Решайся! (гет)

Мне ничего не снилось.

Из сна меня вырвал звук будильника. Хлопнув по кнопке выключения, я сел на кровати, потёр лицо, встал, оделся в форму, взял мыльно-рыльные и вышел на улицу. Свежесть раннего утра заползла за шиворот, заставляя поёжиться. Вокруг царила тишина. Оглядываясь по сторонам, я дошёл до умывальников, открыл краник и приступил к утреннему моциону, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Однако, кроме шума ветра и чириканья птиц, ничего не было слышно, ни разговоров пионеров, ни хлопков дверей домиков. Моих привычных утренних компаньонок — рыжих, тоже не было видно.

Умывшись, я вернулся в свой домик, положил кулёк и уставился на часы, стоящие на столе: 0745. В голове всплыли слова Ольги Дмитриевны со вчерашней линейки: «Подъём — в 9:00, не забудьте перевести будильники…»

— Тьфу! , — в сердцах сплюнул я…

Спать не хотелось, я вышел из домика, запер дверь и неспешно направился в сторону площади по дорожке. За домиком рыжих, сзади послышались приближающиеся шаги, я обернулся. Меня догоняла Славя, в спортивной форме, видимо возвращающаяся с утренней пробежки:

— Семён? Доброе утро!

— Привет…

— Ты что так рано? , — она пошла рядом.

— Будильник забыл перевести…

— Понятно, — она помолчала, — Сегодня домой…

— Да…

Мы вышли на площадь. Славя встряхнула головой, закидывая косы за спину, мимолётно улыбнулась:

— Ладно, я побегу дальше, увидимся на завтраке!

— Ага…

Она наискосок пересекла площадь, скрывшись из виду. Я постоял, оглядываясь по сторонам. Двинулся дальше, погрузившись в свои мысли.

Под ногами протяжно скрипнули мостки, я машинально огляделся, словно пытаясь понять, как и зачем оказался здесь. Ноги сами вынесли меня на дебаркадер. Утренний туман укутывал реку и дебаркадер лёгким покрывалом, влажный холодок пробирался за воротник рубашки, заставляя поёжиться.

Пройдя по мосткам, обошёл сбоку надстройку, мельком кинул взгляд на приоткрытое слуховое окно, вышел на площадку, упёрся ладонями в холодный металл перил, и уставился на реку.

Лёгкая рябь на поверхности воды, заставляла моё отражение дрожать. Я почувствовал, что так же дрожу внутри, кисло ухмыльнулся и опустил голову на сложенные руки, прислонившись к перилам. Почувствовав, как холодная влага пропитав рубашку, достигла кожи на животе, отпрянул от перил, согнувшись:

— Как же я всё испортил…

Кажется, я повторял это уже в тысячный раз… Нерешительность. Моя вечная спутница. Сколько раз я молчал, боясь сказать то, что чувствовал? Каждый раз убеждал себя, что ещё рано, что я ещё не готов или, хуже того, что она не готова услышать…

Я поднял взгляд на реку. Туман начал отступать, открывая часть реки, всё ещё скрывая от глаз дальний берег, где было что-то, чего я, возможно, уже никогда не достигну.

«Ты можешь что-то изменить, пока не истекло твоё время», — я вспомнил слова Юли. А если уже поздно? Сердце неприятно сжалось.

Я снова посмотрел на своё отражение в воде. Оно дрожало, искажаясь от лёгкой ряби, словно и не отражение вовсе, а проекция какого-то другого человека. Того, кто мог бы решиться. Того, кто не испугался бы…

Скрипнули мостки. Я вяло повернулся на звук. В мою сторону шагал лодочник. Подошёл, остановившись рядом:

— Привет пионер! Эт самое, за лодкой? Вы ж сегодня уезжаете…

— Здравствуйте… — я вздохнул, — Нет, не за лодкой, просто так, гуляю…

— Ааа…,— он хмыкнул, оглядывая меня, — Что-то ты, эт самое, совсем погрустнел… Понимаю, уезжать не хочется, — он оперся на перила оглядываясь вокруг, — Места тут, эт самое, действительно хорошие…

— Мда…, — промычал я, снова отворачиваясь к реке.

— Со стороны лагеря послышался звук горна, зовущего на завтрак, я отшагнул от перил:

— Ладно, я пойду, до свидания…

— Ага, эт самое, пока!

Я зашагал по мосткам в сторону берега.

Выйдя на центральную дорожку, подошёл к столовой. На крыльце стояла вожатая:

— Персунов!

— Да?

— Ты откуда идёшь?

— Гулял…

Она окинула меня взглядом:

— Что с формой?

— М? , — я опустил глаза. На животе было сырое пятно, — Роса…

Со стороны площади, появились Мику с Леной, подошли к крыльцу:

— Доброе утро!

— Доброе… ,— Лена смерила меня холодным взглядом. Мику молча кивнула, отворачивая лицо, с красными опухшими глазами. Сердце снова сжалось, в груди закололо…

— Доброе утро… ,— озадаченно протянула вожатая, оглядев Мику, посторонившись, пропустив их с Леной внутрь, поворачиваясь ко мне:

— А?.. ,— она многозначительно кивнула в сторону двери, с вопросительным выражением лица.

Я только глубоко вздохнул, Ольга хмыкнула:

— Проходи.

Я сел на место за колонной, выглядывая. Мику сидела с Леной, спиной ко мне. Последняя, перехватив мой взгляд, скривилась, продолжив есть. Я вздохнул, приступив к завтраку.

В центр столовой вышла Ольга Дмитриевна:

— Внимание! , — она взглянула на часы, — Через 15 минут начнётся торжественная линейка, не опаздывайте! Построение — как на обычных утренних линейках…

Закончив с завтраком, поднялся, выходя, оглядел столовую — из нашего отряда я был последним.

Выйдя на площадь, подошёл к отряду, занимая своё место в строю.

Вожатая, заложив руки за спину, прохаживалась перед строем. Завидев кого-то на центральной дорожке, повернулась к строю:

— Равняйсь! Смирно!

Со стороны центральной дорожки, на площадь, вышла пара: Мужчина — высокий, статный, в тёмно-сером, практически чёрном, строгом костюме. Кожа — очень бледная, белая, чуть сероватого оттенка. Чёрные густые волосы с проседью, резкие черты лица — высокие скулы, прямой нос, немного впалые щеки. Лицо — абсолютно безэмоциональное. Глубоко посаженные темные глаза, словно прячущиеся в тени нависших бровей, тускло сверкнули багровыми угольками, когда он обвёл строй взглядом.

Женщина, под руку с ним — полная противоположность. Тоже высокая, стройная. Лицо нежное, с мягкими чертами. Она прикрыла глаза, обрамленные длинными ресницами, поднимая лицо к солнцу, улыбаясь. Светлая кожа, словно была окутана, лёгким, золотистым сиянием. Волосы длинные, волнистые, каштанового цвета, с медовым отливом. Одета она была в длинное, струящееся, лёгкое фиолетовое платье с замысловатым цветочным узором по краю подола.

Они подошли к вожатой, выслушали её доклад, женщина отступила на шаг назад, вставая позади мужчины. Он повернулся к строю:

— Приветствую вас…

Его голос, низкий и бархатистый, казалось, полностью накрыл площадь. Всё вокруг стихло — перешёптывания в строю, шум деревьев, качающихся на ветру, щебетание птиц, позвякивание тросов на флагштоках… Остался только его голос — подавляющий, одновременно и успокаивающий, и вызывающий необъяснимый страх:

— Сегодня, вы пересекаете рубеж… Здесь, в нашем лагере, вы оставили позади старые привычки, страхи и переживания. Вы научились многому: дружить, помогать друг другу, быть сильными и честными…

Он оглядел строй, стоящий перед ним, словно останавливая взгляд на каждом:

— В этих стенах не было деления на сильных и слабых, на первых и последних. Здесь, вы все были равны. И каждый из вас внёс свой вклад в то, чтобы это место стало для него незабываемым…

Он сделал паузу, словно давая время осмыслить его слова:

— Те, кто проявил доброту и целеустремленность, будут вознаграждены, они найдут в себе силы и дальше следовать этим путём. А тем, кто где-то оступался, я напомню: в мире всегда есть место для перемен и роста. Главное — не терять веру в себя…

Мужчина обвёл строй взглядом.

— Это прощание — не конец. Пусть воспоминания о днях, проведённых здесь, станут для вас путеводной звездой, чтобы в будущем вы могли создавать свой свет, даже там, где царит тьма…

Завершив, мужчина отступил назад, уступая место Ольге Дмитриевне.

Я поёжился, чуть поворачиваясь к Славяне, спрашивая шёпотом:

— Кто это?

— Директор лагеря…

— Жуткий какой-то…

Славяна, мельком глянув на меня, улыбнулась:

— Так только кажется… Он очень строгий, но справедливый…

— А женщина?

— Зам. директора…

Ольга сделала шаг вперёд:

— Я присоединяюсь к вашим словам, — она повернулась к директору, кивнув, приложив руку к груди. Развернулась обратно, — От себя же, хочу добавить…

Я покосился на Мику — она, прикусила губу, щурясь, смотрела в небо…

Вожатая, тем временем, объявила:

— А сейчас, ребята, настало время отметить ваши заслуги и достижения!

Они отошли к памятнику, у постамента которого, стоял стол, не убранный со вчерашней дискотеки, на котором сейчас лежали какие-то бумаги. Зам. директора, перебрав бумаги, протянула вожатой первый листок.

— Воробьева Дарья, пятый отряд!

Из строя выбежала девочка, направляясь к вожатой. Ольга Дмитриевна зачитала:

— Награждается настоящей почётной грамотой…

Я вздохнул, снова заскучав. Едва ощутимое, чувство тревоги поселилось в душе, начиная медленно нарастать. Отъезд все ближе, с каждой минутой…

Награждение, тем временем, продолжалось, настала очередь нашего отряда:

— Ясенева Славяна, первый отряд!

Славя вышла к памятнику, Ольга зачитала:

— Награждается настоящей почётной грамотой, за выдающийся вклад в жизнь лагеря, проявленную инициативу, активное участие в общественной деятельности и примерное отношение к трудовым обязанностям. В знак признания заслуг и высокой гражданской сознательности, в адрес отделения ВЛКСМ по месту жительства направлено представление о досрочном принятии в ряды комсомола. Пусть этот заслуженный шаг станет вдохновением для дальнейших достижений!

— Всегда готова! , — Славя вскинула руку в пионерском приветствии, вернулась в строй.

Вожатая взяла в руки следующий листок:

— Советова Ульяна, первый отряд!

Ульянка выбежала к вожатой, разворачиваясь к строю, растягиваясь в улыбке.

— Награждается настоящей почётной грамотой, за выдающиеся спортивные достижения, продемонстрированные упорство и целеустремлённость, которые стали примером для товарищей. Особого признания заслуживает активное содействие в популяризации спорта, продвижении здорового образа жизни и вовлечении молодёжи в физическую культуру. Пусть твои спортивные победы и в дальнейшем служат на благо общества, прославляя силу духа и стремление к совершенству!

— Ура! , — крикнула Ульяна, забирая грамоту и возвращаясь в строй.

— Хатсуне Мику, первый отряд!

Мику вышла к памятнику.

— Награждается настоящей почётной грамотой, за активное участие в культурно-массовых мероприятиях, выдающийся вклад в развитие творческой жизни коллектива и организацию ярких и запоминающихся концертов. Твой талант, энтузиазм и неиссякаемая энергия стали вдохновением для всех участников, объединяя коллектив и создавая атмосферу творчества и единства. Благодаря твоему усердию и инициативе, культурная жизнь лагеря обрела новые краски, а зрители — множество радостных и незабываемых моментов. Пусть творчество и впредь будет сияющим примером для окружающих, продолжая вдохновлять на новые свершения во имя искусства и общего блага!

— Спасибо! , — она поклонилась.

— Тимофеев Александр, первый отряд!

Шурик вышел к ним.

— Награждается настоящей почётной грамотой, за выдающийся вклад в организацию и развитие кружка кибернетики, а также за активное участие в материально-техническом обеспечении и поддержке мероприятий лагеря. Твои знания, трудолюбие и организаторские способности стали неоценимой помощью в проведении важных событий и внесли весомый вклад в техническое развитие и укрепление инфраструктуры лагеря. Пусть преданность делу и стремление к совершенству продолжают вдохновлять окружающих, открывая новые горизонты в науке!

— Благодарю… ,— Шурик забрал грамоту, вернувшись в строй.

— Персунов Семён, первый отряд!

Я замер. Вызывают… меня? Славя подтолкнула меня, шепча:

— Иди, Семён…

— Меня-то за что?.. ,— пробормотал я, подходя к вожатой.

— Награждается настоящей почётной грамотой, за неоценимую помощь в решении задач, важных для благополучия лагеря, несмотря на короткий срок пребывания. Усердие, физическая выносливость, готовность прийти на выручку и вклад в общее дело стали ярким примером для товарищей. Даже за одну неделю ты сумел показать себя как надёжный, ответственный и трудолюбивый участник смены, чья работа принесла пользу всему лагерю. Пусть твоё стремление к успеху, энергия и добросердечие остаются с тобой далее, вдохновляя окружающих на новые свершения и создавая прочные основы для будущих побед!

— Спасибо! , — я скомкал грамоту, разворачиваясь, возвращаясь в строй.

Отвернувшись, пошёл обратно, возвращаясь в строй.

В этот момент, за моей спиной, зам. директора, повернулась, распахивая глаза, с вытянутым вертикально зрачком, переливающиеся всеми цветами радуги, провожая меня внимательным взглядом…

Ольга Дмитриевна вышла в центр площади:

— Равняйсь! Смирно! , — она оглянулась, на стоящих у памятника, директора с замом, — Что-то ещё сказать хотите?

Они отрицательно покачали головами. Ольга повернулась к строю:

— На этом, наша последняя, в этой смене линейка, завершена! До свидания, ребята!

Строй зааплодировал, засвистел, она подняла руку, призывая к тишине:

— Отъезд в 13:00, сейчас сдаёте всё на склад, ключи от домиков — вожатым отрядов, сбор с вещами — здесь, на площади! Вольно! Разойдись!

Строй распался, все разбредались по своим домикам, переговариваясь, смеясь. Кто-то демонстрировал друзьям полученную грамоту. Я нашёл в толпе Мику:

— Мику… ,— я осторожно тронул её за локоть.

Она вздрогнула, как от удара, повернулась ко мне:

— Что?

— Эээ… Тебе… Помочь с ч-че-м-моданом? , — я неожиданно занервничал и начал заикаться.

Мику несколько секунд молча смотрела на меня, улыбнулась натянутой улыбкой:

— Семён… ,— она переступила с ноги на ногу, — Всё нормально, я справлюсь… ,— она сглотнула, голос её чуть дрогнул, — Раньше же как-то справлялась…

Она развернулась, не дожидаясь моего ответа и зашагала в сторону своего домика.

Проводив её взглядом, пока она не скрылась из виду, я пошёл по дорожке от площади в свою сторону.

Зайдя в домик, распахнул чемодан, доставая свёрток из серой вощёной бумаги, развязывая бечёвку, доставая футболку с джинсами. От вещей пахло каким-то одеколоном… В чемодан упала белая круглая салфетка, я поднял её, принюхиваясь. Запах был приятный, ненавязчивый, видимо в прачечной, клали такие салфетки в постиранные вещи…

Я потянул галстук, снимая форменную рубашку, шорты. Надел джинсы, футболку. Вспомнив, пошарил в боковом кармане чемодана, доставая листок, разворачивая. Пробежался по нему глазами, вчитываясь в буквы. Достал из чемодана фотокарточку с автографом, прочитал несколько рядов иероглифов. Перевернул, смотря на фотографию, где Мику смотрит в камеру, улыбаясь, вытянув вперед руку с оттопыренными пальцами в форме буквы V. Прикрыл глаза, кладя на стол листок и фотографию. Они не пригодятся мне... ведь в моём мире, она — всего лишь вокалоид...

Её же не существует... Ведь так?

Я сел на кровать, подпирая голову руками. Допустим, я буду искать её… Допустим, я даже найду её. И что дальше?

Сейчас, мне не надо её искать, просто встать, пройти через лагерь, постучать в дверь тринадцатого домика и рассказать ей всё...

Но... Как всегда, есть моё "но"... Я должен отпустить её...

Я вздохнул, переворачивая фотографию, ещё раз пробежавшись по ней глазами...

Заставляя себя отвлечься от этих мыслей, я распахнул шкаф, складывая вещи в чемодан, оглядел комнату, залез под стол, выдёргивая часы из розетки. Наверное надо отдать их кибернетикам…

Взяв часы, вышел из домика, направляясь быстрым шагом в сторону клубов. Если не застану их там… я не знаю, в каком домике они живут, принесу часы обратно в домик. На моё счастье, клубы были открыты. Электроник собирал какие-то электросхемы, напечатанные на бумажных листах, убирая их в шкаф:

— Семён?

— Да, Серый, я часы принёс, — я протянул ему будильник.

Он пожал плечами, грустно вздохнув:

— Давай, хотя мог и в домике оставить, для следующей смены…

— Ты чего загрустил?

— Н-нет… ничего… — он отвернулся к шкафу, вздыхая, убирая в него схемы.

— Женя?

Он покивал, не поворачиваясь, снова вздохнул:

— Я так и не решился…

— Ну…, — хмыкнул я, — Негативный опыт — тоже опыт…

— Угу…

Попрощавшись с Электроником, вернувшись в домик, завернул форму в матрас, обвязав простынёй, закинул рулет на плечо, направляясь к складу. На складе, в одиночестве, скучала Славя:

— Семён, привет!

— Привет Славь, — я оглядел её, — Не переоделась ещё?

— Я успею, — она улыбнулась, — Давай посмотрим, что принёс…

Приняв у меня вещи, записав в журнал, она подняла голову, рассматривая меня, прикусив колпачок шариковой ручки, которую держала в руках:

— Что после лагеря делать собираешься?

— Не знаю…

— Как? , — она удивленно распахнула глаза.

— Вот так… ,— я вздохнул, разведя руками.

— Но…

— Пока... , — отрезал я, выходя на улицу.

В очередной раз пересекая площадь, заметил, что некоторые из пионеров уже собрались, заняв скамейки по краю площади, хохоча, переговариваясь, не беспокоясь об отъезде. Они уверены в том, что сейчас вернутся в райцентр, разъедутся по домам, потом смогут написать или позвонить своим друзьям из лагеря, может быть даже приехать в гости… Зависть, смешанная с нарастающим отчаянием, всё больше заполняла душу, отогнать эти мысли становилось всё труднее…

Взяв чемодан, я, последний раз, окинул домик взглядом, задержав его на лежащих на столе фотографии и листочке. Подошёл к столу, протянул руку, чтобы взять их, замер в нерешительности, почти касаясь пальцами... Перевёл взгляд на связку ключей, лежащую рядом. В памяти всплыл вчерашний сон: Мику, улыбаясь, кладёт ключик в ладонь… Я потряс головой, словно пытаясь отогнать видение, до боли сжав ключи в кулаке и выходя из домика.

На площади, огляделся, из нашего отряда — только Женя, с книжкой в руке, сидела на скамейке, я подошёл к ней:

— Привет! Собралась уже?

— Привет, — она оторвалась от книги, поднимая глаза, — Да.

— Можно я у тебя чемодан оставлю? Мне тут сходить…

— Иди… — она перебила меня, чуть грустно улыбнувшись.

— Спасибо… — я поставил свой чемодан на траву, рядом с её, направляясь в сторону домика вожатой.

Подойдя, постучал.

— Открыто, — донеслось изнутри.

— Ольга Дмитриевна, стоя коленом на чемодане, лежащем на кровати, пыталась его застегнуть. Повернула голову в мою сторону:

— Семён? Что опять на тебе надето?!

— То же, в чём я приехал… — я протянул ей связку ключей, — Вот, ключи от домика и музыкального клуба.

— Давай… — она наконец-то справилась с молнией чемодана, подошла ко мне, забирая связку. Отцепив ключ от музклуба, протянула его обратно, — Этот ключ отдашь Мику, она его сдаст в администрацию… Ты собрался?

— Да…

— Тогда — не задерживаю, мне ещё переодеться надо…

Я вышел на улицу, прикрыв за собой дверь, направляясь на другой конец дорожки, к тринадцатому домику. Подошёл, заглядывая в открытую дверь:

— Есть кто дома?

— Да! , — прозвучали изнутри два голоса одновременно.

Я вошёл. Мику вытряхивала из шкафа в раскрытый чемодан невообразимое количество вещей. Лена, стоя у стола, складывала листы в отдельную папку. Обе повернулись в мою сторону, вопросительно глядя.

— Я… это… ключ от музклуба, Ольга Дмитриевна сказала тебе отдать.

Она подставила ладонь. Я положил ключ, коснувшись её пальцев своими, замер. Мику подняла на меня глаза:

— Это всё?

— Эээ… да…

Она вздохнула, убирая руку, сжимая ключ в кулаке:

— Тогда… Семён, не мешай, пожалуйста, мне ещё собираться…

— Хорошо…

Выйдя на улицу, я направился обратно на площадь, подошёл к скамейке, где сидела Женя, присаживаясь:

— Спасибо!

— Хм? А… Не за что… ,— она снова уткнулась в книгу…

Спустя несколько минут, на площади появились Мику с Леной. Оставив вещи у одной из скамеек, Мику быстрым шагом, ушла в сторону администрации, спустя пару минут вернулась. Лена, взяв свой чемодан, отошла на скамейку к Алисе, оставляя японку одну.

Я пригляделся: На ней была белая блузка без рукавов, с оборками. Длинная полупрозрачная юбка серого оттенка, с лёгким градиентом от более светлого наверху, к более тёмному снизу. Нижний край юбки оторочен бирюзовой волнистой лентой. Под юбкой — короткие черные шорты. На ногах — туфли на платформе, серо-бирюзового цвета, открытые в области пальцев, с тонкими ремешками на щиколотке. Мику согнулась вперёд, глядя себе под ноги, чуть погодя спрятала лицо в ладонях...

Я запрокинул голову, часто моргая, глядя в небо, буквально физически ощущая, как последние минуты утекают...

Послышался звук автомобильного гудка со стороны ворот. Я поднялся:

— Пора…

— Мда… ,— хмыкнула Женя, захлопывая книжку, тоже вставая со скамейки.

Подождав, пока остальные отряды погрузятся в свои автобусы и уедут, я вышел к воротам. На площадке перед воротами стоял «Икарус», с табличкой «Заказной» под лобовым стеклом. Закинув чемодан в конец салона, вышел на улицу. Перед воротами собрался почти весь наш отряд, исключая вожатую и Славяну.

Обойдя автобус, я посмотрел на дорогу, уходящую к горизонту. По ней, стремительно отдалялись, уменьшаясь в размерах, несколько точек — автобусы с другими отрядами… Куда привезёт меня этот автобус? В глубине души я знал ответ — в прокуренную, грязную обветшалую комнату, освещаемую светом монитора... И виновник в этом был один — я сам...

Постояв немного, пошёл обратно, выходя из-за автобуса, и как раз вовремя — из-за ворот послышались торопливые шаги, появились Ольга и Славя. Вожатая осмотрела нас:

— Так, все здесь? Отлично! Давайте, без долгих разговоров, садимся!

Мы прошли в автобус. Пройдя дальше, я остановился у сидений в середине салона, через несколько рядов от занятых остальным отрядом, обернулся. Мику, бросив на меня быстрый взгляд, села на одно из свободных кресел, прислонившись головой к окну. Вздохнув, я тоже сел, видя между кресел бирюзовую макушку.

В салон зашёл водитель — высокий худощавый мужчина, средних лет, с длинными волосами с проседью, мрачным уставшим лицом, одетый, несмотря на жару, в тёмную, поношенную, брезентовую куртку с капюшоном. Сел за руль, не оборачиваясь, спросил глухим голосом:

— Все?

— Да, можем ехать, — ответила вожатая, встав, ещё раз осмотрев салон.

Водитель завёл двигатель, заиграла негромкая музыка, с шипением закрылась дверь, отсекая все звуки снаружи, автобус вздрогнул, покатился выворачивая на дорогу. Я оглянулся в проход, глядя в заднее окно — ворота лагеря стремительно отдалялись, исчезая из виду, растворяясь в разноцветной пелене растительности…

Внутренняя тревога, невнятная, как предчувствие беды, не отпускала…

За окном мелькали поля и перелески, тянущиеся в бесконечность. Я зевнул, чувствуя, как меня начало клонить в сон, прислушался. Разговоры стихли, кто-то уже задремал. Водитель неподвижно смотрел вперёд…

Автобус замедлил ход, плавно поворачивая. За окном мелькнул мост через реку. Я бросил взгляд на табличку, но буквы сливались в размытые пятна. «Да и какая разница…», — подумал я, чувствуя, что глаза слипаются. Моргнул раз, второй… Резко встрепенулся, услышав сбоку голос, вкрадчивый, тянущий гласные, словно мяукающий:

— Как отдохнул, Семён?

Сон, как рукой сняло, я повернулся. На креслах напротив, через проход, сидела Юля, закинув ноги на спинку впереди стоящего сиденья, покачивая ими в ритм едва слышной музыки, сверкая своими разноцветными глазами.

— Ты?! , — сердце забилось быстрее.

— А кого ты ожидал? , — она навострила уши, — Так как отдохнул?

— Д-да… Отдохнул… Да… Хорошо… Спасибо… — меня всего затрясло.

— Да не нервничай ты так… — мурлыкнула Юля, опуская ноги на пол, поворачиваясь ко мне лицом, — Что сделано, то сделано…

— Эээ… А ты?..

— Ты ведь знаешь, почему я здесь?.. , — тихо спросила она, прикрывая глаза.

Я вытянул шею, выглядывая между кресел бирюзовую макушку, вздохнул.

— Да, знаю.

— И что думаешь?..

— Что тут думать, я не смог побороть своё «если», но… Спасибо тебе!

Она распахнула глаза, в её взгляде мелькнуло удивление:

— Спасибо?

— Да. Спасибо за то, что ты привезла меня сюда. Этот лагерь… эта неделя… За то, что дала мне шанс. За то, что заставила задуматься. За то, что показала мне… меня самого.

Юля слушала молча, её лицо, по-прежнему оставалось непроницаемым, я продолжил:

— Я всё испортил, как всегда… Я не смог себя перебороть, но… Ты можешь ответить мне на один вопрос, несмотря на то, что я не выполнил условия?

Юля взмахнула хвостом:

— Спрашивай…

— У неё всё будет хорошо?

Юля помолчала, дёргая хвостом, повернулась, глядя мне в глаза:

— Семён, ты ведь не просто так оказался здесь. У каждого есть выбор. Но выбор — не только привилегия, это ещё и ответственность. Решая за себя, ты решаешь за всех, кто тебе дорог…

Я сглотнул комок, вставший в горле:

— Что это значит?..

— У тебя — своя судьба, у неё — своя. Ваши судьбы пересеклись здесь и сейчас, приняв или не приняв те или иные решения, ты предопределил свою судьбу и оказал влияние на её… Только ты можешь принять решение… Я здесь, не для того, чтобы управлять твоей судьбой…

Я ещё раз взглянул на бирюзовую макушку:

— А что, если?...

— Если?.., — Юля вопросительно наклонила голову.

— Н-нет... ничего..., — я вздохнул.

Юля прикрыла глаза:

— Итак, ты не справился…

Поднялась с кресла, встав в проходе. Наклонилась, прижимая мою руку своей, оказавшись со мной лицом к лицу. Я почувствовал, что не могу пошевелиться, не могу даже моргнуть, оказавшись парализованным под взглядом её глаз. Юля прищурилась, шипя:

— Очень жаль, Семён, у тебя были все шансы…

Веки будто налились свинцом, бороться со сном стало невозможно…

На грани сознания, я почувствовал, как моей щеки коснулись мягкие губы и ухо обожгло дыханием:

— Ты уже решился, так что теперь… Прими результат своих действий…

Я окончательно провалился в сон…