Сага о Сакши́. Книга 2. Здравствуй и прощай (гет)

Прошло десять дней. Разведчики, посланные проверять историю Хань Джуна, ничего толкового разузнать не смогли. Да, в городе на юге он купил большое имение, поселился там с младенцем и нанял кормилицу. Соседи решили, что это только что овдовевший отец с новорожденным сыном. Жили очень уединённо, ни с кем не общались. Их жалели, но в дружбу не набивались. Год назад семья снялась с места и уехала, усадьбу продали за среднюю цену. Вот и всё, что удалось выяснить. Вкупе с проявившейся золотой чешуёй, в которой придворные маги тоже не нашли ничего наколдованного, выходило, что история вроде бы достоверна.

Разумеется, нашлись в Ливэе те, кто помнил имя главнокомандующего Хань Джуна. Оно и в библиотечных свитках, прославлявших его подвиги, упоминалось сотни раз. Жаль, портрет бесследно сгинувшего военачальника не сохранился. И поскольку в последние двести пятьдесят лет никому из жителей Юшэнга не удавалось перешагнуть пятидесятилетний рубеж, в лицо его никто, естественно, не помнил. А стало быть, личность этого "приёмного отца" якобы принца Лин Тая под бооольшим вопросом, как и личность самого пресловутого принца. Бай Лин не верил ни одному их слову. И потому ещё никогда и ни за кем так не шпионили здесь, во дворце, как за этими двумя, причём совершенно открыто.

Бай Лин часами пропадал в хранилищах артефактов, изучая остававшиеся неизвестными те, которые могли помочь вывести на чистую воду этих двух.

Вилан тоже вела себя странновато, словно старалась оставаться около него как можно реже: просыпалась, одевалась и сбега́ла, целыми днями пропадала во дворце, изыскивая себе дела, и, вероятно, даже переселилась бы в свои комнаты, если бы это не вызвало немедленных расспросов. Забравшись в кровать, засыпала прежде, чем голова долетала до подголовника. В конце концов, Бай Лин поймал её за руку и спросил прямо:

— Ты меня избегаешь?

— Нет, — вытаращив честные глаза, заверила Вилан и тут же ушла от ответа: — Тебе не обо мне сейчас нужно думать. Разбирайся со своими делами, сколько потребуется. Я подожду, когда ты станешь свободнее.

В своих покоях она рукодельничала, торопясь закончить своё творение, старательно прописывала иероглифы и к концу недели уже могла прочитать несколько простеньких слов. Мальви частенько присоединялась к ней, вдвоём они коротали вечера. В один из дней под дверью своей гостиной сильфида обнаружила запечатанный листок коричневой бумаги и прикреплённую к нему алую розу с роскошными бархатистыми лепестками. Откуда здесь цветы зимой? Вилан торопливо сломала печать, решив, что это записка и цветок от Бай Лина. От кого ещё можно было ожидать сдержанный, скромный и ласковый знак внимания? Увы, она не смогла прочесть ни слова, и Лала тоже ничем не помогла. Да и какой смысл Бай Лину писать ей, когда он знает, что Вилан не умеет читать и писать по-здешнему. Она поставила цветок в вазу, а записку кинула в камин, не видя в ней ни малейшей ценности.

— Ты обзавелась тайным поклонником, — усмехнулась Мальви.

— За подобную дерзость в человеческих царствах отрубают головы, — пожала плечами Вилан и забыла об этом мелком происшествии.

Её беспокоило другое: в последние дни она чувствовала себя не так хорошо, как раньше. Её как будто становилось всё меньше. Словно тело растворялось в здешнем воздухе и душа совсем съёжилась, как бы стараясь занимать поменьше места. Юшэнг возвышался над ней, горами вздымался вокруг, а сама она становилась всё ниже и меньше. Всё прозрачнее. И порой сама не понимала, существует ли ещё. Вилан пробовала летать, но и взлетать оказалось тяжело, и сил на долгие полёты не хватало, быстро накатывала усталость.

Когда схлынули эмоции, Бай Лин принялся задавать себе вопросы, которые сразу в голову не пришли. У матери действительно была служанка, которую потом Линь Чао замучил до смерти. Во-первых, как она смогла пронести ребенка мимо стражи, которая схватила бы её сразу же, — вдруг это ребенок одной из наложниц? Во-вторых, это мог быть и в самом деле чей угодно младенец, хоть бы и той же служанки. В-третьих, он готов был чем угодно поклясться, что чешуя "брата" имеет иллюзорное происхождение. Просто искать надо лучше. И ещё его приводила в ярость попытка очернить мать, выставить её бездушной лгуньей, пожертвовавшей старшим сыном ради младшего — сына императора Чунхуа. Почему вообще он должен жалеть отродье Линь Чао и заботиться о нём? Единственным добром, которое сделал Бай Лину этот венценосный монстр, была добровольно-принудительная женитьба на Вилан. Больше благодарить его не за что. Нет, Ин Мейли никогда бы не поступила так со своим сыном, а в том, что других детей у неё не было, он не сомневался. Нет ни одного свидетеля передачи Хань Джуну, если только это его настоящее имя, слов принцессы, её истинной воли. Ребёнок не в счёт.

В свободное время Бай Лин внимательно приглядывался к Лин Таю и его папочке. Во всякую чушь про "сердце подскажет", он не верил, зато чутьё его ни разу не подводило. Вилан права, надо было больше времени проводить вместе с ними. Но и без того император никогда, ни разу не видел, чтобы Лин Тай занимался совершенствованием, а ведь ему было бы просто необходимо посвящать самовосстановлению как можно больше времени. Во всяком случае, тем, что мог, знал и умел сам Бай Лин, он обязан был себе и только себе.

Его поиски увенчались успехом: в одной из кладовых обнаружился бесцветный кристалл, сиявший бриллиантовым блеском. Тот, кого допрашивают, увязает взглядом в этом кристалле и поневоле выдаёт правду, даже если ложь прежде от зубов отскакивала. А в дальнем углу той же кладовой отыскался уродливый шкаф, в который легко бы поместился дюжий мужчина. С первого взгляда Бай Лин понял, что эта вещь — не артефакт, а способ казни: в этом шкафу плоть любого растворяется в пространстве и исчезает, человек ли или кто-нибудь другой просто перестаёт существовать. Процесс происходит долго и очень мучительно. Такая кончина кого угодно приведёт в ужас.

Пройдя мимо ледяной стрелы Ло Фэна, нашедшей своё место в его хранилище, Бай Лин довольно ухмыльнулся: больше она ему вреда не причинит. Она вынута, её действие изучено, а магическая сила впитана им. Теперь это просто кусок льда, напоминание о коварстве врага.

Удовлетворённый находками, Бай Лин отправился к жене. Он скучал по ней, по её ласковой заботе, по разговорам и лёгкости её рук. Они словно разошлись на развилке по своим дорогам. Он выбрал в сокровищнице изящную диадему из серебра и полупрозрачных серых камней с серебристыми отблесками — в цвет её глаз. Ви понравится подарок, ведь это знак его внимания.

Предвкушая приятные минуты рядом с Вилан, Бай Лин поднялся на третий этаж, прошёл по коридорным красным дорожкам почти до дверей покоев жены и тут заметил, как Су Мин поднимает что-то с пола. Свёрнутую квадратом бумагу и цветок. Девушка подпрыгнула от неожиданности, заметив краем глаза в двух шагах от себя императора.

— Что это? — поинтересовался он, ещё ни о чём таком не думая.

— Это для Её Величества, — Су Мин сжала в пальцах листочек, и этот инстинктивный жест вызвал интерес Бай Лина. Он протянул руку, и Су Мин, чуть помедлив, отдала ему послание.

Бай Лин повертел в руках конвертик и приколотую алую розу, свежую и прекрасную в своей чистоте. От него не укрылось, что Су Мин смущена и обеспокоена. Острый невидимый шип проткнул кожу, и сразу же выступила кровь, красная, точь в точь как цветочные лепестки.

— Часто Её Величество получает такую почту?

— Я нахожу это пятый или шестой раз, Ваше Величество.

Бай Лин кивнул. Либо у Вилан появились секреты и она попытается утаить их от него, либо всё и так сейчас разрешится само собой.

— Зайдёшь через две минуты и отдашь это Её Величеству. Следующее такое послание принесёшь мне.

Девушка поклонилась.

Он вошёл в гостиную императрицы и остановился, полускрытый занавесью. Вилан сидела на диванчике и играла на арфе. Из-под её пальцев со струн слетали звуки, которые под закрытыми веками навевали образы и краски осени: трепещущие листья, мелкие дождинки, меланхоличный танец ветра, вереницы сизых туч, уносящиеся вдаль, сухие травы, стылая вода и первые льдинки... А то вдруг затяжной унылый ливень, проблески безучастной луны сквозь облака, шум ноябрьского вихря в кронах засыпающих лесов, листопады и крики кружащих в хмуром небе перелётных птиц, собирающихся в дальний путь... Сладостно-тоскливая пора...

Заметив замершего у дверей Бай Лина, Вилан вскочила на ноги и побежала к нему, с искренней радостью заглядывая в глаза, повела за собой и усадила на диван, села рядышком, не отпуская его руку. Он не очень хорошо понимал, что чувствует: удовольствие, трепет, робость и стыдливую радость первой любви, страх потерять всё это от неловкого движения... Они женаты больше года, но почитай что всего несколько месяцев, и каждый раз ему открывается что-то новое, неизвестное, повергая в смятение и тревогу, сбивая дыхание и привычный сердечный ритм.

— Я хотел увидеть тебя.

Вилан заискрилась улыбкой:

— А я думала о тебе...

Они с удовольствием вглядывались в глаза друг другу. И в этот момент явилась Су Мин со злополучным конвертом, развеяв тепло прикосновения душ и рук. Поклонилась и подала императрице листок и розу.

— От кого? — раздельно и чётко спросила Вилан. Видимо, спрашивала не впервые.

— Ваше Величество, наверное, знает лучше, — тихо ответила Су Мин, сделала реверанс и вышла. Вилан распечатала послание и пробежала глазами, потом понюхала розу.

— Что-то важное? — безмятежным голосом спросил Бай Лин, внимательно разглядывая жену.

— Не знаю, — Вилан пожала плечами. — А хоть бы и было, всё равно не могу прочитать. Может быть, ты скажешь, важное или нет?

Она передала ему листочек, и Бай Лин получил возможность ознакомиться с его содержанием. Письмо состояло из комплимента внешности первой дамы государства. Коротко и почтительно. Без подписи, разумеется. Занятно, у Ви появился воздыхатель. Ничего необычного, разумеется, в этом нет. Однако появление конкурента, пусть и трусившего назваться, несколько подпортило ему настроение.

— Действительно, ничего важного, — сияя преувеличенно милой улыбкой, он вернул письмо, и оно было отброшено в сторону довольно небрежно, зато цветок она по-прежнему вертела в пальцах и даже прижимала к губам.

Как смела. Не робеет, не краснеет и не смущается. Неужели не боится выдать себя или своего обожателя? Невероятная выдержка. Или она и в самом деле не знает своего корреспондента, хотя это и мало вероятно. "Ви, твоё сердце занято кем-то другим?".

— А кто пишет?

— Не знаю. Подписи нет.

— Не люблю мужчин, которые не подписываются.

— А какого мужчину ты смогла бы полюбить? — затаив дыхание, спросил Бай Лин.

Сильфида задумалась на несколько секунд и серьёзно выговорила:

— Это должен быть мужчина с твёрдой волей и способным любить сердцем. Похожий на тебя. А почему ты спрашиваешь?

— Из праздного любопытства, — отозвался он.

— Давай выпьем чаю? — Вилан встала с диванчика, пошла к шнурку, чтобы вызвать прислугу, и упала.

Бай Лин рванулся к ней, еле успев поймать, чтобы не ушиблась об пол. Пусть он застелен коврами, но всё равно нельзя, чтобы она повредила себе что-нибудь. Всё внутри похолодело: такого прежде не случалось. Больна? Как можно было допустить, чтобы она заболела! Он уложил Вилан на диванчик и дёрнул за шнурок. Из комнатки напротив прибежала её личная горничная.

— Лекаря наверх!

Стоя на коленях около неё и разглядывая неподвижное лицо Вилан, погружённой в глубокий обморок, молодой император перепугался до дрожи. Он даже прижался щекой к её щеке, слушая почти беззвучное дыхание. Потом обвил её рукой свою шею, поднял и понёс к себе, к ним, домой, впервые испытав ревность к этому месту почти как к сопернику. Уложил на большую кровать, смочил платок в воде, вытер повлажневшие лоб и виски Вилан. Раздвинул оконные рамы, оклеенные плотной бумагой, впуская зимний воздух.

Понемногу Вилан пришла в себя, открыла глаза и пошевелилась, облизнула сухие губы. Бай Лин налил в чашку воды и, усадив и поддерживая одной рукой, напоил. Вилан попыталась пошутить:

— Ты такой серьёзный!

Бай Лин шутку не поддержал.

— Как ты?

— Уже хорошо.

Пришёл лекарь — мужчина из поколения тех редких счастливцев, которым наконец-то стукнуло за́ пятьдесят.

— Ну, Ваше Величество, дайте-ка я вас осмотрю. Может быть, вы в положении. А вам, Ваше Величество, — он посмотрел на повелителя, — придётся выйти.

Вилан вцепилась в руку мужа, однако он, потрясённый, с одной стороны, приятной, с другой, — дикой мыслью, этого не заметил. До сих пор он был согласен только на то, чтобы выделить в своей жизни место для одной Вилан. Неужели может появиться кто-то третий? Нет, это будет уже что-то другое, не то, что раньше. Они могут стать родителями? Это хорошо, но не рано ли?

А потом он ощутил боль — Вилан сжала его руку так, что кожа побелела.

— Я не в положении! — заявила она довольно агрессивно.

— Ну-ну, Ваше Величество... Это станет известно после осмотра.

— Ви, почему ты против?

— Вот как раз мне это известно лучше всех. У нас беременность наступает не после супружеской близости, а в результате принятия волевого решения между обо́ими супругами. Это духовное регулирование продолжения семьи, а не бесконтрольная рождаемость. В нашем случае этого не было, и я бы узнала об этом первой. А кроме того, когда тают силы и болит сердце, — это не признак беременности.

Лекарь смирился с чрезмерной осведомленностью императрицы, послушал её дыхание и пульс, осмотрел, что было нужно, и заявил, что причины недомогания не физиологические, а вызванные чьим-то вмешательством извне. Иными словами, есть некая вещь, которая воздействует не на драконов, и не на альвов, раз принцесса Мальви чувствует себя хорошо, а именно на сильфов. Что-то влияет на воздушную среду.

Бай Лин замер, ошеломлённый догадкой. "Как я не подумал! Ведь есть артефакт, распознающий любые подклады... Работает долго, зато выявляет всё!". Как раз сегодня он видел этот маленький предмет из серебра. Им можно обследовать все помещения во дворце. И тогда найдётся и то, что подрывает здоровье Вилан, и то, что помогает Лин Таю и Хань Джуну. Они, должно быть, уже празднуют победу.

Бай Лин сделал себе пометку в памяти и вернулся мыслями к Вилан.

— Ты ведь любишь цветы... Я велю принести сюда все, какие есть в оранжерее. Хочешь, я осыплю тебя цветами?

— Не надо. Они прекрасны, пока живые, — Вилан погладила его по голове, по сложному, жёсткому на ощупь, плетению волос, пробежала пальцами по правой боковой косе спереди и скрепляющему её конец золотому зажиму. Проследив взглядом за её движением, Бай Лин испытал замешательство: порой её прикосновения ставили его в тупик, не давая чёткого понимания, не нарушение ли это личного пространства и позволительно ли такое ей. Но если кто-то и имеет право, то только Вилан.

— Ви, я хочу остаться с тобой... Но у меня ещё тысяча неотложных дел.

— Конечно, — понимающе кивнула Вилан. — Я только кое-что скажу тебе. Раньше мне казалось, что этот юноша, Хань Лин Тай, чем-то похож на тебя. А теперь не вижу никакого семейного сходства. Между братьями, хоть бы даже и по матери только, должно быть больше общего, чем есть между вами. Прости, я уже не думаю, что он и впрямь твой брат.

— А я так просто уверен, что мы не братья. Я даже не обязан доказывать это, но хочу найти эти доказательства.

— Что ты с ними сделаешь за ложь?

— Они знают, что их ждёт.

Оставив Вилан отдыхать, Бай Лин поспешил в нужную кладовую. Кроме него, сюда не мог больше попасть никто, потому что вход открывался только его кровью. Такое условие Бай Лин внёс сам, взойдя на трон. Однако до него, судя по всему, магические реликвии лежали безнадзорными и воспользоваться ими, а то и присвоить себе, мог любой, поскольку наместник интересовался лишь всеми мыслимыми наслаждениями, которые мог получить за деньги.

Забрав то, за чем приходил, Бай Лин закрыл магическую сокровищницу и зашагал в сторону главной лестницы, решая, что первостепенно: выявить артефакт, который вытягивает силы из Вилан, или заняться прежде "родственничками". Личное дело против государственного. Хотя здоровье императрицы — это тоже дело государственное, тем более когда на него покушаются. Вопрос решился сам собой: его догнал Сунь Чжао с известием, что молодой господин Хань просит встречи с императором. Бай Лин усмехнулся: просит встречи? На ловца и зверь бежит. Не обернулась бы эта встреча для него бедой.

Хань Лин Тай ожидал императора в приёмном зале, греясь около одной из печей, встроенных в колонны. Он поклонился церемониальным поклоном — вежливо, без подобострастия. Бай Лин опустился на сидение трона, выразив этим официальность аудиенции. Ничего личного, никаких "братских" отношений: император готов выслушать того, кто заявляет о своём родстве с ним.

— Чего ты хочешь? — без вступления спросил он.

— Ваше Величество, я не сказал вам ни единого слова лжи, — произнёс Лин Тай. — Но мой отец зашёл слишком далеко, добром это не кончится ни для кого из нас. У этой истории больше подоплёки, чем может показаться.

— Почему ты говоришь об этом только сейчас? Прошло десять дней с тех пор как я давал вам возможность уйти целыми и невредимыми, вы ею не воспользовались. Теперь назад пути нет.

— Я понимаю, Повелитель. Мы в вашей воле. Просто-напросто я больше не хочу делать вид, что значу что-то большее, чем на самом деле. Это позорно.

— Говори, — милостиво разрешил император.

— Хань Джун на самом деле мой приёмный отец. Но его имя — всего лишь случайное совпадение с именем прославленного легендами героя. Он любил Сан Ли — девушку, которая прислуживала принцессе Ин Мейли и была похищена вместе с ней. Это её он искал несколько лет и однажды нашёл. Не имею представления, кто мой отец. Кто-то из дворца императора Чунхуа. Ей удалось родить меня и отдать кому-то на воспитание, и когда Хань Джун отыскал её, мама успела сказать ему обо мне. Они увиделись только однажды и всего на минуту. Он забрал меня и увёз с собой.

— Зачем понадобилось приписывать моей матери несуществующего ребёнка?

— Мне было шесть лет, когда в наш дом явился человек в красивых одеждах, лицо и волосы которого скрывала маска. Не знаю, что именно он имел против моего отца, но ему очень быстро удалось подчинить Хань Джуна своей воле. Я смог подслушать только часть разговора. По замыслу человека в маске, меня надлежало считать за сына принцессы Ин Мейли и императора Линь Чао и прятать от чужих глаз, по прошествии лет, если и когда придет к власти её настоящий сын, я должен стать вторым лицом Юшэнга, а впоследствии — лет через пять, когда с императором произойдёт несчастный случай, — первым. Отец никогда не позволял мне даже спрашивать, кто был этот человек, но я считаю, это был посланец Ло Фэна, потому что, по дальнейшему замыслу, Юшэнг должен склониться перед Веньяном и стать его слугой. Ещё через несколько лет Юшэнг перестал бы существовать как империя и стал бы частью Веньяна.

— Дальше.

— Я медный дракон и не имею никакого отношения к роду Сакши. Но все должны были думать, что я из этой семьи.

— Как вы сделали медную чешую золотой?

— Обычной краской. Поэтому маги не смогли найти следов колдовства. Отец знал, что будут искать.

— Кто должен был бы устранить меня? Кого ещё вместе со мной?

— Императора, императрицу и детей, если бы они имелись, — всю семью разом, — убили бы ледяные драконы при помощи и участии моего отца.

— Зачем нужен такой план, если здесь имелся удобный безвольный наместник?

— За Сакши пойдёт весь народ, а наместника ненавидят и подчиняются только из страха. Восстание было только вопросом времени.

Бай Лин смотрел на Лин Тая, безропотно отвечавшего на вопросы, и не знал, смеяться до слёз или убить его на месте. А что толку? План примитивный и простой, без затей, а сработал бы. И за всем, в тени, снова стоит Ло Фэн. Работает по всем фронтам. Дёргает за верёвочки. Почему он, Бай Лин, так прост и не делает того же в ответ: не засылает шпионов, не плетёт интриги, не шлёт убийц? Потому что рассчитывает на свои силы. За год он впитал мощь стольких магических реликвий, что одно неловкое движение — и половина дворца ФанСинь обрушится в долю секунды. Маги только причитают, что для его тела это губительно, что однажды он может не выдержать таких перегрузок. Пусть причитают: сражаться с Ло Фэном не им. "Это неправда, что ты такой же, как он. Для меня ты лучше всех на свете".

— Ты сейчас выдаёшь своего отца... Думаешь, что я пощажу тебя за это?

Хань Лин Тай качнул головой.

— Раньше я никогда не был обманщиком и умереть хочу спокойно, без ненависти к себе.

— Твой отец тоже хочет покаяться?

— Нет.

Император усмехнулся и демонстративным жестом выставил на стол кристалл.

— Я проверю твои слова. Если говоришь правду, твоя участь будет чуть лучше той, какой была бы без признания вины.

На окна и двери опустилась огненная завеса, упреждая любое чужое проникновение во время воздействия артефакта. Стоило Лин Таю посмотреть на засиявший кристалл, как он уже не мог оторвать взгляда от волшебного фейерверка радужных бликов. Но этот же хоровод солнечных зайчиков захватил взгляд императора. Словно в волшебном фонаре, в его таинственной прозрачной глубине замелькали картинки — виде́ния прошлого, извлекаемые из памяти молодого господина Ханя: места, лица, звуки... Калейдоскоп событий, декораций, разговоров.

Бай Лин надеялся увидеть мать, хотя бы мельком, но эта надежда была напрасной, он и сам знал: ребёнок, каким тогда был Лин Тай, и свою-то видел всего-навсего несколько дней. Кристалл подтвердил то, что он рассказал. Самым любопытным эпизодом была встреча с таинственным посланцем Ло Фэна. Грешным делом Бай Лин заподозрил в визите самого императора Ло, но это так мелко, что навряд ли тот опустился бы до такого. Впрочем, сам или не сам, значения не имеет.

Усилием воли Бай Лин оторвал взгляд от кристалла, пока тот не начал обратную связь, и снял защитный барьер. Дёрнув за шнурок у трона, он вызвал стражу:

— В темницу его! — ровным голосом распорядился Сакши. Задержавшемуся по его знаку Сунь Чжао велел, понизив голос: — Выбери посуше. Устрой, чтобы второй узнал, что сын его выдал и брошен в тюрьму. И что на днях его казнят.

— Слушаюсь, — как обычно, с готовностью ответил Сунь Чжао и уж было отправился выполнять, но запнулся: — Повелитель, а это правда?

— Правда, — кивнул Бай Лин, уйдя мыслями уже совсем в другую область.

— Старший Хань способен на всё.

— Я тоже, — ответил Бай Лин, погружаясь в дела. — Если захочет прийти ко мне, препятствий не чинить.

— Есть.

Вечерело. Больше всего ему хотелось вернуться в свою опочивальню к Вилан, ухаживать, лечить, быть нужным. А ещё — отмыться от всей этой мерзости.

За всё время разговора с подложным принцем "проявитель", едва слышно вибрируя, искал следы заклятий, наложенных иллюзий, артефактов для отвода глаз и т.д. И, кроме императорских, используемых лично Бай Лином, не нашёл ничего. Хань Джун определённо хорошо подготовился. И краска действительно оказалась всего лишь краской, нанесённой так умело, что даже это ускользнуло от подозрительного взгляда императора.

Оставив огненную завесу на дверях и окнах своих покоев, Бай Лин поднялся на ноги и пошёл вниз в покои Вилан. Две комнаты в дальнем конце третьего этажа. Он не очень любил это место. Скорее всего, потому, что здесь Вилан отдалялась от него. Он не винил её за желание побыть в одиночестве и иметь своё убежище — это вполне нормальное желание. Но в своих покоях она была какой-то другой, а он мог прийти только как гость.

Комнаты были совсем небольшие и очень уютные. Положив "проявитель" на круглый столик в середине гостиной, Бай Лин уселся на диван. Комната утопала во мраке, потому что окна были закрыты. На улице третий день валил снег, а вечером поднялась пурга. В буквальном смысле слова поднялась, доходя до верхних этажей дворца.

Он послал язычки Пламени к фитилькам толстых восковых свечей в напольных подсвечниках, и гостиная ярко осветилась. Кроме дивана в углу комнаты и столика в центре, в другом углу стоял комод, у стены слева от двери — большой резной шкаф для одежды. У стены справа — камин. На полу красные ковры-паласы и несколько пуфиков. И много растений в горшках. Уютно и укромно. Листки тонкой бумаги, исписанные кривоватыми и косоьокими иероглифами, и кисть с тушью вызвали в нём прилив нежности — Ви учится местной жизни, хочет быть частью его народа. Даже сражалась за него и с ним вместе.

Взгляд упал на послание тайного воздыхателя и лежавший на полу забытый цветок. Откуда-то с самого дна души поднялось раздражение, лежавшее до поры мутным осадком. Су Мин сказала, были ещё письма. Где они? О чём они? Она хранит их, даже если не может прочесть, или выбрасывает? Он обыскал всю гостиную и не нашёл ничего. Пришлось обшарить спальню. Тут почти не было места, куда можно было бы что-то спрятать: кровать под пологом, ещё один комод, туалетный столик, кресло у окна, шкатулка с четырьмя ящичками, расписанная вручную...

Стопка писем лежала в верхнем ящике комода, рядом с убором, подаренным императором Ло в день свадьбы. В них не было ничего особенного, только в одном высказано весьма вольное желание иметь право коснуться её руки... Без подписи, конечно, усмехнулся Бай Лин. Тайный трус боится за себя. И ведь это может быть кто угодно. Евнухов тут нет, потому что нет гарема. Их Бай Лин ненавидел почти так же сильно, как самого Линь Чао. Заносчивые выродки. Те же насильники, только не плодятся. В прежней жизни ему удавалось избегать встреч с ними благодаря способности вовремя чуять беду, хорошо прятаться и насылать безотчетный страх. Его опасались трогать, но насмотрелся он на всю эту гнусность достаточно, чтобы не иметь никаких иллюзий. И в первый же день правления выгнал всю эту шваль из своего дворца, не любопытствуя после, что с ними сталось. Таким образом, любой здесь был полноценным мужчиной и мог возмечтать о любовной связи с императрицей. "Узнаю, кто... — ноги укорочу до самой шеи!".

Уронив взгляд на шкатулку с подарком Ло Фэна, лежавшую рядом с листками, Бай Лин вспомнил: с самого появления императора ледяных драконов на их свадьбе ни разу не поинтересовался, что там. Открыв крышку, он разглядывал поразительной тонкости диадему из отлитых из прозрачного льда мелких цветов, шпильки для волос и ожерелье. Они не холодили пальцев и скорее казались стеклянными. Но сама шкатулка ощущалась ледяной. Похоже, Вилан убрала украшения в ящик и забыла о них.

"Проявитель" загудел отчётливее, и Бай Лин увидел, как снизу, из последнего ящика, струится голубое морозное сияние, — артефакт подсвечивал заряженные магическими свойствами вещи. Он выдвинул ящик. Там спряталась коробочка для мелких украшений. От неё исходил такой же холод, как от ларца с диадемой. Судя по всему, даритель тот же самый. Как к Вилан попала эта вещь? Ведь они всё ещё не разобрали свадебные подарки. Кто-то "помог", и Ви не заметила, а подарок вытягивал из неё жизненные силы. Ах, Ло Фэн... Использует все средства. И ведь нельзя преждевременно выказать ни малейшей осведомленности, иначе будет открытое противостояние, а к этому ни он, Бай Лин, ни Юшэнг, в целом, пока не готовы.

Вернувшись в свой кабинет, император едва успел сесть за стол. Что ни день, то стопка документов, которые присылает Секретариат ему на одобрение и подпись. По движению тепловых потоков он узнал шагающего в сторону приёмного зала первого генерала.

— Ваше Величество, господин Хань в ярости. Он побывал в подземной тюрьме, хотел увидеться с сыном. Его не пустили по причине отсутствия вашего личного согласия, и он пытался прорваться силой...

Бай Лин довольно улыбнулся и кивнул. Как он предсказуем!

— И что с ним?

— Ничего. Убрался с проклятиями.

— Хорошо. Иди.

— Мне... нам быть поблизости?

— Пожалуй.

Было около полуночи, когда Бай Лин решил, что сегодня уже ничего интересного не произойдёт. Обитатели дворца, по большей части, уже спали, раздавались только тихие шаги ночных слуг, приступивших к своей работе. Ему и самому хотелось лечь и расслабить тело, отпустить напряжение, но тихий внутренний голос говорил, что ещё не пора. В конце концов, закончив разбирать жалобы и заявления, он приступил к прочтению проекта выделения средств из казны на ежемесячное довольствие жителей страны. Расчёты сумм, список необходимых товаров, поимённый перечень поставщиков... Проверку этого документа Бай Лин не доверял никому и исполнителей контролировал сам.

Наконец чуткий слух императора уловил крадущиеся, едва слышные шаги. Тот, кто двигался в такой час по направлению к личным покоям владыки, меньше всего хотел быть замеченным и остановленным. Сакши склонил голову, пряча улыбку под пальцами. Он позволил пришельцу попасть в зал и даже преодолеть половину расстояния от входа до своего стола. И поднял глаза только тогда, когда в его огненный щит вонзились две стрелы.

Взлетая навстречу противнику, мгновенным переплетением пальцев он создал и направил ударную волну, отшвырнувшую Хань Джуна к дальней стене, но тот сумел затормозить в последний момент и избежать удара. Очевидно, на стрелы Хань не надеялся, потому что в его руке тут же появился меч, обвитый чёрными дымными завитками, каким сражаются черные драконы, и щит, состоящий целиком из чёрного дыма пожарищ. Он сразу же бросился в новую атаку.

Сакши завис в воздухе, объятый своим Пламенем. Вокруг него чародейские огненные символы, сплетаясь, создавали защитные поля. Он ни секунды не оставался на месте, отражая нападение двумя своими мечами из раскаленной докрасна стали.

Чёрный дракон оказался весьма достойным противником. Он не только наносил удары своим оружием, но и превращался в дым и сновал вокруг императора, выискивая слабые места, и не находя их, и сам уворачиваясь от огненных стрел, цепей, сгустков Пламени, кинжалов, шипов, пут...

С быстротой молнии они кружили вокруг друг друга, отражая натиск, ускользая от ответного нападения, используя всё военное искусство, чтобы достать и поразить врага... Хань Джун, без сомнения, не был воспетым в преданиях военачальником, но его мастерство поражало воображение. На стороне Бай Лина были природная мощь Сакши, впитанная сила не одного десятка магических реликвий, сумасшедшее упорство и поразительная воля к жизни. Его сильное, гибкое, худое тело двигалось с беспощадной, безжалостной грацией, в глубине тёмных глаз — холодная решимость покончить со злодеем и его деятельностью. Такой неотвратимой, прекрасной и безупречной бывает самая разрушительная стихия.

Бой длился целую вечность, измеряемую мгновениями, и занял всего несколько минут. Хань Джун не настолько выбился из сил, чтобы сдаться, однако император вдруг остановился. Казалось бы, судьба предоставила идеальный шанс нанести смертельный удар, но чёрному дракону хватило ума замереть, увидев на губах врага улыбку. Это не признание поражения. Это скрытое торжество победителя. Оглянувшись назад, Хань Джун обнаружил три меча, нацеленные ему в спину. Их жар обжигал кожу даже сквозь одежду. Ему ничего не осталось, как сдаться.

Казалось, они застыли в пространстве и времени, застыли в мгновении, глядя друг другу в глаза. Завеса на проходах рассеялась, и в приёмный зал с одной стороны вбежали первый генерал со стражей, с другой — Вилан. Громко и отчётливо император оповестил:

— Господин Хань Джун обманом проник в мой дом, пренебрёг гостеприимством и напал на меня с оружием. Он был предупреждён о последствиях своего поведения, но отказался поступить благоразумно. Позже я решу, какого наказания он заслуживает. Уведите его в темницу.