Сага о Сакши́. Книга 2. Здравствуй и прощай (гет)

В самом южном городке государства Юшэнг, стоящем прямо на берегу Радужного моря, царили ликование и небывалое оживление.

— Вернулся законный правитель!

— Конец произволу наместников-людей!

— Долой нахлебника!

Принцу Линь Бай Лину не потребовалось ничего, кроме как принять свой истинный облик: обернуться золотым драконом и провести несколько минут, паря над городом. Таким мог быть только Сакши — представитель правящей династии пламенных драконов. Больше двухсот лет назад умер старый император, а все его родичи, кто имел право претендовать на престол, сгинули или потеряли свою силу.

И вот вернулся молодой господин. Вернулся из-за моря. Как-то само собой все пришли к выводу, что Бай Лин — сын принцессы Мейли, правнучки императора, таинственно пропавшей много-много лет назад.

Градоправитель, ежеминутно кланяясь, предоставил молодому Сакши свою резиденцию. На его собственный статус появление владыки не влияло: город в любом случае не должен оставаться без своего главы. Но законный государь может многое, и его прибытие, прежде всего, означало, что сила пламенных драконов, непонятным образом подавленная Ло Фэном, императором ледяных, возродится. Как же можно было этому не радоваться!

Бай Лин никогда бы не подумал, что однажды его присутствие станет вызывать у окружающих искренние слёзы радости, надежду и счастье. Всю жизнь один факт его существования во дворце официального отца, императора Чунхуа, вызывал лишь ненависть, гнев и жажду насилия. Но на родине матери его славили и благодарили. В этом городе его уже открыто называли императором.

Принц задержался здесь на несколько дней. По его приказу драконы его личной стражи облетали и обшаривали береговую линию и место сражения с ледяными драконами в поисках пропавшей жены. "Ви, держись! Я найду тебя. Не сдавайся..." — заклинал он, получая донесения поискового отряда.

Бай Лин ни на секунду не сомневался, что Вилан жива. Её служанку, хоть и мёртвую, но нашли. Нашли собаку Цзю. А Вилан нет. Ведь она же сильфида и умеет летать. Где она — другой вопрос, лишь бы была жива. Он не позволял себе терять веру в её спасение. Но теперь, ступив на путь возвращения трона, он обязан был думать не только о своих чувствах, но и о государстве в целом.

Через пять дней ему пришлось двинуться дальше на север, к Ливэю, столице Юшэнга. Дольше оттягивать отъезд было нельзя. Градоправитель из собственной конюшни отобрал лучших лошадей и подарил повелителю. На крыльях, конечно, было бы быстрее, однако не все из свиты принца могли обращаться в драконов, большинству только ещё предстояло научиться этому.

В сопровождение и услужение принцу напросились и простые горожане, и некоторые отпрыски из именитых семей. Первые для Бай Лина были ценны, на вторых он не особо рассчитывал: маменькины сынки и домашние неженки вскоре один за другим потихоньку повернут назад, но простой люд пойдет за своим повелителем даже в самый ад — в нём он живёт давно.

По пути следования в столицу он въезжал в большие города. Слух о появлении государя императора расходился, как круги на воде. Его чествовали всюду, под ноги его лошади бросали цветы, ему махали вслед, благословляли и сами шли за ним. На подступах к Ливэю за принцем двигалась огромная армия простолюдинов и дворян. Из тех, кто следовал зову сердца, а не желанию славы.

Армия вооружалась самостоятельно, кто чем: кольями, луками и стрелами, ножами, мечами, копьями, рогатинами, дубинами. Это казалось бы смешным и забавным, если бы не выглядело как народное восстание. Самособравшееся войско насчитывало около ста тысяч воинов. Впереди ехал принц, позади него два советника и личная стража из первых соратников, следом конница из выходцев из состоятельных семей и в конце — разношёрстная, но оттого ничуть не менее ценная пехота. И вся эта громада надвигалась на столицу.

Наместнику, конечно, сообщили о готовящемся вторжении. Настоящих профессиональных воинов в Юшэнге давно не было. От кого защищаться? От Ло Фэна, который его сюда и поставил? По повелению наместника, на защиту столицы и, самое главное, дворца согнали мирных горожан, дали в руки оружие и велели стоять насмерть, не щадя живота ради правителя.

По вечерам, в ярко освещённом шатре посреди разбитого оживленного лагеря, Бай Лин вместе с Сунь Чжао, Су Лу и несколькими заслужившими некоторое доверие мужами планировал последующие дневные и ночные переходы, въезды в более или менее крупные города и захват столицы. Разведчики, посланные далеко вперёд, в Ливэй, докладывали, что в народе зреет глухое недовольство, что правитель слаб, войска, способного дать отпор наступающим, нет, но, возможно, обо всём этом уже известно императору ледяных драконов и они идут прямо в ловушку, хотя прямо об этом ничто не говорит.

Оставшись один, Бай Лин думал о том, что всё идёт так легко, что это настораживает. Либо ставленник Ло Фэна совсем страх потерял, либо это и впрямь ловушка. Шестеро драконов и сотня тысяч "очеловеченных" воинов, к тому же необученных, против ледяных гигантов. Впрочем, порой случается такое, что во всей несуразности своей воспевается потом веками в легендах и песнях.

"Ви, где ты?". Если бы она была рядом, одной заботой было бы меньше. Из каждого города он отправлял на розыски разведчиков. Как-то раз, обдумывая очередную задачу, Бай Лин понял, что кистью и тушью рисует по памяти Вилан: её глаза, волосы, любимый наряд, украшения... То, какой запомнил её в последнюю ночь. Портрет вышел поразительно точным, хотя и не передавал всего, что было в ней. Ви смотрела на него с бумаги мягким задумчивым взглядом, в уголках губ спряталась улыбка, в глазах под полуопущенными ресницами сияли отблески свечей.

На следующий день те, кто неплохо рисовали, сделали десятки копий с этого портрета, копии вручили разведчикам, которые отправились на розыски во все страны, окружавшие Радужное море. Вилан могла оказаться в любой из них.

Сидя в седле, Бай Лин обдумывал возможность переговоров с королём Страны Зелёных Холмов. Не там ли всё-таки Вилан? Она говорила, что путь туда для неё закрыт. Но ведь в Зелёных Холмах живёт её мать, там бывают её братья, женатые на дочерях короля Эллана. Должно быть, Мальви тоже уже стала женой младшего брата Ви. Впрочем, вряд ли после случившегося с Даром король альвов снизойдёт до переговоров.

Как давно это было — тот разговор в "Золотых лилиях"... Как далеко остался их дом. Словно в прошлой жизни. Где теперь все те, кто стал частью этого дома? Дзин Жу уже нет. Её тело сожгли на погребальном костре, а урна с прахом спрятана в седельной сумке Сунь Чжао. Эта урна будет с почестями установлена в дворцовом склепе для самых значимых слуг. Такой есть, рассказал ночной дракон.

На двадцатый день после отъезда из приморского городка, вскоре после рассвета, воинство Бай Лина вошло в Ливэй. Городские ворота были закрыты, но не заперты. На улицах застыло безмолвие, ни души не было ни в каменных переходах, ни в домах. Напрасно обшаривали посланные каждый уголок. Не нашли даже собак. Жители просто оставили столицу, не желая выполнять приказ наместника и воевать с истинным государем.

Так же в молчании армия принца подошла к дворцу и окружила его. Дворец оказался пуст. Бай Лин в сопровождении доверенных лиц и тех, кто добровольно хотел разделить с ним минуты опасности и воцарения, ступил в резиденцию своего прадеда.

Последний наместник, чьё имя в числе прочих впоследствии было вычеркнуто из всех документов и книг, сидел на троне, в полном парадном облачении, вдрызг пьяный, и тискал упиравшуюся служанку. Увидев толпу вторженцев, он разразился грязной бранью и даже попытался швырнуть в того, кто, мило улыбаясь, стоял перед ним, предметом неизвестного назначения.

— Пришёл твой срок, — произнёс этот некто, и наряд наместника заполыхал. Человек вскочил, спасаясь от пламени, не догадываясь, что церемониальное облачение можно просто-напросто скинуть. Он бегал по залу, крича от боли, за ним следили десятки глаз. Наконец наместник, ничего уже не соображая, перемахнул через перила балкона и, упав со второго этажа к ногам хранивших молчание воинов принца, расшибся насмерть. Пожалуй, этот бесславный конец был для него наилучшим исходом.

Бай Лин сел на только что освободившийся трон и в ожидании возможных возражений холодными глазами уставился на тех, кто стоял прежде за его спиной.

— Слава императору! Слава Сакши! — воскликнул кто-то, и этот возглас подхватили другие, находившиеся в зале, а следом и те, кто ждал известий на улицах.

Итак, половина дела была сделана. Кажется, можно бы и отдохнуть и даже объявить день коронации и празднеств. Но Бай Лин понимал, что до полной победы и отдыха ещё далеко. Нужно в кратчайшие сроки отыскать и обезвредить артефакт, уничтожающий силу драконов, иначе эта победа будет недолгой и сведёт на нет упорные труды самого принца и всех, кто ему помогал, сделает напрасными страдания народа. Бай Лин уже чувствовал на себе давящую тяжесть коварного артефакта.

Рассредоточившись по огромному дворцовому комплексу, драконы обыскивали каждый уголок, каждый выступ, каждую щёлку. Были найдены четыре кладовые со всевозможными магическими предметами: для защиты, нападения, сдерживания, сокрытия, одурманивания, создания иллюзий... У обследовавшего эти помещения Бай Лина закружилась голова и подкосились колени от смешения и избытка энергий.

Тем временем были обысканы дворцовый храм, усыпальницы, сады и все места, куда можно было бы схоронить вещицу какой угодно формы и размера. И тут, казалось бы, и сказочке про возрождение драконов конец, можно было всю жизнь перебирать непонятные штуковины, да случай помог: взяв из любопытства в руку одну такую штучку, Сунь Чжао в прямом смысле чуть шкуры не лишился. Его буквально начало расщеплять на атомы. Выскочив из хранилища, а затем и из дворца во внутренний двор, он поспешно перекинулся и опешил: чешуя с него так и сыпалась, тело зудело в появившихся проплешинах, а ощущение было такое, словно сверху на него наступила и вдавила в землю невидимая гигантская нога. Ни один из остальных артефактов такого эффекта не производил.

Бай Лин, выслушав донесение Сунь Чжао, которого, как и Су Лу, произвёл в генералы ещё во время похода на столицу, захотел убедиться в этом лично. Но оба его помощника так решительно воспротивились, что пришлось оставить эту затею. Назрел самый главный вопрос: как избавиться от вредоносного подклада. Су Лу предложил перенести и забросить его куда-нибудь в Веньян, империю ледяных драконов: вот вам, выкусите! Бай Лин покачал головой:

— Вот и выкусишь сам. Ты не донесёшь, и никто не донесёт. А если оставить артефакт здесь, то мы все, у кого ещё есть способность к обороту, потеряем её, а остальные так и выродятся.

Как и следовало ожидать, проклятый артефакт ничто не брало. Бай Лин с детства от нечего делать изучал в покинутой библиотеке императорского дворца Чунхуа заклинательство: сам по книгам учился тайнописи, использованию талисманов, рисованию сакральных знаков, переплетению потоков духовной энергии, вливанию их в заклинательные символы и использованию непосредственно на практике. Книг было недостаточно, и при способностях намного выше средних ему банально не хватало знаний. Но, имея неплохой опыт применения духовных сил и энергетических практик, чего у его приближённых и вовсе не было, он не смог одолеть неуязвимый предмет. Не помогало драконье пламя, не помогали расплавляющие потоки энергии. Таинственный конус, украшенный драгоценными каменьями, едва закоптился.

— Повелитель, а что, если вы будете плавить артефакт, а мы в это время вливать в вас наши силы? — осенило Су Лу.

Предложение оказалось дельным, однако его реализация потребовала невероятного вложения драконьей мощи. Через несколько часов, когда начало казаться, что и это бесполезно, предмет разорвался, разметав по разным сторонам всех присутствующих. Бай Лин сумел затормозить в воздухе и аккуратно приземлился на ноги, остальные с трудом поднялись с пола. Да, послышались шепотки, это не был бы Сакши, если бы не справился с таким делом. Кто смог бы, кроме него? Бай Лин промолчал, не вполне уверенный, что справился бы сам, без помощи соратников.

Так завершилось его восхождение на трон Юшэнга. Он вернулся домой, и дом принял его. Жители столицы, прознавшие о гибели наместника и прибытии законного представителя династии золотых драконов, возвратились в свои дома.

Во дворце началась подготовка к коронации императора. Бай Лин оставил это на усмотрение двух своих генералов и сановников бывшего правителя, решив один день посвятить отдыху в одиночестве. Он чувствовал, что смертельно устал за месяц пути и тревог. Ему требовались собственные покои и время, чтобы прийти в себя, но не было сил даже пойти выбрать подходящее помещение.

Он нашёл крохотную комнатушку с постелью и закрылся там, позволив побеспокоить только в случае крайней нужды. Опустошение было таким, что хотелось закрыть глаза и перестать существовать. На день, на час, хотя бы на минуту.

С ним была только Цзю, свернувшаяся в ногах хозяина, и ещё он взял с собой непотопляемый ларец с брачными символами. Эта его непотопляемость отчего-то внушала веру в то, что всё ещё может окончиться хорошо. Шкатулка стала некой временной заменой Ви. В этой коробочке хранилось всё, что осталось от Ви и было дорого. Под крышкой, на самом верху лежал её шарфик. Просто полоска газовой ткани. Бай Лин поднёс его к лицу и осторожно вдохнул. Шарф хранил её запах, но отчего-то возникала мысль, что от неумеренного вдыхания этот запах может исчезнуть. Ви забыла его той ночью, когда приходила в комнату Бай Лина на корабле, накануне нападения ледяных драконов. Зачем приходила? Не сказала. Ни слова не произнесла. Только улыбалась, отвечая на поцелуи и объятия. И исчезла, оставив в руках мужа болотного цвета тряпочку. Она любит этот цвет...

Что сделала бы Ви, будь она сейчас с ним? Она бы принялась обживать дворец, как обживала поместье "Золотые лилии". Она поняла бы, что Бай Лин вымотан морально и физически. Она окружила бы его лаской и заботой. Когда она вернётся, он сделает её распорядительницей его покоев.

Перебирая сокровища, Бай Лин усмехнулся: мог ли он, вышивая фату невесты, представить себе, что эта шкатулка станет так важна для него? Именно для него, не для Вилан. Что он знал тогда о любви? Только то, что для других она существует, а он сам её никогда не видел и не чувствовал. А что теперь знает? Ну, точно больше, чем тогда, когда, выйдя из храма, в раздражении от навязанного брака и брачных традиций предложил руку своей молодой жене и повёл по ковровым дорожкам к павильону, предназначенному для свадебного торжества. Завершился год Красного Павлина. Первый месяц года Лисы близится к концу. Четыре месяца прошло с того дня. А как будто годы.

Через сутки Бай Лин вытащил себя из укрытия, испытывая голод и настоятельное желание как следует вымыться. Для него приготовили купальню: наполнили горячей водой и пеной с лепестками красных цветов большой квадратный бассейн, выложенный зелёно-голубым камнем. Стены помещения купальни были задрапированы золотисто-коричневой тканью, золотились язычки расставленных вдоль бортиков свечей, сладко пахли какие-то специи.

Повара приготовили для будущего императора изысканную трапезу, перед ним выступали придворные танцовщицы. За сутки для владыки сшили роскошный наряд из красно-чёрного шелка, шифона и атласа, украшенного золотой вышивкой. Отдавшись заботам приставленных к особе монарха слуг и парикмахеров, Бай Лин остался доволен своим новым обликом. В последнюю очередь он вставил в свою золотую гуань свадебную шпильку. Так Ви казалась ближе. Он носил её знак, её вещь. Был как бы отмечен ею.

Су Лу представил ему свою младшую сестру Су Мин, которая на первых порах получила должность "помощницы по хозяйству". Красивая девушка с хищными чертами лица (и характером пантеры) неотрывно глядела на нового хозяина дворца, боясь не угодить или не выполнить малейшее желание принца. Её заботой было обеспечивать принца всем необходимым и обустроить комфортный быт его высочеству.

За сутки отсутствия принца накопилось множество вопросов, требовавших его непосредственного участия. К примеру, что делать с гаремом предыдущего властителя. Не удосужившись взглянуть на сотню томящихся в неизвестности красавиц, Бай Лин распорядился выделить каждой хорошее приданое из казны и выдать замуж за достойных мужчин. Кто не хочет замуж, может уйти и поступить в услужение.

Бай Лин выбрал для себя покои. Это были три большие смежные комнаты анфиладного расположения. В кабинете, в котором предполагалось вести приём сановников, посетителей и гостей, у дальней стены на возвышении располагался трон с высокой спинкой и стоящий перед ним длинный широкий письменный стол темного дерева. Размещённые в квадратных колоннах металлические печи через решётки наполняли огромное помещение сухим теплом и ароматом горящих дров. Стены были укрыты гобеленами, затканными изображением драконов, фениксов, цветущих деревьев. На полу лежали ковровые дорожки.

Позади трона стояла ширма, скрывающая дверь в личную гостиную императора. В центре гостиной "остров" из живых цветущих растений и журчащего фонтана, драпировка невесомыми тканями, украшенными кистями. Уютные диванчики и кресла.

Дальше — опочивальня императора: альков, укрытый занавесями, внутри его просторная кровать, в изголовье и по краям столики для необходимых и радующих мелочей. В опочивальне ковры, большое напольное зеркало, кресла, столы, подставка для одежды, растения в больших кадках, вход в гардеробную комнату, вход в купальню. У кровати он поставил свадебную шкатулку, чтобы исключить вероятность, что кто-нибудь коснётся её руками. Всё равно что касаться руками Ви, пусть даже не её самой, а их общих, семейных вещей.

Здесь Бай Лин наконец позволил себе расслабиться. Своя собственная территория. Относительно небольшая, по сравнению с общей территорией дворцового комплекса, но просторная и светлая.

По его знаку те, кто находились здесь, сопровождая принца, вышли, оставив его одного. Ненадолго, потому что пришло время заняться настоящими государственными делами.

Дни шли за днями, один месяц сменял другой. Прошла стылая зима, на смену ей заступила трепетная весна, её проводило жаркое лето, и снова незаметно подкралась осень. Произошла коронация нового императора Юшэнга. Под управлением генералов все, кто населял государство, учились быть драконами, возвращали спящую сущность. Измученный непосильными поборами народ стал регулярно получать довольствие за счёт казны. Создавалась профессиональная армия, укреплялись границы. Юный император самолично устраивал проверки и смотры, наказывая виновных в выявленном пренебрежении заботой о населении и помогая проявлять таланты тем, кто этого заслуживал. Юшэнг вставал из руин.

О Вилан по-прежнему не было ни слуху ни духу, и Бай Лин мысленно прокручивал всё, что она говорила ему, и всё, что он говорил ей. И часто приходил к выводу: "Зря я это сказал. И кто за язык тянул?".

— Может, если я пойму, то оставлю тебя в живых...

Вот как можно было произнести такое? А теперь живая она или нет, неизвестно. Дозорные возвращались, не находя ни следа её. Он понимал, что готов пререкаться с ней вечность, и пусть она ставит его в тупик, и он не находится, что ответить, и теряется, как мальчишка. Пусть. В этих пререканиях счастье. Он ни за что на свете не хотел бы лишиться этих мгновений. Когда он не только император, но и муж, и семейная жизнь так хрупка и порой не задаётся. Пусть. Лишь бы она вернулась. Он полетел бы на выручку, не думая ни секунды, только бы знать, куда. Только бы знать, что она ждёт его и нуждается в нём. "...Каждый должен быть хоть кому-то нужен и дорог".

Львиную долю свободного времени занимало духовное совершенствование. Бай Лин по-прежнему исследовал собственные глубины и осваивал управление Пламенем. Помимо этого, он разбирался с полученными "в наследство" артефактами. Оставлял нужные, силу ненужных вытягивал и забирал себе. Служитель дворцовой библиотеки находил для императора трактаты, свитки, книги, в которых были приведены магические практики.

Однажды на глаза юноше попалось древнее заклятие. "Одна жизнь на двоих". Смысл его заключался в том, что наложивший заклятие услышит последний удар сердца того, на кого наложит чары. Внеся соответствующее условие, например, влюбленные могли уйти из жизни одновременно: последний удар сердца одного станет последним для другого. Для кого-то это было самым желаемым исходом.

Бай Лин долго не раздумывал. Он устал умирать от страха долгими ночами, сплевывая кровь, впиваясь пальцами в грудь, удерживая пронзительную боль очередной рвущейся сердечной раны. Он хотел знать, жива ли Вилан. Хотел знать, если она погибнет. "Только смерть освободит тебя от меня! — не то пообещал, не то пригрозил он жене, создавая заклинание в том виде, как ему было нужно. — Тебе не повезло выбрать меня, потому что я никогда тебя не отпущу!".

Может быть, он опоздал и последний удар её сердца уже прозвучал. Но Бай Лин верил голосу своей интуиции: Вилан жива и однажды вернётся. Для того, что он замыслил, ему требовалась поддержка, и только Ви могла её оказать, и он просто не имел права сомневаться.

Тёплая вода, похожая на парное молоко. А вокруг белая пустота. Туман как рваные клочья ваты. Она лежала на спине, раскинув ноги и руки, и смотрела вверх, но там не было ничего, кроме белых клубов. Может быть, это не туман, а облака? Вода на их фоне кажется чернильно-чёрной. Что там, внизу? Нет, лучше не знать.

Кто-то проплыл мимо. Вилан услышала сиплое, с надрывом, дыхание. Слишком глубокое. Как будто кто-то пытался набрать в почти неподвижные лёгкие побольше воздуха. Она хотела посмотреть, кто там, но не смогла повернуть голову.

"Я, Бай Лин из Дома Линь, клянусь тебе, Вилан из рода Тайри, любить тебя, защищать и беречь, быть рядом, быть помощью и опорой во всем — до моего последнего вздоха...".

Чей это голос произносит такие странно знакомые слова и её имя? Она знает этот голос, но не может вспомнить, кому он принадлежит. Это очень важно — вспомнить. Хотя бы что-нибудь. Из рода... Из Дома... Пустые непонятные слова. Клятва, которая здесь ничего не значит. Нет, вспоминать не хочется. Ничего не хочется.

Снова послышался плеск, она покачнулась в воде, похожей на вино из чёрных ежевичных ягод. Наверное, это и есть то самое вино... Вода коснулась лба и щёк, закрыла уши. Потом кто-то потянул Вилан вниз, в глубину. Всё равно, куда. Всё равно, кто.

— Барышня!..

Вилан лежала на земле, глядя на укрытое жемчужно-серебристыми облаками зимнее небо. Такое огромное, необъятное... Почему, когда стоишь, оно кажется не таким огромным?

— Барышня?

Вилан перевела взгляд на окликавшего её молодого мужчину. Он наклонился к ней, и она поразилась безупречной красоте его черт, сиянию, исходившему от всего его облика, открытой улыбке алых губ. Он был прекраснее многих красавиц, что совсем не лишало его утончённой мужественности. Вилан догадалась, что перед ней не простой прохожий.

Незнакомец помог ей сесть, а затем подняться на ноги. Только выпрямившись, она увидела, что находится на довольно оживленной улице. Счастье, что вокруг не собралась толпа, люди спешили по своим делам, не обращая на них никакого внимания.

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно. Благодарю, господин?.. — она замолчала, ожидая, что мужчина назовёт своё имя.

— Чжан Чанцин. Моя семья живёт вон в том доме, — он махнул в сторону особняка на противоположной стороне улицы. — А вы, кажется, барышня Вилан?

— Верно, — Вилан осторожно улыбнулась в ответ. Она указала на дом, у ворот которого они стояли. — Мы живём в доме напротив.

День выдался морозным, и у калитки образовалась коварная тонкая наледь, которая и послужила причиной неожиданного приятного знакомства. Соседи улыбались друг другу, и у Вилан потеплело в груди. Чжан Чанцин, одетый в бело-голубые и синие одежды, в ханьфу, отделанном по плечам белоснежным пухом птицы ро⁽¹⁾, с вплетенными в волосы белыми и голубыми лентами, со скрепляющей верхнюю часть волос серебряной гуанью, украшенной бирюзой и голубой эмалью, казался ей небожителем, случайно оказавшимся в обители смертных.

Они немного поговорили о своих родных. Оказалось, что семья Чжан Чанцина, — родители, он сам и две младшие сестры, — переехала сюда всего несколько дней назад. Вилан не хотелось прерывать разговор. Новый знакомец так же не спешил покидать её. Но правила приличия запрещали долгую беседу наедине, и, сказав друг другу несколько любезных фраз, они расстались.

Ненадолго, как выяснилось. Отец Вилан, генерал Тайри, пригласил соседей в свой дом, и в тот же вечер ей представилась возможность увидеть молодого человека снова. Оставив старших говорить о своём, Вилан повела Чжан Чанцина и его сестёр осматривать дом и прилежащие территории. Полюбоваться было чем: как раз зацвело "снежное дерево" — голые ветви были усыпаны белыми соцветиями. Гости удивлялись необычной прелести дерева, но Чжан Чанцин больше смотрел на Вилан. Его поразительной чистоты улыбка светилась, как блики солнца на воде, находя отклик в её сердце.

Вскоре отцы сговорились о свадьбе. Прекрасная пара, рассуждали они, грех не воспользоваться такой возможностью. Чжан Чанцин окружил невесту нежной ненавязчивой заботой. Его любовь была спокойной и уважительной, в ней было тепло и уютно. Вместе с тем он был отнюдь не робок и вошёл в жизнь Вилан активным участником, не пуская всё на самотёк в угоду предписывающим лицемерную стыдливость правилам.

Чжан Чанцин ни на день не позволял ей забыть о его существовании: занимаясь своими делами, он постоянно появлялся в поле зрения Вилан. Успевая выполнять поручения отца, он делал так много для нуждающихся: поднимал на ноги упавшего; провожал до дому одинокую старушку, несущую тяжёлую поклажу; угощал детишек, игравших на улице, и перевязывал расшибленные ладошки и коленки, утешал и ободрял добрым словом, порой платил за не слишком нужную вещь куда больше запрошенного, чтобы поддержать бедную продавщицу... У него в жизни было всё хорошо, и благополучием он старался поделиться с другими. Без надрыва и чрезмерности, без слёз и страданий, а между делом, освещая мир лучистой улыбкой. Он любил людей, и люди его любили. Для окружающих он стал вторым солнцем.

Чжан Чанцин находил время и для невесты: развлекал, смешил, заботился... Казалось, у него в сутках было раза в два больше часов, чем у всех остальных. Он никуда не спешил и всюду успевал. Разве удивительно, что Вилан полюбила его всем сердцем?

В начале лета она вошла женой и невесткой в его дом. Принеся друг другу брачные клятвы любить везде и всюду, и при жизни, и после смерти, и всегда быть вместе, наконец они соединили свои дороги в одну и испытывали невыразимое счастье.

Однако через некоторое время Вилан начала истаивать. Ей тяжело жилось среди людей. Смертный мир тяготил скоротечностью и суетностью. Наконец сильфида открылась супругу в том, кем является на самом деле и откуда пришла. Чжан Чанцин стал перед выбором: позволить ей остаться с ним здесь означало обречь любимую на угасание и гибель. Уйти с ней в Небесную Гавань значит оставить людей без защиты и поддержки, а ведь он пришёл в мир смертных с этой целью. Но он не колеблясь выбрал второе. Если спасение Вилан зависит оттого, где жить, он отправится с ней.

Они ушли тихой ночью на излёте осени. Вилан летела впереди сизым облаком, Чжан Чанцин, умевший летать благодаря высочайшему развитию духовных сил, следовал за ней. Однако, добравшись до реки Сири́н ⁽²⁾, они натолкнулись на невидимую преграду. Прежде Вилан пересекала её сходу, даже не замечая. Теперь же они оба натыкались на несокрушимую стену. Преодолеть барьер, очевидно, оставалось только вплавь.

Взявшись за руки, Вилан и Чжан Чанцин вошли в тёмные воды. Прекрасен был подводный мир. Он сам по себе казался сном во сне. Мягко колышущиеся, как занавеси, водоросли, разноцветные кораллы и таинственно мерцавшие раковины, скрывавшие в своих глубинах дивные жемчужины. Мимо проплывали сотни юрких разноцветных рыбок. Неподалёку на боку лежал затонувший, облепленный ракушками и рачками корабль. По песчаному дну передвигались, шевеля клешнями, медлительные крабы. Высоко над головой тёмно-серым шёлком переливалась поверхность воды, волнившаяся лёгкой рябью. Здесь хотелось остаться навсегда. И, пожалуй, им двоим было жаль, что они не родились водными существами.

Но там, где ни один не ждал, подстерегла беда. Навстречу им двигалась чёрная воронка подводного вихря, охотящегося на доверчивых странников. Вихрь налетел так мгновенно, что не было возможности ни избежать встречи с ним, ни повернуть назад. Подводный ветер казался живым: он норовил растащить их в разные стороны. Сложив пальцы в сакральном жесте, Чжан Чанцин остановил их полёт, словно стал на якорь. Но сколько бы он ни сжимал руку Вилан, её неумолимо тянуло прямо в воронку круговорота. Напрягая все силы, Чжан Чанцин подтягивал жену к себе, пока не прочёл в её взгляде, что её разрывает надвое.

— Отпусти! — взмолилась Вилан.

— Ни за что!

— Я больше не могу...

— Держись!

— Люблю тебя...

Новый порыв подводного ветра подхватил её и понёс прямо в жадно кружащуюся черноту. "Я найду тебя! Жди!" — прокричал Чжан Чанцин вслед Вилан и, перестав противиться, полетел за ней.

Его вынесло на противоположный берег проклятой реки, но там никого не было. Берег был другим...

Тайри, вернувшись с облёта границ, направился прямиком к дочери, пребывавшей в глубоком беспамятстве с того момента, как он обнаружил ее одну посреди моря, распластавшуюся на туше почти погрузившегося под воду дракона. Вилан была покрыла ужасными ранами от драконьих зубов. Ещё чуть-чуть — и этот выродок перекусил бы её пополам. А сколько на её теле нашли ушибов, ссадин и синяков...

Это случилось полтора месяца назад. С тех пор она и не приходила в себя. Как она оказалась там? Почему? Предполагалось, что в это время она должна находиться вместе с мужем в столице Чунхуа. Очевидно, Вилан преследовала зелёного дракона, нарушившего границы Небесной Гавани. Конечно, с дозора её никто не снимал: на этот счёт ни владыка Иннэй, ни владыка Эллан распоряжений не давали, а значит, она наравне со всеми должна патрулировать территории двух своих стран. Но это не объясняло, отчего Вилан оказалась в таком ужасном положении. Может быть, она летела домой и это дракон на неё напал?

Вилан опытный воин, сызмальства страж земли и воздуха и чего только ни пережила. Её никто не нежил, да и сама она себя не жалела. Но всё же разве сейчас она не должна быть рядом с супругом? А сам-то принц где? Вопросов было много, но никто не мог дать ответы. Ветер поначалу принёс одну только весть: о разорении дома Вилан. И только потом начали стекаться новости.

Тайри вошёл в комнату дочери. А́львия, жена его второго сына, подняла взгляд от изящного рукоделия, которым занималась, дежуря у постели Вилан:

— Она по-прежнему без сознания.

Тайри опустился на краешек кровати, приложил руку к прохладной щеке своей любимицы:

— Её дух всё ещё где-то блуждает...

Здесь, в доме генерала в Небесной Гавани, гостила сейчас только Альфия и Са́на, её старшая сестра и старшая невестка генерала. Его сыновья дома почти не появлялись, пребывая в дозоре. Ледяные драконы совсем потеряли страх и шастали уже у самых границ Небесной Гавани и Зелёных Холмов. Их отгоняли всеми силами. Но твари плодились с поражавшей всякое воображение скоростью.

Три тревоги постоянно жили в душе генерала: что ледяные пойдут в прямое наступление; что Вилан не приходит в сознание, хотя все её внешние раны и внутренние повреждения зажили; что могут пострадать жена и другие его дети. Все трое сыновей так же не щадили себя, посвятив жизни безопасности территорий сильфов и альвов.

Он дал чёткий наказ Альмеле не выходить из Зелёных Холмов, жена и сама старалась не рисковать понапрасну. А из дома короля Иннэя ветер почти ежедневно приносил запросы о состоянии Вилан. Пока без перемен, отправлял ответ Тайри. Семья переживала случившееся с Вилан. В конце концов, Вирен, младший и пока не женатый сын, принёс сюда Мальви, свою невесту, дочь короля альвов. Мальви умела быть крайне настырной пролазой, и, когда чего-то хотела, остановить её было почти невозможно.

Не то чтобы Мальви так уж любила Вилан. Расстались они не вполне по-дружески, да и симпатии особой друг к другу не испытывали. Но именно с Вилан Мальви чувствовала некую связь, духовную близость. А кроме того, Небесная Гавань ей нравилась: всюду солнечный свет, море облаков сразу под ногами, звёзды, ветер и город, полный какой-то непонятной волнующей свободы. Это вам не пещеры и леса.

— Вы слышали? Нет, вы слышали?.. — сразу с порога заговорила Мальви. — Я просто в себя не приду... В людских землях такое происходит!

— А что там? — удивился Тайри. Ему обычно дела до людей не было. Мало ли что там эти спешащие жить творят.

— А то! Пламенные драконы наконец начали себя проявлять. На трон взошёл Сакши. Настоящий Сакши, понимаете?

— А что, бывают ненастоящие Сакши? — улыбнулась Альвия пылу младшей сестры.

— Не знаю, — отмахнулась Мальви. — Но до сих пор и следа их не было. И кто бы вы думали? Нипочём не отгадаете.

— Так, может, ты нам и скажешь?

— Наш зять, вот кто. Принц Бай Лин теперь император пламенных драконов! — торжествующе затанцевала на месте альва. — Я сразу поняла, что он не человек, но чтобы золотой дракон...

Тайри задумался. Муж Вилан ни много ни мало император. Сакши. Как он поведет себя, когда Ло Фэн и ему начнет навязывать свои правила? Останется ли сам по себе или признает над собой власть Ло Фэна? На его плечах теперь почти непосильное бремя. Выдержит ли этот юноша? Хрупкий, но не слабый, раз смог вернуть себе престол. Как получилось, что пути Вилан и Бай Лина разошлись и каждый пошёл в свою сторону? Что случилось в их доме? Что произошло между ними? Ветер принёс весть о ранении Дара и гневе короля Эллана. Это произошло недалеко от Радужного моря, а потом он, генерал, услышал призыв о помощи своей дочери. Что всё-таки стряслось?

— Это ещё не всё, — заговорил Вирен, до того хранивший молчание. — Сакши восстанавливает свою страну из пепла. Он каким-то образом сумел одолеть драконий недуг, и жители Юшэнга снова становятся собой. Его превозносят как никого на свете. Народ чуть не молится на него.

— Ты бы тоже молился, будь ты бескрылым драконом под пятьдесят, — фыркнула Мальви. — Говорят, у них там дольше пятидесяти не живут.

— Интересно, как поступят два императора, — высказал свою мысль Тайри.

— Есть ещё кое-что, отец. Он ищет нашу Ви. Должны ли мы сообщить ему, где она? Всё-таки он её муж.

— С какой стати? — Тайри поднял брови. — Мы ничего толком не знаем. Вот она проснется и сама скажет, хочет ли видеть его.

— А ещё... — Мальви аж подпрыгивала. — Линь Чао объявил Бай Лину войну и пошёл в наступление. Его флот высадил войска в Юшэнге.

Брови генерала поднялись ещё выше.

— Разве Бай Лин — не сын Линь Чао?

— Там какая-то неразбериха "сын-не-сын". Но говорят, что Бай Лин своими руками убил братца — второго принца. Вот за то и попёр папаша грубой физической силой. Бай Лин только успел воцариться, а тут бах — и война.

— Так ему нужна помощь? — нахмурился отец.

— Уже нет, — ответил за невесту Вирен. — Наш зять выгнал захватчиков из Юшэнга и сам пошёл в наступление на Линь Чао. Империи Чунхуа больше нет. Есть Чунхуа — колония Юшэнга, а наместник там — доверенное лицо императора пламенных.

— Вот как... А что стало с императорской семьёй?

— Не знаю. И никто не знает. И никого, похоже, не волнует.

Альвия, опустив рукоделие, задумчиво поглядела в окно на зачинающийся рассвет.

— Это же драконы... Надо быть сумасшедшим самоубийцей, чтобы атаковать их так запросто. Может быть, император Чунхуа рассчитывал на сыновнюю почтительность.

— Мне и не показалось, что Линь Чао умный человек, — заметил генерал.

Вилан не помнила, сколько летела. Время в полёте теряется. То, кажется, за мгновение покрываешь необъятные пространства, то словно застреваешь в сладком тягучем сиропе.

Как залетела в "кротовью нору", сама не знала. Мимо проносились пространственные отвороты — справа, слева, вверху, внизу... А следом летел он. Холод, который он источал, не поддавался определению и вообще не имел к языку никакого отношения. Сверкающий белый дракон с рубиново-красными глазами и хрустальным гребнем.

Он нёсся за сильфидой, и разделявшее их расстояние сокращалось, потому что постепенно она выбилась из сил. Погоня вымотала её до капли, а он только смеялся. Снисходительно и торжествующе. В этом не было никакого смысла. Всего лишь забава для одного и вопрос выживания для другого.

В конце концов, Вилан поняла: если сдастся — он убьёт, если продолжит лететь — выдохнется окончательно и всё равно погибнет; если пойдёт на хитрость — рискнёт опять же жизнью, рассудком и свободой, но, может быть, сумеет спастись.

И, не сбавляя скорости ни на миг, она свернула туда, куда смогла, куда успела. Что-то громко чавкнуло, оглушительно хлопнуло, и Вилан, потеряв высоту, рухнула, покатилась кувырком, куда-то провалилась и... наконец остановилась. Нет, сознание не оставило её, хотя удар был такой силы, что внутри всё дрожало и гудело...

Это оказался мир женской гегемонии. Так много было пространств, куда можно свернуть... А оказалась тут.

Что ж, жить как-то надо. Не выживать, а жить. Она решила стать вышивальщицей. Из-под её рук выходили удивительные работы — тонкие, живые, почти дышащие... Покупатели нашлись сразу, умолили продать даже образцы работ, образовалась целая очередь из желающих. Сильфида вздохнула: работать теперь — не разогнуться... Зато денег столько заплатили, что можно и о собственном доме задуматься.

— Только одной жить вам нельзя. Купите себе раба, — обронила госпожа Чой загадочную фразу, но, увидев во взгляде покупательницы своего дома замешательство и даже гнев, с готовностью пустилась в объяснения. — В нашей стране, барышня Вилан, женщины живут либо с родителями, либо со старшими братьями, если те сами уже создали семью, либо с мужем. Но не все хотят жить под присмотром. По закону, если девушка или женщина хочет жить одна, у нее должен быть муж. В этом случае, она покупает раба и проходит с ним брачный обряд. Прав у раба нет никаких, так что вас это практически ни к чему не обязывает. Брак анонимный: на доме будет висеть знак замужества хозяйки, но о муже ничего не будет известно. Да это и ни к чему: никто ведь не станет гордиться таким супругом.

Вилан решила, что в шоке побудет потом, сперва всё выяснит.

— И... что же должен делать муж-раб?

— Всюду сопровождать свою жену, охранять ее, делать всё, что она захочет, быть незаметным, удовлетворять все её желания и прихоти... И терпеть наказания, если она им недовольна.

— Мммммм... — промычала сильфида, сбившись с мысли. — А брачный обряд...

— Его проходят прямо на невольничьем рынке либо в храме. Решать вам, милая барышня. Но муж у вас должен быть, иначе у вас будет репутация дурной, легкодоступной женщины и толпа мужчин с недобрыми намерениями станет досаждать вам, а на вашем доме появится специальный знак, извещающий об этом. Да вы не волнуйтесь. Если раб не понравится, вы всегда сможете продать его и купить нового, а обряд будет считаться недействительным, — засмеялась она.

— И... Как обращаются с мужьями-рабами их жёны? — спросила Вилан, чувствуя, как замерзает всё внутри от омерзения.

— А как жена захочет и как раб заслужит. Он же раб! — серебристый смех госпожи Чой вызвал в ней новую волну раздражение, но, тем не менее, обдумать всё это Вилан решила после. — Право у него только одно — его нельзя заполучить в постель против его воли. Можно вынудить или опоить, но силой — это табу. После он уже ни на что не будет годен — ломается воля к жизни.

— Дорого стоит раб?

— Зависит от того, что это за раб. Для черной работы — и медных монет хватит. Для упражнений в фехтовании — один золотой. Супружник — для домашних дел, удовольствий и статуса — на первый брак — десять золотых. После каждого брака цена всё ниже. Как доходит до нуля, дорожка одна — на виселицу.

Чем дольше Вилан слушала, тем лучше понимала: без такого брака не обойтись, но как это мерзко — так обращаться с людьми! Трудно поверить, что эту изощренную гадость придумали женщины. В какой омерзительный мир её занесло! И почему не отпускает смутное ощущение, что именно тут ей надо поселиться? И ведь назад не выбраться — снаружи стережёт ледяной дракон, который может пролежать у "входа" тысячелетия.

Пожилой приятный господин, назвавшийся сторожем дома, выразил удивление, что покупательница явилась одна, без сопровождения. Ведь это неприлично, порядочные дамы так не поступают, намекнул он.

— Завтра куплю себе мужа, — торопливо пообещала Вилан. Забавно. Идёшь за новыми сапожками, а возвращаешься с купленным мужем.

В конце концов, взяв экипаж, она отправилась на невольничий рынок, вполне осознавая, что воспоминания о его посещении останутся в памяти надолго. Воображение рисовало картины одну другой хуже: плохое освещение, грязь, пот, тьма немытых-небритых мужиков и высоченные цены. Её семья пришла бы в ужас от мысли о том, что такое место существует и зачем тут она.

Работорговцы, почуяв не скупящуюся на расходы покупательницу живого товара, принялись тягать девушку от одного помоста к другому. А помостов было столько... Судя по всему, павильон был огромных размеров. И те, кто торговал здесь, начали окружать посетительницу: сперва подошли двое, потом ещё трое, потом пятеро, и вот уж она стоит в центре орущей толпы и не знает, куда деваться. И когда вдруг воцарилась полная тишина, вроде бы даже воздух посвежел. А потом раздался женский голос:

— Господа, займитесь своими делами. Торг ведём мы.

Позади обнаружились восхитительно красивая молодая женщина и пожилой мужчина. И как-то сразу торговцы рассеялись, будто дым, оставив их троих.

Смотр начался. Один был крепкий жгучий брюнет, его глаза полыхали огнем, обещающим, что он чиниться не станет и его жену ждут веселые ночи. Второй, приятный блондин с шальным взглядом синих глаз, подмигнул заговорщически. Уставший мужчина с седыми висками; совсем ещё мальчик; высокий старик с испуганным взором... Пятым стоял юноша, которому здесь точно было не место. Прекрасное лицо, редкая стать, внутренняя чистота, которую невозможно замарать, как ни старайся, бедная, но очень чистая одежда... И абсолютно безжизненный взгляд. "Как он попал сюда?" — поневоле удивилась Вилан и заявила своим провожатым:

— Я возьму этого.

Похоже, управляющие не удивились. Но когда они переглянулись, этот обмен взглядами без слов говорил: будут проблемы.

— Не советую его брать, барышня, — покачала головой госпожа Мену́. Очевидно, во время переглядывания было решено, что говорить будет она. — Его покупали трижды и потом возвращали обратно.

— Почему же?

— Он способен вытерпеть любую физическую боль, унизить его тоже вполне можно, а вот прикосновений к себе не терпит и никому не верит. Ещё ни одной из предыдущих жен не удалось... Но дамы-то рассчитывают на это. Какой прок от красивого мужа, если им нельзя насладиться? Словом, если захотите выполнения супружеского долга, вам придется завести себе любовника.

— Таааак... Что-то ещё?

— Любой раб почтет за честь угождать вам, барышня Вилан. Но не этот. Этот просто будет вас терпеть, и всё. Что с ним не так, мы не знаем.

Поглядим. Вилан продолжала разглядывать своего будущего мужа. Раз уж должна купить кого-то, то и купит того, кого выберет, а не что попало. Он смотрел куда-то в сторону, в уголках губ застыла еле различимая горькая усмешка.

— Как его зовут?

— Юй Цзилинь. Так сказали те, кто его продал.

— Понятно. А давно он в рабстве?

— С самого детства. У нас с пяти лет отправляют прислуживать. Ну, а как подрос до определенного возраста, его перевели в эту категорию.

— Сколько ему лет?

— Двадцать пять. Стар для вас, госпожа? — с надеждой спросил господин Горри.

Вилан чуть не расхохоталась. Скорее, это она стара для него. Её полторы тысячи лет и его двадцать пять — забавное соотношение. А ведь по меркам своего народа она девчонка-несмышлёныш. Понятно, они боятся, что раба вернут.

— Ещё что?

— Он изломан, госпожа. Можно вылечить тело, но душевную боль скоро не вытравить. Если решите вернуть... Это его последние торги. Он не оправдал надежд. После возврата его стоимость упадет до нуля, и он будет казнён.

Вот тут сильфида попросту ужаснулась. Что ещё за изуверство! Да как вообще он выжил здесь?

— Я всё равно беру его.

— Пожалеете...

— Пусть.

Мену властно махнула рукой, подзывая покупаемого раба.

— Подойди!

Когда он стал рядом, она резко и зло произнесла:

— Тебя покупает эта дева.

Юй Цзилинь стоял к покупательнице вполоборота и не повернулся, но при этих словах веки его дрогнули и он мельком искоса глянул на неё.

— Если не перестанешь ломаться, следующим, кто к тебе прикоснется, будет палач, — похоже это предназначалось только для его ушей, но и Вилан услышала. Она продолжала глядеть на него. Он не ответил, но почти неуловимое движение губ, и она будто услышала: "Скорей бы!".

Это, вероятно, "услышала" и управляющая. В руках Мену свистнул хлыст. Кажется, вся кровь бросилась Вилан в голову, а пульс застучал во всем теле разом. Хватит, она терпела эту мерзость слишком долго. Выдернув хлыст из рук Мену, Вилан кинула ей в руки кошелек. Всё, что там было, — двадцать золотых.

— Это ваше, — слова девы воздуха, должно быть, больше походили на змеиный шип. — А это, — она указала кивком на Юй Цзилиня, — моё. Мы в расчёте.

— Хлыст тоже ваш, — мило улыбнулась Мену, очевидно, ничуть не раскаиваясь. — За счёт заведения.

Зато Горри поспешил сгладить ситуацию.

— Барышня, Мену погорячилась. Этот раб такой строптивый — всё время выводит ее из себя. Желаете сразу пройти в венчальную комнату или дойти до храма?

Вилан подошла совсем близко к Юй Цзилиню. Так близко, что ещё чуть-чуть — и коснулась бы носом его груди. Он был очень высок, она доставала макушкой только до его плеча. И снизу вверх заглянула в его лицо. Наконец-то он перевёл взгляд и посмотрел прямо на неё. У него большие глаза и такие длинные черные ресницы, и смотрит так... грустно и строго. Ведёт себя с достоинством, но без надменности. Словно рабство при всей его безвыходности не привычный образ жизни, а неприятное обстоятельство, которое нужно просто терпеть.

— Возьмёшь меня в жены? Настаивать не буду, если не нравлюсь. Но я бы предпочла выйти замуж за тебя́.

Юй Цзилинь, похоже, был удивлен. Лёгкий наклон головы, малозаметное движение бровей, взгляд в сторону и потом снова на хозяйку. Впервые спросили его, раба, согласие на что-то. Обдумав вопрос, он ответил кратко:

— Хорошо.

Какой приятный голос. Чистый, достаточно высокий, мелодичный. Но в нём слышится холодок и едва-едва заметная ирония. Четкий выговор свидетельствовал о том, что Юй Цзилинь получил достаточно хорошее воспитание и, вполне вероятно, достаточно хорошо образован.

— Давай пойдем в храм? Там ведь, наверное, гораздо лучше, чем здесь?

И снова лёгкое удивление. Он не спешил с ответами, не лебезил, не пытался понравиться и угодить. Он вёл себя так, словно был принцем в заточении: безукоризненно вежливо, но оставлял себе право на сдержанное проявление собственных эмоций, отличных от предписанных правилами этикета. При этом манеры его были безукоризненны. И хотя отец Вилан был генералом при дворе своего короля, она почувствовала, что не ровня ему. Если удастся заслужить его доверие, возможно, он расскажет о себе что-нибудь.

— Пойдем, если хочешь.

После совершения брачной церемонии Вилан отправилась в только что купленный дом. Снежный наст похрустывал под ногами. На обратный путь она не взяла экипаж, пожелав прогуляться.

Он тоже похож на снег, подумалось Вилан. Снег так же чист, как Юй Цзилинь. Бледная, почти белая кожа, тёмные волосы, остужающий взгляд и какая-то совершенная непорочность. Он казался созданием иного мира.

— Так скользко... Я возьму тебя за руку?

Юй Цзилинь пожал худыми плечами. Его пальцы, тонкие, длинные, изящные и сухие, были ледяными. Руки совсем не грели, снежинки не таяли на лице... Живое воплощение зимы.

В первую же ночь супруг удивил сильфиду: "Рабы спят на полу, госпожа!" — жёстко произнёс он и на самом деле постелил себе на полу. Немало времени потребовалось Вилан, чтобы уговорить его спать рядом в кровати. На полу твёрдо, холодно и вообще недостойно. Она даже положила между ними большой мягкий валик, чтобы Юй Цзилинь не подозревал в её действиях непристойного умысла.

Вилан не считала себя его хозяйкой. Муж есть муж, с какими бы целями она за него ни пошла. С ним в её жизнь пришёл новый смысл. И она принялась выхаживать его — так тактично, как только могла, ни словом, ни взглядом не напоминая о рабском прошлом. Для неё оно осталось за дверью навсегда.

Юй Цзилинь не привык к внимательному ласковому обращению. Из его поведения не исчезала бдительная настороженность. Но всё, что он видел, так разительно отличалось от поведения прежних жён, что обескураживало и приводило в смятение. Вилан вела себя с ним по-человечески, на равных, доверительно и с уважением. Не тянула к нему рук, не лезла в душу, не приказывала, не смешивала с грязью, не вымещала гнев, не стремилась унизить, оскорбить, причинить боль. Она искренне хотела, чтобы ему было хорошо. Чтобы он не чувствовал холода, грусти, одиночества. В первый раз из его глаз потекли слёзы. Первые настоящие слёзы. Не благодарности, а сожаления о своей мерзкой жизни, в которой всё могло быть иначе сразу, с самого начала.

Постепенно он научился... нет, не доверять, но и не ждать подставы и разочарований. В душе, где прежде не было ничего, кроме безнадёжности и горечи, шевельнулось... что-то. Подобие чего-то.

Иногда хорошее заканчивается, не успев начаться. А иногда даже сквозь самые лютые морозы пробивается росток.

В прежние времена в этом мире господствовали мужчины. Им жилось хорошо, брали, что хотели, жили, как хотели, и никто им был не указ. Но по воле богов полсотни лет назад их власти пришел конец. Началась эпоха владычества женщин, под их игом, ничуть, надо сказать, не лучшем, мужчины расплачивались за все сотворенные бесчинства. Но власть снова поменялась. Одна сторона взбунтовалась, другая принялась за подавление, и все схватились за оружие.

В городе начались беспорядки. Горели дома, на улицах лежали раненые и убитые, слышались вопли и брань, бряцание стали и почти звериное рычание. Вилан решила, что пора убираться отсюда, и, схватив мужа за руку, выбежала из дома на улицу как раз вовремя: крыша их домика горела и трещала в буйном пламени.

Казалось, хуже уже и быть не могло, а выяснилось, что и это не предел. Разъярились сами боги оттого, что люди никак не уймутся. Среди бела дня небо заволокло чёрными клубящимися тучами, из которых поминутно били страшные молнии, а гром, оглушавший и вгонявший в ужас, разрывался прямо над головой. А посреди этого ужаса бесчинствовали люди.

Едва они выбрались на улицу, как посреди площади увидели троих лучников, целившихся в Вилан с самыми серьёзными намерениями. Сильфида застыла, пытаясь сообразить, что делать в условиях, когда мужчины и женщины неумолимо и бессмысленно истребляют друг друга. У Юй Цзилиня не было времени придумывать что-то ещё. Всё, что он мог сделать, чтобы спасти девушку, которая стала крошечным пятнышком света в бесконечном мраке его души, — отдать свою жизнь взамен её жизни. Он закрыл её собой от сорвавшихся с тетивы стрел и, падая вместе с ней, подставил руку, чтобы она не разбила голову о мостовую. В тот же миг взлетело сизое облако, унося его прочь из безумного ада, в который превратился уютный городок, бывший до того адом тихим.

Вынеся мужа из охваченного сумасшествием войны города, Вилан опустила его на землю. Из спины и груди Юй Цзилиня текла тёмными струями кровь — странные стрелы без оперения и наконечников в виде металлических прутов застряли в теле, пойдя насквозь. Подставив плечо и колено, Вилан поддерживала и обнимала его, еле удерживая внутри себя крик отчаяния. Ощущение непоправимой беды скручивало её. Всё можно было пережить и победить, только не это.

— Прости меня! Прости меня! — плакала она, не в силах остановить слёзы. — Я не подумала о тебе! Надо было сразу улететь... Если бы я только посмотрела хотя бы на несколько минут вперёд...

Юй Цзилинь поднял на неё глаза и с неимоверным трудом едва улыбнулся белыми губами. В его лице не было ни кровинки. Она плачет... о нём?

— Если это подарило тебе мгновение, оно того стоило...

1) Очень редкий вид, чем-то похожа на нашу белую цаплю. Чтобы добыть пёрышки, птиц не убивают. При домашнем содержании перья опадают сами в достаточном количестве

Вернуться к тексту

2) Граница миров, наподобие мифической реки Стикс

Вернуться к тексту

Бай Лин сидел, с головой погрузившись в свиток, на котором была изображена стратегически выгодная позиция пехоты в наступательном бою. Когда стало ясно, что восстановиться после десятилетий драконьего недуга смогут не все, а стало быть, сражаться в воздухе будут только те, кто моложе и меньше подвергался воздействию артефакта сна драконьих сил, пришлось рассмотреть возможность обычного человеческого наземного сражения.

Су Лу, ответственный за обучение и тренировку войск, уже собирался покинуть кабинет императора, но напоследок решил высказать то, о чём подумывал давно.

— Ваше Величество, раз госпожа супруга жива, но не возвращается, вы можете своей волей аннулировать брак.

Бай Лин задумался. Год прошёл, как Ви исчезла. Он взращивал в себе веру в то, что она жива и что заклятие "Одна жизнь на двоих" действует, на корню убивая любые сомнения. Но что, если она и не думает возвращаться? Что, если ей хорошо там, где она есть, или вообще забыла его? В таком случае, любое ожидание бесполезно. Тогда он найдёт её, чтобы потребовать объяснений, почему он ей не нужен. А потом... Аннулировать... Освободиться от неё навсегда... И её от себя освободить? Нет.

— Есть девушки намного красивее...

— И что?

— Любая из них почтёт за честь прислуживать вам, любить и доставлять удовольствие. Вас не оценила всего одна, но есть и другие.

Проклятье. Бай Лин начал ненавидеть Су Лу за то, что тот потихоньку распалял гнев императора против жены, используя завуалированно любые домыслы в попытках выставить брак Бай Лина в самом невыгодном свете. Такая тонкая работа. И такая гнусная.

Ни разу прежде Бай Лин не думал о том, что станет делать с толпами возжелавших его красавиц, и сама эта мысль заставила его губы искривиться в ироничной усмешке. Его единственной целью было возвращение себе трона матери и месть тому, кто её погубил. А теперь ему предлагают любую... Он может выбрать и заполучить любую. А что эта любая знает о том, какой путь он прошёл, чтобы стать тем, кто есть сегодня? Вилан протянула руку помощи, была с ним, когда у него ничего не было, и ничего не ждала от него. Эта любая любит не его, а то, что он может ей дать. А ему не нужна рядом чужая и холодная, изображающая страсть. Он чувствовал, что холода больше не вынесет. Вся его жизнь крутилась вокруг других ценностей, и физическая близость не была ни первостепенной, ни второстепенной, ни даже третьестепенной. Лучше быть совсем одному, чем прижиматься к неизвестному телу и незнакомой душе в попытках на одну ночь спастись от тоски и одиночества, а после ненавидеть себя за выбор самого лёгкого пути и предательство. Как и кому объяснить, что ему необходимо чувство безопасности — рядом с той, кому лично он доверяет настолько, чтобы заснуть рядом, повернуться спиной и знать, что в неё не ударят? Как объяснить, что у него есть только Вилан и ей одной он верит, потому что ей от него ничего не нужно? Что у него в целом свете никого нет, кроме неё?

— У меня е́сть жена. Одной вполне хватит. Здесь она или где-то ещё — не имеет значения.

— Ваше Величество, смею заметить, что народ нуждается в наследнике...

— Наследник будет. Однажды.

— Осмелюсь заметить ещё...

— Да ты никак давишь на меня? — усмехнулся император, с преувеличенным вниманием разглядывая второго генерала.

— Нет, Ваше Величество, я только пытаюсь... — у Су Лу вытянулось лицо, когда он понял, что сам себя загнал в западню.

— Не давишь, только пытаешься... Попытаешься ещё раз — голову сниму, — миролюбиво, но весьма определённо пообещал Бай Лин.

Су Мин в передней комнате ждала приёма Его Величества, и вместе с ней ждал Сунь Чжао с очередным рапортом о том, что Вилан нет нигде и никто о ней не слышал.

— Почему Повелителю не нравятся женщины? — тихо спросила Су Мин.

Только вчера вечером она лично доставила ему нескольких восхитительнейших красавиц и одну из них проводила прямо в опочивальню императора. Но прошла всего минута, дверь отворилась, и император вытолкнул растерянную девицу наружу. Та даже объяснить не смогла, что сделала не так, потому что и сделать ничего не успела. И так было с каждой. Что с ним не так, с этим красивым юношей?

— Думаю, потому, что они не похожи на госпожу супругу, — ответил Сунь Чжао.

— А если подобрать похожих?

— Он выгонит их вон.

— Почему? — воскликнула Су Мин, понимавшая теперь ещё меньше, чем на два вопроса назад.

— Потому что это всё равно не она, — ответил патологически честный генерал.

— Как же быть?

— Думаю, нужно оставить Владыку в покое. Когда-нибудь эти раны сами затянутся.

— Неужели эта женщина так хороша, что лучше и быть не может?

"Бывают и красивее, конечно!" — хотел брякнуть Сунь Чжао и прокашлялся, чуть ли не силой удерживая эти слова в горле. Кому не ясно, что сама госпожа Су напрашивается на комплимент и на заверение, что в гареме императора она была бы одной из лучших жемчужин! Да вот беда, гарем теоретически есть, но в нём, похоже, предусмотрено место только для одной женщины. Той, которой нигде нет. И, похоже ещё, это совсем не то, что хотела бы услышать эта девушка, судящая обо всех только по степени наружной привлекательности. При всей своей безудержной честности Сунь Чжао был не настолько глуп, чтобы объяснять ей, что, если повелителю не нравятся гораздо более прекрасные дамы, то зачем ему Су Мин?

В свободное от дел время в знак особенного расположения император взял с собой первого генерала в некое тайное место. Один глубоко личный проект государя только Сунь Чжао способен был оценить. И слова здесь были не нужны.

Ночной дракон озадаченно разглядывал развернувшееся в квартале, где проживала аристократия Ливэя, строительство. Кругом сновали каменщики, плотники, садовники, конюхи. Возводились и красились стены комплекса, ставились ворота, восстанавливались здания, прокладывались мостки, настил и мосты, был вырыт и наполнен пруд, и в нём посажены лотосы, по берегам вкопаны деревья и разбиты клумбы, поставлена беседка, а в Большом доме, Гостевом доме, доме для прислуги, кухне и караульной расставляли мебель, развешивали занавеси, раскладывали вещи, где какие прежде лежали.

Это было памятное место и залог будущей встречи. По камешку, по брёвнышку приказом повелителя Юшэнга перевезли сюда всё поместье "Золотые лилии", не оставив на старом месте ничего, что нельзя было забрать с собой. Разыскали и доставили всех слуг — экономку, плотника, горбатого садовника, старого привратника, горничную, повариху. Занятые делом, они издали кланялись своему вновь прежнему и вместе с тем новому хозяину. Конечно, все они радовались встрече...

Ещё долго после той кошмарной зимней ночи, когда принц Бай Лин велел им бежать из поместья, не утихали слухи о том, как в брошенном поместье нашли обгоревшее тело второго принца. Его спутники тоже были найдены мёртвыми, но в куда худшем состоянии. Император Линь был в таком горе и ярости, что тем, кто служил в прокля́том поместье, пришлось схорониться за пределами столицы, лишь бы не попасть в руки допросчиков.

Линь Чао, обезумев от жажды мести, собрал армию и в короткий срок, в течение первого месяца весны, пересёк Радужное море. Он сам повёл войска и вторгся в Юшэнг, чтобы отплатить коварному отродью, которому когда-то оказал великую честь считаться его сыном. Расчёт был на то, что юный император не успел ещё заслужить доверие и поддержку своего народа, что трон под ним качается и его подданные будут в гневе, что их страну втравили в войну. Не тут-то было. На войска Чунхуа обрушилась невероятная масса восстановившихся и очеловечившихся драконов, соотношение пришлось один к десяти, тем более что сам Бай Лин взошёл на трон при поддержке собственной стотысячной армии. Линь Чао просто не слышал последних новостей о Юшэнге либо же по глупости не интересовался ими. Драконы смели́ и растоптали войска Чунхуа, обратили в бегство военачальников и Линь Чао и к началу лета сами вторглись во враждебное государство, дойдя до столицы и захватив резиденцию Линь Чао. Теперь на троне восседал пятнадцатый принц Линь, и тем, кто когда-то старался отравить ему жизнь, пришлось горько сожалеть о своих омерзительных поступках. Он принял извинения и раскаяние тех, кто был посильнее духом, а прочие просто исчезли с лица земли, будто их и не было. Бывший властитель был пойман и доставлен императору Юшэнга.

Между двумя государями состоялся "разговор", свидетелями которого были только два генерала и трое драконов из личной стражи Бай Лина, тех, что служили ему верой и правдой ещё со времён пребывания в "Золотых лилиях". Сидя на троне в зале, где в прошлом году была принята делегация сильфов во главе с королём Иннэем, и подперев ладонью щёку, Бай Лин смотрел, как беснуется, заходясь в ярости, тот, кто пленил и сжил со свету принцессу Мейли и избивал и унижал её сына, пользуясь любой удобной для этого возможностью. Бай Лин молчал, а Линь Чао извергал потоки сквернословия и проклятий. Сказано было слишком много. Наконец-то Бай Лин услышал главное: они друг другу никто.

Сакши размышлял о казусности ситуации. Будь он таким, как "папаша", с каким бы удовольствием снял со стены ту самую плеть, узлы которой окаменели от его крови, и дал возможность сполна насладиться процессом с той стороны. Бай Лин никак не мог решить, что делать с впавшим в истерику Линь Чао. Убить его? Запереть навеки? Прилюдно опозорить? Каждый вариант был так мелок...

Он и не ожидал от бывшего правителя Чунхуа благородства. Очнуться от дум его заставило упоминание имени матери. С каждой секундой, с каждой отвратительной подробностью Бай Лин всё яснее понимал, что ждать от этого нечестивца проблеска раскаяния значило бы нарочно обманывать себя. Посреди тошнотворно омерзительного "монолога" вконец остервеневшего Линь Чао раздались злой хохот и демонстративные аплодисменты Сакши.

— Заприте его в подземелье, — сказал он наконец, взмахом руки отсылая стражников со схваченным с обеих сторон Линь Чао.

— Ты не посмеешь, — с угрозой, ещё до конца не веря в реальность происходящего, заявил бывший хозяин дворца.

— Неужели?

Бывшего императора Чунхуа заперли в одиночной камере в самом конце подземной тюрьмы, кишащей крысами и плотоядными насекомыми. В самом "уютном" местечке дворца. Здесь пахло кровью и нечеловеческой му́кой. А чтобы не было скучно в компании с самим собой, у стены оставили невинную подсказку — верёвочную петлю.

Об участи императрицы, первого принца и наложниц история тактично умолчала. Прочих детей императора Бай Лин распорядился женить и выдать замуж. И Мин так валялся в ногах пятнадцатого принца, вымаливая прощение, что того начало тошнить от отвращения. Бывшего министра отправили на исправительные работы.

Новый повелитель на правах победителя присоединил Чунхуа к Юшэнгу в качестве колонии и посадил своего наместника — одного из тех троих драконов, что были преданны ему с самого начала. Перед отъездом в Юшэнг он не смог отказать себе в желании пройтись по недавним местам: побывал в своей старой комнате и на заброшенном этаже. В бывших покоях Вилан. В храме, где они поженились. В усыпальнице. В павильоне, где они окончательно стали супругами. В "Золотых лилиях".

Три сокровища Бай Лин забрал с собой: урну с прахом матери; музыкальные инструменты, подаренные сильфами; поместье вместе со слугами...

Сунь Чжао понимал, что сердце и память его господина остались там, в тех днях. И ещё он понимал, что перемещение усадьбы — это попытка вернуться "домой".

Они стояли рядом, наблюдая за строительными работами и думая каждый о своем.

Вилан пришла в себя в своей постели. Небесная Гавань. Она дома. Сколько она спала? Не меньше десяти лет, должно быть. Какие странные сны приходили к ней! Путешествие в человеческую страну Чунхуа; скоропалительная свадьба; супруг, оказавшийся золотым драконом и претендовавший на трон Юшэнга, — любимый, такой близкий и такой далёкий; бегство из Чунхуа; ужасное недоразумение с Даром; напрочь испорченные отношения с Бай Лином; битва с ледяными драконами посреди Радужного моря; две взаимоисключающие встречи после... Как всё странно. Будто прекрасная, недостижимая сказка. Но она здесь, дома. Значит, всё было сном и скоро забудется. Жаль...

Вилан села в кровати и потянулась. Должно быть, выспалась на годы вперёд. За окном рассветные лучи окрасили облака густым оранжевым светом. Неподалёку раздавались голоса: отец разговаривает с кем-то из домашних. Наверное, с сыновьями, потому что "бескрылые" мать и невестки бывают здесь крайне редко: из Зелёных Холмов сюда можно добраться только по воздуху.

Вилан вылезла из постели и хорошенько встряхнулась. От слишком долгого сна тело затекло. Она приотворила дверь и прислушалась. В гостиной шёл серьёзный разговор, потому что никто не смеялся. Сильфида ясно различила голос Мальви. Поразительно, прежде она гостила тут всего раз. Похоже, её перенёс младший братец. Что это она говорит?

— ...Линь Чао объявил Бай Лину войну и пошёл в наступление. Его флот высадил войска в Юшэнге.

— Разве Бай Лин — не сын Линь Чао? — это спросил отец.

— Там какая-то неразбериха "сын-не-сын". Но говорят, что Бай Лин своими руками убил братца — второго принца. Вот за то и попёр папаша грубой физической силой. Бай Лин только успел воцариться, а тут бах — и война.

— Так ему нужна помощь?

— Уже нет, — сказал Вирен. — Наш зять выгнал захватчиков из Юшэнга и сам пошёл в наступление на Линь Чао. Империи Чунхуа больше нет. Есть Чунхуа — колония Юшэнга, а наместник там — доверенное лицо императора пламенных.

Вилан попятилась. Бай Лин. Зять. Линь Чао. Чунхуа. Юшэнг. Так это не приснилось? Она и впрямь замужем?!! Значит, всё, что ей привиделось, — было? Нет, не всё. Она прекрасно помнила всю свою жизнь. Чжан Чанцин никогда не бывал в Небесной Гавани — она бы вспомнила, если бы видела его тут. И она никогда не выкупала Юй Цзилиня из рабства, и он никогда не умирал у неё на руках.

Вилан напрягала память, как только могла. Всё было, всё. Но вот эти две последние истории просто не могли случиться. Откуда в её памяти то, чего не было? А если не было, значит, приснилось. Вилан вспомнила бегство от зимнего дракона. Это ведь сам Ло Фэн гнался за ней. И она куда-то свернула. В некий пространственный "рукав". Так что, видимо, угодила в какие-то другие реальности. А может быть, это просто сны, и ничего больше.

Вспомнив, как лежала в воде на погружающемся в море мёртвом зелёном драконе, она поёжилась. Какой страшный момент. А чем всё закончилось? И что там с Бай Лином? Как он? Где он? Мальви и Вирен говорили про войну между Юшэнгом и Чунхуа. Как это? Она, Вилан, не могла проспать больше трёх дней к ряду, да и то маловероятно. Какая война может пройти за трое суток? Наверное, она слышала больше, чем говорили. Напутала что-то.

Она бросилась к двери, но разговор закончился и голоса смолкли, в доме стало тихо. Вилан попробовала слушать ветер, но его речь была нечёткой, тихой и какой-то непонятной. Видимо, сказались потрясение и раны.

Бай Лин. Она села на кровать, уставившись на кружевной подол своей ночной рубашки. Бай Лин... Что с ним происходит сейчас? Сердится ли он на неё всё ещё? Беспокоится ли? Или ему всё равно? Пропала и пропала...

"— Ты меня любишь или нет? Скажи.

— Люблю? Тебя? Что ты о себе возомнила?!".

Вилан встала, открыла шкаф, выбрала платье, тщательно оделась. Хотелось плакать, но она себе этого не позволила. Как он жесток. После таких слов осталось ли ещё что-то между ними?

В доме нашлась только Мальви. Радостно заулыбавшись, младшая принцесса, тем не менее, попеняла золовке: мол, сколько можно спать? Мальви принялась готовить для Вилан завтрак, не забывая засыпа́ть вопросами: кто, что, как и где? Но Вилан не хотелось отвечать. Некстати вернувшиеся воспоминания испортили настроение, даже стало казаться, что всё хуже некуда.

— Ви... — Мальви с беспокойством положила руку на плечо Вилан, видя, что та думает о чём-то своём. — Ты что?

— Ничего, — она покачала головой. — Расскажи мне все новости последних дней. Расскажи то, о чём рассказала моему отцу.

Мальви, утратившая воодушевление, вкратце пересказала то, что слышала сама. Бай Лин теперь император пламенных драконов. Конечно, усмехнулась про себя Вилан, о ней он и думать забыл. На что она ему — навязанная и навязавшаяся жена, тем более, когда он выразил своё отношение самым конкретным образом?

— А где его видели в последний раз? — спросила сильфида невзначай.

— Я слышала, в столице Чунхуа. Он вошёл в неё как завоеватель.

Вилан кивнула. Сколько времени прошло с тех пор, как она очутилась здесь? Два месяца? Сюрприз. Два месяца пролежать без чувств. Она ушла к себе. Плакать хотелось всё сильнее. О себе, о своей жизни, о том, что в своей семье, где раньше она была счастлива, уже не находит покоя. О том, что то, что прежде считала своей силой и крепостью, никому не нужно. Вилан накинула плащ.

— Ты куда? — испугалась Мальви, явившаяся с подносом, на котором заботливо принесла только что приготовленные оладьи с вареньем из цветов бузины и горячим чаем.

— Мне надо отлучиться, Лала, — Вилан собрала в дорогу несколько вещей. — Скажи всем, что вернусь, когда смогу.

— Но куда...

— Искать ответы на свои вопросы. Без этого не смогу жить дальше.

Соблюдая все мыслимые предосторожности и почти растворяясь на фоне небесной синевы, Вилан за несколько часов добралась до Чунхуа. Она вовсе не была уверена в своём желании добиться разговора с Бай Лином и вообще показываться ему на глаза. Но даже и просто увидеть его и то значило бы многое.

Дворец очень изменился. Исчезли алые полотна, ковры и занавеси, любимые Линь Чао. Всюду она видела переливы оранжевого, жёлтого, золотого, карминно-красного и чёрного — цвета́ пламени, цвета́ нового императора. Полумрак сменило яркое освещение. По некогда полупустым коридорам сновали туда-сюда слуги. Скрываясь в тени потолков, она добралась до тронного зала, потом облетела наиболее оживлённые помещения. Из знакомых лиц встретила только одного из первых стражей поместья. Все ему кланялись и выражали почтение. Должно быть, он и есть теперь наместник от Юшэнга. Бай Лина она так и не нашла.

Вилан хорошо помнила дорогу домой. Кто живёт теперь в их прежнем доме? Кто бы ни жил, она всё равно сможет побродить там, пользуясь своими крыльями. Но от того, что нашла, опустились руки: голый пустырь, засыпанный снегом, яму на месте пруда, несколько сломанных досок... И больше ничего. Ничего, ничего не осталось... Дом господина Вана, пусть разрушенный, но хотя бы стоял на месте. Кто-то полностью уничтожил "Золотые лилии", сровнял с землёй. Линь Чао отомстил за смерть своего сына, или Бай Лин стёр самую память о прошлом?

— Кого-то ищете, барышня? — какой-то прохожий остановился рядом, с любопытством разглядывая сильфиду.

— Здесь раньше было имение. "Золотые лилии", — упавшим голосом пролепетала Вилан.

— Больше нет его.

— А почему?

— По приказу императора, барышня.

Мужчина двинулся дальше, Вилан проводила его глазами. По приказу императора. Она вернулась в Небесную Гавань. Больше идти всё равно некуда.

— Ваше Величество, мы нашли их! — Сунь Чжао вбежал в кабинет повелителя.

— Кого?

— Земляных драконов!

Император оторвал взгляд от еженедельных рапортов сановников и в нетерпении посмотрел на первого генерала. Полгода Сунь Чжао искал древних драконов, ушедших в спячку после смерти старого императора и драконьего мора. Ледяные их тоже искали, но древние так надёжно укрылись, что даже пламенным удалось отыскать их, лишь используя определённые магические ритуалы.

— Где они? — Бай Лин отложил донесения и поднялся на ноги.

— В расселине горы Сюли, повелитель! Там очень узкое ущелье.

— Сколько их? — император уже стремительно шагал к выходу.

— Двое.

— Возьми с собой нашего придворного колдуна У Юня.

— Он уже там.

Гора Сюли располагалась на самом севере Юшэнга. Лучше схорониться было просто невозможно: кругом густые леса, а саму расщелину скрыли разросшиеся папоротники, сейчас засыпанные снегом. Чтобы пробудить древних рептилий, понадобится много, очень много сил, притом именно сил Сакши, потому что только ему они подчинятся, признав сильнейшего. Если признают.

Готовясь к этому испытанию, пока шли поиски, Бай Лин без передышки восстанавливал своё Пламя и своё тело, торопясь успеть найти земляных, пока не поздно. Никому не ведомо, что в состоянии сделать Ло Фэн, чтобы заполучить себе таких могучих союзников. Умница Сунь Чжао и тут его не подвёл. Бай Лин пообещал себе наградить его ещё чем-нибудь. Золотом, драгоценными камнями... Хотя можно ли этим измерить преданность?

Добравшись к рассвету до разбитого в лесу лагеря, Бай Лин, не мешкая, отправился к ущелью. Конечно, он устал за несколько часов полёта, но ему нетерпелось увидеть самому драконов, служивших прадеду.

На дне расселины было ещё темно, потребовались минуты, чтобы зрение привыкло к полумраку. И ещё немного, чтобы разглядеть среди валунов огромные, свившиеся кольцами коричневые тела, чуть шевелившиеся при дыхании. Они не производили шума, папоротники наверху лишь слегка покачивались, роняя части своих снежных шапок. Никто в здравом уме не стал бы искать их здесь.

— Ваше Величество... — прогундосил чей-то голос за спиной Бай Лина, и тот обернулся, кивком приветствуя недавно присоединившегося подданного.

У Юнь вызывал у императора противоречивые чувства. На вид он был омерзителен: старик с тускло-зелёными глазами, висящими складками щёк, вечно открытым ртом, похожим на пустой кошелёк, и гнилыми склизкими зубами длинней обычных раза в три. Так и казалось, что сейчас вцепится кому-нибудь в горло, что, впрочем, случалось не так уж редко. Одет он был в коричневую хламиду с капюшоном и опирался на простенький посох. У Юнь казался довольно посредственным старикашкой, если не знать, что это одарённый маг и лютый, даже, можно сказать, кровожадный оборотень.

Ему здорово не повезло попасть в руки Бай Лина после того, как он со спины напал на Сунь Чжао, не распознав в нём дракона, обездвижил и уже собрался запустить клыки в шею жертвы. По несчастью, молодой император оказался рядом и, одним изящным движением пальцев оплетя смердящее чудище огненными путами, пообещал разрезать того на куски.

У Юнь живо сообразил, что тягаться с таким противником пока что не с руки, и склонился перед Сакши, признав его хозяином. Бай Лин стребовал с него клятву верного служения, условия которой прожгли в крови оборотня, так виртуозно, что за её нарушение его ожидала ужасная и неотвратимая участь. В общем-то, служба была не слишком обременительной: колдун делал, что велено, император сквозь пальцы смотрел на "охоту" У Юня, лишь бы подальше от столицы. Пока он полезен, поживёт ещё. А он полезен, потому что, когда повелитель сердится, в рукаве у старого волчины всегда припасено что-нибудь стоящее, и это стоящее он выхватывал, как бродячий фокусник зайца.

Приглашающе кланяясь, У Юнь подвёл Бай Лина к двум гигантам, беспробудно храпевшим и не чуявшим перемен под самым носом. Довольная улыбка Бай Лина, разглядывающего находку, подсказывала оборотню, что сегодня ему может перепасть кое-что хорошенькое. Император бывает злым и беспощадным к предателям, бездельникам и неудачникам и даёт всего один шанс показать, кто на что способен, но жадным его никто не назовёт.

К несчастью для У Юня, его репутация среди приближённых Бай Лина говорила сама за себя. Едва он, мысленно потирая руки, размечтался о том, что бы такого съесть на ужин (а может быть, и кого, кто знает?), как в расселину, свесившись сверху, кто-то крикнул, что одного из дозорных нашли растерзанным в нескольких ли⁽¹⁾ от лагеря.

Взгляд императора мгновенно стал похож на остриё клинка у горла. Сунь Чжао, и прежде едва терпевший омерзительного монстра, принял боевую стойку.

— Разве я не предупреждал тебя не трогать моих людей? — обманчиво-нежным голосом спросил Бай Лин.

— Повелитель, это не я! — склонившись ниже обычного, проговорил оборотень. — Я голоден, это так, но слово Его Величества для меня закон. Клятва не даст обмануть.

Клятва и впрямь не позволила бы ему соврать — очень уж точно она очерчивала рамки возможностей, оставленных У Юню. Бай Лин перевёл взгляд на первого генерала, и Сунь Чжао понял сразу: неподалёку бродит хищник, и его нужно немедля истребить, пока не пострадал ещё кто-нибудь.

— Если я узнаю, что...

— Ваше Величество, к слову... — вкрадчивым голоском сменил тему У Юнь, доставая из рукава очередное подношение. — Та женщина... Повелитель ещё разыскивает её?

Император не изменился в лице. Но сверкнувшие под полуопущенными ресницами глаза подсказали оборотню, что тема эта — золотая жила и ещё не раз может спасти его шкуру.

— Говори.

— Кое-кто передал мне, что несколько дней назад её видели в Чунхуа...

1) 1 ли=500 м

Вернуться к тексту

Плавно извиваясь в воздухе, по вечернему небу летел ночной дракон. Сунь Чжао спешил в Чунхуа по поручению своего владыки. Бай Лин хотел отправить туда Су Лу, а первый генерал был ему нужен на месте. Но у Сунь Чжао были причины не доверять второму. Он давно подозревал, что Су Лу не заинтересован в возвращении госпожи супруги. Доказательств не было, просто чувство, а он привык верить своим чувствам.

Чунхуа располагалась далеко на юге, через Радужное море. Долетев до морского берега, дракон резко свернул, взял курс на восток, а потом выравнял направление на юго-восток. Что вело его? Опять же чувство, что искать госпожу супругу следует не в Чунхуа, а там, куда пламенные ни разу не залетали.

Он поднимался всё выше и выше, пока не очутился в облаках. Выше. Облака остались под поджатыми лапами. Море облаков, которые закат облил расплавленным мёдом. Почему он прежде не залетал так высоко? Это совсем другой мир, дышащий покоем и лежащий вдалеке от суетных страстей и корыстных устремлений. Мир небесных жителей. Небожителей.

Сунь Чжао не смог бы внятно объяснить, почему летит именно туда, и найдёт ли парящий в облаках город — тоже вопрос. И не встретят ли жители этого города ночного дракона самым нелюбезным образом. Не это пугало его, а то, что, если госпожи здесь не окажется, то он попусту потеряет время. Впрочем, они с повелителем и так много времени потеряли в бесплодных розысках.

Вдали показалась гряда облаков, расположившаяся выше всех прочих. По мере приближения облака обретали всё более конкретные контуры. Стали видны каменные стены, ворота и стоящая на карауле стража. Его приближение заметили. Лучники натянули тетевы, готовясь пустить стрелы в незваного гостя.

— Стой! — прогремел чей-то суровый голос. Его тон ясно дал понять, что предупреждение будет всего одно.

Сунь Чжао прекрасно знал, что никто из жителей Небесной Гавани не примет его за друга. Благодаря Ло Фэну, драконов вообще воспринимали как великое бедствие.

Во избежание обострения ситуации, первый генерал принял облик человека и завис на месте.

— Первый генерал Юшэнга Сунь Чжао. К госпоже Вилан по поручению императора Сакши, — представился он.

Ему знаком предложили приземлиться у ворот. Лучники по-прежнему не опускали луков, держа гостя под прицелом. Высокий молодой стражник со строгим выражением лица, не спуская глаз с пришельца, знаком подозвал одного из стражников и негромко проговорил:

— Доложи младшему командиру Легиона, что её ждут у Восточных ворот.

Ждать пришлось недолго. Вскоре посланец явился вместе с Вилан. Сунь Чжао поспешно преклонил перед женой императора колено, как делал это перед повелителем, чувствуя, как радостно забилось сердце от того, что она всё-таки жива и здорова. Но в то же время внутри что-то сжалось от внезапно появившегося предчувствия грядущих в далёком будущем неприятностей. Драконы не провидцы в массе своей, такой дар индивидуален. Нахлынувшее терпкое чувство так неприятно!

— Младший командир, к вам прибыл посол от императора Сакши.

Только что выражение её лица было скептическим и даже неприязненным, но едва она увидела самого "посла", как оно озарилось неподдельной радостью. Вилан поспешила навстречу и, подняв генерала на ноги, обняла за плечи. Такого прежде не бывало. Но Сунь Чжао, тоже обрадованный встречей, как ни странно, не смутился в этот раз. Дружба — это чувство, а не слова.

— Сунь Чжао! Какими ветрами?..

— Госпожа Вилан, вы всё-таки живы...

— Видимо, да, — сильфида с удовольствием вглядывалась в лицо дракона. Уж ему-то она всегда была рада. — Ну, пойдём, нечего здесь стоять.

Она ввела его в распахнувшиеся ворота и распорядилась:

— Пропускать всегда.

— Есть.

Так непривычно было видеть госпожу супругу императора военачальником, уверенно отдающим приказы и знающим, что её указания будут выполнены непременно. Повелитель удивится, он ведь видит в ней только женщину.

Сунь Чжао, впервые оказавшись на территории сильфов, осматривался во все глаза. Они не спеша шагали по улице, вымощенной необычным тёмно-голубым камнем. Таким же камнем, отшлифованным до зеркального блеска, были облицованы стены домов. Казалось, что дома сложены из ледяных кирпичей. В углах зданий и улиц притаились синие вечерние тени. На каждом шагу встречались фонтаны, в которых били разноцветные струи и на заходящем солнце играла алмазная радуга, садики с удивительными цветами, источающими сладкое благоухание, арки, украшенные трепещущими на ветру светлыми флагами и тканями, скульптуры не из камня, а из крошечных растений и лиан... Здесь всё казалось таким воздушным и устремлявшимся вверх, готовым взлететь!

Улицы были пусты, но всюду слышались разговоры, пение, смех и музыка. Всё, что Сунь Чжао видел до сих пор на родине, показалось ему тяжеловесным и слишком монолитным.

Вилан не выпускала его руку из своей. Генерал подумал, что это сильно не понравилось бы повелителю. Драконы вообще ревнивы и мстительны, а его величество, похоже, страдает этим вдвойне.

Сильфида не спрашивала его о цели визита, пока не довела до своего дома. Говоря то об одном, то о другом, но совсем незначительном, она вела его по извилистым узким улочкам, и наконец они вошли в дом, очевидно, расположенный на другой окраине города, потому что сквозь большое окно Сунь Чжао вновь увидел бесконечное море облаков, уже почти почерневших, потому что солнце скрылось, опустившись ниже облачных глубин.

Вилан представила его своему отцу, главному военачальнику Небесной Гавани, представила как друга, и оба генерала поклонились друг другу.

Тайри, отлично понявший, кто к ним пожаловал, поспешил откланяться, пригласив гостя на ужин и ночлег.

Вилан занялась зажиганием свечей в высоких напольных подсвечниках. Это позволило ей без открытого нарушения правил приличия отвернуться, скрывая в полумраке лицо.

— Итак, господин Сунь. Глава стражи Восточных ворот сказал, что вы — посол императора Сакши, — заговорила она безмятежным ровным голосом, пряча истинное отношение к известиям от того, к кому не была так равнодушна, как хотела бы показать. — Мы рады слышать, что пламенные драконы обрели истинного государя.

Сунь Чжао откашлялся и переступил с ноги на ногу, испытывая внезапную неуверенность. Голос Вилан был тих, мягок и плавен, однако, перейдя на официальный тон, она как бы говорила, что теперь между ею и драконами Юшэнга нет ничего личного, только дипломатия. Говорила как должностное лицо другой страны, а не жена повелителя. Это звучало удручающе.

— Госпожа Вилан, я прибыл узнать, не желаете ли вы вернуться...

— Вернуться? — Вилан ответила не сразу. Её голос стал ещё тише и ещё ровнее. — Зачем?

— Вы супруга Его Величества...

— У меня не сложилось впечатления, что Его Величество нуждается в моём... присутствии. А кроме того, теперь он может расторгнуть брак и...

Сунь Чжао понял, что пора говорить открыто. Слишком много затаённой горечи в голосе Вилан. Слишком много боли в сердце императора. Пропасть между ними растёт, и однажды ни один мост не сможет соединить два края.

— Госпожа Вилан, будьте милосердны...

— Он угрожал убить меня. Это мне вы говорите о милосердии?

Она не кричала, не возмущалась. Всё тот же ровный, тихий голос. Как лёгкое колыхание вуали на слабом ветру.

— Повелитель всюду ищет вас, как безумный. Он не смирился с тем, что вы могли погибнуть, хотя об этом говорили все. Разведчики уже год каждый день разыскивают вас во всех странах, имеющих выход к Радужному морю...

Наконец сильфида повернулась и поглядела на него в упор.

— Год? Какой год? Прошло всего два месяца, как на нас напали ледяные драконы.

Сунь Чжао не сумел скрыть удивления. Два месяца? Да если бы два... Случилось так много всего с тех пор. Такое не втиснешь в два месяца. Почтительно склонив голову, он объяснил:

— Если помните, госпожа Вилан, на нас напали в середине двенадцатого месяца. Теперь снова двенадцатый месяц. Снова зима. Вы ведь видели снег в Чунхуа...

Вилан долго молчала, потом произнесла, дав понять, что ей требуется время осмыслить услышанное:

— Утро вечера мудренее, господин Сунь. Давайте ужинать.

Дом генерала Тайри был довольно большим и просторным. В самом деле, небо так велико, что даже очень большой город в нём не больше песчинки. В доме было мало мебели и немного вещей, но отсюда не хотелось уходить.

Столовая, куда пригласили дракона, поразила его полным несоответствием привычному быту. Высокие стулья, покрытые ажурной резьбой, общий большой стол, на котором лежит белое полотно с изящной вышивкой, посуда совсем не такая, как принято в нижнем мире. И столовые приборы... Сбылась, пожалуй, мечта Вилан посмотреть, как маются люди (и драконы) в попытке управиться со столовым серебром, которым так уверенно пользуются сильфы и альвы. Однако в течение всей трапезы она смотрела в стол и молчала. Блюда подавались тоже необычные: горячий растопленный сыр в серебряных котелках и воздушный хлеб, жареный огненный перец на гренках и булочки с начинкой из тушёных в сметане грибов, пряное повидло из яблок. Всё это следовало есть руками или ножом и вилкой. Хорошо хоть ложка была знакома.

Медовое вино на цветах черёмухи подали в тончайших бокалах зелёного стекла, украшенных золотом и эмалью. Каждый бокал сам по себе был произведением высочайшего искусства. Сунь Чжао хотелось с собой захватить один как сувенир.

За столом присутствовали сам генерал, сидевший во главе стола, его дочь, занявшая место напротив отца, трое сыновей и три принцессы. Видя, что Вилан совсем не до беседы, остальные члены семьи сами развлекали гостя. Самым поразительным моментом этого дня для дракона стала совершенно случайная встреча с Мальви, которой он не ждал больше никогда.

Вирен, самый младший из сыновей Тайри, вовсе не страдал ревностью, но не мог не заметить, что Лала не сводит глаз с посланника императора, а тот глядит на неё как мелкий зверёк на змею, — заворожённо и смертельно испуганно.

— Отец, — неожиданно вклинилась в разговор Вилан, почти перебив Тайри. Про неё как-то все успели забыть. — Мне сказали, что с того дня, как меня нашли, прошло два месяца. Генерал Сунь сообщил, что в нижнем мире с тех пор минул целый год. Как такое может быть?

— Видишь ли, — Тайри задумался и ответил не сразу. — В Небесной Гавани время течёт медленнее. Для нас его словно бы не существует. Здесь проходят сутки, а в нижнем мире — неделя. Поэтому для нас прошло шестьдесят дней, а там, внизу, — триста шестьдесят. В Стране Вечности⁽¹⁾ оно тянется ещё дольше: за два её месяца смертные проживают своих восемь лет. Мы не живём в их мире, поэтому и нет необходимости соотносить временные потоки.

Вилан почти равнодушно пожала плечами и опять надолго замолчала. После ужина она, извинившись перед всеми, ушла к себе и почти всю ночь раздумывала, как поступить. За несколько дней она смирилась с мыслью, что отныне у Бай Лина свой путь и ей на нём нет места. Смирилась с тем, что придётся забыть о нём. Что ни случайно, ни нарочно не станет искать встречи с ним. Вычеркнет из своей судьбы. Разлюбить вполне можно, если решить для себя этот вопрос раз и навсегда. Это больно. Это так больно — слышать в памяти вновь и вновь те слова... "Люблю? Тебя? Что ты о себе возомнила?!". И вот появляется Сунь Чжао и говорит... как он это сказал? "Повелитель всюду ищет вас, как безумный...". Не смирился с её исчезновением, с тем, что она могла попросту утонуть или быть банально сожранной. До сих пор высылает разведчиков на её поиски. Не любит, но ищет. Зачем? Принять тяжкое решение, а потом, когда маятник сомнений качается то в одну сторону, то в другую, — так мучительно.

Хочет ли она сама вернуться? Почему Сунь Чжао прилетел именно сюда? Ах, да, они, вероятно, уже всё вверх дном перевернули. Бай Лин ищет её как безумный... Может, перестал сомневаться?

А если так, то... Сколько же ждёт вас, генерал Сунь, ваш повелитель? День полёта сюда, ночь на отдых и день на обратную дорогу. Для Бай Лина пройдёт больше недели. И не надоело? Ждёт, чтобы что?

Мальви нашла генерала Сунь на мостках любующимся звёздной россыпью. Была уже глубокая ночь, но принцесса всё не спала. Присутствие ночного дракона разбередило её душу, всколыхнуло покой, снова подняло со дна чувство, что, готовясь к свадьбе, она совершает ошибку, что готова прогадать что-то настоящее в обмен на соответствие чужим ожиданиям. Вилан сказала, что выбор у каждого свой.

— Не спится, господин Сунь? — она, как тень, неслышно стала у плеча Сунь Чжао.

Ночной дракон стоял, прислонившись плечом к большому дереву, росшему возле дома Тайри. Он любовался пронзительно тёмно-синим небом, на котором мерцали и переливались драгоценным блеском звёзды, крупные, серебристые, красные, зелёно-голубые... Свет вечности искупает всё. Перед ним теряют смысл все страсти и устремления, все чаяния и свершения. Остаёшься только ты наедине со своей совестью. Если она есть.

Услышав позади себя голос Мальви, он вздрогнул. Она подобралась так неслышно, что он подумал: будь на её месте кто-то другой, с его, Сунь Чжао, стороны это было бы непростительной ошибкой и могло бы стоить жизни.

— Да, я... — он не знал, что сказать.

— Я тоже никак не привыкну к этому огромному небу, — кивнула Мальви. — С ним надо быть наедине. Когда рядом кто-то, оно уже не кажется таким бесконечным и не смотрит в твою душу.

Она повернулась, чтобы уйти. Сунь Чжао встрепенулся, но не посмел коснуться её руки.

— Ваше Высочество...

— А?

— Вы хотели что-то сказать?

— Я... думала предложить нам с вами объединиться, — нашлась Мальви. — Может, вместе придумали бы, как помирить этих двоих.

— Хорошо! — с готовностью согласился Сунь Чжао, сверкнув чёрными глазами. — Отличная идея.

— Нет, — Мальви аж вздохнула. — Плохая. Двое ссорятся — третий не лезь. Ещё и нам с вами попадёт. И уж ради этого они объединятся запросто, даже про разногласия забудут. Они сами должны найти дорожку друг к другу.

— Да уж, — Сунь Чжао тоже погрустнел. Он-то был готов даже к такому, но...

— А было бы весело, да? — принцесса засмеялась. — Так и вижу, как они гоняются за нами, чтобы наподдать. Жаль, я одна из нас четверых летать не умею.

— Я могу покатать вас! — радостно предложил Сунь Чжао. — До рассвета время есть.

Ночной дракон дымчато-сизого цвета, с красными, как угли, горящими глазами, взмыл в небо, унося на спине крепко прижавшуюся к нему альву.

— Пушистенький! — она нежно погладила тёмный мех. Извиваясь, он взлетал всё выше. — Хочу на самый верх, в звёздную пыль!

Заложив руки за спину, Бай Лин смотрел на спящих земляных драконов. Он потратил на них девять дней своего бесценного времени, а эти двое хоть бы пошевелились, старые колоды. У него в запасе оставалось не так уж много техник. У Юнь помогал как мог, конечно, но результатов это не давало никаких. Древние только что не храпели в ответ.

В довершение всего ему сейчас был просто необходим первый генерал. Сунь Чжао улетел давно. Сам, что ли, обыскивает Чунхуа? Почему так долго? Вряд ли ему удалось найти Вилан. Мог бы хоть весточку послать.

Бай Лин терпеливо выдохнул. Даже старик оборотень, сидевший на земле, злобно оглядывал громадные туши, словно собирался отпинать их хорошенько.

Какая-то идея успела скользнуть в голову императора, когда позади раздался голос, при звуке которого он замер. Что, если это кто-то другой?

— А чем вы тут заняты, любезные господа?

Он не ждал её. Уже не ждал ниоткуда. Жива, всё в порядке, остальное не так важно. Бай Лин повернулся на звук голоса. На его губах расцвела улыбка — насмешливая, смущенная и радостная одновременно: "Явилась всё-таки!". Увидев Вилан, счастливо улыбающуюся, совсем рядом, всего метрах в двадцати, он раскрыл руки, чтобы поймать её в свои объятия. В них она бросилась как в омут, как будто обнять его и замереть рядом было самым важным на свете. Как бы говоря: только здесь мне место, в твоих руках, рядом с тобой. Как будто они двое одно и между ними не вставить ни иголку, ни волосок. Он обхватил ее руками и прижал к себе — единственную свою опору во всем мире. Да, власть. Да, военные победы. Да, всё растущие духовные силы. И нестерпимое, разъедающее душу и тело одиночество — без неё.

"Ты не знаешь... Ты не знаешь... Ты и есть та точка, в которой сошёлся весь мир... Все дороги сошлись, все пути... Всё — в тебе. Всё — в тебе одном..." — хотела сказать Вилан и не успела.

— Где тебя носило? — тихо спросил он, чувствуя, как запело и забилось сердце, которое минуту назад висело в груди безжизненным камнем.

— Дома, — с поистине детской непосредственностью улыбалась Вилан. — В Небесной Гавани. Два месяца — это ведь не слишком долго?

Бай Лин взял её за плечи и, отстранив, заглянул в глаза.

— Два месяца? Ты считаешь, что год — это два месяца?

У Вилан в глазах прыгали искорки-смешинки, и ему захотелось отомстить ей, отплатить за год мучений, страхов, пустоты, эмоционального и физического окоченения.

Голос Бай Лина зазвучал резче:

— Так зачем же ты явилась? Могла бы остаться дома, в покое и безопасности. Почему предпочла вернуться в неизвестность? Думаешь, я так просто прощу твою неверность?

Вилан растерянно оглянулась на Сунь Чжао. Разве не он говорил, что Бай Лин ищет её повсюду? Тот стоял, потупив взгляд в такой же растерянности, очевидно, тоже не совсем понимая, что на уме у его владыки. А потом догадалась: это игра. Он снова загоняет её в западню, вынуждая демонстрировать чувство к нему и каждый раз показывая, кто здесь хозяин. Проклятье, каждый его вопрос может оказаться ловушкой. Надо быть осторожной и играть так же ловко, как он.

— Мммм? — он подталкивал её к ответу, отлично видя проявившуюся неуверенность жены. Похоже, она не подготовилась. Тем лучше. Её так просто застать врасплох.

— Знаешь, захотелось получить награду. Как-никак спасла твою драгоценную золотую шкурку для Юшэнга. Зелёного-то я́ от тебя отвлекла. Так как же? Ну, там... королевская благодарность, а? Что, нет? Ну, тогда я пойду... — Вилан повернулась, чтобы уйти, и тут же вокруг её запастья сомкнулись пальцы Бай Лина, на губах появилась злая усмешка, взгляд стал настороженным.

— Куда собралась?

— Я ведь тебе совсем не нужна?

— Совсем, — выплюнул он, стараясь сделать как можно больнее. Может, хотя бы расплачется.

— Тогда я, пожалуй, вернусь к родителям. Они-то мне всегда рады.

— Прийти сюда было просто, уйти гораздо сложнее. Тебе придётся сильно постараться, чтобы заслужить моё прощение! — Бай Лин, презрительно прищурив глаза, смотрел на неё.

Наивная, решила, что разговор окончен. Он сильнее сжал пальцы и потащил её в выходу из ущелья. И только тогда увидел, как отчаянно Сунь Чжао прижимает палец к губам и трясёт головой, безмолвно упрашивая Владыку не сердиться и ни о чём не говорить с Вилан.

К ужасу Сунь Чжао, повелитель взял совершенно неверный тон, и только чувство юмора Вилан пока что спасает их от окончательного разрыва. Генерал шагнул вперёд, к сильфиде:

— Госпожа, вы ещё нездоровы. Мне велено вас беречь и не переутомлять.

— Су Лу! Забирай её! — непреклонно приказал император второму генералу, отиравшемуся возле. — Доставь в лагерь и приставь самых опытных в охрану. Головой ответишь, если сбежит.

Вилан, повернувшись к мужу, заявила так, будто имела хоть какое-то право чего-то тут требовать:

— Я хочу остаться с тобой!

— Ты!.. Ты!..

— Да-да, это всё я!

Изумлённый непослушанием, Бай Лин не сразу нашелся с ответом и нечеловеческим усилием воли взял себя в руки. "Невыносимая женщина. Нет, я с ней и правда с ума сойду. Шлялась где-то целый год, а теперь валяет дурочку и на что-то рассчитывает. Погоди у меня!..".

— Значит, так, — злорадно улыбаясь, громко и отчетливо произнёс император, и звуки его голоса разнеслись по всему ущелью. — Госпожа Вилан, разумеется, заслуживает высочайшей награды за моё спасение. Назначаю её распорядительницей моих покоев со всеми правами и всеми — всеми! — обязанностями. Оповестить всех. Су Лу!

— Повелитель? — Су Лу склонился в почтительно-выжидательном поклоне.

— Доставить эту женщину к месту её назначения. Пусть ждёт распоряжений. С этого момента она находится у меня на официальной службе.

Император с вызовом поглядел на сильфиду, потрясённую таким поворотом. Су Лу шагнул к Вилан и взять за локоть. Она хотела что-то сказать, но Бай Лин уже повернулся к ней спиной. Второй стражник стал рядом с Вилан, и её наконец увели.

— Ваше Величество, прошу выслушать! — почти шёпотом спросил Сунь Чжао.

— Что ты хотел сказать?

— Ваше Величество, умоляю проявить снисхождение к госпоже. Она не сделала ничего, за что на неё следовало бы сердиться. Я говорил с генералом Тайри и теперь знаю, что произошло с ней за это время.

— Говори.

— Повелитель, мы думали, что госпожа Вилан была заперта внизу, в своей комнате. Но там была только Дзин Жу, а госпожа сражалась с тем большим зелёным драконом и победила его. Но он ранил её почти смертельно. В поединке они улетели слишком далеко от нас, поэтому никто не додумался искать её в тех местах. Находясь почти при смерти, госпожа успела позвать на помощь, и генерал, облетавший границы Небесной Гавани, нашёл в последнюю минуту и унёс домой.

— И она целый год выздоравливала, — фыркнул Бай Лин.

— Владыка, время сыграло очень странную роль. Для нас прошёл целый год, но в Небесной Гавани при этом минуло только два месяца, которые госпожа провела в беспамятстве и очнулась всего три дня назад. Как объяснил генерал Тайри, за один день в Небесной Гавани у нас проходит целых шесть дней. А если кто-то проводит два месяца в Зелёных Холмах, то здесь за это время пролетают целых восемь лет. Поэтому бессмысленно упрекать госпожу Вилан в намеренном отсутствии и бессердечии — она действительно едва выжила.

— Она не похожа на смертельно раненую. Сам же видишь, как веселится. После всего, что произошло... Это ни капли не смешно, — Бай Лин задумчиво смотрел вдаль, прикидывая, как теперь вести себя с жёнушкой. Вроде бы выходит ни в чём не виноватой и даже правой, но при этом ему всё так же хотелось задушить своими руками. Она, что, совсем ничего не понимает?

— Госпожа просто очень рада вас видеть, Повелитель. Она думала, что вы не хотите больше знать её, и не решалась найти вас.

— Хорошо, — Бай Лин несколько смягчился. — Ступай погляди, как она там. Устрой получше. Пусть отдохнёт.

Сунь Чжао уже повернулся, чтобы уйти, но Бай Лин остановил. Отвернувшись от генерала, Бай Лин протянул руку к волосам и снял с совершенно новой шпильки чёрную блестящую ящерицу с ярко-красными блестящими глазками. Эту ему изготовили взамен утраченной, сгинувшей вместе с Ви. "Следи за ней. Перебегай от платья к платью. Хочу знать, где она ходит, с кем говорит и даже о чём думает. Глаз не спускай!".

— Благодарю тебя, — Бай Лин положил ладонь на плечо Сунь Чжао в дружеском жесте, и ящерка незамедлительно перебежала по его руке. — Твоё присутствие среди моего окружения — большая честь.

Слова императора были самими искренними. Он не мог даже представить себе награду, до которой уже дослужился господин Сунь. Это куда выше товарно-денежных расчётов. Каждый его поступок значил и приносил гораздо больше пользы, чем поступки всех прочих окружавших Бай Лина. Только Сунь Чжао сумел найти Вилан. Только он додумался искать её в Небесной Гавани. Только он посмел полететь туда и привезти её. Единственное, что мог придумать его повелитель, — это такая же преданность и дружба в ответ.

Надо было сперва обоих выслушать. Ви, за что ты так со мной?

Только что Ви обнимала его. Закрыв глаза, Бай Лин вспомнил телесные ощущения. Вспомнил сладость и смятение. А если это и есть любовь? Позволив себе любить, что, если он даст ей, Вилан, власть над собой? Что, если любовь сделает его ранимым и заставит потерять голову? Что ж, разве не в этом сама суть этого чувства?

"Нелюбимая жена вернулась... Как же не указать ей место! Вилан, можно ли пасть ниже?".

Су Лу втолкнул её в шатёр императора. Там ничто не изменилось за это время: всё те же полотнища сине-чёрного шёлка, та же обстановка, та же кровать, те же жаровни. Зима только другая, и другая страна.

Второй генерал был ещё менее любезен, чем год назад. Наблюдая за выражением лица сильфиды, он отлично понял, что она в ярости, и не отказал себе в удовольствии задать глумливый вопрос:

— В чём дело, госпожа распорядительница императорских покоев? Вы недовольны оказанной честью?

Сунь Чжао тихо вошёл в шатёр, полог которого откинул перед ним стражник, и остановился позади второго генерала.

— Полагаю, если ва́с понизят до полотёра, вы будете вне себя от радости, — огрызнулась Вилан.

Су Лу мысленно потёр руки. Девчонка наконец показала зубы. Повелитель недолго будет её терпеть, непослушание он не спустит даже ей и пререкаться не позволит. С теми, кто не дорожит его расположением, он жесток и беспощаден, начисто лишён жалости и сопереживания. Су Лу сам видел, как Сакши жаждет отомстить тем, кто его прежде мучил и унижал. Если распалить хорошенько, она головой крышу пробьёт.

— Понизят? Меня не за что понижать, госпожа распорядительница императорских покоев. Мне жаль видеть такую неблагодарность. Вам дарован самый высокий женский пост при особе императора. Для тайной — неофициальной — жены это более чем высокая должность. Вы не ровня его величеству, и не вам оспаривать его решения. Ваше дело — прислуживать, и только.

Вилан проводила взглядом его и молча вышедшего следом первого генерала.

— Неофициальная, тайная, неверная, неблагодарная, прислуга, не ровня, не нужна... — уныло перечислила Вилан и резюмировала: — Зря вернулась!

Бросив бесплодные попытки разбудить нахально дрыхнувших драконов, Бай Лин вылетел из расщелины и был уже около самого лагеря, когда услышал со вкусом произнесённую отповедь Су Лу и итог, подведённый Вилан. Умение императора подчинять себе любых рептилий служило ему хорошую службу. Он подошёл к своему шатру с тыльной стороны, и как раз вовремя: следом за распоясавшимся Су Лу вышел Сунь Чжао. Бай Лин, подняв брови от удивления, слушал, как его первый советник, всегда добродушный и спокойный, едва сдерживая гнев, цедит слова:

— Генерал Су, позвольте напомнить: отец госпожи Вилан — родственник короля Иннэя, её братья женаты на дочерях короля Эллана, сама госпожа Вилан — жена императора, а кроме того, она — второй командир легиона Небесной Гавани и четвёртый военачальник стражи Зелёных Холмов. Может быть, она не ровня нашему Повелителю, а вы — ей! Мне странно слышать, какое неуважение вы проявляете и как уничтожаете все усилия Повелителя.

— Генерал Сунь, я всего лишь призвал госпожу супругу к благоразумию и покорности воле Повелителя.

— Это не призыв к благоразумию, а оскорбление. Госпожа Вилан не знает наших порядков и решила, что её наказали, и вы, генерал Су, уверили её в этом, вместо того чтобы разъяснить её новое положение.

— Генерал Сунь, меня восхищает ваша преданность этой женщине... Надеюсь, Повелитель тоже оценит то, как горячо вы защищаете чужую жену.

— Кто-то же должен, раз больше некому.

Наконец-то до Бай Лина дошла вся двусмысленность положения Вилан. Только для него и для Сунь Чжао Вилан значила то, что значила. Для всех других она никто. И если сам император позволяет себе прилюдно унизить её, то и другие будут делать то же самое. Он сегодня поступил со своей женой не лучше, чем поступал Линь Чао с ним самим. Нет никакой разницы. И вроде бы не сказал ничего такого, и при этом сказал слишком много.

Почему только Сунь Чжао защищает ее? Как получилось, что этот наглец Су Лу является глашатаем воли Бай Лина? И он, её муж, позволяет ославить свою жену публично. Вот награда, которую получила Вилан за свою любовь и своё мужество, — позор.

Два генерала стояли друг против друга. В повисшей тишине раздались чёткие неторопливые аплодисменты императора.

— Браво, господа. Слушаю и удивляюсь, как на лобном месте обсуждается моя семейная жизнь, — за иронией Бай Лин скрыл лютый гнев. Су Лу с каждым днём вызывал в нём всё большее отвращение. И чем выше на незримых весах поднималась чаша Су Лу, тем сильнее она склонялась в сторону Сунь Чжао. К этому прибавилось острое недовольство собой. — Продолжайте. Надеюсь, я вам не помешаю.

Оба генерала рухнули на колено.

— Повелитель!..

В полнейшем безмолвии император прошествовал к коленопреклонённым советникам, протянул руку и поднял на ноги первого генерала, оставив второго почти уткнувшимся лицом в снег.

— Собрать всех. Пригласить сюда госпожу Вилан, — негромко повелел он.

Один из воинов, спотыкаясь от усердия и спешки, кинулся к большому шатру, ещё несколько разбежались по палаткам. Прошла минута, на краю палаточного городка столпились все, кто был в этом походе, даже повара и дозорные. В сопровождении "добровольца" подошла Вилан. Бай Лин протянул ей руку, и, в соответствии с этикетом, она приняла её, избегая при этом встречаться взглядом с мужем. Резкий ветер трепал их одежды, пробирал до костей.

— Моей жене Вилан из рода Тайри, — громко и звучно произнёс Его Величество, обращаясь к двумстам почтительно замершим мужчинам, — с этого момента дарован титул официальной супруги императора со всеми почестями и привилегиями. По возвращении в столицу об этом будет объявлено всему народу.

— Повелительница! — двести драконов как один опустились на колено перед сильфидой.

Бай Лин возвратился к себе только поздним вечером: помимо земляных драконов, у него была масса других дел. И, кроме того, он не был готов к разговору с Ви. Не знал, что сказать. А когда собрался с мыслями, она уже спала.

Вилан не решилась занять его кровать, как положено любому нормальному человеку, вытянувшись в полный рост, а всего лишь прилегла. Бай Лин опустился на колени перед кроватью, внимательно вглядываясь в черты дорогого лица. Подмечая каждую мелочь. Так она всегда смотрела на него раньше. Потом осторожно, чтобы не будить, снял с неё лёгкие кожаные сапоги, поднял ноги с пола, плотно завернул Вилан в одеяло, на котором она лежала. Посидел немного на краю постели. Некоторые во сне улыбаются, а она — никогда, лицо неподвижно, как у статуи.

Она не увидела, с каким теплом и нежностью он смотрел на неё. После всего, что сегодня узнал о ней... Ви не заслужила такого. Ни одного слова из тех, что услышала. Думая о том, как ужасно, должно быть, Вилан себя чувствует, Бай Лин испытал знакомую боль, пронзившую грудь насквозь. В этот раз крови через горло вытекло столько, что платок стал мокрым и испачкал руки. Он впервые всерьёз задумался о чужих чувствах, впервые встал на чьё-то место. Оказывается, это тоже больно.

"Я бы выслушал её. Дал бы ей возможность всё объяснить. И я бы поверил её словам, потому что любовь без доверия — это тюрьма для двоих. Пусть сама мне скажет, с кем хочет остаться. Всё равно бы поверил ей, потому что и сам хотел бы того же — доверия. Право каждого уйти или остаться, если есть, ради чего. Если любящий не даёт любимому свободы и доверия, то это не любовь...". Что важнее — быть правыми или быть вместе?

Его разрывало от переполнившей жалости и сочувствия. Разве удивительно, что она пожалела о своём возвращении? Бай Лин хотел разбудить её и что-то сказать, хоть немного утешить. Нельзя. Она была почти при смерти. Пусть отдыхает.

Летя к нему, радовалась... Что, если от таких слов и таких встреч исчезнет её любовь к нему? Что же тогда останется? "Ты ничего не знаешь. Ничего обо мне́ не знаешь. Приходи, если захочешь узнать. Если не боишься...". Бай Лин наклонился, невесомо поцеловал её в лоб, там, где брови сошлись в тонкую морщинку, и лёг на свободную часть кровати, не отводя глаз от Ви. Можно смотреть и думать всю ночь, спешить уже некуда. Даже если это всего лишь сон.

1) В Стране Зелёных Холмов

Вернуться к тексту

"Чжан Чанцин меня любил... — подумала Вилан. — А Юй Цзилинь, даже не любя, спас, заслонил собой... Это просто сон, такого никогда не было, но они мне почему-то дороги... Странно, оба выглядели в точности как А-Лин. И почему он такой злой...".

Она проснулась утром в одиночестве, как и заснула. Бай Лин объявил её своей супругой при всех, а потом, ни слова не сказав, притащил обратно в шатёр и ушёл. И до сих пор его нет.

Что ему сказать, она не знала. Все слова пропали. Нет больше юноши, за которого она вышла замуж. Нет юноши, напоминавшего зиму. Нет того, кто вышивал её свадебное покрывало и кому она подарила свадебную шпильку. Нет того, с кем она говорила о любви.

Молодой мужчина, который вчера назвал Вилан официальной супругой императора, был немного похож на него. Но его красота ослепляла и поражала, как поражает пронзающий сердце меч, созданный великим мастером. Он был безупречен, как безупречен последний штрих, как точка в конце всего. Как что-то окончательное и завершённое. Эта безупречность обособляла и ставила его выше всех окружающих.

Черты его лица утратили прежнюю плавность, казались чётче, резче, конкретнее, в них появилось что-то безжалостное. Прежде каштановые, волосы стали чёрными, светло-карие глаза превратились в тёмные и непрозрачные, приобрели зеркальный блеск и в сочетании с матовой белоснежной кожей, алыми губами, почти идеальным сложением, удивительной статью и грацией производили попросту убийственное впечатление.

Короткие боковые пряди по обеим сторонам лица, носить которые принято Чунхуа, теперь убраны под роскошную гуань, словно отныне Бай Лину больше не нужно скрывать лицо. Две нижние пряди, спускавшиеся по плечам ниже пояса, заплетены в косы, часть верхних, сколотых заколкой-короной, и нижних волос тоже заплетена в тонкие косы, украшенные серебряными звёздами. Похожую причёску носит король кочевников, припомнила Вилан. А его наряд — ханьфу из чёрного бархата, украшенное мехом серебристой лисы, верхнее платье и плащ из газовой ткани цвета кармина, приколотый к плечам и развеваемый порывами ветра, — сто́ит, вероятно, больше, чем целая деревня вместе с её жителями. В его облике нечего отнять или добавить. Воплощённая завершённость.

Манеры его тоже изменились, появилось царственное величие, спокойная уверенность, властность, жёсткость; от него исходило ощущение огромной, необоримой силы, оно не давило, но вполне ясно говорило, что этот противник мало кому по зубам. Однако тепла в нём по-прежнему не наблюдалось. Словно душевное и физическое тепло и император существовали порознь, не имея друг к другу отношения.

Больше не было пятнадцатого принца Линь. Даже следа его не осталось. Только голос ещё тот. Отныне, глядя на императора Юшэнга, ей приходилось вспоминать о том, кем он был, будто это два разных человека.

Вилан принесли горячую воду для умывания, заменили остывшие жаровни. Всё с нижайшими поклонами, с приговором: "Доброе утро, повелительница!", "Как вам спалось, госпожа супруга императора?". Ух, какое почтение. А вчера была никем. От завтрака она отказалась, только умылась, причесалась и выпила горячий чай. Ещё хорошо, что захватила из дома второе платье. Женщин в лагере нет, как оказалось. Скучно-то как сидеть тут арестованной. Что, вот это и есть теперь вся её семейная жизнь? И вот за это она выходила замуж... Вчерашняя ярость прошла, на смену ей пришли уныние и удручённость.

Через час явился император. Вилан не хотелось разговаривать. Прежней близости нет, они чужие, лишь на миг однажды согревшие друг друга. И всё-таки она спросила:

— За что ты ненавидишь меня?

Бай Лин стремительно пересёк расстояние между ними, обнял её, прижал к себе, погладил по волосам. Обнял так крепко, как будто она была чем-то жизненно важным и необходимым. Как будто нуждался в ней. Как будто ближе её нет.

— Не ненавижу, Ви.

— Ты сделал мне так больно, — не смогла удержаться Вилан. Не упрекнула, просто высказала, что было на душе.

— Прости, что причинил тебе боль, — ответил Бай Лин, по-прежнему не разжимая рук. — Это больше не повторится, обещаю.

Он ли это? Вилан не помнила, чтобы принц Линь когда-нибудь извинялся перед ней.

— И ты прости, что огорчила тебя.

В его руках Вилан колотило мелкой дрожью. Она и сама не знала, то ли от зимней стужи, то ли от переживаний. Пожалуй, от всего сразу. Всё, что случилось с ней в последние дни, само по себе уж слишком, а его одежда была морозной с улицы.

— Ви, ты дрожишь... Боишься меня? — спросил Бай Лин, отстраняя её и заглядывая в лицо жены.

— Боюсь, — честно ответила Вилан, решив, что откровенность в этот раз не повредит.

— Почему?

— Все последние наши встречи ты на меня ругаешься, орёшь и грозишься убить.

— И это пугает тебя.

— Я не знаю, чего от тебя ждать. Не знаю, на что ты способен. Ничего о тебе не знаю. А кроме того, расстояние между нами всё увеличивается. Однажды мы отдалимся настолько, что уже не для чего и некуда будет возвращаться.

Бай Лин усадил её на кровать, закутал с ногами в одеяла. Так, как раньше она его согревала. Подошёл к столику с напитками, налил цветочного вина в два серебряных бокала, сел рядом, протянул ей один и отпил из своего, глядя куда-то перед собой.

Она тоже сделала глоток. Оно было лёгким, напоминавшим вина альвов, сладким, и от него мягкая теплота растекалась по всему телу, не ударяя в голову. Бай Лин протянул руку и перелил часть своего вина в её бокал. "Обряд называется "единением чаш", он скрепляет супружеский союз...".

— Тогда давай поговорим, — он повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза.

— Давай, — Вилан кивнула и в знак ответного жеста перелила несколько капель своего вина в бокал мужа. — Но будешь ли ты слушать? Услышишь ли?

Оба, не сговариваясь, отпили понемногу. Бай Лин поменял их бокалы местами.

— Ты моя жена. Я поверю всему, что ты скажешь.

Вилан изумилась такой покладистости. Уж не подменили ли? Бай Лин, которого она знала до сегодняшнего утра, буквально трясся от гнева и ревности, желания отомстить ей и утолить свою ненависть, изводя угрозами и придирками. Он не хотел прощать и мириться. И даже долгая разлука ничего не изменила. Но вот он сидит рядом, демонстрируя, что прежде всего он муж, она жена и что сначала "мы", а мир подождёт. Он готов слушать и, возможно, даже понять. Что с ним случилось за эту ночь? Кто прояснил его разум?

— Хорошо. Давай начнём с того, где закончили. Дар.

— Ви... Я верю, что ты ни в чём не виновата.

— Нет уж, — засмеялась Вилан, качая головой. — Если я не объясню сейчас, ты всю жизнь будешь меня подозревать, а моей вины здесь и в самом деле нет.

— Говори.

— Я выросла с Даром и Мальви. Они младшие дети короля Эллана, и с самого детства я росла в их компании. Нам не нужны тысячи слов, чтобы понимать друг друга, достаточно двух-трёх. Не представляю, как ты услышал наш с Даром разговор, но если не знать того, о чём я только что говорила, в самом деле, легче лёгкого принять нас за влюблённых. Он спрашивал, по любви ли я вышла за тебя, я ответила, что да, и, в свою очередь, спросила, любит ли он свою невесту. Я была помехой на их пути лишь из-за желания его отца, чтобы все наши "крылья" остались в семье Владыки Эллана. Дар грезит только Доланной — она была на нашей с тобой свадьбе. Мы с ним никогда не любили и не принимали друг друга иначе, как друзья или брат с сестрой, а у нас было очень много времени, чтобы определиться в своих чувствах. Доланна была и есть его единственная любовь. Конечно, поженившись, мы стали бы примерными супругами, но между нами не было бы главного, а это непростительная расточительность в мире, где так не хватает любви. Таким образом, для нас обоих всё сложилось более чем удачно. Ты меня понимаешь?

— Да.

"Что мешало ему выслушать меня сразу же? — подумала Вилан и сама себе ответила: — Моя обида и его ревность. Оба хороши!".

— Ви, ты можешь бывать, где захочешь, видеться с кем угодно... Я ни о чём не спрошу и не упрекну. Но если узнаю однажды, что ты неверна мне...

— Знаю. Ты никогда меня не простишь, и ничем хорошим это не кончится. Тогда и я скажу. Ты — император, имеешь право на целый гарем. Так вот, я уйду тут же, как только появится вторая, каким бы ни был её статус и твоё к ней отношение. И никогда не вернусь. Если для тебя это неприемлемо, скажи сразу, и не будем обманывать друг друга.

Бай Лин приложил пальцы к её губам.

— В моём гареме есть женщина, набор закрыт. Об этом тоже будет объявлено.

— Я верю тебе. Теперь скажи, что это за пост такой — распорядительница твоих покоев. И что от меня требуется. Может быть, я напрасно сердилась.

— Напрасно, — Бай Лин терпеливо улыбнулся. — Фактически я назначил тебя хозяйкой моих личных покоев. Это значит, что везде, где я буду жить, ты должна быть рядом со мной неотлучно. Исключение — военный лагерь, туда я тебя с собой не возьму.

— О! Стало быть, моя обязанность — заботиться об особе императора и выполнять все его поручения?

— Именно. Надеюсь, ты понимаешь, что на эту должность я могу назначить только ту, чья преданность не вызывает сомнений?

— Понимаю, — Вилан хотела ухмыльнуться в ответ на слова о её преданности, но вовремя сдержалась. Бай Лин так ясно дал понять: "Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности". Его доверие дорогого стоит. — Но насчёт военного лагеря не зарекайся. Я всё равно поеду с тобой.

Бай Лин вздохнул, взял её за плечи и прижался лбом к её лбу.

— Я тоже не хочу расставаться. Но тебя могут ранить или убить. Не нужно рисковать.

"Мы ещё поговорим об этом, — пообещала себе Вилан. — Я слышу речь земли и ветра и могу быть полезна. И я росла не изнеженной принцесской, а дочерью своего отца. Есть ли у него люди, обладающие подобными силами?".

Бай Лин взял её руки в свои. Они по-прежнему были холодны, наверное, Ви просто не чувствует, что мёрзнет. Но её тело всё равно испускало тепло, и сквозь воздух, сквозь ткань одежды и одеял оно текло к Бай Лину, нежно касалось его кожи, словно ластилось, струилось вокруг него. Он старательно собирал это тепло, втягивал, вбирал в себя, присоединял к своему собственному. А потом направил обратно мягкой плавной волной — через свои руки и руки Ви в глубь её тела.

От волнения, когда она догадалась, что только что случилось, у Вилан сбилось дыхание.

— Это ты?.. Ты умеешь такое?!

Бай Лин кивнул. Вилан засмеялась, восхищённо оглядывая его.

— Ты потрясающий!

— Правда? — император опустил глаза, не в силах удержать улыбку. Было заметно, как приятен ему комплимент от трудноуловимой жены. Он слышал от неё мало ласковых слов и потому берёг и перебирал в памяти каждое из них, каждый знак её внимания. Больше такого ему никто никогда не говорил и не делал.

"Как это мне показалось, что ты стал чужим? Мы никогда не были так близки, как сейчас. Всё в тебе побеждает меня без боя, без сопротивления. Что бы я ни делала, чего бы ни хотела. Едва увижу тебя — в душе́ распускаются золотые цветы, и хочется сделать так, как ты говоришь... Только бы не потеряться в третий раз...".

Снова принесли поднос с едой.

— Чем ты займёшься сегодня? Возьмёшь меня с собой? Обещаю не мешать, притворюсь камешком.

— Возьму, если съешь всё.

Бай Лин наслаждался, видя, что Вилан всё так же мало преуспела в овладении палочками, они её совсем не слушаются. Ему уже не хотелось пенять на её неуклюжесть. Эти маленькие моменты, когда они сидят рядом и разговаривают, когда сам кормит её, слушает её голос, держит её руки в своих руках, касается её волос и лица, — это то, что люди называют счастьем? Отчего он чувствует такое облегчение, что хочется смеяться и слёзы наворачиваются? У него и прежде было всё это, когда они поженились. Отчего тогда он не понимал этого, а понял только сейчас? Если бы эти мгновения длились всегда! Если бы можно было остановиться, замереть в них навечно...

Было далеко за полдень, когда император вернулся к убежищу древних драконов. От лагеря до горы Сюли идти по лесу было всего минут десять.

Любуясь миром, засыпанным хрустящим под ногами снегом, Вилан обеими руками поддерживала полы ханьфу, в которое — одно из своих утеплённых — её укутал Бай Лин. Из-за ощутимой разницы в росте полы тянулись за ней, как шлейф, и цеплялись за всё подряд.

Император не раз подумывал послать кого-нибудь во дворец за одеждой и служанкой для Ви. С другой стороны, возможно, сегодня-завтра ему удастся пробудить земляных драконов, и тогда все они отправятся домой. Может, велеть кому-то увезти Ви в столицу? Ей здесь, по сути, делать нечего. И сам себе отвечал: ни за что. Он не может её отпустить. И вдруг — вдруг? — она тоже не захочет покинуть его, пусть даже и ненадолго?

За ночь выпал новый снег, а утром подморозило. Но в узком тёмном ущелье было тепло из-за поднимавшегося откуда-то из земных недр пара.

Вилан устроилась на камнях неподалёку. Некто поспешил предложить подушку, чтобы сидеть было не жёстко, и она с радостным удивлением поблагодарила за заботу.

Император закрыл глаза, сосредоточиваясь на древних драконах. И неожиданно до него дошло то, чего раньше он не замечал. Драконы поглощают энергию земли, это она питает и поддерживает их во время спячки, и так может длиться ещё много тысяч лет. Вот отчего никакие внешние раздражители их не беспокоят. Они практически неуязвимы для воздействия извне. Что, если прервать эту их связь с землёй?

Бай Лин оглянулся на своего придворного колдуна и обнаружил, что тот бочком подходит к сильфиде. Какие у оборотня дела с его женой? Сакши напряг слух, не скрывая своего внимания, готовый в случае малейшего поползновения убить У Юня на месте.

Вилан заметно напряглась. На её лице появилось насмешливо-насторженное выражение, взгляд стал колким и враждебным.

— Госпожа Вилан! — с преувеличенным почтением поклонился У Юнь, сгибаясь всей спиной и гадко посмеиваясь. — Супруга императора Юшэнга...

— У Юнь.

Как будто смертельные враги раскланиваются перед боем. Не возникало ни малейшего сомнения в том, что это именно враги.

— Как я рад видеть госпожу... хе-хе... живой и даже невредимой.

— Ты же не надеялся, что я перестану следить за тобой?

— Что вы, ваша пресветлость, я опасался утратить ваш интерес к моей скромной особе.

— Не прибедняйся, — крайне недружелюбно оборвала Вилан. — Ты сделал всё, чтобы привле́чь наш интерес к своей "скромной" особе.

Бай Лин, заложив руки за спину, слушал эту пикировку, переводя взгляд с одного собеседника на другого. В ладони вспыхивал и переливался приготовленный огненный заряд. А те не сводили глаз с лиц друг друга. Воздух чуть не искрился между ними. Рядом со своим повелителем стояли Су Лу и Сунь Чжао и тоже пристально наблюдали за оборотнем.

— Что же, высокая госпожа, всё остаётся по-старому, — голос У Юня стал совсем тих и зловещ. — Я здесь только оттого, что Его Величество так пожелал. А в остальном... не попадайтесь мне в тёмном лесу. Иначе могу — случайно, разумеется, — не признать.

— А ты мне нигде не попадайся, — так же тихо и ненавистно ответила Вилан. — Иначе это очень сильно сократит твои дни.

— У Юнь! — повелительно окликнул Бай Лин. — Займёмся делом.

— Готов служить Вашему Величеству, — мгновенно отвернувшись от Вилан, отозвался оборотень и поспешил к императору.

Драконы спали. Самец и самка. Их тела цвета красной глины и дыхание испускали потоки внутреннего тепла. Тепло плыло по воздуху. Прежде оно задерживалось вокруг них, но теперь, почуяв неподалеку того, кто чуял его, оно устремилось к тому единственному, кто знал, что с ним делать.

Если хочешь овладеть Пламенем, нужно признать его, и тогда оно признает тебя. Сама жизнь — это тепло. Корни и стебли трав, животные и птицы, деревья в лесу, сама земля — всё источает потоки тепла. А тепло — основа огня. Если сосредоточиться, можно ощутить тепло даже одной травинки.

Чтобы создать внешний огонь, нужно собрать и осторожно втянуть в себя волны тепла из воздуха. Тело пламенного дракона — это горнило, в нём есть пустоты, куда можно впустить эти потоки. И потом, когда тепло преобразуется в огонь, не позволяя ему задержаться внутри, чтобы не сжечь себя заживо, нужно тут же выпустить во что-нибудь.

Кожей спины Бай Лин ощущал волны живого тепла Вилан. Теперь он знал, каково тепло её тела, и по нему мог бы отыскать её где угодно. Рядом находились генералы и оборотень. И от них к нему тоже тёк нежный ласковый жар, оплетавший его самого. Собирая всё это в воздухе по клочку, по лепестку, по капельке, Бай Лин готовился сделать то, чего не делал никогда.

За прошедший год он впитал силу стольких артефактов, что без труда поднял в воздух две громадные туши, разрывая их контакт с землёй, — их матерью и кормилицей. И вместе с ними поднимался сам. Ущелье не выпустит земляных драконов из своих уютных объятий, не даст их в обиду, и потому император поднимался всё выше, подталкивая вверх, в ослепительную ледяную синеву, двоих рептилий. Следом поднимались два генерала, готовые подстраховать повелителя в случае чего.

Подняв голову, Вилан долго наблюдала за тем, как они устремляются в небо, а потом поняла, что здесь, внизу, остались только она и У Юнь. Найдя его взглядом, она увидела вспыхнувшие кроваво-красным блеском глаза оборотня, неотрывно глядящие на неё, услышала низкое булькающее рычание. Похоже, У Юнь решил свести с ней счёты прямо здесь и сейчас.

В следующий миг он прыгнул на неё, но сильфида успела ногами оттолкнуть его, и, отлетев, он впечатался в противоположную неровную стену. Если бы ей было страшно, можно было бы кинуть этого выродка и улететь, хотя это лишь отсрочит решение проблемы. Но Вилан была рада нападению. Она не рассчитывала на чью-либо помощь и не видела смысла оставлять его в живых: такой монстр — страшное бедствие для всех и каждого, потому что не только зверски убивает, не испытывая никакого сочувствия к своим жертвам и наслаждаясь их муками, но и превращает в таких же чудищ, как он сам. Он в своём уме, и как раз это ужаснее всего.

Секунды, которые потратил У Юнь на "полёт" и очухивание, Вилан использовала, чтобы скинуть ханьфу и вытащить два кинжала, которые хранила в своем теле в виде резервного запаса энергии и могла материализовать как привычное оружие. Едва ли он сильно пострадал. Это в человечьем обличии он выглядит как отвратительный старик, на самом деле, в нём сил не меньше, чем в драконе среднего возраста. Его зубы опасны в любом облике, а тело крепкое, жилистое, невероятно сильное и поразительно вёрткое.

У Юнь набросился на Вилан, цепкими пальцами схватив за запястья и отталкивая от себя руки с оружием. Он старался прижать её к отвесной стене, чтобы ударами вышибить клинки из её рук и оглушить, но Вилан ударила его головой в челюсть, и он отлетел на середину ущелья. К сожалению, времени у неё хватило только, чтобы и самой отскочить от стены и подобраться к нему. Когда она сумела полоснуть оборотня по плечу, тот взревел так, что отражённый стенами рык чуть не лишил сильфиду слуха. Сшибив её с ног, невероятной для тощего тела массой он придавил женщину к земле; он тянулся к противнице отвратительно длинными редкими жёлтыми зубами, в намерении вцепиться во что-нибудь и, если не убить, то превратить в подобие себя. О, как это будет забавно, когда лицемерная праведница станет такой, как он сам, будет добывать себе пищу таким же способом и сражаться за собственную жизнь, как сейчас сражается У Юнь.

Вилан изловчилась, вывернувшись под ним в немыслимом усилии, ударила оборотня коленями в живот и снова отбросила от себя. Коротко взлаяв, У Юнь почти в воздухе поменял обличье, став мерзкого вида волком с выпирающими отовсюду костями. Да, сколько бы и кого бы он ни жрал, жира ему это не добавляло, вдобавок он почти никогда не чувствовал насыщения. Вся его жизнь была посвящена набиванию своего ненасытного желудка. Этой девкой тоже не наешься. Кабы их было хоть пяток... Да дело не в этом, а в том, что бой затянулся; император вскоре закончит свои дела там, в небе, и, если У Юнь к этому моменту не покончит с альвой и не уберётся как можно дальше, жить ему, в лучшем случае, не больше минуты, а в худшем, — долгие дни и недели, пока этот гадёныш не натешится, пытая его.

Он рванулся мимо неё и всё-таки ухватил зубами за плечо. Ткань треснула, и в его зубах остался большой лоскут. У Юнь чуть не заревел от досады, и тут его бок пронзила захватившая дух боль — он пропустил момент, когда свистнул в воздухе кинжал и вошёл в его плоть. Он хотел разорвать альву на части, уже не заботясь об удовольствии и потехе, но тут другой кинжал воткнулся ему прямо в глаз. Истекая кровью, оборотень рухнул на землю, тело начало возвращаться в человеческий вид.

У Вилан подкашивались ноги от напряжения. Она тоже готова была потерять сознание и упасть рядом с чудовищем, когда тот, выпростав из-под себя лапу, схватил её за щиколотку и рванул, подтаскивая к себе. Силы его слабели с каждой секундой, но их было ещё достаточно, чтобы уволочь её с собой на тот свет. Другой ногой Вилан пнула его в морду, задев застрявший в глазнице кинжал, и У Юнь заскулил. А сзади в спину чудовища вонзился чей-то меч, пробивая сердце насквозь, и этот последний удар наконец оборвал жизнь ужасного существа.

— Повелительница! — прозвучал бесстрастный голос, к Вилан протянулась рука, и за неё она ухватилась, поднимаясь на дрожащие ноги.

— Благодарю, господин Су, — пробормотала она. Внутри была пустота, изгнавшая разом все эмоции. Ни страха, ни гнева, ни боли. Только усталость.

— Вас поднять к Повелителю?

Вилан посмотрела на бездыханное тело оборотня. Кто знает, вдруг оно ещё затрепыхается, почуяв, что она снова одна. Чудовищная сила изверга вымотала её. Что за жизнь в последнее время — сплошные схватки. То на мечах, то на словах...

— Нет... Мне бы просто наверх, посмотрю оттуда. Сама я не поднимусь.

Прислонившись к стволу большого дуба, Вилан наблюдала за мастерской работой могущественного чародея, в которого превратился её муж.

Удерживая спящих драконов высоко над лесом, там, где власть земли уже совсем не ощущалась, Бай Лин вытягивал тепло из них, забирая только часть его. Золотыми нитями и всполохами оно стремилось к нему и исчезало в его теле. Раскинув руки и закрыв глаза, он поглощал жар драконов, весь отдавшись невероятному удовольствию процесса.

Огромный самец беспокойно зашевелился во сне. Ему становилось зябко. Исчезла баюкающая влажная нега земли, его тело тоже стремительно остывало. Он попытался туже свернуться, нащупать нагретое местечко, но это не помогло. Дракон ёжился и ёрзал, сонно сопя, а потом придвинулся к самке, но её чешуя остыла и не грела никого. В конце концов, он открыл один глаз, потом второй и увидел себя и подругу висящими в воздухе вне облюбованной пещеры. А перед его мордой парил человек. Человек!

Драконы гневливы. Их ярость, способная разрушить полмира зараз, взметается подобно урагану. Ударом хвоста они могут разбить в щебень гору, не спрашивая, не разбираясь, не интересуясь, не сомневаясь. Дракон цвета красной глины набрал воздуха во всю ширь лёгких, открыл пасть и с оглушительным шумом выдохнул, сминая человечишку, развеивая по ветру. Земляные драконы не пышут огнём и не замораживают в кусок льда. Они выпускают струю воздуха сокрушительной силы. Проснувшаяся самка наблюдала за происходящим.

Впервые им встретился кто-то способный противостоять их ужасной силе. Человек протянул руки, ладонями останавливая воздушный удар, оборачивая его вспять. Самца отшвырнуло, он едва сумел затормозить, молотя крыльями по воздуху. Вернувшись, он вдохнул и снова направил в казавшегося слабым человека струю воздуха, равную удару гигантской дубины. Развлечения ради подруга присоединилась к нему. Уж вдвоём-то они должны бы одолеть самоуверенного выскочку. В этот раз отбросило их обоих. Оторопело тараща глаза, они уставились на противника. На том месте, где только что парил человек, блистая золотой чешуёй, извивался дракон, а немного позади завис сизый ночной. Золотой дракон выдохнул пламя, и земляные еле успели увернуться и прыснули в разные стороны, едва не превратившись в драконий шашлык.

— Вы долго спите, — раздался вымораживающий внутренности голос. — Я устал будить вас.

Золотой дракон снова принял человеческий облик, и земляные последовали его примеру. Мужчина и женщина в одеждах цвета красной глины упали на колено.

— Владыка!.. Сакши!!!

Минуту назад они стремились к убийству из ярости и любопытства, теперь их лица светились радостью и торжеством. Они приветствовали своего господина и клялись служить до последнего вздоха.

Земляные драконы, брат и сестра, спланировали на землю следом за новым владыкой. За те два столетия, что они проспали, вокруг горы Сюли появились и разрослись леса, заселились животными и птицами и даже кое-какими нежелательными существами. Люди здесь, как и до того, избегали жить, хотя гора и её окрестности были поразительно живописны, но воздух был словно бы не приспособлен для них.

Дракон по имени Куан выглядел как мрачноватого вида мужчина лет сорока, ничего отталкивающего в его наружности не было, однако, некоторые описали бы его как типичного инквизитора либо участника черномагических ритуалов. Его сестра Мингжу была несколько моложе, и, глядя на неё, в сознании возникал образ кошки, любительницы игр с полуживой от страха мышью.

Исполненным небрежной грации движением Сакши опустился на ноги и повернулся к присоединившимся подданным.

— Много ли таких, как вы, — ушедших в спячку?

— Достаточно, Владыка, — ответил Куан. — Мало кто добровольно перешёл на сторону Ниши́. Остальные предпочли, как мы, пережидать тяжёлые смутные времена.

Император задумался, отстранённо разглядывая древних драконов. Он уже ушёл мыслями вперёд, в будущее, и строил планы. И планы эти касались не мира, а весьма вероятной грядущей войны.

— Я не могу тратить годы на поиски и пробуждение других древних, — произнёс он в конце концов. — Мне нужны помощники. Времени... мало.

— Если Повелитель доверит нам эту миссию, мы не подведём, — почтительно поклонился Куан.

— Доверит, — кивнул Бай Лин и, посчитав тему исчерпанной, повернулся к трещине в земле, откуда все они вылетели. Он ожидал, что Вилан, возможно, всё ещё там, но она стояла, привалясь к ближайшему дереву.

Увидев её растрёпанной, испачканной, исцарапанной, в разорванном платье, кутающейся в его ханьфу и терпеливо молчащей, Бай Лин похолодел. Что ещё случилось?

— Ваше Величество, я виноват. Накажите! — Су Лу поспешно шагнул вперёд.

— Су Лу, ты!.. — с трудом выговорил он, ярость внутри вскипела и потребовала излиться на что-нибудь. На кого-нибудь. Выплеснуться пламенем. Сжечь. Уничтожить.

Император осторожно взял Вилан за плечи, повернул к себе, окинул внимательным взглядом. На лбу синяк, губа разбита, руки в ссадинах, на шее следы от пальцев...

— Нет-нет! — Вилан аж вздрогнула от дикого предположения.

— У Юнь напал на Повелительницу, воспользовавшись тем, что мы последовали за вами и она осталась одна. Я слишком поздно заметил и подоспел в последний миг. Прошу наказания!

Су Лу преклонил колено перед Повелителем. Бай Лин хотел что-то сказать, его губы дрогнули. Вилан видела, что он раздражён, смущён и растерян.

— Он ранил тебя? — спросил император, тщательно осматривая жену и ища следы укусов и рваные раны от клыков и когтей.

— Нет, — Вилан поспешила успокоить его, погладив по щеке. Бай Лин перехватил её руку и обеспокоенно сжал пальцами. — Это я почти добила его. Но было... тяжело. Помощь господина Су пришлась кстати.

Император сам спустился вниз, в расселину, нашёл предателя, присел рядом. Солнце садилось, и там было почти темно. Мёртвый оборотень валялся, прижавшись лицом к земле, из одного глаза торчал кинжал, из ран в спине и в боку ещё сочилась кровь. Пальцы скрючились, словно он даже после смерти пытался дотянуться до жертвы. Зубы были оскалены. Весь его облик выражал лютую ненависть. Неподалёку валялся лоскут от болотно-зелёного платья Вилан, в стороне ещё один.

Бай Лин выпустил всё накопившееся пламя в труп. Оставлять всё равно нельзя, мало ли, что там заложено в натуре оборотней. Да и пламя само рвалось наружу, удерживать в себе долго тоже опасно — сожжёт в уголь. Повалил дым, запахло горелым мясом. Он вернулся к остальным.

— В лагерь! — Бай Лин обхватил Вилан за талию и взлетел. За ним последовали все прочие.

Чувствуя, как руки Вилан обнимают его, как ветер развевает одежду и холодит кожу, он думал, что уже трижды рисковал потерять её. Первый раз она бросилась выручать Мальви и вернулась с застуженными лёгкими, попав под морозное дыхание алой драконицы. Второй раз был, когда на них над Радужным морем напала стая ледяных, и она схватилась с зелёным драконом. Пропала без вести и вернулась только вчера. А сегодня — нападение У Юня. И снова на волосок от смерти... Неужели вся её жизнь — такая?

В лагере кипела жизнь, воины занимались тренеровками — кто военными маневрами, кто самосовершенствованием; повара готовили еду, костровые собирали хворост и поленья и поддерживали огонь, охотники вернулись с добычей, конюхи чистили и кормили лошадей и приводили в порядок обоз...

— Завтра утром возвращаемся домой, в Ливэй, — оповестил своих генералов Бай Лин.

Он велел разместить и обеспечить всем необходимым земляных драконов и приготовить чан с горячей водой для Вилан. Очутившись в шатре, входные полотнища которого надёжно отгородили их от стужи, она сняла ханьфу и предстала перед императором во всём "великолепии": платье изодрано, на плечах ушибы и пятна засохшей грязи и крови.

Покопавшись в своей сумке, с которой прилетела, Вилан достала плотное платье и штаны из золотисто-коричневой ткани. На платье имелись разрезы до самых бёдер, в нём удобно было ездить верхом. Принесли большую лохань и несколько вёдер нагретой воды, мыло и полотенца и отгородили импровизированную "купальню" ширмой, которую она прежде не замечала. Она уже собралась скрыться за ширмой, когда сзади за плечи её обхватили и развернули руки Бай Лина.

— Ви, ты, что, пытаешься покончить с собой и таким способом бросить меня?

В голосе не слышалось тепла, в нём звучала детская обида, растерянность и смятение, а в глубине глаз таилось столько невысказанного... Вилан чуть не рассмеялась и несколько раз расцеловала мужа в обе щеки.

— Даже не мечтай. Я решила остаться с тобой навсегда. И ты об этом, пожалуй, ещё пожалеешь.

— Обещаешь? — мраморно-белая кожа Бай Лина слегка порозовела там, где её касались губы Вилан. Его не сбил с толку её весёлый тон, он наконец услышал то, чего так жаждал.

— Торжественно клянусь! — Вилан забавлялась. Совершенно незнакомый с женским кокетством, уловками и прочими маневрами, Бай Лин принял всё за чистую монету. Впрочем, она и не собиралась его обманывать.

— Ви... Ты не должна больше рисковать! Не поступай так со мной! — он нервно погрозил пальцем, глядя на неё строго и требовательно. Но за этим "внушением" так явственно проглядывал страх потери, что Вилан решила сказать как есть:

— А-Лин. Я сильфида — страж воздуха. И я альва — страж земли. И то, что я замужем за тобой, ни на минуту не снимает с меня моих обязанностей. Я военачальник и защищаю границы Небесной Гавани и Зелёных Холмов. Пусть и не каждый день и не каждую ночь, а когда во мне есть надобность. Так было и так будет, и только мои владыки могут снять с меня эту заботу.

Это прозвучало жестоко, она понимала. Но нельзя же скрывать это от Бай Лина, тем более что он не только её муж, но и император и вправе требовать от неё подчинения. Вот только она не его подданная. Странное положение: супруга императора, но не его подданная. Как это может быть?

Бай Лин выглядел озадаченным, расстроенным и обиженным. И тогда она поделилась:

— Возможно, владыки и сами решат освободить меня от военных должностей. Нужно немного подождать.

Вилан поспешила смыть с себя грязь и мерзкие прикосновения У Юня. Горячая вода изгоняла напряжение двух суток и самую память о неприятностях, дарила ощущение покоя и расслабления. Но разлёживаться долго она себе не позволила.

Следующим на очереди был Бай Лин, для него лохань заново наполнили чистой водой. Разлёгшись в горячей мыльной воде, он устало закрыл глаза, слушая, как за тонкой тканью ширмы Вилан что-то напевает едва слышно, расчесывая чисто вымытые волосы. Ему нестерпимо захотелось снова окунуться в искреннюю заботу о себе. Эти десять дней были тяжёлыми, но последние два в части переживаний побили все рекорды.

— Госпожа распорядительница, поди-ка на минутку сюда.

Вилан опасливо заглянула за ширму. Нет, она не боялась никаких непристойностей. — на уме у него ничего этого нет. К тому же они женаты, и она давно увидела всё, что обычно скрывается под одеждой. Но пост, которым наградил её Бай Лин, — это была незнакомая территория, и сильфида опасалась "не вписаться", сделать что-то не то или не учесть чего-то важного. Мыльная вода скрывала Бай Лина почти до плеч, он потёр сами собой закрывающиеся глаза.

— Чего желает Повелитель? — изо всех сил стараясь не рассмеяться, спросила Вилан.

— Сядь и расчеши мне волосы.

Найдя скамейку пониже, Вилан приготовила гребень и принялась осторожно вынимать украшения из волос императора. Однажды она это уже делала. Накануне того происшествия с ранением принца Дара. Тысячу лет назад. Одну за другой отколола с тонких кос серебряные звёзды, вынула шпильку, сняла массивную украшенную драгоценными камнями заколку-корону. Его волосы были такими длинными, что ниспадали почти до пола. Она молча гладила, перебирала, расчесывала густые чёрные, похожие на шёлк, пряди, не замечая, что Бай Лин, повернув голову и затаив дыхание, смотрит на неё краем глаза.

Закончив, Вилан немного помассировала его плечи. Чудо, что при тонком сложении они так широки. Его тело, сколько она могла заметить, как и год назад, всё ещё оставалось худым и бледным, но при этом ладным, сильным и грациозным. Случайно скользнув пальцами по спине, она нащупала неровности и, склонившись ближе, в полумраке разглядела несколько широких шрамов. Бай Лину это не понравилось.

— Подай мне полотенце, — велел он резко и холодно, вставая на ноги.

В это время принесли поднос с ужином. Вилан поспешила оставить его одеваться в одиночестве. Мельком она заметила, что шрамами — светлыми, гладкими, атласными на ощупь — покрыта вся его спина. Это шрамы от кнута или плети, подумала она, качая головой. Так это правда, и папаша Линь ещё больший гад, чем она считала.

Бай Лин молчал. Это было совсем не то, что могло бы послужить темой для разговора после разлуки длиною в год. Весь этот день всё, что происходило между ними, казалось сном. Больше всего он боялся чем-нибудь разрушить эту идиллию. Что, если сейчас Вилан начнёт задавать неудобные вопросы? Ему не хотелось лгать, но далеко не все свои поступки он считал благовидными, глядя на них её глазами. Он хотел, чтобы она любила его, как есть, без прикрас, если правда любит. Чтобы знала о нём всё и всё равно любила. Но вот это "всё" открывать было нелегко. Он боялся её осуждения, хотя до сих пор она ни в чём его не осудила. И в то же время это осуждение подтвердило бы ему, что никому, никому верить нельзя. И стало бы достаточной причиной, чтобы отбросить все эти слезливые бредни о любви и доверии. Пока не поздно, остановиться, не дать разбить себе сердце.

Оттягивая момент, Бай Лин тщательнее обычного вытерся, надел штаны, короткую нижнюю рубашку и темно-зелёное, почти чёрное, верхнее платье, стянул его поясом и вышел из-за ширмы.

Вилан ждала его, разливая чай по маленьким чашкам.

— Ви, я не хочу говорить об этом... — твёрдым голосом, в котором, тем не менее, прозвучало извинение, произнес Бай Лин.

— Ладно, — легко согласилась Вилан, ставя перед ним чашку и придвигая тарелку. — Я просто хотела узнать про твой поход на Чунхуа. Даже у нас в Небесной Гавани заговорили об этом.

— Вот как.

Одно движение бровей, и он напомнил пятнадцатого принца, которого она встретила во дворце Линь Чао. Всего на один миг. Бай Лин не хочет быть им, догадалась Вилан. Неудивительно, ему тяжело возвращаться в своё кошмарное прошлое. Он словно говорил: "На самом деле, я такой, каким ты меня видишь сейчас. Того давно нет, и не стоит искать!". Это слегка расстраивало, потому что он и понятия не имеет, как дорог ей тот юноша. Что пятнадцатого принца Чунхуа она любит так же сильно, как императора Юшэнга. И по всему выходит, что любит двух разных мужчин, как бы странно это ни выглядело.

— Я случайно услышала от Мальви, когда пришла в себя и к нам прилетел генерал Сунь. Для Мальви это не имело бы ни малейшего значения, если бы речь не шла о тебе. Кажется, она в восторге от тебя.

Бай Лин снова коротко взмахнул бровями, как бы спрашивая "Неужели?", и промолчал.

— Нас неприятно удивило, что твой отец пошёл на тебя войной. На его месте, я бы сделала всё, чтобы подружиться, раз уж прежде не нашла с тобой общий язык, и чтобы ты забыл всё плохое, что случилось в прошлом по моей вине.

Вилан внимательно смотрела, как Бай Лин обдумывает и оценивает сказанное, и его ответ ясно показал, что он не хочет говорить о бывшем императоре Чунхуа.

— Ви, ты можешь сделать это и сейчас, и тебе не обязательно быть на его месте.

— Надеюсь, плохого у нас было всё же меньше, чем хорошего, — сдалась она, закрывая тему.

— Он не мой отец. Линь Чао признал меня своим сыном, чтобы избежать позора, но никогда не мог забыть об этом и мне не позволял, — неожиданно объяснил Бай Лин, его голос стал жёстким и язвительным. — Ты ведь хочешь знать, что с ним стало? Кто-то из стражников случа́йно оставил петлю в его камере, и через несколько дней он благоразумно повесился, избавив нас от заботы о нём.

— Мне всё равно до него. Я беспокоилась о тебе.

Ужинали они в молчании. Вилан сожалела, что испортила настроение Бай Лину, а тот упорно молчал. Сердится, подумала она. Бай Лин быстрым движением подложил в её тарелку ещё кусочек тушёного краба. Нет, устал, решила она, когда, отвернувшись, он направился к кровати. Немудрено, сегодня столько сил потратил, пробуждая этих драконов. Как ещё на ногах держится и заботится о ней?

— Платье жалко, — вздохнула Вилан, расстроенно складывая изорванное любимое платье болотного цвета с золотой вышивкой. — Теперь только на тряпки пустить...

— Сохрани его. Как приедем, тебе сошьют такое же.

Она уже хотела перебраться на свою сторону кровати (подумать только, у неё тут есть своя сторона кровати!), когда почувствовала, что Бай Лин удерживает её рядом. В руках у него появилась коробочка с целебной мазью, от которой в воздухе разлился сладковато-терпкий аромат. Зачерпнув жирную мазь, он принялся втирать в места её "боевых ран": в разбитые губы, в наливающийся синяк на лбу, в синяки на шее, в ссадины и царапины на плечах и руках. У платья был довольно широкий вырез, и не было возможности скрыть ни одну царапину.

Прикосновения его пальцев были такими бережным и осторожными, а в глазах такая теплота и ласка, что Вилан захотелось расплакаться. Как сильно он изменился с их первой встречи. Да уж, точно два разных человека. Вилан не удержалась и обвила руками его шею, прижавшись щекой к щеке, замерла на несколько секунд. Бай Лин слегка опешил: с чего такая нежность? Осмелев, Вилан коснулась губами его губ и потом наблюдала, как император порозовел от растерянности и удовольствия. Когда в последний раз она целовала его? В ночь перед разлукой.

И вот они снова вместе. Снова лежат рядом, и Бай Лин обнимает её, стараясь не касаться повреждённых мест, тепло и невесомо держит её руку, лежащую на его груди, старается не шевелиться и, кажется, даже дышит через раз, чтобы не потревожить сон Вилан. Им обоим хочется верить, что за всем этим не последует новое расставание.

А если это... любовь? Бай Лин закрыл глаза и невольно коснулся губ пальцами. Он все ещё чувствовал след поцелуя. Не опасно ли сказать ей об этом? Вдруг... Нет никаких вдруг. "Любовь — это когда кто-то тебе важнее и дороже всех, дорог, как никто больше. Ты можешь жить без него, но не хочешь...". А если не можешь?..

Это место, отгораживавшее их двоих от всего света, снова ожило, наполнилось уютным теплом и надеждой на ничем не испорченное счастливое будущее.

До столицы добирались в три дневных перехода, останавливаясь на ночь. Земляные драконы покинули их на второй день пути, свернув в направлении только им ведомых лежбищ древних рептилий.

Вилан ехала на лошади Бай Лина, крепко обнимая его сзади за талию, чтобы не свалиться дорогой. Она могла бы ехать на другой лошади или просто лететь рядом, но... Когда, сев в седло, Бай Лин протянул руку, предлагая в виде знака высочайшей милости поехать с ним, она не стала возражать. Не то чтобы это было очень удобно, зато полезно для восстановления отношений с коронованным супругом, и можно было говорить о чём угодно, не привлекая ничьего внимания, или дремать, опустив голову на его плечо.

Ночами валил снег, превращая шатры, палатки и фургоны в сугробы. Лошадей загоняли под натяжной тент, перевозимый в одной из повозок. Днём холодало и дул ветер, не студёный, но резкий.

Вилан скучала. Заняться ей было нечем, жизнь словно остановилась. Все заняты делом, кроме неё. И хотя официально она обязана заботиться об императоре, выходит так, что это он опекает её. Да и сам Бай Лин вечно занят какими-то ужасно важными делами и своим совершенствованием. Иногда она ловила его изучающий, испытующий взгляд и отвечала улыбкой, показывая, что всё хорошо и она всем довольна. Время тянулось нескончаемо долго.

Когда к вечеру третьего дня лес наконец расступился, показались горы, и, повернув голову, Бай Лин сообщил Вилан, что это и есть Ливэй, она чуть не расхохоталась. Где же столица? Это горный хребет, по нему никто не проедет. Хорошо, что смолчала.

— Его Величество император Линь Бай Лин! — выкрикнул Сунь Чжао.

При приближении всадников поднялась вверх плита, замаскированная под часть горной, почти отвесной, стены высотой метров в двадцать и шириной около десяти. Открылся проход, и всадники въехали под тёмный свод. Поднялась следующая полированная до зеркального блеска плита некой тёмно-серой породы, открывшая новый участок пути, и ещё одна, и ещё... Всего Вилан насчитала девять плит, включая наружную. Сквозь такую мощь никто не смог бы прорваться.

Коридор вывел их в долину, на ровное плато, на котором, словно в гнезде, со всех сторон защищённый горными кручами, лежал город. От ворот в город вёл широкий каменный мост с перилами, перекинувшийся через пропасть. С этого места можно было заметить, что всего таких ворот четверо, очевидно, ориентированных по сторонам света.

Спустившись по мосту, отряд въехал в город. Жители, услышав о возвращении своего государя, стояли вдоль улиц на всём пути следования императора ко дворцу. Ему улыбались, махали руками и платками, приветствовали возгласами... Словом, ему были рады все от мала до велика. Сидя позади, Вилан не видела его радостную и немножко горделивую улыбку. Зато отлично видела, как сильно жители Ливэя любят своего повелителя.

" — ...Его превозносят как никого на свете. Народ чуть не молится на него.

— Ты бы тоже молился, будь ты бескрылым драконом под пятьдесят. Говорят, у них там дольше пятидесяти не живут...".

Оказалось, что императорский дворец вырублен внутри горы и с другими горами, окружающими город, его связывает разветвлённая сеть коридоров и переходов. Это огромный комплекс, связанный внутри вкруговую. При угрозе нападения ледяных драконов всех жителей столицы, неспособных стать на оборону города, в прямом смысле слова укроют горы. Там, внутри, есть всё, чтобы продержаться в течение длительного времени. Фактически это город-крепость. Кажущееся слабое место — склоны гор между вершинами — на самом деле скрывает множество ловушек, если враг вздумает пойти на штурм. Всё это Бай Лин объяснял Вилан по дороге к дворцу. Мысленно она даже посочувствовала глупости бывшего императора Чунхуа. Зная, как основательно Юшэнг защищает свои границы, глупо было вообще затевать эту войну. Впрочем, как и говорил отец, Линь Чао не производил впечатление умного человека.

Сумерки опустились в долину. В окнах домов загорелись веселые приветливые огни. Люди спешили домой, к своим родным и любимым. Вилан поняла, что тоже хочет под настоящую крышу. Где бы эта крыша ни была. Город был большим и красивым, но прямо сейчас не был ей интересен.

Окна и балконы дворца, у подножия которого раскинулась столица, тоже сияли тёплым мягким золотисто-медовым светом сотен свечей. Проехав по перекидному мосту, император, генералы и его личная стража, въехали во внутренний двор. Мост за ними поднялся. Дворец был такой же крепостью, в которую невозможно проникнуть сходу. Окна в случае беды тоже закрывались каменными ставнями.

Коней увели, повозки забрали. Император кивнул, отпуская всех, и, взяв за руку Вилан, направился к одной из дверей. Все, кто им встречался по пути, с поклонами приветствовали императора, поздравляли с возвращением, желали доброго вечера. На девушку, шедшую рядом, никто внимания не обращал, разве что окидывали взглядом, поскольку владыка держал её за руку.

В целом, внутри дворец был такой же, как и любой другой: лестницы, этажи, переходы, залы, покои, уютные тупики и ниши, служебные помещения, склады... Вилан, семеня рядом с хозяином дворца, во все глаза разглядывала своё новое место жительства. Она насчитала четыре этажа по тому, сколько раз они поднимались по лестничным пролётам. Всюду она видела переливы оранжевого, жёлтого, золотого, карминно-красного и чёрного — цвета́ пламени. Неудивительно, ведь это резиденция Сакши. У Ниши, должно быть, цвета совсем другие.

Наконец они вошли в большой зал, в глубине которого у стены на возвышении стоял трон, перед которым на золочёных массивных ногах стоял большой письменный стол. Едва бросив на этот стол взгляд и увидев горы бумаг, Бай Лин покачал головой и вздохнул.

— Вот мы и приехали.

— Наконец-то! — вырвалось у Вилан.

— Устала... — не то спросил, не то заметил он.

— Ну, видишь ли... С тех пор как мы покинули наш дом, я вроде как всё ещё в пути... — Вилан наконец удалось облечь свои ощущения в выражения, доступные для понимания.

— О... — Бай Лин подумал, что не может похвастаться тем, что хорошо понимает чувства своей жены. Она смотрит на всё так по-своему, будто они живут в разных концах мира... Он положил ладонь на затылок Вилан, заглянул в глаза. — Теперь ты дома, Ви.

— С возвращением, Повелитель!

Они оба повернулись на звук постороннего голоса. В нескольких шагах от них стояла девушка, в церемониальном поклоне согнувшая стан. Выглядела скромно, но чувствовалось, что вполне способна на смелые и даже дерзкие поступки.

— Су Мин! Это моя жена Вилан. Через три дня она будет представлена народу. Все её приказы должны выполняться так же, как мои.

— Да, Повелитель! — Су Мин присела в поклоне, опустив глаза.

— Возьми старое платье госпожи и отнеси портным, пусть сошьют новое. Подбери наряд, самый лучший, какой есть. Сними мерки и распорядись сшить несколько новых нарядов на первое время, соответствующих статусу моей супруги.

— Слушаюсь, Повелитель!

Вилан удивилась, каким строгими и требовательными, даже придирчивыми сразу стали голос и манеры Бай Лина. Су Мин приветствовала своего господина радостно, но едва он заговорил, отдавая приказы, как она опустила голову и только кланялась. Однако взгляд, брошенный в долю секунды на неё, Вилан, настораживал. Что это, прежняя любовница? Вилан сообразила, что ничегошеньки не знает о жизни Бай Лина без неё. Могло быть и такое. Она принялась "прощупывать" этих двоих. Интимная связь — это всегда энергообмен. И всеобщее заблуждение, что не остаётся следов. Любовники расстаются, а взаимные энергии в них сохраняются навсегда. Это удобно, если уметь "видеть". Например, она отчётливо почувствовала в себе "след" Бай Лина и увидела в нём один-единственный — свой. И, как ни искала, не нашла энергий друг друга ни в нём, ни в Су Мин. Стало быть, девица просто-напросто положила глазок на императора. "Что это, я не доверяю ему? А разве он мне верит до конца?". Что же, Вилан честно предупредила его о своих намерениях в отношении всех последующих жён и любовниц. И так же честно предупредил её Бай Лин. Иных вариантов они друг другу не предоставили.

Повернувшись спиной к Су Мин, Бай Лин обхватил Вилан за плечи и, поддерживая, повёл дальше в свои покои. Только теперь Юшэнг стал полной чашей, потому что здесь наконец появилась Ви. Желать, кажется, больше нечего. Только чтобы так было всегда.

Меньше чем через пять минут для Вилан принесли одежду. Две служанки пришли помочь вымыться с дороги и одеться. Она хотела сказать, что в состоянии сделать для себя всё сама. Но император загадочно улыбнулся и исчез. Пришлось повиноваться.

Её сопроводили в купальню, усадили в горячую мыльную, сладко пахнущую воду, вымыли с головы до ног, потом завернули в мягкие ткани, тщательно высушили и расчесали волосы, а тело натёрли какими-то душистыми маслами. Сильфида притихла, отмечая про себя только внутренний протест по поводу грубого вторжения в её личное пространство. Вероятно, тут это обычное дело.

Служанки сами одели госпожу в белоснежную хлопковую рубашку-сарафан длиной до самого пола на тонких лямках. Сверху короткую рубашку из красного шёлка на лямках. Поверх — короткое красное шёлковое ханьфу с широкими, не менее полуметра диаметром, рукавами, длиной оно было чуть ниже пояса. И ханьфу, и короткая рубашка, верх которой был отчётливо виден в распахе ханьфу, были украшены изысканной вышивкой в виде цветов и птиц. Вокруг талии обернули белую струящуюся юбку-вертушку из газовой ткани и затянули простым красным широким поясом. Поверх красного пояса — кружевной пояс-передник бело-синих цветов, украшенный с изящными кисточками. На ноги одели легчайшие сапожки из белого атласа. И под конец на плечи накинули широкий шарф, ниспадающий до пола, подчёркивающий многослойность и длину рукава. Вилан показалось, что шарф — это уже слишком, ведь его требовалось поддерживать на локтях. Впрочем, наряд оказался не плотнее воздуха. По сравнению с тем, что она носила до того, это всё равно что летняя одежда.

Часть её волос заплели в тонкие косы, верхнюю часть волос уложили в узел и скрепили драгоценными шпильками с подвесками, вплели золотые тонкие цепочки, тонкие алые ленты и восхитительные цветы из золота, эмали и драгоценных камней. Вилан посмотрелась в большое напольное зеркало в углу спальни и сама себя не узнала. Она выглядела прелестно, но как не своя, честное слово. Пока Вилан раздумывала, она это теперь или не она, женщины неслышно удалились.

Она походила по императорской опочивальне, разглядывая каждую вещицу. Это место, можно сказать, святая святых Бай Лина. Прежде она, вторгаясь в его личное пространство, не спрашивала разрешения. Когда на них воздействовало приворотное колдовство, было не до того. Когда они вселились в поместье в столице Чунхуа, ей даже в голову не пришло поинтересоваться, хочет ли он вообще жить с ней в одной комнате и спать на одной кровати. Просто решила за обоих. Но сегодня он сам привёл её сюда, доверил сокровенное. А разве на привалах не доверял ей себя? Значит, не боится и не отстраняется.

Вилан ещё побродила по спальне. Заглянула в гардеробную и вышла оттуда крайне впечатлённая. Перешла в гостиную. Рассмотрела цветы. Полюбовалась фонтаном. Понаблюдала за краснопёрыми и золотыми рыбками, плавающими в большой чаше. Тихонько выглянула в зал. Бай Лин обнаружился в рабочим столом; он был всё в той же дорожной одежде, только без мехового зимнего плаща. Погруженный в чтение каких-то бумаг, он не почувствовал бы присутствия Вилан, но неожиданно её выдало некстати тоненько зазвеневшее украшение.

Если бы император возмутился бесстыжим подглядыванием, она бы состроила виноватую и смущенную гримаску, и он принял бы это за честное раскаяние. Но его губы сами собой растянулись в довольную и даже удовлетворённую улыбку, он демонстративно поманил к себе пальцем. И Вилан радостно покрутилась перед ним.

— Ты выглядишь к женщина Юшэнга. Жаль, что наряд такой простенький.

— Он мне нравится. Когда-нибудь похвастаюсь им в Небесной Гавани, — Вилан подсела рядом. Бай Лин, как оказалось, сидел за столом не на троне, а на ступени, на которой лежал мягкий коврик. Она обняла его руку. — Я бы хотела, чтобы и ты побывал у нас... Тебе бы понравилось.

Вилан запнулась. Она до сих пор переживала эту историю с Чжан Чанцином. Как будто это была её вина, что они разлучились, что он потерялся и не достиг Небесной Гавани. Как будто облачная столица проклята. Почему сон так накрепко вошёл в память?

Бай Лин смотрел на неё с улыбкой. Сколько раз за этот год, сидя тут, он думал, где она может быть. Сколько раз представлял себе встречу. Сколько раз мысленно видел её сидящей рядом с ним, вот как сейчас. Он даже признавал, что её могут найти мёртвой или не найти вовсе. И вот Ви здесь, смотрит на него, а в глазах её рассыпана серебряная пыль. Это похоже на звёздную россыпь в по-осеннему тёмных озёрных водах. Она теперь здесь, дома, и одета в одежду его страны. Никуда не торопится. От этой невероятности кружилась голова. Похоже на сон. Только бы не проснуться!

— А тебе здесь нравится? — голос Бай Лина был так мягок и нежен, а глаза сияли такой искренней радостью, что у Вилан мурашки побежали по коже.

— Очень. А это и есть твои покои, распорядительницей которых ты меня назначил?

Бай Лину нравилась её неосведомлённость. Сейчас ему было так хорошо, что хотелось подарить Ви все сокровища, какие только есть на свете. Какие есть у него самого. Дарить одно за другим и наслаждаться её удовольствием и удивлением. Лишь бы всегда была рядом и смотрела, как смотрит в эту минуту.

— Весь дворец — мои́ покои. Но это — особое место. Туда, — он помахал в сторону своих комнат, — не может войти почти никто.

Вскоре воротилась Су Мин. Почтительно поклонившись, она спросила у госпожи, впору ли пришелся наряд, и, получив благодарность, задала госпоже, избегая упоминать её имя, новый вопрос: не может ли она, Су Мин, сказать Повелителю несколько слов наедине. Вилан, сославшись на усталость, хотела пойти прилечь. Но Бай Лин не позволил даже встать с места. Вперив в своевольную служанку взгляд, полный ледяных стрел, он с нажимом произнёс:

— Су Мин, разве ты не поняла меня? Вилан — моя жена. Хочешь что-то сказать — говори.

Девушка побледнела, поняв, что переступила черту. Разумеется, она доложила императору всё, что имела сказать. Вилан не нашла в её словах ничего для себя интересного.

Издали послышался звонкий лай. С каждой секундой он всё приближался, и вот наконец в приёмный зал влетела серая собака, похожая на приземистого коротколапого волка с голубыми глазами и оскалом, напоминающим улыбку до ушей. Чуть не сшибив дорогой уходящую Су Мин, она мчалась прямиком к хозяину и, преодолев последние метры, буквально вскочила ему на колени, принялась ласкаться.

— Цзю! Она тоже здесь?! Как выросла! — изумилась Вилан и потрясенно закрыла глаза: — А-Лин... И впрямь минул целый год?! Для меня с тех пор как мы расстались в море, прошло только несколько дней...

"Расстались...". Страшное слово. Бай Лин хотел сейчас же, сию же минуту потребовать, чтобы Ви снова пообещала больше не оставлять его одного. Потому что год — это слишком долго. А она даже не успела соскучиться. Чем стремительнее любовь овладевала им, тем крепче он хотел сжать руки, схватить, удержать её. Его любовь росла из страха потери и одиночества. Он не понимал, что был одинок всю жизнь, пока Вилан не ворвалась в неё и не изменила всё на свой лад. Что, если она опять исчезнет? Что ему делать тогда?

Цзю узнала прежнюю хозяйку. Раньше они не были так уж привязаны друг к другу. Но собаки помнят всех, с кем жили долгое время. Через минуту она уже весело скакала вокруг хозяев, стараясь ухватить то одного, то другого, и вовлечь в игру.

Некий человек доложил императору, что ужин подан. Вилан предложила: не поужинать ли им здесь?

— Ви, — веско ответил Бай Лин. — Я не собираюсь тебя прятать от тех, кто вскоре будет называть тебя повелительницей. Ты у себя дома. Привыкай жить во дворце.

"Слово Пламени

Я тот, кто рождён в Огне, живёт в нём и в нём однажды исчезнет. Я тот, кто говорит на языке Огня. Я тот, кто говорит со своим Пламенем. Слушайте их слова.

Всё живое источает тепло. Из тепла рождается Огонь. Из тепла рождается Пламя. Это главное, что нужно знать, начиная разговор со своим естеством. Пламя всегда внутри. Огонь всегда снаружи.

Драконье племя появилось на заре времён и научилось создавать Пламя, собирая тепло внутри себя. Научилось разжигать Огонь, собирая тепло извне. Мы научились удерживать жар и выпускать его на свободу. Он живёт в наших горнилах и наших ладонях. Мы родились с даром говорить с Пламенем. Но мы научились говорить и с Огнём, ибо они родные братья. Мы видим струи тепла и отблески жара во всём живом, что есть в этом мире: в мужчинах и женщинах, в животных и птицах, растениях и самой земле, из которой мы вышли. Мы слышим шёпот тепла, умоляющего нас сберечь его от холодного злого воздуха, плачущего от разлуки с живым и желающего к живому вернуться или на миг оживить неживое...".

Вчитываясь в свиток, осыпающийся в руках, Бай Лин сам кистью и тушью переносил текст на новый лист пергамента. "Слово Пламени" записал кто-то из его предков, жаль, что подписи нет. Долгое время он изучал свою родословную, но имена ни о чём ему не говорили. Имена были пусты и безжизненны.

"...Признай тепло, витающее вокруг в воздухе, и оно признаёт тебя и потянется к тебе. Собери его столько, чтобы в превратить в сгусток Огня, а потом оживи неживое, направив его туда. Есть деревья, живые и теплые. А есть мёртвые и хладные. Вторые могут ожить. Они ещё помнят, как это — быть живыми. Подари мёртвой древесине жизнь, и она благодарно вспыхнет в последнем вздохе...".

Вокруг ходили слуги. Бай Лин чувствовал исходящие от их тел потоки тепла. Этажом выше, этажом ниже. В соседних комнатах и коридорах. Его никто не осмеливался беспокоить. Тепло, покинувшее их тела, стекалось к нему и держалось около, готовое к использованию. Кожа становилась всё более чувствительной к восприятию. И глаза тоже: под взглядом Сакши буквы, написанные некой рукой чёрной тушью, вспыхивали и выглядели раскалёнными докрасна. Под его кистью проступали на пергаменте огненные письмена.

"...Пламя нужно рождать внутри и преобразовывать снаружи. Оно зарождается в горниле — особом месте в груди дракона. Преобразовать его можно в любое оружие: мечи, кинжалы, путы, цепи, стрелы, тараны... Пламя может быть щитом, крыльями, зеркалом, завесой, иллюзией. Овладевший своим Пламенем становится непобедим. Каждый дракон избирает своё собственное оружие и защиту, но можно использовать всё, что удастся материализовать. Это зависит от силы и мощности Пламени... Пламя можно хранить внутри сколько угодно, оно не навредит своему хозяину...".

Бай Лин аккуратно положил кисть на подставку, поднялся на ноги и, вытянув правую руку, выпустил пылающий меч. Покрутил пальцами и запястьем. Меч льнул к ладони, был невесом и крайне остёр, вспарывая воздух как ткань. Он выпустил такой же из второй руки. Сражаться двумя мечами проще и легче, чем одним. По мере освоения Пламени, преобразовывать его становилось всё легче, для этого требовалось только краткое движение мысли, мыслеформа.

Путы были разными. Одни были просто верёвками, которые невозможно разорвать или разрезать. Другие — жидким Пламенем, жгущими то, вокруг чего захлестывались.

Бай Лин создал пламенную тонкую трепетную завесу, разделяющую пространство между ним и рабочим столом. Через неё не пройти, любого осмелившегося ждут серьёзные ожоги, чересчур настойчивого — смерть.

"...Огонь — собирать снаружи и направлять, предлагать ему новый путь. Его можно собрать вокруг себя и втянуть, но выпустить надо сразу же, иначе он испепелит неосторожного и медлительного. Направить в неживое, и оно оживёт. Направить в живое, и оно станет неживым. Направить в живое и сделать ещё более живым...".

По колебаниям тепла Бай Лин понял, что в его рабочий приёмный зал направляется Вилан. Всю первую половину дня она пропадала где-то во дворце. Он бы хотел посвятить время ей, показать все восхитительные уголки и чудеса своей резиденции. Но дел за полмесяца отсутствия накопилось столько, что пришлось с головой уйти в работу.

Вилан вошла в сопровождении Цзю, тащившей в зубах какую-то игрушку. Игрушек у неё было полно, и слуги только и успевали подбирать их по коридорам и залам. На правах любимицы императора ей прощали всё, даже самые несносные проказы, к примеру, в виде оторванных сановных шлейфов. Придворные только молча скрипели зубами, мысленно понося проклятую тварь. Ни один не посмел бы и словом попенять императору на проделки его псины. Потеть под его полным иронии или, того хуже, сарказма взглядом, слушать, как он хлопает в ладоши, и ждать отповеди или наказания за дерзость/глупость? Увольте, самоубивцев нет. Уж лучше сшить новую одежду да в другой раз шустрее подхватывать подол.

Не отрывая взгляда от свитка, он улыбался — губы сами улыбались. Вилан, скользнув и тщательно подогнув и расправив юбку, уселась рядом — по его левую руку, чтобы не мешать писать.

— Где пропадала?

На самом деле, всё равно, где. Главное, где-то рядом и ей хорошо.

— В основном, в библиотеке. Там такой дедушка трудится... По-моему, он очень гордится честью удовлетворять твои познавательные потребности. Пообещал мне принести несколько книг и научить писать по-вашему. Всеобщий язык хорош, только в каждой стране пишут по-разному. Судя по-всему, иероглифы Юшэнга сложнее, чем те, что ты показывал мне раньше.

— А ваши?

— Наша письменность не иероглифическая, а руническая.

Вилан взяла кисть, обмакнула в тушь и нарисовала на листике бумаги несколько точек, две чёрточки, четыре плавно изогнутых знака. Надпись как будто излучала таинственную гармонию и некое равновесие.

— Так по-нашему пишется твоё имя.

— Научишь?

Вилан положила голову на его плечо и кивнула. Бай Лин прижался щекой к её волосам.

— Скажи, пожалуйста, почему встречные поздравляют меня с предстоящей свадьбой? Почему называют барышней? Разве мы не женаты?

— Женаты. Но ты должна быть представлена народу, — Бай Лин помолчал и с трудом выговорил: — Ви... Ты сказала, что любишь. Что хочешь быть со мной. Это правда?

Он тут же пожалел о заданном вопросе. Вдруг она скажет, что ей это только показалось. Или что разлюбила за год. Что вернуться к нему было ошибкой. Что нет смысла оставаться вместе, если нет чувств. Вилан молчала. Затаив дыхание, он терпеливо ждал ответа. "Ви, даже если уже не любишь, я всё равно тебя люблю".

— Да, правда.

Какое облегчение. Но почему ей так легко даётся это признание, а он не может решиться произнести его?

— Хочешь быть императрицей?

Что выше этого он мог ей предложить? Этой дорогой она шла вместе с ним, сколько могла. Любила и спасала его. Без её помощи достичь всего того, что у него есть на эту минуту, было бы гораздо сложнее. Только Вилан имела какое-то представление о том, чего это стоило. Есть ли женщина, более достойная стать рядом с ним, рука в руке, во главе его государства? Есть ли та, кому он доверяет больше?

— Если это сделает нас ближе друг к другу, то да.

— Свадебные наряды уже шьют. Приглашения отправлены. Подготовка к торжеству идёт полным ходом.

Вилан подняла голову и, недовольно сжав губы, сказала:

— Только не присылай мне гуся: он шипит и кусается. А кому приглашения?

— Твоей семье. И некоторым другим гостям.

Помолчав, Бай Лин неохотно добавил:

— Прибудет ещё один... гость. Его присутствия нельзя избежать.

Вилан думала о своём и не придала значения последнему замечанию.

— А ты не мог бы отправить приглашение Его Величеству Эллану в Зелёные Холмы? Мне не нравится, что мы находимся с ним в конфронтации. Может быть, если он приедет, удастся помириться.

— Ладно, — мягко согласился Бай Лин. Вилан так редко о чём-то его просила.

Владыка Эллан не приехал. Приглашение было проигнорировано самым очевидным образом. Зато прибыли все остальные, даже король Иннэй с супругой, Дар и Доланна и все члены семьи Вилан в полном составе.

Вилан опасалась встречи Бай Лина с Даром. Но, против ожиданий, император был поразительно любезен к бывшему сопернику и принёс извинения за происшествие в горах год назад, когда принца ранили его лучники. Дар, в свою очередь, великодушно заверил, что прекрасно понял всю случайность этого конфликта и что вины императора пламенных драконов этом не находит.

В этот раз пережить предсвадебный кошмар Вилан показалось куда легче. Во-первых, она могла видеть Бай Лина когда угодно, он был всегда рад ей и не выглядел куском льда. Во-вторых, она старательно осваивала горный дворец. Вилан попросила императора выделить ей комнату, где она могла бы уединяться и заниматься своими делами. Бай Лин, хоть до конца и не понял, зачем ей это, препятствовать не стал и позволил выбрать любую или даже несколько: всё равно после свадьбы она станет здесь полной хозяйкой. Вилан выбрала покои на третьем этаже, на этаж ниже покоев императора. Спальня и гостиная. Также в своё распоряжение она получила двух служанок и Су Мин.

Отношения с Су Мин не складывались. Помощница попалась строптивая. Не грубила, не дерзила, но пыталась посеять в Вилан сомнения. К примеру, когда Вилан спросила, какие обязанности Его Величество возложил на неё, деви́ца Су ответила: выполнять поручения и удовлетворять все — все! — потребности императора. Вилан усмехнулась и посоветовала выбирать менее двусмысленные выражения. Вскоре после этого, спускаясь по лестнице, она заметила натянутую поперёк пролёта ниточку энергии. Тоненькая-то тоненькая, а не заметишь — и костей не соберёшь. Вилан о подобном знала и произнесла скорый шепоток: "Отправляйся туда, откуда пришла, к тому, кто послал!". Шедшая позади Су Мин еле устояла на ногах, внезапно споткнувшись. Даже руками замахала, как крыльями, чтобы удержать равновесие. Натолкнувшись на понимающий взгляд будущей императрицы, она почтительно присела и потупила глазки, в которых не было ни тени раскаяния.

Король и королева Небесной Гавани с удовольствием приняли приглашение императора Юшэнга. В отношениях не было той напряжённости, которая возникла при переговорах с Линь Чао. Бай Лину не требовалось запугивать Иннэя, и король подолгу беседовал с гостеприимным хозяином дворца. Ни один не нуждался в покровительстве другого, но договор о ненападении был оговорен и заключён.

Вилан почти не оставалась одна. То её занимали примеркой свадебных одежд и украшений, то родные брали с собой на прогулку по дворцу или городу, устраивали чаепития и маленькие музыкальные вечера.

Бай Лину тоже почти не удавалось заниматься делами, потому что всё внимание приходилось уделять многочисленным гостям. Например, быть членом семьи, к которому относятся с ласковой заботой, и не потому что он император, — это был новый опыт для него. Тёща и невестки брали под руки, улыбались, шутили, приглашали в гости в Небесную Гавань, пересказывали любопытные и забавные эпизоды из семейной истории, шурины обращались просто и уважительно. А тесть и вовсе извинился за то, что целый год держал его в неведении, объясняя молчание тем, что понятия не имел о том, каковы в действительности отношения Вилан с мужем.

Вилан переселилась на трое суток перед свадьбой в свои покои. Бай Лину она объяснила это тем, что, раз они женятся заново, значит, уже не супруги, а бывшие супруги. Значит, оба свободны. А незамужней женщине проводить ночи рядом с неженатым на ней мужчиной неприлично. А что раньше было... Ну, так приворот — дело принудительное, свободной волей тут и не пахло. Стало быть, какой с них был спрос! Разве они прикоснулись бы друг к другу? (Что, скорее всего, даже не заметили бы друг друга, она умолчала. К чему говорить такие неудобные вещи?)

Бай Лин вздохнул, но спорить не стал. Без неё одиноко, но ведь это ненадолго. Зато ночью есть возможность заняться делами и развитием духовных сил, раз днём не выходит. Будь на его месте кто-то понаглее и поциничнее, вломился бы к Вилан на правах властителя всего дворца, залез на кровать и потребовал: "Подвинься!". Но Бай Лину такое даже в голову не пришло, он слишком уважал право своей жены на собственное мнение.

Увидев, как она проливает слёзы над прежним свадебным покровом, Бай Лин решил, что вуаль вызывает в ней не лучшие воспоминания, и принялся за вышивание новой.

Разглядывая раскинувшееся над Ливэем звёздное небо, сияющее созвездиями, Вилан спросила: почему он, имея полное право счесть её мёртвой, а себя свободным, не женился на более подходящей девушке своей расы, а искал её до последнего дня. Это был неудобный вопрос, и он его опасался. Но когда вопрос прозвучал, Бай Лин испытал облегчение. Её слова всколыхнули в памяти отчаяние и тоску того времени, пробудили страх остаться одному посреди холодной пустоты. Он хотел сказать ей слова, рвущиеся из души, из сердца. Сказать — и будь что будет. Но губы с кривой усмешкой проговорили иное:

— Наверное, потому же, почему ты, имея возможность остаться в Небесной Гавани и стать свободной в своих облаках, решила вернуться. Мы оба могли предпочесть свободу, но выбрали друг друга. Разве мы не идеальная пара?

— А что, если бы я не вернулась?

— Но ты вернулась. Ви, я не откажусь от тебя, но и ты от меня не отказывайся.

Это был странный разговор. Однако впервые было сказано что-то действительно важное.

Мальви ужасно нравилось гостить в Ливэе. Она поймала себя на страшных мыслях, которые не сознавала прежде: она больше не хочет возвращаться домой. Жить во внешнем мире было интересно. К примеру, она могла сколько угодно бродить по гигантской облачной столице. Там она никому ничего не была должна. И здесь тоже. Здесь никто от неё ничего не хотел. Она предпочитала общество Вилан, просиживая в её комнатах вечера до глубокой ночи, а утром и днём гуляла по городу и по огромному дворцовому комплексу.

К её огромной радости, Его Величество пригласил невестку жить во дворце, сколько и когда ей вздумается. Мальви поняла, что не хочет уезжать отсюда. И ещё поняла, что избегает встреч с Виреном. Это открытие поразило её. Он вовсе не был противен ей. Она бы хотела остаться его другом. Но эта помолвка... Мальви чувствовала себя скованной рабскими цепями.

Хуже того, стоило один раз встретиться с генералом Сунь, как что-то внутри начало отчаянно протестовать. Как будто ей всё равно, за кого выходить замуж! Она пыталась избегать Сунь Чжао. Но это чужая территория, он всюду сопровождал императора, поэтому избегать приходилось, таким образом, и встреч с Бай Лином, а это было бы крайне невежливо. Лала представила себе, что с ней будет, если, ослушавшись воли отца, она откажет Вирену и останется в Юшэнге. Вирен только вздохнет с облегчением и, может быть, встретит настоящую любовь, он тоже заложник проклятой помолвки. А она... Ну, о возвращении домой можно тогда забыть. Отец не простит. Эллан демонстративно отказался от перемирия с императором пламенных драконов, а Мальви, думая об этой упущенной возможности качала головой: зря, ох, зря...

Когда в последний раз она видела Бай Лина, тот был опальным принцем на птичьих правах. А теперь он не какой-то мелкотравчатый королёк, а император Юшэнга, великий и великолепный, изменившийся до неузнаваемости. Народ обожал его и шёл за ним в огонь и воду. Три людских сопредельных государства, окружавшие государство пламенных с востока, запада и севера, просили его защиты и покровительства и влились в состав империи Юшэнг, сменив статус с суверенного на доминион. И никакого, знаете, беспредела и разорения, за этим юный повелитель следил зорко, не позволяя третировать простой народ.

Разглядывая Вилан, она видела, что её золовка спокойна и довольна. И раз она снова выходит замуж за одного и того же мужчину и Бай Лин решил сделать её аж императрицей, в то время как для жен императоров этой части света существует целая иерархия, значит, между ними снова всё хорошо. Во всяком случае, сравнивая свои воспоминания с тем, что видела теперь, Мальви считала, что Бай Лин просто светится от счастья. А наряды Ви... Мальви попискивала от желания разжиться такими же.

"Я останусь здесь! Я тоже заслуживаю любви и счастья, а не так вот — поневоле!" — твёрдо решила принцесса. Накануне торжества она отвела Вирена в сторону, честно сказала, что не выйдет за него замуж, и попросила не сердиться.

— Я тебя понимаю, Лала. Мне это нравится не больше твоего, — ответил Вирен, и на этом они закрыли тему, решив пока держать это в секрете.

Мальви прекратила избегать Сунь Чжао. Искать встреч не было нужды, они и так всюду натыкались друг на друга. И она с тайной радостью замечала, как блестят чёрные глаза ночного дракона. В их взглядах было гораздо больше чувства, чем между ею и Виреном за последнюю сотню лет.

В день свадьбы небо было таким чистым и остро-синим, как будто сияло безудержной улыбкой до ушей. Жители столицы праздновали бракосочетание своего императора с подданной короля сильфов. По приказу императора Линь, всем, от мала до велика, раздавали сегодня богатое довольствие и приятные полезные подарки. Не просто тем, кто попадётся на улицах, а путём подворного обхода. И каждый считал своим долгом, вслух или мысленно, восславить Владыку и пожелать долгих веков счастья и процветания венценосной семье. "Каким же адом была его жизнь во дворце Линь Чао, и как любят его здесь! — думала Вилан. — Варварством было поставить его на колени, избивать и унижать, когда он, как оказалось, мудрый и дальновидный правитель, куда лучший, чем названый отец. И вообще он самый лучший на свете. Единственный положительный момент в его прошлом то, что сам он таким не будет".

Вилан надела роскошный свадебный наряд: коротенькую рубашку-сарафан и утеплённые по зимнему времени штаны, две короткие рубашки из алого шелка, юбку-обёртку, ханьфу, расшитое золотыми и белыми павлинами и ветками вишни, и белый плотный плащ-накидку, отороченную какими-то нежным длинным белым мехом (Кому прежде принадлежал этот мех, она постаралась не думать.), на ноги тёплые сапожки. Её волосы украсили алыми лентами, а сверху на голову возложили особую корону повелительницы драконов, передаваемую каждой последующей императрице, украшенную золотыми цветами и подвесами в виде цепочек с самоцветами. Шпильками закрепили алый покров, украшенный вышитыми золотом узорами. Запястья унизали браслетами, горевшими как жар от красных камней.

Его Величество ожидал её у ступеней дворцового храма. От храма до дворца по внутреннему двору путь был устлан коврами. Как хорош он в бело-красных свадебных одеждах с золотыми эполетами на плечах и развевающемся красном газовом плаще, подхватываемом зимним ветром. В парадной гуани та самая шпилька, которую Вилан вставила в его прическу во время предыдущей церемонии, когда выходила замуж за пятнадцатого принца Чунхуа. Жаль, что новая шпилька по цвету не гармонирует с этим нарядом. Вилан слушала сердце, когда оплетала тонкой золотой проволокой нефрит и хризолиты.

Позади жениха стояли Сунь Чжао, Су Лу, король Иннэй с королевой Ильмар и принц Дар с невестой. Навстречу им шла Вилан в сопровождении своей семьи. По многовековой традиции, Бай Лин приподнял фату ровно настолько, чтобы увидеть лицо своей невесты, и навстречу ей засияла его теплая ободряющая улыбка. Он протянул ей руку, Вилан возложила на неё свою и подхватила подол юбки, готовясь взойти по ступеням храма, но он удержал её.

— Ви, я хочу сказать...

— М?

— Я тоже тебя люблю.

Храмовые ритуалы в Юшэнге отличались от ритуалов Чунхуа совсем немного.

У алтаря они отвесили, по традиции, четыре земных поклона — духам Неба и Земли, Солнцу и Луне, Стихиям Воды и Воздуха и, наконец, родителям невесты, взявшим зятя в семью и, следовательно, ставшим родителями и ему.

Держась за руки, глаза в глаза, они принесли брачную клятву:

— Я, Бай Лин из Дома Линь, клянусь тебе, Вилан из рода Тайри...

— Я, Вилан из рода Тайри, клянусь тебе, Бай Лин из Дома Линь...

— ...любить везде и всюду...

— ...быть вместе и рядом...

— ...при жизни и после смерти...

— ...почитать и слушаться...

— ...беречь, заботиться, помогать во всех делах...

— ...быть помощью и опорой во всем...

— ...до моего последнего вздоха...

— ...до моего последнего вздоха...

— Жена и муж делят трапезу, вкладывая любовь и заботу. Руки мужа кормят и поят жену, а руки жены кормят и поят мужа.

Не прерывая взглядов, они разделили еду и питьё и накормили и напоили друг друга хлебом и вином, в этот раз оказавшимися вкусными.

— Муж и жена — это одно целое, у них одна кровь, одна плоть и одна душа на двоих. Смешайте вашу кровь ради вечного единства.

Они смешали свою кровь, чувствуя буквально, как прорастают в телах друг друга, как сплетаются души, как в едином ритме бьются сердца, как в местах порезов прикипают кожей.

— Муж пусть четырежды поклонится жене своей, ибо она колыбель жизни, из которой выходит всё сущее. Жена пусть четырежды поклонится мужу, ибо он хранитель и защитник колыбели.

Четырежды поклонившись в знак взаимного уважения, они наконец услышали последние слова храмового жреца:

— Отныне вы — законные муж и жена и ни вы сами, ни кто другой уже не можете разделить ваши судьбы, связанные единой божественной нитью навечно. Нет никого ближе вас и никто не сможет встать между вами. При жизни и после смерти вы одно. Просите теперь благословения у предков.

Императорская усыпальница Юшэнга была устроена совсем иначе, чем в Чунхуа. Два пролета пологой широкой лестницы вели в тёмный арочный проход в стене под церемониальным залом. Там располагалась длинная галерея с нишами в стенах и длинной каменной скамьёй посередине. В каждой нише стояла золотая урна с прахом правителя и серебряная с прахом главной жены, третья большая — для всех прочих его жен. Последнее Вилан нашла неприятно удивительным. Позади урн помещалась вертикальная узкая надгробная каменная плита с вырезанными именами и эпитафией. И так бесконечное количество стенных ниш с обеих сторон. В каждой нише горело по свече, во вбитых в промежутках между нишами скобах полыхали факелы.

Бай Лин, держа жену за руку, уверенно шёл вдоль коридора, алый плащ развивался за его спиной. Он остановился у двух последних "заселённых" ниш левой стены усыпальницы. В предпоследней нише традиционно располагалась маленькие золотая и серебряная урны, позади большая серебряная, а у стены надгробная доска с вырезанными на ней крупными иероглифами сверху вниз, — очевидно, именами последнего императора и императрицы Юшэнга. Прочее пространство доски усеивали мелкие иероглифы — видимо, здесь были перечислены имена его супруг и жен. Последнюю нишу занимала одинокая маленькая серебряная урна, на каменной доске было вырезано всего одно имя. Дальше справа и слева шли пустые ниши для потомков.

— Это прах моего прадеда и моей матери, — Бай Лин поочередно указал на одну и другую нишу.

Как в прошлый раз, они опустились на колени, кланяясь усопшим.

— Прадед, мама! — обратился к ним Бай Лин. — Это моя жена Вилан. Сегодня она станет императрицей. Она не драконица, но тоже дочь воздуха. Прошу вашего благословения.

Вилан тоже обратилась к предкам мужа:

— Император! Принцесса Мейли! Я, как и прежде, обещаю хранить и беречь нашу семью. Я не умею быть императрицей, но знаю, что справлюсь. Можете быть спокойны.

Когда они поднялись на ноги, Бай Лин, не выпуская руки Вилан из своей, повёл её к первой пустующей нише правого ряда. В ней стояли зажжённая свеча и мраморная доска с двумя выбитыми на ней именами.

— Ви, это место — для нас.

Вилан уставилась на будущее посмертное пристанище. От неожиданности внутри неё что-то оборвалось и упало непонятно куда, защекотав по пути. С одной стороны, думать о смерти в день свадьбы и готовиться к ней — эээээ... С другой, со стороны Бай Лина это планы на будущее. Планы на далёкое совместное будущее и знак доверия. Она сжала его пальцы.

Он увлек её дальше по коридору, в следующий арочный проём. Этот зал был организован по-другому. Это больше напоминало могилы: на полу и на каменном карнизе вдоль обеих стен стояли одиночные урны и позади каждой вертикальная маленькая плита с именем. Всюду горели расставленные свечи. Они подошли к последней урне в левом ряду.

— Это Дзин Жу, — указав на неё, сказал Бай Лин. — Здесь записано, что она была твоей любимой служанкой.

Сразу по прибытии в Юшэнг Вилан поинтересовалась, где её горничная, которую за недолгий срок службы успела полюбить. Узнав об участи девушки, сильфида до слёз расстроилась. Её немного утешило, что Бай Лин сберёг, привёз прах Дзин Жу от самого Радужного моря и поместил в зале для самых уважаемых слуг в императорской усыпальнице. Можно сказать, Дзин Жу прошла с ним весь путь от дворца Чунхуа до восшествия на престол Юшэнга. И сюда она и её госпожа добирались порознь и не одновременно, но добрались.

Выбравшись наверх, к живым, молодые супруги, всё ещё погружённые в только что свершившееся таинство, вернулись во дворец. Слов не было, да они и не нужны. Церемония та же, а чувства совсем другие. На балконе второго этажа, выходившем в огромный внутренний двор, всё было подготовлено для завершения брачной церемонии.

Во дворе яблоку негде было упасть — так много пришло людей, пожелавших стать свидетелями коронации императрицы. Вдоль стены, смежной с зальным помещением, собрались члены семьи невесты, особые гости, министры и наиболее видные сановники. Съёмная балюстрада балкона в честь торжественного события была убрана для того, чтобы происходящее на балконе было хорошо видно из всех уголков двора. К краю площадки, ведя за руку свою жену, подошёл император, а за ними Сунь Чжао и первый министр.

Жители столицы приветствовали Владыку бурными возгласами радости. Молодожёны отвесили ещё четыре поклона всем присутствующим. И в завершение брачного обряда Вилан поменяла старую шпильку в гуани преклонившего перед ней колени мужа на новую.

Церемония коронации не отличалась сложностью. Первый министр громогласно объявил: супруга императора может быть подданной любого другого государя. Но императрица — первая подданная своего императора и клянётся в верности ему и стране, в которой восходит на престол. Министр подошёл к Вилан и принялся тихонько подсказывать текст клятвы. Вилан громко и чётко повторила. Император принял клятву.

Теперь уже она опустилась коленями на бархатную скамеечку. Тут только Вилан вспомнила, что ради этого мероприятия Бай Лину и самому пришлось надеть императорскую корону — тиару с подвесами. Корона императрицы была такой же, только меньше. Сняв с её головы прежние свадебные украшения, Бай Лин возложил и укрепил невидимыми шпильками корону императрицы. И после этого поднял её с колен. Держа ладонь Вилан на своей ладони, император стоял вместе с ней перед своим народом.

— Слава императору! Слава императрице Вилан! — провозгласил первый министр, и огромная толпа принялась повторять на разные лады, площадь наполнилась гулом.

И тогда вперёд выступил Сунь Чжао. Голоса мгновенно стихли, каждому хотелось послушать, о чём ещё будет объявлено.

— Декреты Его Величества! — огласил он, развернув свиток, который держал в руках. Повисла тишина. — Его Величество объявляет свой брак моногамным. Императрица Вилан, таким образом, становится единственной супругой. В связи с этим, Его Величество на весь период своего правления упраздняет гарем. Потомкам и преемникам императорской четы не возбраняется последовать этому примеру либо возобновить обычай иметь гарем, следуя личному убеждению. Также Его Величество разъясняет, что в случае смерти императрицы Вилан — естественной или насильственной — новый брак заключён не будет. При отсутствии законного наследника престол будет передан избранному императором преемнику.

Вилан в изумлении смотрела на мужа. Бай Лин не сводил с неё влюблённого взгляда, на губах сияла счастливая улыбка. Ветер развевал его волосы и воздушный полупрозрачный алый плащ. Несмотря на ужасное волнение, доходившее до тошноты и дрожи, Вилан не могла не ответить на его улыбку. Всё происходившее сегодня, сейчас было наивысшим проявлением любви Бай Лина, на какое он в данное время был способен. Снова она поставила юношу, за которого выходила замуж больше года назад, рядом с тем, за кого вышла сегодня. Разница получилась поразительной. И, тем не менее, она не стыдилась признать, что любит обоих.

— В качестве свадебного подарка император Линь дарит Её Величеству восстановленное поместье "Золотые лилии".

Они смотрели друг на друга не отрываясь. Это был долгий и красноречивый разговор без слов. Теперь Вилан стало совершенно ясно, что произошло с их домом. Как можно было так плохо думать о Бай Лине?

Слушая, как славят присутствующие государя и государыню, король Иннэй заметил королеве:

— Пожалуй, они были правы, что поженились тогда, не послушав нас и Элланом. Зря он упорствует.

— Да, — отозвалась Ильмар, вспоминая, как тру́сила Вилан. — Они подходят друг другу.

Су Мин, стоя рядом с братом, не смогла удержаться:

— Ты же сказал, что сделаешь, что нужно...

— Я сделал что мог, сестричка, — мило улыбнулся Су Лу. — Но я не волшебник. Сама не плошай.

— Я пыталась трижды... — чуть не заплакала Су Мин. — Но она всё видит, всё знает. И молчит.

— Будь осторожна, а то погубишь нас обоих из-за каприза.

Посреди народного ликования внезапно стало очень тихо. Как будто кто-то опустил полог безмолвия. Люди растерялись. Это было так неожиданно, что многие стали опасаться, не оглохли ли. И в этом безмолвии раздались чьи-то отчётливые и нарочито раздельные аплодисменты. Глашатай громко и торжественно объявил:

— Его Величество Ло Фэн, император государства Веньян!

Едва ли нашёлся среди присутствовавших хотя бы один, кто не вздрогнул, услышав это имя. Драконы не кинулись врассыпную только потому, что их повелитель оставался на месте и даже не изменился в лице. Однако, Вилан, стоявшая к Бай Лину ближе всех, видела, как сильно не по душе ему появление этого гостя. Очевидно, это о нём говорил Бай Лин.

Ло Фэн прилетел в роскошной карете, запряжённой какими-то удивительными существами. Сойдя прямо на балкон, он стал посреди площадки. Высокий стройный молодой мужчина с чёрно-красными волосами и ярко-алыми глазами, в белых одеждах и прозрачных латах, отлитых, кажется, прямо изо льда. Высокая морозно сверкающая гуань украшала его голову, а нечеловечески прекрасное лицо улыбка — безмятежная, чарующая, беспощадная. И эта улыбка была такой, что хотелось упасть перед ним на колени и сделать что угодно, лишь бы он продолжал смотреть и улыбаться. На высоком челе сверкал нетающий ледяной цветок. Жестокость, нескрываемая, горделивая, возведённая в степень искусства, струилась из его красивых глаз. Он казался властелином всего мира. Император ледяных драконов. Тот, чьё имя было самым страшным кошмаром Альтариона.

Вилан сжала пальцы Бай Лина. Её мелко трясло. Это тот самый дракон, который преследовал её в пространственном коридоре. Она удерживала свою улыбку, как удерживают изворачивающуюся кошку, твёрдо решившую удрать от тех, кто вознамерился её помыть.

Ло Фэн не извинился за своё опоздание. Не извинился за намеренное прерывание церемонии. Он стал центральной фигурой, событием в событии. У Вилан появилось ощущение, что она стоит на сцене и играет в спектакле — человеческом развлечении, посмотреть на которое стекаются толпы народа.

— Приветствую императора Сакши и императрицу, — произнёс Ло Фэн, его голос напоминал очень мягкий мех чёрного цвета. Поразительно, что такой дивный облик скрывает ужасную сущность. Кто выносил и произвёл на свет это прекрасное чудовище? Как ни странно, Ло Фэн и Бай Лин внешне выглядели похоже, словно происходили из одной семьи и являлись кровными родственниками.

— Приветствуем императора Ниши, — ровным голосом ответил Бай Лин. — Ваше присутствие — честь для нас.

Окружающие начали наконец подавать признаки жизни. Задышали, задвигались, зашептались. Вилан осторожно оглянулась на тех, кто стоял поодаль за её спиной. У владыки Иннэя было такое лицо, словно даже самый страшный его кошмар был более ожидаем, чем встреча с этим монстром. "И мы попались в эту ловушку!" — и так думал не он один. Зная психологию альвов и сильфов, можно было сказать наверняка, что они приготовились защищать и уносить, кого возможно.

Сакши был гарантом безопасности своего народа, но все прекрасно понимали, что даже он не сумеет совладать с Ло Фэном в одиночку. Во всяком случае, пока. Разумеется, Ниши не мог проигнорировать такое действо, как свадьба повелителя пламенных драконов, ибо только он уступает в силе Ло Фэну. Это скрытая конкуренция и предупреждение. То, что Юшэнг начал подниматься с колен, не могло не быть замеченным. Однако факт, что на него ещё не напали, не выморозили и не сожгли дотла, превратив в пустыню из пепла или снега, говорил о том, что два императора должны́ были прийти к какому-то соглашению и компромиссу. Весь вопрос, к какому?

Один император Линь не выглядел растерянным или испуганным. Вернее сказать, по его лицу вообще невозможно было ничего прочесть. Вилан догадывалась только, что у него в рукаве есть нечто на всякий неприятный случай.

Мальви бочком подобралась к Сунь Чжао, вернувшемуся к другим приглашенным, и спряталась за его спиной. Она перепугалась не меньше, чем Вилан, стоявшая "на передовой": если вспомнить, что они двое тяжело ранили алую драконицу, невесту Ло Фэна, а та, как потом донёс эфир, еле дотянула до Веньяна и там издохла, то напрашивался самый логичный вывод, что Ло Фэн ничего не забыл, а прощение ему неведомо. И вот он здесь. Одна надежда, что он не знает, кто такая только что коронованная императрица Юшэнга.

В руках Ниши прямо из воздуха появился чу́дной красоты ларец, который он протянул Вилан, тонко улыбаясь.

— Ваше Величество, вы примете эту скромную вещицу из моей сокровищницы? Она не сравнима с вашим очарованием, но, быть может, придётся вам по душе.

Вилан сделала реверанс, принимая шкатулку. Как бы там ни было, этикет есть этикет, тем более, когда стоишь перед та́ким дарителем.

— Император Ниши бесконечно щедр.

Может быть, ничего плохого и не произойдёт. Эта робкое предположение исходило буквально ото всех стоявших во дворе и не сводивших глаз с главных действующих лиц представления. Возможно, это всего лишь неприятная часть церемониала и не несёт дурного предзнаменования.

Первый министр наконец отмер и по знаку Бай Лина объявил народу, что каждому пришедшему полагается ещё один подарок от Их Величеств. Драконы потянулись к выходу, а знатных и титулованных гостей пригласили на свадебный приём.

Впереди всех шествовали новобрачные, приглашенные шли на некотором расстоянии, чтобы не наступать на длинные шлейфы владык Юшэнга. Ведя свою жену в большой тронный зал и держа её ладонь на своей ладони, Бай Лин услышал её нервный шёпот:

— Мне страшно.

— Ничего не бойся.

— У меня и Мальви больше причин бояться. Думаю, он знает...

— Сегодня ничего не произойдёт, — заверил Бай Лин, слегка наклонившись к её уху.

В тронном зале на возвышении рядом с троном императора был установлен второй трон. Поднявшись по ступеням, они сели. Перед ними стоял мраморный стол. На построенных в последние дни возвышениях, расположенных перпендикулярно возвышению владык Юшэнга, стояли кресла для короля и королевы Небесной Гавани и королевской четы из Зелёных Холмов. Последнее пустовало. В зале также имелись диванчики для тех гостей, кто имел право сидеть в присутствии императора и императрицы. На длинных столах вдоль стен были приготовлены угощения.

Прежде, чем начался свадебный пир, Ло Фэн, который, скрестив руки на груди стоял у входа в тронный зал, произнёс:

— Император Линь, боюсь, у меня нет возможности насладиться вашим гостеприимством. Уделите мне полчаса, и я отправлюсь в обратный путь.

Он говорил тихо, но обманчиво мягкий голос Ниши достиг Сакши в другом конце зала. Ободряюще сжав пальцы Вилан, Бай Лин встал и направился к Ло Фэну, и вместе они вышли.

Мальви схватила за руку обалдевшего от неожиданности Сунь Чжао и потащила за собой к Вилан, которая осталась сидеть на своем троне. Поёрзав немного с озадаченным видом, она нашла удобное положение. Забавно. Это же просто стул. И украшение на голове. Почему она чувствует себя как-то по-другому?

— Ви, что теперь будет? — зашептала она. — Ло Фэн тут из-за нас с тобой. Ну, наворотили мы... Пропали наши головушки!

— Знаешь, что? — Вилан внимательно рассматривала гостей со своего места. — Лично я умирать не собираюсь. Он, конечно, злодей и ищет, кого убить. Но чёрта с два это буду я! Вздумает меня сожрать — подавится. Я так застряну у него в горле, что он до конца своей мерзкой жизни будет выковыривать.

Мальви хихикнула.

— А ты настроена решительно.

— А то! Как-никак замужем за драконом. Должен же от этого быть какой-то толк. И того большого зелёного победила я.

— Ваше Величество...

— Господин Сунь, без свидетелей вы по-прежнему можете звать меня по имени.

Сунь Чжао благодарно кивнул.

— Госпожа Вилан, говорят, большой зелёный был названым братом Ниши.

Мальви всплеснула руками: ещё не легче! Глядя на её трепыхания, Вилан вздохнула:

— Ну, тем больше у нас причин остаться в живых. Разве нет?

— Ваше Высочество! Не бойтесь. Здесь вас никто в обиду не даст!

"Это так мило, — думала сильфида, скрывая под пальцами усмешку. — Он и краснеет, и робеет, и готов защитить её грудью... И под словом "никто" имеет в виду, конечно, себя. Принцесса и дракон. Но не всегда принцессы бывают только принцессами. Порой они и есть драконы и в спасении не нуждаются. И тогда рыцарям не позавидуешь...".

— Ваше Величество, мне было необыкновенно приятно получить ваше любезнейшее приглашение на свадьбу. И не менее приятно видеть вас и вашу супругу счастливыми...

Бархатный голос владыки ледяных драконов источал невыразимую сладость и вселенский холод. Вольготно расположившись в кресле, которое он материализовал напротив рабочего стола Бай Лина, он разглядывал своего собеседника, не менее вольно развалившегося на своём троне. Бай Лин, изобразив вежливую улыбку, в свою очередь, с возвышения разглядывал Ло Фэна, настороженно размышляя, зачем ему потребовалась аудиенция. Ясно, что ни за чем хорошим.

— Благодарю, Ваше Величество.

— Тем более, в наши времена, когда счастье так мимолётно и ненадёжно, а любимых внезапно отнимает смерть...

Бай Лин кивал, сдержанно улыбаясь, и молчал, вынуждая императора Веньяна поскорее перейти от вступления к сути. Ло Фэн вовсе не был глуп. Он, насчитывавший тысячи лет жизни, не собирался растекаться мёдом перед маленьким драконом, только что вылупившимся из своей скорлупки, даже если силы в нём немеряно и с момента последней встречи она немало выросла. Сакши, разумеется, и должен обладать необоримой мощью, однако до того дня, когда они хотя бы сравняются, ещё далеко.

— Год назад у меня тоже была невеста. Как и вы, Ваше Величество, я ждал дня свадьбы... — красные глаза Ло Фэна, неотрывно следящие за выражением лица Бай Лина, сверкнули, милая и снисходительная улыбка снова появилась на губах. — Поверьте, моя невеста была прекрасна и обладала всеми достоинствами, какими могла обладать истинная драконица. Но однажды, совсем недавно, она погибла. Можете ли вы представить себе, как это, когда любимая умирает от ран у вас на руках?

До сих пор Бай Лин понятия не имел, что умеет и такое. Глядя на Ло Фэна, он будто наяву увидел, что у императора ледяных драконов не только в глазах, но и внутри пустота, безжизненная, мёртвая, не способная ничего породить и пробудить пустота и бесконечная жажда крови и убийства. Неутолимая жажда мщения всем и всему. Эту жажду нельзя избыть, она кончится только вместе со смертью её носителя. Но эта жажда и пустота возникли не недавно, им много тысяч лет. Сомнительно, что такое существо вообще способно любить. Впрочем, до недавнего дня и для Бай Лина любовь была любопытным, но пустым звуком, и осколки каменной брони ещё и поныне, отрываясь, причиняли мучительную боль.

— Не могу выразить своего сожаления о вашей потере, Ваше Величество. Это действительно невосполнимая утрата.

— Утрата невосполнима, всё так. Но моя невеста успела описать мне свою убийцу — женщину из народа сильфов. С тех пор мы безуспешно выслеживали её. Однако за это время она ухитрилась убить моего брата — зелёного дракона...

— Не знал, что у Вашего Величества был брат, да ещё зелёный. Ведь вы сами — белый зимний дракон.

— Названый брат, если угодно. Однако он был мне дороже, чем иным родные братья. Убийца нам известна. На её совести смерть шестерых моих сородичей, включая двоих дорогих мне.

— Ближе к делу. Чего вы хотите от меня, император Ло?

— Чтобы вы выдали нам эту женщину, — Ло Фэн переменил позу, положив ногу на ногу и явно наслаждаясь эффектом, произведённым его словами. — Вы ведь понимаете, о ком я говорю, не так ли?

Сакши сумел удержать себя в руках и не вздрогнуть. Всё к тому и вело, но после того как наглое требование было озвучено, он не знал, что сказать и сделать. Его глаза были полны насмешки, он внимательно следил за Ло Фэном. Ему хотелось рассмеяться в лицо мерзавцу и выставить вон. Жаль, нельзя. Ниши сейчас и впрямь слишком опасный противник. А кроме того, Юшэнг — тайный доминион Веньяна. Это было непременным условием соглашения о ненападении, которое ему пришлось заключить в самом начале своего царствования. До сих пор Ло Фэн не проявлял никакой агрессии в отношении пламенных драконов и даже предоставил почти полную свободу существования. За исключением тех нескольких случаев, когда Бай Лину опять же пришлось выполнять его поручения.

— И вы желаете, чтобы я отдал мою жену вам на растерзание? — уточнил Бай Лин, когда молчание стало попросту неловким.

Ло Фэн усмехнулся.

— Скажем так: или она, или Юшэнг. Это равноценный обмен, я считаю. Или умрёт она, или Юшэнг будет полностью стёрт с лица земли. Но... — Ло Фэн покачал ногой, обутой в изящный атласный сапожок, — у вас, Ваше Величество, сегодня свадьба, и я пойду на уступки.

Бай Лин поднял брови в выражении вежливого удивления.

— Уступки?

— Во-первых, я дам вам полгода, чтобы насладиться семейной жизнью и попрощаться с вашей милой супругой. Это гораздо больше, чем она сделала для меня. И во-вторых, позволю вам, Ваше Величество, выбрать. Если она умрёт от ваших рук, её смерть будет, как я полагаю, быстрой и безболезненной. Если от моих... — Ло Фэн эффектно взмахнул рукой, и в его ладони появились часы. Движением пальцев он отправил часы навстречу Бай Лину, и они аккуратно стали на столе. — В ваших интересах не затягивать развязку.

Бай Лин не сводил глаз с циничного гада. Ло Фэн ничуть не смутился.

— В доказательство того, что я не бросаю слов на ветер, предлагаю вам, император Линь, отправить нарочных в самый южный городок, расположенный на берегу Радужного моря, посмотреть, что с ним сталось. Это всего лишь дружеское предупреждение. Если вы выберете Юшэнг, то потеряете только вашу жену, но сохраните трон, власть, страну и почти полный суверенитет. Если выберете её — потеряете всё. Всё, Ваше Величество, включая её и вашу жизнь. Я всё равно до неё доберусь. Подумайте, стоит ли?..

Едва почуяв колебания энергии, Бай Лин вскочил на ноги и загородился огненным щитом. Почти вовремя, почти. С пальцев Ло Фэна сорвались три ледяные стрелы. Две застряли в щите и пролились водой на пол, но одна успела вонзиться в тело. Прозрачное древко, захваченное щитом, сразу растаяло, но наконечник легко вошёл в тело императора.

— Это маленькое напоминание заставит вас поторопиться, император Линь. Вы ведь не захотите продлевать свои мучения? И ещё два слова. Я знаю, что вам жаль вашу жену. Но она уже убила шестерых драконов. Понимаю, они мои, а не ваши, иначе вы бы смотрели на это по-другому. Но если однажды она решит убить ва́с, вы будете жалеть её по-прежнему? И ещё: Ваше Величество, конечно, может попытаться переиграть меня, но это зря. Чтобы достичь истинной силы предков, вам нужны ещё сотни лет совершенствования. И они будут — при условии выполнения моей маленькой просьбы и разумного поведения.

Хватаясь за грудь, пронзённую наконечником ледяной стрелы, Бай Лин улыбнулся окровавленными губами. Если бы взглядом можно было убить, Ло Фэн уже валялся бы мёртвым.

— Как прикажете, император Ло. Но полгода — мои.

— Разумеется. Не принимайте близко к сердцу, император Линь. Выбор — это одна секунда. Мой искренний поклон императрице Вилан. Не провожайте.

Ло Фэн исчез. "Твоя смерть точно не будет быстрой и безболезненной. Не стоило загонять меня в эту ловушку". Боль была ужасающей. Наконечник застрял в грудине, а потом проскользнул вглубь грудной клетки и засел внутри, царапая гранями. Бай Лин понял, что если не выполнит очередную волю Ниши, кусок льда ударит прямо в сердце. Он рассмеялся совершенно безумным смехом. Герои жертвуют собой и своей любовью ради мира. Бай Лин никогда им не был, иначе давно бы сдох.

Всё ещё смеясь, Бай Лин вытер губы и отогнул ворот свадебного наряда. Ледяная стрела прошла сквозь кожу, не оставив следов. Вот и чу́дно. Ви не испугается того, чего не видит. "Я убью тебя, — трясясь от боли и ненависти, пообещал Бай Лин. — Это у тебя есть полгода".

Вилан с трудом дождалась возвращения Бай Лина. Раз пять она порывалась сама разыскать его. Но что-то говорило, что он не обрадуется непрошеному вмешательству в его дела. Придётся привыкать к тому, что глава семьи он. И когда он вернулся на свой трон, серьёзный, задумчивый, сосредоточенный, она не удержалась:

— А-Лин...

Бай Лин заставил себя улыбнуться. Он подал знак начинать празднество и успокаивающе положил ладонь на руку Вилан.

— Не волнуйся ни о чём. Ничего не произошло.

"Ничего не произошло, — повторил он мысленно. — Пока ничего. У меня есть ещё полгода". Бай Лин выдохнул и как рукой отвёл тревожные мысли. Сегодня их с Ви свадьба. Шанс всё переиграть, начать сначала. Он почти ни о чём не жалел. Только разве о том, что сам не додумался отправиться в Небесную Гавань и найти там Вилан. Везде искал, но не там. Столько времени потеряно. И ещё жалел, что не любил её раньше. Что любовь не проснулась сразу. Но сегодняшний день — это вторая попытка. И теперь они должны быть счастливы вместе. И будут. Потому что он любит её. Эта мысль, это чувство наполняли жизнь новым неизведанным смыслом, тёплой волной омывали сердце. Когда они поженились в первый раз, он был весь разбит, как россыпь осколков, и ему было не до неё. То, что сегодня он стал тем, кто есть, огромная её заслуга, потому что эти осколки держатся на клею её ласки, нежности, заботы. Как сказала Ви, когда тебя кто-то любит, — это словно твои плечи и сердце укрывают одеялом. Теперь он укроет её. Она была его гаванью. Теперь он станет гаванью для Ви. Его очередь заботиться о ней.

Гости окончательно успокоились после того как стало известно, что Ло Фэн покинул Ливэй. За императора и императрицу поднимались заздравные чаши, им желали... Что обычно делают молодым с поправкой на то, что это владыки государства пламенных драконов?

Только король Иннэй и генерал Тайри смотрели на них долгим взглядом. Бай Лин не собирался трусить и отводить глаза. Он смотрел прямо и как бы приглашал высказаться. Но пока было не время и не место для таких разговоров. Он прекрасно понимал их сомнения и опасения, однако не собирался давать кому бы то ни было отчёт в своих решениях и поступках.

Ещё Бай Лин заметил такой странный взгляд Су Лу. Через весь зал он всё время глядел на Вилан и, поймав ответный взгляд, скромно опустил ресницы, тем не менее, улыбка его выглядела очень довольной и даже кокетливой. Вилан глядела как будто сквозь него — раздумчиво, словно смотрела и не видела.

Подали праздничные блюда. Ужин был великолепен, повара расстарались. Особый суп с клецками из рисовой муки и начинкой из рубленой свинины, приправленный пряностями. Обжаренные в кляре с жгучим перцем мелкие креветки. Обжаренный в масле краб, предварительно замаринованный в винном соусе, с гарниром из обжаренных ростков бамбука. Мясной рулет с пряными травами и начинкой овощей, изысканный сыр с тонким соусом, пирог с нежной грибной начинкой... Десерт из сваренной с пряностями, медом и фруктами рисовой муки. Каша с мёдом и изюмом.

Гости с удовольствием разговаривали друг с другом, посматривая на выступавших перед владыками придворных танцовщиц, демонстрирующих высокое искусство изысканного танца. Император и его супруга тоже оживлённо беседовали между собой, подкладывая друг другу еду и подливая вино из маленьких глиняных кувшинов.

Настала минута, когда новобрачные должны выпить вино из ритуальных свадебных бокалов, сплетаясь локтями. Император и императрица поднялись на ноги, переплели правые руки и, глядя в глаза друг другу, выпили до дна вино из лепестков граната. Лёгкое и сладкое, оно, тем не менее, довольно быстро и сильно опьяняло. Начался фейерверк: в честь императорской семьи в городе запускались праздничные огни — бабочки, пышнохвостые птицы, цветы, диковинные животные, драконы, даже парусные корабли взлетали, заполняя собой вечернее небо. Вслед за Их Величествами все без исключения отправились на балкон любоваться восхитительным зрелищем.

Глядя на Вилан, с детской радостью разглядывающей каждый фейерверк, Бай Лин вспоминал, как однажды, давным-давно, вот так же они запускали в небо "летающие свечи" — зажжённые белые высокие фонари. Это был волшебный праздник. Он приходился на день его рождения и ни тот, ни другой ни разу на его памяти не отмечался, но Вилан единственная сделала этот вечер незабываемым. Только Ви захотела сделать для него что-то приятное. И ему тогда захотелось чем-нибудь порадовать её. Минуло немногим больше года, а сколько воды утекло... А он всё помнил, перебирал в памяти каждое её слово, каждый жест, вслушивался в звук её голоса... Пока Ви не было, воспоминания были тем единственным, что внушало надежду на встречу и спасало от отчаяния. Сегодня, как и в тот далёкий день, Бай Лин подумал: "Ви, я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда!".

Вскоре первый министр оповестил гостей, что Их Величества желают всем доброй ночи и просят продолжать празднество без них. Вечер был и в самом деле поздний, близилась полночь.

Наконец-то можно выдохнуть, бесконечно долгий день закончился. Бай Лин, ведя Вилан за руку по коридорам в свои покои, ловил её смеющийся взгляд. Казалось невероятным, что они снова вместе и связаны ещё крепче, чем прежде.

Опочивальню императора украсили множеством цветочных гирлянд, всюду рассыпали цветочные лепестки, а брачное ложе под красными занавесями балдахина убрали красным покрывалом. Всюду были расставлены зажжённые свечи, на столике приготовлены еда и бокалы, связанные красной нитью. Всё так похоже на прошлый раз, но чувства уже другие.

Бай Лин снял покров с головы Вилан и, нагнувшись, прильнул губами к её губам. Помада на их губах тут же перемешалась и стёрлась. Но так лучше. Чувствуя, как обвились вокруг него руки сильфиды, он не мог не вспомнить очаровательную улыбку Ло Фэна и его слова, способные ввергнуть в ужас любого... Нет, не сегодня. Сегодняшняя ночь принадлежит им двоим.

Он обнял Вилан так крепко, словно хотел вобрать в себя, впитать, растворить её в себе, стать с ней одним. Любовь, перемешанная со страхом потерять её и снова остаться одному, заполняла его всего, как кровь, бросалась в голову и стучала во всём теле сразу. Голосом, срывающимся от нежности, он прошептал: "Ви, не оставляй меня больше!". В целом мире она — родная. Не драконица, но в ней одной сосредоточено всё, что он любит, всё, что ему необходимо. Она необходима.

Как-то раз он спросил:

— За что ты меня любишь?

Вилан ответила, ни на секунду не задумавшись, как будто ждала этого вопроса:

— Когда любишь, то просто любишь. За всё — за хорошее и плохое. Потому что это всё — любимый. А если любишь за что-то, это не любовь, а сделка.

Он хозяин этой страны. Здесь есть всё, что нужно, и даже больше. Посреди всей этой роскоши, которая их окружает и которая, как Бай Лин надеялся, производит благоговейное впечатление на Вилан и нравится ей, почему бы не насладиться взаимной любовью и не стать наконец одним целым, а не разрозненными половинами? Так почему он, повелитель пламенных драконов, трепещет перед своей возлюбленной, боится сделать что-то не так и чувствует такую неуверенность? Потому что, хотя она как жена принадлежит ему, нельзя удержать воздух, и если Вилан захочет уйти, то как, чем удержать и остановить её?

Когда наконец одежды упали к их ногам, Бай Лин увидел шрамы от драконьих клыков вокруг тела Вилан и еле сдержал болезненный вскрик. Только провёл пальцами по ним. Несколько дней назад она тоже рассматривала его. Тоже так касалась следов чужого гнева. Теперь он понимал её чувства. "Любимая, сегодня не должно быть горечи. Не нужно воспоминаний. Пусть будут только эти мгновения...".

Они получили право касаться губами и руками тех мест, которых раньше касался только взгляд. Хотя и до этих минут этого никто не мог запретить, но словно только что они стали близки по-настоящему. Наверное, только любовь даёт это право и эту близость. Замирая в её руках, давая возможность Вилан поцелуями исследовать его закрытые глаза, точку между бровей, висок, где стучит кровь, император думал о том, что власть и могущество способны обеспечить переплетение любых тел, но переплетение душ — это труд самих этих душ.

Зимние ночи слишком коротки, чтобы сказать друг другу всё. Самые деликатные и нежные прикосновения рождаются из любви. Только для любящих их любимые — живые сокровища.

Уже на пороге сна Вилан сквозь ресницы смотрела на мужа. С закрытыми веками, спрятавшими блестящий острый проницательный взгляд, с губами естественного цвета, не изменённого помадой⁽¹⁾, с неслышным и почти неощутимым дыханием, Бай Лин казался ранимым, доверчивым и оттого особенно дорогим. Днём от этой ранимости и доверчивости не останется и следа. Но сейчас он спокойно спит рядом, невесомо удерживая её запястье в своих пальцах. "Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности".

Мальви стояла на балконе третьего этажа, разглядывая ночное небо. Закутавшись в меховой плащ и накинув капюшон на голову, она попивала вино из кувшинчика, взятого из остатков пиршества. Это был пятый кувшин за вечер. Она не помнила, чтобы пила столько. Вино было лёгким и сладким, похожим на сок медовой дыни, и перед глазами приятно плыло, но ноги держали ещё крепко.

Мальви присела на перила. Балкон был пуст, окна темны, гости давно разошлись и сейчас, должно быть, сладко спали в своих уютных комнатах. Слуги привели в порядок тронный зал и погасили свечи. Только ей не хотелось спать. Не хотелось, чтобы праздник закончился. Впрочем, одной тоже хорошо.

Она чувствовала себя отделённой ото всей своей семьи. Как отреагируют родители, старалась не думать. Так никому и не сказала о разрыве с Виреном. Хотела рассказать Вилан, но в такой день не до подобных новостей. Брату точно расскажет завтра. Он не станет так уж сильно её бранить и, скорее всего, сам всё объяснит отцу. Мальви лениво попыталась представить себе своё будущее здесь. Может быть, станет фрейлиной Вилан или останется на правах тётушки нянчить драконят — императорский выводок, так сказать. Правда, Бай Лину явно не до отцовских радостей, да и Вилан, судя по всему, не готова стать матерью. Смешно даже представить их родителями.

Из коридора на балкон кто-то вышел. По привычке альва замерла, сливаясь с опорным столбом. Как и все альвы, она умела принимать такую позу, что части тела казались частями окружающей среды. Можно пройти в метре и не заметить. Судя по чёткости быстрого шага и силуэту, это мужчина. Приблизившись, из темноты на более светлое пространство, немножко освещаемое звездным небом, выступил генерал Сунь. Мальви тихо выдохнула. Интересно, что он делает здесь глухой ночью? Судя по уверенным движениям, он прекрасно ориентируется во дворце.

Сунь Чжао остановился и настороженно обшарил пространство взглядом, драконьим зрением пронзая темноту. Но, хотя Мальви стояла в двух шагах от него, пока она не пошевелилась, генерал не замечал её.

— Генерал Сунь!

— Ваше Высочество! — он поклонился. — Что вы здесь делаете в такое время?

Мальви пожала плечами и сделала ещё глоток.

— Стою, смотрю и размышляю... Иногда, глядя в звёздное небо безлунной ночью, я вспоминаю разные истории. Наверное, с точки зрения придворных дам, такое поведение предосудительно. Но я не придворная дама.

Сунь Чжао стал за её плечом. Мальви показалось, что спиной даже сквозь меховой плащ она ощущает тепло его тела.

— Какие истории, Ваше Высочество?

— Разные. Сегодня, например, я думала о принцессах и драконах.

Мальви снова отхлебнула из кувшинчика.

— Раньше, когда я жила в лесах и горах, это всё как-то не вызывало сомнений. А теперь, когда познакомилась со всеми вами, всё стало так неоднозначно. Почему-то в сказках драконов рисуют такими извергами, принцесс жалкими слабачками, а рыцарей неправдоподобно благородными и приторно-сладкими. Но что, если всё не так? Например, у нас известна история о принцессе Ясмее, которая, на самом-то деле, и была драконом и сама себя украла. И о принцессе, которая не хотела никаких рыцарей и осталась со своим ящером-похитителем. Или о рыцаре, которому принцессы вообще не нравились, даже за полкоролевства даром, а вот жить с драконом показалось вполне интересно, весело и вольно. Что, если вообще всё не так, как рассказывают сказки? Может, и у драконов были логичные причины нападать на людей...

— Ваше Высочество...

— М?

— Принцесса и впрямь может предпочесть дракона?

Мальви вздохнула и не осмелилась повернуться. Она ведь рассуждает теоретически, не так ли?

— Вполне.

— Даже если он небогат? — затаив дыхание, спросил Сунь Чжао.

Тут уж Мальви повернулась и посмотрела прямо на своего собеседника.

— Ну, летать-то он может? Покатать свою возлюбленную? А принцессе придется поучиться экономии.

— Ваше Высочество...

— Меня зовут Мальви.

— Госпожа Мальви, простите за дерзость...

"Дракон, который мог бы сожрать меня в одну секунду, просит простить за дерзость. Глаза у него большие и умные, как у собаки. И вид преданный. Виляющего хвоста только не хватает...".

— Вы очень любите своего жениха?

— Почему вы спросили, господин Сунь?

Сунь Чжао переступил с ноги на ногу. Было так заметно охватившее его волнение, оно разве что кругами не расплывалось. Но он не прятался, не уходил от разговора, не сбега́л, как иные мужчины.

— Что, если дракон давно влюблён в одну принцессу? Ему обязательно её похищать и портить отношения с её семьёй? Может быть, если она не против остаться с ним, всё можно решить мирно, не заливая огнем полкоролевства?

— Дело в том, господин генерал, что, как только брат принцессы сообщит её отцу, что она отказала самому политически выгодному жениху, безо всякой причем на то причины, о возвращении домой можно будет забыть. Так что портить уже нечего.

— Вы... отказали?

— Да.

Сунь Чжао упал на колено и опустил голову в поклоне.

— Госпожа Мальви, я знаю, что моё происхождение намного ниже вашего. И у меня совсем немного денег. До сих пор это не имело значения. Но всё, что у меня есть, — домик и немного золота, — всё принадлежит вам. Быть может, вы согласитесь быть моей женой и хозяйкой в моём доме?

У альвы давно всё плыло перед глазами и было холодно. Она умудрялась вести разумные речи, хотя мечтала только об одном: лечь, наконец, спать. Но Сунь Чжао был абсолютно трезв. Ему-то хорошо. Что он тут делает, кстати?

— Ммммм... Да, соглашусь. Вы встаньте, господин Сунь. Мы...

И тут ноги у неё подкосились, первый генерал поймал её уже в полёте. Принцесса спала прямо стоя, и ему ничего не осталось, как отнести её в её комнаты.

Когда Су Мин вернулась в свою комнату, на её губах играла довольная улыбка. То, что она сделала, могло лишить её хорошей должности при особе императрицы, а возможно, даже проживания во дворце. Проще говоря, хорошо, если с позором выгонят. Она понятия не имела, на что способен император в отношении лично её. Один раз — всего один! — она посмела притронуться к Его Величеству. Это было, когда его супружницу пропащую искали всем миром. Его Величество разве что саму Су Мин не посылал искать эту гадюку летучую... Су Мин хотела его ободрить: мол, есть ведь и другие женщины... Ну, хотя бы временно. Его Величество повёл бровями, посмотрел весьма выразительно на её пальчики, лежавшие на рукаве его великолепного ханьфу, и произнёс сладко и холодно: "Сделаешь это ещё раз — и я сломаю тебе руки по самые плечи!". Незаметно было, чтобы он шутил. Император любил припугнуть, и его неудовольствия всерьёз опасались, но он бывал необыкновенно милостив, а бывал и жесток, если с ним спорить или попасть под руку невовремя. Возможно, заступничество брата как-то повлияло бы, однако разжалование в низшие служанки, в случае разоблачения сегодняшней провинности, ей было бы обеспечено. Но это того стоило.

Только что она подслушала разговор двух императоров. Беседа оказалась крайне любопытной. Как и личность "императрицы" — заклятого, как выяснилось, врага Ло Фэна. Император Линь день ото дня смотрит на свою жёнушку всё более влюблённым взглядом, но он умён (она наблюдала за ним целый год и не могла не прийти к такому выводу) и не сможет пожертвовать целой страной ради бабы. Таких-то, как она, везде пруд пруди, незаменимых нет. И не красавица, и умом не блещет. А кроме того, похоже, у императора Ло есть какие-то рычаги давления на императора Линь. Стало быть, через полгода с липовой императрицей будет покончено. Су Мин не сомневалась, что император предпочтёт убить жену своими руками, чтобы не подвергать пыткам, передав в руки Ло Фэна. Надо рассказать брату. А пока можно и потерпеть эту нахалку.

Она вспомнила, что упомянут был также некий южный городок. Ну, и что? Всё это очень далеко и её совершенно не касается. Су Мин пожала плечиками и, кокетливо улыбнувшись, улеглась спать.

1) Обязательный элемент макияжа императоров нижнего мира Альтариона

Вернуться к тексту

Вилан проснулась в одиночестве. Бай Лина уже не было, очевидно, занят своими сверхважными императорскими делами. Никто её не будил, в спальне было совсем тихо. Прислушавшись к дворцовой суете, она поняла, что день в разгаре.

Вилан подошла к окну и приоткрыла его. День был морозный, солнечный, с голубыми тенями в снежных ямках. Издалека доносились мужские голоса. Налетевший ветерок принёс новости. Его Величество Эллан снял с Вилан все полномочия и исключил из Лесной стражи. Это вызвало противоречивые чувства. С одной стороны, облегчение — больше не чувствовать вину за формальное командование. С другой... как-то горько. Значит ли это, что теперь Зелёные Холмы стали для неё навеки непроницаемы и запретны, как для простой смертной? Смертной она не стала, но путь домой, похоже, закрыт. Ладно, главное, чтобы семья не пострадала.

Пока Вилан дышала свежим воздухом, в опочивальню, осторожно ступая, вошли горничные. После Дзин Жу Вилан не хотелось ни с кем знакомиться ближе. Она старалась не думать о своей горничной, потому что тоска захлестывала нестерпимо. Как, оказывается, можно привязаться за три месяца.

Для Вилан принесли несколько новых, с иголочки, нарядов. Настоящее чудо от мастеров иглы и нитки. Приняв водные процедуры, одевшись и позволив сделать прическу, она вышла в гостиную и прислушалась к голосам в приёмном зале. Судя по всему, Бай Лин принимал доклады своих министров. Она вышла через купальню в коридор и отправилась искать родных.

Она не успела спуститься вниз даже на один этаж, как сзади на неё налетела проспавшаяся Мальви, чуть не сшибив с ног, и потащила в личные покои государыни, заявив, что разговор предстоит секретный. И там, тщательно затворив дверь, сообщила слегка обалдевшей от её напора Вилан последние новости своей жизни. Вилан даже рот раскрыла от таких крутых виражей и совсем не знала, что ответить, как отреагировать.

Мальви обиделась:

— Ну, что ты молчишь? Раз в жизни подруга потребовалась, так и слова не выжмешь.

Вилан откашлялась. Подруга? Когда ж она ею стала?

— Лала...

Бай Лин выслушивал в последние вести, привезённые с границ.

Сопредельное восточное государство жаловалось на набеги кочевников. Их король жесток и кровожаден и разоряет мирные приграничные поселения. И даже почему-то не опасается ответной реакции. А ведь и овца может забить овчарку за своих ягнят. Не мог бы Его Величество император преподать этому строптивому народу урок вежливости?

Куан и Мингжу тоже прислали сообщение: нашли четверых земляных драконов, но пробудить пока не удаётся. Видимо, всё-таки это может делать только истинный владыка.

Бай Лин пошевелился на троне, осторожно меняя позу. Наконечник внутри заскрёбся. Ночью он задул все свечи, чтобы Вилан не увидела даже мельком гримасу боли. Ви... На миг он не смог сдержать счастливую улыбку, но почти сразу же спрятал её, взглянув на советников. И сразу заметил, что его первый генерал тоже где-то витает. Ах, да, Мальви здесь...

Бай Лин распорядился отправить шестерых способных к обороту драконов на границу восточного королевства. Пусть-ка покажутся кочевникам. Никаких действий без крайней нужды не предпринимать. Сидеть точно на границе, не переступая оной, в своём натуральном виде, Пламенем не паля и никого не поедая. Так, для устрашения.

Сам он принял решение сегодня же отправиться будить "найдёнышей", без этого не обойтись. Он не знал, что делать с Вилан: взять с собой или оставить дома. Расставаться тяжело. Но есть слово "надо". Никто, кроме него, этого не сможет.

Вернувшись в свои покои, он никого там не застал. Ви, непоседа такая, опять куда-то ушла. Ему сообщили, что Её Величество гуляет с принцессой Мальви в саду. Отдавая на ходу приказы Сунь Чжао по поводу подготовки к походу, Бай Лин устремился в дворцовый сад, лежавший у подножия горы, внутри которой был вырублен дворец.

Окружённый высокой каменной стеной, большой сад пышно цвёл и благоухал летом. А зимой здесь лежал снег. Узкими тропками, регулярно расчищаемыми садовником и его помощниками, можно было гулять по нему. Надев меховые плащи с капюшонами и теплые варежки, среди сугробов самозабвенно резались в снежки Вилан и Мальви против Дара и Доланны. Четверо альвов барахтались в снегу, как дети, хохоча, когда очередной снежок попадал в цель или пролетал мимо. Подошедших драконов обстреляли сразу с двух сторон, они были просто вынуждены включиться в снежную битву. Без пощады, без отдыха, до победы, до полной капитуляции противников.

Что ж, зима, оказывается, бывает весёлой, если забыть ненадолго о том, что на твоих плечах лежит бремя военных и гражданских забот. Иногда Бай Лин думал о том, что было бы, если бы они с Ви всё ещё жили там, в Чунхуа. Сейчас они могли бы быть просто маленькой семьёй, счастливой в своём маленьком мирке... Нет, не могли бы. Когда вспоминал, что вынудило их к бегству, как уезжали в зареве пожара и мчались по лесам, понимал: нет, не могли бы. У них, в любом случае, не было такого шанса. Это привело к тому, к чему привело. Но у них по-прежнему есть "Золотые лилии". Теперь там безопасно, и какое-то время можно побыть теми, кем они были прежде.

Бай Лин не успел сказать Вилан о своём отъезде: девушки убежали переодеваться и сушиться, а мужчины, посмеиваясь, оправили одежду и волосы и направились в большую столовую — настало время обеда, а после владыки Небесной Гавани собирались отбыть в свой облачный край.

— Вилан веселится, — удовлетворённо заметил Дар, шагая рядом с Бай Лином по ковровым дорожкам длинными коридорами. — Значит, ей нравится здесь.

Молодой император улыбался. Необыкновенно приятные слова. Лучше бы, конечно, их сказала сама Ви, но и так тоже хорошо.

— Знаете, Ваше Величество, очень удачно, что вы и Вилан нашли друг друга. Я не смог бы любить её так, как она того заслуживает. Вилан вечно жертвует собой ради общего блага. За такое не расплатиться. Мы с Доланной не устаем благодарить её, как удачно она разрешила всю эту проблему... Теперь я за неё спокоен.

Бай Лин кивнул и занял своё место во главе стола. Слова Дара, безусловно, требовали обдумывания, но прямо сейчас было не до того. Собрались почти все, завязалась оживлённая беседа, вскоре явилась Вилан, а за ней Мальви и Доланна, словно две придворные дамы. Он бы рассказал ей сразу же, но наедине, а при свидетелях делать этого не хотел.

— Вилан, ты в курсе? — спросил Вирен, устраивая в пальцах палочки. В качестве свадебного подарка семья невесты обеспечила императорский стол столовым серебром альвов и дивными бокалами сильфов. Вирену ему и Мальви нравился этот странный прибор, и они оба упрямо подцепляли ими еду. Бай Лин мучился с тяжёловесными вилкой и ножом, скользившими и вываливающимися из пальцев. — Слышала, о чём говорит ветер?

Вилан кивнула и не очень охотно, невесело посмеиваясь, пояснила присутствующим:

— Меня вышибли из Лесной стражи. В один момент, без выслуги лет, пенсии и выходного пособия.

Иннэй, приподняв брови, прислушался в завывавшему за окнами бурану. Погода быстро испортилась, на улице бушевала пурга.

— Да... Владыка Эллан больше в тебе не нуждается. Что ж, я тоже обдумал твою просьбу, Вилан, но навстречу тебе не пойду. Считай себя в бессрочном отпуске. Я назначу тебе замену, но из Небесного легиона не уволю, — веско произнёс король и, заметив неудовольствие на её лице, добавил: — Ты ещё поблагодаришь за это. Если однажды тебе понадобится командование, у тебя будут законные полномочия.

Переводя взгляд с одного на другого и обратно, Бай Лин думал о том, что Вилан права: он ничего о ней не знает и не приблизился к этому знанию ни на шаг. Сунь Чжао куда больше знает о его жене, чем он сам. Сам он почти не участвовал в беседе, давая Вилан возможность вдоволь наговориться со своими.

Сразу же после обеда гости отправились собираться в дорогу. Первыми отбыли представители Небесной Гавани. Вилан не хотела мешать Бай Лину, ушла к себе и там принялась за рукоделие. Она жалела, что пропустила день рождения А-Лина и хотела преподнести ему подарок, который был бы не просто красив, но и значил бы что-то для них обоих. Работа была трудная и долгая, пожалуй, это был новый вызов своему искусству, Вилан даже немножко сомневалась, удастся ли. Тем не менее, она начала.

— Ваше Величество, — молоденькая служанка императрицы, робея, приблизилась к рабочему столу императора. — Её Величество спрашивает, не выпьете ли вы с ней чаю? Её Величество ждёт у себя в покоях.

Девушка сделала реверанс и убежала. Бай Лин улыбнулся, радуясь весточке от Ви. Она его ждёт. Он отложил свиток и записи, вышел из приёмного зала и пошёл к ней. По коридору третьего этажа медленно прохаживались Мальви и невеста принца Дара. Доланна, кажется. Бай Лин не желал встречи с ними. Ему хотелось сейчас видеть только Ви и услышать, что она будет ждать его возвращения дома. Теперь это действительно дом, потому что здесь она. Дом там, где она.

Бай Лин укрылся за драпировкой, и девушки прошли мимо, не заметив его. Кроме того, они были заняты тихим разговором, предмет которого, безусловно, важнее, чем все государственные дела на свете.

— Мы с Даром отбудем минут через пятнадцать, — сообщила Доланна, держа Мальви под локоток. — Я зашла к Вилан попрощаться. Знаешь, не могу не восхищаться её выдержкой. Если бы не её доброта, не видать бы нам с Даром друг друга. Она могла стать кронпринцессой и выйти замуж за Дара. Она ведь любила его. Никогда никому не показывала и не говорила этого, но... Я знаю, и Дар знает. Думать о его счастье — разве не жест любви? А вместо этого она вышла замуж за сына человеческого царька, освободила нам дорогу и заплатила такую дорогую цену... Я бы не смогла отдать любимого другой.

— Ну... — промямлила Мальви. Она почувствовала, что не знает, что ответить. Ей вовсе не казалось, что Вилан чем-то там пожертвовала. Вдобавок в голове у неё по-прежнему шумело и звенело от выпитого вчера вина. — По-моему, она вполне счастлива.

— Её самопожертвование достойно огромной награды. Это чудо, что её супруг оказался Сакши.

— Да, Бай Лин не человек, и это огромное везение. Людская кровь слишком слаба...

— Они так добры, пригласили на свою свадьбу. Правда, император ни о чём, похоже, не догадывается, и это хорошо. Мы с Даром обязательно пригласим их в ответ. Надеюсь, Вилан не будет больно. Меньше всего на свете я хочу хоть чем-нибудь огорчить её...

— Мне кажется, ты слишком...

Едва Мальви освободилась от общества Доланны, как её догнал Сунь Чжао, второпях чуть не проскочивший мимо. К разговору с ним она была готова ещё меньше, чем к тому, что только что вывалила на неё невеста старшего брата. Мальви было до красноты стыдно за себя, за своё ночное поведение. Стыдно вспомнить, что Сунь Чжао принёс её в комнату и заботливо укрыл одеялом, а она была так пьяна, что даже не сумела вести себя должным образом, не поблагодарила. И вообще, надо же было так напиться. Свадьбы, конечно, для того и существуют. И вино было таким вкусным. Но больше ни-ни! А то лучшие моменты жизни остаются толком не прожитыми.

— Ваше Высочество...

— Мальви.

Она хотела сказать, что, вероятно, нет больше принцессы. Отец непреклонен, и, к сожалению, она не осмеливается поговорить с ним сама, растолковать, что выгодному браку для всех предпочитает брак по любви. Он просто не станет слушать, задавит робкие попытки объясниться на корню. А Мальви хочет быть наконец услышанной и понятой правильно, но эта мечта так же несбыточна, как, скажем, выпить море через тростинку. Впрочем, Сунь Чжао её мысли не касаются, не стоит морочить ему голову семейными разногласиями.

— Госпожа Мальви...

— Слушаю, господин Сунь.

— Мне нужно уехать на неопределенное время... Госпожа Мальви... Я... Мы... Сегодня ночью мы говорили...

— Да, господин Сунь. Я всё помню.

— Если вы сказали... дали согласие, не подумав, я верну вам ваше слово и никогда не напомню об этом. Но, если вы не сожалеете...

Мальви никогда не страдала застенчивостью, даже в детстве. И, глядя, как громадный сизый ночной дракон с красными угольями-глазами, способный летать на немыслимой высоте и сражаться в смертельном бою, робеет и запинается перед той, которая ни разу в жизни ни во что не обращалась, она забавлялась.

Сделав шаг, Мальви обняла своего возлюбленного за талию, прижалась лицом к его груди. Ну, что ещё можно сделать? Как сказать доходчивее? Сколько ещё ходить вокруг да около? Да, прикосновения предосудительны. Но как-то же влюблённые находят общий язык, немножко отступая от традиций и условностей? Во все века и времена у всех пар свой язык любви и свой способ объяснения.

— Я не сожалею.

Император уехал, не простясь, резко сорвавшись с места. Его постоянный отряд всегда пребывал в готовности к таким немедленным выездам. За недолгое время правления он объездил всю свою страну и страны-доминионы. Никто бы не смог сказать, что повелитель живёт только в столице и беды его народа его не касаются.

Всюду его встречали ликованием. Видя его проезжающим по улицам, жители сбегались приветствовать своего повелителя. Со дня восшествия Его Величества на престол весь народ (за исключением богачей и чиновников, разумеется) стал получать регулярную помощь из казны. Не деньгами, а натуральным довольствием, путём подворного обхода, на каждую душу. В каждом городе и поселении. Этим занималось специальное ведомство в аппарате государя. При ненадлежащем выполнении этой важной работы головы с плеч летели немедленно. Здесь император не слушал никаких объяснений и не сочувствовал никому.

Все знали, что Его Величество на месте не сидит. В этот раз отъезд был таким поспешным, что отряд прямо-таки вихрем пролетел по городу к южным воротам. В отряде уже многие могли оборачиваться, полноценно летать, многие осваивали потихоньку язык Пламени. Но много было и тех, кто оказался в этом отношении беспробуден, но к службе всё равно годен. Бай Лин не выбраковывал тех, в ком силы драконов не могли возродиться, предоставляя равные возможности и тем, и другим.

Сидя в седле, за городом он дал шпоры и пустил коня в галоп, быстрой скачкой заглушая шквал эмоций. Позади ехал незаменимый первый генерал. Второй на сей раз был послан с ответственным заданием по просьбе правителя восточного государства.

Подставляя лицо ветру, Бай Лин удерживал закипавшие в глазах слёзы. Почему, когда, кажется, есть всё, нет главного — счастья? Почему этому всё время что-то мешает? Почему, когда кажется, что уже всё хорошо, появляется что-то, что вдребезги разбивает хрупкое равновесие между ним и Вилан?

Черт бы побрал этих родственничков и их повелителей! И этого омерзительного Дара с его невестой! Он уж было начал симпатизировать бывшему жениху Вилан, но от услышанного перевернулось всё внутри, и ему хотелось самолично задушить и принца, и Вилан. Неужели он никогда не уберётся с дороги? Неужели так и будет стоять между ними? Да, так и будет, потому что всё дело в Вилан.

Жёнушка, а? "Она ведь любила его. Никогда никому не показывала и не говорила этого, но... Я знаю, и Дар знает. Думать о его счастье — разве не жест любви? А вместо этого она вышла замуж за сына человеческого царька, освободила нам дорогу и заплатила такую дорогую цену... Я бы не смогла отдать любимого другой...". Самопожертвование... Думала о счастье Дара, и тут так вовремя Бай Лин подвернулся... Вот именно что подвернулся, иначе не сказать. Очень вовремя. И "батюшка" Линь Чао ей помог, какая ирония. И теперь Вилан выходит вся из себя прямо благородная богиня. А ему, Бай Лину, теперь делать-то что? И на дверь не укажешь — своими руками императрицей сделал. И Дара сам пригласил.

Любимый... Вот кто её любимый, на самом-то деле. Кто бы мог подумать, что он так по-идиотски позволил себе обмануться. Поверить в сладкий обман, что любим ею, полюбить её в ответ... И вот итог. Она любит Дара. Пожертвовала своим счастьем ради того, чтобы он смог жениться на любимой девушке. Действительно, это ли не жест любви? Боги, Ло Фэн был бы счастлив узнать о таком сокрушительном поражении своего подручного.

Стук копыт заглушал горький смех, ледяной ветер превращал слёзы в кристаллы. Ему хотелось уничтожить Вилан вместе с её проклятым самопожертвованием. И Дара, даже если это означает войну с Элланом и Иннэем. Один выдох — и всё. Забыть о них двоих навеки. Как хорошо было, когда сердце висело куском камня. Ни боли, ни радости. Спокойствие и тишина. Вот она, цена любви. Только она способна заставить его плакать, из-за неё сердце рвётся в клочья. Зачем ты так, мама?..

А потом он услышал голоса. Ящерка, по-прежнему цеплявшаяся за каждый наряд Вилан, передала разговор, происходивший во дворце:

"- Милая, почему твой муж уехал, не попрощавшись с тобой? — госпожа Альмела погладила дочь по голове.

Вилан задумалась на несколько секунд и потом серьёзно ответила:

— А-Лин император, мама. На его плечах страшная ответственность. Не только за Юшэнг, но и за доминионы и колонии. Я не могу требовать у него отчёта. Если он уехал так поспешно, значит, случилось что-то из ряда вон. Завтра я пошлю ему письмо с ветром и узнаю, когда его ждать домой...".

Ах, письмо... Узнает, когда ждать домой? Размечталась! Как же так у неё выходит, что права, даже когда виновата?

Приехав в развёрнутый Куаном и Мингжу лагерь, Бай Лин сумел наконец выбросить Вилан из головы, гоня малейшие мысли о жене. К сожалению, четверо земляных драконов пробудились слишком быстро. Бай Лин рассчитывал пробыть здесь не меньше недели, чтобы определиться в своём отношении к Вилан, решить, что делать дальше и, главное, как вести себя с ней впредь. Но, наученный предыдущим опытом, он разбудил их быстро и бестрепетно.

Куана и Мингжу в лагере уже не было, они отправились на дальнейшие розыски. Бай Лин стоял перед выбором, куда отправиться дальше: в город Нуо, посмотреть, что с ним сделал Ло Фэн, или на подмогу Су Лу. Впервые ему не хотелось возвращаться домой. Не хотелось смотреть в лживые глаза Вилан. Слышать, как она говорит, что любит его, Бай Лина. Если бы можно было уехать на полгода куда-нибудь, он бы уехал... Ах да, у него всего полгода. Или вернуться и недрогнувшей рукой отдалить от себя настолько, насколько возможно. Или убить её сразу. Или отдать Ло Фэну. И сделаться таким же монстром, как император Веньяна. А что, зато не болит ничего...

Он промаялся весь вечер и половину ночи. Вилан никак не выходила из ума. Ко всему примешивалось глухое недовольство собой. Он так устал, что, в конце концов, провалился в черноту сна без единой мысли. Но даже там — она. Что за мучение!

Наутро Вилан и Мальви устроились попить чайку в личной гостиной императора. Где болтали, там и сели, в общем. Они остались вдвоём, все дорогие гости разлетелись и разъехались по своим краям. И вроде бы облегчение, и при этом скучновато.

Вилан молча удивлялась не столько поспешному отъезду А-Лина, сколько отсутствию от него вестей вообще. Наверное, дел у него по горло. А у неё всех и дел как инспектировать и нервировать прислугу, осваивать город и дворец. А больше заняться нечем. Она решила поприставать к библиотекарю, чтобы тот выучил её письменности Юшэнга, и продолжить трудиться над подарком. Мальви скучала ещё отчаяннее. Ей вообще никакие занятия в голову не приходили.

— Знаешь, — вспомнила она и ухватилась за возможность обсудить хотя бы эту малюсенькую новостишку, — Доланна думает, что ты, выйдя замуж за Бай Лина, пожертвовала надеждой на счастье с Даром. Она считает, что ты его любишь.

— Какая чушь! — фыркнула Вилан. — С каких это пор Доланна лучше меня знает о моих чувствах?

— Не знаю. Но она тобой восхищается...

Ответить Вилан не успела: шурша шелками, вошла Су Мин и, низко поклонившись, сообщила Её Величеству, что к Его Величеству пришли двое, но, раз его нет, то не примет ли их императрица? Императрица согласилась и велела провести их в приёмный зал.

Поухмылявшись пышному объявлению "Её императорское Величество!.." и оглядев две склонённые фигуры, она знаком велела посетителям выпрямиться. Это оказались двое мужчин. Один в годах, статный и суровый на вид, с сильной проседью в волосах. Другой — юноша людских лет двадцати, с большими красивыми глазами, изящными чертами лица и очень светлой кожей. В них было что-то меланхоличное, какая-то грустинка. Одеты они были просто и элегантно.

Вилан смотрела на них, ожидая, что они объяснят цель визита. Они смотрели на неё. Наконец, она вспомнила, что первой должна начать разговор, и спросила, что нужно этим мужчинам.

— Ваше Величество, — старший снова склонился перед ней, молодой последовал его примеру. — Мы бы хотели поговорить с Его Величеством, если он примет нас.

— Его Величества нет в столице. Изложите суть вашей просьбы, и я всё передам, когда увижу моего супруга.

— Благодарю за доброту, Ваше Величество. Но, прошу меня простить, это очень конфиденциальное дело. Я могу говорить о нём только с Его Величеством. Когда нам следует прийти, чтобы быть принятыми императором?

Вилан терпеливо выдохнула. Будь на её месте какая-нибудь самодура, такая дерзость могла стоить им жизни. Когда прийти... Она понятия не имеет, когда. Если Бай Лин не сообщил об отъезде, даже через какого-нибудь слугу, то почему должен сообщать о возвращении?

— Не знаю. У Его Величества много дел. Но когда он вернётся, вы обязательно услышите, если останетесь в городе.

Мужчины попрощались, и она отпустила их.

Днём, когда Бай Лин на минутку вернулся к себе в шатёр, письмо лежало на столе. Запечатанный листок, исписанный незнакомым каллиграфическим почерком. Решив, что это чей-то рапорт, он развернул послание и замер. От неё. Хотел отложить, не читая, но глаза сами пробегали по строчкам, написанным сверху вниз.

"А-Лин, где ты? Ветер доносит, что с тобой всё в порядке, и это самое важное. Ты знаешь, я не умею писать по-вашему, пришлось прибегнуть к помощи писаря. Но я обязательно научусь.

У нас тихо, все разъехались и разлетелись по домам. Тебя нет всего сутки, ничего пока не случилось. Впрочем, сегодня приходили двое мужчин, имён не назвали, суть дела не изложили. Будут ждать твоего возвращения. Что-то подсказывает, что они не из простого народа.

А ещё утром в окно залетела птица. Люди почему-то говорят, что это плохая примета. Но у нас бы её сочли предвестником больших перемен.

А-Лин, почему ты не сказал, что здесь есть музыкальная комната? Я узнала про неё случайно, когда осматривала дворец. Оказывается, ты привёз из Чунхуа наши музыкальные инструменты. Ты такой молодец! Когда приедешь домой, порадую тебя исполнением какой-нибудь песни или мелодии. Когда ты приедешь?

Если напишешь ответ, просто оставь на столе — ветер заберёт. Ви"

Такие простые ласковые слова. Никаких упрёков или жалоб, никаких сантиментов. Бай Лин почти слышал голос Вилан. Она словно сидела рядом, обнимала его плечо, говорила с ним.

Он раз пять перечитал письмо. "Ты такой молодец...". В груди потеплело, даже острый кусок льда как будто стал поменьше. Отвечать не торопился — не настолько ещё отошёл.

Вечером пришло ещё одно письмо, написанное явно впопыхах. На этот раз император увидел сам, как порыв ветра внёс сложенный и запечатанный листок в его шатёр и аккуратно опустил на стол.

"А-Лин, я только что видела тебя во сне в каком-то ужасном городе. Если ты окажешься там, не спускайся на улицы, оставайся на крышах: там больше нет живых и всюду бродят ужасные твари без лица, они нападают сзади, и поймать их очень сложно. Ты ничем не сможешь помочь городу, только сжечь дотла. Береги себя ради нас всех. Ви".

Бай Лин догадался сразу: это тот самый город, Ну́о. Если то, что она видела, правда, то это более чем серьёзное предупреждение Ло Фэна. Он рассчитывал отправить туда гонца, но теперь об этом и речи нет, нужно лететь самому. Если всё так страшно, как скрыть и замолчать это от народа? Целый город погиб по вине императора ледяных, и нельзя обнародовать это событие, потому что все будут требовать мести, а Бай Лин пока не готов к войне с ним. А если просочится слух, что всего этого можно избежать, отдав Ло Фэну Вилан, то даже он сам, возможно, не сможет обеспечить её безопасность. Это самая настоящая западня. В свете происходящего переживания на тему "любит-не-любит" сильно поблекли.

Оставив лагерь на самого старшего по чину, Бай Лин взял с собой только Сунь Чжао и, несмотря на поздний час, полетел к городу Нуо. Они добирались всю ночь. Поразительно, что год назад, двинувшись отсюда в столицу верхом, Бай Лин ехал со своей армией целых двадцать дней.

Рассвет озарил чудовищную картину. Опустившись на крышу ратуши, они увидели заснеженную площадь, фигуры людей, застывших в момент оледенения, кто чем был занят. Всюду кровь, у всех страшные раны. И тишина, пронзаемая завыванием ветра, гуляющего по улицам. А потом они увидели какое-то существо. Оно, похожее на толстенного безголового короткого червяка длиной не больше метра, грязно-чёрного цвета⁽¹⁾, выползло на улицу в поисках еды. Встав на хвост, оно впилось в шею неподвижно стоявшей, уже растерзанной женщины, издав вой разочарования, отцепилось и поползло дальше.

Бай Лин и Сунь Чжао переглянулись. Вот это беда так беда. По дороге императору пришлось многое рассказать своему генералу. Сунь Чжао пришёл в ужас от последних новостей. Лучше бы это случилось в Чунхуа. Конечно, и там было бы жутко, зато далеко и не вызовет народных волнений.

— Её Величество права, нужно сжечь город, — упавшим голосом высказался Сунь Чжао. — Иначе они поползут в соседние города, и это станет бедствием для всех.

Оставаясь на крышах, они обошли и облетели весь городок, и всюду нашли то же самое: неподвижных истерзанных людей, кровь и тварей. Выхода не было. Вскоре город запылал как один огромный костер. Двое драконов кружили за его окраинами, отыскивая и сжигая червей, кинувшихся спасаться. Один червяк, видимо, быв умнее прочих, проделал долгий путь, но был остановлен.

Драконы двое суток патрулировали окрестности, отслеживая распространение нечисти. В том, что это посланцы Ло Фэна, сомнений не было. Перед тем как отправиться обратно, император наложил на погибший город чары сокрытия, чтобы никто, даже случайно, его не обнаружил. Всё тайное однажды становится явным, но пока это даст необходимое время.

— Генерал Сунь. Ты никогда и никому не расскажешь о том, что здесь было. В том числе, — и особенно, — Её Величеству.

"Ещё решит спасти всех, кинувшись в объятия Ло Фэна, — недовольно повёл плечами Бай Лин. — Любит она меня или нет, облегчать ему задачу и не подумаю!".

— Слушаюсь, — без тени сомнения отозвался Сунь Чжао.

Возвращаясь в лагерь, Бай Лин не сомневался, что его ждёт ещё хотя бы одно письмо от Вилан. Возможно, даже два или три. Пусть даже не её рука выводила иероглифы, пусть она не касалась бумаги — не имеет значения. Это её слова, её беззвучный голос. Он оказался не готов увидеть пустой стол. От неё не пришло ни строчки. Это обескуражило и удивило.

Ветер растерял письма доро́гой? Вилан чем-то занята? Перестала ждать? Уже не волнуется? Что-то стряслось дома? Может, этот поганец Дар наконец решил, что Вилан его счастье, а не Доланна?

Это возвращало к тому, с чего всё началось. Бай Лин снова перечитал два письма Вилан. Ничего, никакой подсказки. Она сказала ровно то, что хотела сказать.

Император вытянулся на кровати и устало закрыл глаза. Шли третьи сутки, как он почти не спал. Дважды по два-три часа не в счёт. Он заснул почти сразу.

И вот уже Ви стоит рядом, хочет побыть с ним, пока он занят в приёмном зале, разбирая жалобы чиновников друг на друга. Вид у неё виноватый и заискивающий, словно знает, что ей не положено быть тут, что, если улыбнется ещё более робко, то смягчит его сердце. Бай Лин смотрит на неё, презрительная и, вместе с тем, заинтересованная усмешка искривила его губы.

— Не приближайся.

Бай Лин указал на Вилан. Потом на дверь. И ещё для пущего воздействя поднял брови. "Ты! Встань там! Там, а не здесь! Нет, встань туда. И не смей пререкаться. Я споров не потерплю!". Выразительный был жест, в общем.

Сунь Чжао наблюдал за ними с интересом. Потом императору пришла в голову новая мысль. Значит, хочешь загладить вину? Хочешь быть со мной? Отлично. Заслужи!

— Спой что-нибудь.

Вилан, сидя в отдалении на мягком пуфике, перебирает струны лютни и поёт своим звучным низким чистым и уверенным, пронзительным, отзывающимся в самой глубине слушателей голосом. Но её песни — это песни птицы в клетке, мечтающей о воле, даже о смерти, если это избавит её от доли узницы. Бай Лин слушает долго, глядя в документы и не видя ни слова. Но то, что он слышит, ранит. Она мечтает в свободе. Дай возможность — и она оставит его в тот же миг. А он хочет мести, а не одиночества.

— А повеселее что-нибудь знаешь? Нет? Тогда уходи, не мешай.

В другой раз, развалясь на троне, он приказывает:

— Почитай мне. Что? Ты же хотела быть со мной, проводить время вместе...

— Я не знаю вашей письменности. Может, сказку рассказать?

И часами слушает рассказы о чужих далёких странах, о нравах их обитателей, о незнакомом волшебстве, о странной любви и незнакомых традициях. А потом делает вид, что Вилан своей глупой болтовнёй отвлекает от срочных дел, отсылает её небрежным взмахом руки.

День ото дня Бай Лин всё сильнее изводит её придирками, приказаниями, относится как к низшей служанке, грубит.

— Я голоден. Принеси что-нибудь. Нет! Сама приготовь!

— Согрей для меня постель.

— И куда собралась?

— Ты!.. Ступай.

Ему нестерпимо хочется видеть её. Хотя бы просто видеть. Можно ли забыть ту, что разбудила твоё сердце? Ноги готовы принести его туда, где она. Хоть на край света. Но он сдерживает порывы, часто почти насильно. Пусть сама делает шаг за шагом навстречу. Пусть сама демонстрирует чувство. Пусть показывает, что он нужен и важен. Что он дорог ей. Ведь так она сказала однажды. Он ждёт знаков её внимания и принимает их. Но это она должна делать эти шаги к нему. Пусть загладит вину. Кто предал доверие, сам должен его вернуть.

Вилан не спорит, не защищается, выполняет все его повеления, и всё её поведение говорит о том, что она здесь по своей воле, иначе бы давно исчезла. Но, что бы она ни делала, этого всегда мало. Что бы ни делала, она всегда побеждает. Её покорность вызывает злость. Он польщён, смущён и возмущён одновременно. И месть не приносит ни удовольствия, ни облегчения. Вилан выше. Она всё ещё держит голову высоко, а он всё ещё не хозяин положения. Перелом никак не наступает, ситуация становится всё более мучительной, пока однажды не меняется. И этот день делит его жизнь на "до" и "после".

— Ах ты, злыдень! — погрозила она ему пальцем в ответ на очередную колкость. — А я-то ещё любила тебя!

"Любила?..".

— Не рассказывай мне о любви. Ты стала моей не по своей воле. Кто бы мог подумать. Ты так бесстрашно вышла за меня замуж, а оказывается, вовсе не такая храбрая.

— Знаешь, я всё же расскажу тебе о любви, — неожиданно ровным голосом и без всегдашней улыбки ответила Вилан.

— Ну, попробуй, — снисходительно усмехнулся он.

— Жил-был на свете юноша — прекрасный, как луна, и холодный, как снег. Я была так очарована этим юношей, что без раздумий согласилась стать его женой, — надеялась, что смогу согреть и подарить ему счастье. Но я ошиблась: всей моей любви не хватило, чтобы излечить его сердце от ненависти. Не хватило даже на один искренне ласковый взгляд. Но довелось мне повстречаться со старым другом, и вот уже мой муж гневается, что я-де обратила внимание на другого. Любила — было плохо. Разлюбила — тоже. А как хорошо, Бай Лин? Ответь мне!

"Разлюбила?..".

— Не передёргивай! Ты прекрасно меня понимаешь. Не стоит притворяться.

— Да, понимаю. Не нужна. Что ж, будь по-твоему. Я ухожу. Оставляю тебя наедине с твоим прекрасным настоящим и будущим. Ты всегда будешь моим мужем, но у тебя больше нет жены. Прощай.

Вилан двинулась по направлению к окну. Бай Лин, презрительно прищурив глаза, смотрел на неё. Должно быть, решила, что разговор окончен. Шаги сильфиды ускорились, последние метры к окну она почти бежала. Бай Лин рванулся за ней, сперва решив, что она собралась выпрыгнуть с четвёртого этажа... Он слишком поздно вспомнил, что она тоже умеет летать. Всё-таки он успел схватить ее за плечи, но она потеряла плотность, пальцы сжали пустоту. Навстречу закату поплыло тёмное облако, оставив вокруг густой аромат тёмно-красных цветов.

Ушла... Всё-таки ушла. К своему народу. Оставила его. Ему там нет места. И в её сердце нет места...

Вздрогнув, Бай Лин открыл глаза. Сердце колотилось и тряслось внутри, как запутавшаяся в силках пичуга, от страха потерявшая всякое соображение. Ему вообще редко снилось что-то хоть мало-мальски приятное, но этот сон побил все рекорды.

Наконечник заворочался внутри. Хитрая штука. Две другие стрелы были отвлекающим манёвром, а третья — единственная с магической составляющей. Бай Лин уже пробовал растопить её Пламенем, но это требовало огромных внутренних сил и времени. В последние дни события сменялись одно за другим как в безумном хороводе, у него не было на это времени. Завтра он соберётся с силами и выдернет проклятую штуковину, а потом исследует хорошенько. Лучше выдернуть, чем растопить. Так можно будет понять, что за магию вложил Ло Фэн, и использовать самому.

Бай Лин встал и вышел на воздух. Оказывается, уже ночь. Морозная, звёздная. Воздух чистый, остро пахнущий дымом костров.

Запрокинув голову, он смотрел на небо. Больше всего хотелось забыть то, что только что привиделось во сне. Забыть охватившую его щемящую тоску. Вот она — настоящая боль потери. Когда она, любимая, не умирает, а просто уходит не оглядываясь. Это ещё не случилось, но может случиться, если Ви однажды устанет от его недоверия и сомнений.

Не больше десяти дней прошло, как Бай Лин сказал ей: "Я поверю всему, что ты скажешь. Я верю, что ты ни в чём не виновата". Что изменилось с тех пор? Почему чужим он верит больше, чем ей? Можно ли любить и не верить?

"Ви, даже если не любишь, даже если никогда не любила, я всё равно тебя люблю. Я больше не подвергну сомнению твои слова. Как объяснить, что любовь — это одновременно яд, убивающий меня, и крылья, на которых воспаряет сердце? Есть ли что-то в этом мире, чего я не смог бы простить тебе? Лишь бы ты оставалась рядом. Лишь бы никогда не покидала меня. Всё. Даже ненависть. Как же я жалок!".

Остаток ночи он всё-таки потратил на то, чтобы вытащить из своего тела ледяную стрелу. Её остриё всё время поворачивалось к сердцу, и чем ближе становился наконечник к коже и костям, тем больше приближался к сердцу. Магия ледяных драконов не изучена. Что держит стрелу внутри его тела? Почему не даёт вытащить? Поймать бы кого-нибудь да вызнать. Но рядовые драконы владеют самой простой магией, куда им до умений императора.

К рассвету он понял, что нужно срочно вернуться домой. Дворцовой библиотеке десятки, возможно, даже сотни тысяч лет. Там обязательно должен быть ключ к магии Ниши.

Ещё через час Бай Лин оставил попытки вытащить наконечник целиком и принялся собирать весь жар в своё горнило. Его должно быть столько, чтобы хватило выжечь любое колдовство. Нужно только уйти подальше отсюда, чтобы никого не встревожить, иначе мешать будут все, кто сможет, думая, что он в опасности.

И вдруг ветром откинуло полог шатра, внутрь, в его тёплые недра, ворвался морозный вихрь, принеся с собой рой мельчайших снежинок. Посреди ковра возникла Вилан. Сбросив с плеча лёгкую походную сумку, она опустилась на колени перед Бай Лином, обняла его за шею, прижалась щекой к щеке.

— Ви!.. — он обнял её в ответ и озадаченно замер, слушая тихое дыхание рядом с ухом. — Что-то случилось?

— Нет, — Вилан подняла голову и придвинулась к нему: лицом к лицу, глаза в глаза, ещё чуть-чуть — и они коснулись бы друг друга. Она глядела долго, внимательно, словно запечатлевая в памяти каждую чёрточку, с грустноватой задумчивой улыбкой. Разве так смотрят на тех, к кому ничего не испытывают?

— Хотела увидеть тебя и убедиться, что с тобой всё хорошо.

— Ви, я...

— Знаю, что у тебя не было времени писать мне, — она прижала палец к его губам, упреждая ответ. — Знаю, что ты очень занят. Но раз всё в порядке, то мне пора.

— Куда ты? — Бай Лин схватил её за плечо, удерживая на месте и усаживая на скамейку рядом. После всего пережитого за эти дни, думанного-передуманного, не верилось, что она и правда тут. Словно её появление всего лишь пригрезилось и видение вот-вот развеется от неловкого движения.

— Обратно. Мальви там совсем одна.

— Останься. Во дворце есть доверенный управитель на случай моего отсутствия. Он приглядит.

Вилан кивнула и закрыла глаза. Вид у неё был усталый. От неё пахло снегом, одежда была холодна. На лбу новый здоровенный синяк.

— Ты летела всю ночь? — Бай Лин поднялся на ноги и, взяв жену на руки, отнёс на кровать.

Вилан снова кивнула. Он достал заживляющую мазь, собираясь спросить, что это за рана, но когда повернулся, она уже крепко спала.

Его захлестнула волна сладости и горечи, как всегда в ее присутствии. Обмыв пострадавшее место, он осторожно втёр мазь и надолго прижался губами к её лбу.

Ви здесь. Единственное родное существо. Пришла из такой далёкой дали... К нему. Она может летать где угодно и приползать вся в ранах. Он примет её любой. Главное, она всегда возвращается к нему. Ничто больше не имеет значения. Теперь всё будет хорошо.

1) На мой взгляд, это существо очень напоминает героя рассказа И. Ефремова "Олгой хорхой", только в рассказе он красного цвета.

Вернуться к тексту

Когда Вилан наконец проснулась, день давно перевалил за полдень. Около неё никого не было, но по голосам слышно было, что все при деле. Она вышла на улицу. Лагерь спешно сворачивали. Отчего-то ей думалось, что её появление станет неожиданностью, ну, как встреча с волком для бедного зайки. Но, очевидно, кто-то заглянул, пока она спала, и все кланялись и приветствовали её совершенно спокойно и продолжали заниматься своими делами.

— Ваше Величество не желает чаю? Обедать? — раздался совсем юный голос за её спиной, и, повернувшись, Вилан увидела мальчишечку-подростка. Неужто таким детям Бай Лин позволяет ездить с ним во всякие походы? А если бой с кем-то? Всякое же бывает.

— Чаю, — осторожно кивнула она. — А ты...

— Бижу́, Ваше Величество. Его Величество велел мне прислуживать вам.

— Отлично, — Вилан подобрела и повеселела. Как мило со стороны А-Лина позаботиться о том, чтобы у неё был свой мальчик на побегушках. Всё-таки не самой бегать по сугробам в поисках полевой кухни.

Парнишка убежал. Вилан забрала покрывало с кровати и устроилась на нём под сосной на большом валуне, оглядывая оставшиеся не убранными несколько палаток и шатёр императора. Бижу принёс поднос с чаем и подал ей стакан. Дожидаясь, пока дымящийся чай остынет, она разглядывала юношу.

По человеческим меркам, ему было лет шестнадцать. Не очень высокий, тоненький, подвижный, он казался лёгким ветерком. Взгляд мягкий, а губы, похоже, всегда пребывают в готовности к улыбке. Странно видеть его среди всех этих взрослых мужчин.

— А где?..

— Там, — он махнул рукой куда-то на запад. — Его Величество удалился для совершенствования и велел никому без крайней нужды не беспокоить.

Вилан кивнула. Скорее всего, это относится и к ней. Впрочем, она не собиралась этого делать. Она здесь не для того, чтобы путаться у Бай Лина под ногами. Пусть занимается своими делами. Тем не менее, она посмотрела в ту сторону, куда указал Бижу. Лес, лес, лес... С его запахами, шорохами, сумраком, тропами, изгибами, ложбинами, впадинами и пригорками... Порой хотелось просто идти по нему, уходя всё дальше и не оглядываясь. Уйти...

— А ты из каких?..

— Из ночных, Ваше Величество.

— Таких, как генерал Сунь?

— Это мой старший брат.

Вилан удивлённо воззрилась на него. Как-то прежде она не задумывалась, что у Сунь Чжао тоже может быть семья. Понятно, почему Бижу здесь, — привыкает нести службу. И место престижное — такой юный, а уже в личном отряде императора. А что имена такие разные — кто их там разберёт...

— Я очень мало знаю о драконах, — наконец призналась она, сделав глоток чая.

— Это понятно, Повелительница. Ведь вы не дракон, — с готовностью кивнул Бижу.

— Это так заметно? — усмехнулась сильфида.

— Нууууу...

— Будешь рассказывать мне о драконах.

К ней, поклонившись, подошёл молодой мужчина с хмурым неулыбчивый лицом, который, как потом пояснил юный дракон, исполнял обязанности постоянного начальника императорского лагеря.

— Ваше Величество, можно ли сложить шатёр Его Величества?

— Куда мы сейчас?

— Во дворец, Ваше Величество.

— Складывайте.

Конюхи седлали лошадей, костровые снимали с перекладин котлы и затаптывали последние костры. Четверо осторожно разбирали большой шатер, укладывали вещи в фургоны. Уже почти всё было готово для отъезда. Но император ещё отсутствовал, Сунь Чжао тоже нигде не было видно.

А потом в небе появился большой дракон с чешуёй, сверкающей в лучах солнца начищенной медью. Это было так красиво, что Вилан засмотрелась. Дракон приземлился где-то на поляне неподалёку, за деревьями, а через минуту оттуда вышел человек и быстрым шагом направился к снующим на месте стоянки людям, с кем-то перемолвился словом. Ему указали на Вилан, и он направился прямо к ней, поклонившись на подходе.

— Ваше Величество! Срочное сообщение для императора от генерала Су. Как я могу передать Его Величеству?

В руках у него был запечатанный лист бумаги. Вилан взяла этот квадратик, мысленно нашла Бай Лина, обратилась к ветру с просьбой о помощи. Порыв холодного воздуха выхватил послание из её рук и понёс над лесом. Дракон выглядел потрясенным и готов был кинуться вслед за письмом, но Вилан удержала: ветер знает, где находится император, и сам доставит, куда нужно. На лице медного дракона читалось сомнение, но сильфида не собиралась никого ни в чём убеждать. Как сказала, так и будет. Точка.

Бай Лину наконец-то удалось вытащить из себя стрелу Ло Фэна. Он никогда не боялся боли, возможно, потому, что испытал её слишком много. Стрела, против ожидания, вышла не из того места, куда вошла, а горлом, вместе с застоявшейся кровью. Уже начиная отчаиваться, нечеловеческим усилием он вытолкнул её из себя, и она вылетела, ударилась о ствол какого-то дерева и шмякнулась ему под ноги. Зажав её в руке, полностью обессиленный, Бай Лин привалился спиной к дереву и закрыл глаза.

— Повелитель, позвольте! — Сунь Чжао достал платок и бережно отёр губы своего господина.

Несколько часов он наблюдал за тем, как Бай Лин избавляется от "подарка" Ло Фэна, и поражался упорству молодого императора. Слушая, как тот заходится криком от боли и напряжения, но бессильный чем-либо помочь, генерал размышлял о том, что тем, кто станет на пути императора Линь, очень повезет остаться живыми и невредимыми. Такой враг, решительный, расчётливый, бесстрашный и умный, никому, кто в здравом уме, не нужен. Как говорится, взглядом уложит, огнём добьет. Он не склонен к прощению нераскаявшихся и порой бывает беспощаден. Точно так же, как он беспощаден к себе сегодня ради будущего. Сунь Чжао мог только держать своего господина за плечи и вытирать ему лицо, пряча сострадательный взгляд.

Бай Лин сполз на землю. Ноги подгибались и дрожали. Надо посидеть хотя бы немного, хоть на снегу и холодно. Разглядывая изящно вырезанный чьей-то невероятного мастерства рукой дротик из сверкающего яркими бликами нетающего льда, он не заметил, как Сунь Чжао поймал в воздухе лист бумаги, поспешно развернул и пробежал глазами.

— Император, вести от Су Лу! — Сунь Чжао вложил послание в дрожащие пальцы Бай Лина и снова промокну́л его лицо.

Бай Лин тоже прочитал. В записке второй генерал срочно просил помощи. Кочевники не только не испугались появления драконов, но и приступили к активным действиям, на границе восточного царства закипел бой. Чешуе драконов стрелы не страшны, но двоих из шести опутали какими-то странными верёвками, которые нельзя разорвать, пленили и убили. Третьего ослепили меткие лучники. С Су Лу и ещё двумя пока всё в порядке, они продолжают сдерживать натиск обнаглевший людишек, но подкрепление требуется немедленно.

Бай Лин задумался. Верёвки, которые нельзя разорвать. Это что-то магическое. Их король должен чем-то отличаться ото всех прочих, иначе за ним не пошли бы. По рассказам он знал, что этот человек ведёт своих воинов в бой сам, значит, не трус. Стало быть, пора встретиться как король с королём.

Он поднялся на ноги и пошёл в сторону своей стоянки. Лететь было бы легче, но сейчас сил на оборот не было. Проще ногами. Сунь Чжао подхватил его под плечо, обнял за талию, помогая идти. Бай Лин чувствовал искреннюю признательность. Когда впереди стали слышны голоса, он отстранился, собрал все силы и пошёл уверенным шагом.

Судя по огромной толпе людей, готовых сесть в сёдла, все ждали только его. Вилан он увидел сразу. Она сидела на камне у сосны и беседовала с малышом драконом, братцем первого генерала, а, увидев мужа, встала. Он подошёл к ней, погладил по голове, а потом повернулся к остальным:

— Двадцать полетят со мной, прочие доберутся по земле до реки Тао к лагерю генерала Су, не переходя границы. Не входите на территории кочевников, оставайтесь на наших землях и землях Казара. Генерал Сунь, ты понесёшь нас.

— Слушаюсь.

Вилан испытала некоторое разочарование. Она видела дракона, чешуя которого похожа на жидкое золото. А вот полетать на нём до сих пор не довелось — вечно мешали какие-то размолвки. Впрочем, кататься на мирно настроенном драконе ей вообще ни разу не приходилось, только сражаться с теми, кто хотел убить её или кого-либо из сородичей. Бай Лин, разведя руки в стороны, уверенно взлетел в воздух и стал на спине громадного сизого, сине-грозового цвета дракона. Изогнув шею, дракон уставился на сильфиду горящими глазами. Бай Лин протянул руку:

— Давай, не бойся.

Легко сказать "не бойся", когда взбираешься на этакую громаду. Но Вилан всё-таки последовала примеру мужа. Бай Лин, как в конном седле, устроился между двумя передними зубцами спинного гребня и посадил её перед собой. Сунь Чжао взвился в воздух. Вилан представила, какие эмоции испытывала Мальви. Когда принцесса рассказывала о своём полёте, глаза у неё горели ярче, чем у самого ночного дракона. Для уверенности Вилан вцепилась в торчащий перед ней зубец и задумалась о том, до какой степени ей пришлось бы разозлить добродушного честного Сунь Чжао, чтобы он безо всякой жалости кинулся на неё.

— Я держу тебя, Ви, — Бай Лин почти коснулся губами её уха, и Вилан подпрыгнула, забыв о нём. — Чего боишься? Упадёшь — сама полетишь.

Она хотела возмутиться, но, обернувшись назад, увидела, что Бай Лин просто подтрунивает над ней. Вилан и сама не знала, обидеться или рассмеяться. С одной стороны, она не помнила, чтобы он хоть когда-нибудь шутил, с другой, прозвучало подначивающе, вызывающе и бесцеремонно. Вилан пожала плечами и прежде, чем Его Величество успел как-то этому помешать, сменила плотность тела и полетела параллельным курсом метрах в двух от него. Жаль, что в газообразном состоянии она выглядит только как облако, а то бы ещё и язык показала.

Бай Лин покачал головой: будь у него больше сил, они бы померялись скоростью. Но пока не стоит, может, на обратном пути. Летели долго. Часа через четыре Вилан опустилась в промежуток между шипами драконьего хребта позади императора и обняла, опустив голову на его плечо. Она утомилась, но эта усталость была приятной.

— А ты́ меня покатаешь?

— Ты... хочешь? — Бай Лин растерялся. До сих пор он не думал о таких вещах, сосредоточившись на самом насущном. Её вопрос был выражением доверия, но ему ещё в это не верилось.

— Конечно.

Бай Лин повернул голову. Его взгляд потеплел, и с улыбкой искренней радости он пообещал:

— Ладно.

Над местом боевых действий по желанию повелителя Сунь Чжао сделал несколько кругов. Бай Лин, наклонившись, внимательно изучал и запоминал боевые позиции противника. Дракон кружил высоко в небе, прикрываясь облаками, закрывшими солнце. День был пасмурным, в небо никто не смотрел.

За земляным валом расположилась стоянка драконов Юшэнга — две палатки. Их окружили палатки Казара — страны-доминиона. Казарцы вовсе не были воинственны, они занимались мирным трудом — земледелием, скотоводством, ремеслами, целительством, торговлей. Но они считали бесчестным оставить драконов сражаться одних за чужие земли, люди собрались в небольшое войско и примкнули к чешуйчатым воинам императора Линь. Палаточный городок состоял из примерно тридцати палаток в сине-зелёных цветах Казара.

В отдалении от земляного вала, на заснеженной равнине стоял "город" короля кочевников Бунгхая, он был куда более многочисленным. На глазок насчитывалось не менее пятидесяти просторных юрт. Время было предвечернее, и, видимо, все готовились к ужину, потому что из потолочных отверстий почти всех юрт струился дым, на улице было мало народу. Но часовые, расставленные по периметру города и расхаживающие в поисках теоретически возможного появления врага, не спали.

Бай Лин решил после ужина снова подняться в воздух, чтобы увидеть, с кем, собственно, предстоит иметь дело. Сверху он увидел юрту Бунгхая — самую большую и богато украшенную шкурами скота и лисьими хвостами, развеваемыми ветром.

Позади города к коновязям было привязано много лошадей. Судя по всему, это конница. Стало быть, кочевники достаточно маневренны и быстры. Кроме того, их позиция стратегически верна — город стоит на берегу реки Тао, их потребность в воде полностью удовлетворена, и река служит кочевникам некоторой защитой, поскольку никто не нападёт на них с тыла с земли.

Сунь Чжао приземлился около палаточного городка за земляным валом. Прибытие императора и императрицы Юшэнга воины обоих государств встречали радостными и ликующими возгласами. Двадцать драконов личного отряда Бай Лина уже приняли людской облик. Их Величествам отвели лучшую палатку из имеющихся в ожидании обоза и обеспечили всем необходимым. Не слишком удобно, зато крыша над головой.

Император сразу исчез — влился в толпу казарцев и драконов, отправился принимать дела и получать необходимые сведения. Так и пропал до самого ужина, за едой молчал и думал, а после ужина снова исчез.

Вилан и не пыталась его разговорить. Но ей было отчаянно скучно. Заняться совсем нечем, рукоделия с собой нет, никаких книг тоже, к тому же письменность Юшэнга всё так же и оставалась ею не понята. Спать и то надоело. Она решила, что при случае попросит у мужа какое-нибудь занятие при его лагере, какую-нибудь должность и ответственность, чтобы тоже быть при деле.

После ужина она, пользуясь занятостью Бай Лина, полетела на разведку. Сливаясь с темнотой, она была незаметна для вражеских глаз и не отличима от неба. В стойбище Бунгхая между юртами горели костры, разгоняя вечерний мрак, слышался многоголосый говор. Вилан не понимала гортанного наречия кочевников, однако в их голосах чувствовалось воодушевление. Похоже, они считали, что победа за ними.

Проникнув через дымоход в юрту короля, она сжалась до размера, вместимого между двух ладоней, и спряталась за какой-то предмет обстановки. Тут имелся топчан, покрытый шкурами животных, на полу расстелены богатые яркие ковры-паласы, на них разбросаны жёсткие и мягкие подушки для сидения, на стенах — настенные ковры. Под дымоходом помещалась тренога с котлом, в котором варилась какая-то еда, неподалёку — круглый деревянный стол для трапезы и скамейка. В дальнем конце юрты расставлена богатая резная домашняя утварь, украшенная конская сбруя и личное оружие короля.

В юрте, кроме короля, никого не было, и из своего укрытия Вилан изучала этого мужчину. Бунгхаю было на вид лет сорок. Высокий крепкий брюнет с усталым надменным обветренным лицом. Причёска и тёмные одежды придавали ему сходство с императором Юшэнга. Льдисто-голубые глаза резко контрастировали с чёрными волосами и производили жутковатое впечатление. В целом, он был похож на грифа, во всём его облике было что-то дикое, хищное и жестокое.

К нему вошёл некто из его людей и принялся докладывать. Вилан кожей почувствовала, что речь идёт о подкреплении драконов и прибытии самого императора. Бунгхай, насмешливо цедя слова сквозь зубы, что-то воскликнул, и это что-то звучало точно как "Неужто мы внушаем им такой ужас?". Больше ничего интересного не происходило, выскользнув из юрты, Вилан снова облетела стойбище, делая кое-какие выводы. Один раз только она услышала гогот — очевидно, и до людей короля дошла эта новость. Самоуверенные людишки. Надо быть самоубийцей, чтобы сцепиться с драконами.

Вилан взмыла в небо и там чуть не столкнулась с ночным драконом, сливавшимся с облаками. Она увернулась от удара и полетела к своим, не уверенная в том, что осталась им незамеченной.

Похоже, её не было слишком долго и отсутствие обнаружили. Вилан изменила плотность около ярко освещённого лагеря и уже на подходе к главному шатру услышала холодный резкий оклик мужа:

— Вилан! Где ты была?

Сильфида вздохнула. В его голосе снова недоверие. Но вместе с тем и готовность выслушать объяснения и принять их, не делая поспешных преждевременных выводов. Кроме них, на пятачке между палатками не было никого, она решила, что поговорить можно и тут, и подошла к Бай Лину.

— Летала на разведку, — честно призналась она. — Облетела, что называется, вражеский стан. Видела Бунгхая — короля кочевников.

Взгляд Бай Лина стал ещё холоднее, он прямо-таки впился в неё глазами.

— Знаешь его?

— Однажды встречала, но это было давно. Он просил помощи у Владыки Эллана против ледяных драконов. Бунгхай проявил вероломство по отношению к нам и вместо благодарности пошёл войной на Зелёные Холмы. С тех пор его манеры ничуть не улучшились.

— Зачем ты летала туда?

— Затем, что ни один из вас, при всём желании и усердии, не может проникнуть в стойбище и даже сами юрты, а я могу.

— Ви, ты понимаешь, что было бы, если бы тебя схватили? Императрицу Юшэнга поймали за руку в лагере врага. Ты хоть понимаешь, что, угрожая твоей жизни и безопасности, меня бы вынудили сделать всё, что угодно, пойти на любые уступки и условия? А если рассматривать тебя не как мою жену, а как воина, мне придётся отказаться от тебя, пожертвовать тобой, знать, что над тобой творят любые непотребства и насилие, и не иметь возможности ничем тебе помочь. Я уже не говорю о том, что мой народ сочтёт тебя предателем, и против слов сотен тысяч будет одно моё. О чём ты думала, Ви?! — Бай Лин так встряхнул её за плечи, что сильфида чуть не вскрикнула.

— О тебе! — рассердилась она. — Обо всех вас! О том, что эти дикари уже уничтожили и обезвредили половину из тех, кого ты послал просто для устрашения. И если так пойдёт и дальше, они будут знать, что сильнее. И так и есть: их поддерживает Ло Фэн. У них в стойбище я видела красного дракона. Он сидит и беседует с военачальниками, и, видимо, я опоздала: с Бунгхаем он уже говорил, иначе его бы там не было.

Бай Лин, и так бледный до синевы, побледнел ещё сильнее. Он выдохнул, усмиряя раздражение. Уж коли так повернулось, лучше учесть все сведения, доставленные ею, чем игнорировать их.

— Что ещё ты видела?

— У них там только воины и кони. Воинов слишком много для простого бунта — больше тысячи. Каждая их юрта вмещает не менее двадцати взрослых мужчин. Я знаю их быт и военные обычаи. Женщины, дети, старики и скот остались в надёжном месте, не тут. Даже в шатре Бунгхая нет женщины, а у него много жён. Значит, что это не просто требование расширения земель под скотоводство. Это война против Казара. Казар очень вовремя обратился к тебе за защитой, его правитель как в воду глядел. А может, и знал обо всём заранее.

Вилан помолчала, переводя дух.

— И ещё: для них наше появление не неожиданность. Они только смеются, что наводят на нас ужас, что их боятся.

— Пусть думают. Это хорошая новость.

— Хорошая. Вопрос в том, скольких ледяных драконов стоит ждать им на подмогу. Ло Фэн может выделить любое количество. Особенно зная, что с тобой здесь твоих драконов совсем мало. А сам может в это время ударить по столице. Он вовсе не благороден.

— Я тоже! Больше так не делай, — Бай Лин обнял жену, прижался лбом к её лбу и устало закрыл глаза. — Тебя могут убить.

— Всех нас могут убить, А-Лин, — мягко возразила Вилан. — Мы вовсе не так бессмертны, как кажется. Мне тяжело сидеть без дела и быть просто шатровым-дворцовым украшением и гаремным созданием. Я сызмальства, с пелёнок в войсках своих властителей, а это очень, очень много лет. Дай мне какое-нибудь дело, за что я могу отвечать, и спрашивай, как с других. Займи меня чем-нибудь.

— Я подумаю об этом, Ви.

— И это неправда, что ты такой же, как он. Для меня ты лучше всех на свете.

"Это долг жены заставляет тебя говорить такие слова или что-то ещё?".

Ночью на лагерь Казара налетела орда кочевников. Прячась под корзинами, сплетёнными из белых лоз, воины сумели укрыться от глаз дозорных драконов, не различивших их на снегу. Зато в лагере об этом стало известно заранее. Ветер принёс известие о готовящейся атаке. Бесшумно кочевники подобрались к земляному валу, по принесённым с собой лёгким приставным лестницам вскарабкались наверх и полезли вниз. Действовали уверенно, даже нагло, хотя едва ли понятие наглости применимо в условиях боевых действий.

По эту-то сторону стены их и подкараулили. Спланировавшие сверху десятки драконов поливали вторженцев огнём, а лучники снимали с баррикады стрелами. Кочевники в бегство не ударились. Те, кто не успел превратиться в живые факелы или стать мишенью для стрел, волной валили через вал, снизу их торопили другие. Они казались чёрной рекой в зареве пожара, устроенного драконами. Казарцы встречали их копьями, мечами, кинжалами, топорами... Но хуже было другое: снова слетавшая на разведку Вилан, на этот раз державшаяся высоко над равниной, сообщила, что на помощь Бунгхаю подошли воины других кочевых племён. Не меньше двух тысяч. Это похоже на заранее спланированные действия.

Впрочем, на подмогу Казару и Юшэнгу с разных сторон летели драконы — медные, ночные, серебряные, бронзовые, оставшиеся верными чёрные... На помощь летели все, кто мог. Прибыли Куан и Мингжу, за которыми накануне Бай Лин отправил Бижу. Эти привели с собой нескольких древних, которых успели найти и разбудить. Молодые драконы, ещё недавно услышавшие слово Огня, втягивали в себя тепло только что павших воинов и выпускали его в нападавших, взбиравшихся на вал с той стороны. Крики, треск горящего дерева и ткани, выдохи Огня и Пламени, звон оружия слились в единый гул. Вокруг стоял нестерпимый смрад горелой плоти, волос, едкий дым, летали искры, воспламеняя всё, что ещё могло гореть.

К рассвету от лагеря ничего не осталось. Утреннее тусклое солнце осветило трупы. Многие драконы погибли, пленённые странными путами и застреленные в упор или зарубленные. Многие были ранены и изувечены. Люди и очеловечившиеся драконы обрабатывали раны. Бунгхай, который привёл воинов на смерть, ушёл вместе с остатками своего отряда. Тишина висела над местом побоища, все понимали, что это только одна из битв, и кто знает, сколько ещё впереди. Но, так или иначе, враги были отброшены. Те, кто умудрился остаться невредимым, стаскивали мёртвые тела в кучи: отдельно своих, отдельно казарцев; кочевников перебросили через вал вниз и объявили, что король может забрать своих павших соплеменников, если осмелится, — стрелять в него и его людей никто не станет. Вскоре заполыхали огромные братские костры, для лагеря выбрали другое место.

Вилан сидела на земле, полностью опустошённая. Сражаться с драконами — не то же самое, что воевать с людьми. Оказалось, к такому она не готова. Однако это не помешало биться на стороне Казара и Юшэнга. Она только время от времени опасливо поглядывала в сторону золотого дракона, сверкавшего чешуёй в свете костров. Он был далеко от неё, в числе тех, кто отбивал атаку с внешней стороны. Вилан поражалась его хладнокровию.

Она ненадолго закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Сна не было, но хотелось отрешиться ото всего, исчезнуть отсюда хоть ненадолго. Потом кто-то подхватил её на руки и понёс.

— Генерал Су!

— Ваше Величество, надеюсь, простит мне дерзость.

Очень странно было висеть в его объятиях и видеть совсем рядом его лицо. Лицо мужчины, от которого исходило ощущение смертельной опасности. Он был красивым почти светлой красотой и почти по-детски милым. И сразу становилось ясно, что чужая жизнь не представляет для него никакой ценности. Что он убьет любого, причём с особой жестокостью. Просто ради удовольствия. Улыбаясь в процессе своей прелестной, очаровательной, кокетливой улыбкой. Вот как сейчас. Вилан не раз пыталась понять, зачем он среди пламенных драконов, когда ледяные подходят ему гораздо больше? И почему Бай Лин, такой подозрительный и осторожный, приблизил его к себе?

Су Лу не сводил с неё глаз, улыбаясь такой улыбкой, в которой чётко виделся... флирт. Что за новая игра? Для чего?

— Где император? — голос Вилан прозвучал недовольно и резко.

— С Его Величеством всё в порядке. Мне велено найти и доставить вас, Ваше Величество.

— Благодарю, генерал Су. Я могу идти сама. Опустите меня, пожалуйста.

Став на ноги, Вилан ушла. Что-то в поведении Су Лу её настораживало, но докопаться никак не получалось. Она не доверяла ему никогда, а после нападения У Юня — ещё меньше. Да, что-то связано с У Юнем...

Бай Лин осмотрел её: цела. Устала, как и все. Молчит. Он постучал пальцем по её лбу, стараясь не задеть болезненное место: "Откуда это?". Ответ его ошеломил:

— Я летела за тобой, запах был такой чёткий... Но ветер дважды уводил меня в другом направлении: один раз на запад, другой — на юг. И там я неожиданно, со всего размаху, налетела на какую-то невидимую стену. Понятия не имею, что это было.

Бай Лин похолодел: стена. Он окружил город Нуо невидимой стеной, и надо же — Вилан именно об неё чуть не расшиблась. Взяв себя в руки, он спросил совсем другое:

— Запах?

— Да, — Вилан улыбнулась. — Ты пахнешь немножко сандалом, немножко кедром. И снегом...

Почему она такая? Говорит трогательные слова и прижимается доверчиво, а сама дралась с кочевниками, как сумасшедшая. Могла просто взлететь и висеть в небе. Бай Лин чуть не вздрогнул, представив себе, как они двое сражаются друг с другом. Что могло бы привести к такому исходу? Это была бы трагедия. Не в поединке, а в самих его причинах. Она обещала, что не станет поднимать оружие против него. И против Сунь Чжао. Важно помнить, важно не забыть об этом, если придёт такое время. Но оно не должно прийти. Не должно.

Наступил полдень, прибыли обоз и новое драконье подкрепление. Бунгхай молчал. Но Бай Лин понимал, что теперь его́ ход, и нельзя терять ни минуты. Сменив одежду на чистую и надев на тёмное верхнее платье под украшенное мехом чёрное ханьфу латный доспех — кирасу, наплечники и набедренники, — тщательно приведя себя в порядок, он дал знак всем, кто в состоянии снова биться, и взошёл на земляной вал. Позади и вокруг него стали все, кто по-прежнему хотел быть со своим императором.

Вилан стояла третьей слева от него и так же смотрела с возвышения на равнину, на которой собрались кочевники. Вперед выступил Бунгхай. Его длинные волосы и меховой плащ развевал степной ветер. И так же он развевал волосы и одежду Бай Лина. В остальном люди и драконы казались совершенно неподвижными.

— Бунгхай! — возвысив голос, повелительно окликнул Бай Лин. — Предлагаю решить разногласия между нами двумя, не втягивая в это других. Если ты мужчина и не боишься сразиться один.

Вызов и насмешку, звучавшие в тоне голоса императора, невозможно было игнорировать. Они одновременно бесили и внушали неуверенность. Но старый степной волк, сдержав эмоции, не поддался на провокацию.

— Вот как! — отозвался он, глядя на молодого императора снизу вверх. — Так ты, дракон, пожалуй, меня, человека, не побоишься?

Бай Лин тоже не поддался на шпильку.

— Бой будет на равных. До конца.

— До твоего конца!

— Поглядим.

Вилан хотела бы остановить Бай Лина, но это как раз то, чего он не потерпит от неё. Он знает, что делает. К тому же Бунгхай всего лишь человек.

Разведя руки в стороны, будто в танце, Сакши спланировал вниз один. Бунгхай, у которого вероломство было в крови, на сей раз, на глазах многочисленных представителей двух рас, не рискнул потерять лицо и двинулся навстречу один, сделав знак своим оставаться на месте. У него был вид человека, для которого справиться с таким слабым противником и делать нечего. Но только самонадеянный глупец мог считать императора пламенных драконов слабаком. Бай Лин всего лишь рукой махнул — и их обоих накрыл купол из мерцающей золотистой завесы, так что, если бы кто и захотел вмешаться, не смог бы.

Бунгхай атаковал без предупреждения, обрушив на Сакши страшный удар своего меча. Объятый синим пламенем, огромный "Крушитель" разреза́л любые даты, как кусок хлеба. Но в долю мгновения в ладонях Бай Лина выросли два огненных меча, казавшихся раскалёнными докрасна, они были легче и маневреннее, чем оружие короля. Император и сам словно весил не тяжелее пёрышка, не совершая лишних движений, грациозный и гибкий, он успевал предугадать любой удар, приготовиться к нему и выстроить защиту, а затем атаковать. Рядом с ним Бунгхай выглядел неповоротливым тяжеловесом. Там, где кочевник делал одно движение, дракон не торопясь делал два-три.

Это походило на танец. Он был везде и нигде одновременно. Но король был тяжелее и сильнее, его нападения были бы сокрушительны при недостаточной изворотливости противника. Иногда казалось, что победа за Бунгхаем. А в следующую секунду уже становилось очевидно, что это он на грани поражения.

От императора исходила такая духовная, энергетическая и магическая мощь, что казалось удивительным, что король-кочевник ещё не повержен. Но, в конце концов, отброшенный чарами, Бунгхай ударился спиной о насыпь, и там его настиг огненный меч, пущенный в полёт, и пригвоздил к стене. Второй меч вошёл прямо в сердце.

Кочевники, бурно реагировавшие на каждое преимущество своего повелителя криками радости, растерянно замолчали и уставились на тело короля, неподвижно висящее на двух воткнутых в земляную стену мечах.

В тишине, словно кругами на воде растекшийся по окрестностям, зазвучал строгий холодный голос вернувшегося на защитное возвышение Сакши:

— Заберите тело короля и возвращайтесь в свои земли. Бой окончен. Мы победили.

Кочевники зароптали, переглядываясь между собой.

Бай Лин произнёс, перекрывая недовольное бормотание:

— Сегодня я отпущу всех, потому что вы подневольны своему повелителю. Вздумаете снова заняться набегами, ни один из вас, — с первого до последнего, как стои́те, — Бай Лин обвёл широким величественным жестом всю толпу, — не спасётся. Если новый король не испугается и придёт ко мне, я подумаю, чем помочь. Уходите.

Даже Вилан слегка струсила от властного, источающего могущество голоса мужа. Впервые она была вместе с ними всеми — с теми, кто стоял рядом со своим императором и сражался с ним и за него. Одной из них. Это немного обескураживало её непривычностью ощущений. Она была не в стороне, не над, а вместе, частью. Частью этой победы. Частью войска и частью свиты Бай Лина. Одной из его соратников. Частью народа Юшэнга. Какая ирония — быть изгнанной из своей страны и стать частью другой, влиться в её жизнь. Быть над ней и в ней одновременно...

Равнина опустела. Опустел защитный вал. Противники разошлись в разные стороны залечивать раны и оплакивать павших.

Перенесённый в другое место лагерь казался почти домом. Вилан усмехнулась: большой шатёр Бай Лина выглядит таким надёжным и постоянным, настоящим домашним приютом. Ей хотелось найти Сунь Чжао и обнять, помолчать рядом. Даже Су Лу казался чуть-чуть более своим.

Ответственный за организацию палаточного городка продумал всё, взял на себя заботы об обеспечении всем необходимым императорской семьи и войска в целом. В шатре уже находилось всё необходимое. Даже чан с горячей водой. Вилан стояла и смотрела на поднимающийся от воды пар, не двигаясь с места. И когда на её плечи опустились ладони Бай Лина, в его молчании слышалось: "Я не хочу, чтобы ты участвовала в таких делах. Не хочу рисковать тобой. Мне нужен не солдат, а та, к которой можно вернуться после и хоть ненадолго оставить всё это за дверью!". Но он не сказал ничего.

Оба молчали. Слов не было. Смыв с себя грязь, копоть и кровь и сменив одежду, Вилан набросала несколько строк Мальви и пустила записку по ветру. В ожидании обеда она распласталась на кровати, приходя в себя, пока Бай Лин лежал в горячей воде с закрытыми глазами. Мысли проносились в голове, и она не мешала им и не пыталась догнать, поймать и обдумать. Тело разламывалось на части даже в состоянии покоя, но сильнее всего устала душа.

За трапезой молчали, не глядя друг на друга. И лёжа в чистой постели, каждый на своей стороне, тоже. Ночевать в почти полном облачении не слишком удобно, однако после пережитого спится в чём угодно. Засыпая, Вилан нашла его руку, переплетаясь пальцами, и Бай Лин, расслабляясь, мягко улыбнулся в полусне и снова повернулся к ней.

Ночью кочевники покинули равнину. Тихо, как падающий снег, снялись с места и ушли в далёкие дали, за линию горизонта, откуда пришли, забрав павших соплеменников. Там, где прежде темнели юрты, остались круги оттаявшей земли, кострища и следы конских копыт.

Драконы остались на старом месте ещё на сутки. Никто не упрекнул бы их в трусости и стремлении поскорее убраться восвояси. Король государства Казар прибыл на встречу с императором и в самых теплых выражениях благодарил Их Величества за невероятную самоотверженность.

Бай Лин оценил по достоинству способность своей жены общаться с ветром. Он не отпускал её от себя, но иногда спрашивал: "Ви, что там, в столице?". Столица жила своей жизнью, как обычно. Не то чтобы он опасался, что, использовав отвлекающий манёвр, Ло Фэн нападет на оставшийся без защиты Ливэй. Теоретически Вилан права: этого бы стоило ожидать. Но, зная о том, какое условие он поставил императору Линь, было очевидно, что в этом нет смысла.

Через три дня жители Ливэя получили возможность лично приветствовать своего обожаемого повелителя, вернувшегося с очередной победой. Слухами земля полнится, неведомо как, но в столице узнали подробности похода, и всех драконов встречали как героев. Цветами осыпа́ли даже Вилан, несмотря на то, что она оставалась чужестранкой и представительницей другой расы. Личный отряд императора проследовал по улицам города от южных ворот к дворцу и там был распущен на отдых.

Мальви, нетерпеливо расхаживающая по балкону, чуть сама не побежала в город навстречу золовке и зятю, но сдержалась, мысленно ругая неторопливых членов семьи. И жениха, что уж там греха таить. Его она хотела увидеть нестерпимо. Уж как принцесса сердилась на Вилан, улетевшую на поиски мужа практически глубокой ночью и бросившую её, Мальви, здесь помирать от скуки! Но больше всего она роптала на то, что у всех есть крылья, а бодливой корове, как известно, бог рогов не дал. Ну, не позор разве?

Первыми она увидела Бай Лина и Вилан. Эти двое несносных... шли по балкону четвертого яруса навстречу ей, держась за руки и глядя друг на друга каким-то особенным понимающим взглядом. Позади плелись нога за ногу два генерала. Альва упёрла руки в боки:

— И где это вы, голубчики, пропадали? Бросили меня тут одну и занялись какими-то интересными делами!..

И эти четверо, вместо стыда и раскаяния, переглянулись и с бесящей ухмылкой в ответ на её эскападу протянули:

— Оооо!..

Император и императрица обошли её, подняв над головой Мальви соединённые руки, Су Лу с лукавой улыбкой свернул в ближайший проход, а Сунь Чжао, который не смог бы, да и не хотел сбегать от своей возлюбленной, с виноватым видом замер перед ней...

Личные покои встретили их неподвижной, незыблемой тишиной. Словно с тех пор, как они покинули это место, тут никто не бывал.

Бай Лин смотрел на Вилан. После пережитого слова казались пустым сотрясанием воздуха. Молчать проще, и сказать нечего. Он хотел бы провести день с ней вместе. Отложить все дела, какими бы важными они ни были, каких бы срочных решений ни требовали. Гулять вдвоём под медленно падающим снегом. Отвезти её в "Золотые лилии". Одеться попроще и пройтись по улицам. Купить ей всё, что пожелает. Подарить любые сокровища. Быть рядом. Побыть просто супругами, как раньше.

Как император, Бай Лин был точно на своём месте. Но порой это утомляло. С тех пор как в его жизнь вернулась Вилан, внутри поселилось тайное желание. Неосознанное, неуловимое, недоступное для обдумывания. Он тосковал по тем дням в Чунхуа. На самом деле, Ви никогда и не уходила надолго из мыслей, из воспоминаний, из его дней, из его снов. Но ведь они так мало были вдвоём. И слишком долго порознь. Неужели не заслужили хотя бы самый маленький отдых вдали от государственных забот?

И вот они стоят и смотрят друг на друга. Ви протягивает руку и пальцами касается его лица, тянется к нему, и Бай Лин наклоняется и отвечает на поцелуй... Это мгновение должно было растянуться в целый день, и целую ночь, и целый следующий день. Но на пороге гостиной появляется слуга, деликатно покашливая и слегка возвысив голос, сообщает, что Его Величество просят принять два посетителя, которые давно ждут аудиенции...

Бай Лин вздохнул, подавляя досаду. Весь его брак — одна несбыточная мечта о любви, которой всегда, постоянно что-то препятствует. Он любит Ви как грёзу, как иллюзию, как туман, который тает в руках. У них есть только миг, только один миг друг для друга, а потом снова что-нибудь разлучает, и остаётся лишь мечта о новом мгновении... Ему хочется крикнуть, чтобы и слуга, и посетители убрались вон и оставили его в покое хотя бы до завтрашнего вечера. И откладывает личное на потом, потому что империя Юшэнг важнее, чем личная жизнь её владыки.

Выйдя в приёмный зал, Бай Лин обнаружил двоих мужчин. Одному, высокому, хорошо сложенному, с сильной проседью в волосах, под пятьдесят. Другой совсем юноша, но в глазах печаль не слишком приятного жизненного опыта. И вместе с тем некая непокорность. Мужчины поклонились, Бай Лин кивком позволил им выпрямиться.

— Её Величество сообщила, что вы уже приходили, — сказал император, опускаясь на сидение трона. — Кто вы и чего хотите?

— Ваше Величество, я здесь по воле вашей матери, принцессы Ин Мейли, — без долгих прелюдий заявил старший. — Я Хань Джун, это мой приёмный сын — Хань Лин Тай.

Бай Лин снова кивнул, принимая представление.

— Моя мать давно умерла.

— Да, Ваше Величество, мне это известно, — еле заметная тень промелькнула по лицу Хань Джуна. Возможно, это была тень от крыла пролетавшей мимо окна птицы или от облака. — Я знал принцессу Ин Мейли, и когда она ещё жила здесь, и когда стала супругой-наложницей императора Чунхуа.

Император с раздумчивым сомнением повёл бровями.

— Хм.

Но речь посетителя не прервал, поскольку цель визита тот ещё не озвучил.

— Понимаю ваше сомнение, Ваше Величество. Такое кто угодно может заявить. Но дело в том, что ещё живы многие, кто действительно знал Её Высочество. Мы счастливы, что её старший сын вернулся на родину своей матери и занял по праву принадлежащий ему трон Дома Ин.

Брови императора поднялись в этот раз выше. Он раздражённо поднялся на ноги. Началось! Теперь ему будут приписывать фальшивое родство в попытках войти в род Сакши. Что ж, этого и следовало ожидать.

— "Старший"? Я был рядом с моей матерью до самого её конца, и никто лучше меня не знает, что других сыновей или дочерей у неё не было.

Хань Джун низко склонился перед повелителем. Забавно. Никакого раболепия, только уважение и... грусть.

— Молю о прощении, Ваше Величество. Я меньше всего хотел бы разгневать моего императора.

Усилием воли взяв себя в руки, Бай Лин дёрнул за шнур, вызывая прислугу, и велел:

— Пригласите Её Величество! — и, пресекая готовящееся возражение, отмахнулся.

Когда вошла Вилан, он глазами указал на её трон, и она послушно опустилась в него, кивком отвечая на приветствие двух знакомых незнакомцев.

— Так что же там с другими детьми? Предупреждаю сразу, господин Хань: если вы хотите заверить меня, что ваш спутник каким-то образом относится к роду Сакши, и не сможете доказать свои слова, — я казню вас обоих. Подумайте: ещё есть возможность отречься от умысла и уйти с честью.

Хань Джун снова поклонился. Вилан поняла, зачем Бай Лин её позвал. Да, это важно. Она видела, что его аж трясло от гнева, и ободряюще сжала его руку. Мда, с самозванцами везде поступают подобным образом, и его реакция ничуть не удививляла. Но, может, всё же выслушать?

Бай Лин снова дёрнул за шнурок.

— Позвать первого и второго генералов.

Когда явились Сунь Чжао и Су Лу, Вилан напряглась. Она чуть было вслух не воспротивилась присутствию генерала Су, но заметила себе: голос интуиции и прямые доказательства — не одно и то же.

— Итак?

— У меня есть подтверждение, что Лин Тай — второй сын принцессы Ин Мейли. Именно благодаря вам, Ваше Величество, появилось это доказательство.

По его знаку юноша закрыл глаза и сосредоточился. Прошло не меньше минуты, но так ничего и не произошло. Злая ироничная усмешка Бай Лина открытым текстом говорила: чего и следовало ожидать. Но она погасла, когда на коже лица и кистей рук Хань Лин Тая начали проступать золотые чешуйки.

Генералы напряглись. Бай Лин встал, сошёл с возвышения и подошёл к Лин Таю. Вилан последовала за ним. Раз он сам её позвал и речь идёт об их семье, то нет смысла сидеть в углу. Бай Лин внимательно разглядывал чешую. Чешуйки были совсем слабые, кажется, им и держаться-то не на чем, — такие ни от чего не защитят. Хм, он тоже начинал с этого. Однако нельзя быть легковерным, хотя он таким и не был никогда.

Бай Лин перешёл на драконье зрение. Если это колдовская иллюзия, то чары станут заметны сразу. Он увидел места соединения чешуи с кожей. Увидел проплешины между чешуйками, кожу под ними, сиявшую слабым золотистым мерцанием.

На одной ладони императора вспыхнул язык Пламени, другую ладонь он протянул Лин Таю, холодно и с вызовом спросив:

— Осмелишься?

Не вполне понимая, чего хочет повелитель, Лин Тай всё же протянул руку, и Пламя прыгнуло в неё. Юноша тихо вскрикнул. Это был именно вскрик, а не вопль, когда горит людская кожа. Минуту подождав, Бай Лин погасил Пламя и принялся изучать руку мнимого брата. Его ладонь немного покраснела. За это время кожный покров и плоть самозванца уже превратились бы в уголь, потому что Пламя Сакши полностью отличалось от Пламени других драконов.

Бай Лин задумчиво прошёлся взад и вперёд, заложив руки за спину. Потом без предупреждения выпустил струю Пламени, охватившего Лин Тая с головы до ног. Он пылал, как огромный костёр, но от крика удерживался, видимо, поняв, что хуже не будет.

Брови Хань Джуна дрогнули от беспокойства: должно быть, он не ожидал, что император подвергнет молодого человека таким жестоким проверкам. Впрочем, жестоким ли? Настоящему Сакши Пламя родича не причинит вреда. И уж, кажется, можно было ожидать, что голословным утверждениям он не поверит.

Но Бай Лин не был удовлетворен. Он размышлял, чем бы ещё проверить этого так называемого братца. По его приказанию явились древние земляные драконы — Куан и Мингжу, а также двое придворных магов, которых он держал при себе для консультаций. Они занялись скрупулёзным выявлением иллюзорных чар, бились не меньше часа, в общей сложности, признали тщетность своих усилий и, в конце концов, были отпущены.

— Ты, конечно, понимаешь, что я и дальше буду проверять истинность твоей принадлежности моему роду, — насмешливо спросил Бай Лин, возвращаясь на свой трон.

— Да, Ваше Величество, — отозвался Лин Тай, глядя куда-то в пол.

— Продолжайте, господин Хань, — тем же "милостивым" тоном разрешил он, махнув одной рукой в сторону Хань Джуна, а пальцами другой подперев висок. — Сколько ему лет?

— Двадцать четыре, Ваше Величество.

Двадцать четыре. А ему недавно исполнилось двадцать семь. Стало быть, когда родился Лин Тай, ему было уже три года. И он не заметил никаких изменений в организме своей матери. Допустим. Дети в этом возрасте вообще сосредоточены на самих себе. Но как можно было не запомнить роды, когда они с матерью и служанкой были заточены в двух комнатушках? Разве что это происходило ночью, когда Бай Лин спал, и мама сдерживалась от криков всеми силами. Но он и младенца ни разу не видел. Как такое возможно?

— Я никогда не видел его, — веско заявил Бай Лин. — Ни разу. В тех условиях матери невозможно было бы скрыть от меня рождение ребёнка.

— Понимаю ваши сомнения, Ваше Величество. Дело в том, что служанка, преданная принцессе и бывшая с нею в заключении у императора Чунхуа, невероятными хитростями вынесла из дворца, мимо стражи, и передала новорожденного в первое же утро его жизни. С рук на руки передала мне с требованием увезти его как можно дальше и скрыть его существование ото всех. Вот слова Её Высочества: "Я не могу отдать и Бай Лина тоже, потому что император знает о его существовании. Но рождение сына Линь Чао скрыть нужно обязательно, чтобы он не стал таким, как его отец. Придёт время, когда Бай Лин взойдёт на трон Юшэнга и ему понадобится семья. Тогда и только тогда Лин Тай должен явиться к нему".

Ну да... После учинённого насилия Линь Чао не являлся к своей строптивой наложнице полтора года, у него было много других, не столь упрямых. И Мейли воспользовалась его отсутствием, чтобы выносить и родить дитя распутства. Удобно получилось... Значит, Лин Тай — сын Линь Чао, плоть от плоти, кровь от крови. И если бы папаша узнал о существовании родного сына, то забрал бы его немедля и тот вырос бы такой же сволочью, как первый и второй принцы. А что, если вырос? Природу никуда не денешь. Дети наложниц, конечно, были получше детей императрицы, но и не ангелы во плоти. А он, Бай Лин, всю жизнь расплачивался за то, что сыном Линь Чао не был. И если бы не Вилан...

А теперь оказывается, что та жизнь была ещё хуже, чем казалась до того. Этого змеёныша спасли, а он отхватил за двоих. И чего же от него хотят? Принять сына императора Чунхуа в свои объятия? "Ах, дорогой братец, я ждал этой встречи столько лет!". Да и этот... молчит и только смотрит исподлобья. Бай Лин не знал, на что злится сильнее.

— Что же, — произнёс император после долгого, очень долгого молчания, и его голос сочился сарказмом. — Я подумаю обо всём этом. И, разумеется, вас обоих будут проверять до тех пор, пока я не развею своих огромных сомнений. А до тех пор вы мои гости.

Он вызвал Су Мин, распорядился разместить "братца" и его приёмного отца с достаточным удобством и раздражённо махнул рукавом, отпуская обоих. Похоже, правила этикета были последним, что его занимало. Вместе с ними, с позволения повелителя, ушёл Су Лу.

— Генерал Сунь, маги должны день и ночь проверять этих двоих. Из дворца не выпускать. Попытаются каким-либо образом уйти — схватить и привести ко мне в любое время суток. Проверить их досконально. Собрать все возможные сведения.

— Есть!

Приёмный зал опустел. Бай Лин устало вздохнул. Вилан, хранившая полное молчание на протяжении всей аудиенции, подошла к мужу, успокаивающе погладила по щеке, ласково обняла.

— Милый мой... Устал...

В другое время Бай Лин был бы счастлив услышать эти слова. Но в эту минуту, даже отвечая на объятия Вилан, думал о том, что судьба-мерзавка поставила очередную подножку просто ради любопытства — посмотреть, как он справится с новой напастью. Он вовсе не был рад встретить брата, если это и впрямь брат. В его душе есть только одно место — для Ви. Никакой брат ему не нужен. И вообще никто не нужен. Похоже, и младший не в восторге. Что за...

Бай Лин чуть не рассмеялся: ему так хотелось забыть о своём отвратительном прошлом. Но оказалось, что прошлое о нём не забыло. И не помогло ни расстояние, ни возвращение на родину и восшествие на престол, ни покорение Чунхуа.

— Наверное, тебе хочется побыть одному, — догадалась Вилан. — Пойду узнаю, что там с ужином.

На самом деле, она понятия не имела, куда идти и у кого узнавать про это. Ей казалось важным дать Бай Лину прийти в себя. Бедный — испытание за испытанием. Но он покачал головой и сел за рабочий стол, взял первый попавшийся лист и уставился в него, едва ли что-то видя. И, так же вряд ли осознавая её присутствие, знаком велел остаться.

Вилан взялась за своё рукоделие, не отвлекая его от его мыслей и иногда поглядывая на А-Лина. Он сидел прямо, как стрела, скользя взглядом по вертикальным строчкам и не видя их. Время текло медленно и неслышно. Заглянула Мальви узнать, собираются ли они вообще ужинать, но Вилан прижала палец к губам и жестом попросила её уйти.

Так непривычно было видеть Бай Лина настолько погруженным вглубь себя и похожим на безмолвную статую. Вдобавок Вилан хотелось есть и она была попросту не готова лечь спать на голодный желудок. Но уйти сейчас и оставить его одного было бы верхом бестактности. Она уже скучала по тому Бай Лину, каким он был до сих пор, пока каким-то ветром не принесло этих двоих, чтоб их.

Пока она удручённо возилась с плотном, нитками и иголками, пропустила момент, когда он сам вышел из состояния прострации и скосил взгляд на тихо сидящую рядом сильфиду:

— Чем ты там занята?

Вилан подкинуло от неожиданности, но она тут же просияла, радуясь его "возвращению".

— Это секрет. Обещай, что не будешь подглядывать.

— Обещаю.

— Ну, что, жить будешь? — подмигнула Вилан.

— Эх... — Бай Лин вздохнул c притворным сожалением. — А что, есть другой выход?

— Так! — Вилан решительно поднялась на ноги. — Пока моё Величество скорбело за компанию с твоим, оно порядком проголодалось. И если ты не хочешь, чтобы я нашла пропитание в виде пары драконов самостоятельно, советую покормить меня немедленно.

Су Лу Был очень доволен собой. А главное — полученной за свои труды богатой наградой. Но даже не столько золото радовало его, как возможность просто доставлять окружающим неприятности. Причём так, чтобы эти окружающие никак не смогли догадаться, кого именно следует за это благодарить. Уж на это он был мастер. Главное не зацикливаться на ком-то одном.

Сестрица, которая как раз зациклилась, его раздражала. Су Мин когда-нибудь попадётся. Других мужчин, что ли, нет? Не много не мало на императора глаз положила. А что ей светит? Особенно если вспомнить "свадебные" декреты. А император упрям как чёрт. И пока сам не решит, с дороги не свернёт. И, очевидно, предприимчивая деви́ца Су не в его вкусе, да и вертится всё время рядом. А жена — это жена, как ни крути: на целый год пропала — так Сакши разве что в подземный мир не заглянул. Так что у Су Мин своя бездарная игра, а у Су Лу — своя.

От мысли о Вилан Су Лу скривился. Он и сам не знал, как к ней относится. С одной стороны, скучная, слишком правильная и предсказуемая до ужаса. Ей бы огонька... Такого, чтобы ух!.. Угля бы ей в топку... А с другой, она так смотрит, что внутри всё пустеет. Становится страшно и весело. Весело, если представить, что она может отпустить тормоза однажды, и тогда в её компании можно хорошенько поразвлечься. Что будет, если Вилан на досуге закрутит головокружительную любовь с кем-нибудь? И страшно даже вообразить, что сделает император, если узнает. Нет, себя Су Лу ей в любовники не планировал. Но это была бы задачка с десятком неизвестных исходов. И ему нравилось в деталях представлять себе каждый из них.

А кроме того, есть кое-кто щедрее Линя. Гораздо щедрее. И вот это делало риск ещё приятнее...

Хань Джун разглядывал императора Линь, восседающего на троне. Рядом молча сидела императрица.

Бай Лин. Он много раз пытался представить себе старшего сына Её Высочества, принцессы Ин Мейли. Какой он? Какова была его жизнь во дворце Линь Чао? Есть ли у него необходимые для будущего императора Юшэнга качества или хотя бы задатки? Успела ли принцесса воспитать его должны образом? Открыла ли мальчику имя его отца? Догадывался ли Линь Чао, что это вовсе не его ребёнок?

Увидев на месте императора Ин молодого мужчину, похожего на остриё меча, прекрасное, поражающее в сердце и сияющее лунным светом, безупречное и бесстрастное, Хань Джун понял, что Бай Лин и трон — две половины одного целого, и между ними не сможет встать никто. Они принадлежат друг друг другу, и одно без другого ничто. Трон — оправа для Бай Лина. Как самоцвет в перстне. Здесь нечего отнять и нечего прибавить. Кстати, почему он не взял себе родовую фамилию?

Ин Мейли такой не была. Похожая на летнее солнце вечером, она радовалась всему и согревала своим теплом каждого. Бай Лин... Может ли он согреть кого-то? Есть ли в его сердце хоть что-нибудь? Увидев накануне ледяную ярость императора Линь, Хань Джун впервые испугался за приёмного сына. Лин Тай уязвим и раним, хотя обладает достаточной стойкостью. Какой будет его жизнь рядом с братом, который в нём не нуждается настолько, что даже не проявляет естественного в таких случаях любопытства? Лин Тай станет преемником Бай Лина, если с тем что-нибудь произойдет. Но не обрекает ли Хань Джун сына на тоскливое беспросветное существование в тени великолепного и обожаемого всеми старшего брата?

Хань Джун разглядывал Бай Лина, а Бай Лин разглядывал его и не торопился начинать разговор. Прошло слишком мало времени для того, чтобы получить толковые сведения от магов и первого генерала.

Наконец Сакши заговорил. Его тёмные, почти чёрные, глаза с зеркальным отблеском, холодное совершенство черт и всего облика и жёсткий тон приятного высокого голоса смущали и обескураживали.

— Кем вы служили при дворе моего прадеда, господин Хань?

Почему женщина, которая стала вместе с Бай Лином во главе государства пламенных драконов, молчит? Она другой расы. Полукровка. Неужели её положение настолько низко, что не смеет и рта открыть? Или она императрица только формально и нужна лишь для обеспечения своего супруга наследниками? Имеет ли она на мужа какое-нибудь влияние, или он всё решает единолично?

— Я был главнокомандующим армией императора Ин, — ответил Хань Джун.

Бай Лин дёрнул бровями.

— Такой высокий чин... За что вас лишили его?

— Я ушёл сам, Ваше Величество.

— Вот как?

— Я отправился на поиски принцессы. И нашёл её в Чунхуа — спустя три года после похищения.

— Говорите.

— У Её Высочества уже был один сын. Её искали все, кто мог. Когда мы нашли её, император Ин был уже мёртв, а вместо него правил Юшэнгом ставленник Ло Фэна. Он заявил, что наша принцесса — супруга-наложница Линь Чао, что он не станет портить отношения с государством Чунхуа и казнит любого, кто только попробует как-то их осложнить. Но мы всё равно попытались сначала выкрасть принцессу хитростью, а потом отбить силой. Это чуть не стоило ей жизни. И, к сожалению, наши действия вернули ей "внимание" императора Линь. Он даже пригрозил, что объявит войну Юшэнгу, а к тому времени драконы уже давно ничем не отличался от людей. Всё, что мы могли, — это оставаться поблизости в надежде, что однажды сможем вызволить её, но принцессу даже на прогулку не выпускали.

Хань Джун видел, как против воли пальцы Бай Лина сжались в кулак, чутким слухом уловил, как дрожит дыхание молодого императора. Уж ему-то лучше других известна жизнь его матери во вражеском дворце.

— Перед родами служанка Ин Мейли через какого-то человека, верного ей, связалась со мной и сообщила о воле принцессы. Мальчик родился глухой ночью, а наутро девушка-служанка сумела передать мне ребёнка.

— Вы вернулись в Ливэй?

В голосе Бай Лина не слышалось никакого сопереживания, никакого участия. Он лишь хотел знать факты.

— Нет, Ваше Величество. Из императорской семьи не осталось никого. А наместник вполне мог распорядиться вернуть сына Линь Чао, да ещё с извинениями. Кроме того, в столице меня знали слишком многие. Я увёз Лин Тая в маленький город на юге Юшэнга, нашёл для него кормилицу и стал "отцом". Но даже в самом раннем детстве никогда не скрывал от него правды.

— Дальше!

— В окружении верных семье Ин мы жили там до того дня как вы, Ваше Величество, приехали в столицу и нашли причины драконьего недуга. Как только стало известно, что он отступил, я привёз моего приёмного сына в Ливэй.

— Почему не явились тогда же?

— Мы ничем не смогли бы доказать, что Лин Тай сын вашей матери и ваш брат. По правде говоря, я уже начал отчаиваться: в нём так и не проявлялось никаких признаков принадлежности к роду Ин. И только несколько недель назад обнаружились первые золотые чешуйки.

Бай Лин кивнул. О том, как появился Сунь Чжао, он знал лучше всех прочих. Он отпустил Хань Джуна. Пока ничего больше ему знать не хотелось. Но Вилан остановила господина Ханя, впервые нарушив своё безмолвие:

— Если отцом Лин Тая является Линь Чао, то кто отец Его Величества Бай Лина?

Хань Джун, стоя уже почти около выхода из приёмного зала, замер. В голосе императрицы не было никакой робости и скованности, он звучал смело и решительно. Ему не хотелось отвечать на этот вопрос.

— Прошу прощения, Ваше Величество. Мне об этом ничего не известно.

Когда он вышел, Вилан осторожно спросила:

— А-Лин, они... пленники?

Бай Лин, заложив руки за спину и нахмурившись, прошёлся по залу.

— Почти. Они могут ходить по дворцу, но наружу их не выпустят. Почему ты спросила?

Вилан подошла и стала рядом.

— Может, ты пригласишь их хотя бы поужинать с нами?

— Зачем? — Бай Лин исподлобья посмотрел на жену. Его упрямая неуступчивость была так мила, что Вилан еле удержалась от улыбки. — Им принесут всё, что нужно.

— Нельзя же так, — со всей возможной мягкостью укорила она. — Если подтвердится, что Хань Лин Тай твой родной брат, а Хань Джун тот, кто заменил ему отца...

— Ему очень повезло, что у него был хотя бы такой "отец"!

— А у тебя была мама... Пусть недолго, но была. Вам есть чем поделиться друг с другом. И если выяснится, что он и впрямь твой брат... Мне кажется, ему тоже не очень хочется находиться здесь.

— Вот когда выяснится, тогда и поговорим.

— А-Лин...

— И не смей с ним любезничать! — наставив палец на Вилан, потребовал Бай Лин.

— Ладно. Хотела, но не буду. Буду тогда любезничать с тобой. Но ты пожалеешь! — просияла Вилан на эту детскую обиду. — Я же проходу тебе не дам. Вот увидишь!

Император строго посмотрел на Вилан, открыл рот, чтобы что-то возразить, но передумал и двинулся к выходу. Они одновременно шагнули вправо, шагнули влево. Вперёд и назад. Потом снова вправо и снова влево.

— Хм! — это прозвучало так, будто только что он одержал какую-то победу. Сердито оправив одежду и бросив "У меня дела!", Бай Лин вышел из зала и скрылся за входным проёмом.

Сильфида покачала головой и, посмеиваясь, отправилась искать кухню. Ей захотелось приготовить ужин самой. Какой он всё-таки хороший...

Мальви слонялась по дворцу, не зная, чем себя занять. Нашла кухню. Посидела в библиотеке, разглядывая картинки в книгах, раз уж значение иероглифов непонятно. Забрела оранжерею и напросилась в помощницы к садовнику. Ну как напросилась — ещё бы он отказал принцессе, а тем более родственнице императрицы! Увидела ткачих, занятых созданием какого-то ковра, — договорилась в другой раз у них поучиться ткацкому искусству.

Свернув в какой-то проход, долго брела непонятными пустыми коридорами, спускалась и поднималась куда-то, дважды чуть не сломала ноги, один раз едва не упала в какую-то темноту. И наконец обнаружила, что пришла на склад продовольствия, хранимого на случай нападения на столицу врагов. Ей объяснили, что внутри гор, окружающих город, достаточно места, чтобы укрыть всех жителей, до единого, из тех, кто не может сражаться. Потому и запасов еды и воды так много. Это ведь только кажется, что Ливэй расположен в горной долине, как в гнезде. А на самом деле, это крепость.

Вдалеке Мальви услышала собачий лай и ринулась туда, не разбирая дороги. Собака — это же чудесно! Вот она ничем не занята, можно провести время хотя бы с ней... Какая скучища — жить во дворце! Как только Вилан и Бай Лин здесь с ума не сходят!

Наконец она ворвалась в какую-то сумрачную, полутёмную комнату и услышала мужской вопль. Приземистая серая собака повисла на рукаве некоего дядьки и, судя по выражению умных голубых глаз, получала от этого немалое удовольствие. Дядька тряс рукой и на чём свет стоит крыл наглую тварь, рвущую его третье ханьфу.

Мальви так обрадовалась! А вот дядька так совсем нет. Стряхнув-таки псину, он с поразительной скоростью улепетнул в дверь и скрылся быстрее, чем альва моргнула.

Завидев новую жертву своих проказ, собака вильнула хвостом и скосила голубой глаз.

— Берегите наряд, барышня! — сказал кто-то за её спиной, и Мальви шустро обернулась. — Наша Цзю любит обрывать подолы и рукава.

Мимо прошёл здоровенный парень, и Мальви тут же прицепились к нему:

— Цзю? Её так зовут? А почему?

— Не знаю, барышня. Она любимица Его Величества, и никто не смеет тронуть хоть волосок на ней.

Парень исчез, а Мальви уставилась на собаку. Вот это да! У Бай Лина есть собака, а она, Мальви, только сейчас об этом узнает. Ну, он же не обидится, если она немножко повозится с этой синеглазкой?

Цзю понятливо потрусила следом за альвой, сообразив, что нашла себе подружку по играм. Выбравшись на улицу, они устроили развесёлую возню в саду, посреди укрытых сугробами клумб. И там их, барахтающихся в снегу, нашёл первый генерал, обошедший чуть не весь дворец в поискать принцессы. Он сообщил, что к ужину Его Величество пригласил двух гостей. Мальви пришлось пойти переодеваться, но Цзю она забрала с собой.

— Послезавтра у меня день отдыха, — отчаянно смущаясь, проговорил Сунь Чжао. — Ты не хотела бы познакомиться с моим младшим братом и увидеть наш дом?

— Да, конечно! — Мальви радовалась любым планам и мероприятиям. — Проведём день вместе?

— Да!

Главного повара императорского двора едва не хватил удар: сама императрица оказала честь осмотреть в его владения. Такого на его памяти не было ни разу с тех пор как он сам был самым первым с конца поварёнком. Ох, и не только оказала честь, но и решила в этот раз приготовить что-нибудь сама. Но ведь всем известно: знатные барышни — белоручки, и булочку пополам сами не разломят. Что же может приготовить Её Величество? Баловаться изволит и продукты портить.

Но Её Величество ничего не испортила. Да, она не ориентировалась в огромной кухне. Однако главный повар почёл за честь лично помочь ей, а под его командованием включились в процесс и другие повара. И, попробовав через некоторое время то, что получилось на выходе, господин главный повар признал, что императрица готовит очень прилично. Он даже выразил надежду на то, что этот совместный замечательный опыт повторится ещё не раз.

Сунь Чжао искал своего повелителя и никак не мог найти. Он сомневался, что Его Величество может исчезнуть на ночь глядя без сопровождения, теоретически может, конечно, но он ничего не делает без причины.

Сгоряча Сунь Чжао даже заглянул в подземный этаж дворца, в подсобные помещения. Тюрьма сейчас пустовала, и потому туда он не пошёл. В кухне возилась Вилан, и у неё он тоже спросил, где может находиться император. Вилан тоже ничего не знала, но и не встревожилась. Его Величество чем-то занят, как всегда. К ужину всё равно явится в столовую, так что пусть первый генерал дождётся его там.

Приодевшаяся Мальви пришла первой. Следом за ней нерешительно вошёл Хань Лин Тай с сопровождавшим его Хань Джуном. Вилан, которая тоже сменила одежду на более нарядную, уже сидела на своём месте во главе стола, напротив кресла императора, приветствовала всех.

Она улыбалась своим мыслям. Надо же, Бай Лин всё-таки послушался её и пригласил гостей за свой стол. Может быть, он принял как факт, что у него есть брат. Она разглядывала юношу, сидящего по её правую руку, искала фамильное сходство и находила его. Черты лица те же, но мельче и более плавные. Волосы заметно светлее. Рост немного ниже. В целом... Возможно. Почему бы не быть младшему брату? В одном Вилан была совершенно уверена: старшего брата у Бай Лина точно нет, просто не может быть. Он сам — старший.

Проходили минуты. Прошло полчаса. Император всё ещё отсутствовал. Слуга дважды с низким поклоном шепотом спрашивал у повелительницы, подавать ли ужин или ещё подождать. Взгляды присутствующих стали недоумевающими и озадаченными. В конце концов, Вилан извинилась, встала и вышла. Ветер подсказал направление.

Она взяла свой меховой плащ, принесённый служанкой, накинула его, вышла из дворца и направилась в храм. Там было пусто и почти темно, только её шаги по каменным плитам звучали чётко, гулко и одиноко. Пройдя церемониальный зал, Вилан свернула в правый коридор, дошла до конца и спустилась по широкой лестнице вниз, где темнел вход в усыпальницу.

Галерея была ярко освещена факелами, но под потолком и в углах притаились тени. Внутри было тихо, только потрескивали промасленной дерево. Осторожно заглянув за косяк входа, Вилан в дальнем конце, напротив ниш последнего императора Ин и его внучки, увидела Бай Лина. Он сидел на полу, прислонившись спиной к каменной скамье и, видимо, размышлял о не слишком весёлых вещах. Было похоже, что он просто позволил мыслям течь как вздумается.

Вилан не хотела мешать ему всяким вздором и решила уйти. В конце концов, они могут поужинать сами, ни к чему дёргать его. Имеет же он право побыть один? Всё подождёт до завтра. На него и так много всего свалилось. Нужно уметь оставлять друг друга в покое, хотя бы иногда.

Напоследок она перевела взгляд на их с А-Лином посмертную доску, и в голове появилось видение, как он сам терпеливо и старательно выводит их имена, и от прикосновений его тонких пальцев иероглифы возникают на камне, словно порода в тех местах расплавилась и застыла. А потом проявилось некое спрятанное во дворце место и прислонённая к стене мраморная доска с именами... А через миг видение растаяло, как пар над чашкой чая.

Вилан ушла. Ей совсем не хотелось возвращаться в столовую. Мальви бы поняла, наверное. Но это было бы так невежливо по отношению к приглашённым, если бы исчезла ещё и она.

— У Его Величества возникли срочные дела, — сказала сильфида, снимая плащ и усаживаясь на своё место.

Прошло десять дней. Разведчики, посланные проверять историю Хань Джуна, ничего толкового разузнать не смогли. Да, в городе на юге он купил большое имение, поселился там с младенцем и нанял кормилицу. Соседи решили, что это только что овдовевший отец с новорожденным сыном. Жили очень уединённо, ни с кем не общались. Их жалели, но в дружбу не набивались. Год назад семья снялась с места и уехала, усадьбу продали за среднюю цену. Вот и всё, что удалось выяснить. Вкупе с проявившейся золотой чешуёй, в которой придворные маги тоже не нашли ничего наколдованного, выходило, что история вроде бы достоверна.

Разумеется, нашлись в Ливэе те, кто помнил имя главнокомандующего Хань Джуна. Оно и в библиотечных свитках, прославлявших его подвиги, упоминалось сотни раз. Жаль, портрет бесследно сгинувшего военачальника не сохранился. И поскольку в последние двести пятьдесят лет никому из жителей Юшэнга не удавалось перешагнуть пятидесятилетний рубеж, в лицо его никто, естественно, не помнил. А стало быть, личность этого "приёмного отца" якобы принца Лин Тая под бооольшим вопросом, как и личность самого пресловутого принца. Бай Лин не верил ни одному их слову. И потому ещё никогда и ни за кем так не шпионили здесь, во дворце, как за этими двумя, причём совершенно открыто.

Бай Лин часами пропадал в хранилищах артефактов, изучая остававшиеся неизвестными те, которые могли помочь вывести на чистую воду этих двух.

Вилан тоже вела себя странновато, словно старалась оставаться около него как можно реже: просыпалась, одевалась и сбега́ла, целыми днями пропадала во дворце, изыскивая себе дела, и, вероятно, даже переселилась бы в свои комнаты, если бы это не вызвало немедленных расспросов. Забравшись в кровать, засыпала прежде, чем голова долетала до подголовника. В конце концов, Бай Лин поймал её за руку и спросил прямо:

— Ты меня избегаешь?

— Нет, — вытаращив честные глаза, заверила Вилан и тут же ушла от ответа: — Тебе не обо мне сейчас нужно думать. Разбирайся со своими делами, сколько потребуется. Я подожду, когда ты станешь свободнее.

В своих покоях она рукодельничала, торопясь закончить своё творение, старательно прописывала иероглифы и к концу недели уже могла прочитать несколько простеньких слов. Мальви частенько присоединялась к ней, вдвоём они коротали вечера. В один из дней под дверью своей гостиной сильфида обнаружила запечатанный листок коричневой бумаги и прикреплённую к нему алую розу с роскошными бархатистыми лепестками. Откуда здесь цветы зимой? Вилан торопливо сломала печать, решив, что это записка и цветок от Бай Лина. От кого ещё можно было ожидать сдержанный, скромный и ласковый знак внимания? Увы, она не смогла прочесть ни слова, и Лала тоже ничем не помогла. Да и какой смысл Бай Лину писать ей, когда он знает, что Вилан не умеет читать и писать по-здешнему. Она поставила цветок в вазу, а записку кинула в камин, не видя в ней ни малейшей ценности.

— Ты обзавелась тайным поклонником, — усмехнулась Мальви.

— За подобную дерзость в человеческих царствах отрубают головы, — пожала плечами Вилан и забыла об этом мелком происшествии.

Её беспокоило другое: в последние дни она чувствовала себя не так хорошо, как раньше. Её как будто становилось всё меньше. Словно тело растворялось в здешнем воздухе и душа совсем съёжилась, как бы стараясь занимать поменьше места. Юшэнг возвышался над ней, горами вздымался вокруг, а сама она становилась всё ниже и меньше. Всё прозрачнее. И порой сама не понимала, существует ли ещё. Вилан пробовала летать, но и взлетать оказалось тяжело, и сил на долгие полёты не хватало, быстро накатывала усталость.

Когда схлынули эмоции, Бай Лин принялся задавать себе вопросы, которые сразу в голову не пришли. У матери действительно была служанка, которую потом Линь Чао замучил до смерти. Во-первых, как она смогла пронести ребенка мимо стражи, которая схватила бы её сразу же, — вдруг это ребенок одной из наложниц? Во-вторых, это мог быть и в самом деле чей угодно младенец, хоть бы и той же служанки. В-третьих, он готов был чем угодно поклясться, что чешуя "брата" имеет иллюзорное происхождение. Просто искать надо лучше. И ещё его приводила в ярость попытка очернить мать, выставить её бездушной лгуньей, пожертвовавшей старшим сыном ради младшего — сына императора Чунхуа. Почему вообще он должен жалеть отродье Линь Чао и заботиться о нём? Единственным добром, которое сделал Бай Лину этот венценосный монстр, была добровольно-принудительная женитьба на Вилан. Больше благодарить его не за что. Нет, Ин Мейли никогда бы не поступила так со своим сыном, а в том, что других детей у неё не было, он не сомневался. Нет ни одного свидетеля передачи Хань Джуну, если только это его настоящее имя, слов принцессы, её истинной воли. Ребёнок не в счёт.

В свободное время Бай Лин внимательно приглядывался к Лин Таю и его папочке. Во всякую чушь про "сердце подскажет", он не верил, зато чутьё его ни разу не подводило. Вилан права, надо было больше времени проводить вместе с ними. Но и без того император никогда, ни разу не видел, чтобы Лин Тай занимался совершенствованием, а ведь ему было бы просто необходимо посвящать самовосстановлению как можно больше времени. Во всяком случае, тем, что мог, знал и умел сам Бай Лин, он обязан был себе и только себе.

Его поиски увенчались успехом: в одной из кладовых обнаружился бесцветный кристалл, сиявший бриллиантовым блеском. Тот, кого допрашивают, увязает взглядом в этом кристалле и поневоле выдаёт правду, даже если ложь прежде от зубов отскакивала. А в дальнем углу той же кладовой отыскался уродливый шкаф, в который легко бы поместился дюжий мужчина. С первого взгляда Бай Лин понял, что эта вещь — не артефакт, а способ казни: в этом шкафу плоть любого растворяется в пространстве и исчезает, человек ли или кто-нибудь другой просто перестаёт существовать. Процесс происходит долго и очень мучительно. Такая кончина кого угодно приведёт в ужас.

Пройдя мимо ледяной стрелы Ло Фэна, нашедшей своё место в его хранилище, Бай Лин довольно ухмыльнулся: больше она ему вреда не причинит. Она вынута, её действие изучено, а магическая сила впитана им. Теперь это просто кусок льда, напоминание о коварстве врага.

Удовлетворённый находками, Бай Лин отправился к жене. Он скучал по ней, по её ласковой заботе, по разговорам и лёгкости её рук. Они словно разошлись на развилке по своим дорогам. Он выбрал в сокровищнице изящную диадему из серебра и полупрозрачных серых камней с серебристыми отблесками — в цвет её глаз. Ви понравится подарок, ведь это знак его внимания.

Предвкушая приятные минуты рядом с Вилан, Бай Лин поднялся на третий этаж, прошёл по коридорным красным дорожкам почти до дверей покоев жены и тут заметил, как Су Мин поднимает что-то с пола. Свёрнутую квадратом бумагу и цветок. Девушка подпрыгнула от неожиданности, заметив краем глаза в двух шагах от себя императора.

— Что это? — поинтересовался он, ещё ни о чём таком не думая.

— Это для Её Величества, — Су Мин сжала в пальцах листочек, и этот инстинктивный жест вызвал интерес Бай Лина. Он протянул руку, и Су Мин, чуть помедлив, отдала ему послание.

Бай Лин повертел в руках конвертик и приколотую алую розу, свежую и прекрасную в своей чистоте. От него не укрылось, что Су Мин смущена и обеспокоена. Острый невидимый шип проткнул кожу, и сразу же выступила кровь, красная, точь в точь как цветочные лепестки.

— Часто Её Величество получает такую почту?

— Я нахожу это пятый или шестой раз, Ваше Величество.

Бай Лин кивнул. Либо у Вилан появились секреты и она попытается утаить их от него, либо всё и так сейчас разрешится само собой.

— Зайдёшь через две минуты и отдашь это Её Величеству. Следующее такое послание принесёшь мне.

Девушка поклонилась.

Он вошёл в гостиную императрицы и остановился, полускрытый занавесью. Вилан сидела на диванчике и играла на арфе. Из-под её пальцев со струн слетали звуки, которые под закрытыми веками навевали образы и краски осени: трепещущие листья, мелкие дождинки, меланхоличный танец ветра, вереницы сизых туч, уносящиеся вдаль, сухие травы, стылая вода и первые льдинки... А то вдруг затяжной унылый ливень, проблески безучастной луны сквозь облака, шум ноябрьского вихря в кронах засыпающих лесов, листопады и крики кружащих в хмуром небе перелётных птиц, собирающихся в дальний путь... Сладостно-тоскливая пора...

Заметив замершего у дверей Бай Лина, Вилан вскочила на ноги и побежала к нему, с искренней радостью заглядывая в глаза, повела за собой и усадила на диван, села рядышком, не отпуская его руку. Он не очень хорошо понимал, что чувствует: удовольствие, трепет, робость и стыдливую радость первой любви, страх потерять всё это от неловкого движения... Они женаты больше года, но почитай что всего несколько месяцев, и каждый раз ему открывается что-то новое, неизвестное, повергая в смятение и тревогу, сбивая дыхание и привычный сердечный ритм.

— Я хотел увидеть тебя.

Вилан заискрилась улыбкой:

— А я думала о тебе...

Они с удовольствием вглядывались в глаза друг другу. И в этот момент явилась Су Мин со злополучным конвертом, развеяв тепло прикосновения душ и рук. Поклонилась и подала императрице листок и розу.

— От кого? — раздельно и чётко спросила Вилан. Видимо, спрашивала не впервые.

— Ваше Величество, наверное, знает лучше, — тихо ответила Су Мин, сделала реверанс и вышла. Вилан распечатала послание и пробежала глазами, потом понюхала розу.

— Что-то важное? — безмятежным голосом спросил Бай Лин, внимательно разглядывая жену.

— Не знаю, — Вилан пожала плечами. — А хоть бы и было, всё равно не могу прочитать. Может быть, ты скажешь, важное или нет?

Она передала ему листочек, и Бай Лин получил возможность ознакомиться с его содержанием. Письмо состояло из комплимента внешности первой дамы государства. Коротко и почтительно. Без подписи, разумеется. Занятно, у Ви появился воздыхатель. Ничего необычного, разумеется, в этом нет. Однако появление конкурента, пусть и трусившего назваться, несколько подпортило ему настроение.

— Действительно, ничего важного, — сияя преувеличенно милой улыбкой, он вернул письмо, и оно было отброшено в сторону довольно небрежно, зато цветок она по-прежнему вертела в пальцах и даже прижимала к губам.

Как смела. Не робеет, не краснеет и не смущается. Неужели не боится выдать себя или своего обожателя? Невероятная выдержка. Или она и в самом деле не знает своего корреспондента, хотя это и мало вероятно. "Ви, твоё сердце занято кем-то другим?".

— А кто пишет?

— Не знаю. Подписи нет.

— Не люблю мужчин, которые не подписываются.

— А какого мужчину ты смогла бы полюбить? — затаив дыхание, спросил Бай Лин.

Сильфида задумалась на несколько секунд и серьёзно выговорила:

— Это должен быть мужчина с твёрдой волей и способным любить сердцем. Похожий на тебя. А почему ты спрашиваешь?

— Из праздного любопытства, — отозвался он.

— Давай выпьем чаю? — Вилан встала с диванчика, пошла к шнурку, чтобы вызвать прислугу, и упала.

Бай Лин рванулся к ней, еле успев поймать, чтобы не ушиблась об пол. Пусть он застелен коврами, но всё равно нельзя, чтобы она повредила себе что-нибудь. Всё внутри похолодело: такого прежде не случалось. Больна? Как можно было допустить, чтобы она заболела! Он уложил Вилан на диванчик и дёрнул за шнурок. Из комнатки напротив прибежала её личная горничная.

— Лекаря наверх!

Стоя на коленях около неё и разглядывая неподвижное лицо Вилан, погружённой в глубокий обморок, молодой император перепугался до дрожи. Он даже прижался щекой к её щеке, слушая почти беззвучное дыхание. Потом обвил её рукой свою шею, поднял и понёс к себе, к ним, домой, впервые испытав ревность к этому месту почти как к сопернику. Уложил на большую кровать, смочил платок в воде, вытер повлажневшие лоб и виски Вилан. Раздвинул оконные рамы, оклеенные плотной бумагой, впуская зимний воздух.

Понемногу Вилан пришла в себя, открыла глаза и пошевелилась, облизнула сухие губы. Бай Лин налил в чашку воды и, усадив и поддерживая одной рукой, напоил. Вилан попыталась пошутить:

— Ты такой серьёзный!

Бай Лин шутку не поддержал.

— Как ты?

— Уже хорошо.

Пришёл лекарь — мужчина из поколения тех редких счастливцев, которым наконец-то стукнуло за́ пятьдесят.

— Ну, Ваше Величество, дайте-ка я вас осмотрю. Может быть, вы в положении. А вам, Ваше Величество, — он посмотрел на повелителя, — придётся выйти.

Вилан вцепилась в руку мужа, однако он, потрясённый, с одной стороны, приятной, с другой, — дикой мыслью, этого не заметил. До сих пор он был согласен только на то, чтобы выделить в своей жизни место для одной Вилан. Неужели может появиться кто-то третий? Нет, это будет уже что-то другое, не то, что раньше. Они могут стать родителями? Это хорошо, но не рано ли?

А потом он ощутил боль — Вилан сжала его руку так, что кожа побелела.

— Я не в положении! — заявила она довольно агрессивно.

— Ну-ну, Ваше Величество... Это станет известно после осмотра.

— Ви, почему ты против?

— Вот как раз мне это известно лучше всех. У нас беременность наступает не после супружеской близости, а в результате принятия волевого решения между обо́ими супругами. Это духовное регулирование продолжения семьи, а не бесконтрольная рождаемость. В нашем случае этого не было, и я бы узнала об этом первой. А кроме того, когда тают силы и болит сердце, — это не признак беременности.

Лекарь смирился с чрезмерной осведомленностью императрицы, послушал её дыхание и пульс, осмотрел, что было нужно, и заявил, что причины недомогания не физиологические, а вызванные чьим-то вмешательством извне. Иными словами, есть некая вещь, которая воздействует не на драконов, и не на альвов, раз принцесса Мальви чувствует себя хорошо, а именно на сильфов. Что-то влияет на воздушную среду.

Бай Лин замер, ошеломлённый догадкой. "Как я не подумал! Ведь есть артефакт, распознающий любые подклады... Работает долго, зато выявляет всё!". Как раз сегодня он видел этот маленький предмет из серебра. Им можно обследовать все помещения во дворце. И тогда найдётся и то, что подрывает здоровье Вилан, и то, что помогает Лин Таю и Хань Джуну. Они, должно быть, уже празднуют победу.

Бай Лин сделал себе пометку в памяти и вернулся мыслями к Вилан.

— Ты ведь любишь цветы... Я велю принести сюда все, какие есть в оранжерее. Хочешь, я осыплю тебя цветами?

— Не надо. Они прекрасны, пока живые, — Вилан погладила его по голове, по сложному, жёсткому на ощупь, плетению волос, пробежала пальцами по правой боковой косе спереди и скрепляющему её конец золотому зажиму. Проследив взглядом за её движением, Бай Лин испытал замешательство: порой её прикосновения ставили его в тупик, не давая чёткого понимания, не нарушение ли это личного пространства и позволительно ли такое ей. Но если кто-то и имеет право, то только Вилан.

— Ви, я хочу остаться с тобой... Но у меня ещё тысяча неотложных дел.

— Конечно, — понимающе кивнула Вилан. — Я только кое-что скажу тебе. Раньше мне казалось, что этот юноша, Хань Лин Тай, чем-то похож на тебя. А теперь не вижу никакого семейного сходства. Между братьями, хоть бы даже и по матери только, должно быть больше общего, чем есть между вами. Прости, я уже не думаю, что он и впрямь твой брат.

— А я так просто уверен, что мы не братья. Я даже не обязан доказывать это, но хочу найти эти доказательства.

— Что ты с ними сделаешь за ложь?

— Они знают, что их ждёт.

Оставив Вилан отдыхать, Бай Лин поспешил в нужную кладовую. Кроме него, сюда не мог больше попасть никто, потому что вход открывался только его кровью. Такое условие Бай Лин внёс сам, взойдя на трон. Однако до него, судя по всему, магические реликвии лежали безнадзорными и воспользоваться ими, а то и присвоить себе, мог любой, поскольку наместник интересовался лишь всеми мыслимыми наслаждениями, которые мог получить за деньги.

Забрав то, за чем приходил, Бай Лин закрыл магическую сокровищницу и зашагал в сторону главной лестницы, решая, что первостепенно: выявить артефакт, который вытягивает силы из Вилан, или заняться прежде "родственничками". Личное дело против государственного. Хотя здоровье императрицы — это тоже дело государственное, тем более когда на него покушаются. Вопрос решился сам собой: его догнал Сунь Чжао с известием, что молодой господин Хань просит встречи с императором. Бай Лин усмехнулся: просит встречи? На ловца и зверь бежит. Не обернулась бы эта встреча для него бедой.

Хань Лин Тай ожидал императора в приёмном зале, греясь около одной из печей, встроенных в колонны. Он поклонился церемониальным поклоном — вежливо, без подобострастия. Бай Лин опустился на сидение трона, выразив этим официальность аудиенции. Ничего личного, никаких "братских" отношений: император готов выслушать того, кто заявляет о своём родстве с ним.

— Чего ты хочешь? — без вступления спросил он.

— Ваше Величество, я не сказал вам ни единого слова лжи, — произнёс Лин Тай. — Но мой отец зашёл слишком далеко, добром это не кончится ни для кого из нас. У этой истории больше подоплёки, чем может показаться.

— Почему ты говоришь об этом только сейчас? Прошло десять дней с тех пор как я давал вам возможность уйти целыми и невредимыми, вы ею не воспользовались. Теперь назад пути нет.

— Я понимаю, Повелитель. Мы в вашей воле. Просто-напросто я больше не хочу делать вид, что значу что-то большее, чем на самом деле. Это позорно.

— Говори, — милостиво разрешил император.

— Хань Джун на самом деле мой приёмный отец. Но его имя — всего лишь случайное совпадение с именем прославленного легендами героя. Он любил девушку, которая прислуживала принцессе Ин Мейли и была похищена вместе с ней. Это её он искал несколько лет и однажды нашёл. Не имею представления, кто мой отец. Кто-то из дворца императора Чунхуа. Ей удалось родить меня и отдать кому-то на воспитание, и когда Хань Джун отыскал её, мама успела сказать ему обо мне. Они увиделись только однажды и всего на минуту. Он забрал меня и увёз с собой.

— Зачем понадобилось приписывать моей матери несуществующего ребёнка?

— Мне было шесть лет, когда в наш дом явился человек в красивых одеждах, лицо и волосы которого скрывала маска. Не знаю, что именно он имел против моего отца, но ему очень быстро удалось подчинить Хань Джуна своей воле. Я смог подслушать только часть разговора. По замыслу человека в маске, меня надлежало считать за сына принцессы Ин Мейли и императора Линь Чао и прятать от чужих глаз, по прошествии лет, если и когда придет к власти её настоящий сын, я должен стать вторым лицом Юшэнга, а впоследствии — лет через пять, когда с императором произойдёт несчастный случай, — первым. Отец никогда не позволял мне даже спрашивать, кто был этот человек, но я считаю, это был посланец Ло Фэна, потому что, по дальнейшему замыслу, Юшэнг должен склониться перед Веньяном и стать его слугой. Ещё через несколько лет Юшэнг перестал бы существовать как империя и стал бы частью Веньяна.

— Дальше.

— Я медный дракон и не имею никакого отношения к роду Сакши. Но все должны были думать, что я из этой семьи.

— Как вы сделали медную чешую золотой?

— Обычной краской. Поэтому маги не смогли найти следов колдовства. Отец знал, что будут искать.

— Кто должен был бы устранить меня? Кого ещё вместе со мной?

— Императора, императрицу и детей, если бы они имелись, — всю семью разом, — убили бы ледяные драконы при помощи и участии моего отца.

— Зачем нужен такой план, если здесь имелся удобный безвольный наместник?

— За Сакши пойдёт весь народ, а наместника ненавидят и подчиняются только из страха. Восстание было только вопросом времени.

Бай Лин смотрел на Лин Тая, безропотно отвечавшего на вопросы, и не знал, смеяться до слёз или убить его на месте. А что толку? План примитивный и простой, без затей, а сработал бы. И за всем, в тени, снова стоит Ло Фэн. Работает по всем фронтам. Дёргает за верёвочки. Почему он, Бай Лин, так прост и не делает того же в ответ: не засылает шпионов, не плетёт интриги, не шлёт убийц? Потому что рассчитывает на свои силы. За год он впитал мощь стольких магических реликвий, что одно неловкое движение — и половина дворца ФанСинь обрушится в долю секунды. Маги только причитают, что для его тела это губительно, что однажды он может не выдержать таких перегрузок. Пусть причитают: сражаться с Ло Фэном не им. "Это неправда, что ты такой же, как он. Для меня ты лучше всех на свете".

— Ты сейчас выдаёшь своего отца... Думаешь, что я пощажу тебя за это?

Хань Лин Тай качнул головой.

— Раньше я никогда не был обманщиком и умереть хочу спокойно, без ненависти к себе.

— Твой отец тоже хочет покаяться?

— Нет.

Император усмехнулся и демонстративным жестом выставил на стол кристалл.

— Я проверю твои слова. Если говоришь правду, твоя участь будет чуть лучше той, какой была бы без признания вины.

На окна и двери опустилась огненная завеса, упреждая любое чужое проникновение во время воздействия артефакта. Стоило Лин Таю посмотреть на засиявший кристалл, как он уже не мог оторвать взгляда от волшебного фейерверка радужных бликов. Но этот же хоровод солнечных зайчиков захватил взгляд императора. Словно в волшебном фонаре, в его таинственной прозрачной глубине замелькали картинки — виде́ния прошлого, извлекаемые из памяти молодого господина Ханя: места, лица, звуки... Калейдоскоп событий, декораций, разговоров.

Бай Лин надеялся увидеть мать, хотя бы мельком, но эта надежда была напрасной, он и сам знал: ребёнок, каким тогда был Лин Тай, и свою-то видел всего-навсего несколько дней. Кристалл подтвердил то, что он рассказал. Самым любопытным эпизодом была встреча с таинственным посланцем Ло Фэна. Грешным делом Бай Лин заподозрил в визите самого императора Ло, но это так мелко, что навряд ли тот опустился бы до такого. Впрочем, сам или не сам, значения не имеет.

Усилием воли Бай Лин оторвал взгляд от кристалла, пока тот не начал обратную связь, и снял защитный барьер. Дёрнув за шнурок у трона, он вызвал стражу:

— В темницу его! — ровным голосом распорядился Сакши. Задержавшемуся по его знаку Сунь Чжао велел, понизив голос: — Выбери посуше. Устрой, чтобы второй узнал, что сын его выдал и брошен в темницу. И что на днях его казнят.

— Слушаюсь, — как обычно, с готовностью ответил Сунь Чжао и уж было отправился выполнять, но запнулся: — Повелитель, а это правда?

— Правда, — кивнул Бай Лин, уйдя мыслями уже совсем в другую область.

— Я считаю, старший Хань способен на всё.

— Я тоже, — ответил Бай Лин, погружаясь в дела. — Если захочет прийти ко мне, препятствий не чинить.

— Есть.

Вечерело. Больше всего ему хотелось вернуться в свою опочивальню к Вилан, ухаживать, лечить, быть нужным. А ещё — отмыться от всей этой мерзости.

За всё время разговора с подложным принцем "проявитель", едва слышно вибрируя, искал следы заклятий, наложенных иллюзий, артефактов для отвода глаз и т.д. И, кроме императорских, используемых лично Бай Лином, не нашёл ничего. Хань Джун определённо хорошо подготовился. И краска действительно оказалась всего лишь краской, нанесённой так умело, что даже это ускользнуло от подозрительного взгляда императора.

Оставив огненную завесу на дверях и окнах своих покоев, Бай Лин поднялся на ноги и пошёл вниз в покои Вилан. Две комнаты в дальнем конце третьего этажа. Он не очень любил это место. Скорее всего, потому, что здесь Вилан отдалялась от него. Он не винил её за желание побыть в одиночестве и иметь своё убежище — это вполне нормальное желание. Но в своих покоях она была какой-то другой, а он мог прийти только как гость.

Комнаты были совсем небольшие и очень уютные. Положив "проявитель" на круглый столик в середине гостиной, Бай Лин уселся на диван. Комната утопала во мраке, потому что окна были закрыты. На улице третий день валил снег, а вечером поднялась пурга. В буквальном смысле слова поднялась, доходя до верхних этажей дворца.

Он послал язычки Пламени к фитилькам толстых восковых свечей в напольных подсвечниках, и гостиная ярко осветилась. Кроме дивана в углу комнаты и столика в центре, в другом углу стоял комод, у стены слева от двери — большой резной шкаф для одежды. У стены справа — камин. На полу красные ковры-паласы и несколько пуфиков. И много растений в горшках. Уютно и укромно. Листки тонкой бумаги, исписанные кривоватыми и косоьокими иероглифами, и кисть с тушью вызвали в нём прилив нежности — Ви учится местной жизни, хочет быть частью его народа. Даже сражалась за него и с ним вместе.

Взгляд упал на послание тайного воздыхателя и лежавший на полу забытый цветок. Откуда-то с самого дна души поднялось раздражение, лежавшее до поры мутным осадком. Су Мин сказала, были ещё письма. Где они? О чём они? Она хранит их, даже если не может прочесть, или выбрасывает? Он обыскал всю гостиную и не нашёл ничего. Пришлось обшарить спальню. Тут почти не было места, куда можно было бы что-то спрятать: кровать под пологом, ещё один комод, туалетный столик, кресло у окна, шкатулка с четырьмя ящичками, расписанная вручную...

Стопка писем лежала в верхнем ящике комода, рядом с убором, подаренным императором Ло в день свадьбы. В них не было ничего особенного, только в одном высказано весьма вольное желание иметь право коснуться её руки... Без подписи, конечно, усмехнулся Бай Лин. Тайный трус боится за себя. И ведь это может быть кто угодно. Евнухов тут нет, потому что нет гарема. Их Бай Лин ненавидел почти так же сильно, как самого Линь Чао. Заносчивые выродки. Те же насильники, только не плодятся. В прежней жизни ему удавалось избегать встреч с ними благодаря способности вовремя чуять беду, хорошо прятаться и насылать безотчетный страх. Его опасались трогать, но насмотрелся он на всю эту гнусность достаточно, чтобы не иметь никаких иллюзий. И в первый же день правления выгнал всю эту шваль из своего дворца, не любопытствуя после, что с ними сталось. Таким образом, любой здесь был полноценным мужчиной и мог возмечтать о любовной связи с императрицей. "Узнаю, кто... — ноги укорочу до самой шеи!".

Уронив взгляд на шкатулку с подарком Ло Фэна, лежавшую рядом с листками, Бай Лин вспомнил: с самого появления императора ледяных драконов на их свадьбе ни разу не поинтересовался, что там. Открыв крышку, он разглядывал поразительной тонкости диадему из отлитых из прозрачного льда мелких цветов, шпильки для волос и ожерелье. Они не холодили пальцев и скорее казались стеклянными. Но сама шкатулка ощущалась ледяной. Похоже, Вилан убрала украшения в ящик и забыла о них.

"Проявитель" загудел отчётливее, и Бай Лин увидел, как снизу, из последнего ящика, струится голубое морозное сияние, — артефакт подсвечивал заряженные магическими свойствами вещи. Он выдвинул ящик. Там спряталась коробочка для мелких украшений. От неё исходил такой же холод, как от ларца с диадемой. Судя по всему, даритель тот же самый. Как к Вилан попала эта вещь? Ведь они всё ещё не разобрали свадебные подарки. Кто-то "помог", и Ви не заметила, а подарок вытягивал из неё жизненные силы. Ах, Ло Фэн... Использует все средства. И ведь нельзя преждевременно выказать ни малейшей осведомленности, иначе будет открытое противостояние, а к этому ни он, Бай Лин, ни Юшэнг, в целом, пока не готовы.

Вернувшись в свой кабинет, император едва успел сесть за стол. Что ни день, то стопка документов, которые присылает Секретариат ему на одобрение и подпись. По движению тепловых потоков он узнал шагающего в сторону приёмного зала первого генерала.

— Ваше Величество, господин Хань в ярости. Он побывал в подземной тюрьме, хотел увидеться с сыном. Его не пустили по причине отсутствия вашего личного согласия, и он пытался прорваться силой...

Бай Лин довольно улыбнулся и кивнул. Как он предсказуем!

— И что с ним?

— Ничего. Убрался с проклятиями.

— Хорошо. Иди.

— Мне... нам быть поблизости?

— Пожалуй.

Было около полуночи, когда Бай Лин решил, что сегодня уже ничего интересного не произойдёт. Обитатели дворца, по большей части, уже спали, раздавались только тихие шаги ночных слуг, приступивших к своей работе. Ему и самому хотелось лечь и расслабить тело, отпустить напряжение, но тихий внутренний голос говорил, что ещё не пора. В конце концов, закончив разбирать жалобы и заявления, он приступил к прочтению проекта выделения средств из казны на ежемесячное довольствие жителей страны. Расчёты сумм, список необходимых товаров, поимённый перечень поставщиков... Проверку этого документа Бай Лин не доверял никому и исполнителей контролировал сам.

Наконец чуткий слух императора уловил крадущиеся, едва слышные шаги. Тот, кто двигался в такой час по направлению к личным покоям владыки, меньше всего хотел быть замеченным и остановленным. Сакши склонил голову, пряча улыбку под пальцами. Он позволил пришельцу попасть в зал и даже преодолеть половину расстояния от входа до своего стола. И поднял глаза только тогда, когда в его огненный щит вонзились две стрелы.

Взлетая навстречу противнику, мгновенным переплетением пальцев он создал и направил ударную волну, отшвырнувшую Хань Джуна к дальней стене, но тот сумел затормозить в последний момент и избежать удара. Очевидно, на стрелы Хань не надеялся, потому что в его руке тут же появился меч, обвитый чёрными дымными завитками, каким сражаются черные драконы, и щит, состоящий целиком из чёрного дыма пожарищ. Он сразу же бросился в новую атаку.

Сакши завис в воздухе, объятый своим Пламенем. Вокруг него чародейские огненные символы, сплетаясь, создавали защитные поля. Он ни секунды не оставался на месте, отражая нападение двумя своими мечами из раскаленной докрасна стали.

Чёрный дракон оказался весьма достойным противником. Он не только наносил удары своим оружием, но и превращался в дым и сновал вокруг императора, выискивая слабые места, и не находя их, и сам уворачиваясь от огненных стрел, цепей, сгустков Пламени, кинжалов, шипов, пут...

С быстротой молнии они кружили вокруг друг друга, отражая натиск, ускользая от ответного нападения, используя всё военное искусство, чтобы достать и поразить врага... Хань Джун, без сомнения, не был воспетым в преданиях военачальником, но его мастерство поражало воображение. На стороне Бай Лина были природная мощь Сакши, впитанная сила не одного десятка магических реликвий, сумасшедшее упорство и поразительная воля к жизни. Его сильное, гибкое, худое тело двигалось с беспощадной, безжалостной грацией, в глубине тёмных глаз — холодная решимость покончить со злодеем и его деятельностью. Такой неотвратимой, прекрасной и безупречной бывает самая разрушительная стихия.

Бой длился целую вечность, измеряемую мгновениями, и занял всего несколько минут. Хань Джун не настолько выбился из сил, чтобы сдаться, однако император вдруг остановился. Казалось бы, судьба предоставила идеальный шанс нанести смертельный удар, но чёрному дракону хватило ума замереть, увидев на губах врага улыбку. Это не признание поражения. Это скрытое торжество победителя. Оглянувшись назад, Хань Джун обнаружил три меча, нацеленные ему в спину. Их жар обжигал кожу даже сквозь одежду. Ему ничего не осталось, как сдаться.

Казалось, они застыли в пространстве и времени, застыли в мгновении, глядя друг другу в глаза. Завеса на проходах рассеялась, и в приёмный зал с одной стороны вбежали первый генерал со стражей, с другой — Вилан. Громко и отчётливо император оповестил:

— Господин Хань Джун обманом проник в мой дом, пренебрёг гостеприимством и напал на меня с оружием. Он был предупреждён о последствиях своего поведения, но отказался поступить благоразумно. Позже я решу, какого наказания он заслуживает. Уведите его в темницу.

— Ви, что ты делаешь?

У Бай Лина был такой уставший и измученный вид, что Вилан всерьёз испугалась. Бледная кожа стала просто серой, лицо вытянулось. Она схватила мужа за руку, потащила в спальню и, отпустив у самой кровати, откинула одеяло и уже собралась снять с него ханьфу, но Бай Лин перехватил её запястья.

— Укладываю тебя спать.

Он хотел удивиться, но глаза закрылись сами собой, и он уткнулся лицом в её плечо. Вилан всё-таки мягко высвободила руки из его пальцев, уложила в постель и укрыла одеялом.

— Ваше Величество, как ваша жена и императрица Юшэнга я велю вам завтра оставаться в кровати весь день.

— Невозможно. Завтра особенный день... — проговорил Бай Лин сквозь сон.

— Дела подождут!

— А народ нет...

Вилан улыбнулась и села рядом. Бай Лин спал. Она осторожно поправила край ворота его верхнего платья. Непостижим обычай аристократов нижнего мира спать в нижней одежде и верхнем платье, снимая на ночь только ханьфу. Конечно, случись в доме пожар, — и ты одет и, не тратя времени, спасаешь самое дорогое (у кого что/кто). Приходилось соответствовать. Она и сама теперь только снимала женское ханьфу из газовой и шелковой ткани, но спать в рубашке с тонкими лямками и открытыми плечами зимой холодно, даже несмотря на камин, и она надевала поверх ещё рубашку с рукавами.

Вилан вынула шпильку и сняла с головы Бай Лина тяжелую заколку-корону, чтобы не поранился невзначай. Позволила себе несколько минут побыть рядом, разглядывая его. Выражение лица у него сейчас было строгим и даже немного суровым. Как же он устал, должно быть, а отдыха так мало. Всё эти государственные дела... Вглядываясь в неподвижное чистое лицо, в котором нет ничего лишнего, только дарованное природой и обязательно для владыки усиленный помадой цвет губ, она в который раз про себя называла его самым красивым на свете. Но, увы, больше ничто не напоминало того юношу, которого она всё ещё любила тайной, почти безнадёжной любовью. Вилан наклонилась, поцеловала местечко между бровями, потом встала и вышла.

Зевающие слуги приводили приёмный зал в порядок. Немудрено — почти час ночи. Но Вилан это мало интересовало. Должно же быть какое-то преимущество в её положении.

— Найдите мне генерала Сунь! — велела она, вложив в голос самую повелительную интонацию, на какую оказалась способна. — И чтобы об этом никто не знал.

Сунь Чжао явился спустя четверть часа, тоже до смерти уставший, но крепившийся. Очевидно, найти его оказалось непросто. К этому моменту слуги унесли разломанную мебель, собрали обломки и мусор и ушли, и в зале они говорили наедине.

— Моё почтение, Ваше Величество.

— Господин Сунь. Скажите мне вкратце, что здесь произошло.

Сунь Чжао поколебался. Император не давал ему разрешения распространяться об этом, тем более, Её Величеству. Имеет ли он право волновать её? С другой стороны, это супруга императора. И прямо сейчас она ждёт ответа. Генерал огляделся.

— А Его Величество?..

— Отдыхает. Так что?

Сунь Чжао наконец решился. За такое не убивают, вряд ли император казнит его за ответ на вопрос.

— Хань Джун и Хань Лин Тай — заговорщики. Его Величество раскрыл их преступные замыслы, их бросили в подземную тюрьму до вынесения высочайшего приговора.

— Ясно, — Вилан сама поразилась, сколь малое впечатление на неё это произвело. — Генерал Сунь, не поймите неправильно мой второй вопрос. Несколько дней я ничем не интересовалась и почти нигде не была. Что за день завтра?

— День красных фонарей, Ваше Величество.

— И что?

— В этот день год назад произошла коронация Его Величества. Первая годовщина правления Сакши. Завтра весь народ в честь Повелителя зажжёт красные фонари. Его Величество должен произнести речь на главной площади. Во дворце состоится приём, на котором его будут поздравлять и чествовать. Ваше Величество, вам тоже нужно что-нибудь подарить своему императору, ведь и вы теперь его подданная.

Вилан кивнула. Вечером она сделала последние стежки, осмотрела своё творение и осталась довольна. Вот, значит, к какому событию торопилась приготовить подарок. Тихий внутренний голос бесконечно мудр.

— Благодарю, господин Сунь. Пусть разговор останется между нами.

Когда Бай Лин открыл глаза, было позднее утро. Спальня оказалась пустой. Просыпаться одному не так уж приятно, даже если остаёшься один ненадолго. Должно быть, Ви опять где-то занимается своими делами. Теперь весь дворец ФанСинь в её распоряжении. "Почему я всё время думаю о ней? Всё во мне тянется к ней. Даже когда мысли заняты другим, она всё равно где-то на краю сознания. Люди в иногда говорят, что у кого-то совсем нет гордости... Хм. Я знаю вкус одиночества и теперь знаю вкус любви. Что такое гордость в сравнении с ними?".

Вилан неслышно остановилась на пороге, издали заглядывая под полог. Опасается разбудить... Это так приятно, когда берегут твой сон не из страха наказания, а из любви. В руках у неё был поднос, и с ним она пересекла комнату и села на край постели, поставив его на столик рядом.

Бай Лин подтянулся на руках и сел, и Вилан поцеловала его в щёку с приветствием "С добрым утром!", налила в чашку исходящий паром чай и ложечкой положила на печенье цветочного варенья. На ней был простой утренний золотисто-голубой наряд, в волосах несколько драгоценных золотых веточек с голубыми эмалевыми цветами, на губах милая спокойная улыбка. И снова он не находил, что бы сказать, и не хотел нарушать ласковую тишину между ними. Если бы можно было остаться в этом мгновении. Лишь бы ничто не нарушило этих нескольких минут между ними...

Вилан подносила к его губам то чашку, то печенье. Как она узнала, что ему хотелось, чтобы она делала именно это?

— Нравится? Такое печенье и чай готовят в эту пору в Зелёных Холмах. Правда, некоторых ингредиентов я не нашла, господин главный повар очень расстроился, что не удалось соблюсти рецепты в точности.

— Ты готовила? Так рано? — удивился Бай Лин. На самом деле, было необыкновенно приятно, что ради него она встала раньше и потратила своё время.

— Мне хотелось тебя порадовать.

— Спасибо!

Сдобное печенье, покрытое изящной росписью из розовой и белой глазури, напоминало первые весенние цветы. В чае чувствовались медовая сладость и аромат засахаренных фруктов.

— В последнее время я невнимателен к тебе. Но сегодняшними мероприятиями правда нельзя пренебречь.

— Я уже немного знаю об этом.

— Ви, ты хочешь провести вдвоём день или даже два? — в голосе Бай Лина прозвучала несмелая надежда.

— Конечно, хочу! — выпалила Вилан не раздумывая.

Лицо Бай Лина озарилось счастливой улыбкой, в зеркальных отблесках тёмных глаз зажглись звёзды.

— Тогда подожди немного. Обещаю, так и будет.

— Подожду.

Непосредственно празднование началось вечером с наступлением темноты. Весь день Вилан и Мальви наблюдали за суетой слуг, за украшением тронного зала и пути следования к нему гостей. На этот раз высокие гости приглашены не были, прибыл только нарочный из Небесной Гавани и по переданной через ветер просьбе Мальви привёз в качестве подарка две шахматные доски: и каждая из досок, и все вырезанные из дерева фигуры были неповторимыми произведениями искусства двух великих резчиков Облачных высот.

— Одна нам с тобой, — объяснила Мальви Вилан. — Другую преподнесу венценосному зятю. Плакать хочется, когда вижу эти их черные и белые "блины", которые двигают по доске⁽¹⁾. Никакого удовольствия от игры.

— Ну, ты даёшь, Лала, — засмеялась Вилан. — Только ты могла придумать такой подарок.

— Твой не хуже, — Мальви обняла её за плечи, — я даже не знала, что ты освоила вышивку. Никогда не видела тебя с иголкой и холстом в руках.

— Знала бы ты, как вышивает Бай Лин, — Вилан вздохнула. — Мне до него далеко.

— Он умеет вышивать? — удивилась Мальви.

Вилан рассказала о двух брачных вуалях, вышитых им для неё. О его высоком мастерстве, которому Вилан даже слегка завидовала. Интересно, генерал Сунь тоже умеет вышивать? Ведь и ему предстоит вышить свадебный покров для своей невесты. Впрочем, Лала великодушна и простит ему любые огрехи. И даже, вероятно, сама потом поправит косые стежки.

— Уверена, Бай Лин оценит даже половую тряпку, если ты приложишь в ней руку, — заверила Мальви.

Император сидел в зале и пытался читать... В общем, гипнотизировал взглядом древний манускрипт. На губах сама собой возникала мечтательная улыбка, не имевшая никакого отношения к тексту. В груди было так тепло и приятно... Он думал об утреннем разговоре. Провести дня два с Вилан — большего он не может себе позволить — как простые бессмертные, ничем не обременённые... Это ли не счастье? Ему было так хорошо в эту минуту... "Ви, я люблю этот мир только потому, что в нём есть ты. Люблю, потому что ты научила меня любить. Я не боюсь боли и смерти — боюсь остаться без тебя. Пока ты со мной, я выдержу и вынесу всё. Пока ты есть в этом мире, я буду его хранить и беречь...".

— Ваше Величество, прошу о милости... — тихо позвал генерал Сунь с самого порога. В прошлый раз, когда Бай Лин пробовал применить только что поглощённую силу какого-то артефакта, не имеющего практической ценности, не вовремя сунувшегося под руку Сунь Чжао вышвырнуло в окно.

— Входи.

Сунь Чжао бодро подошёл к столу императора, чувствуя, как с каждым шагом убывает храбрость, которой он набирался всё утро и полдня. Судя по улыбке, Его Величество пребывал в хорошем настроении. Вряд ли он отказал бы, но у первого генерала язык к горлу прилипал, когда он видел своего господина.

Не отрывая глаз от свитка, Бай Лин разрешил:

— Говори.

Сунь Чжао откашлялся и нырнул в омут головой вниз.

— Повелитель... Я хотел бы поговорить о принцессе Мальви...

— А что с ней?

— Я прошу руки Её Высочества.

Брови императора удивлённо дрогнули, и он наконец поднял взгляд на главнокомандующего своей армией. Сунь Чжао, испугавшись собственной дерзости, упал на колено и склонил голову.

— Ваше Величество, простите! Я понимаю, что прошу слишком много!

Бай Лин, отрываясь от своих мыслей, встал, обошёл стол и, приблизившись к Сунь Чжао, поднял его на ноги.

— Почему слишком много?

— Мальви — принцесса, дочь короля Зелёных Холмов и теперь ваша родственница через Её Величество. Я не ровня ей ни по происхождению, ни по благосостоянию. Прошу не гневаться за дерзость!

— Да я не гневаюсь. Меня удивляет, что тебе потребовалось столько времени.

Бай Лин, заложив руки за спину, прошёлся по залу. Да, это упущение: самый преданный его соратник, отдающий службе всего себя, настолько небогат, что стесняется этого, сватаясь к девушке. Хотя, по мнению Бай Лина, это вообще не могло служить препятствием для счастливой семейной жизни, он сделал себе заметку исправить этот свой недочёт.

— А что говорит Её Высочество? Как она к этому относится?

— Она сказала, что согласна. Тем более что теперь и ей тоже путь домой закрыт.

Зелёные Холмы... Таинственная страна альвов. Вилан крепилась, но была так подавлена и расстроена упорным нежеланием короля Эллана принять её брак с пятнадцатым принцем Линь и затем с императором Юшэнга, что Бай Лину хотелось спалить дотла эту крошечную территорию, прожечь проклятые холмы до основания, превратить их в огненный ад со всем, что там есть, испепелить до чёрных дымящихся дыр. Ему не было дела до обид и чаяний Эллана, и на Зелёных Холмах свет клином не сошёлся. Но Ви расстраивалась из-за демонстративного королевского пренебрежения, отверженная, второсортная, ненужная, оставленная за порогом. А теперь и невестка стала изгнанницей, потому что захотела жить сердцем, а не навязанными правилами, выбрать свой путь сама. Разве это повод изгонять из родных земель? И если она хочет, пусть живёт здесь. Дворец большой, и она никому не мешает.

Бай Лин всю жизнь сам был таким и хорошо понимал чувства девушек. Когда у них с Ви появятся дети, он не будет заставлять их жениться на тех, к кому не стремится сердце. Никакая политика не имеет права ломать жизни. Хотя ему повезло, с другими этого может не случиться.

— Если между вами всё хорошо, назначьте день свадьбы, я прикажу начать подготовку.

— Ваше Величество, благодарю за вашу щедрость.

Бай Лин положил ладонь на его плечо.

— Ты заслужил и большее. Это честь для меня, что ты рядом, — он уже хотел вернуться за стол, к делам, но остановился: — Вечером отправляйтесь погулять с принцессой. Пусть тебя кто-нибудь сменит.

Когда вечер укрыл столицу, для их Величеств подали паланкин. Внутри он был вместительным, по сравнению с каретой казался целой комнатой. Ради праздника занавеси были отдернуты. Сегодня каждый житель города мог и имел право увидеть своего повелителя.

Четверо носильщиков пронесли паланкин по всем главным улицам. Император величественным взмахом руки отвечал на приветствия подданных, голоса которых звенели искренней радостью, на пожелания долгих веков здравия и правления.

— Никогда не слышала ни об одном владыке, кто бы завоевал такую любовь и уважение своего народа, да ещё в такой короткий срок, — заметила Вилан, выглядывавшая из окошка довольно редко. Сегодня день чествования Бай Лина, а она тут пока что без году неделя.

— Они устали от плохой жизни и бесконечных невзгод, — ответил он, и Вилан подумала, что император, хоть и молод, но мудр не по возрасту. — Правитель нужен не для того, чтобы обирать свой нищий народ, а чтобы обеспечивать его защиту и благоденствие. Тогда не придётся опасаться ненависти, восстаний и убийц из подворотни.

— Если бы все правители так поступали, то весь нижний мир был бы благословенным местом.

— Улыбайся. Все должны видеть, что у нас всё хорошо, это успокаивает.

Вилан старательно улыбалась в оба окна. На самом деле, настроение у неё всё поднималось. Её радовали славословия и восхваления, которыми осыпали императора. Их она слышала даже днём в открытые окна: с самого утра по городу ходили посыльные из дворца и всем и в каждом доме раздавали праздничные дары. Не что-то дорогое, но мало применимое, а полезные вещи и еду. Если бы Его Величеству вздумалось выйти сейчас из паланкина, его несли бы по улицам на руках.

Речь Сакши была краткой. Он благодарил свой народ за доверие и за то, что, благодаря терпению и поддержке пламенных драконов, у него есть родина и дом. И что, пока он жив, он будет верен своим подданным. Сегодня не его день, а их общий. "Нам не нужны чужие земли. Но наше останется нашим!". Он не говорил красивых слов, но каждая его реплика заканчивалась горячим согласием собравшихся. Обращаясь к горожанам, Бай Лин держал Вилан за руку, подчёркивая единство императорской семьи.

Ради этих нескольких минут посреди главной площади столицы поставили небольшой помост. На нём стояли император и императрица среди своего народа. Не над, не в стороне, а посреди.

Все, кто пришёл послушать и посмотреть на своего владыку, принесли с собой на палке по круглому фонарю из гофрированной красной бумаги, внутри которого светила укреплённая свеча. Красный свет лился отовсюду, озаряя лица зрителей.

На всех домах и всех улицах висели красные фонари. Богачи вывесили по десятку, бедняки по одному. Зато все знали, что Его Величество куда больше благоволит простому люду, а аристократии его милость приходится заслуживать.

Когда они вернулись во дворец и подошли к тронному залу, их прибытие торжественно объявили:

— Его императорское Величество Линь Бай Лин и Её императорское Величество Вилан!

Приглашённые в полном молчании согнули спины в церемониальном поклоне, сложив руки, пока император и императрица шли к тронному возвышению, и выпрямились, когда заняв своё место, Его Величество махнул рукавом.

Церемониймейстер объявил, что Повелитель готов принять поздравления. По обычаю предков, честь поздравить первыми принадлежит членам семьи.

Единственными членами семьи, находившимися в данный момент во дворце, были Вилан и Мальви. Днём они выспросили у придворного мастера церемоний нюансы этого действа и потому впросак не попали.

Поздравления от своей семьи император, согласно этикету, принимал стоя.

— Ваше Величество. Любимый и безмерно уважаемый супруг. Поздравляю с годом испытаний, выдержанных безупречно. Я горжусь честью быть вашей подданной!

Вилан взяла у своей горничной серебряный футляр с тонкими морозными узорами и резьбой посередине и с поклоном преподнесла своему новому владыке. Выпрямившись, она встретилась взглядом с Бай Лином. Он смотрел тепло и нежно и в этот момент явно видел её одну. И её подарок принял особенно бережно, положив рядом с собой на сидение трона.

"Что там такое? Что она приготовила? — Бай Лин не мог сдержать улыбку от охватившего приятного волнения. — Как узнать? Если открыть прямо сейчас, увидят все. Нет, надо подождать. "Любимый и безмерно уважаемый супруг...". Она так чувствует, или эти слова подсказаны следованием придворному этикету? С ней ничего не знаешь наверняка. Что там всё-таки такое?".

Следующей заговорила Мальви. Она совершенно искренне поблагодарила за доброту, понимание и великодушие. Её подарок Бай Лин принял так же благосклонно. Потом, сев, показал знаком, что готов уделить внимание всем остальным. Министры и прочие сановники подходили, изощрялись в комплиментах и витиеватых пожеланиях, соревновались друг с другом в стремлении поразить повелителя необычными подношениями. Две девушки-прислужницы, стоявшие за тронами, относили их по одному на большой стол, специально приготовленный для презентов.

Церемония длилась так долго, что Вилан успела заскучать. Мальви сидела на креслице рядом и развлекая её разговором.

— После этого мы с Сунь Чжао пойдем на праздник в город, — похвастались она. — Представляю, как там весело. Император его отпустил на сегодня.

Вилан не имела представления, что там у Бай Лина дальше по плану, и слегка позавидовала невестке.

— Тут все занимаются арифметикой, обращаясь к кому-то или о ком-то упоминая, — заметила Мальви через несколько минут. — Младший сын, старший брат, третья жена, пятый дядя, седьмая вода на киселе... Мы выяснили, что Бай Лин мой третий зять, а я его третья невестка. И вот со дня вашей свадьбы обращаемся друг к другу исключительно при помощи цифр. Тут с именами вообще неразбериха полная.

— Как это? — удивилась Вилан.

— Ну, например, мужчину по одному только имени никто не имеет права называть. Только самые близкие ему женщины: мать, сестра или жена. У жены ещё есть право перед личным именем мужа ставить приставку "А" — вот как ты делаешь. Это самое-самое ласковое и нежное обращение. Но больше этого права нет ни у кого. Даже отец и братья называют его по фамилии и имени. И ни одна женщина в семье, кроме этих самых близких, не может назвать мужчину по имени. Хотя, справедливости ради, мужчины, за исключением мужа, брата и отца тоже не могут назвать женщину просто по имени, даже жених.

— Как сложно!

Когда Бай Лин разрешил Вилан называть себя так, она не удосужилась полюбопытствовать, что это означает. Бедняжка Мальви. Побегай от нечего делать по дворцу и городу — ещё не то узнаешь. Кроме того, они трое встречались так редко, что Вилан ни разу не слышала, как обращаются друг к другу Бай Лин и Мальви.

— А что это Су Лу так на тебя смотрит? — поинтересовалась Мальви, когда поток гостей начал редеть.

— Как? — Вилан нашла взглядом стоящих в стороне Су Лу и Су Мин, тихо беседующих о чём-то своём.

— Ну-у-у-у, я бы сказала, что или он неравнодушен к тебе, или интригует тебя, чтобы набить себе цену, или что-то задумал.

— Я думаю, второй или третий вариант. Если спросить напрямик, вряд ли скажет.

— Вряд ли. Я могу попробовать как-нибудь выяснить, что у него на уме.

— Лала, лучше держись от него подальше, — предостерегла Вилан.

Приняв последние поздравления и подарки, Его Величество поднялся на ноги, и все разговоры в зале тотчас смолкли.

— Сегодняшний день принадлежит не мне одному, но всем нам. Минул год нашего совместного труда и общих усилий, вложенных в укрепление и процветание империи Юшэнг. Мы вправе гордиться результатами. Но для радости есть ещё один повод: я объявляю о помолвке между Её королевским Высочеством принцессой Мальви из страны Зелёных Холмов и главнокомандующим армией Юшэнга, первым генералом Сунь Чжао. Сегодня генерал Сунь просил у меня руки Её Высочества, и, поскольку генерал Сунь и принцесса Мальви давно любят друг друга, им даровано право вступить в брак. Дата свадебного торжества будет оглашена позднее.

Занятые разговором, Вилан и Мальви не заметили, что Сунь Чжао давно стоит рядом с креслом своей невесты. После объявления о помолвке приглашённые принялись со своих мест, кто где стоял, кланяться с традиционными приговорами: "Поздравляем!..", "Долгих лет счастья!.."... Мальви встала и любезно и благодарно кивнула несколько раз.

Обе они не имели представления о предстоящем оглашении помолвки. Сунь Чжао опустил виноватые глаза, вспомнив, что забыл за заботами и беготнёй сообщить Мальви счастливую новость. Но она и не сердилась. Надо же: просил её руки у Его Величества. А у кого ещё просить, если она уже не смеет вернуться домой? У кого просить, когда с Зелёных Холмов раздаётся тишина? Теперь "старший" родственник — император Юшэнга. Так вышло.

Ужин, разговоры, выступления танцовщиц, специально к празднеству подготовивших особенный танец... Всё это длилось нескончаемо долго. Наконец, в девятом часу, по знаку повелителя, вечер закончился и гости разошлись. Сунь Чжао и Мальви незаметно исчезли.

— Подать самую скромную карету без моих личных знаков, — негромко распорядился Бай Лин и обратился к Вилан: — Теперь и мы свободны.

— Что будем делать?

— Увидишь. Надень что-нибудь попроще.

Вилан так и сделала: надела штаны и кофточку из плотной ткани, тёплое светло-розовое верхнее платье, утеплённое ханьфу, плотный плащ, отороченный мехом, сменила туфельки на мягкие сапожки, сняла корону и почти все украшения.

Бай Лин рассматривал подарок Вилан. Что бы он ни представлял себе, но такого вообразить не смог. На полотне примерно в метр в ширину и полтора в высоту она вышила его портрет. На него смотрел молодой мужчина, каким она видела его: великолепный, величественный, поразительный, в элегантном тёмном наряде, украшенном чёрным мехом, и роскошных золотых украшениях. Совершенство до чёрточки, до последнего штриха. В выражении тонких губ горчинка, а глазах — непроходящая усталость. Впервые он видел себя её глазами.

Техника вышивки была незнакомой: воздушные петли, завязанные у полотна в узелки. Поверхность мягкая, как ковёр, её хотелось прижать к лицу. Желая полюбоваться изнаночной стороной портрета, Бай Лин перевернул его... и нашёл ещё один. С другой стороны был изображён пятнадцатый принц Линь. Эту часть своего прошлого Бай Лин старался забыть, в ней не было ни одного по-настоящему хорошего дня. Нет, не так. Ни одного хорошего дня до того, как прибыла делегация из Небесной Гавани. Вилан стала его избавлением от непрекращающегося тоскливого кошмара. И того, кто дал им двоим приворотный эликсир, следовало озолотить. Хотя и теперь, должно быть, не поздно, если И Мин всё ещё жив.

Бай Лин смотрел на принца Линь, как смотрят на постороннего. Тоже красив, но слишком хрупок. Он и впрямь сиял как луч лунного света в морозную зимнюю ночь, или это Вилан видела его таким? Ви удалось ухватить и показать глубоко спрятанные во взгляде душевный холод и терпение безнадёжности того, кому рассчитывать было не на что. Как далеко ушло, откатилось назад это мерзкое, постылое существование жалкого отщепенца, никому не нужного, никем не любимого и никого не любившего, не знавшего ни капли тепла и цеплявшегося за жизнь просто назло своим врагам... Что Ви хотела сказать этим? Пятнадцатый принц Линь и император Юшэнга. Кем был и кем стал?

— Ви! — окликнул он. — Что означает твой подарок?

— Это не объяснить, слова неуклюжи и бесцветны. Я надеялась, что ты поймёшь сердцем.

— Я хочу услышать от тебя.

Вилан взяла своё творение в руки и, глядя на него, как будто ушла, растворилась вдали, оставив вместо себя тень.

— Однажды я влюбилась в одного юного принца. Во всё, что увидела в нём. Он поразил меня в самое сердце, как поражает копьё. Насквозь. Навылет. И, хотя это казалось таким глупым, я вышла за него замуж. А потом этот юноша так изменился... Какие-то перемены я упустила, какие-то только успевала проводить глазами... И вот сейчас передо мной повелитель огромных территорий, почти обожествляемый своими соплеменниками. И всё в нём очаровывает и удивляет. И всё — каждый взгляд, каждую улыбку, каждое слово, каждый жест, что бы он ни сделал и ни сказал, — даже самое тёмное в нём, — я принимаю и люблю. Но всё ещё есть тот, кто вышивал мою первую брачную вуаль. Это два мужчины, обоих я люблю одинаково горячо, но по-разному. И ни один из них не сможет занять место другого. Но как бы я хотела ещё раз увидеть того, за кого выходила замуж в первый раз!

"За что ты любишь его? — хотел спросить Бай Лин. — Он не любил тебя, только использовал и был жесток. Это я тебя люблю. Почему ты дорожишь им?!".

Выходит, что даже это ничтожество, как называл его Линь Чао, не имевшее к себе уважения настолько, что не решалось подняться на крышу своей тюрьмы, дворца ЦзеЛю, и прыгнуть вниз, — даже оно оказалось любимо. Что ж, таким оно было, это ничтожество, под влиянием обстоятельств неодолимой в тот момент силы. Сложись жизнь иначе, вероятно, они бы не встретились. Стоила ли эта встреча десятков лет унижений и побоев? Да, стоила, хоть всё могло быть куда лучше.

Бай Лин бережно отложил портреты, шагнул вперёд и обхватил за плечи свою дорогую, гладя её по голове. Горячие слезинки скользнули из уголков глаз к подбородку.

— Мы как будто сбегаем... — смеялась Вилан, не понимая, что задумал Бай Лин.

Они бежали по коридорам, держась за руки. Бай Лин, прекрасно ориентируясь в своём огромном доме, нарочно выбирал те, где не было никого.

— Мы и сбегаем! — его лицо светилось такой любовью и лаской, что Вилан чуть не позабыла смотреть под ноги.

В простых одеждах из тёмно-серого бархата, без украшений он казался проще и ближе. Их ждала карета, скромная, ничем не примечательная, почти незаметная.

— В город! — велел он, забираясь следом за Вилан и захлопывая за собой дверцу. Кучер стегнул лошадей, и они взяли с места так резко, что Бай Лин, ещё не успевший сесть, чуть не упал на неё, хорошо, что сумел упереться ладонью в стенку экипажа. Сильфида обняла его за плечи, удерживая в равновесии и прижимая к себе.

— Мы ведём себя как... — Вилан покачала головой, подбирая слова. Ей было смешно, неловко, весело и немножко стыдно, как будто они вытворяли какую-нибудь шалость.

— ...влюблённые?

1) Имеется в виду игра, похожая на древние китайские шахматы сянци.

Вернуться к тексту

Мягкий красный свет фонариков, льющийся отовсюду, заливал улицы, переулки, площади, торговые ряды, дома и дворы. В небо то и дело взмывали огненные цветы, животные, корабли и даже почти настоящие драконы.

На улицах было так многолюдно, что порой приходилось нелегко просто не потеряться.

Они держались за руки. Не только потому что боялись разлучиться, но и сберегая тепло и единение. На них никто не обращал внимания: драконы шумно веселились. В этот вечер на улицы высыпали все.

То тут, то там раздавалась весёлая музыка, нехитрые мотивы подхватывали разноголосые певцы, их пение прерывали взрывы хохота, если исполнителю случалось "дать петуха". На деревянных столах вдоль улиц продавалось всё, что было угодно любому покупателю в праздничный день: от конфет и приносящих удачу, любовь, счастье и богатство бусин до гребней для волос. Ароматные свечи, фонарики, душистое мыло, раскрашенные маски, игрушки, разнообразные лакомства, воздушные колокольчики, амулеты, шкатулки, посуда, деревянные и стеклянные фигурки, атласные ленты, подвески на пояс и веера...

Какое счастье идти вдвоём и никуда не спешить, уделять друг другу всё своё внимание, делить удовольствие от общения, наслаждаться радостью момента... Их не замечали, и это радовало так же, как и шумное веселье вокруг. Сегодня они были такими же горожанами, как и все.

— Цветы! Прекрасные свежие цветы! Господин, купите цветок для вашей дамы!

Откуда-то повеяло благоуханным ароматом, и перед ними появился нагрубо сколоченный прилавок, уставленный вазами с охапками цветов, — красных, жёлтых, белых, голубых, сиреневых... Сладостный запах навевал мечты о счастье — таком, какое бывает воспето только в легендах и песнях.

Девочка-подросток в драной шали окликала проходящих мимо и обещала:

— По выбранному цветку госпожа Лунь, известная прорицательница, предскажет ваше будущее!

Бай Лин посмотрел на неё с неподдельным интересом: предсказание госпожи Лунь, сделанное ему год назад в Чунхуа, сбылось полностью. Хотя он допускал, что истинный смысл раскрылся ещё не до конца. Какой путь проделали провидица со своей помощницей, чтобы очутиться здесь... И опять они встретились. Но прежде было всё равно, а теперь он опасался узнать своё будущее.

Видимо, девчонка тоже узнала давнего покупателя, побежала навстречу:

— Прекрасный господин! Вот счастливая встреча. Сегодня вы купите цветочек для своей милой дамы? Госпожа Лунь сделает вам предсказание!

— Хочешь цветок, Ви?

— Хочу!

Бай Лин внимательно рассмотрел букеты в вазах, собранные из самых неожиданных сочетаний цветов по цвету и форме, они выглядели только что срезанными, хотя девушка, конечно же, провела тут весь день. В конце концов, он вынул из вазы большой красный мак и, дав Вилан полюбоваться красотой алой чашечки и пыльно-чёрной сердцевины, воткнул его в волосы жены.

— О! — глаза цветочницы заблестели. — Его выбирают очень, очень редко.

А потом Бай Лин вложил в пальцы продавщицы несколько золотых монет и, нагнувшись, что-то прошептал. Девушка потрясённо поглядела на него: вероятно, весь товар не стоил и половины тех денег, которые она получила за одну минуту. Судорожно кивнув, она откинула полог шатра, стоявшего, как и прежде, позади цветочного прилавка. Из него призывно лился жёлтый свет от десятка расставленных свечей, и на секунду в приоткрывшейся глубине шатра мелькнули небесно-голубого цвета женские одежды.

— Прошу, молодой господин, барышня! Предсказательница ждёт вас.

— Пойдём вместе?

— Я не хочу. А ты иди. Я подожду здесь.

Бай Лин покачал головой, но настаивать не стал и вошёл в шатёр один, полог за ним опустился. В прошлый раз, несмотря на суматоху вокруг, Вилан слышала всё, что сказала провидица. Знала, что услышит и теперь.

— А вы, барышня? Почему не хотите узнать, что вас ждёт? Всё, что говорит моя госпожа, сбывается. Она вас не обманет.

— Я и сама могу увидеть своё будущее, и даже будущее моего мужа, — отозвалась Вилан. — Только порой лучше совсем ничего не знать.

Она рассматривала гуляющих. Принарядившиеся женщины прохаживались по двое-трое, дети бегали и резвились между остановившимися поговорить старшими, молодые люди нарочно явились поглазеть на яркое многоцветное убранство улиц и вереницу красавиц, а мужчины постарше сопровождали жён и дочерей, переходивших от лотка к лотку, от одного стола к другому в поисках покупок и развлечений.

Продавщица продолжала предлагать цветы каждому проходящему, но у Вилан появилось ощущение, что она и её хозяйка здесь именно ради Бай Лина. И в тот раз тоже. Она подошла к столу с разложеными на столешнице браслетами. Браслеты были довольно просты, по сравнению с теми драгоценностями, что ей преподносил император из своей сокровищницы. Но они выглядели мило и изящно, и Вилан остановилась полюбоваться.

— Я снова встретила того, кто однажды выбрал золотистую хризантему и получил её послание. Мой господин не хочет, чтобы его узнали, и я эту тайну не выдам...

Вилан не видела госпожу Лунь, но её голос, источавший неведомую, таинственную сладость, похожую на медовую дыню, слегка подпортил ей настроение. Хорошо, что Бай Лин не из тех, кто влюбляется с первого взгляда. Наверное, даже не с десятого. Хотя, вероятно, ему ещё не встретилась такая женщина. Она поморщилась: до сих пор подобные мысли ни разу не приходили ей в голову. Она отошла дальше, чтобы не слышать того, что скажет эта чародейка. Просто потому, что если А-Лин захочет, то и сам расскажет. А лишнее знать ни к чему.

В воздухе медленно и плавно кружили легчайшие сухие снежинки. Упав на землю, они сверкали блёстками. Женщины на ходу раскрывали зонтики с плоскими крышами, чтобы не испортить прически. Вилан накинула капюшон и убрала распущенные волосы.

Бай Лин сидел на скамейке за низким столиком, а перед ним стояла тонкая, полупрозрачная фарфоровая чашечка ароматнейшего чая, заваренного лично предсказательницей. Госпожа Лунь, опустив длинные тёмные ресницы, чарующим плавным голосом передавала послание второго цветка. Она оставалась всё той же загадочной красавицей, покоряющей своей скромной тихой прелестью. Наверное, время совсем не властно над ней. Язычки свечей, расставленных на предметах обстановки, золотили её чёрные волосы, уложенные в высокую строгую причёску. Она была восхитительна и изящна, как первый цветок весны. И он бездумно любовался ею, как любовался всякий.

— Красный мак похож на бумажный фонарик. Он означает верность и преданность... Выбравший его идёт за своей любовью по всем дорогам, по пересечениям миров, и никакие двери, замки́ и решётки не могут удержать его душу. Это чувство не избыть ни бедам, ни радостям, ни самой смерти, потому что дороги миров бесконечны, куда бы они ни вели, — даже в самый ад. Красный мак — это символ одной любви до конца всех времён. Это одновременно непередаваемое счастье и проклятие.

— Почему проклятие?

— Потому что её не обойти, с ней не разминуться. У неё много имён, но всегда один и тот же лик, который узнаёт чуткое сердце...

Бай Лину это мало о чём говорило. Как и в прошлый раз, предсказание во всей своей неконкретности вызвало ощущение зря потерянного времени. Он поблагодарил провидицу и двинулся к выходу. Но вновь зазвучавший голос, похожий на шелест сухой листвы, остановил его у самого порога:

— Не каждый может испытать свою крепость до конца. Этот путь тяжел и страшен, идущий им умирает и воскресает раз за разом, познаёт предательство и боль, но и награда велика, если его любовь терпелива, чиста, искренна и милосердна, если в ней нет гордыни, зависти, зла, себялюбия и неправды...

Бай Лин запомнил, затвердил наизусть всё сказанное госпожой Лунь. И в прошлый раз смысл её слов дошёл далеко не сразу, вызвав поначалу то же раздражение. Видимо, так будет и теперь. Отбросив лишние мысли, он решил обдумать всё это после, в одиночестве.

Вилан он нашёл неподалёку. Увидев его, она помахала рукой и поспешила навстречу. Император знаком подозвал девочку-цветочницу и вложил в её ладошку золотую монету.

— Это тебе. Купи себе тёплый красивый наряд.

Вилан взяла его под руку.

— Как ты добр! — искренне высказалась она.

"Каким варваром был Линь Чао! — ей хотелось затопать ногами от бессильного гнева. — Как можно было так обращаться с ним! С другой стороны, только познавший зло умеет ценить доброе".

Сильфы обладают даром перемещаться не только в воздухе, но и в пространстве сновидений. Несколько раз за время брака Бай Лину снились моменты его прошлого. По учащающемуся дыханию и беспокойным движениям она сразу догадывалась, что он возвращается в дни своей жизни в Чунхуа. Прячась между сном и дрёмой, она легко проскальзывала в его виде́ния и, накинув на себя густую вуаль, за руку выводила из жутких тоскливых кошмаров, а после долго чистила свою память от его воспоминаний.

— Тебе понравилось что-нибудь? Я куплю тебе всё, что захочешь.

— И кто это у нас тут?

Незаметно их догнали Сунь Чжао, Мальви и Цзю. "Эх!" — вслух вздохнул Бай Лин, его вздох был не громче дуновения ветерка, и услышала его только Вилан. Вот тебе и побыли вдвоём. Утешало только то, что те двое здесь за тем же. А вот что это была его идея — нет. Вездесущая Цзю, конечно, увязалась за компанию. Он уже хотел сдвинуть брови и командовать "Разойтись!", и тут Мальви, решившая получить все мыслимые удовольствия от вечера, рванула к палатке со сладостями, таща Вилан за собой. Партнёры по несчастью, в чьи планы эта встреча никак не входила, поплелись следом. Да, кто это у нас тут такие невезунчики? У Сунь Чжао был такой горестный и покаянный вид, что Бай Лину стало его немножко жаль. Ясно же, что и генерал хотел побыть со своей невестой наедине. Но Мальви неугомонная пролаза, просто штопор какой-то. Вот же характер...

— Хочу чего-нибудь вкусненького! — заявила она.

"О боги, наконец-то дайте ей крылья, чтобы она смогла улететь отсюда на своих двоих!" — одновременно, прямо-таки хором подумали Бай Лин и Вилан.

Торговец, ливером почуявший оптовых покупателей, принялся расхваливать свой товар, представляя в самом привлекательном виде засахаренные орехи, леденцы на палочке, ягодный мармелад, конфеты, за которые не жаль полкоролевства... И самая потрясающая новинка — морские звёзды, сваренные из нутайи.

— Что за зверь такой? — испугалась Мальви.

— Это, барышня, такая ягода. Большая, чёрная и вкусная, — подмигнул торговец.

— Заверните! — решилась принцесса.

— Не пожалеете, барышни! Они очень... — мужчина запнулся, подыскивая наиболее приличное слово, — бодрят. Придают романтическим отношениям, так сказать, ещё более романтический вкус.

К сожалению, шум запускаемых шутих заглушил половину его слов. Потому что, обладай они всей полнотой информации, ни за что бы даже в руки не взяли такое коварное угощение. Разумеется, Мальви угостила их всех. И поначалу морские звёзды действительно были на вкус как жевательный мармелад из ягодного варенья. Весь фокус был в том, что, съев такую звезду целиком, каждый ощутил во рту невыносимое жжение, потому что в ягодное варенье в качестве изюминки был добавлен жгучий перец.

Мальви завертелась за месте волчком. У Вилан брызнули слёзы, и она принялась хватать ртом воздух. У обоих драконов был такой вид, словно они прямо в человеческом облике готовы испустить Пламя, и тогда небу сильно не поздоровится.

Первым опомнился генерал Сунь.

— Скорее, надо запить этот пожар!

Схватив Мальви за руку, он кинулся к ближайшему чайному домику. Вчетвером они выпили большой кувшин холодной воды. Воспитание не позволило императору заорать на невестку, да это и не требовалось: вид у неё и без того был перепуганный. Прокашлявшись и отдышавшись носом, он таки сдвинул брови, и Сунь Чжао, мгновенно поняв, что это может обернуться моральным обезглавливанием, утащил Мальви, ещё не совсем пришедшую в себя и потому не оказавшую сопротивления, в неизвестном направлении. Цзю радостно поскакала за ними, предвкушая какие-то новые собачьи приключения.

Вилан было так неловко, что хотелось закрыть глаза руками и уткнуться лицом в угол, что-то тихо напевая. Во всяком случае, она зажмурилась, опасаясь увидеть, что Бай Лин разозлился. Свидание, начавшееся так сказочно, вполне могло прямо на этом и закончиться. Но Бай Лин вовсе не сердился. Вилан открыла глаза, когда его прохладная ладонь накрыла её руку, и увидела, что он открыто и искренне улыбается и качает головой.

— Такое только с Мальви может случиться, — вздохнула Вилан. — Впрочем, долго переживать не в её натуре. Но всё равно... не гневайся. Пожалуйста.

— Ладно! — Бай Лин сжал её пальцы. — Это было даже весело. Можно повторить... когда-нибудь. Пойдём, нас ждут.

— Ждут? — Вилан приуныла: вот и всё, конец чудесному вечеру. — А где?

— Увидишь.

Император бросил золотой хозяину чайного домика, уже почти опустевшего, знаком показав, что сдачу тот может оставить себе, и, взяв Вилан за руку, повёл... куда-то.

Постепенно они удалялись от центра города, двигаясь к Западным воротам. Город был выстроен таким образом, что главными были две улицы, крест-накрест соединявшие Южные ворота с Северными и Восточные с Западными. Каждая из улиц, пролегавших параллельно этим двум, была короче предыдущей. Столицу построили в форме круга, втиснутого на горное плато. Впрочем, также от одних ворот до других вели вкруговую четыре окраинных улицы.

Дворец ФанСинь был вырублен в горах между Западными и Северными воротами. С древности повелось, что Северо-Западный и Юго-Западный кварталы занимали дома столичной знати, в Восточной половине города жили горожане среднего и малого достатка. В центре города располагалась главная площадь, от которой в разные стороны и уходили две улицы, соединявшие ворота.

Поначалу Вилан не могла сообразить, куда они движутся. По обе стороны улицы выстроились ровными линиями красивые дома и поместья, летом, должно быть, увитые цветущими лозами. Здесь явно жили богачи. На всех воротах, на всех стропилах, над каждой дверью сияли десятками красные круглые фонарики, словно хозяева домов нарочно хотели выказать свою приверженность и принадлежность императору. Это выглядело забавно на фоне тех одного-двух фонариков, что могли позволить себе бедняки. Вилан знала, что Бай Лину дороже один фонарик, чем десять. Любовь народа, если она есть, искренна и неподдельна, а богатеи всегда ищут выгоды и предадут при первой возможности.

Здесь тоже царило веселье: гуляли сановники и придворные, их жены и дети в стоивших баснословных денег одеждах, слуги и даже собаки. Выходной день был объявлен для всех высочайшей волей. Сам императорский дворец стоял почти пустой, а уж жители были просто обязаны отдыхать.

Бай Лин замедлил шаг. Быстрая ходьба в этом праздном мирке привлекла бы ненужное внимание, а он совсем не хотел быть узнанным, иначе никакого отдыха не выйдет, тут же начнут осаждать просьбами. Они с Вилан не торопясь лавировали между гуляющими, и она, по счастью, не задавала вопросов, радуясь его обществу.

Вскоре они перешли с Северо-Западной стороны улицы на Юго-Западную. Склоны гор возвышались прямо над ними. Вилан уже решила, что сейчас они выйдут из города в ночь через Западные ворота, но Бай Лин остановился у некоего поместья, коротко стукнул в калитку, и её тотчас открыли. Они быстро вошли, и дверь за ними закрылась.

Попав на чей-то широкий заснеженный двор, Вилан отряхнула снег с плаща и тогда только принялась осматриваться. То, что она успела разглядеть, так её удивило, что рот открылся сам собой. Как будто за одну секунду они шагнули из Юшэнга прямиком в Чунхуа. "Золотые лилии". Это же "Золотые лилии"! Поместье, которое подарил им с Бай Лином бывший император Линь. Она помнила про него, во время свадебной церемонии во всеуслышание было объявлено, что повелитель Юшэнга дарит своей жене поместье "Золотые лилии". Но тогда она почти пропустила это известие мимо ушей. А теперь...

Немудрено, что на старом месте от имения не осталось ничего. Просто ничего. Оно всё здесь! До камешка, до песчинки, до веточки... Молча она обводила взглядом постройки, каменные стены вокруг имения, посаженные в тех же самых местах деревья, два перекрещенных моста над вырытым и заполненным водой прудом, беседку...

Бай Лин с удовольствием наблюдал за её немым потрясением. Он бережно взял Вилан за плечи и, заглядывая сзади в её лицо, спросил:

— Ты довольна?

Она кивнула и крепко зажмурилась, чтобы не расплакаться. Оказывается, эти воспоминания так дороги и так болезненны.

— Ваше Высочество! Госпожа Вилан! С возвращением.

Вилан хорошо помнила этот голос. Но это просто не могло быть правдой... Или могло?

— Госпожа Лю!.. Господин Ми!.. Дедушка Ву!..

Здороваясь со всеми этими людьми, заглядывая в их глаза, она не могла поверить, что действительно видит их. Их всех. Всех до единого, кто служил им в Чунхуа. Не было только стражи и Дзин Жу. Поразительно, но и они, те, кто остался в живых, тоже в столице. А это... осколок того времени. Она радовалась им, а они радовались встрече с ней.

— Ваше Высочество, — экономка присела перед хозяином, — ужин готов. Велите подать?

— Подайте через полчаса в нашу комнату.

Вилан не хотела ничего ждать. Она переходила из постройки в постройку, из дома в дом, заглядывала в каждую комнату, таская за собой Бай Лина, который терпеливо улыбался и следовал за ней.

В каретном сарае по-прежнему стояли повозка и карета. Конь, которого Вилан купила на рыночной площади (или очень похожий на него), жевал сено в стойле. Флигель для гостей... Кажется, Мальви уехала только вчера. В караульном помещении ещё лежало кое-какое оружие, оставленное в спешке. Библиотека была пуста — все свитки Бай Лин увёз с собой, отправляясь на родину.

В Большом доме все вещи лежали там, где их оставили. В хозяйской комнате в кованых напольных подсвечниках стояли те самые свечи — Вилан помнила потёки воска на каждой из них. На подзеркальном столике остался её гребень, флакон духов, помада в плоской стеклянной баночке, пара брошенных в спешке шпилек... Край покрывала на кровати был отогнут так, как она оставила его. Крышка сундука с её нарядами всё ещё откинута — это Бай Лин вынул оттуда тёплое ханьфу, отправляя её в путь вперёд себя... Все вещи лежали там и так, будто они только вчера покинули поместье, а сейчас вернулись обратно. Только везде, по всему покою были расставлены букеты, которые продавала юная цветочница.

Вилан бродила по комнате, прикасаясь то к одной вещице, то к другой, к своей одежде и украшениям, привезенным из дома, к цветам, лепестки которых были ещё холодны с мороза. Она не знала, что сказать: умом понимала, что прошло больше года с тех пор. Но для неё пролетело около двух месяцев. Большая разница. Какую огромную работу проделал А-Лин, словно по волшебству перенёсший сюда всю усадьбу целиком...

— Теперь тебе больше нравится в Юшэнге? — Бай Лин заглянул в глаза жены, держа её за руки.

— Мне нравится везде, где ты есть, — Вилан благодарно улыбнулась. — Ты так добр...

— Ты считаешь меня добрым? — он удивился, потому что сам себя таким никогда не считал. В нём было много всего, но доброта — это для тех, у кого жизнь проще и легче. Что бы не быть добрыми, когда заняться больше нечем.

— Я считаю тебя необыкновенным.

В рассеянном свете свечей его глаза сияли, он не мог оторвать взгляда от Вилан. "Значит, это и есть любовь? Неудивительно, что её хотят все. За ней мо́жно пойти на край света, она того стоит. Ради неё можно сделать всё, всем пожертвовать. И правда, жизнь без любви такая жалкая...".

Дни счастья украдены у жизни. Бай Лин не сомневался, что ничего этого не должно было произойти с ними. Они не должны были ни пожениться, ни полюбить друг друга. Встреча была бы первой и единственной и не затронула бы ни их сердец, ни судеб. Но он не собирался отдавать своё краденое счастье, даже если не имеет на него права. Пусть лучше они погибнут оба, он не отпустит, не разожмёт объятий. Только не он. Пусть глупые герои жертвуют любовью ради мира.

— Топай погромче, — велела госпожа Лю, неся деревянную корзинку с приготовленным ужином, шедшей со второй корзинкой горничной. — Вдруг хозяева заняты... чем-то личным. Ваше Высочество, госпожа Вилан! Ужин! — ласково оповестила она, входя в комнату после вежливого стука.

Когда служанки, расставив приготовленные блюда на столе, ушли, Вилан спросила, почему их называют так, словно всё осталось по-старому. Ведь Бай Лин император, они не могут этого не знать.

— В этом доме мы те, кем были раньше, когда жили здесь. Но если тебе не нравится...

— Нет-нет, мне нравится всё!

Время близилось к полуночи, но комнаты то и дело озаряли вспышки огненных забав: красные, золотые, зелёные, фиолетовые искры взметались в небо и опадали на землю, сопровождаемые возгласами зрителей.

Они ужинали неторопливо, подкладывая друг другу еду и обмениваясь впечатлениями от прошедшего дня. Если никуда не торопиться, то отдых растянется подольше. Слуги постарше давно ушли спать, молодые — веселиться.

Вилан уступила мужу очередь первым вымыться в горячей воде в лохани за ширмой, а сама собрала посуду в корзины и унесла в соседнюю комнату. Достала свою старую одежду. По сравнению с нынешними нарядами прошлогоднее светло-зелёное верхнее платье, к которому прилагалось ханьфу более насыщенного цвета, казалось простеньким, но гораздо более соответствующим домашней обстановке.

Настала её очередь залезть в заново наполненную лохань, вода в которой источала пар. Закрыв глаза, Вилан вспоминала, как встретилась с алой драконицей и попала под её дыхание. Как Бай Лин выхаживал её и запрещал вставать с постели, всюду переносил на руках, даже в эту самую лохань. Конечно, Дзин Жу сама помогала своей госпоже раздеться, но приносил её сюда он... И вот она снова здесь, в этом, как казалось, безвозвратно потерянном доме отмокает в той же лохани.

Но долго так не пролежать: и вода остыла, и спать пора, и Бай Лин куда-то девался. Вытершись насухо и отложив одеяния императрицы, Вилан надела свои старые вещи. И сразу нахлынуло ощущение домашности, принадлежности к этому месту, расслабление, облегчение. Какое-то время упало с плеч. Вилан убрала вещи в большой почти пустой шкаф, приготовила кровать ко сну и села к зеркалу расчёсывать волосы.

Бай Лин разглядывал себя в зеркало в другой комнате. Ви любит того Бай Лина, из прошлого, сама так сказала. Прежний дом "Золотые лилии" — прежний муж, пятнадцатый принц Линь. Новый муж — это он же, император Линь. И новый дом — дворец ФанСинь. Было... странно до такой степени, что казалось, будто он раздваивается. Одно время принц полагал, что Вилан пошла за него из жалости и сочувствия и злился на неё и на себя. А потом было не до того. В Юшэнге он стал собой настоящим. До конца, до точки. Но вот сейчас старые тряпки, те, в которых она его впервые увидела; причёска, какую носят в Чунхуа, — две выпущенные пряди по вискам и две пряди от шеи по плечам; другая помада — и снова он принц Линь. По крайней мере, внешне. Если это тот, кого любит Вилан, то что ж. Пусть она всё-таки встретится с тем, кто сумел вызвать в ней чувства. В конце концов, глупо ревновать к самому себе. Пусть, лишь бы любила. А того или этого — не имеет значения.

Но, может быть, есть шанс всё переиграть? Это как будто возвращаешься в прошлое, но уже наперёд знаешь всё, что только ещё предстоит узнать.

Но подколодная ревность не утихла, потому что принца Вилан встретила так, как ни разу не встречала императора. Она, совершенно потеряв связь с реальностью, никак не могла наглядеться, не могла оторваться от него, разжать руки, выпустить из объятий, перестать целовать горячими сладкими поцелуями. Как будто принц сразу исчезнет, развеется, как сон поутру. И вихрь страстной нежности, захватившей обоих, был так похож на то, что происходило в самую первую ночь во дворце ЦзеЛю... Только на этот раз не было никакого приворотного эликсира. Это была любовь. Да вот не слава богам: она была женой больше первого мужа, чем второго. Ну что за му́ка!

— Расскажи о себе, — попросил Бай Лин. — Я знаю о тебе слишком мало.

Они стояли на мосту, там, где один перекрещивался с другим. Смотреть было особенно не на что, сад замело. Но, по крайней мере, можно было постоять здесь или посидеть немного в беседке.

— Что рассказать... Мы происходим из чернокрылых сильфов. Чернокрылые — это армия. Жемчужнокрылые — аристократия. Белокрылые — все остальные. Но у нас никто не кичится статусом, все живут мирно и дружно. Потому что для нас статус — это больше про ответственность, чем про права. Так вот, моя семья — из чернокрылых. На самом деле, крыльев, как у птиц, нет, это цвет облака во время полёта. Жаль, что нельзя совсем становиться невидимыми...

— Но ты и альва тоже. Почему об этом ты вспоминаешь реже?

— Я привыкла к воздуху. В горах и лесах чудесно, даже зимой. Но я всё же больше сильфида. Так всегда было, с самого моего детства, с первого полёта.

— Насколько я знаю, эти две расы не вступают в браки друг с другом.

— Да. Они слишком разные. Брак моих родителей единственный. Было время, когда сильфам не дозволялось появляться в Зелёных Холмах. Но военный союз всё же сблизил их так, что мало-помалу они всё чаще прилетали туда и со временем стали желанными гостями. Моя мать — дева из Туманных Дубрав. Тамошние жители живут на поверхности, их дома и даже улицы построены среди крон многовековых дубов. Отец увидел её и полюбил сразу. Немалых трудов ему стоило получить её в жёны. Пришлось прибегнуть к содействию Его Величества Иннэя. Он сумел убедить владыку Эллана, что альвы и сильфы не такие уж разные и что делить им нечего. Единственным условием, поставленным королём Элланом, были непременные браки между всеми детьми генерала Тайри и детьми самого владыки Эллана, ведь должно же было как-то послужить альвам такое неслыханное событие. Вот почему Его Величество Эллан так сердится на меня. Фактически я его обманула, нарушила своё слово, хоть и не давала его, предала доверие. А теперь ещё и Мальви...

— Ви, — Бай Лин заглянул в глаза жены, постаравшись вложить в слова и голос всё своё умение убеждать, — никого нельзя женить или выдавать замуж против воли. Кто бы на что ни рассчитывал. Нельзя расплачиваться собой. Если ты такого слова не давала, то с тебя и спроса нет. И с нашими детьми так не будет, понимаешь?

"С нашими детьми... — повторила про себя Вилан. — У нас когда-нибудь будут дети. Кем они будут? Чья кровь сильнее — драконов или сильфов? Или им будет дан выбор, как мне и моим братьям? Нет, я сейчас не готова. Не хочу думать об этом".

— Хорошо!

Два дня в поместье проходили быстро, несмотря на то, что заняться здесь толком было нечем. Вести долгие разговоры, печь яблоки на металлических прутиках и печенье в кухонной печи, устроить снежную битву впятером... Мальви, Сунь Чжао и, разумеется, Цзю явились к обеду на второй день, на сей раз по прямому приглашению Бай Лина, и это вызвало новую волну ностальгии. Цзю носилась по снежному полю и ловила "снаряды", чем порядком мешала "воюющим" сторонам. Битва закончилась победой двух полководцев: Сунь Чжао и Вилан. Бай Лин покосился на свою союзницу, и та сжалась в комок, закрыла глаза и стукнула себя по лбу: как можно было при глазомере альвов так неуклюже продуть!

— Я тебе даже одного воина под командование не дам, — мягким насмешливым голосом пообещал император, глядя как ликуют и прыгают, точно дети, двое победителей, аж чуть не обнимаются.

— А что, хотел? — удручённо уточнила Мальви.

Ну да ладно, это же всего лишь игра.

Мальви привезла с собой шахматы — те, что попроще. Бай Лин не успел открыть её подарок, поэтому доску и фигуры рассматривал с огромным любопытством. Они выглядели куда красивее и интереснее, чем распространенные в нижнем мире чёрно-белые плоские фишки. Эти фигуры выглядели узнаваемо. Каждому игроку полагалось по комплекту игровых фигур: король, его генерал, советник и конь; королева, её дама-генерал, советница и конь; армия в восемь воинов. Военно-стратегическое игра.

— В чём смысл этой игры? — Бай Лин, как обычно, жадный до всяких полезных знаний, не удержался и приступил к распросам. Мальви, расставлявшая фигуры на доске в нужном порядке, уступила право обучения Вилан.

— В пленении короля.

Император повёл бровями.

— Всё как в жизни, да?

— Не совсем. В жизни с королём можно сделать что угодно. В ходе шахматной партии короля нельзя убить — можно создать угрозу свободе его передвижения. Побеждает тот игрок, кто запрёт короля противной стороны чужими и своими фигурами так, чтобы ему некуда было деваться. Это единственная фигура, которую нельзя убить. А вот он может, правда, не всех. Король должен уклоняться всеми силами от чужих воинов. Любая фигура при должном ходе может заслонить своего короля. Можно спрятаться и за чужую, если получится. Король двигается в любом направлении, но некоторые могут ему помешать...

Вилан говорила долго. Драконы внимательно слушали. Она знала, что в первого раза на слух правила обычно не запоминал никто. Правила познаются на опыте. Ради примера девушки трижды сразились, две партии Мальви проиграла, а в третьей тремя изящными ходами заперла короля Вилан.

Часа два они менялись партнёрами. Потом Вилан не выдержала и ушла "мешать поварихе готовить ужин". Мальви увязалась следом, потому что мужчины ожидаемо оказались потеряны для общества. Цзю, которая объелась, потому что экономка и повариха закормили её за два дня всякими лакомствами и превратили в толстуху, осталась в гостиной Большого дома около хозяина и развалилась у пылающего камина, подставив теплу большой туго набитый серый живот.

— Они теперь, должно быть, и спать не лягут, — усмехнулась Вилан, шагая по снегу в сторону кухни.

— Вот потому-то я и выпросила две́ доски из Небесной Гавани. А то во дворце и поиграть не дадут.

Ночью, разглядывая Бай Лина в свете почти полной луны, Вилан думала о том, что пятнадцатый принц был так похож на Юй Цзилиня... Так похож. Его можно было заставить сделать что угодно, но в больших грустных глазах и улыбке так явственно проглядывала упрямая непокорность и насмешка. Они словно говорили очередному мучителю: "Какой же ты жалкий! Не стесняйся, покажи себя во всей своей мерзости!". Ужасен такой безмолвный разговор. Должно быть, его владельцы и владелицы ненавидели его до ночных кошмаров.

Бай Лин такой же. Тот же непокорный взгляд, та же "понимающая" улыбка. Ему неведом страх, он не боится боли. Потому что дух слишком силён. Потому и выжил во дворце ЦзеЛю в Чунхуа. Некоторым существам бывает так трудно жить, гораздо труднее, чем другим. Их путь вообще особый, должно быть, для того и нужна такая закалка. Но одни умирают в рабстве, не дождавшись освобождения. А вторых, по-видимому, не способно сломить вообще ничто, и только эти вторые знают, что однажды ничтожный вес соломинки может стать неподъёмным грузом и полностью, необратимо уничтожить, разрушить личность.

Она задремала под утро, и, должно быть, прошло всего несколько минут, когда услышала ласковый шёпот в самое ухо: "Ви, пора возвращаться во дворец...". И, когда открыла глаза, уже больше не было пятнадцатого принца, над ней склонился император Юшэнга, готовый к отъезду.