Проверено на грамотность 
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
| Следующая глава |
Дом был небольшим, тщательно побеленным, с большими чистыми окнами, под которыми, на узкой полоске огороженной земли, росли сезонные цветы.
— Мой садик цветет круглый год, — похвасталась хозяйка дома, нежно трогая воинственно вздернутые вверх венчики гладиолуса. — Весной расцветают цикламены и ландыши, летом гладиолусы и лилии. Осенью астры и георгины, а зимой гелениум и эхинацея. Я хотела бы, чтобы вы немного присмотрели за цветами, поскольку я уезжаю ненадолго из столицы.
— Конечно, — не стала отказывать ей Конан.
— Благодарю вас, — улыбнулась женщина, — давайте пройдем внутрь, я вам покажу дом и отдам ключи.
Ремонт внутри был все такой же простой: беленые стены, обитые темным деревом, прозрачные занавески на окнах, да большой скатанный ковер, стоящий в углу рядом с дверью во внутренний двор.
— У вас здесь был магазин? — спросила Конан, оглядывая витрину.
— Да, госпожа Сюин. Моя семья держала здесь ювелирную лавку, но теперь уж…
Конан сочувствующе улыбнулась. Да, этот год для ювелирного дела Страны Жемчуга был тяжелым. Многие теряли свое дело, и хозяйка Хон, сдававшая им жилье, не была исключением.
— Надолго уезжаете?
— На две недели, надо же все-таки посетить свадьбу внучки, — хмыкнула женщина, поднимаясь по лестнице и открывая первую дверь. — Как вам? Раньше это была наша с мужем комната.
Просторная спальня в современном стиле с полукруглой дверью, ведущей на балкон, была залита мягким полуденным солнцем. Большая супружеская кровать с рядом небольших подушек была устлана белоснежно белой простыней и широким вязаным покрывалом, которое привлекло внимание Конан.
— Удивительная работа, — не могла не заметить она и подошла ближе, чтобы лучше разглядеть узор из невесомых сиреневых ниток. Она никогда не видела ничего подобного.
— Вам нравится? — с нежной улыбкой спросила хозяйка Хон. — Я связала его, когда родилась моя первая дочь, но с тех миновало много времени, дети выросли, поэтому я решила, что подарю его вам.
Конан благодарно улыбнулась и коротко поклонилась.
— Благодарю, госпожа. Ваша забота очень трогает.
— Давайте пройдем дальше, тут еще пара комнат, которые вам нужно посмотреть.
Конан кивнула. В течение десяти минут женщина показала ей все, что было в доме. На первом этаже располагались лавка и небольшая кухонька, где можно было попить чай во время перерыва. На втором этаже помимо спальни находились две детские, комната для прислуги и санузел, который был еще большой редкостью в Хакутее.
— Не придется бегать в общественные бани, — с гордостью заявила хозяйка Хон, позволяя осмотреться Конан.
— Точно, — подхватила она, любуясь цветными бликами от витражного окошка на малахитовой настенной плитке. Посередине стояла простая, но весьма изящная ванна с изогнутыми ножками. В углу, щедро обрызганная радужным светом, сиротливо приткнулась белая ширма, сделанная из тонкой вощеной бумаги. Она была слишком простая и незамысловатая для утонченного интерьера ванной, и это не заметил бы только слепой.
— Пожалуй, это все, моя дорогая, — прервала молчание пожилая женщина, с грустью оглядывая стены. — Когда вы переедете?
— Уже завтра, госпожа Хон. Начнем ввозить вещи с утра.
Хозяйка кивнула.
— Держите ключи. Не проводите меня?
— Конечно, — живо откликнулась Конан.
Они вместе спустились на первый этаж и попрощались. Конан с необъяснимой жалостью смотрела вслед пожилой женщине, которая бодро держалась все то время, пока они были в доме, но стоило отойти шагов на сто, как сгорбилась так, словно ноша в секунду стала непосильной. Конечно, ей было непросто покидать дом, и Конан ее понимала как никто другой. Ее дома не было уже много лет.
На следующий день, пока Мадара был занят переездом, Конан направилась в парк Кёндэ, где у нее была назначена встреча. Погода стояла хорошая, дул ветер, давая сидящим на небольшой площадке игрокам в сёги, прохладу. Конан никогда не видела ничего подобного. Небольшая площадь со звучным названием «Площадь красных журавлей» вместила в себя с десяток белых каменных столов и скамей, сидя за которыми люди предавались игре. Над их головами мерно раскачивались красные фонари и многочисленные фигурки жестяных журавлей, нанизанных на длинную бечевку. То тут, то там, группки игроков собирались, чтобы понаблюдать за чьей-то особенно интересной игрой. Несмотря на это, найти того, кто ей был нужен, не составило труда.
— Ты пришел рано, — сказала она непринужденно, присаживаясь на нагретую солнцем скамью и кладя сумочку, расшитую бисером, на стол.
— Как и вы, — спокойно ответил ей Сен Хи, начиная раскладывать фигурки на доске. — Знаете, как играть?
Конан качнула головой, и он на пару минут вынырнул из своей задумчивости и тщательно объяснил ей правила. Куда лучше, чем в свое время это делал Джирайя-сенсей. Когда он закончил монолог, Конан сделала первый ход. Игра шла неторопливо, и она успела разглядеть и его высокий лоб с тщательно уложенными волосами, и удивительно бледное для шиноби лицо с темными провалами тусклых карих глаз.
— Ты болен? — не могла не спросить Конан.
— Нет, — равнодушно бросил Сен Хи, переставляя фишку. — А даже если и был бы, то это явно не дело руководства.
«Да у тебя, я погляжу, зубки есть», — с иронией подумала Конан. Его подчеркнутая вежливость и сухость в самом начале разговора, конечно, не остались ею незамеченными, но последняя фраза прямо-таки кричала о том, что у этого бойца весьма непростой характер. Впрочем, не у него одного.
— Я это ведь не просто так спрашиваю, вроде должен понимать… — продолжила Конан, решив немного вывести его из душного омута спокойствия. — Твое состояние важно для нашей миссии…
Фишка с силой опустилась на доску. Конан с любопытством посмотрела на подчиненного. К ее удивлению, он не показывал и следа раздражения или нетерпеливости. Темные глаза были все также безмятежны. Он не был раздражен, только хотел привлечь внимание, поняла Конан.
— У госпожи Миу выступление будет через три дня, я принес билеты.
— Отдашь к концу игры, — ответила Конан. — А пока расскажи о ней поподробнее. Из отчетов можно почерпнуть не так уж и много.
— Госпожа Миу родилась в Аме. Но после начала третьей мировой ее семья бежала в Жемчуг. Тут у них случились какие-то бедствия, и она сбежала с бродячей театральной труппой. Она выступала с ними вплоть до своего восемнадцатилетия, а потом случился большой скандал. Руководителя труппы кто-то зарезал прямо в постели, и ее подозревали в этом. Но пару дней спустя отпустили. Виновником оказался один из ее поклонников, который приревновал госпожу к директору.
Сен Хи замолчал на пару секунд, раздумывая над ходом, а потом продолжил рассеянно:
— На самом деле история очень подозрительная. Этого поклонника потом в камере повешенным нашли. Я пытался это дело расследовать, но госпожа Миу об этом прознала от знакомых и попросила не ворошить все это.
— И ты согласился, конечно?
— Зря иронизируете, — прохрипел он, и коротко закашлялся. — Госпожа Миу очень хороший человек, и проигнорировать ее просьбу было бы не очень красиво. В конце-концов, она мне платит за защиту, а не за то, чтобы я разнюхивал ее тайны.
— Логично, — хмыкнула Конан. — Кажется, она очень обаятельная.
— Так и есть. В ее доме не протолкнуться бывает по воскресеньям. У нее собирается чуть ли не вся богема столицы. Все эти актеры, поэты и аристократы не дают ей проходу, — с каким-то непонятным ей выражением лица заметил он.
— То есть, просто так мне туда не попасть? — прервала она его.
— Почему же, попадете, — возразил он, внезапно криво улыбнувшись. — Я не зря свой хлеб ем. Госпожа Миу сама вас пригласит, вот увидите. Просто приходите на ближайшее выступление.
Сен Хи внезапно перевел взгляд на наручные часы.
— Мне пора идти, — проронил он, вставая, и прихватил пиджак со скамьи. — Госпожа Миу скоро выходит, я должен быть с ней. Не забудьте билеты на столе.
Конан кивнула, наблюдая, как его широкая спина торопливо скрывается за поворотом, а потом перевела глаза на сёги. Кажется, она потерпела сокрушительное поражение. Неудивительно.
Через пару дней после переезда на новое место Мадара во время завтрака сообщил важную новость.
— Я освободился. Сегодня вечером пойдем на выступление нашей танцовщицы.
— Во сколько?
— В восемь. Будь готова.
К половине седьмого они с Мадарой закончили свои дела в лавке и начали готовиться к выходу. Конан с Рю заняли спальню, а он ванну. Уже скоро Конан была облачена в черное платье с поясом и чулки, терпеливо ожидая, пока Рю уложит ее короткие волосы. Когда служанка закончила, Конан с интересом разглядывала свой облик с изящно заколотыми волнистыми волосами.
— Я и не думала, что ты так хорошо умеешь делать прически, — восхищенно выдохнула Конан, и улыбнулась. — Где ты успела научиться этому?
— Вы ведь знаете, что я жила в семье господина Рэна. Его матушка работает парикмахером, и меня тоже немного обучила, — краснея от похвалы, выложила Рю. — Госпожа, я не так давно проходила мимо косметического магазина. Может, зайдем в следующий раз туда? Мне кажется, вам очень пошли бы тени для глаз.
Конан засмеялась. Для Рю, похоже, не было большей радости, чем украшать ее словно фарфоровую куколку из Страны Земли.
— Ну что ты, какие тени! Только посмотри на меня, мне бы не пошло подобное. Тем более, господин вряд ли будет в восторге.
Рю с сожалением взглянула на нее и отошла, прибираясь на изящном туалетном столике, заставленном чашей с льняной смесью и небольшими гребнями.
— Еще одно, госпожа, — резко повернувшись к Конан, заговорила служанка. — Попробуйте надеть эту ленту.
В руках у нее была бархатная лента, непонятно откуда взявшаяся. Но Конан слегка кивнула и снова присела на кушетку. Рю, не заставляя ждать, тут же завязала вокруг лба ленту.
— Так и правда лучше, моя дорогая. Спасибо, — улыбнулась ей Конан. — А теперь постучись к господину, спроси, готов ли он. Пригласи его сюда, если закончил.
— Меня не нужно звать, я сам прихожу, когда нужно, — открывая дверь, громко заметил Мадара, а потом с ног до головы осмотрел Конан. — Недурно. Идем, женушка.
Конан пожала плечами и двинулась к выходу. Они наняли рикшу и через двадцать минут добрались до центра Хакутея, который горел тысячами огней и цвел десятками цветов, поражая всякое воображение. Непрерывным потоком текли ручейки нарядно одетых женщин и мужчин, спешащих посетить модные танцевальные бары и рестораны. В одном из таких заведений, под названием Хрустальный дракон, выступала Миу Ивасаки. Еще при подходе к этому местечку, они заметили толпу мужчин, стоящих в ожидании чего-то около здания.
— Зачем они здесь стоят? — спросила Конан мужчину, проверяющего их билеты у входа.
— Ждут, может у кого-то будет лишний билет, который можно купить, — пробормотал он машинально, пряча разорванные бумажки в мешочек, а потом, будто осознав что-то, изумленно воззрился на нее. — Госпожа… тоже на выступление?
— Именно так, — ответила она, — а что? Не хотите пускать меня? — нарочито сердитым тоном заговорила Конан. Мадара, стоящий рядом, тихо фыркнул.
— Нет, конечно, нет, — расползся в неловком оскале билетер, — проходите, вам покажут ваши места.
Работник зала проводил их к ближнему месту возле сцены.
— А ты его знатно запугала, — с каким-то удовлетворением бросил Мадара, отодвигая стул и присаживаясь за небольшой, покрытый красной скатертью, стол.
— Я не готова слышать от тебя лестную оценку за пределами додзе, — возразила Конан, оглядывая пространство вокруг со смутным чувством неправильности.
— Ну-ну, — со смешком отозвался Мадара, закидывая ногу на ногу. — И чего ты оглядываешься? Ищешь взглядом своих подружек ямаубу(1) и кутисакэ(2)?
Конан не ответила на глупые детские подколы, но брошенные им слова внезапно заставили что-то щелкнуть в голове, и она поняла, что ее так смутило.
Весь небольшой зал был битком набит мужчинами различного возраста. Мест не было даже на трех балкончиках, бестолково висящих над головами людей. И ни одной женщины.
— Лучше бы сам оглянулся, вместо того, чтобы трепать языком зря.
— Да я вижу, ты сегодня будешь звездой вечера наравне с этой танцулькой, — даже и не думая терять хорошего расположения духа, протянул Мадара. — Теперь, даже любопытно, что она там показывать будет, раз женщины сюда не ходят. Но ты не волнуйся, с тобой сегодня будет твоя сестра тэндзё кудари(3). Слижет языком твою прическу…
— Замолчи, — прошипела Конан, — нашел время для этого.
И действительно, в это время на сцене занавес поднялся, а весь зал просто заревел тысячами разношерстных голосов. После пяти минут шума голоса, наконец, утихли, и Миу Ивасаки изящно склонила маленькую головку с распущенными платиновыми волосами в жесте признательности. Ее лисьи глаза быстро оглянули весь зал, но в удивлении остановились на Конан. Буквально пара секунд, и она вернула себе самообладание, возвращаясь в привычный рабочий ритм. Заиграла веселая мелодия, которая, впрочем, не заглушала голос танцовщицы.
— Знаете ли вы, господа, как сложно обучить приличную танцовщицу? — начала Миу игриво, весело щурясь и прохаживаясь по краю сцены. — Только посмотрите на меня, я много лет училась танцу маи(4), страдала на уроках биологии, антропологии, зоологии, болтологии…
Зал разразился сдержанным смехом.
— Но танцую джудан, — закончила она. — И считаю, что потеряла не так много, отказавшись танцевать с лысыми монахами.
Конан еле заметно улыбнулась. Ей нравилась непосредственность танцовщицы.
— И вот стою я перед вами, мои дорогие, — лукаво улыбаясь, продолжала Миу, — и не могу не порадовать вас видом моих плеч…
Она изящно начала стягивать ворот кимоно, открывая вид на свои покатые белые плечи. Люди возбужденно загудели.
— Думаете, я испытываю гордость за свои мощные плечи или же я нервничаю от того, что показываю их вам? Вовсе нет! Я думаю о том, почему моей собаке на ночь глядя приспичило вцепиться всеми лапами в моего плюшевого медведя, подаренного господином Танакой? Все равно ведь с ним щенка не получится! О, я вижу вас, господин Танака, — энергично воскликнула Миу, помахав какому-то мужчине в глубине помещения.
Тот, наверняка, залился румянцем.
— Или может рассказать вам, о чем я думаю, снимая свой оби-дзимэ? — спросила она, начав снимать эту синюю тонкую веревочку с ярко-красного оби, завязанного под грудью. Мужчины и тут не остались равнодушными, выражая кто свистом, кто криком свое восхищение.
Оби-дзимэ улетело куда-то в толпу, устроив небольшой переполох в задних рядах. Миу звонко рассмеялась.
— Дорогие мои, это не последний мой подарок вам, — утешила она тех, кому не достался сувенир. — Вам может достаться и кое-что гораздо интереснее…
Конан наблюдала за всем представлением со смесью любопытства и легкого недоумения. Это не были танцы, вообще ни в каком смысле. Скосив же глаза на Мадару, она заметила неподдельный интерес в его глазах. Ну конечно, как могло быть иначе, подумала она, закатывая глаза.
Выступление же шло своим чередом. Миу все поднимала градус. К ней на сцену принесли стул, и она со всем изяществом на него уселась.
— Многие поколения женщин могли показывать мужчинам только носок своей обуви, но я, — протянула она дразняще, — я совершенно не могу вам отказать в этой маленькой шалости.
С этими словами она резко подняла подол кимоно до самых бедер, и играючи вытянула вперед правую ногу, принимаясь развязывать подвязки с той неторопливостью, с которой монахи читают свои самые длинные сутры. Закончив, она быстро сняла чулок, и кинула в толпу, совершенно не обращая внимания на поднявшийся гвалт. Не давая опомниться, повторила трюк с левой ножкой.
— Кажется, вам понравилось, — подмигнула Миу, и продолжила, — но должна вам сообщить, что думала я в этот момент только о том, что где-то там, в гримерке, меня ждет горячий кофе со сливками. Видите ли, мне до сих пор холодно, — проронила она, с озорством приподнимая брови и опуская уголки губ в притворной гримасе огорчения. Для пущего эффекта она трагично прижала руки к гордо вздымавшейся приоткрытой груди.
Конан замерла, пытаясь понять, к чему она ведет.
— У меня даже мурашки! — запричитала Миу горестно и вдруг выдала с таинственным видом, — кажется, пришло время для принятия ванны, как думаете?
Слова эти словно разворошили осиное гнездо. Каждый, кто пришел на ее выступление, неистово начал поддерживать эту инициативу.
— Кажется, я понимаю, почему она такая популярная здесь… — пробормотала Конан, покосившись на напарника, который почувствовав ее взгляд, повернулся к ней.
— Что ты там сказала?
— Ничего-ничего, не отвлекайся, — язвительно буркнула она.
— Ты права, там гораздо интереснее, чем тут,
— с милой улыбочкой проговорил он, метнув взгляд в район ее груди. — Рад, что ты это понимаешь.
Конан от злости сжала скатерть и снова уставилась на сцену, где вовсю шли приготовления: рабочие вынесли уже наполненную горячей водой ванну и аккуратно поставили на пол.
Миу, с присущей ей грацией, скинула туфельки, и присев на бортик ванной, преувеличенно задумчиво провозгласила:
— Но я так люблю это кимоно… Ах, придумала-придумала! Поделюсь с вами моим оби, я же обещала, что дам вам что-нибудь значительнее, чем мой оби-дзимэ.
Тут же, не медля ни секунды, она начала стягивать с себя оби. Это было куда сложнее, чем все остальное, но она справилась и отправила пояс в полет до очередных восторженных рук. Кимоно же ее, расписанное белыми перьями по подолу, немного опало. Миу медленно и чувственно скинула с себя его, и, переступив через ткань, предстала перед всеми в нежном шелковом дзюбане(5). Неторопливо она забралась в ванну, но не спешила садиться.
— Но кажется этого недостаточно, — с хитрой усмешкой сказала Миу, и только потянулась в поясу нижней одежды, как услышала:
— А я думаю, что этого уже достаточно.
Все в зале повернули голову в сторону входа. Там, в окружении персонала и нескольких подчиненных, стоял жандарм. Судя по кривой ухмылке танцовщицы, она встречалась не первый раз с этим угрюмым блюстителем порядка.
— Ах, капитан Кан, вы как всегда, вовремя, — пропела Миу, вылезая из ванны.
Публика в зале недовольно загудела. Да и кому понравится, когда прерывают такое представление?
Точно не мужчинам. Конан же, напротив, только обрадовалась, что это кончилось.
— Пожалуйте с нами, госпожа Ивасаки, — прогрохотал капитан Кан, одним взглядом успокаивая все недовольство среди посетителей в корне. Ки шиноби все же эффективно работала на простых гражданских.
— Иду-иду, — кокетливо отозвалась она, накидывая кимоно и пытаясь с помощью Сен Хи его быстро подвязать первой попавшейся бечевкой.
Наконец, она спустилась со сцены, и, подмигнув Конан, направилась к ожидающей ее группе жандармов. Рядом с ней вздохнул Мадара.
— Эх, какое представление испортили…
Конан даже не нашлась, как ответить, и молча, поднялась, собираясь идти домой. Дошли в тишине. Она первая заняла ванную, пытаясь самостоятельно смыть весь льняной концентрат, скреплявший ее прическу. Но делала это машинально, не переставая думать о том, что сегодня увидела. Для нее было удивительно, что кто-то среди женщин занимается таким, и ей было не очень приятно наблюдать за этим, поскольку она понимала, что все это делается не от хорошей жизни. Вернее, делается из-за отвратительной жизни. И осуждать Миу, очаровательную Миу с трогательными ямочками на щеках и красивыми голубыми глазами в обрамлении леса ресниц, никак не выходило. За ее беспечной улыбкой явственно чувствовалась больная история. Как у Рю, как у тысяч других женщин. Если бы ей, Конан, повезло чуть меньше, она была бы на их месте.
Наконец, Конан закончила, и отправилась в спальню. Она одна занимала всю кровать, поскольку Мадара по-прежнему не спал. Нельзя было сказать, что у нее сон был здоровый, и спала она по десять часов в день, но все же, Конан хотя бы спала. Хотя бы четыре часа. Иногда и того меньше. Кошмары перестали ее мучить, но от этого Конан не чувствовала себя счастливой. Она больше не видела Яхико, даже во снах, и это тяжелым, больным камнем легло на ее и так придавленную грудь.
В спальне Мадары не оказалось, и Конан тайком вытащила из своего комода бархатный мешочек и вытряхнула на ладонь вырезанную деревянную розу — подарок Нагато. Он сделал ее еще тогда, когда они были командой, как раз накануне той злосчастной миссии, которая разделила их жизнь на относительно счастливое до, и уродливое горькое после. Она много раз порывалась уничтожить розу, но не могла. Это было последним, что осталось. Последнее, что говорило всем своим видом, что прошлое действительно было, что ей ничего не приснилось, не привиделось в наркотическом дурмане макового молока. Горько, как же горько. Конан нежно погладила гладкие лепестки цветка и снова спрятала в мешочек. Нестерпимо захотелось увидеть Нагато. По крайней мере, они бы утешились, только взглянув друг на друга.
Она уже сидела на кровати, одетая, но с влажными волосами, когда вошел Мадара.
— Не впечатляет, — на ходу бросил он, расстегивая пиджак.
Конан, которая упражнялась в контроле, пытаясь на небольшой раме нитями чакры разной толщины создать рисунок, на мгновение отвлеклась, отчего очертания пейзажа полностью пропали. Горло Конан сжал удушливый гнев.
— Тебя. Никто. Не спрашивает, — отчеканила она злобно.
И тут же пожалела о своей вспышке. Сколько раз он так ее выводил на эмоции? Удивительная способность раздражать ее только открыв рот. Но ему это как будто нравилось. Пока Конан не удавалось сохранить способность просто не реагировать, но она старалась. Всему свое время, утешала куноичи себя. Помогало слабо.
— А мне показалось, ты нуждаешься в оценке, — нагло бросил Мадара. — Иначе, зачем ты этим занимаешься здесь?
— Здесь? — в недоумении подняла голову Конан.
— Да. В спальне. Это место для совсем других занятий, если ты не в курсе.
— Да ты никак отойти от выступления госпожи Миу не можешь, вижу. Может, пойдешь еще погуляешь, умоешься, окунешь голову в бочку с водой…
«И захлебнешься», — продолжила она уже про себя. Судя по взгляду Мадары, он догадался о ходе ее мыслей. Однако это его ничуть не смутило.
— Просто хотел предложить в другом месте тренироваться, — закинул он пробную удочку, внимательно наблюдая за ее реакцией.
Конан мрачно посмотрела на напарника. И хотелось, и кололось. Ей в последнее время казалось, что она скоро на стенку полезет без привычной нагрузки. Ощущение, что мышцы сдуваются, было чуть ли не осязаемым. Но вот проводить тренировки с Мадарой ей не хотелось. Достал. Но все же…
— Не советую долго раздумывать, Конан. Я отсюда вижу, как ты потихоньку теряешь форму и хилеешь.
Она напряглась. Конечно, это была провокация, но выкинуть правду из его слов тоже было нельзя.
— Ладно, — сдалась Конан, стараясь не смотреть на довольную физиономию Мадары. Иначе ей стало бы плохо.
И как так выходило, что ей постоянно приходилось с ним соглашаться?
Примечания:
Не забывайте ставить значок ожидания)
1) Ямауба, что переводится как «горная ведьма», выглядит как страшная, уродливая старуха. Волосы её неухожены, они длинные и седые. Часто изображается в красном кимоно, грязном и рваном. Огромный рот ведьмы растянут на всё лицо, согласно некоторым описаниям, у неё два рта. В то же время ямауба способна менять свою внешность, что помогает ей заманивать к себе доверчивых людей. Живёт ямауба в глубине гор и лесов Японии.
2) Призрак в виде женщины с длинными волосами в марлевой повязке либо хирургической маске, закрывающей нижнюю часть лица. Её имя означает «женщина с разорванным ртом», она является персонажем множества фильмов, аниме и манги.
3) Призрак, выглядящий как уродливая старуха без одежды, с длинным языком, острыми зубами и растрёпанной копной волос. Большую часть дня прячется от хозяев, скрываясь где-то на чердаке или в узком лазе между потолком и крышей. А посреди ночи выползает из своего убежища, двигаясь вверх ногами, как паук по потолку, чтобы пугать людей до смерти или питаться ими.
4) Один из видов традиционного японского танца, который чаще всего исполнялся в храме
5) Японское нижнее белье, состоящее из двух юбок и чего-то типа распашонки. Дам небольшую ссылку, если кому любопытно. https://vk.com/wall-137425031_2224?z=photo-137425031_457246062%2Fwall-137425031_2224\
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
| Следующая глава |
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу