солнце тут как никогда кстати и хорошо укрывает ножки.

— Да, за нами ходят как минимум двое, — подтверждает Леви и тут же шикает на Фарлана: — Не оглядывайся, выдашь нас на раз.

— И не собирался, — тут же надувается блондин, поглубже засовывая руки в карманы.

Я хмыкаю, чуть качая головой, и сворачиваю к лестнице. Мы все трое дружно останавливаемся и, задрав головы, внимательно всматриваемся в самый верх, где заканчиваются ступени и виднеется небольшой прямоугольник света из-за распахнутых сейчас дверей.

— Там птичка.

Изабель пальчиком указывает наверх, где прямо над спасительным выходом свила гнездо какая-то местная разновидность голубя.

— Да. В некоторых наро… Кхм, в некоторых регионах этих птичек считают символом мира и надежды. Забавно, да? — Я осторожно поправляю чуть съехавшую набок шапочку, прикрывая замёрзшее ушко.

— Она потерялась? — тихо спрашивает девочка. — Это место ведь совсем не подходит для птичек, которые умеют высоко-высоко летать.

— Почему ты так думаешь? — Перехватываю малявку поудобнее. — По-моему, эта пернатая очень даже на своём месте. Там в гнезде тепло, улететь наружу всегда может, никто её там не трогает… Лепота же.

— Это место жестокое и грязное. Никто не должен тут жить! — категорично отрезает малышка и отворачивается, пряча недовольную мордашку в складках моей куртки.

Мы с Леви переглядываемся, и он первым протягивает руку, чтобы забрать у меня поклажу. Внимательно осматриваю мостовую и, когда не нахожу льда, со спокойной душой высоко подкидываю малышку, тут же ловя её и закружив на вытянутых руках.

— Изабель, каким бы ни было это место — это твоя Родина, твой дом. А дом не может быть плохим или хорошим, ведь все зависит от людей, живущих в нём. Смотри, ты тоже можешь тут летать «высоко-высоко».

Смеясь, подкидываю девочку ещё раз, и она от восторга пищит, требуя «полетать» ещё и ещё.

Что ж, это вполне в моих силах.

* * *

Заполнение бумаг в этот раз проходит без вопросов. Мои документы при мне, а в архиве находятся упоминания о рождении Фарлана и Изабель. Оказывается, что получать свои документы за деньги по достижении совершеннолетия — тут чуть ли не одна из самых рутинных вещей. Конечно, всем им до этого ещё далеко, но десятилетний Фарлан вполне подпадает под нужную картину мира госслужащего. Нам достаточно лишь сказать, что старые копии документов были утеряны. Так что теперь весь мой детсад учтён, задокументирован и записан на моё имя. Фарлана, кстати, тоже приходится внести как «сына», потому что иначе за него пришлось бы платить на выходе отдельно, а у нас денег по новым расценкам хватает лишь на одну неполную семью. В «паспорте» появляются две новые строки, полностью заполняя все пространство, отведённое под личную жизнь. Отлично, а я-то грешным делом думала, что мой максимум — это стать мамой одному ребёнку. Ага, щас. Размечталась.

По дороге домой я прошу Леви купить себе с новоиспечёнными братом и сестрой по бублику, а сама ухожу в небольшую лавочку со всякой всячиной. Оставлять в Новый год детей без подарков было бы просто кощунством с моей стороны. И, о чудо, мне на глаза попадается мелко перемолотое какао! Я нехорошо ухмыляюсь, выкладывая деньги на прилавок и наблюдая, как заворачивают мои покупки. Пусть только теперь попробуют отказаться пить молоко, мелкие кошмарики!

Дети, разумеется, тут же замечают объёмный пакет у меня в руках, наперебой начиная спрашивать, что там и для чего. Любопытные и весёлые, с красными щеками и выпечкой в руках. Ну прямо загляденье! Жалко, что я не могу использовать здесь телефон, чтобы снять их на камеру, да и разряжен он уже довольно давно. Так что я просто стараюсь как можно более детально запомнить и детский смех, и радость в глазах, и то, как, забавно поджимая ноги, Изабель повисает на руках между двумя мальчишками, раскачивающими её, как на качелях. С удивлением понимаю, что готова завтра убить, если это потребуется, чтобы сохранить их безмятежное счастье. Только бы выйти отсюда, и я подарю им весь мир.

1.1.832 (03 часа 57 минут)

Утром Нового года мы с Леви просыпаемся одновременно. Переглядываемся и начинаем быстро паковать вещи, собирая деньги и самое необходимое по всему дому. Детей внизу пока не будим, но шёпотом переговариваемся, обсуждая, кто что понесёт. В итоге Фарлану достаётся Жуть и рюкзак с вещами, в которые мы переоденемся уже наверху, после побега, поменяв потную одежду на свежую и опрятную. Туда же убираем некоторую непортящуюся еду в зиплоке, оставшемся ещё с моей экспедиции. Чуть подумав, отдаю ему и сумку с посудой тоже, не пропадать же добру в конце концов! Я понесу разобранный велосипед в своём привычном рюкзаке, а Леви — Изабель. Попутно я запаковываю и тут же засовываю под ёлку подарки, и Леви, обнаружив на одном из них, с шарфом, своё имя, тут же спрашивает, может ли он присоединиться ко мне и подарить своего медвежонка и этот шарф новым ребятам.

— Конечно можешь, солнце моё. — Я опускаюсь перед ним на колени, заглядывая в серые океаны и привычно пропадая в них. — Это твои вещи, и ты вправе делать с ними всё, что захочешь.

— Просто я получил уже так много подарков, и сейчас тоже. — Он немного растерянно смотрит на одну из коробок. — Я хочу, чтобы и у них было что-то… своё. Будет нечестно, если они получат только шоколад и тот странный порошок, которые мы, к тому же, будем есть все вместе.

— Я очень горжусь тобой. — Обнимаю своего малыша, и не могу не заметить. — Кажется, только что я начала любить тебя ещё больше.

Сейчас он напоминает мне моего брата улыбкой и тем, как без малейших сомнений делится своими, в общем-то первыми, именно личными вещами.

— Эй, чего сырость разводишь?

Детская ручка неловко стирает влажную дорожку с моей щеки, и я тихо хмыкаю, успокаиваясь.

— Ничего. Просто ты напомнил мне одного очень хорошего человека из моего мира, по которому я сильно скучаю. Ты будешь отличным старшим братом, фасолина.

В начале шестого будим наконец детей. Фарлан теребит новый шарф, подозрительно поглядывая на мой свитер, связанный из той же пряжи, а Изабель носится по дому с медведем в обнимку, словно желая поделиться своим счастьем со всем миром.

Мы же с Леви тщательно всё проверяем. Дом надо будет «законсервировать», выкинув всю оставшуюся еду и мусор. Попутно приходится объяснять, что именно детям придётся надеть сейчас, а что уже потом, когда мы будем наверху. Перед дорогой я готовлю на всех горячий шоколад, и по глазам Леви вижу немой вопрос: «А что, так можно было?!» Можно, мой хороший, но не каждый день.

Ровно в семь утра мы вытряхиваемся из дома, как воры, через окно. Я спускаюсь первой, ловлю багаж, потом помогаю спуститься Фарлану и Изабель. Последним идёт Леви, предварительно отвязав верёвку и прикрыв за собой ставни на защёлку. Теперь всё выглядит так, будто из дома никто и не выходил. Мальчик свешивается с подоконника на вытянутых руках и по моему сигналу разжимает пальцы. Подставляю руки и ловлю его, тут же аккуратно опуская на мостовую. Хорошо, первый этап пройден. Мы распределяем сумки и бесшумно продвигаемся по ещё спящим улицам — жизнь в Подземном Городе начинается обычно ближе к полудню, а заканчивается часа в три ночи. Но, разумеется, всё не может идти совсем уж гладко: наш путь лежит мимо ненавистного мне уже рынка, и нас замечает противная карга Фина, которая торговала раньше с нами рядом, пока её не попросили из рядов торговцев. По её глазам я вижу, что стоит нам лишь завернуть за угол, и эта сволочь тут же помчится докладывать куда следует.

— Мальчики, ускоряемся, — напряжённо говорю я, забирая Изабель и сажая ту себе на плечи.

Так Леви сможет быстрее бежать и, если вдруг что, мы прорвёмся даже с боем.

Сын хмурится, оглядывает улицу и уводит нас какими-то окольными путями далеко вбок. Кажется, идти мы теперь будем дольше. Переулки становятся уже и загаженнее, но и людей тут, слава богу, нет. Последние несколько кварталов мы пробираемся чуть ли не на ощупь, настолько здесь безлюдно и темно.

Часы на главной башне бьют четверть девятого, когда мы наконец добираемся до нужной нам лестницы. Деньги у меня уже наготове, как и документы. Леви оглядывает улицу и даёт отмашку. Бежать никак нельзя — тут бегают только преступники, а полиции вокруг куда ни плюнь просто. Поэтому, предупредив детей ещё раз о беге, выхожу первой, и, поправив юбку, вспоминаю школьные годы и как ходить стремительным шагом так, чтобы это было не слишком уж палевно. До стражника каких-то двадцать метров. Краем глаза вижу вывернувшего с другой стороны площади мужика. Знакомого, чёрт возьми, мужика. Один из наших «охранников», мать его через колено! Леви тоже его замечает и хватается за пояс, но тут же вспоминает, что нож я отобрала — мало ли, вдруг нас будут досматривать. Чуть качаю головой, останавливая его от поспешных действий, и подхожу к стражнику. Держи себя в руках, Алиса! Около полицейского ничего тебе не сделают. «Улыбаемся и машем», мать-перемать!

— День добрый, господин. — Вежливо приседаю в знак уважения и протягиваю документы двумя руками. — У нас предписание на выход на поверхность.

Человек Санеса тоже бежать не может — всё же тут слишком много полиции и территория чужая. Но если он дойдёт до нас раньше, чем мы пройдём через арку, — нам всё равно кабздец. Уверена, что он найдёт, чем подгадить.

Солдат привычно тупит, как и всякий уважающий себя погранец. Должен же он, в конце концов, показать свою важность и власть. Слишком быстро и целенаправленно шедшего мужика всё-таки тормозит полицейский, начиная что-то расспрашивать. Хмырь в ответ машет руками, возмущается и тычет пальцем в нашу сторону. Погранец замечает эту безобразную сцену и поворачивается ко мне:

— Ваши документы в порядке, но я вынужден спросить: не осталось ли у вас… незаконченных дел?

— Нет, не осталось. — Я показываю ему оба заявления об увольнении, точнее, их копии, и передаю крупный мешочек с местной валютой. — Я — честная гражданка. Вот оплата. Так мы можем идти?

— Д-да, конечно, проходите. — Мужчина косится на Жуть, сидящую у Фарлана в капюшоне. — Только учтите, что, если тот мужчина тоже заплатит, я буду вынужден пропустить и его. Вчера два крупных бизнесмена договорились об уступках…

— Спасибо… за вашу службу. — Кланяюсь, показывая свою благодарность за информацию, и пропускаю детей вперёд, чуть подталкивая их в спины: — Быстрее, вы идёте первыми. Не тормозим, товарищи. Ходу, ходу!

Мы почти взбегаем вверх, но на середине лестницы я понимаю, что за нами бегут уже как минимум двое, судя по голосам и нелицеприятным комментариям. Блядство! На ходу скидываю Леви Изабель, а Фарлану — велосипед, сама же выхватываю у последнего сумку с посудой.

— Живо наверх, вы оба! — коротко приказываю я, разворачиваясь назад.

— Но! — пытается возразить Фарлан, однако Леви хватает его за рукав и буквально тащит за собой.

Хорошо, молодец, какой же он у меня послушный мальчик! Достаю набор тарелок и бросаю в первого проходимца. Он, не успев увернуться, тут же летит под ноги остальным, заметно их замедляя. Осталось ещё трое. Гадство. Стремительно поднимаюсь наверх, перепрыгивая по несколько ступенек, остаётся всего какая-то четверть пути, когда меня пытаются ухватить за болтающийся подол. Следующей в ход идёт кастрюля, которую я тут же кидаю по коленям ещё одного претендента в травмпункт. Минус один. Последнему достаётся удар сковороды, который отбрасывает мужика к стене. Остальные как-то немного тормозят, с ужасом глядя на кровавый след, оставшийся на камне. Пока они таращатся, я добегаю до конца лестницы, откидывая свою ношу куда подальше. Там, впереди, нам это уже вряд ли пригодится. Дети ждут меня в самом конце, перед дверями.

Мы вместе вываливаемся в какой-то предбанник, в котором два суровых солдата очень подозрительно на нас косятся. Ну ещё бы. Я стою с заткнутой за пояс юбкой, дети все в мыле и с объёмными мешками за спиной. Чудный видок, должно быть. С достоинством поправляю одежду и снова протягиваю документы, ногой настойчиво прикрывая дверь, ведущую назад. Один из солдат интересуется, есть ли за нами ещё люди, относящиеся к нашей группе, и после отрицательного ответа дверь за нашими спинами запирают на засов. Шикарно! Документы на этот раз проверяют споро и вежливо просят проследовать сразу же к зданию суда. Что ж, отлично! Тут же, пока дети не замёрзли, предлагаю им быстро переодеться, обтеревшись полотенцем. Всё-таки в суд надо будет явиться уже в приличном виде. Стражники немного выпадают в осадок, но нам ничего не говорят. Особенно уверенно они молчат, когда я тоже переодеваюсь в приличную одежду. Усмехаюсь. Ну да, мужики в любом из миров одинаковые.

Наконец мы готовы, и перед нами распахиваются следующие двери, наружу. Шесть месяцев. Целых полгода я ждала этого момента.

Нас встречают предрассветные сумерки и снег, много снега.

— Почему так темно? — тут же обижается Фарлан. — Я думал, снаружи днём должно быть светло!

— Что это такое белое? Как красиво! — радостно изумляется Изабель, норовя тут же присесть на корточки и попробовать снег на вкус.

Вовремя одёргиваю её, говоря, что снег будем пробовать после суда.

— Ещё просто слишком рано, прелесть моя, — усмехаюсь я в ответ на комментарий блондина, и тут же вижу, как у Леви широко распахиваются глаза.

Первый солнечный луч показывается из-за края стены, и уже через полминуты из-за местного «горизонта» медленно выплывает красный бочок солнца.

— Ого!

— А-а-а, здорово!!!

Изабель замирает на месте, так и не зачерпнув в ладошку снег, и широко улыбается, чуть щуря глаза.

— Неплохо… — выдыхает стоящий рядом малыш, внимательно наблюдая за метаморфозами.

Небеса из темно-фиолетовых окрашиваются в красно-оранжевую палитру, постепенно приобретая привычно голубой цвет.

— Добро пожаловать в новый мир, солнце моё, — улыбаюсь я, поплотнее натягивая ему на уши шапочку. — Теперь-то я обязательно научу тебя всему, что обещала.

Леви улыбается, прижимаясь ко мне сквозь слои одежды, но без подкола, конечно, не обходится:

— Сначала суд выиграй, дурында.

— Всенепременно, мой капитан. — Фасолина поднимает на меня глаза, и я довольно щурюсь, глядя, как солнце приятно пробегается по пока что ещё слишком белой коже моего мальчика. — Как я могу проиграть, если ты будешь на моей стороне, а?

— Никак, — соглашается Леви, и мы вместе усмехаемся, без слов понимая друг друга.

Если уж мы вышли из-под земли, то теперь всё, что будет дальше, — так, небольшие неурядицы. Обратно никакая сила нас уже не загонит.

1.1.832 (10 часов 11 минут)

Пиксис встречает нас в здании суда и проводит в тёплую комнату, где мы со всем комфортом располагаемся. До суда ещё около двух часов, и мы с ним ещё раз собираемся обговорить мою стратегию. Рядом с мужчиной двое солдат, в одном из которых я с удивлением узнаю будущего главу Разведкорпуса. Ну здравствуй, бровастик.

— Признаться, я несколько обескуражен. — Пиксис по-доброму прячет улыбку в усах, подавая мне горячий чай, чуть разбавленный коньяком. — В прошлый раз вы оказались женщиной, хотя подписывались мужским именем, в этот — приводите с собой целый выводок вместо одного мальчика.

— Я тут ни при чём, честное слово. Оно само, — смеюсь я в ответ, принимая чашку на блюдце. — Ещё позавчера в это же время никаких детей кроме моего сына даже в планах не было. Как видите, жизнь меня очень любит. Во все ще… кхм, во всех смыслах, в общем.

— Быть может, вы познакомите нас?

— Да, конечно. Это мой сын, Леви Аккерман.

Я аккуратно поправляю темные пряди волос у сидящего рядом мальчика. Ему явно неудобно в такой обстановке — он зажат с двух сторон мною и Изабель, активно поедающей печенье, а прямо перед ним, подавшись вперёд, сидит ещё и стрёмный лысый мужик в военной форме.

— А, наслышан о вас, молодой человек. — Пиксис протягивает руку, и мой ёжик, украдкой взглянув на меня, всё же крепко пожимает протянутую конечность. Но молчит пока что, слава богу.

— Рядом с Леви его младшая сестра, Изабель Магнолия, и Фарлан Чёрч. Они оба появились в нашей компании при, так сказать, крайне занимательных обстоятельствах, но уже вполне освоились. Фарлан, кстати, помог мне доработать тормоза.

— О, то самое устройство! Должно быть, вы уже пригласили его в подмастерья? — Пиксис с уважением смеривает острым взглядом блондина, и тут же переводит его на своего бровастого сопровождающего: — А это мой хороший друг, подающий надежды разведчик, Эрвин Смит. Он крайне заинтересовался некоторыми вашими идеями.

Хмыкаю, смерив этого восемнадцатилетнего пацана скептическим взглядом. Парень протягивает мне руку, и я нехотя всё же пожимаю её, никак не отреагировав ни на вежливую улыбку, ни на заверения о радости от знакомства со мной. Резко забираю ладонь из мужских пальцев, полностью теряя интерес к этому будущему манипулятору. Думается мне, мы с тобой ещё часто будем видеться, парнишка.

Я оборачиваюсь к, надеюсь, своему будущему работодателю, попутно доставая из одной из сумок свой тубус с документацией.

— Пиксис, а теперь серьёзно. У меня есть в загашнике парочка идей, но на их реализацию нужны люди. Я могу лишь подсказать, как что должно выглядеть и работать. Остальное будет зависеть от ваших спецов. Давайте, раз уж мы тут всё равно прохлаждаемся, обсудим заодно мой контракт с армией и то, в каком направлении я буду толкать прогресс. Что здесь, наверху, интересует людей больше: здравоохранение, образование или вооружение?

Я вкратце обрисовываю несколько идей по каждому из направлений, наверное, немного увлекаясь в процессе — когда я заканчиваю с объяснениями, времени до полудня остаётся не так уж и много.

— Было бы неплохо, если бы вы работали во всех направлениях, — осторожно замечает глава Южного округа, внимательно выслушав, что я имею ему предложить. — Что до контракта, так он давно уже составлен. Осталось только подписать. Сотрудничать будете со мной напрямую, место в штабе вам выделим…

— Нет, так не пойдёт. — Откидываюсь на спинку, складывая руки на груди. — Дети не должны расти среди военных. Вы бы ведь не отправили своих детей на военную базу? Вот и я так думаю. Мне бы хотелось дом на юге стены Роза, недалеко от Троста. Там же обустроим мастерскую и полигон для испытаний. И от любопытных глаз далеко, и нам с детьми будет где порезвиться. А отчёты о работе могу вам хоть каждую неделю строчить.

Пиксис, чуть поразмыслив, соглашается с этим доводом, пообещав найти «что-нибудь подходящее».

— Дальше. Летом, начиная с двадцатого мая и по двадцатое августа, на протяжении следующих четырнадцати лет я работать не буду. Отпуск. Зато всё остальное время буду пахать без каникул.

— И что же вы планируете делать, если не секрет? — осторожно интересуется офицер.

— А… Видите ли, я обещала одному замечательному мальчику, что научу его многим интересным вещам, например, сплавляться на плотах или строить шалаши в лесу. — Леви вскидывается, глядя на меня. Кажется, он уже успел позабыть о том нашем разговоре. — И что мы обязательно объездим всю территорию внутри стен. Так что летом, когда дороги хорошие, я планирую выполнять обещание, разъезжая с детьми по всем доступным нам сейчас землям.

— Вы так говорите, как будто верите, что мы вот-вот продвинемся далеко вперёд, — пытается влезть в разговор бровастый. — Признаться честно, я предчувствую большие перемены в нашем корпусе в ближайшее время…

— Нет, у вас сложилось неверное представление, — прерываю я его агитационные речи. Знаю я, зачем ты тут эту фигню всем в уши льёшь. — Я весьма пессимистично настроена и поэтому скорее хочу показать детям как можно больше разных мест, пока в них ещё можно попасть. Только наивный идиот поверит в то, что, не имея более совершенного оружия, чем есть у вас сейчас, можно добиться хоть каких-то серьёзных успехов. Стены простояли сто лет, да? Но кто сказал, что они простоят ещё столько же? Их нужно укреплять и модернизировать, особенно ворота, если вы не хотите однажды оказаться в большой мясистой жопке. Ну разработаете вы, допустим, эффективное, мобильное построение. Шикарно, классно, замечательно. Но до тех пор, пока вы как грёбаные мухи летаете с мечами, с мечами, чёрт возьми, вокруг здоровущих людоедов — шансов на победу у вас просто ноль целых хрен десятых.

— Вот как. — Кажется, мои крайне «антипартийные» идеи нисколько не беспокоят блондина, в отличие от Пиксиса, взглядом намекающего мне прикрыть варежку. — То есть вы считаете, что стены могут пасть?

— То есть я считаю, что вашей организации нужно меньше гробить людей снаружи стен и больше думать над тем, как убивать врагов не приближаясь к ним, — прищурившись, отвечаю я предельно честно. — Ваша нынешняя политика с «посвятите свои сердца» крайне дурно пахнет. Много смертей и потраченных ресурсов, а выхлоп никакой. Вы бы хоть поймать парочку попытались, чтобы узнать про них чуть больше, чем крайне информативное «ничего». Но довольно о Разведке. Что я, жительница Подземного Города, в конце концов, могу знать о титанах и борьбе с ними?

Усмехаюсь, глядя, как бледнеет Смит. Ещё не научился держать эмоции в узде. Совсем мальчишка.

— Пиксис, так что насчёт моих условий?

— Они вполне разумны, — кивает мой теперь уже почти что коллега. — Подпишем договор. Суд через двадцать минут, а тебе ещё нужно приготовить своё изобретение.

— А, да, точно. Фарлан, поможешь собрать?

— Да, конечно.

Мой блондин осторожно просачивается мимо застывшего памятником самому себе Смита и опускается рядом со мной около рюкзака.

Пока мы копаемся, я даю ребятам чёткие наставления, чего не следует делать, пока я буду на слушании. Наконец, велосипед собран, контракт подписан, и я более-менее морально готова раскидать любые аргументы о моей «бесполезности». Леви ловит меня у двери, обхватив за талию, и тихо желает удачи. Опускаюсь перед ним на одно колено, демонстрируя немного ошалевшим мужчинам штанину, выглядывающую из-под юбки.

— Всё будет хорошо, фасолина. Я обязательно справлюсь, по-другому и быть не может. Главное, не забывай…

— Никакой поножовщины, не давать Изабель бегать по коридорам и не разговаривать с подозрительными блондинами, — повторяет Леви.

— Умничка, — улыбаюсь я в ответ. — Когда за вами придут, чтобы проводить в зал, веди себя прилично. И никакого мата, пожалуйста.

— Ладно, — хитро усмехается вслед за мной Леви. — Тебя это тоже касается?

— О, меня это будет касаться в первую очередь.

Поднимаюсь с колен и подхожу к двери. Вдох, выдох. Всё, я готова. Усмехаюсь, складывая из пальцев пистолет.

— Ну что, ребята, покажем этим снобам небольшую игру в мафию?

Примечания:

Глава написана довольно сухим слогом, как по мне, но я просто не понимаю, как написать её иначе. Если чувствуете, что можете мне помочь подправить текст — не стесняйтесь, пожалуйста, пользоваться публичной бетой

---

Зал суда огромен и давит своей атмосферой. Здесь много людей, в основном из Гарнизона и Полиции, но присутствует и парочка Разведчиков. И об обычных горожанах так же не забыли. М-да, что-то многовато военных для простого, в сущности, дела. И мне нужно всего-то доказать свою «пользу для человечества» всей этой толпе, не задев ничьи интересы и подмазавшись одновременно ко всем разом. «И рыбку съесть, и на хуй сесть», блин. Хах, всего-то! Да как два байта переслать… В каменном веке. Ха-ха-ха… Я в полной заднице.

На высоком постаменте располагаются трое мужчин в чёрных одеждах, центральный чуть помоложе остальных, лет на десять-пятнадцать меня старше, наверное. Что ж, полагаю, именно они будут выносить вердикт. Под внимательными прицелами сотни глаз прохожу к центру зала, где стоит небольшой столик, одной рукой вцепившись в руль задрапированного сейчас велосипеда, а другой придерживая на плече «материалы для презентации». Ставлю велик «на прикол», расставляю треногу, противно скрипя деревом по полу в оглушительной тишине, как в какой-то дешёвой комедии. Вывешиваю чертежи и карту всех стен, подвигаю велосипед, чтобы не мешался и был под рукой, и наконец вытягиваюсь по струнке рядом со стулом, заложив руки за спину. Плевать на реакцию окружающих, в топку моё чувство неуверенности из-за огромного количества людей, наблюдающих за мною сейчас. Всего через две двери отсюда меня ждут трое испуганных, одиноких детей. Мне нужно собраться. Судьи молчат. Я тоже молча смотрю на центрального мужика, ожидая начала процесса. Наконец, он кашляет, привлекая внимание всего зала:

— Пожалуй, пора начинать. Суд проводится Дариусом Закклаем в полдень первого января восемьсот тридцать второго года. Алиса Селезнёва, верно?

— Так точно, ваша честь, — отвечаю я без запинки, стараясь не слишком откровенно таращиться на мужика.

Это же… тот самый военный, который судил Эрена. Он разве не должен быть тут, вроде как, верховным главнокомандующим? Или он ещё не «дорос» до той позиции? Что, чёрт возьми, происходит?

— Вы жительница Подземного Города, поспособствовали улучшению уровня жизни в южном районе стены Роза и после этого подали ходатайство на получение разрешения на переселение на поверхность. Всё верно?

— Да, ваша честь.

— Ваш случай несколько… необычен.

Серьёзно? Интересно чем.

Вряд ли я тут такая первая. Ну, может, первая именно с изобретениями, но до меня точно должны были быть и другие пытавшиеся выбраться из той параши. Может, всё дело в том, что Военной Полиции выгоднее оставить меня внизу, под своим контролем? А Пиксис дал мне шанс выбраться, заинтересовав Разведку и Гарнизон. Таким образом, я, как и Эрен, сейчас нахожусь между двух огней. Что ж, тогда понятно, почему меня судит именно Закклай. Надо быть предельно милой и полезной, но не опасной, ни в коем случае. Судья продолжает пояснять за жизнь:

— До этого момента ни один житель Подземного Города не пытался воспользоваться этой статьей в законе в столь… необычном ключе. Или, по крайней мере, не заходил так далеко в своих стремлениях. Что ж, трибуна ответчика ваша. Приступайте.

— Благодарю, ваша честь.

Легко кланяюсь. Так, теперь важно не лажануть. Только высокий слог, Алиса, никакого сленга, и матерись про себя, бога ради. И побольше любви к жителям стен. «Я чётко, очень чётко — патриотка» или как там.

— Как вы уже говорили ранее, мне удалось передать свою идею об очистительных фильтрах наверх, и, благодаря инициативности и новаторским взглядам Гарнизона, данное решение было успешно внедрено сначала в водоснабжающую систему города Джинай, а позже распространено и на другие города в Южном округе.

На карте я указываю регионы, о которых идёт речь.

— Из-за очистительных способностей угольных фильтров вода стала более безопасной для питья и использования в медицинских целях, о чём свидетельствует снижение случаев дизентерии на тридцать семь процентов. Подобного эффекта удалось добиться благодаря абсорбирующим свойствам угля. Однако не стоит забывать вовремя менять фильтры, так как по достижении определённого уровня загрязнения они начнут отдавать поглощённые вредные вещества обратно в воду.

Следует также отметить, что фильтры были предложены мною в совокупности с общественными купальнями. Введение их в обиход, а также проведение сопутствующих социальных работ таких, как санитарно-гигиеническое просвещение, согласно последним данным, снизило общий уровень заболеваемости в совокупности на сорок два и семь десятых процентов. Все сопутствующие данные вы можете найти в документах, приложенных к моему делу, и в медицинских архивах Джиная и Троста. Основываясь на фактах, приведённых мною, можно сделать вывод, что данная система заслуживает пристального внимания и внедрения в других регионах стен. Я бесконечно рада, что моё изобретение смогло послужить во благо человечества.

Разумеется, уменьшенную версию этих фильтров, как только те будут доведены до ума, в своих походах смогут использовать и Разведчики. Тогда, после фильтрации и термической обработки, использование такой воды в медицинских целях значительно повысит выживаемость солдат после ранений.

Я ненадолго прерываюсь, осматривая зал. Достаточно ли я сказала? Веско ли прозвучали мои слова? Кто бы мне подсказал, помог понять, достаточно ли филантропии и патриотизма было в моей речи? Или не слишком ли много? Ну да, помощи и подсказок мне здесь ждать неоткуда. Но один взгляд на улыбку вдохновлённого чем-то из моих слов Эрвина Смита, и во мне резко просыпается сначала страх, а следом за ним и злость. Нет, я определённо не лажаю, судя по реакции этого блондина. Да он вздрочнуть, походу, готов на мои откровения. Ладно, буду считать его «средним значением по больнице». В конце концов, если сейчас что-то пойдёт не по плану, то в будущем эта сволочь встретится с Леви в Подземном Городе, а потом те двое мелких детишек погибнут за стенами. Хрен тебе, бровастый манипулятор.

— Разумеется, это далеко не всё, что я могу предложить человечеству, — уверенно продолжаю я, чуть прищурившись в ответ на до усрачки заинтересованный взгляд голубых глаз. Отворачиваюсь, всё своё внимание сосредоточив на Гарнизоне и судье. — Из документации Патентбюро при Вооруженных силах вы можете видеть, что я подала в разработку многие идеи, способные значительно улучшить жизнь простого населения, то есть подавляющего большинства человечества. И сегодня мне бы хотелось представить вам одну из них.

Рукой указываю на прикрытый тканью велосипед.

— Для начала следует заметить, что одна из главных проблем человечества, по моему мнению, состоит в том, что основной транспорт, то есть лошадей, могут себе позволить лишь Разведка и зажиточные торговцы. И причиной тому служит как высокая цена этих животных, так и весьма недешёвое содержание. Однако и преимуществ у этого вида транспорта много: лошади способны продолжительное время передвигаться со скоростью тридцать-тридцать пять километров в час, а их максимальная скорость может достигать почти восьмидесяти километров в час! Да и перевозить на телеге они могут груз вдвое больше себя, то есть около восьмисот килограмм. Но всё сводится к тому, что позволить себе таких помощников могут очень немногие.

Из-за этого возникает ряд проблем. Например, у вас заболел человек и ему нужна экстренная помощь, но до ближайшего доктора три часа пешком. Вряд ли пациент сумеет добраться до врача в срок. Или доставка почты, которая занимает от двух недель до нескольких месяцев. Перечислять ситуации, в которых бы пригодился транспорт быстрее пешего шага, можно до бесконечности. И я была несказанно рада найти решение для данной проблемы.

Я наконец снимаю ткань со своего железного коня, вывозя его в центр зала.

— Велосипед. Данное устройство позволит вам с легкостью перемещаться на протяжении более трёх часов со средней скоростью в двадцать-двадцать пять километров в час по мостовой и пятнадцать-двадцать километров в час по обычной дороге. Разумеется, если человек натренирован, то данные показатели, как и продолжительность поездки, то есть покрываемое за раз расстояние, увеличатся.

— Ваше устройство выглядит весьма сомнительно. — Закклай подаётся вперёд, с пренебрежением оглядывая моего двухколёсного друга. — И ненадёжно. Как именно оно работает?

— Позвольте продемонстрировать. — Разворачиваюсь полубоком к судье, чтобы всем находящимся в зале было видно. — Данная модель имеет подножку, позволяющую держать велосипед вертикально без помощи рук. Сзади тут прикреплен багажник, то есть место для багажа. Поскольку это мужская модель и я не смогла как следует закрыть цепь, прошу простить мне небольшую вольность. Итак.

Уже выверенным движением руки я затыкаю юбку за пояс, под шёпот толпы оставаясь в тёплых штанах.

— Я убираю подножку в горизонтальное положение и перекидываю ногу через раму. Как видите, здесь сидение на пружинах. Они служат амортизаторами, и таким образом вас не будет трясти от каждой кочки под колёсами. Также в конструкции имеются две педали и два рычага на руле. Первые приводят в движение велосипед, вторые — тормозят. Ваша честь, могу ли я проехаться по залу для демонстрации?

— Да, пожалуйста. — Судья приглашающе ведёт рукой.

Ну, как говорится, «поехали»! Надеюсь, я хорошо всё закрутила.

— Как видите, руль позволяет мне легко маневрировать, однако на низкой скорости это становится сложнее, так как у нас всего две узкие точки опоры. Тем не менее, стоит нам разогнаться. — «Поддаю газку» и проезжаю в узкий проход между стулом и треногой, ничего при этом не задев. — И данная проблема исчезает. А два тормоза, передний и задний, помогут нам вовремя остановиться.

Демонстрирую работу каждого, объясняя про резкость переднего тормоза и плавность заднего, попутно останавливаясь около трибуны Разведчиков. Бровастый как раз тут стоит. Замечательно.

— Помимо того, что вы можете передвигаться на велосипеде самостоятельно, к нему также можно прикрепить, например, телегу. Конечно, скорость немного упадёт, но мы всё ещё будем передвигаться в два раза быстрее, чем пешком и без груза. Господин, — обращаюсь я прямиком к Смиту. — Не могли бы вы спуститься ко мне для демонстрации?

Он, после кивка судьи, без промедлений слезает в мой «загон».

— Как я уже говорила, у велосипеда есть место для багажа. На него вы можете разместить ящик с продуктами с рынка, сумку или любые другие личные вещи. Какой у вас вес, офицер? — резко перескакиваю я с объяснений к вопросам.

— Девяносто… Девяносто килограмм, полагаю, — немного изумляется блондин.

— То есть вес этого солдата чуть больше чем в полтора раза превышает мой. Пожалуйста, займите место багажа сзади и держитесь за меня.

Следующие слова уже чуть тише добавляю только для Эрвина:

— Очень рассчитываю на ваше умение управлять своей тушкой в пространстве. Пожалуйста, постарайтесь переносить вес в том же направлении, что и я. — И снова громче продолжаю: — Для ног пассажира или для верёвок, удерживающих груз, сбоку имеются специальные подпорки. Офицер, пожалуйста, поставьте ноги на них.

Судя по лёгкой дрожи велосипеда, теперь я своими ногами, зажав между ними раму, удерживаю сидящего на велике солдата от падения. Мужские пальцы накрепко вцепляются в талию, дополняя картину. Очаровательно мерзкую картину. Отталкиваюсь, начиная движение, и спустя пару секунд мы вполне уверенно проезжаем по прямой. Всё-таки тяжеловато везти сзади человека крупнее самой себя. Мы описываем небольшой круг, довольно неплохо справляясь с поворотами, и останавливаемся ровно там же, где и начали движение.

— Как видите, велосипед спокойно выдерживает вес в сто пятьдесят килограмм, но манёвренность при дополнительном весе немного снизилась. Это произошло из-за неравномерного распределения веса: если бы вес груза был равен моему собственному или того меньше, данной проблемы бы и вовсе не возникло. И если расположить груз не на багажнике, а в телеге, прикреплённой к велосипеду, то манёвренность наоборот бы лишь увеличилась. А вас, офицер, я попрошу остаться. Пока что, — останавливаю я собиравшего уже свалить Смита. Не-не, чувак, так просто ты теперь не отделаешься. — У собравшихся в этом зале может возникнуть резонный вопрос: может ли обычный человек без особой практики использовать это устройство? Ведь я — создатель данного средства передвижения и, следовательно, имела предварительно обширную практику. Офицер, пожалуйста, попробуйте прокатиться по залу. Не волнуйтесь, я вас подстрахую… первые пару метров.

Смит подозрительно косится на меня, но интерес пересиливает. Парень перекидывает ногу через раму, проверяет, как работают тормоза, и лишь потом пробует повторить мой фокус. Вышло всё именно так, как я и предполагала, — тренированный на УПМ военный без особых проблем держит равновесие, вполне спокойно, даже с каким-то детским восторгом нарезая по залу вензеля. Только сидение для него несколько низковато, из-за чего колени нередко оказываются довольно близко к груди. Уморительно, конечно, но придётся исправляться.

— К сожалению, внизу я не располагала достаточным количеством материалов, чтобы воплотить в жизнь именно то, чего бы мне хотелось, поэтому, как мы можем заметить, высокому офицеру не слишком-то удобно сидеть в комфортной для меня модификации. Однако на чертежах вы можете видеть конструкцию, которая позволит регулировать высоту и руля, и сидения. Это сделает велосипеды доступными для всего человечества: и для мужчин, и для женщин, и для детей. Плюс сравнительно низкая цена будет подъёмна для большинства жителей стен. Я уверена, что велосипед станет прорывным изобретением и.

Я сглатываю. Боже, я и в самом деле скажу эту чушь?

— Приумножит величие человечества. Офицер, спасибо вам за помощь с демонстрацией. — Не надо, Алиса, не подкалывай его, не трогай этого бровастого засранца! — Вы были весьма… послушным грузом.

Чёрт, всё-таки не удержалась. Смит хмурится и возвращается обратно на своё место, а я выжидательно замираю, прямо глядя на Закклая и ожидая вопросов.

— Благодарю вас за крайне информативный доклад, — кивает он мне. — Имеются ли у вас и другие изобретения или идеи, способные так же принести пользу человечеству?

— Разумеется, ваша честь. Некоторая часть моих идей по социологическому развитию общества как раз лежит у вас на столе. В них входят в том числе расширение школьной программы и общее просвещение населения, платой за которое будет ежегодное привлечение школьников и их родителей к сельскохозяйственным работам. Если мы сделаем сбор и засев урожая рутиной для всего населения стен, это позволит снизить трудозатраты на производство продовольствия, которое должно быть выполнено в весьма ограниченный период времени, и поднимем общее физическое здоровье и сплочённость человечества. Кроме того, вот ряд чертежей, которые сейчас находятся на рассмотрении в Патентбюро, и дополнительные заметки по моим будущим проектам, способным облегчить и улучшить нашу с вами жизнь.

Судья внимательно, даже скрупулёзно просматривает весьма внушительную кипу бумаг, присовокуплённую к делу в отдельной папке.

— Однако есть небольшое «но», и здесь мы наконец подходим к основной причине, по которой я подала ходатайство: для дальнейшего развития мне нужно изменение рабочей обстановки. То есть для того, чтобы воплотить в жизнь или хотя бы протестировать результативность некоторых моих идей, мне будут нужны ресурсы, не доступные, увы, под землёй.

Я мягко улыбаюсь.

— Например, мне потребовались данные с поверхности для подтверждения результативности методов. Без ресурсов Патентбюро я бы не получила этой информации. И что более насущно в случае именно технических разработок: для работы микроскопа свет от свечей, увы, не достаточно яркий и излишне прерывист. По этой причине мне не удалось пока что достичь успехов в конструировании портативного фильтра. Разумеется, я преследую и личную выгоду: под землёй, к сожалению, сильно развита преступность. Несмотря на усердную работу нашей Военной Полиции, низкий уровень образованности и средней заработной платы нисколько не помогает в борьбе с криминалом. Поэтому, чтобы не отвлекаться от разработок и не быть втянутой в работу на преступную группировку, я в течение последних двух месяцев искала работу при Вооруженных силах на поверхности и уже получила предложение о найме в исследовательскую группу при Гарнизоне, которое вступит в силу в случае вашего положительного решения.

— А вы, как я погляжу, даром времени не теряете. Ваши слова были приняты к сведению, — с лёгкой усмешкой кивает мне мужик и внезапно встаёт. — Суд удаляется для обсуждения и вынесения решения.

В смысле «удаляется»? А нахрена тогда здесь так много народа? Так, для массовки, что ли? То есть я зря для всех распиналась? Ну восхуитительно! Так и знала, что поработаю сотрудником цирка за бесплатно. Трое мужчин вышли в боковую дверь, оставляя зал в полной тишине, а меня — в непонимании, что мне нужно сейчас делать. Заговорить с присяжными, просто сесть за стол и не отсвечивать или остаться стоять тут на потеху публике? Нет, последнего мне совсем не хотелось, поэтому, пока в зале отсутствовали главные заведующие этим политическим цирком, я спокойно упаковала велосипед обратно в ткань, свернула все чертежи и разобрала треногу, скромно сгружая свою поклажу около стола.

— Госпожа Селезнёва, — обращается ко мне невысокий мужчина в журналистской кепке. — Рой из стохесского отдела Газет Берга. Каким будет ваш следующий проект в случае успешного исхода данного слушания?

— Здравствуйте, Рой. На данный момент я планирую сразу же после приёма на работу приступить к изготовлению рабочего прототипа швейной машины. — Извлекаю нужный документ из кипы, лежащей на столе, и демонстрирую журналисту. — Сейчас вся одежда производится вручную, в том числе и военная форма. Если нам удастся создать швейную машину, автоматизирующую процесс шитья, то в этом случае нас ожидают существенное ускорение в производстве и значительное снижение цен на готовую одежду. Это позволит распределить бюджет армии более рационально, например, улучшив продовольственное снабжение Разведкорпуса. В этом случае наши солдаты будут меньше болеть и, следовательно, меньше умирать за стенами. Таким образом, выгоду от данного устройства получит всё человечество, спонсирующее нашу армию.

Мужчина ненадолго задумывается и задаёт весьма циничный вопрос:

— Вы говорите, что цены на одежду снизятся. В чём тогда будет выгода для торговцев?

— Простите, вы, должно быть, нечётко меня услышали.

Мило улыбаюсь. А ты, дядя, провокатор, да?

— Снижение цен будет сопровождаться снижением затрачиваемого на производство одежды времени. Да, за один готовый предмет швеи будут получать меньше, однако и количество производимой и продаваемой продукции возрастёт, потому что оно будет охватывать большую целевую группу. Таким образом, с увеличением объёмов производства прибыль тоже будет расти. Могу показать вам расчёты на бумаге, если хотите.

— Вот как. — Мужчина что-то старательно строчит в своей записной книжке. — Позвольте ещё вопрос. Вы, судя по записям, прожили около тридцати лет в Подземном Городе, однако начали действовать лишь сейчас. В чём причина этих изменений и чем вы занимались до того, как решили стать изобретателем?

Не в бровь, а в глаз, мужик. Вот что значит журналист. Краем глаза заметила, как к нам прислушиваются все вокруг. Мать-перемать, и что мне ответить?! А впрочем, какого хрена?

— Я всегда была честным человеком и чиста перед законом, если вас интересуют мои прошлые способы заработка. Однако большую часть своей жизни я заботилась исключительно о самой себе. И быть незаметной казалось мне наилучшей тактикой. Однако полгода назад я встретилась на улицах Подземного Города с замечательным восьмилетним мальчиком. У него был удивительно взрослый для ребёнка взгляд, но, несмотря на все беды, через которые ему пришлось пройти, этот малыш сохранил доброту в душе, столь несвойственную людям под землёй. — Я опускаю глаза, с нежной улыбкой думая, как совсем скоро снова увижу своё маленькое чудо. — Поэтому, думаю, у меня просто не было другого выхода, кроме как начать действовать.

— Так значит все ваши амбиции проистекают из желания дать этому ребёнку счастливую жизнь?

— Нет. — Я качаю головой. — Он, без сомнений, был бы счастлив и без меня. Пусть не сразу, но такой хороший мальчик наверняка бы нашёл себе друзей, собрав настоящую, дружную семью. Моя цель — это дать ему право выбора. Чтобы он сам решал, по какой дороге пойдёт, где и как будет жить. Чтобы он был свободным в своих решениях.

Твёрдо смотрю на мужчину, ожидая дальнейших вопросов, но он глядит почему-то куда-то вбок, в сторону дверей. В следующую секунду что-то чуть не сбивает меня с ног, со всей силы ухватившись за талию. И как давно он здесь? Неужели успел услышать мою тираду? Вот же хитрый ёжик. Опускаю руку на тёмную макушку, поправляя чуть взъерошенные пряди.

— Привет ещё раз, солнце моё.

Серые океаны привычно сканируют меня, и малыш отчего-то заразительно улыбается.

— Тётя Алиса, мы так долго ждали! А ещё старший братик забрал у меня печенье! Злюка! — тут же сдаёт бедного капитана Изабель.

Я трясусь от попытки сдержать смех, но всё-таки не выдерживаю и хмыкаю, наклоняясь и подхватывая эту без всяких сомнений «младшую» ябеду на руки.

— Да вообще, как так можно было-то? У такой красавицы, да забрать вкусняшки? Кошмар! — притворно ужасаюсь я, а потом с не менее наигранным уважением добавляю: — Ну ты герой, конечно. Как у тебя хватило сил забрать у такой егозы печенье? Молодец, фасолина!

— Ты бы тоже смогла после того, как она за раз штук двадцать прикончила, — усмехается малыш, переводя резко потяжелевший взгляд на застывшего рядом с нами репортёра. — А это ещё что за хрен собачий?

Репортёр как-то бледнеет с лица, отступая назад и наверняка открывая небольшой заводик по производству кирпичей.

— Солнце моё, что я говорила по поводу выражений в зале суда?

Несильно тяну мальчика за красное ушко, отвлекая от несчастного Роя, шепчущего что-то вроде «и это он-то добрый?» Прищуриваюсь, копируя фирменный «вы все говно» взгляд своего сына, давая понять, что репортёру лучше бы прикрыть хлеборезку и свалить в туман.

— Да, извини, мам, — серьёзно кивает Леви, кажется, не замечая этих переглядываний, и берёт меня за руку.

С другой стороны от меня пристраивается Фарлан, внимательно сканирующий зал.

— Как всё прошло, госпожа Селезнёва? — тихо интересуется он, хватаясь за мою юбку и немного нервно поглядывая на пристально наблюдающего за нами Смита.

Кажется, у Фарлана хорошо развита интуиция на пиздецки опасных людей. Я бы тоже перетрухнула от такого внимания, чувак, если бы удивительно сильная детская ручка сейчас не сжимала мою правую ладонь.

— Пока не знаю, ждём решения, — так же тихо отвечаю я. — Вас там хоть покормили?

— Да, господин Пиксис предложил нам чай и сладости, — кивает Чёрч и тут же привлекает моё внимание к трибуне. — Кажется, это судья, да?

— Угу. — Слежу, как все трое мужчин рассаживаются по местам. — А теперь тш-ш, ладно, детишки? Эти чиновники очень не любят, когда их перебивают.

— Алиса Селезнёва. Суд вынес решение по вашему ходатайству. Поскольку ни вы, ни ваши дети не были замечены в преступной деятельности, а так же ввиду ваших… талантов, несомненно полезных для человечества, я даю добро на проживание вашей семьи на поверхности. При условии, что вы будете работать на одну из организаций Вооруженных сил по вашему выбору. У вас есть возражения или вопросы?

— Никак нет, ваша честь. Наша семья благодарна вам за оказанное доверие и счастлива служить на благо всего человечества.

Приседать с четырёхлетней девочкой на руках в реверансе сложно, но я старательно гну колени, матерящие меня на чём свет стоит. Ещё совсем чуть-чуть, и я наконец смогу выдохнуть спокойно.

— Хорошо. Тогда на этом и закончим. — Мужчина бьёт молотком по специальной подставке, зорко следя за моей реакцией.

Я продолжаю удерживать вежливую улыбку, пока жму руки военным из Гарнизона и Разведки, пока везу весело о чём-то переговаривающуюся с Леви Изабель на руле велосипеда, попутно общаюсь с прессой. Наконец, мы возвращаемся в комнату, в которой изначально беседовали с Пиксисом. Мой теперь уже точно коллега немного задерживается, выдавая новую порцию информации журналистам, но нас, разумеется, не оставляют одних. Бровастый разведчик заходит за нами следом и плотно прикрывает дверь, отрезая комнату от шума.

— Госпожа Селезнёва, позвольте поздравить вас с победой, — учтиво говорит он, пока Фарлан и Изабель прячутся за моей юбкой, а Леви наоборот выходит вперёд, задвигая меня себе за спину.

Кажется, блондину насрать на поведение детей, он целиком и полностью сосредоточен на нашем разговоре. Бровастый вдруг очаровательно улыбается и немного лукаво заявляет:

— Признаться, у меня невольно сложилось впечатление, что вы меня за что-то ненавидите — на той демонстрации вы явно рассчитывали немного надо мной посмеяться.

Обворожительная, даже обаятельная мразь, иначе про Смита сейчас и не скажешь. Не хотелось бы мне с тобой пересекаться лет через десять, парень. Ну нафиг такие приключения. Спешу развеять его подозрения:

— Да нет, я рассчитывала ровно на то, что вы безупречно справитесь с поставленной задачей. Всё же вас учили держать равновесие в отличие от простых обывателей. А по поводу шуток… Не принимайте это на свой счёт, офицер Смит, — нехорошо усмехаюсь я в ответ. — У меня просто предубеждения.

— Предубеждения?

— Да, против блондинов, — на серьёзных щах продолжаю я гнуть свою линию. — Что-то вроде фобии, если хотите. Так уж получилось, что каждый раз, когда я пересекаюсь с блондином, в моей жизни непременно случается какая-нибудь задница. Я начинаю подозревать, что тут не обошлось без заговора.

Фарлан тихо фыркает в кулак, но тут же замирает, наверное, вспомнив нашу первую встречу. Вот-вот, парень, мне реально есть из-за чего переживать.

— В-вот оно что, — неловко заполняет паузу блондин, видимо, не очень понимая, что можно ответить на такое заявление.

Развожу руками, мол, ну что поделать, голыми фактами оперирую же. Пиксис наконец возвращается в комнату, передаёт наши новые документы и тут же предлагает проводить нас до временного жилища, выделенного на ближайший месяц Гарнизоном.

* * *

В коридоре мы неожиданно сталкиваемся с Закклаем. Он сухо кивает, отзывая меня в сторону, и просит встретиться в ближайшем будущем у него в кабинете для обсуждения одной из моих инициатив, связанных с Подземным Городом.

— Всенепременно, господин верховный главнокомандующий, — отвечаю я со всем уважением. — Однако и у меня будет к вам небольшая просьба.

— Слушаю вас.

Чуть нахмурившись, старик скептично смотрит на меня.

— Выпишите мне, точнее, моему сыну, пожалуйста, именное право на использование УПМ, — прямо говорю я о том, что занимало мои мысли последние несколько дней, и поспешно добавляю: — Разумеется, я знаю, что использовать его могут лишь военные, и именно поэтому и прошу разрешения у вас. Мне бы хотелось модернизировать военную форму, если получится, и для этого будет лучше, если у меня всегда будет под рукой свой личный «естествоиспытатель».

— Вы ставите меня в неловкое положение.

— Да, извините мою наглость. — несмотря на своё извинение, не отступаю: — Я готова платить вдвойне за использованный нами газ и подписать договор о том, что мой ребёнок не будет использовать УПМ в черте города без крайней на то необходимости.

— Я подумаю об этом, если наш с вами разговор пройдёт успешно, — заключает наконец этот любитель революций, отправляя меня обратно к Пиксису и моему детсаду.

Кажется, сегодня удача на моей стороне.

* * *

На улице морозно и свежо, вокруг весело бегают дети. Коньки тут, что ли, придумать? Да, обязательно сделаю коньки. И лыжи тоже. Дети снова замирают, завороженно глядя вверх. Я тоже, выставив ладонь козырьком, с облегчением вглядываюсь в бесконечную синеву. У нас получилось, в самом деле получилось. Теперь мы сами сможем выбирать, как нам жить. И небо сегодня такое высокое…

Я наклоняюсь вниз и зачерпываю пригоршню снега, пока дети продолжают не замечать ничего вокруг. Пиксис недоуменно за мной наблюдает, и я прикладываю указательный палец ко рту, улыбаясь уголком губ. Леплю снежок и запускаю тот Леви в плечо. Он вздрагивает, оборачиваясь на меня и косится на поруганный рукав. Демонстративно наклоняюсь и леплю ещё один снежок.

— Ну что, мелюзга, — ухмыляюсь я похлеще любого карикатурного злодея. — Каникулы в Подземном Городе подошли к концу. Надеюсь, вы готовы к снежной битве?

Моя фасолина ловко уворачивается от следующего снаряда, а вот Фарлан, стоящий за ним, — нет, и поэтому получает смачную порцию снега прямо в лоб.

— Так нечестно! — пытается отплеваться от снега блондин.

— А мы, мафиози, такой фигнёй, как честность, в драке не страдаем, — парирую я в ответ, уворачиваясь уже от снежка со стороны Леви.

— Пощады не жди, — подкидывая очередной сплющенный комок снега, надменно заявляет будущий сильнейший воин человечества и, объединившись с двумя своими товарищами, начинает прицельный обстрел.

---

Примечания:

ОХРЕНЕТЬ, ТРИДЦАТЬ ЛАЙКОВ. ТРИДЦАТЬ. МАТЬ МОЯ ЖЕНЩИНА!!!

Примечания:

Дорогие читатели, мы всё ближе к концу истории, поэтому с этой главы события пойдут быстрее, и я скорее буду урывками выхватывать моменты из мозаики, чем пытаться детально прописать каждый год.

---

Мы довольно споро обживаемся в новом доме. Он находится совсем недалеко от замка, в котором когда-то в далёком будущем будут держать Эрена, и все площадки для испытаний, разумеется, предоставляются в наше пользование. Закклай после некоторых споров всё же выдал Леви разрешение на использование УПМ, но я эту информацию, разумеется, держу пока в тайне. Ещё слишком холодно и снег лежит, а мой малыш наверняка не станет ждать весны, чтобы начать учиться маневрированию. Вместо этого мы с отделом разработки по приколу создаём вполне неплохие коньки, которые надо, правда, пристёгивать к ботинкам, как снегоступы. Но это уже первый шаг на пути к зимнему веселью!

С трудом и большими мучениями я вспоминаю, как же именно люди катаются на этих двух тонких лезвиях. Не была на льду с универа, наверное. Сама конструкция-то простая, так что воссоздать «по образу и подобию» её было легче лёгкого, а вот реальное «использование» уже не кажется мне такой уж тривиальной задачей. Словно в насмешку, фасолина, посмотрев на мои нелепые попытки не шлепнуться на задницу, вполне уверенно встаёт на лёд, почти мгновенно научившись как останавливаться, так и довольно шустро поворачивать. Вот что значит вундеркинд. Фарлан всерьёз увлекается черчением и моделированием и первым предлагает удобный формфактор того самого переносного фильтра, который я посулила Разведке. Так что теперь он тоже получает хоть небольшую, но всё-таки зарплату в Гарнизоне. Изабель… Изабель просто умница. В этом плане мне особо нечего добавить, разве что тот факт, что оба старших брата всерьёз решают научить свою младшую сестрёнку читать, чем мгновенно зарабатывают минус сто очков в её глазах. Девочка теперь больше времени старается проводить со мной, потому что, в отличие от мальчишек, я её никак не донимаю, по большей части давая возможность просто рисовать и играть в лаборатории, пока мы с командой проводим брифинги. В конце концов, даже если она не будет читать до шести лет, рано или поздно ей всё равно придётся научиться. Я лезть в это болото точно не собираюсь.

Пиксис подогнал мне настолько хорошую команду, что уже к середине февраля мы создаём первый рабочий прототип швейной машинки, которой я, по старой памяти, даю кодовое имя «Зингер». Теперь эта махина гордо стоит в гостиной около окна, привлекая внимание любого, кто бы к нам ни захаживал. После продажи первой партии этого поистине прорывного устройства, я не сдерживаюсь и покупаю нам в дом хорошее, дорогое даже для местных пианино. После этого приобретения Леви, если не требует позаниматься с ним науками, обязательно тащит меня к клавишам. У нас даже со временем развивается неплохой дуэт — гитара вместе с пианино звучат вполне сносно даже в нашем любительском исполнении. А ещё я наконец-то могу зарядить телефон, возвращая себе современную музыку и давая детям возможность приобщиться к классике кино. Использовать телефон разрешается только в моей комнате и обязательно под присмотром, да и болтать о нём детям запрещается, но мой детсад быстро просекает все прелести «современных» технологий и теперь исправно ими пользуется. Так Леви внезапно для себя узнаёт, что такое эта самая «мафия», а Изабель без памяти влюбляется в советские мультфильмы, которые каким-то боком затесались в мою библиотеку. Серьёзно, не помню, чтобы я их сюда закачивала. Не учитываю я лишь одного важного факта. Распевая полюбившиеся девочке детские песенки на весь дом, я как-то не догадываюсь, что Изабель тоже будет очень не против попеть за компанию. У девочки совершенно нет слуха, и высокочастотная зловещая звуковая волна буквально сносит обитателей дома порой даже из другого конца комнаты. Как мы ни стараемся объяснить нашей красавице, что «громче не значит лучше», пока что она не очень этому верит.

* * *

Пришла весна, и я с чистой совестью отвожу Леви на самую дальнюю площадку в лесу и выдаю ему УПМ и разрешение, которое он теперь всегда должен носить с собой во избежание проблем. Разумеется, приходится объяснять, для чего я это вымутила, но после комментария, что мы сможем проводить любые испытания, если тестер будет из семьи, все вопросы у парня отпадают. Малыш, конечно, смотрится весьма потешно во всей этой амуниции, но, стоит признать, что уже сейчас, после каждодневных длительных прогулок и лыжных походов по лесу я вижу, как он потихоньку начинает набирать мышечную массу.

Мне страшно смотреть на его первые попытки взлететь, но я также понимаю, что этот ребёнок в оригинальной истории сам научился владеть местным чудо-устройством, и не препятствую естественному развитию событий, разве что лишь немного сдвигая их по времени. Без моего вмешательства Леви научился бы летать на приводе примерно в двадцать-двадцать два года, а сейчас ему только-только исполнилось девять. Поэтому я стелю очень и очень много матов и дежурю на каждой такой тренировке с аптечкой наготове, упорно сцепив зубы и давая себе по губам каждый раз, когда малыш неловко кувыркается в воздухе. Сосредоточенное лицо моего мальчика, внимательно изучающего рукоятку меча, ещё великоватую для него, вызывает у меня, почему-то, безотчётную боль в груди. Словно я делаю что-то не так, словно толкаю его всеми силами на путь, который может быть ему совсем и не нужен.

Эту тревогу и стресс я начинаю глушить иногда, раз в два-три месяца, в хорошей выпивке на пару с Пиксисом. Наши семьи вообще неплохо сдружились за те пару месяцев, что мы были на поверхности, и теперь у Фарлана и Изабель есть неплохие друзья. Но, по какой-то причине, необъяснимой даже для меня, Леви новые знакомые сторонятся. Казалось бы, их отец — один из самых неординарных людей, с кем я только была знакома, и тут такая подстава. Сын, конечно, не подаёт виду, что его это задевает, но на одной из внеплановых тренировок я застаю его за бесцельным пинанием снаряда и не могу не устроить серьёзный разговор.

— Леви. Посмотри на меня, а, солнышко. — Обнимаю напряжённую спину, привычно проведя рукой по тёмным прядям. — В чём дело, радость моя?

— Ни в чём. Просто тренируюсь, — индифферентно буркает мальчик, не пытаясь тем не менее вырваться.

— До синяков на ноге? — Леви так и не оборачивается, даже после моего комментария. Да, малыш, я всё заметила. — Тогда… можно мне присоединиться к вашим тренировкам, капитан?

— У тебя ведь работа. Вы же какой-то новый проект начали, — пытается отбрыкаться сын.

Он вообще редко показывает такие свои чувства и сейчас, будучи в полном раздрае, пытается сплавить меня подальше. Похоже, это у нас с ним семейное.

— У меня нет ничего и никого важнее тебя, солнце моё, — говорю я тихо, словно делюсь самой страшной своей тайной.

Леви, наконец, поворачивается, заглядывая мне в глаза, и, видимо, находит в них то, что искал, потому что приваливается к моей груди и задаёт не самый простой вопрос:

— Почему ты единственная так в меня веришь? Все вокруг, похоже, ненавидят и презирают меня.

— Это не так. — Усаживаю его поудобнее на колене. — А как же Изабель и Фарлан? Неужели и они тоже?

— Нет. — Леви молчит некоторое время. — Но у них теперь новые друзья. Им со мной неинтересно.

— Быть такого не может. А к кому же тогда Изабель перебирается каждую ночь, чтобы послушать очередную главу из «Маленького Принца»? К кому обращается Фарлан, если его задирают дети из ближайшей деревни? И кого, помимо меня, в доме всегда внимательно выслушивают все мои коллеги, скажи-ка мне на милость?

Леви удивлённо смотрит на меня, кажется, начиная понимать, куда я веду.

— Наши сопляки считают тебя своей семьёй, Леви. Ты — наша опора и самый дорогой человек. Да, у твоих близких будут со временем появляться новые друзья, в том числе и у меня, и далеко не со всеми из них ты сможешь поладить, но это будет не из-за того, что ты какой-то «неправильный». Вы просто можете не сойтись характерами. Или, что вероятнее в этом конкретном случае, те детишки просто росли в тепличных условиях и немножко испугались твоего изучающего взгляда. — Легонько щёлкаю его по носу. — Я при нашей первой встрече тоже знатно струхнула, если уж говорить начистоту. Но я же сейчас здесь, с тобой. Ребята из моей группы тоже не сразу поняли, какой ты сообразительный и умный парень, но сейчас твоё мнение для них так же важно, как и моё. Просто помоги немного новым знакомым увидеть, какой ты замечательный человечек, и люди сами к тебе потянутся. Давай, если хочешь, сходим, например, все вместе в поход к озеру, на рыбалку. Заодно научу тебя пользоваться спиннингом, сосиски там на костре пожарим, м?

— Давай, — несмело отвечает фасолина и поднимается на ноги, снова из тёплого солнышка превращаясь в непреклонного капитана. — А пока что пробеги-ка десять кругов для разминки. Потом отработаем с тобой пару серий ударов.

— Да, капитан, мой капитан.

И ведь не хотела же бегать, и всё равно теперь придётся. Ну хоть форма не пропадёт.

* * *

В апреле мы отмечаем одиннадцатый и шестой дни рождения Фарлана и Изабель, немало их поразив размахом застолья. В этот раз у меня много помощников, и оба праздника проходят «на ура». Моя команда одновременно с этим выпускает очередное важное нововведение — на этот раз это рессоры для телег и резиновые шины для колёс. Наш химик поистине гений, и когда я описала, что примерно должно быть в итоге, он смог-таки сделать всё как надо, немного видоизменив материал, из которого тут делались подошвы армейских ботинок.

Теперь, по крайней мере, человечество внутри стен начинает копошиться. Мы все понимаем, что слишком частые новшества сильно расшатают лодку, и в итоге нами может заинтересоваться особый отдел Военной Полиции, но пока что всё тихо, да и я не стараюсь особо придумать что-то по-настоящему меняющее картину мира. Пока что не стараюсь. Тот разговор с Закклаем не в счёт, вряд ли он всерьёз воспринял мой план по преображению Подземного Города. Но вот всякие настольные игры, лыжи, коньки, снегоступы и прочую лабуду наша команда выпускает с завидным постоянством. Ровно девятнадцатого мая я вваливаюсь в кабинет к Пиксису с последним в этом «сезоне» отчётом, на этот раз об успешной установке первого книгопечатного станка.

— Уже завтра, да? — Военный с улыбкой откладывает бумаги на край стола. — Куда думаете отправиться в первую очередь?

— Будет интересно съездить для начала на запад. Сплавимся по реке до самой Квинты, а потом вернёмся обратно на велосипедах. Есть какие-нибудь советы о том, что в той стороне стоит осмотреть в первую очередь? Слышала, там сейчас проходит много ярмарок.

— Не знаю, если честно. Никогда прежде мне не доводилось бывать в тех краях. — Пиксис задумчиво поправляет манжет рубашки. — Мне вообще не слишком понятен ваш интерес к таким путешествиям.

— Мы и так ограничены крайне небольшой территорией. Значит, хотя бы в её пределах надо обязательно всё осмотреть, — с улыбкой отвечаю я. — Я пойду, ладно?

— Конечно. Берегите себя, Селезнёва. В Марии в последнее время возрос уровень преступности.

— Не беспокойтесь, со мной всё будет в порядке. В конце концов, с нами же будет Леви.

— Да, и как я мог об этом забыть? — с усмешкой качает головой начальник, отпуская меня наконец на все четыре стороны.

* * *

Лето проходит весело. Мы начинаем свой путь из Яркела, где нас как раз застаёт первая ярмарка по случаю начала лета. У нас три объёмных мешка и коробка с разобранными велосипедами и коляской для Изабель. Разумеется, несколько дней у нас уходит на постройку плота, но потом сплавляться по реке у нас выходит знатно. Я учу детей плавать, ловить рыбу, разводить костры и ставить палатки. Мы вместе исследуем лес, учимся различать съедобные грибы и полезные травы и даже находим местную колонию ежей, после чего я ещё долго угораю над хмурым Леви, который случайно уколол себе пальцы об одного из этих мелких хищников.

Обратный путь занимает у нас чуть ли не две трети всего отпуска: мы едем на велосипедах, останавливаясь в небольших городах и деревушках, собирая записи обо всех интересных легендах и событиях, которые успели случиться за эти сто с лишним лет внутри стен. Фарлан собирает идеи для новых изобретений, Изабель внезапно увлекается зоологией и накрепко влюбляется в животный мир, а Леви учится смотреть на мир по-новому, без злобы и бесконечной опаски. Наполненные пением цикад ночи, звёздное небо над головой и дорога под колёсами делают своё дело, и возвращаемся из путешествия мы уже совсем другими людьми. Никогда бы не подумала, что в столь маленькой стране можно найти настолько разносторонние культуры, находящиеся буквально в шаге друг от друга. У нас остаётся ещё две недели отпуска, которые мы с удовольствием посвящаем праздной суете и составлению планов на будущее лето.

Спустя примерно месяц после нашего возвращения в печать выходят мои записи, которые Леви предложил обозвать «Сказаниями Стен», и это черновое название как-то и закрепилось за рукописью. Рабочий процесс снова плотно захватывает меня, только на этот раз Пиксис требует социологических новшеств. Что ж, я послушно сажусь составлять учебные планы для школ и предлагаю ввести реформу об одинаковом уровне образования. Для этого с лёгкой руки Закклая при Гарнизоне появляются школы, в которые направляют учителей-контрактников. Тем самым армия распространяет своё влияние среди жителей стен, усердно гася местный религиозный культ. Правда, после того, как мы потеряем Марию, вряд ли это влияние поможет армии удержать былые позиции. Народ в смятении пошатнёт всё, чего мы успели до этого добиться… Но в моих силах попытаться сделать так, чтобы как можно меньше людей потребовалось бы высылать в тот убийственный поход после падения самой внешней из стен.

Наши с Леви тренировки тоже возобновляются, и я замечаю, насколько увереннее мой малыш теперь маневрирует. И, кажется, он снова немного подрос. Видимо, годам к пятнадцати он таки догонит мои скромные сто шестьдесят сантиметров. Сама я, однако, даже не пытаюсь опробовать привод лично. Нафиг такие эксперименты, я не вундеркинд и наверняка расшибусь быстрее, чем успею сказать «Я так и знала». Вместо этого мы сосредотачиваемся на рукопашном бое, а ещё я учу в свободное время детей лазать по деревьям, предварительно показав, как самостоятельно изготавливать и закреплять страховку на случай падения.

Вместе с осенью приходит и очередная пора дней рождения: у пяти человек из моей группы эти праздники приходятся на первую половину октября, из-за чего рабочий процесс обещает быть… хаотичным. Но прежде мы собираемся на выходных второй недели сентября у Пиксиса, и я дарю ему первый том «Сказаний», в самом конце которого, сама не знаю зачем, делаю небольшую приписку, в которой прошу его больше никогда не пить вино после восемьсот сорок пятого года, перейдя на более крепкие напитки. Вряд ли он это прочтёт и вряд ли воспримет мои слова всерьёз, но этот солдат стал моим хорошим другом за этот год, и чувство вины начинает постепенно захватывать мои мысли. Ведь я могла бы все ему рассказать и облегчить свою ношу. Могла бы… вот только хрен он меня после такой инфы не сдаст своему начальству или и вовсе не запрёт в застенках. Поэтому мне остаются лишь туманные намёки и шутеечки.

Я внезапно понимаю, что уже в следующем году Гриша Йегер попадёт в Шиганшину, принеся с собой болезнь, от которой у местных жителей нет иммунитета. А это значит, что в момент его появления мы с детьми должны оказаться как можно дальше от юга: заболеть местной вариацией чумы или туберкулёза мне совсем не улыбается.

* * *

Наш отдел расширяют, чему я, конечно, несказанно рада. Но вместе с тем это немного напрягает — дом превращается в какой-то просто проходной двор, а очередные новички, которых мне ещё предстоит отсеять, разумеется, даже и не думают разуться, когда проходят в жилые помещения.

— Свиньи, — припечатывает Леви, встретив их в прихожей. — Уберите свой срач. Немедленно.

Это он ещё мягко их приложил, не подозревая, что пункт о поддержании чистоты в рабочих и жилых помещениях прописан у новичков в контрактах заглавными буквами. Видимо, эти юные дарования сочли одно из основных условий шуткой. Посмотрим, как они себя дальше поведут. Мне психованные сотрудники нахрен не сдались.

— Ты охренел, пацан? Шуруй отсюда куда подальше.

Вперёд выходит высокий, подозрительно похожий чертами лица на Смита мужик. А, точно, это же доктор, которого Пиксис к нам распределил для проработки некоторых моих медицинских идей.

— А лучше приберись-ка тут сам, если такой смелый.

Моё солнце чуть прищуривается, дёрнув бровью, и тоже плавно шагает навстречу бугаю. Так, пора тормозить их, мордобой в прихожей мне вообще не сдался; хотя посмотреть, как блондина будут раскатывать в блин я бы, конечно, не отказалась.

— Леви. — Вхожу в комнату, переводя внимание мальчика на себя. — Что тут происходит?

— Прислуга в этом доме совсем оборзела, — смачно сплюнув на пол влезает в разговор доктор со звучной фамилией Шит, если судить по бейджику на груди.

А ведь Пиксис его нахваливал, как непревзойдённого специалиста. Чёрт, ещё немного, и я и в самом деле начну подозревать, что вокруг меня строится заговор.

Дерьмо, явно по ошибке идентифицированное кем-то как человеческая особь, продолжает верещать:

— Немедленно позовите…

— К вам я пока не обращалась, доктор Шит. Извольте закрыть рот и сделать три шага назад. — А фирменный взгляд Аккерманов-то удаётся мне всё лучше, судя по тому, как он отшатнулся. — Солнце моё, вопрос всё тот же.

— Сама же видишь. Твои очередные «подающие надежды» притащили с улицы грязь, — уже спокойнее отвечает мне фасолина, отворачиваясь от почти уже бывших сотрудников. — И продолжают её разводить.

— Понятно. Думаю, мне стоит прояснить пару моментов, которые были бы вами усвоены ещё в первые же секунды нахождения на моей территории, не будь вы безмозглыми кретинами.

Подхожу поближе, становясь рядом с Леви. Господи, я же ведь не хотела связываться с армией именно по этой причине. Не люблю я всю эту ересь с авторитетами и уставом.

— Алиса Селезнёва, руководитель спецотдела Гарнизона по разработкам и на следующие две минуты ваш непосредственный начальник. Этот мальчик — Леви Аккерман, который тоже состоит в моём отделе и заведует альфа-тестированием.

— Простите, почему на две минуты? — робко подаёт голос юноша с очаровательными веснушками из-за спин коллег. — Мы же ведь были специально распределены сюда, чтобы участвовать в ваших разработках.

— Потому что, хотите верьте, хотите нет, а тупицы и неисполнительные сотрудники мне вообще нахрен не сдались. Аккерман, иди, завари нам с тобой чайку, а? — Леви приподнимает бровь. — Прости, я чуток на взводе и сейчас буду морально пиз… ругаться, в общем.

Мальчик демонстративно пододвигает стул, на который я обычно ставила саквояж с макулатурой перед выходом, удобно усаживается на него, и закинув ногу на ногу, и жестом приглашает меня продолжать. Усмехаюсь, чуть покачав головой. Ох и зря я показала ему те американские фильмы, зря! Но уже в следующее мгновение собираюсь, внимательно оглядывая каждого пришедшего:

— Итак, амёбы мои зажравшиеся, давайте-ка по-быстрому выясним, кто из вас сегодня останется в отделе, а кто вылетит нахрен из армии с волчьим билетом в потном кулаке. Кто из вас помнит пункт пять вашего договора? Ну же, я жду.

— Вы про тот пункт о поддержании чистоты, мэм? — снова подаёт голос веснушчатый.

— Шаг вперёд, солдат. Имя, род деятельности, причина подачи заявления в мой отдел.

— Дин Гёсслер, мэм! Младший лейтенант-инженер, мечтал попасть в ваш отдел, чтобы помочь человечеству!

Я невольно приподнимаю брови от удивления, скосив глаза на Леви. Мальчик кивает — значит, паренёк не врёт. Ну нихуяшеньки какой у нас тут патриотизм. Из него может выйти толк.

— В чём была ошибка вашей группы, младший лейтенант-инженер? — тем же суровым тоном продолжаю я допрос.

— Мы… Мы халатно отнеслись к своим прямым обязанностям и не разобрались в ситуации, мэм! — Несчастный парень вытягивается по струнке, зачем-то прижав правый кулак к груди и зажмурившись.

— И как планируете исправляться? — спрашиваю я чисто ради интереса.

— А… — Парень внезапно резко стягивает сапоги, выставляя их за порог. — Могу ли я попросить у вас средства для уборки, мэм, для немедленной ликвидации загрязнения?

Несколько секунд я осматриваю его с ног до головы. Рекомендации у него хорошие, парень даже участвовал в нескольких проектах по улучшению приводов. Собственно, из-за этого его кандидатуру и одобрили. Ну ладно, поглядим, какой это Сухов.

— Носки тоже снимай, тапки возьмёшь вон в том шкафу. Шуруй в гостиную, Гёсслер. Добро пожаловать в отдел. — Индифферентно тычу пальцем в нужном направлении, продолжая гипнотизировать остальных. — А вы мне что скажете, одноклеточные? Созрели уже для эволюции или ссыте пока что?

— Да как вы смеете? — Побагровевший блондин, сжав кулаки, шагает вперёд. — Вы хоть знаете, кто я?!

— Тупое говно тупого говна, — с правильными интонациями отвечаю я в рифму и продолжаю уже жёстким, не дающим ни шанса на возражения тоном: — Разворот на сто восемьдесят и хуярь отсюда так быстро, как только можешь. Начальству будет доложено, что в армии тебе делать нечего.

— Да вы!.. Кха…

Легко прописываю апперкот по услужливо подставленной печени, тут же кладя красавчика на пол за протянутую ко мне руку и утыкая носом точно в кучку чего-то неидентифицируемого, ссыпавшегося с его сапога у порога.

— Неподчинение приказам, оскорбление вышестоящего, заносчивость и несоблюдение договора. Попахивает как минимум трибуналом, товарищ. Либо ты сам пойдёшь на хуй, либо я затолкаю тебе метлу до нисходящей ободочной кишки, сама отсюда выведу к твоим товарищам и скажу, что ты с самого начала так ко мне заявился. Выбор за тобой, Шит.

Надавливаю коленом на шею, чуть придушив и заставляя блондина лишь активнее возить носом по грязи.

— Я понял… Понял, — хрипит он наконец.

— Не задерживаю. — Отпускаю, с отвращением вытерев руку о спину этого идиота. — Остальным есть что добавить?

В ответ раздаётся нестройный хор отрицательных ответов.

— Тогда приберитесь здесь и тоже валите нахрен. Поищите себе работу в других отделах. Слышала, в Разведке нужны толковые учёные. Мне же индифферентные подпевалы без надобности. Всем спасибо, все свободны.

Возразить мне никто не пытается. Вот и славненько, значит, и вправду непригодны для работы у нас.

— Разберёшься тут дальше? — с улыбкой обращаюсь я к Леви и, получив угрюмый кивок, иду знакомить команду с новичком.

* * *

— Селезнёва, я понимаю, у вас свои методы, да и с армией вы не знакомы, но запугивать младший состав неприемлемо. — Чего и следовало ожидать, на следующий же день Пиксис вызывает меня в главный штаб, чтобы как следует пропесочить. — Тот доктор, по отзывам коллег, — гений в своей области.

— «Гений», говорите? — медленно повторяю я, сцепляя руки за спиной. — Этот гений, часом, не из аристократии ли к нам подался?

— Этого не было указано в личном деле, но полагаю, что ваша догадка верна… Он позволил себе лишнее? — тут же понимает суть моего вопроса начальник.

— Ага, позволил. Обозвал нас с Леви слугами, попытался распускать руки, чуть не устроив мордобой прямо в прихожей. Милый человек, в общем, именно такие-то армии и нужны.

— Мне следовало догадаться, что от простого нарушения договора в первый рабочий день вы так из себя не выйдете. — Мужчина трёт переносицу. — И что мне с ним делать теперь? Он и в самом деле отличный учёный.

— Есть у меня для него одна задачка, — чуть подумав, решаюсь-таки я сказать. — Если он её выполнит, то я приму его в отдел на перевоспитание.

Йегер далеко не всех и не сразу вылечит от болезни, которую с собой принесёт, нужно хотя бы попытаться придумать антибиотики заранее. Вот пусть Шит этим и займётся.

— Что за задача? — тут же напрягается Пиксис.

— Вы знаете, что плесень порой бывает очень даже полезна? — улыбаюсь я краешком губ. — В Подземном Городе я заметила одну особенность зелёной плесени, которая росла на хлебе. Её прикладывали там к ранам. Она, судя по всему, выделяла какое-то вещество, которое помогает… заживлению, уменьшая боль и убивая мелкие организмы, бактерии, попадающие туда с грязью. Плесень — это грибок. Если ваш «гений» готов установить формулу выделяемого грибком вещества и попытаться искусственно это вещество синтезировать, дайте мне знать. Из этого может выйти мощное лекарство, которое спасёт сотни жизней.

— Эта информация крайне сомнительна и больше смахивает на издевательство, — справедливо замечает мой друг.

— В моем отделе люди работают именно с такими задачами. Я говорю, что примерно должно выйти и что для этого нужно, а люди ищут способы связать начальные компоненты с конечным продуктом. Поэтому я набираю лучших и замотивированных. Без этого они просто не смогут работать, начиная постоянно ныть, что «такое сделать невозможно». Да, поставленная мною задача невероятно сложная, но и у вас в загашнике, вроде как, целый «гений» имеется. Дайте мне знать, если доктор Шит решится попробовать поработать над проектом «Пенициллин». Пусть приходит, когда получит первые результаты. Ему явно потребуется оборудование, сделать которое смогут только мои спецы.

— Я вас понял. — Пиксис кивает, занося что-то в документ перед ним. — Что по реформе образования?

— Привожу в порядок учебники, которые будут использоваться с первого по седьмой класс. — Пожимаю плечами. — Я бы больше лет дала на обучение, но ведь вы требуете, чтобы к призывному возрасту дети уже окончили школу.

— Да, всё так. Обучение можно дать продолжить тем, кто пойдёт в кадетский корпус. Но это терпит, — даёт альтернативу глава Южного Округа. — Закончите эту работу до декабря, нам потребуется масса времени на подготовку кадров и сопутствующего оборудования.

— Да, сэр. — Отдаю честь на местный манер. — Могу ли я предложить дополнение, не указанное официально в письменном виде?

— Ну что у вас там ещё? — по-доброму ворчит начальник.

— Вместе с нововведениями будет расти неравенство между поколениями: дети будут знать больше родителей, что может вызвать волнения на рынке труда и во всех социальных слоях общества. — Чуть медлю, прежде чем продолжить: — Я предлагаю открыть несколько заочных школ, не бесплатных, разумеется, где взрослые в обмен на знания будут либо платить, либо помогать убирать урожай. Это поможет сгладить острые углы наших нововведений, более гармонично вписав их в повседневность. Ну и будет неплохим подспорьем для властей.

— Умасливаете правительство? — Пиксис подозрительно смотрит на меня, не понимая, с чего такая инициативность. — Необычно для вас.

— Если мы не умаслим их, Военная Полиция может попытаться вмешаться в нашу инициативу и пустить всё под откос, например, назначив своих преподавателей или навязав определённую идеологию.

Мы с начальником переглядываемся.

— Вы ведь уже начали догадываться, кто стоит за всеобщим незнанием и стопорит прогресс? — тихо говорю я, наклонившись чуть ближе к его столу. — Мы говорили об этом раньше, в нашу первую встречу. Нельзя допустить слишком бурного интереса и тем более вмешательства со стороны властей, иначе нас просто зачистят.

И я даже знаю кто.

— Всё должно выглядеть так, как будто мы немножечко балуемся и ненавязчиво вербуем будущих солдат.

— Обычно вы стараетесь вообще не высовываться, а здесь предлагаете нанести «упреждающий удар». Мне всё интереснее, кто же так сильно вас напугал… В любом случае, эта идея не лишена логики, однако над такой инициативой стоит подумать, слишком много неучтенных факторов. Встретимся через неделю на семейном ужине, Селезнёва?

— Да, с радостью. В этот раз у вас же сидим? Благодарю, что выслушали, Пиксис. А, да. — Я торможу перед самой дверью. — Не забудьте организовать комиссии из проверенных людей Гарнизона и Разведки по проверке качества преподавания в самих школах, иначе за нас это сделают другие организации. Я напишу список того, на что нужно будет обращать внимание в первую очередь.

Осень восемьсот тридцать второго года проходит у нас под грифом «миссия невыполнима». Нам подводят хорошее финансирование, но и результатов требуют соответствующих. Так что мы, разделившись на небольшие группки, разрываемся между четырьмя проектами, один восхитительнее другого. Команда не спит ночами, потребляет море чая и раздражается из-за любых вопросов по поводу дедлайнов. Оккупирован весь дом, включая подвал и даже детскую комнату, из-за чего мой детсад приходится на время переместить ко мне. По дому передвигаться теперь нужно очень и очень осторожно, чтобы не вспугнуть чью-нибудь очередную гениальную идею, и я всерьёз задумываюсь о том, что пора бы расширять территорию и устроить отдельную пристройку для отдела. Эх, мечты-мечты… На время ожесточённой работы мне выпадает роль того самого амортизатора, которому прилетает с обеих сторон: и от начальства — за проваленные сроки, и от подчинённых — из-за свалившегося на них стресса. В общем, в какой-то момент у меня сдают нервы и я просто свинчиваю нафиг из дома, оставляя ребят самих справляться со своими психами и пропитанием. Мы же на пару с Леви по приколу задумываем создать новую программу тренировок для кадетов, взяв за основу какую-то макулатурку семьсот девяностого года и отзывы коллег об их обучении. Выходит интересненько, если бы мне при этом не нужно было всё это пробовать на себе, потому что свободных людей для такой халтурки позвать неоткуда. И если хождения по всяким брёвнам и доскам на высоте для тренировки равновесия я ещё могу воспринимать спокойно, то вот пробежки в полном обмундировании и с дополнительными баллонами вызывают у меня исключительно гнев и желание затолкать свои благие намерения себе же глубоко в задницу. Твою налево, мне почти тридцать четыре года, в конце-то концов. И какой, спрашивается, хренью я тут занимаюсь? Но, стоит признать, после пятого дня двигаться значительно проще, а ремни уже почти не натирают. Из чего сделан вывод, что это упражнение мы таки добавим. Не завидую кадетам, если когда-нибудь наши труды дойдут до их начальства. А они дойдут, году эдак в тридцать пятом так точно. Как раз до зачисления Эрена успеют хорошо всё обкатать.

А вот прописывать тренировки с УПМ уже куда занимательнее — мне нужно лишь смотреть за тем, как развлекается Леви, летая высоко между деревьями и выписывая головокружительные пируэты по заранее намеченным маршрутам. Похоже, что полугода малышу более чем хватило для того, чтобы освоиться. Поразительно. Он сам не раз предлагает обучить и меня, но я пока успешно морожусь, прикрываясь тем, что у меня-то специального разрешения, в отличие от него, нет.

Разумеется, мои побеги от коллектива не остаются незамеченными, и негодующий народ, собравшись всем отделом, требует мзды. Всё, что я могу придумать в ответ, будучи практически прижатой к стенке, — это вежливо, но ультимативно послать начальство в эротическое турне, объявить три дня выходных для всего отдела и достать шесть ящиков разнообразного бухла, давая подчинённым возможность сбросить лишний стресс. Кто же знал, что дюжина вусмерть бухих учёных — это плохая, очень плохая идея?

В общем, итог нашей попойки оказывается весьма неожиданным. Если описать происходившее коротко: в первый же день два из четырёх проектов мы закрываем махом, потому что под градусом и в большом составе решения у нас находятся простые и изящные. Всего-то и надо что сделать резьбу в стволах, как у танков, чтобы пушки стреляли прицельнее и дальше, да чуток изменить формулу расчёта ректификации медицинского спирта (честное слово, вот в эти их формулы я даже не влезаю, просто подливаю побольше алкоголя и не вмешиваюсь). А вот на следующий день, когда попойка из просто милых посиделок в гостиной за чертежами перерастает в уличные гуляния, и начинается настоящее веселье. Не помню, когда и как, но мы доходим до совершенно восхитительной, наиабсурднейшей из всех возможных идей: мы решаем одолжить один из учебных снарядов у наших слишком серьёзных соседей, хмуро наблюдавших до этого весь день за нашей попойкой и отказавшихся к нам присоединиться. Ну как «одолжить». Ночью, не тихо, не чинно и уж точно совсем неблагородно наш дружный коллектив изобретателей проникает на закрытую для посторонних тренировочную площадку Разведки и, довольно громко переругиваясь между собой, коммунизит макет десятиметрового титана. В целях изучения имеющегося у солдат оборудования, разумеется. Как нас никто не ловит с поличным, пока мы перетаскиваем эту дуру через забор, и почему Разведчики на следующий же день, хватившись своего имущества, не приходят сразу же к нам — до сих пор остаётся для меня загадкой.

Но спустя примерно недели две, когда мы уже и думать забываем про тот случай, полностью уйдя в доведение до ума последних двух проектов, и только Фарлан занимается модернизацией шхерившегося в пролеске около дома макета, пугавшего случайных посетителей в сумерках, к нам заявляются наши соседи в не слишком благостном, мягко говоря, расположении духа. Реквизит нам, конечно, приходится в срочном порядке вернуть обратно на родину. Хорошо хоть, что не мы его в итоге прём обратно, а просто провожаем солдат к «культурному объекту» и оставляем их там самих разбираться. Прикрывать жопки от гнева начальства тоже приходится — всё-таки Шадис не оставляет нашу шутку без внимания. Так что мы вынуждены максимально убедительно рассказывать, что мы, мол, просто решили взять небольшую халтурку помимо запланированной на этот год работы, и вообще, наш отдел бьёт все рекорды по производительности, отстаньте. Как на нас при этом смотрят защитники человечества, наблюдавшие за нашей пьянкой, так сказать, из первых рядов, лучше не уточнять. Но поскольку все, включая детей, выступают дружно единым фронтом и результативность и в самом деле на уровне, начальство так и не находит, к чему придраться, и мы отделываемся простым внушением по поводу чужого имущества от Пиксиса.

Чуть позже я понимаю, что, помимо сбрасывания напряжения от постоянного торчания в лабораториях, у нашей попойки был и другой несомненный плюс. Благодаря этой ситуации с макетом мы смогли законтачиться с Разведкой, и после того, как мы передаём нашим соседям первую модельку на усовершенствованном поворотном механизме, мне удаётся стрясти с этих суровых ребят обещание устроить нам экскурсию на стену, чтобы отдел посмотрел на титанов, пусть и с высоты стены, а потом на основе новых данных мы смогли бы сконструировать что-то посерьёзнее простых 2D фигурок. Кажется, Разведотряд немного охреневает от наших желаний — обычно долбанутых людей, готовых платить любые деньги лишь бы посмотреть на живых огромных людоедов, тут не находится.

* * *

За всей этой канителью с проектами я так и не замечаю, как наступает семнадцатое ноября. Я, как обычно, просыпаюсь пораньше, стряхиваю с себя Жуть, вымахавшую за эти месяцы во вполне себе упитанную скотину, которая, тем не менее, не прекращает спать у меня на животе и шароёбиться по ночам по всему дому. Тем самым она выводит из себя с утра пораньше Леви — он встаёт раньше всех и, соответственно, имеет счастье лицезреть нанесённый за ночь ущерб первым. С этими мыслями и выхожу из комнаты. Но вот дальше начинаются странности: во всём доме никого нет, хотя обычно как минимум Гёсслер забредает к нам очень рано, чтобы подольше посидеть над своим проектом. Вот уж и вправду мне удалось найти человека, накрепко повенчанного со своей работой. Но сегодня дом вообще пуст, совершенно. Ни Фарлана, ни Изабель в детской нет, а камин никто даже и не думал затопить. Спросонья у меня в голове бодро начинают генерироваться разной степени стрёмности догадки, достойные лучших работ дель Торо и Стивена Кинга.

Где, чёрт возьми, все? С улицы слышится чей-то голос с раздражёнными, командирскими нотками. Неужели за нами отправили группу зачистки? Тогда, может, дети где-то прячутся? Ну конечно, Леви наверняка успел увести их в безопасное место. Но почему не предупредил меня? Не успел? Или, скорее, решил сначала увести детей, а потом вернуться за мной. Да, наверное, так и было.

Я, конечно, догадываюсь, что рано или поздно к нам может прийти группа зачистки, поэтому и вожу Пиксису отчёты так часто. Нутром чую, что вот-вот мирная жизнь подойдёт к концу и что оставлять у нас документацию попросту опасно. Чёрт, надо было придумать хоть какие-то способы шифрования наших записей! Почему только к нам пришли вот так внезапно? В последнее время мы не готовим к выпуску ничего глобального, в основном принимая заказы от армии, а за старые проекты как-то поздно притягивать уже, нет? Так, нахрена я вообще сейчас об этом думаю? Соберись, женщина, мать твою через колено. У тебя тут, вообще-то, внештатная ситуация!

Беззвучно достаю припрятанный на кухне нож, который до этого носила в Подземном Городе. Хорошо, что сплю я, по старой памяти, всегда в штанах и рубашке, а то неловко бы вышло, если бы мне пришлось сейчас драться в местном кружевном варианте ночнушки. Пригибаясь, выглядываю в боковое окно, плотно занавешенное шторами. Разумеется, ничего, что происходит за углом дома, откуда доносились голоса, не видно, поэтому у меня не остаётся иного выхода, кроме как выйти наружу и встретиться лицом к лицу с нападавшими. Так они хотя бы не смогут поймать никого из ребят — следы крови так просто с дороги не ототрёшь. Конечно, если у них там ружья, то я вряд ли смогу дать отпор, а если к огнестрелу будет прилагаться Кенни Аккерман… Я сглатываю, покрепче сжимая рукоятку и трясущейся рукой берясь за ручку двери. По крайней мере, нож можно и метнуть, если что. Глубоко вдыхаю, медленно выдыхаю, успокаивая нервишки, и наконец распахиваю дверь, стремительно вываливаясь на улицу.

На меня недоуменно таращится весь непонятно что забывший тут в такую рань отдел, дети и за каким-то хреном приехавшие Пиксис и Шит, который как раз сейчас немного барагозит. Последний, увидев нож у меня в руке, тут же пятится и, не заметив кочки, плюхается на задницу, тут же выставив руки в защитном жесте:

— Я, я совсем ничего не имел в виду! — Он машет руками, всё больше бледнея.

С недоумением приподнимаю бровь, всё ещё не понимая, что происходит. Кровь стучит в висках, а тело немного трясётся от напряжения. Тихо подошедший Леви молча опускает мою руку с оружием и обнимает за талию, успокаивая. Он, в отличие от людей вокруг, проживших всю жизнь наверху, в относительной безопасности, сразу же понимает, что за мысли бродят у меня в голове.

— Извини, забыл затопить камин, — тихо говорит фасолина. — И надо было хоть Фарлана в доме оставить. Теперь весь сюрприз насмарку.

— Сюрприз? — немного очумело спрашиваю я, оглядывая собравшихся людей и, кажется, начиная понимать, что тут вообще происходит. — А. Сюрприз. У нас же скоро начало промышленного выпуска спиннингов и прочих приблуд для рыбалки, которыми занимались мы с Фарланом? Ну, хочешь, могу в дом вернуться?

Леви отчего-то усмехается, как и все остальные вокруг.

— Да, пожалуйста. — Плечи мальчика продолжают трястись, как будто он всеми силами пытается сдержать смех. — Тут к тебе как раз приехали. Разберись с ними, пока мы тут заканчиваем.

— Ладно. Шапку только надень, фасолина. Уже не май месяц на дворе. — Улыбаюсь в ответ, приглашающе кивнув Пиксису на дверь.

В этот раз блондин разувается, даже не переступив порог и тем самым вызвав недоумение у начальства, привыкшего к моим «загонам», но не к нервным реакциям на них от новичков. Хах, Гёсслер тоже первые два дня разувался снаружи, пока Леви на него не рявкнул и популярно не объяснил, что так грязь всё равно попадает в дом, только уже на носках.

К моему немалому удивлению выясняется, что Шит сам обратился к Пиксису, отправившего его в какую-то лабораторию при Разведке, спустя две недели после своего назначения. Я припоминаю, что это, видимо, произошло примерно тогда же, когда наша команда запатентовала новую упаковку для бинтов, сохраняющую их в стерильности. О, так наш аристократишка жаждет славы? Как мило. И как бесполезно.

— Вы уверены, что сможете быть нам полезны, доктор? — скрывая чисто из уважения к Пиксису глумливую улыбку, спрашиваю я блондина.

— Да, я в этом уверен. И принёс доказательства, — опережает он мой следующий вопрос, подавая папку. — Вот мои наработки по программе «Пенициллин». Я убедился в том, что ваша гипотеза насчёт зелёной плесени и в самом деле имеет под собой доказательную базу, и изучил в свободное от работы в Разведотряде время под микроскопом влияние данного объекта на окружающую его среду. Однако нашим микроскопам не хватает мощности, чтобы окончательно подтвердить мои догадки о том, на что именно влияет выделяемое плесенью вещество, поэтому на данный момент это всё, что современная наука может сказать по поводу вашей задачи. Однако я хочу, нет, я должен узнать больше!

О как? Кажется, я слишком рано сделала о нём выводы. Рьяный мальчик попался… С сомнением пролистываю папку, пока не дохожу до рисунков. О. До этого все здесь пользовались предметными стёклами, однако этот парнишка рисовал круглые поля и колонию внутри них. Прямо как в чашах Петри… Хм, а он, может быть, и в самом деле гений.

— Вы использовали новое оборудование здесь.

Тыкаю в рисунки, пододвинув папку по столу к, кажется, почти что моему сотруднику. Не спрашивая, а именно утверждая.

— Да, обычные стёкла, которые использует Разведотряд… — Парень мнётся и отводит взгляд. — Не слишком подходили для моих экспериментов, и я взял на себя смелость сконструировать…

— Стеклянный цилиндр с питательной средой внутри? — невинно продолжаю я за ним, уже не скрывая предвкушающую улыбку.

— Как вы… У вас тоже есть такая разработка?! — изумляется Шит, резко поднимая на меня взволнованный взгляд.

— Нет, это было лишь одним из проектов на будущее.

Ну не говорить же ему, что я лишь отдалённо помнила вообще о таком предмете, как чаша Петри, пока не взглянула на его рисунки. Задумчиво постукиваю пальцем по странице:

— Вы сказали, что работали в свободное от работы время. Могу я поинтересоваться, чем вы занимались в Разведке?

— О, я… — Шит с сомнением смотрит на Пиксиса. Начальник одобрительно кивает, и доктор продолжает: — Я был в группе, изучающей титанов. Мы пытались понять, откуда они взялись и что они такое, изучая затвердевшее содержимое их желудков, которое титаны отрыгивают, когда… съедают слишком много людей.

— И какие у вас были выводы?

С интересом подаюсь вперёд. Если сейчас он даст мне намёк, что начал догадываться о том, что титаны — это люди, я заберу его к себе. Потому что таким умным ребятам надо давать раскрыть свой потенциал на полную, даже если они полные козлы. В Разведотряде, как я поняла, его просто использовали в роли принеси-подай.

— Эм, ну, нашим учёным пока что не удалось сделать однозначных выводов… — бормочет Шит.

— Я не спрашивала про мнение ваших старших товарищей, — останавливаю я этот поток бессмыслицы. — Какие выводы сделали конкретно вы, доктор?

— Я? — изумляется блондин, подтверждая мои выводы об уровне его работы, и тут же хмурится, нервно подперев подбородок ладонью. — Теперь, когда вы спросили… В первый день работы с материалом я подумал, что застывшая жидкость довольно сильно похожа по составу на человеческую слюну, но потом я отмёл эту догадку, так как это…

— Хорошо, я вас поняла, — останавливаю я его. Ты попал в самое яблочко, парень! Осталось прояснить ещё один момент: — Последний вопрос: как вы думаете, вам удастся с нами ужиться? Позвольте пояснить мой вопрос предельно чётко: здесь вам никто задницу подтирать не будет. Мы работаем с армией, но не являемся её частью. Офицер Пиксис — мой начальник и спонсор отдела, но на этом наши соприкосновения с армией заканчиваются. Однако слуг у нас в отделе нет и не будет, а все рабочие равны между собой. Таковым было моё требование при создании этой группы. Мне, как и остальным, совершенно насрать, из какой вы семьи и сколько влияния у ваших родителей. В этом отделе мы все — единый коллектив с одинаковыми правами и обязанностями. И более того, каждый член команды сам делает свою часть работы по дому в соответствии с заранее установленным графиком. А, и откосить или сделать свою часть работы «на отвали» не удастся. Если вы не умеете мыть полы или менять баллоны в керосиновых лампах — научим. Не захотите… Нет, заставлять, разумеется, вас никто не будет, но из отдела вы вылетите быстрее, чем успеете сказать «я важная часть команды». Так что скажете?

— Простите мой интерес, но… Правильно ли я понимаю, что «равноправие», о котором вы говорите, позволит мне посылать вас на хер, если вы будете в чём-то кардинально неправы? — Этот козёл отзеркаливает мою ухмылку.

— Да, разумеется. У нас же не армия, повторяю. До тех пор, пока вы выполняете все пункты контракта, не оскорбляете своих коллег и продвигаете науку. — Киваю. — Не вижу ничего плохого в том, чтобы коллеги поправляли в том числе и меня, если я сворачиваю на неверный курс.

— Пожалуйста, примите меня в ваш отдел! — Блондин, явно чем-то вдохновлённый, подскакивает, спешно подавая мне руку для рукопожатия. — И я обещаю, что стану прекрасным дополнением к вашему коллективу.

О как. Кажется, Разведка-то пошла ему на пользу, немного сбив спесь путём постоянного игнорирования его мнения. Ничего, у нас он ещё быстрее в нормального человека превратится, только пользоваться мы будем нормальными методами, а не дедовщиной и потугами в субординацию.

Хмыкаю, тоже вставая, но не спеша пока пожать протянутую мне руку.

— Имя-то у вас есть, доктор Шит? А то фамилия как-то подкачала. — По-птичьи наклоняю голову чуть набок, опираясь бедром о стол.

— А? — Парень растерянно моргает пару раз и недоуменно отвечает: — Не знаю, чем вам не угодила фамилия, но моё имя Петер.

— Хорошо.

Пожимаю грубую ладонь, невольно задумавшись о том, что даже чашу Петри не придётся теперь переименовывать. И мне удобно, и название не будет связано с отходами жизнедеятельности. Шикарно!

— Добро пожаловать в отдел Разработок, доктор Петер.

— Спасибо за оказанное доверие…

— Да-да. — Машу рукой, давая понять, чтобы он завязывал с благодарностями. — Поменьше высокопарности, побольше дела, Петер. Очень рассчитываю на вашу работу и помощь в разработках. Идите, что ли, спросите у ребят снаружи, можно ли мне уже выходить. Пиксис, не знаете, кстати, по какому поводу моя команда так заряжена с утра пораньше? Вроде бы у нас довольно минорные изобретения в этот раз?

— Так сегодня же… — Начальник вдруг усмехается в усы, тормозя на половине фразы. — Нет, я понятия не имею, какой повод может быть у того собрания снаружи, Селезнёва. Но лишний раз убеждаюсь в том, что вы тот ещё трудоголик и я не зря тогда поручился за вас.

— А, эм, ну, спасибо? — немного неловко отвечаю я, не зная, как реагировать на такое. Но потом вспоминаю, что у меня появилась весьма здравая идея: — Подождите немного, пожалуйста. У меня появился к вам срочный разговор.

— В чём дело? — Мужчина останавливается, так и не дойдя до двери.

— Сегодняшняя ситуация натолкнула меня на мысль, что мы недостаточно хорошо защищаем информацию.

— Да, сегодня вы нас всех весьма удивили своим… боевым настроем. Поясняйте свою идею.

Начальник разворачивается и садится обратно за стол, внимательно глядя на меня.

— Смотрите сами: наш дом как проходной двор — у всех сотрудников есть ключи, и каждый из них может прийти в любое время дня и ночи, чтобы поработать. Но что мешает кому-нибудь другому прийти сюда и… забрать или ознакомиться с определёнными данными?

— Не представляю себе, кому такое может понадобиться. — Пиксис хмурится. — Вы придумываете вещи, которые потом используют жители всех стен. Даже если у вас и украдут чертежи, вы возите копии всех документов ко мне раз в неделю, поэтому любой вор, решивший начать производство ваших изобретений, мгновенно был бы пойман. Или вы скрываете от меня какие-то работы и опасаетесь за их сохранность?

— Всё, что мы делаем, рано или поздно попадает к вам, — открещиваюсь я от его подозрений. — Я говорила не о том, что кто-то попытается сделать наши изобретения, а о том, что кто-то может счесть то, что мы тут делаем, опасным для существующего порядка. Поэтому я считаю, что имеет смысл ввести какой-нибудь шифр, по крайней мере, на те документы, которые остаются у нас на хранении или нужны для будущих наработок. И сделать парочку улучшений в охране территории, чтобы уж наверняка.

— Вы постоянно говорите об угрозе, исходящей изнутри стен. — Пиксис хмурится ещё сильнее. — Но за всю свою жизнь мне ни разу не доводилось столкнуться с чем-то подобным. Поверьте, политики наверху весьма индифферентны к тому, чем занимаются простые граждане.

— И слава богу. Но я уже привлекла их внимание своим судом, если помните. Вряд ли бы простой случай стал бы судить Верховный Главнокомандующий, да?

Мы с начальником переглядываемся.

— Кроме того, пока я не обратилась к вам, вы и не думали о создании чего-то наподобие нашего отдела, ведь так? — Мой собеседник качает головой, подтверждая мои слова. — У людей, о которых я говорю, просто не было повода к вам приходить. И я лишь хочу убедиться в том, что его не возникнет и в будущем. Считайте меня параноиком, если хотите, но, по-моему, «лучше перебдеть, чем недобдеть».

Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, пока, наконец, мой начальник не сдаётся, поднимаясь из-за стола:

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Разрабатывайте эту свою систему защиты, если вам так спокойнее. Надеюсь, когда-нибудь мы будем друг другу доверять настолько, что вы сможете поделиться со мной истинной причиной ваших страхов. И держите меня в курсе об успехах Шита.

Пиксис машет на прощание рукой, оставляя меня одну посреди огромной гостиной.

И всё-таки, что за хрень решила придумать моя команда на этот раз?

Выходить на улицу мне, вроде как, рано — всё-таки меня так и не зовут ещё, поэтому я, пока никого нет, затапливаю камин и решаю немного поработать, доставая чистую папку и начиная новый чертёж. Мне хочется сделать что-нибудь наподобие нормальной швабры, чтобы не гонять каждый раз по огромному дому с тряпкой. Но вот из чего сделать губку?.. Или, может, сделать швабру с тряпкой, прикрепляющейся к двум лопастям, которые будут её отжимать?.. В общем, когда за мной приходит Леви, я уже по уши в работе, наконец найдя неплохой, вроде бы, способ сделать то, что хочу. Попутно на отдельном листе я записываю идею швейцарского ножа.

— Что на этот раз? — скучающе спрашивает мальчик, заглядывая мне через плечо.

— «Изобретаю» швабру. Это такая штука для мытья полов. Что, уже пора выходить? — Не отрываясь от записей тут же уточняю: — Ещё буквально секундочку, а то потом забуду, что хотела сделать.

Леви облокачивается о край стола, терпеливо дожидаясь, пока я закончу.

— Ты переодеться не хочешь? — намекает он на мой несколько растрёпанный вид, когда я собираю документы в папку и сообщаю о готовности выдвигаться.

Чёрт, я и в самом деле становлюсь трудоголиком. Даже пижаму на нормальную одежду не поменяла.

— Как ты и говорила — на дворе уже не май месяц.

— Да, прости, что-то я совсем вошла в роль местного учёного-патриота, — усмехаюсь я, взлохматив отросшие за это время волосы на затылке. Подстричься, что ли? — Хах, сегодня лишний раз вспомнила, насколько сильно жизнь в Подземном Городе меня изменила. Раньше я, как и эти ребята снаружи, ни за что бы в такой ситуации не схватилась за оружие, скорее подумав, что вы трое просто куда-то свалили из дома с утра пораньше — например, ушли в лес играть или ещё что. А тут, стоило только полгода пожить там, внизу, и вот уже всякая чернуха в голову лезет.

— Я не думаю, что всегда быть готовым к худшему развитию событий так уж плохо. — Леви смотрит в сторону двери, чуть нахмурившись. — По крайней мере, так меньше шансов быть убитым из-за собственной беспечности. Все эти ребята снаружи живут хорошей, сытной жизнью и даже не задумываются о том, что в один момент всё может рухнуть, как карточный домик. Но выходцы из Подземного Города… а теперь и ты тоже, мы знаем, какими бывают люди, когда их прижмут к стенке нужда и голод. И потому для нас любой сюрприз приятен, так как реальность в итоге оказывается лучше того, что мы ожидаем увидеть. Вопрос в том, чего ты испугалась так сильно? Почему продолжаешь осторожничать и не пускаешь некоторые проекты в производство, да даже не показываешь их тому чудаковатому старику? Постоянно твердишь о какой-то группе зачистки, ни слова не говоря о том, кто они и почему должны за нами прийти.

Тишина натянутой струной повисает между нами. Сказать или нет? Вот в чём вопрос. Наконец решаюсь, поняв, что так не только я, но и Леви тоже будет настороже. А это посерьёзнее моих психов защита будет.

— Твой дядя возглавляет эту группу. Если мы хоть где-то выйдем за рамки, очерченные местным правительством, за нами придёт твой дядя. Не потому что ты здесь — о твоём выходе на поверхность он, скорее всего, даже не знает. Просто работа у него такая. И он чертовски хорошо, судя по всему, её делает. Вот что до усрачки меня пугает. — Тихо выдыхаю, отгораживаясь от сына архивным шкафом, куда пытаюсь запихнуть новые наработки.

— Бред. Что бы ему делать тут, наверху, ещё и при правительстве? — Леви хмурится, тормозя мои руки и заставляя посмотреть на него. — Он ненавидит что правительство, что знать одинаково сильно.

— Он работает капитаном центрального отдела Военной полиции, Леви. Работал там ещё до того, как нашёл тебя, — предельно чётко отвечаю я, глядя в тёмные океаны напротив. — Думаю, это ещё одна причина, по которой он оставил тебя там, внизу, — при его работе ты мог бы оказаться под куда большим ударом, если бы остался рядом с ним.

— Откуда тебе всё это известно? — на удивление спокойно реагирует мальчик. Или опять прикрывается этой своей маской? — Впрочем, не важно. Ты точно не врёшь сейчас о том, что говоришь. Значит, по-твоему, Кенни Потрошитель из Митры работает в Военной Полиции и убирает неугодных власти людей? Что ж, эта работа вполне ему подходит.

Мальчик качает головой, отпуская мою руку, но я не даю ему отойти, роняя документы на пол и поскорее обнимая малыша.

— Прости. Прости меня, мой хороший, — шепчу я в чернявую макушку. — Мне нужно было сказать тебе это раньше. Ещё тогда, когда мы в первый раз заговорили с тобой о твоей фамилии.

— Нет, всё нормально. Я давно уже понял, что мой дядя в плане заботы о семье — просто неуверенный в своих силах долбоёб. — Леви вдруг усмехается. — Но теперь мне действительно интересно другое… Как много у тебя ещё таких вот интересных сведений?

— Вагон и маленькая тележка. Я ведь попаданка из другого мира, забыл? — смеюсь я в ответ.

— Что такое «вагон»? — тут же спрашивает мой почемучка, но, впрочем, не забывает напомнить и о своей будущей карьере капитана. — Иди переодеваться, попаданка, по дороге расскажешь.

* * *

— Эй, вы тут скоро, а? Все вас ждут! — Фарлан нетерпеливо протискивается вовнутрь, зачем-то прикрывая дверью то, что творится снаружи.

Да что они там устроили, мать вашу? Вспоминаю попойку и чем та закончилась и вздрагиваю.

— Уже идём! Эй. Они ведь не спёрли что-то опять у наших соседей? — тихо интересуюсь я у Леви, прикрывая рот ладонью.

В ответ на моё предположение мальчик смеётся:

— Я до сих пор уверен, что конкретно та идея принадлежала именно тебе, — поясняет он своё веселье, приглашая меня выйти первой.

— На амбразуру меня кидаешь, значит? — укоризненно спрашиваю я, берясь за ручку двери во второй раз за сегодняшнее утро.

— Общий смысл я, кажется, уловил, так что да, кидаю. Потом расскажешь, что такое эта твоя «амбразура».

Леви подталкивает меня в спину. Ну, мне ничего не остаётся, кроме как последовать его невербальному приказу.

Мы выходим во двор, и меня тут же оглушает со всех сторон радостное:

— С днём рождения, босс!

Ребята дружно принимаются наперебой меня поздравлять, жать руку и рассказывать, что мы сегодня будем делать и как они выпросили у Пиксиса на сегодня выходной, а я тупо стою, пялюсь на разноцветную и немного кривую надпись, к которой определённо приложила руку Изабель, и думаю, как я, чёрт возьми, могла забыть о собственном дне рождения. М-да, бывает же такое…

— Эй, мам. — Леви касается моей руки, отвлекая от внутренних самокопаний. — Мы тут кое-что для тебя приготовили…

— И я тоже помогала! Я тоже! — Изабель требовательно дёргает меня за штанину, и я беру её на руки, благодаря малышку за старания.

— Мы, в общем, не слишком поняли, для чего конкретно вам это понадобилось, — обращается ко мне Гёсслер, — но вместе с… «младшими инженерами» разработали устройство, которое при помощи системы линз отображает источник света в увеличенном виде на стену. Надеюсь, вам понравится.

Проектор они, что ли, соорудили? Мне отдают коробку, в которой и в самом деле обнаруживается аналог наших проекторов.

— Да ладно?! — Я с удивлением рассматриваю внутренности этого чуда техники. — А как вы поняли, каким будет свет, направляемый через линзы? Там же фокусное расстояние вычислять надо и учитывать выделяемое тепло и прочие параметры… Вы же просто гении, чёрт вас побери, если это будет работать, как надо!

— Ребята объяснили про размер излучаемого света, и мы взяли на себя смелость примерно прикинуть, как именно это должно быть сделано. — Отчего-то засмущавшийся шатен пожимает плечами.

— Ну вы, конечно, даёте. — Я качаю головой, всё ещё не веря в то, что им удалось тут сделать такое.

— Это ещё не всё, — встревает Фарлан. — Мы ещё кучу всего тебе приготовили сегодня.

— Да! — Изабель прыгает у меня на руках, пачкая мне куртку своими ботинками, но я стоически решаю перетерпеть это безобразие. — Мы та-ак много всего придумали! Открой сначала мой подарок, сначала мой!

— Эй, сопля, сейчас же прекрати дрыгать ногами, — осаждает её Леви. — Иди-ка сюда вообще. И где только опять умудрилась изгваздаться?

С облегчением передаю девочку сыну, оглядывая стол с подарками.

— Очень надеюсь, что в этот раз запасы Разведкорпуса всё-таки не пострадали…

Не могу всё-таки удержаться от нервного смешка.

Все вокруг смеются, и только Фарлан заверяет, что всё в порядке. С небольшой оговоркой:

— Ну… Почти не пострадали, — мрачно уточняет он, задумчиво почесав подбородок и вгоняя меня в неплохую такую тревожность. Но его игру мгновенно портит шкодливая улыбка, которую малец таки не может удержать.

— Не шути лучше так, парень. Ты ведь знаешь о моей подозрительности относительно блондинов! — в шутку упрекаю я пацана, отдавая должное его чувству юмора, и тянусь к аляповато запакованному подарку. Этот точно от Изабель.

— А что не так с блондинами? — возмущается новичок отдела.

— Да просто каждый раз, стоит мне только пересечься с одним из них, они обязательно творят какую-то дичь. Серьёзно, не было ещё ни разу, чтобы этот закон не сработал.

— А как же тот солдат в суде? — напоминает Леви про Смита. — Он, вроде, ничего такого не сделал.

— Про него вообще не упоминай. Тот ещё козлина. Позже сам поймёшь почему. — Морщусь в ответ. — Короче, Петер, у меня просто небольшие предубеждения. Смирись и забей. Если не будешь творить всякую хе… кхм, ересь, то это никак не повлияет на моё к тебе отношение. О, Изабель, красавица моя, неужели ты сама такую прелесть нарисовала?

— Да!

Девочка гордо кивает, пока я разглядываю нашу изображённую красками семью в полном составе.

— Я хотела сделать так же, как тв… как ты, — вовремя исправляется она, чуть не ляпнув про телефон, на который я иногда фотографирую или записываю детишек, когда в отделе никого нет.

— У тебя замечательно получилось, спасибо большое. — Нежно глажу малышку по голове. — Надо будет эту картину побыстрее под стекло убрать и на стену повесить, пока не помялась.

— Третья коробка сбоку, — подсказывает Фарлан.

И там действительно обнаруживается подходящая по размерам рама. Сразу видно, кто подсуетился.

Дальнейший день проходит весело: мы вместе идём в небольшой поход, устраиваем шашлыки в лесу, дразня залётных разведчиков вкусными запахами и выпивкой. Нет, в этот раз мы и близко не суёмся на их территорию — наоборот, сворачиваем ровно в противоположную сторону. Просто тут, в лесу, не особо много места и потому куда ни иди — всюду будут эти ребята на УПМ. Поэтому лично нами они больше воспринимаются как часть экосистемы леса, нежели чем как «те самые суровые защитники человечества».

— Ваш отдел вообще хоть когда-нибудь работает? — делает нам замечание знакомый блондин.

А я все гадала, спустится он к нам или решит проигнорировать. Что ж, видимо, интерес пересилил. Я тут же со значением смотрю на Леви, мол «Что я тебе говорила: козёл, как есть козлина редкостный».

— А ваш род войск со времён нашего разговора хоть что-то выяснил о титанах, или крылья свободы так и продолжают быть лишь красивой агиткой для молодняка? — в тон ему отвечаю я, тут же отпивая ещё немного вкуснейшего грога.

Смит смотрит на нашего новичка, кажется, понимая, что всё, что было известно Разведке, теперь известно и мне. Да, малыш, пока что я веду, но не переживай, скоро ты станешь говнюком куда покруче меня. А пока что… продолжаю, резко сменив тон с бесстрастного на завлекающие интонации прожжённого пиарщика-пьяницы:

— Присоединяйтесь, что ли, молодой человек, раз уж залетели к нам. В ногах, как говорится, правды нет. Вместе побездельничаем, культурно отдохнём… вместо того, чтобы разводить тут имитацию бурной деятельности. — Заметив, как бровастик колеблется, обворожительно улыбаюсь и подаюсь вперёд, опираясь рукой с чашкой о колено и включая скилл бомжового обаяния на максимум, чтобы паренька уж наверняка проняло. — Не волнуйтесь, Эр-рвин, перед начальством я вас, так и быть, отмажу. Могу даже на всю ночь…

Как я при этом умудряюсь сдержаться, пока подмигиваю в конец охреневшему Смиту, — ума не приложу. Но блондин, выпав в осадок, скомканно прощается и линяет в туман на всех скоростях. И только выждав секунд пять после того, как стих шум газа, я наконец даю себе волю, от души заржав. Отряд присоединяется ко мне, поняв, что я просто так прикалывалась.

— А из вас неплохая бы вышла актриса, босс! — выдаёт химик, хлопнув себя по колену. — За что вы так этого парня?

— Поверьте, есть за что. Но в основном потому, что меня задолбали летающие на огромной скорости мужики прямо над нами. Ну никакой дисциплины и техники безопасности у этих солдат, не то что у нас с вами. — Пытаясь подавить смех, развожу руками, вызвав очередную волну веселья.

Больше в тот день Разведкорпус нас не беспокоит.

---

Примечания:

Как вам новая часть? Решила разбить эту главу на две (вообще, по содержанию она больше походит на продолжение предыдущей, так что пусть будет три), потому что там дальше ещё страниц 10 как минимум. Год вышел насыщенный, дальше уже будем скакать по датам, потому что надо будет перемотать лет на 10 вперёд.

А, на всякий случай уточняю, что добавила метку "обоснованный ООС". Она тут как бы для Леви, потому что он уже явно не вырастет в того персонажа, которого мы все знаем из аниме/манги, хоть я и стараюсь писать как можно ближе к нему с самого начала. Но, если честно, эта метка тут и для остальных второстепенных персонажей тоже, например, для Пиксиса. Его совсем немного на экране/в манге, поэтому я немного теряюсь, когда прописываю его (если кто-то заметил, в первое его появление я немного содрала его реплики с оригинала). Про то, как я буду прописывать взрослого Смита, вообще даже боюсь подумать. Будет интересно, психологичненько и с оттенком безысходности и стекла ?

Примечания:

Очень сильно переживаю по поводу данной части. Тут много диалогов, довольно много действий, и, как мне кажется, глава вышла немного сумбурной. Извините. Мы подбираемся к самой мякотке сюжета, поэтому с каждой главой я всё сильнее волнуюсь, получится ли у меня написать так, как хочется.

---

Ночью Леви забирается ко мне под бок, тут же напомнив те дни, когда мы с ним жили только вдвоём.

— Хотела сказать тебе спасибо. — Обнимаю малыша, поплотнее укутывая его в одеяло. — Это ведь ты рассказал всем про мой день рождения, да? И как только запомнил…

— У меня хорошая память, — напоминает мой ёжик и тут же переходит к делу: — А я принёс тебе подарки.

— Правда? Ну-ка показывай! — Заинтересованно сажусь, облокачиваясь на подушку.

— Вот, я нашёл их сегодня утром на лугу, — заговорщически шепчет малыш, доставая из-за пазухи банку и чуть встряхивая её. Внутри светятся жопки разбуженных поздних светляков.

— Ого, а я и не знала, что они тут водятся, да ещё и так поздно! — изумляюсь я, вставая с кровати и разглядывая жуков в банке при лунном свете. — Только жалко их… Давай, может, вместе выпустим этих малышей на свободу?

— Давай, — кивает Леви, тоже слезая с кровати и распахивая окно.

Луна сегодня огромная, а небо безоблачное и необычайно звёздное. Я выставляю руку с банкой подальше от окна и отвинчиваю крышку. Рой крошечных, перемигивающихся между собой огоньков вырывается на волю, рассерженно жужжа, и растворяется в звёздном небосводе, расчерчивая темноту причудливыми зигзагами, а мы с сыном, обнявшись и завернувшись в одно на двоих одеяло, молча стоим у окна, наблюдая за красотой природы.

— Надо будет научить вас ориентироваться по звёздам, что ли… — рассеянно прерываю я наконец тишину, разглядывая небо.

— А разве у вас звёзды такие же, как тут? — удивляется Леви. — Миры-то разные.

— Да, но ваш… Не сильно отличается.

Я некоторое время молчу. Не готова пока говорить этому малышу, что весь его мир — ёбаная выдумка. Не может что-то настолько огромное быть фантазией, просто не может. Ставлю на то, что тот японец просто подсмотрел события, а не придумывал их с нуля. Хотя, кто знает, может, и мой родной мир — такая же выдумка, как и этот. Это бы очень хорошо объяснило сраную пандемию.

— Наши миры очень во многом похожи. Кроме, разве что, того, что у вас эти клятые УПМ каким-то образом работают, а у нас, даже будь они там, просто по законам физики ничего бы не вышло.

— Я тоже заметил это несоответствие, — задумчиво говорит малыш. — Интересно, эти изменения из той же оперы, что и титаны?

— Наверное…

Запрокидываю голову, чтобы не видеть тень гигантской безобразной стены, изо дня в день напоминающей, что мы живём в чёртовом загоне, и смотрю на бесконечно чистое небо.

— Вон, видишь те семь звёзд, которые как бы образуют большой ковш с длинной ручкой? — Леви внимательно смотрит, куда я указываю. — Это созвездие называется Большой Медведицей. А если по дальнему от ручки краю ковша провести прямую линию наверх, то есть от дна к каёмке, и продолжить её дальше, то ты найдёшь яркую звезду. Её называют Полярной, потому что она находится точно над Северным полюсом, и когда наша планета крутится, эта звезда остаётся как бы «неподвижной» прямо над осью вращения. Так ты всегда сможешь сориентироваться, в какой стороне север. Кстати, эта звезда входит в другое созвездие, Малую Медведицу, которое очень похоже на Большую по форме, только она является самой крайней звездой ручки ковша.

— А про эти созвездия есть какие-нибудь истории? — завороженно спрашивает мальчик.

— Да, конечно есть…

Рассказываю о том, как Зевсу понравилась красавица Каллисто, о рождении Аркада, о ревности Геры и о том, почему Большая Медведица никогда не заходит за горизонт в океан.

— А этот ваш Зевс был тем ещё уродом, — задумчиво подводит итог малыш.

— Ага. Вообще, большинство дошедших до нас мифов той древней страны можно охарактеризовать как «Зевсу захотелось немного поразвлечься», — усмехаюсь я, качая головой, и подхватываю мальчика на руки, возвращаясь в кровать. — Но у нас есть и хорошие упоминания об этих созвездиях. Например, есть колыбельная из мультфильма про медведей, я тебе её часто пела раньше. А ещё с моим отцом вместе на военном паруснике Крузенштерн ходил давным-давно один геофизик, который писал замечательные песни, широко известные на моей родине. И одна из них была про Полярную звезду.

— Споёшь мне? — робко просит мальчик, перебираясь поближе.

— Запросто.

Легонько ерошу волосы, припоминая слова.

Прости, что бегу от насиженных мест,

Что писем не шлю регулярно я…

Леви, убаюканный, почти засыпает, но вдруг протягивает руку и кладёт на подушку рядом со мной небольшую вязаную ленточку.

— Заметил, что тебе сильно натирает запястье кожаный ремешок на часах, которые мы выпустили, и решил сделать тебе новый из чего-то помягче, — сонно поясняет он наконец, пока я разглядываю немного неумело сплетённое подобие браслета дружбы.

А, точно, я же в походе взялась на этих штуках вместо деревянных счётов учить Изабель считать. По-нормальному учить ей было скучно, и мне пришлось изобретать новые методы. Видимо, тогда мальчик и научился заодно с сестрой.

— С днём рождения, мам. Тебе нравится?

Серые океаны внимательно следят за мной, отслеживая малейшую реакцию.

— Безумно! — Широко улыбаюсь и крепко обнимаю сына. — Спасибо большое, солнце моё! Поможешь мне завтра прикрепить к нему корпус?

— Ага, обязательно. — Леви улыбается в ответ, наконец спокойно закрывая глаза.

* * *

Дальнейший год проходит без каких-то особых эксцессов, разве что Шит пытается иногда качать права, но его высокомерие разбивается о похуизм остальной команды и крайне пренебрежительное отношение детей, строящих ему подлянки после каждого «аристократичного психа». Причём чаще стараются Фарлан и Изабель, а Леви всё больше обходится исключительно дисциплинарными наказаниями, заставляя блондина убираться в доме наравне с собой и тщательно перемывать вообще все поверхности в случае обнаружения малейшего грязного пятнышка. Ага, кажется, моё солнце нащупал-таки, чем максимально жестоко наказывать людей, не избивая их при этом. Ну, молодец, молодец! Надо признать, однако, что у нашего говно-гения определённо есть серьёзные подвижки как в изучении плесени, так и в прорабатывании лабораторных приборов. Я если и помогаю ему, то лишь совсем чуть-чуть, просто подсказывая, как именно должна работать та или иная вещь. Например, именно с моей подачи Стены получают центрифугу и аналитические весы для точного измерения химических компонентов. Но далеко не всегда, кстати, я оказываюсь права — всё-таки работу многих предметов с физической точки зрения я совсем не знаю и могу лишь догадываться, как это воплотить в жизнь без электричества.

Мы закрываем гештальт, подготавливаем будущие проекты к презентации и откладываем некоторые наработки в отдельный «чёрный ящик». Их я потом перефотографирую на телефон и сожгу, не доверяя бумаге планы того же парового двигателя или первой модели воздушного шара, например. А под более мелкие документы заготовок мы ставим отдельный шкаф с новым замечательным кодовым замком. Этой работой по праву гордится Фарлан, потому что смог не только разработать поворотный механизм замка, как у шкафчиков с оборудованием у меня в институте, но и убрать его в дверцу. В общем, наша команда постепенно завоёвывает всё больше доверия и уважения, а я всё больше переживаю, как бы мы не повторили печальную судьбу Икара.

Кроме того, я как-то не сразу понимаю, что, похоже, один из новичков вполне себе подружился с моим хмурым ёжиком. Замечаю я это наконец, когда выхожу одним ранним морозным декабрьским утром в гостиную и вижу фееричную по своей невероятности картину: Леви о чем-то шутит, скупо пряча тень улыбки за чашкой чая, в ответ на что Гёсслер начинает хохотать, одной рукой зажимая рот, чтобы не перебудить весь дом, а другой тихо хлопая себя по колену. Не поняла. Это что же, самый наивный член команды сдружился с самым циничным? Похоже, ванильная фразочка про притяжение противоположностей не так уж и беспочвенна!

Я замираю, не понимая, стоит ли мне уйти обратно в комнату, чтобы не мешать им, или же наоборот пройти дальше, в том случае, если Леви меня уже заметил. Но малыш полностью развеивает мои сомнения, приглашающе кивая на ещё одну чашку и термос рядом с ней на столе.

— Здравья… ствуйте, — неловко здоровается наш лучший инженер. — А мы тут это… Плюшками балуемся.

С подозрительным прищуром смотрю сначала на него, а потом и на Леви, на что последний едва заметно качает головой, давая понять, что о телефоне нашему коллеге ничего не известно. К тому же я и в самом деле замечаю на столе тарелку с плюшками, которые вчера напекла. Ну ладно, наверное, от Изабель нахватался.

— Доброе утро, мальчики. — Присаживаюсь рядом, наливая себе чай, и как-то не могу решиться задать интересующий меня вопрос.

А может, и не надо? Пусть само идёт как идёт, зачем мне туда лезть? Да, точно, не буду вмешиваться. Помнится, в детстве меня тоже бесили попытки старшего брата вмешаться в мои отношения с друзьями… Поэтому вместо вопросов про дружбу спрашиваю о более приземлённых вещах:

— Какие планы на сегодня?

— Мы думали немного поработать над улучшением УПМ, но пока что не очень понимаем, в какую сторону двигаться, — тут же бодро рапортует Гёсслер, мгновенно переставая стесняться.

Ну да, разговоры о работе — это нам не поддержание светской беседы. Люблю этого парня.

— Может, вы присоединитесь к нам в мозговом штурме?

— Может и присоединюсь. — Киваю, стараясь не слишком явно показывать своё умиление. — Вы для каких целей улучшения готовите?

— То есть как «для каких»? — Наш инженер хмурится. — Для общего пользования УПМ, разумеется.

— Да, разумеется. — Я отпиваю из своей кружки и без вопросов подливаю новую порцию горячего чая в пододвинутую сыном чашку. — Но ведь то, как приводы используют Полиция, Разведка и Гарнизон, сильно отличается между собой. Полиции на хрен не сдались клинки, но пригодились бы… м-м, другие устройства для задержания преступников. А вот Разведчикам клинки жизненно необходимы, как я понимаю. Хотя было бы очень даже неплохо создать для них альтернативное оружие, которое позволяло бы убивать титанов на расстоянии, не приближаясь. А то мрут как мухи, прямо больно смотреть на их редеющий состав.

— Для проектирования такого оружия пока что слишком мало данных. — Шатен расстроенно качает головой, пропустив мои колкости мимо ушей. — Нужно знать, что именно следует исправить в первую очередь и на что обращать внимание, но никто из нас даже близко не видел тех существ, чтобы хоть знать, как они двигаются. А построенный собственноручно макет, скопированный с оборудования Разведки, оказался не слишком-то информативен.

— О, так вы всё-таки построили нового?! — Я просто в восторге от своих ребят, вот честное слово. — И где на этот раз сныкали?

— Так… Там же, где и до этого, — недоумённо отвечает Гёсслер. — А его надо было как-то по-особенному прятать?

— Хах! Да после того нашего феерического успеха в воровском деле нам в принципе нужно быть тише воды ниже травы. Но раз уж мы тут занимаемся новаторством, то давайте хоть постараемся, пожалуйста, не запалить этот макет перед разведчиками. А то они ребята нервные, могут не так понять… Ещё побегут оборудование пересчитывать. Может, лучше перенесём макет на нашу тренировочную площадку? — предлагаю я альтернативу. — А по поводу оружия для Разведки согласна, данных у нас кот наплакал.

— Простите? — изумляется подчинённый на пару с заинтересованно приподнявшей морду Жутью, до этого спокойно дремавшей у окна на крышке швейной машинке, и мне приходится пояснять очередной фразеологизм.

— Мало у нас данных, говорю, слишком мало. Нам бы языка… кхм, в смысле, спеца по нарезке титанов себе достать… Но не думаю, что армия настолько расщедрится. Надо будет сначала нормальные результаты показать. В общем, Разведку пока не трогаем, пусть они сами себе проектируют, что хотят, под свои нужды. Полицию я бы тоже оставила в стороне, потому что идея лезть к этим ребятам вообще попахивает самоубийством. Остаётся Гарнизон. Вот на нём и предлагаю сосредоточиться.

— Но ведь эти отбросы вообще почти не используют приводы, — вступает в разговор молчавший до этого Леви. — В Тросте они просто страдали хернёй и бухали. В том числе и начальство. Не лучше ли всё же взяться за Разведку?

— Эй, это было грубо, хоть я и согласна, что дисциплина у наших спонсоров хреновая, как для армии, — легко журю я мальчика. — Они нам подходят, потому что им нужно что-то среднее между Полицией и Разведотрядом: солдаты Гарнизона будут одними из первых, кто примет на себя удар в случае прорыва стены, но вместе с тем большую часть времени они чинят стены и обеспечивают безопасность и коммуникацию между районами. Вполне сойдёт за твоё «общее пользование», Гёсслер. В данном случае нам будет важна хорошая манёвренность, большой запас и экономный расход газа, ну и дополнительное место под всякие мелочи вроде инструментов тоже не помешает. От этого и предлагаю отталкиваться.

— Правильно ли я понимаю, что вы предлагаете полностью переработать концепт приводов? — осторожно интересуется мой умный подчинённый.

— В общем и целом, в идеале, я бы хотела вообще убрать тяжёлые блоки с баллонами с ног. Это будет полезно и для будущего вектора развития. Судя по тому, как двигаются что Леви, что наши соседи, тяжёлые ящики с запасными лезвиями неприятно бьют по ногам и только мешаются при передвижении. Но вопросы, куда и как убрать с ног баллоны, остаются открытыми. Поэтому сейчас я предлагаю либо совсем убрать из конструкции именно отсеки для хранения мечей, либо использовать их под другие нужды. Оставь пока что баллоны на ногах, сделай кобуры для рукояток на поясе… В общем, удиви меня. А я постараюсь как-нибудь немного потыкать наш бюрократический муравейник палкой и выбить-таки отделу экскурсию на стену. Только, скорее всего, будет это уже не в этом году. Может, через год или около того.

— Но почему так долго?! — изумляется уже настроившийся на работу изобретатель.

— Мне почему-то кажется, что в следующем году на юг Марии, где больше всего титанов, лучше не соваться. — Хмурюсь, лишний раз вспоминая про Гришу Йегера. — А зимой на стене делать нечего. Не волнуйся, думаю, до тех пор я найду, чем тебя занять.

— А куда мы летом тогда поедем? — интересуется Леви.

— На север. Судя по карте, там есть небольшие горы. Покажу тебе, где рождаются реки. И думаю, может, стоит весь отдел с собой вытащить? Устроим крупномасштабный поход, м-м? Надо будет спросить, как ребята в прошлый раз тут без нас справлялись.

Парни дружно соглашаются, что идея не лишена смысла, и мы сворачиваем беседу. Но теперь я всерьёз подумываю припрячь часть отдела к параллельному секретному проекту. К изобретению динамита.

* * *

Юбилей Леви проходит весело: несмотря на то, что тут, вроде как, только что был главный народный и семейный праздник, отдел заваливается к нам вечером двадцать пятого числа в полном составе. Мы бузим, играем в черновые версии настолок, недавно поступивших в продажу, и вместе поём для нашего сурового малыша новую для этих мест традиционную песенку. Её, как и другие «странные» обычаи, отдел уже хорошенько успел оценить по достоинству и перенять после многочисленных дней рождений. Леви явно непривычен к такому ажиотажу вокруг его персоны, но с удовольствием вливается в компанию и даже иногда подсказывает нашему химику ходы.

А я сижу немного в стороне от остальных, потому что место за огромным столом, как и количество ролей в игре, всё-таки немного ограничено, и наблюдаю за тем, как веселятся дети в торце стола. Жуть медленно прочёсывает об мою ногу свой излишне пушистый бок, оставляя немного светлой шерсти на штанине, и запрыгивает, тут же бодая руку башкой и намекая, что пора бы её как следует почухать. Задумчиво перебираю шерсть за острым ухом с небольшой кисточкой и всё пытаюсь понять: как, чёрт побери, мне удалось собрать такую дружную, сплочённую команду в ужасном, в сущности, мире, где существуют огромные монстры-людоеды, геноцид населения и огромные стены докуда только хватает глаз. В аниме все разведчики были либо идейными, либо манипуляторами, преследовавшими личные цели, либо всем вместе. Так каким же образом я смогла подобрать в команду настоящих товарищей, объединённых не только общей идеей, а дружбой и взаимопомощью? Ведь в простом и понятном нормальном мире не могу сказать, чтобы у меня получалось что-то подобное. Да, была парочка хороших коллег, и многочисленные шумные, бесшабашные университетские сходки тоже были. Да и в горы я с собой кого попало не брала и имела, вроде как, некоторую репутацию в рядах альпинистов. Но такого тепла и по-настоящему человеческих отношений, без злобы и постоянного качания прав, что-то не припомню. А здесь ребята пришли на день рождения к самому мрачному и резкому члену команды несмотря на то, что, вроде как, должны были бы проводить заслуженный выходной со своей семьёй. Похоже, люди здесь и в самом деле совсем другие.

В дверь громко стучат, и я поднимаюсь, невольно задумываясь, кто бы ещё мог нагрянуть в этот праздничный день «на огонёк», если весь отдел уже здесь. Вспоминаю фразу из какого-то хоррора, что праздники притупляют у людей внимательность и чувство опасности, поэтому на всякий случай ненавязчиво кладу руку на нож, который после своего дня рождения ношу на поясе почти постоянно. Праздник праздником, а радовать местного серийного палача безоружностью как-то не хочется. Разумеется, это моё действие не укрывается от одной внимательной фасолины. Он уверенно и незаметно для веселящихся друзей поднимается из-за стола и встаёт рядом со мной, чтобы прикрыть, если что. Изабель и Фарлан продолжают веселиться, но тоже поглядывают на нас, готовые действовать в любой момент. Несмотря на всё хорошее, что с нами здесь случилось, вряд ли наша семья сможет когда-нибудь перестать ожидать худшего. Но, как и говорил Леви, так ли уж это плохо?

Ведь все наши предосторожности оказываются напрасными, слава богу, а сюрприз получается безумно приятным — за дверью оказывается Пиксис, который тут же протягивает имениннику подарок, а мне достаются крепкое рукопожатие и поздравление с днём рождения такого замечательного сына. Офицер, надев тапки, проходит в гостиную и присоединяется к общему веселью, мигом оккупировав стол с напитками. Э-э, да похоже начальник решил в этот раз проконтролировать нашу попойку лично, не иначе!

— В чём дело, Пиксис, проводите разведку боем? — поддеваю я друга, подавая ему лучший коньяк, какой только удалось найти внутри Стен.

— Скорее, наношу упреждающий визит, — поддерживает он шутку, с благодарностью кивая мне, и переходит на более мирную тему: — Уже целый год почти прошёл… Как быстро, однако, летит время.

— Да…

С нежностью смотрю на сосредоточенно открывающего подарок Леви, вокруг которого скучковались Фарлан и Изабель. Прямо за ними, на дверном косяке, притащенном из Подземного Города и любовно встроенном в кухонный проём, виднеются свежие чирочки с аккуратно прописанными именами и датами.

— Он так быстро растёт, — грустно замечаю я, — что мне кажется, что порой я просто не успеваю за ним. Скажите, это нормально для… Ну, для родителей?

— Да, меня тоже часто посещает это чувство… — Мужчина останавливается, пытаясь подобрать сравнение.

— Словно песок утекает сквозь пальцы, — помогаю я ему и подношу свой бокал ко рту, но так и не притрагиваюсь к алкоголю. — Я уже давно не смела даже надеяться, что у меня будет своя маленькая семья. Но теперь, когда она есть, я постоянно боюсь, что всё это исчезнет, растворится, как сон. Или что у меня это заберут насильно.

— Вы всегда казались мне очень рассудительной женщиной, — тихо говорит Пиксис, наклоняясь чуть ближе. — И я понимаю, что вы прожили весьма продолжительное время в месте, которого не должно было бы быть внутри Стен. Но теперь ваш страх немного иррационален. Вы под защитой армии, вам не о чём волноваться.

— Возможно, — соглашаюсь я с ним. — Но пока я не удостоверюсь, что угрозы нам нет — вряд ли смогу так просто отпустить эти чувства. В любом случае, коль уж зашли, у меня будет к вам разговор.

— Даже в такой день не можете удержаться, да? — Начальник понимающе улыбается.

— Это ведь ради нашего будущего.

Пожимаю плечами и передаю Пиксису тетрадь с готовым комплексом тренировок.

— Что это? — Пиксис просматривает страницу за страницей.

— С лицевой стороны — тренировки, которые мы проработали вместе с Леви на себе, для кадетов, только привыкающих к использованию УПМ. Не знаю, какая у вас подготовка перед службой, но думаю, что лишним эти… советы не будут. А вот с другой стороны то, что я… Разработала сама.

Пиксис тут же поворачивает тетрадь тыльной стороной вверх, и по мере прочтения я вижу, как всё выше поднимаются его брови. Наконец, он просит меня проводить его в свой кабинет, где откидывает папку на стол, стоит мне только прикрыть за нами дверь.

— Почему вы считаете, что Гарнизону нужен такой уровень… откровенно говоря, муштры?

— Потому что рано или поздно именно они встанут на пути между титанами и людьми. Не Разведотряд, который часто выезжает за стены и вряд ли успеет к началу «представления», не Полиция, прикрывающаяся долгом перед королём, а ваши люди будут умирать за то, чтобы человечество выжило. И мы можем сделать так, чтобы потери были минимальны. Дисциплинируйте своих людей, превратите их из посмешища армии в нормальных солдат. А я обеспечу любое оружие, которое только может вам потребоваться, — говорю я уверенно, точно зная — если уже сейчас начать подготовку, то к сорок пятому году человечество будет готово.

— Изменения, конечно, нужны. Но то, что вы предлагаете — весьма жестоко. Прагматично, экономно, но и жестоко. — Пиксис хмурится.

— Вы ведь сами видели уровень подготовки обычных солдат Гарнизона. — Сажусь на стул для посетителей, жестом предлагая ему занять моё рабочее место напротив. — Что будет, если прямо сейчас, сегодня, титаны проломят внешние и внутренние врата Шиганшины? Хаос, голод, небывалый уровень преступности… Перенаселение. Но если использовать мою систему, этого удастся избежать. Можно… Можно хотя бы попытаться сделать так, чтобы пострадала только Шиганшина, а не вся стена Мария.

— Но установить «график помощи» Разведкорпусу в непродолжительных вылазках и платить хорошие зарплаты лишь тем офицерам, кто будет чаще и добровольно выходить за стены, снизив заработную плату остальным… С нынешним уровнем подготовки погибнет много хороших людей. Вы ведь понимаете, что у всех них есть семьи, дети, в конце концов?

— Разумеется, понимаю. Но ведь погибнет гораздо меньше людей, чем могло бы после настоящей угрозы. И это будут не простые люди, а солдаты, получающие очень хороший оклад за то, что посвящают свои сердца на благо человечества. Или этот салют — лишь красивый жест, не имеющий под собой никакой реальной основы?

Чёрт, мне надо бы быть помягче в своих выражениях. Сжимаю в кулаках ткань юбки, собираясь с мыслями:

— Простите. Я предлагаю данную систему именно для того, чтобы погибло как можно меньше народа. Сплотите ваш род войск с Разведотрядом, объедините их общей угрозой. Кстати, вылазки с участием Гарнизона не должны быть длинными. На самом деле хватит даже двадцати-тридцати минут за стеной. Просто ваши солдаты должны спуститься с высоты огроменной стены вниз, чтобы понять, насколько люди на самом деле малы и бессильны против того, что может пробиться снаружи. Даже единожды увидев, что ждёт их семьи, если эти твари прорвутся, ваши люди начнут думать головой, а не жопой. — Кажется, что-то такое говорил и сам Пиксис после нападения на Трост. — Они приведут себя в нормальную форму, если будут знать, что поджидает их за стеной: будут чаще тренироваться и выполнять свои прямые обязанности, а не валяться бухими в канаве в двенадцать часов дня. Знаете, сколько солдат из Гарнизона я видела в таком состоянии? Откройте нижний ящик слева — там отчёты о моих наблюдениях за солдатами Троста, и подавляющее большинство из них не выполняют свои прямые обязанности. Но здесь, на юге, солдаты по крайней мере безобидны для граждан, потому что просто бухают. А вот что творится на западе Марии — это просто тихий ужас. Никогда не видела настолько пренебрегающих своим долгом солдат.

Некоторое время мы молчим, и меня это молчание сильно напрягает. Но я иду до конца:

— Вы обеспечиваете безопасность одного конкретного региона, а не управляете всеми солдатами Гарнизона. Но если кто и способен изменить систему и превратить самый многочисленный, но и наименее квалифицированный род войск в опору для человечества, то только вы. Поэтому я не передаю вам этот план официально, а лишь предлагаю ознакомиться в свободное время. Никто из наших о нём не знает, даже дети.

— «Ради будущего», говоришь? — внезапно переходит Пиксис на ты. — Ты понимаешь, что такие меры могут вызвать недовольство руководством в армии, расшатав уже сложившуюся систему? Что солдаты могут начать больше думать исключительно о себе, и эта разобщённость в итоге может стоить нам победы в войне за жизнь?

— Да, такая вероятность есть. — Согласно киваю, тоже переходя на панибратский тон: — Но ни за что не поверю, что ты, глава по безопасности, не предотвратишь это, задушив недовольство в зародыше, и что топорно просто введёшь сразу все пункты из плана, не «подготовив почву». На тебя такое было бы совсем не похоже.

— Хах! — Пиксис залпом допивает свою выпивку и качает головой на мой откровенный подхалимаж, но тетрадь, в итоге, всё-таки убирает в свой чемодан.

Значит, проект будет им как минимум рассмотрен. Хорошо, ещё один шаг к нашей победе сделан!

— Кстати, раз уж мы заговорили о твоих стратегических способностях… — Я открываю дверь и выхожу в коридор, прислушиваясь к веселью, царящему всего в нескольких метрах от нас. — Не мог бы ты иногда играть с моим сыном в шахматы, пожалуйста? Я уже не достаточно сильный для него противник, да и не слишком-то люблю эту игру.

— Сказала женщина, только что предложившая мне план по перевоспитанию одного из крупнейших родов войск человечества, — хмыкнул начальник. — Я освобожу для него один из выходных, если ты передашь моей жене рецепт своей шарлотки.

— Да без проблем. Только не жалей его, — усмехаюсь я, входя в гостиную. — Как говорится, трудности закаляют… Отомсти за мои нервные клетки, начальство.

Мы возвращаемся как раз вовремя, чтобы успеть присоединиться к знатно захмелевшей команде в очередной партии игры в «мафию».

* * *

К маю наша команда полностью сворачивает все крупные проекты, сосредоточившись лишь на одном-единственном. Я гоняю спецов в хвост и в гриву, лишь бы успеть сделать первый антибиотик до нашего отъезда. В горы мы всё-таки поедем все вместе — начальство, видя наш прогресс и то, как яро мы забиваем на любые местные праздники, даёт-таки добро на наше двухмесячное отсутствие. Мы так близки к разгадке, что даже смешно, что мы последние пять недель топчемся на одном месте! Нам уже удалось выделить активное вещество, разрушающее бактериальные клетки и изолировать антибиотик от агента, но вот стабилизировать и очистить… Грёбаная органическая химия!

Я перестаю ходить с Леви на тренировки, забыла про еду и сон, и лишь штудирую те немногие учебники по фармацевтике, что здесь есть. В один из таких нервных, усталых дней мой сын с ноги открывает дверь моего офиса.

— Хватит тут сидеть, — безапелляционно припечатывает мальчик, отнимая у меня книгу и заставляя встать из-за стола. — Ты так сама скоро этой чёртовой плесенью зарастёшь. Живо вали на улицу.

— Нет, мне надо ещё подумать… Я почти нащупала верный ответ.

Покачиваюсь от головокружения — бессонница и постоянное сидение за столом таки сделали своё чёрное дело — и сваливаю одну из стопок книг на полу.

Что за чёрт? Протираю глаза, наконец замечая раскинувшуюся в офисе картину: стол завален бумагами, как и все окружающие его поверхности. На полу так и вовсе проторены небольшие дорожки к двери и к шкафу, а всё остальное пространство занято книгами, отчётами, заметками и прочей бумажной лабудой. При этом пыли вокруг нет — видимо, Леви тщательно следил за чистотой.

— Это что ещё за хрень?

С некоторым недоверием и даже ужасом смотрю на огромный ватман на стене, расчерченный химическими формулами. Вся эта картина начинает напоминать фильмы про абсолютных шизов.

— Так. Так, блять. И давно я в таком состоянии?

— С неделю примерно, — хмуро оглядывая вместе со мной комнату, отвечает малыш, сложив руки на груди. — Уже даже блондинчик сдался, а ты всё продолжаешь над этим сидеть. Хватит. Просто отдай тому старпёру формулу, которую вы вывели, и успокойся на этом. Что, в конце концов, будет, если мы не выпустим это твоё лекарство прямо сейчас?

— Пандемия в Шиганшине в этом году, которая унесёт тысячи жизней, — рассеянно отвечаю я, прежде чем понять, что только что спизданул мой очевидно отключившийся от мозгов рот.

— Что? — Леви замирает, подозрительно глядя на меня резко потемневшими глазами. — Откуда ты это…

— Эм-м. Что-то тут душно. Пойдём на улицу реально, что ли? — Я нервно ерошу волосы, прерывая его вопрос, и поскорее хочу выйти из комнаты, но сильная детская рука ловит меня на ходу.

— Это точно известно? Поэтому мы едем на север и должны как можно дальше держаться от юга? — Он сжимает пальцы слишком сильно, и у меня наверняка останется синяк, но я не отдёргиваю руку. — Из-за чего это произойдёт?

— Туда придёт человек из-за стен, — честно отвечаю я, утонув в штормовых предупреждениях напротив. — Он принесёт с собой болезнь, которой здесь до этого не было. И поскольку иммунитет местных жителей будет неподготовлен к ней, люди будут не просто болеть в лёгкой форме, как человечество за стенами, а умирать. Тот пришелец представится врачом и изобретёт лекарство, которое поможет, тот самый антибиотик, но к тому моменту очень многие люди умрут. Я хочу избежать этих ненужных смертей.

— Вот как. — Стальная хватка на запястье разжимается. — Тогда тебе надо хорошенько отдохнуть, прежде чем продолжить работу.

— Да, извини, что заставила тебя поволноваться.

Неловко растягиваю губы в улыбке, не понимая, почему он перестал допытываться о том, откуда мне это всё известно.

Видимо, он понял, что я не готова об этом говорить. Моё маленькое и слишком умное солнышко. Слова вдруг сами срываются с губ: если уж этот мальчик мне доверяет, то и я должна довериться ему в ответ, посвятив в свои планы. Не могу я больше одна всё на себе тащить:

— Я планирую рассказать о себе ребятам в походе. Как думаешь, им можно верить?

— Да, — Леви кивает, немного подумав. — Они вполне неплохо воспримут такую новость. И уж точно не сдадут начальству. Судя по всему, ты нашла людей, которым до безумия нравится работать на тебя.

— Сама до сих пор не понимаю, как вообще так получилось. — Качаю головой, отведя взгляд и невольно проходясь пальцами по шраму от кесарева сечения. — Я же даже на своей основной работе геофизиком в том мире была довольно посредственной сотрудницей…

— Какая разница, кем ты там была? — жёстко обрывает мой поток сознания сын. — Сейчас ты здесь, изобрела массу полезных для человечества вещей, и вокруг тебя полно людей, которым действительно не насрать на нас. Сосредоточься на этом.

Несколько секунд я удивлённо тону в тёмных океанах, но потом, моргнув пару раз для верности, наконец прихожу в себя. Мой маленький ёжик.

— Хорошо, мой капитан. — Нежно улыбаюсь ему, взлохматив чёрные пряди волос. — Я постараюсь.

Если ты и дальше будешь моим ориентиром, то, думаю, я справлюсь вообще с чем угодно, фасолина.

Мы выходим из комнаты, и я ненавязчиво прошу Петера отнести все книги из моей комнаты обратно в библиотеку и снять тот убожественный «постер» со стены. Сегодня как раз его очередь убираться, так что, глядишь, не надорвётся. Отдел пытается завлечь мою оторвавшуюся наконец от стула жопку в свои идеи по решению нашей проблемы, но Леви пресекает все их попытки на корню, упорно продолжая меня подталкивать в сторону двери. Видимо, от тренировки меня теперь ничто не спасёт.

Мой сын упорно заставляет меня влезть в ремни для УПМ, и я понимаю, что тренировка будет жёсткой. Похоже, он всё-таки хочет показать мне хотя бы основы, и нам опять придётся повоевать на эту тему. Ну не готова я пока отрываться от земли на этой ереси.

Но Леви всё-таки убеждает меня наконец, что, если что, поймает меня, и я несмело цепляюсь крюками за два находящихся рядом дерева. Мощный поток газа резко отрывает меня от земли, заставляя сердце мгновенно застучать где-то в районе горла, и я от страха выпускаю рукоятки, приготовившись руками цепляться за тросы. Сильная рука ловит меня за шиворот, останавливая круговорот мира вокруг, и мальчик строго требует взять себя в руки, что я послушно и делаю, подтягивая рукоятки к себе за провода. Надо будет сказать Гёсслеру, чтобы сделал небольшие петли, как на горнолыжных палках, что ли.

Вторая моя попытка заканчивается лучше — у меня получается повиснуть между двумя деревьями ровно, не переворачиваясь вверх тормашками, а спустя ещё полчаса я даже впервые сама забираюсь на ветку в тридцати метрах над землёй. А это и вправду весело! И почему я раньше так долго от этого морозилась?

Спустя часа, наверное, два, я наконец уползаю от будущего сильнейшего и мысленно обещаю подарить ему бесплатный абонемент к Гарнизону на новые тренировки. Пусть, ё-моё, тоже страдает — летать оказалось не слишком замысловато, но при этом приходилось напрягать всё тело, и это сильно меня вымотало, особенно после недели полного бездействия. Кстати… надо бы действительно попросить Пиксиса организовать нам тренировки по верховой езде.

С такими мыслями я возвращаюсь обратно домой и, не успев дойти до ванной комнаты, взглядом натыкаюсь на одно интересное слово, жирно обведённое Шитом в его заметках. Экстракция. Что-то знакомое. В минералогии встречалось, что ли? Под хмурым стальным взглядом мне в спину сворачиваю к столу нашего говно-гения и беру заинтересовавший меня лист.

— Эй, Петер, подойди-ка сюда, — кричу я в сторону кабинета, и наш аристократишка, явно чем-то недовольный, тут же появляется на пороге.

— Вы в курсе, что у вас под слоем бумаг валялись какие-то странные ромбовидные штуки с верёвочными катушками? — хмуро интересуется он.

— Возможно. — Отмахиваюсь от его претензий и протягиваю лист. — Поясни-ка про экстракцию.

— Ну, нам нужно извлечь действующее вещество из смеси, но я не могу понять, как это сделать так, чтобы нужное нам вещество не разрушилось, — расстроенно говорит доктор. — Не могу найти компонент, который бы не реагировал с пенициллином.

— А эфиры пробовал? — говорю я наобум, вспоминая курс школьной химии. Проветрившаяся голова думает всё же куда лучше. — Их же, вроде, как растворители можно использовать.

— Эфиры? — Блондин приподнимает бровь, осторожно забирая лист с формулой пенициллина из моих пальцев. — Вы имеете в виду производные от кислородных кислот? Это… Вот дьявол, это и в самом деле может сработать!

— Да ладно.

Неверяще смотрю на доктора, который, воодушевлённый новой идеей, уже выписывает формулы расчётов на новой бумаге. Острый взгляд в спину, впрочем, спускает меня с небес на землю. У нас таких «это может сработать» уже штук сорок было.

— Ну, ты тут развлекайся, а я в душ. Остаток работы по дому можешь смело оставить на меня.

— М-м, — уже не слышит меня Шит, пытающийся одновременно писать и нашарить ногой стул, чтобы сесть.

Чёрт, неужели я тоже так выгляжу, когда чем-то всерьёз увлекаюсь? Ужас!

Примечания:

ОХРЕНЕТЬ, 50 ЛАЙКОВ!!! Спасибо большое!!!

---

Двадцатого мая я приношу Пиксису полностью готовое описание создания, очистки и стабилизации пенициллина, давая понять, что клинические испытания и последующую за ними наладку производства лучше запустить немедленно. Это всё, что я могу сделать для спасения людей. Дальнейшее — на местных врачах и техниках. Надеюсь, это смогло хоть немного изменить мир к лучшему. Мы расстаёмся с Пиксисом довольные друг другом, а уже на следующий день весь состав спецотдела Гарнизона по разработкам отчаливает на пароме в Сину. Изабель весело машет каким-то мальчишкам, следящим за паромом с берега, и Леви тут же одёргивает её, предупреждая, чтобы она не перевешивалась за борт. Для нас с ребятами такое путешествие в новинку, но уже спустя час мы понимаем, что на плоту было куда как интереснее. Паром медлителен, движется размеренно, цепляясь за тросы, и единственное, что примиряет нас с многочасовой скукой, — это небольшой ресторанчик на борту, где подают очень даже вкусный чай с бутербродами. По задумчивому лицу сына я ясно вижу, что вот ещё совсем чуть-чуть, и малыш пойдёт выкупать банку-другую, поэтому заблаговременно иду делать это сама, чтобы порадовать своё солнце.

Пока у нас так много свободного времени, я рассказываю, что можно и что нельзя делать в горах, как защищаться от хищников и что делать, если группа вдруг наткнулась на змею. Конечно, последние два правила дети уже знают по прошлому походу, но и им повторить материал лишним не будет, особенно Изабель.

Мы ненадолго тормозим в Митре, и я, оставив команду в гостинице, посещаю одно из местных ателье, что в обилии приютились на краю столицы. Здесь живёт милая девушка Анья, которая была первым человеком не из армии здесь, на поверхности, с кем я познакомилась по чистой случайности. У этой девочки золотые руки и очень светлая голова. Именно она сделала мне нормальную амазонку, а не тот стыд, что я надела в суд, и она же, дико смущаясь, всё же смогла повторить подобие нормального нижнего белья, чем бесконечно меня выручила. Поэтому именно ей первой достались швейная машинка и другие облегчающие жизнь мелочи в знак моей признательности, и сейчас мы наконец смогли лично обсудить открытие первого салона, выпускающего нижнее бельё и другие элементы туалета, призванные упростить местным женщинам жизнь, в том числе и женщинам из армии. Грех не вложиться в такое предприятие!

Обратно я возвращаюсь в приподнятом настроении — новое бельё, как и одежда удобного, привычного мне по старой жизни кроя, приятно греет душу. На улицах столицы потрясающе пахнет сдобой, цветами и типографской краской — не так уж и далеко отсюда располагается крупнейшее в стенах книгопечатное издательство с потрясающе огромной книжной лавкой, и я уже не могла дождаться, как на обратном пути мы с Леви обязательно зайдём в неё, чтобы найти себе пару-другую «ещё тёпленьких» новинок.

С улыбкой приглядываюсь к отражению, останавливаясь около витрины одной из многочисленных кондитерских, поправляя убранные в лёгкую косу волосы. Сегодня мне отчего-то хочется быть красивой, чего обычно за мной совершенно не водилось в старой, повседневной жизни. Но, видимо, обновки спустя целых два года в этом мире произвели на меня сильное впечатление, и оттого я сама себе кажусь сегодня удивительно лёгкой и пластичной. Конечно, вся эта красота уже вечером отправится посылкой к нам домой — не брать же эти вещи в поход, — но хотя бы один раз можно позволить себе просто покрасоваться.

— Неплохой сегодня денёк, не так ли? — как гром среди ясного неба звучит грубый, пропитый голос у меня над ухом.

Высокий мужчина, до этого спокойно шедший мимо, резко разворачивается ко мне, сильно наклоняясь. Серые глаза в отражении встречаются с моими голубыми. О блять. Серые глаза, тёмные волосы по плечи, ковбойская шляпа, высокий рост… Мой худший кошмар оживает на глазах. А если он уже знает, где остановился отдел? Что, если ему всё-таки известно про Леви? В будущем он собирался без доли сомнений убить своего племянника, так что помешает теперь?

В груди резко холодеет от ужаса. Нет, стой, Алиса. Нельзя показывать страх, не перед ним. Конкретно этот психопат считает, что сила — самое важное в мире. А обо мне он вряд ли что-то знает. Что ж, я буду сильной, если это нужно, чтобы защитить то, что мне дорого.

— Да, денёк просто замечательный!

Легкомысленно улыбаюсь, старательно выпихивая из головы мысли, что надо бы проверить, есть ли на нём УПМ, и разворачиваюсь, краем юбки кокетливо задевая его ноги. Как там вели себя пассии Чака в универе?

— Все вокруг такое чудесное и красивое. Скажу вам по секрету: я здесь впервые гуляю, и все вокруг такие доброжелательные! Это потрясающе! Ах, какая у вас замечательная шляпа. Вы с ней так брутально смотритесь. Скажите, а вам нравится моё новое платье? Оно такое удобное. А дадите примерить вашу шляпу? Всегда хотела попробовать мужские аксессуары, — глупо хихикаю я, прикрывая рот ладошкой, мельтешу, не давая мужчине сказать и слова, и кокетливо стреляю глазками в одного из лучших палачей внутри Стен.

Попробуй-ка теперь заподозрить во мне угрозу.

— А ты миленькая куколка, а? — Кенни под моим напором отступает на шаг, и его рука тянется к поясу.

— Правда? — старательно копирую я наивность Изабель, делая шаг вперёд и самостоятельно сокращая обратно между нами расстояние.

Кладу свою ладонь на его, отдаляя ту от опасной для меня зоны хранения оружия, и тут же старательно тяну мужскую культяпку к груди, зажимая её между обеих своих ладоней. Мужское предплечье утыкается в декольте, но чего не сделаешь, чтобы выжить? Запрокидываю голову, чтобы встретиться с ним взглядом, и, смотря глаза в глаза, любопытствую:

— Может, вы выпьете со мной чаю с десертом? Я давно хотела сходить в эту кондитерскую, но одной мне туда пойти будет немного неловко… А такой джентельмен, как вы, без сомнений составил бы мне чудесную компанию!

На кладбище, например…

— Я… — охреневает Кенни, но тут же чуть прищуривается.

Э, нет, мужик, вот думать тебе сейчас точно не надо. Ты — босс в этой ситуации, а я — слабая, глупая женщина. Совершенно неопасная для твоего короля женщина!

— Ну пожалуйста-препожалуйста! — Отпускаю его ладонь, чтобы сложить руки в молитвенном жесте, и чуть склоняю голову на бок, демонстрируя шею, — в животном мире это знак подчинения. Надеюсь, и тут сработает. — Я вас угощу чем захотите, только не оставляйте даму в беде. Я слышала, что там подают восхитительный горячий шоколад!

— Ну, если шоколад, — хмыкает старший Аккерман, качая головой, и всё-таки говорит: — Что ж, убедила, кучеряшка. Давай зайдём.

Восторженно хлопаю в ладоши и «польщённо» принимаю поданную руку. Не клюнул, сволочь. Явно не клюнул, а лишь подыгрывает. Ладно, продолжим эту ёбаную клоунаду. По крайней мере, на нём нет привода… Но я всё равно не обольщаюсь по поводу своих шансов на побег.

— Господин, один столик на двоих, пожалуйста, — обращаюсь я к хозяину, радостно улыбаясь так, что у меня аж щёки зарумяниваются от усердия. Мы заказываем еду, причём мне приходится заказать себе крайне сладкий шоколад и шоколадный же торт. Угх, что только не сделаешь для прикрытия.

— Ты ведь глава отдела исследований? — спрашивает мужчина, стоит только официанту отойти, и я понимаю, что даже самое людное место не спасёт меня от пули в лоб.

— Да! А как вы узнали? — Прикладываю руки к покрасневшим щёчкам, удивлённо округляя глаза. — Ох, мне так неловко.

— Неловко? — Аккерман приподнимает брови.

— Да. Вы, оказывается, подошли ко мне по работе, а я подумала, что просто понравилась такому импозантному мужчине. — Смущенно смотрю на него и тут же чуть хмурюсь, недоумевая. — Только почему вы не обратились напрямую к Пиксису, как обычно? Я ведь почти ничего не решаю в отделе…

Ну да, скорее отдел решает, что я в нём буду решать.

— Вот как? — Он расслабляется, широко расставляя ноги, но меня такой обманчиво непринуждённой позой не проведёшь. — Знаешь, ты действительно совсем не похожа на кого-то, способного управлять одной из самых нашумевших изобретательских групп человечества.

— Ох, ну наконец хоть кто-то это понял! Эти учёные чурбаны совсем меня не слушаются! — Обиженно дую губки и тут же прячу их за только что принесённой официантом чашкой.

Стоит молодому человеку удалиться, и я заговорщически подаюсь вперёд:

— Понимаете ли, Дот — видный мужчина и замечательный человек. — Заминаюсь, смущаясь, и верчу в руках чашку. Так, не спиздани лишнего, Алиса. Помни: хорошая ложь — это завёрнутая в пёструю обёртку правда. — Но он, как мне кажется, не слишком разбирается в людях. Мы с ним встретились во время моего первого выхода на поверхность, который оплатил мой лю… кх, мм-мой босс! Да, мой прежний босс из продуктовой лавки. И Дот с чего-то решил, что у меня будут хорошие организаторские навыки. Представляете себе, у меня!

— Не представляю, — поддерживает разговор мужчина, вальяжно отпивая из своей чашки крепкий чай.

Ах ты падла.

— Вот! Вот и я о том же! — Поднимаю указательный палец, отмечая важность сказанного. — Но как бы я смогла отказаться от возможности выйти на поверхность? Дот передал мне чьи-то наработки и устройство, и только с их помощью я смогла выиграть то дело в суде.

— То есть это изобретение было не твоё? — хмурится мужчина.

— Нет, что вы, куда уж мне до такого додуматься, — совершенно честно отвечаю ему я, зная способность Аккерманов весьма неплохо отличать правду от лжи. Ну а что, я и в самом деле никак не причастна к настоящей истории создания великов. — Знаете, тот изобретатель был и в самом деле замечательным.

— Да, и чем же?

— О, ну, никому не говорите, но мы до сих пор по его записям все проекты делаем.

Ну а что? И правда ведь иногда по моим записям делаются проекты…

— И почему же ты мне, постороннему человеку, всё это рассказываешь? — задаёт он наконец вопрос, которого я так опасалась, на ходу придумав план действий.

Так, как бы вывернуться так, чтобы не ёбнуться со скользкого бревна в реку?

— Ой, а мне не стоило? — пугаюсь я, округляя глаза. — Простите, просто вы производите впечатление человека, которому можно доверять!

Высокий небритый мужик напротив в засаленном, пропылённом пальто, от которого за версту воняет выпивкой, давится своим чаем, отчего я чувствую себя почти отмщённой. Ну да, доверить тебе убийство всегда можно. Остальное… Вряд ли. И я продолжаю свой парад абсурда.

— Вы такой добрый, высокий, красивый, а ваши глаза… — Серые океаны напротив охеревают от происходящего не меньше меня, но я продолжаю гигантской кувалдой забивать гвозди в гроб чувства собственного достоинства. — В них можно утонуть.

Еба-ать, мне бы кто столько комплиментов сделал. О боже, кто-нибудь, спасите меня от этого позора.

Словно услышав мой крик о помощи, в кондитерскую заходят двое мужчин и женщина. И один из мужиков мне хорошо знаком!

Дорогой бог, если я когда-нибудь материла тебя за несправедливое ко мне отношение — забудь. Теперь я точно верю, что ты всё-таки на моей стороне.

— Ох, Э-эрвин! Давно не виделись, красавчик! — Призывно машу рукой и встаю из-за стола, тепло улыбнувшись собеседнику. — Простите меня, господин, я ненадолго.

Легкой походкой «от бедра» направляюсь в сторону заметно напрягшегося Смита и резко обнимаю его за шею, одновременно ненавязчиво прописав этому дылде в солнечное сплетение, чтобы солдат охотнее гнулся.

— Спасите. Тот человек собирается меня убить, — шепчу я ему на ухо, делая вид, что целую в щеку, и тут же добавляю, понимая, что просто так эта белобрысая сволочь не пошевелится: — Поможете мне сейчас — расскажу свои мысли по поводу появления титанов.

Сильная рука тут же ложится мне на талию, и я уже сейчас готова как следует блевануть, но пока что держусь, слава богу.

— А, Алиса. И в самом деле, как много времени прошло с нашей последней встречи, — тепло улыбается блондин, подхватывая мой фарс.

Буэ, ужас какой. Другой рукой эта сволочь заправляет мне за ухо выбившиеся из косы пряди, ненавязчиво очерчивая пальцами контур челюсти:

— Вы стали ещё прекраснее, — напропалую издевается эта сволочь.

Мои глаза, поскольку я стою спиной к Аккерману, обещают этому белобрысому остряку все муки ада, но вот губы… Губы растягиваются в слащавой улыбке:

— А ты всё такой же сладкий милый пирожочек! Не будешь ли ты так добр проводить меня чуть позже в штаб?

— Разумеется, всё для дамы. — Мою руку галантно целуют, несмотря на все попытки незаметно вырвать конечность из стальной хватки. — Но, может, вы предпочтёте сначала заглянуть ко мне… На чашку чая?

— Это было бы чудесно, сладенький, — мило улыбаюсь я, мысленно четвертовав будущего главнокомандующего Разведкорпуса. — Я как раз заказала тут восхитительный тортик! Сейчас попрошу официанта завернуть его с собой и положить нам побольше.

— Звучит восхитительно. — Мужчина всё ещё держит руку у меня на талии и возвращается вместе со мной к столу, за которым продолжает мрачно восседать Аккерман. — Не представите нас друг другу?

— Ох, да, конечно! Знакомьтесь, это Эрвин Смит. Очень милый мальчик, — ёмко представляю я блондина первым, потому что имени второго, по идее, вообще не знаю. — А это… ммм… Господин…

— Андрэ Траут, — сухо представляется мой палач, не подавая руки.

— Мы с ним только-только познакомились, — доверительно сообщаю я Смиту, кладя ладонь ему на грудь. — Представляешь, пирожочек, этот человек, как и ты, считает, что я не очень подхожу на роль главы отдела разработок! Он та-акой умный и забавный… Вот только я пока так и не поняла, о чём именно он хотел бы со мной побеседовать. Не оставишь нас ненадолго?

— Да, конечно. Я буду неподалёку, красавица. — Смит накрывает мою ладонь у него на груди, чуть поглаживая большим пальцем тыльную сторону и с нежностью глядя мне в глаза, и отходит к своим друзьям.

Вот стервец! А играет-то вполне неплохо уже.

— Простите, я такая болтушка! У вас ведь было ко мне какое-то дело? — Усаживаюсь обратно.

Теперь мне совсем не страшно — из двух зол я только что примкнула к меньшему.

— Нет… — Аккерман качает головой. — Я ошибся. Прости, кучеряшка, но мне пора двигать дальше.

— Ох, вот как? — печалюсь я, усиленно думая о Леви, которого эта сволочь оставил совсем одного в ужасном месте.

Иначе я буду слишком уж радоваться тому, что этот… герр наконец уходит:

— Что ж, счастливого вам пути! — Намеренно не называю ни его имени, ни говорю, что буду рада снова увидеться.

Это может сломать всю игру, потому что такую явную ложь он точно почувствует. Мужчина машет рукой, не оборачиваясь:

— Спасибо за чай, куколка. Валила бы ты с этой работёнки, — говорит он напоследок и покидает кондитерскую.

Официант приносит грёбаный торт в картонной упаковке, а ко мне подсаживается Смит, загораживая вид на улицу.

— Селезнёва, да на вас лица нет! — изумляется он, тут же хмурясь. — Кто на самом деле был тот человек?

— Не здесь, могут быть лишние уши, — одними губами отвечаю я. — Наймите кэб и отвезите меня отсюда, прошу вас.

— Ладно, я понял, сейчас. — Парень кивает и выходит на улицу, пока я расплачиваюсь.

Возвращается он спустя две минуты, предлагая покинуть заведение, невольно ставшее моим полем боя.

— Я… Меня, кажется, ноги не держат, — растерянно говорю я ему, сама удивляясь такому выверту своего организма. — Простите, я совсем не ожидала такого.

— Ничего. Давайте выведем вас отсюда. — Смит помогает мне встать и выводит за порог, обняв за талию.

Наверное, это даже хорошо для конспирации, вздумай Кенни и дальше за нами наблюдать. Блондин галантно помогает мне забраться в карету и располагается напротив меня.

— Итак? — тут же требует он ответов. — Кем был тот человек и что ему было от вас нужно?

— О, всего лишь капитан Центрального отдела Военной полиции, убирающий всех излишне умных учёных! — нервно хихикаю я, обнимая себя за плечи. — Почему, по-вашему, несмотря на все условия, человечество так медленно развивается? Почему мы до сих пор не придумали воздушные шары, например? Пояснять, что он хотел конкретно от меня, всё ещё надо?

Смит вздыхает и снимает форменную куртку, передавая её мне.

— Ещё в кондитерской заметил, что вас лихорадит, — поясняет он свои действия. — Откуда вы знаете, кем он является?

— О, тут всё предельно просто, — усмехаюсь я. Нет, про аниме я хрен тебе скажу, но ведь у меня есть и другое объяснение. — Видите ли… Мой сын — его племянник.

— Что? — Смит замирает, недоверчиво глядя на меня.

— Да, всё так, к сожалению. — Развожу руками. — Хотя, надеюсь, что тот серийный убийца всё-таки не знает о нашей с ним связи.

— Думаете, он может попытаться забрать мальчика?

— Нет, он бросил малыша в Подземном городе и свалил. Всё гораздо проще — этот сумасшедший может понять, что я играла, и тогда точно меня убьёт. — Смит понятливо кивает, задумчиво оглядывая мою откровенно жалкую сейчас тушу с головы до пят. — Ладно-ладно, я ведь обещала вам. Пришло время платить по счетам и выполнять свою часть сделки.

Офицер напротив приподнимает бровь, явно недоумевая. Расслабься, мальчик, я умею быть благодарной.

— Я, конечно, не видела титанов, и активно работаю над тем, чтобы выбить у вашего начальства разрешение посмотреть на них поближе. — К первой брови присоединяется и вторая. Да, пацан, я малость долбанутая. Прими, смирись и терпи. — Поэтому мои предположения строятся исключительно на известной нам теории. Титаны не имеют пищеварительного тракта, то есть еда им не нужна, да и половых органов тоже нет. Ещё у них есть очень быстрая регенерация, то есть они — точно не млекопитающие. Но при этом похожи на людей. Из чего я могу сделать вывод, что они… Оружие.

— Что? — Зависшие до этого ближе к кромке волос брови, похожие на гусениц, резко ползут вниз.

— Искусственно созданные монстры. Оружие, направленное на жителей стен. Посудите сами — как мы умудрились построить стены? Из чего? При помощи каких технологий? Мне кажется, что это получилось не просто так. Думаю, что сначала были построены стены, а уже потом появились титаны, которые должны были бы не пускать человечество за пределы тех самых стен. Эдакая удобная тюрьма, наподобие Подземного города, только масштабами побольше.

— Тюрьма… Думаете, снаружи есть люди?

Блять, не улыбайся так, парень, прошу тебя. У меня и так нервный день сегодня был! Передёргиваю плечами, отворачиваясь:

— Уверена, что они там есть. Просто заперли неугодный им народ подальше от себя.

— А ещё… Что ещё вы можете сказать? — Голубые глаза напротив горят азартом.

Мать моя женщина, верните меня к Аккерману. Он, кажется, поспокойнее этого ебанашки будет.

— Ну не знаю, могу анекдот пошутить… — растерянно усмехаюсь в ответ, пряча за бравадой страх. — Вот вы знаете, что самое важное в написании отчёта для главнокомандующего?.. Не пропускать букву «эл».

Некоторое время мы молчим. Да, как-то не очень шуткуется. Карета наконец останавливается около моей гостиницы, и я всё же добавляю:

— А если серьёзно… Сравните материал стены с материалом из желудков титанов. Почему-то мне думается, что они связаны. И… Спасибо за помощь сегодня, Смит.

— Не за что. — Разведчик помогает мне спуститься с повозки. — Я посмотрю, что можно сделать по поводу вашего желания увидеть титанов «поближе».

— Знаете, звучит как угроза, — нервно смеюсь я, прощаюсь с белобрысым разведчиком и захожу в гостиницу.

В общей комнате ребята уже ужинают. Изабель весело приветствует меня, а вот Леви пробегается внимательным взглядом и тут же хмурится. Я шагаю скорее к нему, буквально падая в раскрытые объятия, чтобы удостовериться, что я и в самом деле:

— Вернулась, — шепчу я в чернявую макушку, крепче сжимая малыша. Меня пробирает крупная дрожь, и ноги снова подкашиваются, так что я еле-еле успеваю сесть, не отпуская, впрочем, ребёнка. — Господи, я смогла вернуться.

Слёзы сами собой начинают капать из глаз, и я тихо всхлипываю. Именно из-за этого слишком резкого звука на моё странное поведение наконец обращает внимание коллектив.

— Шеф? Что-то случилось? — Шит, как всегда, в своём репертуаре.

— «Что-то случилось», — ядовито передразниваю я в ответ. — Нет, ну что ты, говно-гений наш, я просто так тут истерю.

— В чём дело? — прерывает меня Леви, доставая платок и подавая его мне.

— Я виделась с твоим дядюшкой. Милейший человек, скажу я тебе, — нервно хихикаю я.

— И ты до сих пор жива? — скептично спрашивает мой малыш. — Ты уверена, что это вообще был он, а не какой-то левый хмырь?

— Сама в шоке. Высокий рост, чёрные волосы, серые глаза, как у тебя, бежевый плащ и шляпа. Он? — Мальчик кивает, вынужденно соглашаясь со мной. — Думаю, он собирался меня убить ещё на улице, но я… прикинулась дурочкой.

— … Чего? — не вдупляет отряд.

— Ну, сделала вид, что я — недалекая простушка, падкая на мужчин, и что мои изобретения и не мои вовсе, а кого-то со стороны. А потом подключился Смит и окончательно спас положение, только подтвердив мою легенду. Так что надо будет незамедлительно доложить обо всем Пиксису. Пускай создаёт мне прикрытие, чтоб его. «Ты под защитой армии», тц. Хороша защита…

— Нам надо валить отсюда, — хмуро прерывает меня сын. — Даже если он тебе поверил, думаю, он может захотеть убедиться ещё раз, если у него остались хоть малейшие подозрения.

— Тебе виднее, — соглашаюсь я с ним. — Тогда сматываем удочки, парни. Похоже, свинтить на север нам придётся немного пораньше.

— Простите, — влезает Шит. — А ваш родственник, он вообще кто?

— Серийный убийца на королевской службе, Кенни Потрошитель из Митры. Может, слышал? — весело отвечаю я ему. — И нет, это не шутка. Если уж мы вляпываемся, то всегда по-крупному.

— В-вот чёрт, — сереет блондин. — А я так хотел ещё немного пожить.

— Тогда собирай манатки, мы выдвигаемся сейчас же.

* * *

Я увожу своих людей высоко в горы, надеясь, что ни один нормальный человек за нами не последует. Кстати, горы тут не то чтобы особо высокие — как Уральские примерно. Но нам и этого хватит за глаза. Всё-таки горы остаются опасными, даже если они и довольно низкие. По дороге мы отправляем Пиксису письмо, в котором я подробно пересказываю разговор с Аккерманом и прошу обеспечить мне весомую поддержку данной легенды.

На этом сложные приключения заканчиваются, остаются лишь приятные: мы спим в палатках, жарим рыбу на костре, играем с воздушными змеями в полях и даже находим колонию забавно свистящих сусликов, навсегда покоривших Изабель. В общем, поездка удаётся на славу. Моя группа в самом деле довольно неплохо воспринимает новость о том, что я попаданка. Чтобы начать разговор мне даже не приходится ничего особо делать — я просто достаю телефон и начинаю фотографировать то, как дети пытаются поймать сусликов, шхерившихся по норам и иногда высовывавших наружу любопытные мордочки, чтобы освистать таких же любопытствующих людей.

— Что это? — Первым замечает странное устройство у меня в руках, конечно же, Гёсслер.

И я подробно тут же рассказываю свою историю, показываю фотографии из своего мира, и заверяю местных, что я — не из-за стен, а вообще из другого времени и места. Дальше уже становится интереснее — мне приходится также добавить, что именно потому что я знаю, как должны выглядеть и работать вещи, у нас в итоге и получается их создать, а сама по себе я — вообще почти никакой не учёный, ну разве что немного геофизик. Вместо разочарованных взглядов, однако, я получаю лишь восхищение и всё новые расспросы о том, как устроен мой мир.

— Наверное, у вас царит абсолютный мир! — Карие глаза Гёсслера полны надежды. — Не может быть, чтобы с такими технологиями вы не решили бы разногласия. Да и титанов нет, значит, вам никогда не приходилось жить в страхе!

— Это не так. — Мне больно спускать его с небес на землю, но я всё же кладу пауэрбанк под солнечные лучи, давая ему зарядиться, а сама нахожу в телефоне «В бой идут одни старики». — Несмотря на отсутствие угрозы в виде титанов, наш мир далёк от идеала. Титаны безмозглы, и от них можно спрятаться, забравшись повыше на дерево. От человека же не укрыться даже в самом защищенном бункере. Люди — вот самый опасный зверь на планете. А технологии лишь помогают человечеству убивать себя… Эффективнее. Я жила несколько лет в крохотной стране, Израиле, где в каждом доме есть своё бомбоубежище, а в небе несёт постоянную вахту так называемый «железный купол». Это очень сложная система, которая сбивает летящие по воздуху бомбы… То есть снаряды с порохом, если по-простому, которые, взрываясь, сносят огромные здания и могут сравнять целый город с землёй. Люди у меня дома ищут врагов в непохожих на них же людях и преследуют их. Из-за цвета кожи, расы, вероисповедания… Предлоги всегда разные, а вот итог один. Надеюсь, ваш мир ещё нескоро узнает термин «геноцид», то есть истребление населения или целых народов, потому что мой с этой дрянью уже давно на ты. Я сейчас покажу вам один фильм… Это такие движущиеся картинки со звуком. Сразу скажу вам: по большей части это просто спектакль, как в театре. Но там есть и реальные кадры военных лет, случившихся в моём мире более семидесяти пяти лет назад.

— То есть что-то в спектакле будет… Настоящим? Таким же, как вы сейчас, эм, «снимали» детей? — осторожно спрашивает химик.

— Да, всё так. Во время той войны в стране, где я родилась, погиб каждый десятый человек и каждый четвёртый мужчина. То есть около тридцати миллионов.

— Ми… Миллионов? — тревожатся ребята. — А сколько же всего в мире людей?

— Сейчас… чуть меньше восьми миллиардов, полагаю. Но это не важно, вряд ли у вас тут за стенами живёт столько же народу. Думаю, скорее, эм, около восьмисот миллионов? Но для нас это не слишком важно. Сейчас я сразу хочу вас предупредить. — Я хмурюсь, глядя в сторону детей, которые тоже внимательно меня слушают, особенно Леви. — Вернувшись назад, мы с вами больше не будем производить ничего фундаментально меняющего мир, а начнём подпольную работу над кое-какими вещами, которые вы увидите в фильме. И даже более того. Мы попытаемся создать оружие, которое было запрещено к использованию у меня дома из-за его по-настоящему бесчеловечного воздействия.

— Это для сражения с гигантами? — хмуро спрашивает мой умный мальчик.

— Да. И мы должны сделать так, чтобы это оружие никогда не направлялось на людей, потому что последствия будут ужасны, — серьёзно отвечаю я и нажимаю кнопку «плэй» на экране.

Несколько раз мне приходится останавливать кино, поясняя непонятные моменты, а под конец я прошу Фарлана увести Изабель к костру, чтобы девочка, сильно привязавшаяся к Ромео, не увидела его смерти. Мы ещё некоторое время молча сидим под раскатистое пение Кобзона. Фильм и в самом деле тяжёлый, особенно для неподготовленных к таким новшествам ребят. Всё-таки, даже несмотря на мои ремарки, что это всё спектакль, они долго не могут отойти от сцен крушения самолётов.

— Мы сделаем «Катюшу», — вдруг чётко говорит Гёсслер. — Или хотя бы её подобие. Пусть мы и не можем сделать пока эти ваши «машины», но уж на такие пушки и снаряды для них технологий у нас хватит! Поставим их на телегу, и передвижная «Катюша» готова.

— Да. — Я хмурюсь, сжимая резко похолодевшими пальцами чашку. — Мы с вами сделаем передвижную пневматическую артиллерию. И артиллерийские гранаты с разрывными путями тоже. К огромному неудовольствию тех, кто запер нас внутри этих стен, мой отец служил во флоте, и я более-менее знаю, как устроены пневматические орудия.

* * *

Мы проходим по горному массиву до самой северной точки стен, Гермины, а возвращаемся домой уже в обход, не заходя на этот раз на территорию Сины и даже близко не суясь к Утопии с её неприметной церквушкой. Не-не-не, ну в задницу такие приключения. Спасибо, мы уже накушались. Зато у нас появляется замечательная возможность купнуться в огромном озере Гегель на северо-востоке Розы. Дети, как и взрослые, просто в восторге.

— Мам, а море — это и вправду огромное озеро? — лениво спрашивает сын, присев у самой кромки воды.

— Ну… Да, только вода там солёная и пить её нельзя. Я ведь рассказывала тебе об этом.

— Рассказывала, но… Мне нравится слушать твои истории о том, что ждёт нас снаружи. — Малыш смотрит в сторону стены, возвышающейся на горизонте. — Скажи, кем я стану? Ты ведь знаешь будущее этого мира, ведь так?

Замираю, глядя на слишком умного мальчика, а потом притягиваю его в свои объятия.

— Ты станешь тем, кем захочешь, Леви. Откроешь ли ты свой чайный магазин, станешь ли изобретателем или решишь ли податься в армию — я поддержу любое твоё решение. Обещаю, твой выбор никак не повлияет на судьбу этого мира.

— Почему? — Серые, сейчас почти чёрные в темноте, океаны пристально смотрят мне прямо в душу.

— Потому что я здесь. И я сделаю всё, чтобы ты мог сам решать, кем тебе становиться и с кем… Работать. — Нежно пропускаю смоляные пряди сквозь пальцы. — Ты уже сейчас самый свободный человек в этом мире, потому что можешь не жить по шаблону, а сам выбираешь свой путь.

— И что же мне делать с этой свободой? — усмехается мальчик в ответ. — Правильно ли я понимаю, что ты решила заменить моё будущее присутствие в судьбе человечества техникой?

Ему и не нужно моё подтверждение. Конечно же, он знает, что прав.

— Тогда забавно, что эквивалентом мне ты предлагаешь «Катюшу». Не слишком ли это?

— Нет, не слишком. Я бы сказала — почти в самый раз. Остаток мы доберём, занимаясь местными мозгами. Я бы даже сказала, что в первую очередь эквивалентом тебе будет воспитание нормальных мозгов у солдат, Леви. Но и оружие делу тоже, конечно, поможет. — Зеркалю его ухмылку. — Сначала мы переработаем Гарнизон, превратив их из пушечного мяса в нормальных солдат, а потом и за Разведку возьмёмся.

— А эти тебе чем не угодили?

— Слишком уж жертвенные суицидники там собрались. Ещё и крайне рьяные. Это опасное сочетание, и нам нужно будет исправить этот прискорбный факт. Солдат, мечтающий сдохнуть за родину и посвящающий ей своё сердце, — плохой солдат. По-настоящему опасные ребята всегда мечтают, чтобы их враги сдохли за свою родину, а не наоборот.

Малыш кивает, показывая, что понял меня, и, чуть помолчав, вдруг спрашивает:

— В той версии будущего, которую знаешь ты… Мы ведь победим?

— Да, вы победите. Страшной ценой, ценой жизни многих прекрасных людей. Но их жертвы не будут напрасны — титаны навсегда канут в Лету. Вот только перемирие, как и в моём мире, с исчезновением титанов продлится совсем недолго. Поэтому мы постараемся это исправить.

— Ладно. — Сын приваливается к боку, задумчиво глядя на лунные блики в воде. Больше мы с ним не говорим о будущем.

Мы возвращаемся в начале августа, немного не рассчитав время поездки, но Пиксис совсем на нас не орёт, даже наоборот: Шита представляют к награде за заслуги перед человечеством, ведь пока мы отсутствовали, на Юге разыгралась страшная пандемия, которую смогло остановить лишь вовремя введённое в производство наше лекарство. И талантливый врач из Шиганшины, сумевший первым определить нужную дозу вводимого препарата. Мы с Леви хмуримся, слыша эту новость, и украдкой переглядываемся. Началось.

Не отходя от кассы я тут же требую от Пиксиса улучшить систему здравоохранения, приведя медицинские знания всех врачей и травников к единому знаменателю. И для этого я выдвигаю идею, что можно поставить всех медработников «на учёт» в армии, и предлагать им работу на контрактной основе. Так более современные знания Гриши быстрее распространятся по территории стен. Я же от себя добавляю СЛР и предлагаю обучить этим навыкам всех солдат без исключения. Так они смогут спасти некоторых своих товарищей на поле боя. Мы ещё некоторое время обсуждаем детали, в том числе и моё прикрытие. Пиксис не слишком-то доволен тем, что мы больше сосредоточимся в этом году на предметах быта, нежели чем на чём-то серьёзном, но в конце концов даёт добро, вкратце узнав про настоящий проект, который мы готовим.

* * *

В печать выходит вторая часть «Сказаний», на этот раз собравшая в себя истории с северной части стен, а мы, окопавшись на своей территории, приступаем к не совсем одобренным начальством экспериментам. Мы разрабатываем взрывчатые вещества, начав со смешения древесины с азотной и серной кислотами. Параллельно с этим Гёсслер, Леви и я работаем над переработкой приводов на основании концептов нового оружия против титанов, которое мы собираемся создать.

А спустя ещё два месяца я узнаю, что Леви начал обучать обращению с УПМ не только меня, но и вообще всех членов нашего отдела, даже Фарлана. Изабель, слава богу, ещё слишком мала для такого. Мне совсем не нравится эта тенденция, но я затыкаю себе рот. В оригинале он тоже учил. Так что пусть эти ребята лучше будут уметь пользоваться приводами. Тогда, даже если мой план пойдёт по одному известному детородному органу, они смогут о себе позаботиться. По крайней мере, я хочу на это надеяться.

* * *

Мы с Шитом со стороны наблюдаем, как Леви утюжит моих подчинённых. Доктор не в строю по одной-единственной причине — в Разведкорпусе он уже хорошо научился пользоваться УПМ, поэтому сейчас лишь корректирует занятия, помогая новичкам освоиться с усложнёнными навыками.

— Ты ведь помнишь, что я говорила по поводу многообразия языков в своём мире? — задумчиво спрашиваю я блондина, подперев голову рукой и наблюдая, как Леви отчитывает нашего химика за поспешность.

— Да, помню, к чему вы это? — Мой собеседник приподнимает бровь.

— Мне всё никак не даёт покоя тот факт, что медикамент, содержащий пенициллин, назван по твоей фамилии.

— Да чем вам так, в конце концов не угодила моя?!. Нет. — Подчинённый разворачивается ко мне всем корпусом. — Только не говорите, что моё прозвище…

— Медикамент со свежим названием «инъекция говна», вот это я понимаю стёб над системой здравоохранения. — С восхищением хлопаю глядящего в пустоту учёного по плечу. — Вот это самоирония, вот это сатира! Молодец, Петер, так держать!

— Во имя стен! Я сменю фамилию. Я точно сменю фамилию, — с ужасом шепчет бедный мужик.

— Ну смени. — Пожимаю плечами и встаю с бревна, хорошенько потягиваясь. — У лекарства-то имя всё равно таким и останется. «Инъекция Шита»! Ха!

— Почему вы это не остановили?!

— А смысл? Не буду же я каждую твою работу переименовывать… — Оборачиваюсь к врачу и всё-таки не удерживаюсь от очередной шуточки: — Поток твоих изобретений и так рано или поздно пролился бы в этот мир. Пусть лучше это будет безобидный антибиотик, чем что-нибудь похлеще…

Так, Алиса, заканчивай уже с неуместным юмором. Шит не Смит, в конце концов, может и не понять такого обилия подколов в свою сторону. Поэтому следующие слова я говорю без улыбки, глядя прямо в голубые глаза напротив:

— А если серьёзно, то я хотела сказать тебе, что ты молодец, Петер, действительно молодец. Поздравляю с первым самостоятельным изобретением, гений.

---

Примечания:

Уф, всё! Берём разгон, дамы и господа. С этого момента история пойдёт быстрее

Ы-ыть! (งಠ_ಠ)ง

Примечания:

ну что, поехали?

---

Следующие годы мы и в самом деле стараемся не высовываться — всё-таки встреча со старшим Аккерманом ясно дала понять, насколько близко команда подошла к черте дозволенного. Мне до сих пор снятся кошмары и появилась бессонница, но я стараюсь не сильно показывать это окружающим, особенно своему солнцу. Ничего, справлюсь как-нибудь. Как я и обещала начальству, мы «сосредотачиваемся» на быту: выпускаем мясорубку, блендер, холодильник и прочие нужные на кухне вещи. Да, над нами уже шутят, что мы скатились от учёных, предотвративших пандемию, до простых домохозяек. Но если честно, насрать. Тем более что в первый же год «внезапно» оказывается, что наши холодильники (о чудо, ага) смогли предотвратить голод в западном регионе Марии — сохранившиеся с зимы запасы и увеличившееся время хранения позволили людям подолгу не выбрасывать молоко, яйца и другие важные продукты. Это немного примиряет команду с нашей… стагнацией.

Параллельно с «успехами» отдела Пиксис и в самом деле запускает в правительстве слух, что некоторые наши особо успешные проекты были отданы нам «со стороны», от некого господина Штирлица, который сейчас находится в очень тяжёлом состоянии на севере Марии и потому временно не может передавать новые проекты. Так, выверт моего уставшего сознания получает вторую жизнь, снова помогая мне хоть на время скрыться от слишком внимательных глаз Военной Полиции. К моему облегчению, отдел больше не принимает новичков с распоряжения Пиксиса, хотя до этого у нас вроде как было запланировано расширение. И слава богу — дюжины спецов, которая успела тут собраться, нам вполне хватает для комфортной работы, а с большей оравой я бы уже точно не справилась. Да и наш уютный коллектив вряд ли нуждается в дополнениях, с нежностью думаю, работая бок о бок с этими потрясающими специалистами.

Разведотряд съезжает с базы неподалёку от нас, и я спустя некоторое время выпрашиваю у Пиксиса эту территорию под исследования. Во-первых, чтобы к нам не подселили кого-нибудь… Полюбопытнее, а во-вторых, чтобы перенести эксперименты со взрывчаткой, зависевшие от погоды, с улицы в большое помещение. Все опасные вещества и опыты переезжают наконец в замок и его задний двор, и я только успеваю спокойно вздохнуть, как мой дом мигом снова волшебным образом превращается в коммуналку. Учёные сами договорились между собой работать посменно, проводя часы отдыха в гостиной или детской, где теперь стоит целая батарея кроватей. А я что? Чем больше народу в доме — тем лучше. Тем более за чистотой все уже давно следят с извращённостью маньяков, порой поправляя даже меня.

Мои еженедельные визиты к Пиксису продолжаются: на них я привожу письменные доклады об официальной части наших разработок. О неофициальной же мы с ним беседуем раз в месяц за стаканом чего-нибудь крепкого, после чего он нередко с улыбкой жалуется, что «вот ещё пара партий», и мой сын начнёт его обыгрывать. Но он говорит эту фразу так часто, что в конце концов я делаю вывод, что Пиксис лишь хочет показать, как сильно гордится своим учеником. И, кажется, им обоим до ужаса приятны их воскресные баталии — Леви всякий раз возвращается безумно счастливым из гостей.

Мне немного жаль, что теперь, когда мой мальчик стремительно начал взрослеть, мы всё меньше времени проводим вместе, но вместе с тем я понимаю, что подобное неизбежно. Мне остаётся лишь поддерживать своё чудо в его взрослении, поэтому я отправляю обоих мальчишек «доучиваться» в седьмой класс местной школы. Изабель туда и так ходит с третьего и наверняка поможет им освоиться, а Фарлан подкорректирует поведение «по ходу пьесы». Так, Леви, по крайней мере, узнает, о чём мечтают его сверстники и получит аттестат об образовании. Не всё же ему тут куковать с кучкой повёрнутых на своей работе учёных…

* * *

Пока дети пропадают в затягивающем как болото вареве повседневности, отдел вовсю играется в пиротехников. Конечно, мы предельно аккуратны в своих расчётах и работаем с миллиграммовыми порциями — всё же мы тут со взрывчаткой, ё-моё, работаем, а не в карты режемся, но без несчастных случаев на более поздних стадиях, тем не менее, к сожалению, не обходится. В восемьсот тридцать пятом году, когда устойчивые формулы взрывчатых веществ нами уже разработаны и нужно лишь придумать, что во что убирать — разные виды взрывчатки, оказывается, подходят к разным типам оружия, — на плацу взрывается неудачный прототип артиллерийской гранаты.

Меня отбрасывает в сторону, напрочь выбив весь воздух из лёгких. Что-то очень тяжёлое придавливает к земле, не давая обратно вдохнуть, а на голые ноги, не обёрнутые сейчас юбкой, льётся что-то омерзительно тёплое. С ужасом понимаю спустя мгновение, что кто-то дышит мне в ухо.

— В-вы в поря…дке, мэм? — около уха раздаётся бессвязный, с каждым звуком всё больше слабеющий голос Гёсслера, и у меня всё холодеет внутри.

Замечаю огромную выбоину в стене неподалёку от нас, и мозг наконец включается. Взрыв. Произошёл взрыв, слишком близко от нас. В голове шумит, перед глазами плывёт, но я аккуратно выползаю из-под закрывшего меня собой товарища. Мои ноги по пояс в чём-то липком, и я тупо ещё несколько мгновений со всё нарастающим ужасом смотрю на тёмные разводы на траве, на ногах, и на правой штанине Гёсслера. О боже! Во мне словно всё разом умирает, остаётся лишь голый опыт, надёжно вбитый многими экспедициями. Обламывая ногти, расстёгиваю свой ремень, и перетягиваю пострадавшую ногу чуть выше рваного среза, тут же начиная осматривать остальные части тела на предмет других повреждений. Гёсслер, слава богу, отключается от болевого шока, но его сердце продолжает стучать, а лёгкие — качать воздух, и мы с Шитом быстро перетаскиваем спасшего меня инженера в лазарет.

Не думаю, что в обычных условиях с уровнем местной медицины у шатена были бы высокие шансы на выживание, но нам повезло иметь в команде говно-гения, который буквально вырывает нашего инженера из лап смерти. Я ассистирую, дрожащими руками вкалывая бедному мальчику обезбол и при помощи Шита переливая пятьсот миллилитров своей первой отрицательной, наиболее подходящей для донорства. Чёрт побери, до этого мне доводилось вытаскивать людей из-под снега после лавины, оказывать первую помощь и даже пару раз транспортировать пострадавших вниз, в базовый лагерь, но я ни разу не врач и не представляю, как и что правильно сделать. Зато наш доктор знает, хоть и признаётся, что опыта у него недостаточно для уверенности в благополучном исходе операции. Это переносит меня на новый круг личного ада, но помощи ждать неоткуда, и мне приходится скрутить в бараний рог свои эмоции и засунуть так глубоко, как только это вообще возможно.

Работаем в тех условиях, что есть, перед операцией отправив срочное сообщение о помощи Пиксису. Нам приходится отрезать культю по колено — слишком сильно порвало мышцы голени осколками. На Петера страшно смотреть после операции, да и я сама, думаю, не лучше выгляжу, но мы больше ничего особо сделать не можем.

— Ты хорошо поработал, док. — Пошатываясь, я дохожу до кухни и готовлю нам обоим крепкий сладкий чай. В операционной он был главным, но сейчас эту роль снова придётся взять на себя мне. — Иди в душ и спать. Только недалеко. Я обо всём дальше позабочусь. Если что — разбужу.

— Да как же мне уснуть-то? — срывается Шит, разбивая чашку.

Я бы тоже сейчас что-нибудь разбила, а лучше бы вообще не допустила той ситуации, но… Но мне приходится собрать себя по кусочкам, на время усыпив твердящее о моей вине чудовище.

— Хотя бы попытайся. — Мягко кладу руку ему на плечо. — Дину ты будешь нужнее в отдохнувшем виде. Иди. Это приказ, если хочешь.

— Иди ты на хер со своими приказами, босс, — беззлобно огрызается Петер, но послушно встаёт.

— Я бы пошла, но с предложениями что-то голяк, — нервно шуткую я в ответ и возвращаюсь в палату к инженеру.

Всё, что могу лично я сейчас, — это дождаться врача и отдать ему все запасы своих более продвинутых лекарств и показать, как делать при помощи эластичных бинтов компрессионную терапию. Обезболивающего теперь явно недостаточно, поэтому я щедро выделяю некоторую его часть команде химиков, заставив ребят разработать местные аналоги анестезии. Ещё через два часа доверенный врач уезжает, подтвердив, что мы проделали хорошую работу и что Гёсслер теперь вне опасности. Тот же врач подробно объясняет нам, как именно теперь нужно будет ухаживать за пострадавшим товарищем.

Только спустя несколько дней после инцидента я замечаю, что, кажется, вся эта ситуация довольно сильно повлияла на сына — у него и так гормоны в голове играют, а тут примешивается ещё и обида на меня за то, что не только отправила его куда подальше, заставив уживаться с местными бесхребетными детишками, не видевшими настоящей жизни, но и дала его другу пострадать. Ещё и гоняю команду по проектам вместо того, чтобы днями и ночами сидеть у постели спасшего меня человека. Что ж, я молчу. Он ведь у меня умный мальчик и сам понимает, что не прав и ничьей вины в случившемся нет — мы совсем новички в такой области, и поэтому неудивительно, что что-то взрывается. Да и пострадавшему инженеру моё постоянное присутствие было бы только в тягость. Ему хватает и того, что я упорно прихожу раз в три часа, заставляя двигаться и делать упражнения на выносливость. Ладно, в конце концов, сын перебесится и успокоится.

Вместо того, чтобы обращать внимание на психи Леви, я обращаюсь к более насущной проблеме Гёсслера, который после ранения впал в депрессию и не видит смысла в продолжении своей работы, а только постоянно трогает обрубок ноги, который теперь будет с ним навсегда. Я даю ему месяц на пестование своего горя, пока заживает и рубцуется рана, а потом с ноги открываю дверь «временного лазарета». У меня наконец вышло придумать более-менее рабочий вариант решения проблемы, и дальше давать своему молодцу падать в кроличью нору отчаяния я не собираюсь.

— Ты ведь не хочешь быть калекой, мальчик, — говорю я потерявшему свою привычную улыбку шатену, буквально насильно натягивая поверх амортизирующего слоя ваты и ткани первый вариант протеза, сделанный мною из говна и палок, и тут же поднимаю мужчину с кровати.

В комнате мы с ним одни, поэтому его гордость, даже если он не устоит сразу, никак не пострадает. М-да, выглядит получившаяся у меня монструозность, конечно, убого и на редкость уёбищно, но, тем не менее, конструкция уверенно держит Гёсслера.

— Ты ведь инженер, мать твою в колодец раком! Так создай себе новую ногу, преврати свой, как тебе кажется, недостаток, в преимущество! Например, ты можешь установить в неё дополнительный баллон с газом для большей скорости и стабилизации УПМ или набор с инструментами прикрутить, или вообще всё что угодно. Ты же чёртов гений и умница, в конце концов, не то что бесполезная я, и можешь вообще всё. Так соберись и действуй, чёрт тебя дери!

— Я… Я могу? — несмело спрашивает веснушчатый обаяшка и, опираясь на мою руку, делает первый шаг до костылей, которые будут ему помогать, пока он не научится ходить снова.

Тень робкой улыбки прокрадывается обратно на чуть бледные сейчас от долгого сидения взаперти щеки. Я усмехаюсь, подойдя к нему вплотную. Конечно, мне приходится задирать голову, что обычно немного раздражает, но это сейчас неважно. Говорить с ним, глядя сверху вниз на больничную койку, бесило меня куда сильнее.

— А что, слабо, что ли? — подначиваю я своего лучшего сотрудника. — То есть привод полностью переделать — это тебе плёво, пневматическую пушку с нуля разработать — легкотня, а вот как ногу себе заебошить, так резко выясняется, что ты вдруг «не можешь»? Мама твоя по ходу не ронять тебя в детстве не могла, а ты, малыш. — Тыкаю пальцем ему в грудь для весомости. — Один из лучших инженеров стен. Так что будь добр, возвращайся в строй. Даю тебе максимум две недели на твою… небольшую халтурку. Если не управишься в срок, я… расстроюсь.

— Да, мэм! — гаркает Гёсслер, и я снова начинаю узнавать нашего наивного мальчика. Вот так-то лучше.

— И даже не думай, что после того, как ты все исправишь, эта ситуация освободит тебя от тренировок! — добавляю я для пущего эффекта. — Наоборот, попрошу Леви гонять тебя до седьмого пота, чтоб даже не думал возвращаться в лазарет, шланг ты наш гофрированный.

— Так точно, мэм! — Гёсслер, зажмурившись, зачем-то салютует мне, как в самом начале знакомства, а после вдруг обнимает, пряча выступившие слёзы в складках моей рубашки.

Обнимаю этого ещё, в сущности, ребёнка, пусть и великовозрастного, в ответ и ерошу жесткую щётку чуть кучерявых волос, принимая на себя часть его веса. Всем нам порой нужна поддержка, даже двадцатилетним мужикам.

— Возвращайся скорее в строй, мой герой. Нам тебя не хватает.

Спецу требуется всего неделя, чтобы разработать рабочий прототип протеза, в который он, по моей указке, вставил-таки подобие выдува газа и сам баллон, заодно придумав механизм, позволяющий «сбрасывать» старые баллоны, как гильзы в огнестреле, а не доставать их каждый раз вручную. Так свою потерю он смог превратить в новую вариацию привода и свою значительно возросшую скорость во время полётов. И, глядя первый раз, как поддерживаемый сыном Гёсслер взлетает, зацепившись тросами за деревья, я как никогда гордилась тем, что этот отважный мальчик есть в моей команде.

Кстати, о сыне. Леви понимает свою ошибку ещё тогда, когда поддерживаемый мною и костылями Гёсслер выходит из лазарета на своих… пусть будет на своих двоих, в конце концов. Это видно по глазам и по его изменившемуся отношению ко мне. Но вот на извинения его пробивает только после той тренировки, на которой стало ясно, что наш главный инженер окончательно восстановился. Леви неслышно подходит ко мне, присаживаясь рядом на бревно и наблюдая, как Гёсслер вполне себе бодро направляется в сторону дома. Я молчу, делая вид, что все нормально. Без понятия, как надо справляться в таких ситуациях, но я выбираю тактику игнорирования. Не сына — самой проблемы. И просто наслаждаюсь хорошим солнечным днём.

— Мам, я облажался, — констатирует наконец моя фасолина, и я мгновенно раскрываю руки для объятий. Нет ничего, что не смогли бы исправить хорошие обнимашки. Леви, прямо как раньше, пристраивается у меня под боком, вот только теперь ему уже не так удобно — габариты не те. — Прости. Вёл себя как полное дерьмо.

— Проехали, ёжик, — нежно говорю я в ответ и со смешком отмечаю: — Кажется, ещё года два-три, и ты выше меня вымахаешь. А ведь чуть ли не вчера был таким замечательным маленьким мальчиком, а теперь посмотри-ка. Похоже, ты у нас в рекордные сроки становишься не менее замечательным мужчиной. Ты бы притормозил немного, а то я скоро совсем перестану за тобой успевать. — Щёлкаю его по носу. — Не запаривайся слишком сильно. Ты меняешься, пытаешься нащупать рамки дозволенного во взрослом мире, ищешь своё место. Именно поэтому я отправила тебя в школу, чтобы ты взрослел рядом со сверстниками, переняв хоть немного их беззаботности. Переходный возраст — совершенно обычное дело для любого человека. Я была ещё хуже, уж поверь. И мне даже страшно представить, какой будет Изабель года через три-четыре!

Мы вместе смеёмся, понимая, что эта егоза ещё задаст нам обоим жару. Буквально месяц назад она спёрла тестируемую модель УПМ и попыталась взлететь. Итог был бы печальным, если бы наш доктор не заметил её шалость и не поймал ещё в воздухе. Отсмеявшись, говорю уже серьезно:

— Да, иногда ты будешь меня расстраивать, иногда не будешь слышать и наверняка когда-нибудь поступишь ровно противоположно тому, что я тебе посоветую. Но я хочу, чтобы ты знал — это не изменит моего к тебе отношения. Любить тебя меньше я не стану, солнце моё. И всегда буду на твоей стороне, чтобы поддержать, если ты вдруг оступишься. Просто будь счастлив и здоров, а с остальным дерьмом мы разберёмся.

— Я постараюсь всё-таки так больше не делать. А что до школы, то это даже немного забавно. — Леви задумчиво смотрит на верхушки деревьев. — Хочешь, покажу тебе, как переворачиваться для броска или выстрела назад в воздухе?

— Ну, лишним мне это точно не будет. Показывай, капитан! — Поднимаюсь первой, поправляя ремни и цепляя УПМ на пояс.

Останавливает ли случившееся несчастье эксперименты с оружием? Нет, но теперь мы будем вдвойне осторожны.

* * *

В тридцать шестом году у нас появляются первые серьёзные успехи. А ещё нашему отделу наконец дают добро подняться на стену. Мы проезжаем через Шиганшину, и я всеми силами заставляю себя проехать мимо дома Гриши Йегера, направившись сразу на стену.

Зрелище оттуда открывается… показательное: копошащиеся внизу гиганты вызывают безотчётный ужас своими доброжелательными улыбками, достойными лучших продавцов компании «Орифлэйм», и на первые несколько секунд у меня возникает безотчётный страх напополам с почти желанием проверить, что будет, если упасть с высоты шестнадцатиэтажного дома прямиком в гостеприимные пасти, но потом я беру себя в руки. Да, в моём мире такой ебанины нет, но у нас есть вещи и похуже. Соберись, Алиса.

В итоге для нашей семьи из Подземного Города важным становится совсем другой вид. Пока спецы фиксируют новые данные, мы с детьми смотрим на бескрайние просторы равнин, убегающих за горизонт и сливающихся с облаками, и я с удовольствием поясняю малышам, что именно из-за такого эффекта человечество в конце концов и доказало, что живёт на круглой планете, а не на плоскости. Леви, чуть помолчав, подходит ближе и приваливается ко мне плечом к плечу, тоже с восхищением глядя на то, как медленно солнце катится в сторону горизонта.

— Далеко ли отсюда море? — тихо спрашивает мой мальчик.

— Я не знаю наверняка, но, думаю, что неделях в двух пути примерно, — спокойно отвечаю я ему, наблюдая за тем, как один из титанов, почему-то смутно знакомый, что до этого стоял на четвереньках у опушки, внезапно разворачивается и бежит в противоположную от стен сторону. Неужели это Имир?

— Хах, кто бы мог подумать, что четверо жителей Подземного Города когда-нибудь попадут на «последний рубеж человечества», — хмыкает стоящий с другой стороны Фарлан. — Надеюсь, ты не потащишь нас дальше, прямиком в глотки этим уродам?

— Я похожа на суицидника? — хмуро интересуюсь я у этого остряка.

— Иногда, — парирует блондинистая зараза.

— Справедливо. — Киваю, присаживаясь на самый край стены. — Вряд ли бы нормальный человек решился сбежать из Подземного Города с тремя детьми под мышкой.

Мы все четверо хмыкаем, вспоминая, как, почти не доверяя друг другу, уматывали от целой банды. Дети отходят к команде, спеша поделиться своими впечатлениями от увиденного на стене, а я просто наблюдаю за прекраснейшей природой — такой, какой она бы была без вмешательства человека и у нас. То чувство, которое я испытываю сейчас, чем-то похоже на абсолютный восторг, посещающий альпинистов всякий раз на очередной покорённой вершине, когда кажется, что весь мир лежит у твоих ног.

Какая-то мысль вертится на краю сознания, и я с прищуром смотрю на протянутые к нам безобразные руки. Титаны следят за детьми, за спецами, но я не вижу ни одного, кто бы хоть ненадолго фиксировал свой взгляд на мне. Я сижу немного в стороне от остальных и, может, им поэтому плевать? Да, мне точно показалось…

— Эй, Леви, подойди ко мне, пожалуйста, — прошу я сына, с интересом наблюдая за титанами внизу.

— Что такое? — замечает малыш моё недоумение: вместе с ним под нами пристраиваются трое гигантов.

— Ты тоже это видишь? Какого дьявола?! — Внимательно гляжу на этих тварей, а потом, оставшись на месте, прошу Леви отбежать ещё метров на тридцать.

Подо мной никто не остаётся — все трое титанов в бодром темпе устремляются за сыном. В голову лезут не самые приятные мысли, но я пока что гоню их от себя куда подальше, хмуро сообщая только вернувшемуся мальчику:

— Знаешь, по-моему, они не реагируют на меня. Пожалуй, стоит попробовать спуститься ниже… Подстрахуешь?

— Зачем тебе это? — Малыш зеркалит мой озабоченный вид.

—Ну, один умный человек из моего мира сказал, что врага надо знать в лицо. — Пожимаю плечами.

— Но не буквально же. — Леви укоризненно смотрит на меня.

— Видимо, сегодня придётся вполне буквально. Пойду спрошу у Пиксиса совета. Вдруг для этих безмозглых махин такое поведение в порядке вещей. — Вся эта ситуация очень уж дурно попахивает.

Мой друг не очень понимает, что за вожжа попала мне в одно место, но путём нехитрых наблюдений мы понимаем, что таки да, титанам абсолютно насрать на моё присутствие на стене. С разрешения начальства и страхуемая двумя солдатами Гарнизона, я всё-таки решаюсь спуститься для проверки теории, которая мне совсем не по душе. Выпускаю тросы, крепко цепляясь за верх стены, и осторожно слезаю вниз, чуть вдалеке от основной кучки, собравшейся под командой. Гарнизоновцы страхуют пока что сверху.

Я всё-таки и в самом деле умирать не очень хочу, поэтому держусь куда выше уровня, до которого могут достать огромные культяпки. Но даже когда я попадаюсь на глаза одному из несчастных обращённых эльдийцев… Ничего не происходит. Меня словно не видят. И тогда я решаюсь на совсем уж сумасшедший поступок: спускаюсь на уровень голов самых высоких тварей. Мимо проходит один из них, и у меня волосы встают на затылке — всё это время я смотрела налево, на основную группу, совсем забыв, что титаны тут как бы везде. Но даже так, прошедший мимо титан не замечает меня, хотя моя тушка находится очень уж удобно на уровне его глаз. Похоже, моя дурацкая, по сути, теория, подтверждается всё больше. Я не принадлежу этому миру, поэтому эти тварюшки меня и не видят. Я им попросту неинтересна. Немного разозлившись на себя за такую абсурдную идею, совсем спускаюсь на землю с другой стороны стены. Подошвы сапог зарываются в высокую, никем не тронутую траву, а совсем неподалёку пасётся стадо оленей, не боящихся человека от слова совсем. Однако, когда я стою за пределами доступных человечеству земель, мои мысли занимает совсем не величие природы вокруг, а то, нет ли здесь опасных для жизни клещей. Надо будет потом провериться, прежде чем спускаться в город. Я всё ещё напряжена и готова дать дёру в любой момент, но титаны проходят мимо, осторожно обходя меня, как животное, и я расслабляюсь. Неподалёку цветёт подозрительно знакомый по запаху куст. Его мне частенько приходилось пить во время реабилитации. Лекарственный жасмин. Я делаю первый несмелый шаг, подходя к кусту, и растерянно оглядываюсь вокруг. Чувствую себя каким-то вором и вандалом. Но внутри стен жасмина нет, а с моим прошлым анамнезом он бы совсем не помешал, поэтому я наконец решаюсь и отрезаю ножом несколько веток. Теперь я смогу переселить эту прелесть в свой сад. С новоприобретённым букетом я поднимаюсь обратно.

М-да, мои выкрутасы точно не прошли даром. Если мои ребята вполне спокойны — наверняка пришли к той же теории, что и я, то вот Гарнизоновцы порядком на нервах. Их, впрочем, усмиряет Пиксис, миролюбиво интересуясь, как там погодка внизу. Мне ничего не остаётся, кроме как пошутить, что несмотря на подавляюще «мужской» состав наших врагов, на меня, увы, никто из них не польстился. Видимо, я слишком токсична даже для гигантов.

— Знаешь, если бы среди них была бы хоть одна красивая женщина-титан, я был бы вовсе не против стать её обедом, — мечтательно отвечает на мои шуточки начальник, усмехаясь в усы.

Тоже хмыкаю и не удерживаюсь от подколки:

— Ты б не каркал, что ли. А то однажды появится горячая блондинистая баба-титан, и что ты тогда будешь делать?

— Посмотрим по ситуации, — пофигистично реагирует на очередное моё небольшое предостережение Пиксис.

И только Леви смотрит очень внимательно, словно понимает, что я не совсем шучу. Ну да, малыш, в каждой шутке есть доля… отборнейшего говна, если брать в рассмотрение наш конкретный случай.

На обратном пути я всё же не могу себя удержать, заметив в толпе супружескую пару Арлертов, как и маленького Армина, сидящего сейчас на шее у отца.

— Пиксис, я ненадолго, — отпрашиваюсь я у начальства, слезая с телеги. — Встретимся у ворот. Возможно, мой штат сотрудников пополнится ещё на двух человек.

Мой друг приподнимает бровь, но, уже привыкнув доверять мне в том, что касается отдела, лишь кивает, попросив поторопиться.

Я аккуратно выцепляю Арлертов из толпы, тихо сказав, что знаю про их небольшие «шалости», и предложив поговорить в их доме. При поддержке бесконечных расспросов деда Армина, как и моих документов из Гарнизона, мне всё-таки верят, что я не просто так к ним пришла и что злого умысла у меня тоже не имеется. Пришлось рассказать, что если их эксперименты по созданию воздушного транспорта продолжатся, то довольно скоро за ними придёт Военная Полиция.

— Я понимаю, это сложно принять, — тихо говорю я, наблюдая за тем, как маленький Армин копошится на ковре. — Но вам не обязательно умирать. Поезжайте со мной, продолжите свою работу уже в моей лаборатории, под защитой Гарнизона. Но вам придётся сказать сыну, что его родителей убили за попытку улететь за стены.

— Что за бред? — хмурится старший Арлерт.

— Это моё условие. — Пожимаю плечами. — Мы прикроем вас, дадим новые документы и возможность и дальше заниматься полезным делом, но в обмен вы должны поддержать версию, что прежнюю чету учёных Арлертов убили. Тогда Военная Полиция будет разбираться внутри себя, а не полезет к нам. Со мной самой та же песня — большинство моих идей приходится прикрывать чужим именем. Это сможет спасти всю вашу семью, включая малыша. Вы ведь не будете настолько наивны, чтобы подумать, что те твари из столицы пощадят ребёнка, когда придут за вами?

Я нарочно давлю на самые болевые точки, ощущая себя последней дрянью.

Конечно, Армина спасёт его дед. Но лучше я сейчас прогну их в нужную сторону, чем потом таких талантливых людей просто убьют. Дьявол, кажется, я начинаю мыслить, как Смит. Чёрт, надо заканчивать с ложью. Поспешно подслащаю пилюлю, если это, конечно, можно вообще назвать «подслащением»:

— Вы снова сможете воссоединиться с семьёй спустя десять лет, и тогда у вас больше никогда не будет проблем с правительством, обещаю.

Как ни странно, но мои хреновенькие убеждения работают:

— Думаю, у нас нет особого выбора, дорогой. — Госпожа Арлерт качает головой, положив руку на плечо мужа. — Мы согласны.

— Мудрое решение. — Я встаю из-за стола, пожимая им обоим руки. — Теперь вы официально под моей ответственностью. Собирайтесь, у нас совсем немного времени. И… Мне искренне жаль, что вам пришлось делать такой сложный выбор в столь сжатые сроки.

* * *

Рандеву с монстрами возымело ошеломительный успех. Теперь вся команда ещё сильнее стремится сделать всё, что только можно, лишь бы поскорее выпустить оружие против титанов и допилить уже имеющееся (например, изобрести нормальный аналог с более плавным распределением нагрузки местным ремням для УПМ). В том числе на нашем тренировочном поле появляются снаряды куда функциональнее старых поворотных картонок — наши «титаны», управляемые системной тросов, могут теперь, как куклы-актёры, поднимать руки, крутить головой и «приседать», потому что сделаны трёхмерными. Эдакие огромные марионетки. Судя по отзывам Леви, наш вариант больше подходит для подготовки, так как показывает движения противника и учит, как на них реагировать. Выкуси, Смит! Вот только и народа, управляющего новыми макетами, требуется многовато.

Чета Арлертов гармонично вливается в коллектив, выгодно дополнив наших военных инженеров. Теперь ведутся обсуждения, что можно сделать не просто «Катюшу», из которой не слишком-то удобно палить по шеям гигантов с земли, а вести обстрел вообще с воздуха, построив полноценный дирижабль. Что ж, мне нравится идея того, что людям не придётся приближаться к тем тварям, чтобы их убить, поэтому и этот проект мы тоже включаем в список «разработать и побыстрее».

И если на лоне изобретений всё идёт более чем бодро, то вот в личном плане… Весёлого мало.

Леви, Фарлан и Изабель втроём устраиваются в какую-то таверну неподалёку от базы. Ребята всерьёз решают потихоньку начать искать своё призвание в жизни и начинают, как и их бывшие одноклассники, с самых низов. Для Леви, разумеется, такая работа не в новинку — всё-таки мы с ним порядочное количество времени отпахали у Майса, а вот Изабель довольно быстро «сливается», не выдержав нагрузки и на работе, и в школе. Фарлан же успевает закрутить с какой-то клиенткой и теперь страдает от неразделённой любви — его кокетка оказалась вполне себе счастливой замужней женщиной. Разумеется, все эти сопли, комплексы и юношеские проблемы ложатся на меня. Ну, дети пытаются, по крайней мере, их на меня складировать. Но что я могу им сказать? С Изабель всё было более-менее просто: совет сосредоточиться на учёбе, а не на работе, был мне вполне по силам. А вот Фарлан… Сказать ребёнку, что он сам дурак, что влюбился в мадам постарше? Херовенький вариант. Поддержать словами, что такое часто бывает и он не единственный лопух на этой планете? Ну такое себе утешение. Поэтому в итоге я делаю то, что в своё время сделал мой отец для старшего брата, будучи совсем неуверенной в том, что в нашем случае это будет такой уж охуенной идеей — затариваюсь бухлом и увожу блондина с утра пораньше на рыбалку. Для «мужского», мать его, разговора.

— Скажи-ка мне, дорогуша, — порядком поднабравшись для куражу, обращаюсь я к Фарлану, продолжая глядеть на поплавок. — Ты и в самом деле любил ту женщину, или она просто была удобной для тебя?

Мальчик вскидывается и открывает уже было рот, но я перебиваю ещё не начавшееся бугуртение утончением:

— Прежде чем ты начнёшь меня уверять, что второе — вообще не про тебя и «фу-фу-фу», подумай хорошенько. Мне не важно, какие у тебя будут отношения с противоположным полом. Мнение о тебе никак от этого не изменится. Только оставайся после своих пассий здоровым и помни о ЗППП, ладно?

— Да, я помню, — кивает пацан и отворачивается, чуть краснея. — Ты права, я… Я уже не так уж и уверен, что действительно любил Марианну. Скорее, мне, ну, было интересно?

— Понимаю. — Задумчиво киваю и тянусь к бутылке, отхлёбывая побольше. Вот мы и подошли к самой мякотке. — У меня всё было точно так же. Не помню, чтобы хоть раз всерьёз увлекалась мужчиной именно в любовном плане. Скорее «пробовала» понравившихся мне парней.

— Ты это серьёзно? — изумляется блондин, растерянно глядя на меня.

Ну, давай, раз уж начала. Мне требуется ещё пара глотков, после чего я передаю бутылку мальчику. Да, подросткам нельзя, да, плохо для организма, но здесь он уже, вроде как, совершеннолетний, так что сам разберётся, пить ему или нет.

— Мой отец был человеком очень строгих правил и часто не позволял мне многих вещей, обычных для остальных сверстников. В том числе и встречаться с мальчиками. По его мнению, ничего, кроме учёбы, музыкалки и секции альпинизма, не должно было меня волновать. Поэтому я сбежала из дома и в каком-то клубе… Э-э, это что-то вроде бара с танцевальной площадкой, в общем, подцепила себе мужчину намного старше. Не могу сказать, что мне было особо приятно в процессе или что не было мерзко от себя позже, или что никаких последствий тот проёб мне не преподнёс… но как-то так повелось, что дальше я гораздо спокойнее воспринимала эту сторону жизни и занималась сексом исключительно «для здоровья». Поэтому я не вижу проблемы с тем, что ты переспал впервые не от большой любви, а из интереса. Но… — Оборачиваюсь к нему, понимая, что сейчас вполне могу послать его по своему, не самому, если честно, радужному пути. — Но я не думаю, что то, как жила я, — правильно. Попробовать — это одно, но вот постоянно блядствовать — уже совсем другое. Не гонись за сиюминутным удовольствием, оно того не стоит. Лучше постарайся найти человека, который будет тебе по душе. У меня на это, к сожалению, просто не было времени в той жизни.

— Почему это? — недоуменно интересуется блондин.

— Сначала школа, потом университет и параллельная с ним работа, сборы, тренировки… — Сглатываю, но продолжаю: — А потом стало уже поздно. Не говори нашим, но в двадцать два мне сказали, что я болею одной очень серьёзной даже для моего мира штукой, от которой почти невозможно вылечиться. А там дальше всё пошло по такой глубокой пизде, что мужчины и вообще все люди вокруг стали мне почти совершенно равнофигственны. Поэтому, уж извини, но никаких советов по таким темам как «а что делать, если мне не отвечают взаимностью» или «а куда сводить девушку на первое свидание» вы от меня не дождётесь. Я могу объяснить, как не напороться на насильника или вымогающую бабло после секса шлюху, как предохраняться и что делать, если последствия таки появились, но со всей романтической чушью буду слать вас к Пиксису. Он явно знает побольше моего в таких вещах.

— Ну а почему ты не попробуешь здесь? — вдруг спрашивает резко посерьёзневший блондин. — И та твоя болезнь… Ты ведь вылечилась?

Некоторое время я молчу, не желая его расстраивать. В конце концов, в те горы я ехала, почти наверняка зная, что это моя последняя поездка куда бы то ни было. Рак, к сожалению, имеет свойство возвращаться, даже если мне и удалось победить его впервые, то во второй раз прогнозы были куда менее оптимистичными. Но вот я здесь, живу уже почти пять лет, когда должна была по самым смелым прогнозам умереть ещё четыре года назад. Наконец я нахожу достаточно расплывчатый, но исчерпывающий ответ:

— Я не знаю. В вашем мире моя болезнь не диагностируется. Поэтому пока не будет каких-то серьёзных симптомов, мы не узнаем наверняка. А встречаться ни с кем я не хочу потому, что тогда мне бы пришлось скрывать от любимого человека свою историю и свою возможную болезнь, что для меня абсолютно неприемлемо. Ты ведь видишь, что я придерживаюсь политики честности с дорогими мне людьми.

— Но отделу-то ты о себе рассказала. — Эта язва прищуривается, и я фыркаю, поняв, куда он клонит. — Не думаю, что добавь ты про болезнь, что-то сильно бы изменилось. Скорее, наоборот…

— Если ты намекаешь на кого-то из наших, то они все слишком уж юные для меня. — Отмахиваюсь от всех инсинуаций, прервав явно скабрезную шуточку. — Мне тридцать восемь, а самому старшему из них хорошо, если двадцать девять, и тот уже вполне счастливо и глубоко женат. Это раз. И два — я против отношений на рабочем месте, чего и тебе советую. Выбирай предметы интереса из своей «весовой категории». Слишком уж много потом мороки, если не следовать этому простому правилу.

— Да ладно? Ты?.. — А малыш-то догадливый.

— Ну, был у меня в геофизической конторе один начальник… — С намёком ухмыляюсь в ответ и поднимаюсь с табурета, едва успевая словить резко дёрнувшуюся удочку. — О, кажется, большая рыбка-то клюёт!

---

Примечания:

Я не знаю заранее, когда выпущу оставшиеся главы, но, думаю, что после следующей мы сделаем остановку и я выложу недели через 2-3 всё скопом, чтобы не нервировать читателей неизвестностью. Или, может, вы предпочтёте такой же график, как сейчас? ?

Примечания:

Ну что, пошла жара! ? готовьте лёд ?

---

Примерно с пятнадцатилетия Фарлана дети начали праздновать их дни рождения по-своему, и я всегда приветствовала такое — всё же почти семейные вечеринки немного не подходили для подростков. Им хотелось движа, а позже и общения со сверстниками без присмотра с моей стороны. Вот и весной сорокового года вся троица куда-то умотала с самого утра праздновать четырнадцатилетие нашей красавицы, прихватив старые УПМ. Наверное, решили устроить посиделки в лесу, подальше от взрослых. С улыбкой проводила стартовавших сорванцов, пообещав сделать шарлотку к их возвращению. Никогда в жизни с тех пор, как мы вышли на поверхность и более-менее залегли на дно, мне не приходилось переживать, что с детьми может что-то случиться, ни разу. Ведь с ними был Леви, который находил выход из любой, даже самой трудной ситуации. Да и Фарлан тоже всегда мастерски заговаривал зубы. В общем, у проблем не было и шанса против этой троицы.

Хорошенько размявшись на кухне, накормив Жуть и подготовив всё к сегодняшней вечеринке, я засела за отчёты. Всё же работу никто не отменял и мы готовились закрыть гештальт. Всё, что только можно было придумать, начиная от описанных в оригинале «громовых копий» и вплоть до воздушного шара с установленными на борту пневматическими пушками, было разработано и готово к испытаниям и дальнейшему массовому производству. Теперь нам оставалось лишь вовремя представить всё это великолепие Пиксису официально. Вот только когда должно было настать это самое «вовремя», я не знала. Если пойду с козырей раньше времени, старший Аккерман или любой другой высокопоставленный… Герр из Военной Полиции всё ещё может нанести нам «визит вежливости». Но если дать изобретениям ход слишком поздно — можем и не успеть разработать план с их использованием к сорок пятому году… Эх, вот бы кто-нибудь поумнее подал мне знак, что пора начинать действовать. В дверь постучали. Не поняла? Кого там ещё принесло?

По старой привычке прихватив нож, открыла дверь, впуская неожиданного визитёра. Запыхавшийся гарнизоновец всё никак не мог отдышаться от быстрой езды.

— Вы от Пиксиса? — поинтересовалась чисто для интереса. Вроде бы никаких срочных заказов наш отдел не получал…

— Да, то есть нет, то есть… Простите, — вконец смешался офицер. Я приподняла бровь и привалилась к дверному косяку плечом, ожидая продолжения. — По приказу главы Южного округа, я обязан сообщать о всех правонарушениях ваших детей незамедлительно!

Пару мгновений стояла оглушительная тишина.

— Что, простите? — мне ведь послышалось, да?

— По обвинению от Разведотряда за незаконное применение маневровых устройств в черте города были задержаны Леви Аккерман, Фарлан Чёрч и Изабель Магнолия, мэм. Приказано было сразу вам докладывать, если вдруг что…

— Какое отделение?! — рявкнула, резко прерывая его.

— З-западное отделение Троста, — только и успел сказать солдат, как я уже, метнувшись в прихожую, достала свои документы и чековую книжку, выкинула нож на тумбочку и, засовывая всё необходимое в небольшой рюкзак, вылетела из дома.

— Спасибо за вашу службу! — крикнула напоследок, пинком открывая дверь небольшого гаража с велосипедами. Здесь же обнаружился один из инженеров, проверявший сейчас наш транспорт.

— Майк, я в город. Надо разобраться с одной хренью. Если сюда приедут разведчики, шлите их на хер, если надо — при помощи предупредительного выстрела в воздух солью. Наша территория временно закрыта для всех, кроме Гарнизона. И скажи нашим убрать всё… заметное и быть наготове. У меня плохое предчувствие. Всё ясно?

— Да, Алис, конечно, а что случилось-то? — выбежал он за мной.

— Дети в тюрьме у меня, блять, случились, а так всё заебись просто! — рыкнула в ответ, давая нехилого газу.

* * *

У самого отделения чуть не наезжаю на небольшую группку раскорячившихся на всю улицу солдат, едва успевая вывернуть руль вбок. Разумеется, велосипед запинается о бордюр и я красивой ласточкой лечу прямиком на ступени здания. Но вбитые многими падениями при использовании манёвров рефлексы заставляют меня чуть скорректировать свой полёт руками и приземлиться уже на небольшой платформе перед дверью, гася подошвами остаточную инерцию. Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, я распрямляюсь, отряхивая дорожную пыль со штанин. Те солдаты наверняка ждут моих извинений, но похрен. Уверенно захожу внутрь, не оборачиваясь. Сейчас не до вежливых расшаркиваний, главное — успеть забрать детей, пока не прибыла Военная Полиция для разбирательства.

— Здравствуйте, — киваю мужику в регистратуре и протягиваю свои документы, в том числе и корочку из Гарнизона. — Алиса Селезнёва, пришла из-за своих детей.

— А, тех троих с приводами, что ли? — усмехается солдат, проходясь по мне довольно похабным взглядом. Молча терплю, с мягкой улыбкой и чуть приподняв брови, и мужик наконец сдаётся. — У вас будет пять минут наедине. Свои вещи оставьте вот в этой коробке.

— Благодарю. Могу ли я, пожалуйста, взять для детей воду? — мне снисходительно кивают и я следую за солдатом вниз по лестнице, прихватив пару бутылок из рюкзака.

Затхлый запах подземелий тут же ударяет в нос, а полутьма вызывает из глубин памяти не самые лучшие воспоминания. Ряд камер с решётками, напоминает решётки на окнах торгового квартала Подземного города, а чадящие факелы на стенах раскрашивают пространство вокруг в серо-бурые тона. Всё по канону, мать его. Мои дети сидят в предпоследней камере, слава богу, отдельно от остального местного контингента. Коротко осматриваю их — вроде целы, но вот Леви почему-то весь в грязи. Что-то вся эта ситуация мне напоминает… Мой сын поднимает голову и холодная сталь из-под мокрых прядей заставляет меня мигом вспомнить, откуда я знаю эту ситуацию. Нет… Та лажа же должна была произойти в сорок четвёртом, не сейчас! Почему всё произошло так скоро? Это из-за меня?! Нет, стой, успокойся, Алиса. Потом поистеришь. Я, всё ещё надеясь на чудо, отпускаю охранника и пинком придвигаю табурет вплотную к прутьям, тут же переходя к делу.

— Вот вода. Леви, умойся, — говорю отрывисто, протягивая бутылки через решётку, и поворачиваюсь к Фарлану. — Быстро и чётко. Что произошло?

— Мы спокойно летали в пределах нашей территории, а потом решили забраться немного дальше, где мы ещё не были, но были всё ещё в пределах нашего леса, — зачастил блондин. — Потом за нами увязались военные. А у нас с Изабель же нет разрешений. Ну Леви и сказал, что мы оторвёмся от них. В лесу особо не спрячешься и мы полетели в город… — Я прикрыла глаза рукой, понимая, что было дальше. — Но нас в конце концов довольно быстро поймали. Оказалось, что это не Гарнизон и даже не Полиция, а Разведчики, и…

— Дай-ка угадаю, — отняла ладонь от лица и ещё раз внимательно их осмотрела. У Изабель был отрезан левый хвостик, а на щеке виднелась пара царапин, и она всеми силами старалась это от меня скрыть. Вот сволочи. — Вас поймал тот самый мужик, с которым мы довольно часто уже виделись.

— Смит, — произнесли мы одновременно с Фарланом, и я кивнула, подтверждая свои догадки.

— Что он потребовал в обмен на ваше освобождение? — спросила чисто из интереса, примерно понимая, что мог попросить этот чёртов манипулятор.

— Сначала спросил, кто обучал нас пользоваться УПМ, а потом сказал, что если мы не хотим следующие пять лет провести в тюрьме, то он может принять нас в Разведкорпус. Обещал вернуться через три часа…

— Понятно. Приведите себя в порядок, — я поднялась со стула. Наверняка Пиксис уже обо всём знает. Мне нужно просто вывести отсюда детей, а там уже он разберётся с остальным. — И Леви… Ты молодец. Спасибо, что заступился за Фарлана и Иззи.

— Я ведь обещал, — мрачно ответила моя фасолина, насупившись и мигом напомнив совсем мелкого ещё себя. — Забыла?

— Нет, не забыла. Всё равно молодец, — нежно улыбнулась в ответ, из-за атмосферы вокруг невольно сравнивая этого взрослого Аккермана, который вымахал уже выше меня, и того милого, мягкого Леви, который уютно свернувшись клубочком обещал мне позаботиться о своих новых родственниках, и протянула свою тёплую кофту. — Вот, не сидите на холодном. Скоро пойдём домой.

Из подземелья я выходила уже готовая к бою, вооружившись своим лучшим оружием — мозгами.

— Ну как, поговорили? — скучавший до этого солдат поднялся мне навстречу.

— Да, спасибо вам огромное! — мягко улыбаюсь, принимая из его рук свои вещи, с горечью замечая. — Дети такие непоседливые теперь пошли…

— Это да, мэм, — ведётся солдат, заглядывая в моё открытое из-за отсутствия кофты декольте и снисходительно успокаивает. — Ваши ещё ничего: не сопротивлялись, не грубили, вполне спокойно прошли в камеру. Давненько у меня таких образцовых «подопечных» не было.

— Ох, правда? — старательно краснею, опуская взгляд, нервно тереблю ворот рубашки, и тут же стреляю глазками. Да, в сорок два такое уже не слишком прокатывает, но на конкретно этом австралопитеке, похоже, вполне работает. — Спасибо вам за такие тёплые слова. Знаете, я растила их совсем одна, и временами мне кажется, что я была не слишком-то хорошей матерью.

— Ну что вы, — мужчина ловит мою ладонь и мягко поглаживает большим пальцем запястье. Фу, гадость какая. — Уверен, вы прекрасно справлялись. Просто ваши детишки немного заигрались…

— Ох, и что же мне теперь делать? — качаю головой, оступаюсь на ровном месте, рассчитывая на поддержку. Мужики любят слабых дам в беде же, нет? — Неужели совсем ничего нельзя сделать?

— Ну-ну, не волнуйтесь так сильно. Пожалуйста, присядьте… — солдат подхватывает меня за талию, помогая дойти до стула, и подаёт стакан воды. — Есть один способ, который повысит ваши шансы на благоприятный исход в суде.

— Да? И какой же? — с надеждой смотрю на него, трогательно схватившись за рукав форменной куртки.

— Вы, эм, могли бы внести залог. В этом случае, думаю, дело даже до суда не дойдёт. Скорее всего вам выпишут крупный штраф и заставят детей немного отпахать на общественно-полезных работах, но этим всё и ограничится… Вот только, боюсь, вам может это оказаться не по карману.

— Я заплачу! Любые деньги, только назовите сумму! — с готовностью достаю чековую книжку, и мой собеседник оживляется даже больше, чем после моих полунамёков. Всё с ним ясно.

Мужик называет просто астрономическую плату за всех троих — половину моего годового заработка в отделе, но на моё счастье, с патентов на счёт приходит гораздо больше денег, поэтому я скорее всего смогу довольно легко пережить такой удар по бюджету. Послушно вырисовываю все положенные нули, ставлю подпись, и, после подтверждения в соседнем отделе моей платёжеспособности, солдат наконец зовёт одного из сослуживцев, требуя привести детишек «этой милой дамы». Вот так. Утрись, Смит. Я тебя в говно закатаю в правовом поле, если потребуется. Ведь всегда можно доказать, что разведчики зашли на закрытую территорию в конце концов, и тогда Военная Полиция будет вас ебать до скончания веков за нарушение границ и порчу частной собственности.

Детей выводят, и Леви тут же замечает мой чек на столе. Ну ещё бы, он ведь лежит на самом видном месте. Заслоняю открывшийся сыну вид, а то знаем мы, как он умеет корить себя за всякую чушь.

— Вам повезло, сопляки, — надменно усмехается тем временем, судя по всему, комендант, расстёгивая наручники. — Ваша мать — хорошая женщина, уж постарайтесь больше её не расстраивать.

— Да, конечно, господин, — тут же отвечает догадливый Фарлан, наступая Леви на ногу и не давая тому ответить что-то резкое. Ну умничка же!

Я вижу, как Изабель смущается и всё пытается прикрыть рукой косо отчекрыженные локоны. И с опаской поглядывает в сторону выхода. И это в её-то день Рождения… Блять, ещё мне не хватало подростковых комплексов на пустом месте. Так, ладно.

— Леви, дай нож, пожалуйста, — требовательно протягиваю руку к только что полученному обратно от офицера предмету. — Простите, господин, я уберу его через минуту. Просто небольшой воспитательный момент, — офицер кивает, давая разрешение, и с интересом следит, как я подхожу к девочке. — Иззи, ну-ка посмотри на меня.

Зелёные обиженные на весь мир глаза, из которых вот-вот польются злые слёзы, встречаются с моими спокойными.

— Я, конечно, не такая красавица как ты, но скажи-ка мне, если я отрежу себе волосы… —Подношу нож к основанию косы. Эх, а ведь так долго растила её, и вот опять. Ну и хрен с ним. Ещё отращу. Под удивлённый вскрик отчекрыживаю свои лохмы и выбрасываю почти пятилетнюю длину в мусорку около стола, возвращая нож «на родину». Лохмачу волосы, которые без косы мгновенно подпрыгивают, сворачиваясь в откровенный шухер. — Ну, разве я стала от этого сильно страшнее?

— Нет… Совсем нет, — слёзы всё-таки сбегают по щёчкам, и девочка бросается мне на шею. — Ты всегда самая красивая-а.

— Неправда, — нежно провожу по её волосам. — Самая красивая тут ты, моя маленькая Белль. Я ведь тебе уже говорила, что на одном из старых языков твоё имя и вовсе значит «красавица»? Так что выше нос! Дома я обязательно поправлю твою новую причёску, будешь самой модной и замечательной девчонкой на своём празднике. Незачем обижаться на такие пустяки, тем более в такой-то день.

Малышка кивает, вытирая слёзы и улыбаясь, и пока Фарлан её подбадривает, мы наконец покидаем это мрачное заведение. В дверях я торможу, с улыбкой обращаясь провожавшему нас солдату:

— Простите, я у вас тут у порога, кажется, немного свой велосипед сломала… Не могли бы вы, пожалуйста, его утилизировать?

— Без вопросов, мэм, — кивает мужик и замирает, глядя на покорёженное колесо, а потом на мою совершенно целую одежду.

Я прям вижу как у него в голове все никак не складывается цельная картинка. Да, влетела я не слабо. Дети никак не комментируют увиденное, но переглядываются вполне многозначительно.

Мы ловим кэб и поскорее отправляемся домой. Чую, мне ещё придётся сегодня попотеть.

Дома нас встречают встревоженные сотрудники, все как один вооружённые и готовые дать отпор, если придётся. Даже Арлерты были тут, нервно сжимающие по ружью. Вот, вот как выглядит фраза «за шпану и двор стреляю в упор»!

— Что случилось?! — первым спрашивает Шит, стоит кэбу отъехать на приличное расстояние.

— Нами заинтересовалась Разведка, — хмуро отвечаю нашему доктору и командую. — Все в дом, будем думать, как от них отделаться. А вы трое останьтесь пока снаружи. Мы сейчас подойдём, только проясним одну вещь, ладно?

Спецы понятливо кивают, прикрывая входную дверь, а я разворачиваюсь к детям. Ну и что мне делать? Ругать? Да вроде они не слишком-то виноваты, просто пытались выйти сухими из воды. Хвалить? Так они по всем фронтам проебались.

— Значит так, — я сажусь на ступени, задумчиво глядя на детей снизу вверх. — Во-первых, я горжусь тем, как вы вели себя с Гарнизоном. Молодцы, что не создавали лишних проблем на свои задницы. И то, что не приняли предложение того блондинчика сразу же — тоже хорошо. Теперь к проёбам… — Вдох-выдох, Алиса, ты не кричишь на детей, ты спокойна и уравновешена. Только что-то в этот раз самоубеждение ни хрена не работает. — Какого хрена вы попёрлись в город, а не домой, а? Доберись вы до нас, и последствия бы поимела только я. Так какого, мать вашу ротой в дышло, вас понесло туда, куда нельзя было соваться ни при каких обстоятельствах?!

— Но ведь… Ты наша мать, нет? — нервно смеётся Фарлан, пытаясь разрядить атмосферу, и я резко торможу.

Из меня словно высасывает весь запал, и я потерянно опускаю взгляд. Он впервые признал меня не просто опекуном, а своей семьей. Вот засранец, не мог момента получше найти, что ли?

— Вот именно, что мать. А вы, все трое, мои дети. И очень сильно меня сегодня напугали, — тихо говорю. Может хоть это поставит им мозги на место? — Чёрт, да я постарела, наверное, лет на пять, когда мне доложили, что вы попали в тюрьму. Ещё и то место… Как будто мы обратно вернулись туда, вниз. Не представляю вообще, каково было вам так долго там находиться…

Леви опускается рядом и обнимает меня. Вслед за ним пристраиваются и Изабель с Фарланом.

— Извини, мам. Мы не хотели, чтобы так получилось, — дети неловко отводят взгляды в сторону, боясь сейчас, видимо, увидеть моё разочарование. Не дождутся. Теплые объятия отогревают меня, снова возвращая в боевое состояние.

— Так. Всё, разбор полётов закончен, а уроки усвоены. Леви, если вздумаешь себя корить за то, что увидел в отделении на столе… Я расстроюсь. Эта такая фигня, что даже думать об этом не надо. Закрыли тему. Как будто у меня по жизни не было проёбов пострашнее. Пойдёмте думать, как исправить вашу ситуацию и не вляпаться ещё больше.

* * *

— Разведка на подходе, — хмуро сообщает Гёсслер спустя два часа.

Изабель вовсю щеголяет своей новой причёской и, кажется, уже совсем не переживает. Ну правильно, ведь мелкая егоза уверена, что мы тут сейчас всё разрулим… А на деле… Чёрт, я без понятия, какие карты на руках у Смита, остаётся только гадать.

— Леви, поставь чайник, что ли, — устало прошу сына, откинувшись на стуле. — Гостей надо встречать по-нормальному в любом случае, даже если гости на редкость хреновые.

Я же вздыхаю и иду открывать дверь. Смит как всегда безупречно смазлив, и до противного улыбчив. А рядом с ним Мик, судя по всему. Козлина. Я-то знаю, кто макнул моего сына в лужу. Расплываюсь в ответной улыбке, уверенно пожимая протянутую ладонь.

— Давненько вы тут не появлялись, дорогие соседи. Что, решили вернуться в наши края? — начинаю разговор первой. — Да вы входите, чего на пороге-то разговаривать? Устали, наверное, из нового штаба-то к нам ехать?

— Не стоит беспокойства, мы привычны к большим расстояниям, — качает головой Смит, послушно разувшись, и проходит на кухню, сев за накрытый стол. Мик встаёт за его спиной, слава богу не делая попыток меня обнюхать. — Думаю, вы понимаете, зачем я здесь.

— Чайку попить и попытаться выторговать у нас что-нибудь помощнее для своего начальства? — предполагаю, лукаво щурясь в ответ.

— В точку, — Смит по-доброму улыбается и благодарит за чай. Ну что, Алиса, да начнётся пикировка двух боссов враждующих мафий? — Сегодня утром мы с отрядом обнаружили в лесу ваших детей. Они весьма неплохо управляются с УПМ.

— И? — я приподняла бровь, отпивая немного своего чая, и потянулась за куском пирога. — Вы тоже возьмите. Слышала, еда в Разведкорпусе на редкость отвратительна.

— С вашими нововведениями стало получше, — допустил ремарку блондин, перекладывая на свою тарелку аппетитно пахнущий кусок выпечки. Но с мысли не сбился. — Фарлан Чёрч сказал, что они самоучки. Это правда?

— А если и так? — нейтрально поинтересовалась, замечая, как взгляд Смита проходится по моим рукам, позе, и лицу. Пытаешься меня читать что ли, мальчик? Ну ты это напрасно, после Кенни Аккермана-то.

— В таком случае я считаю, что их умениями не стоит пренебрегать, — ух, как бровки-то насупились. — Они, вероятно, стоят на одном уровне с ветеранами Разведкорпуса.

— Спасибо, — снисходительно киваю в ответ, в упор не замечая намёка. — Но если честно, с точки зрения логики ваши слова скорее говорят больше об уровне подготовки ваших солдат, чем о моих детях. Чёрт, надеюсь, вы хоть тренируете новобранцев на реальных титанах неподалёку от стен, где им всегда может быть оказана посильная поддержка и помощь? Вы же не выпускаете совсем зелёных детишек в чисто поле и не требуете мгновенно обучиться искусству выживания среди гигантских монстров?

По лицу его сослуживца я вижу, что попала в яблочко. Ну ещё бы, я же смотрела это чёртово аниме.

— О, как всё печально-то, — задумчиво тяну и откусываю ещё немного сладости. Ну же, давай, ведись на мои уколы, чёртов засранец. Или ждёшь от меня первого хода? Ладно, тогда сегодня я за белых. — В общем, всё с вами ясно, забейте. В конце концов, вы не виноваты в том, что ваше начальство немного… закостенелое. Я тоже считаю, что мои ребята — большие молодцы. Благодаря их навыкам мы существенно продвинулись в работе, которая в конечном итоге сильно поможет человечеству в борьбе с титанами.

Накося выкуси. В Разведке они, может, и были бы полезны, но и здесь их польза тоже значительна. Если дело дойдёт до Закклая, думаю, я смогу переубедить его, сдав парочку старых проектов по модернизации УПМ без привлечения внимания Военной Полиции. Смит тоже понимает, куда я веду:

— Вы ведь понимаете, что если я дам делу ход, то тот человек, которого вы так боитесь, мгновенно узнает о Леви, а следовательно, и о вашем обмане? — спокойненько, с расстановкой говорит эта сволочь, тут же добавляя. — «Госпожа Штирлиц».

Ах ты мразь… Я восхищена, честно, и наверняка была бы напугана сильнее, но Леви предположил, что ты можешь на это надавить. Нельзя давать ему понять, как мне задели его слова. Чёрт, а ведь он и в самом деле может легко и просто уничтожить меня. Но вот станет ли? Вряд ли, слишком уж большой риск для него. Нет, так просто я не сломаюсь. Не дождёшься.

— А я всё думала, когда ж вы дойдёте до угроз, — облегчённо усмехнулась, расслабляясь. Наконец-то он сделал свой ход. Ну что, малыш, играем по-крупному? — После вступления в Разведку и участия в настоящих сражениях с титанами, вы ведь уже успели понять, насколько шаткую позицию занимает человечество? Даже если у нас есть законы, благородные идеалы, деньги, в конце концов… Всё это будет похерено, стоит только титанам прорваться за стены.

— Я рад, что вы это понимаете, — Смит подался ближе, воодушевившись. Попался, голубчик. — Поэтому…

— Я не закончила, — непреклонно прервала его, всё так же мило улыбаясь. — С точки зрения некоторых богатеев внутри Сины, Разведке стоит объединиться с Гарнизоном, чтобы не расшатывать и дальше нашу хрупкую систему и не тратить народные ресурсы попусту. Какой вам смысл выходить наружу, если можно куда эффективнее обстреливать врага со стен, защищая человечество? Вся эта чепуха с «победа любой ценой и методами» и «посвятите свои сердца»… Фи. Грубо, ненадёжно и крайне тупо.

Мы скрещиваем взгляды.

— По крайней мере, такого толка мысли доходили до меня от знакомых. Но я-то понимаю важность Крыльев Свободы, — о да, ещё бы. Проведя внутри стен эти девять лет, я как никогда сильно желала отсюда вырваться. Туда, во внешний мир. Показать своим детям, как прекрасна та версия Земли, на которой им довелось родиться. — Вы напоминаете, что там, за стеной, есть ещё целый огромный мир, который только и ждёт, когда мы наконец его покорим. Моря и океаны, горы и вулканы, потрясающе бескрайние просторы пустынь и степей… Ради этого стоит продолжать рисковать. И я пока что делаю довольно многое, чтобы ваши мечты продолжали осуществляться. Согласитесь, изменения в Гарнизоне в последнее время хоть немного, но облегчили вам работу, не так ли?

Мужчина кивает, а вот стоящий за ним Мик уже готов порвать меня на тысячу маленьких Алис. Расслабься, пупсик, если твой босс не полезет дальше, то мои издевательства останутся лишь словами. Я прекрасно понимаю, что самые мои смелые угрозы действенны лишь на словах.

— Как и мои весьма обширные пожертвования для Разведки, я полагаю. Другое дело, что если меня… вынудят обстоятельства, я могу и пересмотреть свою позицию на ваш счёт. Остановить финансирование со своей стороны и предложить Закклаю альтернативу Разведкорпусу… Поверьте, у меня найдётся неплохая вам замена, куда менее затратная, но и менее эффективная в агитационном плане, — найтись-то найдётся, а вот послушает ли он меня? Вопрос вопросов, мать его. Скорее нет, чем да. Но Смиту об этом знать не обязательно. — Поэтому будет весьма неловко, если Разведотряд расформируют из-за простого недоразумения, не так ли? Какое-то незаконное проникновение на частную собственность, угрозы сотрудникам, м-м, вряд ли нашему верховному главнокомандующему понравится то, что вы напали и напугали моих детей и, по сути, альфа-тестировщиков оборудования… — Да нет, ему будет немножко насрать на наши распри. Но благодаря тому, что Закклай продвинул один мой очень смелый проект по Подземному Городу, я могу временно пустить Смиту пыль в глаза. Господи, надеюсь, Пиксис разберётся с этим бровастым. Так, что у меня там ещё осталось из козырей? А, да. Добавим ещё немного сюра в общую картину безумия, раз уж начали. — Кстати, я тут ещё подумала… Кто-нибудь знающий «всю кухню» изнутри может немного, ну, поддержать Лобова, например. Представляете, по чистой случайности мы были довольно близки по бизнесу в Подземном Городе.

Угу, и картина выглядит как «мой босс с ним соперничал, потом босса убили и другой босс подружился, поделив территорию». Очень близкое знакомство, конечно, прям, блин, наиближайшее. Молодца, Алиса. Давай, выпали ещё какую-нибудь чушь. Да само это заявление про поддержку смехотворно — я, пусть и косвенно, но всё же являюсь частью Гарнизона и в политику не должна бы лезть от слова совсем. И если бы Смит лучше меня знал, он бы уже ржал мне в лицо, а этот:

— Вы угрожаете всему роду войск? Из-за детей? — вот теперь он хмурится.

Да, парень, я в курсе о вашем крайне шатком сейчас положении. Один небольшой толчок, и вся ваша шарашкина контора пойдёт ко дну. А нехрен меня злить, подонок бровастый. Я, может, кусаюсь хреново, но могу и за твоё горло приняться, если припечёт. Старания и труд, как говорится… Могу и за пилой сходить, мне не в падлу. Внутри все кипит от едва сдерживаемых эмоций.

— Угрожаю? Боже, нет! — поднимаюсь из-за стола и подхожу к разведчику, бедром облокачиваясь на стол совсем близко от его руки. Ну же, Алиса, не смей лажать, только не сейчас! И я ныряю в омут с головой, совсем не готовая к последствиям. — Я говорю вам прямым текстом: пожалуйста, бросьте мне вызов. Отправьте это дело дальше. Ну же, доставьте мне немного радости, дайте мне повод размазать вас и вашу организацию тонким слоем по залу суда! — а кстати, мне же даже не обязательно бить по его слабостям. У нас же тут до сих пор имеется действующий Командор. Ухмыляюсь не хуже самого Аккерманна, старательно копируя мимику своего палача. — Как думаете, ваш начальник сильно смыслит в политике? Что-то подсказывает мне, что всеми грязными делишками занимаетесь именно вы. Но выступать-то против меня будет он.

— Вы слишком умны и осторожны и не пойдёте на такое, — мужчина тоже поднимается, теперь нависая надо мной.

Конечно нет, мужик. Я же не самоубийца. Но я продолжаю свой блеф. И хорошо, что могу сейчас позволить себе опору — ноги почти не держат.

— А вы проверьте, — не отодвигаюсь ни на дюйм, с вызовом глядя в голубые озёра напротив. Ты тоже не выполнишь свою угрозу, тебе совсем не выгодно кусать кормящую вас руку. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Говорю громче и увереннее, придвигаясь ещё ближе. — Я, знаете ли, тоже азартна до ужаса, и вполне готова пойти ва-банк, поставив на кон свои доходы, репутацию и честное имя. Троньте моих детей, и я сожру вас с потрохами, предварительно приготовив вкуснейшее рагу по всем правилам. Может, вы решили, что я слаба, раз попросила у вас защиты в том кафе. Но это… Самую вот малость теперь не так.

Мы сверлим друг друга взглядами, оценивая, примеряясь, куда бы ещё можно было ударить. Но тут… Смит расслабляется и садится обратно, нисколько не обращая внимания на моё близкое присутствие. Ох, это хреново. Это охуеть как хреново! Я ныряю в панику как в водопад с двадцати метров. Значит, он нашёл-таки что-то. Господи, где же я ошиблась, где?! Хорошо, что сейчас он совсем на меня не смотрит. Зато смотрит его подчинённый, не понимая, откуда у меня на лице такой ужас. Именно это удивление и заставляет меня дать себе мысленную затрещину. Так, не отвлекаемся, у нас тут война по расписанию.

— У вас вкусный пирог, — нейтрально говорит Смит, и я уже знаю, что за этим комплиментом последует не менее сильная оплеуха, чем раньше.

— Благодарю, — отвечаю ему в тон, мысленно пытаясь понять, куда, чёрт его дери, этот сукин сын ещё может ударить. — Я соберу вам с собой в дорогу немного. Побалуете друзей.

— Да, спасибо, это будет весьма мило с вашей стороны, — смиренно говорит он.

И от этого доброжелательного тона у меня по спине пробегает холодок. Твою мать, ты настолько уверен, что победишь? Куда, чёрт возьми, ты метишь?! Куда?

Нет, мужик, меня лживой покорностью не обманешь. Нихрена ты не испугался моих угроз, вот вообще нет. Я-то знаю, какая ты расчётливая мразь. И оказываюсь права. Смит выходит из кухни в гостиную, где собрались все, включая детей, и с широкой улыбкой протягивает мне руку:

— Вы поразительно стойкая женщина. Рад буду и впредь иметь с вами дело. Благодарю вас за разговор и за чудесный пирог. Он был выше всяких похвал, — я жму руку и отвечаю встречной благодарностью за тёплые слова, внимательно глядя в озёра напротив.

У тебя почти не осталось возможностей. Что же ты предпримешь?

Смит разворачивается, и его подчинённый первым покидает наш дом, моментально поняв своего «хозяина» с полуслова. Да ему только ушек и хвоста не хватает, ей богу.

— А, и по поводу сегодняшнего случая… — разведчик не смотрит на меня, его взгляд устремлён на Леви. Нет… Нет! Твою мать, нет! Я наконец понимаю, куда он ударит, но сделать уже ничего не успеваю. — Думаю, что ваши дети уже достаточно взрослые, чтобы хотя бы попытаться самостоятельно решить свои проблемы. Ваше самопожертвование достойно всяческих похвал, но с такой защитой и опекой ваши «малыши» никогда не выберутся из-под юбки, продолжая всю жизнь зависеть от вас.

И он переводит свой взгляд прямиком на меня, улыбаясь краешком губ. Пол уходит из-под ног, а перед глазами начинает рябить, когда я вижу, как леденеет взгляд моего фасолины и как задумчив становится Фарлан. Со звенящей уверенностью я понимаю — проиграла. Не учла, что у меня тут в доме подростки с юношеским максимализмом, с желанием самоутвердиться, с задетым самолюбием, в конце концов. О боги. Он точно знал, куда бить. Вспоминаю выражение отчаяния на лице у Леви из аниме. Мёртвые глаза Изабель, страх Фарлана… Я их не спасла. Я уже их не спасла. Все эти годы. Все мечты о будущем. Всё это было напрасно. Я опять облажалась, снова излишне понадеялась на себя.

Эрвин явно замечает все оттенки отчаяния у меня на лице, потому что улыбается уже вполне открыто, добавляя ещё пару ложечек ужаса к моему и так уже перегруженному мозгу, который в шаге от нервного срыва:

— Я буду в Тросте ещё два дня, если ваше мнение вдруг изменится, — смешок в тишине звучит как выстрел. — Всего хорошего… госпожа Селезнёва.

---

Примечания:

Как вам такой Эрвин?

Примечания:

Осторожно, пошёл сюжет. Повторяю: ОСТОРОЖНО, СЮЖЕТ

---

Я оседаю на пол, стоит только входной двери захлопнуться. Ко мне молча бросается Петер с успокоительным и нашатырём наперевес. Очень вовремя, парень. Теперь бы ещё вспомнить, как снова начать дышать, и будет вообще зашибись. Господи, ещё немного, и этот мир меня окончательно доконает. Виновато поднимаю глаза на сына, немного стыдясь своей слабости, и моя только унявшаяся тревожность резко берёт новую высоту. Взгляд Леви теперь совсем другой: из просто уязвлённого за те пару минут, что я приходила в себя, он превратился во взгляд человека, точно знающего, что и как он будет делать. Моё солнце уже придумало план, и вряд ли я сумею его отговорить, тем более после, видимо, хорошо услышанной им фразы про мою готовность пойти ва-банк.

Разумеется, ни о каком веселье дальше не может быть и речи. Спецы пытаются расшевелить детей, но те уже слишком захвачены новой идеей. Конечно, торт со свечками и обязательная песенка всё равно имеют место быть, но это похоже на попытки пластырем скрыть от отца новый засос — так же бессмысленно и убого. С ужасом понимаю, наблюдая за всем происходящим со стороны, что даже четырнадцатилетняя Изабель твёрдо решила пойти с братьями. И я никак их не остановлю. «Бесполезная, — показывается знакомое чудовище, обнимая меня за горло когтистой лапой, — ничтожество, неудачница, ты всё портишь… Они могли прожить ещё четыре года, а из-за тебя умрут уже этим летом».

— Вы ведь понимаете, что это была манипуляция? — спрашиваю поздно вечером, когда отдел уже разошёлся, а дети более-менее успокоились. Я не могу хотя бы не попытаться спасти моих малышей.

— Да, разумеется. Но в чём-то он прав, — отвечает Фарлан, коротко излагая план. — Нам совсем не обязательно доводить всё до суда, потому что в этом случае мы все и, в самом деле, окажемся под ударом. Поэтому…

— Он и не довёл бы дело до суда, — так же безжизненно прерываю этот поток сознания, пододвигая ближе пока что закрытую бутылку коньяка. — А я не прекращу поддержку Разведкорпуса, даже если Смит прямо передо мною собственноручно зарежет парочку горожан.

— Что? — резко поворачиваются все, растерянно глядя на меня.

— Что «что»? — задумчиво глажу запрыгнувшую на стол Жуть. Она словно чувствует моё настроение, всячески пытаясь подбодрить. — Мы оба блефовали. Разведкорпус, по крайней мере пока что, состоит не из одного лишь Эрвина Смита. И даже если он серый кардинал того балагана, то помимо него там полно по-настоящему хороших людей. Я поддерживаю их, — не его — потому что стремление Разведкорпуса выйти из этого клятого загона — верное и единственно правильное. Невозможно долго жить в тесной коробке, рано или поздно стенка с той или с другой стороны рухнет. И лучше, чтобы не опасность постучала к нам в дверь, а мы сами стали теми, кто постучит… А Смит, в свою очередь, не потащит вас в суд, потому что не хочет терять моё спонсорство и понимает, что в случае моего разоблачения весь прогресс за последние девять лет накроется медным тазом. Уж личный пример его папаши хорошо должен был показать нашему блондинчику, что бывает, если кто-то особо ушлый добирается до местной «запрещёнки».

— В отличие от тебя, тот разведчик не блефовал, — тихо поправляет меня Леви, молчавший до этого, и у меня мурашки бегут по спине. Значит… Да, этот мог позволить себе говорить со мной и вполне откровенно. Он ведь азартен как сам дьявол. — В любом другом случае я бы дал тебе самой с этим разобраться, но он был серьёзен. Поэтому нам придётся временно вступить в Разведку и украсть компромат.

— Всегда можно придумать что-нибудь ещё, не обязательно вестись на топорные провокации… Он ведь знает, что вы будете пытаться сделать. Давайте обратимся к Пиксису, запишем вас в Гарнизон задним числом, скажем, что вы просто растерялись. Разведкорпус, в конце концов, преследовал вас ещё на нашей территории. Это же вообще за гранью добра и зла, и если я подам встречный иск — они отступятся, — пытаюсь в последний раз вразумить детей, но по их глазам вижу — не убедила. — Вы пойдёте туда, даже если я попрошу вас этого не делать? — наконец спрашиваю, невольно вспоминая нашу с Леви беседу в Подземном Городе, когда он боялся меня отпустить в неизвестность.

В комнате как будто резко падает температура, и мне мерещатся затхлый запах подземелья и маленькая детская ручка, вцепившаяся в мой подол. Может, мне и в самом деле не стоило тогда никуда идти?.. Нет, тот мой шаг точно не был ошибкой, ведь, в конце концов, мои дети выросли здесь, наверху, счастливые и сытые. По крайней мере, я хочу надеяться на то, что они действительно были счастливы здесь, со мной.

Леви, видимо, тоже вспоминает далёкое прошлое, случившееся для него почти полжизни назад:

— Теперь твоя очередь верить в нас, мам. Мы сами со всем разберёмся. Не всё же время нам рассчитывать на тебя и твоего влиятельного друга, — привычно тону в серых океанах, сейчас спокойных, уверенных в своей правоте.

Все трое уже убеждены в успешности на коленке придуманного плана, и что бы я ни говорила, они меня не услышат. Могу ли я прямо им сказать, что знаю о будущем? Что знаю, чем для них всё закончится? И, даже если скажу, изменит ли это их мнение? Зная своих сорванцов, могу сказать уверенное «нет». Смит точно понимал, что делал. И против него они собираются играть в воров? Так, всё, хватит. Я умываю руки. Финита ля комедия, мать её. Молча поднимаюсь из-за стола и, чуть покачиваясь, иду в прихожую.

— Эй, — сын хмурой тенью следует за мной. — Ты куда?

— Я понимаю, что вам не терпится самим решить проблему. Но подумайте ещё раз в тишине, пожалуйста, спокойно и вдумчиво: так ли уж хорош ваш план против человека, способного влёгкую склонить на свою сторону парламент, управляющий всем человечеством, при помощи шантажа и связей? Можете ли вы на самом деле его переиграть? А мне нужно побыть одной, иначе сорвусь, — я сейчас в полном раздрае, поэтому вряд ли смогу спокойно продолжить разговор или — тем более — просто отправиться спать. Поэтому прибегаю к единственному известному мне способу снятия нервного перенапряжения, хорошо усвоенному от отца, и беру с собой пару бутылок из серванта. Когда-то я ненавидела его за такие отлучки, не понимая, как тяжело порой бывает отставному моряку на гражданке, и посмотрите-ка, сама теперь, похоже, делаю то же самое. Ничтожество.

Обёрнутый в тёмное стекло крепкий алкоголь мелодично позвякивает в корзине, когда я выезжаю на берег небольшого озера, где мы давным-давно жарили сосиски всем отделом. Кострище тут всё ещё есть, но я не разжигаю огонь, а сажусь у самой воды, с отвращением открывая первую бутылку. Напиться до беспамятства и проспать вдали от проблем — вот моё горькое лекарство на следующие двенадцать часов. Если так подумать, то я всегда старалась подсознательно избегать сложностей общения: ограничивалась случайными короткими связями, не водила тесных дружеских отношений… Может, поэтому я не могу сейчас убедить самых дорогих мне людей не умирать вдали от меня?

Нажираться совсем не хочется, всё же вбитые за годы проживания с детьми инстинкты говорят мне, что это совсем не то, что мне сейчас нужно. Выливаю немного бухла на ладонь, играясь с бликами в медленно утекающей сквозь пальцы темной жидкости и разглядывая оставшиеся небольшие «кляксы» от коньяка. Они почему-то мутные, похожие на пятна крови. Перед глазами мелькают маленькое тельце и перепачканная красным крохотная детская головка, от которой у меня, кажется, навсегда остаются несмываемые разводы на ладони. Если так подумать, то ничего особенно и не изменилось с тех пор. Не важно, сколько лет прошло, девять или девятнадцать, я продолжаю проёбываться раз за разом, и вот-вот снова потеряю всё, в чём видела смысл жизни. Смит приберёт к рукам сильнейшего воина человечества, Изабель и Фарлан погибнут, даже не дожив до отмеренного им каноном возраста. А я? Что смогу после этого сделать я? В чем вообще будет смысл моей жизни после их смерти? Ёбаная шутка, а не жизнь у меня получается.

— Мам? — спустя полчаса с начала моего «лечения» Леви ловко выворачивает из-за колючего куста, ввозя с собой на поляну ещё один велосипед.

А вот и глюки пошли. Отлично, значит, наверное, я почти в нужной для сна кондиции. Молча выпиваю ещё пару больших глотков, чтобы заткнуть настырный голос над ухом, но галлюцинация, почему-то, не затыкается. По-мужски большая ладонь ложится поверх моей испачканной, стирая брызги то ли алкоголя, то ли крови. Перед глазами всё плывёт, причудливо смешиваясь. То ли сын, то ли совсем незнакомый мне мужчина настойчиво отбирает початую бутылку, и я понимаю, что этот Леви вполне себе настоящий. Что ж, ниже пасть в его глазах у меня вряд ли бы получилось.

— Тебе уже хватит, — непреклонно заявляет фасолина, накидывая мне на плечи свою тёплую куртку. — В чём дело? Никогда раньше не видел тебя в таком состоянии.

— Знаешь, есть у меня на родине такой анекдот: и создал Бог Землю, и воду, и рыб, и птиц, и животных, и человека. Посмотрел на все это и сказал: «Заебись!» И все заеблось… Вот, по ходу, тут тот же говнюк постарался, — отвечаю немного путано, даже не пытаясь забрать бутылку обратно.

— В тюрьме ты заранее точно знала, что произошло, — вдруг замечает слишком умный для всего этого дерьма сын. — И про того блондинчика тебе тоже было известно. Если так подумать, ты с самого начала нас о нём предупреждала. И даже после того, как Фарлан сказал несколько абсурдную новость о том, что нас не пойми зачем силком пытаются затащить в Разведкорпус, ты не выглядела удивлённой. Выходит, ты знала и об этом. Всё идёт так, как и должно было случиться, несмотря на твои старания?

— Нет, в том-то и дело, что нет, — я сжимаюсь, отворачиваясь и боясь посмотреть ему в глаза. — Это должно было произойти через четыре года, не сейчас, не когда Изабель всего четырнадцать. Вы были бы взрослыми и уже занимались бы каждый тем, что ему нравится. Разведке и в голову не пришло бы вас трогать, если только всё шло бы так, как было изначально! Но я своими собственными руками всё испортила, и теперь вы даже не слушаете меня, уверенно продолжая идти прямиком в ад.

Теплые руки надёжно обнимают меня, давая силы оставаться на плаву.

— В той версии, что знаешь ты… Мы не справились?

— Нет, не справились, — с ужасом выдыхаю, и объятия смыкаются вокруг ещё сильнее, унимая только-только начавшуюся дрожь. — Вы не успели до экспедиции… А после уже было не важно.

— Но там ведь у нас не было тебя? — мне остаётся только кивнуть. Не было, это факт. И вот во что вылилось моё присутствие. — Тогда тебе не о чём переживать. Ты дала нам отличное «оружие», как и обещала — в этот раз мозгов у нас точно должно быть на порядок больше, поэтому мы обязательно справимся. А твой план с Пиксисом тоже можно попробовать. Завтра съездишь в Трост и узнаешь, может ли он вообще как-то помочь. Может, нам и в самом деле не придётся соваться в Разведотряд. А сейчас пойдём домой, мам.

Мне было бы почти тепло, если бы так сильно не морозило душу. Но я начинаю верить, что мой Леви Аккерман гораздо сильнее того преступника из мультфильма. Поэтому я разворачиваюсь к такому взрослому теперь сыну и вцепляюсь в его рукав, требовательно глядя в тёмные глаза напротив:

— Если вам всё же придётся поехать, не груби начальству, даже если они будут унижать вас. Это дедовщина, вполне нормальная практика для армии. Держись Фарлана и присматривай за Изабель, она ещё совсем малышка… И Леви, — мне в голову вдруг приходит восхитительная идея, — если тебе встретится Ханджи Зое… Подружись с ней.

— Почему мне кажется, что последний твой совет должен как-то усложнить жизнь Смиту? — зеркалит парень мою усмешку, осторожно стирая остатки слёз с моих щёк.

— Кто знает… В той реальности вы тоже дружили. Довольно странно, на мой вкус, но дружили. Ханджи — замечательный человек, честное слово. Просто немного гиперактивна и любознательна…

Леви приподнимает бровь. Ему, выросшему среди учёных, наверняка не кажется, что это отрицательные черты характера. А вот Смит определённо проклянёт всё на свете. Уж я-то постараюсь, чтобы так и было. «Ветер крепчает», чтоб его.

* * *

Улицы ещё совсем пусты, когда я въезжаю в Трост. Солнце только-только начало лениво выползать из-за стен, словно нехотя разливая своё тепло по земле.

— Прости, что так рано, — чуть виновато улыбаюсь, заходя в прихожую к Пиксису. — Твои, наверное, ещё спят?

— Да. Довольно забавно принимать тебя вот так вот, практически тайком от жены, — усмехается офицер, и я, стараясь не смеяться, скорее прохожу мимо жилых комнат.

Эти шутки стары как мир и вошли в обиход ещё с тех времён, когда я «жила» по соседству в выделенной Гарнизоном квартирке, на деле днюя и ночуя за проектами у своего нового начальства.

— Есть ли какая-то особая причина для такой спешки? — шёпотом интересуется друг, пока мы осторожно поднимаемся по лестнице на второй этаж, стараясь не скрипеть половицами.

— Есть. Блондинистая такая, с шикарными бровями, — привычно падаю в удобное кресло у камина, устало прикрывая глаза. — Твой «подающий надежды» разведчик вчера попытался засадить моих детей в тюрьму, а потом, угрожая разоблачением моего спектакля перед Военной Полицией, вынудил их присоединиться к его роду войск.

— Не может быть! — мой друг явно удивлён, но быстро собирается с мыслями, продолжая расспросы уже вполне спокойно. — У тебя есть мысли, зачем это ему?

— Я не могу залезть в голову к другому человеку, — хмурюсь. Мне и самой до конца не ясна мотивация этого… персонажа. — Но предполагаю, что Смит разглядел физические таланты Леви, а Изабель и Фарлан просто послужили предлогом для поимки.

— То есть его цель — наш шахматист? — недоумевает друг. — Тогда о чем ты вообще волнуешься? Твой парень умён. Вряд ли на него будет так уж просто повлиять. Ведь Эрвину нужна будет не покорность, а преданность, если я правильно понимаю ситуацию.

— У Леви есть привязанности, — качаю головой. — Его семья, друзья, наш отдел, в конце концов… Так что задеть его будет легче лёгкого. А выведенного из равновесия человека очень легко направить туда, куда тебе нужно. Вот со Смитом как раз такой номер не пройдёт: он одиночка и думает лишь о достижении своей цели, и из-за этого его очень сложно сбить с толку.

— Тут ты права, — мой друг задумчив. — Он всегда думает лишь о человечестве.

— Ха! — смеюсь даже от абсурдности такого заявления. Чёрт, а ведь Пиксис и в самом деле в это верит. — Ладно, шут с ним, со Смитом. Скажи, ты можешь мне помочь вытащить детей из этой глубокой задницы?

— Ты ведь знаешь, я всегда рад помочь, — одним этим коротким предложением Дот пинком отправляет мою надежду на простое решение проблемы в мусорную корзину. За такими фразочками всегда следует веское «но». И я оказываюсь права. — Но в дела сторонних родов войск лезть, увы, не могу. Политика сейчас находится в довольно острой фазе — Разведотряд не особо успешен в своих экспедициях. Поэтому, если мы хотим сохранить надежду когда-нибудь выиграть войну против титанов, нам придётся поддерживать любой их план, даже самый неприятный для нас, чтобы не позволить людской жадности и страху окончательно запереть человечество внутри стен.

— Понимаю, — хмурюсь, глядя на стопку чистых листов у Дота на столе. — Хорошо, твоя позиция мне ясна. Значит, буду справляться своими силами. Что скажешь насчёт того, чтобы я… выказала им недоверие? Мой отдел, по факту, не является частью Гарнизона, а лишь состоит при нём, так что для политики это не будет сильно важно.

— Хочешь ограничить разведчикам вход на свою территорию официально? — тут же понимает Пиксис мою идею.

— Да, оставлю допуск лишь одному-двум офицерам, чтобы не разрывать связи окончательно и лучше контролировать обмен данными, — чем больше я думаю, тем привлекательнее мне кажется эта идея. — Напишу официальное уведомление о повышении уровня секретности, и пусть дальше упражняются сами, как хотят.

— Может сработать, но не увлекайся слишком сильно. Тебя могут переиграть на твоём же поле. Твои ребята, конечно, дали маху и угодили в не самую приятную ситуацию, но им не дадут умереть, поверь мне, — мужчина опускается рядом с моим стулом, с силой заставляя меня отнять ладони от лица и взять стакан с водой. Прозрачная поверхность идёт мелкой рябью. — Шадис, может, не лучший политик и стратег, но он не самодур. А вот если ты решишься на контролируемое сотрудничество, то от тебя могут многое потребовать, попытаются давить детьми.

— Но твои… «подопечные» и так уже решились их использовать, так что вряд ли чем-то ещё сильно меня удивят. Сейчас та троица, по сути, заложники.

— Да, если посмотреть с этой стороны… Ты уверена, что целью с самого начала был Леви, а не ты сама? — очень правильный вопрос, чёрт побери. Вполне возможно, что в этот раз Смит заинтересован во мне, а вовсе не в силе Леви… Но это было бы слишком хорошо. Скорее…

— Думаю, твой манипулятор преследовал обе цели одновременно. Это вполне в его стиле. Он бы мог шантажировать только меня своими связями в Полиции — они у него там явно есть. Но вместо этого он использует детей и определённо планирует оставить их при себе. Ладно, разберёмся. Пока что мне придётся пойти ему навстречу, но исключительно на своих условиях, — я молчу некоторое время, закусив губу, а потом наконец обречённо добавляю: — в конце концов, если что-то пойдёт не так, у меня в любом случае есть козырь в рукаве — просто покажу им, что для ваших титанов меня словно нет. После такого мною наверняка с удовольствием заменят несовершеннолетнюю девочку.

— Это будет весьма опрометчивый поступок, и ты просто подставишься сама под удар, — тут же замечает начальник. — Твоя особенность вызовет очень много вопросов.

— Именно на это я и ставлю. Ты действительно думаешь, что в такой ситуации меня будут заботить собственные безопасность и здоровье? Да пусть делают со мной что хотят, если это даст хоть малейший шанс спасти детей!

— А ты не боишься, что тебя просто приберут на опыты, а детьми заинтересуются пуще прежнего? — чёрт, а ведь могут. — Алиса, что бы ни случилось, не говори, что титаны тебя не видят. Это приказ. Ты можешь предложить себя вместо дочери, но на твоём месте я бы этого не делал. Те люди гораздо лучше, чем ты о них думаешь. Они не пустят не нюхавшего пороха ребёнка в бой. Лучше дави на них возможностью получить всестороннюю поддержку от твоего отдела.

— Ладно, — лохмачу волосы на затылке, поднимаясь. — Тогда действуем по этому плану. Если ты говоришь, что люди в Разведкорпусе ещё помнят, что такое человечность, то я тоже буду так думать. И на рожон не полезу. Они хотят инноваций и открытий? Организуем.

Дети уезжают на следующий день после этого разговора. Вместе с ними уезжает и моё письмо их Главнокомандующему. Теперь на территорию Спецотдела Гарнизона по разработкам может попасть лишь Капитан Четвёртого Отряда с личным помощником, то есть такие же учёные, как и мы. Так мы даём понять руководству Смита, что отдел, мягко говоря, недоволен действиями разведчика, и что доверия к их роду войск у нас заметно поубавилось. В общем, обычные подковёрные игрища.

Дом противно пуст и молчалив. Сразу же становится хорошо заметно, как сильно скрипят давно нуждающиеся в ремонте половицы и как бесконечно огромны тут комнаты. Жуть, уже слишком старая для таких изменений, с недоумением обнюхивает резко опустевшую «детскую», откуда исчезла большая часть одежды и обуви.

— Потерпи, милая, — чешу пушистую башку, слушая встревоженное мурчание. — Скоро они вернутся домой. Обязательно вернутся.

Гёсслер и Шит, несмотря на мои протесты, въезжают в дом перманентно, заняв детскую и отказавшись возвращаться к своим родным. Оказывается, мой сын стряс с них перед отъездом клятву, что они будут следить, чтобы я не натворила «чего-нибудь необдуманного». Очень проницательно с его стороны, потому что с каждым днём я всё больше готова на любые безумства, лишь бы сделать так, чтобы Смит обошёлся без моих детей в непосредственной близости от себя в экспедиции. Надеюсь, они там справятся, и мне не придётся идти на крайние меры.

Я ударяюсь в работу, и отдел полностью поддерживает меня в этом стремлении. Они тоже скучают по нашим сорванцам, постоянно вскользь их вспоминая или обращаясь к ним в минуты задумчивости. Я и сама ловила себя на подобном пару раз, когда Петер вместо Леви приносил мне свежий чай. Спецы ещё и умудряются сохранять заведённый порядок и ходят тренироваться, отрабатывая полученные от Леви навыки, чинят дом и следят за садом. Спустя неделю я, устав сидеть взаперти, присоединяюсь к ним, чтобы хоть так попытаться заполнить пустоту в душе, тренируясь в два раза усерднее прежнего. От детей регулярно приходят письма, которые довольно смешно читать: пишут ребята каждый шедевр явно по-очереди, толкаясь и подправляя версии друг друга, отчего на листах всегда много зачёркиваний, язвительных ремарок на полях и клякс. Судя по всему, им нравится в Разведке, нравятся люди вокруг, только Изабель не дали поселиться вместе с парнями. Ну оно и понятно. Я радуюсь, что дети здоровы и веселы… Вот только Фарлану так и не удалось пока найти документы. Похоже, Смит всегда носит их с собой, как и в оригинале. И с каждой новой неделей моя паника всё нарастает.

* * *

Три одинокие фигуры в зелёных плащах я замечаю ещё издали, копаясь в саду около своего жасмина. В этом году мы с химиками таки смогли найти способ, при котором получался вкус настоящего жасминового зелёного чая, и буквально через несколько дней первые банки должны будут поступить в продажу. В первый момент я думаю, что это мои дети вернулись наконец домой, но спустя буквально мгновение замечаю прилизанную шевелюру Смита, и мои надежды на скорую встречу с малышами тут же умирают. Вот как, решил узнать, с какого перепуга я вдруг замкнула всё общение на твоего сослуживца? Мои губы расплываются в нехорошей улыбке.

— Эй, Петер, — оборачиваюсь к помогающему мне доктору, который как-то очень уж угрожающе сейчас взвешивает садовые ножницы в руке. — Я буду вести себя немного неадекватно, не пугайся, ладно?

— Понял, — с некоторой заминкой говорит он. — Мне сказать ребятам запереть все комнаты… Не относящиеся к нашим последним разработкам?

— Ты моя умничка, — радуюсь такому пониманию. Всё-таки этот парень сильно изменился за годы работы с нами. А ведь был тем ещё… Аристократом. — Клянусь, на миг я почти забыла, что у тебя со Смитом один цвет волос.

— Иди на хер, босс. Просто иди на хер, — привычно устало огрызается врач, поднимаясь с колен и отряхивая штаны.

— Я, пожалуй, просто пойду навстречу Смиту, — смеюсь в ответ. — Это почти равнозначные направления, как по мне.

— И там, и там «процесс взаимодействия» примерно одинаковый будет? — правильно понимает подтекст мой друг и подаёт руку, чтобы помочь мне встать. — Ну да, согласен. Тебе точно не нужна помощь?

— Не нужна. Моя «помощь» едет чуть левее блондинчика, — отвечаю с улыбкой. — Им там далеко ещё?

— Да нет, уже спешиваются у забора, — понятливо не поворачивая голову в сторону визитёров, а лишь наблюдая боковым зрением, информирует доктор.

— О? Тогда пора начинать шоу! — ухватившись за заботливо подставленную ладонь, я поднимаюсь на ноги и выскакиваю из-за кустов. Рядом с Эрвином и в самом деле стоит, оглядываясь по сторонам, довольно высокая женщина в очках. Я расцветаю на глазах и чуть не визжу от восторга:

— Ха-анджи-и!!! — вылетаю гостям навстречу, резко впечатываясь в разведчицу, и чуть не валю её с ног. — А-а-а, вот чёрт, это и правда ты!!!

— Я… Мы знакомы? — удивлённо спрашивает моё спасение, даже не думая отстраняться.

— А, прости-прости, я — Алиса Селезнёва, руководитель Спецотдела Гарнизона по разработкам, — отскакиваю, смущенно ероша непривычно короткие волосы, и начинаю тараторить, широко улыбаясь. — Ох, ну ты это и так знаешь! Слушай, я тут читала твои записи по поводу титанов, и мне было так интересно и не терпелось обсудить всё с тобой… Ты ведь уже думала по поводу экспериментов, ведь думала же, да?

— М-м? — стёкла очков бликуют, скрывая взгляд. — Экспериментов?

— Да! Ну, поймать пару титанов и изучить их по-нормальному, вдоль и поперёк! — поясняю свой вопрос и стараюсь не напрягаться, когда слишком сильные для женщины руки вцепляются мне в плечи. Ух, ёпт, я только что призвала самого сатану.

— Неужели ты тоже?.. — Ханджи немного безумно улыбается, и я отвечаю ей тем же.

— Ещё бы! Чёрт, да у меня столько идей, что я уже прям не знала, с кем поделиться! Смит ведь уже говорил тебе о моей теории, что титаны — это оружие, направленное против нас людьми снаружи? Нет? Ну он и тихушник. Пойдем скорее, познакомлю тебя с командой и введу в курс дела! — я обнимаю её за плечи и подталкиваю в сторону леса. И замка, соответственно. А, точно, чуть не забыла. — Эрвин!

Наши с ним взгляды встречаются. Я не буду от тебя убегать, красавчик, и не надейся. Смит точно совершенно не понимает, что и зачем я делаю. И ему определённо не по нраву моя фамильярность. Вот и замечательно. Моя дружелюбная улыбка всего на мгновение превращается в оскал:

— Спасибо вам, что так скоро познакомили нас с Зое. Вы мне очень помогли, — подмигиваю этому мерзавцу и поворачиваюсь обратно к Ханджи, не давая мужчине и шанса что-то мне ответить. — Кстати, а я уже говорила, что мы разрабатываем сейчас сеть охранных мин, которые вы могли бы использовать во время привалов за стенами? Мы видели титанов и даже разработали макет получше того, что спизд… Одолжили когда-то давно у вас, но вот по поводу их веса и превращений в «аномальных» до сих пор особо ничего не знаем. Посмотришь, что у нас пока получается? Нам очень нужен взгляд опытного разведчика! А-а-а, скорее бы тебе всё показать!!!

План замыкания всех коммуникаций именно на Ханджи был до безобразия прост: я знаю, чего от неё можно ожидать и что можно ей предложить в качестве наживки. Таким образом я, может, и не заручусь доверием Зое, но по крайней мере смогу чётко дозировать информацию, которую получит Смит о моём отделе. И покажу его начальству через действительно понимающего в таких делах человека, что со мной лучше дружить.

Летом мы не выходим в отпуск, просто незачем, да и никто из наших не хочет сбавлять оборотов. Вместо этого отдел при помощи консультаций Зое разрабатывает ловушку для титанов, на этот раз куда крепче и надёжнее той оригинальной ебанины. В общении с разведчицей, которая хоть и пытается играть в доверие, но тем не менее постоянно срывается и начинает «незаметно» выспрашивать у меня про другие исследования и про моё прошлое, я замечаю ещё один очевидный плюс: с её помощью я могу передавать своим детям немного домашней еды. Шарлотки, мясные рулеты и другая полезная еда довольно часто отправляются вместе с Зое туда, куда лично мне ходу нет. Надеюсь, они хорошо кушают и не слишком перенапрягаются… Боже, как безумно я по ним скучаю.

* * *

В июле Ханджи передаёт мне приглашение от Шадиса на личную беседу в их новый штаб, и мне приходится согласиться. В конце концов, я наконец-то смогу повидаться со своей семьёй.

Но всё было бы слишком хорошо, если бы меня пригласили просто на дружеские посиделки: за день до отъезда из утренней газеты я узнаю, что совсем скоро готовится двадцать первая вылазка за стены, и меня прошибает холодный пот. Конечно, в газетах пишут, что, мол, ещё есть шанс, что вылазку отменят, потому что большая часть парламента против… Но я-то знаю, что чёртов Смит найдёт способы потянуть за нужные ниточки.

И я уже заранее предполагаю, что говорить мы будем не только о разработках. Смит на многое пойдёт, лишь бы поиметь с моей семьи побольше. Как и в оригинале, он точно знает, что делает, и без малейших сомнений скормит титанам даже ребёнка, лишь бы добиться от нас с Леви нужной реакции. Поэтому в их новый штаб я собираюсь как на бой, хорошенько подучив современные законы и даже взяв с собой томик местного права с закладками в нужных местах. Пока что, к сожалению, в моём распоряжении лишь честные методы. Но я как никогда раньше готова учиться искусству грязных манипуляций.

— Давайте я с вами поеду? — пытается поддержать меня Гёсслер, которому совсем не по душе моё нынешнее состояние.

— Нет, не надо. Лучше сделайте, пока меня не будет, вот что… — чуть устало улыбаюсь в ответ и расписываю термический способ получения чистого металлического магния и самый простой метод получения марганцовки, благо технологии у нас для этого уже есть. Наконец-то пригодились мои школьные и околорабочие знания химии. Я несколько раз предупреждаю ни в коем случае не смешивать эти реактивы, и прошу придумать, как из магния и аммиачной селитры сделать светошумовую гранату. Так, на всякий случай пусть будет.

* * *

К штабу я подъезжаю в смешанных чувствах: признаться честно, немного боюсь этой встречи, боюсь посмотреть в глаза своим детям и не найти там привычной радости от встречи. Мало ли что им мог вложить в головы Смит, мало ли что с ними могло случиться за эти месяцы вдали от дома. Кэб тормозит перед входом, и я, собрав в кулак всё мужество, что у меня осталось, вытряхиваюсь наружу вместе с корзиной еды и небольшим портфелем с чертежами. Давай, Алиса, ты справишься.

Два неулыбчивых солдата проверяют мои документы на входе, и наконец пропускают во двор, тут же пристраиваясь по бокам, как тюремный конвой.

— Мама! Эй, ребят, мама приехала! — доносится до меня звонкий голос Изабель, и я тут же поворачиваюсь на звук.

Моя девочка стоит около конюшни вполоборота ко мне, крича в приоткрытую дверь и призывно машет руками, вызывая из глубин здания своих братьев. Вся троица в форме Разведки, а Леви и Фарлан ещё и с платками на голове. Вещи выпадают из вмиг ослабевших пальцев, и я всхлипываю, прижимая ладонь к лицу. А в следующую секунду, не обращая внимания на конвой, срываюсь к детям, влетая в их объятия, кажется, спустя всего мгновение.

— Я так скучала, — тихо шепчу. Родные мои, самые любимые. Мгновенно заваливаю их вопросами. — Вас тут не обижают? Кормят хорошо? Почему Фарлан так осунулся? Вы точно достаточно спите?

— Всё в порядке. Успокойся, мам. Мы не виделись всего два месяца, не разводи драму попусту, — тормозит меня Леви, и я наконец собираю себя в кучку, заканчивая растекаться по лужайке бесполезной лужицей.

— Какие успехи? — знаю какие, но вдруг у них есть подвижки?

— Не получилось. Мы хотим попробовать в экспедиции, — хмурится Фарлан.

— А… Ну, по крайней мере вам не придётся там волноваться об Изабель, — грустно улыбаюсь. Иззи, слава богу, ещё нет пятнадцати. Ну не потащат же разведчики и в самом деле несовершеннолетнюю девочку за стены. Надеюсь, если там будет только Фарлан, Леви сумеет его защитить.

— Изабель тоже едет, — как гром среди ясного неба ошарашивает меня сын, выплёвывая следом. — Капитан нашего отряда сказал, что она «вполне годна».

— Что? — несколько секунд я не двигаюсь, пытаясь унять шум в голове. Мне же просто послышалось. — Хочешь сказать, они официально подмахнули смертный приговор ребёнку? А отказаться, найти повод не идти туда ведь можно?

— Я не ребёнок! — тут же обижается дочь, окончательно выбивая у меня почву из-под ног. — И сама решила, что поеду.

Падаю, удачно приземлившись на выкорчеванный кем-то пень, оставленный тут, видимо, в качестве табуретки. Трава под ногами и летний солнечный день напоминают мне о нашей поездке в горы, где дети ловили сусликов. В груди так же тяжело, и воздух как будто не проходит в лёгкие, как от резкого набора высоты. Я ведь их мать, сама взяла на себя эту ношу.

Вспоминаю своих родителей, считавших, что я обязана им просто по праву рождения, свою зависть от счастья одноклассницы, росшей в обеспеченной, бесконечно заботливой семье. Но я не мои родители, и могу быть лучше. А эти ребята — всё, что у меня есть. Моя ответственность. Может, я до сих пор ничего не знаю о том, как правильно растить и воспитывать детей. Может, я ужасный человек, неспособный на нормальные отношения и не знающий порой, как выразить свои чувства. Всё может быть. Но я точно способна на многое, чтобы добиться единственной цели, появившейся в моей никчёмной до встречи с ними жизни:

— Изабель, скажи мне… Ты была бы счастлива вернуться домой, закончить школу и пойти учиться на ветеринара, как раньше хотела?

— Я… Ну… Вряд ли меня отпустят, — забубнила девочка, и я нежно коснулась её руки, останавливая.

— Забудь про обстоятельства. Просто скажи, «да» или «нет»?

— … Да, — моя красавица со слезами на глазах залезает ко мне на руки, как в детстве стараясь спрятаться от всего страшного. — Да, хочу! Хочу снова увидеть всех наших, даже Петера, хоть он и злюка. Хочу снова отправиться в поход летом вместе со всеми, хочу запускать воздушных змеев и просыпаться от вкусных запахов твоей и братика готовки! Но ещё я хочу, чтобы мы все трое вернулись домой. Поэтому мне придётся пойти — этим двоим точно понадобится моя поддержка после боя, — ухмыляется моя храбрая девочка.

— Хорошо, Иззи, я поняла, — прижимаю её ближе, укачивая в меру своих сил. Значит, война, Смит? Каковы шансы, что ты просто меня шантажируешь? Или у тебя есть другие мотивы отправлять Изабель вместе с командой? Неужели опасаешься, что я решусь с её помощью пошариться у вас в штабе, пока народу там совсем немного?

— Насчёт похода забавно получается… Традицию-то мы сохраним, только в этот раз, похоже, компания будет совсем не та, да и отправимся мы немного дальше, чем обычно, — мрачно хмыкает Фарлан, неловко потрепав девочку по голове. — Надо будет попробовать взять интервью, вдруг те монстры тоже что-нибудь да расскажут.

— Ты даже не представляешь себе, насколько твоя шутка попала в цель, — качаю головой. — А что насчёт тебя? Ты уверен, что тебе стоит идти за стены?

— Во-первых, кто меня здесь спросит, хочу или нет? Это армия, мам, — усмехается старший сын. — Но даже если бы мне удалось отмазаться… Ты представляешь себе, что без меня в экспедиции наворотят эти двое?

— М-да, — киваю в ответ, представляя вакханалию и ужас, который способны привнести младшие во время привалов, и поворачиваюсь к своему самому строптивому чаду. — Леви?

— Я просто хочу вернуться домой. И против того, чтобы мы все трое шли за стены. Но раз уж этих двоих мне не переубедить, просто сделаю всё возможное, чтобы они выжили, — честно отвечает парень, складывая руки на груди в защитном жесте. — К чему эти вопросы?

Я маню их к себе пальцем и осторожно спрашиваю шепотом:

— А если я пойду вместо Иззи, вам будет проще?

— Ты правда можешь? — Иззи вскидывает голову, мгновенно забывая про слёзы.

— Правда могу, радость моя. По крайней мере, в крайнем случае попытаюсь уговорить ваше начальство.

— Хреновей идею ты вряд ли смогла бы придумать, — вдруг говорит Леви.

В последний раз поцеловав Изабель в нос, успокаивая, поднимаюсь на ноги, аккуратно ставя и малышку в вертикальное положение. Господи, эти уроды хоть видят, что в ней хорошо если сто сорок сантиметров роста наберётся?

— Я взяла на себя ответственность за вас, — смотрю в штормовые предупреждения напротив. Кажется, у нас с ним уже был этот разговор. — Даже если тогда это и было по твоей просьбе, окончательное решение всё равно приняла именно я. И обеспечить ваше счастье — моя первостепенная задача. Поэтому я попытаюсь переубедить Главнокомандующего не брать вас с собой в принципе. Если не выйдет, вызовусь вместо Изабель. У меня есть пара способов склонить Разведку на свою сторону. А если не получится и это, в чём я лично сомневаюсь, в самом крайнем случае… Будьте готовы, что вам придётся использовать оружие получше тех канцелярских ножичков, которыми размахивают местные вояки. — делаю шаг к своему мальчику, наклоняя его ближе к себе за лацкан формы, и продолжаю уже шёпотом. — И я хочу чтобы ты кое-что запомнил, Леви. В экспедиции, когда начнётся ливень и туман и ты решишь, что это лучший момент, чтобы отправиться к Смиту, оставив ребят позади, внутри безопасного строя… Не смей этого делать, слышишь меня? Не смей. Обещай мне, что не поведёшься на их браваду, что наплюёшь на компромат и вы просто останетесь все вместе… И что ты будешь осторожен сам. Я не могу вас потерять, просто не могу.

— Обещаю. Я верну нас всех назад, домой, — серьёзно кивает моя фасолина, хмуро глядя на меня сверху вниз.

— Хорошо. После экспедиции мы заберём вас домой в любом случае, но будем надеяться, что ваши боссы тоже люди, и мне не придётся… Превращать блеф в реальные угрозы. Скоро увидимся, мои хорошие. Я люблю вас, бесконечно люблю. Так что возвращайтесь домой поскорее. Кстати, там корзина осталась, угостите своих друзей, я привезла шарлотку с яблоками из нашего сада.

Спину колет чей-то взгляд, и мне не нужно оборачиваться, чтобы точно узнать, чей он.

— Мам, — Леви хватает меня за руку, не обращая внимания на солдат, которые уже принесли мои вещи и теперь мялись в стороне, отводя взгляды и боясь вмешиваться в нашу беседу. — Не делай ничего необдуманного или глупого в наше отсутствие, слышишь меня? И не говори о своей… Особенности.

— «У гениев мысли сходятся», да? Пиксис мне то же самое недавно советовал. Необдуманного точно делать не буду, не волнуйся, — мягко обнимаю пока ещё только моего капитана, забирая свою кисть из стальной хватки. — Но я постараюсь быть хорошей мамой, солнце моё.

Смит всё ещё стоит у окна, наблюдая за тем, как я забираю свой портфель у провожатого и покорно вхожу в здание. Что ж, посмотрим, осталось ли в вас ещё что-то человеческое, господа офицеры. С желанием поиметь с меня побольше справиться я сумею, но вот что мне делать, если вы всерьёз решитесь использовать таланты моих детей в операции? Внимательно отслеживаю расположение кабинетов на верхнем этаже. Мы заходим совсем не в то помещение, откуда за мной наблюдал блондин, и я делаю вывод, что там был его кабинет. А это — уже кабинет Главнокомандующего.

— Приветствую вас, госпожа Селезнёва, — Кит Шадис, как и всегда, до усрачки мрачен.

— Знаете, после действий вашего сотрудника, можете уже и просто по имени ко мне обращаться, — спокойно говорю, игнорируя протянутую руку, и сажусь в кресло для посетителей, пристраивая портфель рядом. — Слышала, сволочизм порой сближает похлеще самого забористого брудершафта.

— Простите?

— Прощаю, конкретно к вам у меня пока претензий нет. Просто держите вашего заместителя от меня подальше, и мы сработаемся. Дети сказали, что вы отправляете за стену мою несовершеннолетнюю дочь. Они так пошутили, я надеюсь?

Некоторое время мы молчим.

— Изабель Магнолия показала отличные результаты как в командной работе, так и в конной езде, — Шадис отводит взгляд в сторону. — И у неё есть начальные врачебные навыки. Поэтому я не вижу причин, не позволяющих ей принять участие в экспедиции.

— А несогласие родителя? — с намёком спрашиваю.

— Она уже состоит в Разведотряде, поэтому подчиняется армейскому уставу, — уходит эта сука от ответа, косвенно посылая меня на хуй.

— То есть для того чтобы жениться моё разрешение ей нужно, а чтобы выехать в самое опасное в мире место и сдохнуть — нет? — тихо, абсолютно спокойно спрашиваю почти шепотом.

— Не передёргивайте, у нас семидесятипроцентная выживаемость! Никто не пустит её на передовую. Это обычная практика, все наши новобранцы проходят через это. К тому же, у неё потрясающие результаты, — Главнокомандующий смотрит мне за спину, словно прося кого-то о помощи. Не даю ему и шанса впутать в это Смита.

— На меня смотрите при разговоре, пожалуйста, — пока что вежливо привлекаю его внимание. — Ей четырнадцать лет, Шадис, четырнадцать. Имейте совесть, в конце-то концов. Леви и так поедет за стену, если вы отправите с ним только Фарлана. Вам ведь это нужно — посмотреть, насколько хороши его навыки в деле? Нравится вам убивать своих подчинённых — вперёд и с песней, но не вмешивайте в эти игры детей. Моя дочь держится своих братьев и потому храбрится. Но не путайте эту храбрость с готовностью умереть за ваши идеалы. Я прошу вас, не надо задействовать Изабель, хотя бы в этот раз. Если вы пойдёте мне навстречу в этом желании, я, в свою очередь, тоже буду готова пойти на уступки в контракте.

— Мне жаль, госпожа Селезнёва, — Кит всё же смотрит мне в глаза. Да, он определённо услышал про мою готовность к сотрудничеству. Так почему не пользуется? Набивает себе цену? — План уже утверждён и мы не можем убрать из него ни одного человека.

— Даже если я дам вам оружие, о котором сообщала через Зое прямо завтра же? — Шадис молчит, и я нервно закусываю губу. Какому идиоту не нужны разработки, способные спасти десятки жизней? Неужели он настолько твердолоб?

— Мы не успеем изменить план и внедрить ваши разработки до экспедиции, поэтому придётся отложить этот разговор на потом.

И тут до меня наконец-то доходит, зачем на самом деле они сейчас тащат Изабель за стены. Хотят мне показать, что могут это сделать. Это же их ответ на мои ограничения! О боже.

— Тогда возьмите меня вместо дочери, — выпаливаю, подаваясь вперёд.

— Что? — Шадис отшатывается, с удивлением глядя на меня. Ну да, сорокадвухлетняя мелкая тётка в юбке вдруг требует дать ей оружие и отправить к титанам. Картина та ещё.

— Даже в законе есть соответствующая статья. Родитель или опекун может принять высшую меру вместо своего подопечного. Я готова прогуляться в ад и даже помочь вам в рекордные сроки освоить всё новое, — достаю наконец свои чертежи. — О большинстве этих вещей вы должны были знать из отчётов Ханджи, но я добавлю парочку вещиц из нашей копилки «можем получить по жопе от Военной Полиции, но для человечества это важно». Вот этой модели на нашем складе хватит человек на пятьдесят. Ну, что скажете?

— Это… — Шадис смотрит на чертёж последней модели УПМ с огнестрелом, которую мы разработали месяц назад специально с учётом всех имеющихся новейших данных и даже ночью опробовали за Стеной под присмотром Спецотряда Гарнизона. — Это потрясающе, но я не думаю, что солдаты смогут научиться использовать всё это в столь короткий срок.

— Так а я вам на что? — с улыбкой парирую, видя, как он колеблется. — Я и объясню, и покажу, и проконтролирую обучение. Не в первый раз же объяснять буду.

— Мы не можем взять вас с собой, — Смит всё-таки встрял, не выдержав. — По крайней мере потому, что вы не знаете нашего нового построения и сигналов к нему.

— Господи, да что там знать-то? — меня даже смех разбирает. — Вместо «увидел титана — убей титана» теперь вы их усиленно избегаете, что, в общем, правильно. Глядишь, лет через пять до вас таки дойдёт, что не обязательно гонять за этими влажными мечтами стоматологов с канцелярскими ножами наперевес… Ладно, чёрт с вашими идиотскими методами ведения боя. Строй у вас в виде закругленной стрелки, кстати, просто наблюдение: самые последние отряды с такой схемой полягут первыми, потому что на них придётся вся масса «пропущенных титанов», так что лучше выстраивайтесь в треугольник и больше кучкуйтесь, не оставляя такие конские зазоры, особенно в ненастную погоду. Тогда титаны не будут нарушать строй с такой небывалой лёгкостью. Что там ещё… А, сигнальные цвета. Так… Красный — это титан, чёрный — пиздецки злобный титан, зелёный — смена направления, которым в первую очередь будете шмалять вы, а солдаты повторять, меняя движение вправо-влево в направлении выстрела. Там вроде ещё что-то было, но это уже мелочи. Так что, основную суть я изложила верно?

— Откуда вам это известно? — за моей спиной на спинку стула с хлопком приземляется рука, а блондин, светя складкой между шикарными бровями нависает сверху. Чёрт, раздражает, когда так делают.

— Ещё два сантиметра в мою сторону, и я дам вам в нос, — честно предупреждаю, не двигаясь с места. — Что за привычка вообще у блондинов влезать в личное пространство, а? Вас этому на специальных курсах учат?

— И всё же… Откуда у вас закрытая информация? — кашляет Шадис, привлекая моё внимание.

— Ничего себе «закрытая», — хмыкаю в ответ. — Я вообще-то Гарнизон на стене тренирую, если вы до этого не замечали… Ну или третирую, им виднее. В любом случае, за вашими вылазками мне довелось наблюдать не раз, и не два. Так что насчёт заменить четырнадцатилетнюю девочку на взрослую женщину с кучей приятных бонусов в запасе?

— Это очень привлекательно, и мы будем рады вашей помощи, — Главнокомандующий кивает. Ну слава богу. Хотя бы один мой ребёнок не увидит той резни за стенами. — Но при всём моём желании, мы просто не можем взять вас в экспедицию. Вы слишком ценны для человечества.

---

Примечания:

Хотела назвать главу "Разведотряд — снимаем розовые очки, не дорого", но потом отказалась от этой идеи. Потому что неправда это. Дорого, ещё как дорого выходит услуга-то

Примечания:

И мы официально перевалили за 200 страниц!

---

Мне как будто прилетает разрывная пуля прямиком в сердце, нахрен прожигая лёгкие и оставляя без малейшего шанса выжить. Всё тело немеет.

— «Слишком ценна»? — повторяю помертвевшим голосом, внезапно понимая, как сильно Пиксис ошибался насчёт человечности этих… военных. — То есть маленькая девочка, увлекающаяся ветеринарией, природой и пением для вас… Стоит меньше, чем больная на голову почти уже пожилая тётка? Я правильно поняла? И чем вы тут людей измеряете, если не секрет? Золотом или каким-нибудь редким продуктовым эквивалентом? Мясом, может быть?

— Мне жаль, — вот и всё, что я получаю в ответ на свою провокацию. Ему жаль. Просто жаль. И пошла ты на хуй, Алиса. Сиди и не питюкай. Вся злость, весь запал разом исчезают, оставляя выжженную пустыню. Зато вот решимости у меня теперь — хоть залейся.

— Я думала, что ваша организация выше капиталистических мыслей о прибыли и убытках, что вы не измеряете человека деньгами, как люди в Подземном Городе или толстосумы в правительстве, — встаю со стула, собирая разложенные по столу документы в аккуратную стопку. — Что ж… Будет мне уроком. В конце концов, это нормально, что люди, прожив так долго взаперти, начинают думать исключительно о собственной выгоде, отбрасывая всё ненужное — человечное — куда подальше. Наверное, так и надо действовать, просто я как-то не в курсе была?.. Могу ли я, по крайней мере, рассчитывать на то, что мои дети попадут в один отряд? Или вы оставите мою дочь совсем одну среди незнакомых взрослых мужиков?

— Об этом не беспокойтесь. Все трое распределены в отряд к Флагону Туррету. Он хороший лидер и опытный разведчик, и…

— Замечательно, — задумчиво киваю, прерывая разглагольствования. Значит, история повторяется вообще почти без изменений. — Кстати, чисто для справки, — нахожу нужный лист и придвигаю его ближе к Шадису. Что показательно, Смит отходит на несколько шагов, чтобы тоже разглядеть изображённое устройство. — Вот пример работы моего младшего сотрудника — шумовая ракета, обеспечивающая сообщение между отрядами даже в ливень. Внешняя оболочка разработана Фарланом Чёрчем. В одиночку.

Ногтём указательного пальца показательно провожу по одному-единственному имени составлявшего документ человека, оставляя небольшую бороздку в местной рыхловатой бумаге. Солдаты молчат, начав, наконец, понимать, куда я веду.

— Да-да, тем самым Чёрчем, который подешевле меня будет. Оставьте этот чертёж себе. На память, так сказать. — щелкаю пальцем по бумаге, толкая её вплотную к Шадису. — А идею отцепляемых от основного корпуса тросов, которая уже внедрена в ваши УПМ и сократила смертность на прошлых вылазках на семь процентов, подала и проверяла потом в действии Изабель Магнолия.

Отступаю на шаг от стола, грубо запихивая остальную стопку листов обратно в портфель, и бросаю бесполезный теперь предмет на стул, скрещивая руки на груди. Из комнаты хочется, откровенно говоря, сбежать куда подальше, вернуться обратно в мир, где в людях ещё осталось что-то хорошее, но такого удовольствия я им не доставлю. И себе тоже. Смотри внимательно, Алиса. Вот как эти люди ведут себя на самом деле. И не смей их жалеть.

— Я — просто руководитель, причём довольно хреновый, как мне кажется. В большинстве случаев я лишь помогаю идеями, а не изобретаю что-то сама. Поэтому хорошенько запомните, с кем вы выходите за стены, когда перед вами откроются врата Марии. И да… Завтра вам поступит оборудование для вылазок, сертифицированное моим отделом исключительно под использование нашими сотрудниками. Это опытные образцы, в которых применяются взрывчатые вещества, так что даже не пытайтесь передать что-то из этого в пользование своим людям, — довольно противно усмехаюсь. — Убьются. Вы ведь не знаете, как там что работает, в отличие от моей семьи, которая активно участвовала в создании этого оружия. Удачи вам на вылазке… Командор.

— Что? А… Подождите, — Шадис смотрит, как я забираю портфель со стула, явно навострив лыжи на выход. — Мы ведь ещё не обсудили с вами поставку изобретений, о которых вы говорили с Ханджи! Когда вы пришлёте их?

— Изобретения? — приподнимаю брови и привычно отгибаю рукав рубашки, под которым у меня часы. Нежно глажу ремешок большим пальцем, задумчиво глядя на немного подрастрепавшийся узор. Только подожди ещё немного, фасолина, и я всё исправлю. Даже если для этого мне придётся делать по-настоящему страшные вещи. — Ах, вы про минную сеть и прочее? М-м, тут вот какое дело. Понимаете… Мне жаль, но буквально пару минут назад начался мой отпуск. Так что, увы, ничем не могу вам помочь. Придётся нам с вами ещё раз встретиться уже после вашей вылазки. Если будет с кем вообще встречаться, разумеется.

И я сейчас, к сожалению, совсем не на своего оппонента намекаю.

— Вы издеваетесь?! — хмурится Шадис, подскакивая и внимательно сверху вниз глядя мне прямо в глаза. Пытается давить авторитетом. Ну, мужик, видали мы взгляды и пострашнее. Такой фигнёй меня уж точно не пронять.

— Нет, — спокойно отвечаю, делая шаг вперёд и тоже нависая над столом. — Я просто довольно быстро учусь. Письменных контрактов на поставку мы с вами не заключали, так что... Хотите отправить никогда не видевшую смерти девочку в мясорубку вместо того, чтобы принять моё предложение и спасти пару десятков ваших солдат? Ладно, флаг вам в руки и барабан на шею. Но не ждите, что я не запомню ваше решение на будущее. — наклоняюсь ближе к этому… командору, припечатывая. — Запомню. И внимательно подсчитаю прибыль и убытки от возможного сотрудничества с вами, раз уж мы тут, оказывается, такими понятиями оперируем.

Отступаю на шаг, беря профессиональную дистанцию от этих акул. Заставляю себя до боли расправить плечи и высоко поднять голову. Хотели доведённую до белого каления Алису? Получайте, не обляпайтесь.

— У Ханджи Зое останется доступ к моей территории, потому что её исследования — главный ключ к нашему выживанию, а значит выгодны лично мне. Она уже показала свой ум и бесконечную преданность делу, поэтому с ней я готова работать. Но вот наше дальнейшее сотрудничество конкретно с вами и с вашей конторой в принципе будет целиком и полностью зависеть от исхода этой экспедиции. — улыбаюсь на уровне Кенни Аккермана, презрительно прищурившись. — Вы уж постарайтесь показать достойные результаты. Потому как с неприбыльными партнёрами я с этого момента никаких дел иметь не намерена. Всего вам хорошего, господа офицеры.

Может, я и пообещала Леви не делать необдуманных поступков, но вот о глупостях не сказала ни слова. Видимо, пришло-таки время творить отборнейшую хуйню и в этом мире.

* * *

В главный штаб Гарнизона я вхожу быстро, чеканя шаг и взглядом распугивая бедных солдат по дороге. Ну ещё бы, раньше-то я тут только улыбалась да шутки шутила, веселя сослуживцев начальства. А теперь чуть ли на людей не кидаюсь.

— Алиса? Заходи, — впускает меня друг, плотно закрывая за нами дверь кабинета. — В чём дело? На тебе лица нет.

— Мы с тобой берём недельный отпуск. С сегодняшнего дня, — ставлю на его стол свой портфель, доставая все документы, которые уже сегодня могли бы изменить мир к лучшему. А вместо этого грёбаные разведчики пустили всё по пизде.

— И почему от тебя эта обыденная фраза звучит так угрожающе? — качает головой Пиксис. — Что ещё успело произойти за эту неделю? Опять Смит?

Я молчу, немного потерянно оглядываясь вокруг, то и дело цепляясь взглядом за предметы до мелочей знакомого интерьера. Здесь так спокойно, надёжно, что ли. А я так устала нести весь груз в одиночку:

— Нет, не совсем. Хотя я и подозреваю, что Шадис действует по его указке. Мои дети едут за стены. Все трое. Ты недооценил своих приятелей, — ёжусь и обнимаю себя за плечи. — И я тоже недооценила. Теперь-то вижу, что всё идёт ровно так, как я боялась. И мне это не нравится, совсем не нравится. Поэтому я хочу… нет, мне нужно тебе кое-что рассказать. Но не здесь, — поднимаю взгляд на человека, с которым знакома уже без малого девять лет. Потрясающий стратег и новатор, способный жертвовать людьми, но всегда думающий, как сократить число жертв, и, что важно, находящий нестандартные выходы из порой совершенно патовых ситуаций. Я так и не смогла придумать внятный план, как справиться с тем, что ждёт нас впереди. Но хочу верить, что это сможет сделать мой друг, за которым я готова пройти огонь, воду и медные трубы. — Пожалуйста, Дот. Поехали к нам на базу. Это правда важно.

— Вижу, всё и в самом деле серьёзно… Что ж, немного развеяться нам обоим не помешает. Мне потребуется около двадцати минут, чтобы передать свои обязанности, — хмурится офицер, видимо, продумывая своё расписание на эту неделю, и собственноручно усаживает меня в своё «начальственное» кресло. Ему определённо не нравится то, что со мной происходит. Мне тоже, друг, мне тоже всё это не по нутру. — Мы со всем разберёмся, Алиса. Что бы ни случилось, выход всегда найдётся. Отвлекись пока и убери документы для Разведки подальше на полку. И сделай нам крепкого чаю в дорогу.

— Так точно, командор… Спасибо тебе, — тихо говорю, никак не способная разжать пальцы, мёртвой хваткой вцепившиеся в его китель. — Только боюсь, как бы ты меня не возненавидел после того, что я собираюсь тебе сказать…

Господи, пожалуйста, пусть это моё решение будет верным. Пожалуйста. Я готова даже снова умереть, если потребуется, только молю, пусть такое ничтожество, как я, хоть раз не испортит всё ещё больше. Хоть один чёртов раз.

* * *

Домой попадаю только ближе к вечеру. Встревоженные коллеги встречают меня на пороге, и их недоумением можно резать охватившую весь мир вокруг тишину: сегодня я должна была вернуться с детьми, или, по крайней мере с Изабель, но вместо этого вслед за мной из кэба вылезает Пиксис.

— У меня ничего не вышло, — подтверждаю худшие мысли собравшихся. — Их отправят за стены.

— Что? Но как же Иззи? — Петер бледнеет, хватаясь за косяк. — Неужели и её тоже?

Хмурюсь в ответ и потираю место над сердцем, пытаясь хоть так унять боль. Мне страшно думать о том, что дети могут ко мне не вернуться, страшно ничуть не меньше, чем спецам. Поэтому и Пиксис сейчас здесь.

— Нужно будет собрать всё необходимое для детей… — говорю наконец, более-менее справившись с эмоциями. — Вообще всё, что только может им помочь, независимо от того, доложили ли мы официально об этих разработках или нет. Пойдёмте в дом, незачем такое на улице обсуждать.

Рабочие, уже начавшие потихоньку понимать, куда ветер дует, тщательно закрывают все окна шторами от греха подальше и по моей просьбе достают проектор, а я веду своего начальника мимо кабинета, мимо детской, в которой Жуть играется с тряпичным мячиком на кровати Леви, прямиком в свою комнату. Специальный механизм долго не поддаётся, но наконец у меня получается сдвинуть защёлку в нужное положение, и комод медленно отъезжает от стены, демонстрируя небольшой тайник. Это было чуть ли не первое, что я попросила соорудить в доме, а Гёсслер потом доработал механизм.

— Что это? — подозрительно спрашивает друг, когда я достаю свой рюкзак ярко-красного цвета, в котором до сих пор лежит моя старая одежда и всякие нужные для альпинизма приблуды.

— Вещи с моей родины, — просто говорю, передавая ему рюкзак и отводя взгляд.

Вот сейчас всё и встанет на свои места. Мне бы очень хотелось, чтобы Пиксис поверил в мою историю, но… Надеюсь, он не поволочёт меня сразу же в местную пыточную. Нет, всё-таки он не такой человек. Мой друг сначала выслушает всё и лишь потом сделает выводы. Да, так и будет.

— Ты не родилась в Подземном Городе, — констатирует начальник, осторожно трогая лямку с сетчатой подкладкой. Но сильно удивлённым не выглядит. Видимо, я всё же оказалась слишком уж странной для этих мест.

— Нет, не родилась, — спокойно соглашаюсь с ним, ожидая, к каким выводам он придёт дальше.

— И ты знаешь, что там, за стенами, — продолжает то ли допрос, то ли простое оглашение догадок офицер.

— Лишь в общих чертах. Кроме того раза, в тридцать шестом, я никогда не была снаружи.

И вот это удивляет Пиксиса по-настоящему. Он хмурится, сильнее сжимая лямку рюкзака, и некоторое время смотрит в пол. Видимо, мой друг никак не может решить для себя такую головоломку.

— Тогда откуда ты? — наконец осторожно спрашивает мужчина, присаживаясь на кровать.

О, блин, и как это сказать так, чтобы не звучало как бред сивой кобылы? Одно дело — сказать детям или даже молодым учёным, но тут умудрённый опытом человек. Достаточно ли у него гибкий ум, чтобы принять такую информацию?

— Наверняка для тебя это прозвучит как бред сумасшедшего… Я и сама долгое время думала, что просто очень хорошо приложилась головой при падении, — присаживаюсь рядом, осторожно забирая рюкзак и доставая свои документы. — Я из другого мира, Дот. Вообще из другого. Смотри, тут совсем другой язык. И таких технологий и материалов у вас ещё лет двести не придумают.

Пиксис отшатывается, широко раскрыв глаза. Складки на лбу становятся лишь глубже, лишний раз показывая наш с ним возраст. Да, совсем не это он ожидал услышать от меня.

— Помнишь, как титаны обходили меня стороной? — упорно продолжаю, держа документы навесу. — Моё предположение, как и других спецов, состоит в том, что я настолько не принадлежу этому миру, что они просто меня не видят, не считают за человека и потому обходят стороной.

— Но ты ведь… — Пиксис чуть отодвигается, напрягаясь. Но в целом довольно неплохо держится.

— Человек? Да. Я человек, Дот, хотя временами и сама немного сомневаюсь в этом, — грустно усмехаюсь. — Попала к вам из другого мира девять лет назад. Упала с высоты второго этажа на кучу мусора в Подземном Городе, если быть точной. Как думаешь, стал бы человек из-за стен забираться под землю, чудом пройдя две внутренние стены без каких-либо документов?

— Вряд ли, — кивает друг, наконец хоть немного расслабляясь и принимая из моих пальцев синий паспорт. Я выдыхаю. Значит, он хотя бы допускает мысль, что я говорю правду. Офицер заглядывает на первую страницу и замирает, куда внимательнее разглядывая моё старое фото. Даже скребёт пластик ногтём. — Как это так тонко нарисовано?

— Это фотография, не рисунок, — поправляю его. — Её делает специальное устройство. Оно записывает изображение предметов перед собой с помощью какого-то светочувствительного фотоматериала, вроде как. Большего об этой технологии, увы, не знаю. Но могу показать, как делаются эти самые фотографии — у меня с собой есть один аппарат, который их делает.

Достаю свой уже порядком износившийся, но всё ещё каким-то чудом живой телефон. Вот что значит качество, мать его. Он долго грузится, но наконец знакомый экран блокировки встречает меня радостным изображением совсем мелкого ещё фасолины. Я открываю камеру и делаю несколько снимков, показывая Пиксису принцип работы.

— Это… Магия? — как-то совсем уж по-детски интересуется мужчина, недоверчиво глядя на меня. М-да, средневековье же…

— Нет, Дот, никакой магии, честное слово, сплошная наука. Просто этих технологий у вас ещё нет.

— Восхитительно! Так вот почему ты точно знала, что будет работать! — офицер вскакивает и нервно начинает шагать из угла в угол. — И ты набирала людей из разных областей в команду, потому что наверняка, как и с фотографией, не знаешь самого процесса, но знаешь, как выглядят устройства и что они должны делать!

— Ага, — слабо улыбаюсь. — Я же говорила, что вообще ни разу не гениальна. Просто воспроизвожу то, что есть в моём мире, здесь.

— Потрясающе! Что же ещё ты тогда можешь нам подарить? Быть может, быстрый обмен информацией на расстоянии?

— Я думала об этом, — улыбаюсь его энтузиазму. — Но для этого нам надо получить разрешение у ваших верхов, которые стопорят прогресс. Готова голову дать на отсечение, что нас убьют раньше, чем мы закончим объяснять свою идею.

Хмурюсь, понимая, что до этого была самая простая часть разговора. Основная мякотка будет дальше:

— Об этой… проблеме нам и нужно поговорить. Сейчас у тебя должны быть вопросы поважнее моего происхождения.

— Это какие же? — Пиксис замирает передо мной на середине движения, цепко оглядывая с головы до ног.

— Как я узнала твоё имя, а, Дот? — смотрю прямо в расплавленное золото, сейчас снова полное недоверия. — Откуда в самом начале знала примерный адрес и звание? Почему угадала, что именно тебя заинтересуют мои изобретения, а не кого-то ещё? Думаешь, в Подземном Городе в центре Сины кто-то знает про главу Южного региона?

— Хочешь сказать… Ты знала меня ещё из своего мира? — догадывается мужчина. — Но как?!

— Да… Знала, если можно так, конечно, сказать. А «как»?.. Пойдём к остальным. Всё равно проектор — это, м-м, такая увеличивающая картинки в этом устройстве штука — в гостиной, да и спецам тоже будет полезно услышать то, что я скажу. — берусь за дверную ручку и усмехаюсь. И до чего я дошла… — Знаешь, если вы все возненавидите меня после этого — я пойму, честное слово.

— Это вряд ли, Алиса. Согласен, информация неожиданная, но от тебя я давно уже ждал чего-то такого.

— Серьёзно? — торможу в коридоре, не менее удивлённая.

— Вполне. Ты слишком странно себя вела для местной. Да и лёгкий акцент у тебя присутствует. Слишком рубленная речь и словечки иногда странные проскакивают… В общем, неважный из тебя вышел бы шпион, — Дот хитро улыбается, подхватывая меня под локоть и так доводя до гостиной.

Мы выходим как раз вовремя. Спецы уже привычно настроили аппаратуру и только и ждут, когда я достану телефон, чтобы обсудить сохранённые на нём чертежи. Но я торможу весь процесс, замирая около стены, на которую будет светить проектор, собираясь с мыслями.

— Прежде чем мы перейдём к работе, есть кое-что, что я должна вам всем рассказать. Для начала я хочу перед всеми вами извиниться, — обвожу взглядом весь коллектив. — В нашем разговоре четыре года назад о том, что я из другого мира, мне пришлось быть с вами не до конца откровенной. И я заранее прошу простить меня за это.

— А я знал, знал, что ты что-то не договариваешь, босс! — торжествующе поднимает вверх указательный палец Шит, прерывая меня, но Гёсслер довольно быстро его затыкает, метко сделав подсечку протезом.

— Спасибо, Дин, — киваю инженеру, возвращаясь к основной теме. — Я уже показывала вам фильм — движущиеся картинки со звуком, Дот — про прошлое моего мира. Фильмы, или кино, как их ещё называют, можно сравнить с книгами. Они точно так же рассказывают истории, только другим путём, визуальным. И, как и у вас в литературе, фильмы далеко не всегда рассказывают только про настоящий мир. Ведь человечество в принципе любит придумывать истории, — со значением показываю на четыре тома «Сказаний» на полке, в которых на страницах рядом с реальными историческими событиями соседствуют сказки про оборотней, вампиров, и прочих интересных тварей. — И эти выдумки не имеют ничего общего с реальностью вокруг. Это может быть история про мир с магией, колдунами и ведьмами, может быть мир, в котором вместо людей живут всякие былинные существа…

— К чему ты ведёшь? — прямо спрашивает Шит, обиженно потирая ногу.

Я торможу, подбирая слова, и оглядываю собравшихся. Мы так много вместе прошли, так долго работали и жили бок о бок, практически стали семьей… Как они воспримут тот факт, что всё это время я знала о будущем этого мира и не говорила им? Сглатываю вязкую слюну, мысленно надавав себе пощёчин, и наконец отвечаю:

— Я веду к тому, что один человек в моём мире придумал историю про мир, где небольшая часть человечества заперта внутри трёх стен, за которыми бродят гигантские людоеды. И написал про это книжку. А потом по этой книжке сняли фильм, — говорю наконец скороговоркой, замирая напряжённой струной перед самыми дорогими мне людьми. — В той истории не было конкретно вас, но был и Разведотряд, и Гарнизон, и даже Закклай с Пиксисом.

— Чт… хочешь сказать, что кто-то из твоего мира придумал наш? — дружно охреневают спецы. — Ты это сейчас серьезно?!

Даже Дин смотрит как-то разочарованно, словно я только что ему солгала.

— Может тебе это… Прилечь, а, босс? — подключаются остальные спецы.

— Эй, док, осмотри-ка нашего руководителя, она, кажись, немного свихнулась!

— Во имя стен, Алиса, ты выбрала самое неудачное время для розыгрышей!

Среди всей этой какофонии особенно сильно выделяется Пиксис, который молчит и не двигается, напряжённо глядя на меня и на то, как я копаюсь в телефоне. Потому что у него-то нужные вопросы в голове уже крутятся. В отличие от остальных. Мне ведь и в самом деле неоткуда было бы взять информацию про него в Подземном Городе. И то, что он считал случайностью, счастливым совпадением, вдруг оказалось продуманным планом. Боже, мне так жаль, друг. Мне очень жаль, что я не рассказала тебе всё сразу же. Но как бы я могла, не заручившись твоим доверием, так поступить? У меня ведь тогда уже был Леви, и я не могла подставить нас обоих под удар. Ты ведь это понимаешь, правда?

— Тихо, — затыкаю коллег и себя заодно одним словом. Наученные горьким опытом, все послушно умолкают, ожидая доказательств. — У меня, к сожалению, далеко не всё сохранено… Но кое-что я всё-таки, слава богу, нашла. В той версии вашей реальности, которую знала я, мои дети стали преступниками в Подземном Городе и использовали приводы для воровства. В восемьсот сорок четвёртом году Эрвин Смит заметил их поразительные способности и силой и шантажом заставил стать частью Разведкорпуса. И в экспедицию они отправились, чтобы отобрать у Смита документы. Звучит знакомо, да? — грустно улыбнулась, проматывая сразу на начало сюжета и показывая споры по поводу вступления трёх преступников в разведку. Постепенно мы доходим и до момента, когда началась двадцать третья экспедиция. — А вот отсюда начинаются события, которые ещё не произошли. Пока что не произошли. И нам с вами нужно постараться, чтобы их и вовсе не случилось.

Несколько раз я останавливаю пятнадцатиминутный отрезок, комментируя происходящее. Если поначалу мои ребята ещё скептично смотрят на нарисованного Эрвина, то спустя несколько минут активно подключаются к обсуждению, делая записи об увиденном. Я же вслух отмечаю не слишком хорошую подготовку солдат, неотработанность строя и то, что Смит знал о том, что вскоре после начала вылазки пойдёт дождь, а, значит, видимость будет ограничена. А ещё, уже про себя, замечаю, насколько мой сын отличается от того мужчины на экране. Моё солнце гораздо спокойнее, и не реагирует так резко на провокации. Но он и не закалён Подземным Городом. Всё ли с ним будет в порядке? А вдруг… Что, если из-за моей заботы никто из них не вернётся домой? Что, если в итоге всё, что я делала, было в корне неверным?

Я выхожу из комнаты, не в силах смотреть сцену с начавшимся ливнем, и дрожащими руками отмеряю себе хорошую дозу успокоительного, пока остальные досматривают. Из гостиной раздаются редкие шепотки, а в особенно напряжённый момент я слышу всхлип слишком ранимого для всего этого дерьма Гёсслера. О боже. Не могу. Не могу видеть смерть, пусть даже нарисованную, реальных людей. Моих, чёрт побери, детей. Не могу. Ничтожество, грёбаное ничтожество. Успокоительное ни черта не помогает. Я стараюсь заново научиться дышать, правда стараюсь, сползая вниз, на пол. Пытаюсь снова обрести точку опоры. Слышу, как кричит обезумевший от гнева Леви с экрана, лязг мечей по коже, и зажимаю себе уши, зажмурившись и свернувшись в позу эмбриона. Ведь в этот раз именно я послужила причиной того, что это случится, воплотится в реальность.

«Я сдаюсь, — вторит моим мыслям детский голос, но вслед за этими словами тёплые маленькие ручки крепко обхватывают меня за талию, а я… безвозвратно тону в стремительно светлеющих серых океанах напротив. — Не вздумай бросить меня теперь… Мама», — тогда меня впервые в жизни назвали мамой. Не дочерью, не сестрой, не любимой… Мамой. Тёмные волосы, чистая рубашечка. Запах мандаринов и только что задутых свечей, перебивающий смрад, царящий снаружи. Я ведь дала тебе тогда обещание. Так же всё было, да, фасолина?

Дрожащие пальцы цепляются за край стола, и я подтягиваюсь на руках, заставляя тело принять вертикальное положение. У меня нет права и тем более времени валяться тут на полу и сожалеть. Просто нет. Нужно вытащить их оттуда до экспедиции. Окунаю голову под ледяную струю воды, прочищая мысли, и тщательно вытираюсь кухонным полотенцем. Соберись, тряпка. Ещё не всё потеряно. Они ещё не ушли за стены.

Возвращаюсь обратно к притихшему коллективу, выключая мультфильм и зажигая лампы. Да уж, выглядят ребята ничуть не лучше меня — бледные и потерянные, прячущие от меня глаза. Даю им несколько минут переварить информацию, пока достаю бутылку бренди. На каждого в комнате выйдет немного, но нам тут ещё работать, в конце концов. Разливаю крепкий алкоголь по стаканам и первой опрокидываю свою порцию. Наверное, не стоило мешать этанол с седативным, но сделанного уже не воротишь. Выпрямляюсь, насильно заставляя себя расправить плечи, и громко хлопаю в ладоши, привлекая внимание.

— А теперь давайте подумаем, как именно мы можем помочь детям вернуться обратно, — опираюсь о стол, внимательно оглядывая более-менее пришедших в себя спецов. — Понимаю, вы сейчас совсем о другом думаете, но вы нужны мне здесь, в том конкретном дерьме, которое сейчас происходит. Потом обсудим, какая я сволочь, раз знала будущее своих детей и не смогла его предотвратить или хотя бы предупредить их заранее. Сначала нужно отправить им всё необходимое, если мы не успеем их вытащить. Я уже сказала детям не разделяться, и Леви точно не примет то грёбаное решение из оригинала. Но что из того, что у нас есть, поможет им справиться с аномальными титанами в зоне плохой видимости? Что поможет нашим детям не потерять друг друга из виду? Давайте, ребята, включайтесь! Представьте, что это просто очередной проект, черт побери. Ну же! Что может им помочь? Гранаты? Небольшие пушки с кумулятивными снарядами? Что?!

Парни оживают, перебрасываясь идеями, решив пока опустить вопросы о том, что ещё может быть мне известно и что я могу от них скрывать. Мы составляем список, и большая часть команды уходит, чтобы подготовить оборудование к отправке. На меня они стараются не смотреть. Ну да, их можно понять — я и сама себе сейчас противна. В гостиной остаются только Гёсслер и Пиксис, предложивший отправить детям поляризационные очки, которые мы только готовили к выпуску. И мой, надеюсь, ещё друг, продолжает молчать, не задавая вопросов. А вот это уже совсем плохо.

— Мэм, мне неловко спрашивать вас, и я точно не думаю того, что вы там про себя наговорили, но… — Гёсслер мнётся некоторое время, прежде чем спросить. — Вы всегда знали, что ваши дети в конце концов окажутся в армии. Вы поэтому готовили их, особенно Леви, устраивая все эти тренировки и полёты на УПМ?

— Нет, — тихо смеюсь, закрыв лицо руками, хоть и смешного в ситуации мало. Руки чуть трясутся, сказывается нервное напряжение. Ну и намешанное в организме тоже, наверное. — Нет. Напротив, я старалась сделать всё, чтобы у моих детей был выбор и возможность не пойти по этому пути. Но, как видишь, я — не лучшая кандидатура, чтобы менять хронологию событий целого мира.

— Выбор? — проигнорировал мой нудёж инженер, зацепившись за главную фразу.

— То, что я сейчас показала, должно было случиться в сорок четвёртом году, не сейчас. И по моему плану тогда они все бы уже работали, и вряд ли бы Смит решился переманить их на свою сторону шантажом. Поэтому мои дети тренировались не для армии. А я работала над изобретениями не только ради человечества, — я молчу некоторое время, пытаясь сформулировать всё правильно. — Леви очень силён, и в будущем он будет стоить целой сотни солдат. Да ты и сам видел на экране и в жизни. Но даже если мой сын не пошёл бы в армию, даже если бы выбрал какую-нибудь мирную профессию… С нашей помощью даже без его вклада у человечества всё равно был бы шанс на победу, — вижу, как Пиксис оттаивает, вздрагивая и шокированно глядя на меня. — В этом и состоял мой план с самого начала, ещё в Подземном Городе. Даже если я в итоге окажусь вашим худшим кошмаром и поломаю то, что и так едва работало бы без моего вмешательства, человечество внутри стен не было бы обречено даже без Леви. И мои дети, благодаря всем урокам, поездкам и изобретениям, смогли бы выжить. Несмотря ни на что.

— Вы… Всё это время жили с этими мыслями? — неверяще спрашивает Дин. — И все наши походы, обучение детей охотиться и разводить костры…

— Были в том числе и для того, чтобы подготовить их к жизни, — подтверждаю его предположение, тут же поправляясь: — но не только. Обучить их всему можно было бы и так. Но… я хотела, чтобы они были счастливы, чтобы посмотрели как можно больше из того, что было доступно всем остальным, кто жил на поверхности. Ведь те ребята в кино не знали ничего кроме Подземного Города, не видели, насколько замечательными могут быть люди, не знали, как разнообразна и величественна природа… Я хотела хоть так подарить им кусочек того счастья свободного человека, которое знаю сама из своего мира.

— Так значит ты, босс, всё-таки та ещё мямля, — раздаётся из-за спины, и Петер опускает мне на плечи тёплый плед. Оказывается, моя команда уже вернулась и успела услышать часть откровений. — А я-то уж испугался, что ты тут как настоящий безжалостный манипулятор детей к войне готовила, тщательно продумывая каждое своё действие и слово.

— По-твоему, у меня хватило бы на это мозгов? — качаю головой на его смех, плотнее запахивая полы пледа. — Спасибо… за комплимент, дерьмо-доктор.

— Не стоит. Знаешь, а ведь до вступления в твой отдел я ни разу не сплавлялся ни на байдарке, ни на плоту, — хмыкнул блондинчик, пристраиваясь рядом и аки фокусник доставая ещё одну бутылку алкоголя. — Да и на севере никогда не был…

— Да, а я не знал, что умею петь, — подхватил химик, ухмыляясь и двигая ближе свой стакан. — Или что могу ездить на двух тонких полосках металла по льду.

Ребята наперебой начинают травить байки и делиться впечатлениями от прожитых вместе лет, придвигаясь ближе в тесный круг за столом, и пусть лишь ненадолго и не до конца, но стальные тиски тревоги на время отпускают моё сердце.

— Так что, босс, больше никаких секретов, а? — хлопает меня по спине уже порядком поднабравшийся Петер, и я едва не утыкаюсь носом в стол. Значит, быть абсолютно честной, да?

— Да, больше никаких, — подтверждаю, в упор глядя на Пиксиса и кивая ему на кухонный проём. — На сегодня нам хватит впечатлений. Идите проспитесь, завтра нас ждёт работа, бойцы. Будем думать, как нам исправить будущее.

Друг отлично понимает мой намёк и поднимается из-за стола, но замирает в проходе и бесконечно осторожно, кончиками пальцев, проходится по отметкам на косяке, сильно отличающемуся по качеству и цвету от всего остального дома. Светлое дерево пестрит датами и именами, показывающими, как росли и взрослели мои малыши. Мужчина хмыкает, доведя палец до последней отметки роста Леви, — мой сын всего на полголовы ниже него самого — и уходит на кухню, задумчиво потирая шею.

Поднимаюсь следом, ещё раз попросив ребят расходиться — завтра нам придётся много, очень много всего разобрать. Ведь теперь, когда им известно об аниме, лишь вопрос времени, когда они начнут соображать, что мы тут как бы собираемся менять будущее.

* * *

Мы с Пиксисом молчим, разглядывая до мелочей знакомую обстановку. Вот на стене рисунок совсем ещё маленькой Иззи, на котором нет Шита — он присоединился к нам уже после моего второго дня рождения в этом мире. А вон специальный кухонный набор моего сына. Он очень гордился, когда мы всем отделом скинулись и купили ему профессиональное поварское оборудование. На окне лежит забытый Фарланом блокнот с зарисовками, куда он записывает все свои новые идеи. Как будто они и не уходили отсюда. Дом живёт, помнит и ждёт своих юных обитателей, и лишь детская комната теперь занята совсем другими жильцами. По глазам друга вижу, что у него полно вопросов. Сама первой завожу разговор, помогая ему.

— Готова поспорить, что теперь тебе уже не так просто считать меня своим другом, да?

И он тут же откликается:

— Нет, дело совсем не в этом. Просто я пытаюсь понять, как такое вообще возможно? Мой мир — простая выдумка? Всё вокруг — ненастоящее? И всё, ради чего мы жили… фальшивка?

— Нет! Нет, не думаю, что это так, — качаю головой. — За эти годы я много думала об этом, и наконец пришла к выводу, что этот мир — параллельный моему. И просто от соприкосновения двух реальностей возник вот такой вот парадокс. Тот автор ведь не писал, как зовут твою жену, сколько тебе лет, да что там, в его работах даже не было никого из моей команды! Но я-то знаю эту информацию, она существует, и люди, которых никогда не было на страницах той истории, тоже существуют. Вы не просто картонные фигуры в вакууме.

Я мерю кухоньку шагами, прохаживаясь от стены до стены, продолжая бубнить достаточно громко, чтобы друг слышал меня:

— В моём мире один умнейший человек, некий Стивен Хокинг, придумал теорию о мультивселенной. И, согласно ей, существует бесконечное число множественных параллельных миров, похожих на наш, с бесконечными вариациями законов физики… И это очень уж хорошо вписывается в нашу ситуацию: у вас здесь работают приводы, и пневматические пушки расходуют газ не в пример экономнее. У нас же полёты на ваших УПМ были бы невозможны с точки зрения банальнейших законов физики, которые проходят ещё в школе, — поднимаю наконец глаза на своего друга, заключая: — поэтому я не верю, что ваш мир — лишь выдумка. Это не может быть правдой. Просто один человек из моего мира смог увидеть одну из версий, которые могут тут с вами случиться. И, судя по скомканному и откровенно не туда свернувшему финалу, в конце он писал уже сам, не зная, чем всё на самом деле закончится, — мысли путаются, и я опять начинаю движение, чтобы не заснуть прямо на месте. Да, моя печень явно не скажет мне «спасибо» завтра. — Прости ещё раз, что не говорила тебе всего раньше. Мне правда жаль, что пришлось такое от тебя утаивать.

— Я думаю, у тебя были причины не говорить мне всего этого, — отвечает наконец Дот, впервые за вечер прикасаясь ко мне, останавливая очередной мой заход вокруг стола. — И всё это действительно немного… Слишком. Так что дай мне ночь на размышления. И… Теперь я ещё больше убедился в том, что ты действуешь в интересах человечества. Даже когда ты готовила своих детишек, ты не забыла подготовить всё, что только могла, чтобы мы смогли избежать того, что готовит нам будущее. Не кори себя слишком сильно. Хотя рассказать всё ты могла бы и пораньше.

— И тогда ты либо запер бы меня в психушку, либо отправил бы в допросную, — усмехаюсь в ответ. — Да и как ты себе это представляешь? Мне что, надо было во время одного из отчётов походя сказать «а кстати, знаешь, я тут как бы из другого мира, более технологически продвинутого, да ещё и ваше будущее знаю… давай-ка щас тебе всё на пальцах объясню»?

— Да… Так, наверное, действительно поступать не стоило, — смеётся начальство, и я понимаю, что меня может и не окончательно, но простили.

— Пойдём, я приготовлю тебе кровать в моей комнате. А завтра обсудим, что мне известно и что мы можем сделать.

* * *

— Я всё пытаюсь понять, — следующим утром, когда я просыпаюсь на раскладушке в гостиной, Пиксис уже сидит за столом и крутит в пальцах мой телефон. Бросаю взгляд в открытое окно — на подоконнике заряжается от солнца павербанк. Понятно, значит, кто-то из команды уже тут побывал и объяснил начальству, как пользоваться устройством на базовом уровне, — у тебя ведь есть ещё эти… «фильмы» про наш мир? Там ведь наше будущее, так?

— Да, всё так. — я поднимаюсь, чётко понимая, что загрузят меня по макушку с самого утра. Что ж, тем лучше. Ведь экспедиция за стены совсем скоро… Отбрасываю эти мысли из головы, присаживаясь рядом, и снимаю с телефона блокировку. — Только фильмов больше нет, к сожалению. Но есть книжки.

— Насколько то будущее реально? — мужчина придвигается ближе, внимательно глядя мне в глаза. — События, которые ты показала вчера всё же сильно отличаются от того, что происходит в реальности сейчас. Скорее всего, твоё вмешательство в наш быт ускорило происходящее. Поэтому я спрашиваю: какова вероятность того, что то будущее, которое тебе известно, случится именно тогда и именно так, как ты думаешь?

— А… Ты об этом. Ну, тут нам относительно повезло, — задумчиво смотрю на начальство. — Ворота Шиганшины, а следом за ними и Марии, падут, потому что их разрушат люди в обличии титанов, пришедшие извне. Снаружи стен. Так что уж тут-то как раз можешь быть спокоен — на тех людей я повлиять не могла бы при всём желании. А вот как мы будем определять, когда именно это случится… Вопрос вопросов. Лично я могу лишь сказать, что те события случились летом восемьсот сорок пятого года.

— Показывай. У тебя ведь есть и это тоже?

— Да… Сама не понимаю, как эти книжки вообще у меня надолго задержались, но, посмотри-ка, даже самые последние главы есть. Вот, — передаю другу телефон, показывая, как с главного экрана попасть в нужную папку и как открыть сами главы. И достаю отдельную тетрадь, начиная записывать основные данные. — К нам придут трое детей, которых с малых лет готовили в солдаты. У одного будет шестидесятиметровый гигант, которого вы назовёте Колоссальным, у второго — Бронированный, которого не берут обычные пушечные залпы, а третьей будет Женская особь, — не могу удержаться от наитупейшей, но такой приятной сейчас шутки: — так что твоя мечта всё же сбудется — красивая титанша таки появится, не скажу, что специально для тебя или что она с удовольствием тебя сожрёт, но…

— Хах! — усмехнулся Дот, под моим руководством обучаясь обращаться с гаджетом. Команда наконец в полном составе заваливается в дом, и после небольших объяснений того же, о чём я вчера говорила Пиксису, мы наконец приступаем к работе. Вывожу изображение на стену, и весь отдел вместе читает главу за главой, каждый записывая свои мысли и интересные детали. После каждой пятой главы мы делаем остановку, сверяясь друг с другом и объединяя все наработки в один единый документ. В общем, привычно работаем, как будто обсуждаем создание очередного изобретения, а не будущее всей местной цивилизации.

— У меня есть немного безумный план, — спустя два дня такого чтения глав признаюсь собравшимся. — Я думала, что, может, у нас получится остановить ту троицу ещё до того, как они прорвут Марию. Тогда удастся избежать всех жертв как среди Разведотряда, так и среди гражданских. И голода из-за потери целой стены в том числе.

— То есть ты хочешь дать им отпор в Шиганшине? — правильно понял офицер. — А что с мирными жителями? Пожертвуешь ими ради остального человечества?

— Нет. Ты же меня знаешь, я — не ты, не из военных, а потому не умею и не могу жертвовать десятками ради выживания сотен. Что, если мы с этого года введём ежегодную эвакуацию? — осторожно спросила. — Предупредим заранее, будем постепенно обучать и приучать население? У меня на родине раз в год, например, в любой фирме или учебном заведении проводят «учебную тревогу», эвакуируя всё здание, как при пожаре.

— Думаешь научить жителей Шиганшины эвакуироваться заранее и в нужный момент провести «учебную эвакуацию», оставив в городе только солдат под прикрытием?

— Ну… Да? Мы знаем, что всё случится после того, как Гриша Йегер покинет Шиганшину. И можем начать эвакуацию незамедлительно после его отъезда.

— Звучит неплохо, но хватит ли нам времени… Да и куда мы денем жителей, потерявших свои дома? И вот ещё что меня волнует: ты говорила, что не можешь дать ход некоторым своим изобретениям из-за Военной Полиции. Это будет как-то показано в дальнейших главах?

— Будет. И ты прав, просто так, без оглядки на местную подпольную власть, я ничего серьёзного выпустить не могу. Истинный король здесь очень хорошо замедляет прогресс, тщательно сохраняя нужный уровень развития, не дающий людям вырваться за пределы стен. Мы вот-вот до этого дойдём в самой книге.

— Вот чёрт, — пораженно выдыхает инженер, до этого вообще старавшийся не отсвечивать в разговоре. — И что же нам делать? Без всего разработанного нами вряд ли человечество сумеет так просто остановить тех троих. Они же настоящие монстры!

— Я не знаю, что делать, — пожимаю плечами. — Может, когда мы прочитаем всё, то вы сможете придумать план. Одно могу сказать наверняка: просто пойти и поговорить — точно не вариант.

— Почему? — тут же отвлекается мой друг.

— Потому что что я скажу? «Здрасьте, позвольте мне тут немного порезвиться, я потом всё обратно верну, честно-честно»? И как быстро меня после этого расчленят и скормят свиньям, как думаешь? — развожу руками, показывая, насколько это тупая идея.

Несколько секунд Пиксис задумчиво сверлит меня тяжёлым взглядом, видимо, и в самом деле раздумывая над ответом. Ну или представляя королевский загон свиней, как я сейчас.

— Движемся пока что дальше, — говорит он наконец. — Без полной картины мы не сможем продумать план.

Эти три долгих дня мы работаем на износ, составляя, подстраивая, крутя имеющиеся у нас факты и так и этак. Получается, что всё целиком и полностью упирается в то, что если мы не разберёмся с Рейссом, то о победе нам можно забыть навсегда. Отправить Гришу по его душу раньше — не вариант. Тогда поломается весь сюжет, и будет слишком много неизвестных. Готовить всё в тайне и просто выпустить в итоге все проекты единым махом? У нас не хватит на это ни ресурсов, ни сил. Тем более, такие масштабные приготовления не останутся без внимания властей. Нет, с королём придётся именно договариваться. И, похоже, заниматься этим буду я. Потому что мне не сотрут память, потому что я не важна для основного сюжета, меня вообще тут не должно было быть, и потому что, в отличие от остальных, я читала всю историю до конца и лучше всего смогу распорядиться этой информацией.

Ещё ночь уходит у нас после этого на составление плана. Что, где и как я буду говорить, как действовать. А ведь мой сын просил не делать глупостей… Но ведь если это приказ Дота Пиксиса, то уже не такая уж и глупость, да?

— Ладно, — говорю в конце концов, когда все детали плана меня окончательно устраивают, а коллеги давно уже расползлись по кроватям, и только мы с Дотом ещё, прихлёбывая чай, оставались в строю. Часы показывают четыре утра, совсем скоро уже будет рассвет. — Тогда я поеду прямо сегодня, чтобы не тянуть кота за хвост. Надо всё успеть пока Разведкорпус не уехал. Распусти на всякий случай моих спецов по разным отделам, спрячь, как хочешь, но сделай так, чтобы их не нашли, если нас начнут зачищать. А я постараюсь… Как следует отдохнуть сначала в столице, а потом, возможно, в районе Утопии. Если не вернусь, вам придётся справляться самим. Сейчас покажу тебе ещё раз, как пользоваться телефоном и как его заряжать. Обязательно просмотри всё, совершенно всё, прежде чем предпринимать хоть какие-то действия, ладно, Дот? Используй слабости Марлии себе во благо — сдружись с противостоящими ей государствами. Используй технологический прогресс как точку давления на врагов, не позволяй разумным титанам стать вашим главным оружием. И прошу: пожалуйста, пообещай, что если с Шиганшиной не выгорит, ты не расскажешь о том, что получил от меня, Эрвину Смиту. По крайней мере до пятидесятого года. Иначе у него не будет столь сильной мотивации победить, как сейчас.

— Хорошо. За план не волнуйся, с этого момента я всё беру на себя. Постарайся там. Только не делай глупостей, Алиса. Будь предельно осторожна, — Пиксис кладёт руку мне на плечо, успокаивая и заставляя поднять на него взгляд от тетради с планом. — Я уверен, что даже если мы не успеем, твои сорванцы вернутся в полном составе. Они не такие бестолковые, как те бандиты в неслучившейся версии нашей реальности. Поэтому обязательно вернись и будь им хорошей семьёй.

— Да вы и в самом деле с ним спелись, — грустно улыбаюсь, сгорбившись. — Позаботься о них, если вдруг что, ладно? И… не дай ему стать таким же несчастным, как тот парень на экране. Пожалуйста.

Поднимаюсь с кресла и обнимаю друга, самого близкого в этом мире друга, который первым поверил в то, что я чего-то стою и протянул руку помощи:

— Ты замечательный человек, Пиксис. Оставайся таким же язвительным стратегом и не теряй запала как можно дольше, — говорю я наконец и отпускаю его, легонько стукнув старшего товарища кулаком по плечу. — И не пей клятое Марлийское вино, ради всего святого, а!

Мы не прощаемся, потому что я не хочу врать другу, что мы с ним ещё обязательно увидимся. Насчёт этого я совсем не уверена. Мне предстоит почти невозможное: убедить местного короля, что все разработки, придуманные нами, послужат его цели — добиться мира внутри стен. А прежде всего мне нужно найти самого Кенни Потрошителя и не сдохнуть при встрече.

---

Примечания:

С этой главы я ступаю на очень зыбкую дорожку, потому что мне предстоит раскопать логику там, где её не было в оригинале. Пожалуйста, не ругайте слишком сильно, я честно пытаюсь сделать так, чтобы история работала.

Примечания:

У нас уже 75 лайков! Спасибо вам огромное!!!

P.S. В прошлой главе было написано, что разведка уже уехала. Этот момент был изменён: Разведотряд ещё не уехал, но экспедиция уже совсем скоро

---

Иногда бывает такое, когда чувствуешь, что определённо творишь какую-то херню… но всё равно её творишь. Вот и я сейчас, стоя почти безоружной перед одним из крайне хреновых баров на окраине Митры, раздумываю, где и в какой момент моя жизнь повернула резко не туда. Два дня, два безумно долгих, мучительно нервных дня, полных хождений по всяким притонам и поисков приключений на свои нижние девяноста, — ровно столько мне потребовалось, чтобы отыскать место, в котором часто зависал Кенни Аккерман. По плану я должна была максимально привлечь к себе внимание своими нарочито неумелыми расспросами, чтобы уже мной заинтересовались нужные нам люди. И вот наконец удача «улыбнулась» мне: очередной опрашиваемый передал, что со мной очень хотят встретиться. Чёрт, надеюсь, план Пиксиса сработает.

— Мда. Стою на асфальте в лыжи обутый. То ли лыжи не едут, то ли я ебанутый… — бормочу себе под нос старый стишок из детства, толкая грязную даже снаружи дверь и заходя в весьма неуютный, если честно, полумрак. Здесь воняет почти так же, как под землёй, и на пару секунд мне даже чудятся сталактиты Подземного Города. Кажется, я понимаю, почему Аккерман выбрал именно этот бар. Собственно, мой палач и потенциальный будущий помощник с комфортом расположился за барной стойкой.

— Господи, не дай мне сдохнуть прямо здесь, ну пожалуйста… — качаю головой, мысленно надевая маску наивной дурочки. И проверяя, на месте ли придуманный нами в тридцать восьмом многозарядный револьвер.

— Ох, здравствуйте, господин, наконец-то нашла это место! Давненько мы с вами не виделись, — плюхаюсь на соседний стул. — Мне того же самого, пожалуйста!

Вроде бы это частый психологический трюк — расположить к себе человека, показав ему, что вы в чём-то похожи. Ох, Пиксис. Только бы сработало.

Народу в баре почти нет: два каких-то мужика, надирающиеся за дальними столами, и хорошо, если только выпивкой; бармен, усиленно полирующий стаканы и нервно поглядывающий на меня, и, собственно говоря, сам невозмутимо бухающий Аккерман. Засада, как есть засада.

— А выдержишь, куколка? — противно усмехается Кенни, затягиваясь крепким табаком.

— Вот и посмотрим! — безмятежно улыбаюсь в ответ и, потянувшись через визави якобы за салфеткой, из колбочки опрокидываю ему на одежду очень мелко перемолотую магниевую стружку с марганцовкой. Детский, казалось бы, фокус, а какой будет эффект! Нет, серьёзного вреда от такого количества, конечно, не будет, но зато это наверняка отвлечёт Потрошителя от убийства моей скромной персоны. А пальто-то у него хорошее, с пористой тканью, и крупинки прекрасно застревают. — Может, джентельмен ещё и угостит даму сигареткой?

— Может, и угостит, — ворчливо откликается брюнет, доставая портсигар и давая мне прикурить от спички. — Так зачем ты меня так упорно искала?

Мы выпиваем, сигарета медленно тлеет. Господи, я до этого никогда в жизни не делала ничего подобного, не играла настолько по-крупному, поэтому пальцы немного подрагивают. Каковы шансы, Пиксис, что наш план сработает? Почему-то сейчас мне кажется, что они стремятся к нулю.

— Знаете, в прошлый раз как-то не пришлось к слову, всё же нам помешал тот разведчик. Но я ещё тогда хотела вам сказать, что на самом деле не мало про вас знаю, — наконец решаюсь на открытый диалог, проглатывая все свои страхи и выдыхая облачко дыма. Мерзость. Не курила лет с семнадцати, не считая того дня тогда, девять лет назад, и посмотрите-ка. Ну, это ведь нужно для дела. Чтоб вас всех.

— Да что ты? — приподнимает брови серийный убийца. Его поза совсем расслабленная, но глаза внимательно за мной следят. Нарвалась. Уже нарвалась, и при всём желании сдать назад просто не получится. — Ну, удиви меня.

— Вы — Кенни Аккерман. Раньше некоторое время жили в Подземном Городе, подозреваю, что из-за гонений на вашу семью. Но теперь вы служите тому, кто, собственно, вас угнетал, — королю.

— Ну о последнем не сложно догадаться по моей форме, кучеряшка. Не знаю уж, откуда ты взяла про Аккерманов, но пока всё довольно точно. Ещё что-нибудь интересное расскажешь? — да, в конкретно этой информации ничего удивительного нет. Из моих расспросов вполне можно было сделать примерные выводы об уровне моей «просвещённости». Что ж, тогда едем дальше, чёрт побери. Господи, только бы меня не убили до того, как я расскажу всё, что нужно, только бы всё получилось!

Маню его ближе к себе, на всякий случай убрав подальше под стол руку с зажатой в пальцах сигаретой, и шепчу на ухо.

— Вы служите не Фрицу, а Рейссу. Истинному королю.

За дальнейшими его действиями уследить не успеваю, да и не пытаюсь, если честно. Мужчина мгновенно хватает меня за волосы, резко прикладывая головой об стойку, и заламывает руку за спину, и я могу лишь радоваться тому, что успела подложить свой жакет, пока садилась. Иначе мне было бы сейчас куда хуже. В голове и так шумит, но я упрямо держусь, думая о том, что сигарета у меня во всё ещё свободной руке. Нашла чему радоваться, блин. Слабоумие и отвага. Клянусь, если я отсюда выберусь, именно эти слова будут висеть у меня над входной дверью.

— Откуда у тебя эта информация? Быстро и чётко, куколка, пока я не разошёлся, — Аккерман давит сильнее, больно выкручивая руку из сустава, и я поудобнее перехватываю своё тонкое спасение. Мешкать дальше нельзя, иначе мне сейчас тут к чертям собачьим ноги и руки местами поменяют.

— Всё просто, мужик, — шиплю в ответ, нервно улыбаясь. — Я — ваш грёбаный Штирлиц, и потому умею работать с информацией.

Резко прикладываю тлеющий кончик к поле пальто, молясь, чтобы всё прошло как надо. Сзади раздаётся резкий пшик, которого я так ждала, и Аккерман отлетает от меня, пытаясь сбить весело занявшееся пламя. Напрасно, мужик, горящий магний прожигает всё. Температура горения-то там две тысячи градусов, как-никак. На меня тоже немного попадает, но я готова к этому и мгновенно отстёгиваю верхнюю юбку, отбрасывая ненужный уже кусок ткани в сторону.

— О нет, да ты горишь! — издевательски ахаю, выплёскивая оставшийся в моём стакане алкоголь ему на одежду, лишь увеличивая радиус поражения. Натуральный хлопок, пропитанный высокоградусной выпивкой так задорно воспламеняется… Не жду, пока мой палач догадается скинуть плащ, а просто перемахиваю через стойку, прикрываясь надёжным деревом, с этой стороны ещё и прошитым сталью, оказывается. Ничего себе бар! — А теперь, когда я привлекла твоё внимание, позволишь высказать своё предложение? Или ещё объёмом пипеток померяемся?

— Эй-эй-эй, откуда ты знаешь такие фокусы, кучеряшка? — в голосе Аккермана больше ни грамма расслабленности, только животная настороженность и готовность атаковать при малейшей угрозе. Ну прекрасно, он мною и в самом деле заинтересовался. Значит, пока всё идёт по плану.

— У меня был прекрасный учитель, — отвечаю, беззвучно доставая при этом револьвер из широкого голенища. А ведь такая сцена уже была в моей жизни… — Мелкий, правда, но он уже сильно подрос, не волнуйся. Я хорошо смогла о нём позаботиться.

— И кто же? — я вижу, что близко к прилавку Кенни не подходит и с линии прямого огня тоже отступает, подхватив стул. А вот то, что он тянется к своему поясу, мне категорически не нравится!

— Леви Аккерман, — отвечаю прямо, делая упреждающий выстрел солью по тянущейся к оружию руке. Убить не убью, но немного задержать сумею. — Поэтому не надо, пожалуйста, меня нервировать. Последние пара месяцев и так были не ахти, поэтому могу не выдержать и психануть. Цели убить тебя у меня пока что нет, иначе я бы просто подорвала этот бар, как только тебя тут засекла, даже не заходя в помещение. К сожалению, мне, наоборот, нужно с тобой поговорить. Однако сунешься ближе — я всё же пущу в дело взрывчатку, и на этот раз это будет не лёгкий детский пшик, а полноценный «бум», так что снесёт весь первый этаж к чертям. И твои однозарядные перделки меня не остановят. Мы друг друга поняли?

На всякий случай сжимаю в руке гранату, отвинтив крышечку и готовясь дёрнуть за шнурок, если что. Всё же единственное, в чём я не могу упрекнуть отца, так это в том, с какой фанатичностью он водил меня по музеям времён Первой и Второй мировых войн. И поэтому немецкие гранаты с длинной ручкой, такие простые и в использовании, и в изготовлении, нашему отделу удалось повторить самыми первыми — ещё до того, как были разработаны кумулятивные снаряды и зажигательные пули.

Я нисколько не блефую на этот раз — если уж не смогу договориться на этом этапе, то хотя бы попытаюсь избавиться от главной угрозы. По крайней мере, таков план Пиксиса, а я обещала ему следовать. Вот только проблема в том, что срабатывает граната в течении семи секунд. И за это время меня можно убить бесчисленное количество раз. Слава богу, мне не приходится пускать это страшное оружие в ход:

— Хах, а он и в самом деле чему-то тебя да научил. Ладно, кучеряшка, выползай, поболтаем за жизнь, — тёмное предвкушение в чужом голосе ясно даёт мне понять, чего делать точно не стоит. Ага, щас, буду я соваться под нож или, тем более, под пули. Ну нахер. Вот уж и правда, уроки сына довольно неплохо сохраняют мне жизнь.

— Нет, спасибо. Предпочту побыть немного крыской и посидеть тут. Оно как-то понадёжнее открытого пространства будет, — вежливо отказываюсь, сдвигаясь вбок и во множественных отражениях внимательно следя за мужчиной. Почему-то чувствую себя сейчас десятилетним ребёнком, решившим поохотиться с папиным ружьём в джунглях ночью.

— Как хочешь, — он пожимает плечами и падает на ближайший свободный стул, тут же забрасывая ноги на стол. — Так о чём ты там хотела перетереть?

— Мне нужно поговорить с твоим… боссом, — осторожно подбираю слова. Тут главное не налажать. — Он ведь хочет создать идеальный мир внутри стен, так?

— Откуда ты?.. Впрочем, не важно. Допустим, — Кенни достаёт нож, судя по очертаниям, приглашающе поведя рукой, предлагая мне продолжить. Напрягаюсь, сильнее сжимая в пальцах тонкую верёвочку. Что может сделать взрослый Аккерман с ножом за семь секунд? Очень, очень многое. Сглатываю внезапно образовавшийся в горле ком, потому что картины расчленёнки встают у меня перед глазами одна восхитительнее другой. Прочищаю горло, держа в голове мысль, ради чего всё это затевалось, и продолжаю отыгрывать роль.

— Я преследую те же цели. И у меня есть для него информация: на ваш дом вот-вот нападут люди, от которых ушёл его предок… — искоса смотрю на зашхерившегося неподалёку бармена и недовольно добавляю. — Ты ведь понимаешь, что я не могу и дальше говорить, чтобы не подвести людей вокруг под виселицу. Может мы…

— А, об этом не переживай, — раздаются два коротких выстрела, а следом в моего скорчившегося за одним из перевёрнутых столов соседа прилетает нож, насквозь пробив мягкие волокна столешницы. Зажимаю рот рукой, глядя на растекающуюся лужу крови под всё ещё корчащимся барменом, умоляюще глядящим на меня и пытающимся хоть что-то сказать. Ещё ужаснее оказывается пришедшее следом осознание, что если бы Аккерман был менее сговорчивым, то кровь этого человека была бы уже на моих руках. Бар и вправду пришлось бы подрывать, несмотря на людей, находящихся в здании. Хочется блевать от открывшейся картины и от решений, которые этот блядский мир заставляет меня принимать раз за разом, но я держусь. Мне нужно держаться, если хочу, чтобы дети вернулись домой и не ушли за стены. Представляю, что рядом сидит мой сын, готовый перемахнуть через стойку и как следует наподдать всем врагам, и становится хоть немного, но легче. «Ты ведь обещала мне сделать всё возможное, чтобы остаться рядом, помнишь? Тогда не помри так тупо», — шепчет над ухом детский голос. Я постараюсь, фасолина. Правда постараюсь, только оставайся со мной. И пока ты будешь на моей стороне, я справлюсь с любой хернёй, обещаю, мой хороший. Откашливаюсь, прежде чем сказать:

— Ладно, спасибо, что решил этот вопрос… Но в следующий раз можно не так радикально? — мой голос почти не дрожит, когда я это говорю. Но ногу от лужи крови судорожно отодвигаю подальше.

— О, прости, я задел твои нежные чувства? — глумится ублюдок. — А у тебя точно пороху-то хватит подорвать здание, а? Ты хоть раз вообще убивала?

Нет, тут он прав, не убивала. Это ёбаное Средневековье вообще с завидным упорством уничтожает во мне всё хорошее, постепенно превращая не пойми во что. И мне страшно себе представить, как я буду смотреть на своё отражение уже завтра утром. Если вообще буду.

— Ну, всех людей тут ты уже грохнул, остались только мы, — усмехаюсь в ответ, поддерживая маску беззаботности. — Так что спасибо за то, что облегчил мне задачу.

— Вот чёрт! И как я не подумал? — делано сокрушается Кенни, но тут же переключается: — Так что там за информация, куколка?

— Твой король — не единственный человек, способный превращаться в титана, — кратко описываю проблему, стараясь не терять голову и следить за действиями оппонента. — За стенами есть ещё… семь таких же, как он.

— Вот как? — изумляется Кенни, забыв на время про выпивку.

— Да. А на земле, где мы живём, до жопы ценных ресурсов, которые людям извне хотелось бы получить. Тот же газ, например, который мы используем для УПМ. А ты знаешь, что это значит. Люди снаружи придут за этими богатствами, не пожалев ни людей, ни сил, ни времени на эту войну. Потому что для верхушки власти жизни их солдат — лишь малая статья расходов, которую полностью перекроет добытый в итоге куш. А жизни людей внутри стен так и вовсе гроша ломанного не стоят.

— И откуда ты это знаешь? — скептично спрашивает Аккерман.

А вот теперь нужно быть в сто раз осторожнее. Ни капли лжи, ни миллиграмма фальши, Алиса.

— Я тоже из-за стен, — и чистейшая ведь правда. Хоть и с небольшой оговоркой, — но пацифистка и не хочу, чтобы у вас тут повсеместно произошёл геноцид. Пришла раньше, чем люди снаружи осуществят свой план, и поэтому могу помочь предотвратить их нападение. Откуда, по-твоему, у меня такое оружие, а? Люди за стенами гораздо дальше ушли в технологиях, чем местные. Но тебе о моих возможностях и так отлично известно, ведь слежку за нами твои ребята ведут ещё с восемьсот тридцать второго. Да и стал бы ты лично приходить за мной семь лет назад просто чтобы поболтать?

— Догадливая… И много ли у вас там, снаружи, занимательных игрушек?

— О, на твой век точно хватит, — мечтательно тяну ему в тон, завинчивая крышечку обратно. Вроде, пронесло. Теперь можно попробовать перейти к мирному диалогу. Поднимаю над головой белый платок, немного помахав им из стороны в сторону.

— И что ты делаешь?

— Так это… поднимаю белый флаг, — поясняю свои действия. — Ты прав: я не убийца, и использовала все эти трюки лишь для того, чтобы ты не убил меня сразу же. Поскольку диалог, вроде как, пошёл, не вижу смысла и дальше играть в войнушку. У нас не так уж и много осталось времени до того, как стены будут прорваны и от нашей привычной жизни не останется и следа, и я готова поставить на кон свою жизнь, если нужно, лишь бы предотвратить это. Моё единственное желание — чтобы дорогие мне люди жили в мире без войн. И я готова заплатить за это любую цену.

— И после всего этого беспорядка ты вот так вот просто думаешь выйти ко мне, как ни в чём не бывало? — издевательски поинтересовался Аккерман.

А хороший вопрос. Можно ли довериться всласть оттасканному за усы тигру в вопросе сохранения своей собственной жизни? Я бы не решилась ни за что на свете. Но Пиксис говорил, что не просто можно, но и нужно: таким образом я покажу ему, что мы на равных и ещё больше расположу к себе. Кто я такая, чтобы не доверять своему мудрому начальству? Поднимаюсь в полный рост и, держа руки на виду, обхожу стойку. Дуло пистолета смотрит мне прямо в живот, но мой взгляд направлен не на него, а в серые глаза напротив.

— Вы и в самом деле родственники, — нежно улыбаюсь, пытаясь в этом холодном безумии отыскать то тепло, что дарили мне совсем другие глаза. У Леви был похожий взгляд в самом начале нашего знакомства. Что ж, в конце концов, даже если это последнее, что я увижу, то жизнь всё равно прошла не так уж и плохо. Как ты там, фасолина? — Я отдам всё оружие и буду совершенно не опасной для твоего короля. Но нам правда нужно с ним поговорить. Иначе мы можем не успеть подготовиться, чтобы отразить атаку.

— Откуда мне знать, что ты не один из титанов? — прищуривается Кенни.

— Тогда на кой чёрт мне были бы нужны все эти приблуды? — удивляюсь в ответ, последовательно выкладывая гранату, револьвер и колбочки с зажигательной смесью. Чуть помявшись, достаю и нож, который мне подарил сын. — Вот, смотри сам, шут с тобой.

Режу ладонь, показывая, что она не заживает, и нехотя кладу нож к остальному оружию.

— Занимательная игрушка, — тут же цепляется за него Потрошитель, ногтём пробуя остроту лезвия. — Профессиональная…

— Да, ведь он и в самом деле твой родственник, — подтверждаю его предположения по поводу предыдущего владельца ножа, падая на соседний стул. — У меня больше ничего нет. Можешь обыскать, если хочешь. Теперь-то я могу рассчитывать на встречу с Рейссом?

— Твоя история всё ещё кажется мне какой-то лажей, — задумчиво говорит Аккерман, выстукивая аритмичную дробь по столешнице. — Но, в конце концов, Ури будет виднее, что с тобой делать.

— Только не в голову, — прошу спокойно, понимая, что будет дальше, и поднимаю подбородок повыше, подставляя шею.

— Ладно, кучеряшка. Твоя голова нам и в самом деле, похоже, ещё пригодится, — склабится мужик, просто беря меня за горло и перекрывая доступ крови к мозгу. Какая-то пара секунд, и всё перед глазами стремительно меркнет. Профессионал, мать его.

* * *

— Мне ещё долго ехать в этой ссанине? — интересуюсь чисто из любопытства, отлично понимая, что дорогу мне никто показывать, разумеется, не будет и мешок с головы не снимут. — Ну серьёзно, Аккерман, твой папаша что, совсем не учил тебя обращаться с дамами? Хоть бы мешок поприличнее мне нашёл.

— Помолчи, кучеряшка. Скоро приедем, — осаживает меня грубый баритон, и я послушно замираю на деревянном полу телеги.

Руки и ноги, хорошенько перевязанные, весьма сильно ноют, но я пока что терплю. Я провожу в таком положении ещё какое-то время, с каждым мгновением начиная всё сильнее жалеть, что таки пришла в себя, но мой конвоир вдруг тормозит телегу и благородно даёт мне возможность посетить кустики. Очаровательно. Потираю ноющие запястья и благоразумно не отхожу далеко, довольно громко насвистывая мотивчик «Вольных стрелков» Высоцкого для успокоения нервов. Разумеется, по возвращении меня запихивают обратно в телегу, но теперь я хотя бы могу сидеть, а не валяюсь, как куль с дерьмом. Сидеть со связанными руками, правда, удовольствие тоже ещё то. На всякий случай сжимаю руки в кулаки, когда Кенни меня связывает. Теперь, если я правильно помню уроки самообороны из своего мира, я довольно быстро смогу освободиться. Слава богу — вместо мешка на меня в этот раз напяливают повязку. Видимо, мои подколки наконец дошли до адресата.

— Спасибо, — вежливо благодарю, изображая само смирение и покорность.

Ты забрал у меня всё оружие, и мне больше нечего тебе противопоставить. Ну, почти нечего. Я не совсем дура, чтобы ехать совсем безоружной, и из подошвы сапога лезвие у меня никто так и не забрал, я проверила. Да, видимо не обучены тут ещё таким выдвижным механизмам, не обучены.

Мы едем в тишине, прерываемой лишь шелестом листвы, приглушённым лошадиным топотом и скрипом клятого колеса. Вот последний звук раздражает дико, но я стараюсь не обращать внимания, просто откидываюсь и подставляю лицо солнцу. В конце концов, не такой уж и плохой отдых у меня тут выходит.

— Эй… Каким он стал? — выводит меня из приятной полудрёмы внезапный вопрос.

— Леви-то? Серьёзным и сильным, — подбираю наконец определение. — Он отлично играет на гитаре и пианино, очень неплохо поёт. Любит снег и горячий чай, ненавидит молоко и все его производные. Почему-то ему вообще побоку алкоголь, в смысле, он не пьянеет от слова совсем. Не от тебя ли это, м-м? А ещё он настоящий чистюля, не терпит грязи вокруг себя ни в каком виде. Видел бы ты, как он меня гонял в детстве! Настоящий маленький капитан, — улыбаюсь, вспоминая те счастливые дни. Вот бы вернуться назад и прожить их ещё раз! Или даже чтобы мои дети просто вернулись бы ко мне. Уже одного этого мне бы хватило для счастья…

— Вот как? И что же, ты и в самом деле стала ему… Матерью? — выплёвывает он это слово, как какое-то ругательство. Ну да, у него ведь была сестра, а я нагло заняла её место.

— Не скажу, что когда-нибудь подходила на эту роль или что подхожу до сих пор, — задумчиво отвечаю. Вот уж этому человеку я точно могу сказать самую неприглядную правду такой, какая она есть. — По-моему, такая дрянь, как я, вообще не должна быть чьей-то матерью. Реальность мне на это более чем непрозрачно в своё время намекнула. Но кто бы мне оставил выбор? — хмыкаю, вспоминая, как малыш требовательно приказал усыновить его. — Леви сам решил, что я буду его новой семьёй, ещё и других сорванцов с собой приволок. Ты знаешь, каким он может быть… Настойчивым.

— Хах! — смеётся вместе со мной Кенни, видимо, вспоминая что-то своё.

— Так что мне пришлось учиться воспитывать детей. По-моему, вышло на редкость отвратительно, — продолжаю хохмить, невольно выдавая свои настоящие переживания. Нет, дети выросли замечательными, но вряд ли благодаря мне. Скорее, из-за условий жизни и общества вокруг. — Но уж как есть. И всё, что мне теперь остаётся — это защищать их право на жизнь. Я же теперь мать, чтоб его. Приходится соответствовать.

В ответ мне прилетает лишь тишина и мерный стук копыт, да скрип плохо смазанного заднего колеса. Я примерно понимаю, о чём может думать этот пожилой уже, в общем-то, по местным меркам мужчина. Если, конечно, ему не насрать на Леви. Аккерман наверняка размышляет о том, что я взялась делать то, от чего он добровольно отказался. И был ли тот выбор верным? Хорошо ли, что Леви вырос с такой матерью, как я? Достаточно ли он силён? Я и сама задаюсь теми же вопросами.

До самого конца Кенни больше не говорит мне ни слова.

* * *

— Приехали, — сухо оповещает наконец Аккерман, снимая повязку и давая мне вдохнуть не замутнённый запахом навоза воздух. Впрочем открывшийся мне вид на заброшенную крепость тут же выбивает из меня весь энтузиазм. Вряд ли здесь меня ждёт король. Скорее уж это моя персональная тюрьма.

Мои худшие предположения оказываются правдой: меня заводят в подвальное помещение, запирая в одной из затхлых камер.

— М-миленько, — выдавливаю из себя, оглядываясь вокруг и стараясь не показать своего ужаса. Это место похоже на Подземный город ещё больше, чем бар. Даже запахи все те же. Внутри нарастает паника, а все мышцы напрягаются: тело отлично помнит, насколько опасно было там, внизу. Надеюсь, мне не придётся тут долго находиться. — А твой «друг» скоро к нам присоединится?

— Когда я решу, что ты не брешешь, тогда и поговорите… Если твоя информация будет хоть сколько-нибудь правдивой и важной. Удобства я тебе обеспечил, — нехорошо усмехается Потрошитель, кивком головы обращая моё внимание на два ведра — с водой и пустое — около стены. — Пока что посиди-ка тут пару дней в одиночестве. Слышал, вам, бабам, такое сильно мозги прочищает.

— Что? — я серею, понимая, что всё совсем идёт не по плану. Ведь Разведка уедет совсем скоро. — Нет! Послушай, у нас нет на это времени!

Рывком освобождаю руки из верёвок, начхав на свою маску слабой женщины и хватаюсь за могильно холодные прутья решётки, пытаясь докричаться до уже начавшего подъём по лестнице мужчины:

— Подожди! А ну стоять, козлина пидарастическая, мать твою королю в прихехешницы! — киллер и в самом деле замирает, медленно разворачиваясь обратно. Наверное я перегнула палку, но совсем не это меня сейчас волнует. — Если мы не поговорим грёбаным Ури Рейссом в ближайшее время, потом будет уже поздно.

Мощный удар по рёбрам отбрасывает меня назад, больно впечатывая затылком в стену. Хватаюсь за огнём вспыхнувшие части тела, но упрямо стараюсь встать на ноги. Я не могу, просто не могу позволить этой сволочи уйти, иначе всё, что я сделала до этого, будет напрасно.

— Тебе стоит поучиться манерам, мразь. Хочешь сказать, что это твоё нападение будет уже завтра или что? Какую ещё ахинею придумаешь? — глумится Аккерман, облокачиваясь о стену напротив моей камеры.

— Нет, не завтра… Только летом в сорок пятом… — прерывисто шепчу от нехватки воздуха, медленно поднимаясь по стеночке вверх. Перед глазами чехарда из цветных пятен, ушиб и пара трещин в рёбрах мне точно обеспечены, а по волосам с затылка капает кровь, но всё это совсем не важно ведь… — Но я должна успеть остановить следующую экспедицию за стены, иначе дорогие мне люди там погибнут. И тогда уже у вас не будет и шанса на выживание, потому что я вам точно помогать не буду ни под какими пытками. Титаны просто проломят все стены, одну за другой, и тот клятый рай, который пытался устроить Ури, полетит в глубочайшую жопу!

— Мне поебать, что ты там будешь или не будешь делать. В конце концов, под пытками любой запоёт. А насчёт экспедиции… Если тот крысёныш тоже идёт за стены, то и поделом, — безразлично обрывает меня Кенни. — Не надо было подставляться. Так что забудь о нём и сосредоточься на себе, потому что, гарантирую: то, что я с тобой сделаю будет весьма… Занимательным. Увидимся ещё как-нибудь, кучеряшка. Не скучай тут!

Глумливый смешок — вот последнее, что я слышу перед тем как без сознания свалиться на пол. Кажется, тот удар был слишком сильным.

Я прихожу в себя на закате, в первые несколько секунд совершенно не понимая, где я. Надо мной каменный потолок, а затхлый запах без примеси отходов как бы намекает, что я в старой каморке, которую мы делим напополам с Леви. Вот только мы же переехали вроде, нет?.. Голова дико болит, как и рёбра, и я приподнимаю рубашку, чтобы увидеть огромный синяк в районе диафрагмы. Только сейчас мысли, всё никак не желающие собираться в стройный, логичный ряд, наконец обрабатывают передаваемую глазами и телом информацию — я совсем не дома, и даже не в Подземном Городе. Я очень даже на поверхности, просто заперта. Паника накатывает ленивыми волнами, вызывая мигрень и головокружение, и я заставляю себя заняться дыхательной гимнастикой, пытаясь успокоить расшалившиеся нервы. Спокойно, Алиса. Кенни ведь сказал, что вернётся. Спокойно. Да, ты не можешь ни с кем связаться, не можешь предупредить Пиксиса об опасности, да, не известно, вернётся ли Аккерман за тобой вообще или ты сдохнешь тут от голода… Но с другой стороны ты всё ещё жива и даже более-менее невредима. И у тебя есть вода, а это уже не мало. Поэтому соберись, тряпка. Соберись и разберись с тем, что ты можешь сейчас сделать, оставив всё, что за пределами твоих возможностей, на других. Кенни прав, мне придётся на время забыть о своих тревогах. Дети вполне могут успеть и сами разобраться с документами и Смитом, а у Пиксиса уже есть вся нужная информация. А мне нужно позаботиться о себе и об исполнении плана. Значит, первым делом надо привести себя в порядок, потом осмотреть камеру, а дальше уже буду действовать по ходу пьесы.

Ноги, окоченевшие на холодном полу, поначалу не хотят слушаться, но я заставляю себя встать и, пока слабый свет ещё пробивается через небольшое окошко под потолком, осматриваю пространство вокруг себя. Два ведра, тонкая подстилка с сеном, три каменных стены и решётка, вот и всё, что доступно мне сейчас. Что ж, не так уж и мало. По крайней мере у меня есть что-то потеплее каменного пола для сна и вода, без которой человеку не прожить и десяти дней. Покачиваясь, я дохожу до лежанки и осторожно присаживаюсь, начиная осматривать себя. Пальцы наконец нащупывают выступ в сапоге и я нахожу выдвижное лезвие. Точно, у меня ведь оно есть. Хорошо. Спокойно, Алиса, ты умная, ты найдёшь выход. Спокойно…

---

Примечания:

Следующая часть будет тяжёлой, будьте готовы. Я решила все же выпускать главы по мере написания, а не все скопом) потихоньку возвращаемся в прежний ритм

Примечания:

Вуху, мы перевалили за 80 лайков и 220 страниц!!! Спасибо вам огромное!

Дорогие читатели, в прошлой главе я уже упоминала об изменениях, но на всякий случай говорю ещё раз, что разведка ещё не уехала. Глава тяжелая, и я до сих пор не уверена в ней, напишите пожалуйста, как вам.

---

По утрам мне всё сложнее вставать — жёсткий тюфяк почти не спасает от пробирающего до костей холода, а мои летние вещи тоже не слишком-то приспособлены для ночей в этом каменном мешке. Но я целеустремлённо встаю и каждое утро делаю зарядку, в том числе и бег на месте, лишь бы согреться. Еды очень не хватает, и организму всё сложнее двигаться, но я упорствую: нельзя позволять мышцам подолгу бездействовать.

Однако хуже отсутствия физической нагрузки только отсутствие какой бы то ни было работы для мозга. Я здесь совсем одна, и нет ни бумаги, ни уголька — ничего. Вот что оказалось страшнее всего. За годы работы в отделе мозг привык к постоянной работе, к трудностям и к нахождению нестандартных решений, и теперь, когда мне даже на стенах или полу писать было нечем, все мои инстинкты вопили о том, что пора срочно отсюда выбираться, пока я сама себя не свела с ума. Ведь если так пойдёт и дальше, то я в конце концов просто увязну в бесконечных тревогах о тех, кто остался снаружи, и не смогу справиться со своей задачей. Не смогу выбраться отсюда — запорю вообще всё, что только можно было запороть. Это же как в горах. Мне нужно думать о том, что передо мной, а не о том, что меня ждёт внизу. Тогда — и только тогда — я смогу выбраться и что-то сделать для семьи.

Собственно, поиском выхода я и занялась — иметь подушку безопасности в любом случае будет неплохо. Хотя, конечно, план «просто сбежать куда подальше» придётся пока оставить на самый крайний случай: мне нужно попытаться дождаться Аккермана, иначе всё, что мы делали на протяжении последних девяти лет, будет напрасно. Отец бы сказал, что сейчас мне нужно заработать кредит доверия. Что ж, ладно. В конце концов, если нужно просто недельку-другую пересидеть без еды… Ну, я как раз всё собиралась немного похудеть. Хоть какой-то плюс в моём положении намечается.

Я детально осматриваю каждый сантиметр в камере, выискивая всё, что может хоть как-то мне помочь. Все камни, зазоры и прутья в решётке изучены вдоль и поперёк. И, слава богу, решётку моей камеры точно можно расшатать при должном усердии — здание-то древнее, и построено… Ну, построено, в общем. А ещё из стыка двух стен с потолком в дальнем углу временами капает вода, поэтому ведро с живительной влагой теперь стоит так, чтобы не упустить ни капли. Не знаю, сколько мне придётся отсидеть в заключении, но воду расходовать определённо надо экономно. И пить лишь по одному-два глотка каждый час. Вот только вместе с дополнительными миллилитрами влаги теперь к моему одиночеству добавляется размеренный капающий звук, который спустя несколько часов, а тем более дней, начинает буквально сводить с ума. Но вода нужна, поэтому, когда совсем припекает, я затыкаю уши руками и начинаю упорно вспоминать весь известный мне песенный репертуар, не страшась, что меня услышат. Даже хорошо, если Кенни, останься он в замке, найдёт в моей речи много неизвестных для его цивилизации, но обыденных для моего мира слов. В ход идут и Городницкий, и Визбор, а когда через несколько часов я выдыхаюсь, то переключаюсь на что-нибудь ещё уже с успокоенными нервами: сон, физические упражнения, математические расчёты в уме, анализ пород, из которых построена моя тюрьма… Я успокаиваю себя тем, что тут почти как в санатории, ну или на карантине при ковиде, только условия малость пожёстче, и мне просто нужно наконец расслабиться и отдохнуть, пока есть такая возможность. Но самоубеждение слабо помогает: где-то там, снаружи, мои дети вот-вот выйдут за стены, и я могу просто не успеть хоть что-то сделать для их спасения, если просто продолжу и дальше тут сидеть. Поэтому по вечерам, перед сном, я нет-нет да и вспоминаю свою семью, отдел и друзей. Я выйду отсюда и всё исправлю. Обязательно. Только подождите ещё немного, ладно?

На пятый день я нахожу себе новое занятие: на уровне двух с половиной — трёх метров над уровнем пола находится окошко, через которое в мою камеру попадает солнечный свет, и я ставлю себе цель до него добраться, чтобы узнать хоть, где территориально находится место моего заключения. Карабкаюсь, цепляясь за выступы и выщербленности. Это отнимает около часа времени, но наконец я добираюсь до окна, вцепляясь в прутья решётки. Вот только из моей головы как-то вылетает тот факт, что место моего заключения очень, очень старое. Держащий железо раствор рассохся под влиянием бесконечных смен сезонов, ливней, снегов и засух, поэтому я падаю на пол с двумя железками в руках. Непонимающе разглядываю свои находки. Ну круто, конечно, но что мне с этой хренью теперь делать? Разве что… Вспоминаю «Затерянных в океане» Майн Рида, где пожилой моряк давал своему младшему товарищу сосать свинцовую пулю чтобы восстановить электролитный баланс. Да, в отличие от тех персонажей, вода у меня есть, но что не позволит ей вымывать соли из организма? Уже куда вдумчивее смотрю на железо. А что, вполне себе и вариант… Только надолго его в ведро класть нельзя, наверное. Закончив играться в юного химика, прячу железо подальше под тюфяк и возвращаюсь к окну. Спустя вечность и пару обломанных ногтей достаю вообще все решётки из оконного проёма и выглядываю наконец на улицу, вцепившись в острый край подоконника. Так, снаружи внутренний двор, вроде как. Да, определённо он: мы через него сюда шли. Окошко, конечно, небольшое, но при должном старании я, наверное, смогу в него протиснуться. Пока мне это без надобности, да и весьма неловко будет, если я тут застряну на полпути к свободе, но хорошо, что хотя бы один вариант побега у меня тут обнаружился. Часы показывают без четверти восемь, близятся сумерки, и я решаю оставить дальнейшие исследования на будущее и просто пойти спать.

Так и проходят мои дальнейшие дни: я умеренно пью, пою, когда не привыкший к безделью мозг начинает бастовать, и жду, когда же одна сволочь соизволит наконец появиться. Снаружи не слышно ничего: ни лошадей, ни шагов, и потому я делаю вывод, что меня тут попросту оставили одну. После этого меня перестают волновать даже вопросы гигиены и походов в сортир — стесняться тут сейчас вообще некого.

Под конец второй недели мой репертуар претерпевает изрядные изменения: мозг отказывается выдавать детские песенки, а тревожность и чувство надвигающейся опасности подстёгивают поскорее выйти отсюда, рвануть к детям, забив на план, и будь что будет!.. Но я пока ещё держусь, раздираемая противоречивыми чувствами, и пою теперь (хотя, скорее, ору) сплошную похабщину, вспомнив даже кое-что из Шнурова и Слепакова. Хоть бы бумаги оставил, козлина митровская!

* * *

Запасы воды почти подходят к концу, и я уже готова сдаться — без еды прожить я смогу, а вот без воды точно нет — и валить отсюда на все четыре стороны, когда мой тюремщик наконец возвращается. И вот тогда-то я понимаю, что мне стоило бы убежать ещё в первый день, а не дожидаться смиренной овцой своей участи. Но понимаю я это, увы, слишком поздно:

Ведь, если в башне поебень —

То, что ебень, что не ебень!

Вывожу очередной шедевр, закрыв уши и пританцовывая в такт, и потому далеко не сразу замечаю, что уже не одна. Но тень за решёткой — совсем даже не очередной выверт моего уставшего от ничегонеделания мозга, а вполне реальный Кенни Аккерман, с иронией наблюдающий за моими кривляньями. Мигом исправляюсь, кое-как приглаживая лёгкую юбку.

— Хороший день, ублюдок, — гостеприимно улыбаюсь. — Как добрался, без приключений, надеюсь? Я бы предложила тебе чаю, но на выбор только затхлая вода и продукты метаболизма. Ты что из этого больше предпочитаешь?

Наверное, не стоит так сейчас разговаривать, но я как взведённая пружина, только тронь — и мало не покажется. Нервы, мать их через колено, совсем уже ни к чёрту стали.

— Я так погляжу, эти две недели нисколько не угомонили тебя, а? — кривится Потрошитель, сбрасывая свой плащ. — Ну ничего, сейчас мы попробуем другие методы.

Какие такие «другие методы»? Я наконец замечаю у него в руке объёмный саквояж и невольно делаю шаг назад. Волосы на голове сами собой встают дыбом, и всё внутри семафорит о том, что принесённое убийцей содержимое этой кожаной сумки мне совсем не понравится.

— Знаешь, вообще я больше люблю убивать. Вот чиркнуть ножом по горлу и сбросить тело в канаву — это по мне. Куда быстрее, удобнее — а главное надёжнее! — избавляет от любых проблем. Но у Ури на тебя, увы, были другие планы. Так что придётся нам с тобой обоим немного… потерпеть.

Мужчина достаёт кандалы, клещи и плеть, любовно раскладывая всё имеющееся на скинутом неподалёку пальто.

— Слушай, а может я тебе так всё расскажу, а? Ты же вроде можешь отличать, когда человек говорит тебе правду, а когда врёт? — с нарастающим ужасом наблюдаю за появлением всё новых приблуд из набора юного инквизитора. — Мне незачем врать.

— Кто ж тебя знает, куколка, — пожимает мужчина плечами. — Может, лгать ты и не станешь, а вот недоговаривать точно будешь порядочно. Нам такого не надо…

А потом этот ублюдок тянется за ключами. Ну нет! Ну в задницу такие методы допроса! Мозг словно отключается, не участвуя в дальнейших моих действиях, остаются лишь голые инстинкты. Делаю стремительный выпад, выбивая ключи из его рук и тут же бросаюсь к спасительному окну. Ослабевшее тело не слушается, пальцы не гнутся, а от голода и обезвоживания сводит живот, но я взбираюсь как никогда быстро, ведомая животным страхом и обострившимся чувством опасности. Развившаяся за месяцы проживания под землёй интуиция практически сиреной орёт мне в ухо, что если не сбегу сейчас, то потом от меня уже мало что останется. Да меня же этот псих на ленточки порежет!

— Ах ты, сука! — зло летит мне в след, и я, слыша лязг ёрзающего в замке ключа, ускоряюсь ещё немного. В окно буквально вылетаю, даже не подумав о том, что могу застрять, но не успеваю вытащить наружу ноги — стальная хватка смыкается на щиколотке, втаскивая меня обратно. Пинаюсь, стёсываю пальцы об острые камни, но бороться ослабевшей мне со взрослым здоровым мужиком, тем более Аккерманом, бесполезно. Вот только у меня есть небольшой сюрприз, о котором мой мозг не вспоминает, пока свободная ещё пятка не ударяется о стену и не пинает врага ещё раз, на этот уже с использованием лезвия. Изнутри слышны маты, но схватившие меня пальцы разжимаются, выпуская на свободу, и я стремительно вылетаю наружу, как пробка из бутылки шампанского, тут же перекатываясь и беря низкий старт. Измождённое отсутствием еды и нормальной воды тело не хочет двигаться, перед глазами рябит, но я упорно выбегаю из замка, оставляя внутренний дворик за спиной. Тут есть лошадь с телегой, слава богу, и я почти плачу от счастья, понимая, что мне всё же удастся спастись. Вряд ли мой преследователь вылезет в то окошко…

Только когда меня выбивает с козел мощный удар, ещё до того, как я даже прикасаюсь к поводьям, заставляя пару раз кувыркнуться по земле, я понимаю, как была неправа. Ну конечно, этому амбалу вполне достаточно было просто подняться по лестнице и вылезти в окно в коридоре первого этажа.

— А ты шустрая штучка! — зло шипит Аккерман, припечатывая меня к земле за волосы, и во мне поднимает голову спавшая до этого злобная сука, которая, несмотря на ситуацию, несказанно рада свежему порезу на руке у своего обидчика. Все же я смогла достать его хоть раз. — С сюрпризами, тварь. Тем интереснее нам с тобой будет следующие два дня. Меня, к сожалению, попросили не наносить тебе видимых увечий… Но ведь ногти у тебя и на ногах есть.

Вот теперь меня и в самом деле ничто не спасёт. Тело начинает трясти от ужаса, и, несмотря на острую боль от выдираемых волос, я возобновляю почти рефлекторные, слепые попытки вырваться, яростно сопротивляясь. Но, увы, один точный удар на этот раз быстро меня вырубает, показывая, насколько смехотворной была даже бессознательная попытка улизнуть из-под носа у самого Аккермана.

Прихожу в себя от того, что меня окатывают ледяной водой. Ахаю от внезапного холода, но быстро понимаю, что это ещё было далеко не самым болезненным ощущением за этот день. Я вишу на двух цепях лицом к стене, и потому не вижу, где находится мой тюремщик. Но зато отчётливо слышу сзади противный свист искусно свитой кожи, за которым следует обжигающий удар. Рубашку на спине рвёт в клочья, а пустынные коридоры сотрясает мой крик. Спину жжёт как калёным железом. Мне не дают прийти в себя — вслед за первым ударом прилетают и второй, и третий…

Лишь когда я теряю сознание, Аккерман наконец притормаживает, чтобы спустя пару минут снова привести меня в чувства. Холодная вода немного успокаивает развороченную кожу, и я, огорчённая тем, что вообще пришла в себя, пропускаю сквозь зубы едва слышный стон. Плечевые суставы сильно крутит и ломает от подвешенного состояния, но эта боль — ничто по сравнению с тем адом, что творится на спине.

— Так, а теперь, когда воспитательная часть закончилась, давай-ка перейдём к допросу, — довольно тянет Потрошитель, обходя меня и откровенно любуясь открывшимся ему видом. А ведь говорил, что не любит пытки… Лжец.

Дальнейшие часы, дни, а может недели или даже месяцы сливаются для меня в единый поток. Не знаю, какой сейчас день, не знаю, сколько времени прошло с начала этого ада. Для меня всё сливается в один кроваво-красный миг длиною в вечность, в котором я застреваю, как муха в янтаре. Меня бомбардируют вопросами, больно отбивая рёбра и почки после каждой заминки. Откуда я? Когда будет нападение? Сколько человек? Откуда знаю о Рейссах?.. Вопросы, вопросы, вопросы и тяжёлые удары льются нескончаемым потоком, и постепенно я теряю связь с реальностью, совсем перестав различать, где вымысел моего пытающего сбежать от боли сознания, а где правда. Помню лишь, что мне нельзя проболтаться, что нужно придерживаться плана. Перед глазами сначала мелькает совсем уже взрослый сын с внимательным, чутким взглядом. А вслед за ним мой вконец обессиливший мозг подбрасывает мне небольшую сценку из прошлого, из самого последнего дня перед побегом из Подземного Города. Весёлые дети, с красными щеками и выпечкой в руках, радостный смех, и то, как забавно повизгивает от счастья поджимая ноги Изабель между двумя мальчишками, раскачивающими её, как на качелях. Тогда я была сильнее, чем сейчас. Мне нужно снова стать такой же сильной для них, для их будущего. Что-то холодное подцепляет ноготь на большом пальце левой ноги и резко его дергает, сдирая под корень, и это тут же возвращает меня в непроглядную реальность, хоть и ненадолго. Почти мгновенно я вновь теряюсь, всё глубже и глубже увязая в боли и на этот раз совершенно бессвязных воспоминаниях. Кто спрашивает сейчас у меня про падение Марии, Леви или Пиксис? Кто выбивает из меня весь дух, Санес или Майс? Кто смеётся над моей никчёмностью, Кенни или Смит? Или и вовсе… Чак?

Я будто бы попадаю в больницу, отрешённо глядя со стороны на тонкую струйку крови, бегущую мимо мочесборника. Ничтожество. В бреду умоляю доктора забыть про меня и спасти ребёнка любой ценой, плачу от собственной глупости и никчёмности. Слабая. Зову маму, от которой «по наследству» получила тот клятый рак, проклинаю отца за то, что не сделал меня достаточно сильной в своё время, и ненавижу весь мир за то, что вообще существую. Я определённо не была достойна тех счастливых девяти лет жизни, они должны были достаться кому-нибудь более удачливому, кому-то более сильному и чистому, чем я. Кто-нибудь, пожалуйста, закончите это уже наконец! Кто-нибудь… Спасите меня.

* * *

Я открываю глаза в соседней с моей бывшей камере. Спина как в огне, боюсь пошевелиться. Ноги тоже не двигаются, но, по крайней мере, там, вроде как, обошлось без ужасающих последствий кнута. Но боль настолько разливается по телу, смешивая ощущения, смещая акценты, что не могу ни в чём быть уверена наверняка. Не сразу понимаю, где я и что я, но когда осознание наконец посещает мою гудящую голову, мгновенно закрываю глаза, стараясь сделать вид, что меня попросту нет, и пинаю мозг, чтобы быстрее соображал. Что я успела натворить? Что выболтала? Что теперь им известно? В голове всплывают лишь отдельные образы, но ничего связного вспомнить не могу: всё произошедшее как в тумане.

По полу до меня долетает мерный стук шагов, аритмичный, словно… Словно идёт несколько человек. Тело напрягается, мышцы бьёт мелкая дрожь в ожидании новой порции боли. Заставляю себя максимально расслабиться, делая вид, что всё ещё без сознания.

— Вот, всё сделал в лучшем виде, хоть и не люблю так возиться… — бросает Аккерман своему хозяину, очевидно, показывая на меня. — Эта пташка мне напела, что она и вправду из-за стен и искала с тобой встречи, чтобы поболтать о вторжении каких-то Элдийцев в виде гигантов под руководством Марлии. И я был весьма щепетилен, так что, по крайней мере этой её информации, вполне можно верить. Эй, кучеряшка, а ну-ка вставай! — резкий удар металла о металл почти заставляет вздрогнуть, но я молчу, никак не реагируя, и молюсь, чтобы меня просто оставили в покое. Но это не спасает. Ну конечно, каким-то образом эти сверхлюди точно знают о состоянии окружающих их людей. — Если не встанешь сама — я зайду и помогу тебе.

Руки, закованные в тяжёлые кандалы не слушаются, любое прикосновение металла к содранным запястьям причиняет невыносимую боль, но только когда я шевелюсь, чтобы отжаться на руках и привести свою тушку в более-менее вертикальное положение, меня накрывает настоящая боль от только-только начавших заживать ран на спине, показывая, насколько многогранным может быть это чувство. Глотаю стоны в перемешку с матами, старательно продолжая подниматься, и наконец замираю, привалившись к стене. Теперь я хотя бы вижу своих визитёров.

У Аккермана тени под глазами, как будто он долго не спал, а ещё появились новые, чуть заметные морщины на лбу и у рта. Ему что… Больно? Мужчина рядом с Кенни чуть моложе меня и совсем не выглядит могущественным правителем, но, когда наши с ним взгляды сталкиваются, меня прошибает холодный пот. Никогда прежде не видела таких глаз, ни у кого. Словно сотни поколений разом посмотрели на меня, сконцентрировавшись в одном-единственном взгляде. Меня примораживает к земле от ужаса. Это не Потрошитель и не титаны за стенами. Это разумная потусторонняя жуть, максимально опасная и готовая напасть, если я вдруг стану угрозой. Все инстинкты буквально вопят: «Беги, беги отсюда куда подальше, дура!» — но я заперта и обессилена, и оттого, слава богу, остаюсь на месте, вовремя вспомнив про свою миссию и натянув маску невозмутимости на лицо. Меня и так уже морально и физически уничтожили, что ещё это существо может со мной сделать? Молчу, ожидая, что предпримет Рейсс. Король тоже не спешит начинать разговор, внимательно разглядывая то, что от меня осталось.

— Я не могу повлиять на тебя, — констатирует он, и я понимаю, с чего его взгляд казался мне таким сосредоточенным. Титан пытался меня «прочитать и перезаписать», как какую-то флешку, мать его. Хорошо, что он грёбаный макинтош, а не линукс в этом мире безумия.

— Разумеется, Ваше Величество. Я ведь не элдийка, — отвечаю ему в тон, старательно придерживаясь уважительной формы и по возможности невозмутимо глядя прямо в ужасающие меня глаза. Мне нечего бояться, успокойся, Алиса… Конкретно этот мужик не терпит насилия, и потому максимум отдаст приказ о моей ликвидации своей верной псинке. Но даже это будет лучше продолжения пыток.

— Кто из Совета рассказал тебе обо мне? — вполне разумно переходит он к следующим вопросам. — Это единственный вопрос, на который мой друг так и не смог добиться от тебя внятного ответа. Кто это был?

— Никто, Ваше Величество. Мне незачем было что-то рассказывать, — печально улыбаюсь, кивая на Потрошителя за спиной собеседника. — Шесть лет назад вы прислали за мной Аккермана, и это вас выдало. За годы моей жизни здесь я хорошо изучила доступную местным людям историю, и про гонения на кланы Азиатов и Аккерманов тоже. И тут вдруг один из гонимых, бывший серийный убийца, да в верхушке Военной Полиции? Сложить два и два было несложно. А дальше проследить связь с Культом Стен и выйти на вас смог бы даже самый неудачливый детектив.

— Вот оно что? — король чуть хмурится, внимательно оглядывая меня. — Хорошо, пусть так. О каком вторжении ты упорно продолжаешь рассказывать?

— Боюсь, у меня не самые хорошие новости, Ваше Величество, — почтительно склоняю голову. Не обосрись, Алиса, бога ради, не налажай. Учти своё новое положение, помножь на то, что могла рассказать Аккерману, и выдай подправленную версию того, что просил сказать Пиксис. — За годы вашего отсутствия мир снаружи не стоял на месте. Новая техника, оружие, развитие промышленности… Всё это привело к тому, что Марлия, занявшая место Элдийской Империи, осознала, что мощи разумных титанов, добытых во время Великой Войны Титанов, в будущем может не хватить, для того чтобы защитить своё величие. Поэтому власти заинтересовались этим островом. Ведь здесь так много полезных ископаемых и такая плодородная земля…

Я торможу, внимательно оценивая реакцию оппонента. Что успел узнать от меня Кенни? И, что важнее, что он рассказал своему господину? Если хоть что-то сейчас пойдёт не по плану, нам всем конец! Меня прошибает холодный пот от того, что вот-вот придётся сказать, но я упрямо продолжаю читать по тексту. Que será, será, мать его.

— А ещё здесь есть вы, Титан Основатель, — обращаюсь напрямую к тому вековому ужасу, надёжно скрытому за хрупкой человеческой оболочкой, — величайший из титанов. Разумеется, Марлия помнит об ультиматуме сто сорок пятого короля.

— И они всё равно хотят прийти сюда с войной? — спокойно продолжает мою мысль Ури. — Что ж, я знал, что в недалёком будущем этот хрупкий мир падёт…

— Нет! — обрываю его, вскидываясь, несмотря на боль. По спине начинают свой бег тёплые струйки крови из потревоженных ран, но я не обращаю на это внимания, стараясь продвинуться как можно ближе к решётке. Аккерман тут же оказывается между нами, словно я после всех его издевательств, без оружия и из своей камеры могу хоть как-то навредить самому неуязвимому существу с этом мире. — Не падёт. Я знаю, как это предотвратить. Мне также известно, что Карл Фриц пообещал сделать в том случае, если Титан Основатель будет использован ради Элдии. И поэтому люди снаружи стен не пойдут на вас в открытую.

— Продолжай, — Рейсс движением руки останавливает уже готового снова пинком отправить меня в полёт убийцу, когда я подползаю максимально близко, хватаясь за железные прутья.

— Они пришлют троих детей-солдат в обличии титанов, которые проломят внешнюю стену и смешаются с местным населением. А позже, через пять лет, придут ещё двое для того, чтобы захватить конкретно Титана Основателя и использовать его силу для того же, для чего в своё время Элдия. Но… Но если вы позволите, — меня всю трясёт от переполняющих через край эмоций. Только бы получилось, пожалуйста, только бы получилось, — если позволите мне немного помочь… Мы сможем сохранить равновесие, которое существует сейчас, ещё на долгие столетия. И элдийцы смогут жить в вашем раю на протяжении многих поколений. Ведь это и в самом деле рай по сравнению с тем, что происходит с вашим народом снаружи.

— Я не прикажу титанам вокруг стен исчезнуть, — хмурится король, и я крайне гнусно улыбаюсь потрескавшимися губами.

— Этого и не требуется, Ваше Величество. По моему скромному мнению, свиньи должны оставаться в загоне, расплачиваясь своей свободой по счетам, — такие, как та грёбаная мразь рядом с тобой, например. — Элдийская Империя совершила много по-настоящему непростительного по отношению к миру. И я одобряю ваше желание запереть свой народ здесь, создав крохотный рай внутри этих трёх стен, — по крайней мере, они избежали участи другой, менее удачливой, части населения, запертой в гетто в ужаснейших условиях. — Однако те, кто придут за вами, будут такими же грязными элдийцами. Понимаю, что на истребление человечества внутри стен вам плевать. Вы покоритесь любой судьбе, лишь бы ваш титан не был использован в интересах Элдии. Но неизбежная правда состоит в том, что вы лишь поможете повторить историю, ведь Марлия продолжит руками элдийцев творить самые ужасные вещи. И проклятие, постигшее ваш народ, никуда не исчезнет.

Некоторое время мы молчим, сверля друг друга внимательными взглядами. Наверное, стоило выбрать слова помягче, да? Но уже как-то поздновато задумываться о своих действиях.

— В чём твой план? — спрашивает наконец король.

— Вам небезразличны люди внутри стен, — мягко говорю. — Даже несмотря на память и волю вашего предка. И, признаться честно, за девять лет проживания здесь, я тоже прониклась вашими идеалами, — вообще, скорее паническими атаками и постоянной тревожностью, а теперь ещё и ранами с потенциальным заражением крови, в свете тесного знакомства с вашим «Бобиком», но не суть, — и встретила замечательных людей, которых хотела бы защитить. Именно ради них я сейчас здесь, не ради себя или человечества за стенами или внутри них. Мой план состоит в том, чтобы запретить Разведотряду покидать стены в длительных экспедициях. Нам это совсем ни к чему. Вместо этого мы объединим Разведотряд с Гарнизоном и сосредоточимся на защите стен. По моим чертежам можно сделать оружие, которое могло бы остановить наступление разумных титанов и сохранить сложившийся порядок. Всё, что я прошу от вас — это дать мне возможность подвинуть прогресс вперёд, дать провести реформу и одолжить нам силу вашего… Телохранителя на один день в сорок пятом году.

— Что помешает людям внутри стен после того, как вы остановите солдат Марлии, продолжить уничтожать титанов? Что остановит их желание выйти за стены и уничтожить всё то, во что верила моя семья на протяжении столетия? — спрашивает наконец Рейсс, нахмурившись. А мужик-то понимает фишку.

— О, тут всё просто, Ваше Величество, — улыбаюсь, чуть по-птичьи склоняя голову. Если я хоть где-то налажала и Гриша Йегер решит не убивать королевскую семью по настоянию своего сына — нам кранты. И именно это я и говорю сейчас королю. — Вы. Вы не позволите. Просто сотрёте память людям ещё раз и уничтожите всё оружие после битвы. Поверьте, это будет не так уж и трудно. Какие-то полсотни пушек и взрывчатка… Хватит и дня, чтобы со всем покончить. Это даже не будет войной, мы лишь заберём то, что может ещё сильнее запятнать историю Элдии. А захваченных нами титанов вы передадите своим доверенным людям с заранее промытыми мозгами. Тогда Марлия ещё долго не посмеет нарушить договор. Ведь на нашей стороне будут четверо титанов, а не вы один. А обо мне… Обо мне все просто забудут.

— Подобное… Может сработать. Что ж, я дарую разрешение на развитие технологий и на проведение реформы. Кенни, помоги госпоже…

— Алисе Селезнёвой, — едва выталкиваю из себя, не веря в собственную удачу.

— Госпоже Селезнёвой осуществить её план. — продолжает, как ни в чём ни бывало король, не замечая моего состояния. — Ты знаешь, что делать, если что-то пойдёт не так. Надеюсь, вы будете достаточно благоразумной марлийкой.

— Постараюсь не разочаровать вас и благодарю… за оказанное доверие, Ваше Величество, — отвечаю старательно заученной фразой, почтительно склоняя голову.

* * *

Обратную дорогу я совсем не помню, но выгружает меня Кенни довольно грубо, выкинув из телеги как мешок с картошкой около самого дома.

— Эй… Аккерман, — тихо зову человека, которого мне до безумия хотелось бы никогда больше не видеть живым, но который сделал на самом деле бесконечно много. — Спасибо… — спасибо, что не сдал своего племянника, спасибо, что не выдал наверняка разболтанную мною информацию, спасибо, что дал этому миру шанс на будущее. Но говорю я совсем не это, конечно. — что подвёз.

— Не за что, дурында, — понятливо хмыкает Потрошитель из Митры, плотнее надвигая шляпу на глаза. Из-за двери, около которой я валяюсь, уже слышны крики Петера, должно быть, заметившего нас в окно. — Если тот крысёныш вернётся живым, ты уж позаботься о нём.

— В каком смысле… «если вернётся»? — недоуменно спрашиваю. — О чём ты, мать твою?

— Так экспедиция-то как раз сегодня утром стартовала, — противно ухмыляется эта сволочь, поворачиваясь ко мне спиной. — Ты уж постарайся там со своим планом, ладно?

---

Примечания:

Я попыталась представить канонного Кенни в такой ситуации, и у меня получилось так, что он счёл рассказанное Алисой, если бы она рассказала лишнее, как неважную информацию. Ему что другой мир, что другой континент — всё примерно едино. И конечно он не поставит семью на первое место, но хотя бы попытается утаить часть информации, так как считает после диалога с Алисой, что Леви для него не то чтобы опасен. Если вы думаете иначе, напишите пожалуйста (желательно с аргументами из первоисточника)

Экспедиция началась. Уже началась. И я не успела буквально на один чёртов день! Сил нет ни моральных, ни физических, и потому я даже не делаю попыток встать, когда Петер выходит меня встречать.

— Чего лежишь, босс? — подозрительно интересуется блондин, с высоты своего роста наблюдая за моей тушкой.

— Да так, блин, воздухом дышу, расслабляюсь всячески, понимаешь ли, — огрызаюсь в ответ. — Помоги подняться, будь человеком, а?

Врач присаживается рядом и когда замечает наконец, как я морщусь при каждом движении, осторожно отгибает воротник, заставляя меня как следует матернуться — вместе с тканью рубашки натягивается и тонкая корочка, которая только-только начала появляться.

— Как же ты так, босс? — неверяще шепчет доктор, резко утративший всё веселье. Ну да, я ведь лежу мордой в землю, как он увидел бы, что я сейчас в полной некондиции?

— А вот так вот, — зло отвечаю в ответ. — Ты поможешь мне наконец попасть домой, или мы и дальше на пороге лясы точить будем?!

Шит тут же весь подбирается, превращаясь наконец в того самого молодого гения, который изобрёл местный аналог пенициллина, и заносит меня в дом. Маячащий где-то сбоку Майк что-то быстро спрашивает, но у меня нет сил уже следить за окружающей обстановкой. Все ресурсы уходят на то, чтобы более-менее ровно держаться на ногах, пока врач, забирая на себя большую часть веса, доводит меня до комнаты. А ещё в голову лезут сейчас, в безопасности, не самые хорошие и светлые мысли. Достаточно ли я сделала? Нет, я знаю, конечно, что точно сделала всё, что было в моих силах, а это уже не мало. Но хватит ли этого для нашего плана? И я не могу не думать о том, мог ли Пиксис предположить, что меня могут ждать пытки? Наверное нет, иначе он бы наверняка придумал другой план. По крайней мере, я очень хочу в это верить.

В моей комнате быстро оборудуется подобие медицинского кабинета, и Петер аккуратно срезает с меня сначала прикрывающую безобразие кофту, а потом и в клочья изорванную нижнюю рубашку, отдирая корки сукровицы вместе с хлопком.

— Что там произошло, босс? — вскользь интересуется доктор, твёрдой рукой потянувшись через меня к бутылке перекиси, и ватным тампонам, выстроившимся в ряд с другой медициной на туалетном столике.

— Ну, не всё и не всегда идёт по плану, даже самому продуманному. — пожимаю плечами и закусываю губу, чтобы не заорать от первого соприкосновения перекиси с развороченной кожей. — Всегда надо… учитывать человеческий фактор, сука!.. А с ёбаным… Аккерманом… вообще стоило бы… ожидать худшего… но погляди ж ты, блять! Можно как-нибудь понежнее, а, дерьмо-доктор?!

— Ну уж прости, босс, я тут тебя лечить пытаюсь. Вроде обошлось без заражения… Раны чистые, нигде инородных тел, сильных вздутий или гнойников не вижу. Но швы накладывать придётся.

— Это и так понятно было, — устало киваю. — Но вот что без заражения — это и в самом деле почти чудо. Знал бы ты, в какой залупе меня держали… — мимо моего носа проплывает загнутая игла с шёлковой нитью и зажим, и я затыкаюсь, проникнувшись моментом. Меня ж никогда не латали без нормального обезболивающего. Сглатываю, но стараюсь говорить уверенно. В конце концов, Гёсслеру наверняка было хуже в своё время. Переживу. — Мне лечь или ты так справишься?

— Нет, сиди, — хмурится Шит, бурча что-то явно нелицеприятное себе под нос, и ногой ближе к нам придвигает лампу. — Так мне проще всё сводить будет, меньше шрамов в итоге останется. Только тебе придётся потерпеть.

И вот тут я уже не выдерживаю, начиная смеяться как обкуренная, закрыв лицо руками. Как будто это защитит меня от жестокой реальности. Сквозь хохот и всхлипы поясняю в конец переставшему что-либо понимать Шиту:

— Он мне… точно так же говорил… прежде чем приступить к… допросу, — опираюсь на столик, не в силах удерживать себя вертикально от сотрясающих все тело спазмов то ли смеха, то ли плача. — Ты уж постарайся всё же исправить его работу, а не наделать во мне новых дыр.

Шит, чуть подождав, не успокоюсь ли я сама, делает мне волшебный укольчик успокоительного, видимо устав таки бороться с моим состоянием. И, о чудо, истерика, а это именно она, сходит на нет так же внезапно, как и началась. В голове остаётся лишь тяжёлая вата, мыслей вообще никаких как и не было. Молча разгибаюсь, повинуясь чужой руке, и пялюсь в зеркало, наблюдая за сосредоточенно работающим иглой аристократом, слава богу не обидевшимся на мои последние слова.

— Экспедиция правда уже началась? — спрашиваю спустя пару минут, кое-как собрав мозги в кучку. Вряд ли бы Кенни стал мне врать, но я все же надеюсь на его хреновое чувство юмора.

— Правда, — Петер вмиг разрушает даже слабую тень надежды, так и не подняв на меня взгляда. Злится, что ли? — Ты расскажешь наконец, что случилось?

— Дождусь Пиксиса и ребят, чтобы не повторять по сто раз. За ними ведь уже кого-то отправили? — подаюсь чуть вперёд, чтобы мужчине было удобнее работать с низом спины и отстранённо замечаю. — И мне нужно будет диету разработать — я две недели вообще ничего не ела.

— Блять, — как-то обречённо шепчет Петер, блондинистой макушкой упираясь мне на пару секунд в плечо. — Ещё и это. Значит, твой план с Разведкой нам провернуть не удастся? И даже если Иззи… то есть, кхм, даже если дети выживут, им всё равно придётся остаться там, у Смита?

— Нет, отчего же? — я усмехаюсь этой его оговорочке по Фрейду, вспомнив, что и Изабель тоже как-то внезапно захотела связать свою жизнь с медициной, пусть и ветеринарной… ну-ну, ясно всё с вами, господа. — Стоять могу? Могу. Значит, возьмём кого-нибудь с приводом для подстраховки и нагрянем в штаб. Ты только побольше мне анальгетиков отсыпь. — Я молчу пару секунд, тупо глядя на руку с загрубевшей, сухой кожей. Вспоминаю по-мужски большую ладонь сына, и сжимаю свою в кулак, пытаясь поймать воспоминание о тепле чужих пальцев и нехорошо улыбаясь. — А за детей не волнуйся. В конце концов, с ними ведь Леви Аккерман. Он не даст в обиду свою семью. Теперь, кажется, я наконец-то начинаю его по-настоящему понимать.

Взгляд зелёных глаз в отражении недоверчив, даже скептичен, но Шит, молча покачав головой, заканчивает упражняться с моей спиной и переходит на ноги. Там тоже всё не слава богу — трёх ногтей нет, множественные синяки и порезы, но в целом картина получше, чем сверху.

Пиксис застаёт лишь самый конец лечения, когда Петер уже обрабатывает шишку у меня на голове, закончив с обмазываением живота и груди свинцовой мазью. Внимательный взгляд золотых глаз пробегает по мне с головы до пят, оценивая повреждения, и Пиксис кивает каким-то своим мыслям, наверняка подтвердив предположения по поводу случившегося.

— Аккерман? — Спрашивает он, присаживаясь рядом в гостиной, где уже собрался весь отдел. А быстро они. Бэт-сигнал, что ли, включили?

— Ага… Один из самых дорогих кредитов доверия, который мне только доводилось получать в своей жизни, — весело смеюсь, чуть придерживаясь за нижние рёбра. Там по словам доктора, есть пара трещин. Но от меня тут ждут не дерьмовеньких шуточек, поэтому перехожу к по-настоящему важной информации. — Всё получилось. Нам дали «зелёный свет» на развитие техники, при условии что мы подсократим деятельность Разведкорпуса.

Кратко рассказываю о произошедшем, как можно подробнее вспоминая лишь разговор с королём. Может я что-то неправильно поняла, упустила скрытый смысл?

— О как! — Усмехается Пиксис. — Отличная работа!

— Думаешь? Ну слава богу, — чуть хмурюсь, задумываясь о последствиях. — Но ты учти, что меня… допрашивал профессионал. Я вполне допускаю, что многое успела рассказать Аккерману. Поэтому нам придётся держать с ним ухо востро — мало ли что он может рассказать своему «другу», если мы что-то сделаем не так.

Внимательно слежу за тем, что на это ответит мой начальник. Пожалуйста, друг, не дай мне подумать о тебе плохо. Не будь грёбаным манипулятором, пожалуйста. Мне так нужно поверить сейчас хоть во что-то хорошее.

— Тут ты права. Жаль, что мы не предусмотрели такого исхода в нашем плане. Я приношу свои искренние извинения, Лис, — Дот осторожно дотрагивается до моей руки и я, разглядев за маской командора искреннее раскаяние и сожаление, решительно пожимаю его пальцы в ответ.

— Плюнь и забудь. Я сама такого дерьма не ожидала. Похоже, нам с тобой всё же не стать такими же гениями, как чёртов Смит. Кстати о блондинах… ты узнал, где лежат документы?

— Да, они у него в кабинете, где-то в столе, — кивает мой друг, тут же осторожно спрашивая. — Но кого мы туда отправим? Ты ведь сейчас…

— Мне придётся пойти, — вздыхаю, невольно потирая переносицу. — В конце концов, я не могу подставлять никого из наших. А так нашу организацию не притянут даже если меня поймают на горячем. Всё же я буду просто мамой, защищающей своих непутёвых детишек.

— Одна не пойдёшь, босс, — прерывает мои размышления врач, бескомпромиссно складывая руки на груди и, видимо, пытаясь скопировать взгляд моего сына. — Если тебя заметут, то нам всем, как ты часто говоришь, «кабзда». Так что если понадобится, я готов лично сломать тебе ноги. Они нормально срастутся обратно через месяц-другой, обещаю.

— А вы, я смотрю, всерьёз тут все чтением увлеклись, — хихикаю и легонько бью нашего зазнайку поддых. — Не выпендривайся, тебе не идёт, дерьмо-доктор. Всё со мной нормально будет.

— Я пойду с вами, мэм, — вперёд высовывается Гёсслер. — Я достаточно обучен на УПМ, чтобы унести вас, и по скорости уж точно не проиграю разведчикам, — инженер многозначительно стучит костяшками по протезу, чуть приподняв брови. Фыркаю, качая головой. Всё же знакомство с нашей семейкой серьёзно поменяло этих ребят.

— Ладно, Дин, пойдёшь со мной, — наклоняюсь ближе к столу, доставая карту штаба разведки с крестом на месте комнат Эрвина, как в пиратских историях, и многозначительно улыбаюсь. — Ну что, орлы, покажем этим дилетантам, почему не стоит связываться с мафией?

— Да, мам! — выкрикивает Гёсслер, и мы все разом на пару секунд замираем, пытаясь осознать, что сейчас услышали.

Первой не сдерживаю смешка, оглушительно громко в стоящей вокруг тишине шепча такому же охреневающему Пиксису:

— Я же говорила тебе: оно само. А ты всё «не верю», «не верю»… Вот, полюбуйся — очередной кандидат нарисовался, — под дружный хохот команды наш инженер очень мило краснеет, и я спешу развеять все его сомнения. — Усыновлять не буду! Поздно уже для тебя, парень. Можешь просто перейти на «Алису» наконец, как все остальные, чтобы больше не делать таких… интересных заявлений. Всё-таки восемь лет вместе работаем.

— Нет, простите, не могу я так, — Гёсслер мнётся, краснея ещё больше. — Такого больше не повторится, обещаю.

— Проехали, малыш. Хоть каргой старой называй, только оставайся таким же классным человеком и спецом, — мягко улыбаюсь и перевожу тему обратно к насущному. — Ну так вот, план я составила следующий…

* * *

Поскольку двигаться я особо не могу, мы решаем начать действовать ночью. Разумеется, караул у этих ребят присутствует, куда же без него, но вот телеги с любыми вещами, даже такими безобидными, как сено, им стоило бы проверять… Мы заранее подкладываем пятикилограммовый мешок с магниевой стружкой и малой частью марганцовки в телегу, которая без проблем проезжает на территорию штаба, удобно останавливаясь метров в двадцати от конюшни. А окна Смита как раз с другой стороны, так что когда все любопытствующие побегут к телеге, нужная нам сторона останется полностью беззащитной.

— Ну что, Гёсслер, поехали? — шепчу своему товарищу и даю отмашку Петеру. Тот ловко шарашит зажигательным патроном с верхнего этажа соседней гостиницы, тут же сваливая из номера.

Сено весело занимается пионерским костром, и… О да, «бум» выходит знатный. Штаб оживает, и Разведчики уже через минуту обступают горящую бело-красным пламенем телегу. Ну а мы с Дином, пока они колупаются, перелетаем двор. Быстро ножом поддеваю защёлку на окне и мы вместе вваливаемся в кабинет, чуть не роняя вазу. Успеваю её поймать лишь у самого пола. Окошко за нами так же беззвучно закрывается, а занавески задёргиваются. Теперь у нас около пяти-десяти минут, чтобы найти всё, что нам нужно и свалить.

— Чёрт, надеюсь, эти «гении» не используют воду? — бормочу себе под нос, стремительно выдвигая ящики стола пока мой напарник шарится с телефоном по шкафам, тщательно снимая всю интересующую нас отчётность. Вообще, такую информацию наверняка можно найти и в архиве Королевской Полиции… Но мы ведь всё равно уже тут, так зачем лишний раз лезть на рожон?

— Почему? — тихо шепчет Дин, не отвлекаясь, впрочем, от своей работы. Ему, похоже, ещё фотографий двадцать осталось. Хорошо, что Смит хранит всё по папочкам. Искать долго не приходится.

Я не успеваю ответить — раздаётся оглушительный взрыв. Крики и паника за окном только набирают обороты. Как и огонь, полагаю.

— Вот поэтому, — тихо хмыкаю. — Ускоряемся. Нужных нам документов нет в открытых ящиках. А вот эти сфоткай и убери обратно в верхний левый. Вскрываем запертый замок?

— А вы и это умеете? — наивно спрашивает коллега, по-детски распахнув глаза и присаживаясь рядом.

— Закончил? Молодчинка! — хвалю его, пока достаю небольшой пакетик, надёжно запечатанный. — Нет, вскрывать замки я не обучена, это к Фарлану. Но зато вот химию в школе учила неплохо… Будет ярко искрить, так что мы отвернёмся.

— Что это? — подозрительно интересуется догадливый мальчик.

— О, это? Да так, всего лишь пара грамм термитной смеси, — гаденько ухмыляюсь, навешивая пакетик на верх дверцы и поджигая его спичками.

Мы дружно отворачиваемся, потому что искрит и в самом деле неслабо, но финальной цели таки добиваемся. Покорёженный замок вываливается из прожжённого дерева, оставляя нам ящик с документами. Грубо, но действенно! Достаю макулатуру, и…

— Джекпот! — вытаскиваю грёбаные бумажки, из-за которых, возможно, поломались жизни моих детей. — Накося выкуси, подонок! А это что ещё такое?.. — хмуро рассматриваю план дальнейшей реорганизации Разведкорпуса и брезгливо передаю Дину. — Фотографируй-ка эти художества и погнали отсюда.

— Да! — парень послушно делает быстро пару вспышек и чинно-благородно кладёт всё обратно. Кроме, разумеется, рапортов. Вот их-то я как раз для надёжности убираю в личный «потайной карман» — в лифчик. Не полезут же господа офицеры мне в декольте, в конце концов. А ещё с незабываемым удовольствием ставлю по центру стола баночку с нашим жасминовым чаем, на которым, благодаря моему совету, с одной стороны написано крупными буквами «от нервов!». Любовно разворачиваю баночку нужной надписью к входной двери.

Выглядываю на улицу, замечая караул, который пока стоит спиной к нам, слава богу. Фонариком телефона сигнализирую Шиту из-за шторы о нашей готовности, и понятливый доктор скрывается в переулках. Спустя минуты две с северной стороны здания раздаётся серия крупных взрывов. Это наш блондинчик сбросил парочку светошумовых гранат. Пока Разведчики снова развлекаются, мы с Гёсслером вытряхиваемся на подоконник и быстро прикрываем окошко, возвращая всё в первозданный вид.

Никем незамеченные мы покидаем штаб Разведкорпуса, через пять кварталов встречаясь с нашим юным подрывником около одной неплохой харчевни и залезая в заранее нанятый кэб до дома.

— Ну что, понравилось играть в мафию, Ромео? — с улыбкой спрашиваю доктора, стараясь не прислоняться спиной к трясущейся стенке экипажа.

— А ведь я был просто хорошим доктором, — трагично качает головой этот засранец, но скупая усмешка, прячущаяся в уголках губ, выдаёт его с головой. — Говорила мне мама, что армия никого не доведёт до добра…

— Так у нас и не армия, — парирую в ответ и шиплю от особо неудачной кочки. Сильные пальцы заботливо придерживают меня за плечо несмотря на такой же язвительный ответ.

— О да… Вы хуже!

— Конечно хуже, иначе бы ты не рвался к нам так восемь лет назад, — благодарно киваю, когда тряска наконец унимается. — Что-то мне подсказывает, товарищи, что напьёмся мы с вами сегодня знатно!

— Так командор же у нас сегодня остался вроде, нет? — встревает Гёсслер.

— Тогда тем более напьёмся, — в один голос констатируем с Петером, тут же облегчённо смеясь. Мы всё-таки справились! Теперь осталось только детям вернуться, и всё снова будет хорошо!

Кэб уже давно покинул мостовые Троста, и теперь бодро катил в направлении нашей базы. А я смотрела в окно, на ясную, лунную ночь, на звёзды, и вспоминала своё чудо, притащившее на мой день рождения посреди ноября светлячков и гревшееся со мной под одним одеялом, босыми пятками топчась по моим ногам. Хоть я и сказала другим, чтобы они не волновались, но моё сердце было не на месте. Оно было бесконечно далеко отсюда, за двумя пятидесятиметровыми стенами, с моими детьми. Возвращайтесь поскорее, малыши. Я уже совсем вас заждалась…

* * *

Майк, отправленный Пиксисом вместе со Спецотрядом Гарнизона в Шиганшину, заходит в дом как-то несмело, воровато. И отсаживается от меня подальше. Петер как раз недавно поменял мне компрессы на ногах и спине, поэтому я в хорошем настроении и как никогда бодра — после дела мы дружно отсыпались чуть ли не целые сутки, а сейчас мы с Пиксисом играли в шахматы на время. Вот это я понимаю — отпуск!

— Какие новости? — Лениво спрашиваю, толкая спецу по столу чашку со свежезаваренным чаем, и делаю очередной ход. — Ты же вроде должен был дожидаться Разведотряд, нет?

— Должен был, — выдыхает он, поймав чашку и прежде чем продолжить, опрокидывает в себя всё её содержимое за раз. — Разведчики вернулись.

Это производит эффект взорвавшейся бомбы. Из кухни вылетает кашеваривший до этого химик, а дробный топот Гёсслера слышен даже глухому.

Все мигом собираются, побросав свои дела, надеясь услышать хорошие новости.

— Ну что там, не томи! — Вцепляюсь в штанину под столом, чтобы не показать своего ужаса. Пусть всё будет хорошо, господи, пусть они все вернутся живыми. О, Санта Мария, прошу, пусть всё будет как раньше.

— Мне жаль, Алиса, — Майк говорит тихо, опустив взгляд на столешницу. — Я так и не увидел никого из детей среди вернувшихся.

— Нет… — шепчет доктор, медленно опускаясь на пол прямо там, где стоял.

— М-может… Может, они просто были на телеге среди раненных, вот ты и не заметил? — Нервно предполагает Дин, бледнея прямо на глазах.

В голове шумит, как после знатного удара Аккермана, и я вцепляюсь в столешницу обеими руками, чтобы не грохнуться на пол.

— Что насчёт собрания по итогам экспедиции? — Тихо спрашивает Пиксис, пока я, не глядя ни на кого, потерянно изучаю вязь царапин передо мной. Вот эту вот длинную оставила Изабель, когда училась резать овощи, а вон ту — Фарлан от задумчивости карандашом. Господи, что же я натворила-то?

— Слушание о результатах будет через три дня, — Выплёвывает Майк, почти с ненавистью глядя на нас.

— Хорошо. Мы будем готовы. — кивает командор. — Алиса, послушай…

Качаю головой, чуть покачиваясь, как пьяная, поднимаясь из-за стола, оглядывая коллектив. Глаза отчего-то сухие, хотя плакать хочется как никогда раньше.

— Я поеду им навстречу, в Трост. До тех пор, пока лично не увижу официальное заключение, рано сдаваться. Петер, ты со мной?

— Да! — С готовностью подрывается док, подхватывая свой саквояж.

— Собери всё необходимое… Носилки тоже, — хмуро торможу его, переведя взгляд на начальство и давая Доту понять, что уеду в любом случае.

Он наконец кивает, давая своё разрешение. В конце концов, все данные у него есть, сам справится с разработкой стратегии. Пиксис кашляет, прочищая горло, и тоже встаёт, чтобы обратиться к всему отделу:

— Товарищи, как часто говорит ваш руководитель, «ветер крепчает». Так давайте постараемся покрепче ухватиться за жизнь! Мы пока не знаем наверняка, в каком составе вернулась экспедиция. И Алиса права, ещё рано сдаваться. Но даже если… Наши самые худшие предположения окажутся правдой, мы должны отстоять будущее этих стен, чтобы другие дети смогли жить так, как не смогли наши. — друг тормозит, заглядывая в глаза каждому в комнате.— Посмотрите, чего вы смогли добиться за эти годы, как много создали. Нам осталось совсем немного до победы. Так давайте постараемся, чтобы если не мы, то по крайней мере будущие поколения жили в мире, без постоянной угрозы вымирания и в страхе войны. Я прошу вас, помогите нам склонить чашу победы на свою сторону.

Его слова встречают довольно слабой поддержкой и кивками, но я знаю, что если даже сегодня и завтра мы будем никакими, то в конечном итоге спецы соберутся и в зале суда всё пройдёт как надо. Они, конечно, давно уже не солдаты и умеют думать своей головой, не реагируя на такие вот агитационные речи, но понимают важность нашей миссии.

Раздаю указания, загружая отдел по максимуму нудной домашней работой, чтобы отвлечь их от мрачных мыслей. Всю подготовку, по приказу Дота, мы начнём только завтра. И правильно, сегодня я бы не доверила никому из ребят никакой бумажной работы. А пока что… Пока что мы с Шитом покидаем дом, загрузив телегу на хороших, избавляющих от тряски рессорах, и весьма споро добираемся до Троста.

Только сейчас я понимаю, что приносит с собой война. Одно дело читать об этом в исторических книгах или видеть в фильмах, и совсем другое — самой быть частью огромной толпы родителей, детей и жён, тщетно пытающихся в месиве местной медицинской системы учёта найти своих родных. Да и не пишут обычно об этом ужасе, всё чаще выдавая лишь сухие информационные сводки. Поэтому я не была готова к тому, с чем мне здесь придётся столкнуться. Даже в самом страшном кошмаре мне не могло присниться, что я могу банально не найти трёх нужных мне имён в общей солдатской свалке. Мой доведённый за годы работы до автоматизма внутренний аналитик отстранённо замечает, что мы, разумеется, за эти годы значительно исправили ситуацию с невежеством врачей, подняв общий уровень знаний, но я забыла что больницы — это не только врачи. Это ещё и медсёстры, и регистратура, и другой медперсонал, отвечающий за ведение протоколов.

Казалось бы, за стены уходит не больше полутора сотен солдат. Сто — сто пятьдесят человек, из которых помощь нужна лишь процентам пятидесяти от силы. Остальные или не выживают, или просто возвращаются с совсем неопасными ранами, и ими занимаются уже сами врачи Разведкорпуса. Пятьдесят шесть, допустим, пациентов — ведь это совсем маленькое число по меркам моего мира. Но здесь, в пределах Троста, даже с его восемью специально оборудованными для солдат больницами, это число означало настоящий ад для всей системы здравоохранения. По семь-десять человек в пограничном со смертью состоянии на больницу, где хирургов раз-два и обчёлся.

К такому местные врачи не подготовлены. Как и семьи пострадавших, не знающие, не понимающие каждый раз, в какую больницу им бросаться — всех солдат с телег распределяют в порядке живой очереди, и на учёт каждого имени, конечно, просто нету времени. Тут бы самого человека спасти, а потом уже можно разобраться кто он и откуда. Умом всё это понимаю, но сейчас я не просто человек со стороны, а один из сотни вовлечённых семей. Мы с Шитом разделяемся, чтобы быстрее найти детей, охватить все возможные места. В Разведку мы пойдём в последнюю очередь, если наших детей не окажется среди тех самых пятидесяти процентов. Шит уезжает на телеге, а я нанимаю кэб, направляясь к первой из моего списка больнице.

Толкаюсь в очереди, окружившей какую-то запуганную медсестру, пытающуюся прорваться через нас в операционную. Рядом кричат такие же испуганные, как и я матери, стараясь найти своё чадо, то есть попросить несчастную медработницу посмотреть, нет ли нужных нам имён среди доставленных. Вот только нас таких просящих — огромное множество, и женщина за галдежом лишь теряет с нами время. В конце концов я не выдерживаю, грубо тормозя медсестру за руку и громко предлагаю:

— Послушайте! У всех Разведчиков на рукавах же именные нашивки. Просто просмотрите их и напишите список имён, вывесив на видное место, а там уж мы сами! Прошу вас, нам хватит и этого!

Женщина пару секунд испуганно смотрит на меня, а потом несмело кивает, исчезая за дверьми, куда нам, простым смертным, ходу нет. Минуты тянутся как вечность, но наконец мы получаем нужную бумагу с восемью именами. Моих среди них нет, и я не могу понять, хорошо это или наоборот плохо. Сцепив зубы и выбравшись из толкотни, выпиваю обезболивающее, и отправляюсь в следующую из моих четырёх больниц. Пожалуйста, боже, пожалуйста, пусть только они будут живы. Прошу тебя, что угодно за это отдам!

Ни во второй, ни в третьей больницах моих малышей нет, а в четвёртой мы с Петером сталкиваемся прямо на входе, и он качает головой, мрачнея, когда я говорю ему, что мои поиски тоже не увенчались успехом.

— Может, может всё не так уж и плохо? — Спрашивает он, отводя меня за локоть в сторону. Мимо нас из боковой двери выносят крытые носилки, складывая очередного погибшего на телегу. О боже.

У меня подгибаются колени, и только всё ещё держащий меня за локоть врач не даёт мне упасть. У чёртовой телеги плачет пожилая женщина, видимо, сильно старше меня, причитая и вцепившись в выпавшую из-под ткани руку, и лишь пройдя мимо неё я понимаю, что мы чуть ли не одногодки. Единственная наша с ней разница в том, что она уже в своём личном аду, потому что знает наверняка, что её сын мёртв. А что, если моих детей не будет и в госпитале Разведки? Что если и они тоже… не вернулись домой? Я гоню от себя эти мысли всеми силами, принимая от Петера успокоительное, но они назойливыми мухами возвращаются снова и снова, зудя над ухом. Вряд ли Майк был невнимателен, он бы заметил детей, обязательно заметил бы. Неужели я снова осталась одна, снова не смогла защитить тех, за кого брала ответственность, снова потеряла семью?

В растерянности смотрю по сторонам. Если и существует чистилище, то наверняка оно выглядит именно так. Трясу головой, собирая себя в кучку. Нет, ещё есть шанс, что они просто в госпитале, просто отделались лёгкими ранениями! Дальше по улицам Троста мы едем быстро, не тормозя и обгоняя продовольственные обозы. А я всё думаю и думаю, кручу ситуацию у себя в голове, не в силах остановить эту чёртову эмоциональную карусель.

Господи, да кого я обманываю, в конце концов? Я ведь знаю, что с ними должно было случиться. Трясущиеся пальцы зарываются в волосы, и вцепляются в кудри, пока я тихо схожу с ума на узкой лавке телеги, не понимая, не представляя, зачем мне продолжать своё существование дальше, если моих детей уже нет. С удивительной ясностью понимаю, что если не найду их сегодня среди живых, то просто наложу на себя руки. С моей дальнейшей ролью, в конце концов, справится любой из команды, они ведь все знают план. Я не нужна здесь, я бесполезна.

Примечания:

Поздравляю нашу фасолину с днём Рождения!!! Надеюсь, в конце концов он всё же будет счастлив!

---

Мы не доезжаем до госпиталя Разведкорпуса совсем немного. Дальше просто не протолкнуться — всё пространство у ворот заполнено людьми. Здесь собралась толпа из как таких же отчаявшихся, как и мы, так и только-только начавших свой путь через это чистилище семей, решивших, что уж в главном центре-то им мгновенно подскажут, куда доставили того или иного человека. Продираюсь через толпу, получая пару чувствительных тычков по спине. Надеюсь, это всё же не потревожило раны. Но, по крайней мере, ноги никто не отдавливает, и мне удаётся без серьёзных потерь для здоровья прорваться в первые ряды.

— Уважаемые, не напирайте! — пара солдат оттесняет толпу от входа как раз когда мы почти вырываемся вперёд, и меня спасает только Шит, вовремя приподнявший мою изрядно полегчавшую тушку под мышки, не дав людям спереди пройтись по только-только начавшим заживать пальцам ног. — Все списки вывесят через два дня! До тех пор ничем не можем вам помочь!

— Послушайте! — немного повышаю голос, переходя на тот тон, которым часто говорила на сборах с юными любителями альпинизма в прошлой жизни. И нет, меня нисколько не волнует, что сейчас мои стопы в двадцати сантиметрах от земли. Если так больше шансов, что меня увидят, то пускай. — Я обошла все больницы, и так и не нашла своих детей. Будьте вы людьми, чёрт вас дери. Мне нужно просто узнать, здесь ли они вообще!

Солдат делает вид, что не слышит, и я хмурюсь сильнее, понимая, что придётся идти другим путём.

— Эй, ты же ведь не против поработать по своей прямой профессии? — тихо спрашиваю Петера, чуть повернув в его сторону голову.

— Нет, если нам это поможет, — кивает догадливый подчинённый, тут же ставя меня на землю, и крайне решительно раздвигает людей спереди со своей «корочкой» наготове. Теперь можно быть спокойной — когда нашему доктору что-то нужно, он пострашнее меня будет. — Спецотдел Гарнизона по разработкам. Доктор Петер Шит и руководитель отдела, Алиса Селезнёва.

И вот теперь разведчик меняется в лице, мигом из сосредоточенно игнорирующего становясь каким-то недоверчиво заинтересованным. Он многозначительно кивает своему сослуживцу, прося подменить его ненадолго, и приглашает нас отойти в сторонку. Напрягаюсь, ненавязчиво положив руку на пояс с оружием: Смит ведь не отдал какое-нибудь занимательное распоряжение на наш счёт? И нас ведь никто тогда не видел?

— Вы?.. Вы правда из отдела разработок? — разведчик чем-то взволнован, и я спешу развеять его последние сомнения, показав и свои документы, заверенные уже официально Пиксисом. В них синим по жёлтому написано, что таки да, мы из Спецотдела при Гарнизоне. — Не может быть! Эти ваши новые приборы — просто нечто. Пускай они и были лишь у троих человек, но боеспособность показали отменную! А один из ваших, чернявый такой пацан, и вовсе спас мой отряд. Там такая мясорубка была: дождь, туман, нулевая видимость, и мы нарвались на целую группу аномальных… — Мужик яро размахивает руками, красочно дополняя свои слова активной жестикуляцией. — Если бы он не ехал прямо за нами, вряд ли бы я сейчас был тут. — У меня в груди всё замирает. Почему он говорит только про Леви? Что с остальными? Неужели мой сын был там один, чёрт возьми?! Я ведь сказала им не разделяться! Разведчик не замечает моей паники, продолжая благодарить. — Спасибо вам огромное! Без вашей поддержки эта экспедиция закончилась бы… куда хуже.

Мне совсем не хочется слышать о том, как и кому помог мой мальчик. Сейчас меня волнует совсем другое — жив ли он вообще, чёрт побери. Но сходу о таком спрашивать нельзя, нужно, мать его через коромысло, держать марку.

— Благодарю вас за тёплые слова. Надеюсь, в будущем вы сумеете ещё больше сократить потери во время миссий… — спокойно вклиниваюсь в его восторженную речь, благодарно кивая и расслабленно опуская уже сжавшуюся на рукоятке ножа руку вдоль корпуса — вряд ли нас прямо тут будут пытаться уличить в нападении на штаб Разведки. Теперь, когда все условности соблюдены, я могу наконец вывалить на несчастного все свои страхи, стараясь, тем не менее, держаться более-менее профессионально. — Не могу не спросить: почему вы говорили только об одном из тех троих? Что с другими? Прошу вас, ответьте мне, они ведь здесь? Они… Они ведь… живы?

Под конец я всё же срываюсь и почти шепчу, но разведчик интуитивно понимает меня. И сразу же теряет весь пиетет, разглядев за ширмой руководителя крутого отдела такую же отчаявшуюся слабую женщину, безликую часть толпы, которую он отгонял с территории госпиталя. Разведчик оглядывается на здание, на толпу и на своих товарищей, и когда поворачивается ко мне, я уже заранее знаю, что ничего обнадёживающего он мне не скажет:

— Простите, не могу знать наверняка, мэм. На последней остановке они были относительно в порядке, но не могу знать, добрались ли они успешно в итоге до стен. Среди не пострадавших в столовой я их не видел. И помочь вам тоже не в моих силах — правила едины для всех, и пропустить на территорию посторонних никак не могу. Сожалею, мэм.

— Может вам там нужны врачи? — невинно и вкрадчиво раздаётся из-за моего плеча. Петер мгновенно вклинивается между нами, оттесняя меня плечом назад, себе за спину. — Могу предложить свою помощь. У меня в своё время была обширная практика, да и в отделе я продолжал совершенствовать свои навыки…

Голос нашего врача сейчас — само искушение. Профессиональное, острое как скальпель. С таким лучше не спорить. И, о чудо, солдат ведётся.

— Сейчас узнаю, господин! Но мисс в любом случае пропустить не смогу, — быстро уточняет он, исчезая в здании. Буквально через пару секунд он уже машет рукой, подзывая Шита, и мой врач спешит оставить меня одну наедине с телегой. Не торможу его, понимая, что другого шанса попасть вовнутрь у него может и не быть.

Но есть кое-что, о чем мы оба забываем за попытками прорваться в госпиталь — я, блин, понятия не имею, как править лошадьми. Ну, то есть, я могу конечно сказать «н-но» и стегнуть поводьями, но путь вперёд нам заказан — там толпа. Да и как потом регулировать скорость? А тормозить? Тупо смотрю на двух наших лошадок, с которыми до этого ни разу не контактировала напрямую. А они — на меня. Надо бы их хоть в сторону отогнать, чтобы не мешаться тут. Так, тут ведь тот же принцип, что и на машине, да? Это… А лошади вообще знают, что такое задняя передача? И как её тут воспроизвести?

— Эй, Шит! — Останавливаю мелькнувшего в открытом окне второго этажа доктора. Вокруг полно народу из наших будущих сослуживцев, если слушание пройдёт как надо, разумеется, поэтому я не могу напрямую указать ему на проблему чтобы не показаться полной идиоткой в глазах местных. Так что говорю сквозь зубы совсем не то, что хотела бы. — Жду тебя здесь. Выйдешь и скажешь, что там, как выдастся свободная минутка.

— … Понял, — кивает товарищ, ехидно ухмыльнувшись уголком губ, и исчезает в вязи коридоров.

Что ж, похоже, я тут надолго. Чёрт, надо было научиться обращаться с этой ересью. Тогда можно было бы просто отогнать её до ближайшей гостиницы и распрячь животных, чтобы не напрягать их понапрасну. Но, видимо, не судьба нам с ними сегодня отдохнуть. Оно и к лучшему — я совсем не уверена, что смогу без лекарств проспать хоть пару часов спокойно, без кошмаров.

Долгое ожидание тянется чуть ли не целую вечность. Со стороны наблюдаю, как постепенно толпа взволнованных семей уходит ни с чем, поняв, что здесь они ничего не добьются. И в этом, пожалуй, наше отличие с местными. Я бы не ушла, не важно, сколько мне бы пришлось ждать. Но, похоже, этим людям не впервой ждать новостей вот так, по-долгу.

— И так каждый раз, — слышу, как один из Разведчиков обращается к своему сослуживцу, наверняка новичку, подтверждая мои мысли.

— Но ведь им известно, что пока что мы просто не можем ничего сообщить. Руководство и так по двое суток из кабинетов не выползает, чтобы скорее предоставить все сведения родственникам. А ещё и этот пожар в наше отсутствие… — новичок сокрушённо качает головой, видимо, не понимая, что у любой матери сердце бы не на месте было.

— Так родственники ведь не могут ждать по три дня пока мы тут со всем разберёмся, им ведь сразу знать нужно, наверняка, кто вернулся, а кто нет, — осаживает старший товарищ новичка, с горечью добавляя. — Вот было бы у нас дополнительное спонсирование… Так ведь который год уже не можем от правительства добиться постройки специализированного госпиталя под Шиганшиной, чтобы не тащиться в такую даль!

Молчу, мотая информацию на ус. Значит, не только у меня возникала такая мысль? Ну конечно не только у меня, это же логично. А с логикой у Шадиса, и уж тем более у Смита никогда проблем не было. Судя по сюжету, госпиталь так и не будет построен. Значит, он невыгоден правительству. Пытаясь отвлечься от собственных мрачных мыслей, усиленно думаю, с чего бы правительству заворачивать такую идею, и меня наконец осеняет: ну ещё бы, если он специализируется, по задумке разведчиков, только на хирургии, то простым людям толку от него — чуть! Да и использовался бы он хорошо если пять-шесть раз в год. Да, с такими привходящими толку от его постройки — никакого вообще. Можно было бы, возможно, натаскать большую команду врачей-хирургов в самом роде войск и организовать полевой госпиталь… Но такими идеями делиться я точно не стану. Вмешиваться в канон здесь мне точно нельзя, слишком уж близко такое вмешательство будет к «ключевому сюжетному узлу», как это обозвал Пиксис, то есть к Грише Йегеру. Ну к чёрту такие приключения, если из-за этой фигни мы в итоге пропустим появление наших врагов. В конце концов, пусть сами разбираются со своими проблемами. Мне важны дети? Важны. Вот пусть их лечит наш врач. А остальные и без нас как-нибудь разберутся. Хватит и того, что Петер осмотрит за бесплатно этих самоубийц.

* * *

Шит выходит только ближе к часу ночи, усталый и мрачный, когда я уже начинаю немного давать дуба. Врач заботливо выносит мне явно скоммуниженное зелёного цвета одеяло, мигом напомнив, как сильно изменился за эти восемь лет.

— Никогда бы не подумал, что лечить «не сильно раненных» солдат может быть так сложно, — делится он, присаживаясь рядом со мной. — Там человек пятьдесят, и каждый со своей болячкой, одна другой проблемнее. У одного не промытая царапина до сепсиса дошла, у другого внезапно обнаружились повреждения в брюшине из-за укуса, которых он в пылу экспедиции попросту не замечал… Цирк уродов какой-то просто! Ни о какой первой помощи солдаты тут даже и близко не слышали в отличие от Гарнизона.

— Мда, — вот и всё, что я могу ответить. А что тут скажешь? Можно только посоветовать врачу составить список рекомендаций для Пиксиса на будущее, но это пока что терпит. Торопить друга не хочется, да и судя по его внешнему виду, всё не так и плохо с моей троицей, как я того ожидала до этого весь день. Слишком уж он спокоен. И уж точно они все здесь, в этом я уже почти не сомневаюсь. Иначе вряд ли бы Шит тут так надолго задержался. Но я провела слишком много времени в нервном ожидании, чтобы спокойно терпеть и дальше. — Ты расскажешь наконец, что там с ребятами?!

— А? Чёрт, прости! Мозги совсем не варят уже… Всё вполне неплохо, в смысле, живы все трое. — Я облегчённо выдыхаю, но продолжаю внимательно слушать. Весь мой немалый жизненный опыт подсказывает, что у таких хороших новостей всегда должно быть какое-то крайне паскудное чёртово «но». — У Леви лёгкие ушибы, Изабель вообще без единой царапины, можно сказать, но всё время толчётся у постели Фарлана. Вот с ним уже всё не так радужно… — Петер хмурится, отводя взгляд. — Ногу и руку ему я зашил, голову тоже осмотрел. Но он потерял слишком много крови, а переливаний больше делать нельзя.

— А физраствор? — Уточняю напряжённо, уже готовая сорваться к своему мальчику, прорываясь с боем, если потребуется.

— А что с ним? Раны я, разумеется, промыл, если ты об этом, — хмурится вслед за мной врач.

— Да при чём здесь… — вдруг понимаю, что тут могли пока до этого и не додуматься. Всё же это идея девятнадцатого века, времён эпидемии холеры, вроде бы, если правильно помню. Поэтому говорю всё, что помню, тщательно напрягая все свои заржавевшие извилины. — Я про изотоничный плазме крови раствор говорю, который вводят в вену. Его используют при обезвоживании обычно. Много давать его при потере крови нельзя, но бесполезным он тут явно не будет. Ты говорил, что переливание Фарлану сделали, значит эритроциты восстановили, а это главное. Теперь нужно подумать о восстановлении общего давления в кровеносной системе, а физраствор для этого как нельзя лучше подходит.

Врач издаёт крайне неоднозначный звук удивления и восторга. Всё с ним понятно. Опять загорелся, как тогда с пенициллином. Не жду пока он начнёт задавать вопросы, а сразу продолжаю, выдавая всю доступную мне информацию.

— Эти растворы бывают разными: в них добавляют хлориды натрия, калия и кальция и бикарбонат натрия в нужных в зависимости от ситуации пропорциях. И ещё глюкозу, вроде, перед самым применением… Большего увы не знаю, извини. Меня учили это использовать, а не готовить, в конце концов.

— Да уже с одной этой информацией столько всего можно сделать! — Врач, вскочив, оставляет меня на телеге, бросаясь обратно к зданию. Мне с ним, к сожалению, нельзя — не поймут.

Значит, теперь я тут заночую. Но хрен с ним, зная нашего дерьмо-доктора, он довольно скоро разберётся что, как, куда и сколько нужно добавлять, чтобы получилось то, что ему нужно. Прижимаю к груди подушку, на которой до этого весь день сидела.

— Они живы, — тихо говорю сама себе, несмело улыбаясь. — Живы… Спасибо, Господи. Спасибо!

Только сейчас понимаю, какой груз держала до этого на плечах, когда волна облегчения затапливает даже самые отдалённые уголки сердца. «Живы». Какое замечательное слово! С мимолётным сожалением понимаю, что другим семьям в похожей ситуации так уже не повезёт, и они останутся в неведении ещё как минимум день. Остаётся лишь смутное беспокойство за Фарлана. Мне ли не знать, что самое худшее может случиться и в самом безопасном и надёжном месте? Только бы с ним всё обошлось. Я верю в Петера и в то, что он найдёт как помочь моему старшему сыну. Тут уж можно точно не сомневаться — левое крыло госпиталя зажигается всеми огнями и я замечаю в одном из окон высокий хвост Ханжи. Они найдут способ, должны найти. Но я не могу не думать о том, что так же верила когда-то и в доктора Кима и его команду, который так и не смог спасти другого мальчика, гораздо меньше и слабее моего совсем взрослого блондинчика.

Понимаю, что плачу от облегчения только тогда, когда подушка окончательно промокает. Отстранённо думаю, что, наверное, не стоит тут спать. Будет очень глупо, если в итоге мой отдел ограбят какие-нибудь местные пьяницы, скоммунизив нашу телегу и меня, руководителя, заодно. И надо бы, наверное, отправить сообщение нашим, что всё хорошо.

За небольшую плату один из поздних извозчиков соглашается передать небольшую записку, и я наконец могу окончательно расслабиться, полностью посвятив себя отдыху. Прижимаю к груди левую руку с часами, накрыв ремешок другой рукой и нежно поглаживая указательным пальцем истёршийся край плетёных ниток. Теперь, когда я знаю наверняка, что дети живы, мне ещё сильнее хочется поскорее увидеть их, обнять. Хах, какие всё-таки люди жадные существа: совсем недавно мне было достаточно одного лишь знания, что моя семья не оставила меня, и вот, стоило мне только получить желаемое, и сразу же захотелось большого… Но пока что мне нельзя туда, к ним. Пока Пиксис не приберёт Разведкорпус под свою ответственность — нельзя. Незачем дразнить гусей, то есть Смита. Он сейчас занят бумагами — и слава богу. Целее будем.

Запрокидываю голову, играя в свою любимую игру, то есть делая вид, что никаких стен вокруг и нет, лишь бескрайнее небо над головой. Как же я задолбалась сидеть взаперти. Это хуже, чем два года на карантине в родном мире, чёрт побери. Но ничего, ещё каких-то пять лет и я покажу своим детям и море, и настоящие горы, и весь огромный мир! А небо сегодня такое звёздное… Надеюсь, моим малышам теперь из палаты тоже видно то же, что и мне. Всё-таки этот мир удивительно красив.

На следующий день, оставив Фарлана на надёжных, по словам Петера, докторов, мы возвращаемся домой с замечательными новостями. Даже более того, поскольку наш врач побывал «в стане врага», так сказать, и мы обошли все больницы, у нас имелись вполне надёжные данные как о составе экспедиции, так и о её результатах. Построение работало, но от сильных потерь, тем не менее, не спасало. А вот то крыло, в котором были наши ребята, почти не пострадало. Выкуси, Смит! Да Пиксис просто размажет вас с такими данными!

Весь день мы готовимся как проклятые, подчищая хвосты как в собственной отчётности, так и в роду войск самого Пиксиса. Проверок нам точно не избежать, так что всё должно быть идеально.

— Думаешь, мы справимся? — вскользь интересуется Майк, когда мы ещё раз проговариваем план, выискивая все подводные камни.

— Разумеется. Мафия мы в конце концов, или нет? — задорно ухмыляюсь в ответ. Раз моя семья жива, то мы просто не можем проиграть. Не с теми картами, что есть у нас на руках.

* * *

Местная «палата парламента» просто огромна. Величавое здание в центре Митры вмещает в себя гигантских масштабов амфитеатр с шестью трибунами, одна из которых предназначена для докладов, то есть обустроена для ораторов специальной кафедрой. Огромный зал вмещает в себя человек пятьсот, объединяя под одной крышей простолюдинов и аристократов, солдат и мирных жителей… Разведкорпус и Военную Полицию. Потрясающе!

Я впервые присутствую на таком собрании, и оттого немного волнуюсь. Слишком много народу, слишком много противоречий… всего «слишком». Хорошо, что хотя бы говорить мне не придётся. Это взял на себя начальник, у которого больше веса, доверия и, что немаловажно, власти. Внимательно слушаю вводную часть, сжимая объёмный портфель на коленях. В нём — наши основные аргументы, добытые у Разведки. И наш же пропуск на самое дно, если не справимся.

— Таким образом мы с уверенностью можем заключить, что двадцать первая экспедиция за стены прошла успешно. — заканчивает свой доклад Шадис, ожидая положенной после этого жиденькой порции аплодисментов. Не в этот раз, мужик. Не в этот раз.

Мой начальник вскидывает руку в полной тишине, громко кашлянув, и взгляды всего зала обращаются в нашу сторону.

— Позвольте выразить своё несогласие, — по-доброму начинает Дот, и я прямо слышу, как клинок покидает ножны, готовый к сражению. Предвкушающе улыбаюсь, краем глаза замечая недоумение Смита. Я ведь обещала тебе весёлую жизнь, а? — В чём именно вы измеряете успешность вылазки? В меньшем количестве смертей? Но это ли тот успех, которого от вас ждёт всё человечество?

— К чему это вы? — интересуется Закклай со своей трибуны, и я понимаю, что он, по ходу, тоже с нами заодно. Ни хрена ж себе! Пиксис поднимается, подмигнув мне и едва заметным жестом поманив за собой. Кажется, только что я начала любить его ещё сильнее. Чуть ли не вприпрыжку спускаюсь за ним следом, пытаясь удержать на лице официально-приличное выражение. В тишине мы выходим на трибуну ответчика, сместив командора Разведкорпуса в сторону. Я занимаю скромное место около кафедры внизу, рядом с Шадисом, готовая, когда понадобится, «подавать патроны» начальству. Мило улыбаюсь высокому неулыбчивому командору, разводя руками. Сама в шоке, мол.

— С моей точки зрения, — начинает Дот, внимательно оглядывая зал. — Человечество давно уже готово к переменам. И начать их следует там, где мы слабее всего — за стенами. Давайте поподробнее рассмотрим деятельность Разведкорпуса за последние, скажем, десять лет. — начальство требовательно протягивает руку, и я подаю первую порцию макулатуры под охреневший взгляд Шадиса, с ужасом косящийся на нисколько не похудевший портфель. — Согласно имеющимся у нас данным, за последнюю декаду Разведкорпус так и не смог далеко продвинуться за стены. Мы по-прежнему не знаем ничего о природе титанов, лишь один-единственный способ их убивать. Откуда они берутся? Почему едят лишь людей, не трогая животных? Есть ли другие люди за стенами? А ведь это была одна из основных причин для создания этого рода войск. Далее, давайте рассмотрим общую выживаемость солдат. Ассистент, продемонстрируйте графики.

О, это я с радостью! Достаю объёмную кипу листов, раздавая по стопочке на трибуну. В том числе передаю порцайку лично в руки Эрвину, смело встречаясь с ним взглядами.

— Что вы задумали? — тихо и крайне напряжённо спрашивает блондинчик. Ага, щас, так я тебе и сказала.

— Без понятия, — с широкой улыбкой уверенно приукрашиваю правду на голубом глазу. — Но явно что-то очень мозгоебательное для Разведки!

— Как вы можете видеть из данных предыдущего ответчика и предоставленной нами сводки за прошлые годы, — продолжает Пиксис, когда я возвращаюсь на место. — Последняя экспедиция лишь немного улучшила показатели по выживаемости, в основном за счёт правого крыла, где находились сотрудники спецотдела по разработкам. Лишь благодаря их работе по испытанию новых устройств в полевых условиях выжило пять отрядов, находившихся в непосредственной близости от нашей группы. Однако кроме новейшего оборудования, в данную миссию было вложено на пятнадцать процентов больше средств, чем в предыдущие. И всё же, двадцать человек погибло, восемьдесят два — ранено и находятся в госпиталях. Таким образом, не пострадали лишь десять солдат, исключая высшее командование. Это на двадцать процентов ниже, чем в прошлые вылазки.

— Откуда… Откуда у вас эти данные?! — хрипит Шадис.

Пиксис ничего не успевает на это сказать, потому как ответ раздаётся с противоположной трибуны:

— Все документы были предоставлены Военной Полицией по официальному запросу, — какой-то невзрачной наружности военный коротко отчитывается, вытянувшись по струнке, и поспешно садится. За ним замечаю знакомую шляпу. Ну ясно всё, нас крышуют. И Разведкорпус, кажется, начинает понимать — обложили. Со всех сторон обложили, что примечательно.

— Всё так, — кивает Пиксис, ни на секунду не сбившись, и продолжает. — Как я и говорил, нам нужны изменения. Мы дали шанс Разведкорпусу провести их, с позволения сказать, реформу. И она имела определённый успех — погибло и в самом деле значительно меньше солдат. Но и раненных было больше. Этого явно недостаточно. В свою очередь заявляю, что Гарнизон за последнее десятилетие добился серьёзных успехов в борьбе с титанами, как с точки зрения вооружения, так и в плане подготовки солдат. На наших тренировках солдаты тренируются в реальных условиях с новейшим оборудованием и ежедневно уничтожают от одной до трёх дюжин гигантов. Более того, благодаря спонсированию отдела разработок, мы в ближайшее время внедрим оружие, способное уничтожать титанов со стен, не приближаясь к ним для этого. Уменьшенная версия данного оружия уже прекрасно показала себя в полевых условиях — во время последней экспедиции. — я быстро пишу в ежедневнике информацию и подаю его начальству. Дот, пробежавшись взглядом по строчкам, добавляет. — Согласно новейшим данным, мы готовы начать производство и установку оборудования сразу же после подтверждения правительством соответствующих патентов.

— И что вы предлагаете? Расформировать Разведкорпус? — интересуется, похоже, командор Военной Полиции.

Пиксис выдерживает паузу, и я прямо вижу, как напрягается командование Разведки. По трибунам пробегают шепотки, особенно оживлённые — среди знати и Полиции. Ну да, Разведкорпус тут многим поперёк горла. Хах, по-моему, Смит только что припомнил мою угрозу подобрать альтернативу их шарашкиной конторе. Кто же знал, что в итоге мой блеф тогда обернётся так удачно? Уж точно не я.

— Нет, о подобном и речи быть не может, — мягко останавливает разговоры мой начальник. — Однако, нашему самому храброму и малочисленному роду войск несомненно нужна… поддержка. Поэтому я предлагаю на время обьединить Разведкорпус с Гарнизоном. У нас уже есть план, который позволит значительно сократить потери среди солдат и добиться успехов в поставленных перед обоими родами войск задачами: защитой стен и изучением главного врага всего человечества — титанов. Кроме того, данная реорганизация позволит сократить расходы на армию и будет выгодна с точки зрения распределения ресурсов. Подробности плана финансирования временно объединённой организации вы можете найти на обратной стороне предоставленных моим ассистентом отчётов.

— И вы готовы взять на себя ответственность в случае неэффективности вашего плана? — проницательно интересуется Закклай.

— Разумеется, — искренне удивляется вопросу Дот. Ну ещё бы: ему не впервой брать на себя ответственность за управление целой толпой солдатни. И почти тут же обращается ко всем собравшимся. — Поэтому я официально выношу данное предложение на рассмотрение парламента.

— Военная Полиция поддерживает инициативу голосования, — весомо заявляет командор самого влиятельного рода войск, бросая неприязненный взгляд на разведчиков.

Зал буквально взрывается после этого шёпотками: возмущёнными, предвкушающими, недовольными, и просто возуждёнными. Но мы спокойно ожидаем решения премьер-министра, замерев на трибуне ораторов.

— Тогда я прошу представителей Гарнизона и Разведкорпуса покинуть зал для непредвзятости голосования, — даёт наконец отмашку премьер-министр, и я широко ухмыляюсь. Похоже, началось.

Мы чинно и благородно, не толкаясь, покидаем зал, пристраиваясь в комнате ожидания. Я без вопросов разливаю на нас с Пиксисом чай из термоса, он так же, без слов, подливает нам обоим немного коньячка из своей фляжки. Говорю же: лучше начальника, чем у меня, просто не существует!

— Вы понимаете, что творите? — набрасывается на нас Шадис, угрожающе нависая.

Дёргаюсь от резкого движения, тихо вскрикивая и бледнея, и роняю чашку с горячим напитком на пол, заслоняясь трясущимися руками от предполагаемого удара. И, разумеется, это вызывает недоумение у всех присутствующих. У всех, кроме Пиксиса. Дот спокойно поднимает мою чашку, обновляет напиток и оттесняет разведчика в сторону, подальше от меня.

— Разумеется. — спокойно говорит он, не повышая голос, и я медленно начинаю успокаиваться. — То, что поможет человечеству одержать победу. Алиса, всё хорошо. Я не позвоню никому больше к тебе подойти. Господа, прошу тишины, пожалуйста. Моя подчинённая пережила серьёзное потрясение, прошу вас обойтись без резких движений и криков.

И разведчики, о чудо, понимающе хмурятся, замирая. Начальник возвращается, присаживаясь рядом, и подаёт мне заново наполненную чашку. Благодарно киваю, отводя взгляд. Руки всё ещё немного дрожат, медленно отогреваясь о чашку. Мне немного неловко от случившегося. Это что такое вообще было, чёрт побери?! Неужели последствия встречи с Аккерманом старшим вот так аукаются? Надеюсь, что нет.

Оставшееся время проходит в тишине. Коридор снаружи постепенно наполняется людьми. Судя по всему, голосование почти подошло к концу.

— Что вы планируете, если перевес голосов будет в вашу пользу? — Решается наконец на вопрос серый кардинал Разведкорпуса.

— А что побудило вас вступить в Разведку? — Задаю ему встречный вопрос.

— Желание спасти человечество, — не задумываясь отвечает Смит, и мы с начальством мрачно ухмыляемся.

— Скажем так, — говорю наконец, бросив мимолётный взгляд на Дота и получив одобрение. — У нас с вами схожие мотивы.

— Поэтому мы планируем ровно то, что и заявили на собрании — помочь Разведкорпусу улучшить свою организационную и тренировочную систему, — дополняет мой ответ Пиксис. — Разумеется, как только всё будет налажено, мы снова отойдём в сторону, объявив Разведкорпус отдельной структурой.

— Так почему тогда вы не пошли к нам сразу же?! — взрывается Шадис, вскакивая. Но я предчувствую такую его реакцию и успеваю закрыть глаза, до белых точек и рези в висках сжимая веки, прячась от резких движений.

— Я ходила, — тихо говорю, вздрагивая от тёплых пальцев поверх собственных, крепко вцепившихся в жестяной бок чашки. — И вы послали меня на все четыре стороны, заявив о моей «нужности» человечеству.

— Поэтому я решил, что следует делать всё официально. — закончил Пиксис, поднимаясь и подавая мне руку. — Кажется, я слышал звонок об окончании подсчёта голосов.

Я нисколько не удивляюсь тому, что в итоге наше предложение поддерживает большинство. В конце концов, на нашей стороне и Военная Полиция, и аристократия, и даже чиновники. Против были лишь простолюдины и редкие служители Культа Стен. Но эта победа не приносит радости, лишь облегчение, что всё наконец закончилось, что всё, через что я прошла, было не зря.

— Поздравляю, — раздаётся голос за моей спиной и я резко оборачиваюсь, забывая как дышать. — Не разочаруй теперь, Кучеряха.

Кенни Аккерман ухмыляется, с ярко выраженным довольством разглядывая моё побелевшее лицо. Ему наверняка видны ужас и ненависть, полыхнувшие во мне ярким костром от нашей встречи. Как и Эрвину Смиту, замершему неподалёку. А вот это уже совсем нехорошо. Посильнее натягиваю рукава, стыдливо пряча следы от кандалов, и провожаю своего мучителя долгим взглядом, не смея повернуться к опасности спиной. Лишь когда киллер заворачивает за угол, я наконец снова могу вдохнуть, облокачиваясь плечом на вовремя подоспевшего начальника.

— Всё закончилось. — тихо говорит он скорее для себя, придерживая меня за локоть. — Пойдём, Алиса. Мне совсем не нравится твоё состояние. Нужно показать тебя Шиту.

— Ага, — киваю, глядя себе под ноги, сильнее натягивая ткань рукавов на запястья.

* * *

Штаб Разведотряда шумит, как растревоженный улей. Мы с командой, во главе с Пиксисом, вступаем на закрытую ранее для нас территорию уверенно, не таясь. Здесь же замечаю и того разведчика, впустившего доктора в госпиталь. Солдат отворачивается, напоследок бросая на нас короткий, наполненный недоверием, даже отвращением взгляд. Ещё бы. Мы, по сути, собираемся развалить его любимый Разведкорпус до основания и собрать заново, по кирпичику. По крайней мере это то, как всё видят простые вояки.

У входа в здание я замечаю знакомую троицу на лавочке. Зеленоглазая девчонка посередине, с рыже-алыми волосами, болтает ногами, активно жестикулируя. Блондин рядом с ней, с перебинтованный рукой на перевязи, чему-то тихонько смеётся, а угрюмый брюнет с глазами цвета штормового океана усмехается, внимательно выслушивая рассказ своей сестры.

Всего на миг у меня перехватывает дыхание, а время замирает. Я снова вижу стены Подземного города, шестую лестницу и троих малышей, задорно смеющихся в морозный декабрьский день. А уже в следующий момент каменные стены вокруг бьются с задорным звоном тонкого стекла, и я торпедой срываюсь с места, забыв о боли в ногах, об ответственности, об отметинах на руках, об оставшейся лежать где-то в траве кофте, и о людях вокруг. Мир расширяется, чтобы тут же схлопнуться до крохотной точки, до скамейки с тремя пока ещё подростками, концентрируя всё моё существование лишь на том, чтобы оказаться рядом с ними сейчас же.

— Мама! — сиреной бьёт по ушам громкий вскрик, и моя девочка, моя красавица срывается мне навстречу. — Мамочка! Я не хочу больше здесь быть, забери меня отсюда, пожалуйста, забери.

Ловлю совсем лёгонькое тельце в свои объятия, подхватывая дочь на руки, как в детстве, и крепко прижимаю малышку к сердцу.

— Заберу. Конечно заберу, красавица моя, — тихо шепчу, не обращая внимания на подозрительно похолодевшую и липнущую к спине рубашку.

Леви и Фарлан подлетают следом, крепко обнимая и принимая на себя часть веса Изабель.

— Живые, — тихо шепчу, наконец окончательно поверив, что вот оно — моё чудо. — Спасибо, господи, спасибо, что вернулись.

— Я ведь обещал, — довольно хмыкает моя фасолина. — Конечно, пришлось немного повозиться, но ничего сверхсложного. Всё было ровно так, как ты предсказывала.

— Знаю, — тихо говорю, не смея разжать объятия и отпустить своё счастье. Не сейчас, пусть мы ещё немного так постоим. Но сильнее того, чтобы продлить этот миг лишь моё желание поскорее уйти отсюда куда подальше, поэтому я отстраняюсь и громко, чтобы слышали все вокруг, весело говорю сквозь слёзы. — Ну что, пойдёмте домой? Я шарлотку испекла!

— А нам правда можно? — радостно хлопает в ладоши дочь, тут же замирая. — А как же документы? Ой…

Малышка краснеет, прикрывая обеими ладошками рот, и я медленно опускаю её на землю. На плечи тут же заботливо опускается кофта, прикрывая от детей всё безобразие, и я благодарно киваю Петеру, подставившему своё плечо.

— Документы? — делано удивлённо переспрашиваю, оборачиваясь к отчего-то изумлённым разведчикам. — Какие документы? Капитан Смит, у вас есть что-нибудь, что бы не позволило моим детям покинуть территорию Разведкорпуса?

Эрвина аж кривит от вопроса. Он бросает взгляд на Пиксиса, с интересом ждущего его ответа. Да, парень, сейчас крыть тебе нечем, если не хочешь потерять доверие и поддержку моего начальства и когда-нибудь стать-таки командором. Эрвин тоже прекрасно это понимает:

— Нет, — неохотно отвечает разведчик, сложив руки за спиной. — Ничего подобного у нас нет.

— Я так и думала, — ухмыляюсь в ответ.

— Несколько дней назад на наш штаб было совершено нападение, — вдруг продолжает блондин, прямо глядя мне в глаза.

Я даже не успеваю растеряться или придумать, что на это ответить:

— И что же, что-то пропало? — Живо и крайне невинно интересуется Гёсслер, вставая рядом со мной и тем самым прикрывая детей. Шит, помедлив, тоже делает шаг вперёд, вставая с нами вровень.

— … Нет, — с досадой признаёт наконец Смит, внимательно оглядывая наше сплочённое трио. — Однако на моём столе нарушители оставили чай, который производится по технологии вашего отдела…

Чуть не порчу всю малину, едва удержавшись от смешка. Не надо Алиса, не дразни его. Ты ведь знаешь, что это чревато последствиями. Но я всё же не выдерживаю:

— И как, помогает? — подчёркнуто вежливо интересуюсь, с нежно-сочувственной улыбкой глядя в голубые озёра напротив, и после недоуменно приподнятой в ответ шикарной брови, поясняю вопрос. — «От нервов», спрашиваю, чай помогает? Мы просто другого пока не делаем...

---

Примечания:

Ааааааааа, нас уже 95!!!

P.S. Последняя часть главы вдохновлена песней «The rare occasions — Notion»