Чувство вины (джен)

Выдержка из блога доктора Джона Ватсона. Январь 2018 г.

Незадолго до Нового года в квартире 221В по Бейкер-стрит появился инспектор Грегори Лестрейд. Мы не виделись с ним с того дня, как мне самому позволили наконец вернуться домой из железной клетки. Но на тот момент я уже знал обо всем, что произошло в доме на окраине города. И о том, как в последний момент инспектор появился на пороге комнаты, чтобы всадить пулю в воскресшего злодея-консультанта. И о том, как Шерлок собственноручно проверял у Джима дыхание и пульс, чтобы теперь окончательно убедиться в его смерти. К племяннику Лестрейда меня не пустили. Впрочем, оно и правильно, вряд ли двенадцатилетний мальчик смог бы разобраться в тонкостях психологии и простить того, кто сделал ему больно. Я и сам до сих пор еще не вполне осознаю все произошедшее и потому, может быть, могу спокойно воспринимать шумиху, начавшуюся в городе после того, как это дело стало известным.

Лестрейд поздоровался и остановился в дверях. Я предложил ему сесть. Он молча прошел вперед и разместился на диване за журнальным столиком. Он был рассеян, но при этом задумчив и молчалив до того, что я начал подозревать о возникновении новых неприятностей.

— Грегори, что произошло?

С минуту он молчал, потом, не поднимая глаз, ответил:

— Джон. Сегодня Роберта выписывают из больницы.

Я облегченно выдохнул.

— Я очень рад за вас, инспектор.

Инспектор окинул меня оценивающим взглядом и усмехнулся.

— За меня ли?

Я понял, о чем он говорит и, признаюсь, не нашел, что ответить. Конечно, я был рад за Грега и, в большей степени, за мальчика, но я не смог бы описать, какой камень свалился с моей души при этом известии. Бог знает, каково было бы мне, в случае неблагополучного исхода, чувствовать себя убийцей.

— Вы ведь целились не на поражение, правильно я понимаю? У вас и не было задачи убить. Для того чтобы угодить за решетку, достаточно всего лишь покушения. А Мориарти нужно было упрятать вас, только и всего.

— Тем не менее, я выстрелил, — передо мной вдруг отчетливо повторилась полная картина того вечера, и я закрыл глаза, чтобы отогнать воспоминание. — Я виноват перед всеми. Перед вами, Грег, и перед несчастным мальчиком. Перед его родителями. Перед Шерлоком и даже перед Рози, хотя вы можете сказать, что уж перед ними мне не в чем себя винить. Но это ужасное чувство. Я помню, об этом как-то говорил мой отец: «Хороший человек должен иногда испытывать чувство вины за то, к чему он, может быть, не имеет никакого отношения». Я понял это много позже. И весь парадокс в том, Грегори — поймите меня правильно — что я не могу ответить себе на вопрос: могу ли я считать себя хорошим человеком? Я не рисуюсь сейчас — я одному вам говорю то, что не говорил даже Шерлоку. Мориарти очень тонко почувствовал это. Мориарти виртуозно играл на наших чувствах, как на фальшивом фортепиано. Меня не покидает мысль: а что если в этом и есть его победа и наше поражение. Ведь он фактически добился того, чего хотел.

Пусть осудят меня за чрезмерную выразительность. На момент, когда происходил этот разговор, газеты только и делали, что обвиняли меня с Шерлоком во всех смертоносных грехах. Причем, наверное, единственный раз за все время своего существования делали это справедливо. (Это, что касается моей персоны. По поводу Шерлока я по-прежнему категорически не согласен.) Я так чувствовал, а потому так говорил. И Грегори Лестрейд меня понял. Поэтому я до сих пор чрезмерно благодарен ему за то, что он сделал дальше.

Он поднялся с дивана. Обошел журнальный столик и подошел ко мне. Я стоял у кресла и смог хорошо разглядеть его лицо: простоватое, очень мужественное и умное. Лицо настоящего полицейского инспектора.

— Я вам верю, Джон, — просто сказал он. — Я знаю вас и верю вам. И Шерлоку. Может, это послужит вам своеобразным утешением.

Он пожал мою руку и кивнул. Я, немного погодя, тоже кивнул в ответ, тогда он развернулся и вышел из комнаты, поздоровавшись в дверях с Холмсом, который все еще немного прихрамывая, входил в этот момент в гостиную.

Так закончилась эта история. И если я описал ее здесь, то только лишь потому, что хочу, чтобы меня поняли все те, кому показалось несправедливым мое освобождение из тюрьмы. Я бы добровольно отсидел в ней положенный срок, будь мне это позволено. Но это бы значило признать себя преступником, виновным в некоем умышленном злодеянии. Но я не злодей — вот то, что я могу утверждать абсолютно точно. А остальное… Нас с Холмсом поймали в ловушку в этом деле, и мы выкарабкались из нее, как смогли. Кто знает, может, это было и не вполне правильно, но тогда Лестрейду стоило позволить Мориарти пристрелить Шерлока в том доме. Однако, боюсь, на такое, инспектор бы не согласился. Во всяком случае, мне хочется верить, что своими дальнейшими делами мы загладим те грехи, которые совершили. И тогда, может быть, я заслужу звание «хорошего человека», как называл это мой отец.