Проверено на грамотность 
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Зегал не слукавил — добрых двадцать минут покрывал кожу Агнес поцелуями, особо задерживаясь на чувствительных местах: шее, груди, животе, ступнях, внутренней части бедер и, разумеется, меж ними. Какой покорной она выглядела, распростертая под ним, с каким обожанием смотрела в глаза, как постанывала, как извивалась, как кусала губу, какой горячей и мокрой была, когда он вошел в нее…
Лео вздрагивает и рывком переключает воду в душе с теплой на холодную.
— Ссс! — Вдох. — Сска… — Выдох.
Воспоминания демона влезают ему в голову без спроса. Дразнят. Мучают. Неимоверно бесят. Все это неправильно: то, что его тело служит чужой похоти, будто секс-игрушка какая, смутные чувства Зегала, который смотрит на Агнес как на желанный приз, ее неспособность отказать вопреки тому, что она о нем знает. Впрочем, знает она не все... Изменилось бы что-нибудь, расскажи ей Лео о мести демона ее обидчику? О черной радости, какую тот испытывал, наблюдая муки — а то и гибель! — бедного ублюдка? Наверное, нет. К тому же… как бы Лео ни хотелось раскрыть девушке худший из поступков Зегала за три с чем-то года одержимости им, он чувствует грань, переступать которую может быть опасно, —нападение на Колина определенно лежит за той гранью.
«Ничего уже не поделаешь, — утешается он про себя. — Не устояла девчонка. Ева тоже когда-то не устояла. Такова, видать, природа вещей. Но это безумие рано или поздно закончится: Зи улетит к своей чертовой матери, а мы с Агнес продолжим жить простую, лишенную явной мистики жизнь. Может, даже одну на двоих…»
Как и Агнес, Лео верит, что они останутся связаны пережитым приключением и не распрощаются по завершении сделки, но если она сомневается в природе их будущих отношений, то он видит их совершенно отчетливо. И пусть вживую они разговаривали только два раза, в его распоряжении память Зегала — не вся, конечно, только отрывки, зато наиболее значимые. Отчасти из них, отчасти из личного общения Лео многое понял про Агнес: она добрая, но не наигранно святая, милая, но не мимишная до тошноты, немного наивная, но не глупая, начитанная, но не зануда, эмоциональная, но не истеричка, скромная, но не забитая, не от мира сего, но без придури. А еще красивая: ни дать ни взять Моника Беллуччи в юности, только ростом пониже, — очень в его вкусе.
Мысли о достоинствах Агнес опять пробуждают воспоминания демона, и, ставшее было мечтательным, настроение Лео окончательно портится. Выключив воду, он выходит из душевой, обтирается, закручивает волосы в полотенце и чешет едва наметившуюся щетину, которую, поколебавшись, решает сбрить. Опершись на раковину, он проводит рукой по запотевшему зеркалу и встречается взглядом со своим отражением. Хмурится.
А ведь это лицо для нее — лицо Зегала. Это тело — тело Зегала. Недурная фигура, которую он наработал, сбрасывая стресс в качалке, — Зегала. Глаза, в которые она смотрит влюбленно, губы, которые целует, шевелюра, в которую обожает зарываться пальцами, член, в конце концов, который ее женщиной сделал, — все это не его, а Зегала! Будто здесь он, Лео, — бесплотный дух, лишний в их троице да и во всем долбаном мире.
Обидно. Нечестно. Неправильно!
* * *
Я понимала, что не смогу избегать Лео вечно, — да и не планировала так делать! — но случайная встреча перед дверью ванной застает меняврасплох. Оба полуголые (он — в трусах, я — в трусах и майке), мы сперва замираем, будто надеемся остаться незамеченными, потом окидываем друг друга глазами. Как всегда невеселый, сегодня Лео кажется особенно замученным — при взгляде на меня он и вовсе бледнеет.
— Доброе утро. Точнее, день. — Я улыбаюсь, стараясь звучать и выглядеть приветливо, он же огибает меня с таким видом, будто случайное прикосновение может его убить. В ответ отрезает:
— Доброе.
— Завтракать будешь? Я успею приготовить до выхода.
— Нет, — буркает он, но через два шага прибавляет: — Спасибо.
Это наша первая встреча с того момента, как я отдалась Зегалу, — по понятным причинам для нас обоих она некомфортна. Много ли он помнит из последних ночей? Что-то мне подсказывает: более чем достаточно. Становится стыдно, будто с меня волной смыло купальник на пляже... Я знала, что пускаю сразу двоих в свою постель, но, видимо, не до конца еще с этим свыклась.
Заваренную кашу надо как-то расхлебывать — сделав над собой усилие, я окликаю Лео, уже готового скрыться за дверью кухни. Он останавливается. Капли воды срываются с рассыпанных по спине волос.
— Я хотела поговорить.
— …Давай не сегодня.
— Прости, но это важно. Если не скажу сейчас, глядя тебе в лицо, то потом могу передумать. — Он тяжело оборачивается и, видимо от нервов, начинает теребить кольцо в правом ухе. — В общем, ты помнишь, наверное, как Зегал говорил, что ближайшее полнолуние не последнее в жизни, намекая, что ради меня он готов задержаться… — Лео вскидывает голову, вмиг напружинившись, и я тороплюсь закончить мысль: — Но я обещаю, что сделаю все, от меня зависящее, чтобы расторгнуть сделку как можно скорее — дней через двенадцать, получается. Не позже.
Складки у него на лбу сглаживаются, он принимает растерянный вид и оставляет ухо в покое.
— Я думал, тебе с ним хорошо. Морально готовился ждать, пока вы всласть надрючитесь, раз мое мнение все равно не котируется.
Чувствую, как в лицо мне бросилась кровь. Лео, как обычно, за словом в карман не лезет.
— Конечно, мне с ним хорошо… не думала даже, что такое бывает! Но в целом ситуация не изменилась. Он демон — он хитер и опасен. Я не могу ему доверять и чувствую вину за проявленную слабость. Перед собой, перед тобой... Не берусь судить о том, что ты пережил, но знаю, что ты устал и хочешь свободы. Кто я такая, чтобы продлевать твои мучения? В общем, с меня честное слово, а с тебя, пожалуйста, немного лояльности: старайся не подстебывать меня на эту тему, как вчера в сообщении. Мне очень неприятно. Договорились?
Рябь эмоций пробегает по лицу Лео, он открывает рот, но не находит, что сказать, — вдруг срывается с места (так резко, что я вздрагиваю), в три шага преодолевает коридор и сжимает меня в объятиях. Тихонько пискнув, я выдерживаю судорожную хватку, угрожающую цельности моих ребер; капли воды неприятно стекают мне за шиворот.
На смену оторопи шажок за шажком приходит какое-то сложное чувство — тягучее и теплое, пусть и немного печальное, исполненное покоя и безопасности. Что-то похожее я испытываю, обнимая папу… Не удивительно, раз в прошлой жизни Лео был моим единственным, судя по рассказу Зегала, родным человеком.
В детстве я порой фантазировала о старшем брате: как было бы весело стоить вместе шалаши, костры на заднем дворе жечь, ходить за сладостями на Хэллоуин, втихаря смотреть фильмы, которые папа бы не одобрил, или тупо играть на пару в компьютер; еще я мечтала, что он, весь такой сильный и острый на язык, будет чуть что за меня заступался. Конечно, отношения сиблингов далеко не всегда полны гармонии и взаимопонимания, но положительные примеры мне раз-два попадались — их и взяла за основу фантазий. Думаю, Лео был бы классным братом! Собственно, он и был, если Аннет пошла ради него на такое.
По мере того, как ослабевает нервная хватка, я и сама расслабляюсь, радостная от добрых мыслей и легкости, с которой добилась прощения в непростой ситуации. Но в какой-то момент наше долгое, почти лишенное неловкости объятие начинает меняться: Лео поворачивает голову, тянет носом и щекочет мне шею дыханием, его руки снова сжимаются, но уже без надрыва, а пальцы загребают ткань у меня на лопатках. Мое тело реагирует на происходящее быстрее мозга: приятный холодок пробегает по позвоночнику, сердце тяжело бухает, а соски, кажется, твердеют. Вдруг я понимаю, что в живот мне упирается то, чего минуту назад там не ощущалось. Теплое дыхание еще ближе касается кожи.
Не знаю, что отчетливей проявилось у меня на лице: страх, вызванный наказом Зегала хранить ему верность, или отвращение, абсурдно и в то же время логично вытекшее из восприятия Лео как брата, пускай и прошложизненного, — но когда я скидываю его руки и отступаю на шаг, он выглядит сперва потерянным, потом супится и медленно багровеет. В бесцветных глазах отражается работа мысли — какой-то досадный, но ожидаемый для Лео вывод только что нашел подтверждение. Сжав губы, он смеряет меня тяжелым взглядом, отворачивается и поспешно уходит — в его комнате хлопает дверь.
Оглушающая тишина длится недолго — включенная с середины, на всю квартиру раздается очень тяжелая песня на непонятном языке. Чувства мои совершенно смешались. Взбухнув, точно гнойный нарыв, они заполняют грудную клетку и рвутся наружу, горячо и обильно вытекая из глаз.
* * *
С того дня и до самого полнолуния мы с Лео ни разу не виделись. Перейдя на новый график, я стала просыпаться не раньше двенадцати — к этому времени он уже покидает квартиру, и я знать не знаю, чем он занимается в течение дня. И пусть ничто не мешает нам общаться онлайн, ни мне, ни ему, очевидно, того не хочется. Оправдывая не до конца понятный мне страх, я решила, что нет смысла выяснять с ним отношения, пока между нами стоит Зегал.
На работу я теперь выхожу с двух до десяти. Вторая смена действительно оказалась более напряженной — после шести вечера гостей в кафе заметно прибавляется: одни приходят поужинать семьями, другие отдыхают после трудового дня. Подстроиться под новый темп оказалось непросто: в первые дни я путалась в заказах и попросту не была расторопной, но то ли энергия Зегала оберегает меня от чужого гнева, то ли клиенты попались адекватные — оплошности не сказались ни на их со мной обращении, ни даже на оставленных чаевых.
Другое отличие вечерней смены от утренней заключается в объеме продаваемого алкоголя. Конечно, у «Заводи» имидж семейного кафе, и невменяемых забулдыг в ней обычно не встретишь, но все же Саманта предупредила, что невежливые слова и сомнительные предложения в адрес женской части персонала ближе к закрытию звучат куда чаще. К счастью, я быстро убедилась, что в подобных ситуациях протекция демона проявляет себя даже более явно: навсегда запомню, как пьяненький мужчина с маслеными глазками наклонился ко мне через стол, пока я прибиралась, и начал было нараспев: «Девушка! А, девушка? Почему вы такая кра…» — но вдруг поперхнулся и мучительно закашлялся, притом что не ел и не пил в тот момент. Пока я ходила ему за водой, негодующая во мне энергия успокоилась и притихла.
После работы наступает самая ожидаемая часть дня. В зависимости от места и времени, где и когда Зегал сменил Лео, он либо встречает меня у кафе, либо ждет дома, либо вскоре туда возвращается. Как только мы остаемся наедине, он без лишних слов ведет меня в спальню.
Несмотря на колоссальную разницу в умениях и опыте, Зегал не пытается учить меня сексу, не предлагает экспериментов и игр, никогда ни о чем не просит — просто кладет или ставит, как ему сегодня хочется, и берет, бескомпромиссно и жадно. Во мне крепнет убеждение, что он решил отыграться за все годы, что Аннет его динамила, ведь если в первые ночи он, можно сказать, меня щадил, то после стал проявлять нечеловеческую — в прямом смысле — темпераментность, кончая за ночь по несколько раз и меня заодно заставляя. И я неспроста использую это слово, ведь…
— Зегал, я больше не могу…
— Можеш-ш-шь!
…стоит мне ощутить истощение, сонливость или попросту нежелание продолжать, как он без спросу влезает в мой разум, куда успел протоптать себе чистенькую, ровную дорожку, и вновь пробуждает во мне вожделение, да такое нестерпимое, что тело ломит и волком выть хочется! Глаза его в эти моменты пылают злорадной, ненасытной алчностью, которую, следуя естественному ходу наших неестественных отношений, я нахожу сексуальной до дрожи.
После близости, долгой и громкой на зависть соседям, чьих взглядов мне придется избегать при встрече, Зегал неизменно кормит меня ужином. Обессиленная физически и ментально, я откидываюсь на спинку обитого велюром стула, молча наблюдаю, как он готовит, глажу кота, если тот снизошел до нашей компании, и восстанавливаю водный баланс, попивая из литровой кружки. После позднего ужина мы сидим на диване в обнимку и либо смотрим кино на мой выбор — хотя сомневаюсь, что подобное развлечение всерьез занимает демона, — либо тихо болтаем на подчеркнуто приземленные темы, пока меня не одолеет сон. Просыпаюсь я за полдень уже в своей комнате, и все начинается заново. Такая вот бытовуха.
Однако ставший привычным порядок нарушается субботним днем, когда, открыв глаза и повернувшись на спину, я обнаруживаю Зегала лежащим сбоку от меня и подпирающим голову рукой.
«Черт… Не могла же я работу проспать?» — теряюсь я спросонок. А потом понимаю.
— Полнолуние? — тихо спрашиваю вместо приветствия. Он кивает с ничего не выражающим видом. — И что… уже сегодня?
Пауза.
— Оно продлится три-четыре дня, но я не могу гарантировать, что все получится с первой попытки. Так что откладывать не стоит. — Улыбнувшись одними губами, он косит глаза к часам у меня на запястье. — Заспалась ты сегодня. Вставай, если не хочешь опоздать. Или же отпросись. — Его рука скользит под одеяло и стискивает мое бедро.
— Не-не, я встаю.
Нарочито сладко потянувшись, я свешиваю ноги с постели, встаю и иду в ванную. Чувствую, как Зегал провожает меня глазами, — стараюсь выглядеть беспечной. Закрыв дверь, я упираюсь руками в края широкой раковины, а взглядом — в сливное отверстие. Вот и все. Две недели пролетели мгновенно, и наша дикая история подходит к концу. Это ведь хорошо? Хорошо, конечно. Но в душе все равно становится горько, как в последний день рождественских каникул.
Кожа на бедре горит, будто от перцовой мази. Провожу по ней пальцами — с внешней части на внутреннюю. Поднимаюсь выше — мышцы таза сжимаются, а в голове формируется мрачное понимание: мне никогда не будет так хорошо, как было в объятиях Зегала. Ведь человек не способен силой мысли управлять ощущениями партнера, выкручивая их интенсивность до мыслимых и немыслимых пределов, как это делает демон... Неужели моя интимная жизнь, начавшаяся так восхитительно бурно, превратится в бесконечную череду разочарований? Впрочем, огорчение мое связано не только с сексом.
Едва ли можно утверждать, что я люблю или по-настоящему знаю Зегала, но я определенно к нему привязалась. Каким бы надменным и лукавым он не был, дьявольский шарм, сквозящий в каждом его действии, и то, насколько желанной я чувствую себя рядом с ним, перевешивают все.
«Это не любовь, — не в первый раз напоминаю себе, — скорее опасная зависимость — как наркотики или никотин: ты знаешь, что это вредно, но отказаться не можешь». Как всякий наркоман, я ищу повод не соскакивать немедля с иглы — ведь ничего плохого не случится, если потянуть с этим еще месяцок. Потому я и дала обещание Лео: пускай между нами все как-то натянуто, я не хочу выставить себя в его глазах слабохарактерной лгуньей. И делать больно ему не хочу.
Наклонившись, чтобы умыться и сполоснуть после чистки зубы, я слышу, как отворяется дверь — чуть ниже моей талии ложатся сухие, горячие руки. Мимолетно глянув на Зегала в зеркало, я зарываюсь лицом в полотенце.
— Сам сказал: у меня мало времени. Так что даже не начинай.
— Не могу отпустить тебя в таком настроении. — Голос его звучит низко и вкрадчиво.
— Брось, обычное у меня настроение.
Вздох.
— Не упрямься. Я быстро...
Забрав полотенце, которое я никак не хотела отнимать от лица, он бросает его на пол, разворачивает меня к себе и очень нежно целует в губы, после чего поднимает над полом и сажает на холодную раковину, зажатую между двумя пеналами: в один я упираюсь плечом, в другой — ребром ступни; вторую ногу Зегал, стянув с меня трусы и опустившись на колени, закидывает себе на плечо.
— А я думала, ты хочешь…
— На завтрак мне хватит и твоего удовольствия. — Хитро сощурившись, он проводит языком сперва по своим губам, потом по моим. Затаив дыхание, я прикрываю глаза и медленно откидываю голову, вмиг позабыв о неудобстве моего сидения.
* * *
Весь день я витаю… нет, не в облаках — в грозовых тучах, ожидая, когда меня поразит молния. Работая на автомате, я косячу чаще обычного, но не испытываю в связи с этим ровным счетом ничего. К вечеру апатия, слава богу, расползается на все мои мысли — даже связанные с Зегалом. И все же то, что он подъехал к кафе на машине, хотя чаще приходит пешком, немного меня удивляет.
«Наверное, он только после репетиции», — предполагаю я и безразлично прощаюсь с двумя коллегами, вышедшим вслед за мной на улицу:
— Пока, ребят, до понедельника.
Как обычно эффектный и одетый с иголочки, Зегал улыбается, открывает мне дверь и галантно подает руку, не забыв, конечно, поцеловать мои пальцы. Пару дней назад я лопнула бы от гордости, если б кто из моих знакомых застал такую сцену, но сегодня…
«Какая на фиг разница?» — тихо вздыхаю, защелкивая ремень безопасности.
Машина трогается, но на ближайшей развилке сворачивает в противоположную от нашего района сторону. Слегка заторможенная, я отслоняюсь от спинки сидения и несколько секунд гляжу в окно.
— Э-э-э… Мы разве не домой?
— Незадолго до того, как мы съехались, я решил, что не стоит полагаться на одно лишь полнолуние, — для погружения в память Аннет мы направимся в место силы.
Вот теперь я удивляюсь по-настоящему.
— То есть, как? Уже? Вот так сразу?..
— Хотела порезвиться напоследок? — усмехается демон. — А я предлагал отпроситься с работы.
— Не столько сама хотела, — мрачно подчеркиваю я, — сколько думала, что ты захочешь.
— Ты знаешь, моя прелесть, я никогда не против. — Пользуясь остановкой на светофоре, он гладит меня по обтянутому джинсой колену. — Но для пользы дела нам лучше поберечь твои силы.
Я фыркаю.
— Необязательно каждый раз трахать меня до полусознательного состояния, знаешь ли.
— То есть как это… необязательно? — Повернув ко мне лицо, он так натурально отыгрывает недоумение и растерянность, что я невольно прыскаю. Атмосфера в салоне немного теплеет.
Вечер субботы. Поздние летние сумерки опустились на запестревший неоном Сильверфорд, что не заснет до самого утра, — пульс его медленно ускоряется, становится танцевально-ритмичным. И пускай я до мозга костей житель пригорода, мне всегда нравилось курсировать по венам вечернего города — ненадолго вливаться в этот темп под защитой металлического кузова, но не растворяться в нем целиком.
Проезжая магазины, рестораны и клубы, я ловлю себя на слегка досадной и оттого нелепой мысли, что после концерта мы с Зегалом ни разу не проводили время вне квартиры. Причина этого ясна и примитивна: в спальне нам было куда интересней, чем было бы где-то еще, к тому же блюда, которыми он меня потчевал, едва ли уступают ресторанным. Больше всего мне понравилась яичная паста в сливочном соусе — с красной икрой, нежным лососем и брокколи. Кажется, я в жизни не ела ничего вкуснее!
Воспоминание о роскошном угощении, конечно же поданном с бутылкой вина, вдруг наводит меня на вопрос, которым я прежде не задавалась, принимая все связанное с демоном как данность.
— Ммм… Зегал?
— Да, ненаглядная?
— Я вдруг задумалась: а откуда у вас с Лео водятся деньги? Живете вы совсем неплохо, но группа еще только раскручивается — вряд ли приносит много. Наследство?
Он кивает.
— У отца нашего друга была фирма по производству оконных рам и входных дверей, к слову, принявшая участие в строительстве комплекса, где мы обретаемся. После его смерти Лео получил недурное наследство, включая ценные бумаги. Думаю, ты достаточно хорошо его знаешь и догадываешься, что никуда он эти деньги вкладывать не стал, — разве что оборудование для группы купил, — о таких сложных и ответственных вещах ему даже думать не хочется. Впрочем, с достаточно скромным укладом, к которому он привык, Лео сможет прожить как рантье лет двадцать, а то и больше. Так что ему с его финансовой безграмотностью — или как он сам сказал бы: «Да мне похрен вообще!» — немало повезло урвать такой куш.
К циничным представлениям демона я уже привыкла и на последнюю реплику не отвечаю, только неодобрительно морщусь и снова поворачиваюсь к окну. Кажется, мы миновали центр и движемся куда-то в сторону восточного округа.
— Долго ехать-то? — спрашиваю я, провожая взглядом застывшее вдалеке чертово колесо.
— Минут тридцать. Это между спальным и промышленным районом недалеко от окраины.
Не без труда вообразив примерную схему города, я с опаской поворачиваюсь к демону.
— Слушай, я точно не знаю, но там, кажется, что-то типа гетто… Ты уверен, что стоит ехать именно туда?
— Не бойся, со мной тебе ничего не грозит.
— Я знаю, но… что это за место вообще?
— Увидишь, — лукаво улыбается он.
Облизнув губы, я нерешительно добавляю:
— Может, хотя бы утра дождемся? Полнолуние остается полнолунием, даже если луны не видно, ведь так?
— Так. И все же я склонен настаивать на своем решении.
— Почему?
— Предчувствие. Уверен, сегодня обстоятельства будут на нашей стороне — надо этим пользоваться. Ведь мы не можем допустить, чтоб ты нарушила данное Лео обещание. — Несомненный сарказм, которым окрашено это замечание, не кажется злобным, и все же внутри у меня холодеет. — А пока… — Зегал постукивает пальцами по рулю, — не желаешь наверстать упущенное и спроситьо чем-то поинтереснее финансов Лео, покуда есть такая возможность? — Я сразу понимаю, к чему он клонит, и протяжно вздыхаю. Он хмыкает. — Боишься, что правда пошатнет твой хрупкий маленький мирок?
— Или что ты наврешь мне с три короба, а я поверю и стану жить с ложными убеждениями.
Он изумленно смеется.
— Ох, прелесть моя… чего ради мне врать?
Я пожимаю плечами, избегая его взгляда. Зегал досмеивается и смолкает, но посланный им импульс продолжает колебаться в моих мыслях. Сколько раз я хотела поддаться любопытству, но передумывала в последний момент? Что меня в самом деле останавливало? Страх перед правдой или страх перед ложью? Я могла приказать Зегалу не врать, но нарушать свободу его воли казалось мне гнусным, ведь он и так пострадал из-за действий Аннет. Да и о подозрении Лео, что заклинание «haz mi voluntad» может оказаться фальшивым, я не позабыла.
Минуты проносятся мимо — как вывески, дома и светофоры за окном. Примерно полчаса дороги (уже меньше), и все закончится. Я узнаю заветные слова, закрою сделку и отпущу Зегала на волю. В неизвестность. Куда-то за пределы понятной мне реальности. В горле набухает неприятный ком — как только он рассасывается, я выпаливаю на выдохе:
— Ладно, хер с ним. Расскажи о жизни демонов!
Довольно улыбаясь, он включает поворотник и перестраивается.
— Безмерно рад, что ты решила мне довериться, но… представь, что я попрошу тебя рассказать, что такое быть человеком. Давай начнем с более конкретного вопроса.
— Ладно. Тогда… почему ваша сила зависит от луны?
Зегал одобрительно кивает:
— Вопрос действительно хороший. Важный. Представь… — он задумывается, причмокнув губами, — нечто вроде гигантской звезды где-то в глубине Вселенной. Во все стороны от нее тянутся лучи, на которые, точно бусы на нитку, нанизаны неисчислимые миры. Эта звезда — Начало всего Сущего. Исток Творения. Абсолют. Господь Бог, если угодно. Далекий, всеобъемлющий и непостижимый. Не будем на нем задерживаться, потому что лично я его в глаза не видел, — примем как факт, что он есть, и взглянем поближе на один из Лучей Творения. Ближайший к Абсолюту мир находится у него под крылом и купается в тепле его величия — населяющие его сущности немногочисленны, эфемерны и идеальны. Следующий мир лежит немного дальше — влияние Абсолюта на него меньше, чем на прежний, его жители уже не столь безупречны, но все же так от нас далеки, что мы не способны их даже представить. Следующий мир еще проще и дальше от Бога. Следующий — еще. И практически в самом конце этой длинной-предлинной цепочки болтается наша Земля. Глупая, плотная, низменная. «Жопа мира», как выразился бы Лео. Однако крупицы воли Абсолюта сюда худо-бедно просачиваются, и проводником ее служит Солнце, что питает органическую жизнь на планете, которой, в свою очередь, питается Луна — родительница демонов. На ней и завершается передача энергии Абсолюта по нашему Лучу: через Солнце — к людям, через демонов — к Луне.
— То есть… — теряюсь я, почти жалея о своем вопросе, — Луна, типа, «живая»?
Зегал по очереди склоняет голову к одному и второму плечу, как бы говоря: «Ну, не совсем».
— Луна выполняет свою скромную функцию в мироздании — поддерживает существование подобных мне духов, что по мере сил удерживают души людей в недоразвитом состоянии. Она не обладает сознанием или волей и жива в той же степени, что Земля, Юпитер или Солнце.
— Поняла. Наверное… — Несмотря на сумятицу в голове, я решаю не останавливаться на полпути и продолжаю спрашивать. — И что, все эти духи похожи на тебя? Искушают, заключают сделки, тайно гуляют среди нас?
— Нет конечно. Мы разные в той же степени, что и люди. — Плавно вращая руль, Зегал разворачивается. До чего странно вести подобный разговор, когда он занят чем-то столь человеческим, как управление машиной!
— Значит, существуют разные виды демонов?
— Скорее разные степени развития. «Новорожденная» сущность аморфна, бездумна и живет инстинктами — слепо движется на «запах» энергии, до которой не успели добраться старшие. Со временем она отъедается, формирует привычки и вкусовые предпочтения — если не погибнет от голода и не будет сожрана сама, то лет за пятьсот выработает зачатки самосознания. Подросший демон часто идет во служение к более сильному, обретая в его лице защитника, и на его примере понимает, что можно не только побираться, но и охотиться — не ждать, пока человек соизволит испытать нужную эмоцию, а подталкивать его к этому. Следующая ступень — тайное исполнение мелких желаний и взимание платы за это. Более высокая — осознанное заключение сделок. Когда же демон обретает самостоятельность и силу, у него появляются собственные холуи — из числа слабых собратьев и задолжавших ему душ. Наиболее могучие демоны держат столько рабов и прислужников, что им нет нужды нисходить до охоты и сделок, — словно князья, они собирают подати со своих владений, ну и немного следят за порядком.
— Хм… Раз ты обладаешь собственным разумом и заключаешь сделки, то в иерархии, получается, стоишь довольно высоко, — задумчиво заключаю я, игнорируя застрявшее в голове неприятное слово «рабы». Губы Зегала еле заметно дергаются. — А про ангелов расскажешь? Какие они? Они вообще существуют?
Слишком спокойный, будто вдруг окаменевший, он излучает недовольство новой темой разговора.
— Ангелы и демоны обретаются на разных уровнях бытия — как и люди, мы можем их чувствовать, но не можем видеть, ибо они посланы из более высокого и близкого к Абсолюту мира. Если пожелает, ангел может явиться пред очи что демона, что человека, но такое случается редко.
Эти слова меня ободряют. Рассказ о Лучах Творения создал угнетающее впечатление, что Бог — или Абсолют, как его предпочитает называть демон, — безразличен к нашему миру, далекому и примитивному, но если он специально послал сюда ангелов, то это все же не так.
— И что, у каждого человека действительно есть ангел-хранитель? — робко спрашиваю я в продолжение своей мысли. На лицо Зегала возвращается привычная ухмылка:
— Правда. Но едва ли твой тобою доволен после того, чем ты занималась с демоном.
Мое сердце екает, и я спешу задать другой вопрос:
— Наверное, это сложно выразить словами, но… на что похожа жизнь по ту сторону? В смысле, у вас нет тел, нет органов чувств — можно ли как-нибудь описать то, как вы воспринимаете действительность?
Радостно хохотнув, Зегал с азартом подрезает другое авто. Вслед нам летит возмущенный гудок.
— Вопрос одновременно и более, и менее простой, чем ты думаешь! С одной стороны, я едва ли могу описать человеческим языком бытие духа, что ни разу не контактировал с материальным миром, — это как если б туча пыталась описать свою жизнь камню! С другой стороны, многие демоны, прошедшие через воплощение и обладающие достаточной силой, стремятся перенести этот опыт в привычную им реальность. В памяти Лео есть претенциозный боевичок под названием «Матрица» — знаешь такой?
— Ммм, что-то, кажется, слышала, — усмехаюсь я, видевшая трилогию по меньшей мере раз двадцать.
— Тогда тебе будет проще представить. Если смотреть в суть вещей, то под личиной машин там представлен наш брат демон — профанация, как по мне, но и на том спасибо. Почти так же, как машины из фильма, мы способны создавать иллюзорную действительность, что ощущается точь-в-точь как настоящая. Духи в ней обретают форму и все доступные на Земле ощущения, а демон, создавший иллюзию, силой воли меняет ее, задавая любые законы и правила. Таким образом у многих из нас есть собственные мирки, где мы хозяева и — не побоюсь этого слова — боги.
— Охренеть… И у тебя тоже такой есть?
— Разумеется! — не без гордости подтверждает Зегал. — Я бы позвал тебя погостить, вот только для этого тебе придется погибнуть.
Я нервно смеюсь.
— Нет уж, спасибо, как-нибудь в другой раз.
Прежде чем я успеваю задать новый вопрос — а их в голове все больше и больше! — он снижает скорость, паркуется и объявляет:
— Прибыли.
Рассеянно глянув в лобовое стекло, я возвращаюсь в реальность, из которой напрочь выпала. Широкая, но пустынная улица с работающими через один фонарями, часы на приборной панели показывают без четверти одиннадцать, из окон ближайшего дома доносится хамски громкая музыка. Зегал выключает двигатель, открывает дверь и выходит — я нехотя следую его примеру. Шагнув на тротуар, с хрустом наступаю на смятую банку.
Когда демон берет меня под руку, всколыхнувшиеся было тревоги сгорают в его пылающей ауре, и я с облегчением прижимаюсь виском к его плечу, будто мы, влюбленная пара, просто вышли на прогулку, хоть и в странном для этого месте. Свернув за угол, мы с минуту идем вдоль затянутого сеткой строительного забора и, подождав, пока нас минует компания шумных подростков, ныряем в замусоренный переулок — под ноги нам, пища, кидается здоровенная крыса. Зегал, на которого я чуть не запрыгнула от испуга, великодушно сдерживает смех и отодвигает заржавленный гофролист, прикрывающий брешь в заборе.
— Шарахаемся по заброшкам… мне будто снова тринадцать, — шепчу я с ироничной улыбкой, вслед за ним пролезая в дыру.
За забором нас встречает печального вида пустырь, посреди которого в три этажа высится светлое, исписанное неумелыми граффити здание, — на первый взгляд непримечательное, но, обойдя его с торца, я понимаю, что оно из себя представляет, и, опешив, замираю на месте.
— Это что… церковь? — тихо спрашиваю демона.
Двускатная крыша, пристройка-башенка и покосившийся крест над дверью, тускло отражающий свет ближайшего фонаря.
Зегал открыто наслаждается написанном на моем лице изумлением:
— Дивишься, что я привел тебя в такое место? — с язвинкой спрашивает он. — Где это видано: нечистый бродит по святой земле!
Примерно так я и подумала.
— И ты… — робко начинаю я, понимая, что вопрос прозвучит глупо, — действительно можешь туда зайти?
Загадочно улыбаясь, он манит меня пальцем, шагает вперед и тянет тяжелую с виду створку двери. Раздается противный скрип.
— Дамы вперед.
Я неуверенно прохожу — внутри темно и зябко, в воздухе витает смутная вонь.
— Можно включить фонарик? — спрашиваю шепотом.
— Конечно.
Пока я нахожу нужную иконку в телефоне и зажигаю белый огонек, Зегал притворяет дверь. Свет облизывает голые стены, брезгливо ползет по усыпанному бычками и прочим мусором полу, испуганно отражается в побитых окнах. Поначалу кажется, что в помещении пусто, — по крайней мере, скамеек, кафедры и иных предметов, связанных с прежним назначением здания, в неверном свете не видать, — однако пройдя вперед я замечаю потрепанный диванчик у стены, несколько грязных матрасов по углам, кучи какого-то тряпья и широкое, выложенное кирпичами кострище. Наверное, теперь это место служит пристанищем для бездомных. Или наркопритоном каким…
— И что же, это — так называемое место силы? — скептично спрашиваю я. Акустика помещения делает мой голос отчетливым и звучным, голос демона вовсе обретает устрашающую мощь.
— Не самая старая и намоленная церковка, конечно, — снисходительно поясняет он, прохаживаясь вдоль дальней от меня стены. Стекла и камешки хрустят у него под ногами. — Изначально я хотел провернуть наше дело в «живой», работающей церкви, но рассудил, что могут возникнуть ненужные сложности, — попадем на камеры наблюдения, к примеру. Технологии, чтоб их… Тогда я устроил «ревизию» руин и брошенных храмов и нашел это место с достаточно занятной историей. Объединенная методистская церковь Святого Георгия была построена в начале Второй мировой и исправно работала вплоть до середины семидесятых, когда район заполонили выходцы из Латинской Америки — в большинстве, как ты понимаешь, католики. Приход стал редеть, потом вовсе опустел, и здание выкупил делец из Колумбии. Смешно сказать: он открыл здесь танцевальный клуб, через который — по неподтвержденным слухам — планировал распространять известные вещества. Еще смешнее то, что недели не прошло, как потолок рухнул, унеся жизни девяти молодых людей, среди которых — что важно с учетом времени — было двое белых. Дело обрело резонанс, суд обязал владельца не только выплатить компенсацию семьям погибших, но и вернуть якобы важному историческому зданию его изначальный вид. Церковь восстановили и переделали в католическую, но на одной из служб у капеллана случился припадок, похожий на эпилептический. Досадная случайность, разумно заметишь ты, но она укрепила представление верян, что церковь осквернена и чуть ли не проклята. Приход снова опустел, местное самоуправление не смогло принять по зданию конечного решения, однако… — я слышу, как он усмехается, — свято место пусто не бывает, и люди не столь богобоязненные с тех пор находят ему самое разное применение.
Пока он говорит, моя рука тянется к вороту кофты, под которым обычно покоится маленький золотой крестик, но холодные пальцы ничего не находят. Я торопею, мурашки бегут у меня по спине. Потеряла... Когда я успела его потерять? Как могла не заметить? Когда вообще в последний раз обращала на него внимание? Он был со мной всю жизнь, с самого крещения, — цепочки и веревочки порою рвались, но сам крест я отыскивала, куда бы он ни заваливался! И все же теперь он символично утерян… Осознание этого пробуждает в душе зловещее чувство беспомощности.
Пока я мирюсь с неприятным открытием, Зегал доходит до места, где когда-то возвышалась кафедра пастора, останавливается и раскидывает руки, то ли глумливо изображая распятие, то ли театрально показывая, как свободно ему тут дышится.
— Старая опороченная церковь, — подводит он итог своей речи, — лучшего места для закрытия сделки я и представить не могу.
— Ты сказал, что хотел проникнуть в действующую, — глухо замечаю я после паузы, даже не пытаясь перед ним храбриться. — Раз ты можешь это сделать, значит, от демонов нет никакой реальной защиты?
Наверное, так падает свет телефона, но улыбка Зегала кажется мне неестественно растянутой.
— Мы всегда отыщем путь туда, куда вы проносите грязные чувства — даже за освященные стены.
Прежде чем я нахожусь с ответом, с улицы до нас долетают голоса. Я вздрагиваю и поворачиваюсь ухом к источнику звука. Голоса мужские, их несколько, и они приближаются!
— Кто-то идет… — шепчу я, боясь вообразить, какая публика ошивается в таких местах поздним вечером, и выключаю фонарик, чтоб его не заметили. — Сделай что-нибудь! Можешь заставить их уйти?
— Зачем? Пускай поучаствуют. — Демон подходит ко мне, расслабленно сложив руки за спиной. — Очевидно, об этом и говорило мне предчувствие.
— В смысле? З-Зегал, мне это не нравится!..
Вмиг убрав с лица ухмылку, он бережно обнимает меня за плечи и привлекает к лихорадочно горячей груди. Кажется, за время нашего пребывания в церкви температура его тела подскочила на пару градусов!
— Я просил тебя: не бойся. Без моего позволения тебя и пальцем никто не тронет. Да и прежняя твоя защита никуда не делась.
Подкатившая к горлу паника мягко растворяется, но ощущение, что дальнейшие события не придутся мне по нраву, только крепнет. Голоса тем временем становятся отчетливыми; торчащие в оконных рамах осколки отражают гуляющие снаружи огни. Затаив дыхание, я жмусь к Зегалу чуть ближе.
— Ты же… не причинишь никому вреда? — спрашиваю совсем тихо.
— Постараюсь, — отвечает он, не слишком-то меня успокоив.
Наконец звучит топотня у дверей, и те натужно, со скрипом отворяются. Мелькают фонарики трех телефонов, и в церковь, громко болтая на помеси английского с испанским, вваливается группа людей — навскидку человек семь или восемь. Пройдя вперед, они замечают обнявшуюся в центре помещения пару и останавливаются, резко притихнув. Из-за светящих в лицо огоньков я вижу только силуэты, два из которых не уступают Зегалу ростом.
— Чьи будете, господа? — мягкое произношение на мексиканский манер и подчеркнуто вежливое обращение не скрывают откровенного наезда.
— Да видно же, что не местные, — на чистом английском констатирует другой голос.
Компания возобновляет ход, приближаясь медленно и вразвалку. По-прежнему прижимая меня к себе одной рукой, Зегал поворачивается к ним лицом. Его поза выражает спокойствие и уверенность, губы сложены в мягкую улыбку, а в глазах плещется не предвещающий ничего доброго азарт. Как-то так же он смотрел на меня после рассказа о Грегори и Аннет — предвкушая демонстрацию своей истинной натуры.
— Странное место для свиданки вы выбрали, — заявляет обладатель карикатурно объемистых штанов. — С виду вродь не босота какая… Экстрима захотелось? Острых ощущений?
— Ща получат! — хихикает кто-то противным тонким голосом из-за спин товарищей, уже взявших нас в плотное кольцо. — Знаете хоть, на чью территорию влезли?
— Бабки есть? — перебивая остальных, грозно спрашивает высокий черный парень, сложив на груди мускулистые руки.
— Найдутся, — лениво отвечает Зегал, получающий от ситуации явное удовольствие.
— Гоните все, что есть. И мобилы тоже, — не заподозрив подвоха, велит здоровяк.
— Не то что? — чуть ли не зевая интересуется демон.
— Фига дерзкий поцык! Яйца в три раза больше мозгов, — визгливо смеясь, восклицает коротышка с очерченной бородкой и добавляет с мнимым сочувствием: — Себя не жалко — хоть соску свою пожалей, придурок.
— А соска-то, кажись, симпотная! — Один из фонариков приближается к моему лицу, вынуждая поморщиться от резкого света. — Мож, ее вместо мобил возьмем?
— Так можно все вместе взять! Еще и хуедрына этого отметелить, чтобы впредь не путал!
Поднимается гогот. Близость Зегала и защитная энергия, вовсю клокочущая в моем теле, помогают сохранять невозмутимость, в ином случае происходящее повергло бы меня в истерику. Я даже успеваю подметить, что хлесткое слово «хуедрын» непременно понравится Лео и Мэг и что его не помешает запомнить. И все же мне хочется, чтобы все поскорее закончилось.
«Чего ты ждешь?» — мысленно ругаю я демона, как вдруг, подсвеченная телефоном, ко мне тянется чья-то рука.
— А ну покажь личико, чика!..
Но короткие пальцы замирают в воздухе, так меня и не коснувшись, потом дергаются как от судороги и с омерзительным хрустом все разом заламываются назад… Раздается чудовищный вопль — я вся леденею от ужаса. Не понимая, что стряслось, члены банды отскакивают на пару шагов; огни начинают скакать и метаться.
— Por que coño?!(1)
— Chinga tu madre!(2)
— Чел, ты чего?!
— M-m-mi mano!..(3)
Сквозь шум я улавливаю звуки щелчков, с которыми открываются складные ножи, и нервно хлопаю Зегала по груди.
— Х-хватит уже играться!
Его смех перекрывает остальные голоса.
— Как прикажешь.
Знакомое ощущение морозных звездочек по коже, знакомый вой незримого поезда, будто пролетевшего сквозь мою голову, и от демона во все стороны бьют волны упругой, сокрушительной силы! Парни отлетают, как сметенный листодувом мусор, крича ударяются о стены и с грохотом падают на пол. Железная хватка Зегала уберегает меня от такой участи, и все же мне на секунду почудилось, что, не выдержав напора, все кости в моем теле дружно перетрескались.
Вокруг становится относительно тихо, но в ушах у меня продолжает гудеть. Один из зажженных телефонов уцелел и упал экраном вниз, подсвечивая левую часть помещения. Половина нападавших лежит неподвижно, остальные хрипят, скулят, матерятся и корчатся. Перекрывая воздух, мое сердце бьется где-то в горле. Я рывком отстраняюсь от Зегала, но понимаю, что не могу стоять без опоры, и, пошатнувшись, опускаюсь на колени. Сметя не только людей, но и весь подножный сор, сила демона расчистила центр помещения — я упираюсь ладонями в пол без риска напороться на осколок или вмазаться в какую-нибудь дрянь и с минуту остаюсь в таком положении, борясь с приступом тошноты, пока не замечаю шевеление сбоку. Вздернув голову я вижу, как щупальца плотного черного дыма ползут из углов оскверненного храма — жадно тянутся к оглушенным мужчинам, оплетая их тела, проникая им в уши, ноздри и рты. Не похоже, что те, кто остался в сознании, могут их видеть — никак на них не реагируя, они затихают и прекращают попытки встать на ноги.
Воздух дрожит. Тяжело сглотнув, я оглядываюсь на Зегала: снова раскинув руки, он стоит посреди царящего кошмара с улыбкой наслаждения и хрипло посмеивается, будто переводит дух после оргазма; его волосы шевелятся как от сквозняка, красный огонь почти полностью занял радужки глаз.
— Х-хо-ор-ро-ош-шо-о… — сомкнув веки, блаженно тянет он.
С усилием, точно самый воздух давит на меня со всех сторон, я поднимаюсь и отступаю на шаг. Мир осыпается у меня под ногами, как если бы кафель превратился в зыбучий песок. Глядя на желанного еще утром демона, о расставании с которым горевала весь день, я не вижу ничего, кроме жестокости, презрения и самолюбования — в толк не возьму, как могла видеть в нем что-то иное, но впервые с того дня, как узнала о сделке, я ясно, со всей искренностью понимаю, что он должен уйти!
Ощутив мои эмоции, Зегал хищно скалится и обращает ко мне пылающий взгляд.
— Ужели не люб я тебе такой, какой есть? Сильный, блистательный, бьющий на эффект и способный защитить от всего на свете?
Я сжимаю губы и молчу. Один из мужчин, чья нога оказалась неожиданно близко к моей, дергается и протяжно стонет — в ответ на движение дымные щупальца делают еще несколько витков вокруг его тела. Покосившись на несчастного, я вижу раскоряченную, изуродованную руку. «Без моего позволения тебя и пальцем никто не тронет». Живо вспомнив, как пальцы надломились перед самыми моими глазами, я снова чувствую дурноту и рефлекторно сжимаю кулаки — будто хочу убедиться, что мои собственные руки невредимы.
— Что ты с ними делаешь? — спрашиваю упавшим голосом.
— Жалко? — Зегал хмыкает. — Не трать сочувствие на мусор, прелестная, — они того не стоят.
— Можешь просто ответить?
Он наигранно вздыхает, но я вижу, что ему самому не терпится все объяснить.
— Пока мы будем требушить твою память, наши гости будут смотреть кошмары и вырабатывать страх — номер два в списке моих любимых блюд. О первом можешь и сама догадаться. — Его взгляд заставляет меня почувствовать себя голой. — Таким образом, мою энергию множат сразу три фактора: полнолуние, место силы и обильная, свежая пища. Как я и говорил, обстоятельства на нашей стороне.
Снова раздается стон — до того жалобный, что, будь голос повыше, его можно было бы принять за детский. Сжавшись от ужаса, альтруистичная часть меня требует остановить демона, рациональная же замечает, что ночь кошмаров — не самое суровое наказание для людей, которые хотели нас ограбить и, может, еще что похуже.
Помявшись на месте, я смиренно приближаюсь к Зегалу, нагревающему воздух вокруг, словно печка.
— Быстрее начнем — быстрее закончим. Как все будет происходить?
— Я введу тебя в состояние транса и подтолкну в нужную сторону. Учти, что я смогу видеть твоими глазами, но не влиять на процесс: прямое вмешательство с моей стороны может привести к тому, что ты потеряешь связь с реальностью, так что перематывать воспоминания и искать нужное тебе придется самой. — Ощутив мое смятение, он мягко добавляет: — Ты почувствуешь, что делать. Сосредоточься на том, что хочешь узнать, и просто плыви по течению.
— «Потеряю связь с реальностью» — это, типа, «кукухой поеду»?
Зегал улыбается.
— Типа. Неподготовленный и слабый человек может сойти с ума от столкновения с прошлым, даже если погружение в него пройдет гладко. Но у тебя сильная душа — в противном случае меня бы к тебе не тянуло. Худшее, что может с тобою случиться: ты отождествишь себя с Аннет и впитаешь какие-нибудь черты ее личности; возможно, несколько дней будешь дезориентирована. Не более. И все же в памяти есть вехи, которых стоит избегать: рождение, смерть, увечья и пытки, если таковые имели место, — заново пережить подобное может быть по-настоящему тяжело.
— Нельзя было заранее предупредить? — ворчу я себе под нос. — Ладно, что уж теперь... Давай приступать.
— А поцелуй на удачу? — Зегал наклоняется ко мне, но я отворачиваю лицо. Не выразив обиды, он выпрямляется и просит: — Смотри мне в глаза и старайся ни о чем не думать.
Это совсем несложно: безумно горящие в темноте, они мгновенно становятся центром моего мира; пространство вокруг них вращается и вибрирует. Знакомое чувство чужой воли, бесцеремонно щупающей мой мозг, ощущается ярче обычного: будто длинные ногтистые пальцы, сотканные из того же дыма, что и щупальца вокруг, проникают в мое Я. Тело делается невесомым. Волна за волною меня накрывает чернильная тьма.
1) исп. "Какого хуя?"
2) исп. "Еб твою мать!"
3) исп. "М-м-моя рука!.."
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу