Чувство вины (джен)

Он называет комнату «Бетонный куб». Бетонные стены, бетонный пол, серый потолок, тоже покрытый цементным раствором. Ничего лишнего. Ничего, что может отвлечь от того, что происходит в стенах этой комнаты. Пожалуй, она больше похожа на параллелепипед, но «Бетонный куб» почему-то звучит лучше.

Стены, пол, потолок. В одну из стен вделана тяжелая металлическая дверь. Напротив нее — полупрозрачное зеркало Гезелла — стекло-шпион — со стороны коридора комнату видно как на ладони, изнутри — в стекле отражается противоположная стена с дверью, стол и два стула. Один из них расположен за столом, спинкой к стеклу, другой — напротив него — посередине комнаты привинчен к полу. На этом стуле сидит человек. Руки его заведены за спинку стула и скованы наручниками, голова опущена на грудь, свисают со лба взлохмаченные пепельные волосы.

Он называет эту комнату «Бетонным кубом».

Другой стоит напротив, левой рукой опирается на стол, правой — держится за горло, хрипло дышит. На шее еще можно разглядеть красноватые точки — следы сжимавших горло пальцев. Он знает того, кто сидит сейчас перед ним. Знает и не узнает.

— Мне нужна информация…

Мужчина в наручниках закрывает глаза, стискивает зубы. Нет, нет, ПТСР, только не сейчас! Нельзя терять контроль из-за одной фразы!

Но картинка уже меняется. Перед ним земляной пол маленькой деревянной избушки. Он понимает, что стоит на четвереньках, потому что видит свои руки — черные от крови и грязи, со сбитыми костяшками, но пугает его другое: по левой щеке стекают и падают на пол ярко-алые капли. Рана на голове, возможно, и не глубокая, но если так будет продолжаться и дальше, то дело плохо.

Грубые руки вздергивают его на колени, перед глазами все плывет, и в сумерках он не видит того, кто рычит ему на ухо на жутком ломанном английском:

— Нам нужна информация!

Минутное ожидание и — унизительный болезненный удар куда-то ниже живота.

— Говори!

Он вздрагивает. Земляной, закапанный кровью пол превращается в холодный бетон. Нет, это только воспоминание. Все это давно осталось в прошлом. Но настоящее ничуть не лучше.

— Джон…

Он поднимает голову. Другой стоит перед ним, внимательно глядя в лицо до боли знакомыми глазами цвета хамелеон. Шевелюра черных кучерявых волос, иссиня-черное пальто. О, и этот темно-синий шарф, как же можно было без него. Джон усмехается про себя и думает о том, что привычки его друга в каких-то деталях совершенно не меняются. Но глаза его серьезны, губы сжаты в тонкую линию. Он знает на что идет, знает, что будет дальше.

— Прости, Джон.

Говорящий закрывает на секунду глаза, делает вдох, а затем быстро и коротко бьет прикованного к стулу пленника, словно пытается закончить все это как можно скорее.

«Эх, Шерлок. Ты ведь не любишь, когда происходят вещи, которые ты не можешь понять».

— Вижу, Джонни, ты настоящий солдат, — прямо в ухе раздается другой голос — тонкий, насмешливый.

Джон закрывает глаза. Как же он ненавидит обладателя этого голоса.

Сознание возвращалось отрывками, словно нехотя. Появлялось и опять пропадало. Джону Ватсону это, впрочем, не давало никакого преимущества, потому что, и приходя в себя, он мог видеть вокруг лишь темноту.

Но вот разум прояснился окончательно, а вместе с разумом вернулись и ощущения: тяжелая головная боль, терпимая, но все же неприятная ломота в спине и давящее чувство тревожности и вместе с тем будто предбоевой собранности.

Глаза понемногу привыкали к темноте, и стало ясно, что это небольшая, абсолютно пустая комната. В ней не было даже окон, но напротив стены, у которой Джон, как он уже понял, сидел на полу, можно было различить смутные очертания двери, по всей видимости, закрытой на ключ. Подняв голову, доктор попытался разглядеть источник света, который рано или поздно должен был ослепить его из-за долгого нахождения в темноте, однако попытка успехом не увенчалась.

«Ну что же, — решил Джон, — скоро ты, вероятно, увидишь того, кто тебя сюда притащил. Можешь пока попробовать применить дедукцию — хоть чему-то от Шерлока должен был научиться».

Ватсон прекрасно помнил все, что случилось с ним до того как он очутился в этом помещении. В тот день (Джон не пытался определить, сколько времени прошло с его похищения) Шерлок с самого утра сидел на Бейкер-стрит 221В, занимаясь раскрытием подброшенного ему из Скотланд-Ярда дела. Глядя на своего неугомонного друга, Ватсон периодически незаметно усмехался, хотя на самом деле ему очень хотелось попросту рассмеяться в голос. В поисках ответа детектив то играл на скрипке, задумчиво глядя на протекающую за окном суетливую жизнь, то, бросив скрипку, кидал тело на кожаный диван, обклеивался никотиновыми пластырями и размышлял уже, устремив свой взгляд в потолок. Потом Шерлок вдруг также резко вскакивал с дивана, пересаживался на стул перед ноутбуком и принимался что-то быстро печатать на клавиатуре длинными тонкими пальцами. А после этого откидывался на спинку стула и снова вскакивал, пересаживаясь теперь уже в свое кресло, чтобы там, сложив руки под подбородком домиком, уходить в свои Чертоги разума.

В этом хаосе раздумий доктору Ватсону места не было. Оба друга буквально вчера вернулись домой под вечер, усталые и измученные, но довольные результатом. Картина, казалось, складывалась в логическую цепочку, и все же у этой цепочки отсутствовало одно звено, без которого результат расследования выходил совершенно неудовлетворительный. Этим утром, решив еще раз перепроверить все факты и связать их воедино, Шерлок Холмс обнаружил несостыковку. Это буквально вывело детектива из себя: досталось и Джону, и миссис Хадсон, и инспектору Лестрейду, звонившему поинтересоваться, как идет дело.

Поначалу Ватсон хотел оскорбиться на такое отношение, но потом ему стало даже смешно. За те десять лет, что он знал своего удивительного соседа, пожалуй, стоило привыкнуть к подобным выходкам. Кроме того, в последнее время Шерлок Холмс явно изменился, и это нельзя было отрицать. Он с прежним азартом раскрывал преступления, но в его глазах уже не сквозила радость, когда он узнавал, каким образом преступник проворачивал свое дело. Джон порой вспоминал их разговор, происходивший еще во времена «Большой игры»:

«- Ты во мне разочарован.

— Хорошая дедукция, да.

— Не превращай людей в героев, Джон. Героев нет, а будь они — я из другой оперы».

Тогда это была игра. Игра детектива и его главного противника — злодея-консультанта Джеймса Мориарти. Люди, обвешанные бомбами, становились пешками, и Ватсон мог явно почувствовать это, когда сам в бассейне стоял в таком же взрывоопасном костюме. Шерлок был не такой, как Джим, но и он порой играл, словно ребенок, за интересом расследования забывая о человеческих чувствах, что привело как-то раз к самым необратимым потерям.

Но теперь Шерлок уже не играл. Он по-прежнему активно работал, часами пропадал в Чертогах, играл на скрипке, не любил есть и спать. Но Джон не слышал от него больше слова «скука», когда приходилось подолгу сидеть без дела. Казалось, великий детектив, наконец, осознал, какие вещи самые главные в его жизни, и старался меняться, хотя ему, конечно же, было трудно, а при долгом отсутствии дел наваливалась тоска. Какие-то привычки так и остались прежними, однако на Рози Холмс ни разу не повышал голоса и даже с несвойственной для него забавной заботливостью помогал Джону Ватсону в воспитании дочки, конспирируясь при этом всеми возможными способами. Да что там говорить, Шерлоку удалось запомнить, наконец, имя инспектора Лестрейда. Грэхем… Или Дэвид… Точно, Грегори! И одно это уже было большим достижением.

Так проходили дни за днями. Так начинался и тот день, в который так не повезло Джону Ватсону. Уложив дочку на дневной сон, тот понаблюдал за метаниями ищущего ключ детектива, а затем решил выйти прогуляться — подышать воздухом после душной квартиры.

И тут все и случилось. Причем по стандартной схеме: кто-то, подошедший сзади — укол в шею — тяжесть, сонливость и — полная темнота. Где в тот момент были его навыки солдата? И сколько времени он уже тут?

Джон слегка наклонился вперед, но сведенные за спиной руки явно были в наручниках и прикованы к стене. Доктору даже удалось нащупать торчащее из бетона кольцо и продетую в него цепь. Прекрасно! А ноги?

От, по-видимому, долгого сидения на полу затек позвоночник, и Джон попробовал хотя бы подтянуть поближе колени, но не тут-то было. Охваченные железными кольцами лодыжки оказались прикреплены к такому же кольцу, вбитому в пол, и это открытие Ватсона отнюдь не обрадовало.

«Ну же, доктор, подумай, кому это нужно?»

«Вполне возможно, что это связано с делом, которое как раз сегодня утром (а может, и не сегодня) обдумывал Шерлок Холмс. Но ведь не могут быть исключены и многие другие варианты. Что-то во всем этом есть отдельно стоящее. Какая-то мелочь. Она совсем близко, рядом, стоит обнаружить — и сам собой придет правильный ответ».

Джон еще раз немного наклонился, потом пошевелил ногами, проверяя внезапно промелькнувшую догадку. Вот оно! Удивительное рядом. Где-то в голове голосом Шерлока прозвучало: «О, Джон, делаешь успехи». Ватсон усмехнулся. Ну конечно! Сидеть на полу было хоть и неудобно, но кольцо оказалось вбито идеально на уровне щиколоток и от этого не приходилось подгибать колени. Кто же так заботливо подогнал размеры?

И тут в комнате включился свет.

Зажмурив глаза от яркой вспышки, Джон уловил скрип отворяемой двери. «Ну как в голливудском кино, — подумал он, — сейчас в проеме появится объект из преступного мира и произнесет что-то вроде…»

— О, Джонни, дорогой, я вижу, ты уже проснулся. Значит, мне не придется тратить время на то, чтобы разбудить тебя. Что же ты не радуешься старому знакомому?

Джон застыл на месте, все еще не в силах раскрыть глаза и убедиться, что все это не кошмар из забытого прошлого. Сердце пропустило удар и бешено заколотилось о грудную клетку. Этот голос… Голос, который диктовал ему, увешанному взрывчаткой, послание для Шерлока Холмса. Который принадлежал человеку, едва не убившему их обоих тогда, в бассейне. Но разве это возможно?! Неужели Шерлок не окончил игру на крыше Бартса?

— Джим Мориарти, — пропел голос с ужасающе знакомыми интонациями. — Приве-ет…

Джон Хэмиш Ватсон был человеком. И он мог бояться. Страхи его были удивительны. Он не боялся, когда в жилете с бомбой, под прицелом нескольких винтовок, бросался на злодея-консультанта с криком: «Шерлок, беги!» Не боялся, когда, вновь обращая внимание на себя, целился в громилу Голема, заставляя того отпустить полузадушенного друга. Это потом, намного позже, он понимал, что это было за ощущение. То был страх, но страх иного рода. Не за себя, не за свою жизнь, а за жизнь другого человека. И в такие моменты Джон не боялся смерти, он мог знать, что если и уйдет, то уйдет не напрасно. Но когда генерал Шань или Эвр Холмс целилась пистолетом ему в голову, когда красные точки прицелов плясали на его груди в бассейне, когда под действием наркотического газа ему казалось, что по комнате бегает огромная собака — Джон боялся. Не плакал, не молил о пощаде, но дышать становилось тяжело, а слова произносились с большим трудом.

И теперь, сидя на холодном бетонном полу, доктор чувствовал, как сердце с прежним учащенным темпом бьется от сковывающего душу страха. Свет уже не мог ослепить, но Джон по-прежнему не поднимал взгляд, не желая встречаться с тем, кого они с Шерлоком уже давным-давно похоронили.

Холодная рука подняла ему голову, взявшись за волосы на затылке. Тонкие пальцы второй тронули веки правого глаза: сверху и снизу, раскрывая зрачок с зеленой радужной оболочкой.

Да, это был он. Джеймс Мориарти. Гений преступного мира. Паук, как однажды его назвал Шерлок Холмс. Жив… Ватсон стиснул зубы, открыл второй глаз и отодвинулся назад от нависшего над ним злодея.

Мориарти практически не изменился. Так же безупречно одет в какой-то новый темно-синий костюм с белой рубашкой и галстуком. Те же черные, гладко зачесанные назад волосы. Запах одеколона — его Джон почувствовал, едва Джим подошел ближе. Лицо: тонкие, будто выщипанные по-женски брови, бледная кожа, ни следа щетины. Только на лбу обозначились две едва заметные складки. Что ж, видно, и преступники могут стареть. Но было еще что-то, едва уловимое, другое. Но что — Джон пока не мог понять.

— Всегда любил театр, — заговорил Джим, — и кино. Особенно со спецэффектами. Неужели я не получу за свой выход Оскар?

— Можешь, — Джон заставил себя усмехнуться и, не удержавшись, добавил: — Хотелось бы, чтобы посмертно.

Джим улыбнулся в ответ, и от этой улыбки, похожей на оскал, Ватсону стало не по себе.

— Самое интересное заключается в том, что у меня все теперь происходит посмертно. Смешно, Джонни, не правда ли? Но… Никогда не желай другим того, чего не желаешь себе, — нравоучительно заметил Мориарти, после чего выпрямился, развернулся и направился в дальний угол комнаты, в котором, как теперь заметил Ватсон, стоял мягкий стул в светло-серой обивке. Подхватив стул за спинку, Джеймс одним движением поставил его у ног своего пленника и сел, закинув ногу на ногу.

— Итак, вот мы снова и встретились, доктор Ватсон, — он задумчиво осмотрел свои бледные ладони. — Я надеюсь, ты не бросишься на меня с кулаками, как на своего любимого друга?

Джон не ответил.

— Как браслеты, кстати, не жмут? Они, конечно, не столь красивы, но роль свою выполняют, ты не находишь?

Снова никакого ответа. Ватсон сидел, опустив голову, ожидая, что же будет происходить дальше.

— Послушай, Джон, у нас ничего не выйдет, если ты не будешь со мной разговаривать, — Мориарти вытянул вперед левую ногу и носком начищенного ботинка поднял доктору голову, выжидающе заглядывая в глаза. — Времени у нас немного, и к тому же заставлять тебя говорить у меня нет никакого резона. Поэтому не провоцируй меня на нарушение установки, не делай глупостей, пожалуйста.

Мориарти говорил, как и прежде, слегка свысока, с немного скучающим видом и периодически изменяя интонации голоса, но Джон вдруг с ужасающей ясностью осознал, что его теперь так пугало в этом бледном лице, и что в нем появилось нового.

Холод.

Мориарти, конечно, был тот еще психопат. И что всего страшнее — психопат с гениальным складом ума, но теперь в его глазах, во всей фигуре, движениях появилась какая-то холодная, расчетливая рассудительность. Удивительная, для того Мориарти, которого когда-то знал Джон. И было видно, что несколько лет отсутствия не прошли для злодея-консультанта даром. Нынешний Джим Мориарти продумал бы свои планы до мельчайших деталей и уж точно не позволил бы Шерлоку Холмсу выжить после прыжка с крыши.

Что он задумал на этот раз? Для чего вернулся и вновь похитил доктора Ватсона, причем, в самый неожиданный момент? Ведь с момента их последней встречи со злодеем-консультантом прошло уже около пяти лет. Джон мог догадываться обо всем этом, тут не было ничего нового или удивительного, но все же ему хотелось бы знать детали очередной наступающей игры. Он был не Шерлок Холмс, у того в голове сложилась определенная система, практически никогда не выходящая из строя, у Джона же мысли скакали и вертелись во все стороны, как при броуновском движении. И найти среди этого хаоса нужную нить было совершенно невозможно.

— Что ты хочешь от меня? — проговорил, наконец, Джон, когда носок ботинка убрался из-под его подбородка. — Ты здесь, и я это вижу. Теперь рассказывай, к чему эти все игры?

— О! — лицо Джима изобразило что-то, похожее на одобрение. — Умница, Джон. Ты научился задавать правильные вопросы. И к тому же употреблять правильные выражения. Игры.

Мориарти поднялся со стула и зашагал по комнате из угла в угол. Затем он принялся говорить. Говорить много, быстро, подробно. В своем привычном амплуа он рассказывал о том, что было с ним после собственной разыгранной гибели, и Джон все больше мог убеждаться, что с самого того момента практически каждое их действие с Шерлоком отслеживалось и находилось под постоянным контролем.

Это было неприятно слушать, и Ватсон никак не мог понять, зачем Джеймс сообщает ему такие сведения, если сам только недавно заметил, что у него нет лишнего времени. Пару раз доктор пытался как-то остановить этот поток, но, заметив, что это ни к чему не приводит, оставил попытки унять разошедшегося консультанта.

— Я бросал в дело своих лучших людей! Вы со своим дорогим другом могли тысячу раз попасть в западню, но судьба явно была против меня. Только убийство бедного, несчастного Чарльза дало мне, наконец, ключ к пониманию того, что я должен делать. Ты помнишь Вивиан Норбери, Джонни? Тот вечер в Лондонском аквариуме… Мы подошли к самому главному. Уничтожить Шерлока, лишить его даже стимула к жизни, заставить сделать то, что он так и не сделал во время нашей последней встречи, могло лишь одно. И Вивиан под моим руководством собрала всех, кого было нужно, чтобы завершить акт комедии. Твоя обожаемая Мэри Ватсон… Она молодец — сыграла точно по сценарию. Как она предсказуемо бросилась под пулю! А ты, Джонни… Хвалю, ты также отлично отыграл свою роль. Ты ведь, и правда, сказал Шерлоку, что это он убил твою жену?

Но вот тут Джон не выдержал. Воспоминания всплыли на поверхность, увлекая за собой всю боль, спрятанную в глубине души. Джим явно его провоцировал, прямо доводил до такого состояния, но Ватсону было уже все равно. Ему хотелось поскорее закончить этот фарс, понять, узнать свою роль в разыгрываемом спектакле. Только не слышать больше этот высокий, так часто меняющий интонации голос. И не видеть маячившую перед глазами невысокую фигуру.

— Сволочь, — тихо проговорил Джон.

Мориарти остановился, словно автомобиль на полном ходу. С лица его еще не сошло прежнее выражение, но губы уже стали подрагивать от предвкушения и затаенной злобы.

— Так… Повтори, пожалуйста, еще раз, — тихо попросил он, подходя немного ближе.

— Сволочь ты, — произнес Джон, поднимая на Мориарти опущенный было взгляд. — Мерзавец. И редкостная сволочь.

Джим выпрямился, будто удовлетворенный ответом. Секунду глядел на доктора, сощурив глаза.

И вдруг махнул ногой, попадая носком туфли под ребра, выбивая из легких остатки воздуха. Второй удар пришелся каблуком в переносицу, отбросил согнувшегося от боли Джона на бетонную стену, приложил к ней затылком.

Кровь брызнула мгновенно, полилась из носа по губам и подбородку, парой капель испачкала воротник постиранной и свежевыглаженной светлой рубашки в клетку. Ослепленный болью доктор опомнился, только почувствовав, как тонкие длинные пальцы вновь захватили его волосы и запрокинули голову назад. Сквозь пелену выступивших на глазах слез Джон увидел близко перед собой бледное лицо Мориарти, который рассматривал его будто музейный экспонат. Где-то в глубине подсознания мелькнула мысль о том, что Джим левша, а значит и бил левой ногой. Однако откуда у него такая информация, Джон уже не помнил и сам. Может, профессиональная докторская наблюдательность подсказала ему ее во время их первой встречи со злодеем-консультантом.

— Вот оно, — оскалился между тем Джеймс, явно достигнув того, чего хотел. — Вот то, что может уничтожить и тебя, доктор, и твоего дорогого Шерлока. Чувство вины. В этом ваша слабость и ваш окончательный проигрыш.

Он резко поднялся на ноги, отошел к стулу и снова сел, проговорив абсолютно серьезно:

— У меня есть дело конкретно к тебе, доктор Джон Ватсон.

Доктор вернулся на Бейкер-стрит поздно вечером. Было уже около одиннадцати часов, когда он подошел к знакомой двери и, тяжело вздохнув, повернул в замке вынутый из кармана ключ.

«Наша последняя встреча с Шерлоком, как выяснилось, не поставила точку в той Большой игре. Но я уяснил одну деталь: чтобы падение завершилось благополучно, оно должно быть управляемым. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду под словом благополучно. В этой новой игре ты, Джонни, встанешь у руля».

Шерлок колдовал на кухне с пробирками. В своем длинном шелковом халате и защитных очках он смахивал больше на ученого-химика, но никак не на всемирно известного сыщика. Услышав на лестнице шаги друга, Шерлок даже не оторвался от одного из своих опытов и поднял голову только лишь когда Джон вошел в «лабораторию».

— Здравствуй, — Ватсон размеренным шагом прошел к холодильнику, открыл дверцу, достал пакет молока. Налив полкружки, выпил большими глотками.

В голове Шерлока мгновенно обозначились несколько выводов и удивленных вопросов:

«Напряжен. Плечи приподняты, спина согнута, руки постоянно сжимаются в кулаки и разжимаются обратно. Уходил днем, вероятно ненадолго. На работе не был — сегодня не его смена. Вернулся поздно, с разбитой переносицей, но явно успел привести себя в порядок. Упал? Подрался?»

— Привет, Джон, — Шерлок снова склонился над пробирками, перебирая в уме возможные варианты развития событий. — Ну и кого ты защищал сегодня?

Джон обернулся к нему:

— Никого. На льду поскользнулся. Ноябрь месяц как-никак.

— Это же неправда, — не поднимая головы, отметил детектив.

— Да, неправда, — усмехнулся Джон, закрывая холодильник. — Ну и как ты догадался?

— Ну, — Шерлок поднял одну из колб, в которой колыхалось что-то мутно-зеленоватого цвета, рассмотрел содержимое на свет. — Спасибо, что подтвердил мою догадку. Впрочем, это и не было так уж сложно.

Он поставил колбу на место, бросил на железную подставку таблетку сухого горючего. Поджег белое колесико зажигалкой и, захватив щипцами стоявшую рядом пробирку с оранжевой жидкостью, принялся нагревать ее на пламени:

— Ты врач, и от тебя всегда идет уже устоявшийся запах больницы и различных медикаментов. Сегодня у тебя выходной, и днем ты выходил явно не на работу, скорее — просто подышать воздухом. Согласен, иногда полезно проветривать мозги. Однако вернулся ты снова с тем же запахом, причем это не может быть запах с прошлых дней — ты недавно заказал миссис Хадсон грандиозную стирку и с утра надел чистую одежду. Значит, успел побывать в чем-то «медицинском», возможно в травмпункте или в аптеке. Твой пластырь на переносице явно наклеен не просто так. Из этого всего следует один вывод: ты снова влез в переделку и, вероятнее всего, из-за своей неуемной жажды справедливости. Поэтому мне интересно: с кем ты на этот раз сцепился?

Доктор тихо засмеялся, чем вызвал ответную улыбку у своего друга.

— А почему ты все-таки решил, что я вначале сказал тебе неправду?

— Это… очень тонкая психология, долго объяснять.

— Наугад.

Шерлок поднял голову и посмотрел на Джона глазами, в которых тот безошибочно угадал такую знакомую, присущую, наверное, только одному детективу хитрость. Тот заметил, что напряжение в фигуре Ватсона понемногу ослабло, однако ничего не сказал, быстро опустил взгляд, вновь обратившись к своим опытам. Жидкость в пробирке к тому моменту уже пожелтела и Шерлок, сняв ее с огня, перелил химикат в колбу с зеленоватым раствором. Держа реактив рукой в перчатке подальше от глаз, он принялся наблюдать за начавшейся бурной реакцией. Смесь моментально стала прозрачной, а по стенкам посуды поползли белые водяные шарики. Этот результат детектива, по-видимому, удовлетворил, потому что он довольно хмыкнул, отставил реактив в сторону и, обернувшись к висевшим на стене шкафчикам, принялся в них копошиться, что-то выискивая.

— Ну, так что?

Ватсон, наблюдавший за его действиями, вздрогнул, однако Холмс этого не заметил.

— А? Ах да, — Джон двумя пальцами помассировал глаза у переносицы, поморщившись от легкой боли. — Ничего страшного. Трое парней пристали к девушке, отобрали сумочку, я проходил мимо, вот и, — он развел руками, как бы говоря: «Что тут поделаешь…»

Шерлок закатил глаза:

— Последний раз такая ситуация произошла два месяца назад. Мне тогда пришлось тебя искать среди четырех здоровых мужиков, которые оскорбили продавщицу.

— Они довели ее до слез.

— А тебя они чуть не забили до смерти. Четверо пьяных бугаев на одного. Джон, ты хоть когда-нибудь думаешь о себе? Ну, зачем так по-идиотски геройствовать?

Позади раздался легкий смешок.

— По-твоему я должен был спокойно пройти мимо? И потом, Шерлок, ты ведь сам неслабо получил, когда бросился меня спасать. Так что неизвестно еще кто из нас больше идиот.

Холмс задумался, стремясь ответить так, чтобы собрать в одном предложении весь сарказм, на который был способен. Однако, обернувшись, он увидел, что доктора в кухне уже нет, а затем наверху хлопнула дверь спальни Джона.

Тот, войдя в свою комнату, постоял немного на пороге, прислонившись спиной к двери и тяжело дыша с закрытыми глазами. А потом вдруг, сорвавшись с места, быстрым шагом подошел к маленькой детской кровати, стоявшей в дальнем углу, и как-то осторожно, будто боясь чего-то, заглянул внутрь.

Двухлетняя Рози спала, раскинув в стороны ручки и ножки и повернув набок голову со светлыми, чуть кучерявившимися волосками. Ротик ее был приоткрыт, одеяло с нарисованными на нем мультяшными зайцами сползло в самый низ постели. Она спала крепким детским сном, не обеспокоенным взрослыми страхами и проблемами.

Джон медленно, рвано выдохнул, вновь закрывая глаза, а затем аккуратно, почти машинально взяв одеяло за край, укрыл им дочку.

— Ну что же, Джон Хэмиш Ватсон, хвалю. Первый эксперимент прошел успешно. Может быть, твой дружок-детектив ошибался насчет твоих актерских дарований?

Ватсон вздрогнул от неожиданности, вцепился руками в высокий бортик кровати Рози. Голос Мориарти звучал так близко, будто сам Джим находился сейчас в этой комнате, хотя Джон знал, что это, конечно же, нет так.

— Я ведь говорил тебе, что в нашем деле главное — это стимул. Согласись, тот, что я предложил тебе, оказался действительно хорош.

Доктор сорвался с места, подбежал к окну, задернул шторы, отчего в комнате сразу стало еще темнее, чем было до этого, но Джим только расхохотался:

— Джо-о-онни, ну неужели ты думаешь, я настолько глуп? В доме уже повсюду камеры, и даже Шерлок Холмс со своим гениальным умом не сможет их найти. Не скрипи так зубами, у меня хороший слух и прекрасная связь.

Ватсон перевел дух. Что должен был он на это ответить?

«Прости, Шерлок, сегодня ты ошибся. Все это уже совсем не так — один многомиллионный блеф. Это твое новое дело, Шерлок».

Боль, кажется, скоро расколет череп на две половины. Она пульсирует где-то в лобной части и тупо отдается в виски. Голова тяжелая, хочется лечь на пол, закрыть глаза, забыть об этой изматывающей мозг боли. Но сделать этого нельзя, даже если бы у Джона Ватсона была такая возможность. Он скован по рукам и ногам, ограничен в движениях и все, что может сделать, это, стиснув зубы, опереться спиной и затылком о холодный бетон, чтобы хоть немного облегчить давящую на виски пульсацию.

Мориарти что-то говорит, расхаживая по своей привычке из стороны в сторону. «Слушай его, слушай… Тебе нужно понять, чего он хочет, вычислить его ходы, переиграть». Но мысли плывут медленные, туманные и одна — особенно досадная, — что он сам, Джон Ватсон, сейчас, наверное, очень жалок, прикованный к стене, побитый и окровавленный, дышащий так медленно и тяжело.

— Я приготовил для тебя небольшой стимул.

Джим достает из кармана новенькую модель Apple, пару раз нажимает на экран, что-то листает.

— Ты, конечно же, не захочешь мне помогать просто так. Однако, если пообещать тебе взамен за послушание нечто очень важное, — он, наконец, находит то, что искал. Вновь нажимает на экран и поворачивает его к Джону. — Свою жизнь ты, доктор, не очень-то и ценишь, но вот она… Ей-то еще жить и жить.

Ватсон глядит на экран телефона, и сердце его медленно сжимает ледяная рука ужаса. Он все понимает. В один момент, и потом — растерянность, страх и дикое осознание того, что другого варианта нет. Что догадка его действительно верна. Он поднимает взгляд на Джима, надеясь, может быть, на свою ошибку и встречает спокойные, с интересом следящие за ним, глаза. Это правда, разве может быть по-другому с таким, как Мориарти?

Джон снова бросает взгляд на жизнерадостное фото, где запечатлен он сам, улыбающийся и счастливый с малюткой Рози на руках, а потом опускает голову, глухо задавая один-единственный вопрос:

— Что я должен сделать?

Джон проснулся утром еще до звонка будильника, разбитый, с дикой головной болью, но, что было еще хуже, с ужасной тоской и пустотой в душе. Затуманенное сознание, будто обложенное густой ватой, отказывалось воспроизводить вчерашние события. И все же Джон помнил, что было что-то неправильное, невероятное и страшное. Что-то, что могло поставить с ног на голову всю их более-менее устоявшуюся с Шерлоком жизнь.

Доктор посмотрел на часы. До подъема оставалось сорок минут, и он лег бы спать еще ненадолго, если бы не напряженное желание вспомнить. Вспомнить и понять…

И он вспомнил.

Вскочив, сел на кровати, судорожно стиснув ладони между коленями. Правая рука непроизвольно потянулась к виску, нащупав в ушной раковине то, что требовалось найти.

Средство связи состояло из двух частей — двух маленьких круглешков, практически невидимых на коже. Приемник и передатчик — за ушной раковиной и глубоко внутри нее. По ним Джеймс Мориарти, вернувшийся с того света, мог осуществлять контроль над доктором, не показываясь на глаза. А тот теперь был обязан делать все то, что ему будет сказано, во имя только еще начинавшейся жизни маленького, хрупкого существа, отданного под его ответственность.

Заснуть теперь было уже нельзя и доктор, медленно поднявшись, вновь подошел к кроватке дочери. Беспокойная малышка опять сбросила одеяло, да к тому же ещё и сползла с подушки на самую середину постели. Джон несколько секунд, не двигаясь, глядел на дочку, после чего закрыл глаза и запустил пальцы в волосы, сдавил виски. Голова болела по-прежнему, очень хотелось выйти на свежий воздух, но Ватсон продолжал стоять у маленькой кровати дочери, будто надеясь таким образом защитить ее от надвигающейся опасности. Ему казалось, что стоит сейчас выйти из комнаты или хотя бы отвернуться, как позади раздастся звук выстрела, взрыва или чего-нибудь еще хуже.

Что-то щелкнуло в приемнике правого уха и Джон, очнувшись, коснулся его двумя пальцами:

— Послушай меня, — медленно и раздельно проговорил он, не отводя от спящей девочки взгляд. — Я тебя… прошу…

Ватсон сглотнул — к горлу подступил мерзкий колючий комок, и нижняя челюсть предательски дрогнула.

— Я знаю, ты победил и волен делать все, что захочешь. Я принимаю твои условия, но поклянись, — голос сорвался, и Джон, выдохнув, продолжил: — Поклянись, что без моей… ошибки не причинишь Рози вреда. Я еще хорошо помню нашу встречу в бассейне.

То ли доктору показалось, то ли, правда, в наушнике раздался короткий смешок, но Джим заговорил серьезно, без тени насмешки в голосе:

— Я не имею привычки давать клятвы, в связи с чем бы то ни было, но если что-то пообещал, то исполню обязательно. Ты знаешь правила игры, Джонни. Играй, и тебе не в чем будет раскаиваться.

Когда Ватсон вышел из своей комнаты в гостиную, Шерлока уже не было. Миссис Хадсон пояснила, что тот с самого утра умчался в Скотланд-Ярд, передав, что вернется, возможно, только к ужину.

— Он сначала хотел разбудить и вас, но потом передумал, — доверительным шепотом сообщила домохозяйка. — И я, кажется, догадываюсь, почему. Что у вас с лицом Джон? Вы очень нехорошо выглядите.

Доктор улыбнулся:

— Ничего, миссис Хадсон, все в порядке. Упал вчера неудачно.

Пожилая леди взглянула на него с недоверием, которое, однако, тут же сменилось участливой заботливостью:

— Но ведь вы нездоровы! И снова куда-то собрались. Вам нужно остаться дома, сделать себе выходной…

— Нет, нет, со мной все хорошо, — заверил Джон, обнимая старушку за плечи. — Я же сам доктор, значит, могу оценить свое состояние. Спасибо вам за заботу, но мне нужно торопиться, опаздываю.

И он бегом спустился по лестнице в прихожую, накинул на плечи куртку, дозволяя миссис Хадсон только с сожалением вздохнуть.

На улице моросил мелкий осенний дождик. Подняв воротник, Джон подозвал так кстати проезжавшее мимо такси, залез на заднее сиденье, и машина тронулась с места.

Джон думал. О чем? Нетрудно догадаться. Заверения Мориарти в своей честности его совершенно не убедили. И все же, он не совсем еще потерял надежду найти выход из сложившегося положения.

Однако как бы он мог это сделать? Джон пока не знал. Как солдат, пусть и бывший, он привык к тому, что в любом наступлении нужно было стремиться только к победе, независимо от сложности ситуации. Компромиссов в таком деле быть не могло. Но как друг единственного в мире консультирующего детектива он в большинстве случаев добровольно отступал на второй план, исполняя доступную ему роль некоего телохранителя. Теперь же он оказался один на один с противником, который во много раз превосходил его умственными задатками, и глупо было бы пытаться это отрицать. Тягаться с ним мог бы только Шерлок, но вся суть игры состояла как раз в том, чтобы тот ни в коем случае не узнал обо всем происходящем. До поры. Больше никаких конкретных указаний Джеймс Мориарти не давал, но даже ради той проверки, которую он устроил Ватсону, Пауку потребовалась подстраховка. И Джон не имел права рисковать тем, что было ему вручено. Пока же он определенно знал одно — сдаваться было ни в коем случае нельзя. Он должен был знать, что даже в случае проигрыша (о котором было страшно и помыслить) он не был сломлен и шел до самого конца.

Мимо окон такси быстро мелькали дома и таблички на них со знакомыми названиями улиц. Все было так же, как и в обычный будний день, но Джону внезапно показалось, что что-то идет не так как надо. Такое ощущение бывает, когда отправляешься куда-то далеко в путешествие и вдруг, по дороге на вокзал или в аэропорт думаешь о том, что забыл взять что-то очень нужное. Тихо подкатывая откуда-то издалека, это ощущение не давало доктору покоя, пока он не вспомнил то, что забыл сделать.

Он не сказал таксисту адрес.

Медленно и осторожно Джон выпрямился, взялся рукой за дверную ручку, потянув ее на себя.

— Не надо пугаться, доктор Ватсон, — раздался голос с водительского места. — Я вас не убью, но думаю, вы и сами бы не хотели по своей глупости погибнуть в автокатастрофе.

В окошко заднего вида на Джона глядела пара голубых и, в общем-то, беззлобных глаз. Молодой водитель лет двадцати коротко, даже как-то ободряюще улыбнулся и вновь перевел взгляд на дорогу. Ватсона, однако, эта улыбка отнюдь не успокоила.

— Вы тоже от него?

— Я не от него и не от кого бы то ни было. Я сам по себе. Мне очень давно хотелось познакомиться с вами, доктор Ватсон, и Джеймс Мориарти обещал мне в этом посодействовать. Наши отношения взаимовыгодные. Ему нужно держать вас под контролем, а мне — увидеть убийцу моего отца.

— Вашего… отца? — Джон почувствовал, как кровь медленно отливает от кожи.

— Вы помните ваше первое дело с Шерлоком Холмсом? — поинтересовался водитель тем же ровным голосом, внимательно следя за дорогой. — Как вы бросились ему на помощь, еще практически не зная ни что это за человек, ни чем он занимается? У Джефферсона Хоупа, которого вы застрелили, осталось еще двое детей. Спустя десять лет Джеймс Мориарти нашел одного из них.

— Вы знаете условия его игры? — неожиданно даже для самого себя задал вопрос доктор.

— В эти тонкости он не нашел нужным меня посвятить. А я не нахожу смысла интересоваться тем, о чем, такие, как он, предпочитают умалчивать. Вы не согласны со мной?

Джон ничего на это не ответил и принялся смотреть в окно. До больницы оставалось проехать два поворота.

Для Майкрофта Холмса одиночество было не в новинку. С самого детства он учился привыкать к нему, твердя самому себе как заученный урок: «Неравнодушие не преимущество». Майкрофт верил, или хотел верить, что в отличие от всех остальных он — необычный, особенный и очень умный. И все же, глядя на своего младшего брата, старший Холмс не мог избавиться от некоторого чувства тоски при мысли о том, что упустил в своей жизни нечто очень важное.

Первый раз это случилось очень давно, когда маленький Шерлок подружился с Виктором Тревором, и проводил с ним целые дни напролет. У Майкрофта лучших друзей не было, если вообще были хоть какие-то друзья. Были товарищи, одноклассники, половина из которых считала его жутким занудой, а другая половина тоже любила заноситься и презирать всех вокруг, но не могла сравниться с его интеллектом. Были какие-то знакомые и незнакомые люди, а вот друзей не было.

Брата Майкрофт не понимал. Тот явно обладал большим потенциалом, однако в отличие от него самого был совершеннейшим ребенком, и старший Холмс всеми силами стремился сделать из этого ребенка некое подобие себя.

Потом Тревор исчез и, глядя на то, как маленький Шерлок убивается по лучшему другу, Майкрофт сделал то, что, по его мнению, должно было помочь его брату. Он не сказал ему ни слова в утешение, убеждая себя в том, что отсутствие поддержки сделает Шерлока сильнее, поможет ему быстрее вырасти. Много позже Холмс понял, что все это было не от того, что он хотел сделать брату лучше, а от собственного одиночества и желания видеть это одиночество в других. Из-за этого же Майкрофт, уехав в колледж, никогда не писал Шерлоку и лишь когда вернулся, осознал весь ужас того, что сотворил.

Он получил ровно то, что и хотел, но не то, что мог себе представить. Тот Шерлок, которого он когда-то знал, с разбитыми коленками, размазанными по щекам грязными разводами, и в синей пиратской шляпе куда-то исчез, а на его месте появился худой равнодушный подросток, который уже тогда курил сигареты и (это выяснилось гораздо позже) потихоньку колол себе наркотики.

Майкрофт мог винить в произошедшем родителей, но, в глубине души, понимал, что, те, с их мягкими сердцами не могли бы остановить то, что вошло в голову их сына, подогреваемое идеями старшего брата. Сам Майкрофт в отчаянии пытался что-то изменить, и в чем-то у него это получалось, но переродить Шерлока было уже нельзя. Да и сам старший Холмс чувствовал, что запутался уже настолько, что и ему, пожалуй, не помешала бы помощь.

А потом появился Джон Ватсон. Именно появился, непонятно откуда и как. С позиции братьев Холмс он мог выглядеть как самый обыкновенный человек из разряда тех, что вечно путались у них под ногами. Но почему-то именно он смог сделать то, что до сих пор не удавалось никому, не прикладывая при этом никаких особенных усилий.

За то время, что прошло со знакомства младшего Холмса со своим новым другом, утекло очень много воды, и Майкрофт не мог не заметить, как изменился его брат, да и он сам. Казалось, только теперь, после долгого перерыва они начали учиться жить именно как люди. Просто люди с необычным складом ума. Первый шаг навстречу сделал Шерлок, и произошло это незадолго после событий Шерингфорда.

У Майкрофта наступил День рождения. С этой датой его всегда поздравляли родители, знакомые, подчиненные, даже Джон присылал сообщение на телефон. Единственный человек, который ни разу не объявлялся в этот день, был его родной брат, и Майкрофт уже вполне привык к такому порядку вещей. Однако в тот день все вдруг изменилось.

Началось все со звонка телефона часов в девять утра. Майкрофт, который всегда, по расписанию, вставал в шесть, с удивлением увидел высветившийся на экране знакомый номер.

— С Днем рождения, брат, — коротко прозвучало в трубке, затем повисла неловкая пауза.

— И что же я должен на это ответить? — поинтересовался Майкрофт, немного справившись с удивлением.

— Обычно люди говорят «спасибо», — заметил младший Холмс.

— Спасибо, Шерлок. Довольно неожиданно, учитывая, что это первое твое поздравление за десять лет.

— Неправда, — не согласился брат, и Майкрофт представил, как тот преувеличенно равнодушно смотрит сейчас куда-нибудь в стену или на каминную полку. — Я еще поздравлял тебя с Рождеством.

Майкрофт не выдержал и усмехнулся. Шерлок, похоже, тоже, потому что в трубке послышалось хмыканье, а затем пошли короткие гудки. Холмс нажал отбой и, подумав немного, направился дальше по своим делам, упрямо не желая признаться себе, что этот звонок, в отличие от остальных похожих, действительно поднял ему настроение.

Однако на этом сюрпризы не закончились. Вечером, стоило Майкрофту вернуться домой, как в дверь позвонили. На пороге стоял младший брат с бутылкой отличного виски в руке. В тот вечер они с Майкрофтом долго сидели у камина и просто молчали, пробуя принесенный Шерлоком напиток. Поздно ночью Шерлок засобирался домой, но брат, неожиданно даже для самого себя, предложил ему остаться на ночь, и тот согласился.

Это было первым шагом к их примирению, и Майкрофт подумал, что всем этим они обязаны доктору Ватсону, который, может, даже и не представлял, сколько для них сделал. Холмс до сих пор помнил ту сцену, которая разыгралась в Шерингфорде, когда брат стоял, нацелив на него пистолет. Однако, к слову сказать, не приписывал себе того, что вызвал огонь на себя. Он просто об этом не думал. Он помнил, что говорил тогда, как изо всех сил хотел показать, что ему нестрашно. У него ведь не должно было быть эмоций, он давно похоронил их внутри себя. И даже за то, что причиняет брату боль, не должно было быть стыдно, она такая же фальшивая, как и все то, что он говорил.

Но умирать было страшно, еще страшнее стало, когда Шерлок приставил пистолет к своему подбородку с обратным отсчетом. Майкрофт в какой-то степени был благодарен Эвр, за то, что в тот момент в Шерлока с Джоном выстрелили снотворными пулями, остановив весь этот ужас.

Вторым шагом стало дело, с которым Майкрофту пришлось обратиться к брату. Некто взломал компьютер Британского Правительства, похитив несколько важных файлов и конечно же, не оставив никаких зацепок. Дело было пустячным, и Майкрофт наверняка и сам мог бы решить его, если бы захотел. В прежнее время он бы и не пошел к Шерлоку, стопроцентно гарантируя то, что тот, как обычно, лишь посмеется над ним. Но после того неожиданного случая с поздравлением и вечерним виски Майкрофту очень хотелось проверить: а не ошибся ли он? Уж очень давно ничего подобного между ним и братом не происходило.

Шерлок за дело взялся и быстро нашел разгадку. Хакера нашли через неделю и уже допрашивали, но тот упорно не желал отвечать, ни зачем это сделал, никто ему в этом помогал. А Майкрофт был абсолютно уверен, что кто-то управлял этим делом. Он знал степень защиты своей техники и понимал, что обычному любителю, пускай и гениальному без поддержки не обойтись. Самое удивительное было в том, что похищенными файлами взломщик не воспользовался, они так и остались у него в компьютере, откуда быстро были возвращены на свое законное место. Дальше уже началась та рутина, которая к Майкрофту совсем не имела отношения. И он снова удивился, когда два месяца спустя ему позвонил Шерлок и попросил встречи.

Давно уже старший Холмс не видел брата таким задумчивым. Даже когда тот гулял по своим Чертогам, у него не было такого мрачного взгляда, как в этот день, когда Майкрофт увидел его в баре, неподалеку от своего офиса. Шерлок сидел, нахмурив брови и положив голову на сложенные замком руки. Когда брат сел напротив него, детектив даже не шевельнулся, хотя явно его заметил.

— Странно, за эти шесть месяцев мы с тобой видимся больше, чем, бывало, за один год, — начал первым разговор Майкрофт, оглядывая помещение. — Почему здесь?

— Чем больше толпа, тем меньше люди склонны интересоваться друг другом. А мое дело не терпит посторонних ушей.

— Твое дело?

— Да, мое, — Шерлок, наконец, поднял на брата глаза, и тот увидел в них нечто такое, что заставило его наклониться вперед и проговорить:

— Что случилось? Рассказывай.

Вместо ответа Шерлок поднял один из стоявших перед ним бокалов с коньяком и внимательно осмотрел его на свет. Затем поставил на место, и тоже наклонился вперед, опустив локти на стол.

— Ну?

— Майкрофт, то, что я расскажу тебе сейчас, может, это покажется тебе странным, не касается тебя лично. Я теперь думаю, правильно ли я сделал, позвав тебя сюда. Я растерян, — Шерлок опустил было взгляд, но тут же быстро поднял его и также быстро продолжил: — Да, растерян, можешь себе это представить. И единственный, к кому я могу обратиться за помощью — это к тебе. Ах, как все это неправильно и глупо.

Холмс закрыл лицо руками и замолчал. Майкрофт отпил немного коньяка из второго бокала, отметив, что тот довольно неплох и взял брата за руку.

— Послушай меня, — настойчиво проговорил он, отнимая ладонь от лица Шерлока и заставляя взглянуть на себя, — мы много чего сделали в своей жизни неправильно, в частности я, но сейчас не время думать об этом. Отбрось эти ненужные эмоции, скажи мне, в чем дело и я, надеюсь, смогу помочь тебе.

Шерлок кивнул, снова взяв бокал с коньяком, допил все, что там оставалось и начал говорить.

Рано утром, незадолго после ухода Джона Ватсона на работу в квартире 221В по Бейкер-стрит появился инспектор Скотланд-Ярда Грегори Лестрейд.

Миссис Хадсон в это время гостила в пригороде у своей давней подруги. Малютку Розамунд она забрала с собой, так что Лестрейд застал дома лишь знаменитого консультирующего детектива. Шерлок сидел в своем кресле, в синем шелковом халате и отрешенно пощипывал струны скрипки, наигрывая какую-то новую мелодию. При появлении гостя он поднял голову и сфокусировал на посетителе взгляд. Тот, не говоря ни слова, как был — в черном кашемировом пальто и кожаных перчатках — устало сел напротив, свесив руки между колен и глядя в пол.

Такое поведение для обычно немного закомплексованного инспектора было довольно необычным. Шерлок тут же отложил скрипку и принялся рассматривать Лестрейда своим дедуктивным взглядом:

— Вы давно не были дома?

— А? Что? — инспектор будто очнулся и резко вскинулся.

— Вы ночуете на работе, заняты каким-то серьезным делом, — в своем обычном быстром темпе заговорил детектив. — Оно касается лично вас — иначе вы бы не спали прямо за своим рабочим столом. Кстати, потребление такого большого количества кофеина плохо влияет на организм. Страдает сердечно-сосудистая система, повышается хрупкость костей, появляется усталость и раздражительность. Впрочем, вы это знаете не хуже меня. Джон мог бы дать вам больше информации по этой теме…

Тут Шерлок неожиданно остановился, потому что при упоминании имени доктора по лицу Грега пробежала какая-то судорога, скулы дрогнули. Он отвел взгляд, сморщился и махнул рукой:

— Не до твоих умных выводов, Шерлок. Хотя ты прав: у меня, правда, сейчас очень непростая ситуация.

Все это было так не похоже на обычное поведение инспектора: и эта мрачная брюзгливость, и резкий тон, с каким он неожиданно обратился к Холмсу, хотя обыкновенно говорил с ним только в уважительно-вежливой форме. Последнее он, впрочем, не заметил и сам, просто было что-то такое, что в настоящий момент целиком и полностью занимало его мысли. Шерлок решил ждать, пока Грег сосредоточится и сам расскажет о том, зачем пришел.

Последний в это время снял перчатки, скинул пальто и взглянул на Холмса.

— Шерлок, вы давно видели Джона? — спросил он, глядя детективу в глаза.

— Сегодня утром.

— Ясно, — проговорил Лестрейд, снова ненадолго задумавшись. — В общем, я так и рассчитывал.

Шерлок молчал, выжидающе глядя на него.

— Вы не слышали о недавней истории на …-стрит? — начал, наконец, Грегори также быстро и резко, будто делал какой-то очень большой и трудный шаг.

Холмс вопросительно поднял бровь.

— Не слышали, — с усмешкой, пробормотал Лестрейд. — Конечно, вы ведь считаете такие дела скучными? — он еще немного помолчал, а затем выпалил: — Пять дней назад там ранили ребенка. Из пистолета… Тяжело ранили.

Последние слова Грег добавил внезапно охрипшим голосом и, чтобы говорить дальше, ему пришлось немного прочистить горло.

— Вы не спрашиваете, почему я пришел к вам? — спросил он резко и почти злобно.

— Почему вы пришли ко мне именно теперь? — вопросом на вопрос ответил Шерлок, также пристально продолжая изучать своего собеседника. Лестрейд как-то странно, исподлобья взглянул на него и пояснил:

— Дело в том, что тот ребенок — мой племянник. Я сам взялся найти… того подонка, который стрелял в мальчика. И я нашел его. Видите ли, это… это Джон Ватсон, Шерлок!

Холмс ждал этой фразы. Он, конечно же, понял, что Лестрейд не зря упомянул о докторе в начале разговора. Но когда фраза прозвучала, Шерлок оказался к ней не готов, медленно выпрямился и также медленно откинулся на спинку кресла.

— Вы не думайте: я в своем уме и знаю, что говорю, — заторопился Грегори. — Я узнал об этом, едва только получил данные с камер видеонаблюдения. Вы сами потом увидите: там слишком хорошо все запечатлено. Я не пришел к вам сразу, лишь потому, что не верил даже собственным глазам. Я искал ошибку, подставу, подвох, что угодно. Но появились дополнительные улики.

— Какие? — коротко спросил Холмс.

— Я говорил с мальчиком, — как-то очень тихо проговорил Грегори. — Он хорошо запомнил того, кто в него стрелял. Он описал Джона.

— Это еще ничего не значит, — резко выбросил Холмс, неподвижно глядя куда-то в сторону. — Ребенок в шоке. Вы помните, как подставил меня Мориарти?

— Конечно, помню, но есть еще кое-что.

Инспектор раскрыл принесенный с собой портфель и вытащил из него прозрачную папку, в которой лежало то, что Шерлоку Холмсу, увы, было слишком хорошо знакомо. Это был самый обыкновенный пистолет, именно тот, который много раз держал в руках доктор Джон Ватсон.

— Это было найдено на месте преступления. Я думаю, вы знаете, каким оружием пользуется наш общий знакомый. Судя по камерам, преступник стрелял без перчаток, а дополнительных отпечатков на пистолете не было. Только Джона.

— Были какие-нибудь свидетели?

— В том-то и дело, что нет. Все произошло уже ближе к вечеру. В такое время улица обычно пустынна.

— А как вел себя тот человек?

— Мальчик возвращался домой из школы. Он всегда ходит одной и той же дорогой, я пару раз даже сам провожал его. Преступник появился откуда-то сбоку, что-то сказал, потом достал оружие. Мальчик испугался, но не побежал, наверное, от шока. А Джон…

Шерлок резко взглянул на инспектора такими мрачными и тяжелыми глазами, что тот поспешил поправиться:

— Тот мужчина… вероятно, снова стал ему что-то говорить, потому что они стояли так некоторое время. А потом… он выстрелил. Пуля попала в плечо навылет. Мальчика положили в больницу, сделали операцию. Он жив, но врачи очень беспокоятся за его состояние…

Шерлок не произносил ни слова, а Лестрейду уже попросту было очень тяжело говорить. Он тоже замолчал, угрюмо опустив голову. Все рассказанное им было до того непонятно и даже нелепо, что Холмс мог бы быть уверен в абсолютной непричастности к этому своего друга, если бы…

Если бы что? Неужели он, Шерлок Холмс, мог усомниться в Джоне, когда тот, даже во время организованной на них травли, был заодно со своим другом. Когда он упрямо не хотел верить в то, что детектив мог оказаться обманщиком. Когда оплакивал его по-настоящему и просил вернуться. Там, вдали от дома, когда сама возможность уничтожения сетей покойного Мориарти начинала казаться несбыточной мечтой, Шерлока поддерживала только мысль о том, что он кому-то нужен. И вот теперь, когда преследуемым может стать Джон, Шерлок может поверить тому, чего еще сам даже не видел?

— Что вы думаете по этому поводу, Грег? — неожиданно спросил Холмс инспектора.

— Я ничего не думаю, — устало ответил тот, не поднимая глаз. — Кроме этого мальчика и его семьи у меня никого из близких нет. Его зовут Робертом, ему двенадцать лет. Он очень любит собирать модели самолетов и мечтает стать летчиком. Я вас пришел просить найти того, кто покушался на его жизнь. Если это не Джон, я буду только рад. Если же это он… Что ж, закон одинаков для всех. Но только тогда пусть объяснит мне: зачем?

— Я найду вам преступника, — пообещал Шерлок. — И могу дать полную гарантию, что Джон здесь не при чем. Но мне нужны все улики. Этот пистолет, записи с видеокамер, — вообще все, что имеет хоть какое-то отношение к делу.

— У вас будет все это, Шерлок, — заверил инспектор, поднимаясь с места и передавая Холмсу папку с пистолетом. — Я знал, что вы не откажетесь. Роберт сейчас в очень тяжелом состоянии, и если он не выживет…

Голос инспектора пресекся, он, сглотнув, взял свой портфель, пожал Шерлоку руку и быстрым шагом покинул комнату.

Майкрофт Холмс внимательно выслушал все рассказанное братом, после чего, заметив, что тот на некоторое время замолчал, проговорил:

— Ты не увидел в той записи то, что хотел. Иначе не пришел бы ко мне.

— Я не нашел ни одного доказательства, дающего Джону алиби. Более того, я бы с уверенностью мог сказать, что виновен именно он…

— Если бы?

Шерлок взглянул прямо на брата.

— Если бы я хорошо его не знал.

Майкрофт медленно откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Шерлок скользнул по нему взглядом, отмечая про себя этот невольный жест. Брат был не из тех, от кого можно было бы такое ожидать. Со своей чопорностью и педантичностью Майкрофт не позволял себе даже малейшим движением приблизиться к тем, кого он считал ниже себя. В отличие от остальных людей, у которых подобный жест был признаком закрытости и не расположенности к разговору, у Майкрофта это могло означать то, что он вникает в проблему, а значит, уже неравнодушен.

Шерлок между тем продолжал:

— Джон никогда бы не стал стрелять в ребенка. Я уверен в нем, как в самом себе.

— И, тем не менее, он сделал это.

— Да. Определенно. Лестрейд требует от меня ответа. А я уже девять дней как говорю ему, что нужно подождать.

— Постой, — Майкрофт снова облокотился о стол, заглядывая брату в лицо. — Так ты еще ничего им не сказал?

— Конечно же, нет, — огрызнулся Шерлок. — Они сразу арестуют Джона и посадят без суда и следствия. Улик больше, чем достаточно: пистолет, запись с видеокамеры, время (Джона тогда как раз не было дома). На мотив им наплевать — канцелярские крысы — найдут виновного, сдадут отчет и спихнули дело с рук. Зачем тратить свое время на остальные мелочи? Лестрейд, может, и проведет пару допросов, но они все равно не выпустят Джона без веских оснований.

— А есть основания? — ровно спросил Майкрофт. Шерлок резко взглянул на него.

— Я не верю, что Джон мог так поступить, — выделяя слова, произнес он. — Я видел запись. Я пересматривал ее несколько раз. И я до сих пор не знаю, что ответить Грегу. Он, как мне кажется, уже начал о чем-то догадываться. Я слежу за Джоном все эти девять дней, наблюдаю каждый его шаг, чтобы знать, от чего оттолкнуться. Это мое дело, и я должен решить его. Никто другой. Но если бы я мог найти Джону хоть какое-то оправдание, хоть что-то, чтобы понять, что происходит, я бы не был сейчас здесь. Но в том-то и дело, что, следуя всем тем выводам, которые я мог сделать, доктора следует арестовать и немедленно.

— Как он себя ведет? — поинтересовался Майкрофт как бы, между прочим, параллельно о чем-то сосредоточенно размышляя.

— Как и всегда, — коротко ответил Шерлок. — Ходит на работу, нянчится с Рози, ворчит по поводу моих химических опытов и неосторожных высказываний. Ничего нового, все, как и всегда. Брат, — проговорил он вдруг, и Майкрофт, отвлеченный этим неожиданным и давно забытым обращением, вскинул голову. — Я знаю, у нас было много обид друг на друга, много ошибок и неправильных слов. Но я пришел к тебе за советом, потому что больше обратиться мне не к кому. Я теперь подвластен эмоциям, а ты, я знаю, умеешь держать их в себе лучше меня. Так вот, скажи, что мне теперь делать? Как поступить?

Майкрофту вдруг показалось, что время остановилось и побежало назад. Теперь он видел перед собой не взрослого брата-детектива, а маленького мальчишку, который когда-то смотрел на него, так по-детски восторгаясь его умом и способностями. Майкрофт и сам был тогда еще ребенок и воспринимал это как данное. Только через много лет, он понял, сколько упустил, пока гордился подобным к себе отношением.

Это было короткое мгновение, эмоциональный всплеск, и Майкрофт убрал все подобные мысли вглубь себя, чтобы не отвлекаться от настоящей проблемы. Но в этот момент он понял, что теперь была разрушена последняя преграда, разделяющая их, и снова есть возможность жить по-человечески.

— Ты совершаешь одну очень большую и важную ошибку, брат, — произнес старший Холмс через пару минут, когда немного подумал и вывел решение. — Ты думаешь, что Джон Ватсон не может совершить преступление. Тебе нужно признать это. Если это правда, что, судя по записи, стрелял никто иной, как доктор, то, значит, так оно и есть. Другой вопрос, что делать дальше. И вот тут я тебе не могу сказать ничего конкретного, пока сам не посмотрю то видео, чтобы увидеть детали. Тут, действительно, все упирается только в то, как ты воспринимаешь информацию. А пока ты не примешь факты такими, как они есть, ты не сможешь вывести правильное решение.

— Да, это я знаю, — ответил Шерлок и вдруг очень коротко усмехнулся одним уголком губ. — Видишь ли, я впервые сталкиваюсь с подобным, и поэтому запаниковал. А мне этого делать нельзя. Запись у меня на флешке, и я бы показал ее тебе прямо сейчас, если твое время терпит.

Майкрофт молча кивнул и отметил про себя тот факт, что Шерлока вдруг стало волновать его время. Младший Холмс между тем достал из-под стола сумку с ноутбуком, поставил на колени и принялся расстегивать замок, как в этот же самый момент из кармана его пальто послышалась трель сотового телефона.

Воткнув в ноутбук флешку, Шерлок открыл крышку, нажал кнопку загрузки, после чего достал телефон и принял вызов.

— Алло? Миссис Хадсон?

Несколько секунд детектив молча слушал домохозяйку, по-видимому, не особо вникая в смысл ее слов, как вдруг лицо его побледнело, и он, сжав трубку рукой крикнул:

— Что?!

Еще какое-то время Холмс прижимал телефон к уху. Глаза его с каждой секундой наполнялись гневом. Затем, рявкнув «Я скоро буду!», он сунул телефон обратно в карман, подскочил со стула и бросился к выходу.

— В чем дело? — крикнул вдогонку Майкрофт, поднимаясь из-за стола. Шерлок, который отошел всего на пару шагов, обернулся:

— Лестрейд на Бейкер-стрит, хочет арестовать Джона, — сквозь зубы бросил он, а затем молнией вылетел из бара.

Майкрофт, оставшись один, некоторое время смотрел ему вслед, после чего сел обратно, развернул к себе ноутбук, и включил видеозапись, оставленную братом.

Шерлок ураганом ворвался на Бейкер-стрит 221 В, едва не сбив с ног перепуганную миссис Хадсон, встретившую его у входа. По пути он раз сто порадовался тому, что назначил встречу Майкрофту в баре неподалеку от своего дома. И столько же раз возблагодарил судьбу за так удачно попавшееся ему такси. Водитель, которого после волшебной фразы «двойная цена» уже ничего больше не интересовало, домчал детектива в считанные минуты, и тот, едва появившись в коридоре, кинулся к домохозяйке.

— Они еще здесь, — торопливо заговорила та, прижимая к губам платок, глаза ее были заплаканные. — Там, наверху… Инспектор и еще двое полицейских. Они говорят, что Джон кого-то убил, что у них ордер… Шерлок…

Но детектив уже не слушал. Взмахнув, словно крыльями, полами своего любимого пальто, он в три шага взлетел по лестнице и оказался на пороге гостиной. Просканировав взглядом помещение, Шерлок отметил Джона у окна, вполоборота к выходу. Напротив него стоял инспектор Лестрейд, мял в руках перчатки и, видимо, только закончил что-то говорить, потому что всем своим видом выдавал крайнюю степень возбуждения. Двое копов в звании сержантов находились неподалеку и, как по команде, обернулись на шум у двери. Инспектор с доктором тоже повернули головы, причем Шерлок мог бы поклясться, что его появление Джона очень удивило и даже испугало. Впрочем, тут же лицо последнего приняло практически невозмутимый вид, что уже никак не вязалось с создавшейся ситуацией.

— Инспектор, — Шерлок кивнул Грегу, игнорируя обоих полисменов, один из которых уже потянулся к кобуре, и прошел в гостиную.

— Что тут происходит?

Лестрейд жестом остановил сержанта, затем обернулся к Холмсу, который намеренно встал так, чтобы видеть лицо Джона. Таким образом Грег оказался между детективом и доктором, при этом к последнему стоял спиной. Лицо его было суровым, а в голосе послышалась решительность, когда он проговорил:

— Полагаю, что вы, итак, все знаете, если примчались сюда в такой спешке.

— Возможно, — Шерлок даже бровью не повел в ответ на брошенное ему мрачное замечание. — Но я бы хотел услышать информацию из первых уст.

— Что ж, я здесь, чтобы арестовать вашего соседа, доктора Джона Хэмиша Ватсона. Я имею основания для обвинения его в покушении на убийство. Доказательства имеются, ордер на арест тоже. Думаю, этой информации вам будет достаточно?

Проговорив последнюю фразу, инспектор подал знак сержантам. Те, не говоря ни слова, подошли к доктору и встали около него. Один из них достал наручники, когда Шерлок заговорил снова:

— Послушайте, инспектор…

— Нет, это вы послушайте, Холмс! — взорвался Лестрейд, указывая на детектива пальцем. — У вас было девять дней, чтобы дать мне хоть какую-то информацию. Я мог бы сразу арестовать вашего друга только лишь по одному подозрению в покушении на убийство. Но я хотел дать ему шанс, поэтому пришел к вам. Я отдал вам на руки главную улику, хотя не имел права этого делать. Я дал вам время на поиск истины. Боже, Холмс, да неужели вы станете убеждать меня, что это дело настолько сложное, что вы уже больше недели не можете прийти к разгадке?! А теперь я узнаю, что вы просто не хотите говорить мне правду из личных побуждений!

— Кто вам это сказал? Грег, с чего вы все это взяли? — Шерлок схватил Лестрейда за плечо, взгляды их встретились.

— Предположим, что сказал это я. Не точно в таких же выражениях, но все-таки.

Детектив и инспектор одновременно повернули головы на раздавшийся от окна голос. Доктор Ватсон, внимательно наблюдавший до этого времени за перепалкой, продолжил:

— Не надо пугаться, Шерлок. Ты много пропустил за тот час, что тебя не было. Ходил к Майкрофту? — Джон опустил голову и исподлобья посмотрел на друга. — Похвально. Выходит, твои наблюдения привели не к тем результатам, которых ты хотел бы ожидать.

Холмса передернуло. Что-то было в словах и выражениях Джона такое, от чего по телу пробежал неприятный холодок, и появилось очень отчетливое ощущение дежавю. Но осмыслить все происходящее детектив не успел. Шаг вперед сделал инспектор Лестрейд.

— Вы бы лучше молчали, — с нескрываемым раздражением проговорил он. — Если думаете, что вам все сойдет с рук только из-за нашего давнего знакомства, то сильно заблуждаетесь.

— Видишь ли, Шерлок, — Джон будто бы и не замечал стоящих вокруг него полицейских, — твоя проблема в том, что ты веришь в идеал. Очень серьезная проблема. А идеалы, как известно, порой бывают обманчивы.

— Джон, — Шерлок отрицательно поводил головой из стороны в сторону. Однако доктор не унимался. С совершенно спокойным выражением насмешливого равнодушия он повернулся к Лестрейду:

— А вы, инспектор? Признаться, я был очень удивлен, когда не увидел вас в тот же день. Похоже, теперь все встало на свои места…

— Джон, прекрати! — Шерлоку показалось — еще немного, и Лестрейд кинется на арестованного с кулаками, настолько яростно сверкнули у инспектора глаза.

— Молчите, — прошипел Грегори сквозь стиснутые зубы. После чего махнул полицейским, и те, нацепив, наконец, на доктора наручники повели его к выходу.

— Он бы не пришел сюда сегодня, если бы племяннику не стало хуже, — бросил Ватсон напоследок. — В этом и заключаются все его принципы.

— Грег. Грег, не нужно!

Но Лестрейд Холмса не слышал. Тронув одного из сержантов за плечо, он остановил его и, подойдя размеренным шагом к Джону, с размаху врезал тому по челюсти. Удар был сильным и точным. Джона откинуло назад, и он бы упал, если бы не был подхвачен сильными руками сержантов, которые вывели его из комнаты.

— Вы знаете, Шерлок, что за укрывательство преступника существует отдельная статья, — не глядя на детектива, проговорил Лестрейд, встряхивая правую руку и потирая ушибленные костяшки. — Так вот, вам она пока что не грозит только лишь потому, что я сам обратился к вам за помощью. Но имейте в виду, что если вы попробуете меня еще хоть раз остановить — я перешагну через себя, через все свое уважение к вам, и вы сможете общаться со своим другом сколько угодно. Только уже в тюремной камере.

Инспектор вышел, оставив Холмса одного в пустой гостиной. Тот постоял у порога, затем подошел к окну.

Маленькая камера, закрепленная над окном, за гардиной, непрерывно записывала, как детектив проводил взглядом машину, увозившую его друга, после чего медленно отошел от окна, сел к нему спиной в свое кресло и задумался.

— Отлично, доктор, на сегодня основная твоя миссия выполнена, — передал в наушники Джеймс Мориарти, наблюдая за всем через экран монитора, и самодовольно улыбнулся.

— Вы знаете его не хуже меня. Вы верите в то, что он мог это сделать?

— Дело не в том, во что я верю, а в том, что я знаю.

— Забудьте, инспектор, — Шерлок вдруг понизил тон голоса. — Я не узнаю вас, Грегори. Где ваша жажда справедливости? Вы же всегда в первую очередь ратовали за то, чтобы разобраться в мотивах преступника, прежде чем осуждать его. А теперь готовы посадить невиновного человека?

Разговор происходил буквально через несколько дней после ареста Джона, в которые Шерлок практически безвыходно находился в полицейском управлении, выбивая себе разрешение встретиться с другом. Но его не пускали. Майкрофт, который уже был в курсе всего происходящего попробовал было предложить свою помощь, но неожиданно получил отказ.

— Ты не понимаешь, — сказал ему младший брат. — Они не хотят пускать меня к нему, потому что знают о нашей дружбе. Кроме того, там нет практически никого, кому бы я в свое время не испортил кровь, а такое мелкое чувство, как мстительность, пока еще никто не отменял. Они будут думать, что я хочу оправдать Джона только потому, что он мой друг, для них нет никаких сомнений в том, что он виновен. Если ты начнёшь просить за меня, это будет плохая услуга.

— Ну что же, возможно ты и прав, — Майкрофт прошёлся по кабинету. — В конце концов, ты все равно добьешься своего со мной или без меня. Скажи мне только, при каких обстоятельствах, по твоему мнению, доктор Ватсон мог пойти на преступление? Его, стало быть, заставили, это ясно, но кто? И зачем?

— Я не знаю. Не знаю почти ничего, и это мне очень не нравится. Мне нужно слово Джона, начало нити, чтобы найти ее конец. Но он молчит, не делает даже попыток намекнуть мне о чем-то, хотя я уверен, он мог бы найти способ, если бы захотел.

— А что если это снова Мориарти? Гений преступного мира вернулся с того света, чтобы продолжить начатую игру.

Шерлок, который уже собирался уходить, обернулся у самой двери и через всю комнату бросил:

— Мориарти мертв. В этом не может быть сомнений. Если я во что и верю, так это в то, что прострелить себе голову не насмерть невозможно.

— Да. Но что, если ты ошибаешься?

Шерлок, ничего не ответив, вышел из кабинета. Он так и не сказал, что мысль об участии в этом деле Джеймса Мориарти возникла у него едва ли не с самого начала. Но он почему-то отвергал ее, как какой-то лишний вариант, убеждая себя в том, что все это, на самом деле, совершенно не в духе короля криминала.

Майкрофт был прав, Шерлок действительно добился своего. Правда, пока наполовину: ему удалось столкнуться с инспектором Лестрейдом, который эти несколько дней был абсолютно недоступен. Теперь они стояли в коридоре здания Скотланд-Ярда, у окна. Инспектор курил, а Шерлок упорно пытался уговорить его помочь.

Эффект подействовал. Лестрейд опустил глаза, как-то весь осунулся, и сразу стало видно, каким уставшим сделали его последние несколько дней. Холмс ждал. Рано или поздно он должен был добиться своего.

— А я не узнаю вас, Холмс. Вы доверяетесь эмоциям? — инспектор слабо улыбнулся. — Вы правы, Шерлок. Я и сам себя не узнаю. Но вы сможете меня понять: для вас Джон настолько же важен, как и для меня Роберт.

— Тогда устройте нам встречу, — Шерлок сделал шаг вперед. — Десять минут — я и Джон — и никого больше. Я о многом не прошу, Грегори. Мне нужно, не меньше, чем вам, узнать, кто стоит за всем этим. Но я не смогу сделать этого, если Джон мне сам все не расскажет, понимаете?

— Понимаю, — Лестрейд снова вздохнул и запрокинул голову, разминая затекшие шейные позвонки. Он вдруг подумал, что все они: и он сам, и Шерлок Холмс, и угодивший теперь за решетку Джон Ватсон очень сильно постарели. Разве, скажем, отреагировал бы так спокойно детектив несколько лет назад на замечание об его эмоциональности?

— Хорошо, Шерлок. Я попробую что-нибудь сделать для вас. С Джоном уже работают. Но он молчит. Может, действительно, именно вам он расскажет то, о чем не хочет говорить нашим коллегам. Боюсь только, что в противном случае, это будет ваша последняя встреча.

Шерлок подошел к двери камеры для допросов, остановился и задумался. Нужно было собраться с мыслями. Дело предстояло непростое.

— Неужели ты боишься?

Джон Ватсон неслышно подошел откуда-то сбоку и остановился, внимательно разглядывая закрытую железную дверь.

— Я не боюсь, — ничуть не удивившись ответил Холмс. — Но у меня есть только десять минут, чтобы узнать, кто подчинил тебя себе. А если я не смогу этого выяснить, то мне придется признать тебя преступником.

Доктор улыбнулся.

— И все-таки ты боишься. Ты боишься того, что это может оказаться правдой. Ведь тогда ты будешь чувствовать себя виноватым.

— Не придирайся к словам, — Шерлок повернул голову, но рядом с ним уже никого не было. Доктор Ватсон ждал его в камере. И это был не тот Джон, которого Шерлок знал и помнил.

Холмс вздохнул и толкнул дверь.

Доктор сидел на стуле совершенно неподвижно, опустив голову, и даже не шевельнулся, когда скрипнула тяжёлые железные петли. Сидел он к входу спиной и, следовательно, не мог видеть вошедшего, кроме того, его не должны были предупреждать об этом незапланированном визите. Но Холмс отчего-то вдруг понял, что Джон уже знает все. Почему? Шерлок и сам бы не ответил себе на этот вопрос. Интуиция? Вполне возможно. Нашептал тот, кто все это время играет Джоном? Более, чем вероятно. Тогда кто же он, этот невидимый игрок, который буквально за пару суток сумел выведать обо всем и подготовить доктора к грядущему допросу?

— О, Шерлок, ты всегда был таким глупым…

Голос брата неприятным воспоминанием отозвался в голове. Шерлок отмахнулся от него, как от чего-то лишнего и ненужного. Все это было давно в прошлом, а ему нужно настоящее.

Холмс решительным шагом прошел к столу, сев за него, спиной к зеркалу. Взгляд быстро скользнул по арестованному. Джон похудел, одежда смялась и обвисла, волосы сбивались в неровные пряди. Шерлок не мог видеть его лица, но во всей фигуре друга было что-то такое, что делало его чужим и без наручников, и без нумерованной арестантской одежды.

— Вот это поворот, да Шерлок?

Детектив вздрогнул. Эта фраза… Он запомнил ее на всю свою жизнь. Она не была какой-то слишком уж необычной, но произнесена была точно так же, как и тогда, в бассейне, где Шерлок Холмс и Джон Ватсон впервые познакомились с гением преступного мира — Джимом Мориарти.

Шерлок посмотрел на Джона, тот, подняв, наконец, взгляд, наблюдал за реакцией на его слова, а затем продолжил:

— Не ожидал. Скажу тебе откровенно. Я думал, пройдет гораздо меньше времени прежде, чем ты догадаешься.

«Это — начало новой партии, Шерлок», — подумал Холмс, обращаясь к самому себе. Чертоги выстроили перед ним бетонную стену, и он снова стоял перед обитой железом дверью, которую нужно было толкнуть.

Джон поднес руку к правому виску, убирая за ухо мешающую обзору прядь. Движение было для доктора нетипичным, Шерлок мог знать это как никто другой, а значит, в правом ухе у Джона и находился тот наушник, через который Джеймс мог держать с ним связь.

— Догадался о чем? — спросил Холмс, подавляя в себе поднявшуюся бурю эмоций.

Джон выпрямился на своем жёстком стуле:

— Догадался о том, что тебе нужно делать.

— Тебя сейчас пишут, — голос злодея-консультанта был, как всегда, приторно высок, а взгляд черных глаз излишне равнодушен и насмешлив. — Каждое твое слово, движение и вздох. Они стоят там — за стеклом, — все те люди, которым совершенно необязательно знать, что на самом деле происходит, но которые хотят видеть, как ты будешь падать.

Шерлок огляделся. Кафель в помещении бассейна, как и тогда, отливал голубизной. Водяные блики плясали по стенам. Пахло хлоркой.

— Помнишь нашу встречу, на крыше? — Мориарти размеренным прогулочным шагом подходил ближе. Голос его отражался эхом, проникал в подкорку головного мозга, он был настолько реален, что Шерлоку захотелось заткнуть уши руками. Но ведь Чертоги — не реальность. Это способ защиты, возможность спастись от самого себя. Теперь они, будто самостоятельное живое существо, были настроены против него.

— Мы тогда разыграли чудный спектакль. Один большой обман, как театр, — ложь, прикрытая для зрителя вежливой маской искусства. Твой единственный зритель, Шерлок, перешел в разряд актеров. И ради него ты сам примешься лицедействовать.

«Твой разум играет с тобой дурную шутку. Соберись, детектив, не то тебе сейчас нужно, совсем не то».

— На чем ты его сломал?

Джим склонил голову набок:

— У тебя чудесная крестница, Шерлок. Если бы ты был внимательнее, то заметил бы, что Джон в последнее время оберегает ее сильнее, чем обычно.

Короткий рывок — и Шерлока выдернуло в реальность. Бетонные стены, пол, потолок. Джон Ватсон — напротив — в наручниках.

«Ради него ты сам примешься лицедействовать…»

Обогнув стол, Холмс подошел к арестанту, присев перед ним на корточки, снял с запястий металлические браслеты.

— Рози теперь у него? — тихо, одними губами, спросил он, но так, чтобы Джон мог услышать.

— Да, — коротко выдохнул Ватсон у него над головой.

Шерлок поднялся, отошел к столу, откладывая наручники и опираясь о столешницу ладонями. Будто в продолжение прерванного разговора он поинтересовался:

— Что же я должен делать?

Джон потер запястья.

— Ты же умный, Шерлок. У тебя, наверняка, есть своя версия развития событий. Думай. Или за последние несколько лет ты забыл, как это делается?

Шерлок пытался сосредоточиться на том, чтобы найти выход из создавшегося положения. Ему не хотелось верить, что та игра, в которую его втянули втемную, с его стороны оказалась так бездарно проиграна. Нужно было вытащить Джона из этого ада, нужно было спасти Рози. В конце концов, нужно было вернуть Мориарти, раз и навсегда туда, откуда он пришел спустя столь долгое время с их последней встречи. Но Шерлок был потерян, сбит с толку. Как можно думать о помощи Джону, если малейший намек на вмешательство со стороны грозит расправой над малюткой Рози? А с другой стороны, как узнать, где Джеймс прячет девочку сейчас, не выведав это у него самого? Если бы только Джон дал ему хоть какой-то знак о местонахождении дочери. Он должен знать, он может делать хоть какие-то предположения. Мориарти не фантом, хоть и пытается им казаться, у него должно быть помещение, откуда производится руководство всей операцией.

— Послушай, — Холмс не сводил с доктора взгляд, — мне необходима дополнительная информация. Я надеялся получить ее от тебя.

— Какая же?

Детектив посмотрел другу в глаза. В «Бетонном кубе» при плохом освещении обычно светло-серая радужка Джона потемнела, приобретая синеватый оттенок. Шерлок вдруг отчетливо увидел у того залегшие над скулами темные круги и блекло-красные пятна в углах и у основания нижних век.

«Ну, скажи мне хоть что-нибудь, чтобы я понял, что делать дальше. Ты всегда был мне опорой и поддержкой. Когда я заходил в тупик, ты брал меня за руку и указывал верное направление. Не бросай меня теперь, когда я остался совсем один».

Джон молчал. Шерлок вдруг со страхом понял, что тот ему ничего не скажет. Все шло именно так, как и задумывал Джеймс. Так, потому что по-другому быть не могло.

— Он заставит тебя играть по своему сценарию.

Скрестив руки на груди, Джон стоял у окна гостиной на Бейкер-стрит. Он был в своей домашней рубашке, потертых джинсах — обыкновенный доктор Джон Ватсон — тот, к которому Шерлок Холмс привык, который все время был с ним рядом.

— Тебе больно. Ты пытаешься подавить эмоции, — Джон взглянул на стоявшего у двери Холмса так, будто был ему не другом, а родным отцом. — Здесь тебе спокойнее, поэтому ты уходишь сюда. Но ты нужен мне там. Ты нужен Рози.

— Но что я могу сделать? — вслед за Джоном Шерлок прошел к своему креслу и сел в него, чувствуя, как благотворно начинает воздействовать на него домашняя обстановка. — Я не игрок, я слепец, которого ведут под руку к краю пропасти. Мориарти хочет, чтобы я увидел в тебе мерзавца, но я знаю, что это не так.

— Конечно, — Джон грустно улыбнулся, отпивая чай из своей любимой кружки, невесть как оказавшейся у него в руках. — И он это знает. Ему нужна лишь твоя боль. Он хочет видеть, как ты сломаешься у всех на глазах. Тебе придется дать ему такой шанс.

— Тогда помоги мне.

Последнюю фразу Шерлок сказал вслух. Он знал, что Джон поймет, что он имеет в виду, но чтобы все выглядело правдоподобно, необходимо взаимодействие двоих актеров.

— У меня всего десять минут, Джон. Мне поставили одно условие: выйти отсюда с твоим признанием и для этого употребить всевозможные усилия. Ты понимаешь это? Ты солдат, Джон. Ты знаешь, что делают с теми, кто отказывается говорить добровольно…

Всего лишь на мгновение доктор прикрыл глаза, а пальцы его сжались в кулаки. Нижняя губа слегка дрогнула, он закусил ее, оскалившись усмешкой.

— Я знаю, — прошептал он, после чего помолчал, исподлобья глядя на Холмса.

И тут случилось то, чего не ожидал никто. Ни Шерлок, ни наблюдатели, ни, возможно, сам Мориарти: Джон вскочил со своего стула, одним шагом подлетев к детективу, и, схватив того за горло, прорычал:

— В таком случае, вы можете пользоваться всеми вашими полномочиями, мистер Холмс!

Шерлок почувствовал, что задыхается. Довольно-таки сильная хватка перекрыла доступ кислорода у самой гортани, воздух вырывался наружу сухим хрипением. Шерлок упал на стол, увлекая за собой Джона, вцепился в его руки, глядя перед собой расширившимися от ужаса зрачками.

Но борьба продолжалась недолго. В считанные секунды загрохотала распахнувшаяся дверь, послышался топот ног, сильные руки оторвали Джона от Шерлока, усаживая на стул и заламывая за спину локти. Холмс очнулся оттого, что его кто-то осторожно приподнимал за плечи, испуганно повторяя:

— Шерлок! Шерлок, как ты? — Лестрейд заглянул в лицо детективу. — Пойдем отсюда, достаточно.

— Нет, — прохрипел Холмс, еще не вполне придя в себя. — У меня есть еще пять минут.

— Шерлок…

— У меня еще пять минут, инспектор! — резко оборвал его детектив. — Я знаю, что делаю. Признание будет у вас.

Во взгляде Холмса Лестрейд увидел такую суровую решимость, что не решился возражать. Обернувшись к все еще стоящим около Джона полицейским, он коротко велел всем выйти и удалился сам, гулко хлопнув тяжелой металлической дверью. Шерлок и Джон снова остались одни.

— Мне нужна информация.

Шерлок знал, что друг не ответит. Чисто по человечески Холмсу хотелось отдалить тяжелую минуту, еще лучше — совсем не приближаться к ней.

— Прости, Джон…

— Он заставит тебя играть по своему сценарию…

В квартире 221B по Бейкер-стрит Джона не было. Пустовало стоящее у камина кресло с брошенной в угол подушкой, расшитой под флаг Великобритании.

Холмс медленно, как бывает в кошмарном сне, взял в руки кружку, из которой Джон так часто любил пить чай. Повертел ее в руках. И швырнул о стену, отчетливо услышав у себя в ушах звон разлетевшихся во все стороны белых осколков.

Все пришло в движение. С криком от раздирающей грудь боли Шерлок метался по гостиной, хватая вещи Джона, ломая их и разрывая в клочья. Там, в «бетонном кубе», детектив, допрашивающий преступника, наносил последнему методичные и точные удары. Детективу нужно было выпытать недостающую информацию, Шерлоку — вывернуть душу наизнанку, чтобы раскрыть дело. Только трое на этой сцене знали сценарий разыгрываемого спектакля. Режиссер и два актера, нанятые за бесплатно, связанные жизнью одного маленького существа, которое пока еще даже не предполагало, центром каких событий является.

— Я тебе сердце выжгу.

— Из проверенных источников известно, что у меня его нет.

— Но мы оба знаем, что это не совсем так.

Но был еще один человек, о существовании которого мало кто знал, но он, тем не менее, понимал гораздо больше, чем кто-то мог бы предположить. И человек этот, наблюдая за всем действием из-за кулисы, уже знал, в какой момент должен появиться, чтобы повернуть сюжетную линию в правильном, по его мнению, направлении.

Это было последнее задание. Мориарти дал отбой. И Ричард Хоуп, сидя в машине у здания Скотланд-Ярда, заглушил двигатель и думал. Разные мысли приходили ему в голову.

Он думал о Джеймсе Мориарти — злодей-консультант, исполнителем чьей воли ему пришлось стать волею судьбы, с недавних пор стал вызывать у него стойкое чувство отвращения. Дик мог хоть тысячу раз повторять, что он абсолютно свободен, что действует сам по себе, что участвует в этом только лишь потому, что его цели совпадают с желаниями Мориарти, но на самом деле все больше чувствовал, как последний, с его не всегда понятной логикой действий давно уже подчинил его себе. Причем сделал это без малейшего шантажа или нажима, всего лишь одной фразой: «Я помогу тебе, но ты поможешь мне»

Уже не раз за все это время Дик ловил себя на мысли о том, что ему жаль, просто по-человечески жаль Джона Ватсона, у которого на эти несколько дней он стал личным таксистом. Они переговорили о многом. Человеку, который постоянно находится под непрерывно тотальным контролем, который каждую секунду должен переживать за жизнь своей дочери, который не имеет возможности не то, чтобы сказать, но даже намекнуть обо всем этом никому из посторонних, необходимо иметь поддержку со стороны. Но Дик так и не смог понять, почему вдруг доктор в какой-то момент, например, решил поддержать разговор, а в другой раз даже сам его завел.

Для младшего Хоупа Джон Хэмиш Ватсон не был кем-то из ряда вон выходящим. Сын человека, ставшего серийным убийцей, он действительно в первую очередь хотел увидеть того, кто стрелял в его отца. Увидел. И помнил, что очень удивился, насколько тот был совершенно… обыкновенным. Ричард и сам не знал, кого хотел увидеть. Он читал о Джоне Ватсоне в газетах, как о помощнике величайшего Лондонского детектива, вдоль и поперек изучил его блог, но так и не смог выяснить для самого себя, чего он, собственно, хочет от этой встречи. Может быть, поэтому, когда Джеймс Мориарти предложил ему сотрудничество, он согласился, почти не думая. И уже потом, через достаточно большое количество времени понял, в какую авантюру ввязался.

В этот момент мысли Ричарда были прерваны хлопком пассажирской двери, и на заднем сидении оказался тот, кого Хоуп ждал здесь с полудня до шести часов вечера — высокий черноволосый детектив в распахнутом пальто и синем шарфе — Шерлок Холмс — его последнее задание.

— Бейкер-стрит, 221В, — бросил последний, не поднимая головы от телефона, в котором что-то в спешке печатал длинными тонкими пальцами. Дик молча завел машину, вдавил в пол педаль и тронулся с места.

Все кончилось так же быстро, как и началось. Шерлок вдруг будто очнулся и увидел… Впрочем, он предпочел не думать о том, что он увидел, о том, что он сделал, гораздо важнее было то, что он услышал.

— Хватит…

Голос Джона был до неузнаваемости хриплым — «не думай из-за чего, не отвлекайся» — и он, подняв голову и глядя детективу в глаза, произнес всего одну фразу:

— Шерлок. Рози.

Холмс рванулся из комнаты. В дверях столкнулся с Лестрейдом и, схватив того за рукав пальто, быстро и торопливо заговорил прямо в ухо:

— Когда закончите, немедленно приезжайте на Бейкер-стрит. Я буду ждать вас там. Все объяснения позже. И я вас прошу: никому ни слова, слышите?

Не дожидаясь ответа, Шерлок быстрым шагом направился к выходу, а Грег, посмотрев ему вслед, кинулся к Ватсону.

— Бейкер-стрит, 221В, — Шерлок уселся на заднее сидение такси и принялся набирать письмо Майкрофту. Игра вступала в свою решающую стадию, хотя пока что Холмсу было неизвестно, почему Мориарти вдруг разрешил Джону говорить. Достаточно хорошо зная повадки своего давнего врага, Шерлок не сомневался, что тот уже знает обо всех предпринимаемых им попытках и, возможно, даже планирует встречу. Что же, значит, необходимо будет встретиться.

Машина мчалась по улицам вечернего Лондона. Задумавшись, детектив не сразу заметил, как внимательно наблюдает за ним в зеркало заднего вида молодой водитель.

— Послушайте, — Холмс оторвался от окна и взглянул вперед. — Я знаю: вашему другу нужна помощь. Я могу сказать вам, где искать Джеймса Мориарти.

— Я ничего не понимаю, Джон, что происходит? — от волнения Грегори Лестрейд никак не мог попасть ключом в наручники, которыми доктор по-прежнему был прикован к стулу. — Он сказал, что будет ждать меня на Бейкер-стрит, но для начала я должен закончить здесь.

Ключ, наконец, повернулся в замке, и Ватсон с тихим вздохом принялся растирать онемевшие конечности. Кровь с разбитого носа капнула на рубашку, но у Джона даже не было сил поднять руку и утереть лицо. Грег встал перед арестованным, складывая наручники в карман.

— Грегори, простите меня, — насколько мог, быстро заговорил Джон, часто перехватывая воздух. — Обо всем потом. Рози сейчас у Мориарти. Джеймс не умер, Грег, он снова хочет добраться до Шерлока, и…

— Мориарти?

В памяти инспектора тут же всплыла давняя знакомая картинка. Разбитая витрина экспоната посередине сокровищницы Лондонского Тауэра, звон сигнализации и восседающий на троне взломщик в королевской мантии и короне.

«Не торопитесь…»

— Господи! — Лестрейд на мгновение застыл на месте, провел рукой по лицу. Потом, вдруг, будто что-то вспомнил, взглянул доктору в глаза. — Но Рози… Я буквально вчера видел ее на прогулке с миссис Хадсон в парке неподалеку от вашего дома. Она выглядела вполне веселой и жизнерадостной, не сказать, чтобы…

— Вы видели? — Джон вскочил на ноги, но чуть не упал, и Лестрейду пришлось поддержать и снова усадить доктора, присев при этом самому на корточки.

— Он сказал мне, что забрал ее к себе поближе перед этим моим сегодняшним допросом. Ужесточил правила игры. Я должен был передавать все, что он говорил мне, — Джон вытащил наушник и протянул его Лестрейду, — иначе…

Грег поднялся на ноги, рассматривая лежащие у него на ладони два бесцветных круглешочка. События последних дней постепенно выстраивались в логическую цепочку. Доктора Ватсона начинает шантажировать вернувшийся с того света гений криминала. Зная, что со смертью жены у Джона не осталось никого ближе родной дочери, он берет девочку в заложники, а за доктором устанавливает наблюдение, держа связь через вот этот вот наушник. Кстати говоря, похожих инспектору видеть еще не доводилось. Даже при близком расстоянии их довольно трудно заметить. Затем Мориарти приказывает ему совершить преступление, чтобы… Воздействовать на Холмса? С какой целью? Неужели только ради психологического давления. И в конце концов, ведь Джон стрелял… Он действительно выстрелил в ребенка.

Джон молчал, ожидая реакции на свои слова, потом вдруг тихо спросил:

— Вы мне не верите?

Молчание.

— Грегори, — Джон встал, опираясь на ручку стула, — я знаю, о чем вы думаете. Что все это похоже на вымысел, что ваш племянник, которого вы очень любите, по-прежнему лежит в больнице. Из-за меня. Но я вас прошу поверить мне на слово — никаких других доказательств у меня нет. Вы сказали: Шерлок поехал на Бейкер-стрит. Если Рози теперь в безопасности, если Мориарти разрешил мне все рассказать — опасность грозит Шерлоку. Поверьте мне, Грегори… Мориарти слишком любит жизнь, чтобы умереть просто так.

— Что же, я, по-вашему, должен сделать? — спросил инспектор, внимательно все выслушав, но все еще не глядя на Джона.

— Так вы утверждаете, — проговорил Холмс, когда Ричард изложил ему все, что посчитал нужным, — что можете помочь мне в поисках Джеймса Мориарти.

Такси стояло у дома 221В по Бейкер-стрит, но Шерлок не торопился выходить. Сидел в машине и, сложив по привычке руки домиком, думал. Информация, переданная ему Диком, помогла убедиться в некоторых догадках. Но теперь требовалось собрать кусочки пазла в единую картину, чтобы выяснить план дальнейших действий.

— Могу, — ответил младший Хоуп, — но, чтобы ехать туда, нам нужен еще один человек — ваш знакомый.

— Поэтому мы и ждем здесь того человека, с которым вы отвезете нас к Мориарти. Но ответьте мне на один вопрос, — Холмс пересел на середину кресла и подался вперед, чтобы лучше видеть водителя. — Зачем? Вы можете ненавидеть Джона так сильно, как только это возможно. Вы хотели помочь Джеймсу и лишить Джона дочери, как он когда-то лишил вас отца. Вы не глупы и вряд ли пойдете на неоправданный риск. Тогда зачем все это? Зачем помогать нам и подвергать себя опасности?

Дик откинулся на спинку сидения, закрыл глаза и тихо рассмеялся.

— Я много слышал о вас, мистер Холмс. Слышал и о вашей социопатии. Вам, пожалуй, действительно очень трудно разбираться в людях.

Шерлок выпрямился, прислушиваясь с невольным интересом.

— Вы мыслите рационально. Это необходимо при вашей работе. Но почему бы вам не предположить во мне простой человеческой жалости к тому, кого я не считал своим другом? И потом — Мориарти, по моему скромному мнению, чересчур опасен для общества. Он обвешивает людей бомбами, травит ртутью детей. Он едва не убил вас с Джоном и, в конце концов, именно он спонсировал серийные убийства моего отца, за что я не могу быть ему благодарен.

Шерлок задумался. Потом хотел еще что-то спросить, но как раз в это время к дому подъехало еще одно такси, из которого появился Грегори Лестрейд. Шерлок мгновенно открыл дверь, вылез из машины и подошел к инспектору со словами:

— Планы поменялись, Грег. Вы поедете со мной. Надеюсь, оружие при вас?

К тому моменту, как машина подъехала к назначенному месту, сумерки сгустились окончательно, погружая город в темноту, разбавляемую яркими огнями фонарей и бликами рекламных баннеров. Здесь, на окраине Лондона, их было немного, в отличие от шумного центра. Дик подвел машину к одному из домов на улице и выключил фары.

— Сюда Мориарти привозил Джона, — проговорил он, не оборачиваясь. — И вряд ли он может быть где-то еще. Я понимаю, у вас нет причины доверять мне. И все же позволю себе одну просьбу: не сообщайте Мориарти о моем вмешательстве. Я не хочу проблем для себя и моей семьи.

Шерлок, который намеревался уже выходить из машины, вдруг остановился.

— Джим Мориарти больше не будет проблемой, — тихо проговорил он. — Никогда больше.

— Хотелось бы в это верить.

Лестрейд, выходящий из автомобиля следом за Холмсом, обернулся к Ричарду Хоупу:

— Надеюсь, вы будете здесь, когда мы вернемся.

Никакого ответа. Но инспектор заметил в зеркале заднего вида блеснувшие глаза и грустную улыбку. Что-то кольнуло в груди Лестрейда и, чтобы не усугублять неловкость ситуации, он молча покинул машину.

В доме было спокойно. По крайней мере, на первый взгляд. Не горел свет, и дверь, конечно же, оказалась закрытой. Шерлок с инспектором обошли здание, стремясь не попадаться в поле зрения камеры, висевшей у входа. Прислушались.

Одно окно на втором этаже было освещено неясным голубым светом. Лестрейд прошел немного дальше и заметил другое, на первом этаже — приоткрытое. Через несколько минут они были уже внутри дома.

Тишина. Тишина и темнота угнетали хуже всего, хотя, с другой стороны, помогали сконцентрироваться. Шерлок вдруг вспомнил те страшные истории, которые они с Виктором рассказывали друг другу по вечерам у поместья Масгрейвов. Темнота пугала, тени вставали за спиной и по бокам, но мальчишки не уходили, все теснее прижимаясь друг к другу, находя в этой дружеской близости свое детское утешение и успокоение.

А потом Виктора Тревора не стало.

Шерлок отворил дверь, вошёл в комнату и остановился на месте.

Половину стены напротив занимали мониторы. Они стояли в три ряда, в каждом ряду по четыре экрана. Шерлок подошёл ближе. Все двенадцать мониторов показывали одно: квартиру 221В по Бейкер-стрит с самых разных ракурсов.

— Впечатляет?

Холмс обернулся. Позади него стоял Джеймс Мориарти.Шерлоку показалось даже, что у него снова, как под действием наркотиков, начались

галлюцинации. Но все, конечно же, было реально. Живой Мориарти. Все тот же, совершенно неизменившийся. Или?

— Так вот, значит, как, — медленно проговорил Холмс, не отводя от Джеймса взгляд.

— Что скажешь, Шерлок? Мне удалось развлечь тебя?

— Ты выбрал довольно странное время для возрождения. У тебя было немногим меньше десяти лет.

— Ты не прав, Шерлок. Тебе бы стоило подумать получше.

Мориарти подошёл ближе, заглядывая Холмсу в глаза. Они стояли друг напротив друга: один — в своем неизменном пальто, другой — в серебристом, с иголочки костюме. Такой был на нем во время судебного процесса несколько лет назад, и в таком же костюме Джеймс Мориарти приходил в квартиру к Шерлоку Холмсу.

— Я стал твоей тенью. Чарльз Магнуссен, Калвертон Смит, все это лишь тренировочные уровни перед окончательным финалом. Неужели, Шерлок, ты мог подумать, что я могу умереть, не убедившись предварительно в том, что ты последуешь за мной? Чувства, Шерлок, твой главный враг. Чувство вины. Скажи, за что ты избил доктора Ватсона?

— Чего ты хочешь?

— Я?

Мориарти вдруг замолчал, будто задумавшись. Шерлок проследил за его взглядом. Джеймс глядел в одну точку. Туда, где на видеокамере было видно миссис Хадсон с маленькой Рози на руках. Значит, теперь он действительно отпустил девочку? Но значило ли это, что она в безопасности? И кто будет тем, кто, в случае чего, прервет ее жизнь?

— У него действительно замечательная дочь, — проговорил Джеймс. — Нехорошо будет, если она так никогда и не вырастет. Что скажет Джон? Ведь ты когда-то отнял у него жену.

— Это не его война. Не его сражение. И не он нужен тебе, а я. Я теперь тут, перед тобой — ты можешь делать все, что захочешь. Отпусти девочку.

Мориарти покачал головой.

— Ты изменился, Шерлок. Изменился настолько, насколько смог стать таким, как они. Человек часто ощущает вину за то, к чему он даже, может быть, непричастен. И это… это делает его уязвимым.

Он сделал шаг вперед, переключая камеру на одном из мониторов. Шерлок подошел ближе. Камера снимала тюремную комнату Джона.

— Ему сейчас плохо. Очень плохо, Шерлок, и даже не от той боли, которую ты ему причинил, а от той, которую он причиняет сам себе. Но я не отпущу его. Не смогу, даже если бы и хотел. Он такой же мой враг, как и ты, и его боль — это твоя гибель.

Шерлок смотрел на Джона. На Джона, который, стоя рядом с раковиной, осторожно умывал покалеченное лицо. Вода мешалась с кровавыми потеками и бледно-розовыми ручейками стекала по кафельному бортику. Джон молча смотрел на них, опершись одной рукой о стену. Холмс закрыл глаза.

— В этом мире никому нельзя верить, Шерлок. Даже самому себе.

Джон оказался рядом так же, как и обычно: незаметно, будто появился из ниоткуда, подошёл и встал рядом, глядя туда же, куда и его друг. Шерлок ждал, что тот что-нибудь скажет, и доктор, наконец, заговорил серьезно и тихо:

— Я бы не одобрил.

— Да, — ответил ему Шерлок. — Да — если бы ты был здесь.

Джон усмехнулся:

— Твое упрямство родилось впереди тебя.

— Так же, как и твое, — бросил в ответ детектив.

Джон тихо засмеялся, и Шерлоку стало легче. Он обернулся к Мориарти. Взгляд его светился торжеством:

— Ты прав. Верить нельзя никому. В том числе, и тебе.

Джеймс склонил голову набок, чуть прищурив глаза. «Карие, — подумал Шерлок. — Какая ирония. В детстве я считал, что карие глаза могут быть только у очень добрых людей. Карие и еще… зеленые».

— Уж не думаешь ли ты, что все это…

— Блеф, — закончил фразу Шерлок, подходя к своему врагу все ближе и ближе. — Ты ведь это хотел сказать? Самый большой блеф за всю твою карьеру. Что же, хвалю. Ты хотел сжечь мне сердце, насколько я помню. И лучше всего оно горит не от своей боли. От чужой.

Шерлок подошел еще ближе.

— У тебя ничего нет, — проговорил он. — Ничего, кроме этих камер, которые теперь довольно легко найти. Дик Хоуп — единственный, кто был на твоей стороне, но и он предал тебя. А не предал бы — ты бы уничтожил его, как и всех остальных, с кем имел дело. Твое время вышло, Джеймс, и ты теперь в проигравших. Я думаю, у полиции найдется к тебе пару вопросов.

Детектив и злодей-консультант стояли теперь совсем близко друг к другу. Мориарти ухмыльнулся: холодно, злобно.

— Ваша жизнь вам не принадлежит. Не покушайтесь на нее. Кто это говорил, Шерлок? Ах, бедная малышка Эвр. Ее расстроенный ум выдумал чудесную сказку, в которую ты, Шерлок, безоговорочно поверил. Она — твоя вездесущая тень, я — только лишь ее пешка. Но не она была главным действующим лицом. Я твой ужас, Шерлок. Я, по-прежнему — твой ночной кошмар, который снова тебя переиграл.

Звук выстрела эхом отразился от стен комнаты. Шерлок с коротким вскриком свалился на пол, схватившись рукой за простреленную голень. Холодный ствол пистолета ткнулся ему в лоб.

— Жаль убивать тебя именно так. Но ты не оставляешь мне выбора.

— Я думаю, это ошибка.

Лестрейд стоял на пороге, нацелив оружие на Джеймса Мориарти.

— Не стоит.

«Вот и все», — тускло и отстраненно подумал, закрыв глаза, детектив. «Больше ничего не будет. Прости, Джон. Мне придется подвергнуть тебя еще раз этому испытанию… Жаль только, что запись об этом деле в твоем блоге действительно будет последней».

Мориарти улыбнулся и надавил на курок.

Прокатившийся по комнате выстрел замер в дальнем углу с тихим звоном.

Выдержка из блога доктора Джона Ватсона. Январь 2018 г.

Незадолго до Нового года в квартире 221В по Бейкер-стрит появился инспектор Грегори Лестрейд. Мы не виделись с ним с того дня, как мне самому позволили наконец вернуться домой из железной клетки. Но на тот момент я уже знал обо всем, что произошло в доме на окраине города. И о том, как в последний момент инспектор появился на пороге комнаты, чтобы всадить пулю в воскресшего злодея-консультанта. И о том, как Шерлок собственноручно проверял у Джима дыхание и пульс, чтобы теперь окончательно убедиться в его смерти. К племяннику Лестрейда меня не пустили. Впрочем, оно и правильно, вряд ли двенадцатилетний мальчик смог бы разобраться в тонкостях психологии и простить того, кто сделал ему больно. Я и сам до сих пор еще не вполне осознаю все произошедшее и потому, может быть, могу спокойно воспринимать шумиху, начавшуюся в городе после того, как это дело стало известным.

Лестрейд поздоровался и остановился в дверях. Я предложил ему сесть. Он молча прошел вперед и разместился на диване за журнальным столиком. Он был рассеян, но при этом задумчив и молчалив до того, что я начал подозревать о возникновении новых неприятностей.

— Грегори, что произошло?

С минуту он молчал, потом, не поднимая глаз, ответил:

— Джон. Сегодня Роберта выписывают из больницы.

Я облегченно выдохнул.

— Я очень рад за вас, инспектор.

Инспектор окинул меня оценивающим взглядом и усмехнулся.

— За меня ли?

Я понял, о чем он говорит и, признаюсь, не нашел, что ответить. Конечно, я был рад за Грега и, в большей степени, за мальчика, но я не смог бы описать, какой камень свалился с моей души при этом известии. Бог знает, каково было бы мне, в случае неблагополучного исхода, чувствовать себя убийцей.

— Вы ведь целились не на поражение, правильно я понимаю? У вас и не было задачи убить. Для того чтобы угодить за решетку, достаточно всего лишь покушения. А Мориарти нужно было упрятать вас, только и всего.

— Тем не менее, я выстрелил, — передо мной вдруг отчетливо повторилась полная картина того вечера, и я закрыл глаза, чтобы отогнать воспоминание. — Я виноват перед всеми. Перед вами, Грег, и перед несчастным мальчиком. Перед его родителями. Перед Шерлоком и даже перед Рози, хотя вы можете сказать, что уж перед ними мне не в чем себя винить. Но это ужасное чувство. Я помню, об этом как-то говорил мой отец: «Хороший человек должен иногда испытывать чувство вины за то, к чему он, может быть, не имеет никакого отношения». Я понял это много позже. И весь парадокс в том, Грегори — поймите меня правильно — что я не могу ответить себе на вопрос: могу ли я считать себя хорошим человеком? Я не рисуюсь сейчас — я одному вам говорю то, что не говорил даже Шерлоку. Мориарти очень тонко почувствовал это. Мориарти виртуозно играл на наших чувствах, как на фальшивом фортепиано. Меня не покидает мысль: а что если в этом и есть его победа и наше поражение. Ведь он фактически добился того, чего хотел.

Пусть осудят меня за чрезмерную выразительность. На момент, когда происходил этот разговор, газеты только и делали, что обвиняли меня с Шерлоком во всех смертоносных грехах. Причем, наверное, единственный раз за все время своего существования делали это справедливо. (Это, что касается моей персоны. По поводу Шерлока я по-прежнему категорически не согласен.) Я так чувствовал, а потому так говорил. И Грегори Лестрейд меня понял. Поэтому я до сих пор чрезмерно благодарен ему за то, что он сделал дальше.

Он поднялся с дивана. Обошел журнальный столик и подошел ко мне. Я стоял у кресла и смог хорошо разглядеть его лицо: простоватое, очень мужественное и умное. Лицо настоящего полицейского инспектора.

— Я вам верю, Джон, — просто сказал он. — Я знаю вас и верю вам. И Шерлоку. Может, это послужит вам своеобразным утешением.

Он пожал мою руку и кивнул. Я, немного погодя, тоже кивнул в ответ, тогда он развернулся и вышел из комнаты, поздоровавшись в дверях с Холмсом, который все еще немного прихрамывая, входил в этот момент в гостиную.

Так закончилась эта история. И если я описал ее здесь, то только лишь потому, что хочу, чтобы меня поняли все те, кому показалось несправедливым мое освобождение из тюрьмы. Я бы добровольно отсидел в ней положенный срок, будь мне это позволено. Но это бы значило признать себя преступником, виновным в некоем умышленном злодеянии. Но я не злодей — вот то, что я могу утверждать абсолютно точно. А остальное… Нас с Холмсом поймали в ловушку в этом деле, и мы выкарабкались из нее, как смогли. Кто знает, может, это было и не вполне правильно, но тогда Лестрейду стоило позволить Мориарти пристрелить Шерлока в том доме. Однако, боюсь, на такое, инспектор бы не согласился. Во всяком случае, мне хочется верить, что своими дальнейшими делами мы загладим те грехи, которые совершили. И тогда, может быть, я заслужу звание «хорошего человека», как называл это мой отец.