Слизеринский Лев (джен)

Последующий рассказ был записан со слов Гермионы спустя довольно значительное время после этой ночи; когда она сама смогла осмыслить свой опыт и подробно описать всё, что произошло. По её собственной воле — хотя я множество раз повторял, что это совсем не обязательно включать в мои записи. Но она была настойчива, и мне ничего не осталось, кроме как позволить ей поделиться этим.

Помню, что на следующее утро после той самой встречи она выглядела совсем иначе, так что все сразу успокоились, и Эдмунд поверил Рону в том, что ей надо было всего лишь подумать, а Сириус убедил себя в том, что она просто вспомнила о том, какая она сильная и поверила в себя. За завтраком у девочки проснулся волчий аппетит, так что Рон и Лаванда только руками развели. А ещё она даже попробовала заплести свои непослушные кудри — коса вышла неаккуратная, топорщилась и разваливалась, а вставленный в неё «для красоты» стебелек клевера и вовсе выглядел комично, но оставшиеся девочки пообещали ещё научить её искусству заботы о волосах, говоря, что сложного ничего в этом нет.

Помню, как она подбежала ко мне, когда мы закончили завтракать, как выделывала непонятные жесты руками, что-то тараторила, «Профессор, профессор, Вы не поверите…», а я стоял, допивая воду из фляги, и думал про себя «Уж я-то, наверное, поверю».

Впрочем, отложив в сторону мой постоянно просящийся наружу сарказм, никогда не видел её настолько похожей на настоящего ребенка, даже не на подростка, что считает себя правее всех во всём, а именно маленькую девочку, готовую задавать вопросы и получать на них неожиданные ответы.

Итак, я оставляю все возможные недосказанности и личностные суждения на совести мисс Грейнджер.

* * *

Проснулась я оттого, что мне стало тепло — слишком тепло, как не бывает даже самым жарким летом, как будто я приблизилась к солнцу. Раскрыла медленно глаза — и в них как раз попало это слепящее свечение. Первой мыслью было, что начался лесной пожар и надо бежать. Потом я разглядела звериные черты, эту огромную пасть, клыки, массивный нос, сильные лапы с острыми когтями…

И хотя я сама ждала встречи именно со львом, мои инстинкты сразу же взяли своё — и, конечно же, я напугалась. Даже взвизгнула тихонько, как мышонок — ведь Лев казался в стократ больше, свободнее и мощнее, чем все львы, которых я видела в цирке, зоопарке или в передачах Би-би-си. На Трусливого Льва из сказки он тоже похож не был — Полумна права.

Потом опомнилась — если это тот, кого я ждала, Он меня съесть не должен.

Или наоборот, должен.

Я же про Него столько гадостей наговорила, что будь я сама львицей — такому человечишке бы не повезло.

— Ты хотела узнать, дочь Евы, когда вы вернётесь домой и почему Я не явился к вам сразу… — начал говорить со мной зверь и зычный, глубокий баритон как будто разносился по всему лесу.

— Это уже не надо. Извините. — помотала я головой; не то от страха, не то действительно поняла: теперь не это важно.

Да и Он, наверное, знает, что я с этим уже смирилась и пришла с другими вопросами… Ладно, подумала я, не буду решать за Него, что Он знает и зачем что говорит. Ещё сильнее запутаюсь.

А сколько вопросов я для Него готовила! Про меньшинства, про права, про женщин, про браки, про всё… Мне казалось, что я сумею его легко победить в дебатах на все эти темы. Ведь на моей стороне наука, на моей стороне прогресс, на моей стороне… Забавно, раньше мне казалось, что я была бунтаркой, но теперь я вижу, что на моей стороне ещё и весь магловский и магический мир.

А теперь я не хочу даже думать об этом. Не для Него эти подвохи, это подковырки, эти софистские приёмы. Он их опровергает ещё до того, как я сформулирую тезис.

— Вы меня… Не ешьте. Пожалуйста.

«Вот зачем ты это сказала, Гермиона? Умная, называется. Разве бывают животные, которых так остановишь?».

Кажется, Дэвид Аттенборо точно что-то рассказывал про то, как вести себя при нападении льва. А я забыла. Знала бы — на кассету записала и каждый день пересматривала…

— Я про Вас столько всего думала. Плохого. И говорила тоже. — бормотала я, стараясь не смотреть на пасть. И мне казалось, что если я на неё посмотрю, то на золотистых мягких губах Льва появится кровь и белая пена.

— В тебе говорит стыд или страх?

— Да. В смысле, нет… То есть, я…

— Обо Мне рассказывают многое. В том числе и что Я могу поглотить что угодно. И тебя в том числе. — произнёс Он всё так же грозно, но не угрожающе. Грозно и спокойно? Так вообще бывает? Так или иначе, мне почему-то расхотелось бояться.

Ну, вообще львы не разговаривают с жертвами перед атакой.

Да и вовсе не разговаривают.

Наверное, не надо дрожать.

Если бы хотел — съел бы уже?

— Я заслужила, наверное. Я ведь… Вы же знаете про ведьму? Должны знать. Я для Вас, ну… Враг. — промямлила я, прижимаясь спиной к дереву.

— Я не враждую ни с кем из детей Адама и Евы. — поправил меня Лев. — Пускай некоторые из них и пытаются враждовать со Мной.

«Я, к примеру» — попробовал пошутить мой внутренний голос.

— Простите меня, если можете. Полумна была права, это не Вы за меня решали. — тяжело сглотнула я — Но как мне тогда быть? Ведь мне казалось, что я умею выбирать между правильным и неправильным, но теперь, как ни странно, мне хочется… Чтобы кто-то выбрал за меня. Вы, например. Ну, или не Вы, но кого ещё спрашивать, я не знаю.

— Ты извиняешься, но так и не меняешь себя. — произнёс он так строго, меня будто холодной водой окатило.

— Почему? — искренне удивилась я.

— Потому что ты всё ещё видишь во Мне не того, кем Я являюсь. Только если раньше ты ругала Меня за то, что я отнимаю у тебя выбор, теперь ты молишь о том, чтобы Я его отнял.

— Но у меня же не получится! — чуть не заплакала я, хороня этими словами «отважную гриффиндорку», «сильную женщину» и всех этих кукол, что когда-то притворялись мной.

— Я бы не оставлял тебе этого выбора, если бы у тебя не могло получиться.

— Но у Вас же выйдет лучше!

— Это и есть свобода, Гермиона.

Кажется, последние слова Он даже прорычал и волосы у меня встали дыбом. И я наконец подняла глаза и увидела Его морду, точнее, лицо — и я как будто где-то видела его уже, где-то в магловской живописи… Мне не хотелось отводить глаз.

— Зачем нужна свобода, если она не делает жизнь легче? Я потому и всегда хотела нести другим свободу, что думала, что им будет проще жить. — я устало потёрла виски.

— И в этом была твоя ошибка. Ты не думала о своём собственном выборе.

— Конечно. Я-то думала, что я его уже совершила и не изменю.

— Как видишь, оказалось всё совсем не так. — наверное, Он даже улыбнулся в этот момент; или ухмыльнулся, как профессор Снейп иногда делает.

— Вот ответ, как не быть ведьмой. — начал Лев, подходя ближе ко мне и укрывая меня своим светом.

Да, Он именно так сказал — не «как не стать», а «как не быть».

— Для начала тебе следует попробовать сосредоточиться на своём выборе, столь тобой желанном. И дело здесь не в равнодушии. И не в бессердечии.

— Но я же хочу помогать другим…

— Чтобы спасти других, сначала надо попробовать спасти себя.

— Я совсем запуталась. — пожала я плечами — Видимо, я вовсе не умная, такая же глупышка, как и Лаванда...

А вот теперь Он действительно меня напугал, у Него глаза так блеснули, будто вспышка грома, что я язык сразу же прикусила.

— Извините. — прошептала я, понимая, что это лучше бы Лаванде сказать.

— Над этими загадками бьют головы множество лет лучшие учёные мужи разных земель. Тебе удалось коснуться малой части этого знания и в этом ты уже сильнее тысячи мудрецов. Это означает, что твой путь только начался. Учись, Гермиона, как ты всегда и желала.

Я уже не знала, хотела ли я хоть когда-то действительно учиться. Возможно, когда-то в очень раннем детстве, когда дёргала родителей, чтобы рассказали то да это… Они иногда рассказывали, но чаще просто давали необходимые книги и показывали телепередачи. А вот потом школа, обе школы, они со мной что-то не то сотворили. Так давно я не видела никаких альтернативных мнений, никаких новых идей и точек зрения. Как попугай я твердила то, что мне говорили наиболее известные маги и маглы, но теперь, когда я узнаю что-то действительно новое и свежее, мне страшно, как будто я касаюсь учебника тёмной магии. Потому что совсем чужое, запрещенное, самое страшное табу. Потому что нельзя — и всё тут. Правила такие.

И Он понял меня, и своим львиным носом как будто слегка меня подтолкнул. Мне тогда вспомнилось, как я сама говорила Полумне «какая разница, что я хочу, Он либо есть, либо Его нет».

И поняла, что вряд ли у меня была бы возможность не стать… не быть ведьмой, если бы Его не было.

Но Он есть. Значит, у меня есть и то самое право выбора.

Надо теперь только понять, что именно выбирать. Во всём, в жизни, в политике, в идеологии, в отношении к друзьям и врагам… Я бы могла у Него всё это расспросить, записать в блокнот, но что-то об этом не подумала, слишком уж тепло и хорошо было, и так легко было с Ним расставаться, зная, что это не навсегда. Сама разберусь. С Его помощью, но собственными силами. Он же сам именно этого от меня и хотел.