| Название: | At the Brink of the Dawn and the Darkness |
| Автор: | Pax Blank (blank101) |
| Ссылка: | https://www.fanfiction.net/s/4520729/1/At-the-Brink-of-the-Dawn-and-the-Darkness |
| Язык: | Английский |
| Наличие разрешения: | Запрос отправлен |
Не проверялось на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 28
Мара улеглась спиной на голый пол. Темное макассарское дерево холодило её разгоряченное тело, глаза были закрыты, грудь вздымалась от последнего всплеска активности.
Завершающий спарринг на этой тренировке по рукопашному бою в значительной степени превратился в беспроигрышную схватку. Уровень мастерства Люка вырос, хотя ей иногда всё ещё удавалось уложить его. Но сегодня вечером, когда она, наконец, бросила его, он в падении развернулся и, выбросив руку, подхватил её за ноги и с оглушительным стуком опрокинул на спину. Она последние несколько минут так и лежала, восстанавливая дыхание.
— Ты грязно дерёшься, — наконец выдавила она.
— Я?! — Люк поднял голову с пола, где он лежал рядом.
— Я думаю, ты сломал мне ребро.
— Перестань жаловаться, у тебя есть ещё.
Мара услышала глухой удар, когда его голова откинулась на пол, и он уставился в далёкий потолок, ухмыляясь во мраке. Освещение всегда во время их тренировок было приглушено — редко бывает идеальный свет, когда нужно сражаться. Слушать было так же важно, как и смотреть.
— Если тебе от этого станет легче, я ударил себя по косточке, когда сделал это.
— Подожди... Нет, всё ещё болит.
— Видишь, я бы посмеялся, но моя смешная кость(1) не работает.
— Но, видимо, не твоя саркастическая кость.
Он говорил с мягким, непринужденным акцентом Внешнего Кольца, и, она, не глядя, слышала улыбку в интонациях его голоса. Они молчали ещё несколько секунд. Единственным звуком в похожей на пещеру комнате было затрудненное дыхание. В конце концов Мара протянула руку и подтолкнула его носком ботинка:
— Ладно, вставай.
— Ты вставай.
— Мне не нужны тренировки.
— Верно. Ты всегда такой саркастичный. Эй! — лёгкий толчок превратился в несильный удар:
— Я говорю, если бы это было по-настоящему, тебе пришлось бы встать раньше.
— Если бы это было реально, я бы использовал Силу и остановил тебя примерно тогда, когда ты вошла в зал.
— Никакой Силы!
— Я просто говорю «если».
Мара, полуобернувшись, нахмурилась, сверкнув на него взглядом.
— Тебе лучше иногда использовать всё это, Скайуокер, чтобы я не получала все эти синяки просто так.
— Верно. И когда появятся семеро парней с пиками, я сразу подумаю: "Подождте... Нет, я использую рукопашный бой вместо Силы, чтобы Мара была счастлива".
Мара приподнялась на локте, чтобы посмотреть на Люка, всё ещё лежащего на спине с раскинутыми руками примерно в трех шагах от того места, где она уложила его на пол.
— Я просто говорю, что тебе стоит использовать эти навыки время от времени.
— Я бы подумал, что ты была бы счастлива, если бы мне никогда не пришлось ими пользоваться.
— Так и есть, но мы говорим о тебе. Я думаю, что это лучшее, на что я могу надеяться.
Люк слегка рассмеялся:
— Хан говорил, что я притягиваю неприятности.
— Видишь, я знала, что у него должно было быть какое-то подобие разума где-то в его толстом кореллианском черепе.
— Эй! — он наклонился, чтобы вяло ударить её по ноге, но не смог дотянуться и явно не хотел утруждать себя повторной попыткой, — "На этот раз я тебя отпущу.
— Вы слишком добры, — Мара заставила себя сесть, задаваясь вопросом, подходящий ли это момент; ответит ли он ей, если она спросит, или просто проигнорирует её, как уже дважды за этот день.
— Так ты собираешься рассказать мне, что произошло прошлой ночью?
Он долго молчал, закрыв глаза.
— Здесь нечего рассказывать.
— Ты всё помнишь?
— Я в порядке, это не проблема. У меня было видение, вот и всё. Я просто… Наверное, я позволил этому завладеть собой.
— Что ты видел?
Он вздохнул:
— Семь человек.
— Семь человек... и это всё? За семерых мужчин ты чуть не спалил мне брови?
Он слегка улыбнулся, глаза все ещё были закрыты. Мара наблюдала, как его дыхание замедлилось и выровнялось в неестественном темпе. Она знала, что он снова привлекает к себе Силу, чтобы лучше вспонить видение, не уверенная, пытался ли он изучить его сам до этого момента. Что-то плотное и глубокое прозвучало на самом краю сознания Мары, пробежав по её позвоночнику, как дрожь, и заставив кожу головы напрячься. Она быстро моргнула, чтобы рассеять это ощущение, привыкнув к этой уже знакомой гамме чувств. Тонкий аккорд их общего осознания всегда задевался, если он призывал Силу, когда был рядом с ней.
— Я был в камере — в этой чёртовой камере, и... и они были позади меня; семь человек.
Мара нахмурилась:
— Какие семь человек?
Люк, не открывая глаз, вздохнул, и по тому, как напряглась его челюсть, она поняла, что он раздумывает, стоит ли рассказывать ей больше.
— Хоть раз в жизни просто скажи это, — отчитала расстроенная Мара, — "Почему так чертовски трудно кому-либо доверять?
— Дело не в доверии, — сказал Люк, садясь и подтягивая колени перед собой, обхватив их руками, — Речь идет о…
— «Что?»
Он полуобернул голову, фокусируя на ней взгляд разных глаз.
— Честно? Я не думаю, что ты захочешь это услышать.
— Это уклонение от ответа, если я когда-либо его слышала.
Он покачал головой, не в силах встретиться с ней взглядом.
— Ты ушла от меня в той камере, Мара. Ты покачала головой и ушла, сказав мне в лицо, что не можешь этого вынести. Ты больше не хотела знать, что происходило со мной там, внизу. Ты не хотела знать, что делал Палпатин. Это было слишком тяжело, поэтому ты просто отвернулась.
И внезапно боль от её воспоминаний стала ничем по сравнению с волной униженного стыда, которая захлестнула Мару от грубого тона в его голосе; не обвинение, не разочарование, просто... боль. Запущенная. Он ни разу не заговорил об этом, а она ни разу не спросила его. Никогда не хотела знать суровую, бескомпромиссную правду. И когда он не говорил об этом, было легко сказать себе, что он не хочет об этом говорить; что это прошлое, с которым покончено. Что это больше не имеет никакого отношения к его жизни, никакого эффекта... Но тон его голоса прямо сейчас говорил о многом... И глядя на напряженные черты его лица, когда он избегал её взгляда, как она могла убедить себя в обратном?
— Ну, может быть, теперь я готова, — тихо пробормотала она.
Он вздохнул, отвернулся, закрыв глаза. Когда молчание затянулось, Мара начала задаваться вопросом, не решил ли он вообще не говорить. Наконец он испустил ещё один вздох, как будто пытаясь привести свои мысли в порядок, и когда он заговорил, его голос, был тихим и мрачным.
— Я думаю, что именно после того, как ты ушла, он начал приводить их туда. Красная гвардия. Всегда двенадцать. У них были силовые пики или... или у некоторых были палки, просто пустотелые палки. Иногда он оставался в комнате и просто наблюдал... Иногда он не посылал их, пока не уходил, но они всегда приходили. Каждый раз. Двенадцать охранников. Сначала три раза в день, потом пять, потом шесть или семь… Я никогда не знал. Иногда они встряхивали меня посреди ночи, чтобы убедиться, что я не сплю, прежде чем избивать до потери сознания.
Он снова надолго замолчал, нахмурившись при воспоминании.
— Он отвёл меня туда. Каждый божий день он наносил удар чуть глубже и высасывал из меня всю кровь. Каждое мое воспоминание об этой камере — это абсолютный ужас. Абсолютное отвращение... абсолютный ужас. И каждый раз, когда я думаю об этом, я вспоминаю тех двенадцать человек.
— Что с ними случилось? — прошептала Мара.
— Я убил их, — просто сказал он, — Я убил их без малейшего сожаления. Я убивал их ужасно, жестоко… и по сей день я не жалею об этом. Все, что я могу сказать в свою защиту, это то, что это было быстро... быстрее, чем они заслуживали… Интересно, был бы я сегодня таким снисходительным?
Его глаза, не фокусируясь, смотрели в далекие тени, на лбу пролегла легкая морщинка, голос звучал отстранённо.
— И теперь, внезапно, они снова в моих снах. Я в этой чертовой камере, а они стоят у меня за спиной, и я знаю, что они там... — он замолчал, не в силах продолжать, хотя он явно переживал болезненные воспоминания.
Мара молча наблюдала, осознавая, как внезапно он может сбиться с пути, насколько разрушена его психика, и в то же время насколько он силен, что вообще выжил после влияния Палпатина. Но разве она всегда не думала, что именно Палпатин сделал его сильным, проведя через все эти испытания… Впервые она поймала себя на мысли о том, что может быть… может быть, он всё равно был силен, и Палпатин просто подтолкнул Люка к самому краю его возможностей. Действительно ли это было сделано для того, чтобы заставить его осознать, насколько он силен, как всегда утверждал Палпатин… или просто для собственного развлечения, подумала она.
Мара знала — он хотел своего волка. И (возможно, это было особое, настроенное на Силу мышление Люка, каким-то образом повлиявшее на её собственное,.. этот специфический тон на самом краю ее слуха) с этой мыслью на ум внезапно нахлынул поток образов, ударивший так быстро и так сильно, что Мара ахнула.
Видение расцвело, окрасившись в ало-красный цвет... Старое видение, очень знакомое…
..... ..... ..…
Шторм, бушующий в ночи…Вой охотящегося волка…
..... ..... ..…
Мара поднялась в шоке, и Люк мгновенно оказался рядом с ней, зная, что это видение.
— Что ты видела?
И разве это не было именно то, о чём спросил её Палпатин, когда она впервые увидела видение? Мара нахмурилась, её глаза скользнули по тёмным теням похожей на пещеру комнаты:
— Я думаю, это старое видение, но я никогда его не помню. Я никогда не помню их, только... фрагменты.
— Ты видела меня, — сказал он без обиняков.
— Я видела волка… Это тоже был ты? — Мара покачала головой, видение уже затуманилось, как всегда. Воспоминания о всепоглощающем разочаровании Палпатина всё ещё были остры как ножи.
— Ты видела луну, — подсказал Люк, — Ты помнишь — в видении ты видела луну.
Мара посмотрела на него:
— Ты видел это? Ты видел мое видение?
— Я видел фрагменты, — Люк заколебался, отводя взгляд, мгновенно поняв, что у неё на уме.
Несколько долгих секунда Мара смотрела на него.
— Можешь ли ты... вернуть меня назад, сделать так, чтобы я снова смогла увидеть это?
Он не обернулся:
— Я не знаю.
— Ты можешь, не так ли?
Он покачал головой, но всё ещё не смотрел ей в глаза:
— Я не знаю. Возможно. Я не думаю, что это хорошая идея…
— «Почему?»
Наконец он повернулся к ней, черты его лица были скрыты в тусклом свете:
— Я не думаю, что мне следует вести тебя в то место в Силе, куда ты пока не можешь добраться в одиночку.
— Я хочу запомнить видение. Я хочу его увидеть. Я хочу понять.
— Я научу тебя этому, если ты хочешь, но постепенно. Не так.
Она шагнула вперед, взяла его за руки и подняла их так, чтобы он взял её лицо в ладони.
— Покажешь мне?
Он, вздохнул, глубоко неуверенный, разрываясь между необходимостью защитить её и тяжким подозрением, что что-то ещё было в видении Мары… Престол. Место Пророчества. Тем не менее, борясь с собственным любопытством, он покачал головой:
— Ты не должна ходить туда, куда тебе не положено.
Она ободряюще улыбнулась:
— Ты защитишь меня — я доверяю тебе. Дай мне посмотреть.
Он посмотрел на неё, и она поняла: "Дай мне посмотреть"... И она поняла бы, если бы он сделал это, он не просто заглянул бы в её мысли — она увидела бы его. Если он сделает это, ему придётся пустить её под свои идеальные щиты, которые он годами строил, чтобы защитить себя.
Он покачал головой:
— Я не могу.
— Ты думаешь, я увижу волка? Я всегда так делала, — неужели он ещё не понял, что она всегда так делала. Возможно, это было даже частью того, что привлекло её сюда.
Он покачал головой:
— Ты не знаешь, что это такое.
Мара прижала его руки к своим щекам, эта близость была для неё всем.
— Мне всё равно. Мне всё равно, что это такое.
Он мягко вздохнул, быстро погладив её по щекам. Его взгляд всё ещё был неуверенным, полным невысказанных страхов и беспокойства — и как это мог быть волк? Как он мог быть таким?
Он кивнул, всего один раз. Внезапно занервничав, Мара облизнула губы, её сердце неожиданно подпрыгнуло, пропустив удар в груди, как будто от испуга, потом она сознательно взяла себя в руки. Выпятив челюсть, она подняла подбородок:
— Я готова.
В тёмной тихой комнате кончики его пальцев, касавшиеся её щёк, были прохладными, успокаивающими, очень реальными. Она наклонилась к его рукам, проследившим линию её скулы. Его близость была интимной, внимательной, защищающей…
— Закрой глаза, — прошептал Люк.
До смерти его отца, а иногда и после, они вступали в контакт через Силу — это было просто для того, чтобы соединиться, найти успокаивающее чувство друг друга.
Теперь у него была цель, и когда Люк обратился к Маре, это было не похоже ни на что предыдущее.
Пол ушел из-под ног внезапно, заставив её вздрогнуть, её руки схватили его за запястья, всё, что было реальным, исчезло из неё в одно мгновение, когда она отдалилась от себя, сердце трепетало вдали, как эхо реальности.
Невероятная сила подняла её и окружила, словно падение в глубокую, холодную воду, настолько всеобъемлющую, что у неё перехватило дыхание. Её тянули за собой, затягивали в течение с пугающей скоростью. Неспособная двигаться против него. Неспособная дышать под его давящей тяжестью. Головокружительные изменения динамики. Ничего твёрдого. Ничего понятного ни в каком известном ей контексте.
Слишком много — слишком быстро... и с идеальной точностью он остановился, отступая от неё, давая ей воздух и пространство.
Она сделала незначительное движение, незаметно кивнула головой, и это снова окутало её, окружило со всех сторон, защищая и направляя, увлекая её вперед в водоворот Силы, который закручивался и обрушивался вокруг неё, ужасающе подвижный, беспорядочно неустойчивый. Она почувствовала, что падает, и понятия не имела, было ли это психическим состоянием или она упала на самом деле, или её тело просто рухнуло под ней. В любом случае, он был там, чтобы поймать её, удержать её, сохранить её в безопасности и закрепить, даже когда он затягивал её глубже.
И повсюду вокруг неё — его сознание, его восприятие, его связь. Интенсивная, неуклюжая масса — глубокое первобытное притяжение, подобное вращению галактики — её масштабы слишком велики, чтобы понять или определить в концепции Силы. И всё же он это сделал — он придал этому форму, дал ему направление, сдерживал и контролировал с мастерством и уравновешенностью, как будто это было самой естественной вещью в галактике — что, возможно, для него и было.
И здесь, сейчас, здесь был волк Палпатина; теневое существо, которое он создал с такой безжалостной, беспощадной решимостью, рыщущее во Тьме, как скрытое, так и охотящееся, дикое и свирепое. Она неразрывно переплеталась во всем, безграничная сила, стремящаяся к основанию, интенсивная и неподатливая, требующая освобождения, непреклонная в своей власти, настолько большая часть его, что местами она сливалась с его сознанием, отвечая его воле и определяя его мысли.
И всё же теперь, когда она думала посмотреть вокруг и сквозь эту громоздкую тьму, поискать эти звёзды в глухой ночи… были части, где вообще не было никакой связи. Где одно вытекало из другого, как масло из воды. Здесь, здесь в глубине его сознания, навсегда скрытая и защищённая, здесь была правда, и после жестокой, беспорядочной тьмы осознание этого наполнило её утешением; истинное понимание этой сломанной психики — потому что он не мог быть полностью порождением Тьмы; это было слишком против его естественного состояния. Что бы ни сделал Палпатин, это никогда не дало бы ему его ситха полностью; это заставляло Свет проникать глубже, поскольку Люк строил всё больше стен, чтобы скрыть и замаскировать его, но это никогда не разрушало его, саму суть этого существа, которое было слишком запутано, чтобы когда-либо вырваться из теней... но слишком упрямо, чтобы отпустить свет.
Оба существовали в нём. Парадокс. Одно противостояло другому. И как он мог сдерживать их вместе, так непрестанно противоречащих друг другу?
Он был чистым Светом и абсолютной Тьмой.
Он был диким, своенравным, непоколебимой решимостью... И проблески лучезарной надежды говорили о старых шрамах, настолько глубоких и травмирующих, что они никогда не заживут. Раны врезались в каждый аспект его существования. Воля, одновременно настолько движимая и настолько скованная, что это было одновременно и его величайшей силой, и его глубочайшей слабостью. Знание всего этого.
Она хотела протянуть руку, но не знала как; понятия не имела, как использовать свои собственные знания о Силе, чтобы установить контакт. Она уже преодолела все свои прежние представления о Силе, и это вызвало унизительное осознание и непреодолимое желание узнать больше. Сейчас она хотела знать, что он о ней думает.
Следом очередное открытие сознания, расширение, подобное падению с края галактики, слишком большое наверное, чтобы начать понимать. Оно — головокружительное, неизмеримое — растянуло границы её сознания, открыв её мысли в ярком развертывании понимания, и она напряглась от неизбежного шока, какого-то сильного стихийного толчка, когда он пробил эту последнюю непроницаемую границу — холодную, твёрдую неподвижную массу знаний, привитую ей Палпатином — о её собственных пределах, кажущейся слабости, в которой он так долго держал Мару.
И ничего подобного не было — вообще ничего. Никакого ощущения разрыва или раздирания, никакого громового, взрывного разрыва. Они прошли сквозь него, как погружение в глубокую воду, плавно и естественно, без всякой борьбы. И она почувствовала… теперь она вздрогнула, видение нахлынуло на неё, как падение в глубокую воду, окутав её полностью, как никогда прежде, осознание и знание поразили, как удар по телу, яростно интенсивные, первобытные и интуитивные, детали, впечатления и восприятия неизгладимо запечатлелись в её сознании…
…… … … …
Шторм, бушующий в ночи,Двуличие и предательство… всё в движении, всё меняется, даже она сама. Ничто не могло остаться нетронутым.Пепельная луна, опаленная кроваво-красным,Двойные солнца затмеваются и исчезают в двойных кругах, вырезанных из золота, взаимосвязанных, взаимосбалансированных, взаимозависимых.Огромное количество возможностей, запутанных вокруг и среди них, все будущие восходят к этому; это одна судьба, это одно пророчество;Сын Солнц.
… … … ……
Мара вздрогнула с сухим криком, каждый мускул напрягся, каждый нерв напрягся, так что, когда её глаза расширились от шока, она была в нескольких шагах от него, и он двинулся вперед, выкрикивая её имя, протягивая руки.
Прижав руку ко рту, с вздымающимся желудком она попятилась, уверенная, что в этот момент её стошнит. Слишком много; слишком обширно, оставляя внутри неё затяжное, всепроникающее ощущение галактики, медленно вращающейся в бесконечности с фоновым скрежетом, как кость о кость, она могла слышать это, чувствовать это.
— Мара, послушай... послушай меня.
Теперь его руки были на её плечах, и она почувствовала, как он мысленно отогнал шок, стабилизировал и успокоил её.
— Дыши, Мара, просто дыши. Всё в порядке, всё прошло. Теперь его больше нет. Ты выходишь.
Она посмотрела на него, все возможные грани видения остались нетронутыми на переднем плане её разума, вырезанные с кристальной ясностью, такой острой, что казалось, будто это разрезало её мысли на мелкие кусочки. Понимая, что она говорит слишком быстро, спотыкаясь о собственные слова — адреналин всё ещё горит в крови, в глубине её горла:
— Я видела два солнца… и луна, кроваво-красная луна. Я увидела два переплетенных круга, выгравированных золотом... на них что-то было написано… Не думаю, что я видела это раньше…
Люк нахмурился, и всё ещё погруженная в Силу, всё ещё связанная с ним на уровне гораздо более глубоком, чем когда-либо прежде, Мара полно ощутила его вспышку грубого разочарования, его глубокое беспокойство.
— «Что?»
— Место Пророчества. Ты видела надпись на основании Трона.
— Я не смогла прочитать это, — сказала Мара, — Что там было написано?
Люк поджал губы:
— Это не имеет значения. Это пустяки.
Преследовало ли его все ещё пророчество? Текло ли это вместе с кровью в его жилах, как всегда говорил Палпатин?
Мара настаивала, не желая отпускать это:
— Скажи мне, что там было написано?
Подняв руки, Люк потёр глаза и лоб. Его раздражение росло.
— Нет. Всё кончено, всё кончено. Трон исчез, а вместе с ним и пророчество. Я не собираюсь идти на поводу у этого.
— Может быть, он не пытается вести тебя. Может быть, он пытается помочь тебе.
— Помочь? — негодование придало его голосу остроту, и впервые Мара поняла, какие переломы и страхи питали его.
— В последний раз, когда я подошёл к трону, я чуть не убил Нейтана! Я не позволю ему диктовать мне, он не владеет мной. Я не раб этого или Палпатина.
И она тоже это понимала; понимала, насколько сильно Палпатин повлиял на него; что он сделал, чтобы достичь такого уровня контроля. Почувствовала тёмные завихрения разочарования, обиды и горечи, которые окрашивали его чувства в туманных остатках Силы, которая всё ещё цеплялась за неё. Восхищалась этим восприятием, этой связью.
— Люк, твои способности… это дар, а не проклятие. Ты знаешь это, не так ли?
— Ты не понимаешь...
И что она могла сказать… это было правдой. Никто не понимает.
Но она могла.
— Научи меня, — сказала Мара, — Научи меня всему.
Она никогда не хотела этого, ни разу не просила об этом раньше, всегда полагая, что это вне её возможностей — ещё одно наследие Палпатина.
Он обхватил себя руками, и хотя углубившаяся связь уже исчезала, будучи мягко, незаметно суженой Люком, она все ещё чувствовала его нежелание с большей осознанностью, с большим пониманием его тонкостей, чем когда-либо прежде. Его вера в то, что, просто существуя, он выполнял величайшее стремление Палпатина; единственная, непрерывная линия наследственности… Его страх, что из-за этого он может ошибиться и каким-то образом причинить ей вред. Его нежелание передавать знания, которые он всё ещё чувствовал на каком-то уровне, было несчастьем. Мара шагнула вперёд, положив свою тонкую руку на его согнутую руку, веря в это сейчас с большей убеждённостью, чем когда-либо прежде.
— Я доверяю тебе.
— Доверия недостаточно, — прошептал он, — Она может съесть тебя живьём, эта Сила.
Чему он мог научить её, кроме Тьмы?
Мара колебалась, наконец-то по-настоящему поняв причины его осторожности в отношении масштабов связи, которую он поддерживал — или она удерживала его? Интенсивность осознанности, глубокое понимание чего-то бесконечно огромного, как дыхание вселенной.… как легко такая далеко идущая ясность может свести с ума любого. Зная то, что она знала сейчас, она понимала, как он будет страдать бессонницей, бродить по Дворцу глубокой ночью, чтобы избежать этого, не в состоянии спать не слыша этого, не чувствуя этого. Насколько интенсивны должны быть, эти его собственные видения, поражающие в ночной тишине, увлекающие и толкающие его вперёд даже с малой толикой ясности, которую она только что ощутила.
Действительно ли он думал, что сможет остановить их, приказав уничтожить Трон, или это был акт чистого отчаяния, как его действо в Тренировочной комнате глубокой ночью, когда он зациклился на этом единственном сложном движении светового меча, вынужденный повторять его снова и снова, чтобы исправить какой-то предполагаемый недостаток. Погрузившись в себя так плотно, он заглушал всепоглощающее ощущение этой силы?
Она не могла сказать, но могла научиться, понимать так, как никто другой не мог. Эта связь, это интенсивное общение и понимание, эта связь, которая слилась и объединились, но оставила каждого отдельным, но осознающим на самом глубоком уровне… как она могла позволить этому случиться? Как она могла сейчас отступить?
"Она может съесть тебя живьём, эта Сила". Мара покачала головой, полностью понимая, что он имел в виду, но абсолютно веря в него — потому что она видела его; видела правду... и она хотела увидеть это опять, погрузиться в это.
— Ты никогда не позволишь этому случиться.
Он по-прежнему не поднимал глаз.
— Это не повод изучать это, Мара.
— Разве это не идеальная причина? Чтобы понять, поделиться, помочь кому-то, кого ты…
Он быстро взглянул на неё, и она остановилась. "Никогда не говори этого", — однажды попросил он её. "Никогда не говори этого". Она наклонилась:
— Подумай... обещай мне, что подумаешь?
Он кивнул всего один раз, не поднимая глаз, и Мара поняла, что сейчас лучше не давить. Она кивнула так же всего один раз, прежде чем молча выйти из комнаты, её рука скользнула по его руке, прежде чем она высвободилась.
Люк не обернулся, когда Мара ушла, сожалея уже о своем обещании, но не в силах отказаться от него. Если бы он сделал это, если бы он научил её, это было бы для неё; только для неё — потому что она попросила его об этом. Была ли это достаточно веская причина?
Слова отца снова прошелестели в его мыслях: "Тьма не может любить. Результаты будут катастрофическими и выйдут из-под вашего контроля".
Его чувства к Маре заставляли его отрицать это в прошлом; пытаться игнорировать это... и его отец заплатил за это высокую цену.
Могла ли у него быть эта слабость, мог ли он позволить ей без того, чтобы она не превратила его планы в пыль и не уничтожила всё, что он пытался защитить... включая Мару? Если так, то почему, когда он закрыл глаза и потянулся в водоворот Силы, чтобы снова изучить воспоминание о переплетенных кругах, изображенных на Престоле Пророчества, ему показалось, что он смотрел на петлю, затягивающуюся вокруг его шеи?
"Я — это не ты", — тихо прошептал он своему отцу в пустую комнату.
1) 1. Здесь и далее примечания переводчика. В оригинале — «but my funny bone's out of action». Т.н. funny bone — это нервное окончание в локте (внутренний мыщелок плечевой кости), расположенное достаточно близко к поверхности кожи. Эта часть локтя очень чувствительна к ударам, которые вызывают покалывание, онемение и боль в руке. Кость, которая находится выше, называется the humerus (плечевая кость), отсюда, вероятно, и происходит игра слов (humerus — humorous, юмористический), которая превратила слова humerus bone в funny bone.
Глава 29
Лея проснулась, образ из её сна отпечатался в темноте перед глазами — два переплетённых кольца светились в неподвижной тишине, как будто она слишком долго смотрела на них. Она вздохнула, сморгнув их, когда оглядела маленькую каюту на борту потрепанного повстанческого грузового судна "Зефир", в тени слышался неразборчивый шёпот слов повторяющегося сна.
Она поднялась на борт "Зефира", находившегося под командованием генерала Мадина, поздно ночью, проделав на нём часть пути до места назначения — космической станции Квенн. Мадин... Лея вздохнула и повернулась на другой бок, Хан что-то бормотал во сне. Она завидовала его способности спать в любом месте и в любое время, в то время как она лежала без сна, снова и снова прокручивая в голове бесконечные сценарии.
Мадин... Шальная пуля(1), которая вела свою собственную постоянно обостряющуюся маленькую войну против Империи в то время, когда Лея серьезно рассматривала возможность переговоров.
Даже сегодня вечером, когда она поднялась на борт, стало ясно, что он погружён в очередную неизвестную миссию, о которой он никогда не упоминал Совету, как и об оборудовании и оружии, аккуратно сложенном в стороне от основного отсека. Конечно, она сразу же попросила его объяснить, и он предложил встретиться утром, намекнув, что это очень важно. Уставшая, Лея разрешила отсрочку; в конце концов, она так же хранила свои личные секреты о своем намерении вновь встретиться с Императором. Кто она такая, чтобы спрашивать с других?
Тем более, что правда заключалась в том, что на этот раз это была уже не безобидная встреча. На этот раз у неё был план, и, да поможет ей Сила, он кажется, по крайней мере частично, совпадал с планом Императора.
Она долго и упорно думала о Звезде Смерти; о заявлениях Хана о том, что Люк — Император — стремился показать ей свою искренность в масштабах, соответствующих только Императору. И вот она здесь. На пути к очередной тайной встрече. Чтобы обсудить возможность прекращения военных действий. Путешествует на корабле, которым командует человек, который, как кажется, сделал своей целью чтобы обострить и усилить их.
Действительно ли Император хотел реформ в своей Империи? Вслед за первым потоком эдиктов последовало несколько других. Но Звезда Смерти... О, это было грандиозное зрелище, и Лея провела много бессонных ночей, слушая, как мирно храпит Хан, и задаваясь вопросом… почему только для неё?
Факт был в том, что, поступив так, он снова поставил её в положение, когда она была обладательницей конфиденциальной информации, и он знал это. Информация, которая, если она решит поделиться ею вместе с признанием того, что она встречалась и вела переговоры с Императором без ведома Совета, проклянёт её так же сильно, как и принесёт ей пользу. Зачем это делать?
Зачем давать ей столь важную информацию, которую она была совершенно не в состоянии передать, когда с каждым днем Альянс поляризуется всё больше? Почему он всегда даёт ей ровно столько информации, чтобы она была готова выслушать, возможно, даже оспорить его доводы, но никогда не достаточно, чтобы использовать эти данные как исчерпывающее доказательство его намерений, как для Альянса, так и для неё самой?
Почему только для неё, почему не всем? Почему бы не объяснить ей, почему она была единственным свидетелем? Почему это происходит в таком сумбуре, что это даёт ему? Делалось ли это специально? Если он думал, что увеличит раскол в Совете, убедив Лею занять более умеренную позицию наперекор воинствующему меньшинству, то он зря тратил время. Извне он не может сделать ничего такого, что могло бы разорвать Альянс, и он, конечно, знал это. Она бы не позволила этому случиться, и уж точно не сделала бы это ради него.
И всё же... В глубине её сознания всё ещё таился момент, тот невероятный момент, когда Звезда Смерти, которая, как она была уверена, уничтожит луну Эндора, взорвалась в огненной вспышке. Недвусмысленный отказ от имперской тирании... Торжество разума и рациональности... Обещание надежды, о возможности, о свободе…
И в глубине сознания Леи с тем же сияющим кайфом, который в тот момент заставил её сердце от восторга пропустить удар, всё ещё зудела та самая мысль… А что если это правда?
* * *
Мара быстрым шагом пересекла пустой участок тренировочного отсека на борту имперского фрегата "Сол Эклиптик", чувствуя, что на несколько минут опоздала на очередной спарринг, которые они с Люком всегда проводили, будь то во Дворце или на СЗР «Патриот». Сегодня, конечно, они не были ни там, ни там. Но "Сол Эклиптик" — существенно меньший корабль — кореллианская канонерка серии DP-20(2) не привлечёт много внимания, когда прибудет на станцию Квенн для предстоящего рандеву. . Именно поэтому Люк и выбрал его. Что, однако, не исключало ни обычных тренировок, ни того факта, что Мара опоздала.
Люк тихо стоял в дальнем конце тренировочного зала, глядя через узкие иллюминаторы на бушующий водоворот гиперпространства, хотя полупоклон головой дал Маре понять, что он почувствовал её приближение.
Он повернулся, когда она закрыла дверь. Джейд подумала, что он одет не для тренировки. И хотя на нём не было пиджака, его безупречно сидящая льняная рубашка отражала яркие огни далёких звёзд за защитными экранами корабля, их свечение искажалось гиперпространством. Не глядя специально, она заметила, что две верхние застёжки его рубашки были расстегнуты, придавая ему непринужденный вид, противоречивший стерильно военному окружению. Мара понимала, что это был сознательный выбор, удивляясь ему.
В последнее время это было её постоянным состоянием.
Прошло уже две недели, как они поделились видением Мары, и с тех пор Люк ни разу не упомянул об этом. Зная его нежелание чувствовать себя уязвимым и осознавая интенсивность переживания, Мара хранила молчание, но это становилось всё труднее. У неё было много вопросов о том, что произошло; о Силе, о её просьбе научить большему… и, по крайней мере, половина из них была о мужчине, стоявшим сейчас перед ней, расправив плечи. Она медленно остановилась перед ним.
"Вот". Он казался почти нервозным, когда протягивал маленькую прямоугольную коробочку, примерно в два раза длиннее руки Мары, обтянутую темно-зелёным гобеленом, с изящной застежкой сбоку.
Мара с подозрением уставилась на него:
— Если это для того, чтобы отвлечься от тренировки, Скайуокер, то ты зря тратишь своё время.
Люк улыбнулся, как всегда безразличный к её резкому тону:
— Просто возьми эту чертову штуку.
Нахмурившись, Мара взяла коробку, сразу же удивившись её весу — она была невероятно тяжелой. Она неуверенно посмотрела на него.
— Ты действительно можешь открыть его, — сухо сказал Люк, — он не взрывается.
Мара осторожно отодвинула маленькую защёлку и подняла крышку…
Лежащий внутри, отражающий полированной поверхностью чистую белую подкладку из виноградного шёлка… это был световой меч.
— Я сделал его для тебя, — просто сказал он.
— Со временем ты должна будешь создать свой собственный, но пока этого достаточно. Этот лучше, чем тот, что у тебя есть. Я подумал, что ты заслуживаешь чего-то более элегантного.
Мара достала световой меч из футляра с шелковой подкладкой, восхищаясь его ощущением в ладони, идеальным балансом, точно подходившем для её руки, рукоятью из смеси тёмной патинированной меди и тёплого розового золота, но очень простой, очень сдержанной и изысканной, явно ручной работы. За всё время, что она училась у Палпатина, он ни разу не дал ей ничего, кроме простой металлической трубки с двумя вставными кнопками, которую она всё ещё использовала. Как будто он никогда не считал её достаточно достойной, чтобы заслужить более личную вещь, как и у всех обученных адептов…
Осознание этого заставило её быстро поднять глаза на него.
Люк кивнул:
— Мы начинаем сегодня вечером. Я научу тебя всему что я помню, из того чему учил меня мастер Йода, но на этом мы остановимся. Я не буду учить тебя пользоваться способностями Силы свойственным учению ситхов.
Ликуя, Мара бросилась вперёд, не раздумывая обхватила его руками, чувствуя, как он легко смеётся ей в волосы. Она обнимала его несколько долгих секунд, уткнувшись лицом в его шею, чувствуя губами его пульс.
— Так значит это делает тебя моим Мастером? — наконец шутливо пробормотала она.
— Нет, я думаю, это делает меня твоим слабым звеном, — высвобождаясь, криво усмехнулся Люк.
Когда она, наконец, отступила назад, поднимая световой меч, чтобы изучить управление, Люк покачал головой:
— Нет, не с ним.
Мара неуверенно подняла глаза, и Люк постучал себя по виску:
— Мы начнем с этого…
* * *
Уставшая от бессонной ночи, Лея, ожидая Мадина, стояла в маленькой капитанской рубке выходящей в главный трюм "Зефира", наблюдая за оживлённым, организованным хаосом отряда, явно готовящегося к бою.
Хан уже готовил их маленький шаттл к полёту — до космической станции Квенн оставалось меньше дня пути. Лее тоже не терпелось уйти, но, несмотря на её спешку, будь она проклята, если позволит Мадину уйти, не узнав, что именно делает его спецподразделение на этот раз. Подслушанные реплики подсказали, что они только что завершили какое-то дело во Внутреннем Кольце, недалеко от пересечения хайдианского пути и перлемианского торгового маршрута — в опасной близости от имперской территории — хотя она не слышала ни о каких действиях там.
Её внезапно охватил невыносимый страх, что Мадин может подвести "Зефир" поближе к Квенну — планете, поддерживающей Космическую станцию, где она встречалась с Императором. Насколько близка была его собственная миссия, чтобы их маршруты вот так пересеклись? Что она смогла бы тогда сделать? Как ей избежать разоблачения?
Ей придётся отменить встречу до тех пор, пока Мадин не покинет сектор Релгим, а его собственная операция не будет завершена. Но тогда её завершение наверняка спровоцирует ответ со стороны имперских войск и сделает её встречу с Люком почти невозможной. Лея покачала головой, наблюдая за оживленным трюмом. Нет, шанс, что им обоим понадобится находиться в одном секторе в одно и то же время, был довольно слабым — его операция, несомненно, будет проходить в световых годах от Квенна — во всей системе не было ничего, что могло бы иметь военное значение.
Тем не менее, когда Мадин в вихре едва сдерживаемого предвкушения, наконец, вошёл и принёс извинения за задержку, Лея, встретившись с ним взглядом, не смогла скрыть напряжения.
— Скажите, Мадин, какую операцию вы проводите на этот раз, и почему Вы сочли необходимым скрыть детали от Совета?
Мадин нервно облизнул губы, в его глазах было что-то, какой-то огонек, какая-то напряжённость в его позе, намекавшие на редкое воодушевление.
— Простите мою секретность, руководитель, но эта миссия действует уже почти год, и чем ближе она подходила к реализации, тем больше я беспокоился о возможных утечках информации. Однако, сегодня она завершается, а значит, опасения прошли. Я готов объяснить детали и ответить на любые Ваши вопросы. На самом деле это честь. Я уверен, Вы не будете разочарованы.
Лея ждала, скрестив руки на груди, и Мадин продолжил, улыбнувшись с той же смесью раздражения и предвкушения, что была в его голосе.
— У меня есть информатор — имперец, крот. Он уже почти год передаёт сведения. Занимая высокое положение, как мы думаем, во Дворце, он был источником очень полезных данных. Он даёт информацию только по одному предмету, и то скупо. Но то, что он даёт, всегда точно.
— Продолжайте…
— Он передаёт информацию об Императоре: его действия, его маршруты. И одна вещь, которую он сообщил мне, это то, что Император дважды встречался с информатором Повстанцев. Лично.
Лея почувствовала, как напряглись её ребра, когда воздух медленно покинул её легкие.
— Кто?
— Я не знаю. Но я точно знаю, что оба раза он путешествовал под прикрытием, с минимальной охраной, чтобы скрыть этот факт. И я знаю, что он собирается сделать это снова... и на этот раз я готов к этому.
Лея медленно опустилась на стул перед столом, в ушах раздавался громкий стук её собственного сердца. Когда Мадин продолжил, его голос звучал как далёкий гул.
— Мы отправимся на космическую станцию Квенн, когда высадим Ваш шаттл на самой планете. Именно там будет проходить операция. Именно там Император встретится со своим контактом с минимальной охраной для…
— Это я, — тихо сказала Лея, принимая решение.
Мадин помедлив, нахмурился:
— Прошу прощения?
— Это я. Контакт, с которым он встречается, — это я.
Тишина была ужасной. Мадин, оставаясь неподвижным как камень, просто смотрел на неё.
Лея почувствовала, как дыхание покидает её в вязком, дрожащем вздохе, голова гудит. Но она не могла лгать своему собственному Совету — она не позволит Люку заставить её...
— Это я. Так было предыдущие два раза, так происходит и сегодня.
Закрыв глаза, Мадин откинулся на спинку кресла. Лея ждала взрыва, которого не последовало — в некотором смысле, было ей бы легче, если бы он произошёл. Вместо этого прошло несколько долгих секунд, прежде чем он произнёс очень тихим голосом.
— Вы встречались с Императором?
— Да. Император — Призрак.
— Информатор?
— Я не знала этого, когда шла на встречу с ним. Я думала, что встречаюсь с,.. — она замолчала, не найдя достойного подтверждения, — Я не знала, что это был он.
— А во второй раз?
— Встречи… были прелюдией к перемирию, к официальным переговорам. Поэтому я согласилась на повтор.
— Император предлагал переговоры? — в голосе Мадина звучало явное недоверие.
— В конечном счёте. Со временем.
— А!? — тон, которым было произнесено это короткое слово, говорил о многом.
— Это была возможность начать диалог.
— И поэтому Вы вступили в... переговоры с человеком, который убил Мон Мотму?
— Да, я встретилась с человеком, который может остановить гражданскую войну. Человеком, который командует армией и флотом несравненной мощи. Единственным человеком в Галактике, способным остановить их без единого выстрела. Человеком, который может установить демократию, просто…
— Демократия! — Мадин презрительно практически выплюнул это слово.
— Я не говорю, что я ему поверила, — спокойно сказала Лея, — Я говорю, что была готова выслушать то, что хотел сказать человек, способный всё это осуществить. И он говорил о примирении, о переговорах.
— Он понятия не имеет об этих словах!
— Тогда зачем утруждать себя их произнесением?
— Это игра! Для него всё это — игра, — теперь голос Мадина звучал всё громче, — Вы говорите об обсуждении возможности переговоров, мэм. Да даже не об этом! О возможности какого-то шанса, что это обсуждение может быть приведёт к переговорам. Я говорю о гарантированной возможности отстранить Императора от должности. О том, что бы отстранить ситха от власти, что бы уравнять правила игры.
— ...Что?!
— У нас есть шанс. Реальный шанс захватить его на станции Квенн. Это был год подготовки, даже больше.
— Вы не сможете удержать его, — решительно сказала Лея, — Разве Вы не понимаете, он — ситх. Вы не сможете удержать ситха против его воли!
— Я смогу, — с абсолютной уверенностью в голосе сказал Мадин.
Лея покачала головой, и Мадин повернул лежавший на столе датапад, пододвинув его к себе:
— Планы на камеру, которая была установлена на Исполнителе. Она была построена, чтобы содержать ситхов. По-видимому, даже фаворит Палпатина время от времени заходил слишком далеко...
Лея взглянула на чертежи:
— Создана, чтобы Вейдер удерживал ситхов. Не вы.
— Она была построена, чтобы быть несокрушимой. Стены — две идеальные полусферы, одна внутри другой. Между ними вакуум. Все блоки расположены под углом и соединены так, что если попытаться вытолкнуть их наружу, их связь станет сильнее. Если попытаться втянуть их внутрь, столкнетесь с вакуумом, — чем больше тянете, тем сильнее вакуум. Каждый блок спроектирован точно по его конкретному месту и изготовлен из заполнителя TSC высокой плотности. Это высокопрочный военный сплав, предназначенный для строительства взрывозащищённых фронтовых бункеров. После того, как камера установлена, ни один отдельный её блок не может быть разбит.
— Нами! Известными нам методами!
Мадин был непреклонен:
— У меня есть и другие инструменты, чтобы удержать его.
— Вы собираетесь держать ситха в плену, потому что у Вас есть сейф? Кто снаружи камеры, Мадин? У кого ключ от неё? Кто его будет кормить? Как вы заберёте этот хаттов сейф со станции Квенн, когда она наполнится имперскими штурмовиками, разыскивающими их пропавшего Императора? Один единственный разум — любой разум, до которого он сможет дотянуться и использовать, — это всё, что ему нужно.
— Они не так всемогущи, как им хочется, чтобы мы думали. Есть способы превратить их в нормальных людей, сделать их такими же, как мы. Я видел документы имперской разведки, к которым Альянс никогда бы не получил доступа. Документы, доступные только старшим офицерам имперской армии... Документы, которых больше не существует. Это годы исследований, годы разгребания старых мифов, преданий и слухов… Все они имеют под собой основу, в каждом из них где-то скрыт какой-то маленький факт...
— Вы не можете просто помешать ему быть тем, кто он есть, Мадин.
— Нет, этого я не могу... Но я могу помешать ему действовать, используя эти его способности. Я могу изолировать его таким образом, чтобы... — Мадин замедлился, а затем замолчал.
— Как? — с сомнением спросила Лея.
— Я не могу Вам этого сказать. Если Вы пойдете на эту встречу, чтобы поговорить с ним, если Вы продержите его там достаточно долго, чтобы мы начали действовать, я ничего не могу Вам сказать. Я и так рассказал Вам слишком много. Если он читает Ваши мысли, он не должен найти в них ничего ценного. Руководитель, я гарантирую Вам, что могу поймать и удержать его. Всё, что Вам нужно сделать, это завлечь его в указанное мной место встречи и заставить его говорить в течение пяти минут, чтобы мы могли расставить всё по местам. Это всё, что мне нужно — остальное я сделаю сам.
— Нет, я не могу участвовать в этом.
— Вы уже здесь, мэм, и это сделано Императором. Вы были с ним, когда он впервые попытался выманить Вас, связавшись с Вами как Призрак. Он использовал Вас в течение многих лет, и пришло время отплатить ему тем же. Сейчас есть возможность почти идеальный план сделать гарантированным. Увлеките его, а мы сделаем всё остальное.
— Я не допущу, что бы Альянс посеял анархию,.. что бы Альянс нёс за это ответственность.
— Анархии не будет. Это значительно ослабит Империю. Это, безусловно, заставит всех говорить о нашем деле, докажет, что мы — сила, с которой нужно считаться. Если Вы хотите посадить их за стол переговоров, тогда делайте это с позиции силы. И без ситхов у власти.
— А что если Император — единственный, кто может привести их к столу? Что же мы тогда получим?
Мадин покачал головой:
— При всем уважении, мэм. Если когда-либо он хотел содействовать демократии, семь лет назад он мог бы не возвращаться в Империю. Он мог бы остаться здесь и служить делу свободы. Если он хотел демократии, то был бы здесь, борясь за то, чтобы выжить. Но он ушёл. Он вернулся к Палпатину и забрал Вас с собой. Думайте! Думайте, что Вы делаете. На самом деле Вы слушаете человека, который однажды уже убедил Вас в искренности своих мотивов, которые были ложью. Вы доверяете человеку, который передал Вас Вейдеру и Палпатину!
Лея колебалась, неуверенная, и Мадин понизил голос:
— Мэм, он приходит к Вам тайно — ни войск, ни флота... Это похоже на человека, собирающегося сдержать своё слово? Похоже ли это на человека, действительно желающего начать переговоры, которые приведут к признанию Альянса и его принципов? Почему бы не привлечь других — Совет, посредников… зачем встречаться с глазу на глаз, разве только вы не намерены держать своё слово.
— А если он действительно этого хочет? — это было откровенно слабо, даже для неё самой. Но что ещё она могла сказать?
— У меня предчувствие, — как наивно это прозвучало в её устах, — Должны ли мы отстранить его от власти, даже если…
— Вы спрашиваете меня, должны ли мы отстранить ситха от власти? Да!
Лея растерянно опустила глаза, а Мадин покачал головой, как будто чувствовал, что его заставляют констатировать очевидное:
— Вы не можете доверять ему! Вспомните, кто он такой, кем он был. Вспомните, что он сделал с нами, что он сделал с Мон. И теперь Вы думаете, что можете ему доверять? Почему?! Что за это время случилось, что убедило его сесть за стол переговоров? Ничего!
— Мы не можем делать это в одиночку, Мадин. Это должно быть спланировано как часть более масштабной стратегии.
— Мы не можем позволить себе роскошь выбирать момент, мэм. Что у нас есть — так это первый и, возможно, единственный раз в истории, — реальный, гарантированный способ захватить и удержать его. Впервые за многие годы у нас есть шанс свергнуть Императора, который держит Галактику под деспотическим правлением. У нас впервые появилась возможность сравнять счёт, выровнять игровое поле… это то, чего мы хотим, не так ли? Это то, что нам нужно. Это то, за что Мон отдала свою жизнь. Это то, за что мы все боролись. Или я ошибаюсь?
— Нет... нет, генерал, Вы не ошиблись, но время…
— Лучшего времени и быть не может, мэм. Время выбрано идеально. Мы прекратим любые коварные игры, которые ведёт Император, связываясь с Вами. Мы используем эту игру против него, чтобы заманить его.
Лея подняла голову, нахмурившись, и Мадин двинулся дальше, размышляя на ходу:
— Мы планировали отправить своего человека связаться с Императором на частоте Повстанцев, которую он использует для связи со своим информатором, и изменить место встречи на выбранное нами, заранее подготовленное. Теперь, чтобы заманить его в ловушку, нам не надо полагаться на эту уловку. Сейчас у нас есть реальный, более того, несомненно верный Альянсу контакт.
Мадин сделала паузу:
— Вы можете сменить место встречи. Вы можете привести его туда. Вы хотите, что бы всё прошло гладко и безопасно? — Мадин решительно кивнул, — Тогда Вы сможете сделать это. Вы сможете гарантировать успех.
Лея снова опустила глаза, её мысли лихорадочно метались…
— Если мы сделаем это,.. — она снова посмотрела на Мадина, в её голосе зазвучала сталь, — Если мы это сделаем, он предстанет перед судом. Он предстанет перед судом в соответствии с Законом Старой Республики, с судьёй и присяжными.
Лицо Мадина слегка посуровело:
— Это будет длительный и трудоёмкий процесс, который…
— Он предстанет перед справедливым судом.
— Я не знаю, смогу ли я удерживать его так долго.
Глаза Леи сузились:
— Тогда что же вы рассчитывали сделать?
Мадин молчал — это было всё, что ей нужно:
— Он предстанет перед судом, Мадин. Мы — не убийцы. Мы боремся за восстановление законности(3)… мы не имеем права ставить себя выше неё.
— Это смягчающие обстоятельства, которые…
— Нет, ничто не может выйти за рамки закона, особенно здесь. Если Вам это неприятно, если Вы чувствуете, что я принимаю одностороннее решение, мы можем подождать и вынести его на рассмотрение Совета.
Они молчали, не сводя друг с друга глаз... И медленно, стиснув зубы, Мадин выдохнул. Он знал, что, несмотря ни на что, у него было только два сторонника во в целом умеренном Совете. Никто другой не поддержал бы его. Не в этом. И к тому времени, когда он докажет свою правоту, кроткое окно возможностей будет упущено.
— В этом нет необходимости, мэм. Я уверен, что Ваши взгляды полностью отражают мнение Совета.
— Тогда мы отдадим его под суд.
Мадин кивнул, признавая это... Пока…
— Мы отдадим его под суд.
* * *
В капитанской каюте на борту "Зефира" вспыхнула ярким светом и появилась маленькая голограмма лица Тэж Массы. Они только что вышли из гипера недалеко от станции Квенн, и Лея попросила несколько минут, чтобы связаться со своим старым союзником. Тэж всегда беспокоилась, когда Лея отправлялась на подобные «рандеву», регулярно связываясь с капитанами судов, на которых путешествовала Лея, непосредственно перед и несколько раз по ходу встреч.
— Лучше быть уверенным, — всегда говорила она. Лея знала, что она всегда заботилась о ней, всегда.
Сейчас Тэж легко улыбалась, её голос был таким же уверенным и непоколебимым, как всегда
— Доброе утро, мэм. Все под контролем?
Лея колебалась не более секунды, но Тэж этого было достаточно:
— Что-то случилось, не так ли? Что-то не так.
— Нет... нет, всё в порядке, просто... план изменился — большие изменения в плане, — почему ей казалось, что она признает ошибку — как будто она просила прощения?
— Мне ничего не сообщили,.. — беспокойство затопило голос Тэж, её глаза опустились, по-видимому, на экран вне поля зрения голографического регистратора, — Вам что, угрожает опасность?
— Нет, они уже… Мадин пришёл ко мне сегодня утром. У него есть способ поймать Императора,.. способ удержать его.
Тэж выпрямилась, её глаза расширились:
— Он уверен?
— Кажется, что да. Он не может рассказать мне подробности, потому что я — та, кто встретится с Люком, чтобы…
— Вы?!
— Он знал, Тэж. Он уже знал, что кто-то встречался с Императором. Именно на этом строится вся его миссия. Он не знал только, что это была я.
— Так Вы сказали ему?
— Да. Это слишком долго держалось в секрете. Мы так не работаем.
Тэг потёрла лицо, явно теряясь в догадках:
— Вы что-нибудь знаете?
— Я знаю, что у Мадина есть что-то вроде камеры предварительного заключения… Это всё. Не заставляй меня думать об этом, Тэж — я должна выбросить это из головы.
Тэж покачала головой, лицо её побледнело:
— Не делайте этого. Не санкционируйте это и, конечно же, не вмешивайтесь.
Только лишь когда Тэж это сказала, Лея поняла, почему связалась с ней — она хотела, что бы ей кто-то это сказал. Она так сильно этого хотела… Лея нахмурилась, злясь на себя, что ей это было нужно, а не на Тэж за то, что она это сказала.
— Со мной всё будет хорошо.
— Не делайте этого. Не сейчас. Отложите план, пусть Совет увидит его, пусть он будет проверен и одобрен. Не делайте этого сейчас.
— Акция должна быть исполнена сейчас. Все на своих местах. Могут пройти месяцы, даже годы, прежде чем у нас появится ещё один шанс.
— А как насчёт переговоров? Вы сами говорили, что он казался искренним. Вы собираетесь всё бросить ради ещё одного плана Мадина? Плана, о котором Вы ничего не знаете. В нём может быть сотня дыр. Он может быть усеян изъянами.
— Я не сомневаюсь в Мадине.
— Нет? Как это было с фиаско на Фондорских верфях? Мы до сих пор даже не знаем, для чего это было нужно!
— TSC, — сказала Лея, — это был TSC — военный сплав, который им понадобился, чтобы построить эту камеру. Он был на Фондоре.
Тэж моргнула, но не сбилась с мысли(4):
— Откуда вообще взялся этот план?
— Видимо, он готовился уже какое-то время.
Тэж снова уставилась куда-то вдаль, очевидно, на свой датапад:
— У меня здесь по-прежнему нет указаний об изменении ранее утверждённого плана маршрута для "Зефира". В моих данных указана миссия снабжения во Внутреннем кольце. Это возмутительно — он не может продолжать так действовать!
Её глаза вернулись к объективу:
— Мэм, пожалуйста, подумайте ещё раз... Просто помедлите. Попросите Мадина прямо сейчас прислать мне копию плана. Подождите, пока я не просмотрю его.
— У нас больше нет времени.
Тэж почти встала, настолько она была встревожена:
— Вы говорите о похищении Императора — Императора! Реакция будет невероятной! Вы уверены, что это правильно? Мадин понятия не имеет... Он не имеет понятия, что он хочет сделать. Если он попытается — если Вы позволите ему, и он потерпит неудачу, как Вы думаете, какой будет реакция?
— А если ему это удастся? Подумай, что мы получим…
— Я думаю, — серьезно сказала Тэж, — Потому что в любом случае Вам придётся связать свою судьбу — и, следовательно, судьбу всего Альянса — с радикалами. Пути назад не будет.
Раздался тихий стук в дверь каюты, и Лея подняла голову. Откуда-то сзади донёсся приглушенный голос второго лейтенанта:
— Мэм, мы только что засекли выходящий на орбиту фрегата — кореллианская канонерка DP-20. Генерал думает, что это наша птица. Нам надо уйти в тень.
— Я должна идти, Тэж, — быстро сказала Лея, внезапно прерываясь.
— Лея! Пожалуйста, подумайте о том, что я сказала, и пришлите мне планы.
— Мы уходим в режим молчания.
— Пожалуйста, передайте их, прежде чем вы скроетесь.
— Я сделаю... Я обещаю, — Лея прервала связь, поднимаясь, чтобы вернуться на мостик… и замерла в дверях — в памяти всплыло бледное, поражённое лицо Тэж: "Не делайте этого. Не санкционируйте это и, конечно же, не вмешивайтесь".
Было ли это истинной причиной, по которой Лея связалась с ней — услышать, как кто-то произносит эти слова, получить это оправдание? Она хотела услышать, как кто-то это скажет, теперь она это знала. Она действительно хотела услышать, как кто-нибудь это скажет.
* * *
Проходящий по трюму Мадин слегка замедлил шаг, увидев Соло, прислонившегося к люку шаттла, на котором он должен был доставить руководителя Органу на поверхность, но не остановился и не изменил курс. Кореллианец, конечно, знал, что происходит. Мадин слышал громкие голоса до того, как Органа затащила его в шаттл и закрыла входной люк, и прошло добрых полчаса, прежде чем она снова вышла, одна.
Что именно было сказано, Мадин не знал, но Соло с сердитым выражением лица всё время подготовки торчал рядом с шаттлом. А руководитель нашла сто и одну причину оставаться возле мостика, перетасовывая небольшую группу охранников, которую она возьмет с собой, чтобы Соло остался в шаттле. Очевидно, Соло не одобрял запланированного, но он также не хотел оставлять руководителя одну. Жаль, Мадин в тайне надеялся, что соучастие руководителя в предстоящем деле, будет для Соло через чур, и он, наконец-то, навсегда уберётся на своем старом дряхлом грузовике.
Впрочем, это не имело значения... Важно было, что план Мадина не только реализовывался, но и осуществлялся теперь в сотрудничестве с начальником штаба. Всё шло своим чередом. До тех пор, пока Лея Органа держала слово, всё шло своим чередом. Что она сделает... По мнению Мадина, Органа была слишком молода и слишком идеалистична, чтобы занимать свою должность. Но, во всяком случае, у неё было достаточно политического опыта, чтобы понимать, что дав слово нельзя сдавать назад без предупреждения... Хотя... На всякий случай Мадин изо всех сил старался быть недоступен, и будет оставаться таковым, пока Органа благополучно не покинет корабль.
Краем глаза Мадин заметил, как Соло приподнял подбородок, и не удивился, когда контрабандист с нажимом заговорил:
— Небольшой совет, генерал.
Мадин решил было пройти мимо не останавливаясь, но не смог заставить себя позволить кореллианцу подумать, что тот его испугал. Потому он, повернувшись лицом к Соло, остановился.
— Ты хочешь что-то сказать, пилот?
— Просто небольшой дружеский совет, генерал. Мы же все можем позволить это друг другу, нет?
— Не думаю, что ты можешь сказать мне что-то ценное, Соло.
— Я уязвлён... Подумать только — в начале года ты говорил мне, как мы похожи. Это ведь то, что ты сказал, разве нет? — Соло щелкнул пальцами в притворном понимании: — А ну да... Это же было, когда ты пытался получить подробности о камере на борту "Экзекутора", не так ли?
Мадин стиснул зубы, но ничего не сказал, когда Соло продолжил, сделав несколько шагов вперёд — воплощение непринуждённой дружелюбности поверх жёсткой вражды:
— Но знаешь, что странно? Не думаю, что это так уж далеко от истины — у меня есть кое-что общее даже с такими, как вы. Видишь ли, я вижу, к чему ты клонишь во всем этом.
Глаза Мадина сузились, но Соло кивнул, продолжая настаивать:
— Действительно, я могу. Я вижу, когда всё рухнуло... Видишь ли, ты потерял Мотму, а она была твоей совестью. Она держала всё это в узде, скрывала всё плохое — и я знаю, каково это. Исключая то, что у меня всё ещё есть Лея. Я знаю, что сошёл бы с ума, если бы потерял её, что я искал бы той же мести, той же расплаты, что и ты сейчас…
Соло медленно покачал головой:
— Но не такой ценой. Видишь ли, на этом сходство заканчивается... Я бы знал, когда переступил черту. Я бы знал, когда перечеркнул всё, во что она когда-либо верила, всё, за что она боролась, просто чтобы получить шанс причинить кому-то боль.
Мадин сжал губы в тонкую линию, глаза сузились:
— Ты не знал Мон так, как я, и если ты хоть на мгновение заявишь обратное, я поставлю тебя на место, Соло.
— Нет, я этого не говорю. Но я знал её достаточно хорошо, чтобы понимать, что она никогда бы на это не согласилась.
— Она в ту же минуту подписалась бы за шанс свергнуть этого ситхового сына.
— Не тогда, когда возможны мирные переговоры.
— Пожалуйста! Ты не настолько наивен.
— Нет, не наивен. И я думаю, что они настоящие. О чем это тебе говорит?
— Ничего, сверх того, что я всегда знал, — Мадин оглядел Соло с ног до головы, когда тот сделал шаг ближе и набычился. Оба мужчины хотели надавить друг на друга.
— Послушай меня. Сделаешь хоть один шаг, чтобы помешать нам, и тебе грозит Военный трибунал…
— Не волнуйся, Мадин, я дал слово тому, кому хочу его сдержать. Хотя это в последний раз... Это всё. Я покончил с маленькими грязными играми, в которые играете вы и ваши приятели. Мне надоело смотреть, как ты думаешь, будто у тебя есть карт-бланш, чтобы втягивать всех в свою личную маленькую войну.
— Ты знаешь, где дверь.
Соло издал грубый смешок:
— Серьёзно?! Ты серьёзно думаешь, что я остаюсь здесь из-за тебя? Ты думаешь, мне не наплевать на твою маленькую компашку — взлетит она или упадет? Ты думаешь, мне есть дело до всего, что ты говоришь?
— Учитывая, что я ваш старший офицер, вы должны.
— Да ну, я не слишком хорошо лажу с начальством.
— Понятно... Это то, что они написали в твоём досье в Кариде?
Соло наклонил голову:
— Я не знаю, может — это то, что они написали твоём?
Мадин скрестил руки на груди:
— Они написали: "Вероятно, далеко пойдёт".
— Да? Они упомянули, в какую сторону? Что касается меня — есть сотня мест, куда можно пойти, сотня людей, которые мне помогут. Куда пойдешь ты, Мадин? Кто поможет тебе в критической ситуации? Ты здесь, потому что тебе больше некуда идти. Это правда. Запомни это.
— Я здесь, потому что верю в демократию.
— Правда? Сколько людей проголосовало за тебя, во время вашей последней маленькой склоки? Давайте посмотрим.... ты,.. — Соло закатил глаза, пародируя подсчет на пальцах, потом нахмурился, — Ладно, всё, я ухожу. Я полагаю, в сущности это был только ты.
— И меня это должно волновать?
— Скажешь мне сам?
— Беспокоит ли меня то, что я прав? Что у меня есть убежденность продвигать своё мнение? Нет, как ни странно.
— О, — Соло сухо наклонил голову, — осторожнее, Мадин. Звучит немного… ну, по-имперски как-то. Знаешь старую поговорку: сражаясь с крайт-драконом, постарайся сам не превратиться в крайт-дракона(5).
— Не вижу ничего страшного.
Хан щёлкнул пальцами:
— О нет, всё верно — ты уже стал.
— Я не стыжусь своего прошлого Соло. Сейчас оно придаёт мне твёрдости в моих убеждениях. Даёт мне способность поддерживать их. Даёт мне знания и опыт, необходимые для принятия обоснованных и смелых решений, — Мадин оглядел Соло с головы до ног, оценивая и тем же взглядом отвергая его, — я имел дело с такими людьми, как вы, всю свою жизнь в Империи. Отбросы и подонки, которые не хотят уходить, которые просто собираются на краю общества, как накипь.
— Нам придётся выдать тебе пару новых имперских сапог, в которых ты начнёшь маршировать, устанавливая закон.
— Потому что подобных тебе я знаю, такими, как вы есть?
Соло расправил плечи, небрежно положив руку на рукоять своего бластера:
— Не знаю, может быть, ты и прав. Я какое-то время общался с отбросами, жил среди них. Мне вроде как нравится там, внизу.
— Чувствуешь себя как дома? — протянул Мадин.
— В значительной степени, — кивнул Соло, ничуть не обидевшись, — большинство из этих людей лучше, чем средний имперский офицер. По крайней мере, когда они собираются нанести удар в спину, у них достаточно смелости сперва подойти и показать тебе вибронож в лицо. И там, внизу, мы не сильно шумим и не гоним волну. Такие люди, как я… ну, мы не занимаемся всем этим. Мы просто указываем и нажимаем на людей, понимаешь? Знай, но не показывай этого. Никаких угроз, только факты.
— Переходи к делу, Соло.
— Дело в том, что ты испытываешь моё терпение. Ты подвергаешь риску тех, кто мне дорог, и мне это не нравится. Ты стравливаешь их друг с другом в своей собственной маленькой войне, используешь чувство вины и игры власти, чтобы удержать их там.… и мне это действительно не нравится.
Мадин чуть не расхохотался:
— Ты мне угрожаешь… Ты?! Какой-то заурядный захолустный контрабандист с манией собственной значимости. Если бы не Органа, я бы поставил тебя к стенке шесть лет назад, за приятельство, которое ты сохранил.
Соло даже не моргнул:
— Знаешь, что действительно печально? Это то, что я тебе верю. Но позволь мне дать небольшой совет — над чем подумать...
— Я не нуждаюсь в твоих советах, Соло, и поверь, твои остроумные угрозы напрасны.
Тень улыбки тронула губы Хана:
— Тебе не нужен совет — это прекрасно. Я понимаю, к чему ты клонишь, — Соло предупреждающе медленно наклонил корпус, — но поверь мне, когда я говорю, что ты на очень скользком пути(6), Мадин. И послушай меня — это последний совет, который я тебе когда-либо дам: не заставляй меня преследовать тебя. Ни за Лею, ни за Скайуокера, ни за кого другого. Мне не нравится то, что ты делаешь. Я думаю — это коварно, это грязно, и если бы это зависело от меня, этого бы не происходило. Ты. Я говорю — ты не на той стороне, к которой я терпим, а это очень тонкая грань. Это спусковой крючок для курка. Так что мой совет таков: не испытывай удачу, ставя Лею на линию огня, и не испытывай удачу со Скайуокером. Если у вас получится поймать его — а это большое старое "если", — не дайте мне услышать ничего, что мне не понравится в обращении с ним. Не допусти, чтобы с ним случилось что-то, что ты не хочешь, что бы сделали с тобой. Потому что, поверь мне, кто-нибудь это сделает.
— Это первый и последний раз, когда я скажу: не делай меня врагом, Мадин. Не заставляй меня идти против тебя, — Соло отвернулся, но его взгляд не оторвался от Мадина. Буквально прорычав низко, утробно последнюю фразу:
— Поверь мне — это один из лучших советов, которые ты когда-нибудь получишь.
Хан медленно пошел прочь.
1) 2. В оригинале "the loose cannon" — буквально "незакреплённая (свободная) пушка". Идиома, пришедшая из времён парусного флота, означающая непредсказуемого, неуправляемого человека, от которого можно ожидать всего чего угодно, потенциальный источник проблем.
2) 3. В оригинале: "the Sol Ecliptic was a smaller mid-weight frigate" — "Сол Эклиптик" был малым фрегатом среднего веса". Исходя из названия, я изначально допустил, что "Sol Ecliptic" является систершипом "Rand Ecliptic", который Вукипедией классифицируется как "фрегат типа "Имперский II", что несколько не вписывается в понятие «малый фрегат» . Но ниже автор явно указывает модель корабля: DP-20, определяемую Вукипедией как кореллианская канонерка, так же относящуюся к классу фрегатов.
3) 4. Исключительно мой произвол. В оригинале: "We're fighting to restore justice..." Слово "justice" в английском имеет два значения: "справедливость" и "законность" ("fairness" and "legality"). В русском языке и жизни это два разных понятия. Поэтому, исходя из контекста, в данном случае более точным по смыслу я счёл словосочетание "восстановление законности". И таки да? Ви шо то имеете мене рассказать за "справедливость" в Старой Республике? ;)
4) 5. В оригинале: «wouldn't be derailed» — не сошла с рельсов.
5) 6. В оригинале: «You know the old maxim; take care that in fighting your enemy, you don't become it.»
6) 7. В оригинале: "on very rocky ground"… Но мы ж переводим на русский ;)
Глава 30
Нейтан молча сидел за широким капитанским столом, как он обычно перекладывая лежавшие на нём предметы. В это время Люк стоя в дальнем конце комнаты, молча вглядывался в чернильную темноту пространства, не сводя глаз с нависающей громады космической станции Квенн и роя малых и средних грузовиков, крейсеров, фрегатов и яхт, в мнимом хаосе сновавших вокруг неё. Казалось, их не волновало присутствие относительно небольшого «Сол Эклиптик» — единственного, что сегодня обозначало здесь Империю, как, впрочем, и планировалось.
На взгляд Нейтана, утро получилось нечаянно напряжённым. Они и в самом деле предполагали, что сегодняшний день будет хлопотным, но события приняли неожиданный оборот, когда меньше чем за три часа до встречи по защищённому каналу, который она использовала для связи с Люком, Органа прислала короткое сообщение и назвала новое место встречи — практически на противоположной стороне станции. Она передала все коды подтверждения, что всё в порядке. Со станции также не сообщали о какой-либо заметной активности, но всё равно на борту «Сол Эклиптик» поднялся шквал активности.
Небольшая команда наблюдателей, уже пять дней находившаяся на станции, осмотрела новое место встречи — старый средний грузовик VI класса, стоявший в одном из больших доков на самом нижнем уровне станции. Согласно отчётам, последние два месяца "Оса" находилась на ремонте в одном и том же атмосферном отсеке. Осмотр в целом подтвердил это: несколько механиков слонялись по отсеку, основные субсветовые двигатели были разобраны и их части разложены на палубе.
Накоротко обсудив ситуацию, они всё же решили пойти на встречу, дополнительно разместив поближе к отсеку дюжину оперативников под прикрытием. Кроме того Нейтан знал, что без согласования Риис расположил в этом районе и вокруг него ещё две дюжины агентов в штатском, и сейчас изо всех сил пытался избежать встречи с Люком, опасаясь, что Скайуокер случайно вытащит этот факт из его головы.
К счастью, Люк пока ничего не заметил. По мнению Нейтана, несколько последних дней он был... рассеян. И без неожиданной смены места встречи у Люка было достаточно проблем, решение которых занимало всё его внимание. Кроме того, Нейтан хорошо знал, что значительная часть мыслей Люка занята подготовкой к предстоящему разговору с Леей Органой, контролем за развитием событий и за тем, как эта встреча впишется в его большой план. Плюс к этому его нынешнее тонкое, аккуратное ухаживание за королевскими Домами, и понимание, что запланированное на ближайшее время обнародование очередного пакета эдиктов, ещё более ослабляющих конституцию, породит новые волнения… и, конечно же, где-то в глубине души Люк думал и о Д'Арка.
Независимо от того, что он говорил вслух, Нейтан отлично понимал, что Люк чувствовал себя виноватым перед Кирией Д'Арка, но он также видел, что в последний месяц произошло что-то, каким-то образом изменившее мнение Люка о ней — смягчившее его. Все прошедшие после "свадьбы" месяцы он тихо наблюдал за ними: как они нашли свой путь друг к другу и к сделке, которую они заключили, сугубо деловой на первый взгляд. Но Нейтана терзали смутные сомнения, что Д'Арка видела это именно таким образом. Казалось, что в промежутках между общественными обязанностями большую часть своего времени она тратит, чтобы деликатно внедряться в жизнь Люка, достаточно мудро, чтобы продвигаться в его ритме.
Она даже появилась недавно на двух групповых тренировках. Они проходили два раза в неделю, когда Люк с несколькими отобранными одарёнными, хотя и более слабыми фехтовальщиками, среди которых была и Мара, в невероятном темпе проводили поединки на тренировочных лайтсейберах. Нарабатывая скорость и ловкость Люк частенько тренировался с дроидами, но предпочитал всё же непредсказуемость разумных соперников.
Нейтан часто обрабатывал приходивших после этих тренировок пострадавших и видел их травмы. Тренировочные мечи или нет, но они практически рвали друг друга на куски, хотя, казалось, на это никто не обращал внимания, каждый раз напоминая Нейтану о нежелательности любых, кроме самых спокойных, упражнений. Здоровье, по его мнению, — тончайшая вещь, относиться к которой надо с максимальной заботой. Концепция же спорта по Нейтану заключалась в том, что бы в сезон сделать ставку в обе стороны(1) на гонки подов(2) по открытой трассе, и вернуться на трибуны с макробиноклем и прохладным билини(3).
Разумеется, Мара не очень хорошо восприняла последние действия Кирии Д'Арки. Нейтан не раз ловил себя на мысли, а не стоит ли ему попробовать тихо подойди к Маре сзади и осторожно забрать световой меч. Он опасался, что при малейшей провокации она бросится на Императрицу далеко не только с испепеляющими взглядами.
Мара… За последние дни или около того тут тоже что-то изменилось. В том, как Люк обращался с ней, в том, как он наблюдал за ней, когда она этого не чувствовала. Люк обучал её. Нейтан это знал, хотя и сомневался, что знал кто-то ещё. Так что, возможно, кажущаяся его забота о ней была связана с этим... но опять же, может быть, и нет. Мара никогда не казалась Нейтану человеком, нуждающимся в защите. Из-за её сдержанности, наверное…
Его мысли, естественно, вернулись к оставшейся на Корусканте, как обычно во время походов Люка с флотом, Кирии Д'Арка. Вопреки складывающемуся доверию, Люк по-прежнему держал Императрицу вне своей нынешней свиты, хотя Нейтан не удивился бы, если бы это изменилось. Д'Арка продолжала твёрдо придерживаться своего личного плана. И Нейтан почему-то не видел в нём места для Джейд, несмотря на всё внимание Люка к Маре.
Да, там человек, застрявший между молотом и наковальней… Это было общепризнанной проблемой,.. за которую все остальные мужчины отдали бы всё что угодно(4). Что ни говори, а Люку нравились сильные женщины, каждый день стремящиеся своей волей прогнуть мир. Но всё же…
Его тихая задумчивость прервалась, когда вместе с Риисом в каюту вошла рыжеволосая сторона этой крайне сложной проблемы. Мара коротко кивнула Нейтану, когда Люк повернулся, хмуро взглянув на неё:
— Почему ты в боевом снаряжении?
Джейд опустила глаза:
— Нет.
— Ты в гражданской одежде, у тебя при себе бластер, вибронож и световой меч.
Нейтан осмотрел её с головы до ног. Мара была одета в облегающий жилет из шоколадно-коричневой кожи, тёмные отстроченные лосины и коричневые ботинки на плоской спортивной подошве, подходящей как для драки ногами, так и для скоростных гонок, с очень высоким берцем(5) застёгнутом и зашнурованным до колен. На ней не было ни единой свободной детали одежды, даже волосы были убраны. Куда и каким образом она упрятала свой небольшой арсенал, он не понимал — наверное, это был первый урок в школе ассасинов. Он потратил годы своего становления, чтобы научиться зашивать людей, а она потратила свои, чтобы научиться… ну, как бы совсем наоборот.
Мара даже не потрудилась спросить Люка, как он узнал. Очевидно, это должно быть как-то связано с Силой, криво усмехнулся Нейтан.
— Ну, мы должны прибыть на станцию Квенн через…
— Я, а не ты.
Нейтан чуть не вздрогнул, если Люку и нравились упрямые женщины, то он так же не боялся и приказывать им.
Мара нахмурилась:
— Я всегда иду.
— Не в этот раз.
— Почему?
— Это слишком опасно.
Нейтан едва подавил дрожь, он пытался сдержать её.
— Опасно?! Что действительно опасно, так это оставлять тебя одного. Почему я не должна идти?
Люк помедлил немного, его интонация была дружелюбна, но решительна.
— Разберись в этом, Мара.
Риис шагнул вперёд — глупо или храбро, Нейтан не мог выбрать, как именно — в попытке дипломатично сгладить ситуацию.
— Император прав, коммандер Джейд.
— Точно? — Мара повернулась к Риису, — я полагаю, что я его телохранитель, а это довольно сложно делать на расстоянии в две тысячи кликов.
— Вы также Старший советник и…
— Пожалуйста, — она закатила глаза, скрестив руки на груди.
— Вы — Старший советник, — невозмутимо продолжил Риис, — во-первых, Вам не следовало бы быть…
Мара наклонила голову:
— Не начинай... Не начинай перечислять мне параграфы, Риис.
— Я просто констатирую факты. Как вторая в очереди на трон, с точки зрения логистики, Вы и Император не должны…
— Хорошо, я отказываюсь от этой должности.
— Будьте благоразумны.
— Я веду себя разумно. Кто с ним пойдёт, если не я?
— У коммандера Клема есть несколько прекрасных…
— Отлично! Приведите их сюда и оставьте нас наедине на минутку... Посмотрим, кто выйдет из этой комнаты, а кто будет валяться на полу.
Решимость, прозвучавшая в тихом голосе Люка, вывернула мозг всем присутствовавшим:
— Ты не пойдешь, Мара, и точка. Это не обсуждается. Я возьму Вассиго.
Нейтан слегка выпрямился в кресле, и Мара хмуро взглянула на него. С заговорщическим видом он ободряюще кивнул ей на дверь, и, выбрав на этот раз более благоразумный вариант, Мара, поджав губы, развернулась и вышла. Риис тут же последовал за ней, разумеется, чтобы сообщить Вассиго об изменении планов... и остаться вне поля зрения Люка, криво усмехнулся Нейт.
Поскольку в каюте не осталось никого кроме него и Люка, Нейтан решил, что у него есть шанс. И раз уж Люк, скорее всего, уже знал о его замысле, казалось, нет смысла увиливать.
— Я могу узнать, почему именно ты отстранил Мару? — тихо спросил он.
— Нет, — просто сказал Люк.
— Ах.
На несколько долгих минут установилась тишина. Крепко, аж побелели костяшки пальцев, сцепив за спиной руки Люк жёстким взглядом смотрел в иллюминатор.
Нейтан опять передвинул предметы на столе Люка, случайно глянув на данные "Осы", чей идентификатор и тип грузового судна были загружены в базу «Сол Эклиптик». Если Лея Органа использовала его для встречи, значит грузовик принадлежит повстанцам, и его данные соответствующим образом зарегистрированы в военной сети Империи. Чего бы Люк не добивался в своих отношениях с повстанцами, он, прежде всего, был реалистом: корабль повстанцев — это корабль повстанцев, а разведданные — это разведданные.
Мысли Нейтана вернулись к Маре.
— Это связано с тем, что ты обучаешь её?
— Нет.
— Ну, тогда я сбит с толку. Ты же доверяешь ей, не так ли?
— Нейтан,.. — в голосе Люка зазвучало предупреждение. Однако, Нейтан воспринял его как знак близости к истине, и продолжил, понимая, что подчас он был единственным голосом истины, единственным, кто подталкивал Люка к ней.
— Знаешь, почему ты не можешь довериться Маре? Потому, что ты не простил её за смерть отца. А не можешь ты этого сделать, потому что по тем же причинам тебе пришлось бы простить и себя.
— Это не…
— Нет, выслушай меня. Тебе не Мара не нравится — это очевидно. Если бы ты её не любил, она давно бы ушла, но она всё ещё здесь. Я не знаю, что она сделала, но, как я думаю, правда в том, что это не имеет значения — и для тебя тоже. Важно то, что ты сделал — или то, во что веришь, что ты сделал. Вот почему ты держишь её на дистанции — тебе не нравится то, что ты сделал.
Смутившись, Люк опустил глаза, но Нейтан продолжил:
— Я знаю тебя. Клянусь, иногда я понимаю тебя лучше, чем Риса, и я знаю, что ты винишь себя во всём, что случилось в тот день, не так ли? Даже не отвечай, потому что я знаю, что я прав.
— Мара не виновата, я знаю, — тихо сказал Люк. Да, он был глубоко уязвлён её действиями, но он знал Палпатина, знал его игры властью и его тонкие игры коварства, которые старый Мастер всегда комбинировал со столь разрушительным эффектом. Правда заключалась в том, что в этом не было вины Мары, в этом была его, что он всегда ей и говорил. Он нёс ответственность за смерть своего отца, он знал это совершенно точно.
— Ты тоже не виноват, Люк. Но до тех пор, пока ты не признаешь, что твой отец по собственной воле принял своё решение, ты будешь обвинять себя. Ты сам сказал, что там не было поединка, что был один-единственный удар. Я думаю, что это не просто так, Люк. Я полагаю, что это было сообщение для тебя — что он решил развязать тебе руки. Он мог бы сражаться, он мог бы попытаться сбежать, но он выбрал свой путь. Не умаляйте этого, обвиняя себя или кого-то другого. Дайте ему это — его стремление, его решимость, его выбор. Дайте ему это и гордитесь им — потому что это то, чего бы он хотел.
Люк отступил, покачав головой:
— Я не могу сделать это сейчас. Мне нужно идти.
— Позволь мне закончить, — поднявшись Нейтан шагнул от стола и, раньше чем сделал это, понял, что здесь происходит что-то ещё, какой-то новый факт беспокоит Люка больше, чем он хотел бы признать.
— Нет.
— Почему?
Люк изучал своего друга: нервозность на его лице, его чувства, напряжение, исходящее от него, хотя он и старался выглядеть как обычно. Он понимал, что что-то происходит; он не был бы Нейтаном, если бы это было не так. Если бы он знал правду о Риисе… что бы он сделал? Если он знал правду о Маре... Вообще понимала ли она себя?
— Сейчас не время, Нейт.
— Почему нет?
Голос Нейтана сорвался, настолько он был разочарован, но Люк всё же не смог заставить себя произнести это вслух... Не Нейту... Он отвел взгляд, вспомнив о тонкой грани, по которой ходил. Искушение спросить Нейтана, хотя бы и косвенно, о действиях Риса было жгучим: заметит ли кто-нибудь какие-то малейшие изменения или необычное поведение, есть ли у кого-нибудь какие-либо мельчайшие намёки на то, что планировал Рис — это будет Нейтан. Но из всего окружения более всего Люк зависел от него, несмотря на отношения своего друга с Рисом. Он не мог поставить Нейта в такое положение. Не стал бы использовать его без его ведома и, конечно же, не поставил бы Нейтана в положение, когда тому пришлось бы выбирать чью-либо сторону.
Когда будут доказательства, он расскажет Нейтану. Только тогда он сможет это сделать. Когда у него будут независимые доказательства, Нейтан поймёт, что это не манипуляции Люка, что он к этому не прикладывал рук. Слишком мало осталось у Люка, чтобы рисковать этим из-за предательства Рииса. Он не потеряет Нейтана, как потерял Рииса. Он не может этого позволить, не станет рисковать. Любой личный риск меркнет перед потерей этой последней дружбы.
— Нейт... Просто.. Будь осторожен. Будь осторожен с теми, кому ты доверяешь, хорошо? Ты знаешь, здесь всё может очень быстро измениться, и я не хочу, чтобы ты оказался в эпицентре событий.
Нейтан нахмурился, покачав головой:
— Ты и Вез, со своими секретами и интригами, что вы сейчас готовите? Знаешь, вчера он мне сказал почти то же самое...
В продолжение нескольких секунд Нейтан изучал Люка, пока тот смотрел в никуда — тяжёлый хмурый взгляд подчеркнул вызванные длительным недосыпанием тени вокруг глаз, его сдержанное молчание было замкнутым и хрупким.
Вздохнув, Нейтан сменил тактику. Отведя взгляд и полностью спрятав обеспокоенное выражение, он с преувеличенной легкостью прислонился к столу, высасывая из пальца(6) тему, чем невнятнее, тем лучше.
— Так когда ты собираешься подарить мне мой собственный Звёздный разрушитель?
Внезапно вырванный из задумчивости Люк обернуся:
— Что?
— Мой собственный, — беспечно ухмыльнулся Нейтан, — ты продолжаешь строить их и раздаёшь офицерам своего флота… когда я его получу?
Люк несколько секунд смотрел на него, но уловка сработала, его задумчивое настроение испарилось, и он покачал головой, подавляя улыбку. В на полке у дальней стены каюты была обычная коллекция масштабных моделей типов кораблей. Люк взял тяжелую, отлитую в мелком масштабе копию Звёздного разрушителя и отдал Нейтану точно детализированную модель размером с ладонь:
— Держи. Сообщи, когда у будет церемония наречения.
Нейтан вытаращился на него:
— Я думал о чём-то немного большем.
— Вот что, — добродушно сказал Люк, — если ты за пять лет не сломаешь или не потеряешь его, я подумаю об этом.
— Идёт, — храбро сказал Нейтан.
Люк смотрел на него на секунду дольше, чем следовало, заставив Нейтана поднять глаза:
— Что?
— Ты подумал о моём предложении?
— Какое предложение?
— Я просил тебя подумать о карьере дипломата.
Нейтан нахмурился:
— Ты серьёзно? Я так не думал.
— Конечно, серьёзно.
— Я не хочу быть дипломатом. Если уж на то пошло, я также не хочу служить на флоте. Что плохого в том, чтобы оставаться твоим врачом?
— Ты не мой врач, ты — Старший советник.
Нейтан наклонил голову:
— Хорошо, тогда почему я постоянно тебя зашиваю?
— Я серьёзно. Просто… Мне нужны люди в руководстве, которым я могу доверять, Нейт. Мне нужны такие люди, как ты.
— Я нужен тебе, чтобы сохранить тебя в целости и сохранности.
— Я могу нанять сотню медиков, но ты для меня дороже. Всё меняется, Нейт.
Нейтан посмотрел в пол:
— Есть что-то, о чём ты мне не говоришь?
— Да, — просто сказал Люк, отводя взгляд, явно испытывая неловкость.
— Вез… Нервничает. Он беспокоится, ты знаешь. Он не спит перед этими встречами… Он не спал всю неделю. Он считает, что есть нечто, о чём ты нам не рассказываешь. Что-то важное.
— Есть, — вздохнул Люк: — Я не не доверяю тебе, Нейтан, дело не в этом. Но это... это слишком глубоко. Это то, чему я должен позволить произойти. Всё должно идти своим чередом. Что-либо меньшее оставит постоянные сомнения… сейчас и всегда(7).
— И что должно случиться?
— Я не знаю. Но когда это произойдёт, я думаю, ты поймёшь почему.
— Но не сейчас?
Люк глубоко вздохнул:
— Я не допускаю тебя не без веской причины. Я никогда бы так не сделал и ты это знаешь. Не так ли?
— Да.
— Тогда тебе понятно, что меня это не радует. Но я должен так сделать. Это должно случится, потому что, если я вмешаюсь сейчас — остановлю это... Оно всегда будет между нами, понимаешь?
— Нет, я не понимаю, — хладнокровно произнёс Нейтан, — но я принимаю это.
— Спасибо, — Люк сел за стол, взял датапад, его тон указывал, что он считает вопрос решённым, но, как всегда, Нейтана было не так просто сбить с толку.
— Я просто… Я беспокоюсь.
— Обо мне? — Люк поднял взгляд, сверкнув той юношеской улыбкой, за которой он так часто прятался, — Не волнуйся обо мне, Нейт. Я непрошибаем.
Нейтан позволил себе лёгкую улыбку:
— Знаешь, иногда мне кажется, что ты просто можешь быть. И тогда я вспоминаю, что единственное, что может разорвать тебя на части — это ты сам. И я помню, с каким старанием ты это делаешь. Насколько усерден в этом ты был в прошлом, в соответствующем расположении духа. Видишь ли, я полностью доверяю тебе во всём — кроме этого. И ни что сказанное тобой сегодня, меня не успокаивает. На самом деле, это всё больше заставляет меня волноваться.
Испытывая неловкость из-за проницательности своего друга, Люк отвел взгляд:
— Уходи, мне уже скоро нужно идти, а я ещё даже не изучил планировку этого хаттового грузовика.
Нейтан двинулся прочь, и Люк ему вслед снова напомнил:
— И всё же подумай о чём я просил: о том, чтобы занять новую должность.
— Я подумаю об этом, если ты возьмешь Мару с собой.
Люк замешкал, поэтому Нейтан продолжил:
— Несправедливо оставлять её здесь, особенное если ты не собираешься объяснять ей причину, и ты это знаешь. Либо возьми её, либо объясни ей почему. И не смотри на меня этим телячьим взглядом(8), потому что, если он не работает на мне, то уж точно не сработает на Маре.
Люк по-прежнему хранил молчание, и Нейтан зашёл с нового козыря:
— Считай, что это проверка моего дипломатического потенциала.
Люк тяжело вздохнул, проведя пальцами по непослушным волосам:
— Хорошо. Ты победил, — он резко поднял глаза, — на этот раз. Но это — последний раз.
Нейтан вернулся к Люку, выдвигая стул из-за стола:
— Могу я спросить, чем вызвана эта новая предосторожность"
— Нет. И не садись снова.
Нейтан всё равно сел, заботливо прищурив глаза:
— Видишь ли, если бы это была забота о тебе самом, я был бы очень доволен, признаюсь. Но предположение, что Мара не способна позаботиться о себе… Я не могу не думать, что это полностью противоречит норме.
— Почему все сегодня зациклены на Маре?
Нейтан достаточно знал Люка, чтобы узнать его фирменное уклонение — ответ вопросом на вопрос:
— Никто, исключая тебя.
— Нет, я не... А почему ты сел?
— Ты берешь Мару?
Люк снова вздохнул, сдаваясь наконец:
— Да, я возьму Мару. Но с сегодняшнего дня она должна быть отстранена от действительной службы в качестве телохранителя.
Потрясённый Нейтан сделал паузу:
— Ты хочешь уволить её?
— Нет! Нет... но я хочу, чтобы её перевели на менее опасное место, я хочу, чтобы она убралась с передовой. Подключи к этому Веза — чувствуется, что в настоящий момент у него есть какой-то личный интерес. Я не хочу, чтобы её доступ был ограничен. Я не хочу, чтобы её нынешний статус понизился… Напротив, я бы хотел, чтобы её статус возрос. Она всегда имела неофициальный авторитет, равный положению Рииса — давайте оформим это как следует. Давайте сделаем её кем-то, кто, вероятно, будет следующим в линии наследования; давайте обеспечим это. Скажи Везу, чтобы он подготовил всё необходимое, и я санкционирую любые изменения, когда вернусь.
Нейтан чувствовал, что в словах Люка было что-то глубоко ободряющее, отметающее все прежние тревоги, что его интерес к Маре не изменился, его близость не ослабла.
За всё время, что Нейтан знал их, Люк и Мара пережили самые изменчивые, непредсказуемые, бурные и откровенно опасные отношения, которые когда-либо Нейтан встречал. Но сама мысль о том, что это должно закончиться, казалась ему сейчас совершенно невообразимой. Пока они будут вместе, со Вселенной всё будет в порядке на каком-то базовом, фундаментальном уровне. Со всем остальным можно будет справиться.
Улыбаясь он встал, аккуратно щёлкнл каблуками в кратком поклоне, развернулся к выходу. Позволив ему дотянуться до двери, Люк заговорил:
— Нэйт... Ты ничего не забыл?
В лёгком замешательстве Нейтан нахмурил брови, а Люк многозначительно посмотрел на всё ещё лежащую на столе модель Звёздного разрушителя. Нэйт сделал пару шагов назад, когда Люк хитро подбросил разрушитель. Притормозив Нейтан слегка отступил, промахнувшись, но дважды неловко подбросив модель, сумел, наконец, неловко поймать её.
Что? — сказал он, посмотрев на Люка с видом оскорблённого достоинства, — в конце концов я поймал её, не так ли?
Скрывая улыбку Люк сложил пальцы домиком возле рта:
— Знаешь, я не уверен, что для Военного трибунала это будет убедительным доказательством при обвинении в халатности.
1) 8. В оригинале: «each-way bet». Подробнее, например, тут: https://en.wikipedia.org/wiki/Each-way. В принципе, можно было толковать и как «беспроигрышная ставка», но есть нюансы ;)
2) 9. В оригинале: «on the madrig races» — х.з. что такое, может опечатка, так что пусть будут поды (привет Себульбе)...
3) 10. В оригинале: «a chilled bilini» — опять неведомо что, буду считать, что это какой-нибудь слабоалкогольный напиток типа нашего пива или сидра...
4) 11. В оригинале: «would give their eye teeth for» — отдали бы свой глазной зуб за...
5) 12. В оригинале: «boots»… Так что со шнуровкой и застёжками будут берцы, тем более девушка на дело собралась. А в сапогах Квай-Гон с Убиваном рассекали, Йода — так тот вообще босиком шастал...
6) 13. В оригинале: «plucking a subject from the air» — «выхватывая тему из воздуха»...
7) 14. В оригинале: «here and elsewhere». Но сомнение — не вопрос места, а вопрос времени.
8) 15. В оригинале: «that silent stare»… Но вы же знаете Люка...
Глава 31
Узкий проход со стороны углового коридора привёл в маленькую, спартански обставленную комнату на старом полуразобранном фрахтовике, как прекрасно знал Люк — обычный для Леи выбор места подобных встреч.
Что было нехарактерным, так это отсутствие Хана возле раздвижных дверей ремонтного ангара, в котором стояла «Оса». Там Люк оставил своих последних двух агентов в напряженном противостоянии с двумя подозрительными наблюдателями повстанцев. Только Мара прошла в отсек вместе с ним. Хотя Хан точно был на станции — его раздражение, неловкость, смесь беспокойства и гнева смутно чувствовались где-то вдалеке.
Позволив себе слегка усмехнуться отсутствию Хана, Люк приказал своему разуму и вниманию вернуться в настоящее. Осматривая массивный корпус потрёпанного среднетоннажного грузового судна, громоздко протянувшегося вдоль похожего на пещеру сорок восьмого отсека, удивился, что его вообще поместили в герметичном отсеке, а не в открытом доке, затянутом едва заметной плёнкой атмосферного щита, сдерживающего звёздный черный вакуум космоса. Возле него раздраженно фыркнула Мара оценивая состояние полуразваленного фрахтовика, впервые заговорив с момента их высадки. Если она всё ещё злится на него за попытку отстранить её, — размышлял Люк, — то ей лучше поскорее привыкнуть по крайней мере, в части таких передовых операцией.
— Ну, одно можно сказать наверняка, — проворчала она, заметно паря дыханием в холодном ангаре, — быстро он никуда не улетит.
Люк бросил взгляд на кучу компонентов двигателя, разложенных по полу отсека, четыре зияющие дыры в задней части старого грузовика VI класса, заполненные впускными трубами, охлаждающими решётками и направляющими вентиляционных отверстий, отмечающих места демонтированных двигателей. Пожалуй, поэтому его и хранили в закрытом отсеке, в вакууме потребовалось бы проделать больше работы.
Тем не менее, это было большое старое грузовое судно, и оно могло скрывать много секретов. Осторожно Люк потянулся к Силе, чтобы хоть как-то ощутить его, тут же заметив в носовой части фрахтовика присутствие нервничающей, но, как всегда, решительной Леи. Кроме неё и ещё одного разумного — салластанца, посчитал он, — больше никого Люк обнаружить не смог ни на корабле, ни в отсеке. Люк улыбнулся почувствовав, как Мара протягивает свои неуверенные усики недавно обученного сознания, решив было спросить её о виде второго разумного, однако отверг эту идею — сейчас не время для уроков.
Внутри потрёпанный грузовик выглядел не лучше, чем снаружи — освещение работало частично, двери открывались с астматическим шипением, которое тотчас напомнило Люку некоторые старые суда, на которых он жил и летал, когда ещё был пилотом в Альянсе.
— Ну, кто-то им пользуется, — слова Мары вывели Люка из задумчивости. Он оглянулся — она смотрела в пол, проследив за её взглядом, сразу понял: при слабом освещении середина коридора была очищена от пыли, собиравшейся по краям.
— Ты что-нибудь ощущаешь? — спросил Люк, всматриваясь в тонувший во мраке длинный коридор. Большой старый грузовой корабль эхом отозвался на его голос, — что-то…
— О, так теперь ты хочешь знать мое мнение, — храбро сказала Мара, — час назад ты не хотел, чтобы я пошла с тобой, а теперь вдруг это... что ты чувствуешь, Мара?
Люк, забавляясь, полуобернулся:
— Ну, я подумал, раз уж ты здесь, тебе, наверное, надо хоть что-то делать. Так что ты ощущаешь, Рыжая?
— Мне кажется... есть кто-то впереди, но это всё.
— Один человек?
— Да.
Люк расширил собственное сознание, понимая, что Мара почувствовала присутствие Леи — довольно сильное присутствие.
— Хочешь показать дорогу?
Мара изогнула бровь:
— Ты думаешь, я не смогу проследить за ней?
— Полагаю, ты не устоишь перед вызовом.
Она усмехнулась, ее бледная кожа тепло светилась в искусственном освещении:
— Называешь это вызовом?
* * *
Пока добирались, они пару раз свернули не туда, хотя Люк и не сказал об этом вслух. Это была долгая прогулка, но она всё равно отлично справилась пользуясь только ощущением на корабле такого размера. когда они подошли к открытой двери, Мара замедлила шаг. Яркий свет отражался в медленно изгибающемся проходе. Позволив себе лёгкое сомнение, Люк собрался с мыслями и вошёл.
* * *
Крепко сцепив руки Лея сидела за поцарапанным столом. Не считая стульев, это была единственная мебель в холодной, затхлой комнате. Стены были изъедены коррозией. Там, где они соприкасались с полом, краска облупилась и пузырилась. Повсюду стоял слабый запах старого, перегретого хладагента. На секунду Люк почувствовал укол ностальгии по своей прежней жизни, представив себе эхо шагов и смеха, которое наполняло это старое грузовое судно, когда оно использовалось Альянсом. По этой причине Лея приводила его в такие места... или это просто её жизнь? Он посмотрел на неё сверху вниз — на одежду, которую она носила: светлые брюки с потёртыми белыми ботинками и белым топом, старую стёганую жилетку, которую она так часто носила на Хоте, чтобы согреться... Её волосы заплетены в косу и собраны в узел на затылке.
Сегодня вечером она вернётся на какой-нибудь потрёпанный, едва работающий корабль и разделит трапезу в переполненной, шумной столовой с людьми, которых знала и которым доверяла много лет. Это была потеря, которую он ощущал острее всего — это чувство товарищества, доверия, общих убеждений и целей. Это было то, что Палпатин отнял у него... и всегда, когда он пытался восстановить это чувство доверия, что-то или кто-то появлялся и разрушал его.
Снова он почувствовал ностальгию по оставленной позади жизни, и снова решительно отогнал её. Сейчас у него другая жизнь, другой путь, а скоро у него будет совершенно новый путь. Осознание этого на несколько секунд обожгло его сердце, пока он не прогнал его, остро чувствуя близкое присутствие Мары в маленькой прихожей снаружи.
Позже. Он разберётся с этой проблемой позже.
Эта проблема... Что с ней делать? Это не проблема - это гибель всего, в чём он поклялся своему старому Мастеру, потеря всего, чего, как он был уверен, никогда не отдаст Палпатин... Но тогда он этого не сделал. Это, конечно, был выбор Мары... впрочем, сейчас споры кажутся ничтожными и бессмысленными. Он понятия не имел, обрадован он или ошеломлен... Нет, неправда — он в ужасе. Люк слегка качнул головой, взгляд рассеялся. "Дурная кровь". Невольно ему на ум пришли слова Палпатина: "Они сказали тебе, кто ты есть на самом деле? Этим безотчётно пропитана каждая клетка твоего существа… Дурная кровь… Твоё предназначение течёт в твоих жилах."
Лея слегка выпрямилась в кресле, и Люк вздрогнул, возвращаясь мыслями в настоящее, вдруг почувствовав её взгляд на себе — сосредоточься!
Он сел, пользуясь моментом, чтобы взять себя в руки. Когда он вновь поднял взгляд, его лицо было непроницаемо, а глаза пусты. Сотни раз сталкиваясь с Палпатином — более капризным да и при худших, чем сейчас, обстоятельствах, он всё же умудрялся реализовывать свои планы. По до конца не понятным Люку причинам, у Леи Органы было много способов задеть его за живое(1), но с каждой новой встречей ставки повышались, и сегодняшняя была слишком важна, чтобы позволить ей закончиться чем-то меньшим, чем реальный прогресс — так или иначе.
* * *
Наблюдая за сидящим Императором, Лея напомнила себе об определённом ею для самой себя плане действий: она полностью погрузится в эти переговоры, она позволит каждому вопросу и каждому возражению полностью заполнить её разум и внимание. Она не может думать ни о чём другом. Нет ничего другого. Ничего, кроме этой беседы и этой комнаты. Только это. Сосредоточиться на этом.
Она изучала сидевшего перед ней мужчину, его покрытое шрамами непроницаемое лицо, глаза разного цвета, проницательные, внимательные, слегка настороженные. Его волосы были распущены непокорными волнами, которые кому то другому могли бы придать некий юношеский, небрежный облик, но у него вызывали какое-то противоречивое замешательство — мужчина слишком молод и излишне еретичен(2) в навязанной ему роли... Но разве она была какой-то другой?
Она вновь вспомнила его маленькую фотографию, которую она нашла в кармане Хана — неукротимый Император, уверенный и непреклонный... И до сих пор Лея так же хорошо помнила того застенчивого, скромного и непритязательного пилота — и кто из них был настоящим, потому что, конечно же, не могли же они оба быть… могли ли они?
Прочистив горло, она вновь распрямилась:
— Полагаю, будут уместны поздравления.
Он нахмурился, натянув верхний край шрама в месте его пересечения с бровью:
— С чем?
— Поправьте меня, если ошибаюсь, но, кажется, на паре каналов Голонета недель восемь тому я что-то слышала о свадьбе, — сухо сказала Лея. Нужно было быть запертым в глубокой пещере отшельником, чтобы не заметить безумия, устроенного недавно разрешёнными информагентствами. Всё, имевшее малейшее отношение к таинственному, загадочному Императору и его удалённой от дел новобрачной, показывалось на всех новостных каналах от Хелски до Хота.
— О...
Сбитая с толку Лея поморщилась — всё, что ей когда-либо было известно о сидевшем сейчас напротив мужчине, говорило, что он действительно искренне забыл этот факт. А теперь он закрылся, нахмурившись под её пристальным взглядом
— Что?
Лея сделала паузу, игнорируя резкость вызова:
— Ты кажешься... рассеянным?
Его специфические, беспокойные глаза на мгновение задержались на ней, прежде чем он отвёл взгляд. Голос был совершенно безразличным:
— Я в порядке, спасибо.
— Я просто… — помедлив, Лея отмахнулась от этого, качая головой, — неважно.
Она устроилась в кресле, собираясь с духом, заставляя себя сосредоточиться на нынешнем моменте и ни на чём более. На самом деле, каждая встреча с новым императором требовала этого при любых обстоятельствах.
— До того, как мы продолжим, мне надо кое-что знать... Правду.
Он молча ждал, поэтому Лея продолжила:
— Ты можешь читать мысли, не так ли? Как джедай...
— Что-то типа того.
— Да или нет?
— Да, — сейчас он не колебался, казалось, чувствуя себя более спокойно под её осторожными вопросами.
— Отдельные мысли?
— У тебя — да.
— Что ты имеешь ввиду?
— Это означает, что да, я могу читать отдельные мысли.
— Свободно?(3)
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Ответь мне.
— Полагаю, я достаточно отвечал. Ответь на мои вопросы.
Лея вздёрнула подбородок:
— Потому что я не могу продолжать эти переговоры, если думаю, что ты читаешь мои мысли.
Он наклонил голову:
— Тебе есть что скрывать?
В его голосе была только ироничная забава, но Лея почувствовала, как заколотилось её сердце:
— Да. Я лидер восстания против тебя, конечно, мне есть что скрывать.
— Я отлично знаю, что ты что-то скрываешь от меня. Если бы я пригласил тебя сюда только для того, чтобы порыться в мыслях в поисках информации, то, во-первых… ну, во-первых, мне не нужно встречаться с тобой. Мне вполне достаточно быть рядом с тобой, чтобы прочитать твои…
— Насколько близко?
— С тобой? Достаточно быть в любом месте в пределах этой космической станции, — он наклонил голову, — И нет, ты не выдала случайно секреты Альянса, помимо своей воли, по простой причине — я не смотрел. Я не пытаюсь читать твои мысли сверх пассивного восприятия.
— Почему?
— Это вряд ли укрепило бы доверие между нами, разве нет?
— Откуда мне знать, что ты этого не делаешь?
— Я полагаю, что понятие доверия распространяется за пределы доказательств. Я хочу, чтобы ты почувствовала, что можешь мне доверять.
— Чувствовать… или действительно быть в способной?
— Мы уже спорим о семантике?
Лея молча выдержала пристальный взгляд Люка, и он вздохнул:
— Эти переговоры — уже проявление доверия. Зачем мне рисковать этим?
— Потому что ты очень легко сделаешь это незаметно.(4)
— Я много чего могу сделать очень легко, но не всё это будет правильным.
Лея понимала, что это идеальный ответ от любого другого. Единственное, что не нуждается в объяснениях: если что-то неправильно, то этого просто не следует делать. От него... естественная это реакция или расчёт? Прочёл ли он её мысли, чтобы точно знать, что она хочет услышать, перед тем как говорить? Раздражённая своей уязвимостью, Лея поджала губы:
— Ты когда-нибудь читал мои мысли?
Люк откинулся на спинку стула, похоже, утомившись уже от этого потока вопросов:
— Нет, не более пассивного восприятия, которое я не могу блокировать.
— Что это?
— Фоновое понимание твоего настроения… которое, как я полагаю, сейчас просто немного настороженное, — сухо сказал он.
— Можешь ли ты читать мысли, которые я хочу скрыть?
— Да... Но не без твоего ведома.
— Почему?
Он наклонился вперед:
— Почему бы нам не перейти к делу. Я даю слово, что не буду заглядывать тебе в голову без разрешения.
— Почему ты не можешь их прочитать?
Он помолчал, окинул её тусклым, жёстким взглядом, на мгновение Лее почудилось, что он просто встанет и уйдёт — может быть, он задумался об этом на миг, но, пригладив непослушные локоны, он вздохнул:
— Как я сказал, я могу прочитать их. Но я не могу читать мысли, не заставляя думать о них... и поверь мне, если я начну копаться в твоей голове и направлять твои мысли, ты почувствуешь это.
— Дай мне слово, что ты не сделаешь этого.
— Я уже дал его.
— Повтори снова.
— Я даю слово, как,.. — он запнулся... Казалось, Люк искренне не понимал, чем можно поклясться, — я даю слово, что не выверну наизнанку твою голову из-за какого-нибудь ничтожного клочка информации, безотносительно от того, насколько важным он кажется для тебя лично…
— Должным образом...
Он придушил улыбку:
— Даю слово, что не буду пытаться читать твои мысли. Как и раньше. Довольна?
Лея понемногу расслаблялась:
— Есть ли способ помешать тебе читать мысли? Как это сделать?
— Ты этого не сможешь.
— Почему?
— Потому что я очень хорошо это умею. Потому что моя связь с Силой слишком сильна,.. — он замолчал, будто оценивая собственные слова, и вновь посмотрел на Лею, — Ты не сможешь. Это так просто. Даже ты не сможешь.
— Даже я?
На секунду она увидела, как что-то мелькнуло в его глазах, какая-то короткая вспышка досады от собственных слов, и подумала, а не было ли это ошибкой. Но это моментально пропало, и он без остановки продолжил говорить нарочито провокативным(5) тоном:
— У тебя есть моё слово. Теперь мы можем обсудить что-то по-настоящему важное, что оправдало бы оказанную мной любезность?
— Например?
— Ты мне скажи. Это же ты просила об этой встрече.
Лея знала, что она легко может бросить ему вызов, но она не хотела язвить, не сейчас. Наоборот, она мешкала в поисках другого пути, способа разрушить эти преграды. Она не знала почему... Потому, наверное, что чувствовала — это был последний раз, когда он доверился ей. Почувствовав укол искренней вины, она удивилась ему. Не сейчас... Не думай об этом сейчас.
— Хан верит тебе, — сказала она наконец, — абсолютно.
Люк, сжав челюсти, опустил взгляд, и Лея продолжила:
— Он верит... но сегодня он не позволил мне прийти сюда одной. Он должен быть на другом конце галактики, но отказался от задания, чтобы быть здесь. Он доверяет тебе абсолютно... и совсем не доверяет. Скажи, что мне делать с этим?
— Спрашиваешь, что тебе следует делать... поверь мне. Объяви о прекращении огня. Сделай это, и позволь мне доказать свои намерения. Дай мне возможность пойти на компромисс.
— Дай мне повод, — это была просьба, а не требование.
— Я дал их тебе! — сказал Люк, — Я вернул вам ваших пилотов вопреки рекомендациям моих советников, наперекор доктрине моей армии. Я отдал тебе вторую Звезду Смерти… против воли моего совета, поверь мне. Я принёс на этот стол всё, что мог… Что принесла ты?
Лея замолкла, понимая, что до сих пор она не принесла ничего, кроме своего времени... а сейчас она привела врагов… Быстро вдохнув, она сделала паузу, пытаясь избавиться от этой мысли, и когда она посмотрела на него, его глаза были прищурены от любопытства. Прочитал ли он ее мысли? Он шевелился, не сводя с неё глаз, и Лея призадумалась, вновь засомневавшись.
Ведь дело в том, что Люк сделал всё возможное, использовал все шансы… да и были ли они вообще? Неужели они так дорого ему стоили? Как бутылка альдераанской медовухи(6), чтобы купить и принести ей которую, он заплатил астрономическую четырехнедельную зарплату, будучи ещё пилотом повстанцев. Были ли они жестами великодушия и благожелательности, или для облечённого неограниченной властью человека они были не более чем пустыми актами принуждения?
Лея покачала головой, чувствуя себя неуверенно: "Кто же ты… на самом деле?"
Для неё всё сводилось к одному вопросу: что было подлинным, а что притворным. Он говорил не так, как Люк Скайуокер раньше — не акцент (любой акцент можно подделать при надлежащих уроках и хорошем лингвисте) — он использовал другие термины и обороты, изменился стиль его речи, а не только лишь диалект. Можно ли научиться этому, погрузившись в другой социолект?(7) И как часто она видела его? Три часа за последние семь лет? Пять часов? Вряд ли это даёт точное представление, учитывая, насколько он осторожен рядом с ней. Сознательно ли он старается выглядеть перед неё иным, дистанцируясь, отделяя себя от человека, которым он был когда-то... мог бы быть, поправила себя Лея. Если да, то зачем? Что это ему даёт?
— Ты непостижимый человек, — сказала она наконец. Прищурив глаза, она коснулась истины, — вопрос в том, по своей ли воле?
— Мы разве не обсуждали это?
— Да, но ты никогда не отвечаешь на вопрос... И каждый раз, когда я вижу тебя, мне кажется, что я смотрю на разных людей... подчас в ходе одного разговора.
Он замешкался, казалось он ошеломлён её непосредственностью, и Лея попыталась снова, подталкиваемая осознанием и воспоминаниями об их последней встрече:
— Иногда... иногда, я смотрю на тебя и всё ещё ясно вижу его. Я всё ещё вижу Люка Скайуокера... И поэтому я не могу не задаваться вопросом, есть ли он ещё тут. Если он…
— Нет, — просто сказал Люк, отрезав.
Лея стояла на своём:
— Я думаю, что да. Я не вижу иного мотива, по которому Император отдал бы нам новую Звезду Смерти.
— Я не отдавал её тебе, — он опять отстранился, его тон стал резче, — я просто показал вам её наличие.
— А потом взорвал её... И, кажется, сейчас я наконец-то догадываюсь почему.
Моментальное напряжение его взгляда было заметно по ощутимо искривившемуся шраму. Пытливость — потребность знать… Из-за того ли, что он сам не знал, почему он это сделал, гадала Лея? Сейчас, глядя ему в глаза в этот миг, видя ту частичку скрытой неуверенности за почти идеальной маской хладнокровия, ей казалось это таким очевидным.
— Видишь ли, я думаю, что для Императора, диктатора такая мощная вещь, как Звезда Смерти, была бы крайне ценным активом, который должен быть введён в строй при первой же возможности... но Люк Скайуокер — тот Люк Скайуокер, которого я знала — не смог бы вынести её существования.
Его льдисто-голубые глаза сузились еще больше:
— Я уже умудрился терпеть её существование в течение двух лет. Фактически я помогал её строить.
— И всё же ты так и не воспользовался ею.
— Я не нуждаюсь в этом, — отмахнулся он, — и почему ты думаешь, что она единственная?
Вспыхнув на мгновенье Лея удивилась, поднявшаяся было паника стихла... Она покачала головой:
— Я думаю, потому что ты не стал бы использовать что-то подобное. Люк Скайуокер не стал бы… и, следовательно, Император тоже.
— Теперь ты считаешь меня благородным?, — он чуть не рассмеялся, и когда она слегка наклонила голову, искренне улыбнулся, — только недостаточно благородным, чтобы править?
— Я не думаю, что кто-то может править единолично.
— Почему ты думаешь, что десять индивидуумов могут править или сотня? Человеческая природа — это человеческая природа. Недостатки просто накапливаются.
— Чем больше разумных совместно принимают решение, тем больше в группе нивелируются индивидуальные черты.
— С Сенатом всё вышло иначе.
— Сенат существовал тысячелетиями.
— И рухнул от собственных пороков. И всё же вы хотите воссоздать его в точности.
— А ты хочешь всё полностью отбросить в сторону — и хорошее и плохое.
— Нет, я хочу найти золотую середину. Я хочу восстановить Сенат, у которого не будет абсолютных полномочий.
— То есть, ты создаёшь марионеточное правительство.
— Я ищу путь вперёд.
— Что, кстати, оставит за тобой полный контроль.
— Почему ты решила, что будешь править лучше меня?
Вызов Люка застал Лею врасплох, она вообще не ожидала, что он мог задать такой вопрос:
— Мы будем представлять волю народа!
— Всего? — спросил Люк, — или только тех, кто согласен с вашей собственной точкой зрения?
— Не думаю, что многие согласны с тобой.
— Что не делает меня неправым, — резко ответил он, — да и если бы это было так, это всё равно не обязательно делает правой тебя.
— Люди имеют право сами сделать свой выбор.
— Даже если они не правы, если всё, что они сделают — это усугубят ситуацию своей спонтанной реакцией?
— Да, даже тогда! Они имеют право совершать свои собственные ошибки, — Лея покачала головой, не понимая, как её заставили признать, что люди будут ошибаться, — дайте им шанс проголосовать, и посмотрим, кого они действительно хотят видеть у власти.
— Возможно, ты удивишься.
— Тогда вперёд, — бросила она вызов, как перчатку.
Но он лишь наблюдал, забавляясь её страстным возмущением и оставляя Лею гадать, когда он стал прожжённым политиком.
— Нет, — просто сказал он, — ещё не время.
И снова — это тонкое обещание того, что должно произойти, поддерживающее в ней надежду, поддерживающее диалог, когда всё, что она хотела — что она должна сделать — это вырваться из комнаты и оставить его Мадину.
Так почему же она остаётся?
Да потому что, что она действительно не знала — не понимала, что он задумал. Действительно ли он, как говорит, хочет возродить Сенат, постепенно расширяя его полномочия, и в конце-концов передать тому всю полноту власти... Или он не собирается вовсе уходить, оставив Сенат беззубой тенью, иллюзией демократии, местом пустословия, обмана и обольщения.
И по-прежнему, он улыбался учтивой, отстранённой улыбкой, будто в любой момент может встать и уйти, когда это всё перестанет казаться ему забавным. Но до сих пор он говорил правильные слова.…
— Когда всё будет обеспечено, я организую выборы.
— То есть, когда у тебя будет достаточно времени, чтобы подтасовать голосование, ты это имещь в виду? — спросила Лея.
— Я бы никогда так не сделал. Но я не буду сломя голову торопиться, чтобы выполнить собственную программу Альянсу.
— Или твою личную?
— Я давно понял — демократию нельзя подгонять. Она не может быть установлена к какой-то дате..
— Если ты не намерен проводить свободные выборы, тогда о чём вообще мы говорим?
— Я проведу выборы… когда придёт время. Когда всё будет готово. Я говорил уже, что для этого должны быть созданы определённые условия.
— Мы должны сложить оружие.
— Необходимо прекращение боевых действий — с обеих сторон.
— Ты хочешь, что бы мы прекратили то, что вынудило тебя к переговорам, ради ничтожной возможности, что в каком-то туманном будущем ты всего лишь сможешь провести выборы?
— Ничего вами предпринимаемое, ни к чему меня не принуждает, — сказал он с небрежной уверенностью.
— Тогда зачем ты здесь?
— Если ты искренне уверена, что я ничего вам не дам, тогда зачем здесь ты? — возразил он. В сознании промелькнула на мгновение другая причина, приведшая её сюда, но, безжалостно задавив это, Лея произнесла просто так, только чтобы занять мысли чем-нибудь другим:
— Подчас я сама удивляюсь.
— Тогда разреши объяснить мне. Ты здесь, потому что хочешь, чтобы этому пришел конец. Вы хотите видеть единую державу с демократическим правлением, и вы хотите добиться этого с как можно меньшим кровопролитием. Это именно то, чего хочу я. Поверь мне, Лея, я с лёгкостью могу уничтожить вас. Я могу продолжить вносить в законодательство изменения, которые сделают ваш бунт(8) бессмысленным. Я могу в одночасье дать людям то, за что вы так стремитесь бороться, оставив вас тем самым бесполезными и ненужными.
— Почему же ты этого не делаешь?
— Потому, что я сделал бы это, контролируемый теми, кто является опорой существующего режима. Это будет то, в чём вы меня упрекаете, это будет та же абсолютная власть хоть и под другим названием. Мне нужны во власти люди, увлечённые демократией так же как и вы. Не создающие основу своей собственной власти, а верящие, что поступают правильно. Во власти мне нужны люди, готовые до последнего драться за эти убеждения, хотя бы на политической арене. Мне нужны верящие в демократию люди, чтобы противостоять тем, у кого другие ценности. У меня нет таких людей — слишком мало, чтобы сформировать крепкое государство. В силу своей природы почти три десятилетия Империя подавляла их. У меня попросту нет таких людей... но у вас есть. Ты сама сказала: количество и разнообразие сглаживают крайности, личные особенности нивелируются — имперцы и представители Альянса смогут встать бок о бок.
Лея кивнула, поражённая силой его слов, очевидной искренностью... желая верить, но как всегда не уверенная, что он говорит правду. Надо быть осторожной ради других.
— Ты так говоришь... Но я видела, как Двор(9) Палпатина провозгласил тебя Императором. Я видела тебя на мостике Звёздного разрушителя.
— А ещё ты видела, как я помог вам бежать. Ты видишь, как с момента своего воцарения я неуклонно работаю над устранением старого императорского Двора. Как ты знаешь, я фактически ликвидировал его.
— Так ты знал, что он ущербен?
— Я думал, что он бесполезен, — отмахнулся он, — двор Палпатина не имел реальной власти. Никто при дворе не имел никакой власти, кроме той, что давал Палпатин, только лишь для того, чтобы поддержать желания Палпатина. Двор стал не более чем скопищем подхалимов, и я хоть завтра распустил бы его остатки, если бы мог.
— У него нет власти?
— Он имеет право, которым обладал всегда, а именно — право ходатайствовать перед Императором об изменении или принятии закона. К сожалению, несколько проблематично подавать прошения Императору, который не посещает Двор.
— Так это фасад?
— Я бы полностью распустил его, но не вижу в этом смысла, до тех пор пока не смогу заменить его чем-то лучшим. Двор всё ещё существует как орган, поскольку связан с имперской правовой системой. Когда у меня будет надёжный способ передать эту власть в другое учреждение, я это сделаю. До тех пор Двор останется, как минимум теоретически.
Лея прищурила глаза:
— Это ты предлагаешь нам, видимость демократии?
Люка совершенно не тронул её тон:
— Ты же знаешь, что это неправда.
— Откуда мне знать, что это неправда?
— Потому что я с лёгкостью могу создать видимость демократии без необходимости привлечения чего-то столь вздорного и провокационного, как Альянс повстанцев.
— Слова истинного Императора Ситхов.
Он слегка склонил голову на бок, крошечная полоска его безукоризненно белого стоячего воротника рубашки блеснула в тусклом освещении:
— Я разочарован. Я полагал, что ты выше подобных ограниченных взглядов. Жизнь редко бывает чёрно-белой, — он бросил небрежный, насмешливый взгляд, оценивая её внешний вид, — впрочем, сегодня мы выглядим исключением доказывающим правило.
Лея посмотрела на его тонко скроенную, мрачную, абсолютно черную одежду, и припомнила свою — чисто белую, сознательно выбранную сегодня, чтобы подчеркнуть перед Императором Ситхов свою веру в старый Сенат.…
Говорит ли он правду, нужны ли ему люди свободомыслящие, борющиеся за свои убеждения, на которых можно положиться, которые будут держаться и отстаивать те же ценности в новой политической обстановке? Все это было очень логично; они были именно тем, что нужно новому Сенату. Они также были именно теми, кого сохраняющаяся Империя хотела бы выявить и уничтожить.
— Меня определяет не то, что ты видишь, Лея, и не то, как меня называют. Меня определяет то, что я делаю.
Было ли это лишь напоминанием об их первой встрече, или это был искренний призыв, гадала Лея, но его голос, странно беззащитный в этот миг, привлекал, звал её за собой.
— И что ты будешь делать? — шёпотом спросила она.
Глядя на крепко сжатые руки Леи, Люк снова замешкался, видя её напряженность — понимая причину. Тем не менее, сегодня он чувствовал какое-то пересечение изменений, некий тонкий сдвиг, полускрытый, притягиваемый единственной вещью, которой он действительно доверял. Каждый день по пути сюда Сила неуловимо побуждала его к действию, нашёптывая ему во снах, подталкивая его помыслы, заряжая их настоятельной необходимостью открыться Лее, добиться её доверия, сейчас.
— Я говорил тебе — я уничтожу империю Палпатина.
— И заменишь её своей собственной?
— Если это всё, что мне нужно, зачем я здесь?
— Скажешь мне?
— Не могу. Нет причины. Если б я хотел власти, так она есть у меня... но я повторю снова: власть — это средство достижения цели, а не сама цель..
Она помешкала... В порыве наклонилась вперед:
— Отрекись.
Люк устало откинулся, потирая переносицу склонил голову... Так всегда случалось, как минимум раз за каждую встречу. Тем не менее, он ответил, излагая всё те же факты:
— Я бы так и сделал, но...
— Так сделай...
— НО,.. — резко повторил Люк, — кто-то должен занять этот разрыв. Кто-то должен направить Империю по более умеренному пути. Кто-то должен стать посредником в прекращении огня и превратить этот хрупкий, нестабильный мир в демократию — справедливую демократию с представительством для всех. И кому я могу доверить это?
— Я бы сделал это.
— Мятежница?
Лея выгнула брови:
— Конечно, мы же всё равно будем представлены в твоей будущей демократии — ведь именно это ты предлагаешь, не так ли? Почему не сразу?
— Потому что вы никогда не удержите Империю в целости, и тем более никогда не удержите вместе Моффов. Даже если ты не была бы уже известна как лидер Восстания против их Империи, они никогда не примут тебя. Вас сочтут радикалами до того, как вы начнёте что-то менять. Я служил Палпатину много лет — я был главнокомандующим Центральным флотом, и даже я балансирую на краю, мало что сделав для преодоления этого предубеждения. Мощь Империи основана на её многочисленной армии, которая печально известна своим консерватизмом. Ты никогда не сможешь контролировать или хотя бы сдерживать их, а если ты этого не не сможешь, то в течение нескольких месяцев, а может быть, даже недель они объединятся против тебя в грозную, сплоченную силу.
— Я сейчас управляю военными.
— Не так, — сказал он убеждённо, — ты управляешь военными, желающими что бы ими руководили — у них есть единая для всех цель и причина объединиться. Мои — совсем иная порода. Они говорят, что я — волк, — тогда это стая... и если они почувствуют запах крови, если они увидят малейшую слабость, они бросятся на тебя и растерзают в клочья, вожак ты или нет.
Лея нахмурилась, пораженная силой убеждения в его словах, явной уверенностью в том, что Люк констатирует абсолютный факт — ведь он, в конце концов, знал их. Был ли он столь беспощаден, потому что должен быть таким, потому что если он не удержит контроль, они вырвут его силой?
— Что произойдет, если ты отречёшься от престола? — спросила она наконец с искренним интересом.
Он презрительно пожал плечами:
— Прежде всего, они сделают всё возможное, чтобы убить меня, просто устраняя угрозу того, что я изменю своё решение. Потом они уберут большинство моих ближайших советников, полагая, что один из них является следующим в очереди наследования и, тем самым, представляет реальную угрозу. И Кирию, поскольку, хотя она и не является прямой наследницей, она всё равно станет фигурой, вокруг которой сплотятся Королевские Дома, так как они заинтересованы в сохранении традиционных линий прав, и они несомненно объединятся против угрозы одному из них — они всегда так делают. Я полагаю, что, прежде чем окончательно перегрызться между собой, они, по возможности, как можно быстрее устранят всех моих близких соратников, оставшихся во дворцовой иерархии и в армии, чтобы избежать любой ответной реакции и любой вероятной угрозы поддержки законной передачи власти.
Люк прервался, но Лея молчала, искренне слушая, и, что важно, понимая, что он явно много думал об этом.
— Каждый мофф с комплексом превосходства — а это они все — будет стремиться занять лидирующие позиции, разделив в процессе вооруженные силы. Армия и флот разделятся, и на основе существующих секторальных групп сформируют свои собственные фракции (я, пожалуй, могу назвать семь или восемь серьёзных претендентов), и все остальные, не контролирующие значительной военной силы, как минимум, в дюжине хорошо расположенных секторов, будут подчинены в течение нескольких недель. Империя разделится на системы или Сектора, лояльные или контролируемые той или иной фракцией. Я даже не стану говорить об аристократах из Королевских Домов, которые, утратив систему традиционных прав, начнут сотрудничать, заключать сделки и в итоге усугублять анархию. Однако, несмотря на это, я сомневаюсь, что кто-то сможет контролировать больше нескольких смежных секторов, что создаёт возможность для приграничных рейдов, когда линии снабжения прерваны, и ни у кого нет полного набора провизии и боеприпасов, необходимых для обеспечения своих баз. Последуют ответные меры... и разразится гражданская война, а кое-где будет даже и спровоцирована ради личной выгоды. Помни, это военные лидеры, а если вы дали человеку молоток, то в каждой проблеме он увидит гвоздь. Они будут искать военное решение, потому что они это понимают, в этом их сила и они будут использовать это. И у них будет власть и положение, чтобы заставить всех остальных выполнять их требования.
— Тогда сперва удали моффов.
Он улыбнулся:
— Как их удалить? Их почти тысяча. Ты предлагаешь отправить их в отставку, но это ничего не решит. Они сохранят свои связи и амбиции. А ведь ничего не разжигает огонь смуты лучше, чем хорошая доза уязвлённого честолюбия. Сейчас они связаны моими законами, уставами и предписаниями армии, в которой они служат. Если они решатся бросить мне вызов, то окажутся в ловушке и будут ограничены теми же условиями. Палпатин не был дураком, он никому не позволял иметь достаточно власти, чтобы представлять для него угрозу. Или, быть может, ты предлагаешь мне удалить их более... безвозвратно? В таком случае устранение всех, представляющих угрозу, создаст вакуум власти, с которым невозможно справиться, не породив именно то, от чего вы стараетесь избавиться. И в любом случае Альянс конечно же не одобряет такие крайности?
Лея лишь однажды моргнула в потоке обдуманной, целостной информации. Был ли это тот же человек, что ворвался к ней камеру на борту «Звезды Смерти» и беспечно представился её спасителем, не имея ни малейшего понятия, как они собираются выбираться оттуда? Человек, который завел их на обрубок перехода и тут же расстрелял управление, ни на секунду не задумавшись о том, как им вообще пересечь шахту?
Человек, который в ангаре "Звезды Смерти" бросился на защиту генерала Кеноби, ни на миг не задумавшись о собственной безопасности.
Человек, который полетел к "Звезде Смерти" с одним шансом на миллион. Сознательно.
Впервые за долгое время Лея посмотрела в эти разные глаза и задумалась…
Что, если это был он?
Что, если он был тем человеком и ему пришлось пройти через всё, что он пережил за семь последних лет? Что, если Люк Скайуокер — Люк Скайуокер, которого она знала — что, если он был настоящим?
Что бы это сделало с ним, если бы он прожил эту жизнь... столкнулся с этими испытаниями?
Это не сломило бы его, только не Люка. Но это изменило бы его, заставило бы стать кем-то другим, только чтобы выжить. Даже Хан согласен, что Люк Скайуокер, которого он знал, в решительно изменился из-за всего, через что ему пришлось пройти. Это ли то, что она видит сейчас? Или она всего лишь позволила сердцу управлять своей головой?
Когда она наконец обрела голос, он был тихим и спокойным, смягченным соображениями, проносившимися в ее мыслях.
— Ты можешь отстранить гранд-моффов, заменив их командующими Альянса — они не допустят дальнейших контактов смещённых моффов с военными.
— Серьёзно? Ты всерьёз думаешь, что имперские военные любого уровня, не говоря уже о секторальном командовании, будут подчиняться приказам командующего Альянсом? — в меру, чтобы не выказать пренебрежения, позабавившись Люк качнул головой. И почему, подумала Лея, почему, несмотря ни на что, она всё ещё не может думать о нем под каким-либо другим именем?
Она вновь посмотрела в эти тревожащие, но такие знакомые глаза, когда он продолжил, готовый говорить, обсуждать, а не просто отвергать.
— Они слишком укоренились. Это только поляризует ситуацию, привлечёт ещё больше сторонников к разжалованному моффу, поддерживающему Империю, которую они знали. Перемены должны быть постепенными. Мы всё должны подготовить заранее, сверху донизу.
— Тогда замени их своими людьми — теми, кому ты доверяешь.
— Все, кому я доверяю, уже находятся на руководящих постах, поверь мне. Но Империя большая, и их не хватает, чтобы охватить её всю... пока. Надёжных людей, стремящихся к власти, очень мало, а тех, кто способен успешно сдерживать стаю, не будучи разорванным в клочья, ещё меньше. Уж поверь мне, я знаю.
— Поэтому ты оставляешь у власти тех, кто не подходит?
— Мои враги нравятся мне там, где я их вижу, — легко возразил Люк.
Лея на мгновение запнулась, и Люк понял, что ошибся.
— Так вот почему я здесь, вот что это такое?
Он снова устало потер переносицу:
— Ты же знаешь, что это не так.
Она вздохнула и прищурилась, пытаясь заново оценить мужчину, которого, как ей казалось, она знала, в свете сказанного им сегодня. Он был сейчас лидером, расчётливым причём, со всем присущим: планами и целями, чётким осознанием собственной власти и положения, а также убеждённостью в том, что для достижения своих целей ему необходимо удержать и то, и другое. Вопрос в том, каковы именно эти цели и как далеко он готов зайти, чтобы достичь их. Он уже имел наглость свергнуть Императора ситхов, следовательно, можно допустить, что устранение любой другой помехи на пути его власти — ничто по сравнению с этим.
— В том и дело, — наконец пробормотала Лея, — что я не знаю. Ты идёшь то вперёд, то назад в одном и том же споре, порой в одном и том же предложении.
— Это не значит, что моя цель меняется — только средства достижения цели. Вот почему ты должна доверять мне; верить, что независимо от того, что я говорю или делаю, всё равно я двигаюсь в том же направлении.
— Демократия.
— Работающая демократия, — поправил он.
— И как ты заставишь её работать?
— Не знаю ещё,.. — он подался вперёд, и улыбка на его губах была искренней, дерзкой, энергичной, — почему бы нам не выяснить это?
И... О, в этот момент Лее так сильно хотела последовать за ним, хотела довериться ему, хотела…
Она виновато опустила глаза, реальность этой ситуации расплылась холодом внутри неё:
— Мадин считает, что мы можем научиться этому без тебя.
Его улыбка мгновенно сползла с губ:
— Мадин слишком долго бегал со стаей. Ему нельзя доверять. И ты это знаешь, не так ли?
— Это говорит человек, позволяющий волкам своей стаи бегать на свободе.
— Нет, свою стаю я контролирую. Я уже говорил — они следуют моим правилам.
Лея нахмурилась, чувствуя, как он изменился, но, как ни странно, не ощущая угрозы. Она оценила эту мысль, это интуитивное чувство:
— Правда в том, что для волка ты слишком редко обнажаешь зубы…
Холодные, несочетающиеся глаза встретились с ее взглядом:
— Это не значит, что я не кусаюсь — просто я редко угрожаю попусту.
Вспоминая прошедшие семь лет, Лея медленно покачала головой, понимая:
— Мне кажется, ты укусишь только если тебя загонят в угол.
— Тогда я предложил бы тебе не пытаться загнать меня в угол.
— Ты же знаешь, что это не так, — сказала она, отдавая себе отчет в том, что это лишь полуправда. Однако сейчас что-то шелестело, звучало на самом краю её мыслей — тот самый сигнал, который доносился сквозь темноту ночи, когда она не могла уснуть. То самое пронизывающее до костей осознание какой-то несформировавшейся связи, чего-то настолько очевидного, находящегося прямо перед глазами, но всё ещё неизменно остающегося за пределами её понимания. Она замерла, захваченная этим чувством, ощущением чего-то настолько близкого, что она почти касалась его.
— Я думаю... чем больше я тебя узнаю, тем больше мне кажется, что ты делаешь исключительно то, что считаешь необходимым... Я просто не знаю, достаточно ли этого... достаточно ли, чтобы вручить тебе судьбу Альянса.
Он, опустив взгляд, вздохнул, покачал головой, и вновь пригладил непослушные волосы:
— Ты судишь обо мне по тому, что слышала, а не по тому, что ты знаешь.
— Как иначе я могу судить о тебе? — сказала Лея.
Он подался вперёд, и Лея почти ощутила его потребность в... чём-то... в какой-то связи, в каком-то сдвиге.
— Ты знала меня так долго, Лея. Забудь, что говорят другие... Что говорит тебе твоя интуиция? Что говорит тебе твоё сердце?
В замешательстве покачав головой, она откинулась, облизнув пересохшие губы, когда этот тембр, этот неизменно совершенный тембр, отозвался резонансом, которого она никогда прежде не испытывала.
Он наклонил голову:
— У меня нет доказательств, Лея. Я никогда не смогу их тебе предоставить. Тебе надо просто поверить мне. Просто сделать шаг и поверить мне.
— Поверить тебе... Как я могу поверить тебе? Как я могу поверить Волку...
* * *
...И вот оно. Запнувшись Лея умолкла, не в силах поверить, что не замечала этого раньше — она никогда не называла его этим противоречивым именем, не воспринимала его таковым. Сейчас, когда она произнесла это вслух, это стало совершенно очевидно!
Её сны... Её вечные сны… так вот о чём они были! Она считала, что это тот сон, снившейся ей с момента уничтожения Альдераана... но всё оказывается вовсе не так... Это был не Альдераан. Это началось, когда она встретила Люка. Когда она встретила Волка.
Он застыл под её взглядом, чувствуя, что она только что получила какое-то откровение, но не представляя, какое... и всё, что она сейчас могла, это смотреть — просто смотреть на человека, который все эти семь лет преследовал её во сне. Волк, крадущийся в её тени, всегда рядом, всегда ждёт...
Оторвавшись от этого пристального(10) взгляда, она посмотрела ниже... перед её глазами предстали его руки, расслабленно лежащие перед ним на столе, достаточно близко, чтобы она могла...
Как и во сне, Лея протянула руку — и он отпрянул назад, будто обжёгшись; будто её прикосновение, любое прикосновение, могло резать как нож. Она вспомнила времена, когда он обнимал её и смеялся с ней, как глубоко они были созвучны, как они привязались так непроизвольно и естественно, как две половинки единого целого. Вспомнила, как он подхватил её на руки и закружил, вернувшись на Явин после разрушения Звезды Смерти, вспомнила его радость, его жизнь и его восторг.
— Люк,.. — нерешительно спросила она, — что случилось? Что они сделали с тобой?
Он, почувствовав себя крайне неловко, отстранился, и она поняла, что её слова на мгновение пробили, пошатнули его мощные щиты...
Его глаза прикрылись, подбородок приподнялся слегка:
— Не больше, чем ты, Лея.
— Я?
— Они использовали меня, но ты… ты предала меня.
— Что я должна была делать?
— Верить! Верить в меня — в человека, которого ты так хорошо знала. Неужели я такой глупец, что прошу тебя сделать сейчас то, что ты не смогла сделать тогда? Мы были столь близки... Неужели наша дружба была настолько слабой, что ты не смогла этого сделать? Неужели она так мало значила?
— Это несправедливо. Это не из-за нас, это никогда не было из-за нас. Речь шла о спасении Альянса.
— И рассказав им, ты спасла его?
— Да! Если ты был шпионом…
— Если? — он чуть не рассмеялся на этом слове, — теперь ты говоришь, если . Что стоило вам сказать это тогда, что стоило Альянсу ждать и следить? Что стоило тебе сделать то же самое, когда я был объявлен Наследником? Неужто я в самом деле стал такой угрозой за одну ночь? Что такое я сделал Альянсу за всё время пребывания на Корусканте, что превратило меня в настолько серьезную угрозу?
— Ты унаследовал трон Палпатина! — Лея практически выкрикнула, подстёгиваемая его собственным внезапным всплеском искренних чувств.
— Это не сделало меня Палпатином.
— Мы не знали этого!
— Ты знала меня, но всё равно доверилась какой-то сомнительной комбинации косвенной лжи против нескольких лет дружбы. Всё, через что мы прошли вместе, всё, кем мы были — неужели для тебя всё это так мало значило?
Он замолчал, добавить было больше нечего, гнев его был весь растрачен. Лея тоже притихла, её собственные разочарования и сомнения были наконец высказаны. Пара медленно успокоилась, долго скрываемые обиды прошлых обвинений теперь были отброшены.
Склонив голову Лея прошептала:
— Скажи мне, что я ошиблась...
Она буквально умоляла, всё, что ему нужно было сделать — просто сказать это, хотя бы раз.
Но он лишь слегка помотал головой, как обычно не желая дать ей простой выход, хотя в его голосе звучало столько же извинения, сколько и оправдания:
— Я не могу тебе этого сказать — тебе придётся просто поверить. Если ты не поверишь мне сейчас, я не смогу сделать ничего. За пределами этой комнаты я постоянно буду говорить вещи и предпринимать действия, которые во всех отношениях будут казаться противоречащими этому соглашению, и, несмотря на это, тебе придётся доверять мне — вопреки всему, что я буду делать. Что бы ни происходило за порогом этой комнаты, ты и я должны продолжать верить. Мы должны доверять друг другу... или у нас ничего не получится.
— Я,.. — Лея прервалась, впервые она приостановилась и посмотрела не вовне — на общую картину и своё великое дело, защищённая неприкосновенностью и независимостью, которую оно давало — а внутрь, на своё собственное сердце, с опаской и настороженностью. На него, израненного и преданного. Она снова подумала о тех бесконечных снах в непроглядной тьме, о призрачном волке, который за все годы встреч ни разу не укусил, только кружил в тени, ожидая... и всё ещё ждал.
Неужто гордыня заставляет её молчать, страх, что он опять выставит её дурой, как говорил Мадин? Был ли это страх довериться человеку, который покинул её? Неужели это всё, что от неё осталось? Страхи, гордость и предательство? О, как бы огорчился её отец, который продолжал верить до самого конца.
Где её собственная надежда? Где её вера в тех, кому она когда-то поверила так полно и безгранично? Где та девушка, которую Люк Скайуокер подхватил на руки и кружил на Явине, девушка, ради спасения которой он отдал так много... спас ли он её вообще?
Она так много сделала для Альянса, так много отдала, чтобы поддерживать это пламя... но не потеряла ли она при этом какую-то жизненно важную часть внутри себя? Как и Люк, она была вынуждена встать на путь, который так много требовал от неё... но он упорно держался за эту часть своей сущности... Вопреки всему, он держался за эту самую глубокую часть себя. И если он смог, если он смог пронести эту искру сквозь все обстоятельства... тогда и она сможет. И она точно знала, какой именно шаг ей нужно сделать, чтобы вновь выйти на этот путь: "Я должна верить тебе. Я должна попытаться.".
В его лице что-то смягчилось, что-то появилось в его глазах, а может, это было в её собственных... но вдруг она увидела Люка Скайуокера — и откуда только он взялся? Что изменилось в лице Императора, что вновь его сделало таким совершенным Люком? Глядя в это лицо, глядя на друга, с которым она смеялась, плакала, обнималась, общалась... и которому было так больно, так плохо, что слова пришли легко.
— Мне жаль, — сказала Лея, — мне очень, очень жаль — ты можешь простить меня, Люк?
Плевать ей было на Императора и даже на всех ситхов разом. Она всего лишь хотела, что бы её простил он — Люк Скайуокер.
Он отвернулся, внезапно став таким же неуверенным, каким когда-то был Люк:
— Я тоже совершал ошибки, я знаю.
Что побудило её задать следующий вопрос, она не знала, но стоило ему слететь с губ, как она поняла его смысл:
— Ты веришь, что поступаешь правильно?
Это было секундное колебание, пропущенный удар сердца:
— Да.
И вновь, чуть нажимая:
— Ты всегда верил?
И Люк увидел — вот оно — опять было в её глазах, в её нежных, крепко сжатых руках — это ощущение настойчивости, закручивающее Силу ожиданием, давившее на его чувства, требуя действий, так что если прежде он бы уклонился или отмахнулся от этого вопроса, то теперь, столкнувшись с её собственной честностью, он испытал необходимость ответить на него. Честно.
— Я уже говорил тебе, мне никто не поможет. Империи — нет, она должна быть в центре внимания.
Лея не уступила:
— Никому не нужна помощь.
Люк пристально смотрел, чувствуя, что проваливается в эти огромные, полные сострадания глаза насыщенного тёмно-карего, как сердцевина дерева, цвета... Цвета сердцевины дерева... где он это мог слышать?
Он покачал головой, прервав череду своих мыслей:
— Я такой по своей природе. Я не прошу о прощении ни тебя, ни кого-то ещё.
И снова эта стремительная перемена, поняла Лея, совершенно изменившая его за одно предложение — ещё миг назад он казался отчаянно жаждущим её понимания. Сейчас же, встретив искреннее беспокойство, он сразу попытался оттолкнуть её — пытается до сих пор.
— Я прошу тебя помочь чему-то гораздо большему, чему-то действительно важному.
Как он может считать себя таким незначительным?
— Может быть, помогая одному, я помогаю другому?
— Мне уже не помочь. Я пал слишком глубоко, сделал слишком много, я сты,.. — он оборвал слово, но было уже поздно.
Стыжусь, поняла Лея, а стыд нельзя испытывать, если не сознаёшь своих ошибок, не чувствуешь раскаяния. Он не просто признаёт свои ошибки — он сожалеет о них.
Он сожалеет о них! Один промах, и перед ней сидит другой человек... или, может быть, очень знакомый.
— Люк, мы все оступаемся, — сказала Лея, отчетливо понимая, что разговор зашёл на новую почву.
— Оступился?! — он покачал головой, губы со шрамами разошлись в пустой, самоуничижительной улыбке: — нет, я не оступился. Я упал... и продолжаю падать. И теперь я обнаружил, что оказался настолько далеко от света, что даже не могу начать бороться за возвращение. Это не ошибки, не сиюминутные промахи или мимолётные просчёты. Это вопиющие недостатки, они только мои, и я не могу от них отрешиться — они часть меня.
Он сглотнул, сжав руки в кулаки:
— Да и не нужно, если они достигают более значимого результата, более важной цели.
Лея нахмурилась, вновь почувствовав неуверенность. Лея нахмурилась, вновь ощущая неуверенность. Он казался одновременно согласным и сожалеющим, как будто тысячу раз прокручивал это в голове и не мог прийти ни к какому другому выводу, кроме как проклясть самого себя. "Не понимаю".
— Ты веришь в судьбу? — спросил он серьёзно, уставившись на неё бледными, небесно-голубыми глазами.
— Нет.
Он лишь слегка улыбнулся, едва заметно:
— Ты веришь в наследственность? Я — сын Лорда Ситхов. Тьма во мне — она течёт вместе с кровью в моих жилах.
— Я не верю, что если ты сделал что-то плохое в своей жизни, то ты потерян — неискупим.
— Джедаи верили в это. Бен верил. И Йода.
— Значит, они ошибались, — твёрдо сказала Лея.
Призрачная улыбка коснулась его покрытых шрамами губ, когда он произнес слова, которые она так часто бросала ему:
— Вот так просто?.
— Да, точно так, — сказала Лея, впервые абсолютно уверенно. Для него — о нём.
Призрак улыбки так и остался на его губах, когда он отвернулся, голос был едва слышен, изменения были мгновенны, как всегда:
— Как-то ты сказала... ты сказала мне, что у меня нет понятия об аде, кроме как создавать его для других,.. — он резко умолк, когда Лея вздрогнула от собственного обвинения, а короткий хмурый взгляд на мгновение сделал его всё ещё молодые черты лица такими же старыми, как и его измученные жизнью глаза, — …Я никогда не верил в ад — никогда не думал, что Вселенная может быть настолько безжалостной. Но если бы ты спросила, я бы ответил, что ад — это огонь и сера, огромное, тяжёлое, кишащее людьми место, где толпятся миллионы нечестивцев, страдающих за свои грехи. Наказание, расплата… возмездие.
— Сейчас я без сомнения знаю, что ад существует, но я убедился, что он совсем не такой. Ад — это пустая комната. Ад — это тишина ночи. Ад — это я наедине со своим разумом, воспоминаниями и сожалениями. Ад — это моя жизнь.
Это был мимолётный проблеск, мгновенное ощущение истерзанной, измученной души. Тронутая абсолютным отчаянием, прозвучавшим в этих словах, она потянулась через стол и взяла его за руку — мягкую, тёплую и такую человечную.
Его пристальный взгляд встретился с её глазами:
— Если бы я мог это изменить, если бы был хоть какой-то способ, любой способ изменить это... ты думаешь, я разве не сделал бы уже это?
От прозвучавшей в этих словах мольбы словно лопнуло что-то внутри неё, как будто был прорван какой-то последний рубеж:
— Люк...
Это потрясло её, как удар по телу. Её глаза распахнулись от осознания, и она стиснула его пальцы, так что её ногти судорожно впились в плоть.
То, что менее часа назад казалось единственно верным, теперь было абсолютно, неоспоримо ложным — она ощущала это всеми фибрами своего тела, чувствовала, как кровь загорается в её венах, знание было настолько всепоглощающим, что ей было трудно говорить через сдавившееся горло:
— Ты должен уйти — сейчас же!
Люк нахмурился, в ответ на её страх его разум моментально очистился и вернулся в настоящее:
— Почему?
Лея наклонилась к нему, произнеся тише шёпота:
— Мадин!
Он приподнял подбородок, потянувшись к своим чувствам... но не было ничего — никого рядом, кроме Мары, никакой ощутимой угрозы, кроме откровенной паники Леи.
— Они здесь, сейчас! — прошептала она, — они повсюду вокруг тебя.
Он, полузакрыв глаза, слегка склонил голову набок и напряг все свои чувства в поисках хоть чего-нибудь, пусть даже самого ничтожного...
...но не было ничего — абсолютно ничего - и это было неправильно.
У него до бритвенности обострилось восприятие, и сейчас, разобравшись что именно он ищет, они все были вокруг него. Пузыри, трещины в его восприятии. Дыры, где Сила просто отсутствовала.
Он поспешно поднялся, не обращая внимания на грохнувшийся позади него стул. Не было уже смысла в осторожности. Если бы за ним следили или подслушивали, Лея не стала бы говорить ему так прямо, в лоб, а может быть, она чувствовала, что времени у него не осталось.
Раньше, чем он до добрался до двери, её с бластером в руке открыла Мара, которая почувствовала его внезапное волнение, хотя явно ещё не ощутила разрывов в Силе.
— Что?
— Что-то,.. — он не мог этого объяснить, не мог точно определить. Он никогда раньше не чувствовал ничего подобного.
Мара, подняв бластер, мгновенно повернулась к Лее:
— Полагаю, вы уже знаете, так что...
Люк перехватил её руку, отодвигая бластер в сторону:
— Она предупредила меня. Нам надо уходить прямо сейчас, — он снова повернулся к Лее:
— Есть безопасный выход?
Лея покачала головой, не понимая, почему она помогает ему, но абсолютно точно осознавая, что должна:
— Я не знаю... действительно не знаю. Я даже не знаю, как они это делают. Они ничего мне не сказали, чтобы ты не понял.
Люк чуть было не попросил Мару обратиться к Силе, намереваясь направить её, показать ей разрывы, но вовремя поймал себя на том, что, несмотря на новый уровень доверия между ним и Леей, ей не нужно знать о способностях Мары. Вместо этого он направился к двери, Мара повернулась, чтобы последовать за ним. Он на мгновение приостановился, оглянувшись на Лею.
— Это ещё не конец? — спросив, он кивнул на стол и стулья, намекая на их разговоры.
Лея почувствовала, как на ее губах появилась непрошеная улыбка:
— Нет. На самом деле я думаю, что все наконец-то начинается.
Лея видела, как, вопреки всему, лицо Люка расплылось в широкой, искренней улыбке — и, о... как он был похож на того Люка, которого она знала. В это мгновение последние семь лет сжались в один-единственный проблеск сомнения, настолько незначительный, что его можно было назвать ничтожным. Она почувствовала, как её собственная неуверенная улыбка становится все шире, ощутила, как между ними возникло глубокое чувство сопереживания...
...а потом он ушёл, его шаги отдавались едва слышным шёпотом, теряясь в тени.
1) 16. В оригинале: «to get under his skin» — проникнуть ему под кожу...
2) 17. В оригинале: «too unorthodox»...
3) 18. В оригинале: «Word-perfect?» — наизусть, назубок...
4) 19. В оригинале: "to do so without being found out" — "сделать это так, чтобы не быть уличённым".
5) 20. В оригинале: «his tone purposely provocative». И нет, в данном конкретном случае, — это не калька оригинала.
6) 21. В оригинале: «mead»...
7) 22. Социолект (sociolect) — тип языка, на котором говорят люди определенного класса или социальной группы.
8) 23. В оригинале: «Rebellion» — восстание, бунт, мятеж, сопротивление...
9) 24. В оригинале: «Court», что переводится в т.ч. и как «Двор».
10) 25. В оригинале: "feral" — "одичавший", "дикий", "жестокий"… Но вы как-нибудь загляните в глаза, например, собаке — подготовленной, обученной служебной собаке, в момент когда она отслеживает цель… ;)
Глава 32
Они почти бежали по полуосвещённым коридорам, возвращаясь к одному из двух открытых погрузочных отсеков фрахтовика, выходящих в ангар космической станции. Однако, в действительности это был "план Б". На самом деле они постоянно меняли маршрут, рассчитывая побыстрее выйти из первого же аварийного шлюза, до которого им удастся добраться по пути.
— Подожди! — Люк притормозил, взяв Мару за руку, — не туда.
Клокоча от досады, Мара выругалась под нос:
— Так, ближайший шлюз на этом уровне находится,.. — Мара прервалась, мысленно прокрутила схемы, жалея, что у неё не было больше времени на их изучение, — впереди от нас по левому(1) борту.
Какое-то время они плутали по странному маршруту, прежде чем Мара наконец высказала своё замешательство. Люк ненадолго остановился, чтобы направить её растущие способности в Силе, посоветовав искать края разрывов, а не сами разрывы, как если бы она смотрела на звезду в ночном небе, не глядя прямо на неё. Сосредоточившись сильнее, она начала воспринимать разрывы в Силе вокруг.
— Исаламири, — она сразу же узнала их. Когда-то давно Палпатин рассказывал ей о них — она даже видела их вблизи, хотя её прежний мастер не пожелал сопровождать её и не позволил внести в Императорский дворец хотя бы одно из этих маленьких, бархатно-пушистых существ(2).
Вздохнув Люк кивнул, как будто всё прояснилось:
— Ты чувствуешь, сколько их?
Мара сосредоточилась:
— Нет, только группы... Не знаю — три группы, может быть, четыре?
— Похоже двадцать, может быть, двадцать пять. Некоторые большие, другие поменьше. Они иногда перекрываются, и становятся всё ближе.
— Значит, они мобильны.
Люк кивнул, вновь перейдя на лёгкий бег. Он видел несколько изображений в файлах разведки своего старого Мастера, и они выглядели достаточно маленькими, чтобы их можно было легко переносить.
— Как Повстанцы узнали о них? — проворчала Мара, увеличивая темп возле него, — о них не очень-то известно.
— А Риис знал о них?
— Риис? Не думаю, — резко повернулась Мара, — ты думаешь, он сливал информацию Органе?
— Нет. Я прямо спросил её о кое-каких данных, которые, как мне известно, передал Риис, и она даже не вздрогнула.
— Риис никогда бы не стал помогать восстанию. Что бы он ни делал, но только не это — он слишком предан Империи.
— Не думаю, что он борется против Империи. Он борется со мной.
Мара перешла на трусцу, затем тормознула и остановилась. Понимание оттенило её голос:
— Подожди-ка, ты знал, что это ловушка?
Люк помедлил, оглядывая коридор, стремясь поскорее уйти.
— Не совсем. Я видел, что Риис всю неделю был похож на испуганного майнока — даже Нейтан сказал, что он нервничает. И что с Леей что-то не так, я сразу понял, как только увидел её. Но я не был уверен, что именно.
— Ты хотел посмотреть, что она сделает,.. — Мара нахмурилась, пораженная последним выводом, — или, скорее, пойдет ли она на это.
Она покачала головой:
— До сих пор играешь в сабакк, да? Та же игра, только фишки другие.
— До того, как ты взорвёшься, отмечу, что я не хотел, что бы ты пошла на эту встречу.
Мара подняла брови:
— Ты думаешь, я взорвалась бы меньше, если узнала бы, что ты, зная, что это ловушка, специально полез в неё один?
Несмотря на все их проблемы, Люк усмехнулся:
— Ну, я думаю, ты была бы, по крайней мере, подальше.
Мара сухо кивнула:
— Да, ты бы всё равно услышал.
Люк оглянулся на коридор:
— Чего я не предполагал, так это Мадина.
— Риис слил информацию Мадину?
Мара была потрясена этим именем так же, как и Люк, но у него было немного времени с момента, когда Лея назвала его, чтобы переварить этот факт, и, по здравому размышлению, оно идеально подошло.
— Я считал, что он играет лишь с Королевскими Домами — Кирия говорила, что он фактически принял её прямое предложение. Но, учитывая, что Риис нацелился на меня, а не на Империю, Мадин — лучшая ставка. У нас с Мадином давняя история, о которой Риис хорошо знает. Вдобавок, ему известно, что это тот случай, когда моя охрана минимальна, чтобы сохранить эти встречи в тайне, — Люк снова двинулся по коридору, взяв Мару за руку, стремясь идти побыстрее, — вот чего я точно не предусмотрел, так это Мадина с исаламири. Нам пора идти побыстрее.
* * *
Когда Люк со стройной рыжей девушкой вышли, Лея быстро прошла через небольшую комнату, в которой проходила встреча. Но к тому времени, как она дошла до двери, их уже не было, и в пустом полуосвещенном коридоре она слышала только громкий, как барабан, стук собственного сердца.
Потому что она это сделала; она была той, кто посоветовала ему бежать. Она поднесла руку к лицу, сердце всё ещё колотилось... Она же правильно поступила, не так ли? Именно так... Она знала это.
Из-за дальнего угла появились с полдюжины повстанцев в спецснаряжении и, с оружием наготове медленно и настороженно передвигаясь по двое, прошли мимо неё. Лишь один из них кивнул, узнавая, и Лея проследила за тем, как они уходят, бросив неодобрительный взгляд на тяжёлые ранцы у них за спиной — что-то вроде клетки... там было что-то живое?
Они прошли, и... что-то завихрилось в глубине сознания Леи, на мгновение заставив её ощутить головокружение, как будто кто-то выдернул пол из-под ног... так же быстро это ощущение исчезло, и Лея моргнула, помотав головой.
Она снова осталась одна, уставившись в пустоту, удивляясь собственным действиям и прислушиваясь в абсолютной тишине к тоненькому голоску в глубине своего сознания, тому смутному, неопределенному внутреннему чувству, как правило подавляемому огромным грузом ответственности, который тяжко лежал на её плечах.
Но тогда... в тот момент, когда она сидела и смотрела в эти удивительные, несочетающиеся глаза, это казалось таким абсолютно, непреодолимо правильным.
Предупредив его она поступила правильно — она знала это абсолютно точно.
Она думала, что будет чувствовать себя глупо из-за того, что помогла ему, и сердиться на себя за то, что предала своё дело, но... нет. Нет — она поступила правильно.
Лея на миг подумала о Хане, который, не желая участвовать в этом, остался на шаттле. Она отчаянно хотела всё рассказать ему, поделиться этим озарением с волнующими и пугающими последствиями. Однако, он уже должен был вернуться на "Зефир", ведь по плану Лея и все, находившиеся на борту "Осы", должны были встретиться с "Зефиром" в половине светового года от космической станции... Она всё ещё рассеянно смотрела в иллюминатор коридора, гадая, каким образом они собираются сделать это на безмоторной "Осе", когда поняла, что они движутся.
* * *
Мара быстрой трусцой бежала по коридору, держа в руке бластер. Он был компактным и лёгким, и вряд ли мог сравниться с теми, что приходились, как мрачно пересчитал Люк, судя по разрывам в Силе, на несколько десятков обученных и вероятно хорошо вооруженных солдат, находившихся на борту, но пока Мара не видела ни одного, даже одиночного выстрела.
Не то чтобы она жаловалась — она не возражала слегка увеличить шансы, но один маленький бластер против нескольких десятков E-11 или, быть может, даже A-280 — это было чересчур даже для неё. Замкнутые коридоры тоже не были идеальным местом для быстрого перемещения — они оба опасались, что за любой из множества закрытых дверей, мимо которых они проходили, может скрываться группа вооружённых и оснащённых спецсредствами людей.
Это был достаточно большой фрахтовик, около ста восьмидесяти метров, что означало множество коридоров, огибающих многочисленные обширные складские отсеки, а это работало против них в плане времени необходимого, чтобы добраться до шлюза или выходных отсеков в задней части грузовика.
Мара достала комлинк и на бегу попробовала ещё раз связаться с "Сол Эклиптик":
— Связь по-прежнему заблокирована.
— Нет проблем, я же могу использовать Силу, чтобы связаться с чувствительным к Силе на борту "Сол Эклиптик" и... — он сделал паузу, голос был скорее сухим и дразнящим, чем сердитым, — о, подожди, так ты же здесь, рядом со мной!
Мара прищурилась:
— Сколько ты ждал, чтобы сказать это?.
— Практически с того момента, как мы побежали, — легко ответил Люк, его голос дрожал от бега.
Подойдя к глухому повороту они притормозили. Мара, подняв пистолет, прижалась к стене, и, присев, осторожно заглянула за угол.
— Чисто.
Они прошли ещё шагов пять по коридору, когда Люк остановился, глядя вперёд:
— Разломы.
— Сколько их?
— Слишком много.
Мара посмотрела на него:
— Прорываемся или обходим?
Люк пристально посмотрел на неё, и Мара почувствовала его досаду — ему так хотелось сказать: "Прорываемся"... но в узких коридорах с множеством бронированных дверей это было слишком рискованно. Стиснув зубы, он отступил:
— В обход. Поищем другой коридор. Мы всё ещё движемся к шлюзу?
— Примерно.
Они всё ещё стремились попасть к одному из четырёх шлюзов, расположенных в шахматном порядке по всей длине большого фрахтовика, надеясь, что их намерения удастся скрыть за более вероятным направлением к кормовым отсекам.
Но сейчас они возвращались назад, открывая двери, мимо которых только что пробежали в поисках альтернативного пути, вынужденные двигаться по диагонали корабля, чтобы сохранить направление к ближайшему шлюзу. Люк глянул в коридор, из которого они только что вышли:
— За нами выключают свет?
— Да, ведь это должно нам мешать, — сухо сказала Мара.
— Так и будет, если они с исаламири подберутся достаточно близко, — сказал Люк, хмуро глядя на длинный коридор, — та бронедверь в дальнем конце раньше была открыта, мы проходили через неё.
— Хватит, — проворчала Мара, — мне этого более чем достаточно.
Достав сделанный для неё Люком световой меч, Мара активировала его и вогнала лезвие в пол. Короткая вспышка искр озарила полумрак, когда она задела кабель, Люк отстранился и отвел глаза от слепящего света.
— Что ты делаешь?
— Меня достал их маленький план, — сказала Мара, двигая лайтсейбером по полу так быстро, как это позволяли силовые кабели под тяжёлыми пласталевыми панелями перекрытия, — Спасибо. Думаю, я сама найду выход.
Поняв, Люк огляделся:
— Боковая стена ближе.
— Да? — когда Мара вытащила сейбер, пол под её ногами слегка дрогнул, заставив пошатнуться и на мгновение попытаться удерживать равновесие, пока она смотрела на Люка, — Это ты?
Он тоже раскинул руки, чтобы удержаться:
— Нет... Это фрахтовик?
— Что происходит? У него же нет субсветовых двигателей.
Люк огляделся, пробираясь на ощупь через всё более сужающийся между тревожащими разломами проход в пространство вокруг:
— Что-то... они опустили щиты отсека снаружи. Отсек открыт для выхода в космос.
— Супер. Теперь мы не выйдем через боковую стену или шлюз. Не без скафандра(3).
— Мы могли бы,.. — он запнулся, когда тревожащее смещение затронуло его базовые чувства, а его внутреннее равновесие подстроилось, — мы движемся.
— У них нет субсветовых! — повторила Мара, хотя тоже чувствовала едва заметные колебания, — в отсеке есть гравитация? Нельзя изменить гравитацию настолько, чтобы…
Она прервалась, и тут же между ними промелькнуло понимание:
— Мы на буксире!
— Видимо, он ждал за пределами отсека, — сказал Люк, — он вытаскивает нас.
Буксир, поняла Мара... Буксир, должно быть, ждал где-то в сутолоке движения на орбите станции, чтобы подхватить фрахтовик тяговым лучом, как только опустятся щиты отсека. Следующий вопрос Люка жгучей желчью поднялся к горлу:
— У этой штуки подключены гипердвигатели?
Мара уставилась на него, охваченная ужасным подозрением.
— Мы должны двигаться, — сказал Люк, снова взяв её за руку, — мы не можем оставаться на месте — они приближаются.
— Аварийные спасательные капсулы, — немедленно сказала Мара, но Люк отрицательно покачал головой:
— Это первое, что я испортил бы... или заполнил исаламири и десантниками. Это не случайность, это всё хорошо спланировано.
— Значит, складские отсеки, — сказала Мара, зная, что он прав. Она пришла к тем же выводам уже предлагая спасательные капсулы, — нам нужен транспорт.
— Сейчас я бы взял скафандр, — сказал Люк и помедлил, — подожди.
— Опять?! Почему бы нам просто не прорваться сквозь них?
— Потому что разломов становится меньше, но они увеличиваются, поэтому я предполагаю, что они группируются.
— Насколько увеличились?
Нахмурившись, Люк вгляделся в тёмный коридор, шрам над глазом вытянулся в знакомый полумесяц:
— Сильно. Два коридора вверх и столько же вокруг.
Мара посмотрела вперёд, пустоты были едва различимы для её ещё не окрепшего восприятия:
— Сколько человек?
— Не знаю.
— Примерно.
В поисках других вариантов они снова пошли обратно, открывая двери по ходу разговора.
— Я говорил, что это пустота?
— Хорошо, сколько отдельных пузырей будет составлять это единое пространство?
Они не останавливались, открывая двери, пока говорили, голоса были спокойными, но резковатыми.
— Во-первых, я потратил не так много времени на изучение реальных размеров пузырьков, во-вторых, ты предполагаешь, что на один пузырек исаламири приходится по одному солдату, и в-третьих...
— В-третьих, ты всё-таки перенял у Рииса манеру изрекать всякие гадости по пунктам, — сказала Мара, склонив голову на бок.
Люк закрыл глаза:
— Я должен перестать это делать.
— Сюда!
Люк повернулся, присоединяясь к Маре, и они двинулись по найденному ею коридору. Они успели ещё трижды повернуть, когда очередной крен сообщил, что корабль ускоряется.
— Мы вышли со станции, — сказала Мара, не прерывая бега.
* * *
Атмосфера на борту имперского фрегата "Сол Эклиптик" начала накаляться. Несколько минут назад они поняли, что их связь с Люком и его оперативным подразделением блокируется, но в подобной ситуации это не было неожиданностью.
Тем не менее, два оперативных подразделения, которые Вез отправил на станцию, были немедленно активированы и направлены в зону операции — и вскоре исчезли в наступившей тишине.
Вез остался на мостике, координируя усилия, довольный тем, что смог продемонстрировать заботу и надёжность, разместив на борту станции дополнительные подразделения на случай необходимости помощи Императору. У него не было гарантий, что Мадин — туз в рукаве Веза — начнёт действовать сегодня, и он не знал, что именно будет делать повстанческий генерал, если начнёт, но вся информация, которую передавал Вез, подталкивала Мадина к действию. Теперь ему оставалось лишь внешне проявить озабоченность с должным усердием и верить, что бывший имперский стратег так же хорош, как и его репутация. Люк раньше уже обыгрывал генерала, но всегда в равных условиях. В этот раз он не знал, что Мадин вообще будет здесь, а Вез постарался предоставить тому всю возможную информацию, прежде чем сообщить, наконец, место и дату.
Теперь он мог только реагировать на происходящие события, как это делали все остальные, хотя и с совершенно иной конечной целью. Было общеизвестно, что Мадин испытывает личную неприязнь к Императору, а когда он был имперцем, у него была репутация человека, решающего такие вопросы с безжалостной окончательностью.
— Рулевой? — напряженный голос капитана вернул Веза в настоящий момент, где он находится на мостике "Сол Эклиптик", а все взгляды устремлены на звёздный пейзаж впереди, пока небольшой фрегат лавирует между потоками транспорта и массивной космической станцией.
— Мы выйдем в зону прямой видимости меньше чем через минуту, сэр. Хотя сканирование не выявило ничего достаточно большого, что соответствовало бы грузовому кораблю VI класса, или работе его двигателей.
Тактический офицер поднял голову:
— Сэр, мы получили ретранслированное сообщение от оперативной группы два, находящейся в зоне глушения. Они докладывают, что главные двери отсека сорок восемь закрыты. Отсек разгерметизирован. Они не могут войти.
Вез повернулся, его голос был напряжен от беспокойства, которое не было полностью притворным; он хотел бы вытащить Джейд, если бы мог. А нет — что ж, тогда у него в запасе есть Кирия Д'Арка:
— Скажите им, чтобы они вернулись и нашли скафандры. И соедините меня с командующим станцией.
* * *
Рядом Нейтан грыз ноготь большого пальца, наблюдая за слаженной работой военного корабля в сложной обстановке. Он уже должен был привыкнуть к этому; он неоднократно бывал на мостике с Люком, даже в условиях боя. И во время обеих предыдущих встреч между Люком и Органой были помехи с обеих сторон — в этом нет ничего необычного, сказал он себе снова... но Сорок восьмой отсек был сейчас разгерметизирован... Наверняка, это неправильно?
Он посмотрел на Веза, спокойно и неколебимо стоявшего рядом с капитаном "Эклиптики". Вечно осторожный Вез, который отправил две дополнительные тактические группы почти сразу как потерял контакт с Люком.
— Самый быстрый ход, — сказал Вез рулевому, а капитан "Эклиптики" повернулся к тактику:
— Зарядить батареи, СИДы(4) в режим ожидания, щиты на полную мощность.
Нейтан ещё немного выпрямился. Всё это нормально, тихо уверял он себя, это просто меры предосторожности.
— Сэр, — нахмурился офицер связи, — у меня входящий на стандартном канале разведки. Помечен как "критический". Сообщение от агента Арго.
Вез нахмурился:
— Не обращайте внимания. Арго не использует стандартные каналы. Расшифруйте его, если это стандартный код, и отправьте мне на стол, я прочитаю позже. Посмотрим, сможет ли разведка выйти на него.
Нейтан быстро подошёл, радуясь, что может заняться хоть чем-то, даже если больше никто не считает это важным, и посмотрел на офицера:
— Вы можете расшифровать его сейчас?
Если Арго рискнул отправить сообщение по стандартному каналу, который мог расшифровать любой, значит, это серьёзно. Все его сообщения обычно отправлялись защищенным кодом, и Арго знал, что ключ к нему есть только у Люка. Только сейчас, когда он подумал об этом, Нейтану пришло в голову, что если Арго отправил сообщение под стандартным шифром, то был гарантированно уверен, что Люка нет на борту "Сол Эклиптик", чтобы прочесть его. Нахмурившись, Нейтан взглянул на экран консоли связи, когда сообщение было расшифровано, и выругался себе под нос.
— Вез, ты действительно должен это прочитать, — Нейтан обернулся к капитану, слыша в собственном голосе напряженную дрожь, — я думаю, нам необходимо объявить боевую тревогу.
* * *
Когда Лея вошла, на мостике "Осы" было десять солдат в спецназовском снаряжении. Большинство собралось вокруг виртуальных экранов в передней части мостика, среди них был и Мадин, внимательно наблюдавший за происходящим и направлявший своих подчинённых.
Её внимание сразу привлек нелепый пласталевый купол, прикреплённый к потолку — трубчатый каркас, внутри которого находились два рюкзака, похожие на те, что она видела раньше у бойцов спецназа, и завёрнутые в них... опять эти твари. Живые ли они?
— Сэр! — тактик оторвался от своей консоли, его слова отвлекли взгляд Леи от купола, — "Сол Эклиптик" движется курсом перехвата.
— Время до ускорения?
— Три минуты, сэр. Приблизительно столько же до перехвата "Эклиптикой".
Лея посмотрела на широкую смотровую панель, дающую угол обзора около трехсот градусов, но имперского фрегата пока не было видно. Ей в голову пришла мысль, и она задумалась: "Что означает "ускорение"?
Её взгляд упал на пульт управления, на котором процентов восемьдесят индикаторов, выдающих стандартные показания подпространственного двигателя, были, конечно, погашены. "Оса" двигалась лишь потому, что была на буксире... Так для чего же были нужны оставшиеся активными двадцать процентов индикаторов?
Ей нужен был всего шаг, чтобы понять…
* * *
— Пойдём сквозь него, — сказала Мара, когда они с Люком остановились. Перед ними зиял настолько большой разрыв в Силе, что даже она могла его различить, хотя и не могла точно определить его границы. Люк вел себя нехарактерно осторожно, и она не понимала почему. Обычно он доставал свой световой меч и — она знала это — бросался прямиком на ближайшую группу солдат с исаламири они или нет.
Вместо этого он покачал головой:
— У нас один бластер на двоих.
— У нас два световых меча, и мы можем блокировать — да ты во сне можешь блокировать дюжину бластеров.
— И если они смогут приблизить хотя бы одну исаламири...
— Пузыри не защищают от выстрелов из бластера, как и ящерицы. Ты прикроешь меня, а я буду стрелять.
— Я имею в виду на этаже выше или ниже нас, где мы не сможем заметить их приближение — достаточно близко, чтобы растянуть разрыв на меня. Они следят за нами, поскольку они закрывают и открывают бронедвери вокруг нас. Они точно знают, где мы находимся. Если они переместят исаламири и мы окажемся в разрыве, я не смогу защитить тебя.
Мара нахмурилась и опять побежала, вслед за рванувшим вперёд Люком:
— Нам нужно добыть тебе бластер.
— Ищи одиночный разрыв, небольшой.
Мара мрачно кивнула на бегу:
— Парня, у которого твой бластер?
— Да, и я хочу увидеть исаламири.
Они достаточно близко подошли к следующему отсеку, когда Люк медленно остановился:
— Тебе хорошую или плохую новость?
— Что может стать ещё хуже?!
Он поднял брови, и она вздохнула:
— Ладно, давай хорошую.
— "Сол Эклиптик" приближается — я чувствую это. Слишком много умов, чтобы это было что-то другое.
— Плохая? — Мара почувствовала, как напрягается.
— До отсека меньше минуты в ту сторону, и там же примерно двадцать или тридцать исаламири.
— Между нами и отсеком?
Люк кивнул:
— Если только не обойдём как-нибудь.
— Прямо над нами уровнем выше есть ещё один отсек, но я не знаю, есть ли в там транспорт. Нужно вернуться, чтобы подняться.
— Думаю, что у нас нет столько времени.
Мара оглянулась на темный коридор позади, понимая, что совсем иная тень затуманивает её восприятие:
— Они подходят сзади.
Люк пожал плечами:
— Так или иначе, но нам надо попасть в этот отсек.
Сделав несколько шагов по боковому коридору, Мара поняла, что в нём тоже есть эти тёмные пустоты.
Люк по-прежнему смотрел вперёд:
— Не думаю, что возле отсека есть кто-то с исаламири. Некоторые вообще не двигались. Может быть, они нужны только, чтобы не дать нам подойти к ним — или загнать нас в ловушку.
— Так давай узнаем, что именно?
* * *
Лея почувствовала, как старый грузовой корабль набирал скорость и менял направление движения. Выглянув, она увидела ещё один буксир, на этот раз спереди, доковый отсек давно скрылся из виду, фрахтовик набирал скорость под тягой двух буксиров.
Нахмурившись, Лея перевела взгляд на огни консоли управления... и она абсолютно точно знала, что собирается делать Мадин.
Она снова посмотрела на загадочный пласталевый пузырь на потолке.
— Исаламири, — голос Мадина, раздавшийся позади неё, заставил Лею подпрыгнуть, — Есть несколько упоминаний о них в закрытых документах, собранных в конце Войн клонов. Имперский командный состав имел доступ к некоторым материалам высокого уровня секретности, извлеченным из хранилища в Храме джедаев Старой Республики. Предположительно они создают вокруг себя область пространства, в которой нейтрализуются способности чувствительных к Силе.
Он гордо улыбнулся:
— Похоже, они работают.
— Они живые? — неуверенно спросила Лея.
Мадин оценивающе посмотрел вверх:
— Эволюция так изящна: какую бы умную мышь она ни создала, где-то там у неё тоже есть что-то, что можно использовать в качестве ловушки. А на случай, если они не сработают, у меня есть небольшая дополнительная страховка в виде биологической науки, и друзей в высших кругах. Но, похоже, сейчас они делают свою работу.
— Они работают?
Мадин кивнул:
— Я наблюдал за нашими гостями через камеры наблюдения — они замедляются как только приближаются к засаде.
— Он чувствует солдат?
— Думаю, это его не остановит. Его останавливает то, что он знает, что идет в область, где его навыки ничего не значат. Каким-то образом он знает, где находятся исаламири, и степень их воздействия. Если он меняет курс, то только из-за исаламири, а это значит, что они работают. На борту этого корабля шестьдесят солдат, две группы вооружены специальным оружием. Поскольку они, похоже, не очень хотят идти в засаду, мне нужно, чтобы только один человек занял позицию для стрельбы.
Тактик повернулся к генералу:
— Он пытается пробраться в отсек, сэр.
— Скажите лейтенанту Кело, чтобы выводил шаттл прямо сейчас, а потом включите щиты. Начинайте выводить всех солдат в кормовой отсек и перекройте все другие выходы, давайте заведём его туда — там хорошо и открыто, у нас будет удобная позиция для выстрела. Скажи им, чтобы не рисковали, а просто сдерживали его. Мы разберемся с ним, когда уйдём в гипер.
— Что с женщиной, сэр?
Мадин покачал головой, оставив Лею подошедшую к тактическому дисплею:
— Не важно. Избавься от неё. Рулевой?
— Около полутора минут до выхода на субсветовую скорость, сэр. Гипердвигатель включён и настроен. Мы готовы к прыжку, как только выйдем на скорость и курс.
— Не жди моей команды — просто прыгай по готовности.
Сейчас, в одиночестве, от осознания происходящего у Леи гудела голова, дыхание замирало в груди, сердце колотилось. Когда "Оса" отвернула от станции на траекторию прыжка и буксиры вывели её на скорость выхода из гравитационного колодца, включились субсветовые двигатели. Они свободно прыгнут — с Люком на борту. Очень вероятно, что они действительно поймают его. Благодаря Лее, они поймают его. Она привела его сюда, она сказала ему, что здесь безопасно. Они его поймают. Из-за неё...
Они были уже далеко от станции и практически ушли, когда в поле зрения на краю обзорного экрана появился "Сол Эклиптик". Его первые, сделанные с предельной дистанции, выстрелы прочертили яркие полосы по курсу потрёпанного фрахтовика, а следующий снёс щиты и сотряс корабль. Пол дребезжа взбрыкнул под её ногами.
* * *
Они были уже близко к нижнему отсеку, когда корабль неловко качнулся, заставив их слегка пошатнуться.
— Турболазерный огонь, — сказала Мара со знанием дела, имея богатый опыт его идентификации.
— "Сол Эклиптик", — кивнул Люк, не замедляя шага
Разрывы в Силе становились всё ближе и больше, охватывая их со всех сторон, оставалось свободным лишь одно единственное направление.
— Сколько солдат? — спросила Мара, затаив дыхание, как, впрочем, и Люк.
— Назови число, — сказал Люк, — Пятьдесят... Сто?
У него по-прежнему не было оружия, что, учитывая количество вооружённых солдат и количество разрывов в Силе на корабле, наверняка не было случайностью. План явно заключался в том, чтобы любой ценой уклоняясь от прямого контакта с ним и Марой попытаться направить их, запирая и отпирая бронелюки из какого-то центра и оставляя исаламири у противоположной стороны каждого из них, чтобы Люк, если попытается вернуться, не смог бы открыть их с помощью Силы. Люк испытывал сильное искушение всё же попробовать вернуться, открыв двери с помощью световых мечей, и поискать бластер, если бы не время, которое было бы потрачено впустую. Он был совершенно уверен, что сейчас все бронедвери, через которые они прошли, будут заблокированы — их аккуратно загоняли в центральный отсек кормовой части грузовоза.
Пока они бежали, он вновь бросил взгляд на Мару, внутренне проклиная своё решение позволить ей пойти с ним сегодня. Он знал, что что-то произойдёт, но позволил себя убедить, позволил упустить возможность побега, которой раньше воспользовался бы без колебаний, и подверг Мару риску, а теперь...
Теперь они оба прекрасно понимают, что в стыковочном отсеке, скорее всего, ловушка, в которую они собираются залезть. Но это был их единственный шанс покинуть корабль, единственно возможная посадочная площадка для канонерок(5), которые, как знал Люк, направлялись к ним. Он машинально коснулся сейбера, и, помедлив, снял его с пояса, положив большой палец на кнопку активации. Его в который раз охватило искушение прорубить собственный путь, чтобы хоть как-то помешать планам Мадина, но Люк не хотел рисковать потерей времени, на каком-то подсознательном уровне понимая, что оно заканчивается.
— Спорим, ты жалеешь, что мы не тренировались со световыми мечами чаще, а? — невесело пошутила Мара, глядя на его руки.
— Если бы я сейчас загадал желание, я бы хотел, чтобы мы оказались на "Сол Эклиптик", — сказал Люк, замедляя шаг перед полуоткрытыми дверями отсека, — или чтобы здесь не было исаламири, тогда это стало бы не более чем лёгким упражнением. Готова?
* * *
Лея стояла в нескольких шагах от вспомогательной консоли, не сводя глаз со странных существ, послушно лежащих на толстых трубах в пласталевом шаре. На его поверхности отражались яркие вспышки выстрелов Имперского фрегата, непрерывной чередой проносившихся по курсу "Осы", задевая щиты и сотрясая корабль.
— Входящий! — сообщил тактик, — Имперский фрегат в прямой видимости, приближается. Плюс две эскадрильи СИДов и две канонерки.
— Время до перехвата?
— Четыре СИДа и одна канонерка войдут в контакт до нашего прыжка, сэр. Щиты на восьмидесяти процентах.
— Держите их в кормовой полусфере, канонерка попытается пробраться за ними.
Канонерка, десантный корабль, как поняла Лея. Они стремятся попасть на борт — пытаются прорваться к Люку. Ещё один мощный взрыв ударил по щитам, сотрясая старый ненадежный фрахтовик. Она взглянула на безлюдную вторичную тактическую консоль возле своего бедра — у них были установлены усиленные военные щиты, но они быстро слабели.
— Щиты упали до семидесяти процентов, сэр.
— Прикройтесь от них канонерками. Если придётся, мы уйдём в другом месте.
Глаза Леи метались между приближающимися СИДами с канонерками, и оставленной без присмотра тактической консолью. Её внимание было приковано к показаниям щита и медленному отсчёту до скорости прыжка. "Оса" почти на месте, гипердвигатели выведены на полную мощность... Они прыгнут, поняла она — это будет очень сложный прыжок, но они успеют прыгнуть...
И в это мгновение всё оказалось так просто... Она думала, что ей предстоит неимоверная борьба между долгом и совестью, между прошлой дружбой и нынешней преданностью... но ничего этого не было. Это не было даже выбором... Это было инстинктивное чувство такой внутренней силы и убеждённости, что всё, что она могла — это действовать.
Она дотянулась до резервной консоли и, щёлкнув тумблером, отключила щиты "Осы".
* * *
На борту передовой канонерки Вез напряжённо стоял позади двух пилотов, Клема, десяти штурмовиков и ещё полудюжины спецназовцев с оружием наготове.
Догоняя грузовик, они неслись на полной скорости так близко, что видели движение внутри двух смежных отсеков, но армейские щиты "Осы" не давали им прорваться дальше.
Вез раздражённо кривил губы — он не хотел вместе со Скайуокером потерять Джейд. Она была его главным выбором для...
В ряби рассеивающейся энергии плотные щиты опали перед ними. Оскалившись Вез наклонился вперед:
— Пошёл, пошёл, пошёл!
* * *
В это время в кормовом отсеке "Осы" Люк и Мара, зажатые шквальным бластерным огнём, пытались укрыться за быстро разрушавшимися контейнерами. Лазерные болты сыпались сплошным потоком. Повстанцы явно стреляли на подавление, совершенно не стремясь попасть в кого-нибудь. Их точность была ужасной, но массированный огонь делал своё дело. Бойцы непрерывными очередями опустошали картриджи бластеров и тут же перезаряжались. Вспышки выстрелов сливались в практически непрекращающийся шквал.
Они продвинулись дальше, чем планировали. Люк заметил, как Мара держит свой бластерный пистолет — было видно, что он раскаляется у неё в руке. В отсеке лежало пять мертвых солдат, троих из которых уложила Мара, а двоих Люк, отразив световым мечом болты обратно их отправителям. Но толку от них не было — все пятеро попали под всё возрастающее влияние исаламири, так что, хотя их бластерные винтовки и валялись рядом, они с таким же успехом могли лежать где-нибудь на станции Квенн.
Взглянув на Мару, он по губам прочёл: "Ну, это не работает," — хотя за какофонией бластерных выстрелов ничего не было слышно, и, наконец, решился на шаг, который обдумывал последние минуты. Всадив в палубу сейбер, он начал её резать, чувствуя, как экранированные кабели бьют отдачей по эфесу в его руке.
— Что ты сейчас делаешь? — крикнула она.
Люк оторвался на миг от своего занятия:
— Мы покидаем эту вечеринку.
Он не планировал этого делать... но Мара могла... И если Люк останется — он был абсолютно уверен, что они не станут преследовать её. Он может дать ей шанс отступить. Она сможет справиться.
Небольшая область контроля над Силой стремительно сужалась, превращаясь в узкую трещину. Едва он перевёл взгляд обратно к палубе, Мара схватила его за руку, выкрикивая его имя.
Люк оглянулся на кормовую часть стыковочного отсека и успел увидеть, как, рассеявшись бледно-молочным светом, упали внешние защитные щиты фрахтовика, открыв прекрасный вид на быстро удаляющуюся станцию "Квенн", приближающиеся СИДы и канонерку, слишком высоко задравшую нос...
И Люк знал, что должно случиться.
Прикинув, что у него осталось меньше минуты, он повернулся к присевшей рядом с ним Маре:
— Послушай меня. Ты должна зайти в закрытую базу данных в моём личном кабинете. Найди документ под названием "Экстраполяция перемещений периферийного флота", датированный прошлым годом. Чтобы его открыть, тебе нужен будет пароль, и проверка ДНК. Пароль — "изумрудные глаза", поняла? Повтори.
Мара кивнула:
— Файл "Экстраполяция перемещений периферийного флота", пароль — "изумрудные глаза", — она запнулась, догадавшись, чьи это были изумрудные глаза.
— Открой его. Там — долгосрочный план, стратегия на следующие пять лет, всё, что я задумал. Если я не…
— Даже не…
— Слушай! Если я не вернусь, всё будет там. Я не могу заставить тебя сделать что-либо из этого, как Палпатин не смог заставить меня последовать за ним... но я могу попросить. Я надеюсь,.. — он покачал головой, — не дай этому разрушить всё, Мара. Не дай нескольким радикалам уничтожить семь лет моей жизни и всё, к чему я стремился.
— Мне не нужно его видеть. Я не буду его открывать.
Они остановились, прислушавшись к шуму приближавшейся погони за ним. Им был нужен он, и с ним они все останутся. Люк это знал.
Проревев где-то над головой, канонерка ворвалась в верхний отсек. Учитывая её дифферент, Люк прекрасно понимал, что так и будет. Отсюда был только один путь наверх: открытый на четверть длины трап в отсек выше. Чересчур открытый.
— Обещай мне, что прочтёшь его, — приподнявшись Люк начал отступать. Он втянул Мару в это, теперь он должен её вытащить.
— Нет! — Мара вцепилась в его руку, глядя на него полными понимания глазами, — зачем ты вообще это говоришь, я не оставлю тебя здесь.
У них не было времени на споры. Ему нужно вытащить её, и если это будет всё, что ему удастся, то этого станет достаточно. Он обязан вытащить её. Сказать ей всё что угодно, сказать ей всё, что она хочет слышать.
— Конечно не оставишь. Я рассчитываю на тебя, Мара. Я рассчитываю, что ты найдёшь и вытащишь меня. С помощью Силы ты узнаешь, где меня искать. Никто другой не сможет этого сделать.
Конечно, не было у неё таких возможностей. Никто не может отследить кого-либо на межсистемном расстоянии, но она этого не знала.
Она по-прежнему держалась за него, пока Люк пытался отступить:
— Нет, я не оставлю тебя. В прошлый раз я ушла, я знаю, что ушла. Ты сам сказал, я ушла — но не сейчас. Я не уйду...
— Мара! — взяв себя в руки, он спокойно сказал, — убирайся отсюда к черту. У нас нет времени.
— Почему я должна оставить тебя? — повысив голос Мара уцепилась за его руку, когда он попытался оттолкнуть её. Но Люк пресёк дальнейшие споры, обхватив её шею сильными пальцами, притянул к себе и страстно поцеловал. И почему она была уверена, что в последний раз?
Дальние двери распахнулись, и, топоча множеством ног, укрываясь за контейнерами, в отсек ворвался новый отряд Повстанцев. Выстрелы из новых бластеров звучали иначе — это были глухие хлопки сжатого воздуха. Что-то с резким стуком отрикошетило от их укрытия, а в дымке рядом просвистел ещё один выстрел, и в ближнюю стену вонзился плотный снаряд. Мара оглянулась, её внимание на мгновение привлек яркий пучок красного цвета — дротик?
— Иди! — отступая назад, Люк подтолкнул её. А потом, прошептав её имя, он обернулся с ухмылкой на лице, — Мара! Энакин — его имя должно быть Энакин.
Она нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду. Но Люк уже отвернулся и, прикрываясь ящиками, быстро зашагал в сторону повстанцев, позволяя им на мгновение увидеть себя, чтобы привлечь внимание. Мара развернулась и побежала.
Она бежала, но не затем, чтобы сбежать. Не для того, чтобы оставить его здесь. Никогда. Она слышала вой двигателей корабля в верхнем отсеке и знала, что там полно гвардейцев и оружия. Ему нужно было задержать врагов всего на минуту — всего на одну минуту. И она вернётся с силами, способными остановить и уничтожить отряд Мадина.
Ему надо подержаться всего минуту.
Одну минуту не дать себя убить.
Она быстро поднималась по узкой лестнице, сосредоточившись на том, чтобы перехватывать одну руку за другой. Вой двигателя канонерки в верхнем отсеке становился всё ближе. Секунды... Ей нужны всего лишь секунды...
А потом он исчез. Молниеносно. В мгновение ока Люк исчез.
Она крутанулась на месте, сердце колотилось — но он был там. Он был прямо там, рядом с местом, возле которого она оставила его, отходящего в сторону нового укрытия, когда солдаты Мадина подошли вплотную. Пытаясь прояснить сознание, Мара замотала головой. Её восприятие в Силе стало пустым — по мере того как солдаты Мадина подходили всё ближе, слишком много исаламири собралось вместе, перекрыв Силу на большой площади. Это означало, что Люк был отрезан от Силы. У него не осталось никаких преимуществ, ничего, что можно было бы противопоставить оружию повстанцев!
Мара развернулась, бранясь в один миг преодолела оставшиеся ступени, дрожащими руками отворила и распахнула люк горловины. Шум канонерки ударил по ушам.
Катер с открытыми боковыми дверями десантного отделения завис возле люка. Штурмовики и спецназовцы выглядывали с обеих сторон, несколько человек выскочили наружу. По канонерке ударили первые брызги лазерного огня находившихся в отсеке Повстанцев. Штурмовики пригнувшись начали стрелять в ответ.
Кто-то показал на Мару, и канонерка, покачнувшись, стала медленно приближаться немного кренясь. Когда канонерка попыталась встать между Марой и Повстанцами, перестрелка усилилась, и первые выстрелы начали концентрироваться на ней. Прямо перед Марой, хлестнув по лицу её же распущенными волосами, с невероятным шумом опустился катер. Из него выпрыгнул Риис.
Наполовину высунувшись из горловины люка, Мара отчаянно кричала:
— Сюда! Сюда! Дай мне бластер! Люк...
Риис с разбегу схватил её за руку, вытащил из узкого люка и рывком закинул в канонерку. Воздух выбило из лёгких. Бластер вылетел из руки, когда Мара больно ударилась тыльной стороной ладони о край дверцы. Она всё еще была не в силах сделать вдох, чтобы заговорить…
Запыхавшаяся Мара пыталась освободиться от хватки Рииса, но тот, удерживая её за руку, уже обернулся к пилоту:
— Гони! Пошёл, пошёл!
Канонерка поднялась, и, круто накренившись при развороте, вылетела из отсека. Штурмовики едва успели затащить товарищей в десантное отделение. Всё пошатнулось, когда по катеру дали залп из тяжёлого орудия — кто-то в отсеке "Осы" нашёл, наконец, зенитку. Перескочили через небольшой катер. Рядом с Марой захлопнулась дверь десантного отсека точно в тот момент, когда они проходили сквозь атмосферные щиты отсека. Ослепительный всплеск множества тяжёлых лазерных разрядов ударил по бронированному корпусу, затмевая огни корабля, так как питание автоматически перенаправилось на щиты.
Всё ещё задыхаясь, Мара вскочила, ухватившись за спинку кресла в кокпите:
— Разверни! Разверни нас!
Риис моментально оказался рядом с ней, и положил руку на плечо пилота:
— Оставайтесь на курсе.
Корабль слегка вильнул, но вернулся на прежний курс. Мара с отчаянием смотрела, как с каждой секундой увеличивается дистанция:
— Разворачивай нас — это приказ!
— Оставайтесь на курсе, — стальным голосом повторил Риис, — это приказ Императора.
Яростным вихрем Мара набросилась на него. Хотя для крупного мужчины Риис был довольно быстр, сейчас его масса, позволившая ему справиться с Джейд на "Осе", сработала против него. Прежде, чем он успел среагировать, бластер из его набедренной кобуры очутился в её рук, приставленный ему к груди:
— Сволочь! Ублюдочный хаттов сын. Ты предал его! Ты продал его им!
В это мгновение Мара хотела только одного — размазать Рииса по борту катера. Но рядом с стоял Клем с бластером наготове. Впрочем, он понятия не имел, куда его направить, учитывая, что Риис занимает более высокое положение.
— ОН изменник — информатор! — вне себя от ярости кричала Мара,. — Люк знал, он знал, что это был Риис.
Остальные солдаты так же зависли с поднятыми бластерами, сомневаясь, что делать.
— Почему мы здесь?! — крикнула Мара:
— Почему мы здесь, когда Люк остался там? Из-за его приказа! Разведка в курсе. Свяжитесь с ними — свяжитесь с Арко. У них есть группа, контролирующая его, но Люк сказал,.. — она чуть запнулась, но тут же взяла себя в руки, — он велел подождать — он хотел получить доказательства.
Постепенно все бластеры повернулись в сторону Рииса. Увидев как поникли его плечи, увидев выражение его глаз, когда он понял, что разоблачён, Мара на мгновение почувствовала удовлетворение, но оно было пустым, болезненным и подавлено серьёзными опасениями.
Клем обернулся к пилоту, предыдущий приказ Рииса — якобы от имени Императора — был немедленно отменён:
— Возвращай нас обратно!!!
Заложив крутой вираж канонерка развернулась обратно к фрахтовику. Она набирала ход, до последней капли выжимая тягу из двигателей. В освещённом сполохами входящих лазерных выстрелов кокпите пилот упорно пытался удержать курс на корабль Повстанцев:
— Оставить щиты только в передней полусфере. Всю высвободившуюся энергию направить в двигатели — всё, что у нас есть!
Канонерка виляла и взбрыкивала, внутреннее освещение было приглушено, чтобы хоть как-то поддержать щиты, пока ещё спасающие от новых попаданий. Яркая вспышка ослепила Мару, когда "Сол Эклиптик" мощным турболазерным выстрелом попал близ мостика "Осы". Мимо промчались атакующие противника СИДы... но Мара уже знала, что это всё тщетно, что они слишком далеко, что грузовой корабль уйдёт в гиперпространство раньше, чем они доберутся до него.
Рыдания, наполовину от ярости, наполовину от страха, комом застряли у неё в горле, когда она стояла, не в силах ничего сделать, только лишь наблюдать, как разогнавшийся фрахтовик исчезает во вспышке гиперперехода. Зная, что Люк пропал, что они понятия не имеют куда, что его будут перевозить с места на место, с корабля на корабль...
...если он уже не был мертв.
Она попятилась, действительность замкнулась сама на себя в бесконечную петлю, вызвав головокружение, оцепенение и отвращение.
Отступив на пару шагов, Мара вспомнила, кто стоит у неё за спиной. Полыхнув взглядом, она развернулась к Риису и, схватив его за куртку, дёрнула вперёд.
— Ты пожалеешь, что я тебя не пристрелила, Риис. Я погляжу, как тебя повесят за это — всё, что они сделают с ним, я сделаю с тобой... а потом, прежде чем ты умрёшь, я выверну тебя наизнанку и покажу тебе твоё коварное, интриганское, вероломное сердце!
Мара приставила бластер Риису под челюсть, рука задрожала, в ушах раздался высокочастотный писк, а реальность замерла где-то в стороне от неё. Какое-то чувство разгоралось внутри. Как никогда раньше толкало её вперед. Кричало о действии, о мщении... Ведь так просто нажать на кнопку спуска...
Как всегда спокойный и уравновешенный Клем осторожно подошёл к ней и мягко и аккуратно взял её за руку.
— Мэм, нам необходимо допросить его. У него может быть информация, жизненно важная для ситуации...
Пока он говорил, подошёл один из солдат и, корпусом толкнув Рииса на скамью позади, достал наручники, чтобы сковать ему руки за спиной.
В оцепеневшем сознании Мары далёким сном зазвучал как никогда твёрдый голос Клема, огласившего официальное обвинение:
— Вез Риис, именем Императора Вам приказывается уйти в отставку. Вам предъявляется обвинение в государственной измене, на основании которого Вы будете взяты под стражу до тех пор, пока это обвинение не будет рассмотрено Судом в соответствии с требованиями Имперского Закона.
Риис не отреагировал, только взглянул на Мару, когда она оттолкнула его, чувствуя, как в горле застряли гневные слова. Её глаза начали наполняться первыми слезами, и она отвернулась, уставившись куда-то в космическую пустоту.
Она потеряла его... Она потеряла Люка...
1) 26. В оригинале: "port side"… Так что пофиг...
2) 27. Хм… Вообще считается, что исаламири — рептилии или рептилоподобные… Хотя, у нас на планете динозавры до сих пор в перьях шляются, да и утконосов никто не отменял...
3) 28. В оригинале: "Not without oxygen masks" — "Не без кислородных масок"… Нет… Ну я всё понимаю, Далёкая-далёкая… Всё такое… Хан и Лея в 5-м эпизоде чуть ли не голышом бегают по астероиду… Но блин...
4) 29. СИД т.е. Сдвоенный Ионный Двигатель — прямой перевод термина TIE that is Twin Ion Engine. Здесь и далее для обозначения техники этой серии буду использовать русскоязычный темин.
5) 30. Автор здесь и далее использует термин "Gunboat", что, в общем случае, переводится как "канонерка", "канонерская лодка", "катер с артиллерийским вооружением". Хотя, судя по упоминаемому функционалу имеется ввиду штурмовой шаттл типа «Гамма» либо другое судно аналогичного класса. По вооружению «Гамма» вполне тянет на малое артиллерийское судно (с возможностью высадки и поддержки десанта), что допускает использование в её отношении термина "канонерка". Сейчас и в дальнейшем (если это не оговорено особо, как это было выше) под "канонеркой" имею ввиду именно "Гамму".
Глава 33
Мадин сидел за своим столом на борту "Осы", дрейфующей в пяти световых годах от станции "Квенн". За те несколько секунд, пока были опущены щиты, они получили весьма серьёзные повреждения, в числе которых турболазерное попадание (хотя и вскользь) в районе мостика. Несколько, находившихся там в тот момент, членов экипажа, включая Председателя Совета, были ранены.
Надёжное и даже несколько избыточное резервирование систем "Осы" позволило инженерному персоналу отправить корабль в гиперпрыжок и, тем самым, спасти их шкуры, а заодно и миссию. Но пятерых получивших серьёзные травмы сотрудников вместе с Председателем Совета пришлось перевести на "Зефир". С ранеными на борту "Зефир" отправился в сторону "Дома-Один", оставив запасные части и расходные материалы, с помощью которых они пытались наладить капитанский мостик "Осы", чтобы подготовить её к следующему прыжку. Одновременно они пытались разобраться, что именно в те последние несколько секунд произошло с тактическими консолями не подлежавшими ремонту и восстановлению.
Но в конечном счёте всё это не имело значения — миссия была полностью успешной: Император находился в камере без сознания, а сам Мадин на свободе и в безопасности. Да и "Оса" в течение, по крайней мере, часа будет готова совершить как минимум один прыжок.
Тем временем Мадин, пользуясь удобным случаем, решил проверить состояние руководителя Органы, запросив связь с медцентром на борту "Дома-Один" как только "Зефир" прибыл туда.
— Добрый вечер, генерал Мадин, — сочувственным тоном произнес идеально синтезированный голос дроида 2-1B, — чем могу быть полезен?
— Мне нужно проверить состояние руководителя Органы.
— Пожалуйста, укажите ваш допуск, сэр.
— Код — аурек, аурек, иск, три, девять, два.
— Спасибо, сэр. Состояние руководителя Органы стабильное. Она получила удар по голове и незначительные внутренние повреждения, а также рваную рану руки, что привело к значительной потере крови. К сожалению, у неё редкая группа крови, и мы пока не можем найти подходящего донора — на борту "Дома-Один" их нет. Кроме того, в прошлом пациент плохо переносила искусственные заменители.
— На борту "Дома-Один" нет выживших альдераанцев?
— Боюсь, ни один из них не подходит из-за смешанного происхождения пациента, сэр. Смею заверить вас, что это ни в коем случае не угрожает её жизни, хотя и немного замедлит выздоровление. Я бы предпочёл иметь возможность переливания крови.
Мадин нахмурился: в Империи, охватывающей множество звёздных систем, смешанное происхождение не было чем-то необычным, но руководитель Органа была членом Королевского Дома Альдераана. Всем известен Альдераанский спор за господство и то, как он был урегулирован... Её родители точно были из Дома Антиллес и Дома Органа? Он пожал плечами, отмахнувшись от этого факта как несущественного — главное, что его успешная миссия не будет омрачена смертью или серьезным ранением Главы Совета. Дроид всё ещё что-то говорил, но Мадин его едва слушал.
— ...что у неё очень редкий генетический код. Я расширил параметры поиска доноров, чтобы охватить весь флот, но, боюсь, практически безрезультатно. Согласно записям, единственным подходящим донором был погибший на Хоте пилот Повстанцев, но от него не осталось ни замороженной крови, ни плазмы.
Мадин хотел было уже отключить комлинк, услышав всё, что ему нужно было знать, и мысленно проговаривал нужные фразы, чтобы поскорее отписаться... как внезапно замер:
— Хот... пилот?
— Да, сэр. Полагаю, довольно известный пилот — коммандер Люк Скайуокер.
Небрежно брошенное замечание, едва не проскочило незаметно для Мадина — пока не прозвучало это имя. И вот тут он насторожился:
— У вас есть ДНК-код Скайуокера?
— Нет, генерал, только отметка в его закрытой медицинской карте с указанием о редкой группе крови. Я полагаю, что более подробная информация была засекречена Мон Мотмой после смерти коммандера Скайуокера.
Нет... оставь это... к чему вообще этот вопрос…
— Есть ли у вас полная генетическая карта Леи Органы?
— Конечно, сэр.
Мадин долго размышлял, то отвергая этот факт как чистое совпадение, то удивляясь невероятной случайности.
— И других возможных доноров нет?
— Нет, сэр. Как я уже сказал, это уникальная генетическая группа. В настоящее время мы пытаемся изменить свойства искусственного заменителя, но пока безуспешно.
— Каковы её шансы без переливания?
— Как я уже говорил, они превосходны, генерал, немного задержатся сроки её выздоровления, но и только.
Мадин отключил связь, не желая слишком долго держать её открытой, пока "Оса" находится в реальном пространстве. На задворках мыслей скреблось что-то тревожное, раздражая и нервируя его, но это было настолько парадоксально, что не хотелось даже думать об этом.
В своём ежемесячном обзоре начальник разведки Альянса Теж Масса вновь сообщила, что очередная проверка не выявила шпиона в их среде. И снова, исходя из имеющихся экстраполяций, Масса предположила, что шпион имеет доступ к информации очень высокого уровня секретности, вероятнее всего, на уровне командования...
Нет, это всё нервы, всё ещё взвинченные после миссии.
Он вздохнул, протёр глаза, провёл ладонью по лицу... В попытке разобраться с фактами задумчиво теребя бороду Мадин уставился в тёмную пустоту космоса утыканную далёкими звёздами...
Мысль была настолько нелепа, что её следовало немедленно отмести, хотя бы только по карьерным соображениям: нельзя бросаться грязью в Главу Альянса повстанцев — это политическое самоубийство. Но где-то на задворках сознания Мадина эта продолжала маячить, требуя внимания, потому что вопреки всем его стараниям игнорировать её, некое семя сомнения она всё же посеяла. В конце концов он сдался, сказав себе, что, чтобы двигаться дальше, ему нужно привести мысли в порядок, и есть простой способ это сделать.
Ему нужно было поговорить с кем-то на борту "Дома-Один", кому он мог безоговорочно доверять, с человеком, который всегда сохранял абсолютный нейтралитет — её положение требовало как минимум этого.
По защищённому каналу Мадин связался с Массой. Ответила она мгновенно, напряжение читалось даже через маленький голопроектор:
— Сэр. Как я понимаю, всё прошло успешно... Император у вас? Он жив?
— Он у нас, Теж. Останется ли он цел — это другой вопрос.
— Сэр, позвольте мне почтительно напомнить, что у Вас нет полномочий принимать подобные решения, пока,.. — нахмурилась Масса.
Мадин перебил её, не желая это слушать:
— Мне нужно, чтобы Вы получили для меня доступ к досье,.. — он прервался, — всё сказанное нами сейчас следует считать секретным. Запись об этом разговоре должна быть удалена из архивов, вам понятно?
Поджав губы Масса остановилась:
— Да, сэр, я поняла.
— У Вас есть полная копия досье Императора за время, проведенное им в Альянсе?
— Да, сэр, оно хранится в секретном архиве разведки.
— Кроме того, на "Доме-Один" в особо секретном архиве медицинской службы хранится образец крови. Мне надо, чтобы Вы получили медицинскую карту Скайуокера и сверили его ДНК с образцом крови... а затем попросили лечащего Лею Органу дроида 2-1B провести сравнительное исследование.
Масса нахмурилась:
— С Императором? Зачем, сэр?
— Масса, мне нужно, что бы Вы выполнили приказ. Не допустите, что бы об этом стало известно кому-либо ещё, особенно Органе.
Масса засомневалась, явно обеспокоенная столь серьёзным нарушением протокола:
— Сэр, я не вправе скрывать информацию от Главы Альянса.
Мадин помедлил, но он был уверен, что может доверять Массе. Она служила в спецназе задолго до того, как перешла в разведку, и она всегда видела картину в целом.
— Она может не,.. — оборвался он, не сомневаясь уже, что шеф разведки всё поняла, — это нужно сделать, Масса. Это нужно сделать тихо, и это нужно сделать сейчас.
На "Доме-Один" Теж Масса хмуро посмотрела на голограмму Мадина. Если он пытается установить какую-то связь между Руководителем и... конечно, нет... Император знал бы — разве он не знает уже? Но сейчас Мадин получил к нему доступ. Он уже что-то узнал?
Почувствовав на себе взгляд Мадина, она поджав губы кивнула:
— Я прослежу за этим, сэр. Как мне связаться с Вами?
— Мы ещё час остаёмся на этой позиции и будем доступны. Затем мы снова прыгнем, и тогда уже мне придется связываться с Вами. Постарайтесь успеть до этого.
— Конечно, сэр, — Теж отключилась, сильно встревоженная таким непредвиденным поворотом, понимая, что все её обычные каналы связи оборваны. Как бы то ни было, всё, что она могла делать — это следовать действующим приказам и реагировать на поступающую информацию, как и все остальные не зная конечного итога.
* * *
— Да, шеф Масса? — дроид 2-1B повернулся к ней, когда она вошла во приёмную медицинского отсека. Испытывая сильное беспокойство по целому ряду причин, она огляделась прежде чем продолжить.
— Мне нужно, что бы вы кое-что проверили для меня. На этом чипе имеется медицинская карта с анализом ДНК, соответствующим образцу особой секретности из медицинских архивов, — Теж предпочла не называть имя с разблокированной карты, зная, что оно будет записано только по идентификационному коду, — это конфиденциальная информация — обращайтесь с ней соответствующим образом. Я бы хотела сравнить его с ДНК руководителя Органы. Это секретный приказ класса "А" — ни с кем не обсуждайте его. Я хочу получить результаты как можно скорее.
— Конечно, мэм. Однако, я смогу выполнить приказ только в присутствии члена Совета Альянса. В противном случае, я не получу доступ к засекреченному образцу.
— Я подожду.
— Спасибо, мэм. Могу я спросить, на кого оформлена медицинская карта?
— Это секретно, — просто сказала Тег, — я была бы признательна, если бы вы начали сейчас же.
— Конечно. Вы можете подождать снаружи, если…
— Нет, я подожду здесь, — жёстко сказала Тэж, — продолжайте, пожалуйста.
Дроид повернулся, начиная работу, а Теж отступила подальше к стене, не в состоянии избавиться от смеси тревоги, вины и нервозности, омрачающей её действия.
* * *
Люк медленно очнулся, разум цепенел от тяжёлой тишины, делавшей его безмолвным и вялым, прислушивающимся к собственному дыханию. Когда зрение постепенно прояснилось, он разглядел грубо оштукатуренную стену в нескольких дюймах от своего лица.
Он почувствовал, что замёрз — холодный твёрдый пол давил ему бок. Шея затекла от неудобного положения, в котором он лежал. Снова вернулась тупая боль в правом плече, так и не прошедшая с того покушения и всегда использовавшая любую возможность, чтобы напомнить о себе. Постепенно приходя в себя, он всё больше ощущал специфическую пустоту, гасившую звуки, омертвляющую всё вокруг до знакомой глухой тяжести.
От узнавания ситуации у Люка заколотилось сердце, и он попятился, с трудом из-за связанных рук и ног пытаясь подняться. В эту первую страшную секунду воспоминания смешались с реальностью, он снова стал двадцатидвухлетним, запертым в яркой белой камере под Императорским дворцом, ожидающим, когда войдет Палпатин. Мгновения багровыми пятнами проносились сквозь его, порождённые привычкой к темнице, мысли. Белый, обжигающий глаза, актинический свет, палящий плоть раскалённым воздухом... дикая ярость и мстительный гнев... резкие, пронзающие и рассекающие импульсы Силы, уходящие сквозь него в землю... сырая мощь такой интенсивности, что мышцы свело судорогой, а дыхание перехватило... Нет времени, нет сознания... только муки, настолько безмерные, что всё остальное испепелено... и двенадцать Алых гвардейцев.
Мгновение оборвалось от сильного удара плечом о стену. Задыхаясь, тяжело хватая воздух грудью он замер...
И пока он дико таращился, его разум медленно, очень медленно фиксировал, что стена камеры перед ним не ослепительно белая, а тускло-серая пермакритовая. Она не была оштукатурена и отполирована до блеска, а состояла из голых блоков, царапавших его руку через тонкую ткань, когда он прижимался к ним. На стыках были хорошо видимы грубо скреплённые угловатые края. Пол был такого же серого цвета, шероховатый, с выбоинами, с какими-то минеральными вкраплениями в наполнителе.
Всё ещё тяжело дыша, он огляделся, и недавние воспоминания нахлынули на него с ужасающей ясностью. Здесь не было Палпатина, не было Алых гвардейцев с дубинками и силовыми пиками... но всё было так же плохо.
Из огня да в полымя.
Он взглянул на старый, поношенный серый лётный костюм, в который был одет, на босые ноги, на руки, пульсировавшие болью от чрезмерно затянутых наручников, машинально потянулся к ним Силой, чтобы втянуть энергию и сломать их... и замер с расширенными глазами, не дыша.
Не было ничего: ни ощущения контакта, ни прилива осознания, ни расширения восприятия, ни всплеска способностей. Никакой Силы. Ничего. Адреналин, опалив горло, огнём хлынул в кровь, когда он вспомнил встречу с Леей, непроницаемую пустоту, которая окружала его и Мару... Мара!
Люк повернулся, шею и плечи скрутило резкой болью, но, не считая его, камера была пуста.
С таким же успехом они могли держать её рядом, в другой камере. Им не было нужды помещать её в подобную капсулу с двойной оболочкой, предназначенную для содержания джедаев. Никто не знал о способностях Мары.
Она может быть поблизости, раненая или без сознания…
Не дай ей пострадать. Он молился и обещал всё всему, во что когда-либо верил, только чтобы уберечь и защитить её. В течение долгих секунд он оставался парализованным страхом, не в силах забыть этот единственный, ужасающий факт, думая не о себе, а о ней. На протяжении бесконечно тянувшихся секунд он стоял парализованный страхом, не в силах переступить через этот единственный, ужасающий факт, думая не о себе, а о ней. Он мог справиться с этим, или он мог закопаться внутрь и позволить этому захлестнуть себя, как неоднократно это было с Палпатином... но если они причинят ей боль, если они хотя бы пригрозят...
Постепенно он успокаивался, отгоняя собственные негативные мысли: она могла выбраться — и наверняка выбралась. Он просил её, уговаривал, приказывал, выгадывал для неё время, зная, что если они разделятся, люди Мадина сосредоточатся на нём. Сейчас она должна быть свободна. У них был хороший шанс. Он видел её на узких перекладинах трапа. Он помнил это. Наверное, она успела уйти?
Дыхание медленно успокаивалось, пока он вновь и вновь прокручивал в голове последние секунды, которые он помнил: он отошёл, привлекая их внимание; открылся, показывая себя в расчёте, что они последуют за ним и проигнорируют Мару... и он вспомнил звук канонерки в верхнем отсеке — взлетела ли она? Он вспомнил, как менялся звук двигателей, вспышки... если она взлетела, то, несомненно, с Марой на борту.
Но прежде, чем он смог убедиться в этом, он потерял сознание. И, вопреки своей решимости, Люк изнывал от страха, что Мадин приволочёт её в камеру и приставит пистолет к её голове, потому что если он это сделает... если он сделает это... Люк отдаст всё, чтобы выкупить её жизнь. Это факт, не правда ли? Это работало у Палпатина, и это будет работать здесь и сейчас. Разве не он признался Лее, что кем бы он ни был, он всё ещё тот человек, который не оставил своих друзей умирать на Беспине. Он отдал бы что угодно... всё, чтобы спасти её жизнь. Её, и...
Позади него с давно привычным щелчком и шумом выравнивающегося давления открылась дверь, заставив Люка обернуться. Прежде чем окружённый шестью боевиками Мадин вошел в камеру, хлынувший внутрь воздух на мгновение сдавил барабанные перепонки Люка, и он отстранённо отметил несовершенство установленной здесь вакуумной системы.
Несколько секунд Мадин стоял и смотрел, как Люк неуклюже поднимается, потом убрал бластер в набедренную кобуру и шагнул ближе.
— Ваше превосходительство, — неспешно растянул он, одновременно со смаком и издёвкой.
— Крикс Мадин, — перед этим насмешливым лицом Люк сконцентрировался, хотя бы для того, чтобы лишить своего тюремщика удовольствия видеть свои слабости. Он бегло оглядел Мадина с ног до головы, задержав пристальный изучающий взгляд на лице мужчины, — ты постарел.
— Зрелость, — сказал Мадин в ответ, — это то, что тебе никогда не понравится.
— Я бы сказал, что у меня уже есть преимущество перед тобой, — холодно ответил Люк, — у меня нет склонности по личной прихоти подрывать попытки моего же руководителя установить мир в Галактике.
— Нет... ты просто обезглавил своего лидера, когда он встал у тебя на пути, — мрачно усмехнулся Мадин, — ой, прости... Это была внезапная смерть после тяжёлой непродолжительной болезни, не так ли?
— Всё верно. Нужно быть осторожным. Этот недуг поражает внезапно, когда ты ожидаешь этого меньше всего.
Мадин слегка небрежно кивнул, не спеша изучая своего пленника. Сейчас, вблизи, Скайуокер всё ещё казался Мадину молодым, несмотря на глубокий шрам, пересекающий правую сторону лица от брови до челюсти. У него было всё то же открытое, непринужденное выражение, загорелая, здоровая кожа... но его глаза... его глаза выдавали правду.
— Думаю, ты доставишь мне неприятности, — жестко заявил Мадин. Не отводя взгляд Люк промолчал, сознательно провоцируя человека, но не желая пока отступать.
Не услышав ответа, Мадин подошёл ближе и уточнил:
— Ты?
— Вроде как именно у тебя в руках бластер, — спокойно заметил Люк. Почему-то это казалось... правильным, что он снова оказался в такой ситуации: один противостоит противнику, у которого есть преимущество, и у которого, как он знает, единственная цель — сделать его жизнь как можно более неприятной. Который, очевидно, получал огромное удовольствие, стараясь надавить, чтобы увидеть, когда Люк сломается. В этом был даже какой-то странный знакомый комфорт.
Мадин прищурился, позабавленный замечанием Люка:
— Так и есть, и это разве не портит тебе настроение?
Люк опять промолчал, заставив Мадина усмехнуться:
— Не нравлюсь я тебе, да? Ты считаешь меня предателем твоей дражайшей Империи.
— Я думаю, тебе не стоит проецировать на других свою собственную нечистую совесть, Мадин, — ответил Люк, оставаясь при своем мнении, — Мы все совершаем сомнительные поступки, даже если считаем, что делаем их из лучших побуждений. Научись жить с этим. На самом деле, мне плевать на тебя лично. Но мне не нравится то, что ты делаешь... с Альянсом.
— Правда? — хмыкнул Мадин, — почему-то не думаю, что мне нравится то, что ты делаешь с Империей.
— Полагаю, у тебя уже не осталось права голоса, Мадин, — категорично заявил Люк.
Мадин слегка отступил, с пониманием посмотрев на него:
— Я бы сказал то же самое о тебе в отношении Альянса, если исключить то, что ты делаешь, не так ли? На самом деле, у тебя не только есть голос, я думаю, у тебя есть личный интерес... я прав?
Люк чуть нахмурился, недопонимая к чему клонит его похититель. Это было заметно. Прослушивал ли он комнату, которой пользовались Люк и Лея?
Мадин наклонился, его слова были рассчитаны только на Люка:
— Видишь ли, я знаю о Лее Органе.
Лицо Люка застыло маской, реакция не проявилась ни в его мимике, ни в ровном, пренебрежительном голосе:
— Предполагаю, что да, поскольку именно так ты до меня и добрался.
Мадин слегка покачал головой, на его губах и в голосе появилась жёсткая усмешка:
— Нет, я всё знаю.
Люк слегка нахмурился: неужели? Смог ли он узнать, что Люк планировал? Нет. Если бы он знал, то и Лея должна была бы знать, и это стало бы первым пунктом её повестки на встрече. Более того, она, вероятно, никогда бы не согласилась на эту третью встречу, понимая, что если Люк не сможет добиться нужной ему сделки, он использует их встречи, чтобы расколоть Альянс. Нет, она не знала... Прерывая его мысли промелькнуло сомнение: или именно поэтому она сдала его Мадину? Нет, он бы понял — он бы сразу это почувствовал.
Прекрати сомневаться в себе.
Мадин не сводил с него глаз. Люк, чуть приподняв подбородок, сказал ровным голосом:
— Ты явно хочешь увидеть какую-то реакцию на это, но, боюсь, ты её не получишь — я не знаю, о чём ты говоришь.
— Неужели? — сказал Мадин, раздражаясь всё сильнее и сильнее из-за очевидного спокойствия своего пленника, — видишь ли, в чём дело: я нашёл несколько любопытных фактов. Но давай убедимся в них, чтобы всё стало окончательно ясно.
Пока говорил, Мадин жестом подозвал одного из охранников. Мужчина передал свою бластерную винтовку товарищу, а затем подошёл, доставая из кармана небольшую прозрачную коробку. Он вынул из неё небольшой шприц для проб и потянулся к фиксаторам на запястьях Люка, поднимая его руки. Не понимая в чём дело, Люк, глядя на Мадина, позволил перевернуть свою правую руку. Охранник прижал к коже короткий прозрачный пузырёк, а затем нажал на другой конец. Игла прошла сквозь стерильную защиту и вошла в плоть ладони под большим пальцем.
Мужчина нахмурился и снова нажал на шприц, заставив Люка чуть дернуться, а морщины у его глаз на секунду появиться чуть резче.
— У него не идёт кровь! — в голосе солдата засквозила заразительная нервозность, и остальные боевики неуверенно переглянулись.
Мадин был менее впечатлителен.
— О, он кровоточит, — заявил он, глядя на Люка, с очевидной неприкрытой угрозой:
— Ваш Император Ситхов из такой же плоти и крови, как и мы все, — наклонив голову он повернулся к охраннику и сардонически добавил, — может быть, вы осмелитесь попробовать другую руку? Эта — протез.
Мужчина отпустил руку Люка, проклиная собственные нервы. Кто-то из них рассмеялся, снимая собственное нервное напряжение:
— Ну что, Тинель, дрожишь?
Ничего не сказав, Люк позволил мужчине поднять вторую руку, лишь теперь, когда узнал имя, мельком глянув на его лицо. Люк понимал, что их глубоко укоренившиеся предубеждения могут оказаться полезными... или помешать — время покажет.
Мужчина ткнул колючим шприцем для проб в левую ладонь, короткая широкая игла вонзилась, быстро заполнив кровью небольшую камеру.
Мадин стоял рядом, пытаясь давить своим близким присутствием, взял образец, показал его Люку:
— Так-так... У ситхов кровь течёт так же, как и у всех остальных — это разве не интересно.
Он повернулся, отдав образец Тинелю, который тут же вернулся на место, стремясь убраться подальше.
— Уверен, это прояснит некоторые вещи... и мы с радостью распространим информацию по Голонету. Может быть, ты перестанешь казаться таким всемогущим, когда у тебя появится прошлое, как у всех нас.
Люк встретил застывшую улыбку Мадина своей собственной:
— Здесь нет ответов, Мадин. Только ещё больше вопросов.
— О, у меня уже есть все ответы, Ваше Превосходительство, — кривя губы заверил он, — это для всеобщего блага. Ничто так не развеивает все эти противоречивые, передаваемые шепотом слухи, как холодная правда.
— Серьёзно? — сухо спросил Люк, — тогда скажи мне, где я родился. Скажи мне это, и я поверю тебе.
С насмешливой улыбкой в глазах Мадин покачал головой, словно думал, что Люк пытается его подловить. И он наклонился достаточно близко, чтобы прошептать... настолько близко, что даже без Силы Люк мог попытаться свернуть ему шею, или ударом локтя раздробить Мадину нос и вогнать в череп носовую перегородку, мгновенно убив его... но он не мог устоять; он просто не мог побороть искушение услышать...
— ..., — тихо прошептал Мадин, по какой-то причине желавший, чтобы это слово осталось только между ними. А затем откинулся назад, блеснув всезнающим, самодовольным взглядом.
Потом он повернулся и вышел из маленькой камеры. Шестеро охранников последовали за ним, отступая из комнаты с бластерами наизготовку. С герметичным шипением захлопнулась дверь... и Люк, слегка нахмурившись, снова застыл, пристально глядя несовпадающими глазами сквозь дальнюю стену, точно так же, как это было до разговора с Мадином...
Почему он сказал "Альдераан"?
Глава 34
Лея постепенно приходила в себя, не понимая, что происходит. Она прислушалась к собственному дыханию, и когда зрение медленно прояснилось, обнаружила, что смотрит на обычные, полуосвещенные плитки потолка медотсека... и лицо.
— Привет, милая. Как голова? Прошла? — заботливо спросил Хан, его размытое лицо медленно обретало фокус.
— Э,.. — это было всё, что в этот момент Лея смогла из себя выдавить. Она часто заморгала, пустота за её глазами пульсировала в такт с биением сердца, — что случилось?
— Прямо перед тем, как "Оса" ушла в гипер, она схлопотала скользящее попадание от имперского фрегата. Большая часть повреждений пришлась на главный мостик. Похоже, ты была там и решила поймать макушкой падающую балку. Руке тоже досталось, но сейчас ты в порядке.
— Подожди... в нас попали?
Хан кивнул:
— У вас щиты отключились.
Лея села рывком и была вознаграждена за это резкой болью, как будто ей по затылку кто-то врезал дубинкой, так, что она аж вздрогнула.
Хан наклонился к ней:
— Эй, полегче, милая. Тебя не было целый день, знаешь ли. Тебе следует...
— Хан, это была я!
— ...что?
— Это была я — я отключила щиты на "Осе".
— Нет, имперский фрегат сбил…
— Послушай меня! Это была я, я опустила щиты... Не смотри на меня так! — последнее она добавила, потому что он смотрел на неё своим фирменным взглядом: "Ладно, я тебя побалую, потому что ты явно всё ещё не в себе".
Оно не поменялось, когда он всё-таки сказал:
— Эй, в свою защиту должен заметить, что у тебя сотрясение мозга.
— Это не значит..., — она осеклась, хватая Хана за руку, — Люк! Что случилось с Люком?
Хан скривил губы, и это всё, что хотела знать Лея? Она рухнула на кровать, почувствовав, что всё было бесполезно.
— Нет... Я это сделала, чтобы помочь его спасти. Там была канонерка, пытавшаяся попасть на "Осу" и забрать его. А я отключила щиты, чтобы она смогла войти в отсек.
— Погоди, так ты пыталась вытащить Люка? Поправь меня, если я ошибаюсь, но в последний раз, когда мы говорили — ругались — ты поддерживала план Мадина по его поимке и убеждала меня, что это правильно. Общая картина и всё такое.
Лея закрыла лицо мучительно задрожавшими руками:
— Это ужасно... где он сейчас?
— Давай только уточним насчёт Люка, — сказал Хан, — потому что я не знаю, обнимать тебя, потому что ты наконец-то образумилась, или обнимать тебя, потому что у тебя сотрясение мозга и ты ничего не понимаешь.
Лея качала головой, закрыв руками лицо:
— Хан, я знаю... Я знаю, что он — Люк. Люк Скайуокер. Теперь я это знаю. Кем бы он ни был, он оставался Люком Скайуокером. Я просто... я слушала слишком многих людей, только не тех, кого надо.
Она резко убрала руки:
— Где он?
Хан сидел не двигаясь. Он был похож на человека, который не знает, что делать. У него не было ответа на эту ситуацию. Он медленно, протяжно вздохнул и лишь спустя несколько секунд поднял, наконец, голову:
— Разве сейчас не самый неуместный момент, чтобы сказать, что это неудачное время, чтобы это понять?
— Где он?
— Он у Мадина, — наконец тихо сказал Хан.
Лея обвела взглядом большой, хорошо оборудованный медицинский отсек:
— Где я? Это не "Зефир".
— Ты на "Доме Один". Я же говорил, что ты целый день была в отключке.
— Где Мадин?
— Всё ещё на "Осе", со своим спецназом... и Люком. Он на связи через Голонет.
Лея нахмурилась:
— Почему он не с флотом?
— Потому что никто, кроме тебя, не мог отдать ему такой приказ.
Не обращая внимания на шум в голове, Лея откинула одеяло и свесила ноги с кровати:
— Мне нужен комлинк.
Тихий стук в дверь остановил её:
— Да?
Вошедшая Теж Масса выглядела спокойно ровно настолько, насколько это вообще возможно для человека, явно находящегося на грани срыва.
— Лея, ты очнулась. Подумай,.. — она прервалась, беря себя в руки, — Я рада видеть, что Вы в порядке, мэм. Мы волновались за Вас всё это время.
— Я в порядке… что происходит с Мадином?
Теж сильнее нахмурилась:
— В данный момент он на связи по Голонету. В ближайшее время должно начаться заседание Совета, чтобы решить, что...
— Заседание Совета? Почему мне не сообщили?
— Ты была без сознания, милая, — сказал Хан.
— Мы пытались отложить его последние двенадцать часов, — добавила Теж, — но генерал Мадин и его сторонники настаивают на том, что бы мы собрались и одобрили дальнейшие действия в отношении Императора.
— Одобрили?
Теж понизила голос:
— Генерал настаивает на запуске какой-то вирусной рассылки в Голонете. Он и его сторонники хотят взять на себя ответственность и...
— Подожди, но мы ведь уже согласовали план действий, и Мадин это знает.
Теж нахмурилась:
— Какой курс?
— Суд — император должен предстать перед судом.
Теж мельком глянула на Хана:
— Сейчас они добиваются не этого, мэм.
Лея побледнела:
— Теж... что если Мадин совершил ошибку? Что если мы действительно можем доверять Императору? Я думаю, он серьезно относился к переговорам.
Несколько напряженных, томительных секунд Теж смотрела на Лею…
— Мэм... есть ли основания для такого изменения точки зрения?
— Основания? — нахмурилась Лея, — всего лишь... всё, что он сказал, и всё, чего он не говорил. Всё, что мы обсуждали во время наших трёх встреч... всё это просто сложилось вместе и... я не знаю, обрело смысл. Теж, я думаю, что он — Люк Скайуокер, тот Люк Скайуокер, который был здесь. Я думаю, это Император! Я не говорю, что абсолютно ему доверяю, я не говорю, что мы слепо бросимся на помощь ему, но стоило ли тогда вообще давать шанс переговорам?
Теж пристально смотрела, выдерживая длительную паузу как будто ожидая продолжения. Не дождавшись его от Леи, она попыталась вновь:
— Нет никакой иной причины... ничего более... конкретного, на чём Вы, возможно, основываете своё доверие?
— Конкретное? Например, что — предложение?
— Нет. Конкретное, наверное, не совсем верное слово... более... основательное, пожалуй, более материальное. Причина считать, что у Вас есть какая-то связь с Императором?
Лея замешкалась, и Теж попыталась снова:
— Это будет одна из самых важных встреч под Вашим руководством, мэм, и мне бы не хотелось идти на неё без всех доступных фактов. Правда имеет привычку всплывать на поверхность, когда вы меньше всего этого ожидаете, а что-то неправильное(1), появившись в неподходящее время, может нанести непоправимый ущерб.
— Я не,.. — Лея потёрла лоб, у неё в голове стучало.
Хан наклонился к ней, мягко сказав:
— Слушай, может быть, тебе стоит пропустить это заседание.
— Нет! Я не могу. Я не позволю Мадину и его приспешникам протащить что-либо, только потому, что меня там нет.
— И что именно ты собираешься делать? — с сомнением спросил Хан, — Потому что, поверь мне, милая, если ты сейчас пойдёшь туда и начнёшь говорить, что мы все не правы, и Император не только бывший пилот Повстанцев, но и пытался начать мирные переговоры с теми парнями, что несколько лет назад попробовали его взорвать, они решат, что удар по твоей голове был, наверное, чуточку сильнее, чем они думали. Поверь мне, я знаю — это не самая удачная позиция здесь. Будешь петь ему дифирамбы — будешь делать это в одиночку.
— Хан, нам всё равно нужно рассматривать картину целиком, — сказала Лея, понимая, что это не то, что он хотел услышать, — да, я знаю, что Император — Люк, но факт остается фактом: он — Император, и эту должность он получил, служа Палпатину.
— То есть ты на полном серьёзе говоришь, что всё ещё не веришь ему?
— Я говорю... Я не знаю, что я говорю! — вздохнула Лея, — я говорю, что допускаю возможность того, что всё не так, как кажется. Но мне также приходится считаться с общей картиной. Хан... это должно быть моим главным интересом. Я должна делать то, что лучше для Альянса. И даже в этом случае я должна позволить демократии следовать собственным курсом. Может быть, это будет не тот путь, которого хочу лично я, но я всё равно обязана довести дело до конца.
— Мэм, — серьёзно сказала Теж, — сейчас не время для этого. Совет соберётся меньше чем через час. Мадин делает всё возможное, чтобы заручиться как можно более широкой поддержкой и добиться решительных действий. Действий больше подходящих военной хунте, чем будущей демократии.
Лея покачала головой, не обращая внимания на пульсирующую боль:
— У нас не будет никаких импровизированных казней. Мы не такие.
— Я настоятельно рекомендую Вам придерживаться умеренной линии до тех пор, пока мы не разберёмся в ситуации. Выиграйте время и укрепите позицию Совета и свою собственную поддержку.
— А Люк? — спросил Хэн, — Мадин готовит там самосуд(2), если вы не заметили.
Теж не сводила глаз с Леи:
— Если Вы слишком решительно будете защищать Императора, то это может ещё сильнее поляризовать обстановку и подтолкнуть людей к Мадину. Самое главное сейчас — постараться при первой же возможности и любыми средствами доставить Императора на "Дом-Один", а значит, под Ваш и Совета надзор. Вам нужно быстро и решительно взять ситуацию под контроль, иначе она очень легко может выйти из-под Вашего влияния. Вы должны быть голосом разума, голосом равновесия и единства. Совет уважает Вас, они прислушаются к Вам.
Лея закусила губу, усиленно размышляя:
— Настаивая на немедленных действиях, Мадин занял жёсткую позицию, и он это знает. Мы боремся за справедливую демократию, а он пытается отвлечь нас от этого. По сути, он предлагает Совету отказаться от всего, чего мы добиваемся.
Теж кивнула:
— Если Вы хотите настоять на суде, то я, конечно же, поддержу Вас. И насколько мне известно, больше половины членов Совета без особых уговоров сделают то же самое. Меня беспокоит, что, вопреки Вашей с Мадином договорённости о суде, он передумал. И у него было время, чтобы подготовить аргументы против.
— Давайте посмотрим, что он придумал, — сказала Лея, не в силах сдержать нотки беспокойства в голосе.
* * *
— Он предстанет перед судом,.. — соглашаясь с Леей, кивнул генерал Риекан. Он окинул взглядом серьёзные лица членов Совета Альянса, сидевших вокруг широкого круглого стола в зале оперативного управления. За исключением Мадина, разумеется, — он оставался на "Осе", подключившись по каналу Голонета.
И прямо сейчас Лея с неприятным чувством ощутила на себе его взгляд, как и на протяжении большей части этой встречи. Всё ещё перебинтованная и травмированная, она не чувствовала себя достаточно готовой к десятираундовому бою с Советом в целом и Мадином в частности.
— Я спрашиваю, по каким законам его будут судить, сэр? — покачивая головой, спросила давний сторонник Мадина коммандер(3) Одиг. Она вновь обернулась к стоявшему на шаг позади неё блестящему чёрному дроиду — запрограммированному для исполнения функций юридического консультанта протокольнику, — которого, так уж сегодня случилось, привела Одиг — язвительно подумала Лея.
— Эль-Ди? — спросила Одиг.
— Ни один закон, имперский или республиканский, не позволяет вызвать в суд действующего главу государства, коммандер(4), — авторитетным тоном сообщил юридический дроид, — вы не можете предъявить обвинение или подать в суд на действующего члена Правительства.
— Мы можем объявить ему импичмент, — сказала Лея(5).
— Я уже проверила эту возможность, — ответила Один, — в Империи нет юридических оснований для импичмента действующему главе государства. Более того, в Акте о верховенстве есть положения, прямо препятствующие этому. Судебное преследование — это явно не то решение.
Мадин и его сторонники утверждали, что привлечь Императора к суду просто невозможно. Они придерживались именно такой линии, и Лея должна была признать, что это было умно. Палпатин весьма тщательно позаботился об этом.
Дроид встал, разъясняя Совету:
— Если вы объявляете импичмент Императору, с юридической точки зрения вы фактически отвергаете Империю как таковую, и только собственный законодательный орган Империи уполномочен это делать. Основным законодательным органом Империи является Двор, а Акт о верховенстве, принятый при основании Империи и вступлении Палпатина в должность Императора, гласит,.. — Эль-Ди сделал паузу, показывая, что он цитирует закон дословно, — "...вновь учрежденный Имперский Двор будет нести ответственность за подготовку, соблюдение и исполнение всех норм, относящихся к законно признанной Имперской конституции. Самостоятельно разработанные или принятые вышеуказанным Двором, в рамках его полномочий, новые законодательные акты всегда будут оставаться условными вплоть до введения их в действие Императором. Любые законы без ограничений могут быть рассмотрены, приняты или отменены по личному указанию Его Превосходительства."
— Значит, мы не можем объявить ему импичмент без его позволения? — сухо спросила Лея.
Ещё один ярый сторонник Мадина — генерал Галл так же обратился к дроиду, нечаянно показав, что это было заранее подготовленное выступление.
— О, это уже что-то... Эль-Ди?
— Гипотетически(6), в рамках конституционного права импичмент Императора возможен. Подобное допущение исключает любую попытку отклонить существующий закон по причине "необоснованного ограничения". Однако, для этого необходимо обратиться с прошением к Имперскому Двору, в ведении которого находятся данные вопросы, и каким-то образом убедить его выступить с законодательной инициативой о порядке импичмента их собственного Императора. Затем эта законодательная инициатива должна быть единогласно принята на правомочных заседаниях Двора и Королевских Домов, после чего она будет признана в качестве легитимного законопроекта. В теории этот, одобренный Двором, законопроект может быть представлен Императору на официальном заседании Двора, где они могут просить его утвердить этот законопроект в качестве Закона, который дал бы им право подвергнуть Императора импичменту. Подобный законопроект может быть представлен на рассмотрение Императора не более трёх раз. Причем Император не обязан принимать его в каком-либо виде и имеет полное право все три раза изменять или отклонять его. Однако, если законопроект всё же будет утвержден Императором, то его положения станут юридически обязательными. Двор будет обязан включить этот маловероятный Закон в правовую систему и без каких-либо изменений внести его положения в Конституцию. И только в этом случае его можно будет легитимно использовать как правовую норму и применять против Императора.
— К тому моменту он, наверное, уже умрёт от старости, да и мы все вместе с ним? — сухо сказал генерал Котта. Несмотря на его тон, Лея знала, что может доверять Котте в его умеренных взглядах.
Впервые Лея осознала, что делает мысленные пометки о том, на чью поддержку она может рассчитывать — в её сознании Совет разделился на два лагеря.
Дроид-юрист продолжал тем же неумолимом тоном:
— Я бы также указал на обоснованный Конституцией аргумент, что даже при условии действия подобного закона законного права отстранить Императора от должности всё равно не существует. Согласно имперскому юридическому определению, изложенному в Акте о верховенстве, власть Императора "не подчиняется никакой другой власти". Далее, в нём говорится, что "никто не может ставить ему условия, принуждать его к выполнению какой-либо клятвы или привлекать его к ответственности во всё время его правления". Таким образом, суд над Императором, даже в соответствии с Имперским законодательством, будет превышением законных полномочий, определенных Актом о верховенстве. Это будет фактически противозаконно.
— Тогда мы найдём другой способ предать его суду, — твёрдо сказала Лея.
Адмирал Акбар выпрямился, посмотрев на Лею огромными стеклянными глазми:
— По законам Республики, может быть?
Юридический дроид наклонил голову:
— В Старой Республике действующего чиновника необходимо было отстранить от должности посредством вотума недоверия, прежде чем предъявлять ему обвинения в судебном порядке, адмирал. Для вынесения вотума недоверия требовался независимый законодательный орган — требовался Сенат. В настоящее время нет возможности законно провести вотум недоверия, потому что не существует юридически признанного Сената — он был упразднён и объявлен незаконным десять лет назад.
Коммандер Одиг покачала головой:
— Палпатин очень хорошо прикрыл себя — в имперском законодательстве нет исключений, которые позволили бы нам возбудить дело против его преемника, а республиканское законодательство не имеет прецедентов абсолютного правления. Привлечение Императора к суду — просто не вариант. Мы должны сделать более решительный выбор без суда.
— Решительный выбор, — повторила Лея, — не хотите ли Вы уточнить эту формулировку, коммандер?
— Я утверждаю, что нам не нужен суд, мэм, — решительно заявила Одиг, — мы все знаем правду.
— Что именно? — повысив голос резко спросил генерал Котта.
— Мы знаем о его виновности, генерал.
— Это не дает нам права приводить приговор в исполнение без суда, коммандер.
Лея мысленно записала Котту на свой счет как определенного умеренного и возненавидела себя за то, что была вынуждена мыслить в таких терминах.
— Прошу простить меня за то, что я кажусь обструкционисткой, — лицемерно сказала Одиг, — но я ссылаюсь на базовые правовые требования и нормы, на которые мог бы сослаться любой компетентный адвокат в любом суде на любой планете. Я пытаюсь удержать нас от поспешного решения провести неосуществимый судебный процесс, который, по сути, будет пустой тратой времени. Либо суд будет на законных основаниях прекращён, и мы окажемся в неприемлемом положении. Либо он состоится, и вынесет обвинительный приговор, что позволит нам привести его в исполнение, что мы в состоянии осуществить уже сейчас.
— Благодарим за Ваше мнение и очевидное усердие в столь тщательном исследовании этой возможности за весьма ограниченное время, имевшееся в вашем распоряжении, — сказала Лея, давая всем понять, что их пытаются подвести к заранее определённому решению, — однако факт остается фактом — мы несём моральную ответственность за то, что бы демократия развивалась в соответствии со своими принципами. Если, конечно, мы хотим остаться верными идеалам Альянса, за которые мы боремся. А её самая главная основа, её основополагающий принцип, заключается в том, что все разумные имеют право на правосудие.
— Даже тот, кто поставил себя выше закона? — спросила Одиг.
— Все разумные, — повторила Лея.
Голос генерала Мадина дребезжал из-за сильно сжатой и закодированной голосвязи, но не потерял своего огня:
— И правосудие, в данном случае, несомненно, заключается в том, чтобы подвергнуть Императора тому самому правосудию, которому он позволял процветать в своей Империи на протяжении трех десятилетий. Приговоры без суда, наказания без приговоров. Похоже, он не испытывает подобных колебаний, когда речь идет о жизнях повстанцев.
— Я не знала, что нынешний Император занимает трон так долго, генерал.
— Он поддерживал это задолго до того, как получил титул, мэм. Мы все это знаем.
— И мы все осуждаем это, генерал. И всеми своими жизнями мы боремся с этим. А сейчас Вы хотите, чтобы мы стали тем, что, как мы убеждены каждой клеточкой своего существа, в корне неверно?
— Мы знаем правду, мэм. Мы знаем, что честно и справедливо. Мы знаем, каким, несомненно, должен быть этот вердикт — как и каждый здравомыслящий разумный здесь. В свободной Галактике я бы очень хотел, чтобы Император предстал перед судом... но это ещё не свободная Галактика, мэм, и никогда не будет таковой, пока Император ещё дышит. При таких немыслимых правовых ограничениях единственным логичным ходом действий станет полный отказ от подобной пародии на правосудие и применение немедленных мер.
— Что Вы подразумеваете под немедленными мерами, генерал?
— Нам всем хорошо известны прошлые деяния Императора, мэм. Мы не сомневаемся в их достоверности и отлично представляем приговор, который, несомненно, будет вынесен по таким обвинениям согласно имперским законам. Всё, что остаётся — это исполнить его.
"Мы не сомневаемся... мы знаем правду... логичный ход действий,.." — продуманные, разящие слова, думала Лея. Мадин говорил так, будто решение уже принято, и они спорили лишь о том, как его выполнить. Она медленно кивнула:
— Я должна поздравить Вас с Вашей уверенностью, генерал Мадин. С Вашей уверенностью в собственных оценках. Однако я могу заверить Вас, что не все мы с такой холодной убеждённостью знаем, что следует делать. Не все мы так мало верим в правовую систему и так сильно доверяем нашей собственной исключительной способности её пересматривать.
— Император несёт прямую ответственность за убийство Мон Мотмы. Насколько мне известно, в имперских судах обвинение в убийстве карается смертной казнью.
Лея почувствовала, как посреди груди полыхнуло жаром. Когда она говорила, что он должен предстать перед судом, она даже не помышляла о возможности смертной казни. В ее понимании, должна быть осуждена и признана незаконной должность Императора, а не его личность. И вот она внезапно столкнулась с мрачной реальностью. И даже если бы она не поменяла свое мнение, она знала, что побледнела бы от этого.
Несмотря на то, что по имперским законам это было обычным делом, она, тем не менее, предполагала, что суд будет проходить по законам Старой Республики, где смертная казнь была давно отменена. В более милитаризированном Альянсе повстанцев были случаи, когда применялась смертная казнь — шпионов и информаторов допрашивали, а затем казнили, но и тогда только после официальных слушаний в Военном трибунале.
— По последним моим сведениям, даже по имперским законам смертная казнь за убийство присуждается по приговору суда, генерал, — уклонилась Лея, — Наше сегодняшнее заседание посвящено обсуждению возможности проведения судебного процесса, а не казни.
Теж привстала, заговорив:
— Я согласна с тем, что судебное разбирательство представляется наиболее рациональным и разумным ходом, но я согласна с коммандером Одигой в том, что поспешное проведение суда может оказаться пагубным. Для этого нужна прочная основа, которая не будет отвергнута в течение нескольких часов в любом авторитетном судебном органе. Обвиняемый в каком-либо преступлении может быть предан суду лишь единожды. И если мы ошибёмся с соблюдением процессуальных норм и даже с формулировкой предъявленного обвинения, дело будет закрыто. Нам требуется подготовка. Мы должны доставить Императора в охраняемое помещение на борту "Дома-Один" и доказать свою правоту.
Она возвращала тему к тому, чего им нужно добиться, поняла Лея. Сейчас, увидев рвение Мадина, она прекрасно поняла опасения Теж. Люк нужен им здесь, и им необходимо, чтобы все были привержены одному пути — правильному пути.
— Военное право, — предложил генерал(7) Риекан, — может быть, возможен военный трибунал?
— Военное законодательство распространяется на военнослужащих, — возразил генерал Мадин, отрицательно качая головой.
— Император — Верховный главнокомандующий.
— Но сам он не является военнослужащим, — решительно сказала Одиг, всегда готовая поддержать Мадина, — военное право просто не распространяется на него.
— Военное положение, — попыталась Лея, глядя на юридического дроида, — военное положение позволяет военным судить гражданских лиц. Каамасская конвенция допускает, что любой военный суд может привлечь неприятельских военнопленных к ответственности за военные преступления.
— Разве мы находимся в состоянии войны или ввели военное положение в Альянсе? — ханжески спросила Одиг, — может быть, мы официально объявили об этом?
— Мы — последний осколок Старой Республики, подвергшийся нападению незаконного режима, — возразила Лея, — в силу этого мы имеем право применять её законы, включая введение военного положения.
Оглянувшись на дроида-юрисконсульта Эль-Ди Лея увидела, что он, наклонившись, тихо переговаривается с коммандером Одигой.
Одиг кивнула разок, и выпрямившийся блестящий чёрный дроид повернулся к Лее:
— Как по республиканскому, так и по имперскому праву Император имеет право быть судимым lex terrae, то есть согласно законам, действующим в пределах того государства, к которому он принадлежит, а именно в соответствии с имперским правом(8). Согласно этому законодательству, на основании норм Акта о верховенстве Император остаётся "неподвластным никакому высшему закону". Впрочем, в условиях действующего военного положения эта норма предположительно может быть оспорена в соответствии с военным, а не общим правом(9). В рамках Военного трибунала судья и члены коллегии(10), являясь военнослужащими Альянса, будут вправе отклонить это и подобные положения общего права.
Краем глаза Лея заметила, как Теж Масса внезапно насторожилась, и поняла, что что-то не так. И убедилась в этом, когда Теж высказалась... против суда.
— Юрисдикция lex terrae по-прежнему будет в силе, то есть Император останется под защитой Акта о верховенстве.
— Не обязательно. Не в рамках трибунала, проходящего в условиях военного положения, — повторила Одиг, впервые произнеся что-то терпимое, — при этом не потребуется никакого иного состава коллегии, кроме группы действующих офицеров, утвержденной этим Советом. Кроме того, они могут обоснованно отклонить требование республиканского законодательства о необходимости вотума недоверия, а также согласиться на задержание Императора в соответствии с habeas corpus(11). Признание этих условий откроет перспективу для судебного процесса.
— Вы хотите сказать, что мы должны извратить закон, чтобы подогнать его под то, что нам нужно? — тревожно спросила Лея.
— Я говорю, что мы можем создать правовой прецедент, — твёрдо сказала Одиг.
— Путём контроля над судьёй и членами коллегии?
— Предоставив им полномочия, необходимые для применения закона исходя из прагматических соображений. Власть отклонять неуместные правовые нормы. Вам нужен реальный суд, мэм? Так мы получим его.
— Для подобного разбирательства коллегия Военного трибунала может быть сформирована из числа генералов приказом Командующего войсками Альянса, — сказал Эль-Ди, — такой Военный трибунал в целом соответствует законодательству той силы, которая его проводит, что в данном случае означает Конституцию Старой Республики.
— А высшая мера наказания(12) всё ещё в силе? — спросил Мадин у дроида.
— Высшая мера наказания, предусмотренная законами Старой Республики, не применялась уже более восьмисот лет. Однако, в военных судах, как и в гражданских, она не была упразднена законом, а скорее лишь не применялась. Существуют прецеденты, зафиксированные в действующей практике Альянса в отношении шпионов, впрочем, прямого отношения к данному делу они не имеют.
И вот опять, поняла Лея. Мадин не просто ищет способ сместить Императора и тем самым поразить Империю в самое её сердце... Он хочет устранить Люка окончательно. Свергнуть его с престола недостаточно. Он хочет его смерти.
— Так нельзя, — покачала головой Теж, обернувшись к Лее. И по выражению её лица Лея поняла, что, вопреки их общему согласию на судебное разбирательство, что-то идет до ужаса неправильно, — в лучшем случае мы будем хвататься за соломинки, вытаскивать старые, изжившие себя юридические нормы и сдувать с них пыль, пытаясь подкрепить необоснованные доводы. А в худшем, и уж точно в глазах девяти десятых Галактики, мы будем действовать вне закона, как они его понимают. И поверьте мне, господа, мы будем делать это на виду у всей Галактики.
Одиг повернулась к ней:
— Если всё, на что ты способна, это перечисление отрицательных...
— Я пытаюсь быть голосом разума, — стиснув зубы заявила Теж, — „то беспрецедентное событие. Вы действительно думаете, что у Империи найдется хоть какая-то причина замалчивать его? Мы, претендующие на высокие моральные принципы, опускаемся до похищения людей и измышления неконституционных, противоправных актов, чтобы оправдать свои действия?
Теж обратилась к Лее:
— Дайте мне немного времени, мэм. Дайте мне две недели, и я смогу предложить приемлемую, законно обоснованную альтернативу. А так это будет ни что иное, как пародия на правосудие(13), без законно признанного судьи или коллегии. Это будет срам на всю Галактику — неужели это то, чем мы хотим прославиться?
Лея ухватилась за предоставленный шанс:
— Я полагаю, что шеф Масса права, генерал Мадин, — это не в нашей компетенции. Вы столь часто справедливо беспокоитесь о том, что члены Совета вынуждены принимать решения без должной подготовки и обсуждения. Поэтому я не сомневаюсь, что вы станете первым, кто признает, что будет опрометчиво поспешно продвигать такой важный прецедент в подобных обстоятельствах. В связи с этим, я предлагаю Совету предоставить шефу Массе двухнедельный срок для дополнительного изучения правовых аспектов этого вопроса, после чего мы поставим его на голосование.
Было приятно хоть разок воспользоваться стандартной для Мадина тактикой проволочек против него самого. Ещё приятнее было наблюдать, как побагровело его лицо, когда он понял, что загнан в угол. Тем не менее, Лея говорила по-прежнему ровно, стараясь добиться большего:
Между тем, лучшим вариантом действий будет перемещение Императора в более безопасное место на борту "Дома-Один". Мы сможем собраться и обсудить всё снова, когда он будет надежно заключен здесь. Вы можете обозначить нам сроки?
Мадин вновь подтянулся, в голосе зазвучала сталь:
— Боюсь, сейчас это невозможно, мэм.
Риекан подался вперед:
— И почему же это?
— На борту "Осы" имеется специальное, хорошо укреплённое помещение — дубликат камеры, построенной специально для содержания ситхов. Я считаю, что наилучший вариант удержать его в заключении — оставить его здесь, на борту "Осы".
Лея отбросила пустые манеры:
— Вы хотите сказать, что отказываетесь передать его нам, генерал?
— Я говорю, мэм, что, по моему мнению, на данный момент в наших интересах оставить Императора на "Осе". Я уверен, что мне не нужно напоминать Вам, что у нас на борту "Дома-Один" по-прежнему работает высококлассный шпион, и, учитывая этот факт, я повторю своё намерение оставить Императора здесь, в контролируемых условиях. После всей проделанной работы мне бы не хотелось доставить его в руки... неизвестного шпиона и тем самым помочь имперцам с эвакуацией. Я уверен, что Вы чувствуете тоже самое.
Интонация Мадина, с которой он произнёс последнее слово, заставила не понявшую, к чему он клонит, Лею нахмуриться, но она почти сразу же оправилась:
— Что я чувствую, как, полагаю, и остальные члены Совета, так это уверенность в нашей способности справиться с этой ситуацией... И разочарование от недостатка доверия с вашей стороны, генерал Мадин.
— Это не вопрос доверия, мэм, это вопрос соотношения сил. У меня есть отборная, старательно подготовленная команда спецназа, которой я безоговорочно доверяю. И у нас здесь есть специально приспособленное для его содержания помещение, на подготовку которого потрачено несколько месяцев, помещение, которое нельзя переместить или изменить, — результат огромных затрат времени на исследования и строительство. Я могу гарантировать, что здесь Император будет под надежной охраной, поэтому здесь он и останется. Мне кажется, что гораздо лучше мы потратим время на обсуждение сомнительной законности судебного разбирательства любого вида. Мы все знаем, что должно быть сделано — что уже должно было быть сделано.
Лею мгновенно охватил страх.
— Я хочу увидеть его, — быстро сказала она, — поговорить с ним.
— Об этом не может быть и речи, — моментально отверг Мадин.
Риекан аж подскочил от негодования:
— Вы отказываете в доступе Главнокомандующему Альянса, генерал Мадин?
Сжатая голограмма почти не передавала деталей выражения лица Мадина, но его пауза сказала о многом:
— Вы, конечно, правы, генерал Риекан. Я беспокоился только о безопасности Руководителя. Она может говорить с заключенным, когда пожелает. Я организую канал голосвязи, чтобы...
— Нет, я хочу встретиться с ним лично, — сказала Лея, решившая закончить дело сейчас, пока Мадин загнан в угол и вынужден публично пойти на уступку, или рискнуть потерять лицо перед теми, кого он всё ещё надеялся склонить к своей точке зрения, — как далеко Вы сейчас находитесь, генерал?
— ...В двух днях пути от вашей позиции, мэм.
— Тогда мы можем встретиться завтра в…
— К сожалению, "Оса" всё ещё ремонтируется. В настоящее время у нас в наличии только один восстановленный субсветовой двигатель, что ограничивает нашу способность развить скорость гиперперехода.
— Правда? А мне говорили, что вам дважды удалось совершить гиперпрыжок, — тем не менее, Лея увидела новую возможность, — если уж вы в ремонте, то может быть лучше мы придём к вам на "Доме-Один"? Если Вы сообщите координаты...
— Нет нужды сейчас выводить "Дом-Один" из надежного места, мэм. Дайте нам ещё день на ремонт и восстановление хода. Тогда через несколько дней Вы сможете отправить меньший корабль для встречи в заранее оговоренных координатах.
Устроившись поудобнее Лея собралась дать понять всему Совету, что именно здесь происходит:
— Я бы предпочла, что бы Вы сейчас сообщили свои координаты Совету, генерал.
Мадин молчал несколько секунд, и снова Лея почувствовала, что тут имеет место что-то ещё, помимо видимого.
— Я полностью готов сделать это, мэм. После того, как шеф Масса передаст результаты теста, которые я запросил у неё ранее.
Лея взглянула на Теж, не понимая, что происходит, но шеф разведки слегка покачала головой:
— Тесты? Простите, генерал Мадин, но я несколько часов не проверяла входящие — у нас тут был некоторый переполох из-за ранения Руководителя и новостей о Вашей операции. Как только вернусь в офис, я обязательно посмотрю почту. Надеюсь, это не срочно — мне бы не хотелось думать, что из-за меня Вы упустили какую-то возможность.
Мадин молчал настолько долго, что даже Лея неловко заерзала. И когда он наконец заговорил, в его голосе звучали низкие и угрожающие нотки:
— Могу я поинтересоваться, чем именно Вы занимались, шеф Масса?
Теж ответила таким же тяжёлым взглядом:
— Своими обязанности, генерал, как и всегда. Как уже говорила, я занималась проблемами, спровоцированными Вашей акцией. Я сочла своей обязанностью обеспечить надлежащую безопасность Руководителя Органы.
И вновь Мадин надолго замолчал, разглядывая Теж. Однако, та сидела с холодным спокойствием, расслабив плечи, с бесстрастным лишь слегка заинтересованным выражением лица. Что бы там Мадин ни считал, что она должна была сделать, Теж явно забыла об этом. Либо это так, либо она — неподражаемая лгунья размышляла Лея.
— Значит, вы были в медицинском центре? Мадин толкнула.
— Да, сэр. Принимаю необходимые меры.
— Понятно, — Мадин снова обернулся к Лее, и расстояние не смогло ослабить натянутость в его голосе, — мэм... Мне необходимо поговорить наедине, пожалуйста.
— Я бы предпочла говорить в присутствии Совета, генерал Мадин, — твёрдо сказала Лея, — здесь у нас нет секретов.
Мадин долго молчал, не сводя глаз с Леи... и она видела, как что-то проносится в его мыслях, как принимается какое-то решение, как вырисовывается линия противостояния, как его взгляд проясняется, как сжимаются челюсти…
— Думаю, ваш шеф разведки может не согласиться с вами, мэм.
Лея взглянула на нахмурившуюся Теж, сидевшую откинувшись на спинку стула. Она, глядя на Лею, покачала головой, неуверенно пожала плечами.
— Безопасность? — тихо спросила Масса, — может быть, координаты?
Лея обернулась к Мадину…
— Очень хорошо, генерал, с согласия Совета я продолжу эту встречу у себя в кабинете.
Она обвела взглядом присутствующих за столом и получила кивки согласия — все прекрасно знали точку зрения Мадина о том, что на борту "Дома-Один" находится высококлассный шпион.
— В таком случае, господа, мы прервём пока это заседание и запланируем повторное после моего разговора с Императором...
* * *
Сидя в кабинете Леи Хан ожидал окончания заседания Совета. Он старался сохранять спокойствие и терпение в ситуации, которая, по его мнению, требовала чуть меньше спокойствия и чуть больше действий, как вдруг на консоли Леи загорелся сигнал входящего вызова. Он уже собирался ответить и пожелать тому, кто, похоже, вздумал поговорить с ней именно в это время, что бы он провалился в шлюз, когда дверь, наконец, открылась и вошла Лея, всё ещё бледная от травм, но с колючим, как у ситха(14), взглядом.
Едва за ними закрылась дверь, она тут же обернулась к Теж Массе. Шеф разведки выглядела такой же встревоженной, как и Лея. Если честно, Хан занервничал, просто глядя на них.
— Что? Что это? — торопливо спросила Лея.
— Если Вы допустите проведение суда в условиях военного положения, скорее всего, Вы потеряете официальный контроль над ситуацией, — жёстко ответила Масса.
— Погоди, что случилось? — напряжённо спросил Хан, стремясь поскорее войти в курс дела.
Лея взглянула на него, затем на маленький огонёк, мигающий на настольной консоли, потом снова на Массу:
— Почему? Кратко...
— Мы являемся осколком Старой Республики. Альянс всегда был, по сути, политической организацией, вынужденной действовать военными методами. В этом смысле, Вы очень схожи с Императором, поскольку фактически являетесь политическим лидером стороны вооруженного конфликта. Для суда в условиях военного положения требуются только военнослужащие.
Шеф разведки замешкалась, и Хан воспользовался случаем:
— Что происходит?
Прежде чем продолжить, Масса мельком взглянула на Хана, и снова обратились к Лее:
— Сделав это, Вы фактически полностью отдадите военным контроль над Императором и судебным процессом, включая выбор состава состоящей только из военных судебной коллегии. И хотя я, как Вы знаете, полностью доверяю генералу Риекану и адмиралу Акбару, есть более... радикальные элементы, которые поддерживают Мадина и могут попытаться полностью исключить Вас и любых других умеренных. А если суд будет проходить на таких условиях — это вполне может сработать.
— Кто-нибудь скажет мне, что... стоп, я понял, — Хан заскрипел зубами, не удивляясь такому развитию событий — оно не стало новостью, — так он пытается отделаться от нас?
Масса повернулась к нему:
— Я не утверждаю, что случится именно так. Я просто говорю, что было бы разумно предотвратить подобное развитие ситуации, пока это возможно. Трибунал в условиях военного положения фактически отстранит от процесса принятия решений всех гражданских членов Совета, то есть большинство, которым в настоящее время обладает руководитель Органа. Это привело бы к созданию отдельного военного Совета, состоящего поровну из умеренных и...
— Вооружённых холуёв Мадина, — закончил за неё Хан, потому что Масса явно затруднялась назвать это прилично.
Лея смотрела на Хана с отчётливо видимым напряжением:
— Они... они пытаются разобраться, возможно ли применение смертной казни.
Масса угрюмо кивнула:
— С подобранным Мадином исключительно из военных трибуналом, они, наверное, смогут, даже используя законы Республики.
— Скигов(15) сын, — прорычал Хан и обернулся к Лее, выставив руки вверх ладонями, — Можно я его сейчас прибью?
Лея тяжело опустилась в кресло:
— Конечно, можно.
— Наконец-то!
— Всё может быть не таким, как кажется, — сказала Масса, — возможно, у Мадина нет намерения сорвать судебный процесс, а он просто пытается добиться суда на любых возможных условиях, понимая, что это единственный приемлемый выход.
— Да, конечно. Я знаю — у этого парня золотое сердце, — сухо сказал Хан.
— Нам необходим контроль над Императором, — подчеркнула Теж, — его следует как можно быстрее забрать у Мадина.
На консоли Леи всё ещё мигал синий огонёк входящего вызова, и Хан вдруг понял, кто это.
Нахмурившись Лея, перевела взгляд с консоли на Массу:
— Мадин не отдаст его, если поймёт, что может использовать Императора, чтобы вынудить меня объявить военное положение.
— Он не знает, как много Император значит для Вас, мэм. Он играет в политику, вот и всё.
— То есть ты хочешь сказать, что он блефует?
— Нет, конечно, — решительно сказал Хан, покачав головой, и вышел вперёд, — я играл в сабакк за многими столами и скажу тебе, мне знакомы такие парни, которых даже не пытаешься напугать. А некоторые будут нарываться только потому, что не терпят отступать.
Лея со вздохом посмотрела на мигающий огонёк:
— Ну, для начала давайте посмотрим, чего он хочет. Тогда мы сможем решить, как ему этого не дать, не так ли?
* * *
Потянувшись вперед, Лея нажала клавишу активации, Хан и Масса быстро вышли из сектора видимости объектива камеры. В ряби помех над столом Леи ожило маленькое голо-изображение, превратившееся в плотно сжавшее челюсти лицо Мадина, и Хэн почувствовал, как его руки сжимаются в кулаки.
— Генерал Мадин, — кивнув, произнесла Лея, — кажется, во всей этой суматохе я ещё не поздравила Вас с успешным выполнением миссии.
— Благодарю Вас, мэм, но я считаю Ваши слова несколько преждевременными, — холодно сказал Мадин, — я не считаю эту конкретную миссию завершённой, пока не добьюсь того результата, который я запланировал.
Лея наклонила голову:
— В своих интересах, сэр, или Альянса?
— Хотелось бы думать, что наши интересы совпадают, мэм... хотя я задаюсь вопросом о Ваших.
— Альянс стал делом всей моей жизни, генерал. Мне кажется, вы, видимо, неправильно понимаете мою позицию — все мои интересы заключаются в восстановлении справедливости.
— Как и у меня, мэм. Поэтому я бы порекомендовал Вам подать в отставку и передать это дело в руки военных, где ему и место.
Хан, наблюдавший за происходящим из дальнего конца комнаты, почувствовал, как у него сводит челюсти. Он отдавал должное Мадину — этот парень не болтал попусту.
Выпрямившись, Лея приняла свой самый царственный вид:
— И почему я должна это сделать, генерал?
— Я полагаю, что в данном вопросе очевиден конфликт Ваших интересов, мэм... или Вы никогда не чувствовали этого конфликта? Возможно, он всегда был очевиден, с самого начала... хотя и не особо известен.
Хан нахмурился: откуда хаттов Мадин узнал о признании Леи в расщеплении верности — ведь сама она призналась Хану всего лишь несколькими часами ранее. Он прослушивал комнату на "Осе", в которой Лея и Люк встречались в последний раз? Внутренне он отрицательно покачал головой на свой же вопрос. На эти встречи Лея всегда брала с собой подаренный ей Ханом свиппер — маленькое, размером с кредитный чип, устройство контрнаблюдения, издававшее свист, если неподалеку находилось какое-либо подслушивающее или следящее оборудование. Кроме того, связь тогда была полностью отключена, и, скорее всего, у обеих сторон были скремблеры. Подумалось, что Мадин, наверное, каким-то образом узнал, что именно Лея отключила щиты "Осы"? В замешательстве он взглянул на Массу... и замер: вечно хладнокровная шеф разведки напряжённо стояла у противоположной от Хана стены, плотно обхватив себя руками. По мере того как Мадин продолжал говорить, выражение её лица балансировало между ужасом, пристальным вниманием и нарастающей тревогой.
— Впрочем, очевидно, об этом знает шеф Масса. Кстати, я должен поздравить её с сегодняшним представлением... и скоростью, с которой она скрыла улики. Знаете, единственного, чего я не ожидал, так этой мелкой измены Теж.
Уже находившаяся далеко за пределами чувствительности микрофона, Масса отступила еще на несколько шагов и негромко, но настойчиво заговорила в комлинк:
— Лейтенант Лоуэн, это Масса. По моему приказу немедленно полностью заблокируйте доступ к медицинской карте руководителя Органы. И вообще, заблокируйте все медицинские системы и системы безопасности. Никакого доступа никому — даже Совету. Никто не должен входить или выходить из медицинских отсеков... или из кабинета генерала Мадина. Сделайте это немедленно и негласно. Об исполнении доложите.
Где-то в глубине своего существа Хан заледенел. Хотя Лея, к её чести, ничуть не смутившись, лишь медленно покачала головой и бесстрастно ответила:
— Не имею понятия, о чём Вы говорите.
Мадин не впечатлился:
— Действительно? Потому что я очень не хочу оказаться тем, кто будет вынужден разъяснять Совету, о чём именно я говорю... во имя моего собственного стремления обеспечить истинное правосудие.
— Чт,.. — Лея посмотрела сквозь голо, когда Хан обернулся в сторону Теж Массы, которая отчаянными жестами просила отключить звук.
Протянув руку, Лея отключила микрофон, а подавшаяся вперёд Теж почти паническим от волнения голосом прошептала:
— Он знает... откуда он знает?!
Хан нахмурился, выпрямился, вдоль позвоночника просквозило потоком холода:
— Подожди-ка, что, ситх побери, происходит?
Не подозревающий о выключенном микрофоне Мадин продолжал:
— Я не хочу ещё большего обострения ситуации... и я очень сомневаюсь, что Вы пожелаете, что бы я доложил об этом Совету.
Лея включила микрофон:
— Вы угрожаете мне, генерал?
— Скажем так, я рассматривал свои варианты в последние несколько минут... и я бы посоветовал Вам очень тщательно обдумать Ваши в ближайшее время.
— На каком именно основании, генерал?
— Отдайте мне должное, мэм, вопреки всем усилиям шефа Массы. Я прошу генетическую сестру Императора уйти. Или Вы держите меня за дурака?
На протяжении нескольких секунд Лея смотрела на голограмму, пытаясь понять, о ком вообще говорит Мадин... затем её, как и Хана, медленно осенило. В один миг они посмотрели друг на друга. На её нежном лице отразилась смесь растерянного недоумения и откровенного неверия. Какое выражение в этот момент появилось на его лице, Хан понятия не имел.
Лея вновь посмотрела на голограмму:
— Не говорите глупостей!
— Что поразило меня своей глупостью, мэм, так это тот факт, что женщина, возглавляющая восстание против Империи, на самом деле — генетическая сестра Императора... и, как мне кажется, это так же поразит и других.
Именно серьёзность, с которой Теж Масса отнеслась к этому скандальному заявлению, обеспокоила Хана. Если бы не её реакция, он, скорее всего, отмахнулся бы от него, даже посмеялся бы над ним, и он знал, что Лея думает точно так же. Но уверенность медленно сходила с её лица, пока она смотрела на начальника разведки, подававшей сигнал отключить связь.
— Я... дайте мне минуту,.. — взволнованно вздохнув сказала Лея, переведя взгляд с Теж на голограмму Мадина.
Генерал явно не был тронут:
— У Вас есть минута. Оставьте линию на удержании.
* * *
Не успела потемневшая голограмма встать на паузу, Хан едва ли не выкрикнув спросил:
— Кто-нибудь скажет мне, что за ситховщина происходит?!
Масса по-прежнему размышляла вслух, качая головой:
— Он не мог знать... как он это выяснил? — она смотрела на Лею, — кто ещё знает... кто и когда? Это где-то записано? На Альдераане, здесь? Мон Мотма знала?
Лея полуобернулась:
— О чём он вообще говорит, почему он это сказал?
Масса замерла:
— Вы,.. — она замолчала, подбирая слова, в то время как Лея тяжело села, — Вы не... Мэм, когда Вы находились в медцентре, Мадин поручил мне провести проверку Вашего родства с Императором... Вы не знали?
— Это неправда, — отрицательно помотала головой Лея, слова терялись за её сбивающимся дыханием, — тест ошибочный.
— Нет, мэм. Простите, я думала, Вы знаете.
— Это неправда.
— Я всё проверила и убедилась в этом.
Наконец растерянно подал голос Хан:
— Подожди-ка... Лея и Люк?
Масса посмотрела на Хана, потом обратно на Лею... И когда та не ответила, Теж всё-таки кивнула:
— Они родные брат и сестра, скорее всего, двойняшки(16).
— Лея и Люк? — Хан посмотрел на Лею... Не в силах вымолвить ни слова она только покачала головой.
Он, конечно, знал, что её удочерили, впрочем, это тоже было тщательно скрываемым секретом. Единственная наследница Королевского дома Альдераана. Она имела доступ к его тайным активам, которые полностью были направлены на финансирование Альянса. А как единственный выживший представитель высшего класса планеты она стала центром, вокруг которого все объединились. Все знали, кем была принцесса Лея, все... все.
— Я хочу видеть эти анализы, — Лея вновь стала неукротимой принцессой, которой всегда была, — немедленно.
— Мэм, я бы рекомендовала нам немного подождать. У Мадина есть сторонники. Чтобы непосредственно перейти к...
— Так вот о чём он говорил с тобой на заседании Совета, не так ли? — поняла Лея, перебив Массу.
— Когда Вы были без сознания, генерал Мадин связался со мной и попросил достать сохранившиеся генетические образцы Императора, чтобы провести тест. Получил результаты я,.. — Масса прервалась, испытывая неловкость, — я была вынуждена принять непростое решение в чрезвычайных обстоятельствах. Учитывая уже имеющиеся в Совете Альянса разногласия, решение состояло в том, что бы скрыть все доказательства, указывающие на какую-либо связь между Вами и Императором. Прошу прощения, если я допустила ошибку. Но, учитывая нестабильность обстановки сложившейся в руководстве, я не думаю, что ошиблась. При всём уважении, мэм, этот факт разорвет Альянс на куски. В настоящий момент мы не сможем пережить его обнародования.
— Ты все уничтожила? — с тревогой спросила Лея, — так что теперь у меня нет ничего — ни улик, ни доказательств, ничего?
— Я ничего не уничтожила, мэм. Я изъяла и перенесла всю информацию и образцы в другое досье. Всё так же хранится под другим именем. Всё сохранилось: образцы, тесты, всё.
— Я хочу это видеть, — повторила Лея, — всё это.
— Конечно.
— Подождите-ка, — медленно проговорил Хан, — получается, Мадин хочет, что бы Лея ушла из-за того, кем, по его словам, она является.
— Кто она на самом деле, — поправила Теж.
— ... Это точно? — вопреки всему, он не мог не спросить снова.
Масса слегка кивнула:
— Да... да, именно так.
Когда она это сказала, Хан посмотрел ей в глаза... Задумавшись на несколько секунд, он постепенно переварил этот поразительный факт и, наконец, выдал единственную реакцию, на которую оказался способен:
— Хм...
— И это всё? — недоверчиво спросила Лея, — Просто, хм?!
Хан подошёл к ней и легонько поцеловал в лоб:
— Милая, ты единственная в своём роде. В тебе меня уже больше ничего не удивит. Или в Мадине, но тут в совершенно другом смысле.
— Почему бы просто не выйти и не сказать об этом сегодня на заседании Совета? — спросила Лея у Массы, — выступить публично и заставить провести ещё один тест ДНК?
— Да, не то чтобы я такой уж недоверчивый, но мы говорим о Мадине. Если он знает о Лее, почему он не,.. — Хэн замолчал, задумавшись.
Масса пожала плечами:
— Возможно, он ожидал от меня подтверждения. Не получив его, он, вероятно, почувствовал себя вынужденным...
— Погодите-ка, мы рассуждаем не как Мадин! — Хан в прорыве понимания с кривой улыбкой обратился к Лее, — сейчас у него есть что-то на единственного человека, стоящего на пути у него с этим судилищем... Единственного, кто обладает достаточной властью, чтобы остановить его. Он собирается использовать это. Он действительно думает, что может использовать это, чтобы заставить тебя делать то, что он хочет!
Сморщив лоб напряженными тревожными линиями, Масса обдумала ситуацию и согласно кивнула:
— Может, Вы и правы. Он стратег. Он обладает самым ценным товаром в Галактике — информацией. Для такого человека, как он, логично использовать её для реализации собственного замысла. Он рассчитывает, что если он добьется от Вас согласия на трибунал в условиях военного положения, то за Вами последуют другие. Это сработает.
Хан кивнул:
— Очевидно, он думает, что ты знаешь. А если он думает, что ты знаешь, то считает, что ты скрываешь это. А если он уверен, что ты скрываешь это, то рассчитывает, что может контролировать тебя с помощью этого.
Лея решительно сжала губы:
— Ну что ж, он ошибается.
Масса заговорила напряжённым голосом:
— Мэм, решение обнародовать это прямо сейчас, в разгар кризиса, не только лишит Вас любых возможностей влиять на судьбу Императора, но и может расколоть Альянс.
— Шантажировать себя я не позволю.
— Я этого не говорила, мэм.
— Тогда что ты предлагаешь?
— Как ты уже сказала, — жёстко произнёс Хан, — давай сперва выясним, чего он хочет. А потом мы решим, как ему этого не дать.
* * *
За несколько секунд собравшись с мыслями, Лея вновь активировала голо-связь. Ожившая картинка отобразила самодовольно высокомерное лицо Мадина. Несмотря на показное — перед Леей — спокойствие, Хан испытывал непреодолимое желание каким-нибудь образом дотянуться по голо-связи и стереть гримасу превосходства с этой наглой генеральской рожи.
Как всегда дипломатичная, Лея тихо произнесла:
— Вы понимаете, генерал, что до сегодняшнего дня мне не было известно об этом факте.
Слова Леи Мадин пропустил мимо ушей:
— Мы поступим так: Вы прекращаете поднимать шум вокруг Скайуокера... иначе я начну шуметь о сестре Скайуокера.
— Возражаю я или нет, все в этом Совете знают, что Вы по-прежнему пытаетесь задвинуть на задний план основные права разумных(17), согласно...
— Я еще не закончил, — вклинился Мадин, — через две недели, когда состоится голосование, я хочу получить решение Совета о проведении трибунала в условиях военного положения. В противном случае я обнародую это.
— Я не могу этого гарантировать, — сказала Лея.
Мадин не уступил:
— У вас есть две недели, чтобы организовать своих людей, мэм.
Лея была достаточно опытным переговорщиком и машинально тянула время, какими бы запредельными ни были требования:
— Этого времени недостаточно. Я не смогу за две недели вывернуть Совет наизнанку.
— Тогда вам не стоило назначать голосование на это время, не так ли? Две недели, и я хочу, чтобы по результатам этого голосования контроль над ситуацией был полностью передан военным, где ему и место, в частности, мне.
— Всё равно я хочу его увидеть, — Лея уверенно держалась, наблюдая за прищурившимся Мадином, — на заседании Совета Вы уже дали согласие на мою встречу с ним. Вы намерены отказаться от своих слов?
— Вы хотите его увидеть? Тогда отступитесь. "Дом-Один" останется на месте. Вы прекратите настаивать на разглашении в Совете местоположения "Осы". Вы поддержите моё решение оставить Императора на её борту. Тогда я возможно — просто возможно — позволю одному небольшому кораблю прибыть к нам на некоторое время, на моих условиях. И Вы можете передать своему кореллианскому дружку, наверняка он где-то там прячется, что он не приглашен.
Не желая радовать Мадина своей реакцией, Хан не поддался на провокацию и застыл на месте. Но всё же в прошлый раз, пока была такая возможность, стоило врезать Мадину.
— Мне нужно будет взять с собой охрану, — твёрдо сказала Лея.
— Вы привезёте только тех, кого я скажу, — едко сказал Мадин, — и ни на минуту не надейтесь, что сможете забрать Императора с собой. Лучше я сам пристрелю его, чем позволю Вам это сделать. В любой момент. Уясните это сейчас.
— Всё ясно, — спокойно сказала Лея, когда Хан прищурясь оскалился.
Мадин кивнул:
— Хорошо. А пока у Вас много работы, руководитель. Мне нужны результаты голосования.
— Как мне убедить их?
Мадин слегка улыбнулся:
— Не беспокойтесь, мэм. Я уверен, что к следующему заседанию Совета у меня будет достаточно доказательств, которые покажут, что трибунал легко придёт к правильному вердикту. Может быть даже чистосердечное признание. В ближайшие недели я собираюсь провести несколько... бесед с Императором. И я полагаю, что он будет покладист... в итоге.
Лея насторожилась:
— Мадин...
— Беспокоитесь о благополучии заключенного, чьё дело Вы решили защищать? Как трогательно... И совершенно неудивительно.
Лея настаивала на своём:
— Я ничего об этом не знала.
— Правда? — усмехнулся Мадин, — а для чего Вы тайно встречались с Императором?
— Я уже говорила Вам. Эти встречи были подготовкой к мирным переговорам. Он обратился ко мне, и мы обсуждали прекращение огня.
— Конечно. В которых Вы сдали Императору всё, за что боролась Мотма.
— Нет, я собиралась передать это Совету, — теряя терпение сказала Лея, — Вы это знаете, иначе с чего бы мне было рассказывать Вам об этих встречах?
— Потому что Вас загнали в угол. Но Вы решили, что справитесь с ситуацией. И это Вам почти удалось... Вы практически вовремя навели туда имперский фрегат, — он прервался, слегка подавшись вперёд, — кстати, а где Вы стояли на мостике, когда у "Осы" отключились щиты?
Округлив глаза Лея чуть откинулась в кресле. Беззвучно выругавшийся Хан хотел было, пока не стало ещё хуже, рвануть вперёд и отключить связь. Но Мадин опередил его.
— Вы что-то хотите внести на Совет, мэм? Тогда пусть этим станет Ваша поддержка трибунала в условиях военного положения. У Вас есть две недели, чтобы её обеспечить.
— Мадин,.. — начала Лея, но генерал уже отключил канал. Погасшая голограмма погрузила комнату во тьму.
* * *
— Две недели — не такой уж большой срок, — сказала Масса прерывая тишину.
— Две недели — это всё, что мы имеем,.. — задумалась Лея, подперев голову руками, — ...через две недели всё закончится... так или иначе.
Хан пристально смотрел, встревоженный зловещими нотками её тихого голоса. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы собраться... но он сделал это. И заставил сделать то же самое остальных, обратившись к Массе:
— Ладно, у меня вопрос. Если ты не говорила ему, то откуда ситхов Мадин узнал это всё?
Теж нахмурилась:
— Предполагаю, что он получил информацию от Императора.
— Что уже? Нет, Люк не расколется, не сейчас... И ещё очень долго Мадин не добьётся от него ничего. И, вообще, почему ты решила, что он знает?
Тэг пожала плечами:
— Я точно не передавала никаких сведений генералу Мадину.
— Мы это уже поняли, но как-то он их получил... так как? Мог он попросить Одига или Галла раздобыть данные в медцентре?
Масса нахмурилась:
— Не думаю... Возможно, что генерал напрямую связался с медцентром, когда я убирала чипы в защищенное хранилище разведки и переименовывала их. Я решила немедленно это сделать. Потом я сохранила и переименовала образцы крови и очистила память 2-1B. Между изъятием улик и стиранием памяти 2-1B был временной разрыв ориентировочно... менее тридцати минут. Генерал хотел, что бы я связалась с ним как можно скорее, потому что через час "Оса" должна была уйти в гипер. Когда я этого не сделала, он мог связаться с медицинским центром, чтобы получить информацию до прыжка — у него есть необходимый допуск.
— А смог бы он за это время загрузить какие-нибудь нужные файлы? — спросил Хан.
— Нет, определенно нет. Если он разминулся со мной при повторном контакте с медцентром, то лишь потому, что я уже убрала физические образцы, а данные и результаты тестов были изолированы от сети.
Хан тихо кивнул, всё становилось понятным:
— Значит, если он говорил с мед-дроидом, то он знал... но у него не было доказательств.
Масса понимающе усмехнулась:
— Вот почему он говорил с руководителем Органой наедине, почему это ещё не разглашено.
Хан кивнул, дело всё больше прояснялось:
— Всё что у него было — это сообщение дроида, что некий образец, предоставленный ему кем-то, кто, как оказалось, был предан Лее, совместим с пробой, взятой в тот день у Леи. По сути, он понятия не имел, были ли подлинными тот или другой образец или они оба. Разумеется, Вы не связались с ним, когда он ожидал этого, а то, что Вы сказали на заседании Совета, прояснило, кому именно Вы преданы... так что он решил, что находится на достаточно твёрдой почве.
Масса посмотрела на Лею:
— Вот почему он не сказал об этом на заседании Совета. Когда я заявила, что ничего не знаю о нашем предыдущем разговоре, он понял, что я поддержу Вас.
Хан не смог сдержать кривую ухмылку:
— Он запаниковал, что это может оказаться подставой. У Вас есть улики, у него — пшик. Одиг и Галл сейчас, наверное, носятся кругами, как вспугнутые майноки, пытаясь выяснить, куда Вы всё запрятали.
— Значит, он прошёл по краю, — поняла Лея, — но теперь уже нет. Сейчас он это понял, почему бы ему это не обнародовать?
— Но в тот момент это был огромный риск, дорогая, — сказал Хан, — наверное, именно это его и сдерживало. Ему пришлось ждать, и, как он сказал, думать, пока он ждал. Пока он не знал этого наверняка, он не мог просто встать и начать обвинять лидера Альянса повстанцев в том, что она... ну, ты понимаешь.
На мгновение Лея нахмурилась, и Хан понял, что она сгорает от желания воскликнуть: "Просто скажи это!" Но он знал, что если бы он это сделал, она бы точно обиделась. Он совершенно не переживал, что она сестра Люка... более того, чем больше он об этом думал, тем больше ему это нравилось. Впрочем, Лея... неделю назад она была готова помочь поймать Люка и отдать его под суд; всего лишь несколько дней назад Малыш как-то перевернул все её прежние взгляды, а сегодня... это было чересчур много, чтобы усвоить всё так быстро.
Но как обычно, она взяла себя в руки, уже обдумывая ситуацию.
— А мы уверены? — Лея снова повернулась к Массе, — Вы можете гарантировать, что эти пробы были точными?
— Дроид 2-1B, проводивший тест, взял пробу у Вас. Я провела тест дважды: один раз с образцом крови хранившимся в защищённой медицинской базе и второй — с образцом из базы разведки. Образец разведки хранился под вымышленным идентификатором. Я лично сорвала обе защитные пломбы, чтобы получить образцы на анализ.
Лея переключилась с Теж на Хана:
— Мне нужно поговорить с Люком.
— Точно. Ты да я, да мы с тобой, куколка, — криво усмехнулся Хан, — ты возьмёшь напильник в торте, а я — бластер, целиком сделанный из флимсипласта.
— Я отправлюсь на эту встречу, — твёрдо сказала Лея, — я буду говорить с ним на борту "Осы".
Масса поспешила вмешаться:
— В свете всего этого настоятельно советую Вам не ехать. "Осу" нужно рассматривать как находящуюся под контролем Мадина, а Вы — одна из немногих союзников Императора.
— Пусть она находится под контролем Мадина, но он — всё ещё генерал Альянса, а команда — всё ещё солдаты Альянса.
— Да, солдаты Альянса. Специально отобранные для этой миссии, потому что Мадин знает, что может им безоговорочно доверять, — резко добавил Хан, — они — сторонники жёсткой линии. И они вполне могут посчитать, что ты — по другую сторону этой линии.
Лея нахмурилась, и он знал — это от того, что их снова заставляют думать об Альянсе, за сохранение которого она так боролась, как о двух отдельных лагерях: тех, кто поддерживает Лею, и тех, кто поддерживает Мадина. Хан знал, что это ничуть не удержит её. Она всегда была этаким огненным шаром, вспыхивающим когда накал борьбы нарастает. Это было одной из черт, за которые он её любил — и, конечно, упаковка класса "гэлакси", в которую она была завёрнута.
— Ваш совет принят к сведению, — сказала Лея, — и всё же я всё равно поеду. Два дня — это та возможность, которая у меня есть, и два дня — это та возможность, которой я воспользуюсь.
Масса поджала губы, и Хану показалось, что она будет возражать... но она удивила его, медленно кивнув, явно просчитывая в уме какие-то детали.
— Если Вам нужно поговорить с ним об этом, то нам нужно всё предусмотреть. Я хочу быть уверена, что смогу безопасно доставить Вас на корабль и вывести с него так, чтобы для остальных членов Совета не было слишком очевидно, с чем мы имеем дело. Также мне нужно убедиться, что сторонники Мадина не рыщут сейчас по "Дому-Один" в поисках этих образцов, а если и рыщут, то не знают зачем.
— Спорим, Мадин решил, что у него есть серьёзные рычаги, позволяющие загнать Лею в угол. Он ни с кем не станет этим делиться и рисковать потерей контроля. Не сейчас. Пока мы подыгрываем, он будет держать это при себе, — сказал Хан.
— Две недели, — мрачно сказала Лея.
Хан было прервался, но с преувеличенной непринуждённостью продолжил:
— Знаешь, я просто скажу об этом один раз, потому что мне пришла в голову мысль, что... ну... что если бы кто-нибудь... застрелил его?
Масса переглянулась с Леей, и у Хана сложилось отчётливое впечатление, что шеф разведки не стала бы сильно спорить, если бы Лея разрешила... хотя, безусловно, он знал её ответ ещё до того, как Лея высказалась.
— Даже не думай об этом, Соло, — решительно сказала Лея, — так свои проблемы я не решаю.
— Просто, знаете ли, предложение, — сокрушённо сказал Хан, — а стоило бы попробовать.
Поджав губы Масса и посмотрела на засигналивший комлинк:
— Это лейтенант Лоуэн. Если Вы позволите, мэм, мне пора идти разбираться... со всем этим. Подходите ко мне в кабинет, когда будете готовы увидеть результаты. В целях безопасности я предпочла бы ограничится одной копией вне сети.
Лея кивнула:
— Конечно, спасибо, Теж... за всё.
Начальник разведки в своей обычной невозмутимой манере отдала честь, развернулась и вышла.
* * *
Лея молча смотрела на закрывшуюся дверь. Всё ещё пытается найти какой-то смысл во всём этом, думал Хан.
— Должен сказать, ты приняла это гораздо лучше, чем я ожидал. Я впечатлён.
Лея искоса посмотрела на него, когда он подошел к ней, заботливо приобняв её рукой:
— А чего ты ждал?
— Я даже не знаю,.. — пожал плечами Хан, — это за пределами даже моего воображения.
Опустив взгляд, Лея облокотилась на него, удивляясь собственному спокойствию:
— Я думаю... я думаю, что если бы я только что узнала, что я... родная сестра Императора, возможно, всё было бы по-другому. Но... но я не... сейчас я поняла это. Я сестра Люка... Я сестра Люка Скайуокера...
Хан кивнул, прекрасно понимая, что она имеет в виду:
— И это нормально, да?
Лея тоже кивнула, медленно и очень обдуманно:
— Всё в порядке.
Хан нахмурился, масштаб этого откровения только сейчас начал доходить до него.
— Погоди-ка, если ты его сестра... — он замешкался, — почему ты не можешь делать те же штуки, что и он?
Лея задумалась, анализируя мысли и воспоминания; странные сны, которые всегда казались такими реальными в те моменты; кошмары о знакомых ей людях, которые пропадали через несколько дней после того, как она их видела. Волк... этот молчаливый, вечный волк, всегда стоявший у нее в тени и ни разу не оскаливший на нее зубы. Чувство Люка, когда он был рядом во время встреч; его намерения, так часто полностью противоречащие его словам и действиям — до невозможности понять, чему доверять.
— Я думаю,.. — она снова замешкалась, не решаясь произнести это вслух, но осознавая это сейчас с абсолютной уверенностью, — мне кажется, я могу.
* * *
Четырьмя часами ранее, ещё до того, как Лея проснулась, Теж Масса стояла одна в пустом медицинском центре, уставившись на маленький пузырёк в своих руках, и правда звенела в ушах и металась в мыслях, слишком грандиозная, чтобы переварить её.
Она стояла так уже несколько минут... драгоценных минут, в течение которых ей нужно было действовать — но она не представляла, как... Она стояла и просто таращилась на пробирку с образцом крови, хранившимся в стазисе. Нечто очень маленькое, невероятно хрупкое, легко разрушаемое... и в то же время чрезвычайно, безумно опасное. И она держала его на ладони.
Предать это огласке или отмолчаться? И что, ситх, имел в виду Император, позволив этому факту гноиться вероятностями, не предпринимая никаких действий? Планировал ли он обнародовать его позже? Чтобы дать Органе возможность проверить и подтвердить этот факт, если он будет угрожать ей тем же? Что-то, чтобы контролировать её, что-то, чтобы смутить её, что-то, чтобы убедить её, что? Если он оставил образец здесь, то наверняка знал, что существует вероятность сравнения ДНК Органы и его собственной, так что это, наверное, было частью большого плана по дальнейшей дестабилизации Альянса? Если так, значит то, что Мадин наткнулся на него сейчас, скорее всего, не было частью этого плана.
Или, возможно, Император просто не знал, что здесь имеется образец? Но ведь это была стандартная практика — хранить образцы ДНК и крови как часть большой системы медицинских записей. И если записи о погибших пилотах обычно уничтожались, то запись о пилоте, который был обвинен в шпионаже и оказался тесно связан с Палпатином, очевидно, была сохранена, так что он должен был знать, что она где-то есть. Он просто не мог упустить такую вещь из виду.
И что теперь? Допустить, что бы Мадин использовал это открытие в соответствии со своими планами, или похоронить его... Как начальник разведки, Масса знала, как скрыть улики, уничтожить все поддающиеся проверке данные. Убрать все доказательства? Чтобы укрепить Альянс в этот внезапно ставший крайне нестабильным период. Или она должна показать всё Органе и посмотреть на её реакцию? Увидеть, изменит ли это её мнение, её действия, хотя бы немного?
Уничтожить или признать этот факт... И что кому поможет или помешает?
Поэтому она попросту стояла, осознавая факт, что в её руках судьба Альянса... судьба свободы, борьбе за которую она посвятила свою карьеру, свою жизнь. Осознавая, что любая оплошность, любая потеря концентрации сейчас может привести к ужасающим последствиям...
Конечно, её задачей всегда было защищать и опекать Лею Органу и укреплять поддерживающие её более умеренные фракции Альянса, тогда как сам Альянс был разделён и раздроблен. Но сейчас, благодаря этому невероятному факту, единство Альянса столкнулась с гораздо более серьёзными проблемами и вопросом лояльности.
В непредвиденных обстоятельствах наилучшим выходом было бы сохранение статус-кво: попытаться сдержать активность Мадина, ограничить доступ к информации в её нынешнем виде и реагировать на любые действия и последствия по мере необходимости. Пытаться повлиять на результаты, не представляя общей картины, было бы безрассудной поспешностью.
Да, решила она, помещая маленький пузырек в стазис под взятым наугад именем, если не поступит никаких противоположных приказов, она продолжит неукоснительно соблюдать свои обязанности в точном соответствии с буквой предписаний.
1) 37. В оригинале: "the wrong ones" — "wrong" переводится, в числе прочего, как "неправильный", "неверный", "ошибочный", "плохой", "ложный", "некорректный", "несоответствующий", "недопустимый", "ненадлежащий" — на выбор. Политика достаточно интересная вещь. В зависимости от ситуации там ложное утверждение может быть "правильным", а истинный факт — "неправильным"… Леди Вейдер во главе Альянса… Очень правильно, а главное — своевременно... Ога.
2) 38. В оригинале: "a lynch-mob" — дословно "толпа линчевателей". Следует помнить, что термин "линчевание" исторически закрепился именно за самосудом — т.е. бессудным убийством толпой, — и в принципе отличается от суда Линча (Чарльза Линча), у которого была своя (пусть и упрощённая) процедура. Любопытно как суд Линча называется в ДДГ ;).
3) 39. Коммандер (англ. Commander) — воинское звание в ВМФ и морской авиации стран Британского Содружества, США и некоторых других. В системе рангов НАТО имеет код OF-4. Соответствует армейскому подполковнику. В советском/российском ВМФ соответствует званию капитан 2-го ранга.
4) 40. В оригинале "General", но выше Одиг позиционируется в чине "коммандер". Хотя с этим "Commander" всё время возникает путаница, потому как часто это слово используется и в значении "командир", "начальник"... Но Одиг всё равно останется коммандером.
5) 41. Да, да в оригинале именно так: "... impeach him". Что довольно странно, уж воспитанная при королевском дворе принцесса Лея должна была бы знать. Спишем это на её республиканские идеи и сильный удар по голове, а также на американское влияние на земную культуру. Подвернуть импичменту можно главу государства с республиканской формой правления. Насильственное (но не революционное и не смертельное), отрешение монарха от власти обозначается термином "низложение" (в англ.: "dethronement")... Ну или можно принудить монарха к отречению...
6) 42. В оригинале: "Theoretically". Но… Теория (от греч. theoria — рассматриваю, исследую), в широком смысле — комплекс взглядов, представлений, идей, направленных на истолкование и объяснение к.-л. явления; в более узком и спец. смысле — высшая, самая развитая форма организации науч. знания, дающая целостное представление о закономерностях и существ. связях определ. области действительности — объекта данной Т. Гипотеза (от греч. hipothesis — основание, предположение) — положение, выдвигаемое в качестве предварительного, условного объяснения некоторого явления или группы явлений; предположение о существовании некоторого явления.
7) 43. В оригинале: "Commander Rieekan suggested" — ох уж эти англо-саксы, неспособные создать нормальеую систему воинских званий, гадай теперь имеется ввиду звание "коммандер" (см. прим. 39 и 40) или должность "командир", "командующий". Другой вопрос, что в ДДГ, мне во всяком случае, известен один Риекан — командующий базой "Эхо" на Хоте генерал Карлист Риекан.
8) 44. И тут Остапа, в смысле автора, понесло… Хатт знает, что делает в ДДГ характерный исключительно для англо-саксонской системы права термин lex terrae (law of the land — закон земли), появившийся впервые в Великой Хартии вольностей 1215 г. (написанной, кстати, на латыни), и о значении которого британские юристы, как кажется, не договорились толком до сих пор. То, что раскрывая его натолковал Эль-Ди более напоминает наш "принцип гражданства" (см. ч. 1 ст. 12 УК РФ)
9) 45. И снова отрыжка богопротивной англо-саксонской правовой системы ;). Общее право (англ. common law) — единая система прецедентов, общая для всей Великобритании, одна из составных частей англосаксонской правовой системы наряду с правом справедливости (англ. law of equity). Сложилось в XIII — XIV веках на основе местных обычаев и практики королевских судов. Главным источником права в системе общего права признается судебный прецедент.
10) 46. В оригинале использован термин "jury", который переводится в т.ч. и как "присяжные", "суд присяжных" "судейская коллегия". Поскольку здесь рассматривается военный трибунал, то о присяжных речи быть не может. В принципе, если уж над автором довлеет англо-саксонская система права, предлагаю ориентироваться на состав специального и общего военных трибуналов армии США.
11) 47. Habeas corpus (хабеас корпус) — институт английского уголовно-процессуального права, предоставляющий (в некоторых случаях) заинтересованным лицам право требовать доставки в суд задержанного или заключенного для проверки оснований лишения свободы. Х.к. рассматривается английскими юристами как важнейшее средство защиты свободы и неприкосновенности личности. Свое название этот акт получил от латинской фразы, имевшейся в тексте приказа судьи: "Habeas corpus ad subjiciendum"... Первые упоминания подобной практики относятся к XII в.
12) 48. В оригинале дословно: "capital punishment"...
13) 49. В оригинале: "a drumhead trial" (военный трибунал драмхеда, буквально — "суд на барабане") — это военный трибунал, проводимый в полевых условиях для рассмотрения срочных обвинений в преступлениях, совершенных в бою. Этот термин иногда имеет коннотацию суммарного правосудия, т.е. суд, проводимый в условиях отсутствия беспристрастности суда. Выражение в его негативной форме также используется как отсылка к британской идиоме "суд кенгуру" (a kangaroo court), которая означает незаконный, несправедливый суд, самосуд, инсценировку суда, пародию на правосудие. Выражение часто применяется по отношению к суду, который, формально соблюдая процедуру, выносит быстрый и заранее подготовленный приговор.
14) 50. В оригинале: "with eyes as sharp as all hell"… Ад и черти в ДДГ? А вообще из Леи получилась бы прекрасная ситха...
15) 51. Скиг (skeeg) — моллюск, с планеты Вендара. Скиги охотятся на насекомых, привлекая их сильным запахом и заманивая в ловушку крыльевидными отростками. Для защиты, или пресечения сопротивления пойманных насекомых используют яд. Хотя яд скигов у более крупных существ вызывает только болезненные ощущения, ходят слухи, что некая преступная организация смогла вывести скигов-мутантов со смертельным ядом.
16) 52. Близнецы — дети, развившиеся из одной яйцеклетки и имеющие практически идентичный набор генов. Близнецы не могут быть разнополыми. Двойняшки, в отличии от близнецов, развиваются из разных яйцеклеток. Это генетически разные дети, внешне не похожие, часто у них разный пол и разные группы крови. Люк и Лея — именно двойняшки.
17) 53. В оригинале: "basic human rights"… Но ДДГ же ж...
Глава 35
Люк лежал один в темноте... по-настоящему один. Впервые за всё время, что он себя помнил. Ни Силы, ни связи, ни знакомого трепета Галактики вокруг него, её изнуряющего размаха и непрекращающегося, басовитого подголоска резонирующей энергии. Жуткая тишина. Ничего, кроме незначительных, одиночных мыслей в собственной голове, дрейфующих в пустом, отчуждённом безмолвии. Он так часто мечтал, чтобы это его внутреннее пламя, разожжённое Беном Кеноби и раздутое Палпатином, погасло навсегда... И вот оно исчезло, но не было ни освобождения, ни покоя. Всё, что он чувствовал, — это полное, совершенное одиночество...
Он молча лежал на жёсткой кровати, оказавшейся всего лишь холстом, натянутым на тяжёлую сварную раму, прикованный за лодыжку к громоздкому каркасу, и смотрел в холодную, густую темноту, пытаясь понять, было ли это пыткой или счастьем, что они оставили камеру неосвещённой.
Часы, проведённые в одиночестве в непроницаемой, гнетущей тишине такой привычной тюрьмы, не оставили ничего, кроме собственных мыслей, и распахнули двери для многих вещей, которые Люк держал взаперти, пробудив клубящуюся массу чёрных воспоминаний, которые он так старался забыть. О Палпатине, о той камере, о бесконечных днях, сливавшихся в недели, а затем в месяцы, изолированных от всего реального и вынуждавших к мрачному, жестокому существованию, заполнявшему каждый час бодрствования и пронзавшему разбитое, беспокойное, одурманенное наркотиками оцепенение голодом, жаждой и постоянной, томительной болью.
Слова, угрозы и насмешки освещали эти воспоминания знакомым скрипучим голосом, полным бесстыдной угрозы. Холодные тонкие пальцы касались обожжённых, запёкшихся шрамов. Пожелтевшие зубы с бескровными губами нашёптывали обещания, прожигая воспалённую кожу. "Едва ты бросишь мне вызов, я покараю тебя. Это мой конёк, моё искусство, моё увлечение... моя слабость, которую я себе позволяю... ты покоришься, или я заставлю тебя покориться..."
Это было всё, о чём он мог думать. Всё, что он мог видеть. Всё, что он мог слышать в темноте. Старые воспоминания смешивались с этой новой реальностью и пропитывали каждую мысль на яву или во сне, пока Люк не принялся ходить босиком по крошечному пятачку у металлической койки, к которой он был прикован, — единственной части промёрзшей камеры, докуда он мог достать.
Где-то в глубине души он понимал, что должен найти способ пройти через это, найти способ преодолеть это и заново заставить работать свой мозг. Но, вытесняя все остальные мысли, оставляя его в замешательстве, сбивая с толку и путая мысли, к нему постоянно возвращались воспоминания о той безысходности... и, отдаваясь эхом в темноте, непрерывно шептал этот голос: "Чего ты боишься, джедай? Что ты видишь в темноте, когда приходят твои демоны?"
Звук собственного движения в темноте, то, как изогнутые стены круглой камеры ослабляют и приглушают звон цепи на его голой лодыжке, тушат и искажают дыхание в густой, непрекращающейся темноте... непрестанно вспыхивающие в памяти мгновения, порождённые привычностью камеры с изогнутым потолком. Палпатин, столь явственно представляющийся Люку, что мог бы пройтись рядом с ним, стоящий так близко, что Люк слышал его дыхание, когда он, ухмыляясь своим смертоносным оскалом, говорил, протягивая дрожащие пальцы к тому, что он так обожал и чему завидовал, цепляя открытые раны кривыми, обломанными ногтями: "Мы с тобой одной крови, ты и я... разве я не говорил тебе всегда, что мы... Мы одинаковы... это течёт в твоих жилах...(1)"
Мара... она понятия не имела; никакого понятия.
"Проклятие твоего рода... оно течёт у тебя в крови."
* * *
Наконец, слишком устав, чтобы продолжать двигаться, он улёгся на холщовую койку, прекрасно зная, что они дождутся, когда он уснёт, и лишь тогда придут. Так было принято, так это работало.
Когда он лёг, резкая, колющая боль, заставила его дотянуться до основания черепа, где чуть в стороне от позвонка вздулась кожа над оставшимся шрамом. Молча он лежал на боку, лицом к стене, закрыв глаза словно во сне, и ждал... потому что всё было лучше, чем это. Всё было лучше, чем воспоминания, которые вызывала эта камера.
Ждать... перебирая в уме известные ему факты и проклиная собственное решение остаться на встрече с Леей, понимая, что что-то не чисто.
Он снова вспомнил её крепко сжатые руки, первые её вопросы: "Ты можешь читать мои мысли — конкретные мысли?"
Он уже чувствовал, что что-то не так, но позволил себе отмахнуться. Пропустил, потому что ему нужно было, чтобы эта встреча дала результат. Потому что он уже решил, что она будет последней. Либо они совершат какой-то прорыв, либо он откажется от этого плана и перейдёт к запасному, использовав эту встречу и давно уже посеянные им семена, чтобы расколоть Альянс на части. Вот он и остался — не смотря на то, что знал, что что-то поменялось. Он остался. Потому что хотел, чтобы всё получилось. Хотел настолько, что игнорировал все знаки. Люк негромко рассмеялся над собственной добровольной слепотой. Взгляд в прошлое был безжалостным учителем.
Его мысли вернулись к исаламири, изолировавшим его сейчас от Силы. От Палпатина он, конечно, знал об их существовании, хотя, по его сведениям, мало кому ещё это было известно. И всё же... Откуда-то Мадин знал достаточно, чтобы использовать их при захвате Люка, достаточно, чтобы держать их сейчас здесь. И эти сведения он где-то получил.
"Я не знаю," — шептала Лея, торопливо предупреждая, — "я не знаю, как они это делают."
Возможно, Риис передал эту информацию? Слил не только возможность добраться до Люка, но и способ запереть его, препараты для контроля над ним и единственный метод, которым можно изолировать и удержать его. Передал их, потому что хочет сместить Императора, которого посчитал слишком мягким... передал их человеку, который воспользовался ими, потому что считает нового Императора недостаточно мягким.
В этом даже было нечто забавное: Люк попал между молотом и наковальней. Во-первых, потому что был недогадлив и слишком снисходителен, полагаясь на тех, к кому прислушивался. И, во-вторых, потому что знал, что Риис — предатель, знал уже давно, и всё же оставил всё как есть, не желая рисковать потерей Нейтана, одного из своих последних действительно надёжных друзей, решив дождаться, когда Риис уличит себя, предприняв что-то серьёзное.
Он вновь посмеялся над своей непредусмотрительностью: бойтесь своих желаний.
* * *
Когда раздалось шипение герметичного шлюза, Люк всё ещё лежал на боку. Повернувшись на скрежет открывшихся двойных дверей, он всё же вздрогнул от внезапно включившегося яркого света.
Вошли двое с оружием наизготовку — новые лица. Никогда не оставляйте при заключённом одних и тех же людей. Никогда никому не позволяйте знакомиться с заключённым и обзаводиться привычками, которые он сможет использовать. Мадин всегда был хорош. Ещё двое внесли небольшой тяжёлый металлический стол. За ними, шумно волоча стул по грубому полу, шёл Мадин. Люк нахмурился, недоумевая, что происходит.
Стул был почти брошен в центр комнаты. Тем временем, первые два охранника подняли Люка на ноги, освободили привязь от рамы и, подтащив его, без надобности — он бы всё равно сел — заставили опуститься на стул. Тяжёлый стол подтащили к нему, к крюку в центре столешницы прикрепили короткую перекладину его наручников. Сделав всё, ни разу не встретившись с Люком взглядом, охранники отошли.
Всё ещё моргая от света Люк осмотрелся. Прежде чем дверь закрылась, в камеру вошли ещё два охранника, остановившиеся на этот раз у дальней стены. Установили штатив, на котором закрепили стандартный трёхлинзовый голо-регистратор, направив его на Люка. Всеми игнорируемый, он наблюдал за всплеском активности, гадая, станет ли это первым допросом и о чём вообще они будут спрашивать.
Наконец подошёл Мадин, остановившись только чтобы швырнуть на стол датапад с автосуфлёром.
— Прочти это вслух, — просто сказал он, уже отвернувшись.
Хмурясь от сомнений, Люк подался вперёд, едва дотянувшись кончиками пальцев до датапада, неловко подтащил его по столу и посмотрел на экран: "Я делаю это заявление, чтобы признаться в том, что в прошлом я добровольно и охотно работал над передачей секретной военной информации между противоборствующими сторонами, тем самым сознательно совершая..."
Люк отодвинул датапад:
— Ни за что.
Мадин развернулся от настраивающего голозапись человека, подошёл к столу, подхватил датапад, и с размаху врезал им Люку по лицу, так, что аж искры из глаз посыпались.
— Это не было просьбой, — прошипел он, с грохотом бросив датпад обратно.
Люк пощупал языком щеку изнутри, чувствуя, что прикусил её. Но всё равно стоял на своём:
— Сказав это, я признаюсь в шпионаже, — Мадин действительно думал, что он такой дурак? И в Альянсе, и в Империи это каралось одинаково — смертью.
— Дай-ка я облегчу тебе задачу, — сказал Мадин. Он вытащил из кобуры бластер и положил его на стол подальше от Люка, оставив рукоятку в ладони, а палец на спусковом крючке. Он снова взял датапад и тяжело плюхнул его на стол перед Люком. Когда тот взглянул на него, Мадин приставил бластер к голове Люка...
Резко щёлкнул снятый предохранитель, и Мадин с силой вдавил бластерный ствол в лоб Люка(2).
Вдруг Люк внезапно вспомнил Императорский дворец, давно, когда ещё был жив Палпатин. Выздоравливавший тогда после покушения, он с взволнованной Марой стоял на открытом балконе своих покоев: "Мара, я выжил после взрыва четырёх бомб на расстоянии вытянутой руки. Как ты думаешь, какова вероятность того, что меня убьёт один выстрел из бластера?"
— Читай, — прорычал Мадин.
Люк, сжав зубы, напрягся... но не взглянул на датапад.
Мадин подался вперёд, слегка прижав ко лбу Люка едва заметно подрагивающий бластер:
— Лично я нажал бы на спуск прямо сейчас, но они хотят сделать всё правильно. Они хотят, что бы ты предстал перед судом. А раз так, мне нужно это признание... так что ты мне его дашь.
— Не думаю.
Генерал удивленно вскинул брови:
— Ты полагаешь, мне не наплевать, как я его получу?
Люк легонько кивнул, жёсткий ствол бластера дёрнулся вместе с ним:
— Видишь ли, Мадин, мне было любопытно, как быстро ты отбросишь политику Альянса. Признаюсь, даже я дал тебе больше двух дней.
— Палки и камни могут сломать мои кости, твои слова никогда не ранят меня(3), — Мадин ухмыляясь процитировал старую песенку, — А давай попробуем? У тебя будут слова... у меня будут палки и камни, а может быть и несколько высокотехнологичных помощников. И поглядим, кто истечёт кровью первым.
— Смешно.
— Я не шучу. Прочти это.
Люк медленно, напряжённо вздохнул, от давления бластера звеня нервами лихорадочно метались мысли...
"Ты не должен бояться," — голос Палпатина, когда-то давно шептавший Люку в так похожей на эту камере, отдавался в ушах поверх стука сердца, — "ты не сможешь бояться. Я научу тебя ничего не бояться. Потому что я заставлю тебя в той или иной форме пережить все страхи и каждый из них... И выжить... Я возьму последний страх — саму смерть — и заставлю тебя смотреть ей в глаза, потому что в ней не останется больше тайны. Я буду толкать тебя к этой грани так часто, что она станет старым другом, вожделенным избавлением..."
Холодный ствол бластера проскользил по его коже, когда Люк поднял голову, чтобы заглянуть Мадину в глаза:
— Если бы ты собирался убить меня просто так, я уже был бы мёртв. Поэтому я повторю снова: я не буду это читать. Если из-за этого тебе хочется меня убить, тогда кончай болтать и жми на спуск.
Ограничители не позволили Люку свалиться от размашистого удара в висок, нанесённого Мадином обратной стороной ладони, усиленной тяжестью бластерной рукоятки. Люк медленно выпрямился, но Мадин тотчас схватил его за воротник выцветшего лётного комбинезона, и, встряхнув его, наклонился вплотную, приставив бластер к виску Люка.
— Ты знаешь, как это бывает. Я могу сделать это очень, очень неприятным для тебя... поверь мне, на самом деле я просто ищу повод сделать это. Думаю, я заслужил это право. Знаешь почему? Потому что ты перешёл мне дорогу. У тебя хватило наглости встать среди моих людей и заявить о своей верности. Ты влез в мои дела и выставил меня дураком, а мне это не нравится. Я не терплю этого. Ты сделал это личным.
Люк захохотал, действительно захохотал, хотя голова всё ещё раскалывалась от удара:
— И это всё? Я задел твое самолюбие? Ты — ничтожество, Мадин.
— Правда? Ну, тогда это ничтожество станет смертью Императора, потому что это закончится только одним: что бы ни случилось, ты умрёшь.
— Ты думаешь, я этого не знаю? Я лишь удивляюсь, что ты до сих пор не сделал этого. Но я знаю о тебе и кое-что ещё, Мадин. Ты — не просто ничтожный человек. У тебя узкое, ущербное видение. Убив меня, ты не уничтожишь Империю — она не остановится. Или ты уже знаешь это? В действительности всё дело только в том, чтобы причинить боль тому, кто сделал больно тебе... и ты обставил это для всех этих людей вокруг тебя, придал этому какое-то респектабельное оправдание.
— Оправдание, которое устранит единственное величайшее преимущество Империи и единственное, чего мы никогда не сможем получить. Никогда не захотим — ситх, чувствительный к Силе. Я видел, на что способны такие, как ты, если дать им возможность. Но уберите вас, и всё сведётся к равной борьбе... и я воспользуюсь этим шансом. Читай.
Люк вновь взглянул на датапад:
— Нет. Хочешь меня убить — убивай. Но я не дам тебе спрятаться ни за какими легкими оправданиями. Я не собираюсь облегчать твою нечистую совесть и не позволю тебе выйти из этого невиновным.
Не сводя с Люка прицела, Мадин внимательно изучал его:
— В определённом смысле, я бы хотел, что бы ты предстал перед судом — посмотреть, какая правда выплывет наружу. Ты, ты — наихудшая разновидность агента. Сколько имперских солдат погибло на борту первой Звезды Смерти? Ты убил своих, чтобы сохранить прикрытие.
Слабая улыбка дрогнула на губах Люка в ответ на искажение правды Мадином:
— Это хорошо... Очень разумно.
Ствол бластера ещё сильнее прижался к его виску, ситуация уже выходила из-под контроля... контроля...
И вновь эти резкие, вкрадчивые нотки шепчущего голоса: "Обрети контроль, джедай. Используй всех, кто тебя окружает: любого, каждого, всегда, несмотря ни на что. Приведи всё в соответствие со своим замыслом. Потому что, если ты не сделаешь этого, то это непременно сделают другие. А что предпочтёшь ты?"
Обрети контроль. Действуй, иначе ты будешь вынужден лишь реагировать. Прекрати отвечать на его вопросы и обрати их против него:
— Похоже на кого-то из твоих знакомых? Как долго ты передавал информацию повстанцам, оставаясь при этом в звании Имперского Генерала? Или ты думаешь, что из-за твоих действий не погиб ни один человек? Тех, кого ты хорошо знал, тех, с кем ты сражался и жил рядом...
Лёгкое движение пальца Мадина на спусковом крючке на мгновение заставило Люка замолчать, и это ещё больше его разозлило. Наклонившись под давлением бластера у затылка, он сглотнул тёплую, рыжеватую кровь во рту и медленно выдохнул: либо покончи с этим, либо бери контроль.
— Сколько Повстанцев ты убил, когда служил Императору, Мадин? Ты был очень известным штабным офицером. Сколько стратегий ты разработал, сколько кампаний провёл в угоду Палпатину? Ты был так самодоволен, что назвал их своим именем. Как ты думаешь, пытаясь остановить мирные переговоры, скольких с обеих сторон ты обречёшь на гибель? Я всегда боролся за одно и то же, Мадин. И мне не в чем оправдываться перед тобой. Потому что, без разницы, на чей стороне я был — Повстанцев или Имперцев — я боролся и всегда буду бороться за одно и то же. Ты,.. — Люк покачал головой, — думаю, ты сам не знаешь, за что ты сражаешься, не так ли... Мне кажется, тебя это вообще не волнует.
— Я борюсь за свободу.
— Ха, — коротко и невесело усмехнулся Люк, легонько постучав по датападу связанными руками, — твоя свобода, твой путь... где никто, кого ты лично не одобряешь, не имеет никаких прав.
— Ты ни на что не имеешь права — ты отказался от этих прав, когда стал Императором.
— Почему? Потому что ты не согласен, Мадин? Это твой прекрасный новый порядок, не так ли? Этот человек имеет право на справедливость, потому что я так говорю, а тот — нет, потому что лично мне он не нравится. Как по мне, звучит подозрительно похоже на диктатуру, — Люк обращался одновременно и к охранникам, стоявшим в молчаливом внимании около камеры, и к Мадину, подбрасывая им вопросы, потому что если хоть один из них прислушается и начнёт сомневаться в действиях Мадина...
Мадин стукнул кулаком по столу:
— Альянс повстанцев…
— Альянс повстанцев хочет отдать меня под суд, ты сам это сказал, Мадин. Я не вижу здесь присяжных, а ты? И я крайне сомневаюсь, что они согласятся на такого рода признание. Что означает — ты действуешь без их санкции, не так ли... не так ли?
— Может быть, их просто не волнует, как...
— Побереги воздух, Мадин. У тебя здесь своё маленькое шоу, со своей маленькой труппой. Твоя собственная маленькая империя, — и вновь Люк обращался к аудитории, стоявшей около камеры, желая, чтобы они знали, что Мадин действует самовольно, и что всех их он тянет за собой.
Мадин выпрямился. Отведённый на несколько дюймов бластер остался нацелен Люку в лицо. Он заставил себя посмотреть мимо него, чтобы взглянуть в опасно прищуренные глаза спровоцированного генерала:
— На твоём месте я был бы очень осторожен. Потому что, если бы я устраивал собственное шоу, уж поверь мне, ты оказался бы лишним.
— Ну тогда жми на спуск, — проворчал Люк, — давай, Мадин. Я знаю, ты делал это в имперских допросных с несчётными пленными повстанцами...
Мадин слегка выпятил подбородок, и его взгляд наполнился пониманием, что делает Люк. Он осознал, что Люк издевается над ним на глазах у его собственных людей:
— Ты ничего такого не знаешь.
— О, я читал расшифровки, — кивнув, ответил Люк, — я всё знаю о твоей мелкой грязной карьере. Должно быть, это непросто — быть сейчас здесь, с теми, кого ты столько лет пытался уничтожить. Все эти правила мешают тебе работать, не так ли? А может, и нет... может, именно так ты проворачиваешь все свои махинации. Твои правила, твои методы, а все остальные закрывают глаза. Я уверен, ты говоришь им, что это необходимое зло; что т...
Мадин обрушил зубодробительный удар бластерным прикладом в лицо, которым на несколько секунд оглушил Люка. Подняв голову, Люк почувствовал, как из нижней губы по подбородку течёт тёплая жидкость, как удушливой струёй кровь потекла из носа, и понял, что выиграл этот раунд. Потому что, либо Мадин снимет запись признания явно только что избитого человека, либо ему придётся подождать... так что Люк получил отсрочку на день.
* * *
Мара вернулась на Корускант через три дня после похищения Люка. На главной посадочной площадке на крыше Монолита Дворца её встретил почётный караул по полному протоколу, как будто возвращался сам Император. Всего через день после поимки Люка по требованию генерала Арко и адмирала Джосса были вскрыты документы, определяющие порядок престолонаследия. Вопреки опасениям Мары руководство Империи Люка стремилось сохранить стабильность и как можно скорее прояснить линию наследования. Уже на "Патриоте", всё ещё не отошедшая от случившегося, она сознательно не участвовала в процедуре оглашения документа, организованной генералом Рейссом, адмиралом Джоссом и коммандером Клемом, обеспечивших присутствие ещё трёх необходимых для этого специально уполномоченных лиц.
В ту же ночь она была приведена к присяге. Своим первым распоряжением в качестве Регента она ограничила доступ к информации о похищении Императора минимальным кругом лиц. Незавидная обязанность сообщить о случившемся Императрице на Корусканте выпала начальнику разведки генералу Арко.
Как бы она не относилась к Д'Арке, Маре даже в голову не приходило, что реакцией на законный переход власти может стать хоть малейшая попытка раскола. Однако, в отсутствии жёстко контролировавшего и удерживавшего всех вместе Императора, генерал Арко стремился предотвратить любой потенциальный конфликт между Королевскими Домами и военными, а также старался подчеркнуть решимость действующего режима безоговорочно и в точности следовать намерениям Императора.
Наконец Мара поняла, почему Люк считал Д'Арку столь важной для сохранения стабильности. Она оказалась модератором, способным сдерживать разветвлённые и чрезвычайно влиятельные Королевские Дома, что стало удачным решением давней проблемы, над которой бился даже Палпатин. Действительно, признала Мара, дальновидное привлечение и утверждение Люком Д'Арки обеспечило Королевским Домам требуемые ими признание и представительство и, в результате, гарантировало их постоянное подчинение. Сейчас, когда ей пришлось взглянуть на картину в целом, она оценила гениальность стратегии, найдя лишь один маленький недостаток... Преданность Кирии может быть абсолютной, но только Люку, а не Маре.
Чем именно это обернётся, ей только предстоит выяснить, размышляла Мара. Ещё одно дело, с которым придётся разбираться, в то время, когда разделение внимания может лишить её всего.
Выход из лямбда-шаттла и проход между стройными рядами имперских солдат стал, на сегодняшний день, самым пугающим, подавляющим и просто жутким моментом в жизни Мары... Однако, пока она в одиночестве шла, всё меркло по сравнению с гораздо более глубоким страхом, что Люк потерян навсегда.
Встречающие дворцовые чины и сановники, склонившиеся в знак признания своего нового Регента, выглядели почти так же смущённо, как и Мара. Она подумала, что ей, возможно, следовало бы надеть что-то более подобающее, чем её привычная форма, но на тот момент она не имела ни малейшего представления о том, что от неё ожидают. Она подумала о Люке, попытавшись вспомнить хоть один костюм, который он носил, но лишь смутно представила тёмную, мрачную одежду. Вместо этого в памяти всплыла ночь, когда было объявлено о его браке с Д'Аркой, как она нашла Люка на балконе пышного бального зала, как он выглядел в коротком приталенном пиджаке безупречно сшитого костюма из чёрной саржи. Как он обнимал её, как они танцевали укрытые тёплой ночью. Она вспомнила слабый блеск едва заметных чёрных камней ордена Имперской Звезды возле его воротника, и невольно потянулась к шее от непреодолимого желания прикоснуться к этой вещице, которую она так связывала с ним, взять её в руки, оставить при себе.
Чувствуя себя неловко перед безупречными парадными шеренгами штурмовиков, она ощутила, как вновь заслезились её глаза, и с трудом поборола желание вытереть их. Тысячи раз она совершенно комфортно проделывала этот путь в трёх шагах позади Люка, но сейчас на неё, а не на него оказались устремлены все взгляды, все ожидания... это пугало и ошеломляло. Не это ли чувствовал Люк всякий раз при виде стройных рядов официального почётного караула? Неужели из-за этого он так не любил эти церемонии? К моменту своего прихода к власти Люк уже привык играть в явные и скрытые политические игры, которые требовались его положением, но никогда он не был особенно расположен к подобным публичным церемониям. Мара всегда принимала это за некий остаток личной застенчивости Люка. Но сейчас ей самой пришлось предстать перед тем же спектаклем, высоко держа голову перед множеством любопытных глаз, и проходя вдоль почётного караула она чувствовала, будто её гонят сквозь строй(4), а не возвращают во Дворец.
Она оглянулась в поисках моральной поддержки, которую мог бы оказать Халлин, но его нигде не было видно. В тот же день, когда всё случилось, и Рииса уже в наручниках доставили на борт "Эклиптики", он удалился в свою каюту. С тех пор Мара не видела и не слышала его, хотя знала, что он перешёл на "Патриот". Будучи той, кто обвинил Рииса и потерял Люка, Мара не хотела давить на него или как-то оспаривать его решение, но всего через два дня его молчания она удивлялась тому, как остро ей не хватает его присутствия.
День прошёл как в тумане в переназначении протоколов безопасности, сопоставлении данных и организации встреч с постоянно увеличивающимся командным составом, чтобы определить единый план действий. У Мары сложилось отчётливое впечатление, что пытаясь найти Люка, они не просто ищут иголку в стоге сена, а делают это с помощью огромного джаггернаута, которым были имперские вооруженные силы... что сродни попытке найти эту иголку с помощью зерноуборочного комбайна. К вечеру, несмотря на непрерывные совещания в течение дня, у Мары уже чесались руки отодрать 701-й от джаггернаута, разделить его на небольшие группы и выйти с ними на понятную ей арену в масштабе, с которым она лично могла справиться. Всё продвигалось мучительно медленно, так что, хотя у них и были невероятные резервы кораблей, живой силы и оборудования, чтобы использовать их в сложившейся ситуации, перераспределение заняло бы драгоценные дни, даже если бы у них было верное направление, куда нацелить всю эту концентрированную огневую мощь.
И вот к вечеру своего первого дня на Корусканте и третьего без Люка, она сидела за столом в личном кабинете Люка, лелея своё разочарование, смотрела в сгущающиеся сумерки и считала уходящие секунды. Мара начала понимать, почему Люк, когда хотел сделать что-то быстро и тихо, предпочитал обращаться к таким, как Тэллон Каррде. Она уже испытывала искушение сделать то же самое. На самом деле, если бы у неё был способ связаться с ними, она, наверное, уже сделала бы это.
Чтобы уединиться, она заперлась в кабинете, уже ощущая навязчивое чувство клаустрофобии из-за следовавших за ней повсюду телохранителей Клема, неважно насколько незаметных. Как никогда раньше она поняла, как это может раздражать. В тишине комнаты на её губах промелькнул едва заметный намек на улыбку — Люк всегда язвительно отзывался о старой императорской гвардии как о своей "красной тени", преследующей его повсюду, куда бы он ни пошёл. Мара, находившаяся обычно по другую сторону этого уравнения, во всех обсуждениях вопросов безопасности всегда становилась на сторону Клема, но не прошло и дня, как появилось искушение попытаться сбежать от собственной охраны.
Она всегда уважала Дворец и власть, им предоставляемую, образ жизни, который Палпатин считал высшей целью, поставив его для Люка превыше всего. Но сейчас, здесь, без него, всё это казалось пустым фарсом. Бессмысленная, бесконечная игра ходов и контрходов, тяжесть Галактики на её плечах... было ли так с Люком? С этим ли он жил последние два года, когда она была полностью уверена, что он наконец-то достиг всего, чего был достоин.
Мара с совершенной, пронизанной Силой ясностью вспомнила момент их общего озарения... вспомнила ощущение неуклонного натиска, усилившего её восприятие его в тот момент, в то мимолетное мгновение, когда она ощутила, как с могучей, несокрушимой силой вращается Галактика. Вспомнила это давление, неумолимый скрежет — сталью по стали и костью по кости...
Всё, чего она хотела для него... Теперь, сидя в одиночестве в его кабинете за столом из дерева с красным покрытием, за которым так часто до глубокой ночи работал Люк, все эти нагрузки и требования, страх сделать хоть один неверный шаг, заставляющие Мару дважды обдумывать каждое своё решение, она задавалась вопросом... а не были ли те прежние ценности ложными? Были ли они вообще её ценностями, или это просто похмелье другой жизни? Жизни, казавшейся сейчас бледной и бессмысленной по сравнению с реальным страхом лишиться того, что для неё действительно важно. Она медленно покачала головой, прикрыв рот рукой, и вновь ощутила, как чёрное отчаяние страха сдавливает грудь, затрудняя дыхание, вызывая головокружение, тошноту и полную опустошённость.
В полупрозрачном сиянии виртуального экрана перед ней отображался извлечённый из личной информационной системы Люка заблокированный прошлогодний файл под названием "Экстраполяция перемещений периферийного флота". Она прошла уже все процедуры идентификации: ДНК, биометрию и пин-коды, ей осталось всего лишь ввести последний пароль — "Изумрудные глаза". Пароль для документа, оставленного исключительно для Мары. Это был план Люка, его конечная цель, его последняя задача для Империи, для изменения будущего которой он уже отдал так много. Всё, что ей оставалось сделать, — это открыть его и прочитать. Но она не могла... Почему-то... открыть, как он просил, файл, да даже подумать об этом, казалось признанием провала. Что он уже ушёл. Что дальше она должна жить без него...
Всё ещё пытаясь найти какой-нибудь выход, Мара наткнулась взглядом на плавные органичные изгибы небольшого тускло-серебристого голопроектора. Узнав его, она улыбнулась, удивляясь, как давно он лежит на столе Люка... и всё же она ни разу не видела, чтобы он включал его, даже не представляла, что в нём записано.
У него было мало личных вещей. Мара всегда задавалась вопросом, не потому ли, что в глубине души он никогда не хотел пускать здесь корни, никогда не хотел верить, что останется.
Она взяла в руки знакомую вещь, изучая её, гадая, почему она здесь, что дало ей это редчайшее право — место в жизни Люка. Голопроектор определённо был винтажным — изящные изгибы и плавные линии говорили о позднереспубликанском стиле, а может быть, и о дореформенном. Однако, дорогая, элегантная, изысканная вещь. Мара повертела его в руках: гравировка на изгибах местами истерлась от прикосновений, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы найти скрытую кнопку активации.
Вспыхнуло изображение совсем маленькое — не выше её ладони, полупрозрачное, но всё же яркое, живое. Женщина, пожалуй, даже моложе Мары, с копной тёмных локонов, уложенных в сложную причёску явно той же эпохи. Снятая на портативную камеру картинка слегка дрожала.
— Не надо... Эни, не надо, я ужасно выгляжу.
— Ты выглядишь великолепно.
— Я растолстела.
— Ты светишься.
— Прекрати.
— Но я возьму это с собой во Внешнее кольцо. Возьму тебя с собой. Буду повсюду носить тебя в кармане.
— Правда? Тогда возьми. Я люблю тебя, Эни. И всегда буду любить.
Слабо улыбнувшись Мара приподняла старый голопроектор, чтобы рассмотреть последнее изображение неизвестной женщины, чьё обрамлённое гривой тёмных локонов искреннее лицо навечно застыло. Кто она, гадала Мара, была ли она кем-то из юности самого Люка, и если да, то кем? И кто такой Эни? Неизвестная женщина была очень хорошо одета — непохоже, что эта женщина из его детства на Татуине или его тётя Беру Ларс. Откуда вообще Люк это взял? Она никак не могла поверить, что никогда не спрашивала его об этом, что так часто видела этот голопроектор и даже не подумала выяснить, считая само собой разумеющимся, что у неё целая вечность, чтобы спросить его...
Когда изображение погасло, Мара аккуратно положила голопроектор на место. Её взгляд вернулся к более практичному, ярко светившемуся в тёмной комнате виртуальному экрану, который вновь стал единственным источником света, и притом нежеланным.
Она не могла этого сделать. Не могла открыть документ. Для управления Империей он не имел значения(5). Бесконечные бюрократические структуры и административные уровни, столь кропотливо созданные Люком, могли спокойно функционировать в течение месяца или около того, затягивая и откладывая принятие важных решений, придерживаясь отработанных шаблонов... но сколько времени прошло?
Что если это было…
Нет, она не могла этого сделать; не могла ходить по комнатам Люка, сидеть за его столом и организовывать флот для его поисков, пока она была здесь. Она не могла оставаться здесь. С болезненной остротой Мара сама ощутила то, что заставляло её так часто просить Люка умерить его стремление активно участвовать в осуществлении того, что его глубоко волновало. Разрывающее самую суть её существа желание прямо сейчас быть там, в поле с войсками, похожее на попытку встать в глаз смерча. Она не могла находиться здесь, когда нужно было что-то делать, просто не могла.
Она просидела там ещё где-то час, мучаясь отвратительным, болезненным беспокойством... потому что она не могла открыть этот документ... Не могла. Мара вытерла глаза, выпрямилась. Это были планы Люка, и она, ситх её побери, заставит его вернуться сюда, чтобы он сам их осуществил. Ей было всё равно — всё равно, что он написал, потому что она верила в правильность его действий... больше, чем Палпатину, признала Мара, больше, чем она когда-либо верила Палпатину. И если сейчас она откроет этот документ, это будет равносильно прощанию с Люком, признанию поражения. А она совершенно не собиралась этого делать. Ни сейчас, ни когда-нибудь ещё.
Поднявшись, Мара вышла из комнаты и в сопровождении своей красной тени, остаток ночи бродила по пустым залам Дворца, сопротивляясь желанию, подобно Люку, вернуться в заброшенные, пыльные покои Палпатина, чтобы выплеснуть пустующим комнатам своё отчаяние и упрёки.
* * *
Мара встретила утро, снова сидя за широким письменным столом в личном кабинете Люка. Она не знала, почему возвращается сюда, но помнила, что именно в этой комнате он часами сидел и закрыв глаза сосредоточенно молчал, опёршись локтями на стол и спрятав лицо в ладонях.
В приёмной уже ожидали несколько десятков старших офицеров, а на датападе Люка накопилось пятьсот двадцать девять вопросов, отмеченных как требующие его личного внимания. Пока Мара связалась с кабинетом Императора и убедилась, что система контролируется и управляется, пришло ещё девятнадцать — никто за пределами внутреннего круга даже не знал, что Люка на месте нет. Не то что бы с этими вопросами нельзя было разобраться — созданные Люком государственные структуры могли справиться с этим в короткий срок. Просто именно сейчас Мара внутренне была не готова это делать.
Лёгкий стук в дверь заставил её поднять глаза — вошёл Турис, нервничающий так, что Мара чувствовала это даже на таком расстоянии.
— Вы просили сообщить о прибытии генерала Рейсса, мэм... и... Императрица здесь. Я проводил её в Мраморный зал.
Мраморный зал, как само собой разумеющееся. Люк давно уже приучил адъютантов и секретариат следовать негласному правилу, согласно которому обычных посетителей проводили в большую, внушительную приёмную, а личных друзей — в меньшую, но более нарядную Белую гостиную. Тех, кому могло потребоваться... особое внимание, провожали в Мраморный зал, подальше от всех остальных. Сегодня Маре, всегда находившей крайне забавной эту негласную классификацию посетителей, захотелось схватиться за голову.
— Спасибо, скоро буду. Не хотелось бы заставлять её ждать, не так ли?
Не понявший, шутка это была или нет, Турис поклонился и вышел, а Мара со вздохом посмотрела на настольную консоль. Наконец, она набрала номер контакта и долго ждала... Не получив ответа, она связалась с дежурным офицером безопасности.
— Да, мэм?
— Не могли бы вы сообщить мне, где находится Нейтан Халлин?
Последовала пауза, пока сотрудник пробивал информацию по системе:
— По моим данным, он в своей квартире, мэм.
— Активируй его комм и соедини меня с ним.
— Есть, мэм.
На установленном на столе Люка голокомме изображение охранника сменилось на всё ещё тёмную из-за включенных фильтров приватности квартиру Нейтана. Мара нахмурилась:
— Нейтан... Нейтан, я знаю, что ты там, ответь мне... Нейтан? ... Ты действительно хочешь заставить меня спуститься к тебе?
Приглушённая тень пересекла комнату, и Нейтан осторожно сел в зоне видимости голообъектива, опёрся локтями на стол и сцепил руки. С окружёнными чёрными тенями глазами он, казалось, за последние дни спал не больше чем Мара. На нём были те же вещи, что и на "Затмении", его обычно безупречная одежда выглядела растрёпанной и мятой, рубашка на шее расстегнулась.
— Мара.
— Нейтан… какого хатта ты делаешь?
— Действительно... очень мало, — его мрачный, несчастный голос был слабым и приглушённым.
— Кроме как сидеть в унынии?
— Ну... мне есть над чем поразмыслить, даже ты должна это признать.
— А мне нет?
— Вряд ли это твоя вина.
— Хочешь сказать, что твоя?
Нейтан тихо покачал головой:
— Вез говорил мне... так часто, он говорил, что реформ слишком много, что Империя сбивается с пути... но я пропускал это мимо ушей. На самом деле, мне даже в голову не приходило поступить иначе. Это был Вез, понимаешь... это был Вез. Я безгранично верил ему.
— Все мы, Нейтан. Он лгал нам всем.
— Не то чтобы он мне лгал... и я этого не замечал. Я правда не видел.
Мара смутилась, услышав глубокую тоску в его растерянном голосе:
— Как-то ты сказал мне, что в некоторых вещах мы все слепы.
Нейтан горько рассмеялся:
— Да, я сказал так... потому что хотел защитить Люка. Видимо, я смотрел совсем не туда.
— Нейтан, у меня нет на это времени. У меня нет времени на твои терзания, когда я сама виновата. Это я была с ним тогда. Это я должна была вытащить его оттуда.
— Во-первых, ты не должна была оказаться в той ситуации. Из-за меня.
— Из-за Рииса.
Казалось, Нейтан не слышал:
— Ты же знаешь, что именно я изначально убедил Люка принять Веза, не так ли? Я сказал, что он... Я сказал, что у него доброе сердце. Я сказал, что ему можно доверять.
— Нейтан, Люк уже знал. Он знал, что делает Вез. Он знал это уже давно. Он решил подождать. Позволить Везу остаться.
— Почему он… о ситх!
Мара нахмурилась:
— Что?
— Пожалуйста, скажи, что это не из-за меня?
Мара судорожно сглотнула — до сих пор эта мысль даже не приходила ей в голову:
— Я не...
— О нет,.. — он схватился за свою безутешную голову, — может ли стать ещё хуже!
— Хуже, чем что? Хуже, чем потеря Люка? Или хуже, чем бездействовать, потому что ты слишком поглощён своими терзаниями, чтобы оторвать задницу и сделать то, что Люк ждёт от тебя? Хочешь знать, кому Люк доверял? Тебе, Нейтан. Всегда тебе... больше, чем мне, и уж точно больше, чем Риису. И будь я проклята, если позволю тебе сейчас это просрать, тупо сидя здесь и упиваясь страданиями.
— Мара, прошло уже три дня, а известий нет. Ты знаешь, что все думают... что Люк уже...
Он не мог заставить себя произнести это, и Мара явно не собиралась этого ему позволить:
— Послушай меня. Теперь ты послушай меня. Люк вернётся. Он непременно вернётся, а мы с тобой сделаем всё, что в наших силах, чтобы это произошло. Ты понял меня?
Нейтан всё ещё мотал головой.
— Нейтан, ты не можешь сидеть там вечно. Ты бы не сделал этого, если бы Люк попросил. Ты бы помог ему.
— Мара... чем я могу быть полезен?
— Полезен? Прямо сейчас у меня в приёмной около двадцати высокопоставленных чиновников, ожидающих возможности сказать мне, что, какого бы хатта они ни придумали, — это самое важное из имеющихся дел. У меня в кабинете сидит Арко, чтобы сообщить, что важно на самом деле. У меня адмирал Джосс, выделивший более ста шестидесяти кораблей, дожидается указаний откуда им начинать поиски. У меня генерал Рейсс, жаждущий знать, какие из этих кораблей следует усилить войсками. У меня горящий от нетерпения 701-й... а в Мраморном зале меня ждёт Кирия Д'Арка... и, честно говоря, я понятия не имею, что ей сказать. Но я знаю одно: ты мне нужен. Мне нужен человек, на которого я могу положиться. Единственный человек, которому я могу доверять.
Качнув головой Нейтан, со слабым вздохом сказал:
— Тебе не требуется моя помощь, Мара. Ты никогда в ней не нуждалась.
Не в силах признать свою слабость Мара замешкалась на секунду, но вид Нейтана, такого же потерянного и несчастного, как и она сама, заставил её говорить:
— Нейтан... Я не могу сделать это одна, понимаешь? Ты доволен? Я не могу сделать это в одиночку. А ты — единственный человек, который знает, через какую сарлачью задницу я сейчас прохожу. Поэтому у тебя есть десять минут, чтобы привести себя в порядок, переодеться и подняться сюда, или же, клянусь, я сама спущусь за тобой.
* * *
Остановившись у дверей Мраморного зала, Мара посмотрела на сгорбленную, осунувшуюся фигуру Нейтана рядом с собой. Невысокий и миниатюрный в лучшие времена сегодня он выглядел как ходячая развалина, но хотя бы пришёл.
— Ладно, как наши дела? — тихо спросила Мара.
— Как пуду. Как у тебя?
— Думаю, меня сейчас стошнит.
Нейтан сжав губы, кивнул:
— Что ж, по крайней мере, мы выступаем единым фронтом.
Мара выпрямилась, закусив губу:
— Хатт, мы перед ней.
* * *
Кирия Д'Арка обернулась, как только они вошли в зал. На секунду Мара поддалась безотчетному страху, что Нейтан просто останется стоять за дверью, оставив её одну. Но взгляд Д'Арки метнулся в сторону, она растерянно нахмурилась, и Мара поняла, что у неё есть поддержка.
Прошло довольно много времени, прежде чем Д'Арка нерешительно поклонилась. Тихо прошуршало расправляющимися элегантными складками её богатое алое платье. Она была абсолютно идеальной Императрицей — с высоко поднятой головой, со всем изяществом и выдержкой, на которую только была способна, со слегка излишне поджатыми губами, быстро моргающими влажными глазами... Она безукоризненно играла роль пострадавшей стороны, расстроенной супруги, которая слишком горда, чтобы показать хоть малейшую трещинку на этом фарфоровом фасаде.
Одетая в форменные тёмные брюки и приталенный пиджак, с небрежно стянутыми на затылке в тугую косу волосами, Мара казалась себе мрачной, неуклюжей и раздражённой. Но в голове у неё продолжала вертеться мысль, которую в ожидании этой встречи она твердила себе с момента возвращения во Дворец, когда в тот последний день на борту "Осы" Люк говорил о предательстве Риса: "Кирия сказала, что он фактически принял сделанное ею прямо предложение".
А значит, Д'Арка уже сообщила об этом Люку. Потому что он не говорил: я, мол, знаю, что Риис ходил к Кирии. Он просто произнёс: "Кирия сказала...".
Кирия сказала…
Люк доверял ей. Он всегда ей доверял. И сейчас Маре этого должно быть достаточно. Не в силах заставить себя открыть оставленный им для неё документ, Мара изо всех сил старалась взять на вооружение всё, что помнила о действиях Люка на посту Императора. В любой ситуации задавая себе два жизненно важных вопроса: "Что бы сделал Люк? Что бы он хотел, чтобы я сделала сейчас?". И как бы она ни пыталась убедить себя, что на самом деле Люк хотел бы, что бы она треснула миниатюрную старлетку по носу и вышвырнула её из дворца, она знала, что на самом деле Люк верил, что она ему нужна, что ему нужно её сотрудничество, чтобы держать в узде Королевские Дома. Он был совершенно уверен в этом. И если Люк Скайуокер, со всеми его интригами и махинациями, нуждался в ней, то Мара Джейд точно нуждалась. Она всего лишь не хотела её видеть.
Но поскольку она намерена к возвращению Люка обеспечить порядок в его доме, изгнание императрицы из дворца может оказаться не таким уж благоразумный шагом, как хотелось бы Маре. И ещё, в тот вечер, когда они вдвоём стояли в тени на балконе бального зала, а за их спинами шумно бушевало празднование предстоящей свадьбы, к которой ни один из них не чувствовал себя причастным, она обещала, причём добровольно: "Я спрошу тебя в первый и последний раз, а потом больше никогда не буду упоминать об этом", — сказала она о необходимости для него привлечения Кирии. Он согласился — она была нужна ему, нужна как пропуск в Королевские Дома, чтобы стабилизировать будущую Империю.
Вот и всё. Здесь он или нет, Мара дала Люку обещание и, разумеется, сдержит его — Кирия Д'Арка останется.
Но это ни на секунду не означает, что она должна ей нравиться, размышляла Мара, коротко кивнув:
— Ваше превосходительство.
— Госпожа регент.
Тишина... Мара почуяла позади себя нервное шебуршание Нейтана и нарушила её скорее из уважения к нему, чем к Д'Арке:
— Не сомневаюсь, что Вам известно, о том, что в случае своего отсутствия Люк доверил правление Империей мне...
— Мне прекрасно известны соответствующие документы, комман... госпожа Регент. Я крайне внимательно изучила их.
— Не сомневаюсь.
Собравшись с духом Д'Арка твёрдо заявила:
— Я не сдамся без боя.
— Что?
— Без борьбы я не уйду. Прав оставаться здесь у меня не меньше, чем у Вас.
Сама не готовая уступить, Мара нахмурилась:
— Прошу прощения, Ваше Превосходительство, но Вы будете делать то, что Вам предписано.
Д'Арка слегка вдёрнула подбородок:
— Нет, сударыня, не стану. Я буду делать то, чего требует мой долг, в частности — находиться здесь. У меня столько же прав оставаться здесь, сколько и у Вас, и столько же прав вкладывать свою поддержку, силу воли и усилия в обеспечение безопасного возвращения Императора. Уверяю Вас, в глазах народа это весит больше, чем любой безымянный телохранитель. Если Вам кажется, что можете заставить меня уйти, что ж — попробуйте. Можете быть Вы — Регент, но я — Императрица. Как Вы думаете, кого поддержит народ? Кого, по-вашему, поддержат Королевские Дома?
— Это измена.
— Поэтому я предлагаю Вам выполнять свои обязанности в качестве исполняющего обязанности главы государства и принять меры, чтобы разрядить обстановку до того, как она взорвётся. Вы — Регент, коммандер Джейд, не Император и не Императрица. Помните об этом. Вы — хранитель Императорской династии, не более того. Ваша задача — обеспечить её стабильность до возвращения Императора... и сделать всё, что в Ваших силах, чтобы обеспечить это возвращение.
Мара сверкнула глазами:
— И Вы полагаете, что я этого не сделаю?
— Напротив, я полностью верю в Вашу готовность выполнить свой долг. В противном случае Император не выбрал бы Вас. Но помните, я тоже выбрана Императором, и это не случайно. У меня есть определенное место, у меня есть ценность и предназначение, и, уверяю Вас, я очень, очень способна. И я не позволю сорвать исполнение моего долга.
— И в чём именно заключается этот самопорученный долг, Ваше Превосходительство?
— В том же, в чём и всегда, госпожа Регент. В соответствии с замыслом Императора продолжать укреплять и поддерживать Империю, до и после того, как он вернётся. С этой целью, поскольку так пожелал Император, я поддержу Вас, госпожа Регент... но я не подчинюсь ни одному Вашему приказу, который, по моему мнению, будет противоречить принципам правления Императора. И я сочту своим важнейшим долгом обеспечение исполнения Вами Вашего долга с таким же усердием. А безопасное возвращение Императора, несомненно, является Вашей главной целью.
Мара нахмурилась, сомневаясь, было ли это реальным беспокойством... или она просто защищала свое положение Императрицы?
— Ваше превосходительство, быть может, тогда Вы удалитесь и позволите мне делать свою работу?
Изображая непреклонную решимость Д'Арка настаивала на своём:
— Госпожа Регент, быть может, Вы сообщите мне, чего конкретно удалось достичь в этом деле?
— В последнем известном местонахождении Императора находится более сорока линейных кораблей, производящих триангуляцию возможных маршрутов и передающих соответствующие координаты прибывающим судам, задача которых — проверить или исключить каждый из возможных вариантов. В общей сложности, для выполнения единственной задачи — найти корабль, на котором был похищен Император, задействовано более пятисот кораблей. Данные разведки обобщаются ежеминутно. Четыре раза в день мы проводим общие совещания командного состава(6), чтобы согласовать нашу стратегию. Для преодоления кризиса привлечено более половины вооруженных сил.
— Понятно... Таким образом, Вы говорите, что не знаете, где он, госпожа Регент, — сказала Д'Арка, — хотелось бы знать, что именно в связи с этим Вы собираетесь предпринять.
— Кроме того, что я зря трачу здесь время, я полагаю? — прищурилась Мара, — по сути, на данный момент мы не знаем даже, находится ли Император на борту использованного при похищении фрахтовика. И пусть это так, но это конкретное судно — грузовик VI класса. На сегодняшний день Кореллианской инженерной корпорацией произведено более семисот тысяч судов данного типа. Сейчас нами привлечены силы на местном, планетарном и системном уровнях, чтобы отследить и установить местонахождение на момент похищения каждого грузового корабля этого типа. Чтобы сузить круг поиска, мы используем имеющиеся записи с камер наблюдения и разведданные, полученные со станции Квенн. В настоящее время на каждой планете или локации, где бы они ни находились, заблокированы все известные нам грузовые суда VI класса. Из перечня списанных судов мы исключили только те, что были зарегистрированы как разобранные лицензированными утилизаторами. Мы выявили фрахтовики, принадлежащие существующим группам контрабандистов, и заручились помощью "Чёрного солнца" в отслеживании и исключении их из расследования. В итоге нам остаётся разыскать и отследить чуть менее ста тысяч судов. Это только одно из почти пятидесяти отдельных направлений расследования, ведущихся в настоящее время.
Мара сделала паузу:
— Возможно, Вы пожелаете посещать будущие совещания командного состава, избавив меня от необходимости повторяться, часами рассказывая о многочисленных операциях. Уверена, Вы первая согласитесь с тем, что у меня есть дела поважнее.
— Как я поняла, кого-то арестовали?
— Некто помещён в Имперскую тюрьму, — смысла блефовать не было, когда Д'Арка и так всё прекрасно знала.
— Они содержатся здесь?
Мара кивнула, почувствовав неловкое шевеление Нейтана позади неё:
— У разведки.
Императрица прищурилась:
— Только один человек?
Мара замялась. Если Д'Арка действительно сообщила Люку о Риисе, то был единственный простой способ проверить это — предложить сейчас частичный ответ и посмотреть, не расскажет ли Д'Арка остальное... Когда она вдохнула, чтобы ответить, Маре пришло в голову, что Д'Арка, вполне вероятно, так же проверяет Мару — настолько ли Люк доверял Маре, чтобы рассказать ей о своём разговоре с Императрицей.
Обе женщины настороженно и расчётливо следили друг за другом, пока Мара тщательно подбирала слова:
— Пока всё подтверждает данные разведки о том, что во Дворце был только один человек.
Д'Арка в нерешительности бросила взгляд на Нейтана:
— Понятно... Могу ли я поговорить с вами наедине, госпожа Регент?
Мара сразу же поняла, что Д'Арка уловила связь и точно знала, о чём будет разговор, и тут же возникла непредвиденная проблема. Поскольку Императрица явно хотела продолжить разговор сейчас... а Мара не собиралась уступать Д'Арке во мнении Нейтана.
— Коммандер Халлин — один из ближайших помощников Императора... Что бы Вы ни хотели сказать, говорите это при нём или не говорите вовсе.
Нейтан на полшага подался вперед, и по пустому звуку его голоса Мара почувствовала, что он также понял, о чём пойдёт речь:
— Нет, Мара, всё в порядке. Я подожду снаружи.
— Нейтан, ты не обязан, это...
— Я знаю, я понимаю. Я просто... я буду у Люка... в гостиной Императора.
На секунду, когда он повернулся, чтобы уйти, Мара всерьез подумала, что Д'Арка собирается возразить против выбранного Нейтаном места ожидания... но она сжала челюсти и придержала язык... "Все когда-нибудь случается в первый раз", — сухо размышляла Мара.
Когда двойные двери закрылись, терпение Мары иссякло:
— И так?
Д'Арка вскинула брови:
— Вы предпочли бы, чтобы я говорила в его присутствии, не так ли?
— Просто скажите, что Вы хотите сказать.
— Вы задержали Веза Рииса, так ведь?
— Это секретная информация.
— Он сдал им Люка, не так ли? — Императрица посмотрела на Мару, сузив глаза, — тогда я вынуждена задаться вопросом, почему он до сих пор жив?
— Это решать Люку, — покачала головой Мара.
— Я также задаюсь вопросом, почему Нейтан Халлин до сих пор волен ходить, куда ему вздумается.
— Коммандер Халлин вне подозрений. Никакого отношения к этому делу он не имеет.
— Это весьма смелое предположение.
Мара покачала головой:
— Нет, Нейтан вне подозрений. Люк доверяет ему, и мне достаточно этого суждения.
Миндалевидные глаза д'Арка вновь прищурились, и Мара прокляла себя за постоянное обращение к Нейтану по имени, понимая, что Императрица, несомненно, сочтет Мару слишком близкой к нему.
— Простите меня... но Люк также доверял Везу Риису.
— Вез был исключением, — просто ответила Мара.
— Почему?
В действительности, Вез был специально выбран и приставлен Палпатином, потому что у него был трудночитаемый "тихий ум", но Мара не собиралась делиться этим с Кирией:
— Вы сможете спросить об этом у Люка, когда он вернётся.
Явно разочарованная Д'Арка вздохнула:
— Почему он оставил человека на таком месте, где он смог нанести подобный ущерб? Я говорила ему... Я говорила ему, что Вез Риис представляет угрозу, — она подняла на Мару взгляд, в котором было что-то молящее, — он говорил Вам что-нибудь? Он вообще мне поверил? Разве я не объяснила всё ясно?
И вдруг Мара поняла, что смотрит на женщину, которая задаётся теми же вопросами, что и сама Мара. Сегодня утром она пришла сюда, ожидая конфликта, обычного нескрываемого презрения со стороны Д'Арки... но дело оказалось в том, что, как и все остальные, Д'Арка усомнилась в собственных действиях, переживая, что, так же, как и все остальные, в какой-то мере сама виновата в случившемся.
Кивнув, Мара чуть более терпимо произнесла:
— Он знал, что Вез представляет угрозу.
— Тогда почему он не реагировал?
— Думаете, я не спрашивала его об этом дюжину раз?
— Иногда он совершенно невозможен! Всё дожидается чего-то(7)... Это похоже на навязчивую идею!
— Я сказала, что,.. — Мара прервалась, поняв внезапно, что они с Д'Аркой вполне согласны. Они обе рассержены и расстроены, и в кои-то веки не друг на друга. Растерявшись, она быстро спрятала глаза, — у Люка была наблюдавшая за Риисом небольшая команда из разведки. Все действия Веза во Дворце отслеживались и проверялись перед отправкой, его доступ к секретной информации был ограничен. Империи навредить он не мог никак, Люк об этом позаботился. А вот, почему он его бросил... Хотела бы я знать.
— Он защищал свою Империю, а не себя, — расстроенно сказала Кирия.
Мара согласно кивнула:
— Как-то так...
Д'Арка нахмурилась было, но немного подумав, успокоилась:
— Я должна была понять, что он уже знает. Он сказал... когда я сообщила ему, что Вез Рис работает против него, его единственным вопросом было, смогу ли я выступить в суде и дать показания против него.
— Ему не требуется судебное разбирательство, — выдохнула Мара, — он в любом случае может выступить против Рииса.
Д'Арка кивнула:
— Я тоже так говорила! Я сказала, что он Император — он выше закона.
— А он сказал, что никто не может стоять выше закона, — со знанием дела закончила Мара.
— Этого не может быть, — с абсолютной убежденностью заявила Д'Арка, — власть нужно использовать для того, чтобы быть защищённым, а некоторые законы абсолютны. Они должны быть таковыми. Даже подозрение в подстрекательстве к мятежу должно жёстко пресекаться. Не может быть никаких серых зон, никаких смягчающих обстоятельств. Ни в коем случае.
С точки зрения аристократии, размышляла Мара, монархия неоспорима и безоговорочна. Именно к этой бескомпромиссной силе веры Люк всегда обращался через Д'Арку, зная, что с её помощью он сможет изменить облик Империи. На какую-то долю секунды она поддалась страху, что теперь это уже никогда не сбудется... затем решительно сжала челюсти:
— Что будет с Везом Рисом, решит Император.
— Но вы допросили его?
— Его несколько раз допрашивали специалисты службы разведки Арко, — ровно сказала Мара, понимая, что гнев Д'Арки — это не обвинение, а проявление её заботы о Люке.
— И что он сказал?
— Ничего, но он бывший императорский гвардеец, поэтому устойчив к методам допроса.
Д'Арка не впечатлилась:
— Он устойчив к наркотикам?
Мара опустила взгляд:
— При их использовании мы не получили никакой дополнительной информации. Только те же факты: он действовал в одиночку, добровольно передавая информацию Повстанцам, с единственной целью — устранить Императора. Он не поддерживал контактов с теми, кому передавал информацию, и не знал, что они намерены предпринять.
— Но нам известно, какие данные были переданы. Были ли среди информации, которой теперь владеет Восстание, сведения о... способностях Императора?
Подумав об исаламири, Мара нахмурилась... Сообщал ли о них Риис — в протоколах допросов она этого не читала. А если так, какие ещё секретные сведения передал им Риис? С того первого дня на борту канонерки и до сих пор она избегала любых контактов с Риисом... Может ли она позволить себе это впредь?
— Насколько нам известно, Риис не скрывал никакой информации.
— Вы испробовали все виды препаратов? Вы уверены, что получили всю информацию?
— Прошу прощения, но сейчас я не могу сказать, что мы использовали, а что нет, — она не хотела признаваться Д'Арке, что приказала Арко воздержаться от использования нескольких наиболее сильнодействующих веществ, учитывая очередной пакет законопроектов Люка. Тех, которые, как ей было известно, должны были быть утверждены в день его похищения.
— Вы использовали триклиптидины?
Удивившись, что Д'Арка имеет настолько специфические знания, Мара подняла голову:
— Нет... нет, этого мы не делали.
— Могу я спросить, почему?
— Их планировалось запретить в ближайшем пакете законов, который должен был быть принят четыре дня назад.
— Были ли они введены в действие?
— Нет, соответствующий рескрипт всё ещё на моем... на столе Люка.
— То есть, они пока ещё не незаконны?"
Мара проглотила искушение:
— Во всех смыслах, кроме названия, они таковы.
— Эти препараты были разработаны в Империи именно для подобных случаев.
— По приказу Палпатина, а не Люка. Если Люк принял запрещающий их эдикт, то я не буду их использовать. Точка, — Неужели она действительно делала это — фактически выступала против режима, с которым выросла, режима, который она так долго считала непогрешимым?
Д'Арка только нахмурилась:
— То есть все, Вы не собираетесь их использовать?
— По приказу Люка они были запрещены. И нет, я не собираюсь отменять это, — твёрдо сказала Мара, — Вы только что сказали, что считаете своим долгом следить за тем, что бы я не делала ничего противоречащего принципам правления Императора, а теперь Вы желаете, чтобы я уже через четыре дня пошла наперекор его приказам?
— Я хочу, чтобы Вы его вернули, — сказала Д'Арка, не обращая внимания на огонь в голосе Мары.
— Я намерена сделать это.
— Тогда допроси Веза Рииса!
— Разведка уже делает это.
— И Вы уверены, что эти безвестные дознаватели знают Императора лучше Вас — его уникальные сильные и слабые стороны? Что они будут знать, за какую ниточку взяться и какие вопросы задавать, основываясь на мелких фактах, которые могут пройти мимо любого, кто не знаком с возможностями Императора, вещи, которые может понять только тот, кто ежедневно находится рядом с ним и знаком с этими возможностями?
Мара понимала, что это очень важный момент... так почему же она всё время откладывала это? Почему она ни разу не приблизилась к Риису?
— Завтра, — кивнув сказала Мара, раздражённая тем, что её вынудили на это, — завтра я сама его допрошу.
— Завтра, госпожа Регент, будет слишком поздно — вздёрнув подбородок, с нескрываемым вызовом Д'Арка взглянула на Мару, — уже сейчас поздно. Если потребуется, я сама допрошу его.
— Вам кажется, это так просто? Вы войдёте туда и начнёте задавать случайные вопросы...
— Возможно, у меня нет опыта, но у меня есть решимость.
Мара приподняла бровь, вновь почувствовав самообладание и уверенность в себе:
— К счастью, у меня есть и то, и другое.
1) 54. Некоторыми считается, что для знаменитого эксперимента Дарта Плэгаса того самого, в результате которого (или как ответ Силы на который) появился Энакин Скайуокер, использовался генетический материал Дарта Сидиуса… Но это не точно… Уа-ха-ха...
2) 55. Учитывая, что в ДДГ бластеры стреляют сгустками перегретой плазмы или частиц высокой энергии, позволю себе считать, что у данного типа оружия имеется некое подобие ствола, выполняющее роль направляющих. Ну а предохранитель может, например, механически отключать батарею или обрывать цепь питания бластера.
3) 56. В оригинале: "Sticks and stones'll break my bones but words'll never hurt me." — англоязычный детский стишок, используемый в качестве защиты от обзывалок и словесных издевательств, предназначен для повышения сопротивляемости, предупреждения физической расправы и сохранения спокойствия и доброжелательности. Переводится как "Палки и камни могут переломать мне кости, но слова никогда не причинят мне вреда." В той или иной форме в литературе двустишие известно примерно с 1830 г. В марте 1862 года, в газете Африканской методистской епископальной церкви Christian Recorder этот стих был представлен как "старая поговорка" в форме: "Sticks and stones may break my bones, but words will never break me" ("Палки и камни могут сломать мне кости, но слова никогда не сломают меня"). Различные вариации этого выражения в разное время использованы в творчестве таких групп как The Who, The Divine Comedy, Babyshambles и др. В данном случае, мне показался более подходящим вариант из песни "You make me laugh" Кристины Милиан (Christina Milian): "Sticks and stones may break my bones Your words will never hurt me".
4) 57. В оригинале: "running the gauntlet" или gantlet, gauntlet — старинное наказание в английских вооружённых силах, когда провинившегося гонят ударами палок сквозь двойной строй солдат или матросов. В русских войсках имперского периода подобное наказание в обиходе называлось "прогнать сквозь строй".
5) 58. В оригинале: "neither here nor there" — дословно "ни здесь, ни там". Общее значение: "ни при чём", "неважно", "не иметь никакого значения". Ближайшие по смыслу русские идиомы: "ни к селу, ни к городу", "ни то, ни сё", "не пришей кобыле хвост", "ни так, ни сяк"...
6) 59. В оригинале: "full COS meetings". Одним из вариантов расшифровки аббревиатуры "COS" является "chief of staff" — "начальник штаба", "начальники штабов"
7) 60. В оригинале: "Everything comes before him", видимо от "everything comes to him who waits" — "кто ждёт, тот дождётся...
Глава 36
Люк лежал без сна, уставившись на невидимые в темноте изогнутые стены камеры. Он заставлял себя думать, анализировать известные факты, не позволяя своему разуму вновь и вновь блуждать по бесконечному кругу воспоминаний, которые одним лишь своим существованием вызывала эта комната. Даже в темноте и воспринимаемая только обычными чувствами она вызывала воспоминания: отражённая изгибами стен унылая тишина собственного дыхания, запах стерилизатора системы воздухообмена, белый шум шипения его внутреннего фильтра, зябкий холод неотапливаемого помещения. Даже без Силы каждый вдох, каждый выдох, каждое движение доносили ощущение той камеры, в которой он был заперт.
Без Силы... Он медленно моргнул, собираясь с мыслями. Это было похоже на душевный трепет, на мимолетный проблеск во тьме пропасти... И в который раз мелькнула тревожная мысль... что, если он умрёт здесь, никогда больше не прикоснувшись к ней, к мерному эху Вселенной, пульсировавшему в его сознании столь долго, что стало таким же привычным, как биение собственного сердца?
Он заново вспомнил свой кошмар, приснившийся несколько месяцев назад... только это, конечно же, был вовсе не кошмар. Это было видение, отголосок будущего, мгновенное впечатление от этой клетки, то самое ощущение непроницаемой пустоты внутри Силы, людей и событий, проносящихся мимо, кружащих вокруг, в нескольких шагах и в то же время на расстоянии световых лет от него, пока он остаётся заперт в этом идеально пустом пузыре изоляции, созданном исаламири... только тогда он не осознал это как таковое.
Исаламири... Он хохотнул разок, камера заглушила звук... Исаламири. Умный ход. Он никогда бы не передал планы камеры, по крайней мере, засомневался бы. Шагнул бы в эту ловушку, уже заранее предупрежденный... Если бы у него был этот жизненно важный факт — исаламири.
Люк раскрыл планы камеры исключительно для того, чтобы заставить Рииса ошибиться, уверовав, что она уже не представляет угрозы, что она не сможет его удержать. И не смогла бы... если бы у него был доступ к Силе. А сейчас — они смогли поместить его в охраняемую комнату с парой наручников, и он оказался в такой же ловушке, как и все остальные.
Люк вновь нахмурился, заставляя себя сосредоточиться, рассмотреть этот факт: он был в такой же ловушке, как и все остальные. Тогда вопрос: зачем это всё? Зачем вообще возиться с этой камерой?
Палпатин неоднократно использовал подобную камеру. Но он и сам был в контакте с Силой. Он чувствовал связь с Люком, понял, когда сила Люка превысила позволявшие его удержать возможности даже той камеры, и соответственно изменил свою тактику.
Но сейчас всё было иначе: эти люди имели дело с чем-то совершенно им неизвестным, с тем, что они не могли ни увидеть, ни услышать, ни измерить. Да, они использовали исаламири, чтобы разорвать контакт Люка с Силой, но... они построили камеру, потому что у них не было способа определить, способен ли Люк получить доступ к Силе в любой момент времени. У них не было способа убедиться, что исаламири работают, или насколько полно они разорвали контакт. Не было возможности узнать, что при наличии исаламири его удержит любая дверь с замком и ключом. Они не знали, что работает, а что нет, и в какой степени... поэтому, чтобы контролировать его, они использовали все имеющиеся у них средства, все слухи и методы, которые когда-либо доходили до них. И это сработало.
Но все эти резервные варианты скрывают один жизненно важный недостаток: они не знают, что эффективно. Они работают вслепую, а люди, работающие вслепую в изменчивой ситуации, запросто могут ошибиться, даже не осознавая этого...
Свет вспыхнул и залил все изгибы полусферической камеры. Двери открылись с тем же затяжным, скрежещущим звуком, что и раньше, но как-то иначе — не так, как в оригинале. Как? Вздрогнув от непривычного освещения и обратившись к медленно открывающейся двери, Люк едва различил вошедшего в камеру молодого человека, который по широкой дуге направился к дальнему своду круглой камеры.
— Еда, — солдат поставил миску из хлипкого пластика прямо на пол внутри широкой, грубо очерченной окружности и настороженно отступил.
Люк с трудом поднялся, машинально коснувшись занемевшей рукой шрама у основания черепа. Опухоль спала, но осталась болезненная язва... и когда Люк надавил на неё почувствовал краешек чего-то твердого. Ему хотелось верить, что это маячок, но он знал, что это не так. В юности на Татуине он часто видел рабов в крупных городах, и каждый житель любого захолустья знал, что рабовладельцы, чтобы контролировать рабов, помещают в их тела дистанционные чипы-заряды, как правило, возле позвоночника или у основания черепа. Он обманул бы себя, если бы поверил, что это что-то другое.
Нахмурившийся от этой мысли Люк прошёл вперёд и, полностью натянув цепь на лодыжке, едва смог дотянуться до миски. Вернувшись, уселся на край тяжёлой рамы койки и кивнул на пол:
— Умно.
— Что?
Люк удивлённо взглянул на ответившего мужчину. Из остальных не отвечал никто.
— Нарисованная на полу окружность — расстояние, куда я могу дотянуться, когда прикован к раме койки.
— Да, мы должны держаться подальше от неё, когда приходим в одиночку.
Люк внимательно наблюдал за говорившим. Парень лет, наверное, восемнадцати говорил с горманским(1) акцентом, со светлыми волосами, одетый в мешковато сидевшую спецназовскую форму, которая ему явно была велика. Почему-то он вдруг заставил Люка вспомнить себя в том же возрасте.
Он взглянул на еду: несколько лепешек и перезревшая джуджа. Похоже, за последние семь лет качество рациона не изменилось. В конце концов, заметив, что юноша не уходит, Люк посмотрел на него:
— Что?
— Я должен вернуть миску.
Люк глянул на посудину из хлипкого пластика и рассмеялся, от чего снова открылась глубокая трещина на губе, заставив его поморщиться.
Не отрывая взгляда от миски, Люк несколько секунд наблюдал, как на неё опускались идеально круглые капли крови...
Из оцепенения его вырвал нерешительный, но заинтересованный голос юноши:
— На что это похоже?
— Что?
— Быть Императором.
Люк невесело усмехнулся:
— Сегодня это очень похоже на сидение в маленькой, холодной камере, пока кучка людей, которым ты когда-то доверял, решает, как тебя убить.
Парень неловко отвёл взгляд, что заставило Люка присмотреться. Ему действительно было не больше восемнадцати, и, похоже, он, как и Люк в том же возрасте, весь пылал праведным негодованием и революционным энтузиазмом. К тому же он был моложе всех, кого Люк до сих пор видел, а учитывая его виноватую реакцию в этот момент, вполне мог дать слабину.
Люк посмотрел на закрытую дверь, затем опять на юношу. Сделав над собой сознательное усилие, он скрыл все следы корускантского акцента, так долго вдалбливавшегося в него Палпатином.
— Так как же ты очутился на службе у Мадина?
Молодой солдат поджал губы:
— Нам не положено разговаривать с Вами.
— Ты не можешь просто молча тут торчать и глядеть, как я ем. Смотри, здесь две камеры наблюдения и, наверняка, где-нибудь несколько твоих приятелей следят за нами. Уверен, если ты ляпнешь что-то лишнее, они очень быстро дадут тебе знать.
Солдат посмотрел в сторону, потом снова на Люка:
— У Вас... у Вас губы в крови.
— Ага, кое-кто врезал мне по лицу бластерным прикладом. Вроде бы больно.
— Вам... нужно... что-нибудь для этого?
— Нет. Они повторят всё через пару часов.
Юноша снова отвёл взгляд после нарочито провокационных слов Люка, но и Люк в его годы тоже был зелёным, невинным и слепо доверчивым, и тоже мучился совестью. И тогда всё это было чем-то вдохновляющим, чем-то вроде смеси приключения и страсти, призвания его жизни. Тогда он ещё наивно позволял другим указывать ему путь, которым он должен идти, и диктовать, каким всё должно быть.
Сейчас, глядя на это всё, на такое же легковерие юноши перед ним, Люк видел лишь удобный шанс, которым нужно воспользоваться. Неужели именно это было на уме у Мадина, когда он впервые увидел наивного пилота, каким был тогда Люк Скайуокер, всегда готовый рискнуть собственной жизнью ради чужих амбиций и целей?
С другой стороны, а был ли Люк теперь каким-то другим — ведь он готов сделать то же самое прямо сейчас.
— Как тебя зовут?
— Тэм... Думаю, мне не следует называть Вам мою фамилию.
— Совершенно верно... но она указана на нашивке на твоей форме.
В панике Тэм опустил взгляд, прижав руку к груди... прежде чем сообразил, что у него нет такой нашивки.
Значит, он здесь недолго, подумал Люк, когда нахмурившийся молодой человек вновь посмотрел на него. Люк добродушно ухмыльнулся, словно радуясь шутке, а потом опустил взгляд, чтобы ещё немного откусить от лепешки. Он не очень-то и хотел её есть: у него шатался зуб, отдававшийся болью при каждом укусе. Но Люк старался как можно дольше задержать солдата в камере. Он собирался попробовать разговорить его.
Как выяснилось, это было не так уж и сложно. Тэм заговорил сам, выплескивая слова, как будто отчаянно хотел знать.
— Почему ты отпустил их у Фондора?
— Что? — нахмурился Люк.
— Фондор — налёт на тамошние верфи. Вы отпустили всех пилотов. Почему Вы это сделали?
— Ты был там?
— Был мой брат. Кэл — он пилот. Вот почему я здесь. Кэл летает на специальные задания генерала. А меня он привёл с собой. Он рассказывал, что они болтались в космосе как стоячие мишени, но Вы их всех отпустили.
— Я отпустил их всех, — медленно кивнул Люк.
Тэм озадаченно нахмурился:
— Мадин говорит, что всё это было просто политикой. Что Вы играли в какую-то игру, а они просто оказались в неё втянуты. Он говорит, что с таким же успехом Вы могли убить их, и что в следующий раз Вы так и сделаете, даже не моргнув.
— Мадин проецирует собственный ограниченный взгляд на ситуацию, которую он не понимает, и на масштабы, о которых он не имеет представления, — Люк пристально посмотрел на молодого человека, который моргнув неуверенно отвёл взгляд, — я отпустил их, потому что у них не было причин умирать. Потому что никто не должен умирать за свои убеждения. Потому что это не повод для убийства — никто не может претендовать на это право. Я отпустил их, потому что они просто пытались сделать то, что считали правильным в сложной ситуации, а это ничем не отличается от того, что пытаюсь делать я.
— Правя Империей?
— Меняя Империю.
— Это... это всё равно останется Империей.
— Но не та Империя, — Люк чуть замешкался, размышляя, как далеко он может зайти, пытаясь использовать эту возможность до того, как парень уйдёт или кто-нибудь войдёт и прекратит разговор. Он хотел выпустить слух за пределы этой камеры, хотел взбудоражить ситуацию — ведь если это заставит хоть одного человека на секунду заколебаться, прежде чем выстрелить в Люка, это может стать рубежом между жизнью и смертью.
— Но ведь Империя. Ваша Империя, — сказал Тэм, — Вы всё ещё Император.
— Да. Только не такой, как ты думаешь. Не тот, кто продолжит империю Палпатина. Я тот человек, который уже отменил рабство и Закон о классификации, который убрал цензуру ГолоНета, который восстановил судебную систему и включил неотъемлемые права в Конституцию. Я тот, кто полностью изменит её, дайте только время... но это будет непросто, если я буду мертв.
Неловко опустив взгляд Тэм шагнул назад:
— Они говорят, что будут судить Вас.
Люк вытер кровь с губ:
— Как ты думаешь, Мадин позволит этому случиться? А если это случится, это будет справедливый суд? — он прервался, решив рискнуть, судя по тому, что кроме Мадина до сих пор не видел ни одного руководителя Альянса, — и почему я здесь, а не на "Доме-Один"?
— Здесь Мадин доверяет всем,.. — сказал Тэм тише и чуть менее уверено.
Значит, не на "Доме-Один",.. возможно, всё ещё на "Осе".
Люк первым услышал шипение заполняющегося вакуума в коротком коридоре между внутренней и внешней дверями камеры.
— Мадин здесь всех контролирует, — поправил он, бросив многозначительный взгляд на дверь.
С громким лязгом множества защёлок открылась внешняя дверь.
— Это будет справедливый суд, — твёрдо сказал Тэм.
Пройдя свой цикл отпирания внутренняя дверь практически открылась.
Люк обернулся к Тэму:
— Твоё руководство хочет справедливого суда, — подчеркнул Люк, — заходи через недельку, когда Мадин будет чуть больше расстроен и чуть меньше сдержан, потому что я не буду зачитывать признание, уже написанное им для этого справедливого суда...
Внутренняя дверь в камеру открывалась, скрывая открывшего от взгляда Люка, хотя он всё равно не спускал глаз с молодого солдата:
— Через неделю, Тэм. Вернись, посмотри мне в глаза и повтори это снова.
— Мне нужно идти, — кивнув Тэм вышел, разорвав зрительный контакт.
Люк молча наблюдал, как с гулким лязгом закрываются тяжёлые двери, гадая, сумел ли он достучаться до парня.
"Вот почему я здесь. Кэл летает на специальные задания генерала. А меня он привёл с собой." Тэм не был человеком Мадина. Он оказался здесь случайно, а не сознательно.
Ему нужно было поговорить с ним ещё, привлечь его, чтобы... Люк замер, улыбнулся, слизывая выступившую на губах кровь, и отчетливо вспомнил свои первые недели в плену у Палпатина, Мару — свою заботливо выбранную тюремщицу. Он вспомнил, как пытался увлечь её, разговорить, установить какую-то связь в ситуации, столь похожей на эту...
Но не совсем, потому что, когда он говорил с Марой, это была попытка установить искренний контакт, отчасти из любопытства, отчасти с надеждой.
А сейчас... сейчас он был старше и мудрее, и он стремился разговорить парня по гораздо более простым мотивам: ему была необходима информация о том, что за пределами камеры. Ему нужно знать, что там происходит... и он хотел, что бы парень привык разговаривать с ним, чтобы, если уж дело дойдет до этого, он хоть на долю секунды заколебался, прежде чем достать свой бластер — это было всё, что надо Люку. Это должно стать разницей между жизнью и смертью... для любого из них.
Он вспомнил, как Палпатин насмехался над ним, забавляясь тем, что Люк купил жизнь Мары, обратившись к своему старому Мастеру с настойчивой просьбой не убивать её. "На твоём месте я позволил бы ей умереть", — сказал он.
Тогда эта мысль казалась невообразимой.
Теперь... он не возражал солдату, не оспаривал его взгляды, даже уважал его готовность сражаться за них... но это его поставило на пути Люка, всё просто.
Люк нахмурился, размышляя... В последние годы жизни Палпатина и позже он часто задавался вопросом, а истинный ли он Ситх. Да, у него была совесть, и иногда она ножом резала душу. Но в некоторые моменты, когда брали верх инстинкты... его ничего не останавливало, и он это знал.
А если так... в мыслях Люка, пока он смотрел на засыхающую каплю крови в оставленной Тэмом миске, опять пронеслась прежняя мысль — неужели Палпатин всё-таки победил?
И снова в мыслях Люка зашелестели эти, некогда злобно шипевшие высшей угрозой, слова: "Чего ты боишься, джедай? Что ты видишь во тьме, когда приходят твои демоны?"
Неприятные раздумья отступили на второй план, когда, уронив миску, Люк потянулся за ней... Дурные предчувствия зазвенели сигналом тревоги:
Его кольцо. Кольцо его матери. Оно исчезло.
* * *
На рассвете пятого дня без Люка Мара прибыла в следственный изолятор... Всё равно она так и не смогла уснуть.
Стоявший рядом с ней с тёмными кругами от бессонницы вокруг больших карих глаз Нейтан выглядел примерно так же мрачно, как и Мара. Это она знала наверняка, потому что оба не сомкнули глаз в кабинете Люка, просматривая всё увеличивающуюся кипу входящих документов и распределяя их по приоритетам, сортируя по более мелким папкам наскоро озаглавленным Нейтаном: "Сделать сейчас", "Сделать позже", "Отложить" и "Попытаться игнорировать".
— Не думаю, что Люк это делает именно так, — сказала Мара, с интересом наблюдая за классификацией Нейтана.
— Ну, у него точно есть категория "Попытаться игнорировать", — сухо сказал Нейтан, — просто он её не пишет.
Большую часть ночи, однако, он тихо работал, говорил лишь когда возникал вопрос, и время от времени замирал уставившись невидящим взглядом сквозь документы, мысленно находясь явно где-то в другом месте. Его выразительное лицо в эти моменты становилось напряжённым и беззащитным. Поэтому Мара весьма удивилась, когда утром Нейтан решительно сжав зубы, сказал, что хочет спуститься с ней в следственный изолятор... и почти не удивилась, когда, подойдя к двери камеры, Нейтан, покачав головой, резко отступил.
— Я не могу... Я не могу войти.
— Тебе и не нужно, — успокоила Мара, — я не ждала этого от тебя.
Он недоуменно кивнул... а когда Мара двинулась вперёд, он взял её за руку:
— Мара!
Она повернулась, и он не в силах остановить себя взволнованно вздохнул:
— Ты не...
— Я просто хочу задать ему несколько вопросов, Нейтан. Вот и всё.
Он был очень близок и с Везом, и с Люком. Мара представить не могла, что происходит в его голове сейчас, когда он узнал, что один так впечатляюще отвернулся от другого. С точки зрения Мары, это была ясная и чёткая грань: Вез — предатель, который помог отнять у неё Люка. А ведь она уже давно знает об этом. У неё было время, чтобы пережить шок от предательства, который сейчас испытывал Нейтан. Мара почувствовала легкий укол вины от мысли, что не сказала об этом Нейтану раньше, но сейчас, оглянувшись назад, она с лёгкостью поняла, почему Люк не говорил Нейтану об этом. Он не хотел сообщить ему об этом разрыве не имея веских оснований. И, конечно же, Нейтан посчитал себя очень виноватым за то, что Люк сдерживался ради него. Что сможет вытащить Нейтана из тьмы депрессии, Мара не знала. И она даже не хотела предполагать, что случится, если... если Люк никогда...
Она рассердилась за эту мысль на себя, на собственную суеверную неспособность даже подумать об этом. И, направляясь к открывающейся двери камеры, в глубине души она подумала, а не завидует ли она Нейтану за то, что у него есть выбор, которого нет у неё, выбор избежать этой встречи.
* * *
Мара вошла в комнату с застывшем лицом на высоко поднятой голове. Пока она подходила, Вез Риис со связанными руками сидел за дальним концом длинного стола и внимательно наблюдал за ней.
Не глядя Мара положила на стол принесённый ею датапад — всё по делу. Хотя это и не было сильной её стороной, она, проведя сотни допросов в интересах Палпатина, была достаточно компетентна. Однако на сей раз она не могла заставить себя заглянуть собеседнику в глаза: гнев уже кипел в ней, её челюсти сжимались — Мара, наконец, осознала, почему ни разу не была здесь, и даже не слушала записи допросов, читая их расшифровки. Потому что, садясь и взглянув на побелевшие костяшки пальцев, державших устройство, она поняла, что впервые в своей практике может в ходе допроса сорваться и наброситься на подследственного.
Наоборот, она глубоко вздохнула, пристально глядя на экран, будто бы изучая свои записи, потратила мгновение, направляя мысли в более спокойное русло, которое, как она знала, было необходимо. Не спеша она включила на датападе записывающую программу... и подняла голову, посмотрев, наконец, Риису в глаза.
— Допрос номер... одиннадцать. Проводит коммандер Джейд. Время — стандартное Корускантское, шесть пятнадцать утра, сорок пятого, пятого, третьего(2).
Слегка наклонив голову, полуулыбнувшись Риис совершенно спокойно сказал:
— Рано проснулась, Мара, на тебя это не похоже.
Мара прищурилась и услышала как в наступившей тишине её ногти скребут по задней крышке датапада. Появилось почти непреодолимое искушение наорать, возмутиться фамильярностью, заставить его обращаться к ней как к коммандеру Джейд, навязав эту дистанцию. Но она понимала, что если он расслабится, то с большей вероятностью допустит ошибку, так что, не мелочась, она растянула губы в тонкой улыбке и кивнула:
— Дела.
— Конечно... Знаешь, мне очень жаль, что все это обрушилось на тебя, понимаешь? Это никогда не было моим желанием. То есть, я хотел, что бы ты пришла к власти, но...
— Давай просто пропустим обоснования, хорошо?
На несколько секунд он прервался:
— Полагаю, Регентом назначили тебя?
Не собираясь просвещать Рииса о происходящем за пределами камеры, Мара промолчала, но он только улыбнулся донельзя довольный:
— Через месяц это будет уже на постоянной основе. Я надеялся провести тебя через этот период, стабилизировать Империю и плавно передать власть... из Вас получится великая Императрица, мэм.
Откинувшись на спинку стула, Мара прикусила щёку изнутри, сопротивляясь порыву спросить Рииса, почему он желал смерти Люку. Ты так не сделаешь. Ты не увязнешь в личных оценках. Ты задашь вопросы, ты выслушаешь, и ты будешь придерживаться фактов...
Пожав плечами Риис одарил её еще одной, так действовавшей на нервы, полуулыбкой:
— Я надеялся, что, в конце концов, ты придёшь, и мы сможем поговорить.
— Тогда позаботься, чтобы это стоило потраченного мной времени, или, клянусь, я через минуту уйду.
Риис слегка отодвинулся, принимая очень открытую позу. Впрочем, он знал все эти приёмы:
— Спрашивай меня o чём хочешь.
— Кому ты передавал информацию?
— Я уже говорил об этом Арко. Насколько я знаю, всё передавалось напрямую бывшему имперскому генералу Криксу Мадину по каналам, установленным Императором среди мятежников.
— Ты воспользовался каналом Люка?
— Да, но не те, что он использовал с Арго, конечно. А более старые, которые, как он думал, были заблокированы, — он покачал головой, — я не идиот.
— Ты всё равно попался, — она понимала, что ей не следует этого говорить, но не смогла удержаться.
— Как и Император.
Мара вскинула подбородок, сдерживая язвительный ответ... Факты — придерживайся фактов.
— Что конкретно ты сдал Мадину?
— Я уже раз десять отвечал на этот вопрос. Иногда я сообщал ему даты и места, где будет находиться Император, когда он будет наиболее уязвим, количество охранников, частоты связи и тому подобное. Я никогда не передавал ничего, что могло бы повредить нам. Я предан идеалам Империи.
Мара быстро постукивала по полу ногой скрытой под столом, все мышцы были напряжены:
— Ты передал и другую информацию — более специфичную.
— Да. Я сообщил Мадину о старых методах, с помощью которых император Палпатин удерживал Скайуокера. Ничего, что могло бы угрожать общегалактической безопасности, — он произнёс это так уверенно, как будто гордился этим.
— Ты передал информацию о камере, которую использовал Палпатин.
— Да.
— Почему? И зачем?
— Для убедительности. Арго передал информацию о разработанном некоторое время назад Мадином плане, который мятежниками был отвергнут как невыполнимый. Я подсказал способ сделать его осуществимым...
— Так тебе известно, что намерен сделать Мадин? — этого не было в прочитанных ею материалах. Почему он сейчас рассказывает ей об этом?
Риис вяло кивнул:
— Чуть больше года назад, если помнишь, Скайуокер передал генералу Арко информационный бюллетень с информацией Арго об этом плане. Это было очередное покушение, но с изюминкой. Мадин хотел захватить Императора и, от имени Восстания взяв на себя ответственность, организовать вирусную трансляцию в ГолоНете... затем, когда трансляция достигнет пика распространения, он планировал убить его в прямом эфире. И нет больше Императора.
Едва он договорил, Мара вскочила и, рванувшись, схватила его за ворот рубашки, на автомате скрещивая руки у его шеи. Задушить его. Она легко могла бы это сделать. Даже такого крупного мужчину, как Риис. Ей хватило бы сил, чтобы удавить его одними руками. Она знала, что...
Сознание ей вернули вспыхнувшие в памяти слова Нейтана: "Мара, ты не..."
Чувствуя, как её губы дрожат в нескольких дюймах от его лица — от разочарования, отвращения, просто от зашкаливающих эмоций, она не понимала, — Мара ослабила хватку и отпустила его...
Машинально развернуться и возвратиться на место, оказалось одной из самых сложных задач, которые когда-либо в своей жизни выполняла Мара.
Не спеша она поправила опрокинутый стул и медленно села, душа и тело кипели от желания дать выход своему гневу...
Напротив, она подалась вперёд, выдохнула с едва слышным шипением, и потёрла лицо. Адреналин и неприязнь вызывали у неё ощущение зуда под кожей.
Получить информацию... Необходимость вежливого общения с лишившим её всего человеком вызывало головную боль.
Риис слегка пошевелился:
— Я знаю, ты думаешь, что я предал его...
— Думаю?!
— Но я не могу одновременно служить и ему, и моей Империи. Я не могу хранить верность обоим.
— Ты сдал Императора мятежникам — ты не думаешь, что это вредно для Империи?!
— Поймите, мэм, это не какая-то личная неприязнь. Просто Скайуокер не тот человек, который должен править.
— По твоему мнению! — сверкнув глазами рыкнула Мара.
— Он разваливает Империю.
— Он,.. — Мара замолчала. Нет смысла. Спорить бессмысленно. Бесполезно говорить, что он неправ — потому что он неправ.
Да, это легко можно расценить как развал Империи: эдикты, ослабление военного давления, смягчение Конституции. Всё это меняло курс Империи. Она просто не хотела думать об этом подобным образом. Поначалу она об этом не думала, потому что доверяла Люку, но сейчас... сейчас, видя результаты... Разве Империя Люка стала менее стабильной? Менее законной? Или она просто оказалась более справедливой?
Осознание этого обрушилось на неё с такой силой, что вызвало почти эйфорическое головокружение. Потому что именно сейчас, столкнувшись с Риисом, столкнувшись в его лице с воплощением авторитарного, узколобого тоталитаризма, типичного для старой Империи, Мара поняла — она не хотела возвращения старой Империи. Ни одного дня она не оплакивала её утрату.
Фактически, ей, чтобы понять, что Люк задумал, не нужно было открывать оставленный им для неё документ. Она уже знала... в глубине души она давно знала...
И в глубине души она уже давно знала, что это правильно.
— Он не пригоден для управления Империей Палпатина, — повторил Риис, — ради этой Империи, которую мы оба поклялись защищать, я должен был действовать.
— Таким образом, ты предоставил Мадину средство удержания Люка, когда он осуществлял свой план.
— Я дал Империи возможность вновь обрести себя, восстановить свои принципы.
— Сдав Императора человеку, который вознамерился публично казнить его.
— Но посмотрите, что это дало нам, мэм! Империю, сплотившуюся против мятежа, против разложения и слабости, распространившимися с этими мнимыми реформами. Я дал Вам Империю, которая пойдет за Вами в бой, мэм. Империю, которая никогда не оставит мятежников в покое. Всё, что ей нужно — это новый лидер. Кто-то решительный и твёрдый, целеустремлённый и с чёткой позицией.
— И ты думаешь, что это буду я??!
Риис откинулся на спинку стула. Он явно не испытывал недостатка веры в свои силы. Впрочем, она не сомневалась, что так было всегда. Мара криком хотела кричать, что он ошибается, что в любом случае она поддержит Люка, что она последует его планам до конца с таким же упорством, верой и преданностью, как если бы он стоял рядом с ней. Что они...
Что это были и её надежды тоже.
— Теперь они пойдут за тобой, — сказал Риис, — военные, Королевские Дома... Я дал им справедливую войну, я дал им правое дело...
Мара нахмурилась, всё понимая:
— Это не было просто устранение Императора. Это должно вбить клин между Империей и Восстанием, хотя ты знал, что Люк пытался преодолеть эту пропасть.
Она яростно и воинственно стиснула челюсти, руки сами сжались в кулаки. Потому что он дал ей причину, подумала Мара, дал ей причину сражаться... и, да поможет ей Сила, если они тронут Люка, она так и сделает. Даже сейчас, зная всё, она готова пойти против них. Она обратит на них все орудия флота... если они отнимут у неё Люка.
Риис покачал головой:
— У Скайуокера давно была возможность уничтожить восстание. Ему просто не хватает решимости.
Решимость... Мара расхохоталась бы во весь голос, если бы это не было так ужасно. Он показал её каждым своим решением, своей готовностью всё изменить...
Такой же сильный, как и Палпатин, но по-своему. Такое же глубокое видение. Всё то упорство, устремлённость и дальновидность, которые Мара когда-то видела и уважала в Палпатине, она теперь наблюдает в Люке.
Достаточно решительный, чтобы придерживаться своей стратегии бескровного переворота, которая привела его за стол переговоров с теми, кто пытался его убить. Потому что он верил в нечто большее. Большее, чем жестокая, догматичная Империя, в которой он вырос. Большее, чем ограниченная концепция личного превосходства, так старательно навязывавшаяся ему Палпатином. И уж точно большее, чем мелочные политические игры Веза Рииса.
— Значит, ты обратился к Мадину, чтобы решить все свои проблемы? — ровно сказала Мара.
— Мне нужно было передавать информацию именно Мадину. Скайуокер учился у мастера манипуляций. Чтобы победить его, мне нужен был тактик — очень хороший тактик. Так получилось, что лучшим из тех, кто мне был известен, оказался повстанческий генерал.
— Но даже он не смог бы справиться без сторонней помощи... Поэтому ты предоставил Мадину способ поймать Люка в момент, когда он будет без охраны. А чтобы обеспечить захват, ты сообщил ему об исаламири.
— Исаламири? — нахмурился Риис.
Она думала об их использовании, цепляясь за единственный факт, который давал Люку, а значит, и ей, толику надежды. Особенность исаламири заключается в том, что если ты не чувствителен к Силе, то не можешь знать, где начинается и где заканчивается их влияние. Следовательно, ты используешь метод сдерживания, который не можешь наблюдать или измерить... а подобная неопределённость ведёт к ошибкам. Так что ей нужно выяснить в точности, что Мадин действительно знает о способностях этих существ...
И она предположила, что Риис — тот человек, который может об этом знать.
— Ты не передавал ему эту информацию?
— Я никогда не слышал о них, — ответил Риис, не сводя с неё глаз. И даже со своими начальными познаниями в Силе Мара чувствовала, что он говорит правду, как и во время всего допроса.
— Тогда как Мадин рассчитывал контролировать ситха, даже с помощью этой камеры? Ты не хуже меня знаешь, что это не сработает.
— Нет, не сможет,.. — Риис замолк на несколько секунд, и Мара ощутила, как вдоль позвоночника побежали тревожные мурашки.
— Я передал Мадину препарат, контролирующий Скайуокера. Я передал ему SK-17.
И эти мурашки резанули по нервам сдавившей горло вспышкой страха, когда Мара попыталась заговорить:
— Нет. Не существует никаких образцов этого препарата или его формулы. Я видела, как ты их уничтожил. Я контролировала ликвидацию препарата. Я проследила за этим.
Риис отпрянул, явно удивлённый её признанием. Но очень скоро его губы растянулись в понимающей улыбке:
— Неужели? Ну разве не иронично... Видишь ли, тогда я ещё слепо выполнял приказы, и ты права — я действительно это сделал. Я поставил перед собой задачу уничтожить все образцы этого наркотика, все упоминания, все следы. И лишь несколько месяцев назад я задумался, а существует ли ещё хотя бы один экземпляр... потому что, хоть я и уничтожил все следы SK-17, и знаю, что все приказы Скайуокера ты выполняешь с точностью, был ещё один человек, чьи повеления всегда перевешивали даже их... Я хотел сказать тебе это лично, Мара. Я хотел напомнить тебе, кем ты была, кому по-настоящему принадлежит твоя верность, даже сейчас — кто ты есть на самом деле, в глубине души — иначе ты не хранила бы это.
С грохотом опрокинув стул, Мара резко встала, развернулась и бегом бросилась прочь из камеры.
* * *
Нейтан все еще напряжённо стоял в дальнем конце коридора следственного изолятора, когда раздался стук в запертую дверь камеры Веза. Приглушенные возгласы Мары встревожили его. Охранник бросился открывать дверь. Нейтан поспешил ближе, увидев, как она практически вывалилась из камеры, и, восстановив равновесие, помчалась куда-то, не обращая на него внимания, несмотря на его оклики.
Оглянувшись на закрывающуюся дверь камеры, Нейтан поспешил по коридору вслед за Марой, продолжая громко звать её, но она не замедлила шаг.
Отставая на несколько шагов он проследовал за Марой до её квартиры в Северной башне. Тяжело дыша Нейтан зашёл в приоткрытую дверь апартаментов. Впрочем, найти её было несложно — крики досады и гнева подсказали дорогу. Когда он остановился в дверях её спальни, она уже распахнула дверцы стенного шкафа и срывала с вешалок одежду, расшвыривая её в стороны. Затаив дыхание сбитый с толку Халлин наблюдал за ней.
— Что… что ты делаешь?
— У меня есть сейф…
— Сейф? — всё это не имело смысла.
Когда растерянный Нейтан подошёл ближе, Мара, раздражённо выругавшись, сдёрнула оставшуюся одежду и прислонила ладонь к панели встроенного в стену небольшого сейфа. Она открыла дверцу и вытащила множество фиктивных удостоверений личности, чипов памяти и маленьких коробочек, в своём безумном поиске просто вывалив их на пол. В итоге она нашла искомое и вернулась в комнату с маленькой металлической коробочкой в руках. Той самой маленькой металлической коробочкой, которую Нейтан обнаружил в каюте Мары на борту "Патриота" три года назад.
И вдруг у него всё сложилось:
— О, Ситх, нет, Мара... ты не...
Задыхающаяся от волнения Мара не ответила Нейтану. Она вообще не обращала на него внимания, когда с побледневшим лицом дрожащими руками открывала крышку...
Внутри лежали две медицинские ампулы размером с мизинец, в каждой из которых содержалась одна доза грязно-коричневой жидкости... SK-17 — препарат, разработанный специалистами Палпатина исключительно для контроля над Люком. Препарат, все образцы и рецептуры которого Люк приказал Риису уничтожить, а затем негласно поручил Маре проверить, так ли это. Риис так и сделал. Он говорил правду. Он уничтожил всё полностью... Вот только Мара сохранила две последние ампулы.
Люк сказал ей... Он сказал тогда: "Это касается и образцов, находящихся у тебя". Она уничтожила три ампулы, которые хранила на Корусканте... Позже, несколько месяцев спустя, она нашла ещё две, спрятанные у неё в каюте на борту "Патриота" и... о, она должна была уничтожить их там и тогда. Почему она их оставила? Но она сохранила. Она привезла их на Корускант, заперла, и каким-то образом сумела убедить себя не замечать их, полностью забыть об их существовании. В последний раз она вспоминала о них, когда после полуночи её вызвали к Люку в тренировочные залы Дворца, хотя она не стала бы их использовать... Никогда.
Дрожащими пальцами она вытащила звенящие друг о друг склянки:
— Они всё ещё здесь.
От облегчения у неё закружилась голова и она тяжело вздохнула, когда Нейтан подошёл ближе.
Почему она сохранила их? Мгновенно пронеслось отчётливое воспоминание о приказе Палпатина всегда держать их при себе, куда бы они с Люком ни отправились. Абсолютная власть этого приказа. Устремленные на неё его охристые глаза. Скрипучий голос, произносящий непререкаемое требование: никогда не оставайся без них.
Дура. Она поступила неимоверно опрометчиво, сохранив их, бездумно цепляясь за какой-то старый приказ давно умершего человека, задвинув ампулы на задворки сейфа и сделав всё возможное, чтобы забыть об их существовании, разрываясь между отжившим приказом из забытого прошлого и ничтожным обрывком страха, коротким, мучительным воспоминанием о возвращении Люка во Дворец, когда погиб его отец, о гневе, враждебности и упрёке в его глазах, когда он схватил её за горло и впечатал в стену спиной. Осознание в ту секунду того, на что он будет способен, если перестанет сдерживаться и превратится в ситхова волка Палпатина.
Но они были здесь. Обе ампулы были на месте. И, несмотря на подначки Рииса, это было не её рук дело. Она дрожала. Её тошнило. Она была в ярости на саму себя. Она уничтожит их сейчас, прямо сейчас. Она подняла их, собираясь бросить на пол и раздавить...
Но Нейтан успел поймать склянки, когда Мара бросила их, а когда она взглянула на него, поднял их к свету, долго изучая их профессиональным взглядом... и снова ледяная дрожь пронзила её позвоночник и сковала легкие...
— Они разные, — тихо сказал Нейтан.
— ...что?
— Они отличаются друг от друга. Вот эта слегка помутнела, — опустив ампулы, он произнес тихим и ровным голосом, как это бывает у людей, когда они настолько разгневаны, что не способны кричать, — мы отнесём их в лабораторию и проверим, но я тебе гарантирую, что помутневшая — подделка.
Мара опустилась на край кровати, ноги её не держали, голова кружилась, миг облегчения прошёл...
Потому что она сделала это. Она сделала это возможным. Риис всегда знал, что Мара была одной из немногих, кому доверялись ампулы ещё при живом Палпатине. Он должен был гадать, остались ли они у неё, в какой-то момент он должен был проникнуть к ней. А в своём желании забыть об их существовании Мара никогда не проверяла ампулы, старалась даже не видеть их. Со слабым вздохом дыхание покинуло её, тугим кольцом стянуло грудь, мысли оцепенели... Она сделала это.
Она чувствовала, что Нейтан уже долго наблюдает за ней. И прежде чем она подняла, наконец, глаза, он задал единственный вопрос, который у него был. Он говорил сдержанным тоном человека, осознающего, что если начнет кричать, то полностью потеряет контроль над собой:
— Зачем ты оставила их?
— Я не знаю. Я действительно не знаю.
Она доложила Люку, что они все уничтожены. Она гарантировала это. Она несла за это ответственность. С болезненной отчётливостью вернулось воспоминание о красном хохолке, мелькнувшем в воздухе и впечатавшемся в стену позади неё и Люка на борту фрахтовика повстанцев, и на мгновение ей представилось, как он падает на палубу, когда в него вонзаются дротики.
Он всегда говорил... разве он не говорил это всегда: "Моя судьба в твоих руках".
1) 61. Мой произвол. В оригинале: "with a Rim accent". Акцент по названию торгового пути? Пусть уж тогда парень будет уроженцем Гормана (англ. Ghorman), благо тот как раз на Римманском торговом пути и расположен...
2) 62. Т.е. 45-й год, 5-й меяц, 3-й день. Дата дана по использовавшемуся в имперский период летоисчислению от Великой ресинхронизации.
Глава 37
Идущая по узким коридорам "Осы" Лея чувствовала, что она на грани, впервые за всё время пребывания на каких-либо кораблях Альянса. Из-за Мадина. Мадина, играющего в свои собственные политические игры. Мадина, раскалывающего этим Альянс надвое. Мадина, который захватил и заключил в тюрьму её собственного... её брата.
Хотя манипуляции генерала ей кое-что дали: после четырёх дней ожидания после незначительного противодействия её допустили на борт "Осы". В основном, благодаря тому, что на фоне своих действий Мадин всё ещё упорно старался завоевать популярность и положение, а поскольку Совет поддержал просьбу Леи о встрече с Императором, он не мог особо противиться. По этой же причине, прибыв сюда, Лея чувствовала себя в относительной безопасности... пока что. Не настолько, конечно, что бы не прийти на место встречи в сопровождении двух фрегатов и "почетного караула" из десяти коммандос непосредственно на борт, но это был всего лишь здравый смысл.
На самом деле, Лею сейчас гораздо больше беспокоило, что может сделать Хан, в соответствии с условиями Мадина о её визите демонстративно оставшийся на борту "Дома-Один", чем о том, что предпримет Мадин, пытающийся пока что сохранить благосклонность Совета.
Однако Хан не был склонен к политике. Единственное, что его сдерживало сейчас, — это просьба Леи ради Люка ничего пока не предпринимать. Впрочем, она была уверена, что как только она вернётся, Хан завалит её сотнями вопросов об "Осе", её планировке и обороне. И она знала почему.
Лея считала, что лучшим вариантом для них по-прежнему остаётся перевод Люка с "Осы" на борт "Дома-Один", где она может контролировать ситуацию. Поэтому она не хотела усугублять ситуацию, пока не будет к этому вынуждена. Хан прав — Мадин не из тех, кого можно загнать в угол или попытаться против него блефовать.
И всё же, сейчас, проходя по коридорам "Осы" в сопровождении своих настороженных проводников, она мысленно подсчитывала численность солдат и искала средства охраны и обороны на случай, если дойдёт до боя. А поскольку четверо из шести, прикомандированных к Лее Теж Массой, коммандос были из разведки, она была практически уверена, что Теж думает так же, отправив туда натренированные глаза и уши, чтобы получить ценную информацию.
Разумеется, готовя Лею к встрече, Теж была, как всегда, эффективна, старалась говорить ровным голосом, когда Хан настаивал на том, что бы разместить на борту "Осы" маячок, а Лея уклонялась, не желая рисковать его обнаружением.
— Что он сделает, если всё-таки найдет его, — сказал Хан, — расскажет Совету? Вряд ли. В худшем случае, он его отключит.
— И из-за этого станет ещё сложнее, — твёрдо сказала Лея.
— А может быть ещё хуже? — прорычал Хан.
Пожав плечами Теж безразлично сказала:
— Он может рассказать Совету то, что знает о Лее.
Явно расстроенный Хан откинулся в кресле и потёр лицо. Она видела, как он мучительно отсчитывает уходящие дни, и, как и она, думал, что случится, когда они истекут.
Возможно, единственным решением было довести дело до суда. По крайней мере, это позволит выиграть время. Но, когда первая волна шока утихла, некоторые члены Совета начали перешёптываться, задаваясь вопросом, а будет ли правильным шагом судебный процесс в условиях продолжающихся реформ. И, помоги ей Сила, но, зная, что Люк пытался начать мирные переговоры, Лея отчаянно хотела поддержать их.
* * *
Когда стало поспокойнее, непосредственно перед тем, как Лея отправилась на "Осу", шеф разведки обратилась к ней:
— Полагаю, Вы захотите поговорить с ним наедине...
Лея опустила взгляд — в руках у Теж был небольшой круглый подавитель диаметром примерно в половину длины мизинца Леи. Улыбнувшись, Лея достала из кармана чуть меньшее аналогичное устройство, которое ей когда-то давно подарил Хан.
— Позвольте? — Теж взяла устройство Леи и изучила его, затем протянула предложенное ею, — возьмите этот. Пока он не активен, он не обнаружится никакими системами контроля, к тому же мы точно знаем, что он блокирует любые системы прослушки и наблюдения в радиусе примерно десяти стандартных метров. Чтобы включить или выключить его достаточно нажать на кнопку. У него есть магнитное крепление, поэтому его можно разместить или оставить практически в любом месте на борту корабля. Однако, как только Вы его включите, они поймут, что он у Вас есть.
— Но если они заявят об этом, значит, они признают, что пытались подслушать, — сказала Лея, и Теж одобрительно улыбнулась.
— Хотите поработать в разведке?
Лея взяла устройство и заколебалась. Хотя она и сомневалась, что они будут обыскивать лидера Альянса, класть приборчик в карман нежелательно, даже такой миниатюрный. Она задумалась на мгновение, потом сообразила и прикрепила его к внутренней стороне широкой кованой металлической заколки, которой собирала косу на затылке. Теперь, когда потребуется включить устройство, ей, чтобы нажать на кнопку, достаточно просто поднять руку будто бы поправляя волосы.
Когда Лея развернулась уже, чтобы уйти, Теж шагнула за ней:
— Мэм? Вот, — она протянула совсем маленький шприц для проб, с уже вставленной но ещё запечатанной иглой, — прижмите его к коже и надавите сзади. Игла выйдет и возьмет небольшую пробу.
Лея подняла взгляд, и Теж пожала плечами:
— Вы хотите быть уверены? Точно. Не упускайте его из виду, и,.. — Теж снова пожала плечами, — я, пожалуй, сперва спросила бы.
Лея невольно улыбнулась.
* * *
И вот она вошла в главный трюм "Осы", где возвышался огромный купол, грубо собранный из скреплённых между собой блоков из какого-то неизвестного Лее композита. В его поверхность входил ряд толстых гибких труб, тянувшихся к агрегату, показавшемуся Лее похожим на промышленную вакуумную установку, гремевшую на массивных трубчатых креплениях. Всё это сооружение в центре огромного пустого трюма грузового корабля выглядело неуместным, неуклюжим, громоздким.
Она обошла его вокруг, следуя за четырьмя своими проводниками, казавшимися настолько встревоженными её появлением, что Лея задалась вопросом, а сообщил ли, не потрудившийся до сих пор появиться Мадин, кому-нибудь о её предстоящем прибытии. Хотя это скорее радовало, нежели огорчало.
Когда они сбавили темп, Лея в недоумении нахмурилась: она полагала, что обогнув купол они попадут в жилые помещения...
Один из людей Мадина переключил промышленный рубильник, грубо прикрученный возле тяжёлой двери, и Лея догадалась, что конструкция перед ней используется для содержания Люка в плену! Это — его камера! Его тюрьма!
Дверь открылась, и Лея приказала своим коммандос остаться здесь, зная, что они никого постороннего не подпустят достаточно близко, чтобы подслушать. Затем, расправив плечи, она шагнула вперёд.
* * *
В закрытой камере Люк опять сидел, прикованный к тяжёлому столу, и смотрел на запертую дверь. Этой ночью его будили как минимум с полдюжины раз. Растолкав, его тащили к столу, заставляли сесть, пристёгивали за короткий массивный стержень, соединявший наручники на запястьях, к вмурованному в стол крюку, и оставляли так в ожидании. При этом позади него всегда маячил охранник, который расталкивал его, когда Люк пытался положить голову на стол. Через час они возвращались, поднимали его и тащили обратно на койку... только для того, чтобы вновь и вновь проделывать то же самое в течение ночи и, скорее всего, следующего утра. Хотя он уже потерял счёт времени. Это беспокоило его куда меньше, чем должно было. Палпатин так часто использовал этот метод воздействия, что сейчас помутнение рассудка и легкое головокружение, возникающие в результате подобных лишений, были если не уютными, то, по крайней мере, вполне привычными. Он знал чего ожидать. Это была лишь первая ночь, и он был уверен, что до начала конвульсий сможет продержаться три.
Однако, на этот раз его оставили сидеть за столом дольше обычного, и, что самое интересное, на этот раз он остался один, что заставило его выбирать между изучением выхода перед собой, до которого, будучи прикованным к койке, он не мог дотянуться, и хотя бы краткой возможностью поспать просто положив голову на стол. Кроме того, выходя, они впервые оставили открытой внутреннюю дверь его камеры, заперев только внешнюю и не потрудившись восстановить вакуум между ними. Это позволило Люку хорошо рассмотреть узкий короткий коридор, соединявший внутреннюю и внешнюю стены камеры. Гадая, что же изменилось сегодня, он молча наблюдал, как с гулким лязгом закрывается тяжёлая внешняя дверь. Послышался тупой стук тяжелого четырехпозиционного засова с электроприводом... и тут пришло озарение...
Привод... Двери были оборудованы электроприводом приводом. В отличие от оригинала на них установлены обычные замки... почему?
Со своего места он видел, что по бокам короткого тесного коридора, разделявшего внутреннюю и внешнюю стены камеры, были такие же большие автоматизированные вентиляционные отверстия, как и на Корусканте. Они отделяли проход от остального пространства между стенами и позволяли сохранять там вакуум, и нагнетая или откачивая воздух только внутри коридора. Похоже, устройство было таким же, что и у камеры под Дворцом... так зачем же нужны замки с электрическим приводом?
В оригинальной камере двери удерживались закрытыми силой вакуума надёжнее, чем любым замком. Этот подход Палпатин использовал для того, чтобы Люк не смог направить свои способности на взлом обычного замка... так зачем же это... зачем помимо вакуума использовать электрозамок? Чувствуя, что слегка пошатывается от усталости, Люк сосредоточенно вглядывался, снова и снова мысленно прокручивая в голове одни и те же факты... Единственным объяснением тому, что двери запирались не только вакуумом, была лишь его недостаточнсть. Разве он не подумал об этом, когда впервые очнулся здесь? Он не мог вспомнить, его уставший разум пытался найти объяснение этому факту, вспомнить каждую деталь, которую он мог увидеть, чтобы... Замок снова разблокировался, внешняя дверь открылась...
И в коридор вошла напряжённая и взвинченная Лея.
* * *
Она увидела его, как только открылась дверь. Увидела, как он поднял голову, как распахнулись его глаза... Затем всё померкло под впечатлением от его вида: грязный, в ушибах, с распухшей губой и широкой раной на переносице, сливавшейся с синяком под глазом со стороны длинного старого шрама. На нём был помятый, выцветший лётный костюм, беспорядочно растрепаны тёмные волосы, запястья скованы наручниками... Но когда он увидел Лею, то расправился, прищурил глаза, ничего более не выказывая или допуская, как будто это была очередная их встреча.
Под его молчаливым наблюдением, сохраняя прямую спину и совершенно нечитаемое лицо, Лея шагнула в странную камеру. Двое солдат Мадина последовали за ней, заняв позиции сбоку.
Высоко подняв голову она повернулась к ним:
— Можете идти, всё в порядке.
Солдаты неуверенно замерли:
— Простите, мэм, у нас приказ Мадина...
— Теперь у вас есть мой приказ, — Лея вытянулась во весь рост, который вряд ли можно было назвать внушительным, но всю жизнь она была дипломатом и лидером. И, как при каждом удобном случае говорил ей Хан, если она что-то и умела делать, так это отдавать приказы.
Патовая ситуация продлилась еще несколько секунд, в течение которых Лея выжидающе смотрела... затем один из солдат обратился к своему товарищу:
— Пошли. Не похоже, что он куда-то собрался.
На мгновение Лее показалось, что второй солдат начнёт спорить, но тут он с усмешкой последовал за своим товарищем:
— По-любому, не дальше девяноста метров.
Пока они уходили, Лея неподвижно слушала, как стихают их голоса. Оставшись одна, она вдруг замешкалась, не зная, как поступить.
— Могу я присесть?
Люк бросил короткий взгляд на закрывающуюся внешнюю дверь, затем на камеру наблюдения на стене, явно не понимая, что происходит. Спустя пару мгновений Лея придвинула стул и села напротив него. Сейчас, приблизившись, она увидела, как он устал и осунулся. Она рассмотрела его распухшие губы, и поняла, что он прикован к стоящему между ними тяжёлому столу.
— Я... пришла узнать, как ты.
— Серьезно? — на секунду он, казалось, удивился, потом слегка улыбнулся и наклонил голову, — бывало и хуже.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Что ты можешь мне дать? Ничего.
Лея опустила взгляд:
— Планируется, что ты предстанешь перед судом...
— Да, Мадин точно изложил мне свои намерения.
Лея задумалась, принимая во внимание его очевидную усталость, его замкнутость, его настороженную растерянность и неудобную несговорчивость. Она думала, что он будет другим, но допускала, что должна понимать обратное — она сама вела бы себя точно так же в подобной ситуации...
Точно так же... она смотрела на своего брата, своего двойняшку, скорее всего. За последние несколько дней тысячу раз Лея возвращалась в памяти к этим фактам, и постепенно всё начинало обретать какой-то смысл: вот почему много лет назад он прикрывал её во время спуска "Патриота" над Корускантом, вот почему он просто не арестовал её и не передал Палпатину. Почему только с ней он пожелал говорить во время первого контакта с Альянсом, почему именно её он пытался убедить, почему... всё.
Всё показалось таким ясным, всё обрело смысл. Лея выпрямилась, собралась, небрежно подняла руку, поправляя волосы...
— Я только что отключила их систему слежения. Я не знаю, сколько у нас есть времени, пока они не решат, что им это не нравится, и не придут, чтобы выставить меня отсюда.
Разномастные глаза Люка мельком метнулись на камеры наблюдения, затем на закрытую внешнюю дверь, потом вновь на Лею, тонкие морщинки в их уголках выдавали его замешательство.
Понимая, что у них мало времени, Лея поспешно принялась объяснять:
— Ты должен знать, что мне потребовалось четыре дня переговоров и согласований в Совете, чтобы загнать Мадина в угол настолько, чтобы добиться этой встречи. Мы пытаемся перевести тебя на "Дом-Один", но Мадин...
— Где я сейчас?
— Ты всё ещё на "Осе".
— Что за пределами камеры?
— Ничего. Она в главном трюме. Вот где они её построили.
— Солдаты верны Мадину, а не Альянсу?
— Не знаю… Возможно. Может быть, если дело дойдёт до драки.
— Сколько их?
— Не знаю. Я видела, может быть, двадцать. Люк, мне нужно поговорить с тобой...
— Как ты сюда попала?
Лея нахмурилась:
— На шаттле. Я прилетела на "Верити".
— Не на "Доме-Один"?
— Нет, Мадин никак не подпускает "Дом-Один" к тебе. Нам надо поговорить...
— Когда вы садились, в отсеке были другие шаттлы?
— Люк, я знаю... Я знаю правду: о тебе, о нас. Мадин рассказал мне.
— Ты не должна верить ни единому слову Мадина, — машинально отмахнулся Люк.
— Я не знаю. В наших медицинских архивах хранился образец твоей крови. Мы сравнили её с моей. Люк, я знаю, кто ты, кто я. И я хочу знать всё остальное. Расскажи мне.
Он тряхнул головой:
— Сама расскажи... потому что я не представляю, о чём ты говоришь.
— Где ты родился, Люк?
Он чуть не рассмеялся:
— Альдераан, если верить некоторым людям.
Она застыла:
— Кому?
— Что происходит? Где я родился... Ты же знаешь, где я родился — на Татуине.
— Нет, не там, так ведь? Правду, Люк, — он слегка нахмурился, и Лея продолжила, — я уже знаю часть этого... Я знаю, что я твоя сестра.
Люк выпрямился, наручники на его запястьях зазвенели, когда он откинулся на стуле, глаза расширились. Его реакции хватило, чтобы остановить Лею... А затем он засмеялся. Он просто смеялся, и на его лице читались сомнение, неприятие и искреннее веселье.
И когда он, наконец, затих и улыбнулся, Лея поняла правду:
— Ты правда не знал, да?
Всё ещё улыбаясь, он покачал головой:
— Я правда не знаю, что сказать.
— Люк, мы брат и сестра. Мне делали анализ ДНК… трижды.
— Просто,.. — улыбка сползла с его лица, глаза недоумённо сощурились, — я не... зачем вообще ты это говоришь?
Люк начал повышать голос, его хмурый взгляд из растерянного превратился в сердитый, а взгляд переместился на камеру наблюдения.
— Что это? Что ты пытаешься сделать?
— Я думала, ты знаешь…
— Знаю, знаю, что у тебя есть какой-то странный план, чтобы...
Он привстал, поднимая руки, зазвенели наручники, и, прежде чем сама поняла это, Лея, быстро отодвинув стул, отшатнулась. Напружинив тело она поднялась…
— Подожди! — Люк попытался протянуть руки, но его снова остановили наручники. Лея застыла в нерешительности. Всё таки он быстро сел, положил руки на стол вниз ладонями, сознательно успокаиваясь, — пожалуйста?
Лея медленно подвинула свой стул обратно к столу, чтобы сесть. Сердце бешено колотилось. Она злилась на себя за излишне бурную реакцию так же, как и на Люка за то же самое...
То же самое.
Она вздохнула:
— Четыре дня назад Мадин связался со мной и сообщил, что ты мой брат. Я тоже отрицала это... но я сделала тест. Мы брат и сестра. Скорее всего, двойняшки.
Люк отрицающе помотал головой:
— Этого не может быть... не может быть. Ты родом с Альдераана... ты член Королевского Дома.
— Меня удочерили, когда мне было всего несколько дней от роду.
— Этого не... это не может быть правдой, — он снова попытался поднять руки, на этот раз чтобы закрыть лицо, и тут же был остановлен наручниками.
Лея чувствовала, как сжимается её сердце, наблюдая, как он переживает те же сомнения и замешательство, что и она, а здесь нет ничего и никого, кто помог бы смягчить удар.
— Люк, я знаю — это трудно принять, а я пришла сюда без доказательств, без объяснений, без ничего... но я даю тебе честное слово, что это правда, — он всё ещё качал головой, широко распахнув глаза. Его хмурый взгляд таял в недоумении и отрицании, но Лея стояла на своём, — правда. Чем я могу доказать это тебе?
— Ты не можешь. Я не,.. — запнувшись, он замолчал, уставившись на неё.
— У меня нет ответов, нет ничего, кроме одного этого факта: мы - брат и сестра.
— Нет... мы не можем быть... Дурная кровь… Эта линия — дурная кровь.
Лея неуверенно нахмурилась:
— Дурная кровь?
Люк лишь покачал головой, потерянно глядя вниз.
Лея осторожно вздохнула:
— Что я могу тебе сказать? Что я могу сделать, чтобы ты поверил мне? Люк, когда они сказали мне... я думаю, что какой-то своей частью я всегда знала — можешь ты это понять? Разве ты не чувствуешь то же самое? Я должна была давно это понять — я поняла. Ты так часто мне снился.
Она покачала головой:
— Я должна была знать... В своих снах я всегда видела тебя... Я видела волка, воющего в лунном свете, и я подумала... Я не знаю, я...
— Подожди... Ты видел волка и луну?
Лея виновато покачала головой:
— Я не знала, я не знала тебя тогда...
— Это не важно, — отмахнулся он, мгновенно сосредоточившись, перемена была стремительной, — что ещё ты видела?
Лея покачала головой:
— Это всего лишь сны.
— Но некоторые казались чем-то большим, не так ли? Некоторые из них повторялись снова и снова... Некоторые казались такими реальными...
— ...некоторые, — голос её стал тихим, неуверенным из-за его пристального внимания.
— Расскажи мне о них... расскажи мне, что ты видела?
— Я не помню.
— Пожалуйста?
Лея замешкалась:
— Я знала, когда ты придешь за Мон... Я знала!
На неё устремился страстный и серьёзный взгляд этих поразительных, несочетающихся глаз. В этот момент Люк вновь стал похожим на прежнего, призывая её, притягивая её к себе.
— Расскажи мне, что тебе снится сейчас? Скажи мне, что именно ты видишь?
Лея снова покачала головой, чувствуя себя неловко от столь пристального внимания.
— Сейчас? Просто... кольцо... два кольца, я полагаю. И солнце, — она замешкалась, и он ободряюще кивнул, внимательно наблюдая за тем, как она продолжает, — ну, иногда одно солнце, иногда... может быть два, очень ярких... Корону солнечных лучей вокруг них... но я не думаю... мне кажется, что они ненастоящие. Я не знаю... это всего лишь сон...
— Я не могу... если бы я мог просто,.. — он поднял руки, чтобы потереть виски, но пришлось наклониться вперед, державшие его оковы были слишком коротки даже для этого.
На несколько мгновений он спрятал лицо в руках, лежавших на столе. Взгляд Леи задержался на широком пятне крови, расплывшемся и засохшем на тыльной стороне воротника старого лётного комбинезона и перешедшем на плечо, на волосах, слипшихся возле шрама у основания черепа. Лея отчаянно хотела положить руку ему на плечо, чтобы успокоить, но что-то удержало её.
Когда он поднял взгляд, в его глазах плескались отчаянная надежда и полное разочарование:
— Я мог бы провести тебя через это, если бы только у меня был доступ к,.. — с досадой он покачал головой.
— ...Я слышу слова, — стараясь успокоить его, продолжила Лея, — ну, не слышу... но и не читаю — не могу разобрать шрифт, но... просто я знаю.
— Шрифт? Ты видишь слова... написанные?
Неужели? Раньше она об этом не думала — ведь это всего лишь сон.
— Не знаю, думаю, да, но не написанное... Наверное, вырезанное... высеченное.... в чём-то... как в камне.
* * *
На несколько протяжных секунд Люк замер. Его придавило настолько, что он едва мог дышать. Но когда он услышал свой тихий и покорный голос, окончательно смирившийся, его охватило необыкновенное умиротворение:
— Это был... Трон. Солнечный Трон. Два солнца — зеркальные отражения, одно спереди, другое позади, окруженные солнечной короной. На нём выгравировано пророчество, скрытое в резном орнаменте — древнее пророчество... Вот что ты видишь. Часть его выполнена в образе двух, пересекающихся друг с другом, колец.
Явно не понимая, почему это так много для него значит, Лея нахмурилась.
— Это мы, — в ответ на её замешательство просто сказал Люк, — это то, чем было всегда. Мы. Солнца-близнецы. Кольца-близнецы. Загадки-близнецы.
Она была частью этого Равновесия. Равновесия, заключённого в них, — хорошего и плохого, тёмного и светлого... единого в противоположностях(1). Это было настолько очевидно, так естественно... сейчас, когда он увидел этот последний кусочек головоломки. Глядя на неё и пугая её своим ненадёжным, замкнутым спокойствием, он видел это совершенно ясно.
И снова раздался насмешливый шёпот Палпатина: "Чего ты боишься, джедай? Что ты видишь в темноте, когда приходят твои демоны?"
— Дурная кровь... ты не можешь быть одной из нас, Лея, не можешь. Мы все — дурная кровь.
Лея замотала головой:
— Почему ты продолжаешь так говорить?
— Посмотри на нас! Взгляни на Вейдера... мой собственный отец сдал меня Императору, зная, что он сделает! Хочешь ли ты стать частью — частью этого наследия?!
Её огромные орехово-карие глаза округлились, и он тут же догадался, что эта мысль даже не приходила ей в голову. Может быть, она забыла о его давнем признании или отмахнулась от него, не задумываясь до этой минуты... Но она резко поднялась и решительно тряхнула головой.
— Я думаю... чем больше я тебя узнаю, тем больше мне кажется, что ты делаешь только то, что считаешь нужным.
С горечью Люк узнал то, в чём сам когда-то так насмешливо обвинял Палпатина: "Я уверен, что для достижения своих целей Вы способны на всё".
Неужто он настолько изменился? И снова по нему пробежала дрожь упрёка Палпатина, проклявшего любое возможное будущее: "Дурная кровь..."
— Да, это так, и всегда будет так... не видишь? Это делает меня самым опасным волком из всех.
— Позволь мне помочь тебе…
— Нет — я утяну тебя за собой, клянусь, так и будет.
— Я не верю тебе... не верю, что ты это сделаешь.
Он покачал головой:
— Ты ошибаешься. Ты сильно ошибаешься. Я знаю — ты смотришь на меня и видишь человека, которого знала раньше... но его больше нет. Он не существует. Я — ситх. Обученный Палпатином ситх. Неважно, что ты думаешь, что ты видишь... Это то, что я есть.
— Но это же не всё, что ты есть? — Люк нахмурился, а Лея продолжила, — потому что тебя также учил Йода, не так ли? Ты сам рассказал об этом, когда мы говорили в последний раз. Ты сказал, что, когда погиб генерал Кеноби, тебя обучал мастер Йода. Я знаю, кем был мастер Йода. Мой отец,.. — она неуверенно споткнулась на слове, — мой приёмный отец, Бейл Органа, много раз рассказывал о Йоде. Он был мастером-джедаем, членом Высшего Совета(2). Разве ты сам не говорил, что он был членом Совета джедаев? Но если ты обучался у него, как ты рассказывал, значит, ты обучался как джедай.
Люк молча опустил взгляд, и Лея наклонилась ближе, взяв его скованные руки в свои:
— В тот день ты сказал мне ещё кое-что. Я отчётливо помню это, потому что это была одна из первых вещей, заставивших меня начать сомневаться... Ты сказал, что каким бы ты ни был, ты всё ещё тот человек, который не оставил бы своих друзей умирать на Беспине... и я тебе верю.
Он сгорбился, не в силах освободить руки, не в силах заставить её понять:
— Ты не знаешь... ты не знаешь, что я такое...
— Нет, я знаю, — с абсолютной убеждённостью сказала Лея, — вот почему я здесь.
* * *
Долго, очень долго Люк смотрел Лее в глаза. Сквозь его взгляд стремительно проносились мириады мыслей, заметных по едва уловимым изменениям его покрытого синяками лица, словно он сражался с внутренними демонами.
Наконец, он настойчиво заговорил:
— Ты мне доверяешь?
Сильно забеспокоившись, Лея замерла, но выдержала его взгляд:
— Хочу... Очень сильно.
— Тогда продолжай переговоры, не дай им из-за этого сорваться.
Лея нахмурилась:
— Мы сможем это сделать. Я никогда не думала об обратном для,.. — она запнулась, догадавшись, что он хотел сказать. Что он хотел, что бы она продолжила переговоры, даже если его там не будет.
Он настаивал, не давая ей времени на ответ:
— Ты не можешь быть вовлечена в это! Отрекись от Мадина. Сделай объявление сегодня. Дистанцируй его от себя и Альянса.
Лея отпрянула:
— Нет! Пока он один из нас, я имею хоть какой-то контроль над ним — над этим.
— Правда? Ты сама сказала, что потребовалось четыре дня, только чтобы увидеть меня. Лея, Мадин сделает то, что задумал, то, чего он всегда хотел. Ты должна отказаться от любой связи с ним. Публично дистанцировать себя и Альянс от его действий.
— Пока он один из нас и мы остаемся на связи, есть возможность с ним договориться и помочь тебе...
— Не будет он вести переговоры. Он выдвинет ультиматум. А вы либо выполните его, либо нет. Если вы его выполните, вы публично поддержите Мадина. Станете частью этого. Почему вообще ты думаешь об этом?
Лея отвела обеспокоенный взгляд. Похоже, Люк действительно знал Мадина настолько хорошо, как утверждал, потому что он тут же кивнул, а голос стал низким и резким:
— Из-за нас. Ты говорила, что Мадин рассказал тебе о нас... он шантажирует тебя.
Она вдруг взглянула на него с безрассудной надеждой:
— Может быть, это не так уж и важно.
— Кто ещё знает?
— Хан, и моя начальник разведки, коммандер Масса.
Опустив взгляд на свои связанные руки, он кивнул, размышляя, его разум бешено работал:
— Знать не должен никто — ты потеряешь контроль над Альянсом.
— Возможно, мне стоит просто уйти в отставку...
Люк сразу же посмотрел её в глаза:
— Нет! Нет, абсолютно исключено. Чего он хочет?
— Он хочет, чтобы дело было передано в военный трибунал, что обеспечит ему полный контроль.
— И он потребовал от тебя поддержать его, чтобы это было сделано по всем правилам и в соответствии с надлежащими процедурами?
— У меня есть четырнадцать дней — уже девять, — чтобы убедить Совет проголосовать в его пользу, — Лея опустила взгляд, — я должна передать дело в суд. По крайней мере, есть возможность...
— Нет — не делай этого, — он был совершенно, несокрушимо уверен, — если дело дойдет до суда, весь Альянс поддержит решения Мадина. В глазах общественности не будет никакой разницы между действиями Мадина и Альянса. Чтобы переговоры сработали, вы должны обособиться.
Лея нахмурилась:
— Что?
— Нет времени объяснять. Ты сказала, что хочешь доверять мне, так доверься мне в этом. Не позволь этому дойти до суда. Он потянет за собой всех вас, потому что станет официальной политикой Альянса. Сейчас у вас есть ещё шанс, потому что если вы публично осудите Мадина, то когда он приставит бластер к моей голове, это будет Мадин. Если вы позволите этому делу быть рассмотренным судом Альянса с Мадином во главе, то у него всё равно будет единственный возможный исход, ты это знаешь, — но тогда это будет ответственность Альянса, а не человека. Вы не можете быть связаны с этим. Иначе всё, чего мы пытаемся достичь, будет потеряно, а я не хочу отдавать это ему, я не позволю ему это отнять.
— Люк, так или иначе, но я должна довести дело до суда. Если я этого не сделаю, то потеряю всякий контроль над Мадином, — только сейчас, разговаривая с Люком, видя его лицо и слыша его голос, все это выкристаллизовалось в голове Леи. Ведь перед ней сидел Люк Скайуокер, такой же сильный, непоколебимый и абсолютно преданный своему великому делу, каким он всегда был. Она должна была вытащить его — должна была.
Люк решительно покачал головой:
— Если ты ввяжешься в это, ты никогда не сможешь отмыться от этого, ты останешься замаранной навсегда. Тебе нужно дистанцироваться прямо сейчас, пока всё это не взорвалось тебе в лицо. Тебе нужно уйти и не возвращаться.
— Нет! Я могу тебе помочь.
— Ты хочешь помочь мне?
— Да.
— Тогда найди моё кольцо.
Лея растерянно застыла на месте, ход её мыслей был полностью оборван его просьбой:
— ...Что?
— Моё кольцо... моё кольцо пропало.
Это совершенно выбило Лею из колеи — она только моргала, не в состоянии поверить, что это волнует его больше, чем собственное бедственное положение.
— Это перстень с голубым камнем. Я всегда ношу его — ты увидишь его на любом моём голофото. Камень ничего не стоит ни для кого, кроме меня. Кольцо... — нахмурившись он замялся, — ...это единственная вещь, которая когда-то принадлежала моей матери.
Лея долго смотрела на него, сердце разрывалось от сдерживаемых эмоций в его тихом голосе, а он и не скрывал их, не отворачивался. Просто наблюдал за ней. Его несовпадающие глаза поблёкли от тёмно-багровых синяков, которых он даже не замечал. Казалось, ему было всё равно.
— Кто она была? — тихо прошептала Лея, положив свои руки на его.
Люк огляделся, с понятной неохотой рассматривая окружающую обстановку:
— Пожалуй, в другой раз. Ты можешь помочь мне? Это очень важно для меня.
— Я постараюсь, я обещаю.
— Если найдешь — не расставайся с ним. Мой... твой отец подарил его твоей матери еще до нашего рождения. Никогда не теряй его.
За её спиной со скрежетом открылась тяжёлая дверь, заставив Лею отпрянуть.
Люк оглянулся:
— Время вышло.
Сказав это, он взял её руку и, переплетя пальцы, на мгновение он сжал её... Потом резко, насколько мог, отстранился, — ради её безопасности, поняла она.
Когда разблокировался последний затвор, поддавшись импульсу, Лея вытянула из прически маленький подавитель и быстро вложила в его скованные руки:
— Вот, капелька уединения.
Люк хмуро опустил взгляд.
— Это подавитель сигнала. Пока он выключен, его невозможно обнаружить, — быстро заговорила Лея, перевернув его, — включено, выключено. Одна кнопка.
Получив крошечное устройство, на секунду Люк замешкался, не зная, куда его деть... затем наклонился к своим рукам и засунул его в рот, к моменту, когда вошёл солдат, вновь усевшись прямо. Лея стремительно поднялась, желая, чтобы охранники обратили внимание на неё, а не на Люка, но ей не стоило беспокоиться. Он был образцом невозмутимого спокойствия с безучастным лицом и ни на чём не сосредоточенным взглядом.
Не в силах остановить себя в этот момент Лея, подойдя к массивной двери, рискнула бросить последний взгляд на Люка... и он подмигнул, его глаза дерзко сверкнули из темнеющих синяков.
* * *
Повернувшись, Лея молча вышла из камеры, её коммандос шли в ногу за ней, солдаты Мадина либо держались вызывающе, либо полностью избегали её взгляда. Уже на полпути назад она сунула руки в карманы, и наткнулась пальцами на шприц для проб, который ей дала Теж. Она тихо выругалась, на долю секунды сбившись с шага... затем её лицо медленно расплылось в улыбке, пока Лея шла по коридору, едва покачивая головой.
Потому что правда была... правда была в том, что ей это не нужно. Она знала.
* * *
Вновь оставшись в одиночестве, Люк подождал, пока закроются двери, досчитал до двадцати, чтобы дать Лее время отойти на разумное расстояние. Тогда будет выглядеть логичным, что все, использованное ею для блокировки наблюдения внутри камеры, теперь находится вне зоны досягаемости. Затем осторожно зажал подавитель между зубами и мягко прикусил, услышав и почувствовав слабый щелчок, когда он отключился.
Когда спустя несколько минут охранники вернулись в камеру, Люк почувствовал лёгкую панику от мысли, что, пока он держит подавитель во рту, может заявиться Мадин и поинтересоваться, о чем это они с Леей говорили...
Но двое солдат просто оттащили его обратно на койку, застегнули цепь на лодыжке, и ушли, как обычно, не сказав ни слова.
Взглянув на камеру наблюдения, Люк лёг и повернулся на бок, спиной к объективу. Он выплюнул подавитель, несколько секунд подождал, прежде чем рискнул взять его и осторожно подвинуть на край холста к тяжёлой металлической раме. Кончиками пальцев он переместил маленькое устройство по металлу и закрепил его на внутренней стороне рамы, подальше от посторонних глаз.
Он знал, что ему следует думать о подавителе, о двери, о непредвиденных замках... О том, как совместить и использовать всё это. Но единственным, о чём он мог думать, было откровение Леи. Всё, что занимало его мысли сейчас, это то, как этот факт может повлиять на всю его жизнь.
Всегда. Всегда Палпатин снова и снова повторял, что Люк по своей сути — порождение Тьмы, а потому все его усилия в конечном итоге не принесут ничего, кроме неудачи. Он — сын своего отца. Как часто Палпатин бросал ему этот приговор.
Всё, чем он стал, он принял, основываясь на утверждениях Палпатина о родословной... утверждениях, что он создал отца Люка — его линию крови — для исполнения пророчества. Создал его из Тьмы и одним этим проклял Люка и всех остальных в ней. Вот почему они все обладали этой уникальной связью, этой настройкой... этим проклятием. Они были созданы Тьмой. Как же они могли быть кем-то другим? Как может кто-то из этой линии быть иным, чем его природа?
Люк вновь подумал о кольце, о матери, которую он никогда не знал...
"Я любил её — очень сильно," — слова его отца…
Палпатин убедил Люка, что, раз он сын своего отца, то разделит его судьбу. И он не мог простить отца за это — и себя тоже. Он не мог игнорировать страх, что, что бы он ни сделал, Тьма поглотит его из-за этого. Он с болезненной, острой точностью помнил те неуравновешенные, беспорядочные, взрывоопасные дни, когда он чувствовал себя соскальзывающим в пропасть и проклинал отца, своё наследие и самого себя.
И теперь он держал себя в руках, сдерживал себя, не переступая безопасных границ жёстко контролируемых эмоций. Люди говорили, что он холоден, замкнут, сдержан... так оно и было. Потому что альтернативой было дать этим эмоциям свободу, выпустить на волю волка Палпатина.
Таковы были два варианта его жизни.
И Мару — Мару он столь долго держал на расстоянии не потому только, что опасался вновь подпустить её близко, но и из-за вполне реального страха, что может причинить ей боль. Что из-за того, во что его превратил Палпатин, он может в слепой ярости обрушиться на неё, не успев осознать, что делает, — разбитое прошлое отца стало постоянной занозой.
Он знал, что она не боится. Всю свою жизнь она прожила среди волков того или иного оттенка. Но его слова, когда-то сказанные ей, были предупреждением, а не угрозой: "Если ты протянешь руку волку, не удивляйся, если он укусит."
Долгое время понимание этого удерживало его от неё. Он боялся, что погубит её и утащит с собой в спирали саморазрушения, которая последует за этим, как это случилось с его отцом.
Дурная кровь.
Но Лея... что-то хорошее произошло от любви его отца к его матери.
Что-то хорошее можно было найти в его собственной запретной любви к Маре. Что-то хорошее могло быть создано — и создавалось в эту минуту.
Потому что Лея — Лея, в жилах которой текла та же проклятая кровь, — Лея была порядочной и благородной, блистающим маяком Света. Лея, его сестра, его двойняшка, его кровь. Лея была хорошей, и в его жилах текла её кровь. Мог ли он претендовать хотя бы на часть этого?
Он снова подумал об отце, о связи, слишком глубокой, чтобы существовали какие-то условия или ограничения. За всем остальным, за каждым разочарованием, каждым обвинением, каждым страхом от утверждений и предсказаний Палпатина, Вейдер всё равно оставался его отцом... и Люк всё равно гордился тем, что знал его.
В конце концов, он любил своего отца... и это тоже было в его крови.
"Дурная кровь..." Неизменное обвинение Палпатина вновь дрожью прокатилось сквозь него, проклиная любое возможное будущее.
Он всегда клялся, что единственное, чего никогда не даст Палпатину, — это продолжение этого отравленного рода... но Мара отняла у него этот выбор, и самые глубинные его страхи становились реальностью. Впрочем, не так, потому что если Лея его сестра... если Лея его сестра, она не испорчена. Он знает это абсолютно точно.
И что же оставалось Люку с его приговором этой линии, с его желанием покончить с ней самому? Кровная линия не была порочной — Лея тому доказательство. Она не была обречена на бессовестность, он знал это. Ничего не было предопределено. Все это было ложью человека, который жил ею и умер в ней.
Будущее его нерождённого сына не было предрешено своекорыстными действиями жестокого старика. Он придёт в эту Галактику, как и любой другой ребенок, свободным, новым и неосквернённым, с непредопределённой судьбой и непредначертанным роком. Он сам выберет свой путь, сам проложит себе дорогу в жизни, сам будет жить своими поступками. Это ошеломляло, это освобождало. Это избавляло. Оно перевернуло вселенную вокруг оси, оно принесло свет в самые глубокие, самые тёмные дали.
Теперь возложенная им на себя обязанность положить конец этой династии не только потеряла смысл, но и вышла из-под его контроля. Даже если Люк здесь погибнет, Лея будет жить, а она не связана никакими его предрассудками. Решение принято не в его пользу... во всех возможных смыслах. Оно не в его власти. Мара вынашивает его ребёнка, продолжая род, с которым он хотел покончить. Но даже если бы этого не было, Лея, вероятно, когда-нибудь сделает то же самое. А его ребёнок... его сын обладает тем же безграничным потенциалом, что и любой другой новорождённый — целой галактикой возможностей и всей жизнью, чтобы выбрать и реализовать их.
Он устало улыбнулся, чувствуя, что вскоре они придут за ним, растолкают, потащат обратно за стол, опять начнут что-то требовать, диктовать, бить, но сейчас... Люк медленно выдохнул и погрузился в момент, сохраняя молчание и покой, опасаясь его прервать.
Это было не в его власти... и единственное, что он чувствовал, это огромное облегчение.
Это чувство бурлило в нём, как невероятная победа, без малейшего представления о её сути и масштабах подаренная ему сестрой, о которой он даже не подозревал. Просто тем, что она у него есть... тем, что она существует.
Даже здесь, даже сейчас ничто не могло отнять у него этот момент.
Этот триумф.
* * *
Кроме единственного факта, единственного знания, пронзавшего его насквозь и безжалостно тянувшего обратно в эту маленькую камеру и её мрачную, унылую реальность.
Потому что он глубоко сомневался, что когда-нибудь у него будет возможность подарить эту радость единственному человеку, которой он хотел рассказать, единственной, с кем он так отчаянно хотел разделить это новое будущее:
Маре.
1) 63. В оригинале автор ляпнул: "yin and yang"... Но в этой концепции много смыслов и много слоёв...
2) 64. В оригинале: "Council of Twelve" — Совет Двенадцати... Но...
Глава 38
Уставившись на голокарты Мара сидела в командном центре, пока Арко и Джосс подводили итоги мобилизации всех доступных ресурсов, явных и неявных.
Шесть дней, шесть дней, и всё, что они знали наверняка, это где Люка нет. У них не было ни зацепок, ни совпадений. Все наводки обрывались, каждый намёк заводил в тупик.
Один корабль — если только он ещё остаётся на нём — один единственный корабль в Галактике звёзд, планет, спутников, скоплений, туманностей, поясов астероидов и газовых облаков. И что бы ты ни искал, спустя двадцать пять часов ищи это заново, потому что вся вчерашняя информация уже устарела. Никто из привлеченных ими информаторов ничего не знал, все агенты качали вакуум(1), все контакты, все организации. Время... Всем было нужно больше времени... Дайте им месяц, говорили они, шесть недель, и, если держать ушки на макушке(2), может быть, всего лишь может быть...
Но если верить Риису, у Мары месяца не было. Возможно, у неё не было и половины этого срока. А дни уходили. Это была работа внутри работы внутри работы. И даже сами Повстанцы, похоже, не знали толком о деятельности собственных отдельных групп. Они могут потратить месяц на преследование отдельных отрядов мятежников, пытаясь подобраться к нужному, чтобы получить хотя бы крупицу информации, могут выделить значительную часть флота для слежки за ними, и всё равно ничего не узнать. Куда смотреть? Как найти группы, для которых незаметность стала делом жизни? Как выследить группу, ежедневно ставившую на карту всё, только чтобы остаться неуловимой? Они были слишком разбросаны, слишком разнородны. Ни одна группа не знала точно, что делает другая, и только главное командование с фрегата "Дом-Один" координировало и синхронизировало действия с общей картиной, а разыскивать один этот корабль она могла с тем же успехом что и "Осу".
Ежедневно они проводили совещания командного состава утром, днём и поздно вечером, где подводили итоги дня — пусть и немногочисленные — и определяли следующие шаги... а часики тикали, а совещания продолжались...
Несколько дней назад после язвительного приглашения Мары впервые на брифинге появилась Кирия Д'Арка, и с тех пор присутствовала на каждом, демонстрируя неослабевающую озабоченность. И как бы Маре не хотелось выгнать её, она прекрасно помнила, что именно она пригласила её — не всерьёз, конечно, но, если Мара сейчас что-нибудь скажет, Д'Арка поймает её на слове и призовёт к ответу.
Поджав губы, она вернула взгляд к парящей над столом голографической карте. Ей действительно нужно перестать отпускать комментарии не по делу — видимо, на посту регента не следует язвить: все воспринимают всё сказанное тобой в точности как есть.
К досаде — или к благодарности, в зависимости от настроения Мары в конкретный момент — в соответствии с пожеланиями Мары Д'Арка до сих пор безупречно выполняла свою роль, маскируя отсутствие Императора, независимо от своего личного несогласия. Решение не предавать это огласке уже было принято, хотя убедить Д'Арку было не просто. Она хотела обратиться к Королевским Домам, открыв всё за пределами уровня разведки и военного командования, заявляла о необходимости дать всем понять, что именно поставлено на карту. И даже когда она сдалась, ей всё равно удалось сделать последний меткий выпад, заявив, что хорошо понимает, как это будет неловко для находившихся в Квенне — нельзя просто взять и объявить, что потерял Императора.
И всё же, когда она, согласилась, наконец, это было сделано в полной мере. Она посещала государственные мероприятия и встречи и вообще — что удивительно — прилагала все усилия, чтобы стабилизировать ситуацию.
И, как оказалось, стабилизация Империи оказалась её сильной стороной, поскольку Д'Арка была неплохим стратегом, в политическом смысле. У неё не было ни интереса, ни склонности к военному делу, и она без малейшего колебания подчинялась Маре в организации флота и сборе разведданных. Но в политическом плане у неё был намётанный взгляд и острый ум, позволявшие гасить разные мелкие пожары, которые Мара, и в лучшие времена — а не то, что сейчас — отличавшаяся вспыльчивостью и отсутствием дипломатичности, решила бы просто арестовав всех причастных, видных, влиятельных, высокопоставленных и так далее, и побросав в изолятор с тем, чтобы Люк разобрался с ними позже, если... когда вернется.
Так они дополнили друг друга, Д'Арка и Мара. И Мара не могла не задаться вопросом, что об этом новом событии шепталось в зеркальных залах огромного дворца теми немногими, кто знал правду. Женщина, считавшаяся всеми фактической супруга Императора, и его официальная жена, Императрица, сидели за одним столом и вместе держали Империю в его отсутствие... пусть и неохотно.
Решения приняты, силы и средства перераспределены, совещание завершилось, все серьёзны, взгляды опущены, задумавшиеся. Ответов не было ни у кого — не в такие сроки. Уставшая до предела, Мара отправилась обратно в апартаменты Люка в Южной башне. Нейтан шёл следом, всё такой же замкнутый и отстраненный, каким стал с самого начала, молча переживая свой личный кошмар, затерянный в собственном мире вины и страданий.
А Мара совершенно не представляла, что ему сказать. Уставшая и оцепеневшая, с ноющим желудком, она не знала, что хуже: не знать ничего или знать правду.
Наконец, спустя несколько минут молчания, Мара попыталась произнести вполголоса:
— Ты поел уже?.
Не поднимая глаз, он покачал головой, и они прошли еще около минуты, прежде чем он тихо сказал:
— Нет. С завтрака. А ты?
Он так редко стал говорить, что Мара обернулась и несколько секунд просто ошеломлённо смотрела на него, прежде чем наконец ответила:
— Нет. Я не очень голодна. У меня желудок узлом завязался.
Он взглянул на неё и понимающе спросил:
— Ты ещё и не выспалась?
Она помотала головой:
— Нет, а ты?
— Несколько часов, — сказал он рассеянно, — если ты хочешь, чем-то помочь...
— Нет, — твёрдо ответила Мара. На самом деле она боялась, что даже одна упущенная минута может стать разницей между жизнью и…
Не дав Маре довести эту мысль до конца, Нэйтан вздохнул:
— Тебе надо отдохнуть, Мара, иначе ты никому не поможешь. Почему бы тебе не зайти сейчас? Я могу дать тебе что-нибудь...
Они были возле малоиспользуемого медпункта Нейтана в Северной башне, поэтому Мара согласно кивнула.
* * *
На привычной территории своего кабинета Нейтан, как всегда, превратился в непревзойдённого медика. Из закрывающегося на ключ небольшого стенного шкафчика он достал таблетку:
— Я дам тебе пропоксил. Если потребуется, я могу сразу же отменить эффект уколом.
Он протянул маленькую таблетку и налил в стакан воды, одновременно машинально взял с рабочего стола портативный медицинский сканер и запустил сканирование.
Мара закинула таблетку в рот и взялась за стакан. Внезапно Нейтан решительно протянул руку, удерживая её.
— Ты её проглотила? — в его тоне было что-то такое, что остановило раздражённый ответ Мары.
— Выплюнь, — быстро сказал Натан, — сейчас же.
Подчинившись, Мара хмуро взглянула на таблетку:
— Какого хатта, Нейтан?
Он не обратил внимания на резкий тон Мары, его больше интересовало повторное сканирование... затем третье.
Отложив, наконец, сканер, он подошёл к двери, окинул взглядом пустой коридор и закрыл её перед телохранителями Клема, ожидавшими возле медблока. Когда Нейтан вновь вернулся к Маре, он выглядел более оживлённым, чем она привыкла видеть в последние дни.
— Так... хорошо,.. — Нейтан замешкался немного, как бы не зная, с чего начать, — ...до того как я тебе это скажу, нужно, что бы ты сделала две вещи.
Слегка покачав головой, несколько секунд Мара пристально смотрела на него, набираясь терпения:
— Ладно, как скажешь.
— Думаю, для начала мне нужно, что бы ты присела, — Нейтан вытащил стул из-за стола, — потом обещай мне, что когда я тебе всё расскажу, ты останешься сидеть.
Мара села, и прищурившись наблюдала, как Нейтан вернулся к столу и присел на край. Он помедлил ещё пару секунд будто бы что-то прикидывая — Мара могла поклясться, что расстояние до двери. Наконец, он вновь обратился к ней с привычной, хорошо знакомой улыбкой, делавшей его похожим на маленького зверька в свете фар спидера, и как-то неуверенно сказал:
— ...Поздравляю?
Слишком уставшая для загадок Мара несколько секунд пристально смотрела на него. Моргнув пару раз, она, наконец, выдала едва ли самый внятный ответ:
— ...Что?
— Поздравляю.
Мара попыталась подняться, но Нейтан, отступая назад, выставил ладонь, словно вытянутая рука поможет ему сбежать к двери.
— А-а-а! Сиди, сиди, сиди!
— Ладно, заканчивай эти игры, о чём, съешь тебя сарлакк, ты говоришь? — совершенно не в настроении Мара уставилась на Нейтана. Но он просто молча смотрел, ожидая, что она поймёт... и постепенно до неё дошло.
В шоке раскрыв рот, она тяжко осела. От переполнявших её эмоций Мара не понимала, что сказать или почувствовать. Ощущая, как кровь отхлынула от лица, она наклонилась и, опираясь локтями на край стола, закрыла лицо руками:
— Ооо...
— Итак... я предполагаю, что это совершенно не планировалось, верно?
Мара посмотрела на Нейтана сквозь пальцы:
— Что думаешь?
Он сконфуженно пожал плечами:
— Не знаю. Не часто мне приходится сообщать подобные вещи.
— Нет-нет, нет, — Мара собиралась с силами, — нет, я была осторожна.
Нейтан в ответ снова пожал плечами:
— Уверен, что это так. Но ты молода и здорова, а природа порой так же решительно настроена остаться непокорённой, как современная медицина — сдержать её.
— Нет, погоди, серьезно,.. — слова разбежались, и она просто замотала головой.
— Извини, но сколько бы раз ты не говорила "нет", это всё равно будет "да". Ты беременна — приблизительно восьмая или девятая неделя, хотя это не совсем моя компетенция. Возможно я кого-нибудь порекомендовал бы, но... — он отвёл взгляд в сторону, потом вернул обратно, — учитывая... текущую ситуацию, я не уверен, что сейчас стоит разглашать эту информацию.
На Мару обрушился целый поток новых вопросов, хотя она не успела ещё переварить первый, и до сих пор не имела представления, какой она в этот момент должна быть, что должна чувствовать. Однако, она была совершенно уверена, что масштабы возможной реакции Кирии Д'Арка не должны были быть тем, что сейчас больше всего крутилось у неё в голове.
Заметив, что Нейтан смотрит на неё, Мара подняла голову, но на его лице было лишь выражение подлинной, искренней заботы:
— Так что ты хочешь делать?
Волна эмоций захлестнула Мару в этот миг, непреодолимое желание защитить то, о чём всего несколько мгновений назад она даже не подозревала.
— Я очень надеюсь, что ты умеешь хранить секреты, Нейтан Халлин.
Улыбка медленная расползалась по его лицу, и в этот миг он вновь стал искренним, беспечным обаяшкой:
— Ты даже не представляешь, сколько их у меня уже есть, Мара Джейд.
Она почти улыбнулась... и когда она уже думала, что не способна скучать по Люку сильнее, на Мару обрушился новый виток тоски и безысходной боли. В последние дни она всё чаще стала заключать бесконечные договоры с судьбой, в которую совершенно не верила. Любую цену — она заплатит любую цену, чтобы вернуть его, и она знала это.
Теперь она отчаянно хотела вернуть его не только ради себя, но и ради их ребёнка...
Их ребёнок — это казалось ужасающей перспективой во всех отношениях.
Потому что теперь ей нужно вернуть Люка не только для себя и Империи, но и для защиты их ребёнка. Конечно, она может и, ситх побери, защитит его сама, но не так, как с Люком за спиной. Люк защищал бы его наследие и право первородства. А его нужно защищать именно так, иначе он мгновенно превратится в средство реализации чужих амбиций и противодействия им.
Её разум стремительно анализировал происходящее. Она думала, что случилось бы, если бы Рииса не поймали. Если бы его заговор не был раскрыт и оказался успешным. Д'Арка, конечно, всегда подчинится Люку, пока тот жив, но...
Мара задержалась на мгновение, осознавая это. Насколько естественно и очевидно всё показалось в этот момент, словно опустившийся занавес. Пока Люк жив, Д'Арка будет подчиняться его выбору, Мара это знает. Но если его не станет... Д'Арка сильна и умна. Она пользуется поддержкой Королевских Домов. Она — Императрица, в конце концов.
Потребуется бескомпромиссное влияние Люка, чтобы сдержать амбиции её и Дома Д'Арка, чтобы убедиться, что будущее ребёнка в безопасности.
С другой стороны, а хочет ли Мара, что бы у их ребёнка была такая жизнь... жизнь, которую Люк ведёт сейчас, связанная с бесконечными тяготами, требованиями и опасностями? Ведь их ребёнок, ещё даже не родившись, уже находится в смертельной опасности.
Их ребёнок. Закусив губу, Мара слегка вытянулась:
— И что нам теперь делать?
— Знаешь, я понятия не имею.
— Ты не добавляешь мне оптимизма, Нейтан.
— Не волнуйся, я смогу найти несколько рекомендаций...
Мара изогнула бровь:
— Эй, я могу достать какие-нибудь материалы.
Он изобразил свою традиционную смесь уязвлённой гордости и самодовольства:
— Да, но я хотя бы буду знать, что читаю. У меня всё-таки докторская степень по медицине. Мы это изучали.
— Точно уверен?
— Совершенно уверен, спасибо. Просто я из тех врачей, кого обычно зовут вправлять кости, накладывать швы и вообще говорить Императору, что всё, сделанное им сейчас — абсолютно неоправданный риск...
Он прервался, слишком поздно сообразив, что говорит, а Мара опустила голову на руки: сожаление, восторг, страх и горе — всё это в очередной раз пронеслось сквозь неё.
— Мы вернём его, Мара.
Она покачала головой, слабо вздохнув:
— Я просто... в ангаре на том проклятущем фрахтовике, он сказал... он сказал, что рассчитывает на меня... на то, что я найду и вытащу его.
— Он знает, что ты сделаешь всё, что в твоих силах, Мара — это всё, чего он ждет от...
— Нет, я не об этом, — перебила Мара, — я имею в виду... я имею в виду, что он не доверяет мне, я знаю это... я знаю, что он не доверяет мне, так зачем он сказал это?"
Нейтан покачал головой:
— Мара, единственное, что он делал всю свою жизнь, — это пытался привести Империю к какому-то согласию. Всё, что он делал, на что надеялся, и всё, что он пережил, было ради этого. Всегда. Всё то время, что я его знаю, это составляло большую часть его жизни. И он сделал бы всё, чтобы достичь этого, и всё, чтобы защитить это. А сейчас он отдал это в твои руки. А теперь скажи мне ещё раз, что он не доверяет тебе.
— Но зачем ему,.. — мелькнула шальная мысль, и Мара не знала, смеяться ей или плакать... Люк, оттолкнувший её в безопасное место на борту "Осы", знающий, что его поймают, покупающий её свободу своей собственной... А потом он прошептал, ухмыляясь: "Мара! Энакин — его имя должно быть Энакин".
Он знал. Он знал, и он подарил ей этот момент, это знание, это благословение. Она хотела кричать, плакать, смеяться — только бы он вернулся сюда, прямо сейчас. Потому что, будь она проклята, если позволит ему пропустить это. У их ребёнка будет отец, который будет любить и защищать его со всей врождённой отцовской преданностью, которую — она точно знала — Люк отдаст с полной готовностью. Но если... если Люк не вернётся... тогда она будет для него всем. Она будет всем, что, как она теперь поняла, промелькнуло в этих ярких несовпадающих глазах, когда он в последний раз посмотрел на неё с такой верой и страстью.
"Энакин — его имя должно быть Энакин".
Мара взглянула на Нейтана, услышав собственный сорвавшийся голос:
— Это мальчик, так?
— Как ты узнала?
— Люк знает.
Нейтан недоверчиво нахмурился:
— Он знает?
Мара кивнула, сдерживая слёзы застрявшие в горле, хотя её губы изобразили улыбку.
— Умник, — проворчала она и не смогла больше сказать ничего.
* * *
Лёжа на боку на койке, Люк продолжал размышлять о новом направлении, которое всё — всё приобрело после вчерашнего откровения Леи. Он пытался осмыслить это, как-то приспособить это к своему долгосрочному замыслу по-возможности без ущерба.
Сейчас, в этот момент и в этих условиях, публичное признание Леи, что она его сестра, нанесёт непоправимый ущерб её репутации, а вместе с ней и любым шансам Люка удержать умеренное большинство Альянса и реинтегрировать его в Империю.
Потому что остался тот единственный факт, что его цели не изменились, и он должен помнить об этом. У него есть более насущные проблемы, и его цели не поменялись лишь потому, что он прикован в камере.
"Бери контроль, джедай. Используй тех, кто тебя окружает: любого, каждого, всегда, несмотря ни на что."
Он всегда стремился в какой-то момент отделить Мадина от Альянса, всегда знал, что генерал — экстремист Совета, что он и его сторонники будут стоять на пути любого шага Люка к объединению. Но и сам этим пользовался: использовал Мадина для поляризации Альянса, планируя расколоть его на две фракции — умеренных и радикалов.
Империя никогда не сможет просто принять в себя Альянс в его нынешнем виде — пропагандистская машина Империи Палпатина позаботилась об этом. Но если у Люка получится в сознании населения отделить умеренных от радикалов и представить умеренных как политическую, а не боевую организацию, то, по его мнению, при благоприятных условиях он сможет реинтегрировать их — а вместе с ними и лучшие проявления Старой Республики — без лишнего кровопролития. А это дало бы каждому члену Альянса шанс поступить по велению совести, возможность встать на сторону Леи и поддержать политические перемены, воспользоваться шансом на мир.
Но для этого Лея должна остаться не связанной с Люком, иначе её авторитет среди тех, от кого она уже так много требовала, будет потерян. Все изначально попросту сочтут это имперским заговором, а Лею — подсадной, всегда работавшей на эту цель. Но если она сделает так, как он просил, и никому ничего не расскажет... Он хотел бы иметь больше времени для объяснений, но тогда ему пришлось бы раскрыть всё, а сейчас не время и не место, чтобы пытаться убедить её в своих долгосрочных намерениях.
Конечно, он не ожидал, что согласятся все... Но останутся лишь экстремисты. Те, кто настолько фанатичен, что никогда не примет перемирия ни в какой форме — и вот тут-то и пригодится Мадин, готовый собрать их вокруг себя. Люк давал им выбор, но это был выбор "или-или": поддержать мирное решение или осознать, насколько жестокой окажется альтернатива.
Неважно, что там останется, с Мадином во главе это будет действительно подрывная фракция, существенно сокращенное и агрессивно радикальное меньшинство, которое вскоре будет маргинализировано и подвергнуто остракизму. Неприличная, экстремальная крайность, существующая на задворках любого нормального общества — цена за подлинную свободу.
Но сперва, конечно, ему надо подтолкнуть Лею и её сторонников к этой политической позиции в глазах остальной Галактики, а это не так просто сделать сидя в камере повстанцев.
Люк мог расколоть Альянс, он знал, что мог. Он уже настолько далеко завёл его по этому пути, что понадобится лишь самый незначительный толчок. Но события последней недели вряд ли были таковым. По сути, проблема может заключаться в том, что бы удержать его целым в ходе грядущих перемен. Но Лея умна и сообразительна. Он верит в её способность сохранить то, что заслуживает спасения. Он всегда верил в это.
Другая сторона этого плана, то единственное, в чём он всегда нуждался: что-то, что объединит Империю, общественность, политиков и военных. Что-то, что объединит их всех в единое целое и позволит ему направить всеобщее внимание туда, куда будет нужно. Слишком многое осталось от его старого Мастера, сформировавшего мышление и восприятие людей, а ему нужно увести это от тоталитаризма, от Империи и Альянса, постоянно враждующих между собой. Без некоего объединяющего элемента он не сможет двигаться вперёд, он понимает это, поэтому давно уже ищет что-то, что сможет сплотить Империю общей идеей, общим согласием. Что-то, вокруг чего все смогут объединиться. Теперь же обстоятельства взяли верх над ним — он слегка улыбнулся этому — его старый Учитель бесконечно критиковал бы и высмеивал его за то, что он "позволил" это.
Пришло время исправить эту ошибку. То, что ему придётся делать это отсюда, далеко не лучший вариант, но это всё, что у него есть. И хотя сейчас он не имеет возможности повлиять или изменить позицию Леи, неожиданно выяснилось, что у него есть доступ к противоположной стороне этого уравнения — Мадину.
Мадин — динозавр, пережиток прошлого, которому, как и Палпатину, нет места в задуманном Люком будущем. Что, насколько понимал Люк, делает его пешкой, которой можно играть. И да, прямо сейчас все карты на руках у Мадина, но, несмотря на последние полтора года, Люк привык быть в положении проигрывающего, привык действовать с этой позиции, когда есть за что играть и нет запасного варианта, если что-то пойдёт не так. Ещё один урок, хорошо выученный благодаря его старому Учителю.
Именно Палпатин лучше всего выразил эту мысль, когда сказал, что за всё стоящее приходится платить. И первое, чем нужно быть готовым пожертвовать ради истинной цели, — это самим собой. Благодаря Палпатину Люк всегда держал в руках единственную карту, которую его противники, казалось, никак не хотели разыгрывать.
Он настолько долго так жил, что это стало привычным, как компания старого друга. Знакомый ритм, обострённые чувства, возросшая решимость. Он не боялся умереть — как бы не странно это звучало — он действительно не боялся. Палпатин научил его этому своими бесконечными, изнуряющими играми. Но будь он проклят, если сделает это на чужих условиях.
Каким бы динозавром он ни был, несомненно, Мадин — искусный стратег, способный составлять планы на месяцы вперед, до мельчайших деталей организовывать одиночные операции и крупные кампании. Но Люк не станет сражаться с ним на подобных условиях. Не станет. Не здесь и не сейчас. Мадин уже не раз позволял Люку тонко определять ход игры, устанавливать правила, навязывать борьбу на своих условиях. А этими условиями были "всё или ничего", ближний бой, умение думать на ходу. Потому что сейчас это единственное, что у него есть.
Уже сейчас, спустя считанные дни работы с ним, Люк видел, что у генерала вспыльчивый характер. А методичные, упорядоченные, перспективные планы у людей с подобным темпераментом редко удаются в состоянии стресса. В горячке момента, вынужденные думать на ходу, такие люди склонны к эффектным срывам. Возможно, Мадин и является мастером стратегии, но лишь когда у него есть время на планирование, возможность продумать и подготовиться к сотне вероятных сценариев. Однако, Люк готов поспорить, что если он придумает нечто, выходящее за рамки этих планов, у Мадина не будет немедленного ответа.
И, как и в случае с Палпатином, Люк понимал, что у него есть лишь одна фишка для игры — он сам. Но он слишком хорошо знал, как играть в такую игру. Он знал, как принимать удары, а затем обращать их против противника. Всё или ничего — вот единственный способ играть в эту игру.
В действительности, Люк умер в тот момент, когда Мадин схватил его. Он уже потерял жизнь. Даже сейчас он отчётливо помнил видение — тот пустой пузырь, в котором отсутствует Сила. Он сам внутри него и семь человек с точно нацеленными бластерными винтовками на уровне плеч. Он помнил команду "Пли" и подпитывавшую её ярость. Помнил, как в шоке отпрянул, когда слово превратилось в действие, и всё вспыхнуло и разлетелось вдребезги.
Помнил слова Мадина, сказанные когда он впервые пришёл в эту камеру: "...этот ничтожный человек станет смертью Императора, потому что всё закончится только одним способом: что бы ни случилось, ты умрёшь".
В прошлый раз, с Палпатином в камере похожей на эту, Люк потерпел неудачу — он пал.
Он снова услышал слова Палпатина, произнесённые в той камере с язвительной провокативностью: "Чего ты боишься, джедай? Что видишь ты во тьме, когда приходят твои демоны?"
Разъяренный, измученный, находящийся на грани безумия Люк, отчаянно пытаясь ранить хотя бы словами, бросил вызов, проницательно вернув вопрос своему мучителю: "Я знаю, что ты видишь во тьме. Потому что она обжигает, когда ты заглядываешь мне в глаза. Я знаю, что ты видишь во тьме, когда приходит твой демон... Я знаю — это я".
В чём Люк не признался, в чём никогда бы не дал Палпатину убедиться, так это в том, что он видел, когда его кошмары сливались с видениями освященными Силой. То, что он понимал уже тогда. То, что он видел во тьме, когда выл его собственный демон...
В прошлый раз Палпатин победил — это Люк понимал — но только после того, как у него действительно не осталось другого выбора. В прошлый раз им пришлось выносить его на руках, потому что они издевались над ним так долго, что он был не в состоянии ходить. Ещё неделя, и они вынесли бы его в гробу. На этот раз он не сорвётся, потому что человек, запертый в этой камере, не тот, кого внесли в неё. На этот раз он, хатт побери, выйдет отсюда.
Всё, весь опыт, все зацепки могут оказаться полезными... Даже его неудачи. Даже это он превратит в силу. Потому что Мадин — не Палпатин, даже близко. Как и в Империи, он — громила, пристроившийся к важному делу. И будь Люк проклят, если сдастся ему, если сдаст всё, что успел построить. Он использует всё и вся... даже то мрачное время с Палпатином даст ему силы и понимание, чтобы выстоять. Даже из этого он извлечёт, наконец, что-то ценное, чтобы остановить Мадина. А если придётся, если не поможет всё остальное... он обратится к своему демону, ждущему во тьме.
Посмотрев на камеру наблюдения на стене, Люк медленно повернулся на койке. Цепь на его покрытой сильными кровоподтеками лодыжке натянулась, её вес мешал двигаться. Он отвернулся от объектива. Свет не выключался с ночи перед визитом Леи, по-прежнему, его будили каждые несколько часов и тащили к столу, чтобы пристегнуть там. Теперь, лёжа спиной к объективу, Люк просунул руку между краем холщовой койки и тяжелой металлической рамой. В углу рамы был примагничен маленький подавитель, который дала ему Лея. Там, куда он положил его вчера. Люк не стал его активировать — слишком мало времени прошло с её визита. Но он провел по нему пальцами, убедившись, что подавитель на месте. У него ещё не было плана, не получалось собрать воедино разрозненные факты... пока ещё он думал, закрыв глаза...
Он понятия не имел, сколько проспал до того, как с обычным резким толчком воздуха открылась дверь. Люка подняли на ноги, металл цепи оставил новые царапины на его лодыжке. Его опять подтащили к столу, прижав руки, пока пристёгивали наручники к небольшой перекладине, закреплённой в центре тяжёлого стола.
На этот раз вошёл Мадин, спокойно кивнув трём сотрудникам, отошедшим за пределы поля зрения Люка. Двое других заняли позицию по обе стороны двери. Один из них поставил третий жёсткий стул по ту сторону стола.
Мадин сел, положил диктофон на стол перед собой. Люк безучастно взглянул на третий стул, а затем вновь повернулся к нему. Оба долго молчали, наконец Мадин сделал шаг, но Люк не почувствовал в нём особой потребности в продолжении допроса.
— Ваша,.. — Мадин бросил короткий взгляд в сторону, потом вернулся к Люку, — сторонница похоже не так уж старается помочь Вам, как Вы надеялись после её маленького визита... так что пока я позабочусь о Вашем здоровье и безопасности.
Люк молчал, отметив внутренне, что его отношения с Леей не известны даже здесь... Хотя, почему он решил, что Мадин захочет поделиться кусочком своей силы? Не то что бы Люк жаловался — он хотел сохранить это в тайне так же, как и Мадин — за исключением того, что в конце концов Мадин расскажет об этом. Сейчас это было не в его интересах, потому что знание — сила. Но придёт время, когда, озвучив факты, он сможет получить больше выгоды, чем утаив их.
— Я ожидал, что ради Вас она приложит больше усилий, — спокойно продолжил Мадин, — похоже, единственный человек, защищающий Вашу жизнь, не выполняет свою часть сделки. А это очень опасно... для Вас. Тем более, я обещал на следующем заседании Совета представить достаточно доказательств, чтобы суд смог спокойно прийти к правильному вердикту. Может быть, даже и чистосердечное признание.
По последнего стараясь понять, как пойдёт этот конкретный допрос, Люк продолжал молчать. Мадин непринуждённо откинулся на спинку кресла, сжав перед собой руки в кулак.
— Похоже, последние несколько дней ты и сам был немного занят, распространяя слухи среди моих людей. Это мне не по вкусу.
Тэм, понял Люк, едва улыбнувшись, рассечённая губа всё ещё не зажила. Вот почему он не вернулся.
— Слухи, правда... для тебя, Мадин, это всё равно, не так ли? Ты хотя бы у себя в голове чувствуешь разницу? Разве...
Мадин с силой ударил кулаками по столу, заставив Люка умолкнуть.
— Нет, хватит с нас этих маленьких лекций. С этого момента мы говорим лишь о том, о чём хочу я, и ни о чём другом. С этого момента ты держишь рот на замке, пока я не задам тебе вопрос.
Услышав шаги подошедших к нему сзади солдат, Люк напрягся, хотя ничего не произошло. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
— Тщетный подход, — наконец, чувствуя, что черта подведена, спокойно произнес Люк, — "Я могу сделать это весьма неприятным для тебя, и ты не сможешь меня остановить"... Или как там: "Это может закончиться только одним способом, так почему бы не облегчить себе задачу". Возможно, у тебя и могло бы получиться что-нибудь с этим методом, если предположить, что я не прочитал дюжину статей об использовании этой техники допроса. Но мы оба знаем, что на это потребуется время, а с почти всей имперской армией и, полагаю, некоторым количеством лидеров Альянса за спиной у тебя, похоже, жёсткий график.
— С чего ты взял, что тебя кто-то ищет, будь то Империя или Альянс... кроме тела, конечно.
— Правда? Хочешь попробовать этот подход? Пару дней назад я, пожалуй, согласился бы с этим. Но просить человека, по твоим же словам, считающегося мёртвым, зачитать признание, полученное явно после Квенна, — это уже перебор. Как и то, что ты позволил лидеру твоего Альянса прийти сюда, чтобы поговорить со мной, — Люк пусто улыбнулся, склонив голову набок, — ...это ведь всё ещё твой Альянс? Они ещё не выгнали тебя?
— Я не говорил, что люди считают тебя погибшим на Квенне. Я лишь сказал, что мы можем убить тебя в любой момент, когда захотим.
— НСС — нагнетание стресса и страха(3). Хочешь пройтись по списку? Наверняка ты, когда ещё был имперцем, читал те же пособия по методам допроса, что и я. Мои чуточку свежее, но, зная тебя, я уверен, что ты держал руку на пульсе. Прямой подход. Похоже, пока не работает. А поскольку я знаю, что если всё-таки зачитаю твоё заявление, то подпишу себе смертный приговор, это маловероятно. Очевидно, что по той же причине ты не можешь использовать Стимулирующий подход, и даже Эмоциональный подход явно не сработает. Если требуется информация можно попробовать гордость и самолюбие. Но вряд ли можно заставить меня что-нибудь тебе рассказать только для того, чтобы доказать собственную значимость. Нагнетание стресса и страха? Уверен, ты до этого доберёшься — у нас уже было несколько попыток. Техники депривации(4)... то же самое, но мы знаем, что они требуют больше времени, чем у тебя есть, не так ли? Установить фальшивую личность? Невозможно угрожать мне предположением, что я — кто-то более высокопоставленный и, следовательно, более ответственный, чем я есть на самом деле, так что и это тупик. Добрый и злой полицейский — упомянув сейчас об этом, я просто посмеюсь и избавлю тебя от стыда. Невербальные методы? Уже провалил этот вариант... Я ничего не упустил?
— Личное дело и досье, — холодно сказал Мадин, и Люк кивнул.
— Не нарочно, уверяю тебя. Никакого психологического промаха... но попробуй, не стесняйся.
— Почему я не удивлён, что ты знаешь всё это, — сейчас Мадин тоже играл на аудиторию расставленных по комнате солдат, но для него это был новый приём. Для Люка же играть на большую аудиторию, разговаривая с одним человеком, было образом жизни. Поэтому он чуть пожал плечами:
— Я читал. Я ведь читал о тебе в Имперских архивах. Ты больше похож на... самоучку(5).
— В отличие от тебя, я не боюсь испачкать руки за то, во что верю, если ты это имеешь в виду.
Люк тряхнул головой:
— Не-ет, Мадин, тут не может быть двух вариантов. Ты не можешь обвинить меня в проникновении под прикрытием в твоё собственное подразделение, а потом сказать, что я никогда не пачкаю руки...
Мадин резко ударил его по рукам, но Люк не остановился:
— Или в твоей башке правдивы оба варианта? Всё, что тебе выгодно...
Мадин взглянул куда-то за спину Люка, и его голова мотнулась в сторону от обрушившегося сзади сильного удара. Медленно Люк поднял закружившуюся от удара голову.
Склонив голову на сторону Мадин безучастно наблюдал:
— Дай-ка объясню ещё раз. Больше никаких маленьких лекций — с ними покончено. Мы говорим лишь о том, о чём хочу говорить я, и ни о чём больше. Ты говоришь, только чтобы ответить на мой вопрос. Нарушишь это правило — будет плохо.
— Старые уловки, — покачав головой сказал Люк, — это всё старые уловки, Мадин. Я использовал их. Их довольно часто использовали против меня. Каждый раз вы привязываете меня, расставляете бойцов за пределами видимости, не даёте спать, часами оставляете меня здесь сидеть, а потом приходишь ты и молча разглядываешь. Я удивлён, что ты ещё не поставил меня у стены в позу напряжения(6).
— Старые уловки? — Мадин снова кивнул одному из солдат позади Люка, и тот насторожился... но охранник молча прошёл мимо в сторону двери камеры и поднёс ко рту комлинк.
Люк с сомнением взглянул на Мадина, который с насмешливой полуулыбкой на лице просто наблюдал за ним, чего-то ожидая...
Понимая, что они играют на его нервах и намеренно не спешат, Люк заставил себя дышать медленно, напрягая все мышцы. В конце концов шумно распахнулись двери, и в камеру вошёл военный медик в униформе с медицинской укладкой в руках. Он остановился возле стола и что-то быстро передал Мадину, который положил это на стол. Когда Люк рассмотрел предмет, у него перехватило дыхание.
Это был шприц с грязно-коричневой жидкостью внутри.
Мадин понимающе улыбнулся:
— Что ж, давай начнем новую игру?
Люк не сводил глаз со шприца, а Мадин со холодной убеждённостью продолжил:
— Фармакокинетика. Имперская. Специально для тебя мы приготовили небольшой коктейль. Кальтер немало поработал над ним, можно сказать, это его специальность. Как он мне объяснил, амо-триклиптидин, в сочетании с небольшим количеством чего-то особенного, любезно предоставленного кем-то из твоих людей, чтобы убедиться, что оно работает. SK-17. Мне говорили, что это его единственное название. Узнаёшь? — Мадин взглянул на сжатые в кулаки на столе руки Люка, — вижу, что узнаёшь. А триклиптидин, всегда был имперским фаворитом, не так ли? Кальтер выбирал его очень тщательно. Кальтер?
Сидевший на третьем стуле медик не поднимая глаз озабоченно раскладывал на столе свои инструменты, отстранённо рассказывая:
— Период полураспада составляет примерно сто шестьдесят минут на одну дозу. Воздействует на G-белок, блокирует серотониновые рецепторы, увеличивает амплитуду и время распада тормозных постсинаптических токов. Вызывает интенсивные психофизические реакции. Симптомы разнообразны и включают снижение функции лёгких, нервные и мышечные спазмы, тремор, сильные судороги и припадки из-за гипоксии, гипотермии, патологическую когнитивную спутанность, искажение восприятия и потерю идентичности. Всё это усиливается, если реципиент находится во враждебной среде, в зависимости, конечно, от дозы и переносимости. Более высокие дозы могут вызвать непреодолимые когнитивные сдвиги. Подопытные, которым его вводили в течение нескольких дней, говорят, что этот конкретный препарат вызывает эффект "флэшбэка", который может проявляться годами.
Медик умолк, искоса рассматривая свой аппарат. Казалось, он озабочен более о том, чтобы все инструменты были разложены в идеальной последовательности, нежели о чём-либо ещё.
Мадин жёстко улыбнулся:
— А заодно он заставит тебя говорить правду. Хотя, думаю, ты и так это знаешь... В конце концов, это же имперский препарат.
Люк едва заметно подался назад, подстёгнутое адреналином сердце бешено колотилось. Мадин, опёршись локтем на стол, устроился поудобнее:
— Полагаю, теперь я привлёк твоё внимание?
По-прежнему не глядя на Люка, медик Кальтер подвинул стул поближе. Мельком взглянув на него, Люк намеренно отвернулся, пока тот собирал венозные катетеры и старый портативный медицинский сканер.
— Имеются ли у Вас какие-либо медицинские противопоказания? — наконец, не прерывая работы, спросил медик, — принимаете ли Вы или есть ли в настоящее время в Вашем организме какие-либо другие наркотики? Известно ли Вам, что кто-то из Ваших близких родственников склонен к припадкам? Известно ли Вам, что кто-то из Ваших близких родственников умер в результате аневризмы?
Люк не оглянулся. Он не сводил глаз с Мадина, на краешках губ которого пряталась насмешливая полуулыбка. Двое охранников подошли сзади и стиснули руки и плечи Люка, хотя он и не сопротивлялся: какой смысл?
Он почувствовал укол в тыльную сторону левой руки. Ощутил, как вошла игла, как её движение прекратилось и катетер был закреплён. Он чувствовал, как охранники крепко сжали его, когда шприц с коричневой жидкостью был введён в катетер. Ощутил, как невероятно тёплый раствор потёк по его венам...
Мир сделал один медленный, тошнотворный оборот, и Люк почувствовал, как тихо закружилась голова, когда он медленно моргнул. Наркотик обжигал, как лесной пожар. Он чувствовал, как его начинает покачивать, как он вопреки отказывающим мышцам пытается удержаться в вертикальном положении, ощущал металлический гул, казалось, усиливающийся у него в мозгу.
— Дышите медленно, — равнодушно сказал медик, — не учащайте дыхание.
Всё вокруг поплыло куда-то в даль. С каждой секундой нарастала боль в груди Люка. С каждым ударом сердца становилось всё труднее сохранять вертикальное положение, и он медленно повалился на стол. Дыхание стало прерывистым. Наркотик одолевал его.
Устроившийся на стуле медик позаботился подвинуть и активировать диктофон, а потом спросил:
— Может, у нас получится усадить его?
Сильные руки подхватили Люка сзади и подняли его вертикально так, что он завалился и обмяк на спинке стула. Невероятно тяжёлая голова безвольно обвисла. Неожиданно, почти болезненно громко в его ушах прозвучали слова медика:
— Хорошо. Хорошо, мы можем начинать. Это первый допрос. Дата — сорок пятого, пятого, пятого по Корусканту.
Раздался низкий, удовлетворённый голос Мадина. Люк уже не мог разобрать его лица:
— Я хочу получить признания под запись на диктофон. Начните с того, что он был шпионом. Я хочу услышать, как он скажет это вслух, чётко и ясно.
— Хорошо, — медик осторожно наклонился, — начнём с самого начала? Начнём с Вашего имени?
Люк отвернулся, цепляясь за свое понимание этой привычной для него игры. Учитель частенько пользовался наркотиками, чтобы контролировать и подчинять его — наряду с другими, не "медицинскими" методами. Он уже давно изучил техники, позволяющие контролировать себя... на какое-то время.
Выдержав небольшую паузу, медик продолжил неискренне приветливым голосов:
— У Вас есть имя, которое, как мне сказали, Вы когда-то использовали здесь — Люк, не так ли?
Уставившись на стол перед собой, Люк застыл, сосредоточившись на знакомом металлическом привкусе в задней части горла. Он уже давно не чувствовал его... он его всегда ненавидел.
Кальтер немного отстранился, переглянулся с Мадином, и тихо пробормотал:
— Думаю, мы введём ему двадцать миллилитров.
Его взгляд опустился вниз, затем вернулся к Люку. Новая доза разлилась по венам, вызвав непреодолимую волну тошноты и головокружения, заставив Люка схватиться за скобу в центре стола, к которой были прикованы руки.
— Как Вы себя чувствуете, Люк?
— Устал... не могу дышать, — он сказал это? Сосредоточься.
— С Вами всё будет хорошо, — опять это бездушное, совершенно бесчувственное общение, — Люк... Вас зовут Люк?
— Не могу…
— Вас зовут Люк?
— Д... нет... это было.
— Кажется, Вы не очень уверены?
— Я... кажется, не очень уверен, — повторил Люк скорее уклончиво, чем утвердительно.
Медик едва сместился, и от этого движения в голове у Люка всё поплыло.
— Вас зовут Люк Скайуокер?
— У меня... нет имени... Я лишился его.
— Вас зовут Люк Скайуокер?
Не сводя глаз со своих рук, Люк слабо покачал головой.
На несколько секунд воцарилось молчание, пока медик рассматривал его, явно задумавшись... потом снова повернулся к Мадину:
— Думаю, мы увеличим дозу.
Волна неестественного тепла вновь прокатилась сквозь Люка, заставив заколотиться его сердце и помутив сознание. В ушах штормовым океаном громко ухало прерывистое дыхание, глаза неудержимо закрывались. Он ощутил, как его голова на миг запрокинулась, от чего закружилась камера. Когда кто-то позади него схватил его за воротник, удерживая в вертикальном положении, перед его глазами протянулись длинные, размытые линии яркого света. Наклонившись, медик слегка скрипнул стулом по твёрдому полу, и этот звук резанул по болезненно обострившемуся слуху Люка.
— Пожалуй, стоит попробовать снова. Вас зовут Люк?
Он медленно моргал, загипнотизированный звуком собственного затруднённого дыхания. Пока нарастала боль в груди, а в висках пульсировало, он, вглядываясь в расплывчатые, неясные черты лица что-то говорившего медика, погружался в себя в поисках решимости. Он может это сделать — это ведь старая игра...
— ...Сто.
Размытые черты лица его инквизитора трансформировались в размазанный хмурый взгляд:
— Что?
— Сто… Девяносто три… восемьдесят… восемьдесят шесть… семьдесят девять…
Догадавшись, медик отодвинулся. Какое-то время он наблюдал как Люк пытается считать в обратном порядке, что требовало от него максимальной концентрации.
— Семьдесят… семьдесят два… шестьдесят пять… шестьдесят — нет, пятьдесят восемь. Пятьдесят восемь. Тогда…
— Пятьдесят один, — произнёс медик, пытаясь подстроится под ход мыслей Люка, — тогда сорок четыре. Продолжим?
Игнорируй его. Сконцентрируйся…
— Сорок... нет... тридцать семь?
— Тридцать семь, тридцать. Двадцать три, шестнадцать, девять, два, — дознаватель закончил его мысль, — как Вас зовут? Ваше настоящее имя?
Туманное, неясное забытьё застилало мысли и эмоции, приводило его в оцепенение, вызывало головокружение и рассеянность. Люк понимал, что ему следует насторожиться, что он должен быть начеку, но... на мгновение он вновь отключился, его тело содрогнулось от воображаемого падения, а свет больно резанул широко раскрытые глаза.
— Я не могу дышать.
Проникающий сквозь него голос был спокоен, тих и совершенно безэмоционален:
— Ваше дыхание в норме, Люк. Я наблюдаю за Вами. Расскажите мне о Восстании. Вы были пилотом, верно?
Люк вытаращился, и тут его накрыло воспоминаниями, слишком разнообразными и настолько быстрыми, что он не смог сдержать их:
— Крестокрыл(7), — пробормотал он, и перед его мысленным взором возник образ его старого побитого истребителя. Заклеенная изолентой прореха в пилотском кресле. Неисправный воздуховод отопления, из-за которого у него вечно мёрзли ноги. Как-то раз ему пришлось зависнуть над поверхностью лётной палубы, пока подошедший техник куском трубы выбивал заклинивший люк передней стойки, из-за чего он не мог сесть. Он улыбнулся... Дурацкий корабль... всегда возвращал его назад.
— Разбой,.. — рассеянно сказал он, — Разбойная эскадрилья(8).
— Разбойная... это та эскадрилья, в составе которой Вы летали?
Снова воспоминания, яркие и стремительные... Не надо... нельзя поддаваться. На него навалились вырванные из прошлого отдельные моменты, разрозненные фрагменты, лишенные порядка и смысла... Часы, проведенные в комнате подготовки в ожидании вылазки, разговоры, смех и игра в сабакк. Не поддавайся. Бесконечные часы в замкнутом пространстве, прослушивание болтовни на линии связи во время эскортной службы, безделье, когда делать нечего, кроме как пялиться в кормовые дюзы грузового судна и ждать неприятностей. Не поддавайся. Он вспомнил, как однажды Тихо привёл крестокрыл на трёх крыльях и без шасси. Он вспомнил, как Дак случайно прострелил ногу Саркли. Он вспомнил, как они устроили комнату отдыха. Вспомнил, как Уолда стошнило в кабине, когда в него попали и он потерял сознание, и как все тянули соломинку, кому придется всё убирать. Не надо... Он вспомнил, как вымотавшийся Ведж как-то раз заявился в столовую в лётном костюме наизнанку. Вспомнил, как Мадин отчитал его за атаку сильно укреплённой орудийной позиции... Мадин...
Нельзя... но воспоминания стремились быть услышанными, прочувствованными, а он проваливался сквозь них, его тошнило, сердце разрывалось, грудь сдавливало.
Всплыло воспоминание, навеянное тем же чувством тошноты и головокружения, о бочке, закрученной в атмосфере, о СИДе на хвосте. Слишком крутой разворот, тяжестью ускорения на вираже при выходе из практически срыва в штопор подтолкнувший его к пределу выносливости. Холодная, пронизывающая тошнота, замедленное туннельное зрение и чёткая уверенность в том, что СИД всё ещё сзади, а каждый его выстрел всё ближе. Резко развернувшись, он выстрелил очередью из шести зарядов, зацепивших СИД, а потом неизвестно чьи выстрелы взорвали его огненной звездой. И в тот же миг над головой пронёсся крестокрыл Веджа, достаточно нахального, чтобы сделать победный кувырок даже в разгар собачьей свалки(9).
— Ведж, — ухмыляясь произнёс Люк.
— Ведж? — непрошеный голос, вклинившись в воспоминания Люка, превратил это имя в вопрос. Люк смутно подозревал, что отвечать не следует, но не мог вспомнить почему.
— Ведж Антиллес, — прошептал он, и имени его старого друга оказалось достаточно, чтобы вызвать у него улыбку.
— Пилот? — подсказал голос, — пилот такой же как Вы?
— Как я, — внутри него вновь разгорелась зта головокружительная смесь облегчения, избавления и адреналина. Люк улыбнулся вспомнив, как резко вывернув маневровые(10) Ведж закрутил крестокрыл. Люк рассмеялся вслух, — ещё один такой финт в разгар боя, и я вышибу его задницу в ведомые.
— Вы помните Веджа? — спросил голос.
Не поддавайся... Люк нахмурился, предупреждение потерялось в потоке воспоминаний:
— Да.
Как наяву он видел его дерзкую ухмылку, его бесконечную уверенность в себе — мимолетный, размытый облик Веджа, неровно ссутулившегося на стуле напротив него, когда он на спор перепил Люка. Вспомнилось, как на следующее утро они оба сидели на полу в соседних комнатах, чувствуя себя позеленевшими, слабыми и совершенно разбитыми, и молились, чтобы их не подняли по тревоге на вылет. Он улыбнулся воспоминаниям... Ведж...
— Ведж знал, кем Вы были, Люк? — снова раздался этот голос.
Путаясь в воспоминаниях Люк нахмурился... почему так трудно дышать?
— Что?
— Ведж... Он знал, что Вы — имперский шпион, или Вы никогда не говорили ему, что Вы шпион?
Не поддавайся. Замешательство и воспоминания улетучились, но тошнота осталась... и химический привкус в горле. Люк повернулся на голос, чтобы взглянуть на человека, медленно собиравшегося возле него.
— Не... шпион, — уставившись на мужчину, он выловил слова из смутных мыслей, — не шпион.
Голова напротив наклонилась, распавшись на множество частей, мелькавших в размытом взгляде Люка:
— Это ложь, не так ли? Вы были шпионом, просто Вы никому не говорили... Вы кому-нибудь рассказывали, что Вы шпион, Люк, или Вы это скрывали?
Люк моргнул, вытаскивая из своих мыслей это знание, эту решимость, вспоминая, где он находится, что поставлено на карту, с трудом пытаясь вдохнуть, не обращая внимания на горящие легкие и ноющие ребра. Не поддавайся.
— Не шпион.
— Вы были. Всё, что Вы должны сделать — сказать это всего один раз, и нам никогда больше не нужно будет говорить об этом. Вы хотите, что бы это прекратилось, Люк?
Реальность, холодная и суровая... его грудь сводило от простого дыхания, мышцы горели, сердце щемило от каждого удара.
— Всё болит...
— Это наркотик, Люк... но мы легко можем всё прекратить. Это будет лучше всего, не так ли?
— Да...
— Всё очень просто... просто скажите, что Вы были имперским шпионом. Всего лишь раз, и это всё закончится. Это же очевидно, не так ли? Совершенно ясно, что Вам нужно сделать. Это так просто. Здесь только Вы и я, Люк. Просто скажите мне, что Вы были шпионом.
Из ниоткуда донёсся вкрадчивый голос Палпатина, такой безупречно чёткий, будто он стоял за плечом Люка: "Здесь только ты и я... Неужели так страшно преклонить колени?"
— Я не могу этого сделать… Я не могу.
— Люк, я не смогу прекратить давать Вам наркотик, пока Вы не скажете, что были шпионом. Это невозможно, понимаете? Это будет продолжаться, пока Вы не скажете это. Вы хотите, чтобы это продолжалось?
Люк попытался помотать головой, от этого движения под кожей запылали шипучие разряды, мышцы мучительно трепетали.
— Сколько минут? — кажется, он не хотел спрашивать об этом вслух, — сколько минут прошло?
— Сколько минут? Немного. Впереди ещё долгий путь, Люк... и я всегда могу ввести ещё одну дозу.
— Больше никаких доз... никаких доз в,.. — он попытался вспомнить, но детали ускользали от него, — часы. Двенадцать часов... двенадцать часов...
— Теоретически. Но мы знаем, что ваши имперские дознаватели повторно используют наркотик спустя примерно три часа.
Шипы отдалённого знания остро резанули по задворкам его сознания, гнев придал им силу:
— Нет... незаконно. Теперь незаконно. Изменилось...
— Только это не так, не правда ли? Просто теперь это стало не так открыто.
— Нет.
— Да.
— Изменения,.. — Люк пытался донести свою мысль, чувствуя, что говорит медленно и слишком громко, спотыкаясь на каждом слове, — ...медленные. Но начались.
— Оставь это для голоречей. Тут у тебя нет зрителей, — другой голос... Мадин... Мадин здесь!
Люк медленно моргнул, пытаясь повернуться в сторону голоса, но мышцы шеи и спины сковал спазм.
— Изменения...
— Лжец.
— ...изменения…
Рука сильно ударила по столу перед Люком, заставив его вздрогнуть, его разум помутился от внезапной сенсорной перегрузки...
* * *
Громкий до боли звук заставил Люка открыть глаза, хотя он никак не мог повернуться, чтобы рассмотреть его источник. Он лежал лицом вниз на холодной столешнице, радуясь её прохладе, остужающей разгоряченную кожу. Люк всё ещё был прикован к столу, плечи сводило судорогой, хотя за последние часы наркотик успел выйти из организма.
В глаза бил яркий свет, но он знал, что попытка отвернуться причинит ещё большую боль, поэтому лежал неподвижно, неровно дыша всё ещё болящими лёгкими.
— Я не считаю себя моралистом, — откуда-то издалека донёсся холодный голос Мадина, и Люк не знал, был ли он там с самого начала или только что вошёл в камеру, — война никогда не бывает чистой и никогда не бывает честной... но она необходима. Я пачкаю руки, чтобы те, кто столь упорно держится за свои высокие моральные принципы, могли спокойно спать по ночам. Лично я сегодня буду спать очень хорошо, и ты постарайся сделать то же самое. Отдохни, поешь, расслабься немного... Я знаю, так и будет, когда я выйду отсюда. Тебе... тебе, наверное, будет чуточку сложнее, если учесть, что ребята за твоей спиной каждые несколько часов заходят, чтобы убедиться, что ты не спишь. Я сказал им, что меня не сильно волнует, как они это делают.
Люк медленно моргал, не реагируя на происходящее, всё ещё пытаясь вздохнуть спустя несколько часов после окончания действия препарата.
— Тебе нужно сесть, — вновь раздался неестественно громкий голос Мадина.
Кто-то за шиворот поднял Люка, вызвав резкий, беззвучный вздох — горло слишком пересохло, чтобы издать хоть какой-то звук. Неведомая рука отпустила его, и он тут же начал оседать. Его опять схватили и посадили прямо, встряхивая так, что на запястьях звенели наручники, до тех пор, пока Люк не почувствовал собственный вес.
Перед ним не шевелясь сидел Мадин.
— Знаешь, я тут обдумал твои слова... может быть, если ты постоишь пару часов по стойке смирно, не двигаясь, пойдёт на пользу Галактике... даст тебе время подумать, а?
Люк не ответил. Опустив часто моргающие глаза, слегка подрагивая от наркотика и усталости, он, по правде говоря, был лишь наполовину в отключке. На самом деле он неотрывно смотрел именно туда, куда ему было нужно — на стол перед собой, за пределы досягаемости своих связанных рук.
Мадин уже поднимался. Как всегда один из солдат подошёл, чтобы не снимая наручников отстегнуть руки Люка от фиксатора в центре стола, а другой начал выбирать слабину цепи, тянувшейся от кандалов на лодыжке Люка, готовясь привязать его к койке.
Взгляд Люка по-прежнему был прикован к столу и, лежавшим на нём за пределами досягаемости, стилусу, диктофону и двум пустым шприцам.
Он не нашёл другого способа добраться до них... Может быть, если бы он был немного сообразительнее, то смог бы... но другой шанс может больше не представиться. А через несколько мгновений Мадин уберёт их со стола, и тогда даже этот шанс будет упущен.
Он знал — это будет больно. Он заплатит за это.
Но он придумал лишь один способ взять со стола то, что хотел.
Как только охранник освободил запястья, Люк вскочил на ноги, скованными руками косо ударил солдата локтем в лицо, стараясь попасть по носу, рассчитывая, что это заставит его попятиться. Удар получился слабым и нечётким, но попал в цель, и, когда охранник отшатнулся, Люк широким, быстрым движением смахнул со стола всё там лежавшее, с такой силой, на какую был способен. Содержимое разлетелось, корпус диктофона разбился о твёрдый пол. Обеими руками схватившись за угол стола, Люк отбросил его в сторону и кинулся на Мадина, успев поймать его за ворот, пока этот крепыш отступал назад, вскидывая от неожиданности руки. Со скованными руками Люк сделал единственное, на что был способен: рывком дернул Мадина на себя и стремительно ударил головой, настолько сильно, что сам потерял равновесие, не говоря уже о Мадине...
И тут из-под него выдернули ноги. Собиравшемуся приковать его ногу к раме койки охраннику хватило ума просто дернуть за цепь, мгновенно повалив Люка и не оставив ему возможности защититься.
В падении он перекатился, в его комбинезон вонзились острые осколки разбитого диктофона. Скованными руками он зашарил по ним, торопясь, пока вертухаи не оглушили его, и всё не стало напрасным. Взгляд его был прикован к цели...
Секундой позже сзади обрушился удар, настолько сильный, что из глаз посыпались искры. Люк свернулся в клубок, у него перехватило дыхание, но он не закричал — он никогда не кричал. Годы, проведенные с Палпатином, научили его этому.
— Тащите его сюда! Верните его на место!
Люка резко бросили обратно на стул, ещё один сильный удар по почкам, заставил его снова задохнуться. Когда он сложился пополам, его дёрнули за воротник и волосы.
Он взглянул на Мадина, увидел его нос расквашенный настолько, что кровь залила идеально отглаженную форму, — и он не смог удержаться. Люк прекрасно понимал, что ему не стоило этого делать, но он не мог удержаться... Всё ещё задыхаясь и с трудом переводя дыхание, он усмехнулся:
— Только посмотрите на это — и у генералов тоже идёт кровь.
Мадин подошёл, и, удерживаемый двумя солдатами, Люк мало что мог сделать для защиты.
* * *
Ярость угасла, Мадин отступил, мышцы спины и рук всё ещё дрожали от напряжения. Давно упавший под ударами Скайуокер мешком валялся на полу. Уставившись на него, запыхавшийся Мадин пытался взять под контроль ход своих мыслей.
— Нам нужно немного скоординировать действия... Денсун, где кольцо, которое он носил?
Солдат поднял голову, сам ещё задыхаясь:
— Не знаю. Думаю, его взял Коули.
— Забери его у него. Принеси сюда. Тинель, тащи голокамеру.
Через десять минут вернулся Денсун и отдал Мадину кольцо с синим камнем. Тот взял его, небрежно пнув всё ещё бессознательного Скайуокера.
— На каком пальце он его носил?
— На мизинце левой руки, — по памяти сказал Денсун.
Мадин присел возле Скайуокера, пытаясь надеть кольцо на негнущиеся пальцы, а потом повернулся к Тинелю:
— Сними голограмму — захвати только его лицо и кольцо. Больше ничего не надо.
Рядом, медленно приближаясь, Тинель активировал голокамеру. Когда солдат приблизился, Мадин поднялся и ногой перевернул на спину всё ещё бессознательного Скайуокера, на залитом кровью лице которого были видны серьёзные травмы. Мадин с трудом стянул кольцо с синим камнем со скользких от крови, не слушающихся пальцев Скайуокера.
— Понял. Хотите, чтобы я наложил на него заявление?
— Да, но пока не выкладывай его.
Повернувшись к Денсуну, Мадин протянул кольцо:
— Вот. Ты отправишь весьма важную посылку — я хочу знать, когда она дойдёт до адресата..
1) 65. В оригинале: "drew a blank" — рисовали пустоту...
2) 66. В оригинале: "with their ears to the ground". От "to keep one's ear to the ground" — "приложить ухо к земле", т. е. быть в курсе всех дел, быть хорошо информированным, быть начеку. Можно предположить, что эта фраза относится к способности индейских разведчиков на Диком Западе определять приближение точного количества всадников, приложив ухо к земле.
3) 67. В оригинале: ISF; Increased Stress and Fear.
4) 68. Депривация (лат. deprivatio — потеря, лишение) — сокращение либо полное лишение возможности удовлетворять основные потребности — психофизиологические или социальные. Может использоваться в качестве метода пыток, например, лишение сна. Во время Вьетнамской войны взятых в плен американских лётчиков вьетконговцы привязывали или приковывали к стулу и заставляли сутками сидеть без изменения позы, при этом не давая спать. В американском лагере Гуантанамо в 2000-х к заключённым применялась пытка музыкой — лишение сна и покоя при помощи продолжительной громкой музыки...
5) 69. В оригинале: "hands-on learner"...
6) 70. В оригинале: "in a stress position". Положение напряжения (оно же "поза напряжения", "поза подчинения"), от англ. "stress position" или "submission position" — положение человеческого тела, при котором на небольшое количество мышц приходится сильная нагрузка. Принуждение заключенных к принятию таких поз — один из методов пыток ("усовершенствованной техники допроса", как это называют в подлинно демократических странах). Эти (и другие методы) применялись, в частности, в отношении заключённых тюрьмы Абу-Грейб и на базе Гуантанамо. В качестве наглядного (и общеизвестного) примера "положение напряжения" можно привести эпизод из 2-й серии "Семнадцати мгновений весны", где уголовники издевались над Пастором Шлагом.
7) 71. Звёздный истребитель T-65 "X-wing" (англ. T-65 "X-wing" starfighter) — серия истребителей, производимая корпорацией "Инком". В русских переводах и фанфиках машина именуется как "Икс-винг", так и "Крестокрыл". Название (и английское, и русское) получено из-за характерного крестообразного расположения четырёх консолей крыла. Крестокрылы находились на вооружении Альянса Повстанцев, Новой Республики и Галактического Альянса. Изначально корпорация "Инком" предложила Крестокрылы Имперскому флоту, однако, проиграла тендер СИД-истребителям "Флотских систем Сиенара" (злые... очень злые языки утверждают, что из-за завышенной и без того немалой цены). После чего истребитель стал поставляться Альянсу за восстановление Республики (а вот тут возникает интересный вопрос: а на какие, собственно, шиши?). Пилоты Разбойной эскадрильи летали исключительно на кресторылах, ставших её символом.
8) 72. Разбойная эскадрилья (англ. Rogue Squadron) — элитное подразделение повстанческих истребителей X-wing, созданное коммандером Наррой, Люком Скайуокером и Веджем Антиллесом после Битвы у Явина из остатков Красной эскадрильи. Ввиду неоднозначности перевода слова "rogue" в русскоязычной литературе название эскадрильи может звучать как "Бродяги", "Проныры" и другие вариации на тему...
9) 73. Собачья свалка (от англ. dogfight) — ближний воздушный бой (БВБ) большого числа самолётов. БВБ происходит на малых дистанциях с использованием пулемётно-пушечного вооружения и ракет воздух-воздух малой дальности. В ходе БВБ, чтобы не быть подбитыми, пилотам приходится активно маневрировать, иногда выходя на предельные перегрузки, при этом они должны атаковать самолёты противника. БВБ считается одним из самых сложных видов воздушного боя: он скоротечен и предъявляет высокие требования к физической выносливости пилота и его тактическим решениям.
10) 74. В оригинале: "the flashy aileron-roll"... Но какие, к хаттам, элероны у космического корабля? Даже если он имеет возможность летать в атмосфере... Вот в двигатели с управляемым вектором тяги или/и отдельные маневровые двигатели я поверю.
Глава 39
— Таким образом, — адмирал Джосс переключил консоль, выделив на выведенной над большим круглым столом голографической карте трёхмерную область, и обернулся к присутствующим, — мы уверены, что в настоящее время нами проверены и зачищены собственно система Квенн, кластер Валлуск и сектор Фериэй. Завтра к этому времени будут проверены и зачищены сектор Каламит, включая Топраву, системы Арда и Явин, что позволит полностью закрыть сверхсектор Сверкающий Бриллиант. Передвижение по гипермаршрутам в этих регионах разрешено только по специальным пропускам. Для контроля движения по гипермаршрутам мы используем системы Сканг-Линнера, позволяющие обнаруживать сигнатуры гиперпереходов на расстоянии сорока тысяч кликов. Без нашего ведома никто в эти системы не входит и не выходит из них, если только не рискует двигаться вне проложенных гипермаршрутов. В общей сложности мы исключили из области поиска около пятидесяти систем. Однако, по мере удаления от станции Квенн зона поиска быстро увеличивается, поэтому для мониторинга и контроля за зачищенными регионами нами предлагается задействовать местные и планетарные силы, переподчинив их военному командованию.
— Использование местных сил безопасности вызовет распространение слухов, — сказала Мара.
— Не понимаю, в чем проблема? — сказала Кирия Д'Арка, обратив на себя внимание Мары, вновь насторожившейся, ввиду её собственного состояния.
Со свойственной ей настойчивостью Императрица посещала все рабочие встречи, включая совещания командного состава. Впрочем, она по-прежнему безупречно исполняла свою роль, с идеальным самообладанием маскируя отсутствие Люка, несмотря на личное мнение на этот счёт. Конечно, в сложившейся ситуации присутствовал скрытый элемент борьбы за власть: Д'Арка пользовалась непоколебимой поддержкой Королевских Домов, а Мара, опираясь на Рейсса, Арко и Джосса, располагала доверием военных. Но было и глубинное понимание, что если и существуют смягчающие обстоятельства, то именно сейчас, благодаря им, по некоему негласному соглашению, старые обиды отложены в сторону.
Более или менее.
— Я не намерена обострять ситуацию, предавая её огласке, — решительно заявила Мара, — по крайней мере, до тех пор, пока мы не будем вынуждены.
Адмирал Джосс, слегка подтянувшись, посмотрел на Мару:
— При всём уважении, госпожа Регент, слухи ходят уже сейчас. Только сегодня я лично санкционировал перевод со штатных позиций более шестисот кораблей линии(1). Я уверен, что генерал Рейсс подтвердит то же самое в плане воинских частей и живой силы, как и коммандер Арко. Если мы хотим поддержать существующий темп, то нам нужны соответствующие силы и средства.
Мара закусила губу. Все смотрели на неё. С детства её учили думать по-военному, поэтому данные о том, что необходимо, были ей совершенно ясны. Но теперь ей нужно принимать во внимание политический и гражданский аспекты, а эта мутная водица — источник ненужного ей напряжения. Впрочем, они наконец-то начали разбираться с этой проблемой, исключили из расследования огромные участки пространства, и она совершенно не желала препятствовать или останавливать эту работу.
— Действуйте, — наконец сказала Мара.
— Должен предупредить, мэм, что через три дня мы будем испытывать недостаток крейсеров-заградителей(2), чтобы гарантировать полный контроль над гиперпространством в зачищенных регионах, — серьёзно сказал Джосс.
Мара повернулась к Арко, которому было поручено решение этой проблемы, когда наметился прогресс в ходе поисков.
— В общей сложности мы реквизировали сто семь корпоративных заградителей, на данный момент это всё, что мы смогли получить. Ни один из них не соответствует военным стандартам, и им всем требуется сопровождение Звёздного Разрушителя. Но при нынешних темпах расширения поисков они позволят нам обеспечить контроль над зачищенными системами в течение ещё трёх дней, — доложил Арко, глядя на экран датапада, — далее, мы рассматриваем возможность использования мобильных гравитационных платформ, в частности, для контроля гиперпутей. Кроме того, мы разрабатываем стратегическую систему размещения, которая позволит нам высвободить часть военных заградителей из уже зачищенных систем, основываясь на том, что в окружающие их регионы будут контролироваться заградителями.
— Когда реквизированные заградители будут на местах?
— Девяносто коммерческих заградителей уже в нашем распоряжении и направляются на свои позиции. Остальные будут отправлены завтра. Из двухсот гравитационных платформ шестьдесят буксируются различными реквизированными транспортами. Однако, в некоторых системах, чтобы обеспечить охват аналогичный тому, что обеспечивает военный крейсер-заградитель, потребуется установить несколько платформ.
Мара поднялась, и все участники совещания встали тоже. Никогда она к этому не привыкнет.
— В таком случае, полагаю, что на сегодня мы закончим, господа. Следующий доклад в ноль-шесть ноль-ноль завтра. Отдохните немного, но, если получите какие-то результаты, сразу же доложите. Спасибо.
* * *
Выходя из командного центра с Нейтаном на хвосте, в который раз Мара вспомнила вечное недовольство Люка тем, что он не может больше времени проводить с войсками на фронте. В душе он всегда был человеком действия, солдатом на передовой. И хотя его способность добиваться результата легко переросла в лидерство, он не стал от этого менее удручён ограничениями своего положения, как и Мара сейчас. Всё, чем она занималась сегодня, было организацией. Она могла заниматься организацией, могла делать это хоть с закрытыми глазами, но это не было её сильной стороной, и каждый прошедший день приносил ей всё больше неудовлетворённости.
Нейтан остановился рядом с ней, и Мара, не поворачиваясь, сказала:
— Нейтан, если ты спросишь меня, ела ли я за последние три часа, я сделаю тебе больно. Может быть, даже что-нибудь сломаю.
— Ты же знаешь, что тебе нужно есть понемногу, но часто, — ответил невысокий медик, понизив голос, чтобы не было слышно.
— И что, — проворчала Мара, — ты прочёл статейку о беременности и стал теперь экспертом?
— Вообще-то я прочитал девять работ. А это, по-моему, на девять работ больше, чем ты, так что да, я в теме, — с уязвлённой гордостью заявил Нейтан.
Днём он наконец-то подобрал лекарства, которые помогли Маре справиться с тошнотой, и ненадолго стал её героем. Потом начал приставать: поела ли она? Когда? Что? Сколько? Всё ли было сбалансировано? Нужно ли ей отдохнуть? Как она себя чувствует, нужно ли ей что-нибудь?
Получив полезное дело, на котором можно было сосредоточить свои способности и внимание, он, казалось, вновь обрёл ту смесь невротической тревожности и напускной уверенности, которой он всегда так неподражаемо жонглировал. Как только они оба узнали о беременности Мары, Нейтан однозначно решил, что в отсутствие Люка ответственность за ребенка будет нести он. И это сводило Мару с ума.
Особенно, когда ей приходилось иметь дело со всеми этими хаттовыми гормонами, бушевавшими как ураган, бросая её из крайности в крайность в течение одной минуты.
"Ну и, скажем прямо," — размышляла Мара, испытывая в этот момент прилив горького веселья: "с точки зрения этих непредсказуемых качелей(3), сейчас не самая благоприятная ситуация для поиска эмоциональной стабильности".
Задолго до того, как услышала шаги, она ощутила вспышку лёгкой паники. Обернувшись, она увидела, как один из офицеров разведки Арко буквально бежит к ним по коридору. Больше всего её встревожило, что он не остановился, достигнув Арко... он по-прежнему бежал к Маре. В трёх шагах от неё он резко сбавил шаг, неуверенно оглянувшись на Д'Арка. Так, что, когда он начал докладывать, его слова, несомненно, были обращены к Маре, хотя остановился ближе к Императрице.
— Госпожа Регент, у нас кое-что есть.
— Местоположение?
— Нет, мэм.
— A,.. — Мара проглотила слово, которое едва не произнесла вслух: тело.
— Есть новости? — быстро подошла Д'Арка.
— На военную базу на полуострове Тарн была доставлена некая посылка. Несколько минут назад её доставили во Дворец.
* * *
Мара запыхалась, почти бегом добравшись до кабинета разведки в Северной башне. К её приходу посылка уже была проверена, исследована на ДНК, внешняя упаковка — простой флимсипластовый конверт — была снята, на прозрачном подносе на столе Арко осталось только содержимое. Мара прекрасно знала, что ей следует подождать, что криминалистам нужно дать столько времени, сколько потребуется, но измятый, заляпанный кровью лист флимси явно был обёрнут вокруг чего-то небольшого и круглого... она не смогла сдержаться.
— Конверт адресован Императрице, — продолжал офицер разведки, не обескураженный тем, что первой пришла Мара. Являясь структурой военного ведомства, разведка решительно поддерживала авторитет Мары. Офицер добавил:
— В казармы штурмовиков он был доставлен дроидом-посыльным местной автоматизированной службы доставки.
Мара взяла небрежно смятый листок, из которого что-то выпало... Но она поймала это другой ладонью... измазанный камень лишь раз блеснул отражённым светом.
Это было кольцо Люка. Множество воспоминаний нахлынуло при виде него... Как он прижимался к ней в их пристанище на борту "Патриота", когда она спросила его, откуда оно... Как он постоянно большим пальцем крутил кольцо на мизинце — неосознаваемая привычка. Он никогда не снимал кольцо, никогда.
Как и флимси, в который он был завёрнут, кольцо было измазано ржаво-красной засохшей кровью, запёкшейся в резном креплении.
Где-то вдалеке она услышала голос Нейтана:
— Кровь?
— Был проведён анализ обёртки. Кровь Императора.
Мара всё смотрела на кольцо, когда почувствовала, а затем и услышала волнение в соседней комнате. Она не обернулась — взгляд и мысли были прикованы к кольцу, к Люку...
— Сэр!
Рядом с ней повернулись Арко и Нейтан. Лишь спустя несколько секунд Мара смогла собраться с мыслями и обнаружила, что комната вокруг неё опустела. Уже нельзя стало игнорировать усилившийся шум в соседней комнате. Она вошла туда, и все замерли. Воцарилась зловещая тишина.
Все столпились вокруг одного стола. Голопроектор на нём мерцал застывшим изображением...
Чувствуя головокружение, стиснув в руке кольцо Мара подошла.
— Включи.
— Мара может,.. — подался ей навстречу Нейтан.
— Включи.
Коммандер Арко включил голопроектор и серьёзным голосом прокомментировал:
— Несколько минут назад видео было обнаружено в ГолоНете и переслано в разведку. Сейчас мы пытаемся отследить его источник. Мы просмотрели исходный код, но, насколько мы можем судить, это уже шестая или седьмая копия. Голос за кадром синтезирован, от имени Альянса повстанцев заявляет об ответственности, а также...
Он замолчал... Мара смотрела, затаив дыхание. На экране показалось тусклое изображение грубо залитого белёсого пола, потёртого, местами измазанного чем-то скользким и тёмным. На нём с закинутыми за спину руками, лицом вниз, в неудобной позе лежал мужчина. Сзади на воротнике его помятого, выцветшего лётного комбинезона выделялось размытое пятно... пятно крови.
Мара схватилась за живот, почувствовав вдруг, что ей становится трудно дышать.
Когда картинка наехала на неподвижного мужчины, нога в сапоге несильным пинком перевернула его бессознательное тело...
Люк... с лицом, покрытом свежими, не зажившими ранами, залитым тёмной артериальной кровью, со сломанным носом и закрытыми глазами. Перепачканная кровью Люка мужская рука схватила его за кисть и стянула с пальца кольцо. Судорожно сжатое Марой сейчас кольцо, больно врезавшееся в её ладонь.
Это было похоже на удар по всему телу. Боль стала настолько сильной и глубокой, что выбила из лёгких воздух. Кровь отхлынула от головы. Пошатнувшись, она отступила на шаг и, чтобы устоять пока звучал синтезированный голос, опёрлась о другой стол.
"...смотрите на кадры с коррумпированным и своекорыстным человеком, потратившим годы на возвышение себя и своей личной власти. Это время закончилось. Альянс за восстановление Республики положил этому конец. Через семь дней мы окончательно покончим с несправедливой системой абсолютной власти Империи, которую мы разделим со всей Галактикой. Перешлите это обращение другим."
Мара оцепенело смотрела, как мелькнул и застыл последний кадр. Все ужасные предчувствия последней недели стали реальностью.
— Ни условий, ни требований? — за грохотом крови в её ушах голос адмирала Джосса казался далёким и пустым шорохом.
— Нет никаких условий, — серьёзно сказал Арко, — зто не предложение вступить в переговоры, это объявление о том, что будет сделано... публично.
— Сколько всего копий этого? — резко поинтересовался Клем, — пожем ли мы как-то вычленить и удалить это?
— Мы сейчас выясняем, сэр…
На экране сменилось изображение... Мара увидела, как человек за консолью наклонился, подперев голову рукой:
— По предварительным оценкам, на данный момент около семидесяти или восьмидесяти тысяч... и продолжает расти. Это расходится по всему ГолоНету... Это вирусная рассылка.
* * *
Растерянная и смятенная, Кирия Д'Арка стояла, прикрыв рот изящной ладошкой. Пока воспроизводилась запись, она пыталась скрыть шок, смутно ощутив, как из её поля зрения исчезла Мара Джейд, и куда-то делся врач Халлин.
Кольцо Люка... Она хорошо его помнила — тяжёлый синего, даже ближе к индиго, цвета камень в оправе из полированного перенниума.
Перстень Императора, доставленный сюда завёрнутым в мятый листок флимсипласта... будто он ничего не стоит... будто он ничего не значит... Заляпанный и перепачканный чем-то тёмным, засохшим, красно-коричневым. Лишь через секунду после того, как кольцо выпало из флимси в руку Джейд, Кирия осознала, чем это было.
Кирия покачала головой, возмущенная и тем, что кто-то так поступил с Императором, и тем, что они решились разослать это головидео на всю Галактику, а потом ещё и отправить кольцо ей, его жене. Как они посмели.
Она задумалась, оценивая масштаб своей реакции, свой гнев, свою ярость по поводу просмотренного головидео, при виде крови на перстне Императора, её резкого контраста на фоне блёклого, мятого листа флимсипласта...
Повернувшись к своему секретарю(4), она быстро приказала:
— Соберите Императорский совет. Они немедленно должны собраться в зале Совета. И передайте Даско, что бы направил вызовы всем представителям Королевских Домов в столице. Они должны прибыть до полуночи, — пока говорила, Кирия успела снять с пальцев все кольца с множеством камней.
Ничего бы этого не случилось, если бы он послушал её... Если бы он арестовал предателя Рииса, когда узнал о его измене... если бы она хоть когда-нибудь со стороны Императора услышала доводы в пользу быстрых и решительных действий. Но дело было сделано... Сейчас всё раскрылось. Правда вышла наружу. И она могла сделать то, для чего, как она всегда считала, её сюда призвали(5).
Она повернулась к Джейд:
— Я смогу обратить это в нашу пользу. Если ты мне позволишь.
На лице проступили эмоции, которые Кирия хорошо понимала. Джейд колебалась лишь пару секунд:
— Рассказывай.
* * *
Спустя несколько часов Кирия стояла у дверей роскошного Зимнего зала — официальной приёмной, расположенной рядом с с залом Императорского совета. Сквозь кессонные потолки мягкий свет падал на обитые светлым шёлком стены, на позолоченную мебель, крытую бледно-кремовой тканью. Всё пространство зала было пронизано светом, белым на белом, безупречным и величественным.
Связались со всеми влиятельными членами всех, имевших резиденцию на Корусканте, Королевских Домов. А ежели вы получаете вызов из Императорского Дворца, вы не отказываетесь. Разумеется, они видели, все уже видели короткую запись... Она распространялась в ГолоНете, неудержимо, как лесной пожар. Но никто ещё не знал правды... никто не был уверен.
Это её среда. Это её сила. Она знает этих людей... Она знает, как они думают, знает, как реагируют, знает, что они уважают и какие страхи никогда не озвучивают. Вздохнув, прижав к груди сжатую в кулак ладонь, она шагнула, и широкие высокие двери бесшумно распахнулись.
Кирия шла по длинному залу одна, без свиты. Ничто не нарушало её одиночества... И она была в белом. В белом, который она не носила уже много лет. Простое, но изящное платье, поверх него — тяжёлая, изысканная, но сдержанная бледно-серая мантия, как и девственная белизна зала, выбранная очень тщательно.
Всё было точно срежиссировано, чтобы впечатлить и повлиять на присутствующих, и исполнено на понятном им языке.
В воцарившейся в зале тишине собравшиеся сановники, с должным уважением расступившись, предоставили ей широкий проход, по которому она шла с высоко поднятой головой, как истинная Императрица. Пройдя до конца зала, Кирия встала у края, специально установленного для сегодняшней сцены, большого белого базальтового стола. Она мельком взглянула на стоявшую поодаль во главе собрания Мару Джейд — наглядное доказательство единства Двора во времена потрясений. Повернувшись к залу, Кирия на несколько секунд выдержала паузу, более для эффекта, нежели для чего-то ещё. Она была уверенна, что уже полностью владеет всеобщим вниманием...
Шагнув к безупречно белому столу, она раскрыла сжатую в кулак руку и высыпала её содержимое...
На белую столешницу звонко упал перстень Императора, всё ещё покрытый засохшей кровью. В кольцо был вложен флимси, в который он был завёрнут, и при падении перстня лист выпал и развернулся. Широкое, размазанное пятно крови впитавшейся в него резануло тёмно-рубиновым контрастом на белоснежной поверхности.
Лесным пожаром по толпе пронёсся ропот потрясения, постепенно нарастая, становясь всё громче и более негодующим.
И Кирия поняла, что она их получила. Даже без речи, которую она собиралась произнести. Она знала, что вызвала их возмущение и гнев. Что они пойдут за ней и будут держаться вместе, сомкнут ряды против внешней силы, посмевшей угрожать их Государю — воплощению их обычаев, их условностей и их образа жизни.
Она ожидала несколько минут, пока ропот превращался в слова, затем в выкрики... дождалась, пока шум постепенно утихнет.
— От имени Императора благодарю вас за присутствие сейчас здесь... За ваше праведное возмущение таким поворотом событий... За ваше единство, за вашу поддержку, за вашу силу...
* * *
Это была речь, которую написали и довели до совершенства девять надёжных сотрудников... Речь, сконцентрировавшая реакцию присутствующих и усилившая поддержку Королевских Домов наряду с уже разъярёнными военными. Речь, которая вдохновила верных и ободрила всех.
Как и было предусмотрено в этом тщательно спланированном мероприятии, Кирия произнесла речь, взяла кольцо, надела его на палец своей теперь уже ничем более не украшенной руки и вышла...
А забрызганный алыми пятнами флимсипласт остался на безупречно белом столе, что явилось столь же убедительным доказательством, как любые слова, которые могла бы произнести Императрица.
* * *
Сперва сообщения поступали понемногу, одно-два по дипломатическим каналам, от тех, кто присутствовал в Зимнем зале. Затем посли по три, четыре, восемь, потом по двадцать — по мере распространения по ГолоНету и среди Правящих Домов записи и вестей о том, что произошло во дворце. И каждое входящее сообщение выражало одно и то же — возмущение. Королевские Дома делали единственное, чего от них можно было ожидать всегда: они сплачивали ряды вокруг одного из своих, объединившись в защиту Императора. Он священен и неприкосновенен. Его статус выше всяких мелочных интриг.
К рассвету для обработки поступающих верноподданнических сообщений была выделена комната. Потом ещё одна. Потом ещё... Главы всех Семей объединились ради поддержки Императора, которого теперь они считали одним из своих.
По мере распространения известий, сообщения в неожиданном количестве поступали и из других источников: от представителей планет, губернаторов систем, правящих советов.
Всесторонняя поддержка, все, что можно было предложить. Их собственные системы были мобилизованы, гражданское население поднято на помощь, возмущение разжигалось и подпитывалось. Нелюди(6) были в ярости — Император, вернувший им права, свободу и достоинство, теперь нуждался в них. Их собственная территория обыскивалась: не было ни безопасного района, ни убежища для тех, кто совершил это деяние.
Секретариаты работали круглосуточно, принимая звонки, заявления о солидарности, лояльности, безоговорочной поддержке.
* * *
По уже сложившейся привычке Мара и Нейтан сидели в кабинете Люка, просматривая поступающую информацию, поскольку количество обращений продолжало расти. Маре пришлось признать, что Кирия совершила ошеломляющий по своей эффективности переворот. Она отлично сыграла на известную ей публику, и результаты получились невероятными. Но и широкие слои населения были возбуждены провокационным головидео, причём с никем неожиданными страстью и возмущением.
Привыкшая к играм, Алая Императрица отменила все публичные мероприятия, но всё же несколько раз в день позволяла увидеть себя... Всё ещё одетую в белое, по-прежнему носящую единственное кольцо — живое воплощение решимости народа. Мара понимала, что эта конкретная победа полностью принадлежит ей.
И она понимала почему. Кирия добилась столь многого, потому что играла на своих преимуществах... что порождало вопрос: почему Мара не делала того же?
Заглянул адъютант, чтобы доложить о прибытии Императрицы. Когда с присущим ей изяществом вошла Кирия, то, по крайней мере, ей хватило приличия выглядеть усталой, подумала Мара.
Всегда соблюдающая протокол, на котором выросла, она вежливо поклонилась Маре:
— Я зашла спросить, слышали ли Вы о флагах, госпожа Регент?
— Флаги?
На губах Кирии едва заметно промелькнула грустная улыбка:
— Как мне сообщили, по всей Галактике приспущены все флаги систем, Домов и планет — все флаги, кроме Лоррика Императора.
Лоррик — флаг Люка, который всегда развевался над Дворцом, когда он находился в резиденции, и, к его огорчению, красовался на большинстве правительственных звездолётов, на которых он путешествовал.
Так как частью композиции флага было изображение венка из лорриковой ивы, со временем флаг Люка стал известен в Галактике сперва как Лоррический флаг, а сейчас — просто Лоррик.
Когда его назвали наследником, он отвергал саму идею герба, считая её претенциозной и неловкой. Мара уговорила и фактически заставила его выбрать герб. Втайне она часто задавалась вопросом, уделил бы он чуть больше времени выбору герба, если б знал, что так часто будет видеть его в будущем... скорее всего, нет.
И тут же в памяти Мары всплыло ещё одно воспоминание, пронзившее её сердце безысходной печалью: как Люк дразнил её, когда она пыталась заставить его сделать выбор. Язвительная ухмылка игравшая на его лице, когда он спихнул ответственность Нейтану с напутствием: "Выбирай тщательно — однажды ты полетишь приспустив его".
Достаточно было взгляда на лицо Нейтана, чтобы понять — он вспомнил те же слова.
Как всегда проницательная Д'Арка вклинилась в её мысли:
— Я распорядилась приспустить над Дворцом все флаги, кроме Лоррика Императора до... до его возвращения.
Мара, взглянув на неё, озвучила возникшую мысль:
— Откуда это пошло?
— С Королевских Домов, мэм.
— Неужели? — спросила Мара, — это случайно не с Борлеяса пошло, не так ли? Или Комменора, а, может быть, Тейра?
При упоминании планет, контролируемых Домом Д'Арка, Кирия улыбнулась:
— Трудно сказать, откуда начинаются подобные вещи, — непринуждённо ответила она, — однако, это не началось ни с одной из планет, находящихся под прямым контролем Дома Д'Арка... Я бы никогда не позволила себе подобной дерзости.
Услышав столь обтекаемый ответ, Мара прищурилась, вновь убедившись в остроте дипломатического таланта Кирии. Безусловно, она была достаточно умна, чтобы исключить любую прямую связь, наверняка сперва попросив об этом кого-нибудь из представителей Домов, имеющих не столь очевидные связи с Д'Арка. Сфера влияния Д'Арки оватывала как брачные связи со многими известными Королевскими Домами, так и связи среди видных военных. И Д'Арка не преминула заручиться любой поддержкой, чтобы любой аспект этой конкретной битвы повернуть в свою пользу — а значит, и в пользу Люка.
— Думаете, это может помочь? — спросила Мара.
— Это распространившееся по всей Галактике недвусмысленное проявление лояльности, открытое заявление, принять участие в котором, почувствовать себя причастным к нему сможет любой. Что-то, что на подсознательном уровне будет ощущаться повсюду, от Корусканта до Аммууда.
— Вернёт ли это его? — Мара знала, что это мелочно, но уже пятый подряд рассвет она встречала после бессонной ночи, и она смертельно устала.
— Это всех и каждого заставит помнить об этом.
— Думаю, что это делает распространённое Мадином головидео, — с горечью сказала Мара.
— Опубликованное Мадином головидео сделало эту солидарность возможной, — твёрдо сказала Кирия, — оно многое сделало возможным. Если бы оно не было таким... спорным, наша задача была бы гораздо сложнее. Как бы то ни было, оно может повернуть общественное мнение против Восстания — и где они тогда будут прятаться? На самом деле, это может переломить ситуацию по многим направлениям.
Мара расправилась:
— Не всё в жизни сводится к борьбе за популярность, Ваше Превосходительство.
Кирия вздёрнула подбородок:
— Я разочарована, госпожа Регент... Я думала, вы его лучше знаете.
Мара вскинула на неё жёсткий изумрудный взгляд:
— Я знала его гораздо лучше, чем Вы, Ваше Превосходительство. До сих пор знаю.
Кирия сверкнула холодной, жёсткой улыбкой:
— Не всё в жизни сводится к борьбе за популярность, госпожа Регент. Я утверждаю, что мне известны цели политики Императора. Полагаю, мне известна часть его намерений, а, следовательно, то, что ему нужно для достижения этих целей. И простите меня, госпожа Регент, но я верю, что если бы сейчас он был здесь, он бы считал эти цели по-прежнему первостепенными. Именно это сделало его Императором. И когда он вернётся, помоги мне Сила, если я в его отсутствие не воспользуюсь всеми возможными плодами этой преданности. Он уже заплатил за неё высокую цену, и я считаю своим долгом убедиться, что за эту плату он получит всё до последней унции, госпожа Регент.
Когда собравшись уходить, д'Арка чопорно поклонилась, Мара невольно обратила внимание на её руку с единственным одетым на ней кольцом — кольцом Люка. Единственным заметным украшением, которое, как она утверждала, она не снимет до его возвращения.
Почувствовав краткий укол ревности, Мара снова вспомнила, как тысячу раз наблюдала, как в задумчивости Люк большим пальцем крутил на мизинце кольцо с голубым камнем. Она поднесла руку к шее, где, незаметно для окружающих висела чёрная Имперская звезда, которую Люк одел в ту памятную ночь, когда на тёмном балконе они втайне от всех танцевали наедине. Подвешенная на шейной ленте, она стала привычной опорой, постоянным напоминанием.
И где-то, в каком-то крохотном закоулке сознания, который она решительно игнорировала, она не переставала бояться, что на его похоронах на ней будет эта же звезда с чёрными камнями.
* * *
— Каррде? — в дверь кабинета Каррде на борту "Дикого Каррде" с лицом темнее тучи(7) заглянул его заместитель Авес, — вам действительно нужно это увидеть. Оно завирусилось в ГолоНете меньше часа назад. Это уже везде.
— Что случилось? — нахмурившись, поднялся Каррде.
— Вам нужно это увидеть, — покачал головой Авес, не желая говорить.
* * *
Стоя перед голопроектором, они смотрели обычное трёхмерное изображение избитого человека, валявшегося без сознания на грубом, залитом кровью полу. Когда изображение застыло, появившийся в углу кадра ботинок несильно пнул мужчину, голова которого запрокинулась, едва показав лицо. Довольно долго это избитое лицо держалось в кадре, пока к его безвольно лежавшей на груди исцарапанной левой ладони не приблизились руки, обагрённые кровью пострадавшего, и не сняли с пальца перстень с большим камнем в массивной оправе, синий индиговый цвет которого был почти полностью замаран тёмным пятном крови.
"...время закончилось. Альянс за восстановление Республики положил этому конец. Через семь дней мы окончательно покончим с несправедливой системой абсолютной власти Империи, которую мы разделим со всей..."
Скрыв реакцию за сжатыми челюстями, как всегда бесстрастно Каррде в пятый уже раз просматривал череду кадров. Рядом с ним стояли такие же серьёзные Авес, Чин и Таппер.
— Думаю, это объясняет, почему мобилизована половина Имперского флота и нарушен обычный график, — мрачно сказал Авес молчащему Каррде, перекрыв синтезированный закадровый голос, от имени Альянса повстанцев вещавший об ответственности и явно намекавший на повышение ставок, — и почему они трясут всех информаторов отсюда и до Внешнего Кольца.
— Это лётный костюм повстанцев, — наконец невозмутимо констатировал Каррде, сложив на груди крупные руки.
— Уверен? — наклонившись, прищурился Авес. В организации Каррде было немного людей доверенных настолько, чтобы знать личность их главного клиента, и все они собрались сейчас в комнате связи, с одинаково мрачным видом вглядываясь в экран, оценивая происходящее, — мне кажется, или это выглядит крайне безрассудным для организации, за последние несколько лет фактически вытесненной во Внешнее кольцо.
— Да, и кто именно это сделал? — спросил Таппер, не сводя глаз с экрана.
Авес не купился:
— Разве это не тот самый Император, что позволил пилотам повстанцев улететь после неудачного рейда на Фондор, нет?
— Известна ли вам какая-либо ещё организация, использующая серо-голубые лётные костюмы? — спросил Каррде, нажимая клавишу повтора записи, — и посмотрите, где располагались нашивки эскадрильи... Видно же, где их сняли — это лётный костюм "А-Винга"(8).
— Лётный комбинезон нетрудно достать, — возразил Авес, слегка наклонившись, чтобы получше рассмотреть изображение, — неплохой тонкий намёк, если вы хотите свалить вину на Восстание.
— За прошедший час было ли что-нибудь от надёжных повстанческих источников? — спросил Каррде, вновь просматривая запись.
— Нет, и знаешь, что ещё странно? В начале и в конце этой записи присутствуют большинство, но не все, официальные кодовые фразы подтверждения подлинности, — сказал Таппер.
— Значит, это в основном, но не совсем официально? — сардонически проворчал Каррде.
Однако Авес в чём-то прав: странно, что именно Повстанцы сделали это, да так скоро после Фондора. И это действительно не в их стиле. В общем и целом, он считал, что в большинстве своем они придерживаются всех этих разговоров о высших ценностях Старой Республики... неужели они действительно избили бы человека до потери сознания, а потом гордо выложили бы это в ГолоНет? Нет... это не похоже на правду.
— ГолоНет пылает как гипердвигатель отсюда и до Амууда, — рассеянно сказал Чин, — все уверены, что скоро всё рухнет.
— Я удивлён, что они до сих пор не прикрыли его, — пробормотал Каррде...
Как вообще они его держат? Если вы хотите удержать ситха, вам, ситх побери, нужна весьма специфическая камера... Камера для содержания ситха...
Каррде отчётливо вспомнил состоявшийся полгода назад разговор с Императором, когда он впервые услышал, что поступил запрос на набор чертежей камеры, установленной на СЗР "Исполнитель"(9). Весьма необычной камеры. Император передал Каррде набор чертежей, чтобы с их помощью выманить покупателя. Каррде вспомнил, что тогда он утверждал, что это вполне могли быть повстанцы — они казались очевидным выбором... в то время. Но теперь, после Фондора, Каррде не был уже так в этом уверен. Он почувствовал огромное облегчение, что та сделка по продаже планов сорвалась, и он к этому не причастен, даже непреднамеренно.
И, к слову о намерениях... Каррде быстро повернулся и посмотрел на Авеса:
— Контакт насчёт камеры, куда нам сказали идти?
— Что? — нахмурился Авес, удивлённый внезапным вопросом Каррде. Его внимание всё ещё было приковано к вновь и ивновь повторяющемуся короткому ролику в ГолоНете.
— План камеры, помнишь?.. Мы вошли в контакт, получили координаты, договорились о встрече, чтобы передать его, а потом покупатель всё отменил... откуда поступали сообщения покупателя? Гент(10) пробросил туннель через ретранслятор.
— Я могу проверить — сказал Авес.
— Действуй, — сказал Каррде, — и, Авес, пока будешь этим заниматься, начни наводить справки — кореллианец, которого несколько лет назад мы увозили с "Патриота"...
Среди повстанцев у Каррде было не так много знакомых — в конечном счёте, это было излишне накладно, учитывая личность его главного клиента — но одно имя у него было, и, похоже, тот, кого он знал точно и кто знал его, попал довольно близко к верхушке.
— Солин? Или лучше сказать Соло? — сухо спросил Авес.
Разумеется, они всё хорошенько разузнали, сохранили несколько ценных снимков из системы внутренней безопасности корабля "Дикий Каррде". Оказалось, что на самом деле лейтенант Солин был неким Ханом Соло. Похоже он обладал двойной лояльностью, что необычно для кореллианца. Впоследствии Каррде старался не терять Соло из виду, интересуясь, что с ним происходит, и всё, что ему становилось известно, подтверждало, что этот повстанческий командир — человек с весьма высокопоставленными знакомыми по обе стороны баррикад.
Кроме того, Каррде считал, что без Императора, с которым у него был прямой контакт, почти не имеет шансов привлечь к себе внимание какого-нибудь имперского бюрократа или твердолобого карьерного генерала... но он готов был поспорить, что Соло прислушается, потому что каждый кореллианец знает, что в трудной ситуации помощь нужно принять везде, где можно её получить.
— Да, тот самый. Он летает на фрахтовике YT-1300 "Тысячелетний сокол". Найдите его.
1) 75. В оригинале: "military mainline vessels". Хотя, КМК, здесь были бы более уместны термины "ship-of-line" или "line-of-battle ship", т.е. "линейный корабль" или "корабли линии". Применительно к нашему повествованию предлагаю различать "линейный корабль", как класс, и "корабли линии", как корабли разных классов, которые, в зависимости от ситуации, могут быть поставлены в линию. Поскольку адмирал Джосс говорит о шестистах кораблях, считаю, что автор имеет ввиду именно "корабли линии". Кстати, в XVII веке, когда окончательно сложилась линейная тактика морского боя, линейным кораблём мог быть объявлен любой корабль, который с точки зрения адмирала подходил для боя в линии. Если оглянуться на происходившие в то время морские сражения, можно с уверенностью сказать, что линейными могли быть любые корабли I — IV рангов, вне зависимости от количества деков и парусного вооружения. Если адмирал считал, что корабль подходит для боя в линии, то он становился ship-of-line. В принципе, подобная ситуация наблюдалась и в более поздние времена. Например, во время русско-турецкой войны 1787 — 1791 годов русские 50-пушечники при Фидониси и Керчи именовались фрегатами, а к Тендре были переименованы в линейные корабли. Почему? Ответ прост — турецкий флот показал себя настолько слабо, что начальство решило ставить эти фрегаты в линию. Да и мало было у России на Чёрном море "настоящих" линейных кораблей. Ну а раз корабль ведет бой в линии — значит это линкор… хе-хе...
2) 76. Крейсер-заградитель, заградитель, интердиктор (Interdictor-class heavy cruiser, Interdictor-class medium frigate, Interdictor Dreadnaught, Interdictor, Drag Ship) — корабли серий "Иммобилизирующий 418" и "Воспрещающий", строились на базе ЗР и оборудовались проекторами гравитационных колодцев. Их основным назначением являлось предотвращение ухода вражеских кораблей в гиперпространство в ходе инспекции, засады или сражения. Корабли этого типа приняты на вооружение спустя несколько месяцев после битвы при Явине.
3) 77. В оригинале: "rollercoaster" — "американские", они же "русские горки". Кстати, изначальный русский вариант этого аттракциона так и назывался: "качели"... и от "катить", и от "качать"...
4) 78. В оригинале: "adjutant" — адъютант. Но адъютант — должность военная. Кирия же, во-первых, лицо гражданское, а, во-вторых, императрица-консорт. Поэтому штат у неё буду считать состоящим из гражданских лиц, с соответствующим именованием должностей. Ориентируюсь на штаты английского королевского и российского императорского дворов.
5) 79. Монархи <на службу> ко двору именно призывают.
6) 80. Нелюди — согласно имперской классификации все инородные виды разумных, не являющиеся человеческими, либо близкими к человеческим.
7) 81. В оригинале: "with a face like thunder".
8) 82. Звёздный истребитель "A-wing" (англ. "A-wing" starfighters) — скоростной звёздный истребитель R-22 "Остриё" (англ. R-22 Spearhead), использовавшийся на флоте Альянса повстанцев на ранних этапах его существования, или разработанный на его базе истребитель-перехватчик RZ-1 "A-wing" (англ. RZ-1 "A-wing" Interceptor).
9) 83. СЗР "Экзекутор" (англ. Executor) — звёздный суперразрушитель, личный флагман лорда Дарта Вейдера, главный командный корабль Имперского флота, первый в своей серии. Как правило, английское название Executor переводится как "Палач", реже прямой калькой — "Экзекутор". Но мне больше нравится "Исполнитель"...
10) 84. Закариж Гент (англ. Zakarisz Ghent) — мужчина, человек, штатный ледоруб (хакер) в организации Тэлона Каррде.
Глава 40
Люк медленно приходил в себя, с трудом возвращаясь в сознание. Усталость и смятение тянули его обратно в забытьё, пока он пытался разлепить воспаленные глаза. Он чуть пошевелился, и через всё тело в голову прострелила боль, заставив его застонать и напряжённо вытянуться, в ожидании, что она достигнув пика утихнет.
Секунды тянулись, пока он вёл обратный отсчёт от сотни, ярко-алые и белые вспышки мелькали в его глазах, сжатые в кулаки руки дрожали от... метка!
Почувствовав, как в ладонь его сжатой руки впился осколок пластали длиной в палец, Люк вспомнил, что должен отметить этот день... или он уже сделал это?
Надо сохранить чувство времени. Здесь сложно отсчитывать дни, без естественного освещения невозможно определить, когда закончился один день и начался другой. Но он понимал, что ему нужно знать это точно, потому что Лея, когда была здесь, сказала, что у него есть четырнадцать дней — или девять... Наркотик начал действовать, и его разум погружался в длительные периоды беспорядочной, изнуряющей путаницы, так что теперь он с трудом концентрировался на существенных деталях. Девять дней или четырнадцать? Четырнадцать дней... да, четырнадцать, но она сказала, что у него осталось лишь девять дней из четырнадцати. Да, девять дней — когда же это было?
Люк вновь вспомнил об осколке пластали в руке, и потянулся к металлическому краю койки, на которой лежал. Нащупал пальцами в темноте следы глубоко процарапанных линий, внимательно их подсчитывая... Четырнадцать линий... он пробыл здесь семь дней, плюс сегодня, значит, было... мысленная пауза затянулась на несколько мгновений, и Люк мрачно посмеялся над своей неспособностью вычесть восемь из четырнадцати. От смеха у него затряслись плечи и заболели рёбра, но он не мог остановиться, сбиваясь с дыхания от колющих спазмов.
Вот это всё: вся эта осторожность, бдительность и планирование, все эти вооружённые охранники и строгие процедуры — вот это всё только для того, чтобы удержать человека, неспособного сейчас даже к элементарной математике. Это казалось безумным сюром, нелепым курьёзом...
Где-то в глубине его сознания голос логики тихонько подсказал, что это остатки наркотика в его организме. Что всё совсем не смешно, что если он не возьмёт себя в руки, то это убьёт его... но прошло ещё много времени, прежде чем утих его беззвучный, надрывный смех, и он, наконец, уставился в абсолютную кромешную тьму перед собой, не понимая, способен или нет сфокусировать взгляд. Подняв перед собой руку, он опять вспомнил об осколке пластали и о том, для чего он его держит.
Сколько ещё? Семь дней... это по-прежнему заставляло его безумно ухмыляться. Разум хватался за что угодно, чтобы справиться с этой ситуацией.
Семь дней... серьёзнее, сосредоточься... отмечено семь дней. Но он до сих пор держит в руке осколок... потому ли, что он только что нацарапал на койке сегодняшнюю отметку, или потому, что он только собирается это сделать?
Нет... он всегда сразу же прятал осколок. Должно быть, он ещё не использовал его, иначе он затолкал бы его обратно под грубое полотно, чтобы спрятать вместе с прочим. Он знал — он знал, — как важно отмечать дни, вести счёт. Хотя здесь это сложно.
Еду и воду давали нерегулярно, если вообще давали. А свет в камере включался и выключался произвольно, то ослепительно яркий, то полностью отсутствующий часами или днями без всякого порядка. Но Мадин, будучи человеком дисциплинированным, всегда приходил дважды в день, как догадывался Люк — рано утром и рано вечером, так что невольно он стал для Люка часами. Всякий раз, как заканчивался визит Мадина с дознавателем, и Люка тащили обратно через камеру и приковывали за лодыжку к тяжёлой койке, он дожидался, пока его оставят в покое, а потом рылся под мятой подстилкой в поисках одного из полудюжины или около того осколков, извлечённых из разбитого несколько дней назад диктофона, чтобы как можно скорее на грубом металле рамы койки нацарапать одну линию. Иногда это получалось через несколько минут, иногда — через несколько часов, если препарат был некачественным или они использовали вторую дозу, но это то, что он должен держать в сознании. Если он забудет это, он лишится всего.
Лишится всего... Впервые за много лет Люк ощутил, что ему есть что терять, и перед этим страхом угроза медленного отравления наркотиками ужасала. Палпатин часто использовал их против него, но лишь затем, чтобы подчинить или заставить говорить, развязать язык и ослабить сознание. Однако, он освоил методы борьбы с ними. Он не пожалел времени, чтобы изучить эту тему. Но сейчас всё было иначе, потому что теперь ему есть что терять, и кое-кто пытается это отнять.
Это вообще никогда не было игрой. Но на протяжении многих лет он всегда упорно работал с собственным разумом, освоил множество трюков, чтобы сохранить рассудок. Убедил себя, что кроме своей жизни ему и правда нечего терять, а, как очень, очень часто говорил его прежний Учитель, это ничто. Сейчас же тьму озаряет сияние медно-рыжих волос, когда Люк думает о Маре... и о их сыне.
Часами лёжа в темноте, с ослабленным и плывущем по течению разумом, в поисках якоря, чего-то, во что можно поверить, за что можно ухватиться, он всё больше и больше уповал на Мару. И это пугало.
Потому что его путающийся разум вновь и вновь воскрешал в памяти те последние мгновения, когда они были рядом... её взгляд. И хотя в тот момент он думал, что его слова — о том, что она должна уйти, потому что только она одна может его спасти, — были сказаны лишь для того, чтобы заставить её невредимой выбраться оттуда, это не было всей правдой.
Потому что он абсолютно точно знал, что если есть в Галактике хоть малейшая возможность найти и вернуться за ним, она это сделает. Сейчас, когда отброшено всё остальное, он осознал это полностью. И то, что должно было стать моментом триумфа от признания, насколько искренне он доверяет ей, превратилось в глубокий до мозга костей страх, что она попытается оправдать это случайное признание в доверии... что она придёт за ним и бросит себя и их ребёнка под огонь Мадина.
Хуже того, теперь несколькими, произнесёнными в наркотическом бреду, словами Люк мог неосознанно указать Мадину на эту цель. Этот факт, этот страх вновь промелькнул во тьме, и Люк стиснул челюсти, испугавшись, что он превратится в самоисполняющееся пророчество. Чем больше он думал о своем страхе выдать это, тем сильнее он держался в его мыслях и тем выше становилась вероятность того, что он это скажет.
Прекрати думать об этом... Прекрати думать о ней...
Люк повернулся, его покрытая язвами и нарывами лодыжка болела. Каждый раз, когда его будили и таскали по камере, кандалы врезались в кожу. Открытые раны местами начали загнивать и теперь они жгли. Если бы он мог как-то амортизировать тяжёлый металлический браслет(1)... Мысли Люка сразу же обратились к единственному мягкому предмету в камере: одеялу, на котором он лежал, слишком измотанный, чтобы несмотря на холод укрыться. Он мог бы оторвать полоску, чтобы обмотать её вокруг лодыжки и... на его лице медленно проступила улыбка, когда он сквозь тьму камеры невидяще уставился на недосягаемую дверь...
Отвернувшись от объектива в дальнем конце камеры, он дрожащей рукой залез между полотном и металлической рамой койки и достал подавитель. Быстро закрыл лицо рукой, как будто успокаиваясь... и положил подавитель в рот, за несколько секунд ловко разместив его между коренными зубами. После чего досчитал до ста, чтобы его движение было забыто.
Незаметно он активировал подавитель, слегка прикусив его. Почти сразу же в камере зажёгся свет, но потребовалась ещё целая минута, чтобы сбросить вакуум между дверями и разблокировать электрозамки... затем в камеру вошли два солдата с бластерными винтовками наперевес.
Люк медленно повернулся и сел на край койки, моргая, как будто только что проснулся, когда первый вошедший направил на него бластер. Он знает его имя... как его там... думай! Тинель — его зовут Тинель.
Солдат вскинул бластер наизготовку:
— Оставайся на месте. Сиди. Держи руки так, чтобы я их видел.
Второй, с явно видимой гарнитурой комлинка, сразу подошёл к объективу.
— Каро, ну что там? Что-нибудь есть?
Щурясь от света, Люк слушал одну сторону разговора, сохраняя на лице подобающее выражение растерянности. Маленький подавитель по-прежнему оставался зажат между его коренными зубами. Второй солдат слегка подёргал короткий кабель, выходивший из тыльной части камеры к изгибу стены, и задумался. Наконец он довольно сильно стукнул ладонью по корпусу камеры, и Люк, слегка прикусив подавитель, отключил его.
— Да? Получилось? — солдат отошёл, помахав рукой перед объективом, и Тинель рискнул взглянуть назад.
— Работает?
— Вроде бы, теперь всё в порядке.
Не спуская глаз с Люка, оба солдата отступили из комнаты. Свет погас. Несколько секунд Люк молча смотрел на дверь, потом отвернулся и снова лёг.
Прежде чем повторить всё опять, он выжидал пока мог бодрствовать. Всё прошло по тому же сценарию. Но в этот раз, когда наблюдение прекратилось, внимательно прислушиваясь к неторопливому скрежету отпирающихся дверей и оценивая время задержки до входа охранников, Люк рискнул подвинуть массивную койку дюйма на три ближе к двери, и снова улёгся, будто спал.
Когда, посчитав неисправность устранённой, солдаты ушли, он аккуратно спрятал подавитель в углу рамы койки и попытался немного поспать.
* * *
Мара лежала в постели и разглядывала мягкие тени на кессонном потолке в прохладной темноте ночи настолько поздней, что казалась ранним утром. Они с Нейтаном расстались на ночь около часа назад. Сообщения с выражением солидарности и поддержки по-прежнему поступали во все большем количестве. Мара осталась в квартире Люка, тихо проскользнув в его спальню и забравшись под одеяло его кровати, надеясь, что хотя бы здесь у неё получится заснуть.
Вместо этого, в тишине и посреди всего, напоминавшего ей о нём, в её сознании вновь и вновь воспроизводились кадры того головидео, пока в горле не застряли упрямо не пролитые слёзы. Семь дней, было сказано там.
Она не могла этого допустить... она не могла находиться здесь, во Дворце, увидев эти кадры. Она знала, что значит для Люка, когда кто-то, кому он доверяет, руководит, контролирует... но это не может быть она, просто не может. Не в этот раз, не так.
Нейтан был прав — он поставил её у власти по какой-то причине, о которой она никогда ранее не задумывалась. Она сомневалась, что даже Люк обратил на неё должное внимание.
Он верил в неё... Верил, что она будет следовать его целям и намерениям. И она это делает. Более того, она разделяет их. Сейчас она это поняла.
Сейчас... слишком поздно, чтобы поделиться с ним этим откровением.
Здесь, в следственном изоляторе под Дворцом Императора, в самом центре старой Империи, которой она служила всю свою жизнь, глядя на Веза Рииса, человека, чьи взгляды и действия олицетворяли старый режим, она прозрела.
Она больше не хотела старой Империи. Она не хотела общества, где за счёт других процветали узколобые люди, подобные Риису. Где таких, как он, поощряли без зазрения совести творить всё что угодно для поддержания в Империи абсолютизма, считая себя и охраняемый ими режим выше закона. Она не хотела возвращения всего этого.
Так что это уже перестало быть вопросом доверия, как бы она ни гордилась тем, что наконец-то его заслужила, и как бы ни была полна решимости не утратить его. Это стало вопросом убеждений, осознания того, что это были и её собственные стремления... Что сделало её решение намного более трудным. Потому что она всё ещё... всё ещё не может этого сделать.
В любое другое время — вообще в любое — Мара взяла бы себя в руки и принялась бы за дело. Открыла бы этот треклятый файл, следовала бы ему до буквы и создала бы в его память Империю, ради становления которой Люк отдал столько сил. Но сейчас сложилась ситуация, которую он не предусмотрел, ситуация, которую Мара не могла принять. Она оказалась у власти когда Люк ещё жив.
Оставаться здесь, беспомощной, в то время как действительность перемен в Империи, пусть даже и к лучшему, разлучили их обоих...
Сколько раз она думала, что потеряет его. Годы его выживания на самом краю с Палпатином, не подчиняясь, обманывая и просто игнорируя его без всякой причины, только чтобы вызвать ответную реакцию... те часы, дни и недели, проведённые в медцентре Нейтана под ровное гудение аппаратов жизнеобеспечения, когда Люк находился в коме... Она взглянула на тёмный балкон за дверями спальни, живо вспомнив мгновение ужаса, когда он шагнул с него — просто шагнул в пустоту на высоте ста сорока четырёх этажей, ожидая, что Мара успеет поймать его вовремя! Моменты... бесчисленные моменты, когда она думала, что близка к тому, чтобы никогда больше не увидеть его, никогда больше не услышать его голос, его смех, его спокойное, суховатое остроумие. Все эти моменты... и ни один не подготовил её к этому. К этим кадрам. К страху и ярости то обжигавшим, то вымораживавшим её до оцепенелой нерешительности.
Семь дней…
А сейчас это, этот последний толчок. Краткое сообщение от Леи Органы, главнокомандующего Восстания, отрицающей связь, одобрение или какое-либо участие во всём этом безумии.
И разве не об этом говорил Люк в тот последний день — что она помогла ему, что она рассказала ему о ловушке?
По мнению Мары, это означало, что Органа о ловушке знала, но не предупредила Люка заранее. Впрочем, если бы он захотел отомстить, то сделал бы это сразу. Мара знала, на что Люк способен, и что он делал с теми, кто, по его мнению, этого заслуживал. Она не раз наблюдала, как гнев или провокация, в конце концов, спускали с поводка волка Палпатина, и втайне недоумевала, как он вообще контролировал себя, когда это случалось.
Она вновь задалась вопросом, почему он дождался Органу на "Осе"... Почему он всегда казался настолько терпеливым и терпимым по отношению к ней. Он доверял очень немногим людям — почему именно ей, лидеру Восстания против него? Почему из всех людей он доверяет ей?
Послание от Органы было личным. В нём выражалось личное сожаление, а в её голосе звучала та же смесь искренности и безусловной самоотдачи, которая не раз проявлялась у Люка. Наверное, именно поэтому он доверял ей... Ведь несмотря на политические разногласия, они всегда были родственными душами, и даже Мара видела это.
Однако, Мара запомнила лишь несколько слов из лаконичного послания Органы, один-единственный факт перевесил всё остальное... в конце послания была указана частота контакта.
Возможность добраться до "Дома-Один". Или, как минимум, в ту же систему.
Мара была абсолютно уверена, что если там объявится хотя бы один имперский Звездный Разрушитель, то корабль мятежников скроется из виду ещё до того, как они выйдут на связь. Но из её головы не уходила мысль, что она легко может сначала послать туда шесть или восемь заградителей, грамотно расположив их в системе, а затем уже направить Звездные Разрушители, вывести из строя неуловимый штаб Повстанцев и взять в заложники всех оставшихся их лидеров, предложив им освобождение в обмен на Люка. Тогда невыполнимая задача найти одного человека в одном месте на одной планете в Галактике станет академической. Но даже просчитав этот план, Мара понимала, что не сделает этого, потому что в глубине её души постоянно звучал единственный вопрос: "Как бы поступил Люк?"
И это наверняка будет не так... Скорее всего, всё будет с точностью до наоборот. Потому что, смешавшиеся с резким, яростным треском близких бластерных выстрелов в десантном отсеке в тот последний день, слова Люка по-прежнему звучали в её сознании: "Не позволь этому сорвать всё, Мара. Не дай нескольким радикалам уничтожить семь лет моей жизни и всё, к чему я стремился".
Что ей нужно, так это направление действий, более соответствующее железной воле и спокойному голосу, которые Люк с удивительными результатами регулярно использовал в своих отношениях с Повстанцами. Ей нужна другая стратегия — и она её нашла. Но для этого ей нужна помощь единственного человека, который, как она всегда думала, не нужен ни ей, ни Люку. Единственного человека в Галактике, которого она никогда не помышляла просить о чём-либо, не говоря уже об этом.
* * *
Кирия д'Арка уже удалилась на ночь в свои роскошные апартаменты. Но когда прибыла Мара, она сразу же поднялась и вышла в приёмную в богато расшитом халате глубокого рубиново-красного цвета. Её длинные чёрные волосы свободно рассыпались по спине, тёмные миндалевидные глаза учащённо моргали.
— Есть новости? — её страх был внезапным, плотным и сильным, как малиновая мантия, в которую она куталась.
— Нет, — быстро ответила Мара, — никаких новостей.
Д'Арка ещё не знала о послании от Органы — прямо сейчас об этом не знал никто, кроме разведки.
На мгновение показалось, что Императрица поникла, руки её сжались, голова опустилась. Затем она сжала губы и подняла взгляд, её лицо превратилось в идеальную нейтральную маску.
— Значит, Вам зачем-то нужно быть здесь?
О, это будет непросто.
— На случай своего отсутствия Люк возложил управление Империей на меня...
— Я прекрасно знаю об этом, госпожа Регент.
Мара подавила резкий ответ:
— Я думала... о том, что Вы говорили ранее...
— У меня есть такое же право присутствовать на этих совещаниях, как и у Вас.
На мгновение Мара запнулась:
— Что?
— У меня есть такое же право присутствовать на этих совещаниях, как и у Вас. И я не буду отстранена, даже Регентом.
Яростный, непреклонный взгляд впился в неё, и Мара впервые его оценила. Д'Арка была жёсткой, умной и спокойной при угрозе, даже величественной... Такой, какой Маре никогда не стать. Идеальная Императрица. И здесь и сейчас это не казалось таким уж плохим.
Потому что у Мары есть план... и, прости её Сила, но сейчас он стал важнее плана Люка.
Она тряхнула головой, не желая отвлекаться:
— Нет, я говорю не о совещаниях командования..
Д'Арка немного успокоилась:
— Что тогда?
Вздохнув Мара вернулась к доводам, которые она бессчётное количество раз прокручивала в мыслях.
— Я дала слово Люку, что в его отсутствие буду хранительницей, но сейчас...
— Вам трудно выполнить это обещание.
Неужели это так очевидно?
— То, что произошло... это моя вина.
Д'Арка нахмурилась:
— Ваша вина?
— В тот день я была телохранителем. Я не должна была позволить себе разделиться с ним. Я пыталась вызвать помощь.
— Нет, не должна, — жёстко сказала Д'Арка, но потом её голос несколько смягчился, — Но я читала рапорты. Там были... смягчающие обстоятельства. Веза Рииса не должно было быть на той канонерке. Мы обе знаем, что он должен был уже сидеть под арестом.
— Но факт остается фактом: я была с Люком. Я несла ответственность. И я должна что-то с этим сделать.
— Насколько мне известно, госпожа Регент, Вы делаете всё, что в Ваших силах. Если бы я хоть на мгновение поверила, что это не так, я бы сочла своим долгом недвусмысленно указать Вам на это.
— Я размышляла о Ваших словах — об различных преимуществах. О том, что Люк всегда ожидает, что его доверенные люди будут использовать свои лучшие качества... но именно этого сейчас никто из нас не делает — даже близко. Вы можете сколь угодно выступать с речами — и не отрицаю, что вчерашняя была весьма впечатляющей — но это не найдёт Люка и не вернёт его. И дальше так продолжаться не может.
— По-моему, Вы недооцениваете возможности, оставленные Вам Императором, госпожа Регент. Он собрал всё необходимое для Вашей работы. Император — весьма проницательный человек. Он позаботился о том, чтобы окружить себя всеми видами поддержки, которые, по его мнению, могли бы ему понадобиться в его намерении удержать Империю в целости при любых испытаниях. Я наблюдаю за людьми, которые ежедневно присутствуют на совещаниях, и вижу генерала Арко, всегда несколько отстранённого и остающегося отстранённым, потому что знает, что именно он даст блестящий анализ этой или любой другой сложной проблемы. Я вижу командующего Клема, твёрдо стоящего на своём и вопреки всему исполняющего свой долг, что очень созвучно взглядам высшего сословия. Я вижу генерала Рейсса, продвигающегося по службе благодаря своим заслугам, а не связям, всегда побуждающего к действию и, несмотря на свой ранг, в значительной степени выражающего мнение рядовых военных. Я вижу адмирала Джосса, тактика, который всегда смотрит на картину в целом и рассматривает всё с точки зрения целей и результатов, квинтэссенцию офицера. Рядом с ним я вижу Нейтана Халлина, прячущего свой острый ум, но представляет собой гражданскую совесть. И я вижу себя...
Прервавшись, Д'Арка расправила плечи — решительная Императрица... Её тёмные, дымчатые миндалевидные глаза ничуть не смягчились... что сделало последовавшие слова ещё более поразительными:
— Вы крепко держите его на земле. Вы всё подвергаете сомнению, постоянно подталкиваете его, но... Я верю, что Вы полностью и безоговорочно преданы ему — хотя и не всегда в подходящей форме. И я вижу себя — проводника к умонастроениям и поддержке самых влиятельных существ в Галактике, — способную с политическим чутьём и благоразумием использовать это для его поддержки. Поэтому я не позволю удалить себя из этого уравнения. Мы обе здесь не ради декора, госпожа Регент, это я Вам гарантирую.
— Что Вы хотите сказать? — резко спросила Мара.
— Я говорю, что даже мы можем успешно сотрудничать, когда того требует ситуация, госпожа Регент. Потому что, как и все остальные в ближайшем окружении Императора, мы изначально для этого предназначены. Как я уже говорила, он — весьма проницательный человек.
— Вы закончили?
Сохраняя безупречное хладнокровие, Кирия выдержала секундную паузу:
— Да, думаю, я сказала всё, что хотела.
— Хорошо, в таком случае,.. — Мара вскинула подбородок, — Во-первых, хотя он — проницательный человек, однако, остаётся факт: этого он не планировал. Наверное, Вы правы, возможно, Люк собрал команду, которая продолжит его работу, если он... если его не станет. Сейчас его нет. Но он всё ещё жив. И, зная это, я не могу более находиться здесь. Я не могу этого сделать, пока он жив. Это не в моих силах. Я должна быть там и вытаскивать его. Моя сила в этом. Годами я тренировалась как солдат Императорской гвардии Палпатина, обучалась как специалист по проникновению, как ассасин, проводила тайные операции, работая за пределами допустимых границ.
Д'Арка хранила молчание, поэтому Мара продолжила:
— У меня есть план, и я должна осуществить его... но я не могу это сделать отсюда. Вы... Вы хранили всё в тайне от общественности, пока Мадин не выложил головидео,.. — Мара остановилась на секунду — последняя возможность уйти, — Люк... он рассказал мне, что Вы обращались к нему с подозрениями насчёт Веза Рииса. Он сказал, что доверяет Вам.
"Кирия говорила", — вот что сказал Люк, когда она донесла до него эту информацию, хотя легко могла бы и промолчать. Могла заключить союз с человеком, который предлагал признать её Императрицей не только по имени, но и на деле. Могла просто промолчать и подождать, что выйдет, пустословя в обе стороны. Но вместо этого она проинформировала Люка. Она поддержала его. И весьма наглядно сделала это вновь в нынешнем кризисе, вкладывая свое имя, свой Дом и свою политическую хватку в поддержку отсутствующего Императора.
Она могла быть лучшей актрисой в мире — Сила знала, Мара не проглядела бы это, — но Люк наделил Мару видением, превосходящим зрение, навыками, которые продолжают развиваться. И сейчас, ежедневно сталкиваясь с ней в этом кризисе, Мара знала, что на самом деле думает и чувствует Кирия Д'Арка, и понимала, почему Люк доверяет ей.
— Я... нуждаюсь в Вас. Вы нужны мне здесь, как государственная дама, публичное лицо, дипломат, делающая то, что у Вас получается лучше всего... тогда я смогу делать то, что лучше всего получается у меня. Потому что я не могу делать это отсюда.
Как искусный политик, изобразив на лице бесстрастную маску, Д'Арка внимательно наблюдала за Марой. Но Мара рассмотрела — так близко и без макияжа — её глаза слезящиеся, в красных прожилках, потемневшие от недосыпания, как и глаза самой Мары... и именно это дало ей уверенность для продолжения.
— У каждой из нас своя арена. Ваша — здесь, стабилизировать Империю Люка. Моя — там, обеспечить его возвращение, чтобы он увидел это. Я прошу Вас принять на себя Регентство.
Кирия молчала. Мара ожидала, что она усмехнётся, позлорадствует, покажет хоть какое-то, пусть скрытое, удовлетворение от обретения абсолютной власти. Но сейчас она просто смотрела на неё, сжав губы и нахмурив брови.
— Вы будете наделены исполнительной властью, — сказала Мара, — Вы не сможете отменить, изменить или пересмотреть существующую политику, но Вы будете исполнять обязанности главы государства. Вы станете общественным и политическим лицом Империи во время этого кризиса. Вы станете... тем, кто нам сейчас нужен.
Кирия чуть вздёрнула подбородок:
— Запомните: если Вы передадите мне власть, я воспользуюсь ею. Для помощи Люку — безусловно, но в остальном я буду действовать так, как сочту нужным.
— Вполне справедливо, — сказала Мара, — меньшего я и не ожидала. Но и Вы запомните: если попробуете что-либо сделать, что угодно, любую попытку узурпировать, претендовать или перераспределить власть, то всё, — я приду за Вами. Если Вы, когда всё это закончится, дадите мне повод — я приду за вами. И ни на секунду не понадейтесь, что Дворец защитит Вас. Потому что всю свою жизнь, при правлении двух Императоров, я здесь жила и работала явно и неявно. Неважно насколько надёжно, как Вам покажется, всё охраняется. Я знаю дюжину способов скрытно проникнуть и свободно передвигаться здесь, так, что никто ничего не заподозрит... и я приду за Вами.
Мара пристально смотрела на Д'Арку, давая прочувствовать каждое сказанное только что слово. Несколько секунд Императрица застывшим взглядом смотрела ей в глаза, а затем, ни на шаг не отступив, слегка наклонила голову в знак подтверждения:
— Вполне справедливо.
* * *
Указ был подписан три часа спустя в присутствии шести свидетелей, включая и Нейтана. Хотя документ был составлен в кратчайшие сроки, в нём были изложены все необходимые детали: Мара Джейд, действующий Регент, передавала Кирии Д'Арке все полномочия по управлению Империей в полном объёме вплоть до возвращения Императора. Передача дел заняла менее пятнадцати минут. Мара чувствовала, как дрожит её рука, когда она подписывала документ, но, откровенно говоря, все её мысли были уже заняты предстоящей операцией. На рассвете она собиралась уехать.
* * *
Мара уже собиралась покинуть опустевший зал заседаний Совета, когда вошла Кирия — Императрица-Регент, непринужденно, как будто ей это было привычно, попросив вечно присутствующих телохранителей Клема подождать за дверью.
Мара кивнула:
— Даю Вам пару дней.
— На что?
— Охранники... Даю Вам пару дней, до того как они сведут Вас с ума.
— Уверяю, они — наименьшая из моих проблем, коммандер Джейд.
Несколько секунд две женщины молча смотрели друг на друга, оценивая сложившийся статус-кво.
— Что бы Вам ни понадобилось для Вашей операции, обращайтесь ко мне напрямую. Всё, что угодно, — наконец сказала Д'Арка.
— Так и сделаю. Вам надо... есть некоторые документы... законодательные акты, которые уже одобрены Люком, но ещё не введены в действие. Указы об изменениях в "Уложении о неотъемлемых правах" и "Статуте об арестах и содержании под стражей", — неожиданно взяв деловой тон, Мара почувствовала ситуацию до жути похожей на то, что она на время отпуска оставляет кому-то инструкции по уходу за квартирой, — они находятся в защищённой базе данных Кабинета Министров. Документы должны были вступить в силу восемь дней назад.
— Если это часть запланированных Императором изменений, то они будут введены в действие, — поджав губы, кивнула Кирия.
В её решительных словах звучала непреклонная уверенность. Вивнув Мара пошла на выход. Но уже почти в дверях, она обернулась и, поджав губы, шагнула обратно, не в силах оставить всё так просто.
— С Вашего позволения я уточню: это не союз ни в какой форме и ни в каком виде. Это всего лишь временное перемирие, и ничего более. Когда это всё закончится, мы вернёмся к тому, что было. Вы мне по-прежнему не нравитесь.
Эта идеальная невозмутимость осталась по-прежнему недосягаемой:
— Я сказала бы то же самое, коммандер Джейд, но на самом деле я не так часто думаю о Вас.
— Откровенно, — сказала Мара, — Вы мне не нравитесь, и случившееся не изменило ничего. Я думаю, что Вы хороший политик, но прежде чем Вы обрадуетесь, скажу, что мне не нравится большинство политиков. Я думаю, что Вы интриганка и манипуляторша, и не представляю, как по утрам Вы умудряетесь смотреть себе в глаза, когда наносите штукатурку на лицо и вешаете чёрный жемчуг на причёску, зная, что влезли в жизнь человека, который не хочет Вас там видеть, но слишком вежлив, чтобы сказать об этом. Я просто хочу внести ясность.
— Правда? Ну, раз уж мы раскрываем душу... Я считаю, что Вы вспыльчивы, упрямы, своевольны, грубы, бестактны и совершенно не годитесь в супруги.
Мара вскинула на неё пылающий взгляд. А Кирия изогнула идеальную бровь.
— Однако, также Вы верны, решительны и, что удивительно, достаточно умны, чтобы выбрать оптимальное решение и следовать ему, — лёгкая морщинка перечертила гладкий лоб, и она, игнорируя взгляд Мары, наклонила голову, — ...не вынуждайте меня к перечню Ваших недостатков добавить "напрасную трату времени".
— Так что когда я вернусь, всё будет как обычно.
— Всё как обычно, — подтвердила Кирия, не сводя глаз с Мары.
— Хорошо, — кивнула Мара и развернулась. Но прежде чем она оказалась у двери, заговорила Д'Арка, оставляя последнее слово за собой:
— И да, коммандер Джейд, до тех пор, пока Император действительно не окажется у Вас, не утруждайте себя возвращением.
* * *
Нейтан широко распахнул глаза, когда в открывшуюся дверь его апартаментов вошла Кирия Д'Арка в сопровождении двух императорских гвардейцев.
— Могу я с Вами поговорить, коммандер?
— Да, да, конечно, — неуверенно сказал Нейтан, попятившись.
Он быстро прошёл в свою квартиру, а следом вошла лишь Кирия, догадывавшаяся, что увидит царящий кругом беспорядок.
— Прошу прощения... это были тяжелые дни и...
— Пожалуйста, не извиняйтесь, — мягко сказала Кирия, её губы, но не глаза, тронула лёгкая улыбка. Она показалась усталой и осунувшейся, и Нейтан подумал, что выглядела она примерно так же, как он.
Она взглянула на перстень, который носила на указательном пальце — кольцо Люка. Нейтан почувствовал новый приступ тоски, вспомнив, как однажды Люк испугался, подумав, что потерял его... настолько, что был готов сразиться с Палпатином, чтобы вернуть его.
Кирия прочистила горло, но это не придало силы ее голосу:
— Я пришла, чтобы убедиться, что Вы понимаете, почему Мара передала исполнительную власть...
— Она рассказала о своих мотивах, да.
— Мы обе сочли, что это более целесообразный вариант, коммандер. Это было совместное решение. Способности коммандера Джейд заключены в ином направлении, а мои — здесь. Сообща мы сможем обеспечить наилучший возможный исход этого... прискорбного положения дел.
— Да, понятно, — нахмурился Нейтан, не вполне понимая, почему она потрудилась сказать ему об этом.
— Надеюсь, Вы также понимаете, что я сделаю всё, что в моих силах, чтобы благополучно вернуть Императора. Абсолютно всё, без колебаний. Я считаю это своим долгом, привилегией и своей личной обязанностью.
— Приятно знать это.
Она кивнула после небольшой паузы:
— С этой целью я очень хочу, что бы Вы рассказали мне всё, что Вам известно.
Нейтана охватила волна беспокойства. Он сразу же подумал о Маре, но сохранил ровное лицо и спокойный голос:
— Нет ничего такого, что не было бы Вам известно, Ваше Превосходительство.
Она села и решительно сказала:
— Может быть, тогда Вы побалуете меня, еще раз рассказав всё. Сегодня вечером я уже подробно беседовала с коммандером Джейд, и она всё объяснила — свои причины, свою ответственность, свои неудачи. Она очень винит себя, и я прекрасно понимаю почему. Сейчас она намерена исправить эти ошибки, и по понятным причинам я хочу, что бы так и случилось. Поэтому я хотела бы обсудить случившееся и с Вами — иногда свежий взгляд позволяет увидеть новые возможности.
Прекрасно понимая, что Мара вряд ли хотела известить Императрицу об одном определённом факте, Нейтан перебрал всё: поездку, опоздавшее на несколько минут сообщение от Арго, откровение Мары о предательстве Веза. Всё. Закончив, он сидел, уставившись на собственные руки с переплетёнными пальцами, стиснутыми так, что побелели костяшки. Он прекрасно понимал, что под проницательным взглядом Императрицы не может позволить себе проболтаться о состоянии Мары.
— ...и ничего больше? — тихо спросила Д'Арка, — ничего, что могло бы дать нам хоть какую-то зацепку, хоть что-нибудь?
— Нет, ничего.
— Вы уверены? Сейчас может оказаться важным всё, абсолютно всё.
Нейтан тяжко вздохнул. до сих пор его грызло чувство вины за действия Веза. Как он не увидел этого?
— Больше ничего нет... ничего, что было бы мне известно.
— После вашего возвращения произошло что-нибудь? Какие-нибудь события, которые сейчас выглядят необычными в связи со всем произошедшим? Что-нибудь, что не всем известно?
Снова мысли о Маре обожгли его нервы.
— Нет, совершенно ничего.
— Может быть, есть какие-нибудь контакты, которые упустили из виду?
Нейтан поднял голову, радуясь возможности сменить тему разговора:
— Люк пользуется услугами группы контрабандистов, но мне неизвестно, как с ними связаться.
— Контрабандисты? — в её голосе послышалась едва уловимая нотка пренебрежения, хотя она и старалась её скрыть.
— Каррде. Тэлон Каррде. Он — главный, единственное имя, которое мне известно. Он информационный посредник. Люк использовал их для разведки, по мелочам. Время от времени Люк брал у них в аренду небольшие корабли с чистой регистрацией, но я не думаю, что они были в курсе, для чего именно. Люк крайне осторожен.
Вы можете связаться с ними? Узнать их местонахождение? Мы могли бы отправить войска, привести их.
— Нет. У них нет постоянной базы, и только у Люка были коды вызова. Насколько я знаю, он их не записывал. Мара давно бы уже связалась с ними, если бы они были.
— Мы должны проследить за этим. Может быть, это пустышка, но раз они — наемники, то не прочь поторговать информацией с обеими сторонами.
— Нет, Люк доверяет им. Он уже много лет использует их, — покачал головой Нейтан.
Кирия слегка склонила голову:
— Какому бы малому числу людей не доверял Император, очевидно, коммандер, что их оказалось слишком много. Как бы я ни доверяла его суждениям, я считаю совершенно оправданным задержание всех и каждого из тех, кто находится под хоть малейшим подозрением, до выяснения их роли. Я уверена, что Вы сможете понять логику и необходимость этого.
— Пожалуй, — Нейтан опустил взгляд и кивнул.
— Есть ещё что-нибудь, коммандер Халлин? Вы были близки с Везом Риисом, Вам должно быть известно, с кем он регулярно общался, его распорядок дня?
— Я действительно не знаю больше, чем уже сообщил разведке. Вплоть до того дня, я ничего не знал, — Нейтан окинул взглядом разорённую комнату: ящики все ещё были открыты, а их содержимое беспорядочно разбросано, — и... как Вы можете видеть, разведка довольно тщательно обыскала мою квартиру. Дважды.
Темные глаза Императрицы бегло оглядели квартиру:
— Коммандер Джейд разрешила это?
— Нет, на самом деле это произошло, когда мы вернулись на Корускант. Дважды. Мара была первой, кто пресёк третий обыск.
— И с тех пор Вы не говорили с Везом Риссом?
— Нет, — быстро ответил Нейтан, — нет, я... я вместе с Марой ходил в центр предварительного заключения, но это было в тот день, когда он рассказал ей об ампуле, а после этого всё пошло наперекосяк. Нам нужно было проверить годность содержимого.
— Конечно, — кивнула Кирия, — годность?
— Срок годности препарата истёк более года назад. По очевидным причинам самовоспроизводящиеся препараты имеют короткий срок годности. А это был индивидуальный препарат, разработанный специально для контроля над Люком. Исследований на предмет долгосрочного хранения или деградации, по-видимому, не проводилось. Если это единственный образец, которым располагает Крикс Мадин, то, вероятно, он синтезирует препарат на основе некачественного шаблона, что может привести к любым негативным результатам — от снижения эффективности до опасности для жизни.
— Значит, Вы проверили это?, — кивнула Кирия.
— Настолько, насколько смогли. По приказу Люка всё, имевшее отношение к препарату, было уничтожено почти два года назад. Так что для работы у нас не было ни справочной информации, ни химического состава, ничего.
— Но сейчас у Вас есть эти показатели?
— Мы получили ограниченные результаты. В ходе тестов в образце крови Люка из моего медицинского банка препарат разложился примерно за сорок часов. В протестированных нами образцах он полностью эффективен в течение примерно десяти часов, но затем он перестаёт самовоспроизводиться.
— И Вез Риис подтвердил, что он передал эту ампулу Мадину.
Нейтан кивнул:
— Ему было известно, что изначально, ещё когда был жив Палпатин, у Мары хранились ампулы с этим препаратом. Он должно быть в какой-то момент проверил... у него... было время взломать сейф в её квартире — время от времени мы заходили сюда, а Мара постоянно находилась возле Люка.
Тонкие морщинки пролегли между нахмурившимися бровями Императрицы. Наклонив голову, она погрузилась в задумчивое молчание, сохраняя безмолвную неподвижность так долго, что Нейтан почувствовал, как начинают сдавать его расшатанные нервы. Наконец, она подняла голову, и заговорила:
— Итак, просто для ясности: существовал особый препарат, разработанный специально для подавления способности Императора использовать Силу. Препарат, который был создан для использования исключительно против него, — по мере того, как она это говорила, интонация и поведение Кирии становились всё холоднее и суровее, постепенно перерастая в яростное обвинение, — Император абсолютно оправданно приказал уничтожить все образцы... но Мара Джейд не только сохранила некоторые, но и позволила им попасть во враждебные руки... а затем скрыла этот факт.
Нейтан напрягся, широко распахивая глаза:
— Но... Вы же сказали, что Мара всё объяснила!
— Я полагала, что да. Оказывается, нет.
— Подождите, это была ошибка, недосмотр и ничего больше.
— Конечно... а потом она случайно не передала информацию об этом в службу собственной безопасности Императора — подразделение, официально ответственное за эту ситуацию?
Нейтан замотал головой:
— Нет, она предоставила бы информацию, когда это стало бы необходимым. Просто она не хотела, чтобы информация о существовании препарата стала достоянием общественности. Люк всегда категорически настаивал, что...
Императрица уже поднималась:
— Жаль, что ни Вы, ни коммандер Джейд не разделили его осторожность... или, если уж на то пошло, оказались не способны исполнить элементарный приказ.
Нейтан в панике встал:
— Вы должны понять, что Мара...
— Нет, не думаю, что смогу. Я понимаю лишь факты, а они таковы: даже зная, что это может подвергнуть его риску, коммандер Джейд нарушила прямой приказ Императора, а затем усугубила эту ошибку, утаив существование препарата. Тем самым она подвергла Императора опасности и поставила под угрозу любую возможную спасательную операцию. Любое из этих действий является грубейшим злоупотреблением доверием.
— Мара не стала бы…
Императрица уже было отвернулась, гнев ожесточил её нежное лицо:
— Но она сделала это, коммандер. И теперь мне предстоит разбираться с последствиями. И я займусь этим.
Нейтан последовал за ней, когда она собралась удалиться:
— Подождите! Куда Вы?
Надеясь разрядить обстановку, он поспешил следом за ней в центральный коридор... и остановился на пороге, увидев алые мантии возле своей двери.
Его внимание привлекли восемь императорских гвардейцев. Но обеспокоило не это: даже Люка часто сопровождала пара императорских гвардейцев. Но оставался факт: когда она появилась в дверях его квартиры, гвардейцев было лишь двое... и четыре агента в штатском за углом... Его нахмурившийся, смущённый взгляд вернулся к Д'Арке.
— Простите меня, коммандер Халлин, мне следовало пояснить раньше. Я прибыла сюда сообщить, что именем Императора Вы задержаны до выяснения Вашего статуса или возбуждения против Вас дела по подозрению в пособничестве и соучастии известному мятежнику Везу Риису. Однако, в знак признания Ваших заслуг, Вашего положения и доверия, оказываемого Вам Императором, Вы будете содержаться под домашним арестом. Не дайте мне повода пересмотреть это послабление.
Нейтан чуть попятился:
— Подождите, Вы арестовываете меня?! За что?
Она обратила на него бесхитростный взгляд миндалевидных глаз:
— Вообще-то Вас просто задержали, коммандер. Однако, согласно Вашим же словам, по небрежности или по умыслу Вы позволили опасному запрещённому веществу попасть в руки известного террориста. Хуже того, Вы сознательно вступили в сговор и помогли скрыть этот факт. Это измена, коммандер Халлин. Вы обвиняетесь в измене.
Нейтан оказался настолько потрясён, что просто молча смотрел, как она развернулась и пошла прочь. Он опомнился, лишь когда она была уже на середине длинного, широкого коридора. Возле дверей его квартиры остались два Алых Гвардейца и четверо в штатском.
— Подождите! Я бы никогда этого не сделал... Неужели Вы могли подумать!..
Охранники обступили его. Один из агентов — которого, как показалось Халлину, звали Дайсо — подошёл и мягко, но настойчиво подтолкнул Нейтана обратно за порог квартиры, явно испытывая неловкость, но стремясь выполнить приказ:
— Пожалуйста, не покидайте квартиру, сэр. Не заставляйте нас применять силу.
Не покидая коридор, он коснулся сенсора, закрыв дверь снаружи. Дверь захлопнулась. Нейтан остался один.
* * *
Когда раздался звонок, Мара раскладывала на кровати всё, что ей могло понадобиться, чтобы ничего не забыть и упаковать в сумку. Погрузившись в свои дела, она почти проигнорировала его, но надежда, что это может быть зацепкой, заставила её потянуться к комлинку. На экране высветилось просто "9".
Сбитая с толку Мара нахмурилась. Это был один из старых позывных, когда окружавшие Люка люди считали за лучшее скрывать свои личности, связь была зашифрована и закодирована. Она не сомневалась, что этот позывной принадлежал Нейтану.
— Нейтан? Какого хатта ты используешь эту частоту?
— Мара, хвала Силе! Послушай...
— Почему ты говоришь не по внутренней связи?
— Потому что они отключили меня... Все мои известные комлинки заблокированы. Я вспомнил, что у меня есть этот, спрятанный в старом ботинке в шкафу. Послушай меня...
— Твои комлинки заблокированы?
— Послушай! Ко мне приходила Кирия, всего несколько минут назад. Похоже, я арестован за измену.
— Что?!
— Мара, думаю, она придёт за тобой. Тебе нужно убираться из своей квартиры.
— Она не посмеет.
— ...О, она выглядела весьма разозлённой, когда уходила от меня.
— С чего бы ей приходить за мной?
— Потому что я... я рассказал ей об ампуле.
Внутри у Мары обрушилась свинцовая гиря, заставив её похолодеть:
— Ты шутишь.
— Нет, мне жаль... Мара, мне так жаль... Я думал... она вела себя так, будто ты с ней разговаривала, она сказала, что ты всё объяснила, что теперь она всё понимает. Я думал, ты ей рассказала. Я не знал, я не знал, что она так поступит, клянусь. Мы просто разговаривали... Я просто...
Мара говорила, торопливо собирая оставшееся снаряжение и запихивая его в сумку:
— Нейтан, ну зачем, зачем мне говорить об этом ей? Зачем мне вообще кому-то об этом рассказывать, пока не понадобится?! Надо бы прийти к и размазать тебя по стенкам.
— Я бы очень хотел, чтобы ты это сделала, правда. Я чувствовал бы себя менее виноватым. Но времени нет, тебе нужно уходить. Убирайся из Дворца. Сейчас же.
* * *
Нейтан бродил по пустой квартире, понимая, что он узнает обо всем последним, даже если Мара всё-таки выберется. Если же нет, и они схватят её, то очень быстро вернутся, подумал он. В любом случае, вполне вероятно, что ещё до конца ночи он окажется в следственном изоляторе. В отчаянии он замер, гадая, что же ему одеть...
Сколько прошло времени? Он взглянул на настенный хронограф: меньше десяти минут — наверняка это не так? Он не очень хорошо умел хитрить. Боже правый, неужели так было всё время, пока был жив Палпатин? Как он справлялся? Он был на взводе — малейшая мелочь могла...
Внезапно на его плечо опустилась рука, заставив Нейтана подскочить на фут, развернувшись, и вскрикнуть. Мара метнулась к нему и ладонью заткнула его рот, повернув голову к закрытой двери.
— Может утихнешь?!
Она убрала руку, пока Нейтан с колотящимся о рёбра сердцем пытался отдышаться.
— Как, съешь тебя сарлакк, ты сюда попала?
— Проходы, — тихо прошептала Мара, — есть выход у окна твоего кабинета, молдинги скрывают его.
— Серьезно? И как давно он там есть?
— Правда? — сухо прошептала Мара, возвращаясь ко входу. Нейтан следовал за ней, — это действительно самое важное, что сейчас происходит в твоей жизни?.. Это единственное, что ты хочешь знать?
— Неважно. Ты нормально ушла?
— Незадолго до того, как они пришли. Где комлинк, которым ты пользовался?
— Он тут. Мара, — когда она подошла к низкому, узкому входу, Нейтан схватил её за руку, его голос дрожал от страха пополам с решимостью, — не оставляй меня. Не оставляй меня здесь беспомощным наблюдателем. Позволь мне пойти. Позволь мне помочь. Я заслуживаю этого. Он мой друг, и я не брошу его. И ничего, что ты можешь сделать, не остановит меня. Если ты собираешься просто поорать на меня и уйти, предупреждаю, что сначала тебе придется вырубить меня. Потому что это единственный способ оставить меня здесь.
Мара проворно повернулась внутри прохода по плечи шириной.
— Это и то, что ты не знаешь, как с твоей стороны открыть эту дверь, когда я её закрою.
— И это, — тут же согласился он, — Мара, пожалуйста... пожалуйста, не оставляй меня. Я должен пойти. Я должен.
Мара смотрела на него с непроницаемым лицом.
— Ты закончил?
— Мара... Ситх, Мара, позволь мне пойти. Позволь мне помочь — пожалуйста.
— А за каким хаттом я, по-твоему, здесь... Нерфячьи твои мозги?
* * *
Как оказалось, Мара не собиралась давать ему поблажек, пока они пробирались по едва превышающим его рост узким проходам в стенах дворца. К счастью, и Нейтан, и Мара отличались субтильным телосложением, хотя даже здесь она двигалась с типичной для неё плавной грацией. Нейтан то и дело задумывался, не слышно ли в огромных, тихих, пустых коридорах, где никого не было видно, таинственных переливов раздражённого женского голоса. А может быть, их приписывали какому-нибудь особенно злобствующему призраку.
По идее, он должен был чувствовать себя хуже, но каким-то образом сквозь него пронеслась волна восторга от осознания, что они уже в пути... Спустя восемь мучительных дней ожидания результатов от разведки, наконец-то они двинулись в путь. Никаких зацепок, никаких новостей, но даже в таких обстоятельствах он чувствовал себя хорошо. Потому что если кто-то и мог это сделать, хоть кто во всей Галактике, то именно эта яростная, свирепая и излучающая решимость женщина, бегущая по коридору впереди него.
— Ты слышишь меня? — не сбавляя темпа, прорычала она.
— Да, конечно.
— Надеюсь, ты понимаешь, что ты наделал? Ты вырвал нас. Отныне мы действуем вне закона и, что ещё важнее, без доступа к его возможностям. Мы сами по себе. Мы сами по себе, без доступа к информации разведки и без персонала.
— Это очень нехорошо, так?
— Какого хатта ты доверился ей?
— Я?! Ты только что отдала ей Империю!
— Потому что это развязало мне руки, и я могла отправиться за Люком со всем ситховым флотом на хвосте! Теперь у нас нет ничего. Ни ресурсов, ничего.
— Что мы будем делать?
Запыхавшийся Нейтан едва поспевал за быстро шагавшей по узким коридорам Марой.
— Я скажу тебе, что мы будем делать: мы обратимся к сети, которую, насколько я знаю, Люк создал еще до смерти Палпатина. Есть шанс, что все, кому он тогда доверял, будут надёжны и сейчас. Они останутся верны Люку, а не кабинету Императора. Когда мы выберемся с планеты, тебе предстоит очень много переговоров.
— Как мы улетим?
— У коммандера Арко есть целая эскадрилья(2) приписанных к нему кораблей разведки в отдельном ангаре в Северной башне — и даже не пытайся мне сказать, что Арко не был одним из конфидентов Люка. Он предоставит нам корабль с идентификатором разведки и сохранит всё в тайне... по крайней мере, на несколько дней. Потом нам будет нужен другой корабль.
— Так вот почему ты меня взяла — потому что я могу дать тебе доступ к этой сети, а ты знала, что она тебе нужна? ...Мара?
— Жопа сарлакка... если ты был бы нужен мне только за этим, я забрала бы комлинк ещё у тебя в квартире.
Нейтан слегка потянулся:
— Я не отдал бы его.
— А б бы и не спрашивала.
— Тогда зачем ты пришла за мной?
Скользящая с проворной грацией в ограниченном пространстве перед ним фигурка долго молчала. Когда же наконец она заговорила, ее голос не дрогнул ни на ноту:
— Мы вместе втянули его в это... мы, сожри меня сарлакк, вместе вытащим его оттуда, понятно?
По лицу Нейтана медленно расползлась улыбка:
-Да... спасибо.
1) 85. Да, эта часть кандалов действительно называется "браслет"... И ещё момент. В отличие от наручников и наножников (например, моделей Peerless M-703 и Smith Wesson М-1900) кандалы предназначены для постоянного ношения.
2) 86. Эскадрилья в военно-воздушных силах, армейской или морской авиации — подразделение, состоящее из нескольких военных самолётов, обычно однотипных, и их экипажей. Как правило, в зависимости от типа ЛА, в эскадрилью входит от 12 до 24 машин.
Глава 41
Они вошли, и Люк проснулся. Его руки дрожали, он заморгал от резкого света. Не успел подняться, как его подхватили и с силой подтащили к столу, бросили на стул и заставили вытянуть руки перед собой, крепко удерживая их, пока его наручники приковывали к столу. У него не было сил сопротивляться. Он ещё не совсем пришёл в себя после предыдущего допроса, его оцепеневший разум всё ещё кувыркался в беспорядочном кружении, в груди всё ещё горело, а конечности были слишком тяжёлыми, чтобы двигаться. В этот момент со шприцем наготове подошёл медик Кальтер и вытянул руку Люка.
— Это нехорошо, — пробормотал Люк, — не хорошо, совсем не хорошо... Это не хорошо.
— Просто расслабьтесь, — сказал медик, — нет смысла с этим бороться.
— Вы не понимаете, — пробормотал Люк, — это... не толкайте меня к этому краю... нехорошо.
— Люк, Вам нужно расслабиться.
Он попытался вырваться, но крепления удерживали его, пока медик работал.
— Это не работает... разве Вы не видите, препараты не работают, потому что... я... ст...
Через несколько секунд стало невероятно трудно произносить отдельные слова, концепция составления связного предложения казалась непреодолимой. Его дыхание замедлилось, все мышцы расслабились. Его голова запрокинулась, когда он медленно повалился набок, но невидимые руки подхватили его сзади за комбинезон и удержали в вертикальном положении.
Где-то на самом краю сознания Люк слышал, что рядом говорят люди, но пытаться разобрать о чём оказалось практически невозможно: все слова терялись для него в момент произнесения.
Почувствовав на себе взгляд медика, Люк рвано вздохнул горящими легкими. Комната накренилась и плыла, не желая ни замедляться, ни останавливаться. Он попытался поднести руки к лицу, но его запястья рывком остановились, и Люк отстранённо задумался, когда же их успели связать... Он не помнил, не мог вызвать даже крупицу воспоминаний. Всё, что он мог — это разглядывать плывущие перед глазами разрозненные образы, и слушать забивающий уши трепет собственного дыхания.
Было нечто... важное. Что-то, о чём он думал всего несколько мгновений назад. Нечто, о чём, как он помнил, ему совершенно не следует говорить... кому-то...
Казалось, прошло несколько часов — час за часом, — до того как медик снова наклонился к нему. Его губы двигались синхронно с бледным, сиплым голосом, срывавшимся с них будто с большого расстояния.
— Это другое, Люк... Это сильнее, большая доза.
Люк уставился на второе лицо, показавшееся за первым... Какая-то крошечная, обрывочная мысль подсказала: "Мадин".
Вдвоём уставившись на него, они заговорили, а Люк только и мог, что смотреть в ответ: комната кружилась, лёгкие горели, каждый вдох давался с трудом. Он чувствовал, что ему приходится сосредотачивать почти всё сознание на то, чтобы сделать следующий вдох. Он был уверен, что если не сделает этого, то просто перестанет дышать, его легкие разрушатся и остановятся, и он никак не сможет снова заставить их вдохнуть... соберись... дыши...
А они всё ещё говорили, глядя на него, как будто... Сколько они уже проговорили — часы? Дни? Это день? Как долго он уже в таком состоянии? Во рту мучительно пересохло. Но он не знал, как попросить воды... как связать достаточно слов, чтобы составить предложение... не знал, как проглотить, если вдруг ему дадут её...
А они всё ещё говорят... всё ещё просто смотрят и говорят... сколько уже прошло времени?
Слова пробивались сквозь клубы тумана, пока он всматривался. "...поддерживать... уровни..."
"...опасная токсичность…"
— Не могу дышать,.. — он ли это сказал, так тихо и прерывисто? Дыши... не забывай дышать...
"...тише... пытаюсь… послушай…"
В замешательстве Люк чуть качнул головой и мир снова закружился, сознание ещё больше притупилось. Холодным, тягучим потоком кровь отхлынула от головы, оставляя немеющую кожу.
— ...на мне, — к нему потянулась рука Кальтера. На движение не хватило секунды, когда сотня образов пронеслась и столкнулась вокруг неё. В какой-то момент она появилась на периферии зрения Люка, а затем оказалась возле его лица, невероятно громко щёлкнув пальцами, — ...на меня.
— Люк, посмотри на меня. Сконцентрируйся на мне
— Это... не работает.
Мадин склонился к нему. Движение жёсткого лица было неожиданно быстрым, заставив Люка слегка отшатнуться.
— Хочешь, что бы мы дали тебе ещё?
— Нет, больше не надо.
— Тогда скажи мне то, что я хочу знать.
— Это не сработает.
— Почему? — это уже медик Кальтер. Слишком много людей задают вопросы... слишком много.
— Потому что,.. — и опять стало невероятно трудно собрать слова и мысли в одно целое. Действие препарата накатывало на него волнами.
— ...коды от него — я знаю, что он... это, — голос Мадина разочарованно оборвался.
— Люк... Люк, смотрите на меня. Только на меня, — Люк быстро заморгал, когда медик наклонился, его движение дезориентировало.
— О чём мы будем говорить, Люк? Давайте поговорим о секретах.
Его голос был спокойным, ровным и где-то далеко за стуком сердца Люка. Он покачал головой и опустил взгляд на стол перед собой, отчаянно желая рухнуть вперёд и положить на него голову. Но он помнил, что кто-нибудь схватит его за волосы или воротник и снова встряхнёт, так было всегда. Поэтому он уставился на наручники, в которых его держали, на катетер, грубо приклеенный к тыльной стороне руки, на использованную иглу, лежавшую на столе перед медиком.
— Сегодня только мелкие секреты, неважные. То, что не может иметь значения, понимаешь? Эти вещи не важны.
Секреты... это слово вызвало улыбку на лице Люка, растрескав засохшие струпья. Он вспомнил — вспомнил секрет, который он должен был хранить. Мара — Мара и... Люк слабо дёрнулся, бросив взгляд на Мадина. Не думай об этом! Думай о чём-нибудь другом. Сосредоточься — думай о чём-нибудь другом...
— Люк, смотри на меня, а не на него. Люк — нам нужно поговорить о том, что ты знаешь.
Секреты... Мара.
— Давай поговорим о цифрах, Люк. Мне нужны коды, которые ты знаешь.
На миг Люк ухватился за этот вопрос, за возможность отвлечься от более важных тайн... но разве это тоже не тайна?
— Нет, — он осторожно покачал головой.
Кальтер вздохнул, положив подбородок на руку поставленную локтем на стол, и Люк позавидовал ему даже в этом. Ведь его руки всегда были связаны и прикованы к столу, неловко вытянутые вперёд. Несколько секунд медик пристально рассматривал его. Люк, сжав губы, медленно моргал.
— Хотите сказать, что нет, Вы мне не скажете? Но Вы же знаете, что это не так, Люк. Чем дольше мы говорим, тем больше вероятность, что Вы мне о них расскажете... Вы же знаете это.
— Мнение... лишь,.. — Люк нахмурился, досадуя на медлительность, с которой тащился его разум, осознавая, как вяло и сосредоточенно он говорит, но не в силах ускориться, — Наркотики не заставляют тебя говорить правду... они лишь заставляют тебя говорить. Если я поверю, что они... заставляют меня говорить правду, то я с большей вероятностью скажу её.
— Они заставят Вас говорить правду. Вы знаете это.
— Нет... Заставьте меня говорить. Заставьте меня сказать правду Вы — если сможете.
Медик взял со стола перед собой шприц:
— Думаю, мы введём Вам ещё немного...
— Нет… нет, подождите… подождите!
Кальтер потянулся к нему, и Люк снова отпрянул, и снова оковы удержали его. От резкого движения он ободрал кожу на запястьях, где наручники прилегали к ним. Наркотик подействовал. У него перехватило дыхание, началось головокружение. Очутившись среди хоровода мельтешащих мгновений он потерял ощущение времени, пока вновь не зазвучал неторопливый голос, в котором исчезали все слова.
— Вы... знаете, как... давно... здесь...
— Знаю ли я это?
— Да.
— Это не сработает, — что он отрицает? Он не может вспомнить...
— Я хочу, чтобы Вы снова подумали о кодах, Люк... Кодах, которые Вы знаете... Подумайте о коде под названием "Код Судного дня". Вы помните его?
Коды! Вот что... что им было нужно. Они уже спрашивали, или ему это померещилось?
— Не существует.
— Он есть, — в голосе медика зазвучала насмешка высокомерная и покровительственная, — мы знаем, что это встроено во флот, Люк. Его нельзя изменить или отменить. Это была небольшая страховка Палпатина на случай, если флот выступит против него. Мы это знаем — и мы знаем, что сейчас он у тебя.
— Слишком сложно.
— Нет, я уверен, что это не так. Просто подумайте об этом единственном коде — я уверен, что он Вам хорошо известен.
— Нет кода… слишком много цифр.
— Слишком много цифр? Нет, Вы можете вспомнить это.
Люк слегка покачал головой:
— Очень длинный... набирать…
— Сколько? Сколько цифр?
— Очень... в,.. — на него нахлынул очередной приход, увлекая за собой, как приливная волна... Нервы пылали, казалось, он гудит, кожа сползала, реальность уплывала за темнеющую дымку, а сердце громко стучало. Если бы он мог, то попытался бы подпереть голову, но его руки были слишком тяжёлыми, и ему вновь пришлось сосредоточиться исключительно на дыхании.
— Сколько цифр, Люк? Вам не нужно говорить мне код, только количество цифр... это же не опасно. Это абсолютно не опасно, уверяю Вас.
— Я... не…
— Сколько всего цифр — они разбиты на группы?
— ...Да.
— Да? Сколько групп?
Это важно? Если он скажет им, это будет иметь значение? Он не мог вспомнить, не мог понять, важно это или нет, знал только, что не должен им говорить, не понимая, почему. Важен ли этот код? Важнее, чем... что? Чего-то... кого-то...
— Мара.
— Что? — нахмурился медик.
— Мара, — Люк почувствовал, как на его лице медленно расплывается улыбка.
Размытым пятном над ним нависло второе лицо, Мадин... Нельзя говорить Мадину... о чём?
— Нет, мы говорим о коде... коде Судного Дня, — в резком голосе Мадина чувствовалось разочарование, — сколько групп? Сколько групп цифр?
— ...семь.
— Семь групп. Сколько цифр в каждой группе?
— Очень плохо…
— Тебе? — властное присутствие слегка отстранилось, и на лице Мадина проступила ухмылка, — да, похоже, тебе. Больно?
— ...жжёт.
— Жжёт? Больно, наверное, — в его голосе не было ни капли беспокойства, — хочешь, чтобы я остановил это?
— Ты этого не сделаешь, — маниакально ухмыльнулся Люк, забавляясь нелепостью этой идеи.
— Я это сделаю, если ты скажешь мне то, что я хочу услышать. Тогда я остановлю это.
— Если я скажу... цифры, ты знаешь, это будут не... правильные цифры, — это он так сказал? Он допустил мысль, что может дать им что угодно, любые цифры, пронеслось у него в голове. Он не хотел этого... неужели он прокололся?
— Уверен, сперва так и будет. Но ты знаешь, что всё это не прекратится, пока ты не скажешь мне правду, а я знаю, насколько сильно ты хочешь, чтобы это прекратилось.
— Другие вопросы, — опять улыбнулся Люк.
— Другие вопросы?
— Ты просто задашь... другие вопросы.
— Не сегодня, Люк? — вновь приблизившийся Кальтер говорил дружелюбно и покладисто, но Люк понимал, что это совершенно не так, — на сегодня мы прервёмся, и Вы сможете поспать. Вы же хотите спать, Люк? Вы устали, я вижу. Вам нужно поспать. Или мы продолжим... а это будет плохо, не так ли?
— Плохо,.. — в очередной раз Люк попытался поднести руку к лицу, но запястья лязгнули прикованными к столу наручниками, — это... плохо.
Неужели они не понимают, почему? Что они не смогут сделать из него врага — и остаться в живых. Разве они не понимают, кто он есть... что если они подтолкнут его к этой грани, как всегда делал Палпатин, он сорвётся?
— Только Вы можете остановить это, Люк, — источал пустое сострадание медик.
"Только ты можешь положить этому конец". Слова Палпатина, давным-давно прошёптанные сквозь содранную и кровоточащую кожу в очень похожей на эту камере.
Палпатин... камера под Дворцом, доводящая до предела выносливости... Это воспоминание, это ощущение, этот момент... Медный привкус крови, тонкий туман в воздухе, тепло на его коже... и Палпатин, такой отчётливый в сознании Люка, будто стоит возле него, скаля в своей смертоносной ухмылке жёлтые зубы за бескровными губами. "Мы одной крови, ты и я. Разве не говорил я тебе, что мы одно?"
Люк смотрел на медика, стараясь собраться с мыслями, запомнить это лицо, сохранить его в памяти.
— Если будет возможность, я убью тебя.
— Не думаю, что в Вашем положении стоит разбрасываться угрозами, Люк.
— Нет... не угроза. Просто я сделаю это. Слишком близко... к этой черте. Я сделаю это.
— Прекратите.
Люк вновь усмехнулся, чувствуя, как по стынущей коже сочится тёплая кровь из рассечённой губы.
— Ты уже труп — ты же понимаешь это? Подойдёшь к черте и станешь угрозой, а угрозы должны быть... никогда не оставляй угрозу у себя за спиной, — в его голосе не звучало ни враждебности, ни гнева, ни упрёка... просто констатация факта.
"Мы с тобой одно... Это течёт у тебя в крови."
— Люк, Вы угрожаете тому, кто властен над Вашей жизнью и смертью.
— Труп... очень жаль, — расслабленно улыбнулся Люк.
— Эй! — рука Мадина, схватив Люка за челюсть, грубо развернула его. Камера закачалась и рыскнула. Люк задохнулся в хаосе дезориентации, выпадая из происходящего.
— Мне нужны цифры — код Судного Дня.
— Нет.
— Вколи ему ещё чуток.
— Он слишком близок к передозировке, — медик... как его там? Неважно... Всё равно он умрёт. Вопрос лишь когда.
— Как будто мне не всё равно? — очевидно разочарованный голос Мадина прозвучал где-то на периферии сознания Люка.
— Давайте я попробую что-нибудь другое. Он говорит, просто он всё ещё излишне собран. Может быть, применим ко-фралодиост.
Когда медик потянулся к катетеру на руке Люка, очередной приход пронёсся по его телу. Кожа разгладилась, напряжённые плечи расслабились, веки закрылись под собственной тяжестью. Люк чувствовал, как его тело цепенеет до полной неподвижности. Он не чувствовал, как дрожат его руки, лишь слышал стук наручников о поверхность стола.
— Коды, — Мадин.
— ...Нет, — едва различимый шёпот на выдохе.
— Дайте ему минуту, пусть включится.
Устал…
— Открой глаза... Эй, открой глаза! — Мадин дважды сильно ударил его по лицу. Люк не реагировал, расслабленно раскачиваясь от ударов.
— Ничего страшного, пусть не открывает глаза, — медик, холодный и невозмутимый, — Люк, расскажите мне о коде... семь групп. Это цифры, буквы, слова? Я не прошу Вас назвать мне код. Вам не нужно этого делать. Просто расскажите из чего он состоит.
— Уравнения.
— Он составлен из уравнений?
— Сто…
— Сто уравнений?
— Сто... девяносто четыре, восемьдесят восемь... восемьдесят два... — Люк вновь сосредоточился на обратном отсчёте, обратившись к этой технике, чтобы заглушить вопросы медика...
Кто-то его схватил и яростно тряхнул, почти сорвав с места. Люк открыл глаза, усмехнувшись ярости Мадина.
— Семьдесят шесть.
— Если ты опять начнёшь считать, я выверну тебя наизнанку, понял?
— Семьдесят... шестьдесят четыре…
Ещё одно резкое движение, и что-то твёрдое и холодное упёрлось ему в подбородок, болезненно вжимаясь под челюсть. Мадин улыбнулся, алая полоса пересекла его размытое лицо:
— Я нажму на спуск, и всё, больше нет ситхов, понял? Твоя линия прервётся прямо сейчас.
— Нет, — медленно улыбнулся Люк.
— Нет?
— Слишком поздно.
— Что это, к хатту, значит?
Люк рассмеялся…
Удар прилетел из ниоткуда, слишком сильный для человека — на долю секунды полыхнуло багряным, и наступила прохладная темнота.
* * *
Привставший, когда Мадин схватил и поднял Скайуокера, Кальтер смотрел, как генерал, сильно ударив прикладом бластера Люка в висок, бросил его на пол и выбежал из камеры. Опустившись на стул и повернувшись к бессознательному парню, Кальтер запустил пальцы в свои коротко стриженные волосы, чувствуя смесь досады и отвращения.
— Подонок.
* * *
Люк медленно приходил в себя, наркотик всё ещё бродил в его организме, по коже ползали мурашки, а яркий свет в камере болезненно резал глаза. Потребовалось какое-то время, чтобы разодрать сухие, слипшиеся веки. Отчаянная жажда отдыха постепенно уступила место ощущению, что в кресле напротив по-прежнему сидит медик и наблюдает за ним. Вяло моргая, он медленно возвращался в сознание. Когда никто не попытался поднять его, до него наконец стало доходить, что медик один.
Минуло неопределённое время, прежде чем он сумел подняться, неустойчиво ковыляя сесть, и рискнуть осторожно повернуть голову, чтобы осмотреться.
— Они ушли. Им надоело ждать, — сочувственно сказал медик. Он наклонил голову, и у Люка создалось впечатление, что комнату медленно повело в противоположную сторону, — Вы большой дурак, вы знаете об этом?
— Но заставил его уйти, — усмехнулся Люк. Голова до сих пор кружилась, но тяжесть спадала.
— Да, Вы заставили его уйти. Думаете, он не вернётся снова? — слегка усмехнулся медик.
— Это будет завтра.
Глядя вниз, Медик кивнул, а Люк попытался собраться с мыслями, осознавая, насколько внимателен этот человек, и смутно понимая, что не может сказать того же о себе, поскольку изо всех сил старался бодрствовать, постоянно соскальзывая во тьму оцепенения и вновь пробуждаясь.
— Интересный у Вас метод противодействия препаратам, — сказал, наконец, Кальтер, как всегда дружелюбно, — где Вы этому научились?
— Вы думаете... Империя не использовала их? Скорее всего, Палпатин финансировал их разработку, — расслабленно улыбнулся Люк, часто моргая остекленевшими глазами.
— Но как Вы этому научились?"
Конечно, был единственный способ — самый очевидный из всех.
— Они применяли их ко мне... он это делал.
— Кто это делал? — нахмурился медик.
— Палпатин — в камере под Дворцом, — слова вырвались прежде, чем он успел осознать, что говорит. Хотя взгляд дознавателя вызвал у Люка небольшой всплеск удовлетворения, пока он отворачивался, не в силах скрыть шквал эмоций, нахлынувших на него при этих воспоминаниях, — я ненавидел ту камеру. Я ненавидел то место... Я ненавидел его. Иногда это было единственное, что заставляло меня держаться. Я не знал... не знал, что ненависть может быть силой. Он научил меня этому.
— Зачем Палпатину понадобилось накачивать Вас наркотиками? — он, конечно, пытался говорить спокойным, ровным голосом, но на его лице явно читалось потрясение.
Люк отвернулся, и по мере его движения камера медленно вращалась, нервы пылали.
— Зачем Палпатин делал всё это? Чтобы контролировать, разумеется. Если я сомневался, если я не соглашался или возражал, что угодно, он отправлял меня в ту камеру,.. — он замолчал, теряясь в воспоминаниях, усиленных действием наркотика, — каждый час, днём и ночью приходили они. Каждый час. Двенадцать, их всегда было двенадцать.
Он отстранённо, словно издалека, с умеренным любопытством перебирал свои воспоминания. Будто к нему они не имели совершенно никакого отношения.
— Через некоторое время ты теряешь способность считать, сколько раз... ты не издаёшь ни звука, ты даже не пытаешься реагировать. Просто сворачиваешься в клубок и ждёшь, когда всё закончится. Знаете, хуже всего были пустые трубки. У них были шоковые дубинки и силовые пики, но именно трубки,.. — он негромко усмехнулся, иронизируя, что нечто столь примитивное превзошло все эти технические достижения, — их пустотелые концы... они вырывают куски... просто большими кусками рвут вашу кожу. А потом Палпатин, рассуждает, издевается, провоцирует, пока ты просто... ты перестаёшь здраво мыслить... ты просто больше не можешь... не можешь. Даже пытаться перестаёшь. Перестаёшь волноваться. Ты просто... останавливаешься. Вот так я его и потерял. Именно там, в этой криффовой белой камере, которую ненавижу... вот где я потерял его, — он опустошённо умолк.
— Кого Вы потеряли? — приглушённо спросил медик.
— Люка Скайуокера, — он произнес это имя со вздохом сожаления, меланхолично и пусто. Впрочем, он удивился: он впервые позволил себе настолько расслабиться, что хотя бы подумал об этом.
— Думаете, что Люк Скайуокер — это я... Но Люк Скайуокер умер шесть лет назад в камере под Дворцом Императора. Порой мне кажется... Лея рассказывала, что иногда в своей тени она видит волка... она говорит, что видит волка, стоящего в ее тени, а мне временами чудится, что быстро обернувшись увижу Люка Скайуокера в своей... Но никогда я так не делаю. Я потерял его там... утратил его там. Я пытался понять, почувствовать какую-то потерю... но я не могу этого. Не осталось ничего. Всё ушло понемногу, выбилось по кусочку. Помню, однажды... мои руки были связаны, и я помню, как Палпатин взял верёвку, потянул её к себе через стол, и сказал: "Понимаешь, в конце концов, ломаются все. Нет никакого "если", есть только "когда".
— И я понимал, я осознавал это, но... как слова. Как предупреждения, озвученные нам, солдатам, на инструктажах и лекциях, когда я только вступил в Альянс. Но быть там... быть тем, кого час за часом и день за днём разбирают на части... Понимаете, я думал... Я не мог понять, почему он просто не убьёт меня. Я считал, что он видит просто еще одного джедая, еще одного повстанца... Мне казалось, что именно это и нужно: просто пытать и мучить меня, пока я не умру. Я не понимал, я не знал, что он видел, когда смотрел на меня.
— Что же он видел? — голос медика звучал тише шёпота, он был совершенно ошеломлён.
— Он видел себя, — разве не очевидно? — как он мог не видеть? Он видел своё прошлое, стремящееся стать его будущим. Он видел своего Волка. Он видел Тьму, предназначение и свою дражайшую династию ситхов.
— A что же видели Вы? — вопреки собственному желанию спросил медик.
— В нём?, — Люк отвернулся. Отравленные наркотиком глаза казались одновременно весёлыми и отстранёнными. Кривоватая ухмылка снова рассекла рану на его губах, — это неважно. То же самое, вероятно... в нас обоих было одно и то же. Видите ли, мы кружили вокруг одного и того же огня... Тьма и предназначение. На самом деле неважно, что видел в нём я. Это не имело значения, потому что я знал, что когда-нибудь уничтожу его. Однажды его драгоценный волк развернётся. Я видел то, что он скрывал... Я давно уже вывернул наизнанку его секреты и душу и увидел испуганного и отчаявшегося старика, неспособного отступить перед силой, которую, как он думал, заслуживал и считал, что может контролировать. Но я не мог контролировать её, а потому знал — я всегда знал, что не сможет и он. Поэтому не имело значения, что я видел в нём или что он делал. Потому что я знал, что преследовало его в самых страшных видениях, я знал, чего он боялся. Я знал, что это я. Я знал, каким опасным это делало его... но, откровенно говоря, с момента, как я впервые вышел из камеры, он перестал быть тем, что меня действительно пугало.
— И что же это? — шёпотом спросил мужчина.
Еле ощутимую паузу прервал лёгкий смешок. На лице Люка мгновением промелькнула безумная ухмылка.
— Всё время он меня спрашивал: "Расскажи мне свой самый страшный кошмар... расскажи мне, чего ты действительно боишься. Что видишь во Тьме, когда приходят твои демоны?" Никогда я не рассказывал ему... Никогда я не рассказывал ему о том, что видел, что преследует мои собственные видения и кошмары, что действительно пугает меня, — неспешно моргнув Люк опустил взгляд, раздумывая над собственными словами, — никогда я не говорил ему, что единственное, чего я боюсь по-настоящему, демон, которого вижу во Тьме... это я сам.
* * *
Нахмурившийся Кальтер долго смотрел на сидящего перед ним человека, одурманенного, связанного, едва очухавшегося, но так легко превратившегося из бессильного пленника в зловещую силу.
— Вы убили его, не так ли?
— Как только я увидел его, я понял, что так и будет, — в этих отстранённых, беспристрастных словах звучала абсолютная, холодная убеждённость, — быть может, это стало моим изъяном... Наверное, именно поэтому я и пал. Почти пять лет я боролся с этим... с манипуляциями, которыми он как цепями опутывал меня, против моего абсолютного знания, что я хочу его смерти. Я жаждал приставить сейбер к его горлу и всадить клинок до упора. Я хотел быть там — быть настолько близко, чтобы увидеть, как в его жёлтых глазах гаснет жизнь. Я хотел знать, что это сделал я. Но всякий раз, когда я едва приближался хотя бы к мысли о попытке, он тащил меня в камеру и выбивал эту мысль. Год за годом, день за днём. Снова и снова он разбирал меня на части... пока я не перестал помнить, что я утратил, не говоря уже о том, почему это было важно. Но я знал... Я всё равно знал, что однажды убью его.
Он посмотрел в лицо своему инквизитору, в жутких, несовпадающих глазах плескались непроницаемое спокойствие и сомнительная уравновешенность.
— Он сделал меня тем, кто я есть. Забрал всё, чем я был. Все надежды, всё будущее он разбил вдребезги и размолол в пыль. Потому что они были ничем, говорил он, потому что я был ничто, — послышался лёгкий сухой смешок, в котором не было и следа юмора, а пронзительный взгляд обрёл пугающую ясность, — и вы сейчас думаете, что я боюсь умереть... Вы полагаете, что можете мне угрожать, утверждая, что обладаете властью над моими жизнью и смертью. Вы не понимаете — я давно мёртв. Я уже тысячу раз умирал в подобной камере... и ещё один ничего не изменит.
* * *
Все складывалось скверно. До начала заседания Совета на борту Дома Один оставались считанные минуты, а споры уже разгорались. Реакция Галактики на кадры с Императором была практически такой, какую Лея и ожидала: всеобщее осуждение.
Вопреки собственным сомнениям, она поступила так, как просил Люк. И, как только вернулась после их встречи, долго и упорно убеждала Совет официально заявить, что Альянс Повстанцев не причастен к похищению Императора. Но Совет вновь и вновь ссылался на большую ответственность, на то, что если они сделают так, то тем самым публично признают раскол в руководстве Альянса, достаточный, чтобы одна фракция предприняла столь радикальные действия без ведома или благословения другой. А они просто не могут позволить себе признаться в подобной слабости. Долг, говорили они, превыше всего.
И что она могла, когда возвращалась, уже разрываясь между необходимостью сохранить Альянс и пониманием того, что, делая это, она подвергает Люка гораздо большему риску. Риск... это был не вопрос риска, это была жизнь её брата.
А теперь это.
Он знал, когда предложил ей отмежеваться от Мадина. Он точно знал, как это произойдёт. И она тоже. Но он всё равно настаивал на том, чтобы Лея как можно скорее объявила о расколе между Альянсом и Мадином, вне зависимости от его собственной судьбы. Но позже она поняла, что ценности человека, рисковавшего и потерявшего всё ради её спасения на Беспине, не так уж сильно изменились. Просто ради их достижения он был готов пойти на всё. И это даже усугублялось тем, что он не требовал от других того, чего не готов был отдать сам... так как знал, публичное отречение Леи от Мадина станет его — Люка — смертным приговором. В памяти отчётливо прозвучали его слова, с абсолютной убеждённостью сказанные, когда он сидел в камере Мадина связанный, избитый и в синяках: "Вы не можете быть связаны с этим. Иначе всё, чего мы пытаемся достичь, будет потеряно, а я не хочу отдавать это ему, я не позволю ему это отнять".
Она не была слепой... несмотря на всё случившееся, во сне её по-прежнему преследовал волк и стоял у неё в тени, но сейчас... сейчас, после того как она заглянула в его выразительные, несовпадающие глаза, в её душе пробудился ещё более мощный отклик.
Когда был уничтожен Альдераан, она думала, что лишилась всякой связи с семьёй. Сейчас ей дарован шанс — не просто приёмная семья, сколько бы они для неё ни значили, но брат, брат-близнец — это было невероятно, это стало для неё всем. Но она не могла отказаться от того, за что боролась всю жизнь, а Люк даже и не просил о таком. И от этого почему-то становилось лишь тяжелее: он хотел, что бы она следовала своим убеждениям. В глубине души они были и его.
Как она могла бросить того, кто был её частью, и понимал это?
Она уже отправила на Корускант личное сообщение со словами сочувствия и отрицания своей причастности к этому. Хан предложил послать его рыжеволосой охраннице, которую всегда видели рядом с Люком... в конце концов, Люк доверял этой рыжей настолько, что приходил с ней на каждую встречу. Сообщение было неофициальным и не отслеживалось. Его составили и отправили без чьего-либо ведома из кабинета Теж в отделе разведки, но даже тогда оно казалось жалкой мелочью.
Сейчас Теж выступала со своей неизменной твёрдой решимостью, возвращая в реальность сознание Леи, а обсуждение Совета — к его началу.
— Скажу так, господа: я могу гарантировать, что генерал Мадин более не заинтересован в суде. Он хочет казни, и он хочет устроить её трансляцию по Голосети... и я не сомневаюсь, что он собирается это сделать. Он уже выложил... неоднозначное головидео Императора. Он уже объявил, что вскоре выложит продолжение. Я абсолютно уверена, что на следующем головидео будет казнь. Мы действительно хотим быть связанными с этим, даже малейшей ассоциацией? Можем ли мы себе это позволить?
— Наконец-то мы предприняли решительные действия, — вклинилась коммандер Одиг, всегда решительно поддерживающая Мадина.
— Мы оказываем поддержку и доверие радикалу, — твёрдо возразила Лея.
— Содействуя незаконной казни, если она состоится, — серьёзно добавил Риекан, — мы должны отказаться от любых связей или поддержки, пока у нас ещё есть такая возможность... и так это уже смахивает на рефлекторную реакцию(1).
— Если мы сейчас отречёмся от Мадина, то потеряем всякий контроль над ним, — даже понимая, что таково было желание Люка, Лея всё же колебалась, уклоняясь от этого крайнего варианта.
— В любом случае, он уже перестал подчиняться приказам или политике, — хрипло сказал Акбар, — Он фактически...
— Мэм? — вошедший в зал Совета адъютант остановился возле Леи. И сейчас — как никогда вовремя, именно сейчас — пришло сообщение, которого Лея ждала почти двое суток, — генерал Мадин вышел на связь.
Лея выпрямилась перед погрузившимся в тишину Советом.
— Соединяйте, лейтенант.
* * *
— Генерал Мадин, — изо всех сил Лея старалась, чтобы в её голосе звучала только холодная уверенность, а не отвращение к человеку, удерживающему сейчас её брата.
Распространившееся по залу Совета волнение оказалось не столь сдержанным, и она поняла, что, несмотря на свои личные чувства, она вполне может оказаться посредником, пытающимся сдержать обе стороны, поскольку Совет становился всё менее склонным доверять Мадину.
Сам мужчина сидел высокий, прямой, лёгкое мерцание голопроектора не скрывало его самоуверенной надменности.
— Мэм, господа.
Лея чувствовала, как руки сжимаются в кулаки, и ногти впиваются в ладони.
— Моё уважение, генерал, сэр. Вы заставили всех говорить об Альянсе, — высказался первым ещё один ярый сторонник генерал Галл.
— Вам, похоже, кажется, что это хорошо, генерал Галл, — с ледяным видом к нему обратился генерал Котта.
— А Вы думаете, что это не так? Наконец-то мы вызвали хоть какую-то реакцию — эта новость у всех на устах, — привстал Галл.
— По дурному поводу, — резко ответил генерал Риекан, никогда не стеснявшийся в выражениях.
— Дурной повод? Разве это не способствует нашему делу?
— Нашему делу? — вопросил Риекан, — эти... кадры должны способствовать нашему делу?
— Эти кадры и слова призваны разжечь пламя под унылым благодушием, распространившимся за последние несколько лет, генерал, — решительно сказал Мадин, — как в Галактике в целом, так и в самом Альянсе.
— Они определённо удались, генерал, — с чувством сказала Лея, — хотя я беспокоюсь, а не слишком ли они... зажигательны.
— Всё это было сказано с твёрдыми намерениями и абсолютной решимостью, руководитель Органа, — сказал Мадин, ужесточив тон, — помнится, при прежнем руководстве мы позволяли себе подобные вещи.
Лея кивнула:
— Жаль, что среди этих сильных слов об абсолютной приверженности Альянсу нет упоминаний о его целях и принципах... О том, что он борется с несправедливостью, которую олицетворяет Империя, а не с человеком, который...
— Империя и Император — синонимы, — решительно вклинился Мадин, — нанеся удар по одному, мы бьём по обоим. Неужели мы настолько беззубы, что даже пытаемся бороться за...
— Извините, — прервав Мадина, с присущей ей убеждённостью возразила Лея, — но я служила в Сенате, генерал. Я знаю, когда мне навязывают противоречивые слова... и действия. Вы от имени Альянса сделали публичное заявление. И теперь, если мы его не поддержим, мы утратим авторитет. А если поддержим, то утратим порядочность, а вместе с ней и право заявлять о связи или приверженности ценностям Старой Республики.
— У нас есть шанс навсегда изменить судьбу Галактики! Император в наших руках!
— Мы все это прекрасно знаем, генерал, — Риекан даже не пытался скрыть свое омерзение, — Мы видели эти кадры.
— Вы видите только то, что хотите видеть. Посмотрите на картину в целом! Прямо сейчас в моем распоряжении есть средство закончить эту войну — закончить решительно, в нашу пользу.
— Убийством одного человека?
— Убийство? Давайте поговорим об убийстве — я привлекаю к ответственности массового убийцу, диктатора.
— Правосудие! Что даёт Вам право поступать подобным образом? — спросила Лея, — кто дал Вам это право?
— Может быть, Вам стоит спросить об этом у Мон Мотмы, руководитель Органа, — обернулся к ней Мадин.
— Человек, которого Вам так не терпится убить, не казнил Мон Мотму, генерал. Как бы нам не претил этот факт, как бы мы не считали его неправильным в принципе, он арестовал её и передал государству. Она находилась под юрисдикцией Империи, а не его.
— Он и есть Империя! — Мадин практически кричал, — Отдал ли он её на расправу(2) или убил сам — все равно. Он знал, что делает — каков будет результат любого шутовского суда, который они устроили.
— А разве мы станем чем-то лучшим, если сейчас сделаем то же самое, — возразила Лея, — хуже, потому что Вы даже не намерены предложить хотя бы пародию на суд, не так ли... не так ли?
— Интересно, как Вы объясните нам, почему Вам так важно, казню ли я признанного диктатора, руководитель Органа? — прорычал Мадин.
Лея умолкла, услышав невысказанную угрозу, но тут же вмешался Риекан:
— Мы стремимся защищать любую жизнь и её основные права, генерал. Даже Империя признаёт их сейчас.
— Показуха, чтобы умиротворить массы, — отмахнулся Мадин, — Император не собирается отказываться даже от крупицы своей власти. Он — новое лицо всё того же старого режима.
Уставившись рыбьими глазами на голопроектор, заговорил Акбар:
— Если это фикция, генерал, то он горы свернул, чтобы придать ей максимальную достоверность. Воистину его коварнейшая уловка — это отмена декрета о рабах(3) и восстановление неотчуждаемых прав, — Лея прекрасно знала, что как никто другой именно он имеет право ссылаться на это: долгое время его собственная раса страдала от рабовладельческих законов Палпатина, — это новый Император и уже новая Империя, генерал. Я и подумать не мог, что окажусь в столь неловком положении опасающегося, что она получит моральное превосходство. Из-за Ваших действий.
Лея видела, как каменеет лицо Мадина, как он начинает понимать, что, несмотря на своих защитников, оказывается в изоляции. Она видела, как исчезает последний шанс на возвращение Мадина и, таким образом, на доступ к Люку.
— Я думаю, нам всем нужно успокоиться, — попыталась она, — то, что произошло после Квенна, — это эмоциональный вопрос, поляризовавший наши позиции, но это ни в коем случае не...
— Квенн, — выпалил Мадин, — почему бы Вам не пояснить Совету, что именно делали Вы на станции Квенн в тот день, мэм?
Лея выпятила подбородок, решив не поддаваться больше угрозам. Потому что так нужно, — это та черта, которую она не переступит. Каждый раз, когда она уступала и отступала перед его завуалированными угрозами, она укрепляла его позиции и ослабляла собственные. Она делала то, что отвергала всю жизнь — уступала хаму. Она молчала, когда всё в ней кричало, что она должна высказаться... и более она в эту игру играть не будет. Не даст ему этой власти над собой.
— Что я делала на Квенне? Вы знаете не хуже меня, Мадин... Я была там, чтобы продолжить неофициальные переговоры с Империей... Мирные переговоры, которые должны были привести к встрече на высшем уровне между Империей и Альянсом. Я была там, чтобы договориться о мире с единственным человеком, который, как Вы сами только что признали, может считаться истинным воплощением Империи... Я была там, чтобы встретиться с Императором... ещё раз.
Моментально Совет охватило бурное волнение. С грохотом опрокинув кресло вскочил генерал Галл.
Теж Масса была уже на ногах, держа руки перед собой:
— Господа... Господа!
Посреди всего этого шума, скрывая бешеный стук сердца за крепко стиснутыми челюстями, стояла Лея.
Некоторое время спустя шум всё же утих настолько, что Масса попыталась продолжить:
— Господа! Это делалось с ведома и при полном содействии разведки. Именно я рекомендовала руководителю Органе воздержаться от сообщения Совету деталей диалога, находящегося на самой предварительной стадии, и я остаюсь при своём решении. Из-за продолжающихся утечек информации, деликатности вопроса и отсутствия пока конкретики, которую мы могли бы донести до Совета, я посоветовала руководителю подождать. Она действовала в соответствии с моими рекомендациями.
Впечатлённую проявленной Теж солидарностью, Лею охватило чувство вины от понимания, что если она проиграет, то утащит за собой и Теж Массу.
Она отстранённо заметила, что в начале суматохи Теж успела поставить на удержание связь с Мадином, так что застывшее изображение генерала кривилось в старательно сдерживавшейся им самодовольной улыбке.
Вытянув перед собой руки стоял генерал Риекан и пытался перекричать общий шум:
— Руководитель... Руководитель Органа, позвольте мне уточнить... Вы встречались с Императором?
Его взвешенный голос почти мгновенно был перекрыт возмущёнными воплями Галла:
— Вы действительно были с ним в одной комнате! Когда?
Не сводя глаз с Риекана, Лея подчеркнуто проигнорировала вспышку Галла:
— Да, я говорила с ним. Именно поэтому я и была на станции Квенн.
Галл вновь поспешно вклинился:
— Я думаю, что нам всем очень повезло, мэм, что генерал Мадин успел вмешаться.
Этого она не могла пропустить:
— Что именно Вы хотите сказать, генерал Галл?
— Я говорю, мэм, что Император всегда играет масштабно. Я говорю, не удивительно, что Императору нельзя доверять — он известный стратег и непревзойдённый лжец. Позвольте мне ещё раз напомнить Совету, как он убрал предыдущего лидера Альянса — не было прямого нападения на базу повстанцев... Это была продолжительная, тщательно разработанная операция, проводившаяся в течение длительного времени с целью выманить вождя Мотму в опасное место. Я говорю, мэм, что обеспокоен тем, что он может взяться за свои старые трюки.
— У него были возможности арестовать или убрать меня, если бы он захотел этого, генерал. Трижды я встречалась с Императором лицом к лицу для обсуждения условий, которые позволили бы Альянсу и Империи вступить в переговоры о прекращении военных действий на основе новых законов и указов, принятых им с момента прихода к власти. Он стремится сделать больше... Он намерен сделать больше... И ему нужно наше сотрудничество.
— Зачем? — бросил вызов генерал Галл.
— Он хочет, что бы занятые сейчас в продолжающемся конфликте войска были направлены на обеспечение правопорядка в условиях смягчения Имперской Конституции. Для этого ему нужно, что бы прекратились все операции против Империи. Взамен он предлагает уступки и поэтапное...
— Уступки! — со сдерживаемым пренебрежением произнесла Одиг, — и на какие же уступки он может пойти?
— Он уже дал нам больше, чем Вы можете себе представить. Во время нашей первой встречи я попросила доказательств его намерений. На второй встрече я получила координаты Луны Эндора. Когда я прилетела туда, на орбите вокруг неё... вращалась укрытая щитами новая Звезда Смерти. Я стала свидетелем её уничтожения, продемонстрированного Императором в качестве подтверждения его намерений. Я потребовала большего — он дал нам Фондор — весьма показательная уступка.
Где-то на задворках сознания Лея отметила, что сейчас она защищает перед Советом действия Императора, и всё же она не остановилась:
— Сейчас я задаю вам тот же вопрос, который он задал мне при нашей первой встрече лицом к лицу. Я спрашиваю вас, сможете ли вы отбросить старые предрассудки и использовать этот единственный шанс, сделать этот шаг в неизвестность? Я спрашиваю вас, господа, что важнее: шанс на мир и демократию или наше собственное устаревшее чувство самоидентификации в, как справедливо заметил адмирал Акбар, меняющейся Империи? Я не говорю, что мы капитулируем — никогда — я говорю, что мы сядем за стол переговоров и будем договариваться. Я спрашиваю, кто из нас сможет со спокойной совестью отказаться. Один мудрый человек однажды сказал: "Дело не в том, как нас называют, и не в том, где мы стоим. Нас определяет то, что мы делаем". Это был мой... это был Бейл Органа, и он отдал жизнь за свои убеждения. И без тени сомнения я могу сказать, что если бы он сегодня был здесь, он первый сказал бы, что это правильно — это возможность, которой никогда не было. Недостаточно иметь цель... нужно найти путь к ней. Я верю, что это наш шанс — это наш миг, который никогда больше не повторится. Мадин прав... Вопреки всему своему фанатизму и нетерпимости, он прав в одном: у нас есть шанс изменить судьбу Галактики. Вопрос в том, достаточно ли мы смелы, чтобы воспользоваться им? Достаточно ли мы велики, чтобы переступить через собственные предрассудки и сделать шаг в неизвестность? Признаюсь, мне потребовалось много времени, чтобы заглянуть в себя и найти ответ... И я знаю, что несмотря ни на что, я никогда не пожалею о своем выборе. Я прошу вас задуматься над своим.
Лея долго всматривалась в каждое лицо за этим столом, затем развернулась и с высоко поднятой головой вышла из комнаты.
Спустя шесть шагов в коридоре её начало трясти.
* * *
Пока она шла в свой кабинет, Теж бегом догнала её. Как всегда, шеф разведки не тратила слов попусту.
— Дебаты ещё продолжаются, и мне нужно вернуться туда. Мадин пока ещё на связи. Как только я вернусь в зал Совета, я отключу связь. Вам нужно связаться с ним из кабинета и попытаться уговорить его. Пожалуй, Вам хватит времени до окончания заседания, пока Одиг или Галл не уйдут и не доложат ему, что произошло.
— Думаете, у меня получится его уговорить?
Тег поджала губы, и Лея поняла, что дискуссия, из которой она только что вышла, была пустяком по сравнению с той, в которую ей предстояло вступить.
* * *
Когда Лея вошла в свой кабинет рядом с залом Совета, Хан встал. Лея знала, что он скоро уйдёт, он только хотел узнать, чем закончится заседание Совета.
— Что за ситховщина там происходит? Я отсюда слышал рёв и вопли, как на свадьбе вуки.
Глядя на Хана Лея помедлила немного и активировала комлинк. После вступления в должность столько раз она, опасаясь упустить перспективу, говорила себе, что не вправе позволять своим чувствам управлять разумом что она не должна позволять себе вовлекаться на личном уровне. Что ж, у неё нет ничего более личного, чем это... и это казалось абсолютно, безусловно правильным.
— Подготовь "Сокол", а мне надо ответить на этот звонок. О том, что случилось, я расскажу по дороге.
Почти уже в дверях Хан остановился:
— Подожди-ка... по дороге?
— У тебя найдётся свободное место на том ржавом, но, как ты утверждаешь, очень быстром ведре?
— А как же то, о чём ты говорила, ну, знаешь, общая картина, великая цель, большая ответственность и вот это вот всё?
Лея изогнула бровь над сверкнувшими глазами:
— Несколько дней всё это как-нибудь проживёт без меня. Я собираюсь забрать моего брата.
* * *
Когда Хан вышел, Лея активировала комлинк и сразу же, не дав Мадину шанса начать, заговорила:
— Что ж, мне вернуться и рассказать им остальное? Хотелось бы, конечно, сделать это по своему плану, но если придется, можно и по Вашему... И я приложу все силы, чтобы в процессе разнести в пух и прах все Ваши мелочные интриги.
— Интриги? Я еще даже не начинал, — прищурился Мадин.
— Крифф, Вы на чьей стороне сражаетесь?
— На собственной, — сказал Мадин, похоже, весьма довольный этим ответом, — в свете последних событий я убедился, что никому более не верю. И если взглянуть на всё с этой точки зрения, думаю, что целесообразность нашего дальнейшего сотрудничества на исходе. Откровенно говоря, вы больше мешаете, чем помогаете, а у меня есть свои методы решения проблем, что может подтвердить Ваш брат. Хотя, похоже, это ненадолго. Скоро он также утратит полезность. Осталась лишь одна цель, которой он послужит.
Поняв наконец, что не в состоянии больше сдерживать Мадина, Лея озвучила последнюю угрозу:
— Сделаете это, и мы отречёмся от Вас. Мы публично открестимся от Вас. Сделаете это, и останетесь сами по себе, Мадин.
Лицо Мадина закаменело, он вздёрнул подбородок:
— Спасибо, руководитель. Трудное решение Вы сделали значительно легче. Из-за былой преданности Мон я боролся с желанием сложить с себя полномочия и тем самым доверил успешную операцию Совету, достаточно глупому, чтобы поддерживать Вашу власть. А она будет успешной — смерть Императора начнёт войну, которую Ваш смиренный Альянс без моего вмешательства, похоже, начать не в состоянии. А информация, имеющаяся у Императора, даст нам средства для решительного окончания этой войны. На наших условиях. Сейчас Вы разъяснили мне моё место я занимаю в этом... новом Альянсе... И это, как и многое в Вашем Альянсе Повстанцев, вызывает глубокое разочарование, но совершенно не удивляет. Я отказываюсь от любых связей с немощным, блёклым, ничтожным непослушанием, в которое превратился Альянс. Я отказываюсь от любых и всех связей... Настоящим я слагаю с себя все обязанности, руководитель Органа.
— Подождите! Мадин,.. — но Лея говорила уже со статичной картинкой. Связь прервалась... вместе с какой-либо возможностью контролировать его. Ситх, что она наделала? Лея поникла, опустив голову на руки... Отныне у них не было ничего, ни доступа, ни контроля... Лея резко встала, озарение вывело её из отчаяния.
Она переключила канал, и тут же ободряюще зазвучал голос Теж:
— Руководитель?
Лея прерывисто вздохнула, но заговорила она твёрдо и уверенно в себе:
— Теж, Вам необходимо сейчас же отключить все коды доступа генерала Мадина. Все. Отключите его от системы. Затем мы должны опубликовать официальное сообщение о том, что Крикс Мадин не является более членом Альянса. Мы не приемлем ни его действий, ни его намерений.
Теж нахмурилась, тщательно сдерживая тревогу в голосе:
— Он ушёл в отставку?, — она прервалась, как всегда просчитывая варианты, -...или он уволен?
— По своей воле генерал более не с нами, и мы должны публично дистанцироваться от его действий.
У Теж перехватило дыхание, она жёстко произнесла:
— Он собирается казнить Императора, — это не было вопросом.
* * *
У себя в кабинете, отдав первоочередные распоряжения и подумывая установить наблюдение за известными сторонниками Мадина, Теж Масса откинулась на спинку кресла. На какое-то мгновение она растерялась, что делать дальше.
По мере просчёта вариантов у неё сжимались челюсти. Они должны разыскать Императора... Ей во что бы то ни стало надо убедить Альянс сделать это. Если они потеряют его...
На личный комлинк в ящике стола поступил кодированный вызов, и она с трепетом вытащила его, удивляясь, что он вообще прозвучал... Её пронзила короткая вспышка отчаянной надежды.
— Да?
— Мой код доступа: Фелуция, Кашиик, Дорин, один-один-три-девять-три, — просто сказал незнакомый голос.
Чувствуя как дрожит голос, Теж подтвердила код:
— Подтверждение: Дорин, Дорин, Скако, пять-пять-девять-ноль-девять. Кто Вы? У Вас надёжные документы?
— Доложите о ситуации, — проигнорировал вопрос неизвестный голос.
Теж была в таком отчаянии, что почти не колебалась:
— Мадин отстранён, он подал в отставку. На данный момент я не имею доступа к генералу и не могу контролировать или влиять на его действия, кроме как попытаться заявить о своей верности и присоединиться к нему. У Вас есть какие-нибудь новости?
— Ситх! — на несколько секунд связь прервалась, и Теж поняла, что контакт передаёт информацию другим. Затем со статическим щелчком связь возобновилась.
— Вообще-то, да, — мрачно произнёс женский голос, — мне необходимы точные координаты и код допуска на "Дом-Один"... и мне нужен доступ в док.
— Вот! — замешкалась Тэг, — Вы же понимаете, что если я сделаю это, моё прикрытие будет провалено.
— Просто впустите меня.
* * *
Лея сидела у себя в кабинете, тупо уставившись в стену напротив, и ждала... чего-то. Какого-то чуда. Тоска... пусть будет...
Из задумчивости её вывел стук в дверь. Моргнув сухими глазами она выпрямилась.
— Войдите.
Вошла Таг Масса, и Лея еще никогда не видела, чтобы эта женщина выглядела настолько испуганной. У нее сжалось сердце, а во рту внезапно пересохло так, что она не могла вымолвить ни слова.
— Вам надо пойти со мной, — серьёзно сказала Масса.
— Зачем?
— Вам надо пойти со мной, прямо сейчас.
— Куда мы идём? — побуждаемая интонацией Теж, Лея поднялась.
* * *
Молча они дошли до дока снабжения, где Теж хмуро обернулась к Лее:
— Прошу Вас полностью довериться мне. Поговорите с ними... просто поговорите с ними.
Нахмурившись Лея окинула взглядом знакомый ангар... там, в дальнем углу, стоял неизвестный корабль, помесь дальнего разведчика с истребителем. Без колебаний она пошла вперед... Это охотники за головами, кто-то, кому, по мнению Теж, она может доверять?..
Поднявшись по пандусу на пару шагов, она осознала реальность. Не сводя глаз со входа, внутри напряженно стояли рыжеволосая девушка и невысокий мужчина с оливковой кожей. Лея невольно потянулась за отсутствующим бластером...
— Подождите! — мужчина, Лее он был известен как один из помощников Люка — Нейтан Халлин, вытянув руки перед собой, подался на полшага вперёд, — подождите, пожалуйста.
— И у вас хватило наглости заявиться сюда,.. — прищурившись, замерла Лея.
— Руководитель, пожалуйста,.. — начала Теж, и Лея обернулась к ней.
— А Вы! Позволили им проникнуть сквозь наши заслоны! Как они вообще нашли,.. — она осеклась, осознав ужасную правду, — иы... ты сдала им координаты. Когда ты отправила моё сообщение, ты добавила координаты, ведь так? Ты на самом деле сообщила имперцам координаты "Дома-Один". Ты... Ты,.. — у нее не было слов. Как долго она знала Теж... пять лет, шесть? — скажи мне, что это был единственный раз
Теж не шевелилась, её прищуренный, оцепенелый взгляд искал глаза Леи.
— Это была ты, верно? — Лея не могла поверить, что у неё хватает духу говорить. Все годы, что она знала Теж, она доверяла ей, её интуиции, чувству общей цели, — всё это время это была ты. Ты и есть шпионка.
— Я только,.. — покачала головой Теж, — сделала выбор спустя год после появления Наследника на Корусканте... Именно тогда он связался со мной.
— А до того?..
— Он никогда не был им, руководитель, — вновь покачала головой Теж, — Скайуокер никогда не был шпионом... думаю, теперь Вы это знаете. Кротом был ваш начальник отдела связи по имени Лимарит.
— И ты заняла место, которое освободил Лимарит.
— Лимарит был шпионом Палпатина. Я сотрудничала только с Наследником — с Люком Скайуокером — и делала это, зная, что он не собирался нас уничтожать. Я не предатель, мэм. Я искренне верю — верю, что это путь к миру... единственный путь. Моя преданность Императору не меньше, чем преданность, которую я испытываю к Вам и к Альянсу, и всё по той же причине... по искренней вере в то, что он будет использовать её мудро. Он сказал мне, что вместе вы сможете установить мир. У него было — есть — видение, и я полностью полагаюсь на него, чтобы воплотить его в жизнь... Я считаю своим долгом, своей миссией сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь ему в этом. Не считайте меня предателем, мэм. Я никогда им не была.
Всё происходило так быстро, что Лея просто не успевала осмыслить случившееся. Теж — крот... Теж, оберегавшая Лею, поддерживавшая её и... крифф... Она поддержала кандидата Скайуокера в лидеры Альянса! Вот почему она так внимательно следила за Леей! Вот зачем она стала её доверенной! Чтобы направлять действия Леи! Чтобы влиять на её решения!
— Ты в меня хоть когда-то верила? — Лея кипела от гнева.
— Всегда, мэм. Я всегда поддерживала Ваши взгляды и Вашу точку зрения. Я всегда считала, что у Вас хватит решимости вывести нас из противостояния.
— Ты предала меня.
— Никогда, мэм. Я всегда стремилась оберегать и помогать Вам, а вместе с Вами и основным принципам Альянса...
Новая мысль осенила Лею, и она перебила Теж.
— Почему ты помогала ему, ты же даже не знала,.. — она замерла, а Теж кивнула.
— Будучи полевым офицером, ещё до того, как меня взяли в разведку, я ходила с ним на несколько заданий. Я видела в нём то же, что вижу в Вас, мэм... То же упорство, ту же честь, те же принципы. Те же стремления. Когда его схватили имперцы, я была потрясена. После своего исчезновения он не связывался со мной больше года, а я к тому времени уже работала в разведке. Но я знала его, и потому согласилась... Я считала себя в долгу перед ним. И когда я решилась, ну, я ведь уже служила в разведке — это было нетрудно: подчистить несколько файлов, изменить несколько деталей так, чтобы официально я никогда не встречалась с Люком Скайуокером. Это были особо секретные спецзадания, записей о которых практически не велось.
— Почему ты согласилась?
— Потому что я и тогда не верила этим слухам, — задрала голову Теж, — я сражалась рядом с ним... В бою видишь людей такими, какие они есть. Ты видишь их лучшие и худшие качества. Люку Скайуокеру я не раз доверяла свою жизнь... и я уверена, что могу доверить ему свою надежду, своё будущее и свою Галактику. Я знала его... это было то, что я делаю, мэм... я оцениваю — разведданные, людей... это всё то же... и даже тогда у меня это хорошо получалось. Поэтому я не верила ни единому слову из того, что доносилось с Корусканта. Но у меня была роскошь выбора. Вы были совершенно в другом положении. Вас уже готовили к руководству, и Вы не могли позволить себе такую роскошь, как личное мнение... Я понимаю это. Я верила... и до сих пор верю, что поступаю правильно. Или, может быть... Я помню, как, впервые связавшись со мной, Скайуокер сказал, что просит меня сделать нечто дурное из благих намерений. Это придало мне уверенности... Уже тогда он знал свои слабости. Знает и сейчас.
— Он весьма убедителен.
— Да, он такой, мэм, — ответила Теж, спокойно выдерживая взгляд Леи, — потому что он полностью верит в то, что говорит. А он говорит, что Вы с ним способны добиться мира... И я ему верю, совершенно. И простите меня, мэм, но я думаю, что и Вы тоже.
Рыжая — та самая, которой Лея отправила сообщение — стоявшая скрестив руки на груди, решила вернуться к делу:
— Что ж, это всё действительно весьма увлекательно. Но между тем след остывает, — она пристально взглянула на Лею, — то, что Вы говорили на станции Квенн — это серьёзно?
Лея нахмурилась, и Джейд выпятила подбородок:
— Вы говорили, что хотите всё это изменить, что хотите, чтобы всё получилось. Единственный человек, который способен сделать это, удерживается сейчас одним из ваших генералов... Поэтому я спрашиваю Вас вновь: Вы действительно хотите, что бы это всё закончилось?
Лея молчала, и Джейд вновь заговорила:
— Люк доверял Вам... Он всегда доверял Вам. С самого начала, несмотря ни на что, он выделил Вас. А он, скажу Вам, доверяет не многим.
— Он никогда не доверял мне.
— Он доверял Вам настолько, что взошёл на борт "Осы", хотя знал, что это ловушка.
Всё внутри Леи сжалось от чувства вины:
— Наши люди ищут "Осу". Девять отрядов прибыли на её последнее известное местоположение.
— Девять отрядов? — сухо переспросила Джейд, — наверное, Вам будет интересно знать, что у Империи сто шестьдесят пять Звездных Разрушителей, девяносто семь крейсеров-заградителей, сто тридцать пять фрегатов, триста корветов...
Невысокий мужчина наклонился и прошептал:
— Мара, думаю, она в курсе.
— Нет, не понимает, — не спуская глаз с Леи, нахмурилась Джейд, — потому что от них всех не будет никакого толку — всё равно Люка убьют. Они просто не успеют. Ему требуется нечто иное — ему нужно то, за что он так упорно боролся. Ему нужно сотрудничество... здесь, сейчас, потому что мы отреагируем быстрее... объединившись. Независимо от того, во что мы верим, на какой стороне мы сейчас стоим... неважно это. Люк был прав, когда дело дойдет до конца, это не будет иметь значения. Политические взгляды, личные позиции... они разделяют нас, потому что очень умный старик-манипулятор сказал нам, что так и должно быть, а мы все оказались настолько доверчивы, что слушали и думали, что это важно. Но сейчас происходит что-то действительно важное, и по сравнению с этим... Мне всё равно. Мне плевать на всю эту политику — это разница во мнениях, а не в намерениях. Всё, что я знаю, это то, что прямо сейчас, у людей на этом корабле, есть наилучший шанс сделать так, чтобы всё получилось. Мы те, кто ближе всего к проблеме, а значит и к фактам, с обеих сторон. Здесь все, кто ему нужен... Поэтому я спрошу ещё раз, Вы действительно были серьёзны во всех этих разговорах с Люком? Потому что если да, то прямо сейчас Вам надо пойти со мной.
Явно сочтя, что в этом деле он должен послужить посредником, худощавый мужчина кашлянул и подтянулся:
— Вам, наверное, стоит учесть, что ни разу в жизни я не слышал, что бы Мара сказала "пожалуйста".
Лея невозмутимо разглядывала Джейд:
— Вам стоит учесть, что в моей жизни это первый случай, когда я готова прислушаться к имперцу.
— Это "да" или "нет"? — спросила Джейд, — потому что мы теряем время и выбиваемся из графика.
— Почему Вы решили, что я позволю Вам уйти? — наклонила голову Лея.
— Почему Вы решили, что способны остановить меня? — не моргнула глазом Джейд.
— Возможно, нам всем стоит,.. — неуверенно шагнул вперёд Халлин.
— Тихо! — одновременно скомандовали обе женщины и переглянулись.
— Он много болтает, — пожала плечами Джейд, — к счастью, как правило, это бывает полезно... в конце концов.
Лея облизала пересохшие губы:
— Если мы это сделаем, то на моих условиях, — она вообще задумывалась об этом?
— Если мы это сделаем, — покачала головой Джейд, — то без всяких условий. Мы сделаем это. Ради Люка. Мы вытащим его, а потом разойдёмся каждая в свою сторону.
— Я не подвергну опасности "Дом Один". И я не вправе рисковать флотом, действуя в тесном контакте со Звёздными Разрушителями.
— Я не прошу флот, я прошу Вас. Флот только задержит нас.
— Мара, нам может понадобиться подкрепление,.. — наклонился и тихо сказал медик.
— Флот уже ищет его, Нейтан, больший и оснащённый лучше, чем всё, что могут собрать Повстанцы. Дело не в количестве.
— Мне показалось, Вы говорили, что он даёт хорошие советы, — вздёрнула подбородок Лея.
— Я сказала "в конце концов", — возразила Джейд, но приостановилась, — Вы можете информировать свой флот, но помните — я не собираюсь вытаскивать Люка из одной тюрьмы только для того, чтобы передать его в другую. И мы действуем самостоятельно... Я не намерена ожидать согласования каждого шага с флотом.
— Хорошо.
— Хорошо, — кивнула рыжая.
Несколько томительных секунд царила тишина, когда вновь высунулся Нейтан Халлин:
— Мы должны... пожать руки?
Несколько секунд Джейд страдальчески смотрела на него, потом вновь обратилась к Лее:
— Итак, как я поняла, ваш двуличный вомп-крыс(4) просто взял и подал в отставку, — она повернулась к Теж, — когда в крайний раз Вы получали координаты(5) "Осы"?
— Мы отслеживаем использованный им канал ГолоНета. Но зная Мадина, можно предположить, что его сигнал перенаправлялся минимум через полудюжину усилителей и маршрутизаторов; а раз он только что подал в отставку, то, наверняка, уже прыгнул, — Теж обернулась к Лее, — я передам Вам координаты — возможно они подтвердят наши прежние подозрения, — но всё равно это слишком большая территория, чтобы прочесать её в поисках одного фрахтовика.
— Нам известна модель и явно поддельный идентификатор "Осы", полученный на Квенне, — добавила Джейд, — полагаю, у вас есть что-то ещё?
— Я передам всё, что мы имеем, — сказала Теж, — у нас не так много данных об этом грузовике — это была одна из мелких заначек генерала... Но я изучила недавние заявки технического персонала Мадина, и, судя по ним, кроме щитов, "Оса" не была сильно модифицирована. У меня также есть список всех фальшивых идентификаторов Мадина.
Джейд деловито кивнула:
— Кроме того, нам нужен новый корабль.
— Что не так с этим? — нахмурилась Лея.
— Этот засвечен, — небрежно объявила Джейд, — скорее всего, имперские военные уже знают наш идентификатор.
— И почему это станет проблемой?
— Не станет... если у нас есть другой корабль.
— Есть у тебя другой корабль. И поверь мне, он гораздо лучше, чем этот, — все обернулись на новый голос и приближающиеся шаги по рампе. Расправив плечи Хан Соло, глянул на рыжеволосую и повернуться к Лее, — Чуи как раз пошёл прогревать "Сокол". Нам пора отправляться — время уходит.
Джейд взвалила на плечо громоздкую сумку, вернула в кобуру бластер и кивнула в знак одобрения — настоящий солдат: "Мне по душе этот парень".
1) 87. В оригинале: "knee-jerk response" — коленный рефлекс, рефлекторная реакция.
2) 88. В оригинале: "took her to her fate" — "повел её навстречу её судьбе"...
3) 89. Имеется ввиду Имперский Декрет A-SL-4557.607.232.
4) 90. В оригинале: "ratgash".
5) 91. В оригинале: "did you last peg".
Глава 42
Мадин вошёл в комнату наблюдения, где, откинувшись на спинку кресла, медик Кальтер наблюдал за спящим Скайуокером на виртуальном экране.
Кальтер встал, когда Мадин кивнув, бросил взгляд на экран:
— Пора его будить. Сколько он проспал?
— Денсон говорил, что прошлой ночью его поднимали три раза, сэр. Каждый раз около часа он сидел за столом, так что... примерно часа два сна, не больше. Получается девять дней подряд по два часа или меньше. Плюс ещё трижы его будили, потому что камера наблюдения опять барахлила.
Мадин кивнул, коротко взглянув в угол, на безобидную маленькую пластиковую коробочку — датчик зоны действия рабского чипа, свою запасную страховку. Единственный индикатор мигал зеленым светом, маленький приемник передавал кодированный импульсный сигнал на чип-заряд, вживленный в основание черепа Скайуокера. Если не приходил ответ из заданного радиуса, или если Мадин вводил код активации, он чип-заряд подрывался.
Кальтер внимательно рассматривал содержимое своей аптечку, содержавшей множество ампул.
— Вчера вечером я подобрал новую комбинацию, изменив соотношение ко-фралодиоста и триклиптидина. Похоже, в итоге на последнем сеансе это неплохо сработало.
— Как мне показалось, это сделало его всего лишь более болтливым, — хмыкнул Мадин.
— Вот это то нам и нужно.
— Нет, нам нужна информация. Время уходит, а мне неинтересно выслушивать историю его жизни.
— Так уж это работает. Чем больше он говорит, тем ему легче говорить и тем меньше он контролирует то, что рассказывает, — пожал плечами Кальтер.
— Это слишком долго. Мне нужны эти коды.
— Всё идёт настолько быстро, насколько возможно, сэр. Вы слышали запись, он привык к наркотикам. Слишком привык к ним.
— Тогда увеличьте ему дозу.
— Мы уже превысили безопасные дозировки, и применяем препараты слишком часто, даже по имперским стандартам. Если переборщить, у него может начаться психотический приступ, на восстановление после которого потребуются недели, а может и больше.
— Хорошо, — буркнул Мадин, — но тогда вопросы буду задавать я. Он мне отвечает.
— Вы заставляете его насторожиться, — покачал головой медик, — и он начинает прибегать к таким методам защиты, как обратный отсчёт. Взгляните на то, что он рассказал на самом деле — Вам он отвечает не больше, чем мне. Более того, учитывая последний сеанс, когда был применён ко-фралодиост, я бы подумал, а правильные ли вопросы мы задаём...
— Что Вы имеете ввиду?
— Я имею ввиду, во-первых, что не думаю, что он был шпионом.
— Я же просил Вас не задавать подобных вопросов, — пробурчал Мадин.
— Я и не спрашивал, сэр. Вы слышали запись — он сам рассказал.
— Значит, слушая его, Вы напрасно тратите время? У нас осталось пять дней до его казни, а мне нужны эти коды.
— Я думаю, это весьма существенно. Если он не был шпионом...
— Без разницы, кем он был. Важно, кто он есть сейчас, и информация, которой благодаря этому он обладает. Информация, которая мне нужна, — Мадин подошёл и глянул на аптечку, закрывая её, — Вы вводите ему дозу в двенадцать миллилитров, так?
Сжав губы, Кальтер опустил взгляд, явно сдерживаясь. Мадин тихо вздохнул: Скайуокер оказался той ещё штучкой, он действительно заставил задуматься одного из солдат Мадина. Оглянувшись, чтобы убедиться, что дверь за ним закрыта, он вернулся к Кальтеру.
— Дайте я Вам кое-что расскажу о человеке в той камере, лейтенант... Он — один из лучших агентов, которых я когда-либо видел, идеальный солдат, обученный самим Палпатином. Он сделает всё, что угодно, извернётся, как только возможно, чтобы получить то, что ему нужно. Он найдёт любую слабость — любую — и использует её. Я без тени сомнения уверен в этом, потому что в течение трёх лет он делал это со мной... и с остальными членами Совета.
Кальтер поднял взгляд, и Мадин кивнул, подтверждая до сих пор не утихающие в Альянсе слухи, о том, что Скайуокер когда-то был одним из них:
— Все эти слухи — правда. Он внедрился в Альянс как шпион, причём на командном уровне. Три года он как свой жил среди нас, и никто — ни один человек — ничего не заподозрил. Хотите знать, насколько он хорош? Я перевёл его в спецназ, я был одним из членов Совета, одобривших, по его просьбе, преобразование "Разбойной эскадрильи" в отдельное спецподразделение, что дало ему доступ ко всей информации. Я даже сделал его одним из телохранителей Мон Мотмы. Я считал, что лет через пять он станет генералом, а через семь — членом Совета. Вплоть до его возвращения к Палпатину никто ни разу не усомнился в нём. Крифф, да до сих пор некоторые пилоты в "Разбойной эскадрилье" не верят, что он — шпион. Вот насколько он хорош. А сейчас он то же самое делает с Вами... и Вы ему позволяете.
Заходив желваками, Кальтер отвёл глаза и кивнул, но Мадину этого казалось недостаточно. Вздохнув, он забрал аптечку:
— Двадцать миллилитров, верно?
Понимая, что Мадин принял решение и более не возьмёт его в камеру, медик кивнул:
— Начинайте с десяти, затем постепенно доведите до двадцати. Не больше. И не чаще, чем через восемь часов между приёмами — это серьёзно. И так уже перебор. Следите за его дыханием... и дайте ему говорить.
* * *
К моменту появления Мадина с аптечкой, сгорбившийся, находившийся на пределе физических, если ещё не умственных, возможностей Скайуокер был уже прикован к столу. Сжав челюсти, Мадин сильно хлопнул аптечкой по столу, уже раздражённый тем, что из-за уловок Скайуокера лишился Кальтера, его опыта и изобретательности, как специалиста по наркотическим препаратам.
Видимо, пришло время для иного подхода.
Он развернулся и подошёл к камере наблюдения, чтобы отключить её от сети, потом взглянул на солдат, во время допросов всегда стоявших на страже в камере.
— Выйдите.
С опаской косясь на закрывающуюся дверь, Скайуокер огляделся. Синяки и кровоподтеки от его избиения во время съемок два дня назад все еще темнели, хотя порезы зарубцовывались, а практически закрывший один глаз отёк спал. Он опустил голову, дыхание было настолько затруднено, что его тело ходило от каждого вздоха.
Мадин сел, открыл аптечку, достал заполненный шприц и положил его на стол перед собой, краем глаза заметив, как напрягся Скайуокер. Не спеша он поставил аптечку на пол и неторопливо сцепил руки в замок, наблюдая, как Скайуокер настороженно следит за ним... хорошо.
— Готов начать? — спокойно поинтересовался он.
— Ты забыл вторую половину, — голос его звучал невнятно, он слабо моргал... Усталость или остатки наркотиков — Мадин не знал, что именно.
— Кальтер не вернётся... Больше нет хорошего и плохого полицейского. Буду только я.
Ни движения, ни реакции. Мадин наклонился и взял шприц, вращая его в руках.
— Тебе следует знать, Скайуокер, что пока ты находился здесь, всё изменилось. Сильно... и не в твою пользу. Пришло время для новой игры... Я знаю, ты их очень любишь. Но новая вряд ли тебе понравится, потому что это моя игра. Альянс в ней больше не участвует.
Слегка выпрямившийся Скайуокер не изменил застывшего выражение лица, и Мадин задумался, а не этого ли он ждал всё это время.
— Это значит, что больше нет никаких правил, кроме моих. Думаю, ты в состоянии понять, что пока их немного. Мне нужны конкретные ответы, и я не намерен более ждать. Понятно, о чём я говорю?
— Я прекрасно понимаю, о чём идет речь, — медленно кивнул головой Скайуокер, — у тебя всё стало разваливаться, не так ли? Спорю, что Альянс не сумел достаточно быстро избавиться от тебя, когда они осознали, что ты собираешься сделать.
Мадин откинулся, сжав челюсти, чтобы не поддаться на провокацию:
— Я покинул их.
Усмехнувшись Скайуокер отвёл взгляд:
— Итак, Альянс покинул сцену, а ты создал собственную группировку, претендующую на победу от своего имени?
— Пожалуй, так я и сделаю. Казнь Императора — неплохо для приветственного слова, не так ли?
— Слишком сильно для Альянса повстанцев, — неспешно кивнул Скайуокер.
— Потому что Альянс перестал быть Восстанием. Он сбился с пути, став лишь бледной тенью Империи, против которой был создан.
— Альянс не становится похожим на Империю, это Империя приближается к идеалам Альянса. Мы смягчаем законы, мы меняемся — просто нужно время.
— А ты, получается, останешься у власти, пока идёт это время? Нет, этого не будет... Я уничтожу тебя, а потом разобью на куски твою пародию на режим.
— Это просто резкие слова... Говорить легко. А что ты сделаешь на самом деле? Как ты...
— Для начала я разделаюсь с имперской армией. Разберу её, порву в клочья, если понадобится.
— Это не политика, это анархия, — покачал головой Скайуокер. Он начал оседать, и продолжил слабеющим голосом, — это опустошение. Что ты установишь взамен, как ты обеспечишь законность? Как гарантируешь, что в созданном тобой вакууме власти, не поднимется дюжина местных полевых командиров? Что насчёт преступных организаций вроде Чёрного Солнца? Думаешь, у тебя больше средств и возможностей, чем у них? Что ты сделаешь, когда они начнут финансировать разные Королевские Дома, которые получат отличный шанс захватить власть в созданном тобой вакууме? И это при условии, что все недовольные Моффы не начнут создавать свои маленькие частные армии из тех, кого ты только что уволил. Как ты будешь контролировать эту новую демократию, если у тебя недостаточно войск для поддержания порядка? Как ты убедишься, что она не станет всего лишь воплощением интересов наиболее состоятельных или самых влиятельных...
Хлопнув по столу ладонями, Мадин вскочил, но Скайуокер лишь улыбнулся, по-прежнему опустив голову и глядя на Мадина сквозь спутанные волосы:
— Или это не имеет значения? Ты именно тот, кем кажешься, Мадин — всего лишь очередной анархист, ищущий оправдания. Ищущий способ сделать больно тому, что причинило боль тебе.
— Думаешь, ты такой умный, считаешь себя единственным, кто видит всё в масштабе Галактики, не так ли? У меня есть для тебя новость: я тоже кое-что вижу, и у меня есть планы. Большие планы.
— Если это они, то я не впечатлён.
— Считаешь, твоя казнь заставит меня покинуть Альянс и предоставить твоей сестре свободу действий? Ты не можешь быть дальше от истины. Видишь ли, кое-что я позаимствовал у тебя... Сейчас мне не нужно быть там, чтобы контролировать их. Я знаю, что нужно, чтобы подтолкнуть их, и как это сделать прямо здесь, в этой камере. Благодаря твоей сестре, они позволили себе стать благодушными. Они позволили вытеснить себя во Внешнее Вольцо, пока ты изображаешь пустые фальшивые реформы и выдавливаешь Альянс из сознания разумных — вот что ты делаешь, и я это вижу. Они кончат не с треском, а с нытьём. Вот только этого я тебе не позволю... больше того, я использую тебя для прямо противоположного. Казнив тебя и приняв ответственность от имени Альянса, я всех заставлю действовать. Наша новоявленная Императрица, похоже, так трогательно заботится о твоей безопасности, — сухо сказал Мадин.
— Оставь её в покое, — резко выпрямился Скайуокер, голос стал жёстче.
Заметив такую реакцию, Мадин не сдержал улыбку:
— Я вижу тревогу? А я то думал, ты на подобное не способен.
Скайуокер вновь взял себя в руки, но напряжение было ещё заметно в его остром взгляде, в пальцах, охвативших сковывающий его запястья металлический трос.
— Если спросишь меня, — ухмыльнулся Мадин, — кажется, она слишком стремится войти в твою роль. Но держу пари, когда я казню тебя, она ответит, хотя бы потому, что этого от неё ждут... И я не против, потому что это приведёт к войне, от которой твоя сестра так сдерживала Альянс. И ты это знаешь, не так ли?
— Ошибаешься. Война не начнётся — Лея не позволит.
— Не думаю, что у неё будет возможность. В отличие от нашей славной новой Императрицы, только начавшей своё правление, время твоей сестрицы подошло к концу. Видишь ли, чтобы сражаться и победить в этой войне, мне нужна армия, а у неё как раз есть армия созревшая для того, чтобы я её получил, когда буду готов... а ещё у меня есть способ завладеть ею.
— Ты раскроешь им, кто она есть, — Мадин с удовольствием наблюдал, как, распахнув глаза с синяками вокруг, бледнеет Скайуокер.
— Точно. Но не раньше, чем я буду готов. Когда я останусь единственной надеждой остановить обвал. Когда они поймут, насколько плохо всё может закончиться... и как мало может сделать какая-то едва повзрослевшая девчонка, чтобы остановить войну... тогда я вмешаюсь и назову им одну потрясающую причину, почему она этого не может. Почему она настроила всех против меня. Я вернусь туда как их спаситель, потому что у меня будут средства для победы. Но чтобы сделать это, мне нужны коды... мне нужны коды Судного Дня, и мне прекрасно известно, что ты их знаешь.
— Их не существует, — устало покачал головой Скайуокер.
— Пожалуйста... ты уже говорил, что они есть, — он взглянул на видеорегистратор на столе, — хочешь, найду запись допроса? Один код, семь групп цифр — это ты сказал.
— Нет такого кода. Его вообще никогда не существовало. Это всего лишь слух, чтобы держать в узде капитанов флота — ещё одна маленькая игра Палпатина, — Скайуокер поднял голову, чтобы взглянуть Мадину в глаза, — его никогда не существовало.
— Я был генералом, Скайуокер... Я был генералом армии Палпатина. Я знаю имевшиеся у него коды, жёстко установленные блокировки на каждом крупном корабле и каждой важной станции. Палпатин был параноиком, ему не хотелось даже думать, что что-то может находиться вне его контроля или наказания. Один код, семь групп цифр.
— Его не существует.
— Кальтер рассказал мне о безопасных дозах этого вещества, — Мадин взглянул на шприц, поднял его и начал вращать в пальцах, — рассказал, что произойдёт, если я их превышу... Как ты думаешь, какова вероятность, что я буду придерживаться их в этой новой игре?
Скайуокер слегка пошевелился, но промолчал, наблюдая, как Мадин водит пальцем по шприцу.
— Поясню, мне безразлично, в каком ты будешь состоянии, когда я поставлю тебя перед расстрельной командой. Мне плевать. Если ты не сможешь держаться на ногах, я притащу тебя туда и пристрелю на полу... я расшевелю тебя, чтобы ты видел, что это я держу бластер.
— Я бы предпочёл, что бы в последний раз Галактика увидела меня стоящим прямо и смотрящим в глаза тем, кто держит бластеры, а не связанным, накачанным наркотиками, в порезах и синяках ради возможности протянуть ещё пару дней, — Мадин сделал паузу и посмотрел на Скайуокера, сидевшего сгорбившись, не отрывавшего взгляд от шприца, — вот выбор, перед которым ты стоишь — умереть, поставленным к стенке и застреленным, или сдохнуть вот так — одурманенным, просто дожидаясь, когда от очередной передозировки откажет сердце. Выбирать тебе. В любом случае ты умрёшь, и в любом случае ты разделишь свои последние минуты с остальной Галактикой. Как думаешь, многие ли будут аплодировать? Сколько будет ликовать? А главное, как много возмутятся и потребуют возмездия, которое начнёт мою войну и не позволит этим бесхребетным, жалким людишкам спокойно болтаться в сторонке и не вмешиваться, — Мадин усмехнулся, его глаза заблестели, когда Скайуокер наконец встретился с ним взглядом, — ты и я, мы начнем войну, Скайуокер. Как там говорится... ветер, сотрясающий звёзды(1)...
— Не делай этого... Не начинай войну, воображая, что сможешь её контролировать... Если ты хочешь перемен, мы можем добиться их и без...
— Хаттова слизь. Мне надоело слушать твои пламенные речи, Скайуокер... Они не трогают меня и уж точно не спасут твою жизнь, — Мадин усмехнулся, когда Скайуокер замер, услышав своё имя, впервые произнесённое генералом вслух, — ах да, я знаю, кто ты на самом деле. Мне стало интересно, как только я начал расспрашивать Соло о твоей камере на борту "Исполнителя". Я догадался, когда впервые увидел эти планы. Иначе зачем было идти на все эти хлопоты и сложности ради камеры, которая работала бы как эта? Почему бы не сымитировать её, если ты уже был имперским агентом. Но позволь сказать жестокую правду: мне плевать. Мне без разницы, кем ты был, мне важно лишь насколько ты ценен для меня сейчас. Ты — человек, чья смерть может разжечь войну. Ты — человек, знающий единственное, что стоит между мной и триумфальным возвращением в Альянс в качестве генерала, который одним махом сможет уничтожить весь Имперский флот и выиграть эту войну.
— Флот?
— Представь... Мне известно, что код Судного Дня можно активировать для отдельных кораблей по их позывным, но зачем? Зачем этим утруждаться? Если у тебя есть оружие, не нужно бояться его использовать.
— Флот поддерживает мир на тысячах миров. Он охраняет гражданское население, сдерживает преступников...
— Думаешь, меня смутит немножко анархии? Это всё — вода на мельницу(2): займёт ваше правительство, пока мы будем действовать, свяжет его по мелочи, ограничит его реакцию.
— Уничтожив весь флот, ты ликвидируешь всякую законность. Ты никогда не сможешь управлять этим, ты всю Галактику ввергнешь в хаос, который распространится как лесной пожар. Это займет годы борьбы, даже десятилетия. Это следует прекратить, а не обострять — наши дети заслуживают возможности расти в Галактике без войны. Я могу обеспечить мир, если...
— Твой мир, на твоих условиях? Не интересно.
— Вечный вояка(3) — единственное, что ты умеешь делать, это драться, — покачал головой Скайуокер.
— А ты ситх, и единственное, что ты умеешь делать, это лгать.
— Послушай меня, Мадин…
— Думаю, тебя слышало достаточно людей, Скайуокер. По-моему, пришло время положить этому конец. У тебя не получится выкрутиться... Ты не сможешь убедить или приказать, будто у тебя есть какое-то священное право. Здесь нет трона. Мне плевать, кем ты был. Это ничего не изменит, потому что в любом случае ты убил Мон.
— Мотма напала на меня…
— Верно, она сделала это, и я закончу начатое ею.
— Но она также хотела мира... Неужели ты думаешь, что она...
— Не трать попусту воздух. У тебя его и так осталось немного, — натянуто улыбнулся Мадин, — разве ты не чувствуешь, как уходят секунды? Думаешь, именно это в свои последние часы чувствовала Мон? Думаешь ли ты, что почувствуешь то же, что и она, когда я поставлю тебя перед расстрельной командой, что в твоей голове пронесутся те же последние мысли... Думаешь, у тебя будет её сила, когда ты предстанешь перед ними, её мужество?
Скайуокер опустил взгляд, на его лице отразилось сожаление, а голос смягчился:
— Она была храброй женщиной...
— Не смей! — в ярости Мадин грохнул кулаком по столу, — не смей говорить о ней! Даже имени её не произноси! Ты убил её, ты, ситхов сын, ты убил её! У тебя нет права даже упоминать её имя.
Неподвижный Скайуокер лишь вздрогнул, когда на стол обрушился кулак Мадина, но не дрогнув выдержал его взгляд:
— Ты погубил её, Мадин, так же, как и я... потому что это ты уговорил её подписать тот приказ о покушении, не так ли? Ты заставил её поставить под ним своё имя. И чего вы ждали от меня? Ты убил её так же, как...
Мадин вскочил и схватил Скайуокера за расстегнувшийся комбинезон, поднимая его. Инстинктивно защищаясь он вкинул было руки, но был резко остановлен. Мадин замахнулся кулаком.
* * *
Хан медленно шёл по главному коридору "Сокола", разминая затёкшие мышцы — частью от долгого сидения в кабине, частью от беспокойства.
Почти девять часов назад они стартовали, направившись к пункту пересечения Перлемианского и Хайдианского путей, по их с Массой догадке, что имперскую блокаду Мадин попытается обойти где-то в этом плотном скоплении звёзд. Хан вынужден был признать, что это была самая сомнительная ниточка, которую он когда-либо прослеживал, и он понятия не имел, что они будут делать, когда доберутся туда через два дня. Он надеялся, что к тому времени, когда они прибудут на место, оставшаяся на борту Дома Один, чтобы делать вид, что Лея ещё там, Теж Масса найдёт что-нибудь, что поможет сузить круг поисков.
После потрясения в Совете из-за отставки Мадина, Теж тщательно контролировала каждый клочок исходящих с Дома Один данных в поисках чего-нибудь необычного. Того единственного сообщения о положении дел, отправленного кем-нибудь из прихвостней Мадина, которое могло бы вскрыть координаты "Осы". Тем не менее, он не мог не понимать, что время уходит — идёт уже десятый день из четырнадцатидневного срока, о котором Мадин так уверенно объявил в своём голосообщении, и несмотря на все их объединённые знания, у странной смеси на борту "Сокола" до сих пор крайне мало данных.
Направляясь на корму, чтобы перекусить, пока Чуи взял управление, Хан задержался в главном трюме, чтобы взглянуть на единственную оставшуюся там обитательницу. За столом для дежарика сидела Джейд, сосредоточенно собиравшая внушительного вида винтовку, части которой она доставала из своей открытой сумки.
— Отличная вещь, — сказал Хан, — сделана на заказ?
— Возможно, — она вскинула по-прежнему настороженный взгляд.
— Малозаметная снайперская, — непринуждённо сказал он со знанием дела, довольный удивлением в её глазах, — я видел несколько, у наёмников.
— Не такие, как эта, — просто сказала Джейд, продолжая мастерски работать с деталями. Хан был готов поспорить, что она и в темноте может собрать эту штуку.
— Похоже, ею уже пользовались, — заметил он, взяв силовую муфту.
— Не так часто в последнее время. Но я, кажется, помню, куда всё идёт, — Джейд протянула руку, чтобы забрать у него муфту и вернуть на прежнее место на столе.
Хан облокотился на край голостола, изучая рыжеволосую. В ней оставалось то же жёстокое, непреклонное самообладание, которое он запомнил шесть лет назад в покоях Люка во Дворце, но сейчас появилась какая-то хрупкость, тревожная уязвимость..
— И как же ты вписалась во всё это? — спросил он наконец, — только не говори, что ты его телохранитель, потому что я не вчера родился.
— Как насчёт того, что это не твое дело? — выгнула бровь Джейд.
— Эй, ты на моём корабле, и мы идём за моим приятелем. Думаю, я имею право.
Джейд прервала работу, чтобы взглянуть на него:
— Ладно, тогда вопрос к тебе... почему ты помогаешь Люку — возвращаешь услугу? — Хан нахмурился, и она вскинула брови, — ещё с тех пор, как Люк вытащил тебя из Дворца. Сила знает, вы оба неделями планировали это... Или ты думал, что я не в курсе?
— Кажется, тогда ты не сильно стремилась остановить нас.
— Я не думала, что ваша затея сработает, — резко сказала Джейд, — у Люка не было абсолютно никакой возможности выбраться из своих апартаментов. И даже если бы ему это удалось, я считала, что у меня есть всё время Галактики, чтобы остановить его, пока он тратил бы время, спускаясь к тебе в главный Монолит. Я не ожидала, что он провернёт этот трюк с разделением.
— Я тоже, — с чувством сказал Хан.
— Ты не знал?
— Думаешь, я просто бросил бы его там? — нахмурился Хан, испытывая что-то среднее между обидой и оскорблением, — он сказал мне, что уже выбрался из Дворца на "Соколе".
Наблюдая за закатившей глаза Джейд, Хан сообразил, что только сейчас она поняла, что он не позволял Люку рисковать своей жизнью, чтобы вызволить Хана. Как и все остальные он был в неведении. Он видел, как на ее губах медленно проступила улыбка, когда она кивнула:
— Понятно.
— Иногда он сводит тебя с ума, верно? — криво усмехнулся Хан.
Усмехнувшись Джейд покачала головой. А когда она улыбается, она довольно симпатичная, признал Хан.
— Ты даже не представляешь, — сухо ответила она.
— Знаешь, всё время, что я его знаю, клянусь, порой кажется, что он просто скачет из переделки в переделку. Он превратил это в искусство.
Джейд опять улыбнулась... затем ее лицо стало задумчивым:
— Он уже не тот человек, которого ты оставил там... Ты ведь понимаешь это, не так ли?
— Для меня он всё тот же, — пожал плечами Хан, — только одевается получше.
— Ты ошибаешься. Он всё ещё Люк, но…
— Но на грани, — просто сказал Хан. Не то чтобы он этого не видел.
— Это нечто большее. Ты... что-нибудь знаешь о Силе?
— Я думаю, что это многое объясняет.
— Люк... Силу разделяют на две части, Свет и Тьму. Во всех руководствах, которые я когда-либо читала, как джедайских, так и ситхских, всегда пишут, что ты либо тот, либо другой... Ты используешь исключительно либо ту, либо другую сторону Силы. Я не могу... Я вообще не могу сказать, кто такой Люк... думаю, он тоже не сможет.
— Как и у всех, — пожал плечами Хан, — понемногу и того и другого.
— Нет, Сила так не работает, и никогда не работала. Либо ты придерживаешься Света, либо тебя поглощает Тьма. Нет здесь оттенков серого, не в этом.
— Должна же быть точка, в которой Свет встречается с Тьмой? — спросил Хан, — вот там он и стоит.
Опустив глаза, Джейд, явно задумавшись, молчала несколько секунд. А когда она тихо заговорила, Хан впервые увидел её настолько неуверенной:
— Ты просто не можешь оставаться там... ты не можешь преодолеть эту пропасть. Ты не видел, как Тьма поглощает его. Когда он заходит слишком далеко, когда нарушается баланс... он потрясающе срывается.
Сокрушенно вздохнув, Хан шуткой попытался отогнать её тревогу:
— Видела бы ты меня, когда я по несколько дней вожусь с "Соколом".
Когда в коридоре раздался крик Чуи из кокпита, он прервался, и подошёл к консоли основного отсека, чтобы активировать связь:
— Хм...
— Что? — моментально насторожилась Джейд.
— Кто-то рассылает везде мне сообщения с просьбой связаться.
— Кто? — напряжённо спросила она, слегка подобравшись.
Было понятно, почему Джейд и Халлину пришлось бросить свой истребитель-разведчик, когда они прибыли на базу Альянса. Будто не было других причин сторониться имперцев. А ведь Хан очень надеялся, что, когда они будут искать Мадина, положение Джейд обеспечит им беспрепятственный проход сквозь имперскую блокаду. Джейд, казалось, была уверена, что в случае необходимости сможет рассчитывать на поддержку многих военных, но Хан не хотел на собственном опыте выяснять, на кого именно она не может рассчитывать.
— Каррде, — нахмурился Хан, прочитав короткое сообщение, содержащее только имя и код вызова, — где-то я уже слышал это имя...
— Тэлон Каррде? — подошла поднявшаяся Джейд.
— Имя не указано, но,.. — удивлённо оглянулся Хан, — погоди-ка, сейчас вспомню, я же видел его на борту "Патриота", так?
— Когда ты был на борту "Патриота" одновременно с Каррде? — замерла Джейд.
— О, э... примерно... не помню, — резко сменив тему разговора, Хан развернул кресло от консоли и откинулся назад, чтобы крикнуть в коридор:
— Лея! Поднимись сюда.
* * *
Они все сгрудились в тесном кокпите "Сокола", когда на экране, подключённого к указанному в сообщении каналу, голопередатчика замерцало... и проявилось лицо Теллона Каррде. Нахмурившийся Хан, сразу вспомнил крепкого кореллианского контрабандиста, его узнаваемые длинные седеющие волосы и густые усы.
— Соло, — мрачно поприветствовал он. Хан заметил, как по находящейся перед ним голограмме мелькает острый взгляд, явно оценивающий невероятную компанию имперцев и повстанцев, с которыми он говорил. Отнюдь не смутившись, он продолжил, выдерживая нейтральный тон, — мы как-то встречались благодаря общему другу, как полагаю?
— Верно.
— Я уже несколько дней пытаюсь Вас разыскать.
— Я несколько занят, — просто сказал Хан.
— Да, вижу, — ответил Каррде, сразу переходя к делу, — полагаю, мы ищем одного и того же человека?
— Весьма вероятно, — допустил Хан, — не желаете сообщить нам, что Вам известно?
— Я рассчитываю скорее на обоюдный обмен, — широкие усы изогнулись в мягкой усмешке.
С недоверчивым выражением лица Хан устроился поудобнее, хотя в действительности он не слишком беспокоился... Люк доверял этому парню, и если Каррде потрудился связаться с ними, вполне вероятно, что он надёжен. Тем более, что сейчас им не помешает любая помощь.
— Что ж, это будет быстрый обмен, если только Вам не известно достаточно много. Я битый час могу излагать Вам, чего мы не знаем, но о том, что известно, я расскажу за пару минут.
— Думаю, две свободные минуты у меня найдутся, — Каррде опять окинул взглядом присутствующих в кокпите "Сокола" и остановился на Лее, — как мне кажется, у вас есть доступ к более... полной информации, учитывая, откуда, предположительно, в ГолоНете появилась та запись.
— Он не у нас, — категорично заявил Хан, — У Альянса его нет. Мы не знаем, как его перемещают, не знаем, где и как его содержат. Всё, что нам известно — угроза реальна.
— Что ж,.. — лицо Каррде мгновенно посуровело, — думаю, это вполне соответствует и нашим данным. Однако, мы работаем над этим.
— В общем... немногим меньше двух минут, — сказал Хан, — только если у Вас нет чего-нибудь ещё?
Несколько секунд Каррде разглядывал что-то, явно обдумывая ситуацию... затем со вздохом подался вперёд:
— Думаю, я могу достаточно точно рассказать вам, как они его удерживают, — сказал он, — не так давно кое-кто приобрёл копию проекта, по которому была построена особая камера. Куполообразная камера с двойными стенами и весьма необычными характеристиками, установленная на борту "Исполнителя",.. камера, предназначенная для содержания ситхов.
Хан ощутил, как от неожиданности вздрогнула прижавшаяся к нему Лея... а, стремительно повернувшаяся в дальнем кресле, Джейд пристально посмотрела на неё прищуренным взглядом, когда она наклонилась, чтобы заговорить:
— Это та самая камера! Это та камера, которую я видела в трюме Осы. Полукупол, словно бы внутри полусферы. Все стены изогнуты, двойная обшивка с внутренней и внешней дверями, соединёнными коротким коридором.
— Да, чтобы можно было создать вакуум между внутренними и внешними стенами, — перебил её Каррде.
— Она была построена так, — кивнула Джейд, — что попытка чувствительного к Силе разумного пробить внутреннюю стену вскроет камеру для вакуума, и взрывная декомпрессия вырубит его наглухо(4). Как Вы узнали эти детали? — последнее она адресовала Каррде.
— Император передал мне пакет чертежей, чтобы я попытался выяснить, кому ваш крот сливает информацию. Мы вступили в переговоры, но наш контакт прервал их до встречи... Предполагаю, что подобный комплект он получил в другом месте. А вчера я случайно... просмотрел их, и обратил внимание, что там требуется TSC, что должно легко отслеживаться, поскольку им больше никто не пользуется.
— TSC,.. — обернулась к Лее Джейд, охваченная внезапным воспоминанием, — сплав... похищенный вашим Восстанием в рейде на Фондор месяцев пять назад сплав!
— Это была,.. — кивнула Лея, — полностью его операция, с начала и до конца. Её утвердили лишь потому, что это должен был быть налёт на военную верфь. Мы не знали, что он воспользовался ею, чтобы украсть что-то. Что именно?
— Сверхпрочный сплав, применявшийся в военных бункерах, — пояснила Джейд, — мы не понимали, зачем его похитили с Фондора, потому что сам материал был доработан и заменён на новый.
На экране комлинка Каррде неспешно кивнул, складывая детали в картину.
— Но оригинальные планы этой камеры примерно восьмилетней давности предусматривали именно этот материал, а ваш... аноним следовал им в точности. Когда пытаешься поймать ситха, лучше перестраховаться, чем потом жалеть,.. как я полагаю.
— Мадин, — отозвался Хан, знавший, как ведутся дела на этой арене... Нужно восстановить доверие, поскольку Каррде нашёл время, чтобы связаться с ними, и сам добровольно предоставил информацию.
Он проигнорировал острый взгляд повернувшейся к нему Джейд.
— Так это Крикс Мадин, — с интересом протянул Каррде, для которого явно всё вставало на свои места, — в головидео, которое я смотрел, утверждается, что это делается от имени Альянса повстанцев, — его многозначительный взгляд задержался на Лее.
— Это не так, — просто сказала Лея.
— Но он один из ваших людей?
— Теперь уже нет. Сейчас мы пытаемся донести этот факт до всех остальных.
— Понимаю,.. — медленно проговорил Каррде. Он всё ещё связывает концы с концами, подумал Хан, — так это правда, что ваше Восстание только что публично отреклось от него... Видимо, из-за этого?
— Альянсу не было известно, что он планировал, и он не вернулся к нам, когда осуществил задуманное, — решительно заявила Лея, — это было личное дело Мадина, мы не принимали в нём никакого участия, и мы не можем и не будем потворствовать этому сейчас.
— Мадин всегда был неуправляемым, — проворчал Хан, — как по мне, мы не сумели достаточно быстро отделаться от него.
— Правда? Я бы сказал, что вы слишком рано от него отказались. Почему бы Восстанию просто не кивнуть учтиво и не сделать его счастливым, пока не сможет собрать отряд коммандос и отобрать у него Императора?
— Люка он держит как можно дальше от Альянса, — покачал головой Хан, — он содержит его на другом корабле: грузовом судне типа CEC шестого класса, ходившего под названием "Оса", когда он сделал это. Хотя я сомневаюсь, что его не изменили. Несколько дней назад он скрылся, прихватив пленника с собой.
— Я получил идентификатор этого судна, хотя и не знал, чья это игра, — кивнул Каррде, — мы... навели справки по своим каналам, чтобы попробовать отследить его.
— Откуда у Вас этот идентификатор?, — напряжённо спросила нахмурившаяся Джейд.
— Последнюю неделю или около того его передают из конца в конец по всей Галактике, — непринуждённо пожал плечами Каррде.
— По закрытым имперским каналам.
— Неважно, — отмахнулся Каррде.
— Есть что-нибудь?, — наклонился Хан, стремясь выйти из тупика.
— Нет, ещё нет, но, надеюсь, скоро найду. Как я уже говорил, я общался с человеком, который хотел купить чертежи этой камеры — на самом деле дважды — и оба раза это шло через ретрансляционную станцию "Вендакса" на Римманском торговом пути. Если он взломал эту станцию и до сих пор использует её для пересылки сообщений, мы попытаемся отследить сигналы оттуда.
— Для выделения и трассировки такого сигнала потребуется несколько дней, — сказала Мара, — у нас нет столько времени.
— При первом обсуждении сделки мой ледоруб(5) отследил передачу данных до этого ретранслятора, — сказал Каррде, — тогда же мы установили бэкдор(6) в прошивку ретранслятора. Когда мы войдём в зону покрытия субсветовой связи, то получим к нему доступ.
— Насколько вы далеко?
— Несколько часов. Мы только что ненадолго вышли из гипера, и я решил ещё раз попытаться связаться с вами.
— У нас осталось пять дней, — серьёзно сказал Хан.
— Да, я видел голо, — Каррде несколько раз сморгнул.
— Мы просматриваем собственные записи, но Мадин не использовал официальные каналы Альянса, чтобы получить что-нибудь для этого дела — он достаточно осторожен. Со временем, мы сможем что-то найти, но...
— Гент шустрый, — просто сказал Каррде, его бесцеремонность и уверенность обнадёживали, — к тому же у него есть готовые коды, чтобы взломать этот ретранслятор. Мадин, скорее всего, использовал модулятор — он всегда был скользкой рыбой. Чистый цифровой образец его голоса ускорит процесс и обеспечит нам большую точность.
— Я смогу переслать вам такой из разведки Альянса, — мгновенно ответила Лея.
— Хорошо. Это займет примерно день, но думаю, список всех сообщений, отправленных Мадином через тот ретранслятор, может оказаться полезной информацией.
— Если Вы сообщите нам частоты, используемые Мадином, я смогу передать их сотрудникам нашей разведки, — наклонилась к нему Мара.
— Серьёзно? — равнодушно спросил Каррде, — судя по тому, что мне известно, к Вам вряд ли прислушаются.
Джейд привстала, в её голосе сквозило опасное сочетание обиды на его намёк и досады на то, что ему вообще стало известно о ее статусе:
— Вы имеете доступ к секретным шифровкам?
Каррде не впечатлился тоном Джейд:
— На мой взгляд, мы сейчас должны обсуждать шифровки Крикса Мадина.
Хан заговорил, больше интересуясь наличием у Каррде дополнительной информации, чем тем, где и как он её получил:
— Мы предполагаем, что он может находиться где-то в Перлемианской толкучке, — сказал он о группе близлежащих систем, — у Вас уже есть какие-нибудь соображения?
— Толкучка вряд ли осталась за пределами зоны имперской блокады, — нахмурился Каррде, — я предположил бы, что он ушёл ещё дальше.
— Мы уверены, что у него неисправен гипердвигатель. Он вынужден обходиться короткими прыжками. Нам известно, что сперва он ушёл на Агамар, затем на Синсанг(7). Проблема в том, что, преследуя его, мы сами окажемся в зоне имперской блокады.
— Так,.. — как показалось, Каррде на мгновение засомневался, явно что-то обдумывая, — думаю, что смогу вам помочь. У меня есть опознавательный код высокого уровня, данный мне Императором. Если вы воспользуетесь им, то сможете беспрепятственно попасть в любую точку имперского пространства.
— Вы шутите!
— Несколько раз я пользовался им, чтобы беспрепятственно пройти сквозь военные блокады и на закрытые планеты, и ни разу меня не задержали, — он взглянул на Джейд, — полагаю, он ещё действует.
— Не знала, что он есть у Вас, — она пожала плечами, — поэтому абсолютно уверена, что и Кирии Д'Арка о нём не известно.
Хан не отрывался от голограммы, прикидывая, уловил ли ещё кто-нибудь прозвучавший в непринуждённых словах Джейд намёк... Разумеется, Каррде, на мгновение задержавший на ней проницательный взгляд, прежде чем продолжил:
— Я скажу Авесу, чтобы он передал вам его по кодированному каналу. Постарайтесь действовать аккуратно, когда будете им пользоваться — я сам не прочь воспользоваться им снова, — Каррде отвернулся и кивнул кому-то вне зоны видимости, — мы готовы двигаться дальше. Как только у нас появится что-нибудь, я свяжусь с вами на этой же частоте.
— Э-э,.. — замялся Соло, — спасибо, Каррде.
— Не вопрос. О,.. — бросив взгляд на Джейд, наёмник позволил себе лёгкую сардоническую улыбку, — конечно же, я выставлю Империи счёт за потраченное время.
— Ну что, не плохо получить имповский код допуска, а?, — чтобы поговорить с Джейд, Хан притормозил в конце группы утомлённых людей, возвращавшихся по главному коридору к своим каютам, хотя все прекрасно понимали, что никто из них сегодня не заснет.
— Если, конечно, он действует, — согласилась она, — до того как мы им воспользуемся, я проверю его у друга в разведке, чтобы убедиться, что он по-прежнему активен, и его не отслеживают.
— Полезный друг.
— Люка, не мой, — она остановилась, чтобы забрать со стола для дежарика свою снайперскую винтовку, но обернулась, с ног до головы оглядев его холодным расчётливым взглядом, — похоже, они у него повсюду.
— Приятно знать, что меня ценят, — криво ухмыльнулся Хан скрытому комплименту.
— Я не зашла настолько далеко.
Взвалив на плечо длинноствольную снайперскую винтовку, она развернулась, чтобы выйти, на что Хан кивнул:
— Значит, собрала?
— Почти, — она замешкалась, а потом удивила Хана, протянув винтовку ему. Взяв её, он оценил баланс, когда поднял и посмотрел в прицел.
— А что такое призма?
— У неё есть режим невидимой невооруженным глазом удалённой фокусировки. Призменный прицел позволяет установить фокус лазерного болта. С помощью тепловизора или датчика движения на прицеле я могу настроить его на рассеянное преодоление препятствий без заметных повреждений и фокусировку болта непосредственно на цели внутри помещения(8).
— Значит, трассера нет? — спросил Хан, имея в виду видимый след болта, который позволял стрелку видеть, куда стреляет стандартный бластер.
— Ну, это же только испортит эффект, не так ли? — мрачно сказала Джейд, забрав винтовку и вешая её на плечо.
— Похоже, у тебя есть конкретная цель для этой штуки?
— Тебя это волнует? — она подняла на него бескомпромиссные зелёные глаза.
— Не люблю Мадина. Никогда не понимал, что за хрень творится в его голове, — пожал плечами Хан.
— Тогда радуйся, что у тебя есть шанс это узнать, — сказала Джейд, направляясь к выходу, — потому что при первой же возможности я размажу содержимое его башки на стенке за ним.
Усмехнувшись, Хан посмотрел ей вслед — да, он понимал, почему она понравилась малышу.
* * *
Задумчиво теребя седеющие усы, погрузившись в размышления, Каррде шёл по главному коридору "Дикого Каррде". Для заядлого информационного наркомана это был крайне интересный разговор.
Он оценил невероятную группу, с которой только что разговаривал, и его позабавило, что на свет выплыл ещё один из многочисленных секретов Императора, причём в лице тех, кому он явно доверял. Лидер Альянса Повстанцев, как минимум... Если бы об этом ему рассказал кто-то другой, он рассмеялся бы ему в лицо. Лея Органа казалась чрезвычайно способной и рассудительной, что всегда его восхищало. Она также казалась... чрезмерно встревоженной, учитывая, кого она пытается выследить.
Каррде прищурился, обдумывая ещё одну мелочь, выявиленную в этом разговое... Все участники обсуждения были уверены, что Императора зовут Люк. Конечно Каррде сомневался, но если рассмотреть людей, сидевших вместе с Соло, когда тот сказал это, из которых, похоже, никто не пожелал его поправить, то вполне можно поверить.
А Люка, оказалось, держит Крикс Мадин на грузовом корабле шестого класса в камере, специально предназначенной для ситхов... что странно, ведь когда Каррде говорил о подобной возможности, Император, судя по всему, был уверен, что камера его не удержит.
В том же разговоре он практически признал, что исходная камера, сооруженная Палпатином, была построена специально для его содержания... что порождает вопрос: зачем Палпатину понадобилось удерживать своего Наследника, человека, которого он назначил командующим Флотом?
Конечно, Наследник был хитёр, расчётлив и, если верить слухам, безжалостно опасен, когда это было нужно ему... но для Палпатина?
Безусловно, честолюбие — это серьезный стимул, и если бы речь шла о ком-то другом, Каррде, возможно, пожал бы плечами и понимающе кивнул, но Наследник? Нет... он не имел большого желания претендовать на титул Палпатина — каждый его поступок, как до, так и после, подчёркивал это.
Каррде, естественно, знал все теории, но это были лишь теории. Один из самых могущественных и таинственных людей в Империи объявился внезапно в возрасте двадцати одного года, без истории, без прошлого, без объяснений. Даже без имени. Скудных фактов, ставших известными в последующие годы, было недостаточно, но Каррде коллекционировал информацию, и у него появился личный интерес.
Переходившие из рук в руки за бешеные деньги обрывки документов утверждали, что Наследник Императора был коммандером Имперской разведки, служил в элитных частях Палпатина, специалист по проникновению, шпион Императора в Альянсе повстанцев... И действительно, это подтверждалось эпизодическими, то разгорающимися, то угасающими слухами от уверявших, что были там с ним знакомы. Кроме того, Каррде читал досье "Чёрного Солнца" на Волка... почти то же самое он узнал и от ботанской разведки: крот(9) под прикрытием, специальная тактика, обучался на Кариде. Все сходилось. Не идеально, но противоречий и пробелов было ровно столько сколько нужно, чтобы карьера одного из печально известных "Рук Императора" Палпатина казалась правдоподобной.
Шпион старого Императора, его Волк, его протеже... а быть может, и нет. Похоже, Палпатин был не так уж уверен в своем Волке, как казалось, если построил эту камеру.
Каррде вновь перебрал в памяти то немногое, что новый Император сообщил о камере, когда рассказал о её существовании... Усиленная камера с двойными стенами, первоначально установленная на борту "Исполнителя" немногим более семи лет назад, рассчитанная на содержание джедая... вот только джедаев уже не было. Возможно, если Мадин...
Каррде не спеша проанализировал последнюю мысль — Император именно так и сказал: камера для содержания джедая.
Тогда, учитывая явный намёк Наследника на то, что камера была сделана для содержания его самого, Каррде сделал очевидный вывод: для джедая — читай ситха. Он вспомнил, что совершенно чётко подумал об этом — что вечно параноидальный Палпатин наверняка старался контролировать своего начинающего протеже. Точно так же он рассуждал, когда говорил с Соло о Мадиновой реплике камеры. И несколько минут назад снова подумал так же: для джедая — читай ситха. Но что, если он сделал в корне ошибочное предположение...
Для ситха — читай джедая…
Что, если камера на самом деле была построена для содержания джедая?
Только джедаев больше не было. Последний, вероятно, был ещё жив лет семь назад, когда была построена камера, но он сражался и погиб за Восстание.
Сражался за Восстание... как пилот, так? Новая Надежда Восстания(10), лётчик, одним выстрелом уничтоживший первую Звезду Смерти. Все эти слухи о том, что он был джедаем, что только так он сумел сделать невозможный выстрел. Как его звали... начиналось на "С".
Он погиб на Хоте, примерно тремя годами позже... Каррде помнил, сперва пошли слухи, потом сообщения. Помнил, как качал головой, думая о том, что первый, из появившихся за десять лет джедаев, действительно решил сражаться на стороне Восстания, и они были настолько глупы, что отправили его на передовую... За три года обрели и потеряли его. Как же его звали, этого пилота, который...
Каррде застыл в коридоре. Скайуокер — Люк Скайуокер!
Камера для содержания джедая... Для джедая — читай ситха... Для ситха — читай джедая...
Люк Скайуокер, прославленный новый джедай Восстания... Как скоро после признания его погибшим появился таинственный Ситх-Волк Императора? Через год — меньше? Потому ли Палпатин посчитал нужным посадить своего Волка в клетку?
И шоу при Фондоре — посреди поля боя лично является новый Император, наносит решающий удар... и затем отпускает мятежников на свободу.
Каррде машинально прошёл ещё несколько шагов... Неожиданно в памяти всплыло лицо Леи Органы в момент её сегодняшнего заявления: серьёзное, решительное и искренне обеспокоенное. Лидер Восстания против Императора...
Он замедлил шаг… Восстание. Альянс Повстанцев.
Он вдруг вспомнил, как Император говорил с ним о Топраве... о тамошнем провале Повстанцев. Вспомнил, как, испытывая огромное неудобство, завороженно наблюдал за всегда крайне сдержанным Императором, который признался, что скрыл ошибку мятежников, стоившую жизни гражданским... только он не сказал "мятежники"(11), он споткнулся на другом слове: Альянс. Не мятежники — Альянс. Так себя называли только Повстанцы... больше никто, только они.
Каррде опять притормозил, в его сознании, за обращённым внутрь хмурым взглядом, отдельные подробности, разрозненные фрагменты окончательно складывались в единое целое, голова трещала от выводов... Что если эти эпизодические слухи о том, что в Восстании остались пилоты, клянущиеся, что знали Императора, были правдой, но не потому, что он там шпионил, работая на Палпатина, а потому, что...
Люк Скайуокер — пилот Повстанцев. Герой, как известно всем, занимающимся торговлей информацией, погибший на Хоте. Это было официально объявлено самим Альянсом: Скайуокер героически погиб на Хоте.
Но что если он не погиб... что если Император, признавшийся Каррде, что камера была построена Палпатином для его содержания, — это Люк Скайуокер — человек, сбивший первую Звезду Смерти. Ведь если связать эти события, то практически всё, совершённое новым Императором, обретало неожиданный смысл.
Оставшись в одиночестве посреди прохода, чувствуя, что сделал опасный вывод, который вполне может стать причиной его смерти, Каррде медленно, постепенно подошёл к одному обжигающему вопросу: если это правда — вот это вот всё, — то сейчас он кто? Кто в этой камере — джедай... или ситх?
* * *
До Вендаксы они добрались ещё через два часа, которые Каррде потратил на поиск в старых документах дат и хоть чего-нибудь о прошлом погибшего джедая... а этого было поразительно, неправдоподобно мало. Казалось, Империя лишила последнего джедая не только будущего, но и прошлого. Было ли всё это правдой, или Каррде цепляется за случайные совпадения? Такое легко может произойти, когда имеется массив разрозненных данных — множество фактов, но недостаточно достоверных. Не было абсолютно никакой надёжной информации, подтверждающей эту теорию, и, вероятно, лишь одному человеку известна вся правда. К сожалению, Крикс Мадин делает всё возможное, чтобы новый Император забрал её в могилу.
Расставив приоритеты, Каррде остановился возле каюты Гента и открыл дверь.
Как только она открылась, молодой синеволосый ледоруб отпрянул от четырёх экранов, в которые только что пялился, переключившиеся в тот же миг на отображение кода:
— Что? Я ничего не делал!
Каррде прищурился, но пропустил это мимо ушей:
— Для тебя есть работа — срочная, так что вырубай свою ерунду.
Гент виновато опустил глаза, но, игнорируя это, Каррде продолжил:
— Мы вернулись к ретрансляционной станции Вендакса, которую ты несколько месяцев назад взломал. Ты говорил, что оставил бэкдор, так?
— Ну, я же не дилетант! — казалось, Гент обиделся, что Каррде решил это уточнить.
— Хорошо. Войди туда. Подними логи ретранслятора с нескольких недель до того, как ты его взломал, и до сегодняшнего дня. Ищи всё, связанное с отпечатком голоса и частотой, которую ты тогда отследил. Мне нужно знать, пользовались ли ею в последнее время, что было сказано, откуда исходило, куда было отправлено, и не перешли ли с этой частоты на другой канал.
— А не хочешь ещё узнать, что они тогда ели на завтрак? — нахмурился Гент.
— Хочешь остаться на оплачиваемой работе?
Закусив губу ледоруб откинулся в кресле, сквозь небольшой иллюминатор взглянул на медленно вращающийся вокруг оси в нескольких сотнях кликов(12) от Дикого Каррде длинный цилиндрический корпус ретрансляционной станции Вендакса. Он обернулся к отображённым на мониторах перед ним кодовым таблицам:
— Насколько это важно, я ведь вроде как окажусь в центре событий?
Каррде попытался присесть на край стола, но сперва ему пришлось отодвинуть наваленный на него мусор. В целом комната напоминала сплошную помойку. Дорогие ультрасовременные устройства были завалены конфетными обёртками, распечатками и разбросанной пластиковой посудой. Даже стены были покрыты старыми плакатами, наклеенными на все доступные поверхности под всеми мыслимыми углами.
— Осторожнее с этими штуками, они дорого стоили! — предупреждающе вскинул руку Гент, когда Каррде сдвинул с места весь этот бардак.
— Знаю, ведь это я их покупал, — отчеканил Каррде, рассматривая старую кружку, балансирующую на новейшем алуфлексовом корпусе рассеивателя, переливавшегося огоньками на панели, — ...эта кружка правда растёт?
— Всё в норме, — Гент переставил кружку на другую поверхность.
— Насколько это важно? — поморщился Каррде, пытаясь смотреть на стены и не отвлекаться от цели, ради которой он сюда пришёл, — я мог бы сказать, что это имеет галактическое значение, но я объясню это в понятных тебе словах, хорошо? Это для человека, который даёт мне деньги на покупку всех этих новых дорогущих технических игрушек, на которых ты разбрасываешь старые подносы с едой. Это для человека, который платит зарплату мне, а следовательно, и тебе. Это для человека, который по какой-то непонятной причине терпит твои... манеры, которые, похоже, тебе нравятся. И это для личного друга.
— Не думал, что они у тебя есть, — Гент, наконец, посмотрел на него сквозь синюю чёлку.
— А потому что ты не один из них?
— Разве нет? — казалось, ледоруб искренне удивился.
— Нет. Если ты неправильно это понимаешь, то нет.
— Это тот парень, для которого я разрабатываю все эти шифры?
— Да.
— Круто. Этот парень мне нравится, — усмехнулся Гент, сдувая чёлку с лица.
— Просто,.. — Каррде прикрыл глаза, — как ты думаешь, кто именно этот парень?
— Не знаю... Военный, наверное, — пожав плечами, ответил Гент, — мне всегда казалось, что я передаю ему мои разработки возле военных баз. Я совсем не дурак, знаешь ли. Я кое-что понимаю.
Последнее он сказал с искренней обидой, заставив Каррде подавить улыбку.
— Не сомневаюсь. Твоя осведомлённость о политике и Галактике в целом... потрясает.
— Было бы здорово, — усмехнулся Гент, — если б он был из разведки или типа того... Ну, знаешь, шпион, может быть... Кто-то крутой.
— Да, было бы, — ровно ответил Каррде, и явно довольный собой Гент, усмехнувшись, крутанулся в кресле.
— Тебе нужно всё, так? — он развернулся к экранам, открывая новые окна(13).
— Даже обрывки... И всё, имеющее хоть какие-то следы голоса с той частоты, которые ты сможешь вытащить из других сообщений или частот. Мне нужно знать, откуда пришло и куда отправлено каждое сообщение.
— Было бы здорово, если бы у меня был чистый образец голоса для поиска. Не закодированный и не сжатый.
— Уже в пути, — сказал Каррде, — я сразу же перешлю его тебе.
— Отлично. Я достаточно скоро настрою подпрограмму для поиска по голосу, но отслеживание исходящих может затянуться.
— Вероятно, они тоже будут зашифрованы.
Гент самоуверенно пожал плечами, но, по мнению Каррде, это было вполне обоснованно — иначе он бы его не нанял.
— Есть у меня кое-какие программы, так что расшифровать я смогу.
— Сколько потребуется времени, чтобы отследить места назначения?
— Зависит от количества отправленных сообщений, расстояния до места назначения, и от того, сколько ретрансляторов они использовали.
— Дай-ка я уточню, — пробурчал Каррде, — у тебя один день.
— Я думал, три или четыре, наверное.
— Через четыре дня моего друга убьют... а это, уверен, что даже ты согласишься, придаст отслеживанию сообщений скорее академический характер.
— Четыре дня? — поспешно вскинул взгляд Гент.
Каррде смерил его взглядом, понимая, что, хотя Гент и не узнал избитого человека, он просто сложил бы запись, разошедшуюся по всему ГолоНету, и последние слова Каррде:
— Четыре дня. Успеешь вовремя и сможешь написать родителям домой: "Дорогие мама и папа, думаю, вам будет интересно узнать, что ваш сын-обормот только что спас Галактику".
Гент несколько секунд пристально смотрел на Каррде... и, усмехнувшись, отвернулся:
— Эх, никогда они мне не поверят...
— Знаю, — поднимаясь сказал Каррде, — именно поэтому я и дам тебе это сделать. Если ты и вправду сможешь,.. — Каррде запнулся, его внимание привлёк один из выцветших плакатов на стене каюты Гента, — можно я его заберу?
Он успел сорвать его, и за ним закрылась дверь, когда Гент чухнулся:
— Эй... эй!
* * *
Люк пришёл в себя лёжа лицом вниз на койке. В камере было темно. Почему-то его позабавило, что они потрудились перенести его на нары, а не бросили валяться на полу. И тут его ослепила волна паники, не обращая внимания на вспышку боли, он откинулся назад, зашарил руками под покрывалом, на котором лежал... всё ещё там... Осколки пластали, которые удалось спрятать, когда он сломал диктофон, всё ещё были на месте... Они не сдвинули скрывавшее их покрывало.
Он рухнул на койку, перекатился на спину, облегчение быстро сменилось болью свежих ссадин и ушибов, от резкого движения закружилась голова.
Поднимись, сядь и ходи — не расслабляйся, чтобы сбежать.
Садился он постепенно, после каждого движения дожидаясь, когда комната перестанет кружиться, и наконец заставил себя встать, вяло и пошатываясь. Снова вспомнились слова отца, слова, к которым он так часто возвращался в камере, похожей на эту: "Есть времена, когда существовать, просто чтобы выжить — уже величайшая победа из всех".
Под назойливым гнётом Палпатина он очень долго жил в согласии с этим принципом... это было всё, что у него оставалось. Но никогда ему не было этого достаточно — ни разу. Он хотел большего. Он жаждал свободы воли, не только для себя — для всей Галактики.
А теперь рушилось всё: всё, что он планировал и над чем работал, всё, к чему он на протяжении многих лет подталкивал всё и всех. Вся его работа, все его надежды... они были растерзаны действиями одного человека, и Люк сам виноват в том, что не видел этого. Он намеренно долго подстрекал Мадина, позволял ему жить и гноиться, зная, что тот продолжит атаки на Империю. Он боец, а не политик или мечтатель. А в обществе мечтателей он стал для Люка удобной мишенью, предсказуемой мишенью — полезным инструментом для раскола Альянса, чтобы забрать только то, что стоит спасти.
Но он ошибся. Мадин добился преимущества, и теперь Люк мог потерять всё... больше, чем он когда-либо ожидал. Опустив взгляд, он устало сел на край койки, подумал о Маре, о величайшей потере... и это было больнее, чем он мог предположить.
Из-за Мадина Люк никогда не увидит своего сына. Мальчик будет расти, как и Люк, без отца. Мальчик будет расти, постоянно чувствуя, что в его жизни не хватает какой-то важной части... Из-за Мадина сын Люка будет расти в Галактике, раздираемой конфликтами и войнами.
На мгновение он захлебнулся этим сожалением...
"Есть времена, когда существовать, просто чтобы выжить — уже величайшая победа из всех".
Он в точности помнил эти слова... тембр голоса отца, когда он их произнёс, невысказанную поддержку, веру в силы Люка, в его способность выстоять. В абсолютно мёртвой тишине холодной, пустой камеры, онемевший от истощения и наркотиков, благодарный леденящему холоду, заглушавшему боль от шрамов, ссадин и ушибов, Люк серьёзно задумался...
Можно ли эту окончательную победу купить иной ценой. Потому что впервые он задумался... может ли его смерть от рук Мадина стоить больше, чем его выживание?
Мадин ошибается... Лея не допустит эскалации ситуации — она не допустит. И Мара тоже, как Императрица, а смерть Люка сделает этот титул официальным.
Его смерть по-прежнему может поляризовать Альянс, усадив за стол переговоров тех, кто к ним готов, и превратив в отверженное меньшинство тех, для кого переговоры никогда не были вариантом. Она может получить всё, чего добивался, — просто он сам этого не увидит. Но это не значит, что он не верил в двух женщин, которых он привел к власти.
Люк понимал, что если так будет продолжаться дальше, то в конечном итоге он расскажет Мадину всё. Не только о кодах, но и о Маре. Он понимал, что сегодня опять сорвался, а ведь ему даже не вводили наркотики. Его разум настолько онемел от усталости, разочарования и последствий предыдущего допроса, что он всё-таки сорвался.
Его смерть же исключает любые риски: коды, сын, всё.
Разве не этого он добивался? Он как никогда близок к осуществлению этого, просто за всё нужно платить... разве не так? Разве не должен он быть готов отдать всё для достижения своей цели... Разве не утверждал он это всегда и верил, что так оно и есть? Всё равно через несколько дней он должен умереть... но он может хоть что-то извлечь из этого... действовать сообразно собственному плану, а не замыслу Мадина.
С характерным толчком воздуха открылась дверь в коридор, и Люк собираясь поднял взгляд.
С миской в руках нерешительно вошёл молодой солдат Тэм. Подходя к нарисованной на полу линии, он бросил на Люка взгляд, затем отвернулся поспешно, не желая, казалось, даже смотреть в его сторону.
— Еда.
— Я не голоден, — отвернулся Люк, возвращаясь к своим мылям.
— Вам нужно... поесть, наверное.
Обернувшись, Люк заметил, как парень поспешно отвёл взгляд. Он задумался, как он сейчас выглядит, после...
— Как долго я здесь?
— Мне нельзя,.. — снова отвёл взгляд Тэм.
— Сколько ещё осталось до моей казни?
Сильно взволновавшись, молодой человек вздрогнул и автоматически стал отнекиваться:
— Не знаю, что Вы...
— Тэм, я и так знаю, что они собираются это сделать, — он не смог подавить усталость в голосе... он даже не хотел пытаться, — Мадин говорил мне. Неоднократно.
Молодой солдат глянул вверх, и Люк покачал головой:
— Всё в нормально, Тэм. Просто скажи мне. Сколько дней?
— Четыре дня, — тихо сказал Тэм, подтверждая расчёты Люка, — мне жаль...
Четыре дня... он не продержится еще четыре дня. Это понятно. Не сможет. Решение принято.
— Мне нужно поговорить с Мадином.
* * *
Когда вошли двое солдат, Люк уже ждал, встав так близко к столу, как позволяла цепь на его разбитой и окровавленной лодыжке. Всё равно они подтащили его к стулу, заставили сесть, а затем приковали его к столу за запястья. Он спокойно сидел, уставившись на руки.
В своей обычной бесцеремонной манере вошёл Мадин, громко волочивший за собой стул. Люк сразу же поднял голову и быстро заговорил, желая окончательно утвердиться на этом пути, не давая себе отступить:
— Настройте голо-канал. Я признаюсь... Я прочту всё, что ты хочешь... При одном условии: ты сделаешь это сейчас. Ты убьёшь меня, как только я это произнесу.
— Теперь ты захотел умереть? — встав напротив него, Мадин слегка усмехнулся.
— Ты прав, — сказал Люк, — мне надоело играть в эти игры, я просто хочу, что бы всё закончилось.
— Мне нужны коды.
— Кодов не существует, — глядя снизу вверх, повторил Люк, вкладывая в эти слова всю силу убеждения, на которую был способен, вопреки пустоте внутри себя, которая должна была быть наполнена Силой.
На мгновение прищурившись Мадин посмотрел на Люка, а потом взглянул на камеру наблюдения в углу. Не раздумывая, он достал бластер и направил его Люку в лицо. Люк насторожился, но не шелохнулся, чувствуя, как сжимаются челюсти, когда Мадин заговорил:
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас, — Люк, не моргая, уставился на свои связанные руки, учащённо дыша.
Мадин наклонился, придвинув бластер вплотную:
— Говори: всё, что ты делал, было ложью.
— Всё, что я делал, было ложью.
— Все, что ты есть, — ложь.
— Всё, что я есть, — это ложь, — сквозь слова он слышал стук собственного сердца.
— Говори: да здравствует истинное Восстание.
— Да здравствует истинное Восстание.
Бластер прижался немного сильнее, и Люка резанул звук снимаемого предохранителя.
— Скажи, что ты хочешь, чтобы я нажал на спуск.
— Я... хочу, чтобы ты нажал на спуск.
Невероятным взрывом грохот перегрузил чувства Люка, содрогнувшегося всем телом... Отбросив стул, Мадин стремительно убрал бластер и разразился грубым, издевательским смехом, пронзившим истерзанные нервы Люка, дыхание которого перехватилось.
— Не интересно, — ухмыляясь сказал, наконец, Мадин, — и всё равно это продолжится. Мы уже объявили дату твоей казни в разосланном сообщении, но сперва мне нужны коды.
Когда остальные солдаты вышли, он отступил. Не в силах отойти от грани, поднять голову или заговорить, Люк уставился на руки. Оглядев его с ног до головы, Мадин с насмешливой заботой произнёс:
— Тебе действительно стоит попробовать немного отдохнуть. Завтра тяжёлый день... а ты выглядишь живым трупом.
* * *
С лязгом закрылась дверь, шипение вакуумных компрессоров раздалось за несколько секунд до того, как она захлопнулась. Люк остался прикован к столу, уставившимся на руки, все мышцы застыли в полной неподвижности, каждый стук сердца отдавался ударом по рёбрам, реальность терялась в далёкой дымке.
Камера погрузилась во тьму, и от резкой перемены истрёпанные нервы Люка тряхнуло. Спустя какое-то время он осознал, что сидит прямо, мышцы по-прежнему настолько напряжены, что он стал слегка покачиваться взад и вперёд. Медленно возвращалось туманное и мутное сознание, но, обостряясь до почти болезненной ясности, одно единственное воспоминание выделилось из потока питаемых адреналином мыслей...
Его отец. Смерть его отца... И впервые к Люку пришло томительное, глубокое до мозга костей понимание действий Вейдера в тот последний для него день. Понимание, которое до этого мгновения Люк так и не смог постичь... Хотя сейчас оно казалось самым естественным, врождённым...
Потому что впервые Люк смотрел на всё как отец, который готовый на всё — абсолютно на всё, — чтобы помочь своему сыну пройти жизненный путь. Чтобы защитить его.
Это ли чувствовал Вейдер, когда столкнулся с Палпатином? Неужели в тот день он погиб ради Люка, а не из-за него? Было ли это его выбором?
В мысли Люка бритвой врезались слова Нейтана: "...Дай ему это — его стремление, его решимость, его выбор. Дай ему это и гордись им — потому что это то, чего бы он хотел".
Люк искренне был готов сделать то же самое здесь, сегодня ночью, веря, что его собственный сын поймёт когда-нибудь, что Люк сделал это добровольно. Ему было бы неприятно даже на секунду подумать, что когда-нибудь его сын будет считать виноватым в этом себя...
"Дай ему это и гордись им — потому что это то, чего бы он хотел".
Он вспомнил давние слова отца, мгновенно вынырнувшие из воспоминаний с ясностью, доступной только на этой грани...
"Тьма не отняла моих чувств к сыну... Неважно, насколько противоречива и сильна Тьма, я не могу отрицать это. Это сильнее".
Это сильнее... Совершил ли его отец последний, самоотверженный поступок по собственному выбору, чтобы развязать руки Люку... и тем самым вышел за пределы Тьмы, которая так долго связывала его? И если его отец смог это сделать...
* * *
Люк сидел в темноте, голова кружилась, желудок сводило, он держался лишь силой воли, потому что будь он проклят, если сдаст Империю Мадину. Будь он проклят, если умрёт на условиях этого ублюдка.
В нем вспыхнуло то самое своенравное упрямство, что всегда было в его природе, и он, чувствуя, как трескаются и лопаются струпья, рассмеялся, вспомнив яростную гордость своего отца... "Ты будешь искать путь, ты найдёшь путь, и ты сделаешь это".
Демон — тот демон, которого он видел во Тьме, то несокрушимое, неумолимое существо, которое Палпатин выковал из раздробленных осколков Люка Скайуокера, та Тьма, которую Палпатин заключил внутри него... "Мы с тобой одной крови, ты и я... разве я не говорил тебе всегда, что мы... Мы одинаковы?.."
В ответ зазвучали слова его отца, давние наставления против постоянных сомнений Люка…
— Если бы Тьма могла претендовать на тебя, она давно бы уже это сделала.
— Откуда ты знаешь, что это не так?
— Тьма не спрашивает. Тьме всё равно... Ты ничей не раб, Люк — ни Палпатина, ни Тьмы. Ты за их гранью. Пойми это...
Может ли он быть и тем, и другим — может ли он выйти за грань существующих правил, взять нужные силы на Тёмном пути, по которому он шёл, и выжить, сохранив свою целостность?
"...если бы Тьма могла претендовать на тебя, она давно бы уже это сделала... Ты ничей не раб, Люк — ни Палпатина, ни Тьмы."
Демон. Люк знал, этот ненавистный демон — именно то, что сейчас поддерживает в нём жизнь. Это тёмное, ненавистное прошлое воспитало в нем упорство, силу воли и умение выживать.
И он потянулся к нему... впервые он потянулся к нему с верой, что это может спасти, а не проклясть его. Впервые он вцепился в него, как в спасательный круг. Это не сможет утащить его вниз, потому что он не позволит. Он встал на грани жизни и смерти, Света и Тьмы, постижения... выбора.
1) 92. "A Wind to Shake the Stars" ("Ветер, сотрясающий звёзды") — статья в журнале "Star Wars Galaxy Magazine 2", в которой был представлен отрывок из первого эпизода тринадцатисерийной Национальной общественной радиопостановки "Звёздные войны", первоначально транслировавшейся в 1980 году, а также оригинальные иллюстрации к рассказу художника Майкла Оллреда и интервью со сценаристом Брайаном Дейли.
2) 93. В оригинале "grist to the mill"...
3) 94. В оригинале "Always the soldier"… Но у меня язык не поднимается назвать Мадина ни солдатом, ни воином...
4) 95. В оригинале: "knock him cold". Идиома (амер.) "knock (someone) cold" — привести кого-то в бессознательное состояние сильным ударом. Следует помнить, что чувствительного к Силе (тем более обученного джедая или ситха) просто так не убьёшь. Так что, при должной расторопности охраны, из подобной камеры можно будет извлечь бессознательную, но вполне живую тушку заключённого...
5) 96. В оригинале: "slicer" — дословно "ломтерезка", "овощерезка", "нож". Термин впервые появился в романе Тимоти Зана "Наследник Империи" и был придуман автором в качестве аналога хакера во вселенной "Звёздных войн". В русскоязычном издании "Наследника" от "Эксмо" термин перевели как "ледоруб", позаимствовав, видимо, из произведений Уильяма Гибсона. В силу ряда причин для меня более привычен вариант "ледоруб", соответственно его я и использую...
6) 97. В оригинале: backdoor — тайный вход (от англ. back door — "чёрный ход", буквально "задняя дверь"). Дефект алгоритма, позволяющий получить несанкционированный доступ к данным и/или удалённому управлению компьютером. Может намеренно (или не очень ;)) встраиваться разработчиками программ и ОС. Применительно к нашему случаю "установить бэкдор" означает не установку вредоносного ПО, а, скорее, внесение изменений в легитимный программный пакет с целью как минимум частичного обхода средств защиты и обеспечения скрытого доступа к интересующим данным. (А вот для внесения подобных изменений может использоваться вредоносное ПО… хе-хе...)
7) 98. Вся астрография исключительно на совести автора...
8) 99. Физика процесса целиком на совести автора...
9) 100. Все, вроде бы, знают и пользуются, но всё же... "Крот" — агент глубокого внедрения, поставляющий особо важную секретную информацию. Как правило "крот" вербуется (внедряется) до того, как получает доступ к закрытой информации, иногда даже до того, как начинает работать в сфере, интересующей вербующую (засылающую) сторону. В широкий оборот термин введён и популяризован писателем Джоном Ле Карре, использовавшим его в романе "Шпион, выйди вон!". По словам самого Ле Карре, понятие "крот" имело хождение в среде сотрудников спецслужб задолго до появления романа. Ле Карре так же утверждал, что "кротами" агентов глубокого внедрения начали называть в КГБ.
10) 101. Да, да… Именно так. Больше пафоса богу пафоса...
11) 102. Напоминаю, что английское "rebellion" означает как "восстание", так и "мятеж" (а ещё бунт, сопротивление, повстанцы и т.д.). Конкретный перевод зависит от коннотации, вкладываемой в слово тем или иным персонажем. Соответственно для сторонников Альянса — восстание, сопротивление, повстанцы; для имперцев — мятеж и мятежники; для (условных) нейтралов (типа Каррде) — безразлично, в зависимости от ситуации.
12) 103. Клик, он же километр (англ. klick, kilometer) — единица измерения расстояния, эквивалентная 1000 метров, 0,62 мили (имеется ввиду британско-американская "статутная", она же "стандартная сухопутная" миля). Происходит от жаргонного названия километра в армии США, впервые появившегося, как считается, в период войны во Вьетнаме. В произведениях по Вселенной ЗВ в равной степени используются и клик и километр.
13) 104. Даже в супер-пупер футуристичных объёмных и виртуальных интерфейсах — всё равно окна...
Глава 43
Отвернувшись от контрольной консоли в кают-компании "Сокола", Хан поднялся с кресла и направился к столу для дежарика, возле которого по обе стороны от L-образного компенсационного кресла сидели Лея и Джейд. Немного ссутулившийся медик Нейтан Халлин заметно нервничал, учитывая, что слева от него расположился явно чем-то возбуждённый Чуи.
После вчерашнего обмена информацией с Каррде, люди, похоже, стали настроены на откровенность, так что день начался с того, что все собрались в кают-компании, чтобы изучить типовые планы грузового корабля CEC класса VI и попытаться понять, что, ситх побери, им предстоит делать, если они... когда они всё-таки найдут Люка.
— Итак,.. — первой поднялась Джейд, пригладив рыжие волосы: — первое: всё, что он, как вы надеетесь, может сделать как ситх, у него этого не получится — не там.
— Исаламири, — кивнула Лея.
— Да... Как ты узнала о них? — в прищурившихся глазах Джейд удивление мгновенно сменилось подозрительностью.
— Мне рассказал Мадин. Он держит их по всему кораблю в... в пласталевых пузырях под самым потолком. Думаю, некоторых из них таскали в каких-то переносках.
— Они довольно небольшие, так что их можно перемещать, — смягчившись кивнула Джейд, — и пока Люк находится в зоне их влияния, его связь с Силой разорвана. Это действует сквозь пол, потолок, двери... Вы можете не увидеть их рядом с ним, но они всё равно влияют.
— О какой площади идёт речь? — спросил Хан.
— Не знаю... метров шесть, может быть, десять.
— Ну, и что же?
— Сказала же, не знаю. Похоже, это не постоянная, к тому же в прошлый раз у нас не было настроения для неспешных экспериментов. С другой стороны, людям Мадина так же об этом толком неизвестно. Не существует технических устройств, способных это измерить, следовательно, они не смогут узнать, есть ли у Люка доступ к Силе, когда мы сможем его забрать. У них не будет возможности убедиться в этом, пока к его ногам не бросят живую исаламири.
— В камере, где он находился, я ни одной не видела, — сказала Лея.
— Наверное, они где-то снаружи, — ответила Джейд, — я же говорила, их влияние распространяется сквозь любое вещество. При этих условиях они должны держать их вне досягаемости. Так что, у него нет возможности добраться до них.
— Ладно, если увидим любую небольшую... мохнатую... ящерицу-змею-тварь, то пристрелим её, так? — Лея дала Хану достаточно информации об этих существах. Он не любил дикую природу, даже если она не грозила смертью никому из его знакомых.
— Чем их меньше, — кивнула Джейд, — тем меньшую площадь они способны закрыть, и тем больше вероятность проделать брешь, даже неосознанно.
— Думаю, у нас есть проблема посерьёзнее, — сказала Лея, изучая план судна.
— Речь идёт не о тех сорока или около того профессиональных солдатах, которые будут стрелять по нам? — сухо спросил Хан со своего места.
— Сорок — это не слишком страшно, — пожала плечами Джейд.
— Это немногим больше моего счастливого числа, равного нулю, — заявил Хан, — ни разу ещё не попадал в перестрелку с такими шансами.
— Возможно, у нас всё же получится собрать полноценную ударную группу, — сказала Лея.
Каждый раз, выходя из гипера для изменения маршрута, они сообщали о своем курсе на "Ранд" и "Зефир", на борту которых имелись ударные группы Повстанцев. Но сейчас оба корабля примерно на сутки отставали от "Сокола", который на переходе от Среднего к Внутреннему кольцу опасно приблизился к передовым позициям имперских поисковых групп. Все присутствующие прекрасно понимали, что полагаются на код, переданный им Тэлоном Каррде, и это никак не смягчало общую атмосферу.
Джейд, как обычно, не желала ждать:
— Когда мы увидим, что происходит, мы решим, пойдём ли мы сами или будем ждать подкрепления. Но пока следует считать, что мы пойдём одни, — она посмотрела на Хана, — если сделать всё правильно, они не поймут, что мы там, пока мы не уйдём, что сделает их численность несущественной.
— Дело не в количестве стреляющих парней, милая, — не обидевшись, откинулся в кресле Хан, — а в том, как хорошо они целятся.
— Что справедливо и для нас, — уверенно сказала Джейд.
Взгляд Хана переместился на невысокого, учтивого(1), мгновенно выпрямившегося медика:
— Что?
— Ничего.
Поняв невысказанный намёк, медик скрестил руки, откидываясь назад:
— Ты ещё спасибо мне скажешь, если тебя подстрелят.
— Спасибо. Лучше я поблагодарю тебя, если меня не подстрелят.
— Думаю, врач нам всё-таки понадобится, — мрачно сказала Лея, обратив все взгляды на себя.
— Ну выкладывай, — сказал Хан, — пусть уж услышат все.
— Мне кажется, — замешкалась на мгновение Лея, — они поставили Люку рабский чип.
— Почему ты так решила? — мгновенно напряглась Джейд.
— Он... когда я говорила с ним на "Осе", в какой-то момент Люк наклонился, чтобы положить голову на стол... У него на воротнике и в волосах была кровь, много, из одиночной раны в основании черепа... Их ведь туда помещают, так?
— Именно туда их и вживляют, — тяжело вздохнул Хан.
Потирая лоб, Джейд тяжело опёрлась на столик для дежарика, и мрачно произнесла:
— Я заметила это на головидео, когда он лежал вниз лицом.
— И ещё один из солдат что-то говорил о том, что... Люк не может выйти дальше девяноста метров, что-то в этом роде.
— Радиус в девяносто метров, — кивнул Хан, — это крайне мало. Насколько велика "Оса"?
— Сто восемьдесят, — взглянула на схему Джейд.
— Прекрасно, то есть мы не можем его забрать с "Осы", не убив...
— Ты сможешь его удалить? — повернулась к Нейтану Джейд.
— Их нельзя удалить хирургическим путем, предварительно не отключив, — покачал головой Хан, — они срабатывают при контакте с воздухом. Некоторые срабатывают при резкой смене освещения или температуры, — он пожал плечами, когда все посмотрели на него, — знавал я нескольких работорговцев в своё время... Джабба постоянно баловался торговлей. Я видел, что случается, когда срабатывает одна из этих штуковин.
— Это можно пережить? — поспешно спросила Джейд.
— Нет, если она у основания черепа, — качая головой сказал Хан, пытаясь не обращать внимания на нарастающую в желудке холодную тяжесть, — парень, которому её вживили в плечо, не выжил — его отбросило, как от выстрела из бластера... и он больше не поднялся. У него в спине была дыра, размером с кулак. Думаю, он истёк кровью... или это был шок.
— Как быстро ты сможешь извлечь её, если придётся? — Лея обеспокоенно повернулась к Халлину.
— Капитан Соло прав, — с явным отвращением покачал головой медик, — они точны до миллисекунды... Их разрабатывают специально для предотвращения вмешательства именно подобного рода. Я правда не так много знаю о них — про них редко пишут в медицинских журналах. Я знаю, что без кода деактивации, мне нужно знать марку, тип и модель устройства, чтобы перед извлечением выяснить его конкретные защитные возможности, и даже тогда их необходимо извлекать в специальных условиях. По крайней мере, как правило их извлекают в тёмном безветренном помещении с помощью хирургических дроидов.
— И даже если бы он мог вырезать его там на месте, — разогнулся Хан, — предполагается, что мы успеем добраться до Люка раньше, чем Мадин включит его удалённо.
— Итак, надо найти передатчик, — сказала, не желающая унывать, Джейд, — на что он похож, он переносной?
— Не крупный, — Хан немного развёл руки, будто нёс его, — может подключаться к корабельной электросети, может быть автономным. Небольшой простой короб с парой индикаторов состояния и, как правило, цифровой клавиатурой сверху.
— Нам нужно разделиться и сделать это по-тихому, — решительно сказала Лея, — двое из нас пойдут за передатчиком, а трое — вытаскивать Люка.
— Кто-то должен остаться на "Соколе", — сказал Хан, — обеспечить нам свободный путь отхода.
— Значит, два и два. Потише, пока мы не убедимся, что передатчик у нас.
— Но... наличие пульта и деактивация чипа — две разные вещи, — нахмурился Халлин.
— Но если пульт будет у нас, никто не сможет прийти и активировать его вручную. Второй команде остается только забрать Люка.
— Но не выводить его с корабля, если только передатчик не переносной, — настойчиво напомнил Хан, — нам нужно держаться в пределах девяноста метров от этого пульта. Если он подключен, мы всё равно можем застрять там.
Все вновь погрузились в молчание, пытаясь найти выход из ситуации, которую, в глубине души Хан был абсолютно уверен, им вообще повезло обнаружить...
Сидя поодаль от стола и молча рассматривая чертежи, Хан заметил повторяющееся движение руки Джейд, которая кругами поглаживала свой живот. Она взглянула на него, и в эту секунду в её глазах отразился абсолютный ужас, отчаянный страх... она тут же опустила взгляд, её лицо ожесточилось, когда она переключила внимание на текущую задачу, как и подобает непревзойдённому солдату.
* * *
Люка разбудил звук открывающихся дверей и приток свежего прохладного воздуха, наполнившего затхлую атмосферу камеры. Полусонного его сдёрнули с койки с такой силой, что у него перехватило дыхание, плечи заныли от напряжения, мышцы натянулись, ноги свело судорогой, не в силах выдержать его вес. Его опять подтащили к столу, и, хотя он и не сопротивлялся, грубо усадили на стул, руки насильно вытянули и приковали...
Потом они ушли, и Люк остался один, с трудом сохраняя равновесие сидя за столом. Руки ему вытянули так, что плечи дрожали от напряжения. Он ждал...
Слишком долго без отдыха. Его обессилевшее тело обвисло, голова опустилась, плечи обвисли... Кто-то схватил его сзади за воротник лётного комбинезона и, грубо встряхнув, заставил выпрямиться и сесть. Он сел. Началась судорога. Он ждал...
Снова.
Снова.
Им снова овладела внутренняя тишина, его тело онемело, чувства отказывали, один-единственный звук глушил слух, голова стала опускаться. Он попытался поднять руки, чтобы протереть уставшие глаза, но они тут же резко остановились — нежелательное напоминание.
Он ждал…
С шумом на него надвинулась тень, и Люк, с трудом открыв глаза, увидел, как Мадин волочёт стул, чтобы сесть за стол.
— Выйдите, — сказал он солдатам.
Не оглядываясь, они развернулись. Дверь за ними закрылась, шипя вакуумом разгерметизирующегося коридора.
На стол перед Люком Мадин с разорвавшим тишину грохотом бросил диктофон. Он сел и застывшим холодным взглядом долго смотрел на Люка. Сжав челюсти, Люк ждал, подрагивающие от напряжения мышцы выдавали его усталость.
Прежде чем потянуться к кнопке воспроизведения, Мадин положил на стол между ними два шприца с бледной молочно-белой жидкостью, дав Люку время рассмотреть их и обдумать последствия.
Люк услышал собственный голос, затянуто и сонно произносивший слова, которых он совершенно не помнил.
— Семьдесят... шестьдесят четыре…
Неожиданно в записи начался беспорядок, грохот, явно от упавшего на твёрдый пол стула, какие-то помехи — похоже, уронили диктофон... а затем раздался полный разочарования голос Мадина:
— Я нажму на спуск, и всё, больше нет ситхов, понял? Твоя линия прервётся прямо сейчас.
И опять невнятный голос самого Люка, в котором едва слышалась улыбка:
— Нет.
— Нет?
— Слишком поздно.
— Что это, к хатту, значит?
Мадин потянулся, чтобы приостановить воспроизведение и включить другую запись, изучающе рассматривая Люка, который абсолютно неподвижно сидел с отсутствующим выражением лица.
Опять его голос, но на этот раз он помнил, как несколько дней назад говорил это...
— Это следует прекратить, а не обострять — наши дети заслуживают возможности расти в Галактике без войны. Я могу обеспечить мир, если...
Мадин остановил диктофон, чтобы выдрать другую запись, и в наступившей тишине Люк слышал только пронзительный гул крови в ушах.
— Я нажму на спуск, и всё, больше нет ситхов, понял? Твоя линия прервётся прямо сейчас.
— Нет.
— Нет?
— Слишком поздно.
Затем:
— ...наши дети заслуживают возможности расти в Галактике без войны.
Всем телом Мадин навалился на стол, опёршись на него локтями и зажав один кулак в другом. Люк опустил глаза, казалось, внутри него что-то рухнуло. Он почувствовал на себе расчётливый взгляд Мадина, несколько минут державшего паузу в воцарившейся тишине.
— Кажется, ты мне о чём-то недоговариваешь, — проворчал наконец Мадин, подняв первый шприц, — посмотрим, сможем ли мы это поправить.
* * *
Вызов поступил поздно, но в любом случае никто не спал, все ждали... а что ещё им оставалось делать? Сдерживая внутреннее беспокойство, Мара опустилась в компенсационное кресло слева от Нейтана, Органы и Соло, с краю примостился вуки.
— Ваш генерал шёл довольно извилистым маршрутом, — сухим, ровным голосом сказал Тэлон Каррде, глядя в сторону, очевидно, консультируясь с кем-то на другом экране, — похоже, он собирался направиться в сторону Неизвестных регионов, но позже передумал и развернулся в сторону Ядра. Как вы и говорили, первая серия сообщений исходит от Синсанга в секторе Райобалло.
— Да, я знаю, что говорил это, я же был там тогда, — уставший и напряжённый Соло очень хотел распрощаться с Каррде, и Мара не могла его винить.
— Затем мы проследили десять сообщений из пояса астероидов Бороска, — Каррде поднял взгляд в голообъектив, — весьма независимый человек, этот ваш генерал. Не любит обращаться за помощью к посторонним. Восемь из этих вызовов произведены с корабля на корабль — на неизвестное судно в секторе Баджик. Мы пытались взломать их, но там мудрёная система шифрования — Гент всё ещё работает с ними.
— Это были мы, — Соло нарушил все правила разведки, которым учили Мару, без колебаний выложив этот факт, — он говорил с Альянсом.
— Десять сообщений? — нахмурилась Лея Органа, поворачиваясь к кореллианцу, — у нас зарегистрировано только три.
— Неудивительно, — сухо заметил Каррде, — в общей сложности он использовал четыре разные частоты и три разных шифра, и всё для одного объекта.
— Вы расшифровали их? — удивлённо спросила Органа.
Про себя Мара сделала пометку, чтобы непременно сохранить контакт с Каррде, понимая сейчас, почему Люк нанимал его.
— Всего лишь в степени достаточной, чтобы выделить голос Мадина, — Каррде быстро двинулся дальше, бросая взгляд в сторону экрана, с которого читал, — его следующая остановка была в системе Телти во Внутреннем кольце, где на одноименной луне расположено крупное производство дроидов. Средний транспортник выглядит там вполне уместным. Это было в день публикации первого головидео. Он изменил название судна и его позывные, но мы вычилили его по отправленным оттуда четырём разным сообщениям: два ушли в сектор Квенс, а два — в Среднее кольцо на Толатин или на одну из его лун.
— Голограмма была отправлена с Телти? — спросила Мара.
— Нет. Точнее, мы так не думаем, авторство головидео было тщательно скрыто в коде. Чтобы вытащить эту информацию, нужна заведомо более ранняя копия. Мой ледоруб Гент считает, что это мог быть скрытый пакет в одной из тех четырёх исходящих передач, но вообще-то он был разослан по Голосети с абсолютно другого сайта.
— Передачи в сектор Квенс относились к флоту Альянса, — вновь подтвердил Соло, — мы тогда были именно там.
— Боюсь, что дальше мы его потеряем, — признал Каррде, — два дня назад он перестал пользоваться ретрансляционной станцией Вандакса. Гент оставил в системе маячок, так что если Мадин снова задействует этот ретранслятор, мы тут же об этом узнаем.
— Что ж, значит, у нас осталось лишь одно место, где его искать, — откинувшись назад, сказал Соло, а вуки подтверждающе рыкнул.
— Хребет Эсу, — кивнул Каррде.
— Эсу?.. — нахмурилась Органа.
— Хребет Эсу, — повторил Соло, — это единственное застроенное место на Толатине. Если где-то происходит какая-то сомнительная сделка, то в конце концов ты выйдешь на теневых дельцов Хребта Эсу.
— Мне знакомы там несколько человек, так что я попробую что-нибудь разузнать, — в голосе Каррде послышалась завершённость, но когда Соло потянулся к выключателю, выставив руку из-за Мары выглянул Нейтан.
— Погоди! Ты сказал, что у тебя в команде есть ледоруб?
Поняв, к чему он клонит, Мара была готова расцеловать его.
— Да, — неопределённо замер Каррде.
Нейтан беспокойно огляделся и вернулся к голограмме:
— Потому что они вживили Императору рабский чип.
— Ты уверен? — скрывая волнение, посуровел лицом Каррде.
Поскольку эту информацию уже открыли, вступила Мара:
— Подними запись в ГолоНете — взгляни на заднюю часть его воротника, когда он лежал вниз лицом, перед тем как его перевернули.
— Подождите, — Каррде немного склонил голову, с помощью клавиатуры выводя на другой экран картинку, — Авес, пойди приведи Гента.
В затянувшейся тишине Каррде внимательно изучал кадры, которые они все уже неоднократно просматривали:
— Похоже на то. Рабский чип — это проблема.
— Без шуток, — сухо сказал Соло, посмотрев на Мару, — надеюсь, ты не собираешься платить ему за этот крохотный нюанс.
— Вы сможете его взломать? — спросил Нейтан.
— Да, но это займёт около девяти часов, даже если поднажать, а я полагаю, что у вас будет более жёсткий график. Вам известно, сколько человек имеют код управления?
— Зная Мадина, не так уж много, — покачал головой Соло.
— Благодарю тебя за этот полезный крохотный нюанс, — наклонил голову Каррде.
— Скажем так, мы уверены, что их больше одного, но меньше пяти, — мрачно сказала Мара, — и поскольку нам не известны конкретные лица, уничтожить знающих код, а не сам пульт — не вариант. Кроме того, мы считаем, что радиус действия чипа составляет всего девяносто метров.
— Подождите, — губы Каррде сжались в узкую полоску.
Линия встала на удержание. Все в напряженной тишине ждали, пока Нейтан, рассеянно поигрывавший пультом голо-стола, не пробормотал себе под нос с той свойственной только ему интонацией обиженного праведника:
— Значит, не всё сводится лишь к тому, умеешь ли ты метко стрелять...
Соло демонстративно повернулся, откинулся назад, чтобы одарить его пристальным взглядом:
— Слушай, ты, мелкий ковакианский(2)...
От продолжения обличительной речи Соло Нейтана спасло включение связи и появление казавшегося более-менее успокоенным Каррде:
— Гент считает, что сможет сделать дубликат пульта(3).
— Дубликат пульта? — рядом с Марой наклонилась Органа.
— Это набор инструментов, который, если удастся с ним приблизиться к оригиналу, перехватит сигнал, создаст цикл и будет передавать его, как будто это настоящий источник. Он сэмулирует код и позволит вам выйти за пределы радиуса действия оригинала. Держите его возле Императора, и чип не сработает.
— Но? — спросила Мара, догадываясь по его тону, что есть что-то ещё.
— Но... если оригинал — более дорогая установка с многоуровневым шифрованием, вероятно, она может периодически передавать контрольный код внутри основного сигнала. Если дубликат пульта перехватит оригинальный сигнал в момент, когда он не содержит контрольный код, то поддельный сигнал останется без него, и когда рабский чип не получит контрольный код вовремя, или интервал передачи контрольного кода будет неправильным...
— Какова обычная периодичность передачи контрольного кода?
— Гент сейчас проверяет. Один раз он уже делал это когда-то, и, вроде бы, помнит, что импульсы проходили с интервалом около шести часов, что вполне приемлемый промежуток времени.
— Звучит не так уж плохо, — с надеждой сказал Соло.
— Если только он не взорвётся через минуту после переключения сигналов, — сказал Нейтан, садясь на место, — в этом и состоит риск, не так ли?
— Это риск, — мрачно кивнул Каррде.
— Минутку, — добавил Хан, — ведь твой парень только раз делал это!
— Вы приземлитесь на Хребет Эсу, — спокойно сказал Каррде, — "Если вас это тревожит, у вас получится, наверное, найти двух или трех ледорубов, способных сделать и продать собственный вариант дубликата пульта. Но я гарантирую, что ни один из них по способностям и близко не сравнится с Гентом, — повисла короткая пауза, поскольку Каррде перевел взгляд куда-то на экран перед собой, и многострадальным тоном произнёс, — кончай лыбиться, Гент.
— Нейтан, сколько времени нужно, чтобы удалить чип хирургическим путём? — обернулась Органа, — мы можем дождаться прибытия "Ранда" — он отстал от нас меньше чем на сутки, и на нём есть полноценный медицинский отсек. Он будет уже подготовлен к работе.
— Меньше часа, наверное. Но каждую минуту, когда мы держим рабский чип на поддельном сигнале, мы искушаем судьбу.
— Есть другие варианты? — вновь обратилась к голопроектору Мара.
— Нет, — покачал головой Каррде, взглянув поверх объектива голокамеры, явно обращаясь к находившимся на борту его корабля, — рабские чипы разработаны лишь для одной задачи, и потому выполняют её очень хорошо. Вы считаете, что грузовик Мадина будет один?
— Да, он не очень хорошо ладит с другими, — кивнул Соло.
— Сколько разумных на борту?
— Мы не уверены... Он забрал четыре подразделения, все — спецназ и все, по-видимому, преданы ему, а это шестьдесят солдат. Но ботаны сообщили, что дюжину его людей видели на Орд Мирит, сразу за пределами Систем Ядра, и четверых, по крайней мере, на Комменоре. Они были на "Тиши", одном из четырёх приписанных к "Осе" шаттлов Альянса. Поэтому мы считаем, что они прибыли оттуда.
— Когда ты это услышал? — нахмурилась Мара, отвернувшись от голопроектора.
— Примерно час назад, когда мы вышли из гипера для изменения курса.
— И когда ты собирался сообщить нам?
— Как только ваша хаттова Императрица перестанет тыкать в нас своим пальцем и своим флотом! — напрягся Соло.
— Может быть, мы сосредоточимся на текущем вопросе, — Нейтан наклонился, ненавязчиво закрыв Мару и Хана друг от друга, — а все разговоры о мире в Галактике отложим, пока те, кто реально может что-то сделать, не сядут за один стол?
Мара отвернулась, сознавая, что Соло прав.
— Она не моя Императрица,.. — наконец пробормотала она.
— Мы можем получить тип и позывные остальных шаттлов с "Осы"? — из тупика всех вывел Каррде.
— Мы передадим их тебе, — кивнула Лея Органа, и подчёркнуто повернулась к Маре, — и тебе.
— Спасибо, — спокойно отозвался Каррде, — сорок бойцов спецназа... Надеюсь, у вас достаточный вооружённый резерв, — чтобы понять это, ему даже не понадобилось последовавшее продолжительное молчание.
— У нас большие резервы, — ответил наконец Соло, — проблема в том, что они отстают от нас почти на день.
— Понятно... Так уж вышло, что мы сами идём к Хребту Эсу, — наконец непринуждённо сказал Каррде, — может быть, мы там встретимся с вами?
Вернув взгляд к голопроектору, Мара гадала, как среди всех группировок контрабандистов в Галактике Люк отыскал именно Каррде. Многие бы просто кивнули и сказали: "Удача". Однако, она очень сомневалась, что Люк случайно решил привлечь группу Каррде и, став Императором, сохранил эту связь. Казалось, он всегда умел находить в людях самое лучшее, просто молчаливо, упрямо, непоколебимо веря в них — иногда в самых невероятных обстоятельствах. Откинувшись назад, она впервые серьёзно задумалась... А что, если он действительно был способен установить мир, с такой то непреклонностью? Если кто-то и смог бы добиться этого, то только Люк...
И почему она сейчас подумала о нём в прошедшем времени?
От этого у неё защемило сердце и перехватило горло. Столько раз она безжалостно за это ругала других, но чем сильнее они приближались, чем быстрее пролетали часы и росли проблемы, тем отчётливее она понимала, что невольно готовится к худшему.
"Я не позволю ему уйти,.." — не обращая внимания на окружающих, Мара, стиснув челюсти, тряхнула головой, — "Хочешь увидеть упрямство, Скайуокер? Я покажу тебе, что такое настоящее упрямство."
— Насколько вы далеко? — вывел её из задумчивости вопрос Соло. Каррде взглнул за экран, и Мара расслышала мужской голос в стороне от микрофона.
— Авес говорит, что, если мы поднажмём, останется меньше суток... Завтра ранним вечером, наверное. А вы?
Соло взглянул на контрольную консоль, прикидывая что-то в уме:
— Мы уже идём к Толкучке... к полудню, примерно... У нас будет полтора дня, чтобы его найти.
— Занимайте любую стоянку, — мрачно кивнул Каррде, — мы частенько заглядываем на Хребет, я вас найду.
— Встретимся там, — кивнул Соло, — кстати, сколько человек ты приведёшь на вечеринку?
— Шестеро на борту "Дикого Каррде". Но вообще-то пять... Генту я бластер не дам, даже если от этого будет зависеть моя жизнь, — пожал плечами Каррде, и в ответ на молчание Хана в его голосе послышалось характерная суховатая насмешка, — постарайся не думать о всего пяти людях — рассматривай это как удвоение вашей численности.
* * *
Рано утром Мара вошла в кают-компанию с датападом в руках. Несколько минут назад сидя в тесной каюте Нейтана совершенно не выспавшиеся, они заметили, что вышли из гиперпространства. Для смены курса скорее всего, но это была идеальная возможность передать адмиралу Джоссу информацию о шаттлах "Осы", а потому Мара и направилась в кают-компанию.
Войдя, она взглянула в сторону стола для дежарика, где на отключённом голоприёмнике замерла статичная картинка. Возле в компенсационном кресле ссутулился Соло. Рядом, прильнув к нему всем телом, сидела Лея Органа, его рука, небрежно перекинутая вдоль спинки кресла, лежала на её плечах. Эта непринуждённая близость отозвалась в Маре, заставшим её врасплох, зияющим, опустошающим одиночеством.
— Простите, — она поспешно отвела взгляд, жалея, что сказала Нейтану, что сделает это сейчас, — я только хотела спросить о позывных шаттлов.
— Твоя подружка Алая Императрица опять на виду, — сухо сказал Соло, кивнув на деактивированный голоприёмник, — по всем новостным каналам Голосети показывают, как она сегодня вновь совершает прогулки. Похоже, наша Алая Императрица... "черпает силы у своего народа".
— Я же говорила, она не моя Императрица, — повторила Мара. Тем не менее, она понимала, что таким образом Соло извиняется за их предыдущую перепалку. Она начала понимать его, в основном потому, что он во многом был похож на неё... А для подобных людей, то, что они всё ещё разговаривают, уже равносильно извинению.
— Алая императрица, — наконец презрительно скривилась Мара, прислонившись к консоли управления, — держу пари, она сама это запустила.
За прошедшую неделю появилось бесчисленное количество снимков Д'Арки, всегда в белом, идущей посреди своего народа — освещенной тысячами свечей толпы людей, каждую ночь устраивавших бдение у ворот Дворца на площади Победы. И каждый день на рассвете Кирия Д'Арка проходит среди них, такая хрупкая и совершенно искренняя на вид.
— Она точно что-то затеяла, — язвительно заметил Соло.
Задумавшись, Лея Органа по-прежнему смотрела голопроектор:
— Вы слышали её речь в ответ на осуждение Мадина Альянсом? Это было хорошо... Она весьма хороша... Ни разу она не сказала прямо, что мы виновны по-прежнему. Она избежала признания, что "сейчас Альянс сам меняет свою линию". Сказала, будто мы "раскалываемся под давлением, которое оказывают на нас её войска".
— Её войска? — приподняла бровь Мара.
— Когда я в прошлый раз проверял, она была Императрицей, — пожал плечами Соло.
— Лишь по титулу... только по титулу.
— Похоже, в немалой степени это из-за меня.
— Д'Арка,.. — покачала головой Органа, по-прежнему хмуро глядя на отключенный голоприёмник, — не заставляйте меня говорить о Д'Арка.
— Нет, расскажи, пожалуйста, — Мару заинтересовал её снисходительный тон.
— Новая сила в честолюбивой старой семье из Среднего Кольца, разбогатевшей и поднявшейся по карьерной лестнице благодаря поддержке Палпатина. Я не могу понять, почему Люк вообще женился на ней, кроме как,.. — Лея умолкла, вопросительно глянув на Мару.
Мара позволила себе чуть склонить голову, и Лея выпрямилась:
— Политический брак!
— Притворство? — Соло тоже сел ровнее.
— Договор, — поправила Мара, — стобы подчинить Королевские Дома.
— Что ж, это ей вполне удалось, — язвительно сказала Лея, — но всё же... нет, я не думаю, что Люк включил бы её в линию наследования лишь затем, чтобы получить контроль над Королевскими Домами. Он понимает, что это означает возвращение престола прежнему режиму, а это не то, чего он хочет.
— Не он... я...
— Ты? Как можно...
Застыв Мара не сводила взгляда с Леи, наблюдая, как в этих проницательных карих глазах начинают собираться воедино все кусочки...
— Ты была Регентом? Ты была Регентом, — повторила Органа, — и ты передала власть... Кирии Д'Арке!
— А что ещё я должна была сделать?
— То, о чём Люк, очевидно, просил тебя... Потому что я ни на мгновение не допускаю мысли, что речь шла именно об этом!
— Я делаю то, о чём меня просил Люк! Я стараюсь сделать всё возможное, чтобы сбылось всё, что он задумал... И единственный известный мне способ сделать это — вернуть его, потому что он — единственный, кто может это сделать. Но чтобы вернуть его, я должна быть за пределами Корусканта, а чтобы быть за пределами Корусканта, я должна поставить главным кого-то, кого примет и поддержит народ. Мне нужно было назначить кого-то, кто представлялся логичным выбором, и кто, как я твёрдо уверена, отойдёт, когда Люк вернётся. Д'Арка постаралась помочь Люку с кольцом — это была её заслуга. Она привела за собой все Королевские Дома, и она, благодаря роли обиженной жены, которую она так хорошо исполняет, заставила население есть из её идеально ухоженных рук. Алая Императрица, — презрительно повторила Мара.
— Так, подожди, — проворчал Соло, — если она тебе не нравится, почему ты передала ей власть?
— Потому что она подходит для этого стратегически, — защищалась Мара, — она мыслит политическими категориями, а сейчас нам это необходимо — Люку это нужно. Посмотрите, что она делает! Она знает, как объединить и мотивировать людей.
— Да, хатт возьми, — сказал он насмешливо, — она сделала из Люка мученика, а он ещё не успел умереть.
— Я не позволю разрушить все планы Люка. Он велел мне не допустить этого, и я не допущу. Он женился на Кирии Д'Арка, потому что, когда начнутся преобразования, ему нужна поддержка Королевских Домов и если это значит, что сейчас мне придётся немного ослабить её поводок, то так тому и быть.
— Немного ослабить поводок? — спросила Органа, — она подписала ордер на твой арест как изменницы!
— Она не отнимет власть у Люка, я знаю, — покачала головой Мара.
— Но что случится, если Люк не вернётся... Что будет, если этот контроль исчезнет? Тебе не приходило в голову, что если бы Люк рискнул передать ей власть, он сам поставил бы её в очередь наследования? Сейчас, когда Императора нет, все и так уже рассматривают её как публичное лицо Империи.
— Он не ушёл!
— Когда ты передавала власть, ты подписывала какой-либо документ? — бодрая, несмотря на поздний час, Органа подалась вперёд.
— Да.
— Кто его составлял?
— Не знаю, — Мара почувствовала, как её голос стал резче при перекрёстном допросе, — я попросила составить его, и я прочитала весь документ. У Кирии ограниченные полномочия... Я передала ей исполнительную власть, но лишь в отсутствие Императора.
— В отсутствие Императора? Были ли в нём упоминания о междуцарствии или пресечении династии(4)?
Мара сморгнула. Так легко было забыть, что женщина, сидящая перед ней в военной форме, путешествующая на потрёпанном повстанческом фрахтовике, — представительница Королевского Дома Альдераана, обладает знаниями и многолетним опытом как одна из правящих особ. И само собой, некогда это была её арена. И если она сейчас обеспокоена, то, может быть, Маре стоит прислушаться...
— Если в документе не говорится прямо о правлении во период междуцарствия — временного перерыва в ряду монархов, — то, если не существует какого-либо другого документа, он фактически определяет порядок престолонаследия, — проницательный взгляд Леи остановился на Маре, — составленный вами документ о передаче власти, ограничивает её доступ к каким-либо существующим документам?
— Она верна Люку... я знаю, — покачала головой Мара.
— Но ты должна признать — убрав с дороги тебя, она расчистила себе путь. Ты теперь не можешь вернуться, — Органа прищурила проницательные глаза, — я знаю Д'Арка. Они абсолютно преданы своему государю — именно это привело их туда, где они сейчас. Но это — амбициозная семья. Дело не в том, свергнут ли они законного Императора — этого они никогда не сделают — дело в том, хватит ли у них решимости и авторитета, чтобы заполнить вакуум власти, если его не станет.
— Если бы Люк не доверял им, то дал бы им такой...
Пришедшее понимание вызвало волну паники, грозившую поглотить Мару. Она уверила себя, что Люк никогда не дал бы Д'Арка столько власти, если бы верил, что у них есть хоть какой-то шанс сделать это...
Но он не оставил им такой возможности... Это сделала она. Более того, перед свадьбой он составил длинный контракт специально для того, чтобы предотвратить это. А сейчас... сейчас Мара сделала то, чего Люк намеренно избегал: она дала им мандат, законное основание. Лея была права: Люк своей волей не включил их в линию наследования. Это было единственное, чего он никогда не допускал в своих отношениях с Д'Арка, поскольку он изначально не желал этого.
Прижав руку ко рту, Мара вскочила, вспомнив ответ Кирии на предложение временно принять власть... вспомнив блеск в её глазах и оживление в голосе: "Запомните: если Вы передадите мне власть, я воспользуюсь ею..."
* * *
— Все будет хорошо, — твёрдый, обнадёживающий тон нового голоса заставил Мару обернуться.
В кольцевом коридоре стоял Нейтан, и Мара не знала, как давно он там находится. Покачав головой, он вошёл, его голос звучал мягко, сильно и очень уверенно:
— Всё будет хорошо, потому что Люк вернётся, и превратит всё это в бессмысленный спор, — остановившись перед ней, он положил руку на плечо Мары, — он вернётся.
— Ну, сейчас мы должны вернуть его обратно, — длинно, прерывисто вздохнула Мара.
— В отличии от того, что было раньше, когда мы приходили просто случайно, от нечего делать, — сухо сказал Нейтан, а в его больших карих глазах блеснули искорки искреннего юмора... и Мара не смогла не улыбнуться.
И всё же, взглянув на обитателей кают-компании — разношёрстную смесь настороженных противников, связанных между собой единственным интересом: необходимостью найти одного человека, она почувствовала новый всплеск тревоги.
И правда заключалась в том, что они уже начали обсуждать, что будет, когда они не...
Она ощутила, как кружится её голова, когда на неё обрушилась тяжесть того, что они пытались сделать, и сами собой вырвались слова:
— У нас ничего не получится, да?
— Мы это сделаем. Мара, сейчас мы знаем, куда идти. Через двенадцать часов мы будем на месте, — он говорил абсолютно уверенно... но не достаточно.
— Мы будем в системе Толатин, — поправила она, моргнув затуманившимися глазами, — потом... мы не имеем ни малейшего представления — вообще никакого. У нас меньше сорока часов, чтобы найти его в системе с семью планетами и девятью лунами. Насколько это вероятно?
Он снова сжал её плечо:
— Примерно так же вероятно, как Император и наёмник? Или как насчет того, что Император когда-то был пилотом Повстанцев? — он задорно улыбнулся, — к тому же, ты знаешь Люка: маловероятное — его конёк.
— А мне казалось, — позади него коротко усмехнулся Соло, — что его конёк — влипать в неприятности.
В последний раз сжав плечи Мары, Нейтан обернулся:
— Я думаю, это скорее смысл его жизни(5).
— Не заводи меня, — легко отозвался Соло.
— Вообще-то я пришёл за позывными шаттлов "Осы", чтобы передать их, — сказал Нейтан, забрав у Мары датапад, — люди Мадина явно направлялись в сторону Ядра, а значит, имперские службы имели возможность их засечь. Мне очень хочется знать, чем они занимаются.
— Давай мы вместе, приятель, — сказал Соло, поднимаясь.
— Я могу их,.. — начала Мара.
Но Нейтан уже не хотел уступать датапад, раз уж завладев им:
— А если ты хочешь сделать что-нибудь полезное, то тебе следует поесть, раз уж ты всё равно не спишь. Думаешь, я не заметил, что ты пропустила ужин?
— Чем это полезно? — спросил Соло.
Повернувшись спиной к кореллианцу, Нейтан посмотрел на Мару округлившимися глазами:
— Потому что... у Мары... гипогликемия.
— Нет! — выпрямилась Мара
— Да... просто сейчас твои оценки затруднены, потому что ты не ела.
Мара, конечно, прекрасно понимала, что он делает, но она не собиралась соглашаться на мнимое заболевание только потому, что Нейтан в очередной раз загнал себя в угол.
— Нет, это не так.
— Вот видишь, теперь ты становишься агрессивной.
— Серьёзно, — невозмутимо спросил Соло, — ты настоящий медик? Или ты врач в том же смысле, в каком ты полезен в перестрелке?
Спасать ситуацию пришлось Лее Органе, которая поднялась и направилась в сторону прохода, ведущего к кокпиту "Сокола":
— Хорошо, Нейтан, давай отдам тебе идентификаторы шаттлов... Может быть, ты успеешь передать их до того, как мы уйдем в гипер.
* * *
Окинув Соло язвительным взглядом, Нейтан последовал за изящной экс-сенатором, поражаясь её способности оставаться элегантной даже здесь, одетой в униформу. К счастью, её более изящная, чем у кореллианца, речь отвлекала Нейтана от переживаний о его оплошности с Марой.
— У тебя неплохо получилась вдохновляющая речь, Нейтан, — сказала она, усевшись в кресло пилота и просматривая данные на боковой консоли, — тебе следовало бы стать политиком.
— Знаешь, кое-кто ещё недавно сказал мне то же самое.
— Люк? — обернувшись, она выразительно взглянула огромными шоколадно-карими глазами.
— Да, — внезапно почувствовав себя неловко он опустил взгляд.
— Ты... веришь в то, что сказал там?
— Я верю. Я должен верить — для себя и для Мары, — когда Лея на несколько секунд умолкла, Нейтан ощутил позыв поскорее сменить тему разговора, пока она не успела надавить на него, — интересно, могу ли я отправить сообщение прямо отсюда?
Приняв его уклончивость, она развернулась и склонилась над консолью:
— Если захочешь ввести код своего контакта, я могу отправить сообщение и отсюда, — взглянув на небольшой экран, она нахмурилась, — у вас тоже есть входящие.
Конечно же от Джосса — новое подтверждение, что у него есть возможность, не предупреждая Корускант о причинах, выделить из поискового флота три надёжных разрушителя и направить их в Толкучку немногим быстрее чем за два дня. Ещё шесть уже развёрнуты вдоль той же линии, и прибудут туда менее чем через день. В сообщении имелась ещё одна интересная новость, переданная находящимся на Корусканте коммандером Арко: два дня назад имперский шаттл, на котором бежали Нейтан и Мара, был обнаружен в ходе плановой проверки транспортных путей на Кореллианском маршруте. В соответствии с приказом, об этом немедленно доложили Императрице... и она распорядилась пропустить его беспрепятственно. Интересно...
Когда он поднял взгляд, Лея Органа по-прежнему пристально, пугающе пронзительно смотрела на него:
— Могу я спросить... Мара Джейд сказала, что Люк назначил её Регентом?
— Да, это так, — Нейтан поспешно опустил взгляд.
— Я... в недоумении, почему она не выполнила приказ Люка. Не думаю, что из-за недостатка преданности, — Лея замешкалась, её следующие слова прозвучали чуть выше, словно скрывая невысказанный вопрос, — совсем наоборот...
— То же самое я мог бы спросить и у Вас — главнокомандующего Восстания.
Нахмурившись Лея поспешно отвела взгляд:
— Я здесь из-за наших встреч. Потому что я... я думаю, что Люк был честен в своих намерениях. Мы вытащим его, потом продолжим переговоры и разберёмся с этим — со всем, раз и навсегда.
— Со всем?
— Со всем. Мы начнём официальные переговоры, установим порядок... Пока он будет проводить изменения в направлении демократических реформ, Альянс будет соблюдать режим прекращения огня.
— А-а, — медленно кивнул Натан, сопоставляя это с тем, что ему уже было известно, и наконец-то увидев общую картину. Что задумал Люк на самом деле, что он намерен сделать... вот это всё.
— Ты не знал, — нахмурилась Органа, в её мягких, дымчатых глазах промелькнула расчётливость.
Нейтан пожал плечами, удивляясь, почему он не был шокирован сильнее... ответ, конечно же, был очевиден.
— Я... ожидал того же... даже большего, со временем, — у него получилось беспечно усмехнуться, — хотя с Люком никогда не угадаешь.
Опустив взгляд и слегка склонив голову набок, Лея улыбнулась. Это кого-то сильно напомнило Нейтану, но он никак не мог понять кого...
— Ты хорошо его знаешь? — спросила она.
— Достаточно, чтобы понять, как мало его кто-нибудь знает на самом деле.
— Когда-то я думала, что знаю, — сказала она отстранённо, — я просто... Почему Мотма? Почему он преследовал её?
— Хочешь правду? — вздохнул Нейтан, — я думаю, что Люк предложил Мотме ту же сделку, что и тебе... и я предполагаю, что она отказалась. Покушение... оно показало Люку, что старое руководство никогда не решит эту проблему, ни с той, ни с другой стороны.
— Мон была великим государственным деятелем...
— Которая подписала приказ, санкционировавший убийство Люка. После этого для Люка изменилось всё. Именно тогда он стал брать дело в свои руки, потому что знал, что на обеих сторонах нужно новое руководство без предрассудков, оставшихся после Войн клонов и становления Империи. Он хотел всё начать сначала, но не мог гарантировать этого, пока не уйдёт старое руководство, — Нейтан прервался, рассматривая ее застывшее в раздумье лицо, — что это было, по-твоему?
— Месть, — она не подняла глаз.
— Нет, думаю, ты знаешь его лучше.
— В том-то и дело — я хочу верить, что знаю, но,.. — она неуверенно замялась.
— Он долго поддерживал контакт с тобой, но так и не продвинулся, не встретился лицом к лицу тогда, когда для него это было бы гораздо проще. Я думаю, он видел, что не может действовать пока Мон у власти, потому что понимал — она его отвергнет, и он не знал как преодолеть статус-кво. Я точно могу сказать, что ни разу ему не пришло в голову перейти в наступление и убрать Мотму без оснований — ни разу. Он начал действовать лишь после того, как Мотма выступила против него, попытавшись его убить. Это по-настоящему изменило всё — больше, чем ты можешь себе представить. Люк решил, что должен убрать Мотму и поставить у власти тебя. Новое руководство... Кого-то, кому он доверял, кого-то, с кем, как он думал, он сможет заключить эту сделку.
— Он мог бы приложить больше усилий с Мон. Ему не надо было делать то, что он сделал.
— Я уже говорил, для Люка всё изменилось.
Несколько секунд Лея неуверенно смотрела на него:
— Нет... нет, он уже служил Палпатину — его только что объявили Наследником.
— Я говорил с ним об этом, когда после покушения он лежал в медцентре... Ты знаешь, что он двадцать три дня находился в коме, что в первый день мы чуть не потеряли его. Из-за гипоксии у него было четыре приступа на операционном столе, его сердце трижды останавливалось. Два раза мы экстренно возвращали его в операционную, потому что он истекал кровью от внутреннего кровотечения. Только за первую неделю ему было сделано восемь операций. Первая — в травматологии — длилась шестнадцать часов. Он покинул мой медицинский центр без малого через три месяца, а ходить он смог только ещё через почти два месяца.
Нахмурившаяся Органа благоразумно смотрела в пол.
— На мой вопрос об объявлении его Наследником... он ответил, что, по его мнению, Палпатин сделал это, чтобы спровоцировать Восстание, чтобы вбить последний клин между тобой и Люком, потому что,.. — Нейтан запнулся, всё стало очевидно.
— Нет, человек, которого я знала, не обратился бы против Мон, даже если бы верил, что это ради высшего блага. Он нашёл бы другой путь, — покачала головой Органа.
— Может быть, — допустил Нейтан, — наверное, он уже не совсем тот... разве он мог остаться прежним, учитывая всё, что случилось? Но я скажу тебе так: я точно знаю, что когда он сражался за ваш мятеж, он искренне верил в то, что делал, и готов был отдать жизнь за эти убеждения. Вы — прости меня — вы бросили его, отвернулись от него, весьма усердно пытались его убить... почти преуспели. И всё же он продолжал верить, что, получив шанс, ты сделаешь правильный выбор... Хотел попробовать, дать тебе любую возможность, даже на свой страх и риск. Несмотря ни на что, он по-прежнему хотел доверять тебе... до сих пор доверяет. А сейчас скажи мне опять, что он не тот человек, которого ты знала.
* * *
Первым, что почувствовал Люк, стало движение острого жала иглы, которую вытаскивали из вены. Его потускневшие глаза медленно фокусировались на серых стенах. Лишь через несколько секунд нависшее над ним смутное пятно оформилось в шагающую туда-сюда фигуру Мадина.
Люк попытался обратить Силу внутрь себя, стараясь сосредоточиться, но ничего не произошло, ни малейшего отклика Силы на его зов. Он закрыл глаза, мир вокруг него тошнотворно вращался, так что несколько секунд ему казалось, что он падает.
Он пришёл в себя от прокатившегося по всему телу толчка, в голове всё плыло, сердце гулко стучало в груди.
Мадин что-то говорил, но Люк не мог разобрать слов, его внимание по-прежнему занимал тщетный поиск связи, хоть какого-то ощущения, каким бы ничтожным оно ни было. Он так хотел услышать его, ощутить это вокруг себя, ритм вселенной... жаждал, даже если это никак не поможет ему, просто чтобы снова стать целым. Без этого он чувствовал себя, как в юности, как будто отсутствовала какая-то жизненно важная часть его самого, какая-то глубинная связь, оставленная без ответа.
Какая-то глубинная связь…
Последовавший за этим всплеск адреналина придал Люку сил, чтобы попытаться подняться, и он перекатился на бок, чувствуя кружение камеры в мутных волнах. Стиснув зубы от нарастающей дурноты, Люк поднялся, не удержавшись от импульса взять в руки голову, чтобы удержать её в неподвижности, закрыл глаза, уже давно знакомые с этой тягучей дымкой, с этой специфической тошнотой, ноющей, тягостной тупостью...
Он открыл глаза, изо всех сил пытаясь сфокусироваться на своих руках... почему они свободны? Он посмотрел мимо них в дальний конец ярко освещенной камеры, стены ползли и искривлялись, не поддаваясь его слабеющему зрению... и вдруг он снова упал, всё вокруг поплыло. Он схватился было за стол, чтобы остановиться... но потом понял, что его нет... он сидел на железной дуге на краю своей койки...
И никого не было... он остался один в залитой светом камере... был ли тут кто-нибудь вообще?
Его разум вновь резко активизировался, и Люк понял, что наркотик не был реальностью — это был флешбэк(6), минутное заблуждение... Он попытался встать, цепь упала на пол, прорвав кожу и открыв рану на лодыжке. Он беспомощно пошатнулся, комната накренилась. Не реальность... это не реальность.
Он ударился об изогнутую стену плечом и головой настолько сильно, что в глазах вспыхнуло что-то ярко-белое. Люк почувствовал, как подкосились ноги, и он упал, мир пошатнулся. Не в состоянии бороться с нахлынувшим желанием, он, пока не потерял сознание, лёг и свернулся калачиком, прижавшись лицом к холодному неровному полу. Он закрыл глаза лишь на секунду...
Старый сон... это был старый сон — он по-прежнему лежит на боку, как и в камере, но теперь под ним холодная, шершавая и сырая земля. Высокие скрюченные деревья шелестят под ночным пронизывающим ветром, не приносящим облегчения разгорячённой коже. В трепете листвы он слышал шёпот, разносящийся ветром по деревьям короткими обрывочными фразами. Слова, мгновения, воспоминания взвились невесомыми, прозрачными искрами(7), проясняясь на какой-то яркий миг, а затем исчезая, теряя чёткость, рушась под напором нарастающего шторма...
Затем забрезжил свет, мягкий, тёплый, как отражение солнца в глубине мрака пещеры, нежное обещание дневного тепла, всего в нескольких шагах от него. И этот свет исходил от склонившейся рядом с ним в кромешной тьме фигуры... фигуры в белом, в мягком капюшоне, прикрывающем густые волосы цвета красного дерева... Лея — Лея, какой он её запомнил, когда впервые увидел в её сенаторских одеждах чисто белого цвета — чистейший свет... А она с искренним состраданием в глазах протянула руку, чтобы коснуться его лица. Но едва она дотянулась, как потускнела, и её рука, коснувшаяся его, стала столь невещественной, что прошла сквозь него прохладной дрожью раскаленной кожи.
И, как всегда, тёмный лес и прохладная земля обратились в ничто, иллюзию. Осталась лишь буря, заключённая в его неровном дыхании, бьющемся сердце и отчаянном страхе, что что-то... что-то...
* * *
Люк открыл глаза: он лежал на полу в нескольких шагах от койки, свернувшись калачиком на боку, онемев от холода... и не имел ни малейшего представления о том, как он туда попал.
Он заставил себя сесть, но ещё несколько минут ему пришлось не шевелиться, прежде чем он попытался подняться, чтобы, спотыкаясь, вернуться на холщовую койку с явно непригодным тонким одеялом. Он упал, перекатился на бок и свернулся калачиком... Спрятанные под одеялом твёрдые осколки вонзились ему в бедро и ногу, и ещё долго Люк пытался вспомнить, что это такое...
Осколки диктофона, собранные с пола, когда несколько дней назад Люк разбил его корпус. С трудом добытые ценности, сложенные в выцветший лётный комбинезон, когда он упал среди них. Сейчас он вспомнил, вспомнил свой замысел — дверь. Если он правильно рассчитает время, они удержат дверной затвор открытым — ровно настолько, чтобы сломать его. Он поднял дрожащую руку и помассировал лоб, вспомнив, что сегодня ему придётся использовать подавитель, чтобы снова сдвинуть койку на толику ближе к двери. Если они продолжат держать его в таком состоянии, то в конце-концов это ничего не изменит. Желание закрыть глаза и уснуть было чудовищным... хотя бы на мгновение... хотя бы на одно мгновение.
Сделай это, потому что ты поклялся, что не отдашь Мадину эту победу.
Когда он закрыл глаза, комната закружилась, и он стиснул зубы. Ему было безразлично. Ему было совершенно безразлично.
Сделай это для Мары.
Едва заметная улыбка промелькнула на его разбитых губах при мысли о лесной зелени глаз, живых, как свежий лист в солнечном свете, и вспышке яркого русо-рыжего цвета, всех оттенков от тёплого блонда до темно-каштанового... Сделай это, чтобы узнать, будут ли у твоего сына такие же волосы.
Твой сын…
В памяти сразу всплыло лицо Мадина, самоуверенное и многозначительное: "Кажется, ты мне о чём-то недоговариваешь".
Два шприца на столе…
Слишком много — это стало реакцией на передозировку наркотика. Мадин ввёл ему чрезмерную дозу, чтобы выведать правду... и самое страшное — Люк понятия не имел, сказал ли он ему что-нибудь. У него остался единственный факт, и он сейчас ухватился за него:
Мара за полгалактики отсюда, в безопасности на Корусканте.
1) 105. В оригинале: "well-spoken"...
2) 106. Имеется ввиду ковакианская обезьяноящерица (англ. kowakian monkey-lizard) — двуногое пресмыкающееся с планеты Коуак (Ковак) во Внешнем Кольце. У обезьяноящериц не было выраженной культуры, но они обладали интеллектом и многими специалистами признавались разумными. Самый известный представитель этого вида — Салашиуз Б. Крамб, придворный шут Джаббы Хатта, вместе со своим хозяином безвременно ушедший от нас в пасть сарлакку.
3) 107. В оригинале: "ghost box"... Одно из значений слова "ghost" (дух, привидение, фантом) — фактический автор, тайно работающий на другое лицо, писатель-невидимка, то, что у нас называется "литературный негр".
4) 108. В оригинале: "a break in the chain of monarchy"...
5) 109. В оригинале: raison d'être...
6) 110. В оригинале "flash-back" — взгляд в прошлое, (амер.) воспоминание, ретроспекция. В психиатрии: "вспышка прошлого" — галлюцинаторное расстройство, воспроизводящее отдельные фрагменты перенесенного расстройства в виде элементарных зрительных галлюцинаций или иллюзий, flashback-феномен.
7) 111. В оригинале: "zephyrs" — в древн. греческой мифологии сын Астрея и Эос, крылатый красавчик, приносивший приятный прохладный западный ветер. Среди других значений лёгкий ветерок, а так же прозрачная блузка, лёгкий шарф, юбка, шаль и т. п.; что-либо невесомое, прозрачное, дымка.
Глава 44
Невыспавшаяся Мара сидела в компенсационном кресле в кают-компании "Сокола". Из-за безостановочно метавшихся мыслей она никак не могла заснуть. Чтобы найти Люка, у них осталось сорок часов... Сорок. Теперь она стала считать время в часах, а не в днях.
Её мысли рвались ощущением тщательно подавляемой паники от осознания этого факта, когда ранним утром, сонно спотыкаясь, в кают-компанию вошла Лея Органа, и обе женщины удивлённо уставились друг на друга.
Натянув поплотнее китель на потёртую рубашку(1), Органа откинула на спину густую гриву распущенных тёмных волос и утомлёнными глазами посмотрела на Мару:
— Не можешь уснуть?
Мара опустила взгляд на стоящую перед ней чашку с кафом:
— Странный сон.
— У меня тоже, — кивнула Органа, — есть ещё?
— Угощайся, — кивнула Мара в сторону каф-машины.
Подумав, Мара добавила, вернувшейся и устроившейся за дальним краем поцарапанного и истёртого голо-стола, Органе:
— Наверное, не стоит говорить Нейтану, что я пью каф, а то он соберёт весь ваш корабельный запас и выкинет его в шлюз.
— Он очень строгий врач, — нахмурилась Органа.
Мара сразу же поняла, что натворила под влиянием стресса, но постаралась сохранить спокойное выражение лица:
— Ну, знаешь, он очень любит... свои... оздоровительные процедуры.
Органа молча приподняла бровь, и Мара поспешила сменить тему:
— Так что тебе снилось?
— Волки, — сказала Лея, уставившись в свою кружку, — точнее, мой волк.
Всё тело Мары передёрнуло судорогой, хотя она и постаралась сохранить нейтральный тон. Сегодня ночью, прорвавшись сквозь сон, вновь пришло её собственное видение волка... но почему волк снился Лее Органе... как?
— Тебе снятся волки?
Органа не отрывала взгляда от своего напитка, пока скручивала свою тяжёлую гриву в неплотную косу, перекинутую через плечо.
— Мне снится мой черный волк — не в плохом смысле, уже нет. Он всегда стоит рядом в моей тени. Но сегодня ночью...
— Сегодня ночью он исчез, — со знанием дела закончила Мара, заставив Органу поднять взгляд на себя.
— Сегодня ночью он,.. — кивнула Лея, — я не смогла прикоснуться к нему, не смогла почувствовать его... Он стал будто брешь в Галактике точно таких очертаний. Он был там всегда, волк, уже так давно. Такой совершенно, абсолютно реальный... иногда он был самой неоспоримой, незыблемой вещью бытия, но сегодня... Сегодня ночью... он стал словно призрачным воспоминанием... он растворялся под моей рукой.
— Это Люк, верно? — ровно произнесла Мара, — Волк... это Люк.
Органа поспешно отвела взгляд, её длинные тёмные волосы рассыпались пышной копной роскошных локонов цвета красного дерева и скрыли нежное лицо... И Мара моргнула, моргнула снова...
Несколько секунд ушло на то, чтобы прокрутить в памяти момент, когда волосы Леи Органы рассыпались волной тёмных локонов. Ещё несколько секунд потребовалось, чтобы вспомнить другую женщину с таким же изящным, округлым лицом и большими, серьёзными карими глазами, обрамлёнными невероятной массой тёмно-каштановых волос...
Голограмма на столе Люка... изящный старый потускневший серебристый голопроектор с изображением женщины:
"Я растолстела."
"Ты светишься."
Она долго всматривалась, просто вглядывалась в Лею, снова и снова перебирая факты в уме... и что-то ещё, какое-то более глубокое знание, какая-то искра понимания, пульсирующая в самой Силе...
Они были родственницами — Органа и женщина в старой голограмме — мать и дочь, Мара почти не сомневалась в этом. Она нахмурилась... но зачем Люку держать у себя на столе голографию матери Леи Органы? У него настолько мало было того, что он берёг как своё личное, зачем...
Что-то большее, что-то гораздо большее... Этот момент — ощущение, которое Люк столь часто пытался описать, но ничто не передавало его... Чувство, что Галактика сама затаила дыхание в предвкушении...
В сознании Мары замелькали собственные мысли, пришедшие несколькими секундами ранее: почему волк снился Лее Органе... как?
Как?
"Не надо... Эни, не надо, я ужасно выгляжу."
"Ты выглядишь великолепно."
Мужской голос из голопроектора, глубокий и нежный, ещё очень молодой, с лёгким, мягким акцентом Внешнего кольца.
"...Эни, не надо..."
"...Эни..."
И слова Люка, торопливо сказанные в ангарном отсеке "Осы"... и этот мягкий акцент Внешнего кольца: "Мара! Энакин — его имя должно быть Энакин".
Энакин; Эни…
"...повсюду носить тебя в кармане."
"Правда? Тогда возьми. Я люблю тебя, Эни. И всегда буду любить."
Голограмма на столе Люка — изображение его матери, снятое его отцом. Отцом Люка, до того, как он стал Вейдером. Мать Люка... с такими же большими карими глазами, такими же тонкими чертами такого же округлого лица, как у Леи!
Нет. Вероятность обратного была... Но зато это многое объясняло. Выбор Люком Леи, его абсолютное доверие к ней. Скольким людям он доверял до такой степени? Скольких он мог бы простить за то, что сделала Органа?
И Лея Органа... её решение оставить свое драгоценное Восстание даже на короткое время, чтобы отправиться на поиски человека, который должен быть её смертельным врагом... Каковы шансы на это? Сколько убеждённости понадобилось этой женщине?
Теперь Органа рассматривала Мару, нахмурившись чуть выше начала бровей, так похоже на женщину из голо...
Мара заново вспомнила видение Силы, через которое Люк так осторожно провел её; вспомнила мощь, бесконечную огромность вращающейся Вселенной, увлекающей за собой всё сущее:
— — -Солнца-близнецы, пепельная луна, опалённая кроваво-красным, всё в движении, былая верность пробуется...
Двойные солнца затмеваются и исчезают в двойных кругах, вырезанных из золота, взаимосвязанных, взаимосбалансированных, взаимозависимых.— — -
Трон, как объяснил Люк, Место Пророчества, огромная спинка которого сделана в форме двух соединенных друг с другом солнц... и надпись под основанием Трона, выгравированная в форме переплетенных колец. Два кольца, два солнца, две рифмы, два, два, два...
— — -Огромное количество возможностей, запутанных вокруг и среди них, все будущие восходят к этому;
— — -
К тому моменту, как Мара заговорила, она была абсолютно, безоговорочно уверена.
— Ты сестра Люка.
Эти тёмные глаза раскрылись ещё чуточку шире, и Мара почувствовала, как сидящая напротив неё женщина испытывает шок.
Несколько секунд Органа молчала, в её сознании роились тысячи отрицаний и опровержений, но в итоге Мара решила избавить её от лишних хлопот:
— Я видела голограмму твоей матери, которую Люк хранит у себя на столе — вы очень похожи... и в любом случае, я могу чувствовать тебя в Силе. Люк научил меня.
— Ты чувствительна к Силе!
— И ты тоже. Но ты ведь уже знала это, нет? — Мара покачала головой, вспоминая все малейшие моменты своих упущенных озарений, — я должна была догадаться...
— Нет. Я не знала, — покачала головой Лея.
Мара стремительно взглянула на неё, а Лея, наклонившись, опёрлась подбородком на руку и смотрела на Мару сквозь разведённые пальцы, удивляясь и смущаясь, словно продолжая внутри себя привыкать к этой мысли:
— Я узнала об этом по анализу крови... Люк тоже не знал. Я понятия не имею, почему они спрятали нас друг от друга, разлучили нас.
— Подожди, он не знал? Когда ты ему сказала?
— Когда... когда я отправилась поговорить с ним на борту "Осы". Я пришла расспросить его, а он знал ещё меньше меня.
— Так... почему же он помогал тебе — до этого, почему он доверяет тебе?
— Почему я ему доверяла? — покачала головой Лея, — я не хотела — я и правда не хотела ему доверять. Это противоречило всякой логике. Я рисковала всем... Я и сейчас рискую.
— Как и Люк, — Мара опустила взгляд, её сердце сжалось — ведь он всё ещё может погибнуть. И что она будет делать тогда?
Она вспомнила, как когда-то давно лежала с ним в тихой безвестности ночи, прижавшись телом к телу. Вспомнила его слова, тихие и тяжёлые, пронизанные страхом.
"Кто-то однажды сказал мне, что я могу уничтожить только то, что люблю". Это было самое близкое, до чего он когда-либо доходил... признание, хотя бы ради отрицания.
Она подняла свое лицо к его.
"Ты знаешь, что я..."
"Не говори этого. Никогда не говори этого".
"Почему?"
"...Что если я уже проклял нас обоих?"
Они ни разу не произнесли этого слова, оба всегда держались за этот договор, словно он служил некой тайной защитой... но это было не так. А теперь...
Теперь она ужасалась, что это станет одним из самых глубоких сожалений всей её жизни.
* * *
Люка разбудил звук открывающихся дверей, поток свежего прохладного воздуха, пришедшего в затхлую атмосферу камеры. Он привстал, когда они вошли и снова поволокли его к столу, грубо усадив за него, хотя он и не сопротивлялся.
Руки вытянули вперёд, заковав в наручники.
Ожидание... желудок свело, плечи болят, руки дрожат...
Слишком напряжённая поза. Мышцы горят, он попытался поднять руки, чтобы потереть уставшие глаза, но они тут же резко остановились, напомнив о его уязвимости.
Над ним нависла тень, и Люк, открыв воспалённые глаза, увидел, как Мадин волочёт стул, чтобы сесть за стол.
— Выйдите, — охранники, не оглядываясь, развернулись. Дверь закрылась и с шипением разгерметизировался коридор за ней.
Люк снова перевёл взгляд на Мадина, смотревшего на него с нескрываемым удовольствием:
— Устал? Нечего сказать сегодня, да? Посмотрим, получится ли тебя разговорить.
На стол между ними он положил два шприца с бледной молочно-белой жидкостью. Прежде чем заговорить, он дал Люку несколько секунд, чтобы рассмотреть их и обдумать последствия.
— Итак, Скайуокер, с чего мы начнём сегодня, с твоего наследника или с кодов?
Люк почувствовал облегчение и тихо протяжно вздохнул, его голова опустилась, плечи поникли. Напряжение, которое с момента их последнего допроса затягивалось всё туже и туже, медленно ослабевало. Потому что он не рассказал Мадину о Маре — сдержался. Иначе Мадин упомянул бы её имя прямо сейчас — воспользовался бы случаем, чтобы ткнуть этим Люка в лицо. Отчаянно уставший, полностью истощённый, Люк ухватился за эту отсрочку... И когда он поднял взгляд на Мадина, наружу вырвался короткий, вялый смешок.
— Не хочешь поделиться шуткой? — хмыкнул Мадин.
— Нет,.. — покачал головой Люк, — нет, думаю, оставлю это при себе, спасибо.
— Ты весьма любишь хранить секреты, не так ли?
— Может быть, ты просто не умеешь их вытягивать из людей, — сказал Люк, возвращая взгляд к шприцам. Провоцировать Мадина сейчас было совершенно неправильно, но Люку нужно отвести вопросы от Мары, — а может, кодов, которые ты пытаешься раздобыть, просто не существует.
— Семь групп чисел — ты уже говорил об этом.
Прищурив взгляд, Люк немного, насколько ему позволяли прикованные руки, откинулся назад:
— Дело не в кодах, не так ли? Не совсем. Речь идёт о нас с тобой. Для тебя всё сводится лишь к одному — Галактика слишком мала для тебя, меня и твоего эго.
— Ты собираешься сообщить мне то, что я хочу знать, — Мадин потянулся к первому шприцу, — или мы продолжим использовать тебя как подушку для булавок?
Люк ничего не ответил, просто вытаращился. Пожав плечами, Мадин поднёс шприц ко рту, чтобы снять с иглы колпачок, и одновременно потянулся, чтобы удержать руку Люка.
Люк напрягся, тщетно пытаясь убрать прикованную руку, и не удержался от вскрика, наполовину разочарованного, наполовину взволнованного.
Потребовалось всего несколько секунд, чтобы наркотик начал действовать на него, и следом просочилась привычное холодное онемение, делавшее все конечности невозможно тяжелыми. Люк постепенно замер, голова закружилась, искажённое притяжение превратилось в свободное падение.
— Ну вот... уже полетел, да?
Отдалённый голос, тихий и пустой на слух Люка.
— Знаешь, это ко-фралодиост — фрост, как его называют на улицах. Говорят, чтобы слезть с него, нужны годы, а мы использовали его как основу для всех специальных легких коктейлей, которые готовили для тебя в последние несколько недель... Его и то, что так любезно предоставил Вез Риис. Думаю, может, мы попробуем оставить тебя без всего на полдня, а? Посмотрим, как ты оттянешься.
Люк медленно моргнул, заставляя себя сосредоточиться.
— Прямая последовательность...
— Что?
— Прямая последовательность... нужно держать прямую последовательность в... уме. Держите в своем разуме прямую последовательность, от Аурек до Зерек(2).
— Не начинай мне сегодня это втирать, — нахмурился Мадин.
— От Аурек до Зерек... Йирт... Ксеш...
Мадин наклонил голову, раздражённо сжав губы
— Ауребеш сегодня, да? Вносишь изменения в распорядок.
— Вев... Уск... Трил... Сент...
— Ладно, Кальтер объяснил мне, что фокус в том, чтобы сбить тебя с мысли. Вклиниться — заставить тебя слушать меня, а не себя.
— Реш... Кек... Пет...
Мадин достал из кармана небольшой предмет и поднёс его к затуманенным глазам Люка: компактная металлическая ручка длиной в половину пальца, тонкие пластинки, надрезанные по диагонали. Люк глянул на него мельком, даже не пытаясь сфокусироваться. Рука, державшая предмет, слегка шевельнулась, и с металлическим щелчком из рукояти, блеснув на свету тонким клиновидным остриём, выскочило короткое, широкое, заточенное лезвие,.
— Как насчёт того, чтобы прервать последовательность? — рявкнул Мадин, — следующую названную тобой букву я вырежу у тебя на обратной стороне ладони.
Люк резко замолк, уставившись на лезвие. Оно было коротким, не больше половины пальца в длину, со скошенной режущей кромкой почти во всю ширину. Выглядевшее старым и изрядно послужившим, оно даже с его нечётким зрением казалось острым как бритва. Люк тихо вздохнул.
Лезвие приблизилось к его лицу, расплывшись в смутный отсвет металла, и Мадин заговорил:
— Подумай хорошенько, потому что впереди у тебя большая часть ауребеша.
В напряжённой тишине Люк, переведя взгляд на Мадина, непроизвольно моргнул, и старший мужчина кивнул, немного опустив нож:
— Хорошо, значит, будем считать это победой. А сейчас, коды...
Всё ещё скованный действием препарата, Люк с трудом отвернулся, взглянув на грубо оштукатуренную изогнутую стену:
-...Нерн...
Мадин не мешкал. Схватив Люка за запястье, он сильно прижал его руку к столешнице, и тремя быстрыми, достаточно глубокими, чтобы Люк почувствовал, как кончик лезвия задевает кости кисти руки, движениями вырезал букву. В отчаянном рефлекторном порыве отпрянув от фиксаторов, Люк резко вдохнул и выгнулся, туго затянутые наручники не уступили ни на дюйм.
Когда Люк зажал рану другой рукой, тыльную сторону ладони охватило пронзительным жаром, пульсировавшим в такт его сердцу. Столешница под его руками стала влажной на ощупь.
Несколько секунд Мадин наблюдал за ним, дожидаясь, пока учащённое, прерывистое дыхание Люка немного успокоится.
— Это очень болезненная рана, — покачав головой, наконец сказал он, абсолютно равнодушно взглянув на Люка, — назовёшь следующую букву, или всё-таки хочешь поговорить о кодах?
Люк прищурился, боль и адреналин вернули ему чёткость сознания:
— Иди к хатту.
— Неправильный ответ, — покачал головой Мадин, — по крайней мере, надо было выбрать что-нибудь поближе.
Люк закричал, тщетно пытаясь освободиться из удерживающих его наручников, когда Мадин вновь схватил его руку и вонзил в неё острое лезвие.
* * *
"Сокол" приземлился на хребте Эсу поздно вечером по местному времени, а несколькими часами позже прибыл и "Дикий Каррде".
И вот, вместе со всеми Лея стояла возле голо-стола на борту "Сокола" и рассматривала невзрачный чёрный корпус из алюфлекса, ставший их единственной надеждой спасти жизнь её брата.
— И это всё? — спросил совершенно не впечатлённый Хан.
Она не могла винить его. Простая пласталевая коробка, примерно вдвое больше квадрата цифровой клавиатуры на её верхней части, с ручкой с одной стороны и тремя маленькими красными индикаторами.
Каррде пришёл с взволнованным молодым ледорубом Гентом, и Лея наблюдала, как совершенно очарованный юноша таращится на привлекательную фигуру Джейд. Когда они собрались, он даже осторожно, разрываясь между подростковым обожанием и застенчивой робостью, пристроился возле Мары.
И сейчас, ощутив обращённый на него ожидающий взгляд Мары, он почувствовал необходимость защищаться и возмущённо вздёрнул подбородок:
— Эй, вы тут разглядываете новейшую разработку.
— Да, мне не нравятся новейшие разработки, — язвительно сказал Хан, — слишком часто эти слова означают ненадёжность.
— Эта сработает, — сказал Гент, бросив мимолётный взгляд на Мару, которая, не обращая внимания на поклонника, взяла коробку, чтобы более внимательно рассмотреть.
Подняв взгляд, Мара бросила прибор Лее, которая поймала его.
— Эй, осторожнее с этой штукой! — нервно протянул руку Гент.
Мара повернулась к нему, и ледоруб снова попробовал слабо улыбнуться.
— Не ты.
— А как мы узнаем, когда он сымитирует код? — спросила Лея. Её знание планировки "Осы" и расположения рубки управления, которую она мельком видела во время своего визита, позволило ей вызваться на поиски пульта рабского чипа. Хан и Мара, чтобы добраться до камеры другим путём, пойдут вверх по коридору правого борта "Осы", а Каррде и его группа отправятся навстречу.
— Нажмите и удерживайте эту кнопку, — наклонился Гент, — затем... видите эти индикаторы? Они будут мигать, когда он пытается перехватить сигнал, как сейчас. Держите её зажатой, пока все три индикатора не загорятся постоянным зелёным светом — это значит он перехватил и записал сигнал. Не отключайте настоящий передатчик и не выносите этот за пределы радиуса действия, пока все три индикатора не загорятся непрерывным зелёным светом.
— Значит, когда мы получим зелёный сигнал, теоретически можно будет уничтожить оригинал? — вскинулся Хан.
— О, совсем нет, — сказал ледоруб.
— Потому что? — подсказала Мара.
— Мне понадобится работающий оригинал — всё равно мне нужна исходная программа, чтобы взломать её и найти код деактивации рабского чипа. Этот имитатор просто перехватывает и дублирует исходящий сигнал, он не копирует сам код. Кроме того, иногда на оригинальном передатчике устанавливается защита от несанкционированного доступа. Если его уничтожить, а он отправит сигнал срабатывания одновременно с передачей дубликата... я не хотел бы зависеть от того, отреагирует рабский чип на подлинный сигнал или на подделку. Я также не знаю, что произойдет, если рабский чип будет активирован кодом с настоящего пульта, в то время как дубликат передаёт сигнал — чип может сработать, а может и нет.
— Отлично, не мог бы ты говорить ещё немного более расплывчато? — пробурчал Хан.
— Эй, это новейшая разработка, — возмущённо повторил ледоруб, хотя его реакция скорее была направлена на Мару, чем на Хана, — никто не может взломать рабский чип, все знают, что их сложно подделать. И это ещё ничего... Если вы его вытащите, всё равно придется ломать исходную программу, чтобы узнать код отключения.
— Так в чём реальная польза от этого? — скрестила руки Мара.
Гент немного отстранился:
— Ну, как только у вас заработает дубликат, я гарантирую, что вы сможете выйти из зоны действия оригинального пульта, и это не приведёт к срабатыванию рабского чипа. Держитесь вне зоны действия настоящего передатчика, и неважно, активирует его кто-нибудь или нет.
— Мы пойдём навстречу вам с носовой части "Осы", — выпрямился Каррде, — вынесем оригинальный передатчик за пределы радиуса действия и заберём его на "Дикий Каррде". Гент сможет немедленно начать работу над ним.
Поскольку он был известен в округе, было решено, что Каррде примет участие в пока ещё рыхлом плане — под каким-нибудь предлогом открыто подойдёт к "Осе", привлекая внимание. Тогда вполне логично, что именно его группа заберёт управляющий пульт. Тем не менее, Джейд казалась не слишком согласной с этим, хотя сейчас, как заметила Лея, она была настроена гораздо мягче по отношению к Каррде, её тон был скорее профессионально настойчивым, чем враждебным:
— Без обид, но я глаз не спущу с настоящего пульта.
— Минуточку, что значит "глаз не спущу"? — выпрямился Халлин, — ты же останешься на "Соколе" и будешь прикрывать наш отход.
— Нейтан, ты же был там, когда мы тянули жребий(3) — на "Соколе" останется Чубакка".
Сидевший напротив Леи Чуи чуть приподнялся, явно надеясь, что это его шанс принять участие в активных действиях.
Нейтан, похоже, думал так же:
— Да, но... конечно, для тебя было бы разумнее...
— Иду я.
— Но,.. — Мара стремительно выпрямилась и бросила на него взгляд, который Хан уже назвал её "огненным взглядом", хотя, по мнению Леи, несмотря на то, что медик противостоял Маре один на один, он держался достойно. Халлин нахмурился, взглянул на Лею и Хана, потом снова на Мару, — просто я подумал, что тебе, наверное, стоит... ну, знаешь... остаться здесь.
— Правда? Ну и с какой это стати?
— Ну, ты знаешь…
— Вот что я тебе скажу, Нейтан, — сухо сказала Джейд, достав из кобуры свой бластер и на равном расстоянии от них двоих положив его на поцарапанный стол для дежарика возле ящика из алуфлекса, — вот моё оружие. Если сможешь забрать его так, что бы я, как минимум, не нанесла тебе сотрясение мозга или, скорее всего, не переломала тебе кости, то я останусь.
Лея заинтересованно взглянула на Хана, и оба повернулись обратно.
Медик потянул было руку, и на короткое, невероятное мгновение Лея подумала, что он действительно хочет попытаться... потом он пошевелил пальцами и отступил на шаг.
— Я просто... правильно.
* * *
День клонился к ночи, и Мара принялась расхаживать по тесным помещениям "Сокола", стараясь, чтобы Нейтан не смог её подловить и в очередной раз попытаться отговорить от участия в рейде на "Осу".
Время на исходе — у них заканчивалось время. У них оставалось всего десять часов, а куда двигаться они не знали. Так близко, и не известно куда.
Все собрались вокруг выведенной над голо-столом трёхмерной проекции навигационной карты системы Толатин и рассматривали её, как будто оттуда что-то вот-вот выскочит на них. Хотя населён был только сам Толатин, да и то лишь на Хребте Эсу, эта среднего размера система всё равно состояла из пяти планет и девяти спутников. Восемь из этих богатых минералами лун в настоящее время разрабатывались, что означало постоянный поток кораблей и направленных туда и обратно коммуникационных сигналов, что ещё больше усложняло ситуацию.
Так они и сидели, ожидая вестей от Каррде, наводившего справки на Хребте, а Соло и вуки уже дважды ходили на разведку в поисках зацепок.
Но на Хребте "Осы" не было. Мара знала это абсолютно точно, знала всем своим существом — его не было на Толатине. Она нигде не могла распознать знакомого присутствия Люка. И да, он был скрыт исаламири, и по-прежнему её грызла одна мысль: может быть, он уже мёртв... может поэтому она не может его почувствовать.
Поэтому она расхаживала по отсекам, пока все сидели вокруг голо-стола, понимая, что они смогут успеть на одну луну, а может, и на две, если выберут те, что поближе, и пытаясь логически сузить круг возможных вариантов. Мара снова взглянула на голограмму, почти не слыша голосов остальных, обсуждавших возможные варианты, отчаянно нуждаясь в чём-то, в чём угодно, что могло бы подсказать им направление...
Она остановилась, заново рассматривая систему, её девять лун и пять планет, вращение которых отображалось в реальном времени в сложном трёхмерном изображении. Шум, споры и дебаты стихли, и откуда-то изнутри раздался звук, вздыбивший волосы у неё на затылке.
Обернулась Лея, в тот же миг ощутившая невольную дрожь... и постепенно, по одному, по двое, все вокруг замерли, глядя, как Мара, словно её тянули на привязи, подошла к голокарте.
Там — это было точно там!
Всё её внимание сосредоточилось на мёртвом спутнике цвета ржавчины, атмосфера которого давно исчезла, а его пятнистую поверхность покрывала красная пыль. Когда Мара попыталась заговорить, вместо голоса раздался хриплый шёпот:
— Эта луна... как она называется?
— Это Луа Вермилла... девять часов полёта, — нахмурился Хан.
Луа Вермилла... На бокке(4)... это означало "Красная луна".
Красная луна. В её сознании промелькнуло видение, пришедшее к ней впервые, когда она увидела, как Люк призывает к себе Силу, задолго до того, как он стал служить Палпатину...
— — -Вой крадущегося волка. Солнца-близнецы, пепельная луна, окрашенная в кроваво-красный цвет, всё меняется, верность под сомнением, преданность подтверждена...Кроваво-красная луна...— — -
Красная луна. Неужели ответ был известен уже тогда, когда всё началось, когда события пришли в движение, как зубчики шестерёнок, встающие на место(5)? Может быть, Сила уже давно ответила ей на вопросы, которые она пока даже не догадывалась задать?
Красная луна. Понимание пронзило её позвоночник и отозвалось абсолютным, неоспоримым знанием в каждой частичке её существа.
— Они там, — сказала она, зная это совершенно точно, — именно там.
* * *
Люк пришёл в себя уже прикованным к столу, спина и плечи ныли, боль пронзила их, когда он попытался поднять голову. Стол был покрыт коркой засохшей крови из его порезанной руки, а сквозь грязную ткань потёртого комбинезона проступали алые пятна там, где она прилипла к ранам.
Напротив него, слегка откинувшись на стуле, сидел свежий и бодрый Мадин, в форменном кителе и чистой накрахмаленной рубашке, а потому Люк догадался, что это уже другой день.
Медленно, с трудом, он выпрямился и сел, размышляя, не оставили ли его прикованным на ночь...
Мадин чуть наклонился, слегка скрипнув стулом.
— Доброе утро.
Утро…
— Тринадцатый.
— Что?.
— Тринадцатый... тринадцатый день, — улыбнулся Мадин, — к несчастью для некоторых.
Люк негромко, с придыханием усмехнулся. Он чувствовал себя оцепенелым и разбитым, отстранённым от реальности, но в ясном сознании. Наркотиков пока не было, или их было недостаточно, чтобы с ними не справиться. Теперь уже трудно было что-то определить.
— Думаю, сегодня мы поговорим о твоем наследнике.
Люк слишком быстро опустил взгляд, отчего комната закружилась вокруг него.
— У меня его нет.
— Ты уже сказал мне, что есть.
Выщербленная и покрытая пятнами поверхность стола стала расползаться и перекашиваться в восприятии Люка. Он слабо покачал головой:
— Нет, не говорил.
— Это ты думаешь, что нет, — насмешливо ухмыльнулся Мадин.
— Тебе я ничего не говорил, — уже обессиленный Люк медленно наклонялся вперёд, то и дело морщась от спазмов в желудке. Слишком долго без наркотиков... или слишком долго с ними — трудно судить.
— Мне не важны детали. Достаточно просто знать, что это так, а это было написано у тебя на лице. Дальше разобраться было несложно: я просто присмотрелся к Корусканту и к женщине, которую ты поставил у власти. Ты не поставил бы никого другого над матерью своего ребенка... Ты уверен, что она будет хранить Империю для него, до его совершеннолетия, — Мадин ехидно улыбнулся, вновь откидываясь на спинку стула, — кровный интерес.
Люк продолжал молчать, чувствуя как зарождается первый приступ паники.
— Надеюсь, ты попрощался с ней перед отлётом. Если нет, то прямо сейчас на Корускант направляется моя команда... Я попрошу их передать твои... извинения.
Прежде, чем осознал это, Люк оказался на ногах и бросился вперёд. Оковы остановили его, когда он, не обращая внимания на пронзившую его руки боль, дернул за них:
— Отзови их! Верни их!
Посмеиваясь Мадин наблюдал за борьбой Люка:
— Гляди-ка. А знаешь, я впервые вижу у тебя настоящие человеческие эмоции.
Он поднял взгляд, и две пары крепких рук навалились сзади на Люка, оттесняя его, вопреки его сопротивлению. Когда охранники оказались достаточно близко, охваченный гневом Люк пяткой босой ноги вполоборота нанёс сильный боковой удар по коленной чашечке ближайшему мужчине, с удовольствием услышав хруст, когда его нога неловко подогнулась... Но в итоге всё закончилось по-прежнему. Люк был слаб, измучен и скован, и мощными ударами и грубой силой они заставили его сесть обратно.
Наблюдавший за Люком, Мадин подождал пока тот не успокоился. Затем, прищурившись, снова улыбнулся:
— Всё это время мы должны были обсуждать не то или другое... мы должны были обсуждать и то, и другое. Я предлагаю тебе сделку, Скайуокер: сообщи мне коды, и я отзову людей.
Ещё не отдышавшийся, растерянный Люк поднял голову. В его мыслях метались образы Мары, её лицо, её улыбка, её голос — тысячи моментов, усиленных действием наркотиков, активизировавшихся в его организме на фоне всплеска адреналина. Её слова, её сила, её абсолютная вера: "Я верю тебе".
— Я не могу... я не могу сообщить тебе коды.
— Очень жаль, — встал и развернулся Мадин.
— Подожди!
— Коды, — остановился Мадин, глядя на него.
— Не могу!
— Тогда она умрет... и ребёнок вместе с ней.
Он не мог потерять Мару, не мог... Но он также не мог сдать флот и решить судьбу сотен тысяч существ по обе стороны конфликта. Не мог обречь Галактику на ещё одну войну масштаба Войны клонов, не мог дать Мадину такую власть.
— Не... не спрашивай меня об этом.
— Я только что спросил. Всё, что мне сейчас нужно, — это твой ответ.
Люк беспомощно повалился вперёд, давящая на него сила была настолько велика, что он едва мог дышать, а тем более говорить. Он потерянно уронил голову на руки, лежащие на столе.
— Ты, ситхов сын... ты ведь и не собираешься мне отвечать, верно? — полунасмешливо, полупрезрительно произнёс Мадин.
— Тебе я их сказать не могу, — Люк покачал головой, не поднимая её. Он спрятал лицо, сознавая бесполезность любых просьб, но не в силах поступить по-другому, — не надо... пожалуйста, не спрашивай об этом. Что угодно... Я сделаю всё, что ты скажешь... только не спрашивай об этом.
* * *
Остановившись на полпути между Скайуокером и открытой дверью камеры, Мадин несколько секунд рассматривал человека, сломленного и отчаявшегося, но не способного подчиняться. Он почувствовал, как его лицо медленно расплывается в усмешке: он знал, что здесь Скайуокер не сможет воспользоваться своими способностями, не сможет распознать ложь, если она будет сказана... а соблазн был очень велик.
Подойдя к столу, он наклонился к Скайуокеру и тихо, почти шёпотом произнёс:
— Мы уже сделали это. Она уже мертва.
По-прежнему держа голову на руках, Скайуокер молча замер, даже вздох не вырвался из его уст.
— Ей и правда не стоило вот так разгуливать посреди толпы, — усмехнулся Мадин, — но знаешь, она так этого хотела... привлечь людей к своему делу. Ты будешь рад узнать, что на ней было твое кольцо. То самое, которое я снял у тебя с руки.
И опять никакой реакции, Скайуокер угрожающе тих.
— Одетая во всё белое. Весьма подходящий символ — ещё одна невинная жертва на заклание из-за вас... обоих, по правде говоря. Невозможно быть невиннее нерождённого ребёнка, не так ли?
Уронив стул позади себя, Скайуокер в попытке ударить вскочил с криком отчаянной, ничем не сдерживаемой ярости, причём ярость была такой, что за наручники на запястьях он фактически тащил за собой тяжёлый стол.
Быстрым шагом Мадин отступил за пределы его досягаемости, с едва заметной самодовольной ухмылкой наблюдая, как двое стоявших за Скайуокером солдат бросились на него, чтобы удержать, и, ударив его ногой под колени, повалили на пол. Неистовая злость придала ему сил, и он, мгновенно поднявшись, снова потащил вперёд увесистый, громоздкий стол. Солдаты снова схватили его, причём на этот раз один из них ударил Люка по почкам. Скайуокер сложился пополам и задыхаясь упал.
— Ещё разок, — бесстрастно скомандовал Мадин.
Мощным оверхендом(6) Тинель со всей силы ударил Скайуокера в голову. Мадин проследил, как еще больше обмякло тело, голова запрокинулась, плечи обвисли. Убедившись, что Скайуокер не сможет подняться, он не спеша обошёл стол и присел рядом с задыхающимся, полубессознательным мужчиной.
— За Мон, — прошептал он, — теперь мы квиты.
Некоторое время он оставался достаточно близко, чтобы Скайуокер мог кинуться на него, надеясь, что так и случится. Но драка окончилась... и не из-за побоев, как понял Мадин.
Он встал, пнул Скайуокера ногой, чтобы вывести его из равновесия, посмотрел, как тот завалился набок, повиснув на прикреплённых к столу наручниках, затем развернулся и удовлетворённый вышел из камеры.
* * *
Меньше часа... До Луа Вермиллы оставалось меньше часа, а по центральному отсеку "Сокола" в поисках инструментов металась Мара, не выпускавшая из рук сейбер. Её сердце сжалось от воспоминания о том, как в своей учтивой, сдержанной манере Люк подарил ей световой меч. "Я подумал, что ты заслуживаешь чего-то более элегантного."
Она замерла, осознав, что только что заметила краем глаза. За голо-столом, на поверхности которого были разбросаны компоненты разобранного бластера, сидел Соло и возился с главным реле.
— Пожалуйста, скажи мне, что это не твой бластер?
— Возможно,.. — настороженно сказал он.
— Соло, до выхода из гипера осталось меньше часа. Почему ты выбрал именно это время, чтобы начать возиться с этой штукой?
— Когда я нервничаю, мне нужно с чем-то повозиться.
Она прошла к нему, села в компенсационное кресло и стала перебирать детали на голо-столе.
— Под твоим сиденьем валяется тот сломанный субчастотный скремблер, установленный когда "Сокол" впервые доставили на Корускант. Ты не мог бы его достать?
— Эй, — сказал уязвленный Хан, — я этот бластер в темноте смогу собрать примерно за шесть минут.
— Хорошо, давай сейчас. Я засеку время, — она многозначительно протянула ему собранные запчасти.
— Что-то не так? — забрав детали, Хан кивнул в сторону сейбера, который она всё ещё держала в другой руке.
Мара опустила взгляд.
— А... у меня немного ослабла защёлка крепления к поясу. Я,.. — она осеклась, сообразив, о чём он говорит.
— Похоже, мы оба с чем-нибудь возимся, когда нервничаем, да? — улыбнулся Соло.
— Заметь, мой световой меч цел. В отличие от моих нервов, когда ты рядом.
Она опять многозначительно посмотрела на стол, и Хан, вздохнув, наклонился и взял основной блок питания бластера, присоединив к нему разъёмы.
— А зачем вообще тебе эта штука?
Она ему рассказала? Люк доверял ему, и, если честно, Мара начинала чувствовать то же самое, но всё же...
— Это Люку... когда мы найдём его.
Нахмурившись Хан смотрел вниз, пока устанавливал активационный модуль(7).
— Знаешь, он может не... не думаю, что он будет в состоянии...
— Я знаю, — Мара почувствовала, как её нога выбивает стаккато о палубные панели. Она торопливо положила сейбер, будто он обжигал ей руку.
— Волнуешься? — голос Соло был наигранно небрежен.
— Вряд ли, — неубедительно отмахнулась она.
— Я волнуюсь. Боюсь, что мы выйдем из гипера в какой-то тёмной дыре на окраине пустоты и впустую потратим девять часов добираясь туда.
Чтобы проверить блок питания, Хан по привычке лизнул большой палец и прикоснулся им к контактам, дернувшись от небольшого удара током.
Мара нахмурилась, но взяла со стола разобранное выпускное сопло(8), вставила на место компенсатор и повернула его, чтобы зафиксировать.
— Думаешь, там ничего не будет?
Эта мысль, что она всё основывает на каком-то смутном воспоминании о давнем видении, тоже не раз приходила ей в голову...
— Я просто говорю, что мы должны быть к этому готовы, вот и всё, — пожал плечами Хан, уверенным щелчком зафиксировав приклад на корпусе бластера.
— К тому, что его там не будет я готова. Просто я не знаю, готова ли я к...
Она осеклась, и Соло тяжко вздохнул:
— Не надо пытаться гадать, что они сделали или не сделали с ним.
Мара отмахнулась от этой темы, не желая снова думать об этом. Она провела достаточно бессонных ночей и беспокойных дней, сопоставляя свои воспоминания и сведения о Мадине и его знаменитом вспыльчивом темпераменте, которыми располагала Имперская разведка. И даже если не учитывать исаламири, то, раз уж Мадину удалось удержать Люка там, где ему нужно, она сочла, что он определенно использует наркотик... а это значит, что, скорее всего, Люк всё уже понял...
Она молча отдала выпускное сопло бластера Соло, который установил его на место, закрепил тяжёлый навесной прицел и подсоединил энерговод.
Он поднял бластер, прищурившись в активный теперь прицел:
— Ну вот, видишь? Это заняло... сколько минут?
Вернув мысли в настоящее, Мара изогнула бровь и спросила:
— Ты правда с ним что-то сделал?
— Конечно. Со временем контакты начинают окисляться. Я их все очистил.
— Чем? — Мара посмотрела на пустой стол.
— Лучшее чистящее средство, известное человеку, — слюна и край моей рубашки.
* * *
— Чем ты располагаешь? — спросила Лея Органа со своего места за пультом СУО(9) в кокпите "Сокола", когда Мара поднялась, чтобы лучше рассмотреть пыльную красную луну.
— Три разрушителя в нескольких часах хода, и заградитель немногим дальше, — ответил Нейтан из рубки связи, бросив взгляд на Мару, — ещё шесть разрушителей прибудут через девятнадцать часов... Хотя, если мы заберём Императора, то очевидно, подойдут все корабли флота.
Она понимала, что это не плохо. Наедине она уже сказала Нейтану, что, что бы ни случилось, он должен оставаться с Люком, если — когда — они его найдут. При себе у него был маячок, частоту которого заранее сообщили адмиралу Джоссу. Разумеется, она доверяла Соло и Лее Органе, даже Каррде, но очень скоро в непосредственной близости окажется множество кораблей Повстанцев и Имперцев, а значит, масса нервничающих военных с их собственными представлениями. Поскольку Люку требовалась срочная операция по извлечению рабского чипа, а два малых корабля Повстанцев уже здесь, они направятся туда, но знание о наличии поблизости заградителя... обнадёживало.
Когда они вышли на высокую орбиту Луа Вермиллы, следуя к единственному известному поселению — колонии по добыче селена, координаты которой сообщил Каррде, летевший невдалеке перед ними(10), Соло обернулся к Маре:
— Если мы их спугнём, заградитель может оказаться полезен.
— Мы не можем рисковать ожидая... Так мы дождёмся четырнадцатого дня. Мы пойдём с отрядами повстанцев, — твёрдо сказала Мара. "Сол" и "Зефир" отставали на час, и сейчас, когда осталось лишь два часа до полуночи и начала четырнадцатого дня, на который Мадин публично назначил казнь Императора, если единственное, что есть у Мары, — войска мятежников, то значит, с ними она и пойдёт.
Она понимала, что вряд ли Мадин потащит Люка на казнь в полночь, но всё же Мара боролась с нарастающим желанием действовать.
Три подразделения повстанцев на борту "Сола" и "Зефира" примерно уравняют их с командой Мадина, а их прибытие через час позволит нанести планируемый удар ближе к полуночи, для подобных акций(11) — самое подходящее время, когда у людей снижается активность. С командой профессионального спецназа это может дать минут десять... но она воспользовалась бы этим преимуществом, если бы могла его получить.
Сейчас им необходимо установить точное местоположение "Осы", а контакты Каррде сообщили, что на площадках шахтерской колонии, как это ни странно, находятся транспорты для перевозки сыпучих грузов. Им надо не спеша подойти и на местности проработать детали атаки, чтобы к моменту прибытия подкрепления быть готовыми к действию.
Когда спустя несколько минут "Сокол" на большой высоте пролетел над единственной шахтёрской колонией Луа Вермиллы, Мара была готова к тому, что среди транспортов может не оказаться грузового корабля шестого класса... Но чего она не ожидала, так это того, что на площадке вокруг главного здания стояло четыре таких же корабля, помимо ещё пяти потрёпанных фрахтовиков.
Соло тихо выругался по-кореллиански:
— Ну и что, съёшь их сарлакк, нам теперь делать?
— Удалось получить данные? — когда они проходили, спросил Нейтан, привстав, чтобы лучше видеть, — какая-нибудь сигнатура отличается повышенной мощностью?
Вуки прокричал ответ, который Соло перевёл, не отрывая глаз от удаляющейся площадки, накренив "Сокол", чтобы как можно дольше держать её в поле зрения:
— Все активны, все работают на примерно одинаковой мощности.
— Каррде, ты видишь среди этих грузовиков кого-нибудь из постоянных перевозчиков? — спросила Мара по комлинку.
— Нет, никого.
— Ты разве не узнаёшь его? — обернулся к ней Соло.
— Эй, это серый грузовик шестого класса с несколькими неподходящими панелями... После десятка лет эксплуатации они все смотрятся одинаково.
— Биосигнатуры есть на всех? — спросила Лея, не отрываясь от обзорного экрана.
Вуки снова утвердительно рыкнул.
— Подождите, субсветовые двигатели "Осы"! — подсказал Нейтан, — разве они не были частично сняты, когда вы видели её на станции Квенн?
Соло развернулся и вместе с вуки подался вперёд:
— Субсветовые двигатели у всех на месте... ещё идеи?
Мара догадывалась, что он не сказал того, о чём думали они все... что, может быть, это ни один из них.
Вуки снова негромко заурчал, старающемуся сохранять оптимизм Соло:
— Да, думаю, если у вас в запасе есть пара дюжин человек, а на борту имеется готовый комплект, то их можно вытащить наружу и за три-четыре дня установить в открытом космосе.
Мара нахмурилась, разглядывая грузовые суда... дюжина человек в запасе... что он и сделал. Плюс место для хранения в одном из трюмов грузовика.
Двенадцать человек…
— Погодите минутку,.. — привстав она смотрела на Соло, который вновь направил "Сокол" по широкой дуге, удерживая фрахтовики в поле зрения, но не подходя слишком близко, — крайний грузовик, самый дальний... сколько биосигнатур?
— Примерно сорок, рассредоточенных, — Хан перевёл рычание Чуи.
Мара покачала головой... потому что она не чувствовала ни одного. Ни одного. Она вообще не чувствовала в Силе никаких откликов с крайнего грузового корабля. Полная пустота, словно провал в её чувствах, дыра в её восприятии.
— Тут... это тут! Это "Оса"!
— Как, ситх возьми, ты это поняла?, — нахмурился Соло.
— Ты уверена? — с надеждой обернулась Лея.
— Это он, — кивнула Мара, стараясь придать голосу твёрдость, чтобы передать свою уверенность.
Лея обернулась к Хану, в недоумении уставившегося на неё:
— Серьёзно? Мы действуем исходя лишь из численности?
В ответ она наклонилась к комлинку:
— Каррде? Мы определили его — крайний Шестого класса, самый дальний на площадке.
— Мы пройдём пониже по его левому борту, — ответил Каррде, — посмотрим, сможем ли мы вам показать обстановку(12).
— Не подходите слишком близко и не попадитесь под сканирование. Не стоит начинать вечеринку до прибытия подкрепления, — Соло держал более узнаваемый "Сокол" позади и выше, пока бортовые сенсоры принимали информацию, передаваемую с "Дикого Каррде": щиты, видимые орудийные установки, энергетические и тепловые точки внутри "Осы".
Взгляд Мары переместился от массива ценных данных далеко вниз к "Осе"... что-то... Она присмотрелась...
Лея наклонилась к ней, рассматривая удалённую посадочную площадку:
— Мы сможем высадиться на дальней стороне горнодобывающего комплекса? Наши войска в часе пути, мы могли бы сперва занять комплекс.
Уставившаяся на грузовой корабль Мара едва расслышала её слова. Что-то... Она вспомнила, как скрестив ноги сидела, как пятую ночь кряду Люк учил её слышать, быть готовой к тому, что иногда её поведет Сила, что было непросто для неё. Вспомнила его слова, когда он пробовал вести её дальше: "Иногда это так неуловимо... как заметить звезду, не глядя на неё прямо".
— Слишком велик риск, что Мадин насторожится, — отвлекающий далёкий звук голоса Соло, — нам лучше приземлиться прямо над обрывом и идти к нему с ребризерами(13). Гравитация здесь приемлемая, только атмосферы нет.
Что-то... вертелось на кончике языка, как мысль, которая никак не придет. "...как заметить звезду, не глядя на неё прямо". Она прикрыла глаза, отстраняясь от физического, осязаемого, того, чем она всегда оперировала и от чего зависела... Что-то...
Это предчувствие пронеслось по её позвоночнику, заставив волоски на руках и шее вздыбиться леденящим трепетом... Она развернулась, охваченная столь сильным страхом, что горло её перехватило, превратив речь в прерывистый шёпот:
— Что-то не так.
— Что? — моментально обернулась Лея.
Мара на скорости вылетела из кокпита с Леей Органой на хвосте, а Хан откинулся на спинку пилотского кресла.
— Что-то сильно не так. Нам надо идти немедленно — прямо сейчас!
— Сейчас? — спросила Лея, когда они остановились в конце небольшого прохода, ведущего в центральный отсек, — через час у нас будет полноценный оперативный отряд. Спецназ со спецснаряжением.
— Нам нельзя ждать — идти нужно немедленно, — Мара покачала головой, движимая какой-то силой, более весомой, чем логика в словах Органы, зная это абсолютно точно. Она понизила голос, говоря только для Леи, — скажи мне, что не чувствуешь этого... просто остановись и прислушайся. Я знаю, ты чувствуешь это внутри себя, оно сейчас шепчет на краю твоих мыслей. Я знаю, ты можешь чувствовать это... ты можешь прикоснуться к Силе. Прислушайся к тому, что Она тебе говорит.
— Но почему ты так этому доверяешь? — сомневалась Лея.
Мара её прекрасно понимала. Даже ощущая присутствие Силы словно фоновый шум, всю свою жизнь она отождествляла Силу со своим прежним учителем, Палпатином. Теперь, когда Палпатина не стало, эталоном, на который она равнялась и который связывался для неё с Силой, стал Люк... а потому ответ был очевиден.
— А как же иначе? — просто ответила она.
Хмуро глядя сквозь отсек "Сокола", Лея впервые попробовала прислушаться к этому голосу, которому каким-то странным образом доверилась благодаря непоколебимой вере Мары...
Находясь совсем рядом Мара прикоснулась к потоку сознания пытающейся уловить эту общую связь Леи, которая в этот момент почувствовала головокружение, сужение спектра возможностей и усиление риска... Луа Вермилла... Красная Луна... кроваво-красная луна… красная кровь... кровь...
В миге свободного падения волна тошноты сдавило горло Мары, ощутившей, что Лея всё поняла. Задыхающаяся Органа, пошатываясь, шагнула обратно по коридору к кокпиту и, широко распахнув глаза, крикнула Хану:
— Нам надо идти!
— Минутку, а что там насчёт планов...
Добравшись до него, Лея вцепилась ему в плечо и срывающимся от страха голосом прошипела:
— Хан, просто сделай это!
* * *
Люк лежал на боку в камере, измотанный, бездыханный, его колотила дрожь, живот свело судорогой. Но всё — ему больше нечего терять. Он медлил так долго, потому что понимал, что ставки против него, но теперь... теперь они не имели значения. Он точно знал, что шанса на побег практически нет, и даже этот ничтожный шанс исчезнет, если Мадин активирует чип, который, как он был уверен, установили ему возле основания черепа.
Но сейчас всё стало иначе... потому что ему стало наплевать, выберется ли он с этого корабля. Единственное, чего он хочет, — это возможность добраться до Мадина, а сидя в камере этого не добиться. Ради этого он рискнёт всем... По сути, сейчас ради этого он готов бросить всё.
Ему всё равно, чего это будет стоить, всё равно, что случится потом. Из-за Мадина терять ему больше нечего... нечего.
После того, как его накормили, он выждал сколько возможно. Как обычно, это был поздний вечер, а он хотел начать, когда наступит глубокая ночь, чтобы охранники были максимально уставшими. Впрочем, на самом деле он не был в этом уверен: слишком долго его сознание витало в тумане, и чувство времени ушло одним из первых. Вместе с чувством равновесия, что могло закончится совсем плохо. Но всё свелось к одному: терять ему больше нечего, и он скорее предпочтёт в самый ответственный момент быть застреленным при попытке к бегству, чем оставаться жертвой тщательно выверенных планов Мадина. Променять всё на единственный шанс... а этот шанс на человека, который несколькими, сказанными шёпотом, словами отнял у него всё...
"Мы уже сделали это. Она уже мертва. Ещё одна невинная жертва на заклание из-за вас... обоих, по правде говоря."
Всё это время он провёл отвернувшись от камеры наблюдения, с помощью одного из осколков пластали медленно распарывая на длинные узкие полосы своё грубое одеяло(14).
Продолжая лежать, как будто во сне, он, полученными из одеяла лентами ткани, через равные промежутки перевязал оставшиеся от диктофона обломки пластали, так, что более широкие куски пластали торчали в ту или другую сторону. Собирая эту связку, он мучился сомнениями... не в этом — он был уверен, что всё сработает. Если удастся, когда заработает вакуумный насос, докинуть эту связку вплотную к закрывающейся двери, остальную работу за него вакуум сделает сам: он точно затянет свободный конец ленты в щель, какой бы узкой она ни была, пока какой-нибудь из осколков не заклинит закрывающуюся дверь, нарушая герметичность.
Вакуум — штука всепроникающая, достаточно малейшей возможности... и его камера окажется во власти вакуума, созданного между двойными стенами. И чем дольше продержится щель в двери, тем сильнее разгерметизируется камера, тем ниже будет давление внутри неё... и чем больше сравняется давление в камере и в пространстве между её стен, тем меньше будет давление на дверь, тем легче станет убрать осколок пластали, сохранив в камере вакууме, даже когда будет разгерметизирован короткий проход. Поэтому, когда кто-то откроет дверь камеры в этот вакуум(15)...
Неконтролируемая декомпрессия(16). Он сталкивался с ней несколько раз, когда на старых кораблях выходили из строя шлюзы. Он проходил обучение действиям в условиях неконтролируемой декомпрессии, когда ещё летал в Разбойной... а однажды испытал её по-настоящему, когда в космосе из-за повреждений разрушился козырек его крестокрыла... в полном герметичном костюме и с наспех пристёгнутой кислородной маской.
В этот раз у него ничего такого не будет. На этот раз всё будет совершенно иначе.
Именно поэтому его сердце бешено колотилось под рёбрами, когда он дрожащей рукой достал из укрытия подавитель. Приводя мысли в порядок он вздохнул, прислушиваясь к хрипам своего дыхания, порожденным неровными толчками сердечной мышцы.
Ослабленный, с мутной от головокружения головой, неспособный удержать мысль дольше нескольких минут, он знал, что должен сделать это сейчас или никогда.
Положив подавитель в рот, Люк зубами сжал и активировал его.
Как по заказу, явились два охранника из ночной смены, чтобы, как они обычно думали, исправить всё ту же ошибку камеры наблюдения. Как и прежде, Люк сидел на краю койки и молча наблюдал за ними, на его лодыжке позванивала тяжёлая цепь, проскальзывающая при движении. Как и раньше, он, прикусив, отключил подавитель, глядя, как они выходят из камеры...
Когда дверь закрывалась, Люк опять прикусил подавитель, активируя его.
Когда наблюдение вновь отключилось, а дверь ещё продолжала цикл автоматического закрытия, Люк достал свою ленту с кусками пластали и, придерживая её за конец, бросил. Она развернулась, словно живое существо, мягкий кончик дотянулся до почти закрытой двери... Спустя мгновение вакуум захватил её, затягивая в остававшийся зазор.
С болезненным хрустом зацепился третий обломок пластали, на самую малость нарушая герметичность. Довольный, Люк бросился к двери, уверенный, что сможет дотянуться до неё, полностью натянув цепь на лодыжке, потому что каждый раз отключая наблюдение он постепенно передвинул ближе свою койку.
Нарушенная герметичность обозначилась резким шипением воздуха, утекающего в промежуток между внутренней и внешней стенами камеры. Последствия повреждения уплотнителя двери начали сказываться и внутри камеры.
Присев у двери и уже начиная чувствовать падение давления по мере того, как воздух утекал из камеры, Люк молча молился, чтобы оказаться правым в том, что глубина вакуума окажется недостаточной, чтобы закрыть дверь до того, как воздух полностью покинет камеру. Обеспокоенный скоростью утечки воздуха, он стал дышать короткими, быстрыми вдохами. Это был точь-в-точь пилотирование в глубоком космосе — в вакууме можно выжить дольше, чем кажется, но для этого нужно полностью перестроить естественный цикл дыхания организма, снижая уровень углекислого газа — нужно вызвать гипервентиляцию.
Начала немного кружиться голова, Люк опустился ниже, прижавшись лицом к почти закрытой двери, и услышал звук окончания цикла запирания внешней двери, пока безуспешно пыталась сработать система запирания внутренней. Оказавшись рядом с повреждением в уплотнителе двери, он вдохнул остатки воздуха, утекающего через него с угрожающим свистом. Если он ошибся и вакуум между двойными стенами камеры достаточно глубок, это может стать весьма короткой и неловкой попыткой побега. Люк рассчитывал на две вещи. Во-первых, поскольку на двери были установлены обычные электрозамки, он был уверен, что используемый здесь вакуумный насос не соответствует исходной спецификации. Во-вторых, даже в той, настоящей камере скорость декомпрессии не была смертельной, потому что изначально камера была спроектирована так, чтобы декомпрессия достаточно быстро вырубила его. Разработчики исходного проекта хотели, чтобы он оставался жив(17).
Сделав несколько последних вдохов и ощутив нарастающую боль в легких, Люк запоздало задумался, была ли эта попытка побега разумной, основанной на законах вакуумной механики и двух неделях пристального наблюдения, или откровенно нелепой идеей, порожденной наркотическим бредом от бесконечных коктейлей и двухнедельной бессонницей(18). Однако сейчас уже было довольно поздно думать об этом.
Ломая запёкшиеся корки свежих ссадин на лице, он усмехнулся этой мысли... Забавная нелепость, бред... он становится легкомысленным. Он облегчённо сделал несколько последних вдохов, уловив остатки воздуха. Слышался шум всё ещё работающего механизма автоматического запирания двери. Лётные инструкторы учили, что в вакууме есть примерно пятнадцать секунд здравого сознания, и, возможно, ещё столько же полубессознательной дезориентации. Чтобы избежать серьёзных повреждений, ему пришлось медленно выдыхать — из-за низкого давления в камере воздух внутри лёгких начал расширяться, но ему нельзя полностью опустошать их. Пилотирование в глубоком космосе — он должен помнить об этом пока не потеряет сознание — не выдыхать полностью и не вдыхать, что бы ни случилось. Забудешь об этом, и умрёшь.
Упёршись ногами в стену, медленно выдыхая, чтобы снизить давление в лёгких, так как воздух в них расширялся, Люк тянул полосу ткани, ожидая, что она ослабнет, когда вакуум выровняет давление на дверь. Из-за низкого давления снова стали сочится кровью свежие рубцы у него на руке.
Выдыхай медленно. Не вдыхай.
Сейчас они там, снаружи, должны быть в панике... Наверняка они поняли, что с вакуумной системой что-то неладно... А вообще, у них есть средства контроля за ней? Подумать об этом следовало раньше...
Почувствовав, что натяжение ленты из одеяла ослабло, Люк обернул свою импровизированную верёвку вокруг тела, и изо всех оставшихся сил, оттолкнувшись от стены ногами, дёрнул. Застрявший кусок пластали выскочил, освободившийся от препятствия механизм двери с лязгом захлопнулся. Люк упал на спину, мир вокруг помутнел.
Выдыхай медленно...
Время тянулось... От невозможности дышать Люку казалось, что он тонет на суше, хотя и понимал, что если он сейчас вдохнет, то при рекомпрессии это, скорее всего, убьёт его...
Его руки и ноги онемели. Испытывающий баротравму организм перекрывал доступ кислорода к бесполезным конечностям.
Выдыхай...
Звук, слабый и тонкий, неясные вибрации практически вакуума, когда коридор за дверью камеры вновь стал наполняться воздухом, а сама камера, благодаря герметичной внутренней двери, осталась практически полностью безвоздушной. В уголках зрения Люка замелькали тусклые бесцветные тени. По мере того, как становилась сильнее нагрузка на лёгкие, нарастала паника... Сопротивляться становилось всё труднее.
Все нормально, ты знал, что так и будет. Не вдыхай...
Слабые звуки, приглушённые закрытой внутренней дверью и почти безвоздушной пустотой камеры. Крики и шарканье ног в наполненном воздухом коридоре, охранников, ожидающих возле внутренней двери, когда разблокируется её электрозамок, не сознающих, что в камере теперь вакуум.
Не вдыхай…
Руки уже посинели и онемели. Сознание угасает... Они всё ещё там?
Не дыши... ещё секунду.
Вспомнился давний сон о падении, о том, как он тонул в глубине. Его лёгкие горели, на них неимоверно давило, угасало сознание...
Ещё секунду...
Откройте эту криффову дверь!
Всего лишь ещё одну секунду...
Его лёгкие иссякли. Чтобы подготовить их к последующей рекомпресии, он слабо выдыхал. От невозможности дышать распирало грудь. Напряжение стало чудовищным. Зрение постепенно расплывалось и угасало...
Тусклый огонёк возле двери переключился с красного на зелёный, сигнализируя, что замок открылся...
Сорвавшись с верхней петли и с силой ударившись о стену от мощного потока воздуха внутрь камеры распахнулась дверь. Обоих охранников, не удержавшихся на ногах, швырнуло через всю камеру. Резко повысившееся давление выбило из Люка остатки сознания...
* * *
Стук сердца... тусклые и мерцающие пятна света... Задыхавшийся Люк с трудом, судорожно хватал воздух, что-то бессвязно хрипя…
Поднимись. Встань!
Попытавшись подняться, он, неловко поджав ноги, упал. С размытым от слёз зрением он двинулся к неподвижно валявшейся возле стены скомканной массе, в которую превратились тела его охранников.
Встань!
Несколько шагов он прополз, пытаясь встать на ноги. Мир пьяно шатался вокруг него, и с разочарованным стоном он снова упал на колени и руки.
— Поднимись! — выкрикнул он вслух, заставляя себя двигаться вперёд и прямо, хотя его тянуло в сторону, как будто пол накренился.
Первая попытка поднять валявшийся на полу возле бессознательных охранников бластер полностью провалилась. Он опять припал на одно колено. Мышцы дрожали. Из носа, брызгая на пол тёмно-алыми каплями, пошла кровь. Взять бластер ему удалось со следующей попытки. Он с трудом удерживал его онемевшей, слабой рукой, так что пришлось перехватить бластер обеими руками. Люк всё ещё оставался прикован к тяжёлой койке, которую также протащило по камере, когда она быстро заполнилась воздухом. На его лодыжке алела линия глубокой царапины — должно быть браслет кандалов врезался, когда его бессознательного проволокло по камере. Уперев срез выпускного сопла в цепь, он двумя выстрелами разбил её, и впервые за две недели оказался на свободе.
Пошатываясь он направился к двери. Потряс головой, чтобы прояснить сознание и, едва не упав, с трудом удержался на ногах, ухватившись за дверной косяк.
И вот он уже вышел, вышел из этой ситховой камеры! Все ещё не придя в себя, он разразился безудержным хохотом: он это сделал! Он сказал, что выйдет из неё, и он вышел!
Зрение прояснялось и он огляделся. Люк оказался в основном трюме, вчетверо превышающем размеры внешних стен камеры. Выход... Нужно найти выход, пока никто здесь не появился. Имплозия(19) была бесшумной, но где-то уже наверняка зазвучали сигналы тревоги. Сжав бластер, Люк пошёл, стараясь держаться у края трюма. Двигался он неуверенно, при каждом шаге опираясь на стену.
Он огляделся, не зная, куда идти, но понимая только, что ему необходимо убираться подальше отсюда... Секунды, наверное, у него есть несколько секунд, до того, как они придут...
Потом он попал в коридор. Адреналин зашкаливал. Опираться на стену требовалось лишь через каждые пять-шесть шагов. Бластер свободно лежал в руке. Он не слышал сигналов тревоги, но он вообще ничего не слышал, кроме монотонного шума... Видимо, при декомпрессии лопнули барабанные перепонки. Он потрогал ухо и посмотрел: кровотечения не было. Он не потрудился проверить нос, во рту до сих пор ощущался вкус крови, заставлявший его сглатывать каждые несколько секунд.
Конец коридора. Наугад выбрав направление, он посмотрел вдоль следующего коридора и заметил под потолком камеру наблюдения. Подняв тяжелый бластер, он выстрелил в неё... Чтобы разбить камеру, потребовалось шесть выстрелов, хотя он и опирался о стену позади себя.
Он спросил себя, где подавитель... Похоже, он выронил его в камере. Значит, придётся стрелять из бластера, чтобы избавиться от наблюдения, а заодно и от всех исаламири, которых он обнаружит.
В сознании медленно всплывал замысел: ему нужно попасть в кольцевой коридор, чтобы, уничтожив всех попавшихся на пути исаламири и камеры, вернуться в итоге в исходную точку... С Мадином и его солдатам на хвосте... но без исаламири.
Едва держась на ногах, он ковылял, чувствуя, что действует на адреналине, понимая, что это ненадолго. Но сейчас это было единственным, чего он хотел, — последний шанс выйти на Мадина... этот последний шанс.
1) 112. Мой произвол. В оригинале "Pulling her coat tighter over her worn sleepwear"... Конечно, для кого-то и "Сокол" — дом родной... Но всё ж таки халат и пижама в боевой обстановке — это несколько моветон. Тем более, в присутствии условно-дружественных посторонних... Так что принцесса наша будет в униформе Альянса и любимой (потому и поношенной) рубашке...
2) 113. Напоминаю, мы в ДДГ. Используются названия символов ауребеша. Дальше Люк перечисляет буквы в обратном порядке.
3) 114. В оригинале: "we drew straws"... Какая нафиг соломинка на космическом корабле... Если только у Чубакки шерсть повыдёргивали...
4) 115. Бокке (англ. bocce) — язык, использовавшийся на планете Татуин. Тётя Люка Скайуокера, Беру Уайтсан-Ларс считала, что её семье обязательно необходим дроид-переводчик со знанием этого языка. Благодаря этому Оуэн Ларс приобрёл C-3PO, протокольного дроида, уверявшего, что бокке для него — второй родной язык ("Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда").
5) 116. В оригинале: "like the cogs of a lock falling home..."
6) 117. Оверхенд — в англо-американской классификация ударов в боксе гибридный удар — смесь дуговой траектории хука с позицией нанесения кросса. Удар наносится по верховой дуге над руками соперника в голову, обрушиваясь на него под чрезвычайно неудобным углом. Мой произвол — авторское описание удара более всего напоминает именно оверхенд, с поправкой на позиции действующих лиц, конечно.
7) 118. В оригинале: "he loaded the recoil bolt". Приведено к устройству бастерных пистолетов ДДГ.
8) 119. Выпускное сопло у бластера примерно соответствует стволу огнестрельного оружия. См., например, схему бластерного пистолета DH-17.
9) 120. Система управления огнём (СУО, СУВ) — автоматизированная система, объединяющая комплекс датчиков и технических средств. Обеспечивает поиск, обнаружение и опознавание целей; подготовку вооружений к стрельбе, их наведение и решение задачи поражения цели. Системы управления огнём применяются на военных кораблях, подводных лодках, самолётах, танках, САУ, комплексах ПВО. В качестве датчиков используются сонары, радары, инфракрасные обнаружители, лазерные дальномеры, анемометры, флюгеры, термометры и т.д. В состав СУО также включаются прицелы. Среди исполнительных устройств можно указать стабилизатор вооружения, системы программирования и наведения управляемого вооружения.
10) 121. В оригинале: "flying off their bow in loose formation"… (голосом зелёного гоблина) Хмм… Строй, пусть и разомкнутый даже, контрабандистских из посудин пары…Хмммм...
11) 122. В оригинале: "hit-and-extract".
12) 123. В оригинале: "the lie of the land" — буквально, физическая топография определённого места или области; очертания земли; характер местности; (морск.) направление на берег; (перен.) положение вещей.
13) 124. Ребризер — дыхательный аппарат, в котором углекислый газ, выделяющийся в процессе дыхания, поглощается химическим составом, затем смесь обогащается кислородом и подается на вдох. Русское название ребризера — изолирующий дыхательный аппарат. Опять таки оставляю на совести автора: на безатмосферном планетоиде помимо отсутствия воздуха нет защиты от т.н. космической радиации, так что наши герои как минимум должны быть обеспечены соответствующим образом оборудованными скафандрами (и посерьёзнее чем те же "Орланы" наших космонавтов на МКС)... Но мы ж в ДДГ ;)...
14) 125. Здесь у автора было довольно длинное описание процесса распарывания одеяла...
15) 126. Ой, наворотиииил...
16) 127. В оригинале: "rapid decompression" — "быстрая декомпрессия", являющаяся одной из степеней неконтролируемой декомпрессии. Термин "неконтролируемая декомпрессия" означает незапланированное падение давления в объектах, внутри которых находятся люди. Непосредственной причиной декомпрессии является либо разрушение корпуса объекта (самолёта, космического корабля и т.п.), либо отказ системы кондиционирования, приводящий к постепенному выравниванию давления снаружи и внутри аппарата. Скорость и сила декомпрессии зависит от размера самого объекта, перепада давления между внутренней и внешней средой и размера отверстия утечки. Различают взрывную, быструю и медленную декомпрессию. "Взрывная декомпрессия" возникает в случаях, если скорость падения давления превышает скорость выхода воздуха из лёгких (обычно менее чем за 0,1 — 0,5 секунды.), как правило, при полётах на высотах свыше 8 — 9 тысяч метров в результате аварийной разгерметизации кабины и салона летательного аппарата. Как следствие резкого снижения давления у лётчика и членов экипажа (пассажиров, десанта) может возникнуть баротравма лёгких и слухового аппарата, а также газовая эмболия (переход в газообразное состояние растворённых в плазме крови газов, в первую очередь азота, что может послужить причиной кессонной (декомпрессионной) болезни или летального исхода). "Быстрая декомпрессия" происходит медленнее (от более 0,1 — 0,5 секунды до нескольких секунд), хотя давление в лёгких при выдохе и при открытых дыхательных путях может падать всё же медленнее, чем в окружающей человека среде. Риск баротравмы авиапассажира практически отсутствует, хотя теоретически сохраняется. "Медленная", или "постепенная декомпрессия" происходит медленно и вплоть до появления признаков гипоксии обнаруживается только с помощью приборов. Может возникнуть в результате разгерметизации самолёта, набирающего высоту.
17) 128. Хм… Как хотите, но у меня сложилось впечатление, что автор слабо представляет принципы работы герметичных воздушных шлюзов… Но то такое...
18) 129. Вот и я о том же... Да, кстати, вообще-то в ДДГ стандартная неделя состоит из 5 дней. Т.о. 14 дней — это без малого 3 стандартных недели. А текущие события разворачиваются в ночь с 13-го на 14-й день, объявленного Мадином ультиматума.
19) 130. Имплозия — направленный внутрь взрыв; реже — вторжение жидкости или газа в область резкого понижения давления в ограниченном объёме.
Глава 45
Сбивающийся с дыхания, шатающийся, каждые несколько шагов опирающийся о стены, Люк чувствовал, что постепенно теряет остатки адреналина, поддерживавшего его до сих пор, что проигрывает борьбу за то, чтобы не упасть и оставаться в сознании... и всё это время ждал активации рабского чипа.
Впрочем, не важно — это всё уже не важно. Ему надо уничтожить как можно больше исаламири и скрыть это в общем хаосе и темноте коридоров с выбитыми лампами, потом обойти корабль и вернуться назад по кольцу коридора, чтобы к моменту, когда они его догонят, оказаться в зоне, пропитанной Силой. А ещё ему нужно, что бы там был Мадин, поэтому то, что они из-за отключившихся камер системы наблюдение не знают точно, где он находится, не проблема. Не важно, сколько у Мадина солдат, готовых убивать по приказу, превративших в ад жизнь Люка и наблюдавших, как он медленно разрушается.
За монотонным гулом, который по-прежнему забивал его ослабленный слух, Люк начал различать приглушённые крики приближающихся солдат...
Выстрелы... это выстрелы? Кто стреляет — почему? Пошатываясь, он пошёл прочь от шума, свернул за угол и уничтожил очередную камеру. На этот раз ему потребовалось семь выстрелов, он тяжело дышал и не смог удержать бластер ровно. Неважно. Просто добраться до Мадина... за Мару. Лишь бы успеть отомстить за Мару до того, как они включат чип.
* * *
Спускавшаяся в служебный проход, Лея вздрогнула, когда раздался общекорабельный сигнал тревоги, и вновь шарахнулась, из-за стоявшего позади неё с дублирующим пультом Нейтана, который, резко дернув другой рукой, непроизвольно выстрелил из бластера и прожёг дыру в обшарпанном полу.
Она обернулась, но Нейтан успел опередил её:
— Может быть, лучше я пойду перед тобой? — дипломатично спросил он.
Ускоряя шаг, Лея достала комлинк, переключилась на их общий канал и спросила:
— Хан, это ты включил сигнал тревоги?
Сквозь треск помех у Леи в наушнике раздалось:
— Нет, мы подумали — это ты.
Мара снабдила всех наушниками из того, что Хан называл её "мешочком с секретами". Хотя она справедливо заметила, что при молчащем комлинке они позволят всем следить за открытым каналом, не выдавая тем самым своего положения в ходе скрытного проникновения... сейчас это стало выглядеть довольно спорным, подумала Лея.
— Я что-то не понял... мы разве не должны были действовать тихо? — вклинился, как обычно, слегка насмешливый голос Каррде.
— Да, — ответил Хан, — планы поменялись... наверное...
В следующую секунду по открытой связи Лея услышала крики Хана и выстрелы из бластера. Они с Нейтаном остановились, во все глаза уставившись друг на друга.
В наушнике раздались топот сапог, шуршание ткани, потом новые выстрелы... тоскливый вой рикошетов, дребезг ударившегося обо что-то комлинка.
-Хан... Хан!
— У нас всё в порядке...
Услышав голос Хана, Лея перевела дух.
— У нас тут всё в порядке... всё нормально. Небольшой сбой, сейчас всё в порядке.
— Мара в порядке? — наклонился Нейтан.
— Да. Не считая того, что она раздражена на тебя почему-то, а не на тех парней, что в неё стреляли... подожди,.. — он прервался, в комлинке послышался отдалённый разговор между ними, потом, — правда?.. Серьёзно? Ладно, нам надо рассредоточиться. Каррде, оставайся в носовом отсеке и контролируй движение. Мы отправимся отсюда.
— Подожди, камера Люка находится в центральном отсеке, — нахмурилась Лея.
— Не сомневаюсь, милая, но мы забрали комлинк, который уже не понадобится какому-то Мадинову прихвостню, а на их частоте говорят, что Люк сбежал.
Тревога, поняла Лея.
* * *
Люк поспешно отступил в боковой коридор, зажав рукой рот солдата, которого он утянул за собой, и тут же трижды выстрелил ему в спину. Человек упал. Люк за шиворот отволок его дальше, в боковую комнату... как раз вовремя. В десятке шагов от него по основному коридору пробежала ещё одна группа из шести солдат. Люк остался сидеть в тёмной комнате, не рискуя встать, даже чтобы прикрыть дверь.
Они прошли, а он ещё несколько секунд лежал, скорчившись на полу, пытаясь восстановить дыхание. Ему надо двигаться. Он не может позволить себе оставаться на месте, слишком легко попасть в плен. Он обыскал тело, подумал было переодеться в одежду охранника, чтобы хоть на лишнюю секунду сохранить анонимность, но в конце концов ограничился стилетом в ножнах на бедре у солдата...
Люк не двигался, голова опустилась, грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Поднимись. Встань!
Слишком тяжело... он был на пределе, полностью истощён. Непреодолимо хотелось просто лежать на полу в тени комнаты, где он и был. Рефлексы тянули его вниз, чтобы восстановить отказывающее тело, мышцы расслабились, он поддавался физически, даже пока боролся с этим в уме.
Встань…
В итоге, на ноги его поднял сигнал общекорабельной тревоги. Он огляделся, выругавшись, и нетвёрдо шагнул вперёд, уцепившись за дверную раму. Он выглянул в примыкающий коридор... и замер, торопливо прижавшись к стене, когда в нескольких шагах от него к основному коридору побежали ещё пятеро охранников. То немногое, что он мог бы услышать при их движении, поглотилось последствиями декомпрессии и звоном баззеров тревоги.
Сосредоточившись на чём-то впереди, они двигались тесной группой, даже не потрудившись проверить тёмные дверные проёмы по сторонам коридора. Люк держался в тени.
Когда они прошли мимо, он с облегчением перевёл дыхание и, выждав несколько секунд, двинулся, чтобы проверить оба конца тёмного, пустого бокового коридора.
Двигайся — выйди обратно в кольцевой коридор и вернись назад, по направлению к корме...
Опираясь рукой о стену, Люк вскинул бластер и вышел в главный кольцевой коридор... и тут же наткнулся на догонявшего своих спутников солдата. Тот вскинул бластер, собираясь выстрелить в корпус, и Люк увидел его лицо... Это был Тэм, который, вздохнув, навёл бластер...
Люк был достаточно близко, чтобы дотянуться и отвести выпускное сопло бластера в сторону.
— Не надо! Не кричи...
Но Тэм смотрел вперёд, в след своим спутникам, его лёгкие...
Постоянно практиковавшийся с Марой в рукопашном бое, Люк обхватил Тема сзади за шею и резко притянул к себе, уткнув его лицо себе в ключицу, чтобы заглушить крик. Стилет в руке Люка вошёл точно между рёбер Тэма и почти без сопротивления вонзился ему в грудь. Удар был смертелен. Тело Тэма содрогнулось, он болезненно захрипел, и с грохотом выронил бластер.
— Жаль, — прошептал Люк, прижимая к себе лицо умирающего, чтобы заглушить его стон. Они вместе медленно сползли на пол. С последним хриплым вздохом конечности Тэма обмякли,.. — мне очень жаль.
* * *
Мара и Хан бежали со всех ног сквозь "Осу". Хан со своим бластером, а Мара, забросив свою винтовку за плечи, держала в руках снятую с предохранителя стандартную имперскую E-11, о её бедро бился световой меч.
Загвоздка была в том, что они не знали, куда конкретно им нужно бежать. Предполагалось, что они направятся к камере Люка, расположенной в главном трюме в центральной части большого грузовика. Но первая же стычка с уже поднятыми по тревоге и вооружёнными бойцами Мадина показала, что это бессмысленно, поскольку Люк оттуда ушёл.
Так что сейчас они просто бежали, что, по мнению Мары, не имело смысла, если не считать попытки уйти от шести или восьми спецназовцев, повисших у них на хвосте после того шума, который они устроили внезапно уничтожив первую попавшуюся группу. И они не могут сделать ничего больше, пока не выяснят, где Люк.
Казалось, они периодически проходили сквозь зоны влияния исаламири, так что Мара чувствовала Силу короткими, дезориентирующими волнами, словно выныривая из воды и вновь погружаясь в неё. Её чувства бились в стремительной череде вспышек и угасания, каждые из которых становились для организма кратковременным шоком, словно внутренний удар. До сих пор она скрывала свои способности, и если Соло и задавался вопросом, почему она то и дело замедляет шаг, то, во всяком случае, понимал, что сейчас не время для вопросов.
За то короткое время, что она тренировалась с Люком, она постоянно настаивала на том, чтобы он продолжал тренировать ее со световым мечом, который он построил для нее, и он всегда отказывался.
Во время немногих занятий с Люком, она постоянно настаивала, что бы он совершенствовал её навыки владения световым мечом, созданым им для неё, но он неизменно отказывал. Он говорил, что она уже умеет пользоваться световым мечом, что сначала ей нужно натренировать свой разум, и лишь потом они вернутся к сейберу. Вместо этого он часами учил её в любой ситуации раскрывать свой разум Силе, учил доверять и прислушиваться к фоновому ощущению её присутствия, даже в условиях стресса. Тогда она считала это пустой тратой времени, а сейчас она благословляла это умение. Мчась со всех ног по коридору, разделяя внимание, присматриваясь к каждой двери и углу, опасаясь ловушек, она не переставала улавливать её прерывистое влияние... но до сих пор не могла почувствовать Люка.
Не помогало и то, что у групп солдат, с которыми они сталкивались, всегда имелась хотя бы одна исаламири, но, с другой стороны, Мара знала, где пузырь, там солдаты...
Вскрикнув она внезапно остановилась так, что едва не налетевший на неё сзади Соло, с трудом удержался от какого-то кореллианского проклятия. Резко развернувшись, она уткнулась в него, и он с негодованием попятился.
— Какого хатта ты тут творишь?
— Пузыри! — сказала Мара явно недоумевающему Соло.
— Пузыри?
— Разрывы — разрывы в Силе, вызванные исаламири — мы должны двигаться за ними.
— Погоди-ка, это же в сторону солдат, — с сомнением сказал Хан.
— Да! А куда направляются солдаты с исаламири?
— В сторону Люка... Они понесут исаламири навстречу Люку, — па лицу Соло медленно расползалась улыбка.
— Просветы расположены в носовой части корабля, а пузыри исаламири — в кормовой, — пока она способна засечь скопление пузырей, пока она держится рядом с основным скоплением, есть вероятность, что они приближаются к Люку.
— Как, хаттова слизь,.. — прищуренный вгляд Хана зацепился за световой меч, висевший у Мары на поясе, — погоди минутку, Рыжая...
— Ты идёшь или нет? — Мара уже бежала.
Секунду Хан пялился ей вслед, качая головой и бормоча под нос:
— Круто... Их трое на всю эту криффову Галактику, и я знаю всех лично.
Он резко рванул следом, стараясь побыстрее догнать её.
* * *
Лея медленно подошла к закрытой двери комнаты наблюдения, которую она запомнила, когда её в прошлый раз вели по "Осе". Отступив подальше в сторону коридора, чтобы обеспечить полный обзор, она кивнула Халлину, чтобы тот нажал кнопку открытия двери.
Уже встревоженные сигнализацией, находившиеся внутри два солдата немедленно обернулись, потянувшись к кобурам с оружием.
Лея быстро уложила первого, хотя благодаря их реакции второй, прежде чем она сразила и его, успел достать свой бластер и дважды выстрелить. Она тотчас посмотрела на Халлина, который, когда раздались выстрелы, вскрикнув упал на пол.
— Ты в порядке, Нейтан?
— Всё хорошо, я в порядке, — он потряхивал рукой, будто возвращая себе чувствительность, и внимательно разглядывал её, хотя Лея не заметила никаких повреждений, — вроде, он срикошетил от дверной коробки или что-то в этом роде... мне показалось, что меня зацепило, вот и всё.
— Поверь, — натянуто улыбнулась Лея, облегчённо вздохнув, — если тебя хоть вскользь заденет бластерным выстрелом, ты сразу об этом узнаешь.
Усмехнувшись он потянулся за бластером и дублирующим пультом, которые выронил в момент шока.
— Ну, для меня это первый опыт работы на передовой. То есть, я совсем не новичок в боевых действиях... я знаком с Люком уже шесть лет, — добавил он, как будто это само по себе достаточное объяснение... что, по мнению Леи, так и было, — но я, знаешь ли, скорее тот, кто потом слушает, что случилось, чем участвует в этом.
— Да неужели? — Лея помогла ему подняться, осматривая обе стороны коридора, стараясь остаться незамеченной, и изо всех сил пытаясь не выдать в голосе язвительного веселья, — никогда не догадалась бы.
Зайдя в комнату, Нейтан моментально застыл, уставившись на два трупа, так что входящей за ним Лее пришлось его обойти. Она окинула взглядом пустую комнату и три двухмерных экрана: на одном отображалась пустая камера Люка, на двух других — отсек, в котором она находилась. Двери камеры были полностью распахнуты. Похоже, Хан оказался прав. Тяжёлые нары и стол, которые Лея помнила по своему непродолжительному визиту, валялись на боку у дальней стены. В камере царил полный беспорядок.
Лея обернулась, осматривая комнату наблюдения... в дальнем конце стоял небольшой, подключенный к консоли квадратный блок. В его верхней части находилась клавиатура и один индикатор, ровно светящийся зелёным огоньком.
Именно там, где он и должен быть... насколько часто такое случается? Улыбаясь, она стремительно направилась к нему:
— Нейтан, дай дубликат пульта... Нейтан?
Медик поспешно оторвал взгляд от тел убитых охранников, словно сообразив вдруг, что Лея обращается к нему. Обошёл трупы, не спуская с них глаз, по широкой дуге пока не добрался до консоли. Наконец Нейтан взял себя в руки и поместил пульт на панель возле оригинала.
— Так, красный свет...
Когда Нейтан щёлкнул выключателем и они оба увидели красный индикатор, Лея осознала, что ни малейшего понятия не имеет, сколько времени потребуется поддельному пульту, чтобы перехватить сигнал оригинала. Секунды или минуты? Она взглянула на дверь, затем обратно на пульт...
— Погоди, — тихо сказал Нейтан, — а разве там не должно быть три индикатора?
— Но почему тогда тут только один? — Лея почувствовала, как у неё перехватило дыхание.
— Выстрел из бластера, — в голосе Нейтана послышалась паника, — я же говорил, что почувствовал удар!
— Попали в пульт?
— Не знаю.
Лея отложила бластер и взяла пульт, судорожно переворачивая его в поисках повреждений. Ничего не было видно. Положив его около настоящего пульта, она вновь нажала на кнопку и одновременно взяла комлинк. Сердце билось в горле.
— Каррде? Каррде, приём.
Тихий шорох внезапно открывшейся двери заставил обернуться их обоих. Лея схватила свой бластер, а Нейтан навёл свой...
Его выстрел прошёл мимо — Лея не знала, случайно или намеренно, — попав в дверную раму возле солдата, заставив того вздрогнуть.
— Стоять! — крикнул Нейтан, в его голосе чувствовалось что-то среднее между приказом и откровенной паникой.
Крупный, крепко сложенный солдат замер, убрав руку от бластерного пистолета, к которому он тянулся.
Лея с бластером в руках вышла из-за Нейтана.
— Зайди... закрой и запри дверь, потом отойди к стене.
Здоровяк молча медленно отступил, его острый взгляд метался между Леей и Нейтаном, лицо оставалось спокойным и собранным — профессиональный солдат оценивал угрозу.
— Нейтан, забери у него оружие.
Нейтан подошёл и потянулся за оружием, заставив Лею быстро шагнуть в сторону, когда медик случайно перекрыл ей линию огня(1). С бластером наготове, Лея молча проклинала медика за то, что тот не выстрелил, пока была такая возможность, потому что не могла заставить себя сделать это сейчас, когда мужчина был обезоружен. В результате они остались в небольшой комнате с явно весьма опытным солдатом. Его проницательный взгляд переместился с Леи на экран наблюдения за пустой уже камерой, затем на дублирующий пульт на консоли, вбирая в себя всё.
Зазвучавший у Леи в наушнике голос Каррде привлёк её внимание.
— Присмотри за ним, — сказала она, когда Нейтан отошёл, положив изъятый бластер на консоль позади неё, — если он пошевелится, стреляй — и на этот раз убедись, что в него.
Не решаясь отвести взгляд, Лея шарила по консоли пока, наконец, не нащупала комлинк. Включив динамик, она заговорила:
— Каррде? У нас проблема. Наш пульт зацепило сскользь — видимых повреждений нет, но два индикатора не горят. Что-то замкнуло.
— Подожди, я свяжу тебя с Гентом, — Каррде говорил ободряюще спокойно.
— Хан, — попыталась Лея, — ты узнал местоположение Люка?
— Никто не знает, где Люк, — Хан говорил так же разочарованно, как она чувствовала себя, — похоже, они говорят, что он находится возле главного кольцевого коридора, но они обозначили зоны и коридоры номерами, так что говорить они могут о чём угодно.
Одиночный писк указал на другой канал, и Лея переключилась.
— Эм... привет? — голос Гента завладел всем вниманием Леи.
— Гент! В пульт попал выстрел, и мы не можем получить частоту настоящего пульта. Загорается только один индикатор, и он красный.
— Один? Который?
— Первый, — Лея глянула на пульт.
— Ладно... ну... у вас есть питание, и всё... Переверните пульт вверх дном. Видите там ползунковый переключатель?
— Да.
— Это питание… Выключите и перезапустите его.
— И всё? — практически крикнула Лея, — перезапустить его? Это всё, что ты можешь?
— Я уже возвращаюсь за Гентом, — принимая на себя ответственность, вклинился в общий канал Каррде, — мы выйдем к вам через несколько минут.
— Поспешите, нам нужно эту штуку заставить работать.
— Быстрее, чем Вы думаете, — низкий голос солдата заставил Лею обернуться. Тот не опуская рук наклонил голову, — если он покинет "Осу", он умрёт. Это...
— Заткнись! — Лея навела бластер.
Крупный солдат чуть дёрнулся, очевидно, определив Лею как большую угрозу.
Нейтан сосредоточился на пульте, который он отключил и перезапустил.
— По-прежнему один индикатор... что-то сгорело. Должно быть, он получил попадание.
— Тогда ты извлечёшь чип хирургическим путем, — вполоборота напряжённо сказала Лея.
— Без кода деактивации я не смогу этого сделать. Иначе он сработает.
— Мы должны что-то сделать!
— Ну, пока мы здесь, никто другой не доберется до пульта, чтобы активировать чип, — успокоил Нейтан.
— A если Люк уже выбрался и убегает... он в любой момент может выйти из девяностометровой зоны! Код нужен нам сейчас!
— Четыре, три, девять, ноль, ноль, шесть, три, два, — тихо и спокойно сказал солдат.
— Что? — обернулась Лея.
— Код деактивации — четыре, три, девять, ноль, ноль, шесть, три, два.
Нейтан тут же повернулся к пульту.
— Подожди! — сказала Лея, выставив руку, — это может быть код подрыва чипа.
— Нет, — просто ответил здоровяк, — я бросил пост и пришёл сюда, чтобы отключить рабский чип.
— Почему мы должны доверять Вам? — покачала головой Лея.
— У вас мало времени, — холодно ответил солдат, — радиус действия чипа — девяносто метров, и вы это знаете. Я точно могу сказать, что девяносто метров — это осевая линия носового и кормового стыковочных отсеков, потому что я лично её измерил. Если Скайуокер пересечёт любой из этих отсеков, он умрёт.
— Значит, мы просто слепо вводим любой код, который вы нам дадите?
— Подожди, — Нейтан на полшага подался вперёд, глядя на солдата, возвышавшимся над ним, — ...Скайуокер?
Поджав узкие губы мужчина кивнул:
— Я знаю, кто он есть — был. Может быть, и остаётся до сих пор, за всем этим. Знаете, в спецотряд Мадина я пришёл, потому что считал, что имею неплохое представление о том, куда должна двигаться Галактика... Но чем больше я видел в последние две недели, тем меньше я думаю, что Мадин — тот, кто приведёт её туда... и... помоги мне Сила, тем больше я думаю, что этим может быть Скайуокер. Вот почему я пришёл деактивировать рабский чип.
Лея колебалась, учитывая всё, что этот человек сделал благодаря своей преданности Мадину... И то, что он делает здесь сейчас — это прыжок веры(2)... если он говорит правду.
Сможет ли она сделать то же самое — совершить такой же прыжок веры? В конце концов, они оба — солдаты Восстания, и сражаются за одно и то же...
Сердце выпрыгивало у неё из груди, когда она повернулась к Нейтану:
— Вводи код.
Ему не нужно было повторять дважды. И всё же Лея затаила дыхание, когда он это сделал...
Ровный зелёный свет индикатора настоящего пульта трижды мигнул... и стал красным.
— Теперь его можно выключить, — спокойно сказал солдат, — лично я выстрелил бы в него, просто чтобы быть уверенным.
Нейтан повернул бледное лицо:
— Спасибо...?
— Кальтер, — сказал солдат, выпрямляясь, — меня зовут Нило Кальтер. Я — врач подразделения.
* * *
По коридорам разносился шум отдалённой перестрелки. Целеустремлённо шагая с бластерной винтовкой наперевес, Мадин по комлинку отдавал приказы:
— Количество вторгшихся?
Кем бы они ни были, они разделились, и небольшими группами проникли в нескольких разных точках, вынудив Мадина разделить свои силы, чтобы справиться с ними, тогда как все силы сейчас должны быть направлены на поиск Скайуокера.
— В каких коридорах не работает? — спросил Мадин, глядя на всё растущую брешь в системе наблюдения, — закройте люки начиная с шестнадцати кормовых переборок и не открывайте, пока не получите добро от передовых групп. Не втягивайтесь в перестрелки(3)... не позволяйте нарушителям сближаться или заходить за наши позиции. И разыщите Тинеля и Кальтера — я хочу знать, что за ситховщина здесь происходит!
Конечно, у него остаётся возможность взорвать рабский чип, но он не хотел этого делать, пока не будет вынужден. Это станет напрасной потерей времени, учитывая, столько усилий он приложил, чтобы разрекламировать расстрельную команду и создать идеальную сцену. Однако, если Скайуокер всё же выйдет за пределы зоны действия рабского чипа...
— У нас осталось ещё наблюдение в носовом и кормовом отсеках? Повысьте качество изображения и переключите их на запись. Если придётся, мы воспользуемся хоть этим, — он не слишком хотел показывать Императора, преодолевшего полпути через один из отсеков, а потом падающего из-за взрыва рабского чипа у него в голове — он думал о чём-то более театральном и чуть более официальном. Но он воспользуется и этим, если уж это всё, что у него будет.
Если б он смог загнать Скайуокера в кормовой отсек, где всё уже было подготовлено... Единственное, что ему нужно было бы сделать — удержать ситхова сына на корме.
— Оперативная, закройте двери кормового отсека, но не запирайте их. Если они откроются без моего сигнала, пропустите пытающихся войти, и потом заблокируйте их.
Это может неплохо сработать. Чем более возбужденным будет Скайуокер, когда окажется там, тем лучше. Зрелище станет гораздо эффектнее, если Император начнёт кричать и вырываться, когда они поставят его к стенке и направят на него прицелы бластеров и объективы голокамер.
Мадин взглянул на солдат, аккуратным строем двигавшихся по коридору перед ним, медленно загоняя Скайуокера в кормовой отсек... шесть человек и он сам. Семь человек... достаточно для расстрельной команды, не так ли? Да, это может получиться превосходно.
* * *
В комнате наблюдения Лея улыбалась, смеялась, от огромного облегчения у неё почти закружилась голова.
— Хан... Хан, слышишь меня?
— Да.
— Люк... чип деактивирован, настоящий пульт отключён, они не сработают.
— Да! — Лею оглушил возглас Мары, наверняка услышавшей новость в своём наушнике. Впервые на памяти Леи она пришла в приподнятое настроение... Принцесса улыбнулась — это был такой же всплеск чувств, который Лея испытывала всякий раз, когда возвращаясь с боевого вылета Хан сажал свой А-Винг(4) на палубу ангара. И кого только Джейд хотела одурачить своей ролью телохранителя?
— У тебя работает дубликат пульта? — снова зазвучал голос явно ухмыляющегося Хана.
— Нет, мы... нам тут помогли немного. Лейтенант Кальтер сообщил нам код.
— Один из людей Мадина? — Хан чуть помедлил, — если так, спроси его о хаттовых кодах коридоров.
Нейтан обернулся к солдату, стоящему, как часовой, в глубине комнаты:
— Вы ведь знаете коды — номера коридоров?
Вздёрнув подбородок Кальтер промолчал, и Лея яростно и отчаянно шагнула к нему.
— Вы сами сказали, что пришли сюда, чтобы отключить рабский чип, что Вы верите Люку... Так помогите ему. Вы — член Альянса повстанцев... а мы не просто стоим в стороне, мы сражаемся за то, во что верим!
Кальтер перевел проницательный взгляд на Лею, внимательно рассмотрел её, и тихо и спокойно спросил:
— Скажите... Вы знаете, кто он на самом деле, не так ли, мэм? Всё.
Лея замялась...
Тогда вмешался Нейтан:
— Да, да, мы знаем.
— И Мадин,.. — медленно кивнул Мужчина, — он тоже знает правду, не так ли? И всегда знал.
— Да, он всегда знал, — кивнула Лея.
Рослый солдат медленно покачал головой, его губы скривились в короткой сухой усмешке. Лея напряжённо следила за ним, когда он в раздумьях пристально смотрел на монитор пустой камеры Люка...
Затем широкие плечи немного расслабились, будто он окончательно смирился с принятым трудным решением, и Кальтер подошёл к консоли, чтобы вывести другие изображения на оставшиеся два экрана.
— Отсюда мы можем подключиться к связи Мадина. Мы считаем, что Скай... Император находится в районе главного кольцевого коридора. Он расстрелял большинство камер наблюдения в кормовой части центрального отсека, как только выбрался. Мадин пытается перекрыть корабль по секциям и расставить исаламири обратно на их прежние места.
Лея наклонилась рассматривая план, на который указывал Кальтер:
— А что насчёт Каррде... наших людей в носовой части "Осы"?
— Они сковали два подразделения. Ещё одно подразделение занимается другой вашей группой...
— Мара и Хан, — подсказал Нейтан, взглянув на Лею.
— Ну, еще одно подразделение движется к их позиции, — кивнул Кальтер, — действуют группы по шесть человек. Два отделения остаются на хвосте у Скайуокера.
— Хана и Мару нам нужно провести мимо этих трёх отрядов к Люку, — сказала Лея, — вы знаете, где он находится?
Кальтер помолчал, прислушиваясь к переговорам по связи:
— Не точно. Мы предполагаем, судя по камерам наблюдения, но он уже несколько раз возвращался, и часто использует боковые коридоры, в которых нет наблюдения.
— Подождите, — сказал Нейтан, — Вы сказали, что они перекрыли часть судна. У Вас отсюда есть доступ к управлению дверями?
Кальтер взглянул на консоль, вызывав на экране новые схемы:
— Не все, некоторые. В основном, аварийные люки переборок правого борта.
— Как думаете, с какой стороны Люк? — затаив дыхание спросила Лея.
— По правому борту, — кивнул Кальтер.
— Мы сумеем задержать солдат подальше от него, а его направить на корму?
Кальтер что-то набрал на клавиатуре: на схеме "Осы" по правому борту выделилось несколько дверей, обозначенных красным или зелёным цветом.
— Возможно... если он останется в главном кольцевом коридоре.
Лея уже включила свой комлинк:
— Хан, вам нужно как можно скорее выйти на корму. Учти, у вас на пути три отряда... Держитесь наружных коридоров левого борта, тогда вы обойдете их, и уже оттуда заходите в кормовой отсек.
— Мы уже идём, — заверил Хан, срывающимся на бегу голосом.
— Мы постараемся направить Люка к вам в кормовой отсек, подальше от отрядов Мадина. Мы считаем, что он находится на противоположной от вас стороне судна. У нас есть доступ к управлению некоторыми дверями в переборках. Мы постараемся провести его, а солдат придержать подальше от него.
— Ты знаешь, где Мадин? — спросил Хан.
Лея обернулась на Кальтера, который сжав губы, вглядывался в схему и прислушивался к переговорам по каналу связи.
— Он со Второй группой... Она ближе всех, идёт прямо через слепое пятно в системе наблюдения, созданное Скайуокером. Похоже, Скайуокер не особо стремится попасть куда-нибудь, он просто... держится в одной и той же зоне, кружит по судну.
— Почему он так делает? — Лея сосредоточенно изучала схему.
— Не знаю, но он с шестью бойцами идёт по главному кольцевому коридору, и еще шестеро — чуть в стороне от него — заходят с левого борта. Они замыкают сеть. Пока Скайуокер находится в одном из поперечных коридоров, но его загонят в ловушку.
— Мы можем закрыть какие-нибудь люки и отключить их?
— Мы сможем перекрыть поперечные коридоры и изолировать группу, идущую по левому борту.
— А группу Мадина?
Крупный солдат, сжав губы, покачал головой. Ему не нужно было говорить.
* * *
Люк повернул за угол во внешний коридор. Узкие, запотевшие транспаристиловые иллюминаторы открывали изломанный, смутный вид на пейзаж. Красная пыль внизу, полная темнота и отсутствие рефракционного(5) мерцания... Значит, атмосферы нет. Не стоит пытаться искать шлюз и выманивать Мадина наружу.
Развернувшись, чтобы по боковому коридору возвратиться к месту, уже зачищенному им от исаламири, Люк прицелился и выстрелил в очередной подвешенный к потолку шар с исаламири... и оступился, ноги подкосились от шока, вызванного вспышкой массы давно притуплённых ощущений. Сдавив руками виски, он пытался справиться с сенсорной перегрузкой от хлынувшего на него потока информации. Хотя это был ограниченный контакт — промежуток в пустоте, трещина в покрове влияния исаламири.
Должно быть, он оказался на краю очищенного пространства. До сих пор исаламири перекрывали друг друга настолько, что, даже сбивая их, Люк не выходил за пределы зоны их влияния... Сейчас он, наконец, снова вышел на границу свободной зоны, которую от зачищенных им коридоров отделяла одна стена.
Даже здесь, внутри этого изолированного очага ясности, он чувствовал солдат совсем рядом — в пределах его восприятия. Сознание прояснилось, он сосредоточился, сразу же вернулись старые привычки, множество мыслей, чувств и намерений. Решительный, непреклонный, напряжённый...
Затем так же внезапно всё исчезло. Люк оказался на коленях, сгорбившись и ослепнув в пустоте. Холодное озарение прокатилось по его позвоночнику... он же не двигался. Не он попал в пузырь, а пузырь переместился над ним... Значит, они знают, где он находится... и принесли исаламири с собой. И они уже совсем близко.
Чтобы устоять в обороне, ему необходимо отойти подальше в расчищенную им зону, найти место посвободнее, где у него будет доступ к Силе. Следующий поперечный коридор достаточно длинный и открытый... Если он подождёт в центре, солдаты с исаламири будут видны с обоих его концов, до того как Люк окажется в зоне их влияния. У него появится возможность разделаться с ними.
Заставив себя подняться, Люк, пошатываясь, двинулся в обход к более длинному поперечному коридору, который, он уже очистил от исаламири... Быстрее... это последний шанс...
Он свернул за поворот... и увидел, как захлопнулась бронированная дверь в поперечный коридор.
— Нет! — Люк вскинул бластер и четыре раза быстро нажал на спуск, целясь в дверную панель... выстрел был лишь один. Он опустил взгляд: бластер опустошён.
Там было пусто, и он стоял перед запертой дверью в коридор, который, как он знал, он очистил! Он облокотился на дверь, глядя через маленькое смотровое окошко на безопасное место, которое было всего в нескольких футах(6) от него и теперь совершенно недостижимо. Они были бы у него у руках... он был бы в зоне, очищенной от исаламири, и уничтожил бы их!
Задыхаясь, прижавшись к стене, чтобы удержаться на ногах, он попытался рассмотреть механизм за разбитой его единственным выстрелом панелью доступа. Но они слишком близко... Он понимал, что ему нельзя тратить время на попытки. Он должен двигаться дальше... найти иную возможность вернуться. Прозвучало несколько выстрелов, и Люк, нахмурившись, попытавшись сообразить, куда они могли стрелять. Другой путь. Продолжить движение на корму и попытаться найти другую дорогу в зону, которую он расчистил.
Пошатываясь, опираясь о стену, он медленно двинулся, не обращая внимания на выпавший из рук разряженный бластер.
* * *
— Назад, назад, назад! — резко отступила Мара, когда Хан открыл огонь из бластера, застрелив одного из шести солдат, с которыми они столкнулись в извилистых, погружённых в темноту коридорах. На этом участке темно было везде, а стены и пол, похоже, уже пострадали от беспорядочной стрельбы. Повсюду валялись обломки.
Очередь бластерных болтов(7) срикошетила от дальней стены. Стараясь не смотреть на ослепляющие в темноте вспышки, он, отшатнувшись, ушёл с линии огня и спрятался за углом.
— Знаешь, тебе не обязательно это повторять, — прокричал он, чтобы его было слышно за шумом стрельбы, — одного раза вполне достаточно. На самом деле, стрелявшие в нас парни практически справились с задачей.
— Ну, мне показалось, что ты не особо спешил, — сухо сказала Джейд, когда стрельба усилилась.
— Мы же успели зайти за угол в целости и сохранности, так?
Джейд с сосредоточенным видом на мгновение прислонилась спиной к стене:
— Здесь нет исаламири.
— Что?
— Исаламири нет.
— Ну и отлично, — отшутился Хан, — однако, должен сказать, что с моей точки зрения, их отсутствие с лихвой компенсируют сердитые парни с бластерными винтовками.
Джейд закрыла глаза и наклонила голову:
— Я не чувствую Люка.
— Может быть, ты займёшься этим после того, как мы разберёмся с парнями с бластерами?
У него в наушнике раздался голос Леи:
— Хан?
— Да?
— Вам нужно добраться до кормового отсека и пройти через него, чтобы попасть на правый борт. Там находится Люк. Мы заблокировали коридоры, чтобы задержать людей Мадина, но они только что отключили от системы консоль, которой мы пользовались. У нас больше нет управления дверями и доступа к наблюдению. Мы вне контура управления(8). Вы теперь сами по себе.
— Ты в порядке?
— Мы в порядке, но сваливаем отсюда. Мы направимся к вам на корму.
— Хорошо, мы рядом с отсеком.
— Хан, у Люка на хвосте по-прежнему висит одна группа солдат — Мадин и ещё шестеро, все вооружены.
— Мы доберёмся до него, не волнуйся.
* * *
Тяжело дыша Люк опирался на раму двери в кормовой отсек, когда та открылась. Оттолкнувшись, он успел пройти пять или шесть шагов к центру отсека, прежде чем дверь, в которую он вошёл, закрылась. На панели возле неё замигал красный индикатор запертого замка. Люк бросил взгляд на дверь в противоположном конце просторного помещения, но даже если бы она была открыта, он не успел бы до неё добежать. Она тоже захлопнулась, а индикатор переключился с зеленого на красный. Они заперли его тут... с исаламири. Силы здесь нет.
Оглядев ярко освещённый отсек, он шагнул еще раз, пока не понял, что видит.
Стены и пол обширного ангара с одной стороны были выкрашены в белый цвет. Побелённую стену освещали большие арочные светильники, установленные на высоких креплениях и подключённые к портативным генераторам.
Три голокамеры были установлены на штативах через равные промежутки и направленны в сторону этой импровизированной декорации.
Несколько секунд Люк разглядывал всё вокруг, соображая, что это такое... затем он моргнул, отвернулся и, резко тряхнув головой, выкинул эту сцену из своего сознания...
Позади него, мигнув зелёным огнём, распахнулась дверь в отсек.
Они вошли без задержки, по отрепетированной схеме: Мадин и шесть солдат с бластерами наперевес. Люк отступил на шаг к центру отсека. Они выстроились широким полукругом и двинулись в его сторону, явно пытаясь оттеснить его к белой стене.
Сжав зубы, Люк остался на месте. Если они хотят поставить его к стене, им придётся его туда тащить.
Мадин шагнул к нему, и на какое-то мгновение Люк всерьёз задумался о том, чтобы броситься на него, но... он не успеет... приблизиться не получится. Он вздохнул и, несмотря на усталость, выпрямился перед ними, понимая, что это единственное, что он может.
Это всё, конец.
— Стой!
Мадин замер, разведя руки в стороны. Люк отступил ещё на пару шагов, и с сомнением сбавил ход.
— Послушай, не отходи. Переступишь красную линию на полу — и ты труп, понимаешь?
Люк опустил взгляд. Как и в камере, по палубе посадочного отсека тянулась неровная красная линия.
— Переступишь через неё — и ты покойник. У тебя в основании черепа стоит рабский чип, а это граница его зоны контроля. Перейдёшь черту, и он сработает, — Мадин шагнул ближе, протянув руку в какой-то извращённой пародии на заботу, — просто подойди ко мне.
Люк взглянул на приготовленную для казни белую стену:
— И к этому? Пожалуй, нет.
— Это возможно. Но если пересечёшь красную черту, то ты — труп. И это точно.
— Ты приложил столько усилий, лишь ради возможности? — Люк отступил на полшага, больше от усталости, чем по желанию. Его пятка легла на линию.
— Это была просто угроза, не более. Я не стал бы этого делать.
— Да ладно.
— Ты же знаешь, что не стал бы. Мне по прежнему нужны эти коды.
— То есть, на самом деле ты говоришь: "Шагни ко мне, и я отведу тебя обратно в камеру"?
— Скайуокер…
— Нет. Игра окончена, — ему не за что больше бороться, не за что переживать... Но будь он проклят, если умрёт на условиях Мадина.
Пяткой на линии. Люк медленно вздохнул... и шагнул назад.
Встал неподвижно, тяжело дыша, каждый мускул на взводе от адреналина и ожидания смертельной вспышки... которая не последовала. Люк уставился на Мадина...
Тот уставился на него.
Он снова шагнул назад... потом ещё. Взгляд не отрывался от лица Мадина... от шока и растерянности, беспрепятственно искажавших его, словно в зеркале отражая собственное смятение Люка.
* * *
Мара навалилась на рычаг двери в кормовой отсек, понимая уже, что она заблокирована, индикатор горел красным.
— Ну давай же! — она бесплодно стучала по заблокированной панели управления. Страх и ярость нарастали.
Они вернулись в перекрытые исаламири коридоры, как только сбросили с хвоста оставшихся солдат. Коридоры здесь остались нетронутыми, но кратковременное оживление Мары при виде двери в отсек быстро угасло.
— Заперто? — подошёл к ней тяжело дышавший Соло.
— Заперто и заблокировано. Здесь мы не пройдём, — Мара посмотрела вверх, вспоминая верхний отсек, но поняла, что потребуется слишком много времени, чтобы вернуться туда, откуда они могли бы подняться на уровень выше и попасть к входу, который, скорее всего, тоже окажется запертым. Её обожгло воспоминание о собственном побеге в прошлый раз. "Я не оставлю тебя здесь".
Она вспомнила, как поднималась по узкой лестнице к верхнему люку между двумя отсеками, как потеряла Люка из виду в путанице пересекающихся направляющих и балок(9) в на уровне потолка... Краны!
В памяти резко всплыло нагромождение рельсовых систем на высоте потолка — пути для автоматического грузового крана отсека. А где автоматическая система, там и ремонтный люк. Мара отступила назад, осматривая подпотолочное пространство коридора, и торопливо зашагала по нему.
— Что? — уставился на неё Хан.
— Вход... Ищи ремонтный люк автоматического грузового крана.
— Точно! — он двинулся в другом направлении. Глаза метались между потолком и коридором впереди, отслеживая, нет ли ещё солдат, — вот, я нашёл!
Мара бегом вернулась, проследив за взглядом Хана до встроенного люка почти под самым потолком:
— Подсади меня.
— Это должно быть... здесь, — продолжал озираться Хан. Он надавил на вставку в панели, и в обшивке открылся ряд пазов, образуя подобие лестницы.
Мара взглянула на него, и он подмигнул:
— Не первый мой контейнеровоз(10)... и не первое моё спасение.
Она уже поднялась по лестнице и нажала на кнопку замка.
— Заперто.
— Отойди, я выстрелю в него.
— Нет, если там Мадин с Люком…
Он поджал губы.
— Ладно, отойди, я включу его.
Мара посмотрела с сомнением:
— Ты можешь его включить?
— Я могу включить что угодно, милая... Если там есть провода, я могу их замкнуть или оборвать...
* * *
Потрясённый, всё ещё ошеломлённый самим фактом, что он жив, Люк, подгоняемый адреналином, пытался хоть немного прийти в себя от шока, мысленно возвращаясь с края.
Он не умер. Он не мёртв, и единственное, что это значит — через несколько минут он умрёт на чьих-то чужих условиях, а не на своих собственных.
Солдаты вытянулись, когда Мадин в ярости дёрнул губами...
Люку оставалось лишь блефовать... Он заставил себя выпрямиться, сымитировал сталь в голосе, гадая, услышат ли они в нём дрожь.
— Смотри-ка... не сработало. Неужели ты думал, что это поможет... Неужели ты всерьёз считал, что я перешагну черту, если у меня не будет доступа к Силе?
Мадин бросил взгляд на высокий потолок ангара, и Люк мгновенно понял, куда он смотрит — исаламири. Клетка наверняка находится где-то в подпотолочном пространстве, вне досягаемости Люка.
Оружие... ему нужно оружие... Но в этом отсеке все семь бластеров направлены сейчас на него. Всего семь...
— Подними руки, — прорычал Мадин, наводя бластер.
Продолжая блефовать Люк в откровенной угрозе наклонил голову:
— Не надо. Не вынуждай меня к нападению, потому что если ты это сделаешь, я убью вас всех, понимаешь? Не сдержусь... это так не работает. Ты знаешь, на что я способен. И поверь, у тебя нет ничего, что может остановить меня. Если я отпущу это, если дам этому силу, которая ему требуется, я не смогу это контролировать. Оно подчинит меня. Первый, кто нажмёт на спуск, решит вашу судьбу, всех. Он убьёт вас всех.
Солдаты задвигались и напряглись, выдавая свою тревогу.
— Он лжёт, — сказал Мадин, — ничего он не сможет сделать... посмотрите на него. Вы видели, как ваш Император Ситхов истекал кровью, а теперь вы увидите, как он сдохнет.
— Не будь идиотом, Мадин. Все кончено — просто уйди.
— Так и сделаю... когда всё закончится. А ты точно не сможешь.
* * *
Балансируя на узких ступеньках высокой лестницы, Хан лихорадочно работал, отсоединяя провода и подсоединяя их обратно, изредка высекая искры замыкании контактов.
— Уйди с дороги! — нетерпеливо прохрипела Мара снизу.
— Слушай, куколка, я подключал эти штуки еще до того, как ты научилась ходить.
— Ага, только с тех пор они, кажется, стали немножко сложнее, — ответила Мара... как раз в тот момент, когда небольшой люк наконец-то открылся.
В считанные секунды она взлетела по лестнице и выбралась в лабиринт прикрученных к потолку отсека перекрещивающихся направляющих козлового крана, когда, с кратким импульсом узнавания, услышала голоса внизу. Мара пригнулась и схватила за запястье забравшегося на козлы Хана.
Далеко внизу разворачивалось мрачное противостояние. Люк предупреждающе вытянул руку в сторону семи направивших на него бластеры солдат.
Она посмотрела вверх и по сторонам.
— Силы нет, — торопливо прошептала она Соло, — здесь нет никакого контакта.
Он высунулся и хрипло прошептал:
— Мадин с ними... это нехорошо.
Мадин! Мара, балансируя всем телом на высоких направляющих, подалась вперёд, чтобы заглянуть вниз. Сняла со спины винтовку. Она высунулась ещё дальше, легла на живот и взяла его в перекрестие прицела... затем неохотно, но быстро перевела прицел на других бойцов.
— У них нет рам с исаламири... но они где-то здесь.
Используя прицел винтовки как бинокль, Мара осмотрела подпотолочное пространство отсека, обследуя бесконечные выступы, дальние углы, верх стен, выступы и сложные опоры подкрановых путей. Всё это время что-то тревожило её, что-то, что никак не могло пробиться сквозь подавляемую панику.
Соло дёрнул её за лодыжку, почти лишив равновесия, и Мара собиралась уже обернуться к нему, когда он остановил её, замерев. Далеко внизу Мадин поднял голову и посмотрел, но не на тени, в которых они укрылись, а в середину обширного потолка... а потом вновь опустил взгляд, его слова потерялись из-за расстояния, но пренебрежительный тон всё же был слышен.
— Мы не сможем завалить всех, если они начнут стрелять, — прошептал Соло, — если ты хоть раз выстрелишь из винтовки, они все станут палить.
— Снайперская винтовка, — рассеянно пробормотала Мара, блуждая глазами по огромному пространству, — помнишь?
— Да, неважно, насколько тихо она работает. Всё равно они будут падать и умирать. Это всегда похоже на лотерею. Как только свалится первый парень, остальные шестеро начнут стрелять... а цель у них только одна.
Семь... Мара раздражённо нахмурилась, пытаясь удержать это чувство, вспомнить смысл...
Семь человек…
Это обрушилось на неё как удар с разворота, как реальный удар. Семь человек... Видение Люка... то самое, которое несколько месяцев назад так поразило его глубокой ночью на Корусканте.
Семь человек, рассказывал он. Видение семи человек у него за спиной с винтовками наизготовку... Он видел своё будущее... своё собственное...
* * *
— Личная месть, Мадин, — задыхающийся, с трудом сохраняющий вертикальное положение, Люк бросил обвинение так, что его услышали все, — ты хочешь сделать кому-то больно, потому что он сделал больно тебе... И здесь все это знают.
Уязвлённый обвинением, Мадин слегка повернулся:
— Поднимите свои криффовы бластеры! Это приказ!
— И это ваш Альянс? — Люк окинул взглядом присутствующих солдат, — неужели это то, за что вы боретесь? Это и есть ваша справедливость?.. пытать, казнить без суда и следствия... стрелять в безоружного человека?
— Это правосудие, — прорычал Мадин.
— Твоё правосудие, твой путь... что ж, посмотрим, что же это за правосудие на самом деле, — Люк намеренно развернулся. Напряг все мышцы. Встал к ним спиной, глядя на дальнюю дверь ангара.
— Развернись обратно, — предупредил Мадин.
— Нет. Если хочешь застрелить меня, ты выстрелишь мне в спину... или, точнее, попытаешься.
— Не думай, что я этого не сделаю.
— Я сказал, что игра окончена, Мадин. Я ухожу, — Люк шагнул к дальним дверям ангара... и звук снимаемого предохранителя оборвал все его нервы, остановив его, — ты сделаешь это и убьёшь их всех, Мадин. Я не смогу отключить столько бластеров и не смогу вовремя отвести столько рук... так не бывает. Всё, что я смогу, это остановить тех, кто стоит с ними. Навсегда. Ты убьёшь их, а не меня. Выбирай.
— Отлично, давай, прямо сейчас, — проворчал Мадин в спину Люку, = ...нет? Здесь у тебя нет никаких способностей, и я это знаю... ничего.
Ничего... Воспоминание о видении вернулось к нему…
— — -Пойманный в ловушку пустоты пузыря, где Силы просто не существует…Всё вокруг неподвижно, словно само время остановилось, реальность цепляется за его края, далёкая и туманная.Всё, что есть в тишине пузыря, — это Люк... и Трон.
"Пророчество,.." — слова Палпатина, сказанные шесть лет назад, — "На Троне вырезан ключ к силе, способной изменить ход развития Галактики".
"Ты веришь в судьбу, джедай?""Нет… Будущее не определено.""Некоторые вещи непостоянны, но некоторые неизменны. Неизбежны"."Нет ничего неизбежного"."Ты в это веришь — или на это надеешься?"
Семь... Семь бойцов с оружием наготове. Семь разумов, непроницаемых в этом недвижном пузыре. Само их существование скрыто в отсутствии Силы.Крик, слово — вспышка колючей ненависти, целиком заполнившая пустоту, — разбивает пузырь. Люк отскакивает назад, когда слово превратилось в действие.
"Огонь!"И первый выстрел в него, обжигающий, сокрушительный удар...— — -
— Повернись, — голос Мадина вернул его в настоящее. Люк застыл, уставившись вперёд. Памятное видение стало реальностью.
— Цельсь! — в ярости крикнул Мадин, — поднимите бластеры и цельтесь!
По одному и по два они сделали это. В тишине ангара раздался резкий звук снимаемых предохранителей...
* * *
Мара наверху наблюдала, как Люк, не сводя глаз с Мадина, отступал пока тот говорил.
— Надо что-то сделать! Семь человек... это оно — видение Люка.
— Что? — качая головой нахмурился Соло.
— У него было видение в Силе. Семь человек, рассказывал он, семь человек позади него... а потом они открыли огонь!
Не допусти этого... Не дай ей зайти так далеко, стремиться, бороться, подойти так близко, только чтобы увидеть его смерть!
— По три на каждого, — прошептала она Соло, настраивая снайперскую винтовку, — ты начнёшь слева, я сниму Мадина, а потом пойду направо от него, ясно?
— ...хорошо.
У них не получится, Соло это понимал так же хорошо, как и она. Они не успеют уложить их всех.
В отчаянии её ищущий взгляд зацепился за самый край прозрачного шара, закрытого тяжёлой балкой крана по самым потолком... Там! Исаламири там!
Она не медлила, не потрудилась объяснить, а сразу двинулась по узкой направляющей с винтовкой наперевес. Хмурый Соло остался сидеть на краю помоста, откуда открывался свободный обзор на солдат внизу.
Мара уже была на середине крановой балки, подыскивая подходящий ракурс на шар с исаламири, когда раздался крик Мадина, поднявшего бластер на Люка. Она стремительно навела на него свою дальнобойную снайперку и прильнула к прицелу.
Остальные, стоявшие широким полукругом вокруг Люка тоже направили бластеры на него. Мара замерла, затаив дыхание, палец лежал на спусковом крючке, но она понимала, что просто не успеет перебить их всех.
Мадин, поднимал оружие, пока что-то говорил. Мара медленно выбирала свободный ход спускового крючка(11), желание выстрелить стало практически непреодолимым. У неё на прицеле человек, ответственный за травмы, которые, как она сейчас отчётливо видела, искалечили Люка... На прицеле! Один выстрел...
Но на Люка было направлено слишком много других бластеров, и она прекрасно понимала, что не успеет достать их всех. Ещё секунду она держала Мадина на прицеле, держа палец на спусковом крючке...
Далеко внизу Люк повернулся спиной к семерым бойцам. И Мара почувствовала, как волна паники захлёстывает её разум: разве Люк не рассказывал об этом... разве он не говорил о своем видении, что повернулся спиной к стрелявшим в него?
На фоне этого сильнейшего опасения сошло на нет всепоглощающее желание расправиться с Мадином. Выталкивая это из своих мыслей и бормоча ругательства под нос она отвернулась. Частично закрытая клетка с исаламири — она должна добраться до неё... но для этого она должна выпустить из вида атакующих Люка. Ей придётся оставить его одного.
Было чудовищно трудно бросить позицию, с которой была видна группа внизу, понимая, что если они сейчас начнут стрелять, она не сможет помочь Люку... но так шансы были выше. Даже со снайперской винтовкой Мара смогла бы завалить одного, может быть, двух, до того, как они начнут стрелять... Соло, наверное, столько же... Это дало бы Люку шанс, который ему нужен... если бы она могла успеть.
В её наушнике раздался шёпот Соло:
— Джейд? Какого хатта ты делаешь... ты хоть видишь их под таким углом?
— Нет, но я вижу кое-что получше. Я вижу исаламири.
— Серьёзно? У нас там семь солдат чешут пальцы о спусковые крючки. Ты потратишь свой единственный шанс на внезапность, чтобы подстрелить эту штуку, а они все нажмут на спуск.
— У меня малозаметная снайперка. Я сфокусирую пучок внутри транспаристиловой сферы. Это уничтожит тварей, но не клетку.
— Ладно, но тогда от какой хаттовой матери Люк узнает?
Мара кивнула, успокаивая себя: она уже делала это. Она давно не была в поле, но, расслабив плечи и выровняв дыхание, она приготовилась к выстрелу.
— О, он узнает. И тебе не нужно беспокоиться о солдатах — Люк разберётся с ними. Со всеми.
* * *
Все мышцы напряжены. Не желавший разворачиваться Люк не шевелится. Все застыли, поглощённые противостоянием...
В гробовой тишине он слышал, как Мадин набирает воздух, чтобы отдать приказ, и, понимая, что за этим последуют выстрелы, насторожился...
* * *
Высоко вверху, под самым потолком ангара едва заметно покачивалась оборудованная системой жизнеобеспечения клетка с тремя исаламири...
Люк вздрогнул, сгорбился, судорожно хватая воздух, схватился руками за голову...
— Огонь! — выкрикнув команду, Мадин нажал на спуск.
* * *
Момент, когда Сила обрушилась на Люка, растянулся, замедлив всё вокруг. Поток ощущений, всплеск могущества, вывернувший наизнанку его сознание, раскрывший всё вокруг него с совершенной ясностью. Все инстинкты усилились и взорвались вспышкой бритвенно острого восприятия, подавляющего своей интенсивностью. Доля секунды, зятянувшаяся на целую вечность... Страдание и понимание, рвущиеся сквозь него...
Позади него, бесконечно медленно в растянутом восприятии Силы готовились к стрельбе солдаты... кристально ясные в Силе сознания, омрачённые намерениями...
Он отдался инстинктам, включившим прежние механизмы, вколоченные когда-то в его сознание Палпатином. Слепящий, разрушительный отказ от контроля сознания и действий пронзил его рвущейся наружу яростью, стремящейся к цели. Абсолютная мощь. Гулко стучащее о рёбра сердце. Песнь крови в его ушах. Чистейший привкус ядрёной неистовости адреналина.
Сосредоточившись в этом невероятном буйстве энергии Люк развернулся, отбивая летящий лазерный болт, и с криком ударил Мадина Силой, с влажным, хлёстким хрустом сломав ему запястье державшей оружие руки. От боли у Мадина подкосились ноги, упавший бластер отлетел в сторону...
В тот же замерший миг, ещё до того как Мадин уронил бластер, а окружавшие Люка шесть напряжённых солдат по приказу Мадина наводили оружие и, как в замедленной съёмке, давили пальцами на спусковые крючки, Люк поднял руку, вытянул её перед собой и широко раздвинул пальцы. Он не смотрел, в этом не было нужды: зрение было лишним, отвлекало внимание — свет слишком медленно доносил изображение до глаз. Поэтому он закрыл их и отдался полыхавшей в нём Силе. Инстинкт самосохранения поджёг фитиль, взрывая смертоносную бомбу замедленного действия, которую Палпатин так долго создавал из своего падшего джедая.
Миг, мгновение, один растянувшийся удар сердца, потерянного в той камере под Дворцом, и лишь единственный ответ на угрозу...
Шесть тел разорвались и распылились в алом всполохе, на краю которого материя растворялась в хаосе яркого цвета и рассеивалась во всё расширяющемся всплеске.
К моменту, когда Мадин коснулся коленями палубы отсека, все вокруг него были мертвы. Туманная дымка тёплого багрового цвета медленно оседала в воздухе, оставляя медно-солёный привкус горечи у него в горле. Тихо опускались пропитанные алым рваные тряпичные полосы. Не осталось ничего больше. Словно только что беззвучно сдетонировала взрывчатка, разорвав всех находившихся там людей.
Кроме Мадина.
Только Люк и Мадин... смотрели друг на друга на фоне забрызганного кровью и костями отсека.
Мадин беспомощно потянулся за бластером, когда Люк вновь вернулся в реальность. Он поднял голову, слегка наклонив её в сторону. Жёстким и беспощадным взглядом он наблюдал за паникой своего мучителя. Мышление его ещё не полностью освободилось от созданного Палпатином ситха, связь с ним ещё осталась. Желания и сознание ограничились единственной мыслью.
Этот миг... этот момент — за Мару...
Он медленно подошёл и остановился возле Мадина, глядя, как тот беспомощно бьётся, пытаясь поднять оружие.
— Нет, не ты, — с ледяным спокойствием Люк присел на корточки возле Мадина, положив руку ему на колено, — лёгкой смерти ты не получишь. У тебя будет ещё несколько минут. Тебя я убью со смаком, а ты проживёшь достаточно, чтобы поразмыслить над этим. Это на твоей совести — не на моей... Это твой выбор. Ты так решил. Здесь все умерли из-за тебя. И с этим чувством ты уйдёшь в могилу.
Его, глубоко сидящие на покрытом синяками и кровью лице, глаза оставались жёсткими, хотя слова говорили о многом: о горечи воспоминаний, не сведённом счёте и свершившемся возмездии.
— Больно, не так ли?
Обезумевший Мадин отчаянно закричал, скребя пальцами по бластерной винтовке, не в силах поднять её... а Люк наблюдал — просто несколько мгновений следил, предоставив ему возможность попытаться... А затем без звука, без жеста оружие упало и скомкалось в брызгах сразу же гаснущих искр.
Пальцы Люка дернулись, и Мадин согнулся пополам, его долгий крик превратился в сдавленный вздох, пока Люк наблюдал, едва заметное подергивание приподняло уголки его разбитых губ, внимание было сосредоточено.
— Я думаю о Маре — обо всём, чем она могла бы стать, пока ты...
— Люк!
Этот голос…
Люк обернулся, открывая и расширяя диапазон своих чувств. Его накрыла горячая и яркая волна радости, чистого восторга.
— M,.. — он так и не смог произнести её имя... не решился, боясь, что это развеет чары, разрушит этот миг отчаянной надежды...
За считанные секунды она перемахнула через пролёт, соскользнула по краю лестницы и побежала по отсеку... а сбитый с толку, затаивший дыхание Люк с трудом поднялся на ноги, чтобы видеть, просто видеть...
* * *
Мара бежала вперёд, всё расплывалось у неё в глазах. Она отчаянно пыталась обнять его, превратить это в реальность. Натиск чувств, её собственных и его, смешался и перепутался в клубок неконтролируемых эмоций, в котором ничего нельзя утаить. Два разума, одна вера, отражённая и увеличенная...
Потом она оказалась рядом, и он привлек её к себе, шепча её имя...
— Я думал, ты мертва, я думал, тебя,.. — он не смог этого сказать, эйфория захлестнула его с головой. Он рухнул на колени, и она, обхватив его руками, опустилась вместе с ним. Он непременно упал бы, если бы она не поддерживала его обмякшее в её объятиях тело...
Мара обняла его. Из её глаз текли слёзы, даже когда она, громко смеясь, прижалась к нему, когда он притянул её к себе и обнял. Он, чувствуя облегчение, страстно поцеловал её, прижал к себе и рассмеялся ей в волосы, когда она обняла его, живого и здорового(12)... мужчину, которого она любит, мужчину, который ей нужен...
Нужна... она нужна ему. Сейчас Люк это знал. Он понял, что такое истинная Тьма. Она нужна ему, как кислород, как кровь, как биение собственного сердца.
— Я люблю тебя, — шептал он, — я люблю тебя, я люблю тебя, я...
Это оказалось легко, невероятно легко сказать, слова терялись в смехе, в восторге... в идеальном резонансе.
1) 131. В оригинале: "when the medic accidentally put his own body between herself and her blaster".
2) 132. В оригинале: "the leap of faith", прыжок веры — акт веры или принятия чего-то, выходящего за рамки разумного; акт доверия кому-то или чему-то, вопреки очевидным контраргументам.
3) 133. В оригинале: "Keep the skirmishes separate..."
4) 134. По всей видимости, имеется ввиду перехватчик RZ-1 "A-wing" (англ. RZ-1 A-Wing Interceptor) — истребитель-перехватчик, разработанный Альянсом повстанцев во время Галактической гражданской войны. Разработанный Уалексом Блиссексом "A-wing" был модификацией R-22 "Остриё", в свою очередь являвшегося наследником легкого перехватчика Дельта-7, часто использовавшегося джедаями в качестве личного корабля. "A-wing" — один из самых быстрых перехватчиков в Галактике своего времени, по скорости не уступавший TIE-перехватчику. Как и в случае с его предшественником времен Войн клонов, для пилотирования и тем более для ведения боя на этом аппарате от пилота требовался большой опыт, иначе "A-wing" мог просто выйти из-под контроля. Сам Хан Соло говорил, что "любой пилот, который добровольно садится за штурвал этого истребителя либо смелый, либо сумасшедший. А, может быть, и тот, и другой".
5) 135. В оригинале "flicker of diffraction" — "мерцание дифракции" или "дифракционное мерцание". На самом деле эффект мерцания звёзд (и др. удалённых объектов) связан с явлением атмосферной рефракции, т.е. отклонением света (или других электромагнитных волн) от прямой линии при прохождении через атмосферу из-за изменения плотности воздуха в зависимости от высоты. Такое преломление обусловлено уменьшением скорости света в воздухе (увеличение показателя преломления) с увеличением плотности. Атмосферная рефракция вблизи поверхности Земли создаёт миражи. Так же она может изменять видимые размеры удалённых объектов без формирования миража. Кроме того, из-за турбулентности воздуха удалённые объекты могут казаться мерцающими или переливающимися. Атмосферная рефракция учитывается при измерении положения как небесных, так и земных объектов. Ну а оптическая атмосферная дифракция — это искривление света в результате преломления краями взвешенных в атмосфере аэрозольных частиц, таких как капли воды, мелкие кристаллы льда, пыль и т.п.
6) 136. Как обычно, в ДДГ полная каша из метрических и традиционных британских единиц измерения. Вообще, 1 фут — 30,48 см. Что характерно, Первая Галактическая Империя тяготела к использованию метрической системы мер ;)...
7) 137. В оригинале "volley of shots". "Shot" — выстрел, имеет, в частности, следующие значения: 1) процесс выбрасывания снаряда из канала ствола артиллерийского орудия, миномёта, гранатомёта, стрелкового оружия за счёт энергии газов, образующихся при взрывчатом превращении метательного заряда; 2) боеприпас для стрельбы из артиллерийского орудия (артиллерийский выстрел), миномёта (миномётный выстрел), гранатомёта (гранатомётный В.). Применительно к реалиям ДДГ для меня привычно сгусток перегретой плазмы, которыми стреляют наиболее распространённые в этой вселенной системы личного оружия, именовать "бластерным болтом".
8) 138. В оригинале: "out of the loop"...
9) 139. Среди значений слова "gantry" — портал козлового или портального крана, балка мостового крана и т.п.
10) 140. В оригинале: "stock freighter" дословно "складское грузовое судно"...
11) 141. В оригинале: "Mara's finger twitched against the trigger"... Но Мара как никак профессионал, а дёргающийся "к" или "на", да и вообще "возле" спуска палец... Так что... "Свободный ход спускового крючка" — перемещение спускового крючка между его нормальным положением, и позицией, где он приводит в движение шептало оружия.
12) 142. В оригинале: "alive and safe" — "живой и невредимый"... Но какой уж тут невредимый... Более или менее здоровый, да и ладно...
Глава 46
Мара оставалась с Люком, то терявшим, то вновь приходившим в сознание, когда они вернулись на "Сокол", минуя шаттлы с повстанческих кораблей "Зефир" и "Сол", прибывших, чтобы принять бой.
Когда его положили в узкой медицинской каюте на борту "Сокола", оказавшийся в своей стихии Нейтан суетился вокруг Люка, ворча на устаревшие приборы, неисправные сканеры и сетуя на отсутствие жидкости для внутривенных вливаний.
Хан и Лея отправились в кокпит, он — чтобы взлететь, а она — чтобы дато команду подготовить медицинский отсек на борту "Сола". Когда Нейтан наконец угомонился, вуки, Чубакка, удивил Мару тем, что задержался на какое-то время и что-то непонятно бормоча наклонился и нежно провёл костяшками пальцев по щеке остававшегося без сознания Люка.
К тому времени, как они взлетели, Мара притащила единственный незакреплённый стул и сидела рядом с Люком. Каждый раз, просыпаясь хотя бы на секунду, он резко встряхивался и искал её широко распахнутыми глазами. Мара тискала его руку, улыбалась, шептала ободряющие слова и наблюдала странное зрелище, как на его избитом лице расплывается улыбка, когда он видит её, понимает, что она реальна, и почти сразу же засыпает снова.
В реальность его вернули два выстрела из тяжёлого орудия, скользнувших по щитам "Сокола". Мара вскочила, оглядываясь по сторонам... В следующую секунду "Сокол" резко дёрнулся в сторону, гравикомпенсаторы едва успели справиться с перегрузкой.
— Это орудийный обстрел, — Люк уже поднимался.
— Останься здесь, — сказала Мара, направляясь к выходу из отсека, — я серьёзно! Нейтан?
— Мы будем здесь.
Она добралась до кокпита за считанные секунды: Хан и Чуи сидели за консолями управления, Лея склонилась над пультом связи. Темноту перед ними прочертил турболазерный болт, на мгновение осветив кабину, и все, находившиеся в ней, вздрогнули.
— Что за хаттова слизь тут творится? — крикнула Мара.
— Только что из гиперпространства вышли три Звёздных Разрушителя и приказали "Солу" и "Зефиру" лечь в дрейф(1), — полуобернувшись сказала Лея, — капитан "Сола" открыл огонь по вашему разрушителю "Шторм"(2), и тот ответил. Сейчас я пытаюсь связаться(3) с "Сол".
Мимо "Сокола" пронёсся ещё один мощный импульс, заставивший Мару вздрогнуть.
— Почему они обстреливают нас? Мы разве не передаём код Каррде?
— Да, — не оборачиваясь, беззаботно ответил Соло, — они обстреливают "Сол", а мы всего лишь стоим на линии огня.
— "Сол" передаёт код?
— Нет.
— Какого хатта нет?
— Потому что когда они прибыли, здесь не было Звёздных Разрушителей, — интонация Хана выразила его мнение о разумности капитана "Сола".
Мара обернулась и коснулась плеча Леи:
— Не разрешай им передать код сейчас. Если они это сделают, на "Шторме" решат, что это код мятежников, и начнут стрелять и по нам тоже.
— Я не могу до них достучаться, — сказала Лея, — они не отвечают на наши вызовы.
Еще один залп "Шторма" обрушился на находящийся в отдалении корабль повстанцев.
— А это уже прямое попадание, — серьёзно сказал Хан, подавшись вперёд, — это превращается в перестрелку.
— Значит, кто-то должен остановить её.
Все повернулись и увидели опирающегося на дверную рамц кокпита бледного и осунувшегося Люка.
Мара окинула испепеляющим взглядом Нейтана, беспомощно пожавшего плечами из-за плеча Люка. Пошатываясь Люк подошёл к консоли связи. Лея уступила место, позволив ему сползти на него. Потянувшись к пульту, он привычно защёлкал переключателями.
— ИЗР "Шторм" — грузовому судну "Тысячелетний Сокол", передающему сигнал службы безопасности. Наш идентификационный код: четыре, девять, девять, пять, три. Приём?
Приостановив передачу в ожидании ответа, Люк почувствовал, что все на него смотрят. Оглянулся вокруг и, наконец, остановил взгляд на Хане.
— Что?
Хан криво усмехнулся, за наигранной легкомысленностью скрывалось искренняя радость:
— Просто, знаешь... рад снова тебя видеть за консолью.
Люк отвёл взгляд, ему стало неловко даже от этого, поняла Мара. Чтобы скрыть свои чувства, он несколько раз щёлкнул тумблером передачи.
— Не могу поверить, что ты до сих пор не починил его.
— Эй, он же три года простоял у тебя, малыш, — снисходительно упрекнул Хан.
— Это не мой корабль, — в том же духе ответил Люк.
— "Тысячелетний Сокол" — ИЗР "Шторм". Прошу передать код повторно.
Сосредоточившись на деле, Люк повернулся:
— Повторяю, идентификационный код: четыре, девять, девять, пять, три. Соедините меня с капитаном. Немедленно.
Связь прервалась, и вновь наступила тишина. Как всегда нарушая её первым, Хан откинулся в своем кресле, и вкрадчиво спросил:
— Так... а мне можно использовать и этот код идентификации?
— Ты Император? — не обернулся Люк.
-...Нет ...но я теперь знаю код.
Вновь ожила связь:
— "Тысячелетний Сокол" — капитану Мураи, ИЗР "Шторм". Не знаю, откуда у вас этот код, но приказываю вам немедленно снять щиты, отключить оружие, заглушить двигатели и приготовиться к досмотру. Считайте, что вы арестованы по обвинению в измене.
— Измена,.. — Люк наклонился, голос обрёл силу и властность, — не уверен, что это вообще возможно.
— Чт... с кем я говорю? — офицер не утратил уверенности.
— Вы говорите с Императором, капитан Мураи, — Люк слегка остудил голос, — и я приказываю Вам остановиться и прекратить бой. Код подтверждения: Браксант(4) — Райобалло(5) — Атривис(6) — Лахара(7). Образец голоса: "meus vox vocis est meus key — agnosco mihi"(8).
После недолгой паузы, пока проверялись коды и образец голоса Люка, имперский офицер вновь вышел на связь, и на этот раз, он не мог быть более любезен, а в его голосе слышались отчётливые нотки удивления и тревоги:
— Ваше Превосходительство! Я понятия не имел, что... Сэр, вам нужна помощь?
— Спасибо, капитан, я получил всё необходимое. "Сол" и "Зефир" сопровождали нас, когда Вы открыли по ним огонь.
— Сэр, я понятия не имел! Прошу…
— Вскоре я перейду на борт "Сола", капитан. И я ожидаю, что не попаду в это время под обстрел собственного флота. Я ясно выразился?
— Да, Ваше Превосходительство!
Люк отключил связь, поднялся на ноги и повернулся к Лее, его голос уже слабел:
— Лучше тебе приказать "Солу", чтобы они тоже успокоились.
Лея неуверенно посмотрела на него
— Ты всё же переходишь на "Сол"? Но у тебя же здесь три Звёздных Разрушителя. Их возможности...
— Это должен быть корабль повстанцев, — он слегка усмехнулся, его снова начала одолевать усталость, — я хочу, чтобы это выглядело как совместная операция с участием Альянса. Особенно сейчас.
Пока Люк говорил, его рука легла на консоль, а затем он рухнул в кресло второго пилота, его кожа казалась восковой.
Увидев, как он побледнел, Мара присела рядом.
— Люк?
— Что бы ни случилось, я должен уйти отсюда на корабле повстанцев, хорошо? Мне просто нужно... отдохнуть...
Она улыбнулась, когда, до последней секунды продолжая бороться, он закрыл глаза.
Нейтан мгновенно оказался рядом, чтобы проконтролировать. Но с возвращением Люка он снова стал вести себя как обычно. И Мара понимала, что раз Нейтан не паникует, то с Люком, в общем-то, всё в порядке.
Он поднял голову:
— Давайте перенесём его в медицинскую каюту... и отведём "Сокол" на "Сол", иначе у всех нас будут проблемы, когда он проснётся.
* * *
Лея стояла в небольшом медицинском отсеке на борту "Сола", глядя на своего, остававшегося без сознания, но в стабильном состоянии, брата. Медик мон-каламари ворчливо приказал всем покинуть палату, оставив только Халлина. Даже Лею вывели в коридор.
Лею почти сразу же увели на мостик, чтобы наблюдать за захватом "Осы", на которой окончательно восстали солдаты Мадина. Новости оказались не очень хорошими: многие успели добраться до челноков "Осы" и сбежать. Но, как только всё стихло, она вернулась в медицинский отсек, где осталась наедине с медиком мон-каламари. В комнате было тихо. Бледному и исхудавшему Люку начали, наконец, вводить необходимые лекарства.
— Истощение, обезвоживание и несколько тяжёлых наркотических смесей, — сдержанно сообщил врач "Сола", — кроме того, ему были нанесены серьёзные травмы. Но он молод и в хорошей физической форме, так что нет ничего, что помешало бы ему поправиться.
Очевидно, медик узнал своего пациента, но ничего не сказал. Лишь повернул огромные глаза, взглянув в сторону Леи, и невозмутимо продолжил свою работу.
— Ему дали успокоительное. Необходимо дать организму время отдохнуть и немного восстановиться, но... я хочу спросить, что мы станем делать, когда он придет в себя? Потому что я не советовал бы отправлять его на гауптвахту(9).
— Мы его вернём его людям, — твёрдо сказала Лея, — мы не похищаем лидеров, с которыми пытаемся вести переговоры. Мы не обращаемся так с пленными, и уж точно не устраиваем публичных казней. Всё это не наших рук дело. И я не позволю, чтобы Альянс имел к этому отношение.
Тяжело вздохнув, врач кивнул, и, кажется, скорее успокоился, чем что-то ещё... что было хорошо — она знала, что может ему доверять.
— Если это так, то есть ещё кое-что, что Вы должны знать об... этом конкретном пациенте, — нейтральным голосом заявил мон-каламари, — у меня с собой ещё один список — отдельный.
Лея нахмурилась, не догадываясь, к чему клонит врач, но по его тону поняв, что это важно.
— Продолжайте.
— Я провёл полное сканирование, — врач опустил блестящие глаза на датапад, который он держал в руках, — здесь перечислены травмы, полученные им за последние шесть или около того лет. За вычетом тех, о которых я только что упомянул. Все они были нанесены от трёх до шести лет назад. Хотя, я полагаю, что большинству из них от четырёх до шести лет.
Он ненадолго перевёл взгляд на неё, а затем снова опустил глаза на свой датапад. Голос звучал серьёзно:
— Обе его ключицы были сломаны в разное время, левая — дважды. Его челюсть дважды была вывихнута и один раз сломана. Правая глазница была разбита и восстановлена. Левое плечо было неоднократно вывихнуто, что привело к глубоким повреждениям тканей, нервов, мышц и связок. У него были сложные переломы локтевой кости левой руки и неоднократные вывихи левого запястья. Большинство костей его левой руки были сломаны: карпальные, пястные и фаланги; некоторые — неоднократно в течение нескольких лет, равно как и многие рёбра. У него повреждены пять позвонков — все были вылечены, но лишь спустя несколько недель после травмы. На большеберцовой и малоберцовой костях правой ноги имеются полученные в разное время волосяные трещины. Левая лодыжка была вывихнута, вероятно, дважды. Левая малоберцовая кость в какой-то момент получила серьёзный сложный перелом — она была прижата штифтом, а кость была ламинирована, чтобы восстановить её — настолько серьёзными были повреждения. По всему телу у него имеются следы многочисленных рваных ран с повреждениями дермы, подкожной клетчатки и глубоких мышц. Некоторые из них были зашиты и восстановлены, многие — просто оставлены. Более глубокое сканирование показало, что у него также имеются рубцы от нескольких внутренних повреждений, большинство из которых связаны с насильственными травмами.
Мон-каламари приостановился, несколько секунд смотрел на Лею, затем вновь опустил взгляд.
— Как я уже говорил, временная развёртка результатов сканирования показывает, что все травмы сгруппированы по периодам. Так, возможно, в течение шести месяцев он вообще не получал травм. Затем сразу за очень короткий период, вероятно, за несколько недель — мы не можем сказать точнее — были нанесены многие из них. Причём, они неизменно группируются подобным образом. Травмы очень легко отследить, потому что большинство из них не были своевременно и правильно обработаны. Есть свидетельства того, что при переломах использовались бандажи, а на самые тяжёлые ранения накладывались швы. Но, судя по результатам лечения, я бы сказал, что это происходило спустя несколько дней, а возможно и недель, после получения травмы.
Произнося эту шокирующую речь, медик приподнял покрывало Люка до пояса... и, взглянув на его грудь, Лея в ужасе задохнулась. Увидев тело покрытое множеством шрамов, углублённых и выпуклых, бледных от давности, она, закрыв рот рукой, не успевая осознать, что делает, отшатнулась.
Столько... Много... Не сосчитать...
— Люк,.. — прошептала она в смятении. Сколько шрамов.
— Ими покрыто всё его тело, — мрачно сказал врач, — как я уже говорил, насколько могу судить, они сгруппированы по отдельным коротким периодам на протяжении нескольких лет. Определённой причины нет. Это не медицинские шрамы. В них нет никакой закономерности. Видны только тяжёлые рубцы от серьёзных травм — более мелкие давно исчезли. Безусловно, я... видел подобное и раньше, хотя это необычно в силу продолжительности периода их возникновения.
Он повернул голову в сторону, и в его голосе появилась некая мягкость:
— Понимаете, что я хочу сказать... я думаю, что это было... наказание, возможно, пытки.
Сила этого слова выбила дух из Леи. Вот что преследовало его... вот что она видела в тени его глаз... как может быть иначе?
Она оказалась в коридоре раньше, чем поняла, что делает... Схватила Джейд за руку и с усилием оттащила ее за угол. Джейд, нахмурившись, вырвалась:
— Какого хатта?
— Люк, — сказала Лея, — врач только что рассказал мне, что произошло с Люком...
— Что с ним?
— В прошлом... Я говорю о прошлом... четыре года назад, может быть, шесть.
Мара вздёрнула подбородок, плотно сжимая губы, и Лея почувствовала, как в ней нарастает гнев:
— Ты знаешь, так ведь... ты знаешь, что они сделали.
— И теперь ты внезапно возмутилась. Ты, бросившая его там... просто бросившая того, кто купил твою свободу своей. Ты — глава Восстания, пытавшегося его убить. Хочешь, я могу продолжить... потому что у меня есть кое-что ещё. Как насчёт того, что ты сдала его Мадину? Тогда ты не казалась такой возмущённой.
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне правду, — сдерживая гнев сказала Лея, — только что мне сообщили факты, и сейчас я хочу знать всю правду.
Внезапно поникнув Мара опустила глаза:
— Ты не представляешь, что он пережил, чтобы хотя бы частично сохранить себя.
— Я начинаю понимать, — тихо сказала Лея.
— Нет, не понимаешь, — уверенно ответила Мара, — никто не понимает. Пока не столкнёшься с Палпатином лицом к лицу, то и представить не можешь, какой страшной карой это может стать, как морально, так и физически. Палпатин неоднократно разрывал его на куски. Раздирал в мелкие клочья, понимаешь?
— Палпатин? Я думала... думала, что это его отец
— Нет, Вейдер пытался защитить Люка... по-своему, я считаю, — возразила Мара.
Обдумывая это Лея несколько поостыла, впервые открыв в этом духе смерти(10), который оказался её отцом, что-то, что она по-настоящему могла понять. Но простить она не могла... пока не могла.
— Значит, он недостаточно старался.
— Я говорила тебе, — качая головой ответила Мара, — ты не знала Палпатина. Ты не представляешь, какой силой он обладал, и его готовность использовать её. Рядом с ним... всё, всё шло точно по его слову. Все следовали ему до буквы, без колебаний. Как, по-твоему, один человек может противостоять этому? Вы все провели свои жизни, прячась здесь, во Внешнем Кольце, бегая с места на место, постоянно передвигаясь, вечно в подполье, в бесконечных попытках опередить его... А он всё равно властвовал над вашим повседневным существованием. Будь то его военные, или его влияние на Королевские Дома, или его моффы(11), или контроль над банками, или свободой передвижения... Границы, налоги, назови что хочешь, он контролировал всё — полностью.
— А теперь представь, что ты стоишь перед ним... Представь, что вся эта мощь, вся эта власть, вся эта сила воли обращена против тебя, а тебе некуда бежать. Тебе негде спрятаться — он придёт за тобой, и вернёт тебя назад. И, я уверяю тебя, он заставит тебя пожалеть, что ты родилась. И в конце концов ты всё равно сделаешь то, что он тебе приказал... рано или поздно, так или иначе. Вейдер не мог защитить Люка... никто не мог. И Люк это понимал, — Мара взяла паузу, будто проверяя смысл своих слов, — он делал то, что должен был делать, просто чтобы выжить... И ты, как никто другой, должна быть благодарна ему за это. Потому что если бы он этого не сделал, ты уже давно была бы мертва, а твоё Восстание так и осталось бы для Палпатина каким-то пустяковым прикрытием, предлогом, чтобы вводить всё новые и новые акты во имя защиты общественного благополучия.
— Я всю свою жизнь боролась с Палпатином.
— И тем не менее, вам нужен был Люк, чтобы его устранить... или ты всерьёз думаешь, что вы смогли бы сделать это иначе? Ты боролась с армией за спиной, а у Люка не было никого. Каждый раз, когда он сталкивался с Палпатином, каждый раз, когда он спорил, задавал вопросы или бросал вызов, он делал это один. Я не могла ему помочь... никто не мог. Каждый свой шаг он делал в полном одиночестве. Вот что ты видишь, глядя на эти шрамы — ты видишь Люка Скайуокера, прорывающегося сквозь ситха Палпатина. Ты видишь битву, начавшуюся потому, что он не мог — не хотел — окончательно потерять Люка Скайуокера. А потом у тебя хватает наглости стоять перед ним и ставить под сомнение его стремления, его мотивы... Ты понятия не имеешь, что он уже отдал, чтобы зайти настолько далеко...
Лея, искренне переживая, опустила взгляд:
— Я хочу верить в него, просто... каждый раз, когда я его вижу, у меня возникает какое-то чувство... Мне кажется, он верит в то, что хочет сделать, правда...
— Да.
— Просто... иногда... мне кажется, что он не уверен в собственных побуждениях.
— Из-за Палпатина! Палпатин манипулировал им и властвовал над ним в течение пяти долгих лет. И я по личному опыту могу сказать тебе — подняться из этого очень непросто... тем более Люку, потому что Палпатин контролировал его абсолютно.
— Как думаешь, Люк может вернуться... из того, кем он стал?
Растратив пыл Мара, вздохнув, опустила глаза:
— Не знаю. Но я знаю, что Люк вовсе не то, что из него пытался сделать Палпатин. Он не был им никогда... Вот откуда у него эти шрамы.
* * *
Вернувшись в тишину полутёмного медотсека, Лея обхватила себя руками и смотрела, как спит её брат. Она поочерёдно то пыталась забыть вид этих шрамов, то заставляла себя вспомнить — сделать их частью своих представлений о том, кем он стал. Всё, с чем он столкнулся в одиночку, и что пытался преодолеть. Кошмары превратились в воспоминания: суровые, жестокие, язвительные — ужасающие.
Она так и осталась там на всю ночь, наблюдая за братом, пока Нейтан Халлин и врач "Сола" то и дело сновали туда-сюда. Мара Джейд не проходила дальше двери в коридор, и изредка Лея оставалась одна, просто стоя, разглядывая брата, и осмысливая всё произошедшее.
Конечно, она знала, что произошло в отсеках "Осы". О том, что сделал Люк, ей отрывисто, с недоумением рассказал Хан, и она отправила отряд в сопровождении медика Кальтера на захваченную "Осу" с целью изъятия записей с камер наблюдения. Она видела, на что способен её брат. Что случилось, когда ситхский Волк Палпатина прорвался сквозь все щиты, тщательно созданные Люком Скайуокером. Не потому ли он их поставил, задавалась вопросом она? Не потому ли он поддерживает дистанцию и так отстранён. Именно это сдерживает Волка?
Потому что сейчас она поняла, о чём её предупреждал Люк.
А теперь она ещё и узнала, что именно сделал Палпатин, чтобы создать чёрного Волка, рыскающего в её снах.
Она так и стояла, пытаясь разобраться в бурлящем внутри неё клубке чувств, когда, прорезав сумрак узким лучом света, дверь медотсека скользнула в сторону, и вошёл Хан. Он молча подошёл и, ободряюще обняв, прижал её к себе. На несколько секунд она молча прильнула к нему, а затем решительно положила руку на руку Люка и обратилась к Хану. От избытка эмоций слёзы блестели в её глазах.
— Хан Соло, — улыбаясь сказала она, — я хочу познакомить тебя с моим братом.
Хан тихо усмехнулся:
— Думаешь, он собирается всыпать мне за то, что я соблазнил его сестру?
— Я замолвлю за тебя словечко, — улыбнулась Лея, не сводя глаз с Люка.
Несколько мгновений они молча смотрели на избитого, спящего мужчину перед собой. Лея погрузилась в давно пережитые воспоминания. Неловко пошевелившись, Хан нарушил тишину:
— Ты посмотрела записи с "Осы"?
— Да, — что ещё можно было сказать?
— Ты знаешь, что они собирались в него стрелять.
Лея вздохнула, вновь прокручивая в голове невероятную, непостижимую... глубоко волнующую сцену. "Он делал то, что должен был делать, просто чтобы выжить," — слова Джейд несколькими часами ранее.
— Как думаешь, он смог бы остановить остальных, как остановил Мадина?
— Не знаю. Но знаю точно, что когда я сам носился по судну, я не пытался спрятать по крылышко каждого встреченного вооружённого солдата... а ты?
Лея молчала, в памяти снова всплыло то жестокое противостояние. Живые, дышащие люди в одно мгновение превратившиеся в алую пыль.
Она припомнила, как на борту "Осы" ей взбрело в голову усомниться, что Император, с которым она в тот момент вела переговоры, и в самом деле был когда-то Люком Скайуокером — тем Люком Скайуокером, которого она знала. Но если тот невысокий, приветливый и простодушный человек, которого она знала с Татуина, реально был вынужден пережить всё, произошедшее за последние шесть лет.
Что стало бы с Люком Скайуокером, если бы он прожил эту жизнь... столкнулся с этими испытаниями?
Она и тогда была уверена, что это не сломило бы его... не Люка. Но она понимала — это изменило бы его. Заставило бы его, как утверждает Мара Джейд, стать кем-то другим, просто чтобы выжить. На это ли смотрит Лея сейчас? Или она попросту позволила сердцу управлять своей головой?
Ей только казалось, что что-то шепчет, как это было всегда. Что-то согревает её душу и в тот же миг замораживает сердце, окрылённое уверенностью в том, что задолго до того, как она узнала правду, в ней крепло глубинное знание, что они как-то связаны друг с другом, она и Волк.
— Пойдём, — Хан стиснул плечо Леи, увлекая её за собой, но она, не желая уходить, отстранилась.
— Куда ты меня ведёшь?
— Я отведу тебя поесть. Не хочу, чтобы твой брат наехал на меня и за это.
— Я поем здесь.
— Знаешь, ты его совсем оккупировала, а? — добродушно заявил Хан, — Мара — "я лишь телохранитель, и если ты попытаешься вякнуть что-то другое, я тебя прибью" — Джейд последние два часа горя от нетерпения ждёт в коридоре. У неё уже дым из ушей валит.
— Я его сестра!
— Я знаю, милая, — сочувственно сказал Хан, плавно разворачивая её к себе, — и помоги ему Сила, потому что ты уже пытаешься диктовать ему, как жить, а он даже не очнулся ещё.
* * *
Ранним утром все ещё спали, отходя от всплесков адреналина, вызванных событиями прошедшей недели. И только Мара осталась в тишине полутёмного медотсека, с немым удовлетворением наблюдая за тем, как во сне замерли глаза Люка, ощущая его мягкое и расплывчатое присутствие в Силе.
Даже Нейтан ушёл, чтобы поспать несколько часов, но только после того, как они с Марой спокойно обсудили, как именно они будут вводить Люка в курс дел так, чтобы он не вздумал немедленно вскочить и начать что-то предпринимать.
С точки зрения Мары, имелись три камня преткновения: во-первых, то, что Мадин и примерно дюжина его спецназовцев смогли захватить один из челноков "Осы" и сбежать, уйдя в гипер. Во-вторых, как затронуть вопрос о том, что Кирия Д'Арка арестовала Нейтана и собиралась арестовать Мару, и, в-третьих... впрочем, это она сама обсудит с Люком, решила Мара, нервно поёжившись при этой мысли..
Едва уловимое колебание Силы вернуло её в настоящее, когда глаза Люка дрогнули и открылись. Он стремительно осмотрелся, готовый в тот же миг вскочить. Но, когда он разглядел поднявшуюся Мару, она увидела, как его плечи расслабились, и почувствовала, как всё её существо пронизывает её же собственная улыбка.
— Добро пожаловать на борт "Сола", — сказала она, почувствовав, что это будет первое, что он спросит.
Он опять осмотрелся, прикрыл глаза, собираясь с мыслями.
— Мы гости или...
— Ну, мы не на гауптвахте, огонь никто не открывает. У нас в непосредственной близости девять разрушителей, и ещё несколько на подходе.
Он откинулся обратно.
— Нет, ты была права, что привела только три. Остальные прикажи пока убрать.
— Ну, я могу попробовать, — сказала Мара. Внезапно почувствовав недостаточную близость к нему, она сбросила обувь и приподняла одеяло на его высокой медицинской койке. В ответ на его вопросительный взгляд, она наклонила голову, — это долгая-долгая история. Подвинься.
Люк показал глазами на камеру в углу под потолком:
— Ты же знаешь, что здесь ведётся наблюдение, а?
Мара и не думала тормозить.
— Ты же знаешь, что я научилась отключать их, когда мне было двенадцать, а?
— Вот это подготовка, — устало ухмыльнулся Люк — на его избитом лице это выглядело жутко, — когда Мара забралась к нему в койку.
— Во всяком случае, они проверили тебя на томографе(12), потому что ты вывел из строя половину медицинских приборов... Наверное, в какой-то момент ты проглотил какой-нибудь подавитель, и он вырубает всё оборудование и наблюдение вокруг тебя. Видимо, это тот, который Лея, как она говорит, дала тебе.
— Так вот куда он делся!
— Да, дня через три или пять ты увидишь его снова. Почему ты засунул его в рот?
— Это долгая история.
Мара прижалась к нему — и, когда он, прижав руки к животу, напрягся, замерла испугавшись, что сделала ему больно.
— Что-то болит?
— Ничего, всего лишь судорога, — поспешно отмахнулся он, — не беспокойся.
Несколько минут они лежали в приятной тишине, Мара наслаждалась паузой перед будущей бурей, потому что зная Скайуокера была уверена, что до неё не так уж и далеко. Она опять чуть откинулась, и сухо сказала:
— Понимаешь, я знаю, что ты любишь играть в сабакк, но если бы ты хоть иногда ставил что-нибудь, кроме своей собственной ситховой шеи...
Люк выдавил слабую улыбку:
— Ну, если бы ты почаще играла в сабакк со мной за столом, может быть, я не чувствовал бы необходимости играть по крупному, как сейчас.
— Да, хорошая попытка, летун. Но всё равно я не собираюсь тратить единственный в кои-то веки(13) тихий вечер, когда мы бываем вместе, на то, чтобы ты с помощью сабакка выманивал у меня последние кредиты.
— Ну, по крайней мере, теперь у тебя будет хоть какой-то шанс,.. — пожал плечами он.
Мара нахмурилась, затем в её округлившихся глазах появилось понимание, и она чуть приподнялась, чтобы взглянуть на него:
— Ты же говорил, что не использовал Силу!
Он ухмыльнулся, голубые глаза ярко блестели на фоне тёмных синяков вокруг них:
— Я в курсе и не могу поверить, что ты купилась на это.
— Тебе крайне повезло, что у тебя уже поломаны ребра, — прорычала Мара в шутливом негодовании, вновь прижавшись к нему.
Они вновь погрузились в уют тишины, и Мара начала дремать в расслабляющей темноте...
— Ты уже связалась с "Патриотом"? — прошептал наконец Люк.
— Ого, а ты хорошо знаешь, как уболтать девушку, — язвительно заметила она.
— Мне необходимо позаботиться, чтобы при передаче присутствовали новостные каналы ГолоСети, а "Дом Один"...
— Ты только три минуты как очнулся... не начинай уже опять впрягаться во все это, Скайуокер, — мягко пожурила Мара, — мы отлично справлялись последние две недели. Ещё одна ночь ничего не изменит.
— Мне просто нужно организовать несколько мероприятий, дать им ход. Мне необходимо убедиться, что у кораблей Повстанцев будет безопасный проход... впрочем, этим можешь заняться ты. И нам надо выбрать место передачи для... кстати, а почему ты не на "Патриоте"?
— Об этом поговорим завтра.
Он колебался секунду, и, сопротивляясь какой-то непонятной боли, бросил это прежде чем продолжить:
— Мне нужно увидеть Лею — в момент передачи Дом Один должен быть там. Это займёт несколько дней, верно? Где мы? Основной флот ты должна вывести из...
— Ладно, наверное, нам действительно стоит немного поговорить об этом, — признала Мара, — в настоящее время я не командую... ну, ничем вообще.
Она почувствовала, как её волос коснулась щетина на его подбородке, когда он опустил взгляд:
— Ты... что?
— Я покинула Корускант, чтобы... Слушай, это долгая история, понимаешь? Достаточно сказать, что сейчас Кирия Д'Арка — Императрица не только по титулу.
Она почувствовала, как откинулась голова Люка, по его голосу стало ясно, что только что он нечто понял.
— Кирия обладает властью.
— Я знаю — не самое лучшее моё решение, но...
Он чуть приподнялся, чтобы посмотреть на неё:
— Подожди-ка, сейчас Регент она? Я думал, что Императрица... Я думал, что Кирия мертва...
— Мертва? Нет, с чего бы ей умирать? — Мара немного приподнялась, — ты что, подумал, что, как только ты пропадёшь, я просто убью её? Я оскорблена!
— Нет, Мадин сказал,.. — качая головой Люк рухнул обратно, — неважно... это неважно.
Они помолчали еще немного, хотя в такой близости от него Мара чувствовала, как бурлят его мысли, утомляя его. В конце концов, он не смог больше сопротивляться.
— Нет, подожди, это важно. Почему Регент не ты, а Кирия, как ты говоришь?
— Кирия, а не я. Я передала ей власть, чтобы отправиться искать тебя, после того, как мы увидели... ту запись. Я не знала, что она вдруг возьмёт и арестует Нейтана.
Люк с трудом усидел, повысив голос:
— Она что!?
— Ладно, я хотела как-нибудь смягчить это...
Люк уже отбросил в сторону одеяло.
— Подожди, — схватив за руку Мара легко оттащила его назад, настолько он был еще слаб. Его руки сомкнулись на животе, — ну и что именно ты собрался делать с этим прямо сейчас?
— Я посмотрю, что придет в голову га пути отсюда до комнаты связи.
— Люк, серьёзно... ты собрался говорить об этом по комлинку мятежников? К тому же, комната связи — на другом конце корабля, и, если честно, я не уверена, что ты доберёшься так далеко, — сухо добавила она.
Люк позволил уложить себя обратно, его вспышка гнева утихла... Хотя, подумала Мара, нотации Нейтана о нецелесообразности отправляться на тайные встречи с недостаточным количеством телохранителей всякий раз, когда он открывал глаза на борту "Сокола", наверное, тоже помогли.
— Серьёзно, она его арестовала? — перспросил Люк, но сейчас в его голосе было больше веселья, чем огня, — за что?
— Знаешь, я не вполне уверена. Подробности ещё не всплыли, когда я занималась тем, что вытаскивала его из запертой квартиры.
Они опять улеглись. Мара вслушивалась в его дыхание, чувствуя, как пульс на его шее бьётся о её щёку.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил, наконец, Люк, заставив Мару тихо рассмеяться, и добавил, — что?
— Только ты, Скайуокер, можешь лежать в таком состоянии в медицинском отсеке и спрашивать, как себя чувствует кто-то другой.
— Я в том смысле... не знаю, странные предпочтения в еде и всё такое...
Мара молчала несколько секунд.
— Когда ты это понял?
— Примерно за неделю до Квенна.
— Спасибо, что сказал.
— Я думал, ты знала, но не говорила мне.
— Почему бы мне не сказать тебе?
— Не знаю... я думал, может ты ждала подходящего момента, или пыталась решить... правильно ли это.
— Думаешь, это правильно?
— Думаю,.. — он запнулся, подыскивая слова, и Мара затаила дыхание, — я думаю, что это изумительно, потрясающе и... если честно, немного удивительно... Но я не могу сказать, как много это для меня значит... или как много значишь ты, если уж на то пошло.
— Ты не всегда так думал об этом, — тихо сказала она, — иначе ты непременно что-то сказал бы.
— Я знаю, — искренне сказал он.
— Итак,.. — сказала Мара после ещё одной затянувшейся паузы, — что из этого следует?
— Что именно?
— Ты и моё положение... ты, я и ребёнок. Ты, я, ребёнок и Кирия Д'Арка, и всё такое....
— Ты скажешь мне? — вздохнул Люк.
— Никто тебе не указ, Люк Скайуокер, — со значением сказала Мара, — так что выкладывай.
Он выдержал длительную паузу, явно просчитывая ситуацию:
— Кирия знает, что я здесь?
— Ты говорил с командиром(14) ИЗР "Шторм", помнишь? Половина флота сейчас поворачивает в нашу сторону.
— Но известно ли это?
— ...Нет. Что ты задумал?
— Мне нужно поговорить с Леей. Попроси её напрямую связаться с Кирией и сделать ей предложение.
— Чтобы что?
— Избавиться от меня. Убить меня в обмен на уступки со стороны новой Императрицы. Теоретически, для Альянса я — головная боль, а если Кирия действительно хочет обеспечить правление себе, то и для неё я тоже хаттова помеха.
Мара слегка потянулась:
— Ты хочешь попробовать вынудить её осудить себя её же собственными действиями?
— Если Кирия согласится и у нас будут доказательства, тогда у меня будет законное дело против неё без особой потери поддержки со стороны Королевских Домов... я надеюсь. Всё должно быть законно, убедительно обосновано — доказательствами, которые примут Королевские Дома. Если я потеряю их поддержку, даже на время, всё может рухнуть как карточный домик.
Несколько секунд Мара молча размышляла.
— В этом есть смысл, — кивнув, согласилась она, — и в этом нет ни слова правды, верно?
— Что? — нахмурился Люк.
— Теперь, как я оцениваю тебя, Скайуокер, понимаешь? Если всё абсолютно рационально и разумно, значит, это не то, что ты думаешь на самом деле.
Люк изобразил едва заметную весёлую улыбку:
— Хочешь сказать, что я не рационален и не рассудителен?
— Нет, а ты уходишь от темы. Нейтан обратил мое внимание на этот интересный факт: когда ты на что-то не хочешь отвечать, ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос.
— Так теперь Нейтан внезапно стал твоим гуру?
— Ты опять сделал это.
— Я,.. — Люк выдержал паузу, потом, будто бы, немного расслабился и утомлённо опустил голову на подушку, — я уже забыл, о чём был вопрос.
— Хорошая попытка. Я говорила, что твой метод разобраться с Кирией через чур идеален... так что выкладывай.
— Я должен дать ей этот шанс, Мара, — вздохнул Люк, — я должен предоставить ей кредит доверия(15).
— Ты же помнишь, что она арестовала Нейтана? Минуту назад ты, похоже, был готов отправиться на Корускант пешком в одном медицинском халате, и я могу добавить, только чтобы встретиться с ней лицом к лицу.
— Она на самом деле отправила его в следственный изолятор, она зачитала ему обвинение?
— Соберись, но, мне кажется, она не испытывает какой-то особой потребности быть столь же юридически корректной, как ты.
— Просто мне показалось, что ты говорила, что она заключила его в его квартире.
— С охраной снаружи.
— Если серьёзно, скажи мне, что она сделала не так... скажи мне хоть что-то, что может стать законным основанием для начала расследования в отношении неё?
— Хотя я и могла бы подсказать ей, что заточение Нейтана поможет всегда и в любой ситуации,.. — Мара прервалась... Но дело в том, что Д'Арка не сделала ни одного неверного шага. Никогда. Даже сейчас, адмирал Джосс сообщил, что основной флот уже передислоцирован в Среднее Кольцо вдоль Перлемианского торгового пути, однако никаких причин для этого пока не называлось.
Она действовала безупречно, когда Люк оказался в беде, и всё пошло под откос. Настолько, что Мара решилась передать ей Империю — пусть временно — потому что знала, что... хаттова слизь, она знала, что Кирия всё сделает правильно. Она сплотила Королевские Дома, она сохранила единство Империи... Да, лично Маре не нравится эта женщина, но...
— Мара, Кирия знает Королевские Дома лучше, чем кто-либо другой. Она знает настроение на местах, она знает, как они отреагируют, потому что она поступила бы так же. Она знает, что им нужно, чтобы сохранить желание двигаться навстречу новому режиму, и она готова использовать всё это в нашу пользу. Мне это нужно... так что вопрос в том, сможешь ли ты с этим жить?
— Ты спрашиваешь меня?
— Да.
Мара вновь подумала о кольце Люка... это было весьма вдохновенно. Она прищурилась:
— Ты спрашиваешь меня, может ли она остаться... или ты спрашиваешь меня, может ли она остаться с тобой?
— Со мной? Не было никакого "со мной", Мара. И никогда не будет.
— Уверен?
— А ты нет?
— Ты опять это сделал.
На сей раз Люк усмехнулся, наклонив голову в знак признания.
— Это привычка, вот и всё. Такие привычки появляются, когда люди ловят каждый твой мимолётный ответ и возводят его в галактический масштаб.
Мара кивнула, её рот изогнулся в понимающей улыбке.
— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду... Страшно, правда?
— К этому привыкаешь, — назидательно прошептал Люк, усталая нотка в голосе намекала на его понимание, что Мара почувствовала сейчас, пусть и ненадолго, что значит править.
— Ладно, освоившись с одной гранью твоего мышления, давай перейдем к другой? — попыталась Мара, — скажи мне, что ты на самом деле думаешь о Кирии Д'Арке?
— Что я действительно думаю? — Люк вздохнул, словно настраиваясь, — ладно, во-первых, я думаю, что Кирия Лее откажет... или я весьма удивлюсь, если она так не сделает. Но если она отвергнет предложение Леи, я надеюсь, что это успокоит тебя.
— Значит, ты всё это делаешь, чтобы помочь мне спать по ночам? — Мара улыбнулась, хотя он не мог этого видеть.
— И себе, — он немного отодвинулся, чтобы заглянуть ей в глаза, — потому что я рассчитываю, что мы будем в одной постели.
Вот это действительно заставило её улыбнуться.
Люк прилег на подушку.
— Во-вторых... Я уверен, что мне нужна Кирия, чтобы всё наладилось, по тем причинам, о которых я уже говорил. Я не могу описать тебе, насколько важна сейчас эта способность подключаться к Королевским Домам, во всём. Изменения набирают обороты, и этот маленький эпизод может оказаться пустяком в сравнении с тем, что нас ждёт впереди. Кирия сможет удержать стабильность Королевских Домов...
— У тебя есть военные, чтобы контролировать Королевские Дома.
— Мара, половина высших армейских чинов и все региональные губернаторы принадлежат к Королевским Домам. Большинство высокопоставленных военных и моффов происходят из этого слоя общества. У меня просто нет достаточного количества офицеров или дипломатов, добившихся успеха благодаря собственным заслугам, чтобы изменить эту систему. А я не намерен менять одну плохую систему на другую. Лучше ситх, которого знаешь — и можешь контролировать. Кирия даёт мне огромное преимущество в плане влияния на Королевские Дома, а, следовательно, на значительную часть военных, и этим снимает одну большую головную боль, о котолрой можно не беспокоиться. Сейчас не время для каких-либо перемен, не являющихся абсолютно необходимыми. И мы с ней прекрасно знаем, в каких отношениях друг с другом мы находимся... всегда знали. Она нужна мне, я нужен ей — политически.
— Политика, — проворчала Мара, — почему кто-нибудь другой не может заняться немного этой криффовой политикой.
— Я работаю над этим, — сказал Люк, — и если тебе станет легче, я думаю, что Кирия сейчас весьма сильно нервничает из-за того, что она сделала с Нейтом. Зная Кирию, она приложит все силы, чтобы превратить это в компромисс, если сочтёт, что сможет купить твоё дальнейшее молчание.
— Подожди, а почему она думает, что я тебе не рассказала?
— Потому что она — политическое животное(16). Она предполагает, что подобные сведения ты держишь в резерве, чтобы, как и она, выяснить, чего они стоят.
Мара улыбнулась, сообразив, что арест Нейтана — лишь половина этой головной боли для Кирии Д'Арка.
— А ты намерен молчать о том, что знаешь, потому что пока она думает, что ты не знаешь, она остаётся в затруднительном положении, верно? Похоже, сейчас это звучит забавно.
— Добро пожаловать в политику, — сурово изрёк Люк, а потом заговорил уже более серьёзно, — Мара, после всего этого у нас есть возможность существенно продвинуться, но для этого мне по-прежнему нужна Кирия. Так что, как видишь, мы возвращаемся всё к тому же вопросу... К чему именно это приведет... скажи мне?
Мара замерла в безмолвной задумчивости.
— Я полагаю, что избавиться от неё немедленно, после всех этих событий, было бы несколько неблагородно в глазах общественности. Особенно для Императора, который, по всеобщему мнению, не может сейчас сделать ничего плохого.
В голосе Люка она услышала насмешливую улыбку:
— Не делать ничего плохого, да?
— В глазах общественности, — сухо подчеркнула Мара.
— Значит, сугубо публично? — спросил Люк, — ну, если я скажу, что да, я уверен, что у меня никогда не было и никогда не будет никаких отношений с Кирией Д'Арка... это прибавит мне несколько очков в глазах Мары Джейд?
— Я подумаю об этом, — ответила Мара, — кроме того, если тебе так необходим кто-то в Королевских Домах, тебе в любом случае придется её заменить, так? Даже если ты избавишься от неё, когда мы вернемся на Корускант, ты начнешь искать что-то ещё.
— Я... нашёл бы способ как-то это обойти.
— Пожалуйста... только подумай, как только станет известно, что ты снова свободен, в Императорском Дворце опять начнут ошиваться все эти девчонки с пустой головой и капелькой голубой крови. Надо отдать должное Д'Арке: она держится в рамках и не терпит никаких авантюристов.
— Ты — сама сердечность.
— Всего лишь отдаю должное(17), — Мара демонстративно пожала плечами, — А та нахальная малолетка-почитательница(18) из рода Иниго была крайне настойчива. Она явно положила на тебя глаз.
— Какая из них?
— Та, что всячески пыталась устроить скандал в день вашей свадьбы. Я рассмотрела её на записях с камер наблюдения.
— Нет, не помню.
— В зелёном платье.
— Не помню...
— Крифф, как ты можешь не помнить, она же чуть ли не выпрыгивала из него!
— А, подожди, я припоминаю её!
Мара уже почти отвернулась, когда поняла, что он её дразнит.
— Знаешь, тебе нужно немножко доверия, Мара. Я не могу не разговаривать с представительницами разных рас просто потому, что тебя это раздражает.
— В свою защиту скажу, что в последний раз ты женился на той, с кем разговаривал.
— Туше, — легко сказал он, а потом вновь стал серьёзным, — скажи мне, что ты не можешь мириться с присутствием Кирии. Скажи, что это настолько важно для тебя, и её не будет.
— Это очень важно для меня.
Люк лишь раз вздохнул, но голос его прозвучал решительно:
— Значит, она уйдёт.
Мара удивлённо моргнула и приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Правда? Я думала, ты говорил, что не сможешь действовать без неё?
— Не смогу... но обойтись без тебя я тем более не смогу. Так что она уйдёт... даю слово.
Несколько секунд Мара всматривалась в его лицо... затем, смирившись, поджала губы:
— ...Хорошо, она может остаться.
— Нет, все в порядке, правда…
— Не начинай, иначе я могу передумать.
— ...Уверена?
— Неважно. Высшее благо и всё такое, — сказала Мара, снова прижимаясь к нему, более спокойно, чем чувствовала на самом деле. Внезапно насторожившись, она подняла взгляд на его избитое лицо, — ты самый... Ты это нарочно?
— Нет, я бы попросил её уйти.
— Ты только что говорил, что тебе нужно, чтобы она осталась.
— Просчитанный риск, — он пожал плечами, слегка поморщившись, потому что его избитое тело жаловалось даже на это.
Мара отвела взгляд, теснее прижалась к нему и улыбнулась, вопреки себе.
— Ладно, хорошо, мы ещё поиграем в сабакк, идёт? При условии, что ты перестанешь играть по-крупному... Теперь ты счастлив?
— ...Да,.. — Люк приостановился, на его усталом лице медленно проступила улыбка, — ...да, думаю, да. А ты?
— Думаю, что смогу с этим смириться, — вяло кивнула Мара, мысли вернулись к Кирии... К коммюнике генерала Арко, где сообщалось, что Императрица имела возможность арестовать Мару и Нейтана, когда их шаттл был замечен в двух днях пути от Корусанта... И всё же она отдала приказ пропустить их беспрепятственно, — в любом случае, когда тебя не было, у нас был разговор... достаточно важный, на самом деле. Я бы сказала, что мы с Д'Аркой пришли к определённому соглашению. Оно не всегда срабатывает, но когда срабатывает, то приносит результат.
Люк кивнул, закрыл глаза и опустил голову на подушку... затем нахмурился и взглянул на Мару.
— Подожди, у вас был разговор?
— Да.
— У тебя с Кирией?
— Да.
— Обо мне?
— Кажется, ты упоминался, — усмехнулась Мара, — волнуешься?
Человек, который сразился на дуэли с Дартом Вейдером, противостоял Палпатину, управлял Империей, а сейчас старался установить мир в Галактике, кивнул не задумываясь:
— Да, очень.
* * *
— Доброе утро.
В ответ на приветствие Люк открыл глаза и увидел склонившегося над ним Нейтана, который заботливо рассматривал его.
— У тебя сломан нос.
— Да, я знаю, — сказал Люк, приподнимаясь и щурясь от болезненно яркого света, — я там был, когда они это сделали.
— Кроме того, у тебя…
— Подожди, не говори мне, — быстро перебил Люк, — серьёзно, не хочу этого знать. Расскажи, что творится снаружи.
— Ну, Мара пошла искать столовую, но…
— Нет, я имею в виду Галактику, Нейт. Общую ситуацию.
— По-моему, Органа составила для тебя резюме... Знаешь, она такая же дурная, как и ты, когда речь идёт о работе — совсем не выключается. Не думаю, что вам стоит работать вместе — вы будете только подстёгивать друг друга. Страшно представить, что вы вместе можете натворить, если только начнёте. Да, предложение Кирии Д'Арке, о котором ты просил вчера вечером, она отправила на частоте, которую ты ей дал. Выдвинула довольно... интересное предложение полностью тебя устранить. Почему ты щуришься?
— Головная боль размером с планету, — отмахнулся Люк, — ответ есть?
— Пока нет. Но адмирал Джосс сообщил мне, что несколько часов назад основной флот получил новый приказ. Их задача — войти в систему Толатин и полностью блокировать её. Им также приказано идентифицировать и задержать грузовое судно мятежников "Сол"... Хотя, как и подобает политику, она, очевидно, употребила слово "охранять".
— Значит, она ответит, когда убедится, что система надежно блокирована.
— Может быть, тебе стоит перейти на борт "Шторма" — он по-прежнему рядом с нами.
— Нет, я останусь здесь.
— Кажется, сейчас не подходящее время, чтобы указать на то, как с тобой поступили, когда ты в последний раз поднялся на судно мятежников без достаточной охраны?
— Это не останавливало тебя и в остальные дюжины случаев, Нейт, — Люк не сдержал улыбки, — мы можем приглушить освещение?
Нейтан отошёл, чтобы приглушить свет.
— Тебе нужно обезболивающее? Они ничего тебе не давали, потому что... ну, у тебя в организме ещё полно всяких других препаратов.
— Обезболивающее было бы неплохо, — нехарактерно для себя признал Люк, — и что-нибудь от тошноты.
— Я скажу им.
— Спасибо. Затем ты перейдёшь на "Шторм" и отправишься на встречу с "Патриотом".
— Извини, что?
— Мне нужно, чтобы ко времени возвращения Леи на Дом Один ты был на борту "Патриота".
— Уехать? — глаза Нейтана округлились, — знаешь, сколько времени я потратил, чтобы тебя найти?
— Нейт, хоть раз в жизни ты мог бы просто,.. — Люк прервался, скорчившись от болезненной колики в животе.
— Что такое, что болит? — Нейтан быстро подошёл и положил руку ему на плечо.
— Ничего, просто судороги.
— Я никуда не уйду… Я — твой врач, и я нужен тебе здесь.
— Нейт, послушай меня, — покачал головой Люк, — потому что я буду повторять тебе это снова и снова, до тех пор, пока ты не поймешь. Мне не нужен врач. Мне нужен Канцлер, на которого я могу положиться. Такой, которому я доверял бы безоговорочно, потому что я знаю, что он понимает мой образ мыслей и то, каким будет мой выбор.
— Отправь Мару — она тоже старший помощник.
— Хочешь сказать, что если на борту "Сола" что-то пойдёт не так, ты здесь будешь полезнее, чем Мара?
— ...Пожалуй…
— И я могу передать ей, что ты это сказал?
— ...нет…
— Нейт, ты мне нужен на борту "Патриота" гораздо больше, чем здесь, уверяю тебя. И ты нужен мне там с официальным дипломатическим статусом, — Люк попытался улыбнуться своей самой располагающей улыбкой, — даже мне иногда нужны друзья на высоких должностях.
— Значит ли это, что если я стану Канцлером, есть вероятность, что иногда ты будешь прислушиваться ко мне?
— Вот потому-то их и называют канцлерами, Нейт, — Люк немного смутился потому, что Нейтан не испытывал особого веселья, — в любом случае, я всегда тебя слушаю.
— Но есть ли хоть какой-нибудь шанс, что ты выслушаешь меня и действительно последуешь моему совету?
— Возможно, некоторым... Всегда есть такая возможность, — азартно ответил Люк, — думаю, чтобы понять, тебе придётся попробовать.
— Если я уйду — если — обещай мне, что не будешь пытаться рисковать собой, и будешь выполнять все предписания здешнего врача.
— Обещаю.
— И серьёзно.
— Ладно, как скажешь, Нейт.
— И не пытайся использовать на мне этот свой тон "Я несокрушим", — добродушно пожурил его Нейтан, — он несколько утрачивает силу, когда сопровождается сломанным носом и двумя фингалами под глазами.
Люк слабо улыбнулся и рухнул в койку.
— Я же всё-таки здесь, не так ли?
— Ты невозможный человек, — сварливо сказал Нейтан, — и я рад видеть тебя живым и целым, друг мой. После... Веза...
— Прости, Нейт... прости, я не мог тебе сказать.
Нейтан отрицательно помотал головой, явно не в состоянии говорить о самом предательстве Веза.
— Почему ты позволил этому произойти?
— Я должен был быть уверен. Мне нужно было, чтобы уверен был ты... Я не мог потерять тебя, как Веза.
— Мара рассказала мне, что когда ты отправился на станцию Квенн, ты понимал, что что-то не так.
— Вы с Марой слишком много разговариваете.
Нейтан слегка усмехнулся.
— Я должен был догадаться. Всё то утро ты был как нек(19) в клетке... и ты не хотел, чтобы Мара пошла... Я уговорил тебя, так ведь?
— Не обольщайся, Нейт, — Люк поспешно отмел вопрос о вине Нейтана, понимая, что в противном случае он зациклится на этом, — я передумал, только и всего.
— А ты не мог всё передумать так, чтобы вообще не ходить туда? — язвительно спросил Нейтан.
— Я должен был предоставить Везу возможность отступиться, — пожал плечами Люк, пытаясь сгладить впечатление от виноватого выражения лица Нейтана, — эй, если бы я знал, что в деле замешан Мадин, я, наверное, не так бы стремился залезть в ловушку.
— Нет, возможно и так, — сказал Нейтан, — но всё равно ты бы это сделал, не так ли?
Люк ничего не ответил, но Нейтан достаточно хорошо его знал, и понимал, что это уже само по себе равнозначно ответу.
— Спасибо, — наконец просто сказал Нейтан, — ты идёшь на безумный риск, ты же знаешь это?
Люк улыбнулся, поудобнее устраивая своё ноющее тело:
— Я предпочитаю называть его рассчитанным.
— Да, но мне кажется, что в последнем случае ты немного запутался в расчётах.
— Эй, я же не говорил, что хорош в математике.
— Может, ты тогда позволишь мне просчитать шансы на эту новую маленькую забаву? Тем более, что теперь я, оказывается, канцлер.
— Значит, ты согласен?
— Можно мне квартиру побольше?
— Забирай мою, если согласен на эту криффову работу.
— Думаю, что-нибудь менее помпезное в Южной башне будет в самый раз... Плюс объяснение, зачем именно я тебе там так необходим.
— Мне необходимо, чтобы ты встретился с Кирией. Она наверняка скоро прибудет на "Патриоте".
— Она пока ещё не ответила Лее Органе.
— Так как Кирия опасается, что, как только она откажется от сделки, Лея осуществит свою угрозу и убьёт меня, — Люк вновь плюхнулся на подушку. Он устал, и у него начала кружиться голова. Каюта медленно поворачивалась, довольно живо напоминая ему камеру на борту "Осы", — прежде, чем ответить, она постарается выиграть как можно больше времени, чтобы разместить на позициях разрушители и блокировать систему.
— Возможно, она права. Не все из них настолько сговорчивы, как Органа.
— Они также не все такие, как Крикс Мадин, — Люк вздохнул, не находя сил для споров, — Кирия Д'Арка полезна, потому что она знает Королевские Дома... ну, а Люк Скайуокер полезен, потому что он знает Альянс, и я говорю тебе... они вернут меня, и это может заставить их вступить в переговоры, с твоей помощью. Нейт, последние полтора года я потратил на то, чтобы убедить всех, что Альянс повстанцев не так уж и сильно отличается от нас, и на то, чтобы реинтегрировать их. И я не собираюсь это всё потерять из-за Крикса Мадина. Если мы осуществим публичный переход с повстанческого корабля на имперский... если люди увидят это, ведь голопресса будет присутствовать... я думаю, это смягчит большую часть нанесённого им ущерба.
— Что нужно сделать?
— Я на "Соле" направлюсь на ближайшую планету. Я хочу, что бы ты с борта "Патриота" установил связь между Леей и Империей... я не могу это доверить это Кирии. Согласуй дату и место и проследи, что бы на встречу пришёл "Дом Один", и что бы там была голопресса, — Люк лукаво улыбнулся, — все ограничения отменяются — давай предоставим им возможность сообщить хоть что-нибудь.
— Тебе, видимо, надо знать,.. — замешкался Нейтан, — когда мы встретились в прошлый раз, Кирия арестовала меня за измену.
Люк устало расслабился, но по-прежнему улыбался с закрытыми глазами.
— Ну тогда не стесняйся и немного позлорадствуй — ты официально помилован и назначен на должность Канцлера. Скажи ей, что если она хочет получить письменное подтверждение, я приду и несмываемыми чернилами напишу рескрипт на всех стенах этой хаттовой мраморной приёмной её любимых апартаментов.
Нейтан улыбнулся:
— Пожалуй, я сформулирую это так: "Он выглядел не слишком довольным некоторыми Вашими действиями", если ты не возражаешь.
— Думаю, мой вариант звучал лучше, но неважно, — Люк напрягся, руки опять потянулись к сведённому спазмом животу, хотя он изо всех сил старался скрыть это, понимая, что выглядит по-прежнему ужасно, а Нейтан, как врач, не уйдёт, если...
Он вскинул глаза, когда Нейтан подошёл ближе.
— Закрой дверь, Нейт. Тот подавитель ещё работает?
Кивнув, Нейтан сделал, как просили, и вернулся кровати.
— Да.
— Мне нужно, чтобы ты для меня кое-что сделал... без возражений.
— Что?
Люк, чувствуя как сильно дрожат руки, пригладил волосы:
— Одним из препаратов, который они использовали на корабле вместе с переданным им Риисом SK-17, был фрост.
— Фралодиост, точно, — лицо Нейтана застыло от отвращения, — когда мы доставили тебя сюда, у тебя в крови, печени и почках оставались следы обоих препаратов, а также признаки амотриклиптидина.
— Они есть в медицинском центре? — засомневался Люк.
— Нет, их никогда не запасают,.. — Нейтан прервался, сообразив, — ты хочешь, чтобы я дал тебе наркотик, вызывающий сильное привыкание?
— Нет, я хочу, чтобы ты купил мне три дня, пока я не вернусь на "Патриот". Мне нужно это время, Нейт... я не смогу справиться с этим сейчас, учитывая всё остальное, что происходит.
— Я не,.. — покачал головой Нейтан, — я правда не знаю... Люк, я не могу дать тебе фралодиост, он вызывает сильное привыкание и вреден.
— Нейт, мне нужно что-то, что поможет справиться с ломкой... только до возвращения на Корускант, не более.
— Как часто они его вводили тебе? — сокрушённо вздохнул Нейтан.
— Достаточно, чтобы сейчас мне это было необходимо. Мне действительно это нужно. С момента моего первого пробуждения.
— Знаешь сколько?
— Нет. Его смешивали с SK-17. В начале вводили примерно сорок миллилитров смеси препаратов... к концу, думаю, дошло до восьмидесяти.
Качая головой, Нейтан тихо вздохнул.
— Три дня... Мне нужно получить три дня, ты же сам понимаешь, — покачал головой Люк, — мне нельзя останавливаться, не сейчас, когда всё так близко. Нейт, мне нужны эти три дня.
Нейтан испытывал серьёзные сомнения, но всё же смирился:
— Я кое-что синтезирую из лекарственного рилла и ко-фралодистиллята. Это приглушит симптомы абстиненции и сдержит тягу... с минимальными последствиями. Принимай это в последний момент перед сном, тогда ты поспишь симптомы, — жёсткие складки пролегли между бровей на посерьёзневшем лице Нейтана, — я оставлю тебе ровно столько, чтобы хватило до перехода на "Патриот". По одной дозе в сутки, не больше.
Вздохнув, Люк кивнул и вновь посмотрел на Нейтана:
— И никто не должен знать... Я имею в виду, совсем никто. Ни Лея, ни Мара — никто.
— Я понимаю.
— Ты сможешь достать препараты так, чтобы никто не узнал?
— Думаю, да.
Люк вздохнул, снова проведя руками по волосам.
— ...Я бы сказал по-другому: после полутора дней перерыва... ты сможешь достать препараты прямо сейчас и так, чтобы никто не узнал?
Нейтан привстал:
— Извини, да... я займусь этим.
Люк кивнул:
— Тогда тебе нужно перебраться на "Бурю" и как можно скорее попасть на "Патриот".
— Я уже бегу... а ты пока обещай остаться в медцентре, выполнять всё, что тебе скажут, и отдыхать.
— Идёт, — Люк положил голову на подушку, комната продолжала кружиться.
Нейтан развернулся, чтобы уйти, но задержался в дверях, и обернулся назад с язвительным выражением лица:
— Ты ведь не собираешься выполнять это обещание, верно?
По-прежнему не открывая глаз, Люк сменил улыбку на лёгкую усмешку:
— Добро пожаловать в дивный мир политики, Канцлер.
* * *
Когда поздно вечером в медицинский отсек вошла Лея, она увидела, сидящего прямо Люка, и склонившегося над его спиной мон-каламари — врача "Сола", который снимал хирургические швы. Заметив её, Люк сразу неловко напрягся.
Она молча дождалась, пока медик закончит, соберёт свою аппаратуру, и быстро и без комментариев уйдёт. Оставшись наедине, она высказала очевидное, надеясь, что открытое упоминание поставит точку в этом вопросе.
— Я видела шрамы... все. И я знаю, откуда они — Мара рассказала.
Люк молча натянул больничную пижаму, скорее смирившись, чем смущаясь или защищаясь. Но что он может сказать, подумала Лея?
Видя, как он с трудом натягивает рубашку на негнущиеся плечи, Лея поспешно подошла к нему, но он покачал головой:
— Я в порядке. Мне не нужна помощь.
Светлые, несочетаемые глаза стремительно взглянули на неё, потом в сторону. Из-за огромных синяков под ними они казались невероятно синими. На Лею нахлынули воспоминания об их побеге с Беспина, когда она ухаживала за Люком побитым и раненым после схватки с Вейдером... хотя тогда испытания для Люка только начинались — сейчас она это знала. Внезапно её поразило, как легко она смогла вернуться в тот момент и к тому образу мыслей... насколько он похож на себя, едва ли на день старше, хотя, казалось, прошли века.
Совершенно неожиданно её глаза затуманились слезами от мучительной боли по потерянному другу, по месту в её душе, которое не смог заполнить больше никто.
Он взглянул на неё, явно сомневаясь, не его ли слова стали причиной этого.
— Лея?
— Помнишь, в медицинской каюте на "Соколе", после Беспина?
— Я помню, — его голос звучал тихо, ещё слабо от переутомления и травм... но в нём было что-то... какая-то искренность.
— Как... думаешь, мы сможем начать снова... с того момента? — нерешительно спросила Лея, — просто... представить, что между... ничего не было?
Он молчал буквально мгновение, но Лея, затаив дыхание, цеплялась за надежду, что...
— Нет, — наконец с сожалением сказал он, — нет... тот человек ушёл... Прости.
— Я не верю в это, — качая головой Лея подошла ближе, — я не верю, что он ушёл, просто... затерялся. Может быть, сломлен. Мы сможем найти его, вернуть, собрать его заново.
— Не думаю. Слишком много он потерял на этом пути, — вновь мгновенная пауза, в его голосе сквозит сожаление, но вместе с ней и уверенность, — нельзя вернуть то, что ушло навсегда.
Он взглянул на неё, и в этот момент — буквально на несколько секунд — вся эта защита упала, и в его глазах Лея увидела человека, которого знала раньше, ту же неуверенность, сомнения, надежды и... нет.
Нет, он не остался прежним... и он прав, он никогда им не станет.
Он опустил лицо, а когда он, вернув обычное хладнокровие, заговорил, лишь лёгкий вздох выдал за его словами какие-то глубинные чувства:
— Ты хочешь что-то, чего больше не существует.
— А ты нет? — когда он не ответил, она подступила еще ближе, не желая так легко уступать, — надежда — это...
— Надежда — это первое, что ты теряешь, — тихо перебил её он. Откровенность его слов проникала глубоко внутрь, затрагивала душу, заставляя сердце обливаться кровью, — надежда — это первое, что они отнимают.
Уголки его покрытых шрамами губ тронула лёгкая, самоуничижительная улыбка, но в глаза он ей так и не посмотрел:
— Ты отдаёшь доверие... доверие и веру. Ты даришь их тем, кого ценишь, и надеешься, что они ответят тебе взаимностью.
Он пожал плечами, и его мимолётная уязвимость исчезла, вновь спрятавшись за щитами, так же внезапно, как и появилась... Но теперь она знала, для чего эти щиты, — какие незаживающие раны они скрывают... А он продолжил:
— Но, как и надежда, они конечны... и когда у тебя не останется ничего, считай, ты усвоил урок.
Больше он не говорил ничего, да и нужды не было. Лея забрала у него свою часть и того, и другого, и она это знала... свою цену она взыскала сполна.
— Мне очень жаль, — это всё, на что она оказалась способна, чтобы выразить своё сожаление — жалкая неспособность выразить глубину охвативших её эмоций.
— За что? — легко, с интонацией безупречного подобия насмешливого пренебрежения ответил он, хотя и начал уже уставать, — за то, что сделала меня Императором?
На её глазах наворачивались слезы, но она смахнула их, заставив его обеспокоенно взглянуть на неё.
— Не надо... не надо отмахиваться от этого. Я... не знаю, что сказать, — и опять это оказалось всё, чем она смогла ответить на эту правду.
Люк отвёл взгляд:
— Тут не о чём говорить. Это было слишком давно.
— Но ты же всё время носишь это в себе, — как же иначе?
Явно утомившись, он опустил голову на подушку и слабо улыбнулся:
— Ручаюсь, среди всего, что я ношу, это самое лёгкое.
— Ты мог бы рассказать мне, — тихо сказала Лея, но он молчал, устало закрыв глаза.
— Я всего лишь старалась поступить правильно, — мягко добавила она, — рассматривала возможные последствия.
Он тихо рассмеялся.
— Пошла за разумом, а не за сердцем.
Лея нахмурилась. Разве не это беспокоило её сегодня утром — что она позволяет своему сердцу управлять разумом?
— А разве это настолько неверно?
— Нет, просто... однажды я кое-что прочитал, — пробормотал он, — она вершит(20) судьбы миров, покуда разум воюет с сердцем.
Она уставилась на него, не понимая ни его слов, ни скрываемой за ними лукавой усмешки.
— Поэзия?
— Пророчество, — он пожал плечами в ответ на невысказанный скептицизм Леи, — я и сам им не верю... или, по крайней мере, не собираюсь быть связанным ими. У меня свои планы.
Внезапно он открыл глаза:
— Мне нужно, что бы ты кое-что сделала для меня.
— Продолжай...
— Когда меня будут возвращать Империи, в точке рандеву должен быть "Дом-Один". Его должны видеть.
— "Дом-Один"? — Лея опустила взгляд, — будет трудно убедить их привести его туда, где будут имперские разрушители.
— Возвращайся и убеди их. Скажи им, что я лично гарантирую им безопасность. В любом случае, с началом переговоров им придётся сделать это, и если они сделают это сейчас, то тем самым они публично засвидетельствуют общность намерений. Альянсу нужно отмежеваться от действий Мадина, а так вы сможете сделать это.
— Позволь мне рассказать им, кто ты, кем ты был... правду, — он уже начал качать головой, но Лея настаивала, — Люк, зачем тебе дальше это скрывать? Правда станет отличным стимулом, чтобы переубедить Альянс.
— Но так я потеряю Империю. Полностью. Мы вернёмся к начальной точке, даже хуже, потому что начнётся грандиозная борьба за власть, а возможно, даже рефлекторный удар по Альянсу.
— Ты этого не знаешь.
— Я сохраняю власть в Империи, будучи тем, кем они меня считают, я сохраняю её единство в силу того, кем они меня считают — наследником Палпатина. Ты всерьёз думаешь, что что-то меньшее сможет удержать армию, контролировать её, управлять ею во время перемен? Ты думаешь, военные станут бороться за то, чтобы сохранить у власти бывшего мятежника, когда начнут выступать противники изменений? Ты думаешь, Королевские Дома, которые на протяжении трех десятилетий поддерживали Палпатина, стерпят это? Я потеряю всё, что построил.
— Ну хотя бы верни своё имя. Люк, не осталось ничего... от твоего прошлого не осталось нигде и ничего. По одному имени уже никто не узнает, кем ты был, настолько немногие тебя помнят. Верни его себе... верни своё имя.
Люк покачал головой.
— Мне не важно, будут ли знать кто я — это не имеет никакого значения. И неважно даже, понятно ли, зачем я всё делаю. Важно лишь то, что кто-то это делает.
Да разве может это быть словами ситха, подумала Лея? Как он может считать себя таковым, слыша собственные слова?
— И ни в коем случае никто не должен узнать, что мы брат и сестра, — жёстко предупредил он, — никогда. Иначе ты потеряешь уважение и поддержку своих людей, а с ними и созданную тобой систему власти. Все решат, что мы изначально пытались создать династию, которая будет властвовать так или иначе. Что всё это — лишь политические игры.
— Может быть, — Лея вздохнула, опустив взгляд, — мне всё равно.
— Нет, это важно, иначе развалится всё, ради чего мы так долго работали, что мы создавали, а это уже немало. Мы знаем — этого хватит, — он улыбнулся, — и в любом случае, ты мне нужна. Мне надо, что бы ты боролась со мной. На каждом шагу, каждый день, мне надо, что бы ты боролась со мной и сомневалась во мне, хотя бы на политическом уровне. Мне нужно, что бы ты делала то, что я, уверен, никому другому не позволю даже попытаться... то, за что кого-то другого я порву в клочья. Мне нужно, что бы ты побуждала меня, что бы ты противостояла мне. Заставляла меня поступать правильно. Мне необходимо, что бы ты стала моей совестью.
— Тебе не нужна моя совесть, у тебя есть своя... Она-то и привела нас к этому моменту.
Люк задумчиво опустил взгляд:
— Мой Учитель говорил, что совесть — это слабость, которую нужно использовать в других и преодолеть в себе. И я это сделал, не позволив ему и дальше использовать меня.
— Твой учитель? — нахмурилась Лея.
— Палпатин, — и хотя он смотрел прямо на неё, в его голосе отсутствовал даже намёк на оправдание, — потому что он был моим Учителем. Он сделал меня тем, кто я есть, как хорошим, так и плохим... А если ты не хочешь в это поверить, то ответь... доверяла ли ты Волку из твоих снов, до того, как поняла, что это я?
Лея молчала, осознавая правду. И когда Люк опустил взгляд, она не смогла понять, что же она увидела в выражении его лица — торжество или сожаление.
— Я говорил тебе прежде — не обманывайся. Ни на секунду не думай, что всё станет просто, или что я сразу сделаю то, что ты хочешь, или соглашусь со всем, что ты скажешь о том, куда двигаться дальше. Здесь слишком много Волка Палпатина. Ты спросила меня, могу ли я вернуться... Ты не понимаешь, как основательно он преподавал свои уроки... Не осталось ничего, к чему было бы можно вернуться.
— Ты — не волк, — категорично заявила Лея, — и ты точно не Волк Палпатина, вне зависимости от того, что он сделал или не сделал.
— Ты смотришь не слишком внимательно, — пренебрежительно ответил он, — я редко бываю настолько нагляден, как мои действия на "Осе".
Лея на мгновение спрятала взгляд. В её памяти вновь пронеслась жуткая сцена убийства тюремщиков Люка. Знал ли он, что она видела запись этого?
Как только он заговорил, она опять заглянула в его холодные оценивающие глаза:
— Однажды ты сказала мне, что для волка я редко обнажаю зубы. Это не меняет природу зверя.
— А ещё я сказала, что ты делаешь только то, что считаешь необходимым.
— Ты права. И я всегда наготове... Так что повторю снова: это делает меня самым опасным волком из всех.
Лея невозмутимо стояла на своём, привыкнув к таким стремительным перепадам темперамента, ставшими способом отодвинуть окружающих на безопасное расстояние... неважно, знал он об этом или нет.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Хочешь понять меня? Вот я такой — таким меня сделал Палпатин. В какой-то степени я всегда остаюсь волком. Большую часть времени я могу контролировать его, использовать в своих целях... Но не всегда. Это ты должна осознать.
— Мара доверяет тебе.
— Мара... избирательна в том, что она хочет видеть.
— Мара может видеть то, что хочет, — Лея вздёрнула подбородок, в ней нарастало огорчение, — но ты прекрасно знаешь, что это не про меня. Я сопоставляю факты, на их основании делаю выводы и принимаю свои решения, и вот что я тебе скажу — ты не ситх. Или ты хоть на секунду допускаешь, что я вернулась бы за стол и попыталась вести переговоры с ситхом? Ты как-то сказал мне, что при правлении Палпатина наша встреча не состоялась бы никогда, и ты прав. Но дело не только в том, что он никогда бы не инициировал её. Дело в том, что я ни за что не пошла бы на повторные переговоры, потому что никогда не поверила бы, что это может сработать... не с ним. С тобой — я верила. И продолжаю верить. И дело не в том, что мы знаем о нас сейчас. Тогда нам это не было известно, но всё же мы возвращались к переговорам.
— Сидя за тем столом, я пытался решить, уничтожить тебя или нет, — со всей прямотой сказал Люк.
— Я уверена в этом. А ты знаешь, что я делала то же самое... Но ведь ты этого не сделал, так? В том то и дело, что ты этого не сделал.
— Это не меняет того, кто я есть.
— Нет, но только ты можешь сделать это. И не говори мне, что ты не хочешь — я не поверю, — она подалась вперёд, её голос немного смягчился, — Люк, ты гооворил, что был настолько далёк от света, что не знал, куда обернуться, чтобы отыскать его... Неужели ты не понимаешь — ты уже начал идти к нему... и я не позволю тебе свернуть.
— Нет... не верь, — он покачал головой, — я не хочу слепого доверия — это мне не поможет.
— Тогда что тебе нужно?
— Я уже говорил... мне нужна совесть — кто-то с той же конечной целью, что и у меня, но кто на каждом шагу будет ставить под сомнение мои мотивы и мои действия. Кто-то, у кого хватит духа и силы противостоять мне... держать волка в узде.
— И ты думаешь, что это я. Почему?
— Потому что ты моя сестра. Ты обладаешь теми же способностями, что и я — тебе просто надо научиться пользоваться ими.
— Нет, — покачала головой Лея, — всё намного проще.
— Что? — нахмурился Люк.
— Ты обратился ко мне. Ты мог выбрать кого угодно, но ты обратился ко мне, и задолго до того, как понял, кто мы друг другу. Почему? Потому что ты доверял мне. Ты верил мне, моим суждениям. Это же факт, не так ли?
Он вдохнул, чтобы высказаться, но Лея, вскинув голову, уже вовсю разошлась:
— Ну тогда поверь в это сейчас. Поверь моему мнению о человеке, в которого верю я, и благодаря ему, возможно, хоть немного поверь в себя. Да, я видела кадры из трюма "Осы"... Я просмотрела их чуть раньше... Я видела, как ты, веря, что умрёшь, перешёл центральную линию только потому, что не хотел дать Мадину того, чего он добивался — повода для начала войны. Разве это не правда?
— Ты остался тем же человеком, каким был всегда, Люк Скайуокер. Я знаю это. Я верю в это. Иначе зачем тебе заморачиваться со всем этим, когда у тебя уже есть власть? Зачем ставить на карту всё? Ты по-прежнему пытаешься установить мир, за который боролся, когда тебе было восемнадцать, верно? Ты до сих пор готов отдать всё ради этой великой цели, которая всегда обращена вовне, на других. Ты стараешься делать то, что считаешь правильным... ты всегда был таким. Ты устранил Императора, правившего силой, и медленно возвращаешь демократию в его Империю, возвращаешь свободу и права народу. Это и есть твоя суть, когда отброшено всё остальное. И это то, во что я верю, — Лея перевела дух и процитировала слова, которые Люк бросил ей в их первую встречу, — дело не в том, как мы называемся, и не в том, на какой стороне мы стоим. Нас определяет то, что мы делаем. Если ты хочешь о чём-то поразмышлять, подумай об этом.
Она склонилась к нему и протянула руку, чтобы аккуратно убрать с его лба длинные, вьющиеся пряди волос. Он чуть отпрянул, скорее смущённо, чем обижено, но она улыбнулась и мягко сказала:
— А потом немного поспи.
Она развернулась, собираясь оставить его отдыхать, в чём он явно нуждался, но задержалась в дверях и оглянулась:
— Возможно, Вы более не Люк Скайуокер, но могу сказать Вам следующее, Ваше Превосходительство... Люк Скайуокер гордился бы Вами.
* * *
Оставшись наедине с собой, Люк обдумывал слова Леи. Само её существование стало естественным доказательством, превосходящим все остальные, потому что она — его сестра. Кровь в его жилах, наследство, наследие... всё это он делит с ней.
Может быть, именно поэтому на протяжении многих лет ему было настолько необходимо, чтобы так или иначе она присутствовала в его жизни, неким далеким ощущением сопереживания, звучащим мелодичным напевом на самом краю его сознания?
Его сестра, его двойняшка. Она тоже часть этого наследия, его судьбы, и она была справедливой, честной и хорошей... и в нем тоже есть этот потенциал. Как бы он ни был искажен Палпатином, в нем сохранился этот потенциал... а значит, и у его будущего сына. И для Люка этого вполне достаточно. Это всё.
Для его сына.
Для себя... Люк вспомнил тот момент на "Осе"... как он убил солдат Мадина, людей, которые мучили и пытали его по приказу Мадина. Только увидев лицо спускавшегося в отсек Хана, почувствовав его скрываемое удивление и сильнейшую тревогу, Люк удосужился задуматься о том, что же он сделал с людьми Мадина. И понял, что убил их так же, как охранников, мучивших его по приказу Палпатина, когда только-только перешёл на Темную сторону, — в мгновение ока, со скоростью мысли порвал их в клочки.
Тогда это казалось таким важным — судьбоносным событием. Теперь же это выглядело мелочью, уже забытой. Он долго размышлял над этим, беспристрастно сопоставляя все с утверждениями Леи и снова удивляясь, как далеко он зашел, даже не осознавая этого.
Вспомнил своё вызванное действием наркотика признание медику: "...единственное, чего я боюсь по-настоящему, демон, которого вижу во Тьме... это я сам."
Это стало его ношей. Результат безукоризненно исполненной работы Палпатина. Неважно, во что верят окружающие, он по-прежнему знает правду, но не хочет быть связанным ею. Он загонит волка на место, где тот останется бродить в его тени. Взглянув на небольшой обзорный экран медблока, он увидел, как по поверхности далекой ржаво-красной луны, где он едва не потерял всё, бежит заря, яркий свет которой вытесняет тьму очередной ночи... но лишь сдерживает её. На расстоянии всё казалось таким спокойным, таким безмятежным. Идеальная ночь и безупречный свет. Он улыбнулся, ощутив странное спокойное смирение: свою жизнь он прожил здесь; он понял — здесь он будет жить всегда. Вечно балансируя на лезвии ножа, на тончайшей грани рассвета и тьмы.
Если это значит, что, чтобы выполнить клятву, данную вопреки неуёмным амбициям мстительного старика, ему придётся научиться обращаться с волком, то он сделает это. Он сможет. Может быть, его тень и есть волк... но он научит его ходить рядом(21).
* * *
Мара вошла в медотсек задолго до завтрака, но Люк уже сидел. Выглядел он по-прежнему скверно, хотя старательно пытался это скрыть, что, как она знала, говорило о том, что он на пути к выздоровлению.
— Итак, Кирия прислала свой ответ, и это весьма категоричное "нет", — сказала Мара, как бы болезненно это для неё ни было, — кстати, для ясности — она прибыла в сопровождении ещё девяти звёздных разрушителей и двух заградителей. Лея проинформировала о том, что это предложение было сделано по твоей рекомендации, о кодах, которые ты ей предоставил, и о планете, на которой ты намерен организовать передачу. Со мной уже связался Арко, и сообщил, что флот готовится к твоему возвращению на Серенно. Алая Императрица опять оказалась белее белого.
— Разочарована?
— Наверное... немного, — пожав плечами, Мара забралась на койку и устроилась поверх одеяла.
— Она предлагала поговорить с тобой?
— Нет, зачем?
— Предложит. Она не сможет остаться белее белого, если выяснится, что она пыталась арестовать Нейтана... и она это понимает.
Мара кивнула, втайне удивляясь, почему она до сих пор не призналась, что Д'Арка собирался арестовать и её. Но сейчас ей не хотелось взваливать на Люка что-то ещё. Он сидел, обняв её за плечи, и ей казалось, что его состояние улучшается. Но она видела и его слабость, когда он пытался пройти больше нескольких шагов, скованность и явную боль, замедлявшую каждое его движение... и это были только видимые травмы. Он по-прежнему оставался, одним из самых стойких людей, которых она когда-либо встречала... и в глубине души она задавалась вопросом, чего же это ему стоит.
Он нежно прижал её к себе, обрывая ход её мыслей:
— Всё хорошо.
— Я не сказала, что ты не в порядке. Но я обещала Нейтану, что прослежу, чтобы ты выполнил свою часть уговора.
— Знаешь, не уверен, что мне нравится эта ваша парная атака.
— Научись с этим жить, — улыбнулась Мара, — Лея сказала, что зайдёт, до того как они с Ханом вернутся на "Дом-Один".
— Хорошо.
— Хан не хотел лететь. Он предложил отличную идею: если ты хочешь, что бы на месте передачи был "Дом-Один", мы все могли бы на "Соле" отправиться на "Дом-Один", и потом на нём пойти к точке рандеву.
— Он говорил мне. Но я не хочу попасть на "Дом-Один" на повстанческом судне... не будем чересчур искушать судьбу, — язвительно сказал он, — мы останемся на борту "Сола", доберёмся до Серенно и встретим там "Патриот" и наш флот.
— Они уже спорят о том, по сколько кораблей может быть у каждой стороны на орбите и на планете, — проворчала Мара, — меня это всё нисколько не радует.
— Что именно?
— Хан и Лея улетают. Ты уже говорил с капитаном "Сола"?
— Нет.
— И тебе не кажется это странным? В сторону условности... Капитан какого-то третьеразрядного повстанческого судна, на борту которого находится Император, даже не удосужилась снизойти до разговора с тобой.
— Ну, я по-прежнему её заклятый враг.
— О, да ты помнишь об этом? — полуобернувшись к нему Мара выгнула бровь, — я уже не была в этом до конца уверена.
— Ну для этого и нужны переговоры, — спокойно продолжил Люк.
— Да, но переговоров фактически ещё нет. Забудь о случившемся, забудь даже об их начале — пока ещё о них никто ничего не знает. А это значит, что для капитана Варо ты остаёшься врагом.
— Ну, для этого у меня есть ты.
Мара обернулась и несколько секунд разглядывала его, но Люк лишь улыбнулся, и она поняла, что ей нечего сказать, чтобы переубедить его.
— У тебя недостаёт зуба, ты в курсе?
— Это заметно, когда я говорю?
— Нет, не особо, он слишком глубоко сзади. Только когда ты улыбаешься, — лукаво наклонила голову Мара, снова прислонившись к нему спиной, — серьёзно, ты переживаешь из-за зуба? Ты видел, на что ты похож?
Он прижался к ней, и она почувствовала, как он трёт щетину на подбородке.
— Знаю — мне надо побриться.
Мара качнула головой в ответ на деликатную смену темы:
— Да, потому что это всё уладит.
Она остановилась... но с тем же успехом она может закончить с этим, пока он, похоже, в благодушном настроении:
— Ну и раз уж мы заговорили о том, чтобы разобраться со всем... когда ты собирался рассказать мне о сестре?
Люк слегка прижался к ней, тем не менее, в его голосе явно слышалось напускное раздражение:
— Люди здесь слишком много болтают.
— Вообще-то она мне не говорила, — сказала Мара, не поворачиваясь, — я сама догадалась. Голограмма у тебя на столе... это твоя мать, да?
На мгновение он замолчал. Даже сейчас, с ней, он продолжал прятать личное, предпочитая отшутиться:
— Надеюсь, помимо копания в моих личных голограммах...
— У тебя только одна.
— Ты нашла лишь одну? — уловив в его голосе смесь удивления и облегчения, Мара слегка толкнула его, и он с усмешкой откинулся на подушки, возвращаясь к сути дела, — то есть исключая то, что ты не нашла все мои личные голограммы...
— Было бы хорошо, если бы на одной из них была я.
— И всё-таки, по ходу этого, ты открыла документ, о котором я тебе говорил?
— Знаешь, не могу не задуматься о том, насколько характерно, что о государственных секретах ты говоришь охотнее, чем о своих личных голограммах.
— Просто интересно, откуда ты узнала о переговорах с Альянсом.
— Во-первых, ты уже общался с Леей. Во-вторых, вся эта история про "заманить в ловушку руководство повстанцев" была чересчур изящной и правдоподобной. Я просто применила к ней "логику Люка". Ну и то, о чём Лея рассказала Нейтану.
— То есть, ты не открывала файл?
Всё ещё чувствуя себя неуютно, Мара смотрела прямо вперёд, на дальнюю стену:
— Ты сказал открыть его, если с тобой что-то случится... ну, ты ведь всё равно здесь.
— Хочешь сказать, что не читала его, хотя я дал тебе пароль?
— Ты правда думал, что я его прочитаю?
Она почувствовала, как он чуть повернулся, чтобы взглянуть на неё.
— Мара Джейд, ты не прочла его, потому что стала суеверной?
— Нет! — она произнесла это слово с резкой, пренебрежительной усмешкой.
— Стала!
— Эй, я беременна! Мне позволены капризы(22)!
— Хорошо, согласен на этот раз, — он снова откинулся.
— Этот раз? А я собиралась пользоваться этим в ближайшие шесть месяцев.
— Да,.. — осторожно сказал он, и она обернулась, чтобы рассмотреть его.
— Волнуешься?
— Нет,.. — он улыбнулся собственному бахвальству, — да. Просто... ну, знаешь, отцовство и всё такое... я переживаю, смогу ли стать хорошим примером для подражания.
— Примером для подражания? — рассмеялась Мара, — Люк, ты — Император!
— Я не это имел в виду, — сразу же отмахнулся он, — я имею в виду… стать хорошим отцом.
— Ты будешь им для него.
— Ты не знаешь, — он опять отвёл взгляд.
— Я знаю, — абсолютно уверенно сказала она, — потому что я знаю тебя... и твоя сестра тоже. Лея сказала…
— Она ошибается, — категорично заявил Люк, явно резче, чем хотел. Он вздохнул, опустив взгляд, — я не могу изменить то, чем я стал, Мара.
— Люди могут меняться... я изменилась. Или ты думаешь, что сейчас я та же женщина, что поддерживала Палпатина?
Он вновь привлёк её к себе, и она прижалась к нему, когда он заговорил.
— Нет. Но я думаю, что ты всегда была такой. Ты не изменилась, просто тебе нужно было... найти себя.
— Ну, может быть, и ты всегда оставался Люком Скайуокером. Палпатин не изменил тебя, Люк, просто тебе нужно...
— Проверь это заново, — он улыбнулся её упорству. Но она услышала за этим хрупкость, усталость, как будто он опять собирался ринуться в бой.
Мара видела, что он остаётся, по-прежнему, тем же сложным противоречивым сочетанием немыслимой силы и искренней совестливости. Он балансирует на лезвии ножа, в положении, которое невозможно сохранять. Что-то должно измениться... что-то должно отступить. Это всегда было в Люке, поняла Мара... Она всегда этого ждала. С тех пор как этого пылкого пилота мятежников доставили на Корускант, она все время ждала, что он просто приспособится к новой жизни. Но он всегда казался таким гибким, таким способным, таким стойким.
Теперь настала ее очередь... и когда дело дошло до дела, это оказалось совсем не сложно. Что он сказал ей однажды? Что все дело в том, чтобы понять, чего ты хочешь — что действительно важно для тебя — и принять то, что ты должна сделать, чтобы добиться этого.
Мара понимала, что если она скажет, то это должно быть то, что она думает. Она должна быть полностью готова подтвердить свои слова... и она, наконец, оказалась готова. Последние несколько недель прояснили для Мары, что действительно важно, отбросили все амбиции и желания, доставшиеся из прошлого, когда она не была ещё знакома с Люком, отфильтровали и очистили их с разрушительным эффектом.
А значит, она действительно, по-настоящему это имела в виду:
— Давай уйдём. Давай сейчас просто уйдём. Нейтан уже ушёл, Лея и Хан уйдут через час... мы ведь можем взять шаттл и уйти в свободный космос. К сарлакку Империю. Брось её. Отдай её Лее Органе, если хочешь. Отдай её Кирии Д'Арке. Мне уже всё равно.
Она ощутила, как его подбородок слегка скользнул по её виску, острая, жёсткая щетина казалась удивительно обнадёживающей своим несовершенством.
— И всё бросить?
— Всё. Оно нам не нужно.
— Твое прошлое, твой Дворец... твой Император?
Она покачала головой, совершенно, безоговорочно уверенная. И как это оказалось невероятно легко, быть настолько уверенной — как правильно.
— Это всё хлам. Просто багаж. Это не ты. Ты — то, что мне нужно, и к хатту всё остальное.
Медленное, нежное спокойствие разливалось по нему, тёплой волной, согревая его до самых костей. Напряжённые мышцы расслаблялись, он прижался к ней, и излучаемый им тихий покой удивительным образом заражал чувства Мары. Она улыбнулась, крепко обхватив его руками и своими мыслями. Для неё не было ничего дороже — ничего.
— Посмотри, — улыбнулась она, смахнув слёзы расплывающиеся в глазах, — растёт.
— Чокнутая, — прошептал он, но в его словах она слышала восторг.
— Неважно.
Он вновь обнял её, и она крепко прижалась к нему. Это было очень хорошо, потому что его последующие слова просто сразили бы её.
— Думаю, нам, наверное, стоит немного задержаться. Я пока не перестал быть Императором.
Шокированная, она отстранилась:
— Остаться?
Он пожал плечами, на его губах промелькнула слабая улыбка.
— С чего бы мне уходить? Сейчас как раз становится интересно. Посмотрим, куда нам удастся это всё завести.
Внезапно насторожившись, Мара смахнула слезы:
— Что ты имеешь в виду... Ты собираешься воспользоваться этим, верно? Вот зачем вся эта передача на Серенно... Ты хочешь использовать её, чтобы провести изменения.
— Я не справлюсь без тебя, Мара. Ты — моя главная опора... ты — моя сила.
Мара выгнула бровь:
— Ну, у тебя есть собственная сила, Люк Скайуокер.
— Я больше доверяю в твоей.
Доверие. Мара ощутила, как на её губах появилась улыбка; почувствовала, как она сомкнулась вокруг неё, словно объятия. Забавно, но он по-прежнему был способен запутать её... почему-то это казалось невероятно привлекательным.
Он усмехнулся и заговорил, с тем мягким акцентом Внешнего кольца, который ей так нравился:
— Я собираюсь изменить Галактику, Мара... и ты мне поможешь.
1) 143. В оригинале: "heave-to" или heave to — (мор.) лечь в дрейф; (устар.) повернуть корабль против ветра, чтобы остановить движение.
2) 144. В оригинале: "Tempest" — буря, шторм; (перен.) потрясение, волнение, взрыв.
3) 145. В оригинале: "to raise" — среди прочих значений: установить с кем-л. контакт по радио или телефону.
4) 146. Браксант — сектор во Внешнем Кольце, со столицей на планете Бастион (Сартинайниан).
5) 147. Райобалло — сектор во Внешнем Кольце, включавший, в частности, Третичный Кесмер, Дантуин, Шусугант, индустриальный мир Синсанг и Пространство анксов.
6) 148. Атривис — сектор во Внешнем Кольце, включавший, в частности, системы Дартибек, Федж, Генерис, Хоруз. Сектор так или иначе засветился во всех крупных событиях истории ДДГ. Например, в системе Хоруз в течение двух лет Первая Галактическая Империя строила Звезду Смерти.
7) 149. Лахара — сектор во Внешнем Кольце.
8) 150. "meus vox vocis est meus key — agnosco mihi" — с латыни примерно: "звук моего голоса есть мой ключ — узнай меня". Поскольку в западно-христианской традиции использованная автором латынь считается сакральным языком, использовавшимся в т.ч. в чёрной магии и сатанинских ритуалах, будем считать, что Люк произнёс эту фразу на ситхском. Наверняка Палпатин, создавая "своего Волка" обучил его и языку Коррибана.
9) 151. В оригинале: "to the detention center" — дословно: центр содержания под стражей. Гауптвахта (от нем. Hauptwache, букв. "главный караул") — первоначально — главный караул, позднее в Русской армии — караульный дом, то есть место для размещения караула. В настоящее время — специальное здание с помещениями для содержания арестованных военнослужащих вооружённых сил своего государства.
10) 152. В оригинале: "wraith" — дух, являющийся незадолго до смерти или вскоре после неё.; призрак, тень.
11) 153. В оригинале: "civilian governors" — гражданские губернаторы.
12) 154. В оригинале: "run a tracer over you"... Один из вариантов перевода слова "a tracer" — изотоп, меченый атом. Можно предположить, что медики "Сола" прибегли к какой-либо разновидности сцинтиграфии (метод функциональной визуализации, заключающийся во введении в организм радиоактивных изотопов и получении двумерного изображения путём определения испускаемого ими излучения), однофотонной эмиссионной компьютерной томографии (ОФЭКТ) (методика похожа на сцинтиграфию, но с помощью вращающихся детекторов создаётся трёхмерная томограмма) и т.п.
13) 155. В оригинале: "the one quiet evening in every blue moon". "Вlue moon" в данном случае — идиома, примерно соответствующая нашим: в кои-то веки, после дождичка в четверг, раз в год по обещанию, когда рак на горе свистнет. Происходит, по-видимому, от одноимённого астрономическо-календарного явления.
14) 156. В оригинале: "spoke to the Captain"... "Капитан" (... ранга) — звание. Командир корабля — должность... Звание у командира корабля может быть разным (в зависимости от размера, вооружения и выполняемых задач). В данном случае: капитан Мураи — командир ИЗР "Шторм".
15) 157. В оригинале: "benefit of the doubt" — презумпция невиновности, оправдание кого-л. за недостаточностью улик; принять что-л. на веру; кредит доверия.
16) 158. В оригинале: "political animal" — "политическое животное", т.е. прирожденный политик; опытный, искусный политик. Термин политическое животное (zoon politikon) введён древнегреческим философом Аристотелем в его трактате "Политика" для обозначения человека бытия. Согласно Аристотелю, человек по природе своей является животным, но с точки зрения нравственности и его желания объединиться в группы человек — существо общественное, политическое.
17) 159. В оригинале: "Credit where it's due." — англ. идиома, означающая примерно: отдать должное, похвалить, признать заслуги, отдать дань, поблагодарить, справедливое замечание и т.п.
18) 160. В оригинале: cheerleader...
19) 161. Неки (англ. Neks), также известные как циборреанские боевые псы (англ. Cyborrean Battle Dogs) — свирепые хищные животные с планеты Циборрея.
20) 162. В оригинале: "balances"...
21) 163. В оригинале: "to walk to heel..."
22) 164. В оригинале: "leeway" — 1) дрейф корабля; снос самолета; 2) отставание; потеря времени; 3) запас времени; небольшая отсрочка; 4) относительная свобода действий; 5) перен. отступить, сдаться, струсить.
Глава 47
Уровень гауптвахты на борту "Патриота" был чист, функционален и пуст, как и тысячи других на флоте, предположил Нейтан. Когда он подошёл к допросной, два охранника, стоявшие возле двери, вытянулись по стойке смирно. Сердце неистово стучало, и он вдруг засомневался, сможет ли войти туда. В прошлый раз, не в силах довести дело до конца, он остановился на пороге, но сейчас была последняя возможность... Так или иначе, но Нейтан понимал, что не может оставить всё просто так.
И все же, когда бесшумно отворилась дверь в камеру, шагнуть в неё оказалось невыносимо трудно.
Когда Нейтан вошёл в допросную, сидевший за небольшим металлическим столом Вез Риис поднял голову. На мгновение в его глазах промелькнуло удивление, хотя говорить он начал уверенно и напористо:
— А я-то гадал, когда ж ты наберёшься смелости и заглянешь сюда, Нейтан.
У остановившегося на входе, настороженного и молчащего Нейтана неожиданно перехватило дыхание.
— Ну, заходи... или боишься, что я брошусь на тебя?
Стиснув зубы, Нейтан кивнул охраннику, который развернувшись оставил их наедине. Потом подчеркнуто спокойно подошёл и сел по другую сторону стола, и, наконец, подняв голову, посмотрел Риису в глаза.
— Вез, Я пришёл рассказать тебе, что происходит. Тебя доставили на борт "Патриота", потому что мы направляемся на Серенно. Завтра мы высадим на планету небольшой контингент, чтобы официально забрать на борт Императора. Ты не убил его. Ты не изменил ничего. Я хочу, чтобы ты это знал.
Совершенно нераскаивающийся Вез покачал головой, его глаза рассеянно скользили по поверхности стоявшего между ними стола.
— Я всё пытаюсь уловить момент, когда я должен был понять... Всё оглядываюсь назад в поисках чего-то... И знаешь, в памяти постоянно всплывает один случай, настолько идеально подходящий, что я задумываюсь, а не он ли подбросил его туда, просто предвидя, что когда-нибудь настанет этот день...
Не желая втягиваться в разговор, Нейтан напряжённо молчал.
— "Что бы я делал без тебя", — так он сказал мне, — Вез слегка кивнул и расслабленно откинулся на спинку стула, — пять месяцев назад Скайуокер сказал мне это, когда я подал ему датачип о "Безупречном", который я скопировал, а потом тайно пронёс к нему в кабинет(1). Я точно помню. Тогда я ещё не успел передать похищенные документы.
Он рассмеялся и на мгновение отвлёкся, погрузившись в свои мысли, а потом резко обернулся к Нейтану:
— Вот видишь, ты обвиняешь меня, а Скайуокер мог остановить всё это... Он мог остановить всё это там и тогда.
— Он не должен был в этом нуждаться, — покачал головой Нейтан.
— Но он мог остановить это.
— Ты тоже мог.
Риис опять засмеялся, но что-то нервное слышалось в его смехе.
— Так всегда было: либо я, либо он, не так ли, Нейтан? Я предоставил тебе все условия, чтобы помочь мне, все возможности признать, что Скайуокер не прав, что он неуправляем. Но всегда я знал, что все сведётся к этому: я или он... И я всегда знал, на чьей стороне ты окажешься.
— В свете твоих действий, я весьма горжусь этой твоей уверенностью.
— Я не сделал ничего, за что мне было бы стыдно, — вздёрнул подбородок Риис, — я сожалею лишь о том, что у меня ничего не получилось.
— Вез…
— Он не тот, за кого ты его принимаешь, — предостережение прозвучало недвусмысленно, почти угрожающе.
— Может быть, но…
— Послушай меня, — Вез так резко выпрямился, что Нейтан отшатнулся. Риис говорил предельно серьёзно, — он не тот, кем ты его считаешь. Он опасный человек, обладающий властью, потому что ты никогда не сможешь сдержать его. Никто не сможет.
— Под сдерживанием, я полагаю, ты подразумеваешь контроль?
— Думаешь, я сделал это, потому что стремился к власти? — уставший и раздраженный Риис потёр глаза.
— Разве нет?
— Нет! Я сделал это, потому что хотел видеть власть в правильных руках.
— Под правильными ты имеешь в виду те, которые были одобрены лично тобой?
— Да! Главная ошибка Палпатина в том, что он научил Скайуокера править... использовать власть в своих целях... в своих собственных. Если уж никто не охраняет устои Империи, то делать это — мой долг. Я сделал всё ради того, во что верю.
— И что это, Вез?
— Империя! Подлинная Империя, а не это — слабое, половинчатое сборище, которое договаривается с мятежниками, чтобы...
— А что ты делал, сливая информацию Мадину?
— Я использовал их! Использовал их, только и всего, чтобы убрать ущербного Императора.
— Ущербного?
— Да! Нейтан, он разрушает Империю на части... Он сдаёт все имеющиеся у нас силы и преимущества.
— Он восстанавливает свободы, которые никогда не должны были быть упразднены.
— Он разрушает всё, что делает нас великими... сознательно. Намеренно, — Вез покачал головой, — я не хотел власти, я никогда не хотел её. Но я хочу видеть у власти того, кто сохранит Империю такой, какой она должна быть.
— Так ты хотел устранить его, чтобы посадить на трон Мару? Она же была следующей в очереди...
— Да! Я хотел посадить на трон убеждённого имперца. Кого-то, кто уже доказал свою ценность, кто посвятил свою жизнь отстаиванию идеалов истинной Империи. Кого-то, у кого есть стремление сохранить её такой, какой она была на пике расцвета, и причина выступить против мятежников...
— Ты думал,.. — от понимания у Нейтана перехватило дух: всё это приобрело ужасный, извращённый смысл, — ты решил, что если сдашь Люка мятежникам и те убьют его, она отвернётся от них. Вот почему ты связался с Мадином — ты знал, что Мадин убьёт его сразу, тогда как Лея Органа, скорее всего, так не сделала бы.
— Она последовала за Скайуокером, потому что, как и я, была лояльным имперцем, но в конце концов она бы поняла — она увидела бы солдатским взором, что действия Скайуокера только ослабили Империю... это было бы ей доказано его смертью. Не было бы никаких договоров, никакого разделения власти или размывания принципов. Она обратила бы вспять это медленное разложение, она прислушивалась бы ко мне.
— А что если она перестала бы прислушиваться? А если бы она начала следовать собственному мнению, и её решения перестали бы соответствовать твоим требованиям, Вез? Ты так же спокойно устранил бы её?
Вез опустил взгляд, сжав губы в жесткую линию:
— Есть и другие... Те, кто по-прежнему сохранил чистоту взглядов, кто осознаёт, что олицетворяет институт Империи, важность её авторитета и стабильности. Те, кто понимает, что необходимо для ее поддержания. Те, кто понимает, что необходимо для её поддержания. Достойные последователи идеи.
— Как ты не понимаешь, Вез, — покачал головой Нейтан, — ты всё равно стремишься к власти, просто пытаешься действовать из-за трона. Ты стремишься возвести на трон того, кого хочешь ты... человека, соответствующего твоим личным представлениям о...
— Человека, который нужен Империи!
— Нет, ты неправ. Ты совершенно не прав. Это всего лишь твой личный обманчивый путь к власти — способ удержать власть, но при этом остаться в безопасности, потому что если что-то пойдёт не так, если результат не оправдает твоих ожиданий, то это не станет твоей виной. Ты никогда не будешь виновен, не так ли? Тебе не придётся брать ответственность на себя, а потому ты сможешь и дальше винить других в несоответствии своим нереалистичным ожиданиям. Такой Империи не существует, Вез... и я не уверен, что она мне понравилась бы, если б существовала. Думаю, меня здесь вообще не было бы... и, не хочу тебя разочаровывать, но полагаю, что и тебя тоже. Ты сам сказал, что Люк знал, и ты прав, он знал... он уже несколько месяцев знал, но не делал ничего, потому что хотел дать тебе возможность всё исправить. Он хотел предоставить тебе презумпцию невиновности. Как думаешь, Палпатин так поступил бы? Или думаешь, что такую возможность тебе оставил бы хоть какой-нибудь лидер настолько мотивированный, чтобы возглавить твою идеальную Империю?
— Я никогда не отрёкся бы от такого сильного Императора, — упрямо сказал Риис, — если бы по-прежнему существовала истинная Империя...
— Твоей Империи никогда не было, Вез — её и не могло быть. Она всегда зависела от причуд Палпатина. Ты выдумал некий идеал, которого никогда не существовало.
— Она существовала в дни славы, в эпоху расцвета...
— Нет, её никогда не было, кроме как у тебя в голове. Если деспотическая(2) Империя Палпатина была столь совершенна, то почему же ты помог свергнуть его, скажи?
— Палпатин постарел, он исчерпал себя, он больше не придерживался принципов, которые поддерживал во времена своего расцвета. Но это не значит, что его модель Империи несостоятельна.
— Империя Палпатина была диктатурой, неограниченным, сверхъестественным властвованием(3), основанным на какой-то запутанной концепции царственной крови(4)... Ты это поддерживаешь? — Нейтан почувствовал, как в его голосе зазвучало разочарование. Впрочем, Вез оставался непреклонен:
— Да!
— И тем не менее, ты помог свергнуть этого Императора!
— Он был несовершенен, не его идеал! Не его родословная(5).
— Ну, а как Мара вписывается в твою автократию?
— Нет прямого наследника — нет продолжения Императорской династии. Но Джейд всё-таки была Рукой Императора. Она — ситх по сути(6)! У Скайуокера прав на власть не больше, чем у неё, они — равные претенденты(7). И, как минимум, Джейд понимает необходимость сильной власти. У неё столько же прав занять трон Палпатина, как и у Скайуокера.
Зная правду, Нейтан несколько секунд колебался, взвешивал риски... и когда он заговорил вновь, его голос был тих и уверен:
— Царственная кровь, Вез.
— Что? — огрызнулся Вез.
— Царственная кровь: право на власть по кровному родству, по наследству. Ты только что сказал, что веришь в этот принцип.
— У Палпатина не было прямого наследника... Он назвал Скайуокера, потому что тот был ситхом, а не потому что он был царских кровей.
— Хочешь правду, Вез? Хочешь настоящую тайну, которую тебе придётся унести с собой в могилу? — Нейтан встретил абсолютно серьёзный взгляд Веза, — если ты согласен с принципом Палпатина о праве кровного наследования, то претензии Люка, как и его связь с Силой, — у него в крови.
Риис затих, его вопрос так и не прозвучал... и впервые за всё время Нейтан осмелился произнести это вслух. Выдать секрет, столь долго хранившийся им в одиночестве, ушам человека, который, как он предполагал, к утру будет мёртв. По крайней мере, половину этого Вез уже знал — в конце концов, в то время он тоже был там.
— В день гибели Палпатина... помнишь, тогда царил абсолютный хаос. Тяжело раненый Люк нуждался в серьёзной операции. Ты пытался перебросить с "Патриота" надёжных штурмовиков и устранить потенциальные угрозы, заменить слишком лояльных Алых Гвардейцев и заблокировать информацию и системы безопасности до того, как кто-то сообразит и активирует их. А ещё надо было скрыть следы дуэли... и тело Палпатина. Для этого было выбрано единственное надёжное место, где оно могло храниться до утилизации, — мой медцентр. Помнишь? Когда я вышел после операции Люка, тело Палпатина вы уже убрали... Но, видишь ли, к тому времени я успел выполнить приказ Люка, отданный им на случай, если когда-нибудь предоставится такая возможность: я взял пробы... генетические пробы.
В ответ на пристальное хоть и вынужденное внимание Веза Нейтан пожал плечами и продолжил тихо, но беспощадно:
— За несколько лет до этого он приказал проверить наличие какого-либо родства. Много лет назад Палпатин сказал Люку, что они — прямые кровные родственники, но Люк никогда не подтверждал этого, потому что не верил... не хотел верить. Он был в ужасе от этой идеи. Боялся, что если он по крови принадлежит к этому роду, то он окажется испорчен ею. Он рассказал мне это всего лишь однажды, спустя несколько дней после того, как об этом ему сообщил Палпатин. И никогда больше он не поднимал эту тему, — Нейтан прервался, разглядывая свои крепко сжатые руки, — время шло... События... захватили его. Без доказательств Люк никогда не признавал такую родственную связь, а поскольку Палпатин умер, а тело его было кремировано, он считал, что доказательств никогда и не появится. Но, видишь ли, я всё же сделал анализ... а потом уничтожил все материалы и пробы. Это было моё решение. Правильное или неправильное, но я сделал свой выбор. Люк готовился взойти на Трон, а его уже парализовало сомнение в себе при мысли, что он может быть генетическим потомком Палпатина... А потому... я взял на себя ответственность сделать так, чтобы ему никогда не пришлось столкнуться с суровой правдой, которая, по моему искреннему убеждению, уничтожила бы его.
Осознав, что его ожидает, Вез отшатнулся, когда Нейтан поднял взгляд:
— Видишь ли, между Люком и Палпатином существует прямое, прослеживаемое родство. Как это возможно, учитывая то, что он рассказал мне, тебе я сказать не могу... но я также не могу объяснить и многие проявления Силы. Это просто ещё одно, одновременно удивительное и тревожное. Однако, я могу точно предсказать, как эту новость воспримет Люк... и это будет нехорошо.
— Скайуокер был сыном Вейдера, — отрицательно качая головой, прошептал Вез.
— Да, Вез. Палпатин, Вейдер и Люк — три поколения одной генетической линии. Палпатин всегда стремился создать Империю во главе с одним непрерывающимся родом — династию. Не династию ситхов, а свою династию. Именно в этом и заключалась суть его Империи — в его собственной жалкой попытке обрести бессмертие. И я не хочу, чтобы Люк уничтожил себя и своё будущее лишь потому, что хочет воспрепятствовать навязчивому бреду злобного старика. Правильно или неправильно, но сейчас я храню эту тайну. Я понимаю, что должен поверить, что Люку никогда не придёт в голову поискать его в моём разуме, а если он это сделает, то только мне придётся ответить за свой поступок. Но если он этого не сделает, клянусь тебе, я без колебаний унесу с собой в могилу знание, что Люк — истинный наследник Империи... во всех смыслах.
— Почему ты не рассказал мне? — это был полуупрёк-полумольба.
— То же самое я мог бы спросить обо всём, что скрывал ты, — ответил Нейтан, странным образом отрешившись от смятения Веза, так что продолжение прозвучало почти извинением, — мы все принимаем торжественную клятву, Вез. Врач никогда не разглашает информацию о своём пациенте. История болезни Люка — часть этой клятвы.
— ...царственная кровь,.. — всё, что смог выдавить Вез.
— Как видишь, — ровно произнёс Нейтан, — своими собственными действиями ты разрушил основу своей истинной Империи.
Ошеломлённый Вез опустил взгляд, вся его бравада улетучилась, и Нейтан ощутил некую толику жалости к этому человеку, чьи убеждения и вера оказались безнадёжно несовместимы с осознанием этой единственной истины.
Чувствуя, что даже здесь он обязан дать хоть какое-то утешение, Нейтан вздохнул:
— Но эта линия, я думаю, в любом случае была бы сохранена благодаря новому поколению.
— Д'Арка? — поднял взгляд Вез.
— Мара... мы думаем мальчик, — нахмурился Нейтан.
Он долго молча ждал, но, похоже, Везу больше нечего было сказать, и, наконец, Нейтан понял, что и ему самому осталось озвучить лишь одну вещь.
— Через девять часов Император поднимется на борт. Я... сомневаюсь, что он будет настроен снисходительно. Ты не только подверг опасности его, ты также втянул Мару и их ребёнка.
Нейтан заглянул Везу в глаза, когда тот поднял голову.
— То, что я сделал, придя сюда... возможно, я сделал это для себя, для прошлого, в существование которого мне, несмотря ни на что, всё ещё нужно верить. Пойми, не потому, что я как-то оправдываю сделанное тобой. Но я знаю Люка, и понимаю, что когда он вернётся, он придёт за тобой,.. — Нейтан отвёл в сторону внезапно остекленевшие глаза, — пора идти. Когда я завтра увижу Люка, я отвечу за свои действия здесь сегодня вечером... но я не могу отвечать за твои, Вез. Я думал, если мы поговорим...
Качая головой он опустил взгляд:
— Прощай, Вез.
Внезапно почувствовав необходимость уйти, Нейтан резко поднялся и, ощущая спиной взгляд Веза, пристально разглядывал дверь, ожидая, когда она откроется. Он так и не оглянулся.
* * *
Когда Нейтан ушёл, Вез ощутил, как опустились его плечи, а воздух покинул его со вздохом, унося с собой всю решимость и браваду. Подавленный, он опустил голову, запустив пальцы в волосы... и тут его взгляд зацепился за что-то на столе перед ним там, где была рука Нейтана...
Одна таблетка.
Спрашивать, зачем, было не нужно...
* * *
— Коммандер Джейд с борта повстанческого судна "Сол", ответьте, пожалуйста.
Опять ничего... Мара повернулась к Люку, который стоял в нескольких шагах от неё. Он был одет в гражданское — белая рубашка, коричневые брюки и поношенные коричневые кожаные ботинки с берцем, застегнутым на лодыжке и под коленом. Она заметила, что уже несколько лет не видела его в светлом... оно ему шло.
Но чего не возможно было смогли скрыть, так это его болезненности, когда он, уставший после нескольких минут перехода по судну, прихрамывая, пересёк трюм "Сола" и вместо стула сел на какой-то ящик. Гематомы побледнели, но всё равно оставались заметны, его кожа выглядела пепельной в ярком дневном свете солнца Серенно, заливавшем трюм "Сола" через опущенную рампу. Грузовик прибыл на планету меньше часа назад.
За последние два дня, пока они добирались до Серенно, всё было согласовано: время, расположение кораблей на орбите, численность и состав войсковых подразделений... Была обговорена каждая деталь, согласована и в спешном порядке организована процедура возвращения Императора из рук повстанцев в Империю... Всё, вплоть до расстояния, разделяющего оба контингента на поверхности, по противоположным сторонам обширного космодрома в торговом квартале...
А потом, примерно час назад, все начало рушиться.
Мара была не то чтобы удивлена — скорее раздосадована. Хотя все детали были мирно урегулированы командами повстанцев и имперцев во главе с Нейтаном и Леей Органой, но всё-таки Империю возглавляла Кирия Д'Арка. К моменту прибытия "Сола" "Патриот" уже сутки находился на орбите Серенно... и, как всегда, несмотря на то, что это была якобы скромная, негласная передача, Кирия прибыла отнюдь не налегке.
Как было оговорено, на низкой орбите имперцы разместили девять Разрушителей, что, по мнению Мары, достаточно наглядно показывало случайным прохожим, что что-то происходит. Однако, согласно той же договоренности, на северной стороне посадочной площадки космодрома Серенно Империя посадила лишь главный консульский корабль в сопровождении трёх нубийских дипломатических яхт(8). На полированных корпусах всех этих судов был выгравирован личный герб Императора, лоррический, названный так потому, включал хорошо узнаваемое изображение венка из лоррической ивы за скрещенными саблями.
Как и было оговорено, яхты сопровождались двумя эскадрильями(9) СИД-истребителей — одна в воздухе, вторая в парадном строю, — и эскадрильей штурмовиков(10). Кроме того высадились в общей сложности 260 солдат, с военной чёткостью оцепивших территорию вокруг судов. Аккуратными рядами были подняты флаги — Лоррик, Имперский штандарт, Флаг Флота... Как и по всей Империи, Лоррики были приспущены в ожидании возвращения Императора... Рассматривая через обзорную панель медблока "Сола" имперский лагерь вдалеке, Мара могла думать только об одном: Люку никогда не дойти так далеко.
С точки зрения Империи подобное присутствие считалось едва обозначенным... Несомненно, это было крайне сдержанной реакцией на благополучное возвращение Императора. И всё же, с "Зефиром" на орбите, и "Солом" — единственным кораблем Повстанцев, опустившемся на планету к югу от посадочной площадки и имевшем на борту в общей сложности сорок шесть десантников и двадцать три человека команды, Повстанцы, по-видимому, чувствовали себя сейчас более чем неуютно.
После отлёта Леи капитан Варо оказалась явно менее расположена к сотрудничеству, и Люк не раз высказывал подозрение, что Варо питает к Мадину, по меньшей мере, какую-то личную симпатию или преданность. Несколькими тонкими вопросами Мара легко выяснила, что спасательный челнок Мадина проложил маршрут, ведущий ближе к "Солу", чем к остальным кораблям — и тем не менее по нему не стреляли.
Рассказав Люку об этом, она, естественно, подразумевала, что станет понятно, что Мадин не задержан ни повстанцами, ни имперцами, что фактически он с дюжиной бойцов скрылся примерно час спустя после того, как "Сокол" покинул "Осу". Мара подозревала, что если бы Люк не был настолько слаб, он реквизировал бы челнок и лично погнался бы за генералом — настолько он был разозлён. Единственное, что развеяло её тревогу, — его признание, что серьёзно обдумав ситуацию он решил, что это не тот дипломатический шаг, который ему сейчас нужен.
Вместо этого он неоднократно просил капитана Варо о личной беседе, но та категорически отказывалась... Похоже, у неё были проблемы с "каким-то ситхом, копающимся в моей голове". Мара, конечно, оскорбилась бы, если бы Люк не собирался сделать именно это.
В общем, ситуация и так была шаткой.
И как только они вышли на орбиту Серенно, а в ГолоНет просочились первые слухи о столь необычном сочетании звездолетов... тут же нагрянула местная голопресса... в полном составе.
К тому времени, когда в условленном месте "Сол" вошёл в атмосферу, в небе показались яхты Великих Домов Серенно... затем Королевских Домов Пиндара и Гала, расположенных в нескольких часах пути по Хайдианскому гиперпространственному пути. Затем представители Бендомира, за ними Гарос и Сундари, потом Беруса и Чайла... в общем, всех, кто есть в пределах досягаемости Серенно.
На данный момент, когда "Дому-Один" и остальному контингенту Альянса оставался ещё час пути, а с орбиты "Сол" поддерживался лишь таким же слабооснащённым "Зефиром", капитан Варо перестала отказываться от сотрудничества и находилась на грани паники.
И начались споры. Мара не присутствовала при этом, но знала, что капитан Варо обвинила имперский контингент в политическом манипулировании. Империя выразила своё возмущение... и понеслось.
Конечно, они могут уйти, когда захотят, с разрешения капитана Варо или без него. Мара была уверена, что даже в таком состоянии Люк сможет собраться достаточно, чтобы в любой момент убраться отсюда... но шла речь о дипломатии, а нарушать армейские процедуры и предварительно согласованный регламент — дурной тон, сухо размышляла Мара.
Что, как оказалось, не остановило капитана Варо.
За три полных часа до назначенного времени, когда "Дом-Один" ещё даже не вышел на орбиту, в сопровождении четырех повстанческих бойцов спустился помощник Варо и сообщил, что они должны выйти прямо сейчас.
Именно поэтому они и находились в трюме, вне поля зрения кого-либо за пределами корабля, смотрели на длинную полосу темного пермакрита, и готовились совершить долгую прогулку до расположения имперцев, которые, поскольку Мара не смогла связаться с ними по комлинку, даже не подозревали, что они скоро отправятся к ним.
А значит, нет ни имперского почётного караула, который сопровождал бы солдат Повстанцев, ни сдерживания толпы, ни охранения. Только она, Люк... и собирающаяся вокруг толпа, поскольку, ситх знает каким образом, среди населения распространился слух, что что-то произойдёт.
Старший офицер оперативной группы "Сола" коммандер Верт тихо отдавал последние распоряжения четырём вооружённым солдатам, которые явно будут сопровождать их на протяжении перехода по посадочной площадке.
Мара небрежно подошла к все еще сидящему Люку, который слишком пристально наблюдал за Вертом.
Мара невозмутимо подошла к неподвижно сидящему Люку, который довольно внимательно наблюдал за Вертом.
— Варо хочет, чтобы мы вышли сейчас, потому что думает, что она сможет повлиять на то, что будет видно, — тихо пробормотал он, не сводя глаз с затылка коммандера Верта, — нас будут сопровождать четыре вооружённых охранника.
— Барве(11), — с чувством прошипела Мара, взглянув на Верта.
— Нет, он просто паникует, потому что ответственный он, а всё вышло из-под контроля. По мнению Верта, это Варо всё меняет. Она хочет заставить нас выйти на посадочную площадку одних, под конвоем вооружённых солдат Повстанцев. Думаю, она хочет, чтобы это выглядело как выдача пленных, словно Альянс пошёл на какую-то уступку.
— Со всем этим железом на орбите и на противоположной стороне посадочной площадки? — с сомнением спросила Мара.
— Да, но этого никто не увидит, когда покажут Императора, идущего в одиночестве по пермакриту космодрома. Все увидят просто мужчину, одиноко бредущего по широкой, пустой полосе. Ни почётного караула, ни атрибутики, ничего.
Как поняла Мара, Варо преследовала собственные цели. Она хотела ослабить власть Императора, используя голопрессу, чтобы неприступного Императора низвести до уровня заурядного существа — раненого, изолированного и лишенного поддержки, идущего по посадочной площадке как пленник в окружении солдат мятежников.
— Мы можем отказаться идти? — спросила она, помня о зловеще молчащей толпе за "Солом" и прекрасно понимая, что Варо намеревается отослать Императора до прибытия Имперской Гвардии — именно поэтому блокировалась связь.
— Да, потому что физическое принуждение к выходу из корабля всегда хорошо смотрится, — в тихом голосе Люка зазвучали нотки юмора, — это как раз та картинка, к которой мы стремимся.
Слегка улыбнувшись, Мара опять обратилась к комлинку.
— Что ж, попробуем хотя бы вызвать наших гвардейцев, чтобы они встретили нас на полпути, раз уж они...
— Нет, подожди, — Люк дотянулся, опустив её руку, — Если нет возможности привести их сюда к началу, я пойду вообще один.
— Люк, это не Корусант, — закатила глаза Мара, — мы не знаем, что там за толпа. На таком расстоянии всё очень быстро может скверно пойти.
— Потому всё и должно происходить подальше. Если мы были ближе к Центральным мирам или Региону Колоний, люди сказали бы, что это рекламный трюк. А здесь — отдалённый мир Внешнего Кольца.
Мара нахмурилась, продолжая осторожничать:
— Там полно людей, а ты не знаешь, как они отреагируют, и не можешь контролировать ситуацию. Варо рассчитывает на это, и ты это знаешь.
Люк непреклонно покачал головой:
— Так или иначе, Варо позаботилась, чтобы мы пошли без имперских гвардейцев. Если они встретят нас на полпути, это будет похоже на передачу пленных, или что мы не подготовились... или, что ещё хуже, что мы ждем неприятностей. Ничего из этого мне не нужно. Я пришёл сюда, чтобы кое-что заявить, и я, безусловно, не собираюсь, чтобы меня подставил под удар и лишил этой возможности какой-то затаивший обиду капитанишка второразрядного фрахтовика.
Через трюм наружу прошли остальные солдаты "Сола", бросая любопытные взгляды на стоящего Люка. Даже здесь не желает показать слабость, подумала Мара. Она увидела, как они вышли на яркий солнечный свет и принялись рассредоточиваться, и поняла, что они делают — толпа стала настолько велика, что Верт счёл нужным задействовать своих людей, чтобы сдержать её. Прищурившись, Мара решилась подойти на шаг-другой ближе к рампе, чтобы разглядеть толпу. Она стала вдвое больше, чем когда они вошли в трюм, хотя уже тогда её встревожило обилие народа. Ещё больше беспокоило, что толпа стояла в напряжённом молчании, не сводя глаз с опущенной аппарели грузовика.
Она с опаской отошла назад:
— Если серьёзно, я не уверена, что мы должны...
Она оборвалась, когда к ним подбежал солдат, и Мара увидела, что его задержало: в руках он держал трость. Коммандер Верт взял её и торопливо подошёл к Императору. Протягивая трость, он выглядел несколько смущённым:
— Э... Вы... кажется, Вам тяжело ходить... сэр.
Несколько секунд Люк рассматривал трость, а потом холодно произнёс:
— Я в порядке, спасибо.
Мара понимала, почему он не принял её, но она также знала, насколько он ещё слаб:
— Люк...
— Нет, категорически нет.
— Ты не пройдешь этот путь без неё.
— Хатт, да я лучше уйду отсюда.
Верт поморщился:
— Сэр, мне приказано не выпускать Вас с судна без неё.
Нахмурившись, Люк взял палку... Мара не могла поверить, что тот человек действительно считал, что она доберётся до конца рампы, оставаясь в руках Люка. Тем не менее, это было то, что нужно. Они встали и пошли, вышедшие первыми повстанческие солдаты уже ждали.
Двинувшись вперёд, Люк наклонился к Маре:
— Когда дойдёшь до конца аппарели, притормози и держись позади, — прошептал он, — посмотрим, насколько мы сможем растянуть наш конвой... чтобы они не казались...
— Конвой? — сухо спросила Мара.
Подойдя к краю открытой рампы, Верт пригласил жестом:
— ...Сэр?
Без всяких церемоний они вышли на улицу. Впервые за несколько недель яркий дневной свет согрел кожу Мары, заставив её вздрогнуть, даже когда она пыталась не отрывать взгляд от толпы, наполненной множеством любопытных глаз и неподвижных лиц... и абсолютно тихой.
А у неё даже бластера нет. Если кто-то выскочит из толпы...
От размышлений её отвлёк стук трости, которую Люк выронил, как только вышел на пандус.
Наблюдая за толпой, она с немалым усилием заставила себя притормозить и отстать подальше, так чтобы Люк, с трудом подавлявший свою хромоту, в одиночестве ступил на пермакрит космодрома. И четверка, не знающих, что делать, солдат растягивала свои позиции, стараясь держаться возле них обоих.
В мрачной тишине они шли сквозь толпу. Не двигался и не издавал ни звука никто. Сердце Мары колотилось настолько сильно, что ей казалось, будто притихшая толпа может его услышать. Она посмотрела вдоль длинной, широкой полосы тёмного пермакрита, по обе стороны от которой маячили безмолвные, серьёзные лица. До видневшихся вдали имперских кораблей оставалось восемь, может быть, десять минут ходьбы... слишком далеко.
Краем глаза Мара заметила брошенный откуда-то из глубины толпы в сторону Люка небольшой предмет…
Потянувшись Силой, она почти отразила его, ощутив вспышку сфокусированной силы Люка, делавшего то же самое... Но так же, как и Люк, в последний момент она остановилась, распознав предмет, и, приковав всеобщее внимание, он упал на землю под ноги Люку.
Одинокая веточка лоррика — той самой ивы, что украшала личный флаг Люка, — ярко зеленела на фоне тёмного пермакрита.
Удивленный Люк на мгновенье глянул в толпу, но пошёл дальше. Затем бросили ещё одну ветку, упавшую на пермакрит перед ним... следом ещё одну. Потом на тёмное покрытие площадки упал цветок насыщенно жёлтого цвета. Бросившая его женщина стояла в первом ряду, сразу за заслоном из солдат Повстанцев, и Мара изумленно наблюдала, как Люк смотрит на неё, продолжая неспешно идти дальше. Молча глядя на него, женщина склонила голову в полупоклоне.
Рядом упал второй алый цветок... потом ещё ветка лоррика... И тут, когда Люк замедлил шаг, чтобы снова всмотреться в толпу, кто-то начал хлопать.
Потом другой человек, и еще один.
Затем кто-то осмелился выкрикнуть что-то приветственное.
Медленно, как поднимающийся прилив, толпа начала кричать и оживляться. Все больше и больше ярко-зелёных веток и насыщенно пахнущих цветов лоррика выстилали дорожку, по которой неспешно шёл их Император. В конце-концов их стало столь много, что они совершенно скрыли весь тускло-чёрный пермакрит прохода...
* * *
"Дом-Один" вышел из гиперпространства на высокую орбиту Серенно. Военные и гражданские руководители Совета Альянса повстанцев собрались в зале Совета, готовясь к высадке на поверхность для участи в процедуре возвращения Императора к его народу через — Лея взглянула на хронограф в углу стены — два часа сорок пять минут.
Она повернулась к стоящему рядом с ней Хану, безупречно выглядящему в своём лучшем мундире.
— Мы опаздываем, — прошептала она, поправляя свое дипломатическое облачение.
Хан взглянул на хронограф:
— Нет, мы пришли раньше на два часа и сорок пять минут. К тому же подобные мероприятия никогда не начинаются вовремя...
Закончить он не успел. В комнату ворвались коммандер Сумар и Теж Масса. Теж метнулась прямиком к приёмнику ГолоНета и включила его. Лея повернулась к запыхавшемуся начальнику службы связи Сумару, который одними губами пробормотал:
— ГолоНет...
Все вздрогнули, когда во вспышки статических помех сменились изображением.
— ...повторяю, мы ведём прямую трансляцию с Серенно во Внешнем кольце, где наблюдается масштабное присутствие сил Империи, как на орбите, так и на планете. Кроме того, согласно нашим источникам, здесь находится Император...
— Стоп... что?! — воскликнул Хан.
— Это сейчас? — Лея запнулась, — что вообще происходит?
Теж посмотрела на Лею:
— Прямо сейчас это показывают в прямом эфире по ГолоНету... более чем на двенадцати каналах.
— Свяжитесь с капитаном Варо. Кто командует на земле?
Заговорил генерал Котта.
— Должно быть, коммандер Верт, — ответил генерал Котта, — он же придан "Солу"?
— Свяжитесь с ним.
— Смотри! — сказал Хан, не отрывавший глаз от голоприёмника.
Дистанционные голокамеры постепенно увеличили изображение посадочной площадки, где без малого через три часа должно было произойти событие... и в окружении четырёх солдат из "Сола" выступили две фигуры — мужчина и следовавшая вплотную за ним женщина... с копной медно-рыжих волос.
— Мы думаем... возможно мы сможем получить подтверждение этому. Мы попытаемся подобраться поближе. Мы действительно думаем, что вы в реальном времени, впервые с момента похищения, видите Императора, выходящего с неопознанного — возможно, повстанческого — судна...
Теж, стоящая подле Леи, напряглась:
— С вашего разрешения, мэм, я возьму отряд и немедленно отправлюсь на "Сол".
— Быстрее, — ответила Лея, не в силах оторвать взгляд от трансляции.
— Почему пермакрит меняет цвет? — именно Хан, который наклонившись пытался рассмотреть снятую с большого расстояния слегка размытую картинку, озвучил вопрос, над которым все уже начали задумываться.
— Смотрите, — Котта подошёл поближе, — здесь видно, как она меняется...
— Это что...? — прищурился Хан, — где они взяли лоррики?
— Какая разница? — спросил Риекан.
Повернувшись обратно к голоприёмнику, Лея скрыла улыбку.
* * *
Взглянув в сторону, Люк отметил, что толпа постепенно увеличивается: те, мимо кого он, выйдя из "Сола", прошёл вначале, стали перебегать позади двадцатитысячной толпы, чтобы не отстать от него. Пока он, выпрямив спину, неспешно шёл дальше обретая новые силы благодаря поддержке толпы, если не телом, то духом, вокруг него разворачивалась сюрреалистическая сцена — всё больше сыпалось цветов и веток лоррика, всё более плотным становился зелёный ковёр.
Отправленные с "Сола" для контроля толпы солдаты повстанцев с трудом пытались сдержать её. Люди хлопали и кричали, тянули руки сквозь строй солдат, выталкивая их из линии.
А перед ними футов на десять(12) или больше расстилался усеянный яркими цветами и бледно-кремовыми соцветиями лоррика ковёр свежей зелёной листвы.
Какая-то женщина прорвалась и позвала его, хотя с трудом державшиеся повстанческие охранники пытались её остановить.
Остановившись, Люк обернулся, когда она, гордо улыбаясь, протянула цветущую ветку лорика:
— Пожалуйста, Ваше Превосходительство!
Ниже его ростом, с короткими каштановыми волосами, её улыбающиеся глаза излучали тепло, осветившее всё её лицо, когда он, сосредоточив внимание исключительно на неё, двинулся к ней, полностью игнорируя солдат между ними.
— Как Вас зовут? — просто спросил Люк, его улыбка растянула до сих пор заживающие шрамы.
— Мешель(13), Ваше Превосходительство. Меня зовут Мешель. — произнося это, она засияла, слегка наклонив голову, не понимая, кланяться или нет, просто взволнованная, гордая тем, что находится здесь, разговаривает с Ним.
Кивнув Люк принял ветку. А когда она нерешительно протянула ему руку, он, вновь искренне и непринуждённо улыбнувшись, пожал её:
— Спасибо, Мешель. Я всегда буду помнить о Вас.
Когда он на мгновение заключил её руку в обе свои, налетели, толкаясь, чтобы занять лучшую позицию, автоматические голокамеры, транслировавшие кадры с происходящим в прямом эфире.
Затем её поспешно окружили повстанческие солдаты и оттеснили обратно в толпу, где она потерялась...
— Ваше превосходительство? — солдат, прижав одну руку к уху, чтобы заглушить шум толпы, пока слушал комм, указал другой на ветку лоррика.
— Это всего лишь веточка лоррика. Вы и правда хотите забрать её у меня? — беспечно спросил Люк, — Вы хотите вызвать беспорядки из-за подобного пустяка?
Солдат замешкался, но всё же, почти извиняясь, вытянул руку:
— Простите, сэр, у меня приказ... не могли бы Вы?
* * *
Находившаяся вместе с Советом на "Доме-Один", Лея пришла в смятение:
— Хатт, кто приказал забрать лоррик?
— Коммандер Верт приказал своим солдатам не разрешать Императору брать что-либо у кого бы то ни было в толпе, — позади неё вздохнул Генерал Дин, связавшийся, наконец, с "Солом".
— Хатт!, — качая головой, снова выругалась Лея, — немедленно свяжитесь с ними и передайте, чтобы они ничего у него не забирали.
Остальные присутствовавшие, понимая, что всё это уже превратилось в событие для СМИ, тоже стали высказываться:
— Плохо…
— Слишком поздно.
— Пусть уведут его подальше от толпы…
Автоматические камеры, снимавшие практически поверх толпы, в прямой голотрансляции показали, как склонив голову на бок, словно бы забавляясь, Император отдал ветку и спокойно отвернулся. Толпа зашикала и освистала действия охраны, а Император двинулся дальше, позволив солдатам Повстанцев вежливо, но твёрдо направить себя к середине прохода, подальше от толпы. Теперь по обе стороны от него выстроились ещё несколько человек, полностью отделив его от толпы, хотя он, казалось, не обратил внимания на усилившуюся охрану. Спустя несколько мгновений Император небрежно поднял руку на уровень груди... и толпа пришла в неистовство.
Там красовалась зажатая между пальцами цветущая верхушка переданной ему ветки лоррика, отломанная во время диалога с охранником.
По залу Совета на борту "Дома-Один" эхом разнеслись ликующие возгласы одобрения. Голоса всех собравшихся у голоприёмника смешивались где-то позади Леи, слушавшей вполуха, её внимание целиком сосредоточилось на голотрансляции.
Она знала Люка... и, сама принадлежа к Королевскому Дому, она знала, что на его месте любой уже давно привык бы к подобным массовым скоплениям публики. А ещё она знала его умение и готовность манипулировать своим образом в своих интересах. Когда в самом начале переговоров коммандер Одиг предложила попробовать использовать его, она предупреждала их не делать этого. Она предупреждала их, что они играют с мастером на его собственном поле.
Голотрансляция переключилась на панораму с высоты птичьего полёта. Хлынувшую ближе толпу стало всё труднее и труднее сдерживать. Так что, из некогда широкого, пустого прохода задуманного, вероятно, капитаном Варо, чтобы подчеркнуть ничтожность и изолированность Императора, получилась узкая тропа, густо усеянная ветками лоррика и цветами ярких оттенков. Зависшие камеры прессы ещё отступили, чтобы показать движущуюся массу, смыкающуюся за небольшой свитой, или бегущих в стремлении не отстать разумных, число которых росло с каждой минутой. Казалось, прибывали все, кто мог добраться любым способом, спидеры и свупы подлетали вплотную к краю толпы, а затем, похоже, просто бросались своими пассажирами, небо усеяли скипреи и хопперы. Атмосфера заряжалась энергией.
— Сотня каналов, — усмехнувшись сказал Хан.
— Что? — полуобернулась Лея.
— Прямая трансляция... Сумар только что сообщил, что сейчас её показывают более сотни разных голоканалов.
— Что мы наделали? — пробормотала Одиг, закрыв руками лицо.
— Поздравляю, коммандер, — сухо ответила Лея, — Вы создали первого в Галактике демократически поддержанного Императора.
* * *
В десяти шагах позади Люка шла Мара, ощущая стихийное возбуждение толпы, одновременно пугающее, волнующее и внушающее благоговение.
Несмотря на усиливающуюся хромоту, Люк не торопясь шёл, высоко подняв голову и выпрямив спину. Как всегда он играл, отвечая на ожидания толпы, создавая образ, который они хотят видеть, и он это понимал. Вопреки всему, независимо от одеяния и хромоты, следов побоев на лице и замедленного шага, он — абсолютный, безоговорочный Император... И толпа обожала его за это. И всё же Мара стала тревожиться, когда проход перед ними сузился до покрытой зелёным ковром тропинки, а к небольшому отряду охранников с "Сола" добавились новые, неизвестные солдаты в повстанческой форме, вынужденные теперь сцепиться руками, чтобы сдержать толпу, с трудом сохраняя свободным путь, когда люди ринулись ближе, протягивая между охранниками руки, чтобы прикоснуться хотя бы к одежде проходящего мимо Императора.
Наконец показался лагерь имперцев. Блестящие нубийские яхты отражали солнечный свет, красуясь императорским Гербом Люка с венками из лоррика. Растерянные солдаты Повстанцев уступили место Имперским гвардейцам, выстроившимся в достаточном количестве, чтобы создать организованное трёхрядное заграждение, сдерживающее толпу до входа в ограждённый лагерь.
Когда толпа стала практически неуправляемой, Люк, не пытаясь более скрывать хромоту, несколько прибавил шагу, чтобы поскорее дойти до Имперского анклава. Едва Мара успела миновать ворота периметра, как они полностью закрылись. Дистанционные камеры вновь поднялись выше, чтобы запечатлеть панораму массы разумных и передать её на все планеты Империи.
Люк помедлил, чтобы Мара могла поравняться с ним, но она лишь отрицательно покачала головой — это его миг, и воспользоваться им он должен один. Он невероятно по-мальчишески озорно подмигнул ей, словно впереди ждёт его главный прикол. Потом он вновь повернулся, чтобы медленно и уверенно пройти сквозь строй своей охраны, поспешно собранной, когда в императорском лагере узнали, что Император уже идет.
В первой линии громады почётного караула глубиной в десяток штурмовиков стояли облачённые в алое Императорские гвардейцы. Чуть дальше за главным консульским кораблём разместились яхты всех достаточно близких, чтобы присутствовать на этом внеплановом мероприятии, Королевских Домов. Небо по прежнему наполняли десятки кавалькад людей, демонстрировавших свою поддержку Императору.
Кивнув, Люк медленно пошёл вдоль рядов своих войск, одаряя их тем же благосклонным вниманием, которое он оказывал толпе. Однако Мара заметила, что дыхание его стало короче, а резервы, на которых он держался, истощаются. Присутствующие имперские представители и члены Королевских Домов низко кланялись по мере приближения своего Императора. Откуда-то возник адъютант с одним из собственных форменных кителей Люка, и он, не застегивая, накинул его.
* * *
Многие советники на борту Дома Один не в состоянии смотреть дальше в досаде отворачивались. Иные, наоборот, с нездоровым восхищением приникли к экрану. Шум толпы по-прежнему оглушал, так что возбуждённым местным репортерам — единственным, присутствовавшим при этом событии, — приходилось кричать, чтобы их услышали.
— Иди на корабль, — прошептал кто-то позади Леи, подгоняя его, — садись на этот хаттов корабль.
— Он не настолько глуп, — сказал генерал Харт, — он выжмет из этого всё. Хатт, да я так и сделал бы.
К ним присоединились другие начальники департаментов и члены Совета, понизив голоса от волнения.
— Нет... садись на корабль.
— Мы можем как-то остановить его? Мы можем прервать трансляцию?
— Ты с ума сошёл!
На переднем плане Имперского лагеря, на фоне внушительных размеров консульского корабля и многочисленных нубийских яхт со эмблемами Императора, подозрительно быстро собрали, похоже заранее подготовленный, помост, и Лея увидела, как, ступив на него, Император выдержал паузу, а толпа за ограждением продолжала бурно ликовать, пока дистанционные камеры новостных каналов настраивали изображение.
* * *
Люк не мог не заметить Кирию Д'Арка, необычно одетую в струящееся белое платье, с длинным, багряным, богато расшитым бархатным табардом(14) поверх него. Украшенная рубинами корона, которую она носила на их свадьбе, дополняла её яркий официальный наряд. Гордо выпрямившись и улыбаясь, она стояла на помосте с несколькими высокопоставленными лицами за спиной. Военных среди них не было, отметил Люк, поднимаясь на сцену.
Он обернулся, чтобы найти Мару, глядя поверх голов штурмовиков, и толпа взревела, когда его вновь увидели на помосте... Поднявшийся шум поражал воображение.
Кирия едва заметно улыбнулась и, под одобрительные возгласы толпы, ограничилась формальным лёгким поцелуем в щёку. Наклонившись, она тихо прошептала ему на ухо:
— Скажи им что-нибудь... и не рассказывай, что это не то, чего ты хотел.
Он взглянул ниже: лежавшие у него на воротнике её руки закрепили там миниатюрный микрофон. Внутри корабля тут же активировали систему громкой связи.
Отступая, Кирия легонько улыбнулась.
— Я же тебе говорила — идеальные партнёры, — без звука прошептала она, выжидательно изогнув брови над дразнящими глазами.
Замешкавшись на секунду, Люк выдержал её взгляд. Затем повернулся и поднял руку, чтобы обратиться к толпе, хотя лишь с третьей попытки толпа затихла, а на лицах присутствующих воцарилось ожидание. Внезапно на ум пришли слова Мадина, с таким презрением произнесённые в камере на борту "Осы": "Палки и камни могут сломать мои кости, твои слова никогда не ранят меня... А давай попробуем? У тебя будут слова... у меня будут палки. И поглядим, кто истечёт кровью первым."
Но важно не то, кто истечёт кровью первым, — и Люк всегда выбирал слова. Потому что он уже давно осознал, что у них есть собственная сила
* * *
— Я в долгу перед вами, перед каждым из вас. Вы вернули мне веру и надежду на будущее... Сегодня я вижу стоящих вместе свободных разумных всех убеждений. Я вижу солдат Повстанцев, пришедших на помощь Императору, и я вижу солдат Империи и граждан, гордых тем, что стоят плечом к плечу с ними. Вы все — Империя! Империя, которую создали вы. Империя, которую вы продолжаете созидать. И вы по праву должны гордиться своими усилиями.
Усилившееся волнение толпы заставило Люка вновь прерваться в ожидании, пока оно медленно не утихло.
— Сегодня начинается новая эра терпимости(15). Не так уж мы, стоящие здесь, сильно отличаемся друг от друга. То, что моё похищение вызвало возмущение как среди повстанцев, так и среди имперцев, — это успокаивает, обнадеживает... вдохновляет. Потому что все мы — жители одной Галактики. Мы верим в похожие вещи, в общие неотъемлемые права, и одинаково неприемлем некоторые методы. Мы все возмущены фанатичностью меньшинства и воодушевлены терпимостью большинства. Если и есть нечто, что все мы можем вынести из этого случая, пусть это будет именно оно.... Пусть это будет знание о нашем многообразии в рамках нашего общего стремления к единству, кем бы мы ни были и во что бы мы ни верили.
— Как и Империя, Альянс не представляет собой нечто единое, как мы считали в прошлом. Как и Империя, он — совокупность разных взглядов и терпимости. Многих надежд. Показанное многим обращение с одним человеком, прояснило эти взгляды, и то, что мы готовы сделать для их защиты, а что нет. Оно напомнило всем нам, за что мы боремся... справедливость, сострадание, терпимость — самая суть свободы. В конце концов... первыми нашли меня именно солдаты Альянса повстанцев. Солдаты Альянса, которые пришли мне на помощь, рискуя собственными жизнями в истинном духе того, во что они верят: честность, равенство... справедливость. Они увидели в этой новой Империи то, за что стоит бороться... возможность перемен. Не взирая на старую вражду и прошлые дела, они пришли, потому что увидели в этой развивающейся Империи что-то, за что они готовы отдать свои жизни, чтобы помочь укрепить её. Они увидели надежду. Они увидели будущее. Будущее, которое мы все сможем оставить нашим детям. Будущее без войн и распрей, без прошлых предрассудков и будущей нетерпимости. Они увидели Империю, которую я строю... Империю, которую строим все мы, каждый час каждого дня. Будущее, фундамент которого мы все заложили своими поступками последних недель.
— Сегодняшний день — кульминация многомесячных переговоров между Империей и умеренным крылом Альянса. Подтверждение, что даже внутри Альянса Повстанцев воинствующее меньшинство не может подавить голос разума. Меня похитили, чтобы сорвать эти переговоры, сорвать объявление об открытых переговорах между умеренным крылом Альянса и Империей и спровоцировать новый цикл эскалации вражды и кровопролития.
— Но они не смогли остановить это. Они не могут остановить это... потому что это в сердцах и надеждах каждого из собравшихся здесь... Единая Империя, объединённая ради одной цели, стремящаяся к одному. Демократии. Ни одного разумного я не назову врагом, если его разум открыт. Ни одного разумного я не назову врагом, если он слушает и спорит.
— Для тех из нас, кто заявит, что мы слишком разные в своих взглядах, что мы не можем совместно работать и чего-то достичь, сегодня я здесь как доказательство того, что мы можем. Сегодня я здесь потому, что мы уже это сделали. Наши разногласия — в наших умах, а не в наших сердцах. Наши различия — это преимущество, которое нужно ценить, а проявляемая нами терпимость — это высшая сила.
— Мы, многие из нас, слишком много потеряли в этой войне. Мы видели, как она, казалось, навсегда украла наше будущее, которое принадлежит нам. Мы проклинали её и осуждали её по обе стороны разделения, но в глубине души понимали, что лишь подливаем масла в огонь.
Вглядываясь в толпу Люк покачал головой:
— Я больше не буду её кормить. В знак уважения ко всем, кто вольно или невольно пожертвовал столь многим, я больше не буду её кормить. Я не буду служить целям немногих фанатиков, и я не буду просить других делать это от моего имени.
— Нам предстоит долгий и трудный путь в этом стремлении, но я надеюсь... Я надеюсь, что однажды, скоро, я предстану перед вами и объявлю о новой идее, о новом пути. Самоуправление, естественное право, которым обладает каждый из вас, определять, кто будет руководить Империей, которую вы помогаете строить. Я верю, что вы сделаете это возможным. Что эту надежду мы все воплотим в реальность.
— Вы вернули мне веру, когда она пошатнулась, и я благодарю вас за это. Вы по праву должны гордиться своими поступками... Вы можете с гордостью рассказывать своим детям о своей роли в становлении свободной и справедливой Империи.
Он выдержал паузу, повисшую в тишине ожидания:
— Я пронесу с собой память об этом моменте. Всё остальное померкнет в ничтожности.
* * *
По корпусу и коридорам повстанческого фрахтовика "Сол" раскатом пронеслось ликование толпы снаружи, когда собравшиеся в оперативной комнате смотрели прямую трансляцию по ГолоНету, с задержкой в несколько секунд заново слыша это ликование, транслируемое на всю Галактику.
Высадившись с "Зефира" и "Паалиака" за несколько минут до этого, Теж Масса не успела сделать ничего, кроме как подняться на борт "Сола" и присоединиться к наблюдавшим за происходящим старшим офицерам. Она сознавала, что видит творящуюся историю достаточно близко, чтобы быть её частью, но, по иронии судьбы, вместе со всеми собравшимися всё же на экране голопроектора.
Император отвесил лёгкий, но церемонный поклон, после чего постоял несколько мгновений в знак признательности толпе. Возле него расположилась его всегда поддерживающая супруга, в алом табарде, покрывающем чисто белое платье, которое, по её словам, она собиралась носить вплоть до его благополучного возвращения.
Наконец, он развернулся и вошёл в консульский корабль, за ним двинулись ровные ряды Имперских солдат. И этот момент ряды лоррических флагов поднялись на всю высоту. Начали взлетать истребители сопровождения. От жара двигателей консульского судна по воздуху побежала рябь, развевая ряды флагов за ним.
В оперативной комнате "Сола" офицеры во главе с капитаном Варо застыли в немом молчании, наблюдая кадры взлёта кораблей в идеальной парадной формации, перемежаемые длинными панорамами не желавшей расходиться, скандировавшей шумной толпы, которая до сих пор пребывала под сильным впечатлением.
— Что ж, это стало стихийным бедствием, которое только набирает обороты, — наконец с отвращением произнесла Варо.
Стоявший рядом капитан "Паалиака" Атейя — покрытый светлым пухом каамаси — бросил в её сторону беглый взгляд, а затем повернулся к другим присутствующим офицерам и, как будто она не говорила, сказал:
— Он говорил серьёзно... Только что Император сделал публичное предложение сесть за стол переговоров с Альянсом.
— Кто именно выступает в роли "Умеренного крыла Альянса"? — спросил коммандер Дитц.
— Я полагаю, что это мы, сэр, — ответила Теж, как всегда, деликатно подсказывая, стремясь незаметно, но поскорее распространить факты, — различия, наверное, проведены между нами и группировкой генерала Мадина.
— Мы это записали? — спросил Атейя, не отрывая глаз от голоэкрана, — отмотайте назад... он говорил о переговорах, продолжавшихся несколько месяцев, не так ли?
— Я думаю, господа, что вы, должно быть, захотите обсудить это с Советом.
Все обернулись к опустившей взгляд Теж, которая являла собой идеальную картину внимательного изучения и сдержанной уверенности:
— Как известно Совету, для достижения этой цели руководитель Органа провела уже несколько встреч с Императором.
— ...Что! — шокированный Дитц повысил голос.
Теж невозмутимо повернулась к нему, аккуратно отводя подозрения, что всегда входило в её обязанности, от женщины, которая, как она понимала, как никто другой могла возглавить Альянс в этом деле.
— Вы должны понимать, сэр, что по очевидным причинам я посоветовала ей не предавать эти сведения слишком ранней огласке. Обеими сторонами было решено подождать, пока в той или иной форме не будет достигнуто общее согласие. Похоже, что стул был весьма откровенно выдвинут, чтобы мы могли сесть.
Атейя поднял голову(16) и посмотрел на Теж тёмными, стеклянными глазами:
— Как долго они ведут переговоры?
— Достаточно долго, чтобы я убедилась, что Император искренен в данном предложении.
— Это возмутительно, — резко заявила Варо.
— Возмутительно? Вообще то мы к этому всегда стремились, капитан Варо... или я ошибаюсь?
— Фактически мы собираемся вступить с ним в переговоры только из-за этого... этого рекламного трюка!
— Так ли это? — как и все каамаси Атейя остался голосом разума, — Вспомните верфи Фондора... освобождение всех наших бойцов? Что он заявил тогда, что это было?
— Публичное заявление о намерениях Империи, — ровно произнёс коммандер Пирс, не отрываясь от трансляции, поскольку шум толпы по-прежнему доносился до корабля, — это то, что он тогда заявил. Я там присутствовал и слышал, как он разговаривал с руководителем Органой.
— К тому моменту руководитель Органа уже неоднократно от имени Альянса говорила с Императором. Полагаю, сейчас не помешает рассказать вам, что руководитель Органа заявила ему, что ей нужен какой-то шаг, добросовестно сделанный в духе доброй воли. Учитывая все обстоятельства, я считаю, что настала наша очередь сделать подобный шаг. Наша очередь доказать, что мы не просто зашоренные экстремисты, — Теж взглянула на Варо, её вывод был однозначен.
— Я считаю, что мы должны пойти на переговоры, — решительно заявил Дитц.
Варо обернулась к нему:
— Это нелепо... недопустимо.
— Что? Шанс положить конец тридцатилетней гражданской войне? — спросил Пирс.
— Тот факт, что несколько красивых слов и пустых обещаний могут так легко вскружить вам головы.
— Слова ничего не стоят, — сказал капитан Атейя, соглашаясь с Пирсом, — именно поэтому, я считаю, что нам следует вступить в переговоры.
Молча наблюдавшая за происходящим Теж понимала, что такие же разговоры идут сейчас на всех кораблях повстанцев в космосе, а новости распространяются как лесной пожар.
— Будь я проклята, если когда-нибудь соглашусь на переговоры с ним, — огрызнулась Варо, явно оставшись в меньшинстве.
— Это Ваше право заявлять об этом, мэм, — спокойно ответила Теж, заронив семена раздора публичным предложением разделения, которое, как ей было известно, всегда замышлял Император, разжигая огонь, который вызовет разрыв между терпимым большинством и радикальным меньшинством, — кроме того, Ваше право — и Ваш долг — подать в отставку, если вы считаете невозможным для себя служить интересам организации, которую Вы вроде как представляете.
В этот момент зазвонил комлинк Теж, взглянув на него, она обратилась к собравшимся офицерам:
— Только что на геостационарную орбиту вышел "Дом-Один" с руководителем Органой на борту. Господа, я уверена, что она и Совет ответят на все вопросы, а затем мы сделаем то, за что всегда боролись: решим проблему большинством голосов.
— А разве есть смысл голосовать? — спросил капитан Атейя, оглядываясь по сторонам, — не за это ли мы боролись всё это время?
Теж едва уловимо улыбнулась, её охватило радостное возбуждение, и она кивнула головой:
— Я верю в это, капитан, действительно верю. Но я знаю руководителя, и знаю, что она всё равно предпочтёт вынести это на голосование... Тогда мы сможем начать подготовку к официальным переговорам.
* * *
В безопасности консульского судна Империи тяжело дышащий и дрожащий от усталости Люк прислонился к стене. Кирия, щёлкнув пальцами, подозвала ожидающих медиков, но Люк отмахнулся от них и, опираясь на плечо Мары, медленно двинулся к медицинскому отсеку, под чутким присмотром Нейтана.
— Сколько, Нейт? — не оборачиваясь вяло спросил он.
— Прости?
— Сколько… в толпе?
Нейтан на мгновенье замолк, а потом сказал:
— Дюжина, все ближе к началу. Как ты понял?
— Это было чересчур хорошо, — пожал плечами Люк, — чувствовалась какая-то подготовка.
— Только тебе, уверяю, — заверил Нейтан, — по большей части всё получилось спонтанно. Мы просто дали небольшой толчок.
— А листопад? — иронично спросил Люк, располагаясь для обследования на кушетке в медицинском отсеке.
— Не исключено, что мы обеспечили некоторых продавцов, — жизнерадостно сказал Нейтан, — разумеется, местных... просто на случай, если вдруг кто-нибудь решит проверить.
Когда Люк взглянул на него, он пожал плечами:
— Я бы проверил.
Улёгшись, наконец, на медицинскую кровать Люк улыбнулся — ощущение оказалось невероятно приятным.
— Никогда больше не говори мне, что ты не рождён для политики, Нейт.
* * *
Прислонившись к дальней стене в тусклой приёмной медицинского отсека, Мара на широком экране наблюдала за спящим в затемнённой каюте Люком. Его волосы ещё блестели после ночного погружения в бакту. Мара помнила, что он терпеть не может эту жидкость, но Нейтану каким-то образом удалось его уговорить, хотя чем он его подкупил, она не могла себе представить.
Возможно, это была лишь впечатляющая способность медика изматывать людей, потому что, как только Люк оказался в бакте, Нейтан вновь переключил своё внимание на Мару, просканировал её, затем без устали изводил, пока она не позволила ему сделать тонизирующий укол, а потом отправил её отдыхать в каюту и распорядился доставить туда "сбалансированную еду".
Что она и делала в течение пяти часов... После чего переоделась и прокралась обратно в медицинский отсек, чтобы наблюдать, как Люк, погрузившись в неведомые сны, вздрагивает и дёргается в бакте, как никогда раньше воспринимая в закоулках собственного восприятия те же смутные кошмары, но не в силах толком ни увидеть, ни разогнать их.
Однако сейчас он спокойно спал, синяки и бесчисленные ссадины исчезли, будто их и не было, остались лишь глубокие операционные шрамы от удаления рабского чипа и обширной раны на лодыжке. Наклонив голову, Мара наблюдала за ним, на её губах мелькнула улыбка... тут же угасшая, когда она, прищурив глаза, обернулась, чтобы посмотреть на главную дверь в медблок за несколько секунд до того, как та отворилась.
Прошуршав в тишине длинным рубиновым платьем в комнату вошла Кирия Д'Арка. Тонкая вышивка розового золота коротко заиграла отблесками света из коридора за дверью.
Успев сделать пару шагов вглубь затемнённой комнаты, она заметила в тени присутствие Мары и повернулась.
Сложив руки, Мара наклонила голову:
— Пришла арестовать меня?
Не больше секунды понадобилось Императрице, чтобы вернуть самообладание.
— А что? Ты натворила что-то ещё?
— Я полагаю, ты ещё с прежним не закончила.
Лицо Кирии остыло, но она отвернулась, посмотрев в сторону Люка.
— Халлин говорил, когда он проснётся?
Мара ещё несколько секунд смотрела на Кирию, и тоже повернулась к Люку.
— Он говорит, что ещё не скоро.
— Он ужасно выглядел, — с чувством сказала Кирия, после чего повернулась к Маре, и как всегда бескомпромиссно заявила, — тебе следовало раньше вытащить его.
— На самом деле он выбрался сам, — холодно ответила Мара, — мы всего лишь подобрали его. И мы были бы там значительно раньше, если бы шли на звёздных разрушителях, а не избегали бы их.
Кирия невозмутимо повернулась обратно к спящей фигуре:
— Пожалуй, тебе стоит вспомнить об этом, когда в следующий раз надумаешь ослушаться прямого приказа Императора.
— Наверное, мне следует не забыть об этом, когда буду писать подробный отчёт об этом инциденте. Как думаешь, какое слово я должна использовать: препятствовать, затруднять или просто мешать? А может, все три?
В полумраке Маре показалось, что она заметила слабую улыбку Императрицы... даже расслышала её в тоне голоса, когда та продолжила:
— И так далее, и тому подобное.
Некоторое время Кирия молчала, её взгляд не отрывался от Люка. Когда она заговорила, в ее словах прозвучало редкое одобрение:
— Ты хорошо сделала, что нашла его.
Почувствовав неловкость, Мара распрямилась. На это ей сказать было нечего, и она опять прислонилась к стене, чтобы немного понаблюдать за спящим Люком. Поскольку Кирия не уходила, Мара, наконец, решилась, не поворачиваясь.
— Думаю... то, что сделала ты, было... уместно.
— А ты думала, что этого не случится? — тихо спросила Кирия, — или ты просто надеялась на это? Боюсь, тебе не избавиться от меня так просто, коммандер Джейд. Император становится всё сильнее и сильнее, и я собираюсь делать это вместе с ним. А ещё я намерена не отягощать его бремя ни в этот, ни в какой другой раз.
— Правда? — сухо спросила Мара, — значит, ты уходишь?
— Я говорю в том смысле, что не хочу беспокоить Императора несущественными мелочами из того, что происходило в его отсутствие.
— А, так вот как ты теперь это называешь?
— Мы можем стоять здесь и спорить до рассвета, коммандер Джейд, и это будет лишь танцем вокруг сути дискуссии, которая всё равно должна состояться.
— Продолжай, — наклонила голову Мара.
— Наше перемирие... я предлагаю сохранить его ещё на некоторое время.
— Интересно, — неопределённо ответила Мара, вспомнив уверенность Люка, что такое предложение поступит... Порой он был раздражающе прав.
— Я уверена, ты согласишься, что всё случившееся открывает путь для некоторого... продолжения нашего сердечного согласия(17), — мягко сказала Кирия.
— Я считала, что сделка заключалась в том, что я возвращаю Люка, а ты сохраняешь порядок, и точка.
— У меня есть новое предложение... и, если начистоту, не думаю, что кто-то из нас может позволить себе от него отказаться, — продолжила Кирия, когда Мара замолчала, — я говорю так: у каждой из нас есть секрет о другой... Я знаю об ампулах, а ты знаешь о том, что я замышляла в тот день. Выход очевиден, согласна?
— То, что я сделала — это ошибочное суждение. А ты пыталась арестовать меня!
Кирия повернулась, дорожки длинных ресниц оттеняли миндалевидные глаза.
— А у тебя есть доказательства? Ты не хуже меня знаешь, что Император не будет действовать против кого-либо без весомых, законно установленных доказательств. Это Империя, которую он создаёт. И он уже показал, как много он готов вынести, чтобы отстоять эти ценности. Полагаю, что все гвардейцы, задержавшие Нейтана Халлина, по стечению обстоятельств уже переведены на другую службу... подальше от Корусканта. Хотя, конечно, я не уверена... во всех этих потрясениях, как я понимаю, часть списков личного состава потерялась.
— Как удачно, — кивнула Мара.
— Разве нет?
— Мне не нужны доказательства. Я могу просто,.. — Мара осеклась. Она почти уже ляпнула "заглянуть тебе в голову", но вовремя остановила себя. Этого Д'Арке знать не нужно, — я могу рассказать Люку, и, ты же знаешь, ему будет достаточно просто оказаться рядом с тобой, чтобы узнать правду. Ты серьёзно думаешь, что сможешь солгать ему, если он спросит тебя с глазу на глаз?
— Всё, что я делала, я считала правильным для Императора. Если он решит заглянуть в мои мысли, он это поймёт.
— Правда? — спросила Мара, стремясь ограничить Императрице поле для манёвра(18), независимо от того, правда это или нет, — тогда почему ты так упорно не хочешь ему об этом сказать?
— Я же сказала, что не хочу попусту беспокоить Императора. Подняв этот вопрос, ты только поставишь его в неудобное положение, потому что реальность такова, что я по-прежнему необходима ему.
— Ты точно в этом уверена?
— Так же, как я уверена, что по какой-то причине ему ещё не наскучила его маленькая игрушка. Хотя всё может измениться, если откроется неприглядная правда... потому что откроется всё, это я гарантирую. Его игрушка не останется непорочной. А в конце концов, всё, чего мы достигнем, — это отчуждения Императора от обеих сторон, и ещё одного доказательства нашей неспособности к элементарному самоограничению... даже когда мы обе осознаём, что сейчас крайне неподходящее время... я думаю, ты согласишься, что это вряд ли выгодно нам.
— А Нейтан? — спросила Мара, — как думаешь, как Нейтан отнесётся к этой маленькой... сделке?
— Об этом косвенно я уже говорила с Нейтаном Халлином, и я убедилась, что он понимает необходимость стабильности. Я верю, что со временем он станет достойным государственным деятелем... и, несмотря ни на что, я начала понимать, что Нейтан Халлин всегда будет поступать так, как сочтёт лучшим для своего Императора.
— Жаль, что ты не понимала этого до того, как арестовала его.
Кирия проигнорировала наживку:
— В Халлине я вижу человека, который стремится быть полезен Императору и обществу, которое он строит. В тебе... я вижу телохранителя, и ничего больше.
— Что это должно означать?
— Если ты должна остаться, то хотя бы попробуй научиться быть ценной для него... научись играть в эту игру.
— Думаю, в приблизительном переводе это звучит: "держи язык за зубами", — верно?
— Немного... дипломатичности тоже не помешает.
— А ты чисто случайно разбираешься в этих вещах, так?
— Ты ошибаешься, если решила, что мне интересно учить тебя. Просто я предлагаю метод, гарантирующий, что оставшееся время твоё пребывание здесь причинит минимальный ущерб всем сторонам. Нет никакой необходимости в том, чтобы сгорели мы обе или одна из нас. Конечно, велика вероятность, что в конце концов он простит нас, но если я что-то и узнала о нашем Императоре, так это то, что он с трудом доверяет... а если доверие нарушено, то на его восстановление потребуется очень, очень долгое время.
— Думаешь, что знаешь все детали, не так ли? Все ответы аккуратно разложены по полочкам.
— Мне кажется, я знаю общество, в котором живу, коммандер Джейд.
— А я, разумеется, нет? — язвительно ответила Мара, — наверное, тебе будет любопытно узнать, что пока ты бродила в этом обществе, которому придаешь такое значение, если бы у тебя хватило ума изредка оглядываться по сторонам, то заметила бы, что я просто спокойно общаюсь. Потому что я не просто выросла в этом обществе, я выросла в самом его центре — во Дворце Императора. И не сомневайся, есть у меня друзья и в Королевских домах — те, кому я действительно могу доверять. Те, кто вырос со мной и понимает все эти эгоистичные игры за власть, ведущиеся в вашем маленьком элитном кружке. Кстати, о подмоченной репутации: пока мы искали Императора, моя подруга наблюдала за тобой... и она сообщила, что ты готовилась к перевороту, тщательно устраняя любую оппозицию.
Ничуть не уязвленная Кирия пожала плечами:
— Да, я подстраховалась. Чтобы обеспечить преемственность в Империи. В аналогичной ситуации так поступил бы каждый. Междуцарствие — вещь небезопасная.
— Обеспечение преемственности! — усмехнулась Мара, — во главе с тобой, несомненно.
— Если потребовалось бы. Лучше я, чем какой-то неведомый мофф или, что ещё хуже, борьба за власть и гражданская война. Я смогла бы обеспечить преемственность более эффективно, чем ты думаешь.
— Что ж, — покачала головой Мара, — похоже, у тебя на всё есть ответ.
Её безупречное сердечко губ приоткрылось:
— Ты говоришь так, будто это плохо.
Мара прищурилась, её уже утомила эта игра, ведь, по сути, выдвинув это предложение, Д'Арка уже уступила:
— Хочешь пойти на компромисс? Хочешь получить определённую страховку перед этой чередой потрясающе неудачных решений? Отлично.
Кирия бросила на неё мимолётный взгляд, на что Мара пожала плечами:
— Скажем так, за несколько последних недель для меня многое прояснилось, включая моё собственное будущее. И, как выяснилось, твоё. Люк сказал, что ты ему нужна, чтобы, когда начнутся преобразования, контролировать Королевские Дома. Раз он считает, что ты ему необходима, то мне этого достаточно... пока. Пока ты меня не беспокоишь, ты можешь оставаться.
— Как любезно с твоей стороны, — Кирия изогнула идеально ухоженную бровь.
— Но учти — я слежу за тобой. И как только мне покажется, что ты перестала вести себя как актив, который, по его мнению, ему нужен, сделка будет закрыта. Просто вспомни об этом, когда в следующий раз начнёшь работать над обеспечением преемственности.
— Значит, мы достигли взаимопонимания? — ничуть не смутилась Д'Арка.
— Я бы не заходила так далеко, — холодно ответила Мара, — компромисс... может быть.
Кирия отвернулась, чтобы ещё раз взглянуть на спящего Люка, когда он легонько пошевелился.
— Один мудрый человек сказал мне однажды, что компромисс — это хорошо; компромисс ему понятен.
Несколько секунд Мара хмурилась, не сразу сообразив, о ком идет речь, но потом тихо усмехнулась:
— Это сказал человек, которому не понравилось, как управляется Галактика, и он решил это исправить.
— Подозреваю, что наше представление о компромиссе может слегка отличаться от его, — Кирия тоже слегка улыбнулась.
Мара согласно кивнула:
— Я сильно подозреваю, что его концепция компромисса звучит так: "Все делают то, что я считаю наилучшим, а я как-нибудь заставлю вас думать, что именно этого вы и хотели".
Кирия кивнула, повеселев, а Мара задумалась, что они только что снова сошлись в мыслях — второй раз за последний год. Это её обеспокоило...
Не желая задумываться об этом, она пожала плечами:
— Думаю, небольшой осознанный компромисс вполне уместен сейчас, нет?
— Это нечто большее, чем кажется, коммандер Джейд — так ведутся государственные дела. Каждая из нас заинтересована хранить молчание... и у нас теперь появилась общая связь. Правительства и социальные договоры — всё это хорошо... Но это — то, что сдерживает и укрепляет тех, кто диктует такие вещи. Это то, что управляет ими.
— Я думала, что это общее благо?
— Не будь наивной. Союзы редко создаются по таким благородным мотивам, как добрая воля. Но постепенно это может стать таковым... когда человек почувствует, что может доверять своим... знакомым.
— Давай не будем увлекаться, ладно? — сухо сказала Мара.
— Ты убедишься, что ничто так не скрепляет союз, как взаимная зависимость.
— Которая у нас внезапно появилось, потому что, если ты донесёшь на меня, то я донесу на тебя, так ведь?
— Не совсем те слова, которые употребила бы я, но по сути — да.
— И какую фразу использовала бы ты? — спросила Мара.
Алые губы Кирии растянулись в сладчайшей из улыбок:
— Наверное, я бы сказала: добро пожаловать в увлекательный мир дворцовой политики, коммандер Джейд.
— Серьёзно? — Мара наклонила голову, — думаю, это может оказаться краткосрочным визитом. На самом деле, мне кажется, что взаимное перемирие может прекратиться после того, как я закончу эту фразу... Я беременна.
Кирия медленно моргнула, и Мара с удовлетворением отметила, как, прежде чем Д'Арка восстановила контроль над собой, чуть треснул этот её безупречный образ безмятежной красоты.
— Понятно... а Император...
— Знает.
— Понимаю.
* * *
Наблюдая за неугомонной любовницей Императора, Кирия, решив не пасовать перед своей противницей, пыталась переварить и проанализировать новое обстоятельство, не обращая внимания на мгновенную вспышку тревоги. Задумчиво разгладив складки платья, она заправила под замысловатый головной убор выбившуюся прядь волос, одновременно сопоставляя нежелательные факты с предполагаемыми намерениями...
А игра ещё не закончилась... пока нет.
Игрушка Императора носит его ребёнка... прискорбное обстоятельство. А поскольку Император в курсе, то практически неизменяемое. Но, в конце концов, она — всего лишь любовница, а положение Кирии не изменилось. Она — Императрица, а значит, если ребёнка родит она, а Император специально не распорядится иначе, законным наследником всё равно станет он. Вся Галактика видела, как она приняла обязанности мужа в тот же день, как стало известно о его похищении. Они видели именно её, а не Джейд, которая всегда работала лишь в тени и незаметно для всех полностью исчезла, когда всплыла правда. Ребёнок Джейд может быть даже публично признан... хотя она сомневалась, что Император когда-либо проявит такую бестактность, сделав это... и у него всё равно будет более низкий наследственный статус, чем у любого ребёнка, рождённого Кирией в качестве Императрицы, что гарантирует преемственность, о которой она помышляла, вопреки даже... В голову пришла мысль, вызвавшая короткий сухой смешок:
— То есть Палпатин победит по умолчанию.
— Что? — прищурившись нахмурилась Джейд.
— Именно этого он всегда и хотел... ты разве не знала? Он говорил, что я стану идеальной Императрицей. По тем же причинам, о которых твердила я, а Люк признал, я была идеальным выбором на эту роль... Но он сказал, что ценой за его позволение мне занять эту должность, станет то, что ты родишь Наследника.
Джейд тоже безрадостно посмеялась над тем, как Палпатин достигает своих целей, даже из могилы манипулируя всеми интересующими его людьми в выбранном им направлении.
— Думаю, Люк припас для старика ещё пару сюрпризов.
— Ликвидация автократии? Правда, не думаю, что Палпатин планировал это, — забавляясь допустила Кирия, — признаюсь, я и сама не сразу сообразила... Да, я думала, что придя к власти наш новый молодой Император внесёт какие-то изменения... может быть, даже радикальные — увеличит свободы и восстановит справедливость в Конституции, и всё такое. Но заметь, стоя сегодня на трибуне позади него я не выглядела сильно удивлённой. Поразительно, как быстро раскрывается общая картина, когда у тебя, в качестве фактического главы государства — пусть даже и на короткое время, — появляется доступ к этой чудной базе данных. И если он решил поставить в строй каких-то ничтожных мятежников, а не уничтожить их попросту, то это, конечно же, его право.
— Так ты по-прежнему…
— Поддерживаю его? Да.
— То есть, тебе известно что-то, чего не знаю я? — Джейд недоверчиво приглушила голос.
— Вполне вероятно, — легко согласилась Кирия, — Возможно, в данном случае мне известно даже что-то, что Люк не предусмотрел. Я знаю это, потому что свою жизнь я прожила здесь, в высших кругах, и я понимаю, что изменится по ходу событий, а что нет. Видишь ли, независимо от того, занимает он трон или нет, Люк остаётся главой одного из самых значительных из когда-либо созданных Королевских Домов. В этот брак я вступила, принеся с собой преданность, связи, влияние и поддержку, и всё это имеет ценность для Люка. Но он не осознаёт, как много в его руках связей и преданности — независимо от того, является он Императором или нет. Его влияние распространяется ныне на все Королевские Дома, на военных... Это новорожденное правительство, которое он, похоже, собрался создать, даже самим своим существованием будет обязано ему. В своём стремлении создать стабильную платформу, на основе которой можно работать, он создал самый мощный, влиятельный, всеохватывающий Королевский Дом в мире. Ты мыслишь очень узкими категориями, когда думаешь о нём лишь как об Императоре, коммандер Джейд. Созданные им династия и наследие, не прекратят существование только потому, что он сделает шаг назад... если это вообще возможно.
— По-моему, он убедительно доказал, что если он говорит, что нечто — возможно, то оно станет таковым... даже если ему придётся сделать это самому.
— Думаю, на этот раз ты права. Но кроме того, я смотрю на то, что он сделал, на его выбор, на переменные, которые он допустил, на варианты, которые он держал в резерве, но так и не разыграл... И я понимаю этого человека. Я знаю, что он полон решимости осуществить плавный переход от абсолютной власти к демократии. Но, если это то, что он задумал, уйти ему с главной сцены может оказаться не так просто, как он надеется. Нет, я уверена, что в обозримом будущем я буду любоваться тем же великолепным видом с балкона моих апартаментов в Императорском Дворце.
— Мне кажется, ты удивишься, — протянула Джейд, — но если Люк захочет уйти, он уйдёт.
— А мне кажется, что ключевое слово в этом предложении — "если", — со знанием дела парировала Кирия.
Рука Джейд непроизвольно легла на живот, и Кирия опустила взгляд.
— Тебе интересно, как во все это вписывается твой ребёнок? Тогда позволь ответить: никак. О, в традиции, которую я только что описала, есть место для любовницы... В истории большинства Королевских Домов таких было сотни... хотя не смогу назвать имени ни одной из них. Они очень быстро уходят в безвестность, как только рождается законный наследник.
— Ты всерьёз думаешь, что он,.. — Джейд удивлённо покачала головой, — ты не знаешь его настолько хорошо, как тебе кажется.
Кирия очаровательно улыбнулась, на слегка румяных щеках проступили ямочки — недостаток, который, по её мнению, всегда придавал человечный оттенок её безукоризненной красоте.
— Может быть, но я знаю себя.
Не впечатлившись, Джейд вызывающе вздёрнула подбородок, полыхнув точно так, как предполагали её огненные волосы.
— Ты не та угроза, которой считаешь себя, Кирия Д'Арка... даже не близко. Ты хочешь, что б твое имя вписали в учебники истории? Тебе нужен этот титул, это признание? Бери. Тебе нужна эта хаттова драгоценная корона, которую ты носишь? Отлично — забирай. Это просто тяжёлая груда холодных камней, отражающих свет и изредка заставляющих людей оглядываться. А те, кто ослеплён этими блёстками — это не те на кого я хочу произвести впечатление. Мне нужен мужчина, а не его должность, — Джейд улыбнулась, явно получая огромное удовольствие от того, что вернула Кирии её же, сказанные во время их первой встречи, — Вы можете оставить себе титул, Ваше Превосходительство, он мне не нужен — у меня есть мужчина.
Высоко подняв голову, она развернулась, чтобы выйти из комнаты, но остановилась в дверях, оглянувшись:
— Перемирие ещё в силе?
— Почему бы и нет? — продемонстрировала свою самую ослепительную улыбку Кирия.
Потому что не изменилось ничего. Её Император вернулся целым и невредимым. Он всё ещё таскает за собой свою игрушку... может быть, Джейд даже удалось добиться более прочного положения и статуса, чем рассчитывала Кирия... Но Император по-прежнему нуждается в Кирии, а потому её собственное положение остаётся стабильным. Она даже заключила перемирие, чтобы обезопасить его... и, конечно, она намерена изменить этот статус-кво, когда придёт время.
— Как я сказала раньше, коммандер Джейд... добро пожаловать в Дворцовую политику.
* * *
Первое, что поразило проснувшегося Люка, было отсутствие боли. Он бы так и лежал, с блаженно закрытыми глазами, просто наслаждаясь моментом, если бы не почувствовал рядом присутствие Кирии.
Когда он открыл глаза, она уже стояла рядом. Глубокий рубиновый оттенок её безупречно пошитого платья выделялся на фоне спокойных, бледных тонов медицинской палаты.
— Добро пожаловать домой, — улыбаясь бархатным голосом поприветствовала она, — точнее, на "Патриот"... Но ты ведь всегда считал армию домом больше, чем Корускант, не так ли?
— Вообще-то, ни то, ни другое, — хрипло буркнул Люк.
— Сдержан, как обычно, — улыбнулась Кирия, потянувшись к столику, чтобы подать ему стакан воды. Она на секунду приостановилась, и Люк подумал, что она может попытаться поднести стакан ему к губам, поэтому быстро поднялся... слишком быстро, как оказалось — у него закружилась голова.
Он стиснул зубы, нажал на кнопку, чтобы поднять кровать в сидяее положение, и протянул руку за стаканом.
— Что нового? — спросил он.
— Как ты и рассчитывал, — сказала Кирия, подхватив его деловой тон, — уверена, что у тебя есть свои источники, которые предоставят тебе более подробную информацию, но по данным разведки, Альянс повстанцев начинает поляризоваться, по мере подготовки к голосованию раскалываясь на умеренных и боевиков. Именно на это и была направлена та речь, не так ли?
— Более или менее, — признал Люк. Он пристально посмотрел на Кирию, — но это я тоже имел ввиду.
— Я очень рада, что ты это сделал, — ровно сказала Кирия, — иначе твои действия примерно за последний год выглядели бы довольно... загадочно.
Люк не сводил с неё глаз, и она слегка пожала плечами:
— Ретроспектива... и недельный доступ ко всем этим важным документам — полезная вещь.
— И ты до сих пор здесь?
— Почему бы и нет? Я давно уже сказала тебе, что поддержу тебя и твой выбор.
— А дом Д'Арка? Не уверен, что твой отец будет столь же твёрд.
— Мой отец перестал быть силой в Доме Д'Арка в день нашей свадьбы, и ты это отлично знаешь. Мы остаёмся твоими постоянными союзниками.
— Спасибо, — сказал Люк... было бы мелочно не поблагодарить.
Его мысли ненадолго вернулись к Маре: было любопытно, пыталась ли Кирия заключить сделку. Хотя спрашивать её об этом сейчас было бы равносильно подтверждению знания, которое сделало бы сделку неактуальной. Поскольку в данный момент она, похоже, соблюдала мир, он не чувствовал необходимости настаивать на этом. Он был уверен, что в конце концов всё выяснится, а пока он намерен насладиться покоем.
Опустив взгляд, Люк впервые заметил кольцо на пальце Кирии. Проследив за его взглядом, она подняла руку и провела пальцами по кольцу:
— Думаю, ты хочешь вернуть его?
— Да, — Мара рассказала ему, что сделала д'Арка, когда доставили кольцо, и обо всём, чего она добилась. Он не хотел выглядеть неблагодарным, но это было важно... а с Кирией нельзя допускать двусмысленностей, — кольцо должно быть у Мары, если оно не на моём пальце. Тебе следует это знать.
— Она никогда не просила его, — вздёрнула подбородок Кирия.
— Ей и не нужно это делать.
— A что получу я? — попыталась надуть губы Кирия.
— Ты получишь пятнадцать имений, включая поместья на Корусанте, Тейре и Комменоре, персонал для управления ими, защиту, щедрую пожизненную ренту и мою... безграничную благодарность.
— Но это очень красивое кольцо, — Кирия подняла руку, рассматривая голубой камень.
— Но не твоё.
С улыбкой Кирия сняла кольцо с пальца. И все же, когда она передавала его, Люк уловил следы искреннего сожаления(19).
— Знаешь, мне действительно нравилось носить его.
Он принял кольцо, вернул его на мизинец, испытывая неловкость из-за всего, о чем он её просил.
— Я знаю.
— И я скучала по тебе, — замялась Кирия.
Люк не отрывал глаз от кольца, ему было глубоко не по себе. Заметив это, Кирия оживилась в своей обычной неотразимой манере:
— У меня не было никого, кто покупал бы для меня драгоценности.
Люк негромко рассмеялся, понимая, что она делает:
— Уверен, ты можешь купить свои собственные.
— Но это не так приятно, как когда ты даришь их мне, — слегка поддразнила она, — и кроме того, я считаю, что заслужила их. Я смотрю на них как на осязаемое доказательство доверия.
"На твоем месте я бы не использовал это в качестве подтверждения", — храбро предупредил Люк. "У тебя может оказаться меньше, чем ты себе представляешь".
— Думаю, ты удивишься.
— Я буду сильно удивлён, — ровно ответил Люк, — я никогда не доверял тебе прежде.
— Значит, начнём с чистого листа? — Кирия уверенно улыбнулась.
— Оно может быть не таким, как ты хочешь... Мара,.. — опустил глаза Люк.
— Да, я знаю. Она мне сказала.
Люк сомневался, и Кирия решительно продолжила:
— Я по-прежнему нужна тебе.
— Да, это так, — согласился он, встретившись с ней взглядом, — и ты всё равно останешься, потому что считаешь, что можешь изменить меня.
Она сверкнула идеальной улыбкой, рубиновые губы оттенялись тёплой, карамельной кожей.
— Может быть, я ещё удивлю тебя.
Ещё несколько секунд она удерживала его взгляд, а потом с присущими ей тактом и изяществом удалилась, оставив Люка одного. Всё ещё ослабленный он опустился на подушки, по привычке машинально вращая на пальце кольцо матери, наслаждаясь ощущением целостности, которое наконец вернулось к нему.
Мара уже рассказала, как оно помогло ему, и... было приятно думать, что во время всего этого мама присматривала за ним. Что её кольцо помогло защитить его, в определённом смысле. Помогло сохранить Империю, вырванную его отцом из трясины гражданской войны, а потом дало Люку стимул вытравить из неё любой намёк на влияние Палпатина.
Интересно, одобрила бы она это сейчас? Понравилось бы ей наблюдать первые шаги этой молодой Империи на пути от автократии к демократии? Несомненно, да.
Его мысли обратились к единственной голозаписи, которая у него была... к каскаду ореховых волос, в числе прочих черт унаследованных её дочерью. Его отец всегда считал, что Падме была хорошим и справедливым человеком... и она — часть его самого, как говорил отец. Так же, как она — часть Леи, она — часть того, что создало его. Она — тоже часть его наследия. В конце концов, она тоже спасла его.
1) 165. Имеется ввиду эпизод, описанный в Главе 7 перевода Алиты Лойс...
2) 166. В оригинале: "totalitarian Empire" — тоталитарная Империя. Но правление Палпатина носило, скорее именно деспотический характер, нежели тоталитарный...
3) 167. В оригинале: "divine rule" — "божественное правление". Судя по всему автор отсылает нас к концепции "божественного права королей" или "божественного права" — средневековой (в первую очередь христианской) политико-религиозной доктрине легитимизации монархии. Согласно ей монарху предопределено унаследовать корону до своего рождения. Считается, что подданные короны активно (а не просто пассивно) передали Богу метафизический выбор души, которая будет населять тело короля и управлять ими. Таким образом, "божественное право" возникает как метафизический акт смирения и подчинения Богу. Следовательно монарх не подотчётен и не подчинён никакому земному авторитету (парламенту, аристократии и т.п.), поскольку право монарха на власть проистекает непосредственно от божественной власти. Т.о. любая попытка свергнуть или ограничить власть монарха противоречит Божьей воле и является кощунством. Однако, следует помнить, что в ДДГ в целом отсутствует религия (по крайней мере, единая) и понятие о Боге (как минимум, в привычном для нас виде). В этом смысле для ДДГ, скорее, должна быть ближе китайская политико-философская концепция "мандата небес" (кит. яз. 命 天; пиньинь: тяньмин; букв. "воля небес"), которая использовалась в древнем и имперском Китае для легитимации правления Императора. Согласно этой доктрине, небеса, олицетворяющие естественный порядок и волю Вселенной (сравни с Силой в ДДГ), даруют мандат справедливому правителю Китая — "Сыну Неба". Если правитель свергался, то это интерпретировалось как указание на то, что он недостоин и потерял мандат. Также было распространено мнение, что стихийные бедствия (голод, наводнения и т.п.), являлись божественным возмездием, несущим признаки недовольства Небес правителем. "Мандат Небес" не требует, чтобы законный правитель имел благородное происхождение, а зависит от того, насколько хорошо этот человек может править. В отличие от европейской концепции "божественного права", "Мандат Небес" не наделяет Императора безусловным правом править — сохранение мандата зависит от справедливой и умелой работы правителя и его наследников. Но опять же, не стоит забывать, что Палпатин — ситх (бейнит к тому же), с соответствующей ордой гизок в башке...
4) 168. В оригинале: "Blood Royal" — это словосочетание можно перевести как "королевская кровь", "королевская семья", "королевское происхождение" и т.п. Но, учитывая определённую версию происхождения Энакина Скайуокера (а, следовательно, и его потомков), то что на протяжении всей трилогии Палпатин вдалбливал Люку, да и общий контекст произведения, это место я перевёл так как перевёл. Хотя, как по мне, здесь больше подошло бы "наследование в Силе"...
5) 169. В оригинале: bloodline... С учётом сказанного в предыдущем примечании, оставил как есть...
6) 170. В оригинале: "she had Sith blood" — дословно: "она имеет кровь ситхов"...
7) 171. В оригинале: "no greater claim" — нет больших претензий/прав… Но, в отличие от Рииса, мы помним, что, помимо всего прочего, Люк получил трон в полном соответствии с традицией ситхов, причём линии Бейна.
8) 172. Нубийская яхта типа "H" — яхта класса люкс с обтекаемыми ракетообразными обводами, спроектированное Дизайнерским коллективом Набу и строившееся Тидским дворцовым машиностроительным корпусом космических кораблей для Королевского дома Набу (и др. vip-клиентов). Впервые появляется в фильме "Звёздные войны: Эпизод II Атака клонов" — именно на такой яхте Падме и Энакин рванули с Набу на Татуин.
9) 173. В оригинале: "two wings of" — два крыла. Авиационное крыло — название авиационной войскового формирования в некоторых странах. Например, в ВВС США соответствует авиаполку. Организационная структура крыла, как правило, включает в себя штаб, командный пункт и три авиационные эскадрильи самолетов. В каждой эскадрилье обычно имеется от 18 до 24 самолетов. Также в состав крыла могут входить учебно-тренировочные эскадрильи. В ВВС США авиационное крыло (англ. Wing) организационно стоит на одну ступень ниже "Воздушных армий" (Air Force) и является основным организационным и тактическим формированием. Два полка (крыла) истребителей и полк штурмовиков — многовато будет...
10) 174. В оригинале: "blastboats"...
11) 175. Барве — небольшое шестиногое животное, разводимое на мясо. Их репутация нечистого животного привела к тому, что слово "barve" и прилагательное "barvy", по всей Галактике использовалось как оскорбление, которое было особенно распространено среди охотников за головами. Функционально соответствует нашему "свинья", хотя за свиней, конечно, обидно...
12) 176. Чуть более 3 (прописью — трёх) метров...
13) 177. Нет не очепятка, так у автора...
14) 178. В оригинале: "tabard". Табард (от фр. tabarde) — недлинная, открытая с боков накидка с короткими рукавами или вовсе без них; одеяние средневековых герольдов. На табарде может находиться герб владельца. Первоначально появился во Франции как простая верхняя, закрытая, но, как правило, рукавов одежда крестьян, монахов или пеших воинов. Впоследствии превратились в открытую с боков верхнюю одежду, носимую с поясом или без него. Символическое значение, как и добавление герба, табард обрёл на позднем этапе, став принадлежностью военачальников, как средство защиты доспехов от нагрева солнцем и, возможно, от дождя. Удерживался перевязью меча.
15) 179. В оригинале: "era of tolerance". Толерантность — совершенно чёткий физиологический и иммунологический термин, означающий состояние организма, при котором иммунная система устойчиво воспринимает чужеродный антиген как собственный и не отвечает на него; отсутствие у организма механизмов защиты от внедрения в него чуждых для него элементов; ослабление или отсутствие иммунитета, — за каким-то ситхом притянутый в социологию.
16) 180. В оригинале: "snout" — нос, рыло, морда, пятачок...
17) 181. В оригинале: "entente cordiale" — (фр.) сердечное согласие...
18) 182. В оригинале: "to cut down a strip"...
19) 183. В оригинале: "of genuine reluctance" — искреннего нежелания, сопротивления и т.п.
Глава 48
Лея стояла на широком мраморном балконе величественного Императорского дворца, бледно-медовый оттенок которого отражал полуденный солнечный свет. Лёгкий(1) осенний ветерок трепал прядь волос, выбившуюся из официальной прически, которую она носила, — крошечные жемчужные булавки удерживали по бокам головы две скрученные в бобы косы(2). Она любовалась открывающейся перспективой, голова слегка кружилась, как от того, что она, не опасаясь преследований, вновь может быть здесь, в резиденции правительства, так и от потрясающих видов.
Неполных три месяца прошло с момента обнародования великого замысла Люка, и сегодня она и другие умеренные повстанцы присутствовали на официальном выступлении Императора, открывавшем Мирную конференцию(3)... Впервые за последние десятилетия дипломаты, верные Старой Республике, смогли официально прибыть на Корускант.
В своём выступлении Император обещал выделить участок земли возле Императорского Дворца в самом центре Старого Корусканта, на котором в течение почти тридцати лет располагался огромный комплекс военных казарм и строений. В первый же день переговоров Люк объявил, что этот комплекс будет снесён, чтобы расчистить место для нового гражданского здания. Потом он предлагал и требовал уступок в качестве условий переговоров, уточнял принципы, соглашения и программу, которыми будут руководствоваться все присутствующие, а в заключение выразил надежду, что к тому времени, когда здание будет построено, те, кто присутствует на этих переговорах сегодня, будут иметь честь и ответственность назвать и обустроить его.
Тридцать лет назад на этом месте стояло здание Сената Старой Республики.
Лея позволила себе лукавую улыбку. Она не могла не признать, что её брат обладал талантом артистично убеждать и вдохновлять.
И чувством исторической значимости. Потому что сегодня все понимали, что стали, по сути, свидетелями создания нового Имперского Сената.
Имперский Сенат... противоречие понятий, подумала она... но не большее, чем человек, который это затеял.
Сейчас он стоял один, опираясь на резную мраморную балюстраду балкона, выходившую из его личных покоев. Как она узнала за прошедшие три месяца, он часто так делал, даже окружённый разумными, незаметно скрываясь от присутствующих. До начала официального торжественного обеда оставалось несколько часов, на это знаменательное событие собрались представители всех сторон, но к ним с Ханом тихо подошел недавно вступивший в должность Канцлер Халлин с сугубо приватным приглашением в резиденцию Императора.
Чувствуя себя в некоторой степени виноватой за вторжение в его уединение — что неудивительно, при его-то жизни; он, казалось, обрёл уникальную способность излучать невидимый сигнал "оставьте меня в покое", — Лея, всё же направилась навстречу... своему брату.
Остановившись возле него, она заметила, что он задумчиво рассматривает находящуюся у него в руках небольшую деревянную шкатулку — простую, без украшений, размером примерно со сжатый кулак.
Улыбнувшись, Лея облокотилась на прохладную каменную балюстраду.
— Что это?
Он оторвался от своих размышлений, словно только сейчас осознав, что она здесь. Его несочетающиеся глаза смотрели поразительно серьёзно, лицо, всё его поведение казались мрачными и замкнутыми... затем, в одно мгновение всё исчезло, подобно облачку, проходящему перед солнцем — он улыбнулся и тотчас превратился в того самого пилота, которого она так хорошо знала.
— Ничего, — пожав плечами, он повертел в руках шкатулочку, — ничего существенного.
Лея нахмурилась, с любопытством переводя взгляд с Люка на шкатулку. Он опять улыбнулся, со скрипом открыл тугую крышку и передал ей.
Она взяла её и заглянула внутрь... но там оказался лишь мелкий серый пепел. Лея вопросительно посмотрела на него, но он лишь снова пожал плечами.
— Видишь — это совершенный пустяк.
— Тогда зачем ты его хранишь?
Он долго смотрел на шкатулку... затем слабо кивнул, как если бы принял какое-то личное решение.
— Ты права. Выброси это.
Лея ещё раз взглянула на тусклый пепел в шкатулке, инстинктивно чувствуя, что здесь происходит нечто крайне важное, но не понимая, что именно. Внимательно наблюдая за ним, она протянула её через край балкона...
Что-то мелькнуло в его внимательном взгляде, что-то одновременно озорное и нерешительное, лукавое и ранимое, так что Лея невольно нахмурилась.
— Ты уверен?
Он снова кивнул:
— Опустоши её.
Лея перевернула шкатулку вверх дном. Оттуда высыпался бледный пепел... мимолётное облачко, тут же исчезнувшее, развеявшееся по ветру.
Какое-то мгновение она наблюдала за этим, но её внимание вновь переключилось на брата. В нём произошла какая-то глубинная перемена, его взгляд, всё его тело и восприятие следовали за пеплом, пока он рассеивался, мгновенно унесённый прочь ветром. Но он по-прежнему внимательно, молча смотрел, словно мог ещё что-то видеть. Некоторое время ещё он стоял неподвижно, глядя на далекий небосклон. Ветер трепал его волосы, на его лицо снова набежала тень, им овладела тихая меланхолия...
Вдруг он резко повернулся, и Лея почувствовала, как у неё в руках шкатулка рассыпалась на фрагменты и разрушилась, как, словно под огромным давлением, дерево рассыпалось — само по себе буквально в секунду превратилось в пыль и щепки... хотя ни одна даже не поцарапала ей кожу, а сила и энергия этого действа оставила лишь тепло на её ладони. От неожиданности она раскрыла ладонь... и ветер подхватил слишком мелкие, чтобы уследить за ними, щепки, в мгновение ока унеся их прочь.
Она уставилась на Люка в абсолютной уверенности, что только что произошло нечто крайне важное, но не понимающая, что именно. А он улыбнулся. И это согрело его лицо и его чувства — она ощутила это совершенно отчётливо.
— Ничего, — снова заверил он, — ничего существенного. Уже ничего.
Он обернулся и помедлил, приглашающе подняв руку, Лее не требовалось видеть удивление всегда внимательной Мары Джейд, чтобы понять, как упорно старается Люк. Время от времени в коротких, самозабвенных порывах он изо всех сил пытался быть прежним. Не всё время и не всегда успешно... Он понимал это так же хорошо, как и Лея. Но это не имело значения... У неё хватало веры на них обоих, и сейчас достаточно этого. Наверное, он прав, и ему уже никогда не стать вновь тем человеком, каким он был, когда Лея потеряла его. Но она точно знала, что никогда он не станет тем, что так старался создать Палпатин. И этого тоже, на данный момент, вполне достаточно.
Поэтому она улыбнулась, шагнула к Люку, взяла его под руку и позволила увести себя обратно в большую гостиную, где непринуждённо беседуя, стояли Нейтан, Хан и подозрительно свободно одетая Мара. Разумеется, это не было тайной, хотя многие считали, что это ребёнок Нейтана Халлина. Вообще-то Лея не сомневалась, что правду знали только присутствующие в этой комнате... даже Хан умудрился целых сорок минут не упоминать об этом — Лея гордилась им.
— Эй, Малыш,.. — примерно так же как и любой контрабандист, чувствуя себя неуютно в военной форме, Хан, поправив пальцами высокий воротник, подошёл к Лее и посмотрел на балкон, где она только что высыпала пепел. Его слова выдали пристальное внимание к... ну, это мог быть любой из них, подумала Лея, — выбрасываешь там мусор?
Рядом с ней Люк, казалось, смог позволить себе улыбку:
— Ну кто-то же должен.
* * *
Один раз, всего лишь раз Люк позволил себе обернуться и взглянуть на темнеющее небо, в котором развеялся прах Палпатина... От руки сестры, а не его собственной. В мыслях вспыхнуло воспоминание о клятве, данной Палпатину на той роковой дуэли, когда он с такой безысходной яростью бросился на убийцу своего отца. "Люк Скайуокер убил бы Вас, но мне этого недостаточно. Больше нет. Вы научили меня подобному. Поэтому когда я заберу Вашу власть, я посвящу себя уничтожению каждого маломальского следа того, что Вы когда-либо существовали... И затем я возьму Ваш пепел и рассею по ветру... Вся эта работа, все Ваши амбиции, Ваша власть, Ваша драгоценная династия ситхов, всё сведётся к нулю. Пыли на ветру."(4)
Пыль на ветру. Он должен чувствовать что-то большее, может быть, окончательное достижение всего, к чему он столь долго стремился, исполняя клятву, которую он дал Палпатину всеми фибрами своего существа в отместку за смерть своего отца. Он хотел ощутить нечто большее, какое-то чувство завершения, законченности, триумфа... но его мысли уже занимало другое — будущее и то, куда они с Леей смогут привести эту новую надежду, а не пустое исполнение той горькой клятвы. Так что, в конце концов, клятва, так долго питавшая и двигавшая им, оказалась не более чем пылью на ветру, рассыпанной, рассеянной и мгновенно исчезнувшей.
От мрачных мыслей его отвлекло ощущение сдержанного любопытства сестры, и Люк улыбнулся, вновь обращая свое внимание на Лею:
— Мы должны подыскать тебе резиденцию на Корусканте, — наконец сказал он, — где-нибудь поближе к новому зданию Сената, когда оно будет построено.
— Мы только начали конференцию, а ты уже планируешь Сенат, — с усмешкой сказала Лея.
Люк глянул на балкон, зная, что далеко внизу собираются первые тяжёлые строительные дроиды, готовящиеся к демонтажу тщательно укреплённого комплекса казарм военных, охранявших окрестности Императорского дворца.
— Я вижу его в точности... от главного шпиля и вниз, вплоть до пола под ногами.
По какой-то причине, которую он искренне не понимал, но чувствовал, что должен это сделать, он приказал извлечь два каменных полукружия, всегда покоившиеся под Солнечным Троном Палпатина, и перевезти их в новое здание Сената, которое будет построено на месте казарм. С тем, чтобы установить их в центре главной палаты Сената, соединив в единый целый круг, который Люк когда-то давно увидел в том видении в Тронном Зале своего Мастера.
Особое удовольствие ему доставляла мысль, что он навсегда останется в самом центре Сената, ликвидации которого Палпатин посвятил столько лет своей жизни. Почему-то, подобно заключению тёмного, ржаво-красного диска в светло-кремовом кольце, это объединяющее заключительное действие ощущалось как завершение цикла — окончательное исполнение пророчества. Он знал, что, помня, откуда он был извлечён, всегда будет улыбаться, когда увидит его. И в ближайшие годы, по мере формирования возрождающегося Сената, он рассчитывал частенько видеть его... равно как и Лея.
И она будет не одна: с ней будут и другие умеренные члены Совета Альянса. Остальные, более склонные к военной деятельности, уже были сняты со своих нынешних постов в Альянсе и назначены на неприметные должности в Имперском флоте. Несколько лет, чтобы все привыкли к этой идее, и он сможет спокойно продвигать их на руководящие посты... Обеспечив тем самым возможность покончить с существующим влиянием Королевских Домов на высшие эшелоны Вооруженных Сил.
Лея пожала плечами, наклонившись к нему.
— Ничего страшного... Я не собираюсь оставаться на Корусканте надолго.
— Нет? — с сожалением сказал Люк, — я тоже.
Она всегда была его ключевым игроком. Он всегда в ней нуждался. Для себя, для Галактики... для того, чтобы наконец-то было покончено с этим проклятым пророчеством. Люк почувствовал мимолётное сожаление о том, что его отец так и не узнал, что исполнил пророчество — создал этот баланс, эту симметрию в своих сыне и дочери. Двойняшки — разные аспекты Силы, существующие в равновесии: тьма и свет, власть и совесть.
Но чтобы завершить пророчество, Люку необходимо раскрыть этот потенциал — нужно наделить Лею той же Cилой, что и у него. Поэтому он должен обучить её, как Йода учил его — как джедая. Он должен вспомнить уроки магистра Йоды, вернуть себе тот образ мыслей, пусть и на время. Чтобы дать ей силу противостоять ему, лично и политически. Чтобы уравновесить его.
Ему нужен кто-то, кто сможет противостоять его способностям, и это не может и не должна быть Мара — он не хотел, чтобы ему хоть однажды пришлось вступить с ней в противоборство. Как дипломатично заметил Нейтан, несмотря на их общие старания, они и без дополнительных стимулов довольно взрывоопасны.
Поэтому ему требуется другой чувствительный к Силе... Но не любой, а тот, кто в поддержание баланса вложит больше, чем просто дружбу. Лее хватит силы и стойкости, чтобы противостоять ему, а так же ответственности и привязанности, чтобы никогда не пытаться свергнуть его... по крайней мере, не всерьёз. Он понимает, что предоставит ей больше свободы действий, чем кому-либо другому, потому что она такая, какая есть. Рано или поздно появится соблазн обратиться к кому-то другому — он знает это. Кто он ни есть, он по-прежнему — Волк Палпатина.
А его сестра уравновесит его, согласно пророчеству. Там, где он — сила, она — сострадание. Его инициативу ограничит её сомнение. Его стремление компенсирует её осторожность. Её совесть смирит его нрав. Её сдержанность обуздает его нетерпение... Если он наделит её властью. И он сделает это — он уже начал, потому что без этого он не сможет продолжить. Без неё он разорвется на части, и он понимает это. Именно об этом говорило последнее видение Трона... Об осознании, что если он сядет на трон, если он возьмет власть в одиночку — она уничтожит его. А здесь — естественное равновесие... изначально.
Хватит ли этого, чтобы противостоять тому, что заложил в него его старый Мастер? Он сомневался в этом... хотя Лея высказала надежду, что сможет. Люк подозревал, что именно это стало для неё главной причиной согласиться на обучение. Пожалуй, она права...
Потому что впервые он искренне верит, что у него есть что-то, что может умерить его внутреннюю Тьму, что-то, что даёт ему уверенность действовать, не оглядываясь на нависшую над ним тень Палпатина. Нечто, сдерживающее Волка.
Пусть Тьма сидит у него в тени — у него будет свет, чтобы держать её там.
И у него есть Мара... Он окинул взглядом просторную, роскошную комнату, и она мгновенно обернулась с того места, где стояла, разговаривая с Нейтаном, возле двери — вечный телохранитель, даже сейчас, несмотря на посольские мантии, в которые оба одеты. Он заметил, что за последние несколько недель стиль её одежды вновь изменился: появились более свободные, менее облегающие фигуру вещи... Хотя он был совершенно уверен, что у неё где-то в складках одежды спрятан как минимум один бластер, и, конечно же, световой меч — как она утверждает, исключительно из сентиментальных побуждений.
Она слегка вскинула брови, наклоняя голову в лаконичном вопросе, но он лишь слегка улыбнулся, не стесняясь любуясь ею. Мара, которой, как он считал, никогда больше не сможет доверять... и которой, как оказалось, он доверяет больше всех. Мара, которая была его силой, даже когда он этого не понимал. Он опустил взгляд на её живот, и она легонько провела по нему рукой — непроизносимый язык личной страсти. Он не знает, куда они направятся дальше, но уверен, что они будут идти вместе. И так всегда...
И его сын... Лея наделила его ещё нерождённого сына самым ценным из всех даров: выбором. Уже одно это обеспечило ей иммунитет даже от его капризной натуры. Его сын вырастет в целой Галактике надежд и возможностей, всего потенциала миров, всего разнообразия выбора... в Галактике, где такая же свобода будет у всех. Люди, собравшиеся в этой комнате, позаботятся об этом.
* * *
Спустя лишь сутки после начала Мирной конференции, на которой Император простым вступительным словом укрепил свой неизменный статус героя дня(5) и защитника народа, Тэллон Каррде стоял возле высоких стеклянных дверей в личном кабинете Императора в правительственном крыле Императорского дворца и любовался великолепным видом спящего экуменополиса. В предутреннем сумраке между синеватыми зданиями стелился прохладный осенний туман, а самые высокие шпили пробивались сквозь дымку ранней изморози.
Он не мог не признать, что этот, открывающийся из необыкновенного здания, вид впечатлял.
На секунду он задумался, каково это — взирать из этого Дворца и знать, что тебе принадлежит всё видимое тобой. Стоять здесь, в темноте ночи, смотреть на звезды и понимать, что ими всеми, до единой, повелевает твоё слово.
Поменялся бы он местами с Императором, будь у него такая возможность?
Ни на секунду. Зная этого человека, зная цену, которую он платит каждый день, Каррде мог уверенно сказать, что он весь целиком, до кончиков ногтей(6), благодарен за то, что через час или около того развернётся, уйдёт отсюда и оставит это всё за спиной.
Император однако... сможет ли когда-нибудь уйти он? Будет ли это действительно возможно, несмотря на все его тщательно продуманные планы?
Он сделал бы это в одно мгновение, если бы мог. Каррде всегда видел это в глазах молодого человека. Это было одной из причин, почему он ему нравится. Но в глубине души Каррде подозревал, что у Императора никогда не будет возможности, к которой он так старательно стремится... и в глубине души Каррде догадывался, что Скайуокер тоже понимает это.
Дверь за ним отворилась, и с легкой улыбкой вошёл сам хозяин... как всегда, даже когда он говорил с теми, кому доверял, закрытый сотней щитов, что было заметно по тонким морщинкам вокруг выразительных несовпадающих глаз и плотно сжатой челюсти.
Каррде изобразил официальный поклон. Он никогда не любил протокол, хотя Император никогда и не требовал от него этого.
Спустя три месяца после пережитых злоключений Император полностью поправился. Хотя Каррде слышал, что он с головой погрузился в управление Империей в тот же день, как вернулся, к вящему разочарованию своего многострадального лекаря Нейтана Халлина. Может быть, именно по этой причине тот решил сменить профессию, причем на дипломатию... Не иначе — нужно совершенно отчаяться, чтобы заниматься этим, с горечью подумал Каррде. С другой стороны, любой, кому удавалось сохранять хладнокровие, имея дело с таким тихим упрямцем и бесконечно непредсказуемым человеком, как Император, вероятно, счёл бы дипломатию меньшей нагрузкой. Даже сейчас, когда на Корусканте обосновался Альянс повстанцев, и есть все основания надеяться, что к концу года будет создан настоящий, работающий временный Сенат!
Почувствовав себя достаточно комфортно, чтобы спокойно начать разговор с человеком, который оказался способен проделать всё это на одной лишь силе воли, Каррде кивком головы указал на городской пейзаж.
— Прекрасный вид.
— Правда? Видимо, да, — Император бросил взгляд на балкон.
"У меня нет времени любоваться", — таким оказался нечаянный вывод. Тем не менее, Император вышел на широкий, отделанный мрамором балкон, и Каррде последовал за ним. Оба мужчины остановились у резной балюстрады, чтобы посмотреть на окутанный туманом город, когда на горизонте забрезжил рассвет.
— Слышал, что намечается очередная серия реформ... Полагаю, в дополнение к Вашему новому законодательному учреждению, — в наступившей тишине сказал Каррде.
— Ты слишком много слышишь.
— Именно за это Вы мне так хорошо платите, — легко заметил Каррде, не отрывая взгляд от города.
— Я предложил бы тебе должность в штате, чтобы посмотреть, не сократятся ли мои расходы, но вряд ли ты согласишься.
Каррде улыбнулся, посмотрев с высоты балкона на роскошные, покрытые белым инеем сады на крыше главного Дворца далеко внизу.
— Вы же меня знаете — строптив и независим.
— Или просто упрямец, — без злобы ответил Император, — к счастью, я знаю, к чему ты клонишь, поэтому не буду больше спрашивать... Хотя предложение по-прежнему в силе, ты в курсе?
— Спасибо, — искренне ответил Каррде, — надеюсь, это не нарушит нашу существующую договоренность?
— Всё как обычно, — покачал головой Император, снова обернувшись к бескрайнему городу вокруг них.
— Не думал, что с Вами случится такое.
Полуобернувшись, Скайуокер изобразил насмешливую обиду:
— Что... у меня есть план.
— Вряд ли это именно то, о чём все подумали, не так ли?
— И всё ещё нет, но только между нами, — на его губах промелькнула тень улыбки.
При этих словах. Каррде застыл, на ум приходили тысячи возможных вариантов.
— Вы… э-э... не желаете пояснить?
Несколько секунд взгляд этих несовпадающих глаз говорил о том, что он может... затем это легко превратилось в дразнящую улыбку, и он отвернулся.
— Я буду держать тебя в курсе.
— Конечно, — Каррде поднял лёгкую папку, с которой он пришёл, и протянул её Люку, — я принёс тебе подарок... Вообще-то их два, но этот — нечто и ничто, условно выражаясь.
Его слова звучали небрежно, однако его тон был вовсе не таким. Император принял папку с явным недоумением, не представляя, что там. Внутри оказался сложенный лист флимсипласта с загнувшимися углами(7), надорванный и пожелтевший от времени, но явно бережно хранившийся.
Осторожно, с опаской, будто обезвреживая бомбу, раскрыв тонкий, с оборванными краями лист Император взглянул на него... и замер в молчании.
Каррде внимательно наблюдал за его лицом, заметив, как на мгновение заставляя нахмуриться этот пока ещё молодой лоб избороздили лёгкие морщинки, хотя это была единственная реакция, длившаяся не более секунды. Ощущая сверхъестественную, ожившую тишину, окутавшую Императора, Каррде не переставал говорить, поминутно задаваясь вопросом, а правильно ли он поступает.
— Гент, мой ледоруб, интересуется гонками на свупах. Не одобренной правительством причёсанной версией(8)... без обид, — добавил Каррде, понимая, что Императора не обманешь, особенно в свете того, на что он сейчас смотрел, — он предпочитает настоящие, устроенные в сплошных смертельных ловушках отдалённых планет Внешнего Кольца, где может сойти с рук всё, что угодно, пока есть возможность отмыться потом.
Каррде склонил голову, но речь его оставалась ровной и непринужденной.
— А ещё он собирает старые флимсипластовые афиши гонок со схемами маршрутов, которые они вывешивали в дни соревнований..
Император взглянул на него, и Каррде, закатив глаза, покачал головой:
— Понятия не имею, зачем... и не спрашивайте меня. Кажется, он говорил, что ему нравится старая графика. Они висят у него по всем стенам каюты на борту "Дикого Каррде". Этой почти десять лет, с какой-то планетки во Внешнем Кольце под названием Татуин. Он собирает их через ГолоНет... со всеми этими ограничениями... Вот тут,.. — Каррде чуть наклонился, показывая пальцем, — мне бросилось в глаза. В списке гонщиков второго этапа указан свуп, принадлежащий механику по имени Лэйз "Фиксер" Лонеознер(9)... а пилотом значится Люк Скайуокер, из Анкорхеда на Татуине. Видимо, местный парень.
Скайуокер — а Каррде теперь практически не сомневался, что это тот самый Скайуокер — не шелохнулся, а на сильном ветре трудно было понять, дрожит ли старый испачканный лист флимсипласта в потоке воздуха или в держащих его руках.
— Я подумал, что Вам это может понравиться, — нейтрально сказал Каррде, уверенный, что так оно и есть, — и уверен, что Гент не расстроится. В конце концов, Вы платите ему зарплату... опосредованно.
Он ожидал, что Император порвёт его, полностью уничтожит и развеет по ветру. Но он, не поднимая глаз, очень бережно сложил старый лист флимсипласта и вернул его в папку.
* * *
Разумеется, Люку пришло в голову всё отрицать — сказать, что это совпадение, и поинтересоваться у наёмника, не собирается ли он теперь, когда решил, что выяснил имя Императора, тащить ему каждый обрывок информации, обладающий хоть каким-то туманным подобием. Он запросто мог бы воспользоваться Силой, чтобы убедить Каррде в неважности этого. Так же легко он мог проникнуть в разум мужчины и полностью удалить все воспоминания об этом имени. Но всё это выглядело мелочным и несерьёзным в свете того, что Каррде без всяких условий отдал ему афишу — похоже, единственное напоминание о его прежнем имени и прежней жизни, увиденное Люком за без малого десять лет. Контрабандист вполне мог оставить её себе — как кусочек головоломки, связанный с, казалось бы, недоступным прошлым Императора, она была бы невероятно ценна на чёрном рынке.
— Спасибо, — сказал наконец Люк, на холодном воздухе его слова вырвались облачком пара, — это... весьма интересно.
Они вместе повернулись, чтобы вновь полюбоваться городом: холодные, резкие инеистые тени отступали перед занимающимся рассветом, по мере того, как город просыпался, бесконечность зданий украшалась блеском огней, разбросанных по их громадным фигурам.
— А кто же тогда Фиксер? — наконец негромко спросил Каррде.
Люк, понимая, что сейчас наёмник просто любопытствует, позволил лёгкой улыбке приподнять края губ и отразиться в безмятежном голосе.
— Разумеется, понятия не имею.
— Ну конечно же, нет, — не поворачиваясь, мягко ответил Каррде.
— Хотя мне хочется думать, что сейчас он в какой-нибудь кантине на задворках мира, покупает выпивку для Жоржа Кар'даса.
Каррде едва заметно насторожился при этом неожиданном упоминании собственного сугубо личного прошлого, а подергивание густых черных усов выдало скрытую улыбку.
— Будем надеяться, что они напьются вдрызг и останутся там, не так ли?
Около минуты они дружески молчали, достигнув нового взаимного согласия и опустив ещё несколько щитов.
Обоюдно — хотя каждый видел это только в другом.
* * *
Позади раздался вежливый стук в дверь кабинета, после чего она отворилась, и Каррде увидел, входящего вечно взвинченного адъютанта Туриса с комлинком в руках:
— Прошу прощения, Ваше Превосходительство, коммандер Клем на связи.
— О, кажется, это Ваш второй подарок, — обернувшись к Императору сказал Каррде, безупречно изображая равнодушного исполнителя, хотя тот, наверняка, знал, что именно поэтому он и прибыл сегодня, — я оставил его на попечение Клема — вероятно, его доставили во Дворец.
Каррде улыбнулся, когда Император вопросительно склонил голову набок.
— Я оставлю Вас с ним, — загадочно сказал он и, отвесив ещё один неловкий поклон, ретировался.
Несмотря на все действия и намерения Императора, наёмник знал его достаточно хорошо, чтобы понимать, что, хотя второй доставленный им сегодня подарок будет оценён весьма высоко, с ним не обойдутся так же бережно, как со старой афишкой гонок на свупах с какой-то отдалённой планеты Внешнего кольца. Как и в непревзойдённом Дворце, с грозным величием возвышающемся в центре Галактики, за каждым изящным, любезным видом, как заплавным, утончённым фасадом, скрывалась мрачная и опасная тень человека, который так умело заставил Дворец, Галактику, и, скорее всего, зарождающийся Сенат плясать под свою дудку.
Пусть другие изнуряют себя попытками вычленить, классифицировать и убедить себя, что он такой или другой. Как и все в ближайшем окружении Императора, Каррде знал, что владеющий Империей человек — сложная, многогранная фигура, меняющаяся в зависимости от обстоятельств и от момента к моменту.
В какой-то степени любопытство побуждало его остаться, чтобы увидеть, насколько мстителен может быть Император, когда пожелает... А он пожелает, когда увидит дар Каррде, полученный ценой огромных усилий. Так, как это могла сделать только организация, подобная организации Каррде, одинаково комфортно чувствующая себя как в канализации любого города, так и на вершинах. Именно поэтому он никогда не примет предложение Императора: официальная должность всё это сведёт на нет, и он, по сути, превратится всего лишь в ещё одного советника.
Нет, ему лучше там, где он есть, заниматься тем, что у него получается лучше всего. И второй подарок служит тому подтверждением.
И он не должен здесь оставаться, не сейчас. Это личное дело.
* * *
Сдержанный и невозмутимый Люк стоял в показной пышности Большого кабинета. Он редко пользовался этой комнатой, представлявшей собой вершину имперского богатства и роскоши, как того требовал лишь его старый Мастер, не экономивший средства на свидетельства амбиций Империи Палпатина. Этот кабинет он выбрал с особым расчётом, стремясь даже так — изощрённым намёком — подтвердить мнение посетителя о нём, каким бы ошибочным оно ни было.
Конечно, он не должен — не должен играть в эту конкретную игру...
Но Тьма в его тени нашёптывала голосом старого Мастера, и он, подчас, не мог удержаться... не всегда.
Он глубоко вздохнул. От его дыхания и прохлады раннего утра бледной дымкой первых следов зимы запотел холодный транспаристил освещённого сиянием внешней подсветки громады Императорского дворца окна, перед которым он стоял...
Поддавшись импульсу, он подошёл чуть ближе и снова выдохнул, чтобы написать пальцем по запотевшему холодному транспаристилу:
И он балансирует на острие лезвия, пока перешёптываются демоны и ангелы.
Душой и разумом он вникал в слова, прочитанные им на Месте Пророчества, пока они исчезали... Потом он развернулся и быстро сел в большое резное кресло, стоявшее в глубине кабинета. Высокие двери скользнули в свои корпуса.
* * *
Одетые в алое дворцовые стражники ввели в пустоту роскошно обставленного и увешанного великолепными сложными, искусно выполненными гобеленами кабинета Крикса Мадина со связанными запястьями. Высокие — от пола до потолка — окна, украшенные витражами, изящно отделанными тонкими плавными медными полосами, освещали комнату мощными потоками искусственного света из неизвестного источника снаружи. Свет падал на блестящие панели чеканного палладия на богато украшенных кессонах потолка и, преломляясь, зеркально отражался от светлого мрамора пола огромного кабинета. Полированный камень отражал его так мощно, что несколько секунд Мадин не замечал одетого в тёмное мужчину, в одиночестве сидевшего в одном из двух резных кресел под окнами и безмятежно взиравшего на просыпающийся город.
Он понял это, лишь когда его поставили почти вровень с ним, и мужчина, слегка повернувшись, мягко и чуть насмешливо поприветствовал:
— Давно не виделись, генерал Крикс Мадин.
Крепко удерживаемый охранниками, Мадин застыл:
— Не так уж давно.
— Ну, я могу поспорить. Присаживайся.
Император небрежным жестом указал Мадину на кресло напротив, и прежде чем его усадили, вновь негромко сказал:
— Нет... он может сесть сам.
Мадин вырвался из ослабевшей хватки охранников, и несколько секунд упрямо стоял, не сводя глаз со Скайуокера, смотревшего на него неподвижным взглядом. Единственным звуком в нависшей тишине стало тихое стаккато пальцев Скайуокера, постукивавших по резной ручке кресла, в котором он сидел... Мадин протянул ещё несколько секунд, пока это постукивание не замедлилось, а затем, стиснув зубы, сел в вычурное набуанское(10) кресло.
Не глядя, Император кивнул стражникам, и, не сводя глаз с Мадина, дождался пока они не уйдут. Пока Мадин молчал, Скайуокер лишь одним взглядом окинул его помятую форму.
— Ты выглядишь несколько уставшим, Мадин. Жизнь в бегах пришлась не по вкусу? Я знаю, она немного отличается: быть брошенным на произвол судьбы без поддержки, когда не осталось никого, на кого ты мог бы положиться.
— Мне не о чём с тобой говорить, — процедил Мадин.
— Неправда, — решительно возразил Император, — я уже говорил раньше, что всегда считал, что у нас много общего, поскольку мы оба, можно сказать, стоим по разные стороны баррикад.
Лёгкое подобие улыбки тронуло длинный шрам на щеке Скайуокера, до сих пор наполняя Мадина гордостью за то, что он помог изобразить его там — вечное напоминание, что у врагов Императора есть зубы. Мадин холодно отвернулся и уставился в окно.
— Навевает старые воспоминания? — спросил Император, проследив за взглядом Мадина и посмотрев на город, — как я понимаю, ты много времени провёл на Корусканте... собирая информацию, несомненно, чтобы прихватить её с собой, когда переметнулся в Альянс. Надеюсь, она пригодилась.
— Она была крайне полезной.
— Судя по всему, недостаточно. Иначе меня бы здесь не было.
— Думаешь, это значит, что ты победил? — усмехнулся Мадин.
— Лишь сражение. Не войну. Но это в процессе.
— Ты никогда не победишь.
— Спасибо за столь разумный совет. Однако, я в любом случае продолжу реализацию своих планов.
Не понимая, что это значит, Мадин выдержал короткую паузу.
— Чего ты хочешь?
— Просто поговорить, никаких палок с камнями.
Легкое замешательство отразилось в мыслях Мадина, и Скайуокер холодно улыбнулся.
— В первую ночь на "Осе" ты сказал: "Палки и камни могут сломать мои кости, твои слова никогда не ранят меня", — наверняка ты помнишь?.. Я помню, — Скайуокер медленно отвернулся и тихо и ровно произнёс:
— Ты конечно же прав, со своими палками и камнями. Но что если, — эти странные, несовпадающие глаза вернулись к Мадину, столь яркими, что, казалось, они почти светятся в полумраке рассвета, — что если слова тоже могут тебя сломать?
— Только если я им поверю,.. а я никогда не верил ни одному твоему слову.
— Что иронично, потому что обычно я говорю правду. Ложь — такая... ненужная. Хотя я солгал, когда утверждал, что такой штуки, как код Судного дня, не существует... но ты тогда это понял.
— Не хочешь сейчас сказать мне его?
— Нет, не слишком, — сухо улыбнулся Скайуокер.
— Значит, ты говоришь правду, только когда это тебя устраивает.
— Есть смягчающие обстоятельства. Уверен, ты сможешь это понять... или ты не против сообщить мне коды связи и местонахождение унылой, растрёпанной шайки анархистов, которая до сих пор следует за тобой?
— Тебе я не скажу ничего. Можешь провалиться в пасть к сарлакку и прихватить туда с собой всю свою вонючую империю... и пусть вы все сгинете, — эти слова Мадин выпалил как проклятие.
— Какой же ты злой, узколобый и мстительный человек, — бесстрастно заметил Император, но в его голосе сквозило веселье.
— А ты? — не поддаваясь страху парировал Мадин.
— Я бы не назвал себя узколобым. Безжалостный, когда надо... Взрывной, как мне говорят... но вряд ли ограниченный. Сбиться с пути слишком легко, если не видишь всех направлений. Кроме того, это сводит на нет игру.
— Так вот, что для тебя это — игра?
— Всегда, — без колебаний ответил Император, — если относиться к этому слишком серьёзно, оно уничтожит тебя. Разъест и сожжёт, превратив тебя в топливо для костра.
— А когда взорвали бомбу на "Несравненном", это всё равно было похоже на игру? Тебя это развлекло? Или было просто больно?
Прежде чем ответить, Скайуокер долго смотрел ему в глаза... Но когда он начал говорить, его голос звучал, как всегда, спокойно и отстранённо:
— Да, было больно. Очень. Но гораздо больнее было то, что в том взрыве я потерял сорок семь человек.
— Я очень в этом сомневаюсь.
— Хотя небольшим утешением было, что и вы потеряли свою диверсионную группу. Тебе следует научиться лучше заботиться о своих людях, Мадин, особенно учитывая, что у тебя в распоряжении сейчас так мало людей, как мне сообщает разведка. Они полагаются на тебя — на твои решения. Они вверили в твои руки свои жизни. Это большая ответственность — сознавать, что от твоих решений полностью зависят их жизни.
Мадин молчал, не клюнув на удочку, понимая, о чём говорит Скайуокер. Тот момент на "Осе" впечатался в его память и постоянно являлся ему в кошмарах.
— А может, ты думаешь, что агентов так просто найти? — небрежно отвёл взгляд Скайуокер.
— Для меня, — уверенно ответил Мадин, — всегда найдутся люди, готовые сражаться, готовые доносить на твою Империю.
— Не сомневаюсь. Хотя я говорил за обе стороны.
— Нет... В Альянсе их не было.
— Ты же знаешь, что это не так, — возразил Скайуокер, — что касается, кто... ты будешь удивлён. Кроме Леи, конечно. Жаль, что ты так и не рассказал об этом. Не пойми меня неправильно, это полезно — иметь столько информации о своих противниках, но сейчас... сейчас это просто ещё один упущенный шанс.
— А может и нет. У тебя может случиться шок, когда прозвучит новость о моей смерти... может быть, тебе стоит дважды подумать, прежде чем принимать необдуманные решения.
Сухая улыбка Скайуокера не затронула его ледяных глаз.
— Если ты решил угрожать таким образом, тебе лучше это чем-то подкрепить... а ты этого не сделал. Никогда не пытайся блефовать перед ситхом, Мадин... если только у тебя опять нет поблизости припрятанных исаламири? Нет? Очень жаль. Ещё один секрет, который... я сделаю всё возможное, чтобы ты забрал с собой в могилу, — Скайуокер успокоился, в его голосе послышалось холодная насмешка, — итак, не считая Леи: агенты, прошлое — те, кто у тебя прямо под носом... Забавно, но это всегда не те, о ком думаешь, не так ли? Ну, в любом случае, это совсем не те, о ком думаешь ты.
— Ты не знаешь, о чём я думал.
— Напротив, я точно знаю, кто, по твоему мнению, работал на меня. Ты так часто говорил Теж Массе, что это Соло, что она сообщила мне, что в итоге ей пришлось открыть на него досье контрразведки.
Мадин стиснул зубы, прекрасно зная, что Скайуокер сейчас свободно выкладывает информацию, которую он всеми силами скрывал на борту "Осы". Его кровь закипела при упоминании об истинной лояльности Массы и её роли в его падении. Если бы для проверки теста ДНК Органы он послал кого-нибудь другого... Но она всегда казалась такой надёжной, с безупречным послужным списком задолго до того, как её предшественница... Вытаращив глаза он застыл на месте, осознавая все последствия предательства Массы.
— Один Латт, — пробормотал он, вспомнив прежнюю шефа разведки Альянса, после безвременной гибели которой командование перешло к Массе. Значит, уже тогда она была агентом Скайуокера.
— Ну вот видишь, ты можешь разобраться с этим... поздновато, конечно, но всё же, наконец, ты увидел связь.
— Как ты на неё вышел?
— За год или около того после Явина = ещё до того, как ты переметнулся в Альянс, — мы участвовали в довольно многих совместных операциях. Тогда Восстание было довольно разрозненным, постоянно в бегах, множество мелких подразделений, которые объединялись и разделялись в зависимости от задачи. Поэтому записей велось мало... а то немногое, что было, впоследствии было легко доступно и могло быть изменено, особенно начинающим офицером разведки, приписанным к "Дому-Один" и желающим создать себе безупречное прошлое, — Скайуокер наклонил голову на бок, — давай, Мадин — ты же стратег, а это мой стиль, в конце концов. Вербовать людей или ставить шпионов на должности, не вызывающие особого внимания, и оставлять их там на какое-то время, пока я, наконец, не уберу их начальство, и — посмотрите-ка — внезапно они оказываются при власти... и имеют ценность. Я делал это так часто... с Леей, с моффами, с командирами на флоте Императора, прежде чем убрал его.
Он прервался в притворной задумчивости:
— Если бы у тебя был надёжный начальник разведки, он мог бы объяснить тебе это... но — в том-то и камень преткновения — у тебя его не было.
* * *
Скрывшись за своей безупречной личиной спокойного безразличия, Люк напряжённо наблюдал, как Мадин закипает от осознания того, как глубоко был инфильтрирован Альянс в течение столь долгого времени... насколько бессмысленными были все предпринятые им самим и начальником разведки Альянса попытки найти в его рядах информатора-ренегата.
И вот оно... всё, чего Люк столько ждал. Всё, чего он хотел... в чём нуждался. Потому что, кем бы он ни был, он никогда не сможет полностью отделиться от волка, в создание которого Палпатин вложил столько сил. А может, и не захочет... не тогда, когда ему так хорошо.
— Мне было нужно, чтобы моего главного игрока кто-нибудь страховал. Я много времени и усилий затратил на то, чтобы вывести Лею на уровень, когда она будет представлять ценность... в конце концов, Мон Мотму я убрал, чтобы поставить у власти её. Но ты должен знать, что я говорил правду, когда сказал, что никогда бы не устранил Мон, если бы она не подписала предложенный тобой приказ об убийстве. Она умерла из-за тебя. Никаких гарантий, никаких цепей на моих запястьях. Я волен говорить то, что считаю нужным... открывать всю эту суровую правду... Она умерла из-за тебя, Мадин. Запомни это.
— Лжёшь.
— Я говорил уже, что редко лгу. Лея всегда была моим ключом, а Мон — препятствием, сдерживавшим меня, пока ты... ты не распахнул двери и не впустил меня, Мадин. Всё это возможным сделал ты — ты сделал это лёгким. Одной Леи было недостаточно, чтобы сделать задуманное, даже после смерти Мон. Мне нужно было нечто большее, что-то, что позволило мне разорвать ваше драгоценное Восстание надвое и забрать лишь то, что мне нужно. Только то, что я сочту достойным жить... Мне нужно было нечто, способное объединить мою Империю и расколоть Альянс повстанцев, а ты... ты принёс мне это на блюдечке.
Пренебрежительно покачав головой, Люк выдал тщательно рассчитанную плутовскую улыбку. Он манипулировал правдой ровно настолько, чтобы подпитать все страхи и паранойю Мадина. И даже сейчас, когда Люк допустил, что искажает правду в своих целях, Мадин всё равно заглатывал каждое слово, потому что оно питало эти ожидания. А Люк продолжал их кормить, потому что этого пока ещё недостаточно... пока нет.
— Нападение на Суверена Империи? Никто этого не потерпит, Мадин. Ты атаковал всё, что они знают... и вызвал неизбежную ответную реакцию. Жители тысяч планет видели, как истекает кровью их Император. Они видели, как он занял высоконравственную позицию перед лицом возмутительной провокации. Прежде я был их Императором... сейчас я их лидер. Они пойдут за мной куда угодно, благодаря тебе.
— Ты должен быть благодарен — если бы я захотел, я мог бы использовать это, чтобы полностью уничтожить Восстание. Им некуда было бы бежать, негде спрятаться. Но они мне нужны... некоторые из них. Мне нужно лишь контролировать их. Мне нужно, чтобы они стали если не преданными, то хотя бы покорными, раскаявшимися... униженными. И всё, что ты сделал, приблизило меня к этому.
Люк прервался, давая Мадину время осмыслить сказанное, а себе — удивиться собственной расчётливой подтасовке фактов и инсинуаций. Сколько здесь правды, а что искажено или скрыто только лишь, чтобы посмотреть, как корчится его враг? Сколько здесь от него самого, а сколько от волка Палпатина?
Потому что человек, предоставивший Лее полномочия, необходимые ей, чтобы противостоять ему, который вчера стоял перед Мирной конференцией и произносил речь, обещая её Альянсу и своей Империи свободу, которой они так дорожили, также оставался и защитником ситхов Палпатина. И этот человек очень хорошо знал, как легко те же самые действия могут позволить ему забрать абсолютную власть, даже сейчас. Как всегда, он стоял на самой грани рассвета и Тьмы. Балансируя на лезвии ножа.
Всё, что он точно знал, так это то, что в данный момент ему это необходимо. По крайней мере, на этот миг, он ослабил поводок Волка.
— ...Ты лжешь,.. — это всё, что Мадин смог вымолвить перед лицом рухнувшей убеждённости.
— Я уже говорил, что не нуждаюсь во лжи. Реальностью так легко манипулировать... и гораздо приятней, — Люк улыбнулся, чувствуя, как привычно тянет шрам на губе. Сидевший напротив него мужчина, оставил на нём не один шрам. И возвращать их ему казалось неизмеримо приятно, — забавно... оказывается, слова тоже могут наносить разные раны, не так ли?
* * *
Мадин застыл, не в силах справиться с яростью перед лицом этих убийственных утверждений. Неужели всё было лишь манипуляцией? Он всегда был стратегом, мастером тактики, который всегда вёл за собой, пока другие шли следом. Неужели он настолько оплошал, что не сумел разглядеть этот завершающий спектакль, разыгранный подмастерьем Палпатина?
— Ты не мог просчитать(11) такую реакцию...
— Это же очевидно. Ты не разглядел этого, потому что нарушил золотое правило, Мадин — ты упустил перспективу. Ты сделал это личным — твоё утверждение, не моё.
Император расположился поудобнее в своем величественном кресле, холодный бесстрастный голос резал острее любого клинка:
— Я хочу, чтобы перед смертью ты понял, что напрасно было всё, потому что твоё драгоценное руководство принадлежит мне. Твоё Восстание принадлежит мне. Я хочу, чтобы ты понял, что эту победу принесла мне именно твоя мелочная потребность в публичной мести. Я хочу, чтобы ты почувствовал, как рушится земля у тебя под ногами, и знал, что это происходит благодаря мне. Видишь ли, Мадин, — это и есть месть. Настоящая месть. Поверь мне, я знаю. Я знаю, что причиняет настоящую боль.... Я выучил все уроки, потому что меня учил Мастер. Преследовать человека, причинить ему боль, потому что он причинил боль тебе, желать публично пустить ему кровь, чтобы видела вся Галактика — это ничто. Не пустая трата времени и энергии, но, определённо, упущенная возможность. Месть — настоящая месть — заключается в том, чтобы отобрать у врага то, что он ценит больше всего, и уничтожить это. Разбить на куски и показать осколки, прежде чем добить окончательно. Ты пришел за мной, Мадин, и ты сказал, что это личное... так что сейчас я забираю у тебя всё. Всё. Но никто, кроме нас с тобой, не узнает об этом. Настоящая месть не требует зрителей...
Пару секунд на Мадина смотрели эти проницательные, несовпадающие глаза — пронзительные, острые и необычайно яркие... потом Император успокоился, его голос немного смягчился:
— Мой Мастер всегда считал, что это так... я не согласен. Это всего лишь самомнение... суетность, гордыня. Бессмысленные эмоции, которые, впрочем, показывают всем, что именно происходит в твоей голове. Нет, свою личную жизнь я веду за закрытыми дверями. Мне нечего доказывать, и у меня точно нет ничего, что я намерен разглашать.
— А Мон Мотма?
Император пожал плечами:
— Публичная казнь Мотмы не имеет ко мне никакого отношения. То, как Палпатин решил успокоить свою уязвленную гордость, — его дело. Но, как я уже говорил, она сослужила последнюю службу, даже когда её убрали: её пленение дало мне свободу заняться остальными участниками её Восстания, — он доверительно наклонился, словно давая совет, — никогда не упускай свои возможности.
— Ублюдок, — слово сорвалось с губ Мадина раньше, чем он успел подумать, но Император лишь усмехнулся, ничуть не обидевшись.
— Как минимум.
— Кто-нибудь остановит тебя... даже Органа отвернётся от тебя, когда разглядит правду.
На секунду — на долю секунды — Мадину показалось, что этот безупречный фасад чуть треснул, и голос Императора отстранённо произнёс:
— Возможно. Правда — скользкая штука... иногда я и сам перестаю её понимать.
— Это потому, что ты редко ей пользуешься.
Скайуокер усмехнулся, словно возвращая себе самообладание в ответ на привычные обвинения:
— Может быть, она перевоспитает меня — похоже, она этого хочет.
— Ты безнадежен, ситх.
— Так я ей и сказал, — он улыбнулся будто бы искренне соглашаясь, а потом снова прервался, казалось, задумавшись, — но она верит... что странно.
— Вера в подобного тебе... бывает.
Но, как обычно, трудно оскорбить того, кто явно столь невысокого мнения о себе. Скайуокер улыбнулся той нарочито лёгкой улыбкой, благодаря которой он казался таким бесхитростным.
— Так и есть, не так ли... и столько убедительных примеров обратного... И всё же люди продолжают так делать — понятия не имею, почему. У меня нет такой веры, её давно выбили из меня... Изредка я скучаю по ней.
На секунду он замешкался, будто растерявшись, и Мадин без колебаний ударил:
— Не думаю, что она вообще у тебя была... С чего бы тебе... сын Вейдера.
Это заставило Скайуокера поднять глаза:
— Мой отец хотя бы пытался стабилизировать, строить... ты же умеешь только разрушать.
— А ты? — вздёрнул подбородок Мадин.
— А я отлично умею и то, и другое.
— Похоже, ты гордишься собой, — огрызнулся Мадин, — надеюсь, ты можешь спать по ночам.
— Нечасто, — его лицо вновь озарила лукавая улыбка, — но это, похоже, не останавливает меня.
— Нужно было убить тебя, когда я приставил бластер к твоей башке...
— Да, нужно было... и я не раз предлагал тебе нажать на спуск. Но ты же не мог позволить, чтобы всё так просто закончилось? Тебе нужно было растянуть удовольствие. А я нажал бы на спуск и ушёл... и прекрасно спал бы той конкретной ночью.
— Нет, у тебя был шанс прикончить меня, но ты этого не сделал.
— Выбор времени, всего лишь. Проделки судьбы, — в одно движение век несовпадающих глаз холодно-невозмутимое выражение лица Скайуокера превратилось в безжалостно-угрожающее, — скажи спасибо... уверяю тебя, если бы я воспользовался шансом убить человека, угрожавшего жизни моего сына и его матери, это стало бы неспешной и мучительной расправой.
Внезапно Скайуокер метнулся вперёд. Его размазанное, как у разящей змеи, движение заставило отпрянуть шокированного Мадина, вскинувшего связанные руки, когда Скайуокер ударил ладонями по спинке кресла по обе стороны от его головы. На лице Скайуокера медленно расплывалась садистская улыбка, его тихий шёпот был прекрасно слышен, настолько близко он подобрался к Мадину.
— Пойми... ты умер в тот момент, когда ты это сделал. Но дело в том, что именно я не стану тебя убивать, Мадин. Я знаю себя... Я знаю, что стоит мне лишь прикоснуться к тебе — ты сдохнешь. Потому что я не сдержусь... Я просто не смогу. Я выверну тебя наизнанку, я разорву тебя на куски... Я вскрою твою грудную клетку и размажу тебя по креслу, в котором ты сейчас так старательно пытаешься спрятаться. Я не смогу убить тебя достаточно быстро... и я никогда не смогу убить тебя так медленно, как мне этого хочется.
Не сводя глаз с Мадина, единым плавным движением он отстранился и опустился в кресло, восстановился покой, словно он и не нарушался никогда.
— Но, видишь ли, в отличие от тебя, я способен пока отличить потакание личным желаниям от необходимости. Мне нужно знать то, что известно тебе. Мне нужно знать, что все ловушки, расставленные твоей шайкой негодяев, направлены на меня, а не на моего сына или его мать... или Империю, которую я создаю на прахе ваших унылых мечтаний... И я не сомневаюсь, что со временем, когда дознаватели закончат с тобой, об этом прочту.
— У меня нет информации, — покачал головой Мадин, — я лишь даю им то, что они просят, и направляю отряды.
— Тебе всё равно, какой урон они нанесут?
— Твоей Империи или твоей Императрице? Нет.
— Так ты по-прежнему выбираешь цели? — Скайуокер чуть выпятил подбородок.
— Точно... и, насколько я понимаю, по-прежнему она остаётся хорошей мишенью. По-прежнему, две цели одним выстрелом, и это по-прежнему — война.
— Теперь уже нет. Но это не помешает тебе посылать свои группы, не так ли? Не думаю, что они добьются успеха... но если всё же добьются, мы приспустим флаги и повяжем траурные ленты. А народ повсюду будет справедливо возмущаться тем, что его Император потерял жену, столь упорно боровшуюся за его свободу, от рук тех же анархистов, что пытались его убить... Однако уточню — это лишь одна цель... и попадёшь ты совсем не туда.
Когда Скайуокер вновь растянул свою холодную, уверенную улыбку, Мадин задумался.
— Не за той женщиной ты их послал, Мадин... а хочешь знать самое обидное? Настоящая стояла перед тобой... она была там, в отсеке "Осы", и у тебя в руках был бластер.
Мадин нахмурился, опять у него из-под ног ушла почва, его разум пытался осмыслить происходящее, но единственной женщиной, которую он видел в трюме "Осы", была Джейд. Конечно, у неё была история со Скайуокером... но в роли любовницы — безымянной случайной забавы, пока Д'Арка остаётся Императрицей. Именно она правила вместо него, именно она, с её королевской кровью, носила императорский...
Мадин поднял широко распахнутые глаза на издевательскую ухмылку Скайуокера.
— Ты же мог убить Джейд... и моего сына... прямо тогда... и мы оба прекрасно понимаем, что если бы ты сделал это, то убил бы и меня. Ты был так близко, Мадин... даже если бы рухнуло всё вокруг — ты был почти рядом. Она была там. Всё, что от тебя требовалось, — это преодолеть свои ограниченные представления о том, каким ты хотел меня видеть. Кем я должен быть, чтобы оправдать твои собственные действия. Всё, что от тебя требовалось, — это суметь отвести бластер от меня... но ты этого не смог, да? Ты упустил из виду общую картину,.. — Император ненадолго прервался, — поэтому позволь мне в последний раз пояснить, чего тебе это стоит... У меня есть моя Империя, у меня есть Альянс... а мой сын и его мать целы, невредимы и, на данный момент, полностью анонимны.
Мадин почувствовал, как начал постепенно разваливаться, пока Скайуокер продолжал дружелюбно насмехаться, словно это какая-то их общая шутка, часть их игры:
— Знаешь, ты мог бы прожить свою унылую жизнь, воображая, что сражаешься за великое дело, и я даже не заметил бы тебя, Мадин. Но именно ты предложил убить меня... а потом, как дурак, вновь и вновь привлекал к себе моё внимание — бросил меня в заключение и допрашивал, угрожал близким мне людям в угоду собственному мелочному, близорукому удовлетворению. Ты сделал это личным... и я не могу это оставить. Я же говорил, у нас много общего. Кроме одного, конечно, — я выиграл. Ты проиграл... причём во всех возможных смыслах... Ты потерял свой путь, просрал свою репутацию, утратил свою защиту, своих товарищей, свой статус, свою поддержку... ты проиграл свою войну. Так скажи мне, — эти пронзительные, безжалостные глаза зажглись язвительным весельем, — разве это не рвёт тебя изнутри, Мадин... и ни палки, ни камня не видно.
Он нажал небольшую кнопку с серебристой гравировкой на низком столике подле себя, и в сразу же распахнувшиеся дальние двери целенаправленно промаршировали дворцовые стражники. Мадин сидел, уставившись куда-то невидящим взглядом. Он едва почувствовал, как его подхватили под руки, когда Скайуокер поднялся, чтобы уйти, с пренебрежительным видом разгладив складку своего безупречно сидящего кителя с высоким воротником.
— Прошу прощения, но мне нужно идти руководить Империей и ликвидировать Восстание. Да и твоя шайка непутёвых оборванцев-анархистов просто так себя не изживёт. Ты мелкая сошка, Мадин — это всё, чем ты когда-либо был... незаконченное дело, аккуратно вписанное в общую картину. Лёгкое развлечение. Боюсь, я не приду на твою казнь, когда они сочтут, что вытянули из тебя всю полезную информацию — есть дела поважнее. Но ты можешь идти на смерть, зная, что забавлял Императора целых,.. — он бросил взгляд на огромный гранёный хронограф на стене, — сколько... десять минут? Так что твоя жизнь прошла не впустую.
Скайуокер прошёл мимо него... и с диким воплем Мадин бросился вперёд, вытянув связанные руки со судорожно скрюченными, словно когти, пальцами…
Волк Палпатина не уклонился, даже не вздрогнул. Удерживавшие Мадина охранники скрутили и прижали его к полу так, что последний взгляд на врага пропал втуне, а уходивший Император даже не потрудился оглянуться.
1) 184. В оригинале: "a strong autumn breeze" — "сильный осенний ветерок (бриз)". Хм... Бриз или ветерок — тогда не сильный, а если сильный, то ветер... Смотрим шкалу Бофорта: при сильном ветре (10,8-13,8 м/с) Лею бы просто сдуло с балкона дворца, так что скорее лёгкий (1,6-3,3 м/с) или слабый (3,4-5,4 м/с)... А раз "ветерок", значит "лёгкий"...
2) 185. Ну кто не знает прическу принцессы Леи Органы... Кстати, в 2002 году в интервью журналу "TIME" Джордж Лукас рассказал, что идею внешнего вида Леи он позаимствовал у мексиканских революционерок 20-х годов, воевавших против диктатуры Порфирио Диаса.
3) 186. В оригинале: "Summit"… Хм… На мой взгляд, не совсем подходящий термин для описания ситуации в Империи Люка...
4) 187. Цитируется по Pax Blank, "Сын солнц", книга вторая — "В тенях и темноте", глава 29. Перевод Алиты Лойс.
5) 188. В оригинале: "the man of the hour" — герой дня...
6) 189. В оригинале: "to the soles of his boots" — дословно: до подошв своих сапог/ботинок...
7) 190. В оригинале: "dog-eared"...
8) 191. В оригинале: "squeaky-clean" — комбинация "squeaky" — писклявый, визгливый, скрипучий и "clean" — чистый. Изначально словосочетание означает "безукоризненный", "безупречный". Фраза впервые появилась в рекламах шампуня, где волосы после его использования представляли такими чистыми, что даже скрипели, когда их расчёсывали. В 1970-х гг. общественных деятелей (особенно политиков и телевизионных ведущих) стали называть squeaky clean, т.е. нравственными, надёжными, положительными. Хотя squeaky clean можно считать комплиментом, в некоторых случаях это выражение включает элемент недоверия.
9) 192. Лэйз Лонеознер (англ. Laze Loneozner) по прозвищу Фиксер — мужчина-человек, механик на станции Тоша, приятель юности Люка Скайуокера. Ну такой себе приятель, если кто в курсе... "Laze" — бездельничать, лентяйничать, лениться и т.п. "Fixer" — фиксатор, закрепитель, ремонтник, мастер на все руки, наладчик.
10) 193. Мой произвол. В оригинале: "the ornate damask chair" — дословно "вычурное дамассковое (дамастовое) кресло". Имеется ввиду кресло обшитое т.н. дамасской (дамастовой) тканью. Первоначально дамаск представлял собой двустороннюю монохромную декоративную шёлковую ткань характеризующуюся матовым фоном, контрастирующим со слегка приподнятым глянцевым рисунком или наоборот. Настоящая классическая ткань дамаск — это одноцветный материал из чистого шелка. Однако, в настоящее время этот термин широко применяется в отношении стиля ткачества или рисунка, независимо от используемого материала. Классический дамаск обычно представляет собой сложные геометрические, растительные узоры, изображения животных и даже простые сцены из жизни. Однако и раньше и сегодня безусловное первенство среди изображений в дамасских узорах занимает "сложная геометрия с природными мотивами"... Ну и поскольку, где Дамаск, а где ДДГ... да и Палпатин был набуанцем...
11) 194. В оригинале: "You couldn't predict..." predict — прогнозировать, предсказывать, предугадывать, предрекать, пророчить.
ЭПИЛОГ
Я там был... я там был, на "Доме-Один", в день, когда об этом было объявлено.
Часть истории... так сказал Император в своей речи на открытии Сената — каждый человек, ставший свидетелем этого, стал частью истории, частью одного из самых знаменательных событий за последние десятилетия.
Он был прав. Это было головокружительно, это было волнующе, это было вдохновляюще.
Это была свобода... искра, из которой возгорелось пламя.
Спустя год после открытия Мирной конференции Император после долгого перерыва восстановил Сенат Империи — без малого три года прошло с тех пор, как был распущен Сенат Старой Республики(1) — последний по-настоящему независимый Сенат. Хотя Император по-прежнему обладал высшей властью, в своей вступительной речи к вновь сформированному органу он подтвердил заявление о том, что со временем передаст свои полномочия окончательно сформированному Сенату.
Между тем, состав этого вновь учреждённого Сената стал откровением для всех, даже здесь, а слухи о нём распространились по Галактике, словно лесной пожар, причём разблокированный теперь ГолоНет оказался перегружен в течение часа. В состав Сената вошли учёные, академики, представители Королевских Домов, некоторые военные и политические деятели... и члены умеренного крыла ранее находившегося вне закона Альянса Повстанцев.
Нас амнистировали, понимаете? Нас всех оправдали. За одну речь и силой одного человека, после десятилетий борьбы, нас признали политической, а не террористической организацией. Тех из нас, кто остался с Леей Органой и более умеренной частью Альянса, реабилитировали. Сама Лея Органа стала одним из ведущих новых сенаторов. Она могла по своему желанию свободно приходить и уходить, беспрепятственно высказывать своё мнение, как того требовала её совесть.
Это их обязанность, сказал он — их долг... их бремя. Высказываться. Задавать вопросы, выступать посредниками, обсуждать.
Первой задачей, поставленной перед новым Сенатом Империи, стало планирование и проведение открытых выборов представителей планет и систем, которые должны будут войти в предполагаемую "Палату представителей".
Выборы; представители... Сенат — у нас демократия. Неопытные, непроверенные и безнадежно неподготовленные... но у нас демократия.
Говорят, что в тёмные времена — в дни владычества Палпатина — яркий свет свободы угас до искры. Странно, что эта искра поселилась в сердце нашего нового Императора — Ситха. Ходят слухи, что его отцом был джедай Старой Республики Энакин Скайуокер... шепчут, что Энакин Скайуокер стал Дартом Вейдером...
Некоторые говорят, что от судьбы не уйти и не отмахнуться, какие бы события ни разыгрывались перед ней. Кто-то шепчет о передаваемых из века в век легендах и пророчествах — о Сыне Солнц.
Некоторые говорят, что Сила подобна волнам реки, что она обходит любые препятствия на своем пути к морю.
Интересно, а могло ли всё быть иначе? Стал бы конец таким же... Было ли всегда так задумано.
Лично мне нравится верить, что у нас есть немного пространства для маневра. Но мне нравится думать, что что-то нам помогает — некое высшее предназначение, которое могут услышать и постичь лишь избранные.
Некая направляющая Сила.
* * *
Таков ход вещей, такова воля Силы.
Всё распадётся.
Замыслы и империи, союзы и родство.
Надежды и амбиции истощатся,
Жажда господства обратится в прах.
Останется лишь воля Силы.
Начало покупается ценою конца,
Новая надежда дарует жизнь, когда потеряно всё.
Из мрака рождается свет, из гибели — спасение.
Сын Солнц — образ воплощённой Силы.
Падший вознесется к владычеству,
Тот, кто расколот залечит раскол.
Кто осквернён разрушит границы,
Сомневающийся уравновесит пути.
Это тени, краями очертившие свет,
На границе Рассвета и Тьмы.
Пророчество Сына Солнц; перевод мастера-джедая Эйгорина Довеса; 3/14159 [-минус].
Выгравировано на Троне Солнечных Лучей ("Место Пророчества") около 23711 [-минус]. Утрачен, предположительно уничтожен.
КОНЕЦ.
1) 195. 19 год по Имперскому календарю (0 ДБЯ) — окончательный роспуск Палпатином Имперского сената, преобразованного из Галактического Сената в день реорганизации Республики в Империю и провозглашения Нового порядка.
Послесловие автора
Ну, вот и всё, друзья, трилогия окончена. Надеюсь, вам понравилось.
Отдельное спасибо следует сказать моей замечательной cубер-бете, Jedi-2B, терпеливо, без единой жалобы бета-тестировавшей всю эту огромную трилогию — это подвиг сам по себе!
Также, конечно же, Gabri_Jade и Kataja, которые всегда поддерживают во мне энтузиазм, когда я брюзжу и ворчу.
И, как всегда, огромное, заслуженное спасибо всем, кто нашёл время оставить отзыв о книге, особенно тем, кто возвращался и оставлял столько отзывов неделю за неделей — вот это самоотдача! Благодаря вам я продолжал. Иначе, клянусь, я бы до сих пор работал над восемнадцатой главой "В шторме", и трилогии не случилось!
Для тех, кто не знает, с окончанием этой работы я немного отдохну от этого конкретного AU и отправлюсь на новые просторы (и AU) — и опять Звездные Войны, конечно!!
Кто знает, может быть, когда-нибудь я вернусь к этой книге. Я специально оставил несколько открытых линий, чтобы у людей была возможность для полёта фантазии (мне самому нравится, когда так поступают авторы книг, которые я читаю), и я сам могу подхватить несколько таких линий — я представляю, куда это может привести.
Историей, к которой я перехожу, станет "Сын Империи", работу над которой начну сегодня вечером. Для тех, кто любит такие вещи (как я!), на моем сайте уже есть иллюстрация к его началу, ссылка на которую находится на моей биографической странице.
После этого я попробую свои силы в большой работе, которая будет гораздо легче по тону — больше в духе моих рассказов. Опять же, у меня на сайте в разделе "Предстоящее" есть небольшой отрывок, если вам захочется заглянуть.
Надеюсь, вы получили удовольствие,Бланк
 |
|
|
Чёрт. Сильное произведение. Мрачное, увлекательное, сильное.
1 |
|
 |
Darth Aperпереводчик
|
|
Нерта
Это да... На эмоции в процессе пробивало неслабо... |
|
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу