Залп самодельного оружия просчитать невозможно (джен)

Мне часто снились особые сны, в которых змеелицый дядька медленно, с нарочитой величавой походкой, переступает порог моей детской комнаты. Я смотрю из-за спины моей мамы. Ее лица я не вижу, но копна ее длинных до попы рыжих волос вдруг начинает беспорядочно трястись. Она что-то мне невнятно кричит, упоминая мое детское имя Гарри, а бесноватый дядька громко и зычно смеется. Потом мама падает на колени и я наконец могу ясно разглядеть жуткую, искаженную гримасой превосходства физиономию дядьки.

Он мелком отклоняет взор своих налитых кровью глаз, чтобы удостовериться, что я тут стою, в доступной ему близости, незащищенный никем, кроме отчаявшейся и беспомощной девушки. Его рука резко вкидывается вперед и я вижу ядовитый светлячок на конце его палочки.

— Авада Кедавра! — кричит дядька. Миг и с кончика палки срывается тонкий, но очень яркий зеленый луч, который тонет в теле мамы.

Она падает вперед, ее лоб с глухим стуком ударяется об пол, а копна волос красным покровом накрывает ее согнутое пополам тело.

Непреодолимая тоска захлестывает меня с головой. Я пытаюсь дышать, но почему-то это простое и обычное действие становится невозможным.

На кончике направленной на меня палочки вновь зажигается зелененький свет и меня накрывает ужас. Ко мне приходит глубинное осознание, что вот-вот я умру. Отчаянное примирение захлестывает мое маленькое детское сердечко и вдруг в легкие врывается поток воздуха. Я надрываюсь от крика, а дядька напротив моей кроватки демонически хохочет.

Я снова слышу непонятные слова:

— Авада Кедавра, — которые огненным клеймом выжигаются в моем сознании и тьма закрывает все перед глазами.

* * *

Тьма кажется мне живой занавесью, которую колышет потусторонний ветер. Откуда-то в мою голову врывается поток впечатлений, знаний, некий чужой-не-чужой опыт. Я это все не понимаю и моя голова раскалывается от жуткой боли.

Тихий шепот отклоняет мое внимание от боли и я поворачиваюсь к источнику звука.

Бледная, тощая рука всплывает из темноты и перышком поглаживает мой лоб. Резкую боль как метлой сметает и я могу уже лучше видеть.

— Ну, здравствуй, Наследничек! — говорит хозяин костлявой руки и сквозь туман под капюшоном на меня смотрит пара зеленых огоньков.

— Пли-вет, — мямлю я. Все-таки, я маленький, полутора годовалый ребенок. — Ты кто?

— Гхм, как тебе сказать? — в зычном голосе я слышу смущение. — Я твой предок, вроде... Или хозяин?... — Острый подбородок выступает сквозь туман там, где следовало ему быть на лице человека. Гость чешет в задумчивости подбородок тонким пальцем и хмыкает. — Короче, я Смерть. А ты мой Наследник.

Я пялюсь на загадочного посетителя и не знаю, ни что ответить, ни что спрашивать. Застало меня врасплох его имя. В голове я чувствую кручение шестеренок, но придумать, что сказать, не могу.

— Сейчас я тебя верну обратно в мир живых. Ты о нашей встрече до поры, до времени забудешь, — говорит Смерть, но заметив мое готовое расплакаться лицо, спешит успокоить. — Но я о тебе никогда не забуду, малыш, слышишь? Никогда. Я буду наблюдать за тобой и однажды я дам знать о нашей с тобой связи.

Мне не хочется с ней расставаться. Я вдруг вспомнил, что маме помощь нужна. Хочу кричать и молить гостью, но она, не мешкая, дотрагивается до того места на моем лбу, куда скрылся зеленый луч из палочки злого дядьки. Извлекает оттуда норовящий вернуться обратно темный, извивающийся дымок и поглощает его. Другой рукой, светящейся красным, она машет в сторону черной кучи, которая раньше была телом дядьки и она превращается в небольшой холмик сажи.

И ее не стало.

Меня возвращает обратно в мою кроватку. Я голодный, мокрый, мне одиноко.

Когда я осознаю, что нахожусь один на один с беспробудно спящей на полу мамой, начинаю всхлипывать очень тихо, надеясь, что она не рассердится за то, что бужу ее не вовремя.

Время проходит, но мама спит да спит.

Папа тоже не приходит, чтобы убаюкать меня на ночь.

Мне становится холодно и я укутываюсь насколько могу в детское одеяльце и засыпаю.

Ночью мне снится Смерть, которая тихо рассказывает мне сказку о трех братьях.

Я присаживаюсь на табурет, напялив на свою голову засаленную шляпу, не думая о какой-либо подставе. Посмотрев на то, как до меня проходит распределение у остальных ребят, мне представлялось все что угодно, только не ЭТО.

«Огого!» — громко звучит чей-то чужой голос в моей голове. — «У тебя, я вижу, наставник есть и не кто-то обычный, а сама Вечная Госпожа к тебе снизошла.»

Я не верю своим ушам, о чем там вещает этот голос? Непроизвольно, я поднимаю руку и сжимаю ветхую ткань в поиске скрытого передатчика. Пусто. И кто тогда тараторит там наверху?

«Я Распределяющая шляпа, малец, я умею читать твои мысли.»

Ну, да, конечно. В конечном счете, волшебство это не простое размахивание палочкой, а что-то гораздо большее, более глубинное, чем в поезде говорил Рон, пытаясь перекрасить свою облезлую крысу. Не хило так маги продвинулись!

Тем временем голос продолжает бормотать неразборчиво, пока вдруг не восклицает:

«Даа, вижу-вижу, ты парень очень амбициозный!»

«Кто, я амбициозный? — мое возражение останавливает словоизлияния шляпы. — Это вы обо мне? Вы, который в моей голове разговариваете, кто бы вы ни были, глубоко ошибаетесь. Последнее, что можно сказать о Гарри Поттере это то, что у него есть амбиции...»

Меня резко оборвали:

«Не прибедняйся слишком, Гарри Поттер! Знаешь, скольких я таких скрытных, вроде тебя, видела сидящих здесь на табурете подо мной?» — перешел на крик голос, а потом резко оборвался и он продолжил уже тише, но все так сердито: — «Тихушник тут обозначился, видите ли. Ты у меня, как на ладони, Гарри Поттер. Вижу я тебя насквозь, хоть ты и пытаешься тьмою прикрывать закоулки в своем уме. Поэтому... Ой, а это что такое?» — визжит она в моей голове.

Я знаю хорошо о чем она, но я не хочу чтобы кто-то об этом аспекте моей жизни знал.

«Замолчи!» — рявкаю я и та действительно останавливается на полу-слове.

Потом уже примирительно решает:

— Сли-зе-рин! — во всю мощь ревет она.

И вот так мне пришлось собственным ходом отправится к тем, кто в дальнейшем устроят мне сущий ад на земле.

Но об этом как-то не хочется говорить и рассказывать.

В школе волшебства и чародейства, среди маленьких и уже подросших магов зеленого факультета я почувствовал себя как в гнезде кровожадных инопланетян, которые только тем и занимались, что пили мою кровушку. Вокруг себя я видел одних только чужаков, а не — как благостно объяснял мне Хагрид — благодарных за свое спасение от террора Волдеморта людей, которые станут мне за это руки целовать при встрече.

Да? А почему тогда Распределяющая Шляпа отправила меня напрямую в руки детей тех же самых приспешников Неназываемого, которых Рон назвал Пожирателями?

И те отыгрывались за проигрыш своего Лорда по полной на мне, маленьком худосочном ребенке, которого они считали своим самым большим врагом.

Они не знали с кем начали враждовать. Был у меня секретик один, о котором чуть было не проговорилась Распределяющая шляпа, я мог бы ... Но пока не буду. Они мне мстили, я терпел и запоминал кому, когда и как ответить так, чтобы они заплакали кровавыми слезами.

Как оказалось в связи с происшедшим в дальнейшем, мне, с моим непростым характером и необычными способностьями, было самое место среди змеек на факультете Салазара Слизерина. Я был бы доволен и чувствовал себя, как рыба в воде, если бы не лютая ненависть большинства этих самых учеников. Но те меня не приняли. Отвергли. И гнобили. Жестоко, по-детски. Я не мог даже шаг сделать не получив сглаза, проклятия или став жертвой банального магловского мордобоя. Хотя, какая у меня морда-то? Просто ребенок, проживший непростое, тяжелое детство в месте, где меня не меньше чем слезеринци ненавидели. Порой мне казалось, что если бы те не боялись моих стихийных магических выбросов, ничто в этом мире не остановило бы их оторваться до конца, убив меня окончательно. Или же что-то похуже этого.

Так, что за те два месяца до Хеллоуина, я натерпелся такого, чего некоторые люди с особо неудачливой судьбой и за всю свою жизнь толком не переживали. Уже ближе к Хэллоуину мне мое проживание на Тисовой с Дурслями казалось порой островком мира и спокойствия.

Были бы только слизеринцы злыми, я бы напросился к директору жаловаться и настаивать на прераспределении. Кстати, однажды я туда направлялся, когда по пути к дирекцию мень застигли группа Гриффиндорцев. Мдаа...

Отлежавшись в ближайшем пустующем классе, а потом посетив Больничное крыло, я понял — куда мне прераспределяться, если все ученики этой дьявольской школы, одинаково ужасны? Вернулся я обратно в свою гостиную в Подземелья, выслушал всю грязь, которую подготовили для одного взятого Героя магмира, помахал ушами и отправился спать.

Я только это и делал в школе — принимал пищу, бегал по коридорам, чтобы меня не словили, укрывался в пустых комнатах, возвращался в гостиную в последний момент перед отбоем и спал. Спал, закрывшись одним из немногочисленным выученными мною самостоятельно заклинанием на пологе кровати. Забини и Нотт, с которым я делил одну спальню, слава богу, не особо меня обижали, с претензиями в связи с Темным лордом не лезли, иногда даже помогали спастись от преследования других слизеринцев.

Моя спальня была для меня моей крепостью покоя, где я мог расслабиться, вдохнуть воздух и залечить раны душевные и телесные.

Когда совместное проживание со слизеринцами довело меня до красных чертиков, я начал размышлять, а не убежать ли отсюда. Потому что еще чуть-чуть и я кого-нибудь из них сотру с лица земли. Еще день в этой адовой школе, полной сущими бесами, и я сорвусь. Допускать это ни в коем случае не позволительно для меня, с моим секретом.

Поэтому — бежать!

* * *

В Больничном крыле я был из всех остальных учеников самым частым гостем. Однажды ночью, когда я наконец понял, что никто — ни директор, ни профессора, ни мой декан мне не помогут, я с бегством окончательно определился и начал строить план побега. Учители, во главе с моим же деканом, профессором Зельеварения Северусом Снейпом, почему-то меня тоже непонятно за что ненавидели. МакГонагал, декан алознаменного факультета, возмущалась мною вероятно, за то, что я не оправдал ее ожиданий и не распределился на ее любимый Гриффиндор. Я туда даже был бы мертвым, не рвался бы. Неспроста в слизеринской гостиной называли львят „Факультетом слабоумных и отважных”.

За что недолюбливали меня остальные преподаватели, оставалось тайной за семью печатями. Возможно за то, что я не был белым и пушистым, послушным и старательным. Я часто прогуливал занятия, понятно по какой причине. Частые и продолжительные посещения медпункта не содействовали моему обучению. Но поинтересоваться у школьной медиковедьмы по какой такой причине моя травматичность так высока, ни кто из преподавателей не сообразил.

Да бог с ними, с разгильдяями. Они в моем списке по отмщению не на последнем месте. Ответят, за все ответят.

Но сейчас надо просто бежать, чтобы выжить. Исчезнуть из поля зрения всех, сбежать куда-то далеко и надолго, чтобы у меня было время вырасти, возмужать достаточно, чтобы смог постоять за себя. Чтобы не только защитить себя от всех врагов, но и отомстить всем, кто был недобр ко мне. В число недобрых людей и врагов я пока записал абсолютно все человечество.

План побега.

ПЛАН.

Это стало для меня основной пунктик моих круглосуточных изысканий и размышлений.

Я давно знал, что ключ любого успешного мероприятия, это обеспечение финансов. Во время моей первой встречи с волшебным миром, Рубеус Хагрид говорил мне, что мои предки не последняя в мире семья. Что были у моих родителей денюжки. Ага-ага, видел я эти деньги один раз, когда тот же Хагрид огромными, грязными лапищами сгребал мое золото в свои же бездонные карманы. Причитая при этом, ах какой Великий человек этот директор Дамблдор. Словно не мое, а золото школьного директора загребает. Я лишь скрипел тогда зубами, понятия не имея, как такое расхитительство прекратить. К кому мне, одинадцатилетнему шкету за помощью обратиться, к смотрящему рассеянно в сторону зеленокожему, нискорослому монстрику?

Уже в школе о своей семье я постарался узнать побольше. Попытался, хотя бы, узнать. Но каждый взрослый, к которому я обращался с просьбой рассказать мне что-нибудь о моих родителях или о их месте проживания до гибели, молчал и отводил взгляд в сторону. И, словно сговорившись, немедленно проводил меня в класс, потому-что урок начинается; наставлял возвращаться в свою спальню в Подземельях, потому-что уже поздно и скоро отбой; отправлял к черту же на куличках... Пфу на всех!

Короче, отшивали меня.

Ненормальные.

Права была тетя Петуния, всегда магов обзывая одним этим словом. Или уродами величала. Точнее не придумаешь. Уроды ненормальные, ничего меньше этого. Но, сколь бы права моя тетя не была в своих рассуждениях, я ни ей, ни ее семейке ничего и никогда не прощу. Охх, тетя, я вам обещаю, что как только повзрослею (если выживу), вернусь я к вам, и тогда... вы увидите цвет своей крови на стенах своей стерильно чистой кухни.

О своей семье все, что было мне нужно, я узнал из книги „История Хогвартса” вековой давности, которую я нашел на полках школьной библиотеки. И решил начать с оформления финансового вопроса. Денюжки-то надо спасти и сохранить. Я ребенок, но даже мне было ясно, что свободный доступ к моим же сейфам — детскому, отца, мамы и дедушек с бабушками, мне никто из ныне живущих на територии школы не даст. В действительности, никто из них не имел права воспрепятствовать моему свободному доступу к моему законному наследству. Но для нынешней администрации Хогвартса сделать это было сущим пустяком просто не выпустив меня из школы. Я всех подозревал в причастности ко всему плохому со мной случившемуся, в заговоре и злом ко мне умысле по любому поводу. В частности и в краже золота с моих счетов.

Но в Гринготтсе, согласно найденной книге, работал гоблин-поверенный моей семьи и надо было лишь написать тому письмо, заверив свою подпись капелькой крови и он сам все организует. И не заикнется. Потому что, из всей и раньше немногочисленной фамилии Поттер остался лишь я, Гарнет Джеймс Поттер, всем в волшебном мире известный своим детским прозвищем — Гарри.

Финансами я и занялся первым делом. Написал письмо директору Гринготтса, Рагногу Злобному. В письме я пожаловался (я маленький мальчик, беззащитный, невежественный и рано осиротевший), что... так-и-так, мне никто никогда не звонил, я ничто не знаю, только то, что прочитал в „Истории Хогвартса”...А дальше продолжил одними «почему». Почему, скажите, меня никогда не извещали о текущем состоянии моих счетов; почему банк позволил ключу от моего Детского сейфа пребывать не у меня, собственика, а у постороннего чело..., полу-великана Хагрида; почему мне не организовали встречу с поверенным, и т. д, и т. п.

В совятне, куда я поднялся, чтобы отправить письмо в Гринготтс, я впервые обратил внимание на то, насколько моя Букля отличается окраской от всех остальных сов. Мне в голову закралось сомнение, не элемент слежки ли снежно-белый окрас моей совы?! Здоровая паранойя завопила, чтобы я отправил письмо в Гринготтс не с Буклей, а с обычной школьной сипухой, а то мало ли найдется любителей вскрыть и ознакомиться с чужой (с моей, конкретно) корреспонденцией.

С буклей я остался на целый час, гладил ее шелковый перья, рассказывал ей мои злоключения, не забыв оградиться заклятьем тишины и отвода взгляда. Во избежание. Шпийонят, понимаете ли, всякие.

* * *

Хэллоуин ознаменовался нападением горного тролля на тупую лохматую выскочку из Гриффиндора, из-за чего она потеряла левую ногу. Ее спасли в последний момент. Тролль уже начал ее поедать, когда на ее крики явились преподаватели под предводительством директора Дамблдора, того самого бородатого садистского деда. Сейчас ее лечат в Святом Мунго. Говорят, что целители смогут вырастить ей волшебством и зельями новую ногу, но полноценной конечностью она никогда не будет.

Я недоумевал что за терпение у ее родителей. Пока не узнал об Обливиейте и Конфундусе. Магглов никто в рассчет не брал, удалили воспоминания, подкоректировали характер и поведение и все, делов-то.

Но она, Гермиона-то, ведь она волшелница!? Или ее... тоже, или как?

Очевидно, тоже так.

Вернулась она в вечер Рождества. Помня о ее голосистых до инцидента с троллем высказываниях насчет ее конституционных прав, я удивился ее новой покладистости. Словно из Мунго вернулась совершенно другая девочка. К Рональду, виновнику ее травмы, она относилась ровно, не ругалась с ним, позволяла ему списивать задания, подсказывала ему, когда он не знал (это было всегда) ответов на вопросы профессоров.

Сначала я думал, что она придуривается. Если бы я был этой девочкой, рассуждал я, объявил бы кровную вендетту тому рыжему придурку Рону Уизли, который нагрубив, стал первопричиной ее беды. Аааа, что мелочиться, вендеттой только ему я бы не ограничился. Я бы добавил в свой черный список и всю его семью Уизли за то, что не воспитали должным образом своего сына и оставили того на уровне уличного пса. Жрет, да лает. Если не жрет и не лает, наседает на первокурсников-слизеринцев, прежде всего на меня, потому что я злостный предатель. И на Драко Малфоя, потому что тот, в отличии Рона, одет с иголочки и повсюду хвастается связями своего знаменитого отца Лорда Малфоя.

Рональд, по-моему, самый, как говорится, бесполезный отпрыск своей семьи. Безинтересный, навязчивый и противный во всяком отношении индивид. Зря он ко мне в поезде набивался в друзья. Я от него отбивался как только мог, но он лип и лип, так и не поняв, что я и „друзья” понятия несовместимые. Не после десятилетнего проживания в семье моей тетушки Петунии рядом с братцем Дадли и усатым боровом Верноном.

Как только меня распределили на факультет Салазара Слизерина, Рон сразу отправил меня из группы „приятелей” в раздел „предателей”. Думал своим недалеким умом, что я из-за этого реву в подушку всю ночь напролет.

Ага-ага, реву, но не из-за перемены его поведения.

После тролля на факультете Салазара обо мне до поры до времени (почти на месяц) забыли. Что позволило мне чуть-чуть вздохнуть с облегчением и обдумать свой План в свете открывшихся новых опасностей в мире магии, в лице волшебных тварей разной степени опасности. И порыться среди пыльных фолиантов на полках школьной библиотеки.

Ну да, ну да! Драконы, мантикоры, оборотни, тролли... Были и другие, не менее опасные твари, которым я на один укус подойду. Как говорится сказочка, блин. Как выжить среди всех этих монстров тому, кто сам монстром не является?

Расслабиться я себе не позволял ни на минуту. Сидя в самом темном углу гостиной, я прислушивался к бурным обсуждениям остальных слизеринцев, почему да как в школе могло появиться волшебное существо пятой степени опасности и главное, кто мог разрушить защиту замка и протащить монстра внутрь школьной территории.

Моя тетушка Петуния снова была права, волшебники ненормальные. И недоумки в придачу.

Представьте ситуацию — нам сообщают, что горный тролль шастает на свободе в Подземельях. Это раз!

Помещения факультета Слизерина находятся где? Нежданчик! Опять же, в Подземельях. Это два!

После истошных выкриков чокнутого преподавателя ЗОТИ, чалмоголового Квирелла, директор отправляет всех в гостиные комнаты. И те самые слизеринцы, считающие себя вершиной крутизны, не подумав отбывают аккурат в направлении тех же Подземелий. Это, как раз, три!

И, не оповестив родителей и всю родню об инциденте, почти на целый месяц посвящают себя глупым и бесполезным обсуждениям, типа, кто-как-почему! Что говорится — четыре!

Отклонение внимания однофакультетников на тролля и тупую гриффиндорку-грязнокровку, которая по ее словам отправилась сама изучать невиданную тварь, дало мне свободное от травли время воспрянуть духом и осмотреться. Замок был огромным, с бесчисленным количеством пустых комнат, коридоров, чуланчиков, закутков. Я гулял по замку, изучая его тайны, открывая скрытые проходы. Нарисованные незнакомые мне волшебники с портретов на стенах неизменно прослеживали глазами мои передвижения, а иногда, что казалось мне самым диким, перемещались с полотна на полотно, следуя за мной. После нескольких дней наблюдения за поведением странных портретов, я просек, что те следят за мной, чтобы докладывать директору.

Ему, потому что, скажите, кому другому станут стучать нарисованные древние герои Хогвартса, как не нынешнему директору?

Слежка днем была, что называется, беспрерывной.

Единственные коридоры без картин на стенах были те, что вели к общим туалетам на этажах. Шагая по одному из них, я услышал тихий детский плач из-за двери женского туалета. Наверное, та назойливая заучка из Гриффиндора так же за одной такой плакала из-за грубых слов шестого Уизли в ее адрес. И никого не коснулись ее переживания пока не стало слишком поздно и за девочкой не пришло страшное чудовище.

И что мне прикажете делать — взглянуть или не взглянуть? Хлебнуть Ступефая или сделать лицо кирпичом и пройти мимо плачущей девочки?

Поколебавшись некоторое время, остановившись рядом с дверью туалета, я задался вопросом что сделал бы в моем положении тот же Драко Малфой, например. Поможет или не поможет он? Однозначно, нет. Зато, устроится где-нибудь поближе и подождет пока страдалица выплачет свое и отревевшись, выйдет наружу. И тогда Драко разойдется, такое наплетет, мама не горюй! И я решил, что я тоже не последний гриффиндорец, а очень даже слизеринец и не мое это дело спасать страждущих.

Но получилось то, что получилось. Ноги хотели унести меня подальше, но руки сами толкнули закрытую дверь.

И слава Богу! Потому что это действо открыло мне знание и вход Тайную комнату. К скрытым помещениям самого Салазара Слизерина. Таким образом благая Судьба сама преподнесла мне несколько роковых для меня подарьков, решив параллельно и ответ на второй пункт Плана — КУДА бежать.

Всхлипы из женского туалета превратились в несдержанные крики, как только я перешагнул порог туалета.

— Уходи, уходи отсюда, нахальный мальчишка! — визгнуло незнакомое мне привидение очень некрасивой девушки с такими же очками-кругляшками, как у меня. — Разве не видишь, что этот туалет для девочек?

— Ухожу, ухожу, — шагнув назад сказал я и поднял руки в знак того, что ничего дурного я не замышляю. — Проходя мимо я услышал плач и подумал, что кому-то нужна помощь, вот и вошел. Раз нет, прощайте.

Я приготовился закрыть за собой дверь, но привидение резко понеслось в мою сторону, что заставило меня откинуться назад.

— Ты кто такой? — пискнула призрачная девушка. — На того, из-за которого я умерла, ты не похож.

— Я? — Ее вопрос насторожил меня. — Меня Гарри зовут.

Ее прозрачное лицо почти коснулось моего носа и я кожей почувствовал мороз, идущий с ее стороны. Из-за стекол очков были видны темные круги вокруг ее заплаканных глаз. Она уже перестала плакать и нагло разглядывала мои черты, словно искала подвох в моих словах.

Потом она так же быстро отпрятнула от меня и повисла над одной из раковин.

— Отсюда вышла моя смерть, — призрачным пальцем указала на нее она. — Выползла смерть под призывом того дрянного мальчишки из Слизерина. Ты тоже из змеиного факультета, но тот прошипел на парселтанге и моя смерть явилась, посмотрев на меня огромными желтыми глазами...

В моем сознании что-то зашевелилось. Какое-то воспоминание стремилось выплыть и связаться со словами этой мертвой девушки. Она тем временем продолжала вещать:

— Потом, гораздо позже он, уже будучи мужчиной, опять здесь появился. Я наконец узнала, что случается, когда он шипит. Я проследила за ним, чуть-чуть вылезая из стены рядом. Он меня не заметил, но я все-все увидела. Раковина разделяется, открывая сливную трубу. Проход широкий настолько, что плохой Том мог на метле влететь внутрь.

Она посмотрела на меня призрачными глазами и я увидел в них искры смеха.

— Знаешь что? Я тайно проследила за ним и там, — она несколько раз указала пальчиком к полу, — я увидела по-настоящему свою Смерть. Но она уже ничего не могла мне сделать, я давно уже мертвая и никакие Короли змей мне не страшны.

«Ааа, — наконец я понял!.. — Она говорит о змее. Но с ними я тоже могу говорить. Прошлым летом, в зоопарке узнал об этом.»

— Подскажѝ мне звуки, которые шипел тот парень, девушка, — попросил я.

— Меня Миртл звали, Плаксой Миртл, — она засопела, но я не обратил на это внимание.

— Прошу, Миртл, покажи мне.

Она повернулась ко мне спиной, что-то ворча себе под нос, потом резко обернулась и совершенно внятно произнесла:

— Откроойсссяаа!

Почти что правильно. Ну, как правильно — так, как произносят слова иностранцы. Но я, узнав ключ-пароль, решил не заморачиваться, а порадовать одинокую призрачную девушку похвалой.

— Миртл, ты тоже владеешь языком змей! — воскликнул я, заметив, как ее щеки покрылись серыми пятнами смущения. — Давай, я тоже попробую. Откроойссяаа!

И раковина разошлась.

* * *

Рождественским утром весь Слизерин полным составом отправился домой праздновать, а я остался один на один с собой во всех помещениях зеленого факультета. Думал, обрету спокойствие, но не тут-то было! Сверкая злющими черными глазами, шипя почти как Сахешш, мой декан сквозь зубы предупредил меня, что будет следить за каждым моим шагом. Потому что ничего хорошего от щенка Джеймса Поттера он не ожидает.

Я клятвенно заверил его, что с територии замка я ни ногой, все каникулы проведу в Подземельях (блин, ну и умница я!), за повторением пройденного материала. Кушать буду на кухне, домовики обо мне позаботятся, даже в Большом зале я не появлюсь. Хлопнув глазами, от чего Снейпа перекосило, как от зубной боли, я невинно спросил:

— В библиотеку мне ходить можно, сэр?

Он опять начать поливать меня грязью, сравнивая меня только с отцом, почему-то маму сюда не приплетал. Я молча вытерпел, пока Снейп выговорится, брызгая слюной и желчью на меня. Наконец, излив всю свою злость он удалился с развевающейся за спиной мантией, в направлении известном только его одному.

Я вздохнул с облегчением.

Время пришло.

Проводив его глазами, я собрал все свои пожитки в школьный сундук и приготовился сразу после рождественского ужина удрать из школы навсегда. Ну, как из школы, я задумал скрыться в Подземельях. На десять-двадцать лет, не меньше.

Рассчитывал я на то, что во время праздничного ужина преподаватели позволять себе принять на грудь лишнего и будучи навеселе, снимут свое ежесекундное надо мной наблюдение.

Так и получилось.

Весь рыжий выводок тоже за столом появился, поедая меня гневными глазами. Словно я виноват в том, что средства на поездку в Румынию для всех многочисленных отпрысков семейки Уизли не хватило. И взять допольнительно золотышко уже неоткуда. Как говорится, замок захлопнулся.

После моего гневного письма Гринготтсу, мой новый золотой ключик от ученического сейфа висит у меня на шее на неразрываемой цепочке. Хахаха!

Бежать я задумал ранним утром, между тремя и пятью часа, когда все уже спят и видят десятый сон. Чтобы хорошо выспаться и не опоздать с побегом, я лег рано, сразу после возвращения из Большого зала. Вряд ли для побега другой такой шанс мне откроется, сегодня мне надо быть предельно аккуратным.

Уснул я, к моему удивлению, сразу и спал как убитый. Разбудил меня тихий хлопок от появления в комнате домового эльфа. Он тихо, мышкой зашуршал в районе моего сундука, а потом с таким же хлопком удалился.

Неужели и ночью следят за мной? Я бы не удивился. С другой стороны, даже если бы слежка эльфов за мной была, тот уже удалился и не вернется хотя бы час. Что уже очень хорошо.

Я встал и зажег свет в спальне палочкой. Начал одеваться и тогда увидел на крышке сундука загадочный сверток. Коричневая оберточная бумага выглядела обычно и вне подозрения, но я не мог представить себе, что кто-нибудь из знакомых или незнакомых мне людей стал бы утруждаться презентовать мне рождественский подарок.

Палочкой наложил проверочное заклинание. Чисто. Гхмм...

Но я находился в логове ядовитых тарантулов, поэтому одел перчатки из драконьей кожи, которыми пользовался во время занятий по зельеварению и развернул сверток. Из пакета будто вылилась переливающаяся ткань, которая выглядела невесомой. Среди складок нашлась записка, которую я внимательно прочитал.

Подписи не было, но я и так догадался, что отправитель это никто иной, а наш уважаемый директор. Неслучайно, во время праздничного ужина он часто-часто поглядывал в мою сторону с видом доброго всепонимющего дедушки. И загадочно мерцал синими глазками из-за стекол своих странных очков. Кажется, он наконец вспомнил про меня. Ага-ага, забудет он, не после того финта ушами, который я устроил, связавшись с Гринготтсом. Думает, обдурить меня как пить дать, подарок мне приготовил. Ага, подарил мою же собственную, унаследованную от отца, мантию-невидимку.

Мдаа, как говорится, только в капкане сыр бесплатный. От меня, кажись, что-то ожидается. Дождетесь, однако. Но, пусть и нечаянно, вернув мне мантию отца, директор сам помог мне удрать незаметно для всех, даже для нарисованных на портретах персонажей. Когда утром меня хватятся, пусть моя благодарность, которую я чирикнул на обратной стороне записки, будет ему утешением. Даже если он никогда не узнает об этом.

* * *

Вингардиум Левиоссой я давно владел в совершенстве и таскать руками огромный ученический сундук мне не пришлось. Я попробовал также уменьшить его, но мне не удалось сделать из такой громадины спичечную коробку. Но и то, насколько я его уменьшил, оказалось достаточно, чтобы скрыть и его, и себя под мантией-невидимкой отца, уже моей по сути.

До третьего этажа я добрался без проблем. Плаксы Миртл в туалете не было. Она сама меня найдет попозже, если захочет. Я спустился по трубе в Тайную комнату, где рядом с гнездом Сахешша еще в первые дни своего здесь появления, я устроил себе схрон и притащил сюда запасы пищи и воды хотя бы на месяц.

Я думаю, за месяц вся баталия с моим исчезновением уляжется. Мальчика-который-выжил, в конце концов, объявят погибшим при невыясненных обстоятельствах. Кто-то (Не будем упоминать его имя, пусть спит Зло под камнем!) попробует открыть и обчистит мой ученический сейф, но гоблины туда никого не пустят. Не после моего гневного письма, которое я в начале декабря отправил директору банка. Получив в ответ заверительную грамоту, что все неправомерные движения моих средств онулированы, золото вернулось обратно на мой счет, старый ключ не действителен и отныне единственный действенный ключик — это тот, что находится внутри пакета с ответным письмом. Я довольно ухмылянулся, представив себе картину остолбеневшего „опекуна”, или его представителя, когда зеленокожие гады отказали тому в доступе к моим денежкам.

Почуяв мое прибытие, Сахешш открыл левый глаз, прикрыв его третьим веком, чтобы не превратить меня в камень, и тихо зашуршал, переставляя свои кольца по-новому, чтобы предоставить мне побольше места устроить себе ночлежку. Василиск, который обитал Тайной комнате стал моим вторым, если первым я считать Плаксу Миртл, другом в Хогвартсе. Эти двое помогли мне пережить время до Рождества.

Вернув сундуку истинный размер, я вынул из него надувной матрас, пуховое одеяло и подушку, разулся, прилег и мгновенно уснул.

Утром, все утром.

* * *

В Тайной комнате наступление утра заметить невозможно, но прибыла моя подруга Плакса Миртл, просочившись сквозь стены.

— В директорской переполох, — возвестила она еще не до конца выплыв из стены. — Северус Снейп ядом плюется, обзывая тебя очень нехорошими словами.

Привидение начало хихикать, а я пока делал себе завтрак из куска хлеба и колбасы. Хочется горячего чая, все-таки соседство с василиском тепла не добавляет, но негде его заварить.

— Я одним глазком заглянула туда, а там ор стоит. Маккошка рвет себе волосы, Дамблдор держится за сердце и постоянно уверяет твоих преподавателей, что ничего плохого на територии замка случиться с тобой не могло бы. Флитвик скрипит зубами и упоминает какого-то Пушка, Хагдид навзрыд рыдает и сморкается в свой неизменный клетчатый платок. Поппи Помфри разливает по чашкам не чай, а успокаивающее зелье в промышленных количествах. Директор жрет свои лимонные леденцы, запивая их зельями, — продолжает вещать Миртл. — Короче, я убежала. Если что новое появится, сразу расскажу. Никогда так не развлекалась!

Ее голос быстро убывает сквозь толщину камней канализации.

* * *

— Скажи мне, Сахешш, почему нас, современных волшебников называют „маглами с палочками”, — спросил однажды я, разглядывая свою палочку из остролиста.

Голова василиска слегка наклоняется так, что со своего места между кольцами я вижу его прикрытый дополнительным веком глаз. Мне кажется, что он читает мои мысли.

— Потому что вы и есть маглы с ковырялками, детеныш, — отвечает он и смотрит на меня уже обоими глазами.

— Как это так? — не унимаюсь я, потому что старшекурсники из моего, и не только моего факультета, думают о себе, как о не меренной крутизны волшебниках. Не менее того.

— А так, — шипит Сахешш. — Потеряли вы, человечки, свое изначальное предназначение, поэтому маетесь ерундой. Что маги, что и маглы. Маглы вообще все позабыли, а маги — недолго им осталось быть особенными и баловаться волшебством.

Его слова вводят меня в недоумение. Что это за предназначение такое?

Тем временем, разместив свое длинное тело по-новому, василиск продолжает медленно рассказывать.

— Создатель, вылепив человека из глины, вдохнул в него свой дух и стали люди живыми подобиями ему самому. Создатель возвысил человека над всем живым на Земле и даровал он ему искру своей силы. Дал направление и оставил его здесь, на Земле, приказав заботиться обо всем живом на планете. После хорошо сделанной работы, Он отправился дальше творить, не заметив, что его детище, его наместник на Земле еще не вырос из детского возраста. Таким и остался на планете человек, одиноким, не обученным подростком.

— А в чем, по-твоему, предназначение человека, Сахешш?

— Очень просто, дитя, очень просто. Раз создали его по Образу и подобию Создателя, дали ему дух, мысль, собственно, и силу, человек может и должен творить миры. Он их и творит, но неосознанно, забыв самое главное — открывать Врата к ним.

— Что ты имеешь ввиду, Сахешш? Я тебя не понял.

— Все опять же очень просто, детеныш. Надо быть слепым, чтобы не заметить правду. Иные миры окружают нас, они повсюду и совсем рядышком, потому что у себя в голове каждый человек придумывает себе не один и не два мира. То есть, он их создает в своих мыслях, забыв о том, что каждый человеческий ум настолько сложный, как сама Вселенная.

— Хочешь сказать, что и я могу себе нарисовать в воображении мир, где я счастлив, где мои родители живы, а мои враги не существуют?

Огромная по моим меркам голова василиска кивает несколько раз, а воротник шипов на голове ершится.

— Можешь, но там уже живет твой счастливый двойник, и нет тебе пути туда.

— Хм, разве есть... путь в эти вымышленные края?

— Есть, разумеется. Замок Хогвартс в древности построили как раз на одном из перекрестков таких путей. Очень сильное место. Нынче оно немножко передвинулось к Запретному лесу, я ходил там, удостоверился сам.

— А что с людьми-то?

— Первые люди, те, что жили в древности, создавать новые Вселенные не могли, некому было их научить, но Неизведанное их тянуло. И они искали, сами не зная что. Пока однажды Врата к одному из самых интересных из близлежащих миров, к Миру магии, открылись сами. С того момента, по связанному тоннелю к нам стала просачиваться особая энергия, которую волшебники называют магией. Ею до сих пор управляют ныне живущие волшебники с помощью палочек. Машут деревяшками, перемещая туда-сюда мелочевку, переливают из пустого в порожнее...

Я уловил суть и дал конкретные примеры:

— Поднимают перышки Левиоссой, превращают спички в иголки, заставляют ананасы танцевать...

— Да, точно, — шипит презрительно Сахешш. — А надо учить молодняк делом заниматься, не пустяками.

Я долгое время молчу и слышу как василиск сопит рядом. Пытаюсь представить себе истинно магический мир, к которому ведут проходы, связывающие его с нашим. Сахешш сказал про один из них, но их, наверное, много.

* * *

— Я слышал, в гостиной об этом говорили, что любой магический род берет свое начало от маглорожденного... — начал было я, но Саххешш прервал меня громким прерывистым шипением.

— Что-что? Пшсссс-псссс-сссс... Уморишь меня от смеха, детеныш. — Он повернул свое змеиное, с яркими желтыми глазами лицо. — Не фантазируй на пустом месте, наследник, а слушай меня хорошенько и запоминай! Любой магический род берет начало от истинного мага, перешедшего из того, Магического мира, в этот, простецкий, когда Врата к нам открылись. Волшебные создания, вроде гоблинов, еднорогов, мантикор, драконов — все они последовали за магами. Разумные из них думали, что могут изменить здешний мир на свой лад, создав червоточины, через которые волшебство текло бы сюда свободно и здешный мир превратился в подобие старого, изначального.

— И что, не получилось?

— Получилось, но в рамках небольшого периметра вокруг отверстий. Новая, здешняя Вселенная, как оказалось, по замыслу своего Создателя, чужда любому волшебству и быстро стала рассасывать непривычную силу. Первопроходцам из колдунов пришлось создавать вокруг каждого прохода защитный пузырь, чтобы магическая сила оставалась концентрированной и не растворялась в пустоте. Пленка этого пузыря нуждается в постоянной подпитке изнутри и с этой целью было подписано и заверено кровью и магией первое соглашение между Лордами-первопроходцами — хранить целостность преграды между мирами.

— Как Малфои?

— Я не слышал ни о каких Малфоях. Я говорю о временах, настолько древних, сколько мой возраст умноженный сам на себя.

— Огого, да это означает на миллион лет в древности, Сахешш!

— Салазар говорил, что это случилось намного раньше. Вроде несколько раз миллион...

— Даа, давненько что было...

Мы задумались и некоторое время молчали. Я пытался представить себе тот, исходный мир и голова закружилась.

— Я хочу туда попасть, Сахешш, — воскликнул я.

Он заерзал на месте, перекручивая свои кольца.

— Не советую. Салазар говорил, что магическое излучение Изначального мира магии настолько мощное, что обычному волшебнику становилось невмоготу.

— Он ходил там?

— Пытался. Не помню, говорил ли о том, что до Ворот ведет огромной длины тоннель, весь обрасший неземной, но неопасной для мага растительностью. Пока находишься вдали от прохода к Миру магии, излучение, которое оттуда исходит, не убивает, а лечит. — Он задумался, я разпознал это выражение на лице василиска, потому что за несколько дней общения я немало о нем узнал. — Лечит, — продолжил он, — любые недомогания, восстанавливает здоровье, подпитывает ядро волшебника и оно разрастается, укрупняется и повышается его мощь. Но не надо подходить слишком близко к нему, потому что у вас, хоть вы и колдуете, обычное человеческое тело, которое не выдерживает такого могущества и вас рассыпает пылью.

— А Салазар откуда это узнал?

— Да были у него ученики и сподвижники, которые последовали за своим наставником в Междумирье исследовать Изначальный мир. Молодыми, глупыми да жадными оказались некоторые из них и побежали вглубь тоннеля, не оглядываясь и не вслушиваясь в мудрые слова Салазара. И погибли до единого на глазах учителя своего.

— Как Салазар объяснил это?

— Он, как и остальные трое Основателей, которые были согласны с ним, думали, что волшебных созданий называют „волшебными” неспроста. Те, последовав за первопроходцами, ни с кем не скрещивались здесь, никто им в пару не подходил. Поэтому потомки всех волшебных созданий остались настоящими русалками, мантикорами, драконами и так далее. Их наполняет изначальное волшебство. Вот, у потомков Лордов-первопроходцев судьба не сложилась. Здесь они застали весьма привлекательных для себя, хотя и обычных людей. Ну, сам понимаешь, что создавая с людишками потомство, магическая сила убывает, и убывает. У нынешных волшебников человеческое тело, в нем остался только маленький сгусток магии, их ядро и, чтобы колдовать, им нужна палочка-костыль.

Я несколько раз хлопнул глазами, чтобы прояснить сознание. Выходит, мы маги, по своей сути вырожденцы. Потому что в мире, где изначально не было этой дополнительной, пятой силы, скрещивание с местными людьми, разбавило их способности, уменьшая их.

С другой стороны, некоторое время пребывания в тоннеле за Воротами, сказывается положительно на волшебнике.

То, что было нужно мне.

— Показывай дорогу, Сахешш!

— Ссссс, хорошшшо... Забирайся ко мне на голову, между шипами. Там есть удобное местечко для вас, ходячих на двух ногах.

Про Запретный лес я услышал впервые на праздничном банкете после нашего распределения из уст самого директора школы Альбуса Дамблдора. В смысле, что он продолжает быть запретным для учеников, даже для старшеклассников. Вероятно он опасный не на шутку.

А сейчас Сахешш вез меня именно вглубь леса.

В своей короткой жизни я, что говорится, в обычном лесу даже в магловском мире не бывал, а тут такое... ТАКОЕ!!! Дремучий, сумрачный, подавляюще величественный — вот здесь я взаправду почувствовал себя в сказке. Давал он сказочное ощущение одним единственным фактом своего существования, от неисчислимого количества толстенных стволов, по-моему, тысячелетнего возраста деревьев.

Под зеленоватой сенью крон лежал не меньше чем полуметровый слой прошлогодних листьев, среди которых там и сям я угадывались гнезда грибов непонятной степени съедобности. Или ядовитости, кому что интересно. По коре стволов ползала живность инсектного происхождения, повторяя в тысячный раз прогулку одной и той же неизменной во времени дорогой, вверх-вниз...

Там, сверху, кто-то побольше, поинтересней и поопасней, общаясь с себе подобными неведомым способом, смотрел на нас с василиском. Этим ограничивалось их с нами общение — они смотрели, вероятно обсуждали нас. Мы с Сахешшем шипели, обмениваясь впечатлениями о них. Словно кумушки в дворе, блин!

Я расслабился и начал на подсознательном уровне общаться с Лесом, чем глубже, тем сильней я чувствовал единение с матушкой Природой. Сквозь меня проходили неведомые волны энергии, порой на грани слышимости я улавливал не ушами, а всей своей сутью звон натянутой, как струны, пленки, которая лопаясь, пропускала нас с Сахешшом. При этом звенел на ультравысоких частотах. Пиннннг! Я тихо восторгался и обменивался впечатлениями со своим огромным, ползущим друом. Сахешш хмыкал, сосредоточившись на одних только ему понятных деталях пути.

А потом вдруг однотонный звук лопания следующей по счету пленки перерос в крещендо, пропустив нас, и она смачно чмокнула, закрываясь у нас за спиной. Звуки леса резко изменились.

— Воот, мы перешли сквозь Ворота с нашей стороны, малыш, — сказал Сахешш и громко прошипел, по-моему, вздыхая. Но кто их знает, василисков-то, когда смеются, когда вздыхают, когда плачут от боли. — Прошли успешно Защиту. Добро пожаловать в Междумирье! Смотри, это тот тоннель, о котором я тебе рассказывал. — Сахешш стал оглядываться вокруг. — Давненько я здесь не бывал, в последний раз ходил с пра-пра-..., короче — внуком Салазара, которого звали Игнотусом Певереллом.

— Сахешш, в „Истории Хогвартса” пишется, что Поттеры были связаны с этими братьями, хм.., — я сосредоточился, чтобы восстановить с уме прочтенное. — Ну, да! Я вспомнил! Точно об этом Игнотусе говорилось, что у него сыновей не было, только одна дочка и он ее отдал замуж за некого Поттера, не помню имени... Что-то о мантии-неви...Черт, черт! Ту самую мантию рождественским утром нашел я рядом с моей кроватью.

— Не знаю, детеныш, возможно так оно и было. Частной жизнью своих хозяев я почти не интересовался. Но я почуял в тебе кровь Салазара Слизерина, кроме того на тебе стоит печать Вечной госпожи.

— Ты о Смерти говоришь, Сахешш? Ну, и Распределяющая шляпа что-то такое упоминала...

— Главное, ты не беспокойся. И на Игнотусе лежала таже печать, а вот сколько он прожил, дочку породил, замуж выдал, потомков у него...

— Сахешш, не хочу говорить о Вечной госпоже. Я хочу узнать куда я попал. Послушай ту сладкую музыку, которая идет издалека, оттуда кажется, — я указал направление, откуда лился тихий, призывный перезвон вроде серебряных колокольчиков.

Василиск медленно скользнул сквозь заросли и мы вышли на длинную, уходящую в неведомые дали, расчищенную от растительности дорогу. По обе стороны этой дороги высились могущественные деревья, кроны которых сплетались высоко у нас над головами. Свет, проникающий через листву был мягким, теплым и ласковым. А там далеко впереди, откуда слышалась по всей длине просеки звонкая музыка, светилось что-то в форме небольшого пятнышка. У себя во рту я почувствовал сладость, словно откусил самого дорогого шоколада с клубничным мороженным одновременно.

— Сахешш, я хочу туда, — прошипел я тихо, не отрывая взгляд от притягательного света.

— Естественно, дитя, там расположены Врата к нашему общему родному миру. Мир истинной магии. Как можно не хотеть туда попасть! — в шипении василиска звучала неподдельная радость. — Но там тебя ждет Смерть.

— А я ее не боюсь, — улыбнулся я.

— Все с тобой понятно. Но, все равно, я тебе не советую идти туда. Терять нового хозяина, такого маленького, как-то неохота, — смотрит он на меня.

— Тогда, лучше не будем спешить. Останемся поближе к нашим Вратам. Не знаю почему, но я чувствую себя здесь превосходно... Словно вернулся домой. Что скажешь?

Последовали звуки, которые у василиска означали звонкий смех.

— Детеныш, какой ты все-таки маленький! Скажи, ты знаешь что такое Псалом Давидов? Знаешь? Это уже хорошо. Оглянись вокруг, почувствуй спокойствие этого края и возрадуйся, потому что не каждому дано увидеть божью благодать вживую.

И я ее увидел, вспомнив текст псалма.

Господь — Пастырь мой;

Я ни в чем нуждаться не буду;

Он покоит меня на злачных пажитях

И водит меня к водам тихим,

Подкрепляет душу мою, направляет меня

На стези правды во Имя Свое.

Если я долиною смертной тени пойду,

Не убоюсь я Зла, потому что Он со мной;

Господи, Твой жезл и твой Посох -

Они успокаивают меня.

Ты приготовил мне трапезу на виду врагов моих;

Умастил елеем голову мою.

Чаша моя переполнена.

Так, благость и милость Твоя

Да сопровождают меня во все дни жизни моей.

И я пребуду в доме Господнем многие дни.

* * *

По мере передвижения по туннелю, я стал замечать некие боковые отклонения среди деревьев и тусклый свет в конце.

— Сахешш, а что это за проходы? — спросил я у медленно ползающего василиска.

Он резко остановился и повернул голову влево.

— Ты их видишь? — заинтересованно прошипел царь змеей.

— Вижу, — ответил я. — А что такого?

— Эеех, детеныш, у тебя такие способности даже при этих стекляшках у тебя на глазах! А ты говоришь „Что такого”. Свет в конце видишь?

— Вижу, но он очень тусклый, — ответил я, приглядываясь повнимательней. — Это так важно?

— Очень! — Шипение Сахеша звучит восторженно. — Понимаешь, каждый из боковых проходов ведет к отдельно взятый мир. Мне надо в один из них. Приглядись, быть может ты тоже заметишь того, из которого выходит густо зеленый свет.

Мы стояли точно перед таким. Я озвучил свои наблюдения вдруг сильно заволновавшемуся василиску, который извивался кольцами от избытка эмоций.

— Слушай, наследничек. Я войду туда, — он кивнул в сторону изумрудного света. — Задержусь недолго, тебе покажется, что меня не было скажем, просто нескольких часов. Но в том мире я проживу несколько десятков лет.

— Ты меня озадачил.

— Время, дитя, время — оно по разному течет в разных мирах. Здесь тебе час, там два года, — он кивнул в неопределенном направлении. — А там, можно и сто лет.

— А почему ты так рвешься в тот мир? Для меня, возможно, здесь будет опасно находится одному, без защиты.

— Ничего не бойся. Это место, Междумирье, в которое мы вошли, Салазар называл Цветком миров. Ему оно представлялось как сердце цветка — это тот тонель. А отдельные Миры, как тот, откуда мы пришли, прикреплены к серединке соцветия, как листики. На каждом листике все по разному, но в сердцевине есть четкое правило „Не нападать”. Иначе смерть ждет нарушившего правило, развеивание тела, души и духа. А там, — он снова повернул голову к зеленому коридору, — мир нагов, змеелюдей. Те, что наполовину человеки, а нижняя половина у них змеиная. Войдя туда, я сам превращусь в нага, найду себе пару, вылупим детенышей, вырастим... давно со мной такого не было... Короче, проживу полноценную жизнь, после которой, вернувшись обратно, мне не будет досадно проспать несколько десятков лет в Тайной комнате.

Вот как!

— А пребывание в том мире нагов, как скажется на твоем здоровье, Саххешш?

— Целительно, детеныш! Омоложусь по возвращении, потому что там восстановится магия, которая поддерживает мое бренное тело здесь.

— Ты оттуда при...полз к нам? — Он кивнул. — А не захочешь ли остаться там, — я махнул рукой в направлении прохода, куда заполз василиск. — Не оставишь ли меня одного навсегда?

— Ну, что ты! Нет, конечно. Проход в новый мир это не то самое, что открыть дверь комнаты. Врата, это пелена перемен. С одной стороны ты оставляешь свое старое тело, а на другой ты обретаешь новое. Истинные маги — первопроходцы, я не знаю какими они были и как выглядели в своем старом мире, но проникнув через пленку в твой мир, они получили новые, вполне человеческие тела, заполненные до последней клеточки магией. Так и я, минув защитную пленку к миру нагов, сам стану таким. Проживу свою жизнь, состарится мое тело и я приду сюда. Вернувшись в междумирье, я снова обрету молодое тело василиска. Я так и живу уже тысячи лет. Понимаешь, без хозяина мне нет пути сюда. Поэтому я так тебе обрадовался.

— О, Сахешш, почему не сказал мне это раньше? Я бы смог...

— Не расстраивайся, детеныш. Все прекрасно получилось. Я сейчас уйду старый, а вернусь молодым и сильным.

Он опустил голову низко, чтобы я мог с легкостью сойти на землю, что я немедленно сделал.

— Уходишь? — подавленно сказал я. За те несколько дней, что я провел в его логове в его компании, я к нему привязался — не скажу громких слов, но как к родному... дедушке, например.

Он стал вертеть головой что-то старательно выискивая. Вдруг он кивнул к определенному дереву головой.

— Смотри, там наверху этого дерева есть дупло, по-моему, достаточно глубокое, чтобы ты мог внутрь пролезть. Попробуй.

Я посмотрел на темнеющую высоко на стволе древнего дерева дыру и стал просчитать возможные пути туда. Кора была шершавая, с большими выступами и я легко залез наверх.

Потолок норы был достаточно высокий, чтобы я стоял прямо. Когда прилег на покрытое высохшей листвой, хрустящими щепками и древесными волокнами дно, я понял, что оно достаточно широкое для моего маленького роста. Внутри приятно пахло древесиной, на грани слуха доносилось некое шуршание и клокотание, все-таки я находился в полости живого дерева.

Здесь было сухо, из карманов я достал куски хлеба, сыра, круто обваренные яиц, шоколад и бутылку воды. Можно потрапезничать и поспать, пока Сахешш устраивает себе каникулы длинной в целую жизнь.

Вдруг я заметил бледные пятнышки света, которые стали появляться и кружить вокруг меня. В полутьме норы они были очень хорошо видны. Я поднялся на выступ, по которому залез внутрь дупла, и вернувшись к ожидавшему меня василиску прошипел ему:

— Сахешш, что это за солнечные зайчики без солнца, которые блуждали вокруг меня в норе наверху?

Его увенчанная шипами голова повернулась ко мне и — нет, это было не обманом зрения, я заметил озадаченное выражение на его змеиной морде.

— Ооо, эти... — он замялся на мгновение. — Как-то слышал от своих бывших хозяев, могущественных из них, что иногда к ним привлекаются их же силой, некие мини-тоннели. Типа, как лучше сказать, как варианты твоей собственной жизни. Не знаю правда ли это, твои предки, которых я сопровождал сюда, не распросранялись этим.

— А... можно ли... я даже не знаю как сказать...

— Попробовать уловить некоторые из них?

— Да. Но я боюсь последствий.

Я призадумался, а василиск смотрел пристально на меня и ждал куда меня могло занести нездоровое любопытство.

— Правильно боишься, — прошипел он. — Говорили, что если умрешь там, возвращаешься обратно в здешнее тело. Но если там придется тебе туго и свихнешься, сумасшедшим и вернешься.

О! Я совершенно не думал об этом в таком ключе.

— Пожалуй, рискну разочек-другой, если и вправду время здесь, в Средоточии не идет.

Сам не догадывался до сих пор, что во мне живет скрытый гриффиндорец.

— Очень хорошо, — ответил мне Сахешш и головой надавил на пленку между мирами.

Пленка была мутной до тех пор, пока голова Сахешша не просунулась внутрь. Тогда она стала прозрачной и позволила мне хорошо видеть случившиеся с моим другом метаморфозы. Он словно снял с себя старую кожу василиска с этой стороны, проникая в другой мир другой ипостасью. Новое тело опять извивалось по-змеиному, но там, где раньше была лишь голова с шипами, теперь красовалась человеческая половина. Молодого, длинноволосого, блондинистого мужчины, этакого Люциуса Малфоя. Блин!

Я моргнул два-три раза, чтобы успокоить сердцебиение, изменения моего друга были красочным, ознакомительным шоу. Вот какие они были, наги эти! Представляю их девушек, ой, сказки такие вспомнил, где молодой герой в своих странствиях встречает прекрасную незнакомку. А ночью она превращается в змею.

Сахешш меня с другой стороны пленки прохода не видел, но приветливо махнул рукой в пространстве напоследок. Надеясь наверное, что я провожаю его переход в новый мир взглядом. Потом величественно уполз вглубь, где его силуэт быстро утонул в зеленом тумане и стал незаметным.

Оставшись один сначала я решил поесть, отдохнуть, а потом устраивать себе «экстрим-сарвайвер»-приключения на свою голову с этими загадочными бликами, которые мотыльками кружились и кружились вокруг.

Устроив себе удобное гнездо среди листвы, покрыв ложе одной половиной мантии, я прилег, укрыл себя до ушей второй ее половиной, чтобы проверить удобно ли мне будет во сне. Тишина, тепло, полный желудок и усталость сморили меня внезапно, не успел я вздохнуть и уже провалился в сон.

Во время сна через худенькую тушку мальчика один за другим входили светлячки и ему начинали сниться сны его возможных жизней.

Сначала мне приснился Рай.

Там моих родителей никто не убивал, только по той простой причине, что в качестве преподавателя в Хогвартсе Альбуса Дамблдора не приняли. Соответственно, на политической арене волшебной Великобритании не появилась фигура Великого Светоча, Победителя Геллерта Гриндевальда. Персонаж, которого величали как Темный лорд Волдеморт, также отсутствовал. Но моя семья зналась с лордом Гонтом, нашим дальним родственником, в Н-надцатом колене.

Мозгов моим родителям директор Хогвартса, профессор Слизнорт не промывал, их не обратили из нормальных людей с семьями в бешеных орденцев. Ибо противостояние Темной и Светлой стороны магии, доведенное до состояния абсурда, некому было организовать. Братья Дамблдоры вели дела в самых нижайших прослойках криминального общества, а мы, Поттеры, были птицами высокого полета.

Мои бабушки с дедушками с обеих сторон здравствовали и напутствовали своих буйноголовых чад, а впоследствии и внуков. Про драконью оспу в магической Британии даже и речь не шла.

У меня были три младшенькие сестренки, которых я обожал. У всех троих были ведьмовские глаза изумрудного, более яркого чем у меня самого, глаза. У двоих из них волосы были черные, а третья была огненно рыжим солнышком, совсем как моя мама.

Пока жив был ее муж Вернон, с тетей Петуньей мы общались очень редко. Так, два-три раза за те несколько лет. Но потом этот неприятный человек и супруг тети попал в автоаварию и погиб. Признаюсь, я шумно радовался, за что огреб от мамы подзатыльник.

Ба, неужто какой-то подзатыльник смог бы уменьшить мою мстительную радость от смерти такого отвратительного борова.

После этого печального, боюсь что только для кузена Дадли и его тетушки Мардж, события, Петуния продала дом на Тисовой и перебралась к нам, в Годриковую лощину. Здесь она встретила прекрасного вдовца — волшебника без детей и не дождавшись конца траура, вышла за него. Скоро у нас появился новый кузен, Говард. Волшебник. Мдааа...

Я закончил Хогвартс с двенадцатью ЖАБА и выровнял свой успех с достижениями самых выдающихся выпускников двадцатого века — сэра Томаса Марволо Риддла, Лорда Гонта, и сэра Бартемиуса Крауча- и старшего, и младшего. Была грандиозная вечеринка по этому случаю, Лорд Гонт назвал меня своим любимым племянником, а в моих сестренках он души не чаял. Такие вот выкрутасы судьбы.

Женился я в двадцатипятилетнем возрасте на дочке закадычного друга моего отца, и моего крестного по совместительству, Сириуса Блэка. Альциона родила мне троих сыновей и две дочки.

Я умер вскоре после празднования моего 150 юбилея в окружении детей, многочисленных внуков, правнуков и пра-пра-внуков.

Жизнь удалась.

Потом в одно мгновение я резко проснулся и осознал себя лежащим не в моей кровати в Поттер-мэноре, а в дупле дерева, среди шуршащей листвы. Повернувшись на другую сторону, я долго приходил в себя, не поняв, что происходит. Вокруг своей головы я заметил целый рой светлячков и вспомнил, что задумывал исследовать эти солнечные зайчики.

Эта мысль не успела даже принять четкого направления и меня опять отправили смотреть на мою жизнь. В этот раз снился мне совсем не Рай.

Повторение моей жизни началось с того дня, когда я маленьким-маленьким проснулся в чулане под лестницей у моих магловских родственников Дурслей. Эту жизнь я хорошо запомнил. Никогда, ни одного мгновения своего убогого существования в этом доме я не забуду. Обещаю себе послабление — отомстить каждому, ответственному за мое злосчастное детство обычному человеку или магу!

Верррноооон, бойся, Вернон!

До распределения Шляпой все шло по знакомой мне дорожке. Письма, остров, Хагрид, Гринготс, вокзал и орава рыжих, которые караулят меня, чтобы подловить легкую добычу в моем лице.

Распределяющая шляпа внезапно распределяет меня на Гриффиндоре... Гриффиндор? Ужас!

И дальше все пошло-поехало как в дурном кошмаре.

Я подружился с, мне кажется, шестым по счету Уизли, тот доставучий прилипала, который не отлип от меня по пути со станции в Хогсмиде. И все время нудел мне в ухо о величии алознаменного факультета, о величии директора Дамблдора, о злонамеренности каждого слизеринца в отдельности и всего змеиного факультета в целости. Я нудеж Рональда хорошо помню по реальной жизни и именно из-за него, из-за отвратительного нрава рыжего я согласился на Слизерин. Но в этой, приснившейся мне жизни я повелся на хвалебные оды рыжего придурка, не заметив подставу. Повел себя как завороженный, забыв о предосторожности.

Дальше был сумбур чистой воды. Каждый год со мной случались угрожающие моей жизни „приключения”, старательно срежисированные нашим многоуважаемым директором. Как он не умер от многочисленных нарушений клятвы директора, я не понимаю. Сводил ее куда-то в сторону, к незнакомым пока-что адресатам, что ли?

Потом узнал про Орден Феникса.

О птице-фениксе я узнал уже на втором курсе.

Якобы светлая птица, однозначно указывающая на святость волшебника, к которому она была привязана. Очень подозрительная, левая курица.

Не верится мне что Фоукс некий символ добра и света. Альбус ПБВ Дамблдор оказался впоследствии все что угодно, только не святочем. С чего бы феникс добровольно свяжется с нечистым совести колдуном? Но в той, приснившейся мне жизни, я этого до конца не узнал и не признал. Я верил директору больше, чем кому-либо другому в мире. Преклонялся ему, считал его моим наставником и просто добрым дедушкой, хотя и со своими причудами. Даже назвал своего младшего сына Альбусом-Северусом!!! Рожденным от (представьте себе, на счету Артура Уизли числилась еще и дочка!) Джиневры, мать ее за ногу, моей законной супруги! Извините, я нечаянно, от переизбытка отвращения к седьмой.

Короче, к закату моей жизни эта Джиневра добилась того, чтобы я при жизни отдал главенство рода Поттер нашему старшему сыну Джеймсу-Сириусу. И тогда выяснилось, что рода Поттер нет! Нету! Все родовые дары, способности, магическая сила — как ветром сдуло, съело клеймо Предателей жены. Все мои богатства растранжирил огромный выводок Артура и Молли. Сколько там их насчитывалось к тому времени, когда мне открылись глаза — не меньше сотни? А Поттеровскую магию...эээх!

Я увидел себя летящим вниз головой с моста над Темзой, и......проснулся в холодном поту, дрожа от ненависти и жажды мести к Уизлям. Что могло бы быть дальше, выжил я или умер? Что еще отчебучили рыжие тараканы, чтобы довести меня до ночного смертоносного прыжка в глубокие холодные воды, я из этого сна так и не узнал.

И хорошо, что не узнал, потому что если бы мне показали что, да как, то я, как только вернусь в Хогвартс, поубиваю всех рыжиков на хрен.

* * *

Я проснулся злющий как черт. Сердце колотилось бешеным перестуком в грудной клетке и я несколько раз вдохнул глубоко, упорядочив свои мысли так, как помнил из снов.

Я повторял как заведенный — все это сон, лишь сон. Слава богу! Рыжая приставучка №7 из отпрысков Уизли поступит в Хогвартс только в следующем году, а до того времени мало ли что могло случится.

Поднявшись с лежанки, я высунул голову из норы, чтобы осмотреться. Свет продолжал быть неизменным по интенсивности, не пойми какое время сутки. Сахешша все еще не вернулся, мне некуда было спешить, поэтому я опять вернулся в мое теплое гнездышко и быстро заснул.

Приснилась мне, на этот раз, моя настоящая жизнь, которую я омерзительно четко помню. Вплоть до настоящего момента. Под конец я увидел себя спящим в позе эмбриона на дне норы в дереве, укрытым своей теплой мантией. Но дальше мне показали КАК я должен буду поступать, чтобы все у меня было на сто процентов хорошо и, чтобы сорваться с крючка сначала одного длиннобородого монстра, а затем — одной многочисленной рыжей семейки.

Прыгать с моста в Темзу как-то не очень... В действительности, чтобы это не воплотилось в моей будущей жизни, существовало несколько вариантов. Надо было все продумать, выбрать самый удачный путь — для меня, конечно, не для кого-то другого, жизнь-то моя!

Во сне я все из возможных вариантов прожил, с чулана под лестници (чего не избежать, того не избежать) до самого конца жизни. Иногда внуков-правнуков совсем не наблюдалось, а иногда были, но не оравой, а так, пара-тройка пробежала. И на том спасибо. Надо было хорошо запомнить, как, не попав впросак, пойти по самому спокойному пути, запомнить хорошо все-да-как, чтобы вернувшись, не опростоволоситься.

И чтобы те самые внуки появились.

Некоторое время я не вижу картин, а просто плаваю в какой-то мягкой, обволакивающей желеобразной субстанции, которая укачивает меня так плавно, что я неожиданно ярко вспоминаю ощущение материнской утробы. Я дышу этой субстанцией, глотаю ее, сквозь меня проходят волны облегчения и искрящих волн восторга. Качание туда-сюда убаюкивает меня и во сне мне начинают сниться прекрасные края. Солнечные, зеленые луга в окружении темных, дремучих лесов, звонкие ручьи поют, втекая в затененные озера. Там, в глубине чистых, как слеза, вод темнеют удлиненные спины многочисленных рыб. Свисающие ветви ивы ласкают мою кожу, а пение невидимых птиц нащупывает в моей душе изначальную божественную искру, которая вспыхивает ярким светом где-то в самой глубине меня, вызывая резонанс в каждой клеточке организма.

Я вспоминаю рассказ Сахешша, когда он говорил о предназначении человека на Земле, согласно божественному замыслу — создавать новые Миры, научиться открывать к ним Врата.

Это было настолько просто, так доступно, а я и не знал.

Уже знаю.

Озарение было неожиданным и настолько существенным, что я вырвавшись из объятий Морфея, с восторженным криком „Эврика”, как тот же Архимед, выскочил, как пробка из бутылки шампанского и буквально сорвался вниз по стволу дерева.

Деревья так же оформляли собой длинный-предлинный тоннель, а листва наверху создавала ощущение святости этого места. Крикни и тысячекратное эхо начало бы, постепенно затухая, повторять твой голос. Но было здесь нереально тихо, ни пения птиц, ни шуршания букашек, ни скрипа стрекоз. Перед сном я мало что заметил, но теперь я уже знал, почему нет здесь, кроме растительности, животных. Чтобы никто и ничто не представляло опасности для путешественников по Мирам.

Оглянувшись налево и направо, я задумался что мне делать во время ожидания Сахешша. Недалеко от меня, с левой стороны тоннеля и налево от того места, где я стоял, я узнал розоватое свечение Врат к моему собственному миру. Возвращаться туда без василиска было бы настолько глупо с моей стороны, что осознав, что думаю о подобном, я с отвращением тряхнул головой. Чтобы не лезла в мысли всякая чушь.

При отсутствии другой альтернативы, я отправился направо. Туда, куда мне василиск категорически запретил. Туда, к далекому золотистому свету, куда с каждым шагом меня все больше порывало побежать. Оттуда лился тихий перезвон, ласкающий слух и находивший отклик у меня в солнечном сплетении. Как Зов, обещающий воплощения миллионов сокровенных мечтаний детства. И я шел, но не сломя голову, а внимательно вслушиваясь к себе, пока, в определенный момент у меня возникло ощущение, что сделай я следующий шаг и соврусь. Побегу, как те ученики Салазара Слизерина в свое время и погибну от переизбытка магической мощи. Я остановился и с трудом сделал маленький шажок назад, еще шажок и, ощутив, что тиски меня отпустили, повернулся и отправился обратно.

Немного освободившись от дурмана, я стал оглядываться по обеим сторонам дороги. И действительно заметил между деревьев отклонения от центральной просеки. Там, среди густых зарослей, опять же по обе стороны тропинок находились проходы к Вратам, близким по цвету и интенсивности света. Внезапно, через одну из этих вторичных дорог из одних из Врат в ту, что напротив, пробежала тень существа условно гуманоидной формы. От неожиданности я вскрикнул и существо успело обернуться ко мне, не останавливая своего передвижения. Прежде чем влететь в новый мир, оно улыбнулось — или мне так показалось, и махнуло мне верхней конечностью в знак приветствия и сообщности.

Вот так вот! Пробегают, значит, некоторые удачливые субъекты из некоторых более продвинутых миров, занимаются исследованиями, изучают неизведанное, живут свою заполненную накапливанием знаний жизнь. А человечество, забыв свои корни, свое предназначение, прозябает свою величественную судьбу, копошась в своем единственном тесном для всех «тараканов» маленьком мирке. И вместо того, чтобы охранять и защищать «братьев своих мельших», уничтожает все, до чего его ручонки дотягиваются. Утопая все больше и больше в дерьме, человечество продолжает думать о себе как о вершине созидания.

Так-то оно и есть, но когда ты забываешь Цель и Предназначение свое, тебе остается только одно — дуреть и дуреть, пока сам не превратишься в бессловесную тварь.

Или погибнешь, в конце концов.

Меня захлестнула дикая обида за мой вид. Ох, вернусь я обратно, дамы и господа, вернусь! Обещаю вам небо в алмазах. Укажу я, но только избранным, избранным лично мною заветный путь. Из неоднократно прожитых мной во сне жизней я вынес генеральный вывод — не из каждого инсекта получается бабочка, да?

Я отправился дорогой к моему дереву, потому что мой живот громко заурчав, напомнил мне, что я толком не позавтракал, прежде чем пошел гулять. Там, в норе наверху остались мои пожитки, там была и принесенная со мной пища.

По стволу я буквально взлетел, почувствовав непривычную после стольких плохо заживших переломов (подарки от моих трижды „любимых” родственничков) легкость. Возможно ли, что слова Сахешша окажутся правдой, что само Средоточие миров подлечивает посетителей? Если да, то это замечательно!

Соорудив себе несколько бутербродов на быструю руку, я спустился к основе дерева, присел и начал трапезничать. Вдруг освещение вокруг меня поменялось, став более интенсивным и я увидел как из Врат в мире нагов начал выползать мой друг, Сахешш. Вошел он как наг с той стороны перехода, а вышел сюда уже как знакомый мне василиск. Но выглядел он заметно более живым или даже молодым? Не знаю, как это все по отношению к пресмыкающимся можно объяснить, но, для меня не сведующего, тело Короля змей выглядело более лощеным, ярким и подвижным.

— Привет, друг мой! — воскликнул я по-змеиному и бросился навстречу Сахешша, словно не только, условно говоря, вчера я с ним расстались.

Хотя, какое там „вчера”, если во сне я прожил последовательно три свои разные жизни от начала и до конца. А потом я знакомился с разными вероятностями последней из них, настоящей. Не говоря о том, что я понятия не имею сколько времени отняло „проживание” в Раю.

Так что, для меня не одни сутки прошли после нашего с василиском расставания. Из его рассказа выходило, что и для него это тоже в силе.

— Огого, детеныш, а ты, мне кажется, подрос, что ли? — обрадовался встрече василиск, обвивая меня кольцами своего длинного, гибкого и какого-то перламутрового блестящего тела. — Меня, что, так долго не было? Чем ты в мое отсутствие занимался?

— Ничего не успел, Сахешш, я просто провел ночь. — Его глаза выпучились, образно говоря. — Спустился вниз и не имея что делать, отправился на разведку.

— Не говори, что гулял по дороге к Изначальному миру, — прошипел он тихо.

Я виновато свесил голову, но решил признаться ему во всем. Незачем было что-то от моего друга скрывать.

— Ходил я в том направлении, — махнул я рукой в сторону Зова. — Но не до конца. Я устоял от искушения Зова, вернулся обратно. Зато я уже знаю, что это такое. Направление силы. — Сахешш молчал, не стал комментировать мое самоуправство и я осмелел. — Знаешь, я видел какое-то существо, перебегающее через тропинку в одном из боковых ответвлений Дороги. Мы махнули друг другу руками и оно скрылось. Как часто такое случается?

— Да часто. Есть целые миры Путешественников, которые только тем и промышляют, что путешествуют. Сидеть ровно у них не получается, вот и гуляют. Так дано, малыш. Не каждому одинаково, а кому как. Как себя чувствуешь, что-то новое у тебя открылось?

После этого вопроса я задумался как ему рассказать то, что узнал во время сна. Я сам еще не успел толком подумать об этом.

— Не знаю, Сахешш, честно, не знаю еще. Во сне я видел и почувствовал такое, такое! Мои жизни прокрутились у меня перед глазами, я был обычным парнем-волшебником в одной из них, в другой меня готовили на убой, как поросенка. Но я выжил, я всегда выживал, но меня словили на слабо Предатели крови и уничтожили мой Род. А в третьей я прожил свою настоящую жизнь и в ней ты был моим опекуном. Вместе мы стравили и уничтожили моих врагов и все уменя было благополучно.

— Те пятнашки света? — прошипел свой вопрос Сахешш.

— Те самые, — согласился с ним я, кивая головой. — А потом меня лечили. Эфиром, так мне прошептали в голове. Сейчас я чувтсвую себя как только что рожденный. Первозданный, таким, каким должен был быть я, как из моего первого сна. Незаколдованным, с незакукленной магией, без ограничителей и с незамутненной головой. Словно из моих мыслей высосали весь туман, открывая те каналы моего разума, о которых я и не подозревал. И знаешь, я начал чувствовать настоящее солнышко у себя в солнечном сплетении. Я думаю, что это моя магия, моя истинная магия взошла и теперь освещает и согревает каждую мою клеточку!

Обвенчанная шипами треугольная голова василиска приближается к моему лицу так, что я вижу только его мягко светящиеся желтым цветом глаза. Его раздвоенный язык легкими касаниями бабочки прощупывает мои щеки, мокрые от вытекшей из глаз влаги.

— Мой детеныш, наследник мой, у тебя наступило божественное просветление, раскрылось твое истинное «Я», твоя сущность настоящего, истинного мага. Брось ты эту никчемную указку, она больше тебе не нужна.

— Правда? — восклицаю я. — Круто! Но, пусть пока она останется, не за чем светить возможностьями колдовать без нее перед окружающими меня людьми.

— Пусть. Я так понял, ты готов уже к возвращению или как? Хочешь поглядеть еще на разные миры?

— Готов, Сахешш, отец мой! Могу я так тебя называть? — смутился своим внезапным порывом я. Но увидев кивок головой василиска, его мгновенная реакция захлестнула меня искренней радостью и я опять воскликнул. — Круто! Давай на сегодня возвращаться в наш мир, а сюда вернемся позже, когда со всеми делами закончу. Надеюсь, востанавливать здоровье или что-то другое, придется мне в далеком-далеком будущем. Пошли обратно в Хогвартс, возвращать себе свое имущество.

* * *

В Междумирье я провел одну только ночь, но прожил несколько жизней. В Тайную комнату вернулись мы за день до окончания рождественских каникул. На эту последнюю ночь у меня были большие планы, прежде чем в замок вернется вся орава несовершеннолетних волшебников и ведьм и некоторые из учителей, конечно тоже.

Я немедля отправился в Подземелья, выделенные для зеленого факультета.

На входе меня, как обычно, встретил портрет раньше незнакомого, всегда насупленного взрослого мага.

Теперь уже знал, что это портрет моего дальнего предка, Салазара Слизерина. На зыркавшего на нас нарисованного мага студенты змеиного факультетаобращали внимание только, чтобы пробубнить пароль и подождать, когда вход откроется. Должен признаться, что открытия прохода в гостиную, я ждал с замиранием сердца. За дверью меня ждал незабываемый экшн и главным потерпевшим в нем был я. Раньше мне некогда было разыгрывать политес и общаться с портретом. Я пребывал в подавленном настроении всегда. В свою гостиную я шел как на казнь, как оно в действительности и было.

Но сегодня я закрою эту страницу раз и навсегда. Не позже, чем завтра моих софакультетников по их возвращении ожидает не очень приятное со мной знакомство, по-новому.

На данный момент я здесь, чтобы поговорить с Салазаром и пригласить того поучавствовать в одном интересном ритуале.

Выпрямившись перед портретом хмуро зыркающего на меня Основателя, я прошипел кодовую фразу на парселтанге для начала разговора с ним:

— Привет, Салазар, величайший из Хогвартской четверки!

Мой дальный пращур, услышав мое приветствие, буквально сорвался вперед. Я даже отступил на шаг, потому что в рамке портрета остались видны только его глаза пронзительно зеленого цвета.

— Ты кто, мой потомок? — Я радостно закивал в знак согласия головой. — Как удостоверился?

— Сахешш покусал и подтвердил.

— Я тебя впервые вижу, ты мой студент?

— К сожалению. Я не ужился среди учеников факультета Слизерина.

Он резко отскочил назад, цыкнув языком.

— Как такое возможно?

— Потому что все уверены, что второй ваш из ныне жи...ааа, уже не живой, но современник моих родителей был.., да — потомок — какой-то там, я не знаю... — я совсем запутался в обяснениях, кем Том Риддл приходился Салазару Слизерину. — Короче, о нем говорят,что он вроде бы убился об мою полуторагодовалую тушку.

— И что?

— Бросив в меня Аваду.

— И ты выжил? — вытаращился нарисованный мужчина.

— Нууу, я какбы жив... все еще, хехе... — Я хихикнул, смотря на неверие моего собеседника. — И все в волшебном мире не сомневаются в этой сказке, называют меня Мальчиком-который-выжил. А слизеринцы бесятся.

— Завидуют, что ли?

— Да не завидуют они. Правда в том, что представители большинства чистокровных фамилий признали вашего, якобы потомка, своим предводителем. Называют его Лордом Волдемортом... Том Ридлл его настоящее имя, — вспомнил я этот факт с моих снов. — Он должен был быть лордом другой фамилии, Гонт... Но, то ли кольцо его не приняло, то ли из-за магловского происхождения его отца родовая магия не позволила полукровке стать главой древнего магического рода.

— Что произошло?

— Он пришел в дом моих родителей убивать, но сам убился об меня. И на зеленом факультете меня считают врагом номер один, для каждого отпрыска Пожирателей. Когда приехал в школу, каждый думал, что Шляпа меня определит на Гриффиндор, факультет, где учились оба моих родителя. Но шляпа отправила меня к зеленым, где меня ненавидят, кишки наизнанку выворачивают, лишь бы отомстить мне, негодяю.

Я потупил взгляд, не хотелось говорить никому, что мне пришлось пережить здесь, в Подземельях. Салазар вскинулся:

— Избивают, что ли? — Я медленно кивнул головой, не поднимая взгляд от стыда. — Сахешш объяснил тебе как включить охрану вокруг себя? — Увидев мой повторный кивок, Салазар удовлетворенно хмыкнул. — Ладно. Давай, коли руку и рисуй кровью руну защиты. Я тебе покажу, где рисовать и слова, которые ты должен сказать.

Закончив с этим важным для меня делом, я заявлял свое исконное право собственности над всеми помещениями зеленого факультета. Оставалось сделать ритуал посложней, чтобы вернуть в своему Роду управление всем замком Хогвартс.

Входить внутрь гостиной я не стал, не за чем было. Мой сундук все еще оставался внизу, в Тайной комнате. Моя мантия-невидимка, как и моя палочка все время были со мной. Хотя в палочке для колдовства я уже не нуждался. В Междумирье, как я уже говорил, мое ядро окрепло, магические каналы открылись и расширились, пропуская больше магической энергии. Я стал колдовать легко и на рефлексах, всякий раз, когда в чем-то нуждался, моя магия срабатывала инстинктивно.

Я пришел сюда, ко входу гостиной, чтобы попросить моего предка Салазара Слизерина переместиться в пустую раму, которая висела над гнездом Сахешша. Программой максимум для меня было убедить того остаться там до завтрашнего вечера, когда змейки захотят войти внутрь помещений, а некому будет открыть им вход. Портрет так и останется пустым.

И тогда на сцену выйду я, весь такой крутой и во всем белом. Баааа, эффект будет, как рядом с взорвавшейся бомбой. Надеюсь, мой предок достаточно зол на своих студентов, чтобы позволить мне, своему потомку, поиздеваться над зарвавшимися слизеринцами.

* * *

Для ритуала мне нужны были оба, и василиск, и Салазар, слова ведь должны быть прочитаны на парселтанге.

Я думал, что мне самому придется чертить на полу Тайной комнаты ритуальные линии мелом, но оказалось, что надавив на специальный рычаг внутри гнезда Сахешша, на мраморном полу зала, между коллонами, выступала вкрапленная еще в древности чистым золотом Пентаграмма для Высшей церемонии.

Как рассказали мне мои напарники, почти каждое столетие в замке появлялся достойный наследник, которому нужно привязать к себе магическое строение. Со временем или под управлением негодного директора, замок терял свою крепкость, защита ослабевала и так далее. Первым делом новый хозяин брался за укрепление охранных заклинаний, а там уже по списку.

Я засмотрелся на рисунок на полу. Кроме золотых линий, на каждой из пяти вершин фигуры имелось по круглому диску. На четырех из них были начерчены разными драгоценными камнями геометические символы одной из четырех стихий — Воздуха, Огня, Воды и Земли, а пятый диск нес на себе символ Духа (колесо с восемью спицами).

Диски были окрашены разным цветом. Диск Воздуха был синим, а символ на нем — бронзовым. Диск Огня был окрашен красным цветом, а его символ — золотым. Диск Воды был зеленый, а символ серебряным. Диск Земли был черный цветом, а символ земли — желтый. Диск на пятой вершине пентаграммы, где стоял символ Духа, был белым. Для контура круга и символа внутри использовался черный цвет.

В перечне рекомендаций, которые разъяснил мне Салазар, в ритуал следовало включить четыре Орудия Элементов, которые разработали все четыре Основателей школы Колдовства и Чародейства. По одному к каждой из стихий, соответствующих каждому из факультетов Хогвартса. То есть Диадема для Рейвенкло, Меч для Гриффиндора, медальон-пентакль для Слизерина и Чаша для Хаффлпафф.

Я должен был ступить в круг Духа и взять в правую руку ритуальный атам из обсидиана, названный Крест Розы, который нашелся внутри головы статуи, в небольшом тайнике. Рукоять кинжала была черной, из метеоритного железа. Лезвием этого кинжала во время ритуала, когда я, вместе с обоими напарниками, буду произносить заклинания на парселтанге, я буду направлять поток энергии. Впервые, и, надеюсь, не в последний раз, я держал в руках атам. Согласно некоторым магическим традициям, атам считался единственным орудием, по-настоящему нужным ведьме или магу, чтобы творить колдовство и направлять энергию.

Мне предстояло в самом начале провести им по ладони левой руки, чтобы моя кровь окропила все диски пентаграммы, пока символы на них не засветятся.

Вдруг, из приснившихся мне в Междумирье моих возможных жизней я вспомнил о каких таких Орудиях Элементов говорил мне Салазар!

— Салазар, вы о тех же реликвиях Четырех факультетов Хогвартса говорите?

— О них. Других, подходящих для привязки замка к тебе, нету.

Я вспомнил где они на сегодняшний момент находятся, это в самом начале 1992 года, а главное — в каком состоянии они.

Два из них — меч Годрика и диадема Ровены, здесь, в Хогвартсе. Первый — у директора школы, куда мне пока допуска нет. Вторая — в Выручай комнате, на складе потерянных вещей, но в ней Том Риддл поместил один из своих хоркруксов. Медальон Слизерина хранил Кричер в доме моего крестного на Гриммуальд Плейс, а чаша Хельги — в хранилище Беллатриссы Блэк в Гринготтсе, оба с хоркруксами.

— Можем ли призвать орудия сюда, Салазар? — спросил я портрета.

Нарисованный волшебник даже не подозревал, что произошло с реликвиями Основателей в последние двадцать лет.

— Почему это, просто иди и забери их, в любое время дня и ночи. Входные двери факультетских гостиных для тебя не препятствие, — ответил мне порядочно озадаченный портрет.

— Нууу, как тебе сказать, тут такое в последнее время случилось, что...

И я скупыми словами объяснил ему о противостоянии Света и Тьмы, организованное нашим шебутным директором на территории замка в отдельности и всего волшебного мира Британии в целости.

— Дааа, нехило Альбус оторвался, кажись, — почесал голову рукой мой дальний предок. — А я и не знал насколько все плохо. Тогда, внучок, надо призывать и чистить предметы от мерзости на месте. Лишь потом займемся ритуалом. Дело терпит, спешить не надо.

— Завтра ученики возвращаются из каникул...

— Все равно, нас это не касается, время на все есть. Слушай что надо сделать для призыва...

* * *

После ритуала, проведенного под четким контролем Салазара и Сахешша, я в изнемождении сидел на холодном мраморе пола, а передо мной в ряд стояли реликвии Основателей. Сквозь меня хлестали яркие эмоции замка и я, закрыв глаза, пытался разобраться со всеми теми связями, которые делали его частью меня. Хогвартс, словно давно ждал моего возникновения поверх своего магического конструкта, сразу признал меня своим хозяином и немедленно начал показывать мне свои неполадки.

Честно говоря, мне стало жалко это тысячелетнее волшебное строение. Вот уже сколько лет им пользуются в качестве места обучения магической молодежи, а некоторых из них, вроде близнецов Уизли, никак кроме буйнопомешанных и не назвать. В результате строение рушилось. Там и сям делался ремонт, но чаще всего на их игрища руководство школы закрывало глаза. Просто запирали дверь совсем уж негодного для пользования помещения. Тем все и заканчивалось. За тот период времени, пока в Хогвартсе не было наследника Основателей, не одна и не две группы затейников малоумных училось здесь. О тех же Мародерах не хочется упоминать. Результат был налицо. Из всех классных комнат, которых в таком огромном замке насчитывалось не менее сотни, работали лишь пару-десятков из них. И приходилось ученикам трусцой бежать между этажами... А что уж говорить о системе движущихся лестниц, на которых управы не было. Директора вносили изменения в настройки, каждому что нибудь вздумается. В этом направлении особо отличился нынешный директор школы, Албус-ПВБ-Дамблдор.

Я, как только наладится охранный купол замка, сразу займусь движущимися лестницами. Да и не только они нуждались в ремонте. Общее отопление замка давно перегорело и вышло из эксплуатации, повсюду перешли на каминное отопление. Камины топились, однако, только в четырех гостиных факультетов и в комнатах преподавателей. Дети проводили занятия в холодных классах. Надо было одеваться тепло, накладывать на себя чары согрева, которые держались у первогодок плохо и на короткое время. Очистку коридоров, классов, лабораторий, вменили школьным домовикам. Им также велели следить за гигиеной белья и одежды живших на территории замка детей и учителей. Работала кухня, работало примитивное освещение факелами, это по причине, как я понял, потому что значительная часть магической мощи замка шла на подпитку индивидуального могущества директора Дамблдора. Водоподача в помещениях четырех факультетов была урезана до общих ванных, а не к каждой спальне, как было задумано изначально. Личные ванные комнаты были только у префектов и старост.

Но, из всех четырнадцати башень, только шесть работали, включая Астрономическую башню и совятню. Все остальные оставались недоступными. Тренировочные залы так и стояли под замком. Чары в них полностью выдохлись. К помещениям для индивидуальных и колективных занятий у учеников тоже не было доступа, из-за чего в школьной программе отсуствовал спорт как предмет. Отсутствовали занятия по танцам, дуэлингу, плаванию и прочая, и прочая. Все по той же самой причине — нечем было питать их чары. Без музыкального оформления танцы, ведь, невозможны!

От состояния охранной системы замка мне хотелось выть белугой — одни отшметки остались. И самое главное, я снова заметил канал связи магического источника Хогвартса не к защитному периметру школы, а напрямую к директорским помещениям. Понятно, чтобы обеспечивать нашему благостному директору немерянную мощь.

Этот канал я немедленно перенаправил на востановление охранной системы. А то, защитные заклинания до такой степени выдохлись, что вот-вот и маглы смогут увидеть древнее строение. Возьмем даже тот факт, что защита пропустила на территорию школы спокойно-преспокойно жить и здравствовать профессора, на левое предплечье у которого красуется художественная татуировка — темная метка-клеймо. Волдеморт, он же Том Риддл, ставя ее на своих рабов, не мелочился. В действие шла самая черная из всех черных магий. Связанная с убийством детей. Особенность, недопустимая в заведении, где учатся такие же дети. Допускать носителя такой метки к неокрепшим физически и нравственно молодым волшебникам нельзя.

Окрепнет защита и тому профессору с меткой будут обеспечены неожиданные и крайне неприятные на территории замка переживания.

Так, так, так! Что я еще чувствую? Второго меченного в школе, в анимагической форме. Как я мог забыть про Коросту, находящегося в данный момент высоко-высоко, в гостиной факультета Годрика Гриффиндора! Питер Педигрю, предатель моей семьи. Питера надо словить прежде чем защита сработает, иначе вынесет крысюка Запретным лесом, ищи его свищи.

Не забываем и про одержимого духом Володи профессора Квиринуса Квирелла. С ним тоже надо что-то придумывать. Я посмотрел на призрака Тома Риддла, который маячил рядом с одной из колонн Тайной комнаты и скорбно смотрел на нас, ничето не говоря. А как ему говорить, если как только из трех из реликвий Основателей вылетели осколки его души и слились воедино, я лишил получившегося недодуха голоса. Пусть пока повисит здесь, рядом с Сахешшом, пусть тот вынесет ему мозги, каждодневно шипя ему, каким дураком он был. А я тут подумаю организовать ли дальнему сородичу одно большое посмертное приключение или помочь тому вернуть себе физическое обличье.

Хотя, зачем мне ступать на те же грабли. Соберу все его части, позову мою покровительницу Смерть, пусть заберет его с собой и сама устроит ему незабываемые переживания.

Когда я более-менее восстановился после ритуала, Салазар указал мне свои выходы из Тайной комнаты. Не подобает хозяину замка пользоваться тем, что я нашел сам в туалете Плаксы Миртл. Открывались двери парселтангом. На сегодняшний день на нем мог говорить только я. Так что по секретным коридорам я мог двигаться в полном одиночестве. Класс! Не люблю толкотню в гостиных, заполненых шумной детворой или бесцеремонно пробегающих мимо хамов.

Мой дальний пра-пра-...и так далее, предок, короче, осведомил меня, что в башне над Подземельями зеленого факультета, которая нынче недоступна всем, кроме меня, есть апартаменты. Там жил сам Салазар со своей семьей. А потом, те из новоявленных хозяев, которые были его потомками или выходцами зеленого факультета.

— Сейчас они твои. Ты должен жить там, ты мой потомок, — сказал он мне. — Не подобает тебе ютиться в общих спальнях для мальчиков-первокурсников. Я советую тебе немедля призвать главу хогвартских домовиков и поговорить с ним. Если надо, приструни тех мелких магических паразитов, чтобы организовали тебе комфортные условия жизни. Замок, учитывая твои прожитые параллельные жизни, должен признать тебя уже выпустившимся из школы. То есть, если ты того захочешь, можешь не посещать занятия.

— Разве? — удивился я сперва, но потом задумался. Толкотню и беготню вокруг себя я не приветствую, но совсем жить в одиночестве? Неее. — Знаешь, пока я не буду выпендриваться. Занятия мне все равно интересны, я прогуливал некоторые из них из-за неполадок на своем факультете. А вообще, начну присматриваться к другим домам. Возможно, найду себе некоторых приятелей.

— Вот, это правильно, — обрадовался мой предок. — Детство должно быть веселой порой, а не беспрерывной беготней от хулиганов.

— Мстить им я все равно буду долго и жестко, — вырвалось у меня.

Глаз у Салазара не моргнул.

— Месть, потомок мой, это вещь божественная. Но, как ты сам решишь. Гидру контрреволюции надо давить в корне! — Он хмыкнул, а на его лице промелкнуло воспоминание неких прошлых расправ с врагами. — Теперь, мы пришли на место. Давай надави на камень, который чуть светлее остальных!

Я не промедлил и надавил в указанном месте. Передо мной открылась тайная дверь, а за ней — лестница наверх.

— Эта лестница, Гарнет, отведет тебя напрямую в мои старые апартаменты. Возьми эту рамку, чтобы я мог свободно перемещаться к тебе и дальше тебя учить.

— Но ты останешься со мной до завтрашнего вечера, да? Не лишай меня развлечения.

— А я разве отказался? Пусть будет у тебя твоя маленькая месть. Я посижу невидимым и посмотрю на твои забавы.

Сахешш тихо прошипел за моей спиной:

— А с этим маятником надо что-то делать. Ссссссс, не нравится он мне такой молчаливый.

Я посмотрел назад, на моего призрачного сородича у коллоны. Он продолжал таращиться на нас троих. Открывал и закрывал беззвучно свой рот, не понимая почему никто ему не отвечает. Портрет Салазара Слизерина он наверно вспомнил, василиска — тоже. Но, кто такой я и какая у меня роль в судьбе его хоркруксов, не понимал. И пытался узнать. Я читал в его взгляде ярость и обиду вперемешку с возмущением, что я такой мелкий и неважный — не то, что он, лорд Судеб — а общался и где-то даже повелевал такими могущественными особами, как сам Салазар Слизерин. Не считая тысячелетнего василиска, короля змеей, Сахешша.

— Ладно, пусть говорит, — махнул я рукой призраку и пока тот собирал смелость сказать что-то, я спросил моего ползучего друга: — Сахешш, как часто мне посещать тебя? Ежедневно?

— Будь спокоен, детеныш. Я прикорну здесь на некоторое время, пока ты обустроишься, пока организуешь свое проживание... — Голова василиска резко повернулась в мою сторону и наши глаза встретились взглядами. — Ты не забыл о моем досуге?

— Нет, что ты! — возразил я. — В Запретном лесу живет огромная колония акромантулов. Все они только тем и занимаются, что ждут, когда ты к ним в гости пожалуешь.

— Пауки это вкусно, уже предвкушаю, ссссс... Иди теперь, меня так клонит ко сну... А этот, — он стрельнул языком к колыхающуеся субстанции призрачного Волдеморта, — пусть поплавает на привязке. Плохого с ним уже ничего не случится.

Апартаменты Салазара стоили того, чтобы карабкаться по узкой, пыльной, занавешанной паутинами, темной лестнице до четвертого по счету этажа замка. Я светил себе Люмосом с кончика палочки, так проще мне было. Беспалочковая мне понадобится завтра, когда начнется разбор полетов в кабинете директора Дамблдора.

То, что будет адская ссора, я не сомневался ни на минуту.

Прошипел „Я наследник Салазара Слизерина”, окропил капелькой крови латунную ручку двери и она сама передо мной открылась, впустив меня в настоящие хоромы.

Глава Хогвартских домовиков был древним старичком по меркам эльфов. Фрайди был маленьким, сгорбленным, ссохшимся созданием в темнокрасной бархатной наволочке — знак его привилегированного положения.

— Хосссяинн... — проскрипел его голос, а его низкорослое, скукоженное тельце согнулось в пояс, чтобы выразить свое ко мне уважение.

— Выпрямись, Фрайди, присядь рядом! Нам надо поговорить, — сказал я и домовик глазом не повел, пошел и присел на указанное мною кресло. Его босые, костлявые ходила повисли с края сиденья. — Расскажи мне о ваших, эльфовых проблемах.

Старичок понурил плешивую, ушастую голову, скрестив перед собой ручки.

— Магия стала скудной, хозяин. Домовикам не под силу, как надо, заниматься своими делами. Многим возраст не позволяет хорошо работать...

Он поднял лицо и во взгляде его обрамленных морщинками глаз я заметил странную, невысказанную просьбу.

— Магическая подпитка будет, не беспокойся. Как только охранные щиты поднимутся в полную силу, я займусь самим замком и вами в том числе.

Эльф упомянул, что среди них появились множество состарившихся особей. Что хотел этим сказать Фрайди? Что, мне понадобиться тех обезглавливать и вешать их головы где-то, на почетном месте, как происходило с домовиками на Гриммуальд Плейс в моих снах?

— Я ничего не знаю о домашних эльфах. Прости меня за мое невежество, Фрайди...

— Что вы, что вы, хозяин? — воскликнул маленький старичок и кряхтя, попытался встать, но я задержал его рукой. — Вы такой еще молоденький, еще совсем ребенок, откуда вам знать! Я, я все-все расскажу.

— Скажи, что мне с состарившимися эльфами делать? Я так понимаю, ты что-то от меня ожидаешь.

Он все-таки успел спуститься на землю и бросился к мои ногам. Сжав ручонки молитвенным жестом, он посмотрел на меня огромными заплаканными глазами и всхлипывая, заговорил:

— Нам нужно в наш мир, добренький хозяин. Старым домовикам надо переродиться, пройдя туда, а новым — прийти на наше место. Они давно уже готовы и ждут за мембраной. Проводите нас в Средоточие и заберите новое пополнение верных только вам, хозяииин!..

Аааа, понятно. Надо озадачить Сахешша повторным посещением Междумирья.

Понятно? А что мне в действительности понятно? Что некоторым существам с достижением практического бессмертия повезло, а человеку — нет! Каждому ли из людей, маглов или магов, не повезло? Нет ли счастливчиков среди них?

Надо было подумать, поискать информацию и если путь, означенный василиском и домовиками, годен и для человека, то я буду долго и очень злобно потешаться над призраком Тома Риддла, который остался внизу, в Тайной комнате.

Поспав немножко и позволив Сахешшу тоже отдохнуть, я, воглаве оравы Хогвартских домовиков, поехал на спине василиска опять покорять Врата в Междумирье. Два раза за двое суток посещать это место стало как бы в порядке вещей. Ну, собрались на прогулку, а куда? А туда, в многомерную Вселенную, доступ к которой в любой момент у меня есть, позови проводника-василиска и иди, не хочу!..

Все время, пока домовики-старички пробирались сквозь, как Фрайди сказал, мембрану к их миру, а оттуда выскакивал молодняк, энергичный, веселый и сразу норовящий приносить мне клятву верности, я нервозно, где-то даже истерично, хихикал.

Скажи мне кто-нибудь месяц назад, что такое со мной приключится, я ему ни в жисть не поверил бы. Но, посмотрите на меня — я владетель замка, в которой помещается единственная в Британии школа Колдовства и Чародейства, Хогвартс. У меня в друзья и наставниках — по-первому, портрет одного из Основателей этой самой школы, и мой дальный предок, по совместительству, по-второму — тысячелетний василиск. На моем попечении магический Источник замка, в моем распоряжении — многочисленная армия верных мне домовых эльфов.

Блин, я круче любого круто сваренного яйца!

* * *

В Междумирье я не задержался. Время меня поджимало, Сахешш все время демонстративно зевает, типа, мне надо спать, а ты заставляешь меня работу работать.

Вернувшись в замок через Тайную комнату, я первым делом назначил нового главу эльфов. Назвал его опять Фрайди, незачем менять привычное имя, раздал распоряжения всем и отправился наверх, чтобы подготовиться к приезду студентов после зимных каникул. Сегодняшний день оказался полон насыщенными событиями. Да и вечер обещал быть не менее полон экстрима.

Назначенного моим личным слугой домовика, после того как назвал его Фрэнки, отправил в Твилфитт и Таттинг обновить весь мой гардероб. Включая полностью белый костюм.

Поезд Хогвартс-экспресс прибыл на вокзал в Хогсмит в пять часов вечера. В шесть часов все ученики без меня расселись за столами своих факультетов, а на преподавательском столе — все преподаватели во главе с директором.

Я, уже отужинавши, стоял у стены под мантией-невидимкой и жадно вглядывался в лица присутствующих. Сначала обратил внимание на нашего декана, трижды противного профессора Зельеварения, Северуса Снейпа. Тот сидел на своем месте, как на иголках, желто-зеленый от напряжения (я знаю почему), губы сжаты в полоску, побелевшие пальцы сжаты в замок на столе. Ну, как тебе, профессор, болит уже метка? И не мелкнувший в глазах твоих страх от возрождения Повелителя ли увидел я?

Рядышком, на позолоченном троне держал хорошую мину при плохой игре наш директор Альбус-ПВБ-Дамблдор. Остальные дети, занятые общением и принятием пищи, вряд ли замечали это, но я внимательно вглядывался и видел — директора нехило так трясет мелкая дрожь, а его глаза в который раз пересчитывают из-за очков-половинок студентов за столом факультета Слизерин. И недосчитываются одного, меня, конечно. А меня не видно. Даже для него. Я дурак, что ли оставить на родовой вещи пришитый в подоле кусочек ткани, с навешенной на ней следилкой?

Ужин продолжился где-то еще полчаса и студенты, группами, стали отбывать в направлении своих гостиных.

Я поплелся в конце протянувшейся змеей цепочкой слизеринцев. Пока последний из них добирался до входа, первые из прибывших уже кричали друг на друга и все они на нашу старосту, Джемму Фарли. Та отбивалась, говорила, что пароль тот же самый, что был и перед каникулами, но Хранитель из портрета не отзывается.

— Зовѝ его, зовѝ, Джемма! — настаивали уставшие с дороги ученики, мечтая о теплых кроватях.

— Да зову я его, но сами видите, он пропал! Флинт, — обратилась она к старшекурснику, квидичисту из нашей команды, — иди, позови нашего декана. Пусть он разбирается. Скажи, портрет пустой. Никто проход открыть не может. Некому пароль выговорить.

Я опять остановился у стены, далеко от галдящей детворы, предвкушая ближайшие события.

Декан не подкачал, появился на „крыльях ночи”, тоесть, развевая полы черной мантии наподобии крыльев летучей мыши-переростка.

— Что происходит? — рявкнул он своим глубоким, зычным голосом. — Мисс Фарли, почему вы не в гостиной, а в коридоре?

— Профессор Снейп, сэр, у нас тут проблема. Смотрите, портрет на входной двери пуст.

Ученики быстро расступались перед стремительно двигащимся деканом, и тот воочию убедился, что нарисованного охранника действительно в раме картины нет. Прошипев что-то себе под нос, почти что на парселтанге, он вынул волшебную палочку и стал колдовать.

Минута, вторая, пятая — ничего. Дверь, как была плотно закрытой, так и осталась. Побелев от гнева, Снейп разошелся вовсю, начав орать многоэтажным матом. Впустую. Дверь не открывалась. Внезапно он замолчал и повесив голову закрыл глаза. В наступившей тягостной тишине сильно прозвучало:

— Эспекто Патронум!

И рядом с разодетым во все черное мужчиной появилась сияющая лань.

„Ааааахххх, — чуть не выдал я свое присутствие, воскликнув не только в своем уме. — Патронус Снейпа как у моей мамы...”

Это было болезненно, это было жестоко. Я вдруг вспомнил теплые руки моей молодой мамочки, ее ласковые слова, сладкое молоко, которое пил с ее груди... Она мертва из-за этого вот ублюдка, который когда-то с ней дружил, делил с ней один патронус. А потом предал. Дважды предал и обрек на смерть.

Тем временем, пока я предавался скорби от лично пережитой утраты в той, и в другой жизни, из снов, наколдованная лань ускакала наверх и вот, посреди коридора возник пошатнувшийся после неудачной аппарации профессор Альбус Дамблдор. Его появление сопровождал неистовый крик боли и расплескавшаяся по рядом стоящей стене кровь.

Хехе, директора уже расщепляет во время трансгресии на территории замка. Переключение подпитки с него на охрану замкового периметра уже дает свои результаты, мощь Дамбика начала убывать.

Взмахнув узловатой палочкой, он подлечил себя, почистил бесорядок, созданный его же кровушкой и напялив на себя выражение заинтересованности и заботы, подошел к декану Слизерина.

— Северус, что случилось? Зачем позвал меня в таком экстренном порядке? — спросил он и тайком помахал опять же палочкой. Подчистил из умов студентов последную минуту, не иначе. Негоже молодняку знать, что у директора Хогвартса, самой хорошей магической школы в Британии, появились проблемы с магией.

— Альбус, сам посмотри на это непотребство, — указал он на пустую раму. — Назначенный Охранник куда-то запропастился и мои студенты не могут попасть в свои помещения отдыхать. Позовѝ этого проходимца, пусть возвращается на свое место и принимается за свои обязанности немедленно!

— Сейчас, сейчас! Я все сделаю, мой мальчик, ты не волнуйся, — начал заводить свою шарманку со своим фирменным обращением „мой мальчик, моя девочка” директор.

Но его прервал рык Снейпа:

— Альбус, да что опять ты начинаешь, какой я у тебя мальчик? Держи себя в руках и обращайся к взрослым людям подобающе!

— Ладно, ладно, не горячись, мммм.., Северус. Давай я вам открою дверь, чтобы дети ушли спать, а я потом с Салазаром сам разберусь.

„Ого! — подумал я, услышав имя предка. — А наш директор знал, знал и не распространялся, кто на портрете нарисованный волшебник!”

Ученики зеленого факультета вытаращились. Они впервые слышали, что сам Основатель охраняет их помещения. Дети, что с них взять?..

Но сколь долго и заковыристо ни махал длинной, узловатой палочкой директор, дверь не отзывалась. Наконец, озадаченый не на шутку колдун, взялся серьезно за дело, конкретно — не ударить лицом в грязь перед студентами враждебного факультета. Разделив длинную снежно белую бороду на две и переметнув пряди через плечи за спиной, он поднял руки и начал речитативом взывать к магии замка.

Магия замка, закономерно, не откликнулась.

Как помните, еще прошлым вечером я привязал ее ритуалом Высшей церемонии к себе.

Увидел как сникли плечи Дамблдора и он стал озираться вокруг, не находя решения проблемы. Вдруг он отступил назад и рявкнул:

— Все! Идите за угол коридора и останьтесь там, пока не позову вас!

Студенты Слизерина замешкались, не веря, что хотя и ненавистный им, но известный во всем Волшебном мире колдун, Глава Визенгамота, Председатель МКМ, не может справиться с открытием простой двери. Но Снейп их растормошил и те быстро скрылись за ближайшим ко входу углом.

А я остался на своем месте.

Дамблдор пальнул в стену Бомбардой — ничего; Бомбардой Максима — снова ничего, стена здравствовала и не разрушалась.

— Да что здесь такое происходит?

И вдруг, с озадаченным выражением лица, он стал озираться вокруг, словно прислушивался. Чье-то присутствие чует, хотя объекта розыска не видит.

Самый вероятный из всех — я. Стою я ближе всех, но никому не виден.

Дамблдор бросился на дверь, стал стучать голыми кулаками и кричать:

— Гарри, Гарри, мой мальчик! Открой дверь!

„Бвахахахаха! — меня затошнило от смеха, хорошо, что успел наложить вокруг себя заклятие тишины. — Хихихихих, ахахаха...”

Вид длиннобородого, ненавистного старика, взывающего ко мне, якобы застрявшему как он думал внутри помещения был такой потешный, я так веселился на его счет, что наконец из моих глаз потекли слезы от смеха.

— Открой дверь, тебе говорит твой директор! Ты слышишь меня?

Слизеринцы, продолжая недоумевать, один за другим стали выходить, чтобы поглазеть на это чудо — Дамблдор, умоляющий их грушу для битья смилостивиться и освободить вход. Я уверен, что на завтра большинство из них намеревались слить воспоминания этой картины и отправить домой совиной почтой.

— Гааарриии!... — вопил директор, продолжая бить кулаками бедную пустую картину.

Момент наступил.

Мое появление, во всем белом!

Хехехехе!

— Я здесь, профессор Дамблдор ...сэр, — отделил специально я уважительное обращение. — Чего разошлись?

На мне был белый костюм, белые лаковые ботинки, белая, до середины икры, мантия из первокласной шерстяной ткани, на груди которой разноцветной вышивкой красовался герб Хогвартса.

— Гарри, это ты? — проблеял Дамблдор. — Где ты был все время, мой мальчик?

— Я вам все объясню, но позже, профессор. Давайте сначала освободим вход.

Тишина стояла звонкая. Мне казалось, что зрители, стоящие за углом перестали дышать. В это время старик стоял рядом и глотал воздух урывками. А там, окруженный подопечными, начинал вскипать от злости наш уважаемый декан Северус Снейп.

Стуча каблуками новых ботинок я подошел к запертой двери, оттарабанил костяшкой согнутого пальца условленный сигнал по пустой раме картины.

— Дед, а дед, куда ты запропастился? — пропел я, слегка коснувшись лбом поверхности полотна. Мы заранее обговорили такое к нему обращение на публике. Не спрашивайте был ли я озадачен его немедленным согласием. Был. Дальше я продолжил на парселтанге. — Салазар, пора явиться, шоу должно продолжаться.

Образ нарисованного Основателя медленно вплыл на темный фон картины, на котором еле-еле различались туманные элементы обстановки некоей комнаты. Но, когда он появился, я чуть не потерял нижнюю челюсть от удивления. Вот предок, вот затейник не меньше моего!

Хорошо, что стоял спиной к остальным и никто не заметил моего изумления. Хотя меня серьезно так пошатнуло от его вида. И было из-за чего.

Салазар был одет во все белое! Белое!?

Его зеленые глаза сияли, как два изумруда на фоне копны темных длинных кудрей. Ослепительно белые атласные одежды соответствовали моде семнадцатого века, с кружевами и длинными чулками. В правой руке он держал мундштук от кальяна, возлежал на ложе из парчовых подушек и пускал кольца из дыма.

Я таращился на эту картину не меньше минуты, прежде чем пришел в себя. Пока тот, устроив тут сюрприз, в основном мне, посмеивался с кривой улыбочкой.

— Чего горячишься, правнучек мой? — спросил Салазар на английском, растягивая слова. — Уоу-уоу, ты посмотри! У нас, оказывается, одинаковый вкус на одежде! Вот что означает одинаковая кровь. Где нашел этот наборчик?

-Ну, соответствовать надо занимаемой позиции в Хогвартсе, дед. Сказано: хозяин должен одеваться в белое, значит подчиняемся и не возникаем. Но я прервал твою нирвану, дед. Извини за это. Ты отдыхал, а я тебя побеспокоил незначительной проблемой. Тут слизеринцы жалуются, что войти не могут в гостиную, но ты не парься о них. Посидят, подождут, в конце концов, они заслужили такое обращение. Ты продолжай расслабляться. Я приду позже, тогда и поговорим, — сказал я и, продолжая играть свою роль, развернулся, чтобы уйти.

И встретился глазами с Дамблдором. Более сосредоточенного и испуганного выражения я никогда, ни у кого в замке не видел. В Литлл Уингинге — да, было однажды такое. После того, как я узнал свой секрет и свои тайные способности — да, случилось это неожиданно для меня. И вот таким же вот взглядом, как у нашего растерянного директора, смотрел Дадли на мумифицированный труп своего приятеля Пирса Полкисса, когда его нашли на металлическом стержне на кладбище через два дня после пропажи. Нууу, в другой раз расскажу об этом эпизоде моего „радостного детства”.

Вернемся сейчас к нашим баранам. Тоесть, к выбитому из колеи директору Хогвартса.

Его округлившиеся глазки потеряли свой мерцающий лазурный блеск, а весь его вид говорил, что находился он в полном недоумении. Был бы я дантистом, смог бы поставить новую пломбу на любой зуб в его открытом рту и он вряд ли заметил бы мои манипуляции.

Я дернул его за рукав мантии:

— Господин директор, сэр, отойдите немножко, чтобы я мог пройти мимо вас, — предельно вежливо сказал я. Периферийным зрением я заметил некое движение там, где переминались с ноги на ногу мои однофакультетники.

— Что-а? — не понял Дамблдор и посмотрел на меня расфокусированным взглядом. — Аа, ты кто такой?

— Гарри Поттер, сэр, разве не узнаете меня?

Он открывал и закрывал рот, не замечая, что заглотил прядь своей белоснежной бороды. Я стал бояться, не переборщил ли случайно с сюрпризом и не словил ли старик кондрашку.

Звонкий девичий голос прервал наш с господином директором тет-а-тет:

— Пароль — Чистая кровь. Откройте дверь, уважаемый Салазар Слизерин!

— О как! — воскликнул мой пращур за спиной. — Как скажет молодая леди. Входите.

И полотно отъехало в сторону, открывая проход.

Мимо нас цепочкой один за другим прошмыгнули мои однофакультетники и исчезли в глубине коридора за картиной. Я стоял, шаркал ногой в шикарной белой обуви и ухмылялся тем из слизеринцев, которых ждал большой такой разбор полетов. Те зыркали на меня в ответ с не меньшей угрозой. Когда последний из трусцой бежавших учеников скрылся из виду, дверь захлопнулась за ним. Все. Мои мышки уже в капкане. А они даже не подозревают, что превратились из людей свободных в мышей лабораторных. То, что оказались в капкане, они поймут часа через полтора-два, когда проголодаются и захотят пожрать на ночь глядя. Хогвартская кухня находится недалеко отсюда, но посетить ее они не смогут. Дверь будет заперта и никакое заклинание ее не откроет. Вооот, и они в...и так далее, а я приду в белом, короче.

Предаваясь грезам о мести, я не заметил, что наш декан никуда не ушел, а находится здесь.

— Поттер, сопляк ты наглый! Такой, как твой никчемный отец. Что за немыслимые вещи ты тут вытворяешь? — прошипел он, брызгая слюной. — Сто балов с Грррр.., отработка у меня завтра в семь. Что стоишь, почему не катишься внутрь гостиной как все?

Я медленно вынул белый носовой платок с вензелем Хогвартса и нарочито старательно вытер лацкан своей мантии. Молнии гнева из глаз Снейпа могли бы прожечь дыры в моей черепной коробке.

— Подожди, Северус, я хочу поговорить с Гарри, — прервал шипение декана наш директор. — Следуй за мной, мой мальчик! Северус, ты тоже иди за мной!

Отвертеться от посещения дирекции было нельзя. А я и не хотел медлить. Нечего распускать туман секретности, если рано или поздно все это выйдет наружу.

В круглое помещение директорского кабинета в этой своей жизни я впервые попал и стал с любопытством оглядываться, ища отличия с приснившейся мне в Междумирье обстановкой.

Вроде, ничего необычного не было. Тот же необъятный рабочий стол и троноподобное кресло за ним. Все же любит Альбус Дамблдор жить в роскоши. За столом — огромный шкаф с полками битком набитыми фолиантами, книгами, свитками. Я задался вопросом сколько из них являются законной собственностью директора и сколько он притащил из разрушенных и разворованных чужих домов.

Однажды, в моих снах я разрушил это помещение и уничтожил все эти серебряные побрякушки, которые крутились, издавая странные звуки, и стучали в ритме сердца. Ту-дуп, ту-дуп... Некоторые из них лежали неподвижно и я заметил испуганный взгляд старика, когда посмотрел на них. Я уже знаю, что за приборчики водятся на полках бездонного шкафа — это механические следилки, которые работают на кровной, запрещенной Министерством магией.

Тогда, в той второй по счету приснившейся мне жизни, я в первый раз узнал о предательстве глубоко почитаемого директора Дамблдора. Пророчество...Было ли это предсказание реальным или все было старательно устроенной сценкой для одного зрителя? Кто знает? Этот же зритель вошел сразу после меня в кабинет своего начальника и без спроса устроился в кресле для гостей напротив рабочего стола.

Его излучающие в мой адрес жгучую ненависть глаза злорадно уставились на меня в ожидании моего заслуженного наказания.

Но директор по-стариковски крякнув, упал назад на свой трон и тяжело вздохнул, прикрыв устало глаза. Так мы и остались на некоторое время, пока хозяин кабинета приходил в себя. Он потер виски круговыми движениями длинными костлявыми пальцами и дрожащим голосом позвал:

— Минки!

Я этим именем никого из своих эльфов не называл, соответственно, никто из них на зов не явился. Рявкнув еще несколько раз это имя, имя домовика, которого в нашем мире уже нет, Дамблдор опустил руки и больными глазами посмотрел на сидящего напротив профессора по Зельям:

— Северус, нет ли у тебя случайно Животворящего эликсира? Я чувствую себя неважно. Заболел чем-то, сам не знаю чем.

— Со мной нет, могу принести из моих запасов, — собирается встать с места мой декан. — Камином воспользуюсь?

— Да, да, прошу тебя, мой мальчик...

И Дамблдор, не прекращая массировать виски, даже не посмотрел за исчезающего в вспышке зеленого света Снейпа.

Я тихо присел на другое гостевое кресло, не то, в котором сидел зельевар раньше.

Мы остались с директором Альбусом Дамблдором наедине.

И он двинулся в атаку.

Сверкнув настороженными синими глазами из-за стекол очков-половинок и резко подобравшись, он принял выражение заботливого дедушки и благостно спросил меня:

— Скажи, мой мальчик, где ты был все это время?

— Там, где мог спокойно подумать стоит ли мне продолжать свое обучение в Хогвартсе. Мне здесь не понравилось. Говоря честно, здесь мне было даже хуже, чем у моих родственников Дурслей.

Дамблдор опустил взгляд на свои руки, повертел большими пальцами и улыбнулся самодовольно:

— Хм...хм, боюсь, что я не могу позволить тебе никуда уйти.

— А я говорил, что собираюсь уходить отсюда? Нет. Но учиться дальше не хочу.

— Ты должен продолжить свое магическое обучение здесь. Твои родители заключили контракт на семь лет со школой Хогвартс и ты не можешь отказаться от него.

— Эээ, как вам сказать, господин директор, я вообще-то свое образование здесь уже закончил. Типа, прошли мои вольные школьные годы, все семь лет. Осталось сдать только СОВ-ы и ЖАБА и можно получить диплом выпускника Хогвартса.

— Шутить так со своим директором маленькому первокурснику непозволительно, мистер Поттер! — Оппа! Как говорится, картина Репина „Приплыли”*. Я уже не „мой мальчик”, а „мистер Поттер”. Переживу как-нибудь, хехех. — Что за нездоровые фантазии?

— А вы посмотрите в книге выпусников, может быть там стоит и мое имя, — настоял я, зная, что найдет в ней директор.

Он скрипя суставами встал с места и дойдя до огромнейшего шкафа за собой, взял некий толстый переплет. Открыв его на последней, исписанной странице, он углубился в изучение списка имен.

Вдруг Дамблдор крякнул от удивления, резко обернулся ко мне и тыкая в книгу пальцем сказал:

— Тут есть имя выпускника, но оно не совсем твое.

— Что там написано?

— Тут указано, что в этом учебном году выпускается семикурсник факультета Слизерина Гарнет Джеймс Поттер, лорд Хогвартса. Но тебя зовут Гарри, а не Гарнет, я это знаю хорошо. Я присутствовал на твоих крестинах, когда Сириус Блэк, держа тебя на руках, произнес твое полное имя!

Ндааа, дамы и господа, вы поняли, что только-что случилось?

Из одной магловской науки, физики, в которой я не спец, однако все же что-то важное из учебников я все-таки запомнил.

Чтобы вывести устойчивую систему из состояния равновесия нужно приложить некоторое усилие извне. Однако уже выведенную из равновесия систему стоит лишь оставить в покое, пусть сама колеблется туда-сюда, как заведенная. И тогда она сама расскажет о себе такое... Надо иметь терпение и меткий глаз, чтобы вовремя сделать толчок.

Таким толчком для нашего старенького, всю жизнь секретничающего директора стало мое истинное имя. И сразу, он выдал старательно захороненную на долгие годы тайну, что Сириус мой крестный отец. Оппаньки! А он еще не осознал мой титул, хехех!

— Хотите сказать, что вы ЗНАЛИ, что у меня есть крестный отец, и отдали меня моей магловской родне? — сразу отреагировал я.

Его плечи сникли и взгляд стал шарить по предметам интерьера, ища за что зацепиться, чтобы обрести точку равновесия.

— Он предал твоих родителей. Это он привел Волдеморта в ваш дом. Но тебе еще рано знать всю правду о предательстве и той ночи... — попытался найти себе оправдание старик.

— Да, но я все знаю об этой ночи. Настоящего предателя я хорошо видел! — парировал я.

— Откуда?

— Помню. Я помню все, господин директор. Разве мог я забыть появление Волдеморта в моей детской комнате? Просьбы матери о моей пощаде? Его хохот и лыбящаяся крысиная морда Питера у него за спиной? — Я остановил сорвавшийся в почти крик голос, вдохнул воздух поглубже и выдал наконец: — И, директор, мое полное, а не детское имя, действительно Гарнет, а не Гарри. И я действительно нынешний лорд Хогвартса. Все здесь, — я широко взмахнул рукой, указывая, что имею ввиду ВЕСЬ замок с его содержанием, — и там, — я указал на виднеющийся через окно кабинета Запретный лес, Черное озеро и магическое поселение на другом берегу, — мое. Моя собственность. Вам понятно? Вам, что, плохо?

Вовремя появившийся из вспыхнувшего огня в камине Снейп спас на этот раз жизнь Альбуса Дамблдора. Увидев нервно глотавшего воздух старика, тот бросился к нему и стал вливать в глотку флакон за флаконом лечебные зелья. Постепенно дыхание директора стабилизировалось и тот, прикрыв глаза, уснул лечебным сном.

Подняв тушку Дамблдора в воздухе заклинанием Левиосса, а затем произнеся Локомотор, он двинулся к входной двери, таща бессознательного директора за собой. Тогда наш декан заметил, что я еще нахожусь в кабинете.

— Поттер? Это ты виноват в состоянии директора? Если окажется, что это ты, завтра вылетаешь из школы первым поездом из Хогсмида.

— О, в своем плохом состоянии он виноват сам, — я кивком подбородка указал на плывущего за Снейпом директора. — Не надо было выковывать из меня самодельное оружие. Потому что, когда ты не вышел мастерством, залп из такого оружия просчитать невозможно. Оно может не захотеть стрелять в угодное вам время в удобную вам мишень. А если и выстрелит, никогда не знаешь, чем это может обернуться.

Я смотрел с насмешкой на Снейпа, а у него тем временем руки дрожали от желания ударить мне кулаком между глаз и грохнуть меня так, как тореадор одним ударом убивает быка.

— Иди в свою гостиную и жди мое решение о твоей дальнейшей судьбе! Проваливай и не мешайся, несносный мальчишка!

Ооо, Снейп, ты будешь удивлен, чья судьба будет решаться завтра.

Но, действительно, мне пора идти к моим мышкам. Их тоже нужно воспитывать.

И я, стуча кованными подошвами, напевая веселую мелодию из магловского фильма, взял курс на Подземелья.

Замечание автора: картина Репина „Приплыли”* — автор знает, что эту картину рисовал не Репин; также знает, что не мог же англичанин даже предполагать, что такое произведение существует. Но оно так хорошо легло в тексте, что не могла отказать себе в удовольствии использовать его. Звучит же! И картина замечательная, вытаращены там все батюшки так смешно. А голеньким дамочкам, мне кажется, все равно.

Я чувствовал эмоции замка. Он ощущался мною, как проголодавшийся кот, которому наконец дали наесться. Магия из Источника стала регулярно поступать и заполнять резерв магического строения. По каналу связи между нами я всегда мог определить уровень нужной энергии в моей собственности. На данный момент заполнение Защитной системы замка над охраняемым периметром составляло где-то треть от необходимого. К концу следующего дня процент наполнения перевалит за семьдесят-восемьдесят. И тогда уже все системы обеспечения Хогвартса заработают на полную катушку.

На данный момент в аварийном режиме уже работало магическое освещение коридоров. Подставки для факелов на стенах пустовали, а появились плавающие под потолком светящиеся шары. Те светили пока что тускловато и работали в режиме экономии — загорались и гасли в определенном радиусе моего появления. Хорошо уже то, что освещенные участки не перемежались островками полной темноты. Завтра к вечеру все урегулируется в питании светильников и по яркости они смогут дать фору любому магловскому электрическому освещению. Аварийный режим выключится и энергообеспечение будет работать постоянно. Конечно, после отбоя яркость освещения убавится до некоего минимума, но это не принципиально. Так или иначе, никому из учащихся не будет позволено находиться вне помещений общежитий после отбоя.

Мимо меня в направлении кухни, вход которой находился рядом с тоннелем к гостиной Хаффлпаффа, пробежала стайка трех- или четверокурсников из Гриффиндора. Поравнявшись со мной, некоторые из них обернулись, чтобы посмотреть, кто же я такой, раз могу себе позволить беззаботно разгуливать посреди ночи. Не узнали меня. Слава Богу, пронесло! Иначе пришлось бы начать процесс воспитания не с того факультета. Этими, из алознаменного, я займусь этим вечером, как только закончу со слизеринцами. Если мои дела в Подземельях не растянутся на более длинный период.

Салазар пребывал в благодушном настроении, продолжая лениво возлежать на подушках, дымя неведомой курительной смесью.

— Привет, предок! — поприветствовал я его, наклонив голову.

— А про „деда” забыл? — сверкнул он глазами в мою сторону.

О!

— Понял, больше не повторится! — отчеканил я и спросил: — Дед, как настроение у моих мышей?

Услышав как я назвал своих подопечных, он округлил глаза и стал смеятся.

— Ооох, осознав через некоторое время, что не могут открыть дверь, поднялся жуткий крик. Чуть не поубивали друг друга, пока я не вмешался.

— Что ты им сказал?

— Предупредил, что посоветую Главе Слизерина открыть пыточную.

Пыточная? А я и не знал, что для порки провинившихся учеников в замке существовали специальные помещения. Я захохотал в полный голос. Вот это уже интересно. Ну-ну.

— Прекрасно, превосходно! — воскликнул я и, стерев появившуюся в уголке глаза слезинку от смеха, сказал. — Пропустишь? Я приглашаю тебя насладиться представлением, дед!

— Идем, — согласился Салазар и дверь распахнулась передо мной. — Я буду пока подглядывать.

Шум, гвалт и крики встретили меня штормом, как только я вошел в общую гостиную зеленого факультета. Здесь должен был учиться цвет волшебного мира — дети аристократов, высших министерских чиновников, самых обеспеченных людей волшебного мира... Чем отличаются такие дети от отпрысков черни? Воспитанием. А эти кричали как базарные тетки и те самые отбросы из Лютного.

— Тиихооо! — рявкнул я.

Э-э-э... Какое тут „рявкнул” с моим еще тоненьким детским голоском? Пискнул, скорее. При помощи Соноруса это прозвучало как крик баньши. Крики и ссоры мгновенно прекратились и в помещении наступила тишина. Взгляды моих теперь бывших однофакультетников скрестились на мне и у некоторых выступило плотоядное выражение.

— Чего тебе, сын грязнокровки? — вальяжным тоном спросил второкурсник Эдриан Пьюси. — И как ты вошел сюда, если декан закрыл дверь?

— Не Снейп закрыл вас, а я, — ответил я, откинув полы мантии через плечи, чтобы те не мешали рукам орудовать потоками магии. Дело шло к тому.

— Не смеши мои тапочки, — захихикал Пьюси и большинство из мужской половины факультета последовало за ним. — С какой такой стати ТЫ мог сделать такое?

— С той, что я Глава факультета Салазара Слизерина. Как сказала наша староста Джемма Фарли в первый день нашего прибытия здесь, в этой гостиной, факультет ЧЕСТИ и ТРАДИЦИЙ. Факультет, где студенты уважают друг друга и считают себя братьями и сестрами. Одной семьей. Что наш герб — змея, мудрейшее из существ на Земле, тоесть, мы должны уподобиться ей. Вот только я не вижу в этом помещении братьев и сестер. Разве я был для вас братом? Где найти среди вас змеиную мудрость, если я застал только тупую надменность и чванство. Где та забота о чести и традициях, согласно завещанию самого Салазара? Если бы я не знал, что шакалы и гиены Хогвартса это студенты Годрика, я бы сказал то же самое о всех вас.

Слизеринцы подавлено молчали. У некоторых из них щеки пристыженно алели.

Неужели не все здесь еще потерянно?

Я продолжил:

— Напомните мне, что искал в своих учениках мой предок, Салазар Слизерин! — Я прошелся взглядом по сбившимся в кучки старшекурсникам. Те сидели дальше всех от входа, где войдя остался я, и смотрели на меня волком. — Он искал семена величия. Он выбирал тех, у кого видел выдающийся потенциал, не обращая внимания на статус крови. Наш декан, Северус Снейп полукровка, его отец магл. Ваш трижды любимый Темный лорд тоже полукровка — его мама полусквиб из Гонтов, отец — магл. Мерлин, которым все вы клянетесь налево и направо, тоже с непонятным происхождением. Но Распределяющая шляпа увидела в них что-то выдающееся и отправила на факультет Салазара.

— Это неправда! — протестующе крикнула незнакомая мне семикурсница, — Темный лорд не может быть полукровкой. Он наследник самого Основателя...

— Через маму, — прервал я девушку. — Кто его отец? Вы, когда смотрели в „Кто есть кто в волшебном мире”, разве на букву „В” находили такой волшебный род, Волдеморт? А? Не слышу. Есть или нет?

Она замялась:

— Нет, я не нашла.

— И не найдете. Настоящее имя этого персонажа Риддл. Томас Марволо Риддл. Мой очень дальний родственник, через Певереллов...

Так-так-так, зашумели-загалдели-удивились мои слизеринцы. Кое-кто из них стал посматривать друг на друга с долей испуга. Я подождал некоторое время, чтобы до всех дошел смысл моего спича и снова повысил голос:

— Сегодня я предстаю перед вами, как нынешний и на следующие сто лет, не меньше того, Глава факультета Салазара. В связи с этим...

— Но у нас есть глава, наш декан профессор Северус Ссс...- крикнул мой однокурсник Драко Малфой, но я не дал ему договорить.

— Я сказал ГЛАВА, а не декан! — рявкнул я, способом как говорил выше. Пискляво -да, но что с того?

— Но ты первогодка, как можешь быть...

— Ты тоже первокурсник, Малфой, разве из-за этого ты перестал быть сыном и наследником своего отца?

— Н-н-ннет?

— Конечно, нет. А если... — Я замялся стоит ли говорить маленькому мальчику о такой возможности, но потом подумал о себе. Разве я не потерял собственного отца и не стал главой рода Поттер в намного более младшем, в полуторагодовалом возрасте? Разве мне было легко пережить это? — Если с твоим отцом случится то же, что и с моим отцом из-за вашего полоумного Повелителя, не ты ли будешь новый лорд Малфой?

— Буду... — тихо, как бы для себя выдал Драко, опустив голову, чтобы никто не увидел его смущения. И слез в глазах.

Внезапно все в помещении подобрались и стали смотреть на что-то, находившееся за моей спиной. Я повернулся и встретил строгий взгляд моего предка. Салазар посмотрел на меня с доселе пустого полотна, служившее внутренней стороной двери к гостиной, кивнул бородкой в сторону собравшихся в гостиной студентов и громким голосом возвестил:

— Дорогие студенты славного факультета мудрейшей из всех существ на Земле, благородной змеи! Я поздравляю всех вас с появлением нового Лорда Магии Хогвартса, моего единственного ныне наследника, сэра Гарнета Джеймса Поттера! — возвестил Салазар и строгим взглядом прошелся по насупившимся слизеринцам.

Большинство из них, несмотря на подчеркнутое неодобрение Салазара, не постеснялись выразить насмешку и неверие к этой новости. А те, кто почти весь семестр издевались надо мной, и вовсе стали хихикать и вертеть пальцем у висков. Со стороны старшекурсников я услышал глумливый выкрик:

— Да что этот жалкий полукровка может знать о истинных Лордах магии? Вали отсюда в свои трущобы, откуда выполз, стыдоба-то какая!..

Я всмотрелся в некрасивое лицо смельчака. Это был капитан команды по квидичу, один из тех, кто особо отличился во время моих избиений и травли.

— Маркус Флинт, да? — Я посмотрел на свои не раз изломанные этим конкретным квидичистом пальцы. — Ты тупой или тебя в детстве ничему не научили? Или читать не можешь? Какие трущобы, что за брехня, а? Вспомни мою фамилию, тупица ты беспросветная! Тебе надо было родословную выучить, а не гонять на метле. Жаль, что мы с тобой кузены, хоть и дальние, хоть десятой воды на киселе, но родня ведь! Иначе я бы... Смотри, Флинт, о Лордах магии я знаю все, потому что я один из них. На днях принял наследство. Ты услышал слова Основателя Салазара или у тебя затычки в ушах? Мое полное и отныне официальное имя — Гарнет Джеймс Поттер, лорд Слизерин. Об остальном наследстве вам лучше не знать, чтобы спали спокойней. Теперь, что вам приказали? Поздравьте же своего Главу факультета подобающе! Поклонитесь, как правильно воспитанные люди...

Мой спич никого не впечатлил, а как же! До вчерашнего дня я был на самой низкой ступени на зеленом факультете, этаким манекеном для тренировок новых заклятий. Сегодня же выпендриваюсь в роли большой шишки. Кто-то с задних рядов начал насмешливо хохотать, кто-то просто смотрел на меня, как на внезапно ожившую статую. А кто-то вынул палочку и принял угрожающую позу. Ну же, давайте! Действуйте, придурки! А то, не подобает моему новому статусу нападать и наказывать по прихоти детей или подростков. Но и позволять произойти нападению на меня не стоило. Дойдем иначе и до смертоубийства.

Как уже говорилось раньше, гидру контрреволюции надо давить в зародыше. Я театрально поднял руки и воззвал к возведенной еще Салазаром защите. Как читал в одном интересном фэнтези романчике, ГЛАВОЛОГИЯ* это основной прийом волшебника.

Защита подействовала, но гораздо жестче, чем я ожидал. Слизеринцы, хотя и боролись изо всех сил, в добровольно-принудительном порядке упали на пол передо мной. Даже те, которые пытались сопротивляться.

— Ладно! — Я медленно оглядел опущенные головы у моих ног: — Теперь, повторяйте за мной! Я... выговариваете свое имя ясно, четко и без искажений, иначе, в конце поздравления, если произнесенное вами имя не соответствует списку студентов этого факультета, вы вылетите пушечным ядром из замка напрямую в Запретный лес! Если судьба к вам не благосклонна, прямо в гнездо акромантулов. — Нестройные голоса стали старательно выговаривать каждый свое имя, — Продолжаем: ... поздравляю нового Главу славного факультета Салазара Слизерина и обязуюсь...

— А не жирно ли тебе, Поттер? — крикнул опять кто-то из рядов старшекурсников.

Я должен отвечать за свои слова, ведь так? И поэтому, даже не посмотрев на того, кто решил показать плохой пример, ответил:

— Жирно, а что? — и взмахнул рукой в сторону выкрика.

Тот, кто не захотел смириться с реальностью сегодняшнего дня, с громким хлопком отправился полетать в ночи. Пусть покусают его пауки Хагрида, пусть побегает по неровным тропинкам Запретного леса. Пока не выловят его кентавры и не проведут страдальца до хижины хранителя ключей. Чай, заработают у отважного храбреца мозги. Назовите меня жестоким, а мне все равно.

— Повторяю для скудоумных, ... и обязуюсь...

— Я не стану давать никаких клятв зарвавшемуся полукровке, который сам себя назначил неким лордом. Да какой ты лорд, Поттер, ты выродок смердящей грязнокровки... — выпрямился пятикурсник Уорингтон, который три раза бросал на меня заклятие Локомотор Мортис в то время, когда я бежал по лестнице вниз, убегая от преследования других слизеринских отморозков. Соответственно, я попадал в Больничное крыло с разными по сложности переломами.

Эээ, ну все, нарвались.

И я воззвал к своему другому, дарованному мне раньше этим летом наследству, надеясь, что полуночный ритуал в Тайной комнате уже позволяет призвать подмогу.

Подмога не подкачала, что несказанно обрадовало меня.

Впервые с тех пор, как я оказался в Хогвартсе, пропитанном магией замке, ко мне явились те, которые должны были с самого первого инцидента мне помогать. Но они ни разу не пришли, когда я их звал. Другим моим помощникам путь сюда был заказан, они жили и закончили свою жизнь не в стенах школы.

Сквозь стены слева от меня просочилось штатное привидение зеленых — Кровавый барон. А за ним протиснулась кучка призрачных, еле заметных в свете магических светильников незнакомцев.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

* ГЛАВОЛОГИЯ — визируется „Плоский мир” Терри Пратчета

Помните, я упоминал о своем секрете. Пора рассказать, как я узнал о своих странных способностях, которыми наделила меня Смерть.

Начало воспоминаний Гарри Поттера

В доме моих магловских родственников мне рады не были. Даже напротив, меня ненавидели. По разным причинам, у каждого была своя, но все трое как один отвергали нашу с ними родственную связь. Как-то свои поступки оправдывали перед собой и продолжали меня мучить и обижать. Для Вернона я был в общем чужим ребенком, навязанным его почтенной семье незнакомыми и опасными по представлению дяди нечеловеками. В-в-волш... Он настолько презирал слово на букву „В”, что отказывался его договаривать. Я был ребенком, который круглосуточно хныкал, отнимал время жены, отвлекая ту от заботы о наследнике Дурслей, Дадлике. Кроме того, навязанный мальчик — я, то есть, регулярно создавал этими своими штучками беспорядок, а иногда и настоящий погром в доме. Ему, главе семьи, приходилось потом тратиться на устранение разрушений. Вместо того, чтобы тратить их на себя, на собственного сынишку и жену.

Тетя ненавидела меня из-за жгучей зависти к моей матери.

Сколько себя помню мне удавалось понимать мотивы окружающих людей. И хотя тетя Петуния не озвучивала причину своей ненависти, я не дурак и все понимал. Например, она давала мне подзатыльник, а в ее голове появлялась картинка — я это внутренним взором видел, как этот подзатыльник получала ее назойливая, наглая и т.д. и т.п. сестра Лили. Становясь старше, я все четче и легче стал угадывать эмоции своей тети. С Дадли и Верноном это тоже получалось, но в меньшей степени. Я знал, чего ей хотелось больше всего на свете — она мечтала вырвать из меня мою магию и перенести ее своему сыну. Оставив, конечно, капельку и себе. Ее мотивы были мне понятны, но даже если бы она могла провернуть такое, я бы не позволил ей покалечить себя ради своей прихоти. Я бы сопротивлялся всеми силами, вне зависимости размера беспорядка и степени наказания потом.

Дадли, мой брат и родной кузен, свою ненависть, как таковую, не осознавал. Он рос избалованным, пресыщенным единственным сыном в семье среднего достатка. В то время, как я был на положении того же негритенка для избиения. О таких я прочитал в детской книжке из школьной библиотеки „Хижина дяди Тома”. Дадли в основном презирал меня, как нестоящего лишней эмоции квартиранта.

Но я был белым ребенком в свободной стране, среди родных людей! Сиротой. А они меня не воспринимали, как родного, и относились соответственно. Я чувствовал себя обузой, нахлебником, вечно попрекаемый куском хлеба.

До того дня, когда...

* * *

В школу я пошел в положенный возраст. Вместе с Дадли.

Но и там не обзавелся, как я надеялся, друзьями. Их всех от меня отвадил мой кузен тем, что всем-всем рассказал о моей роли в его семье. Незавидная роль раба и груши для бытья. Вокруг моего свиноподобного кузена собралась стайка таких же избалованных маленьких негодяев, каким был сам Дадли. И началась веселая для них, но неприятная для меня игра „Словѝ Поттера и избей его!”.

Со временем на эти догонялки я стал смотреть с неким пренебрежением, потому что мои неприятели все реже и реже могли меня, маленького и шустрого, догнать. А, когда изощрялись и ловили, они почему-то не могли меня побить. Получалось так, что словив меня, они внезапно теряли интерес ко мне, начинали о чем-то постороннем разговаривать и удалялись прочь, оставив меня одного. В первое время очень озадаченным их странным поведением. Позже, я стал подумывать, что во всем этом каким-то образом замешана моя особенность не только угадывать мысли людей, но и влиять на их действия. Изменившаяся с возрастом или опытом, мне было все равно.

Наше с бандой Дадли противостояние могло бы сойти на нет, если бы на нашей улице не появились новые жильцы, а с ними приехал и их сын, наш с кузеном ровесник. Пирс Полкисс быстро влился в группу моего кузена, став для них всех этаким злым гением.

Я читал, что дети рождаются без врождённого или встроенного умственного содержания, особая Табула раса. То есть с мозгами и душами чистыми, как белый лист бумаги, на котором сам жизненный опыт и восприятие внешнего мира записывают черты характера. Так и копится ресурс знаний отдельно взятого человека. Возможно, что с большинством людей так оно и есть, но с Пирсом Полкиссом эта теория не работала. Он уже родился злым, с премерзким и скрытным характером. Своей возрастающей этим последним летом в Литлл Уингинге способностью я видел, что он был олицетворением Зла во плоти. Пирс каждую минуту придумывал новые и новые способы издевательств над теми, кто более слаб. То, что я тоже вхожу в эту категорию, он решил, как только впервые увидел меня.

И игра „Охота на Гарри Поттера” перешла на новый уровень.

В результате, они меня убили. Я умер... и тогда я встретился со Смертью во второй раз.

Как это случилось? А вот так.

Было лето. После дня рождения Дадли, в зоопарке, я узнал, что могу разговаривать со змеями. Тот боа-констриктор захотел на свободу, а за исчезнувшее стекло родственники меня на целую неделю закрыли в чулане. В темноте, на хлебе и воде. По истечении срока, меня отпустили из заключения и строго-настрого приказали идти делать прополку, никуда от дома не уходя. Но день быль солнечным, что очень редко бывает на Британских островах, а я был одиннадцатилетним мальчиком, пробывшим в темноте чулана целую неделю. Поэтому, закончив прополку палисадника перед домом, я отправился погулять. Без спроса. Увидев освободившиеся качели на детской площадке, мне захотелось на них покачаться. Рядом, в сопровождении матерей и нянек, играли дети, резвясь на горках, в песочнице, с мячиками. Меня ни детские крики, ни болтовня женщин не беспокоили.

Мерное качание убаюкало меня и я то ли отключился, думая о своем, то ли вообще заснул. Я так и не заметил когда мамаши и няньки с детворой ушли, оставив меня на площадке один. Начало темнеть.

Я подумал, что мне пора домой, когда вдруг, откуда ни возьмись, ко мне сзади подошли Пирс и Гордон. Остановили качели, хохоча как умалишенные. Я оглянулся, чтобы позвать кого-то на помощь, но никого из людей рядом не было. Только недалеко стоял, как вазон, мистер Лапка, один из котов-любимчиков миссис Фигг, нашей соседки. Он проследил взглядом, как двое обидчиков потащили меня подальше в заросли. Некому было их остановить, хотя я кричал и звал на помощь, а если и было, никому из наших соседей не было дела до выкормыша Дурслей. Ведь я не был Дадли, их родным сыном. В конце концов, даже если бы кто-нибудь все это видел, не дело это вмешиваться в выяснение отношений десяти-одиннадцатилетних пацанов.

И никто не пришел меня спасать, когда подонки меня повесили.

* * *

Я недолго трепыхался и меня окутала одеялом колеблющаяся тьма. Какая-то знакомая и не пугающая. Выплывшую из тумана фигуру в балахоне с капюшоном я сразу вспомнил. Смерть.

Воспоминание о нашей первой с ней встрече внезапно возникло в моей голове и я даже обрадовался ее появлению.

— На этот раз заберешь меня? — спросил прямо я.

— Но, но, но! Куда разбежался, наследничек. — захихикала Смерть, мерно стуча зубами. — Я не забирать тебя пришла. Рано, очень рано для тебя идти в Мир мертвых. Плохо с тобой получилось, вижу я. Но, как и обещала при нашей первой встрече, придет время, я всем способностям дарованныммною дам проявиться. Время пришло.

— Я уже кое-что умею...

— Конечно, умеешь, ведь ты маленький волшебник, но я о другом. Я подарила тебе право быть Повелителем серого мира.

— Не понимаю...

— Серый мир это мир неушедших. Те, что умирая, не ушли со мной в мир мертвых, а остались здесь. То ли чего-то или кого-то ожидая, чтобы продолжить вместе или по другой роковой для них причине. Они взмолились о отсрочке и я смилостивилась. Но некоторые из них просто потеряли или забыли свою цель и остались среди живых в виде призрачных духов.

— Я должен что-то с ними сделать?

— Ты можешь помочь им пройти дальше, можешь заставить их подчиняться тебе, пока не узнаешь, заслужили ли они прощение. С этого дня призраки будут в твоей власти, надо только воззвать к ним.

* * *

Я пришел в себя под деревом, на котором меня раньше повесили. Сел и огляделся.

Ночь. На небе россыпь звезд мерцает, словно потешаются надо мной.

Трава, которую рукой ощущал, была влажной из-за выпавшей росы. Рядом лежали сгнившие обрывки веревки, на которой меня повесили. Я оттолкнул их подальше и вскочил. Надо было быстро бежать домой, где меня, я был уверен в этом, ждет заслуженная порка.

Входная дверь была заперта. Я несколько раз дернул ручку, она не поддавалась. И на меня нахлынула паника. Внутри себя я с ужасом ощутил нарастающее напряжение, на подобии жужжания подстанции электричества нашего городка. С ужасом, потому что после такого, рядом со мной раньше всегда случался разгром.

Я стиснул зубы и попытался подавить или как-то канализировать эту палящую энергию. То ли возраст был достаточный, то ли сегодняшняя встреча со Смертью сыграла свою роль, но я справился. Гул во мне уменьшился и сформировав некий жгут, потек по рукам. Кончики моих пальцев засветились, я посмотрел на них и не думая о чем-либо, опять схватился за ручку.

Замок щелкнул и дверь поддалась.

За ней, в темноте, на притащенном в коридор кресле меня ждала тетя Петуния.

Утром я заглянул в зеркало, чтобы осмотреть размер синяков на своем лице и решить могу ли соврать, что опять упал с лестницы. Я подумал, что зря позволил тете сделать это со мной. Это будет в последний раз, сказал я себе и поднял глаза.

В отражающей поверхности рядом со своим посиневшим лицом, я увидел ИХ.

Полупрозрачные люди со скорбными выражениями на своих бледных-бледных лицах. Их было четверо, двое мужчин и две женщины, все пожилого возраста. Они взирали на меня огромными грустными глазами, открывали и закрывали рты, пытаясь дозваться до меня. Но их голосов я не слышал. Я обернулся, чтобы посмотреть через плечо, кто такие эти странные существа, но никого за собой не заметил.

Это означало только одно — в зеркале я видел неушедших, как говорила мне Смерть. Призраков.

Странные незнакомцы тем временем продолжали глазеть на меня, о чем-то между собой толкуя. В какой-то момент один из мужчин надавил призрачной рукой на стеклянную поверхность изнутри и мне показалось, что та вздулась. Это испугало меня до такой степени, что я с криком убежал из ванной комнаты.

Отправив мужа на работу, тетя Петуния нагрузила меня работой по уши. А в то время Дадли в своей удобной кровати наверху спал, храпел и видел десятый сон. Что мне делать, если для своей родной тетки я был просто бесплатной рабской силой, чем-то второсортным, а не родным племянником. Я и раньше зверел от несправедливости родственников и часто фантазировал ночами напролет о мести. До вчерашнего дня в парке я не мог им ничем противопоставить, но сегодня... Сегодня у меня появились новые способности и подчиненные. Может призрачные, но только к ним я мог обратиться за помощью в желании отомстить. Окрыленный надеждой, я не раздумывая дерзко сказал тете:

— Нет, я не стану больше горбатиться на вас. Пусть что-нибудь по дому сделает Дадли...

Громкая затрещина прервала мои претензии на равноправие и я полетел обратно в чулан. Грохнулся на лежанку, и в темноте отдался раздумьям о несправедливости жизни. Вот я, например — мальчик с необычными, я бы сказал волше-е...бными, да-да, волшебными способностями, но не могу за себя постоять. Во мне один за другим возникло множество вопросов, начинающие на слово „как”.

Как прикажете мстить, чем? Как призраки могут мне помочь, если никто не сказал как их призвать? Сама Смерть одарила целым миром, а я не знаю, как позвать моих подданных. Как мне аукнется от Вернона, если я позволю разыграться той жужжащей жгучей энергии — магии, как сказала Смерть, внутри дома?

Я прислушался к себе, чтобы рассортировать свою жажду справедливости по полочкам. Дааа, я прежде всего хотел, чтобы она, Петуния, страдала и плакала. Больше этого — чтобы она почувствовала боль, физическую и душевную, сильнее той, что постоянно причиняла мне.

Мои фантазии вдруг прервались громкими криками ужаса сверху, куда отправилась тетя, заперев меня в чулане.

— Ааайиииии! Боженькиии... Кто вы такие?

Громкие крики перемешивались с треском и возней, что-то упало и разбилось, затем я услышал стоны боли, плач и уже более тихий голос тети:

— Поттер, иди сюда быстро!

Ага, сейчас, как приду! Я вообще-то заперт на ключ в чулане.

— Поттееер, помоги... Нет, нет, не трогайте меня! Аааа...

Во мне проснулось любопытство, что там наверху происходит. А не посмотреть ли мне лично что с тетей Петунией случилось? Поглазеть, порадоваться на ее мучения, какими бы они ни были?

Отпустив жгутик моего особого внутреннего напряжения, я схватился за ручку двери и услышал, как повернулся ключ. Нервно хихикнув, я медленно вышел из чулана, оглядываясь и опасаясь внезапного появления злого из-за ранней пробудки кузена.

По той же причине, я не спеша, ступенька за ступенькой стал подниматься, вытягивая шею, чтобы, если зрелище не понравится, вовремя убежать.

Тетя лежала на полу ванной в позе эмбриона, прикрыв глаза окровавленными руками и тихо постанывала. А над ней нависал тот призрачный взрослый мужчина, который при мне пытался пробиться сквозь зеркальную поверхность, и душил ее полупрозрачными руками. Успешно или нет я не понял, потому что, заметив меня подглядывающего из-за двери, он одним движением оказался за стеклом зеркала и оттуда стал смотреть на нас.

— Тетя Петуния, кто это был?

— Н-н-не з-знаю ...

Соврала. Она знала призрака, но не хотела распространяться. Кем мог быть призрак взрослого человека? У меня закралось до конца несформировавшееся подозрение, не был ли это кто-то из моих дедушек?

Когда, к вечеру, моя постель перекочевала на второй этаж во вторую комнату Дадли, я уже был в этом уверен.

Хотя, в зеркала дома смотреть я перестал и тетю ни о чем не спросил. Та, со своей стороны, перестала нагружать меня работой, за то лучше кормила и начисто запретила Вернону и Дадли ко мне придираться. Иногда я ловил ее брошенные исподтишка испытующие взгляды, но не заморачивался мыслями, что она о том инциденте думает. Пусть теперь боится меня, если родилась дурой.

Не считая моих нечастых снов о страшном зеленом свете, криков умоляющей о чем-то рыжеволосой девушки и демонического хохота красноглазого мужчины, на некоторое время я обрел спокойствие..

Но всегда носил с собой маленькое зеркальце, на всякий случай.

* * *

Случай представился, когда я услышал, как Полкисс уговаривает бывшую шайку Дадли отправиться на местное кладбище покурить сигареты. Гордон с восторгом согласился и пошел, подпрыгивая рядом с новым вожаком. Дадли поплелся за ними, негодуя, что предводительство банды постепенно уплыло к Пирсу. Малькольм и Денис шли последними. Я, прячась на каждом шагу, отправился за ними, предвкушая исход моей атаки.

Среди кладбищенских строений и надгробий мое присутствие легче было скрыть. Я выбрал могилу с густым кустарником рядом и притаился. Пирс орал матом и выпендривался, прикуривая от зажженной сигареты и попивая из банки пиво. Он воображал себя крутым мачо мировой величины, а остальные мальчики глазели на это и завидовали. Вдруг Малькольм тоже захотел попробовать пивка и попытался выдернуть банку из рук Пирса. Тот сдавлено выматерился и сжал руку с банкой посильней. Другой мальчик толкнул эту руку резко снизу вверх и кончик металлической крышки поцарапал длинный нос Пирса. Тонкая струйка крови потекла по лицу крысоподобного негодяя.

А я вынул свое зеркальце.

Бледные тени надавили со стороны отражающей поверхности и та лопнула. Став внезапно видимыми, пробившись в наш мир, они незамедлительно, не ожидая команды, набросились на Полкисса. Облепив его подросткового размера тушку, они стали с ним что-то проделывать, потому что он пискляво закричал от боли. А потом его тело взмыло в воздух и понеслось к шпилям оградки одного надгробия. Его резко отпустило и острый верх шпиля пробил грудную клетку. Кровь брызнула во все стороны, призраки взбесились, накрыв уже труп потемневшими тенями.

Остальные негодяи из банды, с лицами белее снега, запищали как резанные и побежали врассыпную кто-куда.

Мимо пробежал Дадли, заметил меня и резко остановился. Вытаращив глаза, он открыл рот, чтобы спросить, что я здесь делаю. Но увидев выражение дикого злорадства на моем лице, он заткнулся и протянул руку ко мне. Я махнул ему дальше бежать и он, слава Богу, послушался. Знал, очевидно, что недавно Пирс с Гордоном со мной сделали. Признал мое право на месть.

Ссохшееся тело Пирса нашли спустя два дня. Никто из его, якобы близких друзей, ни словечком не обмолвился по этому поводу, сколь не давили на них близкие и полиция.

Не знали, не видели, не слышали.

Стоило мне только раз встретиться с ними взглядом и обо мне никто не заикнулся. Даже Дадли молчал в тряпочку, только зыркал испуганно издали и не смел переходить мне дорогу.

Инцидент замяли, как неподдающееся объяснению дело.

Потом прилетела первая сова с письмом из Хогвартса. И случилась вся кутерьма с Хагридом, шумная встреча меня в Дырявом котле незнакомыми и противными на вид волшебниками и ведьмами. Последние были такими в прямом смысле этого слова.

За неделю до поездки в школу Колдовства и Чародейства мне впервые приснился сон о моем бегстве из дома Дурслей. Я видел себя маленьким, избитым, покалеченным ребенком в одиночку переступающим по ночным улицам городка. А потом появлялся некий незнакомый мне носатый субъект в черном, бросал в меня разноцветные жгуты света, меня лихорадило...

И я пробуждался в чулане ничего непомнящий о свое бегстве.

Конец воспоминаний Гарри Поттера.

В Хогвартсе я встретил необычных призраков, которые видимые всеми гуляли, где захотят. Когда старшеклассники из моего собственного факультета стали травить меня чем дальше, тем чаще, я пытался позвать к школьные привидения на помощь. Но что-то, некая оболочка вокруг меня мешала моему зову достучаться до моих подданных. А на территорию замка знакомым мне из зеркального мира призракам доступа не было.

Так продолжалось, пока Кровавый Барон не привел их ко мне, приказав им подчиниться.

— Уорингтон, дай мне хоть одну причину, чтобы я не отнял твою жизнь! — воскликнул я, воспряв духом после явления призраков.

Тот нагло ухмыльнулся и шагнул вперед с палочкой в руке.

Я лох, что ли, чтобы сидеть и ждать нападения?

Махнул приглашающим жестом в сторону Кровавого барона. Тот не ждал повторного разрешения и налетел на отшатнувшего назад смельчаги. За ним скопом слетелись остальные привидения, накрыв того знакомым теневым одеялом. Я слегка отступил вправо, чтобы лучше видеть происходящее. Я решил, что не стоит допускать, чтобы Кассиуса выпили досуха, как случилось летом с Полкиссом. Тот меня убил, а этот был просто дураком по рождению, развлекаясь догонялками за мной и стрельбой мерзкими заклятиями из засады. Поэтому я начал считать удары моего сердца, чтобы не случился промах и неушедшие нечаяно не прикончили того.

Он , все равно, за все ответит. Будет страдать долгий период времени. И его родители тоже будут мне должны за то, что я оставлю их наследника в живых.

Кассиус Уорингтон ожидаемо бился в судорогах и кричал.

Слизеринцы отпрятнули назад, к стенам — испуганные до чертиков.

Я начал считать громким голосом:

— ...семнадцать, восемнадцать... — Дойдя до двадцатого удара сердца, я рявкнул: — Остановись!

В отличии от побледневшего Кассиуса, субстанция призраков заметно потемнела, сделав их более отчетливыми. А, когда они удалились от предоставленной им жертвы, можно было различить на их „лицах” огромные, благодарно светящиеся глаза.

Тело пятикурсника лежало на полу, скорченное и неподвижное, с выражением страдания на лице. Уж, не переборщил ли я с отпущенным призракам время? Я посмотрел на Кровавого барона и тот правильно поняв мой неозвученный вопрос, кивнул чуть-чуть головой. Живой. Обессиленный, с магическим истощением, в обморке, но живой. То, что мне надо.

Барон был достаточно старым, по человеческим меркам, привидением. Жил он приблизительно в двенадцатом веке, а все еще смотрелся вполне целостно. Даже кудрявые волосы его парика сохранили свой изначальный вид, не говоря о том, что он мог издавать звуки, бренчать железками на сапогах и подвывать глубокой ночью. А сопровождающие его неушедшие свою человеческую форму вообще потеряли. Я задался вопросом, с каких это глубоких времен остались эти бедные создания? Действительно ли Основатели построили этот замок, чтобы создать в нем школу Хогвартс или нашли его и просто восстановили? Надо спросить у Салазара.

Я посмотрел на молчаливо потягивающего табачный дым предка и не решился.

Потом, будет свободное время, непременно расспрошу его как все было.

Из моего задумчивого состояния буквально выдернули меня оглушающие визги девушек. Они достаточно на сегодня воспитывались, кроме того, у меня к девушкам особых претензий не было. Они в травле не учавствовали, только насмехались, обзывали и злословили в мой адрес.

— Мисс Фарли,- обратился я к старосте девушек, — отведѝте девушек во вторую гостиную!

Она встрепенулась, затравленно посмотрев на меня.

— Но та комната только для старшекурсников! — возразила она треперливым голоском.

— Я знаю, что до сих пор ею ползовались только старшекурсники. Но я сказал — отведѝте, это означает только то, что вы сразу повинуетесь. Иначе девушкам придется смотреть как я своих мышей, — жестом указал я на мужскую половину факультета, угрожающе скалясь, — воспитывать буду. Хотите смотреть?

Мисс Фарли замотала отрицательно головой и начала подталкивать девушек в нужную сторону. К двери, ведущей в соседнее, поменьше этого помещение.

В гостиной осталась мужская часть факультета и я, по их мнению, одинокий зарвавшийся первогодка. Без присмотра „слабого” пола, они стали поглядывать друг на друга, молча сговариваясь напасть на меня. У них заиграла агресия, не меньше этого. Гидра неподчинения снова подняла свои головы.

Я воздвиг вокруг себя невидимый для остальных экран защиты Салазара. И приступил к воспитанию.

— Ну, парни, будем добровольно приносить присягу истинного слизеринца или надо ЗАСТАВЛЯТЬ вас ее выговаривать?

Где-то половина из всех кивнули в знак согласия. Среди них, удостоверившись в этом я вздохнул с облегчением, были Тео Нот и Блейз Забини, мои соседи по спальне. К этим парнишкам у меня претензий не было, они ко мне единственные относились спокойно и ровно. Как к обычному сокурснику.

Студенты остальной половины еще больше ощетинились. Я заметил мерцание защитных заклятий, накрывших некоторых из особо передо мной провинившихся.

— Уорингтона видите? — Спросил я и те из второй группы скучковались друг к другу, прячась за обединившимся щитом. Жалкие. — Готовы? Начинаем опять, но уже в ПОСЛЕДНИЙ раз, — подчеркнуто спокойно сказал я и оглядел всех. — Я, ... выговариваем свое имя правильно и ясно, чтобы не были плохие последствия..., — Внезапно ко мне полетел красный луч Ступефая, но разбился о мой щит. Я поднял указательный палец и помахал им укоризнено. — ...обязуюсь следовать заветам великого Основателя нашего факультета, Салазара Слизерина. Клянусь быть достойным нашего герба — быть мудрым и скользким, как змея. Обязуюсь не отступать от традиций самого гордого факультета Хогвартса, растить семена величия в себе и не подавлять их в своем брате-студенте Слизерина. Клянусь выступать в защиту любого своего однофакультетника, приглядывать за младшими, не подрывать гордость и достойнство старших товарищей своим бесчестным поведением или безнравственными поступками.

После неуспешного нападения, за мной начал повторять слова присяги нестройный хор из уже подавляющей части парней и мальчиков. Вокруг них появилися и, уплотняясь закружили белые всполохи магического света, подтверждая искреннось поклявшихся. Но те, что бунтовали, к присяге не присоединились и продолжали насуплено молчать. Пусть.

Я протянул вперед ладони с растопыренными пальцами и сияющие волокна клятвы полетели к ним, впитываяся в вершинках моих пальцев. Между моими ладонями стал собираться сначала тусклый, а потом все более яркий клубок света. Когда и последнее слово присяги отзвучало, я эту сферу поднес себе к груди и слегка надавил. Втянув нити присяги подопечных внутри моего магического ядра, завершилось мое вступление в должность Главы змеиного факультета. Уффф!

— Парни, спасибо! — обратился я к присягнувшим. — Вы поступили правильно, согласно Уставу школы, утвержденному всеми четырьмя Основателями. Можете завтра, как я открою входную дверь, прочитать в библиотеке этот Устав. Удостоверитесь, что я в своем праве поступать так, как поступаю. С завтрашнего дня все будет по другому, вот увидите. А вы, — я посмотрел на отступников, волком зыркающих на меня, — для вас будет тоже по-другому, но вы пожалеете, что сделали неправильный выбор.

— Вот вернется Лорд и ты за все ответишь, Поттер! — рыкнул мрачный на вид семикурсник.

— Я вас не знаю, мистер... — замолчал я в ожидании его фамилию. Но он, стиснув кулаки, затаился. — Хаха, ну как знаете. — Кто-то из его приятелей крикнул „Джагсон его зовут!”. Понятно, я это имя не помню. — А что, Джагсон, если ваш так называемый Лорд уже вернулся, но находится у меня в плену?

— Та кто тебе поверит, чмо! — Он растолкал стоящих спереди него и злобно оскалился.

— За „чмо” получишь отдельно. — Я посмотрел на Кровавого барона и на колыхающихся в воздухе за ним привидений. Рукой я дал им отмашку: — Барон, приступайте!

Пять ударов сердца и нестройный хор, уже криками последовал за моими словами. Они думали обычными ученическими щитами защититься от призраков. Жалкие, я уже это говорил.

Я вовремя остановил своих слуг и те отделились от упавших в судорогах бунтарей. Отступали к стенам уже совсем сформировавшиеся призраки незнакомых мужчин и женщин в одеяния настолько старинные, что я не мог узнать эпоху, в которой они жили. Необычные куски невесомой материи загадочно блестели, запястья и предплечья украшали широкие браслеты из вполне материального золота. Кем они были?

Они молча склонили передо мной головы, а затем сгруппировались за спиной Кровавого барона, признав его за предводителя.

— Барон, вы свободны! — пискнул я.

Придет время и я все загадки замка Хогвартс узнаю.

Взмахнув шляпой так, что перья частично прошли сквозь пол, барон весело щелкнул призрачными пальцами и ушел так, как появился раньше — сквозь стену. Остальные привидения ретировались сразу после него.

На полу остался лежать уже не один только Кассиус Уорингтон. Рядом с ним валялись все остальные мои мучители. Обходя скорченные тела подростков, я отправился к второй гостиной, где предстояло принять присягу девушек.

Быстро закончив с этим, благо среди женской половины смутьянок не было, я вернулся обратно к парням. Те, как оставил их стоявших полукругом вокруг наказанных, так их и нашел.

— Дайте отступникам Укрепляющее, что ли? — сказал я тем, что по-старше. — И положите их по кроватям! С ними все хорошо будет, — опередил я вопрос Теодора. — Как только вернусь с обхода остальных факультетов, открою дверь и отправим всех в Больничное крыло. Уведомление их родителей я беру на себя. Пока свободны, идите успокойте девушек.

— Декана уведомлять будем? — задал все-таки вопрос мой сосед Нотт.

— Декана? Зачем уведомлять его, если сам все скоро узнает. Появление большого числа студентов Слизерина в Больничном крыле мимо него не пройдет.

К моему удивлению, все мои указания начали выполняться без промедления.

Наверно со стороны это дико смотрится, когда одиннадцатилетний шкет командует факультетом аристократиков и те ему беспрекословно повинуются. Дико? Конечно. Приняв во внимание то, что до сегодняшнего дня для них этот самый шкет был ниже, чем никто. По той же причине так много парней отказались от присяги студента Салазара Слизерина, до последнего сомневаясь мне ли конкретно эту присягу давать. Эти мятежники так и не поняли, что присягали не мне, а Уставу Хогвартса. За все времена существования школы Колдовства и Чародейства, за все эти почти тысячу лет, Хозяев школы по праву наследства было несколько, кто-то из потомков Салазара, а кто-то из потомков осталных Основателей. Этим хозяевам должны приносить присягу все в замке — учителя, деканы, директор и остальной персонал — вступая в соответствующуюдолжность, ученики — ученическую. Хогвартс всегда важен, а Устав школы превыше всего!

Как и что делать мне вдолбил в сознание Сахешш, а за ним и мой предок, Салазар. И не стоит забывать, что я свою жизнь, хотя и по-разному, хотя во сне — в очень ярком и реалистичном сне, прожил дважды. Я фактически взрослый в теле ребенка. Но ни в первой, счастливой, ни во второй — неблагополучной жизни я с призраками дела не имел. Не узнал просто о своем наследии.

Я это говорю так, для собственного успокоения. Мне нелегко далось наказывать детей. А быть может из равновесия меня вывело неожиданное появление школьных привидений. Духи давно умерших на территории замка волшебников, явившиеся на мой Зов впервые за мои короткие, но тяжелые надо сказать будни школьника.

Гостиная опустела. И я, выбрав себе место напротив камина, присел на диван и закрыл глаза, чтобы с помощью мысленной связи с замком разведать обстановку.

Первое, что впечатлило меня, что нарушителей порядка не было. Никто из учеников, даже общеизвестные смутьяны близнецы Уизли не шастали вне своей башни в неположенное время. Замок, по моему пожеланию, запечатал выходы всех факультетов, пока я не приму ото всех присягу ученика.

С преподавательским составом позже разберемся.

Следующее место, куда я направил свое внимание, было Больничное крыло. Вслушавшись в шепот замка, я понял — наш директор уже пришел в себя. Рядом с его койкой стояли деканы Слизерина и Гриффиндора и школьная медиведьма, мадам Помфри. Там было спокойно, относительно спокойно. Ну, как сказать иначе, если директор лежит столбом и молчит, лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию в школе, а то и волшебном мире в целом. Туз, который вытащил я из рукава и хлопнул поверх игрального стола, поменял весь расклад карт. Делал старую комбинацию невыполнимой, а новую — игрой проигрышной.

Две женщины, Минерва и Поппи мешают ему своей глупой болтовней. Раньше, когда ПЛАН был в силе и Альбус в Больничное крыло приходил только чтобы посмотреть на пострадавших студентов, ни его заместительница, ни школьная медиведьма так его не раздражали. Но сейчас другое дело, у него не было настроения их слушать.

Снейп страдал. Не от сочувствие к начальнику, а от боли. Болела у него черная метка на левом предплечье, толкая его бежать за границы защитного периметра замка и аппарировать к Повелителю. Но боль была не та, которая давала направление аппарации, а была простой, т. е. Безвекторной, но невыносимой. Словно Лорд был где-то рядом.

Надо было поговорить об этом с Дамблдором, но эти две болтушки не замолкают ни насекунду. Ладно, завтра утром поговорит, никуда со своей территории Поппи Альбуса не отпустит.

С деканом Слизерина мне придется встретиться как можно раньше, потому что с каждой минутой внутри обновленной защиты замка, ему будет хуже и хуже. Возможно, он не вытерпит боль из-за отторжения защитой меченных и побежит, что говорится, на крыльях ночи.

Но это вероятно и для Питера Педигрю, который на данный момент находится где-то там, на верху. В башне Годрика, в руках Рональда Уизли, моего несостоящегося „друга”.

С какого из факультетов мне начать? Однозначно, с ало-знаменых.

Полная дама встретила меня хмурым взглядом, но послушно открыла мне вход.

Общая гостиная факультета Годрика встретила меня оглушительным шумом и гамом с одной стороны и вырвиглазным обилием красного цвета с другой. Оба эти раздражителя мне вспомнились из приснившегося второго сна, где Шляпа меня определила на Гриффиндор.

Мое появление на территории „вражеского” факультета произвело среди и так абсолютно несдержанных „львят” эфект взорвавшейся бомбы. Как низко пали нравы подопечных МакГонагал! Они отреагировали не как дети царя зверей, благородного льва. В былые времена гордых гриффиндорцев мало чем мог бы вывести из равновесия некий глупый слизеринец-первогодка, явившийся без приглашения в их владения. Посмотрели бы, распросили зачем и по какому поводу и выпроводили без заморочек. А нынешние сгрупировались вокруг меня как стая шакалов вокруг своей жертвы и ощетинившись, начали гавкать и выкрикивать угрозы в мой адрес.

— Как вошел сюда, ты предатель! — вызывающе наступал на меня парнишка мулат с дредами на голове. — Брысь, брысь отсюда, змеюка слизкая!

— Ударь его Ступефаем, Ли, чего с предателем церемониться! — крикнул близнец Уизли, непонятно кто из двоих. То ли Фред, то ли Джордж. Тот вскинул палочку и действительно кастанул в моем направлении Оглушающее. Я на автомате отбил луч вовремя воздвигнутой вокруг себя защитой. Луч, сменив направление, но не и силу, попал в смуглую девушку с красно-золотым галстуком и та полетела назад, завершив полет у стены.

— Придурок, что ты сделал? Я сейчас тебя урою... — рыкнул тот же близнец.

Вся кутерьма стала мне надоедать. На сегодняшний день пререканий с пустоголовыми недорослями мне более чем достаточно. Разозлившись, я навел поверх всех из присутствующих гриффиндорцев охранные чары замка, как раньше поступил с непокорными слизеринцами. Крикливая свора сразу замолкла и аж присела, придавленная к полу магией.

И тогда мне открылся обзор на дальнюю часть гостевого помещения. Там, на маленьком стульчике у окна, слегка прикрытая тяжелой портьерой из бордового бархата, сидела лохматая девочка-первокурсница с книгой в руках. Грейнджер. Та, которая пострадала от нападения троля, потеряв ногу. Для меня она была чем-то особенным, я бы сказал недостижимым. Почему? А потому что я никак не мог себе представить как можно пережить, увидев, как огромный и страшный монстр тебя заживо поедает, и не свихнуться. А она вот сидит себе, читает.., эээ, уже не читает, а подглядывает.

Я встретился с девочкой глазами и она виновато потупила взор.

Я почувствовал ее одиночество. Ее расстроенные чувства хлынули на меня огромной волной. Меня задавило тоской и грустью этой девочки, которая, поступи я на Гриффиндор, как в моем сне, стала бы мне самым преданным и верным другом. Но пока эта гриффиндорка мне никто.

Да кого я вру?

Обойдя присевших на полу студентов Годрика, я приблизился к девочке и она, смутившись, накрыла себя портьерой. Я остановился на шаг от заметно дрожащей ткани и тихо поздоровался:

— Привет! Я Гарнет Поттер, я с миром.

— Я тебе не верю, — дрожащим голоском ответила она. — Они все меня обижают.

— Обижают? Мдаа, понятненько, сейчас мы их всех в ответку обидим. Ты Грейнджер, да?

— Да, я Грейнджер. Меня Гермионой можно звать. Я не против, если ты этим отомстишь.

— Ладно, выходи, Гермиона и не вмешивайся в мои дела, что бы ни случилось.

Когда час спустя я выходил из Гриффиндорской башни, ведя за руку заметно повеселевшую лохматую девочку, за собой я оставил настоящий разгром. Начнем с того, что на полу валялось с десяток лежащих в скорчившихся позах негодяев, в том числе трое рыжеголовых. Четвертого рыжика, старшего брата тех троих, я отстранил от должности старосты и отправил мыть полы с Филчем на следующий месяц. Негоже быть ответственным за целый факультет, и не быть в состоянии угомонить собственных младшх братьев.

Вся алая обстановка Гриффиндора была перекрашена в более спокойный оттенок бордового, а позолота — в бежевый. По моему, и по мнению Гермионы тоже, хорошо получилось, как-то более сдержанно и благородно. Прошелся я и по комнатам. В тех, где я нашел беспорядок и разбросанные вещи, я навел еще больший беспорядок. Стены покрылись выцветшими, обшарпанными обоями, потолки украсило множество трещин, исчезли некоторые стекла в окнах. Прекратил доступ теплой воды в ванные и позвал домовиков, прикрепленных мной к факультету Годрика. Им я строго-настрого запретил делать уборку в этих комнатах, поддерживать чистоту одежды и обуви провинившихся. Приказал эльфам не заправлять кровати чистыми простынями и удалить балдахины с них. На перевоспитания гриффиндорских нерях я определил месяц, надеясь, что грязь им надоест. Может быть на них даже снизойдет озарение самим взяться за наведение чистоты в своих спальнях. Потом увидим.

Оставил гостиную гриффиндорцев на седьмом этаже, где она была. Пусть продолжают карабкаться дальше, пока не поумнеют и не остепенятся. Открывать этим придуркам закрытые помещения на нижних этажах башни Годрика я не собирался, пока не увижу улучшение их поведения. Бесбашенные, пустоголовые ничтожества! Как я их всех ненавидел еще со времени моего второго сна в Междумирье.

В другой руке я держал клетку с усыпленным крысюком Коростой, он же предатель-анимаг Питер Петигрю. Отдам его призраку Тома Риддла, который ждал своей участи, терзаясь в компании василиска. Тот капал ему на мозги по поводу того, каким дурачком на самом деле был Том, решив создать хоркруксы, чтобы стать бессмертным. А рядом, в доступности, ждет Междумирье, способное то же самое бессмертие просто подарить, с вечной молодостью в придачу.

Мог ли быть новым Хозяином Хогвартса Том Риддл, мой родыч, будучи змееустом и тоже наследником Салазара? Что за вопрос! Конечно мог, запросто. Получай Междумирье в доступ и живи себе сколько захочешь. Но, нет! Том хоркруксы строгает, ждет возрождения, которое может никогда не случится.

Но что поделаешь, Лорд, хотя недалекий умом, но он мой дальний родственник. Я его, скажем так — „люблю” и должен временами приносить ему подарки. Вот, пусть Питер будет первым из них.

В общих комнатах остальных двух факультетов драк и ссор не было, студенты готовились ко сну. Я вошел тихо, но сразу привлек внимание к себе своим белым одеянием. Озвучил причину своего появления и старосты попросили подождать немножко. В Рейвенкло было настолько спокойно, что мы с Гермионой просто присели на свободные кресла и стали оглядываться. Я заметил на лице гриффиндорской девочки желание остаться здесь, в этих комнатах покоя и самоотдачи в добыче знаний.

— Знаешь, мне Шляпа предложила Рейвенкло, а я, как дура, поперлась на факультет, где учился сам Альбус Дамблдор, — прошептала она и высморкалась в платок, которой держала скомканным в руке еще во время моей расправы с гриффиндорскими шалопаями.

— Ты уверена, что наш директор учился на красно-золотом факультете? — спросил я кареглазую девочку и она зависла. Мой вопрос привлек так же внимание сидевших рядом рейвенкловцев и кто-то из них, я никого здесь не знал по имени, встал и отправился к полкам, нагруженным книгами, свитками и подборками газет, покрывающих все стены гостиной.

Гермиона проследила взглядом за передвижениями парня и в ее глазах засверкала жажда самой заняться изучением этих кладезей волшебных знаний.

Я сам бы не отказался порыться среди книг, но я сюда не за этим пришел. Девочке я кивнул, отпустив ее заняться любимым делом — читать, и она радостно вскочила и дохромала до библиотеки.

Вернулись старосты вместе со своим деканом и моим любимым преподавателем по Чарам, профессором Филиусом Флитвиком.

В отличии от директора Дамблдора и нашего собственного декана Северуса Снейпа, Флитвик знал, что означает мое белое одеяние и герб Хогвартса на левой стороне верхней мантии. Поэтому, он резко подобрался, стукнув каблуками, и склонил голову.

— Приветствую Лорда Хогвартса! — по военному рявкнул он, выпрямившись. Наши взгляды встретились и я кивнул головой. — Студенты Ровены Рейвенкло, приготовьтесь дать присягу ученика!

Благословенны умы, ищущих знаний! Как они мне нравились своей дисциплиной!

Выговорив слова присяги и проследив нити клятвы, я с удивлением заметил, что Флитвик клятву учителя и клятву декана школы давал. И никто из его студентов не отказался дать присягу.

— Дорогие рейвенкловцы, спасибо вам, что поддержали Устав школы.

Легкий шум наполнил на короткое время помещение, но быстро все опять затихло. Гермиона истуканом стояла позади всех и только ее огромные, темные глаза ошарашено озирались. Я почти слышал шелест шестеренок в ее голове, когда стала делать сравнение между студентами Ровены и Годрика в аналогичной ситуации.

— Профессор Флитвик, сэр, — обратился я к маленькому профессору, — у меня к вам две просьбы. Первую озвучу сейчас, а вторую — завтра, в Большом зале.

— Хорошо, — улыбнулся тот зубастой улыбкой. — Давай, говорѝ первую!

— Я прошу принять Гермиону Грейнджер переночевать в спальнях девочек-первогодок. Случилось так, — опередил я его вопрос, — что я не мог оставить ее даже на минуту больше в угрожающей ей среде.

Флитвик посмотрел на покрасневшее лицо лохматой девочки, потом его взгляд спустился ниже, к ее нововыращенной в Мунго и все еще неполноценной ноге и резко кивнул в знак согласия.

— Мисс Патил, через несколько минут я приду в вашу комнату, чтобы немножко ее увеличить и разместить еще одну кровать. Пока что временно.

Индийская девочка приветливо улыбнулась Гермионе, приблизилась к ней, схватила за руку и отвела к двум своим подругам-одноклассницам.

Профессор Флитвик некоторое время задержал взгляд на стайке первокурсниц, покивал головой своим каким-то неким особым размышлениям, улыбнулся кривой улыбкой и махнул рукой в моем направлении:

— Я вас провожу до?..

— ...до владений профессор Спраут, сэр. — продолжил я его предложение и шагнул за ним.

В гостиной Хаффлпаффа все прошло без сучка, без задоринки. Профессор Спраут так же, как и Филиус Флитвик чуть раньше, собрала весь состав своего факультета и приказала всем принести присягу. Сама она, когда-то, свою клятву принесла и теперь, сквозь слезы, объяснила мне, как она рада, что наконец-то, в Хогвартсе появился тот, кто чтит заветы Основателей.

Прошло бы все так легко, гладко и разумно в остальных двух факультетах, не о чем было бы мне беспокоиться.

Нет, однако.

— Что дальше будешь делать, Гарри? — на правах самого любимого преподавателя на „ты” и по имени обратился ко мне профессор Флитвик, когда мы оставили за собой территорию факультета барсуков.

— К сожалению, и гриффиндорцы, и мои софакультетники разумом не обладали и понесли заслуженное наказание. Я распорядился, чтобы о них старшекурсники позаботились, влили им Восстанавливающее зелье...

— А Минерва и Северус чем заняты?

— А когда это Минерва о своих подопечных думала? — Я укоризненно посмотрел в глаза шагающего рядом низенького преподавателя Чар. Тот понимающе хмыкнул. — Но не об этом речь. Оба они заняты внезапным недомоганием директора.

Флитвик остановился.

— А с Альбусом что случилось? — спросил он, подняв брови так, что те исчезли под провисшими прядями волос, которыми маскировалась большая залысина на голове профессора.

Я тоже хмыкнул и мечтательно прикрыл глаза.

— А у него случился сердечный приступ, когда узнал, что его царствованию пришел конец.

— Неужели? — саркастично скривил рот в улыбку Флитвик.

— Ну да?

* * *

В гостиной Слизерина царила почти траурная тишина. Там я застал только двоих старост. Увидев меня, Джемма Фарли вскочила с намерением отчитать меня за опоздание. Потом спохватилась и стушевалась, потупила глаза и присела на краешек дивана.

— Мистер Поттер, пострадавших нужно отправить в Больничное крыло! — дрожащим голосом промямлила она, в то время староста мальчиков молчал и исподлобья смотрел со сжатыми в полоску губами.

— Ладно, — примирительно сказал я. — Фрайди, приди ко мне!

Передо мной материализовался глава хогвартских домовиков, посмотрев на меня огромными преданными глазами. Периферийным зрением я заметил как подобрались наши старосты. Не ожидали, да?

— Что прикажет добренький Хозяин? — отсалютовал эльф.

— Приказываю привести троих неназванных пока домовиков. Один из них пусть будет девочкой.

Фрайди исчез на несколько секунд, а когда снова появился, за ним уже стояли и глазели трое молоденьких домовиков.

— Хозяин! — пропищали восторженно те и аж присели от восторга.

— Слушайте меня внимательно, я сейчас дам вам имена. Тебя, — я указал пальцем на одного из мальчиков, — называю Фредди. Будешь ответственным за гигиену спален парней. — Тот засветился от счастья и радостно закивал головой. — Тебя я называю Френни, ты будешь работать в комнатах девочек, а ты, — я поставил руку повер хлохматой головы второго мальчика-эльфа, — будешь называться Фома. У тебя задача следить за здоровьем студентов Слизерина и заболевших сразу проводить в Больничное крыло. И соберите свои волосы в косы, даже у некоторых девушек нет таких красивых шевелюр, как у вас. Будут завидовать.

Я улыбнулся домовикам и те захихикали на мою невинную шутку.

Вдруг эльф Фома стал прислушиваться к своим ощущениям:

— Хозяин, должен ли Фома считать пострадавших от гнева хозяина больными?

— Приблизительно.

— И что должен Фома делать?

— Ждать приказ хозяина.

— А-а-а, приказывает ли хозяин, чтобы Фома... — умоляюще пялился домовик.

— Перенесѝ этих дураков в Больничное крыло! — дал я отмашку и домовой эльф буквально испарился.

Теперь надо было дать распоряжения Фрайди распределить остальным факультетам тройки новых домовиков. Специальное внимание было отделено Гриффиндору. Там были неряхи и тоже была куча пострадавших. Сегодня Почти Безголовый Ник тоже пировал вместе со своими неушедшими из древних, преддревних времен.

Закончив с делами, я присел на диван, напротив двоих старост.

Молчание затянулось.

Наконец парень-староста, как там было его имя я не мог вспомнить, заговорил:

— И чего ждем?

— Не „чего”, а кого, — поправил я его.

— Кого ждем?

— Декана.

— Хммм, — услышал я со стороны мисс Фарли.

Приближение Снейпа я почувствовал благодаря связи с замком. Он был злющим, он пылал ненавистью, он извергал ругательства в сторону моего отца и мою сторону, он...

Я поспешил отдать мысленный приказ двери открыться и Снейп ворвался внутрь гостиной чернее грозовой тучи.

— Поттер, — выплюнул он мою презираемую им же фамилию вместе с брызгами слюны. — Ты, поганец...

— Заткнись, а! — рявкнул я и его голос пропал.

Неспособность выговориться и выплеснуть наружу гнев превратили лицо нашего декана темно фиолетовым свеклом, как у моего дяди Вернона, когда я делал своими штучками погром в его доме.

Я смотрел на него, он смотрел на меня. Мы оба одинаково ненавидели друг друга, но я был перед ним ни в чем неповинным ребенком, а он передо мной провинился. Вздохнув, я начал говорить:

— А теперь послушайте меня, мистер Снейп. Вы поклялись моей матери заботиться обо мне в любой ситуации. Я хорошо помню вашу заботу — Ступефай, Обливиейт, Энервейт... что еще? Тогда, когда находили меня в закоулках Литлл Уингинга после каждого моего бегства. Ааа, Эпискеи, конечно — когда что-то у меня было сломано Верноном и я, кроме всего остального, истекал кровью. И обратно к Дурслям, чтобы не жилось лучше. Здесь, на Слизерине, кого вы остановили, чтобы не издевался надо мной, кого наказали за мои частые посещения Больничного крыла, а? Никого.

Он ответить не мог, но слушать меня никто ему не мешал.

Я был удивлен, увидев на его лице злорадство. Да он наслаждался перечислением моих злоключений ранним детством!

— Северуссс, мой сскользссский друг, — пора уже мне над ним поизгаляться. Мое почти шипение на змеином почти довело его до инфаркта. — Метка у тебя что, болит?

Его глаза заметались по предметам в комнате и остановились на двоих старост. Его губы беззвучно выговаривали слова-призыв к помощи, но студенты присягу давали мне, не ему и никто из них не озадачился отменой моего Силенцио.

Он беспомощно всмотрелся в меня и я решил позволить ему сказать то, что хотел.

— Поттер, — немедленно рявкнул он, — что ты творишь? Ты такой же безмозглый придурок, как твой никчемный отец!

— Мы оба сыновья своих отцов, мистер Снейп. Я похож на моего, вы на своего.

Я улыбнулся его ошарашенному выражению. Давай, выкуси свои обвинения, профессор!

— Завтра вас не должно быть в Хогвартсе, мистер Снейп, обновленная мною Защита замковых территорий вышвырнет вас. Куда? А мне какое дело. Раз вас не занимало мое благополучие, хотя вы были моим деканом... — Я вдруг задумался, а давал ли Снейп клятву школе. Замок не отзывался по этому вопросу, значит, не давал. — Понимаю, вы не были ни признанным Хогвартсом преподавателем, ни тем более нашим деканом. Кому присягнули, мистер Снейп?

— Я давал Нерушимую клятву директору Дамблдору.

— Директору Хогвартса или Дамблдору лично?

— Директору.

— Гхмм, гхмм... Учитель вы никудышный, конечно, но зельевар отменный. А может быть директору Дамблдору было все равно, как учатся студенты вверенной ему школы, лишь бы те восхваляли его, а?

— Все может быть, — задумчиво ответил наш вдруг стушевавшийся преподаватель.

Хорошо подготовленные преподаватели за каждым углом не валяются, чтобы сразу найти замену этому злобному злодею. Кроме него Зельеварение некому вести. Что тогда мне делать? Кто подскажет? Ладно, делаем так:

— Я на некоторое время заглушаю давление замковой Защиты на вашу темную метку, профессор, а вы даете мне Клятву преподавателя. Деканом вам больше не быть, но вы варите все лечебные зелья для Больничного крыла, так, что ваше жалование уменьшать не будем. Кроме того, я разрешаю вам выбрать себе двух ассистентов из старшекурсников, чтобы те стали помогать вам с нагрузкой. Можете взять их в личные ученики, если такое вас интересует, но платить им будете из вашего кармана, если они этого захотят.

Я поставил руку поверх рукаваего левого предплечья и заметил резкое облегчения от отступившей боли на его лице.

— А сейчас, клятву, профессор.

Он неожиданно для меня сразу кивнул головой в знак согласия.

О-о-о, какой длинный день! Пора идти спать в моих хоромах. Я попрощался с обоими старостами и все еще дезориентированным Снейпом и отправился наверх, по лестнице, удивив этих троих открывшимся проходом рядом с входом в гостиной.

Салазар, весело пыхтящий дымом из мундщука, махнул рукой, типа — увидимся наверху, и исчез с полотна.

Сахешша в Тайной комнате не было, охотился, наверное, в Запретном лесу. Я думал, что он впаст в спячку, как говорил — на несколько десятков лет, но впоследствии отказался. Решил, что помогать мне нужно, пока я не войду полностью в свои полномочия. Это, по-моему, было блистательное и очень благородное с его стороны решение. Сам я не справился бы, ведь даже попасть в Междумирье без него не могу.

Том оказался хитрым. С Питера тянул жизненую энергию потихонечку, тоненькой струйкой и он успевал востанавливаться за счет повышенного магического фона в Подземельях.

Моя самая первая в Хогвартсе подруга, Плакса Миртл, тоже появилась, треща как птичка крыльями. Подзарядилась и ускакала, если можно говорить такое о плавающем в воздухе привидении.

Это были лишь вторые сутки после моего возвращения из Междумирья, а мне казалось, что прошла целая неделя.

Фрэнки, мой личный домовой эльф, стуча по полу белыми сандалями в одно мгновение принес мне горячий ужин, чашку какао и помог с подготовкой на ночь.

Заснуть сразу мне не удалось, все еще думал о прошедшем дне. Студентов я прищучил, оооохх... Забыл уведомить родителей бунтарей.

— Фрэнки, — позвал я моего гувернера-эльфа и он тут как тут материализовался. — Напомни мне завтра утром написать несколько писем некоторым волшебникам...

— Может ли Фрэнки узнать кому, чтобы подготовить писменные принадлежности?

— Хочешь сам письма написать? — полюбопытствовал я, решив узнать границы преданности и готовности эльфов помогать своему хозяину.

Тот не совсем уверенно кивнул головой, уставившись на меня непомерно большими голубыми глазами.

— Не тревожься, Фрэнки, я сам все сделаю. Почти все письма будут одного содержания, только имена будут разные. Отдельно я напишу родителям тех гриффиндорских рыжиков, пора кончать с их беспределом. — Я призадумался. -Утром я хочу посмотреть на гроссбухи школы, они должны храниться в директорском кабинете. Доставь их мне во время завтрака. Теперь уже все, ты свободен. Иди отдыхай!

— Но Фрэнки не уставший, Фрэнки хочет получить задачи!

— Ладно, займись очисткой башни Слизерина. На днях приведу туда старост для осмотра комнат.

Домовик радостно сверкнув глазами, беззвучно исчез из моей спальни.

Поспать мне не дал Салазар, который внезапно появился на фоне красивого морского пейзажа, изображенного на картине напротив моего изголовья.

— Скажи мне, наследничек, — начал он, смотря на кончики своих пальцев. — В чем разница между вспененной и невспененной мыльной воды?

Ндааа, издалека начал. Посмотрим куда уведет наш разговор с таким необычным началом.

— Нууу... — я призадумался, вспомнив свою жизнь домовым эльфом в семье моей тетушки. Пока мой Дар, подарок Смерти, не раскрылся и родственнички перестали нагружать меня выше крыши работой, посуду мыл только я. Таак, раковина заполнялась горячей водой, из бутылочки с хозяйственным препаратом внутри выливалось некоторое количество мыла, вода рукой вспени...Ааа, вот о чем спрашивал мой предок! — Пока я не взбивал мыло, дно раковины было видно. А потом, когда пена покрывала поверхность — нет.

— Правильно! А можешь ли угадать почему так получается? Ведь разницы в составе между невспененной мыльной водой и той же водой, но уже с пеной, нет.

— Какое-то представление имеется, конечно, но ни в одной из своих снов-жизней я не заботился о хорошем магловском обучении.

— Видишь, в том-то и твоя ошибка. — Салазар поднял палец наверх, чтобы привлечь мое внимание к своим нравоучениям. — Знания, какими бы они ни были, о волшебстве, о магии или обычные магловские исследования, ценны.

— И почему, по твоему, — я стал обращаться к великому Основателю Хогвартса как к близкому, хотя и древнему, родственнику, на „ты”- получается, что в первом случае дно видно, а во втором — нет?

— Пена, потомок мой, во всем виновата обычная пена. Она состоит из тысяч пузырьков, каждая стенка которых, хотя она полностью прозрачная, отражает и переломляет свет как стекло. И свет, хотя и достигает дна раковины, тускнеет, а возвращаясь обратно наверх, чтобы ты мог рассмотреть его, снова проходит через эти тысячи переломлений-отражений и...

— Понимаю. Я вижу только отражение от первой стенки пузырьков на поверхности пены, которое ярче исчезающе бледного света от дна. — Я почесал голову, разлохматив порядочно подросшую шевелюру. — Зачем мы это обсуждаем?

Салазар опять указал пальцем, на этот раз на меня и надавил:

— А вот это то, что важно! Потому что, Гарнет, эффект пены есть повсюду. Подумай сам. Она так и пузырится вокруг всего и всех, прикрывая собой сущность предмета, явления, человека. Возьми в пример ту гриффиндорскую первокурсницу, о которой ты мне рассказал. Та девочка, что пострадала от встречи с троллем. Этого тролля мы отдельно обсудим, вернемся к гриффиндорке.

— Да, хорошо. Ее зовут Гермионой.

— Мило, — улыбнулся Салазар и его глаза засверкали глубоким изумрудным светом. — Так звали одну мою... не будем отвлекаться. — Он прокашлялся и продолжил. — Ты говорил, что на Гриффиндоре она будет проводить время в изоляции ото всех, с первого до седьмого курса. Ее не принимают, отторгают от коллектива, так сказать. А тем временем, она учится превосходно, зарабатывает кучу балов... Объяснѝ мне, почему так получается!

— Она держится особняком от своих сверстников, но не забывая при этом всех поучать, указывать на ошибки. Это раздражает, когда кто-то настырный все время напрашивается помогать. Это похоже на выпендрежь, так все время привлекать к себе внимание учителей. Тянуть руку наверх и смешно подскакивать, писать огромные...точнее, переписывать из книг большие куски текста, излишнего по моему, лишь чтобы ее эссе были подробными и она получала только „превосходно”... Гхм, это пена, что называется?

— Да, это и есть пена, вершина айсберга. Она сама вокруг себя ее взбивает. А можешь угадать первопричину такого поведения твоей сокурсницы?

— Плохое воспитание?

— Это тоже имеет место быть, Гарнет. Косвенное и не доказанное. Как она ведет себя среди детей, кроме как постоянно вмешивается в их дела?

— Да хорошо, вроде, — ответил я и призадумалась. — Ничего так, движется не бегая по коридорам. Вилкой-ножом орудует как дышит, разговаррвает вполне культурно, словарь у нее, огого! Не в воспитании, значит.

— Да, очевидно, не в воспитании дело.

— Но, как ты говоришь, пену вокруг себя старательно разводит.

— Да, но это, Гарнет, следствие, а не первопричина. Проблема бедной девочки в том, что она пожелала распределиться не на тот факультет. Но даже это тоже следствие. Почему?

— В поезде она говорила, и сегодня в башне Рейвенкло повторила, что на факультет Годрика ее привело огромное желание учиться там, где учился „сам Альбус Дамблдор, Мерлин нашего столетия”. Фу, нашлась фанатка.

— Да не фанатка она, Гарнет! Ей самое место на Рейвенкло, но она предпочла Гриффиндор и шляпа согласилась. Наверно, девочка очень храбрая.

Да, уж! В отсутсвии храбрости мисс Грейнджер не упрекнешь. Я вспомнил факты, связанные с ней из моих „других” жизней. Какой блистательной была моя тамошняя Гермиона, удивительной, чудной... А я был дурак дураком, отдав ее тому никчемному Рональду Уизли. Фух, как вспомню...

Тем временем Салазар продолжал что-то говорить, начало я пропустил, предавшись воспоминаниям.

— ... у ней нет сформированного родителями каркаса характера, внутреннего стержня, который был бы для девочки как опора в жизни. По всей вероятности, родители не баловали ее своим вниманием, так?

Моя „другая” Гермиона, которую я вспоминал только что, действительно росла одиноким ребенком в семье с хорошим достатком, которые откупались дорогими подарками для дочери. Короткий период общения со здешней мисс Грейнджер не наводил на другие выводы.

— Предположительно. Я с ней не общался до сегодняшнего дня...

— Но ее судьба почему-то, важна для тебя, парень, да?

— Дед, не буду увиливать, я чувствую, что она близкий мне человек. Нууу, и на будущее я имею на нее виды, — ответил я и почувствовал, что кровь поднялась к щекам.

Салазар ухмыльнулся.

— Не забывай, что она гр..., маглорожденная, внучок.

— Междумирье все приведет в порядок.

— Аааа, даже так?

— Даже так.

Некоторое время мой предок выпускал дымные кольца, устремив взгляд в дальние дали своих мыслей. Я тоже задумался правильно ли поступаю, так рано обратив внимание на незнакомую по сути девочку. Возможно она совсем на мою Гермиону не похожа, хотя, вряд ли.

— Чем были заняты, говоришь, ее родители, ее мать где была? Почему не с дочкой заполняла свое время, почему не родила ей братиков и сестер?

— Понимаешь, в наше время жизнь по-другому устроена. Некоторые женщины тоже хотят строить карьеру, учатся, работают... Семью и детей не ставят в центр своей жизни, для них они какбы второстепенны. Кто сумел, обзавелся, кто поленился — ну, одинокая жизнь не всем противна, когда сам зарабатываешь.

— Какие необычные порядки! Но и в наше время были выдающиеся ведьмы, посмотри на Ровену, на Хельгу... Среди маглянок тоже бывают выскочки, я помню про Боадицию...

— Британией правили не одна и не две королевы, дед. Даже сегодня у нас королева, Елизабет Вторая, вот.

— Ладно, ладно, — поднял руки в знак примирения мой предок. — Давай вернемся к девочке и выясним роль пены.

— Гермиона говорила, что ее родители дантисты и у них есть огромная библиотека. Росла она одиноким ребенком, рядом с огромным количеством книг, читая их и заполняла свободное время.

— Но родители-то рядом не были, когда они ей нужны были. Это так?

— Вероятней всего.

— А что такое дантисты?

— Зубные врачи.

— Аааа, зубные врачи, это по моему очень времязатратное дело.

— Даа, времязатратное, но прибыльное.

— Гарнет, все с точностью до наоборот — прибыльное, но времязатратное. Давай раздвинем пену с поверхности мыльной воды и посмотрим что там, на дне, кроется. У родителей девочки не оставалось времени для своего ребенка. А потом у нее случилось открытие магии, она приехала в волшебный мир как на другую планету. Здесь, среди незнакомцев, ей нужен был идол, которому можно поклоняться. Человек, который мог заменить ей, в этом незнакомом мире, образ родителя — родителя, в котором она нуждалась все время, но была обделена. Она, как я вижу, девочка-максималистка. Ей в кумиры обычные люди не нужны. Давай ей самого выдающегося.

— А кто самый что ни на есть выдающийся в Хогвартсе? Директор, конечно. Бааа, все ясно с ней...

— Ничего еще не ясно, Гарнет, ничего еще не ясно. В мое время, пока волшебники жили совместно с маглами, вокруг каждого колдуна собиралась и жила родня всевозможной степени родства и чистоты крови. Кумы, сваты, бабе Злате свояки и так далее. Как и их магловская родня. Целые городки близких людей, маги, сквибы и маглы вперемешку. Основная семья волшебника, Главы ковена, старалась облегчать жизнь своих подопечных, чтобы тем легко и безбедно жилось. Иногда, среди обычных, никак с волшебством несвязанных людей ковена, рождались магически одаренные дети. Дикий овес, что говорится. Чтобы спасти честь жены и остальных женщин основной семьи, как и сыновьям-наследникам богатства и земли, эти дети считались маглорожденными. Тоесть, подарком Матери Магии за доброе поведение и соблюдение праздников и ритуалов.

— Понимаю, все дело в наследовании, в деньгах и землях. И что дальше с ними, с детьми этими?

— А дальше они отправлялись в Хогвартс, где этим „маглорожденным” указывалось наследниками по прямой линии место в углу и приказывалось не вякать. Знаешь, что происходит с озлобленными, одаренными, но непризнанными потомками? Они звереют. И хотят мести и места под Солнцем. Иногда кровавой мести, когда бастард слишком буйным рождался. Я это хорошо знаю, потому что сталкивался с последствиями. У них ничего не получается и они идут в Инквизицию. Дальше понятно?

Я призадумался. Инквизиция, для магов и ведьм Средновековьяэто был бич Божий. Сколько знатных и незнатных волшебников, волшебниц, обычных знахарок, травниц и просто красавиц-маглочек погибло на кострах Инквизиции, не пересчитать! Но Салазар говорил мне это неспроста, он намеренно начал этот разговор о моей однокурснице-гриффиндорке.

— Надо с девочкой как можно раньше поговорить, ты этого мне советуешь, да?

— Да. Поговори по душам. Маглорожденных, как сам понимаешь в природе нет. Твоя избранная кому-то, неизвестному нам, внебрачная дочь. Или наследница потерявшегося в веках Рода. Поинтересуйтесь, иначе Гермиона, сколь не была она умной и одаренной девочкой, вырастет в первостатейной, настырной идиоткой. И похоронит свои таланты, выйдя замуж за придурочного проглота, который пристроит ее горбатиться за него. — Он зыркнул на меня настороженно, заметив на моем лице злобное выражение. — Ты пока поговори с ней, она умная по твоим словам, разберется сама.

— Сводить ее в Междумирье?

— Без Клятвы ничего не предпринимай. Пусть поклянется в вассалитете тебе, а потом открывай ей глаза на глубину ее ошибок.

— Ой, предок, не простое это будет дело. Она такая упертая, упрямая и уверенная в своей правоте...

— Но она, вместе с тем, одинокий, тоскующий по друзьям ребенок.

— Ладно, сейчас посплю, а завтра выберу время для разговора с ней.

Пока готовился идти в обеденное время в Большой зал, я не спеша вспоминал недавние мои приключения. В Междумирье я увидел — и пережил до конца, несколько вариантов своей теперешней жизни. Все эмоции во мне уже успокоились и я обдумывал, что мне выбрать. Перед внутренним взглядом стоял этакий перекресток с каменным обелиском по середине, на котором огнем были высечены (у меня в голове, конечно) слова:

„Пойдешь направо, старик тебя уболтает и сам не заметишь, как станешь извозчиком к Междумирью каждому, с которым оный же старик договорится. Будешь работать до конца своих дней Хароном во имя Большего блага (неизвестно для кого) и звонкой монеты (для старика).”

„Пойдешь налево, скрутит тебя в бараний рог кто-то из чистокровных семей и будешь пахать в угоду им.”

„Пойдешь вперед — не промедли! И ни с кем, кроме себя не считайся. Возьми всех за шею и правь миром железной рукой.”

Вероятность идти назад не существовала. Так что, моим следующим действиям не стоит удивляться. Дали мне боги шанс все исправить, не упускать возможность же?

В Большом зале было необычайно тихо.

Слышно было только постукивание столовых приборов о посуду.

Возникнув напрямую посередине прохода между факультетских столов, я произвел на обедающих тот же эффект, который Дэвид Копперфийльд производит на свою публику, взлетая у них на глазах как ласточка. Фокусник, блин!

Чтобы унять дрожь в руках, я сжал ладони у себя за спиной и размеренно прошагал дорогу до преподавательского стола. Там, на позолоченном троне восседал пришедший в себя директор Дамблдор. И я впервые в моей жизни, даже в те, что снились мне в Междумирье, встретившись с ним взглядом, не увидел знакомого добросердечного, слащавого выражения всеобщего дедушки, а чистый, ничем неприкрытый гнев. Воспылать таким гневом на глазах у всех это, конечно, его просчет, но предстоящая ссора здесь же, никому из нас не добавит репутации. Ааа, бог с ней, с репутацией! Но столкнуться лбами со стариком, однако, придется. Не из-за меня, из-за него.

Не я начал с ним воевать, он начал.

Садиться рядом с этим странным, возомнившим себя бог весть кем, служащим моей школы было бы нонсенсом. Все подумали бы, что я ЕГО протеже и работаю у него мальчиком на побегушках. Поэтому, надо сразу поставить его и остальных в Большом зале в такое положение, чтобы раз и навсегда стало ясно, кто здесь хозяин и правит балом, а кто тут за свою службу зарплату получает.

— Фрайди, — позвал я своего домовика и тот сразу материализовался рядом. Его накидка сверкала белизной, как только что выпавший снег. — Подготовь мой стул!

Мой писклявый голос в огромном помещении зала прозвучал по моему смешно, но это дело наживное. Чтож, подрасту, голос станет мужественней — то, что надо. Пока, пусть смеются, раз это ничего в расстановке фигур не меняет.

Никто не засмеялся, я заметил.

Справа от преподавательского стола из пола возник белокаменный холмик и стал расти, растекаясь вширь и ввысь. Форма получилась полукруглая, достаточно широкая, чтобы вместить необходимую мебель. К вершине постамента вела лестница из нескольких ступенек. Закончив с изменениями формы, начали проявляться регалии — внешних признаков моего положения. На вертикальных мраморных поверхностях ступенек стали выступать позолоченные барельефы из жизни Основателей и некоторые цветочные мотивы. А на самом верхнем, горизонтальном уровне к моему удивлению появилась уменьшенная версия той Пентаграммы из Тайной комнаты. Для прямой связи с Источником, я думаю.

Мой стол и стул появились одновременно и заняли центральное место во вкрапленной золотом пентаграмме. Поверх столешницы легла белая скатерть с вышитыми по краям рунами, а в золотой посуде дымился мой обед.

Я медленно двинулся наверх, старательно стуча железками на подошвах обуви. Мне показалось, что моя публика перестала дышать, следя за каждым моим шагом.

Вспоминал ли я имя Дэвида Копперфильда уже, нет? Хех!

Усевшись на свое, специально подогнанное под мой небольшой пока рост кресло, я поднял взгляд и с удивлением увидел поднявшихся со своих мест за факультетскими столами студентов. От малого до выпускников, стояли, выражая свое уважение ко мне. И таращились на меня несколько сотен пар преданных глаз. Я хмыкнул. Вот я понимаю... Хотя, такое резкое изменение отношения ко мне — до недавнего времени, изгоя всего Хогвартса, в связи с таким же резким изменением моего статуса, мало кого не насторожит, но что имеем, тем и владеем. И радуемся. Клятва, опять же. Не пикнут, учится будут и слушаться...

Я уселся на свое место и ученики последовав моему примеру, продолжили прерванный обед. Пока я принимал пищу, меня сверлил холодным, полным ненависти взглядом наш уважаемый директор Дамблдор. Я чувствовал всеми фибрами его желание протянуть руку и прихлопнуть меня одним ударом, как таракана. Вперемешку с непониманием, когда он мог так промахнуться с воспитанием своего одноразового оружия. Оружия самодельного устройства. Меня, тоесть.

Хмыкнув, я сказал себе: „Ну, как говорится, — Товарищ Ст.., ааа, тоесть, товарищ Альбус Вульфрович, немного осталось, рассчитаемся.”

Студенты, угадав, что предстоит шоу нешуточное, а они уже застопорили для себя первых рядов зрительного зала, на некоторое время успокоились и продолжили обедать. А я стал их разглядывать.

Хальфы чувствовались за своим столом, как одна семья. Временами просили друг друга передать по ряду соусник, сок, соль, перец и что-то там еще. Улыбчиво благодарили и тихо между собой обменивались новостями, склоняя голову и изредка поглядывая в мою сторону.

Рейвенкловцы, среди первокурсников которых сидела маленькая, с акуратненькими косичками на голове, моя будущая не-знаю-еще-кто Гермиона, читали книжки и на автомате поглощали то, что подсовывали им под руки эльфы Хогвартса. Я прыснул, представив себе не особо подходящую для трапезы картинку... Чур, чур меня!

На перебежницу-зубрилку волком посматривали, но голоса не подавали, отважные гриффиндорцы. Там-то я заметил нескольких пустующих мест, где обычно принимали пищу рыжеволосые придурки-близнецы с братьями и товарищами, пострадавших прошлым вечером. В общем и целом — шесть мест. Поня-я-ятно, вот почему даже за этим, обычно шумным столом царили тишь, да гладь.

За столом Слизерина отсутствовало больше студентов. Но вина тех была тяжелее.

Письма к родителям и тех, и других были отправлены еще утром. Были отправлены и письма иного содержания, чем те, что к родителям провинившихся студентов. В любой момент ожидалось прибывание ответчиков. Ооо, как представлю мадам Молли, моя рука сразу тянется к карману моей молочно-белой мантии, где предусмотрительно припрятал несколько пар затычек для ушей.

Сегодня занятий, по всей вероятности, не будет.

Пока я разглядывал зал, успел закончить с обедом. Ложкой я постучал по золотому колокольчику, специально поставленному на мой стол Фрайди. Чарующий звук благородного метала сразу привлек к себе внимание присутствующих и все они уставились на меня.

— Дорогие преподаватели, вы, мистер Дамблдор, ученики и остальной персонал! — громко проговорил я, старательно ища глазами, кто здесь присутствует и кого нет. Не было завхоза Филча и его кошки, миссис Норрис. Даже та гадалка, что обитала в высших эмпиреях и работала преподавательницей Гадания, сидела за преподавательским столом и подслеповато таращилась на окружающий ее враждебный мир сквозь огромные круглые стекла очков. Рубеус Хагрид сидел далеко от меня, на самом конце длинного преподавательского стола, восседая на своем укрепленном стуле и зыркал оттуда с непониманием. — Фрайди! — рявкнул я.

Зарекаюсь больше повышать голос, даже меня рассмешил мой писк, а это не соответствовало моменту. Но эльф появился моментально.

— Что прикажет молодой хозяин?

— Приведи мистера Филча в зал вместе с его кошкой.

— Фрайди мигом! — пискнул тот и почти неслышно исчез.

Возник обратно он так же тихо, держа за руку нашего старенького завхоза, на шее у которого лежала его любимица, кошка миссис Норрис.

— Чего тебе, Поттер? И что... — он не договорил, увидев где я сижу. — Постой, постой! Да что здесь происходит? — Он с недоумением повертел, а потом задумчиво почесал свою поседевшую голову. — Подожди, я, кажется, о таком уже читал! Или слышал... — воскликнул он. — Да, вспомнил! В моей семье говорилось о появлении время от времени Хозяина Хогвартса, а если тот еще учится на Слизерине... Оооо, понимаю, я все понимаю! Вы, Поттер, новый Хозяин замка, да? — Я весело улыбнулся и старательно кивнул головой, подтолкнув его говорить дальше. — А скажи мне, малец, ты не говоришь на парселтанге часом? — Я снова кивнул и удивился тому, как его глаза вдруг засветились от проснувшейся в нем надежды. — ...Скажи, что уже знаешь о существовании Средоточия миров?

Я в третий раз утвердительно кивнул головой, периферийным зрением заметив, как подобрались некоторые из учеников, наша библиотекарша, профессора Флитвик, Спраут, Квирелл и две женщины-учительницы, имен которых я не знал. В зале все одновременно заговорили, стараясь сдерживать голоса, чтобы не мешать слушать другим. Все равно, поднялся легкий гул и я различил некоторые слова из тех объяснений, которыми обменялись учащиеся из старых семей с теми, что происхождением или разумом предков не вышли. Несколько сотен пар глаз поднялись и посмотрели неверяще.

Ха-хаа, поняли все, значит куда ветер дует. Усекли наконец, почему всем пришлось давать присягу в МОЕМ присутствии.

Тем временем пошатывающийся на каждом шагу Филч приблизился к подножию моего постамента, снял с плеча свою облезлую от старости или от множества гадских экспериментов над ней рыжих близнецов кошку и, протянув ее мне, попросил плача:

— Прошу вас, Милорд, спасите мою любимую!

Он меня ошарашил. Кого, кого спасти? Миссис Нннн... ахх! Вот оно что.

— Фрайди, возьми мистера Филча с его кошкой и перенеси их в мою комнату в Подземелья. Предупреди Сахешша, что к вечеру идем в Лес.

— Фрайди все исполнит, хозяин! — подскочил мой эльф и схватив светившегося от счастья завхоза за ручку, ускакал выполнять задание.

На этом месте наш уважаемый директор не выдержал и вскинулся взбунтовавшись:

— Мистер Поттер, Гарри, ты чего здесь раскомандовался! Кем ты себя возомнил? Ты здесь лишь студент, хватит играться! — Его голос обволакивал меня, привлекая к себе все мое внимание, успокаивая, усыпляя... Защита Замка звякнула и включилась на полную катушку. Директор обладал Даром убеждения, дар магический, им он и пользовался все время, расчищая свой путь вперед и ввысь. Дальше я слушал уже спокойно, на всякий случай накрыв замковой ментальной защитой всех присутствующих. — Ты, мой мальчик, должен сразу убрать вот это убожество, на котором воссел, перестать раздавать приказы школьным эльфам. Поигрались и довольно. Я, как директор этой школы, приказываю тебе — иди и сядь на свое место за столом Слизерина и больше не возникай. Вы все, — обратился он к все внемлющих студентов, — директор здесь я! Замком я управляю, вы должны меня слушаться, подчиняться только моим приказам и руководствоваться моим распорядком дня. А теперь, у вас есть учебные пары, идите занимайтесь!

Что он ожидал я примерно представлял, раньше по-другому не бывало. Но я уже здесь, и уже принял свое Наследство, своего я не упущу. Встав с моего резного стула, я взглянул на разбушевавшегося старика, борода у которого встала дыбом от его несдержанных взмахов руками и резко остановил его внушения.

— Ну, директорствуйте, если оно так и есть. Никто вам не мешает руководить. Давайте, прикажите школьным эльфам сделать что-нибудь, дерните связь с замком и остановите наконец этот дикий, неуправляемый пляс движущихся лестниц! Или укрепите своими силами и директорской связью с Источником замка купол Защиты над замковой же территорией. Что? Не удается уже? Конечно, ВАМ ЭТО не удается, потому-что Я появился и вошел в права. Не то что бы раньше вы что-нибудь предпринимали. Зачем тратить силу и время на Защиту школы, в которой учатся чужие дети, если можно все поглощать самому, нет? И, напоследок я спрошу — кому и какую вы, мистер Дамблдор, давали клятву, вступая в должность директора школы? — Я обвел взглядом ряды ошарашенных студентов и некоторых из преподавателей. — Я определил своим чутьем Хозяина, что моей школе никто в последние сорок лет Клятву директора не давал. А вы в таком случае и не директор вовсе!

Дамблдор взбеленился, размахивая знакомой мне узловатой палочкой. Старшая палочка, это уже прошлое, я от нее еще во время Ритуала вТайной комнате отказался и она является на данный момент обычной, ничем не выдающейся волшебной палкой.

— Я, я директор школы Колдовства и Чародейства, самой передовой, самой лучшей в Британии...

— Потому что единственная?

— Я Верховный чародей МКМ и Глава Визенгамота!

— Будьте им, но лишь после того, как получите по заслугам. А сейчас, идите и с мистером Квиреллом убирайте из МОЕГО замка этого жуткого, недоросшего цербера с третьего этажа. А так же, по пути, заберите с собой и ту мерзость, тот кровавый Философский камень, что спрятали под охраняемым цербером люком.

— Пушок ни в чем не виноват, Пушок еще маленький и несмышленый... — внезапно разревелся Рубеус Хагрид и вскочил с места. — Я сам его заберу оттудова, я его к себе увезу... Меня сам директор Дамблдор попросил об услуге... Великий человек!

— Слышали, мистер директор, — цербер несмышленый детеныш! Вы приставили охранять Камень необученного щенка, хоть трехголового... — начал бы я, но меня прервал разошедшийся не на шутку директор.

— Ты прослушал моего предупреждения не посещать тупик на третьем этаже? Я запретил всем студентам ходить там, но ты посетил то место? — хлопая глазками за очками-половинками сказал Дамблдор. — Пятьдесят очков со Слизерина и две недели отработок вместе с Филчем, мистер Поттер.

Я повертел указательным пальцем у виска:

— Ауу, вы меня слышали, директор? — Я распахнул руки и завертелся вокруг своей оси. — Мой замок! — Я взмахнул руками и входные двери Большого зала несколько раз сами заперлись тяжелыми металлическими засовами, а потом отперлись, так же сами. Э, не сами, конечно, это я приказывал замку, но со стороны выглядело внушительно. — Хожу, куда хочу, запираю то, что опасно. Так, с сегодняшнего дня все классы перемещаются ниже третьего этажа. Верхними, с четвертого и выше, располагать буду лишь я. Исключением будут башни. Башни Слизерина и Хаффлпаффа уже подготовлены к принятию студентов, профессор Спраут вольна решить кого, как и в каком порядке размещать подопечных. Со Слизерином повременим...

— У факультета Слизерина есть свой декан, мистер Поттер, — вмешалась профессор по Трансфигурации, с определением фамилии пока промолчу. — Это профессор Северус Снейп...

— Снейпа я снял с этой должности. Работать преподавателем по Зелеварению он будет на испытательном сроке, пока не докажет, что сможет себя и свою ненависть к детям превозмочь. Нам нужен УЧИТЕЛЬ, а не надзиратель в тюрьме для малолетних преступников. И с этого момента я привожу передвижение подвижных лестниц на изначальный, со времен Основателей и по их замыслу, протокол.

Дамблдор стал задыхаться.

— Вы, мистер Поттер, Основателем себя возомнили? — пискнула молчавшая до сего момента профессор Макгонагалл, пока что декан Гриффиндора, не заметив состояние своего кумира. — По вас психушка в Мунго плачет.

— Я не Основатель, но я наследник одного из основателей. Самого Салазара Слизерина... Я говорю на парселтанге и провел ритуал вступления в права владельца. Мой замок, моя территория, Запретный лес — мой, земля под Хогсмитом — тоже моя. А вы здесь работаете. Разницу улавливаете?

— Том, Том..., — еле выдал Дамблдор. — Том овладел мальчиком...

Никто его, кроме меня не услышал, я об этом позаботился, ожидая от старого колдуна всего самого худшего. Вплоть до активирования внедренных в умах своих сотрудников и некоторых старшекурсников закладок.

Старая волшебница сникла плечами, но не перестала сверкать глазами.

— Ваши родители, мистер Поттер, после ваших выступлений были бы очень разочарованы вами, — потянула она знакомую с моих „иных жизней” шарманку. Мол, они были бравыми гриффиндорцами, погибли в расцвете лет, защищая идею „Всеобщего блага” и бла-бла-бла... Знаю я это высшее и всеобщее, бааа ... Кому как, кому как.

— Профессор, мне не важны ВАШИ откровения о МОИХ же родителях. Вы никак не можете этого знать, вы просто морочите себе, мне и нашим слушателям голову. Запомните раз и навсегда — мои родители давно мертвы вашими общими с вашего кумира стараниями. Потому что слушались Альбуса Дамблдора. А не свою совесть.

— Вы не можете о...

— В отличии от вас, я не только могу, но и имею право говорить от имени своих же, погибших родителей. Благодаря вам двоим, — я жестом указал на побледневшего от ярости Дамблдора и так же побледневшей, но от возмущения его заместительницы, — я их не знаю, хотя помню день их гибели до самых мельчайших подробностей. Но скажу вам свое мнение о Джеймсе и Лили Поттер — это я ими разочарован. Меня не интересует как они бы были мной разочарованы, потому что такое не от них слышу. Я помню, как они мной гордились, радовались мне. Но не говорили ни разу, что ждут от меня пойти и сложить голову во имя чьих-то ожиданий. Все равно, я возмущен их выбором. Они не сберегли себя, чтобы самим растить меня, а не ставить под угрозу своего годовалого сына. И не они отдали меня пахать домовым эльфом у магловских родственников, которые ненавидели меня. Вы! Имея меня, родители обо мне забыли и бросились навстречу убийственным заклятьям даже не своих, а врагов своего уже бывшего директора. — Я разошелся до конца. — Запомните все, Поттерам Пожиратели родня, а не враги. Родня!

— Мистер Поттер! — взвизгнула декан Гриффиндора. — Вы с ума посходили, какая родня! Тот-кого-не-надо-называть убил моих самых любимых учеников, ваших маму с папой. А вы тут верещите, что Пожиратели вам не враги. Сами свихнулись распределившись на змеиный факультет.

— Сказала бравая гриффиндорка, декан того же факультета и преподаватель в Хогвартсе. Браво, брависимо, миссис Уркхарт! Свихнулся, это да. Но не потому что тесно с детьми Пожирателей общался, а потому что вы, администрация школы на издевки слизеринцев надо мной глаза закрывали. Небось, наслаждались мучениями тупоголового первогодки, сына „любимых учеников”, — показал я шевелящимися пальцами знак кавычек, — распределившегося не на тот факультет. Я знаю, что вы с Дамбдором предварительно определили, куда я должен был распределиться. На львиный факультет, да? А не во вражеский змеюшник. И сразу, как я выбрал, вы меня записали в враги, да?

— Почему меня Уркхарт назвали? — От всех моих причитаний она, видимо, услышала только имя, которым я ее назвал.

— Разве вы с мистером Эльфистоном Уркхартом в греху три года жили?

Лицо профессорши залилось красными пятнами.

— Я была в законном браке!

— А почему стыдитесь имени и фамилии мужа, миссис Уркхарт? Или стыдитесь того, что родственник вашего мужа* учился на Слизерине?

— Мистер Поттер, — встал с места директор, — Профессор Макгонагалл много лет работала преподавателем в Хогвартсе, у нее есть известные в мире магической науки публикации под именем Макгонагалл, зачем ей менять фамилию?

— Быть может затем, мистер Дамблдор, что Уркхарт фамилия достаточно известной магической семьи, а Макгонагалл — это имя ее отца-магла. Вы сами понимаете под чьим именем ее работы больше ценились бы... Ааа, понял, понял все! Ваш брак в магическом мире, хоть зарегистрированный, законным не считается, потому что министерский. В магловский мир тоже нестыковка, раз вы не обвенчались в церкви. Ха-ха-хихи... Ваш отец считал вас прости..., — я вовремя остановился, — хм-хм, простите, наложницей?

— Да как вы смеете запятнать честное имя моего отца?

— Как знаете, миссис Уркхарт... или правильно вас звать мисс Макгонагалл? Кстати, — я резко прервал свое глумление над несчастной женщиной и обратился к ее наставнику. — Директор Дамблдор, это я забрал из дирекции на финансовую проверку все гроссбухи школы. Сегодня-завтра из Гринготтса прибудут гоблины-счетоводы, чтобы сделать расчеты по расходам школьного бюджета. Меня загрызли сомнения, куда идет значительный поток денежных поступлений, если не на что купить самое необходимое. Школьные метлы, например. Или книги для школьной библиотеки. И знаете что? Эльфы мне поведали, что в вашем кабинете нашли чужие артефакты, фолианты, предметы. Все это иззято оттуда. Я приказал моему архивариусу сделать исследование что из этого из чьих домов украдено.

На этом месте наш уважаемый директор и Верховный Колдун Визенгамота, по совместительству (если эти две должности кто-то в состоянии совмещать), не выдержал и взбрыкнул. Вокруг него возник созданный его магией воздушный ураганчик (не те силушки, и не та палочка, к которыми привык старик), который поднял и разбросал всю посуду с преподавательского стола. Конечно, дождик, который сопровождал этот шторм, был не только из водички.

Мдааа, когда все закончилось, я убрал защиту с моего постамента и осмотрелся.

Блин!

И опять я удачненько явился, во всем белом.

А остальные, ну, вы понимаете ...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

*Уркхарт (англ. Urquhart) — охотник и капитан cборной Слизерина по квиддичу 1996-1997 годов. Имя, год рождения и чистота крови неизвестны. Возможно, был приятелем Драко Малфоя. В книге «Гарри Поттер и Принц-полукровка» перевод фамилии «Urquhart» совпадает с «Urquart» — Уркхарт, единственным известным носителем которой был Элфинстоун Уркхарт. Вполне возможно, что они состоят в очень отдаленном родстве.

Встречаться с родителями провинившихся учеников из Гриффиндора и Слизерина я решил в Больничном крыле. Директор Дамблдор, все еще исполняющий эту должность, вместе с тремя деканами — Макгонагалл, Спраут и Флитвик, как и школьная медиведьма мадам Помфри проводили меня туда. Я еще не получил письмо-согласие одного знаменитого алхимика — а то, что будет именно согласие, а не отказ, я был уверен — на должность декана змеиного факультета, поэтому за мной шагали пятеро, а не шестеро взрослых. Рядом со мной, невидимый для взрослых подпрыгивал мой домовик Фрайди. Я взял его с собой, во избежание. То, что разговаривать с родителями провинившихся будет очень непросто, я предполагал. Но такого подвоха, как получилось со стороны первых, которых я пригласил, честно-честно, я никак не ожидал!

Помните, я упомянул парочку затычек для ушей в своих карманах? Ндаа, в отношении Уизли я пропустил фактор не только их многочисленности, но и сплоченности тех, кому нечего терять. Их я первыми пригласил, потому что к ним претензии были по-больше. Не только в связи с численностью учащегося на данный момент в Хогвартсе состава их выводка. К ним у меня были особые, финансового толка претензии — факт, который должен был быть определенным уже к вечеру. Я не хотел общаться с этой навязчивой, приставучей оравой террористов ирландского происхождения даже на минуту свыше необходимого.

Ох, как я заблуждался!

Ор и причитания Молли были слышны задолго до подхода к дверям Больничного крыла. Этой самовлюбленной женщине было пофигу кто ее слушает и хочет ли он узнавать постыдные интрижки ее семейки. Она навела в Норе свои олигархические порядки, правила рыжей бандой, во главе с безвольным супругом и думала, что весь окружающий мир должен относиться к ней как к королеве. Я остановился, чтобы послушать ее и понять, о чем она так громогласно распинается. Услышав, что она вещает своим пострадавшим сыновьям, был крайне раздражен:

— Рональд, я что тебе все лето говорила, ты глупый мальчишка? — верещала разочарованная мать, не обращая внимания на то, что по койкам в палате расположены не только ее дети, но и те, кто учится на ”вражеском” факультете. — Что ты должен был сделать, сразу как войдешь в поезд, а? Найти и подружится...

— Но, мам, я так и... — вякал Рональд. Подленькое хихиканье со стороны его зловредных братцев-близнецов прервало младшенького Уизли. — Что-а?

Стоящие перед закрытой двери деканы ворон и барсуков удивленно переглянулись, а Макгонагалл сжала губы в ленточку и злобно сверкнула серыми глазами. Я толкнул полотно двери, чтобы не только слушать, но и смотреть. Миссис Уизли стояла спиной к нам, руками буквой „Ф” и вся тряслась от еле сдерживаемого гнева. Дамблдор принял известное всем благостное выражение лица, но дрожание руки, которой он, якобы, гладил — в действительности дергал космы своей разлохмаченной белой бороды, выдавало его с потрохами. Директор находился в состоянии бешенства.

А тем временем Молли продолжала:

— И как нам всем объяснишь поступление Гарри Поттера на Слизерин, если подружился? Что-то не так ты выполняешь указания директора Дамблдора, сынок.

— Но, мам, это Шляпа его...

— Что „Шляпа”, что „Шляпа”? Тебе было приказано убедить мальчика, что Гриффиндор это самый лучший и самый подходящий для него факультет! А ты не справился. Провалил задание. А теперь сам видишь твое лентяйство до чего нас всех довело. Или не видишь?

— Вижу, — тихо промямлил Рональд и высморкался.

Дальше слушать мне стало тягостно, я и так все это знал, поэтому прокашлялся и все замолчали. Миссис Уизли была одета в зимнюю мантию серо-буро-зеленого цвета старинного покроя и сжимала в руках носовой платок, видавший лучшие дни. Заметив меня вошедшего, она подпрыгнув на месте, резко повернулась и распахнув объятия, бросилась обнимать меня:

— Гарри, мальчик мой, как я рада увидеть тебя! — Я сделал шаг назад и скрылся за профессор Спраут, та по моему мнению была достойной противницей напористой миссис Уизли. Но Рыжая не унималась. — Уууу, какой ты худенький, бледненький... И что за наряд на тебе? В школе ходят в черных мантиях, а ты что одел, разве тебе позволяют? Помона, уйди немножко в сторону!

— Молли, уймись, — приказным голосом выдала наша преподаватель по Гербологии и миссис Уизли резко остановилась.

— Но, Гарри...

Я взял инициативу в свои руки.

— Мадам, сначала ВЫ послушайте меня! — рявкнул... Блин, да когда наступит это взросление, чтобы смог как надо, например, рычать? — Я вас от слова совсем не знаю. Кто вы такая? Я вас видел только один раз, на одну только минуту, когда вы мне указали стенку на вокзале и сказали „Беги туда, мальчик!” И я вас, незнакомку, почему-то послушал и как баран, бросился. А потом подумал, с чего бы это? Вы тогда чем меня обласкали, Конфундусом? Чтобы я поверил незнакомцам и проникся к ним доверием? С этого самого момента я вижу в вас своего личного врага.

— Но, Гарри...

— Мадам, вы из семьи бомжей-выходцев из Лютного, что ли? В Хогвартсе учились, нет? — Я знал, что порол чепуху, но миссис Уизли раздражала меня до красных чертиков. — Киваете, значит ходили. Утверждаете, что никто вам не объяснял ни разу, что фамилиарничать с незнакомыми детьми не принято? — Я вгляделся в лица взрослых рядом, все, кроме нашего „доброго дедушки”, были ошарашенными. — Фамилльярничать со мной я не разрешал.

Миссис Уизли принялась отбеливать себя:

— Г-г-г.., аа, мистер Поттер, ваши родители были нашими хорошими друзьями, я подумала, что...

Это меня взбесило и я начал шипеть, мешая английские слова с парселтангом.

— Мисссисс, меня не интересовало с кем дружили и братались мои безмозглые родители. Ни с кем враждовали. У меня для вас простая претензия — ваши сыновья недавно на меня напали, пытались покалечить и избить, унизили меня... Обозвали меня совершенно неправомерно и незаслуженно самими мерзкими словами, не зная меня, ни как и с кем я жил. А после того, как я их довел до ума, попросту отказались принять Присягу ученика магической школы согласно уставу Хогвартса. Продолжая при этом бросаться в мою сторону обидными словами и опасными заклятиями...

— Я тебе не верю, мои сыновья не такие, они добрые хорошо воспитанные, веселые ребята! — перебила меня преданная мать, начав расхваливать своих мальчиков. — Они бы никогда! И чего ты расшипелся тут, Волд...

— Вы в чем меня упрекаете, миссис Уизли, что я вру? — мой детский голос возвысился криком. — Что я ворвался в башню Гриффиндора, предъявляя некие, мною вымышленные права, а наконец, чтобы еще больше выставить себя, избил ваших сыновей просто так? Всех четверых одновременно, вместе с их шебутным темнокожим дружком и такой же темнокожей пассией кого-то из них? — Я со значением впился взглядом в эту рыжеволосую дуру, надеясь, что она включит мозги и сделает сравнение по габаритам своих упитанных сыновей и меня, по возрасту первокурсника.

— Но пострадали они, а не ты! — воскликнула неунимающаяся мать.

— Быть может потому что я был в своем праве? И шиплю, потому что я умею говорить на парселтанге и некоторые слова не для ушей девушек за ширмой.

Ну и, что с того, что я говорил не совсем чистую правду?

Она сделала шаг назад и сузила глаза. Я тоже сделал это и попытался представить, какой она могла бы быть в пятнадцать-шестнадцать лет. Была, наверное, конфеткой. Выйди она замуж за достойного мужчину, она и теперь была бы красавицей. Для своего возраста, конечно. Дура. Что еще сказать про такую? Я решил вовсе протоптаться по ее самооценке и напыщенности на пустом месте.

— Знаете что еще, миссис Уизли, этим утром я посмотрел на учетную запись ваших детей в школьных книгах. И установил вот что. У вас семеро детей, да? Двое уже выпустились и сами уже зарабатывают себе на жизнь. Старший у вас числится разрушителем заклятий в Гринготтсе. Я спросил об его заработной плате у гоблинов. Знаете, немало ему платят. Второй, тот что драконологом в Румынии работает, тоже немало получает...

— О чем это ты? — округлила глаза миссис Уизли. — Тебе зачем это?

— Затем. То, что вы народили стольких потомков своему мужу, меня не касается. Но, мадам, раз ВЫ их родили законному мужу, почему Я должен тратиться на их обучение? Объясните мне сие таинство — я сам ребенок, передо мной моя собственная долгая-предолгая жизнь, будет у меня своя семья, свои дети, свои внуки... Каким боком ВАШ ВЫВОДОК должен содержать я? И кто дал вам разрешение пользоваться моими деньгами?

— Директор Дамблдор уверял нас, что ваш отец подписал декларацию...

— Понятно! Директор значит. Мистер Дамблдор, у вас есть что добавить? — Я начал расхаживать вдоль и поперек помещения, в котором длинной ширмой были отделены несколько отсеков в палате. Мы находились в отсеке пострадавших гриффиндорцев. Дамблдор подергивал бороду и смотрел в потолок, никак не реагируя на мой вопрос. Словно это его не касалось. — Так-с. Значит слушайте сюда, миссис Уизли. Все, подписанное моим отцом я уже отменил, от всех его договоренностей отрекся, новые не подписывал. Все мои претензии к тратам на вашу семейку из моего сейфа гоблины признали действительными и законными. Не удивляйтесь тому, что зарплату вашего супруга и ваших старших сыновей блокируют. Они будут получать десять процентов от стоимости оклада, пока не вернут сумму, изъятую из моих капиталов в банке. Ключи к ячейке я сменил, вам не стоит больше в Гринготтс появляться, чтобы ссылаться на недействительный документ. Который, возможно, не существовал. Или не мой отец его подписывал. — Я со значением посмотрел на директора, продолжающего изображать рассеянного и незаинтересованного старичка. — Договор вашего старшего продлится до того момента, пока ко мне не вернется последний кнат сворованного, включая проценты. А потом, ну, это не моя забота. Завтра в школу прибудут гоблины из банка, я попрошу их для всех ваших недоученных сыновей изготовить новый договор.

— Что за проценты? — похлопала она ресницами. Из всего сказанного мной ее зацепил только этот пункт моих претензий.

— Миссис Уизли, я, Гарнет Поттер не являюсь благотворительной организацией в волшебном мире. Золото в моих сейфах дошло до меня от моих предков. Они экономили не для того, чтобы посторонняя, безответственная семейка шарила вороватыми руками в моих сейфах. Это вам понятно?

— Да, но...

— Как вы себе это представляете, — продолжил я, наступая на рыжую толстуху, — что к моему наследству будет безпроблемный доступ у каждого встречного-поперечного? Вы в дебрях Амазонки, среди аборигенов-индейцев росли, что ли?

— Мы для тебя не чужие люди, ты нам как сын, — вела она свою линию поведения.

— Сын? Сын! Вы в своем уме, женщина? — крикнул я.

И тут вдруг подал голос наш директор:

— Гарри, не кричи на Молли, она знает что говорит.

— И что она говорит, мистер Дамблдор? Что вы, будучи моим магическим опекуном, подписали контракт на помолвку с ее никчемной конопатой дурнушкой? — Я надавил магией и старик сжался, отведя взгляд в сторону. — За что вы, Дамблдор, ненавидите всю мою семью и всю мою родню в волшебном мире?

— Гарри, я...

— Стоп-стоп-стоп! Отказываюсь дальше обсуждать что-либо с вами. Я вас уведомил, будьте готовы. А, если продолжите нести пургу, миссис, ваши дети вылетят на первой космической из Хогвартса!

— Я не позволяю... — дернулся назад Дамблдор, но увидев, что я уже принял решение, завел шарманку. — Семья Уизли хорошая светлая семья, у них хорошие, добрые дети и тебе было бы...

— При чем здесь „светлая”, мистер Дамблдор? Если их дети вам так нравятся, ну, тогда есть решение. Я заберу потраченные деньги на образование сыновей Уизли из вашей заработной платы. Мне все равно откуда, из чьего кармана, в мою ячейку вернутся галеоны. И будущее обучение младших детей будет за ваш счет. Ладно! Договорились.

Скрежет зубов старого колдуна был слышен на всю больничную палату. Он сделал шаг назад и поднял руки вверх. Секунда и между ладонями сверкнул огненным оперением Фоукс, феникс директора.

Эта левая птица всегда была чем-то очень подозрительна мне, ну, не может феникс быть символом Света и Добра, являясь фамиллиаром настолько злонамеренного человека, как Альбуса-многоимен-Дамблдора. Но связь между этими двумя я видел хорошо. Фоукс был истинным фамилльяром старика.

Я задумался. Тут загвоздка могла быть в сущности курицы. Или в характере связи между волшебником и фамиллиаром... Это неважно на данный момент, потому что директор намеревался при помощи феникса сбежать от ответственности. Все равно, я мог воспрепятствовать подпространственному перемещению феникса на моей территории и я сделал это.

Дамблдор схватился за ноги ало-золотой птицы, Фоукс обвил их обоих магическим огнем, но ни на сантиметр не мог перенестись с места, где они стояли.

Ничего не поняв, миссис Уизли решила надавить на меня жалостью:

— Мы не хотим быть в тягость профессору Дамблдору. Но, с такими темпами возвращения долга мы еще сильней скатимся в бедность, — заплакала она, жалостливо посматривая в мою сторону. — Артур, скажи ему, где ты спрятался?

Из-за ширмы вокруг раковин выглянул высокий тощий мужичок в очках, лысый как яйцо. Посмотрел на свою благоверную жену, открыл рот, а потом быстро его закрыл за неимением, что сказать.

— А красть наследство сироты, вас не смущает никак, да? Ну, если хотите, я могу взять расчет и землей, или вашей с детьми магией. Так или иначе вы вернете мне все, до кната!

Она попятилась назад, крикнув:

— Какой ты злобный и корыстный мальчик! Правильно тебя на Слизерин среди змеюк распределили. Профессор Дамблдор, сэр, почему вы его не заткнете? А с Джинни-то, что с Джинни будет? Вы ведь обещали...

Ха! А я забыл об этой маленькой гниде. И где она находится, если в больничной палате находятся и ее мать, орущая на всю страну, и ее прикидывающегося фикусом отец? Бродит по замку?

Я вслушался в свои ощущения, но ничего подозрительного не учуял. Все вроде нормально. Седьмая находилась рядом, в общем женском туалете на третьем этаже.

— Гарри.., ладно-ладно! Мистер Поттер, — в знак примирения подняв руки сказал Дамблдор. — Вы свои претензии озвучили, позвольте мне, как директору и профессору Макгонагалл, как декану Гриффиндора сделать всю надлежащую подготовку бумаг. Завтра гоблины посмотрят и после их одобрения можем подписать договоры. Согласны? Минерва, Филиус, Помона, уходим.

И он оглавил шеренгу уходящих профессоров, неся у себя на плечу озадачено курлыкающую птицу. Феникс зыркал на меня черным глазком, горланя время от времени дурным голосом. Ц-ц-ц ...

Я хмыкнул и через небольшой промежуток времени, тоже отправился на выход из Больничного крыла, сдержано попрощавшись с затаившимся у окна Артуром. В своей руке я чувствовал маленькую ручонку Фрайди. Я был спокоен, что на моей территории угрозы для меня не существует. Если что, сработает защита Хогвартса, а я и сам, хоть телом все еще хиленький первогодка, просто так не дамся. Фрайди, опять же.

Шагнув через порог, спиной я почувствовал чей-то сверлящий взгляд, а сквозь меня прошла волна лихорадочного предвкушения. Я остановился, как вкопанный и повернулся назад.

Все представители Уизли, мать с отцом и четверо рыжих мальчиков, их сыновей, фиксировали меня одинаковым взглядом кобры на охоте.

Ндааа, вы поняли? Никаких договоров для этих крыс.

Хлопнув за собой дверью и запечатав ее, чтобы никто из этой страшной свары за мной не потянулся — не то, что я боялся кого-либо из них. Боялся не сдержать свою к ним неприязнь и не убил кого нахрен.

Беспокойство меня не отпустило. Я внимательно оглянулся налево и направо вдоль коридора перед входом в Больничное крыло. По обе стороны коридор заканчивался лестницами. С левой стороны вниз, с правой вверх.

Я приготовился завернуть направо, чтобы найти в башне Рейвенкло Гермиону, но периферийным зрением заметил какое-то движение в конце коридора с левой стороны. Сразу обернул голову туда, чтобы увидеть источник своего внутреннего беспокойства.

Там, поставив руку на лестничные перила стояла знакомая мне рыжая зараза, Джиневра Молли Уизли и пялилась на меня выпученными маленькими глазками.

Я помню как в одной из моих прожитых-приснившихся жизней ее ненавидел! Они, всей поганой семейкой привораживали меня к этой испорченной с рождения истеричке. Вот она, стояла передо мной, алея пылающими щеками и улыбалась плотоядно.

Ее место было внутри Больничного крыла, чтобы глаза мои ее не видели. А я, забыв о ней, закрыл вход запирающими чарами Хозяина замка.

— Мисс Уизли, идите сюда! Вы не должны одной прогуливаться по замку. Здесь все еще небезопасно, на этом этаже есть угроза для жизни. Цербер. Идите, я открою дверь, чтобы вы присоединились к своей семье. — крикнул я, но она даже не пошевелилась, словно не слышит меня. Лишь таращилась своими округлившимися глазками, растянув в ухмылку тонкие губы от уха до уха. Своим выражением лица она была похожа на демона из детских страшилок.

Я шагнул в ее направлении и она бросилась бежать вниз по лестнице, визгливо хохоча. А я как придурок, последовал за ней.

И свет перед моими глазами погас.

Из небытия меня выдернули восторженные крики:

— Дай пять! Ну, Билл, как ты его приласкал Сомниусом, он уснул не долетев до пола, хлопнулся на него доской!

— Я всегда был гордостью Флитвика по Чарам, неспроста меня сразу взяли взломщиком проклятий в Гринготтс! — расхваливал себя обладатель молодого звучного баритона. — Давай, поставь его на стол, иначе мама нас отругает.

— А я больше криков сестренки боюсь, как заорет, что мы повредили ее будущему мужу... — захихикал второй обладатель похожего молодого голоса. Первый загоготал вместе со своим братом.

С ними все ясно, похитили меня, чтобы насильно породнить свою семью с последним из Поттеров. Хо-хо-хо! Они очень облажались, напав не на того Санта Клаусса!

Я лежал на полу, смежив веки и изображая собой бревно, когда почувствовал, что меня поднимают Левиоссой. Немного времени спустя, меня положили на твердую поверхность. Чтобы проверить переместился ли вместе со мной Фрайди, я слегка шевельнул мизинцем и внутренне ухмыльнулся, почувствовав ответное сжатие невидимой маленькой ручонки. Он был рядом.

Запечатав раньше дверь Больничного крыла, я почему-то думал, что своих старших сыновей Уизли их родители не побеспокоят своими проблемами со школой. Зря, ох зря! Мои решения основывались на моих же воспоминаниях из приснившихся жизней. Там эта многочисленная семейка только изображала сплоченность. В действительности, дети Молли бежали от нее и своего отца-подкаблучника как только выпускались из Хогвартса. Бежали настолько далеко, сколько было возможно. И появлялись в Норе нечасто, а своей семье помогали еще реже.

Тут был не тот случай, раз старшенькие включились в игры родителей. Я этот факт не учел. И теперь лежал на необъятном кухонном столе в Норе желая узнать, что задумали эти террористы.

Ну, я не думал начинать с порки так рано, но они сами меня к этому принуждают. Поэтому я открыл глаза и вякнул эльфу:

— Обездвижь обоих!

Фрайди, отменив свою невидимость, щелкнул пальцами и парни, рыжие как все остальные дети Артура и Молли, упали на пол, опутанные коконом эльфийской магии. Это было пуще Петрификуса, двигать могли они только глазами. Стоять в окаменевшем состоянии у стены, как провинившиеся дети, их поставил уже я.

— Фрайди, позови еще десяток эльфов из Хогвартса, пока я тут разговариваю с этими... хм-хм... — проглотил я последнее слово, потому что я маленький, добрый мальчик. Откуда мне знать такие нехорошие слова? Мой домовик с хлопком исчез, чтобы выполнить мой приказ.

Я принял сидячее положение напротив моих пленников, спустив ноги с края стола и посмотрел на своих похитителей, пока те мычали, сверкая злобно глазами. Фрайди проявил инициативу и правильно сделал, лишая этих двоих голосов.

На Уильяма и Чарли из моих жизней-снов эти двое были похожи разве что цветом волос и веснушками. Те, которых я помнил, были красавчиками, особенно Билл. Его вейла, если что, выбрала в мужья не за завидное происхождение, а за мужественную внешность и достойное поведение.

Рожи у этих смахивали на лица выходцев из Лютного. Возможно, это и было их истинное лицо, а то, что я помнил, было лишь маской для публики. Кто знает?

С хлопком рядом со столом одновременно появилась дюжина хогвартских домовиков и стали ждать моих распоряжений.

— Эльфы, сделайте себя невидимыми, окружив меня! — приказал я. — Охраняйте мою неприкосновенность! А ты, Фрайди, отправляйся в Гринготтс. Найди моего поверенного счетами, приведи его сюда. Скажѝ ему прихватить с собой Кровавое перо и несколько зачарованных пергаментов для рабских контрактов.

Глаза моего эльфа округлились, он чуть ли не подпрыгнул от важности своей задачи, тряхнул головой и мгновенно исчез.

Со стороны похитителей опять прозвучало глухое мычание и я решил просветить их напоследок:

— Уизли, вы напали на меня чарами, которые Защита Хогвартса приняла не за угрозу. Обычными Сонными чарами. Вы меня усыпили, похитили и привели в ваш свинарник. Как вы это провернули? Со мной, Лордом Слизерином. Говорите! — повысил голос я, освободив голову Уильяма от эльфийских чар.

Старший сын Уизли молчал, не хотел подставляться.

— Знаешь, Уизли, можешь и дальше сохранять молчание, я все равно узнаю, что случилось, как только вернусь в Хогвартс.

— А ты не вернешься, подонок! — захлебнулся Билл.

В тот момент у меня за спиной прозвучал треск и шум из камина. Взмахом руки я снова вернул заклинание молчания Биллу и наложил на обоих пленников Чары хамелеона. А сам я улегся на столешницу и прикрыл глаза.

Первой из камина выскочила хозяйка здешней халупы, миссис Уизли вместе с запыхавшейся Джинни. Я услышал, как мать хлопочет вокруг своей дочурки, очищая ее убогую мантию от пепла. Они тихо обменивались словами, не видя меня из-за высоких спинок разнокалиберных стульев вокруг стола, на котором я возлежал.

Прибыл и мистер Уизли, который сразу как перешагнул решетку камина, стал звать своих старших сыновей по имени:

— Билли, Чарли, вы где? — Я услышал звук его шагов, а потом он воскликнул. — Молли, смотри, здесь Гарри лежит оглушенный!

— Папочка, мой Гарри здесь? Вы нас сразу пожените? — пискнула мелкая дуреха.

Ага, ага, счас!

— Подождѝ, дочка! Как только прибудет профессор Дамблдор, сразу приступим... — успокоила дочку миссис Уизли. — Иди наверх и одень на себя ту белую шелковую мантию, которую я подготовила тебе. Арчи, я так счастлива! Посмотри, Гарри словно знал, сам оделся в белое.

— Юхуууу! — завизжала мелкая и быстро побежала наверх по лестнице. Хлопнула дверь об стену, писклявый голосок малявки фальшиво пропел Марш Мендельсона.

Камин снова взревел и кто-то, по всей вероятности наш многоуважаемый директор ступил в помещение. Ему сразу придвинули стул, чтобы тот важно, с кряхтеньем присел. Звякнула стеклянная посуда. Бульканье жидкости указало, что его угощают чем-то горячительным. Миссис Уизли захлопотала, тихо подпевая себе под нос ту же мелодию, как и ее дочь минутой раньше.

Я продолжал лежать неподвижно, готовясь к удару.

По лестнице пробежали вниз быстрые шаги, прозвучал писк и кто-то скатился по ступенькам. Джинни споткнулась, это было для всей семьи плохая примета, хехе.

— Профессор Дамблдор, сэр, папа обещал, что вы пожените нас с моим Гарри. Верно? — крикнула она, как только вошла на кухню.

— Моя девочка, какая она решительная, — ответил ей голос директора. Угадал, да. Рыжая визгнула и я услышал как она восторженно подпрыгивает вокруг взрослых. — Не будем медлить, а то мальчик стал слишком самонадеянный, совсем отбился от рук, угрожает... Не дай Мерлин, вдруг сумеет сбросить чары усыпления, ничего не могу сделать. Дай свою руку, Джиневра!

В мою свободную ладонь впихнули чью-то потную ручку и я почувствовал попытки директора наложить на нас с Джиневрой чары, которые должны нас обручить.

С меня достаточно, я думаю. Директор по всей вероятности продолжал считать себя моим опекуном. Он надеялся на полный и несомненный успех обручения между избранной им девочкой и мной. Но он моим опекуном не был, и не будет никогда. Однако я почувствовал, что Чары обручения легли правильно.

Хахаха, ну не дурак ли наш доблестный профессор Дамблдор, носитель Ордена Мерлина первой степени? Чары, как только их запустили, начали искать подходящую кандидатуру мужского пола для завершения бракосочетания.

Я был здесь ни причем, обычный свидетель. И девочку всей своей душой ненавидел.

Артур с сыновьями не подходили, из-за близродственной связи с невестой.

Единственный неженатый мужчина, для которого Джинни не была противна, оказался наш заигравшийся Альбус — -Дамблдор. В действительности, он обручил с дочерью своих самых верных последователей самого себя.Совет им да благополучия! Хахаха...

Чтобы не пропустить зрелище ошарашенного старика, я открыл глаза и ухмыльнулся, увидев картину маслом.

Старшие Уизли держали правую ручку доченьки и загипнотизировано пялились на золотой перстень на ее пальце. Слезы умиления текли по покрасневшему лицу Молли, а улыбке Джинни могло позавидовать само Солнце. Никто из этих троих не смотрел в сторону меня или Альбуса Дамблдора. Никто из них не заметил мое злорадство и недоумение старика, который сам пялился на такое же, как у новоиспеченной малолетней невесты кольцо, только в мужском варианте.

— Альбус, — восклицает счастливая теща, — я очень рада, что мы породнились с последним Поттером. Теперь у нас все будет хорошо. Гарри откажется от своих претензий насчет нашего к нему долга. Гоблины откроют нам все его счета. Дадут портключ к Поттер-мэнору, приоденемся, расширимся, войдем в свет...

— Молли, — хриплым голосом отвечает ей Дамблдор, — все пошло как-то не так. Твоя Джинни не связана браком с молодым Гарри...

— Как не связана, я кольцо на руке вижу!

Старик медленно поворачивается и показывает свою правую руку, чтобы трое Уизли могли увидеть, что у него на пальце правой руки появилось после ритуала.

Глаза миссис Уизли в ужасе выпучиваются. Она задыхается, начиная стучать рукой себя по грудной клетке, а потом она пошатнувшись, падает назад, задевая головой одного из своих заколдованных старших сыновей.

— Мамочка, что с тобой? — кричит молодая невеста Джинни и бросается оказать матери первую помощь.

А потом события ускоряются.

Чары хамелеона спадают с Уильяма и Чарли.

С хлопком мой эльф Фрайди возвращается из Гринготтса, держа за руку Скалозуба, моего поверенного счетами.

Все остальные хогвартские эльфы становятся видимыми.

Дамблдор начинает тонко-тонко пищать.

* * *

Ужин в Большом зале только-только начинался, когда между столами Гриффиндора и Слизерина возникла странная группа людей и гуманоидов.

Это были мы — я, в сопровождении молодоженов, Альбуса и Джиневры, очень счаст...скорее отчаянные тесть и теща, двое шуринов и целая орава домовиков, воглаве с Фрайди. Шествие замыкал скалящийся Острозуб, то ли ржал, то ли угрожал. Последний нес с собой не подарки, а целую кипу бумаг. Хотя, для кого-то это окажется действительно, мягко говоря, „подарками”.

Увидев меня, весь зал привстал и так и стоял, пока я размеренно стучал каблуками, идя между рядами студентов к своему возвышению. Рядом шествовал Острозуб, с другой моей стороны то же самое делал Фрайди. Оба предвкушали предстоящих объявлений.

— Фрайди, — сказал я, присев на свое место и жестом пригласив моего поверенного сесть за мой стол, наколдовав ему такой же стул, как мой. — Распорядись, пожалуйста, о надлежащем ужине моему гостю, Острозубу.

— Будет исполнено, молодой хозяин. А другим гостям? — И он посматривает в направлении еле двигающихся членов свадебного шествия.

— Устрой им тоже какой-нибудь ужин, не будем держать только-что сочетавшихся браком и их родню голодными.

— На отдельном столе?

— Почему, пусть за Преподавательский присядут. И приведите остальных шуринов директора Дамблдора из Больничного крыла. Пусть примут участие в праздновании.

В Большом зале наступило абсолютное безмолвие присутствующих студентов и преподавателей.

Я принялся за еду, не обращая внимания на тишину.

Ужин только-только должен был закончиться, ученики уже собирались разойтись по гостинным, когда сигнальные Чары оповестили о прибытии в точку аппарации посетителей.

Сегодня я ждал много кого. Писем-приглашений я отправил целую кучу, но встретили меня нахохлившиеся родители тех из провинившихся, которые все еще находились в Больничном крыле. Двух пар мулатов, стоявших особняком я сразу причислил к отважным бойцам львиного факультета, которые вчера вечером воевали со мною-первокурсником, лишь бы не приносить Присягу студента. Родители слизеринцев собрались вокруг пары из высокого, тощего мужчины и страшненькой на вид женщины, которые с омерзением зыркали на гриффиндорцев. Противостояние двух факультетов, зеленого и алого началось не с наших времен, а с времен наших предков, по меньшей мере — родителей.

Хмыкнув, я открыл доступ прибывшим магам на территорию замка, жестом пригласил тех следовать за мной, а потом повернул обратно, не оборачиваясь. Всю дорогу от точки аппарации до входных его дверей я медленно прошагал, надеясь, что гости идут за мной. С моим приближением дверные створки сами с громким лязгом раскрылись, я спокойно перешагнул порог и во второй раз за сегодняшний день, отправился в Больничное крыло. После ужина студенты уже разошлись по гостиным своих факультетов, коридоры пустовали и тонули в тишине. Даже школьный полтергейст, Пивз, встретившись со мной впервые после моего возвращения из Междумирья, настолько испугался, что немедленно просочился сквозь ближайшую стенку. Сегодня я его не видел, хотя раньше от Пивза мне порядочно доставалось.

В больничной палате пострадавших-провинившихся студентов разделяла не только широкая ширма, но и расстояние между двух групп коек. К группе из оставшихся двух гриффиндорцев, мулатов Ли Джордана и девушки, чье имя я не знал, бросились их родители громко причитая наперебой и носясь вокруг своих чад. Шум, гам, причитания — все, как обычно среди выходцев алого факультета...

Родители слизеринцев сдерживали свои эмоции, хотя те тоже, увидев своих лежащих, сильно побледневших детей, сразу о правилах приличия подчистую забыли.

Во всем винили меня, что зеленые, что красные, не догадываясь ни на секунду, что Историю волшебного мира надо знать и изучать самостоятельно. Я мог и дальше не узнать традиций волшебного мира, т. к. был воспитан маглами, с их более демократичными, развязанными и беспардонными правилами, не случись со мной то, что случилось. Хотя, это уже дело минувших дней. Но тем, кто родился, вырос и кому всю жизнь в дурью башку вталкивают, что в мире магии каждая деталь может стать роковой, непростительно не знать Историю единственной в Британии школы колдовства. Еще более недопустимо пренебрегать законами самой Магии.

Я повернулся сначала к одной, потом к другой группе взрослых магов и выжидательно на них посмотрел. Ни-че-го! Галдят и галдят, а мне — который соизволил их уведомить о состоянии здоровья их чад, пригласить сюда, допустить в замок, мой замок! — ни „здрасьте”, ничего! Переглядываются друг с другом, сопят, пренебрегают.

Пусть молчат.

Я тоже молчу. Так же молча я считаю до пятидесяти, потом поворачиваюсь на каблуках и выхожу из Больничного крыла. Я оставил позади родителей придурков, которые сами оказались придурки еще те, так и не заметив, что только что произошло.

У меня, в конце концов есть еще незаконченные дела в Большом зале. А эти сами прискачут табуном взмыленных коней, когда узнают с кем они не соизволили поговорить. Хотя бы, для решения вопроса со штрафом. Нападение на Хозяина замка есть нападение и на моей территории такое недопустимо. Пусть сами себе придумывают что с этим делать, если в Хогвартс их приглашает некий загадочный, новый Хозяин замка, а встретил их незнакомый пацан. Пацан, нарядившийся между прочим, как белая чайка, спокойно нарушает bon ton, не здороваясь с ними, якобы аристократами Волшебного мира и внезапно безмолвно уходит.

Незнание Истории не оправдывает этих неучей, между прочим.

Спустя где-то десять минут в Больничном крыле появляется отправленная мною школьная медиведьма Поппи Помфри, чтобы объяснить ситуацию этим великовозрастным детям. Она с ходу в карьер начинает говорить, а я чувствую себя очень странно, подглядывая за ними. Я уже мог видеть и слышать все на территории замка. Неплохо. Очень полезная способность Хозяина.

— А! — восклицает она, увидев рассевшихся по койкам, с лежачими, искалеченными и очень недовольными чадами, родителей. — Вы уже поговорили с Лордом?

Подавляющая часть родителей слизеринцев от одного только упоминания слова „Лорд” впадают в ступор. За то, со стороны гриффиндорской половины палаты слышатся смешки, адресованные обладателям побледневших лиц вражеской группы взрослых.

— Какого Лорда, Поппи? — дрогнувшим голоском спрашивает мать Флинта, женщина настолько некрасивая, что до сих пор для всего божьего мира остается загадкой рождение их с мужем троих детей. — Почему нас встретил какой-то странный ребенок, а не Северус? При этом мальчишка довольно невоспитанный. Он привел нас сюда и удалился, не сказав ни слова. Даже не поздоровался, представляешь?

— Знаешь, Меллисанда, ты не только... гхм, — мадам Помфри возводит глаза к потолку, имея ввиду небо. — Ты тупишь, дорогая. Вы все, разве не догадались, кто вас встречал и привел к вашим детям? Это был сам Лорд Хогвартса! Вы первые должны были подобающе его поприветствовать, а не воротить нос.

— Кого-кого? Приветствовать мелкого заср... — выступил высокий, одетый в дорогую мантию мужчина, махнув небрежно рукой в сторону входа, куда удалился я. Силенцио медиведьмы его вовремя заткнуло.

Слизеринские родители сразу вскочили, не обращая внимания на крики своих детей „Мама, папа! Остановитесь!” и, нахохлившись, сгруппировались вокруг того, прерванного на середине спича мужчины. Их выставленные на медичку палочки образовали что-то похожее на ежика.

— Что за... — вскинулась мадам Помфри. — Вы в своем уме, Флинты, Монтегю, остальные? Вы не в том положении, чтобы ерничать, господа. Ваши дети виноваты во всем. Не смотрите на меня так, а слушайте, что я вам говорю. Мерлин, дай мне силы! Вас встретил сам Лорд Хогвартса, он же Гарнет Джеймс Поттер, первокурсник Слизерина. Между прочим, с самого его прибытия в замок и распределения на Слизерин, подавляющее число студентов его факультета стали над ним издеваться. Ребенок подвергся многочисленным нападениям старшеклассников, из-за которых много раз попадал ко мне искалеченным, со сломанными костями, избитым, заколдованным. Я еле успевала его подлечить и на него снова нападали. Я не раз и не два говорила Северусу, директору Дамблдору и Минерве об этом, но меня затыкали тем, что так нужно для Великого и всеобщего блага. Пока после Нового года мы не узнали, что Хогвартс признал мистера Поттера своим хозяином.

— Как так произошло, Поппи, что Поттер оказался Лордом Хогвартса? — прервала ее другая из слизеринских матерей.

— А я знаю? Сразу после каникул мистер Поттер появился весь в белом, как и следует одеваться Хозяину замка и приступил к принятию присяги всеми проживающими и работающими в замке волшебниками согласно Уставу школы. А ваши дети отказались давать присягу. Не только это, они опять напали на него по старой памяти. А ваш сын Маркус, мистер Флинт, назвал его бомжом из трущоб! Его, Поттера, вашего родственника..! Из трущоб! Того, кто говорит на парселтанге, между прочим.

Стон родителей слизеринцев на этот раз был созвучным с родителями двоих гриффиндорцев и прозвучал, как общий приговор над всеми провинившимися. Родители Маркуса резко оборачиваются назад, к своему красному как рак сыну и в тишине помещения ясно звучит скрип зубов его отца.

— Маркус, это правда? То, что сказала Поппи.

Тихий, вкрадчивый голос старшего Флинта ножом разрезает искрящий от напряжения воздух. Младший Флинт, семикурсник Слизерина, не мог придумать ничего лучше, чем накрыться одеялом с головой, чтобы не смотреть в глаза родителей. Вдруг обе группы взрослых волшебников понимают, что из-за тупоголовых чад сами вляпались в... по самое не могу и им нужна помощь постороннего.

— Поппи, что нам делать? — плаксиво выдает мать девушки-мулатки из алого факультета.

Мадам Помфри поднимает подбородок и прикрывает веки, чтобы никто не увидел вспыхнувшее в ее глазах удовлетворение.

— Ждать, миссис Джонсон, только ждать. И надеяться, что Лорд Слизерин и хозяин Хогвартса не слишком злопамятный и на днях вспомнит о вас. К тому же сегодня в школе радостное событие, может, он как-то смягчится и не станет слишком многое с вас взыскать, — говорит медиведьма и странно смотрит на озадаченных магов.

— Поппи, — восклицает та же женщина, мать девушки из Гриффиндора. — Может, раз ты об этом уже упомянула, захочешь и нам сказать, что за радостное событие...

— Ммм... — Плечи доброй медиведьмы трясутся и ее визави удивляются ее дрожащим уголкам рта. Мадам Помфри безмолвно, или хотя бы пытается делать это безмолвно, веселится по поводу того, что готова озвучить. Действительно, это прозвучало и взорвалось по середине болничной палаты словно Бомбарда.

— Наш директор сегодня обвенчался.

Ойт!

— Об....Что-а? &$#@*^+%, не встать! С кем? — взвился отец Ли Джордана из гриффиндорской группы.

— Точно сказано, мистер Джордан, точнее некуда. С дочкой Молли и Артура Уизли.

Поппи Помфри уже не смогла сдерживать свое веселье и вся затряслась от звонкого смеха. А родители пострадавших студентов приняли позы статуй из греческого пантеона, только у всех рты зияли в изумлении. Дамблдор? С девочкой Артура? Вот это дааа...

* * *

Тем временем в Большом зале разыгрывался второй акт трагикомедии „Свадьба в хуторе, приданного не надо”.

— Мистер Дамблдор, — обратился я к смертельно побледневшему и постаревшему лицом и телом директору, — в связи с изменениями, случившимися в вашей личной жизни, на неделю я отправляю вас с невестой в заслуженный отпуск. Все-таки, супружеский долг и все такое... Наследники, опять же! — Лица Уизлей скривились. Я злобно ухмыльнулся. — Но не раньше разбирательства в ваших финансовых махинациях. Ждем доклада моего поверенного, Острозуба. Кстати, — болезненный стон сопровождает мои слова. Это новоиспеченная теща так „радуется”. — мистер Снейп, на два слова!

Со своего места за преподавательским столом встает мой бывший декан и равномерным шагом преодолевает расстояние до моего стола на возвышении. Мне кажется, или Снейп действительно вовсю веселится? Настолько перекошенным выглядит его лицо.

Не кажется. Его подбородок мелко-мелко дрожит, а в уголках глаз блестит влага. Вряд ли Снейп плачет, нет?

— Чем я могу вам помочь? — говорит он низким, приглушенным голосом. Таким, что только я мог его услышать.

Его ненависть к „Поттеровскому щенку” улетучилась куда по-дальше, в момент клятвы. Вот что парад,...хм-хм, клятва животворящая делает с человеком!

— Не мне. Мне пока ничего в этом направлении не надо. Но директору, — я перевожу взгляд в сторону старика и мелкой заразы Джиневры, которой достанется этой ночью то, что она хотела. — Боюсь, что он.., как вам сказать?

— Я понял. У меня есть заготовки, за десять минут сварю, принесу и заставлю его выпить. Но девка еще маленькая...

— Маленькая, да аппетиты у нее ого-го, какие большие! — возражаю я. — Что поделаешь. Судьба такая. Думаешь как лучше, а получается, как всегда. Снадобье сделайте такое, чтобы у Дамблдора не слишком уж... Да и про девку подумайте, ей придется рожать в таком молодом возрасте наследника мужу...Гхм, гхм...Извините, я слегка увлекся.

Я еле сдерживал смех, если говорить правду. Мелкая зараза с бешеным нравом и неуемной жаждой возвыситься из грязи в князи, была мне противна и ее я ненавидел.

— Я понял, для старика возбудительное, для мелкой — созревающее и продотворительное. — говорит мне Снейп и быстрым шагом удаляется в сторону слизеринских Подземелий.

Я перевожу взгляд на преподавательский стол. Все профессора, после моих вчерашных рейдов по факультетам более-менее пришли в себя, некоторые даже тайком чокаются бокалами с подозрительной жидкостью медного цвета и что-то шепчут друг другу в ушки. Только Макгонагалл выглядит бледной, как при смерти. Она, словно почувствовав скольжение моего взгляда по преподавательскому составу, резко открывает сомкнутые до сего момента веки, бросает в мою сторону горящий ответный ог.., пардон, взгляд и выкрикивает:

— Мистер Поттер, я от вас такого не ожидала.

— Я рад, что мог вас, Минерва, удивить. Надеюсь, приятно.

— Как вы посмели так опустить уважаемого человека, великого светлого мага, победителя Гриндевальда, носителя...

— А что я сделал? — Хлопаю я чистыми детскими глазами. — В чем моя вина?

В действительности я ничего не сделал. Я только присутствовал.

— Вы выставили профессора Дамблдора посмешищем перед всем волшебным миром Британии. Да и не только Британии, всего мира. И не только его, вы представляете какой это удар для семьи Уизли, такие добрые, хорошие люди. Да вы сломали жизнь не только взрослым, вы втоптали в грязь эту маленькую невинную девочку, Джинни. Ей только десять лет!

— Одиннадцать. В чем меня обвиняете, Минерва? — спрашиваю я, потеряв всю свою веселость.

— Это вы их поженили! — кричит взбешенная профессор по Трансфигурации.

Балаган надо останавливать сразу, чтобы больше такие недомолвки не возникали.

— Фрайди, — зову я своего домовика и он появляется рядом. — Принеси мне школьный Омут памяти, я хочу всем показать, что сегодня случилось.

Большую, разрисованную рунами керамическую чашу Фрайди разместил по середине моего стола на постаменте. Пальцем я вытягиваю воспоминание о своей сегодняшней встрече с Молли и Артуром в Больничном крыле и последующей встрече с самой Джиневрой в коридоре. За ним я вытаскиваю воспоминание о моем похищении и следующих событий в Норе. А потом нажал на соответствующие руны по внешней стороне Омута и над ним появилась картина, как в магловском кино, только трехмерная. Я нажимаю еще на одну руну, появился звук. Я остановил просмотр, скользнул взглядом по сидящим за преподавательским столом учителям, по ряду многочисленных Уизлей, повернулся и посмотрел на Острозуба, скалящегося у меня за спиной:

— Смотрите, — сказал я. — Этим вы становитесь свидетелями факта моего похищения, заговора кражи моей кровной линии, кражи денег с моих счетов, намерения кражи всего моего наследства этими — как вы их назвали, Минерва? „Добрыми людьми”? — а по-моему, шайкой мошенников. Воглаве с вашим великим светочем.

И я запустил просмотр.

В конце просмотра никому в полупустом Большом зале было уже не до смеха.

В наступившей тишине были слышны только всхлипы миссис Уизли. А шепот ее самого младшего сына, моего однокурсника, Рональда, прозвучал громом:

— Мама, — дергал он подвывающую женщину за рукав мантии, оглядывая опустевшие тарелки вокруг себя. — Я еще голоден, могу ли я взять себе котлетки с подноса на столе Гриффиндора?

Миссис Уизли долгое время соображает о чем ее спрашивают и кто, а когда до нее дошло, отвесила подзатыльник своему ненасытному шестому сыну.

Я стукнул ложкой по золотому кубку на своем столе:

— Тишина! — крикнул я. — Острозуб, докладывай.

Мой поверенный счетами поднялся с места, открыл огромную записную книгу, прокашлялся и начал:

— Летом 1980-ого года Джеймс Карлус Поттер в моем присутствии подписал декларацию, что предоставляет в Фонд для обучения сирот в школе Колдовства и Чародейства Хогвартс ежегодный взнос в размере одной тысячи галеонов из своей прибыли от Ежедневного Пророка. Эта сумма должна тратится на маглорожденных волшебных детей-сирот, один или оба родителей у которых к дате получения письма от Хогвартса умерли. Так как стоимость годичного обучения волшебных детей-сирот согласно Уставу Хогвартса должна быть меньше обычной в два раза, на эти деньги можно содержать двух учеников одновременно.

Мне, честно говоря, Острозуба не жалко. Он знает, что я знаю — сразу по возвращении в Гринготтс ему отрубят голову. Передо мной он провинился, допустив кражу моих средств. Не важно сколько изъял Дамблдор из моей ячейки, важно, что мой поверенный допустил это.

Но он держался молодцом. Возможно, я позже даже пожалею его и сам снесу ему голову. В Тайной комнате. Увидим.

— Опекуном своего сына Джеймс Поттер назначил своего друга и кровного родственника, Сириуса Ориона Блэка, крестного отца мальчика. Свидетелем подписался некий Альбус Персиваль Вульфрик Браян Дамблдор.

Ошалевшими глазами взрослые посмотрели на наш многоуважаемый директор, который оказывается был свидетелем магических крестин. Он мог на суде Сириуса сказать об этом факте и мой крестный отец не гнил бы десять лет в Азкабане. Но там и вину самого Сириуса надо поискать.

— Заверенное Завещание Джеймс Поттер оставил у нас на сохранение. Но...

— Но? — звонко повторил я, подняв палец к нахмурившемуся небу, которое заменяло потолок в зале, привлекая внимание присутствующих.

— На следующий день, после нападения Того-которого-не-называем 31-ого октября 1981-ого года на семью Поттер и гибели родителей моего сегодняшнего работодателя, ко мне явился мистер Альбус Дамблдор и предоставил мне новое, подписанное Джеймсом Поттером, завещание. Я подпись проверил, она была подлинной. Капля крови принадлежала тоже Джеймсу Поттеру, печать поверх подписи была от перстня наследника рода Поттер...

— И ты, Острозуб, даже не подумал, что все это может быть накапано и подпечатано уже посмертно на заранее подписанном еще со времен обучения моего отца пергаменте?

— Подумал. Но репутация мистера Дамблдора такова, что усомниться я не посмел, — ответил мне гоблин, нервно теребя угол книги.

— Рассказывай дальше. Что было в этом новом завещании?

— Текст был только в одном предложении. Что Джеймс Карлус Поттер отказывается от всех старых завещаний и вашим единственным магическим опекуном он назначает мистера Альбуса ПВБ Дамблдора, которому позволяется распоряжаться имуществом и сейфами Рода Поттер.

Я посмотрел на скукожившегося директора. Он сидел на своем позолоченном троне, с пожелтевшим лицом и смотрел на свои судорожно сжатые руки.

— Альбус Дамблдор, — ряв..,пискнул я. — Властью данной мне Уставом Хогвартса, приказываю тебе говорить правду и только правду.

Старик резко поднял взгляд и я узнал, что такое первозданная ненависть.

— Я директор Хогвартса, никто не имеет права указывать мне, — сухим голосом ответил он.

— Тогда давай проверим, могу я приказывать или не могу. Ответь мне на вопрос, подделывал ли ты, Альбус ПВБ Дамблдор завещание моего отца, Джеймса Карлуса Поттера?

Он честно попытался сопротивляться.

— Н-ндд...н-нд...ДААА!

— Альбус, как ты мог? — прокричала сидящая рядом с ним Макгонагалл.

— Острозуб, продолжай! — пренебрег ее возмущением я.

— С 1981-ого по сей день каждый месяц без последнего, потому что дата платежа еще не наступила, указанный господин изымал из вашего Детского сейфа сумму в две тысячи галеонов опекунских и на ваше содержание, Лорд Слизерин.

— Еще!

— Еще он брал сумму на содержание вашей будущей — уже бывшей — невесты, здесь находящейся миссис Альбус Дамблдор, в девичестве Джиневра Молли Уизли, в тысячу галеонов ежегодно.

— Еще!

— Кроме того, ссылаясь на подписанную вашим отцом дарительную, он изымал по тысяче галеонов каждый год на обучение сыновей Уизли.

— Но они не маглорожденные сироты! Острозуб, что ты наделал? По тысяче на каждого?

— На каждого. Сумма выходит огромная. Только на ваше содержание ушло свыше двухсот сорок тысяч.

— На мне? Когда? — Я начал просчитывать сколько фунтов могло бы стоить мое содержание у тети Петунии. Нисколько. А потом я вспомнил содержание моего сейфа, того, которого с Хагридом посетили прошлым летом. — Но в моем сейфе нет таких денег! — воскликнул я.

— В ваш Детский сейф каждый год переводится определенная сумма из прибыли ваших предприятий. Это все уходило в руки вашего опекуна. Пардон! После его признания, не-вашего-опекуна. Я принимаю свою участь, милорд.

— И десять тысяч на эту дуру, Джиневру. А сколько ушло на ее бесчисленное количество братьев. Спрашиваю лишь затем, чтобы убедить себя не убивать всех их нахрен, а оставить их вживых и отправить их работать на меня. Чтобы возместить мои убытки.

— На двоих старших ушло в общем пятнадцать тысяч...

— Двести шестьдесят пять в сумме.

— Да, верно. На пятикурсника ушло пять тысяч, на близнецов — по три и на последнего — одна тысяча. Почти триста тысяч, если добавим и выплаты самому Дамблдору за опекунство.

— За опекунство! Но за опекунство он уже брал! — Я был настолько зол, что в сторону старика и его новых родственников старался не смотреть, чтобы не испепелить тех взглядом. — Сколько раз, Дамблдор, ты посещал меня в... Ааа, оставь! Острозуб, есть ли у этого человека, — махнул я рукой в сторону директора, — сбережения?

— Есть. Я сам оформлял ему сейф. Надо посмотреть, что там он собрал, конфисковать все, но это должен сделать ваш новый поверенный. Я скомпрометировал себя на этой должности.

— Таак, не спеши с раскаянием, Острозуб! Сейчас ты возвращаешься в банк, делаешь ревизию сейфа Дамблдора и тотчас докладываешь мне. Эльфы, принесите гостям поесть, попить. Музыку какую-нибудь организуйте. В школе праздник, свадьба все таки. И пригласите взрослых из Больничного крыла. Фрайди, принеси письменные принадлежности, надо написать Министру магии письмо и пригласить его присутствовать на этом торжестве. А я тем временем проведу ревизию в директорской башне единолично. Через час вернусь, хочу, чтобы все здесь присутствовали и веселились, танцевали, что ли? Но без учеников. Им такое свин... зрелище не надо.

И я аппарировал прямиком перед озадаченной горгульей.

Покопавшись в личных тайниках Дамблдора в директорской башне, я честно офигел. Да у нас... Хочу сказать, что у нас, под носом всего честного населения волшебного мира, процветал никем незамеченный тихушник-воришка. Чего я только не нарыл — книги, не только разрешенные Министерством магии, но и другие. Тоесть, в подавляющем своем большинстве это были запрещенные книги. Целая сонма коробок непонятного назначения и содержания, но принадлежащая родовитым семьям. И так далее и тому подобное по списку... Вплоть до целых тюков окрашенных в самые яркие расцветки восточных тканей — шелк, парча, бархат, который ощущался на ощупь чем-то за грани понятия, настолько великолепной была та материя...

Я что-то не в ту сторону ушел, перечисляя свои находки, но это стояло в самых первых рядах, так сказать. И свалилось на меня, когда я открыл соответствующий тайник. Представляете — тайник, в котором Дамблдор держал ткани. Но под ними появилась настоящая причина такой безумной скрытности — пониже я нашел башенку из немаленьких по объему сундучков заполненных до отказа драгоценностями. Проверка на проклятия не дала результата, все было чисто. Видимо старик в процессе, если можно так назвать кражу, об этом позаботился.

И наконец, та-дааам! В самом низу я нашел кошелек. Незначительный такой, серенький, незаметный среди всего ранее найденного великолепия.

Ребенком я только выглядел, но ребенком я не был. В моей голове то там, то сям, а иногда и полностью загружались знания, которые, я подозреваю, подсовывает мне сам замок. Воот, увидев этот неприметный кошелек, я сразу узнал что это такое — гоблинская работа. Открывая его, надо отметить, что некое сопротивление я почувствовал. А как же! Старый лис не оставлял ничего на самотек, все заранее обдумывалось, ничего не пускалось на „авось”. Возможно это для других волшебников было не открыть его, но не для меня. На своей территории у меня нет такого понятия, как запреты. Устав Хогвартса позволял мне ходить везде, в каждое помещение и заглядывать всюду, куда зацепится мой взгляд. Так что, директор возможно думает, что ЕМУ все позволено. Позволено все было МНЕ.

Первое, что увидел в горлышко кошелька, был золотой хроноворот.

Хроноворот!

А я тут думал...

Вдруг я вспомнил про него. Там, в приснившейся жизни им одарили мою подругу Гермиону Грейнджер на нашем третьем курсе, чтобы она, якобы, успевала лучше учиться. В действительности, привязывали ее к воле одного длиннобородого дедушки. Зачем?

Я взял золотой артефакт в руку, прикрыл глаза и пустил в него усик моего чутья, чтобы разгадать эту тайну. Первое, что ощутил, было присутствие в нем чего-то родного, словно его создавал маг моей собственной крови. Предок, что ли? А как оказался этот чужой для Дамблдора магический артефакт в его единоличном владении? Не будучи в состоянии ответить на эти вопросы самостоятельно, я открыл глаза и скользнул взглядом по ряду портретов бывших директоров Хогвартса.

— Господа, кто-то из вас готов ответить на мои вопросы? — спросил я и большинство нарисованных людей поддались вперед, заинтересованно кивая головой. — Смотрите. Этот хроноворот создавал кто-то из моих предков, я чувствую в нем отклик родной магии. А родовые артефакты, как вы знаете, не работают в руках посторонних магов, да?

— Да, это всенепременно так, молодой человек, — ответил мне древний старик, нарисованный в тяжелой, темносинего цвета, бархатной мантии, в серебряных рунах. — Альбус принес его вместе с целым сундуком других вещей, среди которых и Та-самая мантия-невидимка Певереллов. Ничего из этого для него не работало, но он не останавливался — пытался и пытался...

Я говорил вам, что открыв тайники Дамблдора, стал считать его вором? Да-да, говорил, конечно. Не зря он с воришками, вроде того же Флетчера дружил.

— Искал подходы к родовым ценностям, чтобы они стали на него работать, да?

— Да, вы угадали, молодой человек...

— Лорд Слизерин, хозяин Хогвартса, сэр! — прервал я своего собеседника. Волшебники на портретах резко подобрались и сон слетел с их лиц, как ветром. — Но можете называть меня мистером Поттером.

— О! Поттер. Тогда понятно. Все эти вещи были ваши.

— Они и сейчас мои, сэр. Но я гадаю зачем мог бы Дамблдор дать мой родовой хроноворот ученице-третьекурснице?

— Я не замечал такое, отдавать кому-нибудь хроноворот. Но мантию-невидимку — он ее вам отправил, так это? — Я кивнул головой и он продолжил. — Ее-то отдавал. Коллеги?

Бывшие директора начали оглядываться и бормотать друг с другом.

— Мы не видели, — выступила женщина-директор, одна из немногих нарисованных на портретах. — Он много раз вытаскивал то хроноворот, то мантию, но...

Вдруг мое внимание привлек портрет, чем-то мне знакомый. Я вгляделся в его серые глаза, причесанные назад черные кудри волос... Ааа, мой родич Финеас Блэк, чей портрет мы, Золотая троица умалишенных тащили с собой по зимним лесам в поисках хоркруксов. Боже мой, не дураки ли, а?

— Директор Блэк, у вас есть что мне сказать интересного? — спросил я у посматривающего на меня с весельем в глазах волшебника.

— Есть. Когда ваш отец Джеймс учился, Альбус часто забирал у него мантию-невидимку после того, как тот ею пользовался подолгу. Тогда она и на Альбуса некоторое время работала.

— Как так?

— А так. Я думаю, что в родовой артефакт после длительного его пользования впитывается родная магия и она снимает на небольшое время запрет на чужаков.

— Вы видели такое? А почему другие не видели?

— Я был предшественником директора Диппета, тоесть почти-что самый свежий портрет. — Я поискал глазами портрет Диппета, но не нашел его. Как и портрет того, малоизвестного директора после Армандо Диппета. По некоей причине, связанной вероятно по упомянутой Финеасом Блэком свежести „взгляда”, Дамблдор устранил их портреты, чтобы те не могли свидетельствовать об его происках. — На меня колдовства Альбуса не действуют, потому что он слабее меня живого в плане магической мощи. Да что говорить, он слабее каждого нарисованного здесь директора! Он слабым магом был еще на своем первом курсе, приглашение в школу ему вручили последним на тот год, до последнего колеблясь стоит или не стоит обучать этого полусквиба.

Я впал в ступор. Вот это было что-то новое и незнакомое для меня. Альбус Дамблдор полусквиб! Скажи кому-нибудь из волшебного мира такое, поднимут на смех. Да его считают неким Мерлином двадцатого века.

— Как такое возможно? — вскидываюсь я, думаю, этот портрет что-то чудит.

— А потом, к третьему курсу он стал выделяться, — продолжил нарисованный Блэк. — Его сокурсники на Грифиндоре стали поговаривать, что тем летом умерла его мать, а сестра свихнулась... Или наоборот. Мне этот никудышный малец был неинтересен. Но к концу учебного года всех нас удивили его успехи в плане магической мощи. Палочкой он стал такое вытворять...

Остальные портреты зашумели делясь мнениями о том как можно волшебнику усилить свою магию. От услышанного я аж вздрогнул. Бывшие директора говорили о ритуалах на крови родственников, не меньше того. В крайних случаях, на крови волшебных существ.

— Хотите сказать, что с ним случился резкий подъем магической мощи, так? — спросил я.

— Да, случился. Но, пока был он учеником, все это было в рамках выдающегося, но обычного для ученика. Но потом мы услышали, что случилась известная дуэль Альбуса с Геллертом Гриндевальдом. И вернулся Альбус в школу уже с новой, могущественной палочкой. Со Старшей, если надо быть точным. Слышал? — Я кивнул утвердительно. Она сейчас у Альбуса перестала работать, после того как я ее назвал своей собственностью. — И уже никто не смог сравниться с Альбусом Дамблдором по мощи. А ты знаешь что он сделал с подпиткой замка?

— Знаю и прекратил это. Школе магическая энергия больше нужна. Призраки поведали мне, что два дня назад почувствовали резкий прилив мощи, что дает им надежду на то, что смогут наконец перейти Грань. А вы?

— Мы тоже, но мы не хотим идти за грань. Коллеги?

Портреты опять зашумели и стали кивать головами.

— Ладно. Не буду настаивать. Вы здесь нужны будущему новому директору. Но, — я подумал, что пропустил важную деталь в разговоре о найденном хроновороте. — Скажите, если допустим Дамблдор захочет использовать вот этот артефакт, хроноворот, он дал бы его кому-то постороннему в руки на целый год?

— Думаю, что это не имеет смысла. Я уже сказал тебе, что мантию-невидимку он давал твоему отцу, а потом просил его одолжить ему на день-два. И исчезал в неизвестном направлении. Хроноворот он дал бы тебе, чтобы ты его зарядил, так сказать, чтобы после тебя он мог использовать его в своих целях...

Это сведение проливало одновременно и свет, и тьму на мои воспоминания. Свет, потому что объясняло необычный восход такой по началу малозначимой личности как Альбус ПВБ Дамблдор на политической арене. Ведь, в Хогвартсе учился и мой дед, Карлус Поттер, а мог бы и кто-то из неизвестных мне членов семьи здесь учиться. Тогда получается, что при помощи „заряженного” хроноворота Дамблдор мог проигрывать одну и ту же ситуацию, пока та не проходила в нужном для него русле. Много-много раз. И наконец, когда все для него устаканивается, миром управляет он, директор-Глава Визенгамота-Верховный Магуамп. Альбус Дамблдор. Вот такой вот фортель.

А тьма, потому что хроноворот дали на третьем курсе не мне. А Гермионе Грейнджер.

Тааак, снова подумаем — не мне, а Гермионе...

Ясно, что стоит провести исследование на родство между нами, а не стоит биться головой об стенку.

— Фрайди! — зову я и мой верный домовик появляется, подпрыгивая от нетерпения служить хозяину. — Иди к Снейпу и скажи ему, прежде чем явиться в Большой зал, пусть подготовит и Зелье Родства. Потом скажи профессору Флитвику привести туда первокурсницу Гермиону Грейнджер, которая все еще находится в башне Рейвенкло. Я приду через несколько минут.

Мне хотелось сперва посмотреть на содержание гоблинского кошелька.

Кошелек был непростой, с расширенным внутренним пространством. Узнайте что, кроме хроноворота я нашел внутри! Правильно. Другие кошельки. Битком набитыми золотыми монетами. На каждом из них знакомым мне почерком директора Дамблдора было написано — 1 000. Да ладно! Кажется, я наткнулся на клад, чей — еще поспорим, поищем в записях, распределим. Мне еще надо было вернуть в мой сейф триста с чем-то тысяч. Уизлей Альбусу еще придется, родственники как-никак, выкупить у меня. Иначе будут горбатиться до середины следующего столетия, отрабатывая свой долг.

Я взял с собой кошелек с галеонами и отправился обратно в Большой зал.

Внутри царила, с одной стороны — Альбуса с новой родней, погребальная атмосфера. С другой — гостей и подвыпивших профессоров, набирал обороты праздничный кутеж. С веселым музыкальным сопровождением неизвестно откуда взявшаяся в замке певичка исполняла песенку игривого, на грани похабности, содержания. Родители запертых в Больничном крыле студентов, уже навеселе, забыв о проблемах связанных с провинностями своих наследников, выкрикивали пожелания молодоженам. А потом громко и заливисто ржали.

Свадьба, что с нее взять!

Не успел я присесть за свой стол, как в зал ввалились Снейп и Флитвик с покрасневшей от смущения Гермионой. Встретившись с ней взглядом, я нахально ей подмигнул, кивнув головой в сторону преподавательского стола. Она проследила за моим жестом, а узнав своих рыжеголовых обидчиков и их сестру в белом платье, сидящую справа от древнего старца, как его невеста и улыбнулась краешками рта.

Снейп стукнул по столешнице передо мной стопкой бутылочек и сказал:

— Как приказали, лорд Слизерин: это для Альбуса, это для миссис Дамблдор, это для определения родства, а это... Общеукрепляющее для всех нас.

— Спасибо, мистер Снейп! Оставьте здесь зелье Родства, остальное раздайте родственникам директора, а то пропустят самый важный момент, подтверждение брака своей дочери. — сказал я и глянул на упомянутых мной людей. — Что стоим? Пейте!

Наконец-то молодожены удалились в гостевые комнаты, за ним потянулись придавленные горем Молли и Артур Уизли. За немногочисленной процессией следили больными глазами трое старших братьев маленькой невесты, но им, неженатым парням путь туда, куда отправились их родители был заказан.

Я строго-настрого запретил себе сочувствовать этим упырям. Капкан на живца мне устроили они и вместо перехитрившего самого себя Альбуса мог бы я шествовать под ручку с рыжей заразой, а не он.

В зал тихо и незаметно для остальных прибыл Острозуб с большой папкой наперевес. Пора.

— Ну, господа сволочи, тунеядцы и преступники, пора заняться вами! — бодренько обратился я к присутствующим в Большом зале волшебникам, все еще слегка пьяным. Те вытаращились, не поняв, о чем я, выпитые горячительные напитки не помогли им вспомнить, чью свадьбу они здесь празднуют. И вдруг, я. — С семьи Джордан и Джонсон я беру по тысяче галеонов с каждой, как штраф за нападение на меня. Третьекурсника Гриффиндора Ли Джордан и пятикурсницу Анджелину Джордан я отстраняю от обучения в школе Колдовства и Чародейства Хогвартс на срок от шести месяцев. Они повторят свой курс с сентября следующего учебного года. Вопрос с вами, господа гриффиндорцы, закрыт. Можете забрать своих отпрысков домой, как только заплатите моему поверенному, здесь присутствующему Острозубу свой штраф. Свободны!

Обе пары темнокожих выходцев из алознаменного факультета как ветром сдуло. Я знаю, что основная черта этих безбашенных вполне соответствует их девизу: „Слабоумие и отвага”, но надеюсь, что родительские чувства сподвигнут их закончить инцидент своевременно и мне не придется давить на них. И встречаться с ними когда-нибудь.

Родители слизеринцев обеспокоенно пялились кто вслед за выбежавшими из Большого зала „коллегами”, кто на меня.

— А с нашими детьми что будет, Поттер? — процедил сквозь зубы русоволосый коренастый волшебник. Дамочка, сидевшая рядом с ним дернула того за рукав и что-то прошипела ему. Тот посмотрел на нее, она сделала строгое выражение лица и повертела глазами. Было смешно смотреть на их общение. В конце концов, до него дошло предупреждение жены и его лицо побледнело. Он посмотрел на меня испуганно. — Простите, лорд Слизерин.

— Принято, — ответил я. — Презирать можно кого угодно, мистер...

— Уорингтон, милорд.

— Ахаха, понимаю. Уорингтон, ваш сын следовал принципам, вбитым в головы представителей чистокровных фамилий — „Чистота крови превыше всего”. Но, как я начал говорить, презирать можно что угодно и кого угодно. Не стоит забывать, однако, что этот „кто угодно” тоже уроженец волшебного мира и однажды вернет должок сторицей. Слушайте мой приговор! С семей Уорингтон, Монтегю, Пьюси, Хиггс, Бэддок и Блетчли взимается по три тысячи галеонов штрафа за систематические нарушения Традиций факультета Слизерин. Напоминаю ту часть, в которой говорится, что каждый член факультета Салазара — твой брат и ты должен относиться к нему как к таковому. Не буду перечислять сколько раз я, брат ваших сыновей, попадал покалеченный в Больничное крыло из-за попрания заветов славного Основателя нашего факультета.

Я обвел глазами притихших взрослых за слизеринским столом и те сжались от чувства вины и стыда за своих чад. Преподавательский стол тоже безмолвствовал. И правильно.

— С каждого из вас, как главы своих фамилий или семей я возьму Нерушимую клятву не вредить мне и моей семье. И тому, кого я прилюдно назову членом моей семьи. А ваших сыновей я исключаю...

— Вы не имеете права! — осмелился возразить мне отец Маркуса. — Исключать из школы, это прерогатива директора.

— Лучше помолчите, мистер Флинт, а то я закрою вашу пасть Силенцио! — пискнул я. — И не злите меня больше, чем я уже зол, а то не смогу контролировать свою магию и... будут последствия для всех вас.

Действительно во мне нехило разбушевалась магия, желая сама покарать этих безмозглых людей, которые не могут сдерживать себя в присутствии вышестоящих. Я опустил веки, чтобы не пугать лишний раз в основном задающую много вопросов Гермиону. Дышать легче стало через две-три минуты и я продолжил:

— ... на два года. По прибытии, их будут опрашивать на предмет этики поведения молодого выходца из приличной семьи. У всех вас есть Кодексы Рода, в них есть часть о правильном воспитании детей. Учѝте их, подготавливайте своих наследников быть не просто полезными себе, но и не вредить репутации своей семьи.

— Мы будем сдавать экзамены в Отделе Образования при Министерстве. Нашим детям незачем возвращаться в Хогвартс.

— Как хотите, — пожал плечами я. — Но я вас предупреждаю, что не только обучение в моей школе перетерпит изменения. Я гарантирую вам, что и до Министерства доберусь. — Я сверкнул глазами и они дернулись назад. Хех! Представляю, как это выглядит с их стороны, глаза цвета Авады грозно светятся... и все такое. — Не забывайте, что вам я дал допуск на территории замка лишь однократно, перекрыв действие Защиты на наличие Темной рабской метки.

Они стали испуганно озираться друг на друга и в недоумении жать плечами. Некоторые неосознанно потрогали левое предплечье. Все с ними понятно, Пожиратели. Рабы.

— Шастать по замку, в которой размещена школа полная детей, рабам обезумевшего мага Я не позволю!

— Но у нас нет трех тысяч наличных! — вянул кто-то из них.

— А Острозуб зачем, по-вашему, присутствует здесь? Выпишите ему доверенность на изъятие из ваших ячеек нужной суммы и все дела! — Я гневно осмотрел ряды предков провинившихся учеников-слизеринцев и высказал последнее мое условие. — Если по какой-то причине не исполните мои пожелания и не заберете своих малолетних преступников вовремя, я продам их гоблинам и к ночи они будут глубоко в Гринготтских катакомбах. Понятно? — Испуганные крики матерей убедили меня, что да. — Острозуб, подготовь доверенности. А вы! Клянитесь! Мистер Снейп, прошу потвердите Нерушимую клятву родителей ваших бывших подопечных!

И они потянулись ко мне по парам, чтобы своей магией гарантировать моему роду неприкосновенность на будущее. Даже Флинты выстроились в череду. Светящиеся браслеты вокруг моей правой кисти указали, что клятва вступила в силу.

- Теперь все. Свободны! — устало махнул я в сторону входной двери Большого зала.

Как только и эти ушли, за столом зеленых остались только Флинты.

— С нами что будет, м-м-милорд? — промямлила миссис Флинт.

— С вами, дорогая моя родственница будет хуже и туже, — ответил я, обдумывая свое решение насчет Маркуса. — Ваш муж мой дальний родственник, ваша семья находилась в числе наших вассалов уже три поколения. Ваш сын с моего приезда в Хогвартс, должен был не нападать и калечить меня, своего сюзерена, а всячески защищать и оберегать. Что получилось? Весь мой первый семестр этот безмозглый придурок делал первое. Могу за это взять его жизнь!

— Прошу, простите его, — заплакала она. — Он виновен, я согласна, но он отступился. Накажите его, но будьте милостивы.

— Миссис Флинт, ваши слезы меня не разжалобят. Ваши слезы по сравнению с моими, пролитыми по вине вашего сына, как капля в море. Так что, слушайте мое решение. Я, Гарнет Джеймс Поттер, Лорд Слизерин и Хогвартса, с сего момента прекращаю связь сюзерен-вассал с фамилией Флинт. — Ого, не слабо меня перекосило! В области сердца натянулась струна, боль резанула по всем внутренностям и связь лопнула. Что почувствовали двое взрослых, я даже не хотел представить себе. — Отныне и навек я отказываюсь от какого-либо родства с ними! — Огненная волна прошлась у меня по венам, выжигая кровную связь с Флинтами. — Встаньте! Ваш штраф я определяю на пять тысяч галеонов. Ваш сын прекращает свое обучение в Хогвартсе немедленно и я определяю его отбывать шестимесячное наказание в распоряжении гоблинов. Рыть руду в шахтах. Острозуб!

— Слушаюсь, милорд.

— Пусть эти заплатят тебе лично. Проинспектируй архив и верни в мое распоряжение все то имущество, что передал род Поттер вассальной семье Флинтов и как приданное своей вышедшей замуж в их семью дочери. — Потом я выкрикнул Флинтам: — Свободны!

— Я говорила тебе, Мелисанда, что ваш Маркус ведет себя по-свински с маленьким Гарри. — крикнула мадам Помфри вслед за еле двигающим к дверям зала пары. — Предупреждала! Но вы меня не слушали. А надо было посмотреть, узнать что-да-как и наказать сына.

Ну, чтож? Я закончил с неприятными делами. Пора приступать к следующей задаче. Я помассировал виски, чтобы унять надвигающуюся головную боль и привести свои мысли в более спокойное русло. Потом посмотрел на преподавательский стол, где продолжал послушно сидеть весь профессорский состав, школьная медиведьма, библиотекарша мадам Пинс, Хагрид, сыновья Уизли и Гермиона Грейнджер.

— Персиваль, — позвал я старосту Гриффиндора и он шустро вскочил с места. — Уведи своих братьев в башню вашего факультета, им не за чем здесь оставаться. С вашей фамилией я разберусь завтра. Идите.

Старшие братья сразу ретировались, за ним, подталкивая младших, засеменил Перси. Последний, Рональд, успел по пути прихватить со стола своего факультета тарелку с приглянувшимися котлетками и последовал за братьями, идя чуть боком, чтобы те не заметили его манипуляций. Макгонагалл открыла рот сделать замечание шестому Уизли, но на ее плечо легла рука Снейпа и жестко его сжала. Та могла только пискнуть от боли, но Рональд за то время успел скрыться за дверью. Я захихикал над неуемным аппетитом этого моего сокурсника.

Но потешаться дальше над ним у меня банально не хватало времени, предстояло так много еще сделать.

— Гермиона, мадам Помфри, подойдите ко мне! — высоким голосом сказал я.

Школьная медиведьма сразу поднялась с места и схватив колеблющуюся девочку за руку, привела ее к моему постаменту. Профессора, что стояли за преподавательским столом, навострили уши.

— Гермиона, здесь, в этом флаконе Зелье родства. Прошу тебя, позволь мадам Помфри взять у тебя несколько капель крови, чтобы сделать исследование о твоей принадлежности к моему роду.

Глаза девочки стали квадратными от удивления, а волнение среди присутствующих педагогов возросло настолько, что стало ощутимо мною. Удивление било через край, потому что никто не ожидал подобного развития событий.

— Да, да... Я хочу сказать, что... — Побледневшая девочка начала заикаться от нахлынувших чувств. Но потом собралась, посмотрела с серьезным видом и резко ответила: — Позволяю.

Ее маленькая ладонь легла в свободную руку медиведьмы. Та, в свою очередь произнесла ритуальную фразу:

— Обязуюсь не использовать твою кровь во вред, — и палочкой резанула пальчик Гермионы.

Та дернулась, но медиведьма удержала ее руку. Стиснув пальчик, она сцедила в зелье несколько капель крови и быстро залечила ранку.

— Теперь ваша очередь, мистер Поттер, — сказала она и я протянул свою руку. Услышав ритуальную фразу, уже в мой адрес и проследив путь капель своей крови до их попадания в зелье, я закрыл флакон и встряхнул его содержимое. Изначально зелье было белой мутноватой жижей, но постепенно она начала светлеть, становясь в конце почти прозрачной и бледно желтой.

Я посмотрел на взрослую ведьму надеясь, что она сможет растолковать увиденные всеми изменения.

— Мистер Поттер, вы с мисс Грейнджер очень дальние родственники. Степень вашего родства можете узнать в Гринготтсе, — поспешила уведомить нас Поппи Помфри. — Или от здесь присутствующего Острозуба.

Острозуб смешно оскалился.

Чтобы продолжить исследования степени моего родства с мисс Грейнджер, я пригласил ее

и своего поверенного в мои так называемые хоромы.

Мой древний предок, Салазар Слизерин, насмешливо следил за манипуляциями Острозуба, время от времени подмигивая мне. Моя гостья с трудом сдерживала свой нрав, чтобы не завалить до макушки меня, и ухмыляющегося с портрета волшебника вопросами. А почему бы и не гоблина тоже?

Тем временем тот же гоблин макал специальный пергамент в ванночке с зельем, куда заранее она капнула несколько капель крови из ранки на пальце. Я что делал — ну, я во все глаза следил за появляющихся на нем словами и именами. Упомянул ли раньше, что эта особа, распределившаяся по ошибке на Гриффиндоре, факультет отважных и безбашенных, меня очень интересовала? Из-за моих снов. Она стала бы, отправь меня Шляпа туда, куда меня толкали все кому не лень — Хагрид, шайка Уизлей, Макгонагалл, директор Дамблдор — моим единственным, верным лично мне, а не моей навязанной славе, другом. Всегда рядом, всегда приходящей мне в помощь. Отчаявшись, что я, слепый придурок, однажды увижу ее настоящую. Замечу ее не бросающуюся в глаза красоту, ее незаурядный ум, феноменальную память, высокий уровень магической мощи. Дурень был я в той жизни, пень пнем, дуб дубом!

В этой жизни я не хотел, чтобы она была бы мне подругой. Я надеялся, что наше с ней родство не так близко, чтобы...

Мои размышления прервал зычный голос Острозуба:

— Можете уже посмотреть, милорд. Мисс!

Он вытащил впитавший всю жидкость из ванночки пергамент на поверхность стола и еще мокрый, повернул его правильной стороной к нам, чтобы мы смогли прочитать и познакомиться с его содержанием.

Гермиона Джин Грейнджер — Возродившаяся кровь.

Отец: Ричард Бенедикт Грейнджер, сквиб. Правнук Гектора Дагворт-Грейнджера.

Вот-вот! Кто об этом первый догадался, Драко Малфой?

Мать: Хэлен Мария Грейнджер, в девичестве Филч, сквиб. Внучка бастарда Флимонта

Поттера, Эмилио Филч — непризнанный им.

Вот опять, приплыли, как говорится. Выскочило из ниоткуда имя совершенно неизвестного мне и с „того”, и с „другого” миров родственника. Некий Флимонт Поттер и его бастард Эмилио, которые роднили меня с девочкой. А почему он не признал сына? Может быть он был сквибом, что ли?

— Острозуб, я удивлен. Кто эти Поттеры? — воскликнул я, тыкая пальцем в имя Флимонта, рядом с которым стояло имя некоей Юфимии. Но не забывал следить периферийным зрением за реакции Гермионы. И совсем вовремя, потому что ее начало трясти мелкой дрожью, а лицо побледнело как перед обмороком. — Гермиона, тебе плохо?

Она, так же трясясь закачала головой, отрицая свое состояние. Вот же упрямая!

Острозуб, опережая моего на это запроса, сам вытащил из папки новый пергамент для определения фамильного древа и поставил его на столе рядом с ванночкой. Для определения моих корней. Вылив туда новую порцию выявляющее кровное родство зелья, он протянул мне серебряный кинжал. Одним глазом подглядывая за состоянием девочки, я надрезал себе руку и капнул в ванночку несколько капель крови. Гоблин опустил внутрь пергамент.

Через положенное время я мог уже читать появившиеся на нем имена и степень их родства с основной линией рода Поттер.

Моим отцом был Джеймс Карлус Поттер, в этом я не сомневался. Дедом у меня был Карлус Гарнет Поттер, бабушкой — Дорея Блэк. Карлус был последним, кто принял главенство рода Поттер, так как мой отец Джеймс это главенство принять отказался. Или фамильная магия его отвергла. Надо позже спросить у Острозуба.

Родились Карлус и Дорея в 1939-ом году, поженились двадцатилетними в 59-ом году. Единственного своего сыночка они родили на год позже. Три месяца спустя по неясной причине, оба погибли в один день и мой отец, будучи еще младенцем, остался круглым сиротой.

И тогда эти незнакомые мне Флимонт и Юфимия Поттер появились как черт из табакерки, предъявив свои права на опекунство. Будучи сиротке единственными кровными родичами и из той же семьи — были они ему то ли внучатыми дедушкой с бабушкой, то ли прадедушкой с прабабушкой. Я всмотрелся в боковую линию моей семьи — да, родство довольно далекое, но имя есть имя. Поттеры. Флимонт с Юфимией наверно были ровесниками самого Альбуса Дамблдора, и на момент установления опекунства над Джеймсом собственных детей у них не было. По крайней мере, семейное древо таких не указывало, ни живых, ни мертвых. Хотя, если посмотреть слегка под углом, из кружочка Флимонта выходила некая поблекшая линия, ведущая к такому же еле заметному овалу. Внутри которого стояло чье-то имя.

— Острозуб, это имя не того же Эмилио, о котором говорилось в древе Гермионы? — указал я пальцем на неясную отметину.

Мы трое живых склонились над пергаментом.

— Капните капельку гоблинской крови, чтобы стало читаемо, — выдал Салазар с портрета.

Острозуб не медля и секунду сразу выполнил указание нарисованного Основателя Хогвартса. Капля темно красной, почти черной крови, упав на почти незаметное пятно, впиталась в пергамент, вырисовывая загогулины. Линии, соединяясь, выписали одно короткое „Эмилио — непризнанный бастард”. Ни когда родился, ни кто была его мать.

А потом, из кружка, в котором стояло имя моего отца протянулась серая линия к паре Флимонта и Юфимии и, уже там возникало по-новому, словно тот был ИХ сыном. Блин, они взяли Джеймса вроде бы, на воспитании. В действительности, они его усыновили, перенося от Карлуса на себе основную линию Поттеров.

Понимаю почему магия моего отца в лорды рода не приняла. Дела в магическом мире так не делаются, та пара совсем уж неосведомленной была или что?

Что они такое проделали, что Род отверг своего единственного наследника? Я посмотрел на Острозуба, постукивая на появившимся кружочке с именем отца по соседству с именем Флимонта.

— Я тоже удивился, когда кольцо Лорда соскользнуло с пальца Джеймса, милорд. С того времени, я над этим феноменом думаю. Лишь сегодня я могу предположить почему такое стряслось. По-моему, старшая бездетная пара как-то замешана в ... не смею такое утверждать, я лишь предполагаю, уж простите. — Я, навострив слух, рассеяно кивнул. — Правильно было бы, приняв осиротевшего правнука, Флимонту и Юфимии надо было принять на себя лишь роль регентов при наследнике Рода. Договор Министерства с ними был такого содержания. Но они решили перехитрить министерских, нас в Гринготтсе, себя и довлеющий над ними родственный долг. Они решили стать наследнику родителями, таким образом перетянув на себя главенство рода и, я думаю, возможность владеть родовым имуществом. Я видел их только один раз, когда они пожелали войти в свои „законные” права. Безуспешно, по-моему. Тогда с делами Поттеров работал мой отец, я мимо проходил, поинтересовался, отец огрызнулся, что пока жив, никто дорогу ему не пересечет. И я отступил.

— Вижу, Острозуб, что они тоже недолго жили, — заметил я год кончины Флимонта и Юфимии.

— Да, это так. Они тоже погибли, на этот раз по установленной врачами в Святом Мунго причине — драконьей оспе, в самом начале тысяче девятьсот семьдесят седьмого года. Дальше уже вы все знаете. Странность, однако. Этим периодом, год-два, не больше, подкосило много взрослых волшебников, глав своих семей...

Я посмотрел на подглядывающую у меня из-за плеча Гермиону и испугался. Она была на грани магического выброса. Вокруг нее рябило и искрилось золотистое сияние, волнами расходясь прочь от девочки. Что делать? В подобных случаях мои трижды клятые родственники давали мне оплеуху, и я затыкал свою магию в себя поглубже, чтобы не давать основание тем сорваться на меня. Но ударить Гермиону — ни за что!

Поэтому я обхватил ее лицо своими ладонями, посмотрел в глаза, поцеловал кончик ее вздернутого носика и начал ее уговаривать:

— Гермиона, успокойся! Нечего тут волноваться, мы просто очень, очень дальные родственники. Все в порядке, ты не волнуйся...

Ее глаза наполнились слезами, из-за чего они заблестели как две звезды. Ее лицо зарумянилось, делая ее трогательной и настолько миленькой, что я не удержался и прижал ее к себе. Вдруг она начала всхлипывать у меня на плече, но всхлипы эти были особые, чудные. Я таких никогда раньше не слышал. Гермиона, рыдая, словно запела:

— Ааа, оооооо, ииееей, ооооо...

И случилось необъяснимое. Расходящиеся от нас пузыри переливающейся золотым с розовым цветом мглы уплотнились, нас затопило ощущение первозданной магии. Я слегка отстранил девочку от себя, чтобы посмотреть, что с ней происходит и увидел, что эти волны исходят из ее рта, пока та продолжала плакать. На стене напротив моего обалдевшего от удивления нарисованного предка и за спиной резко повернувшегося в ту же сторону Острозуба, я увидел появляющейся как в кино, экран. Я повернул Гермиону лицом к этой завораживающей картине. Та продолжала плакать/петь не уставая, а экран начал разрастаться.

Тогда на нем стали выступать детали неведомого нами четырьмя мира.

Огромный, простирающийся до самого горизонта, волнообразного из-за далеких возвышенностей, дремучий лес. Через него текла широкая, не слишком полноводная река. Сквозь прозрачную воду на дне были видны валуны, среди которых мелькали темные тени рыбин. Берега по обе стороны реки покрывал блестящий золотой песок. Под сенью деревьев вдоль пляжей тянулся пояс кустов с аппетитными на вид красными ягодами на ветках. В глубине леса жили птицы, чье оглушительное пение заполняло воздух ощущением радости.

— Гарнет, слышь меня! — воскликнул Салазар. — Знаешь, что девочка Гермиона сделала? Она открыла проход к новому миру, Гарнет! Или сама создала этот новый мир! Удивительный Дар, ааах. Я горжусь своими потомками, мое посмертие наконец обрадовало меня, старика. Парень, сразу женись на ней, не упускай такой подарок судьбы, иначе будешь всю жизнь сожалеть.

Вот так. А я и не думал упускать свой шанс, только не намеревался так рано приступать к этому. Ну, что же. Раз надо, так надо.

Гермиона растерянно смотрела на нас с Салазаром, лучезарно улыбнувшись нам обоим.

Острозуб кашлянул, привлекая внимание к себе.

Я повернулся к нему, и он безмолвно подал мне в руки коробку с двумя кольцами на бархатной подушечке внутри нее. И откуда, скажите, он все знает?

Час спустя, вернувшись обратно из созданного моей новообретенной женой мира, я грохнулся — настолько, настолько может грохнуться сорока килограммовый подросток — на первом повернувшемся перед глазами кресле и обратился к моим напарникам по приключению.

— Острозуб, Герми, что вы заметили?

— Там воздух пахнет цветами, Гарри, — ответила мне девочка, прикрыв глаза и сделав покрасневшими губками бантиком. — А ягоды вкуснющие! Птицы такие пестрые, как бабочки, ты заметил? Солнышко теплое-теплое, небо голубое... Таким я совсем уж ребенком представляла себе Рай.

— Песок содержит золотых песчинок, милорд. Я не смею надеется... Это, конечно, ваше право, но на этом песке я, полежав на несколько минут, почувствовал себя здоровей и моложе. Хотя, зачем мне это? — закончил мой поверенный деньгами печально. Он ждал терпеливо мой окончательный приговор.

— Герми, милая, с тобой такое раньше случалось? Чтобы спев мелодию и открывалось окно в новый мир?

Она призадумалась и отрицательно покачала головой.

— Нет, никогда раньше. Но, после Мунго мне однажды показалось, что...

— А что случилось с тобой в Мунго, Герми?

— Случилось то, что врачи позволили мне немножко умереть.

Мдааа, наследственность не прощает, как говорится. Смерть явилась и к этой не выявленной миру Поттер и отдарила ее своеобразным Даром.

Меня распирала настоящая гордость. Классно карты на этот раз легли для меня. Нет, для нас обоих.

— Гермиона, вечером я должен отправиться куда-то еще. Не сопроводишь ли ты меня? — спросил я девочку, подмигнув чем-то напыщенно раздумывающему Салазару.

— Куда? — спросила она, слегка поддавшись вперед со своего места в соседнем кресле.

— В Междумирье. Надо проводить там нашего, тоесть, твоего... — Я призадумался и решил для себя: — Ну, все-таки, нашего общего с тобой родственника, Аргуса Филча и его кошку, чтобы попробовать вернуть ей человеческий вид.

— Завхоза Филча? — воскликнула она, оттолкнувшись назад. Ее маленькая ладошка прикрыла ее рот и она часто-часто захлопала глазами. — Ааа, ну я же... Ха, ооо! Мой прадедушка, Эмилио Филч, девичья фамилия моей мамы... Конечно, приду.

Я посмотрел на остолбенело стоящего рядом с нами гоблина, немигающим взглядом отдалившегося от здешних реалий в свои высокие эмпиреи, вероятно вспоминая тот золотистый песок в мире Гермионы.

— Острозуб, эхооо, отзовись! — дернул я его за полы черного сюртука. Он непонимающе посмотрел на меня. — Слушай меня внимательно, сегодня, в связи с нашей с Гермионочкой свадебной договоренностью, я добрый. Дарую тебе твою жизнь. Не опрощаю твои грехи, но твоя голова останется на твоих плечах. Беру тебя с собой в Междумирье, там у тебя наступит Просветление и очистятся мозги. Вернешься оттуда как новорожденный, принесешь мне новую клятву, пожестче. Процент оплаты твоей работы я уменьшу. Зато, если моя супруга позволит, будем тебя приглашать в ее новый мир лежать и рыться вдоволь в золотом песку, есть те рыбины, которые водятся в тех водах и так далее. Согласен?

Вы видели плачущего гоблина? Я тоже не видел до сих пор.

Посмотрев на него трясущегося на коленях передо мной, мне показалось, что я видел уже все в этой жизни.

Но, не будем пророчествовать, это не наша стезя.

В Большом зале, на следующий день, нас ждал новый сюрприз в виде Аберфорта Дамблдора, явившегося во время обеденного перерыва. Студенты чинно и тихо принимали пищу, даже Рональд Уизли, обычно создававший вокруг себя вакуум, всасывающий прямо в него все съедобное, на этот раз не смел возникать. Его братья-близнецы молчали в тряпочку, исподлобья подглядывая на своих мертвецки бледных родителей, сидящих за преподавательским столом.

Ожидалось появление счастливой парочки Альбуса с Джиневрой, но прибыл их самый ближайший родственник.

Аберфорт был одновременно и похож, и совсем не похож на своего знаменитого братца Альбуса-много должностей. Те же синие глаза, та же худощавая фигура, та же походка. Но он был гладко выбритым, коротко стриженным и одет был в сюртук и брюки, а не в мантии до пола, цвета „вырвиглаз”.

Войдя в обеденный зал, он осмотрелся и, заметив меня, сидящим с моей женушкой за отдельным столом, который стоял на постаменте, немедля отправился к нам.

Интересно, как мог посторонний человек проникнуть сквозь Защиту замковой территории? Или я лопухнулся и сразу включил Хогсмид в эти самые территории? Наверно, так и получилось. При этом, вместе с проживающими в призамковом поселке. Ойейей, надо сразу заняться этим проблемой, иначе эти люди не смогут выбраться из своего поселения, без моего на то разрешения.

Вернуться обратно тоже.

— Герми, запишѝ, пожалуйста в список наших дел переработку защиту моих территорий. Видишь мистера Дамблдора?

— Ты с этим мужчиной знаком? — кивнула она бородкой на степенно приближающегося Аберфорта.

— Официально нет. В действительности — да.

Тем временем брат нашего все-еще-директора дошел до лестничных ступенек возвышенности и остановился. Сдержанно наклонив голову, он заговорил:

— Лорд Хогвартс, разрешите представиться! — Я кивнул одобрительно. — Меня зовут Аберфорт Дамблдор, я брат директора школы Колдовства и собственник небезызвестного в Хогсмиде паба „Кабанья голова”. Вчера до меня дошли скандальные новости, что мой братик доигрался в конец и на старости лет женился на девочке, не достигшей возраста первого курса обучения. Я удручен и возмущен! Но, должен напрямую сказать, что мой братишка не по этой, ... как сказать? Не по женской части, вот.

Я ухмыльнулся. Нетрадиционная ориентация Альбуса ПВБ Дамблдора была мне хорошо известна с „той” жизни. Месть моя, хотя восторжествовала она не по моей инициативе, была даже на мой взгляд очень, очень мерзка.

— Вне зависимости от его желаний, он ДОЛЖЕН будет консумировать брак немедленно, потому что ОН САМ себя поймал в эту ловушку.

Аберфорт неожиданно сверкнул глазами точь-в-точь как свой брат, и злорадо хмыкнул, почесав коротко стриженную, типа „канадской ливады” голову.

— А ловушка эта? ... — не закончив свой вопрос до конца сказал он.

— А ловушка была устроена мне. Им же, как и семейкой его невесты.

Зал, как стало обычно в последнее время, затаил дыхания, чтобы не пропустить ничего из новостей. И вовремя доложить письмом родне. Совиную почту я преднамеренно не закрыл.

Брат директора нервно переступал с ноги на ногу, не решаясь озвучить свою просьбу. А то, что она будет, к гадалке не ходѝ. Гадалка, которая Сибила Треллони, сама присутствовала здесь, в зале суда..., хех! Наконец, тот собрал смелость и начал:

— Видите ли, тут такое дело ... Девочка эта, как ее там, — Кто-то из студентов хихикнув, крикнул „Джиневра”. Братья Уизли, все числом шесть, сидящие за столом Гриффиндора, сжались, стараясь быть невидимыми. — Да, да, слыхал я. Джинивера эта, должна будет родить, вот. Но она маленькая еще, ребенок она. Как это будет?

Вот о чем он беспокоился! Я поспешил его успокоить. Все-таки, Аберфорт ни мне лично ничего плохого не сделал, ни моему роду, ни моим друзьям.

— Мистер Снейп, наш преподаватель по Зелеварению сварил молодоженам каждому по зелью. Будет у вас племянник, мистер Аберфорт, будет.

— Племянник этот, если будет, что с мамочкой своей сделает? Выпьет он ее полностью, да?

— Да. Боюсь, что всю оставшуюся жизнь миссис Дамблдор проживет сквибом. Если второй раз выйдет замуж, после, хм, кончины своего престарелого мужа, — я замолчал, давая время своим слушателям осмыслить сведения о женитьбе директора школы. — Простите, но разница в возрасте ведь велика! Таак, да больше у Джиневры детей не будет, хотел сказать.

— Ну, должен признаться, мне все равно, что с малявкой будет. Я не такой черствый, но не только мне кажется, эта девка не так уж невинна, нет?

— Вы правы. Детей, знаете, всяких бывают. Некоторые уже злыми и подлыми рождаются. Озвучьте, наконец свою просьбу, мистер Аберфорт.

Тот стал нервно потирать свои широкие ладони.

— Я знаю, прочитал я, что после акта консумации брака, виновная сторона теряет магию.

Я улыбнулся как объевшийся сметаной кот.

— Все верно.

— Значит, раз виновная сторона мой мерзкий брат, он тоже осквибится?

— Да. Он и так в детстве был волшебником не очень, да? — спросил я.

Тот кивнул удрученно. А потом я чуть не упал со стула, услышав:

— Можно мне принять как моего ребенка неродившегося младенца?

Вот значит как. Неожиданно!

Я посмотрел на окаменевшее лицо миссис Уизли, которая глазами удава смотрела на Аберфорта.

— Нет! — крикнула она. — Я не позволю моей кровиночки расти вдали от меня.

Она дура, что ли? Хотя, чему я удивляюсь. Конечно дура. Родившаяся Прюэтт, наследница уважаемой семьи, хорошенькая собой девица, плюнув на себя и на родственников, вышла за Предателя крови, народила орду бесполезных, до конца обнаглевших сорванцов. Кого она винит, если не себя любимую?

— Миссис Уизли, умерьте свои претензий, вы не в вашей „Дыре”! — прервал ее крики я. — Мистер Аберфорт в своем праве, он о вашем внуке думает, не о себе. Над младенцем надо провести сразу после рождения обряд отсекания от рода матери, чтобы на него не перешло ваше клеймо „Предателей крови”. Тоесть, чтобы ваш внук рос здоровым и с чистой магией, он не должен оставаться вашим внуком. Ваш зять, Альбус тоже будет сквибом, и его никто не будет спрашивать. — Я ударяю золотой ложкой по золотому звонку на своем столу и Гермиона смотрит на меня блестящими от волнения и любопытства глазами. — Слушайте мой вердикт! Ребенок, который родится от брака Альбуса и Джиневры Дамблдор будет передан его родному дяде, мистеру Аберфорту Дамблдору на воспитание. Вы свободны, сэр.

Пожилой волшебник уважительно стоявший перед постаментом, на котором обедали мы с Гермионой, с благодарностью поклонился нам обоим и шаркая подошвами сапог, вышел из Большого зала.

Все присутствующие, кроме членов семьи Уизли, заговорили, обсуждая новостей.

Пусть обсуждают. Мне-то что? Я доволен собой и своими решениями.

Утром я вернулся из Междумирья под ручкой с веселой Гермионочкой. Наш дальний родственник, Аргус Филч, сияя как новенький золотой галеон, вел за руку улыбающуюся красавицу, женщину в возрасте. Его будущая жена, вдова миссис Норрис. Ночь в Междумирье вылечила его схлопнувшееся еще в детстве магическое ядро и он, не видя куда переступает, спотыкаясь на каждом шагу, вовсю колдовал цветы и дарил их женщине. Беспалочковым.

Последний в очередь подпрыгивал помолодевший Острозуб, которому я изменил имя на Остроклык, этим делая его совершенно новой личностью. Поработает, ох как поработает мой новоиспеченный поверенный деньгами на повышение финансового состояния моей семьи. Хотя, какое это имеет значения для нас с Гермионой, при наших-то Дарах от Смерти?

Прошло уже пять лет после тех, для всех нас магов, эпохальных событий.

Не для всех эти годы принесли подъем, далеко не для всех.

Были недовольные среди обывателей, но протесты быстро затихли, когда каждый ощутил на себя воздействие хлынувшей в наш мир поток чистой магии из Междумирья.

Сказать, что я приобрел вес среди своих современников, значит ничего не сказать. Все стороны общественной жизни коснулся факт единовладения моей семьи доступа до этого сказочного место. Все решения принимались после одобрения мной и Гемионой.

Но в тиранов никто из нас не превратился. Зачем? Мы просто хотели жить своей молодой жизнью в свое удовольствие, вовремя обзавестись детишками, вырастить их, оставить им мир Земли и уйти. Междумирье ждало нас. А способность моей жены создавать новые Вселенные под заказ, открывала перед нами с потомками такие горизонты!... Ух!

Не завидуйте.

Есть обычные люди, которые тоже могут как моя Гермиона создавать миры, но только в своих мыслях. Пока живы. Встретившись со Смертью, если прожили честную, праведную жизнь, она им дарует ту же способность — создать свой персональный Рай и отправиться в нем накапливать знания, развиваться, усовершенствовать себя, чтобы, переродившись, подняться на следующую ступеньку эволюции. А тому кто, как наш завхоз Альбус Вульфрикович, вредил каждому встречному втемную все годы сознательной жизни, спасения не будет. За Граньи его ждет очень печальное приключение.

* * *

Литлл Уингинг, август 1993-ого года. Восемь вечера, пятница.

Смерть Пирса Полкисса позапрошлым летом не очень-то и задела мальчиков из банды Большого Дэ, как был известен в окресностях Тисовой белобрысый жирдяй Дадли Дурсль. Мой кузен. С Пирсом они дружили не то чтобы долгое время, каких-то три, от силы четыре месяцев. Но, даже мертвым, он оставил на невинных детских сознаниях свой темный отпечаток, меняя их душу кардинально. Если до знакомства с этим злым мальчиком дружки Дадли были обычными задаваками и мелкими хулиганами, после недлительного с ним общения, они восприняли всю его подлость, все его низкие замашки и зачастили в полицейский участок.

Вне зависимости от того, что банда вроде, как бы и распалась из-за того, что они стали посещать разные школы, а Дадли стал учится в интернате, но по уикендам они встречались и возобновляли все свои вредные привычки.

Побои ребятишек помладше, послабей или над тех, что делали ошибку выйти гулять в одиночку, не заканчивались лишь некоторыми ушибами и синяками. Дела иногда принимали весьма кровавую концовку, и поверженного ребенка Скорая уводила в Спешное отделение местной больницы. Домой к участникам банды Большого Дэ приходили представители порядка, Социальных и им приходилось посещать психолога своей школы. Их семьи, недовольные поведением наследника, наказывали тех урезанием карманных денег.

Ощутив на себя что это такое, быть нищим, те закономерно взялись за мелкие кражи из магазинов, кошельков из карманов встречных... Опять полиция ... Новые наказания от родителей.

И так, по кругу.

Пока им не пришла в голову блестящая идея про „попить чай”. Реально они несколько раз ходили друг к другу, пили чай, вели себя прилично, играли в телевизионные приставки. В общем изображали из себя пай-мальчиков. Но раз в месяц, утром, родным они говорили, что опять идут к другу в гости пить чай, но — каждый из них указывал случайное имя этого друга, чтобы родители запутывались — и на автобусе удирали в „большой мир”. В свободное плавание.

За весь год это сработало всего несколько раз, но и этого им было предостаточно. В Лондоне они сделали свой первый „большой удар”. Из незакрытой сумочки старенькой, хорошо одетой дамочки, засмотревшейся на красивую куклу за витриной детского магазина, они сперли бумажник с двумя тысячами фунтов стерлингов. Сума почти космическая для мелких хулиганов.

Если их забеги заканчивались лишь кражами, все было бы поправимо. Но это было не все. Однажды, в одном из тихих парков соседнего пригородья они натворили такое, что потом вспоминать даже боялись. Об ЭТОМ они не говорили между собой, не заикались даже. А встретив на улице девчонку, краснели и отводили взгляд в сторону. Но та глупая пигалица так рвалась пищать, что им пришлось ее заткнуть. Иначе сбежались бы взрослые и всех их отправили бы в зону. А в зоне им не хотелось.

Что мешало этой дурынде просто отсосать и забыть? Не лежала бы сейчас в сырой земле под случайным деревом.

Постепенно все стало бледнеть и забываться. Так или иначе, летние каникулы членам банды обещали большие возможности для развлечения. После обеда они собирались в городском парке Литлл Уингинга, на глазах у всех. На виду они качались на качелях, обменялись впечатлениями от последнего просмотра Терминатора. Вообще, пускали пыль в глаза прохожим, родителям, соцработникам, соседям. Создавали впечатление взявшихся за ум парней, а в действительности они обговаривали свой следующий поход в Лондон. Незаработанные собственным трудом деньги имели печально известное свойство быстро кончаться, а предки наказание безденежьем-то не прекращали!

И что говорить, если в сознании каждого из мелких преступников тлела глубоко скрываемая надежда найти там, в большом городе, более сговорчивую девочку, которая согласится за некрупную купюру отсосать им. Почувствовать что это такое, чтобы хвастаться перед сверстниками. Гормоны с того, неназываемого, необсуждаемого случая, продолжали бурлить неудовлетворенные, мешая засыпать. А просыпались они мокрые и красными от стыда.

День был выбран, тактика и стратегия набега обдуманны, осталось всего лишь два дня до долгожданного выполнения всех их грез.

Автобус из Литлл Уингинга до центра Лондона к десяти часам утра был полупустым. Проверяющий скосил взгляд в их сторону, но счел вполне нормальным то, что кучка тринадцати-четырнадцати летних парнишек ехали одни. Они уселись на своих местах на последнем сиденье и молча ожидали начало поездки.

В последний момент в салон автобуса вошла пара молоденьких, их возраста ребят, одетых во все белое. Парень был высоким, темноволосым и загорелым. Темные очки скрывали его глаза, но его взгляд на себя сидящие на последнем сиденье хорошо почувствовали. Новоприбывший был наглецом, однозначно. Его надо было хорошо проучить, обмакнуть его в этой сверкающей белизной рубашке и брюках с идеально оглаженными стрелками в грязь мусорных ящиков, лишив его заранее этих его дорогущих кроссовок.

А девочка с ним ... Оооо, это было другая песня. Девочка была..., она была богиней! Длиннющие, до зада вьющиеся светло каштановые волосы пахли чем-то цветочным. Даже до занятого им последнего сиденья автобуса дошел этот пьянящий аромат. Цвет глаз скрывали темные, как у ее парня очки, но, бог с ним, с глазами-то. Ротик, ротик какой у девочки классный!

Она была в белом платьице из какой-то особенной материи, потому-что оно, хоть и белое, переливалось перламутровыми оттенками всех цветов радуги. И шелестело, шелестело... Обещало рай и ад одновременно.

Мальчики свели горящие взгляды вниз, чтобы впасть в еще более неописуемое восхищение. Ножки девочки были уже как у девушки — с закругленными коленками, но стройные, длинные, загорелые и обутые в босоножки на каблучках.

Вид этой девочки/девушки манил и завораживал. И все они, не сговариваясь заранее, молча пообещали себе, что закрыв сопровождающего ее парня в какой-нибудь мусорный бак, хорошо с ней поразвлекаются.

* * *

Я смотрел на своего дальше некуда ожиревшего кузена и его дружков и меня тошнило от отвращения. Ощутив мое напряжение, Гермиона сжала посильней мою руку и дернула меня присесть, а не таращиться на наших жертв.

Лишь повернувшись к ним спиной я почувствовал идущий с их стороны и уже хорошо заметный запах преступления. Ладошка девочки легла на мое колено и придавило вниз, чтобы дрожь не была заметна сидящей на соседнем с нами бабушке сиденье. Та, что-то со своей стороны все-таки почуяла, потому-что скосила в нашу сторону взгляд и присмотрелась.

Ведьма. С нами на автобусе ехала ведьма. Потом, вдруг, она улыбнулась и тихим, вибрирующим от волнения голосом спросила:

— Простите, что напрашиваюсь без разрешения, но вы ведь сам Лорд Хогвартса? А это, — пальцем с заостренным маникюром указала она на Гермиону, — ваша Леди?

Я вздохнул. После устроенного мной шторма в волшебном мире, меня даже маглорожденные маги возраста Дамблдора узнавали. И радовались случайной встречи. Не знаю чему или кому я обязан тем фактом, но маги, простоявшие в близком со мной соседстве даже несколько минут, здравствовали. Болячки уходили, здоровье поправлялось, магия усиливалась, молодели. Наверно, у каждого по-своему получалось получить свою удачу, но из-за этой моей способности, всякий раз, появись я среди волшебников, вокруг меня начиналась такая толкучка, что потерпев некоторое время, чтобы не разочаровывать своих подданых, я аппарировал обратно в Хогвартс и вместе с Гермионой надолго отдыхал в ее первом открывшемся мире.

Чтож, мне ничего не стоило сделать добро этой милой старушке, больше потому, что головка любимой жены слегка поднялась с моего плеча и кивнула бабке. Я верю чутью Гермионы, она добрых людей воздушно-капельным методом находит.

Я продвинул к бабушке свою раскрытую ладонь и в ней немедля легла ее сморщенная, с пятнышками ладошка. Я стиснул чуть-чуть, чтобы усилить контакт и влил соседке крошку из моей неисследованной пока силы.

Старушка задохнулась, покрылась испариной. Сжав до крови губы зубами, она закрыла глаза и предалась ощущениям. Как мне рассказал Аберфорт, когда я проделал с ним то же самое, что сейчас с бабушкой, мою особую силу он почувствовал как необжигающий огонь, который разливался до каждой клеточки его организма. Огонь, который изменил там все, выжигая лишь накопившегося в хромосомах ошибки, возвращая их первоначальный, незатронутый временем и возрастом вид.

У меня на глазах старушка стала молодеть. Поседевшие, стянутые тугым узелком волосы налились цветом, становясь темнорусыми и густыми. Шпильки из узла вылетели, освобождая роскошную прядь прекрасных волос. Кожа ее лица стала подтягиваться, лишаясь старческих пятен, бородавок, лишних женщине волосков. Щеки заполнились и округлились, по ним заиграл румянец. Веки, ранее прикрывавшие глаза ведьмы встрепенулись от внезапно выросших длинных и густых ресниц. Тонкие, вразлет бровки дерзко очертили глаза.

— Мерлин, какое божественное ощущение! — воскликнула ведьма, резко открыв глаза цвета ..., хм, не знаю как называется этот цвет, смесь зеленого и светло коричневого. Засмеявшись, у нее на щеках появились веселые ямочки. — Лорд, Леди! Я вам обязана до конца своей жизни. Меня зовут Берта Боттс, вы мое имя слышали?

— Конфетки Берти Боттс? — удивилась Гермиона.

— Те самые, Леди!

Я хмыкнул и краешком рта улыбнулся ста..., дамочке:

— Не пропадете, да?

— Нет, не пропаду. Но, если моя помощь, любая помощь вам, милорд и миледи, понадобится, я клянусь своей магией, всегда приду и помогу. Чем могу.

Золотистое сияние клятвы подтвердило слова миссис Боггс и я отпустил ее руку.

Та вынула палочку и легонько провела ее по сеея. Сразу ее одежды старушки изменились на короткое, выше колено пестрое платье и босоножки на высоком каблуке. Маникюр стал ярко красным, далее она продолжила выше, но мне стало бнеинтересно и я отклонил свой взгляд, устремив его вперед, чтобы узнать приехали ли мы уже на остановку, где обычно вылезают Дадли с бандой.

Еще не доехали, но были уже близко. Я повернул голову назад, чтобы посмотреть на свои жертвы. Те стояли как холодной водой облитыми. Остальные не поняли до конца чему конкретно стали свидетелями, но не и Дадли. Он сидел с побледневшим лицом и смотрел на меня взглядом узнавания. И страха. Я мелком просканировал его сознания. Дадли вдруг вспомнил подзабытой картины побитого на шпиле кладбищенской оградки высушенного трупа Пирса Полкисса. Вспомнил, что обещал — нет, божился и клялся мне, что никогда, ни при каких-либо обстоятельствах не продолжит дружить с отморозками из своей бывшей банды.

Но я встретил его с Гордоном, Дереком и Малькольмом вместе, во время их не первой куда-то поездки с противозаконными намерениями. Ага-ага, и с нехорошими намерениями насчет меня. Но я не в счет, мы с ними в догонялки не впервые играем. Они с моей женой, с моей ненаглядной Гермионой думали издеваться!

Я снял очки и посмотрел на мальчиков на последнем сиденье своим фирменным взглядом. Саххеш говорил мне, что в такой момент угадывается моя анимагическая форма, потому что радужная оболочка моих глаз размером увеличивается, становится ярче, а зрачки суживаются становясь вертикальными черточками. Для маглов жуткое зрелище. Те, заметив изменения во мне, тесно прижимаются к своему главатарю Дадли, но тот дрожит больше всех. Потому что знает что их в дальнейшем ничего лучшего не ожидает.

— Может, не надо, — до меня какбы издалека доносится голос миссис Боттс.

— Не вмешивайтесь, мадам! — резко прерывает ее Гермиона. — Это семейные дела Гарри.

Даже я просто зрителем побуду.

Автобус останавливается. Я, прощаясь с нашей попутчицей, махнув рукой, чтобы та перестала благодарить, кивнул головой Дадли и тот несмело пошатнулся к выходу, За ним чередой поплелись один за другим его дружки. Процессию закончили мы с женой.

В самом далеком уголке городских кладбищ, где лежали давно умершие и всем забытые люди, могилы которых тонули в зарослях и ковре несобранной много лет листвой, мы аппарировали всю группу кузеновых отморозков. Те дрожали, бледнели и затравленно подглядывали на меня, внезапно вспомнив прошлое лето и случай на кладбище своего родного городка. Теперь уже поняли кто Пирсу Полкиссу устроил ту ужасную, необычную смерть.

— Ну, граждане преступники малолетние, говорите! — обратился я к ним. — Рассказывайте как прошел ваш год, чего вы натворили. Дадли, ты первый!

Мой жирный кузен потел как в воду опущенный. Ну, скоро высохнет.

— Гарри, я ничего, это все они! — стал оправдываться он, не замечая удивленные глаза своих дружков. — Клянусь, я только смотрел, все сделали они.

— Дад, ты че? — воскликнул Дерек. — Это ты держал малявку, пока я снимал с ней трусы...

— Что-а? — возвысился голос Гермионы и полог тишины над нами замерцал, принимая ее выброс силы себе на усиления.

— Тише, тише, милая! Не вмешивайся, это мои разборки, моя месть и мое наказание. — Девочка рядом сникла, замолкнув. — А вы, паразиты что сморозили дальше?

— Что-что, того, — вздернул бородку Гордон, очевидно гордясь собой. — В конце, прикопали ее.

Дааа, дело было хуже, чем я думал.

— Гордон, посмотри мне в глаза и хорошенько подумай где закопали девочку.

Всхлип Дадли привлек мое внимание. Перед штанов моего толстого, избалованного кузена быстро темнел от непроизволного мочеиспускания. Описался, короче.

Гордон послушно вытаращился и в его мыслях я увидел место под деревом в парке.

— Хватайтесь за руки, я всех нас перемещу, — крикнул я и через секунду мы оказались под кроной молодого дубка в незнакомом парке. Рядом сотволом дерева висел призрак маленькой, восьми-девятилетней девочки с двумя хвостиками на головке и припущенными шортиками на коленях.

— Бедная девочка, — всхлипнула тресящаяса от жалости Гермиона.

— Смотри, — привлек я ее внимание к своим действиям. — Девочка, скажи мне как тебя зовут. — Я поднял руку, тыльной стороной к ней, чтобы та заметила невидимый для живых знак Смерти на коже.

— Меня звали Зои, — встрепенувшись ответила мне призрак. — Зачем привел ко мне этих ужасных мальчишек, они сделали мне больно, обижали, наконец убили.

— Зои, ты осталась здесь потому что они все еще живы и ты неотомщенна. Я помогу тебе, Занавес откроется и ты сможешь уйти на перерождение.

Ее личико сморщилось и по щечкам потекли призрачные слезы.

— А можно мне опять у моей мамочки родиться? — попросила она, не заметив, что поставила меня в тупик. Я не знал могу ли устроить ей это.

— Я могу тебе помочь, Зои, но только если твоя мама уже беременна, — внезапно сказала Гермиона. — Но сначала ты должна сделать то, что прикажет тебе мой муж.

Девочка-призрак плеснула руками, не произведя реальный звук, который могли бы услышать ее будущие жертвы. Они ее и не видят вобщем. Кроме Дадли, который сквиб.

— Вы женаты? — пискнула Зои. — Я тоже хочу замуж.

— Потом, потом, Зои, — остановил ее восторги я. — Посмотри на мальчиков и укажи на того, кто обидел тебя больше всех.

Она проплыла вперед и указала на Дерека.

— Скажѝ мне, милая, кто из них снял твои трусики? — Она снова указала на Дерека. — Что еще они делали?

— Они трогали меня... там, потом трогали себя... Потом щипали, кусали, в конце придушили, — она навзрыд плакала, но я должен был знать все.

— Кто душил? — Она указала на Малкольма. — А этот, толстенький, что делал?

— Этот? Он дергал остальных прочь от меня, плакал и кричал остановиться. Но копал мне гроб руками, как все другие.

— Хорошо. Теперь, милая, подумай хорошенько. Ты хочешь их наказать? — Та кивнула головкой. — Ладно. Начинаем с тем, кто душил тебя. Представь себе, что держишь его ручками — сбежать он не сможет, и кусаешь его. А потом пьешь из него как соломкой сок пила. Поняла? — Та снова затрясла хвостиками. — Тогда вперед, Зои.

Своего поседевшего кузена я лично отвел домой и передал испуганной моим появлением тете на руки. На ее чуть не сорвавшихся с губ протесты кузен, махнув рукой, просто сказал:

— Я сам виноват, мама, — и отбыл наверх в свою комнату.

Выскочившего и попытавшего качать права Вернона остановила Гермиона, приласкав того Ступефаем и тот в конце полета, прилег на диване обдумывать свое отношение к своим непростым, но родным племянником.

— Гарри, что случилось? — Спросила, проследив глазами полет своего китообразного мужа до его приземления на диван, тетя Петуния.

— Случилось то, тетя, что дружки Дадли прошлой осенью пытались насиловать маленькую девочку в Лондоне. Слава Богу, не успели, потому что сами они еще дети, но это никак не помогло бедной девочке. Они ее придушили и закопали. — Тетя, бледная как ее любимый фарфоровый сервиз, прикрыла свой рот рукой и перестала дышать. — Дадли в этом не участвовал, остался только свидетелем. Но помогал закапывать трупик. Поэтому, он остался после мести призрака погибшей живым. Я в его разум внес свои коррективы, он будет помнить всю жизнь свое преступление, но не сможет никому ничего рассказать. Вы с дядей тоже, кстати. Я рассказываю это тебе, потому что утром найдут повешанные на ветках одного дерева в том парке высушенные досуха трупы всех друзей Дадли. Придут полицейские. Вы им скажѝте, что Дадли три дня уже болеет гриппом, ходит с высокой температурой, по двадцать раз здоровается с белым другом и никуда не может выходить. Я обо всем позаботился, — закончил я и прислушался к сливанию воды в унитазе на вернем этаже.

— А волосы придут в порядке к утру, не бойтесь, миссис Дурсль, — вмешалась Гермиона. — А не угостите ли родственников завтраком и хорошим чаем, случайно?

— Знакомьтесь. Тетя, это моя жена, миссис Гермиона Джейн Поттер, Леди Слизерин.

Глаза тети Петунии становятся круглыми и размером с чайных блюдец, которых на тот момент вынимала из буфета в гостиной. С своего места на диване фыркнул дядя Вернон, но замолк, когда я посмотрел в его сторону.

— Тетя, бросай этого. Разводись, а? Я подлечу твои магические каналы, твое ядро, заберем тебя с Дадли в Хогвартс. Будем там жить. А этот пусть дальше сам плавает. Тебе в подарок Альбус Дамблдор на должности завхоза моего замка. Что скажешь?

Глаза тети Петунии загорелись как две звездочки.

Скажу вам в конце, чтобы не удивлялись моему решению — семья есть семья. Родная кровь не водица, чтобы проливать ее по сточным трубам. Петуния — сестра моей матери. Я забуду все плохого, что между нами случилось, я великодушный. Приму Дадли в свою семью в качестве побочной ветви, найду ему ведьму в невесты, пусть плодятся и рожают мне племянников.

Я посмотрел в глаза моей Гермионы, нашел в них понимание, согласие и восхищение. Притянул ее к своему сердцу, зарыл нос в ее пушистые сладко пахнущие волосы и вздохнул.

Жить можно. И нужно. Не только наслаждаясь, но и работая своей работой Повелителя Серого мира, помогая неушедшим уйти и добываясь справедливости в каждом отдельно взятом

случае.

~ ~ ~ К О Н Е Ц ~ ~ ~

<hr />Примечания:

Я много чего еще хотела добавить, но моя бета затерялась внезапно и последние две главы долгое время стояли неотредактированные.

Если кто-то из читателей хочет бетить мои работы, буду писать в ускоренном темпе истории подлиннее.

Спасибо, что приняли эту мою работу.