Обитель блаженных (гет)

Они вздрогнули, проснувшись от сильного раската грома, который буквально встряхнул землю под их телами. Изуми тут же вцепилась в его мокрую рубашку, и её голова уткнулась ему в грудь.

— Мамочки! — вскрикнула девушка, когда раздался второй, менее оглушительный удар.

Мадара обнял Изуми сильнее, чтобы подарить мнимое ощущение безопасности, и приободряюще похлопал по плечу. Сам он чувствовал себя загнанным трусливым зайцем, которого окружила стая серых голодных волков в лице сильного ветра, что зловеще завывал вокруг. От внезапных вспышек молний и грохота в кромешной тьме его потряхивало, но, чувствуя подле себя дрожащее тело, стискивал зубы и собирал в себе остатки мужества. «Он же мужчина, в конце концов — не баба».

Помниться как-то в детстве расплакался, размазывая сопли. Изуна, случайно, разбил любимую чашку покойной матери. Эта вещь была тёплым воспоминанием связанным с ней, и он бережно хранил, пряча в серванте за рядом хрустальных вазочек. Увидев осколки на полу, сдуру налетел на братишку с кулаками и, впав в истерику, обозвал«идиотом». Отец еле разнял их тогда и, собрав аккуратно в ладонь разбитый фарфор, похлопал по щекам, сказав, что мужчине не пристойно плакать и вести себя так на людях. Грусть, боль, страх, любовь нужно держать в себе и не выпячивать наружу. Это слабости, а слабости должны оставаться в секрете. И если он хочет вырасти настоящим мужчиной, то ему нужно научиться справляться с болью самому, а не вымещать её на окружающих. А потом отчего-то завёл рассказ про Ахилеса и его пяту, и, выкинув осколки в мусорное ведро, ушёл. Оставив их с братом посреди комнаты в полном замешательстве. Пожалуй, это был единственный случай, когда отец рассказ им что-то нормальное — человеческое, никак не связанное с экономикой, деньгами и рыночными отношениями. Обычно, когда они не могли заснуть, он заходил к ним в комнату и читал Фридмана «Капитализм и свобода» — скучным, монотонным голосом. Хотелось поскорее заснуть, лишь бы не слышать эту нудятину. А за столом, отец неизменно говорил о компании, о каких то нововведениях и о том, как это всё скажется на росте предприятия и годовой выручке. Они с братом делали вид, что всё понимают, и с умными лицами жевали завтрак, надувая щёки, и хмурили брови, стараясь не показаться глупыми в глазах отца, а мать тихо хихикала и подмигивала им, попивая сладкий чай из фарфоровой чашки.

— Раз барашек, два барашек, три…— начала считать Изуми, постукивая зубами.

Улыбка застыла на его лице, и Мадара хотел было отпустить очередную шутку, но светлая вспышка ослепила его до рези в глазах, и он лишь болезненно простонал. В голове полыхнула мысль о землетрясении, цунами, и полном апокалипсисе. Смогут ли они спастись, если их накроет двадцатиметровой волной? Конечно, смогут! — пробормотал он себе под нос, еле заметно усмехнувшись. Не может Бог спасти их в авиакатастрофе и позволить умереть на острове, через три дня. Это же бессмысленно. Люди, да, тупят порой, но не всемогущий Творец. Этот парень, в конце концов, всё продумал! Сотворил вселённую и ещё что-то там… Но тут же вспомнились статьи о самых нелепых смертях. Может, у Всевышнего и правда странное чувство юмора?

— Может нам перебраться чуть подальше? — предложил Маадара, нервно смахнув воду со своего лица.

— Слишком темно, и если волной накроет, то мы уж точно не спасёмся, — словно прочитав его мысли, ответила Изуми.

— Умеешь ты вселять оптимизм. Эй, ты чего? — обеспокоенно спросил он, почувствовав, как девушку бросило в сильную дрожь.

— Мне очень холодно, — пропищала Изуми, скрипучим голосом.

Он взял в свои руки ледяные ладони девушки и начал растирать. Изуми щёлкала зубами и икала, нервно ёрзая, поняв, что никак её не согреет, предложил ей попрыгать и побегать, разогнать кровь.

— Могу утешить, от такого холодна ты не помрёшь, и ничего не отморозишь. Ты только на змею не наступи или какого-то крокодила. Смотри, не шлёпнись! Я тебя поднимать не буду и грязную в нашу постель не пущу, — говорил он в темноту, вслушиваясь в тихое шмяканье. Откинувшись на жёсткие листья пальмы, он завёл руки за голову и сплюнул воду, что попала в рот. Спустя время, запыхавшееся Изуми легла рядом, тяжело дыша. — Согрелась?

— Стало лучше, — всё так же стуча зубами, пробормотала она, почувствовав, как горячая кровь приливает к лицу, заставляя её щёки гореть.

Дождь остановился, и ветер на мгновение стих. Тропический лес застыл в оглушительной тишине и тревога разлилась в груди. Она придвинулась чуть ближе к Мадаре и прижавшись спиной к его мокрой одежде, зажмурила глаза, не решаясь попросить его, обнять её. Листва зашумела от капель, и вскоре дождь поглотил всё вокруг. Мадара повернулся набок и положил руку на её талию, она сжала его ладонь, прежде чем вздрогнула от оглушительного рёва грозовых туч.

— Нам нужно поспать, — спокойно и уверенно прошептал он, над её головой. Изуми одобрительно промычала, шмыгнув громко носом. — Да и умереть во сне не так уж и страшно, тем более рядом с самим Учиха Мадарой. Можно сказать, это большая честь.

Она улыбнулась, ничего не ответив, лишь крепче сжала его руку. Сейчас, рядом с ним, Изуми чувствовала себя в безопасности. Да, он самодовольный индюк с причудами, эгоистичный придурок, но в его странной манере поддержать её, в его неловких попытках помочь, была какая-то искренняя забота. Она была рада, что он выжил вместе с ней. Она была рада, что не одна.

Утро встретило их лёгким моросящим дождём и хмурым небом. Мадара недовольно поморщился, проклиная всё на свете. Бесконечные потоки воды, леденящие до костей, немедленно были внесены в личный список самых раздражающих вещей. Видимо, разозлившись, дождь, словно обиженный ребёнок, в отместку хлынул с большей силой, решив окончательно добить его. Мадаре хотелось совсем другого: сгореть под лучами проклятого солнца, распластаться звёздочкой на горячем песке, почувствовать опаляющий лучи на своей коже, щуриться от яркого света и стирать соленый пот со лба, а не прозябать в грязи, в окружении злобной листвы.

— Ты, дружище, совсем потерял совесть! — пригрозив пальцем, мужчина поднялся и осмотрел всё вокруг и только сейчас заметил, что Изуми не было рядом. — Где, чёрт возьми, её носит, — пробурчал поднос, чуть не споткнувшись об оголившийся корень дерева. — Вот дурная, — ухмыльнулся Мадара, заметив её в озере, по шею в воде. — Ты чего творишь?

— Греюсь, тут теплее, — пропищала она, мило улыбаясь. Круги на воде, то расширялись, то уменьшались.

— Нужно, что-то делать, спасаться от этого треклятого дождя, — посмотрев на плачущее небо, сказал он. — Я видел там бамбук, можно сделать каркас и обложить его пальмовыми ветками. Возможно получится построить уютный домик с панорамным видом на озеро.

— Нужен топорик, ты не сможешь его просто так срубить. Бамбук только кажется хрупким, — нахмурившись, Изуми вышла из воды и отжав волосы, скрутила край рубашки, выжимая воду. На его взгляд, действия эти были абсолютно бесполезны, но он не стал ничего говорить.

— Одна ночь в обнимку, и ты, наконец-то, перешла на «ты», — улыбнулся он, хитро прищурившись. Изуми вспыхнула, надув щёки подобно хомяку, — что же будет после третьей или четвёртой ночи? Мне страшно представить. Ладно, не злись. Я попробую сточить камень и создать топор, а ты пока собери кокосы и ветки. Уверен, ветер много чего повалил. А ты умеешь лазать по деревьям? Вдруг придётся за ними взбираться, — изрёк он, почесав уже довольно колючий подбородок. Ещё пару недель и он превратится в бородатого мужика.

— Нет. Ну-у… я в школе лазала по канату, думаю принцип тот же. Могу попробовать.

— Я пошутил, даже не вздумай туда лезть, — посмотрев на высокую пальму с покачивающей верхушкой, сказал он.

— Я бы прошла немного вглубь, может, найду бананы или что-нибудь съестное. Я вышла к пляжу, там всё затопило.

— Куда ты вышла?

— К пляжу. Ой, — Изуми тихо шепнула себе под нос, прижав пальцы к губам, — пляж недалеко, — решила оправдать себя, невинно захлопав мокрыми ресницами.

— Это опасный тропический лес, а не городской парк! Если бы с тобой что-то случилось, я даже не знал бы, где тебя искать. И не смотри на меня так, — хитро оскалился Мадара, разведя руки в стороны, — правила есть правила, а за нарушение правил, полагается штраф. Кто бы мог подумать, что именно ты их первая нарушишь. Так что сегодня ты безоговорочно подчиняешься мне. Вперёд и с песней к кокосам!

Найти подходящий камень не составило труда, гораздо сложнее было отбить его, придав нужную форму. В то время как Изуми уже навалила кучу листьев и приличную гору кокосов, он ещё возился с камнем, стирая руки до крови. Она подошла к нему и протянула разбитый кокос с горсткой гуавы.

— Я, кажется, научилась их раскалывать, — не без гордости заявила Изуми, сев напротив него.

Отложив в сторону камень, Мадара сморщившись, выпил кисло-сладкую жидкость, и съев сладковатую белую мякоть, небрежно откинул скорлупу за спину. Без аппетита посмотрев на зелёную гуаву, он запихнул её в рот, быстро прожевав.

— Я возьму? Он тебе не нужен? — подняв небольшой острый камень, Изуми покрутила его в руках и проткнула спелый плод, — я срежу лианы, можно использовать их в качестве верёвки.

Кивнув, он молча продолжил работу над своим самодельным топором. Рубить бамбук оказалось делом довольно сложным, в особенности когда у топора нет рукоятки. Приходилось подставлять острый камень к стволу и бить по нему другим камнем, аккуратно срезая. После трёх поваленных стволов, у него заныла спина. Насчёт уютного домика он погорячился: в лучшем случае сегодня у них получится соорудить лишь небольшой навес.

Они долго возились, вбивая бамбук в землю. Ползая по грязи и роя руками небольшие углубления, уже никто из них не обращал внимания на дождь. Бамбук падал, кренился, каркас, связанный лианами, рассыпался, им приходилось либо разрезать длинные ветви, либо проходиться по ним камнем, делая их более тонкими и гибкими. И вот когда у них, наконец-то, получилось сделать прочный каркас, Мадара устало сел на землю, болезненно потёр плечо и удручённо посмотрел на израненные грязные ладони. Он не припомнил, когда его руки выглядели так ужасно, разве что в детстве, когда валял дурака, устраивая за воротами школы небольшие драки с одноклассниками. Ну и дурной он был.

У Изуми открылось второе дыхание; воодушевившись проделанной работой, она стала нанизывать пальмовые ветки на натянутые лианы, создавая зелёный плед. Впрочем, отдыхать долго не позволяло время; им нужно было докончить всё до наступления темноты. Поэтому размяв шею, Мадара приступил к делу.

Их маленькая лачуга была довольно неплоха; пусть в ней было тесно, и они буквально дышали друг другу в затылок, зато было как-то странно по-домашнему уютно. А наблюдать за косыми линиями дождя и слушать музыку природы, оказалось занимательно и в каком-то роде — романтично.

Мадара занёс несколько кокосов и, расколов их, протянул Изуми половинки. Они медленно попивали молоко и разжёвывали мякоть, тихо причмокивая. Он сконфуженно ссутулился, когда его желудок болезненно и громко заурчал. Ему хотелось мяса. Много мяса. Он начал вспоминать, где ел самый вкусный стейк и какой прожарки. Он любил средней, но его мало где могли приготовить; иногда приносили ниже среднего, иногда выше. Самый вкусный получался у Морико: сочный, обжаренный на оливковом масле с лёгким вкусом розмарина, с красивой розовой корочкой. Когда он разрезал его, то по тарелке растекался сок, а мясо таяло во рту. От воспоминаний у него напрочь свело желудок до болезненных спазмов. Проглотив слюну, он посмотрел на Изуми, которая застыла с мякотью в руках, вглядываясь в сумерки.

— О чём задумалась? — спросил он тихо.

— О тарелке спагетти с тунцом, что недоела и выбросила перед отъездом в мусорное ведро, — вздохнула Изуми. — И теперь жалею. И в гостинице недоела круассан и отказала в плотном ужине, предпочитая лёгкий салатик. И в последнее время ограничивала себя в еде, боясь не влезть в свадебное платье и плохо выглядеть на фотографиях. Глупо, правда? Не есть когда есть что поесть.

— Мы можем почтить память попросту растраченной еды, минутой молчания. По крайней мере, теперь тебе не нужно беспокоиться, по поводу свадебного платья, ушить его будет гораздо проще.

Изуми тихо улыбнулась, повернувшись к нему.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что такой невыносимый.