Под Созвездием Дракона (гет)

Примечание: Таймлайн — «Таня Гроттер и Локон Афродиты». 7 глава — выпускной Тани, на котором «Сарданапал танцует со строгой и суровой Медузией».

Музыкальная тема: Stephan Moccio — A New Day Has Come

Julien Marchal — Insight XVIII

«Когда-нибудь мы будем вместе в мгновении, которое не будет украдено».

© SenLinYu «Скованные/Manacled»

Когда праздничная речь академика была произнесена, вопрос с поздравлениями Абдуллы — решён, а Соловей, оглушив всех своим свистом, высказал строгий план завтрашнего полёта, наступило время танцев. Домовые долго возились с музыкальными инструментами, и Медузия, устав наблюдать за несчастными мучениями, сжалилась и щёлкнула пальцами, устанавливая инструменты на свои места. Короткие хихиканья тотчас замолкли, а домовые заиграли. Зал Двух Стихий окутала приятная спокойная мелодия, предназначавшаяся для открытия бала медленным танцем.

Ученики — и не только — тут же разбились на пары, принявшись весело кружиться в огромном украшенном зале. Медузия подумала отойти в сторону, не чувствуя нужного настроя для веселья, но как только она об этом подумала, перед ней тотчас появилась протянутая ладонь академика. Подняв на него глаза, она встретилась с насмешливым, но в то же время ободряющим взглядом. И сразу же с его уст сорвалось:

— Надеюсь, ты не откажешь мне в танце?

И улыбка его в тот же миг стала такой наивной и робкой. Как будто они не были знакомы больше трёх тысяч лет, и это был их первый танец. Медузия мило улыбнулась, глядя на него, и поняла, что он, пожалуй, единственный, с кем она соглашалась танцевать в последние столетий десять. И до сих пор ведь не может ему отказать.

— Тебе не откажу, — застенчиво прошептала она и вложила свою ладонь в его.

Признаться, такая застенчивость была слишком редким гостем у Медузии, особенно на таких людных мероприятиях. Но иногда… Случалось и такое.

Ладонь Сарданапала была слегка шероховатой и очень тёплой. И крепко сжимала её ладонь. Медузии всегда нравилось то, как он держал её за руку. Было всегда в этом прикосновении что-то особенное. Одним лишь прикосновением ему удавалось вызвать у неё чувство абсолютной защищённости и нужности. Пожалуй, это было одной из тех маленьких деталей, покоривших её когда-то давным-давно.

Сарданапал провёл её в центр зала, и они медленно закружились в танце. Это не было похоже на те помпезные балы эпохи династии Романовых. Не было строгого списка танцев, да и сами танцы едва ли могли напоминать какие-то конкретные сложные фигуры. Сейчас всё больше походило на покачивания и кружение под музыку. Обычный выпускной обычной школы волшебства.

Дети выпрашивали его не для того, чтобы продемонстрировать своё танцевальное мастерство, как это делали ещё пару веков назад, а для того, чтобы просто повеселиться и получить приятные впечатления.

Преподаватели в этот вечер тоже позволили себе немного расслабиться и веселились не хуже выпускников. Посмотрев на то, как Поклёп забавно катает по залу бочку с русалкой, Медузия усмехнулась, но отвела взгляд и вернула своё внимание академику.

— В последний раз мы так танцевали в тысяча семьсот семьдесят восьмом году, — заметила Медузия, щёлкнув ногтём правый ус академика, который норовил раздразнить её змеек.

Борода Сарданапала мирно качалась в такт музыки и, казалось, наслаждалась спокойствием. Усы, поначалу враждующие между собой, сейчас направили свой запал на Медузию, но она слишком быстро пресекла их попытки, и они обиженно повисли. Передние локоны её волос, зашипевшие и даже наполовину превратившиеся в змеек от такого наглого вторжения, быстро утихомирились, стоило усам академика отпрянуть на необходимую дистанцию. Обычно они ладили, но иногда усы были настроены на чрезмерно озорной лад, а нравным и строгим змейкам это не нравилось.

— Да, я отлично помню тот день. Тогда ты согласилась выйти за меня замуж, — с улыбкой сказал Сарданапал.

Лицо его светилось от счастья, но счастье это было тихим и спокойным. Оно не затуманивало разум, не рвалось наружу сносящей с ног волной эмоций, оно просто согревало сердце, как домашний очаг.

— Меня всегда подкупала твоя забота. Ты готов был ждать, а мне в конечном итоге захотелось ответить тебе согласием.

— Я готов был ждать вечность, только бы тебе захотелось.

И в этих словах внезапно мелькнуло что-то скрытое, особенное… Глубоко личное. И Медузия медленно кивнула, как бы говоря, что поняла, что именно он имел в виду.

Они кружились среди выпускников и преподавателей, но никто не обращал на них внимания. Сарданапал никогда не любил становиться мишенью для подслушиваний, и потому ставить отводящие чары стало для него своего рода привычкой уже давно. Все могли их видеть, но чудесным образом они ни у кого не вызывали интереса, поэтому для всех они становились не более, чем танцующей парой, которая не заслуживала никакого повышенного внимания. Медузия же всегда поддерживала такое решение, потому как не было на свете более любопытных существ, чем молодые студенты.

Какое-то время они танцевали молча, но затем Сарданапал заметил, что Медузия, погрузившаяся, казалось, глубоко в свои мысли, долго всматривается в дальний угол зала, где стояла Таня с Ванькой и Ягуном. Все трое о чём-то разговаривали, а Таня выглядела слегка обиженной и дулась на Ваньку.

Сарданапал улыбнулся. Они были ещё слишком молодыми, чтобы по достоинству оценить то, что у них было. Ванька всегда ему нравился. Он был… Такой свой в доску парень, но при этом бесконечно многогранный. Он всегда говорил как есть, не стараясь обернуть слова в красивые обёртки. Всё строго по существу. Он обладал природным даром видеть истину. Его нельзя было провести напускной красотой, если она не подкреплялась красотой душевной. Не оттого ли он столько лет игнорировал нападки Зализиной и ни на шаг не отходил от Тани?

Сарданапал помнил тот день, когда убедился в Ваньке окончательно. Это было после дуэли с Пуппером. Когда Ванька на полном серьёзе говорил о том, что готов сдаться Магществу и отправиться в Дубодам, если только это спасёт всю школу. И как твёрдо он заявлял о том, что сделал это ради Тани, ведь иначе Пуппер бы не оставил её в покое. И о том, как говорил, что Таню не достоин никто, хотя на деле же был самым достойным из всех.

Помнится, Сарданапал однажды рассказал об этом Медузии, но она восприняла это с некой осторожностью и скептицизмом. Мальчишка мог вырасти и измениться. И потому она воздерживалась от каких-то конкретных выводов. И в этом была доля истины, но Сарданапал видел уже тогда, что Ванька таким и останется.

Есть то, что мы взращиваем в себе годами и прикладываем много сил, чтобы это сохранить. Но есть и то, что принадлежит нам по праву рождения, и это никогда не отнять и не истребить, как бы ни хотелось. Ванька — Сарданапалу верилось — был таким от рождения.

— Как быстро бежит время, когда его остаётся совсем мало… — туманно прошептала Медузия, возвращая взгляд на академика.

И он внезапно увидел такую отчётливую тихую грусть в её взгляде. Их дочь выросла и стоит на пороге взрослой жизни. И это не могло не беспокоить. Они оба понимали, что магспирантура — это лишь финальная ступенька, которая ничего уже не решала. Магспирантура — это совсем не то, что обычное обучение в Тибидохсе. Отныне Таня больше не будет ходить на уроки так часто, их встречи станут редкими и случайными, и в конце концов между ними вырастет большая пропасть. Таня уедет из Тибидохса так быстро, что они не успеют и глазом моргнуть.

Но так не хотелось в этом признаваться даже себе. Так не хотелось верить, что всё может закончиться слишком быстро.

Сарданапал ободряюще сжал её правую ладонь и слегка улыбнулся.

— У нас в запасе есть ещё пара лет. Мы что-нибудь придумаем. Пророчество не свершилось полностью, но и оно не вечно. Наступит день, когда всё это уйдёт в прошлое и мы сможем действовать более открыто. Нужно лишь ещё немного времени.

Медузия грустно кивнула, обдумывая его слова, а затем снова посмотрела в сторону Тани. Ягун снова куда-то убежал, а Ванька стоял чуть поодаль, кидая на неё сожалеющие взгляды. Таня же отвернулась от него и даже не смотрела в его сторону.

«Снова поругались», — пронеслась мысль в голове Медузии.

В последнее время они часто сталкивались с непониманием. Она видела это во взглядах, что они бросали друг на друга. В их иногда прохладных интонациях. Они не могли принять выбора друг друга, пытаясь перетащить другого на свою сторону, и ни один не был готов уступить. Таня рвалась в магспирантуру и хотела, чтобы Ванька остался с ней, в то время как тот стремился поскорее покинуть родные стены школы и отправиться лечить зверушек в открытый мир. И оба не могли смириться с мыслью о расставании.

Медузия отчётливо видела, что сейчас, стоя на развилке двух дорог, им придётся в конечном итоге выбрать ту, которой они вдвоём пойдут дальше по жизни. Либо отпустят друг друга и расстанутся навсегда, либо же смогут перебороть своё эго и услышать друг друга, приняв выбор каждого.

Медузия помнила, как однажды они с Сарданапалом проходили этот этап в отношениях. Это было около полутора тысяч лет назад, когда Сарданапал, окончательно приняв бразды правления у Древнира и оставшись один на посту директора, активно занимался устройством Тибидохса, Медузии же выпала возможность получить степень доцента в школе Скаредо.

Обучение там длилось три года, и они оба не знали, как им поступать. Сарданапал не мог оставить Тибидохс даже на месяц, не говоря уже о трёх годах, Медузия же стремилась к постижению новых знаний и не хотела отказываться от такой возможности. Никто из них не решался высказаться прямо о своих желаниях. Сарданапал не хотел отпускать Медузию, но понимал, насколько это было для неё важно. Медузия, за столько лет привыкшая к тому, что академик находился с ней рядом каждый день, не представляла, как сможет уехать на три года и расстаться с ним, не имея возможности даже поговорить. Зудильников в то время ещё не было.

Они долго избегали этого разговора, изредка ссорились, и вообще в их отношениях наступил какой-то накал. Они оба мучались от неопределённости, но никто так и не решался поставить точку. В конце концов, когда оба устали от участившихся ссор и недомолвок, одним вечером они сели и обговорили всё начистоту. И это, пожалуй, было лучшим решением, потому что за последние месяцы они забыли, каково это — быть предельно откровенным друг с другом. Не было никаких рамок. Они честно говорили о своих страхах и желаниях. И всё-таки решили, что им стоит попробовать.

Сарданапал остался в Тибидохсе, а Медузия уехала в Скаредо. Они полтора года не виделись, лишь писали друг другу письма. А потом она приехала на неделю, удачно сдав экзамены раньше срока. Каникул там не предполагалось, но когда Медузии выпала возможность раньше закончить с экзаменами и вырваться на недельку домой, она не стала её упускать.

Это были лучшие семь дней.

Она до сих пор помнила тот взгляд Сарданапала, когда вошла в его кабинет.

* * *

Медузия выбрала самый быстрый из способов перемещения — телепортацию. С ней по соседству жила очень одарённая ведьма, которая согласилась подстраховать её, ведь к долгим перелётам Медузия никогда не тяготела. Хотя было время, когда она с удовольствием выделывала сложные полётные фигуры на своей лошадке.

Телепортация её изрядно вымотала, учитывая, что последние несколько дней она практически не спала, поэтому, оказавшись в своей комнате на преподавательском этаже, она дала себе двадцать минут, чтобы перевести дух и привести себя в порядок. А потом отправилась в сторону кабинета главы Тибидохса.

Было утро воскресенья, и большинство обитателей замка ещё отсыпались в своих постелях, поэтому ей не составило труда пройти по коридорам незамеченной. Когда она уже подходила к кабинету Сарданапала, сфинкс спрыгнул с двери, издалека увидев свою любимицу, по которой так долго скучал, и тотчас подбежал и стал тереться о её ноги, звонко мурлыкая.

Медузия не смогла отказать ему во внимании и, присев на корточки, стала гладить и трепать за ухом любимца. Ведь по нему она скучала не меньше. Когда ласки закончились, и сфинкс довольный встал перед ней, Медузия, улыбаясь, сказала:

— Ну что, пойдём посмотрим, скучал ли твой хозяин по мне так же сильно?

Сфинкс осуждающе рыкнул, как будто выражая своё недовольство её словами. Мол: «Что ты такое вообще говоришь? Он места себе не находил всё это время». Медузия лишь шире улыбнулась, погладила напоследок сфинкса по голове и без стука открыла дверь, быстро шмыгнув внутрь. Сфинкс за ней не последовал, оставшись снаружи, а затем прыгнул обратно на своё место, выполняя роль охранника и никого не впуская, пока эти двое будут внутри.

Дверь тихонько скрипнула, закрываясь, и Медузия увидела, как Сарданапал склонился над какими-то отчётами, завалившими его стол. Выглядел он устало и даже не сразу заметил, что кто-то вошёл. Медузия тихонько кашлянула, привлекая его внимание, и академик тотчас поднял на неё взгляд и в тот же миг замер, как будто не веря своим глазам.

Чистый, как небо, аквамарин встретился с блестящим на солнце изумрудом. Наконец-то. Впервые за столько времени. Так, как надо. Так, как было всегда.⁽¹⁾

— Меди, — неверяще прошептал академик, быстро вставая со своего места.

В его «Меди» было столько отчаяния и надежды. Столько тоски и неприкрытой грусти. Столько желания, чтобы всё оказалось правдой.

Медузии внезапно стало совестно, что она только сейчас смогла вырваться, что так мало писала ему и так мало говорила о том, как она скучала тоже. Может, если бы она писала чаще, в его голосе не было бы столько отчаяния?..

Она внезапно ощутила, что и сама срывается в бездну тоски. Столько времени она держала все свои эмоции под семью замками, не позволяя себе даже думать о том, чтобы сорваться, что в какой-то момент перестала чувствовать, насколько сильно ей его не хватало. И только сейчас… Только в это мгновение, когда она видела его воочию, она поняла, что все замки сорвало разом и её с головой накрывают собственные эмоции.

С её губ слетел нервный выдох, и она обречённо улыбнулась. Сарданапал медленно обошёл свой стол, напрочь забыв о бумагах, и направился к Медузии. Она не успела осознать, когда оказалась крепко прижата к его груди и кто из них стал инициатором объятий. Она сжимала его в объятиях так сильно, как будто он мог исчезнуть, сжимала в кулаки ткань его мантии и не находила в себе ни сил, ни желания прервать это.

Она далеко не сразу заметила, что по её щекам текут слёзы. Она слышала, как Сарданапал шептал, как сильно скучал, как сильно ждал её, как он счастлив, что она вернулась, но не могла ничего сказать в ответ. Её горло сдавило от подступающих рыданий, и она просто сжимала его в объятиях и молчала.

Он осыпал поцелуями её лицо, вытирал слёзы кончиками пальцев и снова осыпал поцелуями.

Они оба безумно скучали… Им потребовалось полтора года, чтобы осознать это в полной мере. И сейчас это осознание стремилось затопить всё сознание.

Когда слёзы закончились и всхлипы уредились, Медузия обнаружила себя сидящей на диване и крепко прижатой к груди академика. Он гладил её по спине и позволял иногда змейкам на её голове обвиться вокруг его пальцев. И каждые пару минут целовал её в висок. И это в самом деле её успокаивало. Она почувствовала, как расслабилась в его руках, и сидела с закрытыми глазами, наслаждаясь его прикосновениями. Казалось, так они просидели целую вечность, прежде чем она смогла сказать:

— Я так сильно по тебе скучала.

Она даже не открыла глаз, когда прошептала эти слова. Они слетели с её губ так внезапно, но естественно. Как ни в чём не бывало.

Сарданапал оставил ещё один долгий поцелуй у её виска и провёл кончиками пальцев по одной из змеек. Медузия открыла глаза и долго вслушивалась в свои внутренние ощущения. Ей всегда на удивление нравилось вот так сидеть с ним вдвоём. Каждый раз был особенным, спокойным и глубоко личным для них двоих.

Медузия нашла его ладонь и прикоснулась кончиками пальцев к тыльной стороне его запястья. Слегка погладила и спустилась по тыльной стороне ладони, очертив каждое сухожилие. Сарданапал перевернул ладонь и встретился с её пальцами своими. Прошёлся лёгким касанием по кончику каждого пальца, вызывая в ней лёгкую, почти незаметную дрожь. А затем переплёл их пальцы и притянул ладонь к губам, оставляя нежный поцелуй на внутренней стороне запястья.

Они оба любили тактильный контакт и придавали этому большое значение, поэтому между ними всегда была эта игра в касания. С тех самых пор, как она перестала вздрагивать от прикосновений.

Они оба придавали этому большое значение, потому что для них это была демонстрация высшего уровня доверия.

— Я рад, что ты смогла приехать, — прошептал Медузии на ухо академик, не разрывая касания и оставляя ещё один лёгкий поцелуй у виска.

— Всего лишь на неделю, — с сожалением сказала Медузия.

— И это намного больше, чем ничего.

И это было правдой. Даже неделя встречи стоила всех тех ожиданий.

За целый день они так и не вышли из кабинета, наслаждаясь обществом друг друга. Медузия рассказывала о своих успехах в обучении и о теме своей научной работы. Рассказывала о том, как в Скаредо всё погрязло в бюрократии, и нельзя было сделать ни шага в сторону.

А Сарданапал слушал… Слушал и улыбался, осознавая, насколько сильно ему не хватало этой оживлённости. Без неё и его жизнь погрязла в бюрократии, подобно Скаредо, став серой и безликой.

На следующее утро они позволили себе не пойти на завтрак, оставшись в постели. Сначала они долго целовались, стараясь вдоволь насытиться друг другом. Медузия нежно растягивала губы в улыбке, а Сарданапал оставлял горячие поцелуи на её губах, лице и шеи. У него напрочь не получалось от неё оторваться, а Медузия и не стремилась прекратить это.

Она позволяла ему целовать её. Те места, где его губы касались её кожи, горели огнём, но огонь этот не сжигал, а согревал. Она тянулась за новыми поцелуями и оставляла ответные — на его губах. Она крепко обнимала его за шею, прижимая к своей груди, и гладила по лицу кончиками пальцев. Она целовала его везде, до куда доставали её губы: лоб, скулы, щёки, нижняя челюсть, подбородок… губы.

Когда поцелуи закончились, они долго обнимались, а потом снова разговаривали. Когда Сарданапал рассказывал ей о новой ученице в школе, которая обладала таким сильным даром к сглазу, что смогла интуитивно наслать порчу на самого профессора Клоппа, который по сей день не мог до конца избавиться от неё. Девочка была замкнутая, нелюдимая, питала страсть к книгам, и до ужаса боялась высоты. От своего лопухоидного имени отказалась наотрез, как только пересекла Гардарику, называя отныне себя таинственно и зловеще Зубодериха. Девочка подавала большие надежды, и Сарданапал втайне надеялся уговорить её остаться в преподавательском составе, когда та закончит обучение.

— Зигмунду не помешает иногда размять косточки и побегать за жуками-вонючками, так что я её даже не осуждаю. Иной раз он бывает слишком невыносим, — чуть нахмурив нос, сказала Медузия.

Она лежала на груди Сарданапала и задумчиво выводила пальцем только ей известные узоры.

— Меди, — сурово сказал академик, чем заставил посмотреть её на него. — Это недостойно белого мага — желать кому-то быть проклятым.

— Во-первых, не проклятым, а сглаженным, — педантично уточнила Медузия. — А, во-вторых, кто виноват, что он иногда чересчур невыносим? Он стал слишком вредным после того, как его обман получил огласку и молодые девушки перестали целовать его после каждого отравления. Ему стоило выбрать другой способ, чтобы завоёвывать сердца красавиц, а не становиться вредным старикашкой в самом расцвете лет.

— Ты несправедлива, Меди, — перебил её академик и тотчас замолчал, почувствовав её палец на его губах.

— Сарданапал, в самом деле, ему не помешает иногда побыть в шкуре своих учеников, которых он наказывает ежедневно самыми нелицеприятными способами. Ну, подумаешь, побегает за жуками, насобирает пару тройку лишних банок себе в коллекцию, пока не додумается посмотреть отвод в учебнике по сглазам за второй курс. В конце концов, сглаз хоть и сильный, но совсем простенький. На то ведь и был расчёт. Гении никогда не замечают простоты.

Сарданапал поцеловал палец, которым Медузия заставила его замолчать, и тот сразу исчез с его губ.

— Я и сама, признаться, иногда едва сдерживаюсь от соблазна наслать на него какой-нибудь сглаз, такой вредный он иногда становится, — призналась она.

— Он тебя боится и не рискует лишний раз попадаться тебе на глаза.

— Страх — признак уважения. И он его спасает.

— Спорить не стану, — прошептал Сарданапал, проводя кончиками пальцев по её щеке.

Передняя из прядей, превратившаяся в медно-рыжую змейку, ласково зашипела. Во время сна змейки предпочитали оставаться в своём истинном обличии, и по утрам довольно тяжело соглашались превращаться обратно в волосы, особенно когда их хозяйка не досыпала. Сейчас они довольно шевелились и ласково шипели, то возвращаясь в свой чешуйчатый облик, то превращаясь обратно в волосы.

Сарданапал потянулся пальцем к одной из передних змеек и, едва касаясь, погладил её. Змейка тотчас обвилась вокруг его пальца и выпустила раздвоенный язычок, быстро лизнув его. Передняя змейка, свисающая прядью с другой стороны лица, почувствовала лёгкие заигрывания и потянулась к академику. Но прежде чем сам Сарданапал успел уделить ей своё внимание, его левый ус потянулся своим кончиком к змейке и закрутился вокруг её тела. Змейка, очевидно довольная такой игрой, одобряюще прошипела и расслабилась.

Медузия блаженно улыбалась, смотря за этой игрой, и Сарданапал не смог не ответить на её улыбку. И в этот момент он отчётливо осознал, что всё это того стоило. Её улыбка того стоила. Счастье, ясно отражающееся в её глазах, того стоило.

Когда она вернулась в Скаредо, он вспоминал её улыбку и ту мысль, что стала для него таким очевидным открытием. Её стоило ждать. И он ждал. Это обучение так много значило для неё, и он не мог позволить разрушить её мечту. Что такое три года для бессмертного? Лишь маленькая чешуйка у хвоста Змея Вечности, как он всегда любил говорить?

* * *

Медузия вынырнула из своих воспоминаний, когда Таня, так и не дождавшись никаких шагов от Ваньки, быстро вышла из зала, оставив его одного. Сарданапал проследил за её взглядом и сказал:

— Они помирятся. Вот увидишь, они так просто не расстанутся, их связь слишком крепка.

Медузия посмотрела на академика и слегка улыбнулась. Её всегда восхищал его оптимизм, но ещё больше, как точно он предугадывал исход любых событий. Казалось, он всегда говорит несерьёзно и уж точно не может знать наверняка будущего, но… Каким-то образом каждый раз он оказывался прав.

— Почему ты так уверен?

— Потому что они — отражение нас с тобой. Они повторяют наш путь, хоть и идут немного другой дорогой, — как всегда загадочно сказал Сарданапал. — Я тоже вспомнил твою поездку в Скаредо. Она заставила меня убедиться в том, что я не хочу провести свою вечность без тебя. И ещё больше не хочу лишать тебя желаемого. Какой бы высокой цена ни была, она никогда не будет столь высокой, чтобы отказаться от тебя. Они сейчас слишком импульсивны и вспыльчивы, но и они это поймут рано или поздно.

— Хочешь сказать, что их отношения предопределены? — с лёгкой улыбкой спросила Медузия.

Она не была поклонницей теории судеб. Она предпочитала брать ответственность за свою жизнь сама, а не сваливать всё на слова о том, что так суждено.

— Нет, конечно. Ничто в жизни не предопределено. Мы всегда можем свернуть с намеченного пути и пойти другой дорогой. Иначе у нас не было бы несвершившихся пророчеств. Судьба — это базовый фундамент нашей жизни. Без судьбы не существовало бы ни нас, ни нашего мира. Но не стоит всегда идти на поводу у Судьбы и хоть изредка важно брать на себя ответственность и принимать решения. Хотя иногда стоит прислушаться и к ней.

Медузия заметила, как компромиссно он подошёл к этому вопросу. Сарданапал любил превозносить ценность Судьбы и отводил огромное значение пророчествам, слишком часто полагаясь на них. Медузия же никогда не верила в Судьбу и к пророчествам относила лишь как к предостережениям, не более. Здесь же Сарданапал объединил два их мнения и сплёл их настолько гармонично, что Медузия даже согласилась с ним.

Возможно, в этом он был прав… Наверняка он был прав. И если так разобраться, то Таня с Ванькой, действительно в чём-то были на них похожи. Возможно, однажды она узнает, что Таня-таки решила связать свою судьбу с этим Маечником и будет с ним счастлива. Возможно, Медузия узнает об этом даже от самой Тани.

Так много было возможно для одного разговора, и так мало надежды.

После их последнего разговора Медузии всё чаще казалось, что когда наступит день, и Таня узнает всю правду, они больше никогда не смогут заговорить так легко, как могли сейчас.

Когда оба сознания Тани слились в одно, Медузия поняла это сразу. Та Таня, которая знала, смотрела на неё опасливым виноватым взглядом, а Таня, которая забыла, смотрела с уважением и лёгкостью.

Они разговаривали несколько раз после той ночной встречи, и сейчас их недоблизость вернулась к прежнему уровню, хотя сама Таня едва ли вообще заметила, что она куда-то исчезала. Сейчас у Медузии была возможность насладиться последними мгновениями, когда они могли быть так близки. Но придёт время, когда эта возможность исчезнет навсегда, и никто не сможет это исправить.

Сарданапал заметил, как потускнел её взгляд, когда она смотрела, как Таня скрывается за дверью Зала Двух Стихий и всё понял без слов. Медузия всё рассказала ему на следующее утро. Он никогда не забудет её потерянный взгляд и слова, произнесённые с надрывом: «Она никогда нас не простит, и мы потеряем её навсегда».

— Она поймёт. Вот увидишь: она поймёт. Просто ей нужно время, ведь это не та новость, которую можно принять в одно мгновение, — прошептал Сарданапал то же, что и сказал в то утро, когда Медузия плакала у него на плече.

Он действительно в это верил. Он хотел в это верить. И она пыталась поверить вместе с ним.

Медузия слегка кивнула и грустно улыбнулась, показывая, что хоть у неё не всегда получается, она пытается.

Музыка постепенно смолкла, и оркестр заиграл совсем другую мелодию. Чуть более подвижную, но всё ещё подходящую для медленных танцев. Сарданапал, не захотев выпускать её из объятий, утянул Медузию во второй танец, слегка сжав её ладонь.

Ему хотелось вернуть её хорошее и склонное к приятной ностальгии настроение, и он закружил её в более активном танце, заставив вспомнить все базовые шаги и переходы, что раньше использовались в бальных танцах.

Она улыбнулась шире уже через семь шагов и открыто засмеялась, когда он спустя пару десятков шагов ближе прижал её к себе, снова возвращаясь к произвольным движениям.

— Спасибо, — прошептала она, не скрывая лёгкой улыбки.

Правый ус Сарданапала потянулся и, не встретив препятствий, игриво щёлкнул её по носу. Академик засмеялся, но усы свои всё же приструнил. Те даже не стали сопротивляться, удовлетворив уже свою долю озорства, и теперь размеренно покачивались в такт музыки, заплетаясь вокруг бороды.

— Всё будет хорошо. Пусть не сразу, но обязательно будет. Я тебе это обещаю, — прошептал Сарданапал, сжимая её ладонь чуть сильнее обычного.

Медузия замерла от этих слов, и они остановились посреди зала. Музыка продолжала играть, а они стояли. Лишь отводящие чары не давали другим врезаться в них или обратить внимание. Никто даже и не заметил, что среди кружащихся пар выпускников и учителей они стояли, не двигаясь.

— Ты правда так думаешь? — спросила она.

И голос её насквозь был пропитан надеждой. Как будто сама она давно в это не верила. Хотя… Почему «как будто»? В последнее время она и правда уже разуверилась, считая, что надежды на счастливый финал и правда давно уже не было.

— Я в этом уверен, — твёрдо сказал Сарданапал.

И, как оказалось, именно этой твёрдости ей не хватало в последнее время. Ей нужно было услышать именно эти слова.

Медузия всегда стремилась быть сильной и независимой, и не в её правилах было падать духом, чтобы получить поддержку. Но иногда… Иногда случалось так, что её выдержка давала трещину, и продолжать быть сильной становилось невозможно. В такие минуты ей требовалась опора, чтобы не упасть. И Сарданапал всегда с поразительной точностью угадывал эти моменты и подставлял своё плечо. В такие минуты ей было жизненно необходимо услышать, что всё ещё может наладиться. Чтобы не потерять уверенность. Не упасть. Не сдаться. Чтобы найти в себе силы сделать очередной вдох и не задохнуться от навалившихся невзгод.

— Хорошо, — благодарно прошептала Медузия, слегка кивая в ответ.

Его слова в очередной раз стали для неё как глоток свежего воздуха. С её плеч в одно мгновение как будто исчез груз ответственности и потерь, и она смогла вдохнуть полной грудью, прежде чем отважиться сделать новый шаг.

Пусть будущее и казалось туманным и несбыточным, но ей не хотелось терять надежду. Она хотела сделать всё возможное, чтобы в конечном итоге у них был хотя бы шанс на счастливое будущее. Возможно, сейчас Таня не поняла бы их. Возможно, если бы она сейчас узнала обо всём, всё бы пошло крахом, как и предсказывала Медузия. Но у них было в запасе ещё немного времени, чтобы постараться подготовить её к неизбежному. И возможно, тогда она сможет их понять…

1) Иллюстрация к сцене: https://drive.google.com/file/d/1GchymjQxFOpUoFt3Q2gvHCLZYVBssImc/view?usp=drive_link

Вернуться к тексту