Его глазами (джен)

Посвящаю заключительную главу этого фанфика моей подруге, которая сегодня празднует день рождения — будь счастливой и не теряй оптимизма :)

---

Это был самый важный эксперимент в моей жизни.

И самый жестокий.

Какая-то часть меня все еще не могла в это поверить. У меня не было причин подозревать Джона во лжи (в отличие от меня, он был никудышным обманщиком), но я не мог до конца осознать то, что он мне рассказал.

У меня была родная сестра.

Эвр.

Восточный ветер.

Ее имя было самым серьезным аргументом в пользу правдивости этой информации. «Грядет Восточный ветер, Шерлок. Он тебя унесет». Сказка, которой Майкрофт пугал меня в детстве. Теперь я знал, откуда она взялась. Осталось лишь выудить из братца подробности. Крайне непростая задачка — я не представлял, как к ней подступиться. И тогда Джон придумал план: как следует его напугать.

И Майкрофт напугался.

Его панические возгласы стали самым красноречивым подтверждением, которое я только мог попросить. Значит, Эвр не только существует — она заперта под замком, и ключ от него Майкрофт держит у своего сердца. А еще он смертельно ее боится.

Почему?

Когда спектакль нанятых мною дешевых лицедеев подошел к концу, я был на удивление спокоен. Я еще не понимал, как к этому отношусь. И, несмотря ни на что, мне было жаль. Майкрофт смотрел на меня с перекошенным, злым и одновременно испуганным лицом. Мне не хотелось извиняться, однако в глубине души я понимал, что поступил несправедливо.

Хотя первой несправедливостью в этой игре была его ложь.

Он все-таки пришел на Бейкер-стрит, не мог не прийти. И упрямился, стоя рядом со стулом с раздраженной неприветливой миной. Ах, братец, так ты не клиент? Тогда иди отсюда.

Я знал, что он не уйдет.

Миссис Хадсон предложила ему чаю, хотя на самом деле не собиралась его заваривать. Ее сарказм бы излишен, но он оттянул неизбежное, и за это я был ей благодарен. Когда она ушла, он отбил удар на мне. Нет, Майкрофт, я не буду «включать свою дедукцию». Ты просто расскажешь правду. Это он тоже попытался парировать, но мне было не до словесных пикировок.

Я хотел узнать, как все было на самом деле.

Эвр. Восточный ветер. Сестренка, которую я не помню. И которую мой старший брат превратил в историю о призраках. К моему удивлению, на это обвинение Майкрофт отреагировал спокойно — у него имелась надежная аргументация. Он объяснил, что не пытался меня запугать, а проверял потенциальные активаторы, чтобы отследить мое эмоциональное состояние. Держал в узде моих внутренних демонов.

Заботился обо мне.

Я все еще не мог понять, как я мог забыть Эвр, полностью вычеркнуть ее из памяти. Удалить. Тут Майкрофт начал ершиться. «Дело сугубо семейное». Он не хотел, чтобы Джон знал то, что он собирался мне рассказать, но Джон был единственной семьей, которую я когда-либо знал. Остальные всегда предпочитали держаться на расстоянии или… или были стерты моей собственной памятью. Чтобы справиться с этим, мне нужна была поддержка близкого человека.

Близкого человека, который не был бы Холмсом.

Майкрофт принял условия этой игры — он ведь всегда шел мне навстречу (отсюда и все наши проблемы). Он сказал, что разница между мной и Эвр составляла всего год. «Средний ребенок» — так назвал меня Джон, и я вздрогнул. Это было непривычно и непонятно. Я так привык быть младшим, что это открытие выбило почву у меня из-под ног.

Впрочем, последние несколько месяцев я и так словно ходил по тлеющим углям.

Джон спросил Майкрофта, владела ли Эвр «этой всей дедукцией». Неудачный оборот почти оскорбил брата, но не по той причине, о которой я подумал в первую очередь. Нет, то, что испытывал Майкрофт… Смесь страха и скрытого восхищения, которое он был не в состоянии утаить от меня. Гений, определявший наш век — вот кем была Эвр. И я помнил ее, только не так, как помнят обычные люди. Память о ней была вплетена в мою жизнь и определяла каждый выбор, что я делал. Все эти годы она была со мной, а я об этом даже не подозревал.

Она была другой, так сказал Майкрофт. Знала то, чего не должна была знать — как такое было возможно?.. У меня по спине побежали мурашки. Я начинал… вспоминать или понимать? Сейчас это было одно и то же. В моей голове возник образ маленькой девочки, не по годам серьезной и оттого печальной. Она не знала, что такое боль.

И она была частью меня самого.

Масгрейв — старый дом, в котором прошло мое забытое детство. Надгробия с неверными датами, завораживавшие меня своей парадоксальностью… Время, текущее сквозь пальцы, словно принадлежит другой жизни, не моей. Я услышал голос мамы — она звала нас пить чай. Майкрофт сидел рядом со мной, а Эвр — напротив, и она пела песенку.

Ту самую, из моих снов.

Я где-то был потерян — иди меня искать.

И яму раскопай, где старый бук растет.

Задул Восточный ветер, мне хочет помогать.

Ты ветру доверяй — он к цели приведет.

Я шептал ее вместе с Майкрофтом и не мог толком понять, где мы находимся — в настоящем, на Бейкер-стрит, или в прошлом, дома, в Масгрейве. Я вспомнил Рэтберда. Так вот что с ним случилось. Эвр увела его и никому ничего не сказала, только повторяла эту песенку.

Загадку, которую никто не смог разгадать.

Рэтберда так и не нашли, а я… Мне стало все сложнее цепляться за настоящее. Старая травма тянула меня в детство, и хватка ее склизкой костлявой руки на моем горле мешала мне дышать. Так вот, значит, почему я так изменился.

Вот что сделало меня таким.

Джон ничего не понимал — как я мог забыть сестру, с которой мы жили в одном доме? Майкрофт скорбно покачал головой. Нет, все было не так. Эвр забрали. Я насторожился, стряхивая с себя ошметки застарелой боли. Так значит, Майкрофт с подачи дяди Руди обманул наших родителей и сказал им, что Эвр устроила еще один пожар и погибла? И это он называет «доброй сказкой»?

Я не знаю, что тяготило меня сильнее — обида или горечь.

Правда оказалась хуже ночного кошмара. На самом деле дядя Руди определил нашу сестру в «Шерринфорд» — секретную тюрьму для «неуправляемых», расположенную на далеком острове. Майкрофт назвал ее «преисподней», и в кое-то веки поэтическая метафора показалась мне вполне уместной.

Эвр жила в аду.

Но из этого ада можно было вырваться.

Майкрофт, конечно, в это не верил. Влетевший в квартиру через заднее окно дрон посеял в нем сомнения. Высоким женским голосом он пел всю ту же песенку из нашего детства, а сверху к нему была прикреплена какая-то серебристая штука. Как сказал Майкрофт, это была «терпеливая граната» — взрывное устройство, срабатывающее при малейшем движении.

Дрон грациозно сел на пол, и датчик движения загорелся красным.

Все еще считаешь, что наша сестра сидит под замком в темнице, Майкрофт?

Похоже, моему проживанию на Бейкер-стрит пришел конец. Хорошо, что кафе внизу было закрыто. Миссис Хадсон была занята уборкой. Отлично, значит, у нас есть еще несколько секунд. Мы с Джоном стояли ближе к окнам — придется прыгать. Майкрофт побежит по лестнице, спасать миссис Хадсон. Может быть, в благодарность за это она в следующий раз все-таки заварит ему чаю.

Если, конечно, мы доживем до следующего раза.

Если же нет… Странно, но я подумал о Рози. Что, если Джон не успеет с ней попрощаться?.. Джон, впрочем, думал о другом. Он вспомнил, откуда взялась та цитата, которую привел Майкрофт в начале нашего разговора. «Как важно быть серьезным». Да, я помню, в школе мой брат играл леди Брэкнелл. На мой вкус, ему недоставало драматического таланта, но если мы сейчас умрем… Я счел нужным его похвалить.

Единственное, что я мог сейчас сделать.

Миссис Хадсон выключила пылесос.

Я пожелал нам удачи.

* * *

После случившегося Майкрофт все-таки признал, что охрана Эвр — возможно — скомпрометирована, и мы решили залечь на дно. Вылетать на взрывной волне со второго этажа оказалось больно даже для такого мастера полетов, как я, так что нам в любом случае пришлось взять тайм-аут и заодно все хорошенько продумать. Майкрофт якобы лег в больницу в предсмертном состоянии, а мы с Джоном «испарились» с помощью моей сети бездомных. Миссис Хадсон, слава Богу, не пострадала, и пусть Бейкер-стрит лежала в руинах, ремонт сейчас не входил в мои планы.

Я должен был попасть в «Шерринфорд».

Если Эвр сбежала (а я в этом не сомневался), нам предстояло обмануть охрану самой секретной тюрьмы в стране (если не в мире) и каким-то образом пробраться к ней незамеченными.

Хорошо, что искусство маскировки было у нас в крови.

На вертолете, пилотируемом одним из самых надежных людей Майкрофта, мы десантировали на ничего не подозревающую рыбацкую лодку. Я ведь всегда мечтал стать пиратом… Остальное было делом техники. Джон всегда был готов побить кому-нибудь морду ради благого дела, а Майкрофт вошел во вкус актерской игры и весьма виртуозно изобразил возмущенного старого рыбака. Мне досталась роль невзрачного охранника с искривлением позвоночника, но я не возражал. Главное, что управляющий приказал мне наблюдать за Эвр Холмс.

И я отправился выполнять приказ.

Хорошо, что я не страдаю клаустрофобией. Майкрофт сравнил «Шерринфорд» с адом и был прав: безликие коридоры угнетали своей серостью, а узкие пространства сдавливали со всех сторон, угрожая панической атакой. У камеры Эвр я сдал свой автомат. Охранник сразу же определил, что я на дежурстве впервые, и задал вопрос, но поскольку он касался какого-то фильма, я не смог ответить. Ну да, держать дистанцию, к стеклу не подходить… Я бросил беглый взгляд на мониторы. Черноволосая женщина в белой робе стояла спиной к камере и играла на скрипке. Охранник сказал, что ее музыка убивает.

Но играла она красиво.

В лифте я сбросил маскировку и расправил плечи. Был ли я готов к тому, что ждало меня в той камере? Конечно, нет.

И все-таки я ждал этого с замиранием сердца.

Дверь лифта плавно отъехала в сторону, и я медленно зашел в камеру. Все было так, как и предупреждал меня Майкрофт. Стеклянная стена отделяла Эвр от остального мира. В ее комнате были только кровать, стол и стул, ничего больше. Когда я зашел, она на миг прекратила играть, а когда снова начала вести смычком по струнам, из-под них полилась знакомая мне мелодия.

Я где-то был потерян —

Иди меня искать…

Я замер. В моей голове снова возник Рэтберд. Зачем она это делала? Что хотела этим сказать? Я сделал полшага вперед, нарушая правила, и скрипка издала нестройные, диссонирующие звуки.

Я понял намек и отступил назад.

Эвр прекратила играть и застыла. Смычок был продолжением ее руки, и ее черные вьющиеся волосы напомнили мне волнообразные струны. Я одновременно и хотел, чтобы она повернулась, и боялся этого. Что я увижу за этим стеклом?

Что я увижу в отражении?

Она спросила, принес ли я резинку для волос. Это сбило меня с толку, и я так и сказал. Я здесь не работаю, она приняла меня за другого. Но Эвр продолжала настаивать на своем. Оказывается, резинка принадлежала маме, и она приказала мне ее украсть.

Последнее, что она сказала мне перед тем, как ее забрали.

Она обернулась.

Я изо всех сил старался напоминать себе, что не сплю.

Она была похожа на нас — на Майкрофта и на меня. Глаза, форма носа, лоб. Я как будто смотрел на человека, которого давно знал, но только сейчас понял, кем он для меня был.

Моя родная сестра.

Мне пришлось ей возразить: нет, не просьба о резинке для волос была последним, что она мне сказала. Мы общались совсем недавно. Она приходила на Бейкер-стрит, прикинувшись некоей Фейт Смит — неужели она этого не помнит? Эвр мои слова проигнорировала. Я спросил, как она выбралась из «Шерринфорда», и она отбила этот удар моим же оружием. Говоришь, что я смотрю, но не замечаю?

А на что я должен был смотреть?

Эвр протягивала мне скрипку. Я думал, она спрашивает про музыку, но музыка ее не интересовала. Она сказала, что может определить лишь ее точность, но не красоту. Знакомый мотив — где я его слышал?.. Нет, она имела в виду не музыку. У нее в руках был Страдивари, и она сказала, что это был подарок.

Для меня.

Когда Эвр передала мне инструмент через люк, я снова оказался сбит с толку. Как она узнала, что я играю?.. Этот вопрос ее разозлил. Что значит, она меня учила?..

Я вообще этого не помню.

Теперь она смотрела на меня изучающе, и мне стало не по себе. Неужели мой взгляд был таким?.. Холодным и… отстраненным? И что Эвр имела в виду, сказав, что я «переписал» воспоминания? И до сих пор не узнал про Рэтберда?

Она сочла это хорошим знаком.

Я почувствовал, как контроль над ситуацией ускользает у меня из рук.

Эвр сказала, чтобы я ей поиграл. Я повторил свой вопрос, но она заявила, что я уже все узнал. Странно — мой брат всегда делал меня тупее, чем я был на самом деле, а моя сестра, похоже, считает меня более сообразительным, чем я всегда думал. Я все-таки ей подчинился и заиграл, но оказалось, что Баха она слушать не хочет.

Ей хотелось слушать меня.

Не знаю, почему я выбрал ту мелодию. Она пришла как-то сама собой, словно Эвр надавила на некий рычаг внутри моего сознания, и я не смог ничего с этим поделать. И она моментально вычислила то, в чем я боялся признаться даже самому себе. Хорошо, что она спешила перевести разговор на себя, поделиться новостью, как младшая сестра, что хочет поскорее ввести в курс дела старшего брата… От ее слов у меня мороз пробежал по коже. Не помню, как доиграл ту мелодию, но она заметила, что у меня дрожит рука. На это, значит, она внимание обратила, а вот пол человека, с которым она занималась сексом, ей был безразличен?

Будь я не я, мне стало бы тошно. Наверное, в тот момент у меня уже не было ни единого шанса выбраться, но это не слишком меня волновало. Я хотел, чтобы Эвр рассказала мне, что она помнит. Хотел понять, что недоговаривал Майкрофт. В наушнике послышался голос Джона. Он предупреждал об опасности, но я его проигнорировал. Я должен был знать, что случилось, даже если это приведет меня к гибели.

Поэтому, когда Эвр сказала мне подойти к стеклу, я подчинился.

Я ведь всегда любил нарушать правила.

Эвр утверждала, что она помнила все. Меня, себя и Майкрофта. По ее словам, Майкрофт был довольно умным, а я притормаживал, но, несмотря на это, именно я был ее любимцем.

Я сделал еще один шаг.

Ей нравился мой смех. Это меня озадачило. Не представляю, почему бы я стал смеяться. Оказалось, что я и не смеялся — я вопил. Ну и почему…

Рэтберд.

Я сглотнул, тщетно пытаясь привести в порядок спутавшиеся в клубок обрывки воспоминаний. Я помню Рэтберда, но есть что-то еще… Какой-то недостающий кусочек мозаики, который Эвр никак не хочет мне дать.

Еще один шаг в пропасть.

Все, что мне нужно, это коснуться стекла.

Ее голубые глаза меня гипнотизировали, но я все еще держался. Я знаю, что случилось с Рэтбердом. Или?.. Эвр сказала, что я ничего не знаю. Она смотрела на меня с невинным видом, как будто мое недоверие ее ранило. Но это был обман — на самом деле она прекрасно понимала, насколько неуверенно я себя чувствовал. В этом она была права — сейчас я уже ничего не знал наверняка. Прошлое опять смешалось с настоящим, и я был потерян… потерян… Кто меня найдет? Эвр предлагала мне коснуться стекла вместе с ней, и моя рука непроизвольно потянулась к ее ладони.

Но там, где я ожидал увидеть холодную стену, я нашел мягкую теплую кожу.

От неожиданности у меня перехватило дыхание. Стекло исчезло, и теперь мы с Эвр держались за руки. На самом деле этой преграды между нами никогда не было. Обыкновенный трюк: надписи висят, голос имитирует ларингофон. Умно и просто.

Идеальная западня для недалекого братца.

Эвр медленно отпустила мою руку. Теперь я был полностью в ее власти, и она наконец-то соизволила ответить на мой вопрос.

Как она выбралась из «Шерринфорда»?

А вот так.

Внезапный мощный удар полностью меня дезориентировал. Я упал на пол, в глазах у меня потемнело. Эвр запрыгнула на меня и принялась душить.

Я потерял сознание.

* * *

В себя я пришел достаточно быстро. По крайней мере, раньше Джона, которого перепрограммированные моей сестрой охранники оставили «досыпать» на ее кровати. Вместе с нами в ее камере заперли также Майкрофта и управляющего.

Скверно.

Очень скверно.

В ожидании дальнейших событий я мерил камеру шагами. Голова гудела от эмоций, и я с большим трудом не давал выхода сковавшему меня напряжению. Если я сейчас сорвусь, Эвр это только обрадует.

А видит Бог, сорваться мне хотелось.

Джон пришел в себя и пожаловался на шишку. Ну, обзавестись шишкой, это ерунда — я вот обзавелся сумасшедшей сестрой. Майкрофт счел, что я занимаюсь ерничаньем. Поверь мне, братец: ты не хочешь узнать, чем мне на самом деле хочется заняться.

Внезапно раздались громкие телефонные гудки, и мы услышали испуганный голос маленькой девочки, летевшей в огромном самолете, пассажиры которого почему-то заснули. Ответил ей… Мориарти.

Так, он мертв.

Точно мертв.

И все же… причем тут Мориарти?

Как оказалось, его видео-сообщение было записано. Злодей-консультант становится предсказуемым… И за привет я благодарить не буду. Майкрофт сразу начал возмущаться, и пришлось его заткнуть.

Что бы ни случилось, в конце концов я докопаюсь до правды.

Наш разговор с девочкой был коротким. Эвр оборвала подключение, и мы увидели ее лицо на мониторе. Майкрофт, конечно, снова стал негодующе (испуганно, если говорить точнее) восклицать, но Эвр заставила его замолчать. Что это за подарки он ей приносил?..

Час от часу не легче.

Эвр пообещала снова подключить нас к девочке в самолете… при одном условии. Она развернулась в своем кресле, и мы увидели вдалеке привязанную к стулу женщину. При виде нее управляющий затрясся от ужаса. Как оказалось, это была его жена. Которую Эвр пообещала убить, если Майкрофт или Джон не убьет его самого.

Пистолет она нам любезно предоставила.

Эта была старая как мир моральная дилемма. Кого вы спасете на пожаре: шестерых незнакомцев или родную сестру? Любой выбор сделает вас убийцей. Что бы ни случилось, вы все равно будете чувствовать вину.

Эвр сказала, что я смогу это сделать, поэтому запретила мне стрелять. Была ли она права? Возможно. Я вспомнил Чарльза Огастеса Магнуссена. Я ведь не почувствовал ни малейшего раскаянья, убив его. И сделал бы это снова, если бы понадобилось. Все, чтобы защитить своих близких… Видела ли Эвр эту запись? Наверняка. Что она об этом думала?

Скорее всего, этого я никогда не узнаю.

Я знал, что Майкрофт не сможет выстрелить, и поэтому сначала предложил пистолет ему. Брат никогда не был агентом — он аналитик, а не киллер… Но его решения влияли на судьбы многих людей. Он посылал на смерть солдат, подписывал приказы о ликвидации террористов. Делало ли это его убийцей? У меня не было ответа на этот вопрос, и в этом и заключался расчет Эвр. Есть ситуации, в которых мораль дает сбой.

А кто мы такие без наших моральных устоев?

Смертельно бледный, Майкрофт в ужасе попятился. Конечно, он этого не сделает. Я протянул пистолет Джону. Он меня игнорировал, но игнорировать умоляющий взгляд управляющего он не мог. Только не Джон. И только не после того, как тот спросил про его жену.

Что бы сделали мы оба, чтобы вернуть Мэри?..

Джон все-таки решился. Он был солдатом, а солдаты постоянно принимают такие решения. И все-таки он медлил. Задавал ненужные вопросы. Спросил, как зовут управляющего (оказалось, что Дэвид). Заверил его в том, что тот делает хорошее дело (или он говорил это самому себе?..). Не в силах смотреть ему в глаза, он сначала повернул его спиной, потом поставил на колени. И пока он все это делал, он все еще верил в то, что сможет нажать на курок.

А я уже знал: не нажмет.

Секунды тянулись мучительно долго, прилипали к бегу времени, как навязчивая паутина. Где-то противно «тик-такал» Мориарти. Вот бы забрать у Джона пистолет и снова отправить его на тот свет.

Ведь теперь мы точно знаем: даже из ада можно вернуться.

И Джон не смог. Все-таки не выстрелил. Я инстинктивно поспешил его успокоить, но не успел ничего толком сказать. Управляющий по имени Дэвид выхватил у него пистолет и, беспорядочно целясь в нас троих, зарыдал, как маленький ребенок. А потом попросил, чтобы мы его помнили, и, поднеся трясущимися руками пистолет к подбородку, вышиб себе мозги.

Майкрофту стало дурно.

Джон выглядел так, словно его обескровили.

В тот момент я ненавидел Эвр так сильно, как, наверное, не ненавидел никого прежде. И все-таки я не потерял контроль. Все-таки я не сорвался, когда увидел, как она сладко улыбается и благодарит нас троих за то, что мы были «прекрасны».

И когда она взяла пистолет и через стекло убила жену управляющего, я все еще оставался бесстрастным.

Я просто отупел? Или меня заморозила бушующая внутри холодная ярость? Или я понимал, что допустил просчет, и корил себя за ошибку?

Моральные устои доктора Ватсона. Я вспомнил его разочарованный взгляд, тогда, десять тысяч лет назад, когда мы впервые столкнулись с Мориарти, и он возмущался из-за того, что я не сочувствовал его жертвам.

Неужели и я был таким, как Эвр? Монстром, готовым идти по трупам ради эксперимента и ради игры?

Мне не хотелось об этом думать.

Я слишком боялся ответа на этот вопрос.

Эвр приказала мне поднять пистолет. Я упрямо отказался, и она мягко сообщила, что он предлагается из милосердия. Ко мне.

Ведь если придется еще кого-нибудь убить, я вряд ли захочу сделать это голыми руками.

Я подчинился. Опять.

Боковая дверь камеры открылась, приглашая нас на второй «раунд». Я не мог думать о том, кого еще мне предстоит убить, и вместо этого спросил Майкрофта о подарках. Скрипка? И все?

Опять эта проклятая ложь.

Почему мой брат был так уверен в том, что он способен контролировать все на свете?

В следующей камере было окно, а еще там покрасили стены. Похоже, я был не единственным Холмсом, любившим драматические эффекты… Снова раздались гудки — это опять звонила та девочка. Нужно было узнать, где она находится, и куда летит самолет… Но все, что мы выяснили, так это то, что за окном ночь, а самолет, в котором все, кроме нее, спали, был большим. Но куда они летят? Домой? А где были? У бабушки? Но…

Эвр снова оборвала наш разговор.

На этот раз нам предстояло раскрыть преступление — определить, кто из троих братьев Гарридебов убил некоего Эванса. Мы располагали лишь их фотографиями, а также образцом винтовки, из которой стрелял убийца. Майкрофт снова засопротивлялся, что было ожидаемо — он никогда не любил играть в игры. А еще он не хотел соревноваться с Джоном… Я затолкнул эту мысль вглубь своего сознания. Сантименты мне сейчас не помогут. Мне нужна логика.

Но Эвр слишком хорошо меня знала — она читала мои мысли, словно они были написаны той краской на стене… Поэтому она внесла в мою дедукцию «эмоциональный контекст». Щелкнул какой-то рычаг — и за окном повисли на веревках связанные по рукам и ногам Гарридебы.

Тони или плыви, да?

Проклятые сантименты.

Майкрофт в отчаянии вопросил, зачем мы вообще должны играть в ее «глупые игры», и Эвр снова соединила нас с девочкой. Малышка в самолете, что вот-вот разобьется… Джон прав — мы должны быть солдатами, нужно сосредоточиться… Я ничего не успел выяснить у девочки, но эта встряска помогла мне собраться. Так, это точно был не Нейтан — он носит очки, с такого расстояния он бы в Эванса не попал… Я метнулся к Гарридебу, у которого на шее висела табличка «Говард». Этот был пьянчужкой — нос опух, руки трясутся от белой горячки… Нет, он бы определенно промазал. Значит, Алекс… Здесь мне помог Майкрофт — указал на недавнюю лазерную коррекцию зрения. Да, точно — снял очки, по-новому на себя взглянул… И руки не трясутся, и зрение хорошее — это был он, Алекс Гарридеб!

Эвр предложила мне его обвинить. Еще одна подножка. Быть частным детективом хорошо — раскрываешь преступление, а всю последующую волокиту предоставляешь полиции и ни о чем не думаешь. Совесть чиста, и руки не запятнаны в крови.

Вот бы я так жил.

Я обвинил Алекса Гарридеба, и Эвр… сбросила в пучину его братьев.

Это меня почти не удивило.

Как не удивило и то, что вслед за ними она сбросила и его.

Есть ли разница между убийством виновного и невинного?

Впервые за этот день я с ней согласился: разницы нет никакой.

А вот Джон не выдержал и сорвался. Это было предсказуемо — он слишком усердно старается быть порядочным, чтобы ему пришлись по душе такие моральные игры. И, надо признать, у него довольно неплохо получается… Только сегодня мы должны быть солдатами.

Даже если это будет последняя роль, которую мы сыграем.

В следующей комнате нас ждал гроб с открытой крышкой. Но сначала я не обратил на него внимания, сосредоточившись на разговоре с девочкой. Ей было страшно — что ж, могу представить… По ее словам, за окном простиралось море, а вдалеке она видела огни. Приближающийся город? Определенно.

И как мы могли ей помочь?

Майкрофт сказал, что нужно спасать город. Обнадежить девочку, чтобы она увела самолет от населенного пункта. Джон был шокирован, но альтернативы предложить не мог. Я слушал их вполуха — у меня снова заболела голова.

Кого вы спасете: шестерых незнакомцев или родную сестру?

Эвр прервала разговор. Игра продолжалась.

Нам предстояло определить, кому предназначался тот гроб.

Чтобы отвлечься от пульсирующей в висках головной боли, я начал болтать. Смотрел на гроб и говорил все, что приходило мне в голову (как обычно). Судя по размерам, гроб женский (детский был бы дороже), и его выбор является практичным и осознанным, что свидетельствует о том, что человек спокойно относится к смерти. Значит, мы ищем незамужнюю женщину, которая не близка с родней…

Майкрофт прервал мою болтовню. Как и всегда, он поступил умнее — он посмотрел на крышку.

«Я тебя люблю».

Головная боль раскаленным молотком била меня изнутри по черепной коробке, но я этого не замечал.

Гроб предназначался тому, кто любит Шерлока.

Коротенький выйдет список, не правда ли?

Джон сразу вспомнил об Ирэн Адлер. Ну да, он ведь привык смотреть, но не замечать. И мыслить сантиментами. Ты только посмотри на гроб — причем тут Ирэн Адлер? Незамужняя одинокая женщина с прагматичным подходом к смерти.

Молли.

Молли Хупер.

Эвр вывела на экран кухню в ее квартире и бодро сообщила, что через три минуты там сработает взрывчатка, если я не заставлю ее произнести эти три слова.

Я.

Тебя.

Люблю.

В моей руке все еще был зажат пистолет, но даже если бы на меня напали, я не смог бы им воспользоваться. Я был настолько опустошен, что не мог сдвинуться с места и только смотрел на экран монитора, где телефон Молли звонил, показывая мое имя.

Она не брала трубку.

Почему, ради всего святого, она не берет трубку?!

Послышался голос автоответчика. От нервного напряжения мои внутренности так сильно скрутило, что они могли в любую минуту лопнуть. Я старался дышать и не поддаваться панике.

Молли все-таки ответила.

Я не знал, как попросить ее об этом, и сказал прямо. Это не игра (по крайней мере, не моя), и мне нужна ее помощь. Она должна всего лишь произнести вслух три слова, это совсем просто.

Я.

Тебя.

Люблю.

От негодования и обиды она едва не бросила трубку, и я чуть не закричал. Эвр предупредила меня, чем это чревато, и я начал лихорадочно соображать, как уговорить Молли. Она всегда помогала мне, когда нужно было решить какое-то дело, верно? Ну так вот, это одно из них. Что-то вроде эксперимента…

Жестокое слово больно ее ранило, и я поспешил оправдаться. Ну разумеется, она не эксперимент, она мой… друг, и она, конечно, поймет, что для меня это важно, и пойдет мне на встречу…

Но Молли не могла этого сказать.

Потому что это было правдой.

Я словно балансировал над пропастью на тонкой леске. Вокруг меня ничего не осталось. Никакой опоры, ни единого аргумента, с помощью которого я мог бы убедить себя в том, что все это неважно, что все это происходит не по-настоящему, что все это исчезнет, стоит мне открыть глаза и проснуться.

Конечно, это правда.

И я всегда это знал.

Но, быть может, она все равно это скажет?..

И тут Молли поменяла правила игры.

Она приказала, чтобы первым это произнес я.

Я будто дар речи потерял. Язык не слушался, а мозг, казалось, вообще отключился. Таймер сбоку безжалостно отсчитывал секунды. Я не могу позволить ей умереть. Только не из-за меня. Нет, я ее спасу. Я все сделаю, я…

— Я тебя люблю.

Мне показалось, что это сказал не мой голос, и я повторил эту фразу второй раз. Молли замерла, прижав телефон к губам.

У меня задрожали колени.

Господи, почему она молчит?!

Я.

Тебя.

Люблю.

Все-таки сказала.

На счетчике оставалось всего две секунды.

Майкрофт начал что-то говорить, но я отмахнулся от него, как от назойливого раздражителя. Мне нужно поговорить с девочкой, я должен знать, что все это было не зря! Я ведь спас Молли Хупер, я…

Эвр смотрела на меня почти с жалостью — как на маленького ребенка, который не может решить элементарный пример.

У Молли в квартире не было взрывчатки.

Я ничего не выиграл.

Я все проиграл.

Мое тело наконец-то дало сбой. Я положил пистолет, чтобы только ощутить хоть какую-то опору. Открылась очередная дверь, но я не обратил на это внимания.

Мое сознание кричало, требуя выпустить всю эту боль.

И я закричал.

После того как я закончил, от гроба остались одни щепки. Физически мне стало легче, но эмоционально я был почти мертв. Эвр осуществляла над нами вивисекцию, и в своем усердии она достигла впечатляющих результатов.

Эксперимент, облеченный в форму игры.

Что может быть лучше, не правда ли, Шерлок?

Но, как напомнил мне Джон, сегодня мы должны были быть солдатами.

В четвертой комнате было пусто. Я задал сестре издевательский вопрос, хотя уже знал на него ответ. У нее не закончились идеи. Ведь у меня все еще был пистолет.

Вот теперь я был окончательно мертв.

И в этот раз воскреснуть не получится.

Майкрофт, конечно, пришел мне на помощь. То есть, он так думал. Любящий старший брат — только теперь я понял, что ты делал для меня все эти годы. И почему ты мне не сказал? Почему скрывал от меня эту боль? Потому что хотел меня защитить, верно? Самый сентиментальный Холмс из нас троих. Предпочел пожертвовать собой, лишь бы оградить меня от правды. Всегда был рядом, когда другие от меня отворачивались, потому что единственный знал меня настоящего. И сейчас ты добровольно восходишь на эшафот, чтобы защитить меня от потери, которой я не перенесу.

Да как ты вообще смеешь?!

Кого вы спасете: шестерых незнакомцев или родную сестру?

Кого вы убьете: лучшего друга или родного брата?

Я направил на него пистолет. Ты ведь этого хотел, да, Майкрофт? Он улыбался, и я ненавидел его за эту улыбку. Джон попытался помешать, и Майкрофт сказал, что это он привел к Эвр Мориарти.

Что?

Моя рука дрогнула. Как… Как это возможно?.. Пять минут разговора… без наблюдения?

Майкрофт, как ты раньше этого не понял? Защищая меня, ты убивал себя.

Господи, как вообще до этого дошло?

Комната вспыхнула красным — на мониторе снова возникло лицо Мориарти.

Конец пути.

Холмс стреляет в Холмса.

Но кого из Холмсов он имел в виду?..

У меня застучали зубы. Онемевшая рука дрожала. Я посмотрел на Майкрофта. И на Джона.

Кого вы спасете: лучшего друга или родного брата?

Ну уж нет.

Не выйдет.

Я Шерлок мать вашу Холмс.

И пусть я неисправимо туп.

Я все-таки спасу всех, кто мне дорог.

Потому что я помню управляющего.

Я начал обратный отсчет. Да, дорогая сестра, он предназначается тебе. Ты ведь не допустишь, чтобы я умер. Так сделай это — останови меня. Эту игру продолжат двое, Майкрофт был прав, но эти двое — ты и я. Так что делай свой выбор, Эвр. Иначе…

Ты ведь знаешь — я выстрелю.

Дротик со снотворным с мягким свистом вошел мне в затылок. Я выронил пистолет…

… и упал во тьму.

* * *

Когда я проснулся, на улице уже было темно. В этой комнате было холодно, но кто-то надел на меня пальто. Пошатываясь, я встал. Единственным источником света в комнате без окон был фонарь, и я посветил им на стены. Оказалось, что они обклеены детскими фотографиями. Майкрофта и моими.

В ухе зазвучал голос девочки с самолета. Она обиженно заявила, что меня долго не было. Ну да, взрослые часто не держат слова, ты прости меня великодушно… Она все еще летела в самолете. Значит, топливо не кончилось, это хорошо. Надо, чтобы она зашла в кабину. Может быть, удастся связаться с кем-нибудь на земле.

Тут я услышал голос Джона. Тот тоже не мог понять, где находился. И Майкрофта, похоже, с ним не было. Холодная рука сдавила мое горло, и я приказал себе не думать об этом. Эвр бы ничего ему не сделала, он ей не интересен. Главным действующим лицом в ее пьесе был я.

Джон сообщил, что стоит в воде, и его ноги скованны цепью. На дне он обнаружил какие-то мелкие кости.

Я присел на корточки и поднял с пола миску с надписью «Рэтберд».

— Кто такой Рэтберд?

Это снова была девочка. Она прошла в кабину и теперь видела впереди реку и большое колесо. Отлично, она почти дома… И сейчас мы вместе посадим самолет.

Связь оборвалась — я снова слышал Джона. Он наконец-то определил, где очутился.

На дне глубокого колодца.

Стоп. Откуда в «Шерринфорде» колодец? Я присмотрелся к стене. Значит, она не просто так заклеила их фотографиями…

Я толкнул стену, и комната вокруг меня развалилась.

Я стоял напротив сгоревшего Масгрейва.

Я был дома.

Теперь в моем ухе звучал голос Эвр. Она говорила что-то про Мориарти, но мне это было неинтересно. Девочка, мне нужно поговорить с девочкой! Я вбежал в дом и увидел телевизор, с которого на меня смотрела Эвр. Судя по всему, она тоже покинула «Шерринфорд» — ее лицо бледным пятном выделялось на черном фоне. Она проигнорировала мои просьбы поговорить с девочкой из самолета. По ее словам, сейчас я должен был разгадать тайну обряда дома Масгрейвов.

Мое самое первое дело.

И последняя проблема.

В соседней комнате шумела вода. Я открыл дверь, и волосы у меня на голове встали дыбом. В очередном телевизоре я увидел Джона. Он стоял в колодце, в который лилась вода.

Черт подери!

Я побежал к Эвр. Где ключ к разгадке, что я должен искать?! Я копал и копал под этим треклятым буком, вырыл всю землю, но ничего не нашел! Ничего и никого!

Эвр смотрела на меня пристально и с грустью. Она знала, что сейчас я получу ответ на свой вопрос.

Но ей нужен был эмоциональный контекст.

Его дал Джон. Он сказал, что те кости, что он нашел в колодце, были вовсе не собачьи.

И я вспомнил.

Вот она, правда.

Простая и чистая.

Голос Эвр звучал издалека. Я снова был маленьким мальчиком — эмоционально неустойчивым, впечатлительным, но храбрым и добрым. У меня была мечта — завести собаку, но поскольку у нашего отца была аллергия, он… мы…

Я не дышал.

Наверное, я снова умер.

Красивая сказка, которую я себе выдумал.

Рэтберд появился там, где была Рыжая Борода.

Преданный пес появился там, где был лучший друг.

Виктор.

Виктор Тревор.

Я сморгнул, и хрустальная слеза разбилась у меня на щеке. Наконец-то я все вспомнил. Виктор Тревор был моим лучшим другом. Мы играли в пиратов — я был Желтая Борода, а он Рыжая.

Он был Рэтберд.

Я видел глаза сестры, но смотрел на маленькую девочку, затаившую смертельную обиду. Брошенную, оставленную, никому не нужную.

С кем вы будете играть: с лучшим другом или с родной сестрой?

Кого вы найдете, погрузившись в глубокие воды?..

Что же она наделала…

Я смотрел, как маленькая девочка в одиночестве играет с пластиковым самолетиком в синюю полоску, а в голове у меня звучал голос сестры.

У меня никого не было.

Никого.

Никого…

Никто Холмс — вот что значилось на одном из фальшивых надгробий.

Вот кого я должен был спасти.

Схватив фонарь, я пулей вылетел во двор. Песенка не была набором инструкций, ну конечно! И ключ всегда был у меня под носом — недаром ведь Майкрофт говорил, что я любил здесь играть!

В ухе попеременно что-то восклицали Джон и девочка из самолета, но я их не слушал. Я полностью сосредоточился на работе. Наконец-то я пойму, что она хотела мне сказать! Мысленно пронумеровав слова песни, я оставил только те, что совпадали с числами на надгробьях.

Так вот чего она хотела…

Я побежал обратно в дом. Девочка из самолета кричала — она боялась, что вот-вот разобьется. Но чтобы я ей помог, она должна сказать мне свое имя.

Ведь я ей не чужой.

Я ее брат.

Рывком открыв дверь в старую комнату сестры, я замер на пороге, будто очутившись в помещении с чем-то очень хрупким и ценным. Эвр сидела на полу, обхватив себя руками. Ее глаза были закрыты — она была девочкой из самолета. Господи, как я раньше этого не понял?.. Я пришел, Эвр, и я тебя спасу… Я осторожно опустился на пол рядом с ней. От страха она дрожала, и я боялся к ней прикоснуться, чтобы ненароком ей не навредить. Теперь я понял, наконец-то я все понял… Все эти годы я был единственным человеком, который был в состоянии помочь ей приземлиться. Я находился на земле, а она была высоко в небе, но если я протяну ей руку, она сможет вернуться домой… Пожалуйста, Эвр… Я слышу тебя, я приведу тебя домой…

Она открыла глаза.

Она больше не была потеряна.

Я обнял ее, и Эвр заплакала, уткнувшись мне в плечо. Груз, давивший на нас все эти годы, наконец-то исчез. Мы снова были вместе, и мы снова были дома.

Я спас свою родную сестру.

Оставалось спасти лучшего друга.

* * *

Разлучили нас практически сразу же. Полиция приехала за Эвр, и ее усадили в вертолет. Я стоял рядом с укутанным в одеяло Джоном — продрогшим, но невредимым. К нам подошел Грег. Как я и надеялся, с Майкрофтом все было в порядке. Как бы научить его тому, что и он порой может быть слабым?

Вертолет я проводил с сожалением. Я ведь обещал сестре, что приведу ее домой. Наверное, мне не разрешат этого сделать?.. Джон не стал развивать эту тему и просто сказал, что я дал ей то, чего она хотела — контекст.

Хоть какой-то, но результат.

И на этом наша история не заканчивалась.

Родители приехали на следующий день. Встречу провели в офисе Майкрофта. Конечно, матушка принялась возмущаться и во всем обвинять моего брата. Но что еще он мог сделать?.. Я наблюдал за этой сценой почти отстраненно. Майкрофт был прав: Эвр ни с кем больше не заговорит. Все, что случилось в тот день… Ей понадобится много времени, чтобы это осмыслить. И нам придется держать ее в «Шерринфорде».

По крайней мере, до тех пор, пока она окончательно не вернется домой.

Но как это сделать?

Кажется, я знал ответ.

Вертолет доставил меня на посадочную площадку «Шерринфорда». Отныне у меня был свой личный пропуск, и я прошел к камере сестры без всякого досмотра. Эвр сидела спиной к двери, уставившись в стену. Я не был уверен, сработает ли это, но попытаться стоило. Настроил скрипку. И заиграл первые ноты ее мелодии.

Через несколько мгновений Эвр встала и повернулась ко мне лицом.

Я перестал играть, не зная, как на это реагировать. Я ничего не мог прочитать по ее лицу. И все же…

Порой наблюдения излишни. Порой достаточно одной лишь музыки.

Эвр взяла свою скрипку, подошла ближе к стеклу и повторила тот пассаж, который я только что исполнил, после чего замолкла и посмотрела на меня. Я сосредоточился, нашел нужную ноту и заиграл.

А потом Эвр присоединилась ко мне.

Мы играли, но на самом деле это была не музыка, а разговор. Тончайшие нити вились вокруг нас, образуя паутину нашей жизни — и вплетая в нее все, что нас окружало. Эмоции, чувства, впечатления и воспоминания — мы делились ими посредством малейших колебаний, и они становились нашей защитой и нашим сокровищем. Эвр больше не была потеряна, и отныне она никогда не будет одинока. А я… Ну, вы меня знаете. Пусть в моей жизни было множество падений, в конце концов я все-таки научился летать.

Когда я вернулся на Бейкер-стрит, мне позвонил Джон.

Кажется, Мэри оставила для нас сообщение.