Залп самодельного оружия просчитать невозможно (джен)

Сахешша в Тайной комнате не было, охотился, наверное, в Запретном лесу. Я думал, что он впаст в спячку, как говорил — на несколько десятков лет, но впоследствии отказался. Решил, что помогать мне нужно, пока я не войду полностью в свои полномочия. Это, по-моему, было блистательное и очень благородное с его стороны решение. Сам я не справился бы, ведь даже попасть в Междумирье без него не могу.

Том оказался хитрым. С Питера тянул жизненую энергию потихонечку, тоненькой струйкой и он успевал востанавливаться за счет повышенного магического фона в Подземельях.

Моя самая первая в Хогвартсе подруга, Плакса Миртл, тоже появилась, треща как птичка крыльями. Подзарядилась и ускакала, если можно говорить такое о плавающем в воздухе привидении.

Это были лишь вторые сутки после моего возвращения из Междумирья, а мне казалось, что прошла целая неделя.

Фрэнки, мой личный домовой эльф, стуча по полу белыми сандалями в одно мгновение принес мне горячий ужин, чашку какао и помог с подготовкой на ночь.

Заснуть сразу мне не удалось, все еще думал о прошедшем дне. Студентов я прищучил, оооохх... Забыл уведомить родителей бунтарей.

— Фрэнки, — позвал я моего гувернера-эльфа и он тут как тут материализовался. — Напомни мне завтра утром написать несколько писем некоторым волшебникам...

— Может ли Фрэнки узнать кому, чтобы подготовить писменные принадлежности?

— Хочешь сам письма написать? — полюбопытствовал я, решив узнать границы преданности и готовности эльфов помогать своему хозяину.

Тот не совсем уверенно кивнул головой, уставившись на меня непомерно большими голубыми глазами.

— Не тревожься, Фрэнки, я сам все сделаю. Почти все письма будут одного содержания, только имена будут разные. Отдельно я напишу родителям тех гриффиндорских рыжиков, пора кончать с их беспределом. — Я призадумался. -Утром я хочу посмотреть на гроссбухи школы, они должны храниться в директорском кабинете. Доставь их мне во время завтрака. Теперь уже все, ты свободен. Иди отдыхай!

— Но Фрэнки не уставший, Фрэнки хочет получить задачи!

— Ладно, займись очисткой башни Слизерина. На днях приведу туда старост для осмотра комнат.

Домовик радостно сверкнув глазами, беззвучно исчез из моей спальни.

Поспать мне не дал Салазар, который внезапно появился на фоне красивого морского пейзажа, изображенного на картине напротив моего изголовья.

— Скажи мне, наследничек, — начал он, смотря на кончики своих пальцев. — В чем разница между вспененной и невспененной мыльной воды?

Ндааа, издалека начал. Посмотрим куда уведет наш разговор с таким необычным началом.

— Нууу... — я призадумался, вспомнив свою жизнь домовым эльфом в семье моей тетушки. Пока мой Дар, подарок Смерти, не раскрылся и родственнички перестали нагружать меня выше крыши работой, посуду мыл только я. Таак, раковина заполнялась горячей водой, из бутылочки с хозяйственным препаратом внутри выливалось некоторое количество мыла, вода рукой вспени...Ааа, вот о чем спрашивал мой предок! — Пока я не взбивал мыло, дно раковины было видно. А потом, когда пена покрывала поверхность — нет.

— Правильно! А можешь ли угадать почему так получается? Ведь разницы в составе между невспененной мыльной водой и той же водой, но уже с пеной, нет.

— Какое-то представление имеется, конечно, но ни в одной из своих снов-жизней я не заботился о хорошем магловском обучении.

— Видишь, в том-то и твоя ошибка. — Салазар поднял палец наверх, чтобы привлечь мое внимание к своим нравоучениям. — Знания, какими бы они ни были, о волшебстве, о магии или обычные магловские исследования, ценны.

— И почему, по твоему, — я стал обращаться к великому Основателю Хогвартса как к близкому, хотя и древнему, родственнику, на „ты”- получается, что в первом случае дно видно, а во втором — нет?

— Пена, потомок мой, во всем виновата обычная пена. Она состоит из тысяч пузырьков, каждая стенка которых, хотя она полностью прозрачная, отражает и переломляет свет как стекло. И свет, хотя и достигает дна раковины, тускнеет, а возвращаясь обратно наверх, чтобы ты мог рассмотреть его, снова проходит через эти тысячи переломлений-отражений и...

— Понимаю. Я вижу только отражение от первой стенки пузырьков на поверхности пены, которое ярче исчезающе бледного света от дна. — Я почесал голову, разлохматив порядочно подросшую шевелюру. — Зачем мы это обсуждаем?

Салазар опять указал пальцем, на этот раз на меня и надавил:

— А вот это то, что важно! Потому что, Гарнет, эффект пены есть повсюду. Подумай сам. Она так и пузырится вокруг всего и всех, прикрывая собой сущность предмета, явления, человека. Возьми в пример ту гриффиндорскую первокурсницу, о которой ты мне рассказал. Та девочка, что пострадала от встречи с троллем. Этого тролля мы отдельно обсудим, вернемся к гриффиндорке.

— Да, хорошо. Ее зовут Гермионой.

— Мило, — улыбнулся Салазар и его глаза засверкали глубоким изумрудным светом. — Так звали одну мою... не будем отвлекаться. — Он прокашлялся и продолжил. — Ты говорил, что на Гриффиндоре она будет проводить время в изоляции ото всех, с первого до седьмого курса. Ее не принимают, отторгают от коллектива, так сказать. А тем временем, она учится превосходно, зарабатывает кучу балов... Объяснѝ мне, почему так получается!

— Она держится особняком от своих сверстников, но не забывая при этом всех поучать, указывать на ошибки. Это раздражает, когда кто-то настырный все время напрашивается помогать. Это похоже на выпендрежь, так все время привлекать к себе внимание учителей. Тянуть руку наверх и смешно подскакивать, писать огромные...точнее, переписывать из книг большие куски текста, излишнего по моему, лишь чтобы ее эссе были подробными и она получала только „превосходно”... Гхм, это пена, что называется?

— Да, это и есть пена, вершина айсберга. Она сама вокруг себя ее взбивает. А можешь угадать первопричину такого поведения твоей сокурсницы?

— Плохое воспитание?

— Это тоже имеет место быть, Гарнет. Косвенное и не доказанное. Как она ведет себя среди детей, кроме как постоянно вмешивается в их дела?

— Да хорошо, вроде, — ответил я и призадумалась. — Ничего так, движется не бегая по коридорам. Вилкой-ножом орудует как дышит, разговаррвает вполне культурно, словарь у нее, огого! Не в воспитании, значит.

— Да, очевидно, не в воспитании дело.

— Но, как ты говоришь, пену вокруг себя старательно разводит.

— Да, но это, Гарнет, следствие, а не первопричина. Проблема бедной девочки в том, что она пожелала распределиться не на тот факультет. Но даже это тоже следствие. Почему?

— В поезде она говорила, и сегодня в башне Рейвенкло повторила, что на факультет Годрика ее привело огромное желание учиться там, где учился „сам Альбус Дамблдор, Мерлин нашего столетия”. Фу, нашлась фанатка.

— Да не фанатка она, Гарнет! Ей самое место на Рейвенкло, но она предпочла Гриффиндор и шляпа согласилась. Наверно, девочка очень храбрая.

Да, уж! В отсутсвии храбрости мисс Грейнджер не упрекнешь. Я вспомнил факты, связанные с ней из моих „других” жизней. Какой блистательной была моя тамошняя Гермиона, удивительной, чудной... А я был дурак дураком, отдав ее тому никчемному Рональду Уизли. Фух, как вспомню...

Тем временем Салазар продолжал что-то говорить, начало я пропустил, предавшись воспоминаниям.

— ... у ней нет сформированного родителями каркаса характера, внутреннего стержня, который был бы для девочки как опора в жизни. По всей вероятности, родители не баловали ее своим вниманием, так?

Моя „другая” Гермиона, которую я вспоминал только что, действительно росла одиноким ребенком в семье с хорошим достатком, которые откупались дорогими подарками для дочери. Короткий период общения со здешней мисс Грейнджер не наводил на другие выводы.

— Предположительно. Я с ней не общался до сегодняшнего дня...

— Но ее судьба почему-то, важна для тебя, парень, да?

— Дед, не буду увиливать, я чувствую, что она близкий мне человек. Нууу, и на будущее я имею на нее виды, — ответил я и почувствовал, что кровь поднялась к щекам.

Салазар ухмыльнулся.

— Не забывай, что она гр..., маглорожденная, внучок.

— Междумирье все приведет в порядок.

— Аааа, даже так?

— Даже так.

Некоторое время мой предок выпускал дымные кольца, устремив взгляд в дальние дали своих мыслей. Я тоже задумался правильно ли поступаю, так рано обратив внимание на незнакомую по сути девочку. Возможно она совсем на мою Гермиону не похожа, хотя, вряд ли.

— Чем были заняты, говоришь, ее родители, ее мать где была? Почему не с дочкой заполняла свое время, почему не родила ей братиков и сестер?

— Понимаешь, в наше время жизнь по-другому устроена. Некоторые женщины тоже хотят строить карьеру, учатся, работают... Семью и детей не ставят в центр своей жизни, для них они какбы второстепенны. Кто сумел, обзавелся, кто поленился — ну, одинокая жизнь не всем противна, когда сам зарабатываешь.

— Какие необычные порядки! Но и в наше время были выдающиеся ведьмы, посмотри на Ровену, на Хельгу... Среди маглянок тоже бывают выскочки, я помню про Боадицию...

— Британией правили не одна и не две королевы, дед. Даже сегодня у нас королева, Елизабет Вторая, вот.

— Ладно, ладно, — поднял руки в знак примирения мой предок. — Давай вернемся к девочке и выясним роль пены.

— Гермиона говорила, что ее родители дантисты и у них есть огромная библиотека. Росла она одиноким ребенком, рядом с огромным количеством книг, читая их и заполняла свободное время.

— Но родители-то рядом не были, когда они ей нужны были. Это так?

— Вероятней всего.

— А что такое дантисты?

— Зубные врачи.

— Аааа, зубные врачи, это по моему очень времязатратное дело.

— Даа, времязатратное, но прибыльное.

— Гарнет, все с точностью до наоборот — прибыльное, но времязатратное. Давай раздвинем пену с поверхности мыльной воды и посмотрим что там, на дне, кроется. У родителей девочки не оставалось времени для своего ребенка. А потом у нее случилось открытие магии, она приехала в волшебный мир как на другую планету. Здесь, среди незнакомцев, ей нужен был идол, которому можно поклоняться. Человек, который мог заменить ей, в этом незнакомом мире, образ родителя — родителя, в котором она нуждалась все время, но была обделена. Она, как я вижу, девочка-максималистка. Ей в кумиры обычные люди не нужны. Давай ей самого выдающегося.

— А кто самый что ни на есть выдающийся в Хогвартсе? Директор, конечно. Бааа, все ясно с ней...

— Ничего еще не ясно, Гарнет, ничего еще не ясно. В мое время, пока волшебники жили совместно с маглами, вокруг каждого колдуна собиралась и жила родня всевозможной степени родства и чистоты крови. Кумы, сваты, бабе Злате свояки и так далее. Как и их магловская родня. Целые городки близких людей, маги, сквибы и маглы вперемешку. Основная семья волшебника, Главы ковена, старалась облегчать жизнь своих подопечных, чтобы тем легко и безбедно жилось. Иногда, среди обычных, никак с волшебством несвязанных людей ковена, рождались магически одаренные дети. Дикий овес, что говорится. Чтобы спасти честь жены и остальных женщин основной семьи, как и сыновьям-наследникам богатства и земли, эти дети считались маглорожденными. Тоесть, подарком Матери Магии за доброе поведение и соблюдение праздников и ритуалов.

— Понимаю, все дело в наследовании, в деньгах и землях. И что дальше с ними, с детьми этими?

— А дальше они отправлялись в Хогвартс, где этим „маглорожденным” указывалось наследниками по прямой линии место в углу и приказывалось не вякать. Знаешь, что происходит с озлобленными, одаренными, но непризнанными потомками? Они звереют. И хотят мести и места под Солнцем. Иногда кровавой мести, когда бастард слишком буйным рождался. Я это хорошо знаю, потому что сталкивался с последствиями. У них ничего не получается и они идут в Инквизицию. Дальше понятно?

Я призадумался. Инквизиция, для магов и ведьм Средновековьяэто был бич Божий. Сколько знатных и незнатных волшебников, волшебниц, обычных знахарок, травниц и просто красавиц-маглочек погибло на кострах Инквизиции, не пересчитать! Но Салазар говорил мне это неспроста, он намеренно начал этот разговор о моей однокурснице-гриффиндорке.

— Надо с девочкой как можно раньше поговорить, ты этого мне советуешь, да?

— Да. Поговори по душам. Маглорожденных, как сам понимаешь в природе нет. Твоя избранная кому-то, неизвестному нам, внебрачная дочь. Или наследница потерявшегося в веках Рода. Поинтересуйтесь, иначе Гермиона, сколь не была она умной и одаренной девочкой, вырастет в первостатейной, настырной идиоткой. И похоронит свои таланты, выйдя замуж за придурочного проглота, который пристроит ее горбатиться за него. — Он зыркнул на меня настороженно, заметив на моем лице злобное выражение. — Ты пока поговори с ней, она умная по твоим словам, разберется сама.

— Сводить ее в Междумирье?

— Без Клятвы ничего не предпринимай. Пусть поклянется в вассалитете тебе, а потом открывай ей глаза на глубину ее ошибок.

— Ой, предок, не простое это будет дело. Она такая упертая, упрямая и уверенная в своей правоте...

— Но она, вместе с тем, одинокий, тоскующий по друзьям ребенок.

— Ладно, сейчас посплю, а завтра выберу время для разговора с ней.