В странном человечьем мире (джен)

Следующим утром Джулия проснулась в страшной тревоге и тоске. Нет, судьба врага ей была совершенно безразлична. Боялась она за жизни тех, кого мафия могла обвинить в его убийстве. Застав папу на кухне с газетой, она первым делом спросила:

— Новости плохие?

— Уж куда плохи! — взволнованно кивнул он. — Сегодня будут судить синьора Бернарди, водителя рокового самосвала. Если обвинят — не минует его лютая гибель, так как босс Висконти только и выжидает час, чтобы прикончить убийцу своего сына. Но вряд ли мстительная натура мафиози насытится одним убийством — ведь Эрколе оно не оживит. Коварный босс продолжит убивать — всех, кто, по его мнению, довëл его сына до самоубийства. А ты сама знаешь, что никто не хочет крови и слëз в городе.

— Единственное, почему Эрколе стоит выздороветь — так это во избежания массового геноцида, — заявила Джулия. — Нужно хоть одним глазком взглянуть и убедиться, что он живой!

— К Эрколе сейчас нельзя, ему сделали операцию.

— А ты откуда знаешь?

— Я в больницу звонил. Но в любом случае, надо попытаться его спасти — предложить врачам эффективное средство, добывающееся в море. Мой друг Томмазо использует одно из таких снадобей, и в свои семьдесят лет не чувствует себя стариком. Вот только неизвестно, как оно называется...

— Ну так мы узнаем! — вскричала Джулия и поспешила к мальчикам, что сидели на своëм дереве и с тоской глядели вдаль, всë ещë под впечатлением того, что видели вчера. Услышав просьбу Джулии поискать в море лекарство для Эрколе, Лука удивлëнно заморгал, а Альберто возмутился:

— Думаешь, мы забыли то, что он творил с нами?

— Я и сама его ненавижу, но ничего не поделаешь, — вздохнула девочка. — Со смертью Эрколе в его отце пробудится горький и бессмысленный гнев, который выльется во многочисленных убийствах. Поэтому мы вынужденны его вылечить — одним верным средством, добывающимся в морских глубинах.

— В морских, говоришь? — оживился Лука. — Так нам это не составит труда! К тому же мои родители не раз упоминали о чëм-то таком целебном.

— Ты, Лука, как хочешь, а я за жизнь этого мерзавца бороться не стану, — остался непреклонным Берто.

— Однако я через его жизнь спасу жизни других, — заявил младший оборотень и поспешил на берег, где в пляжной палатке остановились Даниэлла и Лоренцо Пагуро. Их удивляла не только причудливость интересных вещей, находящихся на пляже, но и то, что они не пытались узнать о их пользе раньше. А пицца, выданная бесплатно одним рыбаком, казалась им вершиной кулинарного искусства. Они уплетали еë за обе щеки, расположившись за столом под зонтом.

— А, Лука, милый! — улыбнулась Даниэлла. — А мы тут еду цивилизации дегустируем!

И отправила себе в рот очередной кусок. А Лука как можно спокойнее объяснил:

— Не до еды нам, просто сейчас необходимо морское снадобье для кое-кого найти.

— Для кого, интересно? — усмехнулся Лоренцо, встав со стула, чтобы пойти за напитками.

— Для Эрколе Висконти... Ну, того, кто меня убить хотел...

Отец снова осел на стул, а мать чуть не подавилась пиццей.

— Только не пугайтесь, ничего безумного у меня и в мыслях нету! — поспешил урезонить их Лука. — Эрколе не должен умереть лишь потому, чтобы его отец не начал мстить массовыми убийствами в городе!

— Нет и нет! — взмахнула руками Даниэлла. — Ты хоть понимаешь, насколько опасен для тебя этот человек? Если мы беспокоимся за твою будущую учëбу в другом городе, то, пока жив этот убийца, будем беспокоится ещë больше!

— Но ведь и я беспокоюсь — за людей, что могут стать жертвами обозлившегося Висконти-старшего! А вдруг будут убиты и мои друзья?.. Нет, мы должны его вылечить!

— Лука, врагам, тем более несущим угрозу нашим жизням, не следует оказывать помощь, — серьëзно заявил папа, но всë же добавил: — Однако, если боишься за друзей, то всë-таки можешь пошарить где-нибудь в подводных пещерах... Глядишь, и найдëтся...

Даниэлла не дала ему договорить, громко шикнув.

— А впрочем... неважно, — тут же махнул рукой Лоренцо. Лука вздохнул и печально поплëлся вдоль пляжа. Сердце его сжималось и болело; он не знал, что теперь будет с добрыми и жизнерадостными жителями этого города, среди которых он провëл столько времени, у которых столько узнал и научился... Даже жизнь Эрколе казалась ему не столь жалкой. Ведь умирать в любом случае страшно и горько — как другу, так и врагу. А ведь он, Лука, ещë может найти заветное снадобье и исцелить Висконти. Может! Но выздоровеет враг — и родители снова начнут тревожиться за жизнь своего любимого Луки.

Не в силах что-нибудь предпринять, мальчик опустился на прибрежный камень, горячий, как и солнце, спаляющее всë вокруг медленной, невыносимой жарой. Думающий горькую думу, Лука не сразу почувствовал, что к его ноге прикасается что-то мягкое и пушистое. А когда посмотрел — увидел кота. Белого с чëрными пятнами, кота Джулии, Макиавелли.

— Макиавелли! Откуда ты здесь? Тебе, погулять вздумалось, что-ли?..

Он взял кота себе на колени и стал гладить. И Макиавелли, чувствуя ласку, спокойно и сладко замурлыкал. И Лука, слушая эти неторопливые, повторяемые на вдохе и выдохе звуки, понимал, что даже кот знает, как хороша жизнь, и не только у котов и хозяев. Жизнь — великий дар и животным, и оборотням, и обыкновенным людям. Всем людям, друзья они, или враги. Поэтому, сохранив жизнь Эрколе Висконти, Лука поступит правильно в любом случае. Он имеет возможность спасти его. А если что-то не делаешь, имея возможность, — это уже плохо. Шанс дан, упустить нельзя!

Лука даже сам удивился, какое серьëзное, почти взрослое решение он принимает. Пока он жил размеренной рыбацкой жизнью под опекой родителей, ничего подобного, естественно, произойти не могло. Там, казалось, был особенный мир, тихий и неяркий, но памятный его детством. Здесь же был совершенно иной мир: необозримый, хитрый, яростный, — но удивительный, прекрасный и невыразимо чудесный. И чувствовал Лука, что оба мира необходимо любить и оберегать одинаково. А спасение жизни Эрколе, и с ней тысячи других жизней, уже станет благородным поступком для нового мира. Лука ещë раз глянул на блестящий в полдневном свете Порто-Россо и твëрдыми, спокойными шагами отправился на глубину, а Маккиавелли на прощание махал ему хвостом.