Берег моей надежды (гет)

Поздний вечер. В кабинете адвоката Миронова, выходящего окнами на большой проспект, были плотно задернуты шторы. Пока неестественно бледная Аня по настоянию отца делала себе кофе в кофемашине, Виктор Иванович за каких-то 10 минут решил все финансовые проблемы дочери. Ликвидировал смешную, по его меркам, задолженность по кредитной карте, а ознакомившись со счетом от Клюева, тут же перевел деньги и для юриста.

Выслушав Анну, адвокат Миронов, по большей части одобрил действия Андрея Петровича и решил завтра непременно зайти к нему, чтобы ознакомиться с собранными по делу дочери документами. Виктор Иванович подобные схемы мошенничества со страховыми выплатами естественно знал, только не думал, что жертвой автоюристов станет его, и водительских прав то не имеющий ребенок!

Искоса он смотрел, как старшая дочь, сняв туфли, забралась на диван и, совершенно по-детски поджав под себя ноги, осторожно пила из стакана горячий кофе. Виктор Иванович прекрасно видел, что Анна расстроена.

— Значит, 2 месяца пыталась самостоятельно собрать деньги на выплату и для этого устроилась на вторую работу? Похвально, конечно, но глупо! Я ведь заметил, что ты почти перестала появляться дома. Думал, влюбилась! Мы несколько недель виделись лишь изредка. А ведь у тебя время сейчас — один из самых важных ресурсов!

Дочь по-прежнему молчала, не пытаясь оправдываться. Виктор Иванович дрогнул и сел рядом.

— А вот что грустно, что ты, Анюта, скрыла от нас это происшествие. Поверь, для нас, родителей, главное, что вы с Тоней остались целы и невредимы. А что касается того, что тебе не стоит садиться за руль, то ты и так все поняла, наглядно, так сказать, все вышло. Еще и сама себя упорно наказывала два месяца. А теперь что?! Повинную голову меч не сечет.

Виктор Иванович заключил дочь в объятия и просто растаял от отцовской нежности к своей уже взрослой малышке.

— Скажи мне, дочь, для чего нужны близкие? Ну, к примеру, родители?

— Чтобы любить? — грустно, но нежно улыбнулась отцу Аня.

— Чтобы помогать, если нужно. Для меня закрыть твой долг — это просто нажать несколько кнопок в приложении банка!

Аня была необычайно бледна, только ее глаза горели странным лихорадочным огнем. Слушая отца, она, в основном, помалкивала, мыслями все время возвращаясь к недавней сцене в кабинете Штольмана. Господи, она сегодня в первый раз была так зацелована мужчиной. Вот, как это бывает, как это могло бы быть с ним ...сладко, словно ты в раю. И сразу под ледяной душ. Папа ее жалел, но ему о разбитом сердце не расскажешь.

Аня потупилась.

— Расскажи мне теперь про собаку, — потребовал отец.

— Машина Яков... второго участника аварии зацепила шестимесячного щенка, довольно крупного. Не знаю, как уж Малыш там оказался. Наверное, он потерялся.

Я не могла его там оставить. Мне помогли, и собака два месяца пробыла в ветеринарной клинике. Ей сделали операцию, но пока, к сожалению, задние конечности просто повисли. Серьезная потеря чувствительности. Щенок словно забыл о их существовании!

— Где он сейчас?

— В семье второго участника ДТП. Эти люди были так добры, что забрали его себе. Есть большая надежда, что Малыш восстановится.

— Анюта, ну ты же знаешь нашу маму. Если она видит грязь, то становится невменяемой... нам нельзя его домой.

— Да, знаю, — грустно кивнула дочь.

Ехать домой ни Анне, ни ее отцу не хотелось. Виктор Иванович надеялся еще немного побыть со старшей дочерью вдвоем.

— Анюта, ты мороженое будешь? Поедем в кафе? — предложил он.

— Мороженое... Ну, пожалуй, можно. Но тогда с ликером! — поддержала его дочь.

— С ликером, так с ликером! — усмехнулся отец.

В маленьком кафе в центре было малолюдно. Виктор Иванович с дочерью сели за широкий стол у окна. Сделав заказ, Анна задумчиво теребила бахрому у красного абажура настольной лампы и молчала. Мыслями она была далеко.

Виктор Иванович задумчиво смотрел на дочь. Ситуация, в целом, понятна. Но она не объясняет все странности поведения Анны. Заболела? Переутомилась? На работе проблемы?

Улыбчивый официант принес целых 5 шариков сливочного мороженого и торжественно поставил перед девушкой.

Виктор Иванович искоса смотрел на дочь, собираясь с мыслями.

— Анюта, ты прости мою настойчивость, но у тебя еще чего-нибудь не случилось? Ты сама не своя.

Анна растерянно тронула ложечкой порядком подтаявшие шарики мороженого.

В ответ на вопрос отца она пожала плечами.

— Случилось, наверное. Знаешь, как оно бывает. Я влюбилась, а чувства оказались не взаимны... Мы просто друг друга не поняли.

Виктор Иванович смотрел, как нежное лицо дочери, и без того грустное, стало откровенно мрачным. Уголки ее губ опустились.

— Я не знаю, что это за идиот... — в сердцах вспылил отец и сел поближе к дочери.

— Папа! — предостерегающе подняла глаза Анна.

— Я не ругаюсь, не ругаюсь..

Виктор Иванович крепко обнял дочь за плечи.

— Аня, ты обязательно встретишь того, кто полюбит тебя всем сердцем. Поверь, тебя невозможно не полюбить.

— Каждый отец говорит дочери подобное, — усмехнулась Анна.

— Может быть, я немножко не объективен, но глаза то и душа у меня на месте. Ты — красавица, заканчиваешь медицинский, редких душевных качеств человек. Поверь, дочь, я же знаю людей, сколько в адвокатуре работаю, всего навидался достаточно. Ты — сокровище, а кто обидел тебя и не понял своего счастья — просто идиот.

— А вдруг я больше не полюблю?

— Полюбишь. Ты создана для любви! — убежденно ответил отец.

--

Полночи у Штольмана прошло в полудреме, вернее полубреду. Сказывался общий стресс и интоксикация. Иногда Яков забывался и невозможно было понять, где сон, а где реальность. Всюду была Анна.

Тот первый поцелуй был настолько сладок, что не отпускал его. Если одна-единственная женщина столь желанна, то может, стоило быть с ней поделикатнее?

Он видел себя и ее обнаженными. Они лежали на белых простынях. Огромная кровать гостиничного номера. Его сухие теплые губы и ее нежная кожа. Ее длинные мягкие волосы струились по его пальцам. Ее руки обнимали его за шею, гладили его затылок. Она шептала его имя, а он целовал ее узкие ладони, руки, плечи, шею.

Проснулся Яков на удивление нормально, никакого абстинентного синдрома. Так ли пьян он был вчера? Хотелось хоть как-то оправдаться перед собой за ту отвратительную сцену, но нет. Память услужливо подсказывала подробности произошедшего:

Его рука, попытавшаяся резво ощупать ее притягательные бедра, ее распахнутые от удивления глаза, его циничные слова и ее горькая отповедь. Анна обиделась. Да какое там обиделась, она оскорбилась. Это он, лихо так, с ходу оскорбил ее.

Штольман застонал от сожаления и уткнулся в подушку. Эмоциональное похмелье мучило почище физического.

Анна нужна была ему, как глоток воды умирающему от жажды.

Яков понял, что именно он нуждался в ней, в ее теле, в ее тепле, а не она в нем и его деньгах. Что, черт возьми, он вообще знает об этой девушке?!

Вчера он перегнул палку, самонадеянно решив, что понял ее, что знает ее. Додумал так, как себе удобнее. Что в его предложении все рационально и разумно, от такого не отказываются. Исправить? Да это только вчера все было легко и просто. Сегодня девушке и в глаза посмотреть будет стыдно. Еще бы, такую ересь понес. И возможности такой объясниться уже не будет. Да и что он скажет?!

В обед к Штольману заглянула секретарша.

— Яков Платонович, к вам тут мужчина, говорит что юрист. Просит принять его.

— Сначала в юридический отдел! — отрезал Штольман.

Секретарь решилась поспорить.

— Но он говорит, что по другому делу. Касательно аварии, произошедшей в начале сентября.

— Пусть войдет! — сразу передумал отправлять посетителя в юридический отдел Яков.

Он уже почти забыл об аварии, а юристы, посмотрите-ка, все еще работают.

В кабинет вошел респектабельный молодой человек с чуть высокомерной, но дружелюбной улыбкой.

— Добрый день, господин Штольман. Меня зовут Андрей Петрович Клюев, я представляю интересы Анны Викторовны Мироновой, это с ее автомобилем Лада-Ларгус вы столкнулись в сентябре!

— Что же вы хотите?

— Для начала задать несколько вопросов, если вы позволите?

— Задавайте, — кивнул Яков.

— Простите мое любопытство... В прошлом году вы оперировали мне разорванный мениск. Не помните?!

Вопрос юриста был совершенно не к месту. Штольман его помнил, но совершенно по другому поводу. Это этот пижон увозил Анну из Меда.

— Как правило, я запоминаю сам факт операции, особенности восстановления, но не лица, — немного раздраженно сказал Штольман. Не смог сдержаться.

— Понимаю, это профессиональное... ну, что же, ближе к делу! — не стал заострять внимание Клюев.

— Да, пожалуйста, — нетерпеливо сказал Яков.

Ему совершенно нечего было скрывать, тем более от Анны.

— Какую сумму вы получили по страховке?

— 315... Нет, 320 тысяч рублей.

— Когда вы получили их?

— Довольно быстро, как только заключил с юридической конторой договор уступки права требования. Признаюсь, я был слишком раздражен ситуацией с аварией и не хотел более пересекаться с ее виновницей или возиться с документами.

— Понимаю ваши чувства на тот момент, — понятливо кивнул Клюев. — Так делают многие потерпевшие. Но заключив договор цессии, вы развязали руки нечистоплотным оценщикам и автоюристам. По итогам их действий страховая компания предъявила моей клиентке претензию на 1 миллион 200 тысяч рублей.

— На сколько?!

— Да, вы не ослышались. Вот копия претензии, — любезно передал документ Клюев.

Яков в состоянии возмущения и нарастающего гнева читал бумаги. Все верно. Вот почему этот нелепый кудрявый цыган пришел к нему домой разбираться! Вот только ничего объяснить нормально не сумел. А самому Якову гордыня не позволила поговорить спокойно. Штольман вспомнил безобразную драку и поморщился.

— Кстати, господин Штольман, хочу предупредить вас, что через несколько месяцев налоговая неминуемо пришлет вам требование об уплате налога с дохода. Это тоже выйдет сумма приличная — около 150 тысяч рублей.

— Я пока не знаю, что сказать. Я в шоке, — признался Штольман.

— Если вы готовы пойти нам навстречу, предлагаю поучаствовать в судебном разбирательстве в качестве третьего лица. Я хотел ограничиться только гражданским иском, но семья моей доверительницы настаивает о том, чтобы заявить на действия автоюристов в полицию. Соответственно, вас могут привлечь как свидетеля, а то и как потерпевшего, потому что вы тоже по итогу понесете имущественный ущерб.

— Да, конечно, я окажу любую помощь следствию, — согласился Штольман. — Я о таком даже подумать не мог!

— Очень рад, что вы все понимаете и готовы идти нам на встречу, — искренне обрадовался Клюев.

— Я могу что-то еще сделать для Анны... Викторовны?

— Не переживайте. Ваше согласие уже поможет. По моим прогнозам сумму выплаты удастся уменьшить наполовину. Я сегодня утром имел обстоятельный разговор с отцом девушки. Он полностью оплатил расходы, но полон решимости наказать нечистых на руку дельцов. Кстати, известный в нашем городе адвокат, Виктор Иванович Миронов. Слышали о таком?

— Нет, не приходилось, — растерялся Штольман.

Слишком много новостей за один день.

— Очень хороший специалист, профессионал своего дела. Зная его, уверен, что он вцепится в обидчиков дочери похлеще бультерьера. Жаль, что Анна Викторовна сразу к нему не обратилась. Сэкономила бы много нервных клеток! Вот такая самостоятельная молодая леди. Сама въехала в чужую машину, сама хотела все решить. Не вышло! Ну, господин Штольман, всего доброго. Я буду держать вас в курсе дела! — Клюев деловито подал Якову руку, дождался ответного рукопожатия и был таков.

Неловкость — было самым мягким словом. Чувствовал Штольман что-то поболее. Ни одно из слов или выражений не отражало реальной гаммы чувств. Растерянность? Гнев? Стыд? Он же так нелепо подставил хорошую девушку. А потом очень "благородно" предложил решить все ее проблемы. Какой же он вообще мужчина после этого... Яков взял со стола записку с извинениями. Он писал ее утром. Штольман перечитал записку, смял и бросил в урну.