На границе Рассвета и Тьмы. (окончание, главы 28 - 48) (гет)

Глава 40

Люк медленно приходил в себя, с трудом возвращаясь в сознание. Усталость и смятение тянули его обратно в забытьё, пока он пытался разлепить воспаленные глаза. Он чуть пошевелился, и через всё тело в голову прострелила боль, заставив его застонать и напряжённо вытянуться, в ожидании, что она достигнув пика утихнет.

Секунды тянулись, пока он вёл обратный отсчёт от сотни, ярко-алые и белые вспышки мелькали в его глазах, сжатые в кулаки руки дрожали от... метка!

Почувствовав, как в ладонь его сжатой руки впился осколок пластали длиной в палец, Люк вспомнил, что должен отметить этот день... или он уже сделал это?

Надо сохранить чувство времени. Здесь сложно отсчитывать дни, без естественного освещения невозможно определить, когда закончился один день и начался другой. Но он понимал, что ему нужно знать это точно, потому что Лея, когда была здесь, сказала, что у него есть четырнадцать дней — или девять... Наркотик начал действовать, и его разум погружался в длительные периоды беспорядочной, изнуряющей путаницы, так что теперь он с трудом концентрировался на существенных деталях. Девять дней или четырнадцать? Четырнадцать дней... да, четырнадцать, но она сказала, что у него осталось лишь девять дней из четырнадцати. Да, девять дней — когда же это было?

Люк вновь вспомнил об осколке пластали в руке, и потянулся к металлическому краю койки, на которой лежал. Нащупал пальцами в темноте следы глубоко процарапанных линий, внимательно их подсчитывая... Четырнадцать линий... он пробыл здесь семь дней, плюс сегодня, значит, было... мысленная пауза затянулась на несколько мгновений, и Люк мрачно посмеялся над своей неспособностью вычесть восемь из четырнадцати. От смеха у него затряслись плечи и заболели рёбра, но он не мог остановиться, сбиваясь с дыхания от колющих спазмов.

Вот это всё: вся эта осторожность, бдительность и планирование, все эти вооружённые охранники и строгие процедуры — вот это всё только для того, чтобы удержать человека, неспособного сейчас даже к элементарной математике. Это казалось безумным сюром, нелепым курьёзом...

Где-то в глубине его сознания голос логики тихонько подсказал, что это остатки наркотика в его организме. Что всё совсем не смешно, что если он не возьмёт себя в руки, то это убьёт его... но прошло ещё много времени, прежде чем утих его беззвучный, надрывный смех, и он, наконец, уставился в абсолютную кромешную тьму перед собой, не понимая, способен или нет сфокусировать взгляд. Подняв перед собой руку, он опять вспомнил об осколке пластали и о том, для чего он его держит.

Сколько ещё? Семь дней... это по-прежнему заставляло его безумно ухмыляться. Разум хватался за что угодно, чтобы справиться с этой ситуацией.

Семь дней... серьёзнее, сосредоточься... отмечено семь дней. Но он до сих пор держит в руке осколок... потому ли, что он только что нацарапал на койке сегодняшнюю отметку, или потому, что он только собирается это сделать?

Нет... он всегда сразу же прятал осколок. Должно быть, он ещё не использовал его, иначе он затолкал бы его обратно под грубое полотно, чтобы спрятать вместе с прочим. Он знал — он знал, — как важно отмечать дни, вести счёт. Хотя здесь это сложно.

Еду и воду давали нерегулярно, если вообще давали. А свет в камере включался и выключался произвольно, то ослепительно яркий, то полностью отсутствующий часами или днями без всякого порядка. Но Мадин, будучи человеком дисциплинированным, всегда приходил дважды в день, как догадывался Люк — рано утром и рано вечером, так что невольно он стал для Люка часами. Всякий раз, как заканчивался визит Мадина с дознавателем, и Люка тащили обратно через камеру и приковывали за лодыжку к тяжёлой койке, он дожидался, пока его оставят в покое, а потом рылся под мятой подстилкой в поисках одного из полудюжины или около того осколков, извлечённых из разбитого несколько дней назад диктофона, чтобы как можно скорее на грубом металле рамы койки нацарапать одну линию. Иногда это получалось через несколько минут, иногда — через несколько часов, если препарат был некачественным или они использовали вторую дозу, но это то, что он должен держать в сознании. Если он забудет это, он лишится всего.

Лишится всего... Впервые за много лет Люк ощутил, что ему есть что терять, и перед этим страхом угроза медленного отравления наркотиками ужасала. Палпатин часто использовал их против него, но лишь затем, чтобы подчинить или заставить говорить, развязать язык и ослабить сознание. Однако, он освоил методы борьбы с ними. Он не пожалел времени, чтобы изучить эту тему. Но сейчас всё было иначе, потому что теперь ему есть что терять, и кое-кто пытается это отнять.

Это вообще никогда не было игрой. Но на протяжении многих лет он всегда упорно работал с собственным разумом, освоил множество трюков, чтобы сохранить рассудок. Убедил себя, что кроме своей жизни ему и правда нечего терять, а, как очень, очень часто говорил его прежний Учитель, это ничто. Сейчас же тьму озаряет сияние медно-рыжих волос, когда Люк думает о Маре... и о их сыне.

Часами лёжа в темноте, с ослабленным и плывущем по течению разумом, в поисках якоря, чего-то, во что можно поверить, за что можно ухватиться, он всё больше и больше уповал на Мару. И это пугало.

Потому что его путающийся разум вновь и вновь воскрешал в памяти те последние мгновения, когда они были рядом... её взгляд. И хотя в тот момент он думал, что его слова — о том, что она должна уйти, потому что только она одна может его спасти, — были сказаны лишь для того, чтобы заставить её невредимой выбраться оттуда, это не было всей правдой.

Потому что он абсолютно точно знал, что если есть в Галактике хоть малейшая возможность найти и вернуться за ним, она это сделает. Сейчас, когда отброшено всё остальное, он осознал это полностью. И то, что должно было стать моментом триумфа от признания, насколько искренне он доверяет ей, превратилось в глубокий до мозга костей страх, что она попытается оправдать это случайное признание в доверии... что она придёт за ним и бросит себя и их ребёнка под огонь Мадина.

Хуже того, теперь несколькими, произнесёнными в наркотическом бреду, словами Люк мог неосознанно указать Мадину на эту цель. Этот факт, этот страх вновь промелькнул во тьме, и Люк стиснул челюсти, испугавшись, что он превратится в самоисполняющееся пророчество. Чем больше он думал о своем страхе выдать это, тем сильнее он держался в его мыслях и тем выше становилась вероятность того, что он это скажет.

Прекрати думать об этом... Прекрати думать о ней...

Люк повернулся, его покрытая язвами и нарывами лодыжка болела. Каждый раз, когда его будили и таскали по камере, кандалы врезались в кожу. Открытые раны местами начали загнивать и теперь они жгли. Если бы он мог как-то амортизировать тяжёлый металлический браслет⁽¹⁾... Мысли Люка сразу же обратились к единственному мягкому предмету в камере: одеялу, на котором он лежал, слишком измотанный, чтобы несмотря на холод укрыться. Он мог бы оторвать полоску, чтобы обмотать её вокруг лодыжки и... на его лице медленно проступила улыбка, когда он сквозь тьму камеры невидяще уставился на недосягаемую дверь...

Отвернувшись от объектива в дальнем конце камеры, он дрожащей рукой залез между полотном и металлической рамой койки и достал подавитель. Быстро закрыл лицо рукой, как будто успокаиваясь... и положил подавитель в рот, за несколько секунд ловко разместив его между коренными зубами. После чего досчитал до ста, чтобы его движение было забыто.

Незаметно он активировал подавитель, слегка прикусив его. Почти сразу же в камере зажёгся свет, но потребовалась ещё целая минута, чтобы сбросить вакуум между дверями и разблокировать электрозамки... затем в камеру вошли два солдата с бластерными винтовками наперевес.

Люк медленно повернулся и сел на край койки, моргая, как будто только что проснулся, когда первый вошедший направил на него бластер. Он знает его имя... как его там... думай! Тинель — его зовут Тинель.

Солдат вскинул бластер наизготовку:

— Оставайся на месте. Сиди. Держи руки так, чтобы я их видел.

Второй, с явно видимой гарнитурой комлинка, сразу подошёл к объективу.

— Каро, ну что там? Что-нибудь есть?

Щурясь от света, Люк слушал одну сторону разговора, сохраняя на лице подобающее выражение растерянности. Маленький подавитель по-прежнему оставался зажат между его коренными зубами. Второй солдат слегка подёргал короткий кабель, выходивший из тыльной части камеры к изгибу стены, и задумался. Наконец он довольно сильно стукнул ладонью по корпусу камеры, и Люк, слегка прикусив подавитель, отключил его.

— Да? Получилось? — солдат отошёл, помахав рукой перед объективом, и Тинель рискнул взглянуть назад.

— Работает?

— Вроде бы, теперь всё в порядке.

Не спуская глаз с Люка, оба солдата отступили из комнаты. Свет погас. Несколько секунд Люк молча смотрел на дверь, потом отвернулся и снова лёг.

Прежде чем повторить всё опять, он выжидал пока мог бодрствовать. Всё прошло по тому же сценарию. Но в этот раз, когда наблюдение прекратилось, внимательно прислушиваясь к неторопливому скрежету отпирающихся дверей и оценивая время задержки до входа охранников, Люк рискнул подвинуть массивную койку дюйма на три ближе к двери, и снова улёгся, будто спал.

Когда, посчитав неисправность устранённой, солдаты ушли, он аккуратно спрятал подавитель в углу рамы койки и попытался немного поспать.

* * *

Мара лежала в постели и разглядывала мягкие тени на кессонном потолке в прохладной темноте ночи настолько поздней, что казалась ранним утром. Они с Нейтаном расстались на ночь около часа назад. Сообщения с выражением солидарности и поддержки по-прежнему поступали во все большем количестве. Мара осталась в квартире Люка, тихо проскользнув в его спальню и забравшись под одеяло его кровати, надеясь, что хотя бы здесь у неё получится заснуть.

Вместо этого, в тишине и посреди всего, напоминавшего ей о нём, в её сознании вновь и вновь воспроизводились кадры того головидео, пока в горле не застряли упрямо не пролитые слёзы. Семь дней, было сказано там.

Она не могла этого допустить... она не могла находиться здесь, во Дворце, увидев эти кадры. Она знала, что значит для Люка, когда кто-то, кому он доверяет, руководит, контролирует... но это не может быть она, просто не может. Не в этот раз, не так.

Нейтан был прав — он поставил её у власти по какой-то причине, о которой она никогда ранее не задумывалась. Она сомневалась, что даже Люк обратил на неё должное внимание.

Он верил в неё... Верил, что она будет следовать его целям и намерениям. И она это делает. Более того, она разделяет их. Сейчас она это поняла.

Сейчас... слишком поздно, чтобы поделиться с ним этим откровением.

Здесь, в следственном изоляторе под Дворцом Императора, в самом центре старой Империи, которой она служила всю свою жизнь, глядя на Веза Рииса, человека, чьи взгляды и действия олицетворяли старый режим, она прозрела.

Она больше не хотела старой Империи. Она не хотела общества, где за счёт других процветали узколобые люди, подобные Риису. Где таких, как он, поощряли без зазрения совести творить всё что угодно для поддержания в Империи абсолютизма, считая себя и охраняемый ими режим выше закона. Она не хотела возвращения всего этого.

Так что это уже перестало быть вопросом доверия, как бы она ни гордилась тем, что наконец-то его заслужила, и как бы ни была полна решимости не утратить его. Это стало вопросом убеждений, осознания того, что это были и её собственные стремления... Что сделало её решение намного более трудным. Потому что она всё ещё... всё ещё не может этого сделать.

В любое другое время — вообще в любое — Мара взяла бы себя в руки и принялась бы за дело. Открыла бы этот треклятый файл, следовала бы ему до буквы и создала бы в его память Империю, ради становления которой Люк отдал столько сил. Но сейчас сложилась ситуация, которую он не предусмотрел, ситуация, которую Мара не могла принять. Она оказалась у власти когда Люк ещё жив.

Оставаться здесь, беспомощной, в то время как действительность перемен в Империи, пусть даже и к лучшему, разлучили их обоих...

Сколько раз она думала, что потеряет его. Годы его выживания на самом краю с Палпатином, не подчиняясь, обманывая и просто игнорируя его без всякой причины, только чтобы вызвать ответную реакцию... те часы, дни и недели, проведённые в медцентре Нейтана под ровное гудение аппаратов жизнеобеспечения, когда Люк находился в коме... Она взглянула на тёмный балкон за дверями спальни, живо вспомнив мгновение ужаса, когда он шагнул с него — просто шагнул в пустоту на высоте ста сорока четырёх этажей, ожидая, что Мара успеет поймать его вовремя! Моменты... бесчисленные моменты, когда она думала, что близка к тому, чтобы никогда больше не увидеть его, никогда больше не услышать его голос, его смех, его спокойное, суховатое остроумие. Все эти моменты... и ни один не подготовил её к этому. К этим кадрам. К страху и ярости то обжигавшим, то вымораживавшим её до оцепенелой нерешительности.

Семь дней…

А сейчас это, этот последний толчок. Краткое сообщение от Леи Органы, главнокомандующего Восстания, отрицающей связь, одобрение или какое-либо участие во всём этом безумии.

И разве не об этом говорил Люк в тот последний день — что она помогла ему, что она рассказала ему о ловушке?

По мнению Мары, это означало, что Органа о ловушке знала, но не предупредила Люка заранее. Впрочем, если бы он захотел отомстить, то сделал бы это сразу. Мара знала, на что Люк способен, и что он делал с теми, кто, по его мнению, этого заслуживал. Она не раз наблюдала, как гнев или провокация, в конце концов, спускали с поводка волка Палпатина, и втайне недоумевала, как он вообще контролировал себя, когда это случалось.

Она вновь задалась вопросом, почему он дождался Органу на "Осе"... Почему он всегда казался настолько терпеливым и терпимым по отношению к ней. Он доверял очень немногим людям — почему именно ей, лидеру Восстания против него? Почему из всех людей он доверяет ей?

Послание от Органы было личным. В нём выражалось личное сожаление, а в её голосе звучала та же смесь искренности и безусловной самоотдачи, которая не раз проявлялась у Люка. Наверное, именно поэтому он доверял ей... Ведь несмотря на политические разногласия, они всегда были родственными душами, и даже Мара видела это.

Однако, Мара запомнила лишь несколько слов из лаконичного послания Органы, один-единственный факт перевесил всё остальное... в конце послания была указана частота контакта.

Возможность добраться до "Дома-Один". Или, как минимум, в ту же систему.

Мара была абсолютно уверена, что если там объявится хотя бы один имперский Звездный Разрушитель, то корабль мятежников скроется из виду ещё до того, как они выйдут на связь. Но из её головы не уходила мысль, что она легко может сначала послать туда шесть или восемь заградителей, грамотно расположив их в системе, а затем уже направить Звездные Разрушители, вывести из строя неуловимый штаб Повстанцев и взять в заложники всех оставшихся их лидеров, предложив им освобождение в обмен на Люка. Тогда невыполнимая задача найти одного человека в одном месте на одной планете в Галактике станет академической. Но даже просчитав этот план, Мара понимала, что не сделает этого, потому что в глубине её души постоянно звучал единственный вопрос: "Как бы поступил Люк?"

И это наверняка будет не так... Скорее всего, всё будет с точностью до наоборот. Потому что, смешавшиеся с резким, яростным треском близких бластерных выстрелов в десантном отсеке в тот последний день, слова Люка по-прежнему звучали в её сознании: "Не позволь этому сорвать всё, Мара. Не дай нескольким радикалам уничтожить семь лет моей жизни и всё, к чему я стремился".

Что ей нужно, так это направление действий, более соответствующее железной воле и спокойному голосу, которые Люк с удивительными результатами регулярно использовал в своих отношениях с Повстанцами. Ей нужна другая стратегия — и она её нашла. Но для этого ей нужна помощь единственного человека, который, как она всегда думала, не нужен ни ей, ни Люку. Единственного человека в Галактике, которого она никогда не помышляла просить о чём-либо, не говоря уже об этом.

* * *

Кирия д'Арка уже удалилась на ночь в свои роскошные апартаменты. Но когда прибыла Мара, она сразу же поднялась и вышла в приёмную в богато расшитом халате глубокого рубиново-красного цвета. Её длинные чёрные волосы свободно рассыпались по спине, тёмные миндалевидные глаза учащённо моргали.

— Есть новости? — её страх был внезапным, плотным и сильным, как малиновая мантия, в которую она куталась.

— Нет, — быстро ответила Мара, — никаких новостей.

Д'Арка ещё не знала о послании от Органы — прямо сейчас об этом не знал никто, кроме разведки.

На мгновение показалось, что Императрица поникла, руки её сжались, голова опустилась. Затем она сжала губы и подняла взгляд, её лицо превратилось в идеальную нейтральную маску.

— Значит, Вам зачем-то нужно быть здесь?

О, это будет непросто.

— На случай своего отсутствия Люк возложил управление Империей на меня...

— Я прекрасно знаю об этом, госпожа Регент.

Мара подавила резкий ответ:

— Я думала... о том, что Вы говорили ранее...

— У меня есть такое же право присутствовать на этих совещаниях, как и у Вас.

На мгновение Мара запнулась:

— Что?

— У меня есть такое же право присутствовать на этих совещаниях, как и у Вас. И я не буду отстранена, даже Регентом.

Яростный, непреклонный взгляд впился в неё, и Мара впервые его оценила. Д'Арка была жёсткой, умной и спокойной при угрозе, даже величественной... Такой, какой Маре никогда не стать. Идеальная Императрица. И здесь и сейчас это не казалось таким уж плохим.

Потому что у Мары есть план... и, прости её Сила, но сейчас он стал важнее плана Люка.

Она тряхнула головой, не желая отвлекаться:

— Нет, я говорю не о совещаниях командования..

Д'Арка немного успокоилась:

— Что тогда?

Вздохнув Мара вернулась к доводам, которые она бессчётное количество раз прокручивала в мыслях.

— Я дала слово Люку, что в его отсутствие буду хранительницей, но сейчас...

— Вам трудно выполнить это обещание.

Неужели это так очевидно?

— То, что произошло... это моя вина.

Д'Арка нахмурилась:

— Ваша вина?

— В тот день я была телохранителем. Я не должна была позволить себе разделиться с ним. Я пыталась вызвать помощь.

— Нет, не должна, — жёстко сказала Д'Арка, но потом её голос несколько смягчился, — Но я читала рапорты. Там были... смягчающие обстоятельства. Веза Рииса не должно было быть на той канонерке. Мы обе знаем, что он должен был уже сидеть под арестом.

— Но факт остается фактом: я была с Люком. Я несла ответственность. И я должна что-то с этим сделать.

— Насколько мне известно, госпожа Регент, Вы делаете всё, что в Ваших силах. Если бы я хоть на мгновение поверила, что это не так, я бы сочла своим долгом недвусмысленно указать Вам на это.

— Я размышляла о Ваших словах — об различных преимуществах. О том, что Люк всегда ожидает, что его доверенные люди будут использовать свои лучшие качества... но именно этого сейчас никто из нас не делает — даже близко. Вы можете сколь угодно выступать с речами — и не отрицаю, что вчерашняя была весьма впечатляющей — но это не найдёт Люка и не вернёт его. И дальше так продолжаться не может.

— По-моему, Вы недооцениваете возможности, оставленные Вам Императором, госпожа Регент. Он собрал всё необходимое для Вашей работы. Император — весьма проницательный человек. Он позаботился о том, чтобы окружить себя всеми видами поддержки, которые, по его мнению, могли бы ему понадобиться в его намерении удержать Империю в целости при любых испытаниях. Я наблюдаю за людьми, которые ежедневно присутствуют на совещаниях, и вижу генерала Арко, всегда несколько отстранённого и остающегося отстранённым, потому что знает, что именно он даст блестящий анализ этой или любой другой сложной проблемы. Я вижу командующего Клема, твёрдо стоящего на своём и вопреки всему исполняющего свой долг, что очень созвучно взглядам высшего сословия. Я вижу генерала Рейсса, продвигающегося по службе благодаря своим заслугам, а не связям, всегда побуждающего к действию и, несмотря на свой ранг, в значительной степени выражающего мнение рядовых военных. Я вижу адмирала Джосса, тактика, который всегда смотрит на картину в целом и рассматривает всё с точки зрения целей и результатов, квинтэссенцию офицера. Рядом с ним я вижу Нейтана Халлина, прячущего свой острый ум, но представляет собой гражданскую совесть. И я вижу себя...

Прервавшись, Д'Арка расправила плечи — решительная Императрица... Её тёмные, дымчатые миндалевидные глаза ничуть не смягчились... что сделало последовавшие слова ещё более поразительными:

— Вы крепко держите его на земле. Вы всё подвергаете сомнению, постоянно подталкиваете его, но... Я верю, что Вы полностью и безоговорочно преданы ему — хотя и не всегда в подходящей форме. И я вижу себя — проводника к умонастроениям и поддержке самых влиятельных существ в Галактике, — способную с политическим чутьём и благоразумием использовать это для его поддержки. Поэтому я не позволю удалить себя из этого уравнения. Мы обе здесь не ради декора, госпожа Регент, это я Вам гарантирую.

— Что Вы хотите сказать? — резко спросила Мара.

— Я говорю, что даже мы можем успешно сотрудничать, когда того требует ситуация, госпожа Регент. Потому что, как и все остальные в ближайшем окружении Императора, мы изначально для этого предназначены. Как я уже говорила, он — весьма проницательный человек.

— Вы закончили?

Сохраняя безупречное хладнокровие, Кирия выдержала секундную паузу:

— Да, думаю, я сказала всё, что хотела.

— Хорошо, в таком случае,.. — Мара вскинула подбородок, — Во-первых, хотя он — проницательный человек, однако, остаётся факт: этого он не планировал. Наверное, Вы правы, возможно, Люк собрал команду, которая продолжит его работу, если он... если его не станет. Сейчас его нет. Но он всё ещё жив. И, зная это, я не могу более находиться здесь. Я не могу этого сделать, пока он жив. Это не в моих силах. Я должна быть там и вытаскивать его. Моя сила в этом. Годами я тренировалась как солдат Императорской гвардии Палпатина, обучалась как специалист по проникновению, как ассасин, проводила тайные операции, работая за пределами допустимых границ.

Д'Арка хранила молчание, поэтому Мара продолжила:

— У меня есть план, и я должна осуществить его... но я не могу это сделать отсюда. Вы... Вы хранили всё в тайне от общественности, пока Мадин не выложил головидео,.. — Мара остановилась на секунду — последняя возможность уйти, — Люк... он рассказал мне, что Вы обращались к нему с подозрениями насчёт Веза Рииса. Он сказал, что доверяет Вам.

"Кирия говорила", — вот что сказал Люк, когда она донесла до него эту информацию, хотя легко могла бы и промолчать. Могла заключить союз с человеком, который предлагал признать её Императрицей не только по имени, но и на деле. Могла просто промолчать и подождать, что выйдет, пустословя в обе стороны. Но вместо этого она проинформировала Люка. Она поддержала его. И весьма наглядно сделала это вновь в нынешнем кризисе, вкладывая свое имя, свой Дом и свою политическую хватку в поддержку отсутствующего Императора.

Она могла быть лучшей актрисой в мире — Сила знала, Мара не проглядела бы это, — но Люк наделил Мару видением, превосходящим зрение, навыками, которые продолжают развиваться. И сейчас, ежедневно сталкиваясь с ней в этом кризисе, Мара знала, что на самом деле думает и чувствует Кирия Д'Арка, и понимала, почему Люк доверяет ей.

— Я... нуждаюсь в Вас. Вы нужны мне здесь, как государственная дама, публичное лицо, дипломат, делающая то, что у Вас получается лучше всего... тогда я смогу делать то, что лучше всего получается у меня. Потому что я не могу делать это отсюда.

Как искусный политик, изобразив на лице бесстрастную маску, Д'Арка внимательно наблюдала за Марой. Но Мара рассмотрела — так близко и без макияжа — её глаза слезящиеся, в красных прожилках, потемневшие от недосыпания, как и глаза самой Мары... и именно это дало ей уверенность для продолжения.

— У каждой из нас своя арена. Ваша — здесь, стабилизировать Империю Люка. Моя — там, обеспечить его возвращение, чтобы он увидел это. Я прошу Вас принять на себя Регентство.

Кирия молчала. Мара ожидала, что она усмехнётся, позлорадствует, покажет хоть какое-то, пусть скрытое, удовлетворение от обретения абсолютной власти. Но сейчас она просто смотрела на неё, сжав губы и нахмурив брови.

— Вы будете наделены исполнительной властью, — сказала Мара, — Вы не сможете отменить, изменить или пересмотреть существующую политику, но Вы будете исполнять обязанности главы государства. Вы станете общественным и политическим лицом Империи во время этого кризиса. Вы станете... тем, кто нам сейчас нужен.

Кирия чуть вздёрнула подбородок:

— Запомните: если Вы передадите мне власть, я воспользуюсь ею. Для помощи Люку — безусловно, но в остальном я буду действовать так, как сочту нужным.

— Вполне справедливо, — сказала Мара, — меньшего я и не ожидала. Но и Вы запомните: если попробуете что-либо сделать, что угодно, любую попытку узурпировать, претендовать или перераспределить власть, то всё, — я приду за Вами. Если Вы, когда всё это закончится, дадите мне повод — я приду за вами. И ни на секунду не понадейтесь, что Дворец защитит Вас. Потому что всю свою жизнь, при правлении двух Императоров, я здесь жила и работала явно и неявно. Неважно насколько надёжно, как Вам покажется, всё охраняется. Я знаю дюжину способов скрытно проникнуть и свободно передвигаться здесь, так, что никто ничего не заподозрит... и я приду за Вами.

Мара пристально смотрела на Д'Арку, давая прочувствовать каждое сказанное только что слово. Несколько секунд Императрица застывшим взглядом смотрела ей в глаза, а затем, ни на шаг не отступив, слегка наклонила голову в знак подтверждения:

— Вполне справедливо.

* * *

Указ был подписан три часа спустя в присутствии шести свидетелей, включая и Нейтана. Хотя документ был составлен в кратчайшие сроки, в нём были изложены все необходимые детали: Мара Джейд, действующий Регент, передавала Кирии Д'Арке все полномочия по управлению Империей в полном объёме вплоть до возвращения Императора. Передача дел заняла менее пятнадцати минут. Мара чувствовала, как дрожит её рука, когда она подписывала документ, но, откровенно говоря, все её мысли были уже заняты предстоящей операцией. На рассвете она собиралась уехать.

* * *

Мара уже собиралась покинуть опустевший зал заседаний Совета, когда вошла Кирия — Императрица-Регент, непринужденно, как будто ей это было привычно, попросив вечно присутствующих телохранителей Клема подождать за дверью.

Мара кивнула:

— Даю Вам пару дней.

— На что?

— Охранники... Даю Вам пару дней, до того как они сведут Вас с ума.

— Уверяю, они — наименьшая из моих проблем, коммандер Джейд.

Несколько секунд две женщины молча смотрели друг на друга, оценивая сложившийся статус-кво.

— Что бы Вам ни понадобилось для Вашей операции, обращайтесь ко мне напрямую. Всё, что угодно, — наконец сказала Д'Арка.

— Так и сделаю. Вам надо... есть некоторые документы... законодательные акты, которые уже одобрены Люком, но ещё не введены в действие. Указы об изменениях в "Уложении о неотъемлемых правах" и "Статуте об арестах и содержании под стражей", — неожиданно взяв деловой тон, Мара почувствовала ситуацию до жути похожей на то, что она на время отпуска оставляет кому-то инструкции по уходу за квартирой, — они находятся в защищённой базе данных Кабинета Министров. Документы должны были вступить в силу восемь дней назад.

— Если это часть запланированных Императором изменений, то они будут введены в действие, — поджав губы, кивнула Кирия.

В её решительных словах звучала непреклонная уверенность. Вивнув Мара пошла на выход. Но уже почти в дверях, она обернулась и, поджав губы, шагнула обратно, не в силах оставить всё так просто.

— С Вашего позволения я уточню: это не союз ни в какой форме и ни в каком виде. Это всего лишь временное перемирие, и ничего более. Когда это всё закончится, мы вернёмся к тому, что было. Вы мне по-прежнему не нравитесь.

Эта идеальная невозмутимость осталась по-прежнему недосягаемой:

— Я сказала бы то же самое, коммандер Джейд, но на самом деле я не так часто думаю о Вас.

— Откровенно, — сказала Мара, — Вы мне не нравитесь, и случившееся не изменило ничего. Я думаю, что Вы хороший политик, но прежде чем Вы обрадуетесь, скажу, что мне не нравится большинство политиков. Я думаю, что Вы интриганка и манипуляторша, и не представляю, как по утрам Вы умудряетесь смотреть себе в глаза, когда наносите штукатурку на лицо и вешаете чёрный жемчуг на причёску, зная, что влезли в жизнь человека, который не хочет Вас там видеть, но слишком вежлив, чтобы сказать об этом. Я просто хочу внести ясность.

— Правда? Ну, раз уж мы раскрываем душу... Я считаю, что Вы вспыльчивы, упрямы, своевольны, грубы, бестактны и совершенно не годитесь в супруги.

Мара вскинула на неё пылающий взгляд. А Кирия изогнула идеальную бровь.

— Однако, также Вы верны, решительны и, что удивительно, достаточно умны, чтобы выбрать оптимальное решение и следовать ему, — лёгкая морщинка перечертила гладкий лоб, и она, игнорируя взгляд Мары, наклонила голову, — ...не вынуждайте меня к перечню Ваших недостатков добавить "напрасную трату времени".

— Так что когда я вернусь, всё будет как обычно.

— Всё как обычно, — подтвердила Кирия, не сводя глаз с Мары.

— Хорошо, — кивнула Мара и развернулась. Но прежде чем она оказалась у двери, заговорила Д'Арка, оставляя последнее слово за собой:

— И да, коммандер Джейд, до тех пор, пока Император действительно не окажется у Вас, не утруждайте себя возвращением.

* * *

Нейтан широко распахнул глаза, когда в открывшуюся дверь его апартаментов вошла Кирия Д'Арка в сопровождении двух императорских гвардейцев.

— Могу я с Вами поговорить, коммандер?

— Да, да, конечно, — неуверенно сказал Нейтан, попятившись.

Он быстро прошёл в свою квартиру, а следом вошла лишь Кирия, догадывавшаяся, что увидит царящий кругом беспорядок.

— Прошу прощения... это были тяжелые дни и...

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — мягко сказала Кирия, её губы, но не глаза, тронула лёгкая улыбка. Она показалась усталой и осунувшейся, и Нейтан подумал, что выглядела она примерно так же, как он.

Она взглянула на перстень, который носила на указательном пальце — кольцо Люка. Нейтан почувствовал новый приступ тоски, вспомнив, как однажды Люк испугался, подумав, что потерял его... настолько, что был готов сразиться с Палпатином, чтобы вернуть его.

Кирия прочистила горло, но это не придало силы ее голосу:

— Я пришла, чтобы убедиться, что Вы понимаете, почему Мара передала исполнительную власть...

— Она рассказала о своих мотивах, да.

— Мы обе сочли, что это более целесообразный вариант, коммандер. Это было совместное решение. Способности коммандера Джейд заключены в ином направлении, а мои — здесь. Сообща мы сможем обеспечить наилучший возможный исход этого... прискорбного положения дел.

— Да, понятно, — нахмурился Нейтан, не вполне понимая, почему она потрудилась сказать ему об этом.

— Надеюсь, Вы также понимаете, что я сделаю всё, что в моих силах, чтобы благополучно вернуть Императора. Абсолютно всё, без колебаний. Я считаю это своим долгом, привилегией и своей личной обязанностью.

— Приятно знать это.

Она кивнула после небольшой паузы:

— С этой целью я очень хочу, что бы Вы рассказали мне всё, что Вам известно.

Нейтана охватила волна беспокойства. Он сразу же подумал о Маре, но сохранил ровное лицо и спокойный голос:

— Нет ничего такого, что не было бы Вам известно, Ваше Превосходительство.

Она села и решительно сказала:

— Может быть, тогда Вы побалуете меня, еще раз рассказав всё. Сегодня вечером я уже подробно беседовала с коммандером Джейд, и она всё объяснила — свои причины, свою ответственность, свои неудачи. Она очень винит себя, и я прекрасно понимаю почему. Сейчас она намерена исправить эти ошибки, и по понятным причинам я хочу, что бы так и случилось. Поэтому я хотела бы обсудить случившееся и с Вами — иногда свежий взгляд позволяет увидеть новые возможности.

Прекрасно понимая, что Мара вряд ли хотела известить Императрицу об одном определённом факте, Нейтан перебрал всё: поездку, опоздавшее на несколько минут сообщение от Арго, откровение Мары о предательстве Веза. Всё. Закончив, он сидел, уставившись на собственные руки с переплетёнными пальцами, стиснутыми так, что побелели костяшки. Он прекрасно понимал, что под проницательным взглядом Императрицы не может позволить себе проболтаться о состоянии Мары.

— ...и ничего больше? — тихо спросила Д'Арка, — ничего, что могло бы дать нам хоть какую-то зацепку, хоть что-нибудь?

— Нет, ничего.

— Вы уверены? Сейчас может оказаться важным всё, абсолютно всё.

Нейтан тяжко вздохнул. до сих пор его грызло чувство вины за действия Веза. Как он не увидел этого?

— Больше ничего нет... ничего, что было бы мне известно.

— После вашего возвращения произошло что-нибудь? Какие-нибудь события, которые сейчас выглядят необычными в связи со всем произошедшим? Что-нибудь, что не всем известно?

Снова мысли о Маре обожгли его нервы.

— Нет, совершенно ничего.

— Может быть, есть какие-нибудь контакты, которые упустили из виду?

Нейтан поднял голову, радуясь возможности сменить тему разговора:

— Люк пользуется услугами группы контрабандистов, но мне неизвестно, как с ними связаться.

— Контрабандисты? — в её голосе послышалась едва уловимая нотка пренебрежения, хотя она и старалась её скрыть.

— Каррде. Тэлон Каррде. Он — главный, единственное имя, которое мне известно. Он информационный посредник. Люк использовал их для разведки, по мелочам. Время от времени Люк брал у них в аренду небольшие корабли с чистой регистрацией, но я не думаю, что они были в курсе, для чего именно. Люк крайне осторожен.

Вы можете связаться с ними? Узнать их местонахождение? Мы могли бы отправить войска, привести их.

— Нет. У них нет постоянной базы, и только у Люка были коды вызова. Насколько я знаю, он их не записывал. Мара давно бы уже связалась с ними, если бы они были.

— Мы должны проследить за этим. Может быть, это пустышка, но раз они — наемники, то не прочь поторговать информацией с обеими сторонами.

— Нет, Люк доверяет им. Он уже много лет использует их, — покачал головой Нейтан.

Кирия слегка склонила голову:

— Какому бы малому числу людей не доверял Император, очевидно, коммандер, что их оказалось слишком много. Как бы я ни доверяла его суждениям, я считаю совершенно оправданным задержание всех и каждого из тех, кто находится под хоть малейшим подозрением, до выяснения их роли. Я уверена, что Вы сможете понять логику и необходимость этого.

— Пожалуй, — Нейтан опустил взгляд и кивнул.

— Есть ещё что-нибудь, коммандер Халлин? Вы были близки с Везом Риисом, Вам должно быть известно, с кем он регулярно общался, его распорядок дня?

— Я действительно не знаю больше, чем уже сообщил разведке. Вплоть до того дня, я ничего не знал, — Нейтан окинул взглядом разорённую комнату: ящики все ещё были открыты, а их содержимое беспорядочно разбросано, — и... как Вы можете видеть, разведка довольно тщательно обыскала мою квартиру. Дважды.

Темные глаза Императрицы бегло оглядели квартиру:

— Коммандер Джейд разрешила это?

— Нет, на самом деле это произошло, когда мы вернулись на Корускант. Дважды. Мара была первой, кто пресёк третий обыск.

— И с тех пор Вы не говорили с Везом Риссом?

— Нет, — быстро ответил Нейтан, — нет, я... я вместе с Марой ходил в центр предварительного заключения, но это было в тот день, когда он рассказал ей об ампуле, а после этого всё пошло наперекосяк. Нам нужно было проверить годность содержимого.

— Конечно, — кивнула Кирия, — годность?

— Срок годности препарата истёк более года назад. По очевидным причинам самовоспроизводящиеся препараты имеют короткий срок годности. А это был индивидуальный препарат, разработанный специально для контроля над Люком. Исследований на предмет долгосрочного хранения или деградации, по-видимому, не проводилось. Если это единственный образец, которым располагает Крикс Мадин, то, вероятно, он синтезирует препарат на основе некачественного шаблона, что может привести к любым негативным результатам — от снижения эффективности до опасности для жизни.

— Значит, Вы проверили это?, — кивнула Кирия.

— Настолько, насколько смогли. По приказу Люка всё, имевшее отношение к препарату, было уничтожено почти два года назад. Так что для работы у нас не было ни справочной информации, ни химического состава, ничего.

— Но сейчас у Вас есть эти показатели?

— Мы получили ограниченные результаты. В ходе тестов в образце крови Люка из моего медицинского банка препарат разложился примерно за сорок часов. В протестированных нами образцах он полностью эффективен в течение примерно десяти часов, но затем он перестаёт самовоспроизводиться.

— И Вез Риис подтвердил, что он передал эту ампулу Мадину.

Нейтан кивнул:

— Ему было известно, что изначально, ещё когда был жив Палпатин, у Мары хранились ампулы с этим препаратом. Он должно быть в какой-то момент проверил... у него... было время взломать сейф в её квартире — время от времени мы заходили сюда, а Мара постоянно находилась возле Люка.

Тонкие морщинки пролегли между нахмурившимися бровями Императрицы. Наклонив голову, она погрузилась в задумчивое молчание, сохраняя безмолвную неподвижность так долго, что Нейтан почувствовал, как начинают сдавать его расшатанные нервы. Наконец, она подняла голову, и заговорила:

— Итак, просто для ясности: существовал особый препарат, разработанный специально для подавления способности Императора использовать Силу. Препарат, который был создан для использования исключительно против него, — по мере того, как она это говорила, интонация и поведение Кирии становились всё холоднее и суровее, постепенно перерастая в яростное обвинение, — Император абсолютно оправданно приказал уничтожить все образцы... но Мара Джейд не только сохранила некоторые, но и позволила им попасть во враждебные руки... а затем скрыла этот факт.

Нейтан напрягся, широко распахивая глаза:

— Но... Вы же сказали, что Мара всё объяснила!

— Я полагала, что да. Оказывается, нет.

— Подождите, это была ошибка, недосмотр и ничего больше.

— Конечно... а потом она случайно не передала информацию об этом в службу собственной безопасности Императора — подразделение, официально ответственное за эту ситуацию?

Нейтан замотал головой:

— Нет, она предоставила бы информацию, когда это стало бы необходимым. Просто она не хотела, чтобы информация о существовании препарата стала достоянием общественности. Люк всегда категорически настаивал, что...

Императрица уже поднималась:

— Жаль, что ни Вы, ни коммандер Джейд не разделили его осторожность... или, если уж на то пошло, оказались не способны исполнить элементарный приказ.

Нейтан в панике встал:

— Вы должны понять, что Мара...

— Нет, не думаю, что смогу. Я понимаю лишь факты, а они таковы: даже зная, что это может подвергнуть его риску, коммандер Джейд нарушила прямой приказ Императора, а затем усугубила эту ошибку, утаив существование препарата. Тем самым она подвергла Императора опасности и поставила под угрозу любую возможную спасательную операцию. Любое из этих действий является грубейшим злоупотреблением доверием.

— Мара не стала бы…

Императрица уже было отвернулась, гнев ожесточил её нежное лицо:

— Но она сделала это, коммандер. И теперь мне предстоит разбираться с последствиями. И я займусь этим.

Нейтан последовал за ней, когда она собралась удалиться:

— Подождите! Куда Вы?

Надеясь разрядить обстановку, он поспешил следом за ней в центральный коридор... и остановился на пороге, увидев алые мантии возле своей двери.

Его внимание привлекли восемь императорских гвардейцев. Но обеспокоило не это: даже Люка часто сопровождала пара императорских гвардейцев. Но оставался факт: когда она появилась в дверях его квартиры, гвардейцев было лишь двое... и четыре агента в штатском за углом... Его нахмурившийся, смущённый взгляд вернулся к Д'Арке.

— Простите меня, коммандер Халлин, мне следовало пояснить раньше. Я прибыла сюда сообщить, что именем Императора Вы задержаны до выяснения Вашего статуса или возбуждения против Вас дела по подозрению в пособничестве и соучастии известному мятежнику Везу Риису. Однако, в знак признания Ваших заслуг, Вашего положения и доверия, оказываемого Вам Императором, Вы будете содержаться под домашним арестом. Не дайте мне повода пересмотреть это послабление.

Нейтан чуть попятился:

— Подождите, Вы арестовываете меня?! За что?

Она обратила на него бесхитростный взгляд миндалевидных глаз:

— Вообще-то Вас просто задержали, коммандер. Однако, согласно Вашим же словам, по небрежности или по умыслу Вы позволили опасному запрещённому веществу попасть в руки известного террориста. Хуже того, Вы сознательно вступили в сговор и помогли скрыть этот факт. Это измена, коммандер Халлин. Вы обвиняетесь в измене.

Нейтан оказался настолько потрясён, что просто молча смотрел, как она развернулась и пошла прочь. Он опомнился, лишь когда она была уже на середине длинного, широкого коридора. Возле дверей его квартиры остались два Алых Гвардейца и четверо в штатском.

— Подождите! Я бы никогда этого не сделал... Неужели Вы могли подумать!..

Охранники обступили его. Один из агентов — которого, как показалось Халлину, звали Дайсо — подошёл и мягко, но настойчиво подтолкнул Нейтана обратно за порог квартиры, явно испытывая неловкость, но стремясь выполнить приказ:

— Пожалуйста, не покидайте квартиру, сэр. Не заставляйте нас применять силу.

Не покидая коридор, он коснулся сенсора, закрыв дверь снаружи. Дверь захлопнулась. Нейтан остался один.

* * *

Когда раздался звонок, Мара раскладывала на кровати всё, что ей могло понадобиться, чтобы ничего не забыть и упаковать в сумку. Погрузившись в свои дела, она почти проигнорировала его, но надежда, что это может быть зацепкой, заставила её потянуться к комлинку. На экране высветилось просто "9".

Сбитая с толку Мара нахмурилась. Это был один из старых позывных, когда окружавшие Люка люди считали за лучшее скрывать свои личности, связь была зашифрована и закодирована. Она не сомневалась, что этот позывной принадлежал Нейтану.

— Нейтан? Какого хатта ты используешь эту частоту?

— Мара, хвала Силе! Послушай...

— Почему ты говоришь не по внутренней связи?

— Потому что они отключили меня... Все мои известные комлинки заблокированы. Я вспомнил, что у меня есть этот, спрятанный в старом ботинке в шкафу. Послушай меня...

— Твои комлинки заблокированы?

— Послушай! Ко мне приходила Кирия, всего несколько минут назад. Похоже, я арестован за измену.

— Что?!

— Мара, думаю, она придёт за тобой. Тебе нужно убираться из своей квартиры.

— Она не посмеет.

— ...О, она выглядела весьма разозлённой, когда уходила от меня.

— С чего бы ей приходить за мной?

— Потому что я... я рассказал ей об ампуле.

Внутри у Мары обрушилась свинцовая гиря, заставив её похолодеть:

— Ты шутишь.

— Нет, мне жаль... Мара, мне так жаль... Я думал... она вела себя так, будто ты с ней разговаривала, она сказала, что ты всё объяснила, что теперь она всё понимает. Я думал, ты ей рассказала. Я не знал, я не знал, что она так поступит, клянусь. Мы просто разговаривали... Я просто...

Мара говорила, торопливо собирая оставшееся снаряжение и запихивая его в сумку:

— Нейтан, ну зачем, зачем мне говорить об этом ей? Зачем мне вообще кому-то об этом рассказывать, пока не понадобится?! Надо бы прийти к и размазать тебя по стенкам.

— Я бы очень хотел, чтобы ты это сделала, правда. Я чувствовал бы себя менее виноватым. Но времени нет, тебе нужно уходить. Убирайся из Дворца. Сейчас же.

* * *

Нейтан бродил по пустой квартире, понимая, что он узнает обо всем последним, даже если Мара всё-таки выберется. Если же нет, и они схватят её, то очень быстро вернутся, подумал он. В любом случае, вполне вероятно, что ещё до конца ночи он окажется в следственном изоляторе. В отчаянии он замер, гадая, что же ему одеть...

Сколько прошло времени? Он взглянул на настенный хронограф: меньше десяти минут — наверняка это не так? Он не очень хорошо умел хитрить. Боже правый, неужели так было всё время, пока был жив Палпатин? Как он справлялся? Он был на взводе — малейшая мелочь могла...

Внезапно на его плечо опустилась рука, заставив Нейтана подскочить на фут, развернувшись, и вскрикнуть. Мара метнулась к нему и ладонью заткнула его рот, повернув голову к закрытой двери.

— Может утихнешь?!

Она убрала руку, пока Нейтан с колотящимся о рёбра сердцем пытался отдышаться.

— Как, съешь тебя сарлакк, ты сюда попала?

— Проходы, — тихо прошептала Мара, — есть выход у окна твоего кабинета, молдинги скрывают его.

— Серьезно? И как давно он там есть?

— Правда? — сухо прошептала Мара, возвращаясь ко входу. Нейтан следовал за ней, — это действительно самое важное, что сейчас происходит в твоей жизни?.. Это единственное, что ты хочешь знать?

— Неважно. Ты нормально ушла?

— Незадолго до того, как они пришли. Где комлинк, которым ты пользовался?

— Он тут. Мара, — когда она подошла к низкому, узкому входу, Нейтан схватил её за руку, его голос дрожал от страха пополам с решимостью, — не оставляй меня. Не оставляй меня здесь беспомощным наблюдателем. Позволь мне пойти. Позволь мне помочь. Я заслуживаю этого. Он мой друг, и я не брошу его. И ничего, что ты можешь сделать, не остановит меня. Если ты собираешься просто поорать на меня и уйти, предупреждаю, что сначала тебе придется вырубить меня. Потому что это единственный способ оставить меня здесь.

Мара проворно повернулась внутри прохода по плечи шириной.

— Это и то, что ты не знаешь, как с твоей стороны открыть эту дверь, когда я её закрою.

— И это, — тут же согласился он, — Мара, пожалуйста... пожалуйста, не оставляй меня. Я должен пойти. Я должен.

Мара смотрела на него с непроницаемым лицом.

— Ты закончил?

— Мара... Ситх, Мара, позволь мне пойти. Позволь мне помочь — пожалуйста.

— А за каким хаттом я, по-твоему, здесь... Нерфячьи твои мозги?

* * *

Как оказалось, Мара не собиралась давать ему поблажек, пока они пробирались по едва превышающим его рост узким проходам в стенах дворца. К счастью, и Нейтан, и Мара отличались субтильным телосложением, хотя даже здесь она двигалась с типичной для неё плавной грацией. Нейтан то и дело задумывался, не слышно ли в огромных, тихих, пустых коридорах, где никого не было видно, таинственных переливов раздражённого женского голоса. А может быть, их приписывали какому-нибудь особенно злобствующему призраку.

По идее, он должен был чувствовать себя хуже, но каким-то образом сквозь него пронеслась волна восторга от осознания, что они уже в пути... Спустя восемь мучительных дней ожидания результатов от разведки, наконец-то они двинулись в путь. Никаких зацепок, никаких новостей, но даже в таких обстоятельствах он чувствовал себя хорошо. Потому что если кто-то и мог это сделать, хоть кто во всей Галактике, то именно эта яростная, свирепая и излучающая решимость женщина, бегущая по коридору впереди него.

— Ты слышишь меня? — не сбавляя темпа, прорычала она.

— Да, конечно.

— Надеюсь, ты понимаешь, что ты наделал? Ты вырвал нас. Отныне мы действуем вне закона и, что ещё важнее, без доступа к его возможностям. Мы сами по себе. Мы сами по себе, без доступа к информации разведки и без персонала.

— Это очень нехорошо, так?

— Какого хатта ты доверился ей?

— Я?! Ты только что отдала ей Империю!

— Потому что это развязало мне руки, и я могла отправиться за Люком со всем ситховым флотом на хвосте! Теперь у нас нет ничего. Ни ресурсов, ничего.

— Что мы будем делать?

Запыхавшийся Нейтан едва поспевал за быстро шагавшей по узким коридорам Марой.

— Я скажу тебе, что мы будем делать: мы обратимся к сети, которую, насколько я знаю, Люк создал еще до смерти Палпатина. Есть шанс, что все, кому он тогда доверял, будут надёжны и сейчас. Они останутся верны Люку, а не кабинету Императора. Когда мы выберемся с планеты, тебе предстоит очень много переговоров.

— Как мы улетим?

— У коммандера Арко есть целая эскадрилья⁽²⁾ приписанных к нему кораблей разведки в отдельном ангаре в Северной башне — и даже не пытайся мне сказать, что Арко не был одним из конфидентов Люка. Он предоставит нам корабль с идентификатором разведки и сохранит всё в тайне... по крайней мере, на несколько дней. Потом нам будет нужен другой корабль.

— Так вот почему ты меня взяла — потому что я могу дать тебе доступ к этой сети, а ты знала, что она тебе нужна? ...Мара?

— Жопа сарлакка... если ты был бы нужен мне только за этим, я забрала бы комлинк ещё у тебя в квартире.

Нейтан слегка потянулся:

— Я не отдал бы его.

— А б бы и не спрашивала.

— Тогда зачем ты пришла за мной?

Скользящая с проворной грацией в ограниченном пространстве перед ним фигурка долго молчала. Когда же наконец она заговорила, ее голос не дрогнул ни на ноту:

— Мы вместе втянули его в это... мы, сожри меня сарлакк, вместе вытащим его оттуда, понятно?

По лицу Нейтана медленно расползлась улыбка:

-Да... спасибо.

---

1) 85. Да, эта часть кандалов действительно называется "браслет"... И ещё момент. В отличие от наручников и наножников (например, моделей Peerless M-703 и Smith Wesson М-1900) кандалы предназначены для постоянного ношения.

Вернуться к тексту

2) 86. Эскадрилья в военно-воздушных силах, армейской или морской авиации — подразделение, состоящее из нескольких военных самолётов, обычно однотипных, и их экипажей. Как правило, в зависимости от типа ЛА, в эскадрилью входит от 12 до 24 машин.

Вернуться к тексту