Гарри Поттер. Мальчик, который жил. (гет)

Хогвартс, подземелья. Поздний вечер.

Лаборатория, высеченная в толще древних катакомб под Хогвартсом, дышала тайнами. Воздух был густ от аромата зелья — холодного, как лунный свет, и горького, как полынь. В центре комнаты стоял чёрный котёл, над которым клубился пар, переливающийся серебристо-сизыми оттенками. Снейп, в своём чёрном одеянии, казался частью этой тьмы, если бы не бледное лицо, искажённое болью. Его длинные пальцы сжимали края котла так, что костяшки побелели, а вены на руках пульсировали тёмным светом — магия, вытягиваемая из самого нутра, связывала миры.

В груди, под рваным шрамом, оставленным Нагини, пульсировал осколок Камня Смерти. Он был обёрнут в пожелтевший пергамент с выведенным кровью словом «Всегда», которое мерцало, словно живое. Каждый удар этого импровизированного сердца отбрасывал по стенам блики кроваво-золотого света, а тень Снейпа металась, то принимая его форму, то расплываясь в силуэт женщины с распущенными рыжими волосами. Её руки, едва осязаемые, тянулись к котлу, будто пытаясь стабилизировать кипящую смесь.

Ступени скрипнули — Гермиона вошла, держа в руке спектральный кристалл. Его сердцевина, словно заточённая молния, билась в такт пульсации Камня. Она замерла на пороге, ослеплённая контрастом тьмы и магического сияния.

— Вы не призрак, — произнесла она твёрдо, но голос дрогнул, когда тень Лили повернула к ней лицо. — Вы... якорь. Её душа в Камне, а ваша — здесь. Она держит вас, а вы — её.

Снейп не обернулся. Его тень сомкнула руки вокруг призрачного котла, пытаясь удержать зелье от распада.

— Остроумно, мисс Грэйнджер, — его голос звучал как скрежет камней. — Но даже якорь ржавеет, когда море становится кислотой. У вас есть три дня. Грин-де-Вальд уже вьётся вокруг её души, как удав.

На полках, искривлённых от сырости, стояли склянки с субстанциями, которые не имели названий в учебниках: слезы феникса, смешанные с пеплом дементоров, корни мандрагоры, проросшие сквозь кости. На стене висели часы с циферблатом из чёрного опала — вместо стрелок по нему ползла тень, отсчитывая время до полуночи третьего дня. С каждой минутой тень становилась плотнее, обретая черты Грин-де-Вальда: острые скулы, безумную улыбку.

Гермиона шагнула ближе, кристалл в её руке вспыхнул ярче, осветив пергамент на груди Снейпа. Слово «Всегда» зашипело, будто раскалённое железо.

— Почему три дня? — спросила она, пытаясь не смотреть на тень Лили, чьи глаза, пустые и печальные, следили за каждым её движением.

— Потому что Камень не вечен, — Снейп наконец повернулся. Его лицо было измождённым, но в глазах горел тот же огонь, что и в дни уроков зельеварения. — Грин-де-Вальд нашёл способ кормиться душами, заточёнными в артефактах. Он вырвется из своей темницы, если поглотит её. А я... — он коснулся осколка, и тень Лили вздрогнула, — я стану дверью, через которую он войдёт в этот мир.

Гермиона подняла кристалл, и его свет пробился сквозь пар, выхватывая из тьмы страницы древнего гримуара, лежавшего на столе.

— Здесь есть ритуал разделения, — она пролистала пергаменты, испещрённые рунами. — Но для него нужна жертва. Жизнь за жизнь.

Снейп усмехнулся, и его тень внезапно сжалась, обвив Лили, словно защищая.

— Вы забываете, мисс Грэйнджер, — он подошёл к котлу, капнув в него своей кровью. Зелье взорвалось серебряными искрами. — Я уже мёртв. Моя «жизнь» — это её воля. Чтобы разорвать связь, нужно не жертвовать, а переписать контракт.

Стены задрожали. Часы на стене завыли, тень Грин-де-Вальда пронзила циферблат когтями. Воздух наполнился запахом гари и миндаля — признак близкой темпоральной аномалии.

— Он здесь, — прошептала Лили впервые, её голос звучал как эхо из глубин колодца. — Он ищет слабину.

Снейп схватил Гермиону за запястье, его пальцы были холодны, как лёд.

— Найдите способ переписать руны на Камне. Используйте её память, её любовь... Всё, что осталось. Или я сотру эту связь в прах, даже если это убьёт нас обоих.

Гермиона кивнула, пряча кристалл в складки платья. Она знала, что ключ лежит не в гримуарах, а в том, что Снейп носил в груди — в слове «Всегда», написанном не чернилами, а покаянием.

— Мы найдём способ, — сказала она, глядя на тень Лили, которая теперь обняла Снейпа, как плащ. — Но вам придётся отпустить её.

Он не ответил. Просто повернулся к котлу, где зелье кипело яростнее, отражая битву в его душе — между долгом живого и упрямством мёртвого.

Тени на стене сплелись в танце, а часы продолжали отсчёт.

Лучи солнца пробивались сквозь щели в шторах, разрезая полумрак комнаты на полосы света и тени. На стенах, увешанных портретами Локхарта в героических позах, золотые рамки поблёскивали тускло, будто потускневшие от времени. Одно из зеркал в углу было треснуто — паутина изломов расходилась от центра, где застрял осколок чёрного кристалла. Воздух пахнул ладаном, чернилами и чем-то прогорклым — словно испорченным зельем.

Локхарт сидел за массивным дубовым столом, заваленным пергаментами, пустыми флаконами и рассыпанными блёстками от его же собственных открыток. Его обычно безупречные золотистые локоны были спрятаны под грязной повязкой, из-под которой сочилась сукровица. Руки дрожали так, что перо выскальзывало из пальцев, оставляя кляксы на страницах дневника. Чернила, густые и маслянистые, словно живые, вытекали из наконечника сами, извиваясь в слова:

«ОН ВСЁ ЕЩЁ ЗДЕСЬ. В ЗЕРКАЛАХ. В ТЕНЯХ. НЕ ДАЙ ЕМУ ВЕРНУТЬСЯ...»

— Нет-нет-нет, — бормотал Локхарт, пытаясь перечеркнуть строку, но буквы расползались, как тараканы, заполняя страницу новым текстом: «ОН ВИДИТ ТЕБЯ. ОН ЗНАЕТ, ЧТО ТЫ СЛАБ...»

Дверь с треском распахнулась. На пороге стояла Тонкс — её розовые волосы были собраны в небрежный пучок, а мантия аврора висела на одном плече, обнажая рубашку с закатанными рукавами. На лице застыла смесь усталости и решимости.

— Гилдерой, хватит! — Она резко подошла к столу и вырвала перо из его рук. Чернила брызнули на пергамент, сложившись в кривую ухмылку.

Локхарт вскочил, опрокинув стул. Его глаза, обычно сияющие самовлюблённым блеском, были красными от бессонницы:

— Ты не понимаешь! Он... он в стенах. В зеркалах. Каждую ночь я слышу, как он шепчет... — Он ткнул пальцем в треснувшее зеркало, где в глубине мелькнула тень в остроконечной шляпе.

Тонкс схватила его за плечи, заставив встретиться взглядом:

— Ты не одержим. Ты — дверь. Понимаешь? Он использует тебя как щель между мирами. Но мы закроем её. — Её голос смягчился, став почти материнским. — Прими снотворное. Хоть на пару часов.

Локхарт засмеялся — хрипло, надрывно:

— Снотворное? Оно не действует! Я вижу сны наяву... — Он указал на полку, где стояли флаконы с зельями. Один из них, с этикеткой «Сон без сновидений», был пуст. — Вчера выпил всё. А он... — Голос сорвался. — Он пришёл ко мне в образе меня самого. Улыбался, хвалил мои книги...

Тень за зеркалом зашевелилась. Стёкла задрожали, и по поверхности поползли чёрные прожилки, как вены. Тонкс резко развернулась, нацелив палочку:

— Протего Тоталиум!

Щит из золотого света отбросил тень обратно в глубину. Зеркало треснуло громче, и осколки упали на пол, превратившись в рой чёрных жуков.

— Видишь? — Локхарт прижался к стене, обхватив голову руками. — Он сильнее любых заклятий.

Тонкс вздохнула, поднимая с пола пустой флакон. На этикетке мелькнула надпись, сделанная её же рукой: «Для Г.Л. — когда станет невмоготу».

— Тогда смени тактику, — она достала из кармана крошечное зеркальце в серебряной оправе. — Ты же любишь играть героя? Стань им. — Сунула предмет ему в ладонь. — Это ловушка. Разбей его отражение — и щель захлопнется.

Локхарт сжал зеркальце так, что костяшки побелели. В его глазах мелькнул старый огонёк — тот самый, что когда-то заставлял студентов верить в байки о вампирах и гарпиях:

— А если я... стану приманкой? Заманю его в ловушку?

Тень в зеркале застыла, будто прислушиваясь.

— Именно, — Тонкс усмехнулась, поправляя мантию. — Но сначала — душ. Ты пахнешь, как тролль после марафона.

Когда дверь за ней закрылась, Локхарт подошёл к треснувшему зеркалу. В отражении его лицо исказилось — глаза стали чёрными, а улыбка слишком широкой.

— Слышал, Геллерт? — прошептал он, сжимая зеркальце. — У меня для тебя... сюжет получше.

Тень завыла, и стёкла потемнели, но Локхарт уже смеялся — тихо, истерично, как человек, нашедший выход из лабиринта, где стены сложены из его же страхов.

Сводчатый зал дышал тленом. Стены, некогда украшенные фресками с танцующими феями, теперь покрывали паутины из чёрных жил, пульсирующих в такт невидимому сердцу. Воздух был густ от запаха серы и медной крови — будто сама атмосфера пропиталась проклятием. По углам горели факелы с зелёным пламенем, отбрасывая мерцающие тени, которые извивались, как пленённые духи.

Джинни лежала на алтаре из чёрного мрамора, испещрённого рунами. Её рыжие волосы растрепались, слипшись от пота, а запястья обвивали чернильные ленты — плотные, как стальные тросы, впивающиеся в кожу до крови. Каждая капля, падая на камень, шипела, оставляя дымящиеся следы. Над ней витал силуэт Грин-де-Вальда, собранный из клубов чёрного дыма и осколков света. Его лицо мерцало, как испорченная голограмма: то юный и харизматичный, то древний, изъеденный ненавистью.

— Прекрасная жертва, не правда ли? — голос Грин-де-Вальда звучал из всех углов сразу, смешиваясь с эхом. — Она так похожа на ту... другую рыжую. Как её звали? Ах да — Лили.

Рон прижался к колонне, сжимая в кулаке старый снитч — позолоченный, с выгравированными инициалами «Д.У.». Подарок на одиннадцатилетие. Его пальцы дрожали, но не от страха, а от ярости, прорывающейся сквозь шепот разума: «Не лезь, он спровоцирует...»

— Он использует её как проводник, — прошипел Рон, ловя взгляд Гарри, который стоял в трёх шагах от алтаря с Камнем Смерти в руке. Артефакт, похожий на осколок ночного неба, излучал холодное сияние, а внутри него клубилась дымка, принимающая формы кричащих лиц. — Надо разорвать связь, пока не поздно!

Гарри не отвечал. Его зелёные глаза, отражающие блики зелёного пламени, были прикованы к руне на груди Джинни — «Анкх», светящейся ядовито-лиловым. Он знал, что это не просто символ. Это — петля, затягивающаяся вокруг её души.

— Если разорвём связь сейчас, она умрёт, — наконец произнёс Гарри, поворачивая Камень так, что тени на стенах завыли. — Эти чернила... они часть его теперь. Как игла в механизме.

— Значит, нужно переписать правила, — из-за спины Гарри раздался голос Снейпа. Его полупрозрачная фигура, словно собранная из дыма и лунного света, указала на трещину в полу, откуда сочился чёрный туман. — Камень Смерти не разрушает. Он... перезагружает.

Грин-де-Вальд рассмеялся. Его силуэт стал чётче, обретая плоть: плащ из теней, пальцы, похожие на когти.

— Попробуй, Поттер. Спаси её — и стань моим новым сосудом. — Он провёл рукой над лицом Джинни, и её веки дёрнулись. — Или убей, и сохрани свой хрупкий моральный кодекс.

Джинни застонала. Из её рта потянулась чёрная нить, соединяющаяся с силуэтом Грин-де-Вальда. Рон не выдержал:

— Хватит болтать! — Он выскочил из укрытия, швырнув снитч в призрак. Золотой шарик пролетел сквозь дым, ударившись в стену, и из трещины хлынул поток чернил.

Гарри взревел, вжимая Камень Смерти в руну на груди Джинни. Артефакт взорвался светом, и зал наполнился рёвом тысячи голосов. Чернильные ленты разорвались, превратившись в стаю ворон, которые врезались в стены, оставляя кровавые брызги. Джинни вскрикнула, её тело выгнулось, а изо рта вырвался вихрь теней, затягивающий силуэт Грин-де-Вальда обратно в бездну.

— Ты... связал нас? — Джинни села, касаясь груди, где руна теперь светилась золотом, как запечатанная печать.

Гарри упал на колени, сжимая почерневшие пальцы. Трещины на его руках пульсировали, впитывая остатки чужой магии.

— Нет, — прошептал он, глядя, как тени растворяются в воздухе. — Он теперь часть игры. И мы все — фигуры на доске.

В углу зала, где секунду назад был портал, осталась лишь лужа чернил. На поверхности мерцало лицо Грин-де-Вальда, прежде чем исчезнуть со словами:

— До следующего хода, «избранный».

Рон подхватил Джинни, игнорируя её слабый протест. Его снитч, застрявший в трещине, тихо жужжал, словно пытался что-то сказать. Но сейчас это не имело значения.

Руины Радости. Логово «Серой Зари».

Зал погрузился в зловещую тишину, нарушаемую лишь потрескиванием чернильных лент, сжимающих Джинни. Стены, покрытые паутиной трещин, светились тусклым багровым светом — будто сама каменная плоть здания истекала магией. Над алтарём висел густой туман, из которого медленно проступал силуэт Грин-де-Вальда. Его фигура была словно соткана из пепла и теней: лицо то расплывалось, обнажая череп, то собиралось в знакомые черты — острый подбородок, пронзительные голубые глаза, усмешка, от которой кровь стыла в жилах.

— Выбор за тобой, Поттер, — его голос звучал как скрежет стекла под ботинком, многоголосый и пронзительный. — Спаси её… — Тень протянула руку, и чернила, связывающие Джинни, сжались сильнее, вырвав из её горла стон. — …и отдай мне Хогвартс. Или убей… — В воздухе материализовался кинжал из чёрного льда, наведённый на сердце Джинни. — …и сохрани свою жалкую совесть.

Гарри стоял в пяти шагах, пальцы сжимали Камень Смерти так, что суставы побелели. Артефакт, холодный и живой, пульсировал в такт его дыханию, а внутри него метались силуэты — тени тех, чьи души он поглотил. Сбоку, за обломком колонны, притаился Рон. Его лицо, испачканное сажей и кровью, было искажено яростью, но палочка дрожала в руке — он знал, что один выстрел может убить Джинни.

— Он блефует! — прошипел Рон, но Гарри не повернулся. Его взгляд был прикован к руне «Анкх» на груди Джинни, которая теперь пылала алым, как раскалённое железо.

— Ты проиграл ещё до начала игры, — Гарри разжал ладонь. Камень Смерти упал на пол, но вместо глухого стука раздался звон, будто хрустальный колокол. — Ты так и не понял… Она не проводник. Она — ловушка.

Чернила, связывающие Джинни, вздыбились, как змеи, ударившись о светящуюся поверхность Камня. На секунду всё замерло — даже тени на стенах. Потом мир взорвался.

Камень Смерти втянул чернила в себя, будто бездонная воронка. Ленты, сжимавшие Джинни, превратились в дым, а её тело освободилось — но не упало. Её подняло в воздух, как марионетку, изо рта вырвался вихрь чёрных искр.

Из горла Джинни вырвалась тень — копия Грин-де-Вальда, но искажённая, будто её пропустили через кривое зеркало. Она завизжала, цепляясь когтями за воздух, но Камень Смерти уже тянул её к себе.

— Ты… не победишь… — прохрипел Грин-де-Вальд, его голос рассыпался на тысячи шепотов. — Я в каждой трещине… в каждом страхе…

Камень поглотил тень, а Джинни рухнула на алтарь. На её груди руна «Анкх» светилась теперь золотом, как запечатанная печать.

Гарри упал на колени, сжимая обожжённые ладони. Трещины на его руках — те самые, что появились после Нурменгарда — пульсировали чёрным светом. В них, как в зеркалах, мелькали лица: Лили, Снейпа, самого Грин-де-Вальда.

— Ты… связал их? — Джинни приподнялась, касаясь руны. Её голос дрожал, но в глазах горело не облегчение, а ужас. — Он… в ловушке?

— Нет. — Гарри поднял голову. В его зрачках плавали те же тени, что и в трещинах. — Он теперь часть меня. Часть нас. Он посмотрел на Джинни, и она отшатнулась — в его взгляде мелькнула чужая усмешка. — Он в каждой мысли, что говорит нам: «Ты можешь стать больше». И мы послушаемся.

— Что… что мы наделали? — прошептала Джинни, но Гарри уже шёл к выходу, оставляя за собой следы из чёрных искр.

В глубине зеркальных стен засмеялись.