Сны на две жизни (гет)

Скрыться в помещениях базы труда не составило, уже зачищенные Энакином, они были полностью безопасны. Отошедший от накрывшего его ещё на Корусанте потока эмоций Энакин нашёл помещение, в котором было вполне комфортно и отсутствовали трупы, покорёженные жестянки были не в счёт, да и смести их в дальний угол не составило труда. Зато тут были несколько операторских кресел, и именно в одно из них мужчина и усадил свою жену. Какие-либо возражения в конкретный момент не принимались, и Падме, видя, насколько сосредоточены оба джедая, почла за лучшее сидеть тихо и не отсвечивать.

Гул двигателей прибывающего корабля взвинтил и без того напряженную тишину до уровня гудящей перетянутой струны. Стоящий у окна Энакин дышал на счёт и внимательно наблюдал за тем, как его самопровозглашённое величество спускается вниз, а затем как обгорелый обрубок, в который чуть не превратился он сам, грузят на гравиплатформу. Ещё десять минут, и шаттл уносится ввысь, он явно спешил, словно напуганный негостеприимством этой истекающей лавой планеты.

Ещё несколько напряженных минут, и напряжение, которое, казалось бы, можно было пощупать, спало.

— Всё, он ушёл в гипер, — констатировал и без того очевидный факт Энакин. — Что теперь?

— Теперь? Теперь нам надо многое обсудить, а затем спрятать госпожу Падме там, где ни император, ни кто-либо иной до неё не доберётся.

— И ты, конечно же, знаешь, где такое место есть? — с усмешкой поддел падавана Энакин.

— Да, и вы, кстати, тоже, мы вывезем её в неизведанные регионы, туда, где живёт мой брат.

— Так я был прав, и те сны…

— Да, учитель, он существует, его зовут Гарри Джеймс и ему полных семнадцать лет. А ещё у него в собственности есть личный особняк, до одури влиятельный в определенных кругах четырёхюродный брат и по-настоящему верные друзья. Скоро тамошний местечковый тёмный лорд будет убит, ведь благодаря нашей связи Гарри Джеймс нашёл того, кто способен на боевую медитацию силы. Потомок тех самых Шанов, что ещё четыре тысячи лет назад покинули обжитое пространство и скрылись. Все знают о том, что у Бастилы Шан был сын, и что он не владел силой, но она скрыла, что была двойня и что второй был силён.

— Ничего себе!

— Ну, как-то так, я через брата знаю его и знаю, что он может. Ему тоже семнадцать, и он спокойно держит боевую медитацию силы в течении сорока семи минут. Тогда как двое наших друзей в этот момент превращаются в реальных суперменов. Если народу больше, то время сильно сокращается, но там и братьев Криви хватит.

— И ты уверен, что они упокоят этого, как ты сказал, тёмного лорда?

— Ага, там не то, что не Палпатин там, по сути, и до Дарта Мола не дотянувший, но мнящий о себе много чего падший на самое дно дегенерат.

— А, ну тогда я спокоен, вот только как ты себе это представляешь? В мой истребитель мы все не поместимся, а корабль Падме, если ты не заметил, сделал ручкой. Угон чужой собственности, вот стану правителем галактики и введу за воровство смертную казнь, — запальчиво закончил Энакин.

— Хорошее предложения, а что насчёт корабля, а кто это вам сказал, что он не дожидается свою хозяйку?

— В смысле?

— Эни, я сама видела, — впервые за прошедшие полчаса заговорила Падме, — как Гарри непонятно каким образом материализовал точную копию моего Нубиана и не только её, боюсь, что Оби-Ван уверен в том, что я нахожусь у него в руках.

— А вот с этого места попрошу поподробнее?

— Эни, я не могу пояснить, просто не понимаю, как он это делает, но знаю одно, твой падаван прав. Он сказал, что если не лететь сюда и не спасти тебя, то галактика попросту вымрет. Нет, не сразу, конечно, что-то около тридцати или даже сорока лет у нас есть, но потом...

— Гарри! Опять твои штучки? — с лёгкой укоризной произнёс Энакин, а затем, хмыкнув, продолжил: — Давай, малыш, вещай, что же такого ты углядел на этот раз!

— Вторжение извне, смерть вашей жены, похищение ваших детей джедаями. Одного воспитали бы на Альдераане, второго на Татуине. Вашу смерть, и нет, не сейчас, а лет через двадцать, когда ваш воспитанный в ненависти к вам сын будет на грани смерти и, несмотря на кровь миллионов на своих руках, заявит, что вот он-то, как есть, истинный поборник света. Вы не позволите окончательно спятившему к тому моменту императору убить его и, как и мечтали джедаи, наконец-таки уничтожите тьму.

И вот уже ваш собственный сын, убийца миллионов, мнящий себя последним и самым правильным джедаем на свете, сам познает, что такое политика, что такое предательство. Вот только в отличии от вас у него нет его Падме, нет любящей его госпожи сенатора, готовой ему всё пояснить, рассказать и защитить. Его предадут и не раз, а он, как истинный сын своего отца, будет сражаться за светлое будущее. И вот оно уже даже вроде как маячит на горизонте, кажется, только руку протяни, но нет. Вторжение извне, и у вновь восстановленной республики нет флота, нет армии, и доброго ситха, что заранее взрастил бы армию клонов, у них тоже нет. Республика пала, гибель миллиардов и рабство оставшихся. Вновь созданный орден пытается сражаться, да толку-то, но ваш сын таки сумел, и вторжение удалось остановить. Вот только его цена…

— Ты уверен? Уверен, что нас ждёт именно это? — неверяще прошептал стоящий у окна Энакин, и обессилено рухнул в первое подвернувшееся операторское кресло.

— Теперь уже нет, теперь всё зависит только от ваших решений. Ведь тот Люк Скайуокер, которого я видел, более не существует. Хотя вы, конечно же, вольны назвать своего ещё нерождённого ребёнка как вам угодно. Да и вообще, в том теперь уже практически несбывшемся будущем имя мальчику давали не вы, а госпожа сенатор. Сын Люк и дочка Лея. Вы в это самое время корчились в медицинском блоке на Корусанте. Вы ведь понимаете, учитель, что здоровым вы Палпатину не очень-то и нужны. Вы сильны, и вы опасны, и чем вы опаснее, тем хуже. Что до гибели вашей жены, то её убил Йода.

— ЧТО? — хором воскликнули оба теперь, как оказалось, не таких уж и тайных супруга.

— Учитель, вот скажите мне, каковы шансы, что при текущем уровне медицины, не имея иных повреждений, кроме осознания того, что ваш собственный муж, скажем так, не в себе, умереть при родах? Вот просто взять и отказаться жить? А как же материнский инстинкт и желание защитить малышей, куда всё ушло? Ах, Эни, мой, Эни, в нём ещё есть добро и бац, всё, труп. Это вообще как? Это почему?

— Не может быть! — неверяще воскликнула Падме.

— Может, и вот-вот произойдёт, ведь вашего двойника, который так и не поговорил с Энакином, уже увезли на астероидное скопление Полисмаса, там сейчас засел просравший свой последний бой Йода, и он уже узрел возрождение ордена, а также и то, что его перебивает вторая линия, та, в которой вы живы. Как думаете, насколько такому одарённому, как гранд магистр Йода, сложно подействовать на человека, чтобы он тихо ушёл, демонстрируя полную апатию и медленное угасание?

— Ну, если бы мне было надо, — как-то неуверенно пробормотал Энакин, — то я бы точно смог. Владеющего силой вряд ли, а простого человека чутка придушил или нарушил работу сердца…

— Ну зачем так грубо, учитель, во-первых, ваша жена латентный владеющий силой. Да, сенатор, вы, по сути, похожи на своего мужа, но ваша сила в другом. Да, вы не двигаете предметы и не видите будущее, но вам оно и не надо, ваши способности имеют несколько иную форму, почему так, не знаю, но, если хотите, могу напрячься и просмотреть ваше прошлое. Скорее всего, где-то в детстве случилось что-то, что заставило вас добровольно запечатать в себе свой отнюдь не слабый дар. По итогу дара у вас вроде как нет, а вот предрасположенность и генетика остались. И, поверьте, мне нет ничего проще, чем вот такому вот недоадепту силы внушить желание смерти. А если точнее, то Йода ввёл вас в состояние летаргического сна. На мониторах это всё одно, что смерть, а когда вас посчитали мёртвой и почему-то даже не попытались проводить реанимацию, не иначе, как по программе действовали, ваших детей забрали и разделили. А вам сымитировали беременность, а если по-простому, то набили живот ватой. Труп же, а то что живой, так кто кроме Йоды об этом в курсе? Правильно, никто, красочные похороны на Набу и чудовищная смерть от удушья и сепсиса в замурованной гробнице в склепе рода Наберрие. Отличное окончание жизненного пути, вы не находите?

— Замолчи, слышишь, не смей, она жива, не смей! — заорал вскочивший на ноги Энакин.

— Да жива, Эни, но он прав, а ты сейчас успокоишься, возьми себя в руки. Ты сильнее этого, а я здесь с тобой и когда придёт время... — Падме бережно погладила свой живот и продолжила: — когда придёт время, рядом не будет никого, кто желал бы мне описанной твоим падаваном судьбы. — Побелевший от гнева Энакин потупился и теперь выглядел словно кутёнок, которого носом ткнули в известную субстанцию. Такой же виноватый и такой же непокорный.

— Падме, я просто…

— Просто переживаешь, я вижу, а ещё я вижу, к чему приводят твои переживания. Хватит, Эни! Ты уже на переживал столько, что расхлёбывать будет вся галактика. Хорошо это или плохо, неважно. Важен факт прямой связи твоих переживаний и того бардака, что творится в галактике вот уже вторые сутки. Именно поэтому ты должен взять себя в руки, — кругом виноватый Энакин вновь потупился, а Гарри продолжил:

— Вот поэтому вас и надо убить, госпожа сенатор, посмотрите вокруг, вы хоть понимаете, что парой слов способны сбить градус напряжения до вполне приемлемого, и именно в этом и скрыта ваша сила, именно на вот это вы и променяли свой дар. Вы опасны именно тем, что можете смирить кёран. Мастер немногим более суток как пал во тьму, вот только уже сейчас его личность цельна и едина. Это и есть ваша сила, вы единение, та, кто может собрать осколки воедино. Вы не нужны лидерам этого мира, потому что им не нужен цельный, независимый и наконец думающий хотя бы на пару шагов вперёд Энакин. Но пока вы рядом, так и будет, одного слова, взгляда, движения будет достаточно. Вот в точности как сейчас, — изумлённый Энакин с минуту пристально всматривался во что-то видимое ему одному, а затем кивнул:

— Ты опять увидел больше меня, одного не пойму, откуда я знаю о том, что такое кёран, я уверен, что впервые слышу это слово, но я знаю его, это даже не безумие, не состояние аффекта, это много большее. Одно слово, кёран.

— Ну, это-то совсем просто, я знаю, потому что знает Еримантес, а вы — потому что наследник. Память предков всегда была в вас.

— Что ты имеешь в виду? И кстати, не хочешь пояснить, как я, по-твоему, должен спасти галактику, ну и Еримантес, этот кто вообще?

— С галактикой всё очень просто: вы должны занять положенный вам по праву рождения трон. После чего, зная о грядущем, озаботиться тем, чтобы подготовиться и дать достойный отпор. Грядущее же вам расскажет именно Еримантес. Страж пространства и времени, ну или если проще, то тот из героического рода, что обитает внутри меня.

— Прости, что? Какой трон? Какой страж? Ты с ума сошёл?

— Трон галактический, страж обыкновенный и нет, не сошёл. Вы наследник двух великих династий. Элов и Оль Юнос и так как ещё не коронованы, то получается, что вы пока ещё принц. Ваша мама происходит из линии Оль Юнос, именно из этого королевского рода, а само ваше рождение было запланировано что-то около тридцати шести тысяч лет назад. Спросите, откуда знаю, так Еримантес в этом участвовал. Иначе как генетическая линия, что покинула галактику более тридцати тысяч лет назад, смогла бы проявиться сейчас? Так что успокойтесь, отец у вас вполне себе есть, только он жил всего-то тридцать шесть тысяч лет назад. А перед тем, как покинуть этот мир, применил свою силу и, прозрев будущее, оставил завещание и приказал стражам времени и жизни подготовить рождение наследника. С тех пор прошли тысячи лет. Стражи спали, а мир менялся. Эпохи сменяли друг друга, и вот настал тот самый день, на свет родились вы. Да, условия вашего детства были не сказать, чтобы фонтан, но задумайтесь на минуту, где ещё можно было бы спрятать ребёнка, которому предстоит своими руками вершить судьбу мира? И не забывайте того, что, что бы вы там ни говорили относительно тягот жизни на Татуине, только и исключительно тот, кто на собственной шкуре познал боль и лишения, может понять таковые в будущем. Папенькины сынки, выросшие в розарии, с вероятностью в девяносто девять и девять десятых в периоде не способны и на десятую часть того, что можете вы. И дело вовсе не в силе и не в количестве мидихлориан на миллилитр вашей крови, а в том, что вам понятны и близки проблемы простых людей. Посмотрите на сенат, да хотя бы то происшествие с блокадой Набу торгашами.

Как наяву перед глазами Падме встало то заседание сената, она просила, но в итоге её никто так и не услышал, только вид сделали. Сморгнув внезапно заболевшие глаза, сенатор лишь грустно улыбнулась, но в той улыбке было всё.

— Тогда, когда сяду на трон, первым же указом распущу сенат, это сборище ничегониделателей, распиливателей и тырителей.

— А управлять каждой планетой будешь лично сам? Извини, Эни, но я с трудом представляю… Хотя, если обратиться на Камино, сто пятьсот Энакинов, я уверена, что такая орава справится с галактикой.

— И жить там будут одни Энакины, ещё, возможно, гунганы, так как чтоб выковырять их из болота, даже десяти таких как вы не хватит, — Падме прыснула, явно представив себе картину того, как несколько десятков Энакинов выкуривают гунганов из болота, а Джа-Джа грозит им пальцем и в своей фирменной манере говорит, что народ-де не одобряет. Задумчивый же Энакин устроился у одного из окон и, помолчав пару минут, выдал:

— Нет, так не пойдёт, не хочу, чтоб всё было именно так, — откуда-то из силы пришла волна боли и ярости, и не успевший закрыться Энакин глухо зарычал.

— Придётся потерпеть, ведь ваш двойник — это вы и есть, и эхо его боли будет дотягиваться и до вас, держите щиты, — грустно откликнулся понявший произошедшее без каких-либо слов падаван.

— И как долго? — скрепя зубами, понуро поинтересовался-таки закрывшийся Энакин.

— Шесть месяцев, — Энакин вздохнул и, окончательно отвернувшись к окну, погрузился в силу, желая-таки увидеть хотя бы часть из того, о чём говорит ученик. Блуждая в поистине безбрежном океане силы, он сам не заметил, как оказался в очень странном месте. Все вокруг скрывали полигональные узоры чего-то по виду напоминающего замысловато огранённый хрусталь. В центре этого помещения-купола располагался не иначе как трон, а на его возвышении находился довольно молодой мужчина. Темные волосы, яркие голубые глаза, но было в нём что-то такое, что заставляло понять, что парень не совсем человек.

— Здравствуй, Энакин, ты всё же пришёл сюда, что ж, это значит, что время пришло.

— Кто вы?

— Я тот, кто выбрал остаться здесь, остаться тогда, когда моя любовь, уже попрощавшись с этим миром, прошла во врата. Я же выбрал путь хранителя силы рода. Договоры стражей недвусмысленны и прямо говорят, что сила золотого рода должна перейти к тем, кого золотой род признал своими наследниками. Теценошизок, так звучит имя человечества на языке наших с тобой предков. По-современному переводится как железный род. И очень жаль, что серебряный род не совсем верно понял посыл, что в свои слова заложили мои отцы. Железо есть материал ковкий и способный закаляться до неимоверной твёрдости. Серебро же пластично и податливо. Серебру никогда не победить сталь просто потому, что оно мягче. Но они не поняли этого, они поверили в то, что наследуют моим отцам, хотя это было не так, и у них была совершенно иная судьба. Многие погибли, так и не узрев того, что им предстояло, но ещё больше погибло в тот день и час, когда корысть и двойственность, что свойственны практически всем молодым расам, победили. В те дни кровь проливалась даже не рекой, это был полноводный океан, океан крови и боли. Когда моя звезда узрела это будущее, ей стало страшно. Я же сделал всё, чтобы предотвратить, но и я далеко не всесилен. А затем пришло время сказать прощай этому миру. Я, как наследник трона, остался и продолжил дело отцов, более тысячи лет на троне. Но заговор зрел и в конце концов те, кто наследовал братьям моей жены, решились. Уже тогда я знал, что ждёт нас впереди, что закалка ещё не завершена, и железо всё ещё не стало сверхпрочной сталью. Именно тогда я и приказал стражам времени и жизни защитить нашего сына, после чего рассеяться по галактике и, скрывшись с глаз смертных, хранить наследника. Тот, в ком сейчас обитает Еримантес, вероятно, уже сказал тебе. Ты можешь ему поверить, ведь решение о том, чтобы скрыть своего сына в силе, мы приняли очень и очень давно. И раз ты пришёл, значит пришло твоё время.

— Здравствуй, сын мой, теперь ты узришь всё то же, что когда-то узрели я и моя супруга, я передам тебе всё то, что знаю сам, ты тот, кому принадлежит сила, все стражи с тобой, верь им они не знают, что такое предательство.

Видение вновь изменилось, и перед глазами Энакина замелькали образы, десятки, сотни, тысячи, всё быстрее и быстрее затягивая вглубь. Это было удивительное ощущение, непередаваемое словами чувство единства, открытости и необузданной силы — всё слилось в одну точку, подгоняя, перестраивая и обучая, закрывая бреши и наращивая целые этажи. В следующий миг видение захватило с головой и позволило увидеть всё то, о чём говорил падаван. А в то же самое время, как Энакин, запертый в своём видении пытался принять свою истинную суть и судьбу, его губы сами собой зашептали слова, глаза закрыты, но надо быть идиотом, чтобы решить, что он спит, движение глаз, скрытых под затрепетавшими веками, выдавало погружение в силу с головой.

Колыбельная — песнь для воинов.

Прости за кровь моих братьев.

Павший тебя недостоин.

Устоявший ничем не оплатит.

Войной ради мира,

Но миром войны пропитаны ум и душа,

Ты однажды простила,

Но ближе к тебе мы не стали ни на один шаг.

Дышать и не чувствовать жизни.

Не быть благодарным тебе.

Пуст короб для стрел, но стрелы остались в моей броне и щите,

Свободным от тел — поешь свои песни,

Детьми они слышали их,

Такой нежный голос Весты — Превратившийся в боли крик.

Свитые гнёзда, птенцы не окрепли,

Но крылья спешат в полет,

Спешат увидеть все звезды,

Ведь что-то внутри их зовёт...

Мама им то же поёт, когда они спят, друг к другу прижавшись,

Лучами разбудит восход -

Жизнь не познать нам в гнёздах оставшись...

Нам времени мало, мы пьём его залпом,

Льём стальные мечи,

Нам мало места на картах

И цели сильнее и выше причин...

Ведь мужчиной ты станешь в бою,

В сраженье с таким же как ты,

Там иные песни поют,

Там окроплён слезой Алатырь.

Бушует кровь и не надо вина,

Внутри полыхает огонь,

В степи заночуем ведь светит луна,

Мы пьём это небо с чаши одной.

Завтра великий бой,

И канут в лету рода,

Помолись за меня, я живой,

Не высохнет наша река.

С горстью родной земли,

Но глухим к её песням и плачу,

Кем ты будешь храним,

Когда твои земли будут захвачены?

И храмы сгорят от огня

Того же, что и в твоей груди...

Пройдут века

Твой далёкий сын здесь будет идти...

В то время пока Энакин шептал малопонятные слова, Падме со всё нарастающим любопытством наблюдала за тем, как моментально собрался падаван, будто ветром выдуло всю пусть и явно напускную, но тем не менее весёлость, и миг назад казавшийся расслабленным и даже нагло подначивающий учителя падаван превратился в серьёзного и готового действовать мужчину. Совсем молодого, но именно мужчину, а затем преклонил колено и будто в ответ зашептал в тон учителю.

Бессмертный своею Душой стоит над могилами собственных тел.

В иллюзии собственных мыслей он позабыл, что когда-то умел.

Ребёнок-подросток боится творить на Земле без воли Отца.

Но время настало взрослеть, и вот вся Земля в руках молодца.

Неопытный воин с отцовским мечом

Спешит найти свою честь!

И ангелы Рода встают в Хоровод,

Чтоб его уберечь!

Незримые глазу, они проведут его

Сквозь пекельный мир.

И светлым и сильным мужчиной он станет,

Ведь Родом храним!

Он встретится с суженной,

Звёзды сведут родные сердца!

И через неё он услышит и внемлет

Земли голосам:

Полям, рекам, лесам,

Пению птиц и шелесту листьев!

Он вспомнит, что всё едино

И, как и он сам — продолжение жизни!

Он руки протянет к Земле

И оба колена преклонит пред нею.

И боль всего мiра поселится в сердце,

Воин станет мудрее.

Великий предел откроет завесу,

И он сделает шаг.

Отныне, силою Рода он волен

Вести и решать!

И Рать из тысячи ангелов-предков

Встаёт за спиною!

Пусть войны разрушили храмы,

Даже из пыли мы храмы отстроим!

Пусть время меняло нам ген,

Но не изменить нашей сути!

Мы хранимы, покуда храним!

В связке не сломлены прутья!

Мы любимы самою Землёй!

И мы созданы ею.

Даже самой холодной зимой

Сердцами мы светим и греем!

И нет мужества выше -

Открытого сердца и верного Духу!

С любовью каждому сыну.

С верой каждому внуку.*

По мере того, как звучал, словно бы рикошетя от стен и тем усиливая отклик, вокруг Энакина всё сильнее взвивалась неведомая энергия.

— Что это? — невольно залюбовавшаяся Падме явно не заметила того, что произнесла вопрос вслух, и именно поэтому полученный ответ стал полной для неё неожиданностью.

— Завещание его императорского величества Эйдже—Элла Оль Юноса, — тихо ответил преклонивший колено падаван. — Оно же и есть истинный текст пророчества о так называемом Избранном. Именно в эти слова, созданные как зов и отклик, его величество облёк те видения, что даровала ему великая сила, — а в следующий миг искрящийся кокон словно взорвался миллиардами искр и светлячков.

— Мой повелитель, страж времени приветствует Вас, — слова падавана совпали с моментом, когда странный сияющий кокон рассыпался миллиардами прекрасных сияющих и медленно гаснущих звёздочек-огоньков. В первый миг показалось, что перед ней стоит всё тот же Энакин, но спустя мгновение стало ясно, что тот же, да не тот. Одежда изменилась, и теперь место джедайской робы заняло нечто вроде брони. Облегающее и даже на вид выглядящее изящным и очень опасным, но главным было то, что на броне отчётливо проступал древний и весьма известный на Набу символ.

Комментарий к Глава двенадцатая Пора просыпаться Мой повелитель

* Ƈ∇ΣTΩЧi — Ἕ Ƥ I`С' (2019) композиция 4 ~ Ɓєcтα` (ժг. ժձօ) https://vk.com/svetochmusic